На правах рукописи Мартынов Владимир Сергеевич СИМВОЛИКА ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫХ КОДОВ В СОСТАВЕ АНГЛОЯЗЫЧНОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА Специальность 10.02.04 – германские языки Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Москва – 2009 Работа выполнена на кафедре лингвистики и межъязыковой коммуникации факультета инженерных систем и природоохранного строительства Самарского государственного архитектурно-строительного университета Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры лингвистики и межъязыковой коммуникации ФГОУ ВПО «Самарский государственный архитектурно-строительный университет» Савицкий Владимир Михайлович Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры германской филологии ФГОУ ВПО «Московский государственный областной университет» Мирианашвили Мери Георгиевна Кандидат филологических наук, преподаватель Центра развития личности, пос. Малаховка, МО Тарасов Михаил Михайлович Ведущая организация: ФГОУ ВПО «Военный университет» Защита диссертации состоится «17» декабря в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 209.002.07 при Московсом государственном институте международных отношений (Университете) МИД России (119554, г. Москва, проспект Вернадского, д. 76) С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки Московского государственного института международных отношений (Университета) МИД России. Автореферат разослан « » ноября 2009 г. Ученый секретарь диссертационного совета д.ф.н. Н.В. Иванов 2 Реферируемая диссертация посвящена изучению механизмов взаимодействия и порождения кодов в семиотическом пространстве англоязычного текста. Выбор темы диссертационного исследования продиктован необходимостью всестороннего изучения теории лингвокультурных кодов, находящейся в стадии становления. Гетерогенные лингвосемиотические образования: имена собственные, заглавия текстов, фразеологические единицы, цитации, крылатые слова – изучаются в рамках разных отраслей лингвистики и других гуманитарных наук под разным углом зрения. Кроме того, к их анализу обращаются специалисты по паремиологии, лингвопоэтике, лингвокультурологии, лингвострановедению и ряду других смежных с языкознанием дисциплин, то есть имеет место разный подход к разрабатываемой проблеме. Однако существует один специфический угол зрения, под которым вышеперечисленные разнородные языковые и «надязыковые»единицы предстают как единый функциональный комплекс с точки зрения семиотики, конкретно – лингвосемиотики, семиотики художественного текста, для которых основополагающим является теория поликодовости текста, теория культурных кодов. Сегодня нет ответа на вопросы, которые связаны с процессом становления теории лингвокультурных кодов, механизмов взаимодействия и порождения кодов в семиотическом пространстве вербального англоязычного теста. Актуальность исследования обусловлена необходимостью анализа на естественноязыковом материале взаимодействия кодов в семиотическом пространстве англоязычного вербального текста. В сфере изучения «полиглотизма» знаковых систем и поликодовости текста существует большое количество работ общетеоретического (в основном семиотического) характера, однако лингвосемиотический и притом эмпирический аспект проблемы освещен недостаточно. Данная работа призвана способствовать восполнению этого пробела в собственно языковедческих и лингвосемиотических изысканиях в системе английского языка. Цель работы заключается в выявлении способов взаимодействия лингвокультурных кодов в пространстве англоязычного текста, а также закономерности возникновения нового смысла, проистекающего из упомянутого взаимодействия кодов и носящего поликодовый характер. Поставленная цель обусловила необходимость решения следующих задач: • описать прагматический смысл онимов (гр. onoma, onyma – имя), то есть состав их коннотативного ореола, привносимого в текст, в который они вкраплены; • проанализировать семантику значимых имен собственных и ее роль в характеризации их референтов – элементов структуры англоязычного текста; • установить лингвосемиотическую специфику заглавий англоязычных текстов разных жанров в ее отношении к основному тексту; • выявить способы взаимодействия фразеологических субкодов друг с другом и с основным кодом англоязычного текста, в котором использованы фразеологизмы (в том числе так называемые фабульные); 3 • осветить организующую роль цитаций в структуре заимствующего текста; • определить особенности семиотического взаимодействия крылатых слов с заимствующим текстом по сравнению с кодом цитаций. Объектом исследования послужили лингвокультурные коды англоязычных вербальных текстов. Предметом исследования являются механизмы взаимосвязанного функционирования лингвокультурных кодов в семиотическом пространстве англоязычного вербального текста. Экспериментальным материалом исследования послужил корпус антропонимов и топонимов около 300 единиц, из текстов британских и американских литературно-художественных произведений; корпус заглавий разножанровых англоязычных текстов около 250 единиц; корпус фразеологизмов, из англоязычных художественных текстов около 180 единиц; корпус цитат в объеме 120 единиц; корпус крылатых слов в количестве около 150 единиц; корпус текстовых примеров употребления вышеперечисленных языковых образований общим числом свыше 350 единиц. В качестве инструментария исследования послужили следующие методы и методики: метод лингвосемиотического анализа; метод контекстуального анализа; метод лингвокультурологического анализа; методика установления коннотативного ореола онимов; методика выявления ритмо-метрической структуры заглавий; идентификации фразеологизмов и крылатых слов по их речевым трансформам. Научная новизна проведенного исследования состоит в том, что в нем • на эмпирическом материале показан поликодовый характер англоязычных вербальных текстов различных жанров; • описаны структурные и функциональные различия между лингвокультурными кодами (кодами онимов, заглавий, фразеологизмов, цитаций, крылатых слов); • установлены способы взаимодействия вышеозначенных кодов с основным кодом теста и друг с другом в семиотическом пространстве англоязычного текста; • выявлены некоторые механизмы порождения, на основе взаимодействия кодов, нового смысла, который в этих случаях оказывается выражен одновременно двумя и более кодами. Теоретической базой исследования послужили работы отечественных и зарубежных ученых в области семиотики культуры, семиотики художественного текста, лингвосемиотики, лингвокультурологии, лингвострановедения, когнитивной лингвистики: Арнольд И.В., Барт Р., Гаспарова Б.М., Иванова В.В., Лотмана Ю.М., Руднева В.П., Рикёр П., Савицкого В.М., Топорова В.Н., Эко У., Bernstein B., Blakemore D., Halliday M.A.K., Lawson E.D., Leeds-Hurwitz W., Thomas J. И др. Теоретическое значение проведенного исследования заключается в том, что на его основе возможно дальнейшее развитие теории поликодовости текста, а также выявление закономерностей взаимодействия лингвокультурных кодов в 4 пространстве текста и в целом – изучение семиотических аспектов строения и функционирования вербальных текстов. Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные данные и сделанные выводы могут найти применение при создании лекционных курсов по лексикологии и стилистике английского языка, общему языкознанию, а также при разработке спецкурсов и спецсеминаров по лингвострановедению, лингвокультурологии, лингвосемиотике, английской фразеологии; результаты исследования могут использоваться при руководстве подготовкой курсовых и дипломных работ. На защиту выносятся следующие положения: 1. Вербальный текст может быть построен на основе использования нескольких лингвокультурных кодов, переплетающихся и взаимодействующих при конструировании общего смысла текста. Смысл, возникающий в результате этого процесса, оказывается выражен двумя и более кодами. 2. Коды вкраплений в основной текст совмещаются друг с другом и с кодом основного текста на базе общности некоторых единиц и моделей; на этой базе семиотически гетерогенные единицы (цитаты, фразеологизмы, крылатые слова и др.) встраиваются в основной текст, обеспечивая его поликодовый характер. Существует градация совместимости / несовместимости лингвокультурных кодов, основанная на степени их сходства / различия. 3. На фоне большего или меньшего сходства лингвокультурные коды, образующие «ткань» текста, в то же время сохраняют различия, которые обусловливают их взаимную нетождественность и качественную определенность; эти свойства приводят к возникновению синтетического смысла, не присущего по отдельности ни одному из совмещаемых языковых образований. 4. Близкие по составу и структуре и потому хорошо совместимые коды, соединяясь, образуют органическое единство, порождающее более или менее непротиворечивый смысл. Далекие друг от друга и потому плохо совместимые коды, сталкиваясь, образуют квазиорганическое единство, приводящее к возникновению парадоксального смысла. Первый вид взаимодействия кодов в большей степени харакетрен для информирующих (научных, газетнорепортажных и т.п.) текстов, а второй – для выразительно-изобразительных (поэтических, юмористических и т.п.) текстов. 5. Фоновый сценарий, который активируется интерполируемой в текст единицей, становится организующим началом фрагмента заимствующего текста, устанавливая аналогию совмещаемых языковых образований как в плане содержания, так и в плане выражения. Апробация. Основные положения диссертации отражены автором в семи публикации, а также в выступлениях и докладах на научных конференциях: Военного университета (г. Москва, 2008 г.); Самарского государственного архитектурно-строительного университета (г. Самара, 2008 г.). По теме диссертации опубликовано семь работ общим объемом 1 печ. л., в том числе две – в изданиях, рекомендованных ВАК РФ. 5 Структура и содержание исследования. В соответствии с задачами исследования работа содержит: «Введение», главы: 1. «Взаимодействие кодов в составе текста», 2. «Функционирование кодов имен собственных в пространстве текста», 3. «Функционирование кодов фразеологизмов, цитат и крылатых слов в пространстве текста», «Заключение», «Библиография». Во введении обосновывается выбор темы исследования, формулируются актуальность, гипотеза, цели и задачи работы. В первой главе «Взаимодействие кодов в составе текста» рассматривается структура текста как полиглотического феномена. Во второй главе «Функционирование кодов имен собственных в пространстве текста» приводится аналитическое описание систем онимов под углом зрения лингвосемиотики. В третьей главе «Функционирование кодов фразеологизмов, цитат и крылатых слов в пространстве текста» рассматривается соотношение этих кодов с основным кодом текста. В заключении подводятся итоги проведенного научного исследования. Основное содержание работы Глава I. Взаимодействие кодов в составе текста. В §1 «Культура как совокупность текстов» отмечено, что с позиций семиотики культура предстает как знаковый феномен, как совокупность текстов, переплетающихся и взаимодействующих в процессе совместного функционирования. С этих позиций всякий продукт культуры рассматривается как текст. Текстами в широком (не лингвистическом, а семиотическом) смысле считаются не только вербальные произведения, но и, например, обряды, танцы, мемориалы, архитектурные сооружения, кинофильмы и др. Столь же широко в семиотике культуры трактуется термин язык: это не только словесный язык того или иного народа, но и всякая знаковая система, на основе которой создаются тексты культуры. Культура, рассматриваемая как множество взаимосвязанных коммуникативных процессов, возникает, существует и развивается в результате создания и использования языков в целях порождения текстов. Математическая модель коммуникативного акта описывает большое количество, но не все случаи общения. Она предполагает, что адресант всегда передает адресату сообщение, то есть порцию сведений, которые были неизвестны адресату до начала данного акта коммуникации. Однако М.Халлидей справедливо отметил: «From a sociosemiotic standpoint, the text is meaningful not so much because the listener does not know what is going to be said (as in a mathematical model of communication) but because he DOES know» [Halliday, 1978]. В интерперсональном дискурсе конечной целью коммуникации зачастую является не передача сведений (она при этом играет вспомогательную роль), а муссирование темы, интересующей обоих коммуникантов. Активизируя эту тему в своем сознании, коммуниканты создают общее семантическое пространство, в котором находятся их общие социокультурные ценности. Кроме того, в ритуальном, фатическом, фасцинативном и т.п. дискурсе, существующем «в чистом виде», тоже не происходит обмена утилитарной 6 информацией. Коммуниканты лишь подтверждают устоявшийся status quo в социальных отношениях, и сообщение новых сведений может нарушить установленный порядок общения и привести к отклонению от его целей. «Текст произведения есть явление изменчивое, текучее», – писал Б.В.Томашевский [1959]. Аналогичного взгляда придерживались Ю.М.Лотман[1994; 2004] и Р.Барт [1994], разграничивавшие понятия «произведение» и «текст». Произведение – это раз навсегда зафиксированное графическими средствами языковое образование, неизменное (если только автор со временем не вносит в него редакторские правки в последующих изданиях). Но текст произведения может несколько меняться. В этом русле может рассматриваться и проблема понимания текста. Поскольку понимание включает текст в новый контекст (в контекст духовного мира адресата), а контекст есть агент изменения смысла текста, то понимание всегда есть интерпретация текста. Стопроцентное взаимопонимание автора и читателя невозможно, да и не нужно. Определенное (в пределах инварианта) расхождение между замыслом автора и пониманием текста – это не досадное «искажение», а неизбежное и необходимое явление при движении текста «сквозь культуру». Оно возникает не только при переводе, но и при восприятии текста на языке оригинала. В конце этого раздела комментируется активно разрабатываемое в настоящее время понятие “интертекстуальность”. Как показано в трудах Р.Барта [1994], Ю.М.Лотмана [1994], В.И.Карасика [2002], Г.Г.