в жизни и в консультационном кабинете
advertisement
ТО, ЧТО НАЗЫВАЮТ ЛЮБОВЬЮ: В ЖИЗНИ И В КОНСУЛЬТАЦИОННОМ КАБИНЕТЕ Пэтрик Кейсмент Лондон, Англия Когда в прошлом году мы встретились в Летней Школе, темой была Ненависть. В этом году мы здесь, чтобы говорить о Любви. Но она не обязательно противоположность ненависти. Она часто - другая сторона ненависти, ровно как и ненависть может быть другой стороной любви. Некоторые люди могут говорить о любви как о чем то такого чистого вида, как белый свет. Он или “включен" и мир светлый или он “выключен" и все становится темным. Сегодня мне хочется протянуть метафорическую призму к этому свету и исследовать некоторые из многих разных красок, которые можно найти в спектре того, чего называют "любовью". Любовь может быть нежной, может быть грубой. Она может быть отдачей другому; она может быть требованием к другому. Она может обеспечить безопасность; она может превратиться в угрозу безопасности. Она может быть стойкой и в состоянии перенести испытания; она может быть хрупкой и поддающейся срыву при испытании. Она может вознести нас к большим высотам; она может сбросить и сломать нас. Она может освободить нас; она может заключить нас в тюрьму. Она может отвести нас там, где большинству из нас хочется быть; но она также может повести нас к ужасному несчастью. Она так же что то гораздо большее, чем что либо из всего этого. И часто, когда нам меньше всего хочется это осознать, человек, которого мы чувствуем, что любим так сильно, в большой степени может быть образ, сотворенный нами в нашем сознании. Неизбежно нам больше хочется верить, что этот образ является действительностью, чем, в некоторой степени, фантазией. Итак, давайте попытаться дальше исследовать некоторые из этих вещей. Но, разумеется, я смогу только дотронуться до очень крохотной части спектра того, чье имя любовь". Я бы хотел начать с рождения ребенка. Когда дела идут хорошо и мать связывается естественно со своим отроком, она может чувствовать, что держит у себя на руках самого прекрасного ребенка в мире. И всеобщей практикой является то, что мы, у которых дети или внуки, часто считаем своих отпрысков самыми чудесными. Наоборот, иногда можем смотреть на других детей и удивляться, как может вообще какой то родитель любить такого младенца или ребенка, который нам кажется очень непривлекательным. Нас наверное привело бы в шок сознание того, что некоторые из родителей могли бы думать то же самое о нашем обожаемом ребенке или внуке. Итак, как это возможно? Отчасти, это могло бы быть способом, которым природа обеспечивает заботу о ребенке со стороны родителей, которые втягиваются в связь любви к своим собственным детям. В конечном итоге, эта связь может помочь им перенести дорогостоящие борьбы родительского бытия - не только на старте, но также на протяжении всех лет, необходимых чтобы эти дети стали более способными сами управлять своими жизнями. Другая часть связи, которую родители устанавливают со своими детьми, является часто результатом восприятия своего отпрыска продолжением себя самих. Но здесь могут быть и опасности. Родитель может быть способным с большой готовностью любить это продолжение самих себя, когда дела идут хорошо, будто бы они видят себя в зеркале и видят то, чего им хочется увидеть. Ребенку, однако, надобно стать самим собой - его нельзя ограничивать в рамки ожиданий родителя или родителей. Мы можем увидеть этот разрыв символической связи еще на раннем этапе, особенно когда ребенок уже сделал открытие, как сказать Нет". Дети иногда говорят Нет" в ответ почти что на все, чего родитель спрашивает или требует от них. Это-часть того, о чем позже говорит Winnicott, когда родители успели позволить ребенку развить свое собственное мнение. Как он говорит, ребенок, когда наступит время, будет настаивать на упражнение этого самостоятельного мнения. И часто для родителей, это будет трудным. Но это противостояние родителю обычно более здоровое, чем если ребенок отказывается от своего собственного мнения, чтобы продолжить приспосабливаться к требованиям или ожиданиям родителей. То, что ребенок растет неестественно добрым, может быть намного легче для родителей(и учителей), но часто является плохим знаком, так как может указывать на развитие ложной самоличности, как мы научились называть это. Это означает, что ребенок научился отказываться от части своей личности чтобы приспособиться к тому, чего требуют от ребенка его родители и те, у которых власть над ребенком. Такому ребенку понадобится длительное время, чтобы потом вырваться из выученных привычек уступчивости и из этого тревожного приспосабливания к ожиданиям других. Мы иногда встречаем таких пациентов, которые ведут себя как пытающийся быть хорошим пациентом, который восхищается терапевтом и желает угодить ему/ей, желает узнать как провести т.