Игра слов в романе В.В. Набокова «Отчаяние

26
РУССКАЯ РЕЧЬ 3/2012
Игра слов в романе В.В. Набокова «Отчаяние»*
© Е. В.
ЕГОРОВА
Статья посвящена игре слов в романе В.В. Набокова «Отчаяние».
Ключевые слова: роман В.В. Набокова «Отчаяние»,
двойничество,
фонетические загадки, шарады, мультиязычные,
параграмматические
каламбуры, омонимы, смысловые «узоры»,
парономазия.
Интеллектуальная игра с читателем в романе «Отчаяние» нередко
проявляется в загадках. Разгадать их на формальном уровне не представляется сложным. Но истинный ответ можно узнать только с учетом
совокупности скрытых значений. Так, Набоков включает в «Отчаяние»
две шарады, строящиеся на последовательном фонетическом описании
слогов или группы звуков. Герман Карлович задает жене следующую загадку: «Отгадай: мое первое значит "жарко" по-французски. На мое второе сажают турка, мое третье - место, куда мы рано или поздно попадем.
А целое - то, что меня разоряет» [1. С. 362]. Лида загадку отгадать не
сумела, как и не смогла понять своего мужа. Супруга Германа в процессе загадывания заснула. Между тем, ответ лежит на поверхности. Это
шоколад (сНаис! + кол + ад). Герман Карлович - «средней руки коммерсант
с замашками» [С. 341], фабрикант шоколада, который теперь хочет его
«ликвидировать», потому как продукт ведет его к неминуемому банкротству. Эту шараду читатель способен расшифровать. Герману и Лиде
не спалось, потому что «было невыносимо душно» [С. 361], что и подтолкнуло рождение загадки. Но вскоре от замышляемого преступления
персонаж будет охвачен жаром («жаркий» по-французски - «сЬаий»).
Когда Герман встретился с Феликсом в Тарнице, ему «почему-то стало
жарко» [С. 375] (Курсив здесь и далее наш. - Е.Е.). «Жар» коррелирует
со словом «ад» - финальной частью шарады.
Жестокость Германа такова, как у палачей, в средние века сажавших
виновных на кол. Позднее герой признается, что его литературный
* Окончание. См. «Русская речь». 2012. № 2.
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
27
труд, призванный оправдать убийство, действует на него, «как жестокое
средневековое промывание» [С. 452]. Пока еще иронически осмысливая
свои преступные наклонности, он, несомненно, рассчитывает попасть в
ад. Впоследствии Ардалион в письме Герману назовет Лиду «истерзанной и оглушенной десятилетним адом» [С. 459] жизни с ним. Шоколадное дело разоряло Германа. Но не только в материальном плане. Из-за
«скверного» шоколада он оказался там, где впервые встретил Феликса:
«Мы предлагали иностранной фирме, скатывавшейся в банкротство, перейти на наше производство для обслуживания Чехии, - потому-то я и
оказался в Праге», а «контора фирмы была на окраине города» [С. 334].
Встреча с Феликсом повлекла за собой все последующие события,
вплоть до совершения и раскрытия преступления. Шоколад в романе
тяготеет к метафоре. У Лиды, как полагает Герман, покорной и беззаветно любящей жены, «шоколадные глаза» [С. 417]. Вместе с тем, Лида
находит отдушину в отношениях с Ардалионом. «Шоколад», в который
герой свято верит, подводит его. Но Герману необходимы предметы, с
которыми разрешено делать все что вздумается. Те, что можно отливать в разнообразные формы, как шоколад. Таким плавким материалом
показался ему Феликс, обдумывание и исполнение убийства которого
заменило Герману шоколадный бизнес.
А.М. Люксембург и Г.Ф. Рахимкулова приводят английскую версию
«шоколадной» шарады [2]. Она выглядит следующим образом: Герман в
«Ое$ра1г» (1965) слышит некий звук, отзывается на него восклицанием
«СЬоск», после чего загадывает Лиде загадку: «Му йгз! 13 Ла1 зоипё,
т у зесопс! 18 ап ехс1ата(юп, т у 1Ыгс1 \УШ Ье ргейхес! Ю т е \уЬеп Г ' т по
т о г е ; апё т у \уЪо1е 15 т у гшп» (Мое первое - ЭТОТ звук, мое второе восклицание, мое третье будет применимо ко мне, когда меня не станет;
мое целое - мой крах). Ответ предполагает контаминацию слов сЬоск о(Ь) - 1а1е (сЬосо1а1е - англ. «шоколад»). Сохраняя здесь свойства изначальной игры слов русской версии, Набоков в английской в меньшей
степени передает скрытые игровые пласты шарады. Происходит это,
возможно, по той причине, что два компонента шарады - это звук и
междометие, а не лексические единицы, которые поддаются многозначной интерпретации.
