Велюго

Велюго Ольга Александровна
МГЛУ, Минск
ПОЛЕМИКА ЛЮБОВНЫХ ДИСКУРСОВ:
ВОСТОК – ЗАПАД, ВЕК XIX – ВЕК XXI
…всякая любовь, счастливая, равно
как и несчастная, - настоящее
бедствие, когда ей отдаешься весь...
И. Тургенев
Как отмечает Райнхард Зидер, за последние двести лет любовь и
представления о любви существенно изменились [11, 5]. Это не могло не
сказаться на художественной литературе. В западноевропейской прозе конца
XX – начала XXI веков сформировался пласт произведений, в которых
реализуется любовный дискурс1 нового типа – дискурс современной
западноевропейской эстетики, много почерпнувшей из философии
постмодернизма. Немалый вклад в этот процесс внес один из самых известных
и талантливых авторов современной Великобритании, Джулиан Барнс (р. 1946).
Здесь мы рассмотрим его рассказ "Вспышка" The Revival (1996)2, в котором
ярко проявляется полярность двух любовных дискурсов, культур и времен:
"Вспышка" – это гипотетическая полемика русского писателя XIX века и
современного английского прозаика, востока и запада, классики и
современности.
Примечателен интерес Джулиана Барнса к русской культуре: писатель
изучал русский язык, бывал в России, хорошо знаком с русской литературой.
"Вспышка" представляет собой авторское размышление над письмами
стареющего Ивана Тургенева к своей последней любви, известной молодой
актрисе Марии Савиной. Рассказ Барнса пестрит выдержками из тургеневских
писем (письма Савиной не сохранились) – здесь, таким образом, отчетливо
слышны два различных голоса. Наша скромная задача состоит в обобщении и
обосновании очевидных различий между этими дискурсами, а также в попытке
определить гораздо менее явные сходства.
Барнс пересказывает историю знакомства Тургенева с Савиной.
Знаменитая артистка исполнила роль Верочки в спектакле по ранней
тургеневской пьесе "Месяц в деревне". Мария Савина неожиданно предпочла
роль второго плана и так тонко и глубоко сыграла ее, что Тургенев не узнал
собственную героиню: "Неужели эту Верочку я написал?!" [1; 6] С тех пор
между ними завязались теплые отношения, Тургенев полюбил Савину, о чем и
признавался в своих письмах к ней, как свидетельствует Анатолий Кони [6]. По
определению Игоря Волгина, Барнс, в отличие от "сентиментального
Под дискурсом любви мы понимаем, в узком смысле, интерпретацию Ролана Барта ("развертывание речи
влюбленного" [2], в т.ч. внутренней).
2
Рассказ впервые опубликован на русском языке в переводе Л.Мотылева в журнале "Иностранная литература",
№1, 1999. Впоследствии вошел в сборник «Лимонный стол» The Lemon Table (2004).
1
биографизма" отечественных исследователей, избрал “физиологический”
подход [3]: его интересует физическая сторона этой любви, а именно, "стали ли
они любовниками" [1], был ли 60-летний Тургенев физически способен на
интимные отношения. Внедрение Барнсом дискурса сексуальности резко
контрастирует с метафоричным, сентиментальным любовным дискурсом
Тургенева, начисто лишенным физиологических подробностей и в личной
переписке, и в художественных произведениях.
Этот контраст особенно ярко проявляется в эпизоде поездки Тургенева с
Савиной – очень для него волнующем, на всю оставшуюся жизнь
запомнившемся событии: "... этот час, проведенный в вагоне, когда я [он]3
чувствовал себя чуть не двадцатилетним юношей, был последней вспышкой
лампады" (курсив наш – О.В.) [1; 6]. Непосредственно за этой цитатой Барнс в
своем рассказе обрушивается на Тургенева с громогласной критикой метафоры,
которая в русском переводе вынесена также в название4: "Хотел ли он этим
сказать, что у него была почти полноценная эрекция? Наше столетие презирает
предыдущее за его умолчания и общие места, за все эти вспышки, искры, огни
и иносказательные ожоги. Любовь – никакая не лампада, боже упаси, это
напряженный член и влажное влагалище, рычим мы на этих полуобморочных,
самоотрекающихся людей. За чем дело стало? ..." [1]. В этом контрасте
дискурсов отражена пропасть между классической традицией XIX века, c ее
изысканными эвфемизмами и двусмысленностями, и современной культурой,
пережившей сексуальную революцию.
Эту пропасть Барнс прекрасно сознает. Признание Тургенева: "Я...
