Ашаршылык. Великий голод в Казахстане 1932
advertisement
Ашаршылык. Великий голод в Казахстане 1932-1933 годов. Верхотуров Д.Н. Введение Ашаршылық – по-казахски означает «голод». Это простое слово превратилось в обозначение страшной трагедии и катастрофы для казахского народа – великого голода 1932-1933 годов, когда погибло около половины казахов, а сотни тысяч вынуждены были бежать далеко за пределы Казахстана в поисках спасения от смерти. Эта страшная трагедия оставила резкий, рубленный отпечаток на казахском народе, на его мировоззрении и культуре. Огромные раны народа до сих пор не вполне затянулись, и даже нынешняя молодежь остро воспринимает мученическую гибель своих предков. Эта чудовищная трагедия никого не может оставить равнодушным и отстраненным. До голода Казахстан был свободной страной, в которой царили вольные нравы кочевников-скотоводов, в которой практически не было тюрем просто из-за невозможности содержать их в условиях кочевого быта. Почти все проступки наказывались штрафами: айыпом или тогузом, в зависимости от тяжести проступка. Но после голода, когда целые волости опустели, Казахстан превратился в страну невольников, пригнанных на стройки и добычу руды, в край огромных лагерей за колючей проволокой и место ссылки. Голод стал прологом ко всем остальным бедствиям, которые обрушились на Казахстан, включая ядерные испытания на Семипалатинском полигоне, испытания бактериологического оружия на острове Вознесения на Аральском море, переселения в Казахстан представителей многочисленных репрессированных народов, освоения целины и связанной с ней экологической катастрофой. Это стало возможно только потому, что после опустошительного голода у руководства Советского Союза прочно и надолго закрепился образ Казахстана как «пустой страны», в которой можно делать все, что угодно. В этом смысле голод был трагедией не только казахов, но и всех остальных народов, которые жили до этого или оказались против своей воли в Казахстане. Конечно, если бы не было этого опустошительного голода, то история Казахстана пошла бы совершенно другой дорогой. Голод в Казахстане никогда не был и не станет оружием политической борьбы, чем стал голод 1932-1933 годов на Украине. Голод занимает другое место. Во-первых, это память, тяжелая и болезненная память о страданиях и мученической смерти сотен тысяч людей. Не делать на голоде политического капитала – это нравственный долг ныне живущих перед умершими. С другой стороны, это светлая память о тех праведниках, которые в страшные годы прилагали все усилия для спасения своих близких или даже совсем случайных людей, делились с ними куском хлеба и горсткой муки, брали детей, помогали поселяться и устраиваться на работу. Это пример для всех нас, как даже среди разгула смерти оставаться людьми и сострадать мучениям других. Да пребудет с ними милость Всевышнего! Наконец, это жгучая память о тех убийцах, которые ввергли целый народ в пучину страшных бедствий. Во-вторых, это намерение не допустить повторения таких ужасных катастроф в будущем, не только в Казахстане, но и вообще где бы то ни было в мире. К сожалению, голод в Эфиопии, в Сомали и в других местах показывает, что от этого пока никто не застрахован, и предаваться благодушию еще рано. В мире около 800 млн. человек недоедают и находятся на грани голода, нуждаются в помощи. Настоящая книга в первую очередь ставит перед собой цель разобраться в экономических причинах голода в Казахстане и выявить те условия и решения, которые привели к такой небывалой для Казахстана хозяйственной катастрофе, затмившей все наиболее крупные бедствия в истории казахского народа, даже Ақтабаң Шыбурыңды, или «Годы великого бедствия» в 17231724 годах, когда казахи потерпели тяжелое поражение от джунгар. Ни один джут, даже самый тяжелый, не вызывал такого страшного голода. Это исследование необходимо сразу по нескольким причинам. Вопервых, географические и климатические условия Казахстана с тех пор изменились в сторону роста пустынь и процесса опустынивания, и составляют очень сложные условия для сельского хозяйства, как растениеводства, так и животноводства. Изучение экономических причин голода позволяет понять, что нельзя делать ни при каких условиях, чтобы не вызвать еще одну такую хозяйственную катастрофу. Во-вторых, материалы истории великого голода позволяют понять, как диагностировать подобные хозяйственные катастрофы на ранних стадиях, и предотвращать их, пока они не превратились в разрушительное бедствие. В-третьих, это опыт борьбы с голодом, который имеет большую актуальность как в региональном плане (поскольку в Таджикистане и Афганистанеи в других странах люди еще, к сожалению, продолжают голодать), а также в мировом плане, для предотвращения катастрофического голода в других странах, и корректировки политики международных гуманитарных организаций. Этот опыт нуждается в тщательном и всестороннем изучении не только потому, что он очень значим, но и потому, что за него заплачено чрезвычайно дорогой ценой. Память об умерших взывает, чтобы такое бедствие никогда не было допущено впредь. Автор Глава первая Пролог трагедии 12 сентября 1925 года из поезда на вокзале Кзыл-Орды (бывший Перовск) вышел человек, которому предстояло сыграть центральную роль в трагедии колоссальных масштабов, самой крупной из тех, которые когдалибо охватывали Казахстан. Звали человека Филипп Исаевич Голощекин, он был старым революционером, до этого занимал несколько должностей в Самарской губернии, где был председателем губернского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, председателем губисполкома и входил в губком РКП(б). Теперь ему предстояло стать первым секретарем Казкрайкома РКП(б). Формальности, связанные с избранием нового секретаря были улажены очень быстро, и уже 18 сентября 1925 года газета «Советская степь» поместила биографическую статью о тов. Голощекине по случаю его прибытия в Кзыл-Орду. Эта же статья называет и дату, с которой началась великая трагедия1. Не особенно скрывалось, что выдвижение Филиппа Голощекина на пост первого секретаря Казкрайкома было именно назначением, а не выбором большевиков Казахстана. Оргбюро ЦК РКП(б) под руководством Лазаря Кагановича, при полной поддержке со стороны секретаря ЦК РКП(б) Иосифа Сталина, в то время проводило интенсивную кадровую политику, делая назначения на самые различные посты. На самом верху, в Политбюро ЦК РКП(б) в тот момент шла ожесточенная политическая борьба, и Сталин, захвативший руководство Оргбюро, создавал основу своей власти, назначая преданных ему людей. Очевидно, Филипп Голощекин был включен Сталиным и Кагановичем в это число, и получил назначение на достаточно высокий пост, гораздо более высокий, чем всем посты, которые после революции занимал Голощекин. До этого он последовательно занимал посты секретаря Пермского, Екатеринбургского губкомов и Уральского обкомов партии, а потом был переведен на советскую работу и занимал посты председателя губисполкомов Советов в Костромской и Самарской губерниях. Новое назначение предусматривало куда более широкий фронт работы, поскольку Казахстан был гораздо больше любой губернии, а также было более высоким, поскольку Казахстан был в то время Казакской Автономной Советской Социалистической Республикой (КазАССР), входившей в состав РСФСР, имеющий собственное правительство и собственные независимые наркоматы. По уже установившейся к тому времени практике секретарь крайкома фактически руководил всеми органами власти, и это назначение для Голощекина было фактически назначением главой целой автономной республики. 1 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 16-19 Его предыдущая биография вместе с наличными условиями, которые сложились в Казахстане, позволяет понять логику этого назначения. Казахстан в годы Гражданской войны был ареной боев, многие его районы подверглись сильному разорению К тому же, в Казахстане уже было две волны голода. Первая – в 1918-1919 годах, вторая – в 1921-1922 годах, после которых хозяйство КазАССР восстанавливалось с большим трудом, и в республике царила нищета. Поскольку после революции Голощекин занимал, преимущественно хозяйственные посты, то он, должно быть, в Оргбюро ЦК РКП(б) считался специалистом по хозяйству, и направлялся с целью помощи восстановления хозяйства республики. Также, по мнению товарищей из Оргбюро, Голощекин был знаком с местными условиями, поскольку в 1919 году был членом Реввоенсовета Туркреспублики, а в октябре 1919 – мае 1920 года был членом Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР. Не исключено, что его кандидатуру предложил именно Каганович, который в 1922 году был делегатом XI съезда РКП(б) от Туркестана, и сразу после этого получил от Сталина назначение в Оргинструкторский отдел при Секретариате ЦК РКП(б)2. На хозяйственное предназначение его назначения на пост секретаря Казкрайкома РКП(б) указывает также и то, что Голощекин в 1921 году некоторое время был председателем Главруды (главк, контролирующий добычу руд), а Казахстан тогда воспринимался как важнейшая база цветной металлургии и источник медных и свинцовых руд, а также в Самарской губернии активно занимался хозяйственными вопросами. В частности, там он возглавлял Губпоследгол, то есть Губернский комитет по борьбе с последствиями голода, и сумел добиться некоторых успехов. Все эти обстоятельства его биографии, очевидно, и заставили Кагановича и Сталина остановится именно на его кандидатуре. С точки зрения этих фактов, в 1925 году его назначение в Казахстан казалось оправданным и целесообразным. До этого Голощекин достаточно хорошо себя проявил на партийных, военных, советских и хозяйственных постах, был старым большевиком и революционером, был хорошо знаком с Лениным и Сталиным, и со всех точек зрения воспринимался, скорее всего, как надежный и исполнительный товарищ, твердый большевик. Это обстоятельство подчеркивалось активным участием Голощекина в организации расстрела семьи Николая II в Екатеринбурге в 1918 году. Об этом в Политбюро и Оргбюро, конечно, хорошо знали. Признаков того, чем Голощекин займется в Казахстане позднее, в 1925 году не просматривалось. Это мнение о Голощекине, как твердом большевике и хорошем хозяйственнике, видно, довольно долго держалось в ЦК, и оказало влияние на ситуацию, поскольку там к решению о снятии Голощекина шли нелегко, и решились только после того, как хозяйственная катастрофа стала очевидной. Филипп Голощекин определенно пользовался большим доверием. В те годы назначения на руководящие посты в гораздо большей степени определялись политической позицией того или иного члена партии, его 2 Верхотуров Д.Н. Экономическая революция Сталина. М., «Олма-Пресс», 2006, с. 129 отношения к партийным лидерам, чем реальными управленческими и хозяйственными навыками. Иногда такие назначения были очень удачными, как, например, назначение Феликса Дзержинского на пост сначала наркома путей сообщения, а потом и председателя ВСНХ. Дзержинский провяил свои таланты администратора, и сумел добиться выхода железных дорог из затяжного послевоенного кризиса, а потом сумел дать первоначальный импульс индустриализации3. Многие руководители, сами не разбиравшиеся в технических и экономических вопросах, руководили с помощью старых специалистов. Но в то время было много руководителей, которые не умели ничего делать сами, и ни кого не опирались. Их терпели на руководящих постах только по политическим причинам. Так что назначение Филиппа Голощекина в 1925 году было вполне оправданным, с точки зрения сложившейся сразу после Гражданской войны практики. Конечно, очевидцы прибытия Голощекина в Кзыл-Орду вряд ли могли предполагать, что этот человек принесет страшное бедствие в республику. На фоне еще не остывшей памяти о Гражданской войне, боях, голодовках и нищете, вряд ли его приезд воспринимался как угроза. Напротив, не исключено, что с его назначением многие тогда связывали самые радужные надежды на скорое восстановление Казахстана и строительство коммунизма. Мы столь подробно остановились на прибытии Голощекина в КзылОрду и его биографии для того, чтобы показать, что его назначение было явно не случайным, но в то же время изначально не несло в себе явно выраженных признаков какого-либо злого умысла, который мог бы родиться в ЦК РКП(б) или среди окружения Сталина. Его переводили в Казахстан с явной надеждой, что Голощекин сумеет поднять хозяйство республики. Эти факты позволяют понять ту степень доверия, которым он пользовался вплоть до своей отставки в 1933 году, и степень его личного вклада в катастрофическое развитие ситуации. Похоже, что его личный вклад в хозяйственную катастрофу оказался определяющим фактором. Многие исследователи, в частности Валерий Михайлов, неоднократно подчеркивали, что Голощекин, бывший старым революционером с большим стажем, с заслугами перед революцией, видимо, не получил той власти и славы, на которую рассчитывал в 1917 году. Теперь же ему вручалась власть над целой автономной республикой, и он воспринял это как возможность воплотить в жизнь все свои неудовлетворенные революционные амбиции. Но к этой теме мы еще вернемся. Теперь стоит рассмотреть, в каком состоянии находился в то время Казахстан, и каким было его хозяйство. Политика Голощекина разворачивалась на фоне состояния экономики КазАССР, которое можно определить как затяжной кризис. Обычно экономическое состояние Казакской АССР в советской литературе оценивалось весьма оптимистично: «К тому времени Казахстан чуть-чуть оправился от разрушительных последствий гражданской войны и 3 Верхотуров Д.Н. Экономическая революция Сталина. М., «Олма-Пресс», 2006; Хромов С.С. Ф.Э. Дзержинский на хозяйственном фронет 1921-1926 гг. М., «Мысль», 1977 голода 1921-1922 годов. Валовый сбор зерна в 1925 году составил 92 миллиона пудов и приблизился к довоенному уровню, восстанавливалось подорванное лихолетьем животноводство…»4. Но с такой оптимистической оценкой хозяйства Казахстана сразу после Гражданской войны вряд ли можно согласиться. Положение было очень тяжелым, в особенности после двух волн голода. Две волны голода Драматические события Гражданской войны вызвали свои экономические последствия и самым явным образом отразились на хозяйственном положении. Наиболее ярким и зримым последствием Гражданской войны в хозяйстве был сильный голод, охвативший многие районы Казахстана. Голод в Казахстане сразу после Гражданской войны весьма мало известен и практически не упоминался в литературе. Большое внимание привлекал страшный голод 1921 года в Поволжье и на Украине, на борьбу с которым бросались все силы РСФСР и международная помощь, для борьбы с которым создавался «Помгол». Но вот о голоде в Казахстане практически ничего существенного не сообщалось. Если голод 1932 года можно было исследовать по воспоминанием очевидцев или их детей, то вот очевидцы более раннего голода умерли задолго до того, как появились исследователи, желающие разобраться в этом вопросе. Из всех многочисленных публикаций по экономической истории Казахстана, сколько-нибудь подробные сведения о голоде 1921-1922 годов дает только одна публикация – сборник документов «Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 гг.)», в который был включен весьма широкий список документов, в том числе и несколько подробных отчетов по продовольственному положению и борьбе с голодом. Отдельные сведения имеются и в других публикациях. Валерий Михайлов правильно отмечает: «Почему-то когда мы говорим про голод в степи, то сразу подразумевается голод 30-х годов. А ведь в Казахстане это был второй голод. Первый был в 1919 - 1922 годах. Поэтому когда исследователи будут заниматься этой проблемой, должны ее разделить на первый и второй периоды»5. Действительно, первые две волны голода тоже стали одной из причин возникновения голода 1932 года, и были существенным хозяйственным фактором, с которым Голощекин должен был считаться. Потому необходимо уделить внимания этому вопросу. Трудности в сельском хозяйстве Казахстана начались сразу с началом Гражданской войны. В 1917 году в земледельческих районах наблюдался неурожай, а зимой 1917/1918 годов наступил джут6. При этом джут 4 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 80 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 6 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 25 5 отмечался в 1916/1917 году7. Надо отметить, что по наблюдением казахов, большие джуты бывали обычно связаны с годом қоян (зайца) традиционного 12-ти летнего мушеля. Некоторые джуты даже получили свои названия. Джут в 1867/68 году – жалпақ қоян жұты, в 1879/1880 году – ұлы қоян, в 1891/1892 году – кіші қоян, а в 1915/1916 году – тақыр қоян8. Недостаток продовольствия сразу стал ощутим, и уже в апреле 1918 года вопрос о посевах на всех свободных землях встал перед Верненской парторганизацией, то есть нехватка продовольствия ощущалась и в одном из наиболее урожайных районов - Семиречье. В 1919 году уже практиковались государственные посевы, весь урожай с которых шел в распоряжение продорганов. Гражданская война, сопровождающие ее партизанские действия и бандитизм также весьма сильно подорвали возможности сельского хозяйства в Казахстане. Боевые действия, в основном, велись на территории основных зерновых районов, располагавшихся в Северном Казахстане. Определенный вклад в ухудшение положения в аграрном производстве внесла продразверстка, заготавливающая значительные количества зерна, мяса, шерсти, кож и другой продукцию. Введенная декретом СНК от 11 января 1919 года, продразверстка предусматривала сдачу всех продуктов сельского хозяйства свыше законодательно установленной потребительской нормы для нужд организации снабжения армии и населения в РСФСР. В конце 1919 – начале 1920 года, когда белогвардейцы в Казахстане были разгромлены, продразверстка была введена и в Кирреспублике. По продразверстке в 1920/1921 годах было заготовлено: Хлеба - 700,8 тысяч пудов, Проса - 411,9 тысяч пудов, Мяса - 280 тысяч пудов, Шерсти - 24,6 тысяч пудов, Кож - 215 тысяч штук9. По другим сведениям, всего за время существования продразверстки в Казахстане было собрано 4,02 млн. пудов мяса. Сельское хозяйство Казахстана, ослабленное двумя джутами подряд, неурожаем, в целом ряде районов разоренное военными и партизанскими действиями, многочисленными реквизициями, испытало на себе еще и удар продразверстки. Причиной резкого уменьшения количества скота в 19201921 годах были, вне всякого сомнения, масштабные заготовки по продразверстке. Вообще, Казахстан считался одним из важнейших районов животноводства, потому даже весной 1921 года, после введения продналога, 7 Нейштадт С.А. Социалистические преобразования экономики Казахской СССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 26 8 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 80 9 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 36 Совнарком РСФСР рассчитывал собрать в Казахстане 2,57 млн. пудов мяса, из которых 0,58 млн. пудов приходилось на продналог, остальное рассчитывали получить путем товарообмена и закупки за деньги10. Наркомзем КАССР также рассчитывал на неплохой урожай 1921 года, с валовым сбором в 86 млн. пудов, который должен был дать излишков в размере 26 млн. пудов зерна11. Однако, итоги Гражданской войны в сельском хозяйстве были весьма неутешительными. Поголовье скота сократилось к 1920 году до 16,3 млн. голов против 29,9 млн. голов в 1913 году (по данным ЦК Помгол при ЦИК КАССР, цифры несколько иные: в 1917 году – 29,7 млн. голов, в 1920 году – 9,7 млн. голов12). Площадь посевов упала с 4,1 млн. гектар до 3,2 млн. гектар. Валовой сбор зерна сократился на 26% по сравнению с 1913 годом 13. Общие цифры не вполне отражают реальное положение, потому что в ряде губерний посевы из-за боев сократились в разы: в Уральской губернии более чем вдвое, в Семиреченской губернии – в три раза. Иными словами, возможности для производства продовольственных продуктов в Казахстане резко сократились, и теперь даже средний урожай мог привести к продовольственным трудностям. Это обстоятельство отметил ЦК Помгол при ЦИК КАССР: «Принимая во внимание такое значительное сокращение посевной площади и убыли скота, мы могли рассчитать, что даже при среднем урожае частичный голод в КАССР был бы неминуем» 14. В начале 1921 года сельское хозяйство Казахстана находилось в таком состоянии, что достаточно было одного неблагоприятного фактора, чтобы разразилась катастрофа. Это обстоятельство впоследствии снова повторится при коллективизации; сельское хозяйство дошло до примерно такого же остро критического состояния. В 1921 году падение в сельском хозяйстве продолжилось. Поголовье скота по данным ЦК Помгол упало до 6,2 млн. голов, а посевная площадь до 3,04 млн. гектар15. Исчезновение еще 3,5 млн. голов скота и сокращение посевов на 200 тысяч гектаров уже само по себе создавало крайне напряженную продовольственную обстановку, которую в хозяйственную катастрофу превратила засуха лета 1921 года. Это была очень сильная засуха, основной ущерб которой пришелся на засушливые районы Казахстана. Полностью погиб урожай в Уральской, 10 Нейштадт С.А. Социалистические преобразования экономики Казахской СССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 126 11 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 97 12 Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 гг.). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 198 13 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 32 14 Отчет ЦК Помгол при ЦИК КазАССР по борьбе с голодом, 20 июня 1922 года - Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 гг.). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 198 15 Отчет ЦК Помгол при ЦИК КазАССР по борьбе с голодом, 20 июня 1922 года - Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 гг.). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 198 Оренбургской, Актюбинской, Кустанайской областях16. В этих районах в годы нормального увлажнения, осадков едва хватает для средних условий произрастания пшеницы, и количество осадков только на 50-60 мм превышает запасы влаги, необходимой для средних условий вегетации пшеницы17. Засуха, практически полное отсутствие мер по задержанию снега и накоплению влаги в почве в 1921 году, привели к гибели урожая. Однако, в силу различных местных особенностей, положение с урожаем могло сильно отличаться от уезда к уезду, и в некоторых из них мог быть собран урожай, позволяющий продержаться хотя бы до весны. По РСФСР была проведена дифференциация уездов. Если в уезде урожай составлял меньше 6 пудов на душу, то он признавался голодающим18. Наркомзем КАССР жестоко просчитался в оценке перспектив урожая. В 1921 году реальный сбор составил всего 4,7 млн. пудов, тогда как на голодный продпаек и семенной фонд требовалось не менее 22,1 млн. пудов зерна19. План сбора продовольствия по разверстке, который еще продолжали собирать, оказался выполнен всего на 17,5%, и из 22 млн. пудов зерна собрано всего 6 млн. пудов20. Впрочем, из-за засухи крестьяне в 1921 году не могли сдать ни продразверстку, ни продналог. В декабре 1921 года в пяти областях и Адаевском уезде КАССР (с общим населением около 2,5 млн. человек), голодало 1,2 млн. человек или 48%. Голод нарастал с наиболее пострадавших уездов, в которых не было совсем никакого урожая, к менее пострадавшим. Но в начале весны 1922 года, когда все скудные запасы были проедены, голод разразился в полную силу. В апреле 1922 года в Казахстане голодало по приблизительным оценкам около 2,3 млн. человек или 92% населения. Относительно состояния кочевых районов в это время сведений практически нет, однако можно предположить, что наблюдалась массовая откочевка в более благоприятные районы. В других районах РСФСР положение было куда сложнее. В неурожайных губерниях, по сводкам ЦК Помгола при ВЦИК, проживало 31 млн. 714 тысяч человек21. Количество голодающих в Казахстане составило 7,2% от общей численности голодающих в тот год. Первой реакцией на сложившееся положение было образование в июле 1921 года при ЦИК Киргизской (Казахской) АССР Центральной комиссии помощи голодающим, который возглавил председатель КазЦИК тов. Мандешев. 18 июля 1921 года был образован Центральный комитет Помгола во главе с Председателем ВЦИК М.И. Калининым. Помгол в Кирреспублике 16 Кан Г.В. История Казахстана. Алматы, «Алматыкiтап», 2005, с. 172 Из опыта освоения целинных и залежных земель в Казахстане (сборник статей). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1955, с. 12-16 18 Поляков. Ю.А. 1921-й: победа над голодом. М. «Политиздат», 1975, с. 16 19 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 97 20 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 60 21 Поляков. Ю.А. 1921-й: победа над голодом. М. «Политиздат», 1975, с. 18 17 был образован практически одновременно с образованием центрального Помгола. Основным средством борьбы с голодом было распределение государственных пайков для голодающих. Ими охватывалось далеко не все население, но, тем не менее, объемы распределения, по данным ЦК Помгол, были довольно значительными. Госголпаек включал в себя 10 фунтов (4 кг) хлеба, 6 фунтов (2,4 кг) крупы и 4 фунта (1,6 кг) мяса в месяц22. В ноябре 1921 года на территории, охватывающей современный Западный Казахстан, распределялось 139 тысяч пайков. В январе-феврале 1922 года распределялось 171,85 тысяч пайков. Но уже в марте количество госголпайков резко увеличилось. В марте-мае распределялось уже 392 тысяч пайков23. Продовольственная помощь охватывала примерно 17% голодающего населения в самый пик голода. По данным ЦК Помгол КАССР за семь месяцев, с ноября 1921 года по май 1922 года было распределено 1 млн. 810,7 тысяч госголпайков. Это потребовало раздачи примерно 72,4 тысяч тонн хлеба, 4,3 тысячи тонн крупы и 2,8 тысяч тонн мяса. Госголпаек включал в себя строго определенное количество продуктов питания, в основном хлеба, муки, круп, овощей. Он мог выдаваться голодающим в двух видах. В земледельческих районах его чаще всего выдавали через столовые, в которых из госголпайков готовили горячую пищу. В кочевых районах большое распространение получила выдача госголпайка в сухом виде, хотя также были открыты 173 питательные юрты. Кроме продовольственного пайка голодающие снабжались обувью, одеждой, предметами первой необходимости, а также им оказывалась медицинская помощь24. Продовольственная помощь оказывалась и по другим каналам. В том же отчете ЦК Помгол указывалось, что американский комитет помощи АРА открыл в Казахстане 1549 столовых с выдачей 297759 пайков в сутки. Международный рабочий комитет помощи голодающим (Межрабпомгол) в апреле-мае 1922 года предоставил 10097 пайков в сутки, предназначавшиеся для рабочих на промышленных предприятиях, крайне немногочисленных тогда в Казахстане. Красный Крест предоставлял некоторое время продовольствие на 14 тысяч человек в день. В Уральской губернии работал врачебно-питательный отряд с Украины, который в марте распределял 4 тысячи пайков в сутки. Наконец, квакеры прислали в Кустанайскую губернию 60 вагонов зерна25. 22 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 130 23 Отчет ЦК Помгол при ЦИК КазАССР по борьбе с голодом, 20 июня 1922 года - Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 гг.). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 198 24 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 111 25 Отчет ЦК Помгол при ЦИК КазАССР по борьбе с голодом, 20 июня 1922 года - Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 гг.). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 200 Оценить потери населения от голода очень нелегко из-за крайнего недостатка надежных данных. Убыль населения Киргизской (Казахской) АССР с 1914 по 1922 год приблизительно оценивается в 1 млн. человек, по другим данным в 1,7 млн. человек. Однако, вне всякого сомнения, часть из них погибла в годы Гражданской войны, часть приходится на откочевавшее население, а часть убыли, видимо, стоит отнести на несовершенство статистического учета населения, тем более, что границы автономной республики в то время неоднократно изменялись. Потери от голода 19211922 годов можно оценить приблизительно в диапазоне от 200 до 400 тысяч человек. Насколько можно судить по документам, в Казахстане в это время не наблюдалось массовой смертности, подобной смертности от голода в Поволжье или на Урале. На этот порядок цифр указывает также количество детей, собранных в детских домах. Активная помощь голодающим позволила в июне 1922 года ЦК Помгол при КазЦИК сделать вывод: «Судя по последним данным, поступающим с тем, нужно полагать, что голод в КАССР значительно ослаблен»26. Впоследствии Казахстану оказывалась весьма широкая помощь в продовольственном снабжении и восстановлении сельского хозяйства. До 1 октября 1922 года было собрано 1 млн. 402,4 тысяч пудов продовольствия, из которых 251,1 тысяч пудов было прислано из других губерний РСФСР и из частей РККА, и 143,2 тысячи пудов собрано за счет пожертвований и отчислений27. Внешняя негосударственная помощь составила 28% всего объема заготовленного для республики продовольствия. Остальное приходилось на централизованную помощь государства и сбор продналога по КАССР. Весь продналог и закупленный по товарообмену хлеб был в 1922 году забронирован за республикой. В посевную кампанию 1922 года Казахстану была оказана значительная помощь семенами, которые составили 60% всего семенного фонда. В 19231924 годах в Казахстан было направлено 11,5 млн. пудов семенной и 3,8 млн. рублей денежной ссуды28 специально для нужд восстановления сельского хозяйства. Крестьяне долгое время не могли отдать семссуду, выданную в голодные годы, и она была отсрочена до урожая 1924 года, а многие хозяйства и вовсе освобождены от ее возврата29. Голод вовсе не отступил в 1922 году. Отдельные его проявления по губерниям и уездам отмечались вплоть до 1925 года. Например, в мартеапреле 1923 года весь Северный Казахстан и прилегающие области Сибири, были охвачены спорадическим голодом. Согласно Госинфсводкам, которые составлялись в ОГПУ, в Уральской губернии голодало около 70 тысяч детей, 26 Отчет ЦК Помгол при ЦИК КазАССР по борьбе с голодом, 20 июня 1922 года - Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 гг.). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 202 27 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 130 28 Нейштадт С.А. Социалистические преобразования экономики Казахской СССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 131 29 «Советская степь», № 1, 20 ноября 1923 года в Акмолинском уезде насчитывалось 24 тысячи голодающих, а приграничном Тарском уезде Омской губернии вовсе голодало 30-40% населения30. Сразу после подавления голода встала неотложная задача восстановления сельского хозяйства и увеличения производства продовольствия, поскольку Кирреспублика не могла жить только за счет внешних источников. Но вот с восстановлением сельского хозяйства и увеличением запашки были большие трудности, связанные с предельно низким техническим уровнем отрасли. По подсчетам Наркомзема КАССР, по минимальной потребительской норме требовалось обеспечить запасы в размере не менее 60 млн. пудов зерна 31 . При урожае в 92 млн. пудов, запасы зерна позволяли лишь покрыть потребности и что-то направить на посев. Урожай в засушливой степной зоне был очень неустойчивым, а размеры запашки очень незначительные. В среднем в первой половине 1920-х годов хозяйство засевало 5,8 гектара, среднегодовой урожай составлял 6,2 центнера с гектара. Но при этом из 10 лет 3-4 года были неурожайными, когда урожай составлял обычно 1,5-2 центнера с гектара, а то и меньше. В неурожайные годы крестьяне едва возвращали посеянное зерно. Сказывались особенности засушливого климата Казахстана, помноженные на примитивную агротехнику, и полное отсутствие мероприятий по задержанию влаги, в частности. При этом, резкое сокращение запашки по сравнению в довоенными временами, постоянно вынуждало Казахстан балансировать на грани продовольственных затруднений, которые любая засуха могла превратить в голод. Положение со скотом было лучше, количество скота к 1926 году удвоилось по сравнению с весной 1922 года, с 7,8 млн. голов до 13,5 млн. голов 32. Но это было лишь ненамного больше, чем Казахстан имел в 1920 году (13,1 млн. голов). При этом уровень товарности животноводства не превышал 7-10%. Крайне низким был технический уровень сельского хозяйства, даже в растениеводстве. По данным 1920 года в Казахстане насчитывалось в использовании 317,5 тысяч деревянных сох, косулей и сабанов, 207,8 тысяч деревянных борон, 30,9 тысяч железных борон, и только 8234 конных сеялки. Трактора и более сложные сельхозмашины появились только при Советской власти и были необычайной редкостью. Разумеется, руководство Кирреспублики прилагало огромные усилия к завозу в Казахстан сельхозорудий, насколько это можно было сделать в тех условиях, когда заводы только стали подниматься после военной разрухи, а закупки за рубежом были очень ограниченными. Все же, усилия дли определенный результат. В 1923-1925 годах было ввезено 21961 плуг, 1089 сеялок, 22594 30 Советская деревня глазами ОГПУ. Т. 2 1923-1929. Документы и материалы. М., «Росспэн», 2000, с. 74, 91, 96 31 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 97 32 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 112-113 уборочных машин разного типа, 1155 молотилок, 391 трактор33. Но и этого было очень мало, в особенности с учетом огромных пространств Казахстана и большого количества практически некооперированных крестьянских хозяйств (в 1926 году учтено 1220668 хозяйств34). Кооперативное движение тогда далеко не было движущей силой в сельском хозяйстве. Валерий Михайлов приводит цифры кооперации на 1925 год: 2811 кооперативов, в которых состояло более 320 тысяч хозяйств35, 26,2% от численности хозяйств. При этом, далеко не все кооперативы были производственными, значительная часть из них была потребительской, сбытовой, кредитной кооперацией. Экономика Казакской АССР полностью зависела от сельского хозяйства. В валовой продукции сельскохозяйственный сектор занимал 84,4%, а отдельно животноводство – 48,5%36. С такими показателями, у КазАССР было крайне ограниченное пространство для хозяйственного маневра. Подобное положение не оставляло особых надежд на быстрый и динамичный подъем этой главной отрасли экономики КазАССР. Валовый объем сельскохозяйственной продукции только в 1927/28 году достиг довоенного уровня, то есть в 1925 году говорить о восстановлении было очень и очень рано. Напротив, состояние сельского хозяйства в то время можно оценить как состояние затяжного кризиса, с небольшой тенденцией к улучшению. Уровень развития промышленности, транспорта, связи в Кирреспублике в середине 1920-х годов был потрясающе низким. Практически не было переработки сельскхозяйственной продукции, до такой степени, что основная часть ее просто вывозилась сырьем за пределы республики. Вывозился живой скот, по причине крайне слабого развития мясокомбинатов. Единственная индустрия, которая до революции бурно развивалась в Казахстане, это была обработка и выделка кож. В годы Гражданской войны эта отрасль внесла серьезный вклад в победу Красной Армии своими поставками обуви и предметов снаряжения, а после войны стала ведущей отраслью промышленности Кирреспублики. Ее значение сохранялось довольно долго. Кожевенная промышленность и накануне первой пятилетки давала 22% промышленной продукции в КазАССР. Но при этом, 75% крупных шкур, 96% мелких шкур, 98% шерсти, а также весь хлопок, кенаф, конский волос, щетина, кишки, пушнина - полностью вывозились из Казахстана. Тогда была настолько слабая промышленность, что сейчас в это с трудом верится. В 1924 году из предприятий ВСНХ работало 57, еще 22 предприятия было сдано в аренду, а 153 – было закрыто37. 33 Нейштадт С.А. Социалистические преобразования экономики Казахской СССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 196 34 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 228 35 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 80 36 Нейштадт С.А. Социалистические преобразования экономики Казахской СССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 199 37 Вельман В.Н. Народное хозяйство КССР и наши очередные задачи. Оренбург, 1924, с. 23 Крайне был слабо развит транспорт, что не позволяло перераспределять по территории республики продовольствие в случае необходимости. Да и сам транспорт, в то время широко использовавший гужевую тягу, сам требовал большое количество фуражного зерна и сена. Развитие железных дорог было очень низким. В 1925 году было всего 3241 км железных дорог, из которых 266,5 км было построено за строительный сезон 1924 года38. Бедность республики чувствовалась во всем, и это можно почувствовать даже сейчас. Брошюра В.Н. Вельмана «Народное хозяйство КСССР и наши очередные задачи» была напечатана на исключительно скверной бумаге и набрана пятью разными шрифтами, что говорит о крайнем дефиците типографских литер в типографии. Если даже правительство испытывало такие трудности, то что же говорить обо всех остальных? Так что хозяйственная политика составляла тогда главную и наиболее насущную задачу в Казахстане. Хозяйство требовало пристального внимания и было далеко не очевидно, каким образом решить многочисленные проблемы. Первые речи Казалось бы, в таких условиях Филипп Голощекин должен с головой окунуться в гущу экономических проблем и заняться их решением. Тут работы было с переизбытком. Однако, этого не случилось. Уже в первом своем докладе на V Всеказахстанской конференции, открывшейся 1 декабря 1925 года в Кзыл-Орде, то есть спустя 10 недель после прибытия в Казахстан, Голощекин заявил не о развитии хозяйства республики, а о политике советизации аула. По сути, он подхватил официальную позицию ЦК РКП(б), которые еще в 1924 году постановил, что советской власти в казахском ауле нет. Голощекин на конференции зачитал письмо ЦК РКП(б) большевикам Казахстана, в котором была поставлена задача создания советской власти в аулах: «ЦК, учитывая, что в Кирреспублике Советы находятся в особо тяжелом положении и фактически в аулах Советов нет, считает необходимым принять все меры к действительному созданию советской власти в аулах и кишлаках…»39. Правда, нельзя сказать, что Голощекин совсем не понимал трудностей сложившегося положения в Казахстане. Понимал вполне, из-за чего в своем дальнейшем докладе он связал лозунг советизации аула со всеми наиболее острыми проблемами в Казахстане того времени: «Сказать, что в Казахстане нет советской власти – неверно. Есть советская власть здесь, но если поставить шире вопрос о советизации Казахстана, как об организации масс, как вопрос формы, в которой происходит, если хотите, национальное самоопределение, формы, в которой можно провести культурнополитический рост, формы, создающей экономическое освобождение, 38 Дахшлейгер Г.Ф. Турксиб – первенец социалистической индустриализации (очерки истории постройки Турксиба). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1953, с. 32 39 Цит. по: Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 81 формы, высвобождающей из-под эксплуатации, то мы должны сказать, что у нас есть огромные недостатки»40. Лозунг о советизации аула многими авторами воспринимался как выражение планов Голощекина устроить голод в Казахстане. Роль этой политики в предпосылках голода 1932 года мы еще рассмотрим далее, но в отношении 1925 года с этим трудно согласиться. Тут надо принять во внимание несколько факторов, которые подвигли Голощекина к такому решению. Во-первых, это его выступление было первым после назначения на самый высокий пост после революции, и ему надо было оправдать возложенное на него доверие, хотя бы демонстрацией лояльности курсу ЦК партии в этом вопросе. Ссылка на письмо ЦК и тезис о советизации аула этой задаче вполне соответствовал. Во-вторых, анализ экономических проблем занимал очень много времени, и очень сильно осложнялся тем, что трудно было получить информацию, а организованной статистики тогда в Казахстане и вовсе не было. В 1925 году в Оренбурге был выпущен справочник «Весь Казахстан на 1925-1926 годы», во введении к которому было прямо сказано: «… причем в целях точности материалов издательство получало таковые непосредственно и официальные материалы от самых отдаленнейших органов всей республики… издательство опирается лишь на эти прямые сведения с мест, а не подведомственных журналов, которые зачастую являются неточными»41. Это прямое признание, что со статистикой в КазАССР тогда все обстояло очень плохо, в особенности в ведомствах. Но и автор этого справочника «журналист-инвалид» А. Большаков, смог собрать только самые общие, справочные сведения о различных отраслях хозяйства. Данных, которые бы характеризовали динамику развития хозяйства республики, у него не было. Многие данные были устаревшими, как данные по посевам, которые приводятся у него за 1923 год. Потому Голощекин по первому времени своего пребывания в Казахстане, просто не мог получить какоголибо четкого и обоснованного представления о хозяйстве, в особенности крестьянском и скотоводческом. Неоткуда было ему взять необходимых данных. И, как мы увидим впоследствии, не было также определенности в отношении экономического развития Казахстана и способов преодоления многочисленных проблем. В своем докладе Голощекин заговорил в первую очередь о политике и советизации аула, и в том большой вины нет, учитывая приведенные обстоятельства. Но в дальнейшем он не только не скорректировал тезисы своего первого выступления, не только держался за них всеми силами даже перед лицом небывалой хозяйственной катастрофы, но и не провел никакой работы, которая бы помогла ему оформить правильную хозяйственную политику. Хозяйственное руководство Казахстана под его началом дошло до использования фальсифицированных, дутых цифр в планировании и составлении заданий по хлебо и мясозаготовкам. В дальнейшем мы 40 41 Цит. по: Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 82 Весь Казахстан на 1925-1926 годы. Оренбург, 1925, с.. 35 постараемся, насколько это будут позволять имеющиеся материалы, проанализировать этот механизм самообмана. Глава вторая Пахать или пасти? В дальнейшем изложении нам придется на время оставить Филиппа Голощекина и его политику, и углубиться в детали хозяйственного положения в Казахстане в 1920-х годах, а также проследить за перипетиями споров вокруг курса дальнейшего развития республики. Эти споры были очень острыми, сопровождались политическими обвинениями, но в то же время они показывают, что вопрос о том, как развивать Казахстан, был далеко не простым, был далеко не однозначным, и существовали различные точки зрения. Но для начала нужно все же немного посвятить внимание традиционным видам сельского хозяйства в Казахстане – ведущей отрасли экономики 1920х годов. Можно выделить три типа: казахское скотоводство, казахское поливное земделелие, а также крестьянское хозяйство европейского типа (русское или украинское) с сочетанием земледелия и скотоводства. Казахское скотоводство Скотоводческое хозяйство в то время было основным видом сельского хозяйства в Казахстане, недаром оно занимало такую огромную долю в экономике республики. Оно же было главным источником средств пропитания для основной массы населения Казахстана, и давало весьма небольшую долю товарной продукции. Из-за слабого развития транспорта, из-за нехватки забойных площадок, мясокомбинатов и холодильников, а также пищевой промышленности, животноводство практически не развивалось в направлении товарного производства, и велось практически теми же методами, что и сотни лет назад. В этнографических материалах, собранных во второй половине XIX – начале ХХ века в Казахстане, казахское кочевое скотоводство было весьма подробно описано. Но, к сожалению, цельные и систематические описания скотоводства появились только во 1980-1990-х годах, то есть много времени спустя после катастрофы. В начале ХХ века система кочевого скотоводства была изучена очень плохо, что и сыграло большую роль в хозяйственной катастрофе. «Кочевое хозяйство до сих пор до такой степени terra incognita, что даже трудно познакомиться с ним по литературе», - писал В.А. Остафьев 42 . Кочевое скотоводство в Казахстане развивалось в очень своеобразных условиях. Наиболее значимым географическим фактором было то, что основные пастбища находились в переходной полосе, пролегающей между 42 Цит. по: Масанов В.А. Проблемы социально-экономической истории Казахстана на рубеже XVIII-XIX веков. Алма-Ата, «Наука», 1984, с. 10 48 и 50 градусами северной широты. К северу климат был значительно холоднее, зима до 5 месяцев, зимние температуры опускались до -45 градусов и ниже. Обилие снега затрудняло выпас скота. Южнее лежала пустынная зона, в которой климат был жарким и засушливым: зима около 1 месяца, малое выпадение снега и недолгое его задержание, летом температура поднималась до +45 градусов, что приводило к выгоранию трав 43 . Эти географические условия создавали кардинально разные требования к выпасу скота. Достаточно сказать, что для выпаса овец требовалось минимум 5-7 га в степях и 12-24 га в полупустынях и пустынях44. По всей территории Казахстана условия для выпаса скота были неодинаковыми, часто мозаичными. Потому скот приходилось перегонять с одного пастбища на другое. Наличие кормов и воды определяли состав стада. Для годового прокорма овцы требовалось 1314 кг сухой массы кормов и 1,5 кубометра воды. При этом, из 288 видов растений только 167 видов поедалось овцами 45. Поскольку овцы поедали больше всего видов растений и могли пить почти любую воду, даже с соленость до 10 гр/литр, то неудивительно, что овцы составляли основу стада у казахов. В среднем овец было 60%, но на Мангышлаке доля овец доходила до 85%. Напротив, крупный рогатый скот мог поедать всего 48 видов растений и требовал пресной воды с соленостью не более 2,5 гр/литр, то эти виды скота составляли в среднем 12,3% стада. При этом основная доля крупнорогатого скота находилась в Северном Казахстане, где были подходящие корма и пресная вода, и где доля в стаде доходила до 30%. И.Э. Масанов выделил два типа скотоводческого хозяйства. Первое характеризовалось длительными круглогодичными кочевками по колодцам, долей овец от 60% и зимовками в безводных местах. Второе характеризовалось равномерным кочеванием с летовок на зимовки, долей крупнорогатого скота в 25-30%, длительными зимовками со стойловым содержанием скота46. Засушливый климат и низкая продуктивность пастбищ, заставляли круглый год держать скот на подножном корму, не позволяли переходить на большей части степей и полупустынь к оседлому скотоводству и земледелию, а заставляли передвигаться вслед за скотом. Это и составляло сущность кочевого хозяйства, которое, по С.И. Руденко, слагалось из трех принципов: 1. Скотоводство как основное занятие. 2. Круглогодичное содержание скота на подножном корму с учетом разнородности пастбищ. 43 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 59 44 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 29 45 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 67 46 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 84 3. Подвижный образ жизни большинства населения47. Для успешного кочевания надо было в совершенстве знать состав растительного покрова в конкретных урочищах, степень ее поедаемости скотом, время вегетации, обеспеченность водой пастбищ и учитывать множество других факторов, связанных с погодой, для определения времени и маршрута перекочевки. Современные авторы подчеркивают, что даже не все аксакалы обладали такими исчерпывающими знаниями природы и климата, чтобы обеспечить успешное кочевание. Потому, как правило, даже главы родов беспрекословно слушались тех, кто имел такой опыт. Однако, степень развития кочевого хозяйства были различными для разных регионов Казахстана. Полностью кочевой образ жизни вели казахи Мангышлакского, Темирского, Атбасарского, Казалинского, Иргизского, Тургайского уездов, находившиеся в засушливой зоне, в которой кормов на пастбищах было немного, и аулы вынуждены были постоянно перегонять его с одного пастбища на другое. Маршруты кочевания пролегали от колодца до колодца, которых было создано очень много. В 1873 году на Мангышлаке было учтено 1133 колодца48. Эти колодцы были долговременными, и часто эксплуатировались до 150-200 лет. Не редкость были колодцы, построенные в XVIII веке. Но также много колодцев высыхало и приходило в негодность, потому ежегодно на Мангышлаке кочевники рыли, по различным данным, от 200 до 600 новых колодцев. В пустынях многие пастбища были пригодны только летом, или наоборот, только зимой, вроде островов на Аральском море, на которых можно было пасти скот только зимой, когда туда можно было перейти по льду и кода там был снег. Летом там можно было погибнуть от отсутствия питьевой воды. В ряде мест Казахстана условия были настолько разные для зимы и лета, что они вынуждали кочевать на дальние расстояния. Например, казахи южной части Атбасарского уезда каждый год кочевали на расстояние до 1000 км, до реки Чу49. В других же местах, где условия были более благоприятными, кочевки происходили на расстояние 10-15 км. Некоторые хозяйства кочевали на расстояние 2500 км, делая до 107 остановок в год50. Наиболее распространенным в начале ХХ века типом казахского скотоводческого хозяйства было экстенсивное полукочевое хозяйство, в котором сочеталось кочевание (как правило с зимних на летние пастбища и наоборот, на расстояние 20-50 км), полустойловое содержание с сенокосом (от 44 до 96% хозяйств по различным уездам Центрального и Восточного 47 Руденко С.И. К вопросу о форме скотоводческого хозяйства и о кочевничестве. // Географическое общество СССР. Материалы по отделению этнографии. Ч. 1. Л., «Наука», 1961, с. 3-5 48 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 70 49 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 76 50 Масанов В.А. Проблемы социально-экономической истории Казахстана на рубеже XVIII-XIX веков. Алма-Ата, «Наука», 1984, с. 39 Казахстана) с длительными зимовками, и поливное земледелие51. В Семиречье даже культивировалась кормовая люцерна для подкормки скота52. Однако, основная часть скота в полукочевых хозяйствах содержалась на подножном корму и перегонялась с пастбища на пастбище. Существовало две системы перегона. Первый, наиболее сложный, предусматривал отдельные пастбища для четырех сезонов: зимние, весенние, летние, осенние. Второй способ предусматривал пастбища для осеннее-зимнего и весеннее-летнего сезонов. Наиболее сложным было обеспечение выпаса скота в зимний период, и зимовки были важнейшим элементом полукочевого хозяйства. От них буквально зависела жизнь скотоводческого хозяйства. На зимовках стояли небольшие аулы, от 5 до 25 хозяйств. Число скота жестко лимитировалось вместимостью зимних пастбищ. На зимовках скот выпасался как правило отдельно. На зимовках пастбищные угодья делились на части, для разного скота. Самыми дальними были пастбища для лошадей - атарқан, куда отгонялся қос лошадей, обычно в 400-500 голов, иногда до 1500 голов. Лошадей отгоняли на 100-200 км от зимовки. Самыми близкими к зимовке были овечьи пастбища – қойтебін, в радиусе не более 3-4 км от зимовки, на которых выпасался қотан овец, обычно в 300-400 голов. Отдельно выделялись пастбища для телят – бзаужері, и для дойных кобылиц – биежері53. Раздельный выпас скота нарушался во время джутов, когда формировалась плотная корка наста, или во время выпадения глубокого снега. В это время скот несколько раз прогонялся по пастбищу. Сначала выпасались лошади, съедавшие верхние части растений и разбивавшие наст копытами. Затем выпасались верблюды и крупнорогатый скот, а затем – овцы, которые доставали нижние части растений. Это был способ выпаса скота в экстремальных условиях, и обычно он не применялся54. Ранней весной кочевые хозяйства снимались с зимовки и уходили на поиск корма, разбредаясь по степи отдельными юртами. Это был период интенсивного кочевания с кратковременными остановками. В это же время проводилась случка, кастрация, клеймение скота, а также начиналось доение и заготовка молочных продуктов. Поздней весной хозяйства переходили на летние пастбища55. Летние пастбища, богатые травостоем и водой, вмешали много скота, и на летовках кочевники могли стоять большими аулами, с длительными остановками и кратковременными переходами, которые вызывались в основном необходимостью водопоя скота. На летовках иногда собиралось до 51 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 87-89 52 Казахи. Историко-этнографическое исследование. Алматы, «Казахстан», 1995, с. 32 53 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 79 54 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадического общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 100 55 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадического общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 103 несколько сотен юрт. В это же время проводились тои и курултаи, на которые могли собираться до нескольких десятков тысяч человек. Осенью кочевники выбирали пастбища поближе к зимовкам, и быстро двигались к своим зимним пастбищам, чтобы успеть прийти к ним до первых снегопадов. В старину часто сигнал в движению на зимовки подавал хан, но в начале ХХ века время начала перекочевки на зимовки определяли наиболее опытные аксакалы. Этому циклу перекочевок были подчинены все остальные работы и заготовка продуктов. На весенних, летних и осенних пастбищах проводилось доение скота, заготавливались молочные продукты: уыз, сары су (сыворотка), құрт (сыр), ажыған көже (молочная похлебка), қымыз, қойыртпақ (напиток из смеси кислого и пресного молока), қорықтық, қою сүт (густое молоко). Эти продукты составляли основу летнего рациона казахов. В это же время коптился сыр на зиму. Осенью происходил забой скота и копчение мяса на зиму. Весной перед откочевкой на летовки, и осенью перед откочевкой на зимовку, происходила стрижка овец, и из шерсти делался войлок. Летом также изготавливались необходимые в хозяйстве предметы, и детали юрты. Иными словами, кочевое хозяйство обладало своим ритмом и графиком хозяйственным работ, который неукоснительно выдерживался. Начало новых работ всегда сопровождалось специальными праздниками. Отступление от этого графика всегда было чревато падежом скота, и к этому прибегали только в чрезвычайных обстоятельствах, в прошлом, при военных поражениях. В ряде уездов, в основном в Северном и Северо-Восточном Казахстане, на Алтае, в начале ХХ века казахи стали переходить к оседлой форме хозяйства, сильно напоминающей русское хозяйство, с развитым сенокошением и земледелием. Скот содержался в стойлах с подкормкой сеном, а сами аулы становились оседлыми. Казахи этих районов строили постоянные избы, загоны и сараи для скота. В этих районах раньше всего началось оседание казахов. На процесс оседания казахов в начале ХХ века также большое влияние оказала конфискация земли русскими властями в пользу казаков и переселенцев. Изъятие земель приняло весьма масштабный характер. Всего было изъято 17,7 млн. десятин земли (из 242,8 млн. десятин угодий)56. Резкое сокращение площади пастбищ вынудили многие казахские аулы перейти к оседлому хозяйству, перенять сенокошение, стойловое скотоводство, а также заниматься земледелием. Казахское земледелие Вопреки распространенному представлению, казахи были издавна знакомы с земледелием, однако оно прибрело большое значение с конца XVIII века. Регион наибольшего развития казахского земделелия охватывал течение рек Сырдарьи, Или, Чу, Талас, и горы Каратау с многочисленными 56 Шахматов В.Ф. Казахская пастбищно-кочевая община (вопросы образования, эволюции и разложения). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1964, с. 130 водотоками, пригодными для саево-ручьевого поливного земледелия, междуречье Жанадарьи и Кувандарьи, речные долины Черного Иртыша, у озера Зайсан на равнине, на западных и северных склонах Тарбагатая, в бассейне рек Тургай, Иргиз, Орь, Ураль, Хобда, Эмба 57. Единого земледельческого пояса у казахов так и не сложилось, но очаги земледелия имелись практически во всех уголках Казахстана, кроме Мангышлака и Устюрта. Наиболее характерной чертой казахского земделелия было то, что казахи всегда стремились вести именно поливное земледелие. Даже в тех районах, где можно было вести хозяйство европейского типа, казахи все равно старались поливать поля, хотя бы раз в год перед посевом. В УстьКаменогорском уезде казахи обрабатывали не самые лучшие земли, а только пригодные для устройства орошения. «Казахскому хозяйству были известны разные виды орошаемого земледелия, от самых примитивных до самых сложных его форм»58. Самые примитивные формы: орошение полей талой водой – суалма-егін, орошение путем строительства запруд – бөгей, ручной черпак - атпа. Сложные формы орошения: распределение воды из магистральных каналов – тоған, чигирное орошение разных типов – шығыр, а также система кяризов, которая существовала в районе городища Мырт-тобе (Сауран) с XVI века. В южных уездах существовали мощные системы каналов, орошающие большую площадь. Так тоған Аулие-Ата имел протяженность 9,8 верст и орошал 212 десятин, тоған Чиил в Петровском уезде орошал 7000 десятин. Казахам были известны весьма сложные гидротехнические сооружения. Так тоған Карабур в Аулие-Атинском уезде был проложен в сильно пересеченной местности, и включал в себя туннель и несколько акведуков через каналы, лога и овраги59. Только в Чимкентском уезде в 1890 году насчитывалось 239 каналов и арыков, общей протяженностью более 3000 верст60. Шығыр занимал большую долю в поливном земледелии в Тургайском уезде по всему течению Тургая и Иргиза. Казахский шығыр представлял собой колесо, диаметром до 5 метров, по ободу которого крепились деревянные или кожаные ведра, установленное в глубокой яме, соединенном каналом с рекой. Иногда применялись самобытные системы орошения, как например, у Балхаша, где казахи копали большие ямы у рек, из которых выводили каналы. Также был известен способ озерного орошения – көлтабан, то есть 57 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 155-161 58 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 164 59 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 181 60 Макаров И.Ф. Казахское земледелие в конце XIX – начале ХХ века (По материалам экспедиционных обследований 1896-1913 годов). // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сборник III. М., «Издательство АН СССР», 1959, с. 393 посев по дну пересыхающих озер, распространенный по Сырдарье и в низовьях Таласа. Казахи орошали поля либо затоплением, когда поле разбивалось на участки, которые заливались по очереди, либо поливали по бороздкам. Земля вспахивалась колесным плугом – сабан, сохой – жерағаш, или «тюменской сохой» - сохой с отвалом61. Казахи, в основном, сеяли просо – тары, традиционную земледельческую культуру, но в начале ХХ века в большей части уездов стали сеять пшеницу – бидай. Урожай скашивали серпом – орақ, или косой – шалғы орақ, связывали в снопы - бау, и обмолачивали на гумнах – қырмақ, которые чаще всего делались или на самом поле, или у ворот ограды пашни. Хлеб молотили с помощью скота на тщательно утрамбованных заранее площадках, затем полуочищенное зерно просеивали, и складывали в зерновые ямы – ұра, вместимостью от 40 до 200 пудов. Все сельскохозяйственные работы начинались с обрядов и праздников. Этнографические материалы показывают сильные различия казахского земледелия от европейского, а также в казахском языке есть тюркские термины для всех зерновых культур и их сортов (так просо имело три сорта: ақ тары, қызыл тары, шоқай), сельскохозяйственного инвентаря и гидротехнических сооружений, для сельскохозяйственных операций. Это показывает, что несмотря на позднее развитие земледелия у казахов, оно не было заимствовано от русских. Развитие казахского земледелия тесно связано с древним развитием земледелия в Центральной Азии и Южной Сибири. В 1906 году казахи засевали 417,8 тысяч десятин, а в 1916 году – 648 тысяч десятин62. Другой характерной чертой казахского сельского хозяйства было его сочетание с кочевым скотоводством. Многие кочевые хозяйства имели посевы, которые высевали на зимовках перед откочевкой на летовки, и собирали урожай после возвращения. Богатые скотоводы также имели свои пашни, на которых работали зависимые от них бедные сородичи - ортақ, тогда как сами баи кочевали вместе со скотом. Обычно считалось, что переход к земледелию и оседлости определялся невозможность вести кочевое хозяйство, потерей скота и пастбищ. Однако, обследования установили, что в начале ХХ века имелась любопытная тенденция: богатые скотоводы имели большие посевы, и чем больше было скота у бая, тем больше у него была запашка. Хозяйства, имеющие более 100 голов скота, в среднем обрабатывали 30-32 десятины, тогда как бесскотные хозяйства – от 1,5 до 3,5 десятин. В Кустанайском уезде среди бесскотных хозяйств имели посевы 55,6%, а среди хозяйств, имеющих 10-50, 50-100, и более 100 голов скота, 84,5-87% имели запашку 63. В общем, это 61 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 205-215 62 Макаров И.Ф. Казахское земледелие в конце XIX – начале ХХ века (По материалам экспедиционных обследований 1896-1913 годов). // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сборник III. М., «Издательство АН СССР», 1959, с. 395 неудивительно, поскольку богатое хозяйство легко могло выделить лошадей для земледельческих работ. Доход только от земледелия был незначительным, но он возрастал в зависимости от обеспеченности скотом. Хозяйство с 10 головами скота получало годовой доход 11,5 рублей, тогда как хозяйство со стадом 10-20 голов – 43,5 рубля. В таких хозяйствах, скотоводство невозможно было отделить от земледелия. В более богатых хозяйствах, земледелие носило явно выраженный подсобный характер, и в начале ХХ века стремительно эволюционировало в товарное хозяйство, урожай которого шел на продажу, хотя основной доход богатые скотоводы получали от продажи скота, кож и шерсти. К теме социальных отношений в казахском ауле, методов эксплуатации, мы вернемся позднее. Хозяйство европейского типа Массовое переселение крестьян из европейский губерний Российской империи, которое началось во второй половине XIX века, довольно быстро привело к появлению в Казахстане нового типа сельского хозяйства – европейского типа, как его называли в экономической литературе 1920-х годов. Оно было представлено преимущественно хозяйствами русских и украинских переселенцев. Несмотря на серьезные этнографические различия, в целом, переселенцы вели хозяйство примерно одинакового типа. Первые самовольные переселенцы из тобольских и пермских крестьян пришли в Казахстан в 1866 году в Акмолинскую область, и поселились у озера Саумал-куль, где стали вести хозяйство на арендованной у казахов земле64. Официально разрешенное переселение было открыто 13 июля 1889 года решением Госсовета, открывшего переселение в Акмолинскую область. Сразу же за этим разрешением, сильный неурожай и голод в европейских губерниях создал мощный поток переселенцев в Казахстан 65. В период 18971916 годов, в Казахстан и Киргизию переселилось 1,3 млн. человек, основная масса которых – 56,2% поселилась в Акмолинской области66. Размещение переселенцев производилось, как правило, на конфискованных у казахов землях. Этот способ сторонниками колонизации считался наиболее эффективным. Однако, в реальной практике многие крестьяне устраивались на арендованных у казахов землях, которые они снимали в краткосрочную аренду на 3-4 года. У казахов русские крестьяне арендовали и сенокосы, которые всегда сдавались на один съем травы67. 63 Макаров И.Ф. Казахское земледелие в конце XIX – начале ХХ века (По материалам экспедиционных обследований 1896-1913 годов). // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сборник III. М., «Издательство АН СССР», 1959, с. 414-420 64 Бекмаханова Н.Е. Многонациональное население Казахстана и Киргизии в эпоху капитализма (60-е годы XIX века – 1917 год). М., «Наука», 1986, с. 111 65 Кауфман А.А. Переселенцы-арендаторы Тургайской области. СПб, 1897, с. 10 66 Бекмаханова Н.Е. Многонациональное население Казахстана и Киргизии в эпоху капитализма (60-е годы XIX века – 1917 год). М., «Наука», 1986, с. 160 67 Кауфман А.А. Переселенцы-арендаторы Тургайской области. СПб, 1897, с. 158 Хозяйство европейского типа сочетало в себе пашенное земледелие с оседлым скотоводством. В начале колонизации каждому хозяйству выделялось 40 десятин земли, на которой крестьянин мог заводить пашню, пастбище и сенокос. За время активной колонизации средняя площадь земли, занимаемой один европейским хозяйством мало поменялась. Вместе с пастбищами и сенокосами, на одно европейское хозяйство в 1927 году приходилось, в среднем 56,8 гектаров, тогда как среднее казахское хозяйство занимало площадь 244,8 гектаров68. В конце XIX века в среде русских крестьян стало развиваться занятие огородничеством и бахчеводством, продукция которого отправлялась на продажу. В горных районах Семипалатинской области развивалось пчеловодство. В 1890-х годах, в Северном Казахстане, в районах, прилегающих к железной дороге, стало развиваться товарное маслоделие. Однако, главным занятием и целью переселения в Казахстан, для русских крестьян было пашенное земледелие. Переселенцы с помощью сабанов, в которые запрягали волов, поднимали целину и сеяли по ней преимущественно пшеницу, которая считалась среди русских крестьян наиболее ценным хлебом. В силу засушливых условий Казахстана, для сельского хозяйства европейского типа были характерны сильнейшие колебания урожайности от 1,5-2 ц/га в неурожайные годы до 32 ц/га в урожайные годы. Средняя урожайность составляла 6,24 ц/га69. При этом, крестьяне старались сеять именно пшеницу, не считая рожь и просо ценным хлебом. По поводу русской запашки в Казахстане уже в дореволюционной литературе было много написано, и большая часть авторов считала европейское хозяйство более передовым, нежели казахское. Как считает известный русский агроном, непосредственно занимавшийся переселенческим хозяйством в Тургайской области, А.А. Кауфман, это мнение основывалось на том, что зажиточные русские переселенческие хозяйства использовали заводские железные плуги и сельскохозяйственные машины, которых тогда у казахов не было. Но, основываясь на собственных исследованиях, А.А. Кауфман призывал не обманываться внешним обликом европейского хозяйства: «Между тем, если не идти далее внешности, то хозяйство тургайских поселенцев, и особенно – зажиточных хуторян, может производить на наблюдателя благоприятное впечатление, может показаться весьма способным к прогрессивному развитию…»70. Однако, по его наблюдениям, железный плуг использовался наряду с сабаном, поскольку с помощью сабана вспахивали целину, а железными плугами вспахивали поле на второй-третий год. Косилки использовались для 68 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 38 69 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 48 70 Кауфман А.А. Переселенцы-арендаторы Тургайской области. СПб, 1897, с. 188 скашивания степного ковыля, который не скашивался косой, а применение других сельхозмашин определялось дороговизной наемного труда71. Но при этом все хозяйство переселенцев стояло на хищнической эксплуатации естественного плодородия целины. Крестьяне в массе своей пахали целину в течение 3-4 лет, пока она давала хороший урожай, затем забрасывали выпаханную землю и переходили на новый участок, «… и лишь крайне неохотно возвращались на землю, когда-либо ранее уже паханную»72. В большей части публикаций о русском переселенческом хозяйстве в Казахстане, эту систему землепользования называли залежно-переложной, когда выпаханный участок забрасывался на 6-10 лет. Однако А.А. Кауфман в Тургайской области описал сложение у русских чего-то вроде полукочевого пашенного земледелия, когда каждые 3-4 года крестьяне перемещались с выпаханного участка на целину, «каждый распахивал все, что может распахать… так как знал, что то, что не вспахал он, будет вспахано кемнибудь другим»73. По этой причине русские крестьяне выпахивали целину до последней возможности, не оставляли покосов и выгонов, не желая оставлять плодородную землю другим. После подобных «перекочевок» оставались огромные пустыри, заросшие бурьяном. Движимые этой целью найти плодородную целину и как можно быстрее снять с нее все самое ценное, затратив минимум усилий, русские переселенцы быстро покидали выделенные им участки, и принимались арендовать целинную землю у казахов, все дальше и дальше вглубь степей. Поселки становились временными, крестьяне выезжали на хутора, и появились даже поля, куда крестьяне приезжали только на время сельхозработ. По мере движения за целиной, земледелие приобретало все более и более полукочевой характер. К слову сказать, экономисты конца 1920-х годов в Казахстане признавали существование полукочевого земледелия. Во главе этого движения стояли как раз зажиточные хуторяне, чьи хозяйства сторонники колонизации часто приводили как пример передового, прогрессивного хозяйства. «Повторю: распространенность улучшенных пахотных орудий и машин легче всего вводит в заблуждение относительно истинного характера хозяйства зажиточных поселенцев, и в частности – хуторян. Но в действительности, этот характер остается в высшей степени хищническим, а улучшенные орудия и машины являются лишь усовершенствованным средством для извлечения из почвы ее последних соков»74. Именно они более всего противились выделению им постоянных наделов, и всегда обосновывали свое стремление к переселению на новые участки неудобством, отсутствием леса или воды, что, на поверку, чаще всего оказывалось лишь маскировкой погони за целиной. 71 Кауфман А.А. Переселенцы-арендаторы Тургайской области. СПб, 1897, с. 189 Кауфман А.А. Переселенцы-арендаторы Тургайской области. СПб, 1897, с. 13 73 Кауфман А.А. Переселенцы-арендаторы Тургайской области. СПб, 1897, с. 192 74 Кауфман А.