[новая поэзия] - Станислав Львовский

[новая поэзия]
[Новая поэзия]
Станислав Львовский
Всё ненадолго
Новое литературное обозрение
Москва
2012
УДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)6
Л ???
Л ???
Говорить сейчас
Станислав Львовский
Всё ненадолго. Предисловие Полины Барсковой. – М.: Новое
литературное обозрение, 2012 (Серия «Новая поэзия»)
ISBN 978-5-86793-???-?
УДК 821.161.1
ББК 84(2Рос=Рус)6
Поэзия Станислава Львовского современна. Следует обьяснить, что´ я понимаю под этим термином и почему эта черта
кажется мне столь важной. C тех пор, как Бодлер, распространяясь о мало кому тогда известном художнике Константине Гюи, «открыл» модерность, воскливнув: сейчас время
говорить о сейчас; как способность осязать бег времени стала навязчивой идеей для производителя и произведения искусства.
Чувствовать сейчас и говорить о нём — одна из наиболее
сложных и соблазнительных задач для поэта, не случайно
отечественный идейный наследник Бодлера столь нервно
призывал сотоварищей слушать музыку революции. Именно такую музыку и слушает Львовский, потому что революция может быть истолкована не только как определённая,
определяемая историческая катастрофа, но как постоянное
напряжение, в котором мы живём, к которому подключены.
Напряжение стыда, горечи, любопытства, наконец. Время
поэзии Львовского — это время постоянного конфликта. Если
бы пришлось выбирать эпитеты, я бы постаралась создать такой тяжкий гибрид, который бы соединил «политическую» и
«аллегорическую» составляющие этой поэзии. И центральной
аллегорией для Львовского мне представляется Война.
О какой же войне идёт речь и почему в этих стихах так
часто идёт речь о войне? Конечно, здесь видны ошмётки и
слышны отголоски той великой и триумфальной, которая
6
ПОЛИНА
БАРСКОВА
так славно закончилась, но и так позорно тянется, что поколения спустя мы вступаем в её post-память, как в трясину, и
идём в ней, в неё, по направлению к ней. Этот заезженный,
как старенькая копировальная «чернушка» на западных
кампусах, термин — post/после-память — всё ещё воспринимается в отечестве как незваный гость. У нас не то что с
вторичной, с какой-либо вообще памятью отношения прихотливые: именно поэтому навязчивое желание Львовского знать, звать и помнить представляется столь важным,
столь сильным. Но одновременно с той нескончаемой и с
таким чудовищным усилием подлежащей описанию войной
(одно из моих любимых стихотворений в книге — “война
закончилась, не начавшись. //яблоки сорок первого, тридцать девятого собрались,// как положено, улеглись в погреба, стали сидром…”) в стихах Львовского обитают и «немые»,
с трудом и отвращением упоминаемые войны сейчас: у Львовского Чечня оказывается «равна» обращающимся в пепел небоскрёбам и офисным скучальщикам Нью-Йорка. Все они,
кому нет имени, — горестной кучкой, толпой теней живут в
этих стихах. Львовский, словно (на)следуя заветам причудливого пророка, idiot savant заплывающего перламутровым
сальцем нынешнего культурного пейзажа Киры Муратовой,
много говорит о и от «безголосых» — событиях, явлениях,
персонажах. Потому что одалживать свой голос напрокат —
одно из наших профессиональных обязательств, вероятно.
Малолетние самодовольные проститутки, растленные забвением и призрением бывшие солдаты, театрально побирающиеся старики, пригородные сумасшедшие без такого голосо-одолжения исчезают из нашего поля зрения самым
удобным образом.
Да, при своём остром и трезвом внимании к сегодня поэзия Львовского очень хорошо помнит — в этом один из секретов её увлекательного стереоэффекта. Эта ткань полна
ниточек, соломинок, блестящих острых вкраплений, принесённых из тёплых, собственных мест памяти. Закрываешь
глаза, слышишь.
Включается радио, включается кинопроектор, неверно,
но и верно звучит старческий голос, ему напряжённо и при-
ГОВОРИТЬ
СЕЙЧАС
7
торно-пронзительно вторит детский: «В парке Чаир», «Врагу не сдаётся», «На сопках Маньчжурии»... Львовский творит память, при этом не давая этому творимому тут же покрыться слепой плёнкой ностальгии: опять же, говоря о профессиональной принадлежности — если орфеизм входит в
наши задачи, полезно твёрдо знать, что происходит, когда и
если мы оборачиваемся назад, — твёрдо знать и продолжать
оборачиваться. «А с платформы говорят — это Ад».
Недавно мне пришлось читать стихи вместе с Львовским в
Питере, потом было много сладкого дружеского после- и суесловия, а потом я шла вдоль Фонтанки и думала, что если бы
мне нужно было превратить стихи Львовского в образ, я бы
разбила много-много старых пластинок и из этих осколков,
перемешанных с зеркальными, и составила бы свои tableaux
vivants его многослойных текстов. Они звучат, пришепётывают, зовут, отражают, помнят. (Да вот разве смогла бы я разбить
те пластинки — ведь на той войне, о которой так много у Львовского, люди, не боясь комендантского часа, шастали друг к другу
в темноте, чтобы пить спирт и слушать — Шаляпина, Верди,
Строка). Как звучит история? (Дополнительный вопрос — как
звучит история в темноте?) Изьясняется ли история прозой или
стихами? И задумывается ли она об этом вообще, подобно жовиальному господину Журдену?
Поэзия Львовского современна также формально, так как
находится на том болезненном и притягательном разломе,
где нам вольно отделять поэзию от прозы. То так, то эдак.
Именно это упрямое противостояние и упрямые попытки
поэтов его нарушить производят в последние десятилетия
наибольшее количество смыслов в изящной русской словесности. Происходит что-то вроде капремонта — традиционная форма русской поэзии, где верлибру и белому стиху отводилась не то чтобы тайная (до изысков Синей Бороды дело
не доходило), но не слишком посещаемая комната, исказилась, и поэзия стала жадно разрушать дозволенные ей рамки. Алиса переросла свой сон.
С одной стороны, здесь следует говорить о тлетворном
влиянии Запада, о той ситуации, когда в зале на сто, скажем,
американских студентов, читающих, скажем, впервые Бло-
8
ПОЛИНА
БАРСКОВА
ка, возникает первый вопрос — а что, это детские стихи? И я
отвечаю не без задумчивости — ну, в известном смысле...
Когда «язык толпы» порушил кремовые и песочно-пляжные башенки изящной словесности, формальные поэтические элементы были поколеблены — и вот теперь эти колебания в полной мере дошли до нас — как толчки землетрясения. Но дело не только в том, что Львовский «впитал» много
западной современной поэзии и сделал это не жадно, а серьёзно и гармонично, дело в том, что — здесь я вернусь к
оброненному выше соображению, Львовского интересует
политический язык.
Он не кажется ему существующим отдельно, состоящим
из отдельных сегментов, как то: язык новостей, язык гос.
указов, язык лозунгов, язык блогов, etc. У Львовского все
эти языки смотрят, трогают, высмеивают, опять же — отражают друг друга. Он со спокойным любопытством изучает
швы, исподнюю сторону языко-творения. Читая эту книгу,
я иногда испытываю тревогу и смущение — перед нами воспроизведение реальности не замороженной, не отчуждённой, не мифологизированной — те языки, которые Львовский впускает в свой творческий механизм, иногда кажутся
ещё не готовыми к такой обработке. Так тесто и глина должны постоять и отдохнуть — никакого отдыха языковой материал этой поэзии не знает. Естественно, поэзия честной не
бывает, но та личина, маска (или маски?), которые предлагает нам этот автор, — они подсмотрены и естественны, не
надуманы. Поэзия, повторюсь, честной не бывает, но это не
мешает нам верить ей (не таков ли, извиняюсь, механизм
страсти?) — я верю этим стихам, мне нравится слушать их и
читать — именно потому, что они, мой собеседник улыбается в этот момент, — живые.
Полина Барскова
I.
Неравный счёт
Довоенный футбол:
три фотографии Игоря Мухина
трое мальчиков
девочка
на чёрно-белой
играют в футбол.
(на самом
деле не играют
а просто:
у них мяч
кожаный лёгкий
горячий).
мужик
в бейсболке
лет тридцати
за рулём такси
отливающего
байконуром
невиданными
сплавами
(на самом
деле, наверное,
красного просто)
кабриолета.
курит, медленно
выпускает дым
в пахнущий выхлопом
(и цветами, дворами
коммуналками
открытыми
целую ночь
окнами)
12
СТАНИСЛАВ
в нагретый
асфальтом трамвайный
троллейбусный
пешеходный
всё ещё
немного
советский
воздух.
девочки, чем-то
похожие сразу
на всех
наших мам
из начала
семидесятых
(на самом
деле недолгие
пленницы
школьницы
своих шестнадцати
восемнадцати).
вон они
полулежат
внизу, на галечном.
две улыбаются
фотографу, две
смотрят на тех
кто ему улыбается
с интересом
и лёгкой
завистью.
это батум
где зарево стоит
до полнеба.
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
13
СЧЁТ
а не стоит
так встанет.
завтра.
послезавтра.
через неделю.
через полтора
месяца.
и не над ним
одним.
(в это время слышно
как открывают
входную дверь:
вот отец.
только молчи
ничего не говори
стой здесь.
что? вернулся?)
вернулся.
чёрно-белые
фотографии
конца нулевых.
невозможно тёплое
сонливое золотое
хлебное время.
короткое, как его
указательный палец
жёлтый от табака
тыкающий
во входное
отверстие
снова
не находящий
14
СТАНИСЛАВ
ни страдавша
ни погребенна
ни чуда.
старые
фотографии
из мирного
времени
когда мы
каждый день
кого-нибудь
побеждали
из бывших стран:
третьего дня
Киммерия
сегодня
Батавская республика
вчера Жемайтия
завтра Восточная Пруссия
послезавтра
Rzeczpospolita —
и праздновали
ежедневно.
трое мальчиков
девочка.
у них не футбол.
а просто, —
потрёпанный
упругий
горячий
лоскутный мяч
опять и опять
взмывающий
над полуденным
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
15
СЧЁТ
городом
над расплавленным
зноем, над заревом
до полнеба
над зимними
играми
патриотов.
круглый
бесполезный
прекрасный
лёгкий
ничего не стоящий
драгоценный
единственный
уцелевший
с довоенных времён
предмет
13 июль 08
16
СТАНИСЛАВ
***
ну что, если война
начнётся, —
говорил при
мне поэт В. поэту
и прозаику
М., — пойдём
вместе убивать N?
М. был кажется
немного навеселе.
но, помотав головой
и как бы слегка
рванувшись
в сторону,
вдруг сказал:
нет, я человек
мирный.
я никого
не пойду
убивать.
не хочу.
а потом незаметно,
бочком,
двинулся к выходу,
провожаемый
взглядом поэта В.,
чьи глаза
и вправду
немного хищно
блестят когда он
говорит быстро
скупо жестикулируя.
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
17
СЧЁТ
подавшись вперёд
как бы всем
корпусом
своих текстов.
разговор был,
конечно,
не про войну
и убийства,
а про какие-то
не совсем
ясные мне
разногласия
из области
литературной
политики.
разговор шёл
об отношении
к поэзии в целом.
не понимаю
каким именно
образом но
городская герилья
исламских фанатиков
будто бы
вдохновляемых
полуофициальными
кругами
в правительстве
Пакистана стрельба
на вокзале в Мумбаи
захваченные отели —
18
СТАНИСЛАВ
всё это делает
разговор М. и В.
не таким
безобидным
каким он
вообще говоря
должен казаться.
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
19
***
где жених признавался в любви невесте
где все влюблённые в конце концов были вместе
Ф. С.
ну что, Россия
вперёд.
самые красивые девушки
футбол за пределом
возможностей
(даже русского человека)
теннис, хоккей — как будто
уже в раю. и повсюду
баснословные
громоздятся припасы
ждут нас
истекая желанием
как продукты
на дачном
пятничном леднике
шашлыки и вино
персики, водка, черешня.
это только наша
завещанная отцами
нам одним вселенная
ископаемых
молчаливых.
кубометры невидимо
сияющие во славе
неисчислимые
не постижимые никаким
20
СТАНИСЛАВ
посторонним умом.
бескрайние нефтяные
моря, размером
каждое с Море Дождей
безвоздушные лёгкие
океаны природного газа
миллиарды тонн руд
спят под континентальное
громыхающее вдалеке
сибирское лето, короткое
надрывное как песенка
про трамвайные рельсы.
под пока боевые
потом безымянные
лагерные марши
кого-то из трёх
братьев Покрассов.
не просыпаются, спят
даже если
из геологов кто трубит
просит подняться:
типа вперёд, Россия
отступать неловко
и стыдно
а ещё непредставимо
нечеловечески далеко.
так что, Россия
вперёд
как теперь принято
писать в сетевых дневниках
и бумажных журналах, орать
высовываясь из машин
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
подбадривать
друг друга на офисной кухне
в очень короткий
обеденный перерыв.
