2, 2013
advertisement
ВЕСТНИК Российского университета дружбы народов НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ Основан в 1993 г. Серия ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ ЖУРНАЛИСТИКА 2013, № 2 Серия издается с 1996 г. Российский университет дружбы народов СОДЕРЖАНИЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ Щербакова Т.В. Мифопоэтика в сборнике Сергея Городецкого «Дикая воля» ....... 5 Селеменева М.В. Трифоновский код в прозе В.С. Маканина .................................. 14 Стриганова А.О. Архетип героя Грааля в повести И. Шмелёва «Неупиваемая чаша» ............................................................................................................................ 23 Ерёмин Е.М. Библейские рецепции в русской рок-поэзии: случай Бориса Гребен- щикова .......................................................................................................................... 30 Поляков А.Н. Биография и история: проблема соотношения жанров ....................... 39 Туницкая Е.В. Особенности пространственной составляющей хронотопа трилогии М. Пика «Горменгаст» ................................................................................................. 45 Головина О.Ю. Онейрический хронтоп в романе А. Мейчена «Холм грез» ............. 52 Поджхан Мохаммад Азиз. Национальные стереотипы в художественном пространстве: цель или средство? ......................................................................................... 59 Васильев В.В. Черты неотрадиционализма в романе Гамаля Ал-Гитани «Послание о любви и страсти» ....................................................................................................... 65 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ЖУРНАЛИСТИКА Денисенко А.В. Исторические судьбы России в оценке журнала «Синтаксис» ....... Базанова А.Е., Кириленко Н.П. Особенности языка рекламы как одной из разновидностей средств массовой коммуникации ................................................................ Федотова Л.Н. Средства массовой коммуникации: бизнес-соображения и социальные приоритеты ....................................................................................................... Хочунская Л.В. Феномен медиаобраза: социально-психологический аспект ........... Волкова И.И. Особенности восприятия пародии в телевизионных играх ................. Грабельников А.А., Тамух Мохамед Анасс. СМИ и президентские выборы в Египте после революции .......................................................................................................... Иванова Т.Н. Миссия Русской Православной Церкви в современной православной периодике ...................................................................................................................... Гегелова Н.С. Общественное телевидение в России: приоритеты программной политики ........................................................................................................................... 71 78 83 91 96 102 109 116 РЕЦЕНЗИИ, КОММЕНТАРИИ И ДР. Зарембо Л.И. Шелемова А.О. Поэтический космос «Слова о Полку Игореве» ....... 120 НАШИ АВТОРЫ ..................................................................................................... 124 © Российский университет дружбы народов, Издательство, 2013 © «Вестник Российского университета дружбы народов», 2013 BULLETIN SCIENTIFIC JOURNAL of Peoples’ Friendship University of Russia Founded in 1993 Series STUDIES IN LITERATURE JOURNALISM 2013, N 2 Series founded in 1996 Peoples’ Friendship University of Russia CONTENTS LITERARY CRITICISM Shcherbakova T.V. Mythopoetics in the book of Sergei Gorodetsky “Wild will” .......... 5 Selemeneva M.V. The Trifonov’s code in prose by V.S. Makanin ................................. 14 Striganova A.O. Archetype of the hero of Graal in I. Shmelev's story “Inexhaustible Chalice” ......................................................................................................................... 23 Eremin E.M. Biblical reception in rock-poetry: Boris Grebenshchikov ........................... 30 Polyakov A.N. Biography and History: The Problem of Correlation and Balance ........... 39 Tunitskaya E.V. Features of the spatial part of the trilogy hronotopa M. Peake “Gormenghast” ...................................................................................................................... 45 Golovina O.U. Oneiric chronotope in the novel “The hill of dreams” by Arthur Machen 52 Pojhan Mohammad Aziz. National stereotypes in author’s artistic world: purpose or means? ........................................................................................................................... 59 Vasilyev V.V. Features of the neotraditionalism in the novel of Gamal Al-Gitani «The message of the love and passion» .................................................................................... 65 3 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 JOURNALISM Denisenko A.V. Historical fate of Russia in the journal “Syntax” ................................... 71 Bazanova A.E., Kirilenko N.P. Features language of advertising as one of the species of mass communication ...................................................................................................... Fedotova L.V. Media: business considerations and social priorities ................................ Hochunskaya L.V. Media image phenomenon: socio-psychological aspect .................... Volkova I.I. Features of perception of the parody in television games .............................. Grabelnikov A.A., Tamouh Mohammed Anass. Media Egypt and Egyption presidentiel Elections after the revolution ..................................................................................... Ivanova T.N. Modern types structure of religious periodicals in Russia .......................... 102 109 Gegelova N.S. Public television in Russia: priorities of the program policies ................. 116 78 83 91 96 REVIEWS AND COMMENTS Zarembo L.I. Shelemova A.O. Poetic Spase “The Tale of the Armament of Igor” ........... 120 OUR AUTORS ........................................................................................................... 124 © Peoples’ Friendship University of Russia, Publishing House, 2013 © “Bulletin of Peoples’ Friendship University of Russia”, 2013 ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ МИФОПОЭТИКА В СБОРНИКЕ СЕРГЕЯ ГОРОДЕЦКОГО «ДИКАЯ ВОЛЯ» Т.В. Щербакова Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова Ленинские горы, МГУ, д. 1, стр. 51, Москва, ГСП-1, Россия, 119991 В статье дан анализ мифопоэтики сборника Сергея Городецкого «Дикая воля» (1907). Основное внимание в статье уделяется значимым для поэта бинарным оппозициям («жизнь-смерть», «воляневоля»), пониманию идеи «дикой воли» как таковой, символической образности, интертекстуальности сборника в контексте классических традиций, а также его композиции. Исследуются обстоятельства публикации данной книги, отношение к ней критиков и современников поэта. Ключевые слова: мифопоэтика, символизм, символические образы, акмеизм, мистический анархизм. Первая книга стихов С. Городецкого «Ярь» (1906) сразу поставила автора в один ряд с крупнейшими поэтами своего времени. Все ждали столь же яркого продолжения. В конце 1907 г. выходит книга стихов «Дикая воля». В своей автобиографии поэт выразился о ней так: здесь «тема противоречий погасла в личных переживаниях и сказках» [1. С. 10]. Критика откликнулась на книгу весьма сдержанно. В. Брюсов высказался довольно строго: «Появись эта книга за другой подписью, мы приветствовали бы ее с радостью, но от автора „Яри“ мы требуем большего» [2. С. 166]. Городецкому уже не могли простить того, что было допустимо для новичка в поэзии. Отдельно стоит сказать о статье С. Соловьева, появившейся в «Весах». Автор увидел как сильные (отметил достоинства сказок «Касьян» и «Лия»), так и слабые стороны поэзии молодого автора («В лучшем случае стих Городецкого — только прекрасный сырой материал для искусства» [3. С. 92]). Данный отзыв интересен с той точки зрения, что в 1908 г. Городецкий был исключен из числа сотрудников «Весов» из-за статьи «Глухое время», опубликованной в «Золотом руне», в которой подверг резкой критике журнал «Весы» как «ежемесячник искусств и литературы»: «Насчет искусств — это, положим, еще не приросло, но литература, казалось бы, свое дело. Отчего бы там не быть критике? Журнал культурный, сотрудничают в нем, кроме „своих“, два Рене, один Гиль, два Гурмона и еще всякие лорды и греки» [1. С. 82]. Поэтому рецензию Соловьёва можно расценить как отклик не только на сборник Городецкого, но и на свершившийся разрыв, о чем написал Брюсов 5 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 в письме Вяч. Иванову: «Все же, как некоторый противовес произошедшему, мы даем сравнительно благосклонную заметку о „Дикой воле“, которая мне лично не нравится вовсе» [4. С. 512—513]. С ним в целом соглашался Иванов: «Городецкий, кстати, на мой взгляд, опять крепнет и очищается как художник, я надеюсь, что снисходительное отношение к неудачной „Дикой воле“ он оправдает новыми доказательствами своего крупного и самобытного таланта» [4. С. 514]. Что же на самом деле представляет собой «Дикая воля»? В начале XX в. появилось множество новых эстетических теорий, одной из которых — теорией «мистического анархизма» Г. Чулкова (и, кстати, В. Иванова) — увлекся и Городецкий. 28 июня 1906 г. он писал Блоку: «Наступает великое время, выходит народ. И этому времени — свое искусство, тоже великое... Каждый чувствует приход и пророчит на своем языке. Г. Чулков — с мистическим анархизмом. В. Иванов — с теориями мифотворчества» [5. С. 16]. Почти сразу после публикации книги Чулкова «О мистическом анархизме» (1906) выходят три книги организованного им альманаха «Факелы» (1906—1908 гг.). В первом сборнике были напечатаны стихотворения Чулкова, Вяч. Иванова, Брюсова, Блока, Белого, Бунина, Андреева, Сологуба, Городецкого, весьма различные как по форме, так и по содержанию. В предисловии к первой книге прозвучала мысль, объединившая авторов: «Мы не стремимся к единогласию: лишь одно сближает нас — непримиримое отношение к власти над человеком внешних обязательных норм. Мы полагаем смысл жизни в искании человечеством последней свободы» [6. С. 3]. В целом, социальная и эстетическая программа «мистического анархизма» была достаточно размытой. Городецкий в статье «На светлом пути» аргументировал свою точку зрения чрезвычайно просто: «Всякий поэт должен быть анархистом. Потому что как же иначе?» [7. С. 193]. Заканчивается статья эмоциональным выкриком о светлом будущем: «Ведь кому же, как не Руси, возвратить свободу человечеству, и откуда же, как не с востока, взойти завтрашнему Солнцу небывалому!» [7. С. 207]. Однако при всей неопределенности содержания данной теории и неясности требований главная идея — идея непререкаемого права личности на абсолютную свободу — отразилась и в некоторых стихах «Яри», и в книге «Дикая воля», выпущенной издательством «Факелы». «Дикая воля» состоит из стихотворного посвящения, шести разделов и трех сказок. Для Городецкого всегда очень важно первое стихотворение сборника — оно определяет его главную мысль. В нем говорится, что «Дикую волю» поэт посвящает матери. Она для него не только женщина, благодаря которой он появился на свет, но и сама земля, мысль о которой постоянно звучит на страницах книги. Важно и то, что в посвящении автор формулирует концепцию всего сборника: Здесь поведать захотел я дикой воли голоса, Что в плену уразумел я, что напела мне краса; Здесь любовь я исповедал к вечной женской глубине, Обернулся зорким оком к близкой сердцу старине; Здесь я снова стал ребенком, нежным, тихим и твоим, И опять в напеве звонком явлен бог с лицом благим. 6 Щербакова Т.В. Мифопоэтика в сборнике Сергея Городецкого «Дикая воля» Итак, идея «дикой воли» объявляется главенствующей. Мы видим три основных пункта этой идеи для автора: 1) любовь к женщине; 2) близость к старине (Древней Руси); 3) детское видение мира. На первый взгляд такая идея может показаться близкой к теории Шопенгауэра «Мир как воля и представление», однако это не совсем так. Городецкий (отмечавший в своей автобиографии, что увлекался учениями В. Освальда, А. Бергсона, Ф. Ницше, а не Шопенгауэром) воспринимал природу и человека как единое целое, неразрывно связанное, тогда как немецкий философ считал силы природы, растительный и животный мир далекими от сознания человека, а его самого воспринимал как осознанную волю к жизни, поглощающую природу в целом. Но при этом в понимании воли Городецким, несомненно, есть отзвуки и шопенгауэровской трактовки. Во всяком случае, принцип стремительности, необузданности, «дикости» является некоторой аналогией воли к жизни. Также следует помнить, что в 1907 г. вышел рассказ Л. Зиновьевой-Аннибал «Воля», посвященный Городецкому. Такое посвящение отнюдь не случайно, ведь понимание воли героиней рассказа очень близко идее поэта и восходит к взглядам ивановского окружения: «Тогда залучился весь весенний простор, и лучистыми путями помчалась вся моя воля к предельной дуге, где встречались в далекой дали черно-синие боры с пустою голубизною неба. И все стало возможным и моим. И вот этого я никогда не забыла, как стало сердце безжалостным, и воля неутомимою, как натянутая тетива» [8. С. 172]. Естественно, что близким к понимаю Городецким воли становится и стихотворение Вяч. Иванова «Тихая воля» (1905): О, как тебе к лицу, земля моя, убранства Свободы хоровой! И всенародный серп, и вольные пространства Запашки трудовой!.. [9. С. 158] Таким образом, можно утверждать, что в понятие «воли» Городецким вкладывается в первую очередь чувство освобождения, раскованности, стихийности. Его «воля» — не злая, не беспощадная, а распахивающая душу человека навстречу миру. Собственно, это и имеет в виду А. Ханзен-Лёве, заметивший, что «в книге „Дикая воля“... Городецкий связывает между собой „волю“ и „стихию“... то и другое венчает большая космическая игра...» [10. С. 564]. После посвящения, задающего идейный вектор сборника, следует раздел «Голоса смерти», включающий цикл из девяти элегий и стихотворений «Смеретушка» (в первом издании «Песенка смертельная») и «Колыбельная». Жанр элегии отсылает к поэтической традиции романтизма, причем в данном сборнике особенно значимым становится пушкинский контекст. Причина преобладания минорной тональности не выявляется в стихотворениях, однако она становится понятной, если учесть, что первое стихотворение, как и цикл «Тюремные песни», было написано в «Крестах», куда автор попал за перевоз из Финляндии в Петербург «историко-революционного альманаха», выпущенного издательством «Шиповник» и запрещенного к распространению в России. Мысли лирического героя устремлены в будущее, однако все лучшее осталось в прошлом («Ушедшей 7 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 юности волненье, / Былого счастья милый прах»), и «мир для неба позабыт». Для усиления ностальгического ощущения Городецкий использует поэтику элегий пушкинской поры. В первых же строках фигурирует понятие воли (приволье-воля), столь значимое для всего сборника. Без нее герой не осознает настоящей жизни, но к ней возможно прорваться лишь сквозь «тяжкий путь». Трудность преодоления, вызов судьбе подчеркиваются глаголами и существительными со звуком «р» («прорывая», «вырвусь», «разбив», «грудь», «приволье»), что акцентирует пафос борьбы. Также предельно важной является оппозиция жизни и смерти (на это указывает и название разбираемого раздела «Голоса смерти»), а также связанное с ними понятие судьбы. Членение времени дается через зеркальный образ: небо-будущее, море-прошедшее. Образ всесильной судьбы, возникает в четвертом стихотворении цикла: И никакими-то словами Расколдовать судьбы нельзя. Мысль о покорности ходу вещей, о предначертанности пути человека характерна для многих стихотворений сборника, особенно созданных в элегическом ключе. Эта тема развивается и в стихотворении «Нет, долго я не проживу...». И здесь же рождаются два значимых для поэта образа: первый — образ Солнца, способного осветить светлое будущее, второй — образ природы в целом, ради которой герой готов жить и вне связи с которой не мыслит своего существования: Нет, улыбаясь звездным дням И солнцу нового восхода, Последний воздых я отдам Тебе, о, мать моя, природа. Но не только судьбе покорен поэт — и смерть воспринимается им как неотъемлемая часть существования. Таким образом, оппозиция «жизнь-смерть» перестает быть оппозицией: существование есть тяжелая, но счастливая жизнь, в которой смерть — лишь закономерность. Наиболее яркое воплощение светлого восприятия смерти содержит стихотворение «Смеретушка», где даже в названии слышится что-то кокетливое, а сама смерть предстает в виде девицы-красавицы («да не с косой и черепом // Замест лица-зари»), которая, смеясь, приказывает герою умереть. Городецкий создает оригинальный мотив — мотив любви к смерти — той смерти, которая неизбежна. Но это не сологубовское заигрывание со смертью, а ярое, радостное, пушкинское ее приятие. И это совершенно новый элемент в мифопоэтике Городецкого, ибо в «Яри» смерть представала в виде страшного и опасного существа. В «Смеретушке» появляются характерные для фольклора «глухой лес» и «волки серые». Но наибольший интерес представляет следующий отрывок: Летайте, черны вороны! В лесу глухом лежу. Проклюйте очи синие, А то я все гляжу. 8 Щербакова Т.В. Мифопоэтика в сборнике Сергея Городецкого «Дикая воля» С одной стороны, здесь присутствуют «черны вороны», знакомые читателю и по фольклору, и по первому сборнику поэта. Но в то же время голубизна в символизме означала духовное противостояние небытию. Таким образом противопоставляется не только чернота и синева, но и смерть и жизнь, а также мир земной и мир небесный. К этому следует добавить неистребимое желание жить (воля к жизни), которое можно только насильственно приостановить. Тема смерти переходит и в следующий раздел сборника «Тюремные песни». В стихотворении «В лесу» перед нами диалог людей двух разных миров — мира земного и мира небесного: девушка говорит со своим погибшим возлюбленным. Автором проводится мысль о нераздельности двух миров, связующим звеном между которыми является природа. Здесь представлена космогония Городецкого, где человек, природа, звери, небеса едины, они являются частями одного мира, цельного и гармоничного. Именно в таком мире возможно существование «дикой воли», к которой устремлен поэт. Название следующего раздела сборника — «Тюремные песни» — это не метафора, а прямое указание на место, где писались стихи. В стихотворении «Клятва» герой воспринимает себя узником, томящимся в «тесном тереме», за пределами которого колокольный звон и гул молвы (аллитерация на «л» усиливает впечатление) ощущаются как знаки жизни. Так же и птица является посредником между миром в темнице и миром вокруг. Это же положение находит развитие в стихотворении «Голуби», в котором «вольная семья» птиц может находиться и рядом с узником тюрьмы, и в просторе «голубых пустынь» (естественная ориентация Городецкого на знаменитых «Узников» Пушкина и Лермонтова). Становится понятно, что для мифопоэтического мышления поэта важна не только идея воли как таковой, но и оппозиция «воля-неволя». Однако «малое оконце» дает надежду на связь с солнцем и природой (характерен образ «одноокого склепа», напоминающего Соловья-Разбойника, держащего героя в плену). В отличие от элегий, здесь преобладают мажорные мотивы, связанные с борьбой и жаждой жизни наперекор обстоятельствам. Можно указать на эволюцию образа Солнца в поэзии Городецкого: если в «Яри» Солнце в основном воспринималось в свете фольклорных представлений (Солнце и Луна как вечные враги), то теперь Солнце — это символ свободной жизни, свет Солнца становится святым, что, с одной стороны, восходит к манифестам «мистического анархизма» о жажде «Солнца небывалого», с другой стороны, перекликается со словами Вяч. Иванова в стихотворении «Хвала Солнцу»: «О Солнце! Вожатый ангел божий // С расплавленным сердцем в разверстой груди!» У Городецкого стихотворение обычно «замешано» на ярком контрасте: трава, вереск, «земля родимая» // «доски пола желтого», «лес стеною пестрою» // «стены склепа темного», звучное «ау» // «гул могилы каменной». Противопоставляются не только сами понятия, но и их цвет. С волей связано все яркое, чистое, с тюрьмой — темное, холодное. Очевидна символическая нагрузка цвета, на что указывается в работе Ханзен-Лёве [10]. 9 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Ясные, светлые цвета в стихотворении «Ясность» знаменуют не только все, что связано с «вольной волей», но и символизируют устремление к прекрасному будущему. Идея просветления души составляет сюжет стихотворения «Море». В соответствии с поэтической традицией (Жуковский, Пушкин, Лермонтов) море символизирует душу поэта — такую же широкую и «полноводную». Ветер и волны, ассоциирующиеся с волей («Только волны ходят вольно...»), просветляют все вокруг. Заключает раздел стихотворение «Поэт», также восходящее к пушкинским заветам. Здесь содержится и указание на косноязычие, и на Божью волю-предначертание, и на «пользу» своей поэзии. Нельзя не связать данное стихотворение и с символикой памятника, традиционно воплощающей высокую миссию поэта (эта же идея присутствовала уже в посвящении к сборнику: «Этой книгою отныне пусть живу на свете я»). Но свое значение поэт видит именно в том, что он в своих стихах воспел природу и народное сознание. Стихотворение «Поэт» устанавливает границу между частями сборника. В других разделах возникает уже «иное назначенье» духа. Это различие подчеркивается контрастными названиями разделов, а также ритмикой — если в «Тюремных песнях» в каждом стихотворении соблюдался строго определенный размер и рифма, то в разделе «Воля» возникает достаточно свободная рифма (а часто она и вовсе отсутствует), а вольный ямб может варьироваться от шестистопного до одностопного. Такое различие может быть объяснено стремлением продемонстрировать скованность героя в «заточении» и ощущение свободы, которое им приобретено по возвращении в мир. Открывает раздел стихотворение «Воля», поражающее буйством красок, переливами цвета. Огненные осенние листья, как и солнце, становятся символами воли, золотой цвет символизирует «возможность жизни». И все это опять рождает ассоциацию с пушкинской «Осенью». Обращение к осени имеет и биографическое обоснование — осенью героя выпустили из тюрьмы, поэтому осенняя стихия для поэта неразрывно сопряжена с понятием воли. По-другому звучит в данном разделе тема смерти. В стихотворении «Кладбище» царит гнетущая, даже страшная атмосфера, но в центре уже не рефлектирующий герой «Элегий» и «Тюремных песен». Теперь он полон жажды жизни, способен преодолеть надвигающийся ужас, вырваться на волю. Синий цвет, как и в предыдущих стихотворениях, становится доминантным, и это придает целостность сборнику. В следующем разделе, получившем название «Осенний вихрь», цепочка стихотворений образует единую историю — рассказ о Смугляне, последней дочери Зари. Этот персонаж возникал, правда, эпизодически еще в «Яри» (стихотворение «Перун»), но здесь Смугляна — подлинная героиня. Ее «лик» — это воплощенный поэтом образ вечной женственности: Лик Смугляны — это женский, Это вечный женский лик, В ком сокрыт огонь вселенский, Кем любовный час велик. 10 Щербакова Т.В. Мифопоэтика в сборнике Сергея Городецкого «Дикая воля» Но у Городецкого Вечная женственность — не отрешенное неземное начало, и поэтому ее стихией становятся колдовские чары, золотой и красный цвета становятся доминирующими. Используемые образы разнообразны: «вихрь золотой», «вихрь огненный», «меч лучей», «золотой огонь», «стрелы... в небе светятся», «лиственный багрянец», «алеют раны», «золотые небеса», «желтое золото», «береза золотится», «осина розовеет», «клен, омытый кровью», «метания огневые» и т.д. Все они создают обжигающий осенний колорит стихов данного раздела. Причем если вначале уплотненность таких художественных образов самая большая, то дальше она как бы затихает: в первых стихах «огненный вихрь» — в конце «искорки несмелых догорающих листов». Но полностью весь цветовой спектр присутствует в разделе «Радуга». Здесь цвет становится не только художественным средством, но и идейным наполнителем раздела. Вместо семи цветов радуги у Городецкого целых десять, причем из традиционных названы только некоторые («Зеленая», «Голубая», «Синяя», «Желтая»), а есть еще «Серая», «Розовая», «Смуглая», «Золотая», «Рыжая», «Темненькая», «Аленькая», «Черная». И это все названия стихотворений, каждое из которых имеет несколько строф, состоящих из трех строчек. Объясняется неожиданное количество цветов тем, что каждый из них выражает определенную ипостась женщины, а также одновременно становится формой выражения любви к ней. Тема любви становится центральной в разделе «Святая любовь». «Стихи о святой любви» — это развитие идеи Вяч. Иванова, данной им в стихотворении «Печать» (1906). Городецкий заимствует у Иванова идею любви как сакрального благословения («Неизгладимая печать // На два чела легла» [9. С. 183]), которым оделяются любящие: Печать божественной руки Легла не многим на чело. Развитие темы любви идет по нарастающей, и в конце цикла любовь достигает апогея. В соединении возлюбленных автор видит уже «вселенской жизни торжество», при котором «весь мир — живое существо». Именно в этих строках открывается основной пункт философии автора: в мире правит любовь, она является связующим началом, она послана от бога, и она творит жизнь на земле. Даже самим названием «Святая любовь» — латинская формула “Sanctus amor” — подчеркивается благословенность этого чувства. От цикла «Заколдованная любовь» («Ярь») с его преобладанием языческих мотивов Городецкий пришел к обожествлению любви в «Дикой воле». Теперь любовь стала «святой». Но воплощением божественного начала у Городецкого является как бы сама природа, ведь слово «Бог» редко появляется на страницах книги, причем чаще всего означает некое абстрактное явление, что свидетельствует о пантеистическом мироощущении автора в этот период. Три «деревенские сказки» ˗ «Касьян», «Яга» и «Лия» ˗ завершают книгу. Как и ранее, автор намечает собственные сюжеты, отталкиваясь от фольклорных источников. Злой Касьян губит деревню (показательно, что в конце сказки побеждает 11 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 зло), Яга становится девицей-красавицей (Городецкий дублирует образ, появившийся еще в «Яри»), Лия — «леса дикое виденье» — переживает несчастную любовь. Сходство с фольклором достигается разными способами: присутствием былинного рассказчика, композицией, отрицательным параллелизмом («Не гора упала в воду, // Не в болото канул лес, // Не ведун рожден народу, // Не Велес сошел с небес...»), повторением синонимических конструкций («За горами, за полями, за стоячими лесами...»), синтаксическим параллелизмом («Куча тучей поднялась, // Зорька в небе затемнилась, // Буря снизу занялась»), рефреном («Свирель моя из ивы...»), яркими эпитетами («Яга-плясунья разомлелая, вихревая») и т.д. В целом идейное содержание сборника вполне соответствует заявленной в стихотворении-посвящении идее, но в процессе разработки идея обогащается и «разветвляется». Для мифопоэтического мышления автора характерны бинарные оппозиции: жизнь-смерть и воля-неволя. Причем оппозиции отражаются и в композиции сборника: первая часть — «Голоса смерти», «Тюремные песни», «Воля» — заключает раздумья автора, даваемые преимущественно в минорном ключе; вторая часть — «Осенний вихрь», «Радуга», «Стихи о святой любви» и сказки — возвращение в фольклорную стихию, отмеченную мажорным восприятием мира. И при этом главной идеей остается идея «дикой воли». Герой жаждет ее, узнает ее истинное значение при духовном перерождении. Эта идея воплощается в природе, без соединения с которой герой не представляет себе жизни, и которая есть воплощение божественного начала на земле, в том числе и любви. Среди других составляющих мировоззрения автора важной является мифологема времени и связанная с ней мифологема судьбы. ЛИТЕРАТУРА [1] Городецкий С.М. Жизнь неукротимая: Статьи. Очерки. Воспоминания. — М., 1984. [Gorodetskyi S.M. Zhizn’ neukrotimaya: Stat’yi. Ocherki. Vospominaniya. — M., 1984.] [2] Брюсов В. Далекие и близкие. Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней. — М., 1912. [Bryusov V. Dalekie i blizkie. Stat’yi i zametki o russkikh poetakh ot Tyutcheva do nashikh dnei. — M., 1912.] [3] Весы. — 1908. — № 10. [Vesy. — 1908. — № 10.] [4] Литературное наследство. Т. 85. — М., 1976. [Literaturnoe nasledstvo. T. 85. — M., 1976.] [5] Цит. по: Городецкий С.М. Стихотворения и поэмы. — Л., 1974. [Gorodetskyi S.M. Stikhotvoreniya i poemy. — L., 1976.] [6] Факелы. Кн. 1. — СПб., 1906. [Fakely. Kn. 1. — SPb., 1906.] [7] Факелы. Кн. 2. — СПб., 1907. [Fakely. Kn. 2. — SPb., 1907.] [8] Зиновьева-Аннибал Л.Д. Тридцать три урода: Роман, рассказы, эссе, пьесы. — М., 1999. [Zinov’eva-Annibal L.D. Tridtsat’ tri uroda: Roman, rasskazy, esse, p’esy. — M., 1999.] [9] Иванов В.И. Стихотворения и поэмы. — Л., 1976. [Ivanov V.I. Stikhotvoreniya i poemy. — L., 1976.] [10] Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика. — СПб., 2003. [Khanzen-Leve A. Russkyi simvolizm. Sistema poeticheskikh motivov. Mifopoeticheskyi simvolizm. Kosmicheskaya simvolika. — SPb., 2003.] 12 Щербакова Т.В. Мифопоэтика в сборнике Сергея Городецкого «Дикая воля» MYTHOPOETICS IN THE BOOK OF SERGEI GORODETSKY “WILD WILL” T.V. Shcherbakova Moscow State University Leninskie gory, 1, str. 51, Moscow, Russia, 119991 In this article there is an analysis of the mythopoetics of S. Gorodetsky’s book “Wild will” (1907). Analyzing the data, was discovered, that Gorodetsky, who was famous for the poems about Ancient Russia, its customs and folklore in his first book “Yar’” (1906), still pays attention to old times, but development of new legends becomes less important, many motives disappear and some motives have new way of representation. The main attention has been paid for the binary oppositions (life-death, freedom-captivity), for the idea of “wild will” itself, for symbols and for composition of the book. In addition, there is an investigation about conditions of the publishing of the book, about attitude of the critics to “Wild will”. Key words: mythopoetics, symbolism, symbols, mystic anarchism. ТРИФОНОВСКИЙ КОД В ПРОЗЕ В.С. МАКАНИНА М.В. Селеменева Московский городской университет управления Правительства Москвы ул. Сретенка, 28, Москва, Россия, 107045 Статья посвящена выявлению истоков прозы В.С. Маканина, которые автор обнаруживает в творчестве Ю.В. Трифонова. Рассматриваются такие составляющие художественного мира Маканина, как «московский текст», поэтика повседневности и концепция «самотечности жизни», система персонажей, сущность конфликта между героями-«удачниками» и героями-неудачниками, мотив «убега». Выявляется общий художественный код творчества, который раскрывает генезис идей и образов Трифонова в прозе Маканина: элегические интонации описаний старой Москвы сменяются бесстрастными зарисовками этапов урбанизации столицы, переосмыслением типа героя-интеллигента становится «серединный человек», ситуации нравственного компромисса заостряются до конфузных ситуаций, мотив «убега» лишается положительного содержания и становится разновидностью эскапизма. Ключевые слова: московский текст, герой-интеллигент, серединный человек, поэтика повседневности, конфузные ситуации, мотив «убега», концепция «самотечности жизни». Юрий Валентинович Трифонов — один из крупнейших русских писателей ХХ в. и создатель программных произведений городской прозы, имя которого давно воспринимается как нарицательное обозначение писателя-«горожанина». Владимир Семенович Маканин — самый яркий представитель посттрифоновской волны (или, по определению В.Г. Бондаренко, поколения «сорокалетних»), творчество которого стало частью советской, постсоветской литературы и современного литературного процесса. Художественные миры Трифонова и Маканина столь самобытны и оригинальны, сколь и диалогичны (по отношению к Достоевскому, Толстому, Чехову, Бунину, Пастернаку), причем для В.С. Маканина важнейшим «собеседником» в этом творческом диалоге был именно Ю.В. Трифонов. При первичной проекции художественного мира Трифонова на прозу Маканина создается впечатление, что отличий в творчестве писателей больше, чем сходства: герой Трифонова — коренной москвич, ощущающий пространство Москвы как пространство Дома, герой Маканина — провинциал, выходец с Урала, с трудом привыкающий к ритму жизни большого города; Трифонов вводит в повествование близкое писателю Я героя-повествователя, Маканину подобная техника чужда: он выражает свою позицию с помощью интонации, детали, вплетения авторского голоса в поток сознания героя; в прозе Трифонова охват изображения Москвы соответствует столичным масштабам, тогда как у Маканина целостного образа Москвы практически нет, действие локализовано в квартире, доме, рабочем кабинете; Трифонов использует урбанистические пейзажи для передачи состояния или настроения героя, Маканин московскую природу не замечает, а редкие пейзажные зарисовки служат у него средством воссоздания атмосферы Урала; Трифонову присущ психологизм, он стремится к максимальному раскрытию внутреннего мира героя посредством анализа его настроений, эмоций, душевных порывов, 14 Селеменева М.В. Трифоновский код в прозе В.С. Маканина художественный метод Маканина называют «социальным человековедением» (И.Б. Роднянская), для которого характерны антипсихологизм и «недочувствие» (Н.Б. Иванова). Вместе с тем, отбросив идеи ученичества и развития традиций, мы увидим, что Маканин воспринял художественный мир Трифонова как интересную ему и во многом близкую систему сюжетов, образов, мотивов, проблем, концепций, как возможный источник для вдохновения, и именно такое восприятие позволило писателю развивать трифоновские идеи и переосмысливать элементы поэтики, не повторяясь, не идя след в след, а произвольно вплетая их в художественную ткань собственных текстов. Творчество Трифонова стало своеобразным художественным кодом прозы Маканина, дешифровка которого способствует пониманию особенностей геопоэтики, типологии персонажей, сущности конфликта и мотивной структуры маканинского творчества. Маркером, выявляющим сближения/расхождения творческих поисков Ю.В. Трифонова и В.С. Маканина, выступает «московский текст» русской литературы. Москва является идейным и топографическим центром художественного пространства прозы Трифонова, Домом, т.е. местом, где возможна полнота самореализации героя, достижимо личное счастье, осуществимы творческие планы. Отношение писателя к родному городу точно охарактеризовал В.М. Пискунов: «Москва для Трифонова — обжитое пространство, в котором человек чувствует себя защищенным и одновременно свободным от притязаний близких. И этот „большой дом“ связан с представлениями не о тесноте, толчее, суете, а с простором, открытостью, ожиданием или осуществлением новой жизни» [1. С. 491]. Московские локусы прозы Трифонова могут быть осмыслены как геопоэтические образы, несущие в себе наряду с пространственными характеристиками ментальные, культурные, историософские значения. Московское микропространство, изначально мыслившееся как Дом (Дом с садом в «Долгом прощании», Дом на набережной в одноименной повести, Дом на Трубной в романе «Время и место»), часто становится Антидомом, т.е. «опрокинутым домом», местом разлада, вынужденного совместного проживания духовно чужих друг другу героев, но выход героя за пределы частного московского локуса («убег») расценивается писателем как попытка разрыва связи с Домом (Москвой), обреченная на неудачу. В прозе Маканина начала 1970-х гг. Москва — это большой город, законы жизни в котором непонятны герою-провинциалу, темпоритм которого не совпадает с привычным для выходца из аварийного поселка медленно текущим и все повторяющим временем, требования которого и амбиции провинциала трагически не совпадают («На первом дыхании», «Валечка Чекина», «Старые книги», «Погоня», «Повесть о старом поселке»). Важнейшие пространственные образы прозы раннего Маканина — барак и поселок, причем каждый из этих образов важен для писателя не как топографическая реалия, а как духовная инстанция. В произведениях конца 1970—1980-х гг. («Отдушина», «Человек свиты», «Антилидер», «Гражданин убегающий») Москва — это четко структурированное пространство, время в котором расписано по секундам, оно подчиняет себе героя, с легкостью понимающего и принимающего требования большого города. Бывший провинциал, ставший москвичом, пытается вписаться в столичный социум, но осваивает лишь локальные территории, не охватывая пространство столицы в целом. 15 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 И.Б. Роднянская точно отмечает, что «у Маканина... Москва — не трифоновская обжитая, облюбованная и элегически освещенная „малая родина“ природного москвича, а „большой город“, своими законами жестко противостоящий житейскому и этическому опыту посланца поселковой и барачной России» [2. Т. I. С. 604]. В «московском тексте» Маканина место действия — тот или иной московский локус — лишено мифологической, легендарной и исторической ауры. В прозе Маканина 1980—1990-х гг. главными героями становятся не провинциалы в столице, а рядовые москвичи, живущие «в многоподъездных, многоэтажных домах, а раньше — в старых московских дворах и двориках, которые стояли на этом же самом месте и от которых уже ничего не осталось, если не считать их самих...» [3. С. 71], т.е. люди, которые ощутили последствия процесса урбанизации на собственном опыте. Следует отметить, что у Маканина в описаниях разрушения старой Москвы нет элегических интонаций, присущих прозе Трифонова: герои Маканина воспринимают урбанизацию как нечто естественное, неизбежное, а переезд из старых домов в новостройки — как улучшение жилищных условий (герои Трифонова — как потерю корней, разрушение родовых гнезд, прощание с детством и юностью). Московский хронотоп В.С. Маканина представлен несколькими типологическими разновидностями: «чужой город» — «большой город» — «свой город», причем Москва становится своим городом лишь для героев прозы Маканина последних лет. Например, в романе «Две сестры и Кандинский» (2011) постсоветская Москва переживает очередной виток изменения политического и культурного ландшафта, и те события 60-х гг. ХХ в., которые Трифоновым и другими создателями городской прозы воспринимались как время безжалостной урбанизации, Маканиным изображаются как благословенные шестидесятые, время формирования нового интеллигентского самосознания и нового облика столицы с сетью нелегальных студий/квартир. Именно такая студия Ольги Тульцевой выступает в романе своеобразным духовным центром Москвы, а ее статус (нелегальный/легальный) является маркером эпохи. К-студия в советские время — это «пригретая площадка для показов опальных художников», «теплое теневое местечко», «тусовка для всякого рода инакомыслящих»; в постсоветскую эпоху — это «студия „КАНДИНСКИЙ“, где вполне легально пропагандируется живопись знаменитого авангардиста» [4. С. 10]. Студия Ольги — оплот «ненатужной московской доброты» [4. С. 239] и гостеприимства, открытое пространство, куда свободно заходит не только сестра Инна, но и посторонние люди: «Студия велика, полуподвал разделен перегородками на секции, это как бы смежные комнаты, много комнат. И конечно, всюду проходы без дверей... Три секции, что как-никак с дверьми, являют собой личную жизнь Ольги. Но двери всегда распахнуты» [4. С. 14—15]. В творчестве начала 2010-х гг. Москва стала для героев Маканина «своим городом», Домом, в котором микропространство квартиры органично вписано в макропространство города но, по иронии судьбы, именно на этом этапе зазвучал знаменитый чеховский «трехсестринский зов» на новый лад: «В Пи-и-итер!.. В Пи-иитер!.. В Пи-и-итер!..» [4. С. 317]. Герои Трифонова, несмотря на частые «убеги», так прочно связаны с Москвой, что любое другое пространство рассматривают как чужое и пригодное лишь для временного пребывания. 16 Селеменева М.В. Трифоновский код в прозе В.С. Маканина В.С. Маканин унаследовал у Трифонова умение возвести самое мелкое, бытовое к великому, бытийному, почувствовать в повседневности дыхание вечности. Так, в картинах разрушения домиков старой Москвы и возведения новостроек, Трифонов показывает не просто процесс урбанизации, а неумолимый ход времени, в потоке которого патриархальная Москва и Москва новостроек так же быстро сменяют друг друга, как стремительно детство и юность человека оборачиваются зрелостью и старостью. Ю.В. Трифонова и В.С. Маканина сближает философское осмысление потока воды как потока времени — однонаправленного, неостановимого, безвозвратно уносящего дома и людей в прошлое. В повести «Река с быстрым течением» Маканина озарение о реке жизни вложено в уста героя — типичного обывателя Игнатьева, ощутившего трагизм жизни только в момент созерцания разрушения старого московского домика: «Экая быстрая река — жизнь. Сносит течением — и все тут дела» [5. С. 151]. Эта экзистенциальная ситуация, спровоцированная картиной рушащегося дома, готового принять последний смертельный удар, была подготовлена ранее известием о быстром угасании жены от неизлечимой болезни. Пытаясь остановить реку времени, Игнатьев создает свой ручеек памяти — коллекцию фотографий Симы, на которых запечатлена ее жизнь от школьного детства до последних лет брака. Этот «ручей» — часть реки, «которая за какие-то полтора десятка мгновений пронесла мимо него жизнь жены — и унесла» [5. С. 174]. Мотив жизни-потока трансформируется у Маканина в идею «самотечности» жизни, под которой подразумевается «безумная инерция повседневности, банальное сумасшествие будней» [6. С. 148]. Жизнь Ключарева и Алимушкина («Ключарев и Алимушкин») определяется полосой везения у первого и полосой неудач у последнего; жизнь Михайлова («Отдушина») подчинена срокам исполнения заказов, интересам семьи и Алевтины, которой он уделяет время два-три раза в месяц, чтобы не выбиться из общего графика судьбы; Митя Родионцев («Человек свиты») живет по графику свитского человека с регулярными выездами в командировки, чаепитиями в приемной директора и теряется, когда его лишают этой накатанной жизненной колеи. Все маканинские герои подчинили себя течению жизни, уверились в том, что все зависит от удачи/неудачи, а не от них самих, что ритм жизни раз и навсегда предопределен. М.Н. Липовецкий верно отмечает, что Маканин, «вслед за Юрием Трифоновым, относится к повседневности как к „великому испытанию“, признает за ней значение той сферы, где протекает основная и, скорее всего, самая важная часть человеческой жизни» [6. С. 149]. Способом обнаружения истинного лица героя, а также выходом из «самотечности жизни» становятся в прозе Маканина конфузные ситуации, т.е. ситуации обнажения человеческой сущности. Конфузные ситуации не следует понимать как анекдотические случаи или казусы городской жизни, а скорее как «способ обнаружения индивидуального начала в социально-стереотипизированном человеке» [7. С. 78]. Такими ситуациями становятся череда удач в судьбе Ключарева и полоса неудач в судьбе Алимушкина («Ключарев и Алимушкин»), измена и болезнь жены Игнатьева Симы («Река с быстрым течением»), изгнание Мити Родионцева из свиты директора («Человек свиты»), появление в окружении Толи Куренкова героя-«удачника» («Антилидер»), т.