А. Переселенцы-арендаторы Тургайской области. СПб, 1897, с. 189 72 Чем дальше русские крестьяне забирались вглубь степей со своим полукочевым земледельческим хозяйством, тем сильнее они подвергались культурному воздействию казахов. Так, отмечено, что русские крестьяне перенимали казахские способы выпаса скота, заготовки местного топлива и строительных материалов, а также строительства землянок и саманных построек. Дети, родившиеся в таких отдаленных хуторах, зачастую не знали ни слова по-русски, и владели только казахским языком. В начале ХХ века, когда свободной земли стало мало, и полукочевое земледелие русских переселенцев становилось невозможно, крестьяне начали переходить к более сложным способам хозяйства: к трехполью и пару, к удобрению земли, к огородничеству и бахчеводству. Среди переселенцев бурно развивалось социальное расслоение, характерное для всей русской деревни, когда встречались крепкие хозяйства, нанимавшие работников и запахивающие по 200-300 десятин, и была прослойка бедных хозяйств, с маленькой запашкой по 4-5 десятин, кормившаяся наемным трудом. В наиболее тяжелом положении оказались те переселенцы, которые обосновались в Южном Казахстане. Они попали в районы с непривычными условиями, которые требовали незнакомых русским крестьянам навыков орошаемого земледелия, и были здесь меньшинством (например, в Сырдарьинской области обосновалось всего 3,1% переселенцев 40,6 тысяч человек) среди местного казахского населения. Устройство их проходило очень трудно, чаще всего пришедшие крестьяне вынуждены были наниматься на работу. Наиболее распространенным способом заработка было сенокошение: по найму для казахов или для себя. Часто казахи нанимали русских крестьян, чтобы косить сено на продажу ямщикам на тракте в Ташкент75. Также переселенцы нанимались на уборку хлопка, на извоз до Ташкента и даже до Самарканда. Отмечались случаи, когда недавние переселенцы собирали падалицу – озимый хлеб, проросший после уборки из случайно упавших зерен76. Лишь со временем им удавалось наладить свое хозяйство на основе богарного земледелия или бахчеводства. Некоторые русские крестьяне перенимали у казахов простые способы полива затоплением. Но в целом, европейских хозяйств в Южном Казахстане было мало, и даже горячие сторонники колонизации отмечали огромные трудности устройства крестьян-переселенцев в этом крае. Лучше всего прошло устройство русских крестьян-переселенцев в Восточном Казахстане, по Бухтарме. Это был район, заселенный беглыми русскими крестьянами и старообрядцами еще в середине XVIII века. При строительстве Бухтарминской крепости в 1761 году власти с удивлением обнаружили 17 русских поселков, которые поддерживали активную связь с Джунгарией, а потом и с цинскими чиновниками на пограничной линии. В 1792 году беглецы в составе 250 мужчин и 67 женщин получили высочайшее 75 Гейер И. По русским селениям Сыр-Дарьинской области (письма с дороги). Т. II Чимкентский уезд. Ташкент, 1893, с. 40 76 Гейер И. По русским селениям Сыр-Дарьинской области (письма с дороги). Т. II Чимкентский уезд. Ташкент, 1893, с. 45 «прощение», были приняты в российское подданство на правах инородцев и обложены податями77. Эти переселенцы крепко укоренились в южных предгорьях Алтая, завели крепкое хозяйство. Именно в этом районе отмечалось наибольшее влияние европейского хозяйства на казахов, и перенимание казахами русских методов хозяйства. «50-60 лет тому назад ни один казак не умел работать в поле, не умел обращаться с косой и серпом…», - указано в результатах экспедиционного обследования бухтарминских старообрядцев в 1927 году. Однако, за счет найма казахов на работу: уборку сена и хлеба, своз, молотьбу, окрестные казахи научились земледельческим работам78. К концу 1920-х годов алтайские казахи составили особую группу, весьма сильно отличную от других казахов по укладу хозяйства. Они жили в других условиях, более полугода проводили на зимовках, рядом с хорошими пастбищами и сенокосными угодьями, удобными местами для пашни79. Алтайские казахи кочевали на расстояние от 5 до 30 верст, некоторые – до 100 верст, отгоняя скота даже в Китай80. Однако, при этом многие семьи имели собственные сенокосные угодья. В начале ХХ века многие семьи стали строить постоянные оседлые зимовки, сооружать большие навесы и сараи для скота, а беднота, как уже говорилось, нанималась на сельхозработы у старообрядцев. Влияние колонизации Колониальная политика Российской Империи очень сильно влияла на состояние сельского хозяйства Казахстана сразу после Гражданской войны. Ее влияние распространялось преимущественно на представления руководителей КАССР и экономистов относительно перспектив и способов развития сельского хозяйства, но зато через это колониальная политика оказывала косвенное влияние на все без исключения сферы. В дореволюционной литературе по поводу колонизации шли серьезнейшие споры. Были сторонники радикальных методов, предусматривающих сгон казахов с зимовок и передачи земель русским крестьянам. Были сторонники более умеренных методов, в основном состоящих в сокращении площадей пастбищ и водворения крестьян на эти «пустующие земли». Но в целом, еще до революции сложился колониальный консенсус, содержание которого сводилось к нескольким пунктам. Во-первых, практически все экономисты и руководители считали кочевое хозяйство отсталым, а оседлое хозяйство – передовым. Самым 77 Старцев А.В. Русское население Юго-Восточного Казахстана во второй половине XIX века. // Актуальные вопросы истории Сибири. Пятые научные чтения памяти профессора А.П. Бородовского. Барнаул, «Аз Бука», 2005. 78 Бухтарминские старообрядцы. Материалы комиссии экспедиционных исследовании. Серия казакстанская. Вып. 17. Л., 1930, с. 44 79 Казаки. Сборник статей антропологического отряда Казакской экспедиции АН СССР. Исследования 1927 года. Сб. III. Л., «Издательство АН СССР», 1930, с. 3 80 Коновалов А.В. Казахи Южного Алтая (проблемы формирования этнической группы)ю Алма-Ата, «Наука», 1986, с. 18 передовым и прогрессивным считалось хозяйство европейского типа с пашенным земледелием улучшенными сельхозорудиями, со стойловым скотоводством, с заготовкой сена. В качестве уступки руководство соглашалось признать казахское скотоводство, но лишь при условии его оседлости. В литературе и многочисленных выступлениях, посвященных проблеме оседания казахов, совершенно не приводилось рациональных аргументов в пользу этого утверждения, и оно подкреплялось, в основном, голословными заявлениями. Это можно объяснить лишь давней традицией, идущей через образование и дореволюционную литературу. Один из первых проектов перевода кочевников на оседлость составил еще в XVIII веке П.И Рычков для башкир. Долгое время русские власти колебались в отношении казахов. Например, Оренбургское ведомство запрещало казахам заниматься земледелием, а Сибирское ведомство, наоборот, поощряло81. Но во второй половине XIX века стремление к седентаризации кочевников победило и стало общим местом в литературе. Во-вторых, магистральной дорогой развития сельского хозяйства Казахстана почти всеми признавалось именно пашенное земледелие. Эта политика получила свое максимальное развитие в 1950-х годах, во время «освоения целины», а в 1920-е годы экономисты выражались другим языком. Часто употребимым термином в то время была пахотоспособность, то есть площадь земель, качество которых позволяло распашку. Доля вспаханной площади по отношению к общей площади пахотоспособных земель признавалась в качестве критерия развития сельского хозяйства в Казахстане. В-третьих, существенной стороной консенсуса было стремление к колонизации степей. Политика колонизации, как показывают документы, велась до революции, проводилась накануне и во время коллективизации, как будет показано ниже, и даже впоследствии, во время «освоения целины» в 1950-х годах. Другое дело, что в разные эпохи риторика колонизации имела различную степень выраженности. До революции о необходимости колонизации говорили совершенно открыто: «Всякому тогда было ясно, что для наличных кочевьев вовсе не нужно столько непомерного пространства, как это числилось за киргизами; всякому было понятно, что в «кочевую» земля обратилась только потому, что не осталась «оседлой»…»82. В 1920-х годах власти лозунга колонизации открыто не вывешивали, и о мероприятиях по колонизации «пахотоспособных земель» можно было узнать только из программ развития сельского хозяйства и хозяйственных планов. В-четвертых, консенсус не отводил никакого самостоятельного места для казахского хозяйства, в особенности кочевого скотоводства. Не предполагалось его развития. По мнению большинства экономистов, казахское хозяйство должно быть решительно переделано в сторону приближения к «эталонному» европейскому хозяйству. До революции 81 Быков А.Ю. Проблемы седентаризации в политике России в Казахстане XVIII - начале XIX века. Автореферат. Барнаул, 2001, с. 17 82 Вощинин В. Очерки нового Туркестана. Свет и тени русской колонизации. СПб. 1914, с. 14 высказывались радикальные предложения поставить казахов перед выбором: перейти к хозяйству европейского типа или вымереть. Однако, победила более умеренная точка зрения, согласно которой русские крестьяне должны подавать пример, которому казахи должны следовать. Экономисты 1920-х годов придерживались последней точки зрения, полагая, что Советская власть, советизация аула и кооперирование крестьян ускорят перенимание «эталонных» методов хозяйствования. Они совершенно не предполагали и не предчувствовали, что будет реализован как раз самый радикальный путь, и казахское кочевое скотоводство будет попросту уничтожено в процессе коллективизации. Справедливости ради стоит отметить, что этот пункт колониального консенсуса встречал хоть и редкие, но зато весьма активные возражения. В Казахстане были экономисты, которые пытались разработать способ развития именно казахского хозяйства, на основе присущих ему принципов и тенденций. Происхождение колониального консенсуса и его влияния на разработку планов развития сельского хозяйства, имеет совершенно прозрачную природу. Подавляющая часть экономистов в Казахстане, как русских, так и казахов, была воспитана в традициях русской географической, экономической и аграрной школы, а также опиралась почти всецело на дореволюционную литературу, в которой колониальная идеология излагалась весьма откровенно. Влияние дореволюционных работ на экономические идеи в начале и в середине 1920-х годов было исключительно велико. Собственные исследования появились лишь в конце 1920-х годов, когда процесс коллективизации стал набирать обороты, Филипп Голощекин объявил коллективизацию аула главной целью, и никому не давал сворачивать с этой дороги. Вместе с явочным признанием колониального консенсуса в оценке перспектив развития сельского хозяйства в Казахстане, в начале 1920-х годов было сделано немало для устранения крайностей колонизации. Это нашло наиболее яркое выражение в перераспределении земель, которое началось еще в 1917 году, но приобрело максимальные масштабы в 1921-1922 годах. Целью перераспределения было наделение малоземельных крестьян землей по трудовой норме, а также возврат изъятых у казахов земель 10-ти верстной полосы, а также конфискованных в 1916 году земель после подавления восстания. 19 апреля 1921 года ЦИК Кирреспублики принял решение о возврате земель десятиверстной полосы вдоль Иртыша, земель по реке Урал, а также конфискованных в 1916 году земель. По Уралу было возвращено 232 тысячи десятин, по Иртышу – 111,8 тысяч десятин, а также возвращено 470 тысяч десятин земли, конфискованной в 1916 году 83. В эти годы было перераспределено более 1 млн. десятин земли84. 83 Нейштадт С.А. Социалистическое преобразование экономики Казахской ССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 128 84 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 144 Пасти! Как это не парадоксально прозвучало бы сегодня, но вплоть до 1928 года в Казахстане полностью преобладали сторонники развития именно полукочевого скотоводства в качестве основной отрасли сельского хозяйства республики. Одним из наиболее активных сторонников этого пути был агроном М.Г. Сириус, имевший большой опыт опытного хозяйства в Тургайской она Темирской опытной станции и исследований земледелия засушливых районов республики. Этот опыт привел его к мысли, что на большей части территории земледелие либо невозможно, либо нерентабельно даже в потребительском виде. Полукочевое скотоводство, в отличие от земледелия, не требовало больших вложений, расхода рабочей силы, хорошего увлажнения, и нуждалось, по сути, только в естественных кормовых ресурсах и рабочей силе. По подсчетам М.Г. Сириуса, в Казахстане имелось 250 млн. десятин кормовых угодий, с которых можно было собрать 7337,5 млн. пудов грубых кормов, из которых 34% приходилось на приозерные луга. Кормовые ресурсы Казахстана позволяли содержать 88-90 млн. голов скота, а ресурсы рабочей силы позволяли содерждать 56-66 млн. голов. По мнению М.Г. Сириуса, при естественном приросте населения в 2% в год, через 20 лет будет достаточно рабочей силы для содержания 72 млн. голов скота85. Сторонники этого направления резко критиковали земделельческое направление развития сельского хозяйства за переоценку плодородия почв и перспектив распашки. Это только с первого взгляда казалось, что в Казахстане много свободных земель. На деле же земледельцы сталкивались с колоссальными трудностями. В 1926 году журнал «Народное хозяйство Казакстана» опубликовал статью агронома из Каркаралинского уезда П.Г. Амосова. Статья вышла посмертно, поскольку ее автор умер 10 марта 1926 года. Он работал на уездном уровне и хорошо знал особенности хозяйства. По его словам, уезд обеспечивал свои потребности в хлебе натуральным обменом на скот или рыбу, причем основная масса хлеба, до 15 тысяч пудов привозилась из Алма-Аты, с Или или Кара-Тау. В уезде был район поливного земледелия по р. Токраун, который в урожайный год давал до 200 тысяч пудов хлеба. П.Г. Амосов отмечал: «За Токрауном установилась прочная репутация житницы уезда»86. Однако, урожай поливных земель был невысоким – в среднем 100 пудов с десятины (16 центнеров с гектара), и агроном писал: «… надо видеть своими глазами ту колоссальную затрату человеческого труда, ту уйму лишений и страданий, с которыми сопряжено 85 Сириус М.Г. К вопросу о перспективах скотоводства в Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1926, № 1, с. 27-30 86 Амосов П.Г. Хозяйственно-экономические нужды и задачи Каркаралинского уезда. // Народное хозяйство Казакстана, 1926, № 3, с. 67 земледелие на Токрауне, чтобы понять весь мучительный трагизм положения пахаря при плохом урожае»87. Но выхода особо не было: «Или сей на Токрауне в условиях полукаторжного труда – или голодай»88. Скотоводство в сухих степях было куда более устойчивым и давало продукт ценой куда меньших усилий: «Ни безнадежного массового разорения, ни обнищания, ни вымирания населения, мы не могли бы констатировать в степи»89. Иными словами, агроном делал свой выбор и склонял свои симпатии в пользу скотоводства. Однако, наблюдательный агроном подметил одну слабость кочевого скотоводства – несоответствие качества скота требованиям рынка. Кочевник, вынужденный перегонять свой скот с пастбища на пастбище, от водопоя на водопой, больше всего ценил выносливость, а не продуктивность скота. Взгляд торговцев был другой: «Рынок ценит масло, шерсть, кожи, мясо, рабочий скот, но не выносливость»90. Это столкновение интересов породило потом трагедию кочевников, поскольку позднее хозяйственное руководство требовало от скотоводства в первую очередь продуктивности, причем товарной продуктивности, и требовало развивать его на основе методов западно-европейского хозяйства: со скотными дворами, с сенокосами, с силосом, зерновой подкормкой и так далее. П.Г. Амосов был категорически против такого пути, и считал, что главным, основой основ скотоводства в Казахстане должно быть максимальное использование пастбищ. Соответственно, и скот должен быть выносливым, легко переносить перегоны, довольствоваться грубыми кормами, переносить зимовку на пастбищах. Агроном предлагал адаптировать методы скотоводства к условиям степей, в частности, отказаться от скотных дворов, а также снимать продукцию летом, как делали кочевники. Если бы эти требования были приняты, то катастрофа Казахстану не грозила. Очень жаль, что П.Г. Амосов умер так рано. Его смерть сильно ослабила позиции сторонников развития полукочевого скотоводства. Насколько сильны были тогда позиции сторонников этого пути развития сельского хозяйства Казахстана, можно судить хотя бы по тому факту, что 2 марта 1926 года СНК КАССР признал за Казахстаном значение скотоводческой базы для хозяйства СССР. В середине 1920-х годов была выдвинута еще одна концепция развития сельского хозяйства Казахстана, опирающаяся на интенсивное развитие скотоводства. Автором этой концепции был Е.А. Полочанский, который предложил цельную и весьма детально продуманную программу, основанную на казахском хозяйственном опыте. 87 Амосов П.Г. Хозяйственно-экономические нужды и задачи Каркаралинского уезда. // Народное хозяйство Казакстана, 1926, № 3, с. 67 88 Амосов П.Г. Хозяйственно-экономические нужды и задачи Каркаралинского уезда. // Народное хозяйство Казакстана, 1926, № 3, с. 68 89 Амосов П.Г. Хозяйственно-экономические нужды и задачи Каркаралинского уезда. // Народное хозяйство Казакстана, 1926, № 3, с. 69 90 Амосов П.Г. Хозяйственно-экономические нужды и задачи Каркаралинского уезда. // Народное хозяйство Казакстана, 1926, № 3, с. 70 Полочанский решительно выступал против идеи ликвидации пастбищноскотоводческого хозяйства, поскольку приоритет земледелия привел бы к резкому сокращению стада: «Такой строй народного хозяйства не мог бы прокормить и половины того скота, который в республике ныне имеется…»91. Главным направлением развития сельского хозяйства Казахстана он считал именно развитие скотоводства, которое, по его выкладкам, обещало превратить Казахстан в лидера по производству продукции животноводства в СССР. «Запасы имеющейся пастбищной площади могут обеспечить кормом до 75 млн. разного скота, то есть в 3 раза более только того количества, которое имеется сейчас (сейчас 26,5 млн.) и при рационализации пастбищноскотоводческого хозяйства. Казакстан смог бы целиком покрыть все потребности Союза во всех видах продукции животноводства»92. Он предложил программу реконструкции животноводства на основе сохранения родового аула, переустроенного на началах кооперирования. В кооператив хозяйственно-родового аула должно было войти не менее 5 семей со средним числом скота 10 голов в пересчете на крупнорогатый, то есть аул должен был иметь стадо в 50 голов, в пересчете на крупнорогатый. В стаде должно было быть в среднем 5 коров, 6 волов, бык-производитель, 8 телят, верблюд, 2 лошади и 180 овец93. Члены кооператива должны были отказаться от ведения отдельного хозяйства, совместно выполнять обработку земли, уборку урожая и содержание скота. Аулу выделялся кредит в размере 600 рублей на семью, который расходовался на строительство, мелиорацию и орошение. Доход делился на две части, одна из которых делилась по едокам, а из второй половины погашался кредит и выделялся доход по трудовому вкладу 94. По его подсчетам, хозяйство могло обеспечивать людей продовольствием, скот – кормом, получать в среднем 1144 рублей чистой прибыли, и после погашения кредитов и паев, давало 570 рублей чистого дохода на семью, а всего бюджет семьи составлял бы 700 рублей. По сравнению с доходностью единоличного казахского хозяйства в конце 1920-х годов, этот проект обещал удвоение доходов небогатых хозяйств (327,4 рубля – чистый доход, 499,3 рубля – валовый доход95), и выводил его на уровень доходности зажиточных русских крестьян. В его проекте был даже разработан типовой дом, в котором каждой семье выделялось по комнате размером 54 кв. аршина (27,31 кв. метра). Образцом для аульного жилья по проекту Е.А. Полочанского явно стали казахские однокамерные дома, которые строились на зимовках. Для зимовок у казахов имелся целый ряд жилищ, которые широко использовались небогатыми скотоводами: шошала, дерновый дом, 91 Полочанский Е.А. За новый аул-кстау. М., Издательство Казакского представительства», 1926, с. 9 Полочанский Е.А. За новый аул-кстау. М., Издательство Казакского представительства», 1926, с. 8 93 Полочанский Е.А. За новый аул-кстау. М., Издательство Казакского представительства», 1926, с. 28 94 Полочанский Е.А. За новый аул-кстау. М., Издательство Казакского представительства», 1926, с. 17 95 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 92 92 камышовый дом (широко распространенный в Прибалхашье и по Сырдарье), а также дома из самана, сырцового кирпича и землянки. Это было однокамерное жилище с небольшим очагом, крытое односкатной или двухскатной крышей, очень небольшой площади и объема. Объем зимовочных домов составлял около 24-25 куб. метров, всего по 4-5 куб. метров на человека. Дома были сырыми, плохо проветриваемыми, темными, что приводило к распространению простудных и кожных заболеваний. Низкое качество зимних жилищ было связано с менталитетом скотоводов: «Большинство казахов по традиции считало их временным, второстепенным жилищем и не прилагало особых усилий к его благоустройству и украшению»96. По сравнению с этими жилищами, проект Е.А. Полочанского обещал улучшение жилищных условий, поскольку объем жилой комнаты в спроектированном им доме превышал 54 куб. метра. К дому пристраивались помещения для содержания скота так, чтобы получалось прямоугольное в плане строение площадью 1974 кв. аршина (998,44 кв. метра). Финансовые возможности КАССР позволяли создать в течение 15 лет 100 тысяч подобных хозяйств, в которых могло бы содержаться 8 млн. овец. Устойчивость хозяйства повышалась с помощью посевов зерновых и заготовки кормов для скота. В отношении других способов развития сельского хозяйства в Казахстане, Е.А. Полочанский был весьма категоричен: «В противном случае имущество один бедняков, сколько не складывай, все-таки в результате будет общая беднота…»97. Он выступал резко против строительства коммун и колхозов из одной бедноты, и считал, что в процесс кооперирования скотоводства должны быть вовлечены и зажиточные слои казахских скотоводов. Его план, весьма детально проработанный, был отвергнут по чисто политическим причинам. Казкрайком со своей политикой советизации аула, был против любого сотрудничества с баями, и, разумеется, не мог поддержать этот план, предусматривающий вовлечение в кооперативное строительство зажиточных скотоводов. Однако, с чисто технической стороны дела, Е.А. Полочанский выдвинул дельное предложение, которое лучше всего учитывало особенности казахского скотоводства, привычки и образ жизни казахов. У Голощекина и его единомышленников не было и близко ничего подобного. С позиции сегодняшнего дня очевидно, что это был упущенный шанс модернизации казахского скотоводческого хозяйства без ломания его через колено, без массовой гибели людей и огромного урона для Казахстана. Пахать! 96 97 Востров В.В., Захарова И.В. Казахское народное жилище. Алма-Ата, «Наука», 1989, с. 64 Полочанский Е.А. За новый аул-кстау. М., Издательство Казакского представительства», 1926, с. 21 Назначение Филиппа Голощекина в Казахстан и провозглашение им политики советизации аула, дало сильный стимул разработкам среди партийных и советских работников, среди экономистов-коммунистов, планов весьма и весьма решительного переустройства сельского хозяйства в республике. В 1927-1928 годах появилось несколько крупных разработок, отчасти основанных на материалах экспедиционного обследования, отчасти на доктринальных предпосылках, посвященных переустройству сельского хозяйства в Казахстане. В этой литературе, как правило, не затрагивались специально вопросы общей теории развития сельского хозяйства и особенно скотоводства, но по предложениям, в ней высказанным, о них можно судить вполне определенно. По краткому изложению спора между сторонниками скотоводства и земледелия, приведенному М.Г. Сириусом в одной из его статей, можно судить о том, как развивалась эта дискуссия. Общее согласие экономистов по поводу скотоводства было взломано в 1927 году, по инициативе Всесоюзного переселенческого комитета, который предложил увеличить посевы в Казахстане до 30 млн. гектаров, и наделять землей по 30-40 гектаров на хозяйство. О предложении комитета можно судить по более поздним его публикациям. В 1930 году вышел доклад Всесоюзного переселенческого комитета «Состояние сельского хозяйства Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения», основанный на экспедиции 1928 года, в котором говорилось то же самое. Только теперь это было мнение не одного из казахских экономистов, а часть государственной политики: «Основная поставленная правительством задача – определение возможности и путей использования обследуемой территории в целях укрепления зернового баланса Союза»98. Был сделан еще более масштабный вывод, что товарное земледельческое хозяйство было возможно на площади 75 млн. гектар. Площадь Казакской АССР составляла 2853 тысячи кв. км. Следовательно, пашни должны были занять 26,2% территории республики. Экспедиция обследовала Северный Казахстан (под чем понималась вся северная часть Казахстана от Урала до Иртыша), в котором пахотоспособность была определена в размере 50% от площади, около 25 млн. гектар99. Экспедицией была сделана также оценка и условий, весьма и весьма категоричная: «Таким образом, ознакомление с внехозяйственными экономическими условиями на обследуемой территории показало, что, несмотря на значительные различия этих условий, ни в одной из районов к занятию товарным земледелием препятствием служить не могут»100. Далее было расшифровано, что под товарным земледелием подразумевается выращивание пшеницы, в сочетании с интенсивным скотоводством. 98 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 12 99 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 30-31 100 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 32 Во всех планах развития сельского хозяйства, составленных как на союзном, так и не республиканском уровнях, указывалось, что Казахстан, наряду с Сибирью, станут в первой пятилетке районами развития зернового хозяйства, основанного на распашке степей, оседания кочевников и «высвобождения земли», а также переселения в Казахстан из других районов СССР. Определение интенсивного скотоводства в свете нашей темы, данное в материалах этой экспедиции, представляет особенный интерес: «По всем округам произошло сокращение количества лошадей и отчасти овец и дальнейшее увеличение количества крупнорогатого скота. Скотоводство по составу стада принимает более интенсивный характер… В нем (имеется в виду байское хозяйство – Д.В.) особенно было развито коневодство и большой удельный вес имело овцеводство – две наиболее экстенсивные отрасли скотоводства»101. Наверное, трудно найти более откровенное определение того, как именно собирались переустраивать скотоводство в Казахстане. Из этого определения видно, что была проведена четкая черта: разведение крупного рогатого скота – это интенсивное скотоводство, а разведение лошадей и овец – это экстенсивное скотоводство. И был также сделан однозначный выбор в пользу первого. В общем, при ставке на зерновое хозяйство, при резком сокращении площади пастбищ, ставка на крупный рогатый скот была неизбежным явлением. Наконец, поскольку экспедиция была проведена Всесоюзным переселенческим комитетом, то были разработаны планы переселения в Казахстан. В первой пятилетке планировалось переселить 500 тысяч человек, или 90,9 тысяч хозяйств102. В первый год пятилетки – 14,5 тысяч хозяйств, во второй – 18,2 тысяч, в третий – 25,4 тысячи, в четвертый – 32,8 тысяч хозяйств. Всего возможное переселение было определено в размере 1,3 млн. человек, или около 300 тысяч хозяйств. Как видим, это был типичный план аграрной колонизации, предусматривающий фактическую ликвидацию кочевого скотоводства, распашку всех сколько-нибудь пригодных земель, с решительным упором на зерно, переселение полумиллиона человек только в течение первой пятилетки с продолжением в последующих пятилетках. Отличий от дореволюционных планов аграрной колонизации Казахстана, в сущности не так и много. Еще в 1927 году на это обстоятельство обратил внимание Смагул Садвакасов, заявивший в своем выступлении на VI конференции Казкрайкома 15-23 ноября 1927 года: «Хочу обратить ваше внимание на следующий факт: наша республика продолжает рассматриваться как регион, поставляющий сырье. Это пережиток прошлого, колониальная политика царизма»103. 101 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 111 102 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 146 103 Садвакасов С. Избранное. Алматы, СП «Атхан», «Раушан», 1994, с. 67 Нужно также отметить, что агроном А.М. Маркевич, который участвовал в создании первой в СССР машинно-тракторной станции – Шевченковской МТС в УССР, выдвинул любопытную позицию. С одной стороны, он прямо не высказывался против планов переселения в новые районы, но с другой – выдвинул на основе своего практического опыта тезис, который выбивал почву из-под планов переселения, основанных так или иначе на теории «аграрного переселения». Он считал, что машинизация и рациональная организация сельского хозяйства в «перенаселенных» районах может дать вдвое-втрое больше продукции с тех же площадей, и свободно прокормить «избыточное» население»104. Следующий этап дискуссии был связан с докладом профессора А.Н. Челинцева в Земплане РСФСР по докладу Наркомзема КАССР, сделанным летом 1927 года. Челинцев исходил из тезиса, что кочевое скотоводство является отсталым и слабым, что перспективы развития скотоводства связаны с разведением крупнорогатого скота по западно-европейской системе на основе земледелия. Он приводил данные, что за сто лет, с 1820 по 1916 годы, в Тургайской области доля крупнорогатого скота выросла с 0,7 до 22,8%, и связал это с прогрессивным развитием хозяйства. Его вердикт был такой: «Таким образом, вскрывается параллелизм между расширением земледелия, его ростом и развитием скотоводства, как количественного, так и качественного, в сторону нарастания его интенсивности и ослабления типично экстенсивных отраслей кочевого хозяйства… В связи со всем сказанным, было бы неправильно будущее сельского хозяйства в Казакстане представлять лишь в рамках кочевничества»105. У этой концепции быстро проявились сторонники среди руководящих работников в Казахстане, в частности М.Я. Роднер и А.П. Потоцкий, которые сразу стали продвигать этот взгляд. Уже в мае 1927 года А.П. Потоцкий опубликовал статью, в которой выдвинул почти все тезисы А.Н. Челинцева: Казахстан на большей территории представляет собой территорию малой емкости для сельскохозяйственного производства и плотности населения (У Челинцева – несоответствие площади и плотности населения); казахское хозяйство становится менее кочевым и более земледельческим, казахи засевают 27,8% богарных посевов в Казахстане (у Челинцева – рост доли крупнорогатого скота и общий рост посевов, в том числе и у казахов); рост посевов зависит от плотности населения (у Челинцева – нельзя препятствовать переселению и обосновывать отказ от современной колонизации ссылками на царскую политику); необходимость капиталовложений на улучшение почв и орошение в Центральном Казахстане (у Челинцева – приоритетная поддержка оседлых районов для скорейшего перехода к земледелию)106. 104 Маркевич А.М. Межселенные машинно-тракторные станции. М., 1929, с. 227 Челинцев А.Н. Перспективное развитие сельского хозяйства Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 4-5, с. 23-24 106 Потоцкий А.П. Народное хозяйство Казакстана и основные тенденции его развития. // Народное хозяйство Казакстана. 1927, № 5, с. 7-26; Челинцев А.Н. Перспективное развитие сельского хозяйства Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 4-5, с. 3-26 105 Перелом в дискуссии произошел в начале 1928 года, после VI-й Всеказакской конференции ВКП(б), на которой впервые, под давлением представителей ЦК ВКП(б), гласно осудили националистический уклон, который связывался с защитой интересов казахских скотоводческих хозяйств. В этих условиях симпатии стали склоняться в сторону земледельческого хозяйства чем сразу воспользовались его сторонники. А.П. Потоцкий в марте 1928 года заявил, что зерновое хозяйство может чувствовать себя именником, поскольку теперь к нему обратилось внимание, а «до этого момента в отношении зернового хозяйства господствовала другая тактика, целью которой было всемерное вытеснение и изживание преобладания зернового хозяйства»107. Он подчеркнул, что в Северном Казахстане лидерство принадлежит зерновому земледелию, а не скотоводству и призвал более активно снабжать машинами хозяйства этого района. Впрочем, М.Г. Сириус недолго оставался в долгу, и уже в июле 1928 года выступил с большой статьей, в которой давал оценку возможностей распашки по принципу пригодности под посев. Он в 1922-1924 году вместе с Метеобюро КАССР проводил оценку количества осадков и составил одну из первых карт распределения осадков по территории республики. Он считал, что при количестве осадков более 300 мм в год возможно зерновое товарное земделелие. При количестве осадков 250-300 мм – потребительское земледелие, а при количестве осадков менее 250 мм – без орошения земледелие невозможно108. На основе карт распределения осадков, агроном составил оценку площади земель, пригодных под посев. В зоне с осадками более 300 мм таких земель оказалось 4796 тысяч гектаров, а в зоне с осадками 250-300 мм – 3025 тысяч гектаров, и не сплошным массивом, а отдельными пятнами. Всего – 7822 тысячи гектаров из 79 млн. гектаров общей площади этих двух зон, то есть 9,8%. При этом он отметил, что по более точным оценкам, проделанным В.И. Лебедевым в 1925-1926 годах, общая площадь этих двух зон сократилась до 57,5 млн. гектаров и, соответственно, сокращаются площади под посев109. По его мнению, более детальные метеорологические исследования приведут только к дальнейшему сокращению пригодных под посев площадей. Его заключение было таково: «… здесь рассчитывать на расширение зернового хозяйства более чем до 7-8 млн. гектаров, не только нет оснований, но совершенно невозможно»110. М.Г. Сириус считал, что нужно тщательно изучать каждый клочок земли, чтобы добиться по-настоящему урожайного и рентабельного зернового хозяйства в Казахстане. 107 Потоцкий А.П. К вопросу о задачах и возможностях зернового хозяйства в Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 2-3, с. 25 108 Сириус М.Г. К вопросу о более рациональном направлении сельского хозяйства в Северном Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 6-7, с. 27 109 Сириус М.Г. К вопросу о более рациональном направлении сельского хозяйства в Северном Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 6-7, с. 21-23, 27 110 Сириус М.Г. К вопросу о более рациональном направлении сельского хозяйства в Северном Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 6-7, с. 36 В том же 1928 году в дискуссию вступили и партийные теоретики, которые попытались подойти к проблеме с марксистских позиций и расстановки классовых сил в ауле. Одним из главных экономистов, которые занимались марксистским «анализом» казахского аула, был Г. Тогжанов, оставивший несколько публикаций, в том числе выпущенную в 1928 году книгу «О казакском ауле», в которых оказались зафиксированы взгляды партийных экономистов того времени. Как же им виделся казахский аул? В первую очередь, казахский аул виделся им как средоточение отсталости, которую они объясняли его «социальной природой», сочетавшей в себе элементы патриархально-родовых, феодальных и капиталистических отношений. Главной фигурой аула они считали бая, который был одновременно выразителем родовых отношений, феодалом и капиталистом. С точки зрения марксизма, это – нонсенс, поскольку родовой, феодальный и капиталистический строй имели совершенно разную социальную структуру, а, самое главное, отличались совершенно разными способами эксплуатации и присвоения прибавочного продукта. Так, феодальный строй стоял на собственности феодалов на землю и внеэкономическом принуждении, а капиталистический – на собственности капиталистов на средства производства и эксплуатации наемной рабочей силы. Собственность на землю у казахов была развита очень слабо, ей было далеко до оформившегося института, да и развиваться она стала только в конце XIX века, в связи с наплывом русских крестьян, создавших рынок аренды земли. Внеэкономического принуждения в виде барщин и оборока, у казахов в это время не было. Наконец, не было совершенно такого характерного для феодализма института условного владения землей. Что касается капитализма, то у казахов не было расслоения на собственников средств производства и пролетариат, найм рабочей силы был развит слабо, и, опять-таки, в связи с русскими крестьянами. Всевозможные виды и способы эксплуатации бедных сородичей в хозяйстве носили куда больше характер взаимопомощи, чем капиталистической эксплуатации. Наконец, извлечение прибыли и накопление капитала не было главной целью богачей в казахском ауле. К слову сказать, в 1970-х годах среди советских политэкономов развернулась большая дискуссия по поводу того, что считать средством производства в кочевом скотоводстве: землю или скот. Им так и не удалось прийти к единому мнению. Казахский аул с очевидностью не влезал в рамки марксизма, созданного на основе политэкономии европейских стран, однако казахских политэкономов 1920-х годов это нимало не смущало. Противоречия в теоретической характеристике аула они «решили», создав политэкономический «қойыртпақ» из смеси родового, феодального и капиталистического строя, и считали это своим достижением: «Казакское байское хозяйство – хозяйство переходного типа, соединявшее в себе черты и капиталистической, и феодальной системы эксплуатации… Поскольку большинство казакских районов в дореволюционное время оставалось кочевыми районами, поскольку они же являлись характерными для Казакстана, как колонии, поэтому и преобладающей формой в степи оставалась докапиталистическая форма эксплуатации»111. Этот «қойыртпақ» основывался на том, что признаки всех перечисленных общественных формаций были объявлены пережитками: «Одним из характерных особенностей дореволюционного казакского аула является наличие в нем пережитков патриархально-родовых отношений» 112. А также: «… существующая система полукочевого скотоводческого хозяйства, является по существу, пережитком феодализма, выгодным прежде всего для зажиточной части населения…»113. Это партийным экономистам казалось приемлемым способом разрешения очевидных противоречий в их теоретических построениях, хотя с точки зрения марксистской формационной теории это был нонсенс. Второй важный пункт в их оценке казахского хозяйства состоял в утверждении, что оно является товарным, мало отличным от хозяйства европейского типа. В этом отношении Г. Тогжанов высказался весьма категорично: «Не будет преувеличением, если даже сказать, что оно уже превращается в товарное хозяйство, и что казахское хозяйство в оседлых и в значительной части полукочевых районов по своей структуре и направленности мало отличается или почти не отличается от русского крестьянского хозяйства»114. Не один он высказывался в подобном духе: «Аул пережил уже период натурального хозяйства, в аул внедряются товарно-капиталистические отношения. Эти отношения, вовлекая в орбиту своего влияния казахское население, постепенно разрушают общину, как нечто хозяйственное целое. Община как хозяйственная единица распалась…» 115 . Экономисты грубо ошибались в оценке товарности казахского хозяйства, которая по одним данным составляла не более 7-10% от валовой продукции116. По другим данным, суммарная товарность казахского хозяйства составляла около 40%. По весьма подробным данным, собранным в начале 1920-х годов в Актюбинской губернии, выходило, что казахские хозяйства потребляли 57-62% произведенной продукции, а продавали 38-43% продукции. Причем, по разным категориям продукции, производимой в казахском хозяйстве, процент товарности сильнейшим образом колебался. Так, товарность по хлебу составляла 5-6% (соответственно, потреблялось внутри хозяйства 95% произведенного хлеба), а по кормам – 3-5% 117. Доля товарности складывалась, в основном, за счет продажи скота, мяса, кож и 111 Тогжанов Г. Казакский колониальный аул. Ч. 1. М., 1934, с. 104 Тогжанов Г. Казакский колониальный аул. Ч. 1. М., 1934, с. 5 113 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 5 114 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 5 115 Роднин М. Казакстан на пути к социалистическому строительству. Кзыл-Орда, 1928, с. 16 116 Нейштадт С.А. Социалистическое преобразование экономики Казахской ССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 225 117 Материалы к определению товарности киргисских хозяйств Актюбинской губрении. Актюбинск, 1925, с. 45 112 шерсти, в чем основной вклад в общую товарность казахских хозяйств в губернии делали зажиточные и богатые хозяйства. По собранным в Актюбинской губернии данным выходит, что товарность казахского хозяйства обеспечивалась продажей непродовольственного сырья, тогда как производство продовольствия было ориентировано на собственное потребление. Так, доля собственного скота в потреблении мяса в хозяйствах, кочующих в полупустынных районах и имеющих свыше 25 голов скота, стабильно держалась на уровне 97-99%. Иными словами, казахский аул вел в первую очередь потребительское хозяйство, и мог отпускать не более 2-3% производства мяса, 5-6% хлеба и 35% кормов. К сожалению, столь же подробных данных по другим губерниям Казакской АССР не было опубликовано, но, очевидно, и там была схожая картина. В оценке товарности, как показывают приведенные материалы по Актюбинской губернии, всегда надо было учитывать огромную разницу в товарном выходе продовольственных и непродовольственных продуктов. С точки зрения производства непродовольственного сырья можно было рассматривать часть казахских хозяйств как товарные. Но дело все состояло в том, что хозяйственная политика накануне и во время коллективизации всегда подразумевала в первую и главную очередь товарность именно продовольственного производства, в особенности по хлебу и мясу. Но именно в этом казахское хозяйство товарным не было. Брошюра Г. Тогжанова «О казакском ауле» была выпущена в Кзыл-Орде в 1928 году, и оказала сильное влияние на формирование политики коллективизации. В ней обосновывался важный для этой политики тезис о товарности казахского хозяйства, такой степени, что это хозяйство якобы «подчинил себе торгово-ростовщический капитал». Раз так, то по мысли партийных экономистов казахский аул созрел для «малого Октября» и коллективизации. Стоит отметить несколько любопытных обстоятельств. Во-первых, сам Тогжанов в публикациях разного времени демонстрировал колебания в своей оценке казахского аула: в более ранней – как преимущественно капиталистического, подчиненного «торгово-ростовщическому капиталу», в более поздней – как переходного, со смешанными чертами от разных общественных формаций. Похоже, что ни он, ни другие партийные экономисты так и не пришли к определенному мнению. Впрочем, особой нужды для них в этом не было, поскольку даже такая шаткая теория вполне себе послужила основанием для расправы с баями. Во-вторых, Г. Тогжанов честно признавал, что данных у него нет, и свои построения ему подкрепить нечем: «К сожалению, у нас нет под рукой материалов, характеризующих возникновение и появление торговоростовщического капитала в казакском ауле…»118. Далее: «К сожалению, у нас нет цифровых данных, доказывающих факт замены старого способа производства новым в казакском хозяйстве, в особенности в полукочевых 118 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 7 районах»119. Далее: «Дореволюционная литература о казаках дает очень мало сведений о сущности родовых отношений и влиянии их на развитие казакского аула»120. На фоне таких необычайно честных заявлений для второй половины 1920-х годов, становится очевидно, что кроме голословных заявлений у Тогжанова ничего нет, и доказать свои построения он был не в состоянии. Впрочем, это нисколько не мешало ему считать себя абсолютно правым, и время от времени отпускать в адрес оппонентов замечания, что они, мол, работают «не по-марксистски», а брошюру Е.А. Полочанского Тогжанов и вовсе назвал «теоретически безграмотной и политически вредной». Это приоткрывает немного атмосферу, царившую среди партийного руководства, составленную из гремучей смеси доктринальности, голословных заявлений, полного отсутствия доказательств и нетерпимости к другим мнениям. Тогжанов еще неплохо выглядит на фоне Филиппа Голощекина и Ураза Исаева, которые говорили почти то же самое, только не утруждали себя оговорками об отсутствии у них «под рукой» цифровых данных. Колониальный консенсус и состряпанный ими политэкономический «қойыртпақ» подводили партийное руководство Казахстана к мысли, что казахский аул созрел для социалистических преобразований, раз там уже проявились капиталистические тенденций на основе товарного хозяйства, а на дороге у этих преобразований стоит бай, воплощающий в себе всю отсталость казахского аула и многочисленные пережитки всех общественных формаций от первобытно-общинного строя до капитализма. Постепенно в дискуссии одерживали верх сторонники не просто приоритета зернового земледелия, а его форсированного развития, которые в основном, происходили не из числа агрономов или работников Наркомзема КАССР, а из числа партийного руководства. Решающий вклад в укрепление их позиций внесло решение, принятое ЦК ВКП(б) в августе 1928 года, о форсированном развитии зернового хозяйства и строительству 125 крупных зерновых совхозов, причем половина из них должна была разместиться именно в Казахстане. Итог дискуссии был предрешен, таким образом, решениями Политбюро ЦК ВКП(Б). Казкрайком опирался на авторитет этих решений и перешел в наступление на спорщиков. Первым шагом было то, что к VII Съезду Советов КССР в 1929 году К.Д. Токтабаев подготовил доклад «Проблема зернового хозяйства в Казакстане». Доклад основывался на трех тезисах. Во-первых, в Казахстане много «свободной» земли. В 1927 году в Северном Казахстане распахивалось 2,8 млн. гектар, тогда как «пахотоспособная площадь» составляла 23 млн. гектар 121 . Использовалось 12-13% от возможного, подчеркивал докладчик. Вовторых, казахские полукочевые хозяйства должны переходить на оседлость. В-третьих, землеустройство казахских хозяйств должно вестись таким образом, чтобы «… обеспечивать хозяйства достаточным количеством земли 119 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 9 Тогжанов Г. Казакский колониальный аул. Ч. 1. М., 1934, с. 5 121 Токтабаев К.Д. Проблема зернового хозяйства в Казакстане. Кзыл-Орда, 1929, с. 8 120 для ведения крепкого земледельческо-скотоводческого хозяйства, но не должны давать большего количества земли, так как это побудило бы хозяйства разивать экстенсивное скотоводство в ущерб земледелию»122. Как видим, программа вынуждения кочевников-скотоводов к отказу от скотоводства и принуждения к земледелию путем определенного образа землеустройства, была сформулирована весьма и весьма откровенно. Токтабаев поставил цель к 1932 году увеличить запашку до 5,97 млн. гектар, и создания крупнейших зерновых совхозов. К 1930 году должно было быть создано 7 крупных зерносовхозов с площадью пашен 124,8 тысяч гектар, а к 1933 году – 40 совхозов с площадью пашен 3,1 млн. гектар 123. То есть, по его плану, около половины всей запашки в Северном Казахстане отводилось бы под зерносовхозы. Но это оказалось только присказкой. В августе 1930 года произошел конец всей дискуссии. В журнале «Народное хозяйство Казакстана» вышла статья Б. Семевского «К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана»124, в которой всем спорщикам раздали «по серьге». Казкрайком подошел к «подведению итогов» спора радикально, и все его участники были обвинены в различных уклонах. Так, Швецов, Сириус и Кремнецкий (сторонники развития скотоводства) были объявлены идеологами «великорусской державной колонизаторской политики» и «буржуазными идеологами». Потоцкий, Донич, Давид и Шулков (сторонники развития земледелия) были объявлены «неонародниками» и «мелкобуржуазными идеологами»125. Партийные критики выступали с позиций необходимости коренной и скорейшей социалистической реконструкции сельского хозяйства, и потому не делали особой разницы между спорщиками: «Все приведенные выше авторы совершают одну и ту же ошибку: они целиком стоят на позиции укрепления и улучшения существующих хозяйственных форм, и не только недооценивают необходимости социалистической реконструкции хозяйства, но просто ее игнорируют»126. Они, в условиях массовой коллективизации и создания гигантских совхозов, считали себя полностью правыми. Итог их кипучей деятельности будет подведен позже, и некоторым из них достанется не критика в печати, а пуля в затылок. Но пока градус критики «буржуазных теорий» только повышался. Уже в октябре 1930 года Шулкова обвинили в извращении взглядов Ленина, что было по тем временам очень тяжелым политическим обвинением, а Донича и вовсе обвинили в кондратьевщине и уклоне в контрреволюцию. Таким образом, общий итог дискуссии в экономической печати в Казахстане во второй половине 1920-х годов по поводу путей развития сельского хозяйства 122 Токтабаев К.Д. Проблема зернового хозяйства в Казакстане. Кзыл-Орда, 1929, с. 17 Токтабаев К.Д. Проблема зернового хозяйства в Казакстане. Кзыл-Орда, 1929, с. 22 124 Семевский Б. К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1930, № 7-8 125 Семевский Б. К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1930, № 7-8, с. 25 126 Семевский Б. К критике буржуазных теорий экономического развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1930, № 7-8, с. 31 123 оказался нулевым. Определение направления развития сельского хозяйства республики было определено директивным распоряжением Политбюро ЦК ВКП(б), и реализовался такой вариант, о котором не могли даже помыслить представители обоих сторон. Кто был прав? В наши дни, когда уже известны последствия принятых тогда решений, когда накоплен гораздо больший объем информации, и в частности, проведены детальные историко-этнографические и политэкономические исследования казахского кочевого хозяйства, вполне можно определить, кто был прав, и сказать, почему. Разумеется, что план, реализованный Казкрайкомом, был ошибочным, поскольку не может быть правильным план, реализация которого вызвала гибель сотен тысяч человек. Но мы сейчас обратимся к рассмотрению предложенных вариантов развития сельского хозяйства Казахстана с точки зрения наличных географических и хозяйственных условий. Рассмотрим их так, как если бы мы сами принимали решение. Итак, план ликвидации кочевого скотоводства в пользу масштабной распашки степи для создания зернового хозяйства и развития «интенсивного скотоводства», основанного на разведении крупного рогатого скота. С одной стороны, это план обещает огромное количество зерна от урожая на распаханной целине. При средней урожайности 6,4 ц/га распашка 25 млн. гектар даст среднегодовой урожай в размере 16 млн. тонн, распашка 75 млн. гектар – 48 млн. тонн зерна. 14 млн. гектар по исходному плану первой пятилетки обещали среднегодовой урожай в размере 8,6 млн. тонн зерна. Однако, при создании такого крупного хозяйства требуется провести некоторые первоначальные расчеты. Дело в том, что земледелие требует регулярного внесения удобрений, органических и минеральных, для восстановления плодородия почвы. В противном случае, через 4-5 лет пашня перестанет давать хороший урожай. В 1990 году в Казахстане в среднем на гектар пашни вносилось 1,5 тонны органических и 20 кг минеральных удобрений. Если мы примем эти нормы, то для распашки по плану первой пятилетки требовалось 280 тысяч тонн минеральных и 21 млн. тонн органических удобрений. Было ли столько в распоряжении КАССР перед распашкой столько удобрений? Очевидно, что не было. В 1928 году минеральных удобрений в СССР производилось 117,6 тысяч тонн. Справедливости ради отметим, что по первому пятилетнему плану предполагалось строительство двух химических комбинатов: Актюбинского и Иртышского, суммарной мощностью 125 тысяч тонн суперфосфата в год 127. Это бы существенно поправило бы положение с удобрением полей, если бы 127 Пятилетний план развития народного хозяйства и культурно-социального строительства Казакской АССР (1928/29 – 1932/33 годы). Алма-Ата, «Издательство Госплана Казакской АССР», 1930, с. 44 эти планы были реализованы. Но и в этом случае зерновое хозяйство испытывало бы дефицит минеральных удобрений. Иными словами, массовая распашка была обречена на то, что поля не будут получать достаточное количество удобрений, и изначально можно было снять только 3-4 хороших урожая с целины, а потом последовало бы резкое падение урожайности. При реализации этого плана уже в 1934 году начался бы кризис зернового хозяйства. Второй вопрос – трактора. От количества тракторов зависела сама возможность обработки такой гигантской площади. В СССР в первую пятилетку тракторам уделялось огромное внимание, строились мощные тракторные заводы, создавалась система МТС. Однако возможности снабжения тракторами сельского хозяйства в то время были крайне ограниченными. Коллективизация в масштабах всего СССР оказалась практически сорванной из-за невозможности быстрого насыщения техникой вновь созданных МТС и обеспечить колхозы машинной обработкой земли. Краснопутиловский завод провалил заказ на 1929/30 год, согласно которому должен был выпустить 12 тысяч тракторов, Сталинградский тракторный завод стал ритмично работать только с 1932 года 128. Направить в колхозы большую тракторную колонну явно не вышло, возможности оказались намного скромнее планов. К слову сказать, это положение открыто признавалось в планах колхозного строительства: «На ближайшее пятилетие трактор будет машиной дефицитной»129. Так оно и вышло, в посевную кампанию 1931 года по всему СССР тракторами было обработано всего 12% колхозных посевов. В начале 1930-х годов, по словам Ураза Исаева, в Казахстане, в МТС насчитывалось тракторов суммарной мощностью 88,5 тысяч лошадиных сил 130 . Это примерно соответствует 2210 тракторам типа «Интернационал» мощностью 40 л.с. Их число постоянно росло за счет получения все новых и новых тракторов. Однако это была капля в море даже по сравнению с пахотной площадью 1928 года – 2126 гектар на один трактор. Более 21 кв. км площади! Если сравнивать с планами на 1933 год, то на один трактор приходилось от 5746 до 6334 гектаров. Даже в 1940 году, когда Казахстан имел 15480 тракторов, все равно 14 млн. гектар обрабатывать было бы затруднительно, поскольку на трактор приходилось по 904 гектара. В то время в Казахстане нормальным считался план обработки 108 гектаров на трактор131. В передовых МТС трактор в среднем обрабатывал 220 гектар в год, со всеми операциями132. В небольших хозяйствах средняя обработка трактором была еще меньше – 110-130 гектар в год. Если бы вся машинная 128 Верхотуров Д.Н. Сталин против Великой Депрессии. Антикризисная политика СССР. М., «Яуза», 2009, с. 290-291 129 Задачи и перспективы колхозного строительства. Проект пятилетнего плана на 1928/29 – 1932/33 годы. М., 1929, с. 51 130 Исаев У. Об итогах 1931 года и контрольных цифрах народно-хозяйственного плана на 1932 год. АлмаАта – М., 1932, с. 9 131 Исаев У.Д. Казакстан на подъеме. Отчет правительства Казакстана IX Всеказакскому съезду Советов. Алма-Ата, 1935, с. 28 132 Маркевич А.М. Межселенные машинно-тракторные станции. М., 1929, с. 91 тяга была бы в Казахстане организована в МТС, то для выполнения плана потребовалось бы 63,5 тысяч тракторов. Чисто теоретически, наличными в Казахстване лошадьми (3,3 млн. голов в 1927 году) можно было бы обработать около 25-26 млн. гектаров. Но это потребовали бы колоссального количества кормов, полного обеспечения всего этого поголовья сельхозорудиями, и образцовой организации работы. Со всем этим в Казахстане был большой дефицит. Всеми пахотными орудиями обеспечивалось только 13% поголовья лошадей, и резкий прирост количества орудий был невозможным. Кроме того, рабочий скот требовал отдыха и лошадьми нельзя было пахать более 8-9 часов в день. Потому-то и делалась ставка на трактор, поскольку трактор обрабатывал площадь в 10-15 раз больше лошади и мог работать почти круглосуточно. Поэтому недостаток тракторов при огромных площадях вынудждал использовать лошадей и волов, а это приводило к такому явлению, как затягивание сева, и к резкому снижению урожайности и потере значительной части урожая. Так, в 1933 году в Казахстане только 18,4% посевов были засеяны в оптимальные сроки, а 55,7% - в поздние. Из-за этого было потеряно 20% урожая133. Одним словом, при всем прогрессе механизации сельского хозяйства, Казахстан просто не имел столько тракторов, чтобы такую площадь вспахать и удовлетворительно обработать, по всем правилам агротехники. А это не только пахота, а еще боронование, посев, прополка. Не будем забывать также об исключительно важном в Казахстане деле, как снегозадержание на полях. Распашка 14 млн. гектар в 1933 году была маниловщиной, полностью оторванной от реальности. Трактора также требуют топлива и расходуют его изрядное количество. В материалах по Шевченковской МТС содержатся подробные данные по расходу горючего на сельхозработы. Одна МТС на обработку 50 тысяч гектар расходовала 1505 тонн керосина, 120 тонн масла и 60 тонн бензина в год134. Следовательно, на обработку 14 млн. гектар потребовалось бы 421,4 тысячи тонн керосина, 33,6 тысяч тонн масла и 16,8 тысяч тонн бензина. Это расход топлива для трактора «Интернационал», который признавался весьма экономичным в работе. Трактор «Фордзон» расходовал в 1,5 раза больше топлива, и если обработка велась бы такими тракторами, то потребовалось бы 632,1 тысяч тонн керосина, 50,4 тысяч тонн масла и 25,2 тысячи тонн бензина. Для СССР перед первыми пятилетками дать такое количество керосина для тракторов было совершенно неподъемной задачей. В 1928 году выпуск керосина для тракторов составил 237,7 тысяч тонн, в 1932 году – 1662,8 тысяч тонн. Если суммировать все сказанное, то можно сказать, что план распашки 12,7-14 млн. гектаров был планом совершенно нереальным, 133 Абылхожин Ж.Б. Традиционная структура Казахстана. Социально-экономические аспекты функционирования и трансформации (1920-1930-е годы). Алма-Ата, «Гылым», 1991, с. 209 134 Маркевич А.М. Межселенные машинно-тракторные станции. М., 1929, с. 98-100 неосуществимым, полностью оторванным от реальности. Это была чистопородная маниловщина. Для него не было достаточного количества тракторов, керосина и удобрений. Это и показала реальная практика. В 1932 году было распахано 5,3 млн. гектар, против 4,2 млн. в 1928 году. Даже если бы не было голода, сохранился тягловый скот и была проведена предварительная работа, то вряд ли Казахстан мог бы распахать более 6-6,5 млн. гектар к 1933 году. План первой пятилетки по своему замаху – это среднегодовая распашка в 2001-2005 годах в размере 14-16 млн. гектар, со среднегодовым урожаем в 14,6 млн. тонн зерна. Этот уровень был достигнут спустя 70 лет, на несопоставимо более высоком техническом уровне. Теперь о том, что касается «интенсивного скотоводства». Экспедиция Всесоюзного переселенческого комитета в 1928 году исследовала северную половину Казахстана. Это вытекало из главной задачи экспедиции, которая должна была исследовать перспективы и условия массовой распашки и аграрной колонизации, потому и интересовалась именно теми районами, в которых были сосредоточены лучшие пахотные земли Казахстана. В среднем, в стаде казахских кочевников овцы составляли 59,9%, лошади – 13,5%, крупнорогатый скот – 12,3%135. Но в составе стада в разных регионах отмечались еще в начале ХХ века сильнейшие различия. Чем дальше на северо-восток, тем больше в составе стада крупнорогатого скота. Чем дальше на юго-запад, тем больше в стаде овец. Так, на Мангышлаке овцы составляли 84,6% стада. Сильные различия отмечались даже для разных уездов одной и той же области. В Тургайской области доля крупнорогатого скота составляла 20%, в Акмолинской области – 18%, в Семипалатинской области – 13,8%, в Сырдарьинской - 6,4%136. Причина этого была очень проста. Крупный рогатый скот мог поедать всего 48 видов растений и требовал пресной воды с соленостью не более 2,5 гр/литр. Пустынная и полупустынная растительность и вода с высокой минерализацией для него не подходили. Потому высокая доля крупнорогатого скота была там, где было в избытке пресной воды и были хорошие пастбища. Например, в Тургайской области, в которую до 1920 года входило верхнее течение р. Тобол выше современного г. Курган и значительная часть левобережья р. Урал выше Оренбурга. Кормовые ресурсы Казахстана были достаточными для содержания крупного поголовья скота, которое М.Г. Сириус определял в 88-90 млн. голов. По его данным урожайность травостоя была наиболее высока для разнотравья и приозерных лугов – 100 пудов с десятины (около 16 центнеров с гектара), а в пустынных районах она падала до 3-5 пудов с десятины (0,8 центнера с гектара). Приблизительный вес травостоя для пустынных и полупустынных районов по оценкам М.Г. Сириуса составлял 1787,5 млн. 135 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 106 136 Хозяйство казахов на рубеже XIX-XX веков. Материалы к историко-этнографическому атласу. Алма-Ата, «Наука», 1980, с. 102-106 пудов, или 286 млн. центнеров. Суммарные кормовые ресурсы им определялись в 7337,5 млн. пудов или 1174 млн. центнеров. Однако, далеко не весь этот корм мог поедаться крупнорогатым скотом. Ресурсы кормов для него составляли 3750 млн. пудов или 600 млн. центнеров. Даже если весь этот травостой полностью заготавливать на корма, то, при условии, что для прокорма одной коровы нужно заготавливать около 40 центнеров грубых кормов в год, то этот травостой может прокормить 15 млн. голов крупного рогатого скота. Если же принять во внимание все тонкости разведения высокопродуктивного крупного рогатого скота, то это поголовье надо сократить по меньшей мере вдвое, до 7,5 млн. голов. В середине 1920-х годов крупного рогатого скота в Казахстане было меньше, чем мог прокормить естественный травостой, - 2,7 млн. голов 137. Они потребляли около 35% кормовых ресурсов, необходимых для организации высокопродуктивного животноводства по европейским моделям. Ресурс роста был, но не столь большой, как может показаться. Но главная проблема была в том, чтобы все эти кормовые ресурсы заготовить, свезти и заложить на хранение. Разнотравье и луговые травы произрастали на площади около 40 млн. гектаров, и не одним массивом, а отдельными пятнами и участками, разбросанными по огромной территории. Заготовка сена и перевозка до хозяйств потребовала бы дополнительного огромного расхода топлива, использования тракторов, в то время как машинной тяги и топлива резко не хватало и для зернового хозяйства. Поэтому план развития в Казахстане в первой пятилетке крупного зернового хозяйства и «интенсивного» скотоводства был несостоятельным, поскольку для него не было необходимых предпосылок и нужного количества материальных ресурсов. За время первой пятилетки раздобыть эти ресурсы в нужном количестве также, как видим, было невозможно. Потребности Казахстана по составленному пятилетнему плану превышали годовое производство этих ресурсов в СССР. Но ведь кроме Казахстана были и другие крупные земледельческие районы: Украина, Северный Кавказ, Поволжье, которые также требовали минеральных удобрений, тракторов и керосина. Эти районы обладаи куда более развитым зерновым хозяйством, были районами первоочередной коллективизации, и потому получали трактора, сельхозмашины, керосин и удобрения в первую очередь. Казахстан, даваший в зависимости от урожая от 3,3% до 9,7% заготовки хлебов в СССР, не мог претендовать на первоочередные поставки техники. План развития казахского скотоводства, предложенный Е.А. Полочанским, был намного лучше и намного реалистичнее планов масштабной распашки и создания зерновых совхозов. Образцом для разработки плана ему явно послужил хозяйственный аул, который в конце 1920-х годов насчитывал 8-10 хозяев 138. Эти хозяева, имея каждый по 60-70 голов скота, образовывали коллективное хозяйство 137 Весь Казакстан на 1925-1926 годы. Оренбург, 1925, с. 84 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 29 138 оптимальной численности поголовья, которое составляло около 600 голов 139. По подсчетам Ж.Б. Абылхожина, каждый хозяин должен был иметь минимум 60-70 голов скота, чтобы хозяйствовать в ауле. Меньшее по размеру хозяйство не обеспечивало всех потребностей, не могло развиваться и было неустойчивым. Большее по размеру хозяйство не могли прокормить пастбища, из-за чего богатые скотоводы вынуждены были делить свои стада на аулы. Только Е.А. Полочанский явно ориентировался на бедный аул, из-за чего установил средний размер стада в своем проекте всего в 50 голов в пересчете на крупнорогатый. Это около 200 голов овец, что значительно меньше оптимального размера хозяйства. В расчете на хозяйна – 40 голов, что также меньше оптимального уровня. Очевидно, это было данью главной политической цели того времени в аулах – добиться обустройства и развития в первую очередь бедноты. Хотя, судя по высказываниям о баях, Полочанский, видимо, понимал, что полноценное скотоводческое хозяйство требует большего стада. Недостаточность скотоводческого хозяйства, автор проекта пытался уравновесить земледелием, так, чтобы получилось скотоводческоземледельческое хозяйство оседлого типа. Преимущества проекта Полочанского были в следующем. Во-первых, он явно опирался на казахские хозяйственные традиции и опыт, что прослеживается невооруженным глазом. С силу этой причины, его проект гораздо лучше подходил под хозяйственные условия Казахстана конца 1920х годов, чем проект массовой распашки. Во-вторых, он был бы более понятным и приемлемым для масс казахов-скотоводов и содействовал бы процессу коллективизации намного лучше, чем политика Казкрайкома. Втретьих, он помог бы сохранить поголовье скота, которое имелось в Казахстане накануне коллективизации, что оказало бы колоссальное воздействие на экономику КАССР. В-четвертых, основная часть капиталовложений приходилась на строительство и обустройство зимников в качестве постоянных поселков, а эти расходы могли бы быть на первых порах значительно сокращены путем использования местных строительных материалов и строительных приемов. Уже в начале ХХ века значительная часть казахов уже не жила в юртах, а жила в домах на зимниках, в саманных домах. В некоторых уездах (например, в Перовском) доля домов составляла 70% среди жилых построек140. Почти повсеместно дома строили из самана и сырцового кирпича, причем постройки возводили быстро. Применение самана и сырцового кирпича на первых порах коллективизации позволили бы сэкономить большие средства. Впрочем, были у проекта Полочанского и сильные недостатки, связанные, с одной стороны, с абрисной проработкой проекта, а с другой стороны, связанные с господствовавшими тогда настроениями. Многого Полочанский не мог сказать открыто. В Казахстане места его идеям и вовсе 139 Абылхожин Ж.Б. Традиционная структура Казахстана. Социально-экономические аспекты функционирования и трансформации (1920-1930-е годы). Алма-Ата, «Гылым», 1991, с. 165 140 Востров В.В., Захарова И.В. Казахское народное жилище. Алма-Ата, «Наука», 1989, с. 42 не было, и его проект был издан Торговым представительством КАССР в Москве, подальше от Голощекина и его ретивых сторонников. К числу этих недостатков можно отнести несколько моментов. Первый и самый главный состоит в том, что в его проекте не был решен вопрос с пастбищами. Даже если само хозяйство делалось оседлым, все равно, без отгонных пастбищ на весенне-летний период, а также водопоев не могло обойтись. Вопрос выделения отгонных пастбищ, их обустройства в его проекте никак не рассмотрен. Второй момент состоял в том, что далеко не везде недостаток стада можно было компенсировать земледелием. Развитие земледелия требовало, по крайней мере, развития орошения, но этот вопрос Полочанский также обошел вниманием. Третий момент состоял в том, что создать полноценные скотоводческие хозяйства без вовлечения байских хозяйств, хотя бы и на первых порах, было практически невозможно. Наконец, Полочанский создал проект типового хозяйства, но не создал из них экономической системы республиканского масштаба. В целом, несмотря на то, что его предложения были намного лучше, проект явно нуждался в доработке. Увы, этой доработки перспективного предложения не последовало, а сторонники Голощекина поспешили заклеймить его как «теоретически безграмотный». Впрочем, судя по упоминанию его в брошюре Г. Тогжанова, проект Полочанского явно был знаком хозяйственному руководству Казахстана, как-то обсуждался, и коечто из его предложений было принято. Так, в ряде областей Казахстана во время коллективизации строили многоквартирные дома для колхозников. В конечном итоге, нужно констатировать, что накануне коллективизации в Казахстане и в СССР в целом, не было создано хозяйственного плана, который был бы выполним с учетом наличных условий и возможностей, и учитывал бы природно-климатические и хозяйственные условия Казахстана. Был составлен нереальный план, и поразительно, что все хозяйственные органы, как республиканского, так и союзного уровня совершенно не замечали этого факта. Послужной список советской политэкономии: голод и война Подводя итоги рассмотрению проектов развития сельского хозяйства Казахстана, выдвинутых в 1920-х годах, приходится сделать вывод, что готового, проработанного, и, самое главное, реализуемого при наличных условиях, проекта тогда не было. Хозяйственное руководство Казахстана следовало самым общим установкам коллективизации, оседания и аграрной колонизации, при этом совершенно не просчитывая экономических последствий предпринимаемых действий. Обращает на себя внимание крайняя противоречивость теоретических построений партийных экономистов, голословность важнейших положений, а также практически полное отсутствие обоснования в виде статистических и фактических данных. Совершенно непонятно, на чем основывались утверждения того же Г. Тогжанова о «господстве торгово-ростовщического капитала», или о пережитках патриархально-родового строя и феодализма в казахском ауле. Созданная в конце 1920-х годах политэкономическая теория казахского аула неудовлетворительна и несостоятельна, а главное, ошибочна. Это была проблема не только и не сколько партийных экономистов в Казахстане, сколько проблема вообще марксистского подхода к анализу аграрных обществ в азиатских странах. Как уже говорилось, уже в 1970-х годах в советской политэкономии так и не смогли решить вопрос о том, что является средством производства в кочевом хозяйстве: земля или скот. Между тем, от этого зависел весь дальнейший политэкономический анализ. Советский марксизм так и не смог решить эти проблемы. В 1970-е годы, накануне Саурской революции в Афганистане также разрабатывалась политэкономическая теория афганского общества, от которой зависела разработка политического и экономического курса НДПА, который, как хорошо известно, формировался при активнейшем участии советских советников. Там были допущены те же самые ошибки. Советники сделали вывод о том, что в сельском хозяйстве Афганистана господствуют помещики, а общественный строй с феодальными и даже дофеодальными пережитками. Как видим, тут был тот же самый политэкономический «қойыртпақ», как и в Казахстане в 1920-х годах, противоречащий элементарным положениям марксистской формационной теории. Фактические данные, собранные выдающимся знатоком афганской деревни А.