Конфессиональное сообщество католиков Сибири
advertisement
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ СИБИРСКИЙ ИНСТ ИТУТ УПРАВЛЕНИЯ – ФИЛИАЛ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА И ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ ПРИ ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ На правах рукописи Недзелюк Татьяна Геннадьевна КОНФЕССИОНАЛЬНОЕ СООБЩЕСТВО КАТОЛИКОВ СИБИРИ: ВЛИЯНИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ НА ПОВСЕДНЕВНУЮ ЖИЗНЬ (1830–1917 гг.) Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук Специальность 07.00.02 – Отечественная история Научный консультант: доктор исторических наук, профессор Владимир Александрович Зверев Новосибирск – 2015 2 ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ .................................................................................................................................... 3 ГЛАВА I. ФАКТОРЫ И УСЛОВИЯ, ПОВЛИЯВШИЕ НА ФОРМИРОВАНИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ОБРАЗА ЖИЗНИ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ .............................. 33 1.1. Мировоззрение и повседневная жизнь конфессионального сообщества как исследовательская проблема .................................................................................................. 33 1.2. Численность и структура католического населения Сибири ....................................... 45 1.3. Роль образования в формировании картины мира........................................................ 71 ГЛАВА II. МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ ........... 84 2.1. Представления о пространстве и времени в картине мира католиков Сибири .......... 84 2.2. Представления о католическом приходе как локальном социуме и месте в нем священнослужителя ...................................................................................... 114 2.3. Гендерные характеристики сибирских католиков ...................................................... 128 2.4. Представления о браке, семье, воспитании детей ....................................................... 139 ГЛАВА III. РЕАЛИЗАЦИЯ МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИХ ОРИЕНТИРОВ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ .................................................................................... 148 3.1. Литургические праздники и календарная обрядность в картине мира прихожанина католического костела .......................................................................................................... 148 3.2. Круг чтения сибирских католиков................................................................................ 161 3.3. Представления о смерти и связанных с нею образах-ритуалах у сибирских католиков.......................................................................................................... 174 ГЛАВА IV. ПРАКТИКИ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ ........................................................ 186 4.1. Конфессиональные особенности методов хозяйствования ....................................... 186 4.2. Культовое зодчество католиков Сибири в 1830–1917 гг. .......................................... 200 4.3. Музыкальные традиции сибирских католиков ........................................................... 208 ЗАКЛЮЧЕНИЕ ......................................................................................................................... 218 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ ................................ 223 CПИСОК СОКРАЩЕНИЙ, ИСПОЛЬЗУЕМЫХ В РАБОТЕ .............................................. 265 ГЛОССАРИЙ ............................................................................................................................ 265 ПРИЛОЖЕНИЕ А. Католические храмы, принадлежавшие к сибирским деканатам ...... 270 ПРИЛОЖЕНИЕ Б. Священнослужители католического вероисповедания в Сибири ....... 276 3 ВВЕДЕНИЕ Актуальность темы исследования. Обширные пространства Сибири в XIX – начале ХХ в. активно осваивались российским правительством. В движение пришли огромные массы населения. Переселенцы из западной части Российского государства часто исповедовали неправославное христианство и являлись носителями протестантского или католического менталитета. Их численность, состав, правовой статус и особенности размещения в Сибири ранее становились предметом изучения историков, но никогда не были исследованы особенности их мировоззрения, повлиявшие в конечном результате на социокультурный облик сибирского населения. Осмысление опыта формирования поликонфессионального сообщества в многонациональной Сибири является ценным инструментом регулирования государственно-конфессиональных отношений и выстраивания межконфессионального диалога. Российское общество сегодня осознаёт глубину и важность возникшей проблемы, научное сообщество предлагает варианты разработки государственной стратегии, в русле которой анализ специфики региональных конфессиональных сообществ. Ментальные установки непосредственным образом влияют на жизненный уклад, находят отражение в повседневной практике. Новая социальная история с её методологическим инструментарием даёт возможность проследить трансформацию идей, концепций, представлений различных социальных групп в установки поведения и их воплощение в повседневной деятельности через социальные практики. Влияние мировоззрения на повседневную жизнь конфессионального сообщества католиков Сибири 1830–1917 гг. – актуальный сюжет новой социальной истории и новой интеллектуальной истории как одного из её исследовательских направлений. 4 Степень изученности темы. В хронологическом ракурсе к проблеме описания и анализа деятельности конфессионального сообщества сибирских католиков отмечены обращения как отечественной, так и польской, и немецкой национальных исторических школ. В российской историографической традиции нами была предпринята систематизация материала по проблемно-тематическому принципу, а в зарубежной – по хронологическому. Авторский замысел основывается на наблюдении, что тематика зарубежных исследований определялась изменениями в национальной государственности Польши и Германии, а потому зависела от идеологических посылов и четко структурирована по историческим периодам. Российскими историками круг проблем, связанных с темой католицизма, формирования национальных диаспор, легитимности католических структур на русской земле и др. был очерчен ещё во время исследуемого нами исторического периода, обращения к этим проблемам происходили неоднократно и не зависели напрямую от идеологической парадигмы. Безусловно, в каждой из тематических групп мы проследим изменение угла зрения и оценочных характеристик в зависимости от характера исторической эпохи. История католической церкви в России как административной структуры и «инструмента влияния» Ватикана.. Ещё в дооктябрьский период исследователями был накоплен значительный массив фактического материала об общем состоянии католических церквей в Российской империи, о правовой базе для её существования, появились первые тексты с фрагментами исследования, в которых были сделаны выводы, значимые для нашей работы. Авторов волновал вопрос о правомерности и легитимности существования католических церковных административных структур на российских территориях, где православная церковь обладала статусом государственной. Данной теме посвящены работы К. К. Богословского, Т. И. Буткевича, М. Морошкина, Д. В. Цветаева. В синодальной историографии сложилось устойчивое представление об экспансионистских устремлениях католической церкви по отношению в России, эмоционально окрашены «антикатолические» сочинения. Православные священники Т. И. Буткевич и М. Морошкин считали католическую миссию в российских городах проявлением поли- 5 тики экспансионизма1. Общественные деятели К. К. Богословский и Д. В. Цветаев харктеризовали факт наличия католических храмов и приходов в России как закономерное взаимовлияние и взаимопроникновение культур в многонациональном государстве, неотъемлемый элемент межгосударственного общения2. Профессор Московского и Варшавского университетов Д. В. Цветаев указал в качестве одной из причин негативного отношения ряда российских чиновников к представителям католической церкви латинского обряда наличие у католиков определенного организационного центра, в отличие от протестантов, у которых такого организующего начала не было, в связи с чем к последним в России относились с большей долей лояльности. Интересны размышления доктора богословия, католического священника немецкого происхождения, П. О. Пирлинга, родившегося в России, затем в течение 40 лет (с 1877 г.) работавшего директором Славянской библиотеки в Париже3. Цикл исследований о дипломатических отношениях Москвы и Ватикана – его главный труд, созданный на материалах ватиканских архивов4. Выводы, сделанные Пирлингом относительно мировоззрения российских монархов, вступавших в браки с представительницами монарших дворов Европы, воспитанными в католических и лютеранских традициях, объясняют тонкости в конфессиональной политике Российского государства. Российская академия наук ещё в первые годы ХХ столетия проявляла интерес к источниковой базе российско-ватиканских дипломатических контактов. Ученый корреспондент историко-филологического отделения Императорской академии наук в Риме Е. Ф. Шмурло добросовестнейшим образом изучил документы, находящиеся на хранении в итальянских архивах и создал ряд рукописейотчётов: «Русская история в свете географической обстановки», «Москва и Рим», 1 Буткевич Т. И. О миссии католической и протестантской. СПб., 1907; Морошкин М. Иезуиты в России. СПб., 1867. 2 Богословский К. Государственное положение Римско-католической церкви в России от Екатерины Великой до настоящего времени. Харьков, 1898; Цветаев Д. В. К истории изучения вопроса об иностранцах в России. Варшава, 1891. 3 Несмотря на немецкое происхождение, вся жизнь и творчество П. О. Пирлинга были посвящены служению в России и осмыслению вклада России в общую традицию католицизма. Основываясь на этой посылке, мы относим Пирлинга не к немецкой, а к русской историографической традиции. 4 Пирлинг П. О. Россия и папский престол. М., 2012. 6 «О католической и православной церкви», «Главнейшие сочинения иностранцев о России», «Опись документов о России, хранящихся в архивах и библиотеках Италии», которые, к сожалению, не успел опубликовать в России до революции1. В них Шмурло как член Русского географического и Археологического обществ стремился дать объективную оценку внешнеполитическим взаимоотношениям России и Рима. Вопреки стереотипам о тоталитарном обществе и науке, подчиненной единой идеологической установке, в советское время продолжались исследования, посвященные «католической проблематике». Историография советского периода не была тотально критической. Безусловно, на начальном этапе построения социалистического общества, в период гражданской войны и коллективизации, католицизм рассматривался в контексте идеологии контрреволюционного движения, наряду с другими конфессиями2. Позже, после Второй мировой войны, в поле внимания историков оказался католицизм как идеологическая система3, очевидным стал интерес к содержательным коннотациям4. Академическая традиция, столь трагично прерванная в 30-е гг. ХХ в., после смерти И. В. Сталина возобновилась и представлена в контексте нашей темы блестящим, поистине энциклопедическим трудом Б. Я. Рамма5. Советский историк Б. Я. Рамм, обобщив разрозненные материалы русских и западноевропейских первоисточников6 о политических взаимоотношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий – с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV в., представил их «в единой, более или менее связной картине»7. Данное сочинение, помимо энциклопедического характера и скрупулезности подхода к анализу многообразных источников, впервые 1 Рукописи находятся на хранении в ГАРФ (Ф. 5965. Оп. 1. Д. 31, 123, 140, 249, 342–388). Фрагменты рукописей опубликованы в кн.: Россия и Италия: сб. ист. материалов и исследований, касающихся сношений России с Италией. СПб., 1907–1915. 