концептуальная стратегия как жанрообразующая система прозы

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СТРАТЕГИЯ
КАК ЖАНРООБРАЗУЮЩАЯ СИСТЕМА ПРОЗЫ Д.А. ПРИГОВА
И.Ю. Погорелова
В статье анализируется прозаическое творчество Д.А. Пригова и рассматривается
влияние его концептуальной стратегии, воплощенное в проекте ДАП, на формирование
жанровой системы.
In the article the prosaic works by D.A. Prigov are analyzed, and the influence of the author’s
conceptual strategy personified in his DAP project on the development of the genre system is
contemplated.
Keywords: authorial strategy, authorial reflection, conceptualism, genre system, deconstruction,
parody, discourse.
Ключевые слова: авторская стратегия, авторская рефлексия, концептуализм, жанровая
система, деконструкция, пародия, дискурс.
Кризис искусства 60-70-х гг., разочарование в прежних формах требует
творца
нового
типа.
Концептуалисты
выдвигают
идею
отказа
от
«текстоцентризма»: текст теряет свою самостоятельность и завершенность,
становится частным элементом авторской стратегии и выполняет функцию
вектора, указывающего путь интерпретации. Доминирующая составляющая
смещается с содержания текста на тип художественного поведения поэта или
прозаика (вслед за концептуалистами, под этим термином понимается культурная
роль автора, рефлексивно им осмысленная).
Концептуалисты, среди которых и Д.А. Пригов как один из теоретиков
направления, заимствуют свою технику из изобразительного искусства. В
contemporary visual art текст умирает в авторе, что диаметрально противоположно
принципам традиционной литературы, в соответствии с которыми автор умирает
в тексте. По Пригову, основной целью и ценностью творчества становится
создание целостного художественного проекта. Он подчиняет все написанные им
произведения выработанной стратегии: «Но для меня все виды деятельности
являются
частью
большого
проекта
под
названием
ДАП
–
Дмитрий
Александрович Пригов. Внутри же этого центрального проекта все виды
деятельности играют чуть-чуть иную роль. То есть они есть некоторые указатели
на ту центральную зону, откуда они все исходят. И в этом смысле они суть
простые отходы деятельности этого центрального фантома» [8, с. 74-75].
Творчество Д.А. Пригова невозможно представить без метапоэтического
осмысления
устанавливаемого
концептуального
поведения.
Когнитивное
восприятие концептуалиста предполагает не только осознанное формирование
собственного образа, но и подробное толкование художественной позиции:
рефлексия, с одной стороны, помогает стать понятым, а с другой – включает
писателя в литературный дискурс, позволяет обозначать в нем свое место.
С этой целью Д.А. Пригов создает жанр «предуведомление» – краткое
авторское предисловие, задача которого «объяснить что-то по поводу …
сборников стихов» [5, с. 5] и прозаических текстов. В его творчестве
«предуведомления» получают широкое распространение: ими сопровождаются не
только циклы и эпические произведения, но и отдельные стихотворения. В 1996 г.
выходит «Сборник предуведомлений к разнообразным вещам», содержащий
комментарии к текстам, опубликованным до того, как писатель открывает для
себя указанный жанр, и некоторые новые предисловия, дублирующие ранее
созданные.
«Предуведомления» Д.А. Пригова – символический знак эпохи СССР,
поскольку в то время существует традиция сопровождения произведений
предисловиями,
государственной
интерпретирующими
идеологии.
классиков
Понятие
литературы
«предисловие»
с
позиций
заменено
на
«предуведомление», чтобы сохранить социалистический дискурс. В данном
случае новаторство Пригова заключается исключительно в реноминации уже
существующего жанра. Провокативный характер приговских предуведомлений
очевиден,
так
как
они
одновременно
являются
и
частью
текста,
и
комплементарным (или ложным) кодом толкования, который побуждает читателя
искать интерпретацию, отвечающую авторской стратегии. С течением времени
функция объяснения для Д.А. Пригова теряет актуальность в связи с
«улетучиванием необходимости понимания как в литературе, так и в
изобразительном искусстве» [5, с. 6], и «предуведомления», по словам автора,
переходят в некий «чистый игровой жанр, соревнующийся по бессмысленности и
бесстыдности с самими стихами» [5, с. 6].
