Л.Н. Толстой

Тема: Мир Л. Н. Толстого
Цель: актуализировать личностные знания учащихся по изучаемой теме;
создать содержательные условия для понимания уникальности личности писателя;
содействовать осознанию учащихся личностной ценности изучаемого материала.
Тип урока: интегрированный.
Эпиграф: Вечная тревога, труд, борьба, лишение — это необходимые
условия, из которых не должен сметь думать выйти хоть на секунду ни один
человек… Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать
и бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость.
Л.Н. Толстой
Ход урока:
I. Организационный момент.
II. Краткая хроника жизни и творчества Л. Н.
Толстого.
1828 г. 28 августа — родился в Ясной Поляне.
1831 г. — смерть матери.
1828—1836 гг. — жизнь в Ясной Поляне.
1837 г. — переезд в Москву, смерть отца;
опекунство над детьми сестер отца: А. И. Остен-Сакен,
после ее смерти П. И. Юшкова, жившая в Казани.
1841 г. — переезд в Казань.
1844 г. — поступление в Казанский университет на
юридический* факультет.
1874 г. — переезд в Ясную Поляну.
1851 г. — отъезд на Кавказ, начало службы в армии.
1852 г. — повесть «Детство».
1854 г. — повесть «Отрочество», участие в обороне
Севастополя.
1855 г. — увольнение с военной службы по личному
прошению.
1857 г. — повесть «Юность», первое заграничное
путешествие.
1859 г. — открытие школы в Ясной Поляне.
1862 г. — женитьба на Софье Андреевне Берс*.
1863—1869 гг. — роман «Война и мир».
1873—1877 гг. — роман «Анна Каренина».
1881 г. — переезд в Москву.
1882 г. — «Исповедь».
1886 г. — повесть «Смерть Ивана
Ильича».
1891—1892
гг.
—
помощь
голодающим в Орловской и Рязанской
губерниях.
1889—1899
гг.
—
роман
«Воскресение».
1901 г. — отлучение от церкви.
1903 г. — «После бала».
1910 г. — уход из Ясной Поляны и
смерть.
III. Личность Л. Толстого.
Рассмотрите фотографии Л. Толстого
и портреты кисти И. Н. Крамского, И. Е.
Репина, Л. О. Пастернака и др. Выберите
один из фотопортретов или портретов.
Запишите ваши впечатления. Попробуйте
определить «фокус лица». Чем интересен
или нет человек на фотографии или портрете?
IV. Творческий мир Л. Толстого.
Прочтите отрывки из статей, посвященных творчеству и личности Л.
Толстого (см. дополнительный материал к уроку). Выделите, что получило у
критиков
положительную
оценку,
а
что
—
отрицательную.
Попробуйте
согласиться или не согласиться с мнением критиков, используя знания о творчестве
Л. Толстого, полученные в предыдущих классах.
V. Творчество.
Письменно
сформулируйте
свои представления о творческом
мире Л. Толстого.
VI.
Анализ
творческих
работ.
VII. Домашнее задание.
1. Прочитайте первую часть
романа.
2. Подготовьте сообщение
об истории создания романа «Анна
Каренина».
Дополнительный
материал к уроку:
«Немногие русские литераторы начинали свою деятельность так счастливо,
правильно и разумно, как начал ее граф Л. Н. Толстой, автор “Детства”,
“Отрочества”, “Записок маркера”, “Севастополя в декабре, марте и августе”,
“Рубки леса” и последних произведений, названных в заглавии нашей рецензии.
Мы и не говорим уже о том, что даровитый повествователь имел счастие
начать свою деятельность в период полного сближения между русскими деятелями
по литературной части, в период терпимости, дружелюбия и, по возможности,
ясных взглядов на искусство — это закулисные обстоятельства русской
журналистики, о которых публика может не звать ничего, или почти ничего, без
большого для себя ущерба. В самой литературной карьере графа Толстого, в
порядке его произведений, в приеме, им сделанном, мы не можем не видеть
правильного, многообещающего развития, необходимого всякому сильному
таланту. Автор “Детства”, едва выступив на литературное поприще, не встретил от
публики ни холодности, ни мгновенного сильного успеха, всегда почти
действующего на молодых писателей довольно вредно. Масса читателей прочла
его первую повесть с удовольствием, запомнила начальные буквы. которыми было
подписано произведение, и затем сохранила свои похвалы до дальнейшего
времени. Люди, привычные к пониманию поэзии и юрко следившие за всеми
новыми
явлениями
в
отечественной
словесности,
одни
приветствовали появление
нового
таланта
горячностью
—
образом,
с
таким
успех
произведений графа Л. Н.
Толстого
прежде
всего
начался в круге писателей
и истинных дилетантов по
литературной части.
Нам случалось не раз слышать, как слишком взыскательные ценители
упрекали иное произведение графа Толстого в отсутствии современной мысли; мы,
с одной стороны, должны сказать, что каждая его страница кипит современностью,
но современностью поэтической, а не поучтельно-преднамеренной. Во всякой
вещи новеллиста нашего сказывается нам сильный и разумный человек нашего
времени, писатель зоркий, правдивый, молодой по сердцу, молодой по
убеждениям. Кто не способен оценить моральной стойкости и твердости автора,
тот едва ли способен оценить что бы то ни было. Граф Толстой положительно
верит в свой талант и в свое право относиться ко всем предметам, с какой ему
угодно точки зрения. Он не увлечен никакими авторитетами, но вместе с тем не
вдается в погрешность большинства молодых писателей, т. е. не считает себя
непогрешимым учителем общества. Он имеет свои твердые, чистые убеждения и
крепко держится за них, не воспринимая ни одной новой мысли без строгой
оценки. Его дальнейшее развитие будет, может быть, медленно, но оно не
перервется ни минутами бессилия, ни годами горького разочарования. Он может
дышать легко и свободно, ибо не принадлежит ни к одной литературной партии, ни
к одному из временных направлений, за его время возникавших в литературе».
Из статьи А. В. Дружинина (1824—1864) «Метель». — «Два гусара».
Повести графа Л. Н. Толстого» (1856)
«Вместе с проблемой описания встает вопрос и об изображении характеров,
проблема портрета. Для Толстого, творчество которого внесюжетно, это тоже
основной вопрос. В дневнике есть опытный набросок портрета (Кноринг),
снабженный
кажется,
комментарием:
что
описать
“Мне
человека
собственно нельзя <...> он человек
оригинальный,
добрый,
умный
глупый, последовательный и т. д. —
слова, которые не дают никакого
понятия
о
претензию
человеке,
обрисовать
а
имеют
человека,
тогда как часто только сбивают с
толку”. Иначе говоря — портрет
должен
слагаться
из
отдельных
конкретных черточек, а не из общих
определений.
сюжетология,
но
Не
только
и
щыдология
Толстого не интересует. Его фигуры
крайне индивидуальны — это, в
художественном смысле, означает, что они, в сущности, не личности, а только
носители отдельных человеческих качеств, черт, большею частью парадоксально
скомбинированных. Личности эти текучи, границы между ними очерчены не резко,
но резко выступают конкретные детали. Отсюда особые приемы характеристики у
Толстого: образ не дается в слитном, синтетическом виде, но расщеплен и
разложен на мелкие черточки. Получается ощущение необыкновенной живости,
хотя, с другой стороны, общей характеристики нет. Именно это разумеет, повидимому, сам Толстой, когда записывает: “Перед тем, как я задумал писать, мне
пришло в голову еще условие красоты, о которой (котором? — Б. Э.) я и не думал,
— резкость, ясность характеров”.
Недаром
у Толстого
нет
отдельных,
обособленных, замкнутых фигур — “героев”, по отношению к которым другие
играют служебную роль. Все одинаково выпуклы — и вместе с тем как бы
сливаются с другими или взаимно обусловливают друг друга. Личность как
психологическое целое в творчестве Толстого, в сущности, распадается».
Из книги Б. М. Эйхенбаума (1887—1959) «Молодой Толстой»
(1-е издание — 1922)
«Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и
мысли развиваются
из других; ему интересно наблюдать, как чувство,
непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь
влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением,
переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять
и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная
первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается дальше и дальше, сливает
грезы с действительными ощущениями, мечты о
будущем
с
рефлексиею
Психологический
анализ
о
может
настоящем.
принимать
различные направления: одного поэта занимают
всего более очертания характеров; другого —
влияния общественных отношений и житейских
столкновений на характеры, третьего — связь
чувств
с
действиями;
четвертого
—
анализ
страстей; графа Толстого всего более — сам
психический процесс, его формы, его законы,
диалектика
души,
чтобы
выразиться
определительным термином».
Из статьи Н. Г. Чернышевского (1828—1889) «Детство и отрочество».
Сочинение графа Л. Н. Толстого. «Военные рассказы»
графа Л. Н. Толстого» (1856)
«В этих правилах, программах, расписаниях и журналах слабостей мы видим
нечто вроде системы обучения — Толстой таким способом развивает технику
самонаблюдения и анализа. Действительная его жизнь, как видно из тех же
дневников, идет своим путем — совсем не в целях самовоспитания, не и целях
практического приложения придумываются эти правила. Искажение своей
душевной жизни — постоянный его метод,
и наивно было бы, как делают некоторые,
верить ему в этих случаях.
С точки зрения психологической,
Толстой полон противоречий, в которых
психологам и следует разобраться. Один
пример.
В
своих
воспоминаниях
о
студенческой жизни Толстого Загоскин
говорит, что среда, в которой вращался
Толстой
в
Казани,
была
средой
развращающей и что Толстой должен был
инстинктивно чувствовать протест; в ответ
на это сам Толстой замечает: “Никакого
протеста я не чувствовал, а очень любил веселиться в казанском, тогда очень
хорошем, обществе”. Загоскин удивляется нравственной силе Толстого, сумевшего
устоять против всех соблазнов, — Толстой замечает: “Напротив, очень благодарен
судьбе за то, что первую молодость провел в среде, где можно было смолоду быть
молодым, не затрагивая непосильных вопросов и живя хоть и праздной,
роскошной, но не злой жизнью”. С другой стороны, в “Исповеди ” сам Толстой
говорит об этих и следующих годах так: “Без ужаса, омерзения и боли сердечной
не могу вспомнить об этих годах. Я убивал людей на войне, вызывал на дуэль, чтоб
убить: проигрывал в карты, проедал труды мужиков; казнил их, блудил,
обманывал. Ложь, воровство, любодеяние всех родов, пьянство, насилие,
убийство... Не было преступления, которого бы я не совершал”. В своих
“Воспоминаниях детства” Толстой определяет второй период своей жизни (после
14 лет) как “ужасные 20 лет или период грубой распущенности, служение
честолюбию, тщеславию и главное — похоти”».