или в пятницу
уже доехав до дачи
до шашлыков, до клубники
до водки.
быстро набраться
на свежем воздухе
спеть все песни времён
общей молодости, а когда
жёны пойдут спать
добавить ещё немного
немного ещё посидеть
обнявшись, на берегу
всем вместе
положив руки
на плечи.
говорить друг другу: ура, ребята
вперёд, Россия, страна учёных
филологов, генетиков, космонавтов
лётчиков, путешественников
художников, атлантов, вагантов.
вперёд, лучшая на свете страна
освещённая изнутри невечерним
светом свободы, прибежище
гонимых, сияющий град на холме
страна правды и справедливости
кириллицы и греческого обряда
вымученная из себя за тысячи лет
21
22
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
всякой тварью
страдающей
с незапамятных.
всеми проклятыми
и убитыми.
славься страна
оле-оле-оле
и вперёд.
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
Тридцатое
живое там,
где тянутся и мнутся
заспать больное,
но расправить складки —
потом, с утра.
вперёд
великая и прекрасная
населённая девушками неземной
красоты, и великими
учёными, и бестрашными
покорителями полюсов
гениальными писателями
поэтами, святыми,
правдоискателями
живое там,
где люди, наши,
все наши,
то есть, люди, все:
толпящимися по ту
сторону реки
никогда не родившимися
на свет.
где все поются
высоко над небом,
немного наплывая
друг на друга:
вперёд, оле-оле-оле.
славься, не бывшая никогда
вообще невозможная
не существующая
страна.
и те,
кто поднимается наверх,
и те,
кто опускается под землю.
знакомые, случайные
живые,
чужие, незнакомые
родные, —
живое там,
где тянутся родные,
умершие, чужие,
не такие —
23
24
СТАНИСЛАВ
уже немногочисленной
толпою,
уже небесконечной
вереницей.
и просто тянутся,
не водят хоровод.
и не поют,
и, в общем,
не смеются.
а мы ещё гуляем
по весне.
а мы ещё толпимся
в тишине.
и поднимаемся наверх,
и опускаемся под землю,
где обращаемся цветы
(и превращаемся цитаты)
и занимаемся огонь
(как бы телята и ягнята):
зверьё ночное
и дневное.
враньё больное
и спиртное,
однако кроткое,
рабочее, своё.
вот мы ещё гуляем
эти руки
и ноги,
и пока весна,
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
и никому пока ещё
не тесно.
а смерть поёт,
проста,
как пять своих
копеек:
живое там, где вы уже не ваши
и сами не свои, где ваше слово
не смеркнется, а будет длиться.
там нет меня, и ничего не бойтесь, —
вот так она
вот что,
вот здесь,
вот страшно.
так страшно
но она солдат,
она рапсод,
она вот так,
она орёт,
она аэд,
она поёт.
она лежит.
она визжит.
но если мы
с тобой
обнявшись,
и взявшись
за руки,
25
26
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
и навсегда,
***
тогда пошли
гулять, спускаться
и подниматься, ехать
до конечной.
в ночь на второе марта, под выборы,
все московские бездомные собаки,
стерилизованные мэром и те,
до кого сверкающий скальпель
пока не добрался, и те, кто чудом
не знает ещё ничего
о скальпеле и о мэрии,
они все собираются
у избирательных участков:
возле школ, возле библиотек,
возле ДЭЗов и домов творчества
школьников, которые раньше
были дворцами
или просто домами
пионеров.
тогда не бойся.
и не слушай.
и нечего. и ничего,
ни смысла там, ни жала,
ни победы.
ни торжества,
ни голоса,
ни слуха.
все, все до одной собираются
и говорят, обсуждают
завтрашние пирожки с мясом,
песочные коржики с арахисом, бутерброды
с икрой и весёлую музыку
из советского
собачьего детства.
говорят: какой хороший обычай!
говорят: и от человека есть польза.
всякая тварь Господу для чего-то.
даже эти, которые каждый день
спускаются под мёрзлую землю
едут на работу в своих
грохочущих, ранних
поездах, — даже они
зачем-то нужны Ему с их
27
28
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
выборами, бутербродами, сервелатом,
с урнами, с пионерскими песнями,
с подземными дворцами, волшебными
лестницами-чудесницами, и мы даже знаем,
зачем: однажды вот так вот, собравшись
в марте, думая,
что выбирают себе президента,
они выберут нам собачьего короля.
и тогда всего будет вдоволь:
мяса для нас, молока для щенков
скальпель их мэрии
обернётся на них же, сверкнёт,
выпадет и воткнётся, — в эту родину их,
прямо в зимнюю землю,
НЕРАВНЫЙ
29
СЧЁТ
***
да вот она
империя твоя
как шар горячий и хрустальный
(на простынях, кишащих вшами),
как треск мясной и костный хруст.
и никуда она
не делась.
как крепко сбитое
сердцо
у ней внутри москва хлопочет,
как ливер пухнет ленинград,
как волгоград горит царицын
(и паулюс в мешке плевральном).
от которой сейчас так холодно
животу и лапам,
а будет потом тепло,
горячо, и мама,
потому что даже они у Него
для чего-то.
у ней во льду бирон, артемий,
орджоникидзе
и калинин
застыли, пялясь друг на друга
в срамные
жаберные щели
(но видят только Арзамас-16
29 февр 08
ну, в крайнем разе Пензу-19,
Челябинск-40 и площадку-27).
а ты-то что? смотри, она живая
обритая, тифозная
брюшная
горячая, кормящая
сыпная.
на простынях (кишащих и т.д.)
лежит
и нас переживёт.
лежит
и нас переживает.
переживёт, переболеет, переможет —
30
СТАНИСЛАВ
такое крепкое
у ней сердцо,
такой норильск
такая пенза.
такие ленинград и петроград.
смотри, жива
а польза от неё —
что виден ад неверящим при жизни.
и через это двое
(или трое)
возможно, выучатся
не умрут.
ну да, худой,
неравный счёт.
но слушай,
кто же ей
считает.
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
39, 41
*
ей тридцать девять.
ему сорок один.
взрослые дети.
по два (ну, два
с половиной)
неудачных брака
в анамнезе.
они сидят
у семейного
терапевта.
он плачет.
терапевт,
как это бывает,
бабачит
и тычет.
она думает,
что прямо
сейчас вот
встанет
и что-нибудь тут
расхерачит.
но сидит,
молчит,
слушает.
а он хнычет.
31
32
СТАНИСЛАВ
про то, как ему,
мальчишке,
снилась ночами
игра на Сомме.
как под рёв
трибун
выходил
к Бранденбургским.
как он вынес всех
в Будапеште
и после,
в Праге.
как он про´бил
пенальти
под Джалалабадом.
а потом эта ёбаная
блядская травма.
и больше он
ничего не может.
и никого не может.
и её не может.
но любит.
а она думает,
что, кажется,
хватит.
что это она
терапевту
платит.
лучше, говорит,
расскажи,
про норильск
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
и потьму.
про инту
и белое море.
про тайшет,
про свободный.
и про комсомольск
на амуре.
тут он вдруг
прекращает.
тут он на неё
смотрит.
ты, говорит,
чего-то
не понимаешь.
мы в таких городах
не играли.
ни единого
выездного матча.
там вообще
не было стадионов.
туда и мячей-то
не завозили.
городов-то таких
нет на карте.
это всё бабская
твоя глупость.
так он говорит.
терапевт
в записи пальцем
тычет, бу-бу,
бабачит.
33
34
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
а она плачет.
сидит
и плачет.
никак не поймет
что значит.
*
война закончилась, не начавшись.
яблоки сорок первого, тридцать
девятого собрались, как положено,
улеглись в погреба, стали сидром
самогоном, кальвадосом и шнапсом.
польские пани, русские бабы
немецкие фрау, британские
миссус нарожали детей. и войны´
не случилось ни в сорок первом,
ни в сорок втором, ни потом. а длилось
себе и длилось мирное время, всё меньше
новых офицеров принимали на службу
взамен пожилых уже, седобородых,
смешливых, сотнями уходивших
на пенсию, чтобы жить в белых
домиках на итальянских, турецких,
на греческих островах, забирать
внуков к себе на лето, в деревню
(кипр, ибица, черногория).
чтобы собирать яблоки, гнать
из них самогонку и кальвадос,
делать сидр и апфелькорн,
угощать друг друга по вечерам,
подливая из пузатых зелёных бутылок
небывалые яблочные напитки
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
урожая тридцать девятого года,
урожая сорок первого года.
пробуя, соглашаться друг с другом,
что, мол, не было ни до, и ни после
на их памяти таких урожаев.
не бывало яблок
таких огромных,
таких вкусных,
алых, живых.
таких человеческих,
почти говорящих.
таких смертных,
живых
горячих.
*
нам огонь без дна и поверхности он говорит без дна
девочка лет восьми смотрит как свивается змей
как между колец его истекает песок льётся елей.
чёрной ряженкой пра´дедов истекает висок
пока он лежит подо ржевом и над ним стоит
тишина.
до´жили пацаны весна — говорит старшина
пасётся на тучных пажитях обморочная вышина
получеловеческая орда плывёт и плавится как руда.
девочка лет восьми слушает как дудит дуда
греется как горит речная вода
летит как летучая редеет гряда.
35
36
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
было в детстве — заходишь метро разжимаешь в горсти пятаков,
а присмотришься — с каждого лыбится маленький радек уродом.
СТАНИСЛАВ
Привязчивый мотив. I
петуха даёт но поёт надтреснутая посуда
никуда вам поёт не сбежать не уйти отсюда:
вот она до´жили ребята весна
и огонь
без дна.
я убит лежу подо ржевом
и рядом лежит она
пухнут детские губы её
кровью и молоком
наливаются ложесна.
матка её сжимается в точку.
над нами становится лето.
потом весна.
тридцать девятого
сорок первого.
тишина над нами
встаёт и стоит
тишина.
Карл Шлегель: медленное чтение
и сегодня брусчаткой из каменев тех же гуляет братва дорогая
со смертельными бритвами стёкол сварливых поверх метростроя.
отгрызается норкина лапа, плотва и сестра, и надежда слепая навстречу, —
и незрячее время, немея, пахнёт госпитальною хлоркой, победною уткой.
ты москва, твой отравленный медью и кровью гудок заводской ли фабричный
ежедневно встаёт во весь рост над хрустальной палаческой розочкой ГУМа:
ты над нами уже занесла карандашик смертельный, тупой, торопливый.
Расскажи, кто нас переживёт, под землёю с тобою смеясь и мешаясь?
37
38
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
***
над тобою кроится, тебя предавая, разорванный воздух июльский.
Я повсюду узна´ю тебя по тому, что ты помнить и знать не желаешь.
— Ты напрасно бежишь, эту медь в кулаке разжимая, сжимая, потея.
ни в Сокольниках ты не укроешься, ни, тем более, в Парке Культуры.
мало ли за что
мы голосовали?
мы пока
выпивали,
пока с девками
танцевали,
пока после
вповалку
спали,
они всё равно
всё по-своему
переголосовали.
голову, вон,
выносят нам —
на золотом,
на красивом,
на блюде.
не в корыте, поди,
не в в кастрюле,
как мы и люди.
а калека наш
говорит:
лишенцы вы,
дурачьё,
оборванцы.
ничевоки вы,
синяки,
39
40
СТАНИСЛАВ
голодранцы.
вам бы только
подраться,
потрахаться,
танцы-шманцы.
ну и ладно.
ну и чего?
дурачьё.
а хули?
чего делать-то нам
ещё?
нам-то, мёртвым-то,
в этой нашей
вашим богом
забытой
туле?
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
***
в царствие
небесное
не попадут
богатые.
не попадут
топ-менеджеры
и многие менеджеры
среднего звена.
точно
не попадут
члены советов
директоров
и акционеры.
баптисты,
пятидесятники,
левые активисты,
левые теоретики.
в царствие небесное
не попадут либералы
(кроме, возможно,
«классических либералов»).
в царствие небесное
не попадут любители
потрахаться
втроём,
геи и лесбиянки,
жадные
и жестокосердные,
католики,
бекташи,
41
42
СТАНИСЛАВ
магометане
вообще.
(иудеи, идумеи,
буддисты).
разумеется,
конфуцианцы,
даосы,
язычники,
синтоисты.
атеисты,
сциентисты,
эволюционисты.
одинокие матери,
бросившие своих
одиноких деток.
одинокие,
не желающие
работать
алкоголики.
одинокие
секретарши,
посещающие
ночные
клубы
по пятницам.
одинокие издатели
и сотрудники
глянцевых.
кинокритики,
обозреватели,
члены Союза
Писателей,
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
одинокие старые
холостяки,
их многочисленные
подруги.
одинокие
и семейные
оппозиционные
журналисты,
политики
и общественники.
девочки
шестнадцати лет,
зависающие
на сайтах знакомств,
мечтающие лишиться
девственности,
но не знающие, как
это лучше сделать.
одинокие сорокаи более летние
последователи Мизеса
и фон Хайека.
