ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ Ю.Н. ТЫНЯНОВА В СВЕТЕ ЕГО

ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 6 (25) 2010
Библиографический список
1. Крейдун, Ю.А. Первый каменный храм в Горном Алтае // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края // Материалы Всероссийской научно-практической конференции). – Барнаул, 2001. - Вып. XII.
2. Письма архимандрита Макария, основателя Алтайской Миссии / под ред. К.В. Харламповича. - Казань, 1905.
3. Государственный архив Томской области (далее ГАТО). Ф. 144. Оп. 1. Д. 233.
4. Государственный архив Алтайского края (далее ГААК). Ф. 26. Оп. 1. Д. 345.
5. Государственный архив Тюменской области (Тобольск). Ф.144, Александр Сулоцкий. Д.44а.
6. ГААК. Ф.2. Оп.1. Д.1257.
7. Крейдун, Ю.А. Возникновение Алтайской духовной миссии // «К Свету». Православный Алтай: небесный покров и земной подвиг. Альманах. - М., 2002. - Вып.20.
8. Памяти миссионера, протоиерея Стефана Васильевича Ландышева // Томские епархиальные ведомости. - 1884. - № 14.
9. ГАТО. Ф. 184. Оп. 1. Д. 3.
10. ГААК. Ф. 164. Оп. 1. Д. 52.
11. Извлечение из записок сотрудника Алтайской миссии священника Василия Вербицкого за 1857 год. - М., 1859.
12. Выписки из дневника прот. Стефана Ландышева за первую треть 1859 г. - М., 1861.
13. ГААК. Ф.26. Оп. 1. Д. 1546.
14. Справочник по Томской Епархии за 1914 год. - Томск, 1914.
15. Российский государственный исторический архив. Ф. 799. Оп. 33. Д. 2131.
16. Сведения об АДМ за шесть лет (с августа 1856 г. по август 1862 г.) начальника миссии, протоиерея Стефана Ландышева. - М., 1863.
17. ГААК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 1546.
18. ГААК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 1556.
19. ГААК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 345.
20. Крейдун Ю.А. Остатки миссионерских храмовых построек сер. XIX - нач. XX веков на территории Горного Алтая // Макарьевские чтения:
сб. научных статей / отв. ред. В.Г. Бабин, С.К. Носов. - Горно-Алтайск, 2004.
Статья поступила в редакцию 11.11.10
УДК 82.08+821(470)
О.И. Плешкова, канд. филол. наук, доц., с.н.с. АлтГПА, г. Барнаул, E-mail: o-Pleshkova1@yandex.ru.
ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПОВЕСТИ Ю.Н. ТЫНЯНОВА
В СВЕТЕ ЕГО ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРНОЙ ЭВОЛЮЦИИ
В работе отмечается обусловленность исторической прозы Ю.Н. Тынянова теорией литературной эволюции, рассматриваются особенности заимствования и трансформации различных литературных, документальных и фольклорных источников в петербургских повестях писателя. Подчёркивается актуальность теоретико-методологических идей Ю.Н. Тынянова для современных методов исследования художественной литературы.
Ключевые слова: литературный процесс, литературная эволюция, пародия, историческая проза.
Историческая проза Ю.Н. Тынянова неоднократно рассматривалась в литературоведении как экспериментальная
база Тынянова-учёного. Однако, существующие опыты описания научной и художественной систем Тынянова
(А. Белинков [1], В. Каверин и Вл. Новиков [2], М.Л. Гаспаров
[3] и др.), оставляют недостаточно изученной сферу соотнесённости конститутивной научной темы Тынянова – теории
литературной эволюции – и его прозы, вычленение и объяснение эстетических функций «старого» материала в произведениях писателя.
Развивая свою теорию, Тынянов обращался к различному
литературному материалу, одновременно разрабатывая новую
терминологию, дистанцирующуюся как от классического, так
и от зарождающегося советского литературоведения, следовавшего марксистской концепции классовой детерминированности искусства. В целом, концепция литературной эволюции
наиболее полно находит отражение в таких работах учёного,
как «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)» (1921), «Тютчев и Гейне» (варианты 1917-1920 и 1921 гг.), «Литературный
факт» (1924), «Промежуток» (1924), «Архаисты и Пушкин»
(1926), «О литературной эволюции» (1927), «О пародии»
(1929) и многих других. Следует отметить, что последняя
научная работа Тынянова – «О пародии» – была обнаружена
в архиве учёного и опубликована только в 1977 г. в сборнике
«Поэтика. История литературы. Кино» [4, с. 284–310], в чём
видится причина недооценки концепции пародирования исследователями тыняновской теории литературной эволюции.