Из книги Б. М. Эйхенбаума «Молодой Толстой»
«“У Толстого душа — Психея”, божественная бабочка, пойманная в тысяче
петельные сети тончайших наблюдений, попавшаяся в паутину из кожи, мускулов
и нервов. У Достоевского — ясновидящего, — его гениального противника,
характеристика начинается совершенно противоположным образом: с души. У него
душа на первом плане: самовластно она кует свою судьбу; тело свободно и легко,
как покров насекомого, облекает ее просвечивающее пламенное зерно. В самые
счастливые секунды она может его прожечь и подняться ввысь, взлететь в сферы
чувств, в область чистого экстаза. У Толстого — зорковидящего настороженного
художника — душа не может подняться ввысь, не может даже свободно дышать —
всегда чело толстой, тяжелой корой обволакивает душу, всегда приковывает ее к
жестокому закону тяготения. Поэтому и самые окрыленные его создания не могут
подняться к богу, не могут возвыситься над земным и освободиться от мира; они с
трудом, как носильщики, шаг за шагом, точно таская на спине собственную
тяжесть, задыхаясь, ступень за ступенью, подымаются, чтоб очиститься и
освятиться, все больше и больше утомляясь от тяжелой ноши и прикованности к
земле. Никогда Психея, божья бабочка, не может непосредственно вернуться в свое
платоническое царство; она может только свертываться в куколку и переживать
превращения в борьбе за очищение и тяжкое освобождение от законов тяжести, но
не может всецело избавиться от тяготения плоти, к которой прикованы все типы
Толстого, как к допотопному наследственному греху. Вероятно, час трагической
мрачности Толстого зависит от этого примата, от власти и плоти над душой. Ибо
земной, чуждый юмору художник нам до боли напоминает, что мы живем на
тесной земле и окружены смертью, что мы не можем бежать и спастись от
прикрепленности нашей плоти к земле, что мы окружены media in vita
наступающей пустотой. “Я желаю вам больше духовной свободы” — писал
однажды пророчески Тургенев Толстому. То же самое можно пожелать его образам
— немного больше духовного полета, отхода от реальности и плотского, радости,
или ясности, или беззаботности, или же по крайней мере научиться мечтать об этих
более чистых, более ярких мирах».
Из статьи Стефана Цвейга (1881—1942) «Лев Толстой» (1928)
«В “Ответе Синоду” есть одно слово ужасающей искренности, в котором
вдруг сказывается весь прежний, истинный Л. Толстой,
узнается “лев по когтям”, великий язычник, дядя
Ерошка: “Мне надо самому одному жить, самому
одному и умереть” (с. 11). Чем больше вдумываешься в
это слово, тем оно кажется неимовернее. Он —
христианин,
по
крайней
мере,
считает
себя
«христианином», сущность христианства для него в
любви к людям: любить людей значит быть вместе с
ними в жизни и в смерти — жить и умереть, для них. И
вот, однако, оказывается, что ему этого вовсе не надо;
ему надо жить не с людьми, а “одному” — “одному
самому жить, одному самому умереть”. “Ты царь: живи
один” — он исполнил этот завет. Он жил один, один
умрет: “этот человек никогда никого не любил”, и его
никто не любит. Не любовь к людям, не соединение с
людьми, а уединение, “могущество и уединение” — вот
истинный смысл его жизни. И ведь нельзя было,
кажется, выбрать времени, более неудобного для такого
признания: именно теперь, когда окружает его такая
слава, такая любовь людей, какой никогда еще не был он
окружен, когда почти все образованные люди не только
России, но и всего мира теснятся вокруг него, как
ученики вокруг учителя, как овцы вокруг пастыря,
именно теперь он почувствовал, что он один и что ему
надо быть одному. О, тут уже не игра, не притворство: тут последняя правда всей
его жизни, последняя суровость к себе и другим, тут его истинное величие. Он
знает, что вся любовь, слава мира — только обман и призрак; знает, что никто не
любит его самою, что никому нет дела до него самого, до его подлинной жизни и
смерти, до его вечного спасения или вечной погибели, до его христианства или
нехристианства, до христианства вообще — никому ни до чего и ни до кою нет
дела, никто никого и ничего не любит, потому что никто ни с кем не любит
единого. <...> Следуя за Л. Толстым в его бунте против церкви, как части
всемирной и русской культуры, до конца — русское культурное общество дошло
бы неминуемо до отрицания своей собственной русской и культурной сущности;
оказалось бы вне России и вне Европы, против русского народа и против
европейской культуры; оказалось бы не русским и не культурным, т. е. ничем. В
толстовском нигилизме вся послепетровская культурная Россия, опять-таки по
выражению Достоевского, “стоит на какой-то окончательной точке, колеблясь над
бездной”. Думая, что борется с церковью, т. е. с историей, с народом, за свое
спасение, — на самом деле борется она за свою погибель: страшная борьба,
похожая на борьбу самоубийцы с тем, кто мешает ему наложить на себя руки.
И всего страшнее то, что борьба эта происходит глухо, немо. Высказалась
церковь, высказался Л. Толстой. Но два главные противника — русский парод и
русское культурное общество — безмолвствуют. Народ безмолвствует как всегда:
безмолвие же культурного общества имеет особый смысл: тут своего рода “заговор
молчания”. Нельзя говорить за Л. Толстого, значит, нельзя говорить и против него,
нельзя даже говорить о нем. И вот молчат. Но “когда молчат — вопиют”. Как это
всегда случается в России, образовалась цензура, более действенная, более
жестокая, чем первая, — цензура “общественного мнения” — совершенно точное,
хотя и обратное, как в зеркале, отражение первой. Русская мысль оказалась между
двумя цензурами, как между двумя огнями, — и Л. Толстой замкнулся в
магический круг.
Положение не только безвыходное, но и бессмысленное, как в бреду: со
всех сторон призрачные чудовища; надо от них бежать, спасаться, а ноги не
двигаются, нельзя сделать шагу. Нельзя говорить о христианстве Л. Толстого: но
ведь нельзя и молчать. Не каждый ли из нас имеет право сказать, подобно ему,
хотя, конечно, в другом, более скромном смысле: “Мне надо самому одному
жить, самому одному умереть; соблазняют ли кого-нибудь, мешаю; ли комунибудь мои верования, — я не могу их изменить, не могу иначе верить, как так,
как я верю, готовясь идти к тому Богу, от которого исшел”. Если есть то, перед
чем моя жизнь и смерть имеют такой же вечный смысл, как жизнь и смерть Л.
Толстого, я не могу молчать».
Из книги Д. С. Мережковского (1866—1941) «Лев Толстой
и Достоевский» (1901—1902
гг.)
«“Волчьи глаза” — это
неверно, но это выражает резкость
впечатления от его глаз: их
необычностью он действовал на
всех и всегда, с молодости до
старости (равно как и
особенностью своей улыбки).
Кроме того, что-то волчье в них
могло казаться, — он иногда
смотрел исподлобья, упорно.
Только
на
последних
его
портретах стали появляться кротость, покорность. благоволение, порой даже
улыбка, ласковое веселье. Все прочие портреты, чуть не с отрочества до старости,
поражают силой, серьезностью, строгостью, недоверчивостью, холодной или
вызывающей
презрительностью,
недоброжелательностью,
недовольством,
печалью... Какие сумрачные, пристально-пытливые глаза, твердо сжатые зубы!
“Проницательность злобы”, сказал он однажды по какому-то поводу — о
чем-то или о ком-то. Это к нему неприложимо. Справедливо говорил он о себе:
“Зол я никогда не был; на совести два, три поступка, которые тогда мучили: а
жесток я не был”. И все-таки, глядя на многие его портреты молодых и зрелых лет,
невольно вспоминаешь эту “проницательность злобы”. “Дух отрицанья, дух
сомненья”, как когда-то говорили о нем, цитируя Пушкина, “разрушитель
общепризнанных истин”... Для таких определений он дал столько оснований, что
их и не перечислить. Вот у меня на столе его швейцарский дневник 1857 г. Всюду
он верен себе: “Странная вещь! Из-за духа ли противоречия или вкусы мои ложны
вкусам большинства, но в жизни моей ни одна знаменито прекрасная вещь мне не
нравилась”.
В зависимости от настроений, от той или иной душевной полосы, в которой
он находился, — причем эти полосы чередовались у него, как известно, очень
часто и резко, — или в зависимости от среды, в которой он был в данную минуту,
он был то одним, то другим, и это тотчас сказывалось на всей его внешности; он
сам говорил: “Как много значат общество и книги. С хорошими и дурными я
совсем другой человек”. Все же в портретах его молодости, зрелости и первых лет
старости всегда есть нечто преобладающее, такое, что, во всяком случае, не
назовешь добротой.
Вот портрет его студенческого, казанского времени: довольно плотный
юноша, стриженый ежом, серьезное и недовольное лицо, в котором есть что-то
бульдожье. Затем — офицерский портрет: стрижен тоже ежом, только более
острым и высоким, лицо несколько удлиненное, с полубачками, взгляд холодный и
надменный; на мундир накинута на плечи щегольская николаевская шинель со
стоячим бобровым воротом. Полная противоположность этому портрету — другой
офицерский портрет, по-моему, один из самых замечательных его портретов; тут
очень мало общего с вышеназванными; это то время, когда он приехал в Петербург
из Севастополя и вошел в литературную среду, ему под тридцать лет, он в
артиллерийском мундире совсем простого вида, худ и широк в кости, снят до
пояса, но легко угадываешь, что он высок, крепок и ловок; и красивое лицо, —
красивое в своей сформированности, в своей солдатской простоте, тоже худое, с
несколько выдающимися скулами и только с усами, редкими, загибающимися над
углами рта, и с небольшими умными глазами, сумрачно и грустно глядящими
снизу вверх...»
Из книги И. А. Бунина (1870—1953) «Освобождение Толстого» (1937) Из
ответа Л. Толстого синоду
«Так вот что справедливо и что несправедливо в постановлении обо мне
синода. Я действительно не верю в то, во что они говорят, что верят. Но я верю во
многое, во что они хотят уверить людей, что я не верю.
Верю я в следующее: верю в Бога, которого понимаю как Дух, как Любовь,
как начало всего. Верю в то, что Он во мне и я в Нем. Верю в то, что воля Бога
яснее, понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого понимать
Богом и которому молиться считаю величайшим кощунством. Верю в то, что
истинное благо человека — в исполнении воли Бога, воля же Его в том, чтобы
люди любили друг друга и вследствие этого поступали бы с другими так, как они
хотят, чтобы поступали с ними, как и сказано в Евангелии, что в этом есть закон и
пророки. Верю в то, что смысл жизни каждого отдельного человека, поэтому
только в увеличении в себе любви; что это увеличение любим ведет отдельного
человека в жизни этой ко все большему и большему благу, дает после смерти тем
большее благо, чем больше будет в человеке любви, и вместе с тем более всего
другого содействует установлению в мире царства Божия, то есть такого строя
жизни, при котором царствующие теперь раздор, обман и насилие будут заменены
свободным согласием, правдой и братской любовью людей между собою. Верю,
что для преуспевания в любви есть только одно средство: молитва, — не молитва
общественная в храмах, прямо запрещенная Христом (Мф. VI, 5—13), а молитва,
образец которой дан нам Христом. — уединенная, состоящая в восстановлении и
укреплении в своем сознании смысла своей жизни и своей зависимости только от
воли Бога.