н терапию, желает провести ее хорошо. Однако, независимо от того, что желание пациента работать"хорошо" во время идеализированное отношение терапии, к терапевту выглядит может окуражающе, серьезно это помешать пациентам открыть себя свои собственные личности в своей терапии. А когда они начинают открывать себя самих в процессе терапии, это может привести к еще большим трудностям для терапевта, чем когда пациент старался быть добрым. Неуверенность в любви. Существуют разновидности заботы. Существует неуверенная забота, которую некоторые люди демонстрируют, когда пытаются доказать свою любовь к кому-то, поддерживая все приятным и как можно далеко, без конфликта. Существует и весьма разная забота, которая проявляется, когда человек заботится так, что готов втянуться в конфликт, он может сказать Нет" неразумным требованиям, даже если это"Нет" вызывает гнев и ненависть и обвинения, что не проявляет заботу. Пример 1 Когда я был социальным работником, я сталкивался с многими примерами неуверенного родителей. Например, неуверенная мать(которую буду называть Мэри) старалась парировать требования своих детей давая им практически все, о чем просили. Даже хотя не могла себе этого позволить, она покупала для них дорогие подарки, пытаясь показать что любит их. Однако, она регулярно тратила на подарки деньги, которые ей были нужны для квартирной платы и других существенных расходов. В результате, она была в серьезном долгу и ей грозил принудительное выселение, из-за такой большой должимой квартирной платы. Меня послали помочь Мэри и посмотреть как можно сделать для того , чтобы эта семья не осталась без дома. Для этой цели, мне пришлось разобраться в ее долгах. В конечном итоге, мне удалось получить некоторую сумму денег от благотворительной организации, очистил часть ее долгов так, что привел остальную ее задолженность до уровня, с которого она могла справляться еженедельными платежами. Таким образом, ситуация стабилизировалась и довольно долго, эта мать расплачивалась сама и ее долги уменьшились. Однако, после того как ей помогли однажды расплатиться так легко, как ей казалось, Мэри снова захотелось тратить еще. Она рассказала мне о дополнительных расходах, которые планировала сделать, настаивая, что для нее это было так важно, что я должен достать для нее еще денег от этой благотворительной организации, чтобы она не впала снова в долги, которые не может уплатить. Я пояснил ей, что если она добавит к своим долгам, как планирует, расплачиваться придется ей самой. Снова на ее выручку с предоставлением легких денег я бы не пошел. При следующем посещении Мэри, она была готова бросить мне вызов. Независимо от того, что я ей говорил, она уже потратила деньги, которые планировала, взяв взаймы деньге на эти дополнительные расходы. Она сказала, что по этой причине, я должен достать для нее денег, в противном случае она будет дол жить больше денег, чем в состоянии выплатить. Она и ее дети будут снова под угрозой остаться без дома и я буду виноват, если их выселят. Я напомнил ей, что объяснил свое отношение очень четко. Она должна была справиться сама с этим долгом. Но я заверил ее, что буду и впредь посещать ее, как ее социальный работник. Мэри сильно рассердилась - начала бросать вещи в меня. В действительности, ничем не ударила, но туфли и и все остальное что она бросала, летело мимо моей головы. В моих отношениях с этой неудачливой матерью явственно наступил кризис. Поэтому, я сохранил спокойствие и просто повторил, что все равно не передумаю, сколько бы она ни сердилась на меня. Но, как сказал, я продолжу навещать ее, так как знал, что ей предстоят трудные времена, в особенности теперь, когда ей нужно было справится и с новым долгом. На много месяцев позже, я заметил, что старая привычка Мэри пытаться добыться у ее детей мира на любой цене" изменилась. Она уже не покупала им пирожные и мороженное чтобы умолкли, когда они ее раздражали. Рождетво тоже наступило и ушло без расточительных покупок, что в прошлые годы было обычной практикой. На этот раз она скорее всего дала детям то что она могла себе позволить, а не те экстравагантные подарки, которые дарила раньше. Она также успела уладить все свои долги в результате своих экстравагантных растрат в начале года. Мэри очень гордилась своим постижением и рассказала мне каким образом управляла своими деньгами в этом году. Она сказала: Вы мне сказали Нет" когда я требовала от Вас достать мне еще денег чтобы помочь мне справиться с ненужным долгом. Я тогда очень рассердилась на Вас, тат как Вы не отступали от своих слов, что Вы платить за этот долг не будете. Я даже вещи бросала на Вас, но это не помешало Вам навещать меня. Практически все это помогло мне понять, что Вам действительно не все равно. Это также помогло мне понять, что я могу сказать Нет" своим