ВВ. РОЗАНОВ О ПУШКИНЕ

Л.И. Миночкина
ВВ. РОЗАНОВ О ПУШКИНЕ
Несмотря на публикации литературно-критических и философских работ В.В. Розанова в последнее десятилетие, современная наука лишь только начинает изучать его литературную критику как явление1. Исследователь А.Н. Николюкин справедливо
утверждает, что несмотря на противоречивость литературнокритических взглядов критика-философа, концепция русской лигерагуры XIX века вырисовывается в его произведениях. Заметим,
что творчество А.С. Пушкина становится точкой отсчета в этой
необычной концепции, а высказывания о поэте звучат удивительно современно накануне XXI столетия.
Принцип розановских антиномий, «двуликости» исчезает
при оценке поэзии А.С. Пушкина, к которой критик-философ обращается постоянно: и в эстетическом трактате «Три момента в
истории русской критики» (1892), где творчество поэта было для
него пробным камнем для трех этапов русской критики, и в статьях, посвященных столетнему юбилею поэта: «А.С. Пушкин»
(1899), «О пушкинской академии» (1899), «Заметка о Пушкине»
(1899), «Кое-что новое о Пушкине» (1899); в трудах, где он полемизирует с Вл. Соловьевым по проблеме метафизики смерти:
«Христианство активно или пассивно?» (1897), «Еще о смерти
Пушкина» (1900), — в более поздних статьях: «Возврат к Пушкину» (1912), «Пушкин и Лермонтов» (1914), в работах о Н.В. Гоголе, в первом и втором коробе «Опавших листьев» и др.
Критик-философ не претендовал на исключительные открытия, замечая, что наступило время «Пушкина в подробностях». Известно, что Розанов ввел в критику «мелочное»,
«мимолетное». «У меня есть какой-то фетишизм мелочей, — пи126
сал критик. — «Мелочи» суть мои «боги»2, Мысли философа русского ренессанса направлены вглубь, открытия живут подспудно.
Подводя итоги всему сказанному о поэте в русской критике, внося свои коррективы, яркие дополнения, Розанов рисует «космос»
творчества Пушкина, «изумительную духовную реальность» 3 ,
удивительную гармонию и совершенство пушкинского духа, в
тайны которого он пытается проникнуть.
Феномен
творчества
А.С Пушкина,
его
личности
В. Розанов отчасти объясняет феноменом литературы в России,
которая являлась «духовным средоточием русского общества»,
«священной сагой», «центральным национальным явлением» (это
«сосредоточение вне классов, положений», «Россия здесь
«собрана вся»)4, а писатель — главным лицом, в котором искали
«святого». В литературе «есть свои святыни... свой календарь,
свои дорогие могилы и благодарно вспоминаемые рождения» 4 .
Пушкин принадлежит к числу этих «святынь». 100-летний юбилей
его вызвал «духовное и даже физическое движение»4, «готовится
Россия, готовятся все, и все делается само собою» 5 . Таким образом, с высоты исторического опыта Розанов подтверждал мысль
о национальном значении поэта, что отрицалось или недооценивалось в 60-70-е годы, в продолжение «двадцати лет отчуждения
от поэта и непонимания» его.
Развивая мысли И.В. Киреевского, В.Г. Белинского о влиянии европейской литературы (в основном Байрона) на творчество
Пушкина и самобытности, национальном характере его, В. Розанов вносит новый аспект. Поэт «начал с молитвы Европе»:
«Парни, Андре Шенье, Шатобриан, одновременно с Парни для
сердца — Вольтер для ума; затем Байрон и. наконец, Мольер и
Шекспир прошли по нему, но не имели силы оставить его в своих
оковах... остался русский человек, но уже богатый всемирным
просвещением...»6. В этом специфика Пушкина, отличие его от
национального поэта Кольцова, славянофилов, которые стояли
спиной к Европе. Розанов использует выразительное сравнение
для выражения своей мысли о беспрерывном росте поэта:
«Пушкин вырастал из каждого поочередно владевшего им гения,
как бабочка вырастает из прежде живой и нужной и затем умирающей и более не нужной куколки»7, оживив для нас Вольтера, и
Дидро, и других. Критик называет Пушкина «царственной душой» в том смысле, что «он поднялся на такую высоту чувств и
7
созерцаний, где над ним уже никто не царил» .