Д. Давыдовым, эти утверждения опровергали. Он сделал в 1993 году вывод: «Это страна крестьянская, а не помещичья, или в основе не помещичья, не феодальная, а тем более не дофеодальная» 141. Крестьянам принадлежало 68,3% обрабатываемой земли. Зато в афганской деревне господствовал и свирепствовал торгово-ростовщический капитал, который к началу 1970-х годов привел к огромной задолженности хозяйств, их массовому разорению, обезземеливанию к 1978 году 36% хозяйств, и был главной причиной аграрного кризиса в стране. Точно также, как и казахских партийных экономистов, у советников афганских коммунистов не было сколько-нибудь надежных данных о состоянии сельского хозяйства и его социальной структуре. А.Д. Давыдов заключает: «Трудно понять, как можно было, делать столь ответственный вывод, затрагивающий коренные перемены в судьбах страны, базируясь на совершенно ненадежных статистических данных»142. НДПА, взяв власть, последовала советам, и начала масштабную аграрную реформу. Были отменены долги и административными мерами из деревни изгнан торгово-ростовщический капитал, а крестьянам не было предложено другого источниками кредитных ресурсов. Была проведена решительная борьба с «феодальным землевладением», в ходе которой конфискациям подверглась большая часть хозяйств. Закрепленная в Декрете 141 Давыдов А.Д. Афганистан: войны могло не быть. Крестьянство и реформы. М., «Наука» - «Восточная литература», 1993, с. 36 142 Давыдов А.Д. Афганистан: войны могло не быть. Крестьянство и реформы. М., «Наука» - «Восточная литература», 1993, с. 89 № 8 норма землевладения составляла примерно треть от того, что необходимо было для прожиточного минимума (6 гектаров поливной двухурожайной земли против 20 гектаров прожиточного минимума), при этом была запрещена продажа и аренда земли143. Была проведена водная реформа, разрушившая традиционную систему водопользования и орошения. Наконец, были отменены шариатские купчие. Крестьяне остались на чрезмерно маленьких наделах, без воды, гарантий прав собственности и кредитных ресурсов. Афганские крестьяне проголосовали против такой политики ногами, и с 1980 года Афганистан покинуло более 5 млн. человек, создав мощную базу пополнения для отрядов вооруженной оппозиции. Конечный итог этих «преобразований» таков: Афганистан оказался ввергнутым в 25-ти летнюю гражданскую войну, испытал колоссальную разруху, понес огромные жертвы среди населения. Афганцы составили самую многочисленную и широко распространенную диаспору в мире. Только в последние годы Афганистан получил возможность восстановления и развития. Есть в послужном списке у советской политэкономии два «выдающихся достижения»: голод в Казахстане в 1932 году и гражданская война в Афганистане в 1978-2003 годах. В обоих случаях причинами экономических и социальных кризисов грандиозных масштабов были ошибочные и несостоятельные политэкономические теории, на основе которых принимались важнейшие и судьбоносные решения. «Более того, наш исторический опыт озаряет путь, по которому так или иначе пойдет развитие всего человечества», - провозгласила в 1963 году «История государства и права Советского Казахстана»144. Нет уж, спасибо, избавьте нас от этого. Казахи и афганцы сполна вкусили всю горечь этого исторического опыта. 143 Давыдов А.Д. Афганистан: войны могло не быть. Крестьянство и реформы. М., «Наука» - «Восточная литература», 1993, с. 112 144 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 4 Глава третья Советизация аула В конце 1925 года Филипп Голощекин провозгласил в Казахстане политику советизации аула. До начала коллективизации это было главное направление политики Казкрайкома, которое рассматривалось в значительной степени в качестве подготовительного этапа коллективизации. Выдвижение такой цели в 1925 году может вызвать недоумение. Ведь Советскую власть в Казахстане установили в конце 1917 – начале 1918 года. Раньше всего Советскую власть установили в Оренбурге, в котором Военнореволюционный комитет провозгласил ее 14 (27) ноября 1917 года, через три недели после событий в Петрограде. 5 (12) декабря 1917 года – в Букеевской Орде, 16 (26) декабря 1917 года – в Омске и вскоре в Кокчетаве и Акмолинске145. Уже в 1919 году Советская власть в Казахстане значительно укрепилась, и 10 июля 1919 года Совнарком РСФСР создал Ревком по управлению Киргизским краем. 26 августа 1920 года Ревком был упразднен и создана Киргизская (Казахская) АССР146. Казалось бы, какая еще советизация аула через семь лет после установления Советской власти в Казахстане? Однако, как мы увидим позднее, определенные причины для провозглашения такого лозунга все же имели место быть. Облик Советской власти в ауле Что собой представляла Советская власть в низовом уровне Советов, в особенности в кочевых районах? Советская власть на уровне деревень и аулов была введена декретом ВЦИК 27 марта 1920 года, который одновременно упразднял ревкомы. Самой низовой административной единицей был административный аул, который объединял 20-30 хозяйственных аулов, в каждом из которых находилось 8-10 хозяйств, в радиусе от 20 до 120 км, иногда же радиус доходил до 200 км. Средняя площадь административного аула в Семиреченской губернии достигала 70 тысяч кв. км, в отдельных волостях 200-400 кв. км 147. В 1926/27 году в Казахстане насчитывалось 68,8 тысяч аулов-кстау148. Вышестоящая структура складывалась из волостных Советов, уездных Советов, губернских Советов, а также в районах проживания казахского кочевого населения был уполномоченный КазЦИК. 145 История государства и права Советского Казахстана. Т. 1 (1917-1925 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1961, с. 10-12 146 История государства и права Советского Казахстана. Т. 1 (1917-1925 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1961, с. 143 147 История государства и права Советского Казахстана. Т. 1 (1917-1925 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1961, с. 29 148 Родиевич Б. От колониального вырождения к социалистическому расцвету. М., «Власть Советов», 1931, с. 18 Главным врагом Советской власти в Казахстане были огромные расстояния. Даже самые компактные по территории административные аулы требовали дня пути, чтобы добраться от Совета до самого отдаленного хозаула. В больших же административных Советов требовалось ехать неделю и больше. Огромные расстояния отделяли административные аулы от вышестоящих Советов, а также от центра. Известно, что участники V-й Всеказахской партконференции, которая состоялась в ноябре 1925 года, вернулись в свои аулы во второй половине декабря 1925 года. Вторым злейшим врагом Советской власти был крайний недостаток транспорта, которым в то время были лошади. Журналист-коммунист Габбас Тогжанов в своей брошюре «О казакском ауле» оставил любопытные заметки о том, с какими трудностями сталкивались советские работники в выполнении возложенных на них функций. Обычно, по распространенной в то время практике, для каждого низового административного органа выделялась лошадь. Для русских районов с компактным расположением деревень, одной лошади хватало, тем более, что во многих местах территорию Совета можно было обойти пешком или проехать на попутных телегах. Положение в казахских административных аулах резко отличалось: «А в казахском ауле не так, там каждый работник должен иметь при себе лошадь»149. Разумеется, что выделить лошадей на 5-7 советских работников в административных аулах тогда было крайне затруднительно. Это приводило к многочисленным побочным последствиям: «Вот они вынуждены искать лощадь у других – у «знакомых», обращаться с просьбой к тем казакам, у которых имеются лошади, обычно – мы проверили на опыте, - они берут лошадей в большей части у баев и у тех, которые в чем-нибудь обвиняются, совершили проступок перед Советской властью»150. Нетрудно догадаться, что подобные отношения ставили советских работников в сильнейшую зависимость от аульных баев. Но это было еще не все. В силу разбросанности хозаулов по территории административного аула, собрать всех членов Совета было редкой удачей и редким событием. Народ вышел из этого положения с непринужденной легкостью – все полномочия вручались председателю Совета, который единолично принимал все решения. «В аулах, аулсовет представляет только его председателя. Пока что в глазах масс председатель – аулсовет»151. Регистрации заседаний, как правило не велось, решений тоже, как правило, не записывалось. Такое положение дел открывало широчайшие возможности для манипуляции советскими органами со стороны баев. Председателю время от времени требовалась лошадь для поездок и постой в хозаулах на ночевку. Баи все это охотно предоставляли председателю аулсовета в обмен на лояльность, чтобы в нужный момент председатель аулсовета «замолвил словечко». Рано или поздно, скорее рано, председателя со всех сторон окружали баи и зажиточные хозяева, от которых совработник полностью 149 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 40 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 40 151 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 50 150 зависел, и был вынужден считаться с их мнением и советами. Аулсовет, изначально задуманный как орган власти бедноты, оказывался изолированным от этой самой бедноты. В казахских аулах было еще одно существенное отличие от русских или украинских деревень в Казахстане. В последних еще на заре установления Советской власти были в массе своей созданы сельсоветы. В деревнях, в которых было по 20-30 дворов, от избы до сельсовета можно было дойти пешком, и потому крестьяне имели возможность обращаться в сельсовет по тем или иным вопросам. В казахских хозаулах никаких советов не создавалось за малочисленностью населения, а Совет административного аула находился в лучшем случае в 20-30 км. Кроме того, весной казахи снимались и уходили на летние пастбища за десятки и сотни километров от своего аулсовета. Поэтому в казахских хозаулах население могло годами не видеть председателя совета, и жило изолированно от Советской власти. Все вопросы решали зажиточные хозяева, которые при необходимости могли съездить к председателю аулсовета и договориться с ним по-свойски. Вследствие огромных расстояний, отсутствия транспорта и общей бедности республики, накануне коллективизации никакой связи центра с аулами просто не существовало. В ауле не было ни телефона, ни радиточек, ни почтового сообщения. Даже в 1932 году колхозы не имели телефонной связи, телефон имели 10,2% сельсоветов, 23,1% совхозов152. По сути своей, накануне коллективизации Советская власть в ауле существовала в большей степени на бумаге, чем на деле. Это открыто признавалось в Казкрайкоме. Филипп Голощекин говорил в своем докладе на 2-м Пленуме Казкрайкома в апреле 1926 года: «В казакском ауле нет Советской власти»153. Даже сельсоветы и аулсоветы, которые все же существовали и как-то работали, тем не менее были совершенно неуправляемы по причине отсутствия с ними связи. Распоряжения центральных органов попросту не доходили до мест, и в столице Казахстана не было возможности узнать, как эти распоряжения выполняются на деле. В Казахстане были, помимо советских органов, также партийные организации и организации бедноты. В советской литературе о них, а в особенности о бедняцких организациях, было много написано хорошего, и отмечался рост и развитие. Скажем, союз бедноты «Кошчи», имел мощную и разветвленную структуру: 7 губернских комитетов, 5 окружных комитетов, 27 уездных комитетов (укомов), 259 волостных комитетов (волкомов), 1996 аульных комитетов (аулкомов), а также 3434 первичных ячеек. В союзе состояло 243 тысячи человек, 68% которых приходилось на бедняков154. Партийная организация в Казахстане также была велика и имела широко разветвленную 152 Чуланов Г. У., Ишмухамедов Б.М., Чечелова Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II (1928- июнь 1941 года). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 226 153 Очередные задачи ВКП(б) в Казакстане. Доклад т. Голощекина второму пленуму Казакского краевого комитета 30 апреля 1926 года. Кзыл-Орда, 1926, с. 52 154 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 47 сеть от Крайкома ВКП(б) до первичных ячеек. В краевой парторганизации состояло 30 тысяч человек, из которых 34% приходилось на казахов, 46% - на русских155. В комсомольской организации состояло в 1925 году 50 тысяч человек, из которых казахи составляли всего 4 тысячи человек, или 8,6%156. Однако, злейшие враги Советской власти в Казахстане: расстояния и дефицит транспорта, держали за горло и партийные организации, и союзы бедноты. Здесь также процветали все те же самые явления, что и в аулсоветах: первичные организации фактически не существовали, собрания не проводились, решения вышестоящих органов не доходили, а если и доходили, то не исполнялись. Причин тому было несколько, но среди них нужно выделить проблему перевода документов и писем на казахский язык. С первых же дней образования КАССР казахский язык был признан государственным языком наравне с русским. В 1923 году вышел декрет о переводе делопроизводства на казахский язык или на использование двух языков. Однако, несмотря на декреты, в первые годы Советской власти в Казахстане документы и постановления на казахский язык не переводились, и издавались на русском языке. В руководящих органах было засилье русских и украинцев («европейские кадры», как тогда говорили). В 1922/23 году в центральных органах Казахстана насчитывалось 60% русских, 16% других европейских национальностей и 24% казахов 157. Скажем, в 1922 году в партийной организации Казахстана было всего 6,3% казахов, а на 1-ю областную партийную конференцию 11-18 июня 1921 года в Оренбурге в составе 163 делегатов приехали всего 19 делегатов-казахов. Засилье «европейских кадров» и употребление русского языка создавало сильную отчужденность между массами коренного населения (не только казахского) и Советской властью, и порождало пассивность низовых органов. В 1926 году проблемой привлечения казахов к советскому и партийному строительству озаботились всерьез. В Казахстане стартовала политика «коренизации», согласно которой определенный процент должностей должны были занять казахи или, по крайней мере, работники, владеющие казахским языком. 29 декабря 1926 года вышло постановление Совнаркома КАССР об обязательном переводе постановление на казахский язык. Одновременно открылись языковые курсы, на которых в 1926-1927 году обучались 1505 человек158. В 1928 году работало 150 школ казахского языка159. Однако, языковая проблема наскоком не решалась, и количество работников, в одинаковой степени хорошо владеющих русским и казахским языками, была крайне незначительна. Казахи в то время весьма плохо владели русским языком, а «европейские кадры», как правило, плохо или 155 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 109 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 111 157 Родиевич Б. От колониального вырождения к социалистическому расцвету. М., «Власть Советов», 1931, с. 58 158 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 57-58 159 Родневич Б. От колониального вырождения к социалистическому расцвету. М., «Власть Советов», 1931, с. 76 156 совсем не владели казахским языком. При годовом наборе на языковые курсы в 1500-2000 человек, подготовленных кадров не хватало даже на замещение должностей республиканского и губернского уровня. В 1929 году процент коренизации довели в среднем до 34,4%. Но проблем это не решило: «Процент коренизации номенклатурных должностей, в частности в окружном звене, был все еще низок, переход на казахское делопроизводство в этом звене осуществлен не был»160. Таким образом, между окружным и уездным уровнями управления в Казахстане практически во всех советских, партийных и общественных организациях возник языковой барьер. Для того, чтобы спустить директиву или циркулярное письмо уже на уровень уездных комитетов, требовался перевод. Однако, документы отправляли в укомы на русском языке, а укомы, которые дальше должны были передавать документы волкомам и аулкомам, в которых работники не владели русским языком, переводили их сами. Перевод в идеале должен был быть параллельным, то есть полностью сохранять смысл исходного документа. На практике же в укомах переводили как умели. По свидетельству Г. Тогжанова, переводы документов, которые он просматривал в некоторых укомах ВКП(б), были исключительно плохого качества: «Мы здесь могли бы привести несколько «переводов», которыми мы располагаем, но при всем желании их приводить здесь нельзя, ибо, несмотря на то, что эти «переводы» делались с русского текста, мы не можем перевести их обратно на русский язык»161. Подобные документы, в которых зачастую были чудовищные и дикие искажения текста, а иногда и даже совершенно бессмысленный текст, рассылались в волкомы и аулкомы. Даже Г. Тогжанов открыто подверг такое «руководство» резкое критике: «Но здесь констатируем тот факт, что зачастую наши укомы и уисполкомы не только не руководят волкомами и аульными организациями, но вводят их в заблуждение своими безграмотно переведенными циркулярами и инструкциями»162. Волостной комитет, получив такое послание, по свидетельству Г. Тогжанова, не пытался разобраться и уточнить, а просто переписывал его и посылал дальше, в нижестоящие органы. При этом переписанный документ претерпевал еще одну стадию изменений: «В большинстве случаев он переписывает с невероятными искажениями и с большими пропусками, пропускаются такие места, которых волком сам не разбирает»163. Трудно себе представить, что получалось из такого «перевода» и такой «редактуры» из циркуляров и распоряжений Казкрайкома. После такой «обработки» конечный документ совершенно не был похож ни по смыслу, ни по содержанию на исходный. 160 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 61 161 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 35 162 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 35 163 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 35 В аульных комитетах, где в основном были малограмотные работники, и не думали разбираться в содержании присылаемых им документов: «Последние тоже не разбирают. Читают и так, и эдак, но не понимают» 164. Хорошо еще, если читали. В то время уровень грамотности был очень низким, и даже в партийной организации в Казахстане насчитывалось 22% неграмотных165. Потому аулкомы сразу документы подшивали в папку, или еще проще, скидывали в мешок без подшивки и регистрации. Тем более, что сплошь и рядом, циркуляры и распоряжения приходили с большим опозданием, часто через 2-3 месяца после крайнего срока их исполнения. Это исключительно ценное признание, которое приоткрывает завесу тайны над причинами «перегибов» при коллективизации. Мало того, что против структуры управления работали огромные расстояния и дефицит транспорта, так еще и имеющаяся система фактически не работала, а производила никому не нужные бумаги, рассылаемые с огромным опозданием. Смысл распоряжений, которые отдавал Казкрайком, по дороге искажался до неузнаваемости. Обратной связи практически не было. На местах советские, партийные и общественные работники целиком и полностью зависели от аульных баев и вынуждены были прислушиваться к их словам. Одним словом, Голощекин на трибуне и Казкрайком – это одно, казахские аульные массы – совсем другое, и связи между ними были крайне слабы. С такой системой управления нельзя было начинать каких-либо преобразований, поскольку ничего из запланированного не было бы выполнено точно так, как задумано и в установленные сроки. Безусловно, Голощекин и его сторонники, об этом знали. В материалах V Всеказахстанской конференции РКП(б), на которой и был провозглашен лозунг «советизации аула», имелся анализ сложившегося положения: «Современное реальное соотношение классовых сил в Казахстане таково: пролетариат малочисленный, распыленный и слабый, советская система осуществляет пролетарское руководство только в центре, начиная примерно с уездов, в низах – Советская власть иногда даже не существует вовсе, или еще очень слаба…»166. Даже сквозь политическую фразеологию в этом просматривается признание сложившегося положения: до уездного уровня система власти более или менее функционирует, а ниже – там Советской власти или нет, или почти нет. В этой обстановке лозунг «советизации аула», или «оживления Советов», как вариант, в первую очередь преследовал цель улучшить систему управления и добиться того, чтобы в нее были реально включены низовые властные органы, которые в тот момент существовали больше на бумаге. 164 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 37 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 109 166 Материалы к отчету Казакского крайкома РКП(б) к V краевой партконференции. Кзыл-Орда, 1925, с. 128 165 Бай, всеведущий и всемогущий Как уже говорилось, подобное устройство низовых органов власти, по сути, ставило их в зависимость от зажиточных хозяев, или баев, как их тогда называли, и открывало перед последними широчайшие возможности по манипулированию всеми органами Советской власти: аулсоветами, партийными и комсомольскими организациями, комитетами союза бедноты. Первые же проверки, которые проводил КазЦИК в конце 1925 года перед первыми выборами в Советы, показали, что все рычаги власти в ауле находятся в руках баев. В советской литературе бай занимает значительное место, как один из главных противников Казкрайкома в аулах, однако его характеристика обычно давалась очень кратко. Скажем, сам Голощекин определял баев как: «1. Представитель старой полуфеодальной знати, 2. Крупный скототорговец и скотовладелец, 3. Представитель эксплуататорского аульного хозяйства». По его данным, в Казахстане насчитывалось около 3 тысяч баев167. Однако, почти никогда не говорилось открыто, на чем же держалась власть зажиточных хозяев в ауле. Только в начале 1990-х годов появились исследования, которые отвечали на этот вопрос с достаточной полнотой. Важность этой темы подчеркивается тем, что характеристика положения и влияния бая в ауле позволяет понять реальное социально-экономическое устройство аула накануне коллективизации. Первопроходец этой темы, Ж.Б. Абылхожин отмечал крайнюю скудность информации: «При такой узко заданной предметно-целевой ориентировке освещалось преимущественно «действие» (акции власти), тогда как «противодействие» (реакция структуры) либо вообще оставлялось за пределами анализа, либо подавалось в привычных схемах, работающих в контексте «патриархально-родовой» тематики»168. В 1970-1980-х годах появились многочисленные исследования, выполненные на основе данных дореволюционных публикаций и документов, в которых достаточно подробно и тщательно было исследовано казахское хозяйство в том виде, в каком оно существовало в начале ХХ века, вплоть до начала коллективизации. Несмотря на то, что источники зачастую были неполны, тем не менее удалось понять и исследовать основные черты казахского кочевого аула. Первый и главный вывод, который был сделан, состоял в том, что казахское скотоводческое хозяйство было глубоко и органично связано с природными процессами, и подчинялось их закономерностям. Кочевое скотоводство развивалось в маргинальной зоне засушливых степей и 167 Голощекин Ф. И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М.-Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 193 168 Абылхожин Ж.Б. Традиционная структура Казахстана. Социально-экономические аспекты функционирования и трансформации (1920-1930-е годы). Алма-Ата, «Гылым», 1991, с. 10 полупустынь, в ареале, ограниченной изогиетами 200-400 мм осадков в год169. В этой зоне отмечалась сильная сезонная изменчивость растительного покрова, стока рек и источников воды. По мнению большинства исследователей, становление кочевого скотоводства шло на основе наблюдений за миграциями диких степных животных (сайгаков, джейранов, куланов, диких лошадей и верблюдов). Постепенно кочевники во время загонной охоты выбивали поголовье диких животных. Это вело к освобождению экологической ниши, которую занимал домашний скот 170. Кочевники же вынуждены были сами двигаться примерно по тем же маршрутам миграции, и сами организовывать кочевание со стадами. В жизни кочевника огромную роль играло знание природных ресурсов пастбищ, закономерностей смены сезонов и сезонной изменчивости ресурсов степей, от чего зависело определение времени кочевания, последовательность выпаса скота, и, в конечном итоге, благополучие всего хозяйства. «Вследствие этого проблема номер один для любого кочевникаскотовода – это приобретение лимита знаний о характере природноклиматических условий, об особенностях функционирования среды обитания», - отмечает И.Э. Масанов171. Чем больше было таких знаний, тем устойчивее было скотоводческое хозяйство. Знания очень ценились, тщательно охранялись от чужаков, и передавались от отца к сыну. Но не только знания об окружающей среде были важнейшим фактором развития кочевого скотоводческого хозяйства. В число таких факторов входил оптимальный размер стада: «Извечное стремление к достижению рационального баланса между природными водно-кормовыми ресурсами и поголовьем скота требовали постоянно регулировать численнось последнего. Без соблюдения этого условия производство необходимого продукта и воспроизводство средств производства были попросту невозможны»172. Здесь мы снова возвращаемся к вопросу, который не смогла разрешить советская политэкономия – что является средством производства у кочевников-скотоводов. Современные казахстанские исследователи считают, что средством производства был сам скот173. С его помощью кочевники превращали природные ресурсы степи: травы и воду, непригодные для человека, в продукты, пригодные для человека: продовольственные продукты, сырье для изготовления необходимых вещей 174. Правда, политэкономическая природа скота была намного сложнее, чем природа средств производства у оседлых народов. Скот мог выступать как орудие 169 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 22 170 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 35, 37 171 Масанов И.Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества). Алматы, «Социнвест» - М., «Горизонт», 1995, с. 34 172 Абылхожин Ж.Б. Традиционная структура Казахстана. Социально-экономические аспекты функционирования и трансформации (1920-1930-е годы). Алма-Ата, «Гылым», 1991, с. 114 173 Кшибеков К.Д. Истоки ментальности казахов. Алматы, «Дайк-пресс», 2006, с. 36 174 Кшибеков К.Д. Истоки ментальности казахов. Алматы, «Дайк-пресс», 2006, с. 39 труда (выпас и поение), как объект труда (стрижка, доение, случка, забой), и как капитал (продажа, выплата калыма, айыпа и другие нужды). Социально-экономическое развитие казахского аула был выстроено вокруг скота и частной собственности на скот. Кто имел большое стадо, тот занимал высокое социальное положение. Однако, реальное положение дел было гораздо сложнее, и эта зависимость не реализовывалась столь прямолинейным образом. У скотоводческого хозяйства был минимум, при котором оно имело устойчивость и могло воспроизводиться. Этот минимальный уровень оценивается в 60-70 голов скота. Следовательно, при выделении сыновей отец – хозяин стада должен дать своим сыновьям не меньше этого уровня, чтобы они могли вести свое хозяйство. Однако в обычном праве фиксировался такой способ выделения сыновей. Глава семьи делил хозяйство на равные части по числу сыновей, а также одну долю себе и жене на пропитание175. Раздел хозяйства редко проходил гладко, и обычное право казахов в XIX веке эволюционировало в сторону укрепления имущественных прав главы семьи, и лишения неотделенных сыновей права распоряжаться имуществом. В конце XIX века выделение сыновей стало редкостью и проводилось только в богатых семьях176. Богатые скотоводы, имеющие большое стадо, затрудняющее выпас, сами дробили его и передавали в собственность женам и сыновьям. Но в средних и бедных хозяйствах глава семьи узурпировал все имущественные права членов семьи, и главным способом приобретения имущества младшим поколением стало наследование. Это положение было связано с тем, что раздел стада в среднем хозяйстве создавал риск, а в бедном хозяйстве заранее предопределял падение численности стада ниже минимального уровня численности. В этом случае, и отец, и сын переставали быть самостоятельными хозяевами. Правда, в вопросах выделения сыновей, обычное право пошло на компромисс. Даже изгоняя сына из семьи, отец был обязан дать ему хорошую лошадь или верблюда, а также выплатить калым. Ситуация резко изменилась после революции. Если до революции скотоводы платили фиксированную кибиточную подать, то при Советской власти основными средствами обложения стал продналог, сначала натуральный, а потом денежный, который зависел от размеров стада. У хозяев появился мощный стимул дробить хозяйства, чтобы снизить налогообложение. В 1920-х годах шло интенсивное дробление хозяйств: в 1920 году их насчитывалось 198 тысяч, а в 1928 году – 809 тысяч 177. Этот процесс порождал огромное количество маломощных и бедных хозяйств, вплоть до появления бесскотных хозяев. Под давлением сельхозналога, который с 1922 года вносился в денежной форме, началась вынужденная 175 Фукс С.Л. Обычное право казахов в XVIII – первой половине XIX века. Алма-Ата, «Наука», 1981, с. 30 Фукс С.Л. Обычное право казахов в XVIII – первой половине XIX века. Алма-Ата, «Наука», 1981, с. 26-28 177 Абылхожин Ж.Б. Традиционная структура Казахстана. Социально-экономические аспекты функционирования и трансформации (1920-1930-е годы). Алма-Ата, «Гылым», 1991, с. 117 176 товаризация хозяйств, которые вынуждены были продавать скот, чтобы собрать сумму, необходимую для уплаты налога. Продажа скота также сокращало поголовье, превращая даже зажиточные хозяйства в маломощные. Раздел имущества между сыновьями был не единственной причиной падения поголовья стада ниже минимального уровня. Традиционным врагом кочевника были джуты, часто приводившие к падежу значительной части стада. Хозяйство могло стать бедняцким также из-за угона скота. Любое бедствие, будь то стихиное – джут, или социальное – угон скота, приводил к появлению в аулах людей, не имеющих средств к существованию: малоскотные хозяйства (кедей), или вовсе бесскотные (жалшы). Среди казахов были способы социальной саморегуляции в подобных случаях. Одним из древнейших способов подобной саморегуляции был жилу – помощь разорившимся при бедствия хозяйствам. Сородичи собирали для пострадавших скот, достаточный для ведения самостоятельного хозяйства. Жилу охранялся строгим обычаем, согласно которому отказ от оказания помощи означал исключение из рода178. Тем не менее, далеко не всегда род приходил на помощь, и бедняки были вынуждены искать себе пропитание, нанимаясь на работу в богатые хозяйства. В Казахстане существовал старинный способ найма – саул, когда бай давал своим бедным родственникам стадо на выпас, с правом доить молоко или стричь шерсть. Впрочем, уже в начале ХХ века саул превратился просто в сдачу стада на выпас за право пользования молоком. В конце XIX века, с ростом запашки, появился еще один способ найма рабочей силы. Бай нанимал кедей или жалшы для вспашки поля, посева и сбора урожая. Этот работник назывался ортақ. Бай давал ортакам необходимое для хозяйства: пару рабочего скота, 1-2 коровы, семена, кетмень и халат. Ортак должен был выполнить все полевые работы, и как правило, жил рядом с ним. После сбора урожая и возвращения бая, половина урожая отдавалась ортаку179. Самые бедные вынуждены были наниматься на хозяйственные работы: доение, стрижка, изготовление войлока, приготовление пищи, работали за еду и одежду, и кочевали вместе с семьей. Экстремальные условия эпохи Гражданской войны, сопровождавшейся джутами и голодом, поставили казахское скотоводство в очень тяжелые условия и вызвали, в целом, обнищание казахов, появление большого количества бедняков и нищих. Середняцкие хозяйства, сохранившие по 10-15 голов скота, имели шанс, хотя и небольшой, на восстановление своего хозяйства, объединяя свои стада до уровня оптимального поголовья. 30-40 хозяев вместе вполне могли составить более или менее самодостаточное хозяйство и после революции иногда оформлялись как кооперативы или даже колхозы. По этой причине бедные аулы всегда можно было отличить по количеству юрт. В бедном ауле было 30-40 юрт, в богатом – до десятка, в среднем 5-6 юрт. 178 Фукс С.Л. Обычное право казахов в XVIII – первой половине XIX века. Алма-Ата, «Наука», 1981, с. 58 Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 годы). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 241 179 Однако, во время Гражданской войны обнищание затронуло значительную часть казахов, и довело их до того уровня, на котором они не могли вести ни своего хозяйства, ни находиться в скотоводческой общине. Они выталкивались за пределы общины и вынуждены были искать пропитание где придется. В этих условиях, в рамках традиционного хозяйства, резко увеличилось значение и роль бая, сохранившего скот и способного к воспроизводству стада. Во-первых, богатые хозяйства зачастую были опорой для скотоводческих общин. Пять хозяйств со стадом 50-60 голов в каждом и бай со стадом в 300 голов составляли оптимальное по размерам хозяйство в 600 голов. Во-вторых, баи были в состоянии обеспечить средствами к пропитанию и работой если не всех, то большинство бедняков и нищих в аулах, тем более что развитие отхожих промыслов, в частности работа на рыболовных угодиях, на добыче полезных ископаемых или в промышленности тогда были развиты исключительно слабо. На этой основе социально-экономическая дифференциация в ауле в начале 1920-х годов стремительно развивалась и усложнялась. По результам экспедиционного обследования Туркестанского оргбюро Крайкома РКП(б) казахских аулов в Аулиэ-атинском уезде Сырдарьинской губернии в 1924 году сложилась следующая картина180: № Прослойка Скотоводство Земледелие 1. Скотовод-бай 2-3 пастуха 2. Бай-почетный человек Скотовод-сасық бай Скотоводсередняк Маломощный кочевник Пастух, батраки 1-2 пастуха Посев ортаков ортак - Посев ортаков - Земледельцы бедняки и однолошадные Земледельцы однолошадные Самостоятельный земледелец Зажиточный земледелец - - Услуги, отхожий промысел Ортачество - - Земледелие - Иногда жнец Земледелие Пастух Ортак, наемные Земледелие, рабочие скотоводство 3. 4. 5. 6. 7. 8 9. 180 Часто пастухи Постоянный доход через Скот Скот - Скот через Скот Социалистическое строительство в Казахстане в восстановительный период (1921-1925 годы). Сборник документов и материалов. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 239-240 10. Земледелец-бай Пастух, батрак Постоянные рабочие 11. Обнищавшие скотоводы земледельцы Батраки пастухи Беднота - - Земледелие, скотоводство, кредит Мелкие услуги и - - Услуги - - Услуги 12. 13. и Надо полагать, что конкретные формы организации хозяйства и привлечения в него рабочей силы из числа обедневших скотоводов и земледельцев были еще разнообразнее, были весьма гибкими и приспосабливались к условиям каждой конкретной местности. К сожалению, описание этих форм в настоящее время вряд ли возможно. Баи в аулах несли, помимо экономической, другую важную функцию. Зачастую они были единственными грамотными людьми в аулах. Они имели больший кругозор и, как правило, были куда осведомленнее советских и партийных работников. В интересах бая работали аткамнеры – люди, которые имели лошадей и выполняли за вознаграждение разъездные поручения. С помощью аткамнеров баи активно вели политическую деятельность. В то время в казахских аулах также сохранялись традиционные суды, которые работали гораздо быстрее, чем советские суды, и пользовались более высоким авторитетом среди казахского населения. Г. Тогжанов признает высокие политические навыки баев: «Аксакальский суд работают лучше наших, баи-аткамнеры – «почетные люди» аула реагируют на все явления (начиная с мелочей и кончая крупными), происходящие в ауле гораздо быстрее и более умело, чем нащи низовые партийно-советские организации»181. Это положение дел объяснялось несколькими факторами. Во-первых, аулсоветы и все вышестоящие организации не были самостоятельными и ждали указаний в конечном счете от Казкрайкома, которые приходили с большим опозданием. Казкрайком и КазЦИК, в свою очередь, не могли разбираться с местными делами и вникать в вопросы, возникающие в каждом ауле. Во-вторых, ни советские работники, ни аульные коммунисты влиянием и авторитетом не пользовались, главным образом потому, что никак не могли повлиять на аульную жизнь, тогда как влияние бая было определяющим. Баи также могли поддерживать традиционную казахскую культуру, проводить ритуалы и праздники, что для небогатых хозяйств часто было непозволительной роскошью. Эти ритуалы и праздники также использовались для укрепления влияния и подчинения себе советских и партийных работников. Приглашение на той ставило их в зависимость от бая. Казкрайком вынужден был констатировать, что коммунисты и комсомольцы в ауле находились под влиянием бая, и были, как правило, религиозными 181 Тогжанов Г. О казакском ауле. Кзыл-Орда, 1928, с. 18 людьми. Дело доходило даже до того, что при проверках аульных партячеек выяснялось, что многие коммунисты вступили в партию по настоятельной просьбе бая. Для Казкрайкома и КазЦИКа хуже всего было то, что они не имели необходимых данных, чтобы оценить политическое влияние бая на советские и партийные органы: «Необходимо отметить, что в материалах об избирательной кампании отсутствуют цифры о количестве аульных Советов, находившихся под политическим влиянием бая. Ни в каких документах – партийных и советских – нет таких цифр, ибо тогда не было такого рода статистического учета»182. В общем и целом, Казкрайком и КазЦИК уже на первых порах политики «советизации аула» столкнулись с существованием другой социальноэкономической системы, которая работала быстрее и эффективнее советской, и, что немаловажно, часто маскировалась под советские органы. Выборы в Советы 1925/26 года Зимой 1925/1926 года в СССР, в том числе и в Казахстане, проводились первые широкие и открытые выборы в Советы. Избирательная кампания стартовала 1 ноября 1925 года и завершилась 28 февраля 1926 года183. Это были первые выборы Советов после объявления политики советизации аула. Задачи кампании формулировались следующим образом: «В ауле – начать объединение бедноты, батраков и середняков… чтобы сделать аульные Советы и казакские волисполкомы действительными защитниками интересов трудящихся масс аульного населения»184. Итог этих выборов был обескураживающим. Ставка на бедноту и его классовую солидарность оказалась полностью проваленной. Беднота оказалась слабой и дезорганизованной. Зато байство в полной мере использовало свои преимущества и материальное положение, по существу, изолировав бедноту от избирательной кампании. Казкрайком мало чем мог помочь своему активу в предвыборной кампании, хотя бы потому, что не имел возможности представить себе реальную картину политического влияния на казахский аул, и, следовательно, не мог эффективно использовать имеющиеся ресурсы. Партийные и советские органы, в сущности, действовали с завязанными глазами. Немаловажную роль в поражении коммунистов на выборах сыграло и то, что предвыборная агитация на них началась задолго до объявления начала избирательной кампании, даже еще до назначения Голощекина в Казахстан. Баи и аткамнеры начали активную агитацию в июле-августе 1925 года, тогда как советы и исполкомы только в ноябре-декабре 1925 года185. 182 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 3 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 124 184 Итоги перевыборов Советов и исполкомов Казакстана в 1925-26 году. Кзыл-Орда, «КазЦИК», 1926, с. 17 185 Итоги перевыборов Советов и исполкомов Казакстана в 1925-26 году. Кзыл-Орда, «КазЦИК», 1926, с. 18 183 Дополнительный урон позициям коммунистов нанесли еще два фактора. Во-первых, не было своевременного оповещения о выборах, о законах и порядке голосования, в результате чего казахское население узнавало о них через «узун-кулак», чем активнейшим образом воспользовались баи186. Вовторых, в решающий момент начала кампании у коммунистов почти не оказалось уполномоченных в аулах, поскольку они оказались в Кзыл-Орде на V-й партконференции, проводившейся как раз в самом начале предвыборной кампании. Они должны были выехать из аулов не позднее середины октября, а вернулись только во второй половине декабря 1925 года, когда было уже поздно187. Эти выборы в Советы позже были названы «родовыми», поскольку основная борьба развернулась между баями, представляющими разные роды. Дело состояло в том, что многие административные аулы были созданы без учета родового состава населения. Несмотря на то, что волисполкомы старались не объединять враждующие роды, тем не менее полностью исключить родовой фактор на уровне аулсоветов так и не удалось 188. Борьба за места в Советах шла с большим напряжением и часто доходила до острых споров и столкновений. КазЦИК отмечал борьбу родов в Актюбинской, Уральской, Сыр-Дарьинской и Семипалатинской губерниях. Причиной интенсивной родовой борьбы было стремление получить побольше мест в Советах, что позволяло влиять на распределение налогов, получение кредитов и семенной ссуды. Сильные роды стремились захватить контроль над Советами, чтобы переложить обложение на слабые роды, а себе захватить побольше выделяемой хозяйствам помощи. В ход пошел интенсивный подкуп избирателей, устройство угощений и распределение скота среди бедняков, чтобы те голосовали за нужного кандидата. В Чубартавском уезде Каркаралинского уезда было распределено 36 голов крупнорогатого скота и 1000 баранов. Однако, это не дало сторонам решающего преимущества, и вскоре спор дошел до драки189. В Лепсинской волости Семипалатинского уезда произошла настоящая битва за волостной Совет. В большой драке, длившейся в течение двух часов, участвовало около 200 человек с обеих сторон190. Некоторые баи в острой предвыборной борьбе даже использовали лозунги Советской власти, и представляли свои интересы как форму классовой борьбы за интересы трудящихся. КазЦИК отмечал, что появились «бедные» баи, которые пользовались большим авторитетом и поддержкой бедноты, выступавшие против «богатых» баев191. «Баи действовали хитро и осторожно – чаще всего собранными (купленными) голосами они проводили 186 Итоги перевыборов Советов и исполкомов Казакстана в 1925-26 году. Кзыл-Орда, «КазЦИК», 1926, с. 18 Итоги перевыборов Советов и исполкомов Казакстана в 1925-26 году. Кзыл-Орда, «КазЦИК», 1926, с. 20 188 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 77 189 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 129, 133 190 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 133 191 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 135136 187 в советы и волисполкомы кого-нибудь из бедняков, середняков и батраков, находившихся от них в большой зависимости…»192. Проигравшие стороны часто добивались отмены выборов и проведения повторного голосования. Иногда это противоборство затягивалось, и приводило к многократным отменам выборов. В Жидели-Сагизской волости Темирского уезда Актюбинской губернии выборы отменялись три раза. Темирский уезд вообще отличался большим накалом родовой борьбы, в которой кандидаты рода Назар одержали победу, а представители рода Жекей организовали бедноту на написание жалоб. В результате не было избрано около 2 тысяч членов советов. Общий итог выборов в Советы в 1925/26 году был поразительным. Было избрано 14159 человек, из которых 88,3% составляли зажиточные скотоводы и земледельцы, 4,9% - батраки, 3,2% - бедняки. Среди избранных было только 6,5% коммунистов и 1,4% комсомольцев. По данным 1926 года процент коммунистов в аулсоветах составлял 4,7%, тогда как в 1924/25 году составлял 8%193. Победу на выборах, в основном, одержали баи и их кандидаты194. Это же признал в апреле 1926 года и Голощекин: «Результат выборов мы имеем следующий – в общем и целом победа бая, победа родового руководителя»195. Казкрайком, очевидно, рассчитывал на этих выборах добиться перелома ситуации в свою пользу и провести провозглашенное «оживление Советов». Однако, эта цель достигнута не была. Результаты выборов показали, насколько слабы позиции Советской власти в аулах, насколько слаб и разобщен партийный и советский актив. Казахский аул оказался намного более крепким орешком, чем казалось вначале. Выборы положение только ухудшили и привели к укреплению политического влияния бая в казахском ауле, которые смогли добиться выполнения задачи объединения бедняков и середняков. Создавалась крайне неприятная для Голощекина обстановка, когда он не мог контролировать большую часть низовых советских и партийных органов. Не имея там влияния, он не мог ничего там сделать, и любые обращения к ним были не более чем пустым звуком. 192 Итоги перевыборов Советов и исполкомов Казакстана в 1925-26 году. Кзыл-Орда, «КазЦИК», 1926, с. 32 Итоги перевыборов Советов и исполкомов Казакстана в 1925-26 году. Кзыл-Орда, «КазЦИК», 1926, с. 49 194 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 154 195 Очередные задачи ВКП(б) в Казакстане. Доклад т. Голощекина второму пленуму Казакского краевого комитета 30 апреля 1926 года. Кзыл-Орда, 1926, с. 25 193 Глава четвертая «Малый Октябрь» Первые же шаги в политике «советизации аула» показали исключительную слабость Советской власти в Казахстане, и фиктивность ее присутствия на самых низовых уровнях. В сущности, за пределами городов ее и не было в действительности, и реальная власть там принадлежала совсем не советским работникам. На выборах в Советы в 1925/26 году коммунисты потерпели поражение и уступили их баям или их представителям. Результаты выборов внесли в политику «советизации аула» новую линию – наступление на бая. Фиктивные советы, подставные коммунисты Доклад Голощекина на 2-м пленуме Казкрайкома в конце апреля 1926 года в полной мере отражает поражение коммунистов на выборах в Советы. Во-первых, аульные коммунисты оказались не на высоте положения. Формально, коммунистов в аулах было больше, чем баев – 6374 человека 196. Однако, Голощекин вынужден был признать: «Я собрал огромное количество документов, и все единодушно говорят, что аульные коммунисты на всех выборах участвовали в родовой борьбе, то на стороне одного бая, то на стороне другого бая. Попытки со стороны уполномоченных – заставить подчиниться партийной дисциплине – не имели нигде, почти, успеха»197. Во-вторых, в заключительном слове на пленуме Казкрайкома, Голощекин выражался еще более определенно: «Вы хорошо знаете, что бедняки у нас подставные, не настоящие, так же как и коммунисты» 198. Также он признал, что у Казкрайкома нет ни средств для работы с массами, ни агентов, то есть ячеек, в аулах. Да и сами аульные советы он признал фиктивными, поскольку они ничего не решали. Пожалуй, эти высказывания Голощекина даже ярче и образнее показывают, какое тяжелое поражение потерпели коммунисты и на выборах и чего на практике стоила их вся политика, которую они проводили. Традиционная структура управления аулами оказалась на поверку настолько эффективной, что породила настоящее смятение в рядах партийных руководителей. Тогда в Казкрайкоме всерьез обсуждался вопрос о создании «советских аткамнеров», и Голощекин говорил об этом вполне определенно: «Перед нами стоит вопрос – не должны ли мы делать советских аткамнеров – и заменить, прогнать байского аткамнера»199. 196 Очередные задачи ВКП(б) в Казакстане. Доклад т. Голощекина второму пленуму Казакского краевого комитета 30 апреля 1926 года. Кзыл-Орда, 1926, с. 21 197 Очередные задачи ВКП(б) в Казакстане. Доклад т. Голощекина второму пленуму Казакского краевого комитета 30 апреля 1926 года. Кзыл-Орда, 1926, с. 23 198 Очередные задачи ВКП(б) в Казакстане. Доклад т. Голощекина второму пленуму Казакского краевого комитета 30 апреля 1926 года. Кзыл-Орда, 1926, с. 53 199 Очередные задачи ВКП(б) в Казакстане. Доклад т. Голощекина второму пленуму Казакского краевого комитета 30 апреля 1926 года. Кзыл-Орда, 1926, с. 34 Надо отметить, что в дальнейшем тема «советских аткамнеров» не обсуждалась, но уже при перевыборах 1927 года в аулы было направлено большое количество уполномоченных из центра, губерний и уездов, а также подключен весь волостной и аульный актив. Дальше все кампании и коллективизации также осуществлялась руками уполномоченных и «бельсенды» - активистов. В известной степени идея «советских аткамнеров» была реализована на практике, хотя и без использования этого термина. С позиции сегодняшнего дня, можно сказать, что у Казкрайкома была возможность использовать даже такие результаты выборов в Советы в свою пользу. Для этого Казкрайкома мог временно пойти на сотрудничество с «бедными баями», которые строили свое влияние на поддержке бедноты и широко использовали советскую риторику. При желании победу на выборах «бедных баев» можно было объявить победой Советской власти и проявлением преимуществ социалистического строя, мол, «раз даже баи понимают это». Только, судя по тому, что происходило потом, Голощекин, видимо, воспринял результаты выборов не как временные затруднения, объяснимые объективным положением дел, а как свою личную неудачу, и воспринял ее очень остро. Он стал готовить другую политику – политику наступления на бая, которая должна была достичь своей цели путем подрыва экономических позиций зажиточных хозяйств. Об этом он заявил уже на 2-м пленуме: «Я сказал, что нужно подумать о том, что исходя из условий нашего отдельного быта, сочетая, если хотите с СССР, нам надо подумать – как подойти к ущемлению бая»200. Идея наступления на бая была для Казахстана далеко не новой. Еще в январе 1923 года она обсуждалась на III-й Всеказахской партконференции, на которой ряд докладчиков требовали «усилить наступление на класс эксплуататоров – баев и беков»201. Эта идея вызвала резкие возражения со стороны Смагула Садвакасова и его единомышленников, которые открыто подвергли ее обструкции. Им удалось вызвать сомнения в ее реалистичности у большинства коммунистов, и дальше теоретических споров дело тогда не пошло. В публикациях, посвященных политическим репрессиям в Казахстане, обычно не рассматривается вопрос происхождения взглядов Смагула Садвакасова и Султанбека Ходжанова на развитие казахского аула, а также источник их упорства, с которым они защищали свои взгляды в дискуссиях и шли против организованной против них кампании огульной критики и шельмования. Между тем, их объединял общий момент – оба они занимались борьбой с голодом. Ходжанов в 1918-1919 годах был председателем комитета помощи голодающим в Туркестане. Садвакасов был в 1922 году уполномоченным по борьбе с голодом в Тургайском уезде. Очевидно, именно этот опыт наглядно показал им, насколько трудно кочевое хозяйство восстанавливается после двух волн голода, насколько слабы в аулах 200 Очередные задачи ВКП(б) в Казакстане. Доклад т. Голощекина второму пленуму Казакского краевого комитета 30 апреля 1926 года. Кзыл-Орда, 1926, с. 49 201 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 136 советские органы, кооперативы и немногочисленные колхозы, и что на текущем этапе альтернативы баю в ауле нет. Вероятнее всего, опыт борьбы с голодом заставлял их выступать против классовой борьбы в ауле. «Классовая борьба, кроме беды и мук, ничего не принесет казахскому аулу», - говорил в 1923 году Садвакасов202. Надо сказать, что эта точка зрения довольно долгое время была господствующей, и активных действий по ущемлению интересов бая вплоть до 1927 года в Казахстане практически не предпринимали. Более того, этих мер не было в самой первоначальной версии политики советизации аула, который был выработан в 1925-1926 годах. Основные положения этой политики нашли свое отражение в письме Голощекина Сталину, которое первый цитировал в своем докладе на VI-й партконференции в ноябре 1927 года: «1. Изменение социально-экономических отношений аула. Сюда относятся следующие мероприятия203: а) Земреформа, которая существенно отличается от земреформы в Средней Азии и носит хзарактер раздела лугов и пахотных угодий. Единственно возможная форма до окончания сплошного землеустройства, б) предполагаемый налог на байство путем местного (общим собранием аула) обложения на культурные нужды данного аула, в) сельхозналог, согласно плану, проводимому в СССР, но с необходимой поправкой особого закона по сокрытию… 2. Организация выборов и совработы в ауле: а) контингент лишения прав, исходя из особенностей казакского аула, б) организация мелких участков в пределах административного аула м обеспечения представительства малых (слабых) родов, в) проведение закона об уголовном наказании руководителей родовой борьбы и использования ее в своих интересах при перевыборах, г) учет всех этих потребностей при разработке положения об аулсовете» 204 . Как видим, еще в 1925 году в намерениях Казкрайкома не было организации экономического наступления на бая, и предполагаемые меры в рамках политики советизации аула предлагали только дополнительное обложение, а также устранение родовой борьбы на выборах. Поражение на выборах в Советы в 1925/26 году впервые поставило на повестку дня именно наступление на бая. Второе поражение на выборах Обсуждение результатов выборов 1925/26 года подразумевало, что основные ошибки будут исправлены на следующих перевыборах Советов, 202 Цит. по: Муканов С. Школа жизни. Алма-Ата, 1961, Т. 3, с. 171 Перечисленные ниже в этом пунктке меры не было утверждены ЦК ВКП(б) 204 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 91 203 которые должны были состояться до 20 мая 1927 года. Перевыборы в Советы начались 15 декабря 1926 года, меньше чем через год после завершения прежних выборов. На них многое поменялось, и многое делалось по-новому. Во-первых, на месяц был продлен срок предвыборной кампании, который составил 5 месяцев против 4 месяцев на предыдущих выборах. Это давало определенные преимущества неповоротливым советским и партийным органам в аулах. Во-вторых, был сделан вывод из предыдущей кампании, когда голосование проводилось зимой, и это чрезвычайно затрудняло избирателей, в особенности в аулах. Из-за зимы явка казахских избирателей тогда снилась до 37,5% против явки в 45% на выборах 1924/25 года. В этот раз голосование было назначено на конец весны, пока кочевники еще не отправились на летние пастбища205, кочевали неподалеку от своих зимовок, и могли прибыть на участок по теплой погоде. В-третьих, было начато разукрупнение Советов и приближения к избирателю. При расстояние между хозаулами свыше 35 верст, допускалось создавать аулсовет на 150 человек, в кочевых районах – на 100 человек. Было образовано 1100 новых советов206, а на момент избирательной кампании 1926/27 года было создано 145 новых Советов207. В-четвертых, намного активнее применялось лишение избирательных прав и высылка лишенцев из уезда, и даже аресты. Тогда применение административного ресурса было совершенно нормальным явлением, даже оправданным с политической точки зрения. В-пятых, посылались уполномоченные и принялась «…посылка ответственных работников, которые сумели связаться с аульными ячейками и научили, что и как делать»208. В частности, проводились собрания бедноты, на которых уполномоченные и активисты агитировали за своих кандидатов. В-шестых, в газетах была развернута мощная кампания против баев и в поддержку советизации аула. 14 февраля 1927 года газета «Советская степь» писала: «… в ауле мы сейчас не разрешили вопроса Октября, а только поставили его в повестку дня». Перед завершением перевыборов в Советы, Казкрайком отправил в командировку в Семиречье партийного журналиста Габбаса Тогжанова, уже известного нам по брошюрам о казахском ауле, для освещения процесса преобразования аула и итогов перевыборов. Однако, и противоборствующая сторона – баи, также изменили свою политическую тактику. В тех волостях, где коммунисты и беднота были под влиянием баев, там, конечно, активно велась родовая борьба. Но в тех волостях, где работали уполмноченные и ответственные работники, где 205 Традиционный выезд на жайлау проходил в середине-конце мая. История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 30 207 Материалы к отчету Казакского краевого комитета ВКП(б) на VI Краевой партийной конференции. Кзыл-Орда, 1927, с. 151 208 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 116 206 коммунисты сумели наладить более или менее работу, тут баи отодвигали родовые интересы в сторону и объединялись против коммунистов. И на этих выборах был использован весь предвыборный арсенал: «узункулак», подкуп избирателей, выдвижение подставных кандидатов, активная агитация аткамнеров, родовая борьба. Голощекин в своем докладе на VI-й партконференции в ноябре 1927 года во второй раз вынужден был признать высокие организаторские достоинства бая даже по сравнению с отборными партийными кадрами: «Бай лучше и умнее некоторых наших уполномоченных и ячеек, быстро ухватывается за любую организацию и использует ее для себя»209. Борьба шла с большим напряжением и накалом страстей. На этих перевыборах тоже были столкновения, доходившие до драк со стрельбой и ранеными210. По результатам выборов 1926/27 года, также по отчетам выходила весьма благостная картина, которая разрушалась при проверке и получении отчетов с мест. Достигнутые результаты оказались иллюзорными, а ситуация в аулах практически не изменилась. В числе первых об этом стал писать Тогжанов, который в статье в «Советской степи» от 4 июля 1927 года вынужден был написать: «В протоколах пишем, что перевыборная кампания прошла хорошо, но это все вранье…» 211. В одном из аулов в Семиречье, который посетил Тогжанов, все шесть коммунистов местной партячейки ходили в мечеть, а всеми делами заправляли баи и муллы. Там Советская власть была фиктивной, а коммунисты – подставными. В другом ауле Тогжанов встретился и побеседовал с одним из «бедных баев», владельцем большого стада в 800 голов баранов, около сотни лошадей, который управлял аулом и убеждал журналиста, что он «сам с николаевских времен коммунист», выступает за Советскую власть и помогает беднякам. В статье в «Советской степи» от 28 августа 1927 года, с характерным названием «Как не надо советизировать», Тогжанов признал, что лозунг о советизации «ни в коей мере не проведен в жизнь»212. Что характерно, и в более поздние времена оценка итогов перевыборов в Советы не изменилась: «Казакский аул до 1928 года характеризовался политическим и экономическим господством баев-полуфеодалов, который почти вовсе не были затронуты Октябрьской революцией»213. В сущности, по итогам выборов 1927 года Казкрайком потерпел поражение в политике советизации аула, второе за два года после назначения Голощекина. Однако, реакция на это второе поражение на выборах была иной. Провал на выборах 1925/26 года широко комментировался, в печати появилась подробная характеристика и весьма представительные статистические данные, насколько их можно было собрать с хаотично организованного соваппарата в Казахстане. Это было связано с тем, что в Казкрайкоме 209 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 117 210 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 230 211 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 137 212 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 137 213 Асылбеков А. За советизацию аула. Алма-Ата, 1930, с. 5 намеревались всерьез улучшить работу с аульными ячейками, послать уполномоченных и взять реванш на следующих выборах. Потому рассмотрению итогов выборов уделялось такое внимание и была даже выпущена отдельная брошюра. Провал на выборах 1926/27 года подробно не рассматривался, и фактических данных по ним не представлялось. Даже в материалах к отчету Казкрайкома на VI-й партконференции, выпущенных с пометкой «Только для членов ВКП(б)», раздел о выборах очень краток, совершенно не имеет статистических данных (в противовес подробным статистическим данным по хозяйству, партийным и советским органам) и наполнен заявлениями о плохой работе аульных коммунистов. Результаты были такими, что подводить их не хотелось. Передел земли Вместе с тем, была настоятельная необходимость хоть что-то поставить в заслугу Казкрайкому и заявить о победах Советской власти в Казахстане. 1927 год был юбилейным годом, когда широко и очень торжественно праздновалось 10-ти летие Советской власти, и встречать юбилей рапортами о провалах Голощекину очень не хотелось. Конечно, Голощекин при случае выдавал желаемое за действительное, и 1 ноября 1927 года, когда истинные результаты перевыборов в Советы были уже окончательно ясны, он, тем не менее, написал в своей статье в «Советской степи»: «Впервые партия провела классовую борозду в ауле и помогла казахскому степняку-бедняку и середняку овладеть Советом не в качестве подставного лица или представителя рода, а в качестве выразителя своих трудовых интересов» 214. Но в это вряд ли кто-то мог всерьез поверить. Потому, в 1927 году основной победной реляцией стал передел земли, который производился одновременно с предвыборной кампанией. В Казахстане еще до назначения Филиппа Голощекина проводились работы по землеустройству и весьма масштабные переделы земли. Так, казахам была возвращения вся 10-ти верстная полоса вдоль Иртыша, до революции отведенная для землеустройства казачества. В феврале 1921 – июле 1922 года в Южном Казахстане, в основном в Джетысуйской губернии, тогда входившей в состав Туркреспублики, была проведена масштабная земельно-водная реформа, вылившаяся в масштабные конфискации земли, имущества и выселения. В ее рамках было конфисковано 232,8 тысяч десятин земли215. Еще до назначения Голощекина было принято решение о масштабном плане землеустройства сроком на 10 лет, согласно которому проводился обмер и межевание земли на площади 230 млн. десятин, выделялись земли для ведения полукочевого и оседлого казахского хозяйства, а также 214 Цит. по: Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 138 Чупеков А. История осуществления аграрных преобразований Советской власти в Казахстане 1917-1929 годы. Алма-Ата, 1961, с. 7 215 проводилось внутриселенное землеустройство, когда земли деревень делились между владельцами с установлением межей. 17 апреля 1924 года Наркомзем КАССР издал декрет, по которому началась эта землеустроительная кампания216. За 1925/26 год было проведено межселенное землеустройство на площади 15,2 млн. гектар, и внутриселенное землеустройство на площади 0,6 млн. гектар. Вопрос о земле был очень острым и политически напряженным, поскольку он затрагивал чувствительную сферу межнациональных отношений. С одной стороны, казахи требовали преимущественных прав наделения землей и стремились вернуть себе те земли, которые были отняты до революции – около 40 млн. десятин. С другой стороны, имелось большое количество переселенцев, в основном пришедших уже после революции, которые себе также требовали земли, используя для давления на властей аргумент о том, что они не должны быть «пасынками Советской власти». В местных органах власти шла упорная борьба за земли. Чтобы разрешить эти сложные вопросы, на V Всеказахстанской партконференции в декабре 1925 года обсуждался вопрос землеустройства, и в ходе обсуждений была выработана очередность наделения землей. В первую очередь наделялись казахи, далее – переселенцы, пришедшие до 1918 года, самовольные переселенцы, прибывшие до 31 августа 1922 года, и в последнюю очередь переселенцы, прибывшие с 31 августа 1922 года по 7 августа 1924 года217. Не все с этим планом были согласны, в частности, Ураз Джандосов считал, что в районах сплошного проживания русских землю надо давать в первую очередь русским переселенцам. Однако, резолюция была принята, и наделение землей шло в основном согласно очередности. Вопрос о переделе земли был связан одновременно с несколькими политическими и экономическими моментами. Во-первых, политические цели требовали немедленной поддержки бедноты, в первую очередь средствами к существованию. Уравнительное перераспределение земли обещало быстрые результаты Во-вторых, эту проблему могло бы решить сплошное землеустройство, в рамках которого землей активно наделялись бедняцкие хозяйства, но оно шло слишком небольшими темпами и не во всей районах равномерно. Перераспределительная кампания, несмотря на очевидную половинчатость мер, обещала временно восполнить недостатки землеустройства. В-третьих, Голощекин надеялся на основе передела земли провести организационную работу среди местного актива. К этой мысли в Казкрайкоме пришли еще весной 1926 года, после первого поражения на выборах, и 26 мая 1926 года вышел декрет КазЦИК об уравнительном переделе земли. 6 июня 1926 года был выпущен второй, дополнительный декрет, уточняющий первый218. Поскольку пашни были 216 Чупеков А. История осуществления аграрных преобразований Советской власти в Казахстане 1917-1929 годы. Алма-Ата, 1961, с. 9 217 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 163 218 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 180 засеяны, а сенокосы уже распределены, то выполнение его было отложено на весну следующего года. Передел земли стартовал ранней весной 1926 года, в качестве отдельной кампании. По плану Казкрайкома, передел должен был состояться в 161 волости, но реально им было охвачено 218 волостей. Из 420 волостей, которые тогда существовали в КАССР, переделом было охвачено 52% территории, в основном это были районы с наличием земледельческого хозяйства. На помощь переделу был брошен значительный актив: 18 работников из краевого центра, 71 работник из губернских органов, 194 работника из уездных органов, 700 работников из волостных органов. Также привлекалось 5420 работников аульного уровня, то есть значительная часть аульного партактива (в 1927 году – 6465 человек членов и кандидатов), с привлечением комсомольцев и членов союза Кошчи219. Серьезной подготовки к переделу проведено не было: «Техника передела, как и самого учета, была примитивной. В ряде районов применялись и такие способы измерения, как шаги, обороты колеса, арканы, копны и другие»220. В большинстве районов применялась более совершенная техника измерения земли, но все же, результаты передела нужно считать весьма приблизительными. В разных источниках данные о переделе земли разнятся весьма существенно, причем, как по площади, так и по структуре наделения (в тысячах гектаров): Бедняки Середняки Зажиточные Всего Данные 1930 года221 пашня сенокосы 810 792 312 445 108 не указано 1230 1237 Данные 1961 года222 пашня сенокосы 957 1309 443 582 126 163 1526 2054 Трудно сказать, какие данные более достоверные. Весьма вероятно, что А. Чупеков, работавший с архивными документами, мог иметь более полные отчеты и составить более точную картину передела земли. Однако, социальная картина передела земли вполне ими отображается и видно, что львиная часть земли досталась бедняцким хозяйствам. Передел производился на временной основе, по едокам в хозяйстве. Сенокосные угодья перераспределялись каждый год, а пашня – раз в 9 лет. 219 Материалы к отчету Казакского краевого комитета ВКП(б) на VI Краевой партийной конференции. КзылОрда, 1927, с. 20-22 220 Материалы к отчету Казакского краевого комитета ВКП(б) на VI Краевой партийной конференции. КзылОрда, 1927, с. 21 221 Асылбеков А. За советизацию аула. Алма-Ата, 1930, с. 15 222 Чупеков А. История осуществления аграрных преобразований Советской власти в Казахстане 1917-1929 годы. Алма-Ата, 1961, с. 10 В Казкрайкоме результаты передела земли рассматривались как одна из побед в классовой борьбе в ауле. Голощекин заявил в своем докладе Казкрайкома на VI-й партконференции: «Это то, против чего кричал тов. Садвокасов на Втором пленуме, это есть именно маленький Октябрь. Мы реально, на деле, на почве земельных интересов столкнули бедняка с баем и заставили его, помогали ему отнимать землю у бая…» 223. В его речи проскочила характерная оговорка о том, что «заставляли… отнимать землю у бая». Она появилась не просто так, поскольку на момент партконференции уже были известны в основных чертах негативные последствия передела земли, которая, в сущности своей, не принесла очевидной пользы бедноте. Дело в том, что бедняцкие хозяйства были настолько маломощными, что не имели ни пахотных орудий, ни рабочего скота, ни семенного материала, чтобы засеять пашни, отнятые у баев, а также чтобы скосить сено на отнятых у баев покосах224. Любая экономическая статистика сельского хозяйства того времени показывала и говорила, что бедняцкие хозяйства имеют очень небольшую запашку и кормятся, главным образом, наемным трудом. Потому простая прирезка земли бедняцким хозяйствам, в сущности, им ничего не дала, и ее провели по типичной для того времени форме: «нет ли рядом уполномоченного», когда большинство новшеств проводилось только в присутствии уполномоченных, а когда они уезжали, то люди возвращались к привычным для себя способам хозяйствования. На VI-й партконференции вполне определенно говорили, что бай встретил передел земли с невозмутимым спокойствием, поскольку было понятно, что беднота с полученной землей ничего сделать не сможет. Вскоре после отъезда уполномоченных, буйным цветом расцвела аренда пашни и сенокосов, причем главными арендодателями выступали как раз бедняки. 