Оскорбляют, огорчают или соблазняют кого-либо, мешают чему-нибудь и
кому-нибудь или не нравятся эти мои верования, — я так же мало могу их
изменить, как свое тело. Мне надо самому одному жить, самому одному и умереть
(и очень скоро), и потому я не могу никак иначе верить, как так, как верю, готовясь
идти к тому Богу, от которого исшел. Я не говорю, чтобы моя вера была одна
несомненно на все времена истинна, но я не вижу другой — более простой, ясной и
отвечающей всем требованиям моего ума и сердца; если я узнаю такую, я сейчас
же приму ее, потому что Богу ничего, кроме истины, не нужно. Вернуться же к
тому, от чего я с такими страданиями только что вышел, я уже никак не могу, как
не может летающая птица войти в скорлупу того яйца, из которого она вышла.
“Тот, кто начнет с того, что полюбит христианство более истины, очень
скоро полюбит свою церковь или секту более, чем христианство, и кончит тем, что
будет любить себя (свое спокойствие) больше всего на свете”, — сказал Кольридж.
Я шел обратным путем. Я начал с того, что полюбил свою православную
веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей церкви,
теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истина совпадает для
меня с христианством, как я его понимаю. И я исповедую это христианство; и в той
мере, в какой исповедую его, спокойно и радостно живу и спокойно и радостно
приближаюсь к смерти».
Тема: История создания романа “Анна Каренина” (1873—1877)
Цель: обеспечить развитие у школьников умение ставить цель и
планировать свою деятельность для ее достижения; создать условия для
развития у учащихся умения структурировать информацию.
Тип урока: комбинированный.
Эпиграф:
“Мне отмщение, и Аз воздам”.
Л. Н. Толстой
Ход урока
I.
II.
Организационный момент.
Вступительное слово учителя.
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая судьба
несчастлива по-своему», - так начинает автор свой роман.
Семейная драма между супругами Облонскими - Стивом и Долли - отзывается на
судьбах многих людей, живущих под крышей их дома: «Исчезли духовные связи, и
люди Облонских тоже почувствовали себя словно на «постоялом дворе». От дома
Облонских, в котором «всё переворотилось», мысль писателя обращается ко всей
России, в которой « всё переворотилось и только ещё укладывается».
Как в зеркале, отразил Толстой пореформенную Россию, общество, где внешней
благопристойностью можно прикрыть всё: взаимный обман, распутство, подлость,
предательство. Искреннее чувство здесь дико, неуместно, оно кажется направленным
против самих основ этого общества и потому сурово осуждается. Люди честные,
справедливые не могут противостоять лжи и беззаконию, царящим в этом обществе,
оттого так драматична их судьба. Драматизм проникает и в построении романа, который
состоит как бы из двух частей: история семейной жизни городской светской женщины
Анны Карениной и судьба дворянина, живущего в деревне, занимающегося
усовершенствованием своего хозяйства, своих отношений с крестьянами Константина
Левина.
Положение женщины в собственническом мире - так должно было определить
тему Анны в романе. Жизнь Анны сложилась так, что её счастье зависело не столько от
неё самой, сколько от других людей. Юной девушкой она была выдана замуж за
немолодого богатого человека - вельможного сановника Каренина. Замужество
было «устроено» её тёткой. Это был типичный брак по расчёту, в котором Анна не
могла быть счастлива уже по одному тому, что между нею и мужем не было и не могло
быть ничего, что бы их соединяло, так велика была разница их характеров, интересов,
стремлений.
Что говорят об этом документы, которыми располагают историки литературы?
В конце февраля 1870 г. С.А. Толстая, жена писателя, заносит в свой дневник
следующую запись: «Вчера вечером он
(Л.Н.Т)
мне
сказал,
что
ему
представился тип женщины замужней,
из высшего общества, но потерявшей
себя. Он говорил, что задача его
сделать
эту
жалкой,…как
женщину
только
только
ему
представляется этот тип, так все лица и
мужские
типы,
прежде,
нашли
группировались
представлявшиеся
себе
место
вокруг
и
этой
женщины».
Кроме того, это сохранившееся
неотправленное
письмо
Николаевича
Толстого
критику
и
другу
Льва
известному
Николаю
Николаевичу Страхову от 25 марта
1873 года
«Расскажу теперь про себя, но,
пожалуйста, под великим секретом,
потому что, может быть, ничего не выйдет из того, что я имею сказать вам… Я как-то
после работы ваял… том Пушкина (повести Белкина) и, как всегда (кажется, седьмой
раз), перечел всего, не в силах оторваться, и как будто вновь читал. Но мало того, он как
будто разрешил все мои сомнения… И там есть отрывок «Гости собирались на дачу». Я
невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал
продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг завязалось так красиво и круто, что
вышел роман, который я нынче кончил начерно, роман очень живой, горячий и
законченный, которым я очень доволен и который будет готов, если бог даст здоровья,
через две недели и который ничего общего не имеет со всем тем, над чем я бился целый
год. Если я его кончу, я его напечатаю отдельной книжкой, но мне очень хочется, чтоб
вы прочли его. Не возьмете ли вы на себя его корректуры с тем, чтобы печатать в
Петербурге?..
Не взыщите за бестолково написанное письмо – я нынче много радостно работал
утром, кончил, и теперь, вечером, в голове похмелье».
16 декабря 1873 года Толстой пишет тому же Н.Н. Страхову: "Я ждал целый год,
мучительно ждал расположения духа для писанья - оно пришло - я им пользуюсь для
того, чтобы кончить любимое мною дело (роман "Анна Каренина").
Есть ещё одна дневниковая запись Софьи Андреевны Толстой:
«Вчера Л. Н. подошел к столу, указал на тетрадь своего писанья и сказал: "Ах,
скорей бы кончить этот роман и начать новое. Мне теперь так ясна моя мысль. Чтоб
произведение было хорошо, надо любить в нем главную, основную мысль. Так в "Анне
Карениной я люблю мысль семейную"
И наконец, ещё одно письмо автора 12 марта 1876 года А. А. Толстой
«Моя Анна надоела мне, как горькая редька. Я с нею вожусь, как с воспитанницей,
которая оказалась дурного характера, но не говорите мне про нее дурного или, если
хотите, то с menagement (бережно, щадя); она все-таки усыновлена».
Как видим, работа над романом была сложной, мучительной и длилась 7 лет.
Период работы Толстого над романом «Анна Каренина» совпал с созданием
(1873r.) его живописного портрета художником Крамским.
В обширном ряду портретов Толстого, выполненных многими художниками,
портрет работы Крамского – один из лучших. Портрет выполнен в спокойной
темноватой живописной гамме. Толстой – в своей просторной серовато-синей рубахеблузе, он сидит на просторном стуле, со сложенными на коленях руками. Композиция
предельно проста, фон спокойный, нейтральный, ничто не заслоняет главного –
выразительной головы Толстого с "мужицкими" чертами его типично русского лица и
умными, проницательными глазами. Обратим внимание на лицо писателя на портрете:
чистый упрямый лоб; плотно сдвинутые брови; у самого переносья глубокая морщина след тяжких размышлений. Поражают глаза: в них выражена ни на миг не
прекращающаяся работа души, неутомимое желание рассказать людям, поделиться с
ними тем, что разрывает сердце, о чем он не может молчать, и хочет поведать ту правду,
которую пытается постичь сам.
Работа над портретом длилась менее месяца. И все это время между Толстым и
Крамским шли оживленные разговоры об искусстве и жизни. Личность Толстого
увлекла
Крамского
своей
целеустремленностью,
энергией,
волей,
могучим
аналитическим умом и простотой внешнего облика: "На гения смахивает!" – говорил
Крамской. Толстой и сам чрезвычайно заинтересовался беседами с Крамским и
личностью художника, с интересом наблюдал и изучал его. Впечатления от этих бесед и
наблюдений он, несомненно, использовал при создании образа художника Михайлова в
романе "Анна Каренина", над которым в ту пору работал. Образ Михайлова отражает
взгляды Крамского и даже сохраняет его облик.
III.
Работа с эпиграфом к роману.
Толстой был убеждён в нравственной ответственности человека за каждое своё
слово и каждый поступок. И мысль эпиграфа складывалась из двух основных понятий:
"нет в мире виноватых" и "не нам судить". Мы не вправе судить Анну Каренину. Имеет
ли человек право на счастье? Можно ли отказаться от любви и продолжать жить во лжи?
На эти вопросы невозможно дать однозначный ответ. История Анны была для Толстого
лишь поводом для более широкой постановки проблемы вины, осуждения и оправдания
души человеческой.
Главная героиня, Анна Каренина, — натура тонкая и совестливая, ее связывает с
любовником графом Вронским настоящее, сильное чувство. Муж же Анны,
высокопоставленный чиновник Каренин – как будто бы бездушен и черств, хотя в
отдельные моменты и способен к высоким, истинно христианским, добрым чувствам.
«Каренон» по-гречески (у Гомера) «голова», с декабря 1870 г. Толстой учил греческий
язык. По признанию Толстого сыну Сергею, фамилия «Каренин» произведена от этого
слова. «Не потому ли он дал такую фамилию мужу Анны, что Каренин — головной
человек, что в нем рассудок преобладает над сердцем, то есть чувством?»(2) Толстой
создает обстоятельства, казалось бы, оправдывающие Анну. Писатель рассказывает в
романе о связях другой светской дамы, Бетси Тверской. Эти связи она не афиширует, не
выставляет напоказ и пользуется в обществе высокой репутацией и уважением. Анна же
открыта и честна, она не скрывает своих отношений с Вронским и стремится добиться
развода у мужа. И тем не менее Толстой судит Анну от лица самого Бога. Расплатой за
измену мужу оказывается
самоубийство
героини.
Ее
смерть
—
проявление
божественного суда: эпиграфом к роману Толстой выбрал слова Бога из библейской
книги Второзаконие в церковнославянском переводе: “Мне отмщение, и Аз воздам”.
Анна кончает жизнь самоубийством, но не оно является божественным возмездием смысл божественного наказания Анны не раскрывается Толстым.
Возможно ещё одно толкование эпиграфа к роману. По речению Христа, «от
всякого, кому дано много, много и потребуется» (Лк. 12: 48). Анне дано больше чем, не
хранящим верность Бетси Тверской или Стиве Облонскому. Она душевно богаче и
тоньше их. И с нее взыскано строже. Такое толкование соответствует смыслу эпиграфа к
тексту первой законченной редакции романа: «Одно и то же дело женитьба для одних
забава, для других мудрейшее дело на свете» (Толстой Л. Н. Анна Каренина: Роман в 8
частях. М., 1970. Серия «Литературные памятники» С. 687). Для Анны брак, замужество
— не забава, и тем тяжелее ее грех.
