ФУНКЦИИ ПРЕЦЕДЕНТНЫХ ТЕКСТОВ В РОМАНЕ В. Е
advertisement
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 16 (307). Филология. Искусствоведение. Вып. 78. С. 39–43. М. Н. Васильева ФУНКЦИИ ПРЕЦЕДЕНТНЫХ ТЕКСТОВ В РОМАНЕ В. Е. МАКСИМОВА «ПРОЩАНИЕ ИЗ НИОТКУДА» Определяются функции прецедентных текстов, а именно цитат из произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. А. Блока, А. А. Ахматовой, Б. Л. Пастернака в автобиографическом романе В. Е. Максимова «Прощание из ниоткуда». Делается вывод о том, что с помощью прецедентных текстов Максимов обнажает действительность советской эпохи, выражает отношение к коммунистическому строю, устремлениям советской власти, обозначает свою роль как писателя в сложившейся ситуации, осуществляет сопоставление с данными авторами, а также усиливает экспрессию и создает комический эффект. Ключевые слова: прецедентный текст, цитата, трансформированная цитата, прецедентная ситуация. Вслед за Ю. Н. Карауловым мы будем понимать под прецедентными «тексты, (1) значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, (2) имеющие сверхличностный характер, то есть хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [2. С. 216]. Н. А. Голубева указывает, что прецедентный текст выполняет гиперфункцию [1. С. 43]. По В. Г. Костомарову, это логоэпистемическая функция, то есть особая, усиленная способность прецедентного текста служить единицей обозначения «фундаментальных ценностных ориентаций соответствующей лингвокультуры» [цит. по: 1. С. 43]. Таким образом, прецедентные тексты выражают ценностные ориентации личности, а также служат для успешной коммуникации. Н. Г. Михновец отмечает, что «прецедентное произведение “закладывает” темы, затем эти выделенные новым автором темы, не утрачивая метонимическую связь с исходным текстом, обретают относительную самостоятельность, интенсивно обрастают вариативными решениями» [6. С. 359]. В статье мы рассматриваем прецедентные ситуации. По определению В. В. Красных, прецедентная ситуация (ПС) – некая «эталонная», «идеальная» ситуация, связанная с набором определенных коннотаций, дифференциальные признаки которых входят в когнитивную базу [цит. по: 1. С. 37]. Д. Б. Гудков демонстрирует яркий пример ПС на предательстве Христа Иудой, которое понимается как «эталон» пре- дательства вообще. Дифференциальные признаки указанной ПС (например, подлость человека, которому доверяют, донос, награда за предательство) становятся универсальными, а атрибуты ПС (например, поцелуй Иуды, 30 сребренников) фигурируют как символы ПС [цит. по: 1. С. 37–38]. В статье проводится анализ прецедентных текстов А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. А. Блока, А. А. Ахматовой, Б. Л. Пастернака, поскольку, как отмечает И. М. Попова, «это та литература, на которую Владимир Максимов опирается, в которую стремится “вписаться” [7], потому что она “милость к падшим” призывает» [7]. Трижды автор цитирует строчки из стихотворения «Пророк» А. С. Пушкина, сопоставляя главного героя романа Влада Самсонова с пророком. Например, в случае, когда герой с ужасом осознает, что произведения членов СП не учат истинной духовности: «Боже мой, – тоскливо возопит Влад, – ради того ли мы когда-то начинали и к тому ли рвались, чтобы прийти к такому концу, а жизнь-то наша ведь на исходе, на излете, на последнем, можно сказать, издыхании. Люди добрые, караул!»… Как труп в пустыне я лежал [5]. С помощью цитаты Максимов соотносит данный эпизод с ситуацией, описанной в стихотворении, она символизирует переход Влада от прошлого, связанного с Союзом писателей, погрязших, по мнению автора, во лжи и бездуховности (…они несли в себе многое знание падших ангелов, но оно, это знание, не умножало их печали или прозорливости, а лишь облегчало им умение лгать и притворяться друг перед другом, не становясь при этом сколько-нибудь 40 счастливее [4. С. 100]), к будущему, где герой напишет романы о советской действительности, подобно пророку из стихотворения, которому предстоит исполнить волю Бога и «глаголом жечь сердца людей». Далее писатель вновь обращается к этому стихотворению, когда комментирует создание своего романа «Семь дней творения»: Явь прошлого парила в