почувствовал, … как я искренне полюбил Вас. Я почувствовал... что Вы стали в
моей жизни чем-то таким, с которым я уже никогда не расстанусь" [1; см. также
6], – Барнс оценивает как "общепринятые выражения" [1]. Имеется в виду, что
эти выражения были общеприняты в XIX веке, но не в веке XXI; так, Барнс
спрашивает читателя: "Когда вам в последний раз писали о том, что целуют
ваши руки?" [1]. Подобным образом, в русском языке устарело обращение на
"Вы" в контексте признания в любви. Можно также предположить, что с
течением времени изменились не только форма любовного дискурса, но и
содержание: например, смысл, который в русской культуре вкладывается в
слово "полюбил", трансформируется. Совершенно очевидно, что в XXI веке
слова "неизвестно мне, за что я тебя полюбил", сказанные одним незнакомым
мужчиной другому, были бы восприняты, по меньшей мере, с недоумением, а
вероятнее, в высшей степени негативно. Между тем, князь Мышкин, который
услышал это признание от своего случайного попутчика, Рогожина, ответил: "С
величайшим удовольствием приду и очень вас благодарю за то, что вы меня
полюбили" [4, 15]. Воображение же современного человека, по словам Барнса,
"не останавливается – куда там. Нам в нынешнем веке все предельно ясно" [1],
т.е. актуализируется, в первую очередь, сексуальный подтекст.
3
4
Вариант, цитируемый А. Кони.
Точный перевод оригинального названия рассказа The Revival – "возрождение".
Поэтому большинство наших читателей упоминанием физиологических
подробностей (даже зарубежными писателями применительно к русским
классикам) шокировать невозможно: современная русская литература в этом
отношении превзошла западную [см. также 3]. Так, отмечает Ирина
Скоропанова, русский постмодернизм считается на западе "самым
авангардным" [9, 63]. В связи с этим хотелось бы заметить: в интеллектуальной
западноевропейской литературе дискурс сексуальности теряет актуальность и
не является самоцелью, потворствующей низменным вкусам массового
читателя. Попробуем выяснить, какой цели он служит в рассказе Барнса.
Для начала необходимо отметить, что вышеприведенный комментарий к
"вспышке лампады" вряд ли является выражением личного мнения автора, а
представляет собой скорее так называемый "общий дискурс" [5] – все
коммуникативное пространство в историко-культурном контексте постмодерна
с его массовой культурой и глобализацией. Это подтверждается употреблением
словосочетания "наше столетие", а затем местоимения первого лица
множественного числа, и становится особенно очевидным при прослушивании
аудиозаписи рассказа, прочитанного самим автором [10]: Барнс выделяет этот
отрывок интонационно: читает его в ускоренном темпе, эмоционально
(взволнованно, возмущенно). Т.е. здесь появляется третий голос – голос
современного обывателя, над которым автор, по-видимому, иронизирует.
Ирония Барнса над обывательским дискурсом с особенной очевидностью
проступает в следующем отрывке: "Если мы накоротке с удовлетворением, они
были накоротке с желанием. … У них было целованье ножек, у нас есть сосанье
пальчиков на этих ножках. Вы все еще предпочитаете нашу сторону
неравенства? Может, вы и правы. Попробуем тогда его упростить: если мы
накоротке с сексом, они были накоротке с любовью" [1]. Таким образом, в
авторском дискурсе проступает усталость от грубости современности,
ностальгия по утраченной метафоричности, которая была призвана оградить
самое дорогое от пошлости, а вовсе не страхом нарушить приличия XIX века
или обнаружить неуверенность в своих физических способностях. В этом мы
единодушно соглашаемся с другими литературоведами [7, 158; 3].
Помимо дискурса сексуальности, есть и другие черты, отличающие
дискурс Барнса от дискурса Тургенева. В общей тональности писем Тургенева
чувствуется "минорный контекст" [7, 77], грусть, навеянная старостью,
принесшей жизненную позицию "самоотречения"; в рассказе Барнса – грустная
ирония над современным веком. У Тургенева – саморефлексия, типичная для
дискурса влюбленного; у Барнса – постмодернистская цитация,
интертекстуальность, чужая любовная история как отправной пункт для
выражения собственных мыслей. У Тургенева – размышления над историей
своей последней любви, с ее реальными и воображаемыми путешествиями; у
Барнса – размышление над тем, что реальная история для нас недосягаема, ведь
письменные свидетельства ее участников столь же достоверны, сколько их
фантазии. Так, Барнс сравнивает два письма Тургенева о совместной поездке с
Савиной. Написанные в разное время, они представляют собой
противоположные по настроению версии событий. Так как в эпоху
постмодернизма восприятие истории как метанарратива сменяется на
представление об истории как о множестве малых, частных историй –
микронарративов, Барнс во многих своих произведениях стремится к
утверждению субъективности истории.
