дискуссионные вопросы теории английского языка и

Министерство образования и науки Российской Федерации
ФГБОУ ВПО «Сыктывкарский государственный университет»
Институт гуманитарных наук
Кафедра лингвистики и межкультурных коммуникаций
ДИСКУССИОННЫЕ ВОПРОСЫ
ТЕОРИИ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
И СРАВНИТЕЛЬНОЙ ТИПОЛОГИИ
Учебное пособие
Сыктывкар
Издательство Сыктывкарского государственного университета
2013
УДК 811.11-112
ББК 81.2 Англ-2
Д 48
Издается по постановлению научно-методического совета
ФГБОУ ВПО «Сыктывкарский государственный университет»
Рецензенты:
Э.А. Гашимов, доктор филологических наук, профессор кафедры английской филологии
СФ ГОУ ВПО МГПУ
Кафедра иностранных языков ФГБОУ ВПО «Коми государственный педагогический институт»
Д48
Дискуссионнные вопросы теории английского языка и сравнительной типологии : учебное пособие для бакалавров направления «Лингвистика» / отв. ред. О.Г. Минина. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкарского госуниверситета, 2013. 138 с.
ISBN 978-5-87237-948-5
Учебное пособие «Дискуссионнные вопросы теории английского языка и сравнительной типологии» предназначено для бакалавров направления «Лингвистика». В пособии в формате лекций представлены статьи по фонетике и фонологии, морфологии, синтаксису, сравнительной типологии,
прагматике и теории речевых актов, прикладным аспектам лингвистического анализа.
Материал пособия служит дополнением к существующим учебникам по теоретической грамматике и лексикологии английского языка и позволяет студентам расширить их знания по изучаемой
проблематике.
УДК 811.11-112
ББК 81.2 Англ-2
ISBN 978-5-87237-948-5
ФГБОУ ВПО «Сыктывкарский
государственный университет», 2013
2
ОГЛАВЛЕНИЕ
От редактора………………………………………………………………………………
4
Вместо предисловия. О системности и асистемности в языке (О.Г.Минина)……….
5
Глава 1. Фонетика и фонология ………………………………………………………..
8
Митрофанова Е.Н. Интонация и просодия в английской и русской речи…………….
8
Глава 2. Морфология……………………………………………………………….....……
24
Минина О.Г. Функционально-семантические принципы классификации частей речи в
английском языке …………………………………………………………………………..
24
Глава 3. Синтаксис……………………………………………………………………….
39
Толстова Г.Г. Функциональный синтаксис английского языка и проблема перевода……...
39
Глава 4. Сравнительная типология ……………………………………………………
65
Барт М.В. Традиционные и инновационные словообразовательные модели в современном компьютерном жаргоне……………………………………………………………
65
Глава 5. Прагматика и теория текста………………………………………………..
94
Вохрышева Е.В. Коммуникативные стратегии диалогического взаимодействия в
прагмалингвистической перспективе……………………………………………………..
94
Глава 6. Прикладные аспекты лингвистического анализа ………………………….
106
Хозяинов С.А. Параметризация морфолого-синтаксической структуры предложения
как этап построения математической модели текста…………………………………….
106
3
ОТ РЕДАКТОРА
Теоретические аспекты языкознания, умение анализировать и обобщать теоретический
материал чрезвычайно важны для лингвистов-переводчиков, поскольку практические навыки владения иностранным языком должны быть подкреплены знанием основ теории языка.
Данное пособие призвано расширить существующие учебники по теоретической грамматике
и лексикологии английского языка за счет включения в него дискуссионных вопросов и концепций. Изучение рассмотренных в пособии проблем позволит студентам освоить такие общекультурные и профессиональные компетенции, как:
- владение культурой мышления, способностью к анализу, обобщению информации, постановке целей и выбору путей их достижения, а также владение культурой устной и письменной речи (ОК-7);
- умение применять методы и средства познания, обучения и самоконтроля для своего
интеллектуального развития, повышения культурного уровня, профессиональной компетенции (ОК-8);
- умение использовать понятийный аппарат теоретической и прикладной лингвистики
для решения профессиональных задач (ПК-36);
- умение выдвигать гипотезы и последовательно развивать аргументацию в их защиту
(ПК-40);
- обладание способностью оценить качество исследования в данной предметной области,
соотнести новую информацию с уже имеющейся (ПК-42).
Проконтролировать степень овладения компетенциями позволяют вопросы и задания,
приведенные в конце каждой главы пособия.
Библиографический список в конце каждой части позволит студентам расширить свои
знания по изучаемым проблемам.
4
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
О СИСТЕМНОСТИ И АСИСТЕМНОСТИ В ЯЗЫКЕ
О.Г. Минина
Попытки систематизации языковых единиц и явлений с целью наиболее полного понимания их сущности предпринимались с древнейших времен. Первые классификации частей речи известны с античности (Дионисий Фракийский, Платон), и многие принципы систематизации, выделенные древними авторами, лежат в основе современных теорий. Тем не
менее шагнувшая вперед лингвистическая мысль накопила обширнейший фактологический
материал, требующий своего осмысления. И чем больше фактов, тем сложнее не потеряться
в частностях и проследить общие закономерности и тенденции.
На современном этапе развития языкознания ситуация складывается таким образом, что
именно в силу многочисленности и разнообразия конкретных результатов исследования ученые в большей степени склоняются к их описанию, нежели систематизации.
Подъем и развитие творческой лингвистической и философской мысли, пришедшийся на
середину ХХ века и связанный с именами Ч. Морриса, Л. фон Берталанфи, Дж. Серля, Дж.
Остина и других основоположников лингвистической философии, общей теории систем,
прагматики и теории речевых актов, уступает место более скромному на открытия периоду
накопления и описания. Это связано отчасти с тем, что упомянутые теории, дав толчок развитию лингвистики и породив разнообразные школы и направления, во многом «выработали» себя или столкнулись с вопросами, в разрешении которых их объяснительная сила оказалась недостаточной. Так, например, прагматика и теория речевых актов ставили своей целью
исследование косвенных речевых актов с импликатурой, но в действительности логически обоснованной классификации пресуппозиций или иллокутивных сил так и не получилось, как не
удалось понять механизм таких речевых актов, как юмор, ирония, намек, издевка и т.д.
Подобные неудачи можно объяснить чрезвычайной сложностью материала и субъективностью его восприятия и интерпретации, оттолкнувшими от себя даже гениальных исследователей. С другой стороны, что не менее важно, господствующим в научных кругах стереотипным линейным мышлением. Под последним понимается однозначность причинноследственных связей и построение систем типа «цепочка» или «гроздь», то есть одна причина – одно или несколько следствий.
Но в языке, как и в любой другой сфере реальной жизни, мы никогда не наблюдаем одного воздействия в чистом виде, обычно это ряд факторов, разнохарактерных, возможно,
разнонаправленных и обладающих различной степенью интенсивности. Линейный подход
по сути своей не в состоянии предложить адекватных моделей систематизации таких явлений и процессов. В итоге мы наблюдаем множество противоречий в существующих в настоящее время классификациях.
Например, не совсем ясно, как рассматривать единицы типа up, off и т.д.: как морфемы
или служебные слова (to give up, to take off), тем более что некоторые из них могут выступать в различных функциях: upstairs – префикс, up in the mountains – наречие, to give up
smoking – ни то, ни другое. В последнем случае принято говорить о постпозитивах (Иванова
И.П. и др., 1981), но они не входят ни в классификацию морфем, ни в классификацию частей речи (Кобрина Н.А. и др., 2000). В самих классификациях частей речи также наблюдается смешение критериев: так, к знаменательным частям речи, обозначающим понятие, относят междоме5
тия, но не выделяют при этом ни причастий, ни герундия; из группы служебных частей речи исчезает артикль, а слова yes, no, please вообще не находят своего места среди частей речи.
На синтаксическом уровне существуют такие единицы, как, например, обращение, которое, формально входя в предложение, не является его членом. Термин «независимые элементы предложения» звучит не слишком убедительно, так как не понятно на каком основании
наряду с зависимыми появились независимые элементы. Очевидно, целесообразнее допустить, что классификация типов синтаксической связи является не полной или же такие единицы принадлежат не предложению, а более высокому уровню текста.
Это далеко не все возникающие вопросы. Достаточно вспомнить проблемы, касающиеся
артикля, падежной системы английского языка, критериев выделения служебных частей речи, разграничения морфемы, слова, словосочетания и предложения, статуса фразеологизмов,
глаголов с постпозитивами и т.д.
Таким образом, возникает предположение о том, что существующие критерии классификации, обусловленные линейным подходом, нуждаются в глобальной корректировке. Причем последняя должна осуществляться в направлении усложнения и учета различных факторов влияния и их интенсивности. Почему именно усложнение? Ведь в процессе исследования для удобства изучения того или иного явления допускается и активно используется как
раз обратная процедура – упрощение. Схема, модель, структура – это типичные примеры упрощения или, точнее говоря, рафинирования существенных свойств и опускания несущественных. Но с другой стороны, эффективность и объяснительная сила модели или схемы прямо пропорциональна количеству учтенных элементов изучаемого явления в их взаимосвязи и
взаимодействии. Язык же в целом и отдельные языковые явления представляют собой сложнейшую многоуровневую и многофункциональную систему.
Следующий вопрос, который необходимо рассмотреть, это вопрос о том, что же такое
система вообще и языковая система в частности. Существует более 40 определений систем.
Наиболее широкоизвестным является следующее: система – это совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях между собой и образующих определенную целостность и
единство (Философский энцикл. словарь, 1986). Несмотря на кажущуюся очевидность данного определения, оно порождает множество вариантов интерпретации системы. Так, например, П.Н. Калошин (Калошин П.Н.,1995) считает системой кучу яблок, камней или зерна, и, согласно определению, он совершенно прав: целое – куча, взаимосвязи и отношения – сила тяжести, взаимное давление и трение. Тем не менее, мы вряд ли согласимся с такой интерпретацией.
Очевидно, «целостность», «взаимосвязь» и «взаимоотношения» предполагает нечто иное.
На материале изучения биологических объектов к интересным выводам пришел известный русский ученый П.К. Анохин, считавший, что не только взаимосвязь и взаимодействие
как таковые характеризуют систему, но ее полезный результат (Анохин П.К.,1971). Системой, по его мнению, можно назвать только такой комплекс избирательно вовлеченных компонентов, у которых взаимодействие и взаимоотношения ориентированы на получение специфического полезного результата. В чем же полезный результат языка?
В том, чтобы выразить мысль, чувство.
Другое не менее важное качество биологической системы состоит в том, что она непрерывно и активно производит перебор степеней свободы множества компонентов, чтобы
включить те из них, которые приближают организм к получению полезного результата (там
же). В языке это свойство реализуется за счет механизма избыточности способов выражения
одного и того же значения, развернутой системы времен, стилистических средств, например
метафоры, метонимии, инверсии, фразеологизмов и т.д.
6
И как вывод мысль о том, что истинные системы всегда функциональны, так как результат является их системообразующим принципом, а содержание результата, в свою очередь,
формируется в виде определенной модели раньше, чем появится сам результат (там же). Таким образом, система – это подвижное, саморазвивающееся образование, направленное на
достижение определенной цели, чаще всего находящейся вне самой системы, регулирующее
свой компонентный состав и структуру для наиболее эффективного достижения данной цели. Исходя из такого понимания системы, кучу камней или яблок уже никак нельзя рассматривать как систему. Как неправомерной представляется мысль Ф. Энгельса о том, что целое
не больше и не меньше своих частей, оно эквивалентно своим частям в той же мере, в какой
части эквивалентны системе, целому.(цит. по: Афанасьев В.Г., 1980). Как раз наоборот, система как целое ни в коей мере не может быть сведена к своим составляющим, поскольку
предполагает определенный тип структуры, внутренний источник и внешнюю цель развития.
Таким образом, приведенное выше определение можно скорректировать следующим образом: система – это совокупность взаимосвязанных и взаимозависимых элементов (каждый
из которых сам является системой более низкого порядка), функционирующая как элемент в
системе высшего порядка и обладающая следующими свойствами: целостностью, относительной структурной устойчивостью, системообразующим принципом – функцией в макросистеме).
Параллель с биологическими системами была проведена не случайно: язык является инструментом человеческого общения, и большинство изменений в структуре языка определяется человеком и его целями. С другой стороны, язык, являясь самостоятельным явлением, приобретает черты независимой саморазвивающейся системы, реализующей полярные свойства,
обусловливающие развитие языковой системы. К таким свойствам относятся следующие:
- непроницаемость к новым элементам, с одной стороны, и случайность заимствования
реалий – с другой;
- стремление к нормативности, упорядоченности и существование народной этимологии,
окказиционализмов, сленга, прагматики;
- ни один процесс в языке не происходит до конца и не охватывает всех явлений, всегда
остается «остаток»;
- в пределах одного уровня всегда есть элементы другого уровня (Маковский М.М., 1980).
Наряду с рассмотрением дискуссионных вопросов английской филологии задачей данного учебного пособия является моделирование отдельных языковых процессов и явлений и
изучение закономерностей функционирования языковых единиц.
Пособие состоит из 6 частей, каждая из которых представляет собой завершенную в
смысловом и структурном отношении часть и предназначена для расширения материала для
самостоятельного изучения по курсам «Теоретической фонетики английского языка», «Теоретической грамматики английского языка (морфологии)», «Синтаксиса», «Сравнительной
типологии», «Прагматики и теории текста», «Прикладного языкознания» студентами направления «Лингвистика». В конце каждой части даны вопросы и задания для самостоятельной проработки и список литературы по проблеме. Пособие будет также интересно магистрантам, аспирантам и всем, занимающимся проблемами германской филологии.
Библиографический список
1. Анохин П.К. Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем. М.,1971.
2. Афанасьев В.Г. О целостных системах // Вопросы философии. 1980. №6. С.62-79.
3. Иванова И.П. и др. Теоретическая грамматика современного английского языка. М., 1981.
4. Калошин П.Н., Файзиев А.А. О понятии «система» // Философские науки. 1981. №4.
С.132-134.
5. Карташев В.А. Система систем (Очерки общей теории и методологии). М.,1995.
6. Кобрина Н.А. и др. Грамматика английского языка. (Морфология. Синтаксис). СПб., 2000.
7. Маковский М.М. Системность и асистемность в языке. (Опыт исследований антиномий в лексике и семантике). М.,1980.
8. Философский энциклопедический словарь. М., 1986. С. 427.
7
ГЛАВА 1. ФОНЕТИКА И ФОНОЛОГИЯ
ИНТОНАЦИЯ И ПРОСОДИЯ В АНГЛИЙСКОЙ И РУССКОЙ РЕЧИ
Е.Н. Митрофанова
Курский государственный университет
1. Трудности в исследовании интонации текста
Исследование интонации в рамках целостных текстов оказалось сопряженным с большими трудностями, чем изучение ее структуры и функционирования на материале более
мелких текстовых единиц – синтагм и фраз. Обнаружилось, что интонация текста принципиально не сводится к сумме отдельных интонационных конструкций, мелодем или каких-либо
других единиц, с которыми мы подходим к ее анализу. Их приспособление к конкретным условиям дискурса и модификации настолько сильны, что приводят к слабой слуховой опознаваемости и растождествлению с теми изолированными конструкциями, которые мы принимаем за исходные единицы анализа. Экспериментально было показано, что изолированная
интонационная конструкция и та же конструкция в дискурсе – это акустически и аудитивно
нетождественные понятия [Майорова, 1980]. Большая вариативность и слабая вычленяемость единиц интонации текста отмечаются многими исследователями как серьезные препятствия для ее системного описания [Светозарова, 1983] .
Физика как наука о наиболее общих законах объективного мира раскрывает эффективный универсальный способ преодоления препятствий и решения проблем: если проблема
(как физическая, так и ментальная) не разрешается на одном уровне, то ее необходимо рассматривать на другом, более высоком уровне [Минделл, 2003]. Иначе говоря, при невозможности преодоления препятствия в двухмерном пространстве (при невозможности обойти
преграду) необходим переход в трехмерное пространство, чтобы преодолеть препятствие
(перепрыгнуть) в высоту и т.д.
До сих пор данный физический закон с успехом применялся в лингвистике. Как известно, при затруднениях в установлении фонологического статуса того или иного речевого звука выход был найден на более высоком уровне морфем (в морфонологии), сложности с морфемами были перенесены на уровень слов и т.д. Есть ли более высокий уровень для интонации, уровень, с позиций которого можно было бы обосновать ее вариативность и спаянность
единиц в тексте? Представляется, что таким уровнем является просодия. На обоснование
важности ее подключения к анализу интонации текста и целесообразности разграничения
интонации и просодии и направлено данное исследование.
2. Континуальность просодии против дискретности интонации
Современное языкознание критически переосмысливает распространенный тезис о противопоставлении мысли и речи по их непрерывности/дискретности [Кашкин, 2000]. Как известно, философско-лингвистическая точка зрения на соотношение речи и мысли наделяет
речь дискретностью, базирующейся на ее принципиальной членимости на известные единицы, безошибочно идентифицируемые говорящими и слушающими, в то время как мысль,
предшествующая и сопутствующая речи, рассматривается как "размытое континуальное
представление", характеризующееся неисчерпаемым содержанием, но неизбежно сужаемым,
8
обедняемым конкретноязыковым воплощением [Налимов, 1978]. Находя обоснование "мукам" словесного творчества, эта позиция лишает речь каких бы то ни было признаков континуальности, многомерности, эвристичности, преувеличивает ее атомистичность, ограниченность возможностей в выражении субъективных интенций говорящего.
Такая упрощенная трактовка речевого процесса явно не соответствует воззрениям укрепляющей свои позиции психолингвистики. В одной из коллективных монографий по речепорождению отмечается, что речевая деятельность "всегда соединяет в себе противоположные
начала – автоматизм и творчество, дискретность и континуальность, линейность и многомерность, ... говорение и слушание, создание высказывания и текста и его восприятия" [Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи, 1991: 5]. А.А.Залевская, приводя систематические различия между речевой организацией индивида (языком 1) и описательной
моделью речевой деятельности (языком 2), среди прочих особенностей индивидуального речепорождения также отмечает континуальность, постоянный динамизм, лишь частичную
осознаваемость, неосознаваемое слияние значения и смысла, пристрастность, включенность
во внутренний контекст предшествующего опыта познания и общения, многообразие оснований для разнообразных связей и др. [Залевская, 2003]. Все эти особенности процесса речепорождения не могут не отразиться в его продукте – тексте. Текст должен, по крайней мере,
содержать "следы" целостного недискретного образования, не распадающегося на отдельные
элементы, какими бы важными сами по себе они не казались, какой бы степенью автосемантии не обладали [Гальперин, 2004].
Наибольшие ингерентные возможности для создания континуальности речи заключает в
себе просодия как весь комплекс сверхсегментных средств, объединяющий языковые единицы разных уровней и размеров в одну голосовую волну и направляющий их на реализацию
определенного намерения говорящего.
Впервые четко определить просодию и отграничить ее от интонации удалось
В.А.Артемову, который разработал перечень оппозиций, раскрывающих специфику двух соотносимых, но не синонимичных категорий [Артемов, 1976]. Просодия определялась данным
исследователем как не имеющая языкового значения плавность, певучесть речи, создаваемая
частотой основного тона, интенсивностью и длительностью в их абсолютных значениях, а
интонация – как смыслоразличительное языковое средство, акустически представленное через частотные, силовые и временные уровни, интервалы и диапазоны в их относительных
значениях. Просодия отличается также от интонации большей протяженностью, выходом за
границы собственно интонационных единиц – синтагмы и фразы, что еще раз демонстрирует
ее абсолютный характер, невыводимость из межсинтагматических и межфразовых контрастов, создающих базу для восприятия и анализа интонации.
Рассматривая просодию в онтогенезе и филогенезе, В.А. Артемов отмечает, что данное
явление по отношению к языку слов не супрасегментно, а досегментно, субсегментно, это
древнейший пласт современного звукового строя, являющийся ритмико-мелодической канвой любого устного высказывания. Исследователь предполагает, что просодия проникает в
интонационный слой языка и остается в качестве рудимента в языке слов, после чего происходит постепенное затухание просодического слоя и постоянное совершенствование вербального при возрастании коммуникативной роли интонации.
С данным толкованием усиления вербализации и дискретности речевого выражения
мысли как в онтогенетическом, так и в филогенетическом плане трудно не согласиться, однако вряд ли можно утверждать, что мы являемся свидетелями полного угасания просодического слоя при развитой речевой способности человека. Более точно говорить об угасании
внимания человека к порождаемой им или воспринимаемой просодии в связи с высокой сте9
пенью автоматизма ее функционирования. С развитием речевой способности и просодия, и
интонация, с которых, по данным психолингвистики, начинается освоение речевой действительности, становятся фоном для реализации более дискретных единиц: слов, словоформ,
словосочетаний, предложений, требующих более осознанного выбора и контроля со стороны
как правого, так и левого полушария мозга. При этом следует отметить активность просодического фона речи, который "оживает" и особенно ярко проявляется в определенных условиях. По нашим наблюдениям, это возможно при следующих обстоятельствах:
1) в условиях замены краткого вербального выражения эмоции (Вот это да! Здорово!
Неужели? и др.) чисто просодическим "распеванием" сонорного или гласного звука, например,
/м/, /о/, при котором качество звука отступает на второй план и теряет четкость, привлекая внимание слушателя только к просодической информации, выражающей отношение говорящего;
2) в контексте более распространенной монологической речи, теряющей в силу определенных, чаще всего психофизиологических, причин плавность и становящейся прерывистой,
что вызывает у слушателя дискомфорт, отвлечение от кодируемого смысла и неясность в отношении планов говорящего продолжить мысль или прекратить ее развитие;
3) при невозможности выразить свои мысли, чувства, тревоги вербальным способом говорящему в качестве психотерапевтической процедуры предлагается сделать это с помощью
ритмо-просодического озвучивания своего состояния, которое сопровождается жестами и
движениями и помогает перейти к вербализации [Минделл, 2003];
4) при восприятии речи на неизвестном иностранном языке, когда слушающий не способен опираться на какие-либо дискретные единицы, но, исходя из просодических свойств речи, может выносить суждения об эмоционально-модальной направленности речи;
5) при заполнении пауз хезитации нечеткими звуками /э/, /м/, обеспечивающими просодическую континуальность речи в промежутках между словами, синтагмами, фразами.
Данные случаи являются скорее исключением, чем нормой функционирования просодии
в речи, поскольку они связаны либо с нарушениями ее линейного распространения (случай
2), либо с ее неестественным отделением от словесного дискретного пласта (случаи 1,3,4,5).
Рассматривая просодию как средство обеспечения плавности, континуальности речи, нельзя
сбрасывать со счетов и взаимодействующий с ней уровень слов. Общеизвестно, что без облачения в конкретные слова коммуникативное намерение говорящего так и остается смутным переживанием, ожидающим своей реализации. Вместе с тем, заострение внимания говорящего на отдельных словах, видимо, приводит к нарушению общей плавности, цельности
его речи. Таким образом, континуальность и дискретность в речи находятся в определенной
гармонии при ведущей, организующей роли просодии.
Именно в таком соотношении они воспринимаются и реализуются в нормально протекающих речевых процессах, в первую очередь устных. При этом неясным остается вопрос о
границах внутри просодии или между единицами (просодемами), если таковые имеются. Отсутствие решения данной проблемы связано с недостаточной практической реализацией
концепции В.А. Артемова в экспериментально-фонетических исследованиях. Большинство
интонологов рассматривают просодию и интонацию как синонимы, отмечая при этом слабую вычленяемость интонационных моделей. Изучив достаточно детально интонацию синтагм и фраз [Торсуева, 1974, Николаева, 1977, Черемисина, 1982], интонологи пытаются установить более протяженные интонационные единицы, обладающие самостоятельным статусом, или, по крайней мере, более или менее устойчивые синтагматические сочетания интонационных контуров на определенном отрезке текста [Иванова-Лукъянова, 2002]. На материале русского языка, также как и других языков, например английского [Станчуля, 2005],
такую работу вряд ли можно считать завершенной, на что указывает и отсутствие общепри10
знанного термина для обозначения распространенной интонационной единицы, которой иногда присваивается наименование "коммуникат" [Майорова, 1980], иногда "диктема" [Станчуляк, 2005], иногда фоноабзац [Антипова, 1979]. Анализ предпринятых попыток идентификации крупных интонационных единиц наводит на мысль об их онтологическом отсутствии
в речевой деятельности говорящего и присутствии лишь в лингвистических моделях.
Данная гипотеза вполне подтверждается положениями когнитивного направления в лингвистике, в соответствии с которыми в фокусе сознания говорящего одновременно может
быть только одна синтагма (интонационная группа), а в суперфокусе – одно высказывание
(предложение) [Кибрик, 1994], т.е. сознательному контролю при порождении речи в каждый
конкретный момент подвергается одна интонационная группа и ее ближайшее окружение в
рамках высказывания. Сознательно запланировать и проконтролировать более длительные
отрезки текста не представляется возможным, а последовательность образующихся интонационных контуров относится к продукту, а не к процессу речи. Следовательно, какие бы интонационные цепочки мы не выстраивали, они останутся лишь конструктом, на который говорящий не способен сознательно опираться при речепорождении.
Таким образом, сфера функционирования интонации ограничивается уровнем тактики и
ближайшей перспективы построения речи, которым соответствуют в качестве единиц синтагма (интонационная группа) и фраза (предложение). Интонация оказывается не более
сверхсегментной, чем синтаксис. Она контрастна по определению: базируясь на относительных показателях ЧОТ, интенсивности и длительности, она отделяет одну фразу от другой,
каждую синтагму отграничивает от соседней, более важное слово выделяет на фоне менее
важного. И если бы параллельно с интонацией не функционировала просодия, то речь была
бы более дискретна, чем она является на самом деле.
В чем же проявляется просодия? Что делает ее более сверхсегментной по сравнению с
интонацией? По нашему предположению, просодия проявляется в речевом возбуждении индивида, его стремлении выразить определенную интенцию, что и удерживает процессы голосообразования и речеобразования на определенной "волне" в течение более или менее длительного времени. Выразить что-либо кратко, но точно и полно удается далеко не всегда.
Поэтому речь обычно представляет собой достаточно продолжительный поток, выходящий
за рамки одного высказывания. В редких случаях говорящий/пишущий на протяжении всей
своей речи удерживается на одной "волне", в рамках одной темы, одного "настроения". Тогда
просодически речь представляет собой одно целое. Примером такой монопросодической организации может служить сообщение о погоде в каком-либо регионе или какое-либо описание, выдержанное в одном эмоциональном ключе. Однако в абсолютном большинстве случаев речепорождения меняются темы, подтемы, отношения к ним, психофизиологическое
состояние человека, что приводит к полипросодичности речи. Для примера приведем письменный текст, заимствованный из пособия Т.А.Казаковой [Казакова, 2000: 43].
Текст 1. Одно из важнейших отличий человека от других форм жизни заключается в
нашей способности адаптироваться к меняющимся условиям среды обитания. Люди населяют планету повсюду: от Арктики с ее вечным холодом до влажных тропиков с вечной
парной баней тропических лесов. Человек исхитряется даже транспортировать окружающую среду на короткий срок, например, для проведения исследований в космосе или мировом
океане. Однако, несмотря на все эти достижения, следует признать простейшую истину: мы
не способны создавать важнейшие компоненты природы, необходимые для поддержания жизни, – воздух и воду. Осознание этого вкупе со стремительным развитием производства и техники и не менее стремительным загрязнением природы поставило ученых и государственных
деятелей перед необходимостью оценить последствия загрязнения атмосферы.
11
Текст-рассуждение 1, представленный как один абзац, тем не менее демонстрирует смену настроения, отношения автора к содержанию своей речи, перелом в передаваемой содержательно-концептуальной информации, дискретным знаком которого является слово однако.
Соответственно, текст можно разбить на две просодемы: до и после однако. Первая объединяет три предложения, раскрывающие постепенно усиливающееся восторженное отношение
автора к данным человеку возможностям, что акустически передается определенными показателями ЧОТ, интенсивности и длительности, а аудитивно – через соответствующую тональность, темп, акцентуацию, ритм, громкость, тембр голоса. До написания первой части
абзаца человек вряд ли мог планировать ее в том дискретном виде, в котором представлены 3
предложения. Однако, несомненно, он чувствовал, переживал свое намерение, которое позднее приняло форму конкретных предложений.
Только после относительно полной с точки зрения автора реализации первой подтемы он
переходит ко второй. Во второй части абзаца отношение пишущего к сообщаемому становится более спокойным, сдержанным, настороженным, смиренным, и это отношение, в свою
очередь, через поддержание определенной просодемы на всем участке из двух распространенных предложений формирует целостность, континуальность отрезка, а также влияет на
выбор дискретных средств выражения, в том числе интонационных.
В рамках целого текста две просодемы располагаются симметрично относительно переломного пункта, при этом первая передает постепенное нарастание напряжения через соответствующее усиление просодических параметров и выбора все более "сильных", ярких дискретных
средств, а вторая – постепенное ослабление напряжения, затухание речевого возбуждения.
Приведенное в качестве примера рассуждение показывает не только полипросодичность
речи, но и связь функционирования просодии с далеким упреждением текста по Н.И. Жинкину, т.е. психолингвистическим процессом планирования текста во внутренней речевой
программе. Как пояснял Н.И. Жинкин, "нельзя генерировать первое предложение текста, если не предусмотрено его смысловое движение вперед на некоторое расстояние" [Жинкин,
1998: 168-169]. Таким образом, просодия задает однонаправленность всех других речевых
средств, как дирижер, управляет оркестром дискретных единиц.
Очевидно, что тексты, как устные, так и письменные, строятся по определенным просодичесим моделям. От говорящего/пишущего не ожидается быстрой смены тем, настроений,
создающей хаос в речи и непонимание при восприятии. Такие перескоки как специальный
прием создания юмористического отношения к пошлым повестям и романам использованы
А.П. Чеховым в рассказе "Что чаще всего встречается в романах, повестях и т.п.". Приведем
в качестве пояснения несколько абзацев из рассказа.
Текст 2.
Белокурые друзья и рыжие враги.
Богатый дядя, либерал или консерватор, смотря по обстоятельствам. Не так полезны
для героя его наставления, как смерть.
Тетка в Тамбове.
Доктор с озабоченным лицом, подающий надежду на кризис; часто имеет палку с набалдашником и лысину, а где доктор, там ревматизм от трудов праведных, мигрень, воспаление мозга, уход за раненным на дуэли и неизбежный совет ехать на воды.
Хотя в тексте 2 усиливается нагрузка на дискретные единицы (слова) и графическое
представление абзацев, просодическая форма также вносит свой вклад в создание юмористического эффекта. Чисто просодическими средствами здесь передается неожиданность,
резкость появления в критикуемых художественных произведениях тех или иных героев, неполнота их раскрытия, некоторая замедленность, монотонность в представлении деталей.
12
Просодия обеспечивает целостность не только порождаемого текста, но и воспринимаемого. Для слушающего она является одним из ключей к содержательно-концептуальной и
содержательно-подтекстовой информации. Трудно представить нашу речь как сумму упорядоченных грамматическими правилами слов, каждое из которых несло бы свою "энергетику", свое эмоциональное поле и не подчинялось бы одной просодической волне.
Гармоничному сочетанию недискретной просодии и дискретных языковых единиц в речевой деятельности можно найти не только психолингвистическое, но и чисто психологическое обоснование, имеющее силу для понимания и любой другой интеллектуальной деятельности человека. Ж. Пиаже, ссылаясь на Клапареда, объясняет механизм активности человека
следующим образом: "Чувства предписывают поведению цель, в то время как интеллект ограничивается тем, что снабжает поведение средствами ("техникой"). Именно чувство дает
действию необходимую энергию, а знание налагает на поведение определенную структуру"
[Пиаже, 2003: 8]. Вполне закономерно соотнести просодию с чувством в самом широком
смысле этого слова, а дискретные единицы – с интеллектуальными операциями по их отбору.
Просодии в нашем толковании еще предстоит утвердить свое место в интонологии. Для
доказательства ее объективного статуса необходимы экспериментально-фонетические исследования, слуховые наблюдения и электроакустические данные. Постоянное совершенствование технических средств, необходимых для таких исследований, а также развитие лингвистических концепций и парадигм позволяют надеяться, что просодия перейдет из разряда
волновых, виртуальных явлений в число лингвистически регистрируемых, значимых аспектов дискурса. В настоящее время просодия видится фонетистам во всех точках речевой цепи,
начиная со слога и заканчивая целым текстом, но она не приобрела собственной лингвистической значимости. В большинстве случаев она рассматривается лишь как акустическое выражение дискретных фонетических явлений (слога, слова, фразы), что демонстрируется, например, в курсах по общей фонетике [Кодзасов, Кривнова, 2001].
Отечественная интонология, декларируя комплексность, многокомпонентность интонации, фактически ограничивает интонационные единицы высотно-мелодическими характеристиками. Так, и ИК по Е.А. Брызгуновой [Брызгунов, 1983], и мелодемы по Н.В. Черемисиной-Ениколоповой [Черемисина-Ениколопова, 1999] представляют собой базовые единицы
мелодического компонента, не учитывающие параметры громкости, темпа, ритма, тембра.
Очевидно, что в связи с тем, что данные просодические подсистемы не вмещаются в рамки
одной мелодической структуры и распространяются на большем отрезке, представляется нецелесообразным определять их для каждой единицы заново. Таким образом, интонация в
перцептивном плане определяется высотно-мелодическими движениями голоса на опорных
ударных элементах, а его абсолютные высотные характеристики, громкость, темп, ритм,
тембр можно отнести к просодическому уровню. Такой подход к разграничению собственно
интонации и сопутствующих просодических подсистем характерен для зарубежных интонологов [Crystal, Quirk, 1964].
В отечественной интонологии поддержку такого разграничения интонации и просодии мы
находим в работах Л.П. Блохиной, которая связывает интонацию со знаковой функцией, а просодию – с организующей. Исследователь отмечает, что "разграничение организующей и знаковой (интонационной) функции просодических средств представляется необходимой предпосылкой для корректного исследования просодических характеристик речи: во фразе обе функции
тесно переплетаются и проявляются в сложном взаимодействии" [Блохина, 1980: 46-47].
Таким образом, суждение о необходимости разграничения дискретной интонации и континуальной просодии текста возникает не на пустом месте. Оно является плодом размышления многих ученых, попыткой разведения знаковых лингвистических явлений и психофи13
зиологических условий их реализации в речи. Для нормальной человеческой коммуникации
последние оказываются не менее важными, чем первые.
3. Взаимодействие просодии и интонации в речи
Как мы утверждали ранее, просодия, которая непосредственно определяется чувствами и
отношениями человека, оказывает влияние на отбор дискретных языковых единиц, в том
числе интонационных, при кодировании мыслительного содержания. Это выражается в первую очередь в появлении контекстных значений и коннотаций лексических единиц, предпочтении определенных синтаксических структур, нестабильности интонационных моделей.
В рамках данной работы особый интерес представляет воздействие просодии на интонацию. Очевидно, что бесконечная речевая вариативность сравнительно небольшого количества выявленных интонационных конструкций (ИК) русского языка [Брызгунова, 1983] или
мелодем [Черемисина-Ениколопова, 1999] определяется просодическим контекстом, в котором они реализуются. В каждой просодеме, по нашему предположению, устанавливается определенный паритет между просодической доминантой и отдельными интонационными единицами. Интонационный инвариант обрастает чертами вариативности, приспосабливающими его к конкретным просодическим условиям. При этом модификациям может подвергаться
и интонационная форма (например, высотный уровень ИК), и выражаемое ею содержание
(различные оттенки отношений).
Каждая просодема характеризуется одной доминантой, реализующейся на составляющих
ее интонационных единицах и образующей их интонационный параллелизм, который отмечался ранее в исследованиях по интонации текста [Дубовский, 1978]. Так, например, если
говорящий оформляет первую интонационную группу своей просодемы нисходящим тоном,
то велика вероятность появления того же тона и в последующих интонационных группах;
если же предпочтение отдается восходящему тону, то при дальнейшем развертывании речи
на данном отрезке более вероятен восходящий тон. Наблюдается также воспроизведение
способа акцентирования слов на определенном участке просодемы.
Представляется возможным с помощью слухового и подкрепляющего его электроакустического анализа установление наиболее типичных просодических доминант в том или
ином виде текста. В настоящее время интонологи в основном занимаются выявлением стилистических интонационных доминант [Иванова-Лукьянова, 2002, ЧеремисинаЕниколопова, 1999, Филиппова, 2001] или тембровых [Конурбаев, 2002]. Наряду с этим направлением существует потребность в исследованиях вариативности интонации внутри одного стиля, задаваемой просодическими доминантами.
При этом возникает вопрос о перечне наиболее частотных просодических доминант в речи. Мы полагаем, что более целесообразным является комплексный подход к его решению,
при котором просодические параметры того или иного участка текста анализируются в единстве с его коммуникативно-прагматической направленностью, стилистической принадлежностью, общеязыковыми/идеоэтническими особенностями.
Проиллюстрируем просодическое оформление конкретного текста сквозь призму указанных аспектов. Воспользуемся отрывком из художественного произведения, представленного в интонационной разметке Н.В. Черемисиной-Ениколоповой [ЧеремисинаЕниколопова, 1999: 257]:
Текст 3. Чуден Днепр / при тихой погоде,/ когда вольно и плавно / мчит сквозь леса и горы / полные воды свои. Ни зашелохнет, / ни прогремит. Глядишь / и не знаешь, / идет или не
идет его величавая ширина, // и чудится, / будто весь вылит он из стекла, / и будто голубая
14
зеркальная дорога / без меры в ширину, / без конца в длину, / реет и вьется по зеленому миру.
Любо тогда / и жаркому солнцу / оглядеться с вышины / и погрузить лучи / в холод стеклянных вод, // и прибрежным лесам / ярко осветиться в водах. (Н.В. Гоголь. Страшная месть).
С точки зрения коммуникативно-прагматической направленности данный текст представляет собой задушевно-торжественное описание Днепра в тихую погоду, создание словесного портрета, восхищающего взор автора пейзажа. Отношение автора к предмету описания выражается в определенной просодической доминанте, сохраняющейся во всех интонационных единицах отрывка. Эта просодическая доминанта воспринимается как плавность,
растянутость, неторопливость, негромкость речи, передающие, с одной стороны, восторг и
благоговение автора, а с другой – характер описываемого явления. На интонационном уровне отдельных синтагм эти черты особенно ярко проявляются в подчеркнутых ядерных словах, произносимых с заметным удлинением и напевностью (Чуден, погоде, плавно, горы, воды и т.д.). Торжественность описания создается также и через преобладание нисходящего
тона над восходящим, которое задается в первой синтагме (Чуден Днепр) и сохраняется в
большинстве последующих синтагм. При такой сравнительно однотипной просодической
организации ряда смежных интонационных групп пишущему/читающему удается избежать
монотона благодаря варьированию места акцентируемых ядерных слов. Они не всегда занимают финальную позицию синтагматического ударения (как, например, ядерные слова погоде, плавно, горы), но могут располагаться в начале или середине интонационной группы (например, чуден, воды, не идет, вьется).
Такое выделение слов, обозначенное Т.М. Николаевой как акцентное выделение в противовес фразовому ударению на последнем знаменательном слове, помимо других обоснований своего существования [Николаева, 2004] имеет и просодическую обусловленность, т.е.
насыщенность текста акцентыми выделениями предопределяется также торжественноприподнятым настроением говорящего, его увлеченностью темой сообщения, оценочностью
его речи, тогда как небольшое количество акцентных выделений логико-модального характера типично для текстов официально-делового и информационного стилей.
Кроме того, на интонационном уровне создается определенный контраст между основными и дополняющими, уточняющими мысль синтагмами. Так, дополняющие синтагмы без
меры в ширину, без конца в длину читаются на более низком высотном уровне по сравнению
с окружающими, чтобы не нарушить целостность восприятия основной мысли (и будто голубая зеркальная дорога ... реет и вьется по зеленому миру). Определенная интонационная
иерархия и субординация создается в каждой фразе.
Таким образом, однотипность, однонаправленность просодии не означает подавление
интонации. Просодия служит лишь объединяющим все интонационные единицы началом,
задающим их некоторую функционально-семантическую общность и параллелизм, воспроизведение форм.
Просодия влияет на выбор не только интонационных, но и лексических, синтаксических
единиц в анализируемом отрывке. Так, плавное, спокойное течение реки передается подходящими для этого лексемами плавно; ни зашелохнет, ни прогремит; идет или не идет; вылит из стекла; будто дорога и др. Подходящими для выражения передаваемого настроения
синтаксическими структурами оказываются инверсии Чуден Днепр, воды свои, Любо тогда и
жаркому солнцу.
Итак, просодия, ближе всего соприкасаясь с коммуникативно-прагматической установкой говорящего и удерживая все сообщение на одной "волне", заложена в тексте как основа,
"канва" для его целостного построения и понимания. Подвергнув отрезок электроакустическому анализу, можно получить некоторые усредненные данные по ЧОТ, интенсивности и
15
длительности, которые будут, как мы полагаем, отличать его от отрывков с другой просодической доминантой. Хотя количество различных коммуникативно-прагматических намерений в речи кажется неисчерпаемым, нам представляется возможным в дальнейшем сведение
их к определенному перечню.
Работая над коммуникативно-прагматической стороной текста, мы не можем не обращаться к его форме (монологической/диалогической) и стилю, которые должны обязательно
учитываться при проведении анализа и формулировании выводов. Так, несколько усиленная
напевность текста 3 по сравнению с другими описаниями оказывается возможной благодаря
его принадлежности к литературно-художественному стилю.
Важность осознания особенностей монолога и диалога для лингвистики текста подчеркивается в следующем суждении: "Изначальное отнесение реального текста к монологической или диалогической речевой сфере может способствовать более четкому выявлению
принципов организации текста и может обеспечить создание системной классификации текстовых смыслов" [Риторика монолога, 2002: 221]. Очевидно, что диалогическая и монологическая речь будут характеризоваться своими наборами типичных коммуникативнопрагматических установок (смыслов), хотя между ними не исключаются точки соприкосновения и пересечения.
Лингвистика текста на современном этапе своего развития концентрирует внимание на
универсальных особенностях текстовой структуры, конкретноязыковая специфика текстопорождения еще не получила должного научного освещения. Однако в зарубежной контрастивной риторике идеоэтнические особенности построения текста начинают все больше привлекать внимание исследователей. Так, на материале английского и славянских языков были
выявлены идеоэтнические риторические модели построения письменных монологических
текстов [Kaplan, 1997]. Просодические особенности текстов на разных языках остаются мало
изученными. Большинство исследователей склоняются к признанию универсального характера просодии в отличие от конкретноязыковых свойств интонации. Если сопоставительному
описанию русской интонации было посвящено немало работ, например, по отношению к
английской интонации [Вишневска, 2002, Митрофанова, 2001, Сухарева, 2003 и др.], то исследования по контрастивной просодии нам не известны. Не отрицая наличие универсальных черт просодических волн, позволяющих получить некоторое общее представление о выраженном эмоционально-модальном ключе высказывания (радостном, светлом или мрачном,
тревожном) даже при восприятии речи на неизвестном иностранном языке, мы, однако, не
можем признать полную тождественность просодии в речевой деятельности на разных языках или возможность положительного переноса просодического оформления речи из одного
языка в другой. Так, например, при переводе текста 3 на английский язык нам вряд ли удастся
сохранить русскую просодию. Ее полное воспроизведение в английском тексте при передаче
того же коммуникативного намерения невозможно прежде всего по ряду фонетических причин:
1) в связи с недопустимостью в английском языке значительного увеличения длительности гласного в ядерном слоге, его горизонтального растягивания (изменение количества в
системе английских гласных неизбежно сопряжено с переходом в новое качество);
2) в связи с необходимостью расширения высотно-мелодического диапазона голоса как
на ядерных тонах, так и на предъядерных участках, что выражается в более резком движении
голоса вниз на английских нисходящих тонах и высоком уровне первого ударного слога английской интонационной группы вместо среднего начала в русской синтагме;
3) по причине преобладания в английском языке закрытого типа слога, не позволяющего
растягивать внутрислоговой гласный;
16
4) при необходимости поддержания иной ритмической закономерности, отвечающей
особенностям английской ритмической системы.
Эти фонетические (звуковые и интонационно-ритмические), а также некоторые лексикосинтаксические особенности английского языка обусловливают иную просодическую организацию английского эквивалента текста, который теряет русскую плавность, напевность,
замедленность, среднеуровневую тональность и приобретает четкость, отрывистость, контрастность, расширенный высотно-мелодический диапазон. Подводя итоги, можно сказать,
что средства выразительности в русском языке задаются преимущественно в горизонтальном
направлении (через длительность), а в английском – в вертикальном (через тональный диапазон). Если перенести русскую просодию в английский текст, то вместо напевности он приобретает монотонность, как будто в нем сообщается о чем-то бытовом, повторяющемся, общеизвестном, что не заслуживает внимания и вызывает у говорящего скуку. Для воспроизведения торжественности и замедленности оригинала в английском тексте снижается скорость
произнесения слогов и увеличивается длительность межсинтагматических и межфразовых
пауз. С другой стороны, русский текст, прочитанный с типичной английской интонацией и
просодией, превращается в отстраненное, холодное, деловое описание.
Данная иллюстрация свидетельствует об обратном воздействии интонации определенного языка на просодию. Русская интонация и, шире, фонетическая система допускает такие
черты просодии, как плавность, напевность, неторопливость. В условиях английской интонационной системы просодия становится более отрывистой, "ускоряющей свой шаг", более
контрастной. Интересно отметить, что какой бы контрастной и экспрессивной английская
просодия не была в английской речи, в русском тексте она теряет свою выразительность и
воспринимается более монотонно, чем аутентичная русская интонация, т.е. конкретноязыковая просодия может объективно оцениваться только в рамках данного языка.
Делая подобные обобщения, мы, естественно, имеем в виду некий просодический инвариант конкретного языка, рассматриваемый и выявляемый только по отношению к другим
языкам. Данный инвариант, несомненно, подвергается внутриязыковой стилистической
дифференциации, обусловливающей его модификации. Так, например, в условиях официального представления радио- или теленовостей вряд ли можно ожидать такой же степени
плавности и напевности русской речи, как в приведенном выше описании Днепра.
Таким образом, исследование взаимодействия между просодией и интонацией конкретного языка может пролить свет на их взаимообусловленность и послужить исходным пунктом для лингвистической интерпретации идеоэтнических особенностей звучащей речи.
4. Просодия и интонация аргументации, повествования и описания в английской речи
В качестве одного из примеров взаимодействия просодии и интонации в определенных
условиях рассмотрим их реализацию в повествовательных, описательных и аргументативных
отрывках информационных текстов, читаемых и говоримых в различных радиопередачах
BBC. Общее время звучания исследуемого материала – около пяти часов.
При выделении повествовательных, описательных и аргументативных участков текста
мы исходили из понимания аргументации (рассуждения) как наиболее всеобъемлющего
функционально-семантического типа информационного текста, отдельные отрезки которого
могут обладать более выраженными признаками описания, повествования или рассуждения.
Именно такие «яркие» участки, а также переходы между ними отбирались в качестве экспериментального материала, подвергались слуховому интонационному анализу и импрессионисткой оценке слушателей.
17
Следует отметить, что при сопоставлении функционально-семантических типов текста
лингвисты чаще концентрируют внимание на отборе лексико-грамматических средств, определяющих специфику организации речи [Smith, 2003]. Континуальные просодические характеристики выпадают при этом из поля исследования. В данном слуховом эксперименте с
привлечением двадцати аудиторов, владеющих английским языком как иностранном на продвинутом уровне, оценке подвергались именно просодия и интонация звучащей речи. Просодия указанных функционально-семантических типов оценивалась в импрессионистских
терминах преимущественно на участках перехода от рассуждения к описанию или повествованию. Интонация вычислялась по наиболее частотным, воспроизводимым интонационным
моделям высказываний.
Наиболее типичные просодические характеристики рассуждения включали такие признаки тональности, как «спокойный, рассудительный, рациональный, неэмоциональный, неторопливый». При переходе от рассуждения к повествованию аудиторы отмечали привнесение «динамизма, ускорение темпа, увлеченности» читающего или говорящего. Переход от
рассуждения к описанию, напротив, сопровождался «замедлением темпа, варьированием
степени эмоциональности». Различный просодический настрой говорящего не мог не отразиться на интонационных моделях, реализуемых в конкретных высказываниях, составляющих аргументативные, дескриптивные и нарративные отрезки текста.
Переход от определенной просодии к фразовой интонации осуществляется, по нашему
предположению, через тема-рематическую организацию высказываний, которая имеет свою
специфику в функционально-семантических типах текста. Так, аргументация характеризуется более развернутым тематическим компонентом, необходимым для выражения сложных
мыслей. Тематический блок зачастую определяет условия истинности основной пропозии
(предикации) высказывания. Описание обычно концентрируется вокруг одного объекта, превращающегося в тему ряда высказываний. Повествование чаще базируется на смене пространственных, временных характеристик, действующих лиц, что влечет за собой введение
новых тем в смежных высказываниях. Особенности тема-рематической прогрессии определяют отбор интонационных моделей.
В рассуждении наибольшей частотностью обладает следующая интонационная модель:
нисходяще-восходящий тон в тематической части и низкий нисходящий тон в рематической
части. До 70% высказываний экспериментального материала были построены по данной интонационной модели. Проиллюстрируем ее реализацию на следующем примере из радиопередачи BBC ―Discovery‖ на тему ―Surgery‖ (21.04.2011).
Text 4.
When you think of the ˇimpact | that surgery can have on our ˇhealth | it may surprise you to
ˇlearn | that of all the ˇbillions | spent on medical research around the ˇworld || disproportionately
\little | goes into developing and ⁄testing | new operating pro\cedures | and tech\niques. Why \so?
Modern surgery \is after all | supposed to be as scienˇtific as any \other branch of medicine.
ˇSurgeons of course || are great \innovators | keen to devise new \methods | or improve \old ones.
But are they also good scientific re\searchers?
Тематический компонент данных высказываний, образующих начало текстарассуждения, включает 6 ядерных слов, маркированных нисходяще-восходящим тоном. На
рематических участках этот тон встречается только один раз на слове ‗scientific‘, входящем в
сравнение. С другой стороны, необходимым компонентом рематической части высказывания
оказывается нисходящий тон, который должен быть реализован в каждом высказывании как минимум в одной интонационной группе, вводящей основной рематический элемент. В анализи18
руемом отрывке низкий нисходящий тон встречается 10 раз. Можно предположить, что именно
сочетание частотных интонационных средств создает просодический образ рассуждения.
Во втором предложении следующего ниже отрывка прослеживается переход от рассуждения к повествованию, которое вклинивается в обоснование причин популярности научных
достижений немецкого математика К.Ф. Гаусcа (podcast ―A Brief History of Mathematics‖).
Text 5.
(1) Gauss’s ˇwork | touched ˇon | and transˇformed | almost every area of mathe\matics | but it
was his aˇbility | to predict the position of an ˇasteroid | that first ˇturned him | into a household
\name. (2) On New Year’s ⁄Day | 180⁄1 | an eighth \planet | was de\tected | orbiting round the \sun |
somewhere between Mars and \Jupiter. (3) It was christened \Sirius | and its disˇcovery | was regarded by ˇeveryone| as a great \omen | for the future of \science | at the beginning of the 19th
\century. (4) But e⁄xcitement | turned to de\spair | a few weeks \later | when the small ⁄planet | which
is in fact just a tiny ⁄asteroid | disappeared from \view | near the \sun | and was \lost | hidden once
a\gain | among the plethora of \stars. (5) The aˇstronomers | had no i\dea | where it had \gone. (6)
But a few months ˇlater | a 24-year-old ˇGerman | from ˇBrunswick | C.F. ˇGauss | a⁄nnounced |
that he knew where to \find | this missing \planet. (7) He told the a⁄stronomers | where to point their
\telescope | and \lo | as though by \magic | there was \Sirius.
Обобщение интонационного оформления повествовательных отрывков показывает возрастание количества нисходящих тонов на рематических участках и образование высотнодиапазональной последовательности нисходящих тонов (предложения 2-7). Каскады нисходящих тонов реализуются почти в 75% рем. Динамизм и напряженное внимание читающего/слушающего передаются также через предпочтение низкого нисходящего тона на тематических участках (предложения 2, 4). Нисходяще-восходящий тон встречается только в 28%
высказываний повествовательных отрывков.
