3-нация-брошюры - newconcepts.club
advertisement
Алексей Наксен НАЦИЯ БРОШЮРЫ Если представить себе, сколь различна демография американского общества, как много здесь представлено культур и сколь они разнятся, как много языков и наречий звучат на улицах наших городов, то многим зачастую очень сложно понять, как Америка вообще остается единым целым. Все земные расы представлены здесь, только в одном районе Нью-Йорка, Квинсе, живут бокобок выходцы из 132 стран...Но в новый Вавилон государство не превратилось, хотя, казалось бы, к этому были все предпосылки...Что же связывает вместе американскую нацию? — на этот вопрос пытались и пытаются дать ответ многие историки, социологи, политологи. Ответы, естественно, столь же различны как и их авторы. Но я не вижу в этом особых противоречий. Главным остается то, что наша противоречивая, разноликая, находящаяся в процессе непрерывного формирования цивилизация создала свой необычный и, как подтвердила история, эффективный раствор, сумевший сцементировать нацию. В моем представлении, это особое отношение к Праву, нашедшее свое зримое вооплощение в Конституции Соединенных Штатов. ================================================================= Еврейский народ издревле называют «народом Книги». Книги именно с большой буквы, Торы. Свода особой информации, правил и законов, дарованных Создателем. На протяжении всей истории еврейского народа, большей частью прошедшей в изгнании, вдали от родной земли, Книга была хранителем культуры, залогом жизни целого народа и сохранения его самосознания. По аналогии, я бы американскую нацию назвал «нацией Книги». Книги, ставшей залогом самосознания нации, содержащей формулу ее образования и ставшей гарантом ее сущестовования. Хотя... это не совсем книга в привычном понимании, а, скорее, брошюра. Довольно скромная по размеру, c лаконичной надписью на обложке: Конституция Соединенных Штатов. С учетом названия, это определение может выглядеть примерно так: американская нация это нация брошюры, называемой Конституция... Длинновато... Попробую покороче - американская нация это нация Конституции. Так точнее. В этом особенность американской нации и, если хотите, ее исключительность. В этом ее основное отличие от многих другие наций, хороших и разных. Существует много различных подходов к пониманию нации и, соответственно, национальной принадлежности. Восхитительна была советская интерпритация, вооплощенная в пресловутой «5-й графе». На вопрос о национальности наш братиммигрант при приеме на работу в Америке писал, допустим, «еврей». Чем неизбежно вгонял в ступор работников отделов кадров. Они ожидали прочитать простой и внятный ответ, означавший: гражданин такой-то страны. США, например. Ведь на Западе «еврей» это принадлежность к религии как, например, «христианин». Если же кто-то писал «русский», то это - в американском понимании - уже принадлежность к этносу. Тоже мимо денег, этнос отнюдь не гражданство. Потом недоразумение разъяснялось, вежливые улыбки, похлопывания по плечу и так... до следующего раза. Трудно найти более наглядный пример того, как расходилось понимание национальной принадлежности на Запада и у выходцев из СССР. Отличие в трактовке простой строчки анкеты было вызвано принципиально различным осознанием такого фундаментального понятия как нация. НАЦИЯ ПО-ЕВРОПЕЙСКИ Принято считать, что современные европейские нации-государства (nation-state) начали формироваться в XVII–XVIII веках и окончательно оформились в XIX столетии. Такими понятиями, как «нация» и «гражданин», в их внутренней, смысловой взаимосвязи мы обязаны великой Французской революции, потрясшей устои европейских монархий. До этого события французы были не «гражданами», а «подданными» Его Величества Короля. Монархия рассматривала всех жителей страны именно как подданных - вне зависимости от того, шла ли речь о провансальцах, савоярах, гасконцах или бретонцах. То есть дефиниция «француз» возникала не внутри страны, а снаружи. Надо же было как-то в сознании иностранцев обозначить жителя Французского королевства. Такими же условными были определения «немец» или «итальянец». С самых же первых дней Французской революции ее вожди провозгласили верховным сюзереном не короля, а «нацию» (la nation), под которойподразумевалось тогда... третье сословие (etat – «сословие», оно же «государство»). Третье сословие платило налоги и тем самым, содержало государство... Эта идея быстро завоевала самые широкие слои населения страны. Тут вполне уместно вспомнить, что с лозунгом «Да здравствует нация!» вошел в революционный Париж тот самый легендарный марсельский батальон, с которым связывают «Марсельезу», ставшую гимном революции и Франции. Понятие «нация», под которым вначале подразумевалось третье сословие, очень быстро стало синонимом «отчизны» (patrie) и государства. Быть гражданином Франции стало означать принадлежность к единой нации независимо от прежнего происхождения. Вполне закономерно, что именно во Франции был создан термин «нация-государство». Его авторство принадлежит Эрнесту Ренану, одаренному писателю, историку и филологу. Он соединил вместе людей (объединенных в нацию) и государство (институт, структуру). В такой трактовке нация это некая политическая общность жителей определенного государства. Возникновение такой нации прежде всего связано с победой буржуазно- демократических ценностей, развитием новых производственных отношений и образованием единой системы хозяйства. Создание и распространение общего литературного языка, единой культуры уже шло следом. Такая нация, как видим, возникла относительно недавно, с началом индустриальной эпохи. Наряду с этим, - а может, вопреки – существует и совершенно иное понимание термина нация. Правильнее было бы его обозначить как «этнонация». В этом случае нация возникает как переход этноса на особую национальную ступень развития, то есть как биологический феномен. Возникновение понятия этнонации было связано с формированием мистической концепции «народного духа» (Volksgeist) в рамках немецкого «народнического» (volkisch) национализма XVIII—XIX веков. Ранние немецкие националисты-романтики считали, что существует некий «народный дух» — некое иррациональное, сверхъестественное начало. «Народный дух» определяет своеобразие и отличие народов (этносов) друг от друга. Это отличие находит свое выражение в «крови» и в расе. С этой точки зрения «народный дух» передается с «кровью», то есть по наследству, таким образом, нация понимается как сообщество, происходящее от общих предков, связанное кровнородственными узами. Этнонация имела только два варианта возникновения – от племени, покорившего или иным образом присоединившего другие племена, или от объединения людей на базе борьбы за жизненное пространство. В образной форме понятие этнонации нашло свое выражение в метафоре «кровь и почва». Возникшая в Германии - ну где же еще! - идеология крови и почвы (Blut-und-Boden) рассматривала взаимосвязь национального происхождения («крови») и родной земли, дающей нации пропитание («почвы»), как основополагающую константу формирования нации. Впервые понятие «крови и почвы» появилось в знаменитом философском труде Освальда Шпенглера «Закат Европы». Но понадобилось еще 12 лет пока теория «крови и почвы» не сформировалась в определённую национал-социалистскую доктрину — в сочинении Рихарда Дарре «Новая аристократия из крови и почвы». Совершенно отличным было советское понимание нации. СССР назывался многонациональным государством, то есть состоящим из многих наций. Гражданин СССР такой-то национальности, то есть гражданство это принадлежность к государству, а национальность определялась по «крови и почве». Эта странная эклектика еще как-то подходила для определения русских или украинцев (грузинов и пр.), но совсем не годилась для немцев, греков, поляков или евреев. Запись в советском паспорте «немец» автоматически связывала этого человека с немецкой землей. Кровь соединялась с почвой... В этой трактовке этносы без земли изначально выбрасывались за пределы советского государства. Что и произошло на самом деле - как только это государство ослабло. Советский народ, состоящий из многих национальностей, оказался антинаучным и, соответственно, нежизнеспособным