детям. Когда они кричали на меня и говорили, что ненавидят меня, так же как и я это сделала с Вами." Немного позже она сказала:"У меня сейчас новое ощущение о том, что это означает любить. Это означает что лучше вытерпеть трудные моменты с детьми, чем всегда уступать им,чтобы не было этих трудностей". В заключение она сказала Я понимаю сейчас, что они больше нуждались в такой любви, чем в больше мороженного или сладкого." Мэри была необыкновенно проницательной. Она открыла для себя, что вещи, купленные на деньги, были заменой. Она их дарила, потому что сомневалась в свой способности любить своих детей, когда с ними было тяжко. Но никаким заменам никогда не компенсировать полностью того , чего они должны заменить. И по этой причине, использование замен, любого типа, часто является , независимо от того, какая замена - продукты, сигареты, наркотики, секс, волнение или что-то другое. Итак, я многому научился у Мэри. Она сказала что то такое, что всем нам будет полезным иметь ввиду в клинической работе. Как я постарался иллюстрировать, опыт показывает что мы проявляем больше внимания к ярости, которая может обрушиться на нас со стороны пациентов, и особенно тогда, когда мы не поддаемся искушению представить себя добрыми и заботливыми - как попытки быть лучшей матерью или лучшим отцом, чем кажется было у них. Часто говорилось о том, что хорошее аналитическое переживание это не то, которое лучше прошлых переживаний пациента. Наоборот, это переживание, которое аналитих может понести, используя себя для представления плохих объектов в сознании пациента, без срыва или репрессии аналитика в результате подобного его использования. Постоянные поиски потерянного доброго объекта Под добрым объектом" я подразумеваю идею доброго объекта, которую мы составляем в своем сознании на основе идеализированных добрых переживаний, которые у нас были или хотелось бы, чтобы они у нас были в детстве, с родителем или с другой ключевой фигурой. Существует много проблем с этой идеей доброго объекта. Когда мы были маленькими, нам естественно хотелось бы верить, что наши родители самые лучшие в мире, не принимая никаких заместителей нашей собственной матери или отца, или человека, которого мы приняли за мать или отца. В различии от этого, отношение к другим людям было зачастую как к посторонним или как людям, которые приходили и уходили. С другой стороны, от своих родителей ожидалось быть всегда с нами. Итак у нас была необходимость найти способ сохранения понятия о родителе, который добрый во всем: в особенности тогда, когда у нас не все шло хорошо. Мы теперь знаем, что дети обретают свое внутреннее чувство безопасности , развивая то, что мы называем примитивными защитами" в своем сознании, там где у них хранится понятие доброй матери, где оно находится в безопасной отдаленности от любого плохого переживания с ней. В конечном счете они создают разрыв между добром и злом, присваивая все добрые переживания доброй" матери и все плохие переживания"злой" матери в своем сознании. Таким образом, когда дела с реальной матерью не шли, они могли воображать, что они могут вернуть обратно добрую мать, избавляясь от злой матери. Только позже ребенку удастся понять, что добрая мать и злая мать - один и тот же человек. Это проявляется тогда, когда ребенок может начать развивать способность к заботе - желание иногда исправить боль причиненной матери в те времена, когда к отношение к ней было таким, будто бы она была злой во всем. Другой способ, который ребенок может пробовать для сохранения понятия доброй матери, это предположение, что если мать обходится плохо с ребенком, это должно быть вызвано чем то плохим в самом ребенке. Даже о жестокой мать, все еще идеализированной как добрая, можно думать, что она обходится с ребенком таким вредным образом, потому что очевидно ребенок очень плохой. Такой ребенок может тогда почувствовать:" Если бы я мог быть действительно добрым, я мог бы вернуть себе обратно любовь матери." Принужденный принять потерю идеализированной детстве, часто случается так, что ребенок пойдет в поиски матери/отца в "потерянного доброго объекта". Эти поиски проявляются и позже, когда человек ищет партнера в жизни, я считаю это поиском партнера-мечты" , от которого ожидается соответствовать как можно ближе, идеи человека об идеальном партнере. Люди верят, что где то, этот партер - мечта существует и его можно найти. И этот партнер-мечта часто вырастает около понятия какого-то потерянного доброго объекта детства. Этот поиск может иметь множество проявлений. Пример 2 Однажды у меня был пациент, который был слепым с рождения. Только тогда, когда ему исполнилось 3 ½ года, родители позволили себе понять, что ему нужны очки. Без очков от не умел фокусировать свои глаза на расстоянии более 2 сантиметров, в результате чего