Слышкина [2000] и других исследователей, текст в пространстве культуры не изолирован, он тесно переплетен с другими текстами, в своей совокупности образующими феномен интертекста. Культура как система текстов представляет собой сверхтекст, характеризующийся иерархическим строением: уровень типов текста – уровень жанров текста в рамках типа – уровень поджанров в рамках жанра и т. д. вплоть до уровня отдельных текстов. В каждом отдельном тексте реализуются закономерности всех уровней иерархии. Всякий текст – это микрокосм культуры. Каждый текст связан с культурой множеством внетекстовых связей и может быть декодирован только в макрокультурном контексте. В текстах регулярно встречаются аллюзии к другим текстам, и эти вкрапления в значительной мере составляют объект нашего исследования. В §2 «Понятие кода в семиотике культуры» рассматривается соотношение категорий “текст” и “код”. Отмечается, что код по-разному определяется в семиотической и лингвистической литературе, а также в технических областях. Так, в вычислительной технике, телеграфии, военном деле и т.п. под кодом понимается «совокупность знаков (символов) и система определенных правил, при помощи которых информация может быть представлена (закодирована) в виде набора из таких символов, для передачи, обработки и хранения (запоминания)» [Сов. Энц. Словарь, 1981: 603]. У.Эко называет кодом «систему коммуникативных конвенций, парадигматически соединяющих элементы, серии знаков, с сериями семантических блоков (или смыслов) и устанавливающих структуру обеих систем: каждая из них управляется правилом комбинаторики, определяющими порядок, в котором элементы (знаки и семантические блоки) выстроены синтагматически» [Эко, 7 1972]. Здесь подчеркнута двусторонность кода как семиотического образования и наличие корреляции между структурами плана содержания и плана выражения. Термин код используется и в языкознании, особенно в тех областях лингвистических исследований, которые пересекаются с семиотикой, теорией связи и т.п. По И.В.Арнольд, «под кодом понимается набор значимых единиц и правил их соединения» [Арнольд, 1973]. Н.Б.Мечковская прямо определяет код как вербальное образование: «Код в речевой коммуникации – это тот язык или его вариант (диалект, сленг, стиль), который используют участники данного коммуникативного акта» [Мечковская, 2000]. Тем самым лингвисты подводят естественный язык и его подсистемы под общее определение кода, провозглашая семиотическое единство кодов вербальных и невербальных. Однако в этой трактовке понятие “код” фактически совпадает с понятием “знаковая система (язык в широком смысле)”, так что остается в определенной мере неясно, для чего нужно такое дублирование терминов. В трудах В.М.Савицкого и его учеников упомянутые термины семантически дифференцируются. Поскольку понятие “код” в лингвистических трудах применяется в основном в связи с вопросами о порождении и восприятии текстов, В.М.Савицкий определяет код как «генеративно-интерпретативное начало языковой системы», как «язык в функции генератора текстов при порождении речи и в функции регенератора смыслов при понимании речи» [Савицкий, 1996]. Таким образом, свойство «служить кодом» – это одна из функциональных характеристик языка. Знаковую систему именуют кодом тогда, когда рассматривают механизмы возникновения и функционирования текстов на ее основе. Такое разграничение понятий делает целесообразным использование понятия “код” наряду с понятием “язык” в лингвистических трудах. В качестве культурных кодов выступают образные сферы “Явления природы”, “Человеческое тело”, “Флора”, “Фауна”, “Навигация” и многие другие. Культурным кодом может быть любая предметно-наглядная, чувственно воспринимаемая сфера бытия. Знаками такого кода служат входящие в эту сферу отдельные символические образы, существующие как в натуральном воплощении (например, хлеб-соль как символ гостеприимства), так и в виде разного рода изображений, в том числе и художественных. Культура пронизана кодами. Динамика культуры с семиотических позиций предстает как неустанное взаимодействие кодов, заключающееся в «переводе» информации с одних кодов на другие и, как следствие, ее преобразование и создание новой информации. Вездесущие, не всегда легко выделимые из стихии семиозиса, не всегда осознаваемые, но, несомненно, реально существующие, коды представляют собой одно из важнейших средств, на основе которых развивается и функционирует культура. Естественный язык, рассматриваемый как целое, является макрокодом, который распадается на ряд субкодов и микрокодов: фразеологический, паремиологический, жаргонный, сленговый, бюрократический и др. Каждый из них является специфическим средством зашифровки информации о мире и человеке. Нередко понимание текста требует применения не одного, а нескольких кодов, переплетенных в тексте и способствующих возникновению 8 его семиотической гетерогенности. Кроме того, в составе текста обнаруживаются результаты действия афористического, фольклорного, рекламного и других кодов, которые, будучи созданы на основе естественного языка, тем не менее не входят в его систему, а являются «надъязыковыми». В §3 «Полиглотизм текста. Интертекст и сверхтекст» рассматривается понятие поликодовости текста. Опираясь на идеи Вяч.Вс.Иванова об асимметрии мозга и знаковых систем [Иванов, 1978], а также на предвосхищающие мысли М.М.Бахтина о строении диалогических текстов [Бахтин, 1979], отечественные семиологи пришли к выводу о принципиальном полиглотизме культуры, рассматриваемой как коллективный интеллект. Интеллект – это, математически выражаясь, информационная система, способная создавать алгоритмы решения задач. Мысль возникает в информационной динамике – при перекодировании информации с одного знакового носителя на другой. В готовой знаковой системе мысль «мертва» и стара; новая мысль (новая модель действительности) возникает в процессе семиотического преобразования информации, ее «перевода» в иную знаковую форму. «Моноглотическое» (функционирующее на основе только одной знаковой системы) информационное устройство не в состоянии выработать новую мысль. Мыслящей системой может быть лишь полиглотическое устройство. К числу таких устройств относятся, например, мозг индивида; исследовательская группа, совместно решающая проблему; культура в целом или ее часть; сеть компьютеров, в которой (пока что в зачаточной стадии) реализованы принципы машинного интеллекта, и т.п. В рамках семиотики культуры в этот ряд включается также текст, но не всякий, а такой, который именуют текстом второго типа. Тексты первого типа возникают в процессе общения, участники которого обладают когнитивными мирами, характеризующимися высокой степенью взаимного сходства. В подобных случаях цель коммуникации состоит в том, чтобы передать сообщение адекватно замыслу адресанта, без изменений и потери информации. Текст при этом исполняет роль пассивного носителя априорно заданного сообщения. Это простейшие случаи обмена информацией в коммуникативном процессе. Тексты второго типа возникают тогда, когда в акте общения предполагается выработка новой информации. Это происходит в тех случаях, когда когнитивные миры адресанта и адресата в значительной мере различны. Адресат – не пассивный «приемник» сообщения, а его активный переработчик. Если в коммуникации первого типа используется один язык, общий для обоих участников, то в коммуникации второго типа задействованы два языка (язык адресата и язык адресанта), и общение представляет собой «перевод с языка моего “я” на язык твоего “ты”». Изменения в сообщении при этом неизбежны и, более того, желательны. Именно в процессе такого «перевода» (перекодирования) у текста возникает новый смысл, которого у него не было в начале коммуникативного акта. Текст этого типа выступает как генератор нового смысла, а при множественном восприятии – как генератор множества смыслов (или, по выражению И.