Мысль о том, что Пушкин — поэт «национального значения», что он «народен и историчен», пронизывает все работы
критика. С этим связано и то, что начало русской литературы XIX
века В.В. Розанов ведет от А.С. Пушкина. Если В.Г. Белинский
127
говорил в свое время, что в творчестве поэта литература впервые
предстала как искусство слова, что Пушкин — «поэт-художник»,
«поэт действительности»**, основоположник реализма, то Розанов
делает акцент на другом. А.С. Пушкин, «пережив все душевные
настроения, исторически сложившиеся в Западной Европе, возвратился к народному», «к простому и доброму, что живет как
высший идеал душевной красоты в нашем народе» 9 . Этот идеал
особенно отчетлив «во второй половине» «Евгения Онегина», в
«Капитанской дочке», «Повестях Белкина». Современники, в том
числе и В.Г. Белинский, ожидали от поэта «дальнейшего углубления в таинственный мир европейских идеалов», «все большей душевной сложности» 10 , поэтому недооценили прозу Пушкина.
От последнего периода творчества поэта «ведет свое начало и трезвое простое отношение к действительности, которое с
гех пор стало господствующим в нашей литературе: Сергей Аксаков в семейной хронике непосредственно примыкает к
«Капитанской дочке»: к ним обоим примыкает Л.Н. Толстой с
семейной хроникой Ростовых и Болконских — «Войной и миром»; как эпизоды, как разорванные нити этих хроник могут быть
рассматриваемы и лучшие образцы нашего семейного романа —
«Обрыв», «Дворянское гнездо», отчасти «Обломов» 1 ". По наблюдениям Розанова, повести Тургенева представляют «дальнейшую
суженность и индивидуализацию этого течения нашей жизни»1".
Таким образом, в конце XIX века Розанов по-своему откликнулся
на шедшую в 50-60-е годы полемику о гоголевском и пушкинском
направлениях.
Известно,
что
Н.Г. Чернышевский
и
Н.А. Добролюбов отстаивали гоголевское направление вслед за
В.Г. Белинским, утверждавшим, что пушкинский период в литературе кончился и начался гоголевский. В.В. Розанов видел преемственность пушкинских традиций и прежде всего в сфере идеалов.
В противовес реальной критике 60-х годов, которая фиксировала в произведении прежде всего типическое, свойственное
эпохе, подходя к человеку как к «средству для чего-то... как к материалу для теорий» 10 , В. Розанов утверждает, что литературу
нужно рассматривать как ряд «индивидуальных миров». Гуманизм, уважение к личностному началу в «богоподобном человеке», что роднит философа с «золотым веком» русской литературы, объясняет его метод: поиски индивидуального, неповторимого начала в творчестве. В этом плане его предшественником является Ап. Григорьев, для которого произведение — это целостный
организм. Неслучайно Розанов выше всех ценил высказывания о
Пушкине Ап. Григорьева. Глубокую индивидуальность Розанов
увидел в творчестве А.С. Пушкина и писателей 50-70-х годов:
128
И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого: «...духовный
взор писателей этого времени как будто обращен был внутрь себя... они создавали, прислушиваясь к движениям только своего
сердца и своих мыслей» 10 .
Розанов рассматривает творчество А.С. Пушкина как
«своеобразный и замкнутый, совершенно закругленный «мир»,
как «космос», как украшенное Божие творение» 11 . Это именно целый «мир», потому что Пушкиным можно духовно «питаться и
можно им одним пропитаться всю жизнь» 11 , в отличие от Гоголя.
Лермонтова. В статье «О Гоголе» (1891) Розанов пишет:
«Разнообразный, всесторонний Пушкин составляет антитезу Гоголю, который движется только в двух направлениях: напряженной лирике... уходящей ввысь, и иронии, обращенной ко всему,
что лежит внизу» 12 . Поэтому критик приходит к оригинальному
выводу, что именно Пушкин является основателем «натуральной
школы», потому что он всегда верен природе человека. «Отсюда
индивидуализм в его лицах, вовсе не сводимых к общим типам» 12 .
По мнению философа, в произведениях Пушкина «сохранена
жизнь, перенесенная из действительности» 12 , он дает норму для
правильного отношения к ней, и его «поэзия лишь просветляет
действительность и согревает ее, но не переиначивает, не искажает, не отклоняет от того направления, которое уже заложено в
живой природе самого человека» 12 .
Многогранность, гармоничность творчества Пушкина, о
которой говорил в свое время В.Г. Белинский, оттеняется в статье
Розанова «О пушкинской академии» не только «монотеизмом»
Гоголя, но и Лермонтова («сердечным и умственным»):
«Попробуйте жить Гоголем, попробуйте жить Лермонтовым? Вы
будете задушены их (сердечным и умственным) монотеизмом...
Через немного времени вы почувствуете ужасную удушаемость
себя, как в комнате с закрытыми окнами и насыщенной ароматом
сильно пахучих цветов, и броситесь к двери с криком: «Простора!