нем, распахивая его душу навстречу краскам и голосам. И вырвал грешный мой язык [4. С. 113]. Здесь «пророк» уже исполнился волей Бога и создает свои произведения. Также Максимов приводит строчки из этого стихотворения для создания комического эффекта: автор высмеивает вдохновенный порыв героя, с которым он по просьбе заведующего совхозным карточным бюро придумывал новые имена для поддельного документа: С утра до вечера просиживал парень в обрешеченной со всех сторон комнатенке Давида, вдохновенно глядя в потолок и беззвучно шевеля губами: «Карапетян Аветик Гургенович... Довлатян Степан Аршакович... Акопян Сурен Карапетович... Ованесян Ованес Акопович...» Муза суровой прозы овевала его своим радужным опахалом, и нетерпеливый Пегас бодро стучал копытами где-то у самого крыльца. Шестикрылый серафим уже рассекал ему грудь, чтобы вынуть у него сердце и вставить туда пылающий огнем угль. И его ушей коснулось неба содроганье и горних ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье. И вещий глагол в нем уже готов был жечь. [3. С. 123–124]. Для обозначения идей коммунизма, устремлений советской власти автор использует фразу из стихотворения Пушкина «Герой» – «нас возвышающий обман», которая говорит сама за себя: Бухара! …Крикливая нищета лезла тут изо всех щелей, хвастливо выставлялась своими пестрыми рубищами, утверждала себя открыто, радостно, напоказ. В ней, в этой нищете, сквозило что-то вызывающе обнаженное. Казалось, само Всесветное Нищенство выкинуло здесь свой ветхий, но радужный флаг, заявляя право на признание и суверенность. Поэтому особенно нелепо выглядели на фоне обшарпанной обмазки домов блистающие стеклом вывески: «ГАПУ», «КРАСНЫЙ КРЕСТ», «ГОРТОРГ», «САНЭПИДЕМСТАНЦИЯ». Каждый украшает себя как может. Нас, извините, возвышающий обман [3. С. 149]. Максимов цитирует Пушкина, когда пишет о месте, которое ему дорого, таким образом усиливая экспрессию, например, пове- М. Н. Васильева ствуя о пристанционном городке Узловая, в котором жил дед Влада Савелий: И вот она [Свиридовская слобода] открылась перед ним из конца в конец, вся в белых свечах телеграфных столбов, в кружевах заиндевелых палисадников и в застуженных глазницах резных окон. Ее хотя уже и разреженная казенными строениями прямая все так же выходила в ближнее поле, упираясь своим истоком в синеющие вдали кущи городского кладбища, а пешеходные тропы по-прежнему стекали к Хитрову пруду за околицей. И вновь я посетил [4. С. 202]. Тем самым автор сопоставляет посещение близкого сердцу города после многих лет разлуки с визитом Пушкина в село Михайловское, описанным в стихотворении «Вновь я посетил…». Также автор, описывая свои чувства, связанные с этим городом, приводит цитату из стихотворения «Что в имени тебе моем?», несколько трансформированную применительно к данному случаю: Но отчего же так болезненно сладко, так обморочно щемит у Влада сердце при одном только звуке, простом упоминании об этом заштатном, обойденном молвою городишке? Какая сила заставляет его вздрагивать и, вибрируя, волноваться всякий раз, когда ему где-нибудь случайно доводится услышать слово «Узловая»? Что в имени ему твоем? Видно, душа людская всегда тоскует и плачет о том пепелище, на которое ей нет возврата [3. С. 34]. Повествуя о визите героя в психиатрическую больницу в Кувшиново («ставшую для него подарком судьбы» [4. С. 218]) для встречи с медсестрой Агнией спустя почти двадцать лет, Максимов приводит строчки из поэмы «Русалка»: Но когда еще издали перед ним, на взгорье другого берега, возникла густая россыпь села, лепившегося тесовыми коньками к приземистым, потемневшим от времени больничным корпусам, душа в нем благостно обмерла и, оживая, напряглась в ожидании предстоящей встречи. Невольно к этим берегам... [4. С. 217]. Посредством трансформированной цитаты из романа «Евгений Онегин» повествователь выражает значимость города Парижа для русских диссидентов: Париж, Париж, как много в этом слове для сердца русского слилось! [5]. О чувствах героя к будущей жене автор говорит, используя цитату из стихотворения Пушкина «Я вас любил»: Со временем, а вернее, с возрастом, в лихорадочной погоне за призраком успеха и в круговороте иных встреч