все время спотыкался и натыкался на что-то. Но его родители пытались найти для себя обьяснения всего этого в том,что он неуклюжий или дурак, а может быть даже в том,что он родился ненормальным. До того, как ребенок впервые надел очки, он никогда не видел фокусированного лица своей матери. Winnicot часто подчеркивал, что первым зеркалом младенца можно найти в лице его матери. Потому что в лице матери младенец получает первое ощущение себя и когда все в порядке, он может почувствовать себя способным сделать так, чтобы лицо матери засветилось. У моего пациента не было такого ключевого опыта. Только после анализа, пациент начал понимать почему случалось так, что в его юношестве, он тратил столько времени на старание заставлять девочек любить себя. Он вспомнил, что ему больше всего хотелось, при каждой из этих девушек, увидеть в их глазах, что они любят его. Но это переживание стало назойливым, потому что никогда ни одна из этих девушек не могла быть тем человеком, которого он несознательно искал, чье лицо ему больше всего хотелось засветиться. Это было лицо его матери, раннего его детства, которое он так глубоко искал. Так что, у каждой девушки, которую ему удавалось соблазнить, он смотрел за спиной на следующую, которая могла уже быть той, которую искал. Пример 3 Самый удивительный пример такого несознательного поиска потерянного доброго объекта был раскрыт другим пациентом. Его мать, какой он вспоминал ее, была всегда с белыми волосами. Девушку, которую он полюбил, была с яркими красными волосами. Но он не знал много лет после свадьбы, что его у его матери были волосы точно такого цвета. Но, когда пациенту было только два года, мать его матери покончила собой. Шок от этого самоубийства превратил волосы его матери в белые, по видимому за одну ночь. (Мне известно, что такое может случиться.) Таким образом, мать которую он знал (та, у которой были красные волосы) вдруг была замещена другой с совершенно другими волосами, и с той поры он несознательно искал потерянную мать - и наконец по видимому нашел ее в женщине, на которой женился. Полюбить и разлюбить Позвольте начать эту часть цитатой, которую нашел несколько лет назад, у английского поэта по имени Самюэль Роджерс Не имеет особого значения на кого женишься, так как на следующее утро обязательно поймешь, что это был кто то другой. Это было написано в раннем 19-ом веке, во времена, когда люди чаще дожидались женитьбы,чтобы начать сексуальные отношения. Каким шоком должным было казаться столкновение с таким реальным отношением после длительного ухаживания и помолвки, во время которых они развивали фантастические отношения к будущему супругу. Но что то подобное может случиться в любом взаимоотношении, даже сегодня. У нас налицо скорее различный пример этого порядка когда слышим что кто-то полюбил с первого взгляда". Совершенно ясно в этом случае то, что человек который становится объектом этой внезапной любви и преданности, незнаком. И будучи незнакомым, об этом человеке можно воображагь все то, чего захочется в нем найти. О нем можно думать как о совершенном перевоплощении партнера-мечты, которого несознательно ищем. Все пропуски наших знаний об этом человеке могут быть заполнены всеми возможными качествами, которыми нам хочется его наделить. Этот любимый человек может и действительно обладать некоторыми из качеств, которых мы ищем. Но с другой стороны, их не будет так уж много, сколько мы воображали. По этой причине, чтобы эта связь не разрушилась, в ней необходимо сделать множество настроек друга к другу. Чтобы близкие отношения были здоровыми, каждому человеку необходимо найти свободу быть самим собой и чтобы его принимали как самого себя, но такое бывает не часто. Или человек чувствует необходимости слишком близко пригонять себя к ожиданиям другого, чтобы не потерять его, или может быть один или оба"разлюбят". Часто в этот момент тот или другой человек вернется к своему поиску партнера-мечты, которого не успели найти в партнере, которого покидают. Перенос сильных чувств В консультационном кабинете мы обычно пытаемся помочь нашим пациентам лучше опознать свое внутренние миры и свои несознательные мотивы в том, как они себя чувствуют и как относятся к другим. Итак, как мы сталкиваемся в кабинете с проблемами связанными с любовью и ненавистью. У неопытного терапевта и аналитика часто возникают проблемы с сильными чувствами пациента, когда этих чувств надо втянуть в аналитическую работу. Они часто предпочитают говорить об этих чувствах скорее в связи с другими людьми в жизни пациента, как способ защиты самого себя от состояния объекта таких чувств, чем посмотреть в упор на эти чувства, как на лично пережитые ими. С другой стороны, другую защиту от этих трудных клинических переживаний можно обнаружить в языке, использованном многими аналитиками