Описательные отрывки, так же как и повествовательные, подчиняясь в экспериментальных текстах общему коммуникативному замыслу аргументации, обычно представляли собой
справочную информацию по одному из ключевых понятий рассуждения. Так, текст 6 уточняет понятие «ускоренного обучения», которое было упомянуто ранее как пример радикальных изменений в методике преподавания.
Text 6.
(1) Accelerated ⁄learning | uses a variety of activity \types | encouraging ⁄children | to use both
the ana ⁄lytical | and cre\ative sides of their brain. (2) Students receive new information in ⁄visual, |
⁄auditory | and kine\sthetic modes. (3) In ⁄other words, | they learn through ⁄seeing, | ⁄hearing | and
\doing. (4) People ⁄learn | in different \ways. (5) Many ˇboys, for example, | appear to learn mainly
by \doing | and will make much more ⁄progress | if this is taken into conside\ration. (6) A balanced
ˇdiet of activity types | is a \feature of the approach | and allows ⁄learners | to explore the ⁄content |
in a \variety of ways.
В приведенном образце описания отражена общая тенденция описательных отрывков –
возрастание количества низких восходящих тонов, как на тематических, так и на рематических участках. Кроме того, многие высказывания реализуются без интонационного вычленения
темы (предложения 2, 3, 4), что, возможно, объясняется их подчинением общей гипертеме описания. Количество высказываний с нисходяще-восходящими тонами снижается до 18%.
Данные примеры демонстрируют взаимодействие просодии и интонационных моделей в
функционально-семантических типах информационного текста. С одной стороны, просодическая доминанта аргументации, повествования и описания определяет выбор тех или иных
интонационных средств, в частности типов ядерных тонов. С другой стороны, частотные ин19
тонационные структуры способствуют идентификации просодической доминанты соответствующего участка текста.
Заключение
В данной статье были затронуты основные направления исследования просодии как лингвистически значимого аспекта дискурса, а не как набора акустических признаков дискретных единиц. Указанные направления не имеют принципиальных отличий от магистральных
линий исследования интонации, обобщенных Н.В.Черемисиной-Ениколоповой [ЧеремисинаЕниколопова ,1999]. Однако они предполагают рассмотрение более протяженных участков
текста по сравнению с традиционными интонационными контурами, отрезков, скрепленных
одним коммуникативным намерением.
Первое направление можно охарактеризовать как коммуникативно-прагматическое.
Представляется правомерным выделение, например, просодем описания, повествования, аргументации (рассуждения) в их определенной тональной окраске (нейтральной, мажорной,
минорной). При проведении исследований в этом направлении интонологии необходимо сотрудничество с лингвистикой текста.
Второе направление концентрируется на идеоэтнических, конкретноязыковых особенностях просодии, обусловленных ее взаимодействием с системой данного языка. Оно позволит
подвести научную базу под имеющие давнюю историю характеристики разных языков по их
плавности/резкости, по различным семантическим ассоциациям, вызываемым просодической
формой. Так, в одном их учебных пособий по английской интонации со ссылкой на А. Ллойда отмечается, что для англичанина английская речь, произносимая со шведской интонацией,
может звучать раздражительно, обидчиво; с русской – печально, траурно; с немецкой – агрессивно и т.д. [Давыдов, Малюга, 2002]. Эти и другие подобные утверждения, основанные,
видимо, на определенных социометрических данных, заставляют задуматься о роли просодии в изучении иностранных языков и о возникновении определенного эмоционального восприятия иноязычного звучания. При исследовании просодии в идеоэтническом направлении
представляется важным не только сбор экспериментального психолингвистического материала, но и обоснование конкретноязыковой просодии системными фонетическими особенностями и языковой картиной мира носителей данного языка.
Третье направление исследования просодии – стилистическое – предполагает установление закономерностей варьирования просодической волны как внутри текста одного стиля,
так и в межстилевом отношении.
Наконец, просодию, как и интонацию, можно изучать в диалектном и индивидуальном
аспекте, что особенно значимо для кибернетики, инженерной лингвистики, лингводидактики
[Потапова, 2005].
Приведенные в данной статье наблюдения соотносятся в основном с первым и вторым
направлением исследования просодии и сфокусированы на ее коммуникативнопрагматической функции.
Безусловно, исчерпывающее, "объективное" описание просодии, опирающееся на инструментальные методы, – дело будущего. Это потребует усовершенствование методики технической обработки большого объема акустических данных. В настоящее время фонетисты, констатируя проведение инструментального исследования дискурса, редко выходят за рамки акустических свойств отдельных фраз, анализируемых в рамках дискурса [Couper-Kuhlen, 2004].
Важным итогом проведенного функционального анализа ряда текстов представляется
разделение их сверхсегментных фонетических характеристик на два слоя: интонационный и
20
просодический. Оправданность такого разделения подтверждается и психолингвистически,
через соотнесение интонации с уровнем тактики и ближайшей перспективы построения сообщения, а просодии – с уровнем стратегии и далекого упреждения текста.
На конкретных примерах из русского и английского языков в статье были показаны
взаимодействие и взаимообусловленность просодии и интонации внутри каждого языка и принципиальная невозможность положительного переноса просодии из одного языка в другой.
Учет просодической информации становится важным аспектом лингвистического анализа дискурса [Рогожина, 2012; Huckin, 1997]. Обращение к просодии может оказаться не только стимулом к дальнейшему изучению интонации, но и к более глубокому проникновению в
смысловую ткань текста.
Библиографический список
Антипова 1979 –Антипова А.М. Система английской речевой интонации. М., 1979.
Артемов 1976 –Артемов В.А. Психология речевой интонации. Ч.1,2. М., 1976.
Блохина 1980 –Блохина Л.П. Просодические характеристики речи и методы их анализа.
М., 1980.
Брызгунова 1983 – Брызгунова Е.А. Звуки и интонация русской речи. М., 1983.
Вишневская 2002 –Вишневская Г.М. Английская интонация в условиях русской интерференции. Иваново, 2002.
Гальперин 2004 – Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. 2-е
изд. М., 2004.
Давыдов, Малюга 2002 –Давыдов М.В., Малюга Е.Н. Интонация коммуникативных типов предложений в английском языке. М., 2002.
Дубовский 1978 –Дубовский Ю.А. Анализ интонации устного текста и его составляющих. Минск, 1978.
Жинкин 1998 – Жинкин Н.И. Язык – речь – творчество. М., 1998.
Залевская 2003 – Залевская А.А. Различные подходы к трактовке языка. Тверь, 2003.
Иванова-Лукьянова 2002 – Иванова-Лукьянова Г.Н. Культура устной речи: интонация,
паузирование, логическое ударение, темп, ритм. 4-е изд. М., 2002.
Казакова 2000 – Казакова Т.А. Практические основы перевода. СПб., 2000.
Кашкин 2000 – Кашкин В.Б. Подходы к сходствам и различиям языков в истории языкознания (часть 2) // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 2. Язык и социальная среда. Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. С.136-151.
Кибрик 1994 – Кибрик А.Е. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопр. Языкознания (далее ВЯ). 1994. №5. С. 126-139.
Кодзасов, Кривнова 2001 –Кодзасов С.В., Кривнова О.Ф. Общая фонетика. М., 2001.
Конурбаев 2002 – Конурбаев М.Э. Стиль и тембр текста. М., 2002.
Майорова 1980 – Майорова И.А. Текстообразующие функции интонации (на материале
английского языка) : автореф. дис. ...к.ф.н. М., 1980.
Минделл 2003 – Минделл А.Сила безмолвия. М., 2003.
Митрофанова 2001 – Митрофанова Е.Н. К вопросу о сопоставительном описании английской и русской интонации // Лингвометодические аспекты преподавания иностранных
языков: сб. статей. Курск, 2001. С.121-131.
Налимов 1978 – Налимов В.В. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении.
Тбилиси, 1978.
Николаева 1977 – Николаева Т.М. Фразовая интонация славянских языков. М., 1977.
21
Николаева 2004 – Николаева Т.М. Семантика акцентного выделения. 2-е изд. М., 2004.
Пиаже 2003 – Пиаже Ж. Психология интеллекта. СПб., 2003.
Потапова 2005 – Потапова Р.К. Субъектно-ориентированное восприятие иноязычной речи // ВЯ. 2005. №2. С.46-64.
Риторика монолога 2002 – Риторика монолога / под ред. А.И.Варшавской. СПб., 2002.
Рогожина 2012 – Рогожина С.М. Интонационные конструкции как средство реализации
когерентности монологического дискурса (на материале британских видеоблогов) : дис. …
канд. филол. наук. М., 2012.
Светозарова 1983 – Светозарова Н.Д. Просодическая организация и интонационная система языка : дис. … д-ра филол.н. Л.,1983.
Станчуляк 2005 – Станчуляк Т.Г. Синтагматический аспект реализации интонационной
категории выделенности как основа интонационного моделирования (на материале английской спонтанной речи) : дис. ... к.ф.н. М., 2005.
Сухарева 2003 – Сухарева Е.Е. Дифференциальные признаки завершенности и вопросительности в интонационной системе английского языка (в сопоставлении с русским) : дис. ...
к.ф.н. Воронеж, 2003.
Торсуева 1974 – Торсуева И.Г. Теория интонации. М., 1974.
Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи. М., 1991.
Черемисина 1982 – Черемисина Н.В. Русская интонация: поэзия, проза, разговорная речь.
М., 1982.
Черемисина 1999 – Черемисина-Ениколопова Н.В. Законы и правила русской интонации.
М., 1999.
Филиппова 2001 – Филиппова О.В. Профессиональная речь учителя. Интонация: учеб
пособ. М., 2001.
Couper-Kuhlen 2004 – Couper-Kuhlen E. Analyzing Language in Interaction: The Practice of
'Never Mind' // English Language and Linguistics. V.8, Part 2. November 2004. P. 207-237.
Crystal, Quirk 1964 – D.Crystal, R.Quirk. Systems of Prosodic and Paralinguistic Features in
English. The Hague, 1964
Huckin 1997 – Huckin T. Critical Discourse Analysis // Functional Approaches to Written
Text: Classroom Applications. Washington, D.C., 1997. P. 78-92.
Kaplan 1997 – Kaplan R. Contrastive Rhetoric // Functional Approaches to Written Text:
Classroom Applications. Washington, D.C., 1997. P.18-32.
Smith 2003 – Smith C. Modes of discourse. The local structure of texts. New York: Cambridge
University Press, 2003.
Вопросы и задания
1. В чем заключаются трудности при переходе от описания интонации изолированных
высказываний к исследованию интонации текста?
2. Чем различаются интонация и просодия как уровни сверхсегментной организации речи?
3. Как аргументируется лингвистами необходимость специального изучения просодического фона речи?
4. Приведите примеры активизации просодического уровня в естественной и затрудненной коммуникации.
5. Каковы основные функции просодии и интонации в речи?
6. Что определяет просодический фон речи?
22
7. Что такое просодическая доминанта и как она взаимодействует с интонационными
средствами?
8. Можно ли считать просодию универсальной речевой канвой или она имеет конкретноязыковые особенности?
9. Чем различаются просодические характеристики английской и русской речи?
10. Возможно ли составление перечня просодических доминант?
11. Какими просодическими характеристиками обладают рассуждение, повествование и
описание в английских информационных текстах?
12. В каких интонационных средствах реализуется просодия рассуждения, повествования
и описания в информационных текстах?
13. Перечислите основные направления изучения просодии.
14. В чем заключается практическая значимость исследования интонации в тесном взаимодействии с просодическим фоном речи?
15. Прослушайте какой-либо звучащий текст информационной направленности. Проанализируйте его просодические доминанты и интонационные средства. Прочтите какой-либо участок с одной просодической доминантой. Правильно ли он идентифицирован слушателями?
23
ГЛАВА 2. МОРФОЛОГИЯ
ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ
КЛАССИФИКАЦИИ ЧАСТЕЙ РЕЧИ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
О.Г. Минина
Сыктывкарский государственный университет
1.
Основные проблемы, связанные с классификацией частей речи
На протяжении многих десятилетий и даже веков ученые всего мира выделяли, обосновывали и описывали различные языковые уровни и классы единиц, выстраивая те или иные
системы языка. Работа в этом направлении продолжается и сейчас, привлекая наше внимание к специфическим свойствам языковых единиц, принадлежащих к различным уровням и
классам. Вполне понятно, однако, что последовательное разграничение так называемых
«уровней» и «ярусов» в составе естественных семасиологических систем является эвристическим приѐмом, позволяющим, по образному выражению Т.Б.Назаровой, понять специфику
той или иной совокупности языковых явлений и тем самым приблизиться на шаг к более
глубокому проникновению в таинственную природу естественного человеческого языка, исторически возникшего, живущего и развивающегося по своим правилам и законам (Назарова, 2003,4). Тем не менее слова Л.В.Щербы о том, что «в природе нигде нет абсолютных границ» (Щерба, 1915, 75) справедливы и для естественных языков. В реальном функционировании языковых структур в речи уровни и классы языка переплетаются между собой, порождая множество переходных образований и единиц, которые часто не находят своего места в
традиционных классификациях.
Вероятно именно из-за того, что современные классификации построены на жестком разграничении явлений и единиц, схематизм подобных построений и даваемое ими упрощенное
представление об изучаемых явлениях отталкивают от себя исследователей, заставляя подчас
отказываться от какого либо построения и структурирования в языкознании. Как справедливо отмечал Г.И. Тираспольский, столкнувшись с явлением, сочетающим в себе противоположные черты, некоторые исследователи выводят его за рамки лингвистического анализа и
объявляют несущественным для теории языка. Это мотивируется тем, что лингвистическая
теория должна быть внутренне непротиворечивой. Такие лингвисты, по мнению ученого,
производят подмену понятия «противоречия объекта исследования» понятием «противоречия логически неправильного хода мышления». Противоречия последнего типа бесспорно
должны быть исключены из теории языка. Что же касается противоречий объекта, то их существование не зависит от воли исследователя, и от познания этих противоречий нельзя уклониться при помощи ссылки на неудобство их систематизации (Тираспольский, 1978,5).
Отказаться от попыток анализа и классификации языковых явлений – значит отказаться от
попыток их более глубокого понимания. Вероятно, вопрос должен быть поставлен по-другому:
не стоит ли пересмотреть принципы классификации в языкознании в пользу менее жестких и
более динамичных приемов структурирования и систематизации. Возможно, в этом случае может быть решена проблема переходных структур и ряд других дискуссионных вопросов.
В данном исследовании мы ставим перед собой задачу рассмотреть, в какой мере принцип лингвистического поля может быть применим в качестве основы для классификации
частей речи английского языка. Поскольку анализ всех частей речи представляется слишком
24
объѐмным, материалом для данной работы послужила одна из наиболее интересных частей
речи, а именно – существительное английского языка, обладающая разветвленной системой
логико-семантических, грамматических категорий и синтаксических функций. Однако, поскольку наряду с существительным планируется затронуть и другие части речи, представляется целесообразным остановиться на общих вопросах и проблемах частеречной классификации вообще и в английском языке в частности.
Со времен античности и по сей день проблема классификации частей речи остается одной из самых дискуссионных в языкознании. Как писал академик В.М. Жирмунский, «Вопрос о частях речи как о классах или разрядах слов – один из наиболее древних в языкознании, тем не менее он до сих пор не может считаться решенным – ни в смысле их состава, ни
в отношении самих принципов классификации» (Жирмунский, 1968, 7).
Рассмотрение этих проблем в современном языкознании на новом витке его развития
связано с несколькими обстоятельствами. С одной стороны, развивающаяся в последнее
время новое когнитивное направление языкознания использует понятие частей речи с целью
описания процессов порождения речи, а противопоставление имени и глагола мыслится как
образующее ядро или костяк предложения. А в некоторых современных теориях словообразования части речи служат для описания акта и результата порождения морфологической
структуры слова (Sciullo and Williams, 1987). Указанные вопросы встали во всей их остроте и
актуальности и при описании редких и экзотических языков, привлекших внимание отечественных и зарубежных исследователей в последнее время. Обращение к этим языкам выявило, что в
них представлено деление слов на лексико-грамматические классы, близкие частям речи или
полностью им аналогичные (Кубрякова, 1990, 6). В итоге было высказано мнение о том, что в
мире нет таких языков, которые не знали бы членения лексики на части речи (Mayerthaler, 1987).
В результате изучения частей речи с разных точек зрения в современной лингвистической теории сложились несколько направлений: собственно синтаксическое, ономасиологическое, когнитивно-прототипическое и дискурсивное.
Кредо синтаксического направления можно выразить словами Ст. Старосты о том, что
главным признаком части речи является синтаксический, дистрибутивный, то есть то, как
слова сочетаются друг с другом в синтаксических конструкциях (Starosta, 1988, 51). Хотя
приверженцы данного направления не исключали из анализа и морфологический, а главное семантический критерии. В частности, И.И. Мещанинов отмечал: «Семантика слова в известной
степени обусловливает его синтаксическую роль в предложении. Выступая в предложении, слово используется в нем, отвечая его лексическому содержанию» (Мещанинов, 1978,7).
В рамках ономасиологического подхода исследователей интересует вопрос о том, для
обозначения каких сущностей объективного мира были созданы те или иные части речи. С
ономасиологической точки зрения важно установить, что скрывается за разнообразием значений у слов одной части речи, а следовательно, какая именно часть знаний об объекте, полученная в опыте деятельности с данным объектом, фиксируется в его наименовании. Какой
концепт или совокупность концептов получают отдельное наименование словом определенной части речи и, главное, наличие каких признаков считается обязательным для того, чтобы он
был осмыслен как принадлежащий области предметных, процессуальных или признаковых величин и потому назван словом определенной части речи (Кубрякова, 1990, 16). При данном подходе для каждой части речи устанавливается как бы главный концепт, вокруг которого объединяются слова одной части речи. В качестве таких концептов рассматриваются: предметность для
существительного, процессуальность для глагола, свойство или качество для прилагательного.
Много общего с описанным выше подходом имеет прототипическое направление, целью
которого является установление наиболее типичного образца для каждого изучаемого явле25
ния, в том числе и для лексико-грамматического класса слов. Категории определяются, с
указанной точки зрения, свойствами своих лучших образцов, т.е. теми признаками, которые
ассоциируются с прототипическими для данной категории объектами. (Givon, 1979; Кларк,
1984, Лакофф, 1981).
Представители четвертой дискурсивной теории акцентируют свое внимание на функциях
частей речи в дискурсе (Hopper, Thompson, 1985). Они считают, что языковые формы лишены категориальности до тех пор, пока они не навязываются им дискурсом. Вероятно, основанием для такого заключения послужило наблюдение за языками, единицы которых не
имеют внешних категориальных примет. Например, английское слово round в словаре фиксируется как предлог «вокруг» и как существительное «раунд», и как глагол «окружать», и
как прилагательное «круглый». То есть оно способно выступать как представитель того или
иного лексико-грамматического класса только в контексте высказывания. Но таких слов всетаки не так много, и даже у них можно определить первичные и вторичные функции.
Как бы то ни было, ни одно из рассмотренных направлений, делая акценты на отдельных
аспектах проблемы, не предложило логической и стройной классификации частей речи.
Это связано с рядом причин. Как когда-то писал А.И. Стеблин-Каменский, «распределяя
слова по частям речи, то есть утверждая, что среди них есть так называемые существительные, прилагательные, глаголы и т.д., мы примерно делаем то же самое, как если бы мы, суммируя то, что мы знаем об окружающих нас людях, сказали, что среди них есть блондины,
есть профессора, а есть и умные люди…» (Стеблин-Каменский 1974, 21). То есть речь идет о
хаотичности критериев систематизации и неясности, какой признак в системе частей речи
принимать как доминирующий, а какие как вторичные.
Первая и основная проблема классификации заключается в том, что иерархия признаков,
лежащих в основе выделения частей речи, по-разному понимается в разных лингвистических
школах. Одни исследователи на первое место по значимости ставят семантику (А.А. Потебня), другие – морфологические признаки (Ф.Ф. Фортунатов), третьи – синтаксическое позиционирование и функции в предложении (А.А. Шахматов, О. Есперсен, В.М. Живов), рассматривая соответственно другие параметры как дополнительные или сопутствующие. Лингвистический энциклопедический словарь определяет части речи как классы слов языка, выделяемые на основании общности их синтаксических, морфологических и семантических
свойств, не оговаривая, какие из них являются более значимыми для анализа (Лингв. энцикл.
сл., 1990, 578). Вопрос о приоритетной значимости семантики, морфологии или синтаксической функции при идентификации частей речи, как показано выше, до сих пор не решен, и
как следствие этого, не разработано четких критериев их определения и классификации.
Чтобы снять проблему иерархии значимости критериев, ряд исследователей пытается учесть
в своей классификации два критерия, например, семантику и функцию (Н.А.Баскаков) или
морфологические свойства и функцию в предложении (А.А. Реформатский, Г. Суит). Но
здесь возникает два вопроса: почему третий критерий менее значим и как совместить в одной классификации два критерия. Многие исследователи, как, например, Г. Суит, вынуждены были предлагать две различные, в зависимости от критерия, классификации. Л.В. Щерба
предлагал учитывать в совокупности все три критерия: семантику, морфологию и синтаксис.
Но классификацию по трем критериям достаточно сложно построить, поскольку общепринятый принцип современных классификаций «принцип виноградной кисти» может учесть
лишь один критерий, а принцип «системы координат» – только два. Для учета трех критериев классификации необходим другой принцип – не линейный или плоскостной, а отражающий более сложные и многосторонние взаимодействия.
26
Вторая проблема, вытекающая из первой, заключается в том, что многие классификации
по-разному трактуют набор и характеристики частей речи в одном и том же языке, а некоторые части речи в отдельные классификации просто не попадают, так как «не укладываются» в выбранную систему критериев. Так, например, Г. Суит на основании морфологического критерия выделяет в качестве изменяемых частей речи английского языка существительное, прилагательное и глагол, а неизменяемых – наречие, предлог, союз и междометие,
при этом за рамками классификации остаются местоимение, числительное, артикль, частица,
не оговорен статус глагольных форм (Sweet, 1891, 1898). В другой классификации исследователя, построенной уже на основе синтаксического критерия, на основе общности функционирования выделяются:
в группе ―noun-words‖: существительное, «именное» местоимение, «именное» числительное, инфинитив и герундий;
в группе ―adjective words‖: прилагательное, причастие, сходные с прилагательным местоимение и числительное;
в группе ―verb-words‖: личные и неличные формы глагола.
Как видно, в этой классификации имеет место пересечение классов слов и полное опущение таких частей речи, как артикль, предлог, союз, частица, наречие, междометие. О. Есперсен (Есперсен, 1958) в своей классификации, основанной на морфологическом критерии, поместил в один класс слова: must, the, for, enough, а Ч.Фриз на основе синтаксического критерия –
такие слова, как: the, no, your, their, both, few, much, John‘s, twenty и другие (Freis, 1952).
Рассмотренные классификации имеют некоторое сходство с классификацией частей речи
в русском языке, предложенной В.В. Виноградовым (Виноградов, 1972, 30-32). В ней он разграничил:
собственно части речи, к которым отнес существительные, прилагательные, глаголы,
наречия, числительные, причастия и деепричастия;
служебные слова или частицы речи: предлоги, союзы, частицы;
модальные слова;
междометия.
То есть к собственно частям речи отнесены единицы, практически бесспорные: имеющие
понятийное значение, обладающие морфологическими признаками и синтаксическими
функциями в предложении. Классификация остальных групп более хаотична: она построена
на принципе эмпирического описания отличий одной группы от другой, но непонятным остается принцип их общности. Все эти слова участвуют в речи, несут определенную функциональную нагрузку, почему же общее нейтральное понятие «части речи» применяется
только к одной группе? Объединить все эти группы понятием «слова» тоже представляется
не совсем удачным, поскольку слово – это, скорее, структурная единица языка (наряду с
морфемой, предложением и т.д.), а часть речи – функциональная, то есть они принадлежат к
различным классификационным уровням. С другой стороны, в данной классификации должны
были найти свое отражения такие единицы, например, как обращения, слова «да», «нет», которые, по описанию В.В. Виноградова, сходны с междометиями. И не понятно, что происходит с
единицами при их переходе из одной группы в другую, как это часто бывает в живых языках.
В целом можно заметить, что существующие классификации характеризуются смешением критериев выделения частей речи, пересечением классов, игнорированием отдельных
частей речи как в рамках одного языка, так и в процессе создания универсальной классификации частей речи.
Классификация В.В. Виноградова заставляет ещѐ раз определить, что же мы будем считать частью речи. Представляется наиболее правильным исходить из традиционного опреде27
ления о том, что части речи – это классы слов языка, выделяемые на основании общности их
синтаксических, морфологических и семантических свойств. Мы также будем различать
знаменательные части речи (существительное, глагол и глагольные формы, прилагательное,
наречие, числительное, местоимение) и служебные (союз, предлог, частицы, артикль и др.).
То есть вторая, третья и четвертая группа классификации В.В. Виноградова рассматриваются
в данной работе как служебные части речи, где понятие «часть речи» является общим.
Говоря о проблемах классификации, следует отметить, что, с одной стороны, в зависимости от строя языка (флективный, агглютинативный, аналитический) значимость того или
иного критерия классификации может возрастать или падать, а набор и распределение по
классам частей речи варьировать. С другой стороны, многие логико-семантические категории, такие, как предметность, признак, действие и т.д., вне зависимости от языка остаются
постоянными. Современные исследования убедительно доказывают, что части речи тесно
связаны с логическим мышлением, категории которого являются общими для носителей всех
языков, поскольку в семантике частей речи отражены итоги познавательноклассификационной деятельности человеческого мышления, результаты словесного членения бесконечного мира (Тираспольский, 1978, 34), поскольку «мысль, опирающаяся на базу
готового цельного слова, привычно оформляемая семантикой этого слова, возникает при
прочих равных условиях непосредственно и легче, чем мысль, не имеющая такой опоры, такого привычного, устойчивого оформления в родном языке говорящего» (Ахманова, 1957,
42). Это говорит о том, что, несмотря на своеобразие отдельных языков, поиск универсальных принципов классификации частей речи отнюдь не бесполезен и что теоретически возможно построить классификацию частей речи, отражающую общеязыковые универсалии,
с одной стороны, и специфику конкретных языков – с другой. Однако принцип такой классификации должен быть динамичным, а не линейным. Таким принципом классификации
может быть принцип лингвистического поля.
2. Лингвистическое поле как принцип классификации динамических языковых систем
По определению А.В. Бондарко, поле - это базирующаяся на определенной семантической категории группировка грамматических и «строевых» лексических единиц, а также
различных комбинированных (лексико-синтаксических и т. п.) средств данного языка,
взаимодействующих на основе общности их семантических функций. Поскольку исследователь рассматривает функционально-семантические поля в основе которых лежит определенная
семантическая
категория
(темпоральности,
вида,
залога,
определенности/неопределенности и т.д.), его поле включает систему типов, разновидностей и вариантов этой категории, соотнесенную с разнообразными формальными средствами их выражения. Поля, по мнению А.В.Бондарко, - единства билатеральные, они имеют не только
план содержания, но и план выражения. В зависимости от принципов построения и единиц,
образующих поле, лингвистические поля могут быть различными: лексико-семантическими,
лексико-грамматическими,
функционально-грамматическими,
функциональнопрагматическими, синтаксическими. Тем не менее, можно сформулировать основные свойства лингвистического поля, безотносительно к его структуре и характеру элементов:
1. Наличие определенной "силы", организующей разнородные единицы поля. В качестве
такой силы может выступать семантическая функция (Бондарко, 1976, 204), грамматическая
или семантическая категория или инвариантное свойство.
2. Взаимодействие не только однородных, но и разнородных элементов (Бондарко,
1976, 204).
28
3. Наличие структуры, характеризующейся:
- членением "центр-периферия",
- постепенным переходом компонентов данной группировки в другие поля, пересечения
и "общие сегменты" (Бондарко, там же).
4. Для центра поля (ядра) характерно сосредоточение, максимальная концентрация инвариантных признаков, для периферии - их разреженность (Бондарко, 1976, 214). В свою очередь, концентрация специфических признаков в центре поля ведет за собой концентрацию
связей и отношений. Кроме того, для центра поля характерна максимальная функциональная
нагрузка, наибольшая специализация данных языковых средств для реализации определенной семантической функции, регулярность и высокая частота функционирования данных
языковых единиц.
Таким образом, критерии выделения ядра лингвистического поля можно свести к следующим:
- сосредоточие, концентрация инвариантных признаков;
- концентрация связей и отношений;
- максимальная функциональная нагрузка;
- наибольшая специализация для выражения данного значения или функции;
- однозначность при их передаче;
- регулярность и высокая частота функционирования.
5. Для периферии, соответственно, характерно уменьшение функциональной нагрузки,
меньшая степень специализации, побочная роль в реализации данной функции, нерегулярность и меньшая употребляемость языковых средств (там же, 216).
6. Между ядром и периферией поля осуществляется своеобразное распределение семантической нагрузки. Часть этой нагрузки берет на себя ядро, предоставляя периферийным
средствам лишь функцию детализации и конкретизации. Таким образом, по мнению А.В.
Бондарко, достигается экономия языковых средств при выражении определенных функций
(Бондарко, 1976, 26).
Лингвистическое поле может быть формоцентрическим (центр поля представлен морфологически) и неформоцентрическим, моноцентричным (с одним центром-ядром) и полицентричным (двумя и более центрами) (Бондарко, 1976) .
Структуру и принципы построения поля применительно к теории частей речи в английском языке исследовал Б.Е. Зернов (Зернов, 1986, 1989,1992). В своих работах он сформулировал ряд ценных общетеоретических замечаний, на которых полезно остановиться.
По мнению исследователя, понятие целостной полевой системы и ее структуры тесно
связано с понятием взаимосвязи и взаимодействия. Последние близки по значению, но не
равнозначны. Под взаимосвязью понимают наиболее общую закономерность объективного
мира, при которой каждый предмет, каждое явление связано с другими предметами и явлениями множеством бесконечно разнообразных переходов, сцеплений, отношений, и изменения каждого предмета, явления есть результат воздействия на него других предметов и явлений (Логич. словарь, 1975, 87). А взаимодействие - это такая всеобщая форма связи, в процессе которой стороны той или иной системы не только меняются местами, но и непрерывно
изменяются сами, вызывая изменение всего единого взаимодействующего целого (там же).
Если под взаимосвязью подразумеваются статические отношения, то взаимодействие отражает их динамику (Зернов, 1992, 116).
Ученый также предлагает иерархию связующих признаков, предопределяющих структуру лингвистического поля. Связующий признак (СП), по мнению автора, есть любой признак,
исконно свойственный части речи или приобретенный ею в определенных условиях функ29
ционирования ее конституентов. СП подразделяются на собственные и несобственные. Собственные СП – это признаки, исконно свойственные классу и получающие отражение в его
классификационных характеристиках. Они могут быть существенными (общими для всех
конституентов) или несущественными (свойственными только для ряда из них). Несобственные СП подразделяются на устойчивые и неустойчивые. Первые проявляются вне зависимости от контекста, вторые же, напротив, реализуются только при попадании единицы в
тот или иной контекст (Зернов, 1992: 116-123). Данная иерархия перекликается с идеями
Г.И. Тираспольского, который на материале частей речи русского языка представил их семантическую структуру в виде нескольких уровней абстракции. Наиболее высокий уровень
абстракции, по мнению ученого, это категориальное значение части речи (например, предметность у существительного). Второй уровень абстракции – это типичные лексические и
грамматические значения части речи (собственные признаки по классификации Б.Е.Зернова).
Третий уровень абстракции – это нетипичные лексические и грамматические значения (несобственные, по Б.Е. Зернову). Интересное замечание было высказано Г.И.Тираспольским
относительно нетипичных значений о том, что они создают основание для формирования и
функционирования частей речи смешанного типа (причастий и деепричастий в русском языке, герундия в латинском и т.д.). Нетипичная лексическая семантика позволяет осуществлять
переход одних частей речи в другие. (Тираспольский,1978,41). Фактически, исследователь
говорил о переходных структурах поля существительного, хотя и не использовал этот термин. Тем не менее предложенные иерархии связующих (типичных и нетипичных) признаков
являются значительным шагом в направлении построения полей различных типов и рассмотрения внешних связей изучаемого поля с другими полями.
Заслугой Б.Е. Зернова является также изучение формоцентрических и неформоцентрических, а также моно- и полицентричных полей применительно к теории частей речи английского языка. И хотя исследователь не предложил детального описания частиречных полей, многие из его идей могут послужить дальнейшему развитию данного направления исследований.
Прежде чем непосредственно перейти к анализу поля существительного, остановимся
ещѐ на одном немаловажном вопросе – определении языковых категорий и их типах. Категория определяется как некий признак (параметр), который лежит в основе разбиения обширной совокупности однородных языковых единиц на ограниченное число непересекающихся классов, члены которых характеризуются одним и тем же значением данного признака (например, категория падежа, вида, одушевленности, неодушевленности и т.д.) (Лингв.
энцикл. словарь, 1990, 215). В современном языкознании выделяют понятийные и грамматические категории.
Понятийные категории понимаются как смысловые компоненты общего характера,
свойственные не отдельным словам и системам их форм, а обширным классам слов. Большинство понятийных категорий характеризуется полевой структурой с «ядром» и «периферией» в составе соответствующего функционально-грамматического поля. В качестве грамматикализованного ядра выступает соответствующая грамматическая категория, например,
аспектуальности и таксису соответствует вид, темпоральности – время, модальности – наклонение, персональности – лицо, семантической роли – падеж и т.д. Для понятийных категорий характерны многообразные пересечения как в парадигматике, так и в синтагматике
(там же, 385). Можно заметить, что приведенные определения несколько противоречат друг
другу в вопросе о пересечении классов единиц. Поскольку мы основываемся на полевом
принципе классификаций, примем как более правильную мысль о том, что категории как
сущности абстрактные должны предполагать нежесткость границ классификации и, следовательно, зоны «перетекания». Понятийные категории подразделяются на классифицирующие
30
(играющие в составе оппозиций интегральную роль) и модифицирующие (играющие в составе оппозиций дифференциальную роль).
Грамматическая категория – система противопоставленных друг другу рядов грамматических форм с однородными значениями. В этой системе определяющим является категоризирующий признак, например, обобщенное значение времени, лица, залога и т.п., объединяющее систему значений отдельных времен, лиц, залогов и систему соответствующих форм
(там же, 115). Грамматические категории подразделяют на морфологические (род, число, падеж,
вид, время, наклонение и т.д.) и синтаксические, которые не выделяются столь однозначно.
Какие же из этих категорий инвариантны для существительного? Здесь мы полностью
разделяем точку зрения академика Б.А. Серебренникова о том, что свойства частей речи определяются их значением и даже в языках с развитой морфологией части речи следует устанавливать по семантическому признаку (Серебренников, 1976, 25). По образному выражению ученого, грамматические категории представляют собой в лучшем случае симптомы,
или тени, отбрасываемые понятийными категориями. Грамматические значения как бы подтверждают основное значение своей части речи, ибо они развивают и конкретизируют, субкатегоризируют ту общую идею, которая заложена в инвариантном значении отдельной части речи. Ясно, что, если приписывать существительным общую идею предметности, или
субстанциональности, самые релевантные для такой идеи представления грамматикализуются, то есть, объективизируются в виде грамматических категорий (падежа, числа, рода, где
он есть) (там же, 12). Таким образом, при построении поля предполагается отталкиваться от
понятийных категорий, поскольку они представляются первичными по отношению к грамматическим при определении части речи.
Использование принципа лингвистического поля применительно к теории частей речи
предполагает следующие аспекты анализа:
а) рассмотрение поля как структуры особого типа, отражающей динамический характер
саморазвивающейся системы частей речи в английском языке, характеризующейся отсутствием четких границ между лексико-грамматическими классами и внутри них;
б) анализ иерархической структуры полей частей речи в соответствии с собственными
существенными и несущественными признаками;
в) изучение связей и взаимодействий внутри полевой структуры, а также возможные варианты пересечений подклассов одной части речи, сопровождающиеся изменениями семантики и морфологических свойств;
г) изучение взаимных связей (пересечений) с другими полями и выявление переходных частей речи.
3. Поле имени существительного английского языка
Рассмотрим в качестве примера полевой структуры существительное английского языка.
Как известно, существительное в современном английском языке имеет следующие категории:
Понятийные, или логико-семантические:
- категория предметности;
- категория конкретности-абстрактности;
- категория дискретности – аморфности;
- категория одушевленности – неодушевленности;
- категория собственности – нарицательности;
- категория исчисляемости – неисчисляемости.
31
Грамматические (имеющие и выделяемые на основе морфологических маркеров):
- категория числа;
- категория падежа;
- категория определенности/неопределенности.
Синтаксические, или способность выступать в качестве:
- подлежащего,
- сказуемого,
- дополнения,
- определения,
- обстоятельства.
Данные категории должны лечь в основу поля существительного, но каждая из них, очевидно, будет иметь своѐ место в структуре и свою иерархическую значимость. Для того чтобы сразу исключить смешение критериев, построим три поля существительного: логикосемантическое, грамматическое и синтаксическое.
3.1. Логико-семантическое поле существительного
В качестве инвариантного признака для логико-семантического поля существительного,
очевидно, можно принять первую категорию предметности. Действительно, в соответствии с
иерархией связующих признаков, предложенной Б.Е. Зерновым, данная категория является
собственным существенным признаком существительного. Именно «предметность» выступает в качестве инвариантного значения всех существительных, не зависимо от класса. Данная категория позволяет отграничить существительное от несуществительного (например,
глагола, обозначающего действие, или прилагательного, обладающего логико-семантической
категорией признаковости). Кроме существительного никакая другая часть речи способностью называть предмет или явление не обладает. Поэтому мы принимаем данную категорию
в качестве полеобразующего признака.
Категория предметности реализуется через логико-семантическую категорию «конкретность-абстрактность», в соответствии с которой существительные подразделяются на два
больших класса в зависимости от типа денотата: конкретные, обозначающие предметы и
объекты действительности, и абстрактные, обозначающие явления, качества, идеи. Именно
конкретные существительные обладают полным набором морфологических и синтаксических свойств данной части речи: изменяются по числам, падежам, сочетаются с различными
формами артикля, выполняют в предложении функции подлежащего, дополнения, части составного именного сказуемого и препозитивного определения. И в соответствии с изложенными выше принципами построения поля конкретные существительные, как обладающие
максимальным набором признаков, составляют, очевидно, центр поля. В то время как абстрактные существительные, утрачивающие способность изменяться по числам, образовывать
форму притяжательного падежа, сочетаться с неопределенным артиклем, образуют периферию поля существительного английского языка.
Категория конкретности - абстрактности практически накладывается на категорию дискретности - аморфности: конкретные существительные, обозначающие единичные объекты. Дискретны, в то время как абстрактные существительные, обозначающие идеи, процессы, другие сущности, аморфны. Соответственно, конкретные существительные, обозначающие дискретные сущности, исчисляемы по определению, в то время как абстрактные существительные, обозначающие аморфные понятия, нормативно неисчисляемы. Поэтому можно,
очевидно, утверждать, что ядерные компоненты поля, будучи дискретными единицами, яв32
ляются исчисляемыми (даже имена собственные: There are two Johns in our class. There are
some Londons in the world).
Категория собственность - нарицательность выделяется по логической функции номинации конкретного дискретного объекта: у нарицательных существительных это отнесение
предмета к определенному классу или разряду множества однотипных предметов или объектов, у собственных - присвоение уникальному объекту собственного имени (имеющего характер ярлыка). То есть функции нарицательных и собственных имен в рамках категории
предметности различны, что дает основание разделить ядро поля на две части.
Категория одушевленность - неодушевленность является собственным существенным
признаком существительного, но, как и предыдущая категория не является инвариантной для
всех существительных. Конкретные существительные могут быть именами собственными
одушевленными, собственными неодушевленными, нарицательными одушевленными и нарицательными неодушевленными. Поэтому центр поля, представленный конкретными существительными, был разделен на 4 сектора, в соответствии с рассмотренной выше комбинацией.
Собственные
Нарицательные
Неодушевленные Неодушевленные
(London)
(a book)
1
2
3
4
Собственные
Одушевленные
(John)
Нарицательные
Одушевленные
(a cat)
Между данными секторами ядра возможны переходные зоны, где располагаются единицы, совмещающие в себе категориальные признаки двух групп существительных. Например,
когда собственные неодушевленные становятся именами нарицательными неодушевленными или собственные одушевленные переходят в разряд собственных неодушевленных и наоборот. Переходы могут быть взаимными, и в результате происходит смещение референции.
Осуществляются же данные переходы на основе какого-либо стилистического приема, или
можно сказать наоборот: стилистический прием возникает при переходе существительного
из одной группы в другую и сопутствующем этому смещению референции.
Теоретически возможны следующие пересечения зон: 1 и 2, 2 и 4, 4 и 3, 1 и 3, 1 и 4, 3 и
2. То есть переходы существительных из одной группы в другую могут осуществляться на
основе одного общего признака с сохранением второго или с изменением обоих признаков.
Рассмотрим, что происходит с существительными в зонах пересечения на практике.
33
1-2 – При переходе существительного из зоны 1 в зону 2 признак неодушевленности сохраняется, но собственное имя становится нарицательным. Мы наблюдаем это в случаях, когда, например, название фирмы или место, где производят продукт, начинает обозначать сам
продукт (It‘s a Sony. It‘s a real Havana). Здесь имеет место метонимический перенос. Категория собственности полностью не исчезает, о чем говорит тот факт, что данные существительные продолжают писаться с большой буквы, а также то, что они не становятся названием
определенного предмета, а обладают неким значением собирательности: данным именем
может обозначаться любой продукт фирмы Сони или продукт, произведенный в Гаване.
При переходе существительного из зоны 2 в зону 1 неодушевленное нарицательное становится неодушевленным собственным. Таких случаев, очевидно, не так много, но они есть,
например the Bible. A bible – буквально книга (лат.), что впоследствии стало именем собственным одной единственной книги – Библии. Многие географические названия произошли
от имен нарицательных: Cape tow. Данный стилистический прием названия пока не имеет.
2-3 – При переходе существительных из зоны 2 в зону 3 нарицательные неодушевленные
становятся одушевленными. С таким случаем мы имеем дело, когда речь идѐт о персонификации или олицетворении явлений природы, например, в сказках или другой художественной литературе.
При обратном переходе из зоны 3 в зону 2 нарицательные существительные, называвшие
одушевленные предметы, становятся названиями неодушевленных, например, в русском
языке альпинистское приспособление называется «кошки». Здесь имеет место метафора, то
есть вторичная номинация по сходству функции.
3-4 – При переходе существительных из зоны 3 в зону 4 нарицательное одушевленное
имя становится именем собственным, называющим одушевленные объекты. С этим явлением мы часто сталкиваемся при антономазии в фамилиях людей: Samantha Fox, Jack Sparrow,
которые иногда являются говорящими.
Обратный переход существительных из группы собственных одушевленных в группу
нарицательных одушевленных характерен в большей степени для сленга, где дьявол, например, назван Old Nick. Или в разговорном языке Neddy обозначает ослика. Можно ли данный переход рассматривать как случай антономазии, представляется спорным по следующим причинам. Во-первых, антономазия как стилистический прием определена не достаточно четко: она включает в себя переход нарицательных одушевленных существительных в
имена собственные и наоборот, хотя это разные процессы. Во-вторых, антономазия имеет
некоторую мотивированность (по сходству), а здесь мы сталкиваемся с ее отсутствием. Возможно, было бы целесообразно разграничить метафорическую (мотивированную) и неметафорическую антономазию.
4-1 – переход существительных из группы собственных одушевленных в группу собственных неодушевленных имеет место в топонимике, где населенные пункты, например, называются в честь известных людей: Washington.
А обратный переход характерен для ситуации, когда человеку даѐтся имя по названию, например, населенного пункта (Jack London). Данные стилистические приемы не имеют названия.
В описанных выше случаях имело место изменение лишь одной логико-семантической
категории существительного при переходе из одной группы в другую. Но возможно пересечение и групп, не имеющих общей категории, например 1 и 3, 2 и 4:
1-3 – При переходе существительных из зоны 1 в зону 3 собственные неодушевленные
существительные становятся нарицательными именами одушевленных объектов, например
the Neanderthal (man). Здесь имеет место случай метонимии. Интересно отметить, что в русском языке «неандерталец» пишется с маленькой буквы, что говорит о том, что данное суще34
ствительное полностью нарицательное (как, например, русский, англичанин, француз), а в
английском языке сохраняется прописная буква, что свидетельствует, видимо, о сохранении
черт категории собственности, что типично для английского языка.
При обратном процессе нарицательные одушевленные существительные становятся собственными неодушевленными. С этим явлением мы также сталкиваемся в топонимике, когда
географические названия создаются на основе названий, например, животных (село Кошки).
Для данного приема также нет названия в стилистике.
2-4 – При переходе из зоны 2 в зону 4 неодушевленные нарицательные существительные
становятся собственными именами одушевленных объектов. Это явление имеет место в именах людей и кличках животных, например Snow – кличка кота, Mr.Snow – фамилия человека.
В современной стилистике данный случай также рассматривается как антономазия, хотя,
очевидно, это другой процесс, чем рассмотренные выше, и он должен иметь свое название.
При обратном процессе имя собственное одушевленное (чаще всего имя человека) становится нарицательным неодушевленным (например, названием изобретения этого человека
– a mackintosh, curie, bell, ampere). Данные примеры рассматриваются обычно как метонимический перенос.
При рассмотрении возможных случаев перехода ядерных элементов поля существительного из одной группы в другую обращает на себя внимание тот факт, что сопровождающие
данный процесс перехода стилистические приемы часто не имеют названия в современной
науке или эти названия слишком общие и включают различные по характеру процессы.
Таким образом, делая некоторые промежуточные выводы, можно заметить, что ядро логико-семантического поля существительного представлено наиболее прототипичными элементами: конкретными дискретными исчисляемыми существительными, которые могут быть
собственными или нарицательными, одушевленными и неодушевленными. Вероятно, есть
смысл говорить о существовании четырех равноправных центров в структуре ядра и, следовательно, о полицентричности самого поля.
Что касается реализации грамматических категорий, то нарицательные существительные
обладают более полным набором признаков: они нормативно изменяются по числам, сочетаются с определенным и неопределенным артиклем, имеют притяжательный падеж (правда,
последняя категория в большей мере типична для одушевленных существительных). Для
имен собственных в большей степени характерен притяжательный падеж, но они и теряют
некоторые признаки. Например, они нормативно употребляются без артикля, хотя в определенном контексте могут приобретать и определенный артикль, и неопределенный: A John is
waiting for you. It was not the John I knew several years ago. There is a London in the USA. The
London of the 17-th century. Но существование контекстуальных ограничений говорит о неполной реализации категории определенности - неопределенности. Теоретически, как было
показано выше, имена собственные могут изменяться по числам, так являются дискретными
и, следовательно, исчисляемыми. Но практически такое случается достаточно редко. Это
связано с тем, что функция имен собственных - однозначно выделить значимый и уникальный в данном контексте объект, а не отнести его к классу однопорядковых. Можно предположить, что имена собственные имеют некую внутреннюю тематичность, в то время как нарицательные – свойство внутренней ремы.
Периферию ядра образуют неодушевленные нарицательные недискретные существительные, обозначающие, например, вещества или явления (water, weather). Другие группы
существительных ядра не образуют, очевидно, периферийных элементов на основе противопоставления дискретности – недискретности конкретных существительных. Существительные периферии ядра теряют способность образовывать множественное число (за исключени35
ем стилистического использования), сочетаться с неопределенным артиклем и также ограничены в образовании притяжательного падежа.
Периферию поля образуют абстрактные аморфные (недискретные) неисчисляемые существительные, например названия качеств (courage), состояний и чувств (anger), идей
(unity), процессов (movement) и т.д. Как было отмечено выше, периферия поля строится по
принципу противопоставления конкретных существительных ядра, наиболее полно в семантическом плане реализующих инвариантную категорию предметности, и абстрактных существительных, называющих не предметные сущности, но объективно существующие явления.
Здесь, очевидно, мы имеем дело с противопоставлением материального и нематериального
мира – извечным вопросом философии. И язык, вероятно, предлагает решение этого спора:
граница между этими мирами прозрачна – и те, и другие обозначаются одной частью речи –
существительным.
Периферийные существительные еще в большей степени, чем периферия ядра утрачивают грамматические признаки: они не способны сочетаться с неопределенным артиклем (за
исключением случаев стилистического использования), не образуют множественного числа
и притяжательного падежа. То есть можно сказать, что грамматические категории у данной
группы существительных отсутствуют. Тем не менее, их способность реализовывать категорию предметности – называть предметы и явления окружающего мира – заставляют относить их к полю существительного.
Можно со всей определенностью предположить, что на основе способности существительного обозначать качества оно будет образовывать сектор пересечения с прилагательным,
процессы – с глаголом, а временные континиумы (today) – с наречием.
В полевой структуре прослеживается несколько уровней взаимосвязей и взаимодействий: более общего и более частного характера. Это, во-первых, взаимосвязь основного интегрирующего принципа, обеспечивающего целостность лингвистического поля и его
структуры. Эта связь основывается на отношении детерминации: функция определяет
структуру. возможность построения полевой структуры появляется в принципе только там,
где наблюдается противопоставляемость формализованных - неформализованных способов
передачи определенного языкового содержания (Зернов, 1992: 125). Другим типом взаимосвязи является взаимодействие ядра и периферии поля. Данное отношение определяется ослабеванием инвариантного интегрирующего принципа от ядра к периферии.
Таким образом, логико-семантическое поле существительного является сложным иерархическим образованием, позволяющим классифицировать все возможные типы существительных и отражать возможные типы взаимодействия между ними, как реально существующие, так и потенциально возможные в языке.
Вопросы и задания
1. Является ли выделение различных частей речи языковой универсалией?
2. Какие направления сложились в современной лингвистической теории в результате
изучения частей речи с разных точек зрения?
3. Охарактеризуйте синтаксическое, ономасиологическое, когнитивно-прототипическое
и дискурсивное направления.
4. В чем причина сложностей в классификации частей речи?
5. Почему в английском языке есть части речи, не попавшие ни в один разряд классификаций?
6. В чем отличительные особенности классификаций О. Есперсена, Ч. Фриза и В.В. Виноградова?
36
7. Какое определение полю дал А.В. Бондарко?
8. Сформулируйте основные свойства лингвистического поля.
9. Назовите основные критерии выделения ядра и периферии лингвистического поля.
10. Какие типы лингвистических полей можно выделить в зависимости от количества
ядер и от того, представлен ли центр (ядро) морфологически или нет?
11. Дайте понятие взаимосвязи и взаимодействия.
12. Дайте понятие связующего признака, собственного и несобственного, существенного
и несущественного признака.
13. Определите понятие грамматической категории.
14. Какие аспекты анализа предполагает использование принципа лингвистического поля
применительно к теории частей речи?
15. Какие категории имеет существительное в современном английском языке?
16. Какая категория является инвариантным признаком для логико-семантического поля
существительного английского языка?
17. Охарактеризуйте ядро поля существительного английского языка.
18. Охарактеризуйте периферию поля существительного английского языка
19. Какие связи и взаимодействия возможны внутри логико-семантического поля существительного?
20. Постройте поле существительного в английском языке.
21. Можно ли по аналогии построить логико-семантические поля для других частей речи?
Библиографический список
1. Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии, М., 1957.
2. Виноградов В.В. Русский язык. 2-е изд. М., 1972.
3. Бондарко А.В. Теория морфологических категории. Л., 1976.
4. Есперсен О. Философия грамматики. М.: Изд-во иностр. лит., 1958.
5. Жирмунский В.М. О природе частей речи и их классификации // Вопросы теории частей речи. На материале языков различных типов. Л., 1968.
6. Зернов Б.Е. Взаимодействие частей речи в английском языке: статико-динамический
аспект. Л., 1986.
7. Зернов Б.Е. Характеристика взаимодействия частей речи как фактор языковой дифференциации и интеграции // Константность и вариативность языковых единиц / отв. ред.