и других расставаний его память о ней при- Функции прецедентных текстов в романе В. Е. Максимова... тупилась, облик ее слился с вереницей обыденного окружения, лишь изредка, при случайных пересечениях вызывая в нем смутный, но болезненный отзвук. Я вас любил [4. С. 212]. С помощью цитаты автор показывает, что Влад, как и лирический герой стихотворения, испытывает искренние чувства, но не надеется на взаимность. Остро переживая исключение из Союза Писателей, Влад идет к другу – режиссеру Юрию Петровичу Любимову – и попадает на спектакль, из которого автор приводит лишь одну фразу, как наиболее характеризующую внутреннее состояние героя: В этот вечер давали «Пушкина», где в разных ипостасях метался по сцене затравленный собственными химерами человек, исходивший в зал однойединственной и неутолимой мукой: «Нет, весь я не умру...» Но не утверждал по догматическому тексту, а с надеждой молил, взывал, спрашивал [4. С. 255]. Максимов находит утешение в том, что создал свои произведения, сослужил Богу и своему народу, как об этом писал и Пушкин: «Нет, весь я не умру – душа в заветной лире // Мой прах переживет и тленья убежит...» («Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»). В описании окружения Влада после исключения в повествовании вновь появляется прецедентный текст: …каждый из них, хотя и бессознательно, уже похоронил его для себя, окончательно отторг его от своих забот и своего собственного существования. Оставь нас, гордый человек [4. С. 258] (из поэмы А. С. Пушкина «Цыганы»). Фраза подчеркивает смелость героя, его обособленность в кругу писателей. Максимов цитирует Пушкина, рассказывая о спектаклях друга Влада – Юрия Петровича Любимова: Перед началом, в антрактах и в конце, около театра и в нем воцарялась гремучая атмосфера общей тайны, сговора, заговора, ожидания чего-то такого, отчего в мире что-то сразу изменится, преобразится, расцветет. Товарищ, верь, взойдет она! [4. С. 254] («К Чаадаеву»). Автора с Юрием Петровичем сближает активная гражданская позиция, идущая вразрез с политикой советского государства, надежда на возрождение России, которая выражается в этом прецедентном тексте. Описывая чье-либо исчезновение, автор вновь цитирует строчки из стихотворения «К Чаадаеву»: Она не пришла ни завтра, ни послезавтра, ни, тем более, на третий день. Он 41 отправлял ей умоляющие письма, она не отвечала. Он засылал к ней гонцов, они уходили ни с чем. Он пытался искать ее сам, но ему это не удавалось… Она, что называется, исчезла, как сон, как утренний туман [4. С. 60] (об исчезновении Раи Лагучевой); Подхваченная пламенем цветастого штапеля, она как бы струится в тополином снегопаде, грозя растаять, раствориться, исчезнуть в одно мгновенье, как сон, как утренний туман… [4. С. 92] (о друге детства – Зине); На месте михеевского пятистенника зияла дыра, в глубине которой одиноко высилась дымящая труба котельного полуподвала… – последнее напоминание об их с дедом совместном житье... Исчезли юные забавы, как сон, как утренний туман [4. С. 202] (о месте, где раньше жил дед Савелий). Описывая прибытие Влада в психиатрическую больницу, Максимов цитирует поэму М. Ю. Лермонтова «Беглец»: Пребывание в такой больнице не только никогда не выводило его из равновесия, но, в известном смысле, даже успокаивало, по крайней мере, больничные стены надежно защищали его от того безумного мира, которого он по-настоящему не любил и боялся. Гарун бежал быстрее лани [4. С. 127], сопоставляя таким образом войну, с которой бежал Гарун, с миром за пределами больницы. Состояние героя, когда его вызвали в обком партии, автор передает включением строк из стихотворения Лермонтова «Выхожу один я на дорогу...»: Предусмотрительность, с какой гостя встретила секретарша в отделе пропаганды, обнадеживала, но, попривыкнув за годы толчеи в служебных кулуарах к ветреной изменчивости руководящих капризов, радоваться он не спешил. Кроме того, жизнь давно научила его золотому правилу – всегда готовиться к худшему, чтобы потом не разочаровываться. Как говорится, уж не жду от жизни ничего я [4. С. 47]. Для создания комического эффекта, повествуя об оргсекретаре Московского отделения Союза писателей В. Н. Ильине, Максимов