и терапевтами, когда они говорят о позитивном переносе" или негативном переносе" пациента. Конечно, нам иногда действительно приходиться пользоваться этим языком теории, при обсуждении нашей клинической работы, так чтобы сопоставить себя с тем, чем другие уже сказали о таких вещах, как перенос. Однако, если обойдем защиту, предоставленную нам этим жаргоном, нам придется столкнуться с фактом, что мы часто ссылаемся на выражения пациентов о любви к нам, о их ненависти к нам, во время работы с ними. С такими неискушенными чувствами, с языком любви и ненависти, близким к переживанию, гораздо труднее прямо ангажировать себя, чем если использовать более дистанцированный язык, которого можно найти в таких понятиях как позитивный или негативный перенос. Одна из проблем состоит в том, что если мы интерпретируем при помощи понятия о переносе, как объяснение происходящего в кабинете, мы можем сообщить пациенту значения, весьма различающиеся от наших возможных намерений. Например, нам может быть хочется привлечь внимание к чему-то из прошлого пациента, которое, как нам кажется, находит выражение в клиническом настоящем аналитической связи. Поэтому, нам приходится передать пациенту, что не все, что переживаемое в связи с нами, в качестве аналитика или терапевта, обязательно относится к нам самим, независимо от того пациент любит или ненавидит нас. Но проблема намного сложнее. Как начало, нам необходимо вспомнить, что чистый перенос" как таковой, не существует, в смысле того, что он может быть только переносом и ничем другим. Всегда будут присутствовать элементы действительности, на которые пациент опирается, независимо от всего того, чего нам еще приписали. Особенно, когда пациент сердится на нас, это не только потому что мы напоминаем ему о ком-то другом. Они могут сердиться на нас также из за чего то реального, чего могло случиться между ними и нами. Поэтому, мы должны принять то, что может относиться к нам, справиться с любым нашим собственным участием в этом, чтобы наши пациенты могли пережить, что мы не убегаем от их гнева. Наверное, пациенты всегда понимают те моменты, когда мы защищаем себя, например если мы слишком быстро пытаемся перенести их гнев от нас обратно к кому то из их жизни(отцу, матери или к кому то еще из их прошлого), вместо того чтобы остаться в настоящем с этим гневом. Может быть позже, мы сможем обнаружить, что еще в прошлой жизни пациента добавилось к степени гнева или ненависти, которую почувствовали по отношению к нам, как к аналитикам. Здесь проблема частично состоится в том, что наверное нам будет трудно принять на себя гнев, а в еще большей степени ненависть, пациента. Мы конечно не должны принимать все полностью персонально, потому что по всей вероятности мы будем вести себя еще более оборонительно, и таким образом не сможем быть"там" для гнева, которого пациенту нужно будет внести в аналитическом взаимоотношении. С другой стороны, во время нашей клинической работы, если нам приходиться иметь дело с выражениями любви пациента, это тоже может оказаться чрезвычайно сложным. В действительности, мы должны быть более осторожными когда пытаемся справиться с этим, чем когда мы ангажируем себя с гневом или ненавистью пациента. Итак, я попытался сказать здесь, что когда мы пытаемся справиться с гневом при переносе, существует опасность того, что мы можем поздно установить насколько большая часть этого фактически относится к тому, какими мы являемся или являлись, по отношению к пациенту. Наоборот, одна из проблем при попытках справиться с переносом любви состоит в том, что мы можем опоздать с установлением того, насколько маленькая часть всего этого относится к нам. Большинство из нас естественно поддаются лести от выражений одобрения, не говоря о выражениях любви к нам. Поэтому нам необходимо проявлять чрезмерную осторожность, чтобы по ошибке принять их за какую нибудь реалистическую оценку себя или своих качеств. Многое из того, чего пациент может сказать, по отношению их восхищения или любви к аналитику, скорее всего будет выражением несознательного поиска человека, к которому они в состоянии относиться таким образом. В особенности, когда перенос пациента еротизируется, я думаю, что всегда очень важно думать о более примитивных взаимосвязях в жизни пациента, которые пациент снова переживает по отношению к аналитику, чем рассматривать это как взаимосвязь сегодняшнего настоящего, которую им хочется поверить, что открыли по отношению к аналитику как таковому/таковой. Мнте кажется, что некоторыми клиническими ситуациями можно было бы лучше управлять, если мы скорее всего могли бы распознать инфантильную взаимосвязь(и), снова переживаемые в переносе, чем рассматривать эротизированный перенос как взаимосвязь с нами, в существование которой хотелось бы верить. Пример 4 Позвольте мне привести пример о терапевте, который наткнулся на трудности в связи с такой клинической проблемой. Мне кажется, мы все можем извлечь пользу от этого случая. Одной неопытной женщине-терапевту пришлось принимать пациента, ищущего возбуждения в различных связях за спиной жены. Некоторое время терапии он хвастался своими завоеваниями, воображая из себя некоторого современного дон Жуана, будто бы его потенция лежала в основе этих завоеваний. Мне кажется, что он пытался избежать столкновения с т.