Л.П.Чахоян. Л., 1989.
8. Зернов Б.Е. Некоторые аспекты теории взаимодействия частей речи // Трехаспектность грамматики (на материале английского языка) / отв. ред. В.В. Бурлакова. СПб, 1992
9. Кларк Е.В. Универсальные категории: О семантике классификаторов и значениях
первых слов, усваиваемых детьми // Психолингвистика. М., 1984. С. 221-240.
10. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. 2-е изд., испр. и доп. М., 1975.
11. Кубрякова Е.С. Теория грамматики: лексико-грамматические классы и разряды слов.
Введение. М., 1990. С. 5-29.
12. Лакофф Дж. Лингвистические гештальты // Новое в зарубежной лингвистике.
М.,1981. Вып.10. С. 350-368.
13. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990
14. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. Л., 1978
15. Назарова Т.Б. Филология и семиотика (современный английский язык). М.: Высшая
школа, 2003. 190с.
37
16. Серебренников Б.А. Сводимость языков мира, учет специфики конкретного языка,
предназначенность описания // Принципы описания языков мира. М., 1976. С. 7-52.
17. Стеблин-Каменский М.И. Спорное в языкознании. Л., 1974. 141с.
18. Тираспольский Г.И. Типы слов и части речи. Сыктывкар, 1978.
19. Щерба Л.В. Восточнолужицкое наречие. Т.1. Пг., 1915.
20. Di Scullio A.M., Williams E. On the definition of word. – Cambridge (Mass), 1987. 117p.
21. Freis C.C. The structure of English. N.Y.: Harcourt, Brace, 1952.
22. Givon T. On understanding grammar. N.Y., 1979, 379p.
23. Hopper P.J., Thompson S.A. The iconicity of the universal categories ―noun‖ and ―verb‖ //
Iconicity and syntax. Stanford, 1985, p.151-183.
24. Mayerthaler W. System independent morphological naturalness // Leitmotifs in natural
morphology/ Dressler W. et al. Amsterdam. 1987. -168p.
25. Starosta S. The case for lexicase: An outline of lexicase grammatical theory. –L., N.Y.,
1988. – XII, 273p.
26. Sweet H. A new English Grammar Logical and Historical. Oxford: Clarendon Press, Pt. 1.
Introduction, Phonology, and accidence, 1891; Pt. 2, Syntax, 1898.
38
ГЛАВА 3. СИНТАКСИС
ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ СИНТАКСИС НАУЧНОГО ТЕКСТА
И ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА
Г.Г. Толстова
Сыктывкарский государственный университет
I. Проблема адекватности перевода: соотношение логического построения высказывания и синтаксической структуры предложения.
Одной из наиболее актуальных проблем современной лингвистики является проблема
адекватного перевода.
Адекватность передачи информации при переводе с одного языка на другой подразумевает сохранение основной мысли высказывания и всех оттенков его содержания. Для решения этой задачи недостаточно использовать только лексические средства, но чрезвычайно важно
передать их значение во взаимодействии с разнообразными грамматическими средствами.
Перевод как один из видов речевой деятельности имеет целью преобразование структуры высказывания, в результате чего один язык заменяется другим с полным сохранением содержания этого высказывания.
Следовательно, для выполнения перевода необходимо, прежде всего, знать особенности
структуры этого высказывания на сопоставляемых языках. Разумеется, в каждом языке есть
закономерности построения текста в целом и предложения в частности, как общие для языка
в принципе, так и характерные для данного конкретного языка. Ориентированность на текст
как на объект изучения и выдвигает необходимость исследования закономерностей его построения в принципе и установления целого ряда категорий, типичных для каждого из сопоставляемых языков (в нашем случае английского и русского).
Объектом исследования, следовательно, становится функциональный стиль языка, а в
нашем случае – проблемы научного стиля современного англоязычного текста.
Исследование функционального стиля имеет, как известно, не только теоретический интерес, но и большое практическое значение. Успешное осуществление перевода, в частности,
возможно только при наличии знаний о правилах структуры коммуникативной информации,
функциональном стиле языка для того, чтобы выполненный перевод полностью отвечал требованиям данного функционального стиля. Перед переводчиком стоит задача не только полностью сохранить содержание оригинала, но и выбрать из возможных вариантов наиболее
оптимальный для данного стиля и контекста. Это относится и к переводу научного текста.
Переводчик должен знать качественно-речевые характеристики научного текста и те языковые средства, которые лежат в основе построения такого текста, отобрать из арсенала
средств языка только те, которые традиционно в нем используются, в том числе и для достижения конкретных стилистико-прагматических целей.
В процессе двуязычной речемыслительной деятельности переводчик осуществляет два
неразрывных между собой процесса: а) извлечение смысла из текста на языке оригинала
(иностранном языке) и б) порождение текста на языке перевода с полным сохранением содержания оригинала (на русском языке). Любой корректно построенный текст на любом
языке представляет собой целостную коммуникативную единицу, имеющую два плана: план
содержания и план выражения этого содержания, то есть коммуникативную интенцию автора и способы ее реализации при структурировании текста. Речь идет, таким образом, о единой семантико-синтаксической структуре текста иностранного языка и вариантах его син39
таксического построения на языке перевода для адекватной передачи коммуникативной информации текста оригинала.
Анализ соотношения этих двух компонентов единого целого – содержания и структуры необходим для того, чтобы показать единую психолингвистическую сущность порождения
текста вообще и подчеркнуть тот факт, что инвариантность двух текстов на двух языках –
исходном языке (ИЯ) и языке перевода (ПЯ) – обусловлена инвариантностью их синтаксических структур. Так как каждый язык имеет свою систему значений, форм и традиций, то
структурирование текста в этих языках может и не совпадать. Следовательно, переводчику
необходимо знать смысловую основу всех членов структуры высказывания и их организацию
при построении этого высказывания на уровне предложения в английском и русском языках.
Исследователи – лингвисты высказывают мысль о том, что элементами семантической
(смысловой) структуры высказывания является нерасчлененная семантическая единица
/НСЕ/ [Самойлова Н.Л.,1986, 105-111], которая представляет собой отраженную в сознании
человека объективную действительность. «НСЕ – это единый семантический комплекс, в котором в свернутом виде представлены все элементы, выражающиеся после соответствующей
дифференциации грамматически оформленным предложением». НСЕ «выступает как смысловая основа будущего предложения» [Самойлова Н.Л.,1986, 106-107]. Семантическая
структура представляет собой подвижную и «движущуюся иерархию тесно связанных между собой элементов». [Самойлова Н.Л.,1986, с.107].
Они реализуются в формальнограмматических структурах различных языков по-разному. Отсюда возникает вопрос о «расчлененности смысловой единицы» при построении предложения, о передаче НСЕ в синтаксисе, то есть в структуре предложения в виде его членов. Н.С. Самойлова вводит понятие
«расчлененной смысловой единицы» и высказывает предположение, что «на уровне пропозициональных структур происходит расщепление НСЕ на семантико-синтаксические компоненты. Расщепленная НСЕ названа …расщепленной семантической единицей (РСЕ)» [Самойлова Н.Л.,1986, 107].
Следует заметить, что «расщепление НСЕ» происходит по-разному в английском и русском языках в силу их синтаксических различий. Первоочередная задача переводчика, следовательно, состоит в выявлении тождественности-нетождественности логикосемантических отношений в предложении (высказывании) при переходе от формальносинтаксической структуры одного языка (ИЯ) к формально-синтаксической структуре языка
перевода (ПЯ). Прежде всего, отыскивается смысловое тождество, то есть идентичные смысловые структуры в обоих языках, которые реализуются далее в формально-грамматической
структуре перевода. Все преобразования при переводе осуществляются прежде всего по определенным правилам и нормам русского языка. Универсальный характер передачи коммуникативной информации приводит переводчика к возможным переводческим преобразованиям синтаксической структуры. Это могут быть перестановка членов предложения, замена
лексических и грамматических единиц, добавления новых единиц либо опущение тех, которые были в структуре исходного языка [Бархударов Л.С., 1975, 191-231]. Чаще всего такие
преобразования носят комплексный характер, однако при этом они должны сохранять принцип эквивалентности содержания текста, то есть адекватность перевода.
В 1950 году появилась теория закономерных соответствий, выдвинутая Я.И. Рецкером.
Он впервые предположил и обосновал лингвистический подход к проблемам перевода. Основные положения этой теории легли в основу теоретической модели перевода, разработанной В.Н. Комиссаровым [Комиссаров В.Н., 1973]. Он предложил модель, названную им
«теорией уровней эквивалентностей», основанную на предположении, что отношения эквивалентности, являющиеся выражением адекватности содержания текстов оригинала и пере40
вода, устанавливаются при анализе аналогичных уровней содержания этих текстов. За основу сравнения берется именно смысловая структура текста, которая из-за несовпадения грамматических и лексических структур сопоставляемых языков (ИЯ и ПЯ) может иметь различные синтаксические формы ее передачи при переводе.
Установление эквивалентности и сохранение семантической структуры текста в английском и русском вариантах показывает необходимость определения трансформаций, обусловленных различными факторами, в том числе различиями в синтаксическом строе сопоставляемых языков, требованиями актуального членения предложения и др.
Сравните:
The first row of the table gives the exact dates of the movement.
В первой строке таблицы приведены точные даты этого движения.
II. Актуальное членение предложения: история становления и развития теории
Вопрос о соотношении между мышлением и языком, то есть между логическим содержанием или семантической структурой информации, с одной стороны, и грамматическим
строем или синтаксическим оформлением выражаемого - с другой, с давних пор является
предметом исследования логиков, психологов и, конечно, лингвистов. Ученые пытаются выяснить секреты сложнейшего творения человека – порядок слов его языка. Большое значение
получила эта проблема сегодня, когда особое место занимает билингвистическая языковая
деятельность (перевод).
Еще в древнем Риме появляется знаменитый трактат Дионисия Галикарнасского о словопорядке. Он рассуждает о развитии учения о частях речи (словах) и о их объединении. Слова
объединяются в члены, объединение членов дает периоды, а объединение периодов дает
речь. Дионисий пишет, что распределение слов для высказывания так же влияет на построение речи, как и использование различных материалов и порядок их применения в архитектуре, мануфактуре или ткачестве. Важен и материал, но основное значение придается его распределению [Тумпянский А.Л., 1974, 13]
Различные причины, в том числе исторически, то прерывали изучение этого вопроса, то
давали ему новое развитие. В середине XVII века проблема словопорядка в языке оформилась в виде учения, носившего имя школы Пор Рояль (по месту пребывания школы). Ученые
школы (просветители А. Арно, Д. Лансело и П. Николь) положили начало логическому направлению в языкознании в работах «Логика или искусство мыслить» (1662 год) и «Общая и
рациональная грамматика» (1664 год). Школа Пор Рояль оказала огромное влияние на развитие лингвистики и логики. Их логическая теория утверждает, что предложение – это суждение, выраженное словами. В нем есть то, о чем что-либо говориться (подлежащее), и то, что
о нем сообщается (сказуемое).
С момента основания учения школы Пор Рояль ее концепции анализируются, обсуждаются, уточняются и развиваются учеными разных стран. В частности, лингвисты, логики и
философы Франции стали продолжателями традиций Пор Рояля. В XVII веке это М. Бозэ и
Э. Кондильяк, а в XIX – А. Вейль. Они исследуют место слов в предложении, их следование
друг за другом и роль словопорядка для выражения основных идей сообщаемого, разграничили «синтаксис и конструкцию слов в том порядке, который «облегчает понимание смысла»
[Тумпянский А.Л., 1974, 17]. В языках, по их мнению, наблюдается либо совпадение развития мысли и следование синтаксиса, либо расхождение между ними. В сознании, по мнению
Э. Кондильяка, нет ни прямого порядка слов (субъект→предикат), ни обратного, то есть инверсии (предикат→субъект). Идет порождение мысли, порядок же появления идей этой мысли может изменяться, что в языке должно найти свое отражение в словопорядке.
41
В Германии центром исследования был Франкфурт-на-Майне, где в XIX столетии появились работы К. Беккера и С. Герлинга. Они создают учение о предложении и исследуют вопрос о мышлении (зарождение идеи и ее развитие) и его выражении в языке (построение
предложения). Ученые считают, что важнее выразить логическое содержание мысли, чем
грамматическую форму, - она вторична по отношению к мысли. Грамматический и логический порядок слов, следовательно, часто не совпадают. Грамматический порядок служит
средством передачи логического порядка и в разных языках различен. Особенно это характерно для письменной речи, где нет интонации как вспомогательного средства, и где действует только порядок расположения слов [Тумпянский А.Л., 1974, 22].
В 1844 году французский ученый А. Вейль представляет докторскую диссертацию на тему «О порядке слов в древних языках по сравнению с современными языками». Его работа
основывается на всех учениях о словопорядке и лежит в основе теории актуального членения
предложения. Основной тезис А. Вейля - синтаксический порядок слов не всегда совпадает с
порядком появления идей и развития мысли, но ход мысли во всех языках обязательно передается определенным порядком слов. Таким образом, подлежащее, занимающее первую позицию в предложении (прямой порядок слов) не обязательно является первым, начальным
членом суждения, началом движения и развития мысли. Одну и ту же мысль можно выразить различными синтаксическими средствами. Главный секрет перевода при этом состоит в
нахождении приемов, позволяющих передать синтаксическими средствами языка перевода
(ПЯ) последовательность мысли языка оригинала (ИЯ) [Тумпянский А.Л., 1974, с. 23]. Из
всего вышесказанного делается вывод, что речь начинается с известного собеседнику и идет
через менее известное к более известному и неизвестному. В предложении, следовательно,
есть исходная точка высказывания, общая для обоих собеседников, и основная, конечная
часть высказывания, сообщаемая одним собеседником другому. Такое деление, отмечает А.
Вейль, характерно для выражения мысли на любом языке. Синтаксическое же оформление
мысли может быть различным в разных языках.
В начале XX века идеи А. Вейля получили дальнейшее развитие. В основу учения о словопорядке кладется его формулировка речевой деятельности: в предложении наблюдается
две тенденции – объективная, выражающая синтаксические связи, и субъективная, отражающая порядок развития. Синтаксис существует вне речи, а в речи начало движения указывает на момент зарождения мысли. Последователи А. Вейля назвали его концепцию теорией
актуального членения предложения. Основой этой теории является утверждение о необходимости разграничения языка и речи, о соотношении логических и грамматических категорий языка в конкретном акте речевой коммуникации. В каждом таком акте предложение получает актуальное членение. Соотношение движения мысли и его синтаксическое оформление таковы, что любой элемент предложения может нести как основную, так и вспомогательную информацию. А. Вейль полагал, что любой член предложения может в конкретном
случае быть исходной точкой высказывания [Тумпянский А.Л., 1974, 33]
Теория актуального членения А. Вейля развивалась. Первым из ученых, возродивших
понятие об исходной точке высказывания и конечной цели высказывания, был бельгиец Ж.
Гиннекн. Он считал необходимым исследовать предложение не только исходя из формального порядка слов, но с учетом, прежде всего, «актуального порядка слов».
Далее эту теорию развили швейцарские лингвисты А. Сешэ и Ш. Балле, последний разработал теорию «грамматических актуализаторов». Он говорил о том, что понятие (слово)
должно быть актуализировано, для того чтобы стать членом предложения. Функция актуализации заключается в переводе языка в речь.
42
Особое место последователей А. Вейля и его теории актуального членения предложения
занимает чешский лингвист В. Матезиус, возглавивший научную школу функциональной
лингвистики «Пражский лингвистический кружок» (середина XX века). В работе «О так называемом актуальном членении предложения» он говорит о соответствии порядка слов в
предложении порядку следования мысли, об отношении актуального членения к формальному членению, то есть о смысловой структуре предложения и его синтаксическом построении. Без актуального членения предложения язык не мог бы служить орудием общения и перестал бы существовать.
Важную роль в развитии теории актуального членения предложения сыграл немецкий
ученый К. Боост. Он поддержал термины актуального членения «тема» и «рема», которые
ранее ввел Г. Амман. Этому же вопросу посвятил свои исследования чешский ученый Я.
Фирбас (вторая половина XX века). Однако он вводит новый термин для смысловой структуры предложения - «функциональная перспектива предложения», сохранив термины «тема» и «рема» как элемент смысловой структуры.
В 1966 году чешский лингвист П. Адамец продолжает исследование на примере русского
языка. Вся школа «Пражский лингвистический кружок» внесла огромный вклад в развитие
теории актуального членения предложения.
Следует заметить, что при всей значимости исследований, проведенных учеными
«Пражского лингвистического кружка», их работы не были лишены некоторых ошибок. Так,
например, В. Матезиус считал, сопоставляя чешский и английские языки, что в чешском
грамматический порядок слов соответствует актуальному членению предложения, а в английском языке наблюдается противоречие между логическим движением идеи высказывания
и ее грамматическим оформлением в предложении. В разделах 3 и 4 настоящей работы
предпринята попытка опровергнуть данное положение.
Помимо описанных выше работ существует большое количество трудов, где продолжается исследование проблемы порядка слов, причем в качестве исследования были выбраны
различные языки. К числу исследователей порядка слов в русском языке относятся такие, как
М.Н. Кожина, И.П. Распопов, Н.Ю. Шведова и другие. Изучению проблемы в английском
языке занимались Л.С. Бархударов, Т.М. Кобленц, В.В. Пасек, Е.А. Рейнман и другие. Известными исследователями функционального синтаксиса английского языка были крупнейшие лингвисты Ч. Фриз, О. Есперсен, Г. Суит. Билингвистическим исследованиям порядка
слов в английском и русском языках посвящены работы Б.А. Ильиша, В.В. Пасека, В.Е. Шевяковой, А.С. Литвиненко, А.Л. Пумпянского, В.Н. Комиссарова и других.
Важную роль в исследовании проблемы сыграла работа В.З. Панфилова «Грамматика и
логика» (1963 год), изданная за границей на английском языке. В ней прежде всего критически пересмотрены взгляды на актуальное членение предложения ученых «Пражского лингвистического кружка, которые противопоставляли функциональную перспективу предложения его синтаксическому строю в ряде языков. Суть тезиса В.З. Панфилова состоит в том,
что «коммуникативная нагрузка, проявляющаяся в актуальном членении предложения на
данное и новое, может быть привязана к любому члену предложения, не изменяя качество
последнего на уровне синтаксического членения предложения» [Панфилов В.З., 1963, 137],
таким образом, ученый делает заключение о том, что в любом предложении мы имеем дело с
компонентами двух различных структур: на синтаксическом уровне предложение состоит из
членов предложения, выстраиваемых в соответствии с нормами данного языка; на логикограмматическом (семантическом уровне, то есть на уровне актуального членения) предложение имеет логический субъект и логический предикат, которые могут быть выражены любым
членом предложения или группой членов предложения. Таким образом, автор опровергает
43
позицию В. Матезиуса и всей школы «Пражский лингвистический кружок» о том, что в некоторых языках не существует актуального членения предложения из-за его противоречия
синтаксическому членению. В.З. Панфилов выдвигает тезис, который является важнейшим
для переводчика, о том, что «предложения различных языков, выражающие одну и ту же
мысль (передающих одну и ту же информацию), на логико-грамматическом уровне не будут
иметь одну и ту же структуру…В отличие от синтаксического членения логикограмматическое членение имеет универсальный характер, поскольку оно отражает структуру
логической фразы, являющейся формой мышления, свойственной всему человечеству»
[Панфилов В.З., 1963, 229]. Это положение вносит неоценимый вклад в теорию перевода.
Автор подчеркивает, что движение мысли в предложение передается языковыми средствами
на логико-грамматическом уровне (от известного к новому), а не на синтаксическом уровне;
следовательно, переводчику необходимо прежде всего определить логико-грамматическую
структуру этого предложения и адекватно передать ее средствами другого языка (даже при
несхожести синтаксических структур сопоставляемых языков). Этот тезис В.З. Панфилова,
на наш взгляд, и должен лежать в основе работы переводчика.
К числу последователей теории актуального членения предложения и активных исследователей теории следует отнести таких лингвистов конца XX века, как Н.А. Слюсарева, Л.А.
Черняховская, Н.Л. Самойлова, М.Е. Цыпышева, Е.С. Троянская, З.Д. Львовская, И.В. Нешумаев, Т.В. Шмелева, В.Е. Шевякова, Т.Е. Салье и многие другие.
Все эти исследования, которые продолжаются и в настоящее время, подтверждают мысль
о том, что сохранение синтаксических значений слов само по себе не может являться целью
переводчика; ведущую роль в процессе перевода играет нахождение смысла высказывания
оригинала, его логическое построение, что и необходимо сохранить и передать средствами
языка перевода.
III. Грамматический и смысловой порядок слов английского и русского предложений (сопоставительный анализ)
Изучение структуры предложения, проблемы порядка слов всегда вызывали и вызывают
интерес у лингвистов. Однако, несмотря на это, нельзя утверждать, что данный вопрос исследован полностью. Особенно это актуально при рассмотрении структуры предложения в
регистре научного стиля. И сегодня этой проблемой занимаются многие лингвисты, особенно же те из них, кто проводит билингвистические исследования. Данный раздел нашей работы и посвящен рассмотрению проблемы функциональной перспективы предложения и его
синтаксической структуры с учетом имеющихся результатов исследования вопроса. В качестве объекта исследования выбран научный текст на уровне предложения.
Исследование порядка слов в регистре научного текста представляет определенный интерес прежде всего потому, что среди ряда языковедов распространено мнение о преимуществе прямого порядка слов в стиле научного изложения [Разинкина Н.М., 1977, 90]. Это мнение основано на том, что изменение прямого порядка слов является стилистически маркированным, экспрессивным; в то же время экспрессивность не считается характерной для стиля
научного текста. Этот тезис представляется достаточно неоднозначным, так как уже установлено, что синтаксис не служит чисто поверхностным средством построения структуры
предложения, а является способом выражения содержания и развития мысли, средством подачи информации. Семантическая значимость различных синтаксических структур неодинакова; в то же время одну и ту же логическую структуру можно передать различными синтаксическими структурами.
44
Сравните:
П
Сказ.
Доп.
а) Аристотель сформулировал законы формальной логики [П+Сказ.+Доп.]
Доп.
Сказ.
П
б) Законы формальной логики сформулировал Аристотель [Доп.+Сказ.+П]
Очевидно, что две разные синтаксические структуры (а, б) передают разную семантическую значимость: а – сообщает о том, что сформулировал Аристотель, в то время как бы называет того, кто сформулировал законы.
Далее сравните:
Доп.
Сказ.
П
а) Законы формальной логики сформулировал Аристотель. [Доп.+Сказ.+П]
П
Сказ.
Доп.
б) Законы формальной логики были сформулированы Аристотелем. [П+Сказ.+Доп.]
При сравнении этих предложений видно, что одна и та же логическая структура сообщаемого передана двумя разными формально-грамматическими структурами. В обоих случаях сообщается о том, кто выполнил действие.
Это происходит благодаря наличию в каждом предложении структур двух уровней поверхностей (порядок слов) и глубиной (логическое содержание) [Нешумаев И.В., 1991, 6].
Варьирование сообщения и возможно как раз по этой причине.
Для изучения преобразования речевой структуры (то есть логической структуры) при переводе необходимо, разумеется, знать особенности построения высказывания и его синтаксическое оформление на сопоставляемых языках (в качестве таковых нами выбраны английский как ИЯ и русский язык как ПЯ).
Речь образуется посредством взаимодействия лексических, грамматических и других
языковых средств друг с другом. В каждом языке, как упомянуто выше, имеются закономерности построения речи, общие для языка в принципе, а так же специфичные для того или
иного конкретного языка. В лингвистике не существует единого мнения о взаимоотношениях смысловой и формально грамматической структур предложения, хотя вполне очевидно,
что они взаимообусловлены.
Дадим определение этим структурам, составляющим во взаимосвязи суть любого предложения.
Грамматическая (формальная, формально-грамматическая, поверхностная, синтаксическая) структура предложения представляет собой словопорядок, то есть определенную (изменяемую или неизменяемую) последовательность друг за другом членов предложения.
Один язык может допускать достаточно свободную вариативность грамматической структуры предложения (например, русский), тогда как в другом языке существует достаточно строгий фиксированный порядок слов (например, в английском) [об этом будет сказано ниже].
Смысловая (глубинная, коммуникативная, информационная, логико-грамматическая, актуальное членение предложения, семантическая) структура предложения передает логику
порождения высказывания, зарождение и развитие мысли автора в сообщаемом.
Наблюдения лингвистов показывают, что в различных языках смысловое (актуальное)
членение выражается разными языковыми средствами, а в ряде языков просто совпадает с
грамматическим делением на субъект и предикат. Однако существует достаточное количество языков, когда смысловой порядок слов далеко не всегда совпадает с порядком синтаксическим. По мнению В. Матезиуса и его школы актуальное членение возникает и изменяется
только при включении в ситуацию.
Рассмотрим обе эти структуры и особенности их построения в английском и русском
языках.
Предложение как высказывание, содержащее определенную информацию, имеет в различных языках (как отмечалось выше) различную синтаксическую организацию. Это объясняется различием функций слов в предложении в сопоставляемых языках. Русский язык богат флексиями, то есть это язык синтетический. Так в русском языке функция каждого слова
определяется его формой (окончанием) и не связана поэтому с обязательным, фиксированным местом этого слова в синтаксической структуре предложения. Следовательно, в русском
языке грамматическая структура предложения характеризуется относительно свободным порядком слов, который не мешает нахождению любого члена предложения.
Сравните:
П
Сказ.
Доп.
а) Охотник поймал в ловушку дикого кабана.
Доп.
Сказ.
П
б) Дикого кабана поймал в ловушку охотник.
Английский язык – это язык аналитический, то есть он образует свои языковые формы не
с помощью флексий (окончаний в том числе), а другими способами. Так, например, логические падежи имени существительного передаются не с помощью окончаний (как в русском),
а с помощью либо фиксированного места в предложении, либо иногда с помощью дополнительных слов – предлогов. Именно поэтому одним из основных показателей функции слова
является его местоположение в предложении. Изменение порядка слов может привести к изменению их функций.
Сравните:
П Сказ.
Доп.
а) A hunter trapped a wild boar. (Охотник поймал в ловушку дикого кабана)
П
Сказ.
Доп.
в) A wild boar trapped a hunter. (Дикий кабан поймал в ловушку охотника)
Следовательно, английский язык не может иметь свободный, изменяемый порядок слов в
предложении без изменения информации.
Грамматическая структура английского неэкспрессивного предложения фиксирована и
может быть представлена в виде следующей схемы:
Обстоятельство
Подлеж.
Сказуемое
Допол.
(Прямой порядок слов предусматривает нахождение подлежащего перед сказуемым, а
дополнения за сказуемым.
* Обстоятельство не имеет строго фиксированного места; выбор места зависит от типа
обстоятельства и речевой ситуации.
Определение примыкает к определяемому слову и поэтому не отмечено на схеме.
Сравните:
Обст-во
П
Сказ.
Доп.
a) In 1492 Cristofopher Columbus discovered a new land by sailing west to India.
б) В 1492 году Христофор Колумб обнаружил новую землю, плывя в Индию восточным
путем.
46
Либо: Плывя в Индию западным путем, Колумб открыл новую землю.
Либо: Новую землю открыл Колумб, плывя западным путем в Индию.
И так далее.
В русском языке грамматический порядок слов может кардинально меняться, тогда как в
английском место может поменять лишь обстоятельство.
Итак, говоря о грамматической структуре предложения в сопоставляемых нами языках,
следует отметить различие, которое состоит в относительно свободном порядке слов русского языка и в строгом, прямом фиксированном словопорядке английского предложения. Именно
такой порядок позволяет установить в предложении функцию каждого слова среди других.
Однако роль порядка слов этим не ограничивается. Синтаксическая организация предложения в любом языке призвана создавать структуру другого уровня: порядок слов должен
быть таким, чтобы указывать на движение мысли автора в высказывании, определять ее начальную позицию, развитие и конечный элемент. Речь идет о более глубокой, то есть смысловой структуре предложения, логике построения высказывания.
Заметим, что свободный порядок слов русского предложения (грамматическая структура) не является самоцелью; любое возможное его изменение однозначно ведет к изменению
логических акцентов в сообщении, выделению значимости информации определенного члена предложения.
Сравните:
а) В 90-е годы Россия перешла на путь рыночной экономики (на какой путь?)
б) На путь рыночной экономики Россия перешла в 90-е годы (когда?)
в) В 90-е годы на путь рыночной экономики перешла Россия (кто перешел?)
Очевидно, что варьирование синтаксической структуры привело к построению разных
смысловых структур.
Как же выстраивается смысловая структура предложения вообще? Существует ли схема
отражения логического движения мысли автора в высказывании? Каковы компоненты смысловой структуры? Иначе говоря, какова структура актуального членения предложения?
Вернемся к тезису Н.Л. Самойловой о так называемой «свернутой» информации, отраженной в мышлении автора при восприятии действительности или сформировавшейся при
его интенции передать информацию (так называемая НСЕ: см. раздел 1). Эта «нерасчлененная семантическая единица» затем «расчленяется» и становится «расчлененной семантической единицей» (РСЕ), которая синтаксически оформляется в виде предложения. Какова же
схема такого расчленения, то есть как передается движение мысли автора?
В лингвистике вообще и в теории перевода в частности отмечается, что развитие идеи
имеет свою исходную позицию, далее движется к относительно новому и заканчивается самой важной, новой информацией. Автор опирается на то, что известно (или более известно)
читателю, так называемую «старую» информацию, и постепенно сообщает «новую» информацию (то, что в данном высказывании сообщается об известном) [ известное→неизвестное;
«старое»→»новое»] - таково логическое построение мысли, ее развитие, то есть смысловая
структура предложения (актуальное членение предложения) в принципе.
В теории актуального членения предложения (АЧ) исходная или «старая» информация
носит название «тема» (Т). «Новую» или сообщаемую информацию принято называть термином «рема» (R). Оба термина происходят из греческого языка. Тема – от греч. Thema – то,
что положено в основу, данное, исходное, известное. Рема – от греч. Rhema – изречение, сказанное, сообщаемое, новое.
Таким образом, схема движения мысли, смысловая структура предложения или АЧ
предложения выражается так: Т→R. Это суть порождения суждения или высказывания, оди47
накова для языка вообще (то есть любого языка). Синтаксическая структура предположения
в любом языке, следовательно, вторична по отношению к смысловой структуре; она является
лишь способом передачи движения мысли, то есть формой построения высказывания. Как же
соотносятся эти два уровня – грамматическая и смысловая структуры – в русском и английских языках?
Относительно свободный порядок слов русского предложения, его вариативность позволяют также свободно и беспрепятственно отражать порядок движения мысли автора (T→R).
Таким образом, в русском языке грамматическая и смысловая структуры совпадают, при
этом грамматическая структура легко изменяется для изменения структуры смысловой; и
наоборот, изменение смысловой структуры обязательно легко передается путем изменения
порядка слов. Конечная позиция любого слова или смысловой группы, то есть любого члена
предложения, является показателем их информационной значимости, новизны информации
или ремы. В русском предложении, следовательно, выразителем ремы может быть любой
член предложения. Тема передается одним из начальных элементов синтаксической структуры. Движение мысли от темы к реме традиционно выражается центром высказывания, то
есть предикатом.
Сравните построение смысловой структуры предложения с изменением темы и ремы, путем изменения синтаксической структуры.
(Т → R )
П
предикат
об-во
а) В 90-е годы Россия перешла на путь рыночной экономики.
(T → R)
П
предикат
Об-во
б) На путь рыночной экономики Россия перешла в 90-е годы.
(T → R)
Об-во
предикат П
в) В 90-е годы на путь рыночной экономики перешла Россия.
В современном английском языке порядок слов (как в языке вообще) тоже выполняет
две различные функции: 1) функцию синтаксической организации предложения, или функцию конкретных членов предложения, то есть передачу отношений слов в предложении, или
функцию конкретных членов предложений; 2) коммуникативную функцию, то есть передачу
основных компонентов высказывания (данного или T, или нового R).
Каково же соотношение синтаксической и грамматической структуры английского предложения? Не возникает ли вопрос о их противоречии? Может ли фиксированная синтаксическая структура служить формой передачи изменяемой семантической структуры? Ведь на
этом уровне T и R могут и должны быть переданы разными членами предложения (в зависимости от их коммуникативной нагрузки), и при этом семантическая структура должна
обязательно строится по схеме T → R, правильно отражая логическое движение мысли в
высказывании.
Ученые-лингвисты неоднократно обращались к исследованию данной проблемы. В 1976
году выходит монография Л.А. Черняховской «Перевод и смысловая структура», посвященная, в частности, изучению вопроса о соотношении двух структур английского предложения
– синтаксической и смысловой. Она приходит к выводу (на основе статистических данных
при исследовании), что большая часть предложений английского строится так, что обе
структуры совпадают [Черняховская Л.А., 1976, 49].
Таким образом, и в английском языке порядок слов в предложении является одновременно и средством выражения членов предложения, и формой передачи логического разви48
тия мысли в высказывании. В большинстве случаев не наблюдается противоречия между
синтаксической и семантической структурами. Это достигается с помощью различных языковых средств – лексических, грамматических, контекстуальных (см. раздел 4). Отметим при
этом, что в предложении на обоих уровнях можно наблюдать как прямой (прогрессивный)
порядок элементов, так и обратный (регрессивный). Но при любом порядке следует помнить,
что движение мысли идет от «старого» к «новому», какими бы членами предложения на синтаксическом уровне они не передавались. При прогрессивной семантической структуре синтаксически движение мысли имеет схему T → R; при регрессивной структуре элементы информации меняются местами, поэтому имеет схему R→ T. Однако непременно само движение от «старого» к «новому» сохраняется.
Задачей переводчика и является установить среди членов синтаксической структуры
предложения (при прямом и обратном порядке слов) элементы семантической структуры (T
и R); найти в предложении члены предложения, которыми T и R оформлены, и правильно
передать движение T → R при переводе на русский язык (даже если в английском высказывании наблюдается регрессивная смысловая структура R → T). Рассмотрим далее признаки
элементов актуального членения английского высказывания на уровне простой синтаксической структуры (простого предложения). В рамках данной работы исследование сложного предложения не представляется возможным в силу значительного объема материала изучения.
IV. Анализ средств и элементов актуального членения английского предложения и передача их на уровне русского предложения при переводе
Обратимся вновь к проблеме адекватного перевода. В предыдущих разделах было установлено, что переводчику, прежде всего, следует определить элементы синтаксической
структуры английского предложения, установить их тип (прогрессивный/регрессивный) и
взаимоотношение и только тогда передать информацию автора средствами русского языка.
Переводчику необходимо при этом строить синтаксическую структуру русского предложения так, чтобы не нарушить правило построения семантической структуры T → R, характерной для русской неэмоциональной речи (научная речь является типичным примером).
Учитывая все сказанное выше, обратимся к анализу лингвистического материала на примере научных текстов общегуманитарного характера для того, чтобы выяснить и показать,
как же соотносятся при передаче информации синтаксическая и смысловая структуры английского простого предложения. Далее установим, как сохранить семантическую структуру
(T → R) при переводе и приведет ли это к изменению порядка слов в русском предложении,
или его синтаксическая структура будет соответствовать структуре английского предложения. (Исследование проводилось в течение ряда лет и нашло свое отражение в работах, соавтором которых мы являемся. См. список литературы.)
Нахождение элемента актуального членения английского предложения, распределение
коммуникативной нагрузки в рамках различного порядка слов дает возможность выполнить адекватный перевод с учетом всех синтаксических и семантических норм русского предложения.
Рассмотрим эти аспекты на примере английского простого предложения как с прямым, так и с
инверсионным порядком слов, который также имеет место в исследуемых нами текстах.
4.1. Синтаксическая структура с прямым порядком слов и передача смысловой структуры
А. Простое совпадение синтаксической и семантической структур.
Как было отмечено в предыдущих разделах, в английском языке предложение строится
согласно грамматическому принципу прямого фиксированного порядка слов. Это может
создать впечатление, что возможность построения семантического порядка с нарастанием
коммуникативной нагрузки к концу высказывания (T → R) весьма ограничена. С точки зрения синтаксического оформления компонентов актуального членения отмечается следую49
щее: в прогрессивных грамматических структурах (прямой порядок слов) темой Е чаще всего является подлежащее (либо его смысловая группа), ремой (R) – такой член предложения,
конечная позиция которого оправдана грамматически. Особенность синтаксической структуры предложения в английском языке позволяет в принципе любому члену предложения,
кроме подлежащего, свободно быть носителем «новой» информации, то есть ремы (R). Рассмотрим это на примерах:
А) носитель ремы - обстоятельство времени или места.
П (T
R) Об-во
e.g. The Irish won independence for the greater part of their country in 1921 (T→ R).
Ирландцы завоевали независимость для большей части своей страны в 1921 году.
П (T
R) Об-во
e.g. This mistake has been made all over the world. (T→ R
Это ошибка совершена во всем мире.
Б) носитель ремы – дополнение
П (T
R) Доп.
e.g. The Romans then conquered most of Britain.
Римляне тогда завоевали большую часть Британии.
В) носитель ремы – составная именная часть сказуемого.
П (T
R) Часть сказуемого
e.g. At the end of that war many thousands of Germans were prisoners of the British.
В конце той войны тысячи немцев стали пленниками британцев.
Г) носитель ремы – сказуемое (при двухкомпонентной синтаксической структуре).
П (T
R) Сказ.
e.g. The British army was defeated. (T→ R)
Британская армии проиграла (была разбита).
Таким образом, в большинстве случаев при прямом порядке слов наблюдается совпадение синтаксической и семантической структур, что позволяет прямому порядку слов предложения передавать прогрессивную семантическую структуру высказывания (T→ R).
В таких предложениях подлежащее занимает позицию одного из начальных компонентов
(или начальную позицию) синтаксической структуры и является носителем темы (T). Значит
ли это, что такая позиция подлежащего не дает ему возможности быть носителем ремы (R)?
Б. Синтаксическая и семантическая структуры с вводным «there» в предложении.
Данные исследования лингвистов [Черняховская Л.А., 1976; Слюсарева Н.А., 1984] показывают, что около 5% изученных предложений составляют такие, которые формально также
представляют собой прямой порядок слов, однако подлежащее сдвинуто в конечную позицию и становится, таким образом, носителем ремы. Семантическая структура при таком порядке следует схеме прогрессивного построения (T→ R). Это происходит с помощью специальных синтаксических конструкций, где место подлежащего занимает так называемое формальное подлежащее, позволяющее одновременно и сохранить формально прямой порядок
слов, и сделать логическое подлежащее носителем ремы. Рассмотрим предложения с вводным «there». Тогда носителем исходной информации является сказуемое (Т), а «новой» информацией – подлежащее, выраженное существительным.
Сказ. (T
R) П
e.g. There is a vast ongoing debate about the place of Russia in world civilization. (T→ R).
50
Продолжается постоянная дискуссия о месте России в мировой цивилизации.
Порядок слов таких предложений позволяет передать прогрессивную семантическую
структуру (T→ R), сделав при этом носителем ремы – подлежащее, а темы - сказуемое. Наблюдается совпадение прямого порядка слов и прогрессивной смысловой структуры (отметим при этом, что прямой порядок слов внешне сохраняется посредством введения «формального подлежащего», вводного «there»).
Большинство лингвистов рассматривают при этом второстепенные члены предложения
(определение, обстоятельство), находящиеся в конечной позиции за подлежащим как «слабые компоненты семантической структуры, которые при переводе рекомендуется выносить
перед сказуемым («предтеча ремы»). С точки зрения актуального членения структура т аких предложений представлена как «слово сигнал there + сказуемое (T) + сильное подлежащее-существительное (R) + слабый второстепенный член предложения» [Тумпянский
А.Л., 1974, 158-159].
Сказ. (T
R) П
e.g. There were no formal institutions to regulate the conflict between the legislature and the
government. (T→ R)
Для урегулирования противоречия между законодательными органами и правительством
не было официальных механизмов.
В. Синтаксическая и семантическая структуры с вводным «it».
Рассмотрим еще один способ построения структуры предложения с формально-прямым
порядком слов, который дает возможность маркировать логическое подлежащее как носителя сообщаемого, то есть ремы (R). Речь идет о предложении с вводным элементом «it», выполняющим функцию формального подлежащего, которое «предвосхищает» логическое
подлежащее, выносимое за сказуемое. Сказуемое этой структуры выражено сочетанием глагола
«to be» и имени прилагательного или существительного. Сильное подлежащее (R) заключено в
инфинитиве, герундии или их конструкциях (for+ Infinitive или герундиальный оборот).
Сравните:
П(T
R) Сказ.
e.g. To make clear the situation is absolutely necessary. (T→ R)
Проясните ситуацию совершенно необходимо.
Сказ.(T
R) П
e.g. It is absolutely necessary to make clear the situation. (T→ R)
Совершенно необходимо прояснить ситуацию.
При анализе предложений очевидна коммуникативная динамика T→ R (то есть прогрессивная смысловая структура) при прямом порядке слов с различными семантическими
функциями подлежащего (в первом предложении П – тема, во втором П- рема). Так как «it»
не является элементом, передающим информацию (это «сигнал» маркировки «тематичности» сказуемого и «рематичности» подлежащего), то при передачи на русский язык оно
опускается. Приведем другие примеры, подтверждающие это правило.
e.g. It is worthwhile mentioning briefly the social structure changes.
Стоит также кратко упомянуть изменения социальной структуры (подлежащее - рема,
выражено герундием).
e.g. It was not practical for the occupiers to deprive the conquered people of civil rights.
Для захватчиков было нецелесообразно лишать завоеванный народ гражданских прав.
(Было нецелесообразно, что бы захватчики лишали завоеванный народ гражданских прав.)
e.g. It‘s a good idea to follow the elements of civilization taken over from Babylon.
51
Стоит рассмотреть элементы цивилизации, заимствованные у Вавилона.
e.g. It was not possible at this stage our going into further detail.
На этой стадии у нас не было возможности вдаваться в дальнейшие подробности.
Отметим, что в случае, когда сильное подлежащее (инфинитив, герундий) входит в состав оборота (for+ Infinitive или герундиальный оборот), то его именные элементы (существительное, местоимение) – это семантически «ослабленные» элементы, которые при переводе на
русский занимают в предложении начальную позицию (Т), а структура «it is + прилагательное/
существительное» становится переходным элементом к введению ремы (подлежащего).
Итак, когда инфинитив или герундий в английском предложении служат исходной точкой высказывания (Т), то они занимают начальную позицию. Являясь носителями сообщаемого (R), они выносятся за сказуемое, и предложение начинается с вводного «it» (формального, непереводимого подлежащего).
Следует заметить, что инфинитив редко употребляется в качестве тематического подлежащего, то есть для английского языка синтаксическая структура с вводным «it» более характерна. И, наконец, вновь отметим совпадение прямого синтаксического порядка слов за
счет формального подлежащего «it» и прогрессивной семантической структуры (T→ R).
Г. Артикль как средство маркировки темы и ремы и синтаксическая структура предложения.
Кроме перечисленных выше структур с прямым грамматическим порядком слов в английском предложении существует еще одна возможность маркировки подлежащего как носителя темы или ремы. Речь идет о семантической функции артикля – определенного, неопределенного и нулевого – и о нахождении артиклей в различных местах синтаксической
структуры при наличии одного или нескольких артиклей в предложении.
Известно, что артикль – указатель имени существительного - имеет как синтаксическую,
так и семантическую функции.
Неопределенный артикль указывает на наличие исчисляемого существительного (в любой его синтаксической функции) в единственном числе и близок по значению с числительным «one».
e.g. They have developed a method (one method).
Определенный артикль вводит имя существительное как неисчисляемое, так и исчисляемое (в единственном и множественном числе).
e.g. The development of the systems failed.
Нулевой артикль – это значимое опущение артикля, когда невозможно употребление ни
неопределенного, ни определенного артиклей; он обязательно имеет связь с семантикой высказывания.
На семантическом уровне неопределенный, а также нулевой артикли, как правило, являются показателями рематичности того члена предложения, который выражен существительным с этими артиклями (либо с неопределенными, либо с нулевым). Заметим при этом, что
если неопределенный артикль вводит только исчисляемое существительное единственного
числа, то нулевой артикль указывает на существительное как исчисляемое (единственного и
множественного числа), так и на неисчисляемое. Функция передачи ремы играет, как правило, основную роль у этих артиклей. Неопределенный артикль близок при этом к значению слова
«any»; нулевой артикль имеет оттенок значения «в принципе, вообще, как таковой, как класс».
Определенный артикль в семантической структуре высказывания, как правило, указывает на введение известной, «старой» информации, то есть темы, и близок по значению к указательным местоимениям «this, these, that, those».
Сравните:
e.g. The librarian looked though a book.
52
Библиотекарь пролистал (какую-то) книгу.
e.g. The librarian looked though the book.
Библиотекарь пролистал (данную) книгу.
My father is fond of historical novels.
Моему отцу нравятся исторические романы (в принципе, вообще).
Естественно, что в структуре предложения чаще всего имеются разные его члены, выраженные именем существительным (подлежащие, часть сказуемого, дополнение, обстоятельство). Тогда идет речь и о наличии нескольких артиклей в предложении, а также о их взаиморасположении относительно друг друга. Всегда ли неопределенный и нулевой артикли
являются маркерами ремы, а определенный указывает только на темы? Какова семантическая структура высказывания, если в предложении несколько неодинаковых или разных артиклей? Как изменяется актуальное членение, если артикли меняют свое положение относительно друг друга? Рассмотрим различные случаи.
Определенный артикль в левой части высказывания (в основном речь идет о подлежащем) служит индикатором исходной информации (Т) и не вызывает при переводе на русский
язык изменения порядка слов, так как наблюдается простое совпадение синтаксической и
семантической структур.
Непосредственно сразу справа от центра высказывания при этом возможно наличие либо
неопределенного (нулевого), либо определенного артикля, либо отсутствие существительного.
T
R
e.g. The man trying to do little is always full of reasons. (T→ R)
Человек, который старается делать мало, всегда находит много причин.
T
R
e.g. The election demonstrated a weak position. (T→ R)
Выборы продемонстрировали слабую позицию.
T
R
e.g. First, the government banned strikes in the country. (T→ R)
Сначала правительство запретило забастовки в стране.
В случае если определенный артикль вводить существительные и слева от центра высказывания, и справа от него, существительное, занимающее вторую позицию, теряет функцию
известного, «старой» информации; по отношению к первому существительному оно является
сообщаемым, то есть ремой.
Таким образом, даже наличие двух определенных артиклей по обе стороны от центра передает прогрессивную семантическую структуру: T→ R.
T
R
e.g. The old methods of management still prevailed in the country. (T→ R)
Старые методы управления все еще господствовали в стране.
При отсутствии существительного (а значит, и артикля) справа от центра сохраняется
прогрессивная смысловая структура, причем носителем ремы является либо именная часть
сказуемого, либо все сказуемое.
T
R
e.g The same questions remained important. (T→ R)
Те же самые вопросы остались важными.
Однако исследования показывают, что наличие такой синтаксической структуры в части
научного текста, содержащей выводы, заключение или резюме, указывает на регрессивную
семантическую структуру английского предложения: определенный артикль перед подле53
жащим «ослабевает» и указывает на «новую» информацию ( на то, что сделано), то есть на
рему.
Определенный артикль в этом случае лишь выделяет данное понятие из ряда возможных,
указывает на одного представителя этого рода или класса. Высказывание, как правило, заканчивается сказуемым в страдательном залоге.
R
T
R
T
R
e.g. The process was studied. Then the number of migrants was defined. The reasons for
T
the process were analyzed. (R←T)
T
R
T
R
Был изучен данный процесс. Затем определили число мигрантов и
T
R
проанализировали причины процесса. (T→ R)
Неопределенный и нулевой артикли являются, как правило, показателями того, что данное существительное - носитель ремы, о чем было сказано выше. Рассмотрим случаи семантических структур английского предложения, имеющего один или более неопределенных
или нулевых артиклей.
Если такой артикль занимает позицию перед подлежащим слева от центра, то он является указателем его «новизны» на уровне семантической структуры в том случае, когда справа
от центра находится определенный артикль или существительное отсутствует. Это влечет
изменение порядка слов при переводе, упорядочивая регрессивную смысловую структуру
английского предложения в прогрессивную структуру русского предложения (англ. R←T;
русск. T→ R).
R
T
e.g. To verify this hypothesis further information is needed (R←T).
T
R
Для проверки этой гипотезы необходима дополнительная информация. (T→ R)
R
T
e.g. An idea was suggested to apply the theory for practical things. (R←T)
T
R
Была предложена идея применить эту теорию на практике. (T→ R)
Заметим, что такая структура английского предложения наиболее характерна для аннотаций (резюме), кратко представляющих научную статью.
R
T
R
e.g. Another typical case was considered by the jury, and certain recommendations were
T
given. (R←T)
T
R
T
Суд присяжных рассмотрел еще одно типичное дело и дал определенные
R
рекомендации. (T→ R)
Однако если неопределенный (нулевой) артикль при подлежащем в таком предложении
указывает на существительное как на любого представителя данного класса (any), на равнозначность всех членов этого класса, то артикль не служит показателем ремы, при переводе
порядок слов не меняется.
54
T
R
e.g. A true scientist is always searching. (T→ R)
T
R
Истинный ученый всегда в поиске. (T→ R)
Здесь важнее то, что сообщается о представителе класса ученых.
Наличие в английском предложении неопределенного или нулевого (или того и другого)
артикля слева и справа от центра высказывания указывает на динамику коммуникативной
нагрузки слева направо, на прогрессивную семантическую структуру (T→ R). Тогда существительное слева от центра будет передавать исходную информацию по отношению к тому,
которое следует за центром. Такая синтаксическая структура совпадает со смысловой.
T
R
e.g A language is a national feature. (T→ R)
T
R
Язык – это национальная черта.
При переводе на русский язык порядок слов сохраняется.
T
R
e.g Money is used as a means of exchanging good and services.
Деньги используются как средство обмена товарами и услугами.
T
T
R
e.g Traffic and aircraft can cause serious noise pollution.
T
Наземный и воздушный транспорт могут служить причиной значительного
R
шумового загрязнения среды.
Итак, артикль является одним из важнейших средств - указателей темы и ремы в высказывании - и может выстраивать как прогрессивную семантическую структуру (T→ R), так и
регрессивную (R←T), что чрезвычайно важно учитывать при переводе.
Д. Другие средства передачи «новой» информации при прямом порядке слов.
Помимо указанных выше к таким средствам можно отнести эмфатические структуры, не
вызывающие изменения порядка слов. Такой, прежде всего, является рамочная эмфатическая
конструкция «It is…that». Хотя на первый взгляд она похожа на сложноподчиненное предложение, все же она является лишь способом выделения коммуникативной нагрузки одного
из членов простого предложения. Это может быть любой член предложения кроме сказуемого. Сама же рамка является лишь формой, значения не несет и не переводится на русский
язык. При переводе такого предложения на русский необязательно изменять порядок слов,
помещая рему в конечную позицию (хотя это возможно). Достаточно подчеркнуть рему усилительными словами типа «именно, как раз, лишь» и т.д.
R
T
e.g It was King Knut who achieved the union of the whole England. (R←T)
а) Именно король Кнут добился объединения всей Англии. (R←T)
в) Объединение всей Англии добился именно король Кнут. (T→ R)
R
T
e.g It was only through treachery that the Turks had taken Antioch in 1085. (R←T)
а) Лишь благодаря предательству турки захватили Антиохию в 1085 году. (R←T)
б) В 1085 году турки захватили Антиохию только в результате предательства. (T→ R)
55
Контекстуальные и ситуативные компоненты также могут служить средствами актуального членения предложения. Они дают возможность лингвистически более четко определять
средства выражения семантической структуры предложения. К ним можно отнести такие показатели рематичности компонента высказывания, как отрицательные частицы «no» и «not»,
усилительные и ограничительные слова (even, only, merely, just), двойное отрицание, эмфатический «do». Возможны и смешанные контекстуальные указатели. В русском языке они
также являются признаками ремы.