Имя соперника Германа в искусстве и любви Ардалиона зашифровано
в шараде, изреченной его возлюбленной Лидой. «Мое первое, - сказала
Лида, лежа с закрытыми глазами, - мое первое - большая и неприятная
группа людей, мое второе... мое второе - зверь по-французски, а мое
целое - такой маляр» [С. 396]. Интересно, что именно в этой загадке
обрисованы основные сюжетные линии, обозначена мотивная структура и заявлен конфликт романа. Во-первых, «большая и неприятная
группа людей» (орда) - это та самая толпа в финальной главе, пришедшая развенчать ложного творца Германа: «Стоят и смотрят. Их сотни,
28
Р У С С К А Я РЕЧЬ 3/2012
тысячи, миллионы». Вероятно, Набоков использует реминисценцию
из стихотворения А. Блока «Скифы» (1918), начинающееся строкой:
«Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы» [3. С. 253] (в древнерусском счете - 10 или 100 тысяч), а в блоковском тексте обнаруживаем
«монгольскую дикую орду» [3. С. 255].
Во-вторых, в шараде обозначена «звериная» тема, разрабатываемая
Набоковым вслед за Н. Гоголем. Так, основные персонажи «Отчаяния» представлены как определенные «зоологические типы». Такими
их видит Герман, считая, что «есть люди с обезьяньими чертами, есть
крысиный тип, свиной» [С. 357]. Потому ему так легко убить человека.
«Предположим, я убил обезьяну. Не трогают. <...> Предположим, что
это обезьяна нового вида, говорящая, голая. Не трогают. Осмотрительно
поднимаясь по этим тонким ступеням, можно добраться до Лейбница и
Шекспира и убить их, и никто тебя не тронет...» [С. 461], - рассуждает
он, не раскаявшийся, в финале романа. Во время празднования Нового
года Лида, Орловиус и Ардалион покажутся ему «зверьем на гербах»
[С. 398]. Ардалион в романе соотнесен со львом. Лида - с росомахой.
Так ее называет Ардалион, считая рассеянной. Но для него она и «Маха
обнаженная» (картина Ф. Гойи, ок. 1797-1800), вычитываемая из «росомахи». Такой она позирует ему на его земельном участке, в своего рода
обетованном раю. Феликс ассоциирован с воробьем. Герман - со свиньей, кабаном (в народных поверьях одним из воплощений дьявола).
Наконец, третья грань шарады - это искусство, художество. Ардалион - «маляр», т.е. художник, и как будто в подтверждение из его имени
отчетливо вычитывается фамилия С.Дали. А его антипод Герман может
быть назван сходным образом, однако он занимается ложным малеванием жизни, рисуя в своем воображении двойника.
Игра слов проявляется и в именах персонажей. Ардалион изображен
с «красным отблеском на толстом львином лице» [С. 398-399]. У него
«львиная переносица» [С. 410]. Так он приобретает дополнительное,
вычитываемое из имени, «родство» со львом. Лев по-французски «Ноп».
Имя Лида представляет собой частичную анаграмму (одно слово включает в себя другое) имени Ардалион. Так подчеркиваются не только их
родственные связи, но и скрываемые от Германа любовные отношения.
Имя Герман генетически связано с героем повести А.С. Пушкина «Пиковая дама» (1934) Германном. Однако пушкинский персонаж назван по
фамилии. Набоковский же - по имени. Оба имеют немецкие корни. Отец
Германа был «ревельский немец», мать - «чисто русская» [С. 333].
Разница их именований заключена всего лишь в одной букве «н».
Дело в том, что фамилия Германн в переводе с немецкого разбивается на два слова. Е)ег Негг (господин, по-русски часто «гер» перед именем собственным) + Эег Мапп (муж, мужчина) = Германн. Слияние
двух общих именований дает в сумме почти аллегорическую фигуру.