е. любые ситуации, нарушающие привычный 17 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ритм жизни, выбивающие героя из колеи и заставляющие обнаруживать скрытый интеллектуальный, нравственный, духовный потенциал. Необходимость погружения героев в «конфузные ситуации» обоснована писателем в повести «Голоса»: «Человека стало возможным выявить, не обобщая — достаточно было стронуть этого человека с места, заставить его невольно или вольно нарушить житейское равновесие, все равно где — в отношениях с женой, на службе или в захудалом пансионатике... Потеряв на миг равновесие, человек обнаруживался, выявлялся, очерчивался индивидуально, тут же и мигом выделяясь из массы, казалось бы, точно таких же, как он. Голос выбивался из хора, или, точнее сказать, отбивался от остальных голосов и — пусть даже слабый — был слышен в ста и более шагах, а сам хор, мощный и правильно расставленный, делался рядом с ним как бы фоном, как бы тишиной или молчанием» [8. С. 93]. В прозе Трифонова подобного акцента на ситуативности нет, но сюжетные коллизии обмена и трудоустройства («Обмен»), семейного конфликта и изгнания заболевшей домработницы («Предварительные итоги»), утраты старого дома и измены любимой женщины («Долгое прощание»), конфликта со свекровью («Другая жизнь»), выбора между аспирантурой и невестой («Дом на набережной»), между публикацией книги и защитой невиновного человека («Время и место»), безусловно, предвосхищают появление конфузной ситуации Маканина. Герой Трифонова — представитель постоттепельной интеллигенции, склонный к конформизму, к болезненной рефлективности в ущерб созидательной деятельности, часто занимающий позицию постороннего, не способный к противостоянию «умеющим жить». Та заурядность героя, которая в прозе Трифонова предполагалась, Маканиным откровенно декларируется: «Ключарев был научный сотрудник, кажется, математик — да, именно математик. Семья у него была обычная. И квартира обычная. И жизнь тоже, в общем, была вполне обычная — чередование светлых и темных полос приводило к некоей срединности и сумме, которую и называют словами „обычная жизнь“» («Ключарев и Алимушкин») [5. С. 8]; «...у Михайлова не было или почти не было претензий к судьбе и спроса к собственной личности... Он инертен. Он из тихих. Он, пожалуй, слишком медлителен душой, как бывают медлительны телом — такие люди не успевают уклониться ни от плохого, ни от хорошего...» [5. С. 45—46]. Заурядны Куренков (человек «смирный и терпеливый», «муж как муж» [3. С. 75, 77]) и Митя Родионцев (сорокалетний герой с детским именем «из тех, кто спортивен и носит спортивные костюмы: моложавый мужчина, поджарый и быстрый для своих сорока лет» [3. С. 135]). Типичен Игнатьев — человек «немножко суетный и немножко позер», «уже набегавшийся в жизни, напробовавшийся и теперь живший ровно и спокойно» [5. С. 137]. У этого героя типовой брак и стандартный набор жизненных приобретений: «У него была семья, был сын, была жена, у него был свой дом, было свое кресло и была своя чашка для чая. У него была даже своя страстишка из рядовых и домашних — собирание альбомов живописи» [5. С. 137]. У «серединных» героев (термин Л.А. Аннинского) вместо любви — привычка, вместо страстей — страстишки, у них нет «ни морщин, ни боли в сердце, хотя бы и редкой» [3. С. 137]. «Серединный» человек Маканина — это герой, формально принадлежащий к интеллигентской прослойке, но, по сути, далекий от подлинной интеллигентно18 Селеменева М.В. Трифоновский код в прозе В.С. Маканина сти, мыслящий стереотипно, живущий без идеалов и принципов, приспосабливающийся к среде и окружению, дистанцирующийся от политики и общественной деятельности, сосредоточенный на семье и работе. Писатель не стремится сохранять иллюзию интеллигентности своего героя, он разоблачает и ученого-математика Стрепетова («Отдушина»), и работника «Техпроекта» Родионцева («Человек свиты»), и сотрудника НИИ Ключарева («Ключарев и Алимушкин»). Герой-интеллигент Маканина, как правило, «добр, мягкотел... и никчемен, если говорить до конца, и только при очень большой любви можно счесть это интеллигентностью» [3. С. 169]. Трифонов, создавая образы инженера Дмитриева («Обмен»), переводчика Геннадия Сергеевича и историка Гартвига («Предварительные итоги»), филолога Глебова («Дом на набережной»), также подчеркивает, что их интеллигентность показная, знания поверхностные, моральные принципы нестойкие. Наряду с подобными персонажами в художественном мире Трифонова есть и подлинные интеллигенты, озабоченные не повседневным душевным комфортом, а поисками научной истины (Сергей Троицкий, «Другая жизнь») или творческой самореализацией (Ребров, «Долгое прощание»; Антипов, «Время и место»). В прозе Маканина подобный противовес не предусмотрен, любой из его героев может с полным правом повторить слова Мити Родионцева: «...я ничто и ноль...» [3. С. 192]. Антитеза Трифонова «неудачник/умеющий жить» в прозе Маканина трансформируется в антитезу «неудачник/удачник». «Удачник» — образец маканинского словотворчества: это слово воспринимается как полный синоним слова «счастливчик», но в маканинском окказионализме сделан акцент на противоположности героя подобного типа герою-неудачнику. В некоторых повестях Маканина антитеза «неудачник/удачник» представлена в наглядном противостоянии героевантиподов, как, например, Алимушкин/Ключарев («Ключарев и Алимушкин»), Куренков/Тюрин, Куренков/Сыропевцев, Куренков/Большаков («Антилидер»), Родионцев/Санин («Человек свиты»), причем на первый план вынесен, как правило, герой-неудачник как художественный тип, чьи психология, поведение и судьба более интересны автору; в других произведениях тип «удачника» не воплощен в конкретном образе, и герой-неудачник осознает неблагосклонность фортуны не в сравнении с кем-либо, а в сопоставлении себя настоящего с собой прежним (молодым, подающим надежды, востребованным), как например, Игнатьев («Река с быстрым течением»), Тартасов («Удавшийся рассказ о любви»), Петрович («Андеграунд, или Герой нашего времени»), Артем Константа («Две сестры и Кандинский»). Особое место в системе образов произведений Маканина занимают героининеудачницы — Марина («Река с быстрым течением»), Алевтина («Отдушина»), Вика («Человек свиты»), Лариса («Удавшийся рассказ о любви»), Инна Тульцева («Две сестры и Кандинский»). Если герой расценивается как неудачник по неуспешности профессиональной деятельности, то героиня — по несостоятельности в личной жизни. На наш взгляд, самым наглядным примером несчастливой женской судьбы является история Марины из повести «Река с быстрым течением». Эта героиня — «инженер-неудачница», «одинокая женщина в зачуханной комнате с ободранными обоями», «обиженная жизнью и обойденная» [5. С. 129—130]. О неудачливости героини свидетельствует ее локусы — «потемневший трехэтаж19 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ный дом» [5. С. 132], который выглядит как овеществленная память о прошлом, и комната, в которой «замерло и остановилось время... суетливой юности — даже кровать железная та же, даже послевоенный пудовый будильник» [5. С. 129]. Марина, когда-то мечтавшая о любви и семейной жизни, к тридцати пяти годам «одичала», «ожесточилась и сникла» [6. С. 131—132]. Таким же художественным приемом — раскрытием сущности персонажа через пространственный образ — Маканин пользуется в повести «Отдушина»: тридцатилетняя поэтесса Алевтина — героиня с несложившейся творческой («За десять примерно лет у нее вышли три тоненькие книжицы стихов, и теперь, ожидая четвертую, она рецензирует или же подрабатывает, выступая со своей лирикой в заводских и районных Домах культуры и в студенческих аудиториях на всякого рода торжествах» [5. С. 47]) и личной судьбой («Мужа у нее нет. Детей нет. Есть квартира» [5. С. 48]). Пространство вокруг дома Алевтины перекликается с ее образом жизни: героиню окружают стройплощадка, овраг и поле, которым еще предстоит стать частью города, подобно тому, как ей, тридцатилетней одинокой женщине (неслучайно то, что основные характеристики героини — знаки отсутствия), необходимо реализоваться в семье и творчестве. В качестве способа вырваться из круга жизненных неудач Маканин предлагает трифоновский рецепт «убега» — способ решить проблемы, удалившись от них, убежав в другой дом или город, в другую семью или к другой женщине. Одним из вариантов «убега» в прозе Маканина становится «отдушина», т.е. «...промежуток меж рабочим днем и домом», время, «чтобы хорошенько расслабиться и забыться — хотя бы раз в неделю, хотя бы редко, хотя бы иногда» [5. С. 94]. Понятие «отдушина» в дальнейшем проецируется на Алевтину («...не всякая женщина годится в отдушины, как не всякая женщина годится в жены» [5. С. 96]), поскольку именно она своим присутствием заполняет промежуток между работой и домом в жизни Михайлова и Стрепетова. Помимо «убегов» к женщинам или друзьям, на дачу или в деревню, хорошо знакомых по прозе Трифонова, в творчестве Маканина представлен и «убег» в никуда, т.е. бегство от женщин, друзей, детей, не предполагающее какого-либо конечного пункта следования, совершаемое по случайной траектории с единственной целью — освободиться от обязательств и сменить уже ставшую привычной среду обитания. Таким «убегом» выглядит вся жизнь Павла Алексеевича Костюкова — «гражданина убегающего», с легкостью покидающего временные жилища, бросающего работу, рвущего отношения со случайными знакомыми. Если трифоновские герои-интеллигенты совершали «убеги» для того, чтобы принять непростое решение, найти выход из сложной ситуации, обрести утраченное душевное равновесие (т.е. у «убега» было положительное содержание), то маканинский герой является разрушителем по натуре, от родственников и знакомых (близких людей среди них нет, поскольку Костюков не приемлет духовной близости) героя отделяет «ров времени — ров, полный чужести и холода, полный темной воды» [3. С. 18]. «Темные воды» ассоциируются с водами Леты, отделяющей мертвеца от мира живых, и указывают на то, что Павел Алексеевич задолго до своей безвременной смерти в тайге был отделен от других людей, существовал среди них как мертвец среди живых. 20 Селеменева М.В. Трифоновский код в прозе В.С. Маканина В прозе Маканина «убег» перестает быть прерогативой мужчин, часто в «убег» от семейных неурядиц, проблем со здоровьем, неудач в профессии пускаются героини, в частности, Сима Игнатьева («Река с быстрым течением»), Лариса Игоревна («Удавшийся рассказ о любви»), Вера Курнеева («Андеграунд, или Герой нашего времени»), Инна Тульцева («Две сестры и Кандинский»). Как правило, женский «убег» исполнен большего драматизма и вызван конкретными жизненными обстоятельствами: героини убегают от смертельной болезни (Сима), от приближающейся старости (Лариса Игоревна), нелюбимого мужа (Вера), от личной и профессиональной неустроенности (Инна Тульцева). Маканин развивает трифоновскую концепцию жизнесмерти — неделимого сплава бытия и небытия. И.Б. Роднянская верно отметила: «...Ю. Трифонов, а вслед за ним В. Маканин, чем точнее пишут быт, тем решительнее ставят его у неизбежной черты» [2. Т.I. C. 406]. Если герои Трифонова стремятся к осмыслению смерти близкого человека, через протест приходят к смирению с трагизмом бытия, то маканинский «серединный человек» пытается увернуться от смерти, сделать вид, что ее не существует: Ключарев («Ключарев и Алимушкин») не хочет принять факт смерти Алимушкина и придумывает для себя и жены заместительную формулу: «Улетел на Мадагаскар» [5. C. 40]; Игнатьев («Река с быстрым течением») не может смириться с угасанием жены и вытесняет сочувствие ревностью. Смерть героев Маканин чаще всего оставляет за рамками повествования: мы не видим предсмертных страданий Алимушкина («Ключарев и Алимушкин»), Симы Игнатьевой («Река с быстрым течением»), Толи Куренкова («Антилидер»), но от этого произведенный эффект лишь усиливается, поскольку герои оставлены в тот миг, когда неотвратимость смерти ими осознана, но жизнь еще длится. Исключением является конец «убегающего» Костюкова, воссозданный в мельчайших подробностях: накануне смерти он нанялся копать землю, и эта земля стала его могилой, самым дальним местом, куда он совершил последний «убег». Маканин выводит нулевой баланс существования героя: бросивший всех жен и любовниц, брошенный детьми, Павел Алексеевич оказывается похоронен в чужой земле чужим человеком, т.е. осуществился подлинный «убег убегов» — от дома, от родных в безвестность и безымянность. В.С. Маканина нашел в прозе Трифонова как идейно-художественную подпочву, так и интертекстуальный ресурс. Сюжеты, образы, мотивы трифоновской прозы становятся для представителя поколения «сорокалетних» отправной точкой в создании собственного художественного мира — мира «серединного человека», для которого Москва — город возможностей и город испытаний. Трифоновская Москва-дом у Маканина распадается на отдельные локусы работы, отдыха, досуга, на квартиры и учреждения, и ни один из этих локусов не имеет мифологической или исторической ауры. Писатель творчески и во многом полемически осваивает ключевые темы и мотивы Трифонова — тему разрушения старой Москвы, тему неудавшейся жизни, тему жизнесмерти, мотив «убега», мотив жизни-потока. Художественным открытием Маканина стала концепция «самотечности» жизни, т.е. изображение повседневности как совокупности повторяющихся событий, однообразных действий, автоматических реакций, преодолеть которые можно только посредством «конфузной ситуации» — изъятия человека из потока повседневности, освобождения его от стереотипов и выявления его неповторимого Я. 21 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ЛИТЕРАТУРА [1] Пискунов В.М. Чистый ритм Мнемозины. — М.: Альфа-М, 2005. [Piskunov V.M. Chistyj ritm Mnemoziny. — M.: Al'fa-M, 2005.] [2] Роднянская И.Б. Движение литературы: В 2 т. — М.: Знак; Языки славянских культур, 2006. [Rodnjanskaja I.B. Dvizhenie literatury: V 2 t. — M.: Znak; Jazyki slavjanskih kul'tur, 2006.] [3] Маканин В.С. Гражданин убегающий: Повести. — М.: Вагриус, 2003. [Makanin V.S. Grazhdanin ubegajushhij: Povesti. — M.: Vagrius, 2003.] [4] Маканин В.С. Две сестры и Кандинский: Роман, или Сцены из жизни 90-х. — М.: Эксмо, 2011. [Makanin V.S. Dve sestry i Kandinskij: Roman, ili Sceny iz zhizni 90-h. — M.: Jeksmo, 2011.] [5] Маканин В.С. Отдушина: Повести. — М.: Вагриус, 2003. [Makanin V.S. Otdushina: Povesti. — M.: Vagrius, 2003.] [6] Липовецкий М.Н. Против течения: Авторская позиция в прозе Владимира Маканина // Урал. — 1985. — № 12. — С. 148—158. [Lipoveckij M.N. Protiv techenija: Avtorskaja pozicija v proze Vladimira Makanina // Ural. — 1985. — № 12. — S. 148—158.] [7] Мотыгин С.Ю. Поэтика В.С. Маканина: Дисс. ... канд. филол. наук. — Астрахань, 1997. [Motygin S.Ju. Pojetika V.S. Makanina: Diss. ... kand. filol. nauk. — Astrahan', 1997.] [8] Маканин В.С. Погоня: Роман в 2 ч. — М.: Вагриус, 2003. [Makanin V.S. Pogonja: Roman v 2 ch. — M.: Vagrius, 2003.] THE TRIFONOV’S CODE IN PROSE BY V.S. MAKANIN M.V. Selemeneva Moscow Metropolitan Governance University Sretenka str., 28, Moscow, Russia, 107045 The article is devoted to the origins of V.S. Makanin’s prose, which the author finds in the works of Y.V. Trifonov. In order to identify the presence and influence of Y.V. Trifonov the author considered those components Makanin’s artistic world as the “Moscow text”, poetics of everyday life and the concept of “self-flowing life”, the system of characters, the essence of the conflict between the characters (“lucky man”/”unlucky fellow”), the motif of “runaway”. The study brings to light the general artistic creativity code that reveals the genesis of Trifonov’s ideas and images in Makanin’s prose: the elegiac tone of the descriptions of the old Moscow replaced dispassionate sketching stages of capital’s urbanization, the intelligent person was rethinking as the “middle man”, a situation of moral compromise tapered to embarrassing situations, the motif of “runaway” is deprived of positive content and becomes a kind of escapism. Key words: moscow text, the intelligent person, the middle man, the poetics of everyday life, embarrassing situation, the motif of “runaway”, the concept of “self-flowing life”. 22 АРХЕТИП ГЕРОЯ ГРААЛЯ В ПОВЕСТИ И. ШМЕЛЁВА «НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША» А.О. Стриганова Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 Целью этой статьи мы поставили изучение архетипа героя Грааля в повести И. Шмелёва «Неупиваемая чаша». В произведении, принадлежащем новому времени и совсем иной, русской культуре, древний кельтский архетип обрел новое рождение и новые черты, обогатившие и углубившие историю его литературных преломлений. Ключевые слова: Грааль, герой Грааля, архетип, экфарсис, И. Шмелёв, «Неупиваемая чаша». В первое свое средневековое возрождение миф о Граале, вливаясь в романы и поэмы, обретал новое время и место действия, но сохранял в себе образы и чудеса древнего мира кельтов с его магами и колдунами. Таковыми были романы де Труа и его продолжателей. И лишь Робер де Борон сумел так вписать Грааль в христианскую традицию, что в скором времени во многих храмах стали появляться чудесные чаши, названные святыми Граалями, а в аббатстве Гластонберри была найдена могила Артура: «Вся тональность его произведений перекликается со стилем житий святых и апокрифическими Евангелиями» [1]. Заслуга этого автора огромна, именно благодаря ему Грааль перестал принадлежать своей эпохе и с тех пор, оторванный от нее, гармонично, сохраняя свой смысл и неизменный мотив поиска, переходит из культуры в культуру. Именно этот Христианский Грааль, без оккультных и языческих черт, не чаша, в которой не иссякают ни еда, ни вино, как в древних сказках, но неиссякаемый источник божественной радости, появляется на страницах повести И. Шмелёва «Неупиваемая чаша». И как когда-то миф языческий был вписан в христианскую традицию, так теперь этот европейский средневековый миф занимает свое место в традиции русской. В «Неупиваемой чаше» мы видим русскую деревню XIX в., с ее особым бытом, с ее деревянными церквями и долгими зимами — мир прежде никогда не становившийся местом действия легенды о Граале. Следы средневековой эстетики прослеживаются лишь изредка. Так, два одновременно рисуемых художником образа возлюбленной — простой портрет и икона, та же женщина, но такая, «которая умереть не может», — отсылает нас к западноевропейскому Средневековью — к культу прекрасной Дамы. Икона «Неупиваемая чаша», вдохновившая автора на написание повести, получила известность в 1878 г. На ней была изображена Богородица с воздетыми к небесам руками, а перед ней стояла чаша, в которой сидел младенец Христос. История написания этой иконы заинтересовала Шмелёва настолько, что он попытался ее воспроизвести. Критики относят повесть к жанру экфарсиса, описанию произведения изобразительного искусства в литературном тексте. На первый взгляд подобное опреде23 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ление кажется ошибочным, ведь ни сама икона «Неупиваемая чаша», ни история ее создания не является центральным мотивом повести. Но при более глубоком рассмотрении подобное определение кажется нам вполне справедливым: «Экфарсис — описание предмета, несущего изображение другого предмета, как бы „отражение отражения“» [2]. Шмелёв не просто рассказывает историю героя, но пытается разгадать тайну его главной картины, т.е. разгадать загадку, заданную неизвестным иконописцем. Автор отражает в своем произведении икону, действительно существующую. Иконописец же, изображая богородицу с чашей, в свою очередь, отражает иное произведение искусства — христианские мифы о Граале. Мы можем проследить здесь цепь отражений. В центре повести «Неупиваемая чаша» действительно стоит произведение искусства — икона, но не внешний вид ее, не история ее написания, но попытка угадать смысл, некогда заложенный в нее автором. Система персонажей довольно проста. По сути, в повести есть лишь один герой — живописец Илья, остальных персонажей мы видим его глазами, видим не как живых, противоречивых людей, но как будущие образы, которые украсят стены храма. Храм этот носит имя святого Ильи. И как случайный прохожий может увидеть эти образы, лишь зайдя в храм, так мы видим героев лишь в восприятии Ильи, в рамках его системы ценностей. Повесть начинается и заканчивается описанием села Ляпуновка в 10-х гг. XX в. Дачники с интересом посещают старенькую церковь, полуразрушенную усадьбу, заросший пруд: «Правда: в Ляпуновке все в прошлом» [4]. Все здесь принадлежит миру ушедшему, кроме одной иконы, которая и в новое время вызывает живой интерес и заставляет поклониться себе всех верующих, а неверующих заставляет улыбнуться. Икона эта уже вошла в новый мир и нашла в нем свое место. И найдет место в веках, которые придут после. Эта икона — «Неупиваемая чаша», а мир повести оказывается схож с миром романов о Граале. Здесь нет средневековых городов и рыцарей, но есть другое важнейшее сходство: некий исторический перелом, наступление новой культурной эпохи, еще тронутой романтическими воспоминаниями о прошлом, здесь — об ушедшей Руси. Именно эта смена эпох является важнейшей чертой мира Грааля, Грааля-перерождения. Главный герой повествования, крепостной крестьянин Илья на первый взгляд не является рыцарем и не совершает подвигов, он художник. Тем не менее в его пути оказывается чрезвычайно просто проследить путь героя классической артурианы, следующего за зовом Грааля. Юный Илья сын маляра и крепостной баринасамодура, в трудную минуту оказавшийся в храме, неожиданно для себя понимает, что хочет посвятить себя служению Богу. И когда в один волшебно яркий и солнечный день юноша встречает своего господина в хорошем настроении, он как откровение и зов воспринимает красоту весеннего дня, он слышит зов и решается просить отпустить его работать на росписи монастыря. В этот особенный день даже барин показался ему другим: «Так и сиял, как икона. И день был погожий, теплый, полный весеннего света» [4]. Таким же зов Грааля был и в сказках, и в романах. Как только герой слышал его, мир наполнялся волшебным светом, а окружающие люди казались прекрасными. 24 Стриганова А.О. Архетип героя Грааля в повести И. Шмелёва «Неупиваемая чаша» Выбранная доля — стремление юного Ильи писать такие иконы, которые подарят радость и душевную свободу темным и нищим духом людям, заставляет художника совершать все новые подвиги. Жертва, которой каждый раз требует Грааль, — расставание героя с привычным миром, с близкими людьми, с благами своего прежнего места в обществе. Все эти жертвы приносит и Илья. Когда хозяин посылает его учиться за границу, он оставляет на родине всех, кого знал, понимая, что многие, в том числе его отец, не доживут до его возвращения. Уезжая же из Италии, где прожил четыре года, Илья жертвует сытой жизнью, окружением образованных людей, а главное — свободой, в Россию он возвращается крепостным. Трудно выделить в жизненном пути героя мотив блуждания и незаданный вопрос, без которых привычный путь героя Грааля не может обойтись. Как и герой Грааля, Илья скитается по миру, переплывает моря, видит мир и восхищается его разнообразием: «Сколько всего на свете, сколько всяких людей и товаров, как звезд в небе!» [4]. Но это разнообразие мира не сбивает с пути Илью, а напротив, гармонично наполняет красками его еще не нарисованные иконы. Не является мотивом блуждания и искушение, посланное художнику в образе цыганки Зойки. Ее грешную красоту трудно назвать искушением в полном смысле — она ни разу не заставила Илью усомниться в своем выборе, не растревожила его сердца и не стала ему желанной. Взамен прежнего в «Неупиваемой чаше» есть новый смысл мотива блуждания. Прежде путешествия по миру давали герою возможность духовного роста и впоследствии выбора собственного пути из более широкого спектра, здесь же герой не выбирает, не изменяется, но равно впитывает в себя все увиденное, запоминает, чтобы однажды изобразить. Как рай должен включать в себя все, что возможно в мире, весь мир, так счастливый человек носит весь мир в своем сердце и для этого странствует. Так носит в себе всю радость мира Грааль Ильи — неупиваемая чаша. «Многие герои повести запечатлены в иконе, сам же Илья как бы воплощается в храме св. Ильи-пророка. Тема человека-Храма, тема строительства Храма внутри своей души самим человеком — встречается не только в „Неупиваемой чаше“» [3]. Мы видим, что сама ступень пути к замку Грааля сохраняется, но изменяется ее смысл. Решение же, которое должен принять герой, задав себе вопрос «кто я?», было принято Ильей в тот же день, когда он впервые услышал зов. Мотив незаданного вопроса в повести отсутствует. Следующий важный мотив — неуклонная вера в правильность избранного пути. Вера Ильи, подпитанная его любовью, ни разу не изменила ему, и главную свою икону и другие работы, он рисовал, несмотря на непонимание и зависть людей некогда равных ему, несмотря на свое положение, а позже, несмотря на смертельный недуг. Трудно отыскать в повести мотив битвы с самим собой, разве что назвать так победу слабеющего художника над собственным телом. Сомнение так и не кос25 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 нулось его, его образ нельзя разделить на части — светлую и темную, истинную и ложную, прошлую и настоящую. Его образ целен и непротиворечив. Так следует ли из отсутствия центрального мотива мифа о Граале, мотива победы героя над собой, что закончивший свою жизнь написанием иконы «Неупиваемая чаша» Илья не был героем Грааля? Он не изменился, не пережил перерождения, не переживет его и за пределами повествования, заканчивающегося смертью молодого художника. Мы недаром начали статью с христианизации Граалевских романов. Вскоре после нее прежние герои Грааля с их внутренними конфликтами оказались неуместны, в них было слишком много языческих черт, и тогда на смену им пришел новый герой — Галахад. Галахад от рождения был одарен судьбой искателя Грааля. С детства он знал, как пройдет и чем кончится его жизнь. Следуя по пути, указанному Граалем, этот новый герой не совершал промахов, не испытывал сомнений, вера его была непреклонна, а соблазны мира обходили его стороной. Именно таким героем, Галахадом, является художник Илья. С рождения своего Галахад был избранным, предназначенным для однойединственной цели. Он не был похож на окружающих его рыцарей, не совершал ратных подвигов и не любил прекрасных дам, даже служение королю было для Галахада весьма условно. Таким является и Илья: с раннего возраста, ни внешне, ни внутренне он не был похож на людей, окружающих его, был хрупок и раним и точно так же всегда знал свое предназначение, и точно так же этим предназначением было служение Богу. Как легко преодолевал трудности пути Галахад, так и Илья легко и счастливо учился всему, что было для него необходимо. Так же схожи и внешние описания героев. Галахад был румян, светловолос, безбород — тонкий и женственный, он походил на ангела. Таким был и Илья: «Был он мальчик красивый и румяный, как наливное яблочко, а нежностью лица и глазами схож был с девочкой» [4]. В отличие от большинства прежних героев Грааля, для которых неизменной преградой была влюбленность и вполне земная преданность своей любви, Галахад, придерживаясь определенных принципов, не обращал внимания на прекрасных дам, но неизменно пользовался у них успехом. Так же любим и дворовыми девками, и свободными молодыми итальянками был Илья. И так же ни одна из них не заняла его сердце. Любовь же молодого художника к его госпоже была иной и больше походила на поклонение, веру. И вместо того, чтобы отводить его от его предназначения, напротив, вела его к цели — к той важнейшей иконе. Возлюбленная как могла облегчала его работу, давала заказы, все ближе подводившие художника к той самой, последней идее и ее воплощению. Есть у Галахада и еще одна черта, отличающая его от прежних героев. Обретя Грааль, он навсегда увозит его от людей, скрывается вместе с ним в неведомых краях или возносится вместе с ним на небо. Если прежние герои и совершали чтото подобное, то лишь для того, чтобы святыня могла в сохранности вернуться на землю, когда миру понадобится ее помощь. Галахад же уносит чашу навсегда, забрав ее себе, став первым, последним и единственным ее героем. Есть подобная черта и у Ильи: «Неотрывно глядел он в лицо ее (госпожи — А.С.), вырванное из жизни и отданное ему — ему только» [4]. 26 Стриганова А.О. Архетип героя Грааля в повести И. Шмелёва «Неупиваемая чаша» Он тайно рисует свою икону — «Неупиваему чашу», он не показывает ее никому, даже госпоже, чей образ он придал Богоматери на иконе. Только в последние минуты перед смертью решается он завещать ее монастырю, открыв правду о ее существовании. И этим поступком все же отстраняется от Галахада. Эти два героя, чистые и девственные, два верных христианина, лишенные сомнений и уверенные в своем пути, безусловно схожи. И хотя Галахад не может быть назван героем Грааля в полном смысле, но все же на протяжении истории он является одним из самых известных литературных воплощений героя Грааля. Однако нас не столько интересует сходство Ильи с прежними героями, сколько то новое, что автор внес в поиск и в сам смысл Святого Грааля. Уезжая за границу, Илья хотел лишь следовать тому, что дает ему счастье. Но увидев новые страны, познав не только тяжелую и горькую сторону жизни Ляпуновки, но и светлое разнообразие мира, он вернулся назад с иной целью — донести увиденное до людей, нарисовать такие образы, которые тронут их темные и ленивые сердца. Именно тех людей, а не новых, свободных и счастливых, видит Илья в счастливом сне. Илья в процессе поиска учится любить и уважать людей. В древних сказках целью поиска становится личное перерождение, в средневековых романах — перерождение во Христе, перерождение мира, смена эпох. В произведениях же XX в. героя ведет человеколюбие, стремление помочь людям и сделать их лучше. Человеколюбие Ильи видно не только в его рассуждениях. Именно простых людей, а не воображаемых святых изображает он на своих иконах. Не только возлюбленную госпожу, но и многих других. В Арефии Печерском люди без труда узнают иконописца Арефия, видят его улыбку и лучистые глаза. Своего отца Терентия Илья воплощает в лике святого Терентия. Даже неприятная герою злая и распущенная цыганка Зойка узнается в его иконах в образе святой преподобной Марии Египетской. Создавая картину Страшного суда, Илья изображает прощенными и идущими в рай всех людей, которых знал, в каждом из них сумел он найти светлые и красивые черты. Лекарство, которое выбрал для подобного спасения людей Илья, — радость. Роспись новой церкви, все его иконы исполнены радости. Выделяя этот мотив как главный и чуть ли не единственный в произведении, В. Мельник и Т. Мельник отмечают: «Мотив радости звучит с самого начала повести. Портрет Анастасии Ляпуновой, при всей горечи и затаившемся страдании, радостен... В склепе ее медальон, и здесь мы снова видим „те же радостно плещущие глаза“» [3]. Рассказывая о радости Ильи, о том, как любуется он миром, о том, как пытается запомнить на веке черты своей возлюбленной, автор постоянно употребляет глагол «пить». Поэтому не мудрено предположить, что именно радостью наполнена его неупиваемая чаша. Важно понять, о какой именно радости идет речь. Старые люди, глядя на иконы Ильи, недоверчиво отмечают: — Красиво, а строгости-то нету. — Старое было строгое [3]. 27 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 В отличие от средневековых героев, требовавших от себя и окружающих строгости, соблюдения норм и обычаев, новый герой провозглашает старение строгости. Отныне правду и перерождение стоит искать в радости. «Неупиваемая чаша» дарит исцеление гулякам и пьяницам. И совершить подобное не под силу морали, не под силу строгости. В последней своей работе, в «Неупиваемой чаше», герою удается воплотить ту самую великую радость. Все свои воспоминания, все разнообразие мира вливает Илья в свою волшебную чашу: «Все, что когда-то узнал Илья: радости и страдания, земля и небо и что на них; жизнь в потемках и та, далекая, за морями; все, что вливалось в душу — творило в Илье этот образ» [4]. Последние дни героя оказываются печальными, он осознает, что роспись его никому ничего не показала, что новая церковь была не нужна людям, что они остались темными, как и были, и что если бы он остался в Италии, никто об этом и не пожалел бы. И только после его смерти икона вдруг начинает исцелять, даря верящим в нее, приезжающим искать ее то самое, что хотел донести Илья, — радость. Из всех недугов более всего спасает икона от пьянства. От того самого недуга, который, приравниваясь к безумию, сбил множество героев классической артурианы с пути поиска, заменяя радость в их душах фальшивой веселостью. Чтобы приблизить неупиваемую чашу радости к каноническому христианскому Граалю, священник велит нарисовать в ней младенца Христа. В романах артурианы Грааль выносят девушки, чьи волосы покрыты белой тканью. Так и икону «Неупиваемая чаша» выносят девушки в белых платках: «Ко времени написания повести И. Шмелёв — уже человек веры, поэтому часто повторяющееся в повести слово „радость“ имеет не обычный, но духовный смысл» [3]. Но только ли о строгой духовной радости верующего человека идет речь или строгость, как говорил сам герой, остается в прошлом? Именно там рыцари умолкали, замирали, преклоняли колена перед чудом. Перед чудом же нового Грааля продолжает гулять ярмарка, звучит детский смех и царит простая человеческая радость. Важен и еще один едва зарождающийся здесь мотив. Как мы уже говорили, чаша вбирает в себя и изливает всю радость мира, но Илья не просто впитывает ее в себя, а считает себя обязанным показать эту радость другим, разбудить «темных» людей и привести их к свету. Пока этот мотив едва отделим от мотива человеколюбия, но в других, более поздних произведениях мотив героя, обредшего Грааль и желающего привести к обретению его всех других людей, станет особенно важен. Языческий миф о Граале, некогда перешедший в христианскую эпоху и вписавшийся в ее эстетику, ставший неотъемлемой ее частью, с той же легкостью оказывается вписан в ранее чуждую ему русскую национальную традицию. Повесть И. Шмелёва «Неупиваемая чаша» является ярким тому примером. Сравнив мир Грааля классической артурианы с миром повести, мы обнаружили значительные сходства, важнейшее из них — исторический, нравственный перелом, на фоне которого происходит действие. Наиболее интересные аллюзии к мифу о Граале мы проследили в образе героя и событиях его пути. Мы показали, как внешне и внут28 Стриганова А.О. Архетип героя Грааля в повести И. Шмелёва «Неупиваемая чаша» ренне схожи Илья — первый герой Грааля на русской почве, и Галахад, первый чисто христианский герой Грааля. Повторяя мотив поиска Грааля, любой автор неминуемо вносит в него нечто новое. Прежние герои, обретя Грааль, укрывали его от мира, Илья же, напротив, желает не просто показать его людям, но и с его помощью помочь людям освободиться. Мотив человеколюбия едва уловимо граничит здесь с мотивом навязывания людям своих ценностей. Вторым важным вкладом автора является средство, избранное им для того, чтоб показать людям истинную природу Грааля. Это средство, пришедшее на смену средневековой строгости, — радость, действительно освобождающая людей от их пороков. ЛИТЕРАТУРА [1] Барбер Р. Святой Грааль, во власти священной тайны. — М.: Эксмо, 2006. [Barber R. Svjatoj Graal', vo vlasti svjashhennoj tajny. — Moskva: Jeksmo, 2006. — 635 s.] [2] Власов В. Новый энциклопедический словарь изобразительного искусства. В 10 т. — СПб.: Азбука-классика, 2004—2009. [Vlasov V. Novyj jenciklopedicheskij slovar' izobrazitel'nogo iskusstva. V 10 t. — Spb.: Azbuka-klassika, 2004—2009.] [3] Мельник В.И., Мельник Т.В. Об одном мотиве в повести И. Шмелёва «Неупиваемая чаша». Образовательный портал «Слово». — URL: http://www.portal-slovo.ru/philology/ 37194.php? PRINT=Y [Mel'nik V.I., Mel'nik T.V. Ob odnom motive v povesti I. Shmeleva “Neupivaemaja chasha”. Obrazovatel'nyj portal «Slovo». — URL: http://www.portal-slovo.ru/ philology/37194.php?PRINT=Y] [4] Шмелёв И. Неупиваемая чаша. Сочинения. В 2 т. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1989. [Shmelev I. Neupivaemaja chasha. Sochinenija. V 2 tomah. Tom 1. M.: Hudozhestvennaja litertura, 1989.] ARCHETYPE OF THE HERO OF GRAA IN I. SHMELEV'S STORY “INEXHAUSTIBLE CHALICE” A.O. Striganova Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 We set as the purpose of this article studying of an archetype of the hero of Graal in I. Shmelev's story “Inexhaustible Chalice”. In the work belonging to new time and absolutely to other, Russian culture, the ancient Celtic archetype found the new birth and the new lines which enriched and have deepened history of its literary refractions. Key words: Grail, the Grail heroes, archetype, ecphrasis, I. Shmelev, Inexhaustible Chalice. БИБЛЕЙСКИЕ РЕЦЕПЦИИ В РУССКОЙ РОКПОЭЗИИ: СЛУЧАЙ БОРИСА ГРЕБЕНЩИКОВА Е.М. Ерёмин Благовещенский государственный педагогический университет ул. Ленина, 104, Благовещенск, Россия, 675000 Статья посвящена исследованию библейских рецепций в русской рок-поэзии. В центре внимания автора — религиозные смыслы рок-поэзии Бориса Гребенщикова. Анализируя интервью и тексты, автор выделяет специфические для Гребенщикова стратегии освоения «чужого» слова. В статье поднимается вопрос о библейском коде, механизмах освоения библейского текста в рок-поэзии Б. Гребенщикова. Через избранный аспект поэтики выявляется оригинальность индивидуального творческого почерка данного рок-поэта. Ключевые слова: библейский текст, рецепция, рок-поэзия, «чужое» слово, библейский код, поэтика, творческий почерк. Кому-то вода — питье, а кому-то — царская честь, Но каждый видит лишь то, что в нем уже есть... Б. Гребенщиков «Там, где взойдет Луна» Сегодня рок-поэзия уже перестала быть тем, чем была в 1980-е гг., — андеграундной «недолитературой». Она покинула периферию литературного, а вместе с ним и научного поля и все чаще становится объектом серьезных научных штудий. Уже существует понятие «рок-классика», к которой, без сомнения, относится и творчество «посла рок-н-ролла» — Бориса Гребенщикова (1). Его поэзия начинает исследоваться одной из первых. На это есть свои и внутренние, и внешние причины. Показательна в этом плане рецензия на альбом «Аквариума», впервые написанная литературным критиком для толстого литературного журнала. Речь шла о «Навигаторе» (1995). Критик, осознавая всю «революционность» момента, попытался отрефлексировать его необходимость: «...тенденция перекочевывания поэзии (популярной ее части) из книжной литературы в песню, так ярко проявившаяся, например, во Франции, усиливается и у нас... Из всех жанров популярной музыки лишь рок не стесняется нагружать мозги слушателей, не боится быть сложным». Пальма первенства в рок-поэзии здесь вручалась БГ: «Борис Гребенщиков, „рокгуру“ отечественной молодежной культуры, по сути, создал язык самого разветвленного и плодовитого направления русского рока... Гребенщиков один из немногих авторов рок-сцены, кого может внимательно и уважительно слушать любитель серьезной поэзии» [12. С. 220—221] Эти качества поэзии Гребенщикова, очевидно, и послужили причиной пристального интереса к ней. Большим подспорьем в деле ее изучения служили сборники текстов песен, которые давали зримое и целостное представление о поэтическом творчестве БГ. Немаловажен и тот факт, что издавались они достаточно большими тиражами и, следовательно, были доступны не только столицам. Так, 30 Ерёмин Е.М. Библейские рецепции в русской рок-поэзии: случай Бориса Гребенщикова например, уже первый сборник «Дело мастера Бо» первоначально был издан весьма внушительным тиражом (100 000 экз.), затем неоднократно переиздавался [3]. При этом нельзя не упомянуть уникальный электронный справочник — «АКВАРИУМ образца второй половины ХХ века. Справочное пособие для БГ-ологов и аквариумофилов», созданный большим знатоком творчества группы программистом Павлом Северовым, а также дружными усилиями его «соработников», энтузиастов-подвижников, «бойцов невидимого фронта». Появившись в 1987 г., народный — открытый по замыслу и духу — справочник и по сей день пополняется новыми материалами, комментариями, привлекая немалое число любителей и исследователей рок-поэзии. Начиная с середины 1990-х гг. появляются и литературоведческие работы, авторы которых анализируют отдельные аспекты поэтики Гребенщикова (3). Круг проблем, который затрагивается в этих работах, достаточно широк, однако в нем можно выделить одно из самых крупных направлений — исследование различных проявлений «чужого» слова. Этой теме посвящены и наши ранее опубликованные статьи (4). Действительно, творчество БГ, как и русский рок в целом, будучи явлением эпохи постмодернизма, насыщено многочисленными отсылками к культурной традиции — от Библии, фольклора и русской классической литературы до англоязычной поэзии ХХ в. и кинематографа. Атрибуция и интерпретация такого рода цитат — одна из актуальных проблем изучения рок-поэзии. Но почему именно библейский текст в песнях Гребенщикова становится предметом отдельного исследования? Ведь присутствие в его песнях ряда взаимно чужих религиозных текстов — признанный факт, как и многолетнее увлечение поэта буддизмом. Где гарантия, что автор смотрит на все именно через библейскую, а не, скажем, буддистскую призму? Да, действительно, опасность, о которой своевременно и предусмотрительно предупреждал Ю.В. Доманский, существует: «обращение к известным исследователю источникам цитирования и манкирование неизвестными... рождает порою профанацию» [7. С. 45]. Однако постараемся ее избежать, оговорив ряд немаловажных моментов. В первую очередь не будем забывать о том, что независимо от наших вкусов и от того, что нас смущает в поэтике данного автора и даже в его внутреннем мире, законы этой поэтики часто создают мир более сложный и значительный, чем тот, который автор принимает сознательно или намеренно. Его поэтика может и оказывается больше, чем его собственный внутренний мир, если он настоящий поэт. И так, на наш взгляд, происходит с Гребенщиковым. Текстовые реалии его песен и «затекстовые» реалии отдельных поступков, интервью и т.д. создают довольно противоречивую картину. Например, если задаться целью и «прописать» Гребенщикова по «даосскому» или «буддийскому» ведомствам, точнее, по ведомству «новых религиозных движений» (НРД), то у нас не будет недостатка в доказательствах. Так, в 1990-х гг. БГ считал себя духовным учеником ламы-датчанина Оле Нидала, проповедника 31 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 европеизированного варианта учения Карма-кагью на Западе и в России. Гребенщиков неоднократно посещал ашрам знаменитого неоиндуистского проповедника Сатьи Саи Бабы, адепты которого считают последнего материальным воплощением божественной сущности; переводил книги современных буддистских проповедников (6) и даже издал альбом тибетских мантр «Прибежище» (1998). А в 2007 г. БГ назвал своим духовным учителем другого известного неоиндуистского проповедника Шри Чинмоя и принял от него духовное имя — Пурушоттама, что означает «тот, кто выходит за пределы любых ограничений». На вопрос о том, что оказалось для него в учении Шри Чинмоя более притягательным — индуистские корни или его универсальность, БГ с уверенностью отвечал: «Универсальность. Чинмой — первый из встреченных мною людей, чье восприятие Бога очень во многом соответствует моему... Чинмой находится на очень высоком духовном уровне, где все уже едино, он как бы переводчик между людьми и Богом» [9]. С другой стороны, проанализировав интервью разных лет, можно прийти к выводу о том, что он — православный христианин. Уже в интервью 1984 г. БГ показывает себя воцерковленным человеком. На вопрос о том, что побудило его обратиться к «внешней стороне религии» — церкви, Гребенщиков отвечал: «Это мне помогает стать реально чище. Как только я смог пройти сквозь детское недоверие к церкви — шикающие старушки, церемонии и т.