T
R
e.g Kublai Khan did send a large fleet against Japan about the time stated. (R←T)
Кублай-хан действительно направил большую флотилию против Японии примерно в заданное время. (T→ R)
R
T
e.g Not dissimilar effects are found in painting. (R←T)
T
R
В живописи мы находим весьма похожие свойства. (T→ R)
4.2. Обратный порядок слов в предложении и его семантическая структура
В предыдущих разделах уже упоминалось, что синтаксис не является абсолютно поверхностным средством построения предложения, так как это способ подачи информации высказывания и распределения коммуникативной нагрузки. Следовательно, семантическая значимость различных синтаксических структур неодинакова. В любом языке существуют такие
приемы построения предложения, которые играют существенную роль в формировании семантики высказывания.
Как было отмечено выше, среди лингвистов существует мнение о том, что в регистре научной речи превалирует прямой порядок слов в предложении, при этом он не вступает в противоречие со структурой семантической. Это достигается различными средствами маркировки темы и ремы, когда возможно построение либо прогрессивной, либо регрессивной информационных структур (T→ R ,R←T). Знание такой маркировки позволяет переводчику
правильно оценивать движение коммуникативной нагрузки и привести семантическую
структуру при переводе в соответствие с нормами русского языка (T→ R), сохраняя порядок
слов английской прогрессивной структуры или изменяя порядок слов при наличии регрессивной структуры.
Однако исследования показывают, что в ряде случаев автор прибегает к построению высказываний экспрессивных, эмоционально окрашенных и достигает это за счет иного, непрямого порядка слов в предложении. Иначе говоря, такой своеобразный порядок построения служит средством передачи экспрессии, то есть не совсем плавного нарастания коммуникативной нагрузки.
Обратимся к некоторым случаям такого синтаксического оформления предложения, при
котором наблюдается обратный порядок слов (инверсия). В таких предложениях автор стремится передать движение своей мысли не только с целью объяснить и довести до читателя
информацию, но и воздействовать на него, стремясь убедить в своем мнении, заставить читателя не просто воспринимать информацию, но и размышлять по поводу сообщаемого. Для
этого автор прибегает к своеобразным приемам маркировки ремы высказывания.
В современном английском языке, как неоднократно было показано в предыдущих разделах настоящей работы, порядок слов выполняет ряд различных функций: функцию построения высказывания и передачи отношений между словами (синтаксическую); функцию
передачи основных частей сообщения – данного (темы) и нового (ремы), то есть коммуникативную (семантическую). Данные функции, как уже было установлено в лингвистике, явля56
ются общими и присущи порядку слов в принципе. Однако существуют и такие функции,
которые характерны для определенных видов словопорядка. Это функции выделительные
или экспрессивные. Они и характерны, в частности, для предложений с инверсионным порядком слов.
Что касается выражения актуального членения предложения, то очевидно, что основная
функция инверсии заключается в маркировке рематического элемента высказывания.
Рассмотрим некоторые наиболее типичные для научной речи структуры с обратным порядком слов и отметим в них соотнесѐнность синтаксического и смыслового порядка построения высказывания. Таким образом, проследим взаимосвязь инверсионного построения
предложений с актуальным членением предложения.
А. Инверсия предикатива сказуемого позволяет переместить группу подлежащего в конец высказывания, маркируя его тем самым как носителя ремы.
Сравните:
T
R
Bones of various animals are intermingled with these shells. (T→ R)
Кости различных животных встречаются вперемешку с такими ракушками.
T
R
Intermingled with these shells are bones of various animals. (T→ R)
Вперемешку с такими ракушками встречаются кости различных животных. (T→ R)
Инверсионный порядок слов в таких предложениях позволяет рематизировать подлежащие, сохраняя прогрессивную семантическую структуру высказывания. Таким образом, автор передает нарастание коммуникативной нагрузки к концу высказывания, акцентируя «новизну» сообщаемого в подлежащем.
T
R
e.g Connected with these ballads is still a larger group of romances of adventure. (T→ R)
С этими балладами связана еще большая группа приключенческих романов. (T→ R)
Синтаксически такие предложения оформлены так, что предикатив выносится в начальную позицию вместе с второстепенными членами предложения, затем следует часть сказуемого, а подлежащее занимает конечную позицию. Прогрессивная смысловая структура сохраняется. Перевод на русский язык рекомендуется начинать с опорных элементов, то есть
второстепенных членов предложения, далее переводится сказуемое и только потом подлежащее. Таким образом, сохраняется адекватность информационной структуры на уровне
русского предложения.
T
R
e.g Developing alongside these schools was a third group, the monastic. (T→ R)
Наряду с этими школами развивалась и третья группа, школы при монастырях.
Б. Инверсия первой части сказуемого и наличие усилительных, ограничительных и отрицательных элементов (слов) позволяют маркировать как рему второстепенный член предложения (обычно обстоятельство). Такой член предложения вместе с усилительным элементом
занимает начальную позицию, затем следует инверсионный порядок синтаксической структуры – первая часть сказуемого (первый вспомогательный или модальный глагол), за ним
располагается подлежащее, а оставшаяся часть сказуемого вместе с дополнением (если таковые есть) занимает конечную позицию.
e.g Only in two cases can we find a similar construction.
Только в двух случаях мы можем найти подобную конструкцию.
С точки зрения теории актуального членения начальный элемент высказывания – обстоятельство, усиленное ограничительным словом (only) является ремой высказывания; автор
57
подтверждает свое намерение передать новизну информации, содержащейся в обстоятельстве,
не только с помощью элемента «only», но и за счет инверсионного, необычного порядка слов
всего предложения. Семантически такое предложение имеет регрессивную структуру (R←T).
При переводе предложений такого типа на русский язык возможны два варианта синтаксической структуры: рематический элемент высказывания либо остается в начальной позиции, и его значение подчеркивается усилительным или ограничительным словом (R←T), либо занимает в русском предложении конечную позицию (T→ R).
R
e.g News about Japan reached Russia relatively late. Not until the seventeenth century
T
do we find mention of Japan in Russian sources. (R←T)
Новости о Японии дошли до России относительно поздно. Лишь в семнадцатом
R
T
веке мы находим упоминание о Японии в русских источниках. (Мы находим
(R←T)
T
R
упоминание о Японии в русских источниках лишь в семнадцатом веке). (T→ R)
Таким образом, регрессивная семантическая структура английского предложения может
либо сохраняться при переводе, либо может передаваться прогрессивной структурой русского предложения.
Однако иногда автор строит прогрессивную семантическую структуру английского
предложения, вынося обстоятельство в конечную позицию (рему). Поскольку эта позиция
обстоятельства в принципе оправдана синтаксически, он усиливает его рематический характер за счет дополнительных средств – усилительных или ограничительных слов в начальной
позиции и инверсии сказуемого.
Сравните:
T
R
e.g This custom has many parallels not only in modern times.
T
R
Not only has this customs many parallels in modern times.
Во втором случае автор усиливает рематичность обстоятельства времени и одновременно настраивает читателя на дальнейшее развитие ситуации. Действительно автор
продолжает.
(Not only has this customs many parallels in modern times.) It has survived in Greece since antiquity.
К числу наиболее употребительных элементов, вызывающих инверсию, можно отнести
отрицательные, такие как never; neither (neither…nor); nor, in (at, on, of) no + существительное; not until.
e.g In no other country was such great development made during this period.
В течении данного времени такого большого прогресса не достигла ни одна другая страна. (Ни одна другая страна не достигала такого прогресса в течение данного времени).
V. Некоторые приемы сохранения коммуникативной информации и построение синтаксической структуры русского предложения при переводе
Поскольку одним из центральных вопросов современной теории перевода является задача решения проблемы переводческой эквивалентности (соотношение содержания оригинала
и перевода), то чрезвычайно важная роль отводится выбору языковых средств для передачи
адекватности содержания. Следовательно, возникает задача передачи при переводе тех синтаксических структур, которые составляют текст оригинала. Лингвисты считают, что суще58
ствует тенденция сохранить инвариант синтаксической структуры при переводе, если это
возможно. Однако при этом подчеркивается, что ее сохранение не может являться целью для
переводчика. Так как, прежде всего, необходимо передать движение коммуникативной нагрузки (T→ R), то синтаксическая структура при переводе может либо сохраниться, либо изменяться. Она имеет сильную тенденцию к изменению, если семантическая структура движется в обратном, регрессивном направлении (R←T), что не характерно для функционального стиля русского научного текста.
Однако даже при одинаковых прогрессивных семантических структурах английского и
русского предложений (T→ R) не всегда существует возможность использования при переводе параллельной поверхностной структуры (например, наличие конструкций с неличными
формами глагола или модальных глаголов may, might, mast с перфектным инфинитивом). В
таких случаях переводчик прибегает к использованию синонимичных синтаксических структур в языке перевода без ущерба эквивалентности содержания и семантического построения.
T
R
e.g The Islands of Britain are known to have been revealed to the Romans by Julius Caesar.
T
R
Британские острова, как известно, были открыты для римлян Юлием Цезарем.
T
R
(либо) Известно, что Британские острова были открыты для римлян Юлием Цезарем.
В обоих случаях английское сказуемое (are known) передается как малосодержательный
(очень слабый) элемент, как способ выразить предположение автора, а не исходную или сообщаемую информацию (T или R).
Наличие в английском предложении абсолютной причастной конструкции приводит при
переводе к замене ее на полное предложение (самостоятельное или в структуре сложного/сложноподчиненного). Это синтаксическая замена при сохранении семантической эквивалентности.
T
R
T
e.g These tribes supported themselves by hunting, elk being obviously the most
R
valuable game. (T→ R, R←T)
Эти племена жили за счет охоты. Лось, по-видимому, был самой ценной дичью ( и лось,
по-видимому, был самой ценной дичью; причем лось был, по-видимому, самой ценной дичью). (T→ R, T→ R; T→ R, T→ R).
Однако мы не ставим цель осветить все случаи несовпадения синтаксических структур в
сопоставляемых языках, поскольку нашей задачей является выявление соотношений структур двух уровней – синтаксической и семантической – в ИЯ и ПЯ.
Предыдущие разделы работы подтвердили, что при переводе с английского на русский
предложение сохраняет свою синтаксическую структуру, если она совпадает с прогрессивной семантической структурой (T→ R), и изменяется при наличии регрессивной структуры
(R←T). Следовательно, переводчику необходимо видеть эти признаки смысловой структуры.
5.1. Прогрессивная смысловая структура английского предложения наблюдается как при
прямом порядке слов, так и в случае инверсии.
Это наблюдается на прямом порядке слов, если:
а) рема оформлена конечным элементом, позиция которого оправдана грамматически (обстоятельство, дополнение, предикатив); подлежащее при этом имеет определенный артикль.
T
R
59
e.g
The famous library was destroyed during the strife between Ptolemy XV and his sister.
(T→ R)
Знаменитая библиотека была уничтожена во время борьбы между Птолемеем XV и его
сестрой. (T→ R)
б) предложение содержит вводное there или it (формальное подлежащее), а логическое
подлежащее вынесено в конечную позицию, за сказуемое; оно передается существительным с
неопределенным или нулевым артиклями (несомненные признаки ремы в таком предложении).
T
R
e.g There was also a class of professional soldiers in Assyria and Babylon. (T→ R)
В Ассирии, в Вавилоне, был также класс профессиональных воинов. (T→ R)
В предложениях с вводным there обстоятельство считается слабым смысловым элементом, что позволяет при переводе выносить его в начальную позицию.
в) в предложении имеется формальное подлежащее (вводное) it, за счет которого подлежащее – инфинитив занимает конечную позицию (за сказуемым).
T
R
e.g
It is still less easy to state the negative data. (T→ R)
Еще сложнее (менее легко) установить отрицательные факты. (T→ R)
При обратном порядке слов (инверсии) прогрессивная смысловая структура имеет место, если подлежащее занимает конечную позицию в структуре предложения (инверсия
предикатива).
T
T
R
e.g
Running at the top speed after the two animals is their pursuer – a hunter armed with his
bow. (T, T→ R)
На предельной скорости за двумя животными бежит их преследователь – охотник, вооруженный луком. (T→ R)
5.2 Регрессивная смысловая структура английского предложения имеет место, и при
прямом, и при обратном синтаксическом порядке слов в случае, если:
а) в предложении содержится рамочная эмфатическая конструкция it is….that, позволяющая передать рематичность элемента, заключенного в рамку.
R
T
e.g
It is with the aid of tools that man can act upon and the alter the material world around
him. (R←T)
Такое синтаксическое оформление предложения указывает в данном случае,\ на сильный
компонент with the aid of tools (R) по отношению к информации, следующей за рамкой (T).
В разделе 4 настоящей работы было высказано мнение как о сохранении русской прогрессивной структуры и выделении ремы за счет эмфатических слов «именно, как раз, лишь»
и др., так и об изменении порядка слов с оформлением прогрессивной смысловой структуры.
Сравните:
R
T
Как раз в основном с помощью орудий труда человек может воздействовать на
T
окружающий его материальный мир и изменять его. (R←T)
Человек может воздействовать на окружающий его мир и изменять его только в основном с помощью орудий труда. (T→ R)
б) в предложении происходит рематизация второстепенных членов предложения в начальной позиции с помощью усилительных или ограничительных слов (only, nor, never и др.)
при инверсии первого элемента сказуемого.
60
R
T
e.g Only after 1500 B.C. did bronze sickles begin to figure in Egyptain pictures. (R←T)
Как и в предыдущем случае, возможны два варианта синтаксического построения русского предложения при переводе с обязательным оформлением рематичности обстоятельства.
Сравните:
Лишь после 1500 года до н.э. бронзовые серпы начинают появляться на египетских рисунках. (R←T)
Бронзовые серпы начинают появляться на египетских рисунках только после 1500 года
до н.э. (T→ R)
5.3. Предложение, содержащее усилительные контекстуальные элементы (most, very, only, even, двойное отрицание и др.), может синтаксически быть оформлено так, что оно передает либо прогрессивную, либо регрессивную смысловую структуры. Заметим при этом, что
предложение имеет при этом прямой порядок слов. Тип смысловой структуры зависит от местоположения рематизирующего контекстуального элемента.
R
T
e.g Not dissimilar effects are found in painting. (R←T)
Весьма похожие явления мы находим в живописи. (R←T)
В живописи мы находим весьма похожие явления. (T→ R)
T
R
e.g Belief in magic and witchcraft was not lacking in the classical of Greece. (T→ R)
Вера в магию и колдовство имела большое распространение в эпоху классической Греции. (T→ R)
T
R
e.g The Roman baths were only at hot springs in England. (T→ R)
В Англии римские бани располагались только на горячих источниках. (T→ R)
R
T
e.g
Only in such cases we can rely on the given method. (R←T)
Только в таких случаях можно полагаться на данный метод. (R←T)
На данный метод можно полагаться только в таких случаях. (T→ R)
На основании всего вышеизложенного в разделе можно увидеть некоторые способы определения прогрессивной и регрессивной семантических структур английского предложения
с прямым или инвертированным порядком слов, а также дать практические рекомендации
переводчику по сохранению или изменению порядка слов русского предложения с целью
выполнения адекватного перевода.
VI. Заключение
Все вышеизложенное в данной работе приводит к осознанию того факта, что синтаксис
не является только средством организации слов в предложении, его функция гораздо глубже.
Синтаксическая структура является, кроме того, тем механизмом, который позволяет показать коммуникативную динамику; исходную позицию мысли автора → центр высказывания
→ новую, сообщаемую информацию. Иначе говоря, синтаксическая структура предложения
и есть способ построения семантической структуры.
При выполнении перевода научного текста происходят два взаимосвязанных процесса:
извлечение смысла из текста языка оригинала (ИЯ) и его передача путем порождения текста
на языке перевода (ПЯ). Для этого, следовательно, необходимо понимать, как данная конкретная синтаксическая структура предложения оформляет семантическую структуру высказывания. Это значит, что переводчик должен знать те признаки в поверхностной структуре
предложения, которые четко указывают на местоположение темы и ремы при построении
61
высказывания. Ему необходимо определить тип семантической структуры, является она прогрессивной (T→ R) или регрессивной (R←T). Далее, в соответствии с нормами языка перевода (в нашем случае это русский язык) необходимо адекватно передать смысловую структуру исходного языка (в нашем случае это английский язык) с учетом нормы ее построения в
русском языке (T→ R). Иначе говоря, переводчик должен решить вопрос о необходимости
сохранения порядка слов при переводе (при прогрессивной смысловой структуре) или о его
изменении на уровне языка перевода, то есть в русском предложении (при регрессивной
смысловой структуре).
Семантическая структура текста (предложения) является способом репрезентации замысла автора, средством передачи развития его идее. Но поскольку каждый язык имеет свою
собственную систему единства формы и значения и свои нормы употребления единиц языка,
то набор равнозначных форм в двух сопоставляемых языках может и не совпадать. Все равнозначные преобразования (то есть сохранение коммуникативной нагрузки) осуществляются
при переводе по определенным правилам синтаксиса русского языка.
В английском языке существуют такие синтаксические комплексы, аналога которым нет
в русском (например, сложное подлежащее с инфинитивом и причастием; сложное дополнение с причастием II; независимый причастный оборот; for + инфинитив; герундиальный
оборот и другие). Разумеется, необходимо знать те синтаксические соответствия, которые
передадут адекватность таких английских комплексов при переводе текста на русский. Однако при всех возможных заменах, нашедших свое выражение в перестройке иногда всего
предложения, в полном изменении его синтаксиса (например, при переводе изменяется синтаксический статус неличной формы, и она передается русским сказуемым), перевод должен
полностью отражать и содержание исходного предложения, и (что особенно важно) логическое движение мысли автора.
Итак, следует обратить внимание на следующие моменты:
а) с одной стороны, адекватность перевода научного текста в значительной степени заключается в максимальной эквивалентности сообщаемого в языке оригинала и в переводе.
При этом необходимо использовать одинаковые возможности построения предложения. С
другой стороны, адекватность перевода обеспечивается только эквивалентностью плана выражения (синтаксического построения) плану содержания (семантической структуре) в двух
сопоставляемых языках;
б) эта эквивалентность осуществляется на различных уровнях структуры текста: от лексики (слова или словосочетания) и от лексико-грамматических комплексов до полного раскрытия содержания предложения путем использования различных языковых средств;
в) в основе эквивалентности лежит вариативность языковых средств передачи общего
содержания информации как в рамках одного языка (синтаксическая синонимия), так и при
переводе с ИЯ на ПЯ;
г) эквивалентность плана выражения общего содержания в сопоставляемых языках осуществляется, как правило, на разных уровнях, что может вызвать различные лексикограмматические трансформации. Переводчик должен, следовательно, хорошо знать языковые средства и нормы языка перевода (русского, в нашем случае).
Из этого следует, что единство содержания текста проявляется в процессе синтеза
средств выражения. Целью обучения навыкам перевода и должно являться развитие умения
выбора и синтезирования разнообразных языковых средств при полном сохранении содержания и актуального членения предложения.
62
Вопросы и задания
1. В чем состоит проблема адекватного перевода текста? Раскройте значение данного
понятия и объясните его важность для переводчика.
2. Что представляет собой теория актуального членения предложения? Изложите историю
ее развития. Назовите элементы семантической (коммуникативной) структуры предложения.
3. Каково соотношение между формально-грамматической и коммуникативной структурами предложения в английском и русском языках? В чем особенность этих структур?
4. Какие элементы грамматической структуры английского предложения с прямым порядком слов могут быть носителями «новой» информации (ремы)? Назовите все возможные
варианты.
5. Каково соотношение формально-грамматической и семантической структуры английского предложения с вводным элементом ―there‖? Что является носителем ремы? Объясните
построение русского предложения при переводе с английского.
6. Раскройте особенность синтаксической структуры английского предложения с вводным ―it‖? Как при этом выстраивается его семантическая структура? Как она передается при
переводе предложения на русский язык?
7. В чем заключается функция артикля в английском языке? Какова роль артикля (неопределенный, определенный, нулевой) и его место в предложении при построении коммуникативной структуры? Как это влияет на структуру русского предложения при переводе?
8. Назовите другие средства английского предложения (кроме указанных выше), позволяющие передать элементы ремы при сохранении прямого грамматического порядка слов.
9. Что такое инверсия? Какую роль она играет в построении семантической структуры
предложения?
10. Каким образом инверсия делает сказуемое ремой предложения?
11. Какой тип инверсии английского предложения служит средством усиления значимости подлежащего (подлежащее – носитель ремы)?
12. Назовите тип инверсии, позволяющий автору усилить значимость второстепенного
члена предложения (обычно, обстоятельство – носитель ремы).
13. Что такое прогрессивная и регрессивная семантическая структура предложения? Какими способами они передаются при переводе с английского на русский?
14. Что должен знать и уметь переводчик при выполнении перевода научного текста с
английского языка на русский?
Библиографический список
1. Бахударов Л.С. Язык и перевод. М., 1975.
2. Бахударов Л.С. К вопросу о поверхностной и глубинной структуре английского языка. М., 1979.
3. Комиссаров В.Н. Слово о переводе. М., 1973.
4. Матезиус В. О так называемом актуальном членении предложения. Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
5. Нешумаев И.В. Типология преобразований структуры предложения при переводе: автореф. дис. М., 1991.
6. Панфилов В.З. Грамматика и логика. М.-Л., 1963.
7. Панфилов В.З. Взаимоотношения языка и мышления. М., 1971.
8. Пумянский А.Л. Информационная роль порядка слов в научной и технической литературе. М., 1974.
9. Разинкина Н.М. Об экспрессивности синтаксиса научной прозы. М., 1977.
10. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. М., 1974.
11. Самойлова Н.Л. Реализация некоторых синтаксических структур при переводе с английского на русский // Сопоставительный анализ лексических и грамматических единиц.
Вологда, 1986. С. 105-111.
12. Слюсарева Н.А. Проблемы функционального синтаксиса английского языка. М., 1981.
13. Цыпышева М.Е. Анализ средств выражения АЧ предложения как элемент методики
обучения переводу // Обучение научных работников иностранным языкам. М., 1984. С. 247-263.
14. Черняковская Л.А. Перевод и смысловая структура. М., 1976.
15. Вотякова А.Х., Толстова Г.Г. Аспекты смысла предложения и перевод // Язык для специальных целей как объект функциональной стилистики. Пермь-Сыктывкар, 1984. С. 111-120.
16. Вотякова А.Х., Толстова Г.Г. Некоторые приемы передачи коммуникативной информации при переводе научных текстов // Методологические основы изучения научного текста.
Сыктывкар, 1990. С. 69-75.
17. Толстова Г.Г., Сажина А.В. Некоторые закономерности влияния артикля в английском высказывании на организацию синтаксической структуры русского предложения при
переводе // Вестник СГУ. Серия 8. 1997. С. 208-215.
64
ГЛАВА 4. СРАВНИТЕЛЬНАЯ ТИПОЛОГИЯ
ТРАДИЦИОННЫЕ И ИННОВАЦИОННЫЕ
СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ МОДЕЛИ В СОВРЕМЕННОМ
КОМПЬЮТЕРНОМ ЖАРГОНЕ
М.В. Барт
Сыктывкарский государственный университет
Современная лингвистика наряду с исследованиями, ориентированными на изучение кодифицированного языка, все чаще обращается к рассмотрению маргинальных явлений, официально стоящих вне традиционных канонов, однако активно используемых в речи и при определенных условиях переходящих в стандарт.
В настоящее время наиболее популярной и востребованной является профессия программиста, активно идет освоение компьютера непрофессиональными пользователями. Это
приводит к становлению новой лексической подсистемы, внутри которой действуют как традиционные деривационные механизмы, так и инновационные. Компьютерный жаргон находится в постоянном движении, словообразовательные процессы протекают в нем значительно быстрее, чем в любой другой некодифицированной, а тем более литературной речи. В
первую очередь это обусловлено быстроразвивающимися технологиями, то есть экстралингвистическими факторами.
В связи с чем представляется необходимым обратиться к исследованию словообразовательных моделей в одном из наиболее чувствительных к инновациям слоев языка – современном компьютерном жаргоне.
Компьютерный жаргон как неканонический и подвижный пласт языка с момента его зарождения привлекал языковедов из различных стран и подталкивал их к его изучению с разных позиций.
Изучению дискурса в сети Интернет посвящены труды таких зарубежных лингвистов,
как L.-J. Calvet [1973], D. Crystal [2001], R. Geers [1998], M. Haase [1997], S.C. Levinson [1990]
и др. В отечественном языкознании компьютерный жаргон уже анализировался как лингвокультурный феномен [Шейгал, 1996]; изучались его лексический, семантический и коммуникативный аспекты [Ворон, 1999]; исследовалась его структура и развитие [Беликова, 2004;
Занадворова, 2008; Кармызова, 2003; Кутузов, 2006; Русакова, 2007].
Однако словообразовательная система компьютерного жаргона не подвергалась целостному описанию, в частности, не затрагивался вопрос о номенклатуре и содержании конкретных словообразовательных моделей компьютерного жаргона, вероятно, ввиду нестандартности и не всегда нормативности их построения, что вызывает определенные трудности и живую дискуссию при их классифицировании.
К изучению словообразовательных явлений в сфере компьютерного социолекта применялся комплексный подход. Впервые предпринята попытка описать словообразовательные
модели в профессиональном жаргоне программистов и речи пользователей компьютера, создать их регистр. В исследовании охарактеризованы структурно-семантические отношения
деривационных баз, способы словообразовательного освоения иноязычных корневых основ в
процессе образования новых единиц компьютерного жаргонного социолекта.
Материал исследования собран посредством эксцерпции ресурсов сетевых форумов программистов:
http://programmersforum.ru/,
http://forum.shelek.ru/,
http://forum.sysman.ru/,
http://forum.ru-coding.com/, http://forum.codeby.net/, http://www.cyberforum.ru/, а также онлайно65
вых глоссариев компьютерного жаргона: www.at-first.info, http://networkmy.ru/156,
http://teenslang.su/. Репрезентативность корпуса исследования обеспечена не только его объемом, но и разнообразием в структурном и семантическом аспектах.
Такого рода глоссарии наделены субъективизмом. В основном они составляются на базе
материала, полученного в результате опроса информантов. Для более точных и объективных
результатов исследования были выработаны критерии отбора слов для анализа. Ими послужили качественные характеристики словообразовательной модели. Учитывались ее продуктивность, активность и употребительность. При таком понимании категория продуктивности
отражает сведения об объеме словообразовательного ряда, категория активности – о его закрытости или открытости, а категория употребительности – о частотности модели.
Разработка темы исследования тесно связана с вопросами социолингвистики. Разрешение данных вопросов потребовало привлечения работ отечественных и зарубежных ученых
данной проблематики. Анализ специальной литературы позволил установить социолингвистический статус современного компьютерного жаргона. Для этого был раскрыт вопрос о
социальных диалектах в системе национального языка. Однозначных ответов найдено не
было. Можно отметить множество тенденций в изучении подсистем языка. Отсутствие однозначного отношения в лингвистике по данному вопросу возникло вследствие того, что каждый исследователь исходит из своих положений и приводит свои обоснования. Однако было
бы неверно полагать, что спор идет просто о словах. Проблематика этой дискуссии лежит
гораздо глубже. Вопросы, которые являются источником терминологических дебатов, состоят в установлении, чем является язык: совокупностью многочисленных подсистем (арго,
жаргонов, диалектов и т.п.) или неделимым целым; в возможности фиксации и исследовании
компонентов устной речи, а также в степени ‗правильности‘ языковой нормы.
Традиционно в социолингвистике выделяются главные и второстепенные формы существования языка. Социальные диалекты принадлежат к числу второстепенных форм. Сами социальные диалекты подразделяются на 1) профессиональные языки; 2) групповые или корпоративные
жаргоны; 3) условные языка; 4) жаргон деклассированных элементов; 5) сленг и 6) интержаргон.
При этом социально-профессиональной дифференциации языка существенно отличается от социально-классовой, социально-территориальной и социально-идеологической.
Среди социолектов национального языка профессиональный компьютерный дискурс был
квалифицирован в работе как жаргон. Данная точка зрения основывается на суждении М.М.
Маковского [1982] о том, что сленг составляет общепонятная экспрессивная лексика, используемая большинством носителей национального языка. Жаргон, в свою очередь, социально обособлен, служит средством корпоративного общения лиц, входящих в определенную
социальную или профессиональную группу и имеющих свои профессиональные интересы. В
отличие от арго профессиональный жаргон не выполняет эзотерическую функцию и не изолирует его носителей от непосвященных, а только отражает специфику профессии или рода занятости, увлечения, тем самым зачастую он остается понятным только определенному кругу лиц.
Возникновение нового объекта лингвистических исследований вызвало проблему точной
номинации. В настоящий момент наблюдается полифоничный процесс формирования термина. Многогранность исследуемого явления отражается в создании неоднородных по семантике обозначений, основывающихся на различных его аспектах. В работах, посвященных
компьютерному дискурсу, встречаются такие названия, как язык Интернета [Иванов, 2001;
Кронгауз, 2009; Трофимова, 2001а]; Интернет-язык, язык Рунета, язык аффтаров [Свинцов,
2006]; Интернет-стиль [Виноградова, 2006]; компьютерный социолект [Русакова, 2007]; компьютерный подъязык [Глазырина, 2006; Кармызова, 2003; Кошкарова, 2004]; язык Интернетдискурса [Компанцева, 2004]; компьютерный арго [Котова, 2001]; компьютерный сленг [Ка66
расева, 2009; Кутузов, 2006; Шейгал, 1996]; рунет [Дедова, 2008]; Usertalk [Пичкур, Трещева,
1999]; жаргон ‗компьютерщиков‘ [Крысин, 2000]; компьютерный жаргон [Асмус, 2005; Бушев, 2005; Ворон, 1999; Лиховитов, 1997; Смирнов, 2003].
Эти обозначения не являются взаимозаменяемыми, хотя лингвисты, осмысливая особенности функционирования языка компьютерного дискурса, используют их преимущественно
при анализе одних и тех же явлений. Однако указанные термины обозначают различные
формы существования языка. Легитимно указывать только на частичное сходство данных
названий, а не на их эквивалентность, поскольку сопоставление данных социолектов выявило не столько параллели, сколько расхождение между ними.
При этом была выведена следующая закономерность. Компьютерный жаргон снабжает
язык Интернета новыми единицами, которые, будучи освоенными, утрачивают жаргонную
окраску. Лексика Интернет-языка насыщена подобными жаргонизмами. Ее составляют и заимствованные единицы, и слова терминологического происхождения, и единицы, не имеющие синонимов в литературном языке, поскольку они были созданы для обозначения явлений Интернета (например, лузер, ламер). Компьютерный жаргон в свою очередь экспроприирует лексику интернет-языка (к примеру, чатиться, форумчанин, чатландия).
Таким образом, язык Интернета понимается как средство общения людей различных социальных групп в среде, специфика которой определяется способом связи. Что же касается
компьютерного жаргона – это средство языкового обособления общности людей, чьи профессиональная деятельность и интересы связаны со сферой информатики и вычислительной
техники, компьютерной индустрии, высоких технологий.
Нужно признать, что на современном этапе развития лингвистики проявляется осознанный научный интерес к социолектам как важному и занимательному феномену. Социальные
диалекты могут привлекать или вызывать отвращение. Они могут быть популярными, их
можно игнорировать. Тем не менее, не замечать их – несправедливо ввиду их активной деятельности и большого влияния на кодифицированный язык и языковую личность.
Внутри словарного состава современного компьютерного жаргона был выделен относительно устойчивый пласт лексики.
Компьютерный жаргон представляет собой ‗открытый список‘, который постоянно эволюционирует: каждая новая единица спустя некоторое время после своего появления начинает восприниматься носителями компьютерного жаргона как устаревшая и перестает ими
активно употребляться или заменяется на другую. Подвижность, текучесть и неустойчивость
лексического состава проявляется в широких синонимических рядах и в высокой степени детализации наименований, специализации языковых средств. Анализ лексического состава компьютерного жаргона выявил его смежность с другими лексическими жаргонными системами.
Лексический корпус компьютерного жаргона и его деривационные базы пополняются за
счет заимствований. Компьютерный жаргон заимствует иноязычные производящие основы с
разными интенциями. В первую очередь для передачи эмоционально-экспрессивных оценок,
достижения юмористического эффекта, для воздействия на реципиента посредством необычности звучания иноязычных лексем, их экзотичности, для следования моде, для демонстрации своего социального статуса, использования функциональных возможностей иноязычных единиц.
Языки-доноры, их соотношение и степень влияния на компьютерный жаргон – разные.
Основная масса заимствованных производящих основ в компьютерном жаргоне приходится
на английский язык. Этому способствуют экстралингвистические факторы: воздействие англоязычных стран на мировое сообщество, ситуация диглоссии в этих странах, престижный
статус английского языка как международного в сфере компьютерных и информационных
технологий, большой объем англоязычной Глобальной сети, создание программного обеспе67
чения и сопровождающей литературы на английском языке, внедрение английских слов и
конструкций при некачественном переводе с английского языка на русский, чрезвычайно
сильная интеграция русского и английского языков в исследуемой сфере. Примеры лексем с
англоязычными базами: ансверить < to answer (отвечать), сендить < to send (отправлять),
хелпарь < to help (помощник) и др. Вследствие такого рода глобализационных процессов
англоязычные компьютерные номинации становятся интернациональными, вливаясь в другие компьютерные языки и подъязыки.
Наряду с английским в современном компьютерном жаргоне в качестве источника деривационных баз активно проявляет себя японский язык. Данная тенденция появилась вследствие
того, что Япония является высокотехнологичной страной и лидером по производству и поставки
всех видов техники в мире, а также за счет популяризации японской культуры в среде молодежи. Например, каваять < кавай (умилять), аригатить < аригато (благодарить), анимешник,
анимешный < аниме (японская анимация), чибик < чиби (персонаж японской анимации) и др.
Реже базы заимствуются из немецкого кнюпель < der Knüppel (рычаг), дрюкер < der
Drücker (принтер), из испанского теклада < teclado (клавиатура) и других языков.
Процессы освоения заимствованных корней в компьютерном жаргоне протекают в соответствии с законами, действующими в кодифицированном языке. Таким же образом осуществляется прямое (не сопровождаемое деривационными процессами) заимствование.
Заимствования из внешних источников является не единственным путем увеличения
словарного состава компьютерного жаргона. Он активно обогащается благодаря внутренним
ресурсам своего родного языка. Например, Библия, Коран, букварь (справочное руководство), глаз (компьютерный монитор), мозги (оперативная память компьютера), чемодан (накопитель информации) и другие.
При анализе процессов заимствования происходит фонетическая, графическая, грамматическая, семантическая и словообразовательная адаптация иноязычных единиц. Около 80%
словарного состава компьютерного жаргона составляют гибридные образования, основанные
на смешении заимствованного элемента и русских формантов. Образования, сходные по
формальным показателям с русскими словами, изменив свою форму, достаточно быстро лексикализируются и грамматикализируются. Они формируют более широкую семантическую
структуру, реализуют значительный словообразовательный потенциал в дериватах.
Лексика компьютерного жаргона, заимствуя единицы из внешних и внутренних резервов
языка, континуально пополняется и совершенствуется. Тем самым она отражает процессы
усложнения и модернизации самой компьютерной отрасли и информационных систем. За
счет этого интенсифицируются процессы синонимии, полисемии и омонимии.
В целом заимствования определяют специфику производной лексики рассматриваемого
массива, ее потенциальные и реальные возможности, служат главной производящей базой и
основным источником ее развития, позволяют существенно увеличить номинативные и эмоциально-экспрессивные ресурсы жаргона.
Комплексный подход к проблеме исследования потребовал раскрытия деривационной специфики компьютерных жаргонизмов.
Первым важным и непременным шагом на пути конструирования компьютерных жаргонных словообразовательных моделей явилось выявление их словообразовательной мотивированности и производности.
Компьютерные жаргонизмы образуются от заимствованных баз разной функциональной
и стилистической характеристики. В качестве производящих основ в компьютерном жаргоне
используются те классы слов, которые в кодифицированной терминологии пассивны или
проявляют слабую активность. Например, аббревиатуры (айтишник < IT), онимы (думер <
68
Doom), прецедентные выражения (на семь бед – один reset < на семь бед – один ответ), словосочетания (аноним < анонимный пользователь), маскулинные нарицательные имена (хакерша < хакер) и др. Некоторые типы производных слов обладают множественной мотивацией (хакер → хачить (быть хакером), хак → хачить (заниматься хакерством), хак → хачить (взламывать, делать ‘хак’)) и вариативностью одной и той же основы (стрелялка,
стреляшка, стрелялово < стрелять).
Следующей необходимой ступенью в построении словообразовательных моделей компьютерных жаргонизмов явились выявление и анализ способов словообразования и их разновидностей.
Словообразование более непосредственно, чем многие другие лингвистические системы,
отражает все изменения, происходящие в компьютерной действительности. Отличительной
чертой компьютерного жаргонного словообразования является его сильная зависимость от
экстралингвистических факторов – от тех потребностей, которые находятся вне языка, но
которые язык должны удовлетворять.
Компьютерное жаргонное словообразование, с одной стороны, осуществляется в рамках
языковой системы и отражает традиционные механизмы, с другой – обнаруживает инновационные черты. Телескопия, латинизация, кириллизация, креолизация, графиксация, омофонизация, субституция, метатеза, эпентеза являются специфическими способами образования
новых единиц в системе компьютерного жаргона.
В завершении реализации комплексного подхода были установлены формальные и семантические отношения производной и производящей основы.
Морфонологические явления морфемного шва в компьютерном жаргоне включают в себя линейные и нелинейные преобразования: чередования фонем, усечение производных основ, интерфиксацию, наложение морфов и перемещение ударения. Анализ показал, что такого рода процессы не являются хаотичными и спорадическими, они детерминированы словообразовательной системой русского языка.
Отношения между производной и производящей основой с семантической точки зрения
сводятся к транспозиции, мутации, модификации, эквивалентности и соединению. Они предопределяют характер движения лексем по словообразовательной цепи.
Таким образом, разбору в данной работе подвергаются слова, в которых установлена
производящая база, выделен способ словообразования, определены формальные и семантические отношения производной и производящей основы. При этом анализируемое слово рассматривается как лексема, во всей совокупности словоформ, поэтому для разбора слово берется в его номинативной форме и предварительно определяется его часть речи.
Проведенный выше комплексный анализ позволил подробнее остановиться на ключевом
вопросе данного исследования: выявлении и описании словообразовательных моделей в таком виде социального диалекта как компьютерный жаргон.
Высокой степенью продуктивности и регулярности характеризуются модели аффиксального способа словообразования. Особой активностью среди них отличаются суффиксальные
модели. Основной принцип их построения реализуется на совместном действии транслитерации или транскрипции (или их смешении) иноязычного слова и русской аффиксации. Изучение диапазона аффиксальных структурных формул наглядно иллюстрирует, что в компьютерном жаргоне потенциально используется любая литературная словообразовательная модель. Эвентуально многие модели могли бы занять место нейтральных и применяться для
образования терминов или профессионализмов. Включение определенных формантов приводит к формированию нетривиальных моделей и появлению жаргонных лексем.
69
Экспрессивные модели обслуживают аффиксы: -к(а), -чк(а), -ик, -ушк(а),
-шк(а), очк(а), -ств(о), -ьѐ, -ун и др. Лексемы с такого рода суффиксами выражают позитивную или
негативную оценку, передают отношение, обозначают диминутивность или аугментивность.
Превалирующий корпус компьютерных жаргонных экспрессем наделен оттенком непринужденности, сниженности, грубоватости, в них допускается фамильярность: сайтик (сайт), лисичка (браузер Mozilla Firefox), окошки (операционная система ОS Microsoft Windows), дровишки (программа Coral Draw), лейбочка (фирменный знак на оборудовании), ламачьѐ (неумелый пользователь) и др.
Модели стилистической модификации образуются посредством аффиксов (например, аг(а), -уг(а), -ак(а), -ах(а), -ух(а), -ло, -ец, -их(а), -няк, -ак, -ин(а), -ов(о), -ыш и др.), которые в
общенародном языке употребляются в словах со стилистически сниженным значением,
имеющим нередко фамильярный оттенок или намек на обсценное слово: файлец (файл), лейбуха (фирменный знак на оборудовании), кабло (кабель), вирусняк (вирус), висяк (некорректно
работающая программа) и т.д.
Продуктивность ряда аффиксальных моделей в словообразовательном механизме компьютерного жаргона не связана с эмоциональностью самого форманта (например, -чик, льщик, -щик, -ник, -тель, -атор, -ор, -арь и др.) как словопроизводного средства. Этот формант продуктивен в стилистически нейтральной лексике. Присоединяется он к стилистически нейтральному слову. Соединение двух нейтральных элементов образует в компьютерном
жаргоне не соответствующее нормам слово. Достижение этого эффекта происходит благодаря не принятым в кодифицированном языке словообразовательным комбинациям. Тот же
эффект наблюдается при сниженном характере производящей основы, в качестве которой
могут выступать заимствованные из другого языка или социолекта базы. Со словообразовательным элементом связано лишь общее значение, а конкретизация этого значения задается
конситуацией и контекстом. К примеру, печатор (принтер), плюйник (принтер), хелпарь (помощник), флудильщик (распространитель ненужной информации) и др.
Многие используемые словообразовательные форманты входят в число сугубо компьютерных (например, суффиксы -о, -ѐс, префикс ю- и проч.), действующих с нарастающей продуктивностью в компьютерном жаргоне: ламо (неумелый пользователь), ламѐс (неумелый
пользователь), юмылить (посылать по электронной почте) и др.
При необходимости обозначения возникающих реалий посредством словообразовательных аффиксальных дериватов компьютерный жаргон реализует в полной мере заложенный в
него потенциал русской деривации. Наиболее широкие возможности демонстрирует здесь
суффиксация.
Обратимся к рассмотрению моделей соединительного способа словообразования.
Возникшие в результате сложения жаргонизмы относятся преимущественно к разряду
имен существительных и прилагательных, в редких случаях – глаголов. В исследуемом материале в превалирующем большинстве обнаружились двухкомпонентные модели строения
сложных компьютерных жаргонизмов. Регулярная модель реализуется на базе двух свободных корневых компонентов, последний из которых равен целому слову: трубосборщик (программист на языке Turbo Assembler), серверодержатель (системный оператор), гостьбука
(гостевая книга), файлопомойка (корзина) и др.
В рамках сложения активны модели, представляющие собой соединения основ с одинаковыми функционально частотными компонентами (интер-, авто-, веб-, демо-; -дром, драйв, -граф, -трон, -мания, -ман, -ландия и др.), ‗основа + суффиксоид‘ и ‗префиксоид + основа‘: крысодром (коврик для манипулятора типа ‗Mouse‘), автогад (программа инженерно70
го проектирования и черчения AutoCad), дупотрон (ситуация, порождающая повторы), думляндия (игра Doom), глюкодром (сбойное аппаратное обеспечение) и мн. др.
Представляют интерес компьютерные жаргонизмы, образованные по модели ‗префиксоид + суффиксоид‘: фономан, цифромания и др.
Первые (авто-, техно-, микро- и др.) и последние (-дром, -трон, -ман и др.) компоненты
сложных слов не имеют в науке однозначной трактовки, и, как следствие, в лингвистике отсутствует общепринятый термин. А.А. Реформаторский [1947] и вслед за ним М.В. Панов
[1962] определяют их как ‗аналитические прилагательные‘; В.В. Виноградов [1938] – ‗прилагательные морфемы‘; С.И. Ожегов [1974] – ‗лексико-морфемы‘; Ю.С. Сорокин [1965] –
‗словоэлементы‘; М.Д. Степанова [1953] – ‗полупрефиксы‘, ‗полусуффиксы‘; В.П. Григорьев
[1959] – ‗интернациональные сложные компоненты‘; Г.А. Стахеев [1973] – ‗аналиты‘; Н.М.
Шанский [1970], А.И. Плещинская [2005] – ‗аффиксоиды‘; В.Г. Головин [1990] – ‗инсуффиксы‘; Е.А. Земская [1992] – ‗морфемоиды‘: элементы сложных слов, употребляющиеся подобно приставкам или суффиксам, и подразделяет их на ‗префиксоиды‘ и ‗суффиксоиды‘.
Вслед за авторами «Русской грамматики-80» при анализе данных специфических морфем
в работе используются термины ‗свободные и связанные компоненты‘. Связанные компоненты представляют собой бывшие части сложных слов, вычленявшиеся из состава серийных сложных образований и начавшие действовать как готовые структуры, свободно присоединяясь к тем или иным основам или словам. Как показывают примеры, связанные компоненты не функционируют в языке как сепаратные элементы, они только сохраняют семантику тех мотивирующих лексем, на основе которых они образовались. Заметим, что такие
связанные компоненты как теле-, авто-, анти-, сформировались в западноевропейских языках на базе греческих и латинских основ и пришли в русский язык как международные словообразовательные элементы в составе слов. Термин ‗связанные компоненты‘ используется в
достаточно большом количестве исследований, поэтому последовательные терминологические уточнения в нашей работе не проводились.
Связанность компонентов внутри сложного слова непроизвольна. Она обусловлена значением входящих в композит частей, их лексической сочетаемостью и грамматической структурой.
Известно, что связанные компоненты могут подвергаться лексикализации. Как, например, в разговорном дискурсе: нам с тобою было супер. В рамках неузуального словообразования морфема выступает как более самостоятельная и подвижная единица, чем в кодифицированном языке. Тем самым в некодифицированной речи наблюдается высокая расчлененность слова: компоненты наделены полноценным словесным ударением и не подвергаются редукции. Их самостоятельное функционирование поддерживается условиями конситуации и контекста. Самостоятельностью обладают те, которые напоминают обычные слова
и по форме, и по значению. Однако анализ материала исследования не выявил случаев лексикализации связанных компонентов объекта изучения.
Обращает на себя внимание тот факт, что количество моделей с одинаковыми, функционально частотными компонентами непрестанно растет. Чему способствуют различные языковые и внеязыковые причины. Иноязычные компоненты легко вписываются в русскую парадигму: интерфикс -о- облегчает проникновение аналогичных образований, поскольку тождествен конечной гласной связанных интернациональных компонентов (ср.: авто-, цифро-,
техно-, инфо- и др.). Данные компоненты обладают рядом преимуществ: предоставляют
возможность избегать полисемии и легко расшифровать значения слов. Активизация таких
слов инициирована интернациональным стремлением языка отразить развитие компьютерной области, постоянно создающей новую технику и развивающей технологии. Для выраже71
ния нового понятия в языке предпочтительнее новое лексическое средство, лишенное в русском языке частного конкретного значения и обладающего словообразовательной гибкостью.
При комбинации сложения и аффиксации рождаются суффиксально-сложные модели с
опорным компонентом, содержащие основу имени существительного: быдлокодер (программист, пишущий некачественный программный код), эникейщик (специалист по поддержке пользователей), долббагер (программа для поиска и исправления ошибок) и др., а
также основу глагола: вирмейкерство (деятельность по созданию и использованию вирусов),
файлогонство (состояние компьютера, при котором не работают все файлы), ключеделка (регистратор пиратских копий программ) и др.
Высокой продуктивностью обладают сложно-флективные модели. Сложение происходит
с участием опорного компонента, содержащего глагольную основу: исконную ословод (браузер Explorer) или заимствованную вирмейкер (программист-создатель вирусов). Данная модель показательна тем, что среди глагольных основ редко встречаются регулярные: флопповод (дисковод для гибких дисков) и др. Гораздо чаще и последовательнее возникают нерегулярные основы: виндовоз (операционная система OS Microsoft Windows), глюкогон (программист, исправляющий ошибки), дисковерт (дисковод), игродел (программист-создатель
компьютерных игр) и др. Однако в квантитативном плане выигрывают уникальные глагольные основы: ветродуй (вентилятор процессора), числогрыз (компьютер), клоподав (программа поиска ошибок и отладки программ), клопомор (программа-отладчик для поиска и исправления ошибок), дупострел (программа, отлавливающая дублирующую почту), турбочист
(программист на языке Turbo Assembler), дискокрут (дисковод), блохолов (программа для
поиска и исправления ошибок) и др. В эмпирическом материале засвидетельствованы глагольные основы с историческими чередованиями гласных: пластосуй (дисковод), долбоклюй
(устройство перфорации), и со спорадическими наращениями: фоксприст (программист, который ‗прется‘ от программы FoxPro).
Модели сложения дают возможность сжато, экономично выразить разветвленное понятие в одном слове. Данные модели отличаются разнообразием своих конструкций и сопровождающих их морфонологических явлений.
Представим модели компрессивного способа словообразования.
В современном компьютерном жаргоне сильна тенденция к моносиллабизму. Стремление к понятийной сжатости обусловливает активное использование компрессивных моделей
образования жаргонных единиц. Слова и выражения сокращаются для экономии речевых
усилий и времени в коммуникации. Вследствие чего словообразовательные модели компрессии получают преимущество перед описательными выражениями и развиваются быстрыми
темпами благодаря своей точности, краткости, емкости, содержательности и экспрессии.
Выделяются модели суффиксальной универбации. Образование жаргонного деривата
происходит на базе атрибутивного словосочетания с утратой последнего из компонентов,
сопровождаемой суффиксацией производящей основы. При построении моделей особенно
продуктивными оказываются экспрессивные суффиксы: -к(а), -шк(а), -ух(а), -ушк(а), -ак, ах(а), -яшк(а), -ѐх(а). Например, локалка (локальная сеть), демонстрашка (демонстрационная
версия программы), оперативка (оперативная память), инсталяшка (инсталляционная программа), левак (левая продукция), развлекуха (развлекающая игра) и др. Наряду с ними действуют нейтральные суффиксы: -ик, -ник, -лк(а). К примеру, сетевик (сетевой программист),
поисковик (поисковая система), безымяник (безымянный файл), лечилка (антивирусная программа), качалка (программа для скачивания файлов) и др. Универбация служит не только
для экономии речевых усилий, но и для проявления экспрессии и выражения оценки.
72
Продуктивность суффиксальной универбации снижается конкуренцией флективной (бессуффиксальной) универбации: реал (реальный мир), виртуал (виртуальный мир), уник (уникальный посетитель), конфиг (конфигурационный файл) и др. и, универбацией в сочетании
со сложением и последующей суффиксацией: трехстволка (трехкнопочный манипулятор
типа ‗Mouse‘), пятидюймовка (дискета размером пять дюймов) и др.
Модели усечения интересны своими разновидностями, которые зависят от того, какая
часть слова опускается. Исходя из этого выделяются апокопа: комп (компьютер), проц (процессор), админ (администратор), аттач (присоединение к письму); аферезис: бук (ноутбук), нет
(Интернет); контрактура: инет (Интернет), ползатель (пользователь), регить (регистрировать).
Усечения легко вступают в отношения с другими способами словообразования, к примеру с суффиксацией. В деривации участвуют стилистически нейтральные суффиксы: -чик, -ер
и др. К примеру, инетчик (пользователь Интернета), флоппер (флоппи-дисковод). Но гораздо
чаще – экспрессивные суффиксы: -ак, -ок, -ун, -л(о), -уз(а), -юх(а), -юк(а), -ач, -к(а), -ашк(а), ушк(а), -ец, -ар(а), -ин(а). Например, софтина (программное обеспечение), дискач (компактдиск), видюха (видеокарта), винтяра, виндец (операционная система OS Microsoft Windows),
инетка (Интернет), сервак (сервер) и т.д.
Таким образом, модели усечений характеризуются краткостью с установкой на экспрессивность.
Модели компрессивного словообразования включают в себя телескопию. Сложность моделирования и чрезвычайное структурное многообразие телескопных единиц является следствием непредсказуемого характера процесса их образования: усечение одного из исходных
компонентов включает в себя большую часть слова или сводится до одного слога или даже буквы. Локализация шва определяется применением закона регрессивной направленности
ущербных явлений в линейной цепи морфов, по которому происходит реализация последующего морфа с редукцией предшествующего.
Многочисленную группу простой модели составляют двухкомпонентные телескопные
единицы. Субстантивные телескопизмы образуются на базе имен существительных. Полные
телескопизмы данного типа репрезентированы двумя моделями. Элиминируется конечная
часть первого компонента и начальная часть второго: хамер (хакер и ламер в одном лице),
юзверята (пользователи), мерзила (браузер Mozilla). Конец слова соединяется с концом другого слова: нетикет (этикет в Интернете). Частичные телескопизмы продемонстрированы
тремя своеобразными моделями. К полной форме первого компонента присоединяется усеченный конец второго компонента: кейген (генератор ключа). Укорачивается конечный элемент первого слова, второе слово остается полным: можлоб (медленно работающий модем).
