Белая эмиграция в борьбе против СССР в 20-30
advertisement
Р.В. Лебеденко Белая эмиграция в борьбе против СССР в 20-30-е годы: планы и реальность В 1920-30-е гг. XX в. возникают очаги рассеяния российской эмиграции в большинстве стран мира. Наиболее крупные колонии складываются в Белграде, Париже, Софии и Берлине. Центр военно-политической активности российской белой эмиграции находился во Франции. Здесь сосредоточилось наибольшее число высокопрофессиональных российских военных, деятелей военной науки, офицеров, курсантов военных училищ, кадетов, а также простых солдат. Во Франции, куда в середине 20-х гг. началось массовое переселение белоэмигрантов, их собралось к тому времени до 400 тыс [1]. Военное ядро белой эмиграции существенным образом повлияло на все стороны бытия эмигрантского социума. Стержнем всех военно-политических доктрин российской белой военной эмиграции являлась идея о скором возобновлении вооруженной борьбы с Советами и о начале нового этапа гражданской войны. Вопрос о его возможности обсуждался на первом же совещании командования Русской армии на крейсере «Генерал Корнилов» в ноябре 1920 году в момент эвакуации белогвардейских войск из Крыма [2]. Аналитики Коминтерна сообщали в секретариат Ленина, что Врангель рассчитывает при помощи союзников сохранить почти 70-тысячную русскую армию и до 1 мая 1921 г. снова высадиться в одном из пунктов Черноморского побережья Советской России [3]. Идея военного похода против СССР постоянно обсуждалась в недрах российской белой военной эмиграции. В 1922 г. был разработан план нанесения удара по Советской России с территории Румынии. В связи с началом подготовки этой операции генералом Врангелем было дано распоряжение увеличить части Русской армии, находящиеся в Румынии до 15 тыс чел. С просьбой о поднятии боеспособности румынской армии П.Н. Врангель обратился к французскому правительству [4]. Однако этому плану не суждено было сбыться. В 1925 г., по данным советской разведки, у великого князя Николая Николаевича состоялось секретное совещание, в котором участвовали П.Н. Врангель, А.И. Деникин, А.П. Кутепов, А.С. Лукомский, а также представители английского и французского генштабов – Хенкен и Дегюи [5]. Обсуждался вопрос о подготовке повстанческих отрядов для начала новой гражданской войны на территории СССР. Численность повстанческих отрядов предполагалось довести до 6 тысяч человек. Однако представители Антанты были более чем сдержанны. Они делали заявления о моральной поддержке, но никаких практических обещаний не давали [6]. Предпринимались попытки создания подпольных организаций и на территории СССР. В 1923 г. советскими спецслужбами в Краснодарском крае были ликвидированы четыре белогвардейские организации, в том числе одна врангелевская. Тогда же были раскрыты «связные с белой эмиграцией религиозно-монархические группы в Курске, белогвардейские группы в Витебске, Вольске, Пермской губернии» [7]. Руководители российской военной эмиграции искусственно «подогревали» идею нового военного похода в эмигрантском сознании, тайно распространяя слухи о различных готовящихся военных приготовлениях, переговорах с высшими командирами РККА о совместных действиях против коммунистической власти и т.п. Собиралась и тщательно анализировалась информация о настроении личного состава РККА. Эта тактика имела еще одну, на первый взгляд, незаметную цель: она внутренне мобилизовывала военную эмиграцию, придавала вес ее организациям, сохраняла значение «погон и воинских званий» и, прежде всего, позволяла командованию удерживать власть в своих руках [8]. Поэтому во Франции в середине 1920-х гг. российские монархические организации заявили о необходимости объединения политических и военных организаций в единое движение. Еще в 1923 году командование бывшей Русской армии решает опереться на систему сложившихся стихийно военных организаций и поставить их под свой контроль. Это давало ему возможность расширения своего влияния в условиях эмиграции среди огромной российской диаспоры; а также позволяло представить себя перед мировой общественностью как командование «армии в изгнании», т.е. создать видимость наличия у нее воинской силы, могущей быть использованной в различных серьезных внешнеполитических комбинациях, например в случае новой интервенции против СССР [9]. 8 сентября 1923 г. генерал П.Н. Врангель издал приказ № 82, которым зачислял офицерские союзы и общества в состав армии и передавал их под начало военных представителей главного командования Русской армии в разных странах [10]. Одновременно воинскому контингенту, оказавшимся за рубежом, было предложено: 1) Всем офицерам, считающим себя в составе армии, записаться в один из офицерских союзов, состоящих при военных агентах или военных представителях в данной стране. 