IV. Особенности построения романа:
Замысел сюжета романа связан с сюжетом пушкинского «Евгения Онегина»:
Некоторые критики высказывают и такое мнение: «Очевидно, что “Анна Каренина”
начинается тем, чем “Евгений Онегин” заканчивается. Толстой полагал, что вообще
рассказ нужно начинать с того, что герой женился или героиня вышла замуж. В
гармоническом мире Пушкина равновесие брака сохраняется. В смятенном мире
толстовского романа — рушится. Все же и в “Анне Карениной” эпос побеждает
трагедию. Поиски смысла жизни, не дающие покоя Левину, лежат, однако, не только за
пределами любви, но даже и семьи, хотя Лев Толстой вдохновлялся в этом романе
“мыслью семейной”». Роман держится на «сцеплениях», как и «Война и мир».
Действие продолжается после смерти главной героини. Объясняя конструктивный
принцип произведения, автор писал Н. Н. Страхову, участвовавшему в подготовке
отдельного издания: «Если же бы я хотел сказать словами все то, что имел в виду
выразить романом, то я должен бы был написать роман тот самый, который я написал,
сначала. И если близорукие критики думают, что я хотел описывать только то, что мне
нравится, как обедает Облонский и какие плечи у Карениной, то они ошибаются. Во
всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей,
сцепленных между собою, для выражения себя, но каждая мысль, выраженная словами
особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна из того сцепления,
в котором она находится. Само же сцепление составлено не мыслью (я думаю), а чемто другим, и выразить основу этого сцепления словами никак нельзя; а можно только
посредственно — словами описывая образы, действия, положения» (23 апреля 1876
г.).
Примерно то же автор «Анны Карениной» объяснял другому корреспонденту,
С.А. Рачинскому: «Суждение ваше об А. Карениной мне кажется неверно. Я горжусь,
напротив, архитектурой — своды сведены так, что нельзя и заметить, где замок. И об
этом я более всего старался. Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях
(знакомствах) лиц, а на внутренней связи <…> Верно, вы ее не там ищете, или мы
иначе понимаем связь; но то, что я разумею под связью, — то самое, что для меня
делало это дело значительным, — эта связь там есть — посмотрите — вы найдете».
V.
Образ автора в романе.
В своем дневнике Л. Толстой писал: «Главная цель искусства, если есть искусство
и есть у него цель, та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека, высказать
такие тайны, которых нельзя высказать простым словом. От этого и искусство.
Искусство есть микроскоп, который наводит художник на тайны своей души и
показывает эти общие всем тайны людям…
Во всяком произведении должны быть три условия для того, чтобы оно было
полезно людям:
а) новизна, содержания;
б) форма или, как у нас принято называть, талант;
в) серьезное, горячее отношение к предмету произведения».
VI. Домашнее задание.
Прочитать первую часть романа.
Тема: Трагедия Анны Карениной.
Цель урока:

показать образ женщины из аристократического общества,
обратить внимание на взаимоотношения Анны и Каренина, отношение её к
Серёже, любовная связь с Вронским.

проблема вины, осуждения и оправдания души человеческой.
Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует "гулять"
Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать.
Н.А.Некрасов.
Ход урока:
Учитель: Мы сегодня проводим в виде урок проблемной лекции, где в
конце занятия попробуем решить проблему вины, осуждения и оправдания души
человеческой. Поэтому мы должны помнить - осуждению подлежит грех, а не
грешник, преступление, а не преступник. Цивилизованному человеку скорбь
приличествует более, чем негодование.
Этот урок - наша современная оценка личности, событий, явлений, без неё
невозможно изучение литературы, извлечение из неё уроков.
Вступление: "Анна Каренина" (1 эпизод)
Ваша работа будет заключаться в том, что вы слушаете, являетесь
участниками лекции и составляете развёрнутый план, чтобы уяснить материал и
сделать грамотный вывод в конце.
Учитель: Из трёх больших романов Толстого лишь один назван по имени
его главного действующего лица.
"Анна Каренина" - это громадное по числу действующих лиц и охвату
событий эпическое полотно.
Его нельзя назвать ни семейным, ни семейно-бытовым романом, хотя, по
признанию автора, более всего он любил в нём "мысль семейную" .
Появление каждой новой главы романа Толстого на страницах журнала
"Русский вестник" ожидалось читателями с огромным интересом и возбуждало
бурные споры.
Судя по воспоминаниям современников, более всего спорили о томосуждает или оправдывает героиню романа его автор? Кто он-прокурор или
защитник Анны Карени ной? И что означает мрачный эпиграф к роману: "Мне
отмщение, и аз воздам" ?
Кто и за что мстит Анне?
Критики по-разному понимали эпиграф к роману. Одни толковали так: не
вам судить героиню, потому что и вы не без греха. Другие считали, что
нарушившего нравственные заповеди неотвратимо ждёт наказание.
Многие подумали, что Толстой осудил и наказал свою героиню, следуя
этому библейскому изречению.
И так думают многие из современных читателей "Анны Карениной" .
В религиозно-нравственном духе истолкован смысл эпиграфа в книге
Толстого "Круг чтения" (Мысли мудрых людей). Здесь читаем: "Много худого
люди делают сами себе и друг другу только от того, что слабые, грешные люди
взяли на себя право наказывать людей. "Мне отмщение, и аз воздам" . Наказывает
только бог и только через самого человека.
В чём же повинна Анна?
В том, что не захотела лгать хотя бы для приличия, что разорвала
супружеский союз, основанный не на любви? Почему судьба Анны оказалась
трагической? Кто виноват в этой трагедии?
Сегодня на уроке мы попытаемся ответить на все эти вопросы, анализируя
данное произведение.
В 1-й части своего романа Л.Н.Толстой писал "Все счастливые семьи похожи
друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему" .
Судьба главной героини связана с образом железной дороги, символом
времени.
Что-то
роковое
и
страшное
приближающегося
поезда,
физически
слышится
ощущается
в
самом
описании
тяжесть... (ч.1,
гл.17).
...Действительно...
Учитель: Есть что-то таинственное и волнующее уже в первой короткой
встрече Вронского и Анны. (ч.1, гл.18)
Учитель: Но характерна одна незначительная, повторяющаяся деталь. Когда
Анна чувствует на себе взгляд Вронского, в её лице появляется улыбка,
изгибающая её губы.
От этой встречи осталось и тяжёлое воспоминание:
2 эпизод
Учитель: Поездом раздавило сторожа. Чуткое сердце подсказало Анне, что
это дурное предзнаменование. На балу многое определилось в чувствах героев.
3 эпизод
Анна невольно привлекает к себе взоры. Кити видит, что Анна...
Ученик: (ч.1.гл.23)
При описании Анны Толстой неоднократно использует слово прелестна
Прочитаем: стр.72. В богословии прелесть означает соблазн, обман.
Учитель: Вторая встреча Вронского и Анны, определившая их дальнейшие
отношения, происходит вновь на железной дороге.
В вагоне Анна впала в странное состояние. Сначала ею овладела
беспричинная радость. Потом она почувствовала, как в ней меняется что-то
физически (гл.29)
Учитель: Анна позволила себе соприкоснуться с тем миром, который закрыт
от человеческих глаз светлыми благодатными силами. Но ей не страшно, а весело.
Разыгравшаяся за окном метель, как бы являясь продолжением этого странного
наваждения, вполне соответствует её состоянию. Читаем ниже: "Метель и ветер... В
колеблющемся свете фонаря она узнала Вронского (ч.1, гл.30)
Учитель: Сдержанное, но страстное признание Вронского возбудило в ней
неудержимую радость. Она провела волшебную ночь. "Со мной случилось что-то
волшебное, " - скажет она позже Долли.
И когда желание любви было удовлетворено, Вронский испытал чувства,
напоминающие чувства убийцы, а Анна - унижение и стыд.
Толстой не даёт оценку случившемуся, не пишет, что это падение, нет.Он
просто говорит: (ч.1, гл.30)
Учитель: Жизнь Анны сложилась так, что её счастье зависело не столько от
неё самой, сколько от других людей. Юной девушкой она была выдана замуж за
немолодого, богатого человека-губернатора Каренина. О женитьбе Каренина на
молоденькой княжне Анне Аркадьевне Облонской в романе сказано так: "Во время
его губернаторства тётка Анны. богатая губернская барыня, свела хотя немолодого
уже человека, но молодого губернатора со своей племянницей и поставила его в
такое положение, что он должен был высказаться или уехать из города." Каренина
предпочёл избежать скандала и просить руки Анны.
Замужество Анны, как говорили в старину, было "устроено" её тёткой. Это
был типичный брак по расчёту, в котором Анна не могла быть счастлива уже по
одному тому, что между нею и мужем не было и не могло быть ничего, что бы их
соединяло, так велика была разница их характеров, интересов, стремлений. Когда
разрыв Анны с Карениным стал неминуем, она поняла, что её замужество непоправимая ошибками.
Брат Анны, Степан Аркадьевич Облонский, говорит ей: "Ты вышла замуж за
человека, который на двадцать лет старше тебя. Ты вышла замуж без любви и не
зная любви. Это была ошибка". И Анна ответила: "Ужасная ошибка".
Ошибка состояла в том, что Анна решила выйти замуж без любви, должно
быть поверив уговорам, что "стерпится-слюбится".
И вот прошло восемь лет этой безлюбовной семейной жизни, которую
можно было бы охарактеризовать словами из дневника Толстого - жизнь "вместеврозь". Насколько она была безрадостна и нелегка для Анны, можно увидеть из её
слов...
« Разумеется, он всегда прав, он христианин, он великодушен! Да, низкий,
гадкий человек! И этого никто, кроме меня, не понимает и не поймет; и я не
могу растолковать. Они говорят: религиозный, нравственный, честный, умный
человек; но они не видят, что я видела. Они не знают, как он восемь лет душил
мою жизнь, душил все, что было во мне живого, что он ни разу и не подумал о
том, что я живая женщина, которой нужна любовь. Не знают, как на каждом
шагу он оскорблял меня и оставался доволен собой. Я ли не старалась, всеми
силами старалась, найти оправдание своей жизни? Я ли не пыталась любить его,
любить сына, когда уже нельзя было любить мужа? Но пришло время, я поняла,
что я не могу больше себя обманывать, что я живая, что я не виновата, что бог
меня сделал такою, что мне нужно любить и жить. И теперь что же? Убил бы он
меня, убил бы его, я все бы перенесла, я все бы простила, но нет, он..."