одинокие
эволюционисты,
сциентисты,
материалисты,
генетики.
никто из них
не будет
восхи´щен.
не удостоится
непостыдной
и мирной.
43
44
СТАНИСЛАВ
все умрут
в собственном
смраде.
обосрутся,
обмочатся,
истекут
гнилой кровью.
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
а там не чаплин
и не кураев.
не со скальпелем
пирогов.
не со скалкою
какой-нибудь
караваев.
никакой пощады
иноязычным,
инаковерующим,
иносказательным,
иногородним,
икромечущим,
живородящим,
и театральным
актёрам.
там, говорят,
стоит человек
и слово
этого человека:
непонятное,
неразборчивое.
разве микробиологи
могут попытаться,
протиснуться.
вроде, он тех, кто
его, пропускает.
такое какое-то
впечатление
возникает
у того,
кто читает
только блоги
и новости:
вроде у входа
в Царство
стоит
условный
кураев
и всех судит,
и всех карает.
а все понимают.
а других —
отпускает.
а чего они так
ненавидят
друг друга,
чего толкутся,
чего торопятся
и толпятся,
чего кричат,
умирают,
продаются,
сдаются, —
никто не знает.
45
46
СТАНИСЛАВ
и он
не знает.
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
***
1.
у него одного
есть ключ.
он один
эту дверь
открывает
и закрывает.
в девяносто четвёртом,
поздней весной
я устроился в ларёк
продавать горячие
бутерброды
на площади маяковского.
единственными
покупателями,
кто всегда говорил
спасибо,
были девочки,
стоявшие
на Тверской.
2.
после полуночи
приходили
лабухи из «Пекина».
в удачный вечер
они покупали несколько
бутербродов,
бутылку шампанского
и бутылку мартини.
и другие вещи
во тьме преходящие.
в неудачный —
только мартини.
и горячие
бутерброды.
47
48
СТАНИСЛАВ
3.
раз в неделю
бездомный
проводил со мной
час или три
осуждал
вернадского,
ноосферу,
сталина
и евреев.
4.
пару раз приходилось
смотреть в тёмное дуло
Макарова, но по слову
рана не приблизилась
к телу.
грабили,
но как-то
беззлобно.
как-то в рабочем,
что ли, порядке.
и даже хозяева
бутербродов
не возмущались:
грабить киоски —
это нормально.
это в порядке вещей.
ведь кого же ещё
ночью ограбишь,
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
когда киоски
одни
светятся
в темноте?
5.
я уволился.
зарплаты хватило
на поездку в Крым,
где уже татары
в ларьках
жарили чебуреки.
тётки с местного
винзавода
по утрам на базаре
трёхлитровыми банками
продавали мадеру
и херес.
а вода по ночам
светилась
если сильно
ударить по ней
открытой
ладонью.
6.
это было
время триумфа.
эти продрогшие
лабухи
из «Пекина».
49
50
СТАНИСЛАВ
эти бесстрашные
ночные бомбилы.
эти простуженные
грабители
с высокой
температурой.
эти менты,
эти лабухи,
иностранцы.
эти горячие
бутерброды.
это время
между тремя
и шестью утра.
этот город
просыпающийся
в пять сорок пять
от похмельной дрожи.
это было лучшее
из времён,
это было худшее
из времён;
это была весна
надежд,
это была зима
отчаяния.
у нас всё было
впереди
поздней осенью
девяносто
четвёртого.
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
все горячие
бутерброды.
все девочки,
весь мартини,
вся ноосфера.
и Пекин.
и Сталин.
и карта,
и плац,
и ди эрсте
колонна
марширт.
и ди цвайте.
и Крым.
51
52
СТАНИСЛАВ
***
дикторы национальных
телеканалов.
политологи и менты,
в переходе
на Комсомольскую-кольцевую,
проверяющие
документы у двух
девок, — с Харькова мы,
с Харькова, честно,
только с поезда,
вот честное слово.
главный редактор газеты
«Честное слово».
сука шеф-редактора Службы
Новостей По-Русски.
ленивая ангорская кошка
барышни-редактора РИА
«События», их собственные
мгновенные, внимательные,
никогда не мигающие менты,
кладущие лицом на асфальт
курьера из РИА — за компанию
с однокурсницей, которую он
с пятого класса до самой до, —
и на демонстрацию вон пошёл,
а она ему только: да ты чего?
ты совсем что ли? ты себя
в зеркале видел?
депутаты нижней
палаты и наоборот,
ЛЬВОВСКИЙ
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
члены Совета
Федерации Федерального
Собрания Российской,
и главный
редактор журнала
«Apolitan», и его
ручная шиншилла
(которая вот так вечно
повернётся — и сядет
толстым пушистым задом
к заинтересованным лицам
и сидит себе,
отвернувшись,
дура).
чуть за двадцать,
за сорок пять, —
прозаики, политики,
критикессы,
журналисты, блогеры,
домохозяйки.
и хищные, немигающие
менты в переходе.
и дрожащие девки
с Харькова
и подземный огонь,
длящийся бесконечно.
и трёхголовая
чёрная сука, —
это, брат, Москва,
это столица.
посмотри, какие тут
53
54
СТАНИСЛАВ
в банках тёлки,
какие ходят
по улицам деньги, —
можно стать
кем угодно —
и никто тебя
никогда
не поймает.
................................................
................................................
................................................
...............................................
ах, Москва! тут и площадь
красна посреди ничего
где блохастый поджарый
вожак
хорошо подготовленной
стаи
смотрит вечный
огонь
и облизывается
на него
языком
окровавленным,
ссученным, русским
шалтаем-
болтаем.
ЛЬВОВСКИЙ
Привязчивый мотив. II
СЧЁТ
мы застали слова´ города´ над землёю подмёрзшей народ и война пулемёт и побелка
лето дачное коротко реки остынут и голос термена и сам лев сергеич поедет поедет
НЕРАВНЫЙ
***
ряба квинтер и финтер и жаба зелёная плачут в зелёных садах не родится картошка
синеглазые сверху молчат и безмолвствуют жёлтые стоя в зените глазуньей блестящей
струнный воздух течёт облака´ горячась выкипают молочным за кобальт
из фарфоровой треснувшей чашки щербатой — с утра опрокинула кошка —
молча льётся июнь раскалённые стёкла террасы дрожа выдают с потрохами
мы последние дружно ещё но уже с неохотой встаём когда входят без стука
и садятся клубники поесть на веранде Смоленск и Варшава Берлин и Потсдам
55
56
Чужими словами
есть вещи, от которых нельзя отступиться.
комитет по невмешательству в испанские дела
из учебника новейшей истории для десятого класса средней школы, когда я.
цитата из Гёте в учебнике по обществоведению:
Суха, мой друг, теория, везде,/ Но древо жизни пышно зеленеет
(перевод Н. Холодковского)
СТАНИСЛАВ
зачем это было сделано?
такое объяснение, — говорит Митя, — я готов принять,
в нём есть хоть какая-то логика.
Буэнос-Айрес — тот же Париж, только лучше.
вот чёрт, — говорит берлинский галерист Фолькер Диль,
только что открывший филиал своей галереи в Москве, — только этого мне сейчас не хватало.
НЕРАВНЫЙ
Буэнос-Айрес — как Париж, — говорит поэтесса Азарова, —
так же невыносимо скушно, чудовищно
провинциально.
ЛЬВОВСКИЙ
но сбрасывать топливные бомбы, после которых сгорела большая часть Боржомско-Харагаульского
заповедника... — пишет в своём блоге Инна Кулишова.
леса продолжают гореть.
СЧЁТ
Уругвай — латиноамериканская Швейцария. невероятно тоскливая страна, в которой премьер-министр
комментирует по ТВ поимку особенно крупного тунца в начале рыболовного сезона.
а сейчас горят леса Кикети, — пишет в своём блоге И.К., — от очередных сброшенных зажигательных бомб.
лет пятьдесят там ничего не будет расти.
комитет по невмешательству в испанские дела.
декреты Бенеша.
в настоящее время в Германии, — говорит Википедия, — существует организация
выходцев из Судет: Sudetendeutsche Landsmannschaft, которая создана
из Общины Землепашца, Общества
Зелигера и Витико-бунда.
57
в самой Чехии живёт 40 тысяч человек, считающих себя
немцами.
58
Конрад Генлейн требовал для Sudetendeutsche
автономии, только автономии.
но потом.
не факт, что Генлейн
хотел этого. навряд ли.
многое предстоит пережить, — пишет Гёльдерлин, — нельзя отступаться от веры.
сайт Ossetia.Ru публикует
откровения грузинских солдат и резервистов,
воевавших в Южной Осетии.
СЧЁТ
русский грузинский поэт
Инна Кулишова
русский белорусский поэт
Дмитрий Строцев
русский украинский
поэт Борис Херсонский
воспроизводят в своих блогах
стихотворение Звиада Ратиани:
вот и они, плохие дни.
всю ночь бомбили город
и некуда было бежать.
НЕРАВНЫЙ
а другой говорит: вся суббота была нашим днём.
ЛЬВОВСКИЙ
анонимный посетитель неизвестного форума пишет:
кто стрелял в начальника осетинского ОМОНа (или кем он там был) — не знаю,
кто-то в него выстрелил, что и стало причиной начала
осетинских артиллерийских обстрелов.
СТАНИСЛАВ
а мама вообще отговаривает ехать в Москву, потому что
«весь район перекопан, до Карбышева не дойдёшь», — пишет А. в своём блоге.
чьи сердца переполнены верой? многое ли предстоит? что нельзя пережить?
59
Россия имеет и будет иметь самое надёжное и мощное оружие в мире,
которым она никому не грозит,
но это оружие обеспечивает и будет обеспечивать
мирную жизнь наших людей, — такое заявление
сделал начальник Генерального штаба
60
генерал армии Балуевский во время торжеств
по случаю шестидесятилетия со дня основания
ядерного оружейного комплекса России
в Зале церковных соборов
храма Христа Спасителя.
(комитет по невмешательству в испанские дела).
СЧЁТ
25 апреля, — говорит Википедия, — британские силы
высадились на острове South Georgia,
находившемся на большом удалении
от Фолклендов и также захваченном
аргентинцами.
НЕРАВНЫЙ
и это были Фолклендские
или Мальвинские острова.
второе апреля, две пехотных бригады.
ЛЬВОВСКИЙ
запись в восстановленном блоге Олега Панфилова:
одиннадцать ноль-ноль, US Navy
destroyer McFaul enters Batumi port.
СТАНИСЛАВ
«Девятка» Инала Бибилова, врача из Владикавказа, была, кажется,
единственной гражданской машиной,
прорвавшейся в ночь на субботу 9 августа
в осажденный Цхинвали, — так начинает свой репортаж
журналист русской версии еженедельника «Newsweek»,
родственник политолога Гейдара Джемаля,
полагающего, что Россия должна стать исламским
государством, и чем скорее, тем лучше.
основные боевые действия на островах начались первого мая
тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
61
мне было без малого десять, я это хорошо помню, да, в пересказах,
но всё равно. выпуски новостей, где показывали, как тонет, горит
эсминец (или что, крейсер, дредноут?) — «Генерал Бельграно», — как погибают
триста двадцать три человека, но они, положим, солдаты, —
и всё равно это я не своими глазами,
а телевизионными, взрослыми, утренними слезами,
школьным ранцем, картиной, корзиной, картонкой,
повизгивающей в углу, меловой, чёрно-белой, тёплой со сна,
ничего не соображающей собачонкой.
62
(так и не удалось найти
оригинал этой почти повсеместной
в последние два-три дня цитаты:
Берегитесь, Британия стреляет).
Буэнос-Айрес, — говорит Федя, который там был, —
невероятно прекрасный город, такой Париж.
сообщает «Британника», — населяют степи, пустыни, саванны
и опушки лесов Центральной и Южной Америки. Но девятипоясный
броненосец D.N., исключительно он,
сам Шпее погиб на флагманском крейсере «Шарнхорст».
СЧЁТ
в конце августа 2008 года российские таблоиды один за другим
друг за другом воспроизводят почти одинаковые рецензии на книгу
Кэрол Тэтчер, дочери бывшей премьер-министра.
в книге написано, что баронесса уже семь лет
страдает слабоумием и, начав фразу, не может её закончить, забывает, с чего начала.
Я не могла в это поверить, — по словам одного из российских жёлтых изданий,
пишет Кэрол, — она всегда мне представлялась бессмертной, железной на 100%
и непробиваемой.
НЕРАВНЫЙ
водится в центральных и юго-восточных штатах
США, на севере до Небраски.
ЛЬВОВСКИЙ
английская эскадра состояла из одного линейного корабля,
ещё двух линейных, трёх броненосных
и двух лёгких крейсеров. Броненосцы, —
СТАНИСЛАВ
Во время Первой мировой войны, в районе архипелага,
8 декабря 1914 года произошёл
бой между германской крейсерской эскадрой
под командованием вице-адмирала Максимилиана
фон Шпее и английской эскадрой, — пишет военный историк.