2) Всем офицерским союзам, считающим себя в составе армии, выйти из состава всех политических организаций [11]. Поставив главной задачей, сохранение армейской организации, П.Н. Врангель исходил из того, что статус и условия Русской армии в эмиграции требуют особого подхода [12]. И поэтому 1 сентября 1924 г. он издал приказ №35 об образовании Русского Обще-Воинского Союза (РОВС), согласно которому в РОВС включались все воинские части, а также военные общества и союзы, которые приняли его к исполнению (Внутренняя жизнь отдельных организаций сохранялась, сам же РОВС выступал в роли объединяющей их структуры) [13]. Во главе его встал главнокомандующий Русской армии генерал П.Н. Врангель. 12 марта 1925 г. РОВС был официально зарегистрирован французскими властями, под названием: «Union Générale des anciens combattants russes en France». О регистрации было опубликовано сообщение в «Официальном журнале Французской Республики» [14]. П.Н. Врангель и другие лидеры российской военной эмиграции, создавая РОВС, ставили следующую задачу: «дать возможность армии продолжить свое существование при всякой политической обстановке в виде воинского союза». Вместе с этим – и это главное – «образование «Русского ОбщеВоинского Союза» подготавливает возможность на случае необходимости под давлением общей политической обстановки принять Русской Армии новую форму бытия в виде воинских союзов, подчинениях Председателем Отделов «Русского Обще-Воинского Союза» [15]. Поначалу руководство РОВСа находилось в Сремских Карловцах в Сербии, в 1926 г. в Брюсселе, а после смерти П.Н. Врангеля с 1929 г. генерал Кутепов перевел штаб в Париж, на улицу Колизе [16]. На протяжении 1920 – 1930-х гг. количество организаций, вступивших в РОВС, постепенно увеличивалось и к концу 30-х гг. РОВС распространил свое влияние почти на все страны мира, в которых имелись российские белоэмигрантские организации [17]. К этому времени РОВС становится самой мощной силой в белой эмиграции. Он оставил самый заметный след в жизни российской эмиграции в 20 – 30-х годах прошлого столетия. Неофициальным органом связи РОВСа стал журнал «Часовой», основанный в 1929 г. (В.В. Ореховым, Е.В. Тарусским и С.К. Терещенко) и просуществовавший до 1988 г. (с перерывом в годы войны) [18]. Ни одна из эмигрантских организаций не имела в своем составе таких известных военачальников, которые сосредоточились в РОВСе, такой централизованной сильной структуры, как этот Союз. В 20 – 30-е гг. XX столетия РОВС стал реальной силой. РОВС, по мнению его руководства, должен был стать стержнем формирования новых российских вооруженных сил, а Франция выступить в качестве плацдарма российского военно-политического зарубежья [19]. Что касается численности, то по данным штаба РОВС, в 20-е годы ХХ века в нем было зарегистрировано около 100 тыс человек, в начале 30-х годов – до 40 тыс. При этом указывалось, что в случае активных действий это число может быть увеличено в 2-3 раза [20]. Так, например, в состав первого отдела РОВС, центр которого находился в Париже, входило около 80 организаций, которые включали 12 тыс чел. [21]. Приказом руководства РОВС от 18 апреля 1931 г. были введены личные карточки и книги учета личного состава членов военных организаций, входящих в состав РОВС [22]. Таким образом, Франция в 1920-1930-е годы стала руководящим центром российской военной эмиграции, а Париж – его организационным штабом. Однако надежды на «весенний поход» не оправдались, ибо ни одна из западных стран не захотела поддержать вооруженную борьбу эмигрантов против СССР. «Сколько раз в течение четырех лет наши монархисты трубили походы то под командой великого князя Николая Николаевича, то под начальством генерала П.Н. Врангеля, назначая сроки этих подходов; но никто в поход ни двинулся, и от этих трубных звуков не пали степы большевизма!» [23: 1]. Поэтому значительное место в комплексе военно-политических доктрин белой эмиграции занимала теория, так называемого «политического активизма», модная в конце 20-х – начале 30-х годов. Она делала ставку на организацию индивидуального террора против лидеров ВКП (б) и ее руководящих структур [24]. Поэтому генерал А.П. Кутепов уже с начала 1920-х гг. настаивал на проникновение в СССР для подпольной борьбы. В этом Кутепов нашел поддержку у великого князя Николая Николаевича. После кончины генерала Врангеля в 1928 г. генерал Кутепов становится новым руководителем РОВСа и направляет основные усилия на подготовку и отправку людей для активных действий в Советской России. Деятельность генерала А.