В.Арнольд, «поля виртуальных интерпретаций» [Арнольд, 1973]). 9 Текст всегда существует на фоне и в переплетении с другими текстами, составляющими его контекст. Всё это образует феномен интертекстуальности. По Р.Барту, всякий текст есть между-текст по отношению к какому-то другому тексту, но эту интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть какое–то происхождение; текст образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат – из цитат без кавычек [Барт, 1994]. Текст подлежит наблюдению не как законченный, замкнутый продукт, а как идущее на наших глазах производство, «подключенное» к другим текстам, другим кодам (сфера интертекстуальности), связанное тем самым с обществом, с Историей, но связанное не отношениями детерминации, а отношениями цитации. Культура при этом предстает как интертекст, то есть единый конгломерат переплетенных, проникающих друг в друга текстов. Это явление особенно характерно для нашего времени, когда оригинальность, завершенность и авторская принадлежность многих текстов оказывается под вопросом. Так, в массовой художественной литературе конца XX – начала XXI веков существуют так называемые «бренды», обозначенные фамилиями или псевдонимами отдельных авторов, но на самом деле являющиеся продуктами работы коллективов безымянных «литературных негров», использующих штампованные «блуждающие» сюжеты, мотивы, ходы и приемы массовой литературы. В такой продукции действительно трудно найти «начала и концы»; всё это – пространство интертекста. Если считать, что автор – это создатель и отправитель нового сообщения, а пересказчик – не автор, то подлинное авторство некоторых произведений не представляется возможным установить. Весь этот конгломерат есть продукт работы коллективного интеллекта, среда, в недрах которой изредка возникают «жемчужины» индивидуальной, новой мысли. Помимо интертекстуальных (горизонтальных) связей, в вышеописанном пространстве существуют вертикальные (иерархические) отношения, которые могут быть охарактеризованы с помощью понятия «сверхтекст». Таким образом, совокупность взаимопроникающих текстов образует единое интертекстовое и сверхтекстовое, семиотически гетерогенное, многоярусное пространство, которое, с позиций семиотики, и есть культура. В §4 «Модельный и символический характер культурных кодов» культурный код рассматривается как модель определенной области действительности. В этой связи комментируются понятия модели и моделирования в их применении к культурным кодам. Главное в модели – это ее аналогия с оригиналом, которая, в свою очередь, определяется как сходство отношений между двумя предметами, то есть сходство, которое основывается не на отдельных свойствах или частях этих предметов, а на взаимном отношении между свойствами или частями. Это взаимное отношение выступает в двух формах: изоморфизм (взаимно-однозначное соответствие между частями и свойствами оригинала и модели) и гомоморфизм (менее точное, приблизительное соответствие между ними). Модели применяются как в области науки, так и в области искусства. Научная модель характеризуется абстрактностью и схематизмом, а 10 художественная – конкретностью и наглядностью, хотя и та, и другая выполняют функцию общения. Специфика художественного моделирования состоит в том, что объект, отображаемый в художественном произведении, воспроизводится в его эстетически релевантных чертах, в то время как в рамках научного труда он отображается в его научно релевантных чертах. Таким образом, моделирование носит прагматический характер: вид модели определяется теми задачами, которые ставит перед собой субъект. Научная модель по своей природе аналитична, а художественная – синтетична. В искусстве модель представляет собой художественный образ объекта. В нем отражено не объективное строение, а субъективное вúдение оригинала, которое лишь гомоморфно соответствует ему. Модели фрагментов действительности, закрепленные в естественном языке и искусстве, функционируют как культурные коды, и наоборот, культурные коды могут рассматриваться как модели действительности. Всякий код есть модель, и всякая модель есть код. Культурные коды носят символический характер. В §4 показано, что они, во-первых, моделируют ту или иную систему идей и ценностей, а во-вторых, в значительной мере символичны по своей природе. Английское слово code означает не только “код”, но и “кодекс”, “свод правил”, “программа”. Действительно, культурные коды, кроме всего прочего, представляют собой программы культурного поведения. Особенно заметно это проявляется на таких примерах, как религиозно-этические коды, паремиологический и фразеологический коды, код расхожих мнений и «житейской мудрости» и т.п. Мало кто способен строить свое мировоззрение самостоятельно; в основном люди «запрограммированы» совокупностью культурных кодов, хотя многие не подозревают об этом (Э.Фромм назвал это явление автоматическим конформизмом [Фромм, 1989]). По Ч.Моррису, всю деятельность человеческого интеллекта можно отождествить с функционированием знаков [Моррис, 1983]. Как было показано выше, эти знаки объединены в системы, называемые культурными (и лингвокультурными) кодами. Их роль в жизни индивида и общества исключительно велика. Глава II. Функционирование кодов имен собственных в пространстве текста. В § 1 «Семантика онимов» отмечается, что имена собственные (онимы) в составе лингвокультуры образуют коды, функционирующие в любом типе дискурса наряду с кодами, состоящими из имен нарицательных. Онимы выполняют такие функции, как выделение, индивидуализация и идентификация объекта, но не такие, как дефиниция и характеризация. Оним «в чистом виде» (не обладающий типологическими чертами имени нарицательного) является, так сказать, «ярлыком» единичного объекта, никак его не определяющим и не описывающим, а лишь отделяющим его от всех других объектов и тем самым идентифицирующим его как нечто абсолютно индивидуальное. Но в большом числе случаев онимы не выступают «в чистом виде». Огромное количество имен собственных содержит хотя бы минимальные сведения об их носителях. Говоря об антропонимах, упомянем, прежде всего, прозвища, псевдонимы и т.п. Такие имена обычно связаны с какими-либо приметами внешности, 11 личностными чертами людей, событиями их жизни и др.: Mr. Big – прозвище крупногабаритного персонажа из одноименного романа Я.Флеминга; Mr. No – прозвище, которое в международных дипломатических кругах в свое время получил А.