воздуха!...». У Пушкина — все двери открыты, да и нет дверей,
потому что нет стен, нет самой комнаты: это в точности сад. где
вы не устаете»13. Пушкин не знал «одной лишь думы власть»,
«одну, но пламенную страсть», как Лермонтов. «Монотонность
совершенно исключена из его гения... Он — все-божник, т.е. идеал
его дрожал на каждом листочке Божьего творения; в каждом лице
человеческом, поискав, он мог или, по крайней мере, готов был
его найти. Вся его жизнь и была таким-то собиранием этих идеалов, — прогулкою в Саду Божием, где он указывал человечеству:
а вот еще что можно любить!»... «или — вот это!..». Но оглянип
тесь, разве то — хуже?!»
129
Однако, в отличие от Н.И. Надеждина, который полагал,
что Пушкин, как легкокрылый мотылек, растратил своей гений на
пустяки, и критиков-шестидесятников, принижавших философский уровень творчества Пушкина, Розанов констатирует, что
поэт был серьезен, вдумчив. Философ и поэт в нем слиты так, что
«нельзя рассмотреть, где умолк поэт и говорит философ. Не видно никаких швов» 14 . Критик отмечает его «огромную способность
видеть и судить, изумительную и постоянную трезвость головы»,
«трезвый гений» 14 . Розанов констатирует, что именно благодаря
глубокому содержанию из всех великих умов России Пушкин
«свеже-поучителен для нас и так родственен и душевно-близок.
Жуковский пережил Пушкина; Чаадаев был его учителем; Белинский был его моложе: однако все три так архаичны сравнительно
с Пушкиным! Как, наконец, архаичны для нас даже корифеи 60-х
годов: не враждебны, но именно старомодны» 14 .
Какие еще черты «космоса» Пушкина называет Розанов?
Развивая мысли В.Г. Белинского об универсальности Пушкина, критик-философ добавляет, что Пушкин был богат
«гениальным забвением», отдавая дань кумирам, но «без вечного
которому-нибудь поклонения», восходя все выше в своем развитии, причем «без разочарований». Пушкин «не умеет разочаровываться, а умеет только очаровывать». «Отсутствие постоянного
и вечно одного и того же», «кроме одного искания правды во
всем»15, близко мироощущению Розанова с его диалектикой и антиномией мысли. У Пушкина он отмечает тяготение к контрастам, «совмещению... разительных противоположностей» и взаимному отрицанию: сын и отец в «Скупом рыцаре», рачительный
Сальери и гениальный Моцарт, петербургский концерт и ночь в
Александрии в «Египетских ночах» и т.д.
Если В.Г. Белинский объясняет притягательность поэзии
Пушкина высокой художественностью, пафосом гуманности, то
Розанов — богатством чувств и тонов. В поэзии Пушкина на
«каждую нужду», «каждый миг» есть отклик — «цветокстихотворение». Человек находит у Пушкина дружественное участие, поддержку и облегчение. Для Пушкина «открыта бывает
иногда вся земля» 16 . Если Рафаэль — это «какой-то всемирный
Глаз», Бетховен — «всемирное и такое же вековечное Ухо», то
17
Пушкин «был всемирное внимание, всемирная вдумчивость» :
«на всякий звук родит он отзвук...». Говоря о «всемирной вдумчивости»
поэта,
В. Розанов
явно
перекликается
с
Ф.М. Достоевским, который в знаменитой «Речи о Пушкине»
отмечал «всемирную переимчивость» поэта.
На стыке XX и XXI веков весьма актуально звучат мысли
Розанова о колоссальных неиспользованных нравственных ре130
сурсах духа поэта, пафоса его творчества как противоядия разливу пошлости в литературе. В статье «Возврат к Пушкину», написанной в 1912 году в связи с 75-летием кончины А.С. Пушкина,
критик-философ замечает, что Пушкин «воспитателен и здоров
для души. Во всех его томах ни одной страницы презрения к человеку... Какая-то удивительно чистая кровь... покой, ясность и
уравновешенность»11*.
По
наблюдению
критика,
все
«уклоняющееся» и «нарочное» поэт как-то инстинктивно обходил. «Ум Пушкина предохраняет от всего глупого, его благородство предохраняет от всего пошлого, разносторонность его души
и занимавших его интересов» 18 предостерегает от увлечения ложной идеей. Поэтому Розанов звал: «К Пушкину снова!.. Он дохнул
бы на нашу желчь, — и желчь превратилась бы в улыбки» 18 .