н исходя от того, что импотенцией связи", он видимо не успевал поддерживать какие то взаимоотношения кроме возбуждения погони и потом завоевания. Не прошло много времени и проблема, о которой он говорил, начала проявлять себя и в аналитической взаимосвязи. Пациент , которого назову Г-н А, начал говорить своему терапевту, какая она привлекательная для него. И у нее не было иммунитета против этой лести, как она краснея рассказала мне во время инспекций случая. Г-н А создал дополнительные трудности терапевту, сказав ей, что она должна понять, что он, успевающий мужчина и опытный любовник, может многого предложить ей , молодой и привлекательной женщине. Не могли бы они оставить эту терапию и начать роман? Она об этом сожалеть не будет, заверил он. Терапевт попыталась выяснить аналитические границы, напоминая Г-ну А о том, с чем началась его терапия у нее. Он встретил ее во время лекций и, узнавая, что она терапевт, сказал ей, что ему следовало бы посещать терапевта. Могла бы она принять его? Она согласилась, несмотря на необычайность этой первой встречи с пациентом. Но, ссылаясь на эту первую встречу, терапевт указала Г-ну А, что у него с самого начала была возможность выбора. Его не заставляли просить ее, чтобы она стала его терапевтом. Но, выбрав ее как терапевт, у него осталась возможность одной только терапевтической взаимосвязи. Она подчеркнула, что социальной связи не может быть, гак как она сделала бы терапию невозможной. Во время инспекции, я подсказал терапевту, что может быть видимо она нечаянно прозвучала так, будто бы тоже сожалела насчет сделанного Г-ном А выбором. В зависимости от того каким образом она это сказала пациенту, ему могло показаться, будто бы она сказала, что ее взаимоотношения с Г-ном могли бы быть другими, если бы он пригласил ее в ресторан, чем просить ее о терапии. Но раз терапия уже началась, она пыталась сказать, что прежний момент выбора уже прошел и эта взаимосвязь может быть только терапией. Г-н А видимо был возбужден тем, что она сказала. Потом он начал постепенно нажимать на нее отказаться от терапии за счет сексуального общения. Она осталась твердой и его позиция на этот счет тоже не изменилась. В конце концов, через несколько недель, Г-н А заявил, что его интересует только сексуальная связь. Терапия уже для него не имела такого значения, чтобы он придерживался своего первоначального выбора встречаться с ней ради терапии. Он должен встречаться с ней социально или не встречаться вообще. Терапия была закончена, а проблема осталась нерешенной. Сейчас, если мы попробуем поучиться на этом примере, мне кажется, что терапевту следовало бы зацепиться за терапевтическую возможность, предоставленной ей пациентом. Его знакомая проблема с женщинами ожила между ними. Он внес свой несознательный поиск партнера-мечты в их взаимоотношение как важная коммуникация, показывая этим, что он всегда таким образом относился к женщинам. И в этом случае он попытался отнестись к ней таким же образом. Но в проблеме его отношения к женщинам надо было лучше разобраться. Я думаю, что способ общения Г-н А с женщинами показывает, что он все еще был охвачен несознательным поиском. И, с познанием каждого сексуального партнера, у него быстро наступало разочарование. Каждый из них не был тем, которого он несознательно искал. Ему все еще хотелось думать, что кто то другой может им быть. Но он так и не понял никогда в чем суть его поиска. Вместо того, он старался объяснить свой промисквитет с помощью возбуждения погони и ощущением триумфа перед очередным завоеванием. В этой терапии могла существовать возможность для более глубокого изучения несознательного поиска пациента. Но это стало бы возможным только если бы поиск времен его детства можно было распознать под поверхностью всех этих повторяющихся сексуализированных связей с женщинами и повторяющейся цепи неудовлетворительных взаимосвязей, которые у него были впоследствии с каждой из них. Чего искал г-н А так глубоко? Этого нельзя было установить после того, как терапевт подчеркнул, что ему, еще в самом начале, была предоставлена возможность выбора, так как ему лучше было сыграть свою проблему с ней, чем просить ее быть ее пациентом. Во время терапии ему предоставили возможность столкнуться с болью ранней потери, которая наверняка лежала под