Высоко востребованы языком гаплологические телескопизмы. На конец основы одного слова
накладывается омонимичное начало другого слова: рархив (программа-архиватор RAR),
компьютерроризация (активное внедрение компьютерных технологий), тормозила (браузер
Mozilla). Телескопные слова, образованные по данным моделям, аккумулируют в себе значения обоих знаменательных слов.
Адъективно-субстантивные телескопизмы строятся на основе атрибутивного словосочетания. Полные телескопные единицы иллюстрируются продуктивной моделью. Усечению
подвергаются оба конечных фрагмента мотивирующего словосочетания: сисадмин (системный администратор), примат (прикладной математик), мылсерв (почтовый сервер). Частичные телескопные образования представлены следующей моделью. Утрачивается конец зависимого компонента, стержневой – не изменяется. Неординарность этих моделей проявляется
в использовании в качестве производящих основ усеченных препозитивных прилагательных
следующих типов: 1) компьютеризмов: офсайт (официальный сайт), матплата (материн73
ская плата); 2) буквально переведенных с английского на русский язык компьютерных лексем: синезуб (устройство Bluetooth); 3) лексем, образованных с помощью фонетической мимикрии: голдед (редактор почты Gold Edit).
Адъективные телескопные лексемы создаются на базе имен прилагательных. В ходе исследования выявлены полные телескопизмы данного типа. Редуцируется конечная часть
первого компонента и начальная часть второго: портатибильный (портативный и мобильный), компативный (компактный и портативный). В телескопных лексемах этих моделей
один компонент определяет другой, дополняет и уточняет его значение.
Приведенные жаргонизмы впоследствии становятся базами для порождения других жаргонных дериватов: обнаруживаются комбинированные модели телескопизмов. В рамках
данных моделей присутствуют только полные телескопизмы, поскольку их общая модель
строится на основе атрибутивного словосочетания с сопровождением суффиксации. Образуется мутационная модель телескопных слов: рунетчик (пользователь русской части сети Интернет). Возникает модификационная модель телескопизмов: сисопница (системный оператор). В ее образовании участвуют суффиксы, имеющие сниженную стилистическую окраску:
хамерша (хамер-женщина), сисадминчик (системный администратор). Языком конструируется транспозиционная модель телескопизмов: сисопить (исполнять обязанности системного
оператора), сисадминить (исполнять обязанности системного администратора). Телескопизмы, построенные по комбинированным моделям, получают новое значение, передающее дополнительную информацию о лице, предмете или явлении компьютерного мира.
Малочисленную группу занимают телескопные трехкомпонентные образования. Отбрасывается конечный элемент трех знаменательных слов: опсос (оператор сотовой связи),
межделмаш (международные деловые машины).
В целом исследование семантики телескопообразований выявило, что характер редукции
любого телескопизма зависит от семантического значения мотивирующих лексем. Телескопные новообразования в компьютерном жаргоне представляют спорадические образования,
отдельные структурные элементы которых не повторяются в других образованиях с тем же
значением. Как следствие, они являются воплощением нестандартности языковой личности
их авторов, разрушают тривиальные представления о построении деривационных моделей в
языке, реализуя задаваемый современностью принцип рациональности и экономичности в
сравнении с описательными выражениями, а также выполняя экспрессивную функцию.
Среди компрессивных моделей внушительный пласт занимают аббревиатурные и отаббревиатурные модели.
Традиционно модели буквенных аббревиатур состоят из начальных букв каждого слова,
входящих в исходное словосочетание. Исконно русские аббревиатуры – явление редкое в
компьютерном жаргоне (ОЗУ, ПО). Значительно чаще осваиваются иноязычные аббревиатуры. При образовании компьютерных аббревиатур используются все известные способы заимствования иноязычных слов и выражений: калькирование, транскрипция, транслитерация.
Доминантами являются семантические кальки с английского языка (ПК, ЖЖ).
Семантические кальки, будучи инициалами уже переведенных на русский язык многокомпонентных наименований, внешне ничем не напоминают о своем иноязычном происхождении, теряют видимую связь со своим аббревиатурным оригиналом, сохраняя лишь общность
денотата и структурно-семантическое сходство. Они менее всего подвержены семантическим
изменениям, сохраняя обычно свое прямое значение наименования определенной реалии.
Транскрипции и транслитерации, сменив графический облик, сохраняют сходство звучания с исходной аббревиатурой. Инициально-буквенной: БМП, CD, PC, или инициальнозвуковой: ЛОЛ, АФАИК, АФАИР и др.
74
Отход от установившихся издавна моделей образования аббревиатур реализуется посредством побуквенного раскрытия (преимущественно заимствованной из английского языка) аббревиатуры с оформлением русскими суффиксами. Используются нейтральные словообразующие суффиксы деятеля: -ер, -ист, -ник, -оид, -щик и т.д. В словах: айбиэмер (программист, использующий оборудование фирмы IBM), сионист (программист, использующий
язык программирования СИ), айтишник (программист, специализирующийся в Интернеттехнологиях), юниксоид (пользователь операционной системы UNIX) и др. При обозначении
предметов включаются инструментальные нейтральные суффиксы: -ер, -ик, -ник, -тель и т.д. В
лексемах: зипер (архиватор ZIP), айдишник (идентификатор), айпишник (интернет-протокол).
Наряду с традиционными (номинативной и компрессивной) аббревиация выполняет экспрессивную функцию. При присоединении к инициальным аббревиатурам экспрессивных,
стилистически маркированных суффиксов (-ик, -юк, -юх(а), -ушк(а), -ец, -их(а), -ун), характерных для просторечной, сниженной лексики, рождаются слова, содержащие оттенок непринужденности, фамильярности, грубоватости, в некоторых случаях намек на обсценные
лексические единицы: писишка (персональный компьютер), жежешка (живой журнал), сидюха (компакт-диск), тиффак (формат хранения растровых графических изображений),
псдец (растровый формат хранения графической информации) и др.
Для гармоничного включения в систему русского языка и возможности выражения
грамматических свойств к иноязычной аббревиатуре присоединяются русские флексии -а, -я:
бздя (операционная система линейки BSD), бима (компьютер фирмы IBM), рама (оперативная память RAM). Несмотря на внешнюю простоту и прагматическую причину возникновения модели, ее эмоциональность весьма высока: образуются комичные лексемы, коннотативно совпадающие с общенациональными словами или нецензурной лексикой.
Словообразовательные модели в компьютерном жаргоне в пределах аббревиации не замыкаются на образовании имен существительных.
От компьютерных аббревиатур образуются глаголы по трансформационной субстантивной модели: к аббревиатуре присоединяется словообразующий суффикс – маркер спряжения
– и формообразующий суффикс – маркер инфинитива. Активно создаются глаголы с суффиксальными морфами: -и-ть, -а-/-я-ть, -ова-ть, -ну-ть. Например, рарить (использовать
архиватор RAR), аржить (использовать архиватор ARJ), тарить (использовать архиватор
TAR), зупить (использовать архиватор ZOO), лхачить (использовать архиватор LHA), хэтэмеэлить (использовать язык программирования HTML) и др.
Отаббревиатурные глаголы впоследствии становятся базой для образования других моделей. Довольно активно создается префиксальная модель с префиксами: об-, при-, за- и т.д. К
примеру, зазупить, зарарить и др.
Посредством рефлексивного элемента (-сь/-ся) образуется постфиксальная модель. Некоторые примеры: рариться, тариться.
Смешанная модель глагольных аббревиатур представлена префиксально-постфиксальным
способом. Например, зарариться, затариться.
Образование отаббревиатурных имен прилагательных строится по суффиксальной модели: айдишная игра, дивидишный компьютер и др.
В эмпирическом материале встретились модели атрибутивных форм глагола – страдательные причастия прошедшего времени. Образование происходит от беспрефиксальных и
префиксальных глаголов по модели образования причастий: раренный, приайсованный и др.
Суффиксально-сложная аббревиатурная модель строится на базе опорного компонента,
содержащего глагольную основу, в сопровождении субъективно-оценочных суффиксов: сидивертка (разновидность компакт-дисков). Более сильную экспрессию передают суффик75
сальные морфемы -ушк(а), -юх(а): сидивертушка (разновидность компакт-дисков). С нулевым суффиксом закрепились лексические единицы: фидопой (попойка операторов сети ФИДО). К цельной аббревиатуре присоединяется связанный окказиональный компонент: айтишнег (программист в Интернет-технологиях). С помощью связанного элемента выражается негатив по отношению к номинированным лицам. Частотны сложения с опорным компонентом, имеющим значение «подобие тому, что названо первым компонентом»: фидоподобный.
Наблюдения над аббревиацией в компьютерном жаргоне показывают, как эволюционируют аббревиатурные модели, основную массу которых составляют производные от заимствованных аббревиатур из английского языка. Свидетельством тому служат активные деривационные процессы и полная освоенность моделей системой русского языка, подтверждаемой
примерами фиксации аббронеологизмов (термин Л.А. Барановой [2007]) и их дериватов в современных словарях компьютерных жаргонизмов, на страницах виртуальных площадок и в устной речи программистов. Неустойчивость гибридных моделей отражается в оформлении абброновообразований: остается вариантность их графического и орфографического оформления.
В компьютерном жаргоне развито явление языковой компрессии – субстантивация. Вопрос о месте субстантивации в словообразовательной системе языка в настоящее время остается дискуссионным. Субстантивацию относят к морфолого-синтаксическому способу словообразования [Современный русский… , 1996; Немченко, 1984, 1994], к транспозиционному
словообразованию [Лингвистический энциклопедический... , 2002], к обратному способу словообразования с морфолого-синтаксическим подвидом [Шанский, Тихонов, 1987]. Ряд ученых выдвигает понятие нулевого словообразования [Лопатин, 1977; Marchand, 1973]. Субстантивация
как вид компрессивного способа словопроизводства рассматривается в работах языковедов: Е.А.
Земской [1973, 1981], Л.О. Зиминой [2007], Л.В. Копоть [2005], Л.И. Осиповой [1999].
Совпадение тенденций, детерминированных причинно-следственными факторами лингвистического и экстралингвистического характера, влияющих на возникновение и активизацию субстантиватов в компьютерном жаргоне, заключается: в стремлении человека к мобильности в современной жизни вообще и в коммуникации в частности; в тяге к рационализации и синтетичности языка за счет экономии языковых средств и усилий, что, в свою очередь, стало основанием для вынесения решения по отнесению субстантивации к компрессивному словообразованию.
Образование субстантиватов в компьютерном жаргоне происходит по модели: из частотного словосочетания ‗прилагательное + существительное‘/‗причастие + существительное‘
элиминируется имя существительное. Например, безголовый компьютер, бутовый диск и др.
Отличительной особенностью субстантивации от вышеописанных компрессивных способов
является отсутствие сниженной стилистической окраски.
В языкознании вызывает диспут тот факт, что производные мышастая, хвостатая отнесены к полной субстантивации. Исходя из того, что сочетаний с прилагательными этого типа
никогда не было, предлагается отнести это явление к ложной субстантивации, по аналогии с
лексемами шашлычная, чайная, пирожковая кодифицированной речи.
Анализ показал, что лексемы мышастая, хвостатая образовались от сочетаний мышастый манипулятор и хвостатый манипулятор (проводной манипулятор). (Например, Так
мышастый действительно отличный… Сам пользую уже года 4, правда, модель с хвостом, но
зато
не
садятся
акку
в
самый
нужный
момент
[http://www.rozetka.de/Forums/archive/index.php?t-4438.html]). Как известно, субстантивируясь,
прилагательные приобретают грамматические категории существительных: род, число и падеж. Однако изменение категории рода (мышастый – мышастая) может навести на мысль о
явлении ложной субстантивации, так как таких сочетаний нет. Женский род лексем мыша76
стая, хвостатая возник по семантическому признаку: мышь (манипулятор типа ‗Mouse‘) –
женского рода (речь идет именно об этом типе манипулятора) Несмотря на то что неодушевленным именам существительным, обозначающим предметы и явления, не свойственно уподобление рода и пола, однако и на них накладывается отпечаток иной семантики категории
рода, поскольку у грамматической категории рода присутствуют предметно-смысловые основы. Что, в свою очередь, может служить основанием считать лексические единицы мышастая, хвостатая полной субстантивацией.
Количественные характеристики компрессивных моделей свидетельствуют о том, что
компрессивы занимают в компьютерном жаргоне значительное место. Окончательно вытесняются описательные выражения, многословные названия. Исключительная подвижность
словообразования и невозможность проведения жестких границ между потенциями и фактической реализацией обусловливают смешение словообразовательных моделей: преимущественно компрессивных и аффиксальных.
Продемонстрируем действие моделей лексико-семантического способа словообразования.
Семантические новообразования занимают видное место среди компьютерной жаргонной лексики. Их возникновение сопряжено с эволюционными процессами в языке. Наибольшее количество семантических инноваций появляется в результате различных способов
внутрисловной семантической деривации, предполагающей развитие нового значения на основе семантической мотивированности, выводимости одного из другого.
Самой действующей моделью внутрисловной семантической деривации является метафоризация. Особой значимостью в исследуемом материале обладает метафорическое моделирование компьютерной действительности: аппаратно-программного обеспечения, субъектов действия, где преобладают гештальты экспрессивного характера. Самый большой пласт
лексики, подвергшийся метафоризации, представляют имена существительные, поскольку
процессу номинации в большей степени подвергаются конкретные предметы, лица, опредмеченные признаки и действия, абстрактные категории.
Высокопродуктивны модели метафорического переноса, основанного на сходстве внешнего вида, размеров, формы, структуры, величины предметов и явлений техносферы: блин
(диск), веревка, шланг, шнурок, хвост, шлейф (кабель), лапша (провода), градусник (изображение процента готовности задания), палка (джойстик), гроб, кузов (корпус компьютера),
кирпич, ящик, камень (центральный процессор), пласт (дискета), лицо, морда (главная страница сайта), мотор, двигатель (процессор), машина, тачка, бандура, аппарат (компьютер), рояль (клавиатура), ковер, палас, подстилка (коврик для манипулятора типа
‗Mouse‘), библиотека (файл-сборник разных подпрограмм), зерно (пиксель), жучок (микросхема), глаз (порт) и др.
Продуктивны модели метафорического переноса, основанного на сходстве выполняемых
функций: компьютерные пираты, компьютерные взломщики, программа-шпион, программапобедитель (удачная программа), воскрешение (восстановление удаленного файла), добытчик (браузер), комбайнер, тракторист (программист, постоянно использующий клавиатуру) и мн. др.
Регулярностью отличается метафорический перенос, основанный на сходстве назначения: Библия, Коран, букварь (справочное руководство), глаз (компьютерный монитор), уши
(наушники), мозги (оперативная память компьютера), аспирин, таблетка, лекарство (программа или способ для нелицензионного взлома других программ), чемодан (накопитель информации), помойка, мусорка (корзина), десятина (абонентская плата), бацилла, СПИД,
глист, червяк, червь, живность, жук, зараза, болезнь, ящур, инфекция (компьютерный вирус), звери, блохи, клопы, глюк, бзик (ошибка в программе), халат (антивирусная программа),
77
аут (зависание операционной системы), инвалид, чайник, пень (неумелый пользователь), маразм (нехватка памяти на компьютере), мексиканец, негр (малоквалифицированная рабочая
сила в компьютерных технологиях), гуру, колдун (программист высшего класса), санитар
сети (системный администратор), публика (пользователи), сутенер (провайдер) и под.
Среди имен прилагательных, подвергшихся метафоризации, наиболее продуктивны следующие модели метафорического переноса, основанного на сходстве значимости признаков
предметов и явлений: дохлый, мертвый компьютер (неисправный), душевный компьютер
(исправный), левая, пиратская продукция (нелицензионная) и др.
Частотен метафорический перенос, возникший в результате уподобления по сходству
внутреннего устройства предметов или явлений: гнилой, гнутый, кривой компьютер (с
неполадками) и др.
Метафоризация в сфере глагольной лексики происходит по одной регулярной модели.
Перенос наименований осуществляется по сходству процесса, образа действия: взорвать,
грохнуть, заламывать, ковырнуть, ломануть, обламывать, покрутить, проламывать
(вскрыть какое-либо программное обеспечение и изменить в нем данные по своему усмотрению), встать, зачахнуть, висеть, зависнуть, повиснуть, потухнуть, рухнуть, скорчиться,
упасть (состояние, когда компьютер не реагирует), выгореть, сгореть, вылететь, двинуть
кони, сдохнуть, загнить (потерять работоспособность), отстрелить, пристрелить, вырубить, сбросить (отключить), убивать, стирать, сносить, грохнуть, уничтожать (удалять),
набить, батоны жать, батоны крошить, батоны топтать (набрать текст), тормозить,
ползать, шевелиться (медленно работать), развиснуть, воскрешать (восстановить работоспособность), поймать, заразить, подхватить, инфицировать (вирус), ставить, поставить, обуть, вдуплить (инсталлировать), переставить (деинсталлировать), снюхаться, сосвистеться (установить связь), прополоть, утюжить (отлаживать внешний вид программы), зазеленеть (перейти в (‗зеленый‘) sleep-режим), вылизывать, шлифовать (придавать
красоту программе), вылизывать (искать и исправлять ошибки), закачать, закинуть, залить
(передать файлы), чистить (красть), грохнуться (сломаться), дернуть (скопировать), дрыгать (выполнять обращение к диску), жать (архивировать), замочить (создать эффект размытости), слезать (перестать использовать), прожечь, нажигать, нарезать (записать), заточить (настроить), вынести, стереть (отформатировать), искать, отлавливать, находить
(проверять на наличие вирусов), слить (скачать), ругаться (выдавать сообщение об ошибке),
рубиться, рубаться (играть), бродить, гулять, ходить (перемещать на виртуальных площадках или в компьютерной игре), курить (изучать), схавать, захавать, всосать (получить,
принять) и др.
Метафорические компьютерные жаргонные новообразования наделены яркой экспрессией, реминисценционными оборотами, сильными образами, выполняя не столько
номинативную, сколько характеризующую функцию: выражают субъективную оценку к
компьютерным реалиям.
В создании аллюзионных компьютерных жаргонных единиц, отдельные черты которых
навеяны невольным или преднамеренным заимствованием из другой сферы, применяются
модели построения апеллятивизированных лексем.
Перенос осуществляет по модели: ‗антропонимы – компьютер‘ (компьютерное оборудование, устройство, аппаратура и т.п.): Вовик (звуковой файл Wav), Димка (модуль памяти
DIMM), Федора (дистрибутив операционной системы Linux), Вика (видеокарта), интроДашка (введение в программу), Ася, Аська (служба мгновенного обмена сообщениями сети Интернет), Ирка (сервисная система общения через сеть Интернет).
Данная модель подразделяется на частные модели, исходя из деления собственных онимов:
78
– ‗реалионимы – компьютер‘ (компьютерное оборудование, устройство, аппаратура и
т.п.): Аве Мария (звуковая плата Sound Blaster), Кашпировский (антивирус Касперского);
– ‗фиктонимы – компьютер‘ (компьютерное оборудование, устройство, аппаратура и
т.п.): ХРюша (операционная система OS Microsoft Windows XP), Карлсон (вентилятор).
В лингвистике ведутся дискуссии по отнесению образований типа Ромка, Аська, Ирка и
подобных к апеллятивизации. Это мотивируется тем, что к традиционному пониманию апеллятивизации как процесса трансформации имени собственного в нарицательное относят появление у онима дополнительных коннотаций. Как, например, в кодифицированной речи:
ванѐк – ‗человек, на которого можно все свалить‘. Апеллятивизация стала возможной потому, что у личного имени Иван появились коннотации ‗типичное‘, ‗простое‘, ‗русское‘, ‗распространенное‘. Личное имя Варвара (тоже квалитатив) перешло в апеллятив варвара (‗человек,
проявляющий чрезмерное любопытство‘). Имя приобрело коннотацию в пословицах (ср.: Любопытной Варваре на базаре нос оторвали). Как следствие, данная модель не выделяется. Считается, что номинации образовались по созвучию (клавиатура – клава), и предлагается отнести это
условное сближение к языковой игре и определить его как фонетическая мимикрия.
В ряде работ (например, Н.Е. Ананьевой [2009] и других ученых) все же признается возможность выделения апеллятивизации в отдельную самостоятельную модель. И отнести ее в
подвид метафоризации ввиду того, что происходит звуковое сходство предметов, явлений
техносферы и онимов. При этом в данном исследовании не отрицается игровое начало при
возникновении такого рода лексем. Апеллятивы представляют собой замысловатые и ироничные примеры игровой русификации иноязычных слов и выполняют экспрессивнокреативную функцию.
Отметим еще одну деталь касательно апеллятивизации, которая была установлена в ходе
исследования. В компьютерном жаргоне далеко не каждый оним становится ведущим компонентом при образовании моделей апеллятивизации. Способностью к их образованию обладают антропонимы, реалионимы и фиктонимы. В зависимости от вида онима возникают
коннотации на основе привлечения знаний из окружающей действительности. Лексемы иллюстрируют влияние рекламы: Дося, Тетя Ася; сказок: Баба Яга, Колобок; мифов: Троян;
художественных текстов: Му-Му, Доктор Айболит; мультфильмов: Карлсон; телепередач:
ХРюша. Возникновение такого рода коннотаций свидетельствует о влиянии национальной
культуры на компьютерную картину мира и создание компьютерной жаргонной культуры.
Это воздействие проявляется в восприятии компьютерных реалий через призму национальных символов и значений реалий. Все это открывает перспективы для дальнейших исследований и последующих дискуссий по данному вопросу.
Достаточно продуктивна такая модель внутрисловной семантической деривации, как метонимизация. В отличие от метафорических метонимические модели не отличаются высокой
экспрессией, им более свойственна стилистическая нейтральность и номинативность. Самой
дериватогенной частью речи в процессе образования метонимических значений является имя
прилагательное, в меньшей степени имя существительное.
Среди имен прилагательных продуктивны модели метонимического переноса, при котором признак объекта переходит на признак другого объекта, как-либо связанного с первым
объектом, изготовленного из него или использующего его: белая сборка (производство авторитетными фирмами IBM, DELL, HP и т.д.), красная сборка (производство стран СНГ),
желтая сборка (производство Китая, Тайваня, Сингапура) и др.
Количественная представленность семантических компьютерных инновационных моделей свидетельствует о высокой продуктивности данного способа. Это эксплицируется природой человеческого мышления – способностью человека обобщать и систематизировать в
79
слове сразу несколько явлений объективного мира, а также внутренней тенденцией языка –
стремлением к экономии лексических и словообразовательных ресурсов. Лексикосемантические процессы, протекающие в современном компьютерном жаргоне, свидетельствуют о его устойчивости, творческом потенциале жаргононосителей.
Несмотря на ряд дискуссионных вопросов в выявлении и описании всех представленных
выше моделей, они не вызывают такого острого интереса и не привлекают к себе такого
большого внимания, как модели каламбурного способа словообразования. Каламбурный способ
словообразования рассматривается с разных точек зрения, к нему применяются всякого рода
подходы (см. работы Т.А. Гридиной [1996], В.З. Санникова [1999], Н.С. Трифоновой [2003],
А.А. Щербиной [1958] и др.). В зависимости от того, какой принцип ложился в основу изысканий, выделялись различные виды каламбуров, создавались многочисленные классификации.
В данной работе каламбурные способы сводятся к графическим и фонетическим девиациям.
Графическое словообразование как ни один другой способ словообразования является
предметом пристального обсуждения в специальной литературе. И, хотя его история насчитывает чуть меньше двух десятилетий, уже можно говорить о существовании двух направлений в репрезентации этого способа – орловском (хронологически он был первым и представлен в серии работ В.П. Изотова [1998]) и екатеринбургском (работы Т.В. Поповой [2008] и ее
учеников). Принципиальных расхождений в трактовке способа нет – различия наблюдаются
в объеме подводимых под определение явлений и в терминологии. Материал, проанализированный в данном труде, позволяет расширить горизонты графического словообразования, что
очень отрадно: параграфемика практически не рассматривалась как средство графодеривации.
Отличительной чертой русского компьютерного жаргона от любого другого некодифицированного варианта языка является его письменная форма существования. Эта особенность позволяет активизироваться такому способу образования слов, как графиксация, «при
котором в качестве словообразовательного оператора выступают графические и орфографические средства (графические выделения, знаки препинания и т.п.)» [Изотов, 1998; 76].
Графиксация лексем выражается в русском компьютерном жаргоне различными способами. В.Г. Костомаров подчеркивает, что «все шире распространяется принятая в английском мире манера выделять названия, отдельные слова не кавычками или подчеркиванием, а
написаниями с прописных букв или шрифтами» [Костомаров, 1994; 214]. Модные начертательные новшества отражают не только иноязычное влияние, но и, несомненно, воздействие
компьютерной графики.
Широкое распространение получают единицы с использованием прописных букв:
СОРТИРовка (фоpматиpование винчестера), отСОРТИРовать (отформатировать), наСИльник (программист, работающий на языке Си+), Ыгрек (клавиша в подтверждение).
При написании части слова прописными буквами главным является графоорфографическая форма, а не фонетическая, что отличает эти лексемы от остальных компьютерных единиц. Выделенный сегмент совпадает с уже существующими словами из общенародного языка или другого социолекта, что образует имплицитные лексемы, которые вызывают юмористический эффект.
Пассаж о юмористическом эффекте не расценивается как единственное и непременное
свойство графодеривации. Другие приемы графиксации (например, использование разного
шрифта, цвета, разрядки, семиотических знаков и др.) помимо эффекта юмора отражают
иноязычное влияние, воздействие компьютерной графики; свидетельствуют об активизации
личностного начала в речи компьютерщиков; служат сигналом для ‗игрового‘ восприятия
лексем; являются проявлением творческих способностей жаргононосителей; играют важную
роль в создании новых реалий, в назывании известных предметов или явлений компьютер80
ной действительности и в придании им своего видения и оценки; помогают привлечь внимание к выделенному сегменту слова.
Характерным свойством русского компьютерного жаргона, в отличие от европейских
компьютерных жаргонов, является его письменное приспособление к элементам другого
языка, в результате чего реализуется языковая игра на базе совмещения латинской и кириллической графических систем.
В письменной адаптации элементов чужого языкового кода активно участвует латинизация.
Происходит передача русских слов (или только частей слов) путем замены букв кириллической письменности буквами латыни. Этот транслитерационный отрезок привлекает
внимание к сообщению и обладает потенциалом эмоционально-экспрессивного воздействия
на коммуниканта:
Сtrashнaя клaвишa (функциональная клавиша F8), ctrashный человек (модератор, который удаляет игры и лишает премии), бессtrashнaя дискетa (дискета с защитой от записи).
Английские лексемы вставляются в русские, однако они не обладают общностью в семантике. Каламбур строится на контрасте прочтения и значения:
Powerнуть (переустановить), заloopиться (зациклиться), RISCовый boy (программист,
работающий на процессорах фирмы RISC).
Интеграционные процессы в современном обществе и широкое внедрение компьютерных технологий приводят к образованию макаронизмов, которые встречаются в смешанной
транслитерации: латинской и кириллической:
Trubleма (неприятность, ошибка), internetмен (человек (мужчина), который проводит
время в сети Интернет).
Частотны образования субстантивированных имен прилагательных таким образом:
заZIPованный (архиватор ZIP), заZOOпленный (архиватор ZOO), отLHAченный (архиватор LHA), ARJеванный (архиватор ARJ), приICEованный (архиватор ICE), заRARенный (архиватор RAR) и многие другие.
Довольно активно создаются графодериваты посредством обратного процесса от латинизации – кириллизации – способа словотворчества, случайно возникшего при неправильной
раскладке клавиатуры (английские слова печатаются русскими буквами):
ЗДЫ (пожалуйста), ину! (пока!), фдд (все), ЗЫ (PS), КУ (снова, еще раз), ццц (www), янчуд (модем фирмы ZyXEL).
Возможен обратный вариант (печать русских слов английскими буквами):
лытдыбр (дневник).
С точки зрения языка кириллизация не мотивирована.
Обращение к другим графическим системам объясняется проявлением языкового вкуса
нашего времени, а также приобщением к англоязычной компьютерной терминологии и жаргону англоязычных хакеров и, вообще, к англоязычной культуре и стилю жизни.
Во всех компьютерных подъязыках наблюдается стремление к экономии времени в коммуникации, что ведет к упрощению правописания, его символизации, к использованию конвенциональных знаков письма типа цифр, знаков математических операций, нот, карточных
мастей, денежных знаков, формул, стрелок, технических знаков, смайлов и т.д. К примеру, №
@ # * % ? ! & ;-)   ;) :) :-Р ♂ ♀ ♠ ♪ $ и т.п. Впоследствии такого рода знаки становятся параграфемами. Параграфемика интенсивно исследуется как особый раздел лингвистики о
письменном языке [Баранов, Паршин, 1989].
Такое сочетание вербальных и невербальных средств передачи информации образует
креолизованные тексты, которые понимаются как «тексты, фактура которых состоит из двух
негомогенных частей: вербальной (языковой/речевой) и невербальной (принадлежащей к
81
другим знаковым системам, нежели естественный язык)» [Сорокин, Тарасов, 1990; 180-181].
В языкознании вопросами, связанными со структурированием креолизованных текстов, специально занимаются лингвисты Е.Е. Анисимова [2003], Т.Ф. Волкова [2006], D. Mause [1997].
В компьютерном жаргоне на месте созвучных сегментов слов используются цифры. Фонемный состав английских цифр обыгрывается в различных вариациях:
1 [wʌ n] < won [wʌ n] или one [wʌ n] (выиграл или единица)
2 [tu:] < to [tu:] или too [tu:] (частица при инфинитиве, предлоги к, в, на и т.п., тоже)
4 [fо:] < for [fо:] (предлог для, ради, за и т.п.)
8 [eit] < ate [eit] (поел(-а))
и т.д.
Аналогичный прием сигнифики применяется в отношении букв английского алфавита:
B [bi:] < be [bi:] (быть)
С [si:] < see [si:] (видеть, смотреть)
O [ǝ u] < Oh [ǝ u] (О!)
R [α:] < аre [α:] (быть во множественном числе)
U [ju:] < you [ju:] (ты, вы)
Y [waI] < why [waI] (почему, зачем)
и т.д.
Цифрой или буквой заменяется только часть слова или словосочетания на основе фонетического сходства:
ANY1 any [wʌ n] < any one (кто бы то ни был)
2U [tu:] [ju:] < to you (тебе)
2L8 [tu:] l[eIt] < too late (слишком поздно)
ME2 me [tu:] < me too (я тоже)
4U [fо:] [ju:] < for you (для тебя)
B4N [baI] [fо:] [nau] < bye for now (до встречи, пока)
BBL8R [bI] [bæk] 'l[eIt]er < be back later (вернусь позднее)
Gr8 gr[eIt] < great (здорово)
W8 w[eIt] < wait (подожди(-те))
L8R 'l[eIt]er < later (позже)
2mrow [tu:]morrow < tomorrow (завтра)
Thr4 there[fo:] < therefore (поэтому)
1ce '[wʌ n]ce < once (однажды)
4get [fо:]'get < forget (забудь)
Be4 be'[fо:] < before (прежде, до, перед, раньше и т.п.)
W8N w[eIt]ing < waiting (ожидание)
10x [Ɵǽƞ ks] < thanks (спасибо)
10q [Ɵǽƞ kju:] < thank you (спасибо вам, тебе)
и т.д.
Данный список единиц является далеко не исчерпывающим, а представляет лишь часто
употребительные случаи данного механизма.
В лингвистике в отдельный вид деривации выделяются акронимы. Однако этот вид не
нашел общей точки зрения относительно номинации. В настоящее время акронимы встречаются как звуковые аббревиатуры [Кононенко, 2006], псевдоаббревиатуры [Лашкевич, 2007].
KK < оkay сool (Окей, здорово)
CU < see you (Увидимся)
CUL < see you later (Увидимся позже)
82
IKWUM < I know what you mean (Я знаю, что ты имеешь ввиду)
IOU < I owe you (Я должен тебе)
OIC < Oh, I see (О, я понимаю)
и т.д.
Акронимы обладают анонимностью, вследствие чего им легко удается эвфемизировать
употребляемые нецензурные слова и выражения. Однако это не расценивается в работе как
включение потайного смысла в акронимы (на секретный смысл акронимов указывают некоторые исследователи [Попова, 2009: 43]). Коммуникация в этих выражениях в основном посвящена материально-телесному низу (по терминологии М.М. Бахтина [1990]). Однако, исходя из эстетических соображений, их перевод был смягчен. Что, к сожалению, не позволило
передать той сильной эмоциональной окраски, которая содержится в этих выражениях.
OMFG < oh, my fucking* God (О, мой гребаный боже!)
KMA < kiss my ass* (Поцелуй мою задницу!)
RTFM < read the fucking* Manual (Читай чертово руководство!)
STFU < shut the fuck* up (Заткнись, чтоб тебя!)
STFW < search the fucking* Web (Ищи в чертовой сети!)
LMAO < laughing my ass* off (Ржу, не могу!)
и т.д.
Графемы расширяются за счет обыгрывания фонемного состава русских букв и цифр.
Цифра 6 заменяет букву Ш, 4 – Ч, 8 – В, 64 – Щ, 0 – О, 3,14 – буквосочетание ПИ (для эвфемизации матерных выражений) и др.
Креолизация применяется преднамеренно для лаконизма изложения мысли, а также
спонтанно для продуцирования интереса ко всему сообщению и демонстрации собственного
идиостиля. Взаимодействие вербальных и иконических элементов обеспечивает коммуникативный эффект лексической единицы.
Итак, отклонения от каноничных норм орфографии не ведут к деструкции смысла, а расцениваются как проявление креативности и экономии языковых средств.
В области фонетики также происходят существенные сдвиги.
Широко используется субституция, которая понимается как замещение [Лингвистический энциклопедический... , 2002; 138]. В компьютерных жаргонных лексемах происходят
спорадические замены звуков, которые приводят к трансформации смысла и вызывают эффект юмора.
Мена парных глухого и звонкого согласных:
[б]//[п]: трупопаскаль < трубопаскаль (язык программирования Turbo Pascal), трупосборщик < трубосборщик (программист на языке Turbo Assembler);
[в]//[ф]: Дос Нафигатор < Дос Навигатор (программа Dos Navigator);
[к]//[г]: автогад < автокад (программа инженерного проектирования и черчения AutoCAD);
Замены непрецедентных согласных:
[к]//[п]: клопомеры < клокомеры (часы);
[в]//[ж]: копирожание < копирование;
[j]//[н]: струнный принтер < струйный принтер;
[н]//[б]: забабить < забанить (< англ. ban ‗запрещение‘) (запрещать);
[ц]//[ф]: профессор < процессор.
Позиционные замещения гласных фонем:
[а]//[‗ь]: блястер < бластер (< англ. Blaster ‗взрыватель‘) (энергическое оружие в компьютерных игр).
Замещения непрецедентных гласных:
83
[о]//[у]: мудем < модем;
[ѐ]//[э]: ѐксель < эксель (электронная таблица Microsoft Excel);
[е]//[ю]: дисплюй < дисплей, реплюй < реплей (< англ. replay) (ответ на сообщение);
[у]//[а]: бяк < бук (ноутбук);
[и]//[ю]: юзверг < изверг (< жарг. юзер) (пользователь);
[‗ь]//[е]: фляшка < флешка (накопитель информации).
Замещения непрецедентных слоговых звуков:
[ю]//[ух]: компухтер < компьютер;
[в]//[др]: дриста < виста (операционная система Vista);
[нав]//[поф]: пофигатор < Навигатор (программа Navigator).
Мена звуков разных графических систем. Латинские буквы, совпадающие по начертанию
с кириллицей, читаются как буквы кириллицы:
х [z]//х [х]: херокс < Xerox (ксерокс);
х [ks]//х [х]: ехит < exit (выход), линух < Linux (операционная система Linux).
Лексемы с нерегулярными заменами наполнены пейоративной оценкой. Высмеивается устаревшая компьютерная техника, происходящие в ней неполадки, выражается неудовлетворенность работой компьютера и т.д. (дриста, бяк и др.).
Комический эффект этих лексем достигается за счет связи англоязычных терминов с обсценными словами из русского языка (херокс и др.). Вследствие чего большое количество единиц данного механизма не вошли в ряд примеров.
Фонетическая неканоничность проявляется при комбинаторных изменениях звуков.
Частотны случаи использования эпентезы – возникновения в слове дополнительного, неэтимологического звука [Лингвистический энциклопедический... , 2002; 593].
Вставляются сепаратные согласные звуки:
блинковать < блик (создавать блики, мигать), панаслоник < англ. Panasonic (фирма Panasonic), пердаль < педаль, русинфицировать < русифицировать, стервер < сервер, соплярис <
солярис (< англ. Solaris) (операционная система Solaris), нотпадла < нотпад (< англ. Notepad)
(программа Notepad), вордпадла < вордпад (< англ. WordPad) (редактор WordPad), юзверь <
жарг. юзер (опытный пользователь), хацкер < адс[ц]кий хакер (хакер с завышенной самооценкой), жопен офис < опен офис (< англ. Open Office) (программа Open Office), дур-дос <
др.-дос (< англ. DR-DOS) (операционная система DR-DOS).
Вставки создают дополнительный смысловой оттенок преимущественно с негативной коннотацией (хацкер и др.). Смежность с негативно-оценочными словами наделяет лексемы юмором (стервер, падла и др.).
Довольно часто прибегают к такому неузуальному фонетическому приему, как метатеза, которая обозначает взаимную перестановку звуков или слогов в пределах слова [Лингвистический
энциклопедический... , 2002: 296].
Метатеза различается по смежности. Переставляются соседние звуки:
конченый юзер < конечный пользователь, нитернет < Интернет, бантик < батник.
Встречается метатеза на расстоянии. Переставляются два согласных:
даза банных < база данных, момед < модем, начепатать < напечатать, очепятка < опечатка, чепатор < жарг. печатор (принтер), интертрепатор < интерпретатор.
Возможна количественная метатеза. Передвигается ударение:
лабе'ль < 'лабель (< англ. 'label [leIbl]) (метка файла), ба'тон < (англ. button ['bʌ tn])
(кнопка), ко[ʌ ]бе'ль < ка'бель.
Коммуникатор играет со словами без определенной интенции, исключительно для создания шуточного настроения.
84
В жаргонной лексике может происходить искусственное переименование, не имеющее
семантической мотивировки, основанное на фонетической близости исходного и нового слова, явление, характерное для жаргонных систем и преследующее обычно чисто юмористические, словесно-игровые цели [Журавлев, 1982; 67].
Данное явление по-разному определяется в научной литературе: фонетическая мимикрия
или омофонизация жаргонной лексики [Лиховитов, 1997: 45], народная этимология [Трофимова, 2001б], внешняя (или звуковая) метафора [Москвин, 2006: 130]. «Свидетельством агрессии является эсхрофемизм – фигура речи, в которой любое слово паронимически или парасемически преобразуется в сквернословие» [Гусейнов, 2000].
Обыгрывание фонетической мимикрией происходит в русском компьютерном жаргоне
на базе компьютерных терминов английского происхождения:
петух < англ. Pentium (микропроцессор корпорации Intel), джемпер < англ. jumper (переключатель), борман < англ. Borland (компания по производству программного обеспечения
Borland Software Corparation), шаровары < англ. shareware (бесплатная, испытательная версия
программы), король дров < англ. Corel Draw (пакет программного обеспечения Corel Draw),
мурзилка < англ. Mozilla (интернет-браузер Mozilla), солярка < англ. Solaris (операционная
система Solaris), осетр < англ. Acer (тайваньская компания по производству компьютерной
техники и электроники), фокусник < англ. Fox (программист, пишущий на языке FoxPro),
паскудник < англ. Pascal (программист, пишущий программы на языке Pascal (содержит мотивированный намек на ругательство ‗паскуда‘)), аппендицит < англ. aррendix (приложение),
астма < англ. Assembler (язык программирования Assembler), астматик < англ. Assembler
(программист на языке Assembler), девица < англ. device (устройство), девушка < англ. device
(устройство), дрова горелые < англ. Corel Draw (графический пакет Corel DRAW), дрова корявые < англ. Corel Draw (графический пакет Corel Draw).
Омофонизированные лексемы вскрывают дополнительные потенциальные смыслы: уже
существующие и общеизвестные слова наполняются новой семантикой, неизвестное связывается со знакомым и понятным, образуя тем самым новые полисемичные единицы.
Эффект юмора вызывает обратный процесс от акронимии – омоакронимию. Данное явление сходно с фонетической мимикрией ввиду того, что бэкронимы совпадают по своей
фонетической структуре с общеизвестными словами:
ФАК < англ. FAQ (ответы на часто задаваемые вопросы), ЧМО < англ. СМОS (технология изготовления микросхем), КПСС < англ. HPFS (файловая система). В ряде лексических
единиц узнаются грубые ругательства. Лексема ‗fuck‘ [fʌ k] означает ‗God damn you!‘
[Macmillan, 2006: 571], в русском варианте – ‗будь проклят‘! [Мюллер, 2005: 310]. ‗Чмо‘
имеет значение ‗человек лишенный внутреннего стержня, морали, заслуживающий презрения‘ [Ахметова, 2000: 504].
Проникшее в общий жаргон из уголовного слово ‗чмо‘ (человек, лишенный внутреннего
стержня), по своему происхождению – заимствование из идиша (ср. идиш ‗schmuk‘), имеющее то же значение. Однако носителями армейского жаргона оно интерпретируется как аббревиатура ‗человек Московской области‘.
Разительный контраст между компьютеризмами и инвективой создает каламбурный эффект.
В работе неоднократно указывалось на активное употребление обсценной лексики в
компьютерном дискурсе. Ученые-психологи утверждают, что «употребление фамильярных
сленговых единиц подсознательно нужно человеку, чтобы чувствовать свою власть над компьютерами, чьи возможности на первый взгляд гораздо выше человеческих. Называя реалии,
относящиеся к миру информационных технологий, шутливыми сленгоидами, пользователь
ставит компьютер ниже себя, заставляет его ‗повиноваться‘» [Кутузов, 2004].
85
Свою актуальность в русском компьютерном жаргоне получает фонетический прием
ономатопеи (звукоподражания), которая трактуется как условная имитация звучаний окружающей действительности фонетическими средствами языка [Лингвистический энциклопедический... , 2002: 165]. Примеры:
вжикалка < вжик – резкий и короткий свистящий звук [ТС РЯ Ожегова, 2003: 78] (матричный принтер), жужжать < жу-жу – дребезжащий звук, свистящий шум [ТС РЯ Ожегова, 2003: 196] (связываться с модемом), пищалка < пищ, писк – тонкий звук [ТС РЯ Ожегова,
2003: 519] (встроенный динамик), шуршун < шу-шу, шур-шур – звук шороха [ТС РЯ Ожегова, 2003: 902] (вентилятор в блоке питания), хрюк, хрюкалка, хрюканье < хрю-хрю – звуки,
издаваемые свиньей [ТС РЯ Ожегова, 2003: 870] (программа-взломщик), визжалка < визг –
высокий и резкий крик, звук [ТС РЯ Ожегова, 2003: 82] (матричный принтер).
Через проводимую фонетическую параллель комментируются уже существующие объекты
компьютерной действительности: в ономатопах заключено лишь отношение к известным вещам.
В целом, при фонетических аномалиях происходит смысловое обогащение, ассоциативное насыщение лексем и наполнение их юмором.
Графические и фонетические дериваты в современном русском компьютерном жаргоне
представляют отдельную группу лексики. Графические каламбурные лексемы создаются с
применением карнавальных средств или с семиотическими осложнениями. Квинтэссенция
фонетических каламбуров состоит в генерировании дополнительных окказиональных коннотаций, выражающих языковую экзальтированность и порождающих комический эффект. Такого рода лексемы требуют визуального (графодериваты) или аудиального восприятия (фонодериваты) выделенного или измененного сегмента.
Каламбур позиционирует себя как многоаспектное явление и демонстрирует разнообразные возможности в создании лексических единиц компьютерного жаргона.
В целом, тема исследования явилась многопроблемной и разносторонней.
Объект рассмотрения - современный компьютерный жаргон - выступает как особая социальная (профессиональная) подсистема лексики, которая используется в общении специалистами и пользователями компьютеров и предстает как непрерывно пополняемый пласт
языка, имеющий свою структуру, законы формирования и развития.
Лексические единицы современного компьютерного жаргона создаются как по традиционным, так и по инновационным словообразовательным моделям. При этом традиционные
способы словообразования (аффиксация, сложение, универбация, усечение, аббревиация),
находящие соответствие в стандартном литературном и разговорном языке, характеризуются
в компьютерном жаргоне необычностью выбора словообразовательных формантов. Под
влиянием метафорического переноса и на основе звукового сходства слова-оригинала со
словами из общенационального языка в компьютерных жаргонных единицах реализуются
дополнительные смысловые потенции. Использование контекстуальной многозначности и
актуализация прямого и переносного значений приводит к порождению моделей ранее не
свойственным словообразовательной системе, а также к высокой экспрессивизации лексем.
Ряд способов деривации является специфичным для образования новых единиц в системе
компьютерного жаргона (телескопия, латинизация, кириллизация, креолизация, омофонизация, субституция и др.). Нетривиальность и инновация словообразовательных моделей современного компьютерного жаргона обнаруживается в графике, орфографии и фонетике получаемых производных. Характерным типом компьютерных жаргонных дериватов являются
также гибридные образования, построенные на смешении заимствованных базовых элементов и русских производящих формантов. Отношения деривационных баз также являются
узуально распространенными и уникальными.
86
Выявление и описание словообразовательных моделей в современном компьютерном
жаргоне может быть экстраполировано на другой языковой материал в силу универсальности ряда явлений. Полученные результаты могут иметь определенное значение для уточнения типологии разновидностей социолектов.
Творческий потенциал языковой личности получает свое прямое воплощение через
функционирование словообразовательных моделей в компьютерном жаргоне, их креативное
развитие. Отсюда совсем близко до сопряжения лингвистики и Public relations (связей с общественностью), что все активнее становится предметом рассмотрения в плане междисциплинарного взаимодействия этих двух научных парадигм.
Развитие компьютерных технологий и техники предполагает появление новых наименований в языке. В силу континуальности и динамичности этого процесса материал исследования непрерывно увеличивается в объеме, а значит, ряды примеров моделей остаются открытыми для заполнения, в связи с чем представляются перспективными дальнейшие изыскания
в данной области.
Вопросы и задания
1. Дайте определение компьютерному жаргону как специфическому языковому явлению и определите его положение среди других социолектов.
2. Укажите основные взгляды отечественных и зарубежных исследователей на термины сленг, жаргон и арго. К чему бы Вы отнесли компьютерный жаргон: к сленгу, арго или
жаргону? Почему?
3. В чем отличия и сходства компьютерного жаргона и интернет-языка? Проведите
сранительно-сопоставительный анализ этих двух языковых явлений.
4. Материал исследования (онлайновые глоссарии и сетевые форумы программистов)
наделены субъективизмом. Назовите критерии, на основе которых отбираются слова для
анализа? Учитывается ли частотность употребления жаргонного слова или достаточно единичного употребления, чтобы слово попало в анализируемый список лексических единиц?
5. Почему компоненты авто-, техно-, микро- и другие названы связанными и что это
за связанность - деривационная, семантическая, структурная?
6. Были ли выявлены какие-то новые словообразовательные форманты, не встречающиеся в литературном и общенародном языке? Если да, то перечислите их и покажите их
продуктивность. Будут ли они учащаться в количестве? Почему?
7. Укажите основание, которое позволяет считать, что при образовании усеченных
производных реализуется установка только на экспрессивность. Или усечения образуются
еще с дополнительными интенциями?
8. К какому виду деривации могут быть отнесены образования в компьютерном жаргоне Ромка, Аська, Ирка, Клава и подобные: к апеллятивизации или языковой игре? Аргументируйте свою точку зрения.
9. Назовите причины использования различных имен собственных для номинации объектов и явлений в компьютерном жаргоне.
10. Установите морфонологические явления морфемного шва дериватов компьютерного
жаргона. Укажите, есть ли специфические свойства процессов, протекающих на морфемном
шве этих лексем? Почему?
11. Каким видом деривации можно считать производные мышастая, хвостатая? Можно ли их отнести к полной субстантивации или считать это явление ложной субстантивацией, как в кодифицированной речи лексемы шашлычная, чайная, пирожковая?
87
12. Какие граница метафоры и метонимии, полисемии и омонимии?
13. В целом в работе отмечаются либо нейтральные характеристики компьютерных
жаргонных дериватов, либо негативные. Имеются ли какие-либо словообразовательные модели, соотносящиеся с позитивными номинациями в компьютерном жаргоне? Приведите
примеры.
14. В чем отличие термина «гаплологические телескопизмы» от междусловного наложения?
15. Относится ли юмористический эффект графического словообразования только к
проанализированным в работе примерам или он является непременным свойством графодеривации?
16. Считается, что компьютеры трансформируют человеческую деятельность в целом и
языковую личность в частности. Каким образом происходит трансформация личности?
17. К личностным факторам, оказывающим влияние на формирование картины действительности, стоящей за компьютерным жаргонизмом (как, впрочем, и любым другим), относятся психологические, индивидуальные особенности и эмоциональное состояние человека.
В связи с чем поясните, принимается ли во внимание психологическая составляющая личности при анализе компьютерных жаргонных дериватов.
18. На основании каких наблюдений или умозаключений делается вывод о том, что новые единицы спустя некоторое время начинают восприниматься носителями компьютерного
жаргона как устаревшие и перестают ими активно употребляться или заменяются на новые?
Приведите примеры компьютерных жаргонизмов, иллюстрирующих это положение.
19. Как соотносятся лингвистические и экстралингвистические факторы при формировании компьютерных жаргонизмов?
20. В чем состоит специфика словообразовательной системы компьютерного жаргона в
сравнении с аналогичной системой литературного языка?
21. Чем разительно отличается русский компьютерный жаргон от английского? Проиллюстрируйте свой ответ примерами.
22. Сравните компьютерный жаргон с другим социолектом в деривационном аспекте.
Библиографический список
1. Ананьева Н.Е. Новая отонимическая лексика в современных славянских языках //
Славянские языки и культуры в современном мире : материалы науч. симпозиума. М.: Издво филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, 2009. Секция: Новые явления в
славянском словообразовании: система и функционирование. С. 92-93.
2. Анисимова Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация. М.:
AKADEMIA, 2003. 128 с.
3. Асмус Н.Г. Лингвистические особенности виртуального коммуникативного пространства : дис. ... канд. филол. наук. Челябинск, 2005. – 266 с.
4. Баранов А.Г., Паршин Л.Б. Воздействующий потенциал варьирования в сфере метаграфемики // Проблемы эффективности речевой коммуникации / под ред. Ф.М. Березина. М.:
ИНИОН, 1989. С. 41-115.
5. Баранова Л.А. Иноязычные аббревиатуры как структурный элемент слов и словосочетаний в современном русском языке // Русский язык: исторические судьбы и современность : материалы III междунар. конгресса исследователей русского языка. М.: Изд-во филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, 2007. Секция: Русское словообразование. – С. 209-210.
88
6. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. 2-е. изд. М.: Худож. лит., 1990. 543 с.
7. Беликова И.А. Особенности образования терминов-неологизмов в подъязыке компьютерной техники : дис. ... канд. филол. наук. Омск, 2004. 147 с.
8. Бушев А.Б. Современные особенности языка российских СМИ: социолингвистические заметки // Вестник ЦМО МГУ. 2005. № 5. С. 67-72.
9. Виноградов В.В. Современный русский язык : пособие для лит.-лингв. фак-тов
высш. учебн. заведений. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство наркомпроса РСФСР, 1938. Вып. 2: Грамматическое учение о слове. 592 с.
10. Виноградова Н.В. Контактоустанавливающая функция русского компьютерного
жаргона // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии : электронный журнал по материалам международной конференции по компьютерной лингвистики «Диалог». 2006
[Электронный ресурс]. URL: http://www.dialog-21.ru/dialog2006/materials/html/Vinogradova.htm
(дата обращения: 15.05.2008).
11. Волкова Т.Ф. Реклама как гипертекст : методическое пособие. Томск: Изд-во ФГУ
«Томский ЦНТИ», 2006. 56 с.
