Великая Отечественная война в судьбе моей семьи. Вечная

Великая Отечественная война в судьбе моей семьи.
Вечная память моей прабабушке
Суслиной Марии Федотовне (01.06.1928 – 13. 07.2013)
Мои друзья удивляются, когда узнают, что у меня есть прабабушка.
Бабушки-то есть у всех, а вот у меня – прабабушка. Да ещё какая!
Зовут её Мария Федотовна Суслина (в девичестве Крылова). Родилась она 1
июня 1928 года третьим ребёнком в семье. Двух старших братьев звали Михаил и
Василий, а после моей прабабушки родились ещё две сестры: Нюра и Александра.
Тогда в нашей стране семьи были многодетными, вот и в этой семье было ещё двое
детей, одного из которых назвали Иваном, а второго уже никто и не помнит:
умерли они совсем маленькими.
Сейчас моя прабабушка живёт в подмосковном городе Долгопрудном и ничем
не отличается от остальных старушек: часто болеет, редко выходит из дома; у
неё короткие седые волосы и старое с морщинками лицо.
В детстве я очень много времени проводила с ней: мы играли в куклы
(прабабушка учила меня вязать и шить им наряды), ходили гулять, готовили обед и
устраивали себе «тихий час»: прабабушка читала мне молитвы и стихи, мы
вместе их учили, а после рассказывали маме.
Я помню много весёлых и смешных моментов из моего детства… Я была
непоседливым ребёнком, и иногда прабабушке приходилось меня ругать:
- Маленькая ты ещё! Ничего не понимаешь и не слушаешься.
- Бабушка, а ты была маленькая?
- Конечно, была.
- И тоже старших не слушалась?
- Нам некогда было не слушаться, тогда все работали. Шутка что ли?
Война!
- Бабушка, расскажи мне про войну, - прошу я.
И прабабушка вдруг замолчит, посмотрит в окно, о чём-то задумается и
начнёт:
- Мы в Москве только три года жили, как началась война. Хоронились мы.
Прям с первых дней войны прилетел самолёт-разведчик, это я узнала, мне ведь всётаки уже 13 лет было. Слышу, у окна мать стоит, отец. Одна комната у нас, в бараке
все жили. Плачет мать: два брата моих уже в армии служили, пока войны ещё не
было.
Ну, ждали войну, ждали, говорили, что скоро будет война. Гитлер-то был в
Москве, ездил всё к Сталину. Как стрельба-то началась, мать и говорит: «Война,
наверное!» - «Нет! Что ты?! Это учёба! Учения идут!» - отец говорит. Всё, а наутро
объявляют, что началась война.
Прямо у нас под окнами дорога проходила, и поезд остановился
пассажирский, кровью пахнет, столько привёз… Полный состав раненых. Это
второй-третий день, как там уже война идёт, а мы тут ещё не знали, а раненых уже и
сюда привезли.
Прабабушка замолчит и всё смотрит в окно, и самой мне уже не до смеха. Я
не знаю, что ей сказать, как поддержать, и понимаю: тяжело ей всё это
вспоминать, больно думать о погибших друзьях, соседях, родных. Она ещё раз
вздохнет, посмотрит на меня и продолжит:
- В Москве как начались бомбёжки! Каждый вечер бежали мы в
канализационную трубу, сформированную под бомбоубежище. Каждый вечер, как
только тревога, по радио (у всех были такие круглые чёрные тарелки) как загудит:
«Граждане, воздушная тревога!» Самолёты летят… Ой! Все бегут, несут с собой
хоть какую-нибудь одежду, деньги и хлеб…
Один раз мы уснули дома, мать решила, что, может, и не будет тревоги: по
радио-то не объявляли. Только мы легли, уснули – и загудело. Мы ничего не
слышим. Пока она нас разбудила, уже начали бить зенитки. Ой! Всё дрожит! У нас
рядом лес и пруд, там военные стоят. «Мать, куда ты с тремя детьми бежишь?» кричат они нам вслед. «Уснули, не могла разбудить», - отвечает. «Идите-ка лучше в
лес, садитесь под дерево», - говорят солдаты.
Вот мы сидим. Бум! Осколки шуршат, падают по деревьям, прям срезают
ветки. Мы дрожим не то от холода, не то от страха. Ну, кончалась эта тревога, эта
бомбёжка. Мать сидит молится, мы возле неё трясёмся. Всё пережили, домой
вернулись.
А утром вспомнили, что мать ночью гребёнку потеряла. Пойдём посмотрим,
вроде приметили, где мать сидела. Приходим и видим, что такой у дерева, под
которым ночью прятались, прям сучок сломан, возле – осколок от зенитки, и на
месте матери, где она сидела, огромная боеголовка лежит. Ой, господи! С этих пор
всё, всегда стали ходить в трубу ночевать…
Надо же, какая штука судьба! Услышав эту часть рассказа, я представила
себе ситуацию, и мне стало страшно. Ведь останься они тогда под деревом чуть
дольше – и случилось бы непоправимое. Тогда не родилась бы на свет моя бабушка,
не было бы моей мамы, не было бы и меня… Каждый день в те годы моей
прабабушке, как и многим другим людям, приходилось лицом к лицу сталкиваться со
смертью, видеть раненных, слышать горе матерей, жён, сестёр и понимать, что
ты ничем не можешь им помочь… Как же страшно!
А прабабушка между тем продолжает свой рассказ.