А. Громыко за неуступчивость в переговорах. Но и «настоящие» имена (традиционные антропонимы) зачастую содержат ряд сведений об их носителях. Помимо этого, антропонимы могут свидетельствовать о социальном статусе человека. Связь антропонимов с той или иной социальной нишей зафиксирована в общественно-исторической памяти народа и содержится в фоновых знаниях носителей лингвокультуры. Например, все англичане знают, что Rochester – фамилия старинного дворянского рода, а Smith – широко распространенная простонародная фамилия. Таким образом, фамилия и принадлежность к определенной социальной нише связаны лишь вероятностной корреляцией. Онимы несут в себе также сведения об этнической или расовой принадлежности лица. В странах, где многие представители национальных меньшинств, не желая афишировать свою этническую принадлежность и стремясь в той или иной мере влиться в ряды коренного населения, берут себе и дают своим детям личные имена и / или фамилии (псевдонимы), типичные для лингвокультуры господствующей нации: Joseph Conrad (Юзеф Конрад Коженёвский); William Saroyan (англоязычное имя + армянская фамилия, но созвучная ряду английских; ср. John Bunyan, Lord Trevelyan) и др. Антропонимы в ряде случаев могут сигнализировать и о религиозной принадлежности их носителей. Так, когда знаменитый американский боксер по имени Cassius Clay перешел в магометанство, он взял себе официальное имя Mohammed Ali в честь двух исламских пророков. Вокруг онимов зачастую формируется коннотативный ореол. Так, на слух реципиента, чуткого к прагматической стороне семантики топонимов, романтически звучат названия Niagara, the Grand Canyon of Colorado и др. Антропонимы бывают коннотативно окрашены благодаря своей принадлежности к определенной социокультурной среде, шлейфу исторических, мифологических и художественных ассоциаций, внутренней форме, а также фоносемантике. Эти коннотации носят этноспецифический лингвокультурный характер. Наличие у онимов коннотативного ореола приводит к возникновению таких явлений, как антономазия и символизация. Семантические акценты смещаются с сигнификативных сем на коннотативные, в результате чего имена собственные переосмысливаются, и у них появляются ранее не присущие им смыслы. Например, топоним Babylon со временем стал означать: 1) “any great empire or city (as Rome, London, etc.)”; 2) “a vicious city”; 3) “the papacy”; 4) “a mix of races and nations” [Concise Oxford Dictionary of Current English, 1968]. Многие имена собственные превратились в лингвокультурные коды. Так, система новозаветных онимов образует код, служащий «скелетной схемой» всей христианской идейно-нравственной концепции. Антропонимический субкод в английской лингвокультуре включает следующие имена: Jesus – символ 12 единения Бога и человека и жертвы во имя людей; Judas – символ предательства и др. Топонимический субкод включает имена: Bethlehem – символ благовещения; Jerusalem – символическое название всякого святого места и др. Кодом является также система антично-мифологических имен: Prometheus – символ знания и просвещения, а также возвышенной жертвы; Aphrodite – символ красоты и любви и др. Система шекспировских имен: Hamlet – символ мучительных сомнений; King Lear – символ позднего прозрения и др. Система диккенсовских имен: Mr. Pickwick – символ житейской наивности и неприспособленности; Scrooge – символ алчности и стяжательства и др. Таких кодов множество; оторвавшись от своих «родных» текстов и служа аллюзиями к ним как к прецедентным, они функционируют в прессе, художественной литературе, публицистике, ораторской, бытовой и иногда даже научной речи. Некоторые символические онимы входят в состав фразеологизмов: Judas’ kiss “предательское льстивое лицемерие”; to go to Golgotha “ступить на жертвенную стезю”; Pandora’s box “источник бед” и др. Здесь особенно ярко проявляются их антономастические свойства. В §2 «Коды литературных значимых имен» отмечается, что значимые имена составляют особый субкод. Это имена, специально предназначенные авторами для характеристики персонажей. Их внутренняя форма указывает на сущность личностей героев, выведенных в произведениях. Наиболее прямо такие коды представлены в произведениях аллегорического жанра – баснях и притчах, а также малых фольклорных формах – провербиальных единицах. Типичный пример являет собой зоонимический субкод этого кода. Коннотативные ореолы и возникшие на их основе фигуральные значения соответствующих лексических единиц представлены в толковых словарях: имена коннотативные фигуральные ореолы значения fox “animal proverbial for “crafty person” cunning” wolf “wild gregarious beast “rapacious or of pray” greedy person” ass “quadruped known for “stubborn or its obstinacy” foolish person” snake “reptile fabulous for “treacherous insidiousness” person” За пределами текстов аллегорического жанра эти названия употребляются как имена нарицательные, но в баснях и притчах они пишутся с заглавной буквы и фигурируют как имена собственные, номинируя отдельных персонажей. Их образная основа характеризует персонажей. Эти коды обладают этнокультурной и этноязыковой спецификой. Например, в английских аллегорических текстах и фразеологизмах образ Медведя (Bear) имеет типовые коннотации [злой], [свирепый], [агрессивный] (as cross as a bear “злющий как медведь”, bring on your bears “не боюсь твоих угроз” и др.), тогда как в русских текстах и фразеологизмах того же жанра для него более типичны коннотации [грубый], [неотесанный], [необщительный] (ср.: неуклюжий / нелюдимый как медведь, 13 медведь на ухо наступил, разворошить / разорить ‹что-л.› как медведь малинник). В художественной литературе значимые имена носят индивидуальноавторский характер. В сатирической и приключенческой литературе, где внешняя достоверность повествования неважна, фамилии прямо указывают на личностные свойства персонажей. Например: Easy (F.Marryat. Mr. Midshipman Easy; в рус. пер. “Мичман Тихий”). Кроме того, антропонимы могут характеризовать особенности жизни и судьбы их носителей. Так, фамилия Hyde (< hide) указываyет не столько на черту характера персонажа, сколько на неблагоприятное обстоятельство его жизни: он был вынужден жить скрыто, тайно (R.L.Stevenson. “The Strange Case of Dr. Jekyll and Mr. Hyde”). В ряде случаев персонажи характеризуются образно – через метафорические, перифрастические и метонимические имена. Например: фамилия Lovelace – букв. “(плетущий) любовное кружево”, перен. “волокита” (S.Richardson. History of Clarissa Harlowe) и т.п. Писатели используют и социокультурную, и историческую «привязку» имен собственных, чтобы дать характеристику героям. Герой притчи Оруэлла “Animal Farm”, вождь тоталитарной общины, зовется Comrade Napoleon; это имя имеет две совершенно отчетливых исторических параллели – сталинизм и бонапартизм. В §3 «Коды литературных прозвищ, “титулов” и перифразов» анализируются неофициальные имена – прозвища, псевдонимы, клички, «величальные» имена и т.