12. Ворон О.В. Подъязык общения программистов: лексический, семантический и коммуникативный аспекты : дис. …канд. филол. наук. М., 1999. 213 с.
13. Глазырина А.И. Английские контактные элементы в русском компьютерном
подъязыке : дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2006. 330 с.
14. Головин В.Г. Очерки по русской морфемике и словообразованию. Воронеж: Изд-во
ВГУ, 1990. 119 с.
15. Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество : монография. Екатеринбург:
Урал. гос. пед. ун-т, 1996. 215 с.
16. Григорьев В.П. Так называемые интернациональные сложные слова в современном
русском языке // Вопросы языкознания. 1959. № 1. С. 65-78.
17. Гусейнов Г. Заметки к антропологии русского Интернета: особенности языка и литературы сетевых людей // НЛО: Новое литературное обозрение : независимый филологический журнал. 2000. № 43. Секция: Другие языки. [Электронный ресурс]. URL:
http://magazines.russ.ru/nlo/2000/43/main8.html (дата обращения: 24.12.2009).
18. Дедова О.В. Теория гипертекста и гипертекстовые практики в Рунете : монография.
М.: МАКС Пресс, 2008. 284 с.
19. Журавлев А.Ф. Технические возможности русского языка в области предметной номинации // Способы номинации в современном русском языке / под ред. Д.Н. Шмелева. М.:
Наука, 1982. С. 45-109.
20. Занадворова А.В. Общение человека с компьютером // Современный русский язык:
Активные процессы на рубеже XX-XXI веков : монография : в 5 ч. / под ред. Л.П. Крысина.
М.: Языки славянских культур, 2008. Ч. 3. С. 579-614.
21. Земская Е.А. Современный русский язык. Словообразование. М.: Просвещение,
1973. 304 с.
22. Земская Е.А. Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М.: Наука, 1981. 276 с.
23. Земская Е.А. Словообразование как деятельность. М.: Наука, 1992. 220 с.
24. Зимина Л.О. Принцип экономии в современной рекламе : дис. ... канд. филол. наук.
Новосибирск, 2007. 200 с.
25. Иванов Л.Ю. Язык Интернета: заметки лингвиста // Словарь и культура русской речи / под ред. Н.Ю. Шведовой, В.Г. Костомарова. М.: Индрик, 2001. С. 131-148.
89
26. Изотов В.П. Параметры описания системы способов русского словообразования :
монография. Орел: Орлов. гос. ун-т, 1998. 149 с.
27. Карасева А.И. Субкультура интернет-сленга // Энергия: экономика, техника, экология. 2009. № 6. С. 73-79.
28. Кармызова О.А. Компьютерная лексика: Структура и развитие : дис. ... канд. филол.
наук. Воронеж, 2003. 217 с.
29. Компанцева Л.Ф. Специфика нормы и узуса в интернет-дискурсе // Текстология.ru.
2004 [Электронный ресурс]. URL: http://textology.ru/article.aspx?aId=151 (дата обращения:
15.03.2008).
30. Кононенко А.П. Заимствованные сокращения как выражение экономии языковых
средств (на материале английского и русского языков) : дис. … канд. филол. наук. Нальчик,
2006. 168 с.
31. Копоть Л.В. Универбация как вид компрессивного словообразования в современном
русском языке : дис. … канд. филол. наук. Майкоп, 2005. 210 с.
32. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи: из наблюдений над языком современных
масс-медиа. М.: Педагогика-пресс, 1994. 247 с.
33. Котова О.Е. Структура и семантика англоязычного компьютерного жаргона // Антропологический подход к исследованию социума: лингвистические, социолингвистические, культурологические аспекты : научно-практическая телеконференция. 2001 [Электронный ресурс].
URL: http://www.isuct.ru/etc/antropos/section/3/kotova.htm (дата обращения: 26.12.2009).
34. Кошкарова Н.Н. Структурно-семантические особенности и степень адаптации англоязычной частично ассимилированной лексики в русском компьютерном подъязыке : дис.
... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2004. 231 с.
35. Кронгауз М.А. «Лытдыбр» от блогера, или как интеренет-язык делает письменную
речь формой существования разговорного языка // Русский Мир.ru: журнал о России и русской цивилизации. 2009. № 6. С. 40-43.
36. Крысин Л.П. О некоторых изменениях в русском языке конца ХХ века // Исследования по славянским языкам. 2000. № 5. С. 63-91.
37. Кутузов А.Б. Лексико-семантические поля в компьютерном сленге: на примере
сленговых глаголов английского языка // Language and Literature : электронный научный
журнал. 2004. Вып. 20. Раздел: Лингвистика. [Электронный ресурс]. URL:
http://frgf.utmn.ru/journal/No20/text05.htm (дата обращения: 11.09.2009).
38. Кутузов А.Б. Модель функционирования терминологического сленгизма в дискурсе
сетевых форумов : дис. ... канд. филол. наук. Тюмень, 2006. 173 с.
39. Лашкевич О.М. Тенденции словообразования в современном английском языке //
Вестник Удмуртского университета: филологические науки. 2007. № 5(1). С. 45-52.
40. Лихолитов П.В. Компьютерный жаргон // Русская речь / под ред. В.Г. Костомарова.
1997. № 3. С. 43-49.
41. Лопатин В.В. Русская словообразовательная морфемика: Проблемы и принципы
описания. М.: Наука, 1977. 315 с.
42. Маковский М.М. Английские социальные диалекты (онтология, структура, этимология) : учеб. М.: Высш. школа, 1982. 135 с.
43. Москвин В.П. Стилистика русского языка: теоретический курс. Ростов-н-Д: Феникс,
2006. 630 с.
44. Немченко В.Н. Современный русский язык: Словообразование : учебное пособие
для филологических специальностей университетов. М.: Высшая школа, 1984. 255 с.
90
45. Немченко В.Н. Современный русский язык: Морфемика и словообразование : учеб.
по напр. и спец. «Филология». 2-е изд., перераб. и доп. Н. Новгород: Изд-во Нижегор. ун-та,
1994. 295 с.
46. Ожегов С.И. Лексикология. Лексикография. Культура речи. М.: Высшая школа,
1974. 352 с.
47. Осипова Л.И. Активные процессы в современном русском словообразовании: Суффиксальная универбация, усечение : дис. … док. филол. наук. М., 1999. 506 с.
48. Панов М.В. О развитии русского языка в советском обществе (к постановке проблемы)
// Вопросы языкознания. 1962. № 3. С. 3-16.
49. Пичкур А.И. Трещева М.С. Компьютерный жаргон «Usertalk» как лингвистическое
явление // Язык и культура (исследования по германской филологии) : сб. науч. ст. Самара:
Изд-во Самарского ун-та, 1999. С. 69-73.
50. Плещинская А.И. Развитие префиксоидного словообразования в русском языке: на
материале слов с элементами аудио-, видео-, кино-, радио-, теле-, фото- : дис. ... канд. филол.
наук. Казань, 2005. 166 с.
51. Попова С.А. Феномен SMS-языка // English: Focus on Language. 2009. № 7. С. 43-45.
52. Попова Т.В. Графодериват: слово или текст? // Русский язык: Человек. Культура.
Коммуникация : материалы междунар. науч. конф. : в 2 ч. Екатеринбург: Изд-во ГОУ ВПО
УГТУ-УПИ, 2008. Ч.1. С. 282-292.
53. Реформаторский А.А. Введение в языковедение : пособие для учительских институтов.
М.: Учпедгиз, 1947. 176 с.
54. Русакова Е.Б. Русский компьютерный социолект: формирование и функционирование : дис. ... канд. филол. наук. Калининград, 2007. 192 с.
55. Русская грамматика : в 2-х т. / под ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Наука, 1980. Т. I. 784 с.
56. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М.: Языки русской литературы, 1999. 544 с.
57. Свинцов В.В. Язык рунета: к вопросу о содержании термина // Литература в Интернете.
2006. 19 декабря [Электронный ресурс]. URL: http://sem115.rocit.ru/files/russianlanginternet.doc.
(дата обращения: 12.12.2008).
58. Смирнов Ф.О. Язык общения компьютерщиков: потребность в аффилиации или нечто большее? // Флогистон: психология из первых рук. 2003. 2 июля [Электронный ресурс].
URL: http://flogiston.ru/articles/netpsy/comp_zh (дата обращения: 26.12.2009).
59. Современный русский литературный язык: учебник / П.А. Лекант, Н.Г. Гольцова, В.П.
Жуков [и др.]; под ред. П.А. Леканта. 3-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа, 1996. 462 с.
60. Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка 30-90-е
года ХIX в. М.: Наука, 1965. 566 с.
61. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. Креолизованные тексты и их коммуникативная
функция // Оптимизация речевого воздействия : монография / под ред. Р.Г. Котова. М.:
Наука, 1990. С. 180-186.
62. Стахеев Г.А. Аналиты и образования с ними в современном русском литературном
языке: вопросы чистого сложения : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1973. 16 с.
63. Степанова М.Д. Словообразование современного немецкого языка. М.: Издательство
литературы на иностранных языках, 1953. 375 с.
64. Трифонова Н.С. Опыт построения классификации каламбуров // Известия высших
учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Ростов-н-Д: Изд-во: Южный федеральный
университет, 2003. Серия: Общественные науки. С. 66-70.
91
65. Трофимова Г.Н. К вопросу о специфике функционирования русского языка в Интернете
// Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии : электронный журнал по материалам международной конференции по компьютерной лингвистики «Диалог». 2001а. Т. 1:
Теоретические
проблемы
[Электронный
ресурс].
URL:
http://www.dialog21.ru/Archive/2001/volume1/1_39.htm (дата обращения: 17.05.2008).
66. Трофимова Г.Н. От писюка слышу // Справочно-информационный портал ГРАМОТА.РУ: русский язык для всех. 2001б. 19 января. Раздел: Журналы: Журнал ГРАМОТЫ.РУ
[Электронный ресурс]. URL: http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_48 (дата обращения: 15.02.2008).
67. Шанский Н.М. Аффиксоиды в словообразовательной системе современного русского литературного языка // Исследования по современному русскому языку : сб. ст. / под ред.
Г.П. Лаптева, А.А. Камыниной. М.: Изд-во МГУ, 1970. С. 257-271.
68. Шанский Н.М., Тихонов А.Н. Современный русский язык : в 3 ч. М.: Просвещение,
1987. Ч. 2: Словообразование. Морфология. 255 с.
69. Шейгал Е.И. Компьютерный жаргон как лингвокультурный феномен // Языковая
личность: культурные концепты : сб. науч. тр. Волгоград, Архангельск: Изд-во Перемена,
1996. С. 204-211.
70. Щербина А.А. Сущность и искусство словесной остроты (каламбура). Киев: Изд-во
Академии наук УССР, 1958. – 68 с.
71. Calvet L.-J. Métro-boulot-dodo / L.-J. Calvet // Le franʒ ais dans le monde. – 1973. – №
143. P. 27-30.
72. Crystal D. Global Understanding for Global English / D. Crystal // Вестник МГУ. – 2001. –
Сер. 19: Лингвистика и межкультурная коммуникация. – № 4. – С. 13-28.
73. Geers R. Der Faktor Sprache im unendlichen Daten(t)raum. Eine linguistische Betrachtung
von Dialogen im Internet Relay Chat / R. Geers // Dialogue Analysis and the Mass Media.
Proceedings of the international conference in Erlangen. – In: Naumann, Bern, 1998. – S. 83-100.
74. Haase M. Internetkommunikation und Sprachwandel / M. Haase // Sprachwandel durch
Computer. – In: Weingarten, 1997. – S. 51-85.
75. Levinson S.C. Pragmatik / S.C. Levinson. – Tübingen: Niemeyer, 1990. – 193 s.
76. Marchand H. The Categories and Types of Present Day English Word Formation / H. Marchand // Readings in Modern English Lexicology. – M.: Изд-во Моск. ун-та, 1973. – 141 p.
77. Mause D. Let‘s talk about it: Chatten im Fremdsprachenunterricht / D. Mause. – In: Medien praktisch 3, 1997. – S. 30-33.
Словари:
78. Ахметова Т.В. Русский мат : толковый словарь. М.: Колокол-Пресс, 2000. 521 с.
79. Большой англо-русский словарь / под ред. В.К. Мюллера. М.: Цитадель-трейд: РИПОЛ КЛАССИК, 2005. 832 с.
80. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.Н. Ярцевой. 2-е изд., доп.
М.: Большая Российская энциклопедия, 2002. 709 с.
81. Толковый словарь русского языка / под ред. С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой. М.:
ООО «ИТИ Технологии», 2003. 944 с.
82. Macmillan English Dictionary: for advanced learners: International student edition. – Oxford: Macmillan, 2006. – 1692 p.
92
Материал исследования:
83. Глоссарий компьютерного жаргона // сайт онлайн-словарей OnlineDics.ru. 2009 [Электронный ресурс]. URL: http://teenslang.su (дата обращения 03.09. 2009).
84. Глоссарий компьютерного жаргона // Персональный сайт Виктора Футько. 2008 [Электронный ресурс]. URL: www.at-first.info (дата обращения 12.09.2008).
85. Глоссарий компьютерного жаргона // Секреты Всемирной паутины: сайт Святослава
Чернецкого. 2009 [Электронный ресурс]. URL: http://networkmy.ru/156 (дата обращения
11.02.2009).
86. Форум
«Клуб программистов». 2008.
[Электронный
ресурс]. URL:
http://programmersforum.ru/ (дата обращения 12.09.2008).
87. Форум программистов. 2008. [Электронный ресурс]. URL: http://forum.codeby.net/ (дата
обращения 12.11.2008).
88. Форум программистов и сисадминов. 2008. [Электронный ресурс]. URL:
http://www.cyberforum.ru/ (дата обращения 14.11.2008).
89. Форум программистов, вебмастеров, пользователей. 2008. [Электронный ресурс]. URL:
http://forum.ru-coding.com/ (дата обращения 14.04.2008).
90. Форум программистов сайта «Сусман». 2008. [Электронный ресурс]. URL:
http://forum.sysman.ru/ (дата обращения 14.04.2008).
91. Форум программистов "ВесельчакУ". 2008. [Электронный ресурс]. URL:
http://forum.shelek.ru/ (дата обращения 04.02.2008).
92. Форум Rozetka.de. Раздел: «Мой компьютер и программы». 2009. [Электронный ресурс]. URL: http://www.rozetka.de/Forums/archive/index.php?t-4438.html (дата обращения
29.09.2009).
ГЛАВА 5. Прагматика и теория текста
КОММУНИКАТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ ДИАЛОГИЧЕСКОГО
ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ В ПРАГМАЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ
ПЕРСПЕКТИВЕ
Е.В. Вохрышева
Самарская государственная академия культуры и искусств
Лингвистика как наука располагает серьезной традицией в использовании методов
применительно к изучению различных языковых явлений. Фундаментальные проблемы, а к
их числу относится и методологическая проблематика, обнаруживают свою актуальность
неизменно. Исследования на этом направлении продиктованы не только потребностями
внутринаучной рефлексии, желанием достичь определенной стройности в соответствующем
разделе теории и терминологической ясности. Они актуальны и в практическом плане - в
контексте конкретно-научной познавательной деятельности, периодически создающей
необходимость переосмысления сложившихся представлений. Метод, понимаемый как
совокупность
предписаний,
правил,
принципов,
приемов,
регламентирующих
познавательный процесс, предстает в определенном смысле как нормативное знание. Тем
самым он задает определенные рамки (содержательные и организационно-структурные)
исследованию. Такая ориентация четко согласуется с философским положением о том, что
любой метод не может решить всех проблем того или иного исследования, будучи наиболее
продуктивным в решении совершенно определенного типа задач. Можно говорить лишь о
приоритетности применения того или иного подхода и его соотнесенности с другими, используемыми в конкретном исследовании.
Методологически значимым является тезис о том, что сам предмет исследования
выступает в качестве фактора развития методологической базы его освоения. В эволюции
предмета, в нашем случае диалогического взаимодействия (ДВ), можно увидеть исходные
причины изменений проблематики науки. Логика же трансформации предмета
осуществляется под влиянием целого ряда факторов: исторического изменения социальнокультурной ситуации, изменения массовой психологии, трансформации характера
накопленных знаний о предмете изучения и их применении в практической сфере.
Отдельные стороны предмета могут получить исчерпывающее или почти исчерпывающее
объяснение на основе представлений, индуцированных внутренней логикой развития
предмета (с помощью частнонаучных лингвистических методов), другие находятся как бы в
интеграционном исследовательском поле и требуют привлечения методологических средств
из пограничных сфер. Новый метод побуждает исследователя по-иному конструировать
объект изучения, открывая в нем черты, созидающие его качественную определенность.
Для обозначения пространства изучения языковых явлений важно представить
совокупную картину методов, получивших в настоящее время наибольшее распространение
в лингвистике.
Значительные традиции в исследовании дискретных явлений языка накоплены
методологией лингвистического анализа, который обозначается еще как "структурная" или
"системная" лингвистика. Лингвистический анализ понимается как изучение
лингвистических единиц в совокупности их содержательных и формальных признаков.
Он разрабатывается начиная с 20-х годов, активно применяется исследователями до
настоящего времени.
94
Достаточно распространенной является в современной лингвистике генеративная
грамматика, основателем которой является Н. Хомский. Переход от структурализма к
генеративизму означал приоритет объяснения над описанием.
В 70-е годы в связи с повышением интереса к высказыванию и синтаксису активно
развивается семантика синтаксиса и вместе с ней функционально-семантический метод
исследования.
Обнаруживается тенденция смещения внимания исследователей в сторону изучения
языковой способности говорящего, его компетенции и внутреннего состояния (реакций,
восприятия, понимания и т.д.), моделирования процессов порождения и восприятия речи. В
теориях функционализма акцентируется роль человеческого фактора и выполнение языком
определенных функций (информационных, коммуникативных и др.).
Этот метод активно начал разрабатываться в трудах, посвященных концепции
семантического синтаксиса. Попытка системного анализа семантической структуры
высказывания была предпринята американскими лингвистами Ч. Филлмором и У.Л. Чейфом.
Эта теория получила дальнейшее развитие в работах таких зарубежных лингвистов, как Ф.
Лифринк, Р. Дирвен, И.Г. Радден, Дж. Лайонз, И.С. Дейвис, П. Менцель. Функциональносемантический метод плодотворно разрабатывается и в трудах отечественных лингвистов. В
них представлены как исследования, выполненные на материале отдельных языков:
Т.Б.Алисовой на материале итальянского языка, Г.А. Золотовой на материале русского
языка, И.П. Сусовым на материале немецкого языка, Л.П. Чахоян на материале английского
языка, так и исследования общелингвистического характера В.В. Богданова.
Сущность метода заключается в комплексном описании диалогической реплики, учете
реальных ситуаций употребления диалогических высказываний и их логической
организации. Функционально-семантический метод рассматривает высказывание как
семантико-синтаксическую единицу, обладающую функцией номинации определенной
ситуации действительности и функцией коммуникации - обеспечения общения людей.
В настоящее время широкое распространение в отечественной и зарубежной лингвистике
получил коммуникативно-прагматический метод.
Впервые термин "прагматика" был использован К.В. Моррисом для обозначения отрасли
философии языка, которая включает в предмет своего изучения не только языковые
выражения и их референты, но также и участников коммуникации, и возможные условия
использования ими языковых средств. Данный подход базируется на соотнесении языка с
субъектом, который его использует, и реальным функционированием языковых единиц в
процессе человеческого общения.
Рассмотрение высказывания как орудия речевого действия и воздействия с определенной
целью является основополагающим моментом теории речевых актов, разрабатываемой в русле
прагматики. Теория речевых актов предполагает свою модель коммуникативной ситуации, в
которой наряду с говорящим, слушающим, собственно высказыванием, обстоятельствами и
условиями коммуникации включаются такие компоненты, как цель (иллокутивная цель,
интенция) и результат речевого акта (перлокутивный эффект) [Дж.Л. Остин, Дж.Р. Серль].
Таким образом, высказывание, представляющее собой целенаправленный речевой акт,
выступает и как продукт, на получение которого направлена деятельность коммуниканта, и как
средство достижения определенной цели, находящейся за пределами текста высказывания.
Прагматическое направление уделяет много внимания способам достижения
наибольшего эффекта в реализации речевой интенции коммуниканта или его
коммуникативным стратегиям. Для этого разрабатываются различные правила и постулаты,
описываются средства их реализации в речевом взаимодействии [Г.П. Грайс, К. Аллен, П. Браун,
95
С. Левинсон, Дж. Лайонз]. При этом отмечается, что коммуникативные стратегии,
существующие в различных родственных, профессиональных, религиозных, этнических
объединениях, различны и определяются социокультурными и языковыми нормами,
характерными для этих групп [Э. Гофман, И.Н. Гуди, Дж. Гамперц, Д. Шифрин и др.].
В плане исследования диалогического взаимодействия особый интерес представляет
разрабатываемая в рамках прагматического подхода теория косвенного речевого акта,
которая помогает в формировании концепции косвенного ответа на вопрос, а также в
разграничении первичных и вторичных функций вопросительных высказываний.
Второй важный момент связан с формированием принципов и правил, определяющих
некоторые речевые стратегии, что имеет серьезное практическое значение. Учет этих
принципов и правил становится довольно эффективным в анализе реплик-реакций. Кроме
того, в прагматике в значительной степени внимание концентрируется на субъектах речевой
деятельности, а это важно при анализе ДВ в аспекте учета личных взаимоотношений
между коммуникантами. Представители прагматического направления указывают на
возможность различных типов взаимоотношений в зависимости от факторов личностного
и социального характера.
Структурный уровень исследования ДВ дает представление о членении диалога, об
основных его компонентах и способах их взаимосвязи.
Изучением целостных дискурсов (циклов диалога), то есть максимальных единиц
диалогического взаимодействия в форме их типологии, занимались Б. Техтмайер, В. Франк,
Н.Д. Арутюнова, Х. Гайснер, С.А. Сухих и др.
Предложены также разные подходы к разработке концепции дальнейшего членения
дискурса на более мелкие единицы. Определенные успехи в этом направлении
достигнуты исследователями, рассматривающими диалог как вид социальной интеракции,
то есть обмена речевыми действиями между несколькими коммуникантами. Выделены такие
единицы, как трансакция, взаимодействие, ход и акт (Дж. Синклер, Г. Култард, Д. Бертон,
Л. Корпимис, А.Б. Стенстрем, А. Романов, П.В. Зернецкий), фазы, высказывания, секвенции
(Б. Техтмайер, К. Линг, К. Краузе), геймы (П.Б. Лаунер, М. Ньюхофф, Дж. Ритчи, Т. Самад),
фреймы (Д.Д. Кларк, М. Арджил, Э. Гоффман, Дж. Гамперц, И.Г. Пхакадзе, В.И. Хайруллин),
смежные пары (Ч. Гудвин, Дж. Ричардс, Р.В. Шмидт, И. Щеглофф, Г. Сакс, Дж. Джефферсон).
Наиболее активную разработку в последнее время получила такая единица, как речевой
акт. По мнению Дж. Остина, одного из основоположников теории речевых актов, речевой
акт моделируется как трехуровневое образование. В отношении к используемым в его ходе
языковым средствам он выступает как локутивный акт; в его отношении к манифестируемой
цели и ряду условий его осуществления - как иллокутивный акт; в отношении к его
результатам - как перлокутивный акт [4: 92-93). В соответствии с этим выявляется
прагматическая сила высказывания. Локутивная сила высказывания заключается в его когнитивном значении и проявляется в употреблении высказывания в прямом речевом акте.
Вместе с тем любое высказывание в процессе актуализации в различных коммуникативных
ситуациях может обладать рядом иллокутивных сил, то есть может выражать и угрозу, и
предупреждение, и приказ. Кроме того, в круг намерений говорящего входит задача влиять
на действия, мысли и чувства собеседника. Результат этого воздействия называется
перлокутивным эффектом [4: 88]. Дж.Р. Серль вывел основные условия реализации речевого
акта (существенное условие, условие искренности и т.д.), уточнил классификацию
иллокутивных речевых актов, обосновал понятие косвенного речевого акта [6,7].
96
В настоящее время предлагается выделить и четвертый уровень речевого акта информативный акт, с помощью которого говорящий информирует всех участников разговора о
том иллокутивном акте, который он одновременно осуществляет по отношению к адресату [2].
Развивается также понятие "транслокуционного акта", который отражает свойства
речевого акта: многофункциональность, рефлексивность, последовательность и
интерактивность [14].
Основные положения и достижения теории речевых актов проанализированы и развиты
Л.П. Чахоян и А.Г. Поспеловой [10], которые отметили операциональность, произвольность,
осознанность, контекстолизованность, динамичность, неразложимость на элементы,
характерные для речевых актов.
В прагмалингвистической концепции интерес к неязыковому контексту был вызван
стремлением создать некоторую интуитивную понятийную систему для объяснения
контекстуальных смыслов речевых высказываний. Однако анализу с позиций теории
речевых актов в основном подвергались действия рутинного, нетворческого характера,
стандартные действия, при помощи которых осуществляется коммуникативное
взаимодействие, составляющее некреативную основу общения. Прагматический поворот в
исследованиях речевого общения и ДВ обусловил интерес к процессам речепорождения и
взаимопонимания, к целенаправленности в общении и средствам достижения заданной цели,
отдельным фазам этого процесса.
Большое распространение в лингвистике находит на настоящем этапе и когнитивный
подход. Особенность когнитивного направления заключается в изучении организации
знаний в сознании человека, а также структур, обеспечивающих функционирование этих
знаний в процессе общения. Когнитивное моделирование связано с исследованием
ментальных схем, управляющих языковым поведением коммуникантов. Оно выводит анализ
на уровень взаимодействия когнитивного и языкового сознания, на проблемы языковой
памяти, то есть способности человека к восприятию и длительному хранению
компрессированных, типизированных "следов" речевых единиц и фигур, многократному
воспроизведению и вводу их в сферу сознания и поведения. Исследование проблем
языкового сознания и языковой личности выводит когнитивный анализ на понимание того,
что когнитивные структуры задействованы не только на уровне отдельных языковых единиц,
но и в смысловой организации самой речи, что они характеризуются эпистемическими и
социально-групповыми модификациями. Очевидно, что когнитивные модели имеют дело с
базовыми представлениями и глубинными механизмами, лежащими в основе мыслительной
деятельности, обеспечивающими возможности взаимопонимания в диалогическом
взаимодействии и описывающими лингвокогнитивное и социокультурное своеобразие той
или иной нации в ее основополагающих языковых компонентах, системах знаний и смыслов
и их коммуникативных формах. Выявление и обозначение лингвокогнитивных структур сознания позволяет сопоставить речевое поведение людей на этноспецифическом, социальнообобщенном и индивидуально-личностном уровнях, определяя инвариантные и вариативные
черты и устанавливая приоритетные и престижные моменты их функционирования.
В настоящее время в лингвистических исследованиях обнаруживается тенденция к синтезу разных подходов. В частности, появился ряд работ, в которых приемы семантического,
синтаксического, когнитивного анализа сочетаются с приемами, характерными для лингвистической прагматики [1, 3, 5, 8, 9]. Такой синтез позволяет углубить анализ, усилить аргументацию в пользу подтверждения известных закономерностей развития диалогической речи
или выявить в них новые существенные особенности.
97
И это особенно важно, когда речь идет об анализе коммуникативных стратегий
диалогического взаимодействия. В литературе коммуникативная стратегия предстает как:
способ достижения коммуникативной цели; система действий по выбору адекватной
реакции; линия поведения личности в определенной коммуникативной ситуации;
характеристика коммуникативного процесса; проявление личностных свойств собеседника.
Все разнообразие подходов к изучению коммуникативных стратегий, по нашему мнению,
можно объединить в два направления: когнитивное и интерактивное. Стратегия на
когнитивном уровне представляет собой систему когнитивных ходов, операций, связанных с
выявлением значения высказывания, прояснением его иллокутивной силы, прагматического
эффекта. По сути, это стратегия понимания и интерпретации смысла.
Интерактивный подход к пониманию стратегии определяет ее как определенный набор
коммуникативных действий, последовательности шагов, совершаемых коммуникантами для
достижения какой-либо цели и определяемых социальными нормами общения.
На наш взгляд, представление о стратегии как о серии коммуникативных шагов
распространяется только на развернутые дискурсы, но не на пласт высказывания и
минимальной диалогической интеракции. Концепция когнитивных стратегий, применимая к
высказыванию, во-первых, учитывает только данный уровень, не распространяя анализ на
интеракционный слой, и, во-вторых, она ориентирована только на экспликацию
ментальных операций по выводу смысла из уже готового результата предыдущей
речемыслительной деятельности.
Представление о коммуникативной стратегии как серии интеракционных шагов
относится к развертыванию целого цикла диалогического взаимодействия - дискурса, а
понимание коммуникативной стратегии как последовательности когнитивных шагов
связывается с высказыванием.
Следовательно, актуально прояснить сущность проявления стратегии на уровне
осуществления минимальной интеракции, обмена репликами, на том уровне, с которого
собственно и начинается диалогическое взаимодействие. Именно здесь соединяются
характеристики стратегии как когнитивной и коммуникативной структуры, проявляется ее
качественная определенность. В этом отношении, на наш взгляд, очень полезным является
подход Т.Е. Янко, которая, хотя и рассматривает осуществление коммуникативной стратегии
на стадии реализации речевого акта, применяет интегративный анализ, объединяя
информационный и прагматический подходы к коммуникативной стратегии, и определяет ее
как выбор коммуникативных намерений и распределение квантов информации по
коммуникативным составляющим [11: 12]. Такой подход позволяет исследователю
определить основные процессуальные составляющие коммуникативной стратегии, такие как
выбор глобального речевого намерения; отбор компонентов семантики предложения,
которые соответствуют модифицирующим коммуникативным значениям; определение
объема информации; соотнесение информации с состоянием сознания собеседника и с
фактором эмпатии; определение порядка следования коммуникативных составляющих;
настройка коммуникативной структуры предложения на определенный коммуникативный
режим или жанр.
На минимальном уровне диалогического взаимодействия коммуникативная стратегия, на
наш взгляд, объединяет характеристики интерактивного и когнитивного подходов
рассмотрения стратегий. Здесь коммуникативная стратегия возникает в результате скрытого
когнитивного поиска в пространстве умозаключений, которые могли бы закрыть пустые
места в процессе интерпретации или порождения высказывания в диалоге.
98
Коммуникативную стратегию диалогического взаимодействия можно определить как
множество вариантов речевых реализаций, возможных в конкретных коммуникативных
обстоятельствах и отражающих весь спектр смысловых потенций, и процесс выбора
конкретного варианта в определенной коммуникативной ситуации. Подобное понимание
коммуникативной стратегии может быть распространено на все уровни диалогического
взаимодействия. На уровне высказывания возникает система возможных смыслов и их
интерпретаций, а также осуществляется отбор адекватного варианта. На уровне
интерактивного рассмотрения предполагается наличие знаний о возможных структурных
развертываниях коммуникативных схем и определение на каждом этапе необходимого
интеракционного хода или шага, соответствующего намерениям и целям коммуниканта.
Типология коммуникативных стратегий строится на материале вопросно-ответного диалогического взаимодействия в новоанглийском языке на основе выделения критерия взаимодействия их друг с другом: структурного, функционально-семантического, коммуникативнопрагматического. По признаку интеракционной самостоятельности стратегии подразделяются на инициирующие и реагирующие. Анализ по критерию прагматического воздействия на
реализацию стратегии реагирования позволил выделить нейтральные и стимулирующие (позитивно- и негативностимулирующие) инициируюшие высказывания. Стимулирующие высказывания включают в себя элементы семантического или прагматического характера, вызывающие позитивные или негативные эмоции. В процессе осуществления диалогического
взаимодействия разные типы инициирующих высказываний оказывают доминирующее
воздействие на реализацию коммуникативных стратегий реагирования.
Инициирующие стратегии порождают стратегии реагирования. Деятельность реагирующего коммуниканта ориентируется на компоненты и условия предшествующей деятельности
адресанта инициирующей стратегии. Вследствие этого реплики-реакции зависят от предшествующей реплики в структурном, семантическом и коммуникативном планах. Однако адресат обладает определенной свободой в выборе вариантов речевого поведения, несмотря на
программирующий характер инициирующей реплики. Вследствие этого реагирующая стратегия демонстрирует двойственную зависимость от инициирующей стратегии, включающую
возможности либо функционально-семантического и коммуникативно-прагматического соответствия, либо рассогласования. Способность к сознательному целенаправленному планированию и организации своего речевого поведения зависит от комплекса качеств, которыми
обладает коммуникант: наличия собственных установок и интенций; оценки особенностей
межличностных отношений и обстоятельств общения; информированности по теме общения. Данный комплекс обусловливает определенную самостоятельность реагирующих высказываний в системе диалогических структур и гибкость реагирующей стратегии. Он обозначен в работе как информационно-аксиологический критерий.
Анализ исследуемого массива коммуникативных ситуаций показал, что на основе информационно-аксиологического критерия реагирующие стратегии подразделяются на два
основных класса – ответные и отказные стратегии, которые в дальнейшем делятся на
прямые и косвенные.
Стратегия ответного реагирования объединяет реагирующие реплики, полностью или
частично заполняющие информационную лакуну инициирующей стратегии и полностью
или частично удовлетворяющие ожидания адресанта. В зависимости от того, требует ли информация дополнительных логических рассуждений и выводов со стороны адресанта, ответные стратегии делятся на прямые и косвенные. Прямая ответная стратегия включает
в себя систему реагирующих высказываний, которые содержат информацию в строгом соответствии с инициирующей стратегией и полностью или частично удовлетворяют ожидания
99
адресанта. Они дифференцируются в зависимости от конкретности и полноты представленной в высказывании информации на тактики прямого полного (собственно полные и полные ответные реакции расширенного объема) и неполного (I и II уровней неопределенности) ответного реагирования. Все тактики прямого ответного реагирования представлены в
таблице 1 с примерами их речевой реализации.
Таблица 1
Стратегия прямого ответного реагирования в новоанглийском языке.
Виды тактик прямого ответного реагирования
Тактика полного ответного реагирования
Собственно полные ответные
реакции
Cerehas: Where's the Duke?
Burris: In the great Chamber, sir.
B.,F.,p.110 (Vol.3).
Полные ответные реакции расширенного объема
а) добавление фактологической
информации
Kiro: Didn't they try to stop you?
Shogo: No. It was a question of
food. Bond, p.150.
б) добавление эмотивной информации
Lady Brute: What do you think
you should dislike?
Belinda: My husband, a hundred
to one else.
Pr. Wife, p.35.
Тактика неполного ответного реагирования
1. Ответные реакции 1-го уровня неопределенности
а) наличие слов широкой семантики (affair, matter etc.)
Careless: What's the matter, madam?
Lady Plyant: O the unluckiest accident Congreve, p.181
б) Наличие неидентифицирующих определительных конструкций
Alinda: What means hast thou?
Juletta: Enough to serve you.
B.,F., p.217 (vol.5)
в) отрицание пресуппозиции вопроса
John: What went on between you two last night?
Miss Cooper: She didn't win me over.
Rattigan, p.61.
г) отрицание одного из элементов вопроса
Jarvis: But whose instruction may we thank for all this?
Sir William: Not mine.
Gld., p. 145.
д) ответ на один вопрос из комплекса
Constance: In prison? How? Where?
Teague: Why, in the little Bashtile yonder. Farq., p.214.
2. Ответные реакции II-го уровня неопределенности
а) наличие модусов сомнения, возможности
Euphrasia: How is my father?
Melanthon: Perhaps he dies this moment. Murphy, p.18 (3).
б) наличие эпистемических операторов(know) + отрицание
Aminta: Where are ye hurt?
Ismenia: I know not, but here me thinks. B.,F., p.5 (vol.7).
в) наличие условия
Freeman: Is she handsom?
Fidelia: No, if you'll take my word for it, but I'm not a proper
judge. Wycherley, p.315.
г) наличие неопределенного элемента
Himself: What do you expect?
Herself: Something. Griffiths, p.56.
д) наличие альтернативы
Moth: A woman, master.
Armado: Of what complexion?
Moth: Of all the four, or the three, or the two, or one of the
four. LLL., p.320.
100
Косвенная ответная стратегия объединяет высказывания, имплицитно содержащие
прямую информацию, которая может быть выведена как следствие дедуктивных рассуждений и полностью или частично удовлетворяет ожидания собеседника. Она ранжируется в
зависимости от доминирующих средств выражения на четыре тактики: грамматическую,
стилистическую, логико-семантическую и прагматическую. Грамматические косвенные реакции базируются на сдвигах в категориальных характеристиках глагольного предиката
(время, наклонение, залог, модальность). Стилистические косвенные ответные реакции
включают высказывания, содержащие метафоры, сравнения, гиперболы, литоты, иронию,
тавтологию, синонимию/антонимию. Логико-семантическая косвенная тактика основывается
на актуализации какого-либо семантико-синтаксического элемента, а также на обобщении/конкретизации информации, синтаксической связности. К прагматической косвенной
ответной тактике относятся реакции, опирающиеся на общий фонд знаний, неоднородные
речевые акты, описание ситуации. Целостная система косвенного ответного реагирования
представлена в табл. 2.
Таблица 2
Стратегия косвенного ответного реагирования
Тактики стратегии косвенного ответного реагирования и их виды
Грамматическая
Стилистическая тактика
Логико-семантическая
Прагматичестактика
тактика
кая тактика
1) расхождение гла1) метафора
1) актуализация одно1) общий фонд
гольных времен
Sir Politic: Is not his language
го из семантикоRichard: Don't
Goswin: How does
rare?
ситаксического элеyou want me to
she?
Peregrine: But alcheme, I never мента
touch you?
Van-dunck: She will be heard the like.
Vivie: Where did you
Margaret: It
better, she. B.,F.,
Jonson, p.32.
get it?
seems indecent.
p.258(vol.2)
Frank: Gambling, Viv,
Bickerstaff (2),
gambling. Shaw, p. 155. p. 77.
2) Сдвиг в модально2) Сравнение
2) Обобщение Calinax: 2) Неоднородсти Gerrard: I will not
Marina: And how feel thee?
My Lord, she must not
ный речевой
leave ye.
Loredano: As¦rocks, as ¦rocks.
sit here. Melantius:
акт Berinthia:
Goswin: How? Gerrard: Foscari, p.158.
Why? Calinax: The
Who is it that
I dare not leave ye, I
place is kept for women plagues you?
must not leave ye and I
of more worth. B., F.,
Amanda: Who
will not leave ye. B.,F.,
p.7, (vol.1).
do you think
p.243, (vol.2).
should plague a
wife but her
husband? Trip.,
p. 508.
3) Расхождение в на3) Гипербола
3) Конкретизация
3) Описание
клонениях
Countess: I pray you, sir, are
Hamlet: Madam, how
ситуации
Louisa: Was your miyou a courtier? Clown: O Lord,
do you like the play?
Elvira: Take this
stress so cruel?
sir! There's a simple pretting
Queen: The lady prodagger.
Carlos: If she had aloff- more, more, a hundred of
tests too much. Sh.,
Rolla: How to
ways been so, I should
them.
p.829.
be used?
have been happier.
All's well, p. 175.
Elvira: I will
Duenna, p.316.
con- duct thee to
the tent where
Pizarro sleeps.
Pizarro., p.548.
101
4) Разница в залогах
Mrs. Swan: How did he
suffer?
Anish: He was put into
prison.
Stoppard,
p.14.
4) Литота
Barbara: Do you mean you've
been telling me lies?
Billy: Well, not lies exactly.
But I suppose I've been, well,
exaggerating some things.
W.,H., p.261.
4) Синтаксическая
связность
Rosalind: Is it a man?
Celia: And a chain that
you once wore, about
his neck.
As you l., p.87.
4) Косвенное
отрицание пресуппозиции
Margaret: How
do your
wounds?
Duke: The
wounds I counterfeited cunningly to enjoy
you, sweet.
B.F.,p.229(v.3).
5) Ирония
Lady Lurewell: What disease
did he die of?
Sir Harry: A duel, madam.
Farq., p.73.
6) Тавтология
McCann: I'm not going there
again.
Goldberg: Why not?
McCann: 'cause I'm not going
there again. B.P., p.73.
7)
Синонимия/антонимия
Lady Bracknell: Are your parents living?
Jack: I have lost both my parents. Wilde, p.32.
Стратегия отказного реагирования объединяет реагирующие высказывания, которые
не заполняют информационную лакуну инициирующей реплики и характеризуются отсутствием положительного результата в реализации интенции адресанта. Отказы являются результатом негативного оценочного отношения к коммуникативной ситуации в целом или к
каким-либо ее параметрам. Они классифицируются по двум направлениям: по коммуникативно-прагматическому критерию (роли в системе диалогического взаимодействия на
минимальном уровне), а также по функциональному критерию (роли в развитии диалогического дискурса).
В первом случае выделяются коммуникативно-прагматические типы отказных тактик,
которые различаются по способу представления отказной информации: прямые и косвенные.
Прямые отказные тактики представляют собой высказывания, в которых с помощью
перформативных глаголов констатируются нежелание или невозможность для собеседника
предоставить необходимую информацию. Они делятся на категоричные и смягченные. Категоричные отказные реакции указывают на то, что данный коммуникант ни при каких обстоятельствах не предоставит прямой ответной информации своему собеседнику. Прямые
смягченные отказные высказывания включают в свою структуру указание на их мотивацию,
извинение, ласкательное обращение и т.п., введение которых смягчает их категоричность,
модифицирует в некоторой степени их иллокутивную функцию.
Косвенные отказные тактики представляют собой такие реагирующие высказывания,
которые имплицитно в качестве логически выводимой информации содержат в себе констатацию нежелания или невозможности предоставления ответной реакции.
В ходе анализа было выделено шесть типов косвенных отказных тактик: ситуативноограничивающая, отклоняющая, корректирующая, парирующая, конфликтная, игнорирую102
щая. Ситуативно-ограничивающая отказная тактика включает в себя отказные высказывания,
в которых осуществляются либо ссылки на неблагоприятные условия общения (временной
фактор, неудобство места общения, присутствие нежелательных свидетелей разговора), либо указания на неприятие адресатом своего собеседника, а также на свою собственную неспособность предоставить адекватную реакцию. Отклоняющая отказная тактика содержит
отказные реакции, указывающие на неуместность или неважность инициирующей стратегии.
Корректирующая отказная тактика формируется как следствие коммуникативных неудач
со стороны адресанта информации, связанных со смысловой или формальной организацией
высказывания, или как результат недопонимания со стороны адресата, который вынужден
корректировать процесс общения. Парирующая отказная тактика представляет собой такую
речевую реакцию, которая должна заставить собеседника отказаться от нежелательной темы разговора. Она чаще всего является результатом нападения на "социальное лицо" (Г. Лич
[13]; К. Аллен [12]) адресата. Конфликтная отказная тактика представляет собой агрессивные,
грубые нападки на собеседника. Игнорирующая отказная тактика включает в себя высказывания, игнорирующие интенции адресанта, концентрирующие внимание собеседника на актуальной для адресата информации. Все типы тактик отказной стратегии обобщены в таблице 3.
Таблица 3
Стратегия отказного реагирования на вопрос
Типы тактик стратегии отказного реагирования
Прямая отказная тактика
Косвенная отказная тактика
1) Категоричная
1)
Ситуативно-ограничивающая
Montferrat: Where's she? Abdella: Were I Rev.Samuel: But how are we to get rid of them afterwards?
sure this were my latest minute, I
Frank: There's no time to think about it now. Shaw,
wouldn't tell thee.
B.,F., p.144 (vol.7). p.142.
2) Смягченная
2)
Отклоняющая
Mrs.Railton-Bell: You shouldn't talk to
Biron: Did not I dance with you in Brabant once?
this man.
Rosaline: A needless question. Fielding, p. 45.
Sibyl: Why, mummy? Mrs.Railton-Bell: I
can't tell you, dear. It might upset you too
much. Rattigan, p.88.
3)
Корректирующая
Sebastian: How with her, Sir?
Tone: How is not seemly here to say. B.,F., p. 140 (vol.4).
4)
Парирующая
Dorimant: Why will you be gone so soon?
Belinda: Why did you stay out so late?
Etheredge, p.
211.
5)
Конфликтная
Bonario: Have they made you to this?
Corbaccio: I will not hear thee, monster of men, swine,
goat, wolf, parasite! Speak not, thou viper.
Jonson, p.
76.
6)
Игнорирующая
Demetrius: How came ye by this brave gown?
Celia: This is a poor one, alas, I have twenty richer.
B.,F., p. 357 (vol.2).
Выделенные коммуникативно-прагматические типы отказных тактик выполняют различные роли в контексте диалога в целом и подразделяются на три функциональных вида:
стабилизирующие, обостряющие, двойственные.
103
Функции стабилизации диалога выполняют ситуативно-ограничивающие косвенные отказные тактики. Обостряющие коммуникативный процесс отказные реакции влекут за собой
конфликтное течение диалога, что достигается применением парирующих и конфликтных
тактик. Двойственный функциональный тип содержит в себе тенденции или к стабилизации
диалога, или к его конфликтному продолжению и выражается через отклоняющие, корректирующие и игнорирующие косвенные и прямые отказные тактики.
Динамика развития выделенных типов стратегий показывает, что количество прямых и
косвенных ответных реакций падает по подпериодам новоанглийского языка, а число отказов возрастает. Изменения в престижности тех или иных типов реагирования обусловлены
усилением или падением их информационной или социальной значимости, трансформациями в общественном сознании и установлением иных ценностей, изменениями в социокультурной жизни общества в целом. Варианты реагирования, используемые различными
участниками диалогического взаимодействия, выступают в данном контексте в качестве
маркеров культуры речевого поведения, так как эксплицируют меру социализации коммуниканта в культуре, принятия и неприятия им общественных ценностей и норм.
Вопросы и задания
1. Что такое метод научного исследования? Чего с его применением можно достичь?
2. Является ли коммуникативно-прагматический метод изучения языковых единиц и
речевого общения вытекающим из других лингвистических парадигм?
3. Кто первым ввел термин «прагматика» в лингвистические исследования и что под
ним понималось?
4. Какие ученые являются основоположниками теории речевых актов (ТРА) и какова
модель речевой ситуации, представленная в ТРА?
5. Охарактеризуйте уровни исследования диалогического взаимодействия.
6. Дайте представление о разнообразии дефиниций и подходов к определению сущности
коммуникативной стратегии.
7. Каким образом можно представить стратегию диалогического взаимодействия на минимальном уровне интеракции?
8. Какова характеристика инициирующих стратегий?
9. В чем специфика стратегии реагирования?
10. По какому критерию реагирующие стратегии подразделяются на ответные и отказные?
11. Что такое ответная стратегия и на какие классы и подклассы она подразделяется?
12. Какие подклассы выделяются в стратегии прямого ответного реагирования?
13. Как можно определить стратегию косвенного ответного реагирования?
14. Охарактеризуйте тактики косвенной ответной стратегии, приведите собственные
примеры.
15. Какие реагирующие высказывания объединяет отказная стратегия?
16. Чем характеризуются прямые отказные тактики в отличие от косвенных?
17. Назовите виды отказных косвенных тактик? Дайте их характеристику. Приведите
собственные примеры.
18. Отказные стратегии неоднородны по их функциям в системе диалога в целом. Какие
из них являются стабилизирующими, какие – обостряющими течение диалога, а какие проявляют двойственный характер?
19. Чем обусловлены изменения в престижности тех или иных типов реагирования в динамике их функционирования?
104
Библиографический список
1. Готта О. М. Прагматика функционирования ключевых концептов в риторике датских
политических партий : дис. ... канд. филол. наук. М., 2008. 220 с.
2. Карабан В.И. Сложные речевые акты как речевые единицы : автореф. дис. ... д-ра
филол. наук. Киев, 1989. 39 с.
3. Киселева О. В. Прагматика бытования этических концептов в современном публицистическом дискурсе (на материале журнала "Нева") : дис. ... канд. филол. наук. Череповец,
2006. 147 с.
4. Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986. Вып.
17. С. 22-129.
5. Сай С. С. К типологии антипассивных конструкций: семантика, прагматика, синтаксис : дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2008. 620 с.
6. Серль Дж.Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17.
Теория речевых актов. М., 1986. С. 151-169.
7. Серль Дж.Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17.
М., 1986. С. 195-222.
8. Ситосанова О. В. Семантика и прагматика слов-аргументаторов в бытовом дискурсе :
дис. ... канд. филол. наук. Иркутск, 2008. 158 с.
9. Сковородина С. В. Прагматика реактивных речевых актов в немецком диалогическом
дискурсе (Концепты "благодарность" и "извинение") : дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2004. 219 c.
10. Чахоян Л.П., Поспелова А.Г. Некоторые итоги и перспективы изучения единиц языкового общения // Диалог глазами лингвиста. Краснодар, 1994. С.15-24.
11. Янко, Т.Е. Коммуникативные стратегии и коммуникативные структуры : автореф. дис.
... д-ра филол. наук. М., 1999. 58 с.
12. Allan, K. Linguistic Meaning. / K. Allan. - L., N.Y., 1986. - Vol. 1. - 452 p.
13. Leech, G.N. Principles of Pragmatics. /G.N. Leech. - L.: Longman, 1983. - 250 р.
14. Pragmatics at Issue. - Amsterdam, Philadelphia: Benjamins, 1991. - Vol.1.- 314 p.
105
ГЛАВА 6. ПРИКЛАДНЫЕ АСПЕКТЫ
ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
ПАРАМЕТРИЗАЦИЯ МОРФОЛОГО-СИНТАКСИЧЕСКОЙ
СТРУКТУРЫ ПРЕДЛОЖЕНИЯ КАК ЭТАП ПОСТРОЕНИЯ
МАТЕМАТИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ ТЕКСТА
С.А. Хозяинов
Сыктывкарский государственный университет
1. Модели языка и текста. Цели и задачи параметризации
Для решения ряда прикладных задач филологии требуется оперировать формальными
моделями языка и текста. Классификация текстов (например, в целях определения их принадлежности тому или иному функциональному стилю, для определения их авторства, подлинности или подложности), определение степени родства языков, информационный поиск,
автоматическое аннотирование и реферирование, машинный перевод — вот неполный перечень таких задач.
Создание моделей языка и текста — сложная и очень ответственная работа. От качества
моделирования (полноты, точности, непротиворечивости, адекватности, компактности моделей) полностью зависит конечный результат.
Язык и текст можно моделировать на разных уровнях (фонологическом, морфологическом, синтаксическом, лексическом, семантическом) и разными способами. Далее речь пойдет о моделях морфолого-синтаксической структуры предложения, обобщение которых
есть модель соответствующего аспекта языка текста. Такие модели можно разделить на две
большие группы: параметрические и непараметрические.
Непараметрические модели несут в себе информацию об иерархической (структурной) и
линейной организации слов в предложении. Как правило, такие модели представляют синтаксическую структуру графически. Например, структуры А.М. Пешковского изображают
предложение в виде дерева, вершины которого (словоформы) соединены между собой прямыми или дугообразными линиями (обозначающими соответственно подчинительные и сочинительные связи). Эти модели воспроизводят структурные (включение, соподчинение и
сочинение), но не отражают линейные (порядок слов) характеристики синтаксиса предложения. Другими словами, они не способны передать информацию о том, как та или иная синтаксическая структура развертывается в линейно-протяженную цепочку словоформ. Эта
проблема решена в других непараметрических моделях — структурах составляющих, структурах зависимостей и в ориентированных структурах составляющих. Безусловным достоинством этих моделей является их наглядность и точность в плане передачи информации об
устройстве конкретного предложения. Однако они не очень удобны для решения задач, требующих наблюдений над обширным материалом. Например, когда таких моделей накапливается очень много (сотни и тысячи), их чрезвычайно трудно классифицировать.
Параметрические модели передают количественную информацию о предложении
в
виде набора числовых значений взаимосвязанных между собою параметров. Ввиду того что
такие модели являются числовыми, их можно обрабатывать математическими (статистическими) методами. Это является их несомненным достоинством при решении задач, требую106
щих обработки больших объемов данных. Кроме того, такие модели хорошо согласуются с
природой самого языка, в частности, отражают одно из фундаментальных свойств языковых
единиц разной степени сложности (от фонем до сложных синтаксических конструкций) —
свойство воспроизводимости (регулярной повторяемости) в речи. К числу недостатков таких
моделей следует отнести то, что они не передают информации о линейной организации
предложения. Процесс сбора информации о языке текста для построения таких моделей называется параметризацией. Параметризация предложения — ключевой этап моделирования
языка текста, качество ее исполнения определяет успех всего исследования. Ошибки и неточности, допущенные на этом этапе, могут обесценить все последующие усилия исследователя по обработке полученных данных.