д. — я нашел там то, что там и было всегда — объединение и вечный праздник» [11]. В интервью 1991 г. конфессиональная принадлежность «уточняется»: «К любой религии я отношусь хорошо. И к буддизму, и к дзэн-буддизму. Даже католиков могу понять. Но я — православный» [10]. Однако в интервью середины 90-х, восхищаясь «фантастической красотой православия и гармоничностью его в России», Гребенщиков, тем не менее, оговаривается: «Я не могу назвать себя чисто православным человеком, потому что я не могу позволить себе роскошь сказать, что я умный и правильный, а вы все ребята — дураки. <...> Это то, что всегда возмущало меня в православии. А это, помоему, оскорбление самого себя и других. И я, честно говоря, всегда знал, что я больше рамок, в которые государственное православие меня загоняет насильно». И тут же продолжает: «Однако я не могу сказать, что я ушел от православия или перерос его. Я думаю, что православие нельзя перерасти» [4]. В интервью 2003 г. говорит: «Я очень люблю православие, более того, если говорить о подтверждении моей любви, загляните к нам на сайт, Вы найдете список чудотворных икон, находящихся в России» [16]. Ну и наконец в одном из последних интервью на вопрос «Как Вы считаете, у человека должна быть одна религия или можно „пользоваться“ всеми сразу?» музыкант объясняет: «„Пользоваться“ всеми затруднительно: не хватит времени и медитировать, и лоб разбивать об пол, и исповедоваться. Религия — способ открыть в себе любовь к другим живым существам, поэтому должно быть время их заметить. Нужно оставаться в той религии, которая слилась с энергией земли, в которой мы родились. А потом, если будет возможность, изучать другие религиозные культуры. Я православный человек» [1]. 32 Ерёмин Е.М. Библейские рецепции в русской рок-поэзии: случай Бориса Гребенщикова В ответ на вопрос, как православие уживается в нем с «восточными делами» — буддизмом и т.д., Гребенщиков отвечает: «Христианство включает в себя без всякого ущерба для включаемого абсолютно все остальное — и даосизм, и рок-музыку и заставляет все это делать по-настоящему. Христианство — это подход ко всему с любовью. Поэтому оно и важно. Все остальное — частности, включая в себя материальные условия, философии и т.д.». Очевидно, выбор Гребенщиковым «главной религии» в значительной степени может быть объяснен его религиозной идентификацией — территориальной и культурной связью с русским народом, Россией [8. С. 863—864]. БГ и сам отдает себе в этом отчет, признаваясь: «...я родился русским, в России, и полностью снабжен русской культурой... Русская культура и православие слиты воедино» [18]. Разговор о религиозных исканиях Б. Гребенщикова заставляет задуматься о проблеме единства поэта и создаваемого им текста. С одной стороны, различение БГ как субъекта биографического, БГ как художника и БГ как субъекта песен (носителя позиции, эксплицированной в тексте) необходимо. Однако для нас немаловажно актуализировать не только их различие, но и с некоторой долей риска их синтез. Религиозные смыслы текстов БГ становились объектом научного анализа неоднократно. Одной из первых обратила на это внимание исследователь рок-поэзии Т.Е. Логачёва [13. С. 119—137]. Основания художественной религиозности поэта она увидела в сопряжении «христианского мифа» с древними мифологическими структурами. По мнению Логачевой, образ Христа переосмыслен БГ как образ вечно умирающего и вечно воскресающего Бога. И.В. Смирнов, известный исследователь рок-культуры, автор монографии «Прекрасный дилетант Борис Гребенщиков в новейшей истории России», отмечает предельную корректность и позитивное отношение БГ к православию, активную благотворительную деятельность музыканта в этом направлении. Тем не менее он соглашается с исследователем М. Тимашовой, относя поэтическую религиозность Гребенщикова к экуменической традиции, к «поликультуристам», главное качество которых — культурная открытость [18]. Для некоторых исследователей ключом к прочтению текстов Гребенщикова является прежде всего библейский, христианский код. Это прослеживается в работах В. Соловьёва-Спасского и О. Сагарёвой (5), созданных авторами в «православный» период творчества БГ — 1992—1996 гг. времени «Русского альбома» (1992) и трилогии «Кострома monAmour» (1994), «Навигатора» (1995—1996), «Снежного льва» (1996). Для других же более актуален либо буддийский код (Т.Е. Логачёва [13. С. 119—137], О.Р. Темиршина [19]), либо неомифологический (О.Э. Никитина [15. С. 152—162], Т.Е. Логачёва [14. С. 193—199]). Вопрос о коде — это, по сути, вопрос о смысловой иерархии. Выявление интертекстов и их подтекстов еще не дает нам ясного критерия для их цели и смыслов. Библейские цитаты, явные и скрытые; персонажи, в которых узнаются библейские герои; сюжетные линии, воспроизводящие контуры библейских сюжетов; круг тем и проблем, возвращающий и обращающий к Библии, наблюдаемые в по33 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 этических текстах Гребенщикова, еще не дают оснований делать выводы о библейском коде. Здесь важно понять, чему подчинены библейские аллюзии по смыслу — библейскому или не библейскому высказыванию. Ведь в высказывании важно не только то, на каком языке (или на языке каких ассоциаций) оно сделано, но и то, что же, собственно, оно говорит. Важно узнать, не скомпрометированы ли библеизмы «недостойным» соседством? Каковы их стратегические и риторические цели? Расходясь во мнениях о доминанте, исследователи единодушно признают, что Гребенщиков изощренно эклектичен и склонен к литературной экзотике. Эклектика, как правило, ни с чем хорошим не ассоциируется. Первыми приходят на ум релятивизм — в философии и постмодернизм — в искусстве. Мало кто задумывается о другой стороне этого явления. Чрезвычайно интересное суждение по этому поводу высказывает О.А. Меерсон: «Когда дело доходит до Библии, мы непосредственно ощущаем эклектику и полистилизм не только как форму, но и как суть сообщения. Когда Хлебников в стихотворении „Трущобы“ называет Распятие — Глаголем Любви (то есть виселицей Любви, прибегая к шокирующему оксюморону), то он остраняет понятие Крестной Жертвы, лишая его благородной патины веков, и тем — привычной классичности и респектабельности. Именно этот, низкий образ виселицы и возвращает вести Креста головокружительную новизну значения позора, ставшего всему миру благословением. Но в этом — именно словесная мощь эклектики, в какой бы синтетический вид искусства ее не вписывать. Важно то, на что в данном случае направлен такой полистилизм. Это — обновление вести о Боге-Слове» (2). Как видно из рассуждения исследователя, эклектика и полистилизм, по ее мнению, не только не мешают авторитету религиозного дискурса, но являются органической составляющей содержания библейского послания, антиномичного — парадоксального по сути. Стилевая эклектика способна модернизировать сакральный образ, остранять его и тем возвращать ему шок первоначальной реакции. В контексте этих рассуждений наблюдаемые у БГ трансформация, перевод Библии на чуждый ей стилистический язык, соседство библейских и иных религиозных аллюзий, следов различных дискурсивных практик могут быть объяснены не в терминах и понятиях постмодернистского мироощущения и поэтики, как это традиционно принято делать, а иначе. В нашем случае все это работает не на распад общей картины мира, а напротив, на ее скрепление и оживление. Тут дело, возможно, в том, что БГ воспринимает религиозные тексты сообразно их исконной природе, т.е. как поэтические языки. А само откровение — как сообщение об одном и том же, переданное на разных языках. В этих случаях, когда Весть Библии «переводится» на чуждый ей язык, возникает смысловой зазор, в который и проникает двусмысленность, скандализирующая читателя или слушателя, иронически остраняющая и тем заново актуализирующая библейскую Весть. Иные религиозные языки, наложенные на христианскую «матрицу» русского культурного сознания, могут восприниматься как «параллелизм», «неточная рифма», как поэтический способ выражения антиномичности, парадоксальности христианской картины мира. 34 Ерёмин Е.М. Библейские рецепции в русской рок-поэзии: случай Бориса Гребенщикова При этом библейское слово у Гребенщикова оказывается, на наш взгляд, более действенным, чем буддийское или любое другое по одной причине, важной и симптоматичной, хотя от автора и не зависящей, но им осознаваемой: «я родился русским, в России... Русская культура и православие слиты воедино». БГ подвергает иронии и стилистической трансформации и те, и другие аллюзии, но при этом библейские, на наш взгляд, проявляют значительно большую «выживаемость». Ирония и стилистическая трансформация их не убивает, а делает только еще более пронзительными. Гребенщиков вольно или невольно создает поэтический механизм обновления библейского слова, которое обновляется вечно, переживая и социалистический атеизм, и постмодернистский релятивизм. Очень показательно на наш взгляд, что в рок-поэзии Бориса Гребенщикова присутствуют произведения, в которых библейский текст цитируется автором практически дословно, без стилистической или какой-либо другой трансформации, как, например, в песне «День радости» в строчках: «Это ж, Господи, зрячему видно, / А для нас повтори: / Бог есть Свет, и в нем нет никакой тьмы» [3. С. 530] воспроизводится евангельское: «И сие пишем вам, чтобы радость ваша была совершенна. И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин. 1, 4—5), причем если Послание апостола Иоанна Богослова начинается этими словами, то текст БГ ими заканчивается. Помещая их в конец песни, а ее — в конец альбома, назвав композицию «День радости», БГ, очевидно, придает песне некий дополнительный акцент, тем более что и здесь библейская цитата остраняется всем предшествующим текстом как семантически прозрачное высказывание непрозрачным. Замечательно красноречив и тот факт, что, записав эту песню в 1991 г. (альбом «Письма капитана Воронина» [5], 1993) в период активного обращения к русской теме, Гребенщиков вновь возвращается к ней в 2009. В переработанном виде, без первых двух куплетов, она попадает (в качестве своего рода автоцитаты) в номерной альбом «Пушкинская 10» [6] и через год — в концертный альбом, который теперь так и называется — «День радости» (2010) [2]. Оба альбома завершаются этой песней — так же, как и «Письма капитана Воронина». Последний мыслился самим автором как конец БГ-бенда. Но истории было суждено повториться: «Напомни, если я пел об этом раньше, / и я спою это снова. / Я не знаю ничего другого» [3. C. 384]. ПРИМЕЧАНИЯ (1) Далее в тексте по традиции, сложившейся в литературоведении, аббревиатура «БГ» будет использоваться как аналог имени автора, за исключением особо оговоренных случаев, когда имеется в виду название рок-группы «БГ». (2) Из частной переписки с О.А. Меерсон. (3) Карпов В.А. Поэтика Б. Гребенщикова // Проблемы эволюции русской литературы ХХ в.: Материалы межвузовской научной конф.: Вып 2. — М., 1994. — С. 32—35. Карпов В.А. Партизан полной луны: Заметки о поэзии Б. Гребенщикова // Русская словесность. — 1995. — № 4. — С. 79—84; Логачёва Т.Е. Суггестивная лирика БГ: «Дело Мастера Бо» // 35 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ХХ век. Проза. Поэзия. Критика: А. Белый, И. Бунин, В. Набоков, Е. Замятин... и Б. Гребенщиков. Сб. науч. трудов / Под ред. Е.Б. Скороспеловой, Т.Е. Кучиной, Т.Е. Логачёвой. — М.: Русская энциклопедия; Диалог-МГУ, 1996. — Вып. I. — С. 119—137; Доманский Ю.В. Заглавие альбома в рок-поэзии («Лилит» Б.Г.) // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. Материалы XIII Тверской межвузовской конференции ученых-филологов и школьных учителей. 9—10 апреля 1999 г. — Тверь, 1999. — С. 157—159; Доманский Ю.В. «Тверской текст» рок-поэзии Бориса Гребенщикова // Русская провинция: миф — текст — реальность. — М.; СПб., 2000. — С. 444—449; Шогенцукова Н.А. Миры за гранью тайных сфер // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь, 2000. — Вып. 4. — С. 86—97; Нугманова Г.Ш. Миф и антимиф о БГ // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь, 2000. — Вып. 3. — С. 173—178; Кихней Л.Г., Темиршина О.Р. Пародическая семантика «Аквариума» // Проблемы славянской культуры и цивилизации. Материалы научно-практической конференции. — Уссурийск: УГПИ, 2001. — С. 253— 256; Никитина О.Э. Белая богиня Бориса Гребенщикова // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сб. науч. тр. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. — Вып. 5. — С. 152—162; Логачёва (Виноградова) Т.Е. Неомифологические аспекты рок-композиции Б.Б. Гребенщикова «Нога Судьбы» (альбом «Сестра Хаос», 2002 г.) // ХХ век. Проза. Поэзия. Критика: А. Белый, И. Бунин, А. Платонов, М. Булгаков, Т. Толстая... и Б. Гребенщиков / Под ред. Е.Б. Скороспеловой. — М.: МАКС Пресс, 2003. — Вып. IV. — С. 193—199; Темиршина О.Р. Б.Г.: Логика порождения смысла // Русская рок-поэзия: тест и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь, 2005. — Вып. 8. — С. 42—37; Темиршина О.Р. Символическая поэтика Б. Гребенщикова: поэтика реконструкции и интерпретации // Русская поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь; Екатеринбург, 2007. — Вып. 9. — С. 169—186; Хуттунен Т. «Невы Невы»: Интертекстуальное болото Бориса Гребенщикова // Русская поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь; Екатеринбург, 2007. — Вып. 9. — С. 161—169; Хуттунен Т. К семиотике границы в поэзии Б. Гребенщикова (предварительные наблюдения) // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь; Екатеринбург, 2008. — Вып. 10. — С. 209—216; Темиршина О.Р. Символы индивидуации в творчестве Б. Гребенщикова // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь; Екатеринбург, 2008. — Вып. 10. — С. 216—224; Темиршина О.Р. Символистские универсалии и поэтика символа в современной поэзии: случай Б. Гребенщикова. — М.: Изд-во МНЭПУ, 2009. (4) Ерёмин Е.М. Религиозные искания рок-поэта Б. Гребенщикова (на материале поэтических текстов альбома «Сестра Хаос») // Религиоведение. — 2010. — № 2. — С. 177—187; Ерёмин Е.М. Альбом Б. Гребенщикова «Сестра Хаос»: заглавие и текст // Проблемы художественного миромоделирования в русской литературе: Сборник научных трудов / Под ред. С.И. Красовской. — Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2009. — Вып. 9. — С. 93—145; Ерёмин Е.М. «Книга Песен БГ»: заголовочный комплекс и архитектоника // Проблемы художественного миромоделирования в русской литературе: Сб-к науч. трудов / Под ред. С.И. Красовской. — Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2011. — Вып. 10. — С. 27—44. (5) Соловьев-Спасский В. История Светлых Времен. [Электронный ресурс]. — URL: http://aquarium.ru/misc/history/index.html; Сагарева О. Аквариум 1972—1992. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/9cc698fc16ff398bc3256b09006c7f01/c73e18d54d 937af0c32567a2002f6d83!OpenDocument (6) Чокьи Нима Ринпоче. Путеводитель по жизни и смерти. — Изд-во «Ясный Свет», 1995; Тулку Ургьен Ринпоче. Повторяя слова Будды. — Изд-во «Ясный Свет», 1997; Тулку Ургъен Ринпоче. Нарисованное радугой. — Изд-во «Шанг-Шунг», 2000. [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/9cc698fc16ff398bc3256b09006c7f01/ec37f 4921d3a4959c3256a5d0030495e!OpenDocument 36 Ерёмин Е.М. Библейские рецепции в русской рок-поэзии: случай Бориса Гребенщикова ЛИТЕРАТУРА [1] Газета «Премьер-новости за неделю». — № 47 (634) 24—30 ноября 2009 г. [Электронный ресурс]. — URL: http://www.premier.region35.ru/archive/2009/11/np634/s7.html [2] Гребенщиков Б. День радости // [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/dc06027d9b6e695cc32573eb006a2f67/dlcc3973d d695c43c325777a00413a98! OpenDocument [3] Гребенщиков Б.Б. Книга Песен БГ. — М.: ОЛМА Медиа Групп, 2006. Далее тексты песен БГ цитируются по этому изданию с указанием страниц в скобках. Существует и электронная версия «Книги Песен» [Электронный ресурс]. — URL: http://aquarium.ru/ discography/songs_of_bg_book.txt [4] Гребенщиков Б. О буддизме и православии. [Электронный ресурс]. — URL: http://kardiogramma.nndl.org/content/view/242/39/ [5] Гребенщиков Б. Письма капитана Воронина // [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/dc06027d9b6e695cc32573eb006a2f67/0873fce19 6814ae6c325679d006ad6fc!OpenDocument [6] Гребенщиков Б. Пушкинская 10 // [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/dc06027d9b6e695cc32573eb006a2f67/80dc69c787d0 6e9fc32578370006364b9!OpenDocument [7] Доманский Ю.В. Рок-поэзия: проблемы и пути изучения // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь: Изд-во Тверского ун-та, 1999. — Вып. 2. — С. 45. [8] Забияко А.П. Религиозная идентичность // Религиоведение. Энц. словарь / Под ред. А.П. Забияко, А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. — М., 2006. — С. 863—864. [9] Интервью ВВС с Борисом Гребенщиковым 10 апреля 2007 г. [Электронный ресурс]. — URL: http://www.aquarium.ru/mail/069.htmlа; http://boris-barabanov.livejournal.com/55867.html [10] Интервью с БГ в Ярославле от 17 ноября 1991 г. [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/4e22447f7944a68dc3256c9e005f0702/7464d7e84 a74a775c3256c930036eb27!OpenDocument [11] Кич К. Интервью с БГ. 1984, май. [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/4e22447f7944a68dc3256c9e005f0702/7b548195e 77418d543256b1e003629bc!OpenDocument [12] Левин А. Песни, присланные из Англии (Опыт синтетической рецензии) Аквариум «Навигатор». — 1995; БГ, «Добролёт» // Знамя. — 1997. — № 1. — С. 220—221. [13] Логачёва Т.Е. Суггестивная лирика Бориса Гребенщикова. Неомифологизм и интертекстуальность // ХХ век. Проза. Поэзия. Критика: А. Белый, И. Бунин, В. Набоков, Е. Замятин... и Б. Гребенщиков: Вып. I / Под ред. Е.Б. Скороспеловой, Т.Е. Кучиной, Т.Е. Логачёвой. — М.: Русская энциклопедия; Диалог-МГУ, 1996. — С. 119—137. [14] Логачёва (Виноградова) Т.Е. Неомифологические аспекты рок-композиции Б.Б. Гребенщикова «Нога Судьбы» (альбом «Сестра Хаос», 2002 г.) // ХХ век. Проза. Поэзия. Критика: А. Белый, И. Бунин, А. Платонов, М. Булгаков, Т. Толстая... и Б. Гребенщиков / Под ред. Е.Б. Скороспеловой. — М.: МАКС Пресс, 2003. — Вып. IV. — С. 193—199. [15] Никитина О.Э. Белая богиня Бориса Гребенщикова // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. — Вып. 5. — С. 152—162. [16] Плющев А. БГ в прямом эфире, радио «Эхо Москвы». 31.08.2003 [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/4e22447f7944a68dc3256c9e 005f0702/1aa9b56b6da59e8ac3256d98004414c0!OpenDocument [17] Религиоведение: Энциклопедический словарь. — М.: Академический проект, 2006. — С. 706. [18] Смирнов И. Прекрасный дилетант Борис Гребенщиков в новейшей истории России. — М.: Изд-во ЛЕАН, 1999. 37 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 [19] Темиршина О.Р. Символистские универсалии и поэтика символа в современной поэзии: случай Б. Гребенщикова. — М.: Изд-во МНЭПУ, 2009. [20] Карамышев А. Музыкальное чтиво: Дело Мастера Бо. [Электронный ресурс]. — URL: http://handbook.severov.net/handbook.nsf/9cc698fc16ff398bc3256b09006c7f01/99d5594e1d db8544c3256ada002c1990!OpenDocument BIBLICAL RECEPTION IN ROCK>POETRY: BORIS GREBENSHCHIKOV E.M. Eremin Blagoveshchensk State Pedagogical University Lenin str., 104, Blagoveshchensk, Amurskaya oblast, Russia, 675000 The article is devoted to the problem of biblical reception in Russian rock-poetry. Having analyzed Boris Grebenshikov’s interviews and texts, the author highlights his specific strategies for «alien» words interiorization. The article tells about biblical code and mechanisms of biblical text interiorization in Boris Grebenshchikov rock-poetry. The originality of individual creative manner of the rock-poet is revealed through the aspect of poetics under consideration. Key words: biblical text, reception, rock-poetry, «alien» word, biblical code, creative manner. БИОГРАФИЯ И ИСТОРИЯ: ПРОБЛЕМА СООТНОШЕНИЯ ЖАНРОВ А.Н. Поляков Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 Автор рассматривает проблему соотношения исторического и биографического жанров, сопоставляя высказывания по данному вопросу историков, биографов и философов, и ставит вопрос: что имеет в виду Плутарх, заявляя: «Мы пишем не историю, а жизнеописания»? Ключевые слова: история, биография, автобиография, жанр, жанровый критерий. Едва ли у кого-либо возникнет подозрение относительно того, что, заявляя в предисловии к биографии Александра: «Мы пишем не историю, а жизнеописания», Плутарх не понимает, что имеет в виду; однако убежденность читателя в том, что он разделяет это понимание с биографом, может оказаться преждевременной. Взаимоотношения между историческим и биографическим жанром со времени Плутарха не стали более ясными: с каждой эпохой в результате увеличения как непосредственно корпуса исторических и биографических сочинений, так и объема теоретических высказываний по проблеме соотношения рассматриваемых жанров картина только усложнялась и становилась противоречивее. Точки зрения высказывающихся по данному вопросу не в последнюю очередь определяла их «цеховая» принадлежность: историки зачастую смотрели на биографию сверху вниз как на нечто недостаточно научно-состоятельное, а порой просто маргинальное; биографы нередко трактовали историю как грубое сырье для собственного творчества, признавая за ней значение гвоздя, на который биограф вешает свою картину. Когда Карлейль утверждает, что история есть не что иное, как совокупность бесчисленного количества биографий (1), он под последними имеет в виду, разумеется, не жанрово оформленные сочинения: с его точки зрения «персоналиста», у истории нет, по сравнению с биографией, собственного предмета — различие между обеими, по Карлейлю, чисто количественное. Совершенно иначе думает Эд. Мейер, категорично заявляющий: «Писание биографий не является исторической деятельностью» (2). Тезис Мейера поспешили опровергнуть Л. Стрэчи, А. Моруа, Э. Людвиг и другие «практикующие» биографы, однако Б. Кроче презрительно окрестил последнего «Гвидо да Верона историографии» (3), а Р. Колингвуд торжественно объявил принципы, на которых строится биография, сколько бы исторического материала она ни содержала, не только не историческими, но даже антиисторическими (4), что, в свою очередь, не помешало спустя девять лет А. Момильяно уверенно констатировать: «Сегодня, по-видимому, никто не сомневается, что биография — вид истории» (5). И.Г. Дройзен стремился разграничить сферы действия обоих жанров, или, что то же самое, ограничить сферу компетенции биографии в зависимости от «истори39 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ческого веса» героя, стоящего в центре повествования: если фигуры типа Алкивиада, Чезаре Борджа и Мирабо — чистой воды персонажи биографии, то Цезарь или Фридрих Великий принадлежат истории (6), и писать биографии о них бессмысленно, тем более биографии плутарховского типа, которые ученый признает ограниченными именно из-за отказа биографа рассказывать о великих событиях, в то время как “grosse Männer in ihren grossen Taten charakterisiert sind” (7). Подобного рода констатации, разумеется, тут же порождают вопрос о принципе устройства исторических весов для взвешивания героев. Эксцентричность Алкивиада очевидна (8), однако она не позволяет недооценивать его немалую роль в развитии событий заключительного этапа Пелопоннесской войны — если и исключить самого Плутарха как свидетеля небеспристрастного, немало подтверждений этому можно обнаружить и у Фукидида, и у Ксенофонта. То же применительно к начальному этапу Великой французской революции можно сказать о Мирабо; не стоит недооценивать и исторического значения деятельности Борджа, вдохновившего Макиавелли на создание его самого известного произведения. Теоретики биографического жанра единодушны не больше историков; так, Джону Пэррети, определяющего биогрфию как «историю человечексой жизни» (“history of a human life”) (9), возражает П. Кендалл, считающий данное определение «туманным и вооодящим в заблуждение» (10), равно как и другое предлагаемое определение — “the record of life” — на том основании, что запись фактов не есть биография; отвергая еще одно из возможных определений биографии — “story of man’s life” — на основании фиктивности, подразумеваемой первым словом, Кендалл предлагает собственное: «словесное воспроизведение жизни человека на основании всего того, что о нем известно» (the simulation, in words, of a man’s life, from all that is known about the man), отмечая, что фиктивной биографии не хватает правды, а учено-компилятивной — искусства, «истинная» же биография находится между обоими полюсами (11). Однако ни это справедливое в целом замечание, ни многие другие тонкие суждения, которыми богата упомянутая книга, не помогут нам сориентировать биографию относительно истории, нащупать разделяющую оба жанра грань. Выделив два типа биографии: биографию-реконструкцию и биографию, создаваемую современником героя (12) (которую, к слову, Вольтер считал единственно возможной, объявляя первую «порядочным шарлатанством» (13)), подняв проблему поляризации биографии в зависимости от распределения внимания ее автора между героем с его внутренним миром и окружающей героя средой на «психографию» в духе Г. Бредфорда и пресловутые “Life and Times” типа «Джорджа Вашингтона» Д. Фримена (14) и, наконец, включив в рассмотрение данного круга проблем также автобиографию (на основании общих черт, объединяющих в глазах исследователей этот жанр (15) с биографией, написанной современником героя (16)), ученые существенно усложнили картину, в которую не вносят ясность и попытки рассмотреть взаимоотношения истории и биографии в диахроническом аспекте: если для Гэррети динамика процесса заключается в возникновении обособления, автономизации и осознании собственных задач биографией (17), то Момильяно с удовлетворением констатирует обратное, утверждая, 40 Поляков А.Н. Биография и история: проблема соотношения жанров что с XVI в. биография рассматривается в качестве узаконенной формы историографии (18). Попытку внести ясность во взаимоотношения двух лагерей, предпринятую достаточно рано из третьего, философского, трудно счесть успешной: классификация жанров, сделанная в 1605 г. Ф. Бэконом, в которой критерием становится объект изображения, более стройна, чем функциональна: a time является объектом chronicles, a person — lives (19), an action — narrations or relations. Представить себе рассказ об эпохе, лишенной лиц и событий, не менее сложно, чем рассказ о герое без описания его поступков и современной ему эпохи; кроме того, именно в отношении текстов Плутарха, персонажи которого почти всегда — герои большой истории, данная схема особенно неработоспособна. Нельзя не заметить также, что стремление превратить в жанровый критерий предмет изображения («что?») вместо приемов этого изображения («как?»), хотя и оправданное во многих случаях бытования литературы (особенно на архаических ее стадиях), тем не менее не способствует ясности возникающей в результате картины (20). Думается, первое, что необходимо сделать желающему высказаться и о биографии вообще, и об античной (и тем более — о плутарховской) биографии, — решительно исключить из рассматриваемой проблематики автобиографию. Чрезвычайно показательным является тот факт, что, пытаясь объединить рассуждение об обоих жанрах в одном исследовании, будь то небольшой доклад (Хубач) или целая монография (Момильяно), исследователь неизбежно становится жертвой своеобразного закона хронологической несовместимости (вызванной как раз несовместимостью жанровой), перебегая в ходе исследования от одного жанра к другому. Поэтому, какой бы ни была оценка капитального труда Г. Миша (21), ученый несомненно прав, рассматривая жанр автономно (22). На фундаментальные отличия биографии от автобиографии указывал и Гэррети, подчеркивая принципиальную разницу в методах той и другой: биография — результат реконструкции, автобиография — результат воспоминаний (23), хранящая же эти воспоминания и оперирующая ими человеческая память является — не всегда осознанно — настолько творчески самостоятельной силой (24), что это позволило исследователю английской автобиографии В. Шумейкеру утверждать, что биография и автобиография приблизительно так же далеки друг от друга, как история и роман (25). Может быть, лучшее сопоставление обоих жанров при всей его стремящейся к афористичности краткости можно найти у Кендалла (26), указывающего не только на принципиальную несхожесть биографии и автобиографии, но и — весьма проницательно — на основную антиномию последней (27). Второе, что делать столь же необходимо, — поверять античным материалом все слишком глобальные высказывания исследователей, неизбежно ведущие к сдвигающей ориентиры модернизации (28), которая позволяет, например, Эд. Мейеру ставить знак равенства между Плутархом и Непотом (29), вызывая справедливую иронию Ф. Фроста (30). Выработанные современностью критерии и дефиниции часто представляют собой неподходящий инструментарий для работы с античным наследием. Если мы попробуем обратиться, допустим, к одному из определений истории в ХХ в.: «История — наука о человеке во времени» 41 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 (М. Блок), то, действительно, Плутарх не будет являться историком в свете данной формулировки, однако в еще меньшей степени окажутся историками Геродот и Фукидид. Точно так же едва ли корректно рассуждал Р. Фолькман, заявляя о неправомерности отношения к плутарховским биографиям как к историческим сочинениям «с современной, научной точки зрения» (31). Зададимся вопросом: что останется от античной историографии, жанра «в высшей степени риторического» (32), если мы попытаемся рассмотреть дошедшие до нас сочинения “vom modernem, wisseschaftlichen Standpunkte aus”! И чего стоят вообще все разговоры об «исторической биографии» применительно к Плутарху, для которого данная формулировка есть contradictio in adiecto! Осознавая и декларируя различия между историей и биографией, Плутарх отнюдь не является новатором: подобное различение задолго до него подчеркивалось представителями как одного (Полибий, Х,24), так и другого (К. Непот. Пелопид, I) жанра, и попытки проигнорировать этот типичный для античности взгляд несостоятельны. Попытки эти, тем не менее, предпринимались и продолжают предприниматься (Хирцель, Барбу, Джанакарис и др.), однако их рассмотрение выходит за рамки настоящей статьи. ПРИМЕЧАНИЯ (1) (2) (3) (4) (5) (6) (7) (8) (9) (10) (11) (12) (13) (14) (15) (16) (17) (18) 42 Цит. по: J. Garraty. The Nature of Biography, p. 5. Ed. Meyer. Kleine Schriften, S. 66. B. Croce. Storia della storiografia..., II, p. 282. R. Collingwood. The Idea of History, p. 304. A. Momigliano. The Development..., p. 6. I.G. Droysen. Historik, S. 292. I.G. Droysen. Geschichte des Hellenismus, I, S. 676. См. пассаж о «блудных детях полисной демократии» — А.Н. Поляков. Из истории становления биографии: жанр в поисках героя. J. Garraty, op. cit., p. 3. P. Kendall. The Art of Biography, p. 14. Следует, впрочем, отметить, что вывод о том, что на этом основании биография является ветвью истории, все же скорее приписывается Кендаллом критикуемому исследователю. Ibidem, pp. 14—15. Данную классификацию Кендалл считает актуальной и для античности — см. P. Kendall, op. cit., pp. 40—41. J. Garraty, op. cit., p. 25. J. Garraty, op. cit., p. 4. Уместно будет отметить, что понятие «жанр» применительно к автобиографии в античности должно употребляться со значительной степенью условности. С.С. Аверинцев в беседах с автором этих строк шел дальше и заявлял о неприменимости этого понятия к автобиографии вообще. См., например, J. Garraty, op. cit., p. 26. Ученый ссылается на исследователя ранней английской биографии Стоффера (Stauffer), обнаруживающего такое различие впервые у Дж. Хейворда в его “Life and Raigne of King Henrie IV” — см. J. Garraty, op. cit., pp. 68—69. A. Momigliano, op. cit., p. 2, где исследователь ссылается на Ж. Бодена (1566), А. Маскарди (1636) и аббата де Мабли (1784). Поляков А.Н. Биография и история: проблема соотношения жанров (19) До введения в обиход английского языка слова biography Дж. Драйденом оставалось тогда 78 лет. (20) Ср.: «...главная причина смешения и неясного различения отдельных жанров в древнерусской литературе состояла в том, что основой для выделения жанра, наряду с другими признаками, служили не литературные особенности изложения, а самый предмет, тема, которой было посвящено произведение» Д.С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы, с. 58. (21) Например, Момильяно считает, что история автобиографии как «истории человеческого самосознания» (тезис самого Миша) заканчивается у последнего там, где должна была начаться (критик имеет в виду «Исповедь» Августина) — A. Momigliano, op. cit., p. 18. См. также замечания о методологии Г. Миша — Я.Н. Любарский. Михаил Пселл, с. 128. (22) Впрочем, в центре внимания ученого находится по очевидным причинам (см. выше прим. 15) не столько Autobiographie, сколько das Autobiographische. (23) J. Garraty, op. cit., p. 26. (24) Выразительным примером своего рода «межжанровой полемики» являются несколько пассажей в биографии Нелли Мельбы Джона Хетрингтона (J. Hethrington. Melba. L., a.o.), в которой он саркастически критикует многие страницы автобиографии певицы (Nellie Melba. Melodies and Memories. L., 1926), уличая последнюю в воссоздании действительности «по законам оперного либретто». (25) W. Shumaker, English autobiography, pp. 33—34. (26) P. Kendall, op. cit., p. 29ff. (27) Исследователь выразительно сталкивает цитаты из Гиббона и Коули — op. cit., p. 31; см. также A. Momigliano. op. cit., p. 57—62. (28) С.С. Аверинцев прав, видя в тяготении к подобной модернизации одну из особенностей англосаксонского литературоведения — Плутарх и античная биография; думается, впрочем, что подобная особенность в значительной степени провоцируется богатейшей биографической традицией англоязычной литературы, являющейся основным объектом изучения данного литературоведения и несомненно влияющей на методологию последнего. (29) Ed. Meyer. Forschungen zur alten Geschichte, II, S. 67. (30) См. F.J. Frost. Plutarch’s Themistocles, pp. 42—43, где исследователь видит в заблуждении Мейера основное противоречие между «классицизмом» и «историзмом» (Фрост пародирует терминологизирование критикуемого исследователя); см. также о Мейере p. 52, а также остроумный пример с «классицистом» Нового времени Гилбертом Мурреем — p. 43. (31) R. Volkmann. Leben und Schriften..., Bd. 2, S. 228. (32) “opus...oratorium maxime” (Cicero. De legibus. I.2.5). ЛИТЕРАТУРА [1] Аверинцев С.С. Плутарх и античная биография. — М., 1973. [Averinzev S.S. Plutarch i antichnaya biographia. — M.,1973.] [2] Лихачёв Д.С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. — М., 1979. [Lihachev D.S. Poetica drevnerusskoy literaturi. 3 izd. — M., 1979.] [3] Любарский Я.Н. Михаил Пселл. Личность и творчество. — М., 1978. [Liubarski Ya.N. Michail Psell. Lichnost i tvorchestvo. — M., 1978.] [4] Поляков А.Н. Биография: теория или история?// Вестник РУДН. Серия «Литературоведение. Журналистика». — 1999. — № 4. — С. 5—9. [Polyakov A.N. Biographia: teoria ili istoriya? // Vestnik RUDN. Seria «Literaturovedeniye. Jurnalistica». — 1999. — № 4. — S. 5—9.] [5] Поляков А.Н. Из истории становления биографии: жанр в поисках героя // Вестник РУДН. Серия «Литературоведение. Журналистика». — 2002. — С. 5—8. [Polyakov A.N. Iz istorii 43 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] stanovleniya biographii: janr v poiskach geroya // Vestnik RUDN. Seria «Literaturovedeniye. Jurnalistica». — 2002. — S. 5—8.] Barbu N.-I. Les procédés de la peinture des caractères et la vérité historique dans les biographies de Plutarque. — P., 1934. Collingwood R. The Idea of Historia. — NY, 1956. Croce B. Storia della storiografia italiana nel secolo XIX. 2 vol. Bari, 1921. Droysen I.G. Geschichte des Hellenismus. 2. Aufl. 3 Bde. Gotha, 1877—1878. Droysen I.G. Historik. Vorlesungen über Enzyklopädie und Methodologie der Geschichte. 2. Aufl. München, 1943. Frost F.J. Plutarch’s Themistocles. A historical commentary. — Princeton, 1980. Garraty J. The Nature of Biography. — NY, 1957. Gianakaris C.J. Plutarch. — NY, 1970. Hethrington J. Melba. L., a.o. Hirzel R. Plutarch. — Lpz., 1912. Hubatsch W. Biographie und Autobiographie — das Problemvon Quelle und Darstellung // XIII. Internazionaler Congress der Historischen Wissenschaften. Moskau, 1970, S. 1—13 der letzen Pagination Kendall P. The Art of Biography. — NY, 1965. Meyer Ed. Forschungen zur alten Geschichte. 2 Bde. Halle, 1892—1899. Meyer Ed. Kleine Schriften zur Geschichtstheorie und zur wissenschaftlichen und politischen Geschichte des Altertums. — Halle, 1910. Misch G. Geschichte der Autobiographie. 4 Bde. — Bern; Frankfurt am Mein, 1946—1969. Momigliano A. The Development of Greek Biography. — Cambridge (Mass.), 1971. Shumaker W. English Autobiography. Its Emergence, Materials and Form. — Berkeley; Los Angeles, 1954. Volkmann R. Leben und Schriften des Plutarch von Chaeronea. 2 Bde. — Lpz, 1970. BIOGRAPHY AND HISTORY: THE PROBLEM OF CORRELATION AND BALANCE A.N. Polyakov Russian University of Peoples' Friendship Maclay str., 6, Moscow, Russia, 117198 The article examines the problem of the correlation between historic and biographic genres by contrasting what historians, biographers, and philosophers have said on the matter. In doing so, the article raises the question: What does Plutarch mean when he states: “We do not write history, but life histories”? Key words: history, biography, autobiography, genre, genre criterion. ОСОБЕННОСТИ ПРОСТРАНСТВЕННОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ ХРОНОТОПА ТРИЛОГИИ М. ПИКА «ГОРМЕНГАСТ» Е.В. Туницкая Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 В статье рассматриваются особенности пространства как одной из составляющих хронотопа в трилогии М. Пика «Горменгаст». Пространство анализируется в трех аспектах: как сценическое, как нарративное и как внутреннее пространство героев. Акцент сделан на выявлении специфических по отношению к традиционному готическому хронотопу особенностей. Ключевые слова: Мервин Пик, хронотоп, готический хронотоп, пространство, замковое пространство. Английский писатель, поэт, драматург и художник Мервин Пик (1911—1968) не обрел массовой популярности у современников. Уже после смерти Пика его книги и прежде всего главная из них — трилогия «Горменгаст», стали переводиться на иностранные языки, нашли более широкого читателя. Хотя его имя до сих пор сильно уступает в известности таким современникам Пика, как, например, Дж.Р.Р. Толкин. В русском переводе книги трилогии стали появляться в середине 1990-х, а к 2004 г. были опубликованы все три романа в переводе С. Ильина. Однако о массовости российского читателя Пика говорить также не приходится. Вместе с тем у писателя всегда есть свой читатель. Творчество Мервина Пика занимает особое место в английской литературе, трилогия «Горменгаст» остается шедевром готической литературы XX в. Редкие обзоры жанра фэнтези обходят стороной каменные лабиринты Горменгаста. Трилогия была начата Мервином Пиком во время Второй мировой войны. Автор задумывал ее как цикл, но успел написать три книги: «Титус Гроан» (Titus Groan, 1946), «Горменгаст» (Gormenghast, 1950) и «Одиночество Титуса» (Titus Alone, 1959). Получилась масштабная открытая история о Титусе Гроане, семьдесят седьмом герцоге замка Горменгаст. Будучи порождением XX в., трилогия «Горменгаст» не является чистым образцом жанра готического романа, сложившегося в XIX в. Она содержит черты (особенно третья часть) гротеска, романа-антиутопии, жанр которого активно развивался в мировой литературе в середине XX в. Таким образом, Пик использует готические традиции для решения современных ему задач. Отсюда — жанровое своеобразие романа, в частности особые черты его хронотопа. В настоящей работе нас будет интересовать пространственная составляющая хронотопа трилогии. «Горменгаст» заимствует от традиционного готического романа особую территорию свершения романных событий — замок. Рассмотрим сначала его «материальную» составляющую. На широкой равнине, окруженной дремучим лесом, Пик расположил необъятной величины замок, окруженный толстой каменной стеной, с множеством башен, шпилей, флагов, окон. Во всей совокупности огромный 45 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Горменгаст есть «главная глыба изначального камня» [4]. Издалека он кажется нагромождением серых валунов, вблизи — единым монолитом. Среди бесчисленных строений Горменгаста угрожающим указательным пальцем поднимается в небо самая высокая Кремнистая башня, оплетенная многолетним плющом и отбрасывающая длинные, зловещие тени. Пик подчеркивает подавляющее влияние громады замка: Горменгаст нависает над героями, постоянно демонстрирует свою силу и непоколебимость перед хрупким человеком. Мир Горменгаста делится на две неравноценные части: сам замок, где живет семья и окружение герцога, и предместье — кварталы построек из обожженных глиняных кирпичей, где влекут тяжелое, полуголодное существование резчики по дереву. Их общение с замком сводится к приему остатков провизии, которые слуги Горменгаста ежедневно сбрасывают со стены, а также к ежегодной церемонии показа деревянных скульптур во дворе замка. Целый год резчики трудятся над вырезанием фигур из дерева, надеясь получить высшую награду — свободу уйти от стен Горменгаста на один день. Обитатели же замка крайне редко покидают свою обитель. Дружелюбным Горменгаст назвать никак нельзя. Он четко делит людей на «своих» и «чужих» и безжалостен к врагам. Свидетельством тому служит одна из стен с «высеченной из камня львиной главой, державшей в зубах обмякший труп человека с выбитыми на нем словами: „Он был врагом Гроана“»[4]. Изнутри Горменгаст представляет собой лабиринт комнат, залов, коридоров, а также секретных ходов и тайников, количество и расположение которых неизвестно никому из героев. Во второй части трилогии камердинер Флэй долгие дни пытается нарисовать карту одной из заброшенных частей Горменгаста, но исследованная область остается каплей в море. Сложная, запутанная внутренняя структура замка заставляет героев чувствовать себя потерянными, беспомощными. Мрачность и холодность атмосферы, намеки на постоянную скрытую опасность — полутемные коридоры, завывания ветра, паутина, холодные камни, скрипящие лестницы — сближают образ Горменгаста с замками традиционных готических романов. Вместе с тем Пик наделяет пространство Горменгаста элементом фэнтези — поселяет в Дремучем лесу призрачное существо, которое не только видит наяву, но с которым пробует общаться Титус. Подробно и красочно Пик рисует обширные кухонные помещения: здесь царит невыносимая жара, суетятся повара и слуги, стоят гигантские бурлящие котлы и огромные миски, вмещавшие до полусотни порций. Это поистине святая святых замка, средоточие его живой энергии. Недаром Флэй чувствует, что «самая суть традиций замка мощно и неуклонно изливается здесь в предназначенный ей канал» [4]. Замок настолько велик, что далеко не все его части оказываются обитаемы. Горменгаст условно разделен на четыре крыла по сторонам света. Из них в восточном крыле единственным «живым» помещением была библиотека лорда Сепулкрейва, сгоревшая при событиях, описанных в первой части трилогии. Малообжито западное, и уже века не посещалось самое старое, северное крыло. Некоторые 46 Туницкая Е.