1112% бедняцких хозяйств, у которых не было возможности обрабатывать землю, сдавали 70% площади арендованной пашни и 51% площади арендованных сенокосов225. Земельный передел пошел на пользу в большей степени середняцким и зажиточным хозяйствам, которые получили сильный импульс в развитии за счет возможностей использования арендованной земли. За прошедший с передела земли до конфискации бая год, доля зажиточных хозяйств, имеющих более 50 голов скота в переводе на крупнорогатый, поднялась с 0,6% до 1,5%, хотя еще в 1924/25 году составляла всего 0,2% 226. Передел земли вызвал резкий скачок в имущественном расслоении аула. Таким образом, передел земли был победой в классовой борьбе больше на бумаге и на словах, чем на деле. Проводимые реформы приводили совсем не к тому результату, на который были рассчитаны: они не достигали 223 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 75 224 Нужно отметить, что степные травы, в частности, ковыль, не скашивались косой и требовали применения конной сенокосилки, которые были только в зажиточных хозяйствах. 225 Дахшлейгер Г.Ф. К характеристике социально-экономических отношений в казахском ауле (1921-1928 годы). М., 1961, с. 48 226 Дахшлейгер Г.Ф. К характеристике социально-экономических отношений в казахском ауле (1921-1928 годы). М., 1961, с. 22 заявленных целей и вели к укреплению зажиточных слоев аула. Казахстан перед коллективизацией шел совсем не к социализму. Проводимые реформы делали из бедноты мелких производителей, а это толкало имущественное расслоение в ауле, и вело к развитию «частокапиталистической стихии». Коэффициент Джини для КАССР в это время возрастал, отмечая развитие имущественного неравенства: в 1924/25 году он составлял 0,472, а в 1928 году – 0,594227. Один из известных специалистов в экономике Казахстана, Г.Ф. Дахшлейгер еще в 1961 году сделал удивительный и чрезвычайно смелый для того времени вывод по поводу аграрных преобразований в Казахстане: «По своей классовой сущности эти преобразования носили буржуазно-демократический или революционно-демократический характер» 228 . Историческая партконференция В этих условиях захлебнувшегося в «частнокапиталистической стихии» «Малого Октября», состоялась VI-я Всеказакская конференций ВКП(б), которая стала переломным этапом в развитии экономической политики от послевоенного восстановления, через буржуазно-демократические реформы, к коллективизации и хозяйственной катастрофе. Ход выступлений и дискуссий на ней можно проследить очень хорошо, поскольку это одна из немногих партконференций в Казахстане, после которой вышли в печати стенографический отчет и материалы к отчету Казкрайкома. Однако, даже стенографический отчет не является полностью исчерпывающим источником. По многочисленным репликам выступающих понятно, что в кулуарах конференции, в перерывах заседаний, шли интенсивные дискуссии, которые оказывали влияние на работу партконференции. Они, понятно, в стенограмму не вносились. Поэтому, борьбу и столкновение мнений можно восстановить лишь приблизительно, в той мере, в какой все это отразилось в опубликованных документах. В работах казахстанских историков эта партконференция чаще всего связывается с разгромом «национал-уклонистов», в частности Смагула Садвакасова. В частности, Валерий Михайлов пишет: «В ноябре 1927 года в Кзыл-Орде состоялась Шестая Всеказахстанская партконференция, где Голощекин дал решительный бой тем «национал-уклонистам», которые еще смели ему перечить»229. В дальнейшем, весьма кратком, изложении хода дискуссий на этой партконференции, в сочетании с весьма выборочным цитированием выступлений, он показывал, что будто бы чуть ли не весь доклад Голощекина, а также многодневные заседания, были посвящены травле и погрому Садвакасова. 227 Абылхожин Ж.Б. Традиционная структура Казахстана. Социально-экономические аспекты функционирования и трансформации (1920-1930-е годы). Алма-Ата, «Гылым», 1991, с. 138 228 Дахшлейгер Г.Ф. К характеристике социально-экономических отношений в казахском ауле (1921-1928 годы). М., 1961, с. 45 229 Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 138 Однако, с этой точкой зрения нельзя согласиться. Во-первых, на партконференции выступающие чего только не обсуждали: от международного положения до ношения женщинами чадры. Круг вопросов был весьма велик, и большинство выступающих, в особенности, если они представляли центральное руководство, как правило, затрагивали по 3-4 вопроса даже в своих кратких, 10-минутных выступлениях в прениях по докладу Казкрайкома, не говоря уже об обстоятельных докладах. Во-вторых, одной из доминирующих тем на партконференции была борьба с оппозицией. Но не с «национал-уклонистами», а с внутрипартийной оппозицией Троцкого, Каменева и Зиновьева, с которой в тот момент в партии шла ожесточенная и изнурительная борьба. ЦК ВКП(б) позаботился о том, чтобы Всеказакская партконференция продемонстрировала правильную позицию, и на ней присутствовали представители ЦК ВКП(б) – А.А. Андреев и М.К. Муранов. Андрей Андреев выступал на вечернем заседании 15 ноября 1927 года при открытии партконференции, а Матвей Муранов – на утреннем заседании 16 ноября 1927 года. В течение 1925-1927 годов в партийных верхах шла ожесточенная политическая борьба между двумя коалициями: Сталина и Бухарина с одной стороны, Троцкого, Зиновьева и Каменева с другой стороны. 18 ноября 1925 года открылся XIV съезд ВКП(б), на котором Сталин объявил политику индустриализации СССР, и на котором происходил организованный и ожесточенный погром сторонников Зиновьева. В дискуссии выступили практически все видные руководители, выступил с бурной полемичной речью Бухарин сразу после содоклада Зиновьева к политическому отчету ЦК, выступила «тяжелая артиллерия» в лице Сталина и Молотова. В борьбе с зиновьевцами принимала участие даже Н.К. Крупская. После съезда Каменева изгнали из Совета Труда и Обороны, Зиновьев лишился поста секретаря Ленинградской парторганизации. Затем в июле 1926 года состоялся Пленум ЦК ВКП(б), на котором состоялись ожесточенные дебаты между группировками, достигшие такого накала, что в спорах с оппозицией умер Феликс Дзержинский, после бурной и взволнованной речи. Все лето и осень 1926 года шла напряженная борьба на собраниях партийных ячеек, в которой оппозиция потерпела поражение230. Весной и летом 1927 года резко обострилось внешнеполитическое положение, возникла угроза войны, и оппозиция вновь начала свою деятельность. Троцкий и Зиновьев обвинили руководство партии в бюрократическом перерождении. В октябре 1927 года на Пленуме ЦК и ЦКК рассматривался вопрос о фракционной деятельности и им было вынесено последнее предупреждение, после чего будет их исключение из партии. Момент был напряженным, тем более, что незадолго до открытия партконференции в Кзыл-Орде, в Москве на параде 7 ноября 1927 года произошла неудачная попытка устроить покушение на Сталина. 15 ноября 1927 года Пленум ЦК ВКП(б) принял решение об исключении Троцкого, Зиновьева и Каменева из партии. 230 Верхотуров Д.Н. Экономическая революция Сталина. М., «ОЛМА-Пресс», 2006, с. 237 Так что Всеказакская партконференция началась с доклада Андреева об оппозиции, в котором он отметил исключительность создавшегося в партии положения: «В самом деле, то, что мы имеем с оппозицией, никогда не было с момента существования нашей партии, в истории нашей партии никогда такого положения не было, какое создала оппозиция…»231. В-третьих, Садвакасов и его взгляды не были доминирующей темой, и в основном упоминались мимоходом, хотя и довольно часто, в связи с теми или иными вопросами хозяйственного, советского или партийного строительства. Организованного погрома, подобно погрому Зиновьева и его сторонников на XIV съезде партии, не было. Однако, критика была острой, и несколько раз Садвакасова упоминали в связи с оппозицией, как, например, Ураз Исаев в своем выступлении на вечернем заседании 16 ноября 1927 года. Этого уже было достаточно, чтобы создать Садвакасову серьезнейшие проблемы. Значение VI-й партконференции состоит в том, что именно на ней определялось дальнейшее направление политики Казкрайкома по советизации аула. Потому одним из главных вопросов, который обсуждался в выступлениях, был как раз земельный вопрос, по которому было высказано сразу несколько точек зрения. Судя по репликам Голощекина и других выступающих, земельный вопрос активнейшим образом дебатировался в кулуарах партконференции. Он был тесно связан с другими животрепещущими вопросами: общим направлением политики в ауле, и политикой в отношении бая. Этим вопросам немалое внимание посвятил Голощекин в своем докладе, и их неоднократно касались другие выступающие. Причина острых дебатов по земельному вопросу состояла в столкновении мнений между ЦК ВКП(б) и Казкрайкомом. На V Всеказахской партконференции было проведено решение об очередности наделения землей, сначала казахского населения, а потом всех остальных категорий переселенцев. Часть членов Казкрайкома считала эту позицию ошибочной и требовала пересмотра решения прошлой партконференции. Против этого решения также выступили представители ЦК. На вечернем заседании 19 ноября 1927 года Андреев подверг критике это решение и самого Голощекина, который очередность в землеустройстве в тот момент поддерживал: «… но мне кажется, что это неправильный подход и основная ошибочка заключается в том, что тут с классовой основы маленько соскользнули, а это единственная основа решения земельного вопроса для большевиков, а у нас поставлен вопрос об очереди, то есть о преимуществах одной части населения по отношению к другой… Рекомендую – лучшей уйдите с этой позиции, и поставьте вопрос по классовой линии, без всякой очереди. Надо русских и казаков землеустраивать одновременно»232. 231 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 22 232 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 234-235 Определенная правота была на стороне Андреева, поскольку действительно, очередность в наделении землей не была политикой большевиков, а была политикой казахской буржуазно-демократической реформы и именно в таком виде была изложена в программе партии Алаш233. Голощекин подвергся критике со стороны ЦК и в заключительном слове в прениях по докладу Казкрайкома на утреннем заседании 20 ноября 1927 года вынужден был оправдываться. Он весьма откровенно заявил, что основной причиной его поддержки этого решения был политический расчет: «Но если бы, товарищи, я выступил против этого, я бы не собрал ни одного казакского голоса»234. Судя по тому, что оргвыводов в отношении Голощекина тогда сделано не было, и больше критике он не подвергался, вплоть до 1932 года, очевидно, это его оправдание было представителями ЦК принято. Однако, судя по содержанию выступлений на завершении конференции, между Голощекиным, Андреевым и Мурановым, видимо, состоялся разговор в кулуарах, в котором представители ЦК потребовали подчиняться партийной линии и вести политику в ключе классового подхода. Результаты этой беседы отразились в заключительном слове Голощекина: «Но теперь необходимо бороться против всех кулаков вообще на основе объединения в этой борьбе батраков, бедняков и середняков всех национальностей»235. Конечно, с точки зрения сегодняшнего дня, когда известны результаты хозяйственной политики, можно сказать, что тогда имело смысл пойти на временное сотрудничество хотя бы с частью баев, которые высказывали симпатии и поддержку Советской власти и готовы были сотрудничать с коммунистами. Стоило бы временно воздержаться от резких шагов в отношении полукочевого и кочевого хозяйства степных и полупустынных районов Казахстана, поскольку для переустройства этих районов на социалистический лад не было ни достаточно разработанных и опробованных методов, ни достаточных материально-технических ресурсов. Это позволило бы избежать разрушения скотоводческого хозяйства во время коллективизации, резкого сокращения поголовья скота и голода. Но результаты этой партконференции, по сути, отсекли такую возможность. Если до нее Голощекин как-то поддавался требованиям казахских работников, то после нее проводил политику в духе требований ЦК, которая шаг за шагом принимала, по сути, антиказахскую направленность. В этом отношении результаты этой партконференции предопределили дальнейшее направление политики Казкрайкома в ауле, и VI-я партконференция стала прологом к хозяйственной катастрофе. Современные казахстанские историки часто представляют Садвакасова и его позицию как альтернативу политике Казкрайкома, чуть ли не как противовес Голощекину, который приложил все силы, чтобы его убрать. 233 Весь Казакстан. Справочная книга. 1931 год. Алма-Ата, 1931, с. 71 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 262 235 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 260 234 Рассматривая стенограмму партконференции, с этой точкой зрения нельзя согласиться. Садвакасов таким противовесом не был. Во-первых, Садвакасов не отступал от общей партийной линии, и считал, что нужно ущемлять интересы зажиточных слоев аула: «Нашу классовую политику, как в ауле, так и в деревне, мы должны вести по всему фронту, то есть по линии ущемления экономических интересов как бая, так и деревенского кулака»236. Садвакасов нигде, ни в одном выступлении, не указывал на значительную роль бая в казахском ауле, на его значение в развитии полукочевого скотоводства и, соответственно, в приросте поголовья скота. Эта роль была очень велика, поскольку 5% байских хозяйств владели 14,4% лощадей, 17,6% овец, 10% крупнорогатого скота, 20% верблюдов237. Садвакасов не говорил о том, что, по существу, в середине 1920-х годов именно на байских хозяйствах строилось благосостояние всего аула, и не выдвигал планов ни временного сотрудничества с баями, ни постепенного экономического их вытеснения за счет развития социалистического сектора. От радикалов, вроде тов. Асылбекова, которые требовали экспроприации бая, Садвакасова отделяло всего полшага. Во-вторых, Садвакасов был согласен с тезисом о товарности казахского хозяйства: «Я считаю, что это, безусловно, в основном верно. У нас казакский аул в основном является товарным, исходя из этой точки зрения мы должны подходить к нашим практическим мероприятиям в ауле» 238. Он нигде не указывал ни на низкую общую товарность, ни, по существу, на отсутствие товарности в производстве продовольственных продуктов в казахских хозяйствах. В то время товарность хозяйства рассматривалась как признак готовности сельского хозяйства к социалистическим преобразованиям, в ходе которых, по мысли коммунистов, капиталистические хозяйства ликвидировались конфискацией, их имущество использовалось для передачи бедняцким и середняцким хозяйствам, для образования колхозов и совхозов, и товарная продукция тогда прямиком поступала в распоряжение государства. Садвакасов, согласившись с тезисом о товарности казахского хозяйства, согласился и с таким направлением хозяйственной политики. Надо признать, что Садвакасов не мог выдвинуть хозяйственной политики, соответствующей реальному положению дел в казахском ауле того времени. Он не использовал даже опубликованных ко времени партконференции материалов и статистических данных, которые были ему доступны. По существу вопроса, его позиция ни в чем не отличалась от позиции Голощекина и его сторонников, в частности, того же Тогжанова. Он точно так же считал казахский аул в основном товарным и требовал проведения политики ущемления интересов зажиточных хозяйств. По этой причине Садвакасов не являлся противовесом политике Голощекина. 236 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 180 237 Весь Казакстан. Справочная книга. 1931 год. Алма-Ата, 1931, с. 41 238 6-я Всеказакская конференция ВКП(б) 15-23 ноября 1927 года (Стенографический отчет). Кзыл-Орда, 1927, с. 180 Скорее всего, Садвакасов угодил в список оппозиционеров во многом против своей воли, за счет того, что Троцкий, Каменев и Зиновьев очень активно интересовались противоречиями между коммунистами в национальных республиках и автономиях, всемерно их использовали в своих интересах, а Садвакасов имел старые связи с некоторыми из сторонников оппозиции. В ходе борьбы с оппозицией в партии, партийной организации в Казахстане надо было героически одолеть какой-нибудь свой «уклон», показав представителям ЦК свою приверженность партийной линии. Видимо, «садвакасовщина» была слеплена на скорую руку, перед самой конференцией, и критиковалась больше голословно, чем за конкретные отступления от партийной линии. Больше всего эта критика помогла Голощекину, который сам стоял в полшаге от «националистического уклона». В общем и целом, поворот в политике советизации аула оформился. Если раньше сущность политики советизации заключалась в земельной реформе и ограничении политических прав баев, то теперь она формулировалась как политика «общего объединения в борьбе против кулаков всех национальностей». В этом вопросе среди выступавших на партконференции особых разногласий не возникло, и такую политику поддерживал, как уже было сказано, и Садвакасов, несмотря на то, что его обвиняли в защите байских интересов. Этот новый курс Казкрайкома соответствовал общей партийной политике в деревне, которая в 1927 году повсеместно также переходила от политического и экономического ограничения зажиточных слоев деревни к их ущемлению и классовой борьбе с кулачеством. В то время не один только Казахстан начал свой путь к хозяйственной катастрофе. Партийная политика в деревне, которая стала претерпевать крупные изменения именно в 1927 году, готовила катастрофу во всех основных сельскохозяйственных районах СССР: на Украине, в Поволжье, на Урале, в Казахстане, в Сибири. Основной причиной разразившейся в начале 1930-х годов катастрофы стало то, что хозяйство в основных сельскохозяйственных районах страны держалось на зажиточных хозяйствах, кулацких или байских, как их называли в то время. Они производили большую часть товарной продукции, продаваемой на рынке и государству, обеспечивали бедноту средствами к существованию за счет найма рабочей силы. Их разгром и ликвидация в ходе коллективизации подорвали производительные силы деревни. Зажиточные хозяйства должны были заменить совхозы и колхозы – крупные коллективные хозяйства, оснащенные передовой для того времени сельскохозяйственной техникой и методами ведения хозяйства. Совхозы были скопированы с крупных товарных помещичьих хозяйств, которые до революции производили основной объем товарной сельхозпродукции. Это была, по сути, слегка адаптированная к Советской власти форма хозяйства, в которой в роли помещика выступали совхозные тресты, в первую очередь «Зернотрест». Колхозы представляли собой модернизированные и упорядоченные крестьянские артели, которые в изобилии появились сразу после завершения Гражданской войны. Классический сталинский колхоз представлял собой артель, которому государство за натуроплату предоставляло услуги по машинной обработке земли и скупало на корню весь урожай. Этот план основывался на положительном опыте уже возникших до коллективизации совхозов и колхозов, и мог бы удаться. Теоретически, они могли бы заменить кулацкие и байские хозяйства. Но практически, как уже отмечалось, слишком мало было в наличии необходимых ресурсов, чтобы провернуть столь масштабные преобразования сельского хозяйства даже в основных сельскохозяйственных районах СССР. Остро не хватало тракторов, сельхозмашин, керосина, удобрений, сельхозинвентаря, рабочего и продуктивного скота (точнее говоря, скота у государства совсем не было, и вопрос об обеспечении рабочим скотом колхозов даже всерьез не ставился). Был острейший дефицит специалистов: агрономов, ветеринаров, механизаторов. СССР в пору коллективизации просто не был в состоянии построить колхозы и совхозы по всей стране так, как они были задуманы. В итоге вышло так, что темпы уничтожения продуктивных зажиточных хозяйств во время коллективизации резко опережали темпы совхозного и колхозного строительства. Реальные производительные силы социалистического сектора в деревне не успевали восполнять разгром от раскулачивания. Вместо широко разрекламированного бурного роста сельскохозяйственного производства получился резкий спад, в особенности в животноводстве, а деревня оказалась сильно ослабленной в результате коллективизации. Положение усугубляли высокие планы по хлебозаготовкам, осуществлявшихся в интересах индустриализации, взявшей в 1930-1931 годах особенно высокие темпы, которые сплошь и рядом превращали затруднения колхозов в бедствия. Это были предпосылки катастрофы. Далее сильная засуха 1931 года, уничтожение значительной части урожая болезнями и вредителями 239, перед которыми колхозы были совершенно бессильны, примитивная агротехника, падеж и забой скота из-за крайнего недостатка кормов, ввергли сельскохозяйственные районы в губительный голод, унесший миллионы жизней. Государство, создавшее предпосылки катастрофы, в довершение всего, оказалось не в силах помочь. Не было продовольственных фондов, не было средств для закупки продовольствия за рубежом – все ушло на индустриализацию. При этом индустриализация набрала такие темпы и размах, что нельзя было ее приостановить ни на день, поскольку это закончилось бы всеобщим экономическим крахом. Казахстан, таким образом, шагал прямо к голодной смерти вместе со всеми. Но Голощекин и его сторонники сумели еще больше усугубить 239 В 1931-1932 годах отмечались в основных зерновых районах сильнейшее поражение злаков головней, бурой ржавчиной, из-за которых погибло до 30% урожая, отмечалась высокая засоренность полей сорной растительностью, а также была вспышка распространения грызунов. Казахстан относился к районам, наиболее пораженным грызунами, в которых количество нор доходило до 10 тысяч на гектар. назревавшую хозяйственную катастрофу и превратить ее в повальное бедствие, от которой Казахстан не досчитался почти половины населения, и последствия которого полностью не изжиты до сих пор. Им был сделан ряд ошибок, которые категорически нельзя было делать в условиях Казахстана, применительно к полукочевым и кочевым хозяйствам. Планы социалистического строительства в Казахстане Обычно казахстанские историки считают, что только Филипп Голощекин и его сторонники были главными виновниками разразившейся хозяйственной катастрофы в Казахстане. Нередко, под влиянием понятных эмоциональных оценок (нужно помнить, что последствия голода ударили по всем казахским семьям и ныне живущее поколение это хорошо помнит), это мнение превращается в представление о чуть ли не умышленном уничтожении казахов. С этой точкой зрения нельзя полностью согласиться. Во-первых, на первом месте среди причин хозяйственной катастрофы были ошибочные и прямо губительные решения, принятые и проведенные во время коллективизации. Во-вторых, предпосылки хозяйственной катастрофы в Казахстане создавались не только на уровне Казкрайкома. Большой вклад в это внесли и союзные органы, которые в конце 1920-х годов разработали план развития сельского хозяйства и колхозстроительства в Казахстане, который прямо навязывался как директива и образец. Без рассмотрения этих планов анализ причин голода будет явно неполным. В СССР к началу 1930-х годов были разработаны довольно подробные и проработанные планы развития сельского хозяйства, совхозного и колхозного строительства. В Госплане СССР обсуждались как общие принципы составления этого плана, так и конкретные направления и порайонный разрез. Наркомзем РСФСР, в частности, подготовил обстоятельный план развития сельского хозяйства на пятилетку 1928/29 – 1932/33 годов, состоящий из 11 отдельных выпусков, в которых были рассмотрены все стороны сельскохозяйственного производства. Казакская АССР в этих планах практически не рассматривалась, поскольку Наркомзем КАССР был разделенным, то есть самостоятельным наркоматом автономной республики, и он составлял свой план развития и реконструкции сельского хозяйства. В принципе, анализ советской аграрной политики во время коллективизации нужно было начинать с рассмотрения именно этих планов. Однако, что поразительно, в большой библиографии, посвященной коллективизации, им не только не посвящено подробного анализа, но и им даже не уделяется достаточного внимания. Между тем, материалы планирования позволяют понять логику хозяйственного руководства того времени, и мотивы, которые непосредственно влияли на принятие тех или иных решений. Изучение мотивов даже заведомо ошибочных и прямо преступных решений имеет большое практическое значение даже для сегодняшнего дня, и мы не имеем права от этого уклоняться. Основные направления развития сельского хозяйства в СССР были разработаны под руководством М.М. Вольфа, который был председателем сельскохозяйственной секции Госплана СССР. Именно его разработки, сделанные в конце 1920-х годов, были положены в основу плана коллективизации. Главное направление развития сельского хозяйства мыслилось им таким образом. В первую очередь, Госплан СССР намеревался добиться разрушения потребительского хозяйства в деревне, когда большая часть продукции, в особенности, продовольственной, потребляется внутри самого производящего хозяйства, в данном случае крестьянского двора. Товарность зернового сельского хозяйства в целом по СССР по данным хлебооборота 1926/27 года не превышала 30%. Из валового сбора в 778 млн. пудов хлеба, 69,3% составляло личное потребление, тогда как экспорт хлеба составлял 3,4% сбора, а снабжение городов, армии и промышленности – 8% сбора 240. Казахское хозяйство, как было указано выше, имело еще меньшую товарность по продовольственной продукции, порядка 3-5% от производства. Потому Госплан СССР планировал мероприятия по развитию сельского хозяйства исходя из резкого увеличения товарности хозяйств и ставил собой целью полное устранение внутрихозяйственного потребления: «С массовой коллективизацией домашняя переработка сразу отпадет, и все сельскохозяйственные продукты, требующие переработки, поступают на индустриальные предприятия»241. Разумеется, к достижению подобной цели деревня была не готова по причине распространения маломощных хозяйств. По данным выборочных сельскохозяйственных переписей 1927 года, по СССР не имели пашни 3% хозяйств, посевов – 5,5%, рабочего скота – до 31%, пахотного инвентаря – до 37%, никаких средств производства – 3%242. Бедняцкие хозяйства, составлявшие 32,2% от общей численности хозяйств, производили всего 10,1% продукции земледелия и 12,4% продукции животноводства 243. Иными словами, примерно треть населения деревни в СССР не могла кормиться от своего хозяйства. Основная часть валовой продукции сельского хозяйства производилось в мелких товарных хозяйствах, которые составляли 64% общей численности, и производили 71% продукции земледелия, 76,4% продукции животноводства. Потому основная часть товарной продукции производилась зажиточными хозяйствами, которые в то время в официальной статистике назывались мелкокапиталистическими, а в партийных решениях и газетах – кулацкими. 240 Немчинов В.С. Избранные произведения. Т. 4. Размещение производительных сил. М., «Наука», 1967, с. 331 241 Вольф М.М. Пути реконструкции сельского хозяйства в пятилетии.. М., 1930, с. 16 242 Немчинов В.С. Избранные произведения. Т. 4. Размещение производительных сил. М., «Наука», 1967, с. 326 243 Немчинов В.С. Избранные произведения. Т. 4. Размещение производительных сил. М., «Наука», 1967, с. 369 Они составляли 3,8% общей численности хозяйств, но производили 18,9% продукции земледелия и 11,2% продукции животноводства244. Аналогичную картину рисовал и М.М. Вольф. По его данным, 10% хозяйств владели 3545% средств производства, 30% рабочего скота по стоимости, и имели 32,5% посевов245. Эти данные показывают, насколько благосостояние деревни перед коллективизацией зависело от ничтожного слоя зажиточных хозяйств. Именно кулаки, в силу сложившейся экономической обстановки, были главным источником средств к существованию деревенской бедноты, источником семенных ссуд, товарного хлеба. Это положение было хорошо известно в плановых органах и из этих данных вытекала конкретная задача пятилетнего плана развития сельского хозяйства в СССР – заменить кулацкие хозяйства социалистическими: «План ставит себе целью на протяжении пятилетия в противовес верхушке зажиточных индивидуальных хозяйств, среди которых ведущую роль играют хозяйства кулацкие, создать продуктивный массив социалистического земледелия. Создать социалистическое земледелие, которое к концу пятилетия по меньшей мере имело бы такой удельный вес в товарном зерне, какой имеет сейчас верхушка – вот одна из основных установок плана»246. В своей работе М.М. Вольф отражал взгляды Политбюро ЦК ВКП(б), которое 29 сентября 1927 года образовало комиссию по составлению политических директив партии по разработке пятилетнего плана. В 1927 году начался процесс стремительной перестройки хлебного рынка. В этом году начались стройки и подготовительные работы на нескольких крупных новостройках, интенсивно восстанавливались и реконструировались заводы. Городское население начало расти, и стало расти потребление хлеба, которое за год выросло на 20%. Одновременно, из-за обострения внешнеполитической обстановки и возможной угрозы, начался кризис хлебозаготовок, когда зажиточные крестьяне стали придерживать хлеб и сократили его продажу государству. Эти факторы вынудили сократить экспорт хлеба, который в то время был существенной статьей внешней торговли СССР и одним из источников средств на индустриализацию. В 1926/27 году было продано 2,4 млн. тонн зерна на сумму 695 млн. рублей, то в 1927/28 году было продано всего 356 тысяч тонн на сумму 119 млн. рублей 247 . Кризис хлебозаготовок обошелся государству убытками в размере 576 млн. рублей, или 27,7% от общей суммы экспорта за 1927/28 год248. Социалистический сектор в деревне был очень слаб и производил в 1927 году всего 60 тысяч тонн товарного хлеба. Но его дальнейшее развитие виделось политическому руководству и плановикам единственным выходом из ситуации. 244 Немчинов В.С. Избранные произведения. Т. 4. Размещение производительных сил. М., «Наука», 1967, с. 369 245 Вольф М.М. Пути реконструкции сельского хозяйства в пятилетии.. М., 1930, с. 25 246 Вольф М.М. Пути реконструкции сельского хозяйства в пятилетии.. М., 1930, с. 26 247 Внешняя торговля СССР за 1918-1940 годы. Статистический обзор. М., «Внешторгиздат», 1960, с. 94-95 248 Верхотуров Д.Н. Сталин против Великой Депрессии. Антикризисная политика СССР. М, «Яуза», 2009, с. 138 К слову сказать, уже в начале 1928 года в основных зерновых районах бурно стартовала политика строительства гигантских зерновых совхозов, и до 1929/30 года в них было вложено 1167,7 млн. рублей. Товарное производство социалистического сектора выросло в 36 раз, составило в 1929 году 2160 тысяч тонн товарного хлеба и немного превысило товарное производство крестьянского сектора, которое составляло около 2 млн. тонн249. Эти цели, подкрепленные первыми успехами в создании крупных зерновых совхозов в 1928-1929 годах, привели к закреплению линии на развитие зернового хозяйства. После этого другие направления развития сельского хозяйства, как в целом, так и в районном разрезе, как в то время говорили, больше не рассматривались. На фоне такой политики, отношение к казахскому кочевому скотоводству, как к априори отсталому, только усиливалось и закреплялось. Надо подчеркнуть, что так думал не только Голощекин. Это было общее мировоззрение всех советских плановиков на всех уровнях. Первые успехи подтолкнули плановиков и руководство к форсированию строительства совхозов и темпов коллективизации. В отношении колхозов, которые также должны были стать одной из опор социалистического сектора в сельском хозяйстве, был выдвинут план высоким темпов обобществления крестьянских хозяйств в основных зерновых районах, и планировалось освоение в масштабах СССР силами колхозов около 20 млн. гектар пашни, из них 15 млн. гектар – механизированной тягой, 5 млн. гектар – конское тягой 250 . Справедливости ради стоит отметить, что плановики, в частности М.М. Вольф, уже в 1929 году вполне понимали уязвимость подобных планов, в силу дефицита тракторов. Председатель сельскохозяйственной секции Госплана СССР открыто признавал: «В связи с гигантским ростом колхозного движения, которое еще полгода тому назад при завершении пятилетнего плана251 никто не предвидел, создалось несоответствие между ростом обобществленных площадей и темпом снабжения обобществленного хозяйства механизированной тягой»252. По его прикидкам выходило, что в течение двух-трех лет, то есть до 1932 года, будет дефицит тракторов. Тогда, М.М. Вольф, конечно, не знал, что планы по производству тракторов будут безнадежно провалены, и насыщение МТС техникой начнется только в 19341935 годах, но опасения уже высказывал. В этих условиях, в Госплане СССР не разработали плана страховки развивающихся колхозов, и не попытались временно заместить дефицит тракторов лошадьми. В этом деле Казахстан, как район развитого коневодства, мог бы сыграть огромную роль в качестве поставщика лощадей 249 История социалистической экономики. Т. III. Создание фундамента социалистической экономики в СССР 1926-1932 годы. М., «Наука», 1977, с. 347, 371 250 Вольф М.М. Пути реконструкции сельского хозяйства в пятилетии.. М., 1930, с. 43 251 Речь идет об утверждении первого пятилетнего плана в мае 1929 года, значит, книга была написана в ноябре 1929 года. 252 Вольф М.М. Пути реконструкции сельского хозяйства в пятилетии.. М., 1930, с. 13 в колхозы в качестве рабочего скота. Для этого, правда, потребовалось бы временно, на несколько лет, отказаться от коллективизации и оседания кочевников в Центральном Казахстане (к которому в то время относилась вся степная и полупустынная зона), и все силы бросить на коневодство. Они могли бы это сделать даже не выходя за рамки своей классовой политики, просто обложив байские хозяйства сельхозналогом в натуральной форме. Однако, была причина, по которой этот вариант даже не рассматривался. Причиной был уже упомянутый выше колониальный консенсус, согласно которому Казахстан рассматривался преимущественно как массив «свободных земель» под распашку и переселение . Эта концепция буквально довлела над плановиками и экономистами, и они упорно двигали именно этот план. М.М. Вольф тоже был сторонником распашки казахстанских степей и переселенческой колонизации, и указал, что в рамках пятилетнего плана предполагается распахать 6,5 млн. гектар земель. Эти плановые предположения были, конечно, вполовину скромнее уже рассмотренных выше планов Всесоюзного переселенческого комитета. Но и они были нереальными, поскольку требовали 29,5 тысяч тракторов, и 195,6 тысяч тонн керосина. Столько техники и топлива СССР дать Казахстану не мог. Кроме того, что плановики просто себе не представляли других способов развития сельского хозяйства Казахстана, была еще одна причина упорной приверженности плану распашки и переселенческой колонизации, которую М.М. Вольф изложил с редкой прямотой. Дело в том, что 66% этой территории отводилось под совхозы «Зернотреста» и 12% под колхозы: «В таком районе как Казахстан обобществление охватит около ¾ всей вновь освоенной площади. Это совершенно новый тип заселения, неизвестный еще в мировой истории»253. Общий план переселенческой колонизации был теснейшим образом связан со строительством крупных зерновых совхозов, и переселенцы теперь должны были в массе своей стать совхозными рабочими. По наметкам Госплана СССР, в первой пятилетке планировалось переселение 1,3 млн. человек, которые должны были освоить 4,4 млн. гектар. Из числа переселенцев 34% приходилось на Дальневосточный край (на левобережную долину Амура), 31% - на Казахстан и 27% - на Сибирь254. В этом отношении первый пятилетний план развития сельского хозяйства был прообразом «освоения целины». По расчетам плановиков, освоение новых земель должна была дать огромный урожай зерновых. Так, Наркомзем РСФСР предполагал, что суммарный сбор хлебов в Казахстане за первую пятилетку составит 6169,8 тысяч центнеров, в том числе в колхозах 3430,8 тысяч центнеров255. 253 Вольф М.М. Пути реконструкции сельского хозяйства в пятилетии.. М., 1930, с. 64 Вольф М.М. Пути реконструкции сельского хозяйства в пятилетии.. М., 1930, с. 63 255 Материалы по перспективному плану развития сельского и лесного хозяйства (1928/29 - 1932/33 годы). Часть 5. Организация территории. М., 1929, с. 48 254 Эти сведения показывают, что план распашки казахстанских степей вытекал из политических задач и логики реконструкции сельского хозяйства, затеянной в первой пятилетке. Плановики считали, что распашка состоится, что она даст огромные урожаи зерновых и решит продовольственные затруднения в СССР. Нереализуемость этих планов по причине острого дефицита материально-технических ресурсов, ими, видимо, не рассматривалась всерьез. Не было также и детального анализа природноклиматических условий тех регионов, для которых проектировалась освоение под пашню огромных земельных площадей. Вообще, для 1930-х годов характерно выражено потребительское отношение к природе, ресурсы которой брались без особых раздумий над последствиями. Так, уже в 1930 году был предложен планы разбора воды Сырдарьи и Амударьи на орошение, из-за чего Аральское море должно было высохнуть и исчезнуть. Аральский район признавался неперспективным, и было даже высказано предложение о «хищническом лове» аральской рыбы, пока море не высохло 256 . В 1932 году точно из такого же расчета создавался проект Главного Туркменского канала (ГТК), который должен был полностью лишить Арал поступления амударьинской воды. Соображение, что высыхание Аральского моря приведет к экологической катастрофе, тогда совершенно не принимались во внимание. Таким же образом дело обстояло и в отношении распашки казахских степей. Во время составления первого пятилетнего плана о таких «мелочах», как увлажняемость степей, запасы воды в почве, мероприятия по орошению и снегозадержанию, просто не думали, а если и думали, то в планах не учитывали. При такой постановке вопроса даже без засухи, падежа скота и последствий «перегибов», сельское хозяйство в Казахстане уже ставилось в кризисные условия. Конечно, рассмотренные выше плановые предположения представляли собой общий абрис развития сельского хозяйства в пятилетке, а вот конкретными деталями занимались плановики Госплана КАССР и специалисты Наркомзема КАССР, которые должны были самостоятельно проработать детали выполнения государственных планов. Именно в Госплане КАССР план развития сельского хозяйства Казахстана приобрел угрожающие черты, и сформировал непосредственные предпосылки хозяйственной катастрофы. Основные принципы развития сельского хозяйства в Казахстане были сформулированы следующим образом: «Основыми ведущими началами пятилетнего плана являются: 1) совхозное строительство, 2) коллективизация крестьянских хозяйств, 3) оседание кочевых и полукочевых бедняцких и середняцких хозяйств казакского населения, 4) внутрикраевое переселение и, главным образом, переселение извне, 5) тракторизация и машинизация, 256 Поднек А., Павлов К. Казакстан в системе народного хозяйства СССР. Алма-Ата, 1930, с. 31 6) мелиорация и ирригация, 7) индустриалиация сельского хозяйства»257. Иными словами, в общем и целом, Госплан КАССР руководствовался теми же самыми установками, что и Госплан СССР, и основную ставку делал на совхозы. В течение пятилетия в Казахстане должно было, по расчетам Госплана КАССР, появиться 360 совхозов, занимающих площадь сельскохозяйственных угодий 45-50 млн. гектар. В их числе было: 70 зерновых совхозов с посевами на площади 2,5 млн. гектар, которые должны были дать 14 млн. центнеров товарного зерна, 270 животноводческих совхозов, в которых должно было содержаться 11 млн. голов скота, и 20 совхозов технических культур с посевами на площади 500 тысяч гектар258. Только в полосе Туркестано-Сибирской железной дороги предполагалось создать 40 совхозов, с посевами на площади 898 тысяч гектаров под зерновые, хлопковые и технические культуры 259. Близкое расположение совхозов к железной дороге считалось очень выгодным для снабжения совхозов и вывоза готовой товарной продукции. Однако, основное количество товарного зерна должны были дать колхозный и индивидуальный сектор. В течение пятилетия планировалось завершить землеустройство на площади 190 млн. гектаров, в том числе 14 млн. гектар посевов. Индивидуальный сектор должен был по расчетам Госплана КАССР утроить продукцию, с 25 млн. центнеров валового сбора в 1928/29 году до 73 млн. центнеров в 1933 году, в том числе 37 млн. центнеров товарного хлеба (50,6% к валовому сбору). Колхозному сектору тоже ставились масштабные задачи. Колхозы должны были увеличить вчетверо запашку, с 2,3 млн. до 10 млн. гектаров в 1933 году, и утроить сбор зерновых, с 15 до 48 млн. центнеров260. Итак, размах Госплана КАССР поражает. Они запланировали за пятилетие освоить 26,5 млн. гектаров (индивидуальная, колхозная и совхозная запашка), и получить огромный урожай - порядка 97 млн. центнеров валового сбора зерновых. Соответственно были запланированы и заготовки: «Рассматривая пятилетний план сельского хозяйства Казакстана, Наркомторг СССР намечает к вывозу из Казакстана в другие районы СССР к концу пятилетия зерновых продуктов – 24 млн. центнеров, из которых одной только пшеницы – 22 млн. центнеров, шерсти овечьей и верблюжей – 23 тысяч тонн, мелких кож – 8700 тысяч штук, кож крупных – 1500 тысяч штук, мяса – 290 тысяч тонн, масла – 27 тысяч тонн, яиц – 180 млн. штук»261. 257 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 2 258 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 2 259 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 10 260 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 4-6 261 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 6 Вот так виделось будущее сельского хозяйства Казахстана плановикам конца 1920-х годов. Казахстан должен был стать, как тогда говорили, житницей, чем-то вроде Украины, и кормить всю страну. Этот план был огромным, даже по сравнению со всесоюзными планами. Так, по всему СССР по оптимальному варианту первого пятилетнего плана колхозы должны были освоить запашку в размере 22,6 млн. гектар. В Казахстане масштаб освоения пашни был запланирован даже больше этого. В 1932 году по факту валовый сбор зерна был достигнут по колхозам и совхозам в масштабе всего СССР 327,1 млн. центнеров. По замыслам плановиков, валовый сбор зерна в Казахстане должен был составить около 30% к этому урожаю. Эти сопоставления показывают, что уже в 1927-1928 годах, когда эти планы составлялись и прорабатывались в плановых органах разного уровня, плановики крепко уверовали в то, что им получится из засушливого Казахстана сделать «вторую Украину». Уверовали настолько, что без тени смущения планировали гигантские, совершенно нереальные темпы развития сельского хозяйства, в особенности зернового, и полностью отметали возможность крайнего дефицита материально-технических ресурсов. Если М.М. Вольф еще сомневался в возможностях тракторизации колхозов и совхозов в первой пятилетке, то в Госплане КАССР этих сомнений не было и не высказывалось. Тут надо особо отметить, что все эти цитируемые планы оказывали самое прямое и непосредственное воздействие на действия партийного руководства, как на уровне ЦК ВКП(б), так и на уровне Казкрайкома. Тогда считалось, что в Госплане и Наркомземе КАССР работают специалисты, знакомые с местными условиями, и если они утверждают, что Казахстан может в 1933 году распахивать 26,5 млн. гектаров, значит так оно и будет. Эти оценки считались обоснованными, и Казкрайком требовал их выполнения. Подобным образом обстояло дело и с хлебозаготовками. Госплан КАССР подсчитал огромный урожай в 97 млн. центнеров в 1933 году, и определил количество товарного хлеба, которое можно вывезти из Казахстана – 24 млн. центнеров. По вышеуказанной причине, эти оценки также считались обоснованными, и Казкрайком требовал их исполнения в ходе кампаний хлебозаготовок, которые несколько раз прокатились по Казахстану до наступления голода. Обычно считается, что чрезмерно жесткие хлебозаготовки были вызваны каким-то особым сортом зверства партийного руководства по отношению к населению или «перегибами» низовых активистов, но рационального объяснения этому факту не приводится. Материалы Госплана КАССР позволяют дать именно рациональный ответ на этот вопрос – партийное руководство Казахстана было уверено в обоснованности плана, исходя из которого составлялись планы хлебозаготовок, и не допускало мысли, что этот план может быть ошибочным. Это положение резко усугублялось отсутствием связи с низовыми органами и практической невозможностью установить реально складывающееся положение. План освоения огромных площадей под пашни и расчеты получения огромного урожая повели плановиков дальше, к созданию плана уничтожения казахского кочевого скотоводческого хозяйства. Это только совершенно постороннему человеку Казахстан мог показаться страной с «пустующими землями», в то время как, в действительности, все земли были распределены и использовались для нужд пастбищного скотоводства. Из обзора казахского скотоводческого хозяйства, сделанного выше, хорошо видно, как состояние пастбищ оказывало влияние на стада и благосостояние скотоводов. В советской литературе было сказано очень много о дореволюционной политике земледельческой колонизации Казахстана, которая сопровождалась изъятием у казахов лучших земель, вытеснением скотоводов на малопродуктивные пастбища и даже в пески. По общим подсчетам, в Казахстане до 1917 года для русских переселенцев было изъято 30,7 млн. десятин земли, тогда как для ведения кочевого скотоводства оставалось около 212 млн. десятин земли262. Неизменно подчеркивалось, что простой кочевник до революции жил очень плохо, в нужде, и казахское население от тягот своего быта не только не росло, но и сокращалось. Однако, после революции, хозяйственная политика в отношении кочевников, которая направлялась тем же самым колониальным консенсусом, быстро взяла на вооружение старые методы под новыми названиями, и продолжила дальнейшее земельное ущемление кочевников. Только теперь эта политика земельного ущемления кочевого и полукочевого населения не именовалась так открыто, а проводилась исподволь, во время сплошного землеустройства. Землеустройство велось по твердым нормам, которые были установлены для трех районов Казахстана: земледельческому – 52 десятины на хозяйство, полукочевому – 150 десятин на хозяйство и кочевому – 550 десятин на хозяйство263. Уже само по себе землеустройство было стеснительным для кочевания, поскольку плохо сочеталось с использованием пастбищ, расположенных на расстоянии 20-30 и более км друг от друга. Однако наибольшее стеснение казахских хозяйств произошло в земледельческом районе, в котором были установлены нормы землепользования, характерные для русского переселенческого хозяйства. По данным обследования 1928 года, в Северном Казахстане на русское хозяйство приходилось в среднем 56,8 гектаров (52 десятины), тогда как на казахское – 244,8 гектаров 264. При сплошном землеустройстве казахские хозяйства этого района теряли более 75% своей земли, и лишались возможности вести кочевое скотоводческое хозяйство и принуждались стеснением к оседанию. В материалах 262 Шахматов В.Ф. Казахская пастбищно-кочевая община. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1964, с. 121 263 Весь Казахстан. Справочная книга. 1931. Алма-Ата, 1931, с. 71 264 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 48 Всесоюзного переселенческого комитета было указано, что после оседания казахское хозяйство должно занимать всего лишь от 1,1 до 7,6 гектаров земли, и иметь 9-12 голов скота, в пересчете на крупнорогатый скот 265. Это в 1929 году стало одним из положений пятилетнего плана развития КАССР, в котором Северный Казахстан превращался в сплошную оседлоземледельческую зону, в которой наделение казахских хозяйств землей велось по нормам оседлых хозяйств266. Это можно было бы считать манипуляциями с цифрами, если бы в материалах Госплана КАССР не была бы прямо указана цель оседания кочевых и полукочевых хозяйств: «Оседание 380 тысяч полукочевых и кочевых хозяйств … высвободит около 60-70 млн. гектаров, которые, главным образом, предназначаются для строительства крупных совхозов»267. Поразительная откровенность! В более поздней, уже послевоенной советской литературе такой откровенности уже не было, и о целях оседания казахских хозяйств ничего конкретного не говорилось. Но в конце 1920-х годов, и материалы Госплана КАССР это показывают, имелось совершенно четкое понимание, что под лозунгом оседания кочевников ведется, по сути, сгон казахов с земли, чтобы можно было построить совхозы и колхозы. Под совхозы выделялось 45 млн. гектаров «освобожденной» земли. Чтобы не оставалось неясности в этом вопросе, приведем и другие высказывания об оседании кочевников. К.П. Каминский в своей публикации «Пятилетний план развития и реконструкии сельского хозяйства Казакстана», сформулировал основные последствия оседания: «Экономический же эффект оседания сводится к следующему: 1) освобождение пахото-способного земельного фонда, 2) совершается переход от архаичных и экстенсивных форм к культурным и интенсивным формам ведения сельского хозяйства, 3) в районах оседания увеличивается посевная площадь до 2300 тысяч га, 4) освобождается много оседающего сырья, кож, шерсти, хлопкового сырья и др. для крупной текстильной и кожевенной промышленности, 5) освобождается большое количество разного рода мяса для увеличения снабжения крупных пролетарских центров, и, наконец, 6) это даст возможность совхозам и промышленности получить до 300 тысяч рабочих, что в свою очередь означает создание коренного сельскохозяйственного и промышленного пролетариата»268. По сути, это планомерное ограбление казахов-скотоводов, с лишением их большей части средств к существованию и возможности вести скотоводческое хозяйство. Всесоюзный переселенческий комитет весьма 265 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 130 266 Чудинов Д.К. Пятилетние перспективы развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1929, № 1-2, с. 8 267 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 2 268 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 7 откровенно провозгласил политику экономического удушения казахского хозяйства, и создания преимуществ русским хозяйствам. Так, запроектированное русское хозяйство должно было иметь в среднем 6 едоков (против 5 едоков в казахском), иметь от 7,2 до 12,5 гектаров земли (против 1,1 – 7,6 гектаров в казахском), и иметь от 6 до 14,5 голов скота в пересчете на крупнорогатый (против 9 – 12 голов в казахском)269. Оседание, то есть сгон казахских хозяйств с земли, тесно связывался не только со строительством зерновых совхозов, но и с переселением в Казахстан, и во время подобного землеустройства предполагалось выделение переселенческого фонда: «Оседание кочевого и полукочевого населения высвобождает земельный фонд для совхозов и переселения, и будет содействовать интенсификации сельского хозяйства европейского 270 населения» . Госплан КАССР предполагал переселение в течение пятилетки 65 тысяч хозяйств, которые должны были занять площадь 630 тысяч гектаров. Всего же, должен был быть выделен переселенческий земельный фонд в размере 9 млн. гектаров271. Все это немного позже нашло отражение в официальных пятилетних планах по Казакской АССР. Так, в первом варианте пятилетнего плана на 1928/29 – 1932/33 годы, посевные площади в 1933 году должны были увеличиться до 12,8-14 млн. гектар против 4,3 млн. гектар в 1928 году 272. В другом варианте первого пятилетнего плана было указано, что планируется в течение пятилетки переселение 489,5 тысяч человек или 97,9 тысяч хозяйств, на что было выделено 158 млн. рублей 273. Под переселение выделялась огромная площадь – 8,4 млн. гектар. Как видим, планы переселения в Казахстан постоянно корректировались в сторону повышения. Если в предварительных разработках было 65 тысяч хозяйств в течение пятилетия, то уже через полгода, в тексте пятилетнего плана это число выросло почти до 100 тысяч хозяйств. Вот он, колониальный консенсус в действии. План развития сельского хозяйства в Казахстане во время первой пятилетки был, в сущности, колониальным планом, который предусматривал уничтожение кочевого скотоводческого хозяйства, сгон казахов с земли, и устройство на «освобожденных» землях крупных зерновых совхозов и переселенческих хозяйств. Плановиков нимало не заботило то, сумеют ли казахи-скотоводы адаптироваться к столь резким изменениям способа ведения хозяйства, готовы ли они применить новые способы хозяйствования, если ли для этого необходимые условия и ресурсы. Об этом в планах не сказано ни единого слова. 269 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 130 270 Поднек А., Павлов К. Казакстан в системе народного хозяйства СССР. Алма-Ата, 1930, с. 24 271 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 9 272 Пятилетний план народно-хозяйственного и социально-культурного строительства Казакской АССР (1928/29 – 1932/33 годы). Алма-Ата, «Издательство Госплана Казакской АССР», 1931, с. 4 273 Пятилетний план развития народного хозяйства и культурно-социального строительства Казакской АССР (1928/29 – 1932/33 годы). Алма-Ата, «Издательство Госплана Казакской АССР», 1930, с. 62 Подобный план, даже при образцовой постановке хозяйствования, при условии идеального снабжения населения всеми товарами, был составлен на грани геноцида в одном из его классических определений – лишения национальной группы средств к существованию. Даже в идеальных условиях огромный ущерб был бы нанесен культуре казахского народа, которая была основана на кочевом скотоводстве. Достаточно сказать, что одно из названий праздника в казахском языке – мейрам, изначально означало праздник по случаю откочевки на летние пастбища. Почти вся казахская культура таким планом обрекалась на уничтожение. Но в экономических условиях начала 1930-х годов, когда государство возлагало на деревню колоссальное бремя продовольственного снабжения городов, строек индустриализации и обеспечения экспорта, но не могло дать достаточного количества материально-технических ресурсов, подобный план вел только к катастрофе и гибели, и больше ни к чему другому привести не мог. Крупные зерновые совхозы и масштабная распашка, огромный урожай красиво выглядел на бумаге, но на практике этот план не мог быть реализован. Так оно и получилось. Во время коллективизации в Казахстане кочевое скотоводство уничтожили очень быстро, лишили население средств производства и средств пропитания, но не смогли в столь же краткое время создать нового хозяйства. На вопрос, был ли план геноцида казахского народа, можно ответить так. Плана именно геноцида, в котором были бы поставлены именно цели уничтожения народа, конечно, не было. Однако план развития сельского хозяйства был составлен таким образом, что в наличных условиях начала 1930-х годов, вел, по своей сути, к геноциду казахского народа, и другого возможного результата не имел. Плановики, составившие его, несут полную ответственность за губительный голод, так же как Голощекин и его ближайшие сподвижники. Они были специалистами, взявшими на себя ответственность предложить коренное переустройство хозяйства, кормившего миллионы человек, в самые сжатые сроки. Они были обязаны учесть все обстоятельства и условия. Мнения типа: «они не предполагали», «они не могли учесть» - их не извиняют ни в малейшей степени, поскольку элементарнейший подсчет показывал совершенную нереалистичность выдвинутых планов. Глава пятая Без тормозов В 1928 году по всему Советскому Союзу стартовало переустройство сельского хозяйства на социалистический лад. Интенсивно создавались новые крупные совхозы, бурно развивалось обобществление хозяйства в индивидуальном секторе, через контрактацию урожая, создавались первые машинно-тракторные станции, а также велись интенсивные разработки планов развития сельского хозяйства в первую пятилетку. Казахстан не оставался в стороне от этого процесса. 1928 год также отмечен первыми кампаниями в ауле. В то время для партийного и хозяйственного руководства уже не было особых сомнений в том, что решительное переустройство аула не за горами, что оно начнется в ближайшем будущем, уже не было. Подготовка к обобществлению сельского хозяйства велась полным ходом. Для исполнения планов развития сельского хозяйства требовалось провести коллективизацию, оседание аула, «высвободить» и распахать землю, построить зерновые совхозы. Но сперва требовалось подорвать политические и экономические позиции бая, ликвидировать традиционную систему управления аулом, которая за короткий срок дважды показала свою силу и живучесть, несмотря на нажим и уполномоченных. Это разрушение традиционного кочевого аула в то время называлось «классовой борьбой», «Октябрем в ауле», хотя до 1928 года в реальности классовой борьбы в ауле практически не было – она навязывалась извне, силами Казкрайкома и его уполномоченных, через партийные ячейки и газеты. Филипп Голощекин фактически признавал, что «классовая борьба» в ауле в большей степени соответствовала политике Казкрайкома ВКП(б), чем интересам трудящихся в ауле: «Все наше дальнейшее развитие в области советизации аула упирается в необходимость коренного переустройства аграрно-экономических отношений в ауле, в необходимость ликвидации остатков полуфеодальных отношений и крупного капитала – в первую очередь»274. Речь, в сущности, шла о ломке всего быта, всего строя хозяйства, привычного казахам, которые разводили скот главным образом для своих собственных нужд, сообразуясь с собственными возможностями и планами, с природными условиями и состоянием пастбищ, продавая часть скота и продукции на рынке. В планах переустройства сельского хозяйства предполагалось навязать казахам совершенно новый строй хозяйства: оседлое земледелие и скотоводство, ориентированное, главным образом, на сдачу государству хлеба, мяса и шерсти, подчиненное планам и директивам, которые, как правило, не учитывали местные условия и возможности. 274 Голощекин Ф.И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М., - Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 195 Разумеется, подобный поворот был возможен только ценой крупномасштабного погрома в ауле. Сейчас уже нелегко установить, на что именно рассчитывали руководители Казкрайкома, начиная этот погром. Мы имеем дело только со скупыми сведениями из весьма немногочисленных документов и официальными лозунгами, тогда как оценки и мнения «для своих», видимо, пропали безвозвратно. Судя по имеющимся сведениям, они всерьез рассчитывали на то, что аульные массы в самые кратчайшие сроки перекуются и станут рьяно поддерживать колхозное движение и вести хозяйство по-новому. Все станет хорошо и все планы будут досрочно выполнены. Рисуется такая картина, хотя, повторю, это, вероятнее всего, не отражает истинной расстановки позиций и столкновения мнений в Казкрайкоме. С мнением самих «аульных масс» дело обстоит проще, поскольку первопроходцы темы голода в Казахстане сумели собрать довольно большой корпус воспоминаний и рассказов о коллективизации и голоде, из которых становится ясно, что начала «социалистического переустройства» никто в ауле не ожидал, и в общем, не готовился. Стихийное сопротивление началось позже, в 1929 году, которое впоследствии все нарастало и нарастало, пока не захватывало многие районы и не выливалось в бои с отрядами ОГПУ. Судя по сохранившимся рассказам, никто из аульных жителей толком не понимал ни сути происходящего, ни политики партии, и потому воспринимали коллективизацию как стихийное бедствие. Голощекин сумел запустить процесс коллективизации и разрушения традиционного аула, но управлять им не смог. Раскрученный им маховик конфискаций, заготовок, репрессий крутился до тех пор, пока в Казахстане не разразился губительный голод. Хлебозаготовки 1928 года Весной 1928 года в СССР состоялся рещительный поворот к коллективизации сельского хозяйства. 2-19 декабря 1927 года в Москве прошел XV съезд ВКП(б), на котором были приняты важные хозяйственные решения: утверждены директивы к первому пятилетнему плану, а также принята резолюция «О работе в деревне», которая коренным образом изменила политику партии в деревне. По решениям предыдущего съезда, предусматривалось развитие кооперации крестьян и повышение их культурного уровня. XV съезд постановил преобразовать мелкие индивидуальные крестьянские хозяйства в крупные коллективные. Позднее, в своем выступлении в Институте красной профессуры 28 мая 1928 года, Сталин сформулировал новую политику в деревне следующим образом: «1) Выход состоит, прежде всего, в том, чтобы перейти от мелких, отсталых и распыленных крестьянских хозяйств к объединенным, крупным, общественным хозяйствам, снабженным машинами, вооруженными данными науки и способными произвести наибольшее количество товарного хлеба. Выход - в переходе от индивидуального крестьянского хозяйства к коллективному, к общественному хозяйству в земледелии… 2) Выход состоит, во-вторых, в том, чтобы расширить и укрепить старые совхозы, организовать и развить новые крупные совхозы… 3) Выход, состоит, наконец, в том, чтобы систематически подымать урожайность мелких и средних индивидуальных крестьянских хозяйств»275. На основе этих директив развивались и строились все последующие планы развития сельского хозяйства, которые мы рассматривали в предыдущей главе. На этом же съезде Сталин поставил задачу наступления на кулака, причем сделал это в весьма жесткой форме, размежевавшись с Николаем Бухариным и его сторонниками. Сразу после съезда, на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) провел решение об усилении нажима на кулака и о применении 107-й статьи УК РСФСР, в которой за спекуляцияю хлебом предусматривалось лишение свободы и конфискация имущества. Это решение было проведено с целью оживления хлебозаготовок, в которо 15 января – 6 февраля 1928 года Сталин принял личное участие, совершив поездку по Уралу и Сибири. Для Голощекина этот съезд был очень удачным, поскольку он был избран в состав ЦК ВКП(б). Очевидно, были вознаграждены его усилия в деле борьбы с оппозицией на VI Всеказакской партконференции, поскольку других заметных успехов у него в тот момент не было. Со съезда он привез новые директивы в отношении политики партии в деревне: усиление хлебозаготовок и коллективизация. Этот момент был непосредственным началом длинной череды кампаний в деревне, отметившей путь к катастрофе. Усиление хлебозаготовок в Казахстане началось довольно быстро. Уже 17 января 1928 года в «Советской степи» появилась передовая статья «Разбить спекулянта», в которой было сказано: «Кулаки и спекулянты – самые злейшие и самые опасные враги. В борьбе с ними не может быть никаких церемоний. Мы не можем сейчас допустить, чтобы кучка отъявленных врагов советской власти набивала себе карманы, играя на срыве хлебозаготовок»276. Иными словами, война была объявлена. 23 января 1928 года Президиум КазЦИК создал краевую «пятерку» уполномоченных по хлебозаготовкам277. Что такое хлебозаготовки? Изначально, это кампания государственной скупки зерна, которое крестьянин продает на рынке, для нужд снабжения городов, промышленных предприятий, армии и экспорта. Она начиналась с нового хозяйственного года, с 1 октября текущего года, и продолжалась до 30 сентября следующего года, то есть в течение хозяйственного года, установленного в конце 1921 года. Этот порядок был вызван тем, что объемы 275 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. 11-е издание. М. «Госполитиздат», 1953, с. 196-198 Цит. по: Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 206 277 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 88 276 и цены государственной закупки зерна устанавливались после оценки урожая, а сама закупка начиналась после сбора крестьянами урожая. Скупка зерна велась специальной государственной организацией «Заготзерно», которая имела свои ссыпные пункты по всей стране, по твердым ценам. Крестьянин имел право продавать зерно как в «Заготзерно», так и на свободный рынок, где цены были свободными. Кроме этой организации, заготовка велась еще несколькими организациями, в Казахстане главным образом «Союзхлебом» и «Коопсоюзхлебом». Крестьянин чаще всего, не продавал весь урожай сразу, а продавал по частям, по мере нужды в деньгах или в товарах. Потому основная часть закупок зерна велась зимой или весной, то есть в середине хозяйственного года, до посева нового урожая. Кроме хлебозаготовок была также весьма распространена контрактация, то есть договор с крестьянином о продаже урожая, заключенный еще до уборки урожая, с выдачей аванса в размере определенной суммы на гектар посевов, в зависимости от культуры. В Казахстане за гектар сотовой пшеницы давали 12,5 рублей аванса на гектар, за рядовую пшеницу – 8 рублей за гектар. Самый большой аванс давался за рис – 100 рублей за гектар, который был повышен для 120 рублей для новых посевов риса 278. Аванс давался частично деньгами, частично натурой: семенами, сельхозмашинами, скотом. Но эта хлебозаготовительная кампания вошла в историю советской экономики. В 1927/28 году начался кризис хлебозаготовок, связанный с неудачей внешней политики и возникшими слухами о начале войны с империалистическими державами. Крестьяне в массовом порядке отказались от продажи хлеба, решив подождать подъема цен на него. Война всегда была выгодным временем для сбыта, поскольку острая нужда в хлебе резко повышала цены, создавала выгодный для крестьянина рынок прямого обмена хлеба на товары, вещи и ценности, как было во время Гражданской войны. Конечно, все прекрасно помнили жестокие меры времен войны и продотряды, но в то же время мешочники восполняли крестьянину потери от крутых мер со стороны властей. Несмотря на то, что партия обвиняла в срыве хлебозаготовок кулаков, тем не менее, материалы показывают, что отказ от продажи хлеба был массовым явлением. Именно на борьбу с этим массовым отказом и были направлены меры, принятые на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). Они должны были запугать крестьян и заставить их продавать зерно. После поездки по Сибири, Сталин в директиве «Ко всем организациям ВКП(б)», дополнил список мер постановлением передавать 25% конфискованного у спекулянтов хлеба деревенской бедноте на основе долгосрочного кредита. Эта мера должна была расколоть деревню и создать в ней прослойку, заинтересованную в поддержке новых мер властей. 278 Скороспелкин В.И. Сельско-хозяйственная контрактация в КССР. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 1-2, с. 23 В Казахстане основной нажим на хлебозаготовки пришелся уже на конец весны - лето 1928 года, после посева урожая. В мае в газете «Советская степь» появилась постоянная рубрика «Удары по вредителям заготовок», в которой из номера в номер печатались рапорты об арестах и изъятиях хлеба, а также призывы усилить нажим, и давить безо всякой жалости. Чередой пошли обыски, аресты, конфискации хлеба. Был установлен план сбора 4 – 4,5 млн. центнеров зерна279. План не был выполнен, и в 1927/28 году было заготовлено 3,4 млн. центнеров зерна. Это почти вдвое меньше, чем в предыдущем 1926/27 году, когда было заготовлено 6,68 млн. центнеров зерна 280. При этом, суммарные заготовки по СССР не упали в такой степени (1926/27 год – 10,84 млн. центнеров, 1927/28 год – 10,27 млн. центнеров). Это можно было бы объяснить тем, что в 1927 году в Казахстане была засуха и неурожай, по этой причине план был установлен на 30% меньше прошлогоднего, да и тот не сумели выполнить. Однако, данные об урожайности и валовом сборе зерна этого не подтверждают. В 1927 году средняя урожайность составила 9 центнеров с гектара, а валовой сбор составил 30,2 млн. центнеров. Это была самая высокая урожайность и самый высокий сбор с 1913 года281. План хлебозаготовок составлял к этому сбору 12-15%. Урожай 1926 года был значительно хуже – 18,1 млн. центнеров зерна, при средней урожайности в 5,9 центнеров с гектара. Однако, в тот год был выполнен значительно более напряженный план хлебозаготовок, составивший 36,9% к валовому сбору. Такое положение дел можно объяснить только сильнейшим сопротивлением государственным хлебозаготовкам, которое было оказано как в деревне, так и в государственных органах. Причины этого сопротивления можно связать с несколькими факторами: реальным контролем за местными Советами со стороны зажиточных земледельцев и скотоводов, слухами о грядущей войне, резким изменением государственной политики в сельском хозяйстве, которая, к тому же, в Казахстане практически не разъяснялась населению, главным образом за отсутствием средств массовой информации. Новую политику партии и правительства объяснял узун-қулақ, и это признавалось в партийной печати: «Нужно сознаться, что вопрос о коллективизации еще не имеет достаточного освещения в нашей печати, в нашей агитации и в нашей политпросветработе», - признавала газета «Советская степь» 15 февраля 1928 года282. В ауле и деревне коллективизацию воспринимали как кампанию по принудительному загону крестьян в коммуны с полным обобществлением всего имущества, по образцу коммун времен Гражданской войны. На фоне этих настроений понятно ожесточенное сопротивление кампании хлебозаготовок, которое отмечалось в 1928 году. Тут шли в ход 279 Голощекин Ф.И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М., - Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 99 280 Поднек А., Павлов К. Казакстан в системе народного хозяйства СССР. Алма-Ата, 1930, с. 12 Весь Казакстан. Справочная книга. 