Пушкин не входит в «курс русской словесности», а он есть
«вся русская словесность... в благородной первоначальной задаче»1*. Пушкин определил движение русской литературы и ее характер, потому что он «поэт мирового лада, — ладности, гармонии, согласия и счастья» 19 , по мнению критика-философа, он
«глава мирового охранения». В цитируемой статье «Пушкин и
Лермонтов» (1914) Розанов вновь противопоставляет Пушкину
Лермонтова, но уже как поэта «разлада», «отрицания»: «Какую
бы вы ему гармонию ни дали, какой бы вы ему рай ни насадили,
— вы видите, что он берется за скобку двери... «Прощайте! Ухожу!»— сущность поэзии Лермонтова... Пушкину и в тюрьме было
бы хорошо. Лермонтову и в раю было бы скверно» 19 . В конце
концов критик-философ приходит к такому заключению:
«Литература наша может быть счастливее всех литератур, именно
гармоничнее из всех, потому что в ней единственно «лад» выра5ился столько же удачно и полно, так же окончательно и возвышенно, как и «разлад»: и через это, в двух элементах своих, она до
некоторой степени разрешает проблему космического движения»19. В этом критик прав, потому что движение мира, космоса,
литературы — всего, что существует, происходит через противоборство.
Сравнивая Пушкина и Гоголя по типу отношения к действительности и предпочитая Пушкина, философ вместе с тем гениально подметил, что «в Пушкине и Гоголе слово русское получило последний чекан. И ни у кого из последующий писателей, не
выключая отсюда и Толстого, слово не имеет уже той завершенности, той последней отделанности, какою запечатлены творения
этих двух воистину отцов русской литературы. Мысли Толстого
или Достоевского — сложнее, важнее. Но слово остается первым
и непревзойденным у Пушкина и Гоголя» 20 .
131
В. Розанов подтверждает мысль Белинского о том, что
Пушкин принадлежит «к вечно развивающимся явлениям». В статье «Возврат к Пушкину» он утверждает, что Пушкин современнее даже Достоевского и Толстого: ««Пиковую даму» и
«Дубровского» мы читаем с такой живостью и интересом, как бы
они теперь были написаны. Ничего не устарело в языке, в течении
речи, в душевном отношении автора к людям, вещам, общественным отношениям. Это — чудо, Пушкин нисколько не состарился;
и когда и Достоевский, и Толстой уже несколько устарели, устарели по самой нервозности своей, по идеям, по взглядам некоторым, — Пушкин ни в чем не устарел. И поглядите: лет через двадцать он будет моложе и современнее и Толстого и Достоевского... в нем сохранится нечто и для всякого века и поколения» 21 .
Размышляя о «странной вечности» Пушкина, критик-философ утверждает, что его поэзия не «утратит прелести и необходимости,
как березовая роща и бегущие весной ручьи» 21 .
ПРИМЕЧАНИЯ
1
См.. HiiKOJiioKHH H. А. В.В. POSHHOB —литературный критик // Рочанов В.В.
Мысли о литературе. М., 1989. С. 5-40; Никодюкнн Н.А. В.В. Рошнов М„
1990; Лавров В.А. Возвращение Василия Розанова, и1! истории русской литературы XX века. СПб., 1997.
'Рошнов. Опавшие листья. СПб., 1913. С. 220.
Франк С. О шдачах понпшпя Пушкина // Пушкин в русской философской
критике: конец XJX - первая половина XX вв. М., 1990. С. 422.
4
Posanou В.В. А.С. Пушкин // Пушкин в русской философской критике: конец
XIX - первая половина XX вв. М., 1990. С. 161-162.
" POIHHOB В.В. О пушкинской академии // Пушкин в русской философской критике: конец XIX - первая половина XX вв. М., 1990. С. 174.
" PosanoB В В. А.С. Пушкин. С 163.
Там же. С. 167.
4
Бечинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья пятая // Собр. соч :
В 9 т. М., 1981. Т. 6. С. 262.
1
Ро т н о в В.В. Три момента в ра шнтин русской критики // Сочинения. М. 1990.
С. 165.
'"Там же. С. 167-169.
" Ро sanoB В.В. О пушкинской академии. Ука!. соч. С. 175.
12
PosanoB В.В. О Гоголе: приложение двух >тюдов // Рошнов В. Мысли о литературе. М., 1989. С. 159.
п
Р о ;аиои В.В. О пушкинской академии. Ука!. соч. С. 174-175.
14
Розанов В.В. А.С. Пишшн. Укач. соч. С. 171.
4
Там же. С. 171-172.
"' POUIHOB. О пушкинской академии. Ука!. соч. С. 176.
"Там же. С. 177-178.
^PoiaHOB В.В. Вошрш к П\шкииу (К 75-летню дня его кончины) // POUIHOB В
Мысли о чигературе. М., 1989. С. 327-329.
V}
PoiaiioB В.В. П \ т к н и п Лермонтов // Пушкин в русской (философской критике: конец XIX - первая половина XX вв. М., 1990. С. 191-193.
132
1
1
Po SHIIOB. О Го1 оле // Мыс.ш о .ц-пературе. М., 1989 С. 160.
Рсманов. Во т р а т к Пушкину (К 75-летию дня его кончины). 27 января 1837 27 января 1912 года //Мысли о татературе. М , 1989. С. 328-329.