"Как я не угадала того, что он сделает? Он сделает то, что свойственно
его низкому характеру. Он останется прав, а меня, погибшую, еще хуже, еще
ниже погубит..." "Вы сами можете предположить то, что ожидает вас и вашего
сына", - вспомнила она слова из письма. "Это угроза, что он отнимет сына, и,
вероятно, по их глупому закону это можно. Но разве я не знаю, зачем он
говорит это? Он не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и
подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не
могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого
я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю, как самая позорная,
гадкая женщина, - это он знает и знает, что я не в силах буду сделать этого".
"Наша жизнь должна идти как прежде", - вспомнила она другую фразу
письма. "Эта жизнь была мучительна еще прежде, она была ужасна в последнее
время. Что же это будет теперь? И он знает все это, знает, что я не могу
раскаиваться в том, что я дышу, что я люблю; знает, что, кроме лжи и обмана,
из этого ничего не будет; но ему нужно продолжать мучить меня. Я знаю его, я
знаю, что он, как рыба в воде, плавает и наслаждается во лжи. Но нет, я не
доставлю ему этого наслаждения, я разорву эту его паутину лжи, в которой он
меня хочет опутать; пусть будет что будет. Все лучше лжи и обмана!"
"Но как? Боже мой! Боже мой! Была ли когда-нибудь женщина так
несчастна, как я?.." (ч.3, гл.16)
Учитель: Искренняя, правдивая, глубоко чувствующая Анна, полюбив
Вронского, не может и не хочет скрывать своё чувство, открыто идёт на разрыв с
мужем, открыто нарушает нормы морали и правила поведения великосветского
общества. Но, исследуя античеловеческое устройство общества, Толстой не даёт
читателю возможности обмануть себя утешительной, но ложной мыслью:
"Источник зла - злые люди.
Живые люди, они меняются, в душе их, если воспользоваться словами
Пушкина, "благо смешано со злом".
Анна говорит о Каренине; "Это не человек, а машина, и злая машина, если
рассердится..." Да облик Каренина отвечает этой характеристике. Его "строго
самоуверенная фигура", " белые с набухшими жилами руки", его манера трещать
пальцами, его "тихий тонкий голос, в минуту волнения" пронзительный", "
визгливый", его походка (он ворочал "всем тазом и тупыми ногами" )-все эти черты
внушают отвращение не только Анне, но и читателю.
Именно как бюрократическая машина, а не как человек действует Каренин и
говорит со своей женой. Таков Каренин. И всё же сказать о нём лишь то. что он
машина, а не человек, значило бы обеднить живой и многогранный образ,
созданный Толстым.
Ведь слова "это не человек, а министерская машина" произнесла Анна. И
приведя эти слова, писатель замечает: сказала Анна, "не прощая ему ничего за ту
страшную вину, которою она была перед ним виновата."
Толстой заставляет нас глубже заглянуть в эту душу и убедиться в том, что
не всё в ней умерло. Каренин упрекает жену: "Да, вы только себя помните, но
страдания человека, который был вашим мужем, вам неинтересно. Вам всё равно,
что вся жизнь его рушилась, что он пеле...педе...пелестрадал" .Это уже не
логически отточенная речь чиновника. Живой голос страдающего человека
слышится в словах Каренина, особенно в искажённом слове "пелестрадал". Перед
нами трагический персонаж. Трагедия в том, что Каренин не мог противостоять
влиянию грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света
и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения". Инстинкт
самосохранения заставил его стать снова таким, как все. "Он знал, что за то самое,
что сердце его истерзано, они будут безжалостны к нему. Он чувствовал, что люди
уничтожат его, как собаки задушат истерзанную, визжащую от боли собаку".
С особой силой человеческие чувства просыпаются в душе Каренина у
тяжелобольной жены.
Болезнь Анны после родов, её почти безнадёжное состояние и те душевные
потрясения, которые пережили герои в один из наиболее драматических периодов
своей жизни, - всё это составляет кульминацию первых четырёх частей романа и
возможный вариант разрешения конфликта. Перед лицом смерти все троеКаренин, Анна, Вронский - неузнаваемо переменились. Какая-то благодатная сила
просветила их души. Анна желает лишь одного - прощения, полного прощения. И
Алексей Александрович даёт ей то, чего жаждет её душа. Вронский здесь
несколько в стороне. Самое главное происходит между Анной и мужем.
4 эпизод
Алексей Александрович Каренин находит для себя неожиданное утешение и
радость в христианском прощении. Анна - в просветляющем покаянии и
искуплении.
И лишь Вронский не может принять пути христианского смирения. Он видит
величие того человека, которого считал раньше просто помехой своему счастью,
испытывает мучительный стыд за себя, но покаяться он не может: страсть его к
Анне за время её болезни усилилась, и он не в силах отказаться ни от неё, ни от
своего чувства к ней. Не видя для себя никакого выхода, он решается на
самоубийство (ч.4, гл.18).
Учитель: Вронский был ранен, рана была не опасна, быстро затянулась.
Анна пошла на поправку и чувствовала себя "не простительно счастливою и
полною радости жизни".
Анна и Вронский добились того, чего так страстно желали: свободы и
соединения. Но счастье их оказалось непрочным. Следя за судьбой Анны, мы с
горечью замечаем, как рушатся одна другой её мечты. Рухнула её мечта уехать с
Вронским за границу и там забыть про всё: не нашла своего счастья Анна и за
границей. Действительность, от которой она хотела уйти, настигла её и там.
Вронский скучал от безделья и тяготился, а это не могло не тяготить Анну.
В России её ожидали мучения ещё более тяжкие, чем те, которые она
переживала раньше. То время. когда она могла мечтать о будущем и тем самым в
какой-то степени примирить себя с настоящим, прошло. Действительность теперь
представала перед ней во всём своём страшном облике.
Общество, в котором выросла и воспиталась Анна, оказывается, утратило не
только любовь, но даже реальное представление о любви. И капля из "мёртвого
моря" попала на Анну. Она не могла уберечься от влияния общества (ч.2, гл.4);
(ч.5, гл.28).
5 эпизод
Свет не признал двусмысленного положения Анны, ей отказали от дома
прежние знакомые, в театре Картасова устроила скандал, когда Каренина
появилась в соседней ложе.
Лицемерно было всё общество, с которым сталкивалась Анна. С каждым
поворотом своей трудной судьбы она всё более убеждалась в этом. Она искала
честного, бескомпромиссного счастья. Вокруг же себя видела ложь, лицемерие,
ханжество, явный и скрытый разврат. И не Анна судит этих людей, а эти люди
судят Анну. Вот в чём ужас её положения.
Не найдя счастья для себя, Анна более всего страдает от того. что сделала
несчастным своего сына Серёжу, лишив его материнской ласки и заботы. Серёжа
боялся отца, разговаривавшего с ним на языке канцелярских бумаг и приказов. Он
не верил, когда ему говорили, что его мама умерла. Отправляясь на прогулку, он
каждый день надеялся встретить её.
"Всякая женщина, -пишет Толстой-полная, грациозная, с тёмными волосами
была его мать. При виде такой женщины в душе его поднималось чувство
нежности такое, что он задыхался и слёзы выступали на глазах."
Сцена тайного свидания Анны с сыном - самая волнующая и незабываемая
сцена романа.
Это был день рождения Серёжи.
6 эпизод
Но Серёжа понял, всё, что она хотела сказать ему. Он понял, что она была
несчастлива и любила его. Серёжа не может судить о всей сложности
взаимоотношений взрослых людей, но внутреннее чувство справедливости
подсказывает ему, что он не должен осуждать мать, и, что бы ему не говорили о
ней, он не может перестать любить и жалеть её. Серёжа говорит о матери: "Она не
виновата, а боится его (Каренина) и стыдиться чего-то."
Анна не может объяснить сыну, что с ней происходит. Она надеется, что
когда он вырастет, то всё поймёт сам и не осудит её. Порвав с Карениным и связав
свою жизнь с Вронским, Анна была вынуждена расстаться с сыном. Она говорит
как о неразрешимой задаче, как о главной причине своего несчастья-о
невозможности соединить жизни Вронского и Серёжи: "Я не могу их соединить, а
это мне одной нужно. А если этого нет, то всё равно. Всё, всё равно. И как-нибудь
кончится".
Потеряв для себя сына, Анна осталась только с Вронским. Следовательно,
привязанность её к жизни наполовину уменьшилась, так как сын и Вронский были
для неё одинаково дороги. Здесь разгадка того, почему она теперь стала дорожить
любовью Вронского. Остаётся одна любовь, которая становится смыслом жизни.
Но у любви бывают "приливы" и "отливы", которым в обычной обстановке люди
не придают значения. Но в обычной жизни, кроме любви, существуют дела и
обязанности, у Анны же каждый нюанс отношений с Вронским становится
единственным предметом, занимающим думы и рождающим сомнения, недоверие,
ревность...
Но Вронский с его эгоистической природой не мог понять Анну. Анна была
с ним и поэтому мало интересовала его .Между Анной и Вронским теперь всё чаще
возникали недоразумения. Причём формально Вронский, как ранее и Каренин, был
прав, а Анна не права. Однако суть дела заключалась в том, что поступкам и
Каренина, а затем Вронского руководило "благоразумие", как понимали люди их
круга; поступками же Анны руководило её большое человеческое чувство, которое
никак не могло согласоваться с "благоразумием". В своё время Каренин был
напуган тем, что в "свете" уже заметили отношения его жены с Вронским и что это
грозит скандалом. Так "неблагоразумно" вела себя Анна! Теперь общественного
скандала боится Вронский и причину этого скандала видит всё в том же
"неблагоразумии" Анны.
Анна, человек сильный и жизнелюбивый, казалась многим и даже хотела
самой себе казаться вполне счастливой. В действительности она была глубоко
несчастна. Последняя встреча Долли и Анны как бы подводит итог жизни той и
другой. Судьбу Долли и судьбу Анны Толстой рисует как два противоположных
варианта судьбы русской женщины. Одна смирилась и потому несчастлива, другая,
напротив, осмелилась отстаивать своё счастье и тоже несчастлива.
В образе Долли Толстой поэтизирует материнское чувство. Её жизнь-подвиг
во имя детей, и в этом смысле своеобразный укор Анне.
Анна почувствовала, что Вронского тяготит её любовь, что он, даже не
признаваясь самому себе, жалеет о своей карьере, от которой ему пришлось
отказаться ради Анны. Со свойственной ей проницательностью Анна читает в душе
Вронского, видит его колебания и понимает, что он не способен на такую любовь,
какой она от него ждала.
В поместье Вронского разыгрывается в сущности заключительный акт
трагической судьба Анны Карениной. Убедившись в том, что она не в силах
удержать любовь Вронского, что их отчуждение становится непреодолимыми,
Анна решает наказать его. И наказать самым жестоким образом - своей смертью. И
мысль о смерти как о возможном избавлении возникает в её уме. (ч.2, гл.26, гл.31)
"И вдруг вспомнив о раздавленном человеке в день её первой встречи с
Вронским, она поняла, что ей надо делать.