2 Меньшевистская контрреволюционная подготовка интервенции и церковь. М., 1931. 3 Михневич Д. Е. Очерки из истории католической реакции: (иезуиты). М., 1955. 4 Шейнман М. М. Краткие очерки истории папства. М., 1952. 5 Рамм Б. Я. Папство и Русь в Х–ХV вв. М.; Л., 1959. 6 Б. Я. Рамм использовал материалы «Византийского временника», «Грамоты Великого Новгорода и Пскова», Ипатьевскую и Никоновскую летописи, Acta Apostolicae Sedis, Bibliotheca Alcuiniana, Scriptores rerum hungaricarum и др. 7 Рамм Б. Я. Указ. соч. С. 6. 7 «рисует картину», претендуя на создание объяснительной модели многогранных взаимоотношений Рима и Москвы. Продолжателями концепции Рамма в контексте проблематики детерминирования отношений между Россией и Ватиканом можно считать сочинения А. Венгера и М. М. Шейнмана1. Безусловно, имели место идеологизированные сочинения, написанные в контексте «исторического момента». Своеобразным феноменом с позиций сегодняшнего дня представляются сочинения атеистического характера; их антикатолическая направленность носила политический, «антизападный» характер2. Однако и эта группа сочинений интересна по-своему. Отрицая религиозность как таковую и призывая бороться со всяческими проявлениями религии, историки-атеисты не оспаривали наличие особенностей в менталитете и в поведении «религиозников». Публикации атеистического характера А. Долотова, Б. Кандидова, И. Д. Эйнгорна3 постулировали ликвидацию церковных социальных институтов, зданий культа как «явление вполне естественное… в связи с отходом масс от религии»4. Примечательно, что действия советской власти в указанных сочинениях объяснялись изменением ментальности общества, а не наоборот. Постсоветский период в историографии проблемы представлен ростом количества исследований, посвященным проблемам объяснения концепта легитимности присутствия структур католической церкви на территории России и Сибири. Правовые экскурсы в историю взаимоотношений католической церкви и государства в России были предприняты историками О. А. Лиценбергер и Ю. С. Беловым, юристом В. С. Жилинской5. О. А. Лиценбергер провела сравнительный анализ в историко-правовом исследовании государственной политики Российской 1 Венгер А. Рим и Москва, 1900–1950. М., 2000; Шейнман М. М. 1) Ватикан и Россия в период между февралем и октябрем 1917 г. // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1958. Т. 5. С. 14–25; 2) Краткие очерки истории папства. М., 1952. 2 Арагон Л. Католическая церковь и подготовка войны. М., 1932; Михневич Д. Е. Указ. соч. 3 Долотов А. Церковь и сектантство в Сибири. Новосибирск, 1930; Кандидов Б. Религиозная травля в Польше. М., 1930; Эйнгорн И. Д. Религия, церковь и классовая борьба в Сибири в переходный период от капитализма к социализму (1917–1937 гг.): автореф. дис. … д-ра ист. наук. Томск, 1983. 4 Кандидов Б. Указ. соч. С. 52. 5 Белов Ю. С. Правительственная политика по отношению к неправославным исповеданиям России в 1905– 1917 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук. СПб., 1999; Лиценбергер О. А. Римско-католическая и евангелическолютеранская церкви в России: сравнительный анализ взаимоотношений с государством и обществом (XVIII – начало ХХ в.): автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Саратов, 2005; Жилинская В. С. Представления Римско-католической церкви о государстве и праве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2008. 8 империи по отношению к римско-католической и евангелическо-лютеранской конфессиям и пришла к выводу о значительной доле идеологически предвзятых суждений в отношении влияния Ватикана на деятельность католических структур в России. Представления римско-католической церкви о государстве и праве исследованы В. С. Жилинской. Сделан вывод, имеющий принципиальное значение для нашего исследования: «Церковь считает государство хоть и самостоятельным, но всё же преходящим институтом… Соответственно, и обязанности верующих по отношению к государству никогда не будут превалировать над обязанностями личности по отношению к Богу»1. Примечательно, что в первом десятилетии ХХI в. указанными историками были проведены «встречные исследования»: представления государства о католической церкви в России (Лиценбергер) и представления католической церкви об институте государственной власти (Жилинская). Ю. С. Белов, исследуя правительственную политику по отношению к неправославным вероисповеданиям России в 1905–1917 гг., впервые обратился к сюжету легитимности католического присутствия в Сибирском регионе, подвергнув анализу документы РГИА об инициации учреждения католической епархии в Сибири. Этот же сюжет, но на материалах не МВД, а канцелярии митрополита католической церкви в России, затронут в работе польского историка В. Масяржа, стажировавшегося в Иркутском университете. Оба исследователя пришли к схожим выводам о действиях российского правительства в интересах хозяйственного освоения и заселения сибирского окраин выходцами из европейских регионов страны2. История политических и экономических миграций, определивших массовую количественную основу конфессионального сообщества сибирских католиков, неоднократно становилась предметом исследований, выполненных историками, проживающими в Сибири (в широком смысле этого слова). Долгое время наибо- 1 Жилинская В. С. Указ. соч. [Электронный ресурс]. URL: http://dissercat.com/content (дата обращения: 25.09.2014). Белов Ю. С. Указ. соч. С. 12–14; Masiarz W. Projekt utworzenia biskupstwa katolickiego w Tomsku na Syberii na przełomie XIX–XX w. // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej. Wrocław, 2008. S. 279–295. 2 9 лее исследованной считалась польская диаспора Восточной Сибири1, однако рубеж ХХ–ХХI столетий стал временем активизации исследовательского интереса и к представителям европейских диаспор Западной Сибири2. Проблемы миграционного поведения немцев стали предметом изучения целой плеяды исследователей на рубеже ХХ–ХХI вв.3 Мотивация к переселенческому поведению выявлена в сочинениях П. П. Вибе. Условия переселения добровольных мигрантов-аграриев немецкой национальности в Сибирь изучены Е. К. Розиной. Объяснительная модель предпринимательской активности немцев-протестантов в сравнении с немцами-католиками разработана Л. В. Малиновским и И. И. Кроттом. Демографические характеристики первой волны массовой ссылки поляков в Сибирь, составившей основу католических приходов и выступивших с инициативами возведения культовых зданий, выявлены в диссертационном исследовании Р. В. Оплаканской4. Анализ численности и состава, профессиональной принадлежности и семейного положения ссыльных в Западную Сибирь пореформенного периода выполнен С. Г. Пятковой5. Современный взгляд на социальный и демографический состав польской ссылки предложен С. А. Мулиной6. Характеристика 1 Поляки в Бурятии / отв. ред. В. В. Соколовский. Улан-Удэ, 2008. Т. 6; Тимофеева М. Ю. Участники польского национально-освободительного движения в забайкальской ссылке (1830–1850 гг.): биобиблиогр. справ. Чита, 2001; Федорчук С. Поляки на Южном Сахалине. Южно-Сахалинск, 1994; Межкультурное взаимодействие в Сибири: историко-этнографические, лингвистические, литературоведческие аспекты: материалы Междунар. науч. конф. «Польша в истории и культуре народов Сибири». Якутск, 2009. 2 Европейские общины в российской провинции во второй половине XIX – начале ХХ в. / отв. ред.: В. А. Скубневский, Ю. М. Гончаров. Барнаул, 2010; Мулина С. А. Мигранты поневоле: адаптация ссыльных участников Польского восстания 1863 г. в Западной Сибири. СПб., 2012; Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь пореформенного периода. Сургут, 2008. 3 Вибе П. П.: 1) Немецкие колонии в Сибири: социально-экономический аспект. Омск, 2007; 2) Образование и становление немецких колоний в Западной Сибири в конце XIX – начале ХХ в. // Немцы. Россия. Сибирь. Омск, 1996. С. 5–57; Дятлова В. А. Немцы Красноярского края: исторический аспект // Немцы в России: люди и судьбы. СПб., 1998. С. 40–47; Кротт И. И. Этническое предпринимательство: к проблеме социокультурных условий хозяйственной адаптации немцев в Западной Сибири в конце XIX – начале ХХ в. // Немцы Сибири: история и современность. Омск, 2006. С. 12–15; Малиновский Л. В. История немцев в России. Барнаул, 1996; Пашкова Н. В. Немецкая диаспора Томска в начале ХХ в. // Историческая наука на рубеже веков. Томск, 1999. Т. 1. С. 361–364; Розина Е. К. Условия переселения немецких крестьян в Сибирь в начале ХХ в. // Немцы Сибири: история и современность. Омск, 2006. С. 5–8; Смирнова Т. Б. История немецких населенных пунктов Любинского р-на Омской обл. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 1. С. 123–127; Шайдуров В. Н. Самовольные поселения немецких крестьян на Алтае (конец XIX – начало ХХ в.) // История и культура российских немцев. Саратов, 1996. Вып. 3, ч. 1. С. 66–75. 4 Оплаканская Р. В. Польская диаспора в Сибири в конце XVIII – первой половине XIX в.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Новосибирск, 2001. 5 Пяткова С. Г. Указ. соч. 6 Мулина С. А. Указ. соч. 10 численности, размещения и персонального состава представителей польского католического духовенства в сибирской ссылке разработана И. Н. Никулиной1. Результаты Первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. для характеристики католического сообщества в России и в Сибири были востребованы В. А. Скубневским и Б. В. Тихоновым2. Характеристика миграционных потоков аграриев немецкой и польской национальностей католического вероисповедания нашла свое отражение в работах С. Леончика и В. Н. Шайдурова3. Скрупулезная характеристика численности, состава и размещения польского населения в Сибири на рубеже XIX–ХХ вв. предпринята в монографических исследованиях В. Масяржа и Л. К. Островского4. Политико-административный и правовой контекст Сибири как принимающего сообщества в актуальный для нас исторический период приобрел рельефные черты благодаря выводам, сделанным С. В. Максимовым и А. Д. Марголисом5, А. В. Ремнёвым и Н. П. Матхановой6, С. В. Коданом и Н. И. Красняковым7. Л. М. Дамешек и А. В. Ремнёв пришли к значимому для нас выводу о том, что переселенцы из европейских губерний не только формировали новые для Сибири этнокультурные группы, маркировавшиеся, в том числе, и конфессиональными различиями, но и, что более важно, создавали новую общность на основе обще1 Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. Скубневский В. А. Польское население Сибири по материалам переписи 1897 г. // Польская ссылка в России XIX– XX вв.: региональные центры. Казань, 1998. С. 170–176; Тихонов Б. В. Переселенческая политика царского правительства в 1892–1897 гг. // История СССР. 1977. № 1. С. 110–121. 