Чтобы не быть голословными, рассмотрим процесс параметризации на материале публицистических текстов А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, А.А. Дельвига, Н.В. Гоголя и
О.М. Сомова. Кроме того, сделаем это на примере решения конкретной задачи — классификации текстов. Это решение может быть реализовано с помощью различных математических
методов. На сегодняшний день наиболее разработанным из их числа является метод, опирающийся на теорию распознавания образов (Марусенко, 1990). Описывая здесь этапы параметризации и объекты классификации, мы будем использовать термины именно этой теории.
Сначала представим параметризацию в контексте исследования означенного типа.
Говоря о задачах по классификации текстов, надо прежде всего учитывать требование
когерентности исследуемого материала в различных отношениях: хронологическом, жанровом и тематическом. Эта необходимость диктуется опытом квантитативно-структурного
изучения различных текстов, который показывает, что их количественно-качественные характеристики очень чувствительны к названным (и некоторым другим) факторам. Например,
известно, что средний размер длины предложения примерно одинаков для текстов, написанных разными писателями в одном жанре, но существенно различен для произведений одного
и того же писателя, выполненных в разных жанрах [Марусенко, 1990: 18-19]. Известно также, что разные подсистемы языка эволюционируют, меняются с течением времени. То же
самое происходит и с индивидуальным авторским стилем, но значительно быстрее. И если
заметные изменения в системе языка требуют нескольких десятилетий и столетий, то в языке
писателя существенные перемены происходят неоднократно в течение его творческой жизни. Поэтому если для исследования мы берем публицистику А. С. Пушкина и других названных выше писателей, то эти тексты должны укладываться по времени написания в интервал,
не превышающий 10 лет.
После того как материал исследования определен согласно описанным выше требованиям, наступает собственно этап параметризации языка текстов. Этот этап состоит из двух обязательных шагов. На первом шаге определяется аспект описания языка текста и составляется
перечень параметров, позволяющих разносторонне и достаточно полно измерить языковые
явления избранного аспекта (количество тех или иных морфем, слов, синтаксических конструкций). Полученный таким образом набор параметров называется априорным словарем параметров. В разных ситуациях моделирования такой словарь может состоять из разных параметров, и выбор тех или иных из них представляет собой отдельную задачу. Ясно, что априорный словарь должен быть достаточно большим для того, чтобы наиболее полно описать
избранный аспект языка. В то же время словарь не должен содержать параметров, которые
дублируют в каком-либо отношении собираемую информацию или производны от нее. Например, производной является информация о пропорциональных отношениях между разными элементами предложения. Скажем, параметр «доля существительных в общем количестве
знаменательных слов» является производным от параметров «количество существительных»
107
и «количество знаменательных слов» и в силу этого избыточен. На втором шаге параметризации осуществляется анализ текстов на языке априорного словаря параметров.
Результатом такого анализа становятся таблицы, содержащие числовые данные о языке
текстов. В дальнейшем эти таблицы подвергаются специальной обработке с помощью математических методов. Целью применения одного из них является разбиение исходного (априорного) набора параметров на две группы (подмножества): 1) параметры, которые в статистическом смысле наилучшим образом различают исследуемые тексты; 2) нерелевантные в
этом отношении параметры. Эта процедура позволяет искать ответы на вопросы следующего
типа: по каким именно морфолого-синтаксическим параметрам тексты А. С. Пушкина больше всего похожи на тексты П. А. Вяземского, по каким именно параметрам эти тексты
больше всего отличаются друг от друга, существуют ли такие «универсальные» параметры,
которые хорошо различают сразу все изучаемые тексты или группы текстов (например,
Пушкина, Вяземского, Дельвига, Гоголя, Сомова). Такие «универсальные» параметры называются информативными. Они позволяют решать сложные задачи по классификации текстов, например определять долю вероятности, с которой тот или иной анонимный текст
можно считать принадлежащим перу того или иного автора, т.е. осуществлять атрибуцию
текста (устанавливать его авторство).
В подобных исследованиях в качестве объектов классификации могут выступать как отдельные тексты, так и целые их группы (которые могут быть сформированы в зависимости
от целей исследования по разным признакам: по авторству, жанру, теме и пр.). В терминах
теории распознавания образов различаются две разновидности таких объектов. Объекты
первой разновидности называются априорными классами, а их совокупность — априорным
алфавитом классов. В построении классификации каждый класс играет роль эталона: это
объект (текст или группа текстов), количественно-качественная характеристика которого не
вызывает вопросов у ученых, потому что его свойства хорошо изучены. Так, одну совокупность текстов можно однозначно определить как сборник новелл (по ряду признаков, характеризующих этот жанр), другую - как сборник морских рассказов (по общности тематики и
жанра), третью - как литературную критику какого-нибудь писателя (по общности жанра и
авторства), и т. д. Объекты второй разновидности называются распознаваемыми. Их свойства плохо изучены, в силу чего исследователи затрудняются дать им достаточно определенную характеристику.
Надо заметить следующее: в то время как каждый класс в обязательном порядке описывается на языке априорного словаря параметров, для распознаваемых объектов это не правило. Дело в том, что заранее не известно, какие параметры окажутся информативными, тогда
как только они и нужны для построения классификации. Следовательно, применение всех
исходных параметров для описания распознаваемого объекта избыточно.
Собственно классификация в самом общем виде представляет собой процедуру сопоставления распознаваемых объектов с априорными классами по значениям информативных
параметров. Инструментами такого сопоставления являются метод измерения межтекстового расстояния (вероятностная классификация) и различные классифицирующие функции
(детерминированная классификация). Наименьшее значение расстояния между объектами
свидетельствует об их близости по данному набору параметров и соответствует наиболее вероятному решению классификации. Наибольшее расстояние - наоборот. Однозначное же отнесение объекта к определенному классу возможно только в том случае, если по каждому из
информативных параметров некоторая классифицирующая функция не позволяет провести
разделяющую плоскость между этими объектами.
108
Теперь, ознакомившись с общей логикой исследования и определившись с его основными понятиями, рассмотрим подробнее обозначенные выше шаги параметризации языка текста.
Состав априорного словаря параметров определяется не по субъективным соображениям,
а в опоре на сложившийся научный опыт (если таковой имеется) или по результатам тщательного предварительного анализа исследуемого аспекта языка текста (первый шаг параметризации языка текста). Для описания морфолого-синтаксической структуры предложения лучше всего использовать параметры из стандартизованного «набора первичных параметров», полученного и проверенного рядом ученых эмпирическим (опытным) путем [Марусенко, 1990: 66-75]. Эти параметры могут быть использованы для описания синтаксической
структуры текстов, написанных на разных языках и относящихся к разным жанровостилистическим разновидностям (см. таблицу 1).
Таблица 1
Априорный словарь параметров
Код параметра
Х01
Х02
X03
X04
X05
X06
X07
X08
X09
X10
X11
X12
X13
X14
X15
X16
X17
X18
X19
X20
X21
X22
X23
X24
X25
X26
X27
X28
X29
X30
X31
X32
X33
X34
Наименование параметра
Число слов в цельном предложении
Число графем в цельном предложении
Число слов в простом самостоятельном предложении
Число элементарных предложений в цельном предложении
Число главных предложений
Число сочиненных предложений
Число сочиненных предложений без спрягаемой формы глагола
Число подчиненных предложений
Число подчиненных предложений 1-й степени
Число подчиненных предложений 2-й степени
Число подчиненных предложений 3-й степени
Число подчиненных предложений 4-й и высших степеней
Число элементарных предложений без номинативного подлежащего
Число подчиненных предложений без спрягаемой формы глагола
Число вставных предложений
Число охватывающих предложений
Число слов 1-й группы (знаменательных)
Число слов 2-й группы (служебных)
Число существительных
Число прилагательных
Число местоимений
Число спрягаемых форм глагола
Число именных форм глагола
Число наречий
Число предлогов
Число союзов
Число подчинительных союзов
Число сочинительных союзов
Число предикативов (кратких прилагательных и предикативных наречий)
Число слов в аккузативе
Число слов в дативе
Число подлежащих
Число местоимений-подлежащих
Число групп однородных членов
109
X35
X36
X37
X38
X39
X40
X41
X42
X43
X44
X45
X46
X47
Х48
Х49
Х50
Х51
X52
X53
X54
X55
X56
Число членов однородных групп
Число однородных сказуемых
Число однородных групп дополнений
Число причастных и деепричастных оборотов
Число членов причастных и деепричастных оборотов
Число распространенных причастных определений
Число членов распространенных причастных определений
Число согласованных определений
Число причастий - согласованных определений
Число несогласованных определений
Число существительных - несогласованных определений
Число обособленных членов
Число членов в группах обособленных членов
Число абсолютных оборотов
Число членов абсолютных оборотов
Число инфинитивных оборотов
Число членов инфинитивных оборотов
Число существительных без группы
Число групп существительных
Число членов групп существительных
Число знаменательных слов в группах существительных
Число служебных слов в группах существительных
Затем из такого стандартизованного набора отбираются те параметры, которые непосредственно нужны для построения моделей изучаемых текстов (с учетом целей и задач исследования, а также специфики его объекта).
Поскольку избранные для рассмотрения тексты (публицистика А.С. Пушкина и других
писателей) написаны на русском языке, из стандартизованного набора параметров надо исключить параметры Х48, Х49, Х50 и Х51, которые затрагивают языковые явления (синтаксические конструкции), не существующие в русском языке. (Обособленные поясняющие инфинитивные обороты нет смысла рассматривать отдельно, поскольку они являются лишь одним из множества типов различных обособленных оборотов, определяемых с помощью параметров Х46 и Х47.) Из исходного набора параметров по «статистическим соображениям»
надо исключить также параметры Х01, Х02 и Х03, так как они направлены на характеристику длины предложения (в словах и графемах), а всякий «параметр длины предложения <…>
является статистически бессмысленным, так как представляет собой смесь распределений»
[Марусенко, 2003: 116]. В результате в априорном словаре останутся только 49 параметров.
Учитывая описанные выше цели и задачи исследования, можно в общем виде сформулировать правила лингвистического анализа текстов. Минимальной единицей (непосредственным объектом) параметрического описания является предложение. Язык параметров представляет собой инструмент количественного описания его (предложения) наиболее существенных структурных (синтаксических и морфологических) особенностей. Значения параметров, полученные в результате описания всех единиц (предложений) класса или распознаваемого объекта, являются признаками, характеризующими этот класс или объект [Марусенко,
1990: 66-67]. В свою очередь, эти признаки и характер отношений между ними становятся
основанием для операций по определению набора информативных параметров, по классификации текстов и групп текстов. В конечном счете методы и результаты параметрического
110
описания предложений исследуемых текстов играют ключевую роль во всем исследовании,
определяют качество выводов.
Здесь крайне важно понимать следующее. Разделение параметров на подмножества информативных и неинформативных, построение с их помощью классификаций выполняется с
помощью математических (статистических) методов. Результат применения этих методов
полностью зависит от того, каким образом была осуществлена параметризация языка текстов. Возникшие в процессе параметризации ошибки, неточности, любое искажение исходной информации уже нельзя будет ни исправить, ни скомпенсировать на этапе применения
математических методов. Поэтому параметризация наблюдаемых в предложении языковых
явлений должна быть основана на едином подходе к их анализу, при определении которого
следует учитывать два соображения.
С одной стороны, известно, что некоторые языковые явления, подлежащие параметризации, представляют собой отдельные проблемы, решающиеся по-разному: проблема отдельности и тождества слова; разграничение дополнения и несогласованного определения; вопрос об однородности сказуемых.
С другой стороны, методика параметризации исследуемых объектов (предложений), основанная на применении приведенного выше априорного словаря параметров, имеет свою специфику. Она заключается в нацеленности на описание элементов верхних уровней иерархии синтаксической структуры предложения — в двух отношениях: 1) разнообразия этих элементов; 2)
меры их распространения (т.е. в плане измерения длины этих структурных элементов).
Следует отметить, что язык параметризации структурных особенностей предложения как
таковой не содержит каких-либо ограничений по его применению. Так, в принципе возможно определение числа групп существительных (Х53) с учетом всех уровней вложенности одной такой группы в другую. Однако такой подход к анализу единиц текста предположительно приведет к тому, что число членов этих групп существительных неопределенным образом
распределится между всеми этими группами, и впоследствии уже невозможно будет определить, в какой мере автор тяготеет к распространению главных структурных элементов (расширенной структурной схемы) предложения (подлежащих и дополнений). При этом соотношение числа групп существительных и их членов будет характеризовать скорее содержательный аспект авторской речи (допустим, склонность автора к выявлению родовидовых отношений описываемого предмета, определению предмета через его принадлежность другому
предмету и т.п.), нежели чем структурный. Квалификация же первого аспекта выходит за
рамки нашего разговора.
Итак, параметрическое описание текста есть процесс и результат его лингвистического
анализа. Ясно, что анализ текста (в нашем случае — синтаксический и морфологический)
должен быть основан на научном подходе.
Обратимся к особенностям и трудностям такого анализа в задачах параметризации морфолого-синтаксической структуры предложения. При этом будем опираться на научное описание русского языка, изложенное в 2-томной «Русской грамматике» 1980 г. (далее — РГ). В
дополнение к ней в качестве пособия по морфологическому анализу будем использовать
также «Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой (2006 г. издания). Случаи, в которых названные издания не позволят найти решение, оговорим особо.
Анализ комплекса параметров из априорного словаря параметров и примеры, предоставляемые анализируемыми текстами (предложениями), позволяют выделить несколько областей описания текстов на языке априорного словаря параметров. Характеристика этих областей и конкретные правила анализа текстов даются ниже (второй шаг параметризации языка текста).
111
2. Количественная характеристика частей речи
Число знаменательных (Х17) и служебных (Х18) слов в цельном предложении зависит от
принципов интерпретации некоторых синтаксических конструкций, круг которых ограничен.
В ходе анализа текстов необходимость определить такие принципы возникла при описании
некоторых имен собственных, союзов, фразеологических единиц и вводных конструкций.
Подход к описанию двух последних типов конструкций охарактеризован особо. Способы
описания остальных даны в соответствующих разделах.
Прежде всего отметим, что в качестве слов авторской речи не рассматриваются:
а)
включенные в основной текст авторские ссылки вида: «<…> (см. I часть) <…>» и т. п.; б)
различного рода сокращения: имени, фамилии или отчества до одной графемы — при наличии одного из составляющих имени (в сочетании «Ф. Слепушкин» усматривается только одно слово — собственное сущ. Слепушкин); сокращения вида «пр.», «проч.», «т.д.»; в) цифровое написание числительных.
2.1. Имя
Ч и с л и т е л ь н о е . В рассматриваемых текстах сравнительно невелико количество всех
разрядов числительных. Так, предварительная выборка показала, что в публицистике
А.А. Дельвига из ста отобранных предложений только 11 содержали числительные, у
О.М. Сомова — 16, у П.А. Вяземского — 12, у А.С. Пушкина — 13, у Н.В. Гоголя — 18. Во
всех этих случаях с точки зрения синтаксической структуры предложения числительные занимают позиции, формально равнозначные позициям других частей речи. Количественные
числительные выступают в функциях подлежащего или дополнения и в формах им. и вин. п.
соответственно управляют род. п. существительного. Порядковые числительные выступают
в предложении в функции согласованного определения [Русский язык, 1979: 394]. За числительным один в современной грамматике русского языка закреплены функции местоимения
и прилагательного (РГ, § 1296).
Руководствуясь тем, что число случаев употребления числительных в тексте незначительно и синтаксические позиции числительных в тексте аналогичны позициям других частей речи, представляется целесообразным рассмотрение количественных (в т.ч. неопределенно-количественных слов) и собирательных числительных в качестве существительных, а
порядковых числительных — в качестве прилагательных. Например: «Мы можем выдержать
несколько сот стихов…» [Вяземский, 1879: 245], «В художественном отношении они имеют
мало достоинства…» [Пушкин, 1964: 333], «…мы вправе были ожидать от него много дельного…» [Сомов — Литературная Газета (далее – ЛГ), III: 40] — существительные в функции
прямого и косвенного дополнения, несогласованного определения (сущ. сто); «…и не одна
эта забавная выходка <…> Сумарокова отыщется в означенных документах: найдется их и
несколько» [Вяземский, 1879: 173], «Изящные искусства основали одну нераздельную республику…» [Дельвиг, 1986: 253], «В Петербурге один только Журнал был увлечен сим рушительным потоком…» [Сомов — ЛГ, т. III: 24], «…книгопродавец Г. Салаев <…> оказал
<…> услугу, напечатав Песни и романсы Мерзлякова, собранные в одну книжку» [Сомов —
ЛГ, т. III: 210—211] — прил. один в функции согласованного определения.
С у щ е с т в и т е л ь н о е . Итак, в качестве существительных рассматриваются количественные числительные: «Истина и простота — вот две главные стихии поэзии» [Вяземский,
1879: 247]; «За введение нового рода в литературу нашу правительство не дает привилегий, в
силу которых вводителю позволялось бы целые десять лет быть лучшим в этом роде» [Дель112
виг, 1986: 234]. То же относится к собирательным числительным: «Но прошло двое <…> суток» [Сомов — ЛГ, т. III: 24]. Поскольку в приведенных примерах числительные рассматриваются как существительные, постольку распространяющие их имена являются несогласованными определениями — например, сущ. отрывок в род. п. мн. ч. в сочетании несколько
отрывков, сущ. сутки в сочетании двое суток.
Следует особо обсудить характеристику имен собственных. Имена людей, названия городов, рек и т. п., представленные словосочетаниями, подсчитываются в своем полном лексемном составе. При этом определяется частеречная принадлежность каждого члена таких
словосочетаний (имя, фамилия, отчество — существительное; распространитель имениназвания города, реки и др. («Троянская война» [Дельвиг, 1986: 246] — соответственно его
морфологической характеристике).
Заголовки книг, статей, названия журналов, газет, независимо от количественной характеристики их лексемного состава рассматриваются как одно слово. Это представляется целесообразным с точки зрения синтаксической функции, выполняемой такими именами в предложении. С одной стороны, этот аспект анализа текста требует не смешивать речь авторскую
и чужую. Очевидно, что сложное название журнала — «Северная Пчела», «Литературная Газета», — никак не характеризуют синтаксис собственно авторской речи. С другой стороны,
полное исключение названных типов имен собственных из анализа означает искажение синтаксической структуры предложения, потому что эти имена могут выполнять функции подлежащего, дополнения, несогласованного определения. Поэтому интерпретация таких отрезков текста предложения в качестве представителей какой-либо одной синтаксической связи и
сведение их лексемного состава условно к одному слову позволяет избежать искажения синтаксической структуры описываемого предложения. Например, таким образом подсчитывается число групп существительных (Х53) и их членов (Х54): «стихотворения ―Радуги‖» —
одна группа существительного, состоящая из двух членов; «немногочисленные стихотворения ―Радуги‖» — то же, три члена; «немногочисленные стихотворения ―Северной пчелы‖»
— то же, так как название журнала здесь отражает только одну синтаксическую связь
(управление) и только один второстепенный член предложения (несогласованное определение, выраженное существительным) — по отношению к авторской речи. Прил. северный
здесь не учитывается при подсчете количества согласованных определений в предложении
(Х42), поскольку не принадлежит авторской речи. Частеречная принадлежность всего имени
собственного, напротив, учитывается и дополняет общее количество существительных в
анализируемом предложении (Х19).
Наконец, при определении количества существительных в тексте учитывается также явление полной, неполной и окказиональной субстантивации. Субстантивы выступают в функции подлежащего, дополнения или несогласованного определения:
1. Субстантивы, образованные от прилагательных: «…в списке Московских литературных Журналов убыли нет против прошлогоднего» [Вяземский — ЛГ, т. I: 60] — дополнение;
«…разгул и раздолье, к которому иногда <…> стремится русской и которое всегда нравится
свежей русской молодежи…» [Гоголь, 1952: 50] — подлежащее; «С благородным образом мыслей <…> всегда произведешь благородное…» [Дельвиг, 1986: 245] — дополнение; «В сих последних более истинного чувства…» [Пушкин, 1964: 423] — детерминант; «Число сих последних <…> превышает число первых» [Сомов — ЛГ, т. III: 211] — несогласованные определения.
2. Субстантивы, образованные от причастий: «Она <…> живой разговор всего тиснимого
типографскими станками…» [Гоголь, 1952: 156]; «…в это время <…> возросло число читающих» [Там же: 157] — несогласованные определения.
113
3. Субстантивы, образованные от местоимений: «Тут нет никакой натяжки в предположении автора: все натурально» [Вяземский, 1879: 263] — подлежащее; «Цель этой статьи
была доказать <…> какими творениями чужих хозяев пользовался, как своим?…» [Гоголь,
1952: 170] — дополнение; «Это исповедь какого-то чудака-разбойника» [Дельвиг, 1986: 236] —
подлежащее; «Если г. Юго <…> так худо понял поэта Мильтона, то всяк легко себе вообразит,
что под его пером стало из лица Кромвеля…» [Пушкин, 1964: 492] — подлежащее; «Каждому
предоставлено пользоваться свободною дорогой…» [Сомов — ЛГ, т. III: 30] — детерминант.
Не являются субстантивами вопросительно-относительные местоимения в функции союзного слова в сложноподчиненном предложении с местоименной связью частей [РГ, § 2866
- 2946]. Не являются субстантивами также местоимения, представляющие собой опорный
компонент местоименно-соотносительной связи в сложном предложении (см. ниже).
П р и л а г а т е л ь н о е . Это полные и краткие прилагательные всех степеней сравнения.
Первые — в функции согласованного определения, главного члена полупредикативного или
поясняющего адъективного оборота (описание этих функций дано в соответствующих разделах), именного сказуемого: «Наши времена не эпические» [Вяземский, 1879: 242]; «Мысли
ложные!» [Дельвиг, 1986: 235] и др. (см. «Описание групп однородных членов»).
Вторые исключительно в функции сказуемого: «…он не должен впредь заставлять их
раскаиваться в выборе сцены…» [Вяземский — ЛГ, т. I: 60]; «…бой на шпагах благороден, а
бой на палках унизителен» [Вяземский — ЛГ, т. I: 143]; «…в это время была заметна всеобщая потребность умственной пищи…» [Гоголь, 1952: 157]; «Слово, сказанное с сердцем,
очень извинительно в человеке, влюбленном в свой предмет…» [там же: 159]; «Талант не
искателен, но корыстолюбие искательно» [там же: 169]; «…они всегда готовы переводить
наши сочинения…» [Дельвиг, 1986: 237]; «Самонадеянность заразительна» [там же: 258];
«…в них и виден дух мыслящий» [Пушкин, 1964: 333]; «Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию…» [там же: 99]; «Событие, послужившее основою сему роману, будет <…> незабвенно в военных летописях нашего Отечества» [Сомов — ЛГ, т. III: 165].
Компаративы в функции сказуемого: «…нравственное <…> достоинство ее <о книге>
гораздо важнее всякого другого…» (Вяземский, 1879, с. 152); «Стихотворение Баратынского:
К подражателям, было бы еще лучше, если бы сжато было в эпиграмматическую раму…»
(Вяземский — ЛГ, т. I, с. 61); «―Новейшее собрание романсов и песен‖ чуть ли не хуже всех
старых песенников» (Дельвиг, 1986, с. 240); «…в сем отношении нравственные наблюдения
важнее наблюдений литературных» (Пушкин, 1964, с. 99); «…эта игра едва ли не заманчивее
всякой другой…» (Сомов — ЛГ, т. III, с. 29).
В качестве прилагательных рассматриваются также числительное один (см. выше) и все порядковые числительные: «Люди рассудительные также простят его за некоторое пристрастие к
Французам, и за то, что они везде являются у него на первом плане» [Сомов — ЛГ, т. III: 165].
2.2. Местоимение
Это все разряды местоимений: личные, притяжательные, вопросительно-относительные
(кроме местоимений-наречий), указательные, определительные, отрицательные, неопределенные, возвратное местоимение себя. Местоимения-наречия рассматриваются исключительно как наречия. Особо опишем местоимения, оформляющие местоименную связь в
сложноподчиненных предложениях:
1. Вопросительно-относительные местоимения в функции союзного слова, при этом выступающие в придаточном предложении в двух функциях: а) члена предложения: «В этих
114
отрывках он <…> себя разгадывает или тем, что говорит, или тем, что умалчивает, или тем,
что прибавляет к истине, или тем, что утаивает от нее» [Вяземский, 1879: 227] — дополнения; «…невольно остановимся в изумлении: <…> что заставляло писать этого человека?»
[Гоголь, 1952: 158] — подлежащее; «Люди, которые никогда не были и не будут ни классиками, ни романтиками…» [Дельвиг, 1986: 247] — подлежащее; «…всяк легко себе вообразит, что под его пером стало из лица Кромвеля…» [Пушкин, 1964: 492] — подлежащее;
«…кто уйдет далеко вперед от прочих на сей дороге, тому и честь и слава, и <…> внимание
публики» [Сомов — ЛГ, т. III: 30] — подлежащее; б) определения какого-либо члена предложения: «Не уж-ли писателю ходить в лакейские справляться, какие слова там в чести…»
[Вяземский, 1879: 264]; «Цель этой статьи была доказать <…> какими творениями чужих
хозяев пользовался, как своим? <…> из каких лоскутов барон Брамбеус сшил себе халат?»
[Гоголь, 1952: 170]; «…двух-трех журналистов занимает важная мысль: к какому роду
должно отнести сие поэтическое произведение?» [Дельвиг, 1986: 268)].
2. Местоимения - опорные компоненты подчинительной связи местоименносоотносительного предложения, располагающиеся в главном предложении: «После всего,
что сказано уже было об Истории Русского Народа…» [Вяземский — ЛГ, т. II: 235]; «Книгопродавец Смирдин исполнил с своей стороны все, чего публика вправе была от него ожидать» [Гоголь, 1952: 158]; «Касательно библиографии сего Журнала, скажем то же, что и о
библиографии Журн. иностр. словесн. и пр.» [Сомов — ЛГ, т. III: 41].
Вне организации местоименно-соотносительной связи в предложении местоимения также выполняют функции членов предложения — подлежащего, дополнения, главного члена
однокомпонентного предложения, или выступают в функции согласованного или несогласованного определения. Иллюстрации этих функций местоимений приведены в соответствующих разделах.
Отметим также, что отличаем от прил. один мест. один: неопределенное — «…как весьма
остроумно выразился один Литератор…» [Сомов — ЛГ, т. III: 211], определительное — «В
Москве издавался один только Телескоп…» [Гоголь, 1952: 164]. В отличие от прил. один,
мест. один не несет в себе элемента количественного значения. Так, в примере: «В Петербурге
один только Журнал был увлечен <…> потоком…» [Сомов — ЛГ, т. III: 24] — прил. один определяет количество журналов, попавших под воздействие некоторого современного им поветрия.
2.3. Глагол
Полное причастие как форму глагола (избитый человек) следует отличать от прилагательного, образованного морфолого-синтаксическим способом от причастия (избитая истина), (о причастиях в функции согласованного определения см. «Согласованные определения»). Полные причастия выступают также в функции стержневого компонента обособленного
причастного оборота (см. «Описание обособленных членов»). Краткие причастия выступают в
функции главного члена предложения (см. «Предикативы») или сказуемого: «К ―Фракийским
элегиям‖ присовокуплены разные мелкие стихотворения…» [Пушкин, 1964: 430].
Деепричастие как форму глагола следует отличать от наречия (работать спустя рукава)
и предлога (благодаря кому-чему-л., несмотря на). Инфинитив выступает в предложении в
функции подлежащего (см. «Подлежащее»), простого глагольного сказуемого (см. там же),
главного члена предложения (см. «Элементарные предложения без номинативного подлежащего»), дополнения и несогласованного определения (см. «Разграничение дополнения и
несогласованного определения»). Спрягаемые формы глагола выступают в предложении в
функции сказуемого.
115
2.4. Наречие
Знаменательные и местоименные наречия, зависящие от существительного, глагола,
прилагательного, другого наречия, а также выполняющие функцию сказуемого в подлежащно-сказуемостном, главного члена в неподлежащно-сказуемостном предложении (предикативные наречия) или выступающие в качестве вводного слова. Местоименные наречия чаще
выступают в функции детерминанта или союзного слова. Поскольку две из приведенных функций — несогласованное определение (Х44) и предикатив (Х29) — отражены в перечне используемых нами параметров, их описание дано в соответствующих разделах. Описание вводных
слов уже было сделано выше. Здесь же приведем примеры наречий в остальных функциях:
1. Наречия при прилагательном-определении. Поскольку такие наречия зависят от определения и уточняют его смысл, они входят в группу определяемого существительного. Но
они не рассматриваются как несогласованные определения, их синтаксическая функция не
фиксируется ни одним параметром: «…за исключением весьма, весьма немногих погрешностей…» [Вяземский — ЛГ, т. I: 129]; «…Сенковский поместил довольно большую статью о
сагах…» [Гоголь, 1952: 159]; «…нынешний кодекс ее есть свод всех кодексов частных, по
которым доселе разные литературные правительства судили…» [Дельвиг, 1986: 253]; «Спешим окончить сие слишком уже пространное изложение» [Пушкин, 1964: 118].
2. Наречия при главном члене полупредикативного причастного или адъективного оборота: «…следует <…> верить <…> их взгляду, освещенному свыше…» [Вяземский — ЛГ,
т. I: 292]; «…Сенковский поместил <…> статью о сагах <…>, исполненную ипотез <…>,
схваченных наудачу из разных <…> книг, ипотез, вовсе не принадлежащих русской истории» [Гоголь, 1952: 159]; «Насмешки над книгопродавцами <…> обличают аристократию
<…> издателей, некогда осмеянную так называемыми аристократическими <…> писателями» [Пушкин, 1964: 259].
3. Наречия при сказуемом: «Книжка сия сперва была по частям напечатана в книжках
Славянина, а ныне напечатана особо» [Вяземский — ЛГ, т. I: 251]; «…все это в наше время
почти без цены» [Вяземский, 1879: 166]; «Смотрите на картины Теньера, на корову ПольПотера, и спросите после: как могло возвышенное искусство посвятить кисть свою на подобные
предметы?» [там же: 260]; «Не говорю уже о превосходстве военного гения» [Пушкин,
1964: 484]; «О прозе Русской, Автор говорит только мимоходом» [Сомов — ЛГ, т. III: 56];
4. Наречия как элемент структурной схемы предложения: а) сказуемые в подлежащносказуемостном предложении: «Бедный итальянец <…> тоскует по родине, жалуется, что она
далеко…» [Дельвиг, 1986, с. 227]; б) компоненты двукомпонентного неподлежащносказуемостного предложения без спрягаемой формы глагола (см. ниже раздел «Элементарные предложения без номинативного подлежащего»).
5. Определительные наречия (в основном со значением меры и степени) при другом наречии: «Нигде <…> не выразилось так сильно могущество <…> человека…» [Вяземский,
1879: 228]; «Наша красавица пробуждается очень, очень редко и скоро опять засыпает…»
[Дельвиг, 1986: 266]; «Очень просто…» [Пушкин, 1964: 493]; «Число сих последних почти
вдвое превышает число первых» [Сомов — ЛГ, т. III: 211].
6. Местоименные наречия в позиции детерминанта или в функции союзного слова: «Тут
придется спросить: зачем же читают?» [Вяземский — ЛГ, т. I: 61]; «Чего Автор не успел узнать, когда писал свое введение…» [Вяземский — ЛГ, т. II: 235]; «…как могло возвышенное
искусство посвятить кисть свою на подобные предметы?» [Вяземский, 1879: 260]; «Может
быть, оттого и в своих творениях он жарче <…> там, где душа его коснулась юга» [Гоголь,
116
1952: 51]; «Отчего поэзия заменилась прозаическими сочинениями?» [там же: 172]; «Мы и
тут узнаем подражание нравам парижским» [Пушкин, 1964: 106].
2.5. Служебные слова
Определяя эти слова в анализируемых текстах, мы опираемся на 1-й том «Русской грамматики» 1980 г.
Предлоги. Составные предлоги, как и простые, рассматриваются как одно слово. Проанализированные нами тексты предоставляют следующие примеры: Вяземский: кроме, после, против; в виде («…никому <…> не приходило в голову представить себе Летицию в виде чаши в поле…» — [Вяземский, 1879: 250], в виду (ввиду), за исключением; Гоголь: вместо,
вроде, кроме, посреди, против, через; в сообществе с, недалеко от, несмотря на, по поводу;
Дельвиг: благодаря, выше («Истинный талант выше денег ценит свое искусство» — [Дельвиг, 1986: 268], кроме, подобно, после, прежде; несмотря на; Пушкин: вместо, вопреки, касательно; Сомов — касательно, подобно, после, сквозь; вслед за и др.
Частицы. Простые и составные частицы рассматриваются как одно слово. Например, у
Вяземского: вот (в значении связки при именном сказуемом: «Однозвучность, односторонность, отвлеченность — вот его недостатки» [Вяземский — ЛГ, т. II: 213]; «Истина и простота — вот две главные стихии поэзии» — [Вяземский, 1879: 247], даже, едва ли, нет, разве,
только; не уж-ли; у Гоголя: вряд ли, всего, просто, разве, только, чуть ли не; у Дельвига:
вот (усилительная: «Вот в каком положении русская драматургия!» — [Дельвиг, 1986: 243];
вряд ли, даже, едва ли, чуть ли не; у Пушкина: даже, неужели, разве; у Сомова: будто, хотя; как будто бы и др.
Союзы. При определении союзов использован другой подход. Как отмечает М.В. Ляпон,
отнесение всех составных синтаксически мотивированных (синтагматических) союзов, образованных при участии предлога (а таких большинство среди синтагматических союзов), «к
классу союзов во многих отношениях оказывается условным, так как при усилении знаменательности входящих в такое соединение слов его цельность может ослабляться или разрушаться» [РГ, § 1678]. Например, акцентирование компонента что в составе такого соединения «усиливает знаменательность именного компонента»: в противоположность тому, что;
на основании того, что и др., — в результате чего «все образование утрачивает признаки
целостного союза». Неустойчивость этих союзов проявляется и в том, что в их составе может
варьироваться собственно союзный элемент: в сравнении с тем что (или как), по сравнению
с тем что (или как).
В роли синтаксически мотивированных союзов могут выступать также образования, соотносимые с вводными сочетаниями слов, или объединения простых союзов с такими образованиями, которые при этом занимают позицию конкретизатора: между тем — но между
тем [РГ, § 1679]. Такие конкретизаторы — «это слова и словосочетания, которые подключаются к союзу и уточняют его значение» и, как правило, представлены аналогами союзов
[РГ, § 1671: 1673]. Однако, как указывает М. В. Ляпон, «связующие слова и сочетания» такого типа, выражая «разные виды несобственно соединительных отношений» в сложносочиненных предложениях, «не являются союзами в собственном смысле слова: союзная функция в них производна от <…> значений соответствующих наречий, частиц, вводных слов и
сочетаний» [РГ, § 3147]. Поэтому аналоги союзов, выраженные названными выше частями
речи и словосочетаниями, и все союзы синтагматического типа рассматриваются в своем
полном лексемном составе, а каждый элемент таких союзных объединений определяется соответственно его частеречной принадлежности.
117
Напротив, всегда как одно слово рассматриваются составные синтаксически немотивированные союзы, образованные без участия предлога и не включающие в свой состав падежной словоформы [РГ, § 1677]. Причина — они устойчиво воспроизводятся в речи как готовые лексические единицы. Например, у Вяземского: а все же, а тем более, если и, и то, так
что, тем более, то есть; у Гоголя: как и, как только, потому что, то есть; у Дельвига: доколе не, как и, но все (но все же — «Так или иначе, но все из предмета войны наших классиков и романтиков следовало составить эту комедию» — [Дельвиг, 1986: 247], хотя и, чем бы; у
Пушкина: будто бы, как и, кольми паче (тем более — «Поэзия, которая <…> не должна иметь
никакой цели, кроме самой себя, кольми паче не должна унижаться…» — [Пушкин, 1964: 244],
также и, хотя и; у Сомова: когда бы, но все, равно как и, также как и, тогда как, и др.
М.В. Ляпон отмечает, что к этим союзам близки «союзные соединения», в составе которых простой союз осложнен конкретизатором. При этом он подчеркивает разницу между
«собственно союзами» и их «конкретизаторами» и не называет однозначно такие соединения
сложным или каким-либо иным союзом (ср.: РГ, § 1677, 1671; § 3147)]. В связи с этим союзные соединения, в которых конкретизатор выражен наречием, мы рассматриваем в полном
лексемном составе в отличие от несинтагматических составных союзов: и потому, и следовательно, и так же.
Известно, что «по числу занимаемых в предложении позиций все союзы делятся на одноместные и неодноместные», а среди последних различаются двухместные и многоместные
[РГ, § 1680]. С точки зрения количественной характеристики синтаксических особенностей
текста автора имеет значение именно число позиций, занимаемых союзом. Поэтому каждый
элемент любого многоместного союза (и ... и ... и; да ... да .... да; ни ... ни ... ни; ли ... ли... ли;
или ... или ... или; то ... то ... то и др.) подсчитывается как один союз.
Несколько сложнее схема определения двухместных союзов.
Синтагматически связанные двухместные союзные соединения не являются собственно
союзом, поскольку в них «один из компонентов совмещает союзную функцию с функцией
элемента, формирующего синтаксическую конструкцию», является членом предложения [РГ,
§ 1680: 1683]: «…стоило только кому-нибудь из досужих марателей выставить его <имя Пушкина> на своем творении, уже оно расходилось повсюду» [Гоголь, 1952: 51] — союзное соединение стоило — как, в котором опущен второй элемент; «Не будь у нас новых Журналов <…>, то
чем бы они наполняли свои листочки?..» [Сомов — ЛГ, т. III: 29] — не будь — то. Составляющие такие соединения компоненты (союз, член предложения) рассматриваются раздельно.
При характеристике синтагматически автономных союзных образований [РГ, § 1681],
построенных по схеме «союз — коррелят», учитывается характер последнего. Если имеет
место семантически неспециализированный коррелят (то, так), союз рассматривается как
одно слово: ежели — то; если и — то; если не — то; если — то; как — то («Он уверяет, что
служил <…>, и как ему не только дозволено, но и предписано <…> переодеваться, то и щеголяет орденом…» [Пушкин, 1964: 147]. Семантически специализированный коррелят (тогда, тут, значит, знать, следовательно, стало быть, выходит) в составе таких союзов рассматривается соответственно своей частеречной принадлежности.
Синтагматически автономный союз, построенный по схеме «союз — союз», рассматривается как два (или более) разных слова только в том случае, если представляет собой объединение подчинительного и сочинительного союза (хотя – но; пусть – но; если бы – а то;
едва только – и; чуть – и) или двух других «семантически и формально различных элементов» (лучше – чем; едва – как; чуть только – как; лишь только – и; не то что – но; не то
что – но хотя бы; не то чтобы – но по крайней мере; нельзя сказать чтобы – но и др.). Это
делается для того, чтобы зафиксировать общую тенденцию автора к использованию сложных
118
союзных конструкций. В противном случае некоторые их типы, например: не — а и нельзя
сказать чтобы — но, выполняющие в предложении сходные роли, для языка параметров будут совершенно идентичны. Между тем в плане богатства языка текста это не так: «―Северный певец‖ нельзя сказать украшен, но обезображен двумя литографированными картинками» [Дельвиг, 1986: 262] — «не украшен, а обезображен». Это различие важно потому, что
свидетельствует об авторских предпочтениях, о факте выбора той или иной конструкции. В
остальных случаях союзы типа «союз — союз» определяются как одно слово: не столько —
сколько; столько — сколько; столь — сколь; не только — но и.
В синтагматически автономных союзных объединениях, построенных по схеме «вводное
слово (или словосочетание) — союз» выделяются соответственные лексические единицы и
словосочетания.
Все союзные слова — относительно-вопросительные местоимения (кто, что, какой, который, каковой, каков, кой, чей) и местоименные наречия (где, куда, откуда, когда, как, насколько, почему, отчего, зачем) — рассматриваются в соответствии со своей частеречной
принадлежностью, в качестве знаменательных слов [РГ, § 1684-1688]). Иллюстрации союзных слов даны выше, в соответствующих разделах.
Суммируя принципы определения числа союзов в предложении, можно сказать, что мы
стремимся по возможности фиксировать не число явлений, выполняющих в этом предложении функцию союза, а число слов, являющихся союзами генетически.
2.6. Фразеологизмы, вводные слова и конструкции
Рассматриваются в своем полном лексемном составе и влияют на значения всех соответствующих параметров. Необходимость подробного описания этих конструкций обусловлена
вариативностью их лексемного состава (к сожалению — к великому сожалению), которая
предоставляет автору свободу выбора. В связи с этим трактовка фразеологизированных сочетаний как представителей одной синтаксической связи, в данном качестве выступающих
как одно слово, оказывается малоэффективной, поскольку нивелирует все авторские предпочтения, оказываемые им тому или иному варианту написания. Описание подобных конструкций по образцу свободных словосочетаний может предоставить ценную информацию,
которая в противном случае будет утеряна: о лексическом составе этих конструкций и синтаксических отношениях между их членами. Поэтому при их описании учитываются согласованные/несогласованные определения и группы существительных. Все слова, составляющие такие конструкции, в т. ч. и модальные (кажется, очевидно), идентифицируются по их
генетической частеречной принадлежности (Х19-Х28).
Фразеологические единицы: «Творите в добрый час…» [Дельвиг, 1986: 235] — существительное с предлогом и прилагательное; «…Борис Годунов до последнего издыхания великим умом своим все держит…» [там же: 270] — то же; «Об исторических мнениях г-на Ф. Б.
мы <…> можем судить по статье <…>, в которой он бог знает чего требует от нынешних историков» [там же: 255] — существительное + спрягаемая форма глагола + местоимение.
Вводные слова и конструкции: «Люди <…> осуждали, между прочим, в ―Иване Выжигине‖ неопределенность времени…» [там же: 238] — предлог + субстантив от местоимения;
«…он, так сказать, утоляет жажду нашего любопытства…» [там же: 246] — наречие + инфинитив; «Так или иначе, но все из предмета войны наших классиков следовало составить эту
комедию» [там же: 247] — наречия; «Может быть, сыщутся люди, которые наше замечание
<…> назовут мелочною привязкою» [там же: 265] — спрягаемая форма глагола + инфинитив; «Единственный недостаток поэмы ―Полтава‖, по нашему мнению, заключается в лири119
ческой форме» [там же: 269] — существительное с предлогом + местоимение в функции согласованного определения; «Разумеется, не от страха откажется он от боя…» [Вяземский —
ЛГ, т. I: 143] — спрягаемая форма глагола; «Для вас и старина еще не ушла: до вас, можно
сказать, еще и не дошла она» [Вяземский — ЛГ, т. I: 183] — наречие + инфинитив.
3. Количественная характеристика членов предложения
3.1. Предикативы
Как известно, к предикативам относятся слова разных частей речи, «причем не во всех
своих лексических значениях, а только в тех из них, которые закреплены за употреблением
этих слов в функции сказуемого» — главного члена односоставного безличного предложения (по традиционной классификации предложений), или первого компонента двукомпонентного неподлежащно-сказуемостного предложения без спрягаемой формы глагола [ср.:
Русский язык, 1979: 226; РГ, §2424-2447]. Существует полемика относительно того, являются ли предикативы самостоятельной частью речи.
Все слова, выступающие в значении предикативов, мы распределяем по их исходной
частеречной принадлежности. Таким образом, понятие «предикатив» используется нами как
обозначение синтаксической функции главного члена одного из типов неподлежащносказуемостных (безличных) предложений, свойственной словам разных частей речи.
Изученные тексты содержат следующие примеры предикативов:
1. Существительные: «Охота им мешаться…» [Вяземский, 1879: 265] — для таких предикативов определяется группа существительного.
2. Предикативные наречия: «Не удивительно, что критикам Галатеи неизвестны стихи о
Сонете из L‘Art poétique <…>, но грешно им не знать тех же стихов, переведенных <…>
Графом Хвостовым» [Вяземский — ЛГ, т. I: 61]; «...никакого действия не было заметно с его
стороны» [Гоголь, 1952: 158; РГ, § 2435, пункт 1]; «Нельзя и сомневаться, чтобы при большем старании невозможно было сделать большего» [Гоголь, 1952: 176]; «Желательно было
бы слышать более о сем <…> монастыре» [там же: 194]; «Кому лучше можно оценить талант, как не таланту?» [Дельвиг, 1986: 256]; «Но должно ли на них негодовать?» [Пушкин,
1964: 217]; «Спрашиваю: можно ли на целый народ изрекать такую страшную анафему?»
[там же: 402]; «…жаль, что от намерения до выполнения не один только шаг» [Сомов — ЛГ,
т. III: 24].
3. Страдательные причастия прошедшего времени на -но, -то: «Каждому предоставлено
пользоваться свободною дорогой…» [Сомов — ЛГ, т. III: 30]; «…и как ему не только дозволено, но предписано всячески переодеваться, то и щеголяет Орденом…» [Пушкин, 1964:
147]; «Каждая новая система философическая есть новая ступень для ума, которому положено от бога непрестанно усовершенствоваться…» [Дельвиг, 1986: 261; РГ, § 2424].
4. Предикативное слово «нет» в составе двукомпонентного предложения с лексически
ограниченными компонентами [РГ, § 2459-2468]: «Тут нет и тени лицеприятия» [Вяземский
— ЛГ, т. I: 62]; «Нет плодов, нет овощей, из которых нельзя было бы делать вина» [Дельвиг,
1986: 262]. Предикативное слово нет рассматривается как знаменательное, но его частеречная принадлежность не определяется.
120
3.2. Подлежащее
Количество подлежащих в цельном предложении (Х32) определяют подлежащие номинативные и неноминативные. В число первых входят:
1. Им. п. имени существительного (о субстантивах в функции подлежащего см. раздел
«Имя»): «В журнальной статье Автор проговаривается» [Вяземский — ЛГ, т. I: 144]; «Название этой газеты: Литературные прибавления к Инвалиду» [Гоголь, 1952: 164]; «Мысли ложные!» [Дельвиг, 1986: 235]; «Русская Илиада перед нами» [Пушкин, 1964: 98] и т. п.
2. Им. п. местоимения: а) личного: «Мы живем в веке промышленности…» [Вяземский
— ЛГ, т. I: 183]; «В этом отношении я совершенно не согласен…» [Вяземский — ЛГ,
т. I: 282]; «Но вы <…> любите только ту комедию, которая во Французском кафтане…» [Вяземский, 1879: 261]; «Она — быстрый, своенравный размен всеобщих мнений…» [Гоголь,
1952: 156]; «…они всегда готовы переводить наши сочинения» [Дельвиг, 1986: 237]; б) отрицательного: «О нем никто не говорил, на него никто не ссылался…» [Гоголь, 1952: 163]; в)
неопределенного: «Как только кто-нибудь сделает им упрек…» [Гоголь, 1952: 169]; г) вопросительно-относительного в местоименном вопросительном предложении (о таком местоимении в функции подлежащего придаточного предложения см. раздел «Местоимение»): «Определил ли, понял ли кто Бориса Годунова…» [там же:54]; «Кто наши записные рецензенты?» [Пушкин, 1964: 256] и т. п.
3. Количественно-именное сочетание, в котором числительные и неопределенноколичественные слова (много, несколько и др.) рассматриваются как существительные (см.
раздел «Имя»): «От этого произошло чрезвычайно много самых странных явлений в наших
романах» [Гоголь, 1952: 202] и т. п.
4. Числительные (существительные в соответствии с нашим подходом), местоимения
один, всякий, каждый, некоторые, прилагательные любой, многие с предложно-падежной
группой «из + род. п.» [Русский язык, 1979: 213]: «Каждый из современников свыкся <…> с
сим историческим лицом…» [Вяземский, 1879: 250]; «Многие из вывесок <…> служат прискорбными вывесками невежества…» [Вяземский — ЛГ, т. I: 281]; «Один из них, взглянувши
на картину, покачал головою…» [Гоголь, 1952: 53]; «Некоторые из новых Журналов уже явились на белый свет; некоторые из старых отошли к вечному покою…» [Сомов — ЛГ, т. III: 24];
«Немногие только из песен <…> носят на себе печать унылости» [Сомов — ЛГ, т. III: 212].
Подлежащее, выраженное инфинитивом, не является номинативным. Поэтому оно влияет не только на количество подлежащих в цельном предложении, но и на число элементарных предложений без номинативного подлежащего (Х13): «…говорить <…> не шутя, значило бы…» [Вяземский — ЛГ, т. II: 235]; «Воображать же, чтобы законы какой-нибудь поэмы,
трагедии и проч. были <…> мерилами пьес, после них написанных, и смешно, и недостойно
человека мыслящего» [Дельвиг, 1986: 269].
В предложениях, структурную схему которых составляет сочетание существительного и
инфинитива, подлежащее может быть как номинативным, так и неноминативным. Соответственно, различаются два типа предложений с некоординируемыми главными членами, в которых характер подлежащего (а следовательно, и сказуемого) определяется исключительно
порядком слов [ср.: РГ, § 2382-2388; § 2396-2404]: «А там уже дело вкуса <...> избирать любое для подражания…» [Вяземский, 1879, с. 262]; «Далее Мильтон утверждает, что править
государством безделица; то ли дело писать латинские стихи» [Пушкин, 1964, с. 491].
Следует обсудить также такой тип подлежащно-сказуемостных предложений с некоординируемыми главными членами, в котором сказуемым является «имя в форме любого косвенного падежа, обстоятельственное наречие, компаратив или откомпаративное прилагательное типа поменьше <…>, слова его, ее, их» [РГ, § 2372]. Например: «все это в наше вре-
мя почти б е з ц е н ы » [Вяземский, 1879:166]; «Он весь в с е б е » [Гоголь, 1952: 154]; «Русская Илиада п е р е д н а м и » [Пушкин, 1964: 98].
В таких предложениях порядок слов может быть обратным: «…отчего у нас в большом
ходу водяные романы и повести?» [Гоголь, 1952: 172]; «Вот в каком положении русская драматургия!» [Дельвиг, 1986: 243]. Поэтому исследователи предлагают отличать подобные
конструкции от не подлежащных, однокомпонентных предложений с обстоятельственными
детерминантами, стоящими в препозиции и обладающими пространственным значением [РГ,
§ 2378]: «…под каждым числом <…> ознаменование случившихся <…> сражений и все подвиги нашего победоносного войска» [Гоголь, 1952: 198].
Подробный перечень предложений, определяющих число предложений без номинативного подлежащего, дан ниже, в соответствующем разделе.
3.3. Разграничение дополнения и несогласованного определения
В традиционном учении о членах предложения имеет место проблема разграничения
косвенного приименного дополнения и несогласованного определения-существительного.
Она обусловлена тем, что последнее выделяется на основании логического вопроса, в то
время как его форма — косвенный падеж имени существительного с предлогом или без
предлога, характеризует его как дополнение. При этом отмечается, что основным идентификатором косвенного приименного дополнения (как и приглагольного) является объектное
значение падежной формы существительного, а показателем того, что существительное является несогласованным определением,- субъектное значение его формы. Однако в отношении ряда случаев констатируется невозможность разграничения этих двух типов распространителей [см.: Русский язык, 1979: 76-77].
Наиболее простой вариант снятия этой проблемы - признание того, что характер значений и соответствие некоторому логическому или падежному вопросу не являются постоянными отличительными признаками дополнения и определения. Таковыми являются присказуемость первого (позиция распространения глагольного или именного сказуемого) и присубстантивность второго [Современный русский язык, 1999: 699].
Поэтому независимо от того, обладает ли косвенный падеж приименного зависимого существительного объектным или субъектным значением, это существительное всегда идентифицируется как несогласованное определение. Так, в примере: «В германских <…> лесах
открывает он уже то стремление к отвлеченности, к уединению, к феодальному разъединению…» [Пушкин, 1964: 398] — группа существительных с предлогом к представляет собой
не дополнения, а несогласованные определения к сущ. стремление, хотя и обладают объектным значением. Сказанное относится и к именам существительным, распространяющим
главный член назывного предложения.