Художественное осмысление искусства, действительности и собственного
творчества Д.А. Пригов продолжает в эссе и постах (пост – интернет-жанр,
объединяющий небольшие по объему тексты, которые содержат авторское
мнение о злободневной проблеме, заявленной на сайте). Данные жанры в полной
мере
отвечают
эстетическим
принципам
концептуализма:
синкретизму,
выраженной авторской позиции, направленности на умозрительное, интенции
жанровых инвариантов на непрерывную эволюцию, отсутствию жестких
канонических норм в отношении тематики, объема и композиции.
«Предуведомления», посты и эссе необходимы Пригову для толкования
художественных ориентиров проекта и функций в нем отдельных жанров, многие
из которых направлены на расширение горизонта читательского ожидания, на
преодоление тех стереотипов, которые реципиент приучен обнаруживать в
произведении. Используя пародию как тип художественного пафоса, автор
раскрывает
внутреннюю
несостоятельность
предмета
изображения,
демонстрирует несоответствие между формой и содержанием. В рамках жанровой
концепции имеет смысл говорить о разрушении ядра (модели) жанра (мирообраза,
находящего отражение в жанре, – термин Н.Л. Лейдермана), то есть о
демонстрации абсурдности модели мира, заложенной в ядре, при сохранении
формальных признаков жанрового инварианта.
Типичным примером жанровой деконструкции являются официальные
некрологи Д.А. Пригова на смерть великих поэтов и прозаиков в стилистике
советской речи: «Центральный комитет Коммунистической партии Советского
Союза, Президиум верховного Совета Союза Советских Социалистических
Республик и Советское Правительство с глубоким прискорбием извещают, что 10
февраля (27 января) 1837 года на тридцать восьмом году жизни в результате
трагической дуэли прервалась жизнь великого русского поэта Александра
Сергеевича Пушкина.
Товарища Пушкина А.С. всегда отличали принципиальность, чувство
ответственности, требовательное отношение к себе и окружающим…Имя
Пушкина будет вечно жить в народной памяти как светоча русской поэзии» [1,
с. 167].
Некрологи, как и призывы, лозунги, анекдоты, некоторые фольклорные
жанры (как, например, сказка) интересны Пригову исключительно как формы с
жестко заданными параметрами, а следовательно, удачные для выявления
структур сознания.
Испытанием формульных жанров является эксперимент с жанровым ядром
документальной литературы. «Открытое письмо (к моим современникам,
соратникам и ко всем моим)», вошедшее в сборник «Написанное с 1975 по
1989», – пародия на популярный в СССР и реже используемый в современную
эпоху жанр письма потомкам. Официальный зачин («Дорогие товарищи! К вам, к
вам обращаюсь, друзья мои!») и части композиции (пространное торжественное
предисловие;
объяснение
актуальности
обращения;
завет,
содержащий
конкретные и неконкретные действия «Давайте же любить друг друга», «Давайте
же писать друг про друга» [4, с. 285]; авторское отступление о значимости
субъекта речи) в полной мере соответствуют признакам заявленного жанра.
Травестирование
заключается
в
изменении
адресата
(потомков
на
современников), а также в деконструкции речевой организации текста (наряду с
поэтической
лексикой
используется
неуместность свойственного
нецензурная),
данному тексту пафоса.
что
В
обусловливает
данном случае
пародиродийный эффект достигается не разрушением ядра, а посредством
создания
жанра-двойника,
зеркального
жанра,
демонстрирующего
формализованность и нежизнеспособность исходного жанрового инварианта.
Деконструкция, положенная в основу стратегии, объясняет обращение
Д.А. Пригова к новелле как жанру с неожиданной развязкой. Интрига в
написанном в 2007 г. тексте «Моцарт» заключается в том, что персонаж, имя
которого вынесено в название, оказывается не известным композитором, а котом.
Читатель ощущает, что в повествовании заложена какая-то загадка из фраз:
«проснулся он от подрагивания и быстрого перебирания ногами в воздухе» [2,
с. 76], «выпил молока, облизался и вскочил на прочный, основательный, хорошо
срубленный-слаженный просторный кухонный стол» [2, с. 78], «а можно было, не
теряя ни минуты, сигануть в окно, благо, этаж невысокий» [2, с. 78], «Моцарт
глубоко задумался, застыв на выпрямленных ногах и легко пошевеливая хвостом»
[2,
с. 78].