3 Леончик С. В.: 1) Поляки юга Енисейской губ.: история ссылок и заселения // Сибирь в истории и культуре польского народа. М. , 2002. С. 52–58; 2) К вопросу о переселении крестьян Люблинской губ. в Тобольскую губ. в начале ХХ в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 389–397; Шайдуров В. Н.: 1) Самовольные поселения немецких крестьян… С. 66–75; 2) Всероссийская сельскохозяйственная и поземельная перепись 1917 г. как источник для изучения немецкого крестьянского хозяйства Алтая // Российские немцы: историография и источниковедение. М., 1997. С. 276–283; 3) Сибирские немцы и Первая мировая война // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2000. С. 62–64. 4 Масярж В. Поляки в Восточной Сибири, 1907–1947. Варшава; Иркутск, 1995; Островский Л. К. Поляки в Западной Сибири (1890–1930-е гг.). Новосибирск, 2011. 5 Максимов С. В. Сибирь и каторга. СПб., 1871. Ч. 1–3; Марголис А. Д. Тюрьма и ссылка в императорской России: исследования и архивные находки. М., 1995. 6 Матханова Н. П. Высшая администрация Восточной Сибири в середине XIX в. Новосибирск, 2002; Ремнёв А. В.: 1) Самодержавие и Сибирь: административная политика в первой половине XIX в. Омск, 1995; 2) Самодержавие и Сибирь: административная политика второй половины XIX – начала ХХ в. Омск, 1997; 3) Россия Дальнего Востока: имперская география власти XIX – начала ХХ в. Омск, 2004. 7 Кодан С. В. Национальная политика и формирование территориально-законодательного устройства Российской империи (1800–1850-е гг.) // Право и политика. 2003. № 2. С. 122–132; Красняков Н. И. «Сибирский формат» регионального управления в Российской империи (XVIII – начало ХХ в.). Екатеринбург, 2006. 2 11 русской культуры и идентичности1. Экспертная оценка процессов теоретического оформления сибирского регионализма и роли национального, а также конфессионального факторов в региональных анклавах дана А. В. Ремнёвым и Л. М. Дамешеком. Они утверждают, что сибирская региональная идентичность превалировала над конфессиональной и этнической идентичностями в регионе. Отмечают, что конфессиональные и национальные различия в Сибири нивелировались благодаря особенной толерантности, основанной на общечеловеческих ценностях2. Институты сибирской благотворительности рубежа XIX–XX вв. явились объектом исследования ещё в момент своего непосредственного функционирования3. Комплексный подход к исследованию опыта филантропии в Сибири применен в монографическом исследовании Г. А. Бочановой, Л. М. Горюшкина, Г. А. Ноздрина. Впервые в историографии авторами рассматривается благотворительность не только как система социальной помощи, но как часть процесса национальной самоидентификации4. В поле зрения авторского коллектива оказалась политика самодержавия в отношении благотворительных обществ, деятельность самих благотворительных организаций во второй половине XIX в., а также особенности благотворительности у различных народов, населявших Сибирь на данном историческом этапе. Вопросам приходской благотворительности в России посвящено исследование Ю. Освальт5. Специфика филантропической деятельности немецких сельских обществ отмечена в работах В. Э. Кригера6. Польской благотворительности посвящены исследования И. В. Нам и А. Ю. Майничевой7. Спе- 1 Национальные аспекты колонизационной политики Российской империи в Сибири: «проект большой русской нации» и сибирская региональная идентичность // Сибирь в составе Российской империи / отв. ред.: Л. М. Дамешек, А. В. Ремнёв. М., 2007. С. 63–75. 2 В поисках теоретических основ сибирского регионализма // Сибирь в составе Российской империи. С. 314–325. 3 Благотворительные учреждения Российской империи. СПб., [б. г.] Т. 2. С. 330–365; Соболев С. Благотворительные учреждения Томской губ. Томск, 1895. С. 1–5, 11–12, 37. 4 Бочанова Г. А., Горюшкин Л. М., Ноздрин Г. А. Очерки истории благотворительности в Сибири во второй половине XIX – начале XX в. Новосибирск, 2000. 5 Освальт Ю. Духовенство и реформа приходской жизни, 1861–1865 // Вопр. истории. 1993. № 11/12. С. 140–149. 6 Кригер В. Э. Социально-экономическое развитие немецкой переселенческой деревни во второй половине XIX – начале XX в.: дис. … канд. ист. наук. Алма-Ата, 1991. 7 Майничева А.Ю. Благотворительная деятельность польских организаций в Новониколаевске (1909–1917 гг.) // Массовая депортация польских граждан в новейшей истории сибирской Полонии. Новосибирск, 2000. С. 44–46; Нам И. В. К вопросу о польских организациях Сибири в 1917 г. // Из истории социально-экономической и политической жизни Сибири. Томск, 1980. С. 117–139; Nam I. Polskie organizacje pomocy uchodźcom na Syberii w latach I wojny światowej // Zesłaniec: pismo rady naukowej zarządu głównego związku sybiraków. 2002. № 10. S. 65–75. 12 цифика конфессиональной католической благотворительности отражена в работах Т. Г. Недзелюк (Титовой)1. Самостоятельный массив литературы представляют собой попытки реконструкции истории отдельных католических приходов2. Отличительной чертой этих работ, созданных, как правило, на рубеже XX–XXI вв., стали активное обращение к материалам сибирских архивов и очерковый характер. Сочинения в жанре локальной истории расширили область тематического дискурса, создали эмпирическую базу для дальнейших исследований. Польская историческая наука проявила интерес к изучаемой нами теме буквально сразу же после знаковых событий в истории этой страны: восстаний 1830 и 1863 гг.3 Первый этап польской историографии – нарративно-описательный. Его содержание было определено стремлением зафиксировать активную мировоззренческую позицию граждан государства, утратившего на тот момент суверенитет. Мемуары участников восстаний 1830 и 1863 гг., в первую очередь священнослужителей, составили базис польской исторической науки этого периода4. В отличие от русской исторической школы, трактующей мемуары в качестве исторического источника, польская историческая наука склонна рассматривать мемуа1 Niedzieluk T. G. Rzymskokatolickie organizacje dobroczynne i kulturalno-oswiatowe w Zachodniej Syberii // Zeslaniec: pismo rady naukowej zarzadu glownego zwiazku sybirakow. 2003. № 11. S. 27–39; Недзелюк Т. Г. Национальные организации помощи жертвам Первой мировой войны в Новониколаевске // Этнокультурные взаимодействия в Сибири (XVII–XX вв.). Новосибирск, 2003. С. 148–152. 2 Семёнов Е. В. Католическая церковь в Забайкалье (1839–1930 гг.): очерк истории. Улан-Удэ, 2009; Степанская Т. Храмы Барнаула // Сибирская старина. 1994. № 8. С. 32–35; Титова (Недзелюк) Т. Г.: 1) К истории католической церкви в Тобольской губ. (середина XIX – начало ХХ в.) // Словцовские чтения. Тюмень, 1999. С. 123–125; 2) Омская католическая община за 70 лет (1860–1930-е) // Исторический ежегодник, 1999. Омск, 2000. С. 79–90; 3) Католическая церковь в Новониколаевске и его округе (начало ХХ в.) // Новосибирская область в контексте российской истории: Новосибирск, 2001. С. 76–78; Ханевич В. А. Католики в Кузбассе (XVII–XX вв.): очерк истории, материалы и документы. Кемерово, 2009; Федорчук С. Римско-католическая церковь на Сахалине. Южно-Сахалинск, 1998; Филь С. Г. Римско-католическая церковь Тюмени: история прихода // СКГ. 2000. № 11. С. 18–19. 3 Помимо указанных знаковых восстаний, известны также восстание 1833 г. на землях Великого княжества Литовского под руководством Ю. Заливского, попытка мятежа в Украине, Беларуси и Литве как регионах бывшей восточной части Речи Посполитой в 1839 г. под руководством Ш. Конарского, подготовка восстания конспиративной группой в Варшаве. В политической традиции XIX в. и современной польской историографии участники перечисленных событий, сосланные в Сибирь, именовались соответственно «заливщиками», «конарщиками» и «свентокшижцами». Последний термин образован от названия улицы в Варшаве, где находилась явочная квартира заговорщиков. 4 Giller A.: 1) Podróż więźnia etapami do Siberii w r. 1954. Lipsk, 1866; 2) Z wygnania. Lwów, 1870; Dawidowicz J. S. Z listow sybirskiego misjonaza. Krakow, 1901; Kulaszynski M. Trzy pisma zwygnania. Lwów, 1892; Nowakowsk W. Wspomnienie o duchowieñstwie polskim znajdujqcym na wygnaniu w Syberii, w Tunce. Poznan, 1875; Pamiętnik Ignacego Jana Drygasa // Wspomnienia chłopów powstańców 1863 r., opracował, przedmową i komentarzem opatrzył Eligiusz Kozłowski. Kraków; Wrocław, 1893. S. 5–119; Wolicki K. Wspomnienia z czasów pobytu w Cytadeli warszawskiej i na Syberie. Lwow, 1876; Мигурский В. Записки из Сибири // Воспоминания из Сибири. Иркутск, 2009. С. 59–275; Ручиньский Ю. Конарщик, 1838–1878: воспоминания о сибирской ссылке // Воспоминания из Сибири. С. 325–476. 13 ристику как основное направление в польской историографии, как способ создания национальной истории. Второй этап историографы именуют «классическим»1. Его содержание охватывает работы последних лет ХIХ столетия, до окончания Советско-польской войны, подписания Рижского мирного договора и воссоздания Речи Посполитой. Ключевой идеей этого периода стала реконструкция «tozsamości» (национальной идентичности). Ядром, вокруг которого выстраивалась идеология восстановленной государственности, стала концепция славного прошлого героической борьбы за независимость. Сибирь описывалась как «neludska ziemia» (нечеловеческая земля), место апокалиптических испытаний. Следование национальной и конфессиональной традиции утраченного государства отождествлялось с патриотическим подвигом. Ярким примером исторического творчества этого периода является сочинение бывшего ссыльного Б. Пилсудского, написанное и озвученное в 1917 г. в Иркутске, Лозанне и Женеве (русскоязычному читателю текст стал доступен в 2002 г.)2. «Проходили долгие морозные зимы и знойные, но короткие летние месяцы; шли годы, меняя цвет волос изгнанников с юношеского льняного на седину. И так поколение за поколением… И заброшенные за Урал поляки наконец почувствовали, что Сибирь – это не Тартар или пекло, что это их далекая вторая Отчизна… Родина поляков живет и действует везде, где бьются верные сердца её сыновей»3. На классическом этапе зарождается польская монографическая традиция. Хрестоматийными стали работы З. Либровича и М. Яника4. Несмотря на то, что разделяет их достаточно большой временной отрезок (книга Либровича увидела свет в 1884 г., а монография Яника – в 1928 г.), они несут идентичный посыл. Либрович стремился создать энциклопедический труд о цивилизаторской миссии поляков за Уралом; Яник впервые в польской исторической науке обратился к статистике и перевел эмоциональные реплики мемуаристов предыдущего периода 1 Волос М., Глушковский П., Шостакович Б. Изучение истории участия поляков в научном освоении Сибири: новейшие результаты и перспективы // Польские исследователи Сибири. СПб., 2011. С. 7. 2 Пилсудский Б. Поляки в Сибири // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 13–30. 3 Там же. С. 30. 4 Librowicz Z. Polacy w Syberji. Kraków, 1884; Janik M. Dzieje Polaków na Syberii. Wrocław, 1991. 14 на язык цифр. В указанной монографии Яника на материалах канцелярии Варшавского генерал-губернатора приведены данные о количестве и сословной принадлежности ссыльных. Период Народной Польши не дал массовой литературы по интересующей нас тематике. Польское государство вновь стало суверенным, сюжеты борьбы за независимость и национально-конфессиональной идентичности отошли на второй план. Скорее, исключением из общей тенденции стала книга В. Евсевицкого о сибирской ссылке1. К периоду Народной Польши относится и начало исследовательской деятельности вроцлавского этнографа А. Кучиньского2. Можно смело сказать, что «Сибирские дороги» Кучиньского послужили мостиком к современному этапу в польской исторической науке. Обращение к ментальным установкам ссыльных повстанцев в Сибири, к проблемам их аккультурации с сибирским социумом было предпринято Х. Скоком и З. Лукавским3. Сегодня в Польше сложились четыре центра изучения польско-сибирской истории. Этническая и персональная история определяют «лицо» Вроцлавской научной школы, созданной и возглавляемой А. Кучиньским. Центр восточных исследований Вроцлавского университета стал инициатором первых совместных польско-сибирских и сибирско-польских научных мероприятий во Вроцлаве, в Иркутске, в Томске4. Приоритетным направлением изучения Варшавской школы является социальная история. Основательница научной школы В. Сливовская задала тон антропологической составляющей в польских исследованиях о Сибири5 и развенчала ряд мифов, героизирующих польских ссыльных6. 