7 эпизод
"Господи, прости мне всё!" - проговорила она...
Своей смертью Анна наказывает не только Вронского, но и Каренина и всех
их друзей из великосветского общества, преследовавших её клеветой и злословием.
Вопросы на доске:
1. Почему судьба Анны оказалась трагической?
2. Кто виноват в этой трагедии?
3. Ваш взгляд на трагедию Анны Карениной с точки зрения современного
человека, представителя 21 века?
Вывод делают ученики.
Трагедия Анны Карениной - результат "сцепления" многих обстоятельств.
Муж Анны заботится о форме церковного, нерасторжимого брака. Вронский,
признавая гражданский брак, жаждал развода. Оба требовали соблюдения формы,
но страдающая от непонимания Анна была уверена: "Ясность не в форме, а в
любви". Однако этой всепоглащающей любви ей казалось мало. Анной овладевает
дьявольская гордыня. "Всё для себя" - в этом решении женщины заключены истоки
её трагедии.
В смерти Анны Карениной виновно и светское общество
с его
безнравственными понятиями о жизни и любви. Здесь поощряются и прощаются
измена и флирт, замаскированные ложными представлениями о приличиях.
Учитель: Толстой был убеждён в нравственной ответственности человека за
каждое своё слово и каждый поступок. И мысль эпиграфа складывалась из двух
основных понятий: "нет в мире виноватых" и "не нам судить". Мы не вправе судить
Анну Каренину. Имеет ли человек право на счастье? Можно ли отказаться от
любви и продолжать жить во лжи? На эти вопросы невозможно дать однозначный
ответ. История Анны была для Толстого лишь поводом для более широкой
постановки проблемы вины, осуждения и оправдания души человеческой.
У нас с вами впереди изучение романа "Война и мир", где основная мысль
"мысль народная", которая раскрывается не только в сцене войны, но где немалую
роль играют семейные традиции, отношения, взгляды.
Если в романе "Война и мир" - Толстой любил мысль народную, то в романе
"Анна Каренина" он любил мысль "семейную". Я предлагаю вам на следующем
уроке обратиться к теме семьи в романе "Анна Каренина" и выполнить домашнее
задание по рядам.
Домашнее задание: Сравните три варианта семьи в произведении Толстого
(1-ряд - Каренины; 2-й ряд - Левины; 3-й ряд - Облонские), обращая внимание на
взаимоотношения между супругами, отношение их к детям, понимание интересов
друг другом, мужем и женой. Какая семья кажется самой счастливой? В чём, по
мнению писателя, секрет семейного счастья?
Тема: "Мысль семейная" в романе.
Цель:
 обеспечить развитие у школьников умение ставить цель и
планировать свою деятельность для ее достижения;
 создать
условия
для
развития
у
учащихся
умения
структурировать информацию.
Тип урока: урок – лекция.
Эпиграф:
Юность не имеет нужды в at home (у себя
дома – анг.), зрелый возраст ужасается своего
уединения. Блажен кто находит подругу – тогда
удались он домой.
И скоро ли перенесу я мои пенаты в
деревню – поля, сад, крестьяне, книги, труды
поэтические – семья, любовь, etc.
А.С. Пушкин (1830г.)
Ход урока.
I.
Организационный момент.
II.
Беседа с классом.
III.
Объяснение нового материала.
Лекция учителя.
1. Взгляды Толстого на семью.
В семье человек рожается и умирает, в ней проходит вся его жизнь. Здесь он
впервые сталкивается с требованиями "общего", проходит первую школу
отношений с людьми и узнает с полной очевидностью к неопровержимой
достоверностью, что его счастье неотделимо от счастья других и что другие и есть
он сам.
Толстой был убежден, что "род человеческий развивается только в семье".
Следовательно, ее разрушение в его глазах было чревато самыми страшными
последствиями для всего человечества. Семья есть основание, исток и рода, и
личности. Она необходима для существования как "общего", так и "личного". Если
"общее" — человеческий род, народ, общество, государство — не может обойтись
без семьи, то и отдельный человек, согласно Толстому, только в семье живет
полноценной, серьезной жизнью. Общая необходимость в форме глубокой личной
потребности. А у современников писателя исчезло должное понимание семьи, ее
глубочайшего значения в жизни отдельного человека и общества.
Семья всегда была и будет "онтологическим" центром любых общественных
и личных потрясений и катаклизмов: войн, революций, измен, ссор, вражды так же,
как и мира, любви, блага, радости и т.п. Сам Толстой называл свой "семейный
опыт"
"субъективно-общечеловеческим".
Семейную
модель
человеческих
отношений он рассматривал в качестве универсальной, общезначимой основы
братства, любви, прощения и т.д., так как именно родным людям мы склонны
прежде всего прощать, терпеть от них обиды, забывать причиненное ими зло и
жалеть их за это зло, ибо само родство, сама совместная жизнь превращает их "зло"
в их "слабость", неумение быть добрыми, делает нас как бы "соучастниками" этого
"зла", поскольку нормальный в нравственном отношении человек просто не может
не чувствовать своей вины в том, что близкий, родной ему человек "плох".
И вместе с тем только в рамках семейной жизни, родственных связей могут
возникать явные отклонения от "закона любви", вопиющие нарушения принципов
человечности и нравственности, которые в других ситуациях не выглядят столь
шокирующими (например, зависть сына к отцу, от которой страдал Толстой,
ненависть жены к мужу и т.п.): когда с полным основанием можно сказать, что
"враги человеку домашние его". И Толстой глубоко переживал все эти ситуации,
познав и агрессивность, и лукавство, и многообразие такого зла. Оставаясь в семье
до последних дней своей жизни,
Толстой
поступал
последовательно и
принципиально. Его жизнь в условиях контраста роскоши и нищеты, рабства и
свободы, "ненависти" и "любви" протекала в самом напряженном, центральном
пространстве нравственного бытия человека. Ни война, ни изгнание, ни
социальные бедствия и т.п. не могли дать ему столько опыта соприкосновения с
пороками жизни, сколько дали "семейная война", "семейное изгнанничество" и
"семейная беда".
2. Развитие темы в романе
Толстой дает в романе целый ряд взглядов на семью. Яшвин и Катавасов —
герои эпизодические, но со своими определенными и характерными воззрениями
на брак. Оба смотрят на семью как на помеху чему-то более важному: один — игре
в карты, другой — науке. Для Серпуховского, молодого, преуспевающего генерала,
"женитьба — единственное средство с удобствами без помехи любить и заниматься
своим делом". И наконец, наиболее полно развернуто отношение к семейной жизни
светской молодежи, к которой принадлежит Вронский. Он и его друзья видят в ней
нечто низменное, прозаически-скучное, удел серых и обыкновенных людей.
Толстой показал в романе множество очень разных людей: Облонский, Яшвин,
Катавасов, Серпуховской, Вронский, Петрицкий, которые относятся к семье как к
делу второстепенному. Причем их взгляды на семью носят не теоретический, а
чисто практический характер. Герои руководствуются ими в жизни, поэтому их
убеждения настоящие, хотя и неверные, с точки зрения автора. Они создают
духовную атмосферу, указывающую на глубокое неблагополучие современного
общества, трагически выразившееся ярче всего в судьбе Анны Карениной.
Толстовская "мысль семейная" раскрывается в сложном соединении всех
эпизодов, событий, описаний героев, но все же стержень ее образуют две
сюжетные линии: Анна — Вронский, Кити — Левин. Не надо забывать, что, хотя
роман назван именем одной героини, ее история занимает только около трети всего
объема произведения. Левину, не имеющему прямого отношения к судьбе Анны,
уделено не менее внимания, чем ей.
Истории героев, очевидно, развиваются параллельно и разнонаправленно:
Кити и Левин от разочарования, тяжелых переживаний приходят к прочному и
спокойному семейному счастью. Анна и Вронский неуклонно и неотвратимо
движутся навстречу трагедии. Связь Кити и Левина есть жизнь, отношения Анны и
Вронского развиваются под знаком смерти. "Как счастливо вышло тогда для Кити,
что приехала Анна, — сказала Долли, — и как несчастливо для нее, Вот именно
наоборот, — прибавила она, пораженная своею мыслью. — Тогда Анна так была
счастлива, а Кити себя считала несчастливою. Как совсем наоборот!". Наоборот
чему? Наоборот представлениям о счастье и благе, которые царят в обществе.
Причина противоположности судеб героев — в различном отношении их к семье и
браку. Эти взгляды не сталкиваются на публичной арене споров и диспутов,
поэтому и невозможна, принципиально невозможна событийная, сюжетная связь
двух линий. Но суть воззрений героев вполне раскрывается их жизнью, их судьбой.
Здесь Толстой следует философским традициям русского реалистического романа:
Пушкина, Лермонтова, Гончарова, Тургенева. Так же как его предшественники и
современники, автор "Анны Карениной" показывает воздействие среды на
человека, используя те же приемы расстановки положительных и отрицательных
начал: исследуя, как хорошие, честные, справедливые люди преступают
нравственный закон.
Брак Анны и Каренина — это совершенно очевидно — был чуть ли не
случайным для нее и невольным для ее мужа, да и для них обоих, один из тех
браков, которые редко бывают прочными и не дают людям счастья, потому что
совершаются без живого участия сердца, без взаимной любви. О таких браках сама
Анна позднее услышит частые разговоры в салоне Бетси Тверской. Жена
посланника высказала распространенный в светском обществе взгляд: для
счастливого брака не нужны чувства, страсти, не нужна любовь. "Я знаю
счастливые браки только по рассудку",— сказала жена посланника. Вронский,
участвовавший в споре, возразил на это: "Да, но зато как часто счастье браков по
рассудку разлетается как пыль именно оттого, что появляется та самая страсть,
которую не признавали...". Именно это и произошло в семье Карениных.
Анна и Алексей Каренины прожили вместе восемь лет, но об их брачной
жизни в романе сказано совсем мало, а первые годы их супружества и вовсе не
упомянуты. Неизвестно, например, как долго Анна была "губернаторшей" в
провинции и когда она с мужем переехала в Петербург. Поселившись в столице,
Анна свободно и легко вошла в высшее аристократическое общество. Ей был
открыт доступ в три различных кружка избранных лиц петербургского света, где,
по словам автора, она "имела друзей и тесные связи". Один состоял из
высокопоставленных правительственных чиновников, тесно связанных по службе с
Карениным и потому часто бывавших в его доме, но этот "служебный,
официальный круг ее мужа" был довольно скучен, и Анна по возможности
избегала его. С гораздо большей охотой Анна появлялась в том кружке, центром
которого была графиня Лидия Ивановна; туда Анна обычно приезжала в
сопровождении своего мужа, высоко ценившего графиню. Особенно же тесно Анна
была связана с людьми "партии крокета" — с кружком княгини Бетси Тверской. В
этот салон, объединявший сливки петербургского света, Анну ввела его хозяйка
княгиня Бетси, которая была дальней родственницей Анны — женою ее
двоюродного брата — и являлась двоюродной сестрой Вронского. Анна охотно и
часто посещала этот салон, который впоследствии был местом ее встреч с
Вронским.