Сам автор считал данную работу «итоговой», завершающей
цикл его исследований эволюции литературы [4, с. 540], что
позволяет рассматривать теорию пародии как методологическую основу художественной прозы Тынянова.
Согласно концепции учёного, каждое «новое» литературное произведение неизбежно предполагает отталкивание от
«старого». «Новое» не зарождается на «голом месте» [4,
с. 569], в момент его рождения происходит процесс влияний и
заимствований из произведений национальной и иностранной
литературы, из произведений старших эпох и других видов
искусств, из «внелитературного быта», – что в совокупности
составляет «синхронический срез литературной системы».
Заимствования из «старого» осуществляются путём пародирования (использования приёмов «старого» произведения
в другом значении) [4, с. 280]. «Пародия» в понимании Тынянова не дискредитирует оригинал, а функционирует как приём
отталкивания в литературной эволюции, как необходимый
трансформирующий инструмент, как «рычаг» борьбы «нового» со «старым». Пародия вычленяет художественные приё49
ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 6 (25) 2010
мы, образы, «синтаксически-интонационные фигуры» из
«произведений-предшественников» и, трансформируя их,
включает в «новое» произведение. Создание «новых» произведений – движение литературы – обусловлено у Тынянова
также изменениями конструктивного принципа и конструктивного фактора. Развёрнутые определения данных терминов
в работах учёного отсутствуют (в чём видится момент становления новой терминологии), но реконструкция тыняновской
теории литературной эволюции позволяет определить следующее: а) понятие «конструкция» произведения близко
к таким понятиям, как «система» и «структура»; б) конструктивный принцип является художественной доминантой произведения, некоей закономерностью в подчинении одних элементов другим (на уровне структуры произведения, жанра,
стиля, темы и пр.); в) конструктивный фактор выступает способом обработки внехудожественного и художественного
материала (литературных произведений предшественников),
неким «творческим усилием художника», которое трансформирует материал, «преобразовывает» нечто уже существующее в новое. В «трансформирующем аспекте» конструктивного фактора видится несомненная связь с процессом пародирования.
В теоретическом наследии Тынянова определяется следующая терминологическая модель, описывающая произведение как результат эволюционного процесса: каждое произведение – система (конструкция, структура), формальные (конструктивные) элементы которой (жанр, стиль, образы и пр.)
обработаны новым конструктивным фактором и подчинены
новому конструктивному принципу. Степень «новизны» определяется в отношении к произведениям литературной синхронической системы, куда новое произведение входит, и к
системе внелитературного ряда. Перевод конструктивного
элемента из одной системы в другую (из литературного произведения «предшественника», из быта в литературное произведение) является пародированием, то есть изменением конструктивной функции элемента. Таким образом, новое произведение рождается через пародирование, отталкивание от
опыта предшествующей культуры.
Использование Тыняновым-писателем «пародических отсылок» во многом обусловлено образами героев его произведений. В письме к Шкловскому Тынянов, рассуждая о принципах создания художественного повествования, отмечал что
«люди» в литературе – это циклизация вокруг имени – героя
<…>« [4, с. 513]. Проза Тынянова, сюжетно обращённая к
дореволюционному периоду истории России (от эпохи Петра I
до середины ХIХ века), включает романы о поэтах и писателях – «Кюхля» (1925), «Смерть Вазир-Мухтара» (1927),
«Пушкин «(1935-1943), и повести о русских императорах –
«Подпоручик Киже» (1928), «Восковая персона» (1931), «Малолетный Витушишников» (1933). «Пародическое отталкивание» в романах оказывается неразрывно связанным с творчеством создаваемых Тыняновым образов – Кюхельбекера, Грибоедова и Пушкина. Следует отметить, что источники и подтексты, то есть, согласно терминологии Тынянова – «адресаты
пародического отталкивания» – романов наиболее исследованы. Так, сюжет, композиция и система образов комедии
А.С. Грибоедова «Горе от ума» рассматриваются как конструктивные элементы романа «Смерть Вазир-Мухтара» [5].
Система образов пушкинского творчества, по мнению исследователей, вошла в роман «Пушкин» [6, с. 198–201]. А. Немзер показал и объяснил функцию гоголевских заимствований
в этом же романе [7].
Сложнее обнаружить адресаты пародического отталкивания в повестях Тынянова, условно называемых «петербургскими», где воссозданы образы русских императоров и передана атмосфера Петербурга ХVIII-ХIХ вв. В повести «Подпоручик Киже» предстаёт образ Павла I, в повести «Восковая
персона» – Петра I, а в повести «Малолетный Витушишников» – Николая I. Трансформация (пародирование) конструктивных элементов жанра исторической повести представляется неразрывно связанной: а) с историческим фактом; б) с отображением факта в исторических сочинениях и фольклорных
источниках; в) с литературным контекстом.
Тематика «петербургских повестей» Тынянова и место их
сюжетного действия – необычные происшествия в северной
столице России – указывают на использование автором как
исторических сочинений (В. Соловьёва, В. Ключевского
и др.), так и произведений народного творчества (анекдотов,
преданий, лубков, и пр.) и художественной литературы.
В повести «Подпоручик Киже» доминирует ориентация
на творчество Н.В. Гоголя как на пародическое начало. Заимствования из Гоголя мотивированы научными интересами
Тынянова и его деятельностью в кино (статьи «Достоевский
и Гоголь (к теории пародии)» (1921), «Иллюстрации» (1923),
«Об основах кино» (1927), сценарий фильма «Шинель» (1926)
и пр.). Гоголевскими образами и мотивами пронизаны все
произведения Тынянова, однако, в большей степени – повесть
«Подпоручик Киже», где метаморфозы героев функционально
сближены с метаморфозами героев из «Носа», «Шинели»,
«Невского проспекта», «Портрета». «Подпоручик Киже» вырастает на почве произведений Гоголя, отталкивается от них
и становится тыняновским вариантом петербургской повести,
в которой отчасти объясняется и исторический факт – смерть
императора Павла. Исследование повести обнаруживает также
связь с контекстом романтических новелл Э.Т.А. Гофмана,
заимствования из которых объяснимы научным интересом
Тынянова к немецкому романтизму (статьи о Гейне), ориентацией Гоголя на творчество немецкого романтика, а также фактом «переадресованной пародии» – одного из элементов литературной эволюции [4, с. 288]. Подзаголовок сценария Тынянова к фильму «Шинель» – «Фантазии в манере Гоголя» –
варьирует название книги Гофмана «Фантазии в манере Калло» (1814–1815). «Переадресация пародии», пародирование
«старого произведения или старого автора, на которое опирается <…> современное направление в литературе» [4, с. 288],
обнажает связь автора повести «Подпоручик Киже» с литературной группой «Серапионовы братья», провозглашавшей
ориентацию на художественные принципы Гофмана. Рецензия
Тынянова «Серапионовы братья». Альманах I» (1922) была
его первой печатной работой о современной прозе.
Таким образом, заимствования из Гоголя и Гофмана, составляющие второй план повести Тынянова, демонстрируют
концепцию литературной эволюции учёного: «Подпоручик
Киже», включённый в «литературную синхроническую систему», имеет точку отталкивания как в национальной, так
и в иностранной литературе старших эпох. Приёмы и образы
Гоголя и Гофмана заимствуются Тыняновым через пародирование (изменение значения). Так, одна из тем гоголевской
«Шинели» – поглощённость человека писарским делом – развёртывается у Тынянова в целый сюжет: в начале повести
писарь, допускающий ошибку, даёт жизнь несуществующему
человеку (подпоручику Киже) и становится причиной смерти
человека живого (поручика Синюхаева). Доминирующее значение среди заимствованных гоголевских приёмов имеет «ос50
ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 6 (25) 2010
новной приём в живописании людей – приём маски» [4,
с. 203]: необычные фамилии Киже и Синюхаева выступают
контрастными «словесными масками», где «Киже» по структуре и звуковой организации напоминает кальку из французского языка, а неблагозвучная и близкая говорящим фамилиям
героев Гоголя номинация «Синюхаев» – явно русского происхождения. Словесные маски определяют поступки героев.
Действия «отсутствующего героя», подпоручика Киже, проецируются на поступки живого человека, а действия поручика
Синюхаева – на человека, отсутствующего в жизни, мёртвого.
Значимо, что оппозиция живого и мёртвого, души и тела также характерна для поэтики Гоголя («Вий», «Мёртвые души»
и пр.). Заимствование и трансформация ведущего образа поэтики Гофмана – образа замкнутого пространства (например,
стеклянная банка в «Золотом горшке», зáмок в «Щелкунчике
и мышином короле» и т. д.), являющегося аналогом реальной
действительности, создаёт в повести «Подпоручик Киже»
гнетущую атмосферу Петербурга и объясняет авторскую концепцию исторического факта – убийства императора Павла I,
задушенного оппозиционерами. Павел – основоположник
полицейско-казарменного режима – у Тынянова неожиданно
предстаёт страдающим, одиноким. Сопутствующие ему мотивы безумия и нехватки воздуха обусловлены образом тесного
безвоздушного пространства, куда император стремится спрятаться от враждебных сил, и в котором, в итоге, самоуничтожается. Прогрессирующее утеснение пространства показано
последовательно возникающими образами-укрытиями Павла:
стеклянная ширма – табакерка – гроб. Образ замкнутого пространства моделируется уже в первых строках повести: император Павел дремлет, «сидя на высоком кресле, заставленный
сзади и с боков стеклянною ширмою» [8, с. 325]. Образ стеклянной ширмы встречается в повести многократно и метафорически передаёт и изоляцию императора от управления государством, и его физическую немощь – стеклянную хрупкость,
и его беззащитность от надзора окружающих. Предел сужения
пространства изоляции и сокрытия от враждебного мира передаёт образ табакерки: «Нужно бы спрятаться в табакерку», - подумал император, нюхая табак» [8, с. 349]1. В то же
время этот образ обнаруживает заимствование из Гоголя, связывая Павла I с Киже. Образ неизвестного генерала без лица
на табакерке портного, к которому приходит Акакий Акакиевич, вызывает ассоциацию с образом Киже, дослужившегося
до генеральского чина – «без лица, но с фамилией» [8, с. 335].
В 22 главе повести образ пространства предельно замыкается
до «чёрного тяжёлого гроба» генерала Киже [8, с. 352].
«Смерть» Киже как одного из двойников императора готовит
скорую кончину Павла. В финале повести говорится: «Павел
Петрович умер в марте того же года, что и генерал Киже, –
по официальной версии, от апоплексии» [8, с. 352]. Таким
образом, повесть «Подпоручик Киже» создаётся на основе
пародирования-отталкивания литературного произведения,
исторического анекдота, документальных и бытовых реалий,
представляя уникальный вариант художественной интерпретации известного факта истории и литературной эволюции
творчества Гоголя.
Повесть о Петре I – «Восковая персона», имея многочисленных предшественников в русской литературе, также де-
монстрирует связь с теорией литературной эволюции и, в частности, с теорией пародии. В качестве произведений, поставляющих «старый» материал для повести Тынянова, выступают панегирики, оды, лубочные картинки, исторические анекдоты, варьирующие образ Петра, поэма А.С. Пушкина «Медный Всадник», роман Д.С. Мережковского «Антихрист (Пётр
и Алексей)», повести Б. Пильняка «Его величество kneeb piter
Komandor» и «Санкт-Питер-Бурх», рассказ А.Н. Толстого
«День Петра» и роман «Пётр Первый»2. Влияние на повесть
«Восковая персона» других произведений синхронической
литературной системы, тематически отдалённых от образов
петровской эпохи, в настоящем исследовании не исключается,
но линия так называемых «петровских текстов» видится доминирующей, поскольку образ Петра I архетипичен3. Легендарный император, начиная со времени своего правления,
неоднократно выступал героем литературных произведений,
отождествляясь то с Богом, то с Антихристом. Повесть Тынянова, обозначившая определённый «момент» эволюции литературы о Петре I, появилась в период возросшего интереса
к личности царя-реформатора (что объяснялось эпохой революционных преобразований) и была, в первую очередь, полемически направлена на I часть романа А.Н. Толстого «Пётр
Первый» (которая в 1931 году считалась законченной повестью). «Восковая персона» резко контрастировала с этим произведением Толстого по художественному методу (реализм –
модернизм) и концепции исторических событий. Героический, властный Пётр толстовского романа превращался у Тынянова в больного, умирающего человека.
Ориентация на пародический принцип конструкции –
экспериментальный приём Тынянова-ученого, «высвечен»
автором в нескольких эпизодах. Так, сцена разговора Меншикова с мастером Растрелли при участии подмастерья Лежандра и министра Волкова в качестве переводчиков (Глава Первая, часть 3), демонстрирует процесс пародирования. Тынянов
показывает, как слова при «тройном» переводе теряют первоначальное значение, свою функцию, наделяются новым значением. Создание восковой фигуры Петра ассоциируется
с созданием в системе литературы нового произведения, где
Растрелли, «художник искусства» – автор «произведения»
(Глава Четвёртая, часть 6). Однако, необходимые для создания подобия «старые конструктивные элементы» оригинала –
слепки рук, ног, посмертная маска, одежда царя – не способны
воссоздать прежнего Петра, ибо образуют новую конструкцию, пародическую трансформацию оригинала. «Старые конструктивные элементы» в новой системе восковой фигуры
организованы «новым конструктивным принципом» и обработаны «новым конструктивным фактором». Основой конструкции, организующей элементы подобия, служит дубовая
болванка – торс. Восковые элементы конструкции обрабатываются способом (т.е. конструктивным фактором), которым
обрабатывается воск, о чём в повести говорит Растрелли. Соединение старых элементов при наличии нового принципа
и фактора даёт новую конструкцию. Повесть Тынянова строится по такому же принципу пародической трансформации
старых конструктивных элементов. Конструктивным фактором тыняновской повести выступает стилизация, мотивная
2
Подробно о функции пародирования различных источников повести – в работе [9].
3
Следует отметить, что А. Блюмбаум, анализируя "претексты"
"Восковой персоны", выходит за тематические рамки произведений о
царе Петре и выявляет цитаты из беллетристики ХIХ века, из романтической и фантастической литературы, которые и "сплетаются Тыняновым в текст" [10, с. 126].
1
Значимо, что в повести не упоминается комната из синего стекла
в Павловском дворце – "табакерка", поэтому в тексте Тынянова табакерка воспринимается не как метафорическое название комнаты, а как
реальный предмет. Этому способствует и указание на то, что Павел
Петрович "нюхает табак".
51
ISSN 1991-5497. МИР НАУКИ, КУЛЬТУРЫ, ОБРАЗОВАНИЯ. № 6 (25) 2010
систематизация образов и метафоризация: материал повести,
«старые конструктивные элементы», метафорически обрабатываются, пародически стилизуются под синтаксис XVIII
века, и образуют в ряде случаев мотивные отношения. Так,
например, образ восковой скульптуры Петра, вынесенный в
заглавие, выступает элементом быта, художественно трансформированным в литературной системе повести. Являясь
метафорой, «восковая персона» одновременно синтезирует
смысловые пласты повествования, пародирует статуарный
мотив, восходящий к литературе XVIII века, где он был периферийным или равноправным с другими элементами [11].
Централизация мотива статуи в заглавии соотносит повесть
Тынянова в литературной эволюции с «Медным Всадником»
Пушкина. Результатом пародической трансформации образа
Петра-статуи оказывается и антонимичность заглавий пушкинской и тыняновской повестей, где эпитет «медный», означающий «вечность» и непреходящность», трансформируется
по приёму контраста в «восковой» (нестойкий, временный).
Величественное
«всадник»
замещается
ироническипомпезным «персона», вызывающим ассоциацию с «персоной
нон грата» – нежелательной личностью, которой и начинает
выступать восковая фигура Петра. Пространственное положение пушкинской статуи – над городом и над Невой – у Тынянова противопоставлено её положению в кунсткамере. Пётр
Тынянова лишён «символического партнёра» – коня Медного
Всадника. «Облезлое чучело» лошади Лизеты убирают из
кунсткамеры, чтобы не распространялась тля. Заглавие тыняновской повести как бы изначально снижает, обытовляет образ Петра.
Эпизод смерти Петра «формально» выделен в системе
повести (Глава Третья – «середина», центр произведения).
Смерть его выступает и бытовым эпизодом, и моментом сакрализации (Пётр здесь ассоциируется с Христом), и проявлением экзистенциальности. Тынянов, «отстраняя» в Восковую
персону всё, чем определялся в предшествующей литературе
Пётр как историческое, государственное лицо, «высвечивает»
образ не «персоны», а человека перед лицом смерти. Варьирование темы смерти, осмысление через смерть поступков героя, передача трагизма индивидуального человеческого существования сближает концепцию повести Тынянова с экзистенциальной философией.
Итак, жанровые трансформации исторической повести,
экзистенциальные версии образов исторических лиц, созданных в традициях модернистской литературы ХХ века, в творчестве Тынянова представляются результатом пародического
отталкивания от предшествующих литературных традиций.
Используя в своей исторической прозе тексты «предшественников», Тынянов, согласно теории литературной эволюции, сталкивает их, трансформирует, т. е. пародирует, вследствие чего каждое тыняновское литературное произведение
предстаёт «сплавом» различных конструктивных элементов
системы литературы и «быта» (социо-культурного окружения), а образы известных исторических личностей «остраняются». В научных работах Тынянова доказано, что литературная эволюция может совершаться очень быстро. Так, в статье
«200000 метров И. Эренбурга» и «Литературное сегодня»
(1924), вышедших с интервалом в три с лишним месяца, зафиксированы резкие изменения, происшедшие с литературной
потребностью в сюжетном романе» [4, с. 523]). Созданием
собственных художественных произведений Тынянов демонстрировал эволюцию литературы, в чём видится уникальность
творчества Тынянова как теоретика и практика принципиально нового этапа в истории развития художественного творчества, когда теория опережает практику и формирует методологическую основу создания произведения искусства, превращая его в экспериментальное поле научных и философских
концепций.
Библиографический список
1. Белинков, А. Юрий Тынянов. – М.: Советский писатель, 1965.
2. Каверин, В. Новое зрение. Книга о Юрии Тынянове / В. Каверин, Вл. Новиков. – М.: Книга, 1988.
3. Гаспаров, М.Л. Научность и художественность в творчестве Тынянова // Четвёртые тыняновские чтения. – Рига: Зинатне, 1990.
4. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / подгот. изд. и коммент. Е.А. Тоддеса, А.П. Чудакова, М.О. Чудаковой. – М.: Наука,
1977.
5. Левинтон, Г.А. Грибоедовские подтексты в романе «Смерть Вазир-Мухтара» // Четвёртые тыняновские чтения. – Рига: Зинатне, 1990.
6. Гурштейн, А. Роман Тынянова о Пушкине: Избранные статьи. – М.: Советский писатель, 1959.
7. Немзер, А.С. Из наблюдений над романом Тынянова «Пушкин». Явление героя // Тыняновский сборник: Девятые Тыняновские чтения:
Исследования. Материалы. – М.: ОГИ, 2002. - Вып. 11.
8. Тынянов, Ю.Н. Сочинения: в 2 т. / Ю.Н. Тынянов; вступ. ст., примеч. Б.О. Костелянца. – Л.: Худ. л-ра, 1985, 1985. - Т.1.
9. Плешкова, О.И. Пародирование как конструктивный принцип повести Ю.Н. Тынянова «Восковая персона» // Пародия в русской литературе
ХХ века: сборник статей. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002.
10. Блюмбаум, А.Б. Конструкция мнимости: К поэтике «Восковой персоны» Ю. Тынянова. – СПб.: Гиперион, 2002.
11. Плешкова, О.И. Историческая динамика статуарного мотива в произведениях о Петре I в русской литературе XIX – 1/3 ХХ веков //
А.С. Пушкин и культура: Тезисы международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения. – Самара: Изд-во СамГПУ, 1999.
Статья поступила в редакцию 01.12.10
УДК 803.0
Ю.Н. Кириллова, ст. преп. АлтГПА, г. Барнаул, E-mail: j_kirillowa@hotbox.ru
КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СФЕРА «СПОРТ» КАК ИСТОЧНИК МЕТАФОРИЧЕСКОЙ ЭКСПАНСИИ
(НА МАТЕРИАЛЕ НЕМЕЦКИХ ПЕЧАТНЫХ СМИ)
Статья посвящена анализу концептуальной метафоры «ЖИЗНЬ – это СПОРТ» на материале немецких печатных СМИ. В статье дается
подробное описание таких фреймов, как «виды спорта», «квалификация спортивных мероприятий», «правила игры». В статье раскрывает-
52