1 Jewsiewicki W. Na syberyjskim zesłaniu. Warszawa, 1959. Kuczyński A. Syberyjskie szlaki. Wrocław, 1972. 3 Skok H. Polacy nad Bajkałem 1863–1883. Warszawa, 1974; Łukawski Z. Ludność polska w Rosji. Wrocław, 1978. 4 Сибирская Полония: прошлое, настоящее, будущее. Томск, 1999; Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск, 2001. С. 157–159; Kosciol katolicki na Syberii: Historia – Wspolczesnosc – Przyszlosc. Wroclaw, 2002; Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej. Wroclaw, 2008. 5 Сливовская В. Молитвенники польских ссыльных как источник сведений о судьбах поляков Восточной Сибири // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск, 2000. С. 69–72; Śliwowzka W.: 1) Zesłańcy polscy w Imperium Rosyjskim w pierwszej połowie XIX w.: słownik biograficzny. Warszawa, 1998; 2) Ucieczki z Sybiru. Warszawa, 2005. 6 Сливовская В. Польская Сибирь – мифы и действительность [Электронный ресурс] // Новая Польша. 2010. № 1. URL: http://www.novpol.ru/index.php?id=1262 (дата обращения: 05.09.2014). 2 15 Конфессиональная история польской диаспоры в Сибири является предметом изучения Люблинской школы. Люблинский католический университет последовательно создает библиотеку с базой данных о католических священнослужителях, волей судеб оказавшихся в разные временные периоды в Сибири. Среди наиболее эффективных и известных в научном сообществе исследователей – историки Р. Дзвонковский и Е. Небельский1. Четвертым научно-исследовательским центром, сформировавшимся позже других, стал Институт национальной памяти в Кракове. Концепция не просто сохранения национальной памяти, но «мемориализации культурного ядра» стала на рубеже ХХ–XIX столетий вновь актуальной2. Побудительным мотивом «возврата к истокам», как нам представляется, стал вызов европейской интеграции и глобализации, стремление сохранить своё лицо, национальную самобытность через акцентирование роли польских ученых, исследователей, музыкантов и архитекторов. Сибирь в данном случае выступает в роли линзы, отражающей, преломляющей и многократно увеличивающей значение польского вклада и польской национальной ментальности в изучение зауральского региона. В немецкой историографии обращение к теме присутствия немцев-католиков в Сибири происходило не так активно, как в польской. Для довоенной Германии проблема исторического размещения немцев в инокультурном пространстве России и Сибири не представлялась актуальной. В противоположность Польше, боровшейся за восстановление суверенитета и сохранение национальной ментальности, Германия решала другие проблемы, имперского масштаба: становление экономики, развитие военной промышленности, положительной характеристикой немецкого гражданина была «чистокровность», поэтому о далеких немцахсибиряках не писали. Исключением стала публикация лютеранского пастора, 1 Дзвонковский Р. Римско-католическая церковь в СССР в 1917–1939 гг.: ист. очерк. Люблин, 1997; Католическая церковь накануне революции 1917 г.: сб. док. Люблин, 2003; Niebelski E. Tunka: syberyjskie losy księży zesłańców 1863 r. Wrocław, 2011. 2 Бентковский М. Влияние автобиографического нарратива и идентичности на польско-российские отношения // Россия и Польша: долг памяти и право забвения. М., 2009. С. 8–9; Зарицкий Т. Почему исчезла память о поляках в предреволюционной России и почему её важно восстановить? // Россия и Польша: долг памяти и право забвения. С. 26–27. 16 служившего в Славгороде, Якоба Штаха1. Не затрагивая в своем сочинении аксиологических проблем, Штах нарисовал образ немца-переселенца в Сибири и Средней Азии периода первых десятилетий ХХ столетия. Новое обращение к проблеме сибирских немцев произошло уже в послевоенный период. 1960-е гг. стали для всей Европы временем обращения к духовности. Штуттгардский журнал «Heimatbuch» разместил на своих страницах два материала о сибирских немцах, об их церковной и религиозной жизни2. Примечательно, что внешняя обрядовая сторона церковности и внутреннее содержание религиозных традиций авторами осознавались в качестве самостоятельных институтов. 1980-е гг. ознаменовались пристальным вниманием к немцам на востоке. В Штуттгарте увидел свет серьезный труд Й. Шнурра, представляющий собой комплексное исследование религиозной жизни российских, в том числе сибирских, немцев3. Ценность издания – в детальном описании местонахождения немецких колоний и религиозных общин. В силу традиционной для немецкого общества лояльности к представителям различных протестантских конфессий в работе отсутствуют оценочные характеристики, но превалируют статистические сведения. Центр современных германских исследований о немцах России и Сибири переместился из Штуттгарта в Гёттинген. Институт культуры и истории немцев Северо-Восточной Европы, Гёттингенский исследовательский центр под руководством А. Айсфельда активно сотрудничает с российским научным сообществом. В результате проведенного историографического анализа мы увидели, что на сегодняшний день в российской и зарубежной историографии уже достаточно хорошо изучены проблемы: демографической основы для формирования католических организаций, статистики католических приходов, персонального состава 1 Stach J. Das Deutschtum in Sibirien, Mittelasien und der Fernen Osten. Stuttgart, 1938. Stumpp K. Verzeichnis der deutschen Siedlungen in Nord (Sibirien) und Mittelasien // Heimatbuch, 1964. S. 87– 99; Von A. M-r. Das kirchliche und religiose Leben der Deutschen in Sibirien und Mittelasien von seinen Anfangen bis zum Jahre 1914 // Heimatbuch. 1964. S. 118–127. 3 Schnurr J. Die Kirchen und das religiose Leben der Russlanddeutschen: katholischer Teil aus Vergangenheit und Gegenwart des Katholizismus in Russland. Stuttgart, 1980. 2 17 священнослужителей, а также вопросы легитимности католических структур в российском обществе. Проблема конфессионального своеобразия в ракурсе особенностей менталитета лишь обозначена в постановочных докладах на международных конференциях, но до сих пор никем не разрабатывалась. Тематика ментальной истории католиков, влияния аксиологических характеристик на формирование социокультурного дискурса регионального сообщества сибирских католиков до сих пор не являлись предметом изучения. Объектом настоящего исследования является конфессиональное сообщество католиков Сибири в период наиболее массового становления и развития католических общин в данном регионе. Предмет исследования – влияние мировоззрения на повседневную жизнь конфессионального сообщества сибирских католиков в 1830–1917 гг. Под «региональным сообществом сибирских католиков» мы понимаем ту часть населения Сибирского региона, которая в изучаемый нами период исповедовала и практиковала католицизм. Целью нашего исследования стало выявление значимых установок в системе ментальных ценностей католиков Сибири и характеристика влияния этих установок на повседневную жизнь. Достижение цели предполагало решение ряда исследовательских задач. Мы стремились: 1) обосновать теоретические подходы к изучению конфессионального сообщества сибирских католиков; 2) выявить содержательные признаки мировоззрения, повседневной жизни и социальных практик сибирских католиков; 3) определить и охарактеризовать факторы и условия, повлиявшие на формирование особенностей менталитета католиков Сибири; 4) выяснить роль этнонациональной ментальности в формировании мировоззренческих ориентиров религиозного сообщества сибирских католиков; 5) уточнить особенности мировоззрения и повседневной жизни католиков, сформировавшиеся под воздействием сибирских реалий; 18 6) раскрыть направления, формы и результаты влияния мировоззренческих ориентиров сибирских католиков на их деятельность по преобразованию окружающего социума. Хронологические рамки исследования. Нижней хронологической границей является 1830 г., когда в Царстве Польском произошло восстание за независимость, участники которого составили первую массовую волну ссыльных католического вероисповедания в сибирские губернии. Верхняя граница – 1917 г., повлекший кардинальные изменения в российском обществе и ознаменовавшийся изменениями в относительно стабильных мировоззренческих представлениях и в повседневной жизни сибирских католиков. Географические рамки исследования включают в себя Сибирь в составе Тобольской, Томской, Енисейской, Иркутской губерний, Акмолинской и Забайкальской областей. Характеристика источников. Сведения о мировоззрении и повседневной жизни католического населения Сибири содержатся в достаточно обширном и репрезентативном круге источников. Регламентация политико-правовых условий, создавших среду для формирования в Сибири конфессионального сообщества католиков, была осуществлена в законодательстве Российской империи. Законодательные и другие нормативные акты представлены законами, положениями, правилами, регулировавшими порядок и условия учреждения в Сибири церковных приходов (в том числе католических), строительство церковных зданий, порядок преподавания Закона Божьего римско-католического исповедания в учебных заведениях разных ведомств. Указанные законы и положения опубликованы в Сводах законов Российской империи издания 1893 и 1896 гг., сборниках законодательных актов переходного времени (1904–1908 гг.)1. Законодательные источники свидетельствуют о заинтересован1 Устав духовных дел иностранных исповеданий // СЗРИ. СПб., 1893. Т. 11, ч. 1; Устав духовных дел иностранных исповеданий // СЗРИ. СПб., 1896. Т. 11, ч. 1; Законодательные акты переходного времени, 1904–1908 // Сборник законов, манифестов, указов Правительствующему Сенату, рескриптов и положений Комитета министров, относящихся к преобразованию государственного строя России, с приложением алф.-предм. указателя. Изд. 3-е, пересм. и доп. по 1 сент. 1908 г. СПб., 1909. 