Я З Ы К ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
29
Не зря имя Гермаииа в повести не названо. Набоков же, будто из противоречия, дарит персонажу имя, отчество Карлович, но лишает его фамилии. В «Пиковой даме» речь идет о знаменитом графе Сен-Жермене
(Ье СотТе с1е 8 а т 1 - О е г т а т ) , который, по легенде, открыл графине Анне
Федотовне секрет «трех карт». Граф Сен-Жермен был авантюристом,
алхимиком и оккультистом эпохи Просвещения. Его легендарное имя
(Святой Герман) полностью соответствует имени набоковского Германа.
Фигура мистификатора Набокову особенно подходила. Будучи сам склонен к литературным мистификациям, он одаривает своего героя сходными чертами. Вопрос заключается лишь в мотивировке. И мистификатор
Герман, полагающий, что «все позволено», свой редкий дар использует
во вред человечеству.
Имя говорит и о месте действия романа - Германии, ее колорите и
обычаях, отраженных в книге. Отчество Германа Карлович обыгрывается в романе следующим образом. Оно соотнесено с почитаемым героем
Карлом Марксом, а также с именем над булочной Тарница Карла Шписа.
Согласно комментарию к роману, это имя выдает «бюргерские корни»
[4. С. 768] персонажа (нем. с!ег 8р1еВ - «обыватель»), «Два бородатых
карла», вторя прославленной бороде Маркса, появляются на вывеске
трактира того же городка рядом с бочонком. Карлы - мифологические
существа, отличающиеся необычайно малым ростом, с седой бородой.
Наименование это имеет и уничижительную коннотацию. В главе
IX, отправляясь совершать преступление, Герман называет себя «бородатым мужчиной» [С. 428]. Бороду он стал отращивать «не столько,
чтобы скрыться от других, сколько - от себя» [С. 440]. Любопытно и
название сконструированного города Тарница, вымышленного топонима. Оно основано на игре слов. В комментарии к роману отмечено,
что имя городка образовано от нем. 1агпеп («маскировать, прятать») и
йаз №18 («ловушка») [4. С. 757]. Однако специфика игры слов в «Отчаянии» подсказывает нам и другую этимологию слова Тарниц. Так,
Лида рассказывает Герману про тетю Лизу, «что жила в Иксе» и живет
теперь «около Ниццы» [С. 362]. После этого они говорят о том, что и
Герману следует «переменить жизнь». Позднее Лида советует Герману
отправиться для этого в Ниццу. Набоков вновь использует излюбленный
прием контаминации. Слово Тарниц образовано от соединения первых
частей слов Тартар (это глубочайшая бездна, находящаяся под Аидом,
что коррелирует с адом, в котором пребывает душа Германа) и Ницца.
Кроме того, оно представляет собой частичную анаграмму имени мифологического Нарцисса., кумира Германа Карловича.
Место изначального проживания тети Лизы - город Икс также задействовано в словесной игре. Вероятнее всего, Лида ошибается, путая Экс
(А1Х), первую часть французских топонимов, с городом Икс. Но название прочитывается в имени Феликс. После убийства Герман прибывает
30
РУССКАЯ РЕЧЬ 3/2012
во французский город Икс, отмечая, что именует его так «из понятной
застенчивости» [С. 442]. Имена Икс и Игрек часто фигурируют в литературных опытах Германа. Игрек Иксович становится героем его «псевдоуайльдовской сказочки» [С. 398] о двойниках. Причем в имени Игрек
читается слово «игра» - любимое занятие героя.
Фамилия друга семьи Германа страхового агента Орловиуса соответствует «зоологической» тематике романа. В тексте обыгрывается форма
фамилии, а именно, характерное латинское окончание -из (2-е скл., муж
род, ед.ч., именит, падеж). Консервативный и педантичный Орловиус
рассуждает о себе: «Главная вегць у меня, это - оптимизмус». «Но песс и м и з м у дает нам клиентов» [С. 361], - сообщает он Герману, вскоре
застраховавшему свою жизнь в целях получения «комиссионных» после
совершения преступления. Герой, внимательный к словам и звукам, попутно замечает, что буква «л» была у Орловиус «как лопата» [С. 358].