цитирует стихотворение «Бородино»: Другой – помоложе, подтянутый, с гладко прилизанными жидкими волосами над породистым, несколько бабьим лицом – тоже смотрелся эдаким добродушным дядькой, «слугой царю, отцом солдатам», но глаза – жесткие и изучающие – выдавали его… у этого рука, как говорится, не дрогнет [4. С. 120]. Несколько раз на протяжении романа «Прощание из ниоткуда» Максимов цитиру- 42 ет стихотворение А. А. Блока «О доблестях, о подвигах, о славе...», когда пишет о женщине. Данный прецедентный текст позволяет усилить экспрессию: Всю последующую жизнь эта разрушительная слабость будет подтачивать его, пока однажды, уже на излете, ему не откроется через женщину, которая придет к нему, чтобы остаться с ним навсегда, вся бездна падения, от какой он будет ею спасен. «О доблестях, о подвигах, о славе я забывал на горестной земле...» [3. С. 157] (о будущей супруге Влада); Много воды утечет в блистающих вечностью реках времени, прежде чем Влад поймет простейшую из мужских истин: не гонись за уходящей женщиной – не догонишь. Ты становишься ее тенью, она уже не видит тебя. Ты в синий плащ печально завернулась... Жизнь выветривалась из него под стук ее каблуков, затихающий в темноте. – Ляля! Это была уже мольба, вопль о подаянии, зов к пощаде и состраданию, но она не откликнулась, не услышала, не снизошла. «И вспомнил я тебя пред аналоем, и звал тебя, как молодость свою!» [3. С. 411–412] (о расставании с Лялей – женщиной, которая много значила для героя); Она не пришла ни завтра, ни послезавтра, ни, тем более, на третий день. Он отправлял ей умоляющие письма, она не отвечала. Он засылал к ней гонцов, они уходили ни с чем. Он пытался искать ее сам, но ему это не удавалось… все оказалось тщетным: я звал тебя, но ты не обернулась, я звал тебя, но ты не снизошла [4. С. 60] (о безуспешных попытках разыскать и вернуть другую героиню – Раю Лагучеву). Отметим, что в последнем случае цитата неточная, как и в некоторых других случаях обращения к чужим художественным текстам в данном романе, и напоминает воспроизведение по памяти (ср. у Блока: «Я звал тебя, но ты не оглянулась, // Я слезы лил, но ты не снизошла»). Описывая избу в деревне, где героя приютила старушка, Максимов приводит цитату из стихотворения Блока «Россия» и таким образом выражает свою любовь к Родине: … изба зеркально повторяла несметное число подобных ей изб от Белгорода до Владивостока: низкий, оклеенный порыжелыми газетами потолок, бревенчатые, в закоптелых трещинах, плоскости…, киот в «красном» углу над еле теплящейся лампадкой, стол под щербатой клеенкой, скамья вдоль глухой стены... Мне избы сирые твои... [4. С. 222]. Здесь снова неточная цитата (ср. в оригинале: «Мне избы серые твои…»). М. Н. Васильева Максимов восхищается Борисом Пастернаком, называет его Большим Поэтом. Рассказывая о части тяжелого жизненного пути героя, автор включает цитату из его стихотворения «Дорога», которая, по его мнению, характеризует этот путь лучше, чем он сам бы рассказал о нем: Ему долго не забыть этого пути от Хантайки до Красноярска, где чужие, незнакомые ему ранее люди делились с ним кровом, хлебом, сокровенным словом… Как много он хотел бы сказать о ней – этой дороге! Но пройдут годы. Большой Поэт, как бы походя, обронит несколько слов, после которых и говорить будет нечего: «Чрез тысячи фантасмагорий, и местности, и времена, через преграды и подспорья несется к цели и она. А цель ее в гостях и дома все пережить и все пройти, как оживляют даль изломы мимоидущего пути». Как говорится, ни прибавить, ни убавить! [3. С. 300]. Для Максимова Борис Пастернак – человек, который ищет истину, стремится постичь суть вещей. На вопросы одного из эпизодических героев Ивана Никонова, в чем смысл жизни, почему «одному пышки, а другому одни шишки», автор отвечает, цитируя Пастернака: Вопросами ее домашнего философа мучались люди с тех пор, как началась человеческая история, и… какие люди! В других обстоятельствах и в другой среде из таких вот Никоновых выходили Сократы и Аврелии, Савонаролы и Руссо, а у нас Аввакумы и Пастернаки: «Во всем мне хочется дойти до самой сути» («Во всем мне хочется дойти...») [4. С. 116]. Автор ставит его в один ряд с выдающимися деятелями науки и политики. Описывая создание Владом романа, Максимов обращается к стихотворению А. А. Ахматовой «Мне ни к чему одические рати...»: Книга складывалась в нем из обрывков воспоминаний, снов, попутных разговоров, баек, хмельного бреда, полузабытых встреч, негаданных расставаний, рождений, болезней, смертей, смеха, слез, любовного шепота и матерного крика. Голоса, голоса, голоса роились в его сознании, торопясь и перебивая друг друга. Воистину: «Когда б вы знали, из какого сора...»