д. Они в еще большей степени, чем упоминавшиеся выше имена, характеризуют своих носителей – ведь они специально для этого создаются. Если при крещении имя дается человеку «на будущее», то прозвище дается post factum – в связи с теми его свойствами и обстоятельствами жизни, которые уже имеют место. Прозвища применяются в англосаксонской лингвокультуре несколько иначе, чем в русской. Сфера их употребления шире. Они могут заменять собой неофициальные имена в таких коммуникативных ситуациях, в которых было бы невозможно использовать русское имя такого рода. Прозвище может характеризовать не только внешние, но и личностные черты его носителя. Например, в романе Дж. Лондона “The Sea Wolf” фигурируют два брата-китобоя, люди сильные, жестокие, агрессивные и опасные. В своей социальной среде они носят прозвища, соответствующие их сущности: Wolf Larsen и Death Larsen. Однако иногда в рамках англосаксонской лингвокультурной традиции прозвища даются «от противного». Так, один из героев цикла баллад о разбойниках Шервудского леса, огромный силач, носил шутливое прозвище Little John. Особый субкод составляют своего рода неофициальные «титулы» знаменитых людей, в соответствующих контекстах употребляемые вместо настоящих имен или в сочетании с ними (в последнем случае они шутливо называются a handle to the name). Иногда это «величальные» имена, отмечающие достоинства и заслуги их носителей: The Swan of Avon (Shakespeare), Richard the Lion-Hearted (Richard I Plantagenet) и т.д. В других случаях «титулы», напротив, фиксируют неприглядные черты или злодеяния выдающихся людей: The Blue 14 Beard (Henry VIII Tudor), Bloody Mary (Mary I Tudor) и др. Этот субкод представляет собой систему вех социально- и культурно-исторического пространства Великобритании. В процедурный компонент ономастического кода английской лингвокультуры входят также приемы детериорации и амелиорации имен, то есть их «ухудшения» и «улучшения» в аксиологическом плане. Так, помпезные имена регулярно даются животным: Rex (собачья кличка, букв. “Царь”, в пер. с лат.) и т.п. Ср. также: Montmorency – имя герцога, маршала Франции, данное собачонке (J.K.Jerome. “Three Men in a Boat”). Это примеры детериорации имен: в рамках европейски ориентированных лингвокультур животные стоят ниже людей на «аксиологической лестнице», и придание им таких имен им льстит, а людей (в особенности высокопоставленных и знаменитых) унижает. Этот же процесс наблюдается в рекламном дискурсе – например, придание туалетному мылу знаменитого имени Моны Лизы (Mona Lisa) и т.д. Примеры амелиорации имен: Lord Jim (J.Conrad. “Lord Jim”) – уменьшительное имя простого моряка «улучшено» аристократическим титулом. В §4 «Коды заглавий научных, репортажных и публицистических текстов» отмечено, что эти коды составляют особую совокупность кодов в составе кода онимов. Заглавие текста представляет собой его в определенной мере обособленную составляющую, отделенную от основного текста как формально (характером шрифта, пропуском одной или нескольких строк), так и содержательно (к нему предъявляются особые смысловые, жанровые, стилистические требования, коррелирующие с теми, которые предъявляются к основному тексту, но не во всем с ними совпадающие). Создание заглавия к тексту предполагает знание традиции, владение соответствующими навыками, а в случае с художественными, рекламными, публицистическими текстами – творческий подход. В зависимости от формы, стиля, жанра текста заглавие обладает разными структурно-семантическими характеристиками и выполняет разные функции. Можно выделить как универсальные, так и специфические функции заглавий. К числу универсальных относятся три тесно взаимосвязанных функции заглавий – референционная, идентифицирующая и дифференцирующая. Заглавие служит своего рода «визитной карточкой» индивидуального текста; в функциональном плане оно подобно ониму. Заглавие дает возможность идентифицировать текст, отличить его от всех остальных, сослаться на него и выявить его в ряду других. Под заглавием текст фигурирует в разного рода перечнях и упоминается в речи. Заглавие есть имя собственное текста, его знак. Три вышеперечисленных функции присущи всем текстовым заглавиям. Далее начинаются расхождения, связанные с особенностями формы, жанра, направления и стиля текстов. Заглавия научных текстов содержат одну или несколько характеристик этого вида литературы: объект, предмет, материал, постановку задачи, метод, научное направление, гипотезу, полученный результат, форму (монография, статья, тезисы доклада и т.д.) и жанр (исследование, обзор, введение в специальность и т.д.) научного текста. Такая специфика научных заголовков 15 обусловлена назначением соответствующих текстов: по возможности полно, точно, однозначно и лаконично отразить сущность проведенного исследования или состояние дел в той или иной области науки. Если исследование носит индуктивно-эмпирический характер, то научный текст, его описывающий, нередко имеет форму отчета о проделанной работе, а жанр отчета как раз и требует характеризации работы по вышеперечисленным пунктам. Особенности формы и жанра научного текста в определенной мере обусловливают специфику заглавия. По нашим наблюдениям, в этой сфере существует тенденция, в русле которой объем текста и объем заглавия состоят в обратной пропорции. Например: большая монография Л.Блумфилда называется кратко: “Language”; крупный по размеру труд Л.Баркера озаглавлен просто: “Communication”. Напротив, тезисы докладов размером всего в 1 – 2 страницы нередко имеют длинные заглавия, например: U.Flick. “Social Representations and the Social Construction of Everyday Knowledge in Theoretical and Methodological Queries”. Тексты среднего объема – статьи, главы коллективных монографий и т.п. – обычно имеют заголовки средней длины, например: W.L.Chafe. “Prosodic and Functional Units of Language”. Вышеописанная обратная пропорция объясняется, на наш взгляд, тем обстоятельством, что крупные по объему научные труды обычно пишутся на глобальные, многогранные темы. В заглавии глобальную тему невозможно охарактеризовать; ее можно лишь назвать, а для этого бывает достаточно минимального числа слов. Характеризация же осуществляется в аннотации и предисловии к книге. Что же касается малых научных форм, их заголовки как раз и являются своего рода аннотациями: давать отдельную аннотацию не позволяет их малый объем. Заглавия газетных репортажей сходны с научными в том отношении, что они называют тему текста, а в ряде случаев также в небольшой степени раскрывают его содержание («рему»). В настоящее время широко распространился концентрический способ подачи репортажного материала: заглавие – выделенная ключевая фраза или абзац – основной текст. Задача репортажа – информировать о событии, а задача заглавия – информировать о теме репортажа и, пожалуй, ничего более. Это особенно отчетливо проявляется в западной прессе. Например: “Bush Criticized by Civilian Liberties Group”; “ExPremier’s Son’s Police Holdup”. Такие заголовки, как и научные, должны быть ясны, однозначны и семантически емки. В них редко содержится оценка события; предполагается, что ее будут формировать сами читатели. Заглавия публицистических текстов служат для того, чтобы обозначить не только тему, но и идею произведения. Кратко выразить идею обыденным языком не всегда удается, поэтому, сочиняя заглавия, публицисты гораздо чаще репортеров прибегают к выразительным средствам и стилистическим приемам, что сближает публицистические заглавия с названиями литературнохудожественных произведений. В ряде случаев заглавия заключают в себе аллюзии к прецедентным текстам или представляют собой прямые цитации. Иногда в качестве аллюзии выступает имя литературного или исторического персонажа: “Lady McBeth of the Ukranian Parliament” (аллюзия к Шекспиру) и т.