Научно-образовательный журнал ПСИХОЛОГИЯ ЭКОНОМИКА ПРАВО Периодичность — 4 номера в год Главный редактор А. Н. Дёмин, д-р психол. н., проф. Редакционная коллегия В. Ю. Ашхотов, д-р экон. н., проф.; Г. Г. Вукович, д-р экон. н., проф.; А. В. Дашин, д-р юрид. н., проф.; Л. В. Каши­ри­на, д-р психол. н., проф.; Н. В. Климовских, к. экон. н., отв. секретарь; Е. Б. Лупарев, д-р юрид. н., проф.; С. С. Минц, д-р ист. н., проф.; Н. Н. Новоселова, д-р экон. н., проф.; А. А. Оста­пен­ко, д-р пед. н., проф.; Л. В. Пригода, д-р экон. н., проф.; А. В. Солоненко, д-р мед. н.; А. В. Тарасов, к. юрид. н., доц.; Г. Ю. Фоменко, д-р психол. н., проф.; Е. В. Харито­но­ва, д-р психол. н., доц.; Ф. Г. Шахкелдов, д-р юрид. н., доц.; Л. А. Эртель, д-р мед. н., проф., зам. гл. редактора; Б. А. Ясько, д-р психол. н., проф. Редакционный совет Ю. Н. Ашинов, д-р биол. н., проф. — председатель (Ин-т экономики и управления в медицине и социальной сфере, Краснодар); В. П. Бедерханова, д-р пед. н., проф. (Кубанский гос. ун-т); Р. М. Бернард, Ph.D., проф. (ун-т Конкордиа, Монреаль); А. А. Ващенко, д-р экон. н., проф. (Волгоградский ин-т бизнеса); Г. Б. Горская, д-р психол. н., проф. (Кубанский гос. ун-т физич. культуры, спорта и туризма); А. Е. Епифанов, д-р юрид. н., проф. (Волгоградский филиал Академии народ. хоз-ва и гос. службы при Президенте РФ); Г. А. Ефимова, д-р экон. н., проф. (Санкт-Петербургский гос. аграрн. ун-т); А. Л. Журавлев, д-р психол. н., проф., член-корр. РАН, акад. РАО (Ин-т психологии РАН); Ю. М. Забродин, д-р психол. н., проф. (Московский город. психолого-педагогический ун-т); А. И. Куев, д-р экон. н., проф. (Майкопский гос. технол. ун-т); М. В. Мельник, д-р экон. н., проф. (Финансовый ун-т при Правительстве РФ); Г. М. Меретуков, д-р юрид. н., проф. (Кубанский гос. аграрн. ун-т); О. Ю. Мамедов, д-р экон. н., проф. (Южный федер. ун-т, Ростов-на-Дону); З. И. Рябикина, д-р психол. н., проф. (Кубанский гос. ун-т); А. И. Чучаев, д-р юрид. н., проф. (Московский гос. юрид. ун-т им. О.Е. Кутафина); В. В. Янова, канд. экон. н., проф. (Ин-т экономики и управления в медицине и социальной сфере, Краснодар). Издание зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации средства массовой информации ПИ № ФС77-50886 от 21 августа 2012 г. Учредитель и издатель: Автономная некоммерческая образовательная организация высшего профессио­ нального образования «Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере» (Краснодар). Адрес редакции: 350042, г. Краснодар, ул. Садовая, 218, Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере, к. 218. Тел.: (861)2523724, (861)2523562. Эл. адрес: 2 5 2 3 7 2 4 @ m a i l . r u . Сайт журнала: w w w . i e m s . r u СОДЕРЖАНИЕ № 1 2015 МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ Бернард Р.М., Бороховский Е.Ф. Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях............................................................................. 6 ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Филипиди Т.И. Взаимодействие операционально-поведенческих и ценностно-смысловых компонентов в структуре социально-коммуникативной компетентности личности с опытом компенсации затруднённости психического развития (на материале старшего подросткового возраста)........................................................ 29 Душко М.С. Отношение к изучению иностранного языка как компонент формирования профессионализма студентов спортивного вуза................................ 37 Шебанова В.И. Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции нарушений пищевого поведения .................................................... 47 ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ Шулимова А.А. Эволюция российского торгового предпринимательства: социально-институциональный и организационный аспекты.................................... 62 Мамедов О.Ю. После кризиса.................................................................................................................. 69 Першакова Т.В. Функционально-стоимостной анализ как инструмент повышения эффективности производства (на примере хлебопекарного предприятия).................................................................. 75 ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ Костенко Н.И. Основы становления и развития международного уголовно-исполнительного (пенитенциарного) права................................................. 86 Ставило С.П. Преступления на рынке ценных бумаг и их роль в формировании олигархического капитала . .............................................................. 93 Гончаренко В.Д. Конституционно-правовой режим использования Вооружённых сил за пределами территории Российской Федерации....................................................... 99 2 СОДЕРЖАНИЕ № 1 2015 Хамдамова Ш.М. Принципы конституционного судопроизводства по законодательству Республики Таджикистан......................................................... 106 ПРОБЛЕМЫ ОБРАЗОВАНИЯ Терёхина Т.В. Содержание практических занятий студентов — клинических психологов в специальных (коррекционных) учреждениях.............. 112 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Остапенко А.А. Другая Мухина............................................................................................................... 118 Дёмина И.В. Пособие по девиантологии........................................................................................... 122 Объявления. Календарь конференций............................................................................... 126 Информация для авторов...................................................................................................... 130 3 CONTENTS № 1 2015 METHODOLOGY OF SCIENTIFIC RESEARCH Bernard R.M., Borokhovski E. Detecting and preventing bias in meta-analysis: What could you learn by systematically conducting systematic reviews?.......................... 6 PSYCHOLOGICAL SCIENCES Filipidy T.I. Interrelation of operational-behavioral and valuable-semantic components in structure of socio-communicative competence of personality with compensatory experience of overcoming of difficult psychological development (by the example of senior teenagers)................................................................................. 29 Dushko M.S. Attitude to foreign language learning as a component of professionalism development of students of the sport higher school........................... 37 Shebanova V.I. Possibility of use of metaphoric associative cards in correction of eating disorders ....................................................................................... 47 ECONOMIC SCIENCES Shulimova A.A. Evolution of the Russian commerсial business: socio-institutional and organizational aspects................................................................................................. 62 Mamedov O.Yu. After crisis......................................................................................................................... 69 Pershakova T.V. Value engineering as an instrument of increase of production efficiency (by the example of baking enterprise)............................................................................... 75 JURIDICAL SCIENCES Kostenko N.I. Bases of formation and development of the international criminal and executive (penitentiary) law....................................................................................... 86 Stavilo S.P. Crimes in securities market and their role in oligarchic capital formation........................................................................................... 93 Goncharenko V.D. Constitutional and legal mode of use of the Armed Forces outside territory of the Russian Federation.................................................................................................. 99 4 CONTENTS № 1 2015 Hamdamova S.M. Principles of constitutional jurisdiction according to the laws of the Republic of Tajikistan......................................................................................................................... 106 PROBLEMS OF EDUCATION Terekhina T.V. Practical training subject matter for students — clinical psychologists at special (correctional) institutions............................................. 112 CRITICAL REVIEW AND BIBLIOGRAPHY Ostapenko A.A. A different Mukhina........................................................................................................ 118 Diomina I.V. Textbook of Deviantology . ............................................................................................ 122 Advertisements. Conference calendar.................................................................................... 126 Info for authors......................................................................................................................... 130 5 МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 6–28. УДК 303 ВОЗМОЖНЫЕ ИСКАЖЕНИЯ В МЕТА-АНАЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский1 Статья посвящена исследованию потенциальных источников искажений в результатах мета-аналитических исследований, которые ведут к разного рода концептуальным ошибкам и прикладным просчётам. В начале статьи её авторы обращаются к более ранней работе, которая представляла мета-анализ как метод систематического обобщения количественных данных первичных эмпирических работ, отвечающих на один исследовательский вопрос, и задаются вопросом, как различные мета-аналитические исследования одного и того же феномена могут существенно отличаться в своих результатах? Источником существенных противоречий в мета-анализах являются концептуальные, процедурные, статистические и иные неточности и недоработки, зачастую допускаемые мета-аналитиками (особенно начинающими) в своих исследованиях. Анализ причин этих искажений, форм их проявления и способов предотвращения находится в центре внимания предлагаемой статьи. Авторы описывают основные методологические принципы и конкретные (пошаговые) процедуры мета-анализа с акцентом на различные искажения, которые могут им сопутствовать, ставя под сомнение итоговые результаты мета-анализа, и предлагают способы предотвращения или минимизации этих искажений с тем, чтобы профессиональная аудитория, полагающаяся в своей практике на данные мета-анализов, могла им доверять и более эффективно использовать в своей деятельности. Ключевые слова: мета-анализ, искажения результатов, систематические обзоры литературы, методология, социальные науки, образовательные технологии. В 1990 году первый автор этой статьи совместно со своим аспирантом (а ныне главным редактором издающегося в Австралии журнала «Distance Education») Сомом Наиду опубликовал работу «Мета-анализ: применение и злоупотребление» [9]. Эта статья не являлась мета-анализом как таковым, но была посвящена активно проходившей в тот период дискуссии об эффективности образовательной практики, известной как Mastery Learning, в соответствии с которой каждый новый этап представления учебного материала зависит от степени успешности усвоения 1 Бернард Роберт Маркус — Ph.D., профессор отделения образования, научный руководитель подразделения систематических обзоров литературы Научно-исследовательского центра анализа эффективности обучения и когнитивной деятельности, Университет Конкордиа (Монреаль, Канада), эл. почта: bernard@education.concordia.ca. Бороховский Евгений Фёдорович — Ph.D., руководитель мета-аналитических проектов Научноисследовательского центра анализа эффективности обучения и когнитивной деятельности, Университет Конкордиа (Монреаль, Канада), эл. почта: eborokhovski@education.concordia.ca. 6 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях материала на предыдущем этапе (типичная для бихевиористской теории логика учебного процесса; для более подробного знакомства с теорией и практикой Mastery Learning см., напр., [12]). Для понимания настоящей статьи эта старая дискуссия не имеет принципиального значения и выступает исключительно в качестве удобного и показательного примера. Бернард и Наиду предложили читателям детальный разбор двух наиболее значительных мета-аналитических исследованийи одного так называемого синтеза отборных доказательств (best evidence synthesis), в которых Mastery Learning как педагогический подход сравнивался с более традиционной практикой преподавания. На удивление, результаты исследований, посвящённых поиску ответа на один и тот же вопрос, отличались разительно. По данным Лисаковски и Волберга [31], средняя величина эффекта (для знакомства с базовой терминологией и методологическими принципами мета-аналитических исследований см. [1, 2]) от применения Mastery Learning в сравнении с традиционным преподаванием была на уровне d+ = 0,94. То есть академическая успеваемость студентов в условиях Mastery Learning превосходила академическую успеваемость студентов контрольных групп на величину примерно равную одному стандартному отклонению — в соответствии с расчётами, основанными на независимых эффектах (k = 94) в 54 индивидуальных эмпирических исследованиях. В то же время медианная величина эффекта в мета-анализе Гаски и Гейтса [25] была в пределах 0,40–0,60 — на основе результатов 25 индивидуальных исследований с применением более консервативных методологических стандартов использования данных, чем те, которыми руководствовались Лисаковски и Волберг. Наконец, Славин [39] в своём синтезе отборных доказательств утверждал, что медианная величина эффекта применения педагогической практики Mastery Learning была приблизительно равна нулю. Этот вывод был сделан им на основе анализа всего 4 индивидуальных исследований, так как применяемые им критерии отбора данных были ещё строже. Кроме того, в мета-анализе Гаски и Гейтса были представлены данные о наличии довольно существенного разброса среди индивидуальных величин эффекта, а именно от d = 0,02 до d = 1,70, что заставило авторов предположить наличие влиятельных модерирующих переменных (таких, например, как количество времени, отводимого студентам на решение отдельных задач), которые и определяли подобные масштабные колебания. Дебаты вокруг эффективности Mastery Learning продолжались довольно долго, отчасти подпитываемые противоречивыми данными мета-аналитических исследований, пока не сошли на нет вместе с практически полным отказом от классических бихевиористских моделей в педагогической практике где-то в конце 1980-х — начале 1990-х гг. Разрешение старой дискуссии не входит в круг задач нашей статьи. Гораздо важнее попытаться понять и объяснить нашим читателям и потенциальным пользователям данных различных мета-анализов в сфере социальных наук, как три сходных по методологии и идентичных по исследовательскому вопросу работы могли получить столь разные количественные результаты. Подобные противоречия могут навести на мысль, что мета-анализ, возможно, не такой уж надёжный источник информации и не способен помочь тем же учителям, методистам и администраторам школ и вузов разрабатывать и осуществлять адекватные образовательные технологии, а порой может просто ввести их в заблуждение. Действительно, если бы педагоги основывали свои учебные планы исключительно на данных Лисаковски и Волберга, они должны были бы, не задумываясь, всячески продвигать практику Mastery Learning, в буквальном смысле обеспечить этой практике «зеленую улицу» — ведь величина эффекта свидетельствует о высокой результативности этого бихевиористского подхода. Окажись в центре их внима7 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский ния данные синтеза Славина, наиболее естественной реакцией на перспективы Mastery Learning было бы вполне оправданное равнодушие или даже сдержанный скептицизм — к чему тратить дополнительные усилия ради практически нулевого эффекта? Результаты же Гаски и Гейтса были неоднозначны сами по себе, отражая значительный разброс в индивидуальных величинах эффекта. Одной из причин такого несоответствия является применение авторами весьма различных критериев отбора, так что в результате выборки индивидуальных публикаций для этих трёх обзоров практически не пересекались, являясь примерами сходных, но несопоставимых по сути изучаемого вопроса первичных эмпирических исследований. Но если полагаться исключительно на первое знакомство с этими тремя систематическими обзорами, сомнения в надёжности результатов мета-анализа и, как следствие, в самом этом методе обобщения данных могут показаться неискушенному читателю далеко не беспочвенными. К настоящему времени опыт проведения мета-аналитических исследований для авторов прдлагаемой статьи на двоих насчитывает около 40 лет (25+15), что в определённой степени даёт нам основание претендовать на переход из категории неискушенных пользователей в категорию мета-аналитиков со стажем, которыми в процессе работы над систематическими обзорами научно-исследовательской литературы и рецензирования мета-анализов других авторов накоплено достаточно наблюдений и навыков для того, чтобы поделиться ими с читательской аудиторией. И первое, что хотелось бы заявить, базируясь на этом обширном опыте, это то, что мета-анализ всё же является лучшим (наиболее объективным и надёжным) из известных нам способов обобщения количественных данных первичных эмпирических исследований в социальных науках вообще и в образовании в частности (как сказал бы первый автор, «the best game in the town»). Отсюда следует, что наблюдаемые зачастую противоречия и недостатки мета-аналитических работ вовсе не свидетельствуют о несовершенстве самого метода, а являются следствием ошибочных и / или непоследовательных решений конкретных мета-аналитиков. Именно это мы и попробуем наглядно продемонстрировать на конкретных примерах из области применения компьютерных технологий в образовании. Цель публикации — показать, как методологические просчёты делают результаты мета-аналитического исследования уязвимыми для разного рода искажений (introduce bias), тогда как последовательная реализация всех необходимых для выполнения мета-анализа процедур существенно уменьшает (если не исключает полностью) риск подобных искажений. Кроме того, мы надеемся предложить вниманию читателей рекомендации, как обнаружить ошибки и просчёты в опубликованных мета-анализах, чтобы адекватно оценить надёжность и практическую ценность представленных в них результатов. В русском языке, пожалуй, нет термина, который служил бы однозначным эквивалентом того, что в англоязычной научно-исследовательской литературе обозначает понятие bias. Bias буквально — искажение, например, результатов или выводов научно-исследовательской работы. Такое искажение может быть как следствием случайной невнимательности или недостаточной квалификации исследователя (и тогда мы имеем дело с непреднамеренным искажением), так и результатом предвзятости, осознанным предпочтением одних данных или их интерпретации в ущерб другим (и это уже пример намеренного искажения вследствие научной недобросовестности). Мы не ставим перед собой задачу отслеживать и квалифицировать причины встречающихся в мета-анализах неточностей, поэтому будем использовать в настоящей статье, как наиболее нейтральный, термин «искажение». 8 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях Под этим термином нами понимаются систематические или повторяющиеся (различные по своему происхождению) неточности в используемых методах и процедурах на любой из стадий реализации мета-анализа, которые могут привести к искажению его результатов и, как следствие, к смещению смысловой нагрузки их интерпретации. Несоответствие (или неполное соответствие) результатов нескольких мета-аналитических работ, посвящённых одному и тому же вопросу, далеко не редкость. В дополнение к рассмотренному выше казусу с Mastery Learning можно привести ещё один пример, который гораздо ближе нам и по времени, и по тематике исследований. В 2011 г. Рана Тамим с коллегами опубликовала в журнале «Review of Educational Research» мета-анализ второго порядка (т. е. мета-анализ, систематически обобщающий результаты не первичных эмпирических исследований, а нескольких мета-анализов, сходных по тематике) в целях оценки эффективности использования компьютерных технологий в образовании [42]. Все 25 мета-анализов, отобранных из более чем 70 по принципу минимизации числа повторяющихся в них первичных исследований, представляли сравнительный анализ успешности обучения студентов в экспериментальных группах, использующих в образовательном процессе какую бы то ни было компьютерную технологию, и студентов в контрольных группах, полностью свободных от применения технических приспособлений или программных средств. Средние величины эффектов в этих мета-анализах находились в диапазоне, превышающем одно стандартное отклонение: –0,09 и +1,12. Средневзвешенная величина эффекта по итогам их обобщённого анализа составила +0,35 — достаточно скромный, но статистически значимый результат в пользу применения компьютерной технологии в образовании. Мета-анализ второго порядка включал работы, опубликованные с 1986 по 2008 г., относящиеся к применению всех видов компьютерных технологий во всех образовательных уровнях и предметных областях, но для иллюстрации основных положений настоящей статьи мы решили разобрать более детально только ограниченную выборку из коллекции, проанализированной Тамим с коллегами. В табл. 1 представлены мета-анализы уровней начального и среднего образования (по североамериканским стандартам — от детского сада до 12-го класса) в области математики и естественных наук, опубликованные не ранее 2005 г. Как следует из данных, приведённых в табл. 1, результаты (средние величины эффекта) мета-анализов с 2005 по 2007 г. достаточно однородны, тогда как более поздние исследования показывают относительное снижение результатов и существенный их разброс. Если выразить все эти данные в виде процента потенциального улучшения успеваемости (область под кривой нормального распределения по одну сторону от среднего, для z-score, соответствующего рассчитанной величине эффекта [19]), эти значения будут находиться в широком диапазоне от 1,6 % до 18,4 %. Таблица 1 — Мета-анализы применения компьютерной технологии в обучении математике и естественным наукам, опубликованные с 2005 по 2013 г. Мета-анализы (аспекты применения Образовакомпьютерной технологии) тельный с указанием года публикации уровень1 1 Предметная область2 2 3 Количество включённых работ / эффектов (ES) 4 Средняя величина эффекта 5 Лиао и др. [29] (преподавание при помощи компьютера), 2005 Н&С М &ЕН 21 ES 0,52 Шрёдер и др. [37] (все виды технологий), 2007 Н&С ЕН 15 0,48 9 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский Продолжение таблицы 1 1 2 3 4 5 Розен и Саломон [34] (интенсивное использование технологии), 2007 Н&С М 32 0,46 Ли и Ма [28] (все виды технологий), 2010 Н&С М 85 ES 0,28 Славин и др. [40] (все виды технологий), 2012 Н ЕН 17 0,04–0,37 Чжан и Славин [16] (отдельные виды компьютерных технологий), 2013 Н&С M 74 0,15 Примечание: 1Н — начальная школа, С — средняя школа; 2М — математика, ЕН — естественные науки. Учитывая достаточно высокую себестоимость внедрения новых технологий (особенно в такой относительно инерционной сфере, как образование), наблюдаемый разброс данных различных мета-анализов переходит из разряда вопросов, представляющих чисто академический интерес, в разряд принципиальных прикладных проблем. Можно затратить существенные финансовые и организационные ресурсы для повышения академической успеваемости учащихся почти на 20 %, но делать то же самое ради иллюзорного выигрыша менее чем на 2 % вряд ли разумно и оправданно. Этот пример наглядно демонстрирует, почему так важно уметь разобраться в причинах разброса данных, чтобы отделить те, на которые можно полагаться, от возможного «шума», полученного в результате тех или иных искажений, допущенных в процессе проведения мета-анализа. К сожалению, мета-анализ второго порядка не позволяет достоверно проследить источник искажений, если таковые имели место в мета-анализах первого порядка, включённых в обзор. Даже оценка разброса данных внутри мета-анализа второго порядка может быть затруднена: мы только знаем, что аппроксимация стандартного отклонения, основанная на количестве включённых в индивидуальные мета-анализы первичных исследований, ведёт к её недооценке, тогда как расчёт, строящийся на общем количестве участников этих первичных исследований, ведёт к её существенной переоценке. С этой точки зрения, хотя рассчитанная Тамим с коллегами средняя величина эффекта (d+ = 0,35) выглядит вполне убедительно и достоверно, очень трудно сказать, какое отклонение от среднего в результатах отдельных метаанализов первого порядка является аномальным, и, следовательно, привлечь более пристальное внимание к качеству проведения тех из них, которые могут существенно повлиять на взвешенное среднее. Таким образом, наше первое наблюдение может быть сформулировано следующим образом. Различные систематические обзоры и мета-анализы, посвящённые одному и тому же исследовательскому вопросу, не всегда согласуются по своим результатам, что затрудняет ответ на этот вопрос и понимание реального положения дел в генеральной совокупности. Это означает, что и мета-аналитики, и те, кто обращаются к мета-анализам за достоверной информацией и руководством к действию, ответственны за выяснение причин подобных расхождений. Первые ответственны за недопущение систематических искажений при проведении мета-анализа, вторые — за их своевременное распознавание и внесение соответствующих корректив в интерпретацию результатов. 10 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях Разновидности искажений в мета-анализе и их влияние на результаты мета-аналитических исследований Мета-анализ в образовании, как правило, направлен на изучение вопроса: имеет ли определённое воздействие ожидаемый эффект на уровне всей генеральной совокупности студентов, школ и т. п. (в зависимости от того, какова соответствующая структурная единица анализа — индивидуумы, группы или целые учреждения)? Иными словами, мета-анализ делает напрямую то, что первичные экспериментальные исследования делают опосредованно путём применения inferential statistics (выводов и обобщений на основе статистического анализа выборочных данных). Для более подробного знакомства с методологией мета-анализа, введённой в современную исследовательскую практику во второй половине 1970-х гг. Джином Глассом [23], читатели могут познакомиться с нашей предыдущей публикацией [1, 2]. Достаточно сказать, что мета-анализ помог преодолеть многие ограничения и, в первую очередь, субъективизм и избирательный характер более традиционных повествовательных обзоров научной литературы, а также неизбежных статистических искажений, типичных для ещё одной категории систематических ревю, называемой подсчётом голосов (vote count), описанной, например, в работе Джексона [27]. Исследователям хорошо известно, что не существует методологии, стопроцентно защищённой от опасности искажений. Можно представить себе идеально спланированное (в полном соответствии с основополагающими принципами, сформулированными, например, Дональдом Кэмпбеллом и Джулианом Стэнли [14]) экспериментальное исследование, но реализовать его, не допустив ни единой ошибки измерения, контроля всех переменных, случайных отклонений от заданных параметров и т. п., практически невозможно. Это справедливо и для мета-анализа: он также не обладает иммунитетом от искажений (как правило, непреднамеренных), случающихся в процессе его реализации. Соответственно, второе наше наблюдение, основанное на обширной практике, и связанная с ним рекомендация заключаются в следующем. Каждый шаг в процессе проведения мета-аналитического исследования (от формулирования вопроса до интерпретации и обсуждения результатов) должен быть подвержен тщательной проверке на предмет недопущения искажений, чтобы гарантировать высокое качество и прикладную ценность его результатов. Прежде чем идти далее, необходимо сделать небольшую оговорку. Систематический обзор научно-исследовательской литературы и мета-анализ — не совершенно взаимозаменяемые понятия. Второе является частным случаем (подразделом) первого. В соответствии с современными академическими стандартами любой литературный обзор должен соответствовать критериям систематического, вне зависимости от того, имеет ли он своей кульминацией расчёт и интерпретацию средней величины эффекта. Систематический обзор литературы может применять количественные или же качественные (сугубо описательные) аналитические приёмы, но обязательно должен использовать очевидные (прозрачные) и воспроизводимые методы: 1) поис­ка и отбора первичных эмпирических исследований и 2) анализа и обобщения данных этих исследований. Мета-анализ просто добавляет к этому специальную статистическую процедуру расчёта средневзвешенной величины эффекта, а также анализ влияния заранее определённых модерирующих переменных. Ниже мы попробуем разобраться в конкретных причинах возникновения искажений в мета-аналитических исследованиях, их разновидностях, формах проявления, негативных последствиях, а главное — попробуем предложить и описать пути для их предотвращения (или, по крайней мере, минимизации). Обсуждение этих проблем 11 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский построено вокруг семи последовательных (и взаимодополняющих) стадий типичной процедуры мета-анализа, как она описана Харрисом Купером [20]. Стадия 1. Формулирование исследовательского вопроса Грамотно сформулированный вопрос исследования помогает сфокусировать внимание на том, чтобы определить все значимые переменные и описать (спрогнозировать) их взаимосвязи. Мета-анализ не обязательно повторяет вопрос предыдущих систематических обзоров, адресованных сходному кругу проблем, но важно точно обозначить, как именно будут обновлены, уточнены или расширены уже известные данные, т. е. обосновать, в чём заключается концептуальная и / или прикладная ценность предлагаемого мета-анализа. Например, могут существовать причины для специального изучения эффективности использования портативных компьютеров только учениками начальной школы, если предшествовавшие обзоры включали все возрастные группы без раздельного представления результатов по классам. Отказ или неспособность точно сформулировать исследовательский вопрос в соотношении с известными данными само по себе не означает наличие искажений, но с точки зрения тех, кто полагается в своей профессиональной деятельности на его результаты, может привести к путанице (что именно находится в фокусе исследования и как это соответствует потребностям и условиям практики?) и неадекватному прикладному использованию полученной информации. Аналогично различия между несколькими мета-анализами в критериях включения / исключения первичных исследований почти неизбежно ведут к некоторому расхождению их результатов. Например, если мета-анализ допускает включение, наряду с остальными, и относительно краткосрочных экспериментальных воздействий (таких как педагогические или психологические эксперименты в лабораторных условиях), то его результаты могут существенно отличатся от результатов мета-анализа, посвящённого той же самой проблеме, но допускающего к включению только более продолжительные экспериментальные воздействия (в случае высшего образования, например, это могут быть курсы стандартной продолжительности в один семестр). Ни один из этих двух подходов не является ошибочным или же единственно верным, просто они различны и соответственно характеризуют разные тенденции, существующие в реальной практике. Возможным компромиссом было бы включение в мета-анализ обоих видов воздействий и изучение их индивидуальных особенностей посредством анализа модерирующих переменных, но об этом — позже. Проблематичным для неискаженной интерпретации результатов может оказаться непоследовательность в формулировании, толковании и применении критериев включения / исключения первичных исследований в рамках одного и того же метаанализа. Тем же, кто пытается составить своё представление об исследуемой проблеме, знакомясь с несколькими аналогичными мета-анализами, можно порекомендовать сравнивать операционные определения экспериментальных / независимых и результирующих / зависимых переменных на предмет их непротиворечивости и взаимосоответствия в рассматриваемых мета-аналитических исследованиях. Отклонения от наиболее близких пониманию проблемы определений могут свидетельствовать о потенциальной угрозе искажений в соответствующем мета-анализе. Наше следующее наблюдение. В мета-анализе высокого качества постановка проблемы и связанные с ним критерии включения / исключения первичных исследований должны быть чётко определены и подробно и ясно описаны, чтобы не 12 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях возникало сомнений, какая процедура принятия решений должна свести к минимуму потенциальные искажения. Стадия 2. Поиск литературы по проблеме исследования Этот аспект реализации мета-анализа может считаться одним из наиболее важных по аналогии со сбором данных в первичном эмпирическом исследовании. Искажения на этом этапе более чем вероятны. И допущенные здесь, они сохранятся на всех последующих стадиях, неизбежно дискредитируя окончательный результат. Наиболее вероятными источниками искажений на этом этапе являются: 1) избирательный характер поиска, что может оставить «за бортом» мета-анализа значительный объём релевантной проблеме научно-исследовательской литературы (например, поиск только среди журнальных публикаций автоматически исключает такие источники информации, как дипломные и диссертационные работы, доклады на научных и научно-практических конференциях и т. п.); 2) непоследовательное использование ключевых терминов при многократных поисках или же, напротив, пренебрежение тем фактом, что различные базы данных не идентичны по структуре и использованию терминов для описания полей и категорий и, следовательно, требуют определённой модификации организации поиска; 3) несоответствие (или же неполное соответствие) критериев поиска основному вопросу исследования, операционным определениям переменных и критериям отбора первичных исследований. Казалось бы, это всё, в особенности последний пункт, настолько очевидно, что трудно вообразить, будто мета-аналитик способен допустить такие ошибки, но эта очевидность — кажущаяся. Имея дело зачастую с сотнями, а порой и десятками сотен потенциальных источников информации, сконструировать адекватную (чувствительную к нюансам и в то же время последовательную в приложении к различным базам данных) стратегию поиска бывает далеко не просто. Поскольку пропущенные на этапе поиска источники в дальнейшем, как правило, уже не попадают в сферу внимания мета-аналитика, общим правилом минимизации искажений на этом этапе может служить принцип «предпочтения избыточности»: лучше организовать более широкий поиск, чем ограничить его с риском пропустить релевантные источники информации. Непосредственное отношение к этапу поиска имеет проблема «publication bias» (искажения вследствие фокусировки исключительно на опубликованных данных). Характер искажений в этом случае определяется хорошо известной тенденцией научных журналов публиковать работы, которые представляют статистически значимые результаты (как правило, в пользу рабочих гипотез исследований) в гораздо больших количествах, чем работы, не нашедшие существенных различий в результатах между экспериментальным и контрольным воздействиями. Очевидно, что такое предпочтение приводит к переоценке величины эффекта, если мета-анализ основывается исключительно на журнальных публикациях (хотя многие готовы утверждать, что только такие публикации, прошедшие рецензирование специалистов — «peer-reviewed», единственно соответствуют высоким стандартам научного исследования). Поскольку мета-анализ стремится отразить и обобщить данные исследований в интересующей его сфере сбалансированно и непредвзято, и метааналитики, и профессионалы, полагающиеся на результаты мета-анализа, должны осознавать потенциальную угрозу «publication bias». В методологии мета-аналитических исследований предусмотрены определённые методы визуальной оценки, статистического анализа и коррекции этого вида искажений (см. [13, 33]), но зачастую проще, ознакомившись с параметрами поиска 13 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский и сравнив их с операционными определениями и основным исследовательским вопросом каждого конкретного мета-анализа, сделать заключение о том, насколько вероятны эти искажения. В связи с этим ещё одно наблюдение. Мета-анализ высокого качества всегда полагается на множественные источники информации — не только журнальные статьи, но и так называемую «серую (сумеречную) литературу» (gray literature) (дипломные и диссертационные работы, презентации на конференциях, технические отчёты и т. п.) — в целях предотвращения искажений переоценки величины эффекта. Стадия 3. Извлечение (расчёт) величины эффекта и кодирование соответствующих характеристик (параметров исследования) Извлечением величины эффекта называется процесс, в ходе которого мета-аналитик находит во включённых в мета-анализ первичных исследованиях статистические данные (описательные — средние и стандартные отклонения, а при необходимости — значения t-test или F-ratio), характеризующие различие в изучаемых переменных между экспериментальной и контрольной группами и вычисление величины эффекта по соответствующим расчётным формулам (см. [2]). Процесс извлечения величины эффекта включает в себя целый ряд практических решений и требует от мета-аналитика существенных временных затрат и достаточного профессионального опыта. Представление информации во включаемых в мета-анализ документах не всегда столь ясно и однозначно, как принято думать, только потому, что научные публикации имеют относительно стандартную структуру (вступление, литературный обзор, методика, результаты и т. д.). В реальности в каждом отдельном случае мета-аналитик должен внимательно изучить представленную информацию и принять на её основе адекватное задаче всего мета-анализа решение. Ниже мы приведём лишь предельно ограниченное количество примеров тех вопросов, на которые отвечают мета-аналитики в процессе извлечения и расчета величины эффекта: •• присутствует ли в рассматриваемом документе как минимум одно релевантное сравнение экспериментального и контрольного воздействий? •• присутствует ли в нём хотя бы одно адекватное измерение результатов, отвечающих основному вопросу исследования? •• достаточно ли представленных в нём статистических данных для расчёта величины эффекта (особенно важно, чтобы были известны размеры выборок испытуемых, например, сколько студентов приняли участие в эксперименте)? •• какая расчётная процедура применима к той конфигурации статистических данных, которые предоставляет рассматриваемый документ? •• есть ли среди представленных данных результаты предварительного (до начала экспериментального воздействия) и итогового (по его окончании) тестирования участников, когда для расчёта величины эффекта необходимо также значение коэффициента корреляции между ними? •• возможно ли извлечение на основе представленных данных более одного независимого значения величины эффекта? Последний вопрос — один из наиболее принципиальных. Присутствие в метаанализе зависимых данных является главным источником искажений в определении средневзвешенной величины эффекта. Под зависимостью понимается повторное (или многократное) использование одних и тех же данных [35]. Два основных источника зависимости: 1) использование данных, показанных одной и той же группой участ14 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях ников, при расчёте более чем одной величины эффекта (это может произойти, если в исследовании присутствует две и более экспериментальных или же контрольных группы и, соответственно, возможное число сравнений не ограничивается только одним); 2) когда в рассматриваемом исследовании присутствует несколько видов зависимых переменных (в особенности, если для каждого применяется более одного измерительного инструмента — теста, экзамена и т. д.). Для предотвращения искажений, связанных с проблемой зависимости данных, мета-аналитик должен преодолеть искушение рассчитать величину эффекта для всех возможных сравнений по всем зависимым переменным. Вместо этого, в случае множественных сравнений, имеет смысл воспользоваться одним из трёх возможных способов решения проблемы зависимости. Во-первых, мета-аналитик может выбрать то сравнение, которое, с его точки зрения, наиболее точно отражает исследовательский вопрос мета-анализа. Во-вторых, можно рассчитать одну величину эффекта путём усреднения результатов всех возможных сравнений. Наконец, можно использовать все возможные сравнения, но статистически скорректировать каждую величину эффекта, например, искусственно уменьшая размер выборки (группы участников) пропорционально числу раз её повторного использования. Решения, аналогичные первому и второму (но не третьему — для него не существует никакой статистической коррекции) возможны и в случае множественных зависимых переменных и / или способов их измерения. У каждого из этих способов есть свои достоинства и недостатки (в большинстве случаев мы предпочитаем пропорциональное количеству сравнений уменьшение размера соответствующих выборок, но это предмет отдельной дискуссии). Очень важно быть последовательным в выборе решения, т. е. применять единый подход ко всем включённым в мета-анализ первичным исследованиям, а не менять его от случая к случаю. Пожалуй, наиболее тяжёлым случаем искажений вследствие проблемы зависимости является совершенно неоправданное решение некоторых авторов мета-анализа усреднять величины эффекта, рассчитанные для разных видов зависимых переменных. Подобное решение не просто неверно, оно полностью исключает возможность осмысленной интерпретации результатов мета-анализа. Другой возможный источник искажений на этом этапе мета-анализа — это экстремальные (и позитивные, и негативные) значения величин эффектов — так называемые «outliers». Среди причин непропорционально высоких или же низких величин эффекта (обычно таковыми считаются значения выше / ниже трёх стандартных отклонений) можно назвать следующие. Во-первых, данные, извлечённые из первичного исследования, могут содержать ошибку, допущенную его автором, или же ошибка может быть допущена мета-аналитиком при извлечении данных. Вовторых, расчёты, основанные на так называемых результатах выигрыша (gain scores), для которых неизвестен коэффициент корреляции между измерениями, предшествовавшими экспериментальному воздействию, и измерениями по его итогам, имеют тенденцию к существенной переоценке величины эффекта (аналогичные последствия может иметь расчёт эффекта, неоткорректированный по результатам измерений, предваряющих экспериментальное воздействие). Кроме того, возможны и артефакты самого первичного исследования, когда какие-либо уникальные обстоятельства (как правило, обнаружимые при внимательном изучении соответствующего документа) приводят к существенному усилению эффекта экспериментального воздействия. В качестве примера того, как аномальный разброс значений величин эффекта способен вызвать искажения в результатах мета-анализа, можно привести работу Шакара и Ньюмана [38]. Этот мета-анализ существенно отличался от всех аналогичных исследований, известных на момент его публикации (сравнительная таблица 15 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский доступна в работе Кавано [15, p. 171]). Средняя величина эффекта по Шакару и Ньюману при сравнении эффективности дистанционной и традиционной форм обучения составила d+ = 0,37 (k = 86), тогда как остальные мета-анализы, изучающие тот же вопрос, оценивали среднюю величину эффекта как близкую к g+ = 0,00 (см., напр., [7]). При более подробном знакомстве с мета-анализом Шакара и Ньюмана становится очевидным, например, что одна из величин включённых в него эффектов составляет d = 2,87 — существенно отличающееся от шести следующих за ним по величине положительных эффектов, находящихся в пределах от 1,08 до 1,35. Этот аномально высокий эффект, без сомнения, внёс определённый вклад в общую переоценку средней величины эффекта, зафиксированную этим мета-анализом в сравнении со всеми остальными аналогами. Было в нём и ещё одно обстоятельство, способствующее искажению, но его мы рассмотрим в разделе статьи, посвящённом выбору адекватной модели синтеза отдельных эффектов. Рис. 1 иллюстрирует сбалансированное (без видимых экстремальных значений) распределение величин эффектов, взятое нами из одного из последних опубликованных нами мета-анализов, посвящённых оценке эффективности различных педагогических воздействий в развитии критического мышления учащихся [3]. Обратите внимание, что все значения величины эффекта находятся в пределах плюс / минус 2,5 стандартных отклонения с типичными признаками нормального распределения. Средняя (невзвешенная) величина эффекта составляет 0,33, со стандартным отклонением 0,55. Чтобы добиться этой относительной симметрии, 15 аномальных эффектов, существенно превышающих по величине 2,5 стандартных отклонения, были удалены из распределения. Частота 60 40 20 0 –2.000 –1.000 .000 1.000 2.000 3.000 Величина эффекта Рисунок 1 — Распределение значений невзвешенных величин эффекта для категории общих способностей критического мышления (k = 341, mean = 0.33, SD = 0,55 [2]). Основным принципом в работе с индивидуальными эффектами является умеренный консерватизм, т. е. настороженное отношение к аномальным значениям, кото16 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях рые либо должно быть объяснены, либо сопоставлены с результатами аналогичных мета-анализов так, чтобы действительно экстремальные значения были удалены или же винзоризованы (winsorized — смотрите соответствующую литературу по статистическому анализу, напр., [41]). Каждое сравнение, для которого рассчитана величина эффекта, может быть также описано набором характеристик, которые в дальнейшем используются мета-аналитиками в качестве модерирующих переменных для объяснения систематических вариаций среди всех включённых в исследование эффектов. Так же, как и во всех остальных аспектах мета-анализа, кодирование индивидуальных характеристик эффекта должно отвечать критерию систематичности и находиться в соответствии с основным вопросом исследования. Модерирующие переменные могут быть непрерывными (напр., год публикации) или представлены в виде категорий (напр., учебные дисциплины). Обычно различают следующие основные виды модерирующих переменных: характеристики документа (напр., его источник — журнальная публикация, диссертация и т. п.), методологические характеристики исследования (напр., экспериментальный дизайн или эквивалентность используемых учебных материалов), демографические характеристики (напр., возраст участников) и существенные (а также контекстуальные) характеристики экспериментального воздействия (используемые технологии и / или педагогические подходы, профессиональная подготовка преподавателя и т. п.). Во избежание случайных ошибок кодирование модерирующих переменных (как и извлечение, и расчёт величины эффекта) осуществляется независимо двумя исследователями, которые сравнивают результаты своих усилий и, при необходимости, обсуждают и устраняют противоречия. Но не только процедурные аспекты кодирования модерирующих переменных могут быть источником искажений результатов мета-анализа. Не менее серьезную проблему представляет собой потенциальная интерференция этих переменных между собой (bias due to confounding of different moderator variables [30]). Интерференция (смешение) в мета-анализе имеет то же значение, что и в первичных эмпирических исследованиях — отдельные элементы (аспекты) одной переменной могут пересекаться с элементами другой, существенно затрудняя осмысленную интерпретацию обеих (становится неясно, какой фактор и в какой степени, сам по себе или в комбинации с другими влияет на наблюдаемые вариации в величине эффекта). Дополнительное коварство интерференции переменных в мета-анализе заключается в том, что его невозможно контролировать методами экспериментального дизайна (мета-аналитик