1931. Алма-Ата, 1931, с. 129 282 Цит. по: Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 204 281 любые приемы. «Советская степь» в июне-июле 1928 года писала о слухах о наступлении голода. Разумеется, все это объяснялось агитацией спекулянтов и кулаков, хотя, надо полагать, что подобные слухи распространялись среди крестьян и скотоводов со скоростью верхового пожара без посторонней помощи. Слухам особенно способствовало то, что жителям аулов и деревень политика партии почти не объяснялась, а вот примеры обысков, арестов и конфискации хлеба были на каждом шагу. Новые методы хлебозаготовок нельзя было не сопоставить с методами продотрядов времен Гражданской войны. В итоге, в этой хлебозаготовительной кампании Казкрайком потерпел новое поражение, поскольку даже сокращенные планы не были выполнены, а доля хлебозаготовок в Казахстане в СССР упала с 6,4% в 1926/27 году до 3,3% в 1927/28 году. Не помогли даже меры жесткого нажима, обысков, арестов и конфискаций. Казахстан в этом отношении серьезно отличалался от районов европейских районов СССР, где в деревне все на виду у всех. В Казахстане с его огромными пространствами и куда более редким населением, возможностей спрятать хлеб было значительно больше. Одновременно с этой кампанией проводилась кампания самообложения, то есть взимания дополнительного налога, как утверждалось, на нужды культурного строительства. Было запланировано собрать по самообложению 3,73 млн. рублей, тогда как реально было собрано 5,2 млн. рублей. Это была огромная сумма, составившая 51,5% к сумме единого сельхозналога, взимаемого в Казахстане283. Это была мера дополнительного нажима на крестьян, направленная на то, чтобы добрать хлебозаготовки за счет повышенного в полтора раза налога, а также вынудить крестьян к продаже хлеба. В том же 1928 году «кулацко-байские» хозяйства также ободрали повышенным налогом, собрав с них 14,4 млн. рублей, что составило 35% всего сельхозналога. Это была общая практика, когда коммунисты стремились к неравной раскладке сельскогохозяйственного налога, и старались большую его часть обложить повышенным налогом. Бедняцкие хозяйства и вовсе освобождались от сельхозналога. В 1928/29 году насчитывалсоь 384 тысячи освобожденных хозяйств284. Масштаб налогового обдирания был куда больше, чем конфискация байских хозяйств, прошедшая осенью 1928 года, и оно затронуло 53,9 тысяч хозяйств285. Вместе с тем, оценка со стороны руководства причин неудачи хлебозаготовительной кампании сводилась к тому, что не были заблаговременно созданы условия для выкачивания хлеба: «Основное же условие, препятствовавшее развитию хлебозаготовок, более значительно выросла платежная способность населения и легкость налога. … В самом 283 Голощекин Ф.И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М., - Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 99 284 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 91 285 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкции. Отчетный доклад Казакского крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 16 деле, чтобы стимулировать продажу крестьянами хлеба, мы должны были бы своевременно озаботиться созданием такой обстановки, которая побуждала бы его к расходованию своих накоплений»286. Иными словами, руководство сетовало на то, что недообложило, недоограбило крестьянина, и тот отказался продавать свой хороший урожай. Хлебозаготовки хорошо шли только в условиях бедности и нужды крестьянина, когда производитель зерна нуждался во всем, и вынужден был продавать хлеб. Впоследствии эта «ошибка» была исправлена с большим перебором. Опыт политики советизации аула в 1925-1928 годах показывал, что казахский аул и русская деревня в деревне ожесточенно сопротивляются любым попыткам государственного и партийного вмешательства. Казкрайком потерпел поражение на двух выборах в Советы подряд, а затем и в кампании хлебозаготовок. Политические и экономические методы советизации аула оказались неэффективными, и в 1928 году наметился ощутимый крен в сторону силовых и репрессивных методов советизации. Политика конфискации бая, которая началась осенью 1928 года, формировалась именно в этих условиях. Была ли возможность отойти от репрессивных методов советизации? Чисто теоретически, возможно было сделать окончательную ставку на строительство социалистического сектора в сельском хозяйстве за счет крупных совхозов, машинно-тракторных станций, за счет контрактации посевов и углубления кооперации крестьянских хозяйств, то есть согласно той аграрной политике, которая была намечена XIV съездом ВКП(б). Частный сектор, особенно в казахском ауле, некоторое время был бы предоставлен сам себе, и контролировался бы сбором сельхозналога и экономическими, а не репрессивными хлебо- и мясозаготовками. В принципе, первый пятилетний план исходил именно из такой линии: контрактация, кооперация, совхозное строительство287. К 1932 году это создало бы примерно следующую ситуацию в сельском хозяйстве. Мощные и оснащенные новой техникой социалистические хозяйства давали бы 45-50% валовой продукции, при этом они заняли бы основную часть свободных земель (только в Казахстане под совхозы планировалось выделить 41,4 млн. гектаров), вобрали бы в себя основную массу рабочей силы из маломощных хозяйств, чем не оставили бы зажиточным хозяйствам перспектив для развития. Они не смогли бы арендовать землю, не смогли бы привлекать наемную рабочую силу, не имели бы доступа к современной технике, и несли бы повышенные налоги. Под конец пятилетки основной массе крестьян и скотоводов стало бы понятно, что выгоднее присоединиться к социалистическому сектору, и развитие колхозов прошло бы куда более плавным образом, чем оно реально состоялось, с сохранением подавляющей части производительных сил и имущества. 286 Кулумбетов У. Недочеты и предварительные итоги хлебозаготовок. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 2-3, с. I 287 Пятилетний план народно-хозяйственного строительства СССР. Т. 1. Сводный обзор. М., «Плановое хозяйство», 1930, с. 56 Но этот теоретический путь был перечеркнут в конце 1927 года решением съезда о форсированном развитии социалистического сектора в сельском хозяйстве, о массовой коллективизации, что в последующие годы превратилось из экономического плана в политическую директиву. Определенные резоны в такой политике были – начавшаяся индустриализация требовала хлеба и сельскохозяйственного сырья, причем как для внутреннего потребления, так и для экспорта. Однако, в целом, как мы видели из рассмотрения планов, эта политика основывалась на сильнейшей переоценке возможностей государства в деле экономического преобразования деревни. Спустимся с союзного уровня на уровень КАССР. Описанный выше теоретический путь был невозможен сразу по нескольким причинам. Вопервых, его отсекала прямая партийная директива. Во-вторых, попытки компромисса с требованиями зажиточных скотоводов и земледельцев, в основном, казахов, уже были заклеймены как «национал-уклонизм», и Голощекин просто не мог провозгласить такую политику без полной потери своего влияния и поста. В-третьих, у Голощекина и его сподвижников явно не хватало ни знаний о реальном состоянии сельского хозяйства в Казахстане, ни способностей плановиков-разработчиков, чтобы выдвинуть и отстоять на уровне ЦК ВКП(б) некий «особый путь» Казахстана в переустройстве сельского хозяйства. В-четвертых, как мы видели, попытки советизации аула в Казахстане разбивались о стену сопротивления. Наконец, сыграли определенную роль и личные амбиции Голощекина, как революционера, и он делал все для обострения ситуации. Если не рассматривать совхозный путь преобразования сельского хозяйства и производство основной массы зерна в государственных хозяйствах, то и сохранение статуса-кво, сложившегося в середине 1920-х годов, были большие проблемы. Кризис хлебозаготовок 1927/28 года наглядно показал, что с ростом урожая и благосостояния крестьянин предъявляет все большие требования к государственной торговле, в частности, требует обеспечения своих доходов товарами. При этом советская промышленность не могла дать достаточного количества товаров для массы крестьян, а с началом индустриализации возможности торговли по линии «город – деревня» только сокращались. Импорт товаров на доходы от зернового и сырьевого экспорта был отвергнут Сталиным еще на XIV съезде РКП(б) как план «дауэсизации»288, то есть подчинения хозяйства СССР империалистическим державам. Если рассматривать положение дел в реальном свете, то с конца 1927 года в Казахстане не было других, реализуемых возможностей решения задачи преобразования аграрных социально-экономических отношений и переустройства деревни, кроме открытого столкновения и малой гражданской войны. Казахстан прочно встал на путь катастрофы. 288 В 1924 году был выдвинут план премьер-министра Великобритании Дауэса, который предусматривал послевоенное восстановление экономики Германии за счет торговли с СССР: сбыта в СССР продуктов машиностроения и промышленности и закупки там сырья. Конфискация бая Провал хлебозаготовок и очередное поражение Казкрайкома в деревне и ауле стало очевидным уже летом 1928 года, и агрессивная кампания в прессе уже мало что могла изменить. В это время Голощекин уже твердо решил изменить методы работы в ауле, и перейти к репрессивным действиям. На осень 1928 года было запланировано сразу несколько кампаний, которые все вместе должны были создать сильный нажим на аульные массы, в особенности на зажиточную часть аула. Во-первых, районирование. В конце 1928 года произошла административная реформа, в ходе которой отказались от громоздкого пятиступенчатого аппарата (совет, волостной исполком, уездной исполком, губернский исполком, центральный исполком), и ввели четырехступенчатую систему (совет, районный исполком, окружной исполком, центральный исполком). Казахстан был поделен на 15 округов, от чего вся реформа получила название районирования: «преобразование уездов и губерний в округа, подразделяющиеся на районы»289. 9 губерний и 33 уезда было заменено на 15 округов, а 420 волостей заменено на 222 района. Столица по распоряжению ВЦИК и СНК РСФСР переводилась из Кзыл-Орды в АлмаАту. Районирование было запланировано провести к 1 октября 1928 года. Одно это сокращение административного аппарата дало возможность сократить 56% его штата, что открывало широчайшие возможности для проведения чисток от «националистических элементов». Хотя административная реформа проводилась под флагом экономии и сокращения управленческих расходов, тем не менее она дала Голощекину возможность сильно ударить по сопротивлению его политике в рядах советского аппарата. Эту же цель преследовал и перенос столицы, который не имеет видимых причин, однако готовился перед конфискацией бая. Переезд состоялся осенью 1928 года, и уже летом этого же года в Алма-Ате возводились правительственные здания и жилые дома для ответственных работников. Суть переноса состояла в том, чтобы оторвать центральный управленческий аппарат от казахской кочевой массы. Кзыл-Орда находилась практически в центре огромного кочевого района, охватывающего степи Тургая и Сары-Арки. Сырдарья и Приаралье были излюбленными местами зимовок, и сюда на зимовки сходились кочевники почти с половины территории КАССР. Южнее находилась Каракалпакия, в то время входившая в состав КАССР. На 2-й сессии КазЦИК в октябре 1925 года председатель КазЦИК т. Мунбаев в своем докладе рассказал краткую историю принятия решения о переносе столицы290. По его словам, эта идея появилась еще в 1922 году, когда Ак-Мечеть была еще в составе Туркреспублики. Этот город привлекал тем, что стоял на главной железнодорожной магистрали, и находился в районе, заселенном 289 290 Материалы к отчету Казакского крайкома РКП(б) к V краевой партконференции. Кзыл-Орда, 1925, с. 93 «Советская степь», № 203(537) 9 октября 1925 года преимущественно казахами. Это было действительно так, поскольку в КзылОрдинском уезде в 1925 году насчитывалось 22 тысячи хозяйств, из которых только 476 хозяйств были русскими291. «Смысл переноса центра в Ак-Мечеть заключается не в квартирном удобстве в нем, а в желании заложить непременно собственно киргизский центр», - заявил в апреле 1925 года секретарь Крайкома РКП(б) Ходжаев292. В июле 1928 года в СНК РСФСР был сделан доклад СНК КАССР, по которому 2 августа 1928 года было принято постановление о развитии хозяйства, включающее в себя решение о переносе столицы в Алма-Ату до конца января 1929 года293. Решение было обосновано необходимостью скорейшего укомплектования советских органов Казахстана квалифицированными кадрами, которые в то время в большинстве своем составлялись кадрами европейских национальностей. Алма-Ата в то время была населена в значительной степени русскими, и находилась в земледельческом районе, в стороне от основных районов кочевания как летом, так и зимой. Перенос столицы позволял сформировать отрыв ответственных работников, в первую очередь казахов, от казахской массы, чтобы ответработники смогли более жестко проводить политику советизации и коллективизации аула. В Алма-Ате стал формироваться уютный оазис, из которого было очень удобно рассылать распоряжения и не видеть их результатов. Во время голода основная масса ответственных работников, кроме тех, которые ездили в командировки по районам, не видела ужасов голода, массовых смертей, и заваленных трупами дорог. Правда, во время переноса столицы у Алма-Аты был существенный недостаток по сравнению с Кзыл-Ордой – не было железной дороги. Однако, в то время уже строился Турксиб, и железнодорожный путь был проложен до Алма-Аты уже к 18 июля 1929 года. Во-вторых, осенью 1928 года проводились партийные перевыборы, основной целью которых было устранение из руководства партийных организаций ставленников и сторонников баев. В-третьих, с 1 октября 1928 года началась новая компания хлебозаготовок 1928/29 года. Она проводилась с большой жестокостью и обильным применением репрессивных мер, обысков, арестов и конфискаций. Добыча была большая: 23,9 млн. рублей, 53,4 тысячи голов скота, около 100 тысяч центнеров хлеба, 258 построек, не считая самих заготовок 294. По мере приближения конца хозяйственного года, риторика все ужесточалась, газеты постоянно призывали бороться с «кулаками-утайщиками». В сентябре 1929 года Совнарком Казакской АССР принял указ о сдаче хлеба к 1 ноября, под угрозой штрафа в пятикратном размере подлежащего сдаче хлеба. В результате, в эту хлебозаготовительную кампанию было собрано в три раза больше хлеба, чем в предыдущий год – 9 млн. центнеров, при том, что 291 «Советская степь», № 219 (553) 28 октября 1925 года «Советская степь», № 411, 5 апреля 1925 года 293 Народное хозяйство Казакстана, 1928, № 8, с. XII 294 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкции. Отчетный доклад Казакского крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 17 292 урожай был средним для условий Казахстана, значительно хуже урожая 1927 года. Средняя урожайность составила 6,7 центнеров с гектара, а валовый сбор – 23,1 млн центнеров295. Урожай в СССР был в этом году ниже, чем в предыдущем, но доля Казахстана в заготовках хлеба подскочила до 9,7% 296. Хлебозаготовки составили 38,9% валового сбора. Очевидно, именно эти хлебозаготовки стали основанием для разработки чрезмерно оптимистичных планов развития сельского хозяйства, в расчете на распашку казахских степей и массовый вывоз зерна. В материалах первого пятилетнего плана даже содержится концепция о том, чтобы Украину и Северный Кавказ (нынешнюю Кубань и Ставрополье) сделать районами производства зерна на экспорт, а Сибирь и Казахстан сделать районами производства зерна для внутреннего потребления. В свете данных по хлебозаготовкам 1928/29 года, тогда как планы окончательно верстались в середине 1929 года, понятно происхождение этих идей. Наконец, в-четвертых, конфискация бая. Если все предыдущие кампании больше создавали условия, то вот конфискация должна была навязать аулу новые условия жизни. План конфискации разрабатывался заранее и был согласован с ЦК ВКП(б) и ВЦИК РСФСР. По собственному признанию Голощекина, в Казкрайкоме первоначально собирались произвести широкую конфискацию, охватывающую 1500 хозяйств, при этом, на хозяйство оставлялось 100-150 голов скота, в зависимости от района. ЦК и ВЦИК эту программу не утвердили и выдвинули значительно более сокращенный план – конфискация 700 хозяйств, с увеличенными нормами оставляемого скота: 400 голов для кочевых районов, 300 голов для полукочевых районов и 150 голов для оседлых районов297. Правда, П.А. Кучкин приводит совершенно другие данные, относящиеся к нормам оставляемого скота и нормам распределения, которые он приводит в пересчете на крупнорогатый скот. Эти данные можно свести в таблицу298: Оставляемый скот В головах крупнорогатого скота Чел. Хоз. Кочевые районы Полукочевые районы Оседлые районы Овец Чел. Хоз. Распределяемый скот (бесскотные хозяйства) В головах Овец крупнорогатого скота Чел. Хоз. Чел. Хоз. 5 25 25 125 3 12 15 60 3 16 15 80 2 8 10 40 2 11 10 55 1 5 5 25 Примечания: 295 Весь Казакстан. Справочная книга. 1931. Алма-Ата, 1931, с. 129 Поднек А., Павлов К. Казакстан в системе народного хозяйства СССР. Алма-Ата, 1930, с. 12 297 Голощекин Ф.И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М., - Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 198 298 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 272273 296 Чел. – на человека Хоз. – на хозяйство, не более Таким образом, конфискация скота и его распределение между бесскотными хозяйствами, всех уравнивало примерно по уровню середняка, которой еще мог вести кочевое и полукочевое хозяйство, но которому приходилось вступать в кооперацию с другими скотоводами для достижения оптимального размера стада. Заблаговременно были разработаны и приняты законы. 23 июля 1928 года КазЦИК выпустил обращение с разъяснением политики конфискации, а уже 27 августа 1928 года был принят и обнародован декрет КазЦИК «О конфискации байских хозяйств»299. Кампания должна была охватить 119 районов, в том числе 9 кочевых, 85 полукочевых и 25 оседлых районов. Для конфискации был сформирована целая армия, состоящая из 1000 уполномоченных-казахов, присланных из центра и 5 тысяч членов комитетов содействия конфискации в аулах. Всего в конфискациях приняли участие 29 тысяч человек300. Части уполномоченных выдавалось оружие. Конфискация готовилась как настоящее нападение на зажиточных скотоводов. Заранее были подготовлены планы, составлены и приняты законы. По некоторым сведениям, в районы заблаговременно посылались уполномоченные на разведку. Так, в Меркенском районе современной Жамбыльской области, перед конфискацией уполномоченный К. Серикбаев кочевал с батраками на жайлау, где собирал сведения о количестве скота в байских хозяйствах, а затем передавал их в губком. Были заранее подготовлены и разосланы уполномоченные, чтобы конфискация мола начаться более или менее одновременно по всем намеченным районам. В общем, настоящая военная операция. Конфискация была проведена очень быстро, и к декабрю 1928 года была уже в основном завершена, причем в распоряжении III Пленума Казкрайкома ВКП(б), который состоялся в 2-7 декабря 1928 года, уже имелись сведения об итогах этой кампании. Однако, в различных источниках сведения об итогах конфискации довольно сильно разнятся. По словам Голощекина на VII Всеказакской партконференции в июне 1930 года, было конфисковано 608 хозяйств, у которых было изъято 125,7 тысяч голов в пересчете на крупнорогатый скот, 632 единицы сельхозорудий, 1257 строений, 783 транспортных средства, 1253 единицы прочего имущества (ковров, кошм и прочего)301. С этой оценкой количества конфискованного скота согласен и С.А. Нейштадт302. По другим данным было конфисковано 696 хозяйств, у которых было изъято 144,4 тысячи голов 299 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 269 Кучкин А.П. Советизация казахского аула 1926-1929 годы. М., «Издательство АН СССР», 1962, с. 277 301 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкции. Отчетный доклад Казакского крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 53 302 Нейштадт С.А. Социалистические преобразования экономики Казахской СССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 159 300 в пересчете на крупнорогатый скот303. Данные с очевидностью восходят к двум источникам. Один – доклад Голощекина на III Пленуме Казкрайкома, а другой – очевидно, уточненная справка, составленная в начале 1929 года. В последней, видимо, были учтены сведения о кампании конфискации, поступившие в течение декабря 1928 года. С.А. Нейштадт приводит сведения об использовании конфискованного стада. Из 125704 голов в пересчете на крупнорогатый скот, 4614 голов было оставлено в байских хозяйствах, 841 голова пала до распределения, 4899 голов было уплачено в качестве сельхозналога, 1431 голова передана в совхозы, и 113919 голов было распределено среди бедняцких и середняцких хозяйств304. Несмотря на свой размах, тем не менее, конфискация скота в байских хозяйствах не имела практически никакого экономического эффекта, ни для единоличных хозяйств, ни для социалистического сектора. Во-первых, было конфисковано около 500 тысяч голов скота, что по отношению к общему стаду в Казахстане – 38,9 млн. голов, составило всего 1,2%. Во-вторых, было создано 20626 хозяйств из числа бесскотных бедняков и батраков, что составило 2,7% от общей численности казахских скотоводческих хозяйств. Г.Ф. Дахшлейгер отмечал: «Основной итог преобразований 1926-1928 годов в ауле – это превращение тысяч и тысяч бедняцких казахских хозяйств, полуили полностью зависевших от баев, в хозяйства мелких производителей» 305. Конечно, действительно были созданы тысячи мелких производящих хозяйств, но нельзя согласиться с выводом, что это оказало значительное влияние на экономику аула в целом. В-третьих, в совхозы было передано около 7 тысяч голов скота, что составило 7,6% к имеющемуся совхозному стаду. Единственное, в чем был достигнут заметный успех, так это в создании колхозов, которых было образовано 293, и создании 5 новых совхозов. Что касается конфискации земледельческих орудий, то тут вообще сложно найти какое-то влияние на производительные силы в ауле. Только казахские хозяйства имели в 1928 году, согласно материалам выборочных сельскохозяйственных переписей, около 288 тысяч единиц разнообразных сельскохозяйственный орудий. Перераспределение в ходе конфискации составило всего 0,2% от этого количества. В общем и целом, конфискация скота никакого влияния на производительные силы аула не оказала, бай от этого явно не обеднел (в хозяйствах, имеющих свыше 25 голов скота в пересчете на крупнорогатый, содержалось 33,8% всего стада в Казахстане, то есть порядка 13,1 млн. голов 303 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 105 304 Нейштадт С.А. Социалистические преобразования экономики Казахской СССР в 1917-1937 годах (от докапиталистических отношений к социализму, минуя капитализм). Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 159 305 Дахшлейгер Г.Ф. К характеристике социально-экономических отношений в казахском ауле (1921-1928 годы). М., 1961, с. 44 в натуральном исчислении), бедняки не разбогатели, а социалистический сектор не получил существенного подкрепления. У этой кампании конфискации было только политическое значение, которого Казкрайком добивался, и которое оказало влияние на дальнейший ход событий. Коммунистам нужно было показать свою силу в ауле, наглядно продемонстрировать, что они что-то могут сделать в ауле, пусть даже и через насилие и репрессии. Казкрайком не смущал исчезающе низкий хозяйственный результат конфискации, поскольку своей политической цели он добился. Задаче разорения куда больше способствовали уже проверенные методы: хлебо- и мясозаготовки, повышенный сельхозналог, самообложение. В сущности, конфискация байских хозяйств - это была проба пера перед решающей схваткой, в ходе которой традиционный казахский аул и традиционное скотоводство были опрокинуты и разрушены. Конфискация байских хозяйств, несмотря на свой крайне незначительный хозяйственный эффект, тем не менее добилась большого политического результата. С этого момента инициатива в ауле перешла из рук баев в руки коммунистов. Казкрайком теперь смотрел на дальнейшую политику в оптимистическом тоне, и на III Пленуме Казкрайкома в декабре 1928 года говорилось: «Здесь надо сказать, что конфискация – это вчерашний день. Теперь перед нами новые задачи в области общественного движения»306. Именно эту конфискацию Голощекин позже называл «Октябрем в ауле»307. Создание колхозов Первые коллективные хозяйства появились в Казахстане еще в первые годы революции, во время Гражданской войны. Преимущественно это были организации бедноты, которая таким образом пыталась обспечить себе средства к существованию и помощь от властей. Однако, размах создания коллективных хозяйств в то время был очень невелик. В 1921 году по Кирреспублике насчитывалось 132 коммуны, 779 сельскохозяяйственных трудовых артелей, 28 общин и 47 совхозов. В них состояло 63,2 тысячи человек, в том числе 27,2 тысячи трудоспособных. Коллективные хозяйства были очень маломощными, в среднем на одно хозяйство приходилось 12 лошадей, 8 быков, 2 верблюда, 15 коров, 24 овец или коз308. Голод 1921 года нанес и социалистическому сектору тяжелый удар, приведший к резкому сокращению коллективных хозяйств. В 1924/25 году в Казахстане насчитывалось 96 коммун и 456 артелей309. Учитывая 306 Голощекин Ф. И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М.-Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 267 307 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкции. Отчетный доклад Казакского крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 24 308 Чуланов Г.И., Ишмухамедов Б., Антонов П.И., Розманов М.М. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР (1917-1928 годы) т. 1. Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1959, с. 31 309 Материалы к отчету Казакского крайкома РКП(б) на VI краевой партконференции. Кзыл-Орда, 1927, с. 30 восстановительный период, когда создавались новые коммуны и артели, понятно, что в 1921 году распалось около половины коллективных хозяйств. В последующие годы количество коллективных хозяйств выросло. В 1925/26 году насчитывалось 105 коммун, 854 артели и 99 товариществ по обработке земли (ТОЗ). В 1926/27 году – 97 коммун, 773 артели и 177 товарищества310. По данным Наркомзема КАССР, в 1925 году насчитывалось 1118 коллективных хояйств, в том числпе 165 коммун, 834 артелей и 99 товариществ311. Как видно из этих данных, прирост социалистического сектора имел место, но был нестабильным. Это объяснялось как слабостью возникавших коллективных хозяйств, зачастую неспособных к ведению устойчивого хозяйства, в которые объединялись в основном маломощные хозяйства, так и почти полным отсутствием помощи социалистическому сектору со стороны государства. В материалах к VI Всеказакской партийной конференции довольно откровенно признавалось, что работа с коллективными хозяйствами, в сущности, не велась: «Сведения о степени снабжения коллективов сельскохозяйственным инвентарем, о наличии рабочего или продуктивного скота, о количестве посевов, о национальном составе, перспективах развития и т.д. – отсутствуют»312. Это было крайне существенное упущение, учитывая состояние колхозов. Так, в Атбасарском уезде в колхозах было 95% безлошадных и однолошадных хозяйств, потив 51,2% в среднем по уезду313. Колхозы отчаянно нуждались в помощи. То есть, вплоть до конца 1927 года Казкрайком ВКП(б) совершенно не занимался социалистическим сектором в сельском хозяйстве, и почти ничего о нем не знал, кроме общего количества таких хозяйств. Коммуны, артели и товарищества возникали и развивались сами по себе, без какого-либо контроля и помощи со стороны партийного и советского руководства. Численность их постепенно падала: в 1925 году насчитывалось 1118 колхозов, в 1926 – 1007, в 1927 году – 1072 колхоза. С одной стороны, это вызвано тем, что в середине 1920-х годов, колхозы еще не были в центре аграрной политики в СССР, и им не уделялось столько внимания, как позднее. Казахстан не оставался в стороне от этого влияния, и тоже почти не уделял внимания колхозам. Даже в политике советизации аула совершенно нет упоминания о коллективных хозяйствах, как инструменте этой политики. Решительный поворот к колхозам и совхозам состоялся только в 1928 году. С другой стороны, как указывалось выше, до 1928 года партийное руководство было занято земельным вопросом, и ему явно было не до колхозного строительства. Как следствие, уровень коллективизации в 1928 году в Казахстане был предельно низким и составлял по состоянию на 310 Материалы к отчету Казакского крайкома РКП(б) на VI краевой партконференции. Кзыл-Орда, 1927, с. 30 Татаринцев Г. Коллективные хозяйства Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1928, № 9-10, с. 75 312 Материалы к отчету Казакского крайкома РКП(б) на VI краевой партконференции. Кзыл-Орда, 1927, с. 31 313 Татаринцев Г. Коллективные хозяйства Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1928, № 9-10, с. 78 311 октябрь 1928 года 1,65%314. К середине 1928 года было коллективизировано 21,4 тысячи дворов, которые образовали 1881 колхоз315. Колхозный сектор был очень слаб. На один колхоз в среднем приходилось 11 дворов, 42 гектара посевов. В Северном Казахстане колхозы были несколько крупнее и в среднем на колхоз приходилось 19 дворов316. Вместе в 1928 году колхозы занимали 2,4% посевов и имели 0,8% поголовья скота. Старт политике коллективизации в Казахстане был дан весной 1929 года, во время VII Съезда Советов, который состоялся 8-15 апреля 1929 года. На нем была провозглашена программа решительной переделки сельского хозяйства Казахстана в сторону зернового хозяйства, что предусматривало массовую коллективизацию в зерновых районах и оседание кочевых хозяйств. Съезд принял такую резолюцию: «Съезд советов констатирует, что в течение ряда прошлых лет правительство Казакстана не уделяло зерновому хозяйству должного внимания. Недооценка земледелия была обусловлена влиянием буржуазнонационалистического уклона. Характерными признаками этого уклона являлись: 1) оценка Казакстана как страны исключительно скотоводческой, 2) стремление к сохранению существующих форм кочевого и полукочевого хозяйства и связанных с ним условий быта, 3) противодействие каким бы то ни было доприселении новых хозяйств извне Казакстана»317. В этот момент уже были в основном составлены планы массовой распашки казахских степей под создание крупных зерновых совхозов, сгона кочевников с земель и принуждения их к оседанию, массовой коллективизации в земледельческих районах Казахстана. Все эти три направления и составляли собой экономическую сущность процесса коллективизации. Съезд Советов узаконил эту программу и ввел ее в действие. С этого момента пути к отступлению уже не было. Альтернативные дороги, вроде программ развития скотоводства на основе методов полукочевого хозяйства, были окончательно отвергнуты. Более того, они были заклеймены как буржуазно-националистический уклон, и высказывание таких идей было приравнено к политическому преступлению. Массовое создание колхозов в Казахстане начиналось в обстановке нервозности и репрессий, которыми сопровождались хлебозаготовки 1928/29 года, а также посевная кампания 1929 года. Казкрайком поставил задачу окончательно сломить влияние бая в ауле, и требовал нажима на аул и деревню всеми силами. Основным методом нажима было форсирование 314 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкции. Отчетный доклад Казакского крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 14 315 Чуланов Г. У., Ишмухамедов Б.М., Чечелова Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II (1928- июнь 1941 года). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 235 316 Состояние сельского хозяйство Казакской АССР, пути его реорганизации и перспективы переселения (по материалам обследования Казакской АССР экспедицией ВПК ЦИК СССР за 1928 год). М., 1930, с. 58 317 Весь Казакстан. Справочная книга. 1931. Алма-Ата, 1931, с. 28 хлебозаготовок, сочетавшееся с террором против «кулаков» и «баев». Эти понятия в то время стали стремительно размываться, и зачастую в эти категории попадали совершенно случайные люди, в том числе и активные сторонники Советской власти, которые чем-то не понравились местной бедноте и уполномоченным. С одной стороны, Казкрайком, конечно, желал полностью уничтожить какое-либо политическое влияние бая в ауле, и потому всячески стимулировал нажим на них. С другой стороны, особенности системы управления и связи делали этот процесс неуправляемым. Казкрайком мог начать кампанию репрессий, мог рассылать решительные директивы и печатать в газетах громкие лозунги борьбы с «кулаками-утайщиками», но практически не мог повлиять на ее ход и результаты. Уже в начале 1929 года повсеместной практикой в Казахстане стало наглое и неограниченное самоуправство уполномоченных и местных активистов. Весной 1929 года в аулы и деревни было направлено 4812 уполномоченных, которые развернули настоящий террор против всех, кого уполномоченные и активисты посчитали баями или кулаками. Ими было арестовано и отдано под суд 34121 человек, у которых было изъято зерно и скот. Хлебозаготовки нанесли колоссальный удар по скотоводам, которые были вынуждены продавать за бесценок свой скот в обмен на хлеб, и тут же отдавать его на хлебозаготовки. К 1930 году цены на хлеб поднялись до заоблачных высот: за барана давали 15 фунтов (6 кг), за корову – 1,5 пуда (24 кг), за быка – 3 пуда (48 кг), за коня – 4 пуда (64 кг)318. Весной 1929 года, ошеломленных хлебозаготовками людей заставили сеять хлеб, началась посевная кампания. На нее было брошено 10045 уполномоченных, практически весь краевой, окружной и районный актив. По другим данным, количество уполномоченных превысило 18 тысяч человек319. Если считать вместе с активом хлебозаготовительной кампании (хотя, не исключено, что хлебозаготовками и посевной кампанией могли заниматься одни и те же люди), то в ауле и в деревне весной – летом 1929 года была целая армия уполномоченных – ориентировочно до 15-16 тысяч человек. Примерно приходится по 2-3 уполномоченных на местный Совет, среднее население которого в 1928 году составляло 1620 человек 320. При этом в аулах также была разветвленная организация союза «Кошчи», в котором состояло 243 тысяч человек. Также на начало 1930 года насчитывалось 20506 коммунистов в аулах. Иными словами, только наиболее активных в деле хлебозаготовок и коллективизации в тот момент насчитывалось порядка 35 тысяч человек, не считая бедняков из союза «Кошчи». Эти цифры приоткрывают причину перехода инициативы в руки коммунистов. Во-первых, конфискацией байских хозяйств многих 318 Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 275 Турсунбаев А.Б. Колхозное крестьянство Казахстана. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1960, с. 60 320 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 30 319 влиятельных баев лишили их главного преимущества – лошадей и скота, с помощью которых они вели свою политическую деятельность: ездили по аулам и распределеляли скот в целях подкупа бедноты и склонения ее на свою сторону. После конфискации большинство баев «осело», то есть сравнялось по положению с остальной массой кочевников, и уже не могло управлять сразу многими аулами, разбросанными по степи. Во-вторых, террористическими методами хлебозаготовок коммунисты запугали основную аульную массу и заставили ее хотя бы демонстративно и на словах примкнуть к Советской власти в лице уполномоченных и активистов. Втретьих, количество уполномоченных и активистов резко превысило количество баев и их помощников. Идея «советских аткамнеров» в какой-то мере реализовалась на практике, и в 1929 году уполномоченные были повсюду. Мало кто обращает внимание на то, что с весны 1929 года начались массовые собрания, посвященные той или иной политической или хозяйственной кампании. Так, только в ходе посевной кампании 1929 года было проведено 11297 собраний, в которых приняло участие около 500 тысяч человек321. Что же, был сделан шаг в развитии массовой работы, который объясняет отход от идеи «советских аткамнеров», высказанной Голщекиным в 1926 году. Видимо, в Казкрайкоме решили, что чем ездить от аула к аулу, лучше согнать население в одно место и объявить им политику партии и государства. Столь точные данные показывают, что Казкрайком уделял огромное внимание организации этих массовых собраний, требовал их проводить, и требовал строгой отчетности. Очевидно, проведение массового собрания и было основным методом контроля эффективности работы уполномоченных и низового актива со стороны центрального партийного руководства республики. На остальное почти не обращалось внимания. Местные «перегибы», или, проще говоря, совершенно бесконтрольное самоуправство уполномоченных и активистов на местах на первых порах только способствовало политике коллективизации. Неразборчивым террором и репрессиями они шаг за шагом превращали подавляющее большинство жителей аула в запуганную, забитую и послушную массу, которая была готова выполнить любые, даже самые абсурдные требования уполномоченных и активистов. Разумеется, было и сопротивление, которое уже в 1929 году дошло до вооруженных выступлений. Однако, оно было разрозненным, не сливалось во противодействующее движение, и не имело ресурсов, тогда как репрессии опирались на силы государства, в частности, на отряды ОГПУ. В таких условиях в Казахстане началось массовое колхозное строительство. О том, что оно велось сразу, вместе с хлебозаготовительной кампанией, говорит тот факт, что уже к 1 октября 1929 года было создано 321 Турсунбаев А.Б. Колхозное крестьянство Казахстана. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1960, с. 60 4348 колхозов, в которых состояло 66 тысяч хозяйств. Чуть меньше, чем за год процент коллективизации подскочил втрое, с 1,6% до 6%322. Перелом в политике коллективизации в Казахстане состоялся в октябре 1929 года, и был отмечен появлением в газете «Советская степь» постоянной рубрики «На фронте колхозного строительства», в которой печатались заметки о ходе коллективизации. 14 октября 1929 года газета заявила: «Теперь же ежегодно трудящиеся массы будут праздновать в день 14 октября «день урожая и коллективизации»323. 24 октября 1929 года бюро Казкрайкома ВКП(б) приняло постановление «Об итогах и очередных задачах колхозного строительства», в котором были установлены новые задачи колхозного строительства – обеспечить в 19291930 годах охват колхозами 140 тысяч хозяйств и почти в три раза увеличить посевную площадь. Это знаменательная дата. В этот день началось неуправляемое движение Казахстана к катастрофе. Коллективизация пошла без тормозов. В это время, в конце 1929 года, более известное в истории индустриализации как «особый квартал» (в 1929 году было принято решение отметить хозяйственный год и перейти на календарное исчисление лет, разницу между хозяйственным 1928/29 годом и календарным 1930 годом учитывали как «особый квартал»), в аулах началась массовая кампания по подготовке коллективизации. В декабре 1929 года – феврале 1930 года было проведено 19476 собраний деревенской и аульной бедноты по всему Казахстану, в которых приняло участие 1,46 млн. человек324. Итог этой массовой кампании превысил даже повышенные планы Казкрайкома. Если в конце октября 1929 года было запланировано охватить 140 тысяч хозяйств, то уже на 1 января 1930 года было охвачено 278 тысяч хозяйств, которые образовали 6457 колхозов. Процент коллективизации поднялся до 22,5%325. Такой колхозный сектор требовалось уже как-то организовать. Для этого в течение 1929 года был разработан ряд уставов различных коллективных хозяйств, которые были утверждены Наркомземом КАССР 9 января 1930 года. В их число входили: - Устав товарищества по совместному сенокошению, - Устав товарищества по коневодству, - Устав товарищества по улучшению породности овцеводства, - Устав товарищества по возделыванию кормовых трав, - Устав мелиоративного товарищества, - Устав колодезного товарищества326. 322 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 236 323 Цит. по: Михайлов В. Хроника великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 220 324 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 228-229 325 Турсунбаев А.Б. Колхозное крестьянство Казахстана. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1960, с. 66 326 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 224 Коллективизацию скотоводческих хозяйств в тот момент предполагалось проводить не на основе сельскохозяйственных артелей или колхозов, а на основе товариществ. Основное отличие товарищества от колхоза заключалась в том, что имущество и средства производства не обобществлялись, но члены товарищества вели совместное, обобществленное хозяйство, в особенности земледельческое, на что делался основной расчет. Советские историки хозяйства признавали, что казахский аул не был готов к коллективизации по уставу сельскохозяйственной артели: «В частности, в казахском ауле требовались более простые формы и иные темпы, чем в зерновых районах республики и в других областях СССР, требовалась большая предварительная подготовка», - пишут авторы труда «Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР»327. Эта политика продержалась недолго. Партийное руководство Казахстана очень быстро отвергло осторожный подход к коллективизации казахского аула. Организация товариществ различного типа изначально рассматривалась как временная мера, как уступка скотоводам, которые были не готовы к образованию оседлых сельскохозяйственных артелей. Предполагалось, что вскоре товарищества будут преобразованы в колхозы, что в терминологии того времени называлось переводом товариществ на уставы сельхозартелей. Чем дальше, тем больше осторожность отбрасывалась и клеймилась как «буржуазно-нациноналистический уклон». В декабре 1929 года пленум Казкрайкома принял решение проводить коллективизацию в скотоводческих районах такими же темпами, как и в зерновых районах, а также использовать более сложные формы колхозного объединения328. Решения Наркомзема КАССР отражали в большей степени предыдущую стадию политики коллективизации казахского аула, тогда как Казкрайком уже рвался к сплошной колхозной коллективизации казахских хозяйств. Партийное руководство настолько было воодушевлено итогами кампании по коллективизации в 1929 году, что всерьез рассчитывало на дальнейший бурный рост количества колхозов, вовлечения все новых и новых хозяйств в колхозы, и намеревалось до конца первой пятилетки в ряде районов Казахстана провести сплошную коллективизацию. В начале 1930 годов уже были разработаны масштабные планы развития коллективизации в Казахстане. В рамках пятилетнего плана развития сельского хозяйства предполагалось, что процент коллективизации по Северному Казахстану (основные зерновые районы) будет доведен до 95% уже в 1933 году, по Южному Казахстану (хлопковые, бахчевые и садоводческие районы) до 70%, по Центральному Казахстану (основные скотоводческие районы) – до 33%329. Однако, и такие темпы всячески подстегивались. 13 февраля 1930 года Казкрайком принял постановление «О постановке партийно-массовой работы 327 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 238 328 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 239 329 Каминский К.П. Пятилетний план развития и реконструкции сельского хозяйства Казакстана. Алма-Ата, 1930, с. 3 в районах сплошной коллективизации и об очередных задачах колхозных ячеек», в котором уже содержались директивы сплошной коллективизации в ряде зерновых районов Казахстана, а также установка на переход к более полному обобществлению имущества колхозников, то есть движения к коммунам. Через полтора года, в декабре 1931 года, средний процент коллективизации в земледельческих районах составил 80,4%, а в животноводческих – 68,9%, в том числе в кочевых районах 38,1%. При этом, уже в конце 1929 года создание колхозов уже оторвалось от реальных возможностей организации в них того типа хозяйства, который собирались создать в сельском хозяйстве – крупного обобществленного товарного хозяйства. Подобное хозяйство можно было создать только на основе тракторной тяги и применения сельскохозяйственных машин, причем как зерновом, так и скотоводческом секторах. В зерновых хозяйствах от тракторов зависела своевременная обработка земли, посев, что создавало условия для хорошего урожая. В скотоводческих хозяйствах, которые переводились на оседлость, от тракторов и косилок зависела заготовка кормов и прирост поголовья скота. Без хорошего урожая и прироста поголовья скота нечего было и надеяться на высокую товарность хозяйств. Для столь масштабных планов коллективизации остро не хватало машинной тяги. В 1929 году в Казахстане работало всего лишь 778 тракторов. В 1930 году в 5 созданных МТС было 1700 тракторов общей мощностью 3,5 тысяч л.с.330. В 1930 году Казахстан рассчитывал получить всего лишь 3 тысячи тракторов, но эти планы не оправдались полностью. Из расчета средней площади на трактор – 108 гектаров, имеющимися тракторами можно было обработать примерно 270 тысяч гектаров. Возможности использования тракторов в сельском хозяйстве Казахстана в это время были крайне ограничены. В 1931 году механизированной тягой было вспахано 340 тысяч гектаров331. Обработка всей остальной площади ложилась на традиционные способы, в частности, на конную тягу. При этом, поставляемые в Казахстан трактора надо было распределить между совхозами, машинно-тракторными и машинно-сенокосными станциями. При любом подсчете выходило, что машинной тяги было слишком мало, чтобы обеспечить все потребности создаваемого социалистического сектора в сельском хозяйстве. Вместе с тем, без тракторов, колхоз мог существовать только в форме товарищества по обработке земли, когда у каждого его члена имеется свое хозяйство, но полевые работы товарищество выполняет совместно. До настоящего товарного колхоза ему было очень далеко. В таких условиях надо было не максимально форсировать, а наоборот, удерживать темпы коллективизации, чтобы создаваемые колхозы получили машинную тягу в достаточном количестве и могли на основе машинной обработки земли переходить к более сложным формам обобществления. Трезвый хозяйственный расчет требовал выбрать меньшее количество 330 331 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 88, 138 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 139 крепких колхозов, чем большое количество колхозов, созданных административными методами и существующими больше на бумаге, чем на деле. Однако, как мы видим, Голощекин отверг хозяйственный расчет в погоне за высоким процентом коллективизации. Оседание кочевых хозяйств В это же время бурно стартовала политика оседания казахских кочевых хозяйств. Как мы видели, в планах развития сельского хозяйства в Казахстане, оседание ставило перед собой четкую цель – согнать казахов с земли, и использовать «освободившуюся» землю под строительство крупных зерновых совхозов и под переселение крестьянских хозяйств из европейской части СССР. Между кочевым, полукочевым и оседлым хозяйством не было непреодолимой грани. Кочевник мог сократить маршруты кочевания и превратиться в полукочевника, который выезжает только на летовки поблизости от зимовок. Полукочевник мог перейти к земледелию и осесть на одном месте. Движение казахских масс в этом направлении, от кочевого хозяйства к оседлости толкались двумя процессами: земельным стеснением и сокращением скота в хозяйстве. Однако из них решающее значение имело земельное стеснение и утрата части пастбищ, что делало нормальное кочевое скотоводство невозможным. После революции, процесс оседания кочевников толкался всеми возможными способами, среди которых главным было землеустройство. Оно имело такие нормы наделения землей, что кочевым хозяйствам не оставалось возможности вести даже полукочевое хозяйство и они вынуждены были оседать. До 1927 года в Казахстане осело около 140 тысяч хозяйств. Кочевое хозяйство в Казахстане накануне коллективизации сохранялось только в тех районах, где совсем не было условий к оседанию, например в пустынях и полупустынях. Такие районы, как правило, исключались из активной политики по преобразованию сельского хозяйства. Кочевое и полукочевое скотоводство также продолжало сохраняться там, где не было проведено сплошное землеустройство, и где сохранилась традиционная система землепользования. Современные историки указывают, что подготовки к оседанию кочевых хозяйств, в сущности, не проводилось: «… детальной разработки системы мер по осуществлению такого, по своему характеру революционного мероприятия, как переход от кочевого к оседлому образу жизни, в решениях Казкрайкома, окружкомов партии, не велось. Обо всем этом почти 50 лет молчит республиканская историко-партийная литература»332. Между тем, в 1927-1928 годах в публикациях прослеживаются попытки создать нечто вроде хозяйственного плана проведени оседания казахского населения, в 332 Кусаинов А. Об оеседании казахского аула. // Коллективизация сельского хозяйства в республиках Средней Азии м Казахстана: опыт и проблемы. Алма-Ата, «Гылым», 1990, с. 169 особенности проживающего в засушло-степной, полупустынной и пустынной зонах Казахстана. Первоначально считалось, что освоить эти районы интенсивным хозяйством невозможно, и нужно стремиться к расширению кормовой базы животноводства и развитию потребительского зернового хозяйства. Эту точку зрения в 1927 году высказал А.П. Потоцкий – один из рьяных сторонников развития зернового хозяйства в Казахстане. Он указывал, что освоение степей и полупустынь Центрального Казахстана под земледельческое хозяйство требует колоссальных расходов на увеличение продуктивности этих земель333. Эта точка зрения высказалась еще в то время, когда среди экономистов в Казахстане господствала идея о приоритетном развитии скотоводства. Но уже в начале 1928 года, когда преимущество стало склоняться на сторону сторонников зернового хозяйства, стали высказываться и другие идеи. Так, в мае 1928 года А.Н. Донич уже ставил вопрос так: «Но ведь надо еще доказать, стоит ли на данной стадии развития использовать с таким трудом эти пространства (имеются в виду пустынные и полупустыные территории – авт.)»334. Проблема кочевого хозяйства распадалась в то время на два раздела. Вопервых, считалось, что в Северном Казахстане кочевого скотоводства не должно быть вообще, и там должно быть проведено максимально полное оседание. Во-вторых, если кочевое хозяйство неустойчиво из-за джута, то надо избавить скотоводов от него путем «окультуривания»: «Если джут не поддается нашему воздействию, надо «окультурить» хозяйство и так избавить последнее от джута»335. Именно джут стал тем предлогом, под которым некоторые экономисты призывали к вмешательству в структуру и развитие кочевого и полукочевого скотоводческого хозяйства. Но А.Н. Донич шел дальше и разработал целую программу перестройки казахского аула, включающую в себя переустройство хозяйства (введение сенокошения и потребительского земледелия), развитие промыслов, кооперирования хозяйств, введение новых типов домов, изменения бытовых устоев и привычек (одежды, очага, мебели, питания и гигиены). Поразительно, насколько бесцеремонно, без знания казахских обычаев и традиций, без оценки их целесообразности, этот экономист выдвигал план переделки целого народа. Из всей его программы реально было использовано лишь три момента: развитие сенокошения, развитие потребительского земледелия, и новое домостроение и организация поселков. В 1929 году была выпущена книга «Новые поселения Казакстана», с типовыми планами поселков. Вместе с тем, экономисты в основном понимали основные опасности форсирования оседания. Так, А.Н. Донич предостерегал от форсированного 333 Потоцкий А.П. Народное хозяйство Казакстана и основные тенденции его развития. // Народное хозяйство Казакстана. 1927, № 5, с. 22-26 334 Донич А.Н. Проблема «нового казакского аула». // Народное хозяйство Казакстана, 1928, № 4-5, с. 142 335 Донич А.Н. Проблема «нового казакского аула». // Народное хозяйство Казакстана, 1928, № 4-5, с. 144 «осаживания» и погони за числом оседающих хозяйств. К его предостережениям не прислушались и вскоре начали именно политику форсированного осаживания. Высказывались предостережения против «интенсификации хозяйства», под чем понимался рост запашки и увеличение доли крупного рогатого скота в стаде, в ущерб овцеводству, коневодству и верблюдоводству. Считалось, что увеличение доли крупного рогатого скота – это путь к повышению товарности: «Товарность мясного скотоводства во многом зависит от степени обеспеченности крупным рогатым скотом населения»336. Однако, П.С. Шулков показал, что рост доли крупного рогатого скота, применительно к казахскому кочевому хозяйству означает ровно обратную тенденцию – сокращение товарной части хозяйства и увеличение потребительской части, сопровождающееся падением общего поголовья стада337. Впрочем, рекомендаций уже не слушали. В 1929 году началась форсированная коллективизация, в которой оседание рассматривалось как ее органичная фаза. Казахские полукочевые и кочевые хозяйства принуждают к оседанию, а затем на основе оседающих хозяйств формируют колхозы, и частично совхозы. Иными словами, казахов мало того, что лишали привычного хозяйства, так еще и загоняли в совершенно новые и незнакомые формы хозяйства, которые, к тому же, были еще совершенно недостаточно отработаны. В середине 1929 года, когда победная эйфория коллективизации уже набрала темп, был выдвинут масштабный план оседания казахских хозяйств Центрального Казахстана. И.И. Маслов предложил грандиозную программу орошения земель в этом регионе, на площади 772 тысячи гектаров, на которых он предложил провести оседание 104488 хозяйств (из 224824 хозяйств), наделяя их по 6 гектаров на хозяйство поливной земли 338. С этого клочка земли казахи должны были обеспечить свои потребности, кормить скот, а также сдавать разнообразную продукцию государству. В этом предложении, по сути, появился прообраз того же самого решения, которое позднее привело Афганистан к гражданской войне. При этом, поразительно то, что автор предложения понимал, что в таком случае придется пожертвовать скотом. По его выкладкам, при оседании от 11,9 млн. голов скота, которые в 1927 году были в Центральном Казахстане, останется 6,3 млн. голов скота, а обеспеченность скотом упадет с 53,5 голов до 28,1 голов на хозяйство. То есть уже в плане оседания на орошенных землях было заложено сокращение поголовья скота почти наполовину. И это в идеальных условиях проекта! Сформулировав такой вывод, автор проект оседания нимало не смутился и после этих выкладок стал говорить об огромным перспективах роста 336 Бырдин Б.С. Мясное скотоводство Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 9-10, с. 122 Шулков П.С. Оптимальные размеры трудового пастбищно-кочевого овцеводческого хозяйства. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 4-5, с. 70 338 Маслов И.И. Пути использования Центрального Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 45, с. 85 337 товарной продукции и выращивания зерна в новосозданных оседлых районах, а замене заготовок кож и шерсти молочной продукцией. Впрочем, это была только часть рассуждений, поскольку и Маслов признавал невозможность широкой мелиорации и орошения полупустынь Центрального Казахстана. Часть территорий может быть введена в земледельческий оборот, а «вся же остальная часть территории Центрального Казахстана должна быть оставлена вне хозяйственного использования»339. Это предложение сразу же встретило резкую критику. Концепция оседания была с очевидностью позаимствована из дореволюционного опыта, и предусматривала собой принуждение казахов к оседанию и занятию земледелием путем сильнейшего земельного стеснения, по сути конфискации у них основной части пастбищ. Так же как и до революции, сокращение площадей используемых пастбищ вело к сокращению поголовья скота в середняцких и бедняцких хозяйства, появлению посевов, перехода части казахских хозяйств к земледельческому хозяйству. Только если до революции это был постепенный процесс, то во время коллективизации он прошел очень быстро, буквально за несколько лет, охватил большую часть районов Казахстана. Подобное оседание обставлялось как закономерный и объективный процесс, для чего приводились примеры существования казахского земледелия и оседания маломощных и бесскотных хозяйств. Мол, поскольку это «естественный процесс», то его можно слегка подтолкнуть. В итоге, к моменту составления пятилетнего плана, политика в отношении кочевого хозяйства определилась. В отношении кочевого скотоводства в Северном Казахстане: «Без сомнения, такой тип хозяйства, составляющий преграду увеличению плотности населения, представляет собой пережиток прошлого» 340 . То есть, хозяйственное руководство пришло к мысли о ликвидации кочевого скотоводства в Северном Казахстане. С этой мыслью были согласны и другие экономисты. В отношении остальных скотоводческих районов Казахстана: «… задачи правительства Казакстана в отношении этих районов заключаются в создании условий, обеспечивающих устойчивые формы этого хозяйства в борьбе со стихийными бедствиями – в частности, с джутом»341. Основные меры обеспечения устойчивости скотоводческого хозяйства: потребительское земледелие, сенокошение, орошение лугов, ветеринарная помощь. С точки зрения имевшихся тогда планов оседания, становится понятно, почему детальному проекту оседания не уделялось внимания. Главное было – «освободить» землю, а уж как устроятся казахи в новых условиях, мало кого волновало, поскольку почти все руководство было согласно с тем, что 339 Маслов И.И. Пути использования Центрального Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 45, с. 84 340 Чудинов Д.К. Пятилетние перспективы развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 1-2, с. 8 341 Чудинов Д.К. Пятилетние перспективы развития Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 1-2, с. 8 казахов нужно было принести в жертву массовой распашке степей, в особенности в Северном Казахстане, считавшемся «оседло-земледельческим районом». Если в 1927-1928 годах еще обсуждались социальноэкономические меры устройства, то по мере приближения к коллективизации она все более и более уходила из поля зрения хозяйственного и партийного руководства. «Социальные аспекты оседания уходили на второй и третий планы. Из записок председателя СНК республики У. Исаева, возглавлявшего политику по оседанию, видно, что и у него не было надлежащей ясности по многим аспектам проблемы»342. Тут нужно сказать, что руководство Казкрайкома вообще не видело в этом никакой проблемы и не думало о ней. Окончательные черты в политику оседания внесла массовая коллективизация и директива пленума Казкрайкома декабря 1929 года о том, чтобы проводить коллективизацию в скотоводческих районах такими же темпами, как и в зерновых районах. Оседание стало рассматриваться не столько как мера рационализации скотоводства, сколько как еще один способ коллективизации, поскольку оседающие хозяйства тут же сгонялись в колхозы. Совхозное строительство Создание крупных совхозов было важнейшей частью преобразования сельского хозяйства Казахстана на социалистический лад, и на совхозы возлагались огромные надежды. Советским плановикам и хозяйственникам начала 1930-х годов совхозы виделись как аграрные фабрики по производству зерна, отчего в ходу даже был термин «пшеничные фабрики». По плану первой пятилетки, в СССР планировалось создание 125 совхозов, из которых более половины создавалось на «свободных», а точнее отнятых у кочевников, землях в Казахстане, и им выделялось более 2 млн. гектаров наиболее продуктивной земли: пашни, сенокосов, выгонов343. Совхозы в Казахстане появились в первые годы после революции. К январю 1928 года в Казахстане насчитывалось 34 совхоза, объединенных в губсельтресты, то есть создаваемые на уровне губерний. По данным Наркомзема КАССР, в Семипалатинском губсельтресте было 11 совхозов, в Петропавловском губсельтресте – 8, в Сырдарьинском – 10, в Уральском – 5 совхозов. Как видно, все совхозы возникли в земледельческих районах. В 1928 году Наркомзем произвел реорганизацию совхозного хозяйства, и создал Казакстанский Совхозтрест, куда были включены 28 наиболее мощных совхозов344. Но эти совхозы были мельчайшими и крайне слабыми хозяйствами. Так, в Семипалатинском губсельтресте было несколько агробаз с площадью посевов максимум до 1300 гектаров. Например, Нарымская агробаза имела 342 Кусаинов А. Об оеседании казахского аула. // Коллективизация сельского хозяйства в республиках Средней Азии м Казахстана: опыт и проблемы. Алма-Ата, «Гылым», 1990, с. 171 343 Токтабаев К. Совхозное строительство в Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 6-7, с. V 344 Медведев А.Н. Совхозы Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 1-2, с. 30-32 посев всего 29 гектаров. Эти мелкие совхозы при реорганизации было решено ликвидировать. Но уже эти мелкие совхозы имели все будущие недостатки крупных совхозов. Во-первых, правилом стало огромное недоиспользование сельскохозяйственных угодий, которые им выделялись. Так, совхоз «Байчунус» в Семипалатинском округе из 1570 гектаров пашни засевал в 1928 году 947 гектаров под пшеницу и 53 гектара под овес. Посев был исключительно плохим, и на 98 гектарах пшеница не взошла, а на остальной площади урожай колебался от 10 до 22 пудов с гектара, тогда как по району в среднем собрали 32 пуда с гектара. Это еще не самый плохой результат. Так, совхоз № 1 в том же округе из 5939 гектаров пашни засеял в 1928 году всего 409 гектаров345. Общий результат был такой. В 1928 году все совхозы имели 58660 гектаров пашни, но засевали только 11300 гектаров 346. По другим данным, из 31583 гектаров пашни, совхозы в 1928 году засеяли 12139 гектаров, то есть 40,9%347. Разнобой в данных объясняется тем, что в течение 1928 года непрерывно шел процесс реорганизации существующих и создания новых совхозов, перехода их из одного треста в другой. Во-вторых, большинство совхозов имели почти все отрасли сельского хозяйства в своем составе: полеводство, овцеводство, скотоводство, свиноводство, огородничество. Причем все это, как правило, несбалансировано и не обеспечено необходимыми ресурсами. Так, в публикациях отмечались случаи разведения овец при резком дефиците баранов-производителей, заведения свиноводческого хозяйства в казахских районах, при отсутствии кормов, которые завозились в совхоз за 60-70 км. В-третьих, подлинным бичом всех совхозов был крайний дефицит жилой площади, вынуждавший рабочих ютиться по 10-15 человек в одной комнатушке, недостаток и крайний износ скотных дворов, конюшен, складов, а также из рук вон плохое продовольственное снабжение и задержки заработной платы на 5-6 месяцев. Не редкость были совхозы, в которых рабочим выдавался только мороженный картофель и мука пополам с полынью. Бытовая неустроенность приводила к страшной текучести кадров, предельно низкой дисциплине, повальному распространению пьянства и хулиганства. В совхозы шли либо такие бедняки, которым некуда больше податься, либо желающие нажиться на общественном хозяйстве. В отчетах прямо говорилось о необходимости чистки совхозных рабочих. Наконец, в-четвертых, руководство совхозов ставило количественный рост над качеством: «Боязнь ответственности заставляет управляющих во всех хозяйствах обращать внимание на показушную сторону хозяйства, гнаться за количественным ростом, не уделяя внимания качеству работы»348. В общем, совхозы стартовали исключительно неудачно, и сразу показали себя хозяйствами, которые не могут использовать выделенные им земельные 345 Медведев А.Н. Совхозы Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 1-2, с. 36 Джантлеуов Ш. Совхозы Казакстана на переломе. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 4-5, с. 31 347 Медведев А.Н. Совхозы Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 1-2, с. 30 348 Медведев А.Н. Совхозы Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 1-2, с. 35 346 угодья, освоить выделенную им пашню, наладить рентабельное хозяйство с производством качественной продукции. Но это, как оказалось, были только первоначальные проблемы, которые потом только обострились. Совхозное хозяйство уже в 1928 году, то есть за год до начала массовой коллективизации уже нуждалось в серьезнейшей реформе и наведении порядка. В том состоянии, в котором совхозы были в это время, они не могли играть той преобразовательной и революционизирующей роли, которую на них возлагали. Им бы справиться со своими внутренними проблемами и освоить тот клин земли, которым им щедро нарезали. Но экономисты и хозяйственное руководство считали, что единственно правильным способом решения всех проблем будет укрупнение совхозов: «Перед нами стоит задача – укрупнение существующих совхозов, путем прирезок к ним прилегающих земель, или новых отводов в районах, территориально и экономически связанных с совхозами»349. Поразительно! При том, что совхозы и так не могли освоить даже те земли, которые у них уже были, руководство намеревалось дать им еще больше земли. Несомненно, такая постановка вопроса родилась не из анализа работы совхозов в Казахстане, а из настойчивой пропаганды идеи крупных зерновых совхозов, которые в 1928 году стали создаваться в зерновых районах СССР в рамках сталинской программы преобразования сельского хозяйства и в соответствии с поставлением ЦИК и СНК СССР от 1 августа 1928 года о создании крупных зерновых совхозов. Тогда у всех на слуху был зерносовхоз «Гигант» на Северном Кавказе, который занял площадь в 50 тысяч гектаров. Видимо, казахстанские руководители хотели создать у себя такие же или даже побольше в размере, уповая на эффективность и внутренние преимущества крупного, обобщественного хозяйства, которые волшебным образом тут же проявятся. Включение в гонку за гигантскими совхозами не заставило себя долго ждать. Уже в 1928 году в Казахстане началось строительство этих гигантских совхозов, или «пшеничных фабрик». Первые совхозы, созданные имели зерновое направление, и получали земельный надел площадью около 40 тысяч гектаров одним или двумя участками, в том числе 30 тысяч гектаров пашни350. Первые крупные совхозы имели примерно такую площадь: Чаглинский зерносовхоз – 50 тысяч гектаров, и зерносовхоз в Кустанайском округе – 40 тысяч гектаров. Это были огромные хозяйства. Один Чаглинский совхоз имел пахотной земли больше, чем все совхозы в Казахстане до сих пор. В начале 1929 года гонке за совхозами-гигантами в Казахстане был дан официальный старт. В феврале 1929 года вышло постановление СНК КАССР, согласно которому в 1929-1930 годах под зерносовхозы отводилось 3,1 млн. гектаров земли. Минимальный размер совхоза составлял 25-30 тысяч гектаров, размер участка – 8-12 тысяч гектаров. 349 350 Джантлеуов Ш. Совхозы Казакстана на переломе. // Народное хозяйство Казакстана. 1929, № 4-5, с. 31 Токтабаев К. Совхозное строительство в Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1928, № 6-7, с. II Был разработан детальный план развития зерносовхозов, основные показатели которого можно изложить в таблице351: Зерносовхозов Число участков Всего земли (тыс. га) В т.ч. пашни (тыс.га) 1929 7 10 295 165 1930 22 60 1100 610 1933 60 245 3100 1700 План включал в себя все основные стороны работы совхозов. Так, планировалось, что все работы в совхозах будут выполняться тракторами, и рабочий скот будет исключен. Урожайность по твердой пшенице должна была составить 8,3 центнера с гектара, по мягкой пшенице – 7,7 центнеров с гектара. Сбор зерновых должен был составить 1085 тысяч тонн валового сбора и 975 тысяч тонн товарного сбора, в том числе 730 тысяч тонн товарной твердой пшеницы и 225 тысяч тонн товарной мягкой пшеницы 352. Было даже запланирована переработка соломы на бумагу и картон, топливо и строительные материалы. Этот план, как показала практика, был уязвим сразу с двух сторон. Вопервых, не было достаточного опыта организации крупного зернового хозяйства. Как мы видели, не редкость были совхозы, которые не могли распахать значительно меньшие пахотные наделы и засеивали их невсхожими семенами. Потому план по урожайности выглядел в свете реального совхозного опыта более чем гипотетически. Во-вторых, крайней трудно было обеспечить совхозы тракторами. Для нормальной распашки отведенной под совхозы пашни требовалось 15,7 тысяч тракторов. Вместе с тем, в 1928 году в Казахстане было 672 трактора, из которых только 59 было в совхозах, и на 1929 году заявка была составлена на 645 тракторов. Даже если бы они все были отданы совхозам, то и в этом случае в 1929/30 году совхозы могли по норме распахать чуть более 76 тысяч гектаров. Однако, реальное поступление было значительно меньшим, чем рассчитывали. В 1929 году в Казахстане работало всего 778 тракторов353. Состояние машиноснабжения было таково, что изначально обрекало совхозы на крайний дефицит тракторов, и, как следствие, невозможность распахать столь огромные площади. Самое поразительное то, что и на союзном, и на республиканском уровне это ключевое обстоятельство полностью игнорировалось. В Москве требовали распашки и XVI конференция ВКП(б), состоявшаяся 23-29 апреля 1929 года, требовала выделить совхозам 6 млн. гектаров, тогда как центр не мог дать республике трактора даже для распашки 100 тысяч гектаров. В 351 По данным: Горшелев И. Строительство мощных зерновых фабрик в Казакстане в пятилетней перспективе 1929-1933 годов. // Народное хозяйство Казакстана, 1929, № 8-9, с. 17 352 Горшелев И. Строительство мощных зерновых фабрик в Казакстане в пятилетней перспективе 1929-1933 годов. // Народное хозяйство Казакстана, 1929, № 8-9, с. 19 353 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 50 Казахстане все эти распоряжения тут же выполняли, невзирая на любые обстоятельства. В итоге план совхозного строительства был перевыполнен. В 1929 году было создано 30 новых совхозов: 10 зерновых, 3 технических культур и 17 животноводческих, которые заняли 886,8 тысяч гектаров354. Вскоре после зерновых совзхозов стали создаваться и животноводческие совхозы, также объединенные в тресты, наподобие зерновых. V Пленум Казкрайкома, состоявшийся 11-16 декабря 1929 года, выдвинул масштабный план создания животноводческих совхозов. В АО «Скотовод» (позднее – трест) к 1932 году должно быть не менее 100 совхозов, с общей численностью 2 млн. голов скота, В Казгоссельтресте – 18 совхозов и 350 тысяч голов скота, в Казсельтресте – 6 молочных совхозов с поголовьем в 24 тысячи молочных коров. В АО «Овцевод» (позднее – трест) должно было быть 3,5 млн. голов овец, в Казсельтресте – 815 тысяч голов овец355. В конце 1929 года стали создаваться животноводческие совхозы треста «Овцевод». К 1 января 1930 года в его системе было 8 совхозов, которые занимали 452 тысячи гектаров, и в которых было 104 тысячи головы овец 356. В это же время началось создание животноводческих совхозов треста «Скотовод». Вскоре они составят большую часть совхозов в Казахстане. Головокружение от успехов Вероятнее всего, в этом решении о резком увеличении количества хозяйств, охваченных коллективизацией, в создании гигантских совхозов, выразились личные мотивы Голощекина. Он впервые с 1925 года ощутил реальные успехи своей политики, которые ему казались весомыми. За 1928/29 хозяйственный год произошла конфискация байских хозяйств, которую он называл «Октябрем в ауле», была проведена хлебозаготовительная кампания, давшая 9,2 млн. центнеров хлебов, в том числе 6,8 млн. центнеров пшеницы. Это самый высокий уровень хлебозаготовок, который был достигнут за все время Советской власти в Казахстане. В ауле и деревне прошла мощная кампания коллективизации, которая утроила процент коллективизации и создала более чем 4 тысячи колхозов. Наконец, Голощекин, очевидно, опираясь на отчеты уполномоченных о ходе посевной кампании 1929 года впервые ощутил, что сопротивление аула сломлено и теперь его политика не разбивается о стену упорного сопротивления, как было раньше. Вероятнее всего, ему казалось, что полоса неудач и поражений позади. Это ощущение, видимо, и продиктовало ему все перечисленные выше решения. В этих условиях, судя по его решениям, у него, а также у него близкого окружения, появилось такое явление, которое Сталин метко назвал 354 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 237 355 Резолюции и постановления V Пленума Казакского Краевого комитета ВКП(б) (11-16 декабря 1929 года), Алма-Ата, 1929, с. 30-31 356 Весь Казакстан. Справочная книга. 