Герман в игровых целях часто использует латинские выражения (с переводом и без него), придавая своей повести мнимую наукообразность и
философичность трактата. Например: «Дикси» [С. 419] (лат. - «я сказал,
я высказался»]). «Финис» [С. 442] (лат. - «йшк» - «конец»), «Несцимус. Мы не знаем» [С. 444] (лат. - «певешш»). «Квод эрат демонстрандум» [С. 454] (лат. «циос! ега1 йешопк^гапёит» - «что и требовалось
доказать»).
Антагонистов Германа в романе окружают воробьи. Ардалион был
беден, «как воробей». Феликса воробьи всюду сопровождают, он охотно
подкармливает их крошками. В письме Герману Феликс подписывается
«Воробей». «Воробей среди птиц нищий» [С. 376], - говорит лжедвойник. По мнению Германа, нищенство порождает воровство и убийство.
В этом он обвиняет Феликса, отчасти Ардалиона. Хотя именно Герман - вор и убийца, т.к. присваивает лицо Феликса, убив его на участке
Ардалиона. Используя прием ложной этимологии, Набоков обыгрывает
в слове воробей мотивы воровства и убийства. Слово боров, частично
отзеркаливая «воробья» [4. С. 768], включается в игру, основанную на
искусной анаграмматизации и связанной в романе «Отчаяние» со словом
кабан. Так Ардалион называет Германа: «Вы очень похожи на большого
страшного кабана с гнилыми клыками» [С. 459]. Художник изображает
его с розовым лицом и «проблеском зубов из-под ощеренной кривой
губы» [С. 366]. Ардалион советовал Герману переодеть кабана в свой
костюм. Как он полагает, в этом случае сходство, которого Герман тщетно пытался достичь, было бы абсолютным. Слово кабан представляет
собой частичную анаграмму фамилии автора «Отчаяния» - Набокова.
Далее будут рассмотрены случаи автокодирования в романе. Однако
«кабан» по отношению к корню фамилии Набоков - слово-перевертыш.
Подобную игру, имеющую в данном случае очевидный иронический
характер, мы уже встречали, разбирая пару слов «зеркало - олакрез».
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
31
Герман как ненадежный повествователь и автор повести «Отчаяние»
был задуман как кривое зеркало автора романа «Отчаяние» Владимира
Набокова.
Автор «Отчаяния» использует игру слов, основанную на причудливом сочетании частей имен собственных, в результате чего образуются
имена-гибриды. Имена Герман и Феликс подверглись подобному игровому преобразованию. Так, Герман рассуждает об идеальном двойничестве в условиях большевистского общества: «Мне грезится новый мир,
где все люди будут друг на друга похожи, как Герман и Феликс, - мир
Геяиксов и Ферманов, - мир, где рабочего, павшего у станка, заменит
тотчас с невозмутимой социальной улыбкой его совершенный двойник»
[С. 429]. Перекомбинация начальных и конечных слогов имен ведет к
наращению смыслов: созданию новых собственных имен, отвечающих
теме двойничества. Контаминация позволяет Герману максимально реализовать свое пристрастие к словотворчеству. Но в то же время Набоков
с ее помощью травестирует романтическую идею двойничества. Кроме
того, новообразованные имена коррелируют с англ. Ье11 - «ад» (частотным мотивом романа) и франц. Гег - «железо» (в народной демонологии
атрибутом дьявола) [4. С. 770].
Г. Шапиро вслед за П. Тамми и Дж.В. Конноли освещал наиболее
сложные проблемы автокодирования в набоковских текстах. «Набоков,
как известно, нередко зашифровывает свое присутствие, обыгрывая
разные значения "Сирина" - псевдонима, который он использовал на
протяжении всех своих "русских лет"» [5. С. 31], - констатирует исследователь. Писатель, аттестуя себя как объективный повествователь, тем
не менее, оставляет заметные «водяные знаки», маркирующие авторское присутствие. Они связаны с его фамилией и псевдонимом - Набоков (Сирин). Часто это сиреневый и лиловый цвета, сирень, фиалки.
Дама в «сиреневых шелках» [С. 333] - воображаемая мать Германа.