Эти два столь несхожие дискурса – тургеневские письма и рассуждения
Барнса – роднит, тем не менее, печальное понимание: любовь по природе своей
не приносит счастья. Барнс пишет: "И в литературе, как в жизни у него, любовь
не удавалась. Любовь могла с меньшим или большим успехом пробуждать
добрые чувства, льстить самолюбию или очищать кожу – но счастья она не
дарила; всегда мешало несоответствие чувств или намерений. Такова уж
природа любви. … Любовь учила его наивной жадности предвкушения,
горькой обездоленности провала, стону сожаления и глупой нежной
памятливости. Уж он-то знал, что такое любовь". Возможно, это и есть та
мысль, ради которой Барнс, собственно, обращается к истории Тургенева. Она
многократно повторяется в творчестве писателя (ср. имплицитное ее
выражение в романах "Попугай Флобера" Flaubert's Parrot, "Как все было"
Talking It Over с эксплицитным дискурсом персонажей в романах "Англия,
Англия" England, England, "До того, как она встретила меня" Before She Met Me
и дискурсом автора в "Интермедии" Parenthesis, а также в позднем творчестве –
в романе "Любовь и т.д." Love, etc.). И, несмотря на это, в эстетическом
дискурсе любовь – всегда самое главное в жизни человека. Именно любовь –
центральный мотив в произведениях Тургенева, что отмечает также Кони:
"Недаром отвел он ей такую господствующую и исчерпывающую роль в своих
произведениях, сделав ее стержнем, вокруг которого вращаются все события и
лица его рассказов" [6]. Не теряет своего значения любовь и в современной
западноевропейской прозе, где она "заполняет смысловые лакуны"5 [11, 5], о
чем ярко свидетельствует творчество Барнса.
В заключение отметим: взгляд на любовь, действительно, немало
изменился за последние два столетия. В современный дискурс любви
проникают, с одной стороны, дискурс сексуальности, а с другой стороны,
постмодернистская философия с ее иронией, особым видением истории,
интертекстуальностью, цитацией. Вместе с тем, в любовном дискурсе есть
нечто неизменное, что связано с универсализмом самой любви как
общечеловеческой категории. Любовные дискурсы в различных культурах
характеризуются "некоторой базовой признаковой общностью" [8]. Эта
общность состоит, в основе своей, в аксиологической направленности
любовного дискурса: субъект представляет любовь как центральную, жизненно
важную ценность.
Литература
1.
5
Барнс, Дж. Вспышка / Дж. Барнс // Иностранная литература. – 1999. –
№1.
[Электронный
ресурс].
–
Режим
доступа:
Перевод иностранного источника наш – О.В.
http://magazines.russ.ru/inostran/1999/1/barnes.html. – Дата доступа:
08.07.2011.
2.
Барт, Р. Фрагменты речи влюбленного / Р. Барт. – М.: Ad Marginem,
1999. – 431 c.
3.
Волгин, И.Л. Из России – с любовью? “Русский след” в западной
литературе / И.Л. Волгин // Иностранная литература. – 1999. – №1.
[Электронный
ресурс].
–
Режим
доступа:
http://magazines.russ.ru/inostran/1999/1/volgin.html.
Дата
доступа:
08.07.2011.
4.
Достоевский, Ф.М. Собр. соч.: в 15 томах. / Ф.М. Достоевский. –
Ленинград: Наука, 1989. – Т.6: Идиот. – 700 с.
5.
Ерофеева, Е.В. К вопросу о соотношении понятий ТЕКСТ и
ДИСКУРС / Е.В. Ерофеева, А.Н. Кудлаева // Проблемы социо- и
психолингвистики: Сб. ст. – Пермь: Перм. ун-т, 2003. – Вып. 3. – С. 28 –
36.
6.
Кони, А.Ф. Савина и Тургенев / А.Ф. Кони // Воспоминания о
писателях. – Москва: Художественная литература, 1989. – С. 126 – 158.
7.
Радченко, Д.А. Проза Джулиана Барнса: жанровая природа, проблема
героя и нравственная философия автора: дисс. канд. филолог. наук:
10.01.03 / Д.А. Радченко. – Воронеж, 2008. – 181 л.
8.
Ренц, Т.Г. Коммуникативный подход к анализу любовного дискурса /
Т.Г. Ренц. – Волжский гуманитарный университет, 2007. [Электронный
ресурс]. – Режим доступа: http://www.lingvomaster.ru/files/357.pdf. Дата
доступа: 08.07.2011.
9.
Скоропанова, И.С. Русская постмодернистская литература: новая
философия, новый язык / И.С. Скоропанова. – СПб.: Невский простор,
2001. – 416 с.
10. Barnes, J. The Revival / J. Barnes / audio file // [Electronic sourse]. – Mode
of access: http://www.vintage-books.co.uk/authors/vintage-podcasts/Podcast5/.
– Date of access: 02.07.2011.
11. Sieder, R. Liebe: Diskurse und Praktiken: Editorial / R. Sieder //
Österreichische Zeitschrift für Geschichtswissenschaften. – 2007. – Band 18. –
№3. – S. 5 – 12.
Месяц в деревне. М. Савина в роли Верочки. 1879 г.