В. Особенности пространственной составляющей хронотопа трилогии М. Пика... обитаемые помещения отделены друг от друга целыми этажами пустынных зал. Жизнь как будто «перетекает» по телу замка и к моменту рождения Титуса сосредотачивается преимущественно в нижних этажах южного крыла. Отсюда создается ощущение, что Горменгаст независим от человека, который не может стать хозяином в замке, взять над ним верх. Пик добавляет, что каждый герцог вносил свою лепту в облик замка, пристраивая новые корпуса. Вместе с тем автор не называет точный возраст Горменгаста. Представление о нем можно получить лишь по косвенным данным, к примеру, исходя из того, что Титус стал семьдесят седьмым герцогом Гроуном. Однако такие вычисления дадут очень неточный результат, поскольку нет данных о возрасте каждого из герцогов. Ответ могли бы дать книги с описаниями ритуалов, но Пик предупреждает, что не все они сохранились. Есть некоторые следы времени, например такой: Лорд Сепулкрейв, выполняя древний ритуал, нацарапывает на стенке шкафа полумесяц, ставший семьсот тридцать седьмым по счету. Такое действие совершается раз в полгода, поэтому можно утверждать, что Горменгасту больше 369 лет, но насколько больше? Интерьер зал и комнат Горменгаста можно сопоставить с эпохой европейских Средних веков. Об этом говорят такие предметы интерьера, как тяжелые подсвечники («Воткнув свечу в один из трех железных рожков, Фуксия слезла с козетки и поставила подсвечник на стол»), фамильные портреты («...с семи стен из восьми уставились забранные в громадные, пыльные, золоченые рамы, в полный рост написанные портреты»), аксессуары (например, «тонкий серебряный жезл с насаженным на него грубой формы черным нефритовым шаром» лорда Сепулькгравия) [4] и т.д. Однако это лишь внешнее сходство, это квазисредневековье, характерное для многих готических романов. Уводя историю замка все дальше вглубь веков, Пик как будто примиряет читателя с мыслью, что замок существовал всегда. Затерянная в веках история возникновения Горменгаста соответствует подчеркнутой Бахтиным обращенности в прошлое готического замка: «В нем [в замке] отложились в зримой форме следы веков и поколений... Замок пришел из прошлых веков и повернут в прошлое» [1]. Традиция расположения готического замка в удаленной стране в «Горменгасте» сохраняется, но переворачивается с ног на голову: речь идет не об удаленности замка, а об удаленности всех других стран от него. Более того, вопрос об их существовании остается открытым до третьей книги. На протяжении двух первых частей нагнетается впечатление, что замок — единственное обитаемое место на свете. Так, хранитель библиотеки Саурдуст именует графа Гроана господином «всех просторов земных, что облегают нас, вплоть до самых пустошей севера, до серых соленых южных болот, до зыбучих песков и бесприливного моря востока, до бессчетных мослов западных скал» [4]. А графиня Гертруда в конце второй части прямо говорит собравшемуся уйти из замка Титу: «Идти-то ведь некуда... Ты только опишешь круг, Титус Гроан. Дороги нет — нет даже тропы, кроме тех, что возвратят тебя к дому. Потому что все дороги ведут в Горменгаст» [5]. В обратном убеждают лишь отдельные факты, свидетельствующие о существовании других стран. Например, доктор Прунскваллер дарит Фуксии камень, до47 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ставленный из одной очень далекой страны, а на столе у лорда Гроуна есть привезенный из далекого Китая чай. Однако в представлении обитателей Горменгаста эти далекие страны больше похожи на неведомые и опасные параллельные миры, в которые они не стремятся попасть. Итак, «материальный» облик Горменгаста воплощается в огромном мрачном старинном замке, медленно разрушающемся под воздействием времени. Однако пространственная составляющая хронотопа не исчерпывается внешним обликом замка. Г. Заломкина рассматривает пространство готического сюжета в трех основных формах: «физическое пространство — своего рода сценическая площадка, на которой совершается действие; внутренне пространство — душевный мир персонажа; и нарративное пространство текста» [2]. Основой основ существования Горменгаста является незыблемость традиций, или Ритуала. Каждый обитатель замка должен соблюдать заведенные испокон веков порядки и обычаи, происхождение и точный смысл которых утеряны. Древние тексты с описаниями ритуалов аккуратно собраны в библиотеку, которая и представляет собой нарративное, или текстовое, пространство романа. История Горменгаста, собранная в книгах Ритуала, расширяет пространство трилогии, образует еще один пласт реальности. Однако пространство книг не существует отдельно, оно активно входит в текущую жизнь Горменгаста, влияет и изменяет ее. В древних трудах пребывают в законсервированном виде картины прошлой жизни, которые периодически оживают — повторяются в проводящихся ритуалах. Таким образом, нарративное пространство текстов библиотеки проецируется на сценическое пространство замка. Так, каждое утро к лорду Гроану приходит распорядитель библиотеки и зачитывает предписанные к исполнению в этот день обычаи и ритуалы. Они предписывают «точное время, платье, в которое должно облачаться для каждого случая, символические жесты, кои следует произвести... пути, по которым его светлости надлежало проследовать к тем или иным театрам совершаемых им действий». Книги Ритуала не только указывают поступать определенным образом всем членам графской семьи и слугам, но и «контролируют» результат: на случай, если ситуация начинает отклоняться от нормы, в библиотеке есть специальные тома, «трактующие ритуалы и прецеденты». В составлении ритуалов Пик доходит до явного гротеска, абсурда (намекая, что в него выливается любое тотальное ограничение свободы личности). Для примера приведем описание ритуала посвящения в графы молодого наследника: его «помещали на плавающий по озеру связанный из сучьев каштана плот, вложив ему в десницу камень, в шуйцу — ветку плюща, а на шею повесив ожерелье из улиточьих домиков; меж тем как ближайшие родственники и все приглашенные на „Вографление“ стояли, сидели, лежали и по-иному корячились в ветвях росших окрест древес, укрытые их листвой» [4]. Подобные абсурдные действия обязаны выполнять жители замка во время крещения детей лорда, обедов, праздников и т.д. Бывший поваренок Стирпайк, играющий в трилогии роль злодея, не ошибся в своих расчетах, поставив целью 48 Туницкая Е.В. Особенности пространственной составляющей хронотопа трилогии М. Пика... получить доступ к книгам Ритуала: во-первых, закону подчиняются все обитатели Горменгаста, во-вторых, они настолько привыкли к абсурду ритуалов, что изобретение новых безумных правил не вызовет недоумения. Кроме того, библиотека Ритуала настолько велика, а количество изучающих ее настолько мало (сводится к одному человеку), что подмена законов не будет замечена. Следуя такой логике, Стирпайк пытается сжить юного Титуса со света, заставляя его под предлогом требования традиций ходить по самым опасным местам замка. Среди ритуалов есть отдельные интересные и увлекательные зрелища, как, например, красочный костюмированный праздник, который устраивается в день десятилетия каждого из членов семьи Гроунов. Однако в массе своей законы Горменгаста абсурдны и нелепы. И это сказывается на отношении к ним героев. Здесь мы касаемся третьей составляющей пространства романа — внутреннего мира героев, на который оказывает непосредственное влияние Ритуал. Для графини Гертруды традиции — это «провонявшие нафталином книги», «глупости». Думая о воспитании Титуса, она собирается научить его «заботиться о себе, жить собственной жизнью, насколько это возможно для человека, сердце которого день за днем обкладывают серые камни» [4]. Ее дочь Фуксия во время церемоний зевает и нарушает отведенное ей место, мечтая убежать на свой тайный чердак. Больше же всего несвобода Горменгаста претит главному герою — юному Титусу. Рано почувствовавший свое подневольное положение, он с каждым годом все больше сопротивляется давящей на него традиции: «Почему я должен после занятий в классе делать то, что никому другому делать не приходится? Поворачивать ключи в старых ржавых замках, поливать вином стрельницы, топать туда и сюда, пока не отвалятся ноги!» [5]. Но есть герои, внутренне пространство которых гармонично вливается в рамки законов. Так, для хранителя библиотеки Барквентина противоречие жизни и традиции было страшнее всего. Даже исчезновение лорда Сепулкрейва огорчало его не как потеря герцога, а как нарушение традиции. Слово «Гроан» не ассоциировалось в сознании архивариуса ни с одним из нынешних представителей этого древнего рода. Фамилия существовала как бы отдельно от ее носителей. И Барквентин считал, что служит не людям, а славе их фамилии. Кроме того, некоторые жители замка, например, сторож Барельефного зала или садовник, создавали собственные, неписаные ритуалы, согласно которым выполняли свою повседневную работу. Пойти против законов Горменгаста решаются только два героя, являющиеся при этом лютыми врагами, — юный Титус и бывший поваренок Стирпайк, олицетворение хитрости и зла. Стоит только упомянуть, что справиться с традициями они пытаются разными путями: Титус хочет освободиться от их власти путем побега из Горменгаста, а Стирпайк — стать их хранителем, использовать законы в своих целях и прийти к власти. Оба хотят «развернуть» Горменгаст, изменить вектор его движения, долгие века направленный в прошлое, заставить его двигаться в будущее, навстречу изменениям. Для этого героям необходимо отсоединить собственное внутреннее пространство от тесного пространства замковых тради49 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ций. Характерно, что Стирпайку это удается намного легче. А вот Титус с трудом и неудовольствием представляет, что вне Горменгаста к нему не будут относиться как к герцогу, особе голубых кровей. Кажется, тело Горменгаста не может функционировать без подсказок ветхих книг. Но во второй части происходит событие, не прописанное ни в одном из томов библиотеки, — потоп, заливающий замок до верхних этажей. Стихийное бедствие как будто призвано очистить замок от разгулявшейся враждебной стихии в лице Стирпайка и может быть расшифровано как аллюзия на ветхозаветный потоп. Бедствие будит скрытую творческую энергию замка: леди Гертруда выходит из привычного оцепенения и активно руководит слугами, резчики по дереву придумывают сделать лодки. Закон оказывается на какое-то время побежден. Замок приблизился к точке бифуркации: поддаться творческому импульсу, обновить не только свой внешний облик (пространство), но и вектор движения (время) за счет отказа от старых традиций. Однако с уходом воды все возвращается на свои места, вынужденные изменения жизни уступают место привычной традиции. Замок Горменгаст можно прочесть как развернутую метафору закона, контроля над жизнью человека. Пространство замка, с одной стороны, растягивается до гигантских размеров, но с другой — ограничивается четкими рамками, не терпящими подвижек. Убежавший из дома Титус, впав в безумие, пытается найти родной замок, чтобы удостовериться в его существовании, а значит, и в собственном прошлом. Горменгаст выступает отправной точкой, началом начал, единственным подлинным объектом в мире трилогии Пика. Свобода для юного герцога оказывается «свободой от». Истоки образа мира трилогии можно найти в биографии писателя. Мервин Пик, сын врача британской миссионерской организации, родился в Китае, где прожил 12 лет в закрытом мире европейской зоны, познав строгие порядки британской школы и различия в уровне жизни китайцев и европейцев. Кроме того, он начал писать «Титуса Гроана» во время Второй мировой войны, в период разгара европейских диктатур. Отсюда — мотивы борьбы за свободу человека, против всякой системы угнетения личности. Таким образом, «Горменгаст» вобрал в себя черты антиутопии, гротеска, что в совокупности с ярким готическим образом замка делает книгу актуальной и современной до сих пор, сохраняя за ней стойкую читательскую аудиторию. ЛИТЕРАТУРА [1] Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики. — М.: Художественная литература, 1975. [Bakhtin M. Forms of time and of the chronotope in the novel. Notes on Historical Poetics // Questions of Literature and Aesthetics. — M., 1975.] [2] Заломкина Г.В. Поэтика пространства и времени в готическом сюжете. — Самара: Изд-во Самарского университета, 2006. [Zalomkina G.V. The poetics of space and time in the Gothic plot. — Samara, 2006.] [3] Назаренко М. Трижды готический мастер. — М., 2004. [Nazarenko M. The Thrice Gothic master. — M., 2004.] 50 Туницкая Е.В. Особенности пространственной составляющей хронотопа трилогии М. Пика... [4] Пик М. Титус Гроан. — СПб., 2003. [Peake M. Titus Groan. — SPb., 2003.] [5] Пик М. Замок Горменгаст. — СПб., 2004. [Peake M. Gormenghast. — SPb., 2004.] [6] Пик М. Одиночество Титуса. — СПб., 2004. [Peake M. Titus Alone. — SPb., 2004.] THE PECULIARITIES OF SPATIAL COMPONENT OF CHRONOTOP IN M. PEAKE’S TRILOGY “GORMENGHAST” E.V. Tunitskaya Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 The peculiarities of space as one of components of chronotop in M. Peake’s trilogy “Gormenghast” are examined in the article. The space is analyzed in three aspects: as stage, narrative and inner space of heroes. The accent is made on revealing the specific peculiarities with respect to traditional gothic chronotop. Key words: Mervyn Peake, chronotop, gothic chronotop, space, castle space. ОНЕЙРИЧЕСКИЙ ХРОНОТОП В РОМАНЕ А. МЕЙЧЕНА «ХОЛМ ГРЕЗ» О.Ю. Головина МГТУ им. М.А. Шолохова ул. Чертановская, 53, к. 52, Москва, Россия, 117534 Статья посвящена анализу специфики хронотопа в романе «Холм грез» А. Мейнча. Особое внимание уделяется причинно-следственным связям между типом катализатора различных измененных состояний героя и качественными хараткеритисками сопутствующего онейрического хронотопа. Ключевые слова: «конец века», литература сверхъестественного, декаданс, визионерские опыты, онейрический хронотоп, измененное состояние сознания. Изучение пространственно-временного единства художественного теста является одной из наиболее интересных проблем литературоведения и имеет солидную теоретическую базу: труды М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, В.Е. Хализева и др. Синтетическая, междисциплинарная природа этого понятия должна учитываться с особым вниманием, ввиду современной тенденции к интеграции наук, когда все чаще проводятся исследования на стыке филологии и психологии, филологии и культурологи и т.д. Собственно сам термин «хронотоп» принадлежал изначально к области физиологических исследований А.А. Ухтомского (там этот термин служил для более общего описания единства пространственно-временных координат), в терминологический словарь литературоведения его включил М.М. Бахтин, определив как «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе» [1. С. 234]. Изучение хронотопа художественных текстов с применением такого мультидисциплинарного инструментария позволяет существенно углубить и детализировать анализ, а также расширить поле потенциальной интерпретации этих текстов, более полно раскрыть их содержание и структуру. Изучение тонких границ рационального и иррационального, феноменального и науменального в творчестве английского писателя А. Мейнча занимает существенное место и позволяет говорить о наличии в его произведениях так называемого онейрического хронотопа. Данное единство обладает внутренней спецификой, целым рядом особых условий и установок, обеспечивающих наиболее полную передачу творческой обработки духовного опыта, связанного с различными состояниями измененного сознания, — сновидейниями, грезами, галлюцинациями и т.д. О выделении подобного особого онейрического пространства пишет польский ученый-славист Е. Фарино: «...онейрические пространства, получающие вид то сновидений, то мечтаний, то миражей, то галлюцинированных картин, вызванных воображением или особым состоянием героя — утомленность, дремотность, расстройство (см. хотя бы посвященный онейризму в литературе номер журнала Teksty 1973, nr 2); пространства-отражения, которые вводятся при помощи зеркал 52 Головина О.Ю. Онейрический хронтоп в романе А. Мейчена «Холм грез» или иных отражающих поверхностей; пространства-изображения, которые являют собой пространства вводимых в текст произведений — картин, фильмов, театральных постановок, романно; пространства-представления, которые создаются путем пространственного понимания заведомо непространственных явлений, например типа пространства музыки, души, своего или чужого так называемого «внутреннего мира», памяти, подсознания; мифологические пространства и т.п.» [3. С. 376]. Многое из перечисленного помимо собственно онейрохронотопа также актуально при анализе специфики общей картины хронотопа выбранного нами произведения, но в данном случае нас интересует в первую очередь именно онейрическая разновидность. На ее основе происходит построение новой, нелинейной художественной реальности, возникает отдельный повествовательный пласт (а то и несколько), отличающийся наиболее интенсивным освоением внутренней жизни человека, и, как следствие, глубоким психологизмом. Очень часто измененное, пограничное состояние сознания становится областью проекции скрытых мотивов или желаний героя, отражением сложных движений его духовной жизни. Подобная схема мастерски использована в романе А. Мейнча «Холм грез» (The Hill of Dreams, написан в 1895—1897 гг., опубликован в 1907 г.). Главный герой этого произведения, начинающий литератор Луциан Тейлор, использует силу своего таланта для разрешения серьезного конфликта с внешним миром. Однако он не добивается признания общества в силу изначально не слишком выгодного социального статуса и, что гораздо более важно, личностных качеств. Постепенно его отвергают практически все: обитатели маленького городка, люди, не склонные к интенсивной внутренней жизни и интеллектуальной деятельности, сверстники в школе, затем — неверная возлюбленная. Логически объяснимые чувства, порожденные таким отношением, могли бы держать Луциана в рамках реальности, но только если бы трансформировались единственно в жажду мести, т.е. пусть негативно окрашенного, но активного действия в пределах устойчивой системы. В начале у героя действительно появляется серьезное стремление доказать свою профессиональную ценность и утвердить свою жизненную позицию, создав великий роман. С другой стороны, когда враждебность среды достигает, с точки зрения героя, своего максимума, происходит подмена целей: на место жажды самоутверждения приходит желание творить ради творчества, обратная связь теряет свою первоначальную ценность. Подобная ситуация взаимного отторжения героя и среды разрешается автором с помощью открытия новых пластов повествования, сюжетно обусловленных как раз активным взаимодействием героя с областью бессознательного: он постепенно погружается все глубже в мир собственных грез, который становится по мере развития романного действия все более реальным, в то время как обыденная реальность утрачивает свои ведущие позиции. Таким образом, при отсутствии возможности выстраивать свое взаимодействие со сферой материального герой углубляется в мир внутренний, живя весьма активной, хотя и весьма странной духовной жизнью. В его фантазиях оживают грозные силы природы, старые боги и древний город Иска Силурийская, причем 53 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 контакт с реальностью города грез происходит до того, как конфликт героя перешел в наиболее острую фразу, в момент сильного душевного потрясения. Когда Луциан возвращается домой в сумерках, узнав о том, что написанная им книга стала объектом плагиата, вышла совершенно под другим именем, с несущественными изменениями в тексте, до его слуха внезапно доносится пронзительная мелодия, пробуждающая фантазию в уже заданном направлении. С одной стороны, ее отзвуки, внезапно разнесшиеся по склону холма, повествователь заведомо не относит к категории сверхъестественных явлений. Он разъясняет их происхождение вполне понятным и простым предположением об игре на горне какого-нибудь мальчишки из школьного оркестра. Но механизм фантазии уже запущен, далее читаем: «Луциан представил себе, как распахиваются глядящие на восток двери гробниц и мертвые легионы поднимаются вслед за своими орлами. Центурия за центурией проходили мимо него, утопленники поднимались со дная реки, из под земли вставали воины, чье оружие грозно блистало в мирных садах. Выйдя с кладбища, они строились в манипулы и когорты, и с последним звуком трубы старая крепость над городом отпустила своих мертвых. Сотни и тысячи призраков встали под знамена в зыбком тумане, готовые идти туда, на старые стены, которые они сами сложили когда-то давным-давно» [2. С. 494]. Величественная и грозная, почти эпическая фантастическая картина, возникающая в воображении героя, благодаря мастерской яркости описания обретает самостоятельность и жизненную силу, несмотря на свой мнимый, явно не относящийся к актуальной повествовательной реальности характер. До этого, будучи еще ребенком, Луциан уснул на лесной поляне и перешел в своего рода измененное состояние, полуденную грезу, воспоминание о которой смутно тревожило его, несмотря на выработавшееся впоследствии скептическое к ней отношение. О характере грезы можно судить по этому отрывку: «Луциан протянул руки и закричал, заклиная — вернись! Он звал те бездонные глаза, что охраняли его сон, те алые губы, что прижимались во сне к его губам. Потом он повернулся и в слепом страхе кинулся бежать через лес» [2. С. 466]. Здесь нет цельного описания этого видения, но указанные автором детали весьма точно указывают на столь важный для героя образ вечной женственности, который в дальнейшем более конкретно персонифицируется рядом фигур. Одна из них, возлюбленная Луциана, отчасти вдохновляла его, поняв его фантазии: «Обитатели Каэрмаэна немало удивились бы, узнав подлинную цель его прогулок по городу и окрестным холмам: Луциан понемногу, но неуклонно стирал с лица земли современные прямоугольные жилища, отстраивая полный блеска и славы град силуров, предназначенный для услад возлюбленной и его самого, мистический город с роскошными виллами, тенистыми садами, колдовским ритмом мозаичных полов, плотными дорогими шторами, испещренными таинственным узором» [2. С. 539]. Как можно видеть, изначально пугающий, макабрический характер видения старого римского города изменяется, превращая его в тот самый город грез, идеальное пространство для проявления творческих способностей и тонкой чувствитель54 Головина О.Ю. Онейрический хронтоп в романе А. Мейчена «Холм грез» ности натуры героя. В этом месте Луциану становятся доступны изысканные наслаждения: прекрасная музыка, театральные представления, чарующие ароматы и редкие вина. Герой начинает жить в двух мирах одновременно, но приоритетным для него становится все-таки мир иллюзорный, что не могло не отражаться в его облике и поведении в жизни обычной: «Скучная современная жизнь отошла прочь от Луциана, и встречавшиеся ему в эти минуты люди, что он был «малость не в себе»: самого невнимательного наблюдателя удивлял его рассеянный и вместе с тем пристальный взгляд. Но ни женщины, ни мужчины не могли больше задеть или отвлечь Луциана. Течение его мыслей не прерывалось ни на миг» [2. С. 540]. Таким образом, нельзя сказать, что герой пребывает в бессознательном состоянии, напротив, максимум своих духовных ресурсов он отводит для наилучшего сосредоточения на идеальном пространстве вымышленного города, оставляя малую часть для весьма поверхностного, упрощенного взаимодействия с тем, что вне его. Можно сделать вывод, что кризисные состояния у Луциана вызывают образы онейрического хронотопа, т.е. глубинная причина всегда в основном одна — серьезное внутреннее противоречие (разве что ближе к концу добавятся, так сказать, более вещественные причины, даже физиологические), но внешние факторы воздействия также играют в формировании этого хронотопа важную роль, часто приводя к качественным изменениям, отражающим личностные метаморфозы героя. Важно отметить, что Мейчен использует очень интересный прием словесной маркировки повествовательных слоев, в результате чего получается усложненное онейрическое пространство, которое условно может быть названо «грезой в грезе»: «Мальчик и девочка прошли мимо, растворившись в густой пурпурной тени вяза, и Луциан снова погрузился в свои грезы. Мысль о том, что все ощущения суть лишь символы, а не реальность всецело завладела им, и он принялся ломать голову над тем, как научиться превращать одно ощущение в другое» [2. С. 542]. Мальчик и девочка, персонажи, принадлежащие онейрическому хронотопу, были частью объективной реальности Луциана на момент разговора с викарием, а после их ухода-исчезновения квазиреальность, казалось бы, должна также свернуться, однако герой все глубже погружается в нее, и становится уже трудно различить, где он предается грезам — в тех же садах Авалона или уже вне их. Длительные прогулки по улицам своего фантастического города и наблюдения за живущими там людми дают герою пищу для новых размышлений, послуживших базой для парадоксальных теоретических построений, названных самим героем «медитациями в таверне». Подобная затянувшаяся инверсия сознания готовит опасную ловушку: главным критерием ценности воспринимаемых впечатлений с этого времени для Луциана становится чистый интерес, не обремененный грузом морали и нравственности. И онейрический хронотоп тут же откликается в соответствии с изменениями в духовных процессах юноши: город (как символы основное место действия) открывает ему помимо прочего и отвратительные стороны человеческой натуры — через рассказы-фрагменты, переданные в форме длинных монологов либо посредством косвенной речи, не позволяющей им перейти в разряд вставных новелл. 55 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Еще более усугубляет ситуацию обусловленное сюжетом добавление в повествовательную структуру описаний Лондона, который сам по себе является отдельным пространственно-временным единством и одновременно — мощным фактором влияния на состояние сознания Луциана и, следовательно, на его внутреннее фантастическое подпространство. Безжизненность, тяжелый воздух, грязь — все эти атрибуты большого города усиливают мрачные настроения Луциана, искавшего благотворных перемен в новой обстановке, но обретшего только очередные мучения. В своеобразном паломничестве в Лондоне Луциан частично освобождается от сладких грез, получая возможность абстрагированного созерцания и рефлексии без полного погружения в вымышленный мир. Но потребность в этом мире так и не отпала, просто была на какое-то время подавлена волей героя. Писательские опыты и попытки найти свой путь в большую литературу отчасти заменили фантастические путешествия по миру иллюзий. Изменчиво в этой романной локации не только пространство, но и время — воспоминания героя вызывают к жизни прошлое — вначале как спасительный островок гармонии (здесь онейрический хронотоп приобретает черты идиллического — Луциан воссоединяется с его помощью с давно умершими либо находящимися далеко от него дорогими людьми), а затем — как дополнительный источник чувства вины и скорби об утраченном (идиллия не разрушается в целом, просто герой исключает себя из нее, наблюдая со стороны и ощущая свое отчуждение). Прошлое, настоящее и будущее — это не сулит ему ничего хорошего. Вневременной туманный Лондон-лабиринт сковывает сознание героя во всех повествовательных планах — авантюрное время почти совпадает с бытовым, но в пугающем, жутком аспекте. С Луцианом периодически происходят события, которые впоследствии его воспаленный разум возводит в ранг страшного знака: «И тут он был потрясен раздавшимися совсем радом с ним воплем ужаса. Он быстро огляделся и увидел в тумане женское лицо, искаженное гримасой страха. Руки женщины свела судорога, и на миг Луциану показалось, что этим уродливым жестом она подманивает его к себе, — но в следующий момент та повернулась и бросилась бежать, визжа, словно перепуганное животное» [2. С. 587]. Данный эпизод подобно многим другим в романе трудно подвергнуть однозначной трактовке. Из-за высокой плотности переплетений реальности и видений героя уже нельзя с полной уверенностью сказать, в каком из повествовательных планов произошло это событие и каково было его единственное верное значение. Здесь же в сюжетном отношении важно, что крик объятой страхом женщины, просто наткнувшейся на незнакомца в густом тумане, Луциан принял за призывный вопль ведьмы, увлекающей на шабаш своего собрата. И после этого фантазии приобрели уже тематическую направленность, связанную с обрядовой составляющей этого мрачного празднества. Отсюда и сравнение Лондона в романе с заброшенным языческим храмом, в котором совершается некий жуткий и таинственный обряд, и соединение уличных гуляний праздных обитателей городского дня в системе координат героя с дьявольским шабашем в одно явление, просто протекающее на разных уровнях бытия. 56 Головина О.Ю. Онейрический хронтоп в романе А. Мейчена «Холм грез» Важно отметить, что пласте реальном как один из источников вдохновения Луциана упоминается некий флакон темного стекла, очевидно, содержащий наркотик. Это еще один маркер переходя героя в область онейрической реальности, он позволяет уже более конкретно продолжить дифференциацию измененных состояний сознания героя — помимо грезы, фантазии, порожденной нервным перенапряжением или чрезмерной обостренностью чувств, можно говорить о выделении наркотического опьянения, и далее — о более тяжких и мучительных формах изменения сознания — бреде, безумии и предсмертной агонии угасающего разума. Тогда тьма бессознательного окончательно поглощает героя, сливая все слои повествования в единую точку времени и пространства совпадающего с концом романа. Таким образом, можно обнаружить явную связь между причиной, вызывающей вхождение героя в пограничное состояние сознания, и качественными характеристиками сопутствующего ему онейрического хронотопа. По мере развития повествования изменяется система ценностей героя, его рассудок подвергается серьезным испытаниям, вследствие чего меняется и характер его видений. Такие непрочные логические связи отвечают авторскому замыслу и позволяют выстроить четкую (при всей очевидной зыбкости самого материала) картину мира героя, выполнить важную задачу наиболее глубокого проникновения в сложный механизм его психологии с последующим художественным выражением на письме результатов этого своеобразного творческого эксперимента. Благодаря мастерскому обращению с повествовательным пластами (в том числе и с интересовавшим нас пластом бессознательного, вылившегося в онейрическую реальность художественного текста) Мейчен блестяще осуществил свое намерение создать «такого Робинзона Крузо», где героем удет не тело, но душа» [2. С. 447]. Однако, как было ему во многом свойственно, Мейчен взял за основу лишь идею, но развил ее в собственном, особом ключе: его «Робинзон» в итоге погиб на своем окруженном вечным туманном острове, каковым виделся ему Лондон, причем к гибели этой он шел постепенно, и каждый шаг его зафиксирован автором весьма ярко, но иногда не совсем беспристрастно. Дистанцию между автором и героем порой существенно сокращает сильное влияние автобиографизма, присущего данной книге, но полного слияния их на страницах «Холма грез» мы все же не наблюдаем. Ближе к концу романа это особенно заметно, а финальный эпизод и вовсе окончательно стирает то ощущение сопереживания автора своему герою, которое могло возникнуть на более ранних этапах развития сюжета. Можно сказать, что Мейчен создал не просто роман с сильным автобиографическим компонентом, но творчески переосмыслил в нем вариант судьбы писателя, в том числе, возможно, и своей собственной. Этой задаче целиком отвечает хронотоп «Холма», отражая внутренние закономерности этого романа. Это не только позволяет создать достоверный внешний фон, но и глубже проникнуть во внутреннюю жизнь героя, вокруг которой и выстраивается второй повествовательный пласт, т.е. онерический хронотоп в данном случае служит одной из характеристик образа главного героя. 57 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ЛИТЕРАТУРА [1] Бахтин М.М. Формы времени и хронотоп в романе. Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975. — С. 234—407. [Bakhtin M. Forms of time and of the chronotope in the novel. Notes on Historical Poetics // Questions of Literature and Aesthetics. — M., 1975.] [2] Мейчен А. Сад Авалона: Избр. произв. — М., 2006. [Machen A. The Garden of Avallaunius: selected works. — M., 2006.] [3] Фарино Е. Введение в литературоведение. — СПб., 2004. [Farino J. Introduction to Literature: A Tutorial. — St. Petersburg, 2004.] ONEIRIC CHRONOTOPE IN THE NOVEL “THE HILL OF DREAMS” BY ARTHUR MACHEN» O. Golovina MSTU M.A. Sholokhov Chertanovskaya str., 53, building 52, Moscow, Russia, 117534 This article is devoted to the analysis of the specifics of chronotope in the novel “The Hill of dreams” by Arthur Machen. Special attention is paid to the cause-and-effect relations between the type of catalyst hero’s different altered state of consciousness and qualitative characteristics of the accompanying oneiric chronotope. Key words: end of the century, weird fiction, decadence, visionary experiences, oneiric chronotope, altered state of consciousness. НАЦИОНАЛЬНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ: ЦЕЛЬ ИЛИ СРЕДСТВО? Поджхан Махаммад Азиз Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6., Москва, Россия, 117198 В статье на примере рассказа А.П. Чехова «Дочь Альбиона» рассматривается национальный стереотип как средство выражения художественного замысла. Ключевые особенности стереотипа получают особое преломление в мире художественного произведения на основе главного свойства стереотипа проводить границу между «своим» и «чужим». Ключевые слова: художественный текст, стереотип, А.П. Чехов, «Дочь Альбиона», художественное средство, национальный характер. Вопрос, поставленный в заглавии статьи, сразу может быть конкретизирован и пояснен отсылкой к рассказу «Дочь Альбиона» А.П. Чехова: является ли содержанием данного произведения сама «дочь Альбиона», вынесенная в название, или же автора интересуют иные проблемы, для которых образ «стереотипной англичанки» является лишь фоном и средством выражения определенного художественного замысла? Кроме того на материале этого рассказа можно установить особенности использования национального стереотипа в произведениях как самого А.П. Чехова, так и других авторов. Сцена, запечатленная автором рассказа, почти статична: «барин с мамзельюгувернанткой рыбу ловят». Картина разворачивается перед глазами уездного предводителя дворянства Федора Андреича Отцова, который, с одной стороны, является другом Ивана Кузьмича Грябова и зовет его «водку пить», а с другой — сочувствует даме и испытывает некоторую неловкость от поведения своего приятеля, краснея «от смеха и от конфуза». Таким образом, читатель видит в Отцове наблюдателя, наиболее адекватного себе участника ситуации и оценивает происходящее, учитывая его реакции. В то же время Отцов в некотором смысле представляет «партию» Грябова: он тоже русский помещик, не знающий языка, на котором говорит мисс Тфайс, испытывающий чувство неловкости за себе подобных при «глумлении» Грябова над гувернанткой (последний, в отличие от Отцова, «конфуза» не испытывает). Грябов и Отцов, с одной стороны, и англичанка — с другой, в представленной картине позволяют читателю видеть оппозицию двух цивилизаций, русской и британской, и наблюдать сцену отчасти со стороны (как это делает Отцов). Несмотря на название, главным действующим лицом де факто выглядит Грябов, организующий композицию рассказа. Все точечные события, продвигающие действие вперед, совершаются им. Он удит рыбу и обнажается на берегу. Он ведет диалог с Отцовым, в ходе которого вполне красноречиво высказывает свои чувства по отношению к англичанке. Он считает данное существо женского пола предметом, с которым полностью отсутствует когнитивный контакт. Характерно, 59 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 что мотивация действий Грябова и его душевные переживания со всей возможной обнаженностью демонстрируются читателю, в то время как внутреннее состояние англичанки автор оставляет полностью скрытым за внешней (и, вероятно, внутренней) невозмутимостью, неизменностью ее положения и непонятностью «длинной английской фразы». На основе событийной канвы рассказ можно было бы назвать «Наука иностранцам», «Скотина», «Не Англия», «Без галстука», «Русский колорит», «Же ву при, Мисс Тфайс», в крайнем случае «Интернациональная рыбалка» или просто «На берегу», при этом каждый из вариантов был бы мотивирован образом Грябова. Однако автор, несмотря на событийное преобладание данного «источника действия», дает в качестве названия для рассказа вариант «дочь Альбиона». Это видимое противоречие указывает на стремление автора отразить представленную картину в английском зеркале, в котором со всей наглядностью отражается русский типаж. Сам Грябов, в свою очередь, тоже представлен в рассказе неким зеркалом, отражающим англичанку. В этом отражении запечатлена богатая палитра черт и аспектов видения, доступных русскому провинциальному помещику, как его изображает Чехов: «кикимора», «стерлядь», «чертовка», «ни бельмеса по-русски», «от одного носа в обморок упадешь», «стоит, как чучело, и бельмы на воду таращит», «дурища», «чертова кукла», «пахнет от нее какою-то гнилью», «каналья», «тритон», «длинный гвоздь». Некоторые «качества», замеченные Грябовым, даже повторяются в тексте (например, «кикимора», крючкообразный нос, незнание русского языка), становясь, таким образом, своеобразным комическим мотивом. В этом взаимном отражении совершенно понятен Грябов, и только слегка приоткрыта завеса, скрывающая мир англичанки: «зевнула, переменила червячка и закинула удочку»; «услышав свое имя, медленно повела нос в сторону Грябова и измерила его презрительным взглядом. С Грябова подняла она глаза на Отцова и его облила презрением. И все это молча, важно и медленно»; «задвигала бровями и замигала глазами. По желтому лицу ее пробежала надменная, презрительная улыбка». Столь энергичное чувство Ивана Кузьмича, с одной стороны, и аффективная невозмутимость и закрытость Уильки Чарльзовны — с другой заставляет читателя пытаться восполнить возникающую асимметрию и додумывать мысли и мотивации англичанки. Однако о том, что же происходит в этот момент в сознании представительницы неведомого Альбиона, на основании каких рассуждений и оценок она сохраняет невозмутимость, читателю остается только гадать. Попытки понять ситуацию со стороны читателя находят твердую почву только в поведении Грябова и автоматически устремляются в его сторону, поддаваясь авторской интенции изобразить не английскую невозмутимость, а русского человека — главный объект авторского внимания. Безусловно, Грябов интересует автора гораздо больше, чем «героиня». Для Чехова проявлять беспричинную иронию и сарказм по отношению к англичанке было бы бессмысленным и даже оскорбительным. Представленная дочь Альбиона, несмотря на титульную роль в рассказе, используется автором в качестве средства 60 Поджхан Мохаммад Азиз. Национальные стереотипы в художественном пространстве... для создания образа Грябова, т.е. в качестве зеркала, отражающего как его физическую наготу, так и душевные свойства. Грябов как бы предстает во весь свой русский помещичий рост перед неведомой английской надменностью. На фоне Грябова мисс Тфайс выглядит странной, как все непонятное и чужое, зато сам герой на ее фоне предстает диким и искренним, недалеким и праздным, бестолковым и наивным, стоящим несколько поодаль от европейских и общечеловеческих ценностей в своей провинциальности и душевной рыхлости. Между ним и англичанкой стена, усугубленная общей статичностью картины и отсутствием каких-либо возможностей преодолеть (по крайней мере, со стороны Грябова) отчуждение. Стену образуют факторы языка, воспитания, всей цивилизационной почвы, которую каждый из них представляет. Даже любовь к рыбной ловле, общая для действующих лиц сцены, не способна подтолкнуть их к сотрудничеству и контакту. В атмосфере общей статики («сонный лакей», «Вокруг обоих царила гробовая тишина. Оба были неподвижны, как река, на которой плавали их поплавки»; в финале Грябов снова сидит на песочке и удит рыбу) эта разобщенность приобретает символические черты несовместимости двух миров, из которых мир Грябова понятен читателю и довольно непригляден (при общей неподвижности русская помещичья жизнь скрывает за внешней сонностью эмоцию огромной силы, а также бессмысленность и даже глупость), в то время как мир англичанки просто закрыт. В финале Грябов остается на берегу удить рыбу. Автор больше ничего о нем не говорит. Только в восприятии Отцова обнаруживается слабый намек на какие-то изменения: в начале рассказа, увидев помещика на берегу, предводитель «прыснул», затем хохотал заодно со своим другом, а в финальной сцене, в конце рассказа, Отцов от этой картины «отвернулся». Смех у Чехова, как нередко бывает, приобрел ощутимый привкус горечи. Вся образная система рассказа построена на том, что и Грябов, и мисс Тфайс представляются в рассказе носителями национальных стереотипов. Комический эффект достигается доведением до крайних проявлений особенностей каждого и их столкновением. Однако нарочитое внимание автора к Грябову заставляет читателя понимать и исследовать по преимуществу его поведение и мотивации (доступные читателю по общности культурного пространства). Англичанка выглядит полностью закрытой и оттого недоступной для понимания. Грябов оказывается единственным предметом читательского интереса, и именно он создает событийную канву и обеспечивает комический эффект: читатель видит его отражение в английском зеркале. При этом нужно признать, что автор не борется с имеющимися стереотипами и не разрушает их. Ни Грябов, ни англичанка не обнаруживают потенций к развитию. Конфликт цивилизаций остается без разрешения, комичным оказывается только внешний рисунок события. А внутренний, доступный наблюдателю (читателю) смысл этого конфликта представляется скорее саркастическим и в конце концов не смешным. Статика взаимодействия стереотипов в таких формах печальна в целом, но гораздо более печально то, что находится в фокусе авторского внимания — Грябов с его бестолковым и наивным глумлением («скотина», по выражению Отцова). 61 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Вероятно, Чехов нашел бы средства и способ показать неоднозначность и сложность образа англичанки, но это явно не является его целью. Автор использует готовые клише из когнитивного фонда русского человека и вовлекает их в свою композиционною схему. Представить комичным сам факт обнажения помещика при даме возможно только при условии работающего стереотипа, который, таким образом, становится главным элементом организации данного чеховского нарратива. На данном примере можно удостовериться, что многие авторы в своих работах связывают проблему национальной идентичности (которая также интересует Чехова) с проблемой национального стереотипа (1). Как и всякий стереотип, он является своеобразным социальным конструктом, имеющим место в сознании автора и читателя, выступает источником мотивации действий героев и читательского восприятия. Однако здесь же стоит отметить и то, что национальный стереотип, отражающий представления нации о самой себе или о другой, как правило, не является нейтральным, и это видно из монологов Грябова. Стереотипы представления укоренены в среде и общественном мнении. Среди составляющих, которые исследователи выделяют в стереотипе, для данного случая наибольшее значение имеет эмоциональная составляющая [7. С. 15]. Эмоциональность стереотипа обусловлена тем, что он всегда несет в себе оценку — положительную или отрицательную [6]. Именно это свойство используется автором при создании «Дочери Альбиона» как в отношении читателя, так и в отношении персонажей. Как подчеркивают исследователи, главное в стереотипном мышлении — стремление отделить себя и «своих» от «других», свои национальные признаки от тех, которые якобы принадлежат «аутсайдеру» (2). В этом смысле, на наш взгляд, наиболее глубоко к проблеме соотношения национального стереотипа подходит немецкий ученый Ф.