Очевидно, что Анна в замужестве предавалась обычным светским
развлечениям и удовольствиям, для которых у нее было много свободного
времени. Но она но походила на барышень и дам петербургского света тем, что
отличалась скромностью своего поведения и безусловной супружеской верностью.
Хотя и было заметно что-то "фальшивое во всем складе их семейного быта",
однако внешне жизнь Анны с Карениным выглядела вполне благополучной,
однообразно-спокойной, что называется, без бурь и потрясений. У Анны появился
ребенок, и она искренне занялась воспитанием своего Сережи, которого очень
любила. К обязанностям и долгу жены она относилась строго, и у Каренина не
было ни повода, ни причин для недоверия к ней, для ревности и семейных сцен. В
той части романа, где речь идет об Анне до ее измены мужу, нет даже упоминания
о столкновениях между ними, о ссорах, взаимных упреках и оскорблениях, а тем
более — о ненависти друг к другу. Не видно, чтобы и Каренин её горячо любил, но
был ей верен в годы их супружества. Одним словом, до поры до времени Анна
решительно ничем и никак не выражала неудовлетворенности своей семейной
жизнью с Карениным, своей судьбой и своим положением в светском обществе.
Каренин далеко не идеальный муж, и он был ей не пара. Но все-таки не
следует забывать, что жесткие, уничижительные и уничтожающие суждения
пришли Анне на ум уже после ее измены Каренину и что ее слова продиктованы
ненавистью к нему, которая рождена вспыхнувшей страстью к Вронскому.
Обвиняя мужа в том, что он не знает, что такое любовь, вообще не знает, бывает ли
она на свете, Анна умалчивает о том, что и она сама, честно и добросовестно
исполняя супружеские обязанности, тоже долго не имела никакого понятия о
любви, пока это чувство не пробудил в ней Вронский.
И как раз в это время — в момент резких потрясений ее души и
последовавшего затем крутого перелома в ее поведении, взглядах и образе жизни
— Анна предстает перед читателем во всей ее гордой красоте и женской
пленительности.
Нередко в критической литературе можно встретить мнение о Вронском как
о человеке, недостойном высокой любви Анны, в чем и видят главную причину
гибели героини. Но Толстой, нисколько не идеализируя Вронского, все-таки
пишет, что он был человеком "с очень добрым сердцем". Обаяние, красота,
справедливость, духовная и интеллектуальная незаурядность Анны находятся вне
всякого сомнения. Отсюда мысль чаще всего идет по устойчивой колее: все лучшее
гибнет и должно гибнуть в этом проклятом мире буржуазного лицемерия и лжи.
Действительно, сколько мы знаем романов, повествующих о преградах на пути
влюбленных,
страдающих
из-за
разбитых
надежд.
В
"Анне
Карениной"
трагическая ситуация складывается после и в результате осуществления желаний
героев. Центр тяжести перенесен с ухаживания, соперничества, ожидания любви на
изображение жизни любовников.
Если, к примеру, в тургеневских романах герой испытывается любовью,
способностью сделать один решительный шаг к объяснению с любимой, то у
Толстого суть героя раскрывается в семейной жизни, в процессе, а не в моменте. В
произведениях,
рассказывающих
о
стремлении
героя
к
любви,
счастье
представляется осуществлением желания, а вся остальная жизнь как бы лишается
ценности
и
значения.
Толстой
полемически
отвергал
такой
взгляд
как
извращающий суть жизненного пути человека. По убеждению автора "Анны
Карениной", жизненная пора человека, столь излюбленная романистами, есть еще
не жизнь, а только преддверие ее. Для писателя наиболее ответственный и
серьезный период начинается тогда, когда влюбленные, соединившись, ведут
совместную жизнь, именно тогда и раскрывается человек и выясняется истинная
цена его идеалов и убеждений.
Несомненно, общество виновно в трагедии героини, но не в лицемерном
осуждении связи Анны с Вронским, а в фактическом поощрении ее. Как и в
романах русских писателей, в "Анне Карениной" дается анализ воздействия
общественных идеалов на человека и его судьбу. Личность у Толстого имеет
несколько уровней, и подлинная суть, ее ядро, определяющие действия и поступки,
не осознается героем в полной мере. Идеалы героев не становятся предметом
рефлексии, обсуждения, споров. Они носят не теоретический, а органический
характер и воспринимаются героями как нечто бесспорное, истинное и поэтичное,
что признается всеми передовыми, настоящими людьми.
"Вронский никогда не знал семейной жизни", — так начинается глава,
рассказывающая о его отношении к Кити. Фраза ключевая к образу героя,
определяющая и объясняющая историю любви Вронского и Анны. Именно здесь
надо искать истоки трагедии этих героев.
Вронский не получил хотя бы элементарного истинного, но самого
необходимого, согласно Толстому, образования в семье. Того образования, которое
приобщает человека к духовным основам жизни не с помощью книг, учебных
заведений, а через непосредственное общение с матерью, отцом, братьями. Он не
прошел начальную школу воспитания человечества, где закладывается фундамент
личности. "Женитьба для него никогда не представлялась возможностью. Он не
только не любил семейной жизни, но в семье, и в особенности в муже, по тому
общему взгляду холостого мира, в котором он жил, он представлял себе нечто
чуждое, враждебное, а всего более — смешное".
Толстой, следуя заветам русского реалистического романа, рассказал о
воспитании героя, сформировавшем ядро его личности, которое составляют
симпатии, антипатии и главное — то, что он любит. Только о воспитании двух
героев — Левина и Вронского — сообщается в романе, что говорит об особом
значении их для раскрытия и понимания трагедии главной героини. Контрастность
начал,
в
которых
воспитывались
Левин
и
Вронский,
определяет
и
разнонаправленность их жизненных путей.
Толстой не рассказывает подробно, как они воспитывались, какие читали
книги, кто были их учителя и гувернеры. Он сообщает только об одном, самом
важном и существенном — о семейной атмосфере и об отношении Левина и
Вронского к родителям, и прежде всего к матерям. Вронский "в душе своей не
уважал матери и, не давая себе в том отчета, не любил ее...". Для Левина понятие о
матери было "священным воспоминанием, и будущая жена его должна была быть в
его воображении повторением того прелестного, святого идеала женщины, каким
была для него мать". Линия, связывающая образ матери с женой, проведена
Толстым четко и определенно. Материнская любовь, выпавшая на долю ребенка,
формирует истинное, глубокое и серьезное отношение к женщине. "Любовь к
женщине он (Левин) не только не мог себе представить без брака, но он прежде
представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью". А если
общие, теоретические взгляды героев романа меняются легко и порой даже
незаметно для них самих, то чувства, вынесенные из детства, составляют прочную
основу личности. По своей природе теоретические воззрения и должны меняться,
развиваться, и Толстой жил как раз в эпоху, когда возникновение и развитие идей в
России сделало качественный скачок, когда обилие, противоречивость и быстрая
их смена стали новым явлением в русской общественной жизни. А в понимании
семьи как неизменно необходимого для человечества института человек должен
был руководствоваться надежным, в глазах писателя, средством — чувством,
приобретенным в жизненном опыте. Ведь Толстой был убежден: "Человек познает
что-либо вполне только своей жизнью... Это высшее или, скорее, глубочайшее
знание".
Вронский был лишен того положительного опыта счастливой: жизни в
семье, которым обладал Левин. Мать Вронского обвиняла в несчастьях сына
Каренину, но в действительности вина в большей степени лежала на ней самой.
"Мать его (Вронского) была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во
время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету".
Образ матери, чувство семьи, полученное Левиным в детстве, направляло его в
жизни. Почему он был так уверен, что счастье достижимо? Потому что оно уже
было у него. Какой должна быть семья, как строить отношения между мужем,
женой, детьми? Левин знал исчерпывающие ответы на эти вопросы — так, как
строили их его мать и отец. Тяжело больной, бездомный, скитающийся по
гостиницам Николай заклинает брата: "Да смотри же, ничего не переменяй в доме,
но скорее женись и опять заведи то же, что было".
"Глубочайшее
знание",
обретенное
героями
в
детстве,
во
многом
предопределило их судьбы, породило у каждого особый строй чувств. Толстой
показывает, как то, что было заложено в чувствах героев, развертывается в судьбу.
Левин и Вронский — каждый по-своему переживает, ощущает свою любовь.
Это как бы два разных, взаимоисключающих рода любви, не понимающих и
совершенно закрытых друг для друга.
Любовь Вронского замыкает его на самом себе, отъединяя от людей и
внешнего мира, и, по сути, обедняет его. Если и прежде он "поражал и волновал
незнакомых ему людей своим видом непоколебимого спокойствия, то теперь... еще
более казался горд и самодовлеющ. Он смотрел на людей, как на вещи. <...>
Вронский ничего и никого не видел. Он чувствовал себя царем, не потому, чтоб
верил, что произвел впечатление на Анну, — он еще не верил этому, — но потому,
что впечатление, которое произвела она на него, давало ему счастье и гордость".
Толстой, даже говоря о чувствах героя, не просто передает их, но тщательно
анализирует. Он показывает силу, привлекательность чувств Вронского и в то же
время обнажает их эгоистическую суть, хотя и не имеющую в себе в настоящей
форме ничего ни отталкивающего, ни зловещего. Главный предмет изображения и
исследования у Толстого — человеческие взаимоотношения, что выдвигает в центр
его художественного мира этическую оценку. И она присутствует даже в описании
любовных чувств героев, в неявном, потаенном виде. Отметим ударные, несущие в
себе этический смысл слова из приведенного отрывка: "горд, самодовлеющ",
"смотрел на людей, как на вещи", "ничего и никого не видел", "чувствовал себя
царем". В мире Толстого человек, оставаясь наедине с собой, переживая самое
личное, глубоко интимное чувство, раскрывается в отношении ко всем людям.
Этическая установка автора "Анны Карениной" в анализе любовных
переживаний Вронского проясняется в полной мере при сравнении их с чувствами
Левина, находившегося в особом состоянии духа после объяснения в любви Кити.
"Замечательно было для Левина то, что они (окружающие его люди) все для него
нынче были видны насквозь, и по маленьким, прежде незаметным признакам он
узнавал душу каждого, и ясно видел, что они все были добрые". Истинная любовь
делает человека мудрее. Левин пребывает не в состоянии восторженности,
опьянения, когда возникает иллюзия прекрасного мира, а в состоянии прозрения,
открывая то, что было скрыто от него раньше. У Вронского, полюбившего Анну,
интерес к людям и окружающему миру уменьшается, мир как бы исчезает для него,
и он целиком поглощается чувством довольства и гордости собой.