1931. Алма-Ата, 1931, с. 114 «головокружением от успехов». Это ощущение всемогущества и способности решить все без исключения проблемы и вопросы, везде добиться блестящего успеха. В таком состоянии человек перестает изучать и анализировать реальное положение дел, не следит за допускаемыми ошибками и просчетами, перестает реально оценивать свои силы. Решение бюро Крайкома об охвате 140 тысяч хозяйств, то есть об удвоении численности колхозных дворов, вполне на это указывает. Кроме того, особенность «головокружения от успехов» у Голощекина состояла в его восторженности. В начале 1930 года он написал статью в «Советскую степь», в которой так говорил о начале посевной кампании 1930 года: «С фронта на фронт! Мы закончили хлебозаготовительный фронт и, не отдыхая, переключаемся и должны переключаться со всей большевистской энергией на новый боевой фронт, на фронт весенней сельскохозяйственной кампании»357. Эта восторженность определенно слепила ему глаза. Головокружение от успехов в сочетании с восторженностью не позволили ему увидеть главного в проводимой им политике – процесс коллективизации и оседания казахского населения идет неуправляемо, Казкрайком на него почти никак воздействовать не в состоянии, и вся политика с каждым днем все больше и больше отрывается от прочной хозяйственной практики, не обеспечена материально-техническими ресурсами, превращается в голое администрирование и кампанейщину. 357 Голощекин Ф. И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М.-Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 118 Глава щестая Марш к пропасти Весна 1930 года была первой весной и первой посевной кампанией, проводившейся в условиях массовой коллективизации и создания гигантских совхозов. Ее часто называли «первым большевистским севом» или «первой колхозной весной», и это было время массовых и масштабных преобразований в сельском хозяйстве, которые затрагивали практически все районы Казахстана, почти все деревни и аулы, вплоть до самых удаленных мест. С весны 1930 года и вплоть до начала губительного голода в начале 1932 года, в сельском хозяйстве Казахстана проходили, одна за другой, непрерывные кампании: посевные, уборочные, хлебои скотозаготовительные, кампании по укомплектованию совхозов и ферм, перехода на сдельщину и так далее. Это был подлинный марш к пропасти, и каждая кампания только приближала республику и ее население к ужасной катастрофе. Вдобавок, все это происходило в атмосфере крикливой агитации, когда в каждой газете публиковались громкие лозунги и призывы, и при любом случае возносились славословия партийному руководству, в первую очередь Филиппу Голощекину. В советской литературе этот период изображался почти всегда одним и тем же способом. Назывались какие-то даты, какие-то постановления, приводились факты и цифры, какой-то статистический материал. Но все это без системы, без взаимной связи, без анализа причин и последствий, даже без составления сводной хронологии событий. Факты и материал подбирались и излагались таким образом, чтобы получался непрерывный и прогрессивный рост сельского хозяйства, победа социалистического строя, что и требовалось от авторов. Это была целенаправленная фальсификация, преследующая цель изобразить время падения и крушения сельского хозяйства в Казахстане до крупнейшей хозяйственной катастрофы, как время расцвета и прогресса. Одним из наиболее выдающихся фальсификаторов был А.Б. Турсунбаев, который одним из первых сумел из полностью достоверных данных выстроить такую картину непрерывного развития и процветания. Он явно хорошо поработал с источниками, и у него есть, к примеру, наиболее раннее в послевоенной литературе упоминание голода в Тургае, в книге «Победа колхозного строя в Казахстане» (1957). Но эти факты служили у него лишь примерами и иллюстрациями в типичной партийной риторике. В сущности, большая часть советской экономической и исторической литературы не была научными исследованиями, а была партийными докладами по тому или иному вопросу. В них не идеология влияла на исследования, как многие считают, а вообще научного исследования там не было, и факты приводились лишь в качестве иллюстрации к тем или иным тезисам. Нам же предстоит совершенно другая задача – восстановить, максимально возможно полно, по отрывочным сведениям и отдельным публикациям, процесс движения Казахстана к небывалой хозяйственной катастрофе. Даже из опубликованного материала, как современного событиям, так и публиковавшегося потом в партийных докладах, то есть в советской литературе, можно установить основные вехи этого трагического пути. Посевная кампания Уже первая «колхозная весна» показала, что под понятием «весенняя сельскохозяйственная кампания» почти всегда подразумевается не деловая подготовка к посеву, а колоссальным размеров говорильня, больше отвлекающая людей от дела, чем помогающая ей. В 1930 году предстояло посеять 4155 тысяч гектаров358. На посевную кампанию и организацию колхозов был снова брошен многочисленный актив. Весной 1930 года в аулы прибыли 1204 человек из числа движения «двадцатипятитысячников», то есть рабочих с крупных заводов, которые помогали организации колхозов и, в особенности, машинно-тракторных станций. ЦК ВКП(б) в это время прислал 1470 человек для оказания помощи партийным организациям Казахстана 359. Казкрайком отправил в аулы и деревни около 5 тысяч человек из числа партийного, профсоюзного и советского актива районов. Итого, 7674 человека одних только «двадцатипятитысячников» и всевзможных уполномоченных. Если бы этих людей поставили бы к плугу и сеялке, то они вполне могли бы вспахать и засеять где-то около 10 тысяч гектаров, то есть посевную площадь какого-нибудь небольшого района, вроде Октябрьского района Актюбинской области. Но эти люди в массе своей к плугу и сеялке даже не прикасались. У них были дела и поважнее. Вот чем занимался двадцатипятитысячник Князев: «Не владея казахским языком, он сумел передать свой производственный опыт на пальцах и жестах рук»360. Главным образом уполномоченные и двадцатипятитысячники занимались проведением всевозможных собраний. Всего за посевную кампанию было проведено 19476 сельских и аульных собраний, в которых участвовали 1960 тысяч человек361. Непосредственно перед ведением сева по всему Казахстану с 15 февраля по 15 марта 1930 года было проведено 150 слетов батрачества. На этих слетах формировались отряды активистов из батраков и бедноты, и были сформированы ударные бригады по проведению сева, было избрано 1100 358 Голощекин Ф. Контрольные цифры третьго года пятилетки и задачи Казакстана. // Большекив Казакстана, 1931, № 1, с. 6 359 Турсунбаев А.Б. Колхозное крестьянство Казахстана. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1960, с. 73 360 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 116 361 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 237 человек на административную работу, а также выбрано 500 человек на руководящую работу в колхозах362. В общем и целом, работа была проделана большая, только на сам ход посева она если и оказала влияние, то сугубо отрицательное, отвлекая работников от важных дел. Впрочем, уполномоченные товарищи занимались не только собраниями. Одновременно с раскачиванием коллективизации, подготовкой к «первой колхозной весне», проводилась жесткая политика ущемления и уничтожения теперь уже бывших зажиточных хозяйств, которые день от дня все больше и больше теряли право на это название. «Кулацко-байские хозяйства» (едва ли они теперь могли так называться с точки зрения экономики; с этого момента смысл термина был сугубо социально-политический), постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 года были помещены, по сути, под арест. Им не разрешалось переселяться и распродавать имущество без разрешения райисполкомов. В случае нарушения – конфискация имущества. Казкрайком пошел куда дальше. Еще 17 января 1930 года Бюро Крайкома ВКП(б) приняло решение о конфискации у «байских хозяйств» скота с оставлением потребительского минимума363. 19 февраля 1930 года ЦИК и СНК КАССР выпустил постановление, согласно которому «кулацкобайские» хозяйства выселялись из районов сплошной коллективизации, с конфискацией всего имущества, за исключением минимально необходимого для ведения хозяйства. При Казкрайкоме была создана расширенная комиссия по подготовке ликвидации кулачества и байства, а во всех округах созданы оперативные тройки во главе с секретарем окружкома ВКП(б)364. На 1 февраля 1930 года в 60 районах сплошной коллективизации быо 19163 «кулацко-байских хозяйства». В феврале-марте в 51 районе было ликвидировано 3123 кулацких и байских хозяйства 365. Раскулачивание сопровождалось масштабными конфискациями. Так, только в трех округах было конфисковано в зажиточных хозяйствах имущества на 24 млн. рублей, 631 тысяч пудов зерна и 534 тысячи голов скота366. Раскулачивание было только чатсью бедствий бывших зажиточных хозяйств. Во время хлебозаготовок в 1930 году «кулацко-байские хозяйства» заставляли сдавать все товарные излишки продукции, оставля только потребительский минимум 367 . 362 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 112 363 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 154 364 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 129 365 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 207; Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 129 366 Дахшлейгер Г.Ф., Нурпеисов К. История крестьянства советского Казахстана. Т. 1. Алма-Ата, «Наука», 1985, с. 114 367 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 268 Вскоре начались репрессии против байских хозяйств, живущих в Восточном Казахстане, в пограничной полосе. Документ из Центрального архива ФСБ России «Спецсводка № 2 информационного отдела Полномочного Представительства Объединенного Государственного Политического Управления по Казакстанской ССР об укочевках казакского населения в Казакстане по материалам на 24 ноября 1930 г. 22 декабря 1930 г.»368 показывает, что только в бывшем Алма-Атинском округе в приграничных районах было 1103 человека, конфисковано 2858 лошадей, 847 голов крупнорогатого скота, 9759 овец и коз, 411 верблюдов. Раскулачивание и конфискация скота были первыми в длинной череде мероприятий, в результате которых в большей части хозяйств не осталось ни одной головы скота. Пока еще скота было много, и конфискация полумиллиона голов еще не могла подорвать производительных сил скотоводства. Но вскоре оно будет доведено до такого состояния, что в ауле брать уже будет нечего. Впрочем, уже в посевную кампанию 1930 года в отдельных районах Казахстана имело место недоедание и голод. В архиве ФСБ России сохранился документ: «Из спецсводки Петропавловского Окружного отдела Объединенного Государственного Политического Управления о коллективизации и весенней посевной кампании на 23 мая 1930 г. с описанием фактов голода и суждениях на этой почве. 24 мая 1930 г.», опубликованный в Коллекции документов «Голод в СССР 1930-1934 годов» 369 . В нем говорится о том, что единоличные маломощные хозяйства перемалывают и употребляют в пищу семенной материал, в том числе и протравленные семена, которые промывались водой. После употребления муки из протравленных семян были многочисленные случаи отравления и опухания. Доходило дело до поедания падали, до забоя случайно встреченного скота и отбирания продуктов. Так что голод во многих местах Казахстана начался сразу же, вместе с массовой коллективизацией. Колебания вместе с линией сплошной коллективизации На 1 января 1930 года по всему Казахстану было коллективизировано 22,5% хозяйств (278 тысяч хозяйств), и создано 6457 колхозов 370. Колхозы были весьма слабыми, и в среднем на каждое из них приходилось по 43 хозяйства, однако это обстоятельство партийное руководство не останавливало. В начале 1930 года темп коллективизации только нарастал. Конец 1929 – начало 1930 года было ознаменовано бурной коллективизацией, массовым созданием колхозов и вовлечением в них 368 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 744. Л. 848, 849, 850, 851, 852, 853, 854, публикация http://rusarchives.ru/publication/hunger-ussr/1930_13.shtml 369 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 752. Л. 536, 537, 538, 539, 540, 541, публикация http://rusarchives.ru/publication/hunger-ussr/1930_8.shtml 370 Турсунбаев А.Б. Колхозное крестьянство Казахстана. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1960, с. 66 десятков тысяч хозяйств. Несмотря на то, что общий уровень коллективизации едва превысил пятую часть всех хозяйств, уже казалось, что сев зерновых весной 1930 года (который проходил обычно в конце апреля – начале мая), будет проводиться колхозниками, а не единоличниками, как раньше. Потому это время назвали «первым большевистским севом» или «первой колхозной весной». В начале 1930 года в Казахстане началась сплошная коллективизация в основных зерновых районах. 1 февраля 1930 года был выбран 51 район, в которых намечалось провести сплошную коллективизацию371. «Как уже отмечалось, насыщение района сельскохозяйственным инвентарем и орудия имеет большое значение для коллективизации» 372, писал А.Б. Турсунбаев. То есть, в районах сплошной коллективизации в первую очередь создавались МТС и МСС, куда в приоритетном порядке направлялись трактора и сельскохозяйственные орудия. В качестве примера он приводил Энбекши-Казакский район Алма-Атинской области, в которой была создана МТС и направлено 20 тракторов. Если в 1929 году уровень коллективизации составлял 13%, то уже к 15 января 1930 года он подскочил до 70%. Поскольку районами сплошной коллективизации были выбраны именно зерновые районы, то создание МТС и МСС началось именно с них. В начале 1930 года из 6 МТС в Казахстане в зерновых районах было 5 МТС, а из 72 МСС там же было 55 МСС373. Впоследствии это оказало серьезное влияние на быстрое усугубление положения именно в кочевых и полукочевых районах, которые или совсем не имели никаких станций, или были обеспечены ими в крайне незначительной степени. Впрочем, поставка машин и орудий не была единственным способом коллективизации. Судя по отчетному докладу Казкрайкома VII Всеказакской партконференции, наиболее распространенным методом было вовсе не убеждение и демонстрация преимуществ коллективного хозяйства, а голое принуждение в самых диких формах. Правда, вскоре коллективизаторский порыв был осажен из центра. 2 марта 1930 года Сталин написал свое знаменитое письмо «Головокружение от успехов», а 14 марта 1930 года ЦК ВКП(б) принял свое историческое постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении». Появление этого письма и постановления было связано с провалом выполнения заказа на выпуск тракторов, размещенного на Краснопутиловском заводе в Ленинграде в июле 1929 года на 12 тысяч тракторов. Заказ был провален, и завод выпустил всего 8935 тракторов 374. В это же время образование колхозов по СССР достигло таких масштабов, которые резко превышали возможности по обеспечению всех их тракторами, 371 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 121 372 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 124 373 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 93 374 Верхотуров Д.Н. Экономическая революция Сталина. М., «ОЛМА-Пресс», 2006, с. 298-299 машинами и сельхозорудиями. Чтобы не сорвать ход коллективизации, Сталин вынужден был осадить темп коллективизации, а немного позже в своем ответе колхозникам поставил конкретную задачу – готовиться к посевной. Казкрайком после такой директивы тоже вынужден был давать задний ход, и бороться с перегибами, которая в свою очередь сама сопровождалась большими перегибами. Значительный вклад в перегибы во время кампании по борьбе с перегибами внес сам Голощекин, который уже весной, сразу за постановлением ЦК ВКП(б), обрушился с критикой на методы проводимой коллективизации: «Вы вероятно читали и читаете часто, что такой-то округ объявлен округом сплошной коллективизации, такой-то район объявлен районом сплошной коллективизации. Разрешите мне быть откровенным и назвать это своим именем, - это глупость»375. Особенно досталось организаторам колхозов в кочевых и полукочевых районах: «Можете ли вы сказать, что в кочевых районах есть действительные колхозы? Нет, товарищи, там колхозы только на бумаге и мы их сейчас распустили»376. Голощекину, даже с его обычными настроениями безудержного социалистического наступления, пришлось также публично критиковать ретивость исполнителей на VII Всеказакской партконференции, прошедшей в июне 1930 года. В этом отчетном докладе Казкрайкома Голощекин пустил в ход все свое красноречие. После обычного подчеркивания всяческих успехов и выдающихся свершений, Голощекин начал критиковать методы коллективизации в кочевых и полукочевых районах: «Глубочайший вред животноводству принесли извращения. Ошибкой их слабо назвать. Разве не факт, что коллективизация в кочевых аулах не имела никаких предпосылок, абсолютно не была подготовлена нашими силами. Разве не факт, что бай внушил и привел к полному убеждению середняка и бедняка, что коллективизация – это «конфискации»… Спросите у всех этих «коллективизаторов», какую производственную базу имеют колхозы в кочевом хозяйстве, кроме грубых принуждений людей, непонимающих сущности политики партии?»377. Он привел один конкретный пример коллективизации в кочевом Таласском районе, в котором коллективизация началась 15 марта 1930 года. Со слов тов. Асылбекова, который побывал в этом районе, там членами райкома партии было проведено обобществление скота и перестройка хозяйства на «социалистический лад». Как этот лад виделся таласским большевикам, Голощекин описал ярко и красочно: «Кибитки всех колхозников были построены шпалерами… были выделены в качестве скотных дворов юрты, путем уплотнения и вселения хозяев в юрты других семей!!»378. 375 Голощекин Ф.И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М. – Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 129 376 Голощекин Ф.И. Казакстан на путях социалистического переустройства. М. – Алма-Ата, ОГИЗ, 1931, с. 142 377 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкуии. Отчетный доклад Казакского Крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 7, 35 378 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкуии. Отчетный доклад Казакского Крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 36 Некоторые основания для критики были. Проблемы с организацией колхозов были даже в земледельческих казахских районах, например, в Курдайском районе Алма-Атинской области. Почти все казахские колхозы района обобществили только земледелие, тогда как скот остался в личной собственности колхозников. Члены колхоза собирались на 40-50 дней сева и на 30-40 дней сбора урожая, в остальное время кочевали со своим скотом. Незапаханные земли сдавались в аренду колхозникам из Киргизии 379. Если такое было в земледельческом районе, то легко себе представить, какими были колхозы в кочевых районах. В общем, политика безудержного администрирования и принуждения была осуждена. Однако, на местах вскоре началось то же самое, только в противоположном направлении. В апреле-мае 1930 года в Казахстане было проведено 2461 собрание с разъяснением этого постановления. Вслед за этим началась реорганизация колхозов, которая в некоторых местах привела к настоящему разгрому колхозов. Если в январе 1930 года уровень коллективизации по этим районам составлял 72%, то уже в июне 1930 года – 27,4%. «В некоторых районах вообще не осталось ни одного колхоза», заметил А.Б. Турсунбаев380. Итак, сказано – сделано. Приказал Казкрайком распустить колхозы, они тут же были распущены. Этот разгром колхозов, должно быть, крайне негативно повлиял на настроение жителей деревень и аулов, и нанес серьезнейший урон дальнейшему строительству колхозов. Участники этих изгибов сплошной коллективизации устойчиво стали воспринимать создние колхозов не как свое личное дело и не как средство повышения эффективности своего хозяйства, а как очередную административную затею. Во всяком случае, наблюдая за тем, как в колхозах сначала загоняли, а потом разгоняли население, трудно было не прийти к другому выводу. Узуң-құлақ разнес это далеко по степи. Резкое падение доверия к колхозному строительству выразилось в необычайно низком притоке хозяйств в колхозы летом 1930 года. С 1 июля по 1 августа выступило в колхозы всего лишь 16625 хозяйств 381 . Пока коллективизация претерпевала эти изгибы своей линии, Наркомзем КАССР составил подробную инструкцию по проведению коллективизации, в которой были затронуты основные вопросы создания колхозов. Первое, что требовали от колхозов – это максимального обобществления средств производства: «В основном эти требования сводятся к следующему: 1. Максимальное обобществление всех средств производства, принадлежащих каждому в отдельности члену колхоза. 2. Увеличение фонда неделимых капиталов. 3. Правильная постановка дела в области организации учета средств производства. 379 Звонарев А.Г. О коллективизации аула. // Большевик Казакстана. 1931, № 5, с. 25, 28 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 157-158 381 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 186 380 4. Рациональное распределение доходов колхоза. 5. Рациональное использование в хозяйстве всех основных оборотных средств и капиталов»382. Коллективные хозяйства распределялись на категории в соответствии со степенью обобществления средств производства. Так, коммуны представляли собой хозяйство с обобществлением всего живого и мертвого инвентаря, всех построек, всего скота и прочих средств производства. Артель, как наиболее массовый тип колхоза, представляла собой хозяйство с обобществлением продуктивного и рабочего скота, мертвого инвентаря, семян, связанных с ведением хозяйства построек. Товарищество (в Казахстане существовали товарищества по обработке земли – ТОЗ, и товарищества по общему животноводству – ТОЖ) представляло собой хозяйство с обобществлением рабочего скота, мертвого инвентаря, семян и хозяйственных построек383. Казалось бы, все определено четко и ясно. Но в конкретной действительности были многочисленные проблемы, связанные с приложениями определений к конкретным хозяйствам. Эту проблему поставил еще В.И. Ленин в своем выступлении на VIII Чрезвычайном съезде РКП(б) в марте 1919 года, на котором состоялось обсуждение крестьянского вопроса. Ленин в своем докладе 23 марта 1919 года подверг жесточайшей критике деятельность продорганов и пустил в ход все свое красноречие: «На практике происходят такие случаи, как рассказывал один товарищ в комиссии. Его обступили крестьяне, и каждый спрашивает: «Определи, середняк я или нет? У меня две лошади и одна корова. У меня две коровы и одна лошадь» и т.д. И вот этому агитатору, разъежающему по всем уездам, необходимо обладать таким термометром, чтобы можно было поставить его крестьянину и сказать, середняк он или нет… Надо избегать всего, что могло бы пооощрять на практике отдельные злоупотребления. К нам присосались кое-где карьеристы, авантюристы, которые называются коммунистами и надувают нас..»384. С тех пор прошло 10 лет, но проблема как была, так и осталась. Официальные определения и инструкции с большим трудом прилагались к конкретной действительности и создавали необычайно широкие возможности для злоупотреблений. Потому Наркомзем, а потом и партийные органы вплоть до ЦК ВКП(б), вынуждены были заниматься определением того, сколько земли, скота, инвентаря и прочего можно иметь в личной собственности колхознику. Сейчас нельзя не поражаться мелочности этих постановлений, но тогда нельзя было отдать решение этих проблем на ответственность местных органов и руководителей из-за чрезвычайного распространения злоупотреблений. 382 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 1 383 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 1 384 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК. М. «Издательство политической литературы», 1983, т. 2, с. 156-158 В инструкции по коллективизации в Казахстане 1930 года подробных указаний еще не было, но принцип уже сформулировали: «Союзный Наркомзем в сельскохозяйственной артели предполагает немедленное обобществление только товарной части продуктивного скота». Приводился пример, что если крестьянин имеет три коровы, то одна корова – это для личного потребления, а остальные две – для продажи на рынке, и вот две коровы должны обобществляться. Далее инструкция предписывала полностью обобществлять весь мелкий и мясо-молочный скот, тогда как потребности в мясе должны удовлетворяться решениями правления и общего собрания колхоза после сдачи не менее 50% убойного веса государству. Также полностью сдается государству вся шерсть385. Колхозам инструкция навязывала молочное и свиноводческое направления хозяйства, в ней содержались весьма подробные рекомендации по развитию производства молока, включающие в себя нормативы посева кормовых и зерновых культур на голову. Инструкция больше всего рекомендовала свиноводство: «Особенно рационально заняться этой отраслью животноводства вновь организованным сельскохозяйственным артелям и коммунам, с тем расчетом, чтобы за счет массового сбыта государству свинины быстро увеличить фонд неделимых капиталов»386. Увеличению неделимых капиталов было подчинено все финансовое хозяйство колхозов. В сущности, принуждение колхозов к огромной доле накопления ставило перед собой цель покрыть крайне недостаточные капиталовложения государства в развитие колхозов. Потому все необходимое колхоз должен был, по мысли коллективизаторов, купить себе сам и сам себя обеспечить основным капиталом. Норма накопления была установлена в 30% от валового дохода колхоза, и 60% этого накопления должно было зачисляться в неделимые фонды колхоза 387. Подобная погоня за неделимыми фондами объясняется тем, что в той же самой инструкции был изложен план создания колхозов с угодьями до 25 и даже до 50 тысяч гектаров. Казкрайком требовал в районах сплошной коллективизации создавать колхозы по 50 тысяч гектаров площадью, с посевами не менее 10 тысяч гектаров388. Темп развития колхозов зависел, таким образом, от работы колхозников и от распределения заработка. К тому моменту в Казахстане использовалось несколько систем распределения дохода между колхозниками: по едокам (или «едоцкая»), по семьям, по работникам, по едокам и работникам, по трудодням, по труду и средствам производства, по паям и даже по 385 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 2 386 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 5 387 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 11 388 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 30-34 потребности389. Наиболее распространенной была система распределения по паям и по трудодням, а также смешанная трудово-паевая система. Иными словами, больше всего в таких колхозах получал тот, кто больше работал и внес при вступлении в колхоз больше имущества. Казкрайком отверг паевую систему, поскольку увидел в ней угрозу захвата колхозов кулаками и баями. Зажиточные хозяйства, внося большей имущества, чем бедняцкие, получали в колхозе преимущество. С 1930 года партийное руководство стало требовать повсеместного введения сдельной системы распределения доходов или сдельщины. Сдельщина обычно понимается так, что кто больше работает, тот больше получает. Однако, при рассмотрении инструкции по коллективизации видно, что в определение были внесены некоторые пункты, которые изменили смысл самого термина. Во-первых: «В этом отношении система сдельной оплаты труда считается лучшей, так как она материально заинтересовывает работника. Сущность этой системы заключается в том, что работникам или группе их дается определенное задание с указанием количества работы и ее качества. Невыполнение этого задания снижает заработную плату, и наоборот, выполнение работы сверх задачи повышает ее, пропорционально количеству и качеству проделанной работы»390. Иными словами, это не такая сдельщина, где каждый работник выполняет посильный для себя объем работы, а система нормативов, от выполнения которых зависит размер оплаты труда. Во-вторых, нормы выработки по каждому виду работы определялись исходя от 10-ти часового рабочего дня. В-третьих, минимальные и максимальные тарифы различались между собой не более чем в два раза. Сдельщина в такой форме уже на стадии инструкции о коллективизации представляла собой потогонную систему, сильно напоминающую барщину, в которой зарплата ставилась в зависимости от норм выработок, причем ориентированных на количественные, а не качественные показатели труда. Инструкция обещала, что нормы выработки будут согласованы с местными условиями, но уже в 1931 году были выработаны и утверждены обязательные нормы выработки по основным видам сельхозработ для всего Казахстана. Борьба за утверждение сдельщины шла с большим упорством и переменным успехом. Система оплаты труда, по сути, была последним рубежом, который отделял крестьян-собственников, вступивших в общее хозяйство, от государственных рабочих, и экономическое сражение на этом рубеже было очень жестоким. Колхозники всеми силами сопротивлялись введению сдельщины, пытаясь сохранить или «едоцкую» или трудо-паевую системы, и уступали лишь под нажимом со стороны уполномоченных. Переход на такую сдельщину, по сути своей барщинную систему, сопровождался резким падением мотивации к труду, резким ухудшением 389 Татаринцев Г. Коллективные хозяйства Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1928, № 9-10, с. 86 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 23 390 качества работ, погоне за количеством, а также к повальному воровству в колхозах. Сельское хозяйство в Казахстане еще держалось до тех пор, пока де-факто применялись другие формы оплаты труда. Но Казкрайком требовал и настаивал на введении сдельщины. В начале 1931 года колхозы под давлением уполномоченных и райокомов стали переходить к этой самой сдельщине. Результат сказался очень быстро. «Вторая колхозная весна», или посев абы как Весной 1931 года по плану колхозы должны были засеять 3567,1 тысяч гектаров. Однако, реальный колхозный посев составил 4330 тысяч гектаров 391 . Общий план посева по республике составил 5807,3 тысячи гектаров392. Разумеется, в советской литературе это подавалось как выдающееся достижение, как свидетельство победы колхозного строя, как наглядное подтверждение преимуществ крупного хозяйства по сравнению с мелким. Однако, реальная хозяйственная обстановка в Казахстане в 1931 году заставляет крепко усомниться в справедливости этого утверждения. Рост площади посева действительно имел место. Но при этом он быд куплен ценой крайне низкого качества работ, и обработки полей на грани невсхожести посевов. Главной причиной резкого расширения посевов во «вторую колхозную весну» было стремление Казкрайкома как можно больше распахать и посеять. В марте 1931 года состоялся пленум Казкрайкома на котором было открыто заявлено: «Увеличение посевной площади края почти на 2 млн. гектаров – это задача достойная большевиков»393. После проведения массовой коллективизации средний размер колхоза в 1931 году составил 904 гектара посевной площади, тогда как в 1928-1929 годах не превышал 40-50 гектаров. Крестьяне столкнулись с необходимостью обрабатывать своим скудным инвентарем резко возросшие посевные площади. В лучшем положении были те колхозы, которые находились в радиусе работы машинно-тракторных станций, и которым пашню пахали и обрабатывали трактора. Но так везло далеко не всем. В 1930 году МТС вспахали всего 208,4 тысяч гектаров пашни, засеяли 56,5 тысяч гектаров, убрали урожай с 53,4 тысяч гектаров394. Даже с учетом создания новых МТС к весенней кампании 1931 года, тракторной тяги хватало только на 8,5% колхозных посевов. Это означало, что подавляющему большинству колхозов придется пахать и сеять своими лошадьми, своими орудиям. В условиях резкого дефицита тракторной тяги, крайне негативно сказалась погоня за увеличением посевной площади. Колхозы с большим трудом смогли обработать увеличенную почти в полтора раза площадь 391 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 189 392 Сыргалбеков Н. Вторая большевистская посевная. // Большевик Казакстана. 1931, № 1, с. 9 393 Большевик Казакстана. 1931, №2-3, с. 6 394 Татаринцев Г. Машинно-тракторные станции в весенней посевной кампании. // Народное хозяйство Казакстана. 1931, № 1-2, с. 56 посева. Качество полевых работ и сева было чрезвычайно низким, сев растягивался, а обработка и прополка посевов почти не велась 395. Поля сплошь и рядом засевались некондиционным, несортированным и непротравленным зерном, что приводило к плохой всхожести, поражению злаков болезнями, засорению полей сорняками. Впрочем, это было бедствие не только Казахстана. Так обстояло дело по всему СССР. 1931-1933 года были временем повального бедствия: распространения болезней злаков (спорыньи и головни), повсеместного распространения вредителей. Сорняки были распространены до такой степени, что на многих полях совершенно забивали культурные злаки. Ученые и агрономы пытались бороться с этим бедствием, но их сил было слишком мало. В это же время хозяйственным руководством Казахстана овладела очередная великая идея – узкая производственная специализация хозяйств, в частности, колхозов. Было решено, очевидно, после долгих споров, что хозяйство будет эффективно и рентабельно, если оно будет специализироваться на какой-то одной отрасли, соответствующей местным условиям. Пока у Казкрайкома не было возможности провести специализацию на уровене каждого колхоза, но уже весной 1931 года они разбили Казахстан на четыре хозяйственных района: 1. Земледельческий, зерновой с зерносовхозами. 2. Земледельческо-животноводческий, с товарным полеводством. 3. Животноводческо-земледельческий, с преобладанием животноводства полуэкстенсивного характера, с земледелием с товарными излишками. 4. Животноводческий, с экстенсивным и кочевым животноводством и подсобным земледелием396. Как видно, главной мыслью разработчиков этого плана, было стремление как можно больше районов специализировать на зерновом земледелии. Даже там, где пшеницу выращивать было нельзя из-за нехватки воды и осадков, предполагалась специализация на технических культурах. За директивами дело не стало, их выдали сразу же после составления общего плана специализации: «Каждый район получает теперь твердую и ясную установку. Определяются ведущие отрасли хозяйства и ее направления»397. Легко себе представить, что творилось во время в колхозах. Крестьян, которые всегда сеяли пшеницу или просо, во многих местах заставляли сеять кендырь, табак или какие-то другие технические культуры. Вчерашних кочевников, еще не освоившихся с земледелием, заставляли сеять пшеницу. Нетрудно понять, что опыт и навыки людей в расчет не брались, и местные активисты отвергали возражения усилием голоса и угрозами. Мол, как решили в Алма-Ате большие начальники, так и будет. 395 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 242 396 Филатов Н.П. Весенняя посевная кампания и производственная специализация районов. // Народное хозяйство Казакстана, 1931, № 1-2, с. 43 397 Филатов Н.П. Весенняя посевная кампания и производственная специализация районов. // Народное хозяйство Казакстана, 1931, № 1-2, с. 43 Специализация, проведенная в столь краткий срок и столь топорными методами, разумеется, не только не привела к росту эффективности колхозных хозяйств, но и стала, вне всякого сомнения, одной из причин резкого падения качества работ в посевную 1931 года. В силу всех этих причин, после массовой коллективизации качество сельскохозяйственных работ сильно упало, и вслед за ней упала средняя урожайность. О былых урожаях по 8-9 центнеров с гектара теперь оставалось лишь мечтать. Урожайность три года подряд держалась на чрезвычайно низком уровне. В 1931 году – 4,2 центнера с гектара, в 1932 году – 4,3 центнера с гектара, в 1933 году – 4,5 центнера с гектара 398. Это все равно, что повторение три года подряд неурожайных лет, ибо такая урожайность соответствовала именно неурожайным годам. В целом ряде районов и в целом ряде совхозов урожай был еще хуже, если урождался вообще. Результат посева 1931 года был ужасающим. Сев начинался около 20 апреля, и продолжался до 10-12 июня. Под конец этого посева, сроки которой иной раз достигали 50 дней, семена бросали в высушенную суховеями землю, и они не давали всходов. Не раз отмечалось, что поля позднего посева давали всходы только в августе, после дождей, когда уже наступала пора уборки урожая. По целому ряд районов теряли около половины урожая из-за растягивания сева. Так, в Акбулакском районе сев продолжался 46 дней, и было потеряло 31,5% урожая, в Мендыгаринском районе сеяли 41 день, и потрели 51% урожая, в Максим-Горьковском сеяли 47 дней и потеряли 30% урожая. В Ленгерском районе сеяли 35 дней и потеряли 55% урожая. Всего по 24 зерновым районам потерли урожая составили не менее 35%399. С такими результатами для возникновения голода не надо было и засухи. Уже весной 1931 года зерно превратилось в главный объект хищений по всему Казахстану. Голощекин в апреле 1931 года лично объехал 10 районов и встретился с представителями еще 7 районов. Уже в ходе этой поездки он видел, что люди стали массово воровать и прятать зерно, и вынужден был заключить: «С другой стороны, неправильное, самовольное расходование хлеба на местное снабжение, и я бы сказал хищническое расходование хлеба со стороны некоторых хозяйственных организаций»400. Разумеется, Голощекин выражался партийным канцеляритом, но за его словами общая картина происходившего ясна и понятна. Колхозники, начиная от правления, и заканчивая рядовыми членами, несли домой и прятали каждый пуд зерна. Часто хлеб делили по решению общего собрания. В то же время работники заготовительных и снабженческих организаций продавали зерно нуждающимся колхозникам и кочевникам. Но во время уборки урожая и сразу после этого кражи хлеба приняли огромные масштабы. Например, в колхозе Уным Курдайского района Алма398 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 242 399 Сарымулдаев К. Третий большевистский сев. // Народное хозяйство Казакстана. 1932, № 2-3, с. 7 400 Голощекин Ф. Научить руководить районом. // Большевик Казакстана. 1931, № 5, с. 8 Атинской области правление колхоза не могло вспомнить, куда делся хлеб, собранный с 40 гектаров401. 22 ноября 1931 года Филипп Голощекин сделал доклад на собрании партактива Алма-Атинской парторганизации, в котором привел некоторые сведения о кражах хлеба в колхозах районов Актюбинской области. Этот доклад интересен тем, что он перечисляет наиболее распространенные способы кражи хлеба. Голощекин привел данные по некоторым колхозам Темирского района области, в которых были выявлены кражи. Так, в колхозе им. Сталина было украдено 3500 пудов, в колхозе «Жана-Талап» - 4500 пудов, в колхозе им. Буденного – 3500 пудов, в колхозе им. 1-го Мая – 3342 пуда. Всего по его данным только в пяти колхозах Темирского района было украдено 20842 пудов, или 333,4 тонны зерна402. Колхозники проявили необычайную изобретательность в кражах хлеба, причем проявили недюжинное искусство не просто банального воровства, а воровства, замаскированного под «технологические потери». Голощекин привел следующие способы, которые удалось выявить: 1. При уборке-косовице косы жнейки устанавливались выше низкорослых колосьев, которые оставались на поле нескошенными; не убирались полосы вдоль дорог, межей, арыков. 2. При свозе копен не сгребали колосья. 3. Скрытно срезали часть хлеба на корню, иногда с прямой целью уменьшить выход урожая с гектара. 4. Неправильно регулировалась молотилка, которая при молотьбе пропускала до 20% колосьев в солому. 5. Не провеивалась мякина. 6. Неправильно регулировалась молотилка, которая при молотьбе дробила зерно, поскольку дробленое зерно считалось отходом и не принималось на ссыпных пунктах. 7. Ток не зачищался. 8. В стогах хорошо обмолоченной соломы прятались плохо обмолоченные колосья. 9. Колхозы не показывали и не учитывали отдельных отдаленных токов 403 . Схема кражи, как видно по докладу Голощекина, была достаточно простой. Сначала умышленно плохо делалась работа по уборке и обмолоту хлеба так, чтобы выходили большие «технологические потери». Затем, ночью колхозники тщательно собирали зерно, оставленное на поле, в соломе и мякине, в снопах и на токах, и делили его между собой. Иногда, если была возможность, молотили на отдаленных токах, а потом показывали в документах меньше зерна, чем реально собрали и обмолотили. Хищения были повсеместными, и в них участвовали руководители самого разного уровня: «Мы за этот период сняли 7 директоров совхозов, 22 401 Звонарев А.Г. О коллективизации аула. // Большевик Казакстана. 1931, № 5, с. 30 Голощекин Ф. Борьба за хлеб – борьба за социализм. // Большевик Казакстана. 1931, № 12, с. 30 403 Голощекин Ф. Борьба за хлеб – борьба за социализм. // Большевик Казакстана. 1931, № 12, с. 29 402 директора МТС, распустили 8 бюро райкомов, сняли 16 секретарей райкомов, ряд председателей риков…»404. Этот доклад Голощекина показывает, насколько серьезным было положение в колхозах. Темирский район был крупным земледельческим районом, засеял в 1931 году 65,5 тысяч гектаров, имел 72 колхоза и 4 совхоза на своей территории. Казалось бы, проблем с хлебом там не должно было быть. Но на деле уже осенью 1931 года, в пору уборки урожая, были такие серьезнейшие проблемы с зерном, что колхозники воровали его тысячами пудов. Трудно себе представить, сколько всего хлеба было украдено и спрятано, если вскрывались такие хищения. По Казахстану суммарный объем, вероятно, сложится в миллионы пудов. В общем и целом, в начале 1932 года, после окончательного подведения итогов 1931 года, Голощекин на III-м расширенном пленуме Крайкома вынужден был оправдываться и валить все на плохие погодные условия. По его словам, в Актюбинской, Кустанайской и Уральской областях три года была засуха405. Правда, вместе с этим Голощекину пришлось признать и чрезвычайно плохое качество посевов406. Совхозный гигантизм Как уже говорилось, в 1930 году в Казахстане стартовала кампания по созданию гигантских совхозов сразу нескольких совхозных трестов. В то время в Казахстане было девять трестов: «Зернотрест», «Казхлопок», «Новлубтрест», «Лектехсырье», «Каучуконос», «Скотовод», «Овцевод», «Свиновод», «Садвинтрест». Каждый трест специализировался на одной из отраслей сельского хозяйства. По большей части специализация понятна из названий трестов, однако, некоторые требуют пояснения. «Новлубтрест» занимался возделыванием ряда технических волокнистых культур, преимущественно кендыря или ворсовальной шишки. «Лектехсырье» занимался выращиванием сырья для производства лекарственных средств. «Каучуконос» занимался возделыванием ряда растений, содержащих каучук, в частности тау-сагыза. «Садвинтрест» объединял плодово-ягодные совхозы Южного Казахстана. Большинство совхозных трестов включало в себя до 10 совхзозов и занимало небольшую суммарную площадь. Это объяснялось характером их производства и особенностью возделываемых культур. Однако другие тресты, в частности «Зернотрест», «Скотовод» и «Овцевод», включали в себя десятки колхозов и занимали площади в миллионы гектаров, имели сотни тысяч голов скота. Первоначально, размер зерновых совхозов, размещаемых в Северном Казахстане, определялся до 50 тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий, в том числе 35 тысяч гектаров пашни. Однако, уже в начале 1930 года, эти 404 Голощекин Ф. Борьба за хлеб – борьба за социализм. // Большевик Казакстана. 1931, № 12, с. 34 Голощекин Ф.И. Завершим пятилетку в четыре года. // Большевик Казакстана. 1932, № 1, с. 13 406 Голощекин Ф.И. Завершим пятилетку в четыре года. // Большевик Казакстана. 1932, № 1, с. 17 405 установки были отброшены в пользу создания огромных зерновых совхозов, некоторые из которых имели пашни больше, чем многие районы. В апреле 1930 года Б.Н. Семевский уже призывал создавать зерновые совхозы в Северном Казахстане с пахотной площадью в 100 тысяч гектаров, и доказывал, что обработка такой площади вполне возможное дело для одного совхоза. Так, он считал, что трактор 15/30 Сталинградского тракторного завода может обработать 350 гектаров за сезон, рабочая лощадь – 10 гектаров за сезон. Следовательно, 225 тракторов могут обработать 78,8 тысяч гектаров, 2625 лошадей – 26,2 тысячи гектаров. Суммарно получается 105 тысяч гектаров пашни. Кроме того, зерновому совхозу нужно прирезать 16,8 тысяч гектаров сенокосов и 67,5 тысяч гектаров пастбищ для обеспечения кормами и выпаса рабочего скота. Всего такой зерносовхоз должен занимать 210,3 тысячи гектаров407. К концу 1931 – началу 1932 года в Казахстане было создано 23 зерновых совхоза, в том числе 7 зерносовхозов в Актюбинской, 6 зерносовхозов в Карагандинской областях. У них было 1943,6 тысяч гектаров сельскохозяйственный угодий, 1558 тракторов и все зерносовхозы засевали 383,2 тысячи гектаров408. Самым крупным зерносовхозом стал Чаглинский зерносовхоз в Бейнеткорском районе Карагандинской области. Он в 1931 году имел 241,08 тысяч гектаров угодий, в том числе 200,6 тысяч гектаров пашни. Это было огромное хозяйство, которое по своим пахотным угодьям превышало площадь пашни целого ряда районов Казахстана. В самой Карагандинской области Чаглинский зерносовхоз по площади пашни немного уступал всему Щучинскому району, и превосходил весь Кургальджинский район. Земли совхоза составляли 34,9% всех пахотных угодий Бейнеткорского района. Но при этом совхоз засевал всего 34 тысяч гектаров – 16,9% своих бескрайних полей. Ситуация по другим совхозам была не лучшей. Киялинский зерносовхоз в том же Бейнеткорском районе имел 123,3 тысяч гектаров угодий, в том числе 105 тысяч гектаров пашни, а засевал всего 34,9 тысяч гектаров – 33,2% площади пашни. Чем крупнее был зерносовхоз по площади, тем меньшую долю своих посевов он мог обрабатывать. Главная причина недоиспользования пахотных угодий состояла в том, что совхозы не имели достаточной тракторной тяги. Совхоз Канды-Кумакский Учебный им. Голощекина Кент-Аральский Талгарский 407 Посев (тыс. га) 24 37,4 13 0,9 Количество тракторов 130 89 76 27 Гектар/трактор 184,6 420,2 171 33,3 Семевский Б.Н. О строительстве совхозно-колхозных комбинатов в северных зерновых районах Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана, 1930, № 3-4, с. 57-58 408 См. таблицу «Совхозы Казахстана в 1932 году». Северный Октябрьский Прииртышский Красновский Уральский Каменевский Рубежинский Чаглинский Киялинский Чистовский Возвышенский Колутонский Дарбаза 22 21,8 14,9 25,2 20,5 20 19,1 34 34,9 23,3 17,2 16,6 10,1 72 85 55 152 99 80 72 150 104 92 69 70 69 305,5 256,4 270,9 165,7 207 250 265,2 226,6 335,5 253,2 249,2 237,1 146,3 Из этой таблицы видно, что средняя площадь на один трактор в зерносовхозах Казахстана составляла 250-270 гектаров. Она могла колебаться в сторону увеличения площади на трактор из-за применения на сельхозработах рабочего скота, и могла колебаться в сторону уменьшения, когда совхоз имел избыток тракторов. Реальная площадь запашки таким образом, в решающей степени зависела от количества тракторов, от их состояния и регулярного ремонта, от организации работы. Имея 80 тракторов, можно было рассчитывать на распашку и посев 20 тысяч гектаров пашни. Имея 100 тракторов – можно было рассчитывать распахать 30 тысяч гектаров. Но ни один из крупных зерносовхозов Казахстана тогда не имел достаточного количества тракторов для распашки всех их пахотных площадей. Тот же Чаглинский совхоз для обработки своих полей должен был иметь более 800 тракторов. Впрочем, и эта средняя норма, видимо, была слишком большой для осуществления качественных сельхозработ. Во всяком случае, урожайность в зерносовхозах была ненамного лучше колхозной. В 1930 году – 5,1 центнера с гектара, в 1931 году – 1,8 центнера с гектара, в 1932 году – 5,5 центнеров с гектара409. Обращает на себя внимание то, что в пору массового создания и расширения площадей зерносовхозов урожайность упала до минимального уровня, который соответствует сильнейшей засухе. Видимо, в этом случае природная засуха наложилась на предельно низкое качество полевых работ. В общем и целом, зерновые совхозы не стали ни способом разрешения зерновой проблемы, ни тем рычагом, на который возлагалась задача революционных преобразований в сельском хозяйстве. Попытка добиться роста эффективности за счет резкого расширения пахотных угодий не привела к сколько-нибудь ощутимому результату. Скажем, Чаглинский совхоз, имея 200,6 тысяч гектаров пашни, мог обрабатывать столько же, сколько он имел пашни в пору своего образования. Видимо, прирезки земель 409 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 245 не только не помогли совхозам, но и привели к обратному эффекту, только дезорганизовали хозяйство, судя по урожайности посевов. Но основную часть земли, которую раньше занимали казахские кочевые хозяйства, поглотили вовсе не зерносовхозы, а совхозы двух трестов: «Скотовод» и «Овцевод». Это были два крупных треста, которые объединяли совхозы животноводческого направления. «Скотовод» занимался разведением крупного рогатого скота, а «Овцевод» - разведением овец. Существовали и другие животноводческие тресты. «Свиновод» объединял свиноводческие совхозы, «Коневодтрест» объединял совхозы, специализирующиеся на разведении лошадей и верблюдов. Однако эти животноводческие тресты не шли ни в какое сравнение с гигантскими масштабами «Скотовода» и «Овцевода». В 1931 году в тресте «Скотовод» насчитывалось 56 совхозов, которые занимали площадь 16 млн. 41,5 тысяч гектар, из которых основная площади приходилась на пастбища. Однако трест имел 3751,4 тысячи гектаров пашни. В это время в совхозах был 616,2 тысячи голов скота410. «Овцевод» тоже превратился в немаленький по площадям трест. У него было 9945,1 тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий, в том числе 1352,2 млн. гектаров пашни. В нем в 1931 году было 1179 тысяч голов скота 411 . Совхозы этих трестов были по-настоящему огромны по своей площади. Скажем, лидером по площади был Копальский совхоз треста «Скотовод», расположенный в Аксуйском районе Алма-Атинской области. Он имел 783,3 тысячи гектаров угодий. Размеры этого колоссального совхоза подчеркиваются тем, что он занимал 39,9% общей площади района. Немногим ему уступал Кокпектинский совхоз треста «Скотовод», расположенный в Кокпектинском районе Восточно-Казакстанской области. Он имел 731,8 тысяч гектаров угодий и занимал 38,2% общей площади района. Всего же, площадь свыше 500 тысяч гектаров имели 9 совхозов трестов «Скотовод» и «Овцевод». По данным на конец 1931 года во всех животноводческих совхозах в Казахстане насчитывалось 1588,2 тысячи голов скота412. Эти данные получены от суммирования количества скота, указанного в каждом совхозе, при описании районов Казахстана. По другим данным, в совхозах находилось 1823,7 тысяч голов скота413. Что поражает, это несоответствие между размерами хозяйства и количеством скота, и огромный разброс коэффициентов площади угодий на голову скота. Самый крупный, Копальский совхоз треста «Скотовод» имел 20,5 тысяч голов скота, то есть на голову скота приходилось 38,2 гектара сельхозугодий. Кокпектинский совхоз треста «Скотовод» имел 44,7 тысяч 410 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 130 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 130 412 См. таб. «Совхозы Казахстана в 1932 году». 413 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 130 411 голов скота, то есть на голову скота приходилось 16,3 гектара сельхозугодий. Уже между двумя крупнейшими живсовхозами была колоссальная разница. При сравнении других совхозов этот разброс только увеличивается. Совхоз им. Голощекина треста «Овцевод» в Павлодарском районе ВосточноКазакстанской области имел 500,4 тысячи гектаров угодий и 107,5 тысяч голов скота, то есть 4,6 гектара на голову. Балан-Кульский совхоз треста «Овцевод» в Есильском районе Карагандинской области имел 400 тысяч гектаров угодий и 8,7 тысяч голов скота, то есть 45,9 гектаров на голову. Из рассмотрения данных о животноводческих совзхозах становится очевидно одно – земли и угодий они имели значительно больше, чем требовалось для выпаса скота даже для кочевого скотоводства. На территории большей части совхозов, кочевые хозяйства могли держать в 1,52 раза больше скота. Даже совхоз им. Голощекина мог выпасать свои овечьи стада, совершенно не прибегая к заготовкам сена, поскольку у него было достаточно земель, чтобы держать овец на выпасе. Но ведь сама идея совхозов заключалась не в том, чтобы отнять землю и пастбища у кочевников, и создать государственное полукочевое хозяйство. Совхозы создавались именно как крупные высокопродуктивные товарные хозяйства с интенсивными формами производства. Итоги массового создания совхозов в 1930-1931 году позволяют сказать, что именно в этом идея совхозов в Казахстане потерпела полный крах. Ни одного по-настоящему товарного, высокопродуктивного и интенсивного хозяйства создать не удалось, несмотря ни на какие прирезки земли. Сравнение показывает, что в плане интенсивности хозяйства, колхозы зачастую были более эффективными, чем совхозы. Возьмем Аксуйский район Алма-Атинской области, в котором было два крупных живсовхоза и 76,5% коллективизации. Скажем, если Копальский совхоз имел 20,5 тысяч голов скота, а Баян-Аксуский совхоз треста «Овцевод» - 20 тысяч голов скота. Вместе они занимали 1071,8 тысяч гектаров сельхозугодий, или 63,5% всех сельскохозяйственный угодий района. На голову скота было 26,4 гектара. 51 колхоз Аксуйского района имел в обобществленном секторе 27,1 тысяч голов скота, при этом засевая 56,8 тысяч гектаров посевов, и занимая 614,6 тысяч гектаров сельхозугодий. На голову скота приходилось 20,5 гектара угодий, за вычетом засеваемых площадей. Так что в 1930-1931 году животноводческий совхоз и колхозы, взятые в масштабах района, были примерно сопоставимыми по уровню развития производства и эффективности хозяйства. Совхозы вовсе не были ни форпостами социализма, ни революционизирующим фактором в сельском хозяйстве, ни носителями передовой техники производства. Все эти надежды, возлагаемые на совхозы, в Казахстане не оправдались. Причина провала совхозной программы очевидна и лежит на поверхности – нельзя было гнаться за количеством и площадями. Нужно было создавать совхозы таких масштабов и в таком количестве, в каком они реально могли бы освоить уровень производства, на порядок превосходящий производство в крестьянском или колхозном хозяйстве. Полуоседание, полуоткочевка Весной 1930 года началось массовое оседание казахского населения, совмещенная с коллективизацией. В отличие от оседания прошлых лет, этот процесс начался по решению руководящих органов, его пытались проводить по плану и под единым руководством. 8 января 1930 года при СНК КАССР был образован постоянный Комитет по оседанию. 19 марта 1930 года СНК КАССР принял план по оседанию на 1929/30 год, который включал в себя оседание 84340 хозяйств. Всего на пятилетку было запланировано уже в 1930 году охватить оседанием 384 тысячи хозяйств414. СНК СССР и СНК РСФСР рассчитывали, что на оседлость в Казахстане будет переведено не более 100 тысяч хозяйств к 1932 году. Но планы Казкрайкома оказались куда масштабнее, которые постоянно пересматривались в сторону повышения. Так, по решению январского пленума Казкрайкома в 1932 году было запланировано до конца пятилетки провести завершение оседания и перевод на оседлость всех 567 тысяч казахских кочевых хозяйств415, в том числе 400 тысяч в 1932 году416. При этом, финансирование обустройства оседающих хозяйств велось за счет союзного бюджета, и дополнительные средства для повышенных крайкомовских планов просто не были никем предусмотрены. Планы оседания и коллективизации были составлены вполне в духе политики массовой коллективизации. «Нужно стремиться к тому, чтобы колхозы из числа казакского оседающего населения к весенней сельскохозяйственной кампании включали в себя не менее 100 хозяйств» 417. Но это только для полукочевых районов Центрального Казахстана. Для земледельческих районов предполагалось создание колхозов из 300 оседающих хозяйств. Предполагалось создание 225 животноводческих совхозов, которые должны были занять 35 млн. гектаров, получить 3,5 млн. голов скота, и в совхозах должны осесть в качестве рабочих 100-150 тысяч человек. Филипп Голощекин говорил просто и понятно: «В самом деле оседание – это коллективизация. Оседание – это ликвидация баяполуфеодала. Оседание – это уничтожение родовых отношений» 418. Настрой у него был жесткий. 414 Леонов А., Семевский Б. Уроки первого года оседания. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 7-8, с. 16 415 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 253 416 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 98 417 Зыков Д., Федоров П., Шастов А. Очередные вопросы коллективизации в Казакстане. Алма-Ата, «НКЗ КАССР», 1930, с. 36 418 Голощекин Ф. Пути социалистического наступления и оседания казакского населения. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 7-8, с. 15 Однако уже итоги первого года оседания оказались обескураживающими. 9 ноября 1930 года в Наркомземе КАССР состоялось 1-е совещание работников по оседанию. Собравшиеся руководители и 28 представителей от местных органов, проводивших оседание, вынуждены были констатировать провал первого года оседания. Тов. Кулумбетов в своем выступлении говорил: «Из рук вон плохо была поставлена работа по подготовке самих масс, часто ее заменяли администрированием… Оседанию уделялось внимание только в минуты досуга. Составлялись формуляры, сводки, посылались телеграммы и к этому в основном сводилась работа по оседанию»419. Провал программы первого года оседания признал и тов. Курамысов. Чрезвычайная формальность работы по оседанию казахских хозяйств не была секретом и позднее. В одной из крупных сводных работ советского времени об этом говорилось вполне определенно: «Вся работа по оседанию носила формальный характер. Оседание рассматривалось не как комплекс хозяйственных, политических и культурных мероприятий, а лишь как прикрепление населения к определенным точкам оседания, без учета возможности обеспечения оседающих скотоводческих хозяйств кормовой базой и водой»420. Сильно была недовыполнена программа обустройства оседающих хозяйств. Так, из намеченных 388 точек оседания оборудовано было только 28%. Из 413 колодцев построили 326 (78,5%), из 11985 жилых домов построили только 2919 (23,3%), и еще 4500 домов сумели построить из заготовленных стройматериалов. Из 920 школ построили только 18, а из 300 лавок – 12421. Общие показатели еще выглядят неплохо по сравнению со многими точками оседания, в которых практически ничего не было построено. Приводился пример Актюбинского района, в которм из 1666 домов было сложено только 26 хлипких глинобитных хижин, из 50 колодцев построено только 4. В итоге районный план оседания был провален полностью, и вышел даже не с нулевым, а отрицательным итогом – из 6100 кочевых хозяйств не осели ни одно, а 200 хозяйств откочевали из района422. В общем, ничего удивительного. У руководства всех уровней было чем заняться: коллективизацией, потом борьбой с перегибами в коллективизации, посевной, а потом уборочной кампанией. Осенью 1930 года была проведена масштабная перестройка управления колхозами. Кроме того, нужно было писать и отправлять десятки отчетов и рапортов по поступающим циркулярным письмам, директивам, телеграммам. Так что действительно, оседание оказалось делом редкого досуга. Особые отношения с оседающими хозяйствами были у совхозов, которые как раз в это время получали огромные, в сотни тысяч гектаров, земельные наделы. В строительстве совхозов в Казахстане можно выделить 419 А.Г. Пути реконструкции кочевого хозяйства. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 11-12, с. 38 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 241 421 А.Г. Пути реконструкции кочевого хозяйства. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 11-12, с. 36 422 А.Г. Пути реконструкции кочевого хозяйства. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 11-12, с. 46 420 два этапа. Первый этап – 1930 год, когда количество совхозов резко увеличилось по сравнению с уровнем 1929 года. В этом году было создано 30 совхозов423. В 1930 году прошел первый этап строительства совхозов, в результате которого появилось 98 совхозов, имеющих 207,2 тысяч гектаров пашни и 960 тысяч голов скота. Количество хозяйств увеличилось в 3,2 раза. На втором этапе, который состоялся в 1931 году, количество совхозов увеличилось до 128 хозяйств, но зато резко увеличилась площадь угодий, пашни, и количества скота. Так, в 1931 году все совхозы имели 31 млн 393,3 тысяч гектаров угодий, 6881,4 тысяч гектаров пашни и 1823,7 тысяч голов скота424. Это было время не сколько увеличения числа хозяйств, сколько резкого расширения их размеров. По сравнению с 1929 годом количество совхозов выросло в 4,2 раза, а по площади они выросли в 35,4 раза. В 1931 году совхозы засевали 10,5% посевной площади и имели и 16,4% всего скота в Казахстане. Разумеется, что при подобных темпах создания новых совхозов, при подобных колоссальных размерах нельзя было создать устойчивого и продуктивного хозяйства, отладить нормальную технологию производства, обеспечить агротехнику посевов. В этой области они ничего не внесли в развитие сельского хозяйства Казахстана. Но на этом их роль не исчерпывается. Они сыграли сугубо негативную роль в процессе оседания, занимая лучшие земли и сельхозугодья. Дело в том, что основная часть совхозов была создана в 1929-1930 годах, еще до момента массового оседания. Им нарезали по возможности лучшие пахотные земли, лучшие луга и выгоны. Нередко на землях совхозов оказывались аулы и деревни, но по плану развития такие поселки предполагалось выселять с совхозных земель, наделяя их землей в других районах. В момент массового оседания начался другой процесс – прирезок к совхозам огромных земельных площадей, которые прирезывались, как правило, или сплошным массивом, или крупными участками. Эти прирезки объективно сокращали количество мест, где могли бы осесть кочевые хозяйства. Споры оседающих хозяйств с совхозами начались уже в 1930 году, когда размах совхозного строительства еще не был стол велик, как позднее. На 1-м совещании работников по оседанию в Наркомземе КАССР, Курамысов в своем выступлении приводил слова одного из местных работников: «Лучшие земли заняты под совхозы, где же оседать казакскому населению?»425. Курамысов ответил на этот вопрос в духе типичного партийного канцелярита: «Эти товарищи не поняли исторического момента, в который происходит оседание, не поняли, что совхозы являются фактором, ускоряющим и облегчающим оседание»426. В Казкрайкоме и в самом деле рассчитывали, что совхозы помогут с оседанием казахского населения, отчего Голощекин планировал оседание в 423 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 237 424 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 130 425 А.Г. Пути рационализации кочевого хозяйств. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 11-12, с. 41 426 А.Г. Пути рационализации кочевого хозяйств. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 11-12, с. 41 совхозах 100-150 тысяч человек только рабочих, или около полумиллиона человек общего населения. Но реальность оказалась совершенно иной. В уже упоминавшемся Кокпектинском совхозе, дирекция, получив 700 тысяч гектаров земли (то есть, нарезка происходила в конце лета или начале осени 1930 года), тысячу хозяйств со всей территории «погнала всех долой» 427. Когда райком партии надавил на дирекцию, совхоз оставил хозяйства в качестве рабочих, разрешив им пахать по 1-2 гектара и держать немного скота. Свое выступление местный работник подвел такими словами: «В результате местное население совхозы с дореволюционными помещиками и не знало, куда ему двинуться»428. Думается, это была практика не только одного Кокпектинского совхоза, а такое в той или иной форме наблюдалось повсеместно, в большинстве совхозов. Большинство совхозов, как и промышленных предприятий, не желало брать на работу оседающих казахов, главным образом потому, что дирекции, составленные в массе своей из русских или представителей других европейских национальностей, считали кочевых казахов не способными к труду. Даже если и брали, под давлением парткомов, то при первой же возможности старались сокращать и увольнять. Результаты первого года оседания оказались настолько плачевными, что пришлось перенести обустройство оседвших в 1930 году хозяйств на будущий год, и обустраивать их вместе с вновь оседающими хозяйствами. По документам ОГПУ КАССР, осенью 1930 года была отмечена массовая откочевка кочевых хозяйств из Уральского округа, откуда откочевало до 10 тысяч хозяйств, 60% из которых составляли бедняцкие и середняцкие хозяйства429. В документе прямо указывается: «… отмечаются факты массовых укочевок за пределы округов по причинам недостатка кормов и продовольствия». Эти слова были отчеркнуты красным карандашом. Можно полагать, что основная масса откочевавших – это были оседавшие хозяйства, бросившие свои бесплодные и бескормные «точки оседания». В конце 1931 года, несмотря на очевидные недостатки выполнения программы оседания за 1930-1931 годы, был выдвинут еще более грандиозный план оседания, который должен был охватить 400 тысяч хозяйств, с тем, чтобы в 1933 процесс перехода на оседлость в Казахстане был завершен. Под него была разработана грандиозная программа строительства. В справочнике «Весь Казакстан. 1932 год» сохранилось краткое изложение плана поголовного оседания казахского населения в Гурьевском районе Западно-Казакстанской области. В 1931 году в районе осело 1000 хозяйств. На 1932 год было запланировано поголовное оседание с весьма детально разработанным планом. Было запланировано создание: 427 А.Г. Пути рационализации кочевого хозяйств. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 11-12, с. 46 А.Г. Пути рационализации кочевого хозяйств. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 11-12, с. 46 429 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 8. Д. 744. Л. 849 публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1930_13.shtml 428 - 10 рыболовецких колхозов, состоящих из 4523 хозяйств, оседающих в 12 точках, - 19 животноводческих колхозов, состоящих из 4020 хозяйств, оседающих в 19 точках, - 1800 хозяйств направлялось в промышленность, оседающих в 7 точках, - 950 хозяйств направлялось в совхозы, оседающих в 3 точках430. Как видно, в этом плане и речи не идет о том, чтобы рационализировать полукочевое скотоводство, обеспечить его устойчивость от джута или других стихийных бедствий. Хозяйства просто расписали по колхозам, совхозам, промышленным предприятиям, и по точкам оседания. Здесь оседание в чистом виде выступило как средство принуждения к вступлению в колхозы. Однако, этим планам не суждено было реализоваться. В 1932 году осело около 20% от запланированного числа хозяйств, программа строительства не была выполнена даже на 2-3%. Голод заставил кочевников бросать обживаемые места и уходить в Туркменистан, в Киргизию, в Китай. Вместо массового оседания получилась массовая откочевка. Общий результат реализованной программы оседания был таким. Оседанием в 1930 году охвачено 87118 хозяйств, в 1931 – 77503 хозяйств, в 1932 – 77704 хозяйства431. Всего 242325 хозяйства. Всего было намечено 3288 точек оседания. В них построено: Жилых домов – 24106, Бань – 108 Скотных дворов – 990 Инвентарных сараев – 534 Кузниц – 403 Зернохранилищ – 470 Конюшен – 410 Овчарен – 243432. Эти итоги строительства всегда преподносились как успех оседания, и как пример заботы Советского государства о своих гражданах. Однако, из сопоставления этих официальных итогов строительной программы с общим количеством оседающих хозяйств, очевидно, что налицо не успех, а жалкий провал программы оседания. Даже по наиболее массовому типу построек – жилью, было обеспечено всего 9,9% потребностей. Оценку потребностей в хозяйственных постройках произвести труднее. Но если исходить из того, что на колхоз нужно хотя бы по одному типу хозяйственной постройки, а в типичный колхоз входило 70-100 хозяйств (73,6 хозяйств в среднем на точку оседания), то нужно было минимум по 3320 скотных дворов, бань, инвентарных сараев, зернохранилищ, конюшен, овчарен. Но в реальности выполнение программы строительства колебалось от 2,9% до 0,7% от этой минимальной потребности. 430 Весь Казакстан. 