Незадолго до первой встречи с Феликсом Герман заметил, что в сквере
«бушевала сирень» [С. 335]. Кроме того, отмечает Шапиро, «Набоков
в своих произведениях часто зашифровывает собственное присутствие
<.. .> "набоками"» [5. С. 31 ]. У Феликса «тощий конец вязаного галстука
свесился набок», а «в петлице пиджака увядал пучок бледных фиалок»
[С. 337]. О работе этот герой осведомляется, «склонив голову набок»
[С. 339]. «Малиновая сирень в набокой вазе с бликом» [С. 351] - натюрморт художника Ардалиона. Такое двойное автокодирование (в первом
случае - косвенное, во втором - более явственное) объединяет в себе
указания и на фамилию, и на псевдоним. Фиалки связаны как с Феликсом, так и с Ардалионом. Лида провожает последнего в Италию, «держа
на отлете букетик фиалок» [С. 414]. «Грязные фиолетовые пятна акварелей» [С. 396] находит Герман в доме художника. Сиреневый галстук
становится лейтмотивом повествования, встречаясь в тексте около де-
32
РУССКАЯ РЕЧЬ 3/2012
сяти раз. Его носит Герман, а перед убийством надевает на Феликса.
«Лиловая дама», по мнению Германа, изменила ему [С. 366]. Под этим
он подразумевает свое провальное дело (лиловая дама была изображена
на шоколадной коробке) и - бессознательно - Лиду, чье имя напоминает
о ,/7и(ловой) да(ме), согласно реконструкции Н. Фатеевой, являясь контаминацией первых слогов словосочетания [6]. Таким образом, указания на имя автора в тексте составляют «узор» (в то числе, знаковый
в судьбе главного героя) - сознательно сконструированный писателем
шифр, декодировать который призван внимательный читатель.
Неоднократно в романе «Отчаяние» Набоков обыгрывает слово
натюрморт. Ардалион - создатель множества полотен такого рода.
«Мертвой натурой» [С. 351], переводя слово с французского языка,
называет их Герман, считая картины бездарными, а потому никому не
нужными. Однажды Ардалион пишет портрет Германа, который также
начинает напоминать натюрморт. Художник придал его щекам «фруктовый оттенок» [С. 366]. Ардалион превратил героя во фрукт, подчеркнув
его мертвенность, непохожесть на обычного человека, достойного портретирования. После долгих усилий перепробовавшему карандаш, тушь,
масло, уголь, Ардалиону удается создать нечто среднее между портретом и натюрмортом, лишь перейдя на «подленькую пастель» [С. 366].
Часта в романе «Отчаяние» мультиязычная игра, в которой использована иноязычная лексика. Например, это игра слов, основанная на
неверном прочтении французского слова коньяк (фр. совпав). Питающий
пристрастие к алкоголю, Ардалион хотел бы выпить «соснак из легких
виноградных вин» [С. 410]. Игра строится на путанице букв русского
и французского алфавита. Однако смысл ее не только в акцентировке
мотива ошибки, одного из главных в романе. Неологизм «соснак» очевидно соотносится со словом сосна. На земельном участке Ардалиона,
куда в гости он привозит Германа и Лиду, есть густой «сосняк», которым
хозяин гордится. «Привет, привет, столетние деревья!» [С. 352] - с радостью он приблизительно цитирует Пушкина. Но на этом же участке
Герман убьет Феликса. «Сосны, сосны, сосны» [С. 431] будут встречать
героя по дороге к месту преступления. В тени сосен упокоится «переодетый и убитый» Феликс.
Чаще всего игра слов в романе мотивируется игрой персонажей.
Так, Герман и Лида, любящие всякого рода шарады и загадки (нередко - мультиязычные) вспоминают название парижского отеля, где Лида
должна будет остановиться по пути к Герману после убийства Феликса. «Подскажу тебе: имеет отношение к траве. Как трава по-французски?» - испытывает Лиду Герман. «Сейчас. Эрб. О, вспомнила:
Малерб» [С. 4 2 1 ] , - отвечает ему жена. Отель, видимо, назван в честь
французского поэта XVII века Франсуа де Малерба. Но Герман не замечает очевидного. Ложная этимология названия отеля такова: франц.
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
33
«та1е» (прил.) + «ИегЬе» (сущ.) = дословно «злая», «плохая трава». Существительное же « т а Ь имеет такие значения: «зло», «боль», «ущерб».