В параллель к трагической судьбе Анны с ее несчастной семейной жизнью
Толстой рисует счастливую семейную жизнь Левина и Кити. Здесь и сведены
воедино различные сюжетные линии романа.
Образ Кити принадлежит к лучшим женским образам русской литературы.
Кроткие правдивые глаза, в которых выражались детская ясность и доброта ее
души, придавали ей особенную обаятельность. Кити жаждала любви как награды
за свою красоту и привлекательность, она вся охвачена юными девическими
мечтаниями, надеждой на счастье. Но измена Вронского подорвала ее веру в
людей, она теперь склонна была видеть во всех их поступках только одно дурное.
На водах Кити встречается с Варенькой и воспринимает ее вначале как
воплощение нравственного совершенства, как идеал девушки, живущей какой-то
иной, незнакомой ей доселе жизнью. От Вареньки она узнает, что, помимо "жизни
инстинктивной", существует "жизнь духовная", основанная на религии, но религии
не официальной, связанной с обрядами, а религии возвышенных чувств, религии
жертвования собой во имя любви к другим; и Кити всей душой привязалась к своей
новой подруге, она, так же как и Варенька, помогала несчастным, ухаживала за
больными, читала им евангелие.
Здесь Толстой стремился поэтизировать религию "всеобщей" любви и
нравственного самоусовершенствования. Он пытается показать, что только на пути
обращения к Евангелию можно спасти себя, избавиться от власти "инстинктов"
тела и перейти к высшей жизни, "духовной". Такой жизнью живет Варенька. Но
это "существо без молодости", лишенное "сдержанного огня жизни", было похоже
"на прекрасный... но уже отцветший, без запаха цветок". И ровное отношение к
людям, и внешнее спокойствие, и ее "усталая улыбка" свидетельствовали о том,
что Варенька была лишена сильных жизненных страстей: она даже смеяться не
умела, а только "раскисала" от смеха. "Она вся духовная", — говорит Кити о
Вареньке. Рассудочность подавила в ней все нормальные человеческие чувства.
Левин презрительно называет Вареньку "святошей". И действительно, вся ее
"любовь" к ближним была искусственной и скрывала отсутствие в ней призвания к
настоящей, земной человеческой любви.
Кити, разумеется, не стала и не могла стать второй Варенькой, она была
слишком предана жизни и быстро почувствовала "притворство" всех этих
"добродетельных" Варенек и мадам Шталь с их "выдуманной" любовью к
ближним: "Все это не то, не то!.." Она говорит Вареньке: "Я не могу иначе жить
как по сердцу, а вы живете по правилам. Я вас полюбила просто, а вы, верно,
только затем, чтобы спасти меня, научить меня!". Так Кити осудила мертвенность
и ненатуральность Вареньки, показавшейся ей вначале идеальной. Она излечилась
от своей нравственной болезни и почувствовала вновь всю прелесть настоящей
жизни, не загнанной ни в какие искусственные "правила".
В последующих эпизодах романа (неожиданная встреча кареты, в которой
ехала Кити, встреча Кити с Левиным у Стивы, объяснение, новое предложение,
венчание) писатель раскрывает всю силу душевного очарования своей героини.
Глава, посвященная венчанию, проникнута глубоким сочувствием Толстого к
девичьей судьбе и девичьим мечтам о счастье, которые жизнь нередко так
безжалостно разбивала. Присутствовавшие в церкви женщины вспоминали свои
свадьбы, грустили о том, что надежды на счастье у многих из них не оправдались.
Долли подумала о себе, вспомнила Анну, которая так же девять лет назад "чистая
стояла в померанцевых цветах и вуале. А теперь что?" В реплике простой
женщины: "А как ни говорите, жалко нашу сестру",— выражены скорбные думы
миллионов женщин, которые в условиях брака так и не смогли обрести подлинного
счастья.
В первые же дни своей семейной жизни Кити занялась хозяйством, "весело
свивая свое будущее гнездо". Левин мысленно упрекал ее в том, что "у нее нет
серьезных интересов. Ни интереса к моему делу, к хозяйству, к мужикам, ни к
музыке, в которой она довольно сильна, ни к чтению. Она ничего не делает и
совершенно удовлетворена". Толстой, однако защищает свою героиню от этих
упреков и "осуждает" Левина, который еще не понимал, что она готовилась к
важному и ответственному периоду своей жизни, когда "она будет в одно и то же
время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспитывать детей". И
ввиду этого предстоящего ей "страшного труда" она имела право на минуты
беззаботности и счастья любви.
После родов Кити — "величайшего события в жизни женщины" — Левин,
едва сдерживая рыдания, стоял па коленях и целовал руку жены, он был безмерно
счастлив. "Весь мир женский, получивший для него новое, неизвестное ему
значение после того, как он женился, теперь в его понятиях поднялся так высоко,
что он не мог воображением обнять его".
Культ женщины-матери лежит в основе и образа Дарьи Александровны
Облонской. Долли в молодости была столь же привлекательной и красивой, как и
ее сестра Кити. Но годы замужества изменили ее до неузнаваемости. Все свои
физические и душевные силы она принесла в жертву любви к мужу и детям.
Измена Стивы потрясла ее до глубины души, она уже не могла любить его попрежнему, все интересы ее жизни теперь сосредоточились на детях. Долли была
"счастлива" своими детьми и "гордилась ими", здесь она видела источник своей
"славы" и своего "величия". Нежность и гордость матери за своих детей, ее
трогательные заботы об их здоровье, ее искренние огорчения, когда они совершали
дурные проступки, — вот что определяло душевную жизнь Долли.
Но однажды тихая, скромная и любящая Долли, измученная многими
детьми, домашними заботами, неверностью мужа, задумалась над своей жизнью,
над будущностью своих детей и на минуту позавидовала Анне и другим
женщинам, которые, как ей казалось, не знали никаких мучений, а наслаждались
жизнью. Она думала, что могла бы жить так же, как эти свободные от детей
женщины, не зная горечи жизни; но уже признание молодайки на постоялом дворе,
сказавшей, что она рада смерти своего ребенка — "развязал бог",— показалось ей
"отвратительным". А когда Анна заявила, что не желает иметь детей, Долли "с
выражением гадливости на лице" ответила ей: "Это не хорошо". Она ужаснулась
безнравственности ее суждений и почувствовала свою глубокую отчужденность от
Анны. Долли поняла, что жила правильно, и вся прошлая ее жизнь выступила
перед ней "в новом сиянии". Так эта "очень прозаическая", по понятиям Вронского,
женщина обнаружила свое нравственное превосходство над "поэтическим" миром
Вронского — Анны.
Такие толстовские героини, как Наташа Ростова, Марья Болконская, Долли,
Кити, несут в себе много очарования, они пленяют своей подлинной
женственностью, верностью супружескому долгу, они хорошие матери — и в этом
положительное содержание лучших женских образов Толстого.
Итак, мы видим две силы, совершенно различные и, более того,
противоборствующие:
грубую
силу общественного
мнения
и
внутренний
нравственный закон. Именно последний олицетворен в Боге и за нарушение его
человека постигает неотвратимая кара, что и выражено в эпиграфе к роману: "Мне
отмщение, и аз воздам". Будем ли мы понимать под "аз" человека, преступившего
закон и самого себя за это наказывающего, или Бога, карающего преступника, и то
и другое будет верно. Дело не в том, что Анна не может быть подвержена
людскому суду, поскольку люди слабы и грешны, а в том, что их суд —
недостаточная и ненадежная охраняющая закон инстанция. Общественные идеалы
меняются, имеют исторический характер и потому не могут руководить человеком
в том, что, по убеждению Толстого, носит на себе печать вечности.
Общество, изображенное в романе, враждебно духовно-нравственному
началу человека, оно не осуждало, а любило прелюбодеяние. Никто в душе не
осуждал ни Анну, ни Вронского и не сочувствовал Каренину. Адвокат, к которому
обратился за советом о разводе Каренин, не мог скрыть радости. "Серые глаза
адвоката старались не смеяться, но они прыгали от неудержимой радости, и
Алексей Александрович видел, что тут была не одна радость человека,
получающего выгодный заказ, — тут было торжество и восторг, был блеск,
похожий на тот зловещий блеск, который он видел в глазах жены". Чувство
адвоката, узнавшего о несчастье клиента, непроизвольно, оно исходит из самых
глубин его существа, оно настоящее. И эта радость всеобща. Каренин замечал "во
всех этих знакомых с трудом скрываемую радость чего-то". Все радуются
несчастью Каренина и ненавидят его за то, что он несчастлив. "Он знал, что за это,
за то самое, что сердце его истерзано, они будут безжалостны к нему. Он
чувствовал, что люди уничтожат его, как собаки задушат истерзанную визжащую
от боли собаку". Охрана семьи, бывшей на протяжении тысячелетий истоком
жизни
и
школой
человечества,
не
может
быть
вверена
преходящим
государственным институтам или общественному мнению. Семья сохраняется
силон более могущественной и совершенно неотвратимой — внутренней природой
человека, абсолютизированной формой которой и является бог.
IV.
Обобщение.
 Каков же идеал семьи по Толстому?
 Где формируется представление человека о семье?
 За что наказана Анна?
 Кто виноват в её трагедии?
 Почему роман не заканчивается со смертью Анны?
V.
Домашнее задание.
Сопоставить Анну Каренину и Татьяну Ларину.
Литература:
1.
Громова-Опульская Л.Д. А.С. Пушкин у истоков «Анны Карениной»:
Текстология и поэтика. С. 170—171; ранее ту же мысль высказывал Э.Г. Бабаев:
Бабаев Э. Г. Роман и время. Тула, 1975. С. 228.
2.
Толстой С.Л. Об отражении жизни в «Анне Карениной» // Литературное
наследство. М., 1939. Т. 37/38. С. 569
3.
Артёмов В. М. Свобода и нравственность в педагогике Л.Н. Толстого. //
Социал. - гуманит. знания. – 2001. - № 3. – С. 133 – 142.
4.
Бурсов Б.И. Лев Толстой и русский роман. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1963. –
С.152 .
5.
Кулешов Ф.И. Л.Н. Толстой: Из лекций по русской литературе XIX века. –
Минск, 1978. –С. 288 .
6.
Линков В.Л. Мир человека в творчестве Л. Толстого и И. Бунина. – М.: Изд-
во МГУ, 1989. – С.172.
7.
Мелешко Е. Д. Христианская этика Л. Н. Толстого: [монография]. – М.:
Наука, 2006. – С.308.
8.
Розенблюм Л. Толстой и Достоевский: пути сближения // Вопросы
литературы. – 2006. - № 6. – С. 169 – 197.
9.
Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. – М.: Гослитиздат, 1955. – Т.
2. – С. 559.
10.
Туниманов В.А. Достоевский, Страхов, Толстой (лабиринт сцеплений) //
Русская литература. – 2006. - № 3. – С. 38 – 96