19 ности руководства страны в переселении католиков в зауральский регион. С одной стороны, не ставилась под сомнение важность данного процесса. С другой – предложение о необходимости учреждения в Сибири епархиальных структур неоднократно отклонялось, а учреждение церковноприходских школ при католических приходах Сибири запрещалось, чтобы не создавать прецедента, который мог бы впоследствии дать неприятные последствия, по аналогии с Царством Польским. Делопроизводственные материалы представлены в исследовании тремя группами источников: 1) метрическими книгами приходов сибирских католических церквей; 2) отчетной документацией римско-католических благотворительных обществ; 3) ходатайствами прихожан и инициированными ими материалами делопроизводства органов церковной и светской власти. Метрические книги католических приходов Сибири находятся на хранении в архивохранилищах сибирских городов, Центральном государственном архиве г. Санкт–Петербурга, Ватиканском архиве. Данная категория исторических источников оказалась важной для нашего исследования, так как именно метрические книги фиксировали места выхода католиков-переселенцев, их социальную принадлежность, половозрастной состав. Отчетная документация Омского, Тобольского и Иркутского благотворительных обществ предоставила возможность выявить круг инициативных прихожан, изучить спектр филантропической и культурно-массовой деятельности сибирских католиков. Массовую группу делопроизводственной документации составляют материалы, инициированные ходатайствами, исходящими из среды прихожан. Прошения о выделении участка земли для строительства молитвенного дома или приходского храма, о назначении в уже построенные церкви священников, об открытии школы при приходе представляют собой уникальный источник по истории складывания конфессионального облика сибирских территорий и характеристике мировоззрения самих прихожан. В них обосновываются причины переселения в Си- 20 бирь, описываются социально-бытовые условия жизни переселенцев, указываются позитивные и негативные моменты организации церковной жизни. Справочные издания. В нашем исследовании востребованы фактические данные из «Энциклопедического словаря» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, «Сибирской советской энциклопедии», «Католической энциклопедии». Справочники по периодической печати Сибири (вторая половина XIX в. – февраль 1917 г.) и русской периодической печати (1702–1894 гг.) позволили составить представление о восприятии общественным мнением россиян феномена конфессионального сообщества сибиряков-католиков. Справочники-путеводители по архивным коллекциям служили навигатором в поиске необходимой информации. Биобиблиографические справочники позволили верифицировать персональные данные клириков и мирян католического вероисповедания, местом жительства для которых в рамках исследуемого нами периода стала Сибирь. Материалы статистики. Для изучения темы были востребованы две категории статистических источников: 1) статистика, собираемая отдельными ведомствами (департаментом духовных дел иностранных исповеданий МВД (ДДДИИ), Министерством народного просвещения (МНП), Министерством земледелия и государственных имуществ, Переселенческим управлением, Главным управлением землеустройства и земледелия); 2) данные Центрального статистического комитета МВД (ЦСК), в том числе опубликованные материалы Всеобщей переписи населения 1897 г., выявившей распределение населения империи и ее регионов по вероисповеданиям, а также статистические ежегодники России. Органы ЦСК на местах, в сибирских областях и губерниях, подготавливали статистические таблицы в качестве приложений к губернаторским отчетам. Ежегодные и пятилетние отчеты содержат данные о численности населения в городах и уездах с делением по полу, сословию и вероисповеданию, они регулярно включались в обзоры и памятные книжки сибирских губерний, справочники-указатели и материалы для изучения быта переселенцев. 21 Источники личного происхождения. К категории мемуаров-автобиографий относятся воспоминания польских ссыльных католического вероисповедания В. Мигурского и Ю. Ручиньского, переведенные на русский язык и опубликованные Б. С. Шостаковичем1. К группе мемуаров –«современных историй» принадлежат записки российского дипломата Н. Бока, позже ставшего католическим священником, изложившего свой взгляд на положение дел в российсковатиканской сфере дипломатических отношений2. Дневники и частная переписка католических священнослужителей, отбывавших ссылку в восточносибирской деревне Тунка, опубликованы Е. Небельским3. Источники личного происхождения позволяют реконструировать конкретные обстоятельства налаживания конфессионального быта в новых природно-климатических, политико-правовых и этнических условиях. Нами были записаны в 1993–2002 гг. семейные предания сибиряков католического исповедания (Бах, Бони, Герлинь, Гаук, Детцель, Дроздовских, Дуквен, Кузьменко, Пухальских, Реснянских, Романчуков) о родителях, приехавших из европейских губерний империи, обстоятельствах обустройства в Сибири, о внешнем убранстве и внутреннем устройстве храмов в дореволюционное время. Периодическая печать является индикатором, позволяющим проследить в разные временные периоды отношение местных и центральных органов власти, а также общественного мнения к наличию на данной конкретной территории приходов католической церкви. В местных периодических изданиях начала прошлого века («Алтайская мысль», «Алтайский луч», «Алтайское дело», «Время», «Голос Оби», «Голос Томска», «Голос Сибири», «Дело революции», «Знамя революции», «Жизнь Алтая», «Народная Сибирь», «Народная летопись», «Обская жизнь», «Обь», «Омский вестник», «Сибирская жизнь», «Сибирская мысль», «Сибирские отголоски», «Сибирский вестник», «Утро Сибири») отразилось восприятие католических приходов в Сибири через призму деятельности благотворительных обществ, приютов, образовательных учреждений. 1 Воспоминания из Сибири: мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных в Восточную Сибирь первой половины XIX ст. Иркутск, 2009. 2 Бок Н. Россия и Ватикан накануне революции: воспоминания дипломата. Нью-Йорк, 1962. 3 Niebelski E. Tunka: syberyjskie losy księży zesłańców 1863 r. Wrocław, 2011. 22 Значительная часть источников впервые вводится в научный оборот. Извлеченные из фондов центральных и региональных сибирских архивохранилищ, из редких и малодоступных периодических изданий, они формируют репрезентативную основу исследования. В общей сложности нами были изучены и использованы материалы 49 фондов из 12 архивов Российской Федерации, Республики Беларусь, Государства-города Ватикана. Таким образом, исследование по теме «Конфессиональное сообщество католиков Сибири: влияние мировоззрения на повседневную жизнь (1830–1917 гг.)» хорошо обеспечено источниками. Методология исследования. В поле историко-антропологических исследований рядом расположены и часто пересекаются история ментальностей и историческая антропология, микроистория и история повседневности1. Новая историческая наука – наука полидисциплинарная. Исследовательское поле новой социальной истории представляет собою область взаимодействия с исторической антропологией и социальной историей, этнографией и психологией, философией и религиоведением в числе других наук. Основоположники новой социальной истории Л. Февр и М. Блок видели в междисциплинарном подходе к прошлому «один из важнейших элементов всей научной стратегии» и при этом считали, что именно «историческая наука должна “завладеть” всеми смежными науками о человеке и превратиться в “сердцевину” общественных наук»2. Влияние мировоззрения на повседневную жизнь конфессионального сообщества католиков Сибири 1830–1917 гг. – актуальный сюжет новой социальной истории и новой интеллектуальной истории как одного из её исследовательских направлений. Работая в русле заявленных подходов, мы востребовали установки следующих исследовательских инструмента исследования подходов: коллективного истории ментальностей бессознательного, как автоматизмов поведения, проявляющихся в повседневной жизни; теориии картины мира как 1 Чеканцева З. А. Эпистемология исторического образа на рубеже ХХ–ХХI вв. [Электронный ресурс] // История: электрон. науч.-образоват. журн. 2013. № 2 (18). С. 8. URL: http://history.jes.su/s207987840000488-5-1 (дата обращения: 20.11.2014). 2 Репина Л. П. Интердисциплинарная история вчера, сегодня, завтра // Междисциплинарные подходы к изучению прошлого. М., 2003. С. 8. 23 «совокупности образов, представлений, ценностей, которыми руководствовались в своём поведении члены той или иной социальной группы»1; тезаурусного подхода как механизма объяснения поведенческих стереотипов в ситуации «свой – чужой» и осознанного принятия решений; истории повседневности как отрасли знания, «предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в её историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах»2. Первостепенное значение уделялось следующим принципам исторического исследования: историзма, объективности, проблемности, сравнительности, а также методологического синтеза, предполагающего использование концепций разных общественных наук, что дает возможность многогранной интерпретации исторических событий и явлений. Перечисленные выше принципы и подходы реализуются нами через использование как традиционных в исторической науке методов – содержательного описания и объяснения изучаемого предмета, историко-генетического, сравнительноисторического (компаративного), историко-типологического, так и методов количественного анализа. Case study method (метод изучения случаев) помог нам при определении предметного поля исследования, его темпоральных и географических границ. Миграции большого числа людей католического исповедания из регионов Царства Польского, западных русских губерний, из Поволжья были массовыми, но в каждом конкретном случае имели в подоплеке совершенно индивидуальную жизненную историю. Анализ мемуарного наследия сибирских поляков, вернувшихся впоследствии на родину, позволил составить представление об их жизненных мирах до и после сибирской эпопеи, о мотивах и обстоятельствах, обусловивших эти революционные изменения. Метод устной истории («oral history») позволил нам проследить и подвергнуть анализу восприятие как конкретных фактов, так и комплексных представле1 Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 2009. С. 29. Пушкарёва Н. Л. История повседневности и частной жизни глазами историка [Электронный ресурс]. URL: http://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/ISTORIYA POVSEDNEVNOSTI.html (дата обращения: 20.11.2014). 2 24 ний о системе ценностей в картине мира католиков Сибири: чрезвычайно важна роль рефлексии. Для историка представляют интерес не только воспоминания о тех или иных событиях, но и восприятие их, оценка изменений, происходивших в известных условиях. Специфика применения метода «оral history» в этноконфессиональных исследованиях заключается в строгих этических критериях «объективного слушания», ведь последователи любого религиозного культа полагают именно себя носителями высшего знания. Для нашего исследования спецификой явилась также возможность сбора материала при помощи метода «оral history» только в начале 1990–х гг., когда были живы, хотя и находились в преклонном возрасте, некоторые участники описываемых событий. К особенностям применения данного метода в своей работе относим также уникальную возможность зафиксировать воспоминания российских немцев ещё до их массового отъезда в Германию. Информанты не скрывали того обстоятельства, что намерены эмигрировать из России, что их семьи находились в состоянии процесса сбора документов. Особенности делопроизводства страны – места эмиграции (в основном Германии и Польши) предполагали наличие церковных свидетельств о крещении, венчании, а потому участие церкви в жизни христианина-католика для этой категории информантов в момент интервьюирования представлялось им весьма значительным, зачастую определяющим. К вышеописанным методам примыкает анализ практик коммеморации: коллективные воспоминания рождают коллективную память. Использование данного метода при осмыслении материалов «Сибирской католической газеты» (СКГ) за период 1995–2012 гг. позволило нам расставить акценты и определить приоритеты в системе ценностей католиков Сибири. Дискурсный анализ текста применялся нами при прочтении одного и того же документа, помещенного в контекст разнородных исторических реалий. Так, письма и предписания Римской курии, хранящиеся в Ватиканском архиве, имеют директивный характер и относятся ко всем католическим структурам в мире. Эти же тексты, но уже в коллекции РГИА, снабжены комментариями ДДДИИ и Цензурного комитета, а потому позволяют выявить особенности