«Узор», связанный с травой, оформится в финале романа. В его начале Герман впервые увидел Феликса лежащим на траве. На последних же
страницах герой задумается: «Может быть, все это - лжебытие, дурной
сон, и я сейчас проснусь где-нибудь - на травке под Прагой. Хорошо по
крайней мере, что затравили так скоро» [С. 462]. У Германа как повествователя возникают кажущиеся случайными, но созвучные друг другу
слова (травка - затравили). Приведенная сентенция, с учетом ориентации ее на каламбурную технику гоголевского «Носа», может говорить о
том, что все произведение - сон, бесконечно возвращающийся кошмар
Феликса. А также о том, что Герман и Феликс поменялись местами, и
теперь он в свою очередь проснется под пристальным взглядом человека, принявшего его за своего двойника, закольцевав этим композицию.
Или Герман настолько сжился со своей маской, что уже неотделим от
самоощущения себя как Феликса, ведь в романе изначально заложено
несколько вариантов прочтения. Возможно и то, что никакого Феликса
и не было вовсе, и он только причудливое умопостроение Германа, ведь
герой «Отчаяния» с самого начала признается, что ложь - его любимое
занятие. В начале главы I Герман обращает внимание читателя на то, что
если бы у него не было писательских способностей, ему «вообще нечего
было бы описывать, ибо <...> не случилось бы ничего» [С. 333].
Группы слов неоднократно возникают в романе как бы из подсознания смятенного героя, но становятся ключевыми в его судьбе. Так, находящийся на почтамте Герман хватается за ручку. Его «худосочное перо»
писало такие слова: «Не надо, не хочу, хочу, чухонец, хочу, не надо, ад»
[С. 403]. Передающий душевные колебания героя, потому частично
построенный на принципе хиазма, каламбурный ряд включает в себя
отсылку к шараде о шоколаде (слово «ад», находясь в сильной позиции,
является ключевым). Здесь вполне проявилась ассоциативная функция
игры слов. Каждое следующее так или иначе извлечено из предыдущего путем графических и фонетических преобразований. Но даже слово
«чухонец» неслучайно. В Тарнице Герман испытал дежавю: все детали
городка напоминали ему Петербург. «Приземистый, бледно-голубой
домишко», двойник которого герой видел на Охте» [С. 374], предполагает появление чухонца - коренного жителя этого исторического района
Петербурга.
Затравленный, ожидающий ареста, Герман затевает бессознательную игру, в которой из букв какого-либо слова вычленяется ряд других
слов: «Лают собаки. Холодно. Какая смертельная, невылазная мука.
Указал палкой. Палка. Какие слова можно выжать из палки? Пал, лак,
кал, лампа» [С. 461-462] (в журнальной редакции романа - «лапка»),
«Успело зайти солнце, опаляя по пути яялевые облака...» [С. 3 3 4 ] , 2 Русская речь 3/2012
34
Р У С С К А Я РЕЧЬ 3/2012
пейзаж первой главы, описывающей те дни, когда Герман скрывался за
границей. Формально манипулируя звуками и буквами, герой вскрывает
механизм каламбура. Но эти слова образуют кажущуюся случайной, но
определенную смысловую последовательность. Палка Феликса послужила весомой уликой при обнаружении преступника. Эта палка была
забыта Германом в машине, возле которой он убил псевдодвойника.
«Вы же не понимаете в искусстве ни кия» [С. 409], - говорит Ардалион
Герману в середине романа. Между тем, кий - не только палка, предназначенная для игры на бильярде. Согласно словарю В.И. Даля, это еще
«палка, трость, посох, жезл». Так, Герман «пал», поскольку, совершив
преступление, был разоблачен, следовательно, проиграл. Всевидящий
автор раскладывает слово на составляющие (одно «прячется» внутри
другого - «пал» - «палка»), констатируя, что неминуемое разоблачение
героя было предугадано изначально.
Текст романа «Отчаяние» насыщен игрой слов. Часто используется
парономазия, т.е. игровое сближение слов или группы слов по звучанию или морфемному составу. Встречаются графические каламбуры, в
которых слова сходны по написанию. Эти средства ведут к созданию
искусственных омонимов. Набокова занимает визуальный эффект графического тождества и фонетического созвучия, с помощью которого
в романе образуются смысловые «узоры». Они отвечают центральной теме произведения: ложного, сконструированного двойничества.