Пригов
разрушает
концепт
«великий
человек»
посредством
освобождения имени собственного от закрепившихся за ним концептуальных
связей. Концовка практически не имеет отношения к основной коллизии
произведения. Рассказчик развивает заявленную мысль об ограничивающей роли
ассоциаций: Глюк – компьютерная ошибка, Вагнер – футболист.
Разрушение ядра жанра у Д.А. Пригова зачастую происходит посредством
включения
в
произведения,
требующие
реалистичного
отображения
действительности, элементов фантастики, использования гротеска как ведущего
эстетического приема. Таким образом построена повесть «Боковой Гитлер»
(2006 г.) и части незавершенной трилогии – «Живите в Москве» (2000 г.), «Только
моя
Япония»
(2001 г.).
Предполагается,
что
последняя
часть
цикла –
«Неподсудный» – не закончена. Трилогия, по замыслу Пригова, должна была
явиться «как бы испытанием трех типов европейского искреннего письма –
мемуаров, записок путешественника и исповеди» [8, с. 74]. Эксперимент
Д.А. Пригова обусловлен направленностью стратегии ДАП на восприятие
актуальных культурных тенденций времени, поскольку интерес к личному,
интимному, свойственный западноевропейскому и американскому искусству,
после падения «железного занавеса» распространяется и на русскую литературу.
Мемуары,
записки
путешественника
и
исповедь
–
разновидности
исповедальной прозы (два первых жанра можно отнести также к документальной
литературе), к их формальным признакам относятся интимный характер
повествования, строгое соответствие исторической правде, фактографичность,
соблюдение хронологии событий, отказ от композиционной игры, осознанных
анахронизмов, нарочито художественных приемов. Модель подобных жанров
разрушают нарративные приемы прозы вымысла – элементы научной фантастики,
фэнтази
и
фикшн.
«Живите
в
Москве»
является
попыткой
сочетать
несоединимое – мемуары и фэнтази. В «предуведомлении» автор настаивает на
том, что книга представляет собой сборник невыдуманных историй, поскольку
«вспоминать намного легче, чем придумывать из ума, придавая этому вид
жизнеподобия» [3, с. 8]. Однако в произведении практически не находят
отражения
подлинные события, как и реальный
исключительные,
мир
в принципе. А
редко случающиеся истории, как правило, служат базой,
основой для построения гротескных изображений катастроф мирового масштаба,
центром которых выступает Москва. Среди бедствий – пожар [3, с. 29], потоп [3,
с. 88], мор [3, с. 34], нашествие чудовищ [3, с. 25] и т.д. В мемуарах советская
эпоха представлена как сменяющие друг друга катаклизмы. Цикличность,
заданная нарративной стратегией, важна в анализе хронотопа «Живите в Москве».
Время являет себя как замкнутая цепь. Текст лишен топографической
определенности: Москва то смещается (Эстония становится Москвой), то
сужается до размеров отдельной части города (Арбат) и Подмосковья (Беляево),
то
теряет
свои
границы
как
географического
пространства.
Москва –
универсальная метафора идеологии. Намеренная замена реального хронотопа на
ирреальный свидетельствует об авторской деконструкции жанра.
Сказанное позволяет определить «Живите в Москве» как псевдомемуары,
точнее, антимемуары, так как «испытание искреннего письма», заявленное как
часть проекта ДАП, предполагает не столько пародирование, подражание (смысл,
заложенный в морфеме «псевдо-»), сколько намеренное разрушение («анти-»).
Следующая книга трилогии «Только моя Япония», классифицируемая
автором как травелог, несомненно, содержит признаки заявленного жанра:
этнографические
и
антропологические
наблюдения,
детальное
описание
воспоминаний и связанных с ними ощущений, справочно-описательный способ
характеристики неизвестного понятия, многочисленные топонимы и экзотизмы,
ассоциативную связь фрагментов. Кроме того, повествователь дает оценку
иностранным реалиям. Пригов сравнивает русский и японский менталитеты,
развенчивая мифы и о том и о другом. Разрушение восторженно-идеалистических
представлений о стране восходящего солнца – пример деконструкции концепта.
Автор намеренно гиперболизирует магический ореол Японии, включая в текст
эпизоды, граничащие по своей абсурдности с фантастикой.