Однако в ряде случаев при употреблении этого критерия все же возникают трудности,
поскольку управление сказуемого и существительного могут совпадать в отношении какоголибо другого существительного. Иногда и характер значения последнего указывает на то,
что любая из предполагаемых связей одинаково возможна. В таких ситуациях функция зависимого существительного определяется лексической сочетаемостью слов, порядком слов,
значением словосочетаний, получаемых в итоге дробления предложения на составные части.
Например: 1) «Совершенство форм и изящество вкуса древних Греков, служили образцами в
искусствах всем просвещенным народам» [Сомов — ЛГ, т. III: 40]; 2) «Слог издателя должен
будет служить образцом для всех ученых словарей» [Пушкин, 1964: 475]. Параллелизм синтаксических позиций в этих предложениях нарушен только существительным искусство в
122
предл. п. мн. ч. с предлогом. Оно рассматривается как несогласованное определение по двум
причинам: 1) находится в присловной позиции; 2) обладает уточняющим определительным
значением [РГ, § 2733], здесь идентичны собственно определительному значению словосочетания образцы искусства. Есть случаи, в которых практически невозможно определить задуманную автором конструкцию структурных элементов предложения: «Попытки его в творениях важнейших: Последняя песнь Чайльд-Гарольда, Смерть Сократа, оказывают совершенный недостаток в нем драматической силы…» [Вяземский — ЛГ, т. II: 86] — порядок
слов и задаваемый им смысл осложняет здесь однозначную квалификацию сочетаний в творениях и в нем как детерминантов, которые мы определяем как несогласованные определения в силу их присловной позиции и в пользу конечного смысла получаемых словосочетаний: ‗предпринятые им в важнейших из своих творений попытки‘ обнаруживают ‗свойственный ему недостаток драматической силы‘.
В случаях, когда есть возможность избежать применения семантического критерия, первичной считается связь, диктуемая сказуемым (главным членом), и зависимое существительное рассматривается как дополнение: «Вольтер, изгнанный из Парижа, <…> искал убежища
на берегу Женевского озера» [Пушкин, 1964: 411] — неоднородные дополнения, хотя в ином
контексте возможна синтаксическая группа «убежище на берегу озера»; «Тут нет никакой
натяжки в предположении автора» [Вяземский, 1879: 263] — предложение распространено
двумя обстоятельственными детерминантами (в т. ч. тут — [см. РГ, § 2058]), второй из которых рассматривается как дополнение.
При разграничении дополнения и несогласованного определения большое значение имеет также определение объема глагольного сказуемого, зависящее от того, в какой мере удовлетворяется требование его «семантической полноценности». При этом в науке существует
тенденция повышения степени неопределенности в установлении границ сказуемого «по мере нарастания значимости глагола» [Лингвистический энциклопедический словарь, 1990:
454-455]. Наиболее очевидным является объединение в один член предложения (т.е. в сказуемое) сочетания спрягаемой формы глагола, обладающей отвлеченным значением, с полнозначным словом (существительным), означающим действие или состояние: «Таковое смирение во французском писателе <…> вероятно, будет иметь большое влияние на словесность» [Пушкин, 1964: 488]; «Слава Кутузова не имеет нужды в похвале…» [там же: 485];
«язык этой повести имеет <…> сходство ближайшее: с языком новейших комедий наших…»
[Вяземский — ЛГ, т. I: 292] — соответственно, сущ. с предлогом словесность, похвала, язык
следует рассматривать как дополнения. При этом допускается сохранение определенной степени информативной недостаточности сказуемого: влиять (на кого-что-н.), нуждаться (в
чем-н.), быть схожим (с кем-чем-н.), и т. д.
Итак, дополнением является:
1. Всякое имя (существительное или местоимение) в косвенном падеже, которое зависит:
а) от глагольного или именного сказуемого: «Но оставим ее снова высказывать свое призвание» [Вяземский, 1879: 153]; б) от главного члена полупредикативного обособленного оборота (причастного, деепричастного, адъективного): «…эта важная простота <…>, чуждая
безотчетных увлечений и эффектов, но богатая поэзией истины» [Дельвиг, 1986: 269] — два
адъективных оборота содержат три дополнения, из которых первые два являются однородными членами; в) от главного члена всякого односоставного предложения, кроме назывного
(номинативного).
2. Объектный инфинитив.
3. Предложно-падежная группа имен, называющая те или иные атрибуты (место, время,
интенсивность, качество, цель и т.п.) действия, названного сказуемым, или ситуации, опи123
санной предложением (детерминанты): «Издатель <…> не может быть судьею в собственном
деле» [Сомов — ЛГ, т. III: 164—165]; «Нам приятно видеть поэта во всех состояниях, изменениях его живой и творческой души…» [Пушкин, 1964: 434].
4. Существительное в косвенном падеже, зависящее от стержневого компонента какоголибо поясняющего обособленного оборота (кроме субстантивного), а также инфинитива, выполняющего функцию несогласованного определения: «нашли способ <…> обратить его
<сердце> к новым упованиям, к новым потребностям» [Вяземский — ЛГ, т. II: 86]. В данном
примере, в отличие от приведенных выше, сочетание нашли способ не рассматривается как
составное сказуемое, так как сущ. способ означает здесь непосредственно тот объект, на который направлено действие, названное глаголом, не образует с последним целостного обозначения действия.
3.4. Описание групп однородных членов
Как отмечают исследователи синтаксиса современного русского языка, в число членов
однородного ряда входят не только словоформы, связанные между собой сочинительной связью и занимающие в предложении одну и ту же синтаксическую позицию, но и все распространители членов такого однородного ряда: «целые словосочетания или синтаксические
группы, включающие обособленный оборот или придаточное предложение», так как и они
вступают «в составе ряда в сочинительные отношения» [РГ, § 2068].
Однако такой подход не отвечает требованиям используемого метода, поскольку учет
всех этих распространителей в качестве членов однородного ряда приведет к наложению
друг на друга значений параметров, описывающих различные структурные элементы предложения. Например, число членов однородного ряда будет смешано с числом членов обособленных оборотов, что повысит коэффициент корреляции между этими параметрами, снизит их
информативность. В качестве элемента однородного ряда не может быть рассмотрено придаточное предложение, поскольку оно представляет собой отдельную предикативную единицу.
Следует особо обсудить также такие особенности сочинительного ряда, как выделение
членов в его составе и наличие пояснительных отношений между его членами. Выделение
члена в составе ряда осуществляется при помощи частиц, модальных слов и наречий и сопровождается противопоставлением выделенного члена другим членам ряда [РГ, § 2083]:
«Некоторые попытки в век Екатерины II, особливо две песни Михайла Попова, служат тому
свидетельством» [Сомов — ЛГ, т. III: 211]. Выделенный член ряда занимает в предложении
ту же синтаксическую позицию, что и весь ряд, что отличает его от обособленного оборота:
«Указы и Грамоты Царей (особливо со времен Царя Михаила Федоровича)…» [Сомов — ЛГ,
т. III: 48]. Поэтому выделенный член ряда (первый пример) не рассматривается как обособленный член (второй пример).
Члены сочинительного ряда могут быть связаны пояснительными отношениями. При
этом последние «имеют некоторые признаки подчинения», что несколько размывает границы такого ряда. Соответственно различаются собственно сочинение и пояснение [РГ, § 20742083; § 2084-2089]. Так, в примере: «Но тот и другой, они оба — явления, принадлежащие
нашему миру…» [Гоголь, 1952: 53] — члены ряда связаны между собой пояснительными отношениями общего и частного. Одним членом всякого ряда с такими отношениями является
обобщающее слово (здесь — оба), а второй член представляет собой собственно однородный
сочинительный ряд (тот и другой). Подобная конструкция называется «сложным рядом»
[РГ, § 2086, 2071]. При этом известно, что обобщающее слово занимает в предложении «ту
же позицию, что и однородные члены предложения», с которыми оно соотнесено [Русский
124
язык, 1979: 166]. В связи с этим обобщающее слово мы рассматриваем как один из членов
такого однородного ряда: «язык его, слог его, формы его <…> все это в наше время почти
без цены» [Вяземский, 1879: 166] — 4 однородных подлежащих, последнее из которых представлено словосочетанием все это в значении обобщающего слова.
Наконец, определим критерии подсчета числа однородных сказуемых. При этом будем
отталкиваться от позиции, принятой в «Русской грамматике» 1980 г., согласно которой сказуемые однородными быть не могут: «Сочинительным рядом может быть занята любая синтаксическая позиция, кроме главного члена предложения, заключающего в себе значение
предикативного признака» [РГ, § 2066, 2754]. Исследователи отмечают, что традиционная
интерпретация цельного предложения с одним подлежащим и несколькими соотнесенными с
ним сказуемыми «не всегда последовательна», поскольку критерий отграничения простых
предложений от сложных неустойчив: 1) для сказуемых, связанных сочинительной связью,
главным признаком считается однородность их соотнесения с подлежащим, а для сказуемых,
связанных подчинительным союзом, - сам характер этой связи, что позволяет интерпретировать
предложение как сложноподчиненное; 2) предложение рассматривается как простое с однородными сказуемыми лишь при совпадении их видовых и временных значений; 3) интерпретация
предложения зависит также от грамматического выражения сказуемых, которые могут быть
представлены глагольной формой, существительным, прилагательным, наречием.
Вторую и третью трудности применения традиционного критерия позволяет разрешить
позиция, согласно которой однородными считаются любые сказуемые, соотносящиеся с одним и тем же подлежащим [Русский язык, 1979: 173]: «Таковое смирение во французском
писателе <…> должно было сильно изумить поборников исправительных переводов и, вероятно, будет иметь большое влияние на словесность» [Пушкин, 1964: 488] — однородные глагольные сказуемые; «Развязка несбыточна или по крайней мере, есть анахронизм» [там же: 323]
— однородные именные сказуемые; «…(не говоря уже о Нелединском, которого песни совершенно в другом роде, и в сравнение идти не могут)…» [Сомов — ЛГ, т. III: 214] — в придаточном предложении однородные сказуемые выражены также грамматически неодинаково.
Цельное предложение, в котором сказуемые связаны подчинительным союзом, мы рассматриваем как сложноподчиненное — в соответствии с традиционным подходом:
«…властолюбие, за которое держала его фортуна, когда погружала в водах Стикса <…>, и
предала <…> на произвол собственных страстей…» [Вяземский, 1879: 244]; «Поэт может
быть и тогда национален, когда описывает <…> сторонний мир, но глядит на него глазами
своей национальной стихии…» [Гоголь, 1952: 51] — в этих примерах союзное слово когда
вводит неполное контекстуальное придаточное временное предложение, в котором опущено
подлежащее (фортуна, поэт); соответственно, сказуемые в этом придаточном (погружала и
предала; описывает и глядит) рассматриваются как однородные [ср.: ЛГ, т. I: 144].
Итак, с учетом сделанных замечаний опишем правила определения значений рассматриваемых параметров.
Под группой однородных членов понимается непосредственно каждый член некоторого
однородного ряда независимо от того, является ли он распространенным.
Число групп однородных членов в цельном предложении (Х34) определяют: однородные
подлежащие, сказуемые и дополнения (в т.ч. однородные дополнения при главных членах
полупредикативных и поясняющих оборотов — см. выше). Однородные определения и другие зависимые словоформы не учитываются при подсчете групп однородных членов, так как
образуют синтаксическую группу того или иного члена предложения (подлежащих и дополнений), но сами членами предложения не являются [см.: Мещанинов, 1958: 27].
125
Однородные подлежащие: «Телескоп и Журнал иностранной Словесности <…>, Молва и
Эхо, Литературные прибавления к Русскому Инвалиду и Новая детская библиотека, с. Петербургский Вестник и Листок <…>, наконец Колокольчик: вся эта многразличность <…>
манила любителей журнального чтения…» [Сомов — ЛГ, т. III: 39] — выраженные названиями журналов, каждое из которых рассматривается как одно слово; «…язык Колокольчика
не совсем <…> правилен; <…> в нем встречаются Петербуржцы <…>, консепции, паралитические фантазии…» [Сомов — ЛГ, т. III: 40] — выраженные извлечениями из текстов других
авторов, каждое из которых также рассматривается как одно слово (см. раздел «Имя»); «Волков, Востоков, Мерзляков, Милонов, Филимонов, Вердеревский и другие <…> печатали свои
переводы…» [Дельвиг, 1986: 233-234].
Однородные именные сказуемые: «они во все лицо, во весь рост, живые» [Вяземский —
ЛГ, т. I: 144]); «Перевод сего романа <…> отличается верностью, слогом живым и чистым»
[Сомов — ЛГ, т. III: 197]; «Извещение о том, что критика будет благонамеренная, чуждая
личностей и партий, тоже не показывает цели» [Гоголь, 1952: 171[; «Предприятие полезное и
прекрасное, достойное подражания» [Дельвиг, 1986: 252]; «..большая часть их <истин> остается без применения и непонятая в нашей памяти» [там же: 257]; «Иное сочинение само по
себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию…» [Пушкин, 1964: 99].
Однородные глагольные сказуемые: «…Сенковский занимался <…> множеством всякого
рода пустых книг; над ними шутил, трунил и показывал то остроумие, которое так нравится
некоторым читателям» [Гоголь, 1952: 160].
Однородные дополнения при сказуемом (в т.ч. однородные детерминанты): «…за исключением <…> погрешностей, или лучше сказать недосмотров» [Вяземский — ЛГ, т. I:
129] — однородные обстоятельственные детерминанты [РГ, § 2051]; «желаем <…>, чтоб и
впредь Журнал сей поддерживался такими же качествами (разнообразием и занимательностью)» [Сомов — ЛГ, т. III: 41] — как отмечено выше, обобщающее слово и ряд рассматриваются вместе как однородные члены.
Однородные дополнения в составе полупредикативных оборотов: «…стихи Княжнина,
<…> кипящие силою и веселостью, — каким-то непринужденным, мнимо-свободным многословием и пустословием, какою-то небрежностью…» [Вяземский — ЛГ, т. I: 292] — в составе причастного оборота; «…усталости, близкой к охлаждению, к беспечности, к дремоте…» [Вяземский — ЛГ, т. II: 86] — в составе полупредикативного адъективного оборота;
«Выключая поэзию драматическую <…> (на пример Пинто, историческая комедия Лемерсье)…» [Вяземский — ЛГ, т. II: 212] — в составе деепричастного оборота; связаны такой
разновидностью пояснительных отношений, как включение [РГ, § 2088].
В число членов групп однородных членов (Х35) входят все знаменательные и служебные
слова (неотъемлемые союзы, предлоги и частицы), составляющие группы этих членов: а) все
члены групп существительных, являющихся в предложении однородными подлежащими или
дополнениями; б) все распространители инфинитива, находящегося в позиции члена однородного ряда подлежащих или дополнений; в) наречия и дополнения (с членами групп тех и
других), распространяющие отдельные члены однородного ряда сказуемых.
В качестве членов групп однородных членов не рассматриваются: а) для существительного, являющегося одним из однородных членов или входящего в группу однородного члена, — все те конструкции, которые не рассматриваются как члены группы существительного
(см. ниже); б) при описании однородных подлежащих или дополнений, выраженных инфинитивом, — все обособленные обороты; в) при описании однородных сказуемых — детерминанты, распространяющие однородный ряд сказуемых в целом, спрягаемая форма глагола
126
однородных глагольных сказуемых, глагольная связка быть и любая другая связка однородных именных сказуемых.
4. Описание обособленных членов
Мы опираемся на следующую типологию обособленных оборотов: 1) полупредикативные: причастный, деепричастный, субстантивный, адъективный [РГ, § 2104-2116];
2) поясняющие: субстантивный (в т. ч. приложения и ограничительно-выделительные обороты), адъективный, наречный, глагольный и инфинитивный [РГ, § 2118-2124].
Причастные и деепричастные обороты и их члены определяют значения параметров Х38
и Х39. Эти обороты легко вычленяются: «Каждому предоставлено пользоваться свободною
дорогой, не заграждая пути другим…» [Сомов — ЛГ, т. III: 30], и т.п. Но некоторые моменты
надо оговорить особо.
Причастные обороты всегда постпозитивны в противоположность распространенным
причастным определениям. Если несколько причастий (или деепричастий) обладают общей
группой зависимых слов, то вся группа понимается как один оборот. Если же у причастий
(или деепричастий) группы зависимых слов различны — имеют место разные обороты независимо от того, отделены ли они друг от друга знаком препинания: «…слог его, формы его,
им самим заимствованные у чужестранцев и даже не примененные к нравам нашим и историческим преданиям, все это в наше время почти без цены» [Вяземский, 1879: 166].
Причастный оборот не всегда бывает выделен в тексте знаками препинания: «…нашли способ <…> вызывать его <сердце> из среды существенности все испытавшей, все поглотившей»
[Вяземский — ЛГ, т. II: 86] — два причастных оборота, первый из которых не обособлен.
Все остальные обороты описываются параметрами Х46, Х47.
Полупредикативный субстантивный: «…законы чести, сии необходимые предрассудки
общества, определили…» [Вяземский — ЛГ, т. I: 143]; «Мопертюи, президент Берлинской
академии, поссорился с профессором Кѐнигом» [Пушкин, 1964: 417].
Полупредикативный адъективный: «отличается веселостью непринужденною и неоскорбительною ни для <…> вкуса, ни для чьей-либо личности» [Сомов — ЛГ, т. III: 41] — в тексте не выделен знаками препинания; «Не успеет пройти год-другой, как толки, вначале довольно громкие, уже безгласные, неслышные…» [Гоголь, 1952: 174] — полупредикативный
адъективный, а после него — однородные именные сказуемые; «видит <…> систему, общую
тогда в Европе» [Пушкин, 1964: 139]; «Зачем ему было променивать свою независимость на
<…> милости государя, ему чужого» [там же: 419].
Поясняющий субстантивный: «Таковое смирение во французском писателе, первом мастере своего дела, должно было сильно изумить поборников исправительных переводов…»
[там же: 488] — согласованное приложение; «…является нам впервые по святочному: в маскарадном платье» [Сомов — ЛГ, т. III: 40]; «Иногда, в самую тяжкую для действующего лица минуту, Русские певцы примешивают иронию» [Сомов — ЛГ т. III: 212] Поясняющий
субстантивный оборот также не всегда обособлен: «Хороший роман читается в один присест
от доски до доски» [Вяземский — ЛГ, т. I: 129].
Поясняющий наречный: «…он увидел, что антикритик <…> и его полагает найти с легко
раздражаемым самолюбием, заставляющим нас часто, назло своих мечтательных соперников, а
более назло здравого смысла, называть белое черным, черное белым» [Дельвиг, 1986: 234]).
Сравнительный оборот: «Нигде и ни в ком не выразилось так сильно могущество и немощь человека, как в Наполеоне…» [Вяземский, 1879: 228]; «…каждое слово необъятно, как
поэт» [Гоголь, 1952: 55]; «Никогда московские продавцы подобных книжонок не были так
127
сильно уверены в оплошности своих покупателей, как издатель ―Берлинских привидений‖»
[Дельвиг, 1986: 236]. Сравнительным обособленным оборотом может быть и именное сказуемое [Русский язык, 1979: 329]: «…Парижские щеголи и щеголихи не что иное, как приманки» [Вяземский — ЛГ, т. I: 282].
В качестве обособленных членов рассматриваются также вводные слова и конструкции
(см. выше).
Поскольку причастные и деепричастные обороты описываются отдельно от всех остальных оборотов, с точки зрения языка параметров все обороты делятся на два типа. При описании соподчиненных оборотов первого и второго типа их члены не пересекаются: «касаясь
предметов, близких к ней» [Вяземский, 1879: 257] — члены адъективного оборота не входят
в число членов деепричастного оборота; «…читатели заметили в них <…> много похищений, сделанных наскоро, на всем бегу…» [Гоголь, 1952: 161] — члены поясняющего субстантивного оборота не входят в причастный оборот. Если же соподчиненными оказываются
обороты одного и того же типа, общее количество их членов суммируется.
5. Описание структуры групп существительных и их членов
5.1. Несогласованные определения
В число несогласованных определений (Х44) входят:
1. Все существительные в косвенных падежах с предлогом и без него (в т.ч. несогласованные приложения), управляемые другим именем существительным или примыкающие к
нему: «Но следует <…> верить <…> их взгляду, <…> который в противоречиях, в несовместностях на наши глаза непросвещенные, ловит отношения верные…» {Вяземский — ЛГ,
т. I: 292] — определение означает ‗мы считаем их несовместностями, не понимая, что они не
являются таковыми‘; «В одном из Московских Журналов находится следующее обращение
литературного судии в тяжбе между Публикою и Автором» ([Вяземский — ЛГ, т. I: 281] —
определение по сопричастности одного действия, названного подлежащим (обращение), к
другому действию (тяжба), а не место расположения самого документа, которое выражено
детерминантом «В одном из <…> Журналов»; «Статьи <…>: Газетный крикун, Экзамены
<…>, Зверек нового поколения и другие…» [Вяземский — ЛГ, т. I: 183] — приложения, три
из которых выражены заголовками статей (о количественной характеристике таких имен см.
выше), а одно – субстантивированным прил. другие; «В ней Поэт <…> счастливо схватил отличительную черту сих последних: переходы ощущений» [Сомов — ЛГ, т. III: 213] — обособленный поясняющий субстантивный оборот-приложение.
Несогласованным определением является приложение, например, название литературного произведения [Русский язык, 1979: 233]: «Другой отрывок, из трагедии: Марфа Посадница, также очень хорош…» [Сомов — ЛГ, т. III: 41].
2. Необособленные распространяющие инфинитивы с зависимыми от них словоформами: «Одна безотчетная поспешность добраться поскорее до конца выглядывает из каждой
сцены…» [Дельвиг, 1986: 266]; «…обещания Русского Историка довести Историю отечества
до нашего времени, есть <…> раскрашенная вывеска для прохожих…» [Вяземский — ЛГ,
т. I: 282].
3. Примыкающее к существительному наречие с зависимыми от него словами: «никому
<…> не приходило в голову представить себе Летицию в виде <…> виноградной лозы замужем за акациевым деревом» [Вяземский, 1879: 250].
128
4. Местоимения он (она, оно, они), оный и др. в притяжательном и некоторых других значениях: «найдется их несколько» [Вяземский, 1879: 173] — определение к сущ. несколько (об
интерпретации числительных см. выше); «Ежели сочинитель оных молодой человек, то мы
примем смелость <…> попросить его…» [Дельвиг, 1986: 232]; «…найдутся хулители его
способа переводить…» [там же: 249]; «…между тем похвалы ему не умолкали в каждом номере ―Северного архива‖…» [Пушкин, 1964: 251].
Определяемое существительное может быть как членом предложения, так и несогласованным определением: «…находится <…> обращение <…> в тяжбе между Публикою и Автором» [Вяземский — ЛГ, т. I: 281] — сущ. Публика и Автор определяют сущ. тяжба, которое является несогласованным определением подлежащего обращение; «…разгул и раздолье
<…>, отразились на его первобытных годах вступления в свет» [Гоголь, 1952: 50] — сущ.
свет определяет сущ. вступление, которое определяет дополнение годы; «…найдутся хулители его способа переводить…» [Дельвиг, 1986: 249] — сущ. способ определено местоимением и инфинитивом, и определяет подлежащее, выраженное сущ. хулители; «Но кажется
―Литературная газета‖, совершив свой единственный подвиг — совершенное уничтожение
(литературной) славы г. Булгарина, — почиет на своих лаврах…» [Пушкин, 1964: 256] —
обособленное приложение, включающее последовательно подчиненные определения слава и
Булгарин.
В число несогласованных определений не входят обособленные полупредикативные и
поясняющие (за исключением приложений) субстантивные обороты.
5.2. Согласованные определения
В число согласованных определений (Х42) входят следующие согласуемые с определяемым существительным словоформы:
1. Прилагательные (в т.ч. те, что формируют обособленные полупредикативные адъективные обороты): «…обильное поле романов, исторических, философических, сатирических,
нравственных <…>, ждет еще возделывателей» [Дельвиг, 1986: 244].
2. Местоимения: а) определительные: «…примеры оные весьма редки» (Вяземский —
ЛГ, т. I, с. 182); «Это собрание <…> стихотворений — ряд самых ослепительных картин»
[Гоголь, 1952: 54]; «…каждое слово необъятно…» [там же: 55]; «…он преспокойно проговорил следующее непонятное заклинание и упал в обморок…» [Дельвиг, 1986: 229]; «Не одни
жители Марсели слышали речь Князя Мещерского…» [Сомов — ЛГ, т. III: 59]; б) неопределенные: «Он также с некоторою справедливостью мог сказать: ma vie est un combat» [Вяземский, 1879: 174]; «Оно <влияние> ограничилось только <…> кой-какими подражаниями…»
[Пушкин, 1964: 405]; «Одна мысль заслуживает внимания по своей новости» [Сомов — ЛГ,
т. III: 40]; «Некоторые <…> причисляют также к песням народным песни наших горожан
низшего разряда, или, как весьма остроумно выразился один Литератор, людей пятнадцатого класса» [Сомов — ЛГ, т. III: 211]; в) и т. д.
3. Нераспространенные причастия, не формирующие обособленные причастные обороты: «…для критика мыслящего она предоставляет <…> работу на целые годы» [Гоголь,
1952: 175]; «…тем трогательнее кажутся сии <…> слова умирающего Бориса…» [Дельвиг,
1986: 270].
4. Причастия в составе распространенных причастных определений. У Вяземского встречаются лишь два раза: «На вырученные деньги за сочинение свое, он заплатит заимодавцу,
ремесленнику…» [ЛГ, т. I: 170]; «Прочитав их с участием <…>, мы постараемся <…> описать произведенное ими на нас действие» [ЛГ, т. II: 219]. У Пушкина также: «…Делорм
129
слишком много придает важности нововведениям так называемой романтической школы…»
(с. 242); «Насмешки над книгопродавцами <…> обличают аристократию <…> издателей, некогда осмеянную так называемыми аристократическими <…> писателями» (с. 259). У Гоголя
и Сомова встречаются по 3 раза, у Дельвига — 8 раз. Приведем по примеру из каждого:
«…показалась наконец статья <…> по поводу одной давно напечатанной в Библиотеке статьи…» [Гоголь, 1952: 170]; «…опытный врач взял его на свое попечение, сменив закоснелых
поборников выжившей из века Салернской школы» [Сомов — ЛГ, т. III: 24]; «…он увидел,
что антикритик <…> и его полагает найти с легко раздражаемым самолюбием…» [Дельвиг,
1986: 234]. В число членов распространенных причастных определений (Х41) входят причастие и все зависимые от него слова: вырученные за сочинение свое — четыре члена, и т.д.
5. Существительные — стержневые компоненты обособленных субстантивных поясняющих оборотов-приложений, связанные с определяемым существительным согласованием: «Цель всех романов <…> должна состоять в живом изображении жизни <…>, этой невольницы судеб, страстей и самонадеянности ума» [там же: 218]; «…переходит к Ломоносову, истинному законодателю оного» [Сомов — ЛГ, т. III: 49].
5.3. Группы существительных
При определении числа групп существительных в предложении (Х53) в основном не
учитывается степень вложенности одних групп в другие. Число групп существительных и
существительных без группы (Х52) определяют, главным образом, существительные, образующие верхний уровень иерархии синтаксической структуры предложения: а) подлежащие
и дополнения (см. выше); б) главные члены назывных предложений; в) вводные слова и
стрежневые компоненты вводных словосочетаний; г) компоненты сравнительных оборотов;
е) стержневые компоненты полупредикативных и поясняющих субстантивных оборотов (в
т.ч. приложений и ограничительно-выделительных оборотов); ж) зависимые существительные при инфинитиве и наречии в составе поясняющих инфинитивных и наречных обособленных оборотов; з) зависимые существительные при инфинитиве, выступающем в функции
несогласованного определения.
Имена существительные, не являющиеся одним из названных элементов структуры
предложения, представляют собой несогласованные определения (см. выше) этих элементов,
и в этом качестве независимо от меры своей распространенности не рассматриваются ни как
группы существительных, ни как существительные без группы: «Критика из снисхождения,
вероятно, к первым попыткам молодого человека на скудном драматическом поприще нашем ничего не сказала <…> о трагедиях Шиллера, переведенных г-м Рочевым» [Дельвиг,
1986: 265] — при описании предложения в выделенном детерминанте определяется только
одна группа существительного, иерархия которой включает три несогласованных определения: сущ. попытки подчинено стержневому компоненту (сущ. снисхождение), а сущ. человек
и поприще параллельно подчинены сущ. попытки.
Обособленное приложение и зависимое существительное при инфинитиве, выступающем в функции несогласованного определения, образуют свои группы существительных. В
то же время они являются членами группы определяемого ими существительного. Таким образом, здесь учитывается степень вложенности групп существительных друг в друга.
В число членов групп существительных (Х54) входят: а) обособленные и необособленные согласованные и несогласованные определения с зависимыми от них словами (см. выше); б) служебные слова, соединяющие и оформляющие определения внутри группы существительного: «не столько литературное, сколько политическое убеждение» [Вяземский,
130
1879: 238] — группа сущ. убеждение включает союз не столько… сколько (в качестве одного
служебного слова — о количественной характеристике служебных слов см. выше), связующий согласованные определения этого существительного; «Они <…> дают ключ к тайным и
внутренним помыслам его» [там же: 240] — предл. к, союз и — в группе сущ. ключ; «естественные науки имеют у нас свои словари, хотя не совсем полные, но за то Русские» [Сомов —
ЛГ, т. III: 56] — группа сущ. словари включает союзы хотя не, но.
Наличие любого из определений при существительном достаточно для образования его
группы. Имена существительные, образующие верхний уровень иерархии структуры предложения, но не имеющие при себе ни одного из указанных выше типов определителей, определяют число существительных без группы в предложении (Х52).
В качестве членов групп существительных не рассматриваются: а) вводные слова и словосочетания, разрывающие группу существительного; б) полупредикативные причастные и
субстантивные обособленные обороты; в) присубстантивные придаточные предложения; г)
поясняющие субстантивные (кроме приложений), наречные и инфинитивные обособленные
обороты; например: «Они избрали себе удел лучший, тоже невольный: быть годовыми выставками литературных произведений» [там же: 217] — две группы существительных, первая из которых представлена дополнением удел и двумя согласованными определениями
лучший, невольный, вторая — сущ. выставками (в составе инфинитивного поясняющего
оборота [см. РГ, § 2124], который не входит в группу сущ. удел), с зависимыми от него словами; общее число членов этих групп существительных — 8.
Предложно-падежные группы, называющие какой-либо атрибут действия или состояния,
обозначенного сказуемым или главным членом всякого односоставного предложения, кроме
назывного — его место, время, инструмент, интенсивность и т. п. — не входят в группу существительного, с которым соотносимы, хотя в иной ситуации они могут являться его несогласованным определением: «Где <…> найдено, что он был шпионом у Сапеги <…>?» [там
же: 219] — два существительных без группы. Разберем другой пример: «<…> не достает в
нашем историке искусства владеть русским языком <…> и порядка в мыслях и в расположении оных» [там же: 255] — здесь заключительная группа слов входит в группу сущ. порядок
в качестве несогласованных определений, не является атрибутом действия, названного главным членом предложения: им является детерминант в нашем историке (о разграничении дополнения и несогласованного определения см. выше). Можно легко представить ситуацию, в
которой эта же группа слов будет играет роль детерминанта: «В м ы с л я х и в р а с п о л о ж е н и и о н ы х недостает историку порядка».
6. Описание структуры сложного предложения
6.1. Вводные и вставные предложения
Будучи отдельными предикативными единицами, они влияют на значение числа элементарных предложений в цельном предложении (Х04). Однако они не соединены с другими
предложениями в составе цельного ни сочинительной, ни подчинительной связью и поэтому не
учитываются при подсчете значений параметров, описывающих структуру сложного предложения (Х05-Х12, Х14). Вводные предложения, занимающие позицию середины простого или
сложного цельного предложения, рассматриваются в качестве вставных предложений (Х15), т.е.
с точки зрения их места в структуре этого предложения: «…недостаток в создании, нами замеченный в пьесе почтенного поэта нашего, выкупается, как мы уже сказали, изобилием чувств»
[Дельвиг, 1986: 267]; «Некоторые <…> причисляют также к песням народным песни наших горожан низшего разряда, или, как весьма остроумно выразился один Литератор, людей пятнадцатого класса» [Сомов — ЛГ, т. III: 211].
131
6.2. Элементарные предложения без номинативного подлежащего
1. Неполные двукомпонентные подлежащно-сказуемостные со спрягаемой формой глагола [РГ, § 2257]: «В подтверждение мнения нашего укажем на стихотворения…» (Вяземский — ЛГ, т. II: 85); «Рассмотрим его мнения…» [Гоголь, 1952: 160]; «В сем альманахе
встречаем имена известнейших из наших писателей…» [Пушкин, 1964: 107]; «Выпишем сию
замечательную выходку» [Сомов — ЛГ, т. III: 30].
2. Двукомпонентные неподлежащно-сказуемостные предложения со спрягаемой формой
глагола: а) [РГ, § 2301-2310]: «Редко случается писателям нашим задеть публику за живое…» [Вяземский, 1879, с. 257]; «Редко случается критике указывать на плоды долгих изучений и терпеливых разысканий» [Пушкин, 1964: 473]; б) [РГ, § 2311-2320]: «…ничего уже
нового ему не предстояло…» [Вяземский — ЛГ, т. II: 86]; «…новых <журналов>, кроме Библиотеки для чтения и впоследствии Московского наблюдателя, не появилось…» [Гоголь,
1952: 156-157].
3. Двукомпонентные неподлежащно-сказуемостные предложения без спрягаемой формы
глагола: а) см. выше раздел «Предикативы»; б) предложения с количественным наречием в
роли первого компонента, место которого может также занимать существительное с количественным значением в им. п., компаратив от наречия с количественным значением и др. [РГ,
§ 2448-2458]: «В каждом слове бездна пространства…» [Гоголь, 1952: 55]; «…в них много
романтического <…> и чрезвычайно много точек» (там же, с. 200); «Сих последних у нас довольно» [Дельвиг, 1986: 264]; «В сих последних более истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее холодного остроумия» [Пушкин, 1964: 423] — четыре
двукомпонентных сочиненных предложения; «…а о достоинстве самих сочинений или ни
слова, или много-много что н е с к о л ь к о б е з о т ч е т н ы х в о с к л и ц а н и й » [Сомов —
ЛГ, т. III: 39]. При принятом подходе к описанию числительных (см. выше) предложения с
количественно-именным сочетанием (десять человек) на месте первого компонента ничем не
отличаются от однокомпонентных именных (см. ниже). Так или иначе, от обоих типов предложений отличаются предложения с количественно-именным сочетанием в позиции номинативного подлежащего. Это различие заключается, помимо прочего, в том, что в подлежащных предложениях (в которых имеется также и сказуемое) сочетания типа несколько восклицаний образуют группу существительного, выраженного числительным. В рассмотренных же
выше неподлежащных предложениях этого не происходит, даже если первым компонентом
схемы является существительное, как в предложении «В каждом слове бездна пространства…» (см. выше разделы «Имя», «Подлежащее»).
4. Двукомпонентные неподлежащно-сказуемостные с лексически ограниченными компонентами [РГ, § 2459-2494]: «…в действии, производимом комедиею, нет ничего безнравственного» [Вяземский, 1879: 267]; «…о достоинстве самих сочинений <…> ни слова…»
[Сомов — ЛГ, т. III: 39].
5. Однокомпонентные инфинитивные [РГ, § 2560-2573]: «Не уж-ли писателю ходить в
лакейские справляться, какие слова там в чести…» [Вяземский, 1879: 264]; «Зачем ему было
променивать свою независимость на своенравные милости государя <…>?» — вопросительное предложение, построенное по структурной схеме однокомпонентных предложений инфинитивного класса [Пушкин, 1964: 419].
6. Однокомпонентные не спрягаемо-глагольные именные предложения [РГ, § 2522-2559],
в которых главный член может быть выражен: а) именем существительным: «От чего зимою
оттепель, а летом мороз?» [Вяземский — ЛГ, т. I: 169] — два сочиненных предложения;
«Альманах!» [Гоголь, 1952: 197]; «…везде гармония, везде мысли, изредка истина чувств»
132
[Пушкин, 1964: 430]; «от намерения до выполнения не один только шаг» [Сомов — ЛГ,
т. III: 24]; «…именам их поклон…» [Сомов — ЛГ, т. III: 39]; б) местоимением с предложнопадежной группой «из + род. п.»: «Один из тех романов, в роде которых выходит очень много…» [Гоголь, 1952: 202]; «Вот одна из тех книг, которыми книгопродавцы наши ведут
обильную торговлю в провинциях» [Дельвиг, 1986: 239].
7. Предложения фразеологизированной структуры нечленимого типа, т.е. такие, в которых не может быть вычленено подлежащее [РГ, § 2585], например, с акцентирующими местоименными словами [РГ, § 2590, пункт 7, «б»]: «Что же тут предосудительного?» [Пушкин, 1964: 248]; «…что пользы в статьях…» [Сомов — ЛГ, т. III: 39].
6.3. Сочиненные и подчиненные предложения
Сочиненные и подчиненные предложения в составе цельного (Х06 и Х08-Х12) никогда
не пересекаются. При однородном подчинении соединенные сочинительным союзом подчиненные предложения одной и той же степени не являются сочиненными: «Памятная книжка
в роде календаря, в котором под каждым числом <…> ознаменование случившихся <…>
сражений и все подвиги нашего победоносного войска» [Гоголь, 1952: 98] — два придаточных однокомпонентных именных предложения первой степени. Таким образом, в роли подчиненного предложения не может оказаться сложносочиненное предложение. Но сложносочиненное предложение может быть в позиции главного: «…кто уйдет далеко вперед от прочих на сей дороге, тому и честь и слава, и <…> внимание публики» [Сомов — ЛГ, т. III: 30].
Бессоюзное сложное предложение характеризуется как сложноподчиненное, если оно
напрямую соотносится с союзным или местоименно-соотносительным сложноподчиненным
предложением: «Немцам это простительнее: <потому что> они долго боролись с деспотизмом французского классицизма, и жар <…> их правого негодования еще не простыл…»
[Дельвиг, 1986: 253]. Даже при возможности двоякой трактовки характера связи бессоюзное
сложное предложение трактуется как сложносочиненное, если между предложениями в его
составе наблюдаются свойственные сложносочиненным предложениям отношения:
1) пояснения, уточнения: «С удивлением заметили мы <…> упущение со стороны неизвестного
некролога: он не упомянул о двух отроках, приведенных отцом на поля сражений в кровавом
1812-м году!..» [Пушкин, 1964: 94]; 2) противительные или сопоставительные: «Пиши только, —
они всегда готовы переводить наши сочинения» [Дельвиг, 1986: 237]; 3) причинноследственные: «…они оба — явления, принадлежащие к нашему миру: они оба должны иметь
право на наше внимание…» [Гоголь, 1952: 53]; 4) факультативно-комментирующие (одно предложение несет в себе добавочное сообщение по отношению к другому): «Совершенство форм и
изящество вкуса древних Греков, служили образцами в искусствах всем просвещенным народам: красота Греческая есть и доныне идеал…» [Сомов — ЛГ, т. III: 40].
7. Применение параметрических моделей языка текста
Итогом параметризации морфолого-синтаксической структуры предложений текста являются матрицы данных (таблицы), в которых столбцы представлены объектами (предложениями), а строки — параметрами. Это означает, что в каждом столбце таблицы отражены результаты измерения того или иного предложения по всем параметрам, а в каждой строке —
результаты измерений разных предложений текста по одному и тому же параметру.
В рассмотренном нами примере были исследованы тексты пяти авторов — пять так называемых априорных классов: Ω1 (Вяземский П. А.), Ω2 (Гоголь Н. В.), Ω3 (Дельвиг А. А.),
133
Ω4 (Пушкин А. С.), Ω5 (Сомов О. М.). Из каждого априорного класса методом случайного
отбора была сделана выборка объемом 100 предложений, а отобранные предложения были описаны с помощью 49 параметров. В результате было получено пять таблиц размерностью 49х100.
Обработка таких таблиц с помощью математических методов позволяет решить ряд задач. Первой из них является классификация исходного параметрического пространства. Ее
цель — определение параметров, релевантных для различения пар априорных классов.
Так, при исследовании публицистических текстов названных выше авторов был получен
следующий результат. Оказалось, что все подмножество релевантных параметров представлено 29 параметрами, а для различения разных пар авторов релевантны нетождественные
наборы параметров (см. табл. 2).
Таблица 2
Параметры, релевантные для различения пар авторов
Пары авторов
1. Пушкин / Вяземский
2. Пушкин / Гоголь
3. Пушкин / Дельвиг
4. Пушкин / Сомов
5. Вяземский / Гоголь
6. Вяземский / Дельвиг
7. Вяземский / Сомов
8. Гоголь / Дельвиг
9. Гоголь / Сомов
10. Дельвиг / Сомов
Параметры
Х04, Х05, Х08, Х09, Х17, Х18, Х21, Х24, Х25, Х26, Х28, Х29, Х32, Х34,
Х37, Х56
Х04, Х05, Х08, Х09, Х17, Х21, Х24, Х32, Х42
Х09, Х18, Х26, Х27, Х28, Х41, Х42, Х43
Х04, Х09, Х17, Х18, Х19, Х20, Х24, Х26, Х28, Х32, Х34, Х42, Х44, Х45,
Х53, Х54, Х55, Х56
Х18, Х24, Х25, Х28, Х37
Х07, Х36
Х29, Х42, Х53, Х54, Х55
Х24, Х28
Х19, Х20, Х26, Х28, Х42, Х44, Х45, Х53, Х54, Х55
Х19, Х20, Х28, Х32, Х44, Х45, Х53, Х54, Х55, Х56
Между тем отчасти эти наборы пересекаются, и некоторые параметры способны различать сразу несколько априорных классов (см. табл. 3).
Таблица 3
Параметры, релевантные для различения 1-й и более пар авторов
Число пар авторов
7
5
4
3
2
1
Число параметров
1
2
7
7
7
5
Параметры
X28
Х24, X42
X09, X18, X26, Х32, Х53, X54, X55
X04, X17, X19, X20, X44, X45, X56
X05, X08, X21, X25, Х29, Х34, X37
X07, Х27, X36, X41, X43
Релевантность того или иного параметра в отношении различения нескольких пар авторов производна от особенностей синтаксиса языка этих авторов. В связи с этим ожидаемо
существование таких параметров, которые способны отличать какого-либо одного автора от
нескольких других, но не могут различать последних между собой (см. табл. 4). Применительно к отдельно взятой ситуации сопоставления текстов разных авторов подобная специализация параметров на том или ином авторе свидетельствует о наличии в его языке относительно ярких синтаксических особенностей.
134
Таблица 4
Специализация релевантных параметров
Специализация
Пушкин
Пушкин
Сомов
Сомов
Отличаемые авторы
Вяземский, Гоголь, Дельвиг, Сомов
Вяземский, Гоголь, Сомов
Вяземский, Гоголь, Дельвиг, Пушкин
Гоголь, Дельвиг, Пушкин
Параметры
Х09
X04, X17
X53, Х54, X55
X19, Х20, X44, X45
Так, из приведенной таблицы видно, что для О.М. Сомова специализированным является
параметр Х55, который описывает число знаменательных слов в группах существительных.
Из этого можно заключить, что по данному признаку язык Сомова существенно отличается
от языка остальных изучаемых авторов. То же самое можно сказать в отношении параметра
Х09 и особенностей языка А.С. Пушкина.
В опоре на эти данные и результаты классификации исходного параметрического пространства решаются и другие задачи. В частности, осуществляется поиск параметров, способных достаточно эффективно различать как можно большее количество априорных классов. Напомним, такие параметры называются информативными. В идеальной ситуации информативный параметр оказывается способен различать сразу все классы. Определение таких параметров — трудная задача, которая оказывается тем сложней, чем большее количество априорных классов надо различать.
При сопоставительном изучении пяти априорных классов (представленных публицистикой А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, А.А. Дельвига, Н.В. Гоголя и О.М. Сомова) было
обнаружено четыре информативных параметра: Х09 (число подчиненных предложений 1-й
степени), Х18 (число служебных слов), Х24 (число наречий), Х32 (число подлежащих). Среди них «идеального» информативного параметра не оказалось. После дополнительного исследования текстов писателей по этим параметрам выявилась следующая картина. Параметр
Х09 различает шесть пар авторов (из десяти), Х18 — четыре пары авторов, Х24 — восемь
пар авторов, а Х32 — пять пар авторов (см. табл. 5).
Таблица 5
Релевантность параметров при различении пар авторов
Параметр
X09
Х18
X24
Х32
Ω1/Ω2
—
+
+
—
Ω1/Ω3
+
—
+
—
Ω1/Ω4
+
+
+
+
Ω1/Ω5
+
—
—
—
Ω2/Ω3
+
—
+
+
Ω2/Ω4
+
—
+
+
Ω2/Ω5
+
—
+
—
Ω3/Ω4
—
+
—
—
Ω3/Ω5
—
—
+
+
Ω4/Ω5
—
+
+
+
В дальнейшем словарь информативных параметров может быть использован для классификации различных текстов (распознаваемых объектов). Например, с его помощью мы можем описать некоторую анонимную статью и определить долю вероятности, с которой она
относится к тому или иному априорному классу. Тем самым мы осуществим процедуру атрибуции (определения авторства) этой анонимной статьи.
Здесь мы не рассматриваем математическую сторону моделирования текстов и систем их
классификации. При желании ее можно изучить, обратившись к соответствующим работам,
как на общем теоретико-методологическом уровне [Марусенко, 1990], так и на уровне исследования текстов конкретных авторов [В поисках потерянного автора, 2001; Родионова, 2007;
Чепига, 2007; Хозяинов, 2008].
135
Вместо заключения
Практика исследований, посвященных различным проблемным вопросам современной
лингвистки, показывает, что метод моделирования и параметризация языка текста как один
из его вариантов весьма полезны для решения ряда сложных прикладных задач. Этот метод
позволяет детально изучать различные стороны языковых явлений, создавать многомерные
описания большого количества фактов языка, отвечающие (несмотря на разносторонность и
способность вобрать в себя обширный материал) требованиям компактности и точности. Эти
описания чрезвычайно удобны для разноаспектного анализа, к ним могут применяться филологические, общенаучные и математические методы.
Модели языка и текста способны нести в себе огромные объемы информации. Например,
академическая грамматика (как совокупность знаний о языке) есть описательная модель естественного языка (не языка конкретного текста), которая характеризуется высоким уровнем обобщения чрезвычайно большого количества языковых фактов. Рассмотренные выше
модели текстов и групп текстов (например, априорные классы) не обладают такой силой
обобщения, но представляют собой детальные модели морфолого-синтаксической структуры
конкретного языкового материала. На сегодняшний день у лингвиста нет другого столь же
эффективного способа оперировать языковыми объектами высокой степени сложности и детализации, как использование моделей. В конечном счете моделирование — это один из методов исследования языка в его различных проявлениях. Он позволяет дополнить и уточнить
знание о языке, его устройстве и функционировании.
Вопросы и задания
1. Понятие модели языка и текста. Типы морфолого-синтаксических моделей.
2. Параметризация структуры предложения как подход к моделированию языка текста.
3. Общая схема решения классификационных задач при использовании параметрических
моделей языка текста.
4. Применение параметрических моделей языка текста.
5. Этапы параметризации языка текста. Общие правила параметрического описания
предложения.
6. Основные особенности и трудности лингвистического анализа предложения в целях
параметризации его морфолого-синтаксических особенностей.
7. Параметризация структуры групп существительных.
8. Количественная характеристика частеречного наполнения предложения: общая характеристика.
9. Количественная характеристика служебных слов.
10. Количественная характеристика фразеологизированных словосочетаний.
11. Количественная характеристика знаменательных слов в предложении.
12. Количественная характеристика членов предложения.
13. Описание главных членов предложения.
14. Описание второстепенных членов предложения.
15. Описание групп однородных членов.
16. Описание обособленных членов и их групп.
17. Параметризация структуры сложного предложения.
136
Библиографический список
1. В поисках потерянного автора : этюды атрибуции / М. А. Марусенко, Б. Л. Бессонов,
Л. М. Богданова и др. СПб.: Филол. ф-т С.-Петерб. гос. ун-та, 2001. 216 с.
2. Вяземский П. А. Полное собрание сочинений : в 12 т. Т. II. Литературные критические
и биографические очерки. 1827 г.-1851 г. СПб.: Изд. С. Д. Шереметева, 1879. Т. XVIII. 426 с.
3. Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений : в 14 т. Т. 8. Статьи / ред. Н. Ф. Бельчиков,
Б. В. Томашевский. М. ; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 816 с.
4. Дельвиг А. А. Сочинения : стихотворения, статьи, письма / сост., вступ. ст., коммент.
В. Э. Вацуро. Л.: Худож. лит., 1986. 472 с.
5. Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Сов. энциклопедия, 1990. 685 с.
6. Литературная газета, издаваемая бароном Дельвигом. Т. I-III. СПб.: Тип. Карла Крайя,
1830-1831; 1830. Т. I. [№ 1-36]. 297 с.; 1830. Т. II. [№ 37-72]. 297 с.; 1831. Т. III [№ 1-36]. 296
с.; 1831. T. IV. [№ 37]. 8 с.
7. Марусенко М. А. Атрибуция анонимных и псевдонимных произведений методами
распознавания образов Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1990. 168 с.
8. Марусенко М. А. Атрибуция анонимных и псевдонимных текстов как типичная задача
распознавания образов // Историография и источниковедение отечественной истории. СПб.,
2003. Вып. 3. С. 116-132.
9. Мещанинов И. И. Синтаксические группы // Вопр. языкознания. 1958. № 3. С. 24-37.
10. Ожегов С. И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук; Институт русского языка им. В.
В. Виноградова. 4-е изд., доп. М.: А ТЕМП, 2006. 944 с.
11. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений : в 10 т. Т. 7. Критика и публицистика /
прим. Б. В. Томашевского. 3-е. изд. М.: Изд-во АН СССР, 1964. 765 с.
12. Родионова Е.С. Отбор информативных параметров при атрибуции стихотворных пьес
Мольера // Материалы ХХХVI Международной филологической конференции (12-17 марта
2007 г.). СПб: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2007. Вып. 10 : Прикладная и математическая лингвистика / под ред. Т. Г. Скребцовой. С. 67-74.
13. Русская грамматика : в 2 т. / гл. ред. Н. Ю. Шведова. М.: Наука, 1980. Т. I : Фонетика.
Фонология. Ударение. Интонация. Словообразование. Морфология [§ 1—1705]. 783 с.; Т. II.
Синтаксис [§ 1706—3194]. 709 с.
14. Русский язык : энциклопедия / гл. ред. Ф. П. Филин. М.: Сов. энциклопедия, 1979.
432 с.
15. Современный русский язык : учеб. для филол. спец. высших учебных заведений /
В. А. Белошапкова, Е. А. Брызгунова, Е. А. Земская и др. 3-е изд., испр. и доп. М.: Азбуковник, 1999. 928 с.
16. Хозяинов С. А. Атрибуция публицистики, приписываемой А. С. Пушкину // Прикладная и математическая лингвистика : материалы секции XXXVII Международной филологической конференции, 11-15 марта 2008 г., Санкт-Петербург / отв. ред. Т. Г. Скребцова. Пб.:
Ф-т филологии и искусств СПбГУ, 2008. С. 20-30.
17. Чепига В. П. Проблема «Ромен Гари – Эмиль Ажар»: атрибуция романов, опубликованных под псевдонимом Эмиль Ажар // Аспирантские тетради.
Известия РГПУ
им. А. И. Герцена. СПб., 2007. Вып. 19. С. 284-290.
Дискуссионные вопросы теории английского языка
и сравнительной типологии
Учебное пособие
Отв. редактор О.Г. Минина
Редактор Е.М. Насирова
Компьютерный макет Г.Б. Чабуровой
ИПО СыктГУ
Сыктывкар, ул. Морозова, 25
138