поверхностью этого навязчивого поиска заместителей. Но метод терапевта в попытке обратиться к этой проблеме кажется сыграл в его идею, что у него в расположении еще одна возможность. Это, по видимому, увела пациента в сторону от дальнейшего изучения его проблемы, и от снова остался верным своей старой привычке соблазнять - на этот раз своего терапевта, таким образом, что она не смогла его удержать. Пример 6 Другая неразбериха, у которой можно поучиться, произошла с тем же самым терапевтом. В сущности, именно этот повторяющийся шаблон в ее работе с этими двумя пациентами, заставил ее попросить меня о инспекции. Терапевт позволила себе вообразить, что ее терапия с другим пациентом, театральным продуцентом, могла перейти на другой уровень если бы она позволила себе принять пропуска, которые он регулярно предлагал ей. Обоснование этой договоренности между терапевтом и пациентом, состоялось в том, что если она не только слушает о его постановках, но и увидит их, это поможет ей лучше понять его". Это все было до того, как она попросила меня о инспекции. Сначала терапевт посмотрела несколько его постановок, оберегаясь встреч с ним в театре. Однако, в конечном счете, он убедил ее сопроводить его на продукцию, где ему предстояло получить награду за его работу. Ему хотелось, чтобы кто-то специальный" сидел рядом с ним. Он сказал, что не надеется, что она будет с ним общаться. Ей только надо было забрать оставленный для нее билет на кассе и это просто устроит ее на месте рядом с ним. Убежденная такими заманчивыми аргументами, терапевт пошла в театр и села рядом со своим пациентом, делая вид, что практически это не во многом отличается от ситуации у себя в кабинете, где она тоже сидит рядом с ним. Спектакль был оперой, в которой главную героиню убил главный герой. Но в драматическом повествовании этой постановке было сделано странное изменение. Продуцент представил главную героиню беременной, чего р либретто не было, а главный герой убил ее пинками в живот. В результате (в этой постановке) умерли оба - она и ее ребенок. Этот пациент, в то время, когда расспрашивал о терапии, определял себя как гомосексуалист, несмотря на то, что не нашел того, чего искал ни в одной из его связей с мужчинами. Поэтому, при инспекции случая, мне хотелось узнать, чего хотел этот пациент демонстрировать своему терапевту. В этой постановке должно было быть нечто такое, которое могло бы рассказать нам, как пациент смотрит на женщин и, в частности, на свою мать. Что касается его возможной фантазии в детстве, пациент, будучи единственным ребенком, мог вообразить что он убил способность своей матери иметь других детей. Кроме того, он всегда хотел чтобы его мать приходила на его спектакли, но его мама отказывалась. Мне также стало известно, что ранние взаимосвязи пациента с его матерью были удушающими, так как его мать слишком заботилась о нем до его возмужалости. В этот момент, она от него отделилась, и он почувствовал себя брошенным. Впоследствии, он отвернулся о нее и начал интересоваться мужчинами , а не женщинами. И все же, в этой терапии, он очевидно был увлечен своим терапевтом-женщиной. Потом, во время награждения , вместо его матери, рядом с ним была его терапевт. Позже, после исследования во время инспекции, терапевт не согласилась принять следующие билеты, предложенные пациентом. Ему снова предстояло получить награду. Но на этот раз спектакль был так далеко от Лондона, что терапевту пришлось бы после театра ночевать в гостинице. Пациент сначала сильно обеспокоился, когда на этот раз она ему сказала нет". Однако, позднее признался, что если бы она согласилась выполнить его последнюю просьбу, он начал бы думать о ней, как о своей постоянной, бесплатной, сожительнице-рабыне". Наверное мы можем разглядеть здесь кое- что из первопричин поиска потерянного доброго объекта при этом пациенте. Персонаж, описанный им в его фантазии очень похож на мать, такой какой ее видит ребенок пока еще в состоянии думать о себе ка о его величество ребенок". На некоторое время, он может воспринимать свою мать как абсолютно контролируемой им. Во время написания статьи, все еще предстоит увидеть исправится ли эта терапия от своей необычной степени уже случившейся постановочности. Но может быть вполне возможным поработать над этим по отношению к неразрешенной привязанности пациента с его матери. Мы еще увидим, как это пойдет. Один последний пример. Пример 7 Сейчас попытаюсь передать вам часть анализа пациентки, которая посещала меня. Я назову ее Мис В. На определенной фазе ее анализа, Мис В начала рассказывать мне о том, что уже длительное время глубоко беспокоит ее , но она раньше не смогла ввести в анализ. Первая часть того, чего Мис В назвала своей "исповедью", состояла в том, что у нее была перверсия, на которую она смотрела как на глубокую