п. 16 В § 5 “Заглавия художественных текстов” вышеуказанные особенности проявляются в еще большей степени. Следует отметить, что в европейской культуре XVII – XVIII веков беллетристика еще не окончательно выделилась в самостоятельный вид литературы. Она несла в себе черты нехудожественных форм и жанров: отчетов о путешествиях, богословских и философских сочинений, житий святых, научных трактатов и т.п. В XIX – XX веках такие заглавия постепенно вышли из употребления. Беллетристика стала осознаваться как особый род литературы, имеющий свою содержательную, структурную и функциональную специфику. Фактографическая канва повествования перестала быть главной составляющей его содержания. Семантика художественного произведения стала многоярусной, и ее верхний ярус приобрел идейный и эмоционально-духовный характер. Изложение событий составляло нижележащий смысловой ярус, который по отношению к верхнему исполнял роль внутренней формы. Так, в художественных произведениях описание природы не преследует цели представить фенологические наблюдения или популяризировать географические и ботанические знания (как это бывало в реалистических отчетах о путешествиях). Описания природы приводились в целях создания у читателей требуемого эмоционального настроя (элегического, возвышенноромантического, мажорного и др.). Это и было коннотативное содержание текста, ради которого текст создавался. Кроме того, описания природы несли символическую нагрузку. Так, в романтической поэзии образы урагана, бури, стремнины, водопада символизировали гордый и могучий бунтарский дух (“Ode to the West Wind” П.Б.Шелли и др.). В лирической поэзии образы родной природы выступали как символы милого сердцу Отечества (“My Heart’s in the Highlands” Р.Бернса, “The Song of a Wild Flower” У.Блейка и др.). Идейно-символический и эмоционально-духовный характер художественных произведений нового типа обусловил изменение характера заглавий. Акцент переместился с темы на идею произведения. Символизация заглавий привела одновременно к сокращению их длины и повышению семантической емкости, то есть к лаконизму. Возросла нелинейность смысла заглавий. Они стали содержательно многоплановыми, концентрируя в себе основной глубинный смысл произведения. Таково, например, название романа Р.Брэдбери “Fahrenheit 451”, содержащее в себе два семантических пласта: буквальный (тематический), в рамках которого речь идет о кострах из книг, разжигаемых воинствующими ненавистниками культуры, и фигуральный (символический), в рамках которого речь идет о мировом пожаре ядерной войны и гибели цивилизации в результате деградации духовности. В XX веке возникла тенденция к созданию «странных» заглавий с нарушениями правил семантической комбинаторики и норм лексической сочетаемости. Например: “Streetcar Named Desire” (Т.Уильямс); “The Hollow Men” (Т.Элиот) и др. На наш взгляд, эта тенденция находится в том же русле, что и развитие поэзии XX века, характеризующееся активным созданием новых художественных языков, или вторичных моделирующих систем [Лотман, 1972; 1994]. Новый духовный смысл потребовал новых форм его эстетического 17 выражения – культурных кодов, отвечающих духу времени [Барт, 1994]. Обновление и концентрация коннотативного смысла эффективнее всего достигается с помощью «высокого косноязычья», которое «тебе даруется, поэт» (выражение Н.С.Гумилева). Под ним, по Р.О.Якобсону, понимается художественная сверхорганизация, накладываемая на обычную языковую организацию синтагмы. «Высокое косноязычье» стало применяться не только в поэзии, но и в заглавиях прозаических произведений, что привело к стилистическому обособлению заглавий от основного (прозаического) текста, к обретению ими поэтических черт. Так, многие заглавия новелл Р.Брэдбери представляют собой, по сути дела, моностихи. Например: “There Will Be Soft Rains”; “Dark They Were and Golden-Eyed”. Одним из характерных отличий английских художественных заглавий от основного текста является их преимущественно стихотворная метрическая организация. Как известно, художественная проза характеризуется определенной (довольно свободной) ритмикой; в заглавиях же наблюдается бóльшая строгость ритма. В кратких заглавиях это не бросается в глаза; тем не менее, стихотворная ритмика в них имеет место. В них представлены все пять основных метров. Стихотворный ритм художественных заглавий – это важный элемент ономастического кода. Для XX века характерна перекличка заглавий художественных произведений с прецедентными текстами: “The Catcher in the Rye” Дж. Д. Сэлинджера (аллюзия к Р.Бернсу); “Of Human Bondage” У.С.Моэма (выражение из «Этики» Спинозы) и др. В таких аллюзиях проявляется культурноисторическая преемственность поколений и эпох; прежние культурные сценарии служат моделями для описания новых. Итак, в заглавиях текстов разных форм, жанров и направлений наблюдается градуальный переход от обозначения темы и краткого изложения «поверхностного» содержания произведения к передаче его «глубинного» идейно-символического смысла, проявляющийся в постепенной смене характера средств плана выражения. Глава III. Функционирование кодов фразеологизмов, цитат и крылатых слов в пространстве текста. В §1 «Взаимодействие фразеологических кодов в пространстве текста» рассматриваются фразеологизмы как мини-тексты, созданные на основе особых субкодов фразеологического кода. Фразеологический код имеет свой канон, проявляющийся в знаковой структуре каждого фразеологизма; но в то же время он распадается на субкоды, порождающие группы фразеологизмов и отдельные фразеологизмы, и эти субкоды совместимы друг с другом в разной степени. Иногда они хорошо совместимы, что дает возможность контаминировать фразеологизмы в тексте. В §2 «Взаимодействие фразеологического кода с основным кодом текста» отмечено, что, подобно другим инокодовым единицам, фразеологизмы семиотически чужеродны основному тексту, и их адаптация к нему обеспечивается с помощью ряда приемов. 1) Лексический компонент фразеологизма повторяется в переменном контексте и тем самым референтно соотносится с одним из актантов 18 описываемой ситуации. Повторенная лексема, выступая самостоятельным членом предложения, «сцепляет» фразеологизм с контекстом на основании того, что коды фразеологизма и контекста на данном участке становятся единым кодом. Например: Voltaire had rashly attacked the whole body of literary critics; this stirred up a hornets’ nest and the hornets began to buzz (N.Mitford. “Voltaire in Love”). 2) Иногда вместо повтора лексемы используется ее заменитель – например, местоимение which: We … were to raise the curtain which happily conceals his private life from general ridicule (Ch.Dickens. “The Posthumous Papers of the Pickwick Club”). 3) В ряде случаев весь фразеологизм выступает как член предложения, в которое он вставлен, и «заражает» своим метафоризмом окружающий его участок контекста. Например: My host was content to let the evening take its own course, and the author … started the hares and let the talk chase them in a dozen directions at once (M.West. “The Ambassador”). В некоторых случаях фразеологизм глубоко вплетается в контекст, становясь с ним единым целым. Например: The Gordian knot of the war, which imperialism was unable to loose, was finally cut by the sword of the Revolution” (R.P.Dutt. “World Politics”). 