Б. Шенк (3), сравнивающий миф и стереотип. Хотя в его трактовке национального мифа можно увидеть черты, характерные и для стереотипа (миф — это средство коллективной авторефлексии, средство конструирования национальной идентичности, он организует центральный элемент дискурса «свой — чужой»), в сравнении выявляется принципиальное различие этих понятий, состоящее в утилитарности стереотипа, в направленности на современное актуальное конструирование самоидентичности и своего поведения. Именно это свойство объясняет поведение Грябова перед лицом стереотипной иностранки. Однако вопрос, поставленный в статье, относится не к факту существования стереотипа, а к различным формам использования стереотипных образов для реализации художественного замысла автора. По-видимому, в рассказе «Дочь Альбиона» (а также в других произведениях, где об особенностях русских автор предпочитает говорить в связи с иностранцами) писатель использует готовый, клишированный образ иностранца, но это не является для него самоцелью. Данное клишированное восприятие образа иностранца подчиняется цели раскрытия образа самого Грябова. Сам автор «Дочери Альбиона» изображает англичанку человеком холодным, рассудочным, предельно сдержанным, невозмутимым, умеющим отгородить себя от окружающих стеной равнодушия и даже презрения. 62 Поджхан Мохаммад Азиз. Национальные стереотипы в художественном пространстве... В связи с этим можно вспомнить стереотипный образ англичанина как прагматика и практика, хорошо знающего свою выгоду. Ср.: эти качества понадобились Достоевскому для того, чтобы в «Униженных и оскорбленных» показать драму прагматичного иностранца, основавшего свое дело в России, но преданного родной дочерью и не простившего ее, даже когда она жестоко расплатилась за свой поступок, вызванный доверчивостью и слепой любовью к негодяю. Писатель тонко обыгрывает «английскость» своего персонажа — господина Смита, гордо замкнувшегося в своем горе и презрении к недостойной дочери (к которой он спешит только в минуту ее смерти) и затем стойко переживающего собственную нищету, сохраняя в отношениях с окружающими холодность, сдержанность и подчеркнутое чувство собственного достоинства. В приведенных примерах речь идет об усложнении и исследовании, о повышенном внимании к внутреннему миру иностранца. Для Достоевского и Лескова стереотип иностранца является главной темой и самоцелью риторического воздействия на читателя. В случае же чеховской англичанки читатель не ощущает этнографического интереса («это не наше, это интересное»), а пожалуй, иллюстрирует другую мысль: «вот что значит русское, вот оно какое наше». Иными словами, четкостью и решительностью в определении сущности «среднестатистической англичанки», как преподносит ее герой, просматривается стремление осознать и показать с юмором и сарказмом свою национальную идентичность, свой взгляд на русских со стороны русского, но с использованием «англосаксонской точки зрения». В реализации этой точки зрения проявляется известный психологический феномен: не принимая каких-то черт в образе жизни «другого», автор ищет некий «противовес» в своих соотечественниках, разоблачая стереотип восприятия как соотечественников, так и англичан. Играя на диссонансе, автор использует уже готовую матрицу, чтобы удивить читателя мерой несовпадения родных национальных черт с инокультурными формами. Таким образом, для интерпретации чеховской англичанки значение имеет не сам факт появления образа иностранки, а застывшая стереотипность этого образа, используемая в качестве авторского приема, заставляющего русского читателя взглянуть на русского провинциального помещика через призму иной культурной нормы. Другими словами, касаясь проблемы национальных особенностей, писатель закономерно призывает посмотреть на собственную нацию не со стороны, а изнутри, однако неожиданный и верный ракурс достигается созданием фона, упоминанием иных ценностей и иных особенностей, выделяющих и фокусирующих родные (хоть и не приглядные) черты. ПРИМЕЧАНИЯ (1) Oakes P.J., Haslm S.A., Turner J.C. Stereotyping and social reality. — Blackwell: Oxford-Mass., 1994; Ottavi V., Lee Y.-T. Accuracy: A neglected Component of stereotype Research // Stereotype accuracy: towards appreciating group differences. Lee Y-T., Jussim L.J., McCauley C.R. (eds.). — Wash., 1995. (2) Напр., Шихирев П.Н. Исследование стереотипа в американской гуманитарной науке // Вопросы философии. — 1991. — № 5. (3) См.: Шенк Ф.Б. Политический миф и коллективная идентичность. Миф Александра Невского в Российской истории (1263—1998) // Ab Imperio. Казань. — 2001. — № 1—2. 63 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ЛИТЕРАТУРА [1] [2] [3] [4] Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. — М., 1979. Чудаков А.П. Мир Чехова: Возникновение и утверждение. — М., 1986. Сухих И.Н. Проблемы поэтики А.П. Чехова. — Л., 1987. Oakes P.J., Hasim S.A., Turner J.C. Stereotyping and social reality. — Blackwell: OxfordMass., 1994. [5] Ottavi V., Lee Y.-T. Accuracy: A neglected Component of stereotype Research // Stereotype accuracy: towards appreciating group differences. Lee Y-T., Jussim L.J., McCauley C.R. (eds.). — Wash., 1995. [6] Pickering M. Stereotyping: the politics of representation in fiction texts. — N.Y., 2001. [7] Stereotypes and Nations / Ed. by Teresa Walas. — Cracow: International Cultural Centre, 1995. NATIONAL STEREOTYPES IN AUTHOR’S ARTISTIC WORLD: PURPOSE OR MEANS? Pojhan Mohammad Aziz Russian University of Peoples' Friendship Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 In the article is considered the national stereotype as a means for expressing an artistic idea upon the example of A.P. Chekhov’s story «Daughter of Albion». The key features of stereotype (as a concept which came from sociology and psychology) receive special refraction in the world of a work of art, on the basis of the main character of a stereotype to draw the line between “domestic” and “alien”. Key words: art text, stereotype, A.P. Chekhov, «Daughter of Albion», art means, national character. ЧЕРТЫ НЕОТРАДИЦИОНАЛИЗМА В РОМАНЕ ГАМАЛЯ АЛГИТАНИ «ПОСЛАНИЕ О ЛЮБВИ И СТРАСТИ» В.В. Васильев Отдел литератур народов Азии Институт востоковедения РАН ул. Рождественка, 12, Москва, Россия, 107031 В статье ставится задача выявить черты неотрадиционализма в романе египетского писателя Г. ал-Гитани «Послание любви и страсти». Ключевые слова: современный египетский роман, неотрадиционализм, жанр братского послания. Гамаль ал-Гитани (род. 1945) начинал свою литературную деятельность в 1960-е гг. в числе молодых писателей «новой волны», искавших пути обновления египетской прозы, повествовательные и изобразительные средства, адекватные, по их представлению, духу времени. В отличие от прозаиков, следовавших в русле модернистских течений западной литературы, Г. ал-Гитани обратился в своем творчестве к наследию арабской средневековой прозы, к ее традиционным жанровым формам и стилям. «Из национального наследия я начал извлекать новые формы литературного выражения, — пишет Г. ал-Гитани. — Во мне постоянно жило стремление преодолеть форму романа, которую я знал раньше. Другими словами, я хотел избавиться от давления классиков, найти самого себя» [1. С. 236]. Видимо, сыграло свою роль и то обстоятельство, что Г. ал-Гитани провел детство и юность в старинном каирском народном квартале ал-Гамалиййа, и круг его чтения составляли преимущественно сочинения средневековых арабских авторов, исторические и религиозные, которые за небольшую плату выдавались в ближайшей книжной лавке для прочтения. Из современных египетских писателей он предпочитал Нагиба Махфуза (1911—2006), который, создав целый ряд романов по образцам классики европейского реализма, первым обратился к арабскому средневековому наследию в целях «арабизации» современной арабской литературы, т.е. придания ей более ярко выраженного национального колорита. Махфуза ал-Гитани считает своим учителем. В дальнейшем неотрадиционалистские тенденции получили развитие не только в Египте, но и в других арабских странах. Однако ал-Гитани активно читал и современную западную литературу, а переведенный на арабский язык роман Дж. Джойса «Улисс» произвел на него, по его словам, «огромное впечатление» [Цит. по: 4. C. 160]. Первым произведением ал-Гитани, принесшим ему известность, стал роман «Аз-Зейни Баракат» (1971), написанный в стиле средневековой исторической хроники. Основой для романа послужила хроника египетского историка XVI в. Мухаммада ибн Ахмада ибн Ийаса ал-Ханафи ал-Мисри «Редкостные цветы в событиях веков», в которой излагаются события, происходившие в Египте накануне 65 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 его завоевания в 1517 г. турками-османами. Ал-Гитани увидел в этом периоде сходство с ситуацией до и после арабо-израильской войны 1967 г. [3. C. 216—217]. Продолжая экспериментировать, ал-Гитани создает несколько романов, стилизованных под различные средневековые и современные, в том числе внелитературные, жанры и остро актуальных по своему содержанию, в частности «События на улице аз-Заафарани» (выстроен в форме «полицейского досье», 1976), «Земли ал-Гитани» (стилизован под средневековое историко-географическое «описание земель», 1981), «Книга божественных откровений» в трех томах (роман выдержан в стиле суфийских «духовных странствий», 1983—1987) и др. Все эти романы в значительной мере автобиографичны и отображают различные периоды и события в жизни писателя. Роман «Послание о любви и страсти» (Рисала фи ас-сабаба ва ал-ваджд, 1989) имеет форму и написан стилем средневековой рисала (послание). Повествователь, автор послания — египетский архитектор, приехавший в Узбекистан на международную конференцию по проблемам архитектуры, посещающий узбекские города Бухара, Самарканд, Ташкент, а затем едущий в Москву. Во время поездки он знакомится с русской девушкой-переводчицей и влюбляется в нее. В послании к близкому другу он рассказывает историю своего путешествия и своей любви. Этот роман тоже во многом автобиографичен, автор его действительно совершил поездку по Узбекистану, но в качестве делегата конференции писателей стран Азии и Африки. Как литературный жанр рисала возникла на основе адаб ат-тарассул (правил составления писем). Послания представляли собой различные виды сочинений в прозе: научные трактаты, официальные канцелярские и дипломатические документы, деловые письма, частную переписку и т.д. Возникновению этого нового жанра способствовали арабские завоевания, в результате которых появилась огромная империя. Все более усложнявшаяся государственная система требовала создания разнообразных ведомств для управления обширным государством. Появились соответствующие учреждения (диваны) с большим штатом чиновников. Из халифской столицы шли в провинции приказы и распоряжения, а провинциальные правители, в свою очередь, слали в столицу доклады и отчеты. Первые послания в языковом отношении почти ничем не отличались от речей арабских ораторов, а часто были просто их письменной фиксацией. Вскоре, очень рано, новый прозаический жанр начал испытывать на себе также иранское влияние, проводниками которого были писцы (катибы) неарабского происхождения, служившие в государственных ведомствах, к этому времени уже полностью овладевшие арабским языком и хорошо осведомленные о домусульманской письменной культуре Ирана и Сирии. Именно они «дали жизнь» новому жанру и как носители определенной письменной традиции, и как практические создатели первых сочинений этого жанра [6. C. 255—260]. Как сказано выше, послания делились на различные виды. Роман ал-Гитани стилизован под рисала ихваниййа (братское, дружеское послание), представляющее собой уже литературный жанр, выделившийся из деловой, научной и других 66 Васильев В.В. Черты неотрадиционализма в романе Гамаля Ал-Гитани «Послание о любви... видов эпистолярной прозы. В посланиях этого жанра автор обращается к адресату как к очень близкому ему человеку, которому он подробно и искренне описывает свои чувства, открывает свою душу. Поэтому в романе в начале каждой главы он использует обращение «Мой сердечный друг». В названии романа ал-Гитани употребляет слово ваджд, имеющее значение «пылкая любовь», «страсть». Ваджд — это и сложный для понимания суфийский термин, присутствующий во многих суфийских трактатах в значении «любовь к Богу». Но если для суфия, идущего путем познания, «в конце Пути присутствует, „находится“ только Бог» [Цит. по: 7. C. 217], то для для автора послания в романе центром этого мира является его возлюбленная, она по сути есть конечный элемент всего мироздания. Вот как он описывает ее во время посещения делегатами конференции исторического памятника медресе Мира Араб: «Все это, брат мой, пришло в наше время из прошлого лишь для того, чтобы она остановились среди памятников, взглянула на них. Что касается медресе Мира Араб, то, несмотря на его блеск и великолепие, ему не хватало какого-то элемента. Оно стало завершенным лишь тогда, когда она остановилась в его дворе, медленно рассматривая надписи, коранические айаты, архитектуру домов. Словно те, кто в далекие времена занимался проектированием и наблюдением за строительством этих зданий, гадали по звездам и предсказывали еще в то время грядущий приход этой девушки. Они учли и приняли во внимание, что когда она придет в этот мир, она будет сначала несмышленым ребенком, потом молодой девушкой, отправится в путешествие, и только тогда все элементы соединятся, строения станут завершенными. Если бы ты был рядом и видел, как она гуляет по летнему дворцу, как спускается по его ступеням, видел бы выражение ее лица, когда она смотрит на надписи, ты непременно понял бы, что все это было построено лишь для того, чтобы она пришла сюда» [2. C. 38]. В этом описании душевного состояния героя и его восприятия любимой девушки явно присутствуют не только стилистические элементы средневекового послания, но и суфийские реминисценции. Суфийский стиль и форма средневекового братского послания были выбраны Гамалем ал-Гитани неслучайно. Как утверждает сам автор, «вершина арабского языка это не известные памятники литературы, а книги великих суфиев, потому что их целью было передать состояние, переживание. И суфий прилагал все старания к тому, чтобы овладеть языком в такой степени, которая позволила бы ему проникнуть в сферы чувств, обычно недоступные для слов... Суфийские книги содержат новый взгляд на человека» [Цит. по: 4. C. 218]. Помимо суфийских реминисценций в романе используется и такой традиционный для средневековой литературы прием, как цитирование, — в подтверждение какой-то важной для героя (и для автора) мысли — стихотворных отрывков, древних легенд и историй. Так, мысль о том, что время и место смерти человека предопределены, хотя сам человек не знает, когда и на какой земле он умрет (эта мысль высказывается во многих произведениях ал-Гитани), формулируется в послании героя к другу и подтверждается ссылкой на легенду, связанную с Сулейманом. В мусульманской традиции Сулейман (библейский царь Соломон) считался 67 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 пророком и обладал способностью повелевать ветром, общаться с джиннами и с ангелами. Однажды один из слуг увидел во дворце царя Ангела смерти, который недобро взглянул на него. Слуга подумал, что час его смерти близок, и попросил Сулеймана перенести его с помощью ветра в считанные секунды в Индию. Сулейман выполнил просьбу слуги, а потом рассказал об этом Ангелу смерти. Ангел ответил, что он действительно был удивлен, увидев слугу во дворце Сулеймана, хотя перед этим получил приказание забрать его душу в Индии. Неслучайно также писатель сделал героя своего романа архитектором и архитектуре отводится такое важное место в повествовании. Конференция, на которую приехал герой, посвящена сохранности старых памятников и их реконструкции. Во время посещения городов внимание героя сосредоточено на древних строениях, дворцах, школах, которые он воспринимает не только как прекрасные архитектурные сооружения, но и как символы стремления человека к бесконечности. Если уходит из жизни человек и исчезает даже целый народ, то построенные ими здания, свидетели эпохи, остаются на века. Интерес к архитектуре связан с важной для автора романа темой времени. Известно, что в средневековой арабомусульманской философии одной из распространенных была атомистическая теория времени. Согласно этой теории, время состоит из череды моментов, каждый из которых лишен длительности; последняя представляет собой следование одного за другим возникающих и умирающих «мгновений», атомов времени. Каждый атом времени конституирован двумя событиями: «возникновением» (худус) и «уничтожением» (фана). Эта теория была изложена в каламе (средневековая мусульманская схоластика). воспринята и развита в суфизме и со временем стала самостоятельной [5. C. 744]. Герой-повествователь в романе ссылается на подобное же видение времени: «Наши братья из далеких времен говорили в своих посланиях: „Поистине время делится на годы. Год уходит и больше не возвращается. Годы делятся на месяцы. Месяц также уходит и больше не придет. Месяц делится на дни, которые приходят и больше не вернутся. День делится на часы. Час проходит и больше не придет. Из часа приходят минуты, которые также больше не вернутся. Минута делится на секунды. Секунда наступает и больше не придет“. Тогда где же время? Таким образом уходит какая-то часть меня самого, и эта часть больше не вернется» [2. C. 51]. Через призму такого понимания времени герой романа воспринимает и свои отношения с девушкой, он с грустью осознает свою временную отдаленность от нее: ведь ей только двадцать лет, а ему уже сорок — она находится «в начале», а он «уже в конце». Но не только время, разница в возрасте отдаляет его от любимой. Присутствует ли он на заседании, на концерте, едет ли в автобусе, он постоянно следит глазами за ней, за тем, как она общается с другими людьми, говорит с ними по-русски или по-английски (а он не знает ни того, ни другого языка). Он хотел бы открыть ей свои чувства, но не осмеливается. Он чувствует себя одиноким, чужим окружающим его людям: «За два часа до нашего отправления в Бухару было организовано маленькое собрание, на котором выступили некоторые из нас. Инженер 68 Васильев В.В. Черты неотрадиционализма в романе Гамаля Ал-Гитани «Послание о любви... из Перу говорил о дружбе народов. Архитектор из Индии выступил с речью на урду. Мой египетский друг рассказал о древних цивилизациях и о двух архитектурных направлениях в будущем. Другие фотографировались. Однако я был далек от всего этого» [2. C. 15]. Повествование сосредоточено в основном на внутренних размышлениях автора послания. Вместе с тем эти размышления связаны с реальными эпизодами и событиями, происходившими во время конференции: заседаниями, экскурсионными поездками, встречами и знакомствами с местным населением, с его традициями и искусством. Вот как описывает повествователь концерт, организованный для гостей: «Вошли двое юношей из местных жителей, у них были азиатские глаза, и они хранили молчание кочевников. Один из них нес лютню, другой — сантур. Их было двое, двое, брат мой, не больше. Я не мог и вообразить, что они вызовут во мне такую глубокую печаль. Но как только первый провел смычком по инструменту, а второй тронул струны, я стал вслушиваться в мелодию грусти, идущую из далеких веков, мелодию плача тех, кто находится вдалеке. Это была песня об искрах, высекаемых копытами вражеской татарской конницы, о тоске по домам, которые были построены, а потом разрушены врагом, о жестокой разлуке людей, всегда живших вместе. Много кто проходил через эти края. Знай, о брат мой, то, о чем забывают другие, остается в моей душе, даже если оно скрыто от посторонних глаз» [2. C. 12]. Повествователь постоянно переходит от описаний происходящего в данный момент к своим размышлениям, от настоящего к прошлому и обратно. Эти переходы в романе четко не разграничены, и читатель вынужден внимательно вчитываться в текст, чтобы уловить их. Создается впечатление своего рода непрерывного внутреннего монолога, что сближает роман ал-Гитани с современной литературой модернизма. Роман завершается на грустной ноте. Путешествие заканчивается. Герой-повествователь возвращается в Египет. Он отправляет своей возлюбленной несколько писем, но не получает на них ответа и пишет другу: «Она не прислала мне ответа, не ответила... Я чувствую себя, как пассажир корабля, покинувшего порт и плывущего в неведомую даль» [2. C. 138]. Ему уже начинает казаться, что все случившееся с ним было лишь плодом его воображения. Таким образом, в романе «Послание о любви и страсти» духовный мир современного, хорошо знакомого с западной культурой и литературой человека, мир его чувств и душевных переживаний отображается художественными и стилистическими средствами, заимствуемыми из арабского средневекового литературного наследия, что и придает роману его особый колорит. ЛИТЕРАТУРА [1] Ал-Гитани, Гамаль. Аз-Зейни Баракат. — М.: Радуга, 1986. [Al-Gitani, Gamal. Az-Zeyni Barakat. — M.: Raduga, 1986.] [2] Ал-Гитани, Гамаль. Послание о любви и страсти (Рисала фи ас-сабаба ва ал-ваджд). — Каир: Дар аш-Шурук, 1989. [Al-Gitani, Gamal. Poslanie o lyubvi i strasti (Risala fi as-sababa va al-vajd). — Cairo: Dar ash-Shuruk, 1989.] 69 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 [3] Кирпиченко В.Н. Современная египетская проза 60—70-х гг. ХХ века. — М.: Наука, 1986. [Kirpichenko V.N. Sovremennaya egipetskaya proza 60—70-h gg. XX veka. — M.: Nauka, 1986.] [4] Кирпиченко В.Н., Сафронов В.В. История египетской литературы ХIX—ХХ вв. Т. 2: Литература второй половины ХХ века. — М.: Восточная литература, 2003. [Kirpichenko V.N., Safronov V.V. Istoriya egipetskoy literature XIX—XX vv. T. 2: Literatura vtoroy polovini XX veka. — M.: Vostochnaya literature, 2003.] [5] Степин В.С., Семегин Г.Ю. Новая философская энциклопедия в 4 т. — М.: Институт философии РАН. [Stepin V.S., Semegin G.Y. Novaya filosofskaya ensiklopedia v 4 t. — M.: Institut filosofiyi RAN.] [6] Фильштинский И.М. История арабской литературы V — начала Х вв. — М.: Либриком, 2012. [Filshtinskiyi I.M. Istoriya arabskoy literaturi V — nachala X vv. — M.: Libricom, 2012.] [7] Шиммель, Аннемари. Мир исламского мистицизма. — М.: Алетейа, Энигма, 1999. [Shimmel Annemari. Mir islamskogo misticizma. — M.: Alateya, Enigma, 1999.] FEATURES OF THE NEOTRADITIONALISM IN THE NOVEL OF GAMAL AL>GITANI «THE MESSAGE OF THE LOVE AND PASSION» V.V. Vasilyev Institute of Oriental Studies Rozhdestvenka str., 12, Moscow, Russia, 107031 The task of this article is the identifying of the features of the neotraditionalism in the novel of Egyptian writer Gamal al-Gitani “The message of the love and passion”. Key words: contemporary Egyptian novel, neotraditionalism, genre of the fraternal message. ЖУРНАЛИСТИКА ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ РОССИИ В ОЦЕНКЕ ЖУРНАЛА «СИНТАКСИС» А.В. Денисенко Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 В статье характеризуется позиция «Синтаксиса» в решении столь важной (а для эмиграции — болезненно остро воспринимавшейся) проблемы национально-исторической сущности России и ее судеб. Ключевые слова: журнал «Синтаксис», исторические судьбы России, Восток и Запад, политические и духовные ценности. Проблемы национально-исторической сущности России и ее судеб оказываются едва ли не самыми важными для тех, кто был оторван от родной земли. Однако оценки и ее прошлого, и в еще большей степени — настоящего, представления о путях ее исторического развития выглядят по-разному (порою — полярно противоположными) у разных групп и группочек, представляющих русскую эмиграцию. Так сказываются различия не только в политических взглядах, но и по другим основаниям. Еще в 1944 г. Н. Бердяев писал о том, что в «истории человеческой жизни существует две тенденции: к универсализму и к индивидуализации. Национальность есть ступень индивидуализации в отношение к человечеству и объединения в отношении к человеку». По Н. Бердяеву, «самоутверждение национальности может принимать формы национализма, т.е. замкнутости, исключительности, вражды к другим национальностям. Это есть болезнь национальности, она раскрывается особенно в наше время. Национализму хотели противопоставить интернационализм, который есть другая болезнь... есть абстрактное единство, отрицающее национальные индивидуальности». Возможность объять «национальные индивидуальности... в конкретном единстве» открывает, по мнению философа, «универсализм», утверждающий «богатства в жизни национальной» [3. С. 314, 315]. Это давнее суждение замечательного русского философа позволяет понять, где истоки противостояния двух, если укрупнять, лагерей в журналистике (и — шире — в со71 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 знании русской эмиграции). Один из них был представлен «Синтаксисом», а также журналами «Третья волна», «Время и мы», «Двадцать два», «Трибуна», а другой — «Вестником русского христианского движения», «Континентом», «Новым журналом», «Часовым» и др. Характерно, что конфликт противоборствующих сторон чаще всего принимал форму обвинений в западничестве, русофобстве, антипатриотизме (так выглядела, если обратиться к авторам «ВРХД» или «Континента», позиция «Синтаксиса» и близких ему журналов) и, напротив, — в национализме, ограниченности, шовинизме. При этом странным образом позиции и той и другой стороны, по мнению ее противников, близки собственно советским, а стало быть, категорически неприемлемы. В первых номерах «Синтаксиса» еще можно встретиться с осуждением отмеченного выше противостояния, с желанием избежать в таком споре крайностей. Возражая Л. Бородину, который в журнале «Грани» (№ 96) защищал «русский дух от критики с позиций «иноплеменного взгляда», Л. Ладов писал о том, что в брежневскую эпоху «в какой-то момент стало очевидным, что диссидентское движение носит исключительно западнический характер, что подавляющее большинство его участников вдохновляется образом Запада: кто — высоким уровнем тамошнего образа жизни, кто — техническим прогрессом. Эта западная ориентация с неумолимой логикой вела к повальному отрицанию всего советского, а далее — и всего русского вообще. Пожалуй, постепенно выявлялось, что наряду с нравственной силой противостояние безнравственной власти, демократическое движение отличается и нравственной слабостью, связанной с отсутствием корней, «почвы», подлинной любви к своей земле и своим соотечественникам». Привлекает трезвость взгляда автора «Синтаксиса», не переоценивавшего достоинства платформы, на которой вместе с другими диссидентами стоял журнал. Острота постановки этого вопроса в особенности усиливается для тех, кто предпочел выезд из России борьбе за выход ее на путь демократического развития внутри страны. Впрочем, и Л. Ладов говорил о расколе диссидентства именно по этой причине: «...Нетерпеливые и недостаточно любящие свою страну стали все более склоняться к мысли о бегстве, те же, чей нравственный комплекс включает в себя патриотические установки, начали все более задумываться о необходимости терпеливой, мелочной, полной личных жертв работе над улучшением качества жизни в родной стране, без упования на то, что лучшую жизнь можно импортировать, или выпросить, или вытребовать у властей» [6. С. 22, 23—24]. Спор о «западничестве» и «славянофильстве» возникал и на страницах самого «Синтаксиса», где Л. Ладову в следующем номере журнала возражал А. Амальрик, по мнению которого, диссидентство вовсе не отрицает всего русского, а ведет «к отрицанию взгляда, что деспотизм и рабство есть неотъемлемые черты русских». Нетрудно заметить, что оппонентом Л. Ладова подменяются лежащие в основании спора понятия: место патриотизма занимает деспотизм и рабство, с которыми, вне всякого сомнения, необходимо бороться. Но А. Амальрик безусловно прав, отводя эмиграции важную роль в борьбе за демократические преобразования в родной для эмигрантов стране. «Опыт показал, что не только можно жить в чужой стране, оставаясь верным стране своего рождения, но и что существование 72 Денисенко А.В. Исторические судьбы России в оценке журнала «Синтаксис» эмиграции необходимо для тех, кто ведет революционную или реформистскую работу внутри страны, как фронту необходим тыл». Как опасный отвергается А. Амальриком созданный уже миф о враждебности диссидентов «национальному духу» [2. С. 69, 71, 72]. Но если это и «миф», то к созданию его приложили руку и авторы «Синтаксиса». Прав А. Синявский, утверждавший, что «предпосылки великодержавного шовинизма, сменившего интернационализм, коренятся в закрытом характере советского государства». Но отсюда следует — думается, вовсе не очевидный — вывод: «Русский патриотизм не всегда сводится к национализму, хотя достаточно часто национализм порождает и таковым питается. Родина для русских порою настолько сверхличное и даже сверхнациональное начало, что переходит иногда в своего рода религиозное чувство... Русский патриотизм нередко граничит с миссионизмом. То есть состоит в том, что Россия несет или призвана нести в мир какую-то высшую идею. Какую именно — не всегда известно. Но непременно — высшую». Обусловленную этим опасность А. Синявский формулирует со всей определенностью: «Русский национализм сегодня чреват насилием; он легко объединяется с самым реакционным крылом советского общества (бюрократия, армия, КГБ) и противостоит не коммунизму, а демократии и Западу» [13. С. 97, 99, 110]. Трудно возразить против того, что для националистов действительно демократия и Запад — понятия тождественные, с чем никак нельзя согласиться. Но у А. Синявского патриотизм именуется шовинизмом, и это тоже — явная передержка. Чем, кстати, воспользовались (услышав переданную по радио «Свобода» текст его статьи) выступавшие в качестве идеологов русского национализма В. Аксючиц, Г. Анищенко, священник Д. Дудко, В. Сендеров, В. Тростников и, как это ни странно, в свое время подвергавшийся наказанию за инакомыслие Ф. Светов. С гневным осуждением А. Синявского, чье, по их словам, отношение «к русскому народу крайне негативно», они обратились... в Конгресс США, в Совет международного вещания США: эти и подобные выступления, по их словам, «способствуют разжиганию межнациональной розни, которая сегодня представляет собою серьезную угрозу процессу эволюционных изменений внутри страны и мирному сосуществованию всех народов земли» [1. С. 213]. Столь суровых обвинений А. Синявский явно не заслуживал, хотя справедливости ради нужно заметить, что охотно — и часто — провоцировал оппонентов на резкие выпады в свой адрес. И представления о патриотизме у него были иными, нежели у тех, кто обвинял его и редактируемый им журнал в «богоборчестве и русофобстве» (Б. Михайлов). «Тягаться в любви к родине смешно и безнравственно, — пишет он. — Тем более — публично. Кричать о „патриотизме“ меня отучила эпоха позднего Сталина. Тогда нам и начали сверху по приказу партии и лично товарища Сталина внедрять и вбивать в голову этот самый „патриотизм“, вместе с враждою к Западу и к плюралистам — космополитам. Так что стало тошно от штампованных „патриотов“, которые, вполне допускаю, очень и очень любили и любят Россию. Возрождать этот штамп сейчас, хоть и под новым соусом, не хочется. Да и разные вещи можно любить в России. Один, допустим, любит крепкую государственную власть, а другой — русскую культуру. Не надо также 73 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 путать любовь к России с любовью к самому себе и к собственному величию. И хорошо бы любить еще что-нибудь достойное, помимо России» [12. С. 23]. Слово «патриот» («патриотизм») заключено здесь в иронические кавычки, но лишь потому, что А. Синявский отрицает за кем бы то ни было право на единственно верное его истолкование, неизбежно суживающее это понятие, действительно опошленное произносящимися сверху (властью или просто общепризнанными авторитетами) словами. Однако появлявшиеся в «Синтаксисе» материалы могли действительно звучать оскорбительно по отношению к русскому народу. Примером тому может служить статья одного из наиболее авторитетных авторов журнала Г. Померанца «Акафист пошлости». Здесь все народы разделялись на две категории: «...Есть народы сильно перегнанные, поражающие то сияющей высотой, то мерзостью. Это мутанты истории, в них возникают новые духовные движения, но плоды движения пожинают другие, а сами мутанты теряют равновесие и проваливаются в бездны, которые слишком открыты... Противоречия между народами вне бездны и народами с бездной внутри глубже и фундаментальнее, чем споры диаспоры и земли, Запада и Востока». Вывод обескураживающе суров и столь же бездоказателен: «К мутантам, бесспорно, принадлежит Россия» [8. С. 49—50]. Не столь категорично, но тоже весьма критически оценивал состояние русского сознания и русской культуры и Л. Ржевский: у них, по его мнению, «подростковый характер», что свидетельствует о как бы остановке «в личном развитии людей, этой культуры» [11. С. 20]. Разумеется, так сказывается присущее авторам «Синтаксиса» стремление к заострению мысли, к граничившей с эпатажем парадоксальности. Но дело, конечно же, прежде всего в том, что в споре — а у него многовековая история — Востока и Запада они последовательно отстаивали необходимость ориентации России в ее развитии прежде всего на Запад, на необходимости освоения ею западных ценностей: чаще других возникали при этом слова «демократия», «либерализм», «права человека» и т.п. Не обходилось и без оговорок, которые были призваны способствовать усвоению указанных принципов на русской почве. Так, по мнению Г. Померанца, «русский либерализм должен обрести религиозную глубину. Это уже начиналось — у Н.А. Бердяева, у Г.П. Федотова. Это надо продолжать, отделив поиск святынь от поисков душевного комфорта и национального самооправдания» [9. С. 24]. Позиция «Синтаксиса» характеризуется прежде всего стремлением сгруппировавшихся вокруг журнала авторов разрушить барьер, которым советская страна старательно отгораживалась от тлетворного, как утверждалось официальной пропагандой, воздействия Запада: национальная — в ее русском изводе — идея воспринималась в этих условиях в качестве одной из основополагающих. И это — вопрос из числа главных. «Является ли тот морок, в который вот уже 60 лет погружена страна, прямым следствием определенных черт русского характера, специфики истории страны, или это есть нечто чуждое для России, привнесенное сюда извне — с Запада?» [5. С. 120]. Однозначный ответ на этот вопрос едва ли возможен, и на страницах «Синтаксиса» наиболее последовательно проводится 74 Денисенко А.В. Исторические судьбы России в оценке журнала «Синтаксис» мысль о благотворности контактов, позволяющих осваивать духовное богатство других народов, выводящих к представлению об общности стоящих перед всеми людьми — перед человечеством! — задач. На этом настаивал Г. Померанц: «Первая задача каждого народа — не его национальная безопасность, а глобальная. Этой цели должно быть подчинено все. И на политическом, и на научном, и на религиозном уровне» [10. С. 112]. Одинаково важен каждый из упомянутых здесь уровней: настаивая на возможности многообразия взглядов и мнений, разноречий в выражении своих представлений о мироустройстве, авторы «Синтаксиса» убеждены в том, что это может служить основанием для споров и дискуссий, но не для раздоров и схваток. И опять-таки важнейшей является задача преодоления изоляционизма, веры в обладание абсолютной истиной, в какой бы форме она ни представала. Напоминание о лике Божьем оказывается в этом случае чрезвычайно уместным: «...Выявление пленного света — вряд ли дело тех или других в отдельности. Христос распят в каждом человеческом страдании, но все человеческие страдания, даже насчитанные миллионами жертв, не заменяют и не множат в запас распятие Христа. Они не залог местного возрождения. Пролитая кровь — едина. Как един грех против Слова. Как едина правда». И, развивая эту мысль о единстве человеческого сообщества, утверждаемом верой, именем Всевышнего, автор помещенной в «Синтаксисе» статьи пишет: «Превращение Бога в семейного или национального, просто кивотного божка — та же идеология, которая грозит извращением. Вавилонский язык намок в крови. Но национальная идеология, даже подкрашенная наукой — это было — или религией — тоже бывало — неуклонно стремится к тоталитарности: к захвату Слова Божья» [7. С. 31]. Пристальный интерес к происходящему в России никогда не покидал эмиграцию. Отношение, оценка и процесса ее исторического развития в целом, и отдельных явлений и фактов были, разумеется, разными, но равнодушия в этом случае не было. Весьма однозначно оценивалась тоталитарная система и присущая ей коммунистическая (марксистско-ленинская) идеология. Однако и в этом случае дело не ограничивалось их неприятием, резкой критикой: на страницах «Синтаксиса» можно встретиться с попытками понять, чем обеспечивается реальная сила — а сомневаться в этом не приходилось — лежащей в их основании марксистской теории исторического развития. Но еще — со стремлением понять, почему столь мучительно трудным — и затяжным — оказывается для России переход к более высоким и подлинно гуманным формам общественного устройства. Начавшуюся в стране в середине 1980-х гг. перестройку в «Синтаксисе» восприняли со сдержанным оптимизмом, стремясь разглядеть в ней приметы перемен к лучшему, переход от тоталитарного строя к подлинно демократическому государственному устройству. Прежняя конфронтация с теми, кто представлял господствовавшую в стране систему — политическую, экономическую, общественную — сменяется теперь желанием вступить с ними в диалог, найти точки, позволявшие надеяться на сближение позиций, на выход к тому, что, с легкой руки М. Горбачева, именовалось консенсусом. Редактор журнала «Страна и мир» К. Любарский заявлял на страницах «Синтаксиса» об оказании тем, с чьими именами связывалось представление о перестройке, приметы обновления жизни, «кредита доверия». 75 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Однако слишком многое свидетельствовало о половинчатом характере происходивших в стране реформ. По мере развития перестроечных процессов для авторов «Синтаксиса» все яснее становилось, сколь опасно все сильнее обнаруживавшее себя стремление предпочесть постепенному переходу к новым формам жизни коренную смену решительно всех ценностных ориентиров. К бережному отношению к строительству здания демократии призывает А. Синявский: «Без кровопролития, без гражданской войны, апеллируя не к эмоциям, а прежде всего к простому здравому смыслу, который, по счастью, тоже присущ людям» [13. С. 191]. По мере развития перестройки умеренный оптимизм по отношению к ней сменяется все возрастающим скептицизмом. По мнению авторов журнала, и в этом случае все дело сводится, как это было не раз, к смене декораций — лозунгов, призывов, наименований: суть же существовавшей в стране системы изменяется очень мало. «Реставрация коммунистических способов управления страной. При одновременном отказе от марксизма-ленинизма, — так характеризуются здесь перестроечные процессы — история повторяется. Пока что как фарс. Однако вскоре она может повториться как трагедия» [4. С. 40, 43]. Последовавшие затем события послужили для авторов «Синтаксиса» подтверждением их самых худших прогнозов: демократия, были убеждены они, терпит поражение, когда пытается — как это было в октябре 1993 г. — утвердить свое превосходство с помощью силы, не останавливаясь перед кровопролитием. По мере укрепления возглавляемой Ельциным власти позиция «Синтаксиса» по отношению к ней (здесь, впрочем, предпочитали говорить о режиме) становилась все более жесткой. «Победа ценой такой крови, — говорилось в статье А. Синявского об октябрьских событиях в Москве, — преступление победителя» [15. С. 199]. Дискуссии о том, какая модель исторического развития более всего способствует движению России к светлому будущему, не утихают и по сей день, но крайности в этом случае остаются уделом маленьких группочек и их периодических изданий. Но как бы то ни было, спор об исторических судьбах России, о путях и направлениях ее сегодняшнего и завтрашнего развития, который велся на страницах «Синтаксиса» и других журналов русского зарубежья, может и даже должен восприниматься без предвзятости, свойственной советским временам, когда каждый звучащий там голос объявлялся враждебным. Запад или Восток, национальное или универсальное, демократия или авторитарная власть — в решение этих и других столь же важных проблем издававшиеся за рубежом русские журналы — в том числе «Синтаксис» — внесли свой немалый вклад. ЛИТЕРАТУРА [1] Аксючиц В., Анищенко Г., священник Д. Дудко, Светов Ф, Сендеров В., Тростников В. В Конгресс США. В Совет международного вещания США // Синтаксис. — 1989. [Aksjuchic V., Anishhenko G., svjashhennik D. Dudko, Svetov F, Senderov V., Trostnikov V. V Kongress SShA. V Sovet mezhdunarodnogo veshanija SShA // Sintaksis. — 1989.] 76 Денисенко А.В. Исторические судьбы России в оценке журнала «Синтаксис» [2] Амальрик А. Несколько мыслей о России, спровоцированных статьей Л. Ладова // Синтаксис. — 1978. — № 2. [Amal'rik A. Neskol'ko myslej o Rossii, sprovocirovannyh stat'ej L. Ladova // Sintaksis. — 1978. — № 2.] [3] Бердяев Н. Судьба России. — М., 1990. [Berdjaev N. Sud'ba Rossii. — M., 1990.] [4] Вишневская Ю. Эпоха больших переименований // Синтаксис. — 1992. — № 32. [Vishnevskaja U. Epoha bol'shih pereimenovanij // Sintaksis. — 1992. — № 32.] [5] Голомшток И. Феномен Глазунова // Синтаксис. — 1979. — № 4. [Golomshtok I. Fenomen Glazunova // Sintaksis. — 1979. — № 4.] [6] Ладов Л. Несколько мыслей о России, спровоцированных современными «славянофилами» // Синтаксис. — 1978. — № 2. [Ladov L. Neskol'ko myslej o Rossii, sprovocirovannyh sovre-mennymi «slavjanofilami» // Sintaksis. — 1978. — № 2.] [7] Мартинез Л. За мир и счастье // Синтаксис. — 1969. — № 8. [Martinez L. Za mir i schast'e // Sintaksis. — 1969. — № 8.] [8] Померанц Г. Акафист пошлости // Синтаксис. — 1984. — № 12. [Pomeranc G. Akafist poshlosti // Sintaksis. — 1984. — № 12.] [9] Померанц Г. В поисках святыни // Синтаксис. — 1990. — № 27. [Pomeranc G. V poiskah svjatyni // Sintaksis. — 1990. — № 27.] [10] Померанц Г. Вопль к богу // Синтаксис. — 1992. — № 32. [Pomeranc G. Vopl' k bogu // Sintaksis. — 1992. — № 32.] [11] Ржевский Л. Коммунизм — это молодость мира // Синтаксис. — 1987. — № 17. [Rzhevskij L. Kommunizm — jeto molodost' mira // Sintaksis. — 1987. — № 17.] [12] Синявский А. Ответы на вопросы газеты «Монд» (По поводу выхода книги А. Солженицына «Наши плюралисты» по-французски) // Трибуна. — Нью-Йорк, 1984. — № 5. — январь. [Sinjavskij A. Otvety na voprosy gazety «Mond» (Po povodu vyhoda knigi A. Solzhenicyna «Nashi pljuralisty» po-francuzski) // Tribuna. — N'ju-Jork, 1984. — № 5. — janvar'. [13] Синявский А. Русский национализм. // Синтаксис. — 1989. — № 26. [Sinjavskij A. Russkij nacionalizm // Sintaksis. — 1989. — № 26.] [14] Синявский А. Интервью итальянскому журналу «Экспресс» // Синтаксис. — 1991. — № 31. [Sinjavskij A. Interv'ju ital'janskomu zhurnalu «Ekspress» // Sintaksis. — 1991. — № 31.] [15] Синявский А. Так начиналась советская власть // Синтаксис. — 1994. — № 34. [Sinjavskij A. Tak nachinalas' sovetskaja vlast' // Sintaksis. — 1994. — № 34.] HISTORICAL FATE OF RUSSIA IN THE JOURNAL “SYNTAX” A.V. Denisenko Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 The article shows the approach to an important typical problem (particularly for the emigration) of national and historical essence and fate in the journal “Syntax” and ways of solving it. Key words: “Syntax” journal, Russia’s historical fate, West and East, political and spiritual values. 77 ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА РЕКЛАМЫ КАК ОДНОЙ ИЗ РАЗНОВИДНОСТЕЙ СРЕДСТВ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ А.Е. Базанова, Н.