1932. Справочная книга. Алма-Ата, 1932, с. 277 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 252 432 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 258 431 В общем и целом, 90% оседающих хозяйств не получили жилья, и 97% созданных на основе оседания колхозов не получили необходимых хозяйственных построек. Что это, если не жалкий провал? Кочевники, в массе своей, проголосовали ногами против такого оседания. В 1930-1931 годах откочевало по примерным данным около 183 тысяч хозяйств433. В год откочевывало примерно по 90 тысяч хозяйств, то есть больше, чем оседало. Надо полагать, что в этом прослеживалось социальное расслоение в ауле, поскольку первыми на откочевку поднимались именно те хозяйства, у которых был скот и лошади для откочевки, и которым было что терять. Оставались и оседали преимущественно маломощные хозяйства, не имеющие возможности тронуться с места. Судьба последних оказалась очень горькой, горше соли. Адайское восстание С оседанием оказалось связано одно из крупнейших восстаний в Казахстане во время коллективизации – Адайское восстание в марте-августе 1931 года. Обычно в исторической литературе причины этого восстания связываются с сопротивленим коллективизации, репрессиям, конфискациям скота. Все эти причины, бесспорно, имели место, однако они не могли стать причиной столь крупного восстания, охватившего весь обширный Адайский округ, и сопровождавшегося боями с отрядами ОГПУ. У этого восстания были другие, крайне веские причины. Во-первых, это сильный джут 1928 года, который оставил большинство адайцев практически без скота. После джута в Адайском уезде насчитывалось всего 135 тысяч голов овец434. Это на более чем 160 тысяч человек населения уезда, то есть в уезде уже в это время был голод. Мука, сено и фураж, которые поставлялись в качестве продовольственной и фуражной помощи, отправлялись в ФортАлександровск, и до аулов практически не дошли. Зато торговые работники воспользовались джутом для расхищения продовольственной помощи и продажи ее кочевникам по баснословным ценам. Так было продано 1800 пудов муки, по цене 8 рублей за пуд435. Положение было настолько тяжелым, что поголовье скота не восстаналивалось. При этом заготовки скота и кож продолжались. Однако это было только началом. Весной 1929 года был выдвинут план упразднения Адайского уезда, преобразованного в округ. В июле 1929 года крупнейшие адайские кланы, которые до этого боролись за власть в округе, объединились в борьбе против этого плана под лозунгом: «Спаседие Адая – дело самих адайцев!». 433 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 241 434 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 20 435 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 24 Правда, из этого движения ничего не вышло. В 1930 году прошла еще одна административно территориальная-реформа. Был совершен переход от четырехзвенной системы управления (аул – район – округ – центр) к трехзвенной (аул – район – центр), в которой одно из промежуточных звеньев – округа, были упразднены. Вносились изменения и в районирование республики. Из 193 районов были образованы 122 района436. При этом, нарезка районов была неравномерной ни по площади, ни по населению. Адайский округ был упразднен, и преобразован в Мангыстауский район, площадью в 18 млн. гектаров. Позднее его включили в состав ЗападноКазакстанской области. После поражения попыток отстоять административную самостоятельность Адая, осенью и зимой 1929-1930 годов, после двух совещаний в Карабауре и Теббе, руководители движения приняли решение откочевать в Туркменистан437. Борьба за власть уже потеряла практический смысл, в адайских степях царил голод, и руководители родов решили откочевать, пока не поздно. У бедноты и середняков, которые не могли откочевать в Туркменистан, развивались по-настоящему революционные настроения, и открыто говорили о необходимости борьбы с Советской властью. ОГПУ попытались запугать население, «разоблачив» контрреволюционную организацию (состав ее, как почти всегда было в таких скороспелых делах, чрезвычайно пестрым; тут и баи, и торговцы, и бывшие царские чиновники, и даже советские работники бывшего Адайского округа). Исмаил Утегенов, арестованный ОГПУ по этому делу, в конце сентября 1929 года передал обращение народу, в котором говорилось: «Народ голодает. А что власть ему дает? Дает смерть. Нужна ли нам такая власть? Нам такая власть, которая не думает о народе, и притесняет его, не нужна. Такую власть нужно ликвидировать. Призываю не сдавать государству нажитое трудом для своих семей»438. Определенно, накануне коллективизации в Адае уже было мощное революционное брожение, и нужна была только еще одна соломинка, чтобы превратить этот брожение в вооруженное восстание. Такой соломинкой стал план оседания Адая, выдвинутый в сентябре 1930 года. Из 32155 хозяйств, этот план оседания охватывал 11851 хозяйство, то есть 36,8%. В центре все оседающие хозяйства были расписаны, кто как оседает. В промышленность (в основном нефтяную), предполагалось оседание 5718 хозяйств, на рыбных промыслах – 1739 хозяйств, в Караксу – 600 хозяйств, в Алты-Карасу – 500 хозяйств, по р. Уил – 1000 хозяйств, по р. Эмбе и р. Чаган – 2000 хозяйств439. Уже на стадии проекта этот план был крайне рискованным, поскольку предполагал оседание кочевников в неподготовленных местах на побережье 436 Весь Казакстан. Справочная книга. 1932. Алма-Ата, 1932, с. 55 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 17 438 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 19 439 Семевский Б.И. О судьбах Адая. // Народное хозяйство Казакстана. 1930, № 9-10, с. 45 437 Каспийского моря, на нефтяных промыслах (хотя промышленные предприятия крайне неохотно принимали кочевых казахов), а также по неосвоенным землям, где еще только предстояло создать оросительные системы и освоить земли. Перспективы этого плана основывались на завышенных оценках водных ресурсов Адая и возможности их освоения. Кроме того, реализовать эту программу оседания предстояло местному руководству, которое и так уже погрязло в растрате государственных средств, имущества, зерна, в разбазаривании заготовленного скота и сырья. Дело доходило до того, что члены партии, советские работники и их родственники создавали лжеартели, получали под них ссуды, которые ими расхищались. По поводу честности местного руководства у населения никаких сомнений не было. Появление этого плана оседания адайцев показало всем сомневающимся, что это будет конец, это будет насильственное оседание в безводной местности, конфискации и расхищение имущества, смерть от голода. В феврале 1931 года началось восстание, в котором объединились все, от баев до потомственных бедняков. Если раньше у них были имущественные различия, то накануне восстания между баем Бейбитовым, середняком Карайдаровым и потомственным бедняком Ойнсыровым, руководителями одной из групп восставших, не было никакой разницы – все они стали крайне нищими. Быстро выдвинулся Бакмаш Чуланов, руководитель отряда примерно из 600-700 человек, который выступал за откочевку в Туркменистан и создание Адайского ханства. В районе Кайнара, главы нескольких подродов избрали Чуланова ханом. Он призвал население к восстанию и сопротивлению 440. Ему и еще нескольким отрядам не удалось достичь успеха. 21 апреля 1931 года отряд ОГПУ Попова и саратовский отряд ОГПУ Воронежского разгромил восставших. После разгрома восстания кочевники были фактически ограблены чекистами, у них было отобрано 2470 голов скота. На 222 семьи участников восстания было оставлено всего 1364 головы взрослых овец и 264 головы молодняка. «С таким количеством скота семьи жить просто не могут, люди заранее обрекались на голод, на вымирание»441, - писал М. Омаров. Не успели чекисты разгромить одну группировку восставших, как 12 апреля 1931 года 200 заключенных в Форт-Александровске перебили охрану тюрьмы, захватили оружие и вырвались на свободу. Восстание получило второе дыхание. Среди партийного и советского руководства началась страшная паника, которая подсказала населению, что происходит нечто из ряда вон выходяшее. По всему Адаю стали создаваться отряды, численность которых достигала 2500-3000 человек. Самым крупным отрядом, располагавшемся на Устюрте, командовал Мырзагали Тынышбаев. ОГПУ против повстанцев бросило 14 подразделений, еще 18 подразделений было 440 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 31 441 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 34 сформировано из добровольцев, совработников, коммунистов и комсомольцев. Их численность достигала 1000 человек. Но они были лучше вооружены, имели 12 станковых и 8 ручных пулеметов, 13 грузовиков и 2 легковых автомобиля, не считая лошадей. В помощь им прислали бакинский отряд ОГПУ (400 человек), подразделения 24-го полка войск ОГПУ (100 стрелков и 70 сабель) из Гурьева, и саратовский отряд ОГПУ (100 человек)442. Повстанцы начали с того, что стали грабить заготовительные пункты, распределяя скот среди кочевников, и убивать активистов и совработников, которые не успели убежать. В мае повстанцы разграбили два кооперативных пункта в районе Форт-Александровска, угнав более 5 тысяч голов скота. В мае-июне чекисты смогли разгромить отряд Мырзагали Тынышбаева у колодца Босага 24-25 июня 1931 года. Сам Тынышбаев погиб в бою. Однако, 23 июня 1931 года отряд Жаргалбека Кожбаева напал на ФортАлександровск. Город был желанной целью, поскольку в нем было сосредоточено более 20 тысяч овец, 1500 верблюдов и лощадей. Захват города позволил бы повстанцам решить вопросы снабжения отрядов и распространить территорию восстания. На оборону города был мобилизован весь партийный и советский актив, вооруженный 60 винтовками и 40 ружьями. Бой длился весь день, однако, исход его был неудачным для повстанцев. После неудачного штурма отряд разделился и ушел вглубь степей и пустынь Мангышлака и Устюрта443. В середине июля 1931 года, когда пастбища на Мангышлаке выгорают, повстанцы, общей численностью около 3500 человек, спустились к морю. Судя по крайне скупой информации, повстанцы были разгромлены в череде стычек и боев с отрядами ОГПУ, которые в начале июля стали прочесывать Мангышлак. Сражение с повстанцами не всегда заканчивалось победой чекистов. 12 июля 1931 года повстанцы разгромили отряд Мостового, из 18 человек которого спаслись бегством только пятеро. Однако, большая часть боев заканчивалась поражением повстанцев, и в августе 1931 года восстание было подавлено. Всего за время Адайского восстания, повстанцы угнали более 40 тысяч овец, 1211 лощадей, 900 верблюдов. Заготовительные пункты они грабили с особым ожесточением, убивая работников, уничтожая постройки. В 15 крупных боях и 8 стычках повстанцы потеряли 168 человек убитыми, 22 ранеными, 79 были захвачены в плен, а 1715 человек были арестованы. Чекисты захватили 137 винтовок, 542 ружья444. Это было очень плохо вооруженные повстанцы, винтовки и ружья были едва у четверти. Остальные были вооружены пиками, саблями и другим холодным оружием. Остатки восставших, которым удалось уйти от чекистов, рассеялись по глухим уголкам Мангышлака и Устюрта, где они кочевали вплоть до 1960-х 442 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 36-39 443 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 42 444 Омаров М. Расстрелянная степь. История Адаевского восстания 1931 года. По материалам ОГПУ. Алматы, «Ғылым», 1994, с. 52 годов, поддерживая тайные связи, через которые меняли скот на муку и товары. Исчезновение скота Все сказанное выше позволяет, наконец, подойти к одной из главных причин голода в Казахстане – куда пропал скот. Понять, куда пропало почти 35 млн. голов скота, значит понять главные причины возникшего в Казахстане губительного голода. У этого процесса массового исчезновения скота были свои предпосылки, которые мы подробно рассмотрели. К такому результату вели многие факторы: массовая коллективизация, массовое оседание кочевников, неорганизованность хозяйства в создаваемых колхозах и совхозах, отрезка лучших земель под гигантские по площади совхозы, скотозаготовки. В течение 1929-1930 годов все эти факторы неуклонно вели к сокращению стада в Казахстане. Но в 1931 году, особенно во второй его половине, процесс исчезновения скота принял обвальный характер. Впервые проблему сокращения стада в республике Казкрайком признал еще в начале 1930 года, и даже создал специальную комиссию по разбору этого вопроса. Голощекин говорил на VII Всеказакской партконференции: «У нас работала специальная комиссия тов. Исаева. Она пользовалась всеми возможными материалами, и в конце концов пришла к заключению, что животноводство у нас уменьшилось приблизительно на 30 процентов»445. До осени 1929 года поголовье скота росло, и составило в конце этого года 40,3 млн. голов скота446. Если принять эту оценку, то в марте 1930 года в Казахстане должно было насчитываться порядка 27,4 млн. голов скота. Именно в то время Голощекин и запустил главное объяснение факта массового падежа скота, которое широко использовалось как во время коллективизации, так и во все последующее время, вплоть до наших дней. По его объяснению, скот «хищнически» забивает бай и кулак, и таким образом пытается противодействовать социалистическим преобразованиям в ауле. Эта версия надолго осталась главным объяснением причин исчезновения скота, несмотря на ее очевидную доказательную слабость. Сторонники этого объяснения старались не замечать, что речь идет об исчезновении более 35 миллионов голов скота. Если допустить, что все это стадо уничтожили кулаки и баи, то придется признать, что каждое байское хозяйство уничтожило по меньшей мере 1300 голов. Вместе с тем, тезис о хищническом убое скота занимал важное место в пропаганде, и 21 марта 1930 года ЦИК и СНК КАССР даже выпустил постановление о мерах борьбы с хищническим убоем скота447. 445 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкуии. Отчетный доклад Казакского Крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 6 446 Голощекин Ф.И. Казакстан в полосе социалистической реконструкуии. Отчетный доклад Казакского Крайкома ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930, с. 5 447 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1963, с. 268 Объяснение самому факту массового убоя скота, скорее всего, заключается в том, что из-за массового оседания, начавшегося как раз в 1930 году, и из-за создания совхозов, которым передавались лучшие земли и пастбища, тысячи кочевых хозяйств лишались корма, и вынуждены были забивать скот, чтобы он не пал от бескормицы. 12 млн. голов скота – это примерно 100 тысяч хозяйств со средним поголовьем в 120 голов скота. Так что в начале 1930 года основной вклад в забой скота внесли, очевидно, как раз оседающие кочевые хозяйства, осаживаемые в неприспособленных и необустроенных местах, лишенные кормовой базы. Огромный вклад в уничтожение скота внесли скотозаготовки. В январе 1931 года вышло постановление Бюро Крайкома ВКП(б) по проведению скотозаготовок. В этом постановлении предписывалось до 1 апреля 1931 года выполнить 70% годового плана заготовки скота, и отгрузить в январе-апреле 70 тысяч тонн мяса для промышленных центров448. Кроме этого, байские хозяйства обязали сдать до 10 февраля 1931 года до 25% плана мясозаготовок по земледельческим районам, и до 35% заготовок по кочевым и полукочевым районам. В этом постановлении также было заявлено: «Крайком решительно осуждает тенденцию отдельных районов и работников не вполнять план и ослабить темпы мясозаготовок и отгрузки под прикрытием разговоров о сокращении стада, о необходимости сохранения продуктивного скота, о трудностях подгонки скота к пунктам убоя и отгрузки..»449. Судя по этой решительной цитате из постановления, уже тогда раздавались многочисленные возражения против скотозаготовок, и раздавались требования учета потребностей сохранения продуктивного скота и увеличения его поголовья. Однако, Казкрайком все эти возражения просто отмел. В 1930/1931 году было заготовлено 448,2 тысячи тонн мяса. В 1931 году продолжался, очевидно, массовый убой скота оседающими хозяйствами, лишенными корма и осаживаемыми на неподготовленные участки, не имеющие запасов продовольствия. Все вместе оседающие хозяйства могли забить порядка 8-9 млн. голов скота. Массовый забой скота вызывался вовсе не «хищническим истреблением скота баями», а в ряде случаев сильным голодом. Документ из Архива Президента РК «Письмо председателя МНК КА ССР и секретаря Казкрайкома ВКП(б) в ЦК ВКП(б) об "остром положении" с хлебоснабжением и продовольствием ряда районов Казахстана, об откочевках в связи с голодом. Копия. 15 марта 1931 г.» 450 показывает, что уже весной 1931 года на территории бывших Кустанайского, Актюбинского и Уральского округов в полукочевых районах уже свирепствовал голод: «… многие краевые работники свидетельствуют о наличии в этих районах, по преимуществу скотоводческих, многих случаев опухания на почве голода и даже голодной смерти». По расчетам У. Исаева и Л. Рошаля, подписавших это письмо, для продовольственной помощи 33 448 Большевик Казакстана. 1931, № 1, с. 31 Большевик Казакстана. 1931, № 1, с. 32 450 Архив Президента Республики Казахстан. Ф.141. Оп.1. Д.3873. Л.170, публикация http://www.rusarchives.ru/evants/conferences/hunger-f/57.shtml 449 районам в этой части Казахстана требовалось минимум 3250 тонн проса. Так что массовый забой скота оседающими хозяйствами от голода и бескормицы вполне имел место быть. Казкрайком большие надежды возлагал на животноводческие совхозы, которые должны были стать форпостом социалистического животноводства в Казахстане и главными поставщиками товарной животноводческой продукции. Создаваемые животноводческие совхозы щедро комплектовались скотом, и в 1931 году в совхозах трестов «Скотовод» и «Овцевод» насчитывалось суммарно 1795,2 тысячи голов скота, или 16% общего поголовья республики. Где совхозы брали скот? Обычно этот вопрос тщательно обходился стороной в советских публикациях. Однако, постановление Казкрайкома ВКП(б) и СКН КАССР «О развертывании социалистического животноводства» дает ответ. Во-первых, скот передавался со стороны центральных органов, в частности, «Союзмяса». Это был скот, собранный по скотозаготовкам. Часть его забивали на мясо, часть отправляли в живом виде в крупные промышленные центры, в Москву и Ленинград, а часть передавали в совхозы. Во-вторых, поставщиком скота был Наркомснаб КАССР, который, в основном, закупал скот или у колхозников, или в других районах СССР. В-третьих, совхозы и сами закупали скот у оседающих хозяйств или колхозников. Одним словом, скот, который оказывался в совхозах, был, в массе своей скотом, еще недавно принадлежащим скотоводческим хозяйствам. Но и этот источник постепенно истощался. По плану, за первое полугодие 1931 года в трест «Скотовод» планировалось передать 630 тысяч голов скота, а было передано 158,5 тысяч голов (25,2%), в трест «Овцевод» планировалось передать 353 тысячи голов, а было передано 157 тысяч голов (44,5%)451. Увы, эффективность совхозов оказалась чрезвычайно низкой. Уже в мае 1931 года был подведен предварительный и весьма неутешительный итог года совхозного хозяйствования. В Сламихинском совхозе треста «Скотовод» (Таловский район Западно-Казакстанской области), в 1931 году было 10073 головы скота. По итогам проверки, в 1930 году в нем пало 544 головы, а в начале 1931 года – 1521 голова, то есть совхоз потерял порядка 15% своего поголовья. Меркенский совхоз треста «Овцевод» (Меркенский район Южно-Казакстанской области), в 1931 году имел 76,5 тысяч голов скота, но в 1930 году в нем пало 1476 голов, и в январе 1931 года – 4037 голов. По приблизительным оценкам, совхоз потерял 6,5% поголовья. Совхоз «Кугок» треста «Овцевод» (Ленгеровский район Южно-Казакстанской области), имел в 1931 году 11,8 тысяч голов скота, и потерял в 1930 году 1689 голов, в начале 1931 года – 1877 голов – 22,8% поголовья452. 451 Народное хозяйство Казакстана, 1931, № 7, с. 120 Бондарчук З. Опыт работы оргпартгрупп в животноводческих совхозах. // Большевик Казакстана, 1931, № 5, с. 53-54 452 Абсолютным рекордсменом по падежу скота оказался Арало-Тюбинский совхоз, который по данным на начало 1931 года потерял 35,6% поголовья, в том числе 1349 голов пало, 1444 головы были прирезано на мясо, 5054 голов сдано на убой в «Союзмясо», всего 7847 голов453. А всего в этом совхозе было 22042 головы скота – больше чем было обобществленного скота во многих районах. Этот совхоз не числится в подробном списке совхозов, составленный в конце 1931 года, и помещенный в справочнике «Весь Казакстан – 1932 год». Видимо, за столь выдающиеся хозяйственные достижения этот совхоз был ликвидирован. Эти данные были получены во время инспекции парторганизаций совхозов оргпартгруппами Казкрайкома, потому данные весьма отрывочные и не охватывают всех совхозов. Но, как видим, картина была очень печальной, и многие совхозы не только не увеличивали свое поголовье, но и попросту его уничтожали. Очевидно, многие совхозные руководители понимали свою задачу так, что им нужно было некоторое время подержать скот, а потом сдать его на убой, после чего им пришлют новую партию. Причины необычайного падежа скота были, в общем, просты: не было скотных дворов, не было кормов. Так, трест «Скотовод» построил только 53% необходимых скотных дворов, а совхозы треста «Овцевод» размещал свой скот в крестьянских дворах. Крупные совхозы имели лишь треть о необходимого количества кормов, а некоторые совхозы имели запас всего на 1-2 месяца. В совхозе № 8 забитый скот был истощен настолько, что не был пригоден в пищу454. Сколько скота пало в совхозах, сказать трудно. Если принять, что средний падеж скота составлял около 10%, то за первые полгода хозяйствования (осень 1930 – весна 1931 года), совхозы потеряли порядка 180-200 тысяч голов скота. До конца 1931 года масштаб потерь достиг, вероятно, 500 тысяч голов скота. Одним из наиболее примечательным моментом в истории марша Казахстана к пропасти, стало создание и быстрый рост колхозных товарных ферм (КТФ). После коллективизации, скотозаготовок, оседания, создания совхозов, колхозные товарные фермы стали последним шагом к катастрофе. В преобразовании сельского хозяйства Казахстана Голощекин был понастоящему одержим идеей создания товарных хозяйств, увеличением объема и доли товарной продукции. Чем больше был уровень товарности хозяйств, тем большее количество продукции можно было заготавливать и отправлять за пределы Казахстана, который в то время снабжал мясом Москву и Ленинград. Эта идея создания товарных хозяйств проходила красной нитью через все крайкомовские планы, и были испробованы, пожалуй, все возможные методы для достижения этой цели. Но ни массовая коллективизация, ни обобществление, ни совхозы не смогли достичь этой 453 Бондарчук З. Опыт работы оргпартгрупп в животноводческих совхозах. // Большевик Казакстана, 1931, № 5, с. 54 454 Бруденикин М. Итоги выполнения народно-хозяйственного плана в особом квартле и в январе 1931 года. // Народное хозяйство Казакстана. 1931, № 3, с. 18 цели. Последним пунктом в этой политике было создание колхозных товарных ферм. Несмотря на массовую коллективизацию, уже в начале 1931 года стало понятно, что в колхозах в основном оказалось обобществлено полеводство. Колхозы возникали преимущественно как товарищества по обработке пахотных угодий, тогда как скот оставался в личной собственности колхозников. Скажем, в Курдайском районе при практически сплошной коллективизации доля обобществленного скота не достигла и 12%455. Сильнейшим препятствием к обобществлению скота было отсутствие способов ведения коллективного животноводческого хозяйства, а также необходимой базы. В то время даже крупные животноводческие совхозы не имели достаточного количества скотных дворов, и часто размещали скот по дворам колхозников из окрестных колхозов. Чтобы переломить эту тенденцию, стали создавать фермы, то есть отдельные от колхозных дворов хозяйства, куда собирался обобществленный скот, и колхозники должны были совместно ухаживать за скотом. Продукция этих ферм предназначалась в первую очередь для сдачи государству. Сначала началось создание молочных товарных ферм, а затем появились товарные фермы всех остальных направлений: мясо-молочные, овцеводческие, свиноводческие, коневодческие, козоводческие и другие. Массовое создание колхозных товарных ферм началось, очевидно, весной 1931 года. К 1 августа 1931 года уже насчитывалось 596 молочных, 184 свиноводческих, 210 овцеводческих, 12 козоводческих ферм456. В августе 1931 года произошел драматический перелом, который оказался последним шагом к катастрофе. Летом 1931 года ряд хозяйственных руководителей заявили о том, что Казахстан катится к хозяйственной катастрофе и на 1932 год ожидается резкое падение поголовья скота. По расчетам ряда хозяйственников, скотозаготовки 1931 года составляют 60%ное изъятие скота. Сотрудник Госплана КАССР Торегожин составил баланс скота в Казахстане на 1932 год, в котором показал, что поголовье скота резко сокращается и в следующем году в Казахстане останется порядка 275 тысяч голов, не считая приплода. Этот баланс вызвал крайне резкую реакцию в Казкрайкоме и в течение всей второй половины 1931 года «торегожинщину» критиковали практически во всех печатных органах. Критики считали, что Торегожин, опиравшийся на данные финансового учета, занизил количество скота в своих отправных цифрах. Они считали, что эти данные не верны и: «…в результате большого укрытия скота, не могут дать реальных показателей о поголовье»457. Они упирали на якобы более высокую эффективность социалистических хозяйств, на их более высокую товарность, более высокий убойный вес и меньший падеж, нимало не 455 Звонарев А.Г. О коллективизации аула. // Большевик Казакстана., 1931, № 5, с. 25 Народное хозяйство Казакстана, 1931, № 7, с. 9 457 Исаков П. Методологические основы «торегожинщины». // Большевик Казакстана. 1931, № 11, с. 18 456 смущаясь тем, что эти заявления никаки не подтверждаются поступающими из районов данными. Однако, расчеты Торегожина и других хозяйственников, видимо, имела большой резонанс, и с ней были согласны другие представители хозяйственных органов, что заставило Голощекина пойти на решительные щаги. Постановление Казкрайкома ВКП(б) и СНК КАССР «О развертывании социалистического животноводства» от 18 августа 1931 года, можно рассматривать как некий ответ Торегожину и вообще критике курса Казкрайкома. В нем был дан развернутый план развития социалистического сектора в животноводстве на остаток 1931 года и на 1932 год. По развитию совхозов было принято решение о резком увеличении стада основных животноводческих трестов458: Тресты «Скотовод» «Овцевод» Маслотрест «Свиновод» Доведение поголовья до конца 1931 года до (тыс. голов) 870 1290 15,6 15,9 Передача в 1932 году (тыс. голов) 398,6 1265 5,3 10 Доведеие поголовья в 1932 году до (тыс. голов) 1406 2869 27,9 19 В 1932 году «Союзмясо» должно было передать в совхозы 375,3 тысячи голов взрослого крупнорогатого скота и 342,2 тысячи голов молодняка (в трест «Скотовод»), 5280 голов молочных коров (в Маслотрест), 672 тысячи голов овец (в трест «Овцевод»). По развитию колхозных товарных ферм были приняты следующие показатели459: КТФ (тыс. голов) Молочные Мясные Овцеводческие Свиноводческие 1931 277,9 95 970 32,8 1932 406 511 1123 18 В 1932 году «Союзмясо» должен был передать в товарные фермы 40,5 тысяч коров, 114 тысяч голов телят и 800 тысяч овец. У колхозников предполагалось закупить 145 тысяч голов крупнорогатого скота, 260 тысяч телят и 6 тысяч свиноматок. В сущности, в августе 1931 года, несмотря на очевидный провал такой политики, уже подкрепленный фактами, было принято решение о 458 459 Народное хозяйство Казакстана, 1931, № 7, с. 11 Народное хозяйство Казакстана, 1931, № 7, с. 14 дальнейшем подстегивании перераспределения скота в совхозы и колхозные товарные фермы. Уже в сентябре 1931 года план строительства колхозных товарных ферм был несколько скорректирован460: КТФ (тыс. голов) Молочные Мясо-молочные Телячие Овцеводческие Козоводческие Свиноводческие Коневодческие План августа 1931 года 277,9 95 970 32,8 - План сентября 1931 года 235,3 75 46,6 1000 150 32,8 4 Общее количество скота в колхозных фермах было увеличено и перераспределено в пользу новых типов колхозных ферм. По мере уточнения планов также расшифровывались источники поступления скота для колхозных товарных ферм. В постановлении говорилось: «Обобществленный продуктивный скот должен быть организован в товарные фермы. На основе массовой работы должно быть обеспечено максимальное обобществление скота, находящегося в личном пользовании колхозников» 461. Предполагалось обобществить 1 млн. голов скота, в том числе до 1 октября 1931 года предполагалось обобществить 510 тысяч голов скота. 375 тысяч голов скота предполагалось закупить у колхозников, 200 тысяч голов получить от «Союзмяса», и еще приобрести 750 тысяч голов по кредиту462. Обобществить миллион голов скота! По сути, это был план полного ограбления колхозников. Подобная директива на местах могла привести только к повальному, ничем не ограниченному грабежу скота со стороны различных уполномоченных и бельседы. Методы были уже освоены и применялись очень широко. Лишь один раз в советской литературе прямо указывалась причина возникшего голода – безудержное администрирование. Великий фальсификатор истории колхозного крестьянства Казахстана А.Б. Турсунбаев оказался великим и в этом – он сумел упомянуть об этом факте в публикации 1957 года! Итак: «Секретарь Тургайского райкома партии дал установку местным организациям – завершить скорейшую коллективизацию скотоводческих хозяйств обобществлением скота в течение… одних суток. Один из членов бюро райкома собрал скот административных аулов 14 и 15 в одном месте и распределил его на части: на заготовки, на ферму, на обобществленное стадо колхоза. В результате в Тургайском районе, где 460 Жалкин И. Очередные задачи колхозного движения в Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1931, № 8-9, с. 101 461 Большевик Казакстана, 1931, № 11, с. 58 462 Жалкин И. Очередные задачи колхозного движения в Казакстане. // Народное хозяйство Казакстана. 1931, № 8-9, с. 101 имели место извращения линии партии в коллективизации, произошло резкое сокращение поголовья скота, и на этом кочевому населению пришлось испытать большие продовольственные затруднения»463. Предельно выглаженное сообщение, лишенное имен виновников и других конкретных фактов, донесло до советских читателей весть об ужасной катастрофе, постигшей Тургай. Разумеется, люди, хорошо знакомые с нюансами советской риторики, прекрасно понимали, что скрывается за «большими продовольственными затруднениями». Бесспорно, стоило в совершенстве освоить методику фальсификации, врать и изворачиваться, чтобы донести до читателей хоть крупицу правды о главном. Все эти меры, перечисленные в постановлении, были призваны укрепить колхозное хозяйство и увеличить выход товарной продукции. Так это мыслилось в теории, однако реальная практика вела прямо к противоположному результату. Ураз Исаев на III расширенном пленуме Казкрайкома в феврале 1932 года приводил пример со скотом колхоза «Энбекши» в ауле № 10 Илийского района Алма-Атинской области. Колхоз был организован в 1930 году из 314 дворов. Однако, сколько было скота во время организации колхоза, никто не знает, поскольку с тех пор сменились учетчики и председатели, а записей не вели. В июне 1931 года в колхозе было 1788 голов скота. 1 декабря осталось 664 головы, из которых 236 голов сдали государству, а остальные 428 голов куда-то исчезли. «Куда они делись, где скот? Никто не знает, никаких документов нет», - заявил Ураз Исаев464. Иными словами, конкретный результат создания колхозных ферм был прямо противоположен намеченному. Перегоняемый в плохо обустроенные и необорудованные фермы скот исчезал из-за массового падежа, вызванного бескормицей и исключительно плохим уходом. Из остатков скота что-то сдавали на мясозаготовки, а остатки просто расхищали и забивали. Очевидно, в конце 1931 года, после начала последней волны обобществления скота для колхозных товарных ферм, в Казахстане повсеместно началось массовое расхищение и забой скота на продовольствие. По сути дела, в конце 1931 года в Казахстане велось масштабное перераспределение скота из частного хозяйства в колхозы и совхозы, которое сопровождалось массовым забоем скота оседающими хозяйствами, лишенными пастбищ и кормов, массовым падежом в колхозах и совхозах, расхищением и продовольственным забоем скота колхозниками. В этих условиях обобществленное стадо еще как-то росло в численности, но этот рост сопровождался общим падением поголовья стада, и особенно быстрым сокращением частного стада, который исчезал с пугающей быстротой. В 1931 году в обобществленном секторе насчитывалось 4634 тысячи голов скота, что составило 43,8% к общему поголовью скота в крае 465. Таким 463 Турсунбаев А.Б. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 204 464 Исаев У. Об итогах 1931 года и контрольных цифрах народно-хозяйственного плана на 1932 год. АлмаАта, - М., 1932, с. 21 465 Весь Казакстан. Справочная книга 1932. Алма-Ата, 1932, с. 96 образом, в 1931 году в Казахстане было 10579 тысяч голов скота. По сравнению с 1930 годом, поголовье сократилось на 16,9 млн. голов скота. Характерно то, что этот провал был выдан за успех. Механизм подтасовки фактов был очень простым: подсчитывался скот только обобществленного сектора. По сравнению с количеством скота в колхозах и совхозах в 1930 году, был очевидный рост. Потому в самом начале 1932 года было победно заявлено: поголовье обобществленного стада выросло на 148,4% к 1930 году. И далее: «Достигнутые успехи подтверждают, что путь социалистической реконструкции животноводства есть единственный путь, который в кратчайшие сроки обеспечивает качественное улучшение животноводства Казакстана и значительный подъем его товарности»466. Книга с этим победным рапортом была подписана в печать 26 февраля 1932 года, когда уже во многих районах Казахстана разворачивался голод. Во второй половине 1931 года из 10579 тысяч голов скота, 1795,2 тысячи голов было в совхозах, 2838,3 тысячи голов было в колхозах, в частном владении – 5945 тысяч голов. Обобществление и закупки, запланированные для комплектования только колхозных товарных ферм сокращали это количество на 1375 тысяч голов, до 4570 тысяч голов или на 23,2%. В фермы должна была пойти каждая четвертая голова из частного стада. По сути, этот изъятый у людей скот (обобщественный, заготовленный или закупленный – особой разницы уже не было), почти полностью прекращал кормить своих бывших владельцев, и вся продукция с него шла государству. Дополнительно были скотозаготовки и закупки для нужд совхозов. В совхозы шло еще около 400 тысяч голов скота только до конца 1931 года. Объем скотозаготовок из частного скота оценить трудно, но это еще около 200-300 тысяч голов скота. Одним словом, поголовье скота, которое оставалось в частном владении накануне 1932 года, можно приблизительно оценить в 3,9-4,1 млн. голов. При этом надо учитывать, что этот скот тоже испытывал сильнейшую нехватку кормов и пастбищ, забивался от бескормицы и на продовольствие. Вот такая политика Казкрайкома и сформировала все предпосылки для наступления сильного, губительного голода. Постановление от 18 августа 1931 года стало последним шагом, после которого в Казахстане разразилась катастрофа. После голода 1921 года в Казахстане оставалось около 7,8 млн. голов скота, который почти весь был в частном владении. Это примерно 1011 голов скота на хозяйство. В конце 1931 года в колхозах состояло 725 тысяч хозяйств, или 66% от их общего количества467. Следовательно, в это же время в Казахстане насчитывалось 1098 тысяч хозяйств. В конце 1931 года в частном владении оставалось около 4 млн. голов, что почти в два раза меньше, чем после крупного голода, вызванного Гражданской войной, засухой и джутом. Это примерно 3,5 головы на хозяйство. 466 Маймин И.Б. Казакстан в 1932 году. План народно-хозяйственного и социально-культурного строительства. Алма-Ата, - М., 1932, с. 9 467 Балгаев К. Четвертый год пятилетки Казакстана. // Народное хозяйство Казакстана. 1932, № 1, с. 4 Итак, куда делся скот? Можно назвать несколько причин исчезновения некогда многочисленного стада: 1. Порядка 17 млн. голов было забито от бескормицы при оседании кочевых хозяйств, пало при коллективизации, отогнано при откочевках, конфисковано и так далее. 2. Порядка 5 млн. голов было обобществлено и взято для колхозных товарных ферм. 3. Порядка 2,5 млн. голов было взято для комплектования совхозов. 4. Порядка 5,2 млн. голов приходится на долю скотозаготовок и продажи скота для уплаты налогов и выполнения хлебозаготовок. Эти оценки, разумеется, очень приблизительные, и уточнить их вряд ли возможно. Казахстан вполне мог бы перенести создание животноводческих совхозов, коллективизацию и создание колхозных ферм, если бы эти кампании проводились раздельно, с некоторым интервалом времени, и не сопровождались бездумным, безрассудно ускоряемым оседанием кочевых хозяйств. Главный урон скотоводству и главный вклад в истребление стада внесло именно это оседание, многократно завышенными темпами, что состоялось по инициативе Голощекина. Сочетание всех этих кампаний в одно время и ввергло Казахстан в небывалую экономическую катастрофу. Глава седьмая «Люди начали здыхать с голоду» Историю великого голода в Казахстане приходится воссоздавать из обрывочной и разнородной информации, которая сопоставляется, систематизируется и складывается в единую картину. В таком исследовании почти нет второстепенных источников, каждое сообщение поможет пролить свет на трагические события. Потому, конечно, нужно было прочитать и выступления главного виновника этой трагедии – Филиппа Голощекина, в частности, его сборник статей «Казакстан на путях социалистического переустройства», изданный в 1931 году. И вот мне выдают эту книгу. Она в темно-красной обложке, с золотым тиснением фамилии автора и названия. Обычный стиль оформления официальных изданий начала 1930-х годов. Я беру книгу в руки, а обложка ее липнет к пальцам, словно бы пропитана непросохшей кровью… Публикации того времени, книги и журналы, сохранили в себе драгоценные следы ужасной трагедии, следы того, что замалчивали и старались всеми силами забыть и изгладить из памяти. Грязноватый типографский шрифт врезал в серо-желтые страницы эти следы, по которым мы и восстанавливаем трагические события этой страшной эпохи. Это следы тех, кто погубил половину населения Казахстана. Другую часть этой трагедии, картины гибельного голода, лики людей, поступки, сохранила в себе память очевидцев, которые, скупыми словами донесли их до нас. Эти следы открывают страшную картину гибели сотен тысяч человек от голода, болезней и истощения, исчезновения целых аулов. Но самое страшное то, что руководство Казахстана на фоне всех этих бедствий продолжало проводить свою политику. Истощенных людей заставляли собирать зерно, пахать и сеять, производить и сдавать товарную продукцию. Казахстан уже зимой 1931 года остро нуждался в продовольственной помощи, но вместо этого его готовили к очередной «колхозной весне» с политическими кампаниями и штурмовщиной. Нет хлеба! Низкое качество посева 1931 года и чрезвычайно низкий урожай сказались уже в конце 1931 года. Недород вполне открыто признавался Голощекиным, хотя тот его списывал на засуху, а не на исключительно низкое качество посевных работ: «При этом надо иметь в виду, что в ряде районов неурожай – не в такой степени, как в 1931 году, но был в предыдущие два года. Последствия неурожая чувствовались и имели свое отражение во всех областях»468. 468 Голощекин Ф.И. Очередные задачи парторганизации Казакстана в связи с образованием областей. // Большевик Казакстана, 1932, № 4, с. 4 Положение складывалось тяжелым. В Казахстане резко сократилось количество заготовленных семян. Если в 1931 году было собрано 1,5 млн. центнеров семян, то к посевной кампании 1932 года удалось собрать только 450 тысяч центнеров (2,8 млн. пудов)469 или 18% от нужного количества. И это при всем нажиме со стороны райкомов и уполномоченных. На 1932 году Казкрайкому пришлось запросить семссуды на 8 млн. пудов. Для сравнения, в 1924 году, когда еще не прекратился полностью голод, вызванный Гражданской войной и грандиозной засухой, семенная ссуда составила всего 3 млн. пудов. И этих семян было недостаточно, поскольку потребность в семенах составляла около 15 млн. пудов. Собственными сборами и семссудой покрывалось только 10,8 млн. пудов, 72% от потребности, и то, при условии, что вся семссуда дойдет до колхозов и будет посеяна. В дополнение к этому, продовольственная помощь была запрошена на уровне 2,5 млн. пудов470. Иными словами, зерна в Казахстане практически не было, и республика нуждалась и в семенной, и в продовольственной помощи. Масштабы необходимой помощи превысили голодные годы после Гражданской войны. Казахстан явно не был способен на хозяйственные подвиги. Однако, Голощекин этого совершенно не принимал во внимание и всеми силами требовал от колхозов засыпки семян, установив при этом совершенно бесчеловечную норму: «.. семенные ссуды будут отпускаться в меру засыпки своих семян»471. Даже с чисто хозяйственной точки зрения, эта мера вызывает возражения, поскольку сам смысл семенной ссуды как раз и состоит в том, чтобы дать семена тем хозяйствам, у которых их нет, чтобы они смогли засеять поля и вернуть ссуду с урожая. Этот способ не раз выручал крестьянские хозяйства в тяжелые годы, хотя при этом и приходилось списывать часть выданной семенной ссуды. В начале 1920-х годов руководство Казахстана считало, что нужно выдать семена и обеспечить посев, чем допустить сокращение посевных площадей. Уже в 1925 году был получен такой урожай, котоый позволил покрыть все расходы на семенную ссуду за предыдущие неурожайные годы. Голощекин же, по сути, превратил семенную ссуду из способа помощи колхозам в средство тотального ограбления колхозников, в способ выгребания у них последнего зерна. Значительная часть колхозов, которые не могли засыпать семена, либо из-за неурожая, либо из-за того, что уже проели урожай, по существу, обрекались на гибель. Наряду с массовым грабежом колхозников в конце 1931 года в связи с созданием колхозных товарных ферм, отнятием под разными предлогами последнего продуктивного скота из личных хозяйств, семенная эпопея зимы 1931/1932 года стала непосредственной причиной голода, который охватил сразу все районы Казахстана. Из-за этих семян колхозы не могли 469 Голощекин Ф.И. Печать на боевом посту посевного фронта. // Большевик Казакстана, 1932, № 2-3, с. 8 Голощекин Ф.И. Печать на боевом посту посевного фронта. // Большевик Казакстана, 1932, № 2-3, с. 10 471 Голощекин Ф.И. Печать на боевом посту посевного фронта. // Большевик Казакстана, 1932, № 2-3, с. 10 470 рассчитаться с колхозниками, и в апреле 1932 года была опубликована убийственная статистика. На 20 марта 1932 года из 5193 колхозов закончили распределение доходов 3224 колхоза, или 65,9%472. За этими сухими цифрами стоит страшная правда. В начале зимы 1931 года подавляющее большинство колхозов не выдали колхозникам зерна на заработанные ими трудодни. Расчет шел в течение всей зимы, и более трети колхозов не смогли оплатить своим членам их труд. Это означает, что большая часть колхозников не имела продовольствия на зиму и весну – самые тяжелые времена года для любого крестьянского хозяйства. Положение только усугублял тот факт, что колхозников всеми силами заставляли работать. Уже в конце 1931 года в колхозах разворачивалось массовое принуждение людей к труду в колхозных товарных фермах. В постановлении «О развертывании социалистического животноводства» от 18 августа 1931 года указывалось: «Крайколхозсоюзу не позднее 1 ноября закончить рассылку всех указаний по организации и учету труда, примерных норм выработки и сдельных расценок по всем животноводческим отраслях в товарных фермах. Необхоимо предусмотреть максимальное использование труда женщин и подростков, повышение производительности труда путем введения прогрессивной сдельщины, тем самым высвободить свободную рабсилу для отходничества и увеличить товарный выход продукции»473. Сдельщина была изначально потогонной системой, которая была нацелена на максимальную эксплуатацию труда колхозников. Но в конце 1931 года эта система стала приобретать все более и более бесчеловечный характер. В декабре 1931 года, когда в Казахстане развернулась подготовка к очередной «колхозной весне», Голощекин четко и ясно дал понять, что сдельщина – это эксплуатация на пределе человеческих сил: «Необходимо, во-вторых, обеспечить проработку на колхозных собраниях норм выработки и сдельного расчета на все виды сельскохозяйственный работ. Необходимо, чтобы нормы выработки отражали все те высокие показатели производительности труда, которые были достигнуты лучшими колхозами, бригадами и колхозными ударниками в настоящем году! Этого требует от нас задача большевистской борьбы за урожай»474. Причиной этой чрезвычайно жестокости стала телеграмма секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина и председателя СНК СССР В.М. Молотова руководству Казахстана и Средне-Волжского края о срыве хлебозаготовок от 19 ноября 1931 года, в которой говорилось: «Решение пленума ЦК о хлебозаготовках срывается Вами грубейшим образом. ЦК и СНК обращаются к Вам с вопросом: намерены ли Вы немедленно организовать перелом в хлебозаготовках, и если нет в этом у Вас никакой надежды, то не следует ли поставить вопрос о смене руководства для того, чтобы двинуть вперед хлебозаготовки?»475. Нетрудно понять, что после такого напоминания 472 Мухамбетова Х. Против оппортунистических извращений в деле распределения доходов в колхозах. // Большевик Казакстана, 1932, № 4, с. 51 473 Большевик Казакстана. 1931, № 11, с. 52 474 Голощекин Ф. Посевная четвертого, последнего года пятилетки. // Большевик Казакстана, 1931, № 12, с. 7 475 АП РФ. Ф. 3. Оп. 40. Д. 78. Л. 117. Публикация - http://www.hrono.ru/dokum/193_dok/19311119ck.html из ЦК ВКП(б) Голощекин был готов на все, чтобы только не оказаться смещенным со своего поста. Тяжелая принудительная работа и практическое отсутствие продовольствия толкали людей к истощению и смерти гораздо быстрее, чем обычный голод. О положении единоличников таких подробных данных нет, но есть основания полагать, что там положение было еще хуже, поскольку уже в 1931 году единоличные хозяйства имели большой недосев. Да и негде им было что-то сеять, поскольку пахотная площадь на одно единоличное хозяйство резко сократилась. В конце 1931 года в Казахстане насчитывалось 421,8 тысяч единоличных хозяйств, но они вместе имели 429 тысяч гектаров, то есть 1,01 гектар на хозяйство476. Не самой лучшей земли, конечно, поскольку лучшая пазотная земля забиралась под совхозы и колхозы. С такой площади едва-едва можно было собрать зерна для полуголодного существования, но при этом единоличники платили налоги, привлекались к хлебозаготовкам и скотозаготовкам. Уже в 1931 году единоличники предпочитали не пахать и не сеять, а уходить, если была возможность. Видимо, эта статистика отражает лишь формальное количество единоличных хозяйств, тогда как на деле значительная часть из них уже разбежалась на стройки, на промышленные предприятия или даже за пределы Казахстана. При таком положении, районы нуждались в продовольственной помощи, скорой и неотложной. Но она не пришла. Начало массового голода Массовый смертный голод начался в Казахстане в начале декабря 1931 года на что указывает ряд документов. Так, в телеграмме из Уштобе, отправленной в феврале 1932 года, указывается: «Голодовкой охвачены все аулы возле Балхаша. В остальных шести административных аулах было 4417 хозяйств, осталось 2260, из которых голодают 63%. Остальное население остронуждающееся. Голодовка началась в первых числах декабря 1931 года. Всего умерло по неточным данным, не менее 600 человек»477. Из заявления в Президиум ЦИК СССР группы политических ссыльных из Павлодара, датированного 1 февраля 1932 года, также говорится: «В течение примерно полутора месяцев в Павлодар стекаются из районов голодные, опухшие и одетые в лохмотья люди, преимущественно казахи. Город наводнен ими»478. Иными словами, в Павлодар голодающие стали прибывать в середине декабря 1931 года, то есть голод начался в ноябреначале декабря 1931 года, или даже раньше, еще ранней осенью. Письмо политссыльных подтверждает спецсообщение ОГПУ КАССР «Спецсообщение ПП ОГПУ Казахской АССР в Совнарком Казахской АССР о голодовках колхозников и случаях смерти от голода. 23 декабря 1931 г.», в 476 Большевик Казакстана. 1931, № 11, с. 57 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 311 478 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 312 477 которых упоминались голодные смерти в Павлодарском и Абралинском районах479. Аулсовет № 4 Максим-Горьковского района писал во ЦИК СССР 10 февраля 1932 года, что в их районе уже умерли от голода три аула № 9, 10, 11, и люди умирают от голода в Павлодарском и Иртышском районах480. Весной голод начался и в Северном Казахстане. Петропавловский обком сообщал в конце апреля 1932 года: «В 12 районах Северо-Казахстанской области к 17 апреля 1932 года учтены 246 случаев смерти от голода и 133 факта опухания»481. Эти сообщения позволяют восстановить картину шествия смертного голода по Казахстану. Раньше всего, еще весной 1931 года голод отмечался в 33 районах бывших Уральского, Кустанайского и Актюбинского округов, который к зиме 1931 года стал массовым и гибельным. В октябре-ноябре 1931 года сильный смертный голод начался в Восточном Казахстане, охватив северную часть Алма-Атинской и цетральную часть Восточно-Казакстанской области. Весной сильный голод начался северной части Карагандинской области и в Северо-Казакстанской области. Это, конечно, крайне неточные данные, но они позволяют увидеть, как волны голода распространялись по территории КАССР. Самое красноречивое сообщение о смертном голоде пришло из Бишкарагайского района: «Молния Алма-Ата КазЦИКу. Бишкарагайского района Бауковском аулсовете начинают люди здыхать с голоду сообщаем для сведения аулсовет»482. Ужасы массового губительного голода не описать словами. Все очевидцы, крайне скупыми словами, говорят об одном и том же: люди ели падаль, трупы лошадей, мясо собак: «Большая часть оставшихся в момент обследования питалась падалью, разложившимся мясом, костяным супом, болтушкой из отрубей и сваренной кожи», - говорилось в отчете обследования пункта оседания «Казгородок»483. Весной 1932 года, когда сошел снег, голодающие собирали гнилые колосья на полях, выщелушивали зерно, ели и умирали. Тысячи людей брели в поисках пропитания, падали и умирали по дорогам. «Мои дорогие, я не пожелаю вам увидеть даже в страшном сне того, что я пережила в своей жизни» - сказала старейшая жительница Казахстана Сахан Досова накануне всего 130-летия. Курорты голодного времени Однако, были в умирающем от голода Казахстане люди, которые вовсе не голодали, и не испытывали лишений. К их услугам были не только 479 Центральный государственный архив Республики Казахстан. Ф.30. Оп.7. Д.80. Л.137, публикация http://www.rusarchives.ru/evants/conferences/hunger-f/60.shtml 480 Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 313 481 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 315 482 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 317 483 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 316 хорошие кухни для ответственных работников и прекрасное снабжение, но также и курорты в разных районах Казахстана. Еще только увидев эту карточку в библиотечном каталоге, я понял, что мне предстоит маленькое открытие. Карточка гласила: «Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933». Скажу сразу, карточка меня не обманула, и книга действительно содержала ценную информацию, раскрывающую эту эпоху совершенно с другой стороны. Вот она, эта книга, передо мной. Обычное для начала 1930-х годов издание на скверной серо-коричневой бумаге, грязноватым шрифтом, к тому же с неровными обрезами страниц и несрезанным кое-где фальцем листов. Правда, обложка явно делалась на заказ художником-оформителем, хотя и она была напечатана очень тусклыми красками. Что же это за справочник-путеводитель? В 1932 году Казакский курортный трест, организованный 1 апреля 1931 года, объединявший тогда 13 курортов различного профиля, принимает решение о выпуске справочника-путеводителя. В предисловии сказано: «Эта книга является первой попыткой дать сравнительно полное описание курортных ресурсов Казахстана»484. Книга состоит из описания курортов, их специфики и особенностей. Указаны климатические условия, медицинские противопоказания, рассказывается о том, как добраться до курортов. В конце книги приложены сведения о том, как заказываются путевки, а также правила нахождения на лечении. В этом смысле книга является уникальным источником, который отобразил самые первые шаги развития курортного дела в Казахстане, и тогдашнее состояние курортных ресурсов. Оставим пока в стороне тему голода, и посмотрим, какие курорты в этом справочнике упомянуты485: климатические - Чимган, Алма-Арасан, климато-кумысные - Каменское плато, Бер-Чокур, Ак-Куль, Шунгай, Аул, грязевые - Яны-Курган, Сор, Ак-Куль, Аральские грязелечебницы, тепловодные - Алма-Арасан, Рахмановские ключи, Барлык-Арасан, Арасан-Копал. В книге дан довольно подробный обзор известных в тот момент минеральных источников Тянь-Шаня и Заилийского Алатау, как использующихся в курортах, так и перспективных. Самым крупным курортом был горнолыжный и климатический курорт Чимган в ущелье реки Чимганки на высоте 1370 метров. Он вмещал одновременно 750 человек, и в 1931 году принял 2257 человек486. На втором месте был курорт Аул, в 4 км от одноименной станции. Вместительность этого курорта составляла 500 человек, и его специализацией было лечение разных форм туберкулеза. Тогда большое 484 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 3 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 13 486 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 49 485 место в лечении туберкулезных больных играл кумыс, и на курорте было свое хозяйство, а также стояли юрты для кумысолечения487. Третьим по масштабам был курорт Боровое, который был создан в 1929 году, и на начало 1933 года мог принять 365 человек. Комплекс постоянно развивался, в 1931 году были построены четыре новых корпуса, в 1932 году был открыт зимний курорт, а по планам к 1934 году трест намеревался довести вместительность курорта до 1000 человек488. Самым старым курортом был Бер-Чокур, основанный в 1910 году, восстановленный в 1924 году, и также специализировавшийся на лечении туберкулеза489. В Казахстане было две крупные грязелечебницы: Яны-Курган (170 мест) в 170 км от Кзыл-Орды, и Сор (200 мест) в 10 км от Семипалатинска, и курорт Муялды (125 человек) на берегу одноименного озера в долине Иртыша490. Тепловодные курорты были небольшими. Алма-Арасан, открытый в 1931 году, вмещал всего 100 человек. В момент составления справочника, там строился новый корпус. Рахмановские ключи в предгорьях Алтая, также вмещали 100 человек, самым маленьким водным курортом был БарлыкАрасан, вмещавший до 60 человек491. Читая этот справочник-путеводитель, так и представляется картина солнечного Казахстана, где люди ездят на курорты и отдыхают на прекрасном горном курорте Чимган. Однако, если вспомнить, на фоне каких событий вышла эта книга, то картина получается совсем иной. Очень даже неприглядной. И вот на фоне всех этих событий Казакский курортный трест принимает решение выпустить справочник-путеводитель по курортам Казахстана, чтобы отдыхающим легче было выбрать для себя место отдыха и лечения. Курорты активно строились и расширялись даже в самый пик голода, как курорт Боровое. В справочнике-путеводителе не было ни одного намека на то, что курорты оказывают хоть какую-то помощь голодающим. В справочнике была информация о посещении курортов, поскольку некоторые были закрыты на реконструкцию. Вместимость курортов была небольшой, и если бы они хотя бы немного помогали голодающим, то их профильная работа была бы полностью парализована, и ни о каком справочнике-путеводителе тогда бы и речи не было. Сам факт выхода этого справочника свидетельствует о том, что даже в пик голода курорты Казахстана не прекращали своей основной работы, и принимали посетителей. Вот это и является тем самым небольшим открытием. В Казахстане в пору голода был слой людей, очень немногочисленный, которые не только не голодали, но и даже выезжали полечиться и отдохнуть на курорты. Конечно, это были совсем не рядовые 487 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 59 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 47 489 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 83 490 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 116,121, 128 491 Курорты Казакстана. Справочник-путеводитель. Алма-Ата - Москва, 1933, с. 87, 98, 102 488 колхозники и рабочие, которые в то время сотнями тысяч умирали от голода. Скорее всего, это были представители самого разнообразного руководства: партийного и советского, в том числе и те люди, которые довели Казахстан до губительного голода. Разумеется, все жители Казахстана в то время так или иначе знали о том, что происходит, даже если не из правительственных сообщений и сводок, а из увиденного воочию и через многочисленные слухи. Чтобы в такое время поехать на курорт подлечиться, надо было быть совершенно бесчувственным к гибели людей, воспринимать их как чужаков или врагов. Между массами колхозников из аулов и курортниками была огромная, колоссальная и совершенно непреодолимая социальная пропасть. Этот рекламы курортов во время губительного голода, возможно, проливает свет на то, почему голодающим в Казахстане при Голощекине не было оказано никакой существенной помощи. Даже при самом циничном отношении к людям, как к рабсиле, экстренное подавление голода и широкая помощь голодающим были остро необходимы. В СССР, как и в Казахстане, шло завершение первой пятилетки, велось строительство многочисленных промышленных объектов и целых городов. На Казахстан возлагались большие надежды, как на одного из поставщиков зерна, мяса и шерсти. Огромный ущерб сельскому хозяйству Казахстана, который на десятилетия отбросил республику с позиций крупнейшего животноводческого района СССР, был очень невыгоден Центральному комитету, крайкому партии и лично Филиппу Голощекину. Он должен был при первых же признаках голода принять решительные меры для подавления голода, в общем, сравнительно несложные, как показал опыт последующего первого секретаря крайкома Казкрайкома Левона Мирзояна. Причину столь странного поведения крайкомовского руководства под началом Голощекина, видно, нужно искать в отношении этого руководства к народу, в первую очередь к казахам. Руководство, очевидно, не считало остальное население Казахстана полноценными людьми, относилось к ним, как к врагам, и было готово допустить гибель почти половины населения республики. Руководство лишь требовало, невзирая ни на что, зерна, мяса и налогов, а само в наиболее тяжелый момент голода продолжало ездить отдыхать и лечиться в горы и на воды. Это были истинные враги народа, истреблявшие людей всеми способами. Курорты голодного времени это показывают и подчеркивают. Посевная голодного года В условиях губительного голода, который уже в ноябре-декабре 1931 года навалился на большую часть Казахстана, Казкрайком требовал засыпать семена. «Создавшаяся угроза срыва сбора семян абсолютно не имеет никаких оправданий»492, - говорилось в передовой статьей в № 2-3 журнала 492 Большевик Казакстана, 1932, № 2-3, с. 2 «Большевик Казакстана» за 1932 год. В сущности, это была политика убийства. Знали ли руководители о положении дел? Знали. Во-первых, потому, что в Казкрайком и КазЦИК непрерывным потоком шли телеграммы и письма, описывающие все ужасы погибающих от голода аулов и колхозов. Судя по письму Исаева и Рошаля в ЦК ВКП(б) от 15 марта 1931 года, они хорошо себе представляли масштабы бедствия и даже просили продовольственной помощи. Но при этом, поддерживали планы дальнейшего «социалистического строительства», говорили речи об «успехах» и планировали большевистский сев весной 1932 года. Казкрайком планировал посеять 5500 тысяч гектаров. План посева великодушно сократили на 140 тысяч гектаров, по сравнению с 1931 годом. Однако: «Основная задача в этом году – засеять меньшую площадь, чем в прошлом году, но засеять с соблюдением всех агротехнических правил и этим самым дать стране больше продукции»493. Безусловно тов. Сарымулдаев знал, какое сложилось положение, и что сеять будут колхозники, которые всю зиму ели падаль, разложившееся мясо и отруби, истощенные и опухшие от голода, что пока еще не забитые и несъеденные лошади едва стоят на ногах. Только абсолютно бездушный человек мог написать строки о «соблюдении всех правил агротехники», зная о смертном голоде, охватившем Казахстан. Истощенных, голодающих людей заставили сеять. Трудно себе представить жестокость уполномоченных и активистов, выгонявших их на сельхозработы, тяжелые и для сытого человека, и трудно себе представить все мучения и тяготы, которые упали на плечи колхозников. Третий большевистский сев велся в основном ими, поскольку единоличники, в сущности, отказались от сева. Ими в 1932 году было посеяно всего 80,9 тысяч гектаров по всему Казахстану, вместо 237,5 тысяч запланированных гектар494. Сеять было фактически некому. Сухая статистика сохранила сведения об этом. В Кустанайском районе приходилось по 40 гектаров посева на хозяйство, в Мамелютском районе – 26 гектаров на хозяйство 495. Разумеется, что в таком положении ни о каком «соблюдении всех правил агротехники» и речи быть не могло. По данным статистики, до 15 июня 1932 года было посеяло 5,1 млн. гектаров яровых посевов, или 92,7% запланированной площади 496. Но что это были за посевы? В конце 1932 года Голощекин признал, что сев 1932 года был намного хуже, чем в 1931 году. Здесь уже правления колхозов просто обманывали райкомы и руководство самыми разнообразными методами, преувеличивая всеми способами площадь посева. По некоторым районам Алма-Атинской области (видимо, дальше уполномоченные Казкрайкома уже 493 Сарымулдаев К. Третий большевистский сев. // Народное хозяйство Казакстана, 1932, № 2-3, с. 9 Уборочная 4-го заключительного года пятилетки. // Народное хозяйство Казакстана, 1932, № 5, с. 3 495 Уборочная 4-го заключительного года пятилетки. // Народное хозяйство Казакстана, 1932, № 5, с. 4 496 Уборочная 4-го заключительного года пятилетки. // Народное хозяйство Казакстана, 1932, № 5, с. 3 494 не рисковали выезжать), преувеличение размеров посевов составляло тысячи гектаров. Так, в Талды-Курганском районе очковтирательство составило 21 тысячу гектаров (21,5% от посевной площади 1931 года), в Лепсинском районе – 7 тысяч гектаров (14% от посевной площади 1931 года). В районах готовы были на все, лишь бы только показать в отчетах эти гектары. Голощекин обрушился с критикой и привел цифры: 151 случай скверной обработки хемли, 105 случаев сокращения посевной площади, 198 случаев сознательного преуменьшения урожайности, 92 случая показа незасеянных площадей как засеянных497. Сытый голодного не разумеет, тогда как крестьяне всеми силами старались утаить хоть горсть зерна, чтобы выжить. Например, нормой посева было 6 пудов семян на гектар, а повсеместно сеяли по 1,5 пуда. Оставшееся зерно прятали в ямах. Уполномоченные и активисты, как следует из этой речи Голощекина на V Пленуме Казкрайкома 16 декабря 1932 года, даже в самый пик голода отбирали у колхозников даже это припрятанное в голодную пору зерно. Голощекин заявил, что по Казахстану выявлено расхищенного хлеба на 200 тысяч пудов. Можно быть уверенным, что ни зернышка из этих пудов не было оставлено голодающим. Только эта конфискация погубила тысячи человек. Судить об урожае 1932 года очень трудно, поскольку сейчас уже никто не сможет установить реальные размеры посевов, показатели урожайности и реальный сбор. В бумагах могли быть написаны любые цифры, которые, как видно по приведенным примерам, очень далеко отстояли от страшной действительности умирающего от голода Казахстана. Если в традиционно земледельческом районе Алма-Атинской области подделали отчетность на 20% своих площадей, то легко себе представить, что творилось в других местах. Доклад Голощекина показывает, что значительная часть урожая 1932 года если где-то и существовала, то только на бумаге. Даже там, где смогли собрать какой-то урожай, то он всеми способами разворовывался. Другого источника продовольствия, кроме кражи, в 1932 году, у сельского населения Казахстана практически не было, поскольку их личные хозяйства были разграблены обобществлением, заготовками и конфискациями подчистую, а продажа хлеба и продовольственных продуктов просто не велась. В декабре 1932 году Карагандинский обком партии признавал: «В этих колхозах (имеются в виду колхозы Пресновского района Карагандинской области – авт.) большое количество хлеба разворовано. Воровали организованно и поголовно, начиная от правления, предсельсоветов и секретарей ячеек»498. Донос Исаева и постановление ЦК ВКП(б) 497 Голощекин Ф.И. На пороге второй пятилетки. // Большевик Казакстана, 1933, № 1, с. 12 Варламов А., Савинский Ф. Мы отвечаем за недостатки работы в ауле и деревне. // Большевик Казакстана, 1933, № 3, с. 38 498 Политике Голощекина сопротивлялись везде и всегда. За 1929-1932 годы в Казахстане произошло около 300 восстаний, в которых приняло около 80 тысяч человек. Сопротивлялись и члены партии. На V Пленуме Казкрайкома в декабре 1932 года тов. Беккер рассказал: «Они утвердили одного секретаря райкома и пока он доехал до района, они вынуждены были исключить его из партии. Дело в том, что он прямо заявил: «Я не поеду на костях колхозников заготовлять хлеб для государства»499. Это, разумеется, были не единичные примеры. Фактов сопротивления гибельной политики Голощекина было множество. Однако вплоть до середины 1932 года высшее руководство Казахстана сохраняло единство и выступало за продолжение «социалистической реконструкции», даже тогда, когда дороги республики стали устилать трупы умерших от голода и истощения. Летом 1932 года сопротивление политике Голощекина прорвалось на высшие этажи партийно-государственной власти в КАССР. 4 июля 1932 года в Казкрайком поступило письмо от пяти коммунистов: Г. Мусрепова, М. Гатауллина, М. Давлетгалиева, Е. Алтынбекова, К. Куанышева, в котором они подвергли резкой критике политику Голощекина и указали, что в республике осталось 1/8 поголовья 1930 года: «…этот громадный урон, беспримерное уничтожение скота происходило не только у бая и кулака, не только у середняка и бедняка – единоличника, но и, главным образом, в обобществленном и необобществленном стаде колхозов и колхозников (частично и в совхозах)… Налицо неслыханное сокращение поголовья скота… налицо полное отсутствие запасов зерна до нового урожая… Правильна ли наша точка зрения в области реальной помощи возвращающимся в Казакстан откочевникам, у которых совершенно подорвана всякая основа хозяйствования, до сих пор умирающим в некоторых районах в огромном количестве? … Насколько правильно все еще продолжающееся умалчиванием, внешне похожее на боязнь большевистской самокритики в вопросах катастрофического сокращения поголовья скота и голода, охватившего многие казахские районы, с массовой смертностью в отдельных районах (начиная со второй половины зимы)?»500. Голощекин ответил на это письмо угрозами исключения из партии и ареста, и в результате, 11 июля 1932 года четыре подписавших, кроме М. Гатауллина, который был в командировке, принесли покаянные заявления, и на заседании бюро 15 июля 1932 года авторам письма дали строгий выговор. Габиту Мусрепову Голощекин, по словам Гафу Каирбекова, лично предлодил съездить в Тургай, чтобы самому убедиться, что никакого голода нет. Неудача с обращением в Казкрайком, тем не менее, получила некоторый эффект. Высшие члены руководства Казахстана, безусловно, были знакомы с содержанием этого письма или даже сами присутствовали на заседании бюро 499 500 Голощекин Ф.И. На пороге второй пятилетки. // Большевик Казакстана, 1933, № 1, с. 14 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 358 Крайкома, на котором шел его разбор. Видимо, именно это письмо побудило председателя СНК КАССР Ураза Исаева к его поступку. Ураз Исаев прожил неправедную жизнь. Он лично проводил и осуществлял политику, которая привела к гибели половины населения Казахстана от голода. Он в августе 1932 года предал своего соратника по партии, написав через его голову письмо в ЦК ВКП(б) о положении в Казахстане. По сути, это был донос на Голощекина. Однако, именно сочетание этих поступков и привело к прекращению великого голода. Письмо Ураза Исаева возымело результат по нескольким причинам. Вопервых, будучи председателем СНК КАССР, хорошо знал положение дел в Казахстане, поскольку именно к нему шел большой поток писем и телеграмм с мест. Во-вторых, письмо лично Сталину было написано через голову Голощекина и содержало в себе прямую критику в адрес первого секретаря Казкрайкома и предложение о замене руководства. Если сообщения о голоде мало выделялись для Политбюро ЦК ВКП(б) и лично Сталина на фоне сильного голода в целом ряде районов СССР: на Украине, в Поволжье, в Сибири, и связанного с этим потока информации и просьб, то вот факт раскола партийной организации, несомненно, привлек внимание. Итак, Ураз Исаев писал: «В 10-12 казахских районах Центрального Казакстана голодает и сейчас значительная часть населения. По приблизительным данным, весной этого года с голоду умерло 10-15 тысяч человек, массовые откочевки, уход в другие края и республики, особенно усилившиеся в 1931 гю, не приостановились и сейчас. Во многих казахских районах, по сравнению с 1929 г., не осталось и половины населения. Общее количество крестьянских хозяйств края сейчас меньше, чем в 1931 г. На 2325%. Голодные казахи и их беспризорные дети скопляются около промышленных предприятий, совхозов в Семипалатинском и Актюбинском районах, на станциях железных дорог, занимаются кражей, осаждают колхозные поля, срезают колосья. Голод, скопление, грязь явились почвой для распространения эпидемий: черная оспа, тиф, дизентерия и др.»501. Исаев предложил меры для исправления ситуации: «Нельзя, конечно, всю вину наших недочетов сваливать на кого-то одного. Здесь виновно все бюро Крайкома в целом. Лично я несу определенную ответственность за недочеты и ошибки и Крайкома, и всей нашей работы в Казакстане, ибо я являюсь руководящим работником Казакстана. Но для того, чтобы решительно перестроить работу и усилить руководство, необходимо освежение и обновление руководства Крайкома. Общеиззвестна особая роль первого секретаря. Лично я думаю, что т. Голощекин, проделавший огромную работу в Казакстане (советизация аулов, борьба с групповщиной и др.), не будет иметь необходимой силы для решительного поворота на основе суровой критики ошибок и Крайкома, и своих собственных»502. 