имеет дело с уже реализованными исследованиями и той информацией, которая содержится в описывающих их документах). Кроме того, мощность статистического анализа (размер выборки — количество включённых первичных исследований) может быть недостаточной для проведения мета-аналитической процедуры, аналогичной классическому дисперсионному анализу (для дискретных переменных) или множественной регрессии (для непрерывных переменных), которые могли бы установить присутствие статистически значимой интерференции и, как следствие, потенциальных искажений результатов. Представьте себе, что мета-анализ обнаружил статистически значимый эффект двух факторов — продолжительности экспериментального воздействия (в пользу более длительных интервенций) и качества экспериментального дизайна (в пользу более тщательного, так называемого истинно-экспериментального подхода). Преодолев естественное, но ошибочное искушение проинтерпретировать каждый эффект независимо и применив аналог 2×2 дисперсионного анализа, мета-аналитик может обнаружить, что максимальных значений средняя величина эффекта достигает при 17 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский сочетании краткосрочных но тщательно спланированных и контролируемых лабораторных экспериментов и что эта величина эффекта статистически значимо превосходит среднюю величину эффекта, основанную на сочетании более длительных (семестр и более), но менее контролируемых (так называемых квази-экспериментальных исследований). При таких обстоятельствах изолированная интерпретация двух названных модерирующих переменных привела бы к существенному искажению результатов (переоценке влияния одних уровней этих переменных — длительности воздействия и качества дизайна и недооценке их противоположных уровней — ограниченной продолжительности и более приближенного к полевым условиям нелабораторного квази-эксперимента), в то время как реальным эффектом на результат обладают отдельные их сочетания. К сожалению, мета-анализ может содержать в себе значительное число подобных интерференций, изучить и описать которые метааналитику затруднительно ввиду недостаточной мощности статистического анализа и обнаружить которые читателю мешает нехватка соответствующей информации в итоговом документе, описывающем этот мета-анализ. Следующее наблюдение обобщает сказанное выше в отношении этого этапа мета-аналитического исследования. Повторяющиеся ошибки расчёта величины эффекта и кодирования модерирующих переменных — очевидный источник систематических искажений в мета-анализе. Заранее тщательно сформулированные правила, регулирующие эти процессы, помогают минимизировать искажения, но ещё важнее применять эти правила последовательно. В завершение данного раздела статьи — три рекомендации, адресованные авторам первичных эмпирических исследований, как облегчить последующую задачу метааналитиков: 1) постарайтесь включать в свои работы как можно более подробное описание не только экспериментального воздействия, но и контрольной группы; 2) не менее важны детальные поуровневые описания всех видов модерирующих переменных; 3) будьте готовы при необходимости предоставить мета-аналитикам недостающую информацию или уточнить по их запросу некоторые детали своих исследований. Не забывайте, что мета-аналитики находятся «в плену у прошлого», т. е. могут иметь дело только с той информацией, которую предоставляют им первичные эмпирические исследования. Стадия 4. Оценка методологического качества включенных в мета-анализ первичных исследований Существуют различные подходы к оценке методологического качества первичных эмпирических исследований и последующим решениям о включении или же невключении их в мета-анализ. Специальное подразделение Отдела Образования США (WWC — What Works Clearinghouse), в задачи которого входит оценка надёжности и информативности научно-прикладных исследований в сфере образования, применяет наиболее жёсткий стандарт, который предусматривает отсев любых исследований, дизайн которых не подпадает под определение «истинного эксперимента» («true experiment» или RCT — randomized control trials) или высококачественного квази-эксперимента (который устанавливает статистическую эквивалентность экспериментальной и контрольной групп до начала воздействия и позволяет контролировать эффект независимых и основных модерирующих переменных). Для WWC именно эти соображения внутренней валидности (иными словами, обоснованности вывода о наличии причинно-следственной взаимосвязи между экспериментальным воздействием и измеряемыми / наблюдаемыми изменениями в значениях зависимых 18 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях переменных) являются основополагающими и перевешивают соображения всех остальных видов валидности, в частности валидности внешней (насколько условия проводимого эксперимента соответствуют типичным условиям практики и, соответственно, насколько его выводы могут быть спроецированы / распространены на все аналогичные воздействия в реальности). С нашей точки зрения, исследования в образовании нуждаются в более сбалансированном подходе, который учитывал бы и то, насколько достоверно причинно-следственная связь между педагогическим воздействием и академической успеваемостью может быть установлена в терминах чистоты эксперимента, и то, насколько исследование приближено к задачам и условиям образовательной практики. Абрами и Бернард [4], в частности, утверждают, что хорошо продуманное исследование в полевых условиях («field experiment») представляет собой оптимальный компромисс между соображениями внутренней и внешней валидности, и развивают этот тезис в другой статье [5], предлагая процедуру статистического контроля методологического качества включенных в мета-анализ первичных исследований. Этот метод заключается в том, что каждое такое исследование получает свой рейтинг на шкале качества, учитывающей четыре базовых параметра валидности, как описано Валентайном и Купером [43], и этот суммарный рейтинг используется в дальнейшем в качестве модерирующей переменной для объяснения влияния фактора методологического качества на среднюю величину эффекта и, следовательно, для уменьшения вероятности искажений в мета-анализе. Примером практического применения этого метода может служить один из наших более ранних мета-анализов, который сравнивал эффективность разных форм дистанционного обучения между собой [7], используя параметр их интерактивности как основной фактор экспериментального воздействия. Предлагаемый нами вывод: необоснованная переоценка значимости только одной формы валидности сама содержит потенциальную опасность искажений в мета-анализе. Стадия 5. Синтез индивидуальных величин эффектов во взвешенное среднее Именно эта стадия превращает систематический обзор научно-исследовательской литературы в мета-анализ. Под синтезом понимается агрегация индивидуальных величин эффекта в единый показатель центральной тенденции (средняя или медиана) с сопутствующими значениями неоднородности распределения (heterogeneity) для более информативного и сбалансированного ответа на основной вопрос исследования (о характере влияния экспериментального воздействия на измеряемые параметры зависимых переменных). Возможны случаи, когда мета-аналитик в ходе тщательного знакомства с отобранными исследованиями заключает, что они настолько неоднородны, что их синтез не имеет смысла, и отказывается от этой стадии анализа. Однако, как правило, именно оценка средней величины эффекта и попытка последующего объяснения различных систематических отклонений от неё индивидуальных эффектов являются основными задачами мета-анализа. Существуют две аналитические модели обобщения индивидуальных величин эффекта — фиксированная (fixed-effect model) и случайная (random-effects model) (более детально особенности и условия применения этих моделей описаны в [2, 13, 21]). Главное, что необходимо помнить, это то, что выбор адекватной модели должен быть сделан априори и зависит от двух основных факторов: 1) насколько 19 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский однородны экспериментальные воздействия, выборки участников и другие условия проведения всех включённых в мета-анализ исследований; 2) насколько репрезентативна коллекция анализируемых работ (т. е. насколько близка она к исчерпывающему количеству исследований по данной тематике). Соответственно, высокие однородность всех параметров исследований и полнота и репрезентативность их коллекции в мета-анализе являются основанием для применения фиксированной модели, тогда как существенные вариации в параметрах первичных исследований и относительная их фрагментарность (ограниченность) — верные признаки необходимости использовать случайную модель. Фиксированная модель характерна, например, для медицинских исследований (тестирование нового лекарственного препарата, т. к. известны и подконтрольны экспериментатору его дозировка, условия применения, чётко определены категории пациентов, на которые он рассчитан, равно как и относительно невелико общее число его клинических испытаний). В социальных науках в целом и в образовании в частности преобладает случайная модель. Строго нормировать параметры экспериментального воздействия и условия его применения, не говоря уже о стандартах для его участников (один только фактор индивидуальности обследуемых может существенно отличать одно исследование от другого), зачастую не представляется возможным. С точки зрения статистического анализа модели отличает процедура расчёта весовых коэффициентов, используемых для синтеза средневзвешенной величины эффекта. При определённых условиях, различия между результатами применения двух моделей могут быть воистину поразительными, и если выбор модели был ошибочным, серьёзные искажения угрожают данным всего мета-анализа. В рамках фиксированной модели наличие всего лишь одного большого негативного эффекта, к тому же основанного на обширной выборке, существенно снижает средневзвешенную величину эффекта, в то время как использование случайной модели в известной степени нивелирует воздействие подобных обстоятельств на общий результат мета-анализа. Иллюстрация ниже по тексту — типичный для мета-анализа способ представления данных, так называемый forest plot (рис. 2). На рисунке экспериментальная и контрольная группы обозначены Group A и Group B соответственно. В общей сложности представлены 15 величин эффекта с размерами экспериментальной и контрольной групп, указанными слева. Точки, расположенные в центре, обозначают величину эффектов отдельных исследований в порядке возрастания — по мере смещения вниз и вправо. Проходящие через них горизонтальные линии обозначают 95-процентные доверительные интервалы (слева — нижний, справа — верхний для каждой величины эффекта соответственно). Обратите внимание, что более короткие линии соответствуют большим размерам выборки (и, как следствие, меньшим стандартным ошибкам среднего), а более длинные линии — меньшим выборкам (и большим стандартным ошибкам среднего). Конкретную величину эффекта каждого исследования легко определить по шкале, расположенной сверху: от –1 до +1, где значение 0,00 соответствует «отсутствию эффекта» (отсутствие разницы в результатах между экспериментальной и контрольной группами). Относительные весовые коэффициенты, рассчитанные в соответствии с принципами фиксированной и случайной моделей, указаны справа. Мы предлагаем читателям обратить особое внимание на первую сверху величину эффекта. Этот негативный (< –0.50) эффект основан на данных относительно крупной выборки участников (214 + 185) и, соответственно, ассоциированная с ним стандартная ошибка среднего (короткая горизонтальная линия) невелика — меньше, чем у любого другого представленного на графике исследования. Мета-аналитики 20 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях говорят о таких эффектах, как об имеющих «высокий / мощный рычаг» воздействия (high leverage effects). Этот эффект имеет наибольший (но различный для разных моделей) весовой коэффициент: 18,19 % для фиксированной модели и 7,93 % для случайной модели. Соответственно, различно его влияние и на итоговый расчёт средневзвешенной величины эффекта для всего мета-анализа: для фиксированной модели d+ = 0,30 и d+ = 0,45 для случайной модели. Иными словами, если мета-аналитик ошибочно выбирает фиксированную модель, его анализ тех же самых данных первичных исследований приводит к недооценке средневзвешенной величины эффекта на 0,15 стандартного отклонения. И это — искажённое влияние только одного эффекта в коллекции из 15. Представьте потенциальные искажения, основанные на множественных high leverage эффектах, в больших мета-анализах и вы поймёте, почему так важен правильный выбор аналитической модели. Рисунок 2 — График распределения индивидуальных величин эффекта с соответствующими весовыми коэффициентами для фиксированной и случайной аналитических моделей Возвращаясь к мета-анализу эффективности дистанционного обучения Шакара и Ньюмана [38], мы наблюдаем подобную картину, только с искажениями в сторону переоценки средневзвешенной величины эффекта. Как вы помните, Шакар и Ньюман получили в своём мета-анализе d+ = 0,37. Один из включённых индивидуальных эффектов был d = 1,22. Это значительная положительная, но не экстремальная величина (вдвое меньшая, чем рассмотренная выше по тексту d = 2,87 из того же мета-анализа), однако данный эффект был основан на исключительно крупной выборке (более 2000 участников) соответствующего первичного исследования. Данный high leverage эффект не мог не оказать существенное влияние на расчёт взвешенного среднего (в направлении его увеличения). А поскольку авторы использовали фиксированную модель (вряд ли уместную для типичных исследований в области дистанционного обучения), искажения отразились на окончательных результатах мета-анализа и их разительном несоответствии другим мета-аналитическим исследованиям в той же предметной области. Из этого наблюдения вытекает наша следующая рекомендация. Правильный выбор и адекватное применение модели для синтеза величин эффекта индивидуальных исследований имеют важное значение для неискаженной оценки средней величины эффекта в генеральной совокупности. Даже при обоснованном использовании случайной модели необходимо рассчитывать и публиковать данные об однородности / неоднородности распределения индивидуальных эффектов. 21 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский Стадия 6. Интерпретация и обсуждение результатов Возможно, наиболее частым случаем искажений на этапе интерпретации результатов является избирательность, когда авторы фокусируют своё внимание на тех аспектах результатов, которые представляются важными и значимыми с их точки зрения, оставляя без внимания (или даже искусственно принижая значение) остальные аспекты, хотя они могут быть не менее интересны и важны для читательской аудитории. Другой возможный источник искажений в мета-анализе на уровне обсуждения и интерпретации результатов — это либо переоценка, либо недооценка значимости средневзвешенной величины эффекта. Например, достаточно популярные в последнее время программы оснащения учащихся школ персональными портативными компьютерами могут представляться достаточно эффективными. Допустим, метаанализ продемонстрировал эффективность подобного образовательного воздействия на уровне d+ = 0,30 (это допущение, кстати, довольно близко к действительности, как показывает недавно защищённая диссертация одного из наших студентов [10], в которой d+ = 0,28 по показателю академической успеваемости). Но также известно, что стоимость реализации подобной программы может быть весьма и весьма высокой, даже если не учитывать дополнительные затраты на соответствующую переподготовку учителей и техническую поддержку компьютеров. Возникает естественный вопрос: оправдывает ли этот относительно скромный, хотя и статистически значимый, ожидаемый эффект такие высокие издержки? С другой стороны, та же величина эффекта может характеризовать и значительно более доступные с точки зрения затрачиваемых финансовых и временных ресурсов образовательные воздействия, такие, например, как специализированные компьютерные программы раннего обучения чтению или курсы повышения профессиональной квалификации учителей-предметников. Педагогам и администраторам, принимающим подобные прикладные решения, есть над чем подумать. Стадия 7. Представление и распространение (популяризация) результатов мета-анализа С нашей точки зрения, существует или, по крайней мере, должен существовать своего рода этический кодекс, направляющий и регламентирующий деятельность по представлению результатов мета-анализа не только самих мета-аналитиков, но и редакторов и рецензентов научных журналов. Это важно, поскольку знаниями о методологии мета-анализа и потенциальных источниках искажений его результатов должны обладать не только те, кто реализует мета-аналитическое исследования или его конечные потребители. Отсутствие, хотя бы на самом базовом уровне, таких знаний у тех, кто непосредственно вовлечён в процесс «обнародования» результатов мета-анализа, может способствовать публикации исследований с существенными искажениями — просто в силу того, что рецензенты и редакторы оказались неспособны вовремя их распознать. Заключение Пожалуй, наиболее коварными по масштабу и последствиям являются искажения в тех наиболее острых вопросах политической, экономической, социальной или научной жизни, которые способны влиять на формирование общественных установок в интересах определённых групп влияния, или иными словами, преднамеренные 22 Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях искажения. Наилучшей защитой против этого вида искажений является полное раскрытие информации о возможных конфликтах интересов (по чьему мандату или заказу выполняется мета-анализ, аффилированы ли его авторы тем или иным образом с одной из групп влияния, политической организацией или коммерческой компанией, которые могут быть заинтересованы в определённых результатах, и т. п.). Никогда не лишне обращать внимание на другие признаки присутствия преднамеренных искажений. Одним из таких признаков может служить общее авторство мета-анализа и подавляющего большинства включенных в него первичных эмпирических исследований. В не меньшей степени всё сказанное в этой статье об опасности искажений в мета-анализе (за исключением разве что специализированных статистических процедур) может относиться и к систематическому анализу качественных (qualitative) исследований, также называемому метасинтезом. Попытки систематического обобщения данных качественных (или описательных) эмпирических исследований относительно новы (в целях обзора различных подходов к мета-синтезу см., напр., [11]), их методология не разработана в той же степени, что и методология мета-анализа и, соответственно, способы обнаружения и предотвращения искажений не всегда одинаково применимы к метасинтезам. Тем не менее существует обширная литература по методологии первичных исследований в этой категории (напр., [22]), которая может послужить отправной точкой для разработки процедур и параметров оценки методологического качества и надежности метасинтезов. Что же касается синтеза первичных эмпирических исследований, которые содержат и количественную, и описательную информацию, можно назвать несколько довольно интересных опытов такого обобщения [6, 32]. Однако адекватный и надежный синтез количественных и описательных исследований — все ещё непростая, хотя и очень интересная и перспективная задача. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Бороховский Е.Ф., Бернард Р.М. Количественные синтезы в социальных науках: Методология и практика мета-анализа. Часть 1 // Психология. Экономика. Право. 2013. № 2. — С. 6–15. Бороховский Е.Ф., Бернард Р.М. Количественные синтезы в социальных науках: Методология и практика мета-анализа. Часть 2 // Психология. Экономика. Право. 2013. № 2. — С. 46–56. Abrami P.C., Bernard R.M., Borokhovski E., Waddington D., Wade C.A., Persson T. Strategies for teaching students to think critically: A meta-analysis // Review of Educational Research. 2014. Online First. Abrami P.C., Bernard R.M. Research on distance education: In defense of field experiments // Distance Education. 2006. Vol. 27. № 1. — P. 5–26. Abrami P.C., Bernard R.M. Statistical control versus classification of study quality in metaanalysis // Effective Education. 2013. Vol. 4. № 1. — P. 43–72. Abrami P.C., Bernard R.M., Wade C.A., Schmid R.F., Borokhovski E.,Tamim R., Surkes M., Lowerison G., Zhang D., Nicolaidou I., Newman S., Wozney L., Peretiatkowicz A. A review of e-learning in Canada: A rough sketch of the evidence, gaps and promising directions // Canadian Journal of Learning and Technology. 2006. Vol. 32. № 3. — P. 1–78. Bernard R.M., Abrami P.C., Borokhovski E., Tamim R., Wade A., Surkes M., Bethel E. A MetaAnalysis of Three Types of Interaction Treatments in Distance Education // Review of Educational Research. 2009. Vol. 79. № 3. — P. 1243–1289. Bernard R.M., Abrami P.C., Lou Y., Borokhovski E., Wade A., Wozney L., Wallet P. A., Fiset M., Huang B. How does distance education compare to classroom instruction? A Meta-analysis of the empirical literature // Review of Educational Research. 2004. Vol. 74. № 3. — P. 379–439. 23 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 24. 25. 26. 27. 28. 29. 30. 31. 32. 24 Bernard R., Naidu S. Integrating research into instructional practice: The use and abuse of metaanalysis // Canadian Journal of Educational Communication. 1990. Vol. 19. № 3. — P. 171–195. Bethel E.C. A systematic review of one-on-one access to laptop computing in K-12 classrooms: An investigation of factors that influence program impact: unpublished doctoral dissertation. Concordia University, Montreal, QC, 2014. Bethel E.C., Bernard R.M. Developments and trends in synthesizing diverse forms of evidence: Beyond comparisons between distance education and classroom instruction // Distance Education. 2010. Vol. 31. № 3. — P. 231–256. Block J.H., Burns R.B. Mastery Learning // Review of Research in Education. 1976. Vol. 4. — P. 3–49. Borenstein M., Hedges L., Higgins J., Rothstein H. Introduction to meta-analysis. Chichester, UK: Wiley, 2009. — 450 p. Campbell D., Stanley J.C. Experimental and quasi-experimental designs for research. Chicago, IL: Rand McNally, 1963. — 84 p. Cavanaugh C. Student achievement in elementary and high school // M.G. Moore (ed.) Handbook of Distance Education. Third Edition. New York, NY: Routledge, 2013. — P. 170–184. Cheung A.C., Slavin R.E. The effectiveness of educational technology applications for enhancing mathematics achievement in K-12 classrooms: A meta-analysis // Educational Research Review. 2013. Vol. 9. — P. 88–113. Clark R.E. Reconsidering research on learning from media // Review of Educational Research. 1983. Vol. 53. № 4. — P. 445–459. Clark R.E. Media will never influence learning // Educational Technology Research & Development. 1994. Vol. 42. № 2. — P. 21–29. Cohen J. Statistical power analysis for the behavioral sciences (2nd ed.). Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1988. — 570 p. Cooper H.M. Research synthesis and meta-analysis: A step-by-step approach (4th ed.). LosAngeles, CA: SAGE Publications, 2010. — 280 p. Cooper H.M., Hedges L.V., Valentine J.C. (Eds.). The handbook of research synthesis andmetaanalysis (2nd ed.). New York, NY: Russell Sage Foundation, 2009. — 632 p. Cresswell J.R. Qualitative inquiry and research design: Choosing among five approaches (3rd ed.). San Francisco, CA: Sage, 2009. — 395 p. Glass G.V. Primary, secondary and meta-analysis of research // Educational Researcher. 1976. Vol. 5. № 10. — P. 3–8. Glass G. V., McGaw B., & Smith M.L. Meta-analysis in social research. Beverly Hills, CA: Sage, 1981. — 279 p. Guskey T.R., Gates S.L. Synthesis of research on the effects of mastery learning in elementary and secondary schools // Educational Leadership. 1986. Vol. 43. № 8. — P. 73–80. Hedges L.V., Shymansky J.A., Woodworth G. A practical guide to modern methods of metaanalysis. Washington, DC: National Science Teachers Association, 1989. — 80 p. Jackson G.B. Methods for integrative reviews // Review of Educational Research. 1980. Vol. 50. — P. 438–460. Li Q., Ma X. A meta-analysis of the effects of computer technology on school students’ mathematics learning // Educational Psychology Review. 2010. Vol. 22. — P. 215–243. Liao Y-l., Chen Y-w. Computer simulation and students' achievement in Taiwan: A meta-analysis // P. Kommers & G. Richards (Eds.). Proceedings of World Conference on Educational Multimedia, Hypermedia and Telecommunications. Chesapeake, VA: AACE, 2005. — P. 40–46. Lipsey M.W. Those confounded moderators in meta-analysis: Good, bad, and ugly // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science. 2003. Vol. 587. — P. 69–81. Lysakowski R.S., Walberg H.J. Instructional effects of cues, participation, and corrective feedback: A quantitative synthesis // American Educational Research Journal. 1982. Vol. 19. № 4. — P. 559–578. Petticrew M., Roberts H. Evidence, hierarchies, and typologies: Horses for courses // British Medical Journal. 2003. Vol. 57. № 7. — P. 527–529. Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях 33. Publication bias in meta-analysis — Prevention, assessment and adjustments / Rothstein H.R., Sutton A.J., Borenstein M. (eds.). Chichester, UK: Wiley, 2005. — 356 p. 34. Rosen Y., Salomon G. The differential learning achievements of constructivist technologyintensive learning environments as compared with traditional ones: A meta-analysis // Journal of Educational Computing Research. 2007. Vol. 36. № 1. — P. 1–14. 35. Scammacca N., Roberts G., Stuebing K.K. Meta-analysis with complex research designs: Dealing with dependence from multiple measures and multiple group comparisons // Review of Educational Research. 2013. Online First. 36. Schmid R.F., Bernard R.M., Borokhovski E., Tamim R.M., Abrami P.C., Surkes M.A., Wade C.A., Woods J. The effects of technology use in postsecondary education: A meta-analysis of classroom applications // Computers & Education. 2014. Vol. 72. — P. 271–291. 37. Schroeder C.M., Scott T.P., Tolson H., Huang T., Lee Y. A meta-analysis of national research: The effects of teaching strategies on student achievement in science // Journal of Research in Science Teaching. 2007. Vol. 44. — P. 1436–1460. 38. Shachar M., Neumann Y. Differences between traditional and distance education academic performance: A meta-analytic approach // International Review of Research in Open and Distance Learning. 2003. Vol. 4. № 2. URL: http://www.irrodl.org/index.php/irrodl/article/view/153/704. 39. Slavin R.E. Mastery learning reconsidered // Review of Educational Research. 1987. Vol. 57. № 2. — P. 175–213. 40. Slavin R.E., Lake C., Hanley P., Thurston A. Effective programs for elementary science: A bestevidence synthesis. Baltimore, MD: Center for Research and Reform in Education. 2012. URL: http://www.bestevidence.org/word/elem_science_Jun_13_2012.pdf. 41. Tabachnick B.G. Fidell L.S. Using Multivariate Statistics. California State. University Northridge: Harper Collins College Publishers, 2013. — 1024 p. 42. Tamim R.M., Bernard R.M., Borokhovski E., Abrami P.C., Schmid R.F. What forty years of research says about the impact of technology on learning: A second-order meta-analysis and validation study // Review of Educational Research. 2011. Vol. 81. № 3. — P. 4–28. 43. Valentine J.C., Cooper H. A systematic and transparent approach for assessing the methodological quality of intervention effectiveness research: The Study Design and Implementation Assessment Device (Study DIAD) // Psychological Methods. 2008. Vol. 13. № 2. — P. 130–149. DETECTING AND PREVENTING BIAS IN META-ANALYSIS: WHAT COULD YOU LEARN BY SYSTEMATICALLY CONDUCTING SYSTEMATIC REVIEWS? Bernard Robert Marcus Ph.D., Professor of the Educational Department, Systematic Reviews Theme Leader, Centre for the Study of Learning and Performance (CSLP), Concordia University (Montreal, Canada), e-mail: bernard@education.concordia.ca 25 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский Borokhovski Eugene Ph.D., Systematic Reviews Project Manager, Centre for the Study of Learning and Performance (CSLP), Concordia University (Montreal, Canada), e-mail: eborokhovski@education.concordia.ca This paper examines sources of potential bias in meta-analyses which can distort their findings, leading to various conceptual and applied problems. It begins with the retrospective look at the article published in the Canadian Journal of Communication in 1990, «Integrating Research into Instructional Practice: The Use and Abuse of Meta-analysis», which introduced meta-analysis as a means for estimating population parameters and summarizing quantitative research around particular research questions. However, we observe that different meta-analyses around the common research question can substantially disagree in their findings. One of the main reasons for inconsistent results of multiple meta-analyses is bias. The second part of the article addresses the issue of bias in meta-analysis — its potential sources, undesirable consequences and measures that could and should be taken to prevent bias when conducting a meta-analysis and to detect it when reading one. Our main goal is to describe substantive and methodological aspects of conducting a meta-analysis where various kinds of bias can distort the findings and to suggest particular measures that are to be taken to avoid or at least to minimize these biases with the intent to improve the reliability and accuracy of systematic reviews so that consumers of meta-analyses can rely on their results and use them more confidently and effectively. Keywords: meta-analysis, bias, systematic reviews, methodology, social sciences, education. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 26 REFERENCES Borokhovski E.F., Bernard R.M. Quantitative syntheses in social sciences: Methodology and practice of meta-analysis. Part 1 // Psikhologiia. Ekonomika. Pravo. 2013. № 2. — P. 6–15. Borokhovski E.F., Bernard R.M. Quantitative syntheses in social sciences: Methodology and practice of meta-analysis. Part 2 // Psikhologiia. Ekonomika. Pravo. 2013. № 3. — P. 41–56. Abrami P.C., Bernard R.M., Borokhovski E., Waddington D., Wade C.A., Persson T. Strategies for teaching students to think critically: A meta-analysis // Review of Educational Research. 2014. Online First. Abrami P.C., Bernard R.M. Research on distance education: In defense of field experiments // Distance Education. 2006. Vol. 27. № 1. — P. 5–26. Abrami P.C., Bernard R.M. Statistical control versus classification of study quality in metaanalysis // Effective Education. 2013. Vol. 4. № 1. — P. 43–72. Abrami P.C., Bernard R.M., Wade C.A., Schmid R.F., Borokhovski E.,Tamim R., Surkes M., Lowerison G., Zhang D., Nicolaidou I., Newman S., Wozney L., Peretiatkowicz A. A review of e-learning in Canada: A rough sketch of the evidence, gaps and promising directions // Canadian Journal of Learning and Technology. 2006. Vol. 32. № 3. — P. 1–78. Bernard R.M., Abrami P.C., Borokhovski E., Tamim R., Wade A., Surkes M., Bethel E. A MetaAnalysis of Three Types of Interaction Treatments in Distance Education // Review of Educational Research. 2009. Vol. 79. № 3. — P. 1243–1289. Bernard R.M., Abrami P.C., Lou Y., Borokhovski E., Wade A., Wozney L., Wallet P. A., Fiset M., Huang B. How does distance education compare to classroom instruction? A Meta-analysis of the empirical literature // Review of Educational Research. 2004. Vol. 74. № 3. — P. 379–439. Bernard R., Naidu S. Integrating research into instructional practice: The use and abuse of metaanalysis // Canadian Journal of Educational Communication. 1990. Vol. 19. № 3. — P. 171–195. Bethel E.C. A systematic review of one-on-one access to laptop computing in K-12 classrooms: An investigation of factors that influence program impact: unpublished doctoral dissertation. Concordia University, Montreal, QC, 2014. Возможные искажения в мета-аналитических исследованиях 11. Bethel E.C., Bernard R.M. Developments and trends in synthesizing diverse forms of evidence: Beyond comparisons between distance education and classroom instruction // Distance Education. 2010. Vol. 31. № 3. — P. 231–256. 12. Block J.H., Burns R.B. Mastery Learning // Review of Research in Education. 1976. Vol. 4. — P. 3–49. 13. Borenstein M., Hedges L., Higgins J., Rothstein H. Introduction to meta-analysis. Chichester, UK: Wiley, 2009. — 450 p. 14. Campbell D., Stanley J.C. Experimental and quasi-experimental designs for research. Chicago, IL: Rand McNally, 1963. — 84 p. 15. Cavanaugh C. Student achievement in elementary and high school // M.G. Moore (ed.) Handbook of Distance Education. Third Edition. New York, NY: Routledge, 2013. — P. 170–184. 16. Cheung A.C., Slavin R.E. The effectiveness of educational technology applications for enhancing mathematics achievement in K-12 classrooms: A meta-analysis // Educational Research Review. 2013. Vol. 9. — P. 88–113. 17. Clark R.E. Reconsidering research on learning from media // Review of Educational Research. 1983. Vol. 53. № 4. — P. 445–459. 18. Clark R.E. Media will never influence learning // Educational Technology Research & Development. 1994. Vol. 42. № 2. — P. 21–29. 19. Cohen J. Statistical power analysis for the behavioral sciences (2nd ed.). Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1988. — 570 p. 20. Cooper H.M. Research synthesis and meta-analysis: A step-by-step approach (4th ed.). LosAngeles, CA: SAGE Publications, 2010. — 280 p. 21. Cooper H.M., Hedges L.V., Valentine J.C. (Eds.). The handbook of research synthesis andmetaanalysis (2nd ed.). New York, NY: Russell Sage Foundation, 2009. — 632 p. 22. Cresswell J.R. Qualitative inquiry and research design: Choosing among five approaches (3rd ed.). San Francisco, CA: Sage, 2009. — 395 p. 23. Glass G.V. Primary, secondary and meta-analysis of research // Educational Researcher. 1976. Vol. 5. № 10. — P. 3–8. 24. Glass G. V., McGaw B., & Smith M.L. Meta-analysis in social research. Beverly Hills, CA: Sage, 1981. — 279 p. 25. Guskey T.R., Gates S.L. Synthesis of research on the effects of mastery learning in elementary and secondary schools // Educational Leadership. 1986. Vol. 43. № 8. — P. 73–80. 26. Hedges L.V., Shymansky J.A., Woodworth G. A practical guide to modern methods of metaanalysis. Washington, DC: National Science Teachers Association, 1989. — 80 p. 27. Jackson G.B. Methods for integrative reviews // Review of Educational Research. 1980. Vol. 50. — P. 438–460. 28. Li Q., Ma X. A meta-analysis of the effects of computer technology on school students’ mathematics learning // Educational Psychology Review. 2010. Vol. 22. — P. 215–243. 29. Liao Y-l., Chen Y-w. Computer simulation and students' achievement in Taiwan: A meta-analysis // P. Kommers & G. Richards (Eds.). Proceedings of World Conference on Educational Multimedia, Hypermedia and Telecommunications. Chesapeake, VA: AACE, 2005. — P. 40–46. 30. Lipsey M.W. Those confounded moderators in meta-analysis: Good, bad, and ugly // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science. 2003. Vol. 587. — P. 69–81. 31. Lysakowski R.S., Walberg H.J. Instructional effects of cues, participation, and corrective feedback: A quantitative synthesis // American Educational Research Journal. 1982. Vol. 19. № 4. — P. 559–578. 32. Petticrew M., Roberts H. Evidence, hierarchies, and typologies: Horses for courses // British Medical Journal. 2003. Vol. 57. № 7. — P. 527–529. 33. Publication bias in meta-analysis — Prevention, assessment and adjustments / Rothstein H.R., Sutton A.J., Borenstein M. (eds.). Chichester, UK: Wiley, 2005. — 356 p. 34. Rosen Y., Salomon G. The differential learning achievements of constructivist technologyintensive learning environments as compared with traditional ones: A meta-analysis // Journal of Educational Computing Research. 2007. Vol. 36. № 1. — P. 1–14. 27 Р.М. Бернард, Е.Ф. Бороховский 35. Scammacca N., Roberts G., Stuebing K.K. Meta-analysis with complex research designs: Dealing with dependence from multiple measures and multiple group comparisons // Review of Educational Research. 2013. Online First. 36. Schmid R.F., Bernard R.M., Borokhovski E., Tamim R.M., Abrami P.C., Surkes M.A., Wade C.A., Woods J. The effects of technology use in postsecondary education: A meta-analysis of classroom applications // Computers & Education. 2014. Vol.72. — P. 271–291. 37. Schroeder C.M., Scott T.P., Tolson H., Huang T., Lee Y. A meta-analysis of national research: The effects of teaching strategies on student achievement in science // Journal of Research in Science Teaching. 2007. Vol. 44. — P. 1436–1460. 38. Shachar M., Neumann Y. Differences between traditional and distance education academic performance: A meta-analytic approach // International Review of Research in Open and Distance Learning. 2003. Vol. 4. № 2. URL: http://www.irrodl.org/index.php/irrodl/article/view/153/704. 39. Slavin R.E. Mastery learning reconsidered // Review of Educational Research. 1987. Vol. 57. № 2. — P. 175–213. 40. Slavin R.E., Lake C., Hanley P., Thurston A. Effective programs for elementary science: A bestevidence synthesis. Baltimore, MD: Center for Research and Reform in Education. 2012. URL: http://www.bestevidence.org/word/elem_science_Jun_13_2012.pdf. 41. Tabachnick B.G. Fidell L.S. Using Multivariate Statistics. California State University Northridge: Harper Collins College Publishers, 2013. — 1024 p. 42. Tamim R.M., Bernard R.M., Borokhovski E., Abrami P.C., Schmid R.F. What forty years of research says about the impact of technology on learning: A second-order meta-analysis and validation study // Review of Educational Research. 2011. Vol. 81. № 3. — P. 4–28. 43. Valentine J.C., Cooper H. A systematic and transparent approach for assessing the methodological quality of intervention effectiveness research: The Study Design and Implementation Assessment Device (Study DIAD) // Psychological Methods. 2008. Vol. 13. № 2. — P. 130–149. 28 ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 159.9+316.6 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 29–38. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ОПЕРАЦИОНАЛЬНО-ПОВЕДЕНЧЕСКИХ И ЦЕННОСТНО-СМЫСЛОВЫХ КОМПОНЕНТОВ В СТРУКТУРЕ СОЦИАЛЬНОКОММУНИКАТИВНОЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ ЛИЧНОСТИ С ОПЫТОМ КОМПЕНСАЦИИ ЗАТРУДНЁННОСТИ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ (на материале старшего подросткового возраста) Т.И. Филипиди1 Обсуждаются результаты исследования операционально-поведенческих и ценностносмысловых компонентов социально-коммуникативной компетентности подростков, в жизненном опыте которых имел место факт задержки психического развития с последующей компенсацией (n = 99). Наличие подобного опыта в структуре персоногенеза оказывает значимое влияние на характер взаимодействия вышеназванных компонентов социальнокоммуникативной компетентности между собой. Чем большую личностную значимость имеют для обследованных подростков просоциальные терминальные ценности (обычно это рассматривается как коррелят успешного воспитания и социализации в целом), тем в большей мере в повседневном взаимодействии с окружающими выражены компетентные и зависимые тенденции. Субъективная девальвация этих ценностей обусловливает увеличение в структуре интерперсонального поведения доли агрессивных паттернов. Это существенно отличает обследованных подростков от нормативных сверстников, склонных полностью игнорировать в качестве релевантных способов реализации личностных ценностей зависимые модели поведения (мальчики) либо переоценивать действенность моделей агрессивной направленности (девочки). Ключевые слова: социально-коммуникативная компетентность, операционально-поведенческие компоненты, ценностно-смысловые компоненты, личность, опыт компенсации затруднённости психического развития. В современной российской популяции задержкой психического развития страдает от 20 до 40 процентов детей дошкольного и младшего школьного возраста [5, 14]. Значительная часть из них после получения соответствующей коррекционной по1 Филипиди Татьяна Ивановна — учитель-дефектолог высшей квалификационной категории, председатель Анапской городской территориальной организации профсоюза работников образования и науки Российской Федерации (Анапа), эл. почта: lugua@mail.ru. 29 Т.И. Филипиди мощи более или менее успешно интегрируется в учебную деятельность и общеобразовательное пространство. Тем не менее сам факт пережитой затруднённости психического развития не может не оказывать влияния на качественный уровень и структурную организацию механизмов психологической регуляции межличностного общения и социального поведения на последующих этапах жизненного пути, в частности, в подростковом возрасте, который является сензитивным для формирования компетентности личности в сфере субъект-субъектных отношений. Однако подобные отсроченные эффекты затруднения психического развития в современной отечественной психологии изучены весьма слабо, поскольку названная категория подростков в буквальном смысле слова оказывается на нейтральной территории между специальной психологией, психологией развития, психологией личности и общей психологией, каждая из которых не считает их вполне своими. Как следствие, существенно ограничены и возможности оказания таким людям необходимой психологической помощи. Подростки с компенсированной затруднённостью психического развития могут рассматриваться как действительно «особые» субъекты межличностного общения и социального поведения. От нормативно развивающихся сверстников они отличаются тем, что большую часть прожитой жизни находились, по сути дела, в трудных жизненных обстоятельствах [2, 3]. Несмотря на то, что изначально эти трудности имели интраперсональную природу, локализуясь в системе психической регуляции ребенка, им сопутствовало значительное количество проблем и затруднений интерперсонального и социального порядка: стигматизация как «ненормального», «отклоняющегося», «проблемного»; пренебрежительное отношение сверстников и многих взрослых; трудности в освоении школьной программы и т. п. [14]. Отличие же от сверстников со «сходной онтогенетической судьбой» — детей с ЗПР — состоит в том, что трудные жизненные обстоятельства так или иначе оказались преодолены. Наличие такого сплава «опыта ущербности» и «опыта преодоления» весьма непростой жизненной проблемы, выражающегося в возвращении на нормативную траекторию персоногенетического развития, отличает рассматриваемую нами категорию подростков и от их нормативных сверстников, в массе своей не сталкивавшихся с трудностями сопоставимого масштаба. Цель исследования — выявить характер взаимосвязи и взаимодействия социально-коммуникативных умений и ценностных ориентаций старших подростков, в жизненном опыте которых имел место факт задержки психического развития с последующей компенсацией. Эти психологические образования рассматриваются нами в качестве операционально-поведенческого и ценностно-смыслового компонентов социально-коммуникативной компетентности (СКК) личности. В свою очередь, СКК понимается как интегральное психологическое образование, объединяющее и гармонизирующее внутренние средства регуляции социального поведения и межличностного общения человека [10, 17, 18, 19, 20, 22, 23]. Социально-коммуникативные умения подростков отражают степень освоенности ими определённых поведенческих модулей (установление контакта, выслушивание собеседника, выражение собственной точки зрения и т. п.), на основе которых оказывается возможным конструирование схем и сценариев собственного поведения в подобных ситуациях [8, 11, 21]. Интернализованные ценности определяют характер личностных выборов человека в ситуациях взаимодействия с окружающими, придавая смысл проживаемым «коммуникативным событиям». Индивидуально-своеобразная иерархия ценностных ориентаций задаёт содержательную направленность 30 Взаимодействие операционально-поведенческих и ценностно-смысловых компонентов… действиям человека в пространстве интерперсонального взаимодействия, обеспечивая смысловую интеграцию локальных актов социально-коммуникативной активности субъекта [1, 4, 6, 13]. Ранее проведенные нами исследования показывают, что операционально-поведенческие и ценностно-смысловые характеристики СКК «особых» и нормативно развивавшихся подростков обнаруживают больше сходства, чем различия. В поведенческом профиле единственное отличие состоит в том, что «особые» подростки достоверно чаще «обычных» используют в ситуациях межличностного взаимодействия модели агрессивного типа. Степень сформированности зависимых и компетентных моделей построения поведения в типичных социально-коммуникативных ситуациях у «особых» и нормативных подростков одинакова [15]. Общая смысловая рамка характерна и для ценностного самосознания подростков с различными траекториями персоногенетического развития. Ведущими терминальными ценностями являются высокое материальное положение и личный престиж. Идентична и структура личностной значимости основных жизненных сфер. Самой значимой оказывается сфера обучения и образования, наименее значимой — сфера общественной жизни, промежуточное положение занимают сферы увлечений и семейной жизни [16]. В то же время следование методологическим положениям субъектного, ресурсно-регуляторного и системогенетического подходов о нелинейном многозначном влиянии масштабных жизненных событий на сферу психологической регуляции социального поведения личности [7, 9, 18] позволяет выдвинуть гипотезу: наличие опыта переживания и преодоления затруднённости психического развития оказывает влияние на характер взаимосвязи и взаимодействия компонентов СКК развивающейся личности, в том числе — компонентов операционально-поведенческой и ценностно-смысловой природы. Эмпирическую базу исследования составили девятиклассники общеобразовательных школ Анапы и Краснодара. Экспериментальная группа включала 99 школьников (14–15 лет), у которых в детстве констатировалось наличие задержки психического развития: из них 54 мальчика и 45 девочек. Контрольную группу составили 118 школьников (62 мальчика и 56 девочек), психическое развитие которых протекало в соответствии с возрастно-нормативной траекторией. Далее сопоставляемые категории подростков будут обозначаться, соответственно, как «особые» и «обычные (нормативные)». Коммуникативные умения оценивались посредством тест-опросника коммуникативных умений для подростков и старшеклассников, разработанного Л. Мишелсоном с соавторами, адаптированного для русскоязычной выборки Ю.З. Гильбухом и модифицированного С.В. Кривцовой и М.Н. Достановой [8]. Определялся профиль выраженности трёх базисных вариантов социально-коммуникативного поведения: 1) компетентного, предполагающего построение общения с партнёром на принципах равенства психологических позиций и паритетной координации усилий по разрешению проблемной ситуации; 2) агрессивного, предполагающего давление на партнера из психологической позиции «сверху»; 3) зависимого, связанного с психологической пристройкой к партнёру «снизу» и пассивным следованием за ним. Ценностные ориентации диагностировались при помощи подросткового варианта опросника терминальных ценностей (ОТеЦ), разработанного И.Г. Сениным [12]. Оценивалась степень личностной значимости для респондентов следующих восьми терминальных ценностей: собственный престиж, высокое материальное положение, креативность, активные социальные контакты, развитие себя, достижения, духовное удовлетворение, сохранение собственной индивидуальности. Также определялась и 31 Т.И. Филипиди личностная значимость четырёх жизненных сфер: обучения и образования, семейной жизни, общественной жизни, увлечений. Взаимосвязи между рассматриваемыми переменными выявлялись посредством рангового корреляционного анализа по Спирмену. Использовался пакет прикладных статистических программ SPSS 13.0. Для уточнения тестовых результатов проводился выборочный опрос респондентов. Наличие или отсутствие связей между рассматриваемыми переменными интерпретировалось нами как индикатор осмысления подростками проблемы, связанной с ответом на вопрос: через какие варианты организации социально-коммуникативного поведения можно (или наоборот, невозможно в принципе) реализовать те или иные личные терминальные ценности и ценностно-опосредованные жизненные проекты. Эмпирические данные подтвердили выдвинутую гипотезу: характер «сцепления» ценностей со степенью выраженности в структуре повседневного поведения компетентных, зависимых и агрессивных тенденций значительно варьирует как в связи с траекторией психического развития, так и полом подростков. Причём межгрупповые различия касаются как формально-количественных, так и содержательно-качественных аспектов регулирующего влияния терминальных ценностей на поведение развивающейся личности в типичных социально-коммуникативных ситуациях. Одним из показателей первого типа — формально-количественного — выступает степень ценностного опосредования социального поведения. Он отражает большую или меньшую вовлечённость терминальных ценностей в регуляцию общения подростков при включении их в типичные ситуации межличностного общения. Минимальное значение данного показателя отмечается у мальчиков с компенсированной затруднённостью психического развития, максимальное — у мальчиков, чьё развитие протекало в соответствии с нормативной траекторией. Промежуточное положение занимают показатели ценностной опосредованности социального поведения девочек: вне зависимости от траектории их психического развития степень вовлечённости терминальных ценностей в построение ими стратегий взаимодействия с окружающими приблизительно одинакова (табл. 1). Таблица 1 — Степень ценностного опосредования поведения подростков в типичных социально-коммуникативных ситуациях (верхний показатель отражает опосредованность поведения базовыми терминальными ценностями, нижний — личностной значимостью жизненных сфер) Мальчики Мальчики Девочки Девочки Способы поведения с затруднённым с нормативным с затруднённым с нормативным в типичных психическим психическим психическим психическим коммуникативных развитием развитием развитием развитием ситуациях (n = 54) (n = 62) (n = 45) (n = 56) Компетентное поведение 0,13 0,00 0,75 1,00 0,38 0,75 0,88 0,75 Зависимое поведение 0,50 0,75 0,50 0,75 0,88 0,50 0,25 0,25 Агрессивное поведение 0,25 0,50 1,00 1,00 0,38 0,75 0,63 0,50 Поведение в целом 0,29 0,42 0,75 0,93 0,54 0,67 0,58 0,50 Примечание: степень ценностного опосредования поведения и его отдельных кластеров определяется как отношение эмпирически зафиксированного числа статистически значимых корреляционных связей между сферой терминальных ценностей и поведенческими параметрами к максимально возможному количеству таких корреляций. Показатель варьирует от 0 до 1. 32 Взаимодействие операционально-поведенческих и ценностно-смысловых компонентов… Различается в сопоставляемых подвыборках и степень ценностной опосредованности отдельных сегментов социального поведения подростков, связанных со стратегиями компетентной, зависимой и агрессивной направленности. У подростков с компенсированной затруднённостью психического развития (вне зависимости от пола) максимальные «пики» регуляторной вовлечённости терминальных ценностей отмечаются в сегменте зависимого поведения (при этом обращает на себя внимание имеющая место у «особых» мальчиков-подростков минимальная вовлечённость терминальных ценностей в построение компетентных поведенческих стратегий). Для нормативных подростков обоего пола, напротив, зависимые стратегии поведения оказываются минимально «ценностно нагруженными». При этом структура «объёмного вклада» терминальных ценностей в регуляцию компетентного и агрессивного поведенческих кластеров различна у мальчиков и девочек. Для мальчиков характерна приблизительно паритетная вовлечённость ценностей в построение компетентных и агрессивных стратегий (при несколько большем «перевесе» в пользу последних). У девочек приоритет компетентного поведения над агрессивным (по «объёму» ценностной детерминации) однозначен. Существенно различаются у каждой из четырёх сопоставляемых категорий подростков и содержательные аспекты ценностного опосредования основных моделей повседневного социально-коммуникативного поведения (табл. 2). Таблица 2 — Взаимосвязь терминальных ценностей и способов поведения подростков в типичных коммуникативных ситуациях Способы поведения «Особые» подростки мальчики (n = 54) девочки (n = 45) «Обычные» подростки мальчики (n = 62) Компетентное ВМП+(25) поведение РС+(26) Д+(27) ССИ+(28) СОО+(27) СУ+(68) СОЖ+(28) СП+(58) ВМП+(32) АСК+(29) РС+(28) ССИ+(51) СОО+(48) СУ+(23) СОЖ+(32) ССЖ+(30) Зависимое поведение СП+(56) К+(24) ДУ+(23) ССИ+(28) СОО+(27) СУ+(23) СОЖ+ (30) СП–(24) ВМП–(32) РС–(23) ССИ–(24) СОО–(24) СОЖ–(23) ССЖ–(31) Агрессивное поведение ВМП–(27) К–(25) СОО–(25) СОЖ–(29) СП–(29) ВМП–(32) К+(27) АСК+(34) РС+(28) ДУ+(27) ССИ–(26) СОО+(27) ССЖ+(31) РС–(59) Д–(27) ДУ–(30) СОО–(34) СУ–(72) СОЖ–(26) СП–(69) ВМП–(28) К–(22) АСК–(32) РС–(27) Д–(23) ДУ–(22) ССИ–(62) СОО–(54) СУ–(25) СОЖ–(52) ССЖ–(23) девочки (n = 56) ВМП–(25) К–(24) АСК–(24) РС–(31) Д–(28) ДУ–(30) ССИ–(24) СОО–(24) СУ–(31) ССЖ–(32) Д+(24) ДУ+(26) ССЖ+(25) СП+(28) ВМП+(26) К+(25) АСК+(25) РС+(24) СУ+(27) СОЖ+(25) 33 Т.И. Филипиди Примечание: СП — собственный престиж, ВМП — высокое материальное положение, К — креативность, АСК — активные социальные контакты, РС — развитие себя, Д — достижения, ДУ — духовное удовлетворение, ССИ — сохранение собственной индивидуальности; СОО — сфера обучения и образования, ССЖ — сфера семейной жизни, СОЖ — сфера общественной жизни, СУ — сфера увлечений. Знаки «плюс» и «минус» обозначают характер взаимосвязи — положительный и отрицательный соответственно. Полужирным шрифтом выделены корреляционные связи, значимые на уровне p < 0,01, обычным — на уровне p < 0,05, курсивом — на уровне p < 0,10. В скобках представлены модульные значения корреляционных коэффициентов (нули и запятые опущены). Повышение личностной значимости просоциальных терминальных ценностей значимо связано с усилением в повседневном поведении нормативных мальчиков компетентных тенденций и ослаблением тенденций агрессивной и зависимой направленности. Аналогичные динамические процессы в ценностной сфере мальчиков с компенсированной затрудненностью психического развития также корреспондируются с ослаблением агрессивности и ростом компетентности в межличностном взаимодействии. Однако эти тенденции у «особых» подростков отличаются существенно меньшей «проявленностью» вследствие вовлечения в регуляцию названных модусов поведения гораздо меньшего числа терминальных ценностей по сравнению с «обычными» сверстниками. Принципиальным отличием системы ценностного опосредования социально-коммуникативного поведения у «особых» мальчиковподростков выступает фасилитирующее влияние просоциальных терминальных ценностей в отношении зависимого модуса взаимодействия этих подростков с окружающими. Иначе говоря, «обычные» и «особые» мальчики-подростки склонны связывать реализацию ценностных идеалов с различными способами выстраивания повседневных межличностных контактов. По мнению нормативных подростков, кратчайшим путём реализации личностно значимых ценностей является компетентное социальное поведение; при этом агрессивные и зависимые поведенческие стратегии воспринимаются как затрудняющие реализацию имеющихся «ценностных проектов». Подростки с компенсированной затруднённостью психического развития, разделяя мнение «обычных» сверстников относительно функциональности / нефункциональности компетентного и агрессивного поведения, склонны связывать достижение своих личных ценностей преимущественно с поведением зависимого типа. По мнению нормативно развивавшихся девочек, наиболее действенным способом воплощения в жизнь большинства «ценностных проектов» является агрессивное поведение. Приемлемыми представляются и зависимые поведенческие модели, но для выборочной реализации лишь некоторых терминальных ценностей. Поведение, выстраиваемое в логике паритета и координации, напротив, кажется максимально нефункциональным. «Особые» девочки радикально расходятся с «обычными» сверстницами во взглядах на агрессивный и компетентный варианты интерперсонального поведения как способы реализации ценностных планов и программ. Агрессивная модель взаимодействия с окружающими видится однозначно непродуктивной, компетентная — столь же однозначно рассматривается как функциональная и продуктивная. Зависимая модель поведения вызывает дифференцированное отношение: «присоединение» и «следование» за партнёрами по общению воспринимается как вполне надёжное средство достижения одних ценностных стремлений и столь же серьёзное препятствие для достижения других. Результаты проведённого исследования позволяют сделать вывод о том, что влияние опыта переживания и преодоления затруднённости психического развития на операционально-поведенческие и ценностно-смысловые составляющие социальнокоммуникативной компетентности личности в подростковом возрасте локализуется 34 Взаимодействие операционально-поведенческих и ценностно-смысловых компонентов… не столько в области профильных характеристик вышеназванных компонентов (по большей части они идентичны у «особых» и «обычных» подростков), сколько в сфере межкомпонентного взаимодействия. Для «особых» подростков (независимо от пола) характерен следующий способ включения терминальных ценностей в регуляцию повседневного общения и социального взаимодействия. Чем большую личностную значимость имеют для них просоциальные терминальные ценности (что обычно рассматривается как интраперсональный коррелят успешного воспитания и социализации в целом), тем в большей мере в повседневном взаимодействии с окружающими выражены компетентные и зависимые тенденции. Субъективная же девальвация этих ценностей обусловливает увеличение в структуре интерперсонального поведения доли агрессивных паттернов. Это существенно отличает их от нормативных сверстников, склонных полностью игнорировать в качестве релевантных способов реализации личностных ценностей зависимые модели поведения (мальчики) либо переоценивать действенность моделей агрессивной направленности (девочки). Полученные данные позволяют уточнить ориентировочную основу разработки и реализации программ психологической поддержки и развития подростков с компенсированной затруднённостью психического развития в качестве субъектов компетентного социального поведения и межличностного общения. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Алишев Б.С. О психологической сущности ценностей // Психология человека в современном мире: материалы Всерос. юбилейной науч. конф., посвящённой 120-летию со дня рождения С.Л. Рубинштейна. Т. 1. / отв. ред. А.Л. Журавлев и др. М.: Изд-во «Ин-т психологии РАН», 2009. — С. 7–14. Битюцкая Е.В. Трудная жизненная ситуация: критерии когнитивного оценивания // Психологическая наука и образование. 2007. № 4. — С. 87–93. Бурлачук Л.Ф., Коржова Е.Ю. Психология жизненных ситуаций. М.: Рос. пед. агентство, 1998. — 263 с. Вартанова И.И. Структура ценностей в системе мотивации старших подростков и юношей // Мир психологии. 2008. № 3. — С. 131–142. Гаврилушкина О.П. Социальная компетентность нормально развивающихся детей и их сверстников с ограниченными возможностями здоровья в современной социокультурной среде // Бюллетень Учебно-методического объединения вузов Российской Федерации по психолого-педагогическому образованию. 2012. № 2 (3). — С. 121–132. Журавлева Н.А. Динамика ценностных ориентаций в российском обществе. М.: Изд-во «Ин-т психологии РАН», 2006. — 335 с. Забродин Ю.М. Очерки теории психической регуляции поведения: Основы субъектного анализа. М.: ИЧП «Магистр», 1997. — 208 с. Кривцова С.В., Достанова М.Н. Исследование коммуникативных умений подростков // Подросток на перекрёстке эпох: Проблемы и перспективы социально-психологической адаптации подростков. М.: Генезис, 1997. — С. 87–105. Моросанова В.И., Аронова Е.А. Самосознание и саморегуляция поведения. М.: Изд-во «Ин-т психологии РАН», 2007. — 213 с. Петровская Л.А. Общение — компетентность — тренинг: Избр. психол. тр. М.: Смысл, 2007. — 686 с. Родионов А.В., Родионов В.А., Ступницкая М.А., Чечельницкая С.М. Формирование социальных умений и навыков школьников как условие здорового жизненного стиля // Вестник психосоциальной и коррекционно-реабилитационной работы. 2007. № 3. — С. 45–74. Сенин И.Г. Опросник терминальных ценностей (ОТеЦ) (подростковый вариант): руководство. Ярославль: НПЦ «Психодиагностика», 2001. — 14 с. 35 Т.И. Филипиди 13. Смирнов Л.М. Уровень ценности в структуре личности // Мир психологии. 2007. № 4. — С. 220–230. 14. Тригер Р.Д. Психологические особенности социализации детей с задержкой психического развития. СПб.: Питер, 2008. — 192 с. 15. Филипиди Т.И. Социально-коммуникативная компетентность подростков с компенсированной затруднённостью психического развития: анализ поведенческих компонентов // Психолого-социальная работа в современном обществе: проблемы и решения: сборник материалов X Междунар. науч.-практ. конф. (19–21 апреля 2012 г.) / под общ. ред. Ю.П. Платонова. СПб.: Санкт-Петербургский гос. ин-т психологии и социальной работы (СПбГИПСР), 2012. — С. 409–412. 16. Филипиди Т.И., Флоровский С.Ю. Ценностные ориентации подростков с компенсированной затруднённостью психического развития // Профессиональное и личностное самоопределение молодёжи в современной России: материалы IV Междунар. науч.-практ. конф. (26–27 сентября 2013 г.) / общ. ред. А.В. Капцова. Самара: СамЛюксПринт, 2013. — С. 217–223. 17. Флоровский С.Ю. Проблема личностной детерминации совместной деятельности и общения: методологическое обоснование возможного решения // Проблемы социальной психологии личности: сб. науч. тр. Вып. 5 / под ред. Р.М. Шамионова. Саратов: Изд-во Саратовского гос. ун-та, 2007. — С. 15–25. 18. Флоровский С.Ю. Личностные ограничения социально-коммуникатив­ной компетентности: динамика на начальных этапах профессиональной социализации // Системогенез учебной и профессиональной деятельности: сб. науч. тр. V Всерос. науч.-практ. конф. (23–24 ноября 2011 г.) / под ред. Ю.П. Поваренкова. Ярославль: Ярославский гос. пед. ун-т им. К.Д. Ушинского, 2011. — С. 139–141. 19. Children’s and Social Competency: Arenas of Action / еds. I. Hutchby, J. Moran-Ellis. N.Y.–L.: Falmer Press, 1997. — 245 p. 20. Kanning U.P. Soziale Kompetenzen. Göttingen; Bern; Wien: Hogrefe, 2005. — 345 p. 21. Michelson L., Sugai D.P., Wood R.P., Kazdin A.E. Social Skills Assessment and Training with Children: An Empirically Based Approach. N.Y.: Plenum Press, 1983. — 356 p. 22. Rubin K.H., Rose-Krasnor L. Interpersonal Problem Solving and Social Competence in Children // Handbook of Social Development: A Lifespan Perspective (eds. V.B. Van Hasselt and M. Hersen). N.Y.: Plenum Press, 1992. — P. 283–317. 23. Semrud-Clikeman M. Social Competence in Children. N.Y.: Springer Science Business Media, 2007. — 312 p. INTERRELATION OF OPERATIONALBEHAVIORAL AND VALUABLE-SEMANTIC COMPONENTS IN STRUCTURE OF SOCIOCOMMUNICATIVE COMPETENCE OF PERSONALITY WITH COMPENSATORY EXPERIENCE OF OVERCOMING OF DIFFICULT PSYCHOLOGICAL DEVELOPMENT (by the example of senior teenagers) Filipidy Tatiana Ivanovna Top category teacher- speech pathologist, Chairman, Anapa Municipal Territorial Organization of the Trade Union of Education and Science Employees of the Russian Federation (Anapa), e-mail: lugua@mail.ru 36 Взаимодействие операционально-поведенческих и ценностно-смысловых компонентов… The article discusses the results of the research of operational-behavioral and valuable-semantic components of socio-communicative competence of teenagers with a fact of the time delay of mental development with the following compensation in their life experience (n = 99). Existence of similar experience in structure of a personogenesis has a significant impact on character interaction of these components among themselves. The more pro-social terminal values (usually it is considered as a correlate of successful education and socialization in general) are of a big personal importance for the investigated teenagers, the greater degree competent and dependent tendencies are expressed in daily interaction with the people around. Subjective devaluation of these values causes increase a part of aggressive patterns in structure of interpersonal behavior. It significantly distinguishes investigated teenagers from normative contemporaries the contemporaries, inclined to ignore completely the dependent behavior models (boys) or to overestimate efficiency of the aggressive directivity models (girl) as relevant methods of realization of personal values. Keywords: socio-communicative competence, operational-behavioral components, valuable-semantic components, personality, compensatory experience of overcoming of difficult psychological development. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. REFERENCES Alischev B.S. About psychological essence of values // Psychology of the person in the modern world: collection of research articles of Russian scientific conference devoted to the 120 anniversary since the birth of S.L. Rubinschteyn (15–16 October 2009). Vol.1 / A.L. Zhuravlev et al. (eds.)Moscow: «Institut Psikhologii RAN» Publishing, 2009. — P. 7–14. Bityutzkaya E.V. Difficult life situation: criteria of cognitive estimation // Psikhologicheskaia Nauka i Obrazovaniie. 2007. № 4. — P. 87–93. Bourlathuk L.F., Korzhova E.Yu. Psychology of life situations. Moscow: Ros. Ped. Agenstvo, 1998. — 263 p. Vartanova I.I. Structure of values in system of motivation of the senior teenagers and young men // Mir Psikhologii. 2008. № 3. — P. 131–142. Gavrilouschkina O.P. Social competence of normally developing children and their contemporaries with limited opportunities of health in the modern sociocultural environment // Biulleten’ UchebnoMetodicheskogo Obyedineniia Vuzov Rossiiskoi Federatzii po Psikhologo-Pedagogicheskomu Obrazovaniiu.2012. № 2(3). — P. 121–132. Zhuravleva N.A. Dynamics of valuable orientations in the Russian society. Moscow: «Institut Psikhologii RAN» Publishing, 2006. — 335 p. Zabrodin Yu.M. Sketches of the theory of mental regulation of behavior: Bases of the subject analysis. Moscow: «Magistr» IChP, 1997. — 208 p. Krivtzova S.V., Dostanova M.N. Research of communicative abilities of teenagers // A teenager at the crossroads of ages: the problems and prospects of socio-psychological adaptation of teenagers. Moscow: Genesis, 1997. — P. 87–105. Morosanova V.I., Aronova E.A. Consciousness and self-regulation of behavior. Moscow: «Institut Psikhologii RAN» Publishing, 2007. — 213 p. Petrovskaya L.A. Communication — competence — training: selected psychological works. Moscow: Smysl, 2007. — 686 p. Rodionov A.V., Rodionov V.A., Stiupnitzkaya M.A., Thethel’nitzkaya S.M. Formation of social skills of school students as condition of healthy vital style // Vestnik Psikhosotsial’noi i KorrektsionnoReabilitatsionnoi Raboty. 2007. № 3. — P. 45–74. Senin I.G. Questionnaire of terminal values (QTeV) (teenage option): manual. Yaroslavl: «Psikhodiagnostika» NPTs, 2001. — 14 p. Smirnov L.M. Value level in structure of the personality // Mir Psikhologii. 2007. № 4. — P. 220–230. Triger R.D. Psychological features of socialization of children with disorder of psychological development. St.Petersburg: Piter, 2008. — 192 p. Filipidy T.I. Socio-communicative competence of teenagers with compensated difficulties of psychological development: analyzed of behavioral components // Psycho-social work in 37 Т.И. Филипиди 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. 38 modern world: problems and decisions: collection of research articles of X International scientific conference (19–21 April 2012) / ed. by Yu.P. Platonov. St.Petersburg: Sankt-Peterburgskii Gosudarstvennyi Institut Psikhologii i Sotsial’noi Raboty (SPbGIPSR), 2012. — P. 409–412. Filipidy T.I., Florovski S.Yu. The valuable orientations of teenagers with compensated psychological development delay // Professional and personal self-determination of youth in modern Russia: collection of research articles of IV International scientific and practical conference (26–27 September 2013) / A.V. Kaptzov (ed.). Samara: SamLuxPrint, 2013. — P. 217–223. Florovski S.Yu. Problem of personal determination of joint activities and communication: methodological justification of the possible decision // Problems of social psychology of the personality: collection of scientific works. Vol. 5 / R.M. Schamionov (ed.) Saratov: Saratovskii Gosudarstvennyi Universitet Publishing, 2007. — P. 15–25. Florovski S.Yu. Personal restrictions of socio-communicative competence: dynamics at the initial stages of professional socialization // Sistemogenez of educational and professional activity: collection of scientific works of V Russian scientific and practical conference (23–24 November 2011) / Yu.P. Povarenkov. (ed.) Yaroslavl: Yaroslavskii Gocudarstvennyi Pedagogicheskii Universitet im. К.D. Ushinskogo, 2011. — P. 139–141. Children’s and Social Competency: Arenas of Action / I. Hutchby, J. Moran-Ellis (eds.). N.Y.–L.: Falmer Press, 1997. — 245 p. Kanning U.P. Soziale Kompetenzen. Göttingen; Bern; Wien: Hogrefe, 2005. — 345 p. Michelson L., Sugai D.P., Wood R.P., Kazdin A.E. Social Skills Assessment and Training with Children: An Empirically Based Approach. N.Y.: Plenum Press, 1983. — 356 p. Rubin K.H., Rose-Krasnor L. Interpersonal Problem Solving and Social Competence in Children // Handbook of Social Development: A Lifespan Perspective (V.B. Van Hasselt and M. Hersen (eds.). N.Y.: Plenum Press, 1992. — P. 283–317. Semrud-Clikeman M. Social Competence in Children. N.Y.: Springer Science Business Media, 2007. — 312 p. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 159.9:37.015.3 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 39–46. ОТНОШЕНИЕ К ИЗУЧЕНИЮ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА КАК КОМПОНЕНТ ФОРМИРОВАНИЯ ПРОФЕССИОНАЛИЗМА СТУДЕНТОВ СПОРТИВНОГО ВУЗА М.С. Душко1 Статья направлена на выделение особенностей отношения студентов спортивного вуза (будущих тренеров и специалистов в области сервиса и туризма) к изучению иностранного языка. Исследование базируется на иерархической концепции мотивации Р. Валлеранда. Проверяется предположение о том, что взаимосвязи между глобальными, контекстными и ситуационными мотивами изучения иностранного языка будут отличаться у будущих тренеров и будущих специалистов в области сервиса и туризма. Проведённое исследование (n = 120) свидетельствует о большей структурированности мотивации изучения иностранного языка у студентов факультета сервиса и туризма по сравнению со студентами факультета спорта; структура мотивации студентов факультета спорта является более фрагментарной. Высказывается предположение, что структура мотивации студентов факультета сервиса и туризма может быть своего рода ориентиром, относительно которого следует оценивать необходимость тех или иных воздействий на мотивацию студентов факультета спорта. Главное направление воздействия — усиление и гармонизация ситуационных и контекстных мотивов изучения иностранного языка, а также их увязывание с глобальными мотивами. Ключевые слова: мотивация, иностранный язык, профессиональная подготовка, личностная готовность, современный специалист. Современные исследователи по-разному рассматривают личностные компоненты профессионализма, но сходятся во мнении о важности мотивации как неотъемлемой его составляющей [3, 10, 12]. Специалисты в области спортивной психологии и педагогики также обращают внимание на важность становления мотивационного компонента профессионализма [9, 11, 13]. Так, Е.П. Ильин отмечает, что успешный тренер отличается от неуспешного мотивацией и волевыми качествами. Они выступают как личностный компонент профессионализма [9]. Р. Мартенс, анализируя предпосылки успешной деятельности тренера, отмечает значимость ценностносмысловой и мотивационной сферы тренера: «Вы можете иметь все умения и знания на свете, но без мотивации их применения вы никогда не станете успешным 1 Душко Марина Сергеевна — преподаватель кафедры иностранных языков, соискатель кафедры психологии, Кубанский государственный университет физической культуры, спорта и туризма (Краснодар), эл. почта: dms17@mail.ru. 39 М.С. Душко тренером» [16, р. 45]. Автор отмечает, что успешный тренер учится, накапливает, пополняет знания всю свою тренерскую карьеру, ищет новые способы деятельности, читая специальную литературу, перенимая опыт коллег. В современных условиях личностная составляющая профессионализма предопределяет успешность, с которой специалист работает и профессионально развивается. Один из компонентов личностной готовности — это ориентация на постоянное профессиональное совершенствование, на пополнение знаний. В практике деятельности педагогов, тренеров, консультантов в области физической культуры и туризма возникает необходимость ориентации на новейшие научные достижения и методические разработки, а это неизбежно требует знания иностранного языка. То, в какой мере будущие специалисты готовы использовать мировые информационные ресурсы и понимают их значимость, характеризует их личностную готовность к профессиональной деятельности в современных условиях. В свете этого изучение отношения студентов спортивного вуза к овладению иностранным языком даёт ключ не только к решению задачи становления их готовности к включению в мировое информационное пространство, но и к решению более широкой проблемы подготовки студентов к жизни и профессиональной деятельности в современном динамично развивающемся и меняющемся мире. В психологической литературе представлено довольно большое число различных теорий, касающихся проблемы мотивации. Теория самодетерминации американских авторов Э.Л. Деси и Р.М. Райана представляет в этой связи большой интерес [14, 15]. Самодетерминация, или автономия, рассматривается как возможность осуществления выбора человеком способа существования в мире независимо от влияния окружения и внутриличностностных процессов. По мнению Е.Л. Деси и Р.М. Райана, самодетерминация — врождённая склонность организма к вовлечению в интересующее поведение. Данная теория тесно связана с учебной деятельностью, так как обосновывает психологические условия постановки учащегося в позицию субъекта учебной деятельности, реализующего внутреннюю потребность испытать свободу выбора и готового принять решение об осознанном включении в саморазвитие. Авторы теории самодетерминации связывают обретение субъектной позиции с удовлетворением базовых потребностей: в компетенции, автономии и признании другими людьми [15]. Канадский исследователь Р. Валлеранд и его коллеги провели обширное исследование мотивации. Были классифицированы её виды, а также создана иерархическая модель мотивационных ориентаций человека. Методологической основой данного исследования послужила теория самодетерминации Е.Л. Деси и Р.М. Райана. В своём исследовании Р. Валлеранд выделил три вида мотивации: внешнюю, внутреннюю и амотивацию. Под внутренней мотивацией предполагалось, что деятельность личности направлена на получение того удовольствия, которое она ему в своём процессе доставляет. Внешней мотивацией в какой-либо деятельности обладает тот человек, цель деятельности которого — получение выгод, поощрений или же избегание наказания. Амотивация (отсутствие мотивации) присуща тем, кто считает своё поведение неподвластным самоконтролю, не по­лучает удовольствия от процесса деятельности, а также не имеет от неё никаких выгод и не избегает какого-либо наказания [17]. Описанные выше виды мотивации представлены в структуре личности на различных уровнях иерархической структуры мотивационных ориентаций: на глобальном уровне (ориентации затрагивают все сферы жизни человека), кон­текстном (ориентации направлены на контекст жизни личности: например, отдых, учёба), ситуационном (ориентации проявляются, например, в интересе к какой-либо конкретной 40 Отношение к изучению иностранного языка как компонент формирования… деятельности). Глобальная внутренняя мотивация является наивысшей степенью достижения самодетерминации. В исследовании спортивной, трудовой и академической деятельности было обнаружено, что внутренние мотивационные ориентации личности в большей степени сконцентрированы на контекстном и ситуационном уровне [17]. Таким образом, при воздействии на мотивацию возникает необходимость учёта разноуровневых компонентов структуры мотивации. Опираясь на теоретическое представление о сложном, многоуровневом строении учебной мотивации, мы определили следующую цель исследования: выделить особенности отношения студентов спортивного вуза (будущих тренеров и специалистов в области сервиса и туризма) к изучению иностранного языка. Мы предположили, что взаимосвязи между глобальными, контекстными и ситуационными мотивами изучения иностранного языка будут отличаться у будущих тренеров и будущих специалистов в области сервиса и туризма. Эмпирическое исследование проводилась в Кубанском государственном университете физической культуры, спорта и туризма. В нём приняли участие 120 студентов 1-го, 2-го курсов факультета спорта и 1-го, 3-го курсов факультета социально-культурного сервиса и туризма. Исследования проводились на начальном и завершающем этапе изучения дисциплины «Иностранный язык». В исследовании применялось несколько психодиагностических методик. Методика В.Э. Мильмана «Диагностика мотивационной структуры личности» позволяет выявить устойчивые тенденции личности в области общежитейской и рабочей направленности и соотносится с дефицитарными мотивами и мотивами роста [8]. Дефицитарные мотивы ориентируют на устранение жизненных условий, вызывающих дискомфорт, а мотивы роста отражают стремление личности к саморазвитию, творческой активности, что принципиально важно в учебной деятельности. Методика В.Э. Мильмана является инструментом, измеряющим мотивы глобального уровня. Из литературных данных известно, что житейская мотивация относится к категории внешних мотивов, в меньшей степени способствующих успешности учения по сравнению с деловыми мотивами, которые ориентируют на самоактуализацию, благоприятную для учебной деятельности. Контекстные мотивы изучались нами с помощью опросника значимости учебных дисциплин для профессионального становления будущего специалиста Т.Д. Дубовицкой [4] и теста мотивов Н.А. Емельяновой, позволяющего выявить основные виды мотивации овладения иностранным языком [7]. Опросник Т.Д. Дубовицкой позволяет определить влияние образовательной среды, составляющей контекст профессионального развития студентов разных специальностей, на их отношение к различным дисциплинам учебного плана, включая иностранный язык. Тест Н.А. Емельяновой измеряет степень интереса к иностранному языку и позволяет выявить девять видов мотивации: познавательно-образовательную, интеллектуально-развивающую, коммуникативную, эмоционально-ценностную, престижную, идентификационную, прагматическую, мотивацию долга без личной значимости и мотивацию избегания неприятностей. Особенности ситуационных мотивов связаны с оценкой значимости видов работы на занятиях по иностранному языку, они отражают заинтересованность в выполнении различных видов учебной деятельности (чтения, говорения, аудирования, письма). При проведении исследования был использован сокращённый вариант опросника IMI Р.М. Райана [1]. 41 М.С. Душко Полученные данные были подвергнуты корреляционному анализу. Для студентов факультета социально-культурного сервиса и туризма выявлены следующие взаимосвязи (рис. 1). Оценка значимости видов работ на занятиях по ИЯ Оценка значимости гуманитарных дисциплин Жизнеобеспечение Социальный статус Оценка значимости естественно-научных дисциплин Общение Оценка значимости общепрофессиональных дисциплин Творческая активность Интеллектуальноразвивающий мотив Примечания: отрицательные связи положительные связи Мотив долга без личной значимости Ситуационные мотивы изучения ИЯ Глобальные мотивы изучения ИЯ Контекстные мотивы изучения ИЯ Рисунок 1 — Статистически значимые (p < 0,05) корреляционные взаимосвязи показателей глобальной мотивации, контекстных и ситуационных мотивов изучения иностранного языка (ИЯ) у студентов факультета сервиса и туризма Из мотивов, отражающих степень интереса к иностранному языку, в значимые корреляционные связи оказались включёнными только два: мотив долга без личной значимости и интеллектуально-развивающий мотив. Мотив долга без личной значимости положительно связан с такими параметрами, как интерес, стремление к компетентности, готовность прилагать усилия в говорении (r = 0,21, p < 0,05), письме (r = 0,24, p < 0,05), аудировании (r = 0,25, p < 0,05) при изучении иностранного языка. Возможно, это свидетельствует о том, что побуждение к овладению иностранным языком задаётся не внутренними потребностями, а, скорее, давлением извне, но при этом может вызвать заинтересованность и готовность к совершенствованию. Интеллектуально-развивающий мотив изучения иностранного языка обнаружил положительные связи с оценкой значимости гуманитарных (r = 0,35, p < 0,01) и естественно-научных дисциплин (r = 0,28, p < 0,05) и отрицательные — с оценкой значимости общепрофессиональных (r = –0,26, p < 0,05) дисциплин. По-видимому, на начальных курсах студентам ещё тяжело связать общепрофессиональную подготовку с иностранным языком, хотя предпосылки для этого имеются (положительные связи с оценкой значимости видов работы на занятиях по иностранному языку: интерес к говорению (r = 0,36, p < 0,01) и письму (r = 0,34, p < 0,01)). Также отметим, что ситуационные мотивы изучения иностранного языка имеют отрицательные связи с показателем глобальной мотивации «жизнеобеспечение»: чтение (r = –0,32, p < 0,01), говорение (r = –0,21, p < 0,05), аудирование (r = –0,32, p < 0,01) и письмо (r = –0,28, p < 0,01). Теоретически это объяснимо, так мотив 42 Отношение к изучению иностранного языка как компонент формирования… жизнеобеспечения — дефицитарный и не связан с развитием. Чем больше заинтересованность в жизнеобеспечении, тем меньше интерес к изучению иностранного языка, соответственно, можно предположить и обратное. Выявлено, что интерес к письму отрицательно взаимосвязан с показателем оценки значимости гуманитарных дисциплин (r = –0,25, p < 0,05), а интерес к говорению и письму отрицательно связан с показателем значимости естественно-научных дисциплин (r = –0,36, p < 0,01) (r = –0,31, p < 0,01 соответственно). Возможно, это отражает внутренние противоречия профессионализации студентов на первых курсах обучения. Согласно концепции Р. Валлеранда, данные смежных уровней мотивации должны быть более взаимосвязанными. В нашем случае и глобальные, и ситуационные мотивы больше связаны с контекстными. У контекстных мотивов много связей внутри своего уровня. Иными словами, полученные результаты соответствуют модели Р. Валлеранда. Результаты корреляционного анализа данных, полученных на факультете спорта, свидетельствуют, что количество связей разного уровня невелико (рис. 2). Оценка значимости видов работ на занятиях по ИЯ Оценка значимости общепрофессиональных дисциплин Жизнеобеспечение Оценка значимости гуманитарных дисциплин Оценка значимости естественно-научных дисциплин Общая активность Примечания: отрицательные связи положительные связи Ситуационные мотивы изучения ИЯ Глобальные мотивы изучения ИЯ Контекстные мотивы изучения ИЯ Рисунок 2 — Статистически значимые (p < 0,05) корреляционные взаимосвязи показателей глобальной мотивации, контекстных и ситуационных мотивов изучения иностранного языка (ИЯ) у студентов факультета спорта При этом контекстные мотивы, имеющие непосредственное отношение к изучению иностранного языка (тест Н.А. Емельяновой), не имеют значимых взаимосвязей с другими мотивами, а ситуационные мотивы имеют отрицательные взаимосвязи с оценкой значимости гуманитарных дисциплин (интерес к говорению, r = –0,32, p < 0,01) и оценкой значимости естественно-научных дисциплин (интерес к письму, r = –0,35, p < 0,01). Небольшое количество значимых взаимосвязей говорит об отсутствии явно выраженного отношения к иностранному языку, характерного для большинства студентов — будущих тренеров. Кроме того, студенты, по-видимому, не понимают значимости отдельных видов работы, которые предлагаются на занятиях по иностранному языку. Дополнительно отметим, что у студентов факультета спорта глобальные мотивы связаны с общепрофессиональными, а не с гуманитарными дисциплинами (в отличие от студентов факультета сервиса и туризма, у которых все глобальные мотивы связаны с гуманитарными и естетственно-научными дисциплинами). 43 М.С. Душко Полученные результаты свидетельствуют о большей структурированности мотивации изучения иностранного языка у студентов факультета сервиса и туризма по сравнению со студентами факультета спорта. Структура мотивации студентов факультета спорта является более фрагментарной. Несмотря на потенциальную значимость иностранного языка для их профессиональной самореализации, студенты факультета спорта не уделяют ему достаточного внимания, проявляют низкую активность в этом направлении. Опираясь на полученные результаты, можно предположить, что структура мотивации студентов факультета сервиса и туризма может быть своего рода ориентиром, относительно которого следует оценивать необходимость тех или иных воздействий на мотивацию студентов факультета спорта. Главное направление воздействия — усиление и гармонизация ситуационных и контекстных мотивов изучения иностранного языка, а также их увязывание с глобальными мотивами. Опыт работы кафедры иностранных языков Кубанского государственного университета физической культуры, спорта и туризма, как и личный опыт автора, показывает, что мотивирующее воздействие, действительно, чаще связано с обращением к ситуационным и контекстным мотивам изучения иностранного языка [5, 6]. К воздействиям, направленным на ситуационную мотивацию, относятся учебные пособия, основанные на интенсивных технологиях обучения, структура и содержание которых отличается от традиционных школьных учебников. В учебном процессе используются современные учебные пособия ведущих международных издательств (OUP, CUP, Longman и т. д.) отличающиеся ярким оформлением и иллюстрациями, нетрадиционной структурой, типологией упражнений и содержанием, наличием аутентичного материала, аудио- и видеоприложениями. Содержание таких учебников и доступность видеофильмов на иностранном языке позволяют разнообразить учебный материал и сделать процесс обучения более интересным благодаря включению в учебный план просмотра художественных фильмов. Мотивирующим фактором являются также такие виды работы, как ролевая, деловая игра и проектирование. К факторам, влияющим на контекстную мотивацию, следует отнести такие формы работы, как клубный день, участие в номинации «Лингва» фестиваля спортивных вузов, в конкурсных съемках видеофильмов [6]. В дальнейшем предполагается проведение оценки эффективности описанных выше факторов мотивирующего воздействия. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. 2. 3. 4. 5. 44 Горская Г.Б. Психологическое обеспечение многолетней подготовки спортсмена: учебное пособие. Краснодар: КГУФКСТ, 2008. — 220 с. Григорьянц И.А. О совершенствовании психологического образования будущего тренера в системе физической культуры и спорта // Теория и практика физической культуры. 1999. № 10. — С. 53–55. Дружилов С.А. Концептуальная модель профессиональной деятельности как психологическая детерминанта профессионализма // Психологические исследования. 2013. Т. 6. № 29 [Электронный ресурс]. URL: http://www.psystudy.com/index.php/num/2013v6n29/829druzhilov29.html (дата обращения: 23.10.2014). Дубовицкая Т.Д. Опросник значимости учебных предметов для профессиональной подготовки будущего специалиста // Психологический журнал. 2003. Т. 24. № 5. — С. 103–109. Душко М.С. Особенности ситуационной мотивации изучения иностранного языка у студентов разных специальностей // Актуальные вопросы физической культуры и спорта: труды научно-исследовательского института проблем физической культуры и спорта КГУФКСТ / под ред. А.И. Погребного. Т. 11. Краснодар: КГУФКСТ, 2009. — С. 103–107. Отношение к изучению иностранного языка как компонент формирования… 6. Душко М.С. Формирование контекстной мотивации изучения иностранного языка в вузе физической культуры // Материалы научной и научно-методической конференции профессорско-преподавательского состава Кубанского государственного университета физической культуры, спорта и туризма (20 апреля — 12 мая 2010 года, г. Краснодар). Краснодар: КГУФКСТ, 2010. — С. 141–144. 7. Емельянова Н.А. Формирование оптимальной мотивации овладения иностранным языком студентами неязыкового вуза: дис. … канд. психол. наук. Нижний Новгород, 1997. — 229 с. 8. Ильин Е.П. Мотивация и мотивы. СПб.: Питер, 2006. — 512 с. 9. Ильин Е.П. Психология спорта. СПб.: Питер, 2009. — 352 с. 10. Маркова А.К. Психология профессионализма. М.: Знание, 1996. — 308 с. 11. Николаев А.Н. Психология тренерской деятельности в детско-юношеском спорте: автореф. дис. … докт. психол. наук. СПб., 2005. — 50 с. 12. Поваренков Ю.П. Проблема способов профессионального становления личности // Учитель. Преподаватель. Тренер: VI международная научно-практическая конференция / ред. Л.М. Митина. Москва: ПИ РАО: МГППУ, 2010. — С. 70–74. 13. Федоров В.В. Формирование педагогических инвариантов профессиональной деятельности спортивного тренера в новом формате физкультурного образования // Учёные записки Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета. 2012. № III-2 (11). — С. 36–38. 14. Чирков В.И. Самодетерминация и внутренняя мотивация поведения человека // Вопросы психологии. 1996. № 3. — С. 116–131. 15. Deci E.L., Ryan R.M. The General Causality Orientations Scale: Self — determination in personality // Journal of Research in Personality. 1985. — P. 119–142. 16. Martens R. Successful Coaching. London: Human Kinetiks, 2001 — 511 p. 17. Vallerand R.J. The hierarchical model of intrinsic and extrinsic motivation of sport and physical activity // Intrinsic motivation and self-determination in exercise and sport / ed. by M. Yagger, N. Chtzisarantis. London: Human Kinetics, 2007. — P. 255–281. ATTITUDE TO FOREIGN LANGUAGE LEARNING AS A COMPONENT OF PROFESSIONALISM DEVELOPMENT OF STUDENTS OF THE SPORT HIGHER SCHOOL Dushko Marina Sergeevna Lecturer, Foreign Languages Department, Kuban State University of Physical Culture, Sport and Tourism (Krasnodar), e-mail: dms17@mail.ru Article is aimed to reveal features of the attitude of students of sports higher school (future coaches and experts in the field of service and tourism) to foreign language learning. Investigation is based on the hierarchical concept of motivation of by R. Vallerand. The supposition that correlations between global, contextual and situational motives of foreign language studying will differ in future trainers and future experts in the field of service and tourism is checked. The conducted 45 М.С. Душко research (n = 120) testifies of bigger structuredness of motivation of foreign language studying in students of the faculty of service and tourism in comparison with students of sport faculty; the motivation structure of students of sport faculty is more fragmentary. It is suggested that the motivation structure of students of the faculty of service and tourism can be some kind of reference point concerning which it is necessary to evaluate the necessity of these or those influences on motivation of students of the faculty of sport. A principal direction of influence is an intensification and harmonization of situational and contextual motives of foreign language studying, and also their coordination with global motives. Keywords: motivation, foreign language, professional education, personality readiness, modern specialist. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 46 REFERENCES Gorskaya G.B. Psychological support of the long-term training of a sportsman.: tutorial. Krasnodar: KGUFKST, 2008. — 220 p. Grigoryants I.А. About development of psychological education of the future coach in the system of physical culture and sport // Teoriia I Praktika Fizicheskoi Kul’tury. 1999. № 10. — P. 53–55. Druzhilov S.А. The conceptual model of professional activity as a psychological determinant of professionalism // Psikhologicheskiie Issledovaniia. 2013. Vol. 6. № 29 [Electronic resource]. URL: http://www.psystudy.com/index.php/num/2013v6n29/829-druzhilov29.html (address date: 23.10.2014). Dubovitskaya Т.D. Questionnaire of the importance of subjects for professional training of future specialist // Psikhologicheskii Zhurnal. 2003. Vol. 24. № 5. — P. 103–109. Dushko М.S. Features of situational motivation of the foreign language studying in students of different specialties // Topical questions of physical culture and sport: proceedings of the KSUPEST research institute of physical culture and sports problems / А.I Pogrebnoy ed.). Vol. 11. Krasnodar: KGYFKST, 2009. — P. 103–107. Dushko М.С. Formation of contextual motivation of foreign language studying at the university of physical culture // Proceedings of the Scientific and Methodical Conference of the Teaching Staff of Kuban State University of Physical Culture, Sport and Tourism (April 20 — May 12, 2010, Krasnodar). Krasnodar: KGUFKST, 2010. — P. 141–144. Yemelyanova N.А. Formation of the optimal motivation of the foreign language acquisition by students of the non-language higher school: thesis … cand. psychol. sci. Nizhniy Novgorod, 1997. — 229 с. Ilyin Е.P. Motivation and motives. SPb.: Piter, 2006. — 512 p. Ilyin Е.P. Sports psychology. SPb.: Piter, 2009. — 352 p. Markovа А.К. Professionalism psychology. М.: Znanie, 1996. — 308 p. Nikolaev А.N. Coaching psychology in the juvenile sport: thesis abst … doc. psychol. sci. SPb., 2005. — 50 p. Povarenkov Yu.P. Problem of ways of professional formation of the personality // Teacher. Instructor. Coach: VI International Scientific and Practical Conference / L.М. Mitin (ed.). Moscow: PI RAO: MGPPU, 2010. — P. 70–74. Fedorov V.V. Formation of pedagogical invariants of professional activity of the sport coach in a new format of sports education. // Memoirs of Komsomolsk-on-Amur State Technical University. 2012. № III-2 (11). — P. 36–38. Chirkov V.I. Self-determination and internal motivation of human’s behavior // Voprosy Psikhologii. 1996. № 3. — P. 116–131. Deci E.L., Ryan R.M. The General Causality Orientations Scale: Self — determination in personality // Journal of Research in Personality. 1985. — P. 119–142. Martens R. Successful Coaching. London: Human Kinetiks, 2001 — 511 p. Vallerand R.J. The hierarchical model of intrinsic and extrinsic motivation of sport and physical activity // Intrinsic motivation and self-determination in exercise and sport / ed. by M. Yagger, N. Chtzisarantis. London: Human Kinetics, 2007. — P. 255–281. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 159.9:61 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 47–61. ВОЗМОЖНОСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ МЕТАФОРИЧЕСКИХ АССОЦИАТИВНЫХ КАРТ В КОРРЕКЦИИ НАРУШЕНИЙ ПИЩЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ В.И. Шебанова1 Статья описывает возможности применения метафорических ассоциативных карт (МАК) в коррекционной работе нарушений пищевого поведения. Приведены достоинства ассоциативных карт как психодиагностического и психокоррекционного (психотерапевтического) инструментария, выделены их основные психологические функции (коммуникативная, стимулирующая, интегрирующая, фокусирующая, объективирующая, смыслообразующая, рефрейминга, деконструирования, экспрессивная, катарсическая, защитная, ресурсная). Описаны несколько игр-упражнений (техник) на основе метафорических ассоциативных карт; приводится фрагмент работы с конкретным клиентом, имеющим проблемы в пищевом поведении. Ключевые слова: метафорические ассоциативные карты, психодиагностический инструментарий, психокоррекционный инструментарий, психокоррекция пищевого поведения. Метафорические ассоциативные карты (МАК), которые также называют проективными или психотерапевтическими картами, появились в 1970–1980-е годы как специальный психодиагностический и психокоррекционный (психотерапевтический) инструмент в профессиональной психологической практике, в том числе в деятельности ведущего психологических групп (для «разогрева» группы, установления доверительных отношений между членами группы, для диагностики актуальных потребностей группы и др.) [2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 12, 13, 14, 16, 18, 20]. Ассоциации, которые возникают у человека при описании карты и комментариев к ним, выявляют актуальные состояния, переживания и потребности, позволяют выявлять основные страхи и желания, внутренние конфликты, определять личностные черты, жизненные стратегии и цели, личностный смысл прошлого опыта, «увидеть» ресурсы (как внутренние, так и внешние). Метафорические ассоциативные карты через метафору (ассоциации) позволяют быстро получить доступ к психотравмирующей ситуации, что, с одной стороны, помогает выявить незавершённые внутренние процессы, а с другой — избежать дополнительной ретравматизации. Кроме того, 1 Шебанова Виталия Игоревна — кандидат психологических наук, доцент, докторант кафедры психодиагностики и клинической психологии, Киевский национальный университет им. Тараса Шевченко (Украина), эл. почта: vitaliap@mail.ru. 47 В.И. Шебанова МАК создают безопасный контекст для поиска и моделирования решения, запускают внутренние процессы самоисцеления и поиска своего уникального пути выхода из кризисной жизненной ситуации. Ассоциативные карты, как психодиагностический и психокоррекционный (психотерапевтический) инструментарий, обладают следующими достоинствами: •• создают условия (безопасную, доверительную и комфортную обстановку) для самораскрытия, самовыражения, самопознания и более эффективной социализации в группе, в индивидуальном консультировании или в паре (в семейном консультировании); •• могут применяться при работе с людьми с самыми разными потребностями и разным уровнем развития (начиная от детей 4–5 лет и заканчивая лицами преклонного возраста); •• позволяют снизить защитные барьеры психики, «обойти» рациональную часть мышления и получить доступ к ресурсам бессознательного, «вывести» глубинный (неосознаваемый) материал на поверхность (говоря метафорическим языком — помогают «выйти из своей скорлупы» и «разбить лёд» в тревожной обстановке), что создаёт условия для эмоциональной регуляции; •• доступны, удобны и экономичны в использовании; •• помогают реализовать диалог между внутренним и внешним, обеспечивают гибкость и глубину получаемой информации; •• активизируют правое полушарие, которое отвечает за интуицию и творческий подход к жизни, «запускают» разнообразные ассоциации, фантазию, и творческую спонтанную активность, что приводит к неожиданным инсайтам; •• в индивидуальном консультировании могут использоваться в качестве «фигур заместителей» при работе терапевт-клиент один на один (в ходе гештальт-терапии, семейных расстановок и др.). В наши дни МАК нашли широкое применение не только в профессиональной среде (в процессе психотерапии и семейного консультирования), но и для обычного проведения досуга дома. Разнообразные игры в семье на основе метафорических ассоциативных карт могут быть полезны для улучшения общения и межличностных отношений близких между собой людей. МАК создают возможность и условия «поговорить» друг с другом без слов на глубоко личные и «острые» темы, когда разговаривать об этом невероятно сложно и трудно. В этих случаях карты помогают сформулировать и словесно выразить эмоции и мысли, конкретизировать сообщение. Карта, с одной стороны, выступает посредником между эмоциональными мирами двух людей, а с другой — сама по себе несёт вполне определённый эмоциональный заряд, и именно поэтому она может быть воспринята как послание, даже при отсутствии словесного сопровождения. Например, ребёнок при помощи карт может показать свои переживания маме: когда ты была «вот такая», то я чувствовал себя «вот так» (жена — может «заявить» мужу о своей сексуальной неудовлетворенности, муж — о холодности жены и т. д.). В этом случае карты создают атмосферу безопасности, выступают в качестве медиатора и позволяют «построить мост» от человека к человеку, что и облегчает обсуждение рискованных и тяжёлых тем в семье. Игры на основе метафорических ассоциативных карт позволяют заметить и признать «инаковость Другого», т. е. признать, что у каждого человека может быть своя позиция, свой взгляд, своё видение, мнение на ту или иную карту. Это развивает способность общаться и понимать других людей. В то же время МАК помогают подмечать не только различия и особенности людей, но и то общее, что их объединяет. Метафорические ассоциативные карты — это набор картинок величиной с открытку или игральную карту, на которых изображены пейзажи, животные, предметы 48 Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции… быта, жизненные ситуации, абстрактные картины, сказочные герои, люди (взрослые и дети) и взаимодействия между ними. Существуют наборы карт, в которых совмещена картинка с надписью. В этом случае человек свободно выбирает, с чем ему ассоциировать проблему, симптом или самого себя — с картинкой или смыслом надписи; с целостной картинкой или её частью (с каким-то одним элементом); временем суток или временем года; с цветом или некоторой формой, обстановкой. Иначе говоря, человек свободно выбирает не только собственные ассоциации, но и то, от чего он готов отказаться как от незначимого для него в этот момент. Есть наборы, которые включают по отдельности «карты с картинками» и «карты со словами». Сочетание картинок и слов создаёт игру смыслов (т. к. надписи при помещении в иной контекст или «картинки» под влиянием другой темы часто обогащаются новыми смыслами, обнаруживают иные грани, которые актуальны для человека в данный момент). В профессиональной психологической практике МАК — это, прежде всего, проективная методика, которая основана на феномене проекции и позволяет выявить глубинные индивидуально-психологические особенности личности, которые недоступны непосредственному наблюдению. Из этого следует, что важен не тот смысл, который изначально заложен автором (исследователем, художником) в картинку, а тот душевный отклик, который возникает у каждого конкретного человека на ту или иную картинку (или на те или иные слова и словосочетания). В одной и той же картинке разные люди видят совершенно разные ситуации, приписывают «героям» (действующим лицам сюжета) совершенно различные качества, свойства, стремления, желания, мотивы поступков (часто противоположные). Иначе говоря, в ответ на стимул каждый респондент предъявляет своё внутреннее содержание актуальных переживаний. Более того, даже у одного и того же человека в разные периоды его жизни ассоциации, контекст той или иной тематики и толкование того, что человек видит на картинке, всякий раз будет отличаться. С этой точки зрения колода ассоциативных карт неисчерпаема — количество комбинаций тематики для психологической проработки бесконечна. В ходе тренинговой работы или индивидуальной терапии могут применяться различные наборы карт, например: «Волшебный сундучок» (И. Васильева), «Азбука вашей любви» (И. Венщикова), «Шкатулка доброго волшебника» (Т.Д. ЗинкевичЕвстигнеева, И.В. Куликова), «Мастер сказок», «Тайны женской силы» (Т.Д. Зинкевич-Евстигнеева), «12 Архетипов» (Р.В. Кадыров, Т.В. Скорабач), «Окна и двери», «Пути-дороги» (Г. Кац, Е. Мухаматулина), «Она» (К. Крюгер), «Графические карты» (О.Н. Никитина, В.Р. Пешковская), «Проективные сказочные карты» (Н.И. Олифирович, Г.И. Малейчук), «Доктор сказка» (Р. Ткач), «Спектрокарты» (У. Халкола, А. Копытин) и др. [3, 4, 5, 8, 9, 10, 12, 13, 14, 16, 18, 20]. В ходе работы с семьёй (семейной системой) могут быть использованы как наборы, которые указаны выше, так и портретные колоды карт «Семейный альбом», «Фейсбук» (Е.Р. Морозовская), в которых представлены портреты лиц от младенцев до глубоких стариков с любыми выражениями лица (радость, счастье, надежда, грусть, страх, напряжение, недоверие, усталость и т. д.); «Жизнь как чудо», «Маленькие радости», «Быть. Действовать. Обладать» (Е.Р. Морозовская), «101 игра со сказочными героями» (И. Васильева) и пр. При помощи карт (возрастных и эмоцио­нальных портретов) участник группы (клиент) совместно с психологом могут рассматривать любые отношения, выбирая те или иные карты на роль заместителей себя и других участников отношений. Достаточно часто, при осознанном выборе карты, люди выбирают в качестве своего «заместителя» портрет человека (карту) другого пола, возраста, цвета кожи, т. е. психолог не всегда может понять, на чём основан этот выбор. Но даже если 49 В.И. Шебанова этот выбор, по мнению специалиста, очевиден, то всё равно ведущему тренинга (психологу) необходимо уточнить у участника группы (клиента), какие черты «портретного человека» (человека на карте) значимы, важны для клиента. Иными словами, что он хочет рассказать о себе и Другом при выборе той или иной карты. На основе какого именно сходства был сделан этот выбор: внешнее сходство? стиль одежды? аксессуары? атрибуты? выражение лица? В случае сочетания «карты со словами» в качестве сходства часто выступает смысл послания. При выборе карты «вслепую» принцип прояснения отношения к себе или Другому сохраняется такой же (для начала человек просто описывает карту, а потом устанавливает ассоциации в соответствии с заданием). При использовании МАК в ходе психокоррекционной работы возможны различные варианты предъявления и выбора карт: 1. В тех случаях, когда психолог предлагает осознанный выбор карты, то все карты раскладываются лицевой стороной вверх. Восприятие карты (и художественное оформление) связано с координацией разных сенсорных систем, появлением разнообразных ассоциаций, с целостным образом карты или какой-то её частью. При этом «оживают» воспоминания и «запускаются» процессы творческого воображения, формируются новые представления, «открываются» пути решения проблем. При осознанном выборе участник (клиент) вынужден определённым образом «встраивать» объект восприятия в систему личных значений, соотносить карту со своим опытом и потребностями. В этом, на наш взгляд, организующая или интегрирующая функция МАК. 2. В тех случаях, когда психолог предлагает неосознанный выбор карты (так называемый выбор «вслепую»), то карты лежат «рубашками» кверху. 3. Возможны упражнения, в которых применяется оба варианта — как осознанный, так и неосознанный выбор карты. Вариант осознанного выбора карт более безопасный, так как предполагает больший контроль над ситуацией и соответственно снижает тревогу. Поэтому на начальных стадиях работы является более предпочтительным. В то же время выбор карт «вслепую» обычно воспринимается клиентами как возможность «положиться на судьбу», «получить знак свыше» и др. Это привносит в работу ощущение игры, создаёт интригу, манит загадочностью. Эффективность метафорических ассоциативных карт обеспечивается рядом психологических функций, которые они выполняют как диагностический и психотерапевтический инструментарий. Все функции МАК тесно переплетаются друг с другом и являются важным условием личностной реконструкции. Мы не считаем приведённый ниже перечень психологических функций метафорических ассоциативных карт исчерпывающим, однако, на наш взгляд, это основные функции, которые позволяют с успехом применять их как в ходе группового процесса, так и в индивидуальной терапии. Реализация психологических функций обеспечивает эмоциональную и поведенческую стабилизацию (что особенно важно при работе с тревожными и неуверенными в себе людьми, с психастениками, шизоидами и др. нарушениями личности). Большинство функций способствует развитию групповых отношений на всех этапах группового процесса (начального, переходного, рабочего, завершающего). В то же время одни их них (например, коммуникативная, фокусирующая, стимулирующая) более важную роль играют в начале группового или терапевтического процесса (в ходе индивидуальной работы), способствуя становлению и развитию отношений. Все психологические функции достаточно ярко выражены на всех стадиях процесса психокоррекционных или терапевтических изменений (стадии предразмыш50 Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции… ления, размышления, действия и сохранения). Однако одни из них (фокусирующая, стимулирующая и др.) играют решающую роль при переходе от стадии предразмышления к стадии размышления, а другие (например, функция смыслообразования, рефрейминга и др.) более значимы на стадиях размышления, действия и сохранения. Коммуникативная функция связана с тем, что МАК могут передавать чувства и представления, а в более широком смысле — быть средством восприятия, переработки и передачи информации. При этом можно рассматривать как межличностный, так и внутриличностный аспекты коммуникации. Отметим, что если межличностный аспект МАК предполагает передачу чувств и представлений от одного человека к другому, то внутриличностный аспект — возможность внутреннего диалога с самим собой и трансляцию психического материала с неосознаваемого уровня на уровень осознания. Стимулирующая функция МАК связана с активизацией интеллекта и разных сенсорных систем (аудиальной, визуальной, кинестетической). На наш взгляд, сочетание МАК с другими видами творческой деятельности способствует усилению данной функции (например, сочинение стихов или любого другого вида вербальной продукции, которые в дальнейшем сопровождаются визуальным рядом МАК). Данная функция играет важную роль для мотивации людей, которые проявляют астенические и депрессивные признаки. Организующая (интегрирующая) функция связана с тем, что изображения («картинки» МАК) и надписи к ним (в тех случаях, где есть такое сочетание) способствуют не только более согласованной работе разных сенсорных систем, но и иному процессу когнитивного синтеза (иному упорядочиванию мыслительных процессов, иному структурированию мышления), что и порождает «новые связи», новые комплексные представления. Фокусирующая, или актуализирующая функция МАК связана с их способностью активизировать воспоминания при сосредоточении внимания человека (участника группы, клиента, пациента) на определённых объектах. Данная функция МАК позволяет временно зафиксировать «потребности, чувства и мысли» и достичь такой фокусировки на них, которая в обыденной жизни, при обычных условиях, многим людям недоступна. Иначе говоря, МАК позволяют проявить, сделать «зримыми» латентные, ранее скрытые потребности или особенности личности. Благодаря этому человек может открыться с иной, неожиданной стороны как для самого себя, так и для окружающих его людей (это может проявиться в комментариях к МАК или создании художественных повествований, а также иной творческой продукции, которая может сочетаться с картами). Фокусировка внимания позволяет «запустить» процесс повторного проживания (переживания) разных событий, которые были в прошлом (как положительных, так и отрицательных). Несмотря на то, что повторные переживания травматичных событий могут вызывать психологический дискомфорт, однако в контексте психокоррекции (психотерапии) это зачастую необходимо для завершения и переосмысления прошлой ситуации. Новые выводы позволяют обеспечить перетрансформацию травмирующей ситуации и, говоря образным языком, «увидеть свет в конце туннеля». Объективирующая функция МАК заключается в их способности переводить личностные особенности человека в зримые переживания и поступки. Данная функция МАК позволяет человеку лучше осознать свою принадлежность к определённому сообществу или группе (культуральной, профессиональной и т. д.). В этом случае отражаются основы идентификации, т. е. значимые отношения с людьми и другими объектами. Это позволяет человеку понять, в какой степени его эмоциональные пере- 51 В.И. Шебанова живания, действия и поступки связаны с ощущениями телесного, потребностями в изменении, чувством культурного, гендерного, профессионального «Я». Смыслобразующая функция связана с выбором объекта (отбором, селекцией наиболее значимого материала) и его содержательной переработкой с учётом контекста ситуации. Это позволяет человеку увидеть личный смысл разных жизненных событий, поступков и переживаний (как своих собственных, так и других людей). МАК также обеспечивают необходимую для саморефлексии отстранённость («взгляд со стороны», диссоциацию). Благодаря визуальному ряду МАК человек может увидеть переживания и поступки в новом ракурсе и, соответственно, постичь иное, более глубокое или даже альтернативное содержание. Таким образом, функция образования смысла неразрывно переплетается с функцией рефрейминга (изменения смысла события при изменении восприятия контекста ситуации). Именно под влиянием функции образования смысла и рефрейминга участники группы (клиенты) способны осознать причины появления у них тех или иных проблем в межличностных отношениях, а также прояснить истинный смысл собственных потребностей и особенностей развития (в том числе «дурных привычек»). Технология рефрейминга была разработана Р. Бендлером и Дж. Гриндером [1]. Под рефреймингом обычно понимают переформулирование, изменение контекста или представления о ситуации, проблеме. В широком смысле рефрейминг — это умение смотреть на ситуацию с разных позиций, с учётом разных перспектив. Среди разновидностей рефрейминга чаще всего рассматривают рефрейминг содержания в двух видах (рефрейминг смысла и рефрейминг контекста). Технология рефрейминга опирается на ряд базовых положений, которые сформулированы авторами на основе своих наблюдений и психотерапевтической практики: 1) многообразие вариантов решения проблемы позволяет человеку стать более свободным (чем больше выборов — тем больше свободы); 2) выбор может быть как осознанный, так и неосознанный; 3) ресурсы, которые необходимы для изменения, есть у каждого человека, задача лишь в том, чтобы помочь ему обнаружить и овладеть необходимыми ресурсами; 4) любой патологический поведенческий симптом (стереотип поведения, «дурная привычка») при определённых условиях выполняет позитивную функцию; поведенческий стереотип, каким бы странным он ни казался, — это самая удачная реакция, которая доступна человеку в данной ситуации, поскольку за поведением всегда стоит неизвестная подсознательная цель. Исходя из этого, процесс психотерапии должен учитывать «вторичную выгоду» симптома (т. е. прежде чем избавляться от неадекватного стереотипа поведения, необходимо исследовать, каким образом можно получить то же, но другим, более адекватным способом). Функция образования смысла и рефрейминга также тесно связаны с функцией деконструирования. Функция деконструирования дополняет функцию образования смысла (в том плане, что расширяет палитру смыслов). С точки зрения авторов эпохи постмодерна [11, 17, 19 и др.], смыслы поступков и переживаний человека являются «конструктом», который обусловлен влиянием культуры и социума, т. е. влиянием значений знаковых систем (как «языковых», так и «неязыковых»). На самом деле смыслы действий, поступков, чувств и переживаний, в принципе, могут иметь неограниченное множество других значений (помимо одного, «природно данного» и внедрённого в процессе социализации в сознание и бессознательное). Соответственно, такая функция МАК, как деконструирование, которая направлена на «освобождение» человека от «сконструированных» значений (которые стали мешать, перестали соответствовать внутреннему миру, т. е. стали «ложными») и на формирование новой системы значений, которая более достоверно отражает 52 Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции… внутреннюю и внешнюю реальность и объективно необходима. Так, например, в результате терапии с применением МАК женщина приходит к осознанию того, что её объёмное тело (лишний вес) обусловлено не наследственностью (в чём она была абсолютно убеждена с детских лет), а неадекватными стратегиями пищевого поведения (в частности, эмоциогенной и экстернальной формами реагирования на еду). Деконструирующая функция тесно связана с функцией рефрейминга. Иначе говоря, включение собственных чувств и мыслей в иной контекст восприятия может приводить к изменению значений. Экспрессивная и катарсическая функция МАК связана с восприятием изображений («картинок») или надписей к ним, а также с созданием творческого вербального продукта на основе МАК. Повторное переживание чувств, особенно в присутствии партнёров, которые проявляют понимание, эмпатию, и вербальное и невербальное проявление эмоций во время психологической работы с МАК, способно приводить к эмоциональному очищению и освобождению от дискомфортных, тягостных, неприятных переживаний. Творческий вербальный продукт, который создаётся параллельно или в сочетании с МАК (стихотворения, сказки, истории, эссе, развёрнутый комментарий и пр.), позволяет человеку лучше узнать себя, заглянуть в глубины своего неосознаваемого внутреннего мира. Данный феномен является отражением проекции (проективной идентификации). При этом субъект под влиянием идентификации с объектом восприятия (будь то другой человек или растение, животное, неодушевленный объект) «переносит» на него свои переживания либо начинает переживать то, что переживает «объект». Кроме того, экспрессивная и катарсическая функция проявляются не только при создании творческого продукта (т. е. в ходе самого процесса «сочинительства»), но и во время его озвучивания посредством вербальных и невербальных проявлений чувств (мимика, жестикуляция, поза, дыхание, пауза, плач и пр.), что также способствует выходу эмоций и катарсическому эффекту. Защитная функция МАК тесно связана с проявлением разных психологических защит (в том числе с сублимацией). Например, человек может выбрать для себя карту, которая для него будет нести функцию «охраны» (талисмана, оберега, ангелахранителя). Защитная функция проявляется и в том, что какая-то конкретная ассоциативная карта служит для «канализации» (удержания) психической энергии, что обеспечивает дистанцирование от травматичных и малопонятных переживаний, а следовательно, даёт ощущение той или иной степени контроля над ними. Например, при работе со своей агрессией девушка на одну из карт дала ассоциацию «Снежная королева», и далее произнесла следующий текст: «я хочу передать свою агрессию этой Снежной королеве, чтобы она её заморозила и превратила в ледяную статую (девушка поднесла ладошки ко рту и сделала энергичный «выдох» — символическое действие «передачи» агрессии Снежной королеве). И пусть моя агрессия навечно останется в этом царстве вечного льда». Ресурсная функция МАК связана с их способностью активизировать личностные ресурсы (потенциалы, возможности) при сосредоточении внимания участника группы (клиента, пациента) на определённых моментах, например, на «особой энергетике» в картинке (каком-то участке карты или композиции в целом), созидательной идее или благополучном разрешении ситуации, которая звучит в рассказе по карте. Данная функция МАК позволяет человеку зафиксировать свою внутреннюю силу, возможности (как внутренние, так и внешние) и достичь на них такой фокусировки, которая в обыденной жизни, при обычных условиях многим людям недоступна. Иначе говоря, МАК позволяют проявить ранее скрытые ресурсы и потенциалы личности, сделать их «зримыми». Благодаря этому человек может легко и быстро 53 В.И. Шебанова наметить пути решения сложной жизненной ситуации, выстроить собственный план преодоления кризисной ситуации и следовать ему, приспосабливаясь к различным условиям, открываться с иной, неожиданной стороны как для самого себя, так и для окружающих его людей. Это может проявиться в комментариях к МАК или создании художественных повествований, а также иной творческой продукции, которая может сочетаться с картами. Наличие определённых ресурсов, возможностей, потенциалов расширяет поле деятельности личности и даёт человеку уверенность в достижимости значимых для него целей. Субъективно, обнаружение или выявление ресурсов в себе как бы повышает ценность человека в его собственном представлении о самом себе, делает его более сильным, значительным и продуктивным. Изменение позиции самопрезентации изменяет и позицию восприятия Других. Когда мы выносим суждение о другом человеке, мы учитываем не только его актуальную ситуацию, но и потенциальные возможности и ресурсы, поскольку резервы и ресурсы — в определённом смысле значимый капитал каждой личности. Рассмотренные выше функции реализуются в ходе выполнения целей и задач конкретных игр-упражнений на основе метафорических ассоциативных карт. Далее продемонстрируем различные формы и варианты применения МАК в качестве развивающего и коррекционного инструмента, который мы применяли в тренинге нормализации пищевого поведения. МАК могут стать составной частью психокоррекции и психотерапии при работе с проблемами самого широкого круга, в том числе для восстановления психического и физического здоровья и коррекции нарушенного поведения. Это возможно благодаря тому, что метафорические ассоциативные карты в ходе выполнения упражнения позволяют человеку получить доступ к подавленным (вытесненным) чувствам и болезненным переживаниям, осознать их, вновь прожить, выразить (отреагировать) и тем самым освободиться от их давления. Исходя из сказанного, мы приводим описание игр-упражнений («карточных раскладов») на основе МАК без их привязки к какой-либо конкретной проблеме. Игры-упражнения (техники), которые описываются в данном части статьи, могут быть использованы разными специалистами и в разных условиях. В данном случае мы представляем их как инструмент психологического тренинга, хотя они также могут быть использованы в контексте разных форм психологической помощи (психопрофилактики, психологической реабилитации, психологического консультирования и психотерапии). Это вполне реально осуществить, учитывая содержание, цели и задачи применения каждой техники. Большинство из них можно использовать в индивидуальной и групповой работе. Мы убеждены, что значительные возможности варьирования форм и вариантов упражнений на основе метафорических ассоциативных карт позволяют специалистам проявить свой талант и умения как в целях творческого и эмоционального развития личности, так и в целях восстановления телесности (как основы физического и психического здоровья). Для того, чтобы избежать повторения материала при прописывании цели каждого упражнения в отдельности, мы сочли возможным объединить информацию и перечислить возможные цели «одним пакетом», так как многие из упражнений связаны с проявлением разных психологических функций МАК и направлены на реализацию большинства нижеперечисленных целей (в той или иной вариации): 54 Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции… Цели упражнений на основе МАК: •• актуализация и выражение позитивных и негативных чувств, их осознание и интеграция как в связи с конкретной ситуацией, так и с разными периодами жизни; •• актуализация и проявление латентных потребностей; •• выявление, осознание и переоценка установок, ценностей, особенностей характера, стратегий поведения; •• осознание динамики внешних и внутренних изменений; •• раскрытие творческих возможностей и ресурсного потенциала личности (актуализация и проявление внутренних и внешних ресурсов); •• исследование системы отношений, актуализация и разрешение внутриличностных конфликтов; •• осознание и коррекция дезадаптивных паттернов мышления и поведения, причин невротического конфликта, которые связаны с определённой психологической проблематикой, и поиск ресурсов в его решении; •• развитие рефлексии по отношению к «Я-образу», улучшение навыков коммуникации и взаимодействия; актуализация и выражение чувств, которые связаны с образом «Я», отношением к себе и к разным аспектам личностного функционирования; •• развитие телесного самосознания и самоконтроля, укрепление личных границ и принятие образа «Я»; •• развитие социальной компетентности и межличностного взаимодействия (навыка включения в совместную деятельность); осознание общности проблем и оказания взаимной эмоциональной поддержки. Ассоциативные игры-упражнения (техники) на основе МАК В соответствии с графической концепцией нашего тренинга мы предлагали участникам исследовать особенности их отношений в направлении четырёх векторов (отношение к телу, отношение к еде, отношение к себе и отношение к Другим). Упражнения на основе МАК «запускают» внутренние процессы самоисцеления и творческого поиска своего уникального пути разрешения проблемных жизненных ситуаций и нормализации пищевого поведения. Общую цель техник на основе МАК мы видим в поиске альтернативных историй, которые ориентированы на поиск внешних и внутренних ресурсов и выхода из проблемных ситуаций (в отличие от проблемных историй). Соответственно, в тех случаях, когда история / сказка заканчивается позитивно, психолог помогает участнику (клиенту) соотнести сочинённую сказку с его жизненной реальностью и фокусирует внимание на обнаруженных скрытых возможностях. В тех случаях, когда участник (клиент) заканчивает историю / сказку с негативной развязкой, психолог может предложить подумать над её возможной динамикой в лучшую сторону в качестве домашнего задания. Однако в случае острых негативных переживаний (например, при работе с детьми, подростками или с депрессивными взрослыми клиентами), когда позитивная развязка желательна в пределах «одной встречи», то одним из возможных вариантов завершения может быть упражнение «Позитивная нотка», которое направлено на поиск ресурсного состояния. При проведении упражнений, которые представлены ниже, мы пользовались различными наборами метафорических ассоциативных карт, в частности: «101 игра со сказочными героями» (И. Васильева), «Азбука вашей любви» (И. Венщикова), 55 В.И. Шебанова «Шкатулка доброго волшебника» (Т.Д. Зинкевич-Евстигнеева, И.В. Куликова), «Мастер сказок», «Тайны женской силы» (Т.Д. Зинкевич-Евстигнеева), «Она» (К. Крюгер), «Проективные сказочные карты» (Н.И. Олифирович, Г.И. Малейчук), «Доктор сказка» (Р. Ткач), «Спектрокарты» (У. Халкола, А. Копытин), «Парус удачи» (В. Шебанова). По нашему мнению, в психокоррекционной работе на основе МАК можно сочетать карты из разных наборов. Хотя каждая колода метафорических ассоциативных карт уникальна, она может быть использована совместно с другими колодами, создавая бесконечное число вариантов для игры воображения и открывая новые возможности. Каждая карта — это точка отсчёта для возникновения идей, ассоциаций, фантазий, не ограниченных никаких рамками. Правила применения МАК являются максимально гибкими. Они служат руководством для создания желаемого контекста, в котором каждый получает доступ к своему творческому началу. Ассоциативная игра-упражнение «Шеринг». Преамбула к упражнению: данное упражнение может быть полезно как в начале психокоррекционной (психотерапевтической) встречи, так и при её завершении. Ход работы: Шаг 1. Участники вслепую вытягивают карты. Посмотрев на них, они пытаются понять, как изображённое на карте связано с их актуальным состоянием в группе. Затем, опираясь на сказочный образ, по очереди делятся тем, с чем пришли на группу или с чем завершают группу. Ассоциативная игра-упражнение: «Позитивная нотка» («поиск ресурса»). Преамбула к упражнению: данное упражнение может быть полезно в тех случаях, когда лимит психокоррекционной (психотерапевтической) встречи практически исчерпан, а участник группы (или клиент) завершает кейс с негативными, деструктивными мыслями и эмоциями, которые его разрушают. Ход работы: Шаг 1. Выберите приятную для вас карту (выбор карты осознанный). Опишите её: что привлекает Вас на этой карте? Что это означает для Вас? Как это может быть связано с Вашей реальной жизнью? Если эта карта о некотором внешнем или внутреннем ресурсе, то о чем она? Когда и в каких ситуациях это Вам помогало? Как можно было бы получить доступ к этому ресурсу прямо сейчас? Ассоциативная игра-упражнение «Хозяин симптома» (для работы с психосоматическим симптомом) (в основу упражнения положена идея Р. Ткач) [18]. Преамбула к упражнению: данная игра-упражнение на основе метафорических карт сочетается с техникой «Окно Джогарри» (которая разработана Джоном Луфтом и Гарри Инхамом). Техника представляет собой оригинальную классификацию области знаемого (в континууме «знаю — не знаю») с учётом позиции «Я» и позиции «Другого». Пересечение этих двух континуумов позволяет получить матрицу из четырёх окон (полей, областей, зон, секторов — см. рис. 1): «Открытое окно» («Арена») «Я знаю, Другие знают» «Слепое окно» («Тень») «Я не знаю, Другие знают» «Закрытое окно» («Тайна») «Я знаю, Другие не знают» «Неизвестное окно» («Латентные возможности») «Я не знаю, Другие не знают» Рисунок 1 — «Окно Джогарри» 56 Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции… Ход работы: Шаг 1. Ведущий предлагает участнику (клиенту) найти карту, которая иллюстрирует сущность симптома, который больше всего беспокоит и с которым хочется «поработать» (положить её в поле «Открытое окно»). Ведущий: Это то, что ты знаешь о симптоме, и то, что ты позволяешь знать другим людям. Опиши всё, что видишь на карте. Если эта карта про твой симптом, то как проявляется: что чувствуешь в теле? Что переживаешь в связи с ним? Какие мысли возникают в связи с симптомом? Что замечают другие люди? Как это отражается на тебе? Каким образом симптом влияет на твою жизнь? Участник (клиент) описывает карту и объясняет «связи с симптомом». P.S.: заметим, что Другие не обязательно могут замечать проявления симптома (например, человек может описывать симптом как ощущение того, что он «горит изнутри», однако внешне симптом никак не проявляется). Далее ведущий предлагает участнику (клиенту) вытянуть три карты «вслепую» и разложить их в оставшиеся сектора. Шаг 2. Участник (клиент) переворачивает карту в области «Слепого окна» и на основе образа карты описывает её. Ведущий: Если эта карта про «Хозяина симптома», то где он на карте: кто он? какой он? Чего хочет от тебя? Что пытается тебе сказать? Какова его цель? Что такого он знает о проблеме, чего не знаешь ты? Он это делает с тобой из заботы или стремления тебя наказать? Если из заботы, то в чём это проявляется? Если из стремления тебя наказать, то за что? Какие эмоции / чувства он у тебя вызывает? Что хочется сделать? Шаг 3. Участник (клиент) переворачивает карту в области «Закрытого окна». Описывает карту. Ведущий: Если эта карта про то, что тебе приходится скрывать от других людей из-за симптома, то про что она? Что ты вынужден(а) скрывать от других людей изза симптома? В чем Хозяин симптома тебя ограничивает? Как это отражается на твоем самочувствии, здоровье, контактах? Шаг 4. Участник (клиент) переворачивает карту в области «Неизвестного окна». Ведущий: Если представить, что так выглядят твои внешние или внутренние помощники (неожиданный ресурс, волшебный Помощник), который знает как изменить симптом, то как в дальнейшем могут развиваться события? Шаг 5. Подведение итогов. Фрагмент работы участницы (Татьяна, 26 лет). Свой симптом обозначила, как «проблема лишнего веса». Шаг 1. Ведущий: Найди карту, которая ассоциируется с симптомом. Положи в зону «Открытого окна» и расскажи всё, что ты знаешь о проблеме лишнего веса как о симптоме, который ты ощущаешь в теле и который могут наблюдать другие. Каким образом симптом влияет на твою жизнь? Т.: Вот этот толстый мишка — это я (см. карту). Я такая же объёмная, неповоротливая, неуклюжая. Раньше я была очень худая, и всю жизнь мечтала поправиться. Начала поправляться, с тех пор как вышла замуж. Поначалу я очень даже радовалась тому, что наконец-то стала набирать вес. Сейчас я считаю, что у меня 25 лишних кг (при росте 170 см вес — 95 кг), и это мне мешает везде, во всех сферах жизни: я не могу 57 В.И. Шебанова играть с ребёнком в подвижные игры; у меня начались проблемы со здоровьем и в сексе… Мне всё меньше хочется куда-то выходить… всё больше хочется просто лежать и чтоб меня никто не трогал… Мама меня всё время «пилит» за это… да и муж не в восторге. Шаг 2 (описание карты в зоне «Слепого окна»: на этой карте Шрек сидит за столом. Он сидит в ожидании и в предвкушении своего любимого блюда — плова — см. карту). Ведущий: Если представить, что это Хозяин симптома, то что он хочет от тебя? Т.: Он требует, чтобы я его быстро накормила. Ведущий: И когда он требует, чтобы ты его быстро накормила, то что такого он знает о проблеме твоего лишнего веса, чего не знаешь ты? Он это требует из заботы о тебе или из стремления тебя наказать? Т.: Он хочет меня наказать… За измену… Ведущий: И когда он наказывает тебя за измену, чего хочешь ты? Т.: Свободы от него…, свободы от приступов переедания. Ведущий: Найди карту, которая у тебя ассоциируется «со свободой от переедания» и положи её рядом. Шаг 3 (описание карты в зоне «Закрытого окна»: девушка несёт на голове корзину полную продуктов — см. карту). Ведущий: Если эта карта про то, что тебе приходиться скрывать от других людей из-за симптома, то про что она? В чём Хозяин симптома тебя ограничивает? Как это отражается на твоём самочувствии, здоровье, контактах? Т.: Я скрываю… сколько я покупаю и сколько съедаю. Я не хочу, чтобы меня кто-то из знакомых видел в эти моменты… Всё это меня жутко нервирует. Ведущий: «Всё» — это что? Т.: И то, что мне приходится прятаться, и то, что я, с одной стороны, часто переедаю, а с другой — стремлюсь похудеть, и то, что я устала с этим бороться…(слёзы). Ведущий: Возьми себе времени столько, сколько надо, чтобы прожить эти эмоции, и когда будешь готова двигаться дальше, скажи мне об этом. Шаг 4 (описание карты в зоне «Неизвестного окна»: волшебница дарит девочке волшебные туфельки — она счастлива). Ведущий: Если эта карта про обретение свободы, то каким образом это возможно для тебя? Свяжи карту «образа свободы от приступов переедания», которую ты выбрала (на шаге 2) с тем, что на этой карте (шаг 4). Т.: Волшебница сняла с девочки «заклятие» и подарила волшебные туфельки — тоже как символ свободы. Ведущий: Вот этот жест «снятия заклятия» с девочки, про что для тебя? Что такого изменится в тебе, что позволит тебе ощущать, «что заклятие ушло» и 58 Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции… ты свободна? Как это поможет тебе договориться с Хозяином симптома, чтобы он перестал тебя наказывать? Т.: Я уже с лихвой искупила свою вину… меня уже нет смысла наказывать. Ведущий: Найди карту, которая может отражать это твоё новое состояние (осознанный поиск карты). Какая ты здесь? Что делаешь? Какие чувства испытываешь? Т.: Я здесь уверенная в том, что наступил новый этап жизни. Я этой крепкой метлой прогоняю прочь все свои «дурные» мысли и всё, что мешает мне жить. Ведущий: Что из этого сказочного образа ты могла осуществить в реальной жизни уже сегодня? Завершая, отметим основные положения, которые легли в основу применения метафорических ассоциативных карт в психокоррекции пищевого поведения: – метафорические ассоциативные карты (проективные или психотерапевтические карты) применяются как специальный психодиагностический и психотерапевтический инструмент в профессиональной психологической практике, в т. ч. в деятельности ведущего психологических групп (для «разогрева» группы, установления доверительных отношений между членами группы, для диагностики актуальных потребностей группы и др.); – ассоциации, которые возникают у человека при описании карты и комментариев к ним, выявляют актуальные состояния, переживания и потребности, позволяют определить основные страхи и желания, внутренние конфликты, личностные черты, жизненные стратегии и цели, личностный смысл прошлого опыта, «увидеть» ресурсы (как внутренние, так и внешние); – метафорические ассоциативные карты позволяют быстро получить доступ к психотравмирующей ситуации, что, с одной стороны, помогает выявить незавершенные внутренние процессы, а с другой стороны — избежать дополнительной ретравматизации. Кроме того, МАК создают безопасный контекст для поиска и моделирования решения, запускают внутренние процессы самоисцеления и поиска своего уникального пути выхода из кризисной жизненной ситуации. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Бендлер Р., Гриндер Д. Рефрейминг: ориентация личности с помощью речевых стратегий. Воронеж: НПО МОДЭК, 1995. — 256 с. Болмэн Л. Дж., Терренс Е.Д. Рефрейминг организаций. Артистизм, выбор и лидерство. СПб.: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2005. — 496 с. Васильева И. Книга сказочных игр «Волшебный сундучок». СПб.: Речь, 2012. — 64 с. Венщикова И. Азбука вашей любви. СПб.: Речь, 2012. — 27 с. Зинкевич-Евстигнеева Т.Д. Мастер сказок. 50 сюжетов в помощь размышлениям о жизни, людях и себе для взрослых и детей старше семи лет. СПб.: Речь, 2012. — 220 с. Зинкевич-Евстигнеева Т.Д. Тайны женской силы. СПб.: Речь, 2012. — 25 с. Зинкевич-Евстигнеева Т.Д., Куликова И.В. Шкатулка доброго волшебника. Психологическая игра для взрослых и детей старше 10 лет на основе древних сказочных сюжетов. СПб.: Речь, 2013. — 96 с. Кадыров Р.В., Скорабач Т.В. Использование метафорических ассоциативных карт «12 архетипов плюс» в психологическом сопровождении специалистов экстремальных профессий // Личность в экстремальных условиях и кризисных ситуациях жизнедеятельности: Сборник научных статей 2-й Межрегиональной научно-практической конференции с международным участием / под. ред. Р.В. Кадырова. Владивосток: Мор. гос. ун-т, 2013. — С. 260–266. Кац Г., Махаматулина Е. Метафорические карты. Руководство для психолога. М.: Генезис, 2013. — 168 с. 59 В.И. Шебанова 10. Киршке В. Клубника за окном: ассоциативные карты для коммуникации и творчества. М.: Эгет-Майер, 2010. 11. Когнитивная психология: история и современность / под ред. М.В. Фаликман и В.Ф. Спиридонова. М.: Ломоносовъ, 2011. — 384 с. 12. Крюгер К. Метафорические ассоциативные карты Она. СПб.: Речь, 2013. — 32 с. 13. Морозовская Е.Р. Проективные карты в работе психолога: полное руководство. Одесса: Институт Проективных Карт, 2013. — 112 с. 14. Никитина О., Пешковская В. Методика «Графические карты». СПб.: Речь, 2011. — 14 с. 15. НЛП-рефрейминг. Как изменить реальность в свою пользу. М.: Вектор, 2006. — 160 с. 16. Олифирович Н.И., Малейчук Г.И. Проективные сказочные карты. Методическое руководство. СПб.: Речь, 2013. — 128 с. 17. Солсо Р. Когнитивная психология / пер. с англ. С. Комаров. СПб.: Питер, 2006. — 589 с. 18. Ткач Р.М. Индивидуальное и супружеское консультирование с помощью сказки «Царевна-лягушка». СПб.: Речь, 2011. — 93 с. 19. Фанч Ф. Преобразующие диалоги: Учебник по практическим техникам для содействия личностным изменениям / пер. с англ. Д.А. Ивахненко. К.: Ника-центр, 1997. — 400 с. 20. Халкола У., Копытин А. Спектрокарты. Ассоциативные фотографические карты. СПб.: Речь, 2012. — 157 с. POSSIBILITY OF USE OF METAPHORIC ASSOCIATIVE CARDS IN CORRECTION OF EATING DISORDERS Shebanova Vitalia Igorivna Candidate of Psychological Sciences, Associate Professor, Doctoral Candidate, Psychodiagnostics and Clinical Psychology Department, Taras Shevchenko National University of Kiev (Ukraine), e-mail: vitaliap@mail.ru The article describes possibilities of application of the metaphorical associative cards (MAC) in correctional work of eating disorder . Advantages of the associative cards as psychodiagnostic and psychocorrectional (psychotherapeutic) tools are given, their basic psychological functions are marked (communicative, stimulating, integrating, focusing, objective , resin-forming, reframing, deconstructive, expressive, catharsis, protective, resource). Some games exercises (techniques) on the basis of metaphorical associative cards are described; the working fragment with the specific client having problems in food behavior is given). Keywords: metaphorical association card, рsychodiagnostic tool, psychotherapeutic tool, psychocorrection of eating disorder. 60 Возможность применения метафорических ассоциативных карт в коррекции… 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. REFERENCES Bandler R., Grinder D. Reframing: personality’s orientation with the help of speech strategies. Voronezh: NPO MODEK, 1995. — 256 p. Bolman L. G., Terrence Е.D. Reframing Organizations: Artistry, choice, and leadership. SPb.: Stokgol’mskaia Shkola Ekonomiki v Sankt-Peterburge, 2005. — 496 p. Vasil’eva I. «Magic Trunk» book of the fairy games. Spb.: Rech’, 2012. — 64 p. Venschikova I. ABC of your love. SPb.: Rech’, 2012. — 27 p. Zinkevich-Evstigneeva Т.D. Master of fairy tales. 50 plots for the aid to reflections on life, people and oneself for adults and children over seven years. SPb.: Rech’, 2012. — 220 p. Zinkevich-Evstigneeva Т.D. Secrets of women power. SPb Rech’, 2012. — 25 p. Zinkevich-Evstigneeva Т.D., Куликова I.V. Box of the kind wizard. Psychological game for adults and children over 10 years on the basis of ancient fairy plots. SPb.: Rech’, 2013. — 96 p. Kadyrov R.V., Skorabach Т.V. Use of metaphorical associative cards «12 archetypes plus» in psychological attending of extreme professions experts // Personality in extreme conditions and crisis situations of life activity: Proceedings of the 2nd Inter-District Scientific and Practical Conference with International Participation / R.V. Kadyrov (ed.). Vladivostok: Mor. Gos. Universitet, 2013. — P. 260–266. Kats G., Makhatmatulina Е. Metaphoric cards. Gide for psychologists. М.: Genesis, 2013. — 168 p. Kirschke W. Strawberries beyond my window: games of association for opening the door to creativity and communication. М.: Egetmayer, 2010. Cognitive psychology: history and present / M.V. Falikman and V.F. Spiridonov (eds.). М.: Lomonosov, 2011. — 384 p. Kruger К. She metaphoric associative cards. SPb.: Rech’, 2013. — 32 p. Мorozovskaya Е.R. Projective cards in the work of psychologist: complete guide. Odessa: Institut Proektivnykh Kart, 2013. — 112 p. Nikitina О., Peshkovskaya V. «Graphic cards» method. SPb.: Rech’, 2011. — 14 p. NLP-reframing. How to change reality to own advantage. М.: Vektor, 2006. — 160 p. Olifirovich N.I., Maleychuk G.I. Projective fairy cards. Study guide. SPb.: Rech’, 2013. — 128 p. Solso R. Cognitive psychology / transl. from en. By S. Komarov SPb.: Piter, 2006. — 589 p. Tkuch R.М. Individual and marital consultation with a help of «Czarina the Frog». SPb.: Rech’, 2011. — 93 p. Funch F. Transformational dialogues: Text-book of practical techniques for facilitating personal change / transl. from en. by D.А. Ivakhnenko. К.: Nika-Tsentr, 1997. — 400 p. Halkola U., Kopytin А. Spectrocards. Associative photographical cards. SPb.: Rech’, 2012. — 157 p. 61 ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 339.1-051; 330.341.2 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 62–68. ЭВОЛЮЦИЯ РОССИЙСКОГО ТОРГОВОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА: СОЦИАЛЬНО-ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЙ И ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ АСПЕКТЫ А.А. Шулимова1 В статье рассматривается проблема институциональной преемственности в развитии организационных форм торгового предпринимательства России. На основе аналитического концепта «институция» выделены и содержательно охарактеризованы этапы экономической истории российского купечества. Благотворительность и меценатство определены как начальные формы корпоративной социальной ответственности. Автор полагает, что экономический опыт купеческих сообществ России необходимо задействовать в формировании социального, организационного и институционального капиталов, адекватных реалиям современной рыночной экономики. Ключевые слова: институциональная экономическая история, институция, купечество, корпорация, социальная ответственность бизнеса. В настоящее время перед российским обществом стоит непростая задача модернизации, социальной трансформации, стратегической переориентации экономической системы в целом и отрасли торговли в частности. В ближайшее время крайне необходимо «от рыночной экономики, образуемой уличными базарами и торговлей вразнос, перейти к другой рыночной экономике, порождающей богатства как рог изобилия» [8, с. 24]. Многие шаги в данном направлении предприняты: создана современная инфраструктура торговли, приняты соответствующие законодательные акты, образованы организации по защите прав потребителей. Всё это изменило внешний облик российских городов, создало иллюзию цивилизованного рынка, однако организационно-функциональные дисбалансы российской экономики попрежнему сохраняются, о чём свидетельствуют рецидивы «дикого капитализма». Так, крупные торговые корпорации в ситуации валютно-финансовой неустойчивости настоящего времени неоправданно завышают цены, игнорируют интересы потребителя, не соблюдают неформальные договоренности, разрушают налаженную систему социального партнёрства. Природа выявленных противоречий кроется в институциональных инструментах отечественного предпринимательства. А, значит, возрождение традиций, обычаев, ритуалов, норм и стандартов социально ответственного поведения российского тор1 Шулимова Анна Анатольевна — кандидат экономических наук, доцент кафедры экономики и управления, Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере (Краснодар), эл. почта: shulimova@mail.ru. 62 Эволюция российского торгового предпринимательства… гового сословия приобретает особую экономическую значимость. Итоги эволюции российского купечества как торгового сословия тесно связаны с институтами социальной ответственности, продуцируемыми современным российским обществом. Институциональное наследие торгового предпринимательства России содержит массу актуальных институциональных элементов. Диапазон актуального опыта простирается от организационных способов взаимодействия с местными агентами до ментальных установок типа «чётность — лучшая политика». В основе представленного исследования — авторское понимание институции как эндогенного фактора экономического развития. Термин «институция» происходит от латинского слова institutio и буквально означает установление, учреждение, основание, обычай, заведённый порядок. В научно-методологическом плане институция понимается как «процесс и форма социальной спецификации и фиксации функций человеческой жизнедеятельности за индивидами, группами или сообществами, присваиваемая и воспроизводимая ими» [5, с. 20]. Появление новых, усложнение и развитие старых институций обусловлено развитием общественного разделения труда. Человек как производитель системно повторяющихся специфических действий (актор) стремится к повышению их общественного значения, к повышению своего социального статуса как агента соответствующего института. В структурно-организационном плане при рассмотрении экономических институций акцент ставится на их базовой социально-экономической функции — на формировании структуры взаимодействий между людьми, — осуществляемой с целью уменьшения неопределённости бытия [14, p. 6]. Координация и субординация коллективных и индивидуальных действий происходят в рамках экономических организаций. Экономическое развитие подстёгивается прогрессом экономических организаций как форм кооперации труда. Эволюция рыночной экономики тесно связана с прогрессом самоуправляющихся организаций. Сравнительно-исторические исследования Г. Грейфа показали, что заметная роль в экономическом возвышении Запада принадлежит корпорации. Данная форма самоуправляющейся организации опиралась на общие интересы участников, поддерживала частную инициативу, поощряла риск и способствовала торговой экспансии [3, с. 51]. Корпорация как пучок самоподдерживающихся контрактов и международная торговая коалиция, строящаяся на репутационном механизме, создали институциональные основы для межгосударственной торговли на дальние расстояния [3, с. 438–439]. Учитывая, что «современные бизнес-корпорации выросли из традиционной юридической формы корпорации, разработанной для средневековых гильдий» [3, с. 438–439], вполне справедливо возникает вопрос относительно существования подобной бизнес-ассоциации в экономической истории России. Наличие купеческих объединений в Древнем Новгороде и Древнем Пскове, в Московском государстве (суконная, гостиная и чёрные сотни) в императорской России (купеческие гильдии) не вызывает сомнений. Однако институциональная природа данных организаций до сих пор не изучена. Требуется вдумчивое исследование, позволяющее определить организационный тип и институциональные особенности купеческих общин феодальной России. В инструментальном плане в данном исследовании употребляются понятия: «купечество», «купец», «купеческое сообщество». Купечество — институция торговой деятельности, реализующая функции коммерческого посредничества, торгового представительства и иные трансакции в традиционно-замкнутой социальной структуре феодального хозяйства. Купец — торговец, чье имущественное состояние и товарооборот позволяли осуществлять членство в торговом объединении и выполнять казённые службы. Купеческие сообщества — гильдии, товарищества, 63 А.А. Шулимова землячества, сотни и иные организации купцов, созданные для совместной защиты капитала и собственности, обеспечения безопасности, социальной поддержки и взаимного страхования. В России купеческие сообщества нередко создавались искусственно: в гильдии и компании власти насильственно записывали торговцев [9, с. 64]. Однако главная задача данных объединений — обеспечение фискальных целей государства — вовсе не исключала возможностей возникновения солидарных интересов участников коалиций. Происхождение российского купечества, закрепление за его представителями особых социальных функций и статусов обусловлено развитием торговли, денежного обращения, городской жизни, феодальной иерархии и престижного потребления. Начальные этапы становления данной общественной группы обусловлены процессами экономической интеграции древнерусских земель, образования государства, легализации княжеской власти, хозяйственной колонизации и общественной консолидации. Внешние и внутренние трансакции Киевской Руси осуществлялись в условиях городского быта, где уже в X в. появляется купец — горожанин, профессионально занимающийся торговлей, обладающий не только финансовыми возможностями, но и необходимыми способностями к торговому промыслу. Торговые люди Древней Руси аналогично тому, как это происходило в Западной Европе, «став гораздо многочисленней и необходимей для жизни всего общества» [2, с. 77], оформляются в особую социальную группу, находящуюся под покровительством властей. Изначально объединения торговых людей Древней Руси существовали в форме «торгового товарищества, в котором соединялись не капиталы, а лица на основе родства и нераздельности имущества. Под руководством и ответственностью старшего неотделённые родственники вели торговое дело не как товарищи-пайщики, а как подчинённые агенты хозяина» [7, с. 23 ]. Но данная организационная структура не являлась устойчивой локальной общностью и с нарастанием торговых оборотов легко распадалась, поскольку образ жизни и образ мыслей, «связанный с постоянными путешествиями, достаточно рано вырвал купцов из системы кровнородственных связей» [4, с. 59]. Первые типы коммерческих компаний, основанных на корыстном интересе, демонстрирует купечество Древнего Новгорода, чье благосостояние всецело зависело от уровня развития внешней торговли. Народоправство (демократическая система городского самоуправления) местных жителей позволяло решать многие вопросы инфраструктурного обеспечения и юридического оформления на местах. К XIV–XVI вв. в Новгороде успешно функционировали как полные товарищества, чьи участники отвечали за убытки и долги всем индивидуальным капиталом, так и товарищества на вере, в которых имущественная ответственность простиралась лишь на вложенный в данное предприятие капитал [9, с. 27]. Однако контрактный успех новгородского купечества Удельной Руси представляет небольшой эпизод в развитии российского торгового сословия. Военно-политические потрясения, неблагоприятная конъюнктура внешнего рынка, крепостнические порядки и сама система государственного принуждения сдерживали развитие русских торговых объединений. В результате эволюция организационных форм российского купечества отличалась дискретным характером развития (таблица 1). Купеческим гильдиям повсеместно присущи внутренние механизмы контроля сделок. К наиболее радикальным средствам принуждения к исполнению соглашений относится остракизм в случае умышленного несоблюдения контрактов [14, p. 127]. В России подобная практика существовала: в случае злостного невыполнения принятых обязательств купец становился изгоем. Однако в силу значительной неопределённости хозяйственной ситуации в России угроза банкротства существовала повсеместно. 64 Эволюция российского торгового предпринимательства… Поэтому кровное родство долгое время оставалось фактором надёжности, уверенности и обязательной поддержки в хозяйственных операциях [5, с. 129]. Постепенно торговые дома России научились решать проблему оппортунизма и мошенничества во внутренней среде, распространив систему взаимного страхования персонального типа на всё деловое сообщество России посредством институции знакомства. Таблица 1 — Эволюционно-институциональный анализ российского купечества Этапы Сопряжённые институции 1-й этап КиевскоНовгородской Руси IX — начало XII вв. воинство гостеприимство народоправство складничество 2-й этап «Безмонетной» торговли XII — XIV вв. 3-й этап Московского купечества XIV — XVII вв. знакомство единоверство ушкуйничество 4-й этап Императорской России 5-й этап Промышленного подъёма лавочничество барышничество водоходство единопродавство домостройство имущество банкирство маклерство именитство предпринимательство заимодавство заимодательство закладничество накопительство счетоводство Нормативно-правовая база Договоры русских князей с Византией (907 г., 911 г., 944 г., 945 г.), «Русская Правда» (X в.), «Устав о резах», «Рукописание» — Уставная грамота новгородского князя Всеволода Мстиславича церкви Иоанна Предтечи на Опоках (XII в.) Договоры Новгорода с Ганзой (XII — XIII вв.), Договорная грамота Смоленска с Ригой и Голландией (1229 г., 1284 г., 1359 г.) Соборное Уложение (1649 г.), Торговый устав (1653 г.), «Новоторговый устав» (1667 г.) Административная реформа Петра I (1720 — 1724 гг.), Городововое положение (1775 г.), Жалованная грамота городам (1785 г.) Манифест «О даровании купечеству новых выгод, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий» (1807 г.) Примечание: таблица составлена автором по материалам [5, 7, 9]. Организационные сложности становятся весомым сдерживающим фактором развития бизнеса при переходе к «расширенному порядку» (термин Ф. Хаейка [13, p. 120]). Кризис общественного доверия поразил российское купеческое сообщество в конце XIX — начале XX вв. Нарастающий размах торговых взаимодействий натолкнулся на институциональный вакуум — отсутствие стандартов взаимодействия с нарождающимся гражданским обществом. В духе институционально-экономических преобразований производились крупные пожертвования на благотворительные цели, осуществлялась материальная поддержка культуры и искусства (меценатство) [1, с. 359]. В результате к 1917 г. в России стихийно сформировались простейшие институции социальной ответственности бизнеса: частная благотворительность и меценатство. Актуальная проблема современного корпоративного предпринимательства — выход на парадигму хозяйственной устойчивости, под которой подразумеваются возможности адаптации «предприятия к внешней среде посредством выбранной стратегии» [6, с. 52]. Важнейший фактор внешней среды предприятия — институцио­ нальная среда бизнеса. Как наиболее стабильная составляющая окружающей среды, институциональное наследие составляет основу стратегической устойчивости фирмы, 65 А.А. Шулимова оказывает влияние на выбор базовой и функциональной стратегий фирмы. Хотя в контексте торгового предпринимательства профессиональные навыки и умения местных специалистов, групповые интересы торгового персонала оказывают косвенное опосредованное воздействие на управленческие решения, мера воздействия социально-институционального фактора достаточно высока. Широкие возможности для формирования благоприятной внешней среды бизнеса предоставляются социально ответственным фирмам, интегрированным в неформальную сеть глобального сотрудничества [12]. В итоге всё больше ведущих предпринимательских единиц мира позиционируют себя в качестве агентов института корпоративной социальной ответственности. Экономический опыт купеческих сообществ России подобно хозяйственному опыту русской крестьянской общины [10] необходимо задействовать в формировании социального, организационного и институционального капиталов, адекватных реалиям современной рыночной экономики. Речь идёт о своеобразном «переформатировании» экономической организации экономики выживания в структуру рыночного типа. При этом эффект неформальных связей, продуцируемый прочным деловым сообществом, необходимо перенаправить в русло минимизации рисков деперсонифицированного обмена, предотвращения угроз преднамеренного банкротства, преодоления дефицита доверия при заключении сделок. К опыту купеческих организаций России целесообразно обратиться и некоммерческому предпринимательству. Организация платных услуг федеральных и муниципальных предприятий здравоохранения и образования предполагает внедрение в систему внутриорганизационного предпринимательства ценностей новаторства, динамизма и развития [11, с. 60]. Гармоничное сочетание филантропических устремлений и ценностей предпринимательства — сложная задача некоммерческого сектора современной России. В заключение отметим, что экономические организации российского купечества исторически сложились как административные единицы городского самоуправления. Социальные механизмы стабилизации преимущественно были направлены на внешнюю среду, а потому институциональное наследие российского предпринимательства вполне согласуется с современными требованиями социальной ответственности бизнеса. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 66 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Бессолицын А.А. История российского предпринимательства: учебник. М.: МФПУ Синергия, 2013. — 400 с. Блок М. Феодальное общество. М.: Издательство им. Сабашниковых, 2003. — 504 с. Грейф А. Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли. — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2013. — 536 с. Долгов В.В. Древняя Русь: мозаика эпохи. Очерки социальной антропологии общественных отношений XI–XVI вв. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2004. — 218 с. Иншаков О.В., Фролов Д.П. Эволюция институционализма в российской экономической мысли (IX–XXI вв.): монография: В 4 т. Т. 1. М.: Экономистъ, 2007. — 511 с. Климовских Н.В. Вопросы стратегической устойчивости предприятий санаторно-курортной отрасли Краснодарского края // Психология. Экономика. Право. 2014. № 2. — С. 52–59. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. Т. 1. Минск: Харвест, 2002. — 592 с. Олсон М. Власть и процветание. Перерастая коммунистические и капиталистические диктатуры. М.: Новое издательство, 2012. — 210 с. Эволюция российского торгового предпринимательства… 9. 10. 11. 12. 13. 14. Рожков Н.А. Город и деревня в русской истории. Краткий очерк экономической истории России. СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1902. — 84 с. Шулимова А.А. Институционально-экономические аспекты социальной ответственности русской крестьянской общины: история и современность // Современная экономика: проблемы и решения. 2013. № 10. С. 32–46. Янова В.В., Янова Е.А. Малое предпринимательство в социальной сфере России: теория и практика // Психология. Экономика. Право. 2014. № 1. С. 58–65. Corporate Sustainability in The World Economy [Electronic resource]. URL: https://www. unglobalcompact.org/docs/news_events/8.1/GC_brochure_FINAL.pdf (address date: 02.11.2014). Hayek F.A. The Fatal Conceit. The Errors of Socialism // The Collected Works of F.A. Hayek / edited by W. W. Bartley III. Chicago: The University of Chicago Press, 1988. North D. Institutions, institutional change and economic performance. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. — 152 p. EVOLUTION OF THE RUSSIAN COMMERСIAL BUSINESS: SOCIO-INSTITUTIONAL AND ORGANIZATIONAL ASPECTS Shulimova Anna Anatolyevna Candidate of Economic Sciences, Associate Professor, Department of Economics and Management, Institute of Economics and Management in Medicine and Social Sphere (Krasnodar), e-mail: shulimova@mail.ru In this article the problem of institutional continuity in the development of organizational forms of Russian commercial entrepreneurship is considered. The main stages of economic history of Russian merchants were highlighted and substantively characterized on the basis of the "institution" analytical concept. Charity and patronage are defined as the initial forms of corporate social responsibility. The author is of opinion that the economic experience of merchant communities of Russia needs to be involved in formation of the social, organizational and institutional capitals, adequate to realities of the modern market economy. Keywords: institutional economic history; institution; merchant class; corporation; social responsibility of business. 1. 2. 3. 4. REFERENCES Bessolitsyn A.A. History of Russian entrepreneurship: textbook. Moscow: MFPU Synergia, 2013. — 400 p. Bloch M. Feudal Society. Moscow: Izdatelstvo im. Sabashnikovyh, 2003. — 504 p. Greif A. Institutions and the path to the modern economy: Lessons from Medieval Trade. Moscow: Izd. Dom Vysshei Shkoly Ekonomiki, 2013. — 536 p. Dolgov V.V. Ancient Rus’: mosaic of era. A brief essay on social anthropology of public relations XI — XVI centuries. Izhevsk: «Udmurtskii Universitet»» Publishing House, 2004. — 218 p. 67 А.А. Шулимова 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 68 Inshakov O.V., Frolov D.P. Institutionalism evolution in the Russian economic thinking (IX– XXI centuries): monograph. Vol. 1. Moscow: Economist, 2007. — 511 p. Klimovskih N. Questions of strategic stability of enterprises of sanatorium-resort industry of krasnodar region // Psikhologiia. Ekonomika. Pravo. 2014. № 2. — P. 52–59. Klyuchevsky V.O. A History of Russia. Full course of lectures. Vol. 1. Minsk: Kharvest, 2002. — 592 p. Olson M. Power and prosperity: Outgrowing communist and capitalist dictatorships. Moscow: Novoe izdatel'stvo, 2012. — 210 p. Rozhkov N.A. Town and village in Russian history. A short sketch of the economic history of Russia. SPb: I.N. Skorokhodov’s typography, 1902. — 84 p. Shulimova A.A. Institutional and economic aspects of social responsibility of the Russian country community: history and present // Sovremennaya Ekonomika: problemy i resheniya. 2013. № 10. — P. 32–46. Yanova V.V., Yanova E.A. Small business in the social sphere of Russia: theory and practice // Psikhologiia. Ekonomika. Pravo. 2014. № 1. — P. 58–65. Corporate sustainability in the world economy [Electronic resource]. URL: https://www. unglobalcompact.org/docs/news_events/8.1/GC_brochure_FINAL.pdf (address date: 02.11.2014). Hayek F.A. The Fatal Conceit. The Errors of Socialism // The Collected Works of F.A. Hayek / edited by W. W. Bartley III. Chicago: The University of Chicago Press, 1988. North D. Institutions, institutional change and economic performance. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. — 152 p. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 69–74. УДК 330 ПОСЛЕ КРИЗИСА О.Ю. Мамедов1 Кризис, к счастью, не вечен. Лучше всего об этом знают эко­номи­сты, десятилетиями рассказывающие о зигзагах произ­вод­ственного цикла: «спад — депрессия — подъём — пик». Вот по­чему именно экономистам, удачно утаившим от публики причины текущего кри­зиса, надо было бы реабилитироваться моделирова­нием по­сткризисного роста, тем более что этот вопрос, сегодня ка­жущийся теоре­тическим, очень скоро станет практическим. В данном контексте анализируется зарубежный опыт становления экономики знания, позволяющий искать пути выхода из кризиса на базе организационно-структурной перестройки экономики. Ключевые слова: экономика знания, кризис российской эко­номики, зарубежный опыт становления экономики знания. Профессионально изучающим отечественную экономику впору впасть в отчаяние — кажется, уже всё сказано о коррупции, бюро­кра­тизме, монопо­лизме, неразвитости малого бизнеса и антиинновационно­сти существующих форм организации производства, о том, что препятствует ускоренному росту экономики. И — бесполезно! В этой ситуации кризис способен стать тем «пинком» для отечествен­ной экономики, которым когда-то лихо угрожал министрам в бытность своего премьерства г-н Фрадков. И эту миссию кризис выполнит, даже если мы — используя докризисные накоп­ления — постараемся уменьшить силу сего пинка. Кризис настолько чётко обнажил все узкие места национальной эконо­ми­ческой системы, что программа посткризисных действий очевидна. Первое, что надо осознать (и в первую очередь — российской бюрокра­тии на всех уровнях): ХХI век — это век экономики знаний (см. [2, 4, 12]). Это не кра­сивые слова, а суровая конкурентная реальность. Пришла эпоха принципиально иной эко­ номики — по организации, стимулам и отраслям. В экономике знаний глав­ными являются «носители» и «генераторы» знаний. Инно­вационность, интеллек­ту­альность, хайтековость несовместимы с администри­рованием и (унаследо­ван­ным от со­ветских времён) принципом «на-дармов­щинку». Например, работающий в вузе един в трёх лицах: он одновременно и преподаватель, и иссле­до­ватель, и воспитатель. Ему бы надо было платить три зарплаты, а он и на одну-то не наскребает. Преподаватель 1 Мамедов Октай Юсуфович — доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой политической экономии и экономической политики, Южный федеральный университет (Ростов-на-Дону), эл. почта: mamedov@sfedu.ru. 69 О.Ю. Мамедов не может про­жить на свою зарплату, а вы­нужден бегать, и не только по вузам, подрабатывая сторо­жем, лабо­рантом, вахтёром, уборщиком. Вот она, самая разрушительная для отечественной экономики «бомба» — работа не кормит работающего! Это несовместимо с «экономикой знаний», в которой владеющий знанием думает не о еде, а о новом знании. И мы должны обезвре­дить эту возможную причину будущего кризиса. Второе, что следует осознать (и в первую очередь — российской бюрокра­тии): не от науки надо требо­вать поворота к нуждам производства, а от производства — поворота к ну­ждам науки. Пока не будет сформирован спрос на инновационные услуги со стороны предприятий, бессмысленно требовать этих услуг от науки и ву­зов. Я вспоми­наю поездку со студентами на сбор помидоров в далёкие совет­ские годы. Соб­ ранные с энтузиазмом первого дня помидорные ящики затем долго стояли на солнце, превратившись в наглядную антиэкономическую жижу. А от нас требовали новых под­вигов на поле. Такова и сегодняшняя ситуация с инно­вационными услугами: не науку надо призы­вать к инновационности, она такова по своей природе, вы лучше займитесь производством. Без жаждущего инно­ваций производства ин­новационная дина­мика невозможна [3]. Т.Ф. Кряклина справедливо отмечает: «XXI век, будучи веком эконо­мики знаний, ставит экономику, производство в такие условия, которые застав­ляют их обращаться к науке. Поэтому не науку надо призывать к инновацион­ ности (она такова по своей природе), а искать сферы использования инноваций в самом производстве, развивая его. Без жаждущих инноваций промышленно­сти, сельского хозяйства, сферы производства товаров и услуг инновационный процесс немыслим» [8, с. 7]. Третье, что важно осознать (и, конечно, в первую очередь — российским бюрокра­ там): ХХI век — это век экономики знаний, которую надо воз­во­дить всем миром. Поговорим же об этой конкретной работе, обратившись к примеру и опыту других стран. Южная Корея. Южная Корея построила эконо­мику знаний в удивительно короткие сроки. За­падноевропейцы полагают, что корейский опыт имеет ограниченное значение, так как успех по­добных скачков в азиатских странах связывают с авторитарным механизмом введения «сверху» про­грес­сивных сдвигов. Ничего, нам к такому механизму не привыкать. Интересно, что толчок к корейским изменениям дал финансовый кризис в Мек­сике (1995). Предчувствие аналогичного кри­зиса не подвело корейцев — в 1997 году Южную Корею также постиг финансо­вый кризис, выход из которого страна сумела превратить в крупную реформу институцио­нального строения своего производства! Другой фактор «корейского чуда» — опасная близость двух великих кон­курентов: Китая, с его мас­совым производством по низким издержкам, и Япо­нии, с её грандиозными техноло­гическими достижениями. Но главным для Южной Кореи стал переход к наукоёмкой экономике, основанной на зна­ниях. В стране осознали, что базовые корей­ские модели развития оказа­лись безнадёжно устаревшими копиями, что приоритет приобрели нематери­альные знания. Правительство создало десять «мозговых центров» и утвердило трёхлетний план инновационной стратегии в сферах ин­формационной инфра­структуры, развития трудовых ресурсов, науко­ёмкой промышленности, науки и техники. Масштабы и темпы реализации программы были огромны. Например, коммуника­тивные корпорации предос­тавили миллионы бесплатных интернет-соединений и создали специ­альный фонд содействия ин­форматизации в учеб­ных заведениях, в специаль­ных классах для домохозяек, фермеров и других «внеинно­вационных» социальных групп населения. 70 После кризиса Удалось сомкнуть усилия правительства и делового сообщества. Благо­даря этому в 2000 году при росте об­щего объёма бюджета в 4,7 % темпы роста в информацион­ ном секторе составили 12,9 %, а в на­учно-исследовательском — 13,4 %. Экономика знания вошла в государственное мышление на всех его уров­нях. В 2005 году была поставлена цель — вхождение страны в первую десятку ми­ровых информационных лидеров мира. С помощью этих перемен в стране наде­ются преодолеть опасную тенденцию к поляризации корейского общества. Для российской высшей школы особенно интересен опыт Южной Кореи по финанси­рованию специальной системы международного «парт­нёрства в об­ласти зна­ний». Финляндия. Опыт нашей северной соседки интересен не только тем, что она по­строила экономику знаний в сравнительно короткий период, а ещё и потому, что эти преобразования, как и в Южной Корее, совпали с макроэкономическим кризи­сом в начале 1990-х гг. Страна переживала серьёзный экономический спад, масштабное банковское расстройство, уровень безработицы достиг 15 %, а государственный долг превысил 60 %. Однако уже спустя десять лет макроэкономические показатели Финляндии оказались одними из лучших в европейском регионе. Действительно, вплоть до 1960-х гг. Финляндия придерживалась «догоняю­щей» стратегии, полагаясь в основном на импорт зарубежных технологий и экспорт лесных ресурсов. В настоящее же время Финляндия относится к числу самых открытых национальных хозяйственных систем в мире, экономика кото­рой к тому же есть чёткий механизм технологического освоения новых знаний. Расходы ВВП на исследования и разработки являются одними из самых высоких в мире. Число вовлечённых в сферу высшего образования значительно выше, чем в среднем по Европе, а число исследователей (в процентном отношении к численности всего населения) выше, чем в любой европейской стране. К началу нового века страна превратилась в самую специализированную экономику в мире (!) по ин­формационно-коммуникационным технологиям. В результате Финляндия занимает первые места практически во всех ме­ ждународных сопоставлениях национальной конкурентоспособности. Финский опыт показывает, что значительные структурные изменения можно сделать в течение короткого времени. Ещё один полезный урок финского развития — конкурентоспособность нацио­ нальной экономики создаётся, прежде всего, на микроэкономическом уровне: в фирмах, инновационных организациях, а также в образовательных учреждениях. Финский опыт подтверждает — система образования и механизмы социального консенсуса играют гораздо более важную роль в обеспечении эко­номического роста, чем считалось до сих пор. Образование играет важную роль в экономике ещё и потому, что оно влияет на спрос и предложение на рынке инноваций. Финская система образо­вания реа­лизует эгалитарные ценности. Каждый получает одно и то же базовое образо­вание, которое является бесплатным (вплоть до университетского уровня). Ирландия. В течение жизни одного поколения Ирландия из беднейшей страны За­падной Европы превратилась в одну из самых успешных, с процветающей наукоёмкой экономикой. С 1990 года темпы роста составляют в среднем 7–9 %, безработица сократилась с 15 % (в 1994 году) до 3,6 % в настоящее время, а производитель­ ность труда в обрабатывающей промышленности росла на 7 % в год. Это тем более удивительно, что, обретя независимость в 1922 году, Ирландия в стрем­лении к самостоятельности поначалу полагалась на высокие тарифы и политику импорто71 О.Ю. Мамедов замещения. Ничего, кроме экономического национализма, это не при­несло. Однако полукризисная стагнация экономики обернулась (как это случи­лось в Южной Корее и Финляндии) фундаментальными позитивными изменениями. В 1958 году контроль над предприятиями, находящимися в иностранной собственности, в Ирландии закончился. Были созданы благоприятные возмож­ности для прямых иностранных инвестиций, и страна двинулась к свободной торговле — были созданы зоны свободной торговли с Великобританией, Ирландия вступила в ГАТТ и ЕЭС. Причины ирландского «экономического чуда» — инве­стиции в сферу образования, привлекательные стимулы для предпринимателей, наличие массы англоязычных работников. В 1987 году Ирландия признала, что её будущее заключается в полной приверженности открытым рынкам, но для этого необходимо быть конкурентоспособной и эффективной. В очередной раз мы видим, что толчок к движению вперёд дал кри­зис, правда, на этот раз — кризис государственных финансов. Немедленно были сделаны серьезные сокращения государственных расходов, умеренное увели­чение зара­ботной платы компенсировано сокращением личного налогообложе­ния. Инвести­ции в образование были «точечно» сосредоточены в отдельных отрас­лях знаний. При этом ограниченный объём расходов на образование ока­зался очень точно сфокусированным и экономически продуктивным (см. [11]). Качество образования в Ирландии постоянно получает высокий междуна­родный рейтинг. Сегодня — это одна из лучших стран в мире по качеству образо­вания в аспекте удовлетворения потребностей конкурентоспособной эко­номики. Более половины всех выпускников второй ступени продолжают выс­шее образование (и шесть из каждых десяти выпускников выходят на третий уровень по специальностям машиностроение, наука и бизнес-исследования). В настоящее время глобализация фактически сводится к распростране­нию и использованию знаний, поэтому те, кто отстаёт в их производстве и ос­воении, выбывают из глобального пространства [5], ведь им нечем обмениваться! Знания — единственный вид актива, который может развиваться без огра­ничений, к всеобщей выгоде, так как распространение знания не умаляет эко­номического статуса его первоначального собственника. Возникает система так на­зываемых «глобальных знаний», которые и становятся основным объектом интенсив­ного международного сотрудничества [1]. Опыт Южной Кореи, Финляндии и Ирландии — вдохновляющий пример, практи­ чески доказавший, что выход из кризиса может стать входом в качественно иное состояние — в экономику знаний. Оказывается, подъём после глубокого спада и стратегические структурные преобразования могут происходить одно­временно [9]. Главный урок — выход из кризиса реально удалось превратить в резкий подъём ВВП на базе проведения принципиальной организационно-структурной перестройки экономики. Значит, кризис — это не только угроза, это ещё и шанс прыжка в будущее — для тех, конечно, кто сумеет им воспользоваться [6], так как кризис обычно расчищает хозяйственное пространство от устаревших форм и позволяет воздвигнуть новые грандиозные экономические конструк­ции [7]. В настоящее время российские обществоведы озаботились проблемами идентификации отечественного социума. Но мало кто при этом осознаёт, что такая цель достижима только соотнесением наших реалий с достижения мировой цивилизации [10]. Это значит, что герои­че­ское противостояние с кризисом уже скоро потребует геро­изма иного рода — эффективной будничной работы по целенаправлен­ ному преобра­зованию отечественной экономики. И к этому надо гото­виться уже сегодня — именно в условиях очередного кризиса. 72 После кризиса 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Бабичев Г.А. Государственные регуляторы перевода экономики на эконо­мику, основанную на знании // Вестник Саратовского государственного соци­ально-экономического университета. 2009. № 2. — С. 31–35. Баржанова М.В. Экономика, основанная на знаниях: логика и границы госу­дарственного вмешательства (на примере стран с переходной экономи­кой): автореф. дис. … канд. эконо­м. наук. Москва, 2004. Варшавская Е.Я. Что сдерживает развитие в России экономики, основан­ной на знаниях (по данным международного рейтинга экономики знаний) // Креативная экономика. 2012. № 4. — С. 36–41. Гудкова Е.В. Экономика знания: что определяет феномен (о книге «иннова­ционный вектор экономики знания») // Пространственная экономика. 2012. № 1. — С. 156–165. Гапоненко А.Л., Ваганян О.Г. Сопоставительный анализ показателей эконо­мик, основанных на знаниях, формируемых в США, Европе и России // Актуальные проблемы Европы. 2007. № 2. — С. 36–69. Жигайло В.В. Реструктуризация экономики России для перехода к эконо­мике, основанной на знаниях // Вестник экономической интеграции. 2009. № 9–10. — С. 13–17. Каширкина А.А., Морозов А.Н., Мещерякова М.А. Проблемы экономики и социологии знания: комплексные подходы к модернизации российской эко­номики на современном этапе // Журнал российского права. 2010. № 12 (168). — С. 125–132. Кряклина Т.Ф. Роль вузовской науки в социально-экономическом разви­тии России // Вестник Алтайской академии экономики и права. 2011. № 1. — С. 7–10. Макаров В.Л. Экономика знаний: уроки для России // Россия и современ­ный мир. 2004. № 1. — С. 5–24. Мамедов О.Ю. Идентичность российской экономики: испытание глобализацией // Terra Economicus. 2010. Т. 8. № 2. — С. 85–94. Global Forum on the Knowledge Economy. URL: http://www.oecd.org/science/inno/globalfor umontheknowledgeeconomy.htm (дата обращения: 02.11.2014). Education Reform for Knowledge Economy I Program. URL: http://www.worldbank.org/ projects/P075829/education-reform-knowledge-economy-program?lang=en (дата обращения: 02.11.2014). AFTER CRISIS Mamedov Oktay Yusufovich Doctor of Economic Sciences, Professor, Head, Political Economy and Economic Policy Department, Southern Federal University (Rostov-on-Don), e-mail: mamedov@sfedu.ru The crisis, fortunately, isn't eternal. Economists, telling during decades about zigzags of the production cycle: «recession — depression — rise — peak», know about it best of all. That is why namely the economists who successfully hid from the audience the reasons of the current crisis should be rehabilitated by modeling of the post-crisis growth especially as this question 73 О.Ю. Мамедов today seeming theoretical will become a practical soon. In this context the foreign experience of formation of the knowledge economy allowing to search the ways of overcoming the crisis on the basis of organizational and structural reconstruction of the economy is analyzed. Keywords: knowledge economy, Russian economic crisis, foreign experience of the knowledge economy formation. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 74 REFERENCES Babichev G.А. The state regulators of the economy transferring to the economy based on knowledge // Vestnik Saratovskogo Gosudarstvennogo Sotsial’no-Ekonomicheskogo Universiteta. 2009. № 2. — P. 31–35. Barzhanova М.V. The economy based on knowledge: logic and limits of the government interference (by the example of the countries with the transition economy: thesis abst. … cand. econ. sci. Москва, 2004. Varshavskaya Е.Ya. What constrains development of the Russian economy based on knowledge (according to the international rating of the knowledge economy) // Kreativnaia Ekonomika. 2012. № 4. — P. 36–41. Gudkova Е.V. The knowledge economy: that defines a phenomenon (about the book «Innovative vector of the knowledge economy») // Prostranstvennaia Ekonomika. 2012. № 1. — P. 156–165. Gaponenko А.L., Vaganyan О.G. Comparative analysis of economic indexes, based on the knowledge, created in the USA, Europe and Russia // Aktual’nyie Problemy Evropy. 2007. № 2. — P. 36–69. Zhigaylo V.V. Restructuring of economy of Russia for transition to the economy, based on knowledge // Vestnik Ekonomicheskoi Integratsii. 2009. № 9–10. — P. 13–17. Kashirkina А.А., Morozov А.N., Mesheryakova М.А. Problems of economy and sociology of knowledge: integrated approach to modernization of Russian economy at the present stage // Zhurnal Rossiyskogo Prava. 2010. № 12 (168). — P. 125–132. Kryaklina Т.F. The role of the high school science in social and economic development of Russia // Vestnik Altaiskoi Akademii Ekonomiki i Prava. 2011. № 1. — P. 7–10. Makarov V.L. He knowledge economy: уlessons for Russia // Rossiia i Sovremennyi Mir. 2004. № 1. — P. 5–24. Mamedov О.Yu. Identity of Russian economy: trial of globalization // Terra Economicus. 2010. Vol. 8. № 2. — P. 85–94. Global Forum on the Knowledge Economy. URL: http://www.oecd.org/science/inno/globalfor umontheknowledgeeconomy.htm (address date: 02.11.2014). Education Reform for Knowledge Economy I Program. URL: http://www.worldbank.org/projects/ P075829/education-reform-knowledge-economy-program?lang=en (address date: 02.11.2014). ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 330.44 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 75–85. ФУНКЦИОНАЛЬНО-СТОИМОСТНОЙ АНАЛИЗ КАК ИНСТРУМЕНТ ПОВЫШЕНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ ПРОИЗВОДСТВА (на примере хлебопекарного предприятия) Т.В. Першакова1 В статье рассмотрены теоретические и методологические аспекты применения функционально-стоимостного анализа. Обоснована актуальность применения метода функционально-стоимостного анализа как инструмента повышения эффективности хлебопекарного предприятия. Составлены структурная модель хлебопекарного производства, схема оценки значимости функций хлебопекарного предприятия с учётом потребительских предпочтений. Разработана карта стратегического развития хлебозавода при производстве функциональных хлебобулочных изделий. Делается вывод, что внедрение метода функционально-стоимостного анализа может позволить хлебопекарному предприятию совершенствовать ассортимент хлебобулочных изделий, повышать эффективность вложенных в производство продукции ресурсов. Ключевые слова: функционально-стоимостной анализ, эффективность производства, производственная система, хлебопекарное производство, функциональные продукты. Анализ пищевого статуса населения Краснодарского края выявил значительное отклонение от среднесуточных норм потребления по важнейшим физиологически функциональным ингредиентам. По данным Федеральной службы государственной статистики, за период 2000–2014 гг. наблюдается устойчивая тенденция роста заболеваемости населения по основным классам болезней: осложнения беременности и родов — на 47 %, врождённые аномалии — на 40 %, новообразования — на 40 %, мочеполовой системы — на 29 %, болезни крови — на 24 % , болезни эндокринной системы и обмена веществ — на 24 %, болезни кожи — на 10 %. Более чем в 40 % случаев заболевания связаны с алиментарными факторами. В связи с этим производство продуктов питания, обогащённых функциональными ингредиентами, — задача государственной важности [7]. Проведённые в Краснодарском крае маркетинговые исследования потребительских мотиваций и предпочтений при выборе хлебобулочных изделий показали, что более половины опрошенных недовольны представленным в торговле ассортимен1 Першакова Татьяна Викторовна — доктор технических наук, профессор кафедры математических и естественно-научных дисциплин, Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере (Краснодар), эл. почта 7999997@inbox.ru. 75 Т.В. Першакова том хлеба и хлебобулочных изделий, считают необходимым его расширение за счёт продуктов функционального назначения [6]. Изменение рецептур, технологий производства хлебобулочных изделий в значительной степени влияет на экономические показатели. В связи с этим актуальны исследования, позволяющие обеспечить полную оперативную оценку эффективности производства функциональных продуктов питания, в частности, с применением методик функционально-стоимостного анализа. Хлебопекарное предприятие — экономическая система, состоящая из отдельных бизнес-процессов, находящихся в непрерывной взаимосвязи. Соответственно, основой его управления является процессно-ориентированный подход. В связи с этим целесообразно обратиться к методу функционально-стоимостного анализа, известному с 1970-х годов и широко применяемому в практике управления эффективностью функционирования экономических систем [4]. Метод основан на оценке значимости функциональных свойств выпускаемой продукции, необходимого уровня качества и оптимального уровня затрат. При проектировании производств новых видов хлебобулочных изделий функционально-стоимостной анализ позволяет оптимизировать соотношения себестоимости, функциональных свойств, качества продукции. Вопросы, связанные с применением функционально-стоимостного анализа, нашли отражение в трудах российских и зарубежных учёных: Р.Б. Аминовой, Х. Велленройтера, Р. Влчека, С.В. Гориновой, Е.А. Грамп, А.П. Дуровича, А.П. Ковалёва, М.Г. Карпунина, В.П. Кузнецова, А.М. Кузьмина, К. Кристенсена, Р. Купера, Д. Майлза, Н.К. Моисеевой, Б.И. Майданчик, А.В. Проскурякова, Д.В. Пивикова, В.В. Рыжовой, Г.В. Савицкой, С.А. Суркова, Е. Томаса, Г. Тагути, Р.А. Фатхутдинова, В.М. Шеравнера, А.Т. Шилкиной, О.А. Ямникова и др. Отмечая значительный вклад перечисленных авторов в исследования метода функционально-стоимостного анализа, следует отметить, что не проводились исследования, посвящённые методологии и практической реализации функционально-стоимостного подхода применительно к производству функциональных хлебобулочных изделий, которое обладает несомненной спецификой. Основной тренд стратегического развития промышленного предприятия сегодня — это оптимальное соотношение между уровнем реализации ресурсного, технологического, эксплуатационного потенциала и величиной затрат. В связи с этим актуально рассматривать затраты не в разрезе одного вида продукции, операции, процесса, а в рамках обеспечения определённого уровня показателей качества реализуемой продукции, степени удовлетворённости потребителей. Реализовать такой подход к управлению хлебопекарным предприятием позволяет использование метода функционально-стоимостного анализа. Цель статьи — разработка подхода к использованию функционально-стоимостного анализа на основании оценки процессов деятельности предприятия по производству функциональных хлебобулочных изделий. Функционально-стоимостной анализ основывается на положении, что в основе процессов, систем, изделий лежит выполнение определённых функций, которое обеспечивает удовлетворение потребительских ожиданий, и, как следствие, конкурентоспособность продукции и предприятия в целом [1]. Согласно функционально-стоимостному анализу определяющим фактором организации деятельности предприятия является функциональное назначение продукции, определяемое потребителями. В соответствии с этим основой функционально-стоимостного анализа является функция, исполняемая системой или её отдельными элементами. 76 Функционально-стоимостной анализ как инструмент повышения эффективности… В качестве носителя функций на хлебопекарном предприятии выступают следующие объекты: •• производственная система или её отдельный элемент (сырьё, технологическое оборудование, технологическая линия и т. д.); •• продукт технологического или потребительского назначения ( хлебобулочные изделия, полуфабрикаты, тестовые заготовки); •• услуги, оказываемые предприятием; •• информационные ресурсы; •• производственные и технологические процессы и др. [2]. Описание функции — перечень характеристик исследуемого объекта, соответствующих требованиям как производителя, так и потребителя. При этом количественно оцениваются уровень затрачиваемых ресурсов и степень влияния на финансовоэкономические результаты предприятия. Функции, носителями которых являются отдельные элементы объекта деятельности предприятия или его системы, в целом классифицируются: •• по назначению в формировании потребительской стоимости: технологические, конструктивные и обеспечивающие, эргономические, эстетические; •• по характеру результата: позитивные, негативные, нейтральные; •• в зависимости от роли в рабочем процессе объекта: основные, вспомогательные, главные; •• в зависимости от характера проявления: номинальные, действительные, потенциальные [8]. Оценка затрат на реализацию функций производится с учётом значимости функций — степени влияния функции объекта или его отдельного элемента на работоспособность объекта и удовлетворение потребительских требований. При проведении анализа рассматривают функции и уровень их значимости с позиции производителя и потребителя. Позиция производителя — возможность элементов объекта осуществлять какоелибо действие или операцию, необходимую для организации оптимальной работы объекта в целом. Значимость функции объекта определяется как степень её влияния на работоспособность объекта. С позиции потребителя функция рассматривается как действие или операция, осуществляемая элементом объекта для формирования параметров, необходимых потребителю. Требования потребителя сопрягаются с требованиями производителя. Значимость функции определяется как степень влияния исполняемой объектом функции на реализацию параметров, необходимых потребителю в процессе его эксплуатации [5] . Функционально-структурная модель — это логико-графическое изображение состава и взаимосвязей функций объекта, получаемое с помощью их формулировки и установления порядка подчинения. Каждой функции присваивается индекс, отражающий принадлежность к определённому уровню, и порядковый номер [3]. На первом этапе формулируется главная функция, характеризующая основное функциональное назначение объекта. Затем выделяются самостоятельные функцио­ нальные части или основные этапы, которые характеризуют основные функции объекта. Анализ производства функциональных хлебобулочных изделий проводим в несколько этапов. На первом этапе строим структурную модель хлебопекарного производства, позволяющую представить объект исследования как совокупность взаимосвязанных элементов и компонентов. Далее определяем структуру затрат отдельных элементов объекта исследования, включающих все прямые производственные 77 Т.В. Першакова издержки предприятия. Структура затрат по этапам производства хлебобулочных изделий приведена в табл. 1 (в качестве базы исследования выступило предприятие ООО «Пашковский хлебозавод», г. Краснодар). Таблица 1 — Структура затрат по этапам производства хлебобулочных изделий Наимено­ вание этапа Подготовка сырья Приготов­ ление полуфаб­ рикатов Приготов­ ление теста Разделка теста Выпечка Итого на производ­ ство 3атраты Амортиза­ 3атраты Затраты на сырье ционные Прочие Общие Доля на топливо на заработ­ и материа­ отчис­ расходы, затраты, в затра­ и энергию, ную плату, лы, тыс. ления, тыс. руб. тыс. руб. тах, % тыс. руб. тыс. руб. руб. тыс. руб. 757,42 120,23 1082,03 274,80 1462,50 3696,98 10,77 6732,60 360,67 1082,03 265,80 1305,30 9746,40 28,37 8415,75 384,7 1885,39 476,50 1233,52 12395,86 36,08 841,58 96,18 2082,03 127,54 1320,12 4467,45 84,15 16831,5 1442,72 2404,50 1082,03 7213,51 229, 36 1374,00 1205,07 6526,51 4043,33 11,77 34350,02 100,00 13,01 На основании сформированной структуры затрат было установлено, что наибольшие доли в себестоимости выпускаемой продукции приходятся на затраты на приготовление теста (36,08 %) и полуфабрикатов (28,37 %). Коррекция пищевого статуса (F0) Восполнение дефицита биологически активных веществ (F1) Обеспечение витаминами (f1.1) Обеспечение макро- и микроэлементами (f1.2) Восполнение дефицита питательных веществ (F2) Обеспечение пищевыми волокнами (f1.3) Удовлетворение эстетических потребностей (F3) Обеспечение цвета корки (f3.1) Обеспечение антиоксидантами (f1.4) Обеспечение структуры мякиша (f3.2) Обеспечение белками (f2.1) Обеспечение объёма (f3.3) Обеспечение аромата (f3.4) Обеспечение жирами (f2.2) Обеспечение углеводами (f2.3) Рисунок 1 — Структурно-функциональная модель производства функциональных хлебобулочных изделий 78 Функционально-стоимостной анализ как инструмент повышения эффективности… На следующем этапе проводим ранжирование операций в зависимости от их вклада в совокупные затраты. Целью ранжирования технологических операций по сумме затрат является предварительная оценка потенциальных источников экономии ресурсов предприятия. Далее устанавливаем взаимосвязь и иерархичность между выполняемыми функциями. Представляем объект исследования в виде функционально-структурной модели при помощи построения графа-дерева (рис. 1). В табл. 2 представлена функционально-структурная модель с учётом затрат по функциям. Таблица 2 — Функционально-структурная модель с учётом затрат по функциям Наименование операции Функции хлебобулочное коррекция пищевого изделие статуса подготовка сырья обеспечить функциональную ценность обеспечить пищевую ценность подготовка обеспечить полуфабрикатов функциональную ценность обеспечить пищевую ценность удовлетворение эстетических потребностей приготовление теста разделка теста выпечка обеспечить структуру мякиша удовлетворение эстетических потребностей обеспечить структуру мякиша обеспечить объём обеспечить запах обеспечить цвет корки удовлетворение эстетических потребностей обеспечить объём обеспечить структуру мякиша удовлетворение эстетических потребностей обеспечить цвет корки обеспечить объём обеспечить структуру мякиша Вид функции Индекс функции Общие затраты, тыс. руб. главная F0 34349,04 основная F1 3161,75 основная F2 534,25 основная F1 442,80 основная F2 8270,90 основная F3 1032,70 вспомогательная f3.2 1032,70 основная F3 12395,86 вспомогательная f3.2 3098,96 вспомогательная вспомогательная вспомогательная основная f3.3 f3.4 f3.1 F3 3098,96 3098,96 3098,96 4467,45 основная вспомогательная f3.3 f3.2 2233,72 2233,72 основная F3 4043,33 вспомогательная вспомогательная вспомогательная f3.1 f3.3 f3.2 1347,78,6 1347,78,6 1347,78,6 Далее проводится оценка значимости функций с позиции производителя. Экспертной группой, состоящей из руководителей производственных подразделений хлебозавода, был проведён анализ функций, реализуемых на всех этапах производства функциональных хлебобулочных изделий. Экспертам было предложено методом попарных сравнений проанализировать значимость функций различного уровня с 79 Т.В. Першакова точки зрения влияния на оптимальный процесс производства хлебобулочных изделий. На основании проведённой оценки сформированы матрицы значимости основных и вспомогательных функций (табл. 3). Таблица 3 — Матрица значимости функций F1 F1 F2 F3 Итого f1.1 f1.2 f1.3 f1.4 Итого f2.1 f2.2 f2.3 Итого f 3.1 f 3.2 f 3.3 f 3.4 Итого F2 1 1/2 3 3 1 3 f 1.1 1 2 4 5 f1.2 1/2 1 3 4 f 2.1 1 5 5 f2.2 1/5 1 1 f 3.1 1 1/2 5 2 F3.2 2 1 2 3 F3 1/3 1/3 1 f 1.3 1/4 1/2 1 2 f1.4 1/5 1/2 1/3 1 f 2.3 1/5 1 1 f 3.3 1/5 1 1/2 1/5 f 3.4 3 2 4 1 Сумма баллов Важность функции,% 4,33 1,88 7,00 13,21 32,78 14,23 52,99 100,00 1,95 4,00 8,33 12,00 26,28 7,42 15,22 31,69 45,64 100,00 1,40 7,00 7,00 15,40 9,09 45,45 45,45 100,00 6,20 4,50 11,50 5,30 27,50 22,79 16,36 41,81 19,27 100,00 Анализ значимости по основным и вспомогательным функциям проводится отдельно. Каждой функции ставится определённый балл. Относительная важность критериев оценивается путём сравнения присвоенных им баллов. На основании полученных результатов при оценке значимости функций с позиции производителя были сформулированы следующие выводы: •• наибольшую значимость имеет функция F3 «Удовлетворение эстетических потребностей», показатель значимости для работы объекта составил 52,99 %.; •• второй по значимости функцией системы является функция F1 «Восполнение дефицита биологически активных веществ», показатель значимости составил 32,78 %; •• наименьшим показателем значимости характеризуется функция F2 (пищевая ценность), показатель значимости — 14,23 %. На следующем этапе выявляется степень влияния отдельных функций на каждый качественный показатель. На рис. 2 представлена схема связей между функциями, заложенными в объекте, и показателями, интересующими потребителя. В качестве ключевых показателей, формирующих потребительский спрос, выступили показатели качества, определённые группой экспертов. Установлена степень влияния каждой из ранее рассмотренных функций элементов объекта на реализацию показателей, необходимых потребителю. В процессе определения уровня качества хлебопекарной продукции в качестве базового образца была выбран хлеб «Здоровье», отражающий наиболее высокий уровень реализации требований к функциональным хлебобулочным изделиям. 80 Функционально-стоимостной анализ как инструмент повышения эффективности… Группе экспертов в количестве 4 человек, в состав которой вошли представители технологических и маркетинговых департаментов предприятия, было предложено оценить уровень реализации основных потребительских параметров продукции и степень их значимости для удовлетворения ожиданий потребителя. В качестве шкалы оценки выступила десятибалльная шкала, где 10 баллов означало одинаковый уровень реализации параметра по сравнению с базовым образом, 1 — наихудший уровень реализации параметра в рассматриваемой продукции. Требования к полуфабрикатам Требования к сырью Требования к хлебобулочным изделиям Определение значимости функций Поставка сырья Хранение сырья Подготовка сырья Определение значимости функций Производство полуфабрикатов Замес теста Разделка Производство полуфабрикатов Реализация хлебобулочных изделий конечному потребителю Расстойка Выпечка Производство хлебобулочных изделий Рисунок 2 — Схема оценки значимости функций хлебопекарного предприятия в функционально-стоимостном анализе Коэффициент весомости каждого параметра оценивался экспертами путём ранжирования вышеопределённых параметров в порядке убывания их значимости при формировании потребительского выбора. На основании полученных результатов, был рассчитан относительный коэффициент важности каждого параметра с использованием правила Фишберна [8]. Полученные данные приведены в табл. 4. Таблица 4 — Оценка уровня качества и коэффициента весомости потребительского параметра № 1 2 3 4 5 6 Наименование параметров качества хлебобулочного изделия Функциональная ценность Пищевая ценность Цвет корки Структура мякиша Объём Вкус Оценки эксперта 1 2 3 4 Сумма рангов Оценка эталонного образца Коэффициент весомости параметра с позиции потребителя 9 8 7 9 33 40 28,57 4 6 7 8 5 5 7 8 8 6 7 5 7 8 4 7 4 7 8 5 23 22 29 32 20 40 40 40 40 40 14,29 9,53 19,05 23,81 4,77 В результате ранжирования показатели качества расположились в следующем порядке: функциональная ценность, объём мякиша, структура мякиша, пищевая 81 Т.В. Першакова ценность, цвет корки, запах, вкус. Данное распределение рангов свидетельствует о том, что на принятие потребителем решения о покупке в большей степени влияют показатели, которые можно оценить визуально — информация на рекламных буклетах, внешний вид. Вкус продукта оценивается на следующем этапе. Также можно предположить, что низкий ранг этого показателя качества связан с тем, что хлебобулочные изделия редко выступают основным блюдом и их вкус при потреблении часто оценивается как сопутствующий вкусу основного продукта. На следующем этапе исследования определялись комплексный показатель качества и степень желаемого улучшения выпускаемой продукции с целью достижения максимального уровня параметров качества, заключённых в продукте. Данные по оценке уровня качества продукции приведены в табл. 5. Таблица 5 — Оценка уровня качества продукции № 1 2 3 4 5 6 Наименование параметров качества хлебобулочного изделия Функциональная ценность Пищевая ценность Цвет корки Структура мякиша Объём Вкус Единичный показатель качества Необходимая степень улучшения Коэффициент весомости параметра с позиции потребителя 0,82 1,22 28,57 0,58 0,55 0,725 0,8 0,5 1,73 1,81 1,37 1,25 2 14,29 9,53 19,05 23,81 4,77 Комплексный показатель качества продукта 0,7201 Было установлено, что при оценке функций с позиции потребителя значимость вспомогательных функций необходимо учитывать с учётом аналогичных коэффициентов основных функций объекта. Соответствующие данные приведены в табл. 6. Определение весомости функций объекта всех уровней в дальнейшем позволило выявить диспропорции между их значимостью для потребителя и затратами на их реализацию в процессе производства. На основании полученных показателей оценки функций с позиции потребителя и установленных сумм затрат на их реализацию были определены коэффициенты соответствия значимости функций текущему уровню расходования ресурсов. Коэффициенты соответствия позволяют оценить пути возможной модернизации технологического процесса производства функциональных хлебобулочных изделий. В случае, если коэффициент соответствия больше 1, можно говорить о недоинвестировании функции, обладающей высокой степенью значимости для реализации потребительских параметров качества. Коэффициент меньше 1 позволяет говорить об избыточной затратности данной функции. В результате анализа было выявлено недофинансирование функции «Восполнение дефицита биологически активных веществ». С учётом значимости данной функции для потребителя рекомендуется увеличить количество ресурсов предприятия, обеспечивающих повышение количественного и улучшение качественного состава функциональных ингредиентов, используемых в производстве функциональных хлебобулочных изделий. Коэффициент соответствия по функции F2 (восполнение дефицита питательных веществ), имеющий значение 0,47, позволяет сделать вывод об избыточном финансировании данной функции. В связи с этим рекомендуется поиск путей снижения стоимости основного сырья за счёт новых поставщиков, снижения затрат на хранение и транспортировку. 82 Функционально-стоимостной анализ как инструмент повышения эффективности… 1 2 3 Функциональная 28,57 ценность 2 Пищевая 14,29 ценность 3 Цвет корки 9,53 4 Структура 19,05 мякиша 5 Объём 23,81 6 Вкус 4,77 Абсолютное значение весомости функций Относительная весомость функций Коэффициент соответствия 3604,55 – – 8805,00 4446,74 7196,81 Весомость, % 1 Весомость потребительского ожидания Удовлетворение эстетических потребностей (F3) коэф­ фициент весо­мости Степень улучшений Восполнение дефицита питательных веществ (F2) Параметры качества Восполнение дефицита биологически активных веществ (F1) № п/п Основные функции объекта анализа Таблица 6 — Матрица связей функций первого порядка 1,22 34,86 24,51 1,73 24,72 17,38 1,81 17,25 1,37 26,09 12,13 18,34 20,91 6,73 100 3604,55 8805,00 6680,46 1,25 29,76 3615,28 2 9,57 21939,39 10,49 25,63 63,88 2,33 0,47 0,72 142,24 Коэффициент соответствия по функции F3 (удовлетворение эстетических потребностей), имеющий значение 0,72, также свидетельствует об избыточном финансировании. Возможна модернизация технологического процесса в направлении сокращения затрат при обеспечении высоких органолептических показателей: интенсификация процессов приготовления полуфабрикатов, использование улучшителей, модернизация технологического оборудования. На основании проведённых исследований формируется новая структура затрат на производство, составляется стратегическая карта развития предприятия (рис. 3). Функции Бизнес-процессы Потребители Повышение функциональных свойств Повышение состава закупаемого сырья Улучшение свойств органолептических показателей Изменение процессов производства полуфабрикатов Повышение срока хранения Изменение технологических процессов Повышение удовлетворённости потребителей Снижение затрат Повышение рентабельности Увеличение продаж Улучшение потребительских свойств Рисунок 3 — Карта стратегического развития хлебозавода при производстве функциональных хлебобулочных изделий 83 Т.В. Першакова Таким образом, внедрение метода функционально-стоимостного анализа может: помочь хлебопекарному предприятию совершенствовать ассортимент хлебобулочных изделий в соответствии с изменяющимися потребительскими предпочтениями, повысить эффективность вложенных в производство продукции ресурсов, выявить потенциальные резервы экономии затрат, помочь находить оптимальные технологические решения производства хлебобулочных изделий. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Альбрехт Н.А. Функционально-стоимостной анализ: сущность и практика применения // Управление корпоративными финансами. 2005. № 4. — С. 32–36. Горшкова Л.А. Инструментарий анализа системы управления организацией: монография. Н. Новгород: Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского, 2009. — 287 с. Григорьев Л.Ю., Кислова В.В. Процессный подход и его роль в построении эффективной компании [Электронный ресурс]. URL: http://quality.eup.ru/DOCUM6/pp-rek.htm (дата обращения: 2.05.2014). Кузьмин А.М. История возникновения и развития ФСА [Электронный ресурс]. URL: http:// www.inventech.ru/pub/club/099/(дата обращения: 15.08.2014). Куликов Я.В. Особенности развития функционально-стоимостного анализа в России // Вестник пермского университета. Серия: Экономика. 2011. № 4. — С. 57–63. Першакова Т.В., Криштафович В.И., Кушнир Д.Д. Исследования потребительских мотиваций и предпочтений при выборе хлебобулочных изделий (по Краснодарскому краю) // Товаровед продовольственных товаров. Вып. 4. Москва: Издательский дом «Панорама», 2012 — С. 10–13. Першакова Т.В., Криштафович В.И. Формирование потребительских свойств хлебобулочных изделий с использованием препаратов микробного и растительного происхождения: монография. Краснодар: Гранат, 2013. — 292 с. Фишберн П. Теория полезности для принятия решений. М. : Наука, 1978. — 358 с. VALUE ENGINEERING AS AN INSTRUMENT OF INCREASE OF PRODUCTION EFFICIENCY (by the example of baking enterprise) Pershakova Tatyana Viktorovna Doctor of Technical Sciences, Professor, Mathematics and Natural-Science Disciplines Departmental, Institute of Economics and Management in Medicine and Social Sphere (Krasnodar), e-mail: 7999997@inbox.ru. In article theoretical and methodological aspects of application of value engineering are considered. Topicality of use of the value engineering method as an instrument of increase of efficiency of the baking enterprise is justified. The structural model of baking production, the diagram of an assessment of the importance of the baking enterprise functions, taking into account consumer preferences are made. The map of strategic development of the bakery at production of the func- 84 Функционально-стоимостной анализ как инструмент повышения эффективности… tional bakery products is developed The conclusion is drawn that implementation of the value engineering analysis can allow the baking enterprise to enhance the range of bakery products, to increase efficiency of the resources invested in production. Keywords: value engineering, production efficiency, production system, baking production, functional foods. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. REFERENCES Albrecht N.А. Value engineering: essence and practice of use // Upravleniie Korporativnymi Finansami. 2005. № 4. — P. 32–36. Gorshkova L.А. Tools of the analysis of organization management system: monograph. Nizhni Novgorod: Nizhegorodskii Gosudarstvennyi Universitet im. N.I. Lobachevskogo, 2009. — 287 p. Grigor’ev L.Yu., Kislova V.V. Process approach and its role in creation of the effective company [Electronic resource]. URL: http://quality.eup.ru/DOCUM6/pp-rek.htm (address date: 2.05.2014). Kuz’min А.М. History of origin and development of VE [Electronic resource]. URL: http://www. inventech.ru/pub/club/099/(address date: 15.08.2014). Kulikov Ya.V. Peculiarities of development of the value engineering in Russia // Vestnik Permskogo Universiteta. Series: Economics. 2011. № 4. — P. 57–63. Pershakova Т.V., Krishtafovich V.I., Kushnir D.D. Researches of consumer motivations and preferences at choice of bakery products (on Krasnodar Region) // Tovaroved Prodovol’stvennykh Tovarov. Iss.4. Moscow: «Panorama» Publishing House, 2012 — P. 10–13. Pershakova Т.V., Krishtafovich V.I. Formation of consumer properties of the bakery products with use of preparations of microbial and plant origin: monograph. Krasnodar: Granat, 2013. — 292 p. Fishburn P. Utility theory for decision making. М.: Nauka, 1978. — 358 p. 85 ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 343.8 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 86–92. ОСНОВЫ СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОГО (ПЕНИТЕНЦИАРНОГО) ПРАВА Н.И. Костенко1 В статье рассматривается становление и развитие международного уголовно-исполнительного (пенитенциарного) права, в основу которого положены проблемы реализации международных стандартов в области международного уголовного правосудия. Анализируется совокупность конкретных особенностей реализации международных стандартов в области международного уголовного правосудия и исполнения уголовных наказаний (как она обозначена в статуте Международного уголовного суда), что предопределяет отнесение рассматриваемого вопроса к числу одного из важнейших как с теоретической, так и с практической точек зрения, поскольку этим создаются предпосылки для формирования и развития новой отрасти — международного уголовно-исполнительного (пенитенциарного) права. По итогам проведённого исследования формулируются предложения отечественному законодателю. Ключевые слова: пенитенциарное право, уголовное правосудие, международные стандарты, концепция, права осуждённых, тюремное заключение, тюремные правила, правосудие, минимальные стандарты, международное сотрудничество. Основным механизмом борьбы с международными преступлениями и с преступлениями международного характера является успешно функционирующая система новой отрасли международного права — международное уголовное право, международный уголовный процесс, система уголовно-исполнительных учреждений, правоохранительные органы и международная судебная система [2, с. 23]. В связи с этим представляется необходимым ещё раз проанализировать проблемы реализации международных стандартов в области международного уголовного правосудия и предложить концепцию становления и развития международного уголовно-исполнительного (пенитенциарного) права. Международные стандарты обращения с осуждёнными были выработаны в результате межгосударственного сотрудничества. 1 Костенко Николай Иванович — доктор юридических наук, профессор кафедры уголовного права и криминологии, Кубанский государственный университет (Краснодар), эл. почта: prof_48kost@mail.ru. 86 Основы становления и развития международного уголовно-исполнительного… В системе исполнения наказаний международным сообществом разработаны положения, которые в современной пенитенциарной теории именуются международными стандартами обращения с осуждёнными. Международные универсальные положения о защите прав и свобод человека разработаны в рамках ООН и международных организациях регионального характера. Среди них важное место занимают Всеобщая декларация прав человека, принятая и провозглашённая резолюцией 217 A(III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 г., и Международный пакт о гражданских и политических правах, принятый резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 16 декабря 1966 г., а также Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г., Минимальные стандартные правила обращения с заключёнными (принятые Конгрессом ООН по предупреждению преступности и правонарушителями 1955 г.) и другие документы. Все перечисленные многосторонние международные договоры применимы для определения конкретных основ правового статуса лиц в сфере международной уголовной юстиции. Статья 2 Всеобщей декларации устанавливает, что каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашёнными Декларацией, без какого бы то ни было различия, как то: в отношении расы, цвета, кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения. Отдельные положения Декларации имеют непосредственное отношение к исполнению наказания и обращению с осуждёнными. В частности, в ст. 9 говорится: «Никто не может быть подвергнут произвольному аресту, задержанию или изгнанию». Полагаем, что для становления и развития международного уголовно-исполнительного (пенитенциарного) права важное значение имеет ст. 10 Международного пакта о гражданских и политических правах, в которой говорится, что «все лица, лишенные свободы, имеют право на гуманное обращение и уважение достоинства, присущее человеческой личности». А в ч. 3 этой статьи содержится указание, что пенитенциарной системой для заключённых должен предусматриваться режим, «существенной целью которого является их исправление и социальное перевоспитание». Помимо международных актов, юридическую основу международного уголовно-исполнительного права составляют Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. (с протоколами) и Европейская конвенция по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания от 26 ноября 1987 г. (с протоколами) др. Указанные конвенции исходят из принципов, изложенных в названной выше Конвенции против пыток 1984 г., но вместе с этим имеют свои особенности, которые связаны с созданием специального внесудебного механизма контроля в области предупреждения пыток в местах заключения, именуемого Европейским Комитетом по предупреждению пыток. Применительно к системе пенитенциарных заведений основополагающими являются Минимальные стандартные правила обращения с заключёнными. Указанные правила касаются только классификации заключённых, физических условий их размещения, тюремных режимов, дисциплины, персонала учреждений и содействия освобождения заключённых из мест лишения свободы [3, с. 34]. Принятие Всеобщей декларации прав человека 1948 г. послужило демократизации правил по обращению с заключёнными. В дальнейшем на Первом конгрессе ООН по проблемам предотвращения преступности и обращения с преступниками 15 августа 1955 г. был принят проект новых Минимальных стандартных правил обращения с заключёнными. Резолюцией Экономического и социального совета ООН в 1984 г. была одобрена процедура эффективного выполнения Минимальных стандартных 87 Н.И. Костенко правил, которые были положены в основу становления и развития Международного уголовно-исполнительного (пенитенциарного) права [5, с. 53]. Вместе с тем в преамбуле к Минимальным стандартным правилам сказано, что «они являются минимальными условиями, которые рассматриваются в качестве приемлемых ООН, и призваны обеспечить защиту заключённых от плохого обращения с ними, особенно в том, что касается поддержания дисциплины и применения мер по наведению порядка в пенитенциарных заведениях». Минимальные стандартные правила обращения с заключёнными получили широкое признание на международном уровне как авторитетные практические рекомендации по руководству местами лишения свободы и обращению с заключёнными [2, с. 56]. Положения Правил нашли своё отражение в Своде Принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, который был принят на 76-м пленарном заседании и утверждён Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1988 г. Свод Принципов был предназначен для пенитенциарной системы и стал применяться для защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме. В то же время он обязывал персонал учреждений гуманно обращаться с такими лицами и уважать достоинство, присущее человеческой личности (принцип 1). В свою очередь, на региональном уровне были приняты Европейские тюремные правила, задача которых — оказать методологическую помощь персоналу учреждений, исполняющих наказание в виде лишения свободы. В то же время Правила предназначались для подготовки и принятия положений уголовно-исполнительного национального законодательства. Европейские тюремные правила, по сравнению с Минимальными стандартными правилами ООН, более подробно формируют основные направления и цели осуществления режимов исполнения (отбывания) лишения свободы [4, с. 29]. Следует обратить внимание, что по сравнению с минимальными стандартными правилами ООН Европейские тюремные правила содержат более широкие требования к организации труда заключённых. Их функционирование должно «соответствовать современным рабочим стандартам и методам и должно быть организовано так, чтобы отвечать современным системам управления и производственным процессам» [7, с. 63]. Полагаем, что применение международных стандартов во всех государствах в той или иной мере осложняется рядом факторов: экономическим, обострением межнацио­ нальных и межэтнических конфликтов и ростом преступности, сопровождающимся усилением «карательных мер» в отношении населения и тем самым увеличением числа заключённых; заражённости ВИЧ-инфекцией и ростом наркомании и т. д. Имеются специфические факторы, которые, наряду с отмеченными выше, дают основания утверждать, что полная реализация международных стандартов — задача, требующая длительного и кропотливого решения. Это касается самой сущности уголовного наказания в виде лишения свободы [6, с. 33]. Важно отметить, что в государствах Европы характер лишения свободы фактически определяется видом учреждения, в котором оно отбывается. В западной пенитенциарной системе ими, как правило, являются тюрьмы. Из этого исходят как Минимальные стандартные правила обращения с заключёнными, так и Европейские тюремные правила, о которых говорилось выше. В соответствии с указанными документами определяются возможности классификации заключённых, материально-бытовые и медико-санитарное обеспечение, условия их размещения, меры безопасности, принципы управления уголовно-исполнительными учреждениями, способы организации труда заключённых и т. д. [8, с. 61]. 88 Основы становления и развития международного уголовно-исполнительного… Из Минимальных стандартных правил ООН усматривается: «заключение и другие меры, изолирующие правонарушителя от окружающего мира», причиняют осужденному страдания, в силу того что они отнимают у него право на самоопределение, свободное передвижение и свободу». При такой ситуации пенитенциарная система не должна усугублять страдания, вытекающие из положения ст. 57 правил. Европейские же тюремные правила предписывают аналогичный подход. Так, в соответствии со ст. 64 «…заключение в тюрьму путём лишения свободы является само по себе наказанием. Поэтому условия заключения и тюремные режимы не должны, кроме как в случае оправданий изоляций или для поддержания дисциплины, ухудшать страдания заключённых». Существующее в России лишение свободы — это все же несколько иное наказание, нежели то, которое отражено в Минимальных стандартных правилах обращения с заключёнными и Европейских тюремных правилах. Для российской уголовно-исполнительной доктрины и практики традиционно бесспорна и карательная функция режима [11, с. 27]. Степень социальной изоляции в колониях ниже, нежели в тюрьме. Думается, что между «свободой» и «несвободой» должна всегда существовать разница, обеспечивающая общий предупредительный и специально предупредительный эффект данного наказания. Её выражает комплекс дифференцированных материально-бытовых и социальных ограничений, именуемых «различными условиями содержания осужденных». Система колоний сама по себе имеет немало положительных черт. Во-первых, с точки зрения организации труда, социально-воспитательных мероприятий, подготовки заключённых к жизни на свободе [10, с. 72]. В Уголовно-исполнительном кодексе Российской Федерации 1996 г. идея о переходе на тюремную систему отбывания наказания не нашла своего отражения, хотя некоторые тенденции развития тюремных правил определённым образом отражаются в системе отбывания лишения свободы (обычные, облегчённые, строгие и льготные условия содержания) [12, с. 33]. Думается, что в ближайшее время ни в России, ни в других государствах не произойдет ликвидации исправительных колоний и замена их тюрьмами по экономическим причинам в силу отмеченных выше преимуществ системы колоний для отбывания наказания в идее лишения свободы. В то же время, как представляется, реализация международных стандартов в российской уголовно-исполнительной системе не может успешно осуществляться без учёта и изменения комплекса материально-бытовых условий исполнения наказания и реального социально-экономического положения населения. Но при всем этом в местах лишения свободы материальнобытовые условия не должны противоречить международно-правовым документам. Полагаем, что реализация межгосударственных стандартов обращения с заключенными в уголовно-исполнительной системе как в России, так и других государствах имеет свои особенности. Но в то же время Россия обязана приводить свою уголовно-исполнительную пенитенциарную систему в соответствие с международными стандартами, зная даже то, что рано или поздно необходимо ратифицировать Статут Международного уголовного суда [1, с. 17]. Рассматривая проблему исполнения наказания по вынесенному и вступившему в законную силу приговору Международного уголовного суда в соответствии с международными стандартами обращения с осуждёнными, следует обратить внимание, что наказание в виде лишения свободы в соответствии со Статутом Международного уголовного суда отбывается в одном из государств, которые уведомили Суд о своей готовности принять тех лиц, в отношении которых вынесен приговор. Важно отметить, что Суд не отправляет осуждённое лицо в назначенное государство ис89 Н.И. Костенко полнения приговора до тех пор, пока решение об осуждении и решение о приговоре не вступят в законную силу. В свою же очередь Суд вправе в любое время, если возникает неотложная необходимость, принять решение о переводе лица, которому вынесен приговор, в исправительное учреждение другого государства (п. 1 ст. 104 Статута). В то же время лицо, которому вынесен приговор, может в любое время обратиться в Суд с ходатайством о его переводе из государства исполнения приговора в другое государство. Секретарь Суда информирует Прокурора Суда и осуждённое лицо о назначении конкретного государства исполнения приговора. Осуждённое лицо доставляется в государство исполнения как можно скорее после согласования назначенного государства исполнения приговора. На этот счёт Секретарь Суда обязан обеспечить надлежащий порядок передачи, осуществляя консультации с властями государства исполнения приговора и принимающего государства. Исполнение приговора производится с соблюдением условий, которые государство могло оговорить в соглашении по согласованию с Судом о готовности принимать осуждённых, которым вынесен и вступил в законную силу приговор. Приговор о назначении наказания в виде лишения свободы является обязательным для государств-участников, которые ни при каких обстоятельствах не могут изменить его. Что касается государства исполнения приговора, то оно не должно препятствовать лицу, которому вынесен приговор, обращаться с ходатайством по любому вопросу. Исполнение наказания в виде лишения свободы осуществляется под надзором Суда и должно соответствовать широко признанным международным стандартам обращения с заключёнными (ч. 1 ст. 106 Статута) [8, с. 42]. Важное значение при исполнении наказания в виде лишения свободы имеет Конвенция против пыток и других жёстких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1984 г., в которой говорится, что каждое государство-участник предпринимает эффективные законодательные, административные, судебные и другие законные меры для предупреждения актов пыток на любой территории под его юрисдикцией. Из указанной Конвенции следует, что в ней сосредоточен мировой опыт уголовно-исполнительной практики, а также демократические основы развития системы исполнения уголовных наказаний. Доктринально считалось, что не существует международных пенитенциарных средств исполнения приговоров по уголовным делам [9, с. 38]. Анализируя часть 10 Статута Международного уголовного суда, видно, что в ней определена роль государств в исполнении приговоров, вынесенных Международным уголовным судом. Считаем, что на сегодняшний день Россия обязана реформировать внутреннее законодательство в соответствии с требованиями международных норм обращения с осуждёнными, а также ратифицировать и соблюдать Статут Международного уголовного суда на основе принципа добросовестности и первостепенной важности с целью становления и развития международного уголовно-исполнительного (пенитенциарного) права. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. 2. 3. 90 Каламкарян Р.А. Международный суд как главный судебный орган Организации Объединённых Наций // Международное право и международные организации / International Law and International Organizations. 2013. № 2. — С. 104–107. Костенко Н.И. Международная уголовная юстиция. Проблемы развития. М.: РКонсульт, 2002. — 448 с. Костенко Н.И. Международное уголовное право: современные теоретические проблемы. М.: Юрлитиформ, 2004. — 448. Основы становления и развития международного уголовно-исполнительного… 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. Лукашук И.И. Международное право: Особенная часть. М.: БЕК, 2001. — 456 с. Лукашук И.И., Наумов А.В. Выдача обвиняемых и осуждённых в международном уголовном праве. М.: РЮИД, 1998. — 160 с. Лукашук И.И., Наумов А.В. Международное уголовное право. М.: Спарк, 1999. — 287 с. Международное публичное право / под ред. К.А. Бекяшева. М: Проспект, 1999. — 640 с. Международное право / отв. ред. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. М.: Международные отношения, 2000. — 720 с. Международное право / отв. ред. Г.В. Игнатенко и О.И. Тиунов. М.: НОРМА — ИНФРА-М, 1999. — 584 с. Моджорян Л.А. Субъекты международно-правовой ответственности // Советское государство и право. 1969. № 12. — С. 123–132. Сафферлинг К. На пути к Международной уголовной процедуре. Нью-Йорк: Изд-во Университета Ганновера, 2001. — 198 с. Ушаков Н.А. Международное право. М.: Юристъ, 2000. — 304 с. Шумихин В.Г., Рожков С.А. Реформа уголовно-исполнительного законодательства в условиях перехода к рыночной экономике // Государство и право. 1992. № 7. — С. 54–59. BASES OF FORMATION AND DEVELOPMENT OF THE INTERNATIONAL CRIMINAL AND EXECUTIVE (PENITENTIARY) LAW Kostenko Nikolay Ivanovich Doctor of Juridical Science, Professor. Criminal Law and Criminology Department, Kuban State University (Krasnodar), e-mail: prof_48kost@mail.ru In the article formation and development of the international criminal and executive (penitentiary) law is considered, which is based on problems of implementation of the international standards in the field of the international criminal justice, are considered. It is analyzed the collection of concrete features of implementation of the international standards in the field of the international criminal justice and execution of criminal sanctions (as it is specified in the statute of the International Criminal Court) that predetermines the ascription of the case in point to a number of one of the major both from theoretical and practical points of view, as it creates prerequisites for formation and development of the new field — the international criminal and executive (penitentiary) law. Proposals to the domestic legislator are formulated, following the results of the conducted research. Keywords: Penitentiary law, criminal justice, international standards, concept, rights of convicts, penitentiary sentence, penitentiary rules, justice, minimal standards, international cooperation. REFERENCES 1. Kalamkaryan R.А. The International Court of Justice as a main judicial body of the United Nations Organization // Mezhdunarodnoie Pravo I Mezhdunarodnyie Organizatsii. 2013. № 2. — P. 104–107. 91 Н.И. Костенко 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 92 Kostenko N.I. International penal justice. Problems of development. М.: RKonsul’t, 2002. — 448 p. Kostenko N.I. International criminal law: modern theoretical problems. М.: Yurlitiform, 2004. — 448. Lukashuk I.I. International law: Particular part. М.: BEK, 2001. — 456 p. Lukashuk I.I., Naumov А.V. Extradition of accused and convicted persons in international criminal law. М.: RYuID, 1998. — 160 p. Lukashuk I.I., Naumov А.V. International criminal law. М.: Spark, 1999. — 287 p. International public law / К.А. Bekyasheva (ed.). М: Prospekt, 1999. — 640 p. International law / Yu.М. Kolosiv, E.S. Krivchikova (eds.-in-ch.).. М.: Mezhdunarodnyie Otnosheniia, 2000. — 720 p. International law / G.V. Ignatenko and O.I. Tiunov (eds.-in-ch.). М.: NORMA — INFRA-М, 1999. — 584 p. Modzhoryan L.А. Subjects of the international-legal liability // Sovetskoie Gosudarstvo I Pravo. 1969. № 12. — P. 123–132. Safferling C. Towards an International Criminal Procedure. New-York: Universitet Gannovera Publishing, 2001. — 198 p. Ushakov N.А. International law. М.: Yurist, 2000. — 304 p. Shumikhin V.G., Rozhkov S.А. Reform of the criminal and executive legislation in the conditions of transition to a market economy // Gosudarstvo i Pravo. 1992. № 7. — P. 54–59. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 343.72 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 93–98. ПРЕСТУПЛЕНИЯ НА РЫНКЕ ЦЕННЫХ БУМАГ И ИХ РОЛЬ В ФОРМИРОВАНИИ ОЛИГАРХИЧЕСКОГО КАПИТАЛА С.П. Ставило1 В статье рассматриваются общественно-опасные деяния, совершаемые на рынке ценных бумаг. Затрагиваются вопросы их роли в формировании олигархического капитала. Анализируется генезис уголовного законодательства на рынке ценных бумаг. Автор отмечает, что российская уголовная политика в сфере рынка ценных бумаг не стремилась обеспечить интересы широких слоёв населения, а своим запаздыванием, несвоевременностью, недостаточностью, неадекватностью в уголовно-правовом регулировании потворствовала представителям олигархического капитала, представителям криминалитета и рейдерам в частности. Ключевые слова: общественно-опасные деяния, рынок ценных бумаг, приватизация, олигархический капитал, уголовная политика. Перейдя к рыночным отношениям, наша страна вынуждена была реформировать отлаженную годами социалистическую систему экономики, что в свою очередь повлекло появление ранее не известных нашему обществу экономических явлений и институтов, послуживших причиной зарождения новых видов общественных отношений, которые не всегда в полном объёме регулировались правовыми методами и контролировались со стороны государства. Путём проб и ошибок государство накапливает опыт правового и организационного обеспечения экономической сферы. Уже очевидно, что принцип невмешательства государства в экономику приводит к негативным последствиям, угрожает не только экономической безопасности государства, но и политической стабильности в обществе. Пренебрежительное отношение к объективным законам экономики при формировании стратегии государства в области финансового и фондового рынков часто приводит к глубоким экономическим и политическим кризисам. Появление новых возможностей для свободного бизнеса, к сожалению, вызвало коренные изменения в характере и структуре преступных посягательств на рынке ценных бумаг. Если в первой половине 1990-х гг. мы были свидетелями обращения большого количества суррогатов ценных бумаг (билетов «МММ», акций компаний «Хопёр-Инвест», «Олби-дипломат», «Тибет», «Русский дом селенга», «Русская не1 Ставило Сергей Петрович — кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса, филиал Российского государственного социального университета в г. Анапе (Анапа), эл. почта: Stavilodallad@yandex.ru. 93 С.П. Ставило движимость», «Гермес», «Дока-хлеб» и др.), то уже во второй их половине Россию захлестнула волна преступлений в сфере вексельного обращения, незаконного завладения ценными бумагами, изготовления и использования поддельных ценных бумаг, реестров акционеров, преступлений, связанных с деятельностью специализированных организаций: депозитариев, регистраторов, фондовых бирж и др. Третье десятилетие Россию «сотрясают» процессы, связанные с перераспределением крупных пакетов акций, всё чаще поднимается вопрос о законности проведения приватизации в стране. Многие сделки, большинство из которых было совершено на рынке ценных бумаг, подвергаются пересмотру на предмет законности, отсутствия злоупотреблений со стороны должностных лиц, экономической целесообразности и обоснованности. Достаточно вспомнить период известных залоговых аукционов и конкурсов, когда происходила приватизация крупнейших сырьевых предприятий, ставшая основой формирования крупных интегрированных бизнес-групп (олигархов). Анализируя общественно опасные деяния на рынке ценных бумаг, невозможно рассматривать их вне контекста общей ситуации в праве, экономике, политике, социальной и иных сферах общественной жизни за последние 25 лет. В правовой сфере наиболее знаменательным событием стала судебная реформа, связанная с учреждением и функционированием суда присяжных в России [4], а в экономике — экономические реформы, связанные с отказом от плановой экономики, разгосударствлением и последующей приватизацией государственных предприятий, созданием акционерной собственности. В начале экономических реформ предполагалось, что каждый гражданин получит не только адекватную компенсацию за отчуждаемую госсобственность, но и возможность участия своим капиталом в инвестиционной деятельности, в том числе и тем, который предоставляло само государство в виде приватизационного чека — «ваучера». Таким образом, обеспечивалась бы новая основа экономики и будущего благосостояния населения. Как известно, на деле всё оказалось не так, как предполагалось: ожидания большей части россиян не оправдались. Некоторые авторы вообще считают, что «ради доступа к небывалому по ликвидности капиталу задумывалась, протаскивалась под прикрытием демократических лозунгов величайшая махинация в истории» [3, с. 46]. С течением времени данная позиция становится понятной и все больше подкрепляется социально-экономической и культурно-политической обстановкой, сложившейся в России за последние годы. Уже очевиден тот факт, что значительная часть населения оказалась отстранена от непосредственного участия в процессе приватизации и лишена законных прав на получение экономической выгоды от её результатов, потому в массовом общественном сознании процесс приватизации закрепился как «грабительский», «хищнический». Так, к началу 1997 г. в России было приватизировано более 130 тыс. предприятий (70 % от их общего количества), роздано 50 млн земельных участков, в том числе 12 млн земельных паёв в сфере сельскохозяйственного производства. Однако за период приватизации денежные поступления в казну не превысили и 17 % от стоимости приватизированного тогда государственного имущества [6, с. 108]. Изменения же в ст. 181 ГК РФ, сократившие сроки исковой давности по ничтожным сделкам с десяти до трех лет, практически узаконили результаты такой приватизации [1]. Несмотря на то, что Счетная палата Российской Федерации провела огромную работу по выявлению фактов злоупотреблений в ходе приватизации, официальные обещания властей об обнародовании данной информации и преследовании виновных не были выполнены. На наш взгляд, это заложило основы конфликтности в обществе в будущем. 94 Преступления на рынке ценных бумаг и их роль в формировании олигархического… Самое интересное, что в результате приватизации произошло несправедливое перераспределение государственной собственности между всеми слоями общества, а консолидирована она была, по данным Российской академии наук, преимущественно в руках криминалитета, что вызывает недоверие, непонимание, зависть, злобу и даже ненависть к новоиспечённым собственникам со стороны остального населения. По расчётам аналитического центра РАН, 55 % капитала и 80 % голосующих акций при приватизации перешли в руки отечественного и иностранного криминального капитала [6, с. 102]. Данные цифры весьма убедительно коррелируют с криминологическим исследованием, проведённым автором в Краснодарском крае и Нижегородской области, когда на вопрос: «Причинялся ли Вам материальный ущерб в результате сделок с ценными бумагами?» большинство респондентов (65,9 %) ответили, что причинялся [7]. Таким образом, рынок ценных бумаг превратился в область устойчивой преступной деятельности и повышенной виктимности. Наиболее существенный ущерб экономическим интересам физических и юридических лиц, а также государству причинила деятельность финансовых и трастовых компаний криминальной направленности, расцвет которых пришёлся на 1990-е гг. Основными способами, применявшимися преступниками при завладении денежными средствами инвесторов, были заведомо невыполнимые договоры займа, траста, селенга, страхования и т. д., а также продажа акций, суррогатов ценных бумаг без денежного или иного материального обеспечения. По данным ВНИИ МВД России, злоумышленниками было присвоено не менее 20 трлн неденоминированных рублей, а пострадавшими стали от 3 до 10 млн граждан России [2]. Сейчас руководство страны часто отчитывает представителей крупного бизнеса за отсутствие социальной ответственности, вывод капитала в оффшоры, а малоимущие слои населения, к которым относится и значительная часть интеллигенции, не могут простить существенного снижения качества жизни, обмана в процессе приватизации и болезненных экономических реформ, которые только усугубляют перманентные экономические кризисы [10]. Уже очевидно, что верная в сущности идея поделить социалистическое имущество по справедливости между всеми членами российского общества на деле полностью провалилась. До принятия действующего УК РФ отсутствие соответствующей законодательной базы ограничивало возможности борьбы со злоупотреблениями в процессе проведения приватизации. В условиях «правового вакуума» происходило беспрепятственное, полузаконное присвоение государственной собственности с её последующей трансформацией в олигархические структуры. Этому также способствовало отсутствие должного контроля со стороны государства. Так, А.Б. Чубайс, экс-председатель комитета по управлению государственным имуществом и «отец» российской приватизации, называет создание чековых инвестиционных фондов серьёзным «проколом», говоря о том, что «забыли» создать систему контроля за проведением чековой приватизации [5, с. 186–187]. Результаты такого «государственного управления» почувствовали очень многие россияне. Государство не только не вмешивалось в процесс «выдавливания» трудового коллектива из акционеров предприятия, а посильно этому попустительствовало, пытаясь «уйти» от миноритарной акционерной собственности в пользу «олигархического» капитала. В последнее десятилетие прошлого века практически отсутствовала действенная государственная экономическая, социальная, правовая, в том числе и уголовная политика в сфере рынка ценных бумаг, что в значительной мере позволило сформировать посредством специфического инструмента — правонарушения (в том числе и преступления) — основы современного олигархического капитала. 95 С.П. Ставило Так, уголовное законодательство, несмотря на полное обновление в 1996 г., в рассматриваемом нами аспекте было по-прежнему архаичным и не позволяло обеспечить должную охрану общественных отношений в инвестиционной сфере. Специальные составы ст. 185 и 186 УК РФ предусматривали уголовную ответственность только за злоупотребление при выпуске ценных бумаг (эмиссии) и за изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг, что позволило оппоненту на защите диссертации автора в 2000 г. утверждать, что преступлений на рынке ценных бумаг и вовсе не существует. Однако эти преступления существовали и существуют, пройдя путь от мошеннических технологий в форме так называемых пирамид, продолжив себя в виде подлога при вексельном обращении и остановившись пока на криминальных рейдерских и инсайдерских технологиях с использованием инструментов рынка ценных бумаг. Автором настоящей статьи было дано не только понятие [6], но и рассмотрена классификация преступлений на рынке ценных бумаг, сформулированы предложения дополнить Уголовный кодекс РФ новыми составами преступлений, защищающих общественные отношения в этой сфере, дана их криминологическая характеристика, однако значимые изменения в уголовном законодательстве произошли только в последнее время. Введение новых составов, образующих группу преступлений на рынке ценных бумаг, предусмотренных ст. 1851–1856 УК РФ, можно рассматривать в качестве положительного примера криминализации (см. табл. 1). Таблица 1 — Динамика специальных составов преступлений в сфере рынка ценных бумаг Специальные составы преступлений в сфере рынка ценных бумаг 1997 год 1) ст. 185 УК РФ «Злоупотребления при выпуске ценных бумаг (эмиссии)»; 2) ст. 186 УК РФ «Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг» 2014 год 1) ст. 185 УК РФ «Злоупотребления при эмиссии ценных бумаг»; 2) ст. 1851 УК РФ «Злостное уклонение от раскрытия или предоставления информации, определённой законодательством Российской Федерации о ценных бумагах»; 3) ст. 1852 УК РФ «Нарушение порядка учёта прав на ценные бумаги»; 4) ст. 1853 УК РФ «Манипулированием рынком» (ранее — «Манипулирование ценами на рынке ценных бумаг»); 5) ст. 1854 УК РФ «Воспрепятствование осуществлению или незаконное ограничение прав владельцев ценных бумаг»; 6) ст. 1855 УК РФ «Фальсификация решения общего собрания акционеров (участников) хозяйственного общества или решения совета директоров (наблюдательного совета) хозяйственного общества»; 7) ст. 1856 УК РФ «Неправомерное использование инсайдерской информации»; 8) ст. 186 УК РФ «Изготовление, хранение, перевозка или сбыт поддельных денег или ценных бумаг» Досадно, что криминализация этих преступлений случилась довольно поздно, когда значительная часть акционерной собственности уже отчуждена в пользу криминалитета, а уголовный закон фактически стал защищать его интересы. Складывается впечатление, что российская уголовная политика в сфере рынка ценных бумаг не стремилась обеспечить интересы широких слоёв населения, а 96 Преступления на рынке ценных бумаг и их роль в формировании олигархического… своим запаздыванием, несвоевременностью, недостаточностью, неадекватностью в уголовно-правовом регулировании потворствовала представителям олигархического и иного криминалитета и рейдерам в частности [8]. Видимо, представлялось, что рынок сам всё отрегулирует, что рейдеры — это «санитары леса», которые смогут поглотить неэффективные производства и обеспечат рентабельность. На деле же в России такие надежды не оправдались, вместо гринмейла стало распространяться криминальное рейдерство, сопровождающееся шлейфом преступлений, преследующее только цели максимального извлечения прибыли посредством полного разорения предприятий или отчуждения их собственности, включая строения и земельные участки [9]. Апробированные в экономике криминальные рейдерские технологии просматриваются и в иных современных общественных отношениях, а в сфере сельхозпроизводства они привели к беспрецедентной капитализации земельных ресурсов в руках представителей регионального криминалитета, что позволило сформировать на отдельных территориях криминальные квазигосударства (например, в станице Кущёвской Краснодарского края). В заключение хотелось бы отметить, что стабильность и законность деятельности на рынке ценных бумаг имеет огромное социальное и политическое значение, однако доверие широких слоёв населения к этому институциональному сегменту рыночной экономики существенно подорвано экономической и уголовной политикой постсоветского периода. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. О внесении изменений в статью 181 Части первой Гражданского кодекса РФ: Федеральный закон от 21 июля 2005 г. № 109-ФЗ // СЗ РФ. 2005. № 30 (ч. II). Ст. 3120. 2. О состоянии и мерах усиления борьбы с экономической преступностью и коррупцией в Российской Федерации. Отчёт ГУЭП МВД России // Щит и меч. 1996. № 11–12. — С. 3–5. 3. Панкратов П.А. Приватизация в России (генетический анализ). М.: КДУ, 2007. — 112 с. 4. Петров Г.А. Становление и особенности функционирования суда присяжных в Российской Федерации // Актуальные проблемы науки и практики современного общества. Сборник трудов преподавателей и сотрудников Новороссийского филиала Московского гуманитарно-экономического института. Новороссийск: Просвещение-Юг, 2013. — С. 164–168. 5. Приватизация по-российски / под ред. А.Б. Чубайса. М.: ВАГРИУС, 1999. — 366 с. 6. Ставило С.П. Уголовно-правовые и криминологические аспекты рынка ценных бумаг: дис. … канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2000. — 230 с. 7. Ставило С.П. Преступность на рынке ценных бумаг: необходимость криминологического изучения и предупреждения // Уголовное право. 2003. № 3. — С. 132–134. 8. Ставило С. Криминология рейдерской деятельности на рынке ценных бумаг // Законность. 2008. № 4, апрель. — С. 30–32. 9. Ставило С.П. Факторный анализ криминогенности рынка ценных бумаг // Российская юстиция. 2009. № 11. — С. 44–47. 10. Туркина О.В. Влияние финансового кризиса на экономическую ситуацию в ЮФО // Теория и практика общественного развития. 2011. № 1. — С. 268–271. 97 С.П. Ставило CRIMES IN SECURITIES MARKET AND THEIR ROLE IN OLIGARCHIC CAPITAL FORMATION Stavilo Sergei Petrovich Candidate of Juridical Sciences, Associate Professor, Civil Law and Process Department, Anapa branch of Russian State Social University, e-mail: Stavilodallad@yandex.ru The article examines the socially dangerous act committed in the securities market. Issues of their role in the formation of oligarchic capital are broached. Genesis of the criminal legislation in the securities market is analyzed. The author notes that the Russian criminal policy in the sphere of securities market did not seek to protect interests of the general population, and its delay, non-timeliness, failure, inadequacy in the legal regulation indulged representatives of oligarchic capital, representatives of criminals and raiders in particular. Keywords: socially dangerous acts, securities markets, privatization, oligarchic capital, criminal policy. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 98 REFERENCES On modifications of article 181 of Part one of the Part one of the Civil Code of the RF: Federal Law of July 21 2005 № 109-FZ // CZ RF. 2005. № 30 (p. II). Art. 3120. On conditions and measures of intensification of struggle against economic crime and corruption in the Russian Federation. Report of GEC MIA of Russia // Schit I Mech. 1996. № 11–12. — P. 3–5. Pankratov P.А. Privatization in Russia (genetic research). М.: KDU, 2007. — 112 p. Petrov G.А. Formation and features of the assize functioning in the Russian Federation // Actual problems of the science and practice of the modern society. Proceedings of lecturers and staff of Moscow Humanitarian-Economical Institute (Novorossiysk branch) Novorossiysk: ProsveschenieYuG, 2013. — P. 164–168. Privatization in Russian / A.B. Chubais (ed.) М.: VAGRIUS, 1999. — 366 p. Stavilo S.P. Penal and criminological aspects of securities market: thesis. … cand. jurid. sci. Nizhni Novgorod, 2000. — 230 p. Stavilo S.P. Criminality in securities market: necessity of criminological study and prevention // Ugolovnoie Pravo. 2003. № 3. — P. 132–134. Stavilo S. Crime rate of raider activity in securities market // Zakonnost’. 2008. № 4, April — P. 30–32. Stavilo S.P. Factor analysis of securities market criminality // Rossiyskaia Yustitsiia. 2009. № 11. — P. 44–47. Turkina О.V. Financial crises influence on economic circumstance in SFD // Teoriia I Praktika Obschestvennogo Razvitiia. 2011. № 1. — P. 268–271. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 342 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 99–105. КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОЙ РЕЖИМ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В.Д. Гончаренко1 В данной работе представлен конституционно-правовой анализ использования Вооружённых сил за пределами территории Российской Федерации в контексте исследования проблематики обеспечения национальной безопасности и защиты государственных интересов Российской Федерации. Исходя из тенденции развития правовой государственности в России, процесс формирования конституционно-правового режима использования Вооружённых сил за пределами территории Российского государства представлен в качестве важной задачи деятельности государственной власти. Делается вывод о необходимости внесения изменений и дополнений в Стратегию национальной безопасности Российской Федерации, Концепцию внешней политики Российской Федерации, Военную доктрину Российской Федерации. Ключевые слова: правовая политика, правовой режим, конституционно-правовой режим, правовое регулирование, использование Вооружённых сил за пределами территории государства, Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, Концепция внешней политики Российской Федерации, Военная доктрина Российской Федерации. Из множества видов правовых режимов, рассматриваемых в юридической науке, следует выделить блок, включающий конституционно-правовые режимы. Конституционно-правовой режим — специфический вид правого регулирования конституционных отношений, выраженный в своеобразном сочетании комплекса нормативных правовых средств (дозволений, запретов, обязываний, правовых ограничений, стимулов, общедозволительного и разрешительного порядка регулирования и др.). Данная категория позволяет охватить весь конституционно-правовой инструментарий, направленный на комплексное регулирование отношений в определённой сфере. Конституционно-правовой режим использования Вооружённых сил за пределами территории Российского государства позволит по-новому рассмотреть проблемы реализации конституционных установлений в названной сфере, предложить механизмы их оптимизации. 1 Гончаренко Вячеслав Дмитриевич — кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории права и государства, Волгоградский государственный университет, эл. почта: doutdes@yandex.ru. 99 В.Д. Гончаренко Особенность конституционно-правового режима использования Вооружённых сил за пределами территории Российского государства определяется юридическими средствами обеспечения конституционного поведения — использованием стимулов такого поведения или мер принудительного воздействия — юридической ответственности, мер правовой защиты, превентивных и иных средств государственного принуждения. При этом конституционно-правовой режим использования Вооружённых сил за пределами территории Российского государства ставится в зависимость от различных обстоятельств, в частности, от субъектов регулируемых отношений. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г., выступая в качестве официально признанной системы стратегических приоритетов, целей и мер в области внутренней и внешней политики, определяющих состояние национальной безопасности и уровень устойчивого развития государства на долгосрочную перспективу, устанавливает, что Россия будет стремиться выстраивать международные отношения на принципах международного права, обеспечения надежной и равной безопасности государств [7]. Руководствуясь названной Стратегией национальной безопасности Российской Федерации, 9 ноября 2009 г. Президент РФ Д.А. Медведев подписал Федеральный закон, предусматривающий, что Вооруженные силы РФ могут оперативно использоваться за пределами территории России для решения следующих задач: 1) отражение нападения на Вооруженные силы Российской Федерации или другие войска, дислоцированные за пределами территории Российской Федерации; 2) отражение или предотвращение агрессии против другого государства; 3) защита граждан Российской Федерации за рубежом; 4) борьба с пиратством и обеспечение безопасности судоходства [3]. Таким образом, Российское государство, исходя из национальных интересов, юридически признало институт международной гуманитарной интервенции, вопрос о правомерности применения которого остаётся дискуссионным на международном и национальном уровне. Примером использования Вооруженных сил за пределами РФ могут служить события, происшедшие 9 августа 2008 г. в зоне грузино-осетинского конфликта. Необходимо напомнить, что российские военнослужащие дислоцировались в зоне грузино-осетинского конфликта с 13 июля 1992 г. Юридическим основанием их деятельности служили Дагомысские соглашения «О принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта» 1992 г., согласно которым контингенту Коллективных сил по подержанию мира (КСПМ) был предоставлен ряд полномочий [6]. Вместе с тем в ночь с 7 на 8 августа 2008 г. Грузия начала в Южной Осетии военную операцию «по восстановлению конституционного строя в непризнанной республике». Это вызвало широкомасштабные военные действия, в которые были втянуты российские миротворцы. В ответ 9 августа Президент России Дмитрий Медведев провозгласил начало военной операции по принуждению Грузии к миру. Российская Федерация требовала от Грузии вывести войска из Южной Осетии и заключить с этой республикой юридически обязывающее соглашение о неприменении силы. В обращении Президента РФ к гражданам России было сказано: «Грузинское руководство, в нарушение Устава ООН, своих обязательств по международным соглашениям, вопреки здравому смыслу развязало вооружённый конфликт, жертвами которого стали мирные люди. …Срыв переговорного процесса, игнорирование достигнутых договоренностей, политические и военные провокации, нападения на миротворцев — всё это грубо нарушало режим в зонах конфликта, установленный при поддержке ООН и ОБСЕ» [1]. 100 Конституционно-правовой режим использования Вооружённых сил за пределами… Очевидно, что российские миротворцы, находясь в рамках операции по принуждению Грузии к миру, действовали в соответствии с принятыми ранее международными обязательствами, а также нормами международного права. В послании Президента России Федеральному Собранию Российской Федерации от 5 ноября 2008 г. [12] указывается, что решение о принуждении агрессора к миру и военная операция, предпринятая российскими Вооружёнными силами, осуществлялись не против Грузии и грузинского народа, а ради спасения жителей Республики Южная Осетия и российских миротворцев. Исходя из изложенного, можно сделать вывод, что с учётом произошедших событий в зоне грузино-осетинского конфликта в современной международной практике Российской Федерации получил фактическое признание институт использования Вооружённых сил за пределами Российского государства в гуманитарных целях. Одновременно с этим необходимо обратить внимание, что в ст. 10 Федерального закона от 23 июня 1995 г. № 93-ФЗ «О порядке предоставления Российской Федерацией военного и гражданского персонала для участия в деятельности по поддержанию или восстановлению международного мира и безопасности» [5] установлено, что решение о направлении за пределы территории Российской Федерации воинских формирований Вооружённых сил для участия в принудительных действиях с использованием Вооружённых сил может приниматься Президентом Российской Федерации на основании соответствующего постановления Совета Федерации. В этой связи 25 августа 2008 г. на внеочередном 228-м заседании Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации были приняты Постановления «Об использовании дополнительных миротворческих сил Вооруженных сил Российской Федерации для поддержания мира и безопасности в зоне грузино-осетинского конфликта» и «Об использовании дополнительных миротворческих сил Вооружённых сил Российской Федерации для поддержания мира и безопасности в зоне грузиноабхазского конфликта» [8]. Тем самым с некоторой задержкой Совет Федерации узаконил ввод дополнительных сил в зоны указанных военных конфликтов. С учётом приоритетов Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г., рассмотрев предложение Президента Российской Федерации о предоставлении ему возможности принимать решения об оперативном использовании за пределами территории Российской Федерации формирований Вооруженных сил Российской Федерации, исходя из необходимости защиты интересов Российской Федерации и её граждан, поддержания международного мира и безопасности, учитывая общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации, а также руководствуясь ст. 61, 80, 87 и п. «г» ч. 1 ст. 102 Конституции Российской Федерации, положениями Федерального закона «Об обороне», Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации 16 декабря 2009 г. постановил предоставить Президенту Российской Федерации данную возможность [10]. Данное Постановление Совета Федерации Федерального Собрания РФ действует до настоящего времени. Таким образом, у Президента Российской Федерации имеется право самостоятельно решать вопросы использования Вооружённых сил за рубежом в случае возникновения определённой угрозы. В этом смысле практически избыточным видится обращение Президента России В.В. Путина в Совет Федерации Федерального Собрания РФ об использовании Вооружённых сил Российской Федерации на территории Украины 1 марта 2014 г. и принятие Советом Федерации Федерального Собрания РФ Постановления о предоставлении такого права Президенту России [9], как впрочем, и последующая его отмена 25 июня 2014 г. [11]. 101 В.Д. Гончаренко Предусмотрев правовые основания использования Вооруженных сил Российской Федерации за пределами государственной территории и наделив главу государства правом принимать решение об оперативном использовании за пределами территории Российского государства формирований Вооруженных сил, законодатель должен разработать специальный нормативно-правовой акт с целью правовой регламентации всего круга отношений, возникающих в ходе данных военных операциях. Необходимо также внести изменения и дополнения в такие политико-правовые документы, как Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, Концепция внешней политики Российской Федерации [2], а также Военная доктрина Российской Федерации [4], которые устанавливают приоритеты и цели внешней политики Российского государства на основе международно-правовых принципов, предусмотрев в них институт использования Вооружённых сил за пределами государства. Проблема использования военной силы за пределами государственной территории имеет особую значимость не только для Российской Федерации, но и для международного правопорядка в целом. Российская Федерация как член международного сообщества должна выступить с инициативами с целью совершенствования международно-правовых стандартов, касающихся реализации права государств — членов ООН на индивидуальную или коллективную самооборону, т. к. возможные злоупотребления лишь подчёркивают необходимость сбалансированного, взвешенного подхода к использованию Вооружённых сил за пределами территории государства. Российская Федерация как член Совета Безопасности ООН должна выступить со следующими инициативами: 1. Закрепить в декларативной форме в резолюциях Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи указанные критерии легитимности применения военной силы. К таковым можно отнести: •• гуманитарную цель вооружённой операции, когда военные действия по ликвидации очага международного терроризма или спасению соотечественников за рубежом должны быть единственным или, по крайней мере, основным мотивом акции; •• отсутствие (исчерпание) иных, мирных средств разрешения конфликта, создающего необходимость прибегнуть к крайним мерам самообороны; •• пропорциональность и адекватность целям непосредственной защиты от реальных угроз; •• ограниченность по времени и применяемым средствам. 2. В целях прекращения существующей практики незаконного делегирования полномочий Совета Безопасности разработать специальный договор, который закрепит общие принципы создания, деятельности и руководства Вооружёнными силами, переданными государствами-членами в распоряжение Совета Безопасности на основе соглашений. 3. Дать официальное толкование ст. 41 и 53 Устава ООН с учётом негативной практики самостоятельного применения силы государствами и региональными организациями под предлогом гуманных целей (за исключением действий в порядке самообороны на основании ст. 51 Устава). Эти действия не должны выходить за пределы права на самооборону и не должны использоваться для свержения власти в другой стране или изменения её политического строя. При таком подходе соблюдение данных условий сможет гарантировать законность применения военной силы государством за пределами национальной территории. 102 Конституционно-правовой режим использования Вооружённых сил за пределами… Вместе с тем для создания эффективного механизма использования военной силы вне пределов территории государства, соответствующего международным стандартам, требуется дальнейшее совершенствование правового регулирования в данной сфере. Только комплексное развитие конституционного законодательства и его эффективное применение в соответствии с установленными основными направлениями правовой политики Российского государства будут способствовать дальнейшему укреплению режима законности и соблюдению конституционных основ использования военной силы вне пределов территории государства. Вполне закономерен вывод, что решение проблем, существующих в рамках реализации конституционной правовой политики в сфере использования Вооружённых сил за пределами территории Российского государства, возможно лишь при формировании адекватного конституционно-правового режима. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. Заявление Президента России Дмитрия Медведева 26 августа 2008 г. // Российская газета — Неделя. 2008. 28 авг. 2. Концепция внешней политики Российской Федерации: утв. Президентом РФ 12 февраля 2013 г. // Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». 3. О внесении изменений в Федеральный закон «Об обороне»: Федеральный закон от 9 нояб­ ря 2009 г. № 252-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2009. № 45. Ст. 5270. 4. О Военной доктрине Российской Федерации: Указ Президента РФ от 5 февраля 2010 г. № 146 // Собрание законодательства РФ. 2010. № 7. Ст. 724. 5. О порядке предоставления Российской Федерацией военного и гражданского персонала для участия в деятельности по поддержанию или восстановлению международного мира и безопасности: Федеральный закон от 23 июня 1995 г. № 93-ФЗ (в ред. от 7 февраля 2011 г., с изм. от 4 июня 2014 г.) // Собрание законодательства РФ. 1995. № 26. Ст. 2401. 6. О принципах урегулирования грузино-осетинского конфликта: международный договор РФ от 24 июня 1992 г. // Бюллетень международных договоров. 1993. № 8. — С. 60. 7. О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года: Указ Президента РФ от 12 мая 2009 г. № 537 (в ред. от 1 июля 2014 г.) // Собрание законодательства РФ. 2009. № 20. Ст. 2444. 8. Об использовании дополнительных миротворческих сил Вооружённых сил Российской Федерации для поддержания мира и безопасности в зоне грузино-абхазского конфликта: постановления СФ ФС РФ от 25 августа 2008 г. № 297-СФ и № 298-СФ // Собрание законодательства РФ. 2008. № 35. Ст. 3395, 3996. 9. Об использовании Вооружённых сил Российской Федерации на территории Украины: постановление СФ ФС РФ от 1 марта 2014 г. № 48-СФ // Собрание законодательства РФ. 2014. № 9. Ст. 862. 10. Об оперативном использовании формирований Вооружённых сил Российской Федерации за пределами территории Российской Федерации: постановление СФ ФС РФ от 16 декабря 2009 г. № 456-СФ // Собрание законодательства РФ. 2009. № 51. Ст. 6168. 11. Об отмене постановления Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации от 1 марта 2014 г. № 48-СФ «Об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации на территории Украины»: постановление СФ ФС РФ от 25 июня 2014 г. № 296-СФ // Собрание законодательства РФ. 2014. № 26. Ст. 3442. 12. Послание Президента РФ Федеральному Собранию от 5 ноября 2008 г. // Российская газета. 2008. 6 нояб. 103 В.Д. Гончаренко CONSTITUTIONAL AND LEGAL MODE OF USE OF THE ARMED FORCES OUTSIDE TERRITORY OF THE RUSSIAN FEDERATION Goncharenko Vyacheslav Dmitrievich Candidate of Juridical Sciences, Associate Professor, Department of Theory and History of State and Law, Volgograd State University, e-mail: doutdes@yandex.ru This paper presents an analysis of the constitutional and legal use of the Armed Forces outside territory of the Russian state in the context of legal policy research issues of national security of the Russian Federation and protection of the state interests. The process of forming the constitutional-legal mode of the use of the Armed Forces outside the territory of the Russian state is represented as an important task of the government activities, based on the development trend of the legal state in Russia. The conclusion is drawn about the necessity of modification and addition to the National Security Strategy of the Russian Federation, Foreign Policy Concept of the Russian Federation, Military Doctrine of the Russian Federation. Keywords: legal policy, legal mode, constitutional-legal mode, legal regulation, use of Armed Forces outside of the state territory, National Security Strategy of the Russian Federation, Foreign Policy Concept of the Russian Federation, Military Doctrine of the Russian Federation. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 104 REFERENCES Statement of the President of Russia Dmitry Medvedev // Rossiyskaya Gazeta– Nedelia. 2008. August 28 Foreign Policy Concept of the Russian Federation: approved by the President of the RF of February 12, 2013 // The document was not published. Access from «Consultant Plus» legal reference system. On making alterations of «Federal Law» Federal Law : Federal Law of November 9, 2009 № 252-FZ // Collection of Legislation of the RF. 2009. № 45. Art. 5270. On the Military Doctrine of the Russian Federation: Decree of the President of the RF of February 5. 2010 № 146 // Collection of Legislation of the RF. 2010. № 7. Art. 724. On procedure of providing military and civil personnel for participation in the activity of maintenance or restoration of the international peace and security by the Russian Federation: Federal Law of June 23, 1995 № 93-FZ (as in force on February 7, 2011 , with amend. of June 4, 2014 ) // Collection of Legislation of the RF. 1995. № 26. Art. 2401. On principals of settlement of the Georgian-Osset conflict: International Treaty of the RF of June 24, 1992 // Byulleten’ Mezhdunarodnykh Dogovorov. 1993. № 8. — P. 60. On National Security Strategy of the Russian Federation until 2020: Decree of the President of the RF of May 12, 2009 № 537 (as in force on 1 июля 2014 г.) // Collection of Legislation of the RF. 2009. № 20. Art. 2444. On use of the additional peacekeeping forces of the Russian Armed Forces for maintenance of peace and security in the Georgian-Abkhaz zone of conflict: FC CA RF Resolution of August 25, 2008 № 297-SF and № 298-SF // Collection of Legislation of the RF. 2008. № 35. Art. 3395, 3996. On use of the Russian Armed Forces on the territory of Ukraine: FC CA RF Resolution of March 1, 2014 № 48-SF // Collection of Legislations of the RF. 2014. № 9. Art. 862. Конституционно-правовой режим использования Вооружённых сил за пределами… 10. On efficient use of the Russian Armed Forces unites outside territory of the Russian Federation: FC CA RF Resolution of December 16, 2009 № 456-SF // Collection of Legislation of the RF. 2009. № 51. Art. 6168. 11. On repeal of the Resolution of the Federation Council of the Federal Assembly of the Russian Federation of March 1, 2014 № 48-SF « About use of the Russian Armed Forces on the territory of Ukraine »: FC CA RF Resolution of June 25, 2014 № 296-SF // Collection of Legislation of the RF. 2014. № 26. Art. 3442. 12. Message from the President of the Russian Federation to Federal Assembly of November 5, 2008 // Rossiyskaya Gazeta. 2008. November 6. 105 ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ УДК 342.4 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 106–111. ПРИНЦИПЫ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА ПО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ РЕСПУБЛИКИ ТАДЖИКИСТАН Ш.М. Хамдамова1 В статье проводится краткий анализ принципов конституционного судопроизводства, закреплённых в Конституционном законе «О Конституционном Суде Республики Таджикистан». В нормах Конституционного закона Республики Таджикистан, как и в законодательстве других постсоветских независимых государств, устанавливаются такие общепринятые принципы конституционного судопроизводства, как коллегиальность, независимость судей, гласность, устность разбирательства, язык конституционного судопроизводства, а также состязательность и равноправие сторон. При этом отдельные принципы конституционного судопроизводства, установленные в Конституционном законе Республики Таджикистан, имеют конституционные основы, т. е. непосредственно установлены в нормах Конституции Республики Таджикистан. Ключевые слова: Конституционный Суд, судопроизводство, конституционное судопроизводство, принцип, коллегиальность, независимость, неприкосновенность, равенство, гласность, непрерывность, устность, состязательность, язык судопроизводства, законность. Конституционный Суд Республики Таджикистан как независимый орган судебной власти учреждён в целях защиты, обеспечения верховенства и непосредственного действия Конституции Республики Таджикистан и защиты прав и свобод человека и гражданина [7, ст. 1], что и определяет его особое место в системе органов государственной власти. Это в свою очередь требует особого внимания к правовому регулированию процессуальной формы реализации его полномочий, поскольку осуществление государственно-властной деятельности в особых процессуальных формах является одной из важных гарантий законности. Таким образом, Конституционный Суд Республики Таджикистан является единственным органом, который осуществляет конституционное судопроизводство. Судопроизводство в общем контексте представляет собой установленный законом порядок производства по всем категориям дел, который всегда основывается на определённых принципах. Конституционное судопроизводство не составляет исключения. Принципы конституционного судопроизводства — это основные идеи 1 Хамдамова Шукрона Мирзохамдамовна — аспирантка кафедры прав человека и сравнительного правоведения юридического факультета, Таджикский национальный университет (Душанбе, Республика Таджикистан), эл. почта: hamdamovashukrona@gmail.com. 106 Принципы конституционного судопроизводства по законодательству Республики… (начала), воплощённые в нормах и институтах судебно-конституционного процесса, предопределяющие его природу и сущность, а также выражающие его содержание и основное назначение по осуществлению конституционного правосудия [2, с. 19]. Принципы конституционного судопроизводства нашли своё закрепление в Конституции Республики Таджикистан и в Конституционном законе Республики Таджикистан «О Конституционном Суде Республики Таджикистан». Конституционные принципы, как правило, имеют основополагающее значение для всего судопроизводства, относятся в целом ко всем видам процесса [9, с. 88–89]. Так, ст. 87 Конституции закрепляет принцип независимости судей, ст. 88 — коллегиальность и единоличность рассмотрения дел (в Конституционном Суде это называется принципом коллегиальности), состязательность и равноправие сторон, гласность и язык судопроизводства (в Конституционном Суде судопроизводство ведётся только на государственном языке). Целостным образом принципы конституционного судопроизводства регулируются Конституционным законом Республики Таджикистан «О Конституционном Суде». Так, в нём закреплено 14 принципов конституционного судопроизводства (ст. 20–33), включая и конституционные принципы. Раскроем каждый из них. Коллегиальность является гарантией надлежащего осуществления конституционного судопроизводства, достижения целей правосудия, даёт возможность избежать судебной ошибки, что особенно важно, если учесть, что итоговое решение Конституционного Суда не подлежит обжалованию [2, с. 322]. По своей природе Конституционный Суд является коллегиальным органом, и вся его деятельность по осуществлению конституционного судопроизводства построена только на коллегиальной основе. Норма Конституционного закона (ст. 20), закрепляющая принцип независимости, предусматривает обязательный кворум: рассмотрение дел, дача заключений, рассмотрение вопросов приостановления полномочий судей и принятие Регламента в Конституционном Суде производится коллегиально в составе не менее двух третей судей от их общего числа2 [9, с. 94–95]. Кроме того, этот механизм даёт возможность, чтобы решения Конституционного Суда принимались со стороны судей, непосредственно участвовавших в судебном заседании [3, с. 58]. Принцип независимости означает наделение судей всей полнотой власти по рассмотрению и разрешению дел, связанных с проверкой конституционности нормативных актов и их правоприменением [4, с. 30]. В связи с этим необходимо отметить два существенных момента: во-первых, в ст. 2 Конституционного закона говорится о независимости Конституционного Суда (в целом как органа государственной власти), которая проявляется в повседневной деятельности этого органа при осуществлении его компетенции в целом; во-вторых, существует принцип независимости судей в процессе реализации судебной власти посредством конституционного судопроизводства [9, с. 92]. В.А. Кряжков и В.Л. Лазарев по этому поводу пишут: «Независимость Конституционного Суда в целом складывается из независимости судей, однако он также защищается от какого-либо вмешательства как орган судебной власти. Это предполагает недопустимость угроз и указаний в адрес Суда со стороны иных органов и должностных лиц, применение мер, подрывающих его положение и авторитет» [4, с. 152]. Статья 21 Конституционного закона, закрепляющая рассматриваемый принцип, содержит его гарантии. Принцип неприкосновенности судей закреплён и в Конституционном законе «О Конституционном Суде», и в Конституционном законе «О судах Республики 2 Конституционный Суд Республики Таджикистан состоит из семи судей. 107 Ш.М. Хамдамова Таджикистан». Но в этих законах данный принцип используется в двух смыслах: в Конституционном законе «О судах» принцип неприкосновенности используется как основной принцип статуса судьи Конституционного Суда [8, ст. 9] (Судьи Конституционного Суда пользуются иммунитетом, как правило, на уровне премьерминистра, его первого заместителя и заместителей; иммунитет распространяется на жилище, служебное помещение, транспорт и вещи судьи, а также на особый порядок юридической ответственности), а в Конституционном законе «О Конституционном Суде» — как принцип конституционного судопроизводства [7, ст. 22] (здесь речь идёт о неприкосновенности судьи Конституционного Суда в конституционном судопроизводстве, непосредственно в процессе рассмотрения и разрешения дел). Равенство прав судей Конституционного Суда Республики Таджикистан (ст. 23 Конституционного закона«О Конституционном Суде РТ): «Судьи Конституционного суда Республики Таджикистан при рассмотрении дел выступают в личном качестве, обладают равными правами в исследовании доказательств и их оценке». Гарантией названного принципа является исследование доказательств и их оценка на основе внутреннего убеждения и личностных качеств судей, их объективности, а также беспристрастности судей Конституционного Суда [9, с. 107]. Гласность конституционного судопроизводства. Согласно ст. 24 Конституционного закона разбирательство дел в Конституционном Суде Республики Таджикистан происходит открыто, за исключением случаев, когда это противоречит интересам охраны государственной тайны, обеспечения безопасности граждан, тайны их личной жизни и защиты общественной нравственности. Несмотря на наличие исключений в открытости судебного заседания, все решения Конституционного Суда независимо от типа судебного заседания (будь оно закрытым или открытым) провозглашаются открыто. Принцип непосредственности рассмотрения дела Конституционным Судом, на наш взгляд, повышает ответственность судей, требует от них должного подхода и гарантирует качественное рассмотрение вопросов в Конституционном Суде в соответствии с установленным порядком рассмотрения дел, так как ч. 1 ст. 25 запрещает Конституционному Суду принимать решения по существу дела без непосредственного его рассмотрения в установленном Конституционном законом порядке. Принцип непрерывности рассмотрения дел Конституционным Судом означает, что заседание и совещание судей Конституционного Суда при рассмотрении дел происходит непрерывно, кроме времени, отведённого трудовым законодательством для отдыха, и времени, необходимого для подготовки участников заседания к речи, а также обязывает Конституционный Суд осуществлять рассмотрение дела от начала и до конца в одном судебном заседании, а если в нескольких заседаниях подряд, то не начинать рассмотрение других дел до принятия решения по делу, находящемуся в производстве. «Принцип непрерывности судебного заседания упорядочивает конституционное судопроизводство, предупреждает волокиту, позволяет судьям сосредоточиться на рассматриваемом деле и выработать адекватную правовую позицию» [5, с. 156], что «обеспечивает объективность рассмотрения дела» [2, с. 327]. Принцип устности заседания Конституционного Суда закреплён в ст. 27 Конституционного закона: «Заседания Конституционного Суда ведутся устно. Суд обязан во время рассмотрения дела заслушать объяснения и речи участников процесса, показания свидетелей, специалистов, экспертов, огласить имеющиеся в деле и представленные участниками процесса документы, акты экспертиз, протоколы, другие письменные доказательства». 108 Принципы конституционного судопроизводства по законодательству Республики… По мнению В.А. Кряжкова и Л.В. Лазарева, данный принцип означает, что общение Суда с участниками процесса должно происходить устно, независимо от формы сообщаемого Суду материала: он заслушивает объяснения сторон, показания экспертов и свидетелей, оглашает имеющиеся документы. Такой подход позволяет глубже уяснить проблему, лучше понять позиции сторон, привести дополнительные аргументы, облегчается восприятие доказательств, есть возможность контролировать деятельность Суда [5, с. 154]. Принцип языка конституционного судопроизводства. Его ещё можно назвать принципом государственного языка конституционного судопроизводства, т. к. в соответствии со ст. 28 «Конституционное судопроизводство осуществляется, а принимаемые Конституционным Судом акты излагаются и провозглашаются на государственном языке Республики Таджикистан». Данное положение видится вполне справедливым и рациональным, т. к. основная деятельность Конституционного Суда заключается в устранении неконституционных актов, а официальным текстом законодательства в Республике Таджикистан является государственный, и для выявления и устранения противоречия логичнее исходить из языка оригинала. Принцип состязательности и равноправия сторон, на первый взгляд, состоит из двух принципов. По этому поводу в юридической литературе высказываются различные мнения. Но самым лаконичным и точным образом раскрывает этот принцип законодатель в ст. 29 Конституционного закона «О Конституционном Суде»: «Стороны пользуются равными правами и возможностями по отстаиванию своей позиции на основе состязательности в заседании Конституционного суда». Законодатель, «соединяя состязательность и равноправие соединительным союзом «и», фиксирует форму судопроизводства. Иначе говоря, судопроизводство (деятельность) должно происходить в состязательной форме при равенстве прав участников (субъектов)» [7, с. 46]. Принцип тайны совещания судей Конституционного Суда является в какой-то степени гарантом принципов независимости и неприкосновенности судей, т. к. ст. 30 Конституционного закона «О Конституционном Суде» устанавливает: «Во время совещания судей Конституционного Суда Республики Таджикистан, на котором решается дело по существу, присутствие посторонних лиц не допускается. Разглашение суждений, имевших место во время совещания судей, не допускается». Принцип законности и обоснованности акта Конституционного Суда Республики Таджикистан. На наш взгляд, этот принцип должен именоваться чуть иначе: «принцип законности и обоснованности решений Конституционного Суда», так как речь идёт о конституционном судопроизводстве, а в ходе конституционного судопроизводства, как представляется, принимаются решения. Этот принцип является одним из главных принципов, так как весь конституционный процесс направлен на принятие законного и обоснованного решения (по существу рассмотренного дела — итогового решения). В этой связи следует отметить, что решения Конституционного Суда (постановление, заключение и определение) «как официальный документ должны отвечать определённым законом требованиям. Законность акта Конституционного Суда также предполагает, что при его принятии должны соблюдаться все атрибуты, которые устанавливает законодатель для разработки и принятия акта, в соответствии с его компетенцией и в зависимости от видов издаваемых актов Конституционного Суда» [9, с. 135]. Окончательность актов Конституционного Суда как специфическое их свойство означает, что они вступают в силу с момента их провозглашения, не требуют подтверждения никакими государственными органами и не подлежат обжалованию [10, с. 137–139]. 109 Ш.М. Хамдамова Принцип торжественности заседания Конституционного Суда Республики Таджикистан. Статья 33 Конституционного закона «О Конституционном Суде Республики Таджикистан» устанавливает ряд требований или правил, которые обеспечивают реализацию данного принципа. Так, согласно указанной статье Конституционного закона заседание Конституционного Суда Республики Таджикистан проводится в «торжественной обстановке с соблюдением всех требований судебного этикета». Торжественность обстановки, в которой происходит разбирательство судебных дел, является несомненным проявлением специфических требований судебного этикета. Судебный этикет — это не только соблюдение общепринятого порядка поведения и требований внешней культуры, обязательных для всех, но ещё и соблюдение некоторых дополнительных правил, подчёркивающих значимость и торжественность судебной процедуры, гуманизм правосудия [1, с. 30]. Таким образом, завершая анализ принципов конституционного судопроизводства, отметим, что в нормах Конституционного закона Республики Таджикистан, как и в законодательстве других постсоветских независимых государств, устанавливаются такие общепринятые принципы конституционного судопроизводства, как коллегиальность, независимость судей, гласность, устность разбирательства, язык конституционного судопроизводства, а также состязательность и равноправие сторон. При этом отдельные принципы конституционного судопроизводства, установленные в Конституционном законе Республики Таджикистан, имеют конституционные основы, т. е. непосредственно установлены в нормах Конституции Республики Таджикистан. Однако при последовательности установления принципов конституционного судопроизводства в нормах Конституционного закона Республики Таджикистан «О Конституционном Суде Республики Таджикистан» законодатель почему-то не учел их конституционную значимость. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 110 Алексеев В.Б., Ароцкер Л.Е., Божьев В.П., Бойков А.Д. и др. Настольная книга судьи (рассмотрение уголовных дел в суде первой инстанции). М.: Юридическая литература, 1972. — 744 с. Витрук Н.В. Конституционное правосудие. Судебно-конституционное право и процесс. М.: Закон и право, ЮНИТИ, 1998. — 383 с. Диноршоев А.М., Мирзоев С. Конституционное судопроизводство (на тадж. яз.) Душанбе: 2013. — 210 с. Конституционный судебный процесс / отв. ред. М.С. Саликов. М.: Изд- НОРМА, 2003. — 416 с. Кряжков В.А., Лазарев В.Л. Конституционная юстиция в Российской Федерации. М.: БЕК, 1998. — 462 с. Курохтин Ю.А. Конституционно-правовое регулирование и реализация принципа состязательности судопроизводства в Российской Федерации: дис. … канд. юрид. наук. М., 2007. — 170 с. О Конституционном Суде Республики Таджикистан: Конституционный закон Республики Таджикистан от 3 ноября 1995 г. URL: www.mmk.tj (дата обращения: 13.10. 2014). О Судах Республики Таджикистан: Конституционный закон Республики Таджикистан от 13 июня 2001 г. URL: www.mmk.tj (дата обращения: 13.10. 2014). Холиков К.Н. Конституционное судопроизводство в Республике Таджикистан. Душанбе: ЭР-граф, 2010. — 350 с. Принципы конституционного судопроизводства по законодательству Республики… PRINCIPLES OF CONSTITUTIONAL JURISDICTION ACCORDING TO THE LAWS OF THE REPUBLIC OF TAJIKISTAN Hamdamova Shukrona Mirzohamdamovna Postgraduate, Human Rights and Comparative Law Department, Faculty of Law, Tajik National University, e-mail: hamdamovashukrona@gmail.com In article a short analysis of the principles of the constitutional legal proceedings, fixed in the Constitutional Law "On Constitutional Court of the Republic of Tajikistan" is given. In norms of the Constitutional Law of the Republic of Tajikistan, as well as in the legislation of another Post-Soviet independent states, such standard principles of the constitutional legal proceedings as joint leadership, independence of the judges, publicity, verbal trials, language of the constitutional legal proceedings, and also competitiveness and equality of the sides are established. Thus the separate principles of the constitutional court proceedings established in the Constitutional Law of the Republic of Tajikistan have the constitutional bases, i.e. they are directly established in norms of the Constitution of the Republic of Tajikistan. Keywords: Constitutional Court, legal proceedings, constitutional legal proceedings, principles of the constitutional legal proceedings. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. REFERENCES Alekseev V.B., Arotsker L.Е., Bozhyev V.P., Boykov А.D. et.al.. Judge’s reference book (criminal cases examination in the court of original jurisdiction). М.: Yuridicheskaia Literatura, 1972. — 744 p. Vitruk N.V. Constitutional justice. Constitutional law and process. М.: Zakon I Pravo, YuNITI, 1998. — 383 p. Dinorshoev А.М., Mirzoev S. Constitutional legal proceedings (in tajik lang..) Dushanbe: 2013. — 210 p. Constitutional law / М.S. Salikov (ed.-in-ch.). М.: Izd- NORMA, 2003. — 416 p. Kryazhkov V.А., Lazarev V.L. Constitutional justice in the Russian Federation. М.: BEK, 1998. — 462 p. Kurokhtin Yu.А. Constitutional and legal regulation and realization of the Adversarial system principle in the Russian Federation: thesis … cand. jurid. sci. М., 2007. — 170 p. On Constitutional Law of the Republic of Tajikistan: Constitutional Law of the Republic of Tajikistan of November 3, 1995. URL: www.mmk.tj (address date: 13.10. 2014). On courts of the Republic of Tajikistan: Constitutional Law of the Republic of Tajikistan of June 13, 2001. URL: www.mmk.tj (address date: 13.10. 2014). Kholikov К.N. Constitutional legal proceedings in the Republic of Tajikistan. Dushanbe: ERgraf, 2010. — 350 p. 111 ПРОБЛЕМЫ ОБРАЗОВАНИЯ УДК 376 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 112–117. СОДЕРЖАНИЕ ПРАКТИЧЕСКИХ ЗАНЯТИЙ СТУДЕНТОВ — КЛИНИЧЕСКИХ ПСИХОЛОГОВ В СПЕЦИАЛЬНЫХ (КОРРЕКЦИОННЫХ) УЧРЕЖДЕНИЯХ Т.В. Терёхина1 Обсуждается содержание практических занятий студентов — клинических психологов в специальных (коррекционных) учреждениях г. Краснодара. Приводятся примеры занятий, позволяющих студентам получить знания о структуре дефекта и первичные навыки дифференциальной диагностики различных видов дизонтогенеза, задержки психического развития, способствующих готовности к освоению синдромного анализа структуры аномального развития и готовности к применению на практике диагностических методов и процедур оценки сохранных и нарушенных звеньев в структуре формирующейся психики ребёнка. Ключевые слова: клиническая психология, практические занятия, коррекционная школа. Современная ситуация развития российского образования предъявляет новые требования к взаимодействию науки и практики. В современных условиях без интеграции науки и практики в учебном процессе в вузе нельзя рассчитывать на качественные результаты в формировании профессиональной деятельности специалистов, в том числе клинических психологов. Клиническая психология — молодая научная дисциплина. В нашей стране в феврале 2000 г. она была выделена в отдельную отрасль медицины, а приказом Министерства образования РФ № 686 от 02.03.2000 утверждена специальность — «клинический психолог». Ключевым объектом дисциплины является человек с трудностями адаптации и самореализации, связанными с его физическим, психологическим, социальным и духовным состоянием, а также системы и процессы охраны, профилактики и восстановления здоровья [2]. Клинические психологи участвуют в решении комплекса задач в системе здравоохранения, народного образования и помощи населению. Среди них: •• клинико-психологическая диагностика в психиатрической клинике: нозология, топика, личностное, интеллектуальное недоразвитие; 1 Терёхина Тамара Вениаминовна — кандидат медицинских наук, доцент кафедры клинической психологии, Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере (Краснодар), эл. почта: 2523724@mail.ru. 112 Содержание практических занятий студентов — клинических психологов… •• клинико-психологическая экспертиза в задачах врачебно-трудовой, судебнопсихиатрической, военно-медицинской, психолого-педагогической деятельности; •• клинико-психологические формы воздействия: психологическая коррекция и психотерапия; •• социально-трудовая реабилитация больных и восстановление высших психических функций; •• деонтологический аспект деятельности клинического психолога. Студенты кафедры клинической психологии факультета психологии и социальной работы Института экономики и управления в медицине и социальной сфере (Краснодар) изучают базовую дисциплину «Клиническая психология» на 2-м курсе очной и очно-заочной форм обучения. После теоретического ознакомления на лекциях с основными положениями разделов клинической психологии практические занятия студентов проводятся: 1. На базе государственного бюджетного образовательного учреждения для детей, нуждаюшихся в психолого-педагогической и медико-социальной помощи «Центр диагностики и консультирования» Краснодарского края (ГБОУ ЦДК КК). 2. На базе муниципального бюджетного общеобразовательного центра диагностики и консультирования «Детство» г. Краснодара (МБОУ ЦДК «Детство»). 3. В специальных (коррекционных) школах V и VIII видов. В ГБОУ ЦДК КК по предварительной записи консультируют детей и подростков из специальных (коррекционных) общеобразовательных учреждений края I–VIII видов со сложной структурой дефекта, с осложнёнными формами интеллектуального недоразвития, с нарушениями нейродинамических процессов, с повышенной аффективной возбудимостью, расторможенностью, психической неустойчивостью, психопатоподобными синдромами, в том числе с патологически нарушенными влечениями. В процессе патопсихологической диагностики решаются вопросы обучения в специальном (коррекционном) учреждении. При выявлении стабильного интеллектуального дефекта, когда в структуре дефекта выявлено недоразвитие абстрактного мышления и ребёнок не использовал помощь обучающего эксперимента, в представлении психолого-педагогического консилиума отмечено отсутствие позитивной динамики в освоении школьных навыков (счёта, чтения, письма) — в этом случае решаются вопросы изменения образовательного маршрута с VII на VIII вид коррекционной школы. Присутствие при консультировании специалистами ГБОУ ЦДК КК детей с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) из специальных (коррекционных) учреждений способствует: практическому ознакомлению студентов со структурой дефекта данного контингента; с осложняющими этот дефект синдромами; с психологическими особенностями детей-сирот; методами патопсихологического обследования и дифференциальной психодиагностики. Присутствуя при психолого-медико-педагогическом обследовании детей от трёх до семи лет в МБОУ ЦДК «Детство», студенты наблюдают диагностический процесс и отмечают: •• особенности поведения (активен, пассивен, агрессивен, упрямый, без чувства дистанции, проявляет негативизм и т. д.) и эмоционально-волевой сферы; •• сформированность представлений об окружающем мире, семье; •• особенности восприятия: цвета (самостоятельно или после обучающего эксперимента), величины предметов (большой — маленький, высокий — низкий, широкий — узкий), геометрических фигур; •• состояние мелкой моторики рук; 113 Т.В. Терёхина •• свойства внимания (объём, концентрация, распределение, устойчивость, переключаемость); при затруднённом контакте внимание обследуется в форме игры «Что изменилось?», «Что не дорисовано?», «Чем отличаются картинки?» •• особенности зрительной и слуховой памяти; •• особенности мыслительной деятельности: сформированность умственных операций, виды мышления (наглядно-действенное, наглядно-образное); •• представление о счёте (количественное сравнение двух групп предметов). При консультировании дошкольников в возрасте от трёх до семи лет подробно обследуется состояние речи: •• артикуляционный аппарат (подвижность языка, строение нёба, состояние подъязычной уздечки); •• пассивный словарный запас (понимание лексического значения слова); •• активный словарь (предметный, глагольный, словарь признаков); •• экспрессивность речи (полное отсутствие звуковых и словесных средств, пользуется ли предложением из аморфных слов-корней, пользуется ли простым или сложным предложением); •• сформированность фонематического слуха и звукового анализа; •• состояние слоговой структуры и грамматического строя речи; •• понимание предлогов в активе, пассиве; •• уточняются особенности речи: эхолалия, речевые штампы, вербализм, запинки. В процессе обследования также отмечается контакт ребёнка с взрослым, настроение в ходе обследования, темп и динамика работы (снижение при столкновении с трудностями, снижение к концу обследования, отказ от работы). Студенты наблюдают разные формы работы специалистов в зависимости от нозологии и настроения ребёнка и его родителей. Анализируя состояние познавательной и речевой сфер дошкольника, специалисты определяют тип дошкольного образовательного учреждения. При обследовании детей школьного возраста специалистами МБОУ ЦДК «Детство» проводится патопсихологическое и логопедическое обследование на соответствие возрастным нормативам, анализируются письменные работы по русскому языку, математике, сформированность навыков чтения. По результатам обследования специалисты МБОУ ЦДК «Детство» получают представление о недостаточной сформированности высших психических функций (гнозиса, праксиса, речи); нарушениях памяти, внимания, мышления; недостаточной динамической организации психических функций и регуляторных процессов (программирование и контроль); нарушениях работоспособности, на основании чего определяют образовательный маршрут ребёнка. Помимо присутствия при консультировании детей и подростков, студентам в ЦДК «Детство» предоставляется возможность посетить групповые занятия, проводимые специалистами центра, и ознакомиться с групповой системой коррекционно-развивающей работы. Приведём примеры комплексного развивающего занятия в группе раннего развития для детей от одного года до трёх лет. Занятия проводятся с мамами или папами и направлены на улучшение взаимодействия «родитель — ребёнок». Совместное обучение ребёнка и матери даёт максимальный эффект при проведении развивающих занятий. В ходе занятий дети осваивают практические навыки, способствующие развитию внимания, памяти, воображения, мышления, самостоятельности, координации движений, умению владеть своим телом, навыками социального поведения, концентрации внимания, тренировки пальцев и кистей руки, развитию аккуратности, что поможет ребёнку в будущем. 114 Содержание практических занятий студентов — клинических психологов… Логопедами и психологами в течение учебного года для детей 4–7 лет дважды в неделю проводятся тридцатиминутные групповые занятия коррекционно-развивающей направленности: программы «Звонкий колокольчик», «Весёлый колокольчик» для детей 4–5 лет; «Радуга звуков», «Весёлая радуга» для детей 5–6 лет; «В стране волшебных звуков», «В стране волшебных знаний» для детей 6–7 лет. Программы построены с учётом физиологических, психологических и возрастных особенностей детей каждой возрастной группы и ориентированы на зону ближайшего развития. В специально оформленном Монтессори-классе проводятся занятия по формированию высших психических функций (ВПФ) с помощью пособий по зонам: практической жизни; сенсорного развития; языковой; музыкальной. Например, с помощью материалов практической зоны (рамки с застёжками, пуговицами, кнопками, пряжками) у ребёнка развивается тонкая моторика кисти рук, предметная деятельность, совершенствуется восприятие, речь, начальные формы произвольного поведения, наглядно-действенное мышление; развиваются соотносящие и орудийные действия. Используя оборудование других зон Монтессори-класса, психолог в ходе групповых занятий работает над развитием познавательной сферы (сенсорное развитие, развитие ВПФ, пространственных, временных и элементарных математических представлений); у ребёнка происходит ознакомление с окружающей действительностью. В структуру занятий включены упражнения по развитию мелкой и общей моторики, конструктивного праксиса, художественно-творческой, музыкальной и игровой деятельности. Учитель-логопед на своих занятиях развивает словарь, грамматический строй речи, фонетико-фонематическую систему языка, навыки анализа и синтеза речевого общения, связную речь. В группе детей 5–7 лет осуществляется коррекционно-развивающая программа «Хочу всё знать и уметь» с целью коррекции речевых нарушений и профилактики нарушений чтения (дислексии). Структура занятий включает: пальчиковые игры, мультимедийные презентации, предметные картинки, игры «Назови ласково», «Жадина», «Один-много», «Скажи наоборот», составление рассказа с опорой на схему. Все эти задания совершенствуют ВПФ, развивают связную речь, грамматический строй речи. На индивидуальных занятиях исправляется произношение. Коррекционно-развивающая работа включает домашние задания и работу с родителями по сопровождению детей в процессе коррекции. Такая системная работа способствует формированию психологических предпосылок развития навыков учебно-практической деятельности. Практические занятия в специальных (коррекционных) школах V вида (для детей с тяжёлыми нарушениями речи) и VIII вида (для умственно отсталых) позволяют присутствовать студентам на уроках, музыкальных и спортивных занятиях, наблюдать особенности восприятия учебного материала детьми с разными типами дизонтогенеза и с осложняющими синдромами. Хорошо поставленное медико-педагогическое и психологическое сопровождение учащихся этих школ [1] является важным условием их выбора в качестве мест проведения практических занятий со студентами. Присутствуя на уроках физкультуры, студенты знакомятся с особенностями проведения занятий с детьми с тяжёлыми нарушениями речи, с недостаточностью познавательных процессов, общей и тонкой моторики. В процессе занятий решаются задачи развития речи и коррекция речевых нарушений (развитие темпа, ритма дыхания и орального праксиса, продолжительность выдоха, формирование фонематического слуха); используются смена упражнений, эстафеты, наглядные, словесные и практические методы и приёмы обучения на основе общедидактических принципов. Студентам предоставляется возможность анализировать систему физиологически 115 Т.В. Терёхина обусловленных упражнений, связанных с произношением, направленную на развитие слухового внимания и памяти, пространственных представлений, навыков зрительной ориентации, развитие мимической мускулатуры и произвольного внимания. Для получения практических навыков патопсихологического обследования студенты проводят самостоятельно (но под контролем преподавателя) обследование учащихся школ V и VIII видов: вербальной памяти по методике А.Р. Лурия и Р. Джекобсона, зрительной кратковременной и оперативной памяти, внимания по методикам Шульте и Шульте-Горбова, операций мышления (анализа, синтеза, исключения, группирования, сравнения, обобщения) методами Э.Ф. Замбичявичене, Д. Векслера, Б.В. Зейгарник, С.Д. Забрамной. В процессе обследования и анализа работ по русскому языку и математике, выполненных учащимися школ V и VIII вида, студенты получают информацию о различной степени выраженности нарушений школьных навыков (дислексии, дисграфии, дискалькулии) и формируют навыки и умения патопсихологической диагностики. Посещение различных видов специальных (коррекционных) учреждений для проведения практических занятий позволяет студентам получить знания о структуре дефекта и первичные навыки дифференциальной диагностики различных видов дизонтогенеза, задержки психического развития и олигофрении, способствует готовности к освоению синдромного анализа структуры аномального развития с целью определения первичных и вторичных нарушений для решения задач профилактики и коррекции, способствует готовности к применению на практике диагностических методов и процедур оценки сохранных и нарушенных звеньев в структуре формирующейся психики ребёнка, способствует готовности к осуществлению диагностической, психопрофилактической и психокоррекционной работы с семьёй проблемного ребёнка. Таким образом, проведение практических занятий со студентами по дисциплине «клиническая психология» в диагностических центрах, в специальных (коррекционных) школах позволяет интегрировать теоретические и практические знания, формировать умения и навыки в соответствии с ФГОС ВПО по направлению подготовки 030401.65 Клиническая психология [2]. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. 2. 116 Терёхина Т.В. Медико-педагогическое и психологическое сопровождение учащихся специализированной (коррекционной) школы для детей с тяжёлыми нарушениями речи // Психология. Экономика. Право. 2013. № 4. — С. 115–121. Федеральный государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования по направлению подготовки (специальности) 030401 Клиническая психология (квалификация (степень) «специалист»): Приказ Министерства образования и науки Российской Федерации от 24 декабря 2010 г. № 2057. URL: http://www.edu.ru/db-mon/mo/ Data/d_10/m2057.html (дата обращения: 15.04.2014). Содержание практических занятий студентов — клинических психологов… PRACTICAL TRAINING SUBJECT MATTER FOR STUDENTS — CLINICAL PSYCHOLOGISTS AT SPECIAL (CORRECTIONAL) INSTITUTIONS Terekhina Tamara Veniaminovna Candidate of Medical Sciences, Associate Professor, Clinical Psychology Department, Institute of Economics and Management in Medicine and Social Sphere (Krasnodar), e-mail: 2523724@mail.ru Practical training subject matter for students — clinical psychologists at special (correctional) institutions of Krasnodar is discussed. There are given the examples of studies, allowing students to acquire knowledge of defect structure and initial skills in differential diagnosis of the different types of dysontogenesis, mental development delay, promoting readiness for development of the syndromic analysis of the structure of abnormal development and readiness for practical application of diagnostic methods and procedures of the evaluation of the safe and broken links in structure of the formed mentality of the child. Keywords: clinical psychology, practical training, correctional school. REFERENCES 1. Terekhina T.V. Medical-pedagogical and psychological support for pupils of specialized (correctional)school for children with severe speech disorders // Psikhologiia. Ekonomika. Pravo. 2013. № 4. — P. 115–121. 2. Federal State Educational Standard of higher professional education on (specialty) 030401 Clinical Psychology (qualification (degree) «specialist»): Order of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation of December 24, 2010 № 2057. URL: http://www.edu. ru/db-mon/mo/Data/d_10/m2057.html (address date: 15.04.2014). 117 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ УДК 159.9 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 118–121. ДРУГАЯ МУХИНА А.А. Остапенко1 В жанре юбилейной заметки обсуждаются последние книги В.С. Мухиной, открывающие новые грани творчества известного учёного: Мухина В.С. Личность: мифы и реальность (Альтернативный взгляд. Системный подход. Инновационные аспекты). Екатеринбург: ИнтелФлай, 2007. — 1072 с.; Мухина В.С. Отчуждённые: абсолют отчуждения. М.: Прометей, 2009. — 704 с.; Мухина В.С., Хвостов А.А. Отчуждение от себя: о саморазрушающих страстях человеческих. М.: Прометей, 2011. — 200 с.; Мухина В.С., Хвостов А.А. Отчуждение от других: от прилогов и помыслов к поступку и преступлению. М.: Прометей, 2013. — 284 с. Нет, было куда — той тропинкой, что шла сквозь леса, Вилась по ручью, с каждым шагом другая, но та же. Владимир Ланцберг. «Сказка с добрым концом» 22 января этого года академику РАО, психологу с мировым именем Валерии Сергеевне Мухиной исполнилось 80 лет. В.С. Мухина — основатель научной школы «Феноменология развития и бытия личности», признанной как в российском научном сообществе, так и за рубежом. Более полусотни её книг вышли на разных языках мира. Под её руководством защищено более 90 диссертаций (из них 17 — докторских). Когда читаю лекции для студентов-психологов или провожу курсы повышения квалификации для школьных психологов, обязательно вспоминаю нашего юбиляра. Аудитория всегда оживляется, дескать, знаем такую, конечно, знаем. И вспоминают в первую очередь учебник «Возрастная психология». Да и как его не знать, если вышло только на русском языке почти полтора десятка изданий и почти все большими тиражами. Кто-то вспомнит учебник «Детская психология» или книгу «Психология детства и отрочества». Да и большинство вузовских преподавателей психологии знают В.С. Мухину лишь по этим книгам. Иногда, правда, называют ещё «Рождение личности» и «Таинство детства». Не так много людей знают, что есть другая Мухина… Что-то очень важное осталось за скупыми строчками её официальной биографии. 1 Остапенко Андрей Александрович — доктор педагогических наук, профессор кафедры социальной работы, психологии и педагогики высшего образования, Кубанский государственный университет (Краснодар), профессор Екатеринодарской духовной семинарии (Краснодар), эл. почта: ost101@mail.ru. 118 Другая Мухина Мухина, которая смотрела в видевшие смерть глаза детей Беслана, куда в 2004 году она немедленно умчалась, чтобы оперативно оказать им психологическую помощь… Мухина, которая смотрит в глаза отрезанных от будущего пожизненно заключённых и приговорённых к смертной казни бандитов в Мордовских лагерях для особо опасных преступников, к которым она регулярно ездит и как учёный, и как по-матерински заботящаяся об обездоленных женщина… Мухина, которая часами ведёт беседы о духовных поисках человека с наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, архиепископом Феогностом, по инициативе которого второе издание её книги о пожизненно заключённых «Отчуждённые: абсолют отчуждения» вышло в издательстве Лавры… Мухина, в новых книгах которой цитат из Священного Писания и святоотеческих творений не меньше, чем ссылок на учёных — философов и психологов… Мухина, которая, спрятавшись за псевдонимом «Валерия Флай», пишет потрясающие эссе, в которых притчевость и поэтичность так концентрированы, что двухстраничные тексты становятся ёмче многостраничных монографий… Мне повезло. У меня есть другая Мухина: и в книгах, и в статьях, и в телефонных звонках, и в нечастых диалогах. Бесконечно дорожу минутами этого общения: и опосредованного, через тексты, которые люблю читать в дороге, и непосредственного, когда Валерия Сергеевна неожиданно звонит и заводит разговор о мировоззрении старца Силуана Афонского и схиархимандрита Софрония (Сахарова) или делится детским воспоминанием о бомбёжках Киева 22 июня 1941 года, начав разговор с проблем сегодняшней Украины. Другая Мухина необычайно щедра на новые книги, каждая из которых главнее предыдущей. Две с лишним тысячи страниц (!) новых глубоких монографий за семь лет с 2007-го по 2014-й! Их-то и монографиями в чистом виде назвать трудно. В них строгость научности чередуется с поэтикой эссеистики и даже метафоричностью проповеди. Приведу лишь по одной фразе из каждой. 1. Мухина В.С. Личность: мифы и реальность (Альтернативный взгляд. Системный подход. Инновационные аспекты). Екатеринбург: ИнтелФлай, 2007. — 1072 с. (Позднее вышли: 2-е изд., исп. и доп. М.: Прометей, 2010. — 1083 с., 3-е изд., исп. и доп. М.: Национальный книжный центр, 2013. — 1088 с.). «Вчера я почувствовала радугу как знак ещё чего-то особенного, глубоко значимого. И меня озарило уподобить радугу в дождливом небе тому феномену в человеке, который мы называем личность. Это духовное образование в человеке, это социальное качество в нас подобно пульсирующей в небе радуге, которая то сгущается и потрясает окружающих своим глубинным сиянием, то растворяется и как будто вовсе исчезает. Личность я хочу уподобить радуге в небе. На том и стою» (с. 956). 2. Мухина В.С. Отчуждённые: абсолют отчуждения. М.: Прометей, 2009. — 704 с. (Также вышло 2-е изд. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра. — 704 с.). 119 А.А. Остапенко «Человек сам для себя вывел, что может разрушить потенциал феноменологически свойственной ему сущности. Человек сам решил, что любовь к материальным благам, к мирской власти, к духовной власти есть унижающие его слабости. Человек сам для себя вывел основные страсти, которые разрушают его человеческое достоинство. Человек сам обнаружил, что есть в его психической природе некие помыслы-прилоги, которые могут исподволь властвовать над ним, разжигая страсти и потворствуя развитию умыслов — синдрома Сатаны» (с. 392–393). Третья и четвёртая книги написаны В.С. Мухиной совместно с сыном Андреем Анатольевичем Хвостовым. 3. Мухина В.С., Хвостов А.А. Отчуждение от себя: о саморазрушающих страстях человеческих. М.: Прометей, 2011. — 200 с. «Быть личностью — значит прежде всего хотеть и уметь брать ответственность за себя, за других, за Отечество. Быть личностью — значит не дать себя разрушить страстям, которые были названы и описаны ещё до нашей эры» (с. 38). 4. Мухина В.С., Хвостов А.А. Отчуждение от других: от прилогов и помыслов к поступку и преступлению. М.: Прометей, 2013. — 284 с. «Злые помыслы и поступки, присущие человеку, являются пороком культуры, который закономерно прорастает в истории человеческих отношений. Эти пороки делают человека нищими духом» (с. 79). Новые книги В.С. Мухиной — это метафизика о «первых родах сущего» человеческой природы: о добре и зле, о временном и вечном, о жизни и смерти, о «льзя и нельзя», об отождествлении и отчуждении. Поэтому в этих книгах наряду со строжайшей аналитикой и логикой соседствует парадоксальность и метафоричность. А тот, кто внимательно следит за научным и литературным творчеством Валерии Сергеевны, заметил, что в последние годы с обложек её книг исчезли ставшие обязательными изображения бабочек (butterfly), но появилось стилизованное изображение человека в стиле Вадима Сидура. А сами книги наполнились философскими эссе, подписанными загадочным псевдонимом «V. Fly — Валерия Флай». Fly переместилось вглубь и… ввысь. Книги Мухиной стали иными. В них научная глубина стала обладать какой-то почти исчерпывающей полнотой мысли. И эту полноту придаёт блестяще освоенная Валерией Сергеевной парадоксальная антиномичная методология христианской догматики. Она, освоив диалектику и поднявшись над ней, сумела парадоксальную формулу халкидонского догмата «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно» (ασυγχύτως, ατρέπτος, αδιαρέτως, αχωρίστως) перенести в науку о человеке и с потрясающей ясностью и цельностью описать феноменологию парного механизма 120 Другая Мухина взаимодействия «нерасторжимых противоположностей» идентификации и обособления, любви и ненависти, отчуждения от себя и отчуждения от других. На первой странице своего сайта Мухина предупреждает: «Ёрников и демагогов прошу не заходить». На упомянутые здесь книги это тоже распространяется. Как-то я спросил Валерию Сергеевну о том, как ей удаётся с возрастом сохранять высочайшую работоспособность и радовать научный мир новыми книгами и статьями? Она задумалась и ответила: «Не хочется уходить из жизни, когда Отечество в таком печальном состоянии. Хочется уходить в более весёлом настроении. А для этого ещё надо потрудиться». Вот она и трудится. В пример нам. Почитайте другую Мухину. Вдумчиво почитайте. Не пожалеете… Это трудные книги, но настоящие. А лучший подарок для юбиляра — это быть нужным, а значит прочитанным. A DIFFERENT MUKHINA Ostapenko Andrey Alexandrovich Doctor of Pedagogical Sciences, Professor, Social Work, Psychology and Pedagogics of Higher School Department, Kuban State University (Krasnodar), Professor of Yekaterinodar Theological Seminary (Krasnodar), e-mail: ost101@mail.ru In genre of the anniversary article the latest books of V.S. Mukhina, opening new facets of creativity of the famous scientist are discussed: Mukhina V.S. Personality: myths and reality (An alternative view. Systems approach. Innovative aspects). Ekaterinburg: InterFlai, 2007. — 1072 p.; Mukhina V.S. The alienated: absolute of alienation. М.: Prometei, 2009. — 704 p.; Mukhina V.S., Khvostov А.А. Alienation from itself: on self-destructed human’s passions. М.: Prometei, 2011. — 200 p.; Mukhina V.S., Khvostov А.А. Alienation from others: from prilogs and thoughts to action and crime. М.: Prometei, 2013. — 284 p. 121 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ УДК 316.6 Психология. Экономика. Право. 2015. № 1. С. 122–125. ПОСОБИЕ ПО ДЕВИАНТОЛОГИИ И.В. Дёмина1 Рецензия на книгу: Книжникова С.В. Девиантология для педагогов и психологов. Краснодар: Экоинвест, 2013. — 364 с. Феномен девиации (от лат. deviatio — отклонение) в истории мысли был известен с древних времен, выступая под различными именами порока, греха, зла, преступления и т. п. Однако термин «девиантное поведение» был введён сравнительно недавно. Книга, написанная С.В. Книжниковой, является учебным пособием, предназначенным для студентов психолого-педагогического профиля. Пособие включает в себя 4 раздела, снабжённых приложениями, предлагается краткий словарь основных понятий. В первом разделе автор даёт определение девиантному поведению, справедливо различая два уровня его проявления и, соответственно, исследования: индивидуальный и социальный. Во втором случае говорят также о социальной патологии. Рассматриваются концепции, факторы, динамика девиаций. Понятие «девиантное поведение» включает в себя ряд признаков: •• это отклонение от социальных норм, но такое отклонение, которое влечёт за собой какое-либо общественное наказание; т. е. девиантное поведение — это отклонение в «негативную сторону»; •• не является случайным, демонстрируется постоянно, имеет свойственную ему систему установок и убеждений; •• противоречит этнокультурным ценностям; •• не соответствует возрастным нормам социализации; •• деструктивность поведения для самого индивида, для его ближайшего окружения, а при массовом распространении — для конкретного социума. Излагая концепции девиантного поведения, автор ограничивается их беглым описанием, избегая собственных оценок и обобщений. Отмечаются «социал-дарвинистические» концепции, согласно которым девиации являются полезными и необходимыми для «естественного отбора» в человеческом обществе, и противоположные теории, согласно которым девиации несут угрозу развитию и функционированию общества. Автор присоединяется к последним, аргументируя свою точку зрения следующим рассуждением: «если признать, что девиации есть благо или признак 1 Дёмина Ирина Владимировна — кандидат философских наук, преподаватель кафедры философии, Кубанский государственный университет (Краснодар), эл. почта: demina1862@yandex.ru. 122 Пособие по девиантологии эволюционирования, то профессиональная деятельность педагогов и психологов не имеет смысла» (с. 12). Кратко рассмативаются социологические концепции девиантного поведения (Э. Дюркгейм, Р. Мертон, Г. Беккер, Я.И. Гилинский), медико-биологические (Ч. Ломброзо, П. Джекобс и др.). Любопытно, что Э. Кречмер и У. Шелдон (учёные первой половины 20-го века) считали биологической предпосылкой девиации телосложение мезоморфного типа — атлетически сложенный торс, стройное и сильное тело, которое в начале 21-го века позиционируется в средствах массовой информации как некая модная норма (брутальность, мачизм). Также автором упоминаются психиатрические и психологические теории девиаций. В этом разделе приводятся факторы и динамика девиантного поведения. Например, по мнению Ю.А. Клейберга, имеется следующая последовательность этапов: противоречие — психологический шок — стресс — конфликт — девиантное поведение. К первому разделу прилагаются методы диагностики отклоняющегося поведения. Во втором разделе анализируются виды социальных патологий: проституция, пьянство и алкоголизм, наркомания и токсикомания, виртуальная аддикция, зависимость от деструктивных организаций, суицидальное поведение. Включение в перечень виртуальной аддикции как новейшей социальной патологии важно и своевременно. Со ссылкой на доступные источники приводятся такие её факторы: свехличностная природа взаимоотношений в виртуальной среде; возможность анонимных социальных интеракций; возможность для реализации представлений и фантазий с обратной связью, включая различные варианты идентичности, социальных ролей, вуайерический аспект; уникальные возможности поиска нового собеседника и т. п. Интересно написано о деструктивных религиозных организациях. Обращает на себя внимание тот факт, что адепты современных нетрадиционных религиозных организаций часто пользуются интеллектуальным аппаратом контркультурных теорий. Важное место отведено описанию современных подходов к феноменам суицидального поведения и криминогенным группам молодёжи. Раздел снабжён разнообразными диагностическими методиками. В третьем разделе автор рассматривает проблемы первичной профилактики девиантного поведения на основе подготовки школьников, педагогов и родителей к осознанному выявлению в медиапродукции девиантных и потребительских ценностей. Уделяется внимание манипулятивным приёмам, используемым в целях рекламы девиантного образа жизни. К таким приёмам автор относит: «навешивание ярлыков», «сияющие обобщения», «перенос» («трансфер»), «ссылка на авторитеты», «намеренное запутывание», «общий вагон», «эмоциональная подстройка», «мнимый выбор» и т. п. Уделяется внимание феномену медианасилия и его отсроченным эффектам. Раздел снабжён методиками, позволяющими провести анализ девиантологического влияния медиапродукции. Четвёртый раздел посвящён первичной профилактике девиантного поведения на основе формирования жизнестойкости. Жизнестойкость рассматривается как интегральная характеристика личности, отличная от стратегий совладания с жизненными трудностями, не совпадающая с термином «психологическая устойчивость». Показано, что профилактика девиантного поведения представляет собой и педагогическую систему, и педагогическую деятельность. Пособие С.В. Книжниковой рассматривает феноменологию, причины и этапы становления девиантного поведения, содержит полезные сведения и практические рекомендации, помогающие противодействовать негативным влияниям. Анализируются и раскрываются манипулятивные приёмы, используемые медиаиндустрией. Автор вооружает психолого-педагогическими знаниями, позволяющими осознавать и выявлять в медиапродукции девиантные и потребительские ценности, подчёрки123 И.В. Дёмина вает роль педагогов в профилактике отклонений через формирование критического мышления молодёжи и повышение её жизнестойкости. И всё-таки автор остаётся преимущественно на уровне эмпирического подхода к девиациям. А это сложнейшее социальное явление, которое требует также серьёзного философско-теоретического анализа. Отдельно выделим третий раздел рецензируемого пособия. Наряду с устоявшимися формами девиаций особое внимание уделяется их современным видам, ещё недостаточно изученным в научной литературе. Автор обращается к чрезвычайно актуальной теме: виртуальная аддикция как механизм внедрения различных отклонений в подсознание. Думается, что эта проблема выходит за рамки целевой аудитории и представляет интерес для широкой общественности. В наше время важным фактором социокультурной динамики становятся коммуникативно-информационные технологии, размывающие идентификационные программы. Как справедливо замечает Ю.А. Запесоцкий, масс-медиа «открыто отрабатывают приёмы насилия над личностью с целью принуждения её к пограничному в духовно-нравственном плане поведению, продуцируют различного рода поведенческие девиации» [1, с. 34]. В этой связи девиантология как наука выходит в совершенно новое поле проблем. С одной стороны, мы знаем, что реклама опирается на классическую антропологию, транслируя и утверждая базовые экзистенциальные ценности — любви, счастья, здоровья, успеха, воздействует на механизмы консолидации социальных групп, осуществляя стратификацию общества. С другой стороны, реклама творит «новую» антропологию, оказывая давление на ценностно-нормативную область культуры, осуществляя десакрализацию духовного ядра культуры. Рядом современных авторов (А. Корсани и др. [2]) разрабатываются концепции биокапитализма, когнитивного капитализма, которые позволяют осознать феномен девиаций системно, т. е. в связи с социальными и культурными процессами. Современный капитализм преобразует отношение капитал — труд в отношение капитал — жизнь, когда стираются границы между производством товаров и воспроизводством биологической и социальной жизни. Технологии нового капитализма — это генетические, био- и коммуникационные технологии, технологии восприятия и переживания. Современная культура является результатом всё более изощрённого технологического оформления и использования человеческой чувственности; чувственные контакты современного человека программируются цифровыми копиями реальности. Тщательное изучение того, как связаны различные девиации с этими процессами, — важное и перспективное направление дальнейших исследований. Проблема отклоняющегося поведения имеет, безусловно, междисциплинарный характер, требует привлечения знаний из области педагогики, психологии, философии, культурологи, социологии, правоведения. Пожелаем автору активно использовать подходы и достижения смежных наук в своей преподавательской и исследовательской деятельности. СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 1. 2. 124 Запесоцкий Ю.А. Современная реклама как институт социально-культурной динамики // Вопросы философии. 2013. № 3. — С. 33–38. Корсани А. Капитализм, биотехнонаука и неолиберализм. Информация к размышлению об отношениях между капиталом, знанием и жизнью в когнитивном капитализме // Логос. 2007. № 4. — С. 123–143. Пособие по девиантологии TEXTBOOK OF DEVIANTOLOGY Diomina Irina Vladimirovna Candidate of Philosophical Sciences, Lecturer, Philosophy Department, Kuban State University (Krasnodar), e-mail: demina1862@yandex.ru Book review: Knizhnikova S.V. Deviantology for teachers and psychologists. Krasnodar: Ekoinvest, 2013. — 364 p. REFERENCES 1. Zapesotsky Yu.А. Modern advertising as an institute of social and cultural dynamics // Voprosy Filosofii. 2013. № 3. — P. 33–38. 2. Corsani А. Capitalism, biotechnoscience and neoliberalism. Pabulum for reflection about relations between capital, knowledge and life in cognitive capitalism // Logos. 2007. № 4. — P. 123–143. 125 ПСИХОЛОГИЯ. ЭКОНОМИКА. ПРАВО ОБЪЯВЛЕНИЯ. КАЛЕНДАРЬ КОНФЕРЕНЦИЙ АНОО ВПО «Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере» (ИЭиУ МиСС) проводит набор на очную, очно-заочную, заочную формы обучения в соответствии с лицензией, выданной институту на осуществление образовательной деятельности. Направления подготовки бакалавров: 030300.62 — Психология 030900.62 — Юриспруденция 040400.62– Социальная работа 080100.62 — Экономика 080200.62 — Менеджмент 081100.62 — Государственное и муниципальное управление Направления подготовки специалистов: 030301.65 — Психология служебной деятельности 030401.65 — Клиническая психология 080101.65 — Экономическая безопасность Направления подготовки магистров: 030300.68 — Психология (клиническая, социальная) 040400.68 — Социальная работа 080100.68 — Экономика 080200.68 — Менеджмент 080300.68 — Финансы и кредит Институт осуществляет образовательную деятельность по специальностям среднего профессионального образования: 080114.51 Экономика и бухгалтерский учёт (по отраслям) (на базе 9 классов) 040401.51 Социальная работа (на базе 9 классов) 030912.51 Право и организация социального обеспечения (на базе 9 классов) 080501.51 Операционная деятельность в логистике (на базе 9 классов) По результатам Всероссийского бизнес-рейтинга в июне 2011 г. Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере награждён сертификатом «Лидер экономики — 2010» за превосходство в отрасли и развитие экономики России. В 2011 г. институт принимал участие в Национальном конкурсе «Лучшие учебные центры Российской Федерации — 2011», по итогам которого в апреле 2012 года был награждён дипломом лауреата за высокое качество образовательных услуг, памятной медалью. 126 Объявления. Календарь конференций В ноябре 2012 года ИЭиУ МиСС стал победителем Всероссийского конкурса «100 лучших предприятий и организаций России — 2012» в номинации «Лучшее учебное учреждение» и также отмечен дипломом лауреата на межрегиональном конкурсе «Лучшие ВУЗы ЮФО — 2012». В соответствии с приказом № 109 Рособрнадзора от 03.02.2015 институт прошёл государственную аккредитацию образовательных программ на период до 2021 года. Факультет психологии и социальной работы Института экономики и управления в медицине и социальной сфере приглашает принять участие в 3-й Всероссийской научно-практической конференции (заочной) «Актуальные проблемы реализации социального, профессионального и личностного ресурсов человека», которая будет проводиться 31 мая 2015 года. Предполагается обсуждение вопросов по следующим направлениям: 1. Методологические и теоретические проблемы реализации ресурсов человека. 2. Онтогенетические аспекты реализации ресурсов личности. 3. Социальные и психологические аспекты реализации ресурсов личности в трудных жизненных ситуациях. 4. Реализация ресурсов личности в современном образовательном пространстве. 5. Социальные и психологические аспекты реализации ресурсов личности в организации. 6. Норма и патология реализации социального, профессионального и личностного ресурсов человека. 7. Социальные проблемы реализации ресурсов различных групп населения. По итогам конференции будет издан сборник материалов, с последующей рассылкой в ведущие библиотеки РФ. Для участия в конференции необходимо до 27 мая 2015 года представить заявку и материалы для публикации по электронному адресу: lsdc.iems@mail.ru (название файла — по фамилии автора). До 31 мая участники конференции будут проинформированы о включении присланных ими материалов в сборник конференции. Оплата производится после принятия публикации к печати и получения Вами подтверждения оргкомитета. Для публикации материалов и получения сборника необходимо предварительно оплатить стоимость публикации — 120 рублей за 1 страницу (неполная страница оплачивается как целая); стоимость рассылки сборника — 80 рублей. Оплату необходимо произвести до 7 июня 2015 г. (копия квитанции денежного перевода высылается по электронному адресу оргкомитета до 7 июня 2015 г.). В назначении платежа обязательно указать: за участие 31 мая 2015 г. во Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы реализации социального, профессионального и личностного ресурсов человека»; в поле получателя платежа — АНОО ВПО «Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере». 127 Объявления. Календарь конференций Банковские реквизиты для оплаты: ИНН 2309060619; КПП 231001001 р / с 40703810600000000015 к / с 30101810200000000722 БИК 040349722 КБ «Кубань-Кредит» ООО г. Краснодар Требования к публикации: материалы представляются в электронном виде, в формате WORD (1998-2006, XP), А4, шрифт Times New Roman, кегль 16, абзацный отступ 0,75 см (устанавливать автоматически), все поля 2 см, межстрочный интервал — 1. Название материалов — на 1 строке, по центру, прописными буквами, выделить жирным шрифтом. На второй строке указать ФИО, город строчными буквами, без выделения. В основном тексте не должно быть графиков, рисунков, таблиц, подстрочных и надстрочных символов, формул, выделений и подчёркиваний. Без нумерации страниц. Фамилии иностранных авторов приводить в русской транскрипции, инициалы перед фамилией цитируемого автора должны указываться постоянно, вне зависимости от количества ссылок. Библиографический список — в конце текста. Ссылки на источники в квадратных скобках. В случае отсутствия в тексте ссылок на библиографические источники список не публикуется. Лучшие статьи будут опубликованы в научно-образовательном журнале «Психология. Экономика. Право» (ISSN 2307-5724, подписной индекс 83729 в каталоге «Почта России», входит в систему Российского индекса научного цитирования (РИНЦ)). Оргкомитет оставляет за собой право не публиковать материалы, не соответствующие тематике и направлениям конференции, правилам оформления и полученные позже 31 мая 2015 г. Председатель оргкомитета: Ашинов Ю.Н., д-р биол. н., профессор, ректор ИЭиУ МиСС. Зам. председателя: Харитонова Е.В., д-р психол. н., доцент, декан факультета психологии и социальной работы. Члены программного комитета: Е.А. Андриянова, д-р социол. н., профессор (СГМУ, Саратов); Г.Б. Горская, д-р психол. н., профессор (КГУФКСиТ, Краснодар); А.Н. Дёмин, д-р психол. н., профессор (ИЭиУ МиСС, Краснодар); Р.В. Кадыров, к. психол. н., доцент (ВГМУ, Владивосток); А.Ю. Рожков, д-р ист. н., профессор (КубГУ, Краснодар); А.В. Солоненко, д-р мед. н. (ИЭиУ МиСС, Краснодар); В.М. Чижова, д-р филос. н., профессор (ВолгГМУ, Волгоград); Л.А. Эртель, д-р мед. н., профессор (ИЭиУ МиСС, Краснодар); Б.А. Ясько, д-р психол. н., профессор (КубГУ, Краснодар). Члены оргкомитета: В.Е. Курочкина, доцент кафедры общей и социальной психологии, Е.Н. Свобода, зам. декана факультета психологии и социальной работы; Т.А. Чебуракова, доцент кафедры клинической психологии. Ответственные организаторы: преподаватель кафедры общей и социальной психологии Арутюнян Элеонора Михайловна (8-918-385-70-75). Оргкомитет конференции находится по адресу: 350000, Краснодар, ул. Садовая, 218, деканат факультета психологии и социальной работы, каб. № 106, e-mail: fak.psychology@bk.ru; lsdc.iems@mail.ru. Анкета участника конференции Фамилия, имя, отчество Организация 128 Объявления. Календарь конференций Учёная степень Учёное звание Должность Планируемое направление конференции Название публикации Адрес для почтовой связи Телефоны с указанием кода города е-mail Хотите ли Вы, чтобы сборник был выслан по почте (нужное подчеркнуть) Да Нет 129 ПСИХОЛОГИЯ. ЭКОНОМИКА. ПРАВО ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ АВТОРОВ Журнал публикует работы в различных областях психологии, экономики, права и на стыке этих наук. Издаётся с периодичностью 4 номера в год, имеет электронную версию в Интернете (www.iems.ru: раздел «Журнал»), которая по содержанию идентична печатной форме. Международный стандартный номер для периодических изданий (ISSN) 2307-5724. Подписной индекс в каталоге «Почта России» — 83729. Издание входит в систему Российского индекса научного цитирования (РИНЦ). Принимаются материалы объёмом от 12 тыс. до 32 тыс. знаков с пробелами (0,3– 0,8 п. л.) в электронном виде формата Word for Windows по следующим разделам: •• научные статьи •• обзоры отечественных и зарубежных исследований •• рецензии •• оригинальные учебно-методические материалы •• информационные материалы (объявления, отчёты о конференциях и т.п. объёмом не более 10 тыс. знаков — 0,2 п. л.). Присланные статьи не должны быть опубликованными ранее в других изданиях. Требования к оформлению материалов: формат страницы А4, все поля 2 см, шрифт Times New Roman, кегль 14, межстрочный интервал — 1,5; абзацный отступ 1 см. Оформление рисунков, таблиц и формул осуществляется стандартными средствами Microsoft Office Word, таблицы нумеруются сверху (Таблица 1 — Название), текст в таблицах набирается 12 кеглем, межстрочное расстояние — 1,0; рисунки нумеруются снизу (Рисунок 1 — Название). В верхнем левом углу первой страницы обязательно указывается код УДК. Также рукопись должна включать следующие элементы: •• название •• авторская справка •• аннотация •• ключевые слова •• список литературы. Авторская справка включает сведения об авторе(-ах): ФИО полностью (на русском и английском языках), учёная степень, учёное звание, должность, место работы (полное название организации в именительном падеже на русском и английском языках), город, страна, номер контактного телефона, электронный и почтовый адреса. Аннотация: краткое описание основной идеи, цели, результатов исследования. Ключевые слова: указываются несколько основных понятий и терминов, используемых в статье. Список литературы оформляется в соответствии с ГОСТ 7.05-2008, формируется в конце статьи; цитируемые (упомянутые) источники группируются в алфавитном порядке. Каждому источнику присваивается порядковый номер. Литература на иностранных языках приводится после отечественной литературы. В библиографическом описании источника указываются автор, название, место издания и название 130 Информация для авторов издательства (кроме периодических изданий), год издания; для статей указываются номера страниц, для монографий, учебников, авторефератов и т.п. — общее количество страниц. При ссылке на электронные ресурсы следует указывать заголовок титульной страницы ресурса, полный адрес ресурса и дату последнего обращения к веб-странице. Например: Энциклопедия Кирилла и Мефодия [Электронный ресурс]. URL: http:// www.megabook.ru/index.asp?page=enciklopedia (дата обращения: 7.12.2012). Внутритекстовая ссылка обозначается квадратными скобками. Она должна содержать номер источника и — при цитировании — страницу (или страницы), на которую (-ые) делается ссылка. Пример ссылки: [5, с. 14], т. е. цитируется страница 14 источника под номером 5 списка литературы. Полученные статьи проходят обязательное рецензирование членами редакционной коллегии, редакционного совета или другими высококвалифицированными специалистами (как правило, докторами наук), имеющими наиболее близкую к теме статьи научную специализацию. Рецензенты уведомляются о том, что присланные им рукописи являются частной собственностью авторов и содержат сведения, не подлежащие распространению. Рецензирование проводится конфиденциально. Основные разделы рецензии: •• соответствие содержания статьи её названию и заявленной цели; •• в какой мере статья соответствует современным достижениям в рассматриваемой области науки, степень её актуальности; •• описание достоинств и недостатков статьи, её научной значимости; •• оценка формы подачи материала, её соответствие стандартам журнала; •• предложения по доработке текста (если таковые имеются); •• целесообразность публикации статьи. Если рецензия содержит рекомендации по исправлению и доработке статьи, автору направляется текст рецензии или выдержки из неё с предложением учесть рекомендации при подготовке нового варианта статьи. Окончательное решение о публикации статьи принимается редколлегией журнала. Авторы статей несут ответственность за содержание материалов, не подлежащих открытой публикации, точность приводимых фактов, статистических данных, собственных имён. Публикация авторских материалов в журнале «Психология. Экономика. Право» — бесплатная. Материалы присылаются на электронный адрес редакции: 2523724@mail.ru. Почтовый адрес редакции: 350042, г. Краснодар, ул. Садовая, 218, Институт экономики и управления в медицине и социальной сфере. Контактный телефон: (861) 252-37-24 (отв. секретарь — Надежда Валерьевна Климовских). 131 Редактор: А.К. Князькина, канд. юрид. н. Переводчик: Е.Р. Мелкумова, канд. биол. н. Оператор компьютерной верстки: Е.А. Солодовникова Корректор: А.А. Игнатова Подписано в печать 20.03.2015 г. Формат бумаги 60×90 1 / 8. Бумага офсетная. Печать офсетная. Тираж 1000 экз. Заказ № 15005. Издательство «ЭДВИ». РОССИЯ, 350012, г. Краснодар, ул. Лукьяненко, 95/3, тел./факс: (861) 222-01-02, 222-75-55, 220-12-56, е-mail: info@edvi.ru.