и стыдную тайну. В это время у нее небыло сексуального партнера и он рассчитывала на мастурбацию для своего сексуального облегчения, но она установила, что не может достичь климакса без фантазии особого типа. Она всегда нуждалась в садомазохистской фантазии, в которой отношение к ней было отвратительным и плохим. Вторая часть ее "исповеди" , для которой ей потребовалось много времени чтобы собраться силами рассказать мне, состояла в том, что в этих фантазиях участником уже был я. В ее фантазии я был представлен как садист. Мис В не могла понять всего этого, так как она никогда не чувствовала садистического отношения к ней с моей стороны. Я ей сказал: Я думаю, что ты может быть используешь меня чтобы представил кого-то, который считает тебя плохой - и потом используешь меня для наказания себя за то, что ты сама находишь плохим в себе." Пока мы пытались всего этого объяснить, Бис В вспомнила, что она пришла к выводу, что она плохая очень рано, и это связано с ее психотичной матерью, которая часто говорила, что ненавидит Мис В за то, что она была не планированным и нежеланным ребенком. Так что ощущение негодности уходило очень глубоко. Потом, когда Мис В было лет 7 или 8 , ее мать увидела ее на коленях у ее отца и начала кричать на ее отца, говоря что он ей отвратителен. Потом она кричала на девочку, говоря что она тоже отвратительна и отправила ее в ее комнату. После этого, пациентка никогда больше не садилась отцу на колени. Во время анализа того момента, Мис Б, сама очень талантливый терапевт, хотела узнать могла ли ее мать быть изнасилованной в детстве. Может быть то, что увидела дочь на колени у отца, напомнило матери о чем то подобном в ее собственной жизни. Может быть ее мать изнасиловал ее собственный отец или дед. Этот подход к попытке понять поведение матери в тот момент, во всяком случае был более правильным, чем любое предположение о том, что сама Мис В была изнасилована. Это не совпадало с ее воспоминаниями о себе и о переживаниях с отцом. Независимо от того насколько упорно пыталась Мис В исследовать этот експлозивный момент со своей матерью, она никогда не переживала ничего откровенно сексуального между собой и отцом. Она думала о этом только, как о сокровенном моменте физического контакта и теплоты, связанном с отцом, а такого она не могла вспомнить в связи с матерью. Пациентка продолжала возврашаться к этой фантастической взаимосвязи со мной, иногда рассказывая мне подробности этих фантазии. Я, со своей стороны, продолжал изучать их по отношению того, чего они могли рассказать нам о ее несознательном поиске. Например, я говорил ей таким образом: “Я думаю, что ты используешь меня для представления два разных типа мужчин. Одна из версий этого мужчины- тот, который кажется относится к тебе как твоя мать относилась – она думала, что ты плахая и тебя нада наказать. Другой мужчина –это тот, который старается скорее всего понять того, о чем ты рассказываешь мне, чем смотреть на тебя как на человека, когорого надо наказать. Постепенно от изучения проблеммы возникла необходимость возвращения Мис В к этой фазе ее жизни, но время которого она искала подтверждения своей женской сексуальности: для того чтобы признали ее, но во то же время не осуждая и не наказывая. Она не думала, что отец когда либо воспользовался ей. Но, когда ее мать обрушилась на нее таким образом, она вышла из этого травмирующего момента думая, что ее сексуальность является чем то плохим, даже”отвратительным”, и чем то неуправляемо сильным и вредным. Потому что, это вызвало у матери такой гнев, что навсегда положил конец любой дальнейшей близости с отцом. После того, как несколько месяцев Мис В рассказывала мне об этой самой интимной части ее жизни, она установила, что начались изменения в ее сексуальных фантазиях. (Мне наверное следует уточнить, что она сама мне рассказывала, я ее никогда не спрашивал об этом). Она потом перестала ощущать свою сексуальность как плохой, или что ее необходимо наказывать, а ее фантазии перестали быть садо-мазохистическими. Кроме того, я перестал принимать участия в ее фантазиях. МисВ сказала мне, что почувствола себя понятой мной во время работЬы. Она также почувствовала, что меня не шокировало то, о чем она мне рассказывала. Вместо того, я разглядел в этом то, что она хочет внести в своей взаимосвязи со мной то, что когда то было на поверхности ее связи с отцом. Это было скорее всего связано с ее детской сексуальностью чем с какой либо сексуальностью взрослого человека. Некоторые заключительные мысли. Мне удалось лишь только дотронуться до некоторых аспектов дискутируемой темы: то, что называется любовью. Я надеюсь, что в других докладах, которые услышим во время настоящей Летней школы, и во время дискуссий, мы попытаемся понять еще больше, чем мне удалось представить в этом докладе.