То есть за счет ряда игр, например, анаграмматических каламбуров
Набоков зашифровывает магистральные идеи романа, привнося в него
многозначность, а зачастую и оставляет авторские «водяные знаки»,
маркируя свое присутствие в тексте. Нередки в «Отчаянии» и каламбуры, шарады, нарушение устойчивой связи слов внутри фразеологизма,
ложная этимология. Но очевидно, что эти манипуляции базируются на
искажении слова, чем и увлечен главный герой романа убийца Герман.
Творческая страсть этого персонажа к неологизмам ущербна и отражает
на письме его искаженное представление о действительности, породившее преступные наклонности. Словесная игра рисует внутренний мир,
психологические проблемы и механизмы мышления Германа. Это особо
заметно на примере многочисленных мультиязычных каламбуров, в которых игра слов достигается за счет заведомо ошибочной интерпретации языкового материала.
Есть и другая функция словесной игры в «Отчаянии». Обмолвки и
погрешности в речи героя, а также параграмматические каламбуры,
базирующиеся на речевой ошибке или опечатке, могут оказаться сознательной данью работам 3. Фрейда «Психопатология обыденной жизни»
(1901) и «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905).
С их автором, нелестно о нем отзываясь, а также открыто демонстрируя презрение к психоаналитической школе, создатель «Отчаяния» в
I
ЯЗЫК Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н О Й
ЛИТЕРАТУРЫ
35
своих текстах вел заочную полемику. Но оценкам писателя, по своей
творческой природе мистификатора, при этом хорошо знавшего труды
австрийского ученого, далеко не всегда можно слепо доверять. Достижения Фрейда в анализе бессознательного, выражающегося на письме в
описках и погрешностях, могли увлечь автора «Отчаяния». По мнению
А.М. Люксембурга и Г.Ф. Рахимкуловой, отталкивание от идей ученого
привело к конструктивному результату [2] - созданию образа преступника, которому на письме удалось ненамеренно продемонстрировать
читателю изъяны своего мышления.
Еще одним объяснением нарочитого использования разного рода
словесных игр в романе может стать борьба Набокова против засилья
формализма, в особенности, в советской литературе 1920-30-х годов,
завоеваний которой Набоков решительно не принимал [7]. Делая своего
героя банальным формалистом, словесные экзерсисы которого излишне
прямолинейны, Набоков изнутри разоблачает преступную философию
советского строя, поклонником которого является Герман.
Обращаясь к игре слов, выполняющей в романе также свою основную, орнаментальную функцию, и тем самым формируя неповторимый
характер своей прозы, автор решает глобальную задачу: завлечь читателя интеллектуальной игрой. Намеренно акцентируя игровые ресурсы
текста, он мыслит свое произведение лабиринтом. По нему должен
пройти внимательный почитатель набоковской прозы, обнаружив ключи от всех его многочисленных каламбуров и ребусов и при помощи
авторских подсказок в виде «узоров» собрать, наконец, в сознании тот
«пазл», который складывался перед мысленным взором писателя в процессе создания романа.
Литература
1. Набоков В.В. Собр. соч. В 4 т. М., 1990. Т. 3. Далее указ. только
стр.
2. Люксембург А.М., Рахимкулова Г.Ф. Магистр игры Вивиан ван бок.
Ростов-на-Дону, 1996. С. 101.
3. БлокА. Собр. соч. В 6 т. Л., 1980. Т. 2.
4. Долинин А., Сконечная О. Примечания к роману «Отчаяние» // Набоков В.В. Собр. соч. русского периода. В 5 т. СПб., 2000. Т. 3.
5. Шапиро Г. Поместив в своем тексте мириады собственных лиц
(к вопросу об авторском присутствии в произведениях Набокова) //
Старое литературное обозрение. 2001. № 1 (277).
6. Фатеева Н. От «отчаянного побега» А. Пушкина к «Отчаянию»
В. Набокова // Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в
мире текстов. М., 2001.
7. Смирнов И. Аг1 а Ноп // Рго е1 соп1га. Антология. СПб., 2001. Т. 2.
2*