4) Иногда не фразеологизм внедряется в контекст, а напротив, элементы контекста вклиниваются в состав фразеологизма, взаимодействуя с ним как в плане выражения, так и в плане содержания. Например: Mr. Cox seemed to lose interest in a conversation which had regrettably drifted away from the topic of himself. He turned his back on us rather abruptly and returned to his titled muttons (R.Aldington. “Soft Answers”). 5) Взаимодействие переменного контекста с постоянным контекстом фразеологизма проявляется и в замене одного из лексических компонентов словом «свободного употребления». Например, фразеологизм a fly in the ointment “нечто, омрачающее существование” использован Д.Уэстлейком в качестве заглавия романа с подстановкой элемента контекста на место лексического компонента: “The Spy in the Ointment”. Это прием парадигматического кодирования смысла: мысль о том, что шпион, затесавшись в ряды организации, испортил благополучное течение дел, передана здесь не длинной синтагмой, а путем взаимодействия семантики и фонетики слова fly со значением и звучанием фразеологизма по парадигматическому принципу рифмованной замены лексемы. Это еще один прием совмещения кодов. 6) Иногда лексический компонент фразеологизма контекстуально интерпретируется с помощью добавления к нему поясняющей предложноименной группы. Например: Molière … died as he had lived – in the harness of the professional entertainer (L.Strachey. “Landmarks in French Literature”). 7) В силу того, что при развертывании постоянного фразеологического контекста предсказуемость появления каждой следующей лексемы намного выше, чем в переменном речевом контексте, многие фразеологизмы опознаются по характерным ключевым фрагментам еще до того, как воспринят весь фразеологизм целиком. Ср. пример речевого употребления фразеологизма As the 19 tree falls, so shall it lie: “As the tree falls …” – “Yes. I daresay” (R.Kipling. “Stalkie and Co”). В §3 «Языковые средства функционирования культурных кодов в пространстве текста» рассматриваются культурные коды, образующие знаковую структуру текста, и их естественноязыковой субстрат. В этой обширной проблематике нас в первую очередь интересует характер вербальных средств, на основе которых функционируют в тексте культурные коды. К числу таких средств относятся фабульные фразеологические единицы, цитаты и крылатые слова, являющиеся аллюзиями к другим произведениям или реальным событиям. 1) Прежде всего, это фабульные фразеологические единицы, то есть ФЕ, способные активировать фоновые фабулы. Под фоновыми фабулами мы, вслед за В.М.Савицким, понимаем тексты, которые в тот или иной исторический период входят в коллективный тезаурус определенной этнокультуры или культурного региона и служат когнитивным фоном речевого общения. Фабульный фразеологизм служит кодовым ключом к культурному сценарию, содержащемуся в фоновых знаниях носителей лингвокультуры. В ряде случаев он употребляется в речи в видоизмененной форме, тесно вплетаясь в контекст, а его лексические компоненты соотносятся с элементами обозначаемой ситуации. 2) Коды цитации. Они во многом сходны с кодами фабульных фразеологизмов: ведь последние тоже представляют собой своего рода короткие выдержки из прецедентных текстов, на базе которых они созданы, и, подобно цитатам, привносят в заимствующий текст сюжетно-ролевую схему прецедентного текста или его фрагмента. Различие же между ними состоит в том, что цитаты не являются единицами языка. Они не обладают языковой устойчивостью. Цитаты обычно «ухватывают суть» заимствующего произведения, заключают в себе важное звено его архитектоники. Так, в романе А.Кристи случайно всплывшая в памяти героини строка из А.Теннисона – “A mirror cracked from side to side” – навела ее на разгадку тайны. Писательница придавала этой цитате столь большое значение, что даже назвала роман по этой строке. Особый случай представляют собой эпиграфы. Будучи несравненно короче текста произведения, эпиграф обычно не может смоделировать его сюжет; он лишь концентрирует в себе его основную идею, и делает это в терминах иного кода; перед читателем встает задача соотнести коды эпиграфа и произведения и увидеть в эпиграфе сосредоточенную в нем идею. В качестве цитат часто фигурируют фрагменты из мифов и фольклора, а также литературной классики. Иногда такие цитаты встречаются даже в научных трудах. 3) Коды крылатых слов. Отличительной чертой крылатых слов является сохранение в коллективной памяти их связи с автором, что обусловливает наличие авторского стиля, отличающегося от анонимного пословичного канона. Афоризмы характеризуются обобщенностью смысла, сентенциозностью и формульной точностью в плане выражения, что роднит их с пословицами; однако они отличаются от пословиц своей авторской принадлежностью. 20 Примеры: Time is money (B.Franklin). Man to man is a wolf (T.Hobbes). Но к числу крылатых слов относятся и те популярные высказывания, которые не обязательно обладают этими признаками: достаточно лишь, чтобы они были популярны и ассоциировались с именем автора. Например: To be or not to be – that is the question (W.Shakespeare. “Hamlet”). Эта разновидность крылатых слов аналогична поговоркам. Таким образом, крылатые слова можно подразделить на аналоги пословиц и аналоги поговорок. Итак, цитаты и крылатые слова характерны тем, что в коллективном сознании они «привязаны» к имени определенного автора, а нередко также к породившему их тексту и фоновой фабуле, что обусловливает особенности их взаимодействия с заимствующими текстами. Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях: Научные статьи в изданиях, рекомендованных ВАК РФ: 1. Мартынов В.С. Структурная и функциональная специфика заголовков письменных текстов // Вестник Самарского государственного университета № 1 (60). – Самара: Изд-во «Самарский университет», 2008. – С.377-383. 2. Мартынов В.С. Символический характер культурных кодов // Вестник Самарского государственного университета № 4 (63). – Самара: Изд-во «Самарский университет», 2008. – С.80-84. Научные статьи в других изданиях: 3. Мартынов В.С. Роль лингвокультурных кодов в жизни индивида и общества //Современная англистика: проблемы изучения и преподавания. Сборник научных трудов. – М.: Изд-во РГСУ, 2008. – С.73-75. 4. Мартынов В.С. Полиглотизм текста. Интертекст и сверхтекст // Внутренний мир и бытие языка: процессы и формы. Материалы II Межвузовской конференции по актуальным проблемам теории языка и коммуникации. 17 июня 2008 г. – М.: Изд-во Военного университета, 2008 г. – С.200-208. 5. Мартынов В.С. Коды литературных значимых имен // Актуальные проблемы интеграции гуманитарного знания. Сборник материалов межрегиональной интернет-конференции. Часть 1. – М.: Изд-во РГСУ, 2009. – С.27-31. 6. Мартынов В.С.Функционирование кодов крылатых слов в пространстве текста (на материале английского языка) // Теория и практика профессионального образования в высшей школе. Сборник материалов научно-методической интернет-конференции. – М.: Изд-во РГСУ, 2009. – С.57. 7. Мартынов В.С. Коды заглавий англоязычных научных текстов // Теория и практика профессионального образования в высшей школе. Сборник материалов научно-методической интернет-конференции. – М.: Изд-во РГСУ, 2009. – С.57-58. 21