я представляю себе, как она медленно тонет, гаснет, идёт ко дну,
— вроде Шпее, — но не в настоящей воде, а в околоплодной старческой вате, в тумане
окутывающем Мальвинские острова, Южную Джорджию, Чертаново, Айлингтон,
Кенсингтон, Вестминстер, Доки, Цхинвали, Западный край, Чайнатаун, Поти, Мэйфэйр.
но это не обо мне всё, не о том, что я себе представляю.
63
64
знаете, что говорили нам грузины по рации,
когда пытались войти в город? — рассказывал Урызмаг,
офицер югоосетинской разведки. — Ну что, русские, обоссались?!
если в аду есть музыка, — говорит Христофор Джабиев, семидесятилетний житель Цхинвали,
— то теперь я могу себе представить её, — пишет журнал «Остальное время»,
где замредактором отдела «Культура» работает моя давняя знакомая, с которой как-то, обнявшись,
мы нарезали ночью круги вокруг собора в Калининграде, — а коллеги в это время квасили на могиле
обстоятельного немецкого балабола: нравственный закон внутри нас, звёзды над нами.
в кунге связистов, — пишет корреспондент Игорь Найдёнов, —
разжились тушенкой и сливовым компотом.
СТАНИСЛАВ
чеченцев аланы встречают как освободителей, — пишет Аркадий Бабченко. оставшихся
грузинских военных, — пишет он же, — ищут по подвалам и стреляют на месте.
я никак не могу перестать думать о том, как аланы четыре года назад встречали чеченцев в Беслане.
и где была тогда, первого сентября, пятьдесят восьмая? — солдаты, армия, не статья.
ЛЬВОВСКИЙ
третьего дня под замком она написала в своём совершенно неполитическом блоге:
сегодня видела, как люди жрут говно, уверяя себя, что это розовое варенье, и постепенно
сами начинают верить, что это варенье из роз. и жрут уже не просто, а с удовольствием.
СЧЁТ
… ни одного человека, который может выразить ситуацию нормальным языком.
комитет по невмешательству в испанские дела
(перевод Н.Холодковского)
НЕРАВНЫЙ
мерзкая кровавая склока, — говорит Пятигорский.
понятия давно уже утратили собственный смысл.
зачем это было сделано? леса продолжают гореть.
автономии, только автономии.
Данциг был отнят у нас, коридор был аннексирован Польшей.
некуда было бежать, и мы наступали.
Ни один француз не может встать и сказать, что какой-нибудь француз, живущий в Сааре,
угнетён, замучен или лишён своих прав. Никто не может сказать такого.
65
наш план действий — не война, а создание новых рабочих мест, — говорил в апреле М.С.
жальче всего осетинов, — пишет Р.Р. под замком, уже после, — могли бы стать гражданами,
а станут чурками. Среди убитых скинхедами в Москве ещё не было осетинов?
наверное, уже было. и нет, это не тот М.С., чьими молитвами русские танки
вошли в Цхинвали. просто инициалы совпали.
66
комитет по невмешательству в испанские дела.
сколь ужасной, фантастичной и неправдоподобной,
— писал Н.Ч. 27 сентября 1938 года, — представляется
сама мысль о том, что мы должны здесь, у себя, рыть траншеи
и примерять противогазы лишь потому,
что в одной далёкой стране поссорились между собой люди,
о которых нам ничего не известно.
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
сегодня уже многим стало ясно, — говорит Клемент Готвальд в своей
речи перед депутатами Национального собрания ЧСР 30 ноября 1937 года, —
что предоставлять свободу рук
фашистским захватчикам в Абиссинии, Испании и Китае
означает прямо подталкивать их к тому,
чтобы они попытали свое разбойничье счастье и в других местах,
в Чехословакии в том числе
ЛЬВОВСКИЙ
из Буэнос-Айреса Монтевидео — это как Минск из Москвы.
в сорок первом, в июне, — рассказывал мне отец одного моего
приятеля, — радиомаяк в Минске утром двадцать второго
продолжал работать по соглашениям, направляя их самолёты
куда они там тем утром летели. только к полудню
наши опомнились, выключили, замолчали.
СТАНИСЛАВ
Уругвай — латиноамериканская Швейцария.
Швейцария — самопровозглашённое государство.
Монтевидео — красивый
город.
мы обращаемся к вам в этот миг надежды,
которая, однако, пока ещё в опасности — это всего
четырнадцать из двух тысяч слов. леса Боржоми и Кикети
продолжают гореть. мы не знаем теперь
на чьей стороне правда, да и правды,
как мы понимали её прежде, больше нет.
есть только комитет по невмешательству в испанские дела, говорящий опарыш
джадан, набрасывающий (в духе корпорации RAND) один за другим эскизы
ядерного удара то по батуми, то по припяти, то по гданьскому коридору,
то по собственным
детям.
67
68
итак, правда не побеждает, правда просто остаётся, когда прочее уже разбазарено.
зачем это было сделано?
Буэнос-Айрес — тот же Париж.
Конрад Генлейн хотел только.
в Вашингтоне полно русских туристов.
в русских магазинах продают грузинский Боржоми, — пишет А.
в своём блоге. вот чёрт, — говорит Фолькер Диль, — только этого мне не хватало.
СТАНИСЛАВ
впервые за сто лет, и на глазах моих, — пишет в четырнадцатом
году О.М., — меняется твоя таинственная карта.
ЛЬВОВСКИЙ
ну, конечно же, к небу, — пишет Звиад Ратиани.
а откуда ещё ждать беды?
откуда ещё ждать спасения? и куда ещё
смотреть?
всю ночь бомбили город. леса продолжают гореть, скоро сентябрь.
НЕРАВНЫЙ
версальский диктат — не закон для нас. нас заставили подписать его,
приставив пистолет к виску, под угрозой голода для миллионов людей.
и после этого этот документ, с нашей подписью, полученной силой,
был торжественно объявлен законом.
СЧЁТ
эвакуация начинается с первого октября. без проведения любых разрушений.
А. говорит: я пока в шоке, но это хорошо, что вы задаёте вопросы.
многое предстоит пережить, —
пишет Гёльдерлин, — нельзя отступаться от веры.
29 авг. 08
69
70
***
разговаривать и шептаться между волков, ночь, полустанция гдов
где неподалёку собак, тут же троица, псков, рублёв триста кусков
кошка, кот, хлебзавод, рыбзавод, первый отдел, аэродром смуравьёво
ледяная вода по утрам, самогон, суглинок, неурожай, жэк, газопро´вод.
СТАНИСЛАВ
в кухне гривистый с тундровым слушают радио как бывало, было
пока рыжая с большеухой, — жёны, — читают в известиях соколова.
их волчец, общий сын, застывает столбом посреди танцпола
запрокинув пасть, воет выпью, дрянью. ранена, рукокрыла
в тёмном запертом классе его подружка стонет под комитетской крысой,
под сынком особиста (хлеб, небо, рыба) выгибается биссектрисой
хрипло орёт и курлыкает слово каиново отлива прилива болиголова
cребролюбца бессмертника гдова слово хромца немца заимодавца
пасюка жеребца христопродавца
ЛЬВОВСКИЙ
полустанция гдов и далёко псков ночь по снегу шагать холодно, голо:
мы не понимаем кто жители тут насельники а кто приниматели
кто гостители кто их писатели пе´тели пекари ткачи рисователи
ДПС их менты балерины подруги примы генералы и благодетели
их отцы волочковы лакеи живописцы партийцы рекомендатели.
НЕРАВНЫЙ
СЧЁТ
где вы, трое железных щенков из скрипучих ворот городской дискотеки?
чтобы малые дети зверей и людей не пошли по рукам мясоедов,
подрастает в кожаных ризах юное племя клиентов дорогой ипотеки, —
племя дудочников со пскова и гдова, гематологов, почвоведов.
в кухне гривистый с тундровым обнимаются, плачут, поют, прикончили водку.
рыжая с большеухой всё смотрят программу «Время», а она никак не кончается.
полупьяный волчец на пустом прилавке в сельпо пялит продавщицу-молодку,
но, закрыв глаза, представляет себе подружку — и она дрожит, кричит, раскрывается.
...............................................
71
72
полустанция гдов, где ноябрь холодно, голодно, голо.
менты о пяти головах, о шести лапах местный рублёв
член союза художников, старожил, богомол
богомаз, член партии, живописец, болиголов
нам живописует: по дорогам железным ползёт последом броска
чёрноверхая белая масса: звери, птицы, дети, конвой
подконвойные, подотчётные, бухгалтера, вертухаи, воры, зэка —
и не разобрать, кто живой тут, кто неживой
...............................................
мы разворачиваем курицу, открываем вторую поллитру и тут понимаем, что гдов позади, смерти нет.
ЛЬВОВСКИЙ
так мы прикончили первую, а тут остановка. курицу прямо в купе, в окно с перрона суёт глухая старуха.
мы говорим, давай сюда, мать, это ж гдов только, нам трястись тут ещё, она берёт деньги, бормочет в ответ.
поезд набирает скорость, в окне, за лесопосадками разгорается солнце, — такой невечерний, осенний свет.
СТАНИСЛАВ
полумёртвые мёртвые скачут прямо на нас, прямо в рай из кино сквозь простынное марево слуха
раскрываются пазухи лётных полей, волчьих снов, но наружу ползёт ледяная вода, требуха и проруха.
II. Всё отзовётся
***
никто переспросил,
какое имя.
не вылечил нам
ничего и не поспал
ни с кем из нас
ни на одной подушке.
а так — погладил нас
по головам —
и поспросил:
ну кто из них
страшнее?
кто приходил,
смотрел тебе глаза, —
а там печеньице,
конфета
и не помню, —
но ничего за это
не искал?
мы поответили
их лица, еле-еле
запомненные
вскользь
и наперёд.
мы перечислили,
кто приходил, сочли
76
их внешности,
и слабости,
и пятна,
конфеты,
шоколадки, —
но вотще:
СТАНИСЛАВ
никто не попросил у нас
восславить
ни фоторобот, ни
кого из них.
вот молча двое мы
лежат в одной кровати.
и кто-то гладит нас
по головам, —
огромно, сладко
и щекотно.
какие же
он страшные
пришёл,
какие же
последние
подарки
...
ЛЬВОВСКИЙ
какие к нам печенье и конфеты
стоят и не решаются войти.
ВСЁ
Дело каждого
распухает зенит бробдингнеговским пристальным оком,
но ещё громоздятся стрекозы над пересыхающей Волгой.
ОТЗОВЁТСЯ
Привязчивый мотив. III
не мигая, глядит время рода, реки и горячей внимательной речи
через толстую линзу в руках у мальчишки, Пелеева сына полка.
чисто поле мертвеет, а голод кати´тся, и скачет, и будет;
ассирийская тьма — не Елена, когда вам почём и сдалась ли.
ну воспой же, давай, и заткнись, и пожалуйста, больше не надо.
ты лети, попляши, январём как-нибудь мы с тобой не замёрзнем.
скоро кончится дело огня, и туда мы, тогда мы опустим
закалить наше лезвие в Волгу, и Тигр, и Евфрат, Иордан.
77
78
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
79
ОТЗОВЁТСЯ
***
коллективное,
чёрно-белое,
телевизионное тело
громоздятся стрекозы как малые скорые птицы в огромном зените.
торфяной и безвидный, а то верховой испытает дела человека, —
вот узнаем тогда кто потерпит урон кто получит награду.
быстро дети бумагой горят над иссохшим аллювием русским.
за стеклом распухает зрачок-баснописец — и вот что он видит:
оборачивается малым,
ущербным, частным,
зимним, ночным,
одиноким,
контагиозным
ложным крупом
огненной
пневмонией
предрассветным
хрипом
сломанного
гетеродина.
*
лишь солдат последний
во тьму обернётся.
обменял солдат
своё тело,
на керосин белый.
накачал примус,
собрал верёвки.
ты зачем, солдат,
обернулся?
погубил ты себя
и свою солдатку:
80
СТАНИСЛАВ
гулит в аду
голубкой
твоя невеста,
температурит,
кашляет, мечется,
не находит места.
тянет руки к тебе
из воющего полно´чи
тамошнего норд-оста,
не то норд-веста.
*
ты зачем, солдат,
погубил солдатку,
свою голубку,
опустил её
в залетейскую
мясорубку?
керосин белый.
его сладковатый
запах.
мы стоим
на пороге.
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
ОТЗОВЁТСЯ
***
ну спустись ниже. ещё немного.
там, правда, то же самое. такое же то же.
то же тело (скушно), оно скучает,
плачет, стоит, хихикает, обмирает.
хочет.
а больше ничего не умеет.
только молчать и тупить на кухне,
глядя поверх стола, грязных стаканов.
вон оно, — греется газом, сидит на стуле,
смотрит в дарёную антикварную книжку,
в инкунабулу советскую пялится, курит.
а там пишут одну неправду.
много неправды: как стирала и умирала.
писала — стирала. артрит, простуда.
холодная вода, белая стёрка.
нету слова такого, это про ластик.