Д.А. Пригов в трилогии стремится избавиться от довлеющих представлений
о Советском Союзе как об идеальном государстве («Живите в Москве») и о
дальневосточных странах как о сказочном мире, где возможны любые чудеса
(«Только моя Япония»). Художественное пространство трилогии Пригова (хотя и
незаконченной) строится так, что в каждом его произведении преодолеваются
границы реального, текст приобретает черты фэнтази, а основным эстетическим
приемом является гиперболизация. Вымысел разрушает мемуары как жанр с
достаточно «твердым» каноном, но он допустим в свободных и субъективных
записках путешественника, тем более, что Пригов в «Только моей Японии»
некоторые придуманные истории оформляет как предположение, допущение,
мираж или откровенную фантазию.
Следующая по хронологии большая прозаическая книга Д.А. Пригова
«Ренат и Дракон» (2005 г.) – попытка разрушения формальных признаков
классического романа. Подзаголовок к произведению «Романическое собрание
отдельных прозаических отрывков» подразумевает некую фрагментарность,
разрозненность.
Композиция текста представляет собой крайнюю степень дискурса
постмодернистского
коллажа.
Повествовательная
прерывистость,
перегруженность информацией, взаимозаменяемость частей текста, уничтожение
грани между реальным фактом и вымыслом создают эффект преднамеренного
повествовательного
хаоса.
Восприятие
осложняется
также
нарушением
хронологии и большим количеством вставных конструкций. Особенности
композиции отражены и в названиях глав книги, которые обозначены как буквы
русского алфавита, расположенные не по порядку. Так, глава под литерами
«А, Б и С» находится в середине повествования, начинающегося главой «В».
Тема-рематические отношения фрагментов сохранены частично, как правило, в
рамках глав, в названиях которых – одна буква; к тому же некоторые литеры
используются несколько раз с цифровым уточнением (Ж-3, Ш-2), что позволяет
проследить логические связи между отрывками. Той же цели служат пространные
подзаголовки, описывающие не столько содержание части, сколько ее место в
композиции: «Начало или, скорее, ближе к середине какого-нибудь уж совсемсовсем другого повествования» [6, с. 204] (заметим, что сложные, длинные
названия содержат в себе аллюзию на художественные системы древнерусских
литературных памятников и средневековые и возрожденческие романы). В
оппозиции «форма – содержание» приоритет первого вообще не свойственен
жанру романа.
Установить общий хронотоп произведения невозможно. Понимание
истории как линейного разворачивания событий из прошлого в будущее уступает
в романе место принципиально непоследовательному, фрагментарному и вечному
настоящему,
то
есть
временнóе
восприятие
истории
переходит
в
пространственное. Сколы различных культурных традиций сосуществуют в
едином пространстве, из-за чего невозможно сконструировать модель истории
как эпическую наррацию.
Разрушению структуры романа способствует также намеренное расширение
системы персонажей, часть из которых не играет роли в сюжете, то есть не
способствует развитию или освещению характера главного героя (жёны
писателей,
художников,
чиновников,
рассуждающие
о
несправедливом
отношении общества к труду их мужей). Другие образы странно напоминают друг
друга: например, профессор, Александр Константинович и Георгий. Связь между
отдельными действующими лицами устанавливается через изоморфизм их
поступков
или
жизненных
ситуаций,
через
взаимное
отражение
судеб
персонажей.
Имеет смысл воспринимать «Ренат и Дракон» как замкнутый гипертекст,
фрагменты которого выступают иерархически неупорядоченными претекстами.
Допустимость декодирования текста с различных позиций обеспечивает его
условность, подчеркивает игровой характер. Отрывки создают не линейную
семантическую структуру, а многоплановое, многоуровневое художественное
полотно. Несмотря на то, что отдельные главы обладают самостоятельной
сюжетной организацией, целостность текста задана романной ситуацией, а
именно интересом к личности, ее внутреннему миру и типу поведения.
«Ренат и Дракон» демонстрирует широту эксплицитных возможностей
романа, то есть его способность сохранять жанровую модель при деконструкции
носителей жанра (в частности, субъектной и пространственно-временной
организации текста). Поиск и определение допустимых границ трасформации
инварианта
как
объект
эксперимента
привлекает
Д.А. Пригова;
он
преобразовывает эстетику современного русского романа потому, что проблему
формы воспринимает не как содержательную, а как методологическую.