П. Кутепова можно разделить на два направления. Первое заключалось в установлении связи с высшими чинами Красной армии (в эпоху Кутепова многие из них были бывшими императорскими офицерами), в привитии им национально-освободительной идеи и в подготовке совместно с ними военного переворота в Москве [25]. Секретные инструкции РОВС предписывали свои тайным агентам «осторожный подход и налаживание связей с занимающими ответственные посты в Красной Армии и в гражданском управлении лицами, как беспартийными, так и коммунистами» [26: 144]. По мнению руководителей РОВСа Красная Армия должна была не только рассыпаться под ударами воссозданной белой армии, сколько взорваться изнутри вследствие наполнившихся в ней противоречий: «…можно утверждать, что ныне существующая в пределах Русской земли вооруженная сила в процессе политической эволюции страны перестанет существовать как таковая. Красная Армия в силу особенностей ее возникновения, организации, комплектования и быта, является организмом хрупким…» [27: 48]. С уверенностью в переходе Красной Армии на сторону Белого движения против большевистского режима выступил и великий князь Кирилл Владимирович. В своем обращении «К российскому воинству» он заявил: «… Слава и тем, которые под гнетом ненавистной им чужеродной власти на родине хранят в душе верность Царю православному и в день яркого восторжествования в их сердцах правды сбросят с себя мучительное иго. Нет двух Русских армий! Имеется по обе стороны рубежа российского единая Русская Армия, беззаветно преданная России… Она спасет нашу многострадальную родину» [28: 257-258]. Данное заявление Кирилла Владимировича было явно обращено в первую очередь к офицерскому корпусу РККА, как призыв к совместным действиям против ВКП (б) и советских спецслужб. Эта позиция отражала точку зрения российской военной эмиграции, считавшей, что Красная Армия перейдет на ее сторону [29]. Однако военно-политические доктрины и взгляды российской военной эмиграции формировались в условиях информационной блокады со стороны СССР: теоретики военной эмиграции и руководители РОВСа располагали лишь отрывочными, часто искаженными сведениями о положении в СССР, что привело к ошибкам в расчетах и неверной оценке внутренней ситуации в Советском Союзе. Второе представляло собой систему так называемого «среднего террора». Под удар подводились отдельные советские учреждения в столицах [30]. Для реализации последнего направления А.П. Кутепов и ведущая террористка М.В. Захарченко-Шульц создали при РОВСе организацию боевиков – Союз Национальных террористов [31]. Однако, осуществление ряда террористических актов на территории СССР и за границей: взрыв Центрального партклуба на Мойке в Ленинграде проведенный группой В.А. Ларионова, С.В. Соловьева и Д. Мономахова в 1927 г. (бомбой было ранено 26 человек), взрыв у здания ОГПУ в Москве в 1928 г., убийство советского посла в Польше П.Л. Войкова на Варшавском вокзале не принесли желаемого результата и не вызвали проявлений политической активности масс [32]. Осознание утопичности этого пути, а также приход к руководству союзом генерала Е.К. Миллера и стали причинами отказа РОВСа от террора в середине 1930-х годов. Таким образом, взаимные обвинения и расколы в кругах РОВСа, а также постепенное старение старшего поколения, сильно снизили его значение как армии. В годы Второй мировой войны Русский Обще – Воинский Союз фактически прекратил свое существование. Он был возрожден уже в послевоенные годы в качестве историко-мемориальной организации. В целом, характеризуя деятельность РОВСа можно сделать следующие выводы: он, несомненно, был одним из существенных явлений в жизни российского военного зарубежья, сыграв важную роль в объединении российской военной эмиграции. Но в тоже время наиболее важные программные положения РОВСа были реализованы лишь частично либо не состоялись вовсе. Главная задача, поставленная командованием бывшей Русской армией перед РОВСом – сохранение в условиях эмиграции воинских кадров и собственно армии как боеспособной силы – была решена РОВСом не полностью. Объединив организационно значительную часть российской военной эмиграции, РОВС все-таки не сумел создать широкое военнополитическое движение за рубежом, которое бы охватило все страны Центральной и Восточной Европы. Завершая обзор довоенной деятельности российской белой военной эмиграции уместно дать оценку ее стратегии и террористических методов борьбы. Понятно, что террор был своего рода инерцией и продолжением не давно закончившийся Гражданской войны. Можно сказать, что состояние этой войны перенеслось в эмиграцию. Хотя и советская сторона применяла к эмигрантам довольно жесткие методы: убийства и покушения. В этих рамках и следует рассматривать действия генерала А.П. Кутепова, а также террористическую деятельность белой эмиграции в целом. Вообще в стратегии тогдашних эмигрантских организаций можно видеть такую эволюцию: от ставки на внешние действия и на быстрый успех («весенний поход» как продолжение Гражданской войны, террор) – к долгосрочным действиям (отстройка собственных подпольных организаций в СССР и разработка идеологии – в целях подготовки перемен изнутри). И все-таки необходимо заметить, что подобные действия были ложным путем борьбы не только нравственно, но и стратегически. Об этом говорит тот факт, что эмигрантские боевые организации понесли большие потери, а их противник никаких. Таким образом, военно-политические доктрины российской эмиграции отражали ее менталитет, степень понимания происходящих в России и в мире событий и сочетали в себе как наивные взгляды на сложившуюся ситуацию, так и глубокие, осмысленные точки зрения. Дальнейшее углубленное изучение данной проблемы позволит ликвидировать еще одно из «белых пятен» отечественной истории. Библиографический список 1. ГАРФ. Ф. 6461. Оп. 1. Д. 20. Л. 175. 2. Шкаренков Л.К. Наваждение белых миражей (О судьбах и утраченных иллюзиях русской эмиграции) [Текст] / Л.К. Шкаренков // Переписка на исторические темы. – М: Изд-во политической литературы, 1989. – С. 286. 3. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 3. Д. 7503. Л. 11. 4. Контрреволюционные русские политические группы и вооруженные силы за рубежом и на территории Советской России. Состояние, организация и деятельность за период с 1 апреля по 1 июля 1922 года. (Материалы стратегической разведки РККА). 1922. С. 5. 5. Старков, Б. Трагедия советской военной разведки [Текст] / Б. Старков. – М., 1991. – С. 25. 6. Кривицкий, В. Я был агентом Сталина [Текст] / В. Кривицкий. – М: Терра, 1991. – С. 25. 7. Трифонов И.С. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР. – М., 1975. С. 184. 8. Попытка реванша. Военно-политические доктрины российской военной эмиграции в 1920-30-е годы [Текст] // Россия в изгнании. Судьбы российской эмиграции за рубежом. – М.: Институт всеобщей истории РАН, 1999. – С. 256. 9. Ершов, В.Ф. Российская военно-политическая эмиграция в 1920-1945 гг. [Текст] / В.Ф. Ершов. – М., 2003. – С. 80. 10. Армия и флот. Военный справочник [Текст]. – Париж, 1931. – С. 31. 11. ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 15 (1). Л. 30. 12. Там же. Д. 7 (4). Л. 321. 13. Там же. Д. 15 (2). Л. 90. 14. Там же. Д. 27 (4). Л. 212. 15. Политическая история русской эмиграции. 1920 – 1940 гг.: Документы и материалы. – М: ВЛАДОС., 1999. С. 12. 16. Назаров, М.В. Миссия русской эмиграции [Текст] / М.В. Назаров. – Ставрополь: Кавказский край, 1992. – С. 234. 17. ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 25 (2). Л. 42. 18. Назаров М.В. Миссия русской эмиграции [Текст] / М.В. Назаров. – Ставрополь: Кавказский край, 1992. – С. 234. 19. Армия и флот. Военный справочник. – Париж., 1931. С. 137. 20. Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.: Документы и материалы. – М: ВЛАДОС, 1999. – С. 7. 21. ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 25 (1). Л. 40. 22. Армия и флот. Военный справочник. – Париж, 1931. – С 40. 23. Письма к соотечественникам. – Белград, 1924. – С. 1. 24. Попытка реванша. Военно-политические доктрины российской военной эмиграции в 1920 – 30-е годы // Россия в изгнании. Судьбы российской эмиграции за рубежом. – М: Институт всеобщей истории РАН, 1999. – С. 253. 25. Назаров М.В. Миссия русской эмиграции [Текст] / М.В. Назаров. – Ставрополь: Кавказский край, 1992. – С. 236. 26. Прянишников, Б. Незримая паутина. ВЧК-ГПУ-НКВД против белой эмиграции [Текст] / Б. Прянишников. – СПб., 1991. – С. 144. 27. ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 25 (2). Л. 48 об. 28. Попытка реванша. Военно-политические доктрины российской военной эмиграции в 1920 – 30-е годы // Россия в изгнании. Судьбы российской эмиграции за рубежом. – М: Институт всеобщей истории РАН, 1999. – С. 257-258. 29. ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 16. Л. 2. 30. Назаров, М.В. Миссия русской эмиграции [Текст] / М.В. Назаров. – Ставрополь: Кавказский край, 1992. – С. 236. 31. Там же. 32. Прянишников, Б. Незримая паутина. ВЧК-ГПУ-НКВД против белой эмиграции [Текст] / Б. Прянишников. – СПб., 1991. – С. 158.