ластик тоже — странное, из мультфильма:
то ли белёк, то ли котик, луиза, тельма,
мирабелла, мария, сочинённые наспех люди.
ну спустись, ты же этого хочешь.
там же корни наши, земля, суглинок,
наша нефть, родина, всё такое.
вино
ещё молодо.
слёзы текут
и не высыхают.
81
82
СТАНИСЛАВ
Фрагменты речи влюблённого
*
день барахтается
потом умирает
в программной сетке
в школьной лиловой клетке
едва освещённый
горящими новостями
коптящим костром.
полыхающая нефть Залива
белое молоко Антиклеи
свет из жертвенной ямы
Тиресия
словом
подвывающим детским
мясом
тотальной войны.
*
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
ОТЗОВЁТСЯ
по утрам всё ещё с лаем
летишь
над треснувшей
раковиной
с поводка разорвать
отражение канцер
испанку H5
или 7
*
конечно, она совсем
не такая, какой.
ты её он её
вообще не
искусственные
цветы
запахи
чужие
ну да,
но отчасти.
вот ты и дома
вот ты и дома
всё, что в ней было
а больше в ней
не было
ничего
постаревший взаправду
по-настоящему
преодолевший
вывернувший наизнанку
проживший
время
сломали
ради новых районов
где уже дети, магазины
собаки.
83
84
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
ОТЗОВЁТСЯ
стоило ли переплывать Ирак
Трансиорданию песчаное море?
как плыла и тонула
в полевом венке
одуванчиков
детского лавра.
тосковать дочь
Автолика
супругу Лаэрта, треснувшие
соски,
молоко её
с кровью.
первая жена
второго отца
младшая третья
сестра
на седьмой воде
Иордана
надувная с мотором.
в остывшем бежевом кофе
в белом фартуке школьном
разгребая тяжёлые пенки
по горло в розовом
столовском какао.
*
сквозь море без моря
сквозь море без моря
сквозь море без моря
светится
безо всякой воды
и без света
без света
*
всё та же настольная
радиолампа
6С5С
*
теперь сиди
на скамейке
в сквере в парке
о том
как она тонула
в венке
теплится на короткой
волне. лотофаги
не съели, мордовские
лагеря не перемололи.
пряжа её всё длится
но пальто распадается
а река умирает
пропуская реку в себя.
85
86
СТАНИСЛАВ
и ты переплывший
на скамейке, в парке.
полыхающее море дождей
и стынущее молоко Антиклеи.
и в темноте
свет
из жертвенной ямы
неохотно встаёт поперёк
горла, жерла´
небосклона едва
освещая Тебе
тропу, лествицу,
лиственницу
верхушки деревьев.
*
родина слышит
родина знает
где в облаках
как нелегко
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
ОТЗОВЁТСЯ
***
как странно, — написал в семьдесят
втором сатуновский
что все они поэты, — и этот
и этот, и тот, и этот, куда,
куда вы удалились, ну как
его, — который в одном
из бесчисленных интервью
сказал, что оно будет похоже
на николаевскую Россию, —
ещё в середине восьмидесятых
когда все думали, что. ну, или
вообще про это не думали. а теперь
они оба, и сатуновский
и этот, как его. греки новой эпохи
даже чужих не бросают, а столько
своих только русские могут оставить
в оврагах, ущельях, лощинах,
на мостовых, на обочинах
на тротуарах.
потому что дома´ их не лучше,
не теплее, не деревяннее
и не меньше, не дальше
отсутствия дома.
87
88
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
Советские застольные песни
*
ВСЁ
89
ОТЗОВЁТСЯ
телеграмма летит.
орудует салют.
раскаляется башня.
Раскинулось море широко
товарищ, не в правде.
как кочегар кочегару
военные, родители,
женихи
входят толпой
подобно Арею.
тебе говорю:
стоим на краю огня.
вон они,
ухая,
волокут колосник.
расточаются, исчезают
теряют форму.
*
заблестят во´ды
как зеркало.
Плещут холодные волны
даже след пропадёт,
товарищ.
плещут
холодные волны.
сами зарезали
корейца.
сами убили
китайца.
*
На поле танки грохотали
прощай, родимый.
очень хочется жить,
но ничего уже
не помещается
в пейзаж.
оскопили дагестанца.
забили якута.
сбросили на рельсы
таджика.
чайки несутся
в Россию.
90
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
чайки, родимые,
не сдались,
соратник.
нащо тоби
солнце
не наше?
бьются, мёртвые,
о берег морской
за русскую честь.
падай в траву,
да стреляй.
кричи, соратник,
тоскуй.
вот она, сын,
кохана, обильна:
твоя сторона
родная.
знаю,
как тебе больно,
как страшно.
*
Летят перелётные птицы
столица её везде,
граница нигде.
ключ от неё
переломлен.
пресуществлён.
чего мы, сын,
не видали
в этой Турции.
*
тем более,
Африка.
одна нищета.
наверх, товарищ,
наверх.
сжимай, сын,
игрушечную
винтовку.
выполни волю
её
земляную.
91
ОТЗОВЁТСЯ
Варяг
парад
последнего года.
море кипит, река
кипит.
но мы уже далеко.
наверху.
92
СТАНИСЛАВ
последний парад.
вот и наши тоже
лица на фотографиях
пожелтели.
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
93
ОТЗОВЁТСЯ
*
На сопках Манчжурии
камни молчат.
страшно мне, друг,
и тебе
страшно.
высоко над ними,
где зловеще
сверкает солнце,
ничего не можем
забыть.
всё забыли.
мы сидим
на небесной отмели.
время от времени
поднимаем
искорёженные
куски металла.
это нам не спели
вечную память.
не про нас
ветер на сопках
каждую ночь
слоняется
и рыдает.
бросаем их
в реку.
что кружилось —
истлело.
медленно, лениво
белые расходятся,
золотые круги
мёда и молока.
нет больше
КВЖД.
мы теперь
бестелесны.
мы уже наверху.
наши места
заняты
страшно мне что-то,
друг.
собираются пластмассовые
детальки.
нами же.
кружа´тся.
94
СТАНИСЛАВ
готовятся
отомстить.
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
95
ОТЗОВЁТСЯ
зубы скалят,
воют олени
на вечерние огни
Магадана.
*
Ванинский порт
материк, брат,
прощай
навсегда.
тут вода
хрипит, потому
что она, брат,
рассыпается
мерзлотой.
пятьсот километров, брат.
не читай моих писем,
не жди меня,
не узнавай,
если я.
*
Папиросы
чуни
разваливаются.
гаснет костёр.
тут так холодно,
что огонь
не горит.
индевеет уголь.
сам собой
пароход
по водам.
как кочегар
кочегару
скажу тебе, брат:
обнимемся же
напоследок.
то ли холодно,
что темно.
то ли темно,
что холодно.
зольдатен, матросен, ау,
битте ком.
папа
погиб.
застрелили
маму.
одни папиросы
остались.
96
СТАНИСЛАВ
ничего не вижу
семнадцать лет уже.
вообще ничего.
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
97
ОТЗОВЁТСЯ
холодно, говорю,
темно.
а я босиком.
стою на краю огня,
а согреться-то не могу:
потерял ботинки.
не верю пехоте.
ни единому слову.
и матросы
неправду.
*
В парке Чаир
розы распустились уже,
товарищ.
те и другие
окружают.
подходят
всё ближе
черешня белее снега.
стою
посреди поля.
зажимаю руками
муза, скажи мне о том
многоопытном.
дыру в животе.
лезут из неё
тараканы,
койчен шестиногие
папиросен, —
торгуются
со служивыми.
продаются
за деньги.
напиши мне, товарищ,
о том, как.
разве забуду я песни
твои, сотни тысяч,
песен твоих, разве я.
сотни тысяч шумящих,
безлиственных, теплокровных,
сумасшедшими съеденных
неопалимых коровок
Гелиоса Гиперионида.
и миндальное, золотое.
разве забуду?
98
как у края огня
мы стояли,
весеннего края
огня и ягнят,
и коровок.
СТАНИСЛАВ
где пылали кусты,
распускалися розы.
товарищ, товарищ!
смотри,
как черешни
белеют,
пасутся коровки.
обещаю,
мы увидимся снова.
всё возобновится,
товарищ.
обещаю.
всё
отзовётся.
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
Сингапур
неуместный нигде тропический город в котором дыхание бывших болот
перемешано с гарью с океаническим йодом кто твой щенок и ребёнок
лев изблёвывающий пресное в солёное под тёмным дождливым небом
у империи бесполезные плавники собаки и бесполезные крылья рыбы
ОТЗОВЁТСЯ
Привязчивый мотив. IV
кладбище велосипедов твоё композитор мартынов на входе в музей
люди твоя все пять миллионов лежащие в тихих ночных постелях
люди твоя фонарики в темноте посреди соляной водяной пустыни
душный город под сердцем твоим расцветает кровяная орхидея под утро
щурясь дети твои покидают дома´ ищут место для собственной жизни
раздвигаются стены проливы проулки звенят корабельные склянки
ты не время не город не место ты не человек не животное и не государство
орхидеи твои алым йодом горят под не рассветающим не темнеющим небом
99
100
ровно в шесть ясноглазые клерки твои выплёскиваются из офисных зданий
растекаются горячей чёрной водой а потом стекаются к северо-западу карты
довоенной плывут где зелёная гавань родник мировой амальгамы
это только твои так легко застревают стрекозы крикливые в тёплой мгновенной слюде.
ты один плавниками тяжёлого дряхлого льва шевелишь в предрассветной и тихой воде.
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
ОТЗОВЁТСЯ
***
классика
мандельштамовскокривулинского
извода
(пишет критик,
а мы читаем)
но как их замолчать
и не замкнёшь
(слух-слух)
на самом деле
здесь очень
тихо только
время
потрескивает
изредка
и еле
слышно и
бу-бу оно
себе
под нос
во сне
спрессовываясь
уплотняясь
101
102
СТАНИСЛАВ
Русское реггей девяностых
а они играют
на своих барабанах.
так они играют
на своих барабанах
что даже Рас
Тафари Макконен
поднимается
из дурацкого склепа
в церкви Святой
Троицы и пускается
в пляс по широкой
Аддис-Абебе.
так они играют
на своих барабанах
что все малолетние
фанаты дабстепа
открывают рты
и хлопают в такт.
и говорят: славься
Рас Тафари Макконен
вылезший
из дурацкого склепа
посмотреть на ржавые
наши «Фиаты»
поприветствовать
участников коалиции;
славься, — говорят, —
Рас Тафари Макконен,
славься, дуракимператор и лжемессия,
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
103
ОТЗОВЁТСЯ
славься, король
королей. так мы танцуем
что и Муамар Каддафи
поднимается из могилы
праздновать победу
над итальянцами.
Муссолини дрыгает
сапогами в небе.
еретики играют
на барабанах.
и так они играют
на своих барабанах
что мёртвые
воскресают от радости
что Храм Святой Троицы
в Аддис-Абебе
снимается с места
и переместившись
на север
пляшет на ровном
танцполе долины Адуа
становясь, разрушаясь
опадая, рыдая
как в документальной
как в замедленной
съёмке.
и туристы
редкие в этих краях
и малолетние
фанаты дабстепа
и мёртвые, нет
постаревшие
104
СТАНИСЛАВ
питерские
растаманы
семидесятых
и нестареющие
калифорнийские
растаманы
шестидесятых —
все они проснулись
и встали, покачиваясь
над долиной Адуа —
и стоят еле слышно:
мёртвые стоят
и воскресшие
(и не воскресшие)
изумлённые стоят
беззубо разинув.
а дети играют
на своих барабанах.
так эти русские
мальчики играют
на своих барабанах
так эти русские
девочки выпевают
своё неграмотное
джа растафарай
что все мёртвые
оживают по правде.
что Рас Тафари
Макконен
лжемессия
дурак-император
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
105
ОТЗОВЁТСЯ
который должен был
воскресить человечество
но не смог
воскресает сам
от их пения.
и пускается в пляс
по широкому
по вечно голодному
по грязному
по лежащему
в развалинах
по бесконечно
прекрасному
по только что
сожжённому
по только что
созданному
начисто
миру.
106
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
***
стрекотание кадры
из безымянных советских
смытых фильмов
снятых советскими же
режиссёрами алкоголики
сказала мне мама
хроники принимают
эссенциале и режиссёры
ленфильма ответил я пережившие например
блокаду вот как ну ты помнишь наум его звали
я же помню и ты наверное да только отчество ы
выпало затерялось и мы безымянные как запятые
актеры из безымянных же фильмов и львёнок и сын
устроивший первый в россии рейв как-то он и его
получил под такую
крайне сомнительную затею
павильон космос перед которым стоял самолет
куда я залезал
мальчишкой и эта вот рифма
с пикирующим
бомбардировщиком и
я всё ещё думаю что
должен кому-то из них
всё это записать несмотря
на то что это почти
никому низачем не важно и мне не важно неправда
мне важно что вот чтобы тем кто почти перепало хотя
два-три слова случайных полголоса третья восьмая
полудоля стишка-языка голубка´ пустяка и мурлы´ка
тридцать-сорок от силы и вот мы уже неживые
безымянные мёртвые вые
и если кому повезло
то случайные хроники снятой советскими постбезымянными выми жующими скользь и поверх
не увидев себя ни блаженное с ними ни детское племя
ни блокадные дёсны старух-билетёрш постовыми
сторожащими шамкую полночь ночное крово´е своё
это мы это я
кто истаялись мылись
исчезли
безымянно котятые вшие
беззубые твые Твои
ВСЁ
ОТЗОВЁТСЯ
107
режиссёры мои отвечает Он са´мую смерть меньшевея
пережили и сжили со свету где львёнки наума щенки
бродят между развалин
мяукая сонную плёнку
там ночное беззвёздное вдовье
помёрзлое бремя
распухает растёт разрастается йод и стрекочет
а несмелое ленное слово поётся взлетает и плачет
рассыпается склом запекается жертвенной кровью
и я всё ещё, кажется, должен —
и вот я.