Всю войну я работала. Тяжело. Вечером домой придёшь – ни ног, ни рук не
чуешь, только бы до постели доползти. И всё равно: как только чуть-чуть тихо,
никто не плачет, опять и песни поём, а где-нибудь там гармошка заиграет, идём
поплясать. А как же! Ведь всего по 14-15 лет нам. Но как услышит кто-то, особенно
бабушки: «Это кто это расплясался? Война идёт! Кровь льётся! Братья погибли!
Отцы погибли! Как вам весело? Бессовестные!» - всё бросаем: боялись. А всё равно
сидишь, гребёночку возьмёшь, бумажку в неё засунешь и дуть начинаешь, вроде
что-то и на музыку похоже. И голодные, а помодничать и поплясать хочется – вот
что значит молодость.
Кто бы мог подумать, что музыка так важна для человека! А ведь и правда,
хоть и тяжело, хоть и горя кругом много, а хочется жить, хочется погулять и
почувствовать вкус жизни, пока ты молод, хочется верить, что вся жизнь впереди
и что счастье – тоже впереди. Человек ищет в музыке поддержку, опору, она даёт
надежду, и наверно это была одна из самых ярких капель в тяжёлой жизни того
поколения, за которую так хотелось зацепиться…
А прабабушка между тем тихонько продолжает:
- Хлеб сдавали государству, его увозили на железную дорогу и отправляли на
фронт. Кормили солдат - армию кормили! Таки плакаты были: «Всё для фронта!»,
«Первый хлеб!» Мы радовались, что нас за работу хвалили, а мы голодные сами:
ведь в колхозе-то тогда не платили, теперь, говорят, платят, а тогда колхозники ни
копейки не получали.
Голодно было. Никто нас не кормил, не обувал, не одевал. Картошку сажали,
свёклу, и всё сами. Кто сажал? Да мы, дети! Да я-то ещё ничего, я большая была,
высокая, а рядом со мной все такие маленькие, мальчишки особенно маленькие.
Учителя ходят, уговаривают, чтобы мы в школу ходили. А поля-то стоят, надо их
убирать – а некому. Молодые женщины тоже на фронте. И вот так вот мы всю
войну. Так и работали. Всё, всё везли, всё отдавали. Нас хвалят, а мы вспоминаем
слова старика-преподавателя: «Вот война кончится, пойдёте учиться!» А мы уже
четыре года не учились, какая тут учёба.
Трудно было, трудно. Все работали! Даже дети, маленькие, как из детских
садов. Знаешь, тогда было вокруг очень много птиц. Галки вот эти, вороны –
тучами. Они с войны, что ли, от крови бежали сюда?! Сеют горох, крупный такой,
вот рассеют, как туча этих птиц садится, и всё склюют. А все эти мальчишки,
девчонки – первоклассники бегают, трещотки такие поделали, сгоняют этих птиц,
не дают им склевать этот горох. Все были заняты: кто сеял, кто убирал, кто сохранял
– всё делали дети.
Слушаю я рассказ прабабушки, и у меня невольно возникает вопрос: «А если
сейчас начнётся война, встанет ли нынешняя молодёжь на защиту России?
Смогут ли наши дети так же бесстрашно, не жалея себя, работать для фронта,
для победы?» Наверное, да, найдутся и среди современных подростков новые герои,
и наши дети будут жертвовать своей молодостью во имя победы, во имя Родины!
Во всяком случае, очень хотелось бы в это верить.
А бабушка между тем продолжает.
Война закончилась, мне 17 лет было, иду в галошах, белых носочках
шерстяных – модная. Мне ещё повезло: всех ведь старших побрали, а я замуж
вышла. Он на год младше меня был; и на два года младше выходили, и больше, а
сколько молодых женщин безмужними осталось. Вот только сыграли свадьбу – и
война, даже детей нарожать не успели, а больше и не за кого выходить.
Тут стали, кто выжил, возвращаться. У меня двоюродный брат погиб. А мои
родные братья вернулись. Один был во Владивостоке, он попал туда, когда там ещё
война началась с японцами, вот он там воевал, ранили его.
А самый старший брат был под Ленинградом всё время. Семь лет пришлось
отслужить: его призвали на службу за три года до войны; только кончил армию – и
война началась, его и домой даже не отпустили, остался ещё на войну. Пришёл с
войны, а тут сын у него умер, и жена у него загуляла, и он побитый пришёл. Плохо
ему было.
Бабушка надолго замолчала: видно, воспоминания растревожили ей душу.
Слёзы одна за другой скатывались по морщинистым щекам… Я знаю, что это
далеко ещё не законченная история, но понимаю, как ей больно говорить, и больше
ни о чём не спрашиваю.
Каждый человек за всю свою жизнь не раз сталкивался с трудностями,
иногда они кажутся ему непреодолимыми, но война – самое страшное, что только
может случиться в судьбе человека. Война собирает все беды в одно целое, они
падают на человека резким, неудержимым потоком. Гибель родных, слёзы друзей,
голод, нищета, адский труд и растоптанные мечты - это всё несёт с собой война.
Мы должны помнить подвиги наших предков, чтить память погибших и не
забывать ещё живущих ветеранов, наших дедушек и бабушек, прадедушек и
прабабушек, переживших войну. Мы должны как можно чаще просто говорить им
спасибо за отвагу, за мужество, за то, что они дали нам возможность жить в
сильной, свободной стране!
Мы должны стараться жить в мире, помнить о том, что война повлечёт за
собой страшное море горя и бед. Ведь не зря так часто из уст разных людей мы
слышим одну и ту же фразу: «Лишь бы не было войны!»