! [4. С. 146–147]. Тем самым подчеркивается, что герой описывает жизнь без прикрас. Заметим, что Влад Самсонов пишет романы Владимира Максимова, так как цитируются отрывки из произведений «Семь дней творения», «Карантин». Создавая роман, герой понимал, что, возможно, ему придется покинуть Россию. 43 Функции прецедентных текстов в романе В. Е. Максимова... Это видно по включению цитаты из стихотворения Ахматовой «Мне голос был. Он звал утешно…»: Ему оставалось подчиниться ее [судьбы] собственным законам и предопределенной заранее неизбежности. Мне голос был [4. С. 205]. Автор также соотносит героя с поэтессой, используя прецедентную ситуацию. Писатель рисует эпизод, подобный сцене, описанной в автоэпиграфе к поэме «Реквием», не называя ни автора, ни источника, а опираясь только на аналогию. В психиатрической больнице, где обреченные люди, спасаясь от лагеря, только выдавали себя за больных, сосед по палате жаловался Владу на свою тяжелую жизнь: «Ты все запоминай, пацан, все примечай, ничего не забудь, тогда тебе цены не будет вовек. Если бы мне мою жизнь описать, какая бы книжка получилась – кровь и слезы! Только у меня не голова на плечах, а кочан капусты, а то и хуже того. Эх, – он даже всхлипнул от переполнивших его чувств, – если бы ты когда-нибудь про все про это!» [3. С. 212]. С помощью прецедентной ситуации автор подчеркивает необходимость рассказать о бедах, которые приносила советская власть, что и делает герой, создавая романы. Как отмечает Ю. Н. Караулов, «прецедентные тексты… сплетаются в довольно плотную сеть, “пропустив” через которую ее дискурс (то есть некоторый, достаточно представительный массив порожденных самою ею текстов), мы получаем “в остатке” те проблемы, которые данная языковая личность считает жизненно важными… и над разрешением которых она бьется; мы получаем набор черт ее индивидуального характера, отраженный с помощью тех же прецедентных текстов; мы получаем, наконец, систему и чисто прагматических критериев и оценок, с которыми языковая личность подходит к жизненным ситуациям и коллизиям, а соответственно, и совокупность мотивов, определяющих ее позицию и образ действий» [2. С. 235]. Одна из самых важных проблем для Максимова – исторические события двадцатого столетия в России. С помощью прецедентных текстов указанных мастеров слова Максимов обнажает действительность советской эпохи, выражает отношение к коммунистическому строю, устремлениям советской власти, обозначает свою роль как писателя в сложившейся ситуации, выражает свои ценностные ориентиры, осуществляет сопоставление с данными авторами, а также усиливает экспрессию и создает комический эффект. Список литературы 1. Голубева, Н. А. Слово. Текст. Дискурс. Прецедентные единицы : монография. Н. Новгород, 2009. 401 с. 2. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность. 5-е изд., стереотип. М., 2006. 264 с. 3. Максимов, В. Е. Прощание из ниоткуда: Книга I. Памятное вино греха // Максимов, В. Е. Собр. соч. : в 8 т. Т. 4. М., 1991. 432 с. 4. Максимов, В. Е. Прощание из ниоткуда: Книга II. Чаша ярости // Максимов, В. Е. Собр. соч. : в 8 т. Т. 5. М., 1992. 272 с. 5. Максимов, В. Е. Прощание из ниоткуда: Книга II. Чаша ярости [Электронный ресурс]. URL: http://www.imwerden.info/belousenko/ books/Maximov/maximov_niotkuda_2.htm. 6. Михновец, Н. Г. Прецедентные произведения и прецедентные темы в диалогах культур и времен. Место и роль прецедентных явлений в творчестве Ф. М. Достоевского : монография. СПб., 2006. 384 с. 7. Попова, И. М. Проблемы современной литературы / И. М. Попова, Л. Е. Хворова [Электронный ресурс] : курс лекций. URL : http://window.edu.ru/resource/847/21847/files/ popova1.pdf.