российского мента- 25 литета, увидеть «острые углы» в системе властеподчинения. Ярким образцом дискурсного анализа текста в нашем исследовании выступает также эпизод конфликтных взаимоотношений немецкого сельского католического общества пос. Келлеровка с настоятелем (Иосифом Козакевичем). В РГИА представлен массив обращений жителей Келлеровки, жалующихся на самоуправство священника, а в ГАТО – письма самого священнослужителя митрополиту с описанием произвола прихожан. Методика контент-анализа (анализ частотности, повторяемости событий) применялась нами в работе с архивными источниками – с «приговорами» сельских сходов, перепиской с архиепископом Могилевским, митрополитальной курией, светской администрацией, с многочисленными ходатайствами о помиловании, смягчении условий содержания, о «прислании священника», разрешении строительства церковного здания и т. д. Она позволила выявить наиболее «болезненные», животрепещущие темы. Контент-анализ метрических книг католических приходов Сибири дал возможность выявить локализацию сибирских католиков, наиболее распространенные места их выхода из материнских губерний, координаты административной приписки, не совпадающие с фактическим местом жительства в Сибири. Таким образом, мы получили возможность анализа побудительных сил движения, выразившихся в миграционном поведении. Статистико-математические методы использовались нами при подсчете численности потенциальных католиков в Сибири, при анализе динамики конфессионального состава населения региона (на материалах переписи 1897 г., Однодневной переписи начальных школ 1911 г., статистических таблиц из «Памятных книжек» сибирских губерний и областей, иных материалов статистического характера). Теоретическая значимость исследования обусловлена тем, что впервые на примере Сибирского региона осуществлен анализ влияния мировоззренческих убеждений и установок конфессионального сообщества католиков на их повседневную жизнь. Методологический инструментарий новой интеллектуальной истории позволил выявить особенности мировоззрения 26 католиков Сибири, обусловленные, во-первых, их принадлежностью к католической церковной традиции, во-вторых, местом проживания, сибирскими правовыми, географическими, климатическими, социальными условиями. Влияние мировоззрения католиков Сибири на их повседневную жизнь в 1830–1917 гг. явилось оригинальным сюжетом интеллектуальной истории: ранее факт присутствия католиков и их административных структур на территории Сибири квалифицировался как сюжет экспансии католицизма на новые земли. Особенность ментальной истории, независимой от идеологии, проявилась в детерминировании событий повседневной жизни мировоззренческими установками самих действующих лиц, акторов исторического процесса. Теоретическая значимость исследования заключается также в полидисциплинарном подходе к изучению проблем конфессиональной истории Сибирского региона, в применении исследовательских методик из разных групп методов (и содержательных, и количественных) для достижения единой цели – описания и объяснения повседневности регионального конфессионального сообщества. Созданная нами модель исследования темы может быть применена к изучению других конфессиональных сообществ, в иных регионах. Научная новизна исследования. Проблема влияния мировоззрения на повседневную жизнь католиков Сибири ранее не поднималась в профессиональном историческом сообществе. Впервые были выявлены факторы и условия, повлиявшие на формирование системы мировоззрения и повседневную жизнь католиков Сибири. Установлено, что демографические характеристики состава прихожан в Западном и Восточном субрегионах Сибири были принципиально различны. Выявлено, что методы ведения хозяйства и стереотипы отношения к собственности у католиков Сибири отличались от принятых в сибирском старожильческом социуме Охарактеризованы мировоззренческие определено, их что и имели представления конфессиональную ориентиры о Сибири католиков как специфику. Сибири и географическом, информационном, правовом пространстве занимали важное место в картине мира, 27 выполняя функцию навигатора. Впервые выявлено и проанализировано представление сибирских католиков о приходской общине. Установлено, что сообщество единоверцев трактовалось не только в качестве локального социума, но также и в качестве института реализации тезаурусных конструкций. Впервые охарактеризована трансформация гендерных стереотипов ссыльных и переселенцев католического вероисповедания после их водворения в Сибири. Установлено, что в процессе миграций представления о браке и семье, о должных моделях воспитании детей не претерпели кардинальных изменений, хотя их реализация на практике часто встречала затруднения. Выявлено, что на новых местах жительства сибирскими католиками не воспроизводился точный вариант материнской традиции, а под воздействием механизмов адаптации формировались локальные варианты конфессиональных укладов. Музыкальные традиции католических приходов Сибири в целом соответствовали каноническим правилам, однако имели место и прогрессивные новшества. Впервые подвергся анализу круг чтения прихожан католических храмов Сибири, выявлена специфика читательской аудитории и подбора литературы для чтения. Установлено, что на формирование аксиологических приоритетов сообщества сибирских католиков оказывала своё влияние этнонациональная ментальность. Характеристики повседневной жизни немцев, поляков, белорусов католического вероисповедания в Сибири обнаруживали как общие черты, так и разницу между собой. Различия были обусловлены этнической спецификой, а общие черты – принадлежностью к одной конфессии. Практическая значимость исследования заключается в возможности применения его результатов при подготовке обобщающих трудов по социальной истории России и Сибири, по истории религиозных сообществ в Сибирском федеральном округе, а также для разработки лекционных курсов по отечественной истории, истории Сибири, религиоведению, краеведению, учебных и научно-популярных изданий. 28 Результаты исследования влияния мировоззрения на повседневную жизнь конфессионального сообщества католиков-сибиряков могут оказаться полезными для выстраивания современных моделей взаимодействия между региональными религиозными сообществами. Положения, выносимые автором на защиту. 1) В период 1830–1917 гг. в Сибири сложилась региональная конфессиональная общность католиков, обладавшая особым мировоззрением, в значительной степени влиявшим на общественные формы и содержание повседневной жизни представителей этой общности. 2) Мировоззрение сибирских католиков определялось католической догматикой и кодексом канонического права католической церкви, которые были едиными для всех приверженцев данной конфессии, независимо от региона их проживания. Убеждения в божественной предопределенности, в силе высшей справедливости, в покровительстве и заступничестве Девы Марии, в причастности к вселенской церковной традиции определили ряд устойчивых рефлексивных представлений в картине мира католиков Сибири. 3) Народонаселенческие характеристики состава прихожан в западной и восточной частях Сибири отличались существенным образом. Для востока побудительным мотивом формирования католического населения выступила, главным образом, политическая ссылка. В Западной Сибири роль системообразующего фактора сыграли аграрные переселения, а также заработная миграция при строительстве Транссибирской железнодорожной магистрали. 4) Методы ведения хозяйства и стереотипы отношения к собственности у сибирских католиков имели этноконфессиональную специфику в окружающем православном восточнославянском социуме (охотное использование технических новинок, стремились обладать возможно бóльшим количеством земли и др.). 5) Религиозное образование осознавалось католиками Сибири как компонент национальной культурной традиции. Она служило важным инструментом формирования национальной и культурной идентичности. 29 6) Приходская община предоставляла прихожанам возможность самореализации. Сообщество единоверцев трактовалось не только как локальный социум, но как способ реализации тезаурусных конструкций (мировоззренческих ценностей, приоритетов поведения, характера социализации). 7) Гендерная принадлежность в значительной степени определяла место прихожанина в конфессиональной общине, в религиозной семье. 8) Стереотипное восприятие брака и семьи в католической среде было единым и зависело от установлений канонического права католической церкви. Воспитание детей осуществлялось в соответствии с этнонациональными и конфессиональными традициями. 9) Музыкальные традиции католических приходов в целом соответствовали правилам, закрепленным каноном. Отступление от канона в сторону популяризации светской классической музыки и употребление музыкальных текстов не только на латыни, но и на национальных языках отражали стремление клириков и органистов сделать богослужение более близким по духу сибирской пастве. Новации музыкальной традиции в сибирском варианте опередили время: подобные отступления от канона будут санкционированы только во второй половине ХХ в. Вторым Ватиканским собором. 10) Специфика круга чтения подтвердила сохранность конфессиональной системы ценностей сибирских католиков. Наряду с классическими произведениями богословов, в приходских библиотеках пользовались спросом периодические издания из Польши, Германии, Литвы, т. е. из мест выхода сибирских прихожан. 11) Храмовые строения (их внешний вид, внутреннее убранство, история сооружения, инициатива в строительстве, участие прихожан в процессе возведения) представляли собой видимое воплощение мировоззренческих установок. Храм являлся символом, осязаемым и доступным каждому. Готическая архитектура символизировала своеобразие конфессиональной традиции, выделяя культовые здания католиков в ландшафте традиционной сибирской застройки. 12) На формирование аксиологических приоритетов сообщества сибирских католиков оказывала влияние этнонациональная ментальность. Характеристики 30 повседневной жизни католиков-немцев, католиков-поляков и католиков- белорусов обнаруживали как общие черты, так и разницу между собой. Общее превалировало над особенным, что неоднократно подчеркивалось поселенческим выбором: немцы-католики предпочитали селиться в конфессионально родственных населенных пунктах, игнорируя поселения немцев-лютеран, баптистов и менонитов. Брачные предпочтения не противоречили поселенческому выбору; в качестве супругов сибирские католики желали видеть единоверцев, либо православных русских. 13) Характеристика влияния мировоззрения на повседневную жизнь католиков Сибири в 1830–1917 гг. выявила закономерность в актуализации конфессиональных ценностей. На первом этапе водворения в Сибири, вне зависимости от времени прибытия в регион (1830-е, 1860-е гг. для ссыльных или 1880-е гг., первое десятилетие ХХ в. для экономических мигрантов), мировоззренческие ценности осознавались как жизненно важные, происходило становление собственного типа региональной конфессиональной идентичности в качестве способа позиционирования себя в социуме. Второй этап – время смены поколений и поддержания обретенного в Сибири социального статуса – как правило, сопровождался снижением значимости элементов религиозной мотивации в общей системе ценностей; наибольшее значение на этом этапе приобретали обрядово-символические атрибуты. Третий этап, сопряженный со сменой политического строя в стране, проявил себя всплеском конфессионального самосознания. Элементы конфессионального менталитета вновь стали играть определяющую роль в самоидентификации католического населения Сибири. Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были доложены и обсуждены представителями научного сообщества на 15 международных научных конференциях: «Сибирь на этапе становления индустриального общества в России (XIX – начало XX в.)» (Новосибирск, 2002), «Этнокультурные взаимодействия в Сибири (XVII–XX вв.)» (Новосибирск, 2003), «Культура и этническое самосознание поляков на Востоке» (Вроцлав, 2004), «Российские немцы в инонациональном окружении: проблемы адаптации, взаимовлияния, то- 31 лерантности» (Саратов, 2004), «Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития» (Омск, 2004, 2010, 2012), «Поляки в науке и культуре Томска и Западной Сибири» (Вроцлав, 2008), «Россия и Польша: долг памяти и право забвения» (Москва, 2009), «Историческое прошлое и образы истории» (Саратов, 2012), «Историческая наука и образование в условиях современных вызовов» (Казань, 2012), «Проблемы российско-польской истории и культурный диалог» (Новосибирск, 2013), «Религия в истории народов России и Центральной Азии» (Барнаул, 2014), «III Центральноазиатские исторические чтения» (Кызыл, 2014), «Человек в меняющемся мире. Проблемы идентичности и социальной адаптации в истории и современности: методология, методика и практики исследования» (Томск, 2014); на пяти всероссийских конференциях: «Аграрное и демографическое развитие Сибири в контексте российской и мировой истории» (Новосибирск, 1999), «Социальные конфликты в истории России» (Омск, 2004), VII Всероссийской научной конференции «Тобольск научный» (Тобольск, 2011), «История и историография России и Сибири в исследовательском и образовательном контекстах» (Новосибирск, 2014), «Документы личного происхождения в теории и практике научных исследований» (Тверь, 2014); на многочисленных межрегиональных и региональных научно-практических конференциях, проходивших в 2001–2014 гг. в Новосибирске, Омске, Барнауле и иных городах. По теме диссертации автором опубликованы монографии. Основные результаты диссертационного исследования отражены также в серии статей, помещенных в 1997–2014 гг. на страницах научных изданий Варшавы и Вроцлава (Польша), Бергамо и Милана (Италия), Уилмингтона (США), Москвы, Новосибирска, Омска, Томска, Барнаула и Тобольска. Структура диссертации определена объектом и предметом исследования в соответствии с исследовательскими задачами и логикой изложения материала. Диссертация включает введение, четыре главы, заключение, список использованных источников и литературы, глоссарий, два приложения, список сокращений. В приложениях приводятся: 1) сведения о численности культовых зданий католиков Сибири в период 1830–1917 гг., их статусе, наименованиях, времени воз- 32 ведения и освящения; 2) данные о количестве священнослужителей католической конфессии в Сибири в 1830–1917 гг. 33 ГЛАВА I. ФАКТОРЫ И УСЛОВИЯ, ПОВЛИЯВШИЕ НА ФОРМИРОВАНИЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ОБРАЗА ЖИЗНИ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ 1.1. Мировоззрение и повседневная жизнь конфессионального сообщества как исследовательская проблема Под мировоззрением мы понимаем совокупность идей, принципов, представлений, определяющих жизненные позиции и программы поведения людей, выраженные посредством социальных практик. Мы придерживаемся точки зрения, что в основе мировоззрения лежат миропонимние (совокупность знаний о мире) и мировосприятие, которые находят выражение в идеях и образах, «формирующихся в обыденной жизни, искусстве, литературе, науке, религии»1. Близки по содержанию к понятию «мировоззрение», но не идентичны ему, другие понятия: «менталитет» и «образ мира». Менталитет (от фран. mentalite – склад ума) – комплекс психических качеств и особенностей их проявления; духовный мир человека, оказывающий непосредственное влияние на личностный опыт. Часто употребляется выражение «национальный менталитет» в значении «национальный характер», «душа народа». «Можно представить себе человека, лишённого определённого мировоззрения, но не индивида, который не обладал бы образом мира, пусть непродуманным и неосознанным, но властно определяющим (в частности, как раз благодаря его неосознанности) поступки индивида, всё его поведение»2. Отличие «мировозррения» от «менталитета» и «образа мира» – в его идеологической детерминированности. Мы придерживаемся следующего значения термина «идеология»: это «система взглядов и идей, в которой осознаются и оцениваются отношения людей к 1 Мировоззрение // Новая Российская энциклопедия. М., 2010. Т. Х (2). С. 463. Гуревич А. Я. Жак Ле Гофф и «новая историческая наука» во Франции // Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. Екатеринбург, 2005. С. 536. 2 34 действительности и друг к другу, социальные проблемы и конфликты, а также содержатся цели (программы) социальной деятельности, направленной на изменение или закрепление данной системы социальных отношений»1. Католическая энциклопедия толкует понятие «идеология» как систему представлений, верований, ценностей и символов, способствующих сплочению этой группы и реализации её целей2. Основная функция идеологии – координировать и направлять практическое поведение членов группы. Главная функция идеологии – не истинность, а убедительность. Для конфессиональной идеологии это уверждение вполне справедливо: моральные ценности данной конфессии позиционируются как единственно верные, разумные и справедливые. Мировоззрение конфессионального сообщества представляет собой мировоззрение определённого типа, а именно религиозное мировоззрение3. Религиозное мировоззрение отличается от прочих структурированной системой неоспоримых догматов4. Вероучение католической церкви базируется на следующих доктринальных положениях, отличающих её вероучение от учений иных христианских конфессий: филиокве (от лат. filioque) – догмат об исхождении Духа Святого как от Отца, так и от Сына; догмат о Непорочном зачатии Девы Марии и Её телесном вознесении; широкое почитание Девы Марии (hiperdulia); учение о чистилище; учение об индульгенциях; утверждение монархической власти Римского епископа над всею Церковью как преемника апостола Петра; догмат о безошибочности учительства Папы римского в вопросах веры и нравственности, провозглашаемого «ex cathedra»; централизованность церковной организации, в отличие от автокефальности православных поместных церквей; нерасторжимость таинства брака (при возможности признания его недействительности)5. 1 Идеология // Новая Российская энциклопедия. М., 2010. Т. VI (2). С. 174. Горелов А. С. Идеология // Католическая энциклопедия. М., 2005. Т. 2. C. 46. 3 Классическая философия выделяет три основных типа мировоззрения: мифологическое, религиозное, научное. Подробнее об этом см.: Франк С. Л. Борьба за «мировоззрение» в немецкой философии // Русская мысль. М., 1911. Кн. 4. С. 34–41. 4 Дóгмáт (от греч. Δóγμα) – мнение, решение, постановление, вероучительное положение. См.: Догмат // Католическая энциклопедия. М., 2002. Т. 1. C. 1662. 5 Там же. С. 1662–1665. 2 35 Религиозному мировоззрению присущи не только строгий догматизм, но и рациональная система моральных предписаний, побуждающих адептов данной конфессии к практическим действиям. В теории концепта «мировоззрение»1 выделяют: эмоционально-психическую сторону мировоззрения («мироощущение») и познавательно-интеллектуальную («миропонимание»). При помощи мироощущения и миропонимания человек осваивает (и присваивает, делая «своим») окружающий социум. Для характеристики конфессионального сообщества сибирских католиков последнее обстоятельство имеет особенное значение: будучи новичками в Сибири среди старожилого населения, базируясь на фундаменте традиционных католических мировоззренческих ориентиров, они вырабатывали стереотипные поведенческие стратегии. Важная особенность религиозного мировоззрения: сплачивая адептов одной конфессии, она разделяет приверженцев разных вероучений. Французский историк второго поколения «школы Анналов» Пьер Шоню характеризовал религиозное чувство как «болезненное ощущение силы и трансцендентности Бога»2. Отнесём религиозное чувство к сфере мироощущения и увидим на поверхности объяснительную модель миропонимания сибирских католиков: «Они живут в мире, заданном их мировоззрением»3. Представитель третьего поколения «школы Анналов» Жак Ле Гофф отметил, что «история ментальная… оперирует понятиями из сферы идеологии и мира воображения, каковые близки, но не тождественны»4. Структура мировоззрения включает в себя ряд обоснованных компонентов: ценностный, эмоциональный, познавательный, деятельностный. Отличительные особенности мировоззрения сибирских католиков, ставшие аксиологическими ориентирами, логичным образом базировались на догматах, сопровождались эмоциями, обогащались жизненным опытом и реализовавались в социальных 1 Финогентов В. Н. Религиозный ренессанс или философия гуманизма? Мировоззренческий выбор современной культуры. М., 2009. 2 Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург, 2005. С. 477. 3 Финогентов В. Н. Указ. соч. С. 12. 4 Ле Гофф Ж. С небес на землю: (перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII– XIII вв.) // Одиссей: человек в истории. М., 1991. С. 25–44. 36 практиках. Аксиологическими ориентирами, едиными для всех католиков мира, согласно догматике канонического права католической церкви нового времени, до реформ II Ватиканского собора (т. е. до 1962–1965 гг.), являлись следующие постулаты. Первое по значимости – убеждение в божественной предопределенности, выражавшееся в часто употребляемом лексическом обороте: «Если Всевышнему так угодно», в молитвенном обращении к Богу-Творцу. Сибирскими католиками данное убеждение трактовалось как провидение Божье и промысел Божий для достижения неких высших целей, недоступных человеческому разуму. Ссылка в Сибирь через призму данного убеждения виделась подвигом во имя веры1. Второе значимое убеждение – в силе высшей справедливости. Страдания на пути в Сибирь, утрата близких, отсутствие привычных комфортных условий жизни расценивались как неизбежная, но высокоморальная жертва во имя восстановления былой Речи Посполитой. Убеждение третье – в покровительстве и заступничестве Девы Марии (в связи с чем именно к ней адресовались просьбы-литании). Это убеждение получило имагологическое закрепление в поименованиях сибирских католических приходов и храмов: Сердца Девы Марии – в Барнауле, Богоматери неустанной помощи – в Кургане, Непорочного зачатия Богородицы – в Омске, Успения Пресвятой Девы Марии – в Иркутске. Четвертое – убежденность в причастности к вселенской церковной традиции2, а потому уверенность в защите высших сил и собственной правоте. Исследователи отмечают феномен удвоения внутреннего мира3 сибирских католиков в дискомфортных для них жизненных ситуациях за счет стабильности мировоззренческих установок. Психологический дискомфорт ли у ссыльных, поведневно-бытовой ли у мигрантов-аграриев на первом этапе поселения в 1 Лейтмотив восстаний за независимость в Польше 1830 и 1863 гг. – отстаивание права на конфессиональное своеобразие, противостояние политике православизации. 2 В переводе с греч. «καθολική» – всеобщая; с лат. «еcclesia catholica» – вселенская церковь. 3 Скоробогатова Н. Н. Проблемы психологической и социально-культурной адаптации малых дисперсных групп ссыльных поляков в селах юга Енисейской губ. в XIX в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 360–365. 