Принципиально иной подход к роману наблюдается в последней книге
большой прозы Д.А. Пригова – «Катя китайская» (2007 г.). Сюжет произведения
основан на биографии жены Пригова – Н.Г. Буровой, девочки из эмигрантской
семьи, выросшей в Китае и вернувшейся на родину отца – в послесталинскую
Россию [7].
Художественный мир «Кати китайской» не характерен приговской поэтике:
хронотоп произведения реален и оправдан с позиции жанра; чудовища возникают
редко и являются фантазией девочки или рассказчика; субъектный уровень
представлен микросредой (включающей главную героиню и рассказчика) и
окружающим обществом, охватывающим достаточно глубокие образы отца,
матери, сестер, брата Кати и ее няни, введенные в повествование для
многостороннего раскрытия внутреннего мира главной героини.
Деконструкция жанра в данном случае осуществляется посредством
преобразования не формы, а исключительно содержания. Д.А. Пригов дает
роману подзаголовок «Чужое повествование» и выстраивает нарративную
стратегию так, чтобы главная героиня осталась для читателя непознанной:
употребляет в отношении нее только слово «девочка», ни разу не называя ее по
имени (упоминает, как ее зовут, лишь вскользь), нарушает хронологию событий.
Сознание Кати изображено как самостоятельное, закрытое, персонаж свободен,
независим от воли автора, что могло бы противоречить ядру жанра романа.
Однако такие изменения, по М.М. Бахтину, – допустимая вариация указанного
жанра, получившая название «полифонический роман».
Анализ прозаических произведений Д.А. Пригова убеждает в том, что
система его жанров подчинена заявленной концептуальной стратегии. Так, в
раннем творчестве автор использует жанры с постоянными канонами (анекдоты,
официальные некрологи, призывы, лозунги) как обязательный в концептуальном
искусстве материал для деконструкции стереотипа. Впоследствии писатель
обращается к жанрам классической литературы (новелла, повесть, роман,
травелог, мемуары), но в данном случае такой прием не всегда разрушает
жанровую модель, зачастую он помогает выделить «живое» ядро жанра,
освободить его от устоявшейся формы. Жанровые трансформации у Пригова
являются
своеобразной
проверкой
«мироподобности»
инварианта,
его
способности эволюционировать. Однако концептуализм предполагает не только
борьбу с формальными, косными жанрами, но и ее рефлексивное осмысление; так
в творчестве автора появляются «предуведомления», эссе и пост. Сознательное
преобразование
множества
жанровых
инвариантов,
воплощенное
в
художественном проекте, может быть оценено как масштабный авторский
эксперимент и представлено как самостоятельный культурный и метапоэтический
феномен. При этом приоритет и границы модификации отдельных жанров
обусловлены
авторской
Александровича Пригова.
демифологизирующей
стратегией
Дмитрия
Библиографический список
1. ЕПС: Сборник рассказов и стихов [Текст]. – М.: Зебра Е, ЭКСМО, 2002. –
С. 368.
2. Пригов, Д.А. Два рассказа [Текст] / Д.А. Пригов // Знамя. – 2007. – № 2. –
С. 75-79.
3. Пригов, Д.А. Живите в Москве [Текст] / Д.А. Пригов. – М.: Новое
литературное обозрение, 2000. – С. 352.
4. Пригов, Д.А. Написанное с 1975 по 1989 [Текст] / Д.А. Пригов. – М.: Новое
литературное обозрение, 1997. – С. 280.
5. Пригов, Д.А. Сборник предуведомлений к разнообразным вещам [Текст] /
Д.А. Пригов. – М: Ad Marginem, 1996. – С. 304.
6. Пригов, Д.А. Ренат и Дракон [Текст] / Д.А. Пригов. – М.: Новое
литературное обозрение, 2005. –С. 640.
7. Решетников, К.
Интервью
с
Д.А. Приговым
«Я
живу
в
еще
не
существующем времени» [Электронный ресурс] / К. Решетников. – Режим
доступа: http://www.gzt.ru/culture/2005/11/02/ 210904.html. – Яз. рус.
8. Яхонтова, А.
Интервью
с
Д.А. Приговым
«Отходы
деятельности
центральные фантома» / А. Яхонтова // Неканонический классик: Дмитрий
Александрович Пригов. – М.: Новое литературное обозрение, 2010. – С. 72-78.