мифом. На самом деле, должна была быть единая советская нация, состоявшая из многих народов (этносов). Не многонациальное государство, а полиэтничное. В этом был залог выживания новой страны, но советские вожди до этого не додумались. Во Франции, кстати, этнический немец, проживающий в Эльзасе, определяется как француз, как неотъемлимая часть французской нации. «Без меня народ не полный» – справедливо утверждал гениальный русский писатель Платонов. Французская нация живет и будет жить, а СССР канул в лету... Как мы видим, подходы к понятию «нация» могут быть принципиально различны. Общее у этих концепций только одно – они возникли в Европе и тем или иным образом отразили европейские реалии. А можно ли их приложить к формированию американской нации? Ведь изначально американская нация создавалась выходцами именно из Европы. Родственные связи налицо. НАЦИЯ В НОВОМ СВЕТЕ Тем не менее, в Новом свете это все выглядело совершенно иначе. Американскую нацию изначально создали три очень непохожих иммиграционных потока. Именно они совместо задали тот первоначальный импульс, который определил формирование американской нации. А можно и так, американской нации-государства. 1. Поиск религиозной и политической свободы 21 ноября 1620 года небольшой парусник Mayflower обогнув мыс Код, встал на якорь у берегов Массачусетса. На борту было 102 пассажира. Это были английские протестантыкальвинисты, бежавшие от религиозных преследований сначала в Голландию, а затем, после двенадцати лет пребывания в чужой стране, принявшие решение перебраться в Америку и основать там колонию. Сами себя они называли «пилигримами». В Голландии их дети стали постепенно ассимилироваться и чтобы сохранить свою культуру и язык, пилигримы стремились туда, где не было бы сильной местной культуры. А лучше - чтобы вообще никакой. В их представлении неосвоенные просторы Нового Света и были таким местом. Там можно было все начать с чистого листа... И начали, основав на СевероВостоке континента первую колонию европейцев. За пилигримами последовали пуритане, еще одна группа протестантов-нонконформистов. В Англии XVII века пуританизм стал выражением политической оппозиции абсолютизму, идеологическим знаменем. На пуритан обрушились неизбежные правительственные репрессии, последующее изгнание и выселение в Америку... Новый Свет их не испугал. Даже наоборот. Эти отважные и упорные люди ничуть не боялись испачкать руки владели всеми ремеслами, хотели и могли возделывать землю. Но самое главное было в другом - они были протестанты-фундаменталисты, истовые в своей вере. Они видели себя как последний этап истории человечества, начавшейся изгнанием из Эдема, продолжившейся исходом израэлитов из Египетского плена и завершающейся обретением, наконец, Земли Обетованной. Пуритане не колеблясь сравнивали в своих писаниях Джона Винтропа, лидера Массачусетской колонии, с библейским Моисеем. Они собирались создать в Америке то, что Винтроп в своей знаменитой проповеди на корабле Arbella провозгласил как «Град на Холме», где «Взоры всех народов устремлены на нас». Бесстрашные, трудолюбивые и упорные пуритане жили и работали в ожидании грандиозного нового события – второго прихода Иисуса и восстановления его Царства на Земле. Вот это восторженное отношение к будущему, наряду с моральной непримиримостью и трудовой этикой, стали вкладом пуритан в мироощущение будущей нации. Вполне сравнимую с пуританами роль в формировании новой американской нации сыграла еще одна протестантская группа – квакеры. Отличительной чертой религиозной доктрины квакеров было убеждение, что Бог пребывает в сердце каждого человека, непосредственно призывая его встать на путь, ведущий к совершенной жизни. У себя дома в Англии квакеры отказывались посещать государственную англиканскую церковь и платить налоги на ее содержание. Кроме того, они требовали свободы слова и собраний, признавали равенство мужчин и женщин, отказывались давать присягу и воевать. Их за это избивали, сажали в тюрьмы и даже казнили, поэтому, начиная с 1656 года началась их эмиграция в Америку. В 1681 году знаменитый квакер Вильям Пенн в основанной им колонии Пенсильвания положил начало «святому эксперименту» жизни на принципах квакерства. Эти принципы означали терпимость к любой форме инакомыслия, включая религиозное. Движущей силой этих необычных людей было их стремление к свободе как религиозной, так и политической, желание навсегда уйти от любых форм тирании. Протестанты работали не покладая рук, распахивали землю, прокладывали дороги, строили города и создавали то, что мы можем назвать северной или промышленной моделью развития Соединенных Штатов. 