П. Кириленко Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 Статья посвящена языковым особенностям рекламных текстов, являющихся существенной составляющей материалов СМК. Это актуальное явление анализируется в языково-коммуникативном аспекте, с позиции социокоммуникативной и информационной структуры рекламного текста. Особое внимание уделяется переводной рекламе с точки зрения межкультурной коммуникации и лингвистическим особенностям функционирования подобной рекламы в русском языке. Ключевые слова: массовая коммуникация, лингвистические особенности, рекламный слоган, переводная реклама. В настоящее время в российской и зарубежной лингвистике наблюдается большой интерес к языку массовой коммуникации, однако точное лингвистическое содержание термина и проблематика изучения массовой коммуникации еще не определены с достаточной полнотой. В японской лингвистике термином «массовая коммуникация» (mass communication) «обозначается исключительно обширная сфера распространения и развертывающаяся при этом синхронно языковая коммуникация, имеющая своим содержанием самые разнообразные области жизни масс. Орудием такой коммуникации служат пресса, радиовещание, звуковое кино, телевидение» [1. С. 12]. Термин «массовая коммуникация» заимствован, по свидетельству Н.М. Конрада, японскими лингвистами у американских и соотносится с термином «персональная коммуникация» (personal communication). Разграничение это важно в плане отбора языковых средств, так как «в зависимости от вида коммуникации меняется и выбор языковых средств» [1. С. 12]. Несомненно, что само содержание понятия массовой коммуникации налагает определенные ограничения на употребление языковых средств. Выяснить характер этих ограничений в области лексики, фразеологии, грамматики, с одной стороны, и определить принципы, нормы отбора лексико-фразеологического материала и грамматических форм, с другой стороны, — одна их важнейших задач изучения языка массовой коммуникации. По выражению академика В.В. Виноградова, язык массовой коммуникации — «одна из основных баз стилистики речи», «массовая коммуникация, обязанная своим развитием в современном обществе ряду технических завоеваний, широко отражает сложные формы речевого общения и взаимодействия и структурные своеобразия того общества, в котором она осуществляется» [2. С. 267]. Массовая коммуникация предполагает слияние эмоционального и интеллектуального и в то же время точное выражение смысла излагаемого материала, она 78 Базанова А.Е., Кириленко Н.П. Особенности языка рекламы как одной из разновидностей... является прагматическим, синтезирующим явлением, а ее язык последовательно соотносит в себе как экспрессию, так и стандарт. В настоящее время бурно развивается такая сфера массовой коммуникации, как реклама. «Здесь главное — любой ценой обратить на себя внимание, заставить запомнить. И речевая изобретательность, языковая шутка оказывается важнейшим способом поразить, рассмешить, создать непринужденную обстановку и тем оставить след в памяти» [3. С. 51]. Поэтому в рекламе активно используются (зачастую с потерей чувства меры и такта) языковые средства для создания «остроумных» выражений, привлекающих внимание потребителя уже своей формой. «Являясь частью массовой коммуникации, реклама подчиняется ее коммуникативным закономерностям, в особенности преследующим манипуляционные цели. Им вообще подчиняется конструирование дискурса на радио и телевидении, газетного текста, публичной речи» [3. С. 52]. «Как показывает опыт той же Америки, рекламные изыски оказывают сильное влияние на общий литературно-языковой обиход, и даже если не видеть в них угрозы для литературного стандарта, то во всяком случае нельзя недооценивать их роль в формировании языкового вкуса общества» [3. С. 53]. Прежде всего, необходимо признать, что реклама занимает достаточно заметное место в жизни общества. Нравится нам это или нет, но мы ежедневно и многократно сталкиваемся с рекламой в том или ином проявлении: слушая радио, смотря телевизор, читая прессу. Выйдя на улицу, мы видим огромное количество рекламных щитов. Зайдя в метро, ощущаем рекламное давление. Мы сталкиваемся с рекламой в магазине, своем почтовом ящике, Интернете. Таким образом, мы не можем отрицать, что реклама — явление, оказывающее заметное влияние на общество. Рекламная продукция весьма естественно поддается анализу практически со всех высокостатусных в сегодняшнем обществе позиций: социальной, психологической, культурологической, искусствоведческой, общественной, моральной, нравственной и, конечно, лингвистической. Реклама призвана манипулировать нашим потребительским поведением, а для того, чтобы делать это успешно, реклама обязана учитывать все особенности нашего мышления, принимать во внимание особенности культуры и языка, в котором существует. Любая реклама содержит в своем составе языковые элементы, будь это текст, звучащая речь, рекламный заголовок или девиз (так называемый слоган), сопровождающий видеоряд. Поэтому реклама может быть проанализирована с точки зрения филологии как связный текст, имеющий целый ряд особенностей. С точки зрения языково-коммуникативного аспекта реклама представляет собой неличную, одностороннюю, вербально-невербальную форму коммуникации. При этом значение (информация о рекламируемом товаре) передается от адресанта к адресату через код (форму, имеющую вербальное и визуальное воплощение) по определенному каналу коммуникации (СМИ, наружные щиты и т.д.) в некоем социокультурном контексте. 79 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 В рекламном тексте значение далеко не всегда выражено эксплицидно (по ряду этических, юридических и прочих причин). Очень часто в рекламном объявлении мы имеем дело с имплицидным ожиданием и предположением. Информационная структура рекламы такова, что в отличие от обычного высказывания в рекламном объявлении может быть несколько ключевых элементов. Подобная структура обуславливает появление такого явления, как альтернативный синтаксис. Контент-анализ структуры рекламного текста с точки зрения деятельностной модели дает возможность выделить три основные пары деятелей в рекламном объявлении (субъект-объект, помощник-противник, даритель-получатель). Если рассмотреть рекламное сообщение с точки зрения теории знаков, то для рекламы характерны иконы и индексы (т.е. прием метафоры и метонимии) в большей степени, чем символы, хотя последние тоже иногда встречаются. Все эти особенности функционирования языка в виде рекламного текста осложняются еще больше, если мы имеем дело не с оригинальной русской, а с переводной (чаще всего англоязычной) рекламой, в большей или меньшей степени адаптированной к русскому языку. Это создает целый ряд проблем, на которых и хотелось бы заострить внимание. Оставим в стороне элементарную неграмотность, благодаря которой люди, рекламирующие какой-либо товар или услугу, нарушают правила глагольного управления («Если Вы хотите богатое, счастливое будущее для ваших детей» — глагол «хотеть» управляет существительным в родительном падеже — чего? — богатого и счастливого будущего). Или по милости тех же рекламистов-«отличников» в слове СКОРР появляется вторая буква «р», нарушая все законы орфографии. Не так однозначны другие лингвистические проблемы, связанные с рекламными текстами. Например, проблемы альтернативного синтаксиса, обусловленные тем, что в рекламном тексте рема (новое, ключевое) очень часто может быть не одна. Для того, чтобы привлечь внимание адресата сообщения к ключевым элементам рекламного сообщения и подчеркнуть, что все они одинаково важны, используется альтернативный синтаксис, т.е. пунктуационное выделение значимых элементов высказывания, не совпадающее со стандартными правилами пунктуации («Maybelline Great Wear. Прекрасно держится. Воздушный. Безупречный. Весь день»). Но если в своем стремлении привлечь внимание читателя рекламисты идут дальше и не используют вообще каких-либо знаков (отсутствие точек в текстовой телевизионной рекламе закусочных Макдоналдс), то это уже не альтернативный синтаксис, а элементарная безграмотность. В настоящее время в российской рекламной деятельности пока еще эмоциональный подход к рекламируемому продукту преобладает над рациональным. Задача любого рекламного объявления — повлиять на потребителя таким образом, чтобы стимулировать покупку рекламируемого им товара, услуги. При этом хорошее рекламное сообщение должно отражать текущие социальные тенденции и ценности. Рекламировать товары людям пожилого возраста и молодежи, исполь80 Базанова А.Е., Кириленко Н.П. Особенности языка рекламы как одной из разновидностей... зуя одни и те же языковые средства, бессмысленно. Поэтому в тесте рекламного объявления используется лексика, присущая целевой аудитории, описывается ситуация из жизни, характерная для адресата рекламы («Батончик для тех, кто и вправду крут»). Все это тем не менее не должно переходить из плоскости неологизмов к подражательству (американское «вау» или «йес») или жаргону (печально знаменитое «не тормози — сникерсни по-черному»). Очень большое значение имеют и названия марок товара в рекламных текстах. Название марки является подчас искусственно созданным словом, но оно, как и всякое другое слово, рождается в определенной культурно-языковой среде и призвано вызывать определенные ассоциации у потребителей. Поэтому производителям продукции фирмы «Талосто» следовало бы серьезно подумать, насколько вкусным бывает то, что выглядит и пахнет так же, как ТАЛый снег, а авторам рекламы «Голубой воды» следовало бы не петь во всеуслышание название «Вотер БЛЮ» в рекламном ролике. Ассоциации у русскоязычного населения в связи с рифмой к чаю «ЛИСМА» (клизма) и «Принцесса НУРИ» (дури) тоже весьма предсказуемы. Потребитель, являющийся носителем определенного языка, вполне может не знать, что gallina — это курица, и воспринять это как имя собственное (некая белая Галина, рекламирующая бульонные кубики и почему-то все время сопровождаемая рисунком курицы или коровы). Можно привести целый ряд примеров марок товаров, которые были выведены на российский рынок без адаптации названий, хотя это и необходимо (Huilor — растительное масло, Jebasto — кондиционеры для автотранспорта, Hui-fresh — освежитель воздуха, Trooper — название автомобиля). Можно привести пример и странного «половинного» перевода названия торгового продукта на русский. Это знаменитые «аэроволны», которые в английском варианте звучат как «эйрвейвс», на русском соответственно — «воздушные волны», а вовсе не «аэроволны». При построении рекламного сообщения необходимо учитывать представления о действительности, которые свойственны менталитету той или иной нации и которые имеют свое четкое отражение в языке. Приведем пример, иллюстрирующий, как негативно сказывается на продвижении товара определенной марки несоблюдение категорий, свойственных мышлению носителя русского языка, а именно нарушение родо-видовых отношений лексем, используемых в рекламных текстах. В рекламном ролике детского «Тайленола» в конце звучит фраза: «Врачи и педиатры рекомендуют». Лексемы «врач» и «педиатр» соединены в данном случае союзом «и», что нарушает родо-видовые отношения и в результате создается неверное впечатление, что педиатр не включается в понятие «врач». Причина ошибки — в неверной адаптации англоязычного ролика, в котором речь шла о двух разных медицинских специальностях. Примером семантической рекламной ошибки, связанной с некорректным переводом, может служить ситуация, когда ошибка возникает при переводе английского предлога «for» на русский как «для», в результате все косметические средства, оказывается, предназначены только для «здоровой кожи, для блестящих волос, 81 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 для мягкой, бархатистой кожи». Русский предлог «для» не имеет значения «для того, чтобы что-то стало каким-либо», как его английский собрат. Таким образом, лингвистические особенности функционирования рекламы в русском языке должны учитываться на всех уровнях продвижения рекламного продукта на российском рынке. ЛИТЕРАТУРА [1] Конрад Н.М. О языковом существовании // Японский лингвистический сборник. — М.: Наука, 1959. [Conrad N.M. O jazikovom suchestvovanii // Japonskij lingvisticheskij sbornik. — M.: Nauka, 1959.] [2] Виноградов В.В. Cтилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. — М.: Изд-во АН СССР, 1963. [Vinogradov V.V. Stilistica. Teorija poeticheskoi rechi. Poetica. — M.: Izd-vo AN SSSR, 1963.] [3] Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. — СПб.: Златоуст, 1999. [Kostomarov V.G. Jazikovoj vkus epoxi. — SPb.: Zlatoust, 1999.] FEATURES LANGUAGE OF ADVERTISING AS ONE OF THE SPECIES OF MASS COMMUNICATION A.E. Bazanova, N.P. Kirilenko Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 The advertising texts are the main subject of the research. The texts and slogans are examined as a part of mass communication texts. A special interest evokes the translated advertising texts and the linguistic peculiarities of it. Key words: mass communication, linguistic peculiarities, slogans, translated, advertising texts. СРЕДСТВА МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ: БИЗНЕССООБРАЖЕНИЯ И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРИОРИТЕТЫ Л.Н. Федотова Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 В статье рассматривается взаимосвязь между двумя парадигмами: пресса как бизнес и пресса как реализация социальных приоритетов. Современная практика деятельности средств массовой коммуникации дает примеры реализации таких парадигм и их взаимодействия. Ключевые слова: пресса как бизнес, социальные приоритеты в прессе, роль владельца, роль государства. При всех существующих формах регламентации деятельности прессы — законодательства, профессиональных кодексов, сферы морали и этики — важной переменной в стандартах качества прессы является фигура Владельца издания или, когда речь идет о государственных структурах, — фигура Издателя (1). Однозначно массовое сознание — на основании долгого присутствия в информационном пространстве — отдает себе отчет в том, что эта фигура значима и она очень влияет на содержание контента (выбор фактов, комментарии, отбор экспертного корпуса и т.д.). Так, в ходе исследования взаимоотношений СМК и аудитории в рамках проекта «Общественное мнение» (1968—1974 гг., Институт конкретных социальных исследований АН СССР, руководитель Б.А. Грушин) в интервью с местными журналистами мы выяснили картину четкого осознания ими этого влияния. Журналистам было предложено ответить на вопросы: 1) каким задачам уделяют сегодня наибольшее внимание местные СМК; 2) каким задачам должны уделять внимание местные СМК; 3) какие задачи в первую очередь должны решаться по мнению руководящих органов; 4) какие задачи в первую очередь должны решаться по мнению населения? Журналисты осознавали разницу между требованиями, исходящими от руководящих органов, между идеальными, должными задачами прессы и мнениями населения на этот счет. Особенно велика разница, по мнению журналистов, когда речь идет о задаче «воспитывать, формировать у читателей, слушателей, зрителей убеждения, взгляды, отвечающие нормам и требованиям советского общества», как она видится руководящим органам и населению. Задача «давать материалы с целью отдыха, развлечений» также сильно поляризировала, по мнению журналистов, руководящие органы и население (табл. 1). Уже ближе к нашим дням, когда на смену Издателю (назовем этот процесс так, хотя и сейчас у нас возможны варианты) пришел Владелец, осознание того факта, что позиция владельца проявляет себя в содержании информационного канала, отчетливо присутствовало в сознании россиян (Фонд «Общественное мнение», 1999 г.) [1. С. 8] (табл. 2). 83 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Таблица 1 Задачи информационных каналов в представлениях журналистов Задача 1 2 3 4 Воспитывать, формировать у читателей, слушателей, зрителей убежде ния, взгляды, отвечающие нормам и требованиям советского общества Информировать общественность Выражать мнения населения по актуальным проблемам Давать материалы с целью отдыха, развлечений Информировать партийные, хозяйственные, советские органы о состоянии дел в той или иной сфере жизни общества Комментировать события, помогать населению правильно разбираться в происходящем 80 88 93 43 65 18 27 24 61 43 31 17 75 18 6 48 73 50 52 11 49 50 38 45 Таблица 2 Ответы на вопрос «Как вы считаете, влияет или не влияет политическая позиция владельца телеканала (радиостанции, газеты) на отбор политических новостей и комментарии к ним?» Ответ Политическими новостями не интересуюсь Безусловно, влияет Скорее влияет Скорее не влияет Безусловно, не влияет Затруднились ответить % к числу опрошенных 6 49 24 5 2 15 Половина опрошенных (49%) дали ответ «безусловно, влияет»; еще 24% — ответ «скорее влияет», т.е. 2/3 россиян говорят об определяющей роли владельца телеканала, радиостанции, газеты в процессе отбора каналом политических новостей и формирования комментариев к ним. В былые времена для Издателя в нашей стране не существовало проблемы финансирования, поскольку все информационные каналы финансировались государством. Практически вектор деятельности определялся идеологией. Это не отрицает социальной составляющей в принципах редакционной политики, но рамки определялись именно идеологией. В наше время владелец находится между, образно говоря, Сциллой и Харибдой — он выстраивает свою политику, исходя из тех соображений, что средства массовой коммуникации представляют собой индустрию со сложным технологическим циклом, состоящим из нескольких этапов, но в то же время индустрию, свободу предпринимательства для которой существенно ограничивают социальные приоритеты. Разберем эти две позиции более подробно. Это производство (сбор информации, производство содержания, мультиплицирование этого содержания и доставка его потребителю), как и любое другое, должно соблюдать баланс экономических показателей (чтобы не быть убыточным) — показателей затрат и прибыли. Необходимо придерживаться простой схемы: поступления от реализации продукции и продажи рекламного пространства должны превышать расходы на производство информации (стоимость затрат на получение первичной информации, амортизация оборудования, зарплата работникам и т.д.). Как утверждают американские специалисты, наиболее эффек84 Федотова Л.Н. Средства массовой коммуникации: бизнес-соображения и социальные приоритеты тивная модель издания газеты — 80% доходов от рекламодателей и 20% от тиража [2]. Если рекламы меньше (а по российскому законодательству ее не может быть в газете более 40%), то газета должна будет находить другие источники дохода — прибегать к помощи мэров, губернаторов и олигархов, контролирующих значительные денежные ресурсы, и отражать потребности своих спонсоров, а не интересы аудитории и рекламодателя. Из-за этого уровень доверия к газетам низок, что, в свою очередь, мешает привлечению рекламы. А другого способа привлечь рекламодателя, кроме как заработать доверие потребителя, не существует. В этом бизнесе весьма дорого обходится само распространение информации [3]. Издатели всерьез говорят, что произвести информацию легче, чем распространить готовую продукцию. Важно отметить наличие законодательной базы, регулирующей ведение этого бизнеса. Например, законодательство ряда стран устанавливает квоты на участие в этом производстве иностранного капитала. Так, в начале 2008 г. в Госдуме принят закон для стратегических видов деятельности [4. С. 8]. В перечень таких отраслей были включены издательский и полиграфический бизнес (в случае доминирования компании на рынке), крупные федеральные СМИ, мощные типографии и фактически все теле- и радиокомпании (даже регионального масштаба). Закон не запрещает иностранные инвестиции, а вводит для инвесторов определенные ограничения: запрещено владеть более чем 50% акций стратегической компании, а покупку 20—25% акций нужно будет согласовывать с правительственной комиссией. Закон вносит ясность и определенность для бизнеса, задает правила игры на российском рынке. Ограничение на участие иностранного капитала в национальных СМИ существует в большинстве стран мира. В Греции, Испании, США, Таиланде и Украине законодательно установлено: доля иностранного капитала в телерадиовещательных компаниях не может превышать 25%. В Австрии, Канаде, Франции и Японии участие иностранных инвесторов в этой сфере ограничивается 20%. Самые либеральные правила на этот счет действуют в Болгарии и Израиле: иностранцы вправе владеть 49% акций в электронных СМИ. А к примеру, в Китае иностранный капитал в СМИ вообще не допускается, кроме изданий китайских версий рекламноразвлекательных журналов. В Англии по закону держателем лицензии на вещание не может быть частное лицо, не являющееся гражданином Великобритании или Европейского союза. Существуют и антимонопольные ограничения. В Англии до 1995 г. предприниматель, уже владеющий печатным изданием, не мог приобрести более 20% акций какой-либо телевизионной кампании. После 1995 г. этот закон слегка либерализовали. Возникли проблемы у медиамагната Мердока: не угрожает ли плюрализму мнений в СМИ концентрация медиаресурсов в его руках [5]. Во Франции также существуют пороги владения СМИ на национальном и на местном уровне. И все же СМК производят особый продукт, значимость которого уникальна. Государство в любом случае проявляет себя по отношению к нему как лицо заинтересованное. Оно может, например, содержать информационные каналы, деятельность которых экономически невыгодна. В России существует государственный реестр прессы, которая поддерживается экономически: это городские, районные 85 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 газеты, радио- и телеканалы. В 2001 г. на оказание финансовой поддержки социально значимым программам телевидения, радио и Интернета из федерального бюджета было выделено 280 млн руб. на реализацию 119 проектов [6]. Это льготы на покупку бумаги или на транспортные перевозки, льготы, связанные с налогообложением. Некоторые страны северной Европы финансово поддерживают прессу левой ориентации, затраты на которую не окупаются размерами покупающей ее аудитории, ради обеспечения политического плюрализма. Французское правительство тоже активно поддерживает прессу. Помощь прессе в 2009 г. составила 284,5 млн евро, плюс помощь на транспорт — 161 млн евро. Около 90% этих средств направлено на ежедневную прессу общей и политической информации и на сеть распространения прессы. Кроме того, государство помогает издателям прессы и почте в модернизации системы транспорта и распространения прессы. Помощь рассчитана на 2009—2015 гг. и составит 242 млн евро в год первые три года. Часть государственной помощи печатной прессе посвящена цифровому развитию [7]. Исторические примеры государственной финансовой поддержки периодических изданий в царской России находим у исследователя Н.Б. Симоновой [8. С. 130—132]. С 1883 г. субсидии лояльной журналистике приняли систематический характер. В конце XIX — начале XX вв. государственные дотации получали официальные правительственные издания. Другой формой правительственной помощи российским периодическим изданиям были льготы на бесплатную рассылку, обязательство правительственных учреждений помещать свои материалы только в поддерживаемых правительством изданиях с их оплатой. Наряду с практикой выживания медиакорпораций с помощью подключения к другим видам бизнеса существует и обратная тенденция: в случае затруднений смежные производства поправляют свои дела за счет включения в свой бизнес медиапроизводства или медиаконтента [9]. В исследовании [10], основанном на анализе ряда газетных кампаний, которые обеспечивают 45% ежедневного тиража всех газет США, содержатся данные относительно того, какую долю в активах той или иной издательской компании занимают собственно газетные издания (табл. 3). Taблица 3 Число всех бизнессегментов компании и число сегментов, связанных с массмедиа, в десяти крупнейших издательских корпорациях США Компания Belo Bertelsmann Comcast Disney General Electric Media News New York Times Co. News Corp. Sony Time Warner 86 Всего бизнессегментов 4 7 5 4 11 1 3 7 6 6 Медиасегменты 2 4 1 2 1 1 2 4 2 4 Федотова Л.Н. Средства массовой коммуникации: бизнес-соображения и социальные приоритеты Обыденной практикой в мире стала такая бизнес-модель организации производства информации, когда телевизионные станции имеют коммерческие связи с газетами. Так, в Японии все пять коммерческих телеканалов имеют бизнес-отношения с ведущими, наиболее тиражными газетами (Иомиури, Асахи, Майнити, Никкеи, Санкей). Как утверждают авторы исследования благоприятной среды для свободных и независимых средств массовой информации М. Прайс и П. Круг, законодатели США, принимая специальные законы о собственности в области СМИ, исходят из положения о том, что существуют интересы свободы слова, которые определяют специфику регулирования СМИ. Концентрация власти в области слова более опасна для общества, чем концентрация власти в любой другой области, которая в меньшей степени связана с институтом демократии. Например, вопросы о праве собственника газеты иметь еще и вещательную компанию в том же городе, числе радиостанций, которым вправе владеть одно физическое или юридическое лицо, размере аудитории, на которую вправе вещать одна корпорация, в течение долгого времени регулировались на федеральном уровне [11]. Особый разговор о стандартах на продукцию. Любое производство подчиняется стандартам, контроль за которыми находится в ведении специальных организаций. Стандарты в области информации — гораздо более растяжимое понятие. Исследователи газетного бизнеса США отмечают, что у многих газетных кампаний соображения финансовых выгод доминируют над правдивостью и доверием читателей, их сопереживанием публикуемому, удовлетворенностью рекламодателей и работников. В то же время авторы отмечают, что журналистика привлекала и амбициозных людей, движимых не только денежными соображениями [12. С. 50]. Анализируя сегодняшний состав акционеров этих компаний, авторы приходят к выводу, чтo интересы большинства собственников акций лежат в финансовой сфере, среди владельцев большая часть — так называемые пассивные инвесторы, которые не интересуются качеством журналистики; корпоративный контроль фокусируется преимущественно на финансовых показателях предприятий; именно эти компании, представляя большой сегмент газетного рынка США, задают стандарты деятельности всех газет [13. С. 61]. Любопытны рекомендации, которые предлагают авторы анализа: членами совета директоров компании должны быть люди (более одного!), которые являются действующими или неработающими журналистами — с высокой репутацией, но не входящими в состав редакций этой компании; оплата труда руководства газет должна зависеть от тиража и журналистского качества изданий, а не от показателей, связанных с финансовой успешностью предприятия; необходимо вернуться к таким нормам взаимоотношений руководства газет и корпоративных инвесторов, когда тесные и постоянные коммуникации между ними отсутствуют. Исследователи, говоря о современных тенденциях в развитии СМИ, отмечают растущую концентрацию последних: это может оказать влияние и на контент. На начало ХХI в. число прибыльных проектов газет в России в среднем составляло лишь 10% от их общего числа: газетный сегмент в стране был сильно политизирован, и это мешало ему развиваться как бизнесу [14. С. 24]. 87 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Итак, пресса является элементом свободного предпринимательства. Означает ли это установление абсолютного произвола со стороны владельцев изданий лишь бы получить максимальную прибыль? Как тенденция, такое положение вещей существует. Ограничителями здесь выступают характеристики общества. Условием функционирования рыночной экономики служит наличие демократических свобод в обществе: соблюдение прав личности, деятельность гражданских структур, особенности формирования правительства, зависимого от электората. В этот комплекс входит и право граждан на информацию. Определенное ограничение связано и с потребностями аудитории. Она перестает потреблять информационный продукт, не учитывающий их. Но и общество в целом, которое гарантирует право на информацию, расценивая его как признак демократических свобод, не будет безразличным, если это право игнорируется (путем замалчивания, пристрастного освещения и т.д.) отдельным изданием. Но в информационном спектре всей системы каналов всегда находятся такие, которые эти соображения игнорируют и это относится как к государственным, общественным, так и частным каналам. Ограничение также связано с профессиональной этикой создателей информации. На этой почве могут возникнуть конфликты между редакционным коллективом и владельцем, и это тоже не редкость в современном сообществе (2). За этим вырисовывается философская проблема: идти ли за публикой (3) или вести ее за собой. ХХ век знает самые различные решения этой проблемы. Крайности здесь одинаково неприемлемы. Информация СМК существует лишь как одна из возможностей удовлетворить и качественно изменить сами потребности. Аудитория может обратиться и к альтернативным способам достижения рациональнопсихологического баланса. Баланс между интересами бизнеса в этом процессе и социальными ориентирами регулируется формами социополитической жизни общества. Для демократического устройства в целом характерна свобода слова как идеал, причем здесь прорисовывается прямая зависимость между параметрами финансовой независимости от государства и содержательной свободы. Но в целом тенденции в развитии прессы, связанные с ролью бизнеса, а также других социальных институтов, в т.ч. государства, в течение ХХ в. и в наступившем ХХI в. все чаще становятся предметом общественных дискуссий. ПРИМЕЧАНИЯ (1) Эксперты ООН проанализировали, кто владеет пятью крупнейшими газетами и вещательными станциями в 97 странах: 29% крупнейших газет мира принадлежат государственным структурам, 57% находятся в семейной собственности. Для радиостанций пропорция такова: 72% крупнейших радиостанций — государственные и 24% — семейные. Для телевидения данные показатели составляют 60 и 34%. См.: http://www.mignews.com/ news/economics/world/051102_100010_48421.html (2) Говерс Э., четыре года возглавлявший редакцию Financial Times, подал в отставку, поскольку дирекция пыталась активно вмешиваться в редакционную политику. Владелец же 88 Федотова Л.Н. Средства массовой коммуникации: бизнес-соображения и социальные приоритеты ссылался на то, что финансовое положение газеты ухудшилось из-за снижения доходов от рекламы и инвестиций в он-лайн версию. Stepanova N. Redaktor Financial Times razoshelsya s sobstvennikami I s gazetoy // Izvestiya 07.11.2005 (Степанова Н. Редактор Financial Times разошелся с собственниками и с газетой // Известия. 2005. 7 нояб.) (3) Святославу Рихтеру принадлежат такие слова: «Публика всегда права, — говорил он, когда его упрекали в романтизации исполнительства. — Романтика в музыке нужна публике». ЛИТЕРАТУРА [1] Законодательство и практика средств массовой информации. — 1999. — № 2—3. [Zakonodatelstvo I praktika mass media. — 1999. — N 2—3.] [2] Данкерли У. Подбирайте крючок по размеру рыбы // Известия. — 2003. — 17 февр. [Dankerly U. Podbirayte kruchok po razmeru ryby // Izvestiya. — 2003. — 17 fevralya.] [3] Коваленко Ю. Общий тираж французских газет упал за полвека более чем в 2 раза // Финансовые известия. — 1996. — 21 марта. [Kovalenko U. Obshii tirag francuszkih gazet upal za polveca bole chem v dva rasa // Finansovyue Izvestiya. — 1996. — 21 marta.] [4] Чайка Ф. Чем не поделимся с иностранцами // Известия. — 2008. — 3 апр. [Chayka F. Chem ne podelimsya s inostranchami // Izvestiya. — 2008. — 3 aprelya.] [5] Жуйков Д. Империя Мердока под ударом. Начато расследование против News Corp. // РБК daily. — 2007. — 28 февр. [Guikov D. Imperia Merdoka pod udarom. Nachato rassledovanie protiv News Corp. // РБК daily. — 2007. — 28 fevralya.] [6] www.telenews.ru — broadcastihg, 2002. [7] Захарова М.В. Государственная помощь прессе в период финансово-экономического кризиса (опыт Франции) // Меди@льманах. — 2009. — № 3. [Zaharova M.V. Gosudarstvennaya pomoshj presse v period finansovo-economicheskogo krisisa (opyt Fransii) // Mediaalymanah. — 2009. — N 3.] [8] Симонова Н.Б. Финансово-экономические аспекты деятельности периодической печати России конца XIX — начала XX вв. // Материалы научно-практической конференции «Журналистика в 2003 г.». Часть III. — М.: МГУ, факультет журналистики, 2004. [Simonova N.B. Finansovo-economicheskie aspekty deyatelynosty periodicheskoy pechati Rossii koncha XIX — nachala XX veka // Materialy nauchno-prakticheskoy konferencii “Gurnalistika v 2003 godu. Chastj 3. — M.: MGU, fakultet gurnalistiky, 2004.] [9] Безлепкин А., Хмелев М. SONY превращается в медиа-компанию // Известия. — 2004. — 1 июня. [Bezlepkin A., Hmelev M. SONI prevrashayetsya v media-kompaniyu // Izvestiya. — 2004. — 1 iyunya.] [10] Picard R. (ed) Corporate Governance of Media Companies. — Sweden: JIBS Research Reports. — 2005. — N 1. [11] Прайс М., Круг П. Благоприятная среда для свободных и независимых средств массовой информации. — Центр социально-правовых исследований Вульфсон-колледжа Оксфордского университета, 2000. [Prais M., Krug P. Blagopriyatnaya sreda dlya svobodnih I nezavisimyh sredstv maaovoy informacii. — Sentr socialno-pravovyh issledovaniy Bulfson-kolledga Oksfodskogo unersiteta. 2000.] [12] Picard R. (ed) Corporate Governance of Media Companies. — Sweden: JIBS Research Reports. — 2005. — N 1. [13] Picard R. (ed) Corporate Governance of Media Companies. — Sweden: JIBS Research Reports. — 2005. — N 1. [14] Законодательство и практика масс-медиа, ноябрь 2004 г. [Zakonodatelstvo i praktika mass media, November, 2004. 89 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 MEDIA: BUSINESS CONSIDERATIONS AND SOCIAL PRIORITIES L.N. Fedotova Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 The paper describes the relationship between two paradigms: the press and the business and the press as an implementation of social priorities. Modern practice of mass communication gives examples of these paradigms and their interaction. Key words: media as a business; social priorities in the press; the role of the owner; the role of the State. ФЕНОМЕН МЕДИАОБРАЗА: СОЦИАЛЬНО>ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ Л.В. Хочунская Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 В статье рассматриваются вопросы, связанные с понятием и функцией медиаобраза. Особое внимание уделяется роли медиаобраза в создании информационной картины мира в сознании адресата. Выявляется социальная функция медиаобраза. Ключевые слова: медиаобраз, личность, массмедиа, ценности, аудитория, медиаконтент. В разных областях современного научного знания сегодня ощущается интерес к психологическому ресурсу. Ученые — философы, политологи, лингвисты и теперь экономисты обращаются к тайным механизмам человеческой психики, которые еще не изучены, но ощущаются на интуитивном уровне. И на этом интуитивном уровне предчувствуются некие открытия, которые, возможно, заметно изменят картину мира. Такие моменты в истории науки, даже сравнительно недавней, присутствуют. Так, например, философ Федоров предсказал полет человека в космос. Мы знаем также, что важные открытия часто совершались на стыке наук. Сейчас пространство массовых коммуникаций исследуют философы, психологи, политологи, экономисты. И если философы, лингвисты и психологи пытаются возделывать это поле своими, но знакомыми и адекватными нашим представлениям инструментами, то экономисты для своих умозаключений заимствуют психологические термины, пытаясь разобраться в векторе развития современного человека информационного общества. Конечно, под информационным обществом мы понимаем не социум, захлебнувшийся в потоках информации. Мы говорим о социуме, в котором бурное развитие информационных технологий в корне изменило темпы жизни и жизненные инструментарии, способы и этику межличностной коммуникации и взаимодействия с социальными и властными институтами. Разумеется, все это не могло не отразиться на субъектно-объектных отношениях массмедиа и аудитории. Проблема заключается в том, что современные СМИ перестали играть привычную роль в удовлетворением информационных потребностей аудитории. А потребности эти, как утверждают специалисты, заключаются в первую очередь в отображении адекватной картины мира с адекватными или «вечными» человеческими ценностями. Человеку важно понимать, в каком мире он живет, чтобы правильно выстроить свой жизненный сценарий, коммуникативное поведение в социуме, опираясь на базовые ценности и быть уверенным, что эти ценности исповедует социальное большинство. Но современные массмедиа делают человека маргиналом, конструируя для него неадекватный, агрессивный и ускользающий образ мира, составленный из мелких пазлов. Журналисты сегодняшних СМИ и не могут предложить ничего другого, так как основным профессиональным принципом стало следование так 91 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 называемой корпоративной этике, которая на самом деле является не чем иным, как служением интересам владельцев СМИ. Сегодня главным для них является не сообщение о событии, а комментарий, интерпретация этого события исходят из интересов владельца СМИ. Более того, часто само событие, о котором сообщает СМИ, является лишь поводом для интерпретации, комментария в тех же «корпоративных» целях. В этом случае происходит то, о чем несколько лет назад писал Д. Рашкофф в книге «Медиавирус» [1], когда к здоровому информационному гену прикрепляется искусственный медиавирус, несущий болезнетворную и разрушительную информацию. Так в медиатексте запускается механизм создания медиаобраза заданного содержания с целью воздействия на подсознание адресата. Однако процесс этот не линейный, так как у медиаобраза нет объекта в привычном для коммуникативистики понятии. Есть автор и адресат, но субъектов — два. Предлагаемый СМИ медиаобраз действительности, отраженный в конкретном тексте, сам нуждается в интерпретации, так как именно интерпретирующая мысль адресата является тем инструментом, с помощью которого медиаобраз способен внедриться в сознание респондента. Михаил Бахтин писал о том, что жизнь текста (следовательно, и медиаобраза) осуществляется на рубеже двух сознаний — автора и респондента. Исходя из этого понимания процесса интериоризации ценностного знания, можно говорить о том, что основное, ключевое звено в процессе взаимовлияния массмедиа и социума — это отдельная личность, индивидуальное сознание конкретного реципиента. Специфика современных подходов к изучению человека в информационном пространстве сегодня убедительно связана с работами К. Юнга. Она заключается в пристальном внимании к психической жизни индивидуума. В сегодняшнем постсоветском социуме, где разрушены традиционные стратификационные ориентиры, где усиливаются процессы маргинализации, в социуме с размытыми нравственными ориентирами носителем ценностей остается лишь отдельный человек. Эта отдельная личность, ориентирующаяся подсознательно на вечные, архетипические ценности, нуждается в соотнесении своих аксиологических представлений с ценностями современного социума. Мы более подробно остановимся именно на феномене медиаобраза, так как это — ключевое слово и он несет главную смыслообразующую нагрузку. Понятие «медиаобраз» сегодня прочно вошло в контекст современных исследований по коммуникативистике (ср.: «Создание медиаобразов федеральной власти в СМИ», « Медиасобытие и медиаобраз с точки зрения медиалингвистики и медиакритики», «Медиаобраз России в телевизионной рекламе: модернизация или традиционализм», «Медиа-образ КПРФ: исторические метаморфозы и современность»). Тем не менее трактовка понятия «медиаобраз» еще не имеет сложившихся, четких характеристик. Исследователи, использующие этот термин в своих работах, часто опираются на предполагаемое интуитивное понимание его смысла адресатом. Об этом говорит тот факт, что во многих диссертационных исследованиях, где слово «медиаобраз» стоит в названии работы, авторы не дают его науч92 Хочунская Л.В. Феномен медиаобраза: социально-психологический аспект ного толкования. Так, Е.Н. Богдан в автореферате диссертации «Медиаобраз России как средство консолидации общества: структурно-функциональные характеристики» замечает: «В журналистской практике для обозначения образа России, создаваемого СМИ, используется понятие „медиаобраз“. Тем не менее, терминологически оно не осознано, как не осознан в теоретическом плане и круг связанных с ним проблем» [2]. Это обстоятельство свидетельствует о двух принципиальных аспектах, связанных с медиаобразом. Во-первых, эффективный анализ актуальных социокультурных явлений сегодня невозможен вне ракурса медиаобраза. Во-вторых, теоретическая трудность в формализации этого феномена говорит о его сложном, «текучем» содержании, детерминации от специфики создания и восприятия (авторадресат). В нашем исследовании мы предлагаем рабочее понятие медиаобраза как закодированное в медийном тексте ценностное представление автора о медиаобъекте, имеющее диалогический (полилогический) характер и вызывающее ценностную реакцию адресата. Между тем интерес представляет расширенное толкование медиаобраза, представленное Д.О. Смирновым в презентации опыта практической работы лаборатории медиапсихологии (ИП ПГПУ, Пермь): «Медиаобраз — сложное полисистемное психологическое образование, представляющее собой результат взаимодействия мира автора и мира реципиента посредством медиаобъекта. С одной стороны, это результат воплощения личностных смыслов автора в индивидуальном мире реципиента посредством культурных значений, закодированных в символах медиаобъекта. С другой стороны, это результат актуализации личностных смыслов реципиента вследствие контактирования с символами медиаобъекта» [3]. Сам медиаобраз проявляется и существует в трех ипостасях. Во-первых, это мир, видимый и интерпретируемый, создаваемый Автором (процесс). Мир как текст, существующий на газетной полосе, телеэкране, в радиоэфире в чистом, «формальном» виде — в дискурсе, в наборе знаков. Третья ипостась медиаобраза — это увиденный в нем мир, воспринятый и оцененный адресатом в зависимости от его индивидуальных психологических, интеллектуальных, возрастных и прочих особенностей. Медиаобраз — это своеобразный пазл, такая форма фрагмента мира, которая требует лишь индивидуально выбранных, «заточенных» под него других пазлов (адресатов). И картина мира делается более устойчивой и расширяется. Это является принципиальной, важной спецификой медиаобраза. Он дает возможность личности в информационном обществе ощущать адекватную его представлениям и ценностям картину мира, позволяющую определять смысл жизни и конструировать эффективный жизненный сценарий. Каких бы фактов и событий действительности ни касался медийный текст, он всегда имеет еще одно — латентное — содержание. Это скрытое содержание и есть главный смысл информации. Этот смысл — ценность. Информационное послание, в каких бы знаках и символах оно не передавалось, всегда кодирует некую ценность. Собственно, всю инфосферу можно воспринимать как ценностное пространство. 93 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Исследования из разных областей гуманитарного знания подчеркивают роль индивидуальности в современном обществе, так как в сегодняшнем обществе размыты единые представления о ценностях. Утрачено системное объединение людей в рамках общечеловеческих, социальных ценностей. Поддерживая эти позиции, мы можем утверждать, что носителем ценностей может быть лишь индивидуальность, именно единичный человек в силу необходимости придать смысл своему существованию должен опираться на ценностные опоры. Такой опорой для него являются передающиеся и воспринимаемые на подсознательном уровне из коллективного бессознательного ценности прапредков — Архетипы. Они являются универсальным проверенным веками ориентиром нравственного человеческого существования в социуме. Журналисты, ставящие перед собой профессиональную задачу эффективного коммуницирования с адресатом, могут при создании текста ориентироваться на архетипические установки адресата, учитывать их специфику. Несомненно эффективной исследовательской перспективой является механизм реализации творческой задачи автора с учетом архетипической детерминации адресата. Акцентуация определенных архетипических ценностей автора текста и адресата влияет на формирование медиаобраза и картины мира. Это можно проследить по медиатекстам различных изданий. В последнее время ряд руководителей СМИ озабочены тем, что медиапослания ведущих телеканалов и периодической печати обращены к аудитории, лицо которой медиаконструкторы не видят и не могут четко представить. Речь идет о работающих «вхолостую» механизмах политтехнологий. Рейтинг как способ получения информации о состоянии, интересах и ценностях аудитории СМИ уже давно не несет в себе правдивой информации. Эти исследования, как правило, ангажированы и ориентированы на желаемый результат. Относительно независимые исследовательские центры часто дают альтернативную информацию, которая вызывает шок у медиаконструкторов. В то же время в некоторых сегментах аудитории актуализировалась потребность создания собственного медиаобраза действительности, в котором бы отражались индивидуальные представления личности о ценности, о значимости того или иного контента. Личность, создающая свой авторский или персональный медиаконтент, свободна от так называемой корпоративной этики и ориентируется в выборе фрагмента действительности, преображенного впоследствии в медиаобраз, лишь на имманентно присущие ей ценности ментального, духовного и витального характера. В современных условиях, когда журналисты традиционных массмедиа, связанные корпоративной этикой, не ориентированы на информационные потребности аудитории и предлагают им ускользающие, мозаичные и агрессивные медиаобразы, сформировался новый вид авторской журналистики — авторские издания, блоги, существующие в Сети. Интернет стал сегодня персональным информационным пространством. На этом пространстве реализуется предложение альтернативного традиционным СМИ медиаобраза, адекватного представлениям и потребностям индивиду94 Хочунская Л.В. Феномен медиаобраза: социально-психологический аспект альных авторов. Медиаобраз, предложенный таким автором, в короткое время находит или подтверждение, или критику пользователей. В случае адекватной реакции вокруг блога или издания формируется круг единомышленников. Этот круг можно определить как медиастрату. Таким образом, медиаобраз становится критерием формализации страт, в сегодняшнем разобщенном социуме с разрушенными социальными стратами медиаобраз выполняет важную социальную функцию — медийной стратификации. ЛИТЕРАТУРА [1] Рашкофф Д. Медиавирус. — URL: http://www.modernlib.ru/books/rashkoff_duglas/ mediavirus/ [Rashkoff D. Mediavirus. — URL: http://www.modernlib.ru/books/rashkoff_ duglas/mediavirus/] [2] Богдан Е.Н. Медиаобраз России как средство консолидации общества: структурнофункциональные характеристики: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. — URL: http://www.mediascope.ru/ node/199 [Bogdan E.N. Mediaobraz Rossii kak sredstvo konsolidatsii obschestva: strukturno-funkcional'nye charakteristiki: Avtoref. diss. ... kand. filol. nauk. — URL: http://www.mediascope.ru/node/199] [3] Смирнов Д.О. Человек и культура: диалог в медиапространстве. Опыт практической работы лаборатории медиапсихологии. — URL: http://www.myshared.ru/slide/100228/ [Smirnov D.O. Chelovek i kul'tura: dialog v mediaprostranstve. Opyt prakticheskoi raboty laboratorii mediapsikhologii. — URL: http://www.myshared.ru/slide/100228/] MEDIA IMAGE PHENOMENON: SOCIO>PSYCHOLOGICAL ASPECT L.V. Hochunskaya People’s Friendship University of Russia Mikluho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 The article raises questions connected with the idea and the function of media image. Special attention is attended to the role of media image in the creating of the informational picture of the world in the recipient’s perception. Social function of the media image is being uncovered. Key words: media image, personality, mass-media, values, audience, media content. ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ ПАРОДИИ В ТЕЛЕВИЗИОННЫХ ИГРАХ И.И. Волкова Российский университет дружбы народов. ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 Цель статьи — выявить причины популярности пародийных телевизионных передач. Автор пытается осмыслить особенности экранного восприятия аудиовизуального пародийного образа с позиций медийной специфики телевидения. В качестве исходного тезиса выступает концепция удвоения реальности как пространства формирования пародийного двойника. Интерактивность современного ТВ рассматривается как условие максимизации природных свойств пародии. Делается вывод о спиралевидной траектории процесса переосмысления первоначального контента в телевизионных пародийных шоу и послеэфирных коммуникациях. Ключевые слова: пародия, телевизионная игра, импровизационность, наблюдение, интерактивность, экранность. Более четверти века назад выдающийся культуролог Юрий Лотман, обращаясь к многомиллионной телеаудитории канала «Культура», рассказал о карточной игре как модели эпохи на стыке XVIII и XIX веков [2]. Похоже, в начале XXI века экранная игра во всех ее проявлениях становится моделью современности. Сегодня компьютерные и телевизионные игры (интеллектуальные, спортивные, развлекательные, музыкальные) составляют значительный объем коммуникационных потоков [9]. Одно из воплощений экранных игр — телевизионная пародия — привычно выступает в роли лидера телевизионного мейнстрима. Традиции изучения феномена пародийности сложились прежде всего в литературоведении и филологии: многослойные художественные тексты, как прозаические, так и стихотворные, содержат множество примеров пародийного воплощения действительности и побуждают ученых к увлекательному процессу декодирования авторского замысла. Функциональный и жанровый анализ, исследование структуры и семантики в организации подобного рода текстов, типология пародийных художественных образов в системе исторических реалий — вот лишь некоторые аспекты источников по теме «пародия в литературе и литературной критике». Концептуальный вклад в развитие данной проблематики внесли Ю. Тынянов, М. Бахтин, Д. Лихачёв, Л. Гроссман, А. Морозов, М. Гаспаров, О. Фрейденберг, В. Новиков, Б. Бегак, Н. Кравцова. Было бы неверным утверждать, что только литература — признанное учеными пространство для осмысления пародийности; пусть и эпизодически, но пародию изучали применительно и к другим видам искусства (живопись, музыка, кино, фольклор) и даже СМИ (средствам массовой информации). Завершая краткий экскурс в историю вопроса, отметим коренное отличие жанра литературной пародии от пародии как феномена массовой культуры. В первом случае — это комический образ художественного произведения, стиля, жанра, во втором — комическое или сатирическое подражание любому известному объекту, реальному или виртуальному. 96 Волкова И.И. Особенности восприятия пародии в телевизионных играх Применительно к телевизионному контенту феномен пародийности в отечественной науке специально не исследовался. Однако следует указать на две работы, чрезвычайно полезные, на наш взгляд, для разработки темы. Плодотворные идеи и наблюдения, связанные с принципами комедийной типизации на телевидении, можно обнаружить в монографии А. Вулиса «Метаморфозы комического» [10]. В учебном пособии «Журналистика как творчество» [5] В. Олешко вводит в научный оборот емкий термин «игрореализация», что дает своеобразный ключ к выстраиванию диалога телевизионной аудитории с телетекстом (в том числе пародийным). В последнее годы теоретики массмедиа активно препарируют явления, относительно близкие к феномену телевизионной пародии (таблоидизация, инфотейнмент, шоу), но это не решает проблему. Очевидно, что программная политика российских федеральных телеканалов предусматривает дальнейшее развитие пародийных передач, которые за счет высоких рейтингов привлекают рекламные бюджеты. И тут возникают этические проблемы. В русле дальнейших гуманитарных исследований телевизионных пародий необходимо затронуть более широкий культурологический слой, задаться вопросом о пошлости в эфире, стремлении участников пародийных шоу добиться смеха всеми доступными средствами, на грани фола. Но это тема отдельной статьи. Передачи пародийного формата можно ранжировать на основе качественности контента, но при условии разработки объективных критериев, где рейтинг не будет главным показателем. На первый взгляд очевидно, что современные телевизионные версии жанра эстрадной пародии («Аншлаг», «Кривое зеркало») отчасти девальвировали традиции аналогичных передач советского периода, достаточно вспомнить экранные шедевры Аркадия Райкина, Марии Мироновой и Александра Менакера, Бена Бенцианова, телепередачу «Вокруг смеха» с ведущим Александром Ивановым, поэтом-пародистом. Изменилось общество, трансформировалось понимание юмора, появились новые герои и новые пародийные форматы, в том числе скетчи («Городок»). Отметим, что новые форматы имеют черты игровых шоу или полностью сделаны в формате игры («Большая разница», «Мульт личности», «Один в один», «Прожекторперисхилтон»). И это не случайно: в жизни есть связь игры и пародии. Йохан Хейзинга отмечал, что пародия как таковая присутствует во всех элементах культуры, связанных с состязанием [1]. Популярность пародийных телепроектов свидетельствует об их особой востребованности, наличии конкурентных преимуществ по сравнению с передачами иных форматов. Может быть, телевидение и пародия пересекаются в своих базовых природных характеристиках? И если это так, то успех комедийных телевизионных шоу вовсе не случайность, не каприз аудитории, а закономерность? Итак, попробуем вывести методологические основы телевизионной пародийности. Любая пародия требует от аудитории опыта двойного восприятия: сопоставление объекта пародирования и нового образа. Некоторые исследователи говорят и о третьем уровне: «Третий план — это мера того неповторимого смысла, который передается только пародией и не передаваем никакими другими средствами» [4]. Если у телепрограммы высокий рейтинг и доля, это свидетельствует о мас97 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 совом интересе к телепродукту, о его доступности массовому сознанию. А это означает, что сопоставительная активность, удвоение или утроение смыслов, узнавание образов для телезрителей не затруднены. Литературным пародиям, напротив, популярность не свойственна, чтобы их воспринимать, требуется высокая эрудиция, культура, начитанность, знание тонкостей языка, воображение. Чтение и понимание литературной пародии сродни интеллектуальному тестированию. Телевидение же транслирует «картинку», пародирует некое явление из аудиовизуальной сферы, процесс узнавания первоисточника упрощен. Следовательно, экранность (визуальность) телевидения — свойство, облегчающие декодирование пародийных смыслов. Средства литературного пародирования воплощаются в языковых конструкциях, которые провоцируют в сознании читателя возникновение зрительных образов. А экран ТВ доставляет готовый вариант. Не приведет ли простота «считывания» к девальвации жанра? Нет, скорее к появлению новой массовой (по типу масскульта) пародийной ТВ-формы. Дополнительный драматизм возникает, когда в период трансляции пародируемый персонаж находится в студии и телезритель может видеть его эмоциональную реакцию. В «Один к одному» герои и пародисты иногда (якобы случайно) встречаются на сцене, обмениваются репликами, стоя рядом. Визуализация двойного восприятия! Иногда это становится композиционным приемом, как в шоу «Большая разница». Герой пародии сначала беседует с ведущими; монтаж изображений (крупный план, параллельный монтаж, неожиданный ракурс) позволяет оживить в памяти его манеры, интонации, особенности самопрезентации, чтобы несколькими минутами позже зритель смог сопоставить оригинал с комедийной копией. Органичными для телепоказа являются развивающиеся во времени и пространстве действия. Телевизионное шоу «Один в один» привлекает демонстрацией процесса подготовки пародии, зритель не просто видит результат, а становится свидетелем творческого поиска, выступает в роли соучастника. Недаром программу называют шоу перевоплощений, это российский вариант популярного международного формата Your Face Sounds Familiar. Зритель попадает на съемочную площадку, где работают гримеры, стилисты, сценографы, актеры-репетиторы. Он наблюдает, как готовятся к выступлению участники программы, как перенимают походку, копируют тембр голоса, стиль сценического движения своих героев. Читая литературную пародию, мы воссоздаем тот путь, которым шел автор, как бы перематываем пленку назад, от финального текста. В пародийных телешоу все наоборот — зритель посвящен в замысел и даже видит, как он поэтапно воплощается. Монтаж осуществляется по принципу прямого эфира, словно это онлайновый спектакль или перфоманс (термин Р. Шехнера) [8]. В современном цифровом мире, в эпоху продюсерского ТВ у телепародий есть бурная до- и послеэкранная биография. Кросс-медийность телепроектов обеспечивает возможность коллективного обсуждения пародийных образов в социальных сетях, на портале телекомпаний, в тематических форумах, блогах, в радиоэфире. Таким образом, реализуя присущее телевидению качество интерактивности, 98 Волкова И.И. Особенности восприятия пародии в телевизионных играх создатели пародийных шоу добиваются не просто широкого признания, а вирусного распространения собственной популярности. Подобные действия позволяют говорить о пародийных шоу как PR-проектах. Большинство пародийных телепрограмм реализованы в формате шоу — с участием ведущих, зрителей в зале. Телезритель слышит реакцию студии и получает дополнительные эмоции, за которыми он, собственно, и обращается к телеэкрану. Доминирующая функция пародий — развлечение. Важно подчеркнуть, что объект успешной телевизионной пародии априори должен быть массово известным, обладать медийностью. Телевидение как наиболее популярное средство массовой информации зачастую черпает сюжеты, героев, формы в собственной телевизионной реальности. Если пародия сама по себе — синтез трех планов, то медийный, исходный для пародии образ, на самом деле не выступает в роли первичного. Медиареальность, согласно Н. Луману [3], «наблюдение второго порядка», «наблюдение наблюдения», своеобразное переформатирование (в том числе и по законам пародии) реальности. Получается своеобразная модель пародийной спирали. Медиареальность пародирует наблюдаемую реальность, на следующем уровне новая реальность создается в пространстве телепрограммы, где пародируются объекты медиареальности. Наблюдатели процесса (зрители по обе стороны экрана), оказавшись вне телевизионного пространства, создают новый пародийный виток — теперь уже в интернет-пространстве (например, флеш-пародии на передачу «Большая разница», вирусные ролики, демотиваторы). Пародия превращается в новую пародию, которую ожидает та же участь. Телевидение подхватывает эстафетную палочку — в выпусках КВН, скетчах «Городка» пародируются демотиваторы и прочие «тексты» Интернета. В итоге возникает образ конвергентной коммуникативной пародии-спирали, где соавторы — телевизионные зрители. Краудсорсинг — участие аудитории в создании контента (в нашем случае пародийного) — еще одно воплощение интерактивности в эпоху Веб 2.0. Современные телевизионные пародийные передачи выполняют пиаровскую миссию, копируя медийных звезд. Традиционная литературная пародия заведомо снижала оригинал, высмеивала, выставляла напоказ недостатки и нелепости. Телевизионная пародия парадоксальным образом поднимает не обличительную волну, а провоцирует всплеск интереса к оригиналу, который поблизости — в другой телепередаче. Подобные игры только на руку телекомпании, которая интригует в межпрограммной политике. Лидер рейтингов Первого канала программа «Один в один» стремительно набрала популярность, обогнав по динамике недавнего фаворита — программу «Голос». Так и должно было случиться, поскольку «Один в один» — пародия и одновременно игра-состязание. Десять популярных певцов повторяют образы звезд эстрады, каждую неделю новых. Зрителям есть что обсуждать: абсолютно все фигуры известны, соответственно, круг посвященных чрезвычайно широк. По уровню таланта участники «Голоса» были выше, но они не являлись звездами, поэтому завоевывали популярность постепенно. Можно предположить, что если бы у «Голоса» была не только соревновательная, но и пародийная направленность, рейтинги были бы выше. 99 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Особняком в ряду пародийных телепередач стоит КВН — явление культуры, старейшая игровая телепрограмма, породившая КВН-движение в масштабах страны и за ее пределами. Подчеркнем, что ее формат был придуман в нашей стране более полувека назад. Как показала история, природные возможности телевидения (о них шла речь в статье) были задействованы уже на старте проекта, в эпоху оттепели. Самое главное интерактивность — качество, без которого телевизионная пародия вряд ли стала бы популярной. Особенно сегодня, в эпоху кросс-медийности и краудсорсинга. Вот что вспоминает один из создателей КВН Сергей Муратов: «Игра сначала шла не с командами, а со зрителями. Совершенно случайные люди вызывались на сцену при помощи разных трюков. Скажем, ведущий выстреливал в зал парашютиком — на кого опустится, тот выходит. Зрители впервые стали действующими лицами. И не только те, кто в зале, но и сидящие у телевизора» [7]. Сегодня интерактивность проекта «Большая разница» демонстрирует, к примеру, анимированный сайт шоу [6], который стал своеобразным местом встречи зрителей: они участвуют в конкурсах, становятся экспертами, участвуют в играх, переходят в социальные сети. Мульмедийная стартовая страница сама по себе пародийна и очень доброжелательна. Итак, главный вывод, к которому мы пришли: телевизионные игры в формате пародии становятся популярными, поскольку пародия и ТВ имеют общие сочетаемые качества. В их основе явление интерактивности, получившее свое массовое развитие с началом эпохи цифровизации. ЛИТЕРАТУРА [1] Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. — М.: Прогресс, 1992. [Kheyzinga Y. Homo ludens. V teni zavtrashnego dnya. — М.: Progress, 1992.] [2] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: цикл телевизионных лекций. — URL: http://www.intv.ru/view/?film_id=112031 [Lotman Yu.M. Besedy o russkoy culture: tsikl televizionnykh lektsiy. — URL: http://www.intv.ru/view/?film_id=112031] [3] Луман Н. Реальность масс-медиа. — URL: http://gtmarket.ru/laboratory/basis/3001/3017 [Luman N. Realnoct mass-media. — URL: http://gtmarket.ru/laboratory/basis/3001/3017] [4] Новиков В.И. Литературная пародия. — М.: Изд-во МГУ, 2009. [Novikov V.I. Literaturnaya parodiya. — М.: Izd-vo МGU, 2009.] [5] Олешко В.Ф. Журналистика как творчество: Учеб. пособие. — М.: РИП-холдинг, 2003. [Oleshko V.F. Zhurnalistika kak tvorchestvo: Ucheb. posobie. — М.: RIP-holding, 2003.] [6] Официальный сайт телевизионной передачи «Большая разница». — URL: http://www.braznica.ru/ [Ofitsialnyu sayt televizionnoy peredachi “Bolshaya rasnitsa”. — URL: http://www.braznica.ru/] [7] Официальный сайт телевизионной передачи КВН. — URL: http://www.amik.ru/page/4.html [Ofitsialnyu sayt televizionnoy peredachi KVN. — URL: http://www.amik.ru/page/4.html] [8] Почепцов Г. Теория коммуникации. — URL: http://www.niv.ru/ [Pocheptsov G. Teoriya kommunikatsii. — URL: http://www.niv.ru/] [9] Волкова И.И. Игра и телевидение в экранном пространстве // Вестник РУДН. Серия «Литературоведение. Журналистика». — 2011. — № 4. — С. 77—71. [Volkova I.I. Igra i televidenie v ekrannom prostranstve // Vestnik RUDN. Seriya “Literaturovedenie. Zhurnalistika”. — 2011. — № 4. — S. 77—71.] [10] Вулис А. Метаморфозы комического. — М.: Искусство, 1976. [Vulis A. Metamorfosy komicheskogo. — М.: Iskusstvo, 1976.] 100 Волкова И.И. Особенности восприятия пародии в телевизионных играх FEATURES OF PERCEPTION OF THE PARODY IN TELEVISION GAMES I.I. Volkova Peoples’ Friendship University of Russia Mikluho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 177198 The purpose of the article — to establish the reasons of popularity of parody telecasts. The author tries to comprehend features of screen perception of an audiovisual parody image from the point of view of media TV-specifics. As the initial thesis — the concept of doubling of reality as spaces of formation of the parody double. Interactivity of modern TV is considered as a condition of maximizing natural properties of the parody. Eventually the article draws a conclusion about a spiral trajectory of reconsideration process of an initial content in a television parody. Key words: parody, television game, improvisation and spontaneity, supervision, interactivity, screen phenomenon. СМИ И ПРЕЗИДЕНТСКИЕ ВЫБОРЫ В ЕГИПТЕ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ А.А. Грабельников, Тамух Мохаммед Анасс Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 В статье рассматривается освещение президентских выборов в Египте после народной революций 2011 г. с точки зрения египетских официальных и оппозиционных средств массовой информации и их влияние на развитие дальнейших политических событий в стране. Ключевые слова: «арабская весна», революция, президентские выборы, государственные и оппозиционные СМИ, египетское телевидение, Фейсбук, Твиттер. Прошло два года после революции в Египте. То, чего так жаждал египетский народ, свершилось — закончилось тридцатилетнее правление Хосни Мубарака и впервые демократическим путем был избран пятый президент Египта — Мухаммед Мурси Иса Аль-Аййат. Победа далась ему нелегко. Являлся председателем Партии свободы и справедливости, которая была образована движением «Братья-мусульмане» в апреле 2011 г. после революции в Египте, Мухаммед Мурси победил только во втором туре президентских выборов. Его соперником был последний премьер правительства Мубарака Ахмед Шафик. Оба кандидата набрали более 5,5 млн голосов, но Мурси опередил конкурента более чем на 200 тыс. избирательных бюллетеней, получив поддержку 5 млн 765 тыс. египтян. 24 июня 2012 он покинул Партию свободы и справедливости, чтобы выражать интересы всех граждан страны, независимо от их принадлежности к тем или иным политическим партиям и объединениям. Об этом он неоднократно напоминал своим соотечественникам, начиная со своего первого обращения к нации в качестве лидера страны. «Я президент всех египтян, и я не позволю никому манипулировать народом. Если я буду вынужден сделать то, что необходимо для защиты народа, я сделаю это», — сказал М. Мурси в заявлении, размещенном в Твиттере, в ответ на столкновения сторонников и противников президента. В конце марта 2013 г. демонстранты подожгли офис «Братьев-мусульман» в столице, куда накануне специально для защиты здания на автобусах прибыли сотни сторонников движения. В столкновениях пострадали около 40 человек. «Некоторые люди используют медиа, чтобы разжигать насилие, и кто бы ни был причастен к этому, он не избежит наказания», — подчеркнул президент [1]. Тем самым он подтвердил, что средства массовой информации Египта продолжают играть важную роль в политической жизни страны, как до и в ходе революции 2011 г. Египетские, арабские и мировые СМИ широко освещали президентские выборы в Египте, которые считаются первыми в новейшей политической истории 102 Грабельников А.А., Тамух Мохамед Анасс. СМИ и президентские выборы в Египте после революции Египта, прошедшими на многопартийной основе. Тогдашний госсекретарь США Хилари Клинтон охарактеризовала их как историческое событие. Существуют разные точки зрения на позицию египетских СМИ и освещение ими предвыборных кампаний кандидатов и событий, связанные с этими выборами. Одни аналитики считали, что официальные СМИ, принадлежащие государству, будут, естественно, продвигать кандидатов, служивших режиму прежнего президента. Это Ахмад Шафик, последний премьер-министр в эпоху Мубарака, и Амру Муса, бывший генсек Лиги арабских государств, который был министром иностранных дел. Были и те, кто упорно говорил лишь о деятельности официальных СМИ на выборах, и не замечал частные СМИ, которые описывали президентские выборы как национальный праздник для всех египтян. Известный журналист Джихад аль-Хазин, работающий в лондонской газете «Аль-Хаят», заявил, что роль СМИ в президентских выборах была незначительной. Это просто чтение газет или просмотр телепрограмм, не влияющие на египетского избирателя, пришедшего на выборы. Он заранее знает, кому он отдаст свой голос [2]. Аль-Хазин без колебаний свидетельствовал в пользу этих выборов и говорил, что, несмотря на некоторые незначительные нарушения, выборы прошли свободно и честно, чего еще не было в истории Египта. Ряд работников СМИ заявили, что роль египетских СМИ была нейтральной, что они объективно освещали весь ход избирательной кампании, и пресса, и телевидение отличались полной беспристрастностью. Они пояснили, что теперь голос египетского избирателя стал чего-то стоить. Журналистка газеты «Аш-Шарк Аль-Аусат» Надия ат-Турки, говоря о кампании по избранию президента Египта, отметила, что ее освещение существенно отличалось от выборов во времена Мубарака. В прошлом роль СМИ сводилась лишь к поддержке и продвижению одного кандидата, который всегда был всем известен [3]. Председатель комиссии по оценке деятельности СМИ при освещении президентских выборов в Египте Сафут аль-Алям заявил, что некоторые деятели СМИ приняли сторону кандидатов еще в период, предшествовавший первому туру президентских выборов [4]. Кроме того, некоторые СМИ допустили нарушения в освещении выборов. Известные дебаты между кандидатами Амру Муса и Абделем Мунимом Абу аль-Фаттухом, несмотря на свои положительные стороны, превратились, по сути, в откровенную торговую рекламу. Некоторые журналисты открыто поддерживали определенных кандидатов, выступая с нападками на их противников. Так, например, Ибрагим Иса резко критиковал кандидата от «Братьевмусульман» Мухаммеда Мурси. Тауфик Акяшя атаковал кандидатов-исламистов, поддерживая Ахмада Шафика. Журналистка Мана аш-Шазли открыто поддерживала Абделя Мунима Абу аль-Фаттуха. Надо сказать, что подобные вещи происходят и в странах с развитой демократией. Здесь это обычное дело [5]. Исследование, проведенное Египетским центром политических, социальных и экономических исследований, показало, что затраты на предвыборную агитацию кандидатов на президентских выборах в Египте достигали десятков млрд египет103 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 ских фунтов. Затраты на агитацию одного кандидата оценивались в размере от 120 до 150 млн египетских фунтов (20—25,2 млн долл. США). Кандидаты прибегали к услугам специалистов по предвыборной агитации, этикету, вопросам протокола, стилистам по костюмам из Ливана, которые тренировали их в искусстве общения с массами и иностранными гостями [6]. В исследовании подчеркивается, что борьба за президентский пост нуждается в огромных усилиях и финансовых расходах на агитацию, логистику, пожертвования и помощь. Все эти необходимые средства использует любой кандидат, независимо от своих возможностей и своей популярности. Практика показывает, что власти не могут полностью контролировать разрешенный объем финансирования по каждому кандидату, к тому же имеются многочисленные способы обойти закон. В исследовании говорится, что стоимость прямой агитации через телеканалы и уличную агитацию за кандидата достигала 50 млн египетских фунтов (8,4 млн долл. США). В случае повторных выборов суммы расходов на агитацию значительно увеличивалась. Средняя стоимость одного агитационного телевыступления колебалась между 7 и 10 тыс. египетских фунтов. Некоторые кандидаты в президенты обращались к услугам иностранных информационных агентств. Исследователи поясняют, что причина этого кроется в отсутствии у местных агентств достаточного опыта проведения агитационных кампаний на президентских выборах. Ведь они проводились в Египте первый раз в условиях конкурентной борьбы кандидатов за президентский пост. Важную роль в избирательных кампаниях кандидатов сыграли социальные сети — Фейсбук и Твиттер. Во-первых, это самые быстрые механизмы агитации. Во-вторых, обратная связь позволяет непрерывно отслеживать реакцию на опросы и агитационные материалы команды кандидата в провинциях. В-третьих, эти механизмы предвыборной агитации являются самыми малозатратными для кандидатов [7]. Некоторые кандидаты в президенты договаривались с информационными агентствами о проведении своей кампании под названием «Президент», среди них были генерал-лейтенант Ахмад Шафик, Абдель Мунъим Абу аль-Фаттух, Хамдин Сабахи. Помимо телевизионной агитации, агентство опиралось на рекламу и печатные издания, вклад которых оценивался в 25—30% от общей агитации кандидата, обладающего для этого финансовыми возможностями. Амира Ахмад Мустафа, активистка по наблюдению за президентскими выборами на международном уровне, считает, что СМИ явились наиболее важным и влиятельным средством на египетских президентских выборах с учетом того, что это первые по-настоящему демократические выборы в Египте, а не декорированные, как это было раньше [8]. Она отмечает, что культура большинства египетских граждан подчинена национальным и религиозным традициям, семейному и племенному наследию. Важнейшей особенностью является то, что СМИ представляют наиболее влиятельную силу в странах третьего мира, в отли104 Грабельников А.А., Тамух Мохамед Анасс. СМИ и президентские выборы в Египте после революции чие от развитых стран, где влияние результатов опроса общественного мнения не так велико. Она подтвердила также, что ни один египетский фунт не попал в сектора египетской экономики после революции, в то время как около миллиарда египетских фунтов было закачано в частные египетские СМИ для создания новых телеканалов или специализированных каналов вдобавок к уже существующим. Были названы каналы «Си-Би-Си», «ан-Нахар», «Ун-Ти-Ви», «аль-Михвар» и др., а также многочисленные газеты, среди которых «аль-Ватан», принадлежащая группе каналов «Си-Би-Си» и «ас-Сабах», которые скоро получат финансирование от владельца, бизнесмена Ахмада Бахаджата. Это и ежедневная газета «аль-Хурия ва альАдаля» — рупор «Братьев-мусульман», «аль-Фатх» — еженедельник, выражающий интересы части течения салафитов, еженедельник «ан-Нур», выражающий интересы салафитского течения, еженедельник «ар-Рахма», который финансирует шейх Мухаммед Хасан. И еще одна еженедельная газета «Мусульмане», главным редактором в которой является доктор Салах Кабадая. Амира Мустафа подчеркнула, что ожидается вливание по меньшей мере еще 500 млн египетских фунтов (это примерно 84 млн долл. США) в нынешнем 2013 г. в частные египетские СМИ. В то же время заметно снижается роль государственных или официальных СМИ из-за их позиции, занятой в ходе египетской революции. Это негативно повлияло на отношение к ним граждан страны. По наблюдениям Амиры, общие расходы на избирательную кампанию колеблются между 10 и 13 млрд египетских фунтов (сюда входят расходы и со стороны государства, и со стороны самих кандидатов и поддерживающих их бизнесменов). Она также отметила, что существуют еще деньги, потраченные на кандидатов, проследить которые точно невозможно, поскольку они не поддаются контролю ни с какой стороны. Сайты социального общения, которые еще называют «новые СМИ», активно использовались в агитации перед президентскими выборами в Египте. Кандидаты соревновались друг с другом в частоте их использования, что отразилось на возрастании общественно-политического значения этих средств, сыгравших ранее, как известно, заметную роль в подготовке революции 25 января 2011 г. Среди приблизительно 25 млн пользователей Интернета 7 млн состоят в Фейсбуке, 1,5 млн — в Твиттере [9]. Эксперт по СМИ Ясир Абдель Азиз считает, что новые СМИ стали играть существенную роль в увеличении или уменьшении шансов кандидатов на президентских выборах. В ряду средств массовой информации, влияющих на картину президентских выборов, они стоят после прессы, телевидения, радио и устной информации. Он заявил, что большинство пользователей новых СМИ в Египте представляют общественные группы, относящиеся к среднему классу и элите, политически активные, имеющие свое мнение и позицию и владеющие каким-либо иностранным языком, что увеличивает их возможность общения с иностранцами [10]. Абдель Азиз напомнил, что кандидатами-фаворитами на президентских выборах в Египте во время предвыборной гонки были такие, как, например, Мухам105 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 мед Мурси, Абдель Муним Абу аль-Фаттух, Хамдин Сабахи, Амру Муса, Ахмад Шафик, продемонстрировавшие профессионализм в оказании влияния на аудиторию новых СМИ путем создания целых групп по работе с этой аудиторией. Отслеживание кандидатами событий и их оперативные комментарии в социальных сетях сыграли важную роль в их соответствии критериям новых СМИ. Эксперт по СМИ считает, что Абдель Муним Абу аль-Фаттух отличался как кандидат, наиболее удачно использовавший в предвыборной кампании новые СМИ. Пользователи Фейсбука и Твиттера отдали предпочтение кандидатам Абу аль-Фаттуху и Хамдину Сабахи, поскольку оба они наиболее соответствовали запросам «аудитории новых СМИ». Представительство молодежи было наибольшим в числе пользователей новых СМИ в Египте. Профессор журналистики Каирского университета Сафут аль-Алям отметил, что эти новые СМИ превзошли традиционные средства массовой информации на президентских выборах в распространении агитации, контркритики своих конкурентов и иронии над тем или иным кандидатом. Со своей стороны, эксперт по СМИ Ясир Абдель Азиз поддержал точку зрения аль-Аляма, но отметил и ту сомнительную роль, которую играли новые СМИ в выборной кампании в фальсификации фактов, распространении слухов наряду с их быстрой и более полной передаче информации о событиях и отслеживании нарушений закона. Абдель Азиз ожидает, что рост темпов развития новых СМИ будет способствовать усилению их влияния на египетскую политическую жизнь. Он считает, что рост этого влияния в будущем выразится в снижении влияния «официальных, режимных СМИ». Кстати, политические события последних месяцев в Египте еще раз подтверждают продолжающийся рост влияния социальных сетей особенно в руках оппозиционеров. Недовольство оппозиции назревало постепенно. Так, участники «Движения 6 апреля» были одной из движущих сил египетской революции 2011 г. На выборах в июне 2012 г. многие его активисты выступали в поддержку кандидата в президенты Мухаммеда Мурси. Однако первые месяцы правления нового лидера Египта разочаровали его недавних сторонников. Оппозиция тщетно добивается отставки кабинета Хишама Кандиля, формирования нового правительства и внесения поправок в недавно принятую конституцию. Массовые акции протеста начались в Египте во вторую годовщину революции. Протестующие выступили против узурпации власти со стороны исламистов. Начавшись в Каире, Александрии, Суэце и Порт-Саиде, беспорядки перекинулись на другие города. Недовольные стали громить правительственные и административные здания [11]. Ряд египетских СМИ заявили, что Мухаммеду Мурси удалось сделать со страной то, что не удалось английским колонизаторам, — разделить египетский народ и оккупировать страну руками «Братьев-мусульман». Главный редактор газеты «Аль-Исбуа» Мустафа Бакри подтвердил, что президент Мурси не слышит призывов к гражданскому неповиновению, распространяемых в обществе. Египтяне, по его словам, ждали свободы, а получили взамен еще более диктаторский режим, 106 Грабельников А.А., Тамух Мохамед Анасс. СМИ и президентские выборы в Египте после революции так как с приходом к власти Мурси стал обращаться к народу на языке запугивания, тирании, мести и сведения счетов. Журналист отметил, что время правления Мурси отмечено разрастанием конфликта и раскола в обществе, начавшимся введением «проклятой» конституции. При нем исчезло понятие диалога, терпимости, возросло насилие, начался распад общественных институтов. История навсегда запомнит, что «Братья-мусульмане» толкнули людей на этот путь. Они убили их веру в реформы, в настоящее и будущее. При Мубараке, подчеркнул автор, общество разъедала коррупция, но люди находили себе пропитание, существовала власть закона и конституции, что исчезло при власти Мурси. При Мубараке египтяне жаловались на пытки в тюремных застенках, однако сейчас Египет находится в постоянном страхе перед убийствами, похищениями, разбоем и бандитизмом. Раньше египтяне могли не соглашаться с линией Национальной партии, но не существовало такого громадного раскола, в который окунулось общество сейчас. Он отметил, что США ранее оказывали давление на Мурабака, а сейчас замалчивают все, что делают Мурси и «Братьямусульмане», и это подтверждает их тайный сговор, нацеленный на раскол страны [12]. Египетский публицист Ибрагим Мансур в газете «Тахрир» прокомментировал свое скандально известное интервью с Мурси. По его словам, Мурси проявил неграмотность и неуважение к египетскому народу, потеряв во время беседы контроль над собой. После этого всем стало понятно, что он не уважает мнение народа, ему неизвестно об актах гражданского неповиновения в обществе и о том, что происходит в разных провинциях Египта [13]. Люди, недовольные политикой нового президента, не стесняются это показывать в независимых СМИ. В конце марта 2013 г. правительство Египта пригрозило аннулировать лицензию независимого телеканала CBC, на котором вышла программа комика Басема Юсефа с пародией на президента страны Мухаммеда Мурси. «Это шоу содержит вульгаризмы, оскорбления, сексуальные жесты и сквернословие», — цитирует государственное информационное агентство Египта MENA представителя государственной компании. Он также сообщил о направлении предупреждения CBC о том, что телеканал потеряет лицензию, если не будет соответствовать правилам в сфере СМИ. Прокурор обвинил Юсефа в неуважительном отношении к президенту Мурси, оскорблении чувств мусульман и выдал ордер на его арест. Однако египетский суд отклонил этот иск и отказался закрывать независимый телеканал, на котором выходит в эфир программа сатирика. Принятия мер в отношении Юсефа радикальные исламисты требовали уже давно, направляя властям жалобы о том, что он «разлагающе действует на мусульманские устои» общества. Еженедельное юмористическое шоу с участием Басема Юсефа появилось на египетском телевидении после революции 2011 г., когда президент страны Хосни Мубарак лишился власти. В своей программе комик высмеивал и нынешнего лидера страны Мухаммеда Мурси. Юсеф, в частности, представлял президента 107 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 в образе фараона, пародировал его публичные выступления, в том числе официальные обращения к нации, а также смеялся над его плохим английским произношением [14]. Таким образом, роль средств массовой информации и после революции 2011 г. оказалась не менее важной, чем в ходе ее. Это со всей очевидностью показали президентские выборы и дальнейшее правление нового президента. Для большинства зрелого населения наибольшее влияние оказывало и оказывает телевещание, а для молодежи на первом месте оказались «новые СМИ» — социальные сети Фейсбук и Твиттер. Новый президент, как видно из СМИ, не оправдал надежд больших групп населения, и они снова вышли бороться за свои права на улицы. Оппозиция активно использует в этой ситуации средства массовой информации. Руководство пытается противостоять достаточно традиционными способами, в том числе с использованием суда, репрессий. Но народ, вкусивший свободу революции, не согласен на ту роль, которую отводит ему правящая власть. ЛИТЕРАТУРА [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] URL: http://www.gazeta.ru/politics/news/2013/03/24/n_2815773.shtml URL: http://digital.ahram.org.eg/articles.aspx?Serial=851320&eid=5303 Nadia Atturki “Achark al Awsat” Journal London 2012-04-07 URL: http://www.elaph.com/Web/news/2012/4/729375.html URL: http://digital.ahram.org.eg/articles.aspx?Serial=916107&eid=9471 URL: http://www.aljazeera.net/news/pages/a1f47fd5-ad6f-4e10-95f4_477bfca45022 URL: http://www.uniem.org/index.php?action=show_page&ID=830&lang=ar URL: www.almasryalyoum.com/.../10290... — Египет URL: http://www.uniem.org/index.php?action=show_page&ID=830&lang=ar URL: www.almasryalyoum.com/.../10290... — Египет URL: http://www.vz.ru/news/2013/2/22/621544.html URL: http://www.regnum.ru/news/1629982.html URL: http://www.regnum.ru/news/1629982.html URL: http://www.gazeta.ru/politics/news/2013/04/07/n_2839169.shtml MEDIA EGYPT AND EGYPTION PRESIDENTIEL ELECTIONS AFTER THE REVOLUTION A.A. Grabelnikov, Tamouh Mohammed Anass Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maclaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 This article reviews recent developments Egyption Presidentiel Elections in terms of Egyptian officials and opposition media and their influence on the development of the event is following the popular revolution in Egypt. Key words: “Arab spring” revolution, state and opposition media, Presidentiel Elections, the Egyptian television, Facebook, Twitter. 108 МИССИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В СОВРЕМЕННОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ПЕРИОДИКЕ Т.Н. Иванова Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 В статье приведены результаты исследования современных миссионерских изданий Русской Православной Церкви. Впервые представлен типологический анализ миссионерской прессы. Автор определяет типообразующие признаки православных миссионерских газет и журналов, их характерные черты. Ключевые слова: Русская Православная Церковь, миссионерская православная пресса, читательская аудитория, характер передаваемой информации, сфера отображения, сфера информационного внимания, формат, объем, тираж. Русская Православная Церковь (РПЦ) проводит большую просветительскую, информационную и издательскую работы. На сегодняшний день РПЦ имеет хорошо структурированную систему периодической печати, которая включает в себя: — официальные издания, учрежденные официальными структурами РПЦ, церквами, братствами, монастырями Официальными являются все центральные и региональные православные газеты и журналы; — официозные издания, которые не являются в строгом смысле православными, но обращаются к Священноначалию РПЦ за благословением своей деятельности. Юридически они являются частными предприятиями, якобы не несущими ответственности перед религиозными структурами за содержание своих публикаций. По административной принадлежности православная периодическая печать делится на центральные и региональные издания (епархий). Приоритетным направлением служения РПЦ является миссионерская работа, которая в периодической печати всегда актуальна и востребована. Миссионерская православная деятельность — дело трудное и многогранное. Немалую ответственность в этой нелегкой работе берут на себя средства массовой информации, и в первую очередь — православная периодическая печать. За последние двадцать лет типология российских православных периодических изданий претерпела существенные изменения. Она включает в себя газеты и журналы разных типов и направлений. Важным является то, что изменились и цели церковной периодики. На настоящий момент православная миссия в сочетании с издательским делом является наиважнейшим направлением деятельности РПЦ, что подтверждается и на практике. Приятно заметить, что с начала этого века появились новые и восстановлены прежние миссионерские издания. Одно из старейших изданий Миссионерского отдела Московского Патриархата РПЦ — «Миссионерское обозрение». Оно было учреждено в 1896 г. и выходило сначала в Киеве, а потом в Санкт-Петербурге до 1916 г. 109 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Издавал и редактировал обозрение до 1916 г. известный миссионер, боровшийся с сектантскими учениями, писатель, воспитанник киевской духовной академии, общественный деятель и основатель первой в России ежедневной церковно-политической газеты «Колокол» Василий Михайлович Скворцов (1859—1932). Под руководством В.М. Скворцова «Миссионерское обозрение» имело яркую антисектантскую направленность. Широкую известность редактору и издателю журнала принесли такие его сочинения, как: «О штундизме и о мерах борьбы с сектою» (Чернигов, 1894); «О тарусских хлыстах» (СПб., 1896); «О церковно-общественном и государственном значении миссионерства // Речь перед началом совещаний 3-го Всероссийского Миссионерского съезда в Казани» (Киев, 1897) и многие другие. Сборник статей Скворцова по поводу отречения от Православной Церкви графа Л.Н. Толстого выдержал три издания. Заново «Миссионерское обозрение» было учреждено в 1995 г., на самом пике активности зарубежных сект на территории России. Сегодня «Миссионерское обозрение» является преемником издания, выходившего до Октябрьской революции 1917 г. Это качественный полноцветный богословский научно-публицистический журнал выходит раз в месяц и адресован широкому кругу читателей. Главный редактор — Высокопреосвященный Иоанн, архиепископ Белгородский и Старооскольский, председатель Миссионерского отдела Московского Патриархата РПЦ, ректор Белгородской Православной Духовной семинарии с миссионерской направленностью. Сама идея издания — в его названии, которое включает в себя подробный рассказ о православной миссионерской работе во всех сферах жизни российского общества, о проблемах современности, духовном воспитании молодежи, миссии в армии, о противостоянии сектантским учениям. Вся информация, поступающая в журнал, распределяется по рубрикам: «События. Новости. Информация», «История миссии», «Православие и общество», «Православие и наука», «Новинки православных изданий» и др. Большой интерес представляет рубрика из дореволюционного архива журнала, в которой читателю предлагаются материалы, опубликованные в издании до Октябрьской революции, например, в № 5 за 2008 г. и № 11 за 2008 г. — статьи за 1910 г., посвященные 50-летию православия в Японии. Старейшие и постоянные рубрики — «Миссионерское делание» и «Современные секты». В рубрике «Миссионерское делание» привлекает внимание статья игумена Александра (Заркешева) «Миссионерство среди мусульман» (№ 7 (105), 2004), в которой автор говорит, что необходимо православному священнику для ведения успешной проповеди среди мусульман. Об опыте православной миссии на северо-американском континенте» рассказывается в материал А.М. Гарина (№ 9 (155), 2008). На протяжении всего существования журнала рубрика «Современные секты» остается наиболее интересной, содержательной и действительно современной. 110 Иванова Т.Н. Миссия Русской Православной Церкви в современной православной периодике Например, статьи Димитрия Шурупова «Проникновение деструктивных учений в российскую педагогику» (№ 7, 2004) и кандидата юридических наук Н. Голяндина «Криминальная опасность тоталитарных сект» (№ 1, 2009). Авторы журнальных публикаций — священнослужители, ученые, преподаватели и выпускники Белгородской православной духовной семинарии. Тираж издания с 2000 г. постоянный — 3 тыс. экз. Объем составляет 32 стр. Осенью 2010 г. «Миссионерское обозрение» отметило пятнадцать лет со дня восстановления издания. У журнала большая читательская аудитория, он объединяет всех православных верующих, а православным миссионерам весьма полезен в их трудном деле. С 1996 г. в Москве издается «Фома» — православный журнал для сомневающихся, т.е. тех, кого волнуют вопросы веры. Он адресован светским читателям, которые интересуются православием. «Фома» — молодежный миссионерский журнал, он издается АНО «Фома Центр» под патронажем Издательского совета Московского патриархата. Объем издания — 132 стр., тираж — 30 тыс. экз. Значительная его часть распространяется бесплатно через благотворительные структуры и непосредственно «Фома Центром», попадая в места заключения, детские дома и приюты, библиотеки, восстанавливающиеся храмы. «Фома» — некоммерческое издание. Его учредители — частные лица, выпускники МГИМО — В. Гурболиков и В. Легойда. Главный редактор — В. Легойда. В издании и подготовке материалов «Фомы» принимают участие студенты, выпускники вузов, священнослужители, ученые. «Фома» — качественный полноцветный ежемесячный журнал, адресован широкому кругу читателей. На его страницах обсуждаются самые актуальные вопросы. Очень важно заметить, что «Фома» представляет интерес для молодых людей, сомневающихся в своей религиозной ориентации. Журналов, подобных «Фоме» в России нет. С 1997 г. по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II Московским Новоспасским ставропигиальным мужским монастырем выпускается православный молодежный журнал «Наследник», который продолжил традиции «Православной юношеской газеты» (выходившей с 2000 г. 1 раз в месяц и издававшейся в течение пяти лет). «Наследник» был задуман как тематический журнал-альманах. Идея журнала заключена в его названии, которое отражает проблему наследования современными молодыми людьми нравственных традиций предыдущих поколений, проблему правильного духовного воспитания. Каждый выпуск журнала посвящен определенной теме, например тема номера № 1 за 2006 г. — «Свобода и своеволие», № 8 за 2006 г. — «Войти в труд», № 11 за 2007 г. — «Достичь простоты», № 17 за 2008 г. — «Вера», № 18 за 2008 г. — «Власть», № 21 — «Дружба». Все материалы весьма актуальны, так как они не просто говорят о проблемах современной молодежи, а ищут и обсуждают методы и пути решения этих проблем. Постоянные авторы издания — церковные пастыри, ученые, спортсмены, студенты. Главный редактор журнала — священник Максим Первозванский. «Наследник» выходит 1 раз в 2 месяца. Тираж — 10 тыс. экз., объем издания — 96 стр. 111 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 В сентябре 2001 г. Православные миссионерские СМИ пополнились новым типом издания — журналом о делах милосердия «Нескучный сад». Это ежеквартальное издание издается по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Учредителем является сестричество во имя святого благоверного царевича Димитрия при Первой градской больнице. На страницах журнала находит отражение огромный опыт сестричества в области социального служения. Авторами публикаций являются сотрудники редакции, священнослужители, медицинские работники, прихожане храма и все православные, желающие сотрудничать с изданием. Центральное место в журнале занимают статьи о социальных проблемах нашего общества и путях их преодоления. Публикации освещают работу добровольцев в больницах, хосписах, поддержанию людей без определенного места жительства, беспризорных детей. Постоянная рубрика на протяжении всего существования «Нескучного сада» — «Тема номера». Она определяет содержание каждого выпуска. Например, тема третьего номера за 2004 г. — «Милосердие — не мужское дело?», № 5 за ноябрь 2005 г. — «Студент и вера», № 1 и 2 за 2007 г. — «Большой город», № 3 за 2008 г. — «Религия в школе». В журнальных публикациях отражены важнейшие сферы социальной работы: спасение бездомных, духовная поддержка заключенных, воспитание беспризорников и сирот, реабилитация наркоманов и алкоголиков. Со временем информация, поступающая в редакцию, заметно увеличилась, появились новые темы для обсуждения, изменились названия рубрик. И из издания о делах милосердия в 2006 г. возник большой журнал о православной жизни, основой которой является человеколюбие, готовность прийти на помощь нуждающемуся. С 2009 г. журнал выходит ежемесячно. Тираж издания — 20 тыс. экз. Объем «Нескучного сада» сначала составлял 86 страниц, на сегодняшний день — 122. Главный редактор — Юлия Данилова. Духовник — протоиерей Аркадий Шатов. «Нескучный сад» представляет интерес для всех, кто не считает понятия милосердия и добродетели скучными. В начале 2006 г. появился первый в России православный женский журнал «Славянка». Главный редактор — книгоиздатель, директор православного издательства «Ковчег» писатель Сергей Владимирович Тимченко. «Славянка» — яркое, красочное издание, качественно выполненное с точки зрения дизайна и оформления. Журнал приятно не только держать в руках, но и читать. Публикации рассказывают о женских судьбах, о духовно-нравственных основах брака и воспитания детей, о путях прихода к православной вере, о рукоделии и кулинарии. В «Славянке» много материалов, которые интересны не только женщинам. По результатам исследований читательской аудитории, проведенных работниками редакции издания, можно сделать вывод, что журнал читается всей семьей. Об этом говорят и названия журнальных рубрик: «Женщина и мир», «Жен112 Иванова Т.Н. Миссия Русской Православной Церкви в современной православной периодике ские судьбы», «Православие и культура», «Брак и семья», «Воспитание», «Здоровье», «По вере вашей», «По святым местам». Мне запомнился прекрасный материал кандидата исторических наук Ольги Яшиной «Обитель преподобного Саввы», опубликованный в декабрьском номере за 2008 г. Статья рассказывает о Саввино-Сторожевском монастыре. В рубрике «Детская» публикуются сказки, стихи, рассказы. На мой взгляд, большой интерес представляет «Наше наследие» — рубрика об истории нашего государства, неразрывно связанного с православной верой. «Славянка» выходит раз в два месяца. Объем журнала — 112 стр. тираж — 10 тыс. экз. В январе 2007 г. в Санкт-Петербурге вышел первый номер православного журнала «Вода живая». «Вода живая» — официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви. Главный редактор — митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (Котляров). Объем — 64 стр., тираж — 3 тыс. экз. На страницах журнала отражены жизнь епархии, задачи духовного образования, социального служения Церкви. Основное направление журнала — это обсуждение проблем современного общества, методы решения этих проблем, а так же вопросы науки, культуры, искусства, жизни города и деревни. «Вода живая» освещает все сферы жизни, поэтому, на мой взгляд, очень точно выбрано его название. Постоянные рубрики издания: «Архиерейские богослужения», «Интервью номера», «Церковь и культура», «Приходы епархии», «Вера и разум», «Книги». Интересна рубрика «Утраченная губерния», в которой рассказывается об уникальных памятниках российской истории и архитектуры. Так, в № 7 за 2008 г., опубликован материал о небольшой деревеньке Сторожно на берегу Ладожского озера. В этом же номере — статья протоиерея Александра Сорокина о миссии Православной Церкви. В публикации справедливо отмечено, что сегодняшняя православная миссия должна претерпеть некоторую коррекцию. К современному человеку необходимо подходить не с вопросом: «Веруешь ли ты во Христа?», а с вопросом: «Действительно ли ты веруешь во Христа?» Особое место в российской православной миссионерской прессе занимают патриотические издания. Среди них главное занимает православный журнал «Русский Дом», отметивший в октябре 2012 г. пятнадцать лет со дня выхода первого номера. Учредитель издания — Фонд русской культуры. Редактор — А.Н. Крутов. Темы, освещаемые в журнале, самые разнообразные: история, политика, работа правоохранительных органов; поднимаются и широко обсуждаются проблемы и задачи образования и воспитания молодого поколения. На страницах «Русского Дома» читатели встречаются с иерархами РПЦ, деятелями науки и культуры, представителями передового просвещенного духовенства и просто верующими людьми. На рубеже веков журнал стал активным помощником в духовном возрождении нашей страны. Публикации журнала — взгляд русского православного человека на актуальные процессы, происходящие в мире и российском обществе. 113 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Сначала география издания ограничивалась московским регионом, но уже через три года журнал стал общероссийским. Читали и читают его и в ближнем зарубежье. Одна из насущных задач нашего времени, которую ставит Священноначалие перед православными изданиями, — формирование духовного просветительства. Под этим подразумевается не только работа духовных учебных заведений, но и развитие общественно-миссионерской деятельности в сфере светской науки, культуры и образования. В этих условиях большая роль отводится православным и положительно настроенным в отношении Церкви средствам массовой информации. В редакционную коллегию журнала входят известные священники, ученые, историки, политологи, экономисты. «Русский Дом» отличается своей информативностью, он не уходит от проблем. Авторам публикаций свойственен высокий профессионализм, неравнодушие, смелость. Хочется вспомнить материалы об азербайджанской мафии, репортажи о действиях дагестанской диаспоры в Калужской области, серию статей о так называемом еврейском вопросе, аналитические выступления против «сексуального просвещения» наших детей, наркомании, сектантства, оккультизма и т.д. В жанровой тематике наибольший интерес представляют аналитические обозрения и комментарии, исторические очерки, репортажи. Старейшие журнальные рубрики — «Истоки» и «Зри в корень». Для рубрики «Зри в корень» материалы подготовлены аналитическим товариществом «Русского Дома» и постоянным автором журнала Н.С. Леоновым — генерал-лейтенантом, доктором исторических наук, бывшим начальником Аналитического управления КГБ СССР. Известный ученый, публицист, доктор химических наук, политолог и социолог С.Г. Кара-Мурза (ранее руководитель рубрики «Дискуссия») является постоянным автором «Русского Дома». Сегодня постоянные рубрики журнала: «Русь Православная», «Наследие», «Русские струны души» (повести и рассказы), «Вопрос священнику» (ответы на вопросы читателей протоиерея Александра Шаргунова)., «О сокровенном» (статья в № 7 О.А. Кураева «Спешите делать добро»), «Подвижники веры», «Русская провинция», «Святыни Православия», «Древо жизни», «Железная пята» (статья в № 8: О.А. Кураева об этнической преступности). В рубрике «Русский взгляд» в №№ 7 и 8 опубликованы размышления И.Р. Шафаревича о единении народа, нашей страны, Бога и Церкви. Эта тема особенно близка Игорю Ростиславовичу — известному математику, философу, общественному деятелю, автору, к сожалению, не принятого «Законодательства о религии в СССР» (1973 г.), «Русский Дом» постоянно выходит на 56 страницах, форматом 60 × 90 1/8. Тираж за последние годы заметно изменился: с 43 тыс. экз. до 30 тыс. экз. Эти цифры говорят не об утрате интереса к данному православному журналу. Они свидетельствуют о боязни многих российских изданий опубликовывать патриотические и критические материалы, побуждающие людей к выбору своей жизненной позиции. 114 Иванова Т.Н. Миссия Русской Православной Церкви в современной православной периодике Журнал яркий, хорошо иллюстрированный. Своим оформлением (репродукциями икон, полотен известных художников, картинами русской природы и жизни) он настраивает на неторопливое и рассудительное чтение. Православные журналы «Миссионерское обозрение», «Нескучный сад», «Славянка», «Вода живая», «Русский Дом» вносят большой вклад в миссионерскую деятельность РПЦ. Общность вышеперечисленных православных периодических изданий проявляется не только в их безупречном глянцевом оформлении, верстке и подборе шрифтов, но и в их главной целевой задаче — доносить православную веру людям, рассказывать о духовных и нравственных ценностях православной веры. Интерес к данным периодическим изданиям обусловлен составом читательской аудитории, в которой можно выделить возрастные, социальные группы. Православные миссионерские издания находят своих читателей среди воцерковленных и невоцерковленных, пожилых и молодых людей: священнослужителей, рабочих, служащих, коммерсантов, бизнесменов, военных, заключенных, мужчин и женщин. Русская Православная Церковь призвана быть миссионерской. У Православной миссии прекрасное будущее, и в этом будущем есть место православной периодике. MISSION OF THE RUSSIAN ORTHODOX CHURCH IN MODERN ORTHODOX PERIODICALS T.N. Ivanova Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maclaya, 6, Moscow, Russia, 117198 This article presents the results of a study of modern missionary publications of the Russian Orthodox Church. First presented typological analysis missionary press. The author defines signs Orthodox missionary magazines and newspapers, their characteristics. Key words: Russian Orthodox Church, Orthodox missionary periodicals, target audience (readership), the nature of the information to be transmitted, the nature of the sphere of display, information of attention, the format of the edition, the volume of publications, circulation. ОБЩЕСТВЕННОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ В РОССИИ: ПРИОРИТЕТЫ ПРОГРАММНОЙ ПОЛИТИКИ Н.С. Гегелова Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 Автор анализирует концепцию общественного телевидения в России в аспекте максимальной реализации им общественной и культурно-просветительской миссии в обществе. Ключевые слова: общественное ТВ, программная политика, ценности, культурная миссия, контент, репутация. Во многих странах Европы, в Америке, в Канаде, Финляндии и других существует общественное телевидение, финансируемое за счет абонентской платы, например, Британская компания BBC-1, немецкие ARD, ZDF, американская PBS, французская France Television и др. Всего в 49 странах мира. Попытка создать общественное телевидение в России уже была предпринята 1990-е гг. Общественное российское телевдение (ОРТ) впервые вышло в эфир 1 апреля 1995 гг., однако ему тогда не суждено было стать поистине общественным телевидением. Идея создания федерального телеканала «Общественное телевидение России» (ОТВ) как одного из ключевых институтов демократического и гражданского общества в Российской Федерации начала реализовываться лишь после того, как, будучи Президентом РФ, Д.А. Медведев 17 апреля 2012 г. подписал указ № 455 «Об общественном телевидении в Российской Федерации». Сущностные характеристики современных моделей общественного вещания следующие. Во-первых, это контроль над вещанием со стороны гражданского общества, а не государства. Во-вторых, полное исключение всех рекламных блоков, любой коммерческой продукции, кроме социальной рекламы. В-третьих, полное исключение государственной цензуры над транслируемыми ОТВ программами и создание в эфире информационный плюрализма. Программная политика должна базироваться на объективной, достоверной, правдивой информации, как внутренней, так и внешней, зарубежной, рассчитанной на удовлетворение зрительских потребностей разных групп целевой аудитории. Все это должно способствовать качественному, позитивному изменению нашего общества в лучшую сторону. Как правильно выстроить программную политику телеканала? Это вопрос является самым главным. Президент телекомпании «Авторское телевидение» Анатолий Малкин так формулирует свое видение программного наполнения телеканала ОТВ: «На мой взгляд, там не должно быть новостей в чистом виде. Аналитика — да. Дискуссионные — да. Новости тут должны присутствовать лишь в качестве информационного повода или те, которые никак нельзя обойти. Новостей в чистом виде много. А вот анализ этих новостей доступен не всем и не всегда. К тому же новостные программы очень дороги в производстве. Никаких ток-шоу и программ, эксплуатирующих низменные чувства и комплексы. Никаких крими116 Гегелова Н.С. Общественное телевидение в России: приоритеты программной политики нальных и расследовательских программ, которые могут стать информационным сопровождением всевозможных рейдерских и политических заказов. Сегодня телевидение стало инструментом зарабатывания денег и вколачивания каких-то идеологических клише. Поэтому минимум политики и полное ее отсутствие в форме агитации, пропаганды и прочих форм политической борьбы и партийного строительства. Общественное телевидение должно быть полностью очищено от подозрений, что оно используется в чьих-то интересах, кроме интересов гражданского общества. И никакой рекламы» [1]. А вот как определяет контент общественного телевидения России генеральный директор канала Анатолий Лысенко: «Я представляю себе общественное (или другое) ТВ вещание, в котором часть времени выделяется на обсуждение важнейших проблем людей... Обсуждать темы, которые затрагивают всех. Можно начать с бытовых проблем, с ЖКХ, пенсионных вопросов, образования... Обсуждать темы, которые затрагивают всех. Их легко определить методом опроса и изучения того же интернета. Другое ТВ должно быть организовано как телевидение дебатов, общественных слушаний» [2]. Общественное телевидение в России должно кардинально отличаться от уже существующих федеральных телеканалов, приучать зрителей воспринимать глубокие, умные и серьезные программы, в том числе культурно-просветительские. Общественное телевидение должно способствовать развитию гражданского общества, знакомить и пропагандировать искусство и культуру народов, населяющих нашу многонациональную страну. «Требования к общественному телевидению в плане культурно-просветительской функции более высоки, поскольку любая телевизионная передача в той или иной мере приобщает зрителя к культуре. Даже в информационных выпусках сам облик показываемых людей, их манера общения, степень грамотности оказывают влияние на зрительские установки» [3. С. 215]. Для успешной работы очень важно привлечь на канал ОТВ мастеров эфира, способных своими авторскими программами завоевать внимание и любовь телезрителей. Только профессиональные журналисты способны обеспечить телеканал ОТВ качественными и содержательными программами, прямыми эфирами, искать новые формы подачи информации, тем, разнообразить жанры. «Общественное вещание — это форум, на котором идеи могут быть выражены свободно, где циркулируют информация, мнения, критика. Это возможно только при независимости общественного вещателя, поэтому его свобода слова должна подтверждаться отсутствием давления со стороны власти и коммерческих структур. Функция независимости состоит в поощрении и поддержке формирования «общественности», являющейся наиболее существенным аспектом общественной сферы» [3. С. 217]. Необходимо также серьезно подумать о создании импортозаменяющих программ, значительно ограничив закупки иностранных форматных передач и создавать национальный телевизионный продукт, тем более что содержание программ общественного телевидения должно в полной мере учитывать национальные интересы и национальный менталитет, а общественные журналисты своими программами пропагандировать общечеловеческие моральные ценности современного российского общества. 117 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 Грамотное программное наполнение ОРТ — ключевой вопрос, который стоит перед руководством канала, гарант успешной и продуктивной деятельности во благо общества, его качественных изменений. Главной целью общественного телевидения России должно также стать формирование мультикультурного телевизионного пространства. Концепция общественного телевидения Российской федерации должна включать в себя широкое освещение культурного многообразия нашей многонациональной страны, рассказывать о жизни регионов Российской Федерации. Сильной стороной в деятельности телеканала должно стать создание просветительских программ, посвященных взаимодействию национальных культур и сплачивающих российское общество в единую сильную нацию. Общественное телевидение уже приступило к тестовому выпуску программ новостей без политики: «Сейчас делаются два выпуска новостей — семиминутный в 13.00 и двадцатиминутный в 18.00. Со следующей недели будет шесть выпусков — четыре по семь минут и два по двадцать минут, в середине апреля планируем тестировать уже 12 выпусков, а в начале мая телеканал перейдет на 24-часовое тестовое вещание», — рассказали РИА Новости в пресс-службе ОТР [4]. Фундаментальным для успешного функционирования ОТВ является вопрос кадровой политики телеканала. Кто будет создавать программы для ОТВ — журналисты, приглашенные с ведущих федеральных телканалов, или молодые начинающие журналисты, выпускники профильных вузов Росии? Успех видится в привлечении новых лиц, в том числе молодежи. Думается, каналу следует пойти именно этим путем. Особое внимание следует уделять эфирной речи и телевизионным текстам. Ни для кого не секрет, что в эфире федеральных телеканалов с чистотой русской речи не все в порядке. Эфир засорен неграмотными выражениями, сленгом, а порой и ненормативной лексикой. В связи с создавшейся неблагоприятной ситуацией с эфирной речью и печатной продукцией Президентом РФ В.В. Путиным подписан закон, устанавливающий штрафы за использование нецензурных слов и выражений. Общественное телевидение должно более внимательно относиться к телевизионным текстам, звучащим в эфире, усилить редакторский контроль над передаваемыми текстами. Как следует из сказанного, направление деятельности телеканала ОТВ должно быть просветительским в широком смысле этого слова, стать для телезрителей эффективным инструментом реализации культурно-просветительской миссии ТВ, поднимать качественный уровень телепрограмм, одним словом усложнить телевидение, способствуя тем самым интеллектуальному и культурному росту телезрителей. В связи с появлением телеканала ОТВ встает вопрос о судьбе государственного телеканала «Россия». Глава президентского совета по правам человека Михаил Федотов считает, что «в одной стране не может сосуществовать государственное и общественное телевидение, потому что тогда возникает вопрос: что же у нас государство — антиобщественное? Или общество — антигосударственное? Ни в одной стране мира этого нет. Во всех странах есть или общественное телевидение, или частное — бывает, что есть и такое, и такое. В некоторых странах, 118 Гегелова Н.С. Общественное телевидение в России: приоритеты программной политики я бы сказал так — наименее развитых, — существует государственное телевидение» [5]. Того же мнения придерживается известный журналист В.В. Познер: «Кто-то скажет, что для создания общественного телевидения достаточно убрать цензуру с государственного ТВ. Государственного телевидения вообще не должно быть. Нигде в цивилизованном мире государственного телевидения нет. Есть только общественное и частное. Единственная страна, где существует общественное и государственное телевидение, — это Азербайджан. Я не думаю, что это должно служить для России моделью» [6]. Хочется надеяться, что общественное телевидение России будет формировать интересный и полезный для россиян контент, станет источником объективной, взвешенной информации, источником просветительства и консолидации нашего общества в единую нацию. [1] [2] [3] [4] [6] [7] ЛИТЕРАТУРА Муки телетворчества. Информационно-аналитический портал Профиль. — URL: http://www.profile.ru/article/muki-teletvorchestva-69073 [Muki teletvorchestva. Informatcionnoanalytichesky portal Profil'. — URL: http://www.profile.ru/article/muki-teletvorchestva-69073] Лысенко А. Перезагрузить телевизор / А. Лысенко; записала Ю. Ларина // Огонек. — 2012. — № 10. — 12 марта. [Lysenko A. Perezagruzit' televizor / A. Lysenko; zapisala Ju. Larina // Ogonek. — 2012. — № 10. — 12 marta.] Григорьева И.В. Эталон классической модели общественного телевидения в новомедийной среди / И.В. Григорьева // Ученые записки Российского государственного социального университета. — 2010. — № 9. — С. 215. [Grigor'eva I.V. Jetalon klassicheskoj modeli obshhestvennogo televidenija v novomedijnoj sredi / I.V. Grigor'eva // Uchenye zapiski Rossijskogo gosudarstvennogo social'nogo universiteta. — 2010. — № 9. — S. 215.] РИА Новости. — URL: http://ria.ru/trend/public_television_27042011/#ixzz2OuZzTne8 [RIA Novosti: http://ria.ru/trend/public_television_27042011/#ixzz2OuZzTne8] «Государственное телевидение должно трансформироваться в общественное» — Новости. — Ленисдат.РУ. — URL: http://www.lenizdat.ru/a0/ru/pm1/c-1039012-0.html [«Gosudarstvennoe televidenie dolzhno transformirovat'sja vobshhestvennoe» — Novosti. — Lenisdat.RU. — URL: http://www.lenizdat.ru/a0/ru/pm1/c-1039012-0.html] Муки телетворчества. Информационно-аналитический портал Профиль. — URL: http://www.profile.ru/article/muki-teletvorchestva-69073 [Muki teletvorchestva. Informatcionnoanalytichesky portal Profil'. — URL: http://www.profile.ru/article/muki-teletvorchestva-69073] PUBLIC TELEVISION IN RUSSIA: PRIORITIES OF THE PROGRAM POLICIES N.S. Gegelova Peoples’ Friendship University of Russia Mikluho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 177198 In this article author analyses the concept of public television in Russia in the aspect of the maximum realization of their social and cultural-enlightening mission in our society. Key words: public TV, program policies, values, cultural mission, content, reputation. 119 РЕЦЕНЗИИ, КОММЕНТАРИИ И ДР. РЕЦЕНЗИЯ Шелемова А.О. Поэтический космос «Слова о Полку Игореве» Москва: РУДН, 2011. — 235 с. Исследователь-медиевист, профессор кафедры русской и зарубежной литературы РУДН Антонина Олеговна Шелемова — воспитанница Белорусского государственного университета — сегодня ожидаемый и желанный гость в Минске как постоянный участник научных конференций по истории восточнославянского культурного наследия. Поэтому ее публикации с 2000 по 2011 годы по «Слову о полку Игореве» (2000—2011 гг.) вызывают к себе повышенный интерес в белорусском научном обществе. Они представляют собой определенную систему исследования древнего памятника как феномена художественного пространственновременного синкретизма. Своеобразие этой системы в том, что предложенный анализ имеет всесторонне и основательно продуманное научное русло, исток которого — аналитические рассуждения, основополагающие, теоретически «работающие» параметры направлений индивидуальных исследовательских импульсов, векторность конкретных скрупулезных разысканий, свободный переход в сопоставлениях от «Слова» или его мотива, приема к гипертексту — ради доказательства художественной ценности древнего произведения. Ведь именно пространство и время являются основными формами и характеристиками эстетической действительности, творимой писателем. Мы с удовлетворением констатируем, что избранная А.О. Шелемовой «точка отсчета» определяет возможность предсказать новые результаты, выводы научной словианы. По сути своей это весьма последовательная диалектическая позиция, которая требует от ученого полного доверия к художественному произведению как совершенной, цельно организованной и самодостаточно существующей реальности, а также безукоризненного историзма, и, прежде всего, обращения к историко-генетическим подходам. При этом не отвергается и объективная многозначность, распространенные сейчас приемы рецептивного изучения, «динамика» содержания в разных социокультурных или субъективных контекстах. Избранная автором монографии стратегия позволяет при этом рационально сгруппировать уже накопленную информацию в перспективе подготовки новых открытий, как говорят, «на конце пера». 120 Зарембо Л.И. Шелемова А.О. Поэтический космос «Слова о Полку Игореве» Мы сознательно употребили здесь слово «открытие» вопреки распространенному в конце XX в. утверждению, будто бы что-нибудь новое и значительное о «Слове о полку Игореве» возможно сказать лишь при условии разыскания неизвестных фактов, предметно-реальных показателей. А.О. Шелемова резонно доказывает, что в современной медиевистике приобретает актуальность анализ «Слова» с точки зрения его внутренней организации как художественной модели хронотопа. Автор монографии аргументировала «исток» своего научного «русла» из рационально обоснованных разысканий, предпринятых в работах Б.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана и особенно Д.С. Лихачёва. В ином случае просто невозможно было бы добиться результата, потому что потерялось бы представление о конкретной целостности определенной теории. Чего стоит понимание таких, казалось бы недвусмысленных понятий, как вертикаль и горизонталь в разных трудах структуралистов (например, литературоведческий обзор по поводу теории Бахтина, подготовленный Н.Д. Тамарченко «Поэтика Бахтина и современная рецепция его творчества», а также А.А. Холиковым «Плод занимательной науки» в журнале «Вопросы литературы» за январь—февраль 2011 г.). Самостоятельность (от пушкинского концепта «самостоянье» в смысле предопределения достижений, побед) и уверенность исследовательницы как результат глубинного ощущения специфики художественного материала проявились прежде всего в избрании-формулировке темы, осмыслении ее места во всем существующем в современной медиевистике комплексе научных трудов о «Слове». Эта позиция сформирована ею вопреки распространенному отношению к проблеме отображения пространства и времени как одной из проходных в ряду других более значимых. К сожалению, подобные подходы наблюдаем даже у самых авторитетных медиевистов. К примеру, в «Поэтике древнерусской литературы» (первое изд., 1967 г.) Д.С. Лихачёва раздел о времени — 4-й, о пространстве — 5-й. Б.М. Гаспаров в «Поэтике «Слова о полку Игореве» (первое изд., 1984 г.) в разделе «Пространство и время» хотя и объединяет эти понятия, однако отводит им роль, не соответствующую их значимости. Ученый структурирует обозначенные понятия только в 5-м разделе 1-й части. А.О. Шелемова избегает подобных ситуаций. Уместно здесь будет проследить, как с течением времени от 2000 до 2011 г. формировалась ее концептуальность. Первая книга «Слово о полку Игореве: поэтика пространства и времени» (М.: Прометей, 2000) демонстрирует необходимость обособления проблемы среди других, ее методологические возможности, но отнюдь не претендует на раскрытие в полном объеме. Преимущество отдается описанию горизонтали: «Символика центра», «Мотив пути в горизонтальном осмыслении пространства», «Вещная наполненность пути», «Ритмическая организация пути», «Путь в поэтических образах». В рецензируемой монографии этот материал обогащается новыми разысканиями, в частности, разделом «Вертикальная пространственно-временная модель». А.О. Шелемова рассматривает представительство христианства и язычества в «Слове» как две концепции мировосприятия. В полемике между адептами хри121 Вестник РУДН, серия Литературоведение. Журналистика, 2013, № 2 стианской приоритетности памятника и защитниками языческой мифопоэтики она уверенно принимает сторону вторых. Следующие три раздела монографии — «Честь, слава, святость: путь к нравственной вершине», «Слава Всеслава: парадокс «антигероя», «На вершине власти: иерархическая вертикаль» также написаны под очевидным влиянием центральной проблемы язычества-христианства. Они объединяются как взаимно дополняемые при рассмотрении конфессиональных приоритетов во 2-й главе книги «Своеобразие художественного преломления вертикальной оси хронотопа». Приведем здесь одно из обоснований автора исследования: «Значимое отсутствие христианских элементов в «Слове о полку Игореве» — аргумент не менее убедительный, чем их значимое присутствие. Практически нулевой коэффициент набожности Игоря, его брата, жены, соратников, отсутствие обращений к Богу — разве это не аргументы, подтверждающие языческую концепцию мировосприятия поэта или, по крайней мере, высоких его колебаний между привычным язычеством и новыми, пока чисто внешними, христианскими веяниями» (с. 174). В аспекте «христианство-язычество» очень богатыми, интересными и плодотворными представляются наблюдения о символическом содержании колоративов произведения. Еще одно важное обстоятельство обращает на себя внимание в монографий А.О. Шелемовой, как и в подавляющем большинстве ее литературоведческих штудий. Завершая свои разыскания, она концентрирует внимание на перспективе, методах и направлениях дальнейшего изучения «Слова», тем самым приглашая к сотворчеству, подчеркивает открытость процесса познания. Последние разделы ее книг всегда имеют подзаголовок «Итоги и перспективы». Откликаясь на предлагаемую направленность мысли исследователя «Слова о полку Игореве», хотелось бы высказать некоторые соображения, которые сформировались по материалам опубликованных книг, хотя касаются они по сути не столько их, сколько объективного состояния слововедения. Во-первых, правомерно ли обобщенно связывать понятия архаических образов-символов, мифопоэтику исключительно с язычеством, противопоставляя отсутствие подобного в христианстве? Может быть, приоритет, отданный языческой номинации и всему ощущению ойкумены, имеет попросту иные истоки. Принятие христианства для автора «Слова» — человека осведомленного и разносторонне одаренного — понималось прежде всего как необходимость решения внешнеполитических, далеко идущих перспектив. В частной же, внутрирусской проблемной ситуации, озадаченной ликвидацией усобиц-«котор», оно не «срабатывало», впрочем так же, как и традиционное на Руси язычество. Во-вторых, не будем забывать о том, что в более поздней древности языческое «Слово» объединено было в фолиант и хранилось в монастыре вместе с христианскими идеологическими ценностями. Это значит, что не отвергалось священнослужителями как чужеродное. В-третьих, художественная организация времени в подчеркнуто христианских летописях и языческом «Слове» — одинаковые. Это, как общеизвестно, началоконец каждого обособленного событийного ряда, стратификация рядов. Но пре122 Зарембо Л.И. Шелемова А.О. Поэтический космос «Слова о Полку Игореве» небрежительно было бы при этом забывать о художественной природе и лирической организации «Слова», которые с неизбежностью предполагают самые разнообразные (ассоциативные, психологические, политические, социальносодержательные) взаимосвязи между ними. Учитывая означенные обстоятельства очень многим можно было бы дополнить наши представления о роли, например, полоцких событий в древнем памятнике. Кроме того, сопряжения данного фрагмента с соответствующими сюжетными зарисовками летописей говорят о высоком потенциале поэтики, сконцентрированном в такой организации текста. Это уникальное свойство древнерусской письменности, рожденное богато развитой хронографией, нам еще предстоит познать и оценить в надлежащей мере. Из всего сказанного напрашивается вывод. Изучение хронотопа «Слова о полку Игореве» еще далеко от своего завершения, а результаты штудий могут тут многое открыть в поэтике древней литературы и вообще в мировоззрении наших предков. На данном направлении изучения «Слова» акцентирует внимание автор монографии. А.О. Шелемова при этом демонстрирует свое, оригинальное видение проблемы. Надеемся, что заявленные в рубрике «перспективы» научные планы, в частности, изучение «Слова» в интертекстуальном аспекте, осуществятся в ее будущих исследованиях. Л.И. Зарембо кандидат филологических наук доцент кафедры русской литературы филологического факультета Белорусского государственного университета НАШИ АВТОРЫ Базанова Анна Евгеньевна — кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и истории журналисики филологического факультета РУДН (e-mail: tizhrudn@mail.ru) Васильев Виталий Валентинович — аспирант Института востоковедения РАН (e-mail: ismivity@gmail.com) Волкова Ирина Ивановна — кандидат филологических наук, доцент кафедры массовых коммуникаций филологического факультета РУДН Гегелова Наталья Сергеевна — кандидат филологических наук, доцент кафедры массовых коммуникаций филологического факультета РУДН, член Союза журналистов Москвы (e-mail: mikhail0001@mail.ru) Головина Оксана Юрьевна — аспирантка кафедры зарубежной литературы филологического факультета МГУУ им. М.А. Шолохова (e-mail: fraumefista@gmail.com) Грабельников Александр Анатольевич — доктор филологических наук, про- фессор кафедры массовых коммуникаций филологического факультета РУДН (e-mail: grab@mail.ru) Денисенко Анастасия Владимировна — кандидат филологических наук, до- цент кафедры русского языка инженерного факультета РУДН (e-mail: anasta_denis@mail.ru) Зарембо Л.И. — кандидат филологических наук, доцент кафедры русской ли- тературы филологического факультета Белорусского госуниверситета (e-mail: ruslit@bsu) Ерёмин Евгений Михайлович — кандидат филологических наук, старший пре- подаватель, Благовещенский государственный педагогический университет, международный факультет, кафедра филологического образования (e-mail: bob_eremin@mail.ru) 124 Наши авторы Иванова Татьяна Николаевна — кандидат филологических наук, доцент ка- федры массовых коммуникаций филологического факультета РУДН (e-mail: tn_vorgul@mtu-net.ru) Кириленко Наталия Павловна — кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и истории журналистики филологического факультета РУДН (e-mail: tizhrudn@mail.ru) Поджхан Мохаммад Азиз — аспирант кафедры русской и зарубежной литера- туры филологического факультета РУДН (e-mail: pozhhan@mail.ru) Поляков Александр Николаевич — доктор филологических наук, профессор кафедры иностранных языков факультета гуманитарных и социальных наук РУДН (e-mail: literatura1@mail.ru) Селеменева Марина Валерьевна — доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры управления социально-культурным развитием Московского городского университета управления Правительства Москвы (e-mail: selem78@mail.ru) Стриганова Анна Олеговна — аспирант кафедры русской и зарубежной литера- туры филологического факультета РУДН (e-mail: a.striganova@gmail.com) Тамух Мохаммед Анасс — аспирант кафедры массовых коммуникаций фило- логического факультета РУДН (e-mail: anasstamouh@yahoo.fr) Туницкая Елизавета Владимировна — студентка магистратуры кафедры рус- ской и зарубежной литературы филологического факультета РУДН (e-mail: literatura1@mail.ru) Федотова Лариса Николаевна — доктор социологических наук, профессор кафедры теории и истории ужранлистики филологического факультета РУДН (e-mail: tizhrudn@mail.ru) Хочунская Людмила Викторовна — кандидат филологических наук, доцент ка- федры массовых коммуникаций, филологического факультета РУДН (e-mail: literatura1@mail.ru) Щербакова Татьяна Валерьевна — аспирантка кафедры Истории русской ли- тературы XX века филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова (e-mail: Tanya_writer@mail.ru) 125 ВЕСТНИК Российского университета дружбы народов Научный журнал Серия ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ. ЖУРНАЛИСТИКА 2013, № 2 Зав. редакцией Т.О. Сергеева Редактор И.В. Успенская Компьютерная верстка: Е.П. Довголевская Адрес редакции: Российский университет дружбы народов Ул. Орджоникидзе, д. 3, Москва, Россия, 115419 Тел.: 955-07-16 Адрес редакционной коллегии серии «Литературоведение. Журналистика»: ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198 Тел.: (495) 433-70-22 E-mail: literatural@mail.ru Подписано в печать 24.06.2013. Формат 60×84/8. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура «Times New Roman». Усл. печ. л. 14,88. Тираж 500 экз. Заказ № 341 Типография ИПК РУДН ул. Орджоникидзе, д. 3, Москва, Россия, 115419, тел. (495)952-04-41 BULLETIN of Peoples’ Friendship University of Russia Scientific journal Series STUDIES IN LITERATURE. JOURNALISM 2013, N 2 Managing editor T.O. Sergeeva Editor I.V. Uspenskaya Computer design E.P. Dovgolevskaya Address of the editorial board: Peoples’ Friendship University of Russia Ordzhonikidze str., 3, Moscow, Russia, 115419 Ph. +7 (495) 955-07-6 Address of the editorial board Series «Studies in Literature. Journalism»: Miklukho-Maklaya str., 6, Moscow, Russia, 117198 Ph. +7 (495) 433-70-22 E-mail: literatural@mail.ru Printing run 500 copies Address of PFUR publishing house Ordzhonikidze str., 3, Moscow, Russia, 115419 Ph. +7 (495) 952 0441