108
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
109
ОТЗОВЁТСЯ
***
с крыши
посольства.
грустное
животное.
привёз
из Вьетнама.
как до сих пор
у него
перед глазами
подруга
американского
журналиста.
деревянное,
хромоногое.
с большими
глазами.
купил
в Хо Ши Мине.
ни на что
животное
уже
не надеется.
не моргает
глазами.
а стоит у меня
на книжной
полке
и смотрит,
и не мигает.
как до сих пор
видит, как только
что проводило
взглядом
вертолёт,
еле поднявшийся
и оно
спрашивает,
но молча:
жива ли
твоя Жаклин,
джон суэйн,
где она?
жив ли твой Пран,
джон суэйн?
и где он?
где они,
джон суйэн?
кто теперь
помнит
твои эксклюзивные
репортажи
из падающего
Пном-Пеня,
из обрушенного
Сайгона?
где они,
джон суэйн:
твой друг,
твоя девушка?
110
СТАНИСЛАВ
где ты сам?
в каких
областях?
река времени
унесла тебя,
джон суэйн,
и ты
превратился
почти что
в точку.
вот так купишь
животное,
деревянное,
хромоногое,
грустное —
в сувенирной
лавке
на Фам
Нгу Лао, —
а оно
говорит.
вот уже два
года почти.
и я слышу
его,
как оно.
ия
просыпаюсь.
почти каждую
ночь
около трёх.
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
111
ОТЗОВЁТСЯ
иногда без минут
четыре,
два,
пять, —
как оно
бормочет,
не может
остановиться.
прихрамывая,
подходит
к самому краю
полки.
пробует
половиной,
увечной лапой —
как в пропасть,
как с крыши.
вертолёт
уже в воздухе.
нас не взяли.
мы не успели.
то есть, пора
спускаться
по лестнице,
к ним.
сдаваться.
подняв
передние,
112
СТАНИСЛАВ
неуклюжие
лапы,
задрав хромые
неумелые
руки.
мы спускаемся
по лестничным
пролётам посольства.
а когда мы выходим,
то все
наши девушки
в белых платьях
бегут
нам навстречу
с букетами,
счастливые,
невозможные.
все наши друзья
в белых рубашках
встречают нас,
обнимают.
хлопают нас
по спинам;
говорят:
слава богу,
все закончилось,
джон суэйн,
все воскресли
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
113
ОТЗОВЁТСЯ
говорят:
расслабься.
говорят: пойдём
куда-нибудь.
отпразднуем.
выпьем.
114
***
Привязчивый мотив. V
за то что я думал что ты никогда никогда не вернёшься
и вы´резал финским ножом из тебя две людские фигурки.
прозрачной горячей слезой проступила на теле царевна
оплакать собаку и волка и чёрные сладкие их папиросы.
ахейские му´жи уже снаряжают меня на войну и
уже накрывают попоной колючей выводят из цирка
к невидимой сыти уводят выводят и плачут.
за то что мне так не хватило чернил и бумаги собачьей
за то что твою сигаретную снедь я с трудом разбираю
скворцую синицею спичка моя пасифая другая сгорая
ребром деревянным я стаей скворечною серною хищной.
СТАНИСЛАВ
я делаюсь
чёрным
и русским
и белым
ЛЬВОВСКИЙ
ВСЁ
ОТЗОВЁТСЯ
Адамом
Кадмоном
Адамом
омоном
ментом
и Приамом
прозрачным
и белым
углём
погибающей
медленной
заживо
Трои.
я думал что ты никогда никогда никогда не вернёшься.
уже обрядили уже по плечу и выводят и плачут рыдая
я буду прозрачная малая белая жертва собачья и сучья
надежда скворечная краткая бога щенков и героев.
115
но титры горящие заживо стонущей тающей стаей ахейской
трещат и кричат выбегая из русского зимнего круглого цирка
116
за то что я думал что ты никогда никогда никуда не вернёшься
я чёрным воронежем сделаюсь белой на белом чердынью.
я буду огонь
адама
синица
Приама
и мамина
мама
и моя дочь
и её
мама.
СТАНИСЛАВ
буду их
букварная
нечистая
рама.
ЛЬВОВСКИЙ
их нетварная
бестелесная
короткая
телеграмма.
III.
Свободны от дома
***
познакомились в девяносто восьмом,
когда он с трудом отходил, то есть отрывался
от женщины, которая его бросила
ради другого, обычная, простая история,
оказавшаяся для него очень трудной
в силу особенностей внутреннего устройства,
точнее, личной биографии, как это часто бывает:
отношения с мамой, такое дело, ну и они
разговаривали часами, я специально будил
его в шесть утра, пока у неё было время,
одиннадцать часов разницы и вообще
непредставимая, невероятно далёкая жизнь.
они успели за эти двенадцать лет
наговорить друг другу бог знает что.
в самом прямом смысле — бог знает что.
он успел сменить несколько женщин, она —
развестись и вырастить двоих сорванцов,
переехать, найти работу, не нейрохирургом, конечно (мечтала), а медсестрой:
хотя бы это, — как ему говорил в девяносто
девятом психоаналитик: вы теперь тоже
волей-неволей people-helper, что называется.
это легко не видя друг друга, не представляя
что у этих людей в голове, как они пахнут.
встретились по прошествии двенадцати этих всех,
ходили по National Mall, сели в каком-то кафе.
она напилась впервые за пять, не то шесть
лет, что прошли после нескольких месяцев,
проведенных в rehab после развода. она
оказалась совершенно чужой очень маленькой
женщиной, слишком тёплой, без вообще ничего
120
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
в голове. он оказался совершенно чужим,
неправильно говорящим, думающим совсем
не о ней, туристом в имперской столице, просто
одним из людей, совершенно чужим человеком.
я с тобой не могу, не хочу, не буду, это не я —
говорит с ним живая, совершенно чужая,
простая, дрожащая, очень пьяная, небольшая
совершенно непредставимая, слишком тёплая,
совершенно ненужная, абсолютно другая жизнь.
и я с тобой не могу, не хочу, и это тоже не я —
говорит он другой, совершенно ненужной жизни,
машет рукой, торопясь к любимой, сбежать и домой
по ступенькам Smithsonian на закат осеннего солнца,
спускаясь бегом туда, где путь его смертной тени
проложен оранжевым сквозь треугольник долины:
Eastern Market, Детская Площадь, Vienna/Fairfax.
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
***
и вот он
пытается
вспомнить
какое хотел
подарить
платье
кажется
зелёное
кажется, день
рождения
или нет?
и пытается
выйти, пойти
гулять
погулять
коротко, пока
не стемнело.
и город пуст
как бывает пуст
только в первую
половину дня
воскресенья
в центре.
и вот он
пробует.
расстёгивает
рукав
рубашки.
121
122
СТАНИСЛАВ
опускает
запястье.
вода
вспыхивает
в зазоре
между темнотой
и той
другой
темнотой.
он ничего
не чувствует.
он думает:
вчера мы были
бездомные.
сегодня мы
свободны
от дома.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
123
Сонет на грядущий показ первой серии
четвёртого сезона
вижу сердца´
что силкам подобны.
вижу кролика белого, бьётся как сердце.
вижу красную белку без быстрого глаза
лекаря хромого
на викодине.
вижу песцов голубых
во славе.
хлюпают кости в одноразовом шприце.
вижу ласку
норку, хорька, куницу
преданных, проданных
за ассарий
хромоногих, безглазых, силкам подобных
уловляющих нас
на простое чудо
различения живого и неживого
полного и неполного, зрячего и слепого.
вижу сердца´, что прочим сердцам подобны:
не верны богоравны видны
виновны.
124
СТАНИСЛАВ
***
линней,
длина,
линейка,
линька.
зверёк
в положенную
клетку,
и ржавую
прихлопнув
за собой,
ложится
прятаться
в прямом
углу —
а там ведь мы! —
при виде мамы
когда вольер
она нисходит
когда горсти
сжимаясь
решкой
Москва моя
длина моя
никем —
да там же мы! —
кричит
голодный,
две головы.
чьё место
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
отнимает:
вот он
распух
и вытеснился
воздух
главвоздухом
и говорит:
пора.
ещё нас
мама
жарко
обнимает
(зажала
в кулаке
и еле дышит
её другой
кулак),
ещё кричит
вчерашняя
соседка, —
клянёт еду
и воду
и бельё.
зачем же мы
тогда
не полежали?
был угол
прям
и были
живы.
125
126
СТАНИСЛАВ
— а ведь могли!
и время было!
(и жизнь,
и слёзы,
и любовь).
но тут
Москва:
пришла,
и вот
и всё:
и вся
отравлена
рубашка.
везде стоит
неслышимый
азот.
смотри, смотри,
какая всюду
смерть!
она и во дворах,
и на бульварах,
и на Садовом,
и на Третьем.
как будто бы
Суббота
закипает.
какое-то
движение
повсюду.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
о, горе нам,
зачем же мы
когда
был угол?
и вот
нельзя,
и вот
пора
вставать.
127
128
***
день за днём выпевается камень певцом его голос и лай воображаемого щенка и поёт
и вода поёт в океане поёт в море поёт в реке в озере не молчит ниоткуда поёт вода
не вытекая не торопясь никуда не молчит на берег озера океана приходит девочка и
после приходит заяц и рысь приходит тоже и приходят жениться с песцом куница
приходит голодная хищная рвань и море спрашивает певца зачем ты пришёл зачем
вы с куницей пришли с лисицей стоите вот вам весна дети короткая но весна
и певец выпевает
вот что:
берите и уезжайте катитесь катайтесь улетайте отсюда чтобы духу вашего здесь
на краю деревни жена священника молча выманивает остывшую золу из печи
а снаружи по утренним сумеркам дуются наполняясь паруса сорока´ и пятидесяти двадцати тёмных и шум и смятение золотое страшное ближе и заяц уже
СТАНИСЛАВ
пришёл тоже и песец и куница пришла пожениться с певцом и левиафан остатками
ног загребает по скользкому насту кровавому качаются мачты скрипит корабельное чёрное
хлопотливое время (этот перечень я этот левиафан этот листинг предутренней биржи я этот
день за днём разбиваются стаями волны звериные зимние птичьи под утро моё это я это я)
ЛЬВОВСКИЙ
ДОМА
медленно жанна священника красного дома-окраины поднимается на колени едва выгребая
пепел из чрева печи это медленно сонно они возвращаются к пеплу зола торопится к золе
медленно морозный белок приникает к желтку солнца огонь медленно занимается от огня
со скрипом заслонка медленно она жена отпускает высыпает выплёскивает на снег меня.
ОТ
сквозь бессолнечный терпкий морозный финляндский желток и вальсок ленинградский
ледяные сочатся щенки и поют и визжат на холмах и равнинах покатых земли и певец
как ольха по весне возрастает голодная хищная рвань сквозь хрустящую снежную корку
и поёт поднимаясь кричит и хрипит во весь рост что оплачена ветхая древняя сделка.
СВОБОДНЫ
певец выпевает
вот что:
а вот что
выпевает певец:
129
девочка рысь лисица и мальчик не спится самосвященник и превращающий жест отстраненья
приходят рассаживаются вокруг места где раньше была война а до войны дом — а до него дом
а до него опушка леса приходят они к морю к озеру к океану к реке — и вода спрашивает их зачем
пришли чего вам они не знают что ответить воде морю озеру океану реке они ничего не знают
виляют хвостами выкусывают скалятся воют молятся то и дело превращаясь в одно и то же.
130
медленно кашляя кровью над ними встаёт распрямляясь холодное солнце весенней победы
кашляя кровью над ними фабричное солнце встаёт и поёт расцветая бумажной гвоздикою алой
кровь детей и цветов распевает победу над смертью над белым декабрьским солнцем.
небо разворачивается как то что всё это время ловит ловец
кровь детей и цветов это тяжесть и полдень как в слове отец
вот что всё это время выпевает певец
вот что всё это время выпевает певец
вот что всё это время певец
вот что это певец
СТАНИСЛАВ
вот певец
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
***
она отвернулась к окну и говорит:
ну чего, чего тебе не хватало?
а он не знает, что ей сказать.
вроде всего хватало.
и всё равно ничего не было.
а теперь ещё меньше стало.
131
132
СТАНИСЛАВ
***
давай послушаем
голоса других
застрявших
во льдах
вступающих
в поезд метро
лежащих
в мёрзлой земле
играющих
на барабанах.
неважно каких
других
других, не наши
с тобой
голоса, другие
с другим
тембром
иначе
интонирующие
другие слова.
он прислушивается.
где они
голоса других?
где они, голоса
с другим тембром?
один шум на всех
частотах, одни
три минуты
тишины.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
нет, отвечает
давай
слушать их
рассказы.
о любви
о рождении
детей
о смерти
детей
и героев
о жизни птиц
и бабочек
и тюленей.
он прислушивается.
и ничего
не слышит.
медленно
поворачивается
сама по себе
концентрическая
ручка настройки:
скрип, шум
болтовня
какие-то
цифры.
133
134
СТАНИСЛАВ
***
мы свободны
от дома
мы не думаем
о доме.
проводка ли
выгорела
перекосилось
крыльцо:
завтра
снимемся
с места
соберёмся
и на рассвете
с чемоданами
залезем
в жёлтый
тряский
автобус.
утром соберёмся
уедем
уйдем улетим
без единой
мысли
о покинутом.
*
но кто же
присмотрит
за нашими
старыми
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
бывшими
чемоданами
мамами
детьми
и домашними
животными?
— никак
не покинуть.
— и никого
не покинуть.
как же они без нас —
счётчик воды
счётчик воздуха
счётчик света?
*
и вообще
они все
они мы
кто ещё
продолжает
слать
сигналы
по маленькой
рации:
гастарбайтеры
бармены
проститутки
операционистки
рабочие
репортёры
135
136
СТАНИСЛАВ
дизайнеры
наконец.
насельники
городских
скворечников
городских
птицеферм
птицефабрик.
все встают
в оранжевых
грязных
жилетках
в тонких
колготках
в белых
рубашках.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
*
завтра мы
заберёмся
в жёлтый
тряский
автобус.
выкинут
вещи
с не вещами
на улицу.
только
вчера
мы все
были
снова
здрастье
встают
поперёк
темноты
цепью
сцепившиеся
плотяные
мускульные
кресты
бездомные
приживалы
посреди
асфальтовой
пашни
горячей
живой
дышавшей.
лишние рты.
*
ничего
не стронулось
с места.
снег
137
138
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
растаял.
ремонтные
работы
соделались.
небоскрёбы
возвысились.
***
и всё
остальное
возвысилось.
сижу беседую везде.
стою и вижу ничего.
иду куда-нибудь с тобой.
ложусь туда где иногда
течёт и льётся никуда
пока твоя вода — вода
а пятница — среда
а мы оказались остались
безземельные
бездомные
безработные
беззаботные
бессмертные
не учтённые
не посчитанные.
стою не вижу никуда (пока вода пока вода).
сижу беседую с тобой (пока не тот пока другой).
лежу не вижу ничего (ну а чего ну а чего).
иду не думаю о том (что суп с котом но всё потом).
где встретится моей беде
твоя беда (потом)
где говорит с твоей водой
моя вода (молчком).
твоя вода лежит (ничком)
и говорит с моей (водой).
моя вода стоит (молчком)
и смотрит на твою (волчком)
а время ходит ходуном
гремит пустым ведром.
139
140
СТАНИСЛАВ
***
девушка, девушка, —
он кричит ей, —
постойте.
вы обронили.
тут она
и правда, роняет.
застывает, думает: вот же
чёрт, — ну не плакать же.
и не плачет.
он застывает тоже:
неловкое такое
движение
по направлению к ней,
обронившей.
по направляющей,
как всегда,
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
Опыт обратного перевода
— ну, то есть
ты с ней в любви, да? — спросила она.
я покивал
и подумал:
мы все с ней
внутри.
и она никогда
нас не выпустит
не отпустит.
*
— там уже всё
холодное, белое, — сказала она,
снимая пальто
в прихожей, — это зима?
кривоватой,
из-под руки
человека, который
и сам
вечно роняет всё,
разбивает, теряет.
и кричит неизвестно кому:
остановись, подожди,
ты прекрасно,
я всё подниму, всё найду,
всё
исправлю.
(эти строгие бледные
пространства, как если
госпиталь приезжает в город?)
что я знаю?
нет.
пока нет.
только ноябрь.
это её
первый снег.
и никто из нас недостаточно
солдат, чтобы сказать ей.
141
142
СТАНИСЛАВ
как это здесь
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
143
ДОМА
старый, небольшой
долго.
как
без надежды.
как не сумев помолиться.
и помимо
лекарства.
пусть оно просто будет
белое
мокрое
ещё пару недель
ну или так.
*
что за мяч, — спросила она
однажды
лето господне
госпиталю бросает
в их языке?
смотри, я не знаю.
один, который
я проиграл
реке
когда мне было пять?
серый
лежащий доселе
на дубовом бауле?
новый
пушисто-фланелевый
(котёнок
щенок)?
я, правда, не знаю.
она как слепая
девочка
перебирающая концами
пальцев
сморщенный, тёплый
печёный словарь отца
чтобы сказать
беззвучный
язык мамы
навзрыд.
и я вне
их игры.
с тех пор как мне
повернулось пять
или так.
один гулкий
оранжевый
в высшей школе
грязный, пахнущий
резиной
и по´том?
*
— ты знаешь чего? — сказала она, —
я собираюсь
144
СТАНИСЛАВ
просить у тебя
одолжение:
начиная с теперь
пожалуйста никогда
никогда-либо не говори мне
неправду
ты можешь?
и я сказал: ну
типа да, ну окей
обещаю
и все такие
слова.
и я никогда.
то есть, я имею в виду
по-настоящему
никогда.
это ещё
не зима.
и да, я в любви
с этой землёй
уродливой
и глухой
полной клубов (ночных)
бриллиантов (нечистой воды)
лопаток (сапёрных что ли)
сердец (после инфаркта).
и ты знаешь, вроде бы
в их языке эти оба слова
происходят
от освящённого хлеба
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
(ну или так написано
в этимологическом
словаре). то есть, это
в смысле они происходят
от тела Христова.
и это слово
два любых других
слова
используют
чтобы нарожать себе
новых слов
ну или это
кого там.
пока мы
повернулись к ним
обеими спинами
и смотрим только
друг друга.
*
и что мы видим —
это мы двое.
только мы двое
ушедшие далеко
и мы двое
давно ушедшие
и мы двое
(мы оба)
сделанные
ушедшие
тоже.
145
146
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
ну
***
ну, до свидания
пишет: знаешь,
азбука
и спасибо тебе
за всё сказанное
произнесённое
прочитанное
по слогам.
спасибо
за изношенный хлеб.
за крошковатый снег
тоже спасибо.
и, да
никогда не отпустит.
и нет
никто из нас
недостаточно
не солдат.
чего-то мне тут
тяжело.
вроде море
и все дела.
так вроде хотел
в отпуск.
а поговорить
не с кем.
читал сегодня
у них в газете:
изобрели
безвредный рентген.
а вся-то у них
страна
тихая
приморская
небольшая.
не страна,
а береговая
линия.
без рентгена
всё видно.
всё видишь
насквозь.
147
148
СТАНИСЛАВ
а что непрозрачное, —
думаешь, —
пусть живёт
само
по себе,
если ему
так хочется.
думаешь:
кому хуже?
ему же
хуже.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
149
***
были слова забыли
но бывало и не такое
а ещё какое бывало!
как шарик первомайский на нитке!
лёгкое было! были слова забыли а всё равно они стали снова.
бьются
на досках прыгают килькой
петрова улова.
было мало
а стало много.
красное белым а присмотреться
они просто поменялись
местами.
стали не горящими
а простыми кустами
оловом стали солдатиками
молодыми отцами
руки на затворе по грудь в цементном растворе.
была красная кладка
а стало шатко.
был сыночек
а стала пустая матка.
время наше как цвет травы но и то увязает тонет
в неостановимом
кровоточащем русском бетоне
в силурийском советском
недобровольном море
в бессердечном иле
в придонной утренней ссоре.
было много-много
а станет мало.
было белым-бело
станет ало.
молоко обернётся кровью уксусом губкой
шариком
солдатиком птицеловом
рыбаком
андреем
петром
голубкой.
150
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
Колыбельные и другие
чёрные лебеди, маленькие лошадки
человек-скрюченные-ножки, элизабет,
бесси и бесс — беспрепятственно мы
путешествуем по морям старой
империи.
пепел, пепел, мы все падаем
вниз, так далеко вниз, что даже небо
оказывается глубоко внизу.
а потом путешествуем по морям
беспрепятственно.
мы — это девочка и её собачка,
Гуров с арбузом, соломенное чучело,
мирный человекообразный робот,
лев-победитель из колена Иудина, элизабет,
бесси, и бесс, и все-все-все, и все
остальные (чёрные лебеди, маленькие лошадки,
и Кролик, и Сова, и Медведь).
у нас полные карманы травы, розы наши цветут
повсюду, мы идём на все четыре стороны света,
на всю розу ветров. пепел, пепел, мы падаем.
а потом наступает вечер, мама зовёт нас
ужинать, мы все поднимаемся
и бежим домой.
домой, откуда вышли, откуда отправились
путешествовать беспрепятственно, — наверх, откуда
упали, когда красная роза принялась цвести повсюду
на наших телах, а травы не помогли, не стали, и в общем,
предали нас.
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
на берегах эболы и монгалы, на берегах
темзы, на берегах вавилонских
мы сидели, и плакали, а потом упали, —
девочка и её собачка, Гуров с арбузом,
чучело, робот, лев, элизабет, бесси,
бесс, и все остальные:
чёрные лошадки, маленькие лебеди,
Кролик, Медведь, Сова, Поросёнок,
полные карманы пепла, огромные поля
красных цветов, мы все.
*
баю-баю
только не ложись с краю.
а то я тебя не узнаю.
приду, вырву сердце,
понесу закоулками
Перми или Мела.
приду как волчок.
принесу куличок.
к носу поднесу
кулачок.
птицы каждую Пасху
одновре´менно
воскресают.
никому не дают
спать. грают.
151
152
СТАНИСЛАВ
только не ложись с краю.
а то я вас едва разбираю.
едва слышу,
едва понимаю.
*
устали
и спят
книги закрылись
ложе разверзлось
и ожидает.
Клио
ворочается
во сне.
сладкий спускается сон
на всех,
даже на самых
печальных
из тридцати трёх коров
пёстрых, фригийских.
ты закрой глаза,
пожелай им
спокойного сна.
пожелай им
удачи
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
в бою.
и закрой
глаза,
и не бойся
поющих
неспящих,
сидящих
у изголовья.
*
я хотел собрать птенцов под крыльями, но они
как маленькие лошадки, как шоколадные
пирожные из города И.
пчёлы и бабочки залетают мне прямо в глаза.
я звал маму, но она не пришла, звал отца, но он
не пришёл. я лежу посреди луговых трав и плачу.
не совсем понимая, о ком или почему.
простая летняя жизнь, белая пена хлопка.
рыбы выпрыгивают из воды, молодая мать
по тропинке бежит навстречу отцу, облако,
озеро, дача на Клязьме.
ночь пути,
брошенный камень,
крестообразное древо.
153
154
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
*
у неё длиннее,
у него выше.
что за дерево?
не кипарис ли?
отворились
с вечера о´кна.
он веселее,
она тише.
трава полегла,
не впитала глина.
я тебя качал,
величал:
ты моя сестра
там где я
я твой брат
сестры
там где ты
ты моя сестра
там где я
ты ещё росла
а пришла весна,
я уже подрос
да хожу бос
не дурны лицом
не пьяны винцом,
не черны сердцо´м,
а не взял с собой
не позвал трубой
не призрел на ны.
у неё коса,
у него небеса.
ты, моя меньша´я,
вырастешь большая.
отдадут тя смерти
в небольшом конверте.
*
вперёд
за взводом
взвод.
труба
боевая
зовёт.
пришёл из ставки
приказ к отправке.
значит нам пора
собираться,
собороваться,
обряжаться.
оyfn veg shteyt a boym,
а некому обломать ветви.
пирога принести
со яичницей.
155
156
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
мамина любовь
помешала стать птицей.
вот я и дошёл до войны:
ale feygl funem boym,
золотом вымощены дороги.
***
пикадилли, прощай,
пепел, пепел, мы все упали.
все наши тени слились в одну,
в огромную лилию
электрического света.
расходится.
растворяется.
от себя самой
уезжает.
отходит.
dray keyn mizrekh,
dray keyn mayrev.
но и правда
её
а мне в другую сторону´,
где уже не пригодятся одёжки.
где нет никаких птиц,
становится
невесомой.
теряет
вес.
а только огромные поля
красных цветов,
червонные маки.
полные карманы пепла,
мы все.
жизнь
становится
легче.
боли
уже.
кто
смотрит
вслед?
напоследок
одёргивает,
остерегает?
тянутся вдоль
неостановимых
снегов.
157
158
СТАНИСЛАВ
очень медленно
исчезают,
теряют вес:
электрики,
машиностроители,
птицы.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
Чтение: палимпсест
в стрёмных телках море позитива.
море, чьи немые
вершины шумят.
чей тёмный,
стрельчатый лес
строится, рушится,
восстаёт, опадает.
со стрёмной тёлкой конечно стрёмно,
её не познакомить с твоими друзьями.
обнимемся, друзья,
на пороге невиданного
разрушения мира;
у дверей неизвестности,
перед тем, как перейти
линию Мажино,
перешагнуть
высокий порог
фельдмаршала М.
девушки в столице всегда прекрасны.
рядом с ними такие же мужчины.
а девушки гуляют
по набережной,
за ручку.
на них белые,
короткие платья.
и если случайно
они разнимают руки,
то немедленно
159
160
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
исчезают —
без хлопка
или дыма.
а мальчики
провожают их
в пустоту
недоумёнными
взглядами.
стрёмным тёлкам живется плохо.
внутренний мир у них крайне тесен.
не протянуть ру´ки
кому другому
не потянуться,
не расправить
лежалое,
простое тело
тем, кто свернулся
и лежит
внутри своей
сердечной клетки.
на набережную
не выйти
и не увидеть моря,
чьи вершины.
стрёмная телка с каждым ляжет
за цветок из клумбы и баночку пива.
поклонимся цветам
посреди городских
площадей.
и сожмём
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
в онемевших руках
эти банки, бутылки,
обрывки.
эти игрушечные
автоматы.
вспомним,
как наши ребята
высаживались
на эту береговую,
линию, неприступную,
превращённую
в укрепрайон.
как бросались
на пулемётные
гнёзда.
новая волна — луна, луна,
новая волна — луна, луна.
и море, чьи немые вершины.
и линия Маннергейма.
и белые платья.
и тесная клетка сердца.
и пулемётные гнёзда.
и чьи вершины.
и не протянуть руки.
и люди в тёмные времена.
и девушки в столице.
и банальность зла.
и стрёмные тёлки.
и ситуация человека.
и крайне тесен.
и птенцы из гнезда.
и бывают опасны.
161
162
СТАНИСЛАВ
и бесконечное море
и тёмные стрелки´
по периметру.
и наступающие
войска.
и невиданное
разрушение
нашего мира.
и море позитива,
и стрёмные тёлки.
какие прекрасные
какие стрёмные
тёлки.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
Командировка
ни разу не обернулась.
а билет
на верхнюю полку.
небо стоит
высоко.
светильник перегорел.
сосед напротив
храпит.
внизу преломляют
птичье мясо,
подмокший хлеб.
ни разу не обернулась.
обнимались
как перед войной.
а всего-то
командировка.
завод на Урале.
РЛС в Казахстане.
малахит, аметисты.
горы, казахи, степь.
прожектора плывут.
небо вытягивается
и стои´т как ещё один
полустанок.
163
164
СТАНИСЛАВ
на восток-то
на верхней полке.
обними меня,
обними меня.
а сама.
непрямоходящие мы
по этой стране
люди, родственники
друг друга.
под нами земля
ходуном.
а небо стоит.
вытянулось.
обними меня,
обними меня.
говорила.
как-то всё, любимая,
потерялось.
уменьшилось, умалилось.
освободилось.
тесно мне без тебя,
многолюдно.
небо стои´т
всегда
только во весь
свой рост.
ЛЬВОВСКИЙ
СВОБОДНЫ
ОТ
ДОМА
обними меня.
и прижмись.
крепко-крепко.
звякает ложка.
растворяется сахар.
всё
ненадолго.
165
IV.
Новая русская
агиография
***
человек по имени
Пётр Ионов
был женат,
ходил на работу.
в двадцать три
взял кредит на машину.
выбирал между «Ниссаном»
и «Опелем». выбрал
«Опель», немецкое качество —
и, кстати, не пожалел никогда.
вообще никогда, то есть.
ни разу.
в двадцать шесть
только выплатил
за машину, —
а четвёртого ноября
Данька родился. ну и пришлось
почти сразу
влезть в ипотеку.
через два
стал заместителем
генерального в небольшой
фирме (мелкооптовая
и, при случае, розничная
торговля
мороженой рыбой,
морепродуктами).
родили дочку.
пошёл учиться на MBA.
закончил, тыкался,
170
СТАНИСЛАВ
ругался с начальством,
потом понял,
что ничего не светит.
поменял работу
(почти в два раза зарплата),
а через полтора года жену
сбил насмерть на перекрёстке
пьяный водитель
с государственными
номерами.
один воспитал обоих,
и Катьку, и Даньку.
всю жизнь ходил в офис,
выплатил-таки эту
проклятую ипотеку
за дом в Капернауме,
(достанется детям).
так никого и не встретил.
делал, что должен был,
чувствовал, что велели,
редко бывал счастлив.
но зато все летучие рыбы
показывали ему дорогу, летели.
а обычные рыбы встали
на семи плавниках изо всех
семи морей и хором запели,
когда он из пролежней
умирал на небо
в своей постели.
ЛЬВОВСКИЙ
НОВАЯ
РУССКАЯ
АГИОГРАФИЯ
***
будет весь день
лежать на кровати.
не ругай его, мати.
никуда не пойдёт
лёгким шагом.
не рыдай его, тятя.
не бросай свои сети.
не беги за ним следом.
даже ты
не за всё
в ответе.
*
трудно быть одним
врачом участковым
одним на весь район
меламедом
когда в классе
такие дети.
когда такие больные
и остальные
постоянно толпятся
у тебя в кабинете.
171
172
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
НОВАЯ
РУССКАЯ
АГИОГРАФИЯ
*
*
в смысле, пусть
будет хотя бы
кто-то один
или больше
о ком думать —
не надо.
за кого заведомо
другие
в ответе.
трое суток всего
за целую жизнь
дали поспать дитяти:
в неудобной пещере,
спелёнутому, на камне.
например я
и вот эти
мои слова
его, наверное
внуки —
азбуки его
кровяной, но
воздушной
невещественного
но околоплодного
его алфавита
вечно болеющие
ангиной
некрасивые
дети.
173
не рыдай его, мати.
не ругай его, тятя.
никуда не пойдёт он сегодня
а будет спати.
целый день
пролежит на чистом
белье, наконец-то,
в кои веки поспит
по-людски, в кровати.
да, это ничего, что в районной больнице.
и не страшно, что в коридоре
а не в палате.
174
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
НОВАЯ
РУССКАЯ
АГИОГРАФИЯ
***
***
в понедельник она весь день бегает по делам.
на разных станциях видит нищих
с плакатами, написанными одним почерком
на одинаковых неровных картонках:
Вот человек рассеянный
Вот хлеб его несеяный.
помогите, умирает трёхлетний сын.
помогите, умирает трёхлетняя дочь.
помогите, дочь умерла, осталось трое детей.
маркетинг, маркетинг, — думает она, — суки, суки,
будьте вы прокляты, — думает, — ненавижу.
почему я работаю, а вы нет? едва успевает
забежать в последний вагон, включает iPod,
хватается за поручень, закрывает глаза.
в пятницу едет тем же маршрутом.
подаёт всем троим, быстро, не глядя.
потому что выходные, восьмое марта,
мальчик с работы, Real McCoy, два мохито,
B-52, Джеймисон безо льда, четыре текилы, —
и вот она уже верит, что Он её различает
по смятым её купюрам, влажным от пота,
по этим её горячим, быстрым бумажкам.
сделает так, что мальчик захочет замуж,
и троих детей с голубыми глазами,
и они будут жить в доме с мансардой
где-нибудь у самого синего моря.
никогда уже ей не придётся бегать
с утра до вечера по делам, в понедельник.
никогда не придётся стоять с картонкой.
Сел он утром умирать,
Стал рубашку умирать,
В рукава просунул муки —
Оказалось, это руки.
Вот человек рассеянный
Вот хлеб его несеяный.
Сняли мы с него не то —
Не хитон и не пальто.
Тихо плачет мама Маша
Не его уже, а наша:
Вместо деток на роду
Написал себе беду
От серебряной тридцатки
Трёхлинейки, кинобудки.
*
Когда во всём трамвае
Лишь он один не спал
Он, двери отверзая,
Вожатому сказал:
Глубокоуважаемый
Вагоноуважатый!
Вагоноуважаемый
Глубокоуважалый!
175
176
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
НОВАЯ
РУССКАЯ
АГИОГРАФИЯ
Я не хочу сегодня
Из дому выходить.
Нельзя ли эти сходни
на щепки изрубить?
Он опять уснул и умер.
Он опять поспал и умер, —
Это ж не Ерусалим.
В смысле, бог бы с ним.
Вот какой рассеянный
Связавшийся с ессеями.
— Это что за Ленинград —
Вифлеем или Арад?
А с платформы говорят:
— Это ад.
Без денег он идёт туда
Где ничего бесплатно не.
С деньгами он идёт туда
Где деньги плавятся в огне.
Вот какой рассеянный
И смерть его несеяный.
*
Он ещё поспал немножко.
И опять взглянул в окошко, —
Не дубравушка шумит,
С ним никто не говорит,
Даже мышка, даже кошка
Спит.
Ему снится дом, — Хеврон.
С ним его агитвагон.
С ним узлы и чемоданы,
С ним его смертельны раны.
— Это что за Петроград?
Назарет или Арад?
А с платформы говорят:
— Это ад.
В детской поздно вечерком
Он уснул спокойным сном.
Закричал он: — Что за шутки!
На исходе третьи сутки
Отчего же длится ад
Петроград и Ленинград?!
— Это что за полустанок? —
Он заухал, как совёнок,
Замяукал как подранок,
львёнок.
А ему и говорят:
— Это город Ленинград.
*
Завтра утром оживает
И рубашку надевает.
Утешает маму Машу
Манную съедает кашу.
177
178
СТАНИСЛАВ
ЛЬВОВСКИЙ
НОВАЯ
РУССКАЯ
АГИОГРАФИЯ
*
***
Вот человек рассеянный,
андрей
на повышенных
объясняет врачу,
говорит: я к ней
все равно полечу
что бы там ни было
кто бы где.
Вот дом его воздвигшийся,
Вот смерть его несбывшийся.
Вот хлеб его несеяный.
она стоит
по шею в воде
ей почти уже
нечем дышать
осталось немного
воздуха
чтобы звать.
и она зовёт:
прилетай ко мне
они меня тут
залечат во сне.
тут чилиец
завотделением
как Луис
Корвалан.
кадую ночь
встаёт
в изголовье.
упрекает, зачем
я пила корвалол
и валокордин.
179
180
СТАНИСЛАВ
вроде
их много тут
разных
но приходит
один.
пишет: андрей
мне страшно
я тут
одна.
помнишь, мы
занимались
дайвингом
я утонула
почти
до дна?
тут так же
страшно
такое же
повсюду
темно.
я смотрю
в больничное
большое окно.
прилетай ко мне
пока я жива.
пока у меня слова
пока дышит
и целуется
моя голова.
и вот андрей
кричит своему
врачу.
ЛЬВОВСКИЙ
НОВАЯ
РУССКАЯ
АГИОГРАФИЯ
я к ней, — кричит, —
всё равно
полечу.
помогите мне
встать — ибо я
изнемогаю от.
подкрепите
камфорой
дайте разряд.
и пока они всё это
она плачет
в коридоре, глядит
сквозь огромные окна
в больничный сад.
говорит про себя:
прилетай
ко мне поскорее
поговорить
и обняться
а то без тебя
тут какой-то
советский
столовский ад.
они дают
последний
разряд.
и вот он
летит к ней.
обнимает
прижимает
к сердцу
181
182
СТАНИСЛАВ
любит
целует.
и они
говорят.
ЛЬВОВСКИЙ
НОВАЯ
РУССКАЯ
АГИОГРАФИЯ
***
смотрит на фотографию
и говорит (грустно так):
этой пивной больше нет.
а я ему отвечаю: этого
ничего больше нет
одни остались названия
одни имена
да и в них уж
никто не помнит
где правильно
ставятся ударения
а ты про пивную.
а он, глядя на фотографию
говорит мне: мы ведь там с Людкой
познакомились.
183
184
СТАНИСЛАВ
***
ничего такого ещё, за что
а как-то всё мается по углам.
утром топчется у входа в метро
долго не решаясь
взойти.
покупает газету «Твой день».
эскалатор вниз: переход
на кольцо, выход к ТЦ.
пять минут до работы вброд
через грязь, через бетонную
смесь.
сквозь огонь светофорный
прожигающий до костей.
сквозь пляшущую на костях
снежную взвесь.
вот он весь, на ладони
постылой твоей москвы.
это чужой день, не его год
не его жизнь. часовой завод
не кончается, тикает и поёт:
ничего такого ещё, за что.
собираться рано, постой, побудь.
ты успел заскочить
на бегу в вагон.
впереди — по крайней
мере ещё один
день, ещё один
перегон.
ЛЬВОВСКИЙ