501 502 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 360 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 360-361 Ответ Сталина последовал 17 сентября 1932 года. В этот день ЦК ВКП(б) приняло постановление о помощи Казахстану. В нем выдвигались следующие меры помощи: - отпустить 2 млн. пудов продовольственной помощи и семенной ссуды, - освободить в течение двух лет от скотозаготовок и мясозаготовок, - списать задолженность и освободить на два года от государственных налогов и обязательных платежей, - допустить пользование до 100 голов овец, 8-10 голов крупного рогатого скота, 3-5 верблюдов и 8-10 табунных лошадей на хозяйство503. Это постановление стало рубежом, которое отделило губительную и разрушительную политику Голощекина от долгого и сложного процесса восстановления хозяйства Казахстана, практически уничтоженного безумным «социалистическим переустройством». 503 Народное хозяйство Казакстана, 1932, № 10, с. 17 Глава восьмая Разгром без войны В октябре 1932 года Габит Мусрепов поехал в Тургай, где, как говорил Голощекин, «никакого голода там нет». Добравшись до Кустаная, он со своим сопровождающим пришел в исполком, председатель которого сказал им: «Куда же вас понесло? Дорога безлюдная, бураны метут, а до Батпаккары полтыщи верст. Замерзнете. Или съедят вас»504. Но, уступив просьбам, председатель исполкома дал лошадей, сани и вооруженную охрану. Он ехал по дороге, заваленной трупами. Гафу Каирбеков, со слов Габита Мусрепова, рассказывал Валерию Михайлову: «За аулом Аулиэ-Коль в степи начался буран. Тучи снежной пыли застилают солнце, переметают дорогу. Сбились они с пути, лошади встали. И вдруг Мусрепов замечает: в стороне что-то торчит из сугробов, словно корявые сучья саксаула. Он соскочил с саней и подошел. Под снегом лежали трупы людей. Вперемешку, вповалку. Зашагал дальше и увидел трупы, собранные в кучу и уложенные штабелями. «Они были, как вышки на пикетах… - Сказал Габен. – Благодаря им и отыскали дорогу, трупы высились по обеим ее сторонам. Ничего страшнее я не видел…»… Выбрались они из сугробов и поехали по этой дороге мертвых. Впереди лежали совершенно пустые аулы. Проводник из местных называл номера этих селений – номерами только и отличались: нигде не осталось ни души. Подъехали к необычному для глаз казаха городку из юрт. С началом коллективизации множество таких возникло по степи. Юрты составлены зачем-то в ряды, и на каждой номер повешен, словно бы это городской дом на городской улице. Кибитки просторные, новые, из белой кошмы – кучер пояснил, что совсем недавно их у местных баев отобрали. Еще два-три месяца назад, добавил он, здесь было многолюдно. Теперь же стояла мертвая тишина. Ни звука, только поземка шуршит. Мертвый город из белых юрт на белом снегу. Заходим в одну юрту, в другую: все вещи на месте, а людей нет. Жизнь как будто бы в одно мгновение остановилась, и народ куда-то исчез. Мусрепова особенно поразила одна богатая шестикрылая кибитка. Она была убрана яркими шелковыми одеялами и атласными подушками, ворсистыми коврами с тонким узором. Вещи, собранные посредине, лежали вьюком, будто хозяева секунду назад вышли из дома и вот-вот снова войдут. Но это лишь на первый взгляд. Кошмы и ковры на полу все промерзли, и снег сыплет через открытый тундик – отверстие в куполе. Присмотрелись они – а этот огромный вьюк одежды напоминает шалашик. Небольшая дырочка посредине… словно бы это темное окошко в некий странный мир. И двруг все четверо мужчин, двое из которых вооружены, разом чего-то испугались. Вздрогнули, поежились и стали отступать к двери. Не выдержали, вышли на улицу. Габит Мусрепов покинул 504 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 9 жилище последним. Помедлил на пороге, будто почувствовал: там, внутри небольшого шалаша из наваленной одежды, кто-то есть. Больше никуда не заходили, словно бы чего-то боялись. Ушли на край безмолвоного городка, заваленного снегами, постояли, опустив головы. Пора было возвращаться. Когда зашагали обратно, у Мусрепова закралось сомнение: неужали здесь действительно никого нет? А где же, наконец, тела умерших? Он высказал все это инструктору из крайкома, который сопровождал его неотлучно. Тот хмуро ответил, что в Тургае много таких городков из юрт, и с началом осени люди из них разбрелись кто куда. В Кустанай ушли, в Челкар, на Урал, в сторону Алатау и на Сырдарью. И почти все погибли по дороге. Это их трупы лежат, сложенные в штабеля. Оба кустанайских охранника закивали в подтверждение головами. «Откуда ты знаешь?» - спросил Габит у крайкомовца. Тот лишь грустно улыбнулся в ответ. Тяжело вытаскивая ноги из сугробов, они шагали к саням. Внезапно Мусрепов, не в силах противиться неведомому предчувствию, свернулй к той богатой юрте из белой кошмы, куда они заходили Его спутники последовали за ним. «Ойбай, да здесь чьи-то следы!» - воскликнул кто-то. Они сгрудились возле странный отпечатков на снегу. Следы были совсем свежие.. «Кто это? Корсак? Лиса?» «Нет, не похоже! Вроде бы … но ведь не может такого быть!» Мужчины пошли по следу, который вел прямо к юрте. Распахнули дверь. Неожиданно внутри пустого жилища раздался тонкий пронзительный звук, от которого все похолодели. То ли собачий визг, то ли яростный вопль кошки – и все это сопровождалось урчанием. Из крошечного отверстия шалашика выскочило какое-то маленькое живое существо и бросилось на людей. Оно было все в крови. Длинные волосы смерзлись в кровавые сосульки и торчали в стороны, ноги худые, черные, словно лапки вороны. Глаза безумные, лицо в спекшейся крови и обмазано капающей свежей кровью. Зубы оскалены, изо рта – красная пена. Все четверо отпрянули и бросились бежать, не помня себя от страха. Когда оглянулись, этого существа уже не было. «Что это было?» - прохрипел Габит, глядя на спутников. Они молчали, дроа крупной дрожью. Никто так и не вымолвил ни слова. Лишь потом, в Кустанае, один из попутчиков сказал ему: «Вы, наверное, думаете, что это был джинн? Нет, не джинн. Я разглядел, ясно разглядел. Это был человек. Ребенок. Казахская девочка лет семивосьми»505. Гафу Каирбеков, очевидно, немного изменил окончание этого рассказа, чтобы пощадить слушателя. Вооруженные люди не бегут от неизвестного существа. Скорее всего, как только они увидели его, кто-то из охранников 505 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 10-12 вскинул винтовку, грохнул выстрел, и спутники рассмотрели застреленную маленькую девочку. Этот рассказ, обработанный писателем и поэтом, явно основан на рассказе самого Габита Мусрепова, и содержит в себе толику сведений о том, что творилось в Тургайской степи. Описанные им городки из белых юрт – это типичные «точки оседания» кочевых хозяйств. Они не видели никаких капитальных строений, вроде домов, сараев, это может указывать на то, что эти хозяйства были осажены весной 1932 года, и не имели ничего, кроме своего имущества. Пока можно было пасти скот на окрестных пастбищах, люди жили в этих точках оседания. Но осенью, когда кормов уже не было, скот пал или был забит, урожая собрать не смогли (неизвестно, были ли здесь посевы), люди стали разбредаться и находили свою смерть в дороге. Сама дорога была проезжей, и путники, видимо руководство, стаскивали трупы с дороги на обочину, в кучи и штабеля, которые увидел Мусрепов. Последние люди в «точках оседания» питались человечиной, и Мусрепов со спутниками застал ужасный конец последних жителей этих погибших аулов. Руководство, как в кустанайском исполкоме, так и в Крайкоме, знало о происходящем, но ничего не сделало для помощи несчастным людям, буквально палец и палец не ударило для того, чтобы им помочь. Голощекин послал Мусрепова в Тургай посмотреть на социалистическое процветание. Мусрепов увидел в родном Тургае горы трупов и мертвые аулы. В июле 1932 года, когда в Алма-Ате шло разбирательство письма в Казкрайком, один из его подписантов – Мансур Гатауллин был отправлен в командировку в Кентский район Карагандинской области. В 1937 году, на процессе, где его судили в числе руководства Каркаралинского округа, он рассказал об увиденном там: «… Выхожу из машины – никого и ничего вокруг, только длинная база для скота стоит. Открываю дверь, а там трупы. Все огромное помещение – в штабелях трупов. У некоторых глаза еще открыты, но видно: с минуты на минуту умрут. Я вышел обратно. А на улице крики. Безумные, растрепанные женщины с ножами набросились на шофера, пытаются его зарезать. Я выстрелил в воздух, они разбежались. Пригляделся, а неподалеку казан стоит на огне. Варится что-то. Приоткрыл крышку – а там, в булькающей воде, то ножка мелькнет, то ручка, то детская пятка… Вот тогда я и стал врагом врагов народа»506. Гафу Каирбеков рассказал еще о следах страшной трагедии Тургая: «Перед войной, когда мне было уже лет десять, как-то поехали мы на арбе за топливом. Кустарники, камыши, сухая трава – все в топку шло. Едва выехали за город, деревянные колеса стали скрипеть, переваливаться чрез что-то. Почва вроде ровная, песок – а тяжело едется. И этот скрип – странный, нехороший, слух режет. Я соскочил с телеги, а в песке кругом кости. Кто их тут разбросал? Рвем траву, собираем сухие ветки – и всюду кости, кости. Или на поверхности валяются, или чуть-чуть песком занесло. Потом черепа стали 506 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 357 попадаться, человеческие»507. По его словам, весь Тургай был в кольце из человеческих костей. Писатель Мухтар Магауин вспоминал: «В 1944 году мы кочевали, мне было четыре года. Кочевье шло двенадцать дней по древним путям нашего рода от юга Семипалатинской области на север Джезказганской. Мы проехали расстояние в триста километров. Я все запомнил: опустевшие зимовья, дома с выбитыми стеклами и сорванными дверьми, так внутри давно уже были лещбища волков; человеческие скелеты и черепа, разбросанные кругом по земле; тысячные стада сайгаков… Ни одного человека, ни одного аула не встретилось на пути – все опустело с тридцать второго года»508. Зейтин Акишев в книге «Зауал» описывает, как в мае 1934 года он посетил вымерший от голода поселок в месте Аккудук, в Майском районе Павлодарской области: «Везли мы семенное зерно 120 пудов. Заехали в поселок. Пусто: ни людей, ни собк. На окраине заглянули в один дом – никого. Заходим в комнату. Ее перегораживает занавеска, - так обычно в казахских домах отделяли молодую семью. Взялся я за материю, а она вся рассыпалась в прах. На кровати лежали два скелета. По волосам – у одного были длинные черные волосы, у другого гораздо короче – мы догадались, что это были молодые мужчина и женщина. Видать, молодожены. Наверное, когда подошла голодная смерть, решили погибнуть вместе. Так в обнимку и умерли»509. Директор казахской службы радио «Свободная Европа – радио «Свобода» Едиге Магауин приводит воспоминания своего отца: «В то лето 1952 года, мой отец узнал о том, как его собственный отец, который в 1932 году сразу после получения сертификата учителя, был направлен преподавать в деревню, но не смог найти ни одного ученика, потому что все дети умерли. Он узнал, как наши родственники выжили благодаря половине мешка пшеницы, который был выдан моему дедушке в качестве платы; как они видели людей около железнодорожных станций, поедающих человеческие трупы; как они вернулись назад в свою родную деревню после окончания голодомора и встретили лишь 13 семей, оставшихся в живых из первоначальных 70; как мой прапрадедушка начал собирать человеческие кости, разбросанные вдоль берегов реки, и складывал их в кучу»510. Документы также сохранили следы колоссального бедствия, охватившего Казахстан. Заместитель председателя СНК СССР Турар Рыскулов в своем письме Сталину, Кагановичу и Молотову от 9 марта 1933 года писал: «По данным местных органов, в Тургайском и Батпаккаринском районах вымерло 20-30 процентов населения и большая часть остального населения откочевала. В Челкарском районе в ряде аулсоветов вымерло 3035 процентов населения. В целом по Актюбинской области, (куда относятся 507 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 7 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 341 509 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 356 510 Магауин Е. Голод 1932-33 годов. Трагедия, о которой Казахстан никогда не должен забывать. // Центразия, 10 декаюря 2008 - http://www.centrasia.ru/newsA.php?st=1228923600 508 эти районы), председатель облисполкома тов. Иванов сообщил в докладе на областном съезде Советов (июль 1932 года), что в области в 1930 году было населения 1012500 человек, а в 1932 году осталось 725000 человек, или 71%. По свидетельству председателя Кзыл-Ординского райисполкома, в этом районе по большинству аулсоветов осталось 15-20 процентов населения. В Балхашском районе (по данным местного ОГПУ) было населения 60 тысяч человек, откочевало 12 тысяч человек, умерло 36 тысяч человек и осталось 12 тысяч человек казахов. В Каратальском районе в прошлую зиму во время насильственного переселения на оседание трех казахских аулов в другое место погибла половина населения… В Чубартавском районе в 1931 году было 5300 хозяйств, а на 1 января 1933 года осталось 1941 хозяйство. В Каркаралинском районе в мае 1932 года было 50400 человек, а к ноябрю месяцу осталось 15900 человек…»511. Разумеется, что точного учета не велось даже органами ОГПУ. В документе ОГПУ «Спецсообщение секретно-политического отдела ОГПУ о злоупотреблениях и хищениях при распределении продпомощи в Казакстане. 7 июля 1933 г.»512 утверждается, что с марта по май 1933 года в Казахстане зарегистрировано 7000 смертей от голода. По всей видимости, ОГПУ смогло зафиксировать только ничтожное количество смертей, и во многие районы, которые вымирали поголовно, сотрудники ОГПУ даже не совались. Неоказание помощи Филипп Голощекин до того момента, когда его сняли с поста первого секретаря Казкрайкома, успел совершить еще одно преступление – неоказание помощи голодающим. Несмотря на прямую директиву ЦК ВКП(б), помощь практически не оказывалась. Вообще, складывается впечатление, что реальное выполнение этого решения саботировалось и затягивалось. Продпомощь стала оказываться Казахстану еще в марте 1932 года. 9 марта 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) выпустил постановление о выделении дополнительной продпомощи: 500 тысяч пудов ржи и 1 млн. пудов проса513. На следующий день это решение было оформлено постановление СНК СССР за подписью Молотова. 9 июля 1932 года Политбюро приняло еще одно решение: отгрузить из Средней Азии в Казахстан 6 тысяч тонн хлеба, и 2 тысячи тонн хлеба со Средней Волги в Восточно-Казакстанскую область514. 511 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 377 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 11. Д. 47. Л. 209, 210, 211. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1933_95.shtml 513 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 12. Л. 9. П. 35/4.. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1932_6.shtml 514 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 13. Л. 14. П. 61/17. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1932_35.shtml 512 27 марта 1933 года Политбюро приняло решение об отпуске 15 тысяч тонн пшеницы, 167 тонн ячменя, 500 тонн овса в счет семссуды515. 14 сентября 1933 года Политбюро приняло решение отпустить в качестве продпомощи для откочевшиков 500 тысяч пудов хлеба из резервного фонда СНК СССР516. 28 ноября 1933 года Политбюро приняло решение от отпуске в качестве продпомощи 1 млн. пудов зерна517. Итого в 1932-1933 году только по этим решениям было отпущено Казахстану более 3 млн. пудов хлеба в качестве продовольственной помощи. В это время Казахстан перестал быть «основным зерновым районом», и выживал за счет центральной продовольственной помощи. Однако, в самом Казахстане эта помощь редко доходила до голодающих. Руководящие кадры были таковы, что около 90% отпущенной продовольственной помощи либо разворовывалось, либо забиралось и сдавалось в счет хлебозаготовок. На местах уже были такие руководители, которые были готовы выполнить любые, даже самые безумные директивы, ценой даже гибели большей части населения района. Документы сохранили многочисленные случаи расхищения продовольственной помощи. Турар Рыскулов в своем письме от 9 марта 1933 года писал: «Решение ЦК ВКП(б) от 17 сентября 1932 года был отпущен один миллион пудов хлеба для продпомощи голодающим казахам. Из разрещенных (в счет 1 млн. пудов) центром в IV квартале и в I квартале текущего года 600 тысяч пудов и остатка с 1932 года – 280 тысяч пудов хлеба казахские органы разнарядили 783158 пудов, попало населению лиль 11066 пудов или 15 процентов (и то, видимо, не полностью). Большая часть предназначенного голодающим хлеба расхищается районными центрами и разными учреждениями и частью сдавали обратно в счет хлебозаготовок. Эти преступления обнаружены: в Кувском, Каркаралинском, Чуйском, Тургайском районах и виновники привлекаются к ответственности»518. Такое было повсеместно. В Чубартавском районе из 2770 пудов хлеба население получило 943 пуда, из которых 56,5 пудов получили районные работники. В Кургальджинском районе из 3000 пудов продпомощи дошло до места только 300 пудов. Эти данные подтверждаются и документами ОГПУ. В Центральном архиве ФСБ России сохранилось «Спецсообщение секретно-политического отдела ОГПУ о злоупотреблениях и хищениях при распределении продпомощи в Казакстане. 7 июля 1933 г.» 519. В нем говорится, что на 104 района Казахстана, в которых было учтено по официальным данным 205 515 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 14. Л. 107. П.59/47. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1933_30.shtml 516 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 930. Л. 43. П. 161/145. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1933_118.shtml 517 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 145. П. 92/73. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1933_129.shtml 518 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 378 519 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 11. Д. 47. Л. 209, 210, 211. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1933_95.shtml тысяч голодающих, было отпущено 391366 пудов продпомощи. С декабря 1932 года из этого хлеба было расхищено «со стороны районного и аульного лжеактива» 86 тысяч пудов. Так, в Жана-Аркинском районе было расхищено 10 тысяч пудов продпомощи, тогда как в районе за полгода (май – октябрь 1932 года) умерло от голода 1000 человек. ОГПУ арестовало в районе 78 человек, виновных в кражах продпомощи. Пока руководители и активисты растаскивали продовольственную помощь, населения во многих местах уже дошло до людоедства. В этом же документе ОГПУ зафиксированы подобные случаи: «За это же время в отдельных районах отмечено 67 случаев людоедства, сопровождавшихся в 39 случаях убийствами». В Джувалинском и Келесском районе были задержаны группы, занимавшиеся убийствами, людоедством, и в последнем случае человечина даже продавалась на рынке. Из «Спецсводки оперативного отдела Главного управления Рабочекрестьянской милиции при ОГПУ «О людоедстве и убийствах с целью людоедства». 31 мая 1933 г.»520 встают другие подробности людоедства, которое проникло в города, и отмечалось в Аулиэ-Ате и Каркаралинске: «Находящемуся под стражей в Каркаралинской исправтрудколонии Шекенову, в качестве передачи, в камеру принесено мясо человека». Думается, что эти сведения – это только ничтожная доля того, что происходило на самом деле. Если людоеды обнаглели настолько, что носили человечину в тюрьму в качестве передачи, это значит, что людоедство было повсеместно распространено и им занимались практически в открытую. Из документов ОГПУ и писем Рыскулова можно понять, что руководящие работники грабили продовольственную помощь по своей инициативе и для себя. Но это не так. Дело в том, что в это время в Казахстане шли хлебозаготовки, и по этому поводу в ноябре 1932 года прошла переписка между Казкрайкомом и ЦК ВКП(б). 20 ноября телеграмму в ЦК отправил Кахиани. На следующий день, 21 ноября, свою телеграмму Сталину Голощекин, в которой он опровергал многие сведения Кахиани, и приводил многие интересные сведения. Например, в Казахстане 87 колхозов, которые оказывали упорное сопротивление хлебозаготовкам. По всему Казахстану на ноября 1932 года собрали хлеба на 8 млн. пудов меньше, чем в прошлом году. Голощекин, как следует из его телеграммы Сталину, упорно продолжал проводить репрессивные меры: «Считаем правильным и наш пункт об объявлении колхозникам в оседло-земледельческих районах, занесенным на черную доску, особо сопротивляющихся заготовкам, что до выполнения плана им не разрешается расширительное право индивидуального пользования скотом по постановлению ЦК от 17 сентября»521. 520 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 11. Д. 551. Л. 36, 37, 38. Публикация - http://rusarchives.ru/publication/hungerussr/1933_77.shtml 521 Шифрограмма секретаря Казакского крайкома ВКП(б) Ф.И. Голощекина секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину о репрессиях при проведении хлебозаготовок. 21 ноября 1932 года. Публикация http://www.hrono.ru/dokum/193_dok/19321121kazah.html В начале 1932 года он не выделял семенной ссуды тем колхозам, которые не засыпали семян, а в конце 1932 года он не разрешал обзаведение скотом тем хозяйствам, которые не выполнили план хлебозаготовок. В самый разгар голода, колхозников продолжали обдирать и обдирать заготовками. Сталин ответил телеграммой Голощекину, Исаеву и Кахиани 24 ноября 1932 года. В ней говорится о том, что хлебозаготовки падают, что план недовыполнен более чем на 10 млн. пудов. Сталин приказал: «При таких условиях задача состоит в том, чтобы ударить в первую очередь по коммунистам в районах и ниже районов находящимся целиком в плену мелкобуржуазной стихии и скатившихся на рельсы кулацкого саботажа хлебозаготовок»522. Казкрайком «ударил по коммунистам в районах», заставил их выполнять план хлебозаготовок. Поскольку хлеба сплошь и рядом взять было негде, в ход пошло разворовывание продовольственной помощи, сдача ее обратно в хлебозаготовки. Казкрайком получал свои цифры выполнения хлебозаготовок, а население вымирало от голода и ело человечину. Коренной перелом случился только после того, как в декабре 1932 года Филипп Голощекин был снят с поста первого секретаря Казкрайкома и вместо него был назначен Левон Мирзоян. Реальная помощь стала оказываться только весной 1933 года. С сентября 1932 года по декабрь 1934 года Казахстан получил 5 млн. центнеров зерна в качестве продовольственной помощи523. Это 31,2 млн. пудов. Из них основная масса поступила в конце 1933 года и в 1934 году, когда продовольственная помощь широко предоставлялась возвращающимся откочевщикам. Голощекин уехал из Казахстана незаметно, получив назначение на пост Главного государственного арбитра СССР, по протекции своего друга Николая Ежова, который в то время был заведующим Распределительным отделом и Отделом кадров ЦК ВКП(б). Отъезд его не освещался в прессе, и поначалу Голощекина даже никто не критиковал. Только на VI Пленуме Казкрайкома в декабре 1932 года, на закрытом собрании партийного руководства Казахстана, новый первый секретарь еще очень сдержанно стал критиковать прежнее руководство: «Важнейшей причиной нынешних трудностей, переживаемых Казакстаном, несомненно, являются ошибки и перегибы, допущенные руководством краевого комитета партии и местными партийными и советскими организациями»524. Широкая критика стасла раздаваться лишь летом 1933 года, и была отмечена публикациями в журнале «Большевик Казакстана» № 7 за 1933 год. Примерно в это же время были выпущены материалы и доклады Левона Мирзояна на пленуме Казкрайкома. 522 АП РФ. Ф.3. Оп.40. Д.83. Л.137. Публикация - http://www.rusarchives.ru/evants/conferences/hungerf/73.shtml 523 Турсунбаев А. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 230 524 Мирзоян Л.И. Очередные задачи казакстанской партийной организации в ауле и дереве. Алма-Ата, 1933, с. 3 Раздача скота Скотоводческое хозяйство Казахстана в результате коллективизации и оседания было практически уничтожено. Голощекин и его соратники вплоть до самого последнего момента считали, что у них все хорошо и замечательно, и если бы не «хищническое уничтожение скота баями и кулаками», социалистическое хозяйство росло бы и процветало. Они были настолько в этом уверены, что даже при катастрофическом сокращении поголовья скота, в 1931 году планировали его рост. На 1932 год был составлен план роста поголовья до 7834 тысяч голов 525. Под этим стадом, конечно, подразумевалось только обобществленное стадо. Но тут же указывалось, что в колхозах и совхозах должно было быть 75% скота. То есть, планировалось, что в 1932 году в Казахстане будет 10445 тысяч голов скота. Реальность оказалась прямо противоположной этим планам. В январе 1928 года в Казахстане насчитывалось 30694,7 тысяч голов скота, а в конце 1929 года даже 40,3 млн. голов. В начале 1933 года скота осталось всего 4513,5 тысяч голов. Убыль составила 85,3%526. В 1933 году общее поголовье сократилось еще на 8%, то есть до 4152,5 тысяч голов. В июле 1933 года, на VI Пленуме Крайкома, уже когда первым секретарем был Левон Мирзоян, представитель Госплана КАССР т. Нурмухамедов подвел итоги небывалого разгрома хозяйства. В АулиэАтинском районе в 1929 году было 500 тысяч голов скота, в 1933 году осталось 7 тысяч голов. В Чубартауском районе было 473 тысячи голов скота, остало 783 головы. В Кегенском районе было 1 млн голов скота, а в 1933 году не осталось ничего. В Тургайском районе былло 100 тысяч голов скота, осталось в 1933 году – 4 тысячи голов. В Павлодарском районе было 300 тысяч голов скота, осталось в 1933 году 30 тысяч голов527. В совхозах на конце 1933 года сохранилось 727 тысяч голов крупнорогатого скота, 1582 тысячи овец, 33 тысяч свиней и 23 тысячи лошадей528. Совхозы даже увеличили свое поголовье. Если в 1931 году в них было 1795,2 тысячи голов крупнорогатого скота и овец, то в 1933 году – 2309 тысяч голов. Это при том, что в 1932 году совхозы потеряли 27% своего стада, а в 1933 году – 14%529. Эти цифры говорят о том, что даже в самый сильный голод в Казахстане продолжалось «комплектование» совхоза скотом, который отбирали у населения. В этих чрезвычайно тяжелых условиях единственным способом хоть как-то помочь людям была только раздача скота из колхозных товарных 525 Маймин И.Б. Казакстан в 1932 году. План народно-хозяйственного и социально-культурного строительства. Алма-Ата, - М., 1932, с. 33 526 Чуланов Г.У., Ишмухамедов Б.М., Чечелева Т.В., Жубанов З.Г. Очерки истории народного хозяйства Казахской ССР. Т. II. (1928 – июнь 1941 гг.). Алма-Ата, «Издательство АН КазССР», 1962, с. 273 527 Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 366 528 Исаев У. О состоянии животноводства и мероприятиях по дальнейшему развитию животноводства в Казакстане. Алма-Ата, 1933, с. 56 529 Мирзоян Л. Некоторые вопросы животноводства. Речь на первом Всеказакском съезде ударников животноводства 11 ноября 1933 года. Алма-Ата, 1933, с. 14 ферм и совхозов, а также роспуск колхозов, созданных голым администрированием. Кроме того, раздать скот стало чуть ли не единственным средством сохранить хотя бы эти жалкие остатки поголовья: «Сейчас производится раздача нескольких сот тысяч голов скота, и очень важно, конечно, раздать этот скот, исключительно важное значение имеет сохранение и дальнейший прирост этого скота»530. Наконец, после страшного голода и гибели сотен тысяч человек, Ураз Исаев сказал: «В этом деле надо прислушиваться к вековому опыту населения»531. Поразительное открытие, нечего сказать! На I Всеказакском съезде ударников животноводства 6-12 ноября 1932 года, Ураз Исаев подвел итоги этой кампании раздачи скота и роспуска колхозов. 1117 колхозов были в 1933 году распущены и переведены на устав товариществ, с образованием 3406 товариществ532. По сути дела, произошел откат к системе хозяйственных аулов. Из колхозов было роздано колхозникам в личные хозяйства 227 тысяч голов скота, из совхозов – 300 тысяч голов скота. Почти все кочевые и полукочевые районы были освобождены от мясоналога. В общем и целом, раздавали крохи. В Карагандинской области в животноводческих из 156 колхозов создали 267 товариществ, в которых быо 15865 хозяйств. Этим хозяйствам выделили 27 тысяч голов скота, в среднем по 1,7 головы на хозяйство533. Это голодная норма, но, как видно, и такое количество скота позволило товариществам как-то подняться после хозяйственного разгрома и голода, тем более, что из этого стада 16 тысяч голов приходилось на крупнорогатый скот и лошадей. Эта раздача скота, конечно, нисколько не компенсировала ни той страшной убыли скота, которая была в 1931-1932 году, ни разграбления хозяйств при коллективизации, создании совхозов и колхозных ферм. Но она все же дала некоторые средства к существованию голодающему населению и прекратила распространение голода. Мероприятия помощи в 1933 году дали определенный эффект. По словам Ураза Исаева, к ноябрю в 22 районах Казахстана был отмечен прирост поголовья скота. Весной 1933 года сев проводился почти целиком семенами, полученными по семенной ссуде. Казахстану требовалось для посева 7,5 млн. пудов семян, из которых 6,25 млн. пудов было предоставлено по семенной ссуде. Остатки – 1,28 млн. пудов были взяты, очевидно, из остатков хлеба, из невывезенных хлебозаготовок. Это был страшный сев, еще страшнее, чем в 1932 году, такой, что трудно себе это представить. Татьяна Невадовская, которая в 1933 году жила в ауле Чимдавлет Алма-Аатинской области, на опытной сельскохозяйственной 530 Исаев У. О состоянии животноводства и мероприятиях по дальнейшему развитию животноводства в Казакстане. Алма-Ата, 1933, с. 23 531 Исаев У. О состоянии животноводства и мероприятиях по дальнейшему развитию животноводства в Казакстане. Алма-Ата, 1933, с. 40 532 Исаев У. О состоянии животноводства и мероприятиях по дальнейшему развитию животноводства в Казакстане. Алма-Ата, 1933, с. 16 533 Турсунбаев А. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 227 станции. В ее альбоме сохранился снимок молодого парня-казаха, который сидел на дороге. Возле него валялся кетмень. Невадовская пишет: «Ранняя весна 1933 года. Я шла с кем-то из специалистов, со мной был фотоаппарат. По тракту сидел обессиленный, истощенный казах… он с трудом тащился с полевых работ, обессилел, стонал, просил есть и пить… Я передала фотоаппарат своему спутнику и поспешила принести воды. Он пил с жадностью. Я не заметила, когда мой товарищ меня сфотографировал. Я поспешила снова домой, чтобы принести ему кусочек хлеба и сахара… Когда я подошла к нему с хлебом… он был уже мертв»534. Во многих местах сев зерна производился с воздуха. Мекемтас Мырзахметов вспоминал: «Весной 1933 года семенной зерно не доверяли сеять людям. Они бы просто-напросто съели его. В тот год над полями летали самолеты – с воздуха засевали хлеб. В том месте, где самолет разворачивался и зерна падали на межу, как куры, копошились голодающие. Множество людей…»535. На подобные агрономические эксперименты руководство Казахстана толкнуло катастрофическое положение в колхозах, которые практически не имели рабочего скота, а тот, который был, нуждался в подкормке. Мирзоян в своем выступлении на IV сессии КазЦИКа 15 февраля 1933 года приводил данные, что в ряде колхозов посевная площадь на одну рабочую лошадь достигает 125-211 гектаров, составляя в среднем 40-60 гектаров: «Совершенно понятно всякому, что лощадь 40-60 гектаров не выполнит»536. Из этого следовало и то, что на имеющемся рабочем скоте колхозники не сумеют вспахать и засеять свои поля в положенные агрономические сроки, сев снова будет затянут до июня, и снова, как в предыдущие годы, посевы выгорят и будет неурожай. От такого положение руководство Казахстана решилось на рискованный эксперимент: «В текущем году Казакстан впервые широко проводил сверхранний сев в грязь»537. Расчет делался на то, чтобы сразу же после схода снега засеять зерно с самолетов во влажную, грязную землю, даже без обработки и вспашки. Ни о какой агротехнике посевов тут и речи не шло, главное было получить хотя бы урожай средней руки при минимальных затратах сил на обработку земли. Это был рискованнейший шаг, поскольку ошибка с оценкой погоды грозила полным уничтожением посевов. Однако, выбирать не приходилось, и с одной стороны был рискованный, но с вероятным урожаем, сверхранний сев, а с другой стороны был гарантированный неурожай, если заставить пахать и сеять разгромленные колхозы и истощенных от голода колхозников. В тех местах, где колхозы все же вышли пахать, качество полевых работ было ниже всякой критики. Мирзоян на I Всеказакском съезде колхозниковударников 2 июня 1933 года говорил: «Даже эти колхозы (имеются в виду передовые колхозы – авт.) не сумели поставить качественную сторону 534 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 344 Цит. по: Михайлов В. Хроника Великого джута. Алматы, «Жалын», 1996, с. 369 536 Мирзоян Л.И. На уровень новых задач. Алма-Ата – М., 1933, с. 31 537 Большевик Казакстана, 1933, № 4, с. 4 535 обработки земли, сеяли и пахали с огромными огрехами, пашут на небольшую глубину, иногда буквально царапают землю, землей подсыпают зеленую полосу и создают видимость того, что посеяно»538. При плане посева в 4430 тысяч гектаров, всеми ухищрениями удалось выполнить 93% этого плана, то есть как-то засеять 4119,9 тысяч гектаров по всему Казахстану. Урожайность ожидалась весьма средней руки, однако, крестьяне, после двух лет неурожая, свирепых хлебозаготовок и голода, были рады и такому: «Урожай по 4-5 центнеров с гектара и говорят, что это хороший урожай»539. Еще бы! После губительного голода любой урожай будет хорошим. При том посеве и при такой урожайности, Казахстан в 1933 году мог собрать порядка 20,6 млн. центнеров (128,7 млн. пудов) валового сбора хлебов. Мирзоян поставил задачу за два года выйти на уровень урожайности 8 центнеров с гектара. При всем тяжелом положении, колхозникам все же поставили весьма сложные задачи. Во-первых, нужно было обеспечить выполнение сниженного плана хлебозаготовок на 1933 год. Во-вторых, надо было засыпать порядка 15 млн. пудов семян и вернуть 2 млн. пудов из числа выданных за 1932 и 1933 годы 17 млн. пудов семенной ссуды. Восстановление сельского хозяйства шло тяжело и медленно. Несмотря на то, что Мирзоян и Исаев всячески призывали к работе, к повышению качества и производительности труда, требовали роста и развития, тем не менее статистика показывает, что их призывы по большей части оставались без ответа. Никакого бурного роста не произошло. За 1933-1934 годы было роздано колхозникам и откочевщикам 892 тысячи голов скота. Это ничтожное количество, в среднем, только по колхозным дворам, количество розданного скота составило примерно 1,6 головы на хозяйство. Однако, судя по районным данным, более половины раздаваемого скота составляли лощади и крупнорогатый скот. Это существенно облегчало положение колхозников, поскольку раздача позволяла им пахать и пользоваться молоком. Кроме того, в 1933 году было принято решение оставлять для нужд колхозников 50% молока, получаемого в колхозных товарных фермах. В 1934 году в Казахстане насчитывалось 5971,2 тысячи голов скота, из которых 2866,2 тысячи голов, или 48% находились в животноводческих совхозах540. Небольшой рост поголовья скота заставил ЦК ВКП(б) принять 11 декабря 1934 года еще одно постановление «О мероприятиях по развитию животноводства в Казакстане», которое еще больше расширяло права колхозников и единоличников по владению личным стадом. В животноводческих районах колхозники получали право держать 150 голов овец и коз, 10 голов крупнорогатого скота, 10 лощадей и 5 верблюдов. 538 Мирзоян Л.И. Итоги посевной, задачи уборочной и сдачи хлеба государству. Алма-Ата, 1933, с. 14 Мирзоян Л.И. Итоги посевной, задачи уборочной и сдачи хлеба государству. Алма-Ата, 1933, с. 16 540 Исаев У.Д. Казакстан на подъеме. Отчет правительства Казакстана IX Всеказакскому съезду Советов 1 января 1935 года. Алма-Ата, 1935, с. 16 539 Единоличники – 100 голов овец и коз, 5 голов крупнорогатого скота, 5 лошадей и 3 верблюда. Это были нормы середняцкого полукочевого хозяйства, позволяющие кочевать. В оседло-земледельческих районах были введены другие нормы. В районах, смежных с кочевыми – 40 голов овец и коз, 5 голов крупнорогатого скота и 2-3 свиноматки. В районах, не смежных с кочевыми – 3 коровы, 25 овец и коз, 2-3 свиноматки. Также в оседлых районах колхозники могли иметь лошадь и одну кумысную кобылицу541. Заодно колхозы освободили от хлебозаготовок на 1935-1936 годы, единоличников на 1935 год, мясозаготовки сократили на 50%, и на 1935 год освободили от сельхозналога. Ради восстановления после небывалого хозяйственного разгрома ЦК ВКП(б) пошел на предоставление невиданной доселе свободы и легкости обложения. Эти меры привели к определенным позитивным сдвигам. Уже в 1934 году почти вдвое увеличился сбор зерна на колхоз, который составил в среднем 5105 центнеров (против 2645 центнеров в 1933 году) 542. Немного поднялись и товарищества, которые в 1934 году стали давать 1,2% товарной продукции, и в 1935 году этот показатель поднялся до 14,7% от валовой продукции543. В общем, в 1934-1935 годах Казахстан постепенно стал оправляться от последствий грандиозной хозяйственной катастрофы и голода. Жертвы голода и разгром хозяйства Теперь настало время оценить жертвы небывалого в Казахстане голода и хозяйственного разгрома. За 1990-е и 2000-е годы были опубликованы различные оценки количества жертв голода: от 1750 тысяч человек до 2,5 млн. погибших и 616 тысяч безвозвратно откочевавших. Эти оценки, в особенности наиболее высокие, не раз оспаривались демографами. К 1930 году после переписи населения в 1926 году (численность казахов – 3718 тысяч человек), при приросте в 4,5% в год, численность казахов достигла 3886 тысяч человек. Если бы и в самом деле число погибших составляла бы 2,5 млн. человек, то казахов как народа, сегодня просто не существовало, поскольку при таких потерях населения ни один народ не выживает и не сохраняется. На основе анализа изменений в возрастной структуре населения по данным переписей 1926 и 1939 годов, А.Н. Алексеенко определил все потери казахского населения в 1840 тысяч человек или 47,3% от общей численности 541 Турсунбаев А. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 304 542 Турсунбаев А. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 307 543 Турсунбаев А. Победа колхозного строя в Казахстане. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1957, с. 310 народа. По регионам эти потери, согласно расчетам исследователя, составили следующие показатели544: Регион Восточный Казахстан Северный Казахстан Западный Казахстан Южный Казахстан Центральный Казахстан Потери (тыс. человек) 379,4 410,1 394,7 632,7 22,5 Доля от численности народа (%) 64,5 52,3 45 42,9 15,6 При этом надо иметь в виду, что исследователь принял свое деление Казахстана на регионы, сделанное на основе административнотерриториального деления Казахской ССР 1939 года: - Западный (Гурьевская, Западно-Казахстанская, Актюбинская области), - Южный (Джамбулская, Кзыл-Ординская, Южно-Казахстанская. АлмаАтинская области), - Центральный (Карагандинская область), - Северный (Акмолинская, Павлодарская, Кустанайская, СевероКазахстанская области), - Восточный (Семипалатинская, Восточно-Казахстанская области). Это деление не совпадает ни с делением образца начала 1930-х годов, ни с современным делением. Иными словами, низкая доля Центрального Казахстана в этой таблице вызвана тем, что в эту часть Казахстана у исследователя попала всего одна Карагадинская область. Данные Н.А. Алексеенко можно рассматривать как наиболее достверные, поскольку они максимально полно учитывают материалы переписей 1926 и 1939 годов – главные источники сведений о демографии Казахстана в 1930-х годах, и подсчитаны по наиболее корректной методике. Хотя, не исключено, что при более полном исследовании архивных материалов, цифра потерь может быть скорректирована. Многие казахстанские историки и общественные деятели склонны преувеличивать количество жертв голода. Видимо, они считают, что таким образом можно подчеркнуть грандиозный масштаб катастрофы. Однако, гибель более миллиона и бегство за пределы Казахстана более полумиллиона казахов и без того нанесло огромный урон казахскому народу, полностью изменило его лицо и образ жизни. Трагедия народа настолько велика и ужасна, что не нуждается ни в каком усилении. Есть и другие способы оценить потери населения. Имеются данные по общему движению населения. Динамика численности населения Казахстана 544 Алексеенко А.Н. Население Казахстана в 1926-1939 годах. // Компьютер и историческая демография. Сборник статей. Барнаул, 2000. за период 1930-1936 годы (на 1 июня каждого года) по данным Управления народнохозяйственного учета (УНХУ) выглядит следующим образом545: Год 1930 1931 1932 1933 1934 1935 1936 Численность населения КАССР (тыс. человек) 5873,0 5114,0 3227,0 2493,5 2681,9 2926,0 3287,9 По этим данным видно, что за 1932-1933 годы население Казахстана сократилось на 2620,5 тысяч человек, на 51,2%. В это число входит как естественная смертность, так и гибель от голода и болезней, бегство от голода в другие районы СССР и за границу. Рост населения с 1934 года в большей степени связан с переселением, чем с естественным приростом населения. Численность казахов, которая была в 1929 году, была восстановлена только в 1960 году. Грандиозный разгром был в сельском хозяйстве Казахстана. Этот момент мало затрагивался как в советской, так и в казахстанской литературе. Однако, если сопоставить цифры, то сразу виден масштаб хозяйственного разгрома. В 1935 году заместитель наркома земледелия КАССР У. Дюйсенов заявил, что в 1935 году 90,6% от всех хозяйств – 540,8 тысяч трудовых хозяйств были объединены в колхозы546. То есть, всего в Казахстане в то время насчитывалось 596,9 тысяч хозяйств. В 1931 году насчитывалось 1098 тысяч хозяйств. Иными словами, в течение 1932-1933 годов исчезло 501,1 тысяч хозяйств. В 1934 году, по словам Ураза Исаева, коллективизировано было 539,6 тысяч хозяйств, или 85,9% 547. То есть, в Казахстане насчитывалось 628,1 тысяча хозяйств. Эти данные показывают, что после прекращения голода, в течение нескольких лет шел процесс дальнейшего разрушения сельского хозяйства, выражавшегося в сокращении количества хозяйств. За год их исчезло 31,2 тысячи – что соответствует количеству хозяйств двух районов Казахстана. Это уже, вероятнее всего, не были потери от голода, а просто люди бросали сельское хозяйство и переходили в промышленность и на многочисленные стройки, разворачивающиеся в Казахстане в то время. Опыт голода показал, что на стройках как-то можно было прокормиться за счет рабочего снабжения, а те же, кто держался за плуг или за скот, полегли костьми посреди степи. 545 Поляков Ю.А., Жиромская В.Б., Киселев И.Н. Полвека молчания (Всесоюзная перепись населения 1937 года) // Социологические исследования, 1990. № 6. с. 21. 546 15 лет Казакской АССР 1920-1935. М. – Алма-Ата, 1935, с. 104 547 Исаев У.Д. Казакстан на подъеме. Отчет правительства Казакстана IX Всеказакскому съезду Советов 1 января 1935 года. Алма-Ата, 1935, с. 16 Это был страшный урон, который значительно превосходит ущерб от сильного голода 1921 года. Для сравнения, в 1922 году, после Гражданской войны и губительного голода в Казахстане было 737,5 тысяч хозяйств548. Можно оценить и в относительных изменениях. С 1920 по 1922 год, количество хозяйств сократилось с 857,4 тысяч до 737,5 тысяч, то есть на 119,9 тысяч хозяйств. Великий голод 1932-1933 года уничтожил 501,1 тысяч хозяйств, почти в пять раз больше. Казахи после Великого голода Голод 1932 года серьезно изменил лицо казахского народа, сказавшись не только на его численности, которая была восстановлена на уровне 1929 года только в 1960 году, но и на облике самого народа. Впрочем, этот тезис долгое время был умозрительным и использовался в основном в эмоциональной окраске. Однако изучение материалов показывает, что казахи до голода и после него представляют собой, в сущности, два разных народа. Первым делом во время коллективизации, оседания и голода произошел крах кочевничества. До голода казахи в значительной массе были кочевым и полукочевым народом, ведущим традиционное скотоводческое хозяйство, в ряде районов с элементами земледелия. В 1930 году в Казахстане насчитывалось 42 кочевых и полукочевых района, которые занимали 52% территории республики549. Уклад жизни кочевников был совершенно своеобразным, главным образом из-за чрезвычайной рассеянности населения по огромной территории. Чем больше было скота у хозяйств аула, тем меньше в ауле было юрт. Например, наиболее богатые аулы насчитывали всего по 5-10 юрт. Известен обычай богатых скотоводов при увеличении стада делить его на части и распределять по разным аулам. Большие аулы, в которых насчитывалось больше 30 юрт, были поселениям бедных скотоводов с небольшими стадами. Накануне коллективизации казахи в основной массе жили таким укладом. В 1928 году, когда в Казахстане была проведена реформа аульных Советов, средний административный аул состоял из 20-30 хозяйственных аулов (по 8-10 хозяйств каждый), которые распределялись в радиусе от 20 до 120 км, иногда даже до 200 км550. Этот своеобразный уклад жизни, который ставил на главное место хозяйственные навыки, знания и самостоятельность каждого отдельного хозяина, был безжалостно разрушен при коллективизации и оседании. Оседающие аулы резко укрупнялись, и создавались колхозы в среднем из 300 хозяйств, в Центральном Казахстане – из 100 хозяйств. Само по себе это было одной из причин хозяйственной катастрофы, приведшей к голоду. Вопервых, скотоводческое хозяйство, основанное на использовании 548 «Советская степь», № 51, 20 января 1924 года История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН Казахской ССР», 1963, с. 252 550 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН Казахской ССР», 1963, с. 29 549 естественных пастбищ, не могло существовать в столь концентрированном виде. Не хватало продуктивности пастбищ для прокорма крупных масс скота. Для оседания столь крупными колхозами требовалось предварительное развитие кормового хозяйства. Во-вторых, у казахов-скотоводов, в отличие от оседлых крестьян, практически не было навыков ведения коллективного хозяйства в подобных масштабах. Это было одной из причин быстрого организационного разложения созданных колхозов, не говоря о том, что было множество колхозов, созданных исключительно волевым решением райкомов, и существовавших на бумаге. Казахам определенно требовался подготовительный период для адаптации к колхозам и крупному коллективному хозяйству. Потому основные жертвы голода были как раз в кочевых и полукочевых районах, в которых кочевников сгоняли на «точки оседания» со скотом, не обеспеченным кормами. Вчерашние кочевники забивали скот сначала от бескормицы, потом от голода, и дальше бескрайняя степь становилась ловушкой для истощенного человека, у которого уже не было шансов найти средства к пропитанию. Казалось бы, после того, как было принято решение о ликвидации дефакто развалившихся колхозов и переводе их на устав товарищества, и была начата массовая раздача скота в личное пользование колхозникам, можно было бы ожидать, что население Казахстана вернется к прежнему строю жизни. Но на деле был совершенно противоположный процесс. После голода процент коллективизации не только не падал, но и довольно быстро вырос. Если в сентябре 1931 года процент коллективизации составил 64% всех хозяйств, то в июле 1937 года – 97,5%. Кроме того, к этому времени был завершен перевод товариществ (объединение хозяйств для выполнения отдельных сельхозработ без обобществления имущества) на устав артелей (колхозы с обобществлением имущества). В 1936-1938 годах в артели снова было реорганизовано 3091 товариществ551. Эти данные означают, что хребет казахского кочевничества был сломан окончательно и бесповоротно. После коллективизации, оседания и последующего губительного голода казахи уже не могли вернуться обратно к кочеванию и традиционному быту, даже если бы и захотели. Подобные резкие перемены в укладе жизни означают резкие перемены в общественной психологии казахов. До коллективизации казахи жили в основном каждый сам по себе, рассеянные по огромной площади со своим хозяйством. После коллективизации казахи жили в поселках на сотни хозяйств, имели очень слабые личные хозяйства и работали в общественном хозяйстве, продукция которого тут же уходила государству. Пока что мы можем только зафиксировать наличие подобных перемен в общественной психологии казахов. Детальное изучение этого требует специальных исследований. Важность этих изменений исключительна, и скорее всего именно в них кроются корни многих социальных проблем в Казахстане. 551 Турсунбаев А.В. Колхозное крестьянство Казахстана. Алма-Ата, «Казахское государственное издательство», 1960, с. 88 Еще одним следствием коллективизации, оседания и голода стало исчезновение юрты. Кочевое хозяйство было невозможно без юрты, легко перевозимой со стоянки на стоянку. По состоянию на первую половину ХХ века, казахское население полукочевых районов на 30-40% проживало зимой в юртах, тогда как чисто кочевые районы (например, Мангышлак), проживали в юртах практически поголовно. Казакская экспедиция АН СССР, изучавшая быт казахов-скотоводов Восточного Казахстана в 1927 году, оставила уникальные материалы санитарного состояния повседневного быта населения, постоянно проживающего в юртах. Участник этой экспедиции Н.А. Трофимчук исследовал, как жилось в юртах и сделал необходимые замеры. Эти материалы уникальны тем, что зафиксировали естественный, а не реконструированный быт юрты. По его данным, богатая юрта была весьма просторным и комфортным жилищем, в котором на человека приходилось 7,5 кв. метров площади, что весьма недалеко от современных санитарных норм жилой площади. В солнечный день, когда түндiк юрты был открыт на 1/3, в юрте было достаточно светло, чтобы можно было писать и выполнять мелкие работы. В летнее время юрта давала прохладную тень. При температуре воздуха +25-27 градусов С, в юрте было 17-19 градусов, и поднятие нижних краев туырлық создавало прохладный сквозняк. Но зимой комфортность юрты была значительно меньшей, чем летом. При температуре +1 градус С, наличия в юрте постоянно горящего очага, пяти человек и двух телят, в юрте было +6 градусов. При дождливой погоде и температуре воздуха +7 градусов и наличии в юрте горящего очага и 9 человек, температура держалась в пределах +8-10 градусов. Зимой в юрте было холодно, и люди вынуждены были постоянно носить теплую и зимнюю одежду552. Однако, нужно учитывать, что Н.А. Трофимчук делал замеры в юртах бедняков, у которых были худые туырлық и үзік, было мало войлоков и ковров. В более богатых юртах было значительно теплее в силу лучшей теплоизоляции войлоками. Также юрты на зиму покрывались дополнительными войлоками, утеплялись чиевыми связками, соломой или обваловкой снегом553. Исследования показали, что чем беднее юрта, тем хуже в ней условия. Скажем, для бедных юрт все показатели комфортности были значительно хуже, и было очень мало площади на человека – 1-1,2 кв. метра. Для зимовок у казахов имелся целый ряд жилищ, которые широко использовались небогатыми скотоводами: шошала, дерновый дом, камышовый дом (широко распространенный в Прибалхашье и по Сырдарье), а также дома из самана, сырцового кирпича и землянки. Это было однокамерное жилище с небольшим очагом, крытое односкатной или двухскатной крышей, очень небольшой площади и объема. Объем 552 Трофимчук Н.А. Санитарный очерк обследования водоснабжения, питания, жилища и одежды жителей Казакстана. // Казаки. Сборник статей антропологического отряда Казакской экспедиции АН СССР. Исследования 1927 года. Л., «Издательство АН СССР», 1930, с. 208-210 553 Востров В.В., Захарова И.В. Казахское народное жилище. Алма-Ата, «Наука», 1989, с. 35 зимовочных домов составлял около 24-25 куб. метров, всего по 4-5 куб. метров на человека. Подобные дома были сырыми, плохо проветриваемыми, темными, что приводило к распространению простудных и кожных заболеваний. Низкое качество зимних жилищ было связано с менталитетом скотоводов: «Большинство казахов по традиции считало их временным, второстепенным жилищем и не прилагало особых усилий к его благоустройству и украшению»554. Сторонники ускоренного оседания казахов не обращали внимание на отсутствие развитой традиции строительства и эксплуатации постоянных домов, а также на менталитет казахов, считавших юрту главным типом жилища. В многочисленных материалах, посвященных оседанию, совершенно не обращалось внимания на то, что оно в таких условиях объективно ведет к ухудшению условий жизни казахов. Все программы оседания исходили из того, что для оседающих хозяйств будут построены новые дома, и это утверждалось даже тогда, когда стало очевидно, что построенных домов не хватает на все оседающие хозяйства. При оседании, которое шло до революции и в первые годы Советской власти, казахи в основном переселялись в подобные зимние жилища. Хотя встречались случаи, когда оседлые хозяйства строили загоны для скота и хозяйственные постройки вокруг юрты, что наиболее часто отмечалось в Восточном Казахстане, в районах, богатых лесом. В политике оседания кочевых хозяйств, которая активно стартовала в 1930 году, основное внимание обращалось на количественные показатели оседания, главным образом на количество оседающих хозяйств. В 1930-1932 годах осело 242,3 тысячи хозяйств555. Строительство новых домов было крайне недостаточным. Было построено 24,1 тысяч домов, 108 бань, 990 скотных дворов, 410 конюшен, 243 овцефермы556. Даже по жилым домам строительство охватывало едва десятую часть оседающих кочевников, а по инфраструктуре скотоводства строительство не удовлетворяло даже минимальных потребностей. При этом жилые дома, построенные для оседающих хозяйств, в сущности, мало чем отличались от зимовочных жилищ. Это были, как правило, двухкамерные дома, в которых одна комната отделялась от другой печью с вмазанным в нее казаном. Но при этом около 20% жилищ были однокамерными. Во время коллективизации строились даже многоквартирные дома, получившие наибольшее распространение в Актюбинской и Кустанайской областях. В них каждая квартира представляла собой то же самое жилище: двухкамерное помещение, разделенное стенойдымоходом от казандыка. Дома строились наспех: «Характерной 554 Востров В.В., Захарова И.В. Казахское народное жилище. Алма-Ата, «Наука», 1989, с. 64 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН Казахской ССР», 1963, с. 259 556 История государства и права Советского Казахстана. Т. II (1926-1937 годы). Алма-Ата, «Издательство АН Казахской ССР», 1963, с. 258 555 особенностью этих жилых домов являлись низкие потолки, крошечные окна, небрежная кладка стен и т.д.»557. Последовавший за форсированной коллективизацией и оседанием голод привел к массовому уничтожению в Казахстане жилого фонда, составленного юртами. Требующая постоянного ухода и обновления изнашивающихся частей юрта стала жертвой как массовой гибели хозяев, способных ухаживать за ней, так и варварской эксплуатации. Нередкими были случаи, когда жилые юрты превращались в поселках оседания в скотные дворы. Очень много юрт погибло в вымерших поселках на точках оседания, где они были со временем разрушены ветром, дождем и снегом. Весьма трудно теперь определить динамику сокращения юрт у населения Казахстана, поскольку подобной статистики не велось. Но можно сказать по конечному результату, что к концу 1940-х годов юрты в Казахстане практически исчезли, и в редких случаях их можно было встретить в Северо-Казахстанской и Кокчетавской областях. Иными словами, примерно за 15 лет из около 600 тысяч юрт, которые были накануне коллективизации, практически ничего не осталось. Юрты составляли примерно 22 млн. кв. метров жилой площади. Только в 1950-х годах началось возвращение к юртам, поскольку оказалось, что без них отгон скота на пастбища трудновыполним, а брезентовые палатки резко уступают юртам по комфортности проживания. В 1967 году была открыта Уштобинская юртостроительная фабрика, с мощностью 17 тысяч юрт в год. Но к 1981 году эта фабрика не смогла покрыть всей убыли юрт, поскольку их было выпущено 180 тысяч штук. Качество жизни из-за исчезновения юрт из обихода резко снизилось. Вопервых, жилой дом постройки 30-50-х годов имел меньшую площадь. Средняя шестиканатная юрта имела площадь около 36 кв. метров. Дом из двух комнат постройки 1949 года имел площадь 32,8 кв. метров, из них жилая площадь – 20,8 кв. метров. В домах была значительно меньшая кубатура воздуха на человека, что признается решающим фактором здоровья населения. В домах было хуже освещение, хуже проветривание и обновление воздуха, чем в юртах, в которой из-за пламени очага была сильная вертикальная конвекция. Исчезновение юрт вызвало отмирание мощного пласта казахской культуры, связанной с обстановкой юрты и кочевым хозяйством. В юртах был обязательный набор войлоков, ковров, постельных принадлежностей, вьючных мешков и сундуков для вещей, шкафов для продуктов питания. Все это богато украшалось казахским орнаментом. Постоянная необходимость изготовления этого набора инвентаря из века в век поддерживало традиционное ремесло и связанную с ним культуру. Когда казахи стали жить в домах, от этого культурного пласта остались лишь осколки. Разумеется, что поколение, помнившее жизнь в юртах, перенесло многие привычки в оседлый дом. Например, в домах появились горки для вещей – жүк, складываемые у глухой стены практически так же, 557 Востров В.В., Захарова И.В. Казахское народное жилище. Алма-Ата, «Наука», 1989, с. 91 как складывались они в юрте. Характерной особенностью казахского дома было изобилие ковров, сырмаков, занавесок и одеял. За кроватью вешали түскиіз, либо оставшийся от старой юрты, либо сделанный по старым образцам. В дом из юрты перешел низкий столик для приема пищи и выполнения мелкой домашней работы. Нашел свое место и шкафчик для продуктов - асадал. Часто это были шкафчики старой работы, перешедшие по наследству. Традиции не отмирают так просто, даже если для их поддержания уже не оставалось условий. Однако уже в 1970-х годах появились дома, в которых традиционное убранство сохранялось только в тех комнатах, в которых жили старшие члены семьи. Молодежь обставляла свое жилье уже по унифицированному советскому образцу. Вместе с юртами практически исчез образ жизни и целый пласт казахской культуры, который теперь сохранен в осколках только в музейных собраниях и редких образцах парадных юрт. Однако при этом, нельзя сказать, что произошло одномоментное крушение. Последствия исчезновения юрт показали, что традиционная казахская культура способна видоизменяться и приспосабливаться. Даже в современных условиях возможно возрождение определенной части традиционной культуры, связанной с бытом и обстановкой жилища. Процесс резкого изменения одежды у казахов, в результате которого традиционная одежда стала большой редкостью, а основная масса казахов стала повседневно носить одежду европейского образца, практически не изучался. Лишь по отрывочным упоминаниям в этнографической литературе, посвященной изучению традиционного казахского костюма, можно установить вехи этих перемен. Изменение традиционного казахского костюма начало происходить еще до революции, когда вышли из употребления многие виды одежды, распространенные в прошлом. Например, в начале ХХ века вышли из употребления: шолақ жең кемзал - мужской камзол с коротким рукавом (сохранился только в Семиречье и Восточном Казахстане), күні – одежда из сваленной шерсти, простеганной вместе с тканью, мужской нагольный тулуп – тоң, мужской традиционный пояс – кісе, мужская шапочка, похожая на тюбетейку, на меховом околыше, алқа - женские нагрудники, деталь костюма незамужней девушки. Процесс видоизменения казахского костюма уже накануне коллективизации был весьма интенсивным и захватывал как отдельные детали костюма, остававшиеся в употреблении только у старшего поколения, так и покрой, и используемые материалы. Однако коллективизация и голод резко ускорили эти процессы, толкнув их в сторону распада целостного комплекса казахского костюма. Так практически распался мужской костюм, который еще в начале ХХ века был весьма устойчивым. В 1960-70-х годах вышли из употребления и сохранялись только у старшего поколения традиционная нательная рубаха – көйлек, нижние штаны – дамбыл и верхние штаны – шалбар, окончательно исчез традиционный пояс, а также казахские сапоги. Из мужской одежды удержался только шапан, некоторые разновидности камзолов, а также зимние шапки и тюбетейка. Удержался также войлочный дождевик по причине его большой практичности. Из женской одежды вышли из употребления нательная рубаха, платок – кімешек и тюрбан, которые были обязательной частью одежды замужней женщины еще в 1920-х годах (кроме тургайских аргынов, кыпчаков, адайцев и букеевцев). Из традиционной женской одежды сохранились сәукеле – головной убор невесты и праздничный, богато украшенный камзол. Основной вклад в сохранение элементов традиционного казахского костюма внесло старшее поколение, представители которого были стойкими приверженцами привычной для них одежды. Молодежь же носила фабричную одежду европейского образца. Подводя итог сказанному, можно утверждать, что тезис о резких различиях казахов до голода и после него не является преувеличением, а вполне научно доказуем. У казахов в результате голода поменялось практически все: уклад жизни, хозяйство, жилища и их обстановка, традиции и бытовые привычки, одежда. Современные казахи во многом приобрели свое нынешнее состояние вследствие губительного голода 1932 года. Послесловие Пока что в Казахстане нет памятника погибшим от Великого голода 1932-1933 годов. Только в Алматы стоит камень с надписью, которая обещает установку в скором будущем такого памятника. К сожалению, наша память об этом страшном времени слишком слаба. Слишком мало сделано для того, чтобы закрепить эту память, и сделать ее достоянием как ныне живущих, так и грядущих поколений. Мало записано рассказов людей старшего поколения, которые или сами видели ужасный лик голода, или знают о нем по рассказу своих родителей и родственников. Недостаточно исследованы архивы, и пока еще не восстановлена полная история ужасной катастрофы, обрушившейся на Казахстан. Эта книга основана в основном на опубликованных сведениях, как современных голоду, так и вышедших в свет после него. Однако, как читатель может увидеть, этого слишком мало. Печатные материалы освещают события эпохи Великого голода рвано и фрагментарно, в них слишком много умолчаний. О многом нельзя было писать, и то, что люди доверяли секретным запискам, нельзя было дать в печать. Авторы зачастую врали и изворачивались, и из их трудов, переполненных трескучей партийной риторикой, приходится извлекать крупицы информации так же, как извлекаются чешуйки золота из золотоносных песков. В силу этого обстоятельства история голода, какой она предстает из опубликованных сведений, слишком обобщенной. Там, где хотелось бы написать о страшной судьбе конкретных аулов и конкретных людей, приходится довольствоваться сухой статистикой. Уважаемые писатели, которые первыми пробили брешь в стене молчания о голоде, тот же Валерий Михайлов, вместе с тем пустили в ход вредный предрассудок: «архивы подчищены». Валерий Михайлов в своем интервью говорит об архивах 1930-х годов: «В государственном архиве, куда пускали свободно, никаких документов о голоде не было. Словно никакой беды в Казахстане начала 30-х вовсе не произошло. То ли все подчищено, то ли все давно уничтожено, то ли - скрыто за семью печатью». Аналогичной позиции придерживались многие другие авторы, которые сетовали на крайний недостаток архивных данных. При том, что и сам Михайлов, и ряд других авторов привлекали архивные материалы с ценной информацией. Только с этой позицией нельзя полностью согласиться. Конечно, многие документы уничтожались, как самими исполнителями, так и многие годы спустя, но все же, «рукописи не горят». Суть дела состоит в том, что в типичном делопроизводстве 1920-х и 1930-х годов царила необычайная анархия и полное отсутствие какого-либо порядка. Во-первых, не было писчей бумаги, и потому документы писали на всем, на чем можно было что-то написать. В ход шли оборотные стороны дореволюционных документов, писали поперек каких-то бланков хозяйственной отчетности, в широчайшем использовании была оберточная бумага, листки всевозможных размеров. Во-вторых, в «делопроизводстве» не было никакого порядка, и документы чаще всего представляли собой стопки и кипы бумаг. Потом их скидывали в мешки или коробки, и в таком виде они попадали в архивы. Гдето в 1950-х годах началась их обработка, документы как-то рассортировали, разложили по папкам, подшили и оформили архивные дела. Делалось это, весьма часто, очень небрежно, и не раз попадались документы, подшитые задом-наперед, перевернутыми, с пропущенными страницами. Понятно, что при таком подходе даже без всякого злого умысла документы сохранялись сугубо случайным образом. История почти любого советского или партийного учреждения этой эпохи предстает в сильно фрагментированном виде. В-третьих, Казахстан отличался необычайной бедностью в канцелярском и издательском деле, и это хорошо видно по печати того времени. В ходу был разнокалиберный шрифт типографий, бумага самого разного качества, начиная от скверной оберточной бумаги с щепками. Некоторые книги набирались несколькими кассами набора. Опечатки и брак показывают, насколько изношенным было оборудование типографий, насколько работники типографий имели низкую квалификацию. Только в 1932 году в Казахстане стали выходить книги и журналы, набранные новым шрифтом на более или менее качественной бумаге. Если такое творилось в центре, то легко себе представить, что было на уездном/районном уровне. Потому, нет и не может быть ничего подобного папкам с надписью «О голоде». В этом отношении, конечно, архивов о голоде нет. Но зато нужные документы рассеяны по делам, подобно золотым чешуйкам в горной породе. Чтобы найти весь имеющийся комплекс документов, касающихся голода, придется провести сплошной просмотр всех архивных дел 1920-1930-х годов. Конечно, были документы, в которых прямо говорилось о фактах голода, массовой смертности, людоедства. Только это лишь небольшая часть всего архивного фонда, в массе своей составленного различной отчетностью, справками, докладами, директивами, перепиской и прочими подобными документами. Если изучить все это во взаимосвязи, складывая из обрывков информации что-то вроде мозаики, постоянно сопоставляя с общим ходом событий, обращая внимание на географию, время и место событий, можно получить сведения, ничуть не хуже, чем в секретных отчетах ОГПУ о голоде. Какая-нибудь безликая колхозная справочка, написанная на оберточной бумаге, в которой указаны сведения о падеже скота или о хлебозаготовках, которая 80 лет лежала себе без движения в районном или областном архиве, может очень даже наглядно показать реальное положение дел. Из подобных документов можно сложить историю какого-нибудь аула, который насильно загнали в колхоз, ободрали заготовками и налогами, загоняли разными кампаниями, а потом бросили на произвол судьбы и голодную гибель. Такая история будет не менее красноречивая, чем отчет ОГПУ. Хочется надеяться, что истории погибших аулов будут со временем написаны, чтобы потомки лучше помнили бедствия и ужасную гибель своих предков. Потому, в завершение этой книги нужно призвать историков Казахстана: идите в архивы, собирайте и записывайте рассказы людей старшего поколения, пока еще живущих свидетелей голода! Память об этом не должна пропасть. Документы и книги живут долго, они донесут до наших потомков память о страшном голоде, и научат их тому, как такого больше никогда не допустить. Но самое главное – слишком слаб моральный аспект памяти о голоде. Кости погибших все еще лежат вдоль дорог, посреди степи, там, где когда-то застигла смерть этих людей. Не найдены захоронения и братские могилы павших от голода и болезней. Долг ныне живущих состоит в том, чтобы собрать кости погибших и предать их земле с подобающими почестями. Голод коснулся каждой семьи в Казахстане, и почти у каждого ныне живущего в Казахстане казаха есть родственники, кости которых лежат сейчас в степи. Это может сделать каждый, это можно делать на любом уровне, от республиканского, до аульного. Можно привлечь опыт поисковых отрядов, которые собирают останки павших в войну солдат, и образовать такие же поисковые отряды для сбора останков жертв голода. Воспоминания стариков помогут уточнить места, где нужно искать. На кладбищах павших, на местах вымерших от голода аулов должны быть установлены памятники, чтобы люди знали и помнили о трагедиях, которые происходили в этих местах. Простая стела с надписью «Здесь был аул, который вымер от голода» скажет путнику, что он находится в особом месте. И еще, нужно завести такой обычай. В определенный назначенный день, посвященный памяти голода, собирать пожертвования, на которые будут закупаться продовольствие для голодающих. В мире еще, к сожалению, немало стран, в которых люди голодают и гибнут от голода. Собранные в память о Великом голоде в Казахстане пожертвования должны обращаться на помощь этим несчастным людям. Многие живущие в Казахстане люди обязаны своей жизнью и рождением тем людям, которые в страшные голодные времена поделились куском хлеба, горсточкой муки и зерна. Нужно брать с этих праведников пример. Сейчас Казахстан не голодает, в республике много зерна и муки, и его жители могут, в память о своих погибших предках, помочь людям, голодающим в наши дни. Голод никогда не должен повториться!