2. Государственная экспансия Помимо северной была еще и южная модель, созданная другими людьми, с иными целями и в принципиально различных условиях. На 13 лет раньше пилигримов – в 1607 году - американских берегов достигла экспедиция из трех небольших кораблей, cнаряженная Лондонской Вирджинской компанией. Это было сделано по поручению и с благославления короля Джеймса Первого – Объединенное Королевство прирастало заморскими владениями. Эта Первая английская колония в Америке была названа Вирджинией в честь королевы Елизаветы, которая афишировала свое целомудрие. По прибытии было основано поселение в честь короля названное Джеймстауном, а река, возле устья которой оно был расположено, получила имя Джеймс. Три сотни англичан пересекли Атлантику, прибыв в Вирджинию между 1607 и 1609-ми годами. Статистически, один из пяти прибывших был дэнди-аристократ, который отказывался работать в колонии: во-первых, из принципа, во-вторых, попросту ничего не умел. В своих расшитых золотом камзолах и шелковых чулках младшие сыновья английских помещиков производили просто замечательное впечатление среди соленых топей Чезапика. Конечно, они привезли с собой работников для колонии, но... часть из них была ничего не умевшими люмпенами, а другая обладала совершенно бесполезными навыками, как-то: часовых дел мастера, перфюмеры и даже ювелиры. Вот и получалось, что одни колонисты не хотели работать, а другие не знали, как обрабатывать землю, и чтобы выжить, крали все, что могли у соседей-индейцев. Сами понимаете, о мире в таких условиях думать не приходилось... Колонию спасло прибытие в 1642 году нового губернатора, сэра Вильяма Бёркли. Он был проницательным, волевым и жестким человеком. Его конкретной целью стал перенос в Новый Свет системы социального порядка Старого. Когда верхушка социальной пирамиды мигрировала в Вирджинию, то не обнаружила основания, чтобы на нем воздвигнуться привычным образом. С индейцами там ничего не получилось. Ни силой, ни подкупом не удалось вольных людей преврать в подневольных работников. Вот тут и возникла необходимость в рабовладении: африканские рабы и стали основанием социальной пирамиды Вирджинии. Благодатный климат юга способствовал сначала разведению табака, а потом и хлопка, ставших основой его экономики. Труд чернокожих рабов обеспечил быстрое развитие сельского хозяйства и беспечную жизнь хозяев плантаций. Раб – как абсолютный слуга - хорошо вписывался в структуру жизненных понятий вирджинских колонистов, когда все кому-то служат или прислуживают. Таким образом британское государство пришло на американский континент, создавая южную, сельски-аристократическую модель развития будущих Соединенных Штатов. 3. Бизнес В сентябре 1609 года корабль Half Moon под флагом голландской Ост-Индской компании, двигаясь вдоль североамериканского побережья, вошел в просторную бухту, позднее названную Нью-йоркской. Командовал парусником опытный английский мореплаватель и исследователь севера Генри Хадсон. Капитана Хадсона и команду приветствали местные жители, индейцы народности Ленапе. Они отнеслись к пришельцам дружелюбно, угостили табачком и кукурузой. Об этом, как и многом другом, Хадсон сообщил своим работодателям. А как в таких случаях думает настоящий голландский бизнесмен? Да очень просто: почему бы не заработать пару-тройку гульденов на торговле с туземцами? Сказано, сделано. Для торговли с Америкой и западной Африкой в 1621 году была основана Вест-Индская компания, отпрыск и точная копия знаменитой и могущественной Ост-Индской. Первый торговый форпост в Нью-йоркской бухте был заложен молодой компанией в 1624 году на небольшом острове, впоследствии названном Governors Island, то есть Губернаторским. Изначально там поселилось 30 семей выходцев из Фландрии. Их задачей была торговля с местными индейскими племенами. Годом позднее голландцы перекочевали на соседнюю, южную оконечность Манхэттена. Там они основали в 1665 году город НьюАмстердам. Хорошо укрепленный город в устье реки был призван обеспечить безопасность судам Вест-Индской компании, торговавшей в верховьях Хадсон-ривер с местными индейцами. В отличие от англичан, голландцы ни от кого и никуда не бежали. Никоим королям и прочим монархам не служили. Свободные люди, они пришли делать деньги. Гигантская торговая империя XVII-го века расширяла свой бизнес. И этот мощный начальный импульс сугубо делового подхода определил характер и состояние духа будущего великого города, Нью-Йорка. К середине 50-х годов XVII-го века колония cтала магнитом для множества европейцев. Своих голландцев для поселения в Новом Свете не хватало: зачем им было покидать цивилизованную жизнь на родине? Но не везде в Старом свете дела шли так хорошо, как в Нидерландах. Вот и объявила Вест-Индская компании, судя по всему, нечто вроде оргнабора по всей Европе. И уже в скором времени город населением в полторы тысячи человек разговаривал на восемнадцати языках: английском, французском, ирландско-гэльском, немецком, испанском, португальском, чешском, польском... Голландцы принимали людей любой веры, включая даже тех, кто вообще ни во что не верил... но хотел и умел работать... приносить пользу обществу. Чего во всем этом было больше: голландской толерантности, протестантского прагматизма или буржуазного либерализма – сказать не берусь, но именно эти факторы во многом определяли общественное сознание жителей Новых Нидерландов. Это был вклад голландцев в создание нации нового типа, американской нации. ФАКТОР ПРАВА Различия между этими тремя иммиграционными потоками , как мы видим, были совершенно очевидны и достаточно глубоки. Что же помогло им стать основой новой нации, что было между ними общего? Между убежденными противниками британской монархии и ее верными слугами? Между теми, кто бежал от государства и кто представлял государство? Между людьми с возвышенными интересами и совершенно прозаичными материалистами? Между стремившимися создать «Град на Холме» и желавшими подзаработать на торговле бобровыми шкурками? Наконец, между англичанами и голландцами, в то время упорно враждовавшими этносами? Признаюсь, совсем неожиданно для себя, я нашел ответ на эти вопросы в трудах известного русского философа И. А. Ильина. Казалось бы, какая связь между формированием американской нации и русским националистом? Но в том и сила истинного таланта, что в своем осмыслении жизни он всегда выходит за некие заданные пределы... Исследуя категорию формы государства, Ильин пришел к выводу, что она определяется как взаимодействие двух основ: единой, объективной государственной цели и наличного в стране уровня правосознания. Если следовать Ильину, то при различии государственной цели североамериканских поселенцев (бегство от британской монархии, экспансия британской монархии и...просто бизнес), их объединял высокий уровень правосознания. Именно этот, необычно высокий для XVII века, уровень правосознания предопределил успех всего проекта. А впрочем, такой уровень правосознания необычен и по мерках многих современных стран и народов... Итак, еще находясь в пути, на борту парусника Mayflower, «отцы-пилигримы» подписали Ковенант (специальное соглашение), по условиям которого переселенцы планировали создание в Америке не просто нового поселения, но учреждение нового общества и нового политического уклада, основанного на справедливости и порядке. «Сим актом, — говорилось в Ковенанте, — мы соединяемся в единый политический и гражданский организм для поддержания порядка среди нас и достижения предположенной цели. В силу настоящего акта мы установим те справедливые и праведные законы, те порядки, правила и административные учреждения, назначим те власти, которые сочтем нужными и полезными для общего блага колоний». Было решено самим избирать губернатора, который обязан был действовать с опорой на Совет из пяти представителей. Предусматривалась и деятельность Общего собрания всех колонистов, достигших совершеннолетия. В отличие от вирджинских колонистов поселенцы-протестанты стремились построить принципиально новое сообщество, состоящее из свободных и равных людей. Из граждан, а не господ и рабов. Это не означает, что у них получилось все как задумывали. Это означает другое. Впервые в истории создавалось новое человеческое общество по некоему проекту, абстракции. Вместо, казалось бы, универсального закона формирования наций по принципу «крови и почвы», вступил в силу совершенно новый закон. Закон рожденный Правом. У концепции права, как единственного источника власти, долгая история. Еще Аристотель настаивал, что «закон должен править». Плутарх и Цицерон размышляли о системах государственного правления, в которых главным становится закон, штука внеличностная... При раскопках на территории современного Ирака в 1877 году было обнаружено свидетельство о самом раннем юридическом кодексе, который был издан шумерским царем около 2300 года до нашей эры. Этот кодекс давал некоторый набор прав жителям города Лагаш. Например, вдовы и сироты освобождались от уплаты налогов, запрещалось одалживать деньги под грабительский процент и тому подобное. Что, в принципе, и сейчас было бы совсем не плохо... И совсем не плохо бы повнимательнее всмотреться в цивилизационные достижения коренных жителей Северной Америки. По привычке принято смотреть на них свысока, а зря. У индейцев было свое и довольно развитое правосознание. Например, у индейского племени ирокезов был Великий закон мира, предположительно созданный между 1090 и 1150 годами. Этот закон даровал им легендарный вождь Гайавата. Да, тот самый, герой поэмы Лонгфелло: «Если спросите - откуда Эти сказки и легенды С их лесным благоуханьем, Влажной свежестью долины, Голубым дымком вигвамов, Шумом рек и водопадов, Шумом, диким и стозвучным, Как в горах раскаты грома? Я скажу вам, я отвечу...» И какое интересное совпадение: примерно в это же время концепция верховенства права, пусть и в ограниченной форме, пришла на английскую землю. В 1215 году архиепископ Кентерберийский Стивен Лэнгтон, основываясь на британском наследии – проистекавшем из Библии древнего свода законов - создал Magna Carta Libertarium или Великую хартию вольностей. Затем он собрал английских баронов и принудил короля Джона, а в его лице и будущих правителей страны, признать верховенство права в обмен на возможность облагать налогами своих подданных. Сделка удовлетворила обе стороны и потому воспринималась справедливой. Большинство статей Великой хартии были посвящены установлению законности, правопорядка и гарантиям личных прав жителей в рамках так называемого «общего права». Наиболее важной была 39-я статья этого документа. Она называлась «Хабеас корпус акт» и гласила, что королю не позволено заключать под стражу, сажать в тюрьму, высылать или казнить по своей воле – все должно совершаться только по рассмотрению дела в суде присяжных. Великая хартия серьезно ограничила королевскую власть, она переставала быть абсолютной. Хотя бы в Англии. Но начиная с этого времени. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР Следующим шагом было возникновение концепции общественного договора, как особого социального контракта, соглашения между людьми и властью. Принцип контракта означал, прежде всего, равенство сторон, заключивших этот контракт. Причем не баронов и короля, как в Хартии вольностей, а народа и власти. Для монархической Европы это было разрушением основ мироздания. Тем не менее, именно этот тезис утверждали в своих работах три выдающихся западных мыслителя: вначале англичане Томас Гоббс и Джон Локк, а затем швейцарец Жан-Жак Руссо. Согласно Томасу Гоббсу, человеческая жизнь была бы «опасной, жестокой и короткой» без политической власти. Без неё мы жили бы в естественном состоянии, где у каждого есть неограниченные естественные свободы, включая «право на все». В итоге была бы бесконечная «война всех против всех» (Bellum omnium contra omnes). Чтобы избежать этого, свободные люди устанавливают политическое общество, то есть гражданское общество через общественный договор, в котором каждый получает выгоду от гражданских прав взамен подчинению гражданскому кодексу или политической власти. Суммируя, общественный договор по Гоббсу заключается ради безопасности каждого жителя. В свою очередь, Локк полагал, что частные лица согласились бы сформировать государство, обеспечивающее «нейтральное судейство», которое бы защищало права на жизнь, на свободу и на собственность тех, кто бы жил в пределах этого государства. Локк утверждал в своём Втором трактате о правлении, что законы могут быть законными, только если они направлены на достижение общего блага. То есть источником права было «общее благо», а не власть кого-либо. Локк также полагал, что люди будут действовать справедливо только в группах, и что у всех людей есть естественные права. Это тоже очень важное положение по Локку. Естественные, то есть, неоспариваемые, неотъемлимые, неотчуждаемые права личности. Свое понимание общественного договора Жан-Жак Руссо изложил в трактате «Об общественном договоре». Самым главным нововведением была его концепция «народного суверенитета». Хотя Руссо писал, что, возможно, в то время британцы были самые свободные люди на земле, однако он не одобрял их представительного правительства. Руссо полагал, что свобода была возможна только там, где было прямое правление народа в законодательстве, где народный суверенитет был неделим и неотделим. Граждане должны вместе избирать основные нормы, по которым они будут жить. Такой была демократия в античных Афинах. Также быть в состоянии пересмотреть эти нормы тогда, когда они захотят это сделать — то, что британский народ в целом не мог делать. Жан-Жак Руссо полагал, что общественный договор заключается ради безопасности и демократии. АМЕРИКАНСКИЙ ОПЫТ Но как бы вдохновляюще не выглядели эти социально-философские теории, они бы остались только на бумаге, если бы не нашлись мудрые и решительные люди, реально претворившие их в жизнь . Это произошло на американской земле в самом начале XVII века. Алексис де Токвиль приводит такой пример в своем знаменитом труде «Демократия в Америке»: «Эмигранты, основавшие штат Род-Айленд в 1638 году, те, кто поселился в Ныю Хейвене в 1637, первые жители Коннектикута, появившиеся там в 1639, и те, что основали Провиденс в 1640, начали с того, что составили общественный договор, который затем был передан на утверждение всем заинтересованным сторонам: «Мы, нижеподписавшиеся, предприняв во славу Божью, для распространения христианской веры и славы нашего отечества путешествие с целью основать первую колонию на этих далеких берегах, настоящим торжественно и в полном согласии между собой и перед лицом Бога заявляем, что решили объединиться в гражданский политический организм для лучшего самоуправления, а также для достижения наших целей; в силу этого соглашения мы введем законы, ордонансы и акты, а также сообразно с необходимостью создадим административные учреждения, которым мы обещаем следовать и подчиняться». Если теперь сравнить даты написания своих главных работ Гоббсом (1651) и Локком (1689) с тем, что реально происходило в североамериканских колониях, то напрашивается несложное умозаключение: во многом теории великих англичан могли быть обобщением опыта первых поселенцев. Это еще более верно по отношению к идее «народного суверенитета» Руссо. Он свой труд создал в 1762 году, практически накануне Американской революции, за 4 года до провозглашения Декларации независимости Соединенных Штатов. То, что звучало у Руссо ниспровержением основ тогдашнего миропорядка, уже давно было нормальной практикой в 13 заокеанских колониях. Большинство положений Декларации независимости принадлежало своему времени, но вот второй абзац... он-то на все времена: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье». Вот так идея общественного договора получила свое лаконичное оформление в этих бессмертных строчках. Их естественным продолжением воспринимается преамбула к Конституции Соединенных Штатов: «Мы, народ Соединенных Штатов, с целью образовать более совершенный Союз, установить правосудие, гарантировать внутреннее спокойствие, обеспечить совместную оборону, содействовать всеобщему благоденствию и закрепить блага свободы за нами и потомством нашим провозглашаем и устанавливаем настоящую Конституцию для Соединенных Штатов Америки». «Мы, народ Соединенных Штатов» – абсолютно прямое вооплощение в жизнь принципа «народного суверинитета», сформулированного Руссо. Власть в государстве должна принадлежать народу. Как это обыденно воспринимается сейчас и сколь революционным было тогда. Зарубежные историки этот судьбоносный момент в американской истории определяли как Войну за независимость. Американские – как Американскую революцию. Теперь мы с вами видим, насколько справедливо именно второе определение, правомерно оценивающее социальную составляющую процесса отделения североамериканских колоний от метрополии. Конституция Соединенных Штатов (прежде всего, Биль о правах) стала первым конкретным вооплощением идеи социального контракта. Если не по форме, то по существу иммигранты подписывали этот контракт в тот момент, когда поднимались на борт корабля, отправлявшегося в Новый свет. Этот контракт объединял всех его подписавших в единое сообщество – американскую нацию. А что еще? Ведь для нации иммигрантов не существовало уз по принципу «крови и почвы». Кровь (в смысле этнической принадлежности) у всех была разная, а почва – новая. Конечно, уже с момента прикосновения к американской земле общей становилась география. Со временем обобщаюм фактором становился и английский язык – он позволял разноплеменным новичкам вписаться в новую жизнь. С пониманием языка приходило и восприятие культуры, но это все происходило постепенно, в процессе, растянутом по времени. Зачастую, уже во втором поколении. Первичным же и самым главным была решимость подписать американский общественный договор. Что означало добровольное согласие на вхождение в новую нацию. Определение с этого момента себя как американца. Американца не по рождению, а по желанию, по своей доброй воле. Вот это акт сознательного выбора и закреплял социальный контракт. Конституция Соединенных Штатов не только определяла государственное устройство страны – это делают все конституции всех стран – она становилась цементом, соединяющим вместе здание американской нации. Не религия (их в Америке множество), не культура (Америка мультикультурная страна) и даже не язык (испанский уже практически второй язык), а только основной закон. Именно поэтому Президент Соединенных Штатов при вхождении в должность произносит: "Я торжественно клянусь, что буду честно исполнять обязанности президента Соединенных Штатов и по мере своих сил охранять, защищать и поддерживать Конституцию Соединенных Штатов". Подобным образом и другие официальные лица Соединенных Штатов, включая судей Верховного суда, членов Конгресса, присягают защищать и поддерживать Конституцию Соединенных Штатов. Обратите внимание: защищать не Соединенных Штаты как таковые, а Конституцию Соединенных Штатов. Удивельное дело, не правда ли? Защищать не народ, не страну, не государство, а правовой документ. Тут есть о чем задуматься... Может потому, что это своего рода священные скрижали американской нации. Библия, Тора – каждый может выбрать более близкую для себе метафору. Именно поэтому столь дорога конституция американскому народу, столь важна и необходима. В этом просто и понятно написанном документе для американцев заключен особый сакральный смысл, воспринимаемый иммигрантами только по прошествии времени. По размеру американская конституция небольшая брошюра, в моем карманном варианте – 42 страницы убористого текста. Ничего более. Даже как-то странно, сколь все обыденно: статьи, разделы, поправки... Суховатый язык закона. А ведь без этого текста не было бы американской нации. Великой нации великой Конституции. Покороче? Пожалуйста, нации брошюры. Алексей Наксен Автор и ведущий программ «Ракурс» и «Итоги недели» - Дэвидсон Радио 620 АМ, НьюЙорк