37 Сибири – механизм компенсации оказывался одинаковым, он придавал веру в собственные силы и надежду на лучшее будущее. Особенностью любого мировоззрения является его целостность и самодостаточность. «Непроницаемость» одного мировоззрения для другого состоит в том, что оно не может быть адекватно истолковано представителями другого мировоззрения. Вполне естественно при этом, что некоторые принципиальные вопросы мироздания или обыденного сознания оказываются нерешенными, а дискуссионные вопросы межконфессионального плана – оставленными без внимания, «поскольку такие проблемы просто не являются для носителей данного мировоззрения мировоззренческими… не существуют для субъектов данного мировоззрения»1. К таким «несущественным» аспектам мировоззрения и повседневного бытия сибирских католиков относились догматы, ставшие «камнем преткновения» между католицизмом и православием, а именно: о filioqe и верховенстве Папы римского в церкви. Кануло в лету понимание истории как науки о социально-экономических формациях, политических и экономических системах. Наука о человеке в его историческом времени – современный содержательный контекст и основное направление в исследованиях, сначала в зарубежной европейской2, а теперь и в российской3 традициях. Одним из магистральных направлений в данном ключе является история повседневности, понимаемая как «отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в её историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных 1 Финогентов В. Н. Указ. соч. С. 12. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 1: Структуры повседневности: возможное и невозможное. М., 2006; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М., 1995; Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философии // Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцедентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философии. Философия как строгая наука. Минск; М., 2000. С. 626-665; Февр Л. Бои за историю. М., 1991. 3 Ионин Л. Г. Повседневная культура // Культурология, ХХ в.: энцикл. СПб., 1998. Т. 2. С. 122–123; Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII в. // Избр. ст. Таллин, 1992. Т. 1. С. 248–268; Пушкарёва Н. Л. «История повседневности» и «история частной жизни»: содержание и соотношение понятий // Социальная история: ежегодник, 2004. М., 2004. С. 93–112; Репина Л. П. Смена познавательных ориентаций и метаморфозы социальной истории (ч. 2) // Социальная история: ежегодник, 1998/99. М., 1999. С. 7–38. 2 38 контекстах»1. Данное научное направление охватывает разные стороны повседневности индивидов – социальные правила и предубеждения, внешний и внутренний мир. «Повседневное не исчерпывается и не ограничено рамками малых институтов, неформальных отношений семьи, дружбы, соседства, хотя и связано с ними; скорее, повседневность – сфера жизни и деятельности человека как такового, социально зрелого индивида…»2. Повседневное – не значит «обыденное» в узком смысле слова. Скорее, «повседневность» – это ряд многообразных практик и способов их упорядочивания3, закрепленных различными социальными институтами (семья, церковь, государство). Границы истории повседневности не определены, у неё нет четкой регламентации. Вообще говоря, теория и методология истории повседневности, или повседневной истории – предмет дискуссий и дискурса. Достаточно широко распро- странена следующая точка зрения: «История повседневности вообще берет начало в глубоком кризисе марксистской философии и представляет собой противоядие любой системной трактовке истории. У этого направления принципиально нет теории, и это считается главным плюсом»4. Всяческую систематизацию, в том числе «невольную», сторонники данной позиции считают «опасностью», которая «огрубляет материал». «Исследователь должен не попасть в капкан удушающих концепций, а суметь пройти “между Сциллой и Харибдой исторической системы, которая отрывает фактам головы”», – утверждают они5. Только изложение исто- рического нарратива, вне рамок каких-либо теорий и концепций. Вместе с тем, сложилась и другая традиция в изучении истории повседневности, мы считаем её наиболее продуктивной. «Хотя сам термин “повседневная история” утвердился в отечественной науке недавно, круг проблем, разрабатываемых данным направлением, имеет давнюю традицию в отечественной историо1 Пушкарёва Н. Л. История повседневности и частной жизни глазами историка [Электронный ресурс]. URL: http://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/ISTORIYA POVSEDNEVNOSTI.html (дата обращения: 12.09.2014). 2 Дубин Б. В. Быт, бытовщина, обыденность [Электронный ресурс]: идеи и история повседневности в России // Демоскоп Weekly: электрон. версия бюл. «Население и общество». URL: http://demoscope.ru/weekly/knigi/konfer/konfer_020.html (дата обращения: 14.08.2014). 3 Пушкарёва Н. Л. История повседневности и частной жизни глазами историка. 4 Ефанова В. Каждый пишет, как он слышит [Электронный ресурс]. URL: http://gazeta.sfu-kras.ru/node/96 (дата обращения: 10.06.2014). 5 Там же. 39 графии»1. В противовес тезису об отсутствии методологии сложилось устойчивое мнение: «Культура и история повседневности, изученная и осмысленная в духе современных методологических подходов, должна занимать особое место в рамках и культурологии, и социальной истории, и реконструкции определенной материально-пространственной исторической среды»2. Более того, мы поддерживаем мнение о том, что «история повседневности является живой и сложной областью исторической науки, требующей от исследователя методологической рефлексии, размышлений о собственной исторической метапозиции, нарративном историографическом стиле»3. Жак Ле Гофф считает повседневную историю отражением и одним из элементов тотальной истории, предостерегая от употребления терминов-клише «базис» и «надстройка», «которые насилуют постижение исторических структур и их взаимодействие»4. В контексте исторической антропологии актуально восприятие историко-бытового материала как системообразующего контекста, связывающего воедино социальную, экономическую, политическую, духовную историю посредством установок сознания, нравственных ценностей. Функциональным механизмом взаимосвязи между мировоззрением и историей повседневности, реализации мировоззренческих ориентиров в обыденной жизни мы принимаем социальные практики. По мнению П. Бурдьё, автора теории социальных практик, «практика является изменением социального мира, производимым агентом»5. Всякое ли изменение социального мира есть практика? «Социальные практики совершаются субъектами, наделёнными не только сознанием и волей, но и социальными интенциями – установками на качественные изменения своей социальной среды, которые воплощаются в конкретных моделях и формах 1 Гончаров Ю. М. Семейный быт горожан Сибири второй половины XIX – начала XX в. [Электронный ресурс]. URL: http://new.hist.asu.ru/biblio/sbit/3-4.html (дата обращения: 18.07.2014). 2 Розенберг Н. В. Аспекты исследования культуры повседневности в отечественном социально-гуманитарном знании [Электронный ресурс] // Аналитика культурологии: электрон. науч. изд. URL: http://analiculturolog.ru/index.php?module=subjects&func=viewpage&pageid=154 (дата обращения: 12.06.2014). 3 Маликова М. Наивная история повседневности [Электронный ресурс]: (Дмитрий Шерих, 1924. Из Петрограда – в Ленинград) // Отечественные записки: журн. для медленного чтения. URL: http://www.stranaoz.ru/?numid=31&article=1325 (дата обращения: 12.05.2014). 4 Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. Екатеринбург, 2005. С. 6. 5 Бурдьё П. Практический смысл. СПб., 2001. С. 548–562. 40 их повседневного поведения», – так формулирует основной постулат теории рос- сийский исследователь Ю. М. Резник1. В лексике католического богосужения термин «интенция» означает намерение, цель богослужения, цель социального действия. Таким образом, терминологическое совпадение лишний раз демонстрирует правомерность анализа влияния мировоззренческих ориентиров на социальную повседневность. Для обозначения истинности либо адекватности установок и действий нормам католицизма мы будем использовать термин «канон» в общем значении – правило, норма, образец какой-либо деятельности или мировоззрения2. Специального рассмотрения заслуживают факторы, повлиявшие на формирование католического населения в регионе (демографические и социокультурные). Главным фактором мы считаем наличие данной категории населения в сибирском регионе; численность и состав этого населения определили его место в региональном социуме. Конфессиональная традиция, как и любая другая, нуждается в воспроизводстве. Религиозное воспитание и образование продуцировали новые поколения католиков, ставших в силу рождения коренными сибиряками. Благодаря сочетанию факторов, складывались условия, которые способствовали либо препятствовали развитию конфессиональной традиции. Численность и социально-профессиональный состав религиозного сообщества, возраст и уровень образованности его членов определяли базисные позиции как в общем фоне «старых» и «новых» сибиряков (старожилов и переселенцев всех категорий), так и в среде иных религиозных сообществ. Конфессиональная картина Сибири к первым десятилетиям XIX в., судя по материалам сибирской газетной прессы, уже была достаточно пестрой. Место для не нового для Сибири, но ставшего массовым, религиозного социума было необходимо определить, «сделать своим». 1 Резник Ю. М. Человек и его социальные практики // Человек вчера и сегодня: междисциплинарные исследования. М., 2008. С. 84–102. 2 Канон (греч. Κανών). См. также другие занчения: в библеистике – совокупность принятых церковью свящ. Книг Библии, содержащих Божественное Откровение (канон Св. Писания); в каноническом праве – статья церковного закона (Кодекс канонического права); в истории Церкви – постановление Вселенского или поместного собора); в Божественной литургии – анафора (евхаристический канон); в византийской гимнографии – один из жанров (гимн); в восточной иконографии – правила создания сакрального образа. См.: Никитин С. И. Канон // Католическая энциклопедия. М., 2005. Т. 2. C. 744–745. 41 Для обывателя XIX столетия совершенно очевидным был имагологический стереотип Сибири как чистилища при жизни, как места искупления грехов. В контексте пенитенциарной политики Российской империи имагология предлагала два взаимосвязанных образа: «Сибирь как наказание» – образ, транслируемый власт- ными структурами, «сверху»; «Сибирь как ад» – образ в сознании участников противоправительственных политических выступлений, ожидавших вынесения приговора либо уже получивших приговор и следовавших этапом к месту ссылки. Для аграрных переселенцев Сибирь виделась в образе «земли обетованной». Видение нового места жительства (новой Родины, временного места работы или местности, где предстоит отбывать наказание) определило на многие годы отношение к новому региону и способствовало формированию «сибирского характера» религиозного сообщества, отличающего его от других (западноевропейских и восточноевропейских, прибалтийских и поволжских). Данный тезис имеет особенно важное значение для нашего исследования. Мы стремимся проследить и проанализировать именно «сибирские особенности» религиозного сообщества католиков в данном регионе. Категория «время», представление о конечности земного бытия, надежда на искупительное спасение – наиболее яркие проявления религиозного мировидения. Принимая во внимание эту особенность религиозного мировоззрения, большую актуальность приобретают темпоральные представления адептов конкретной конфессии; «канонизированные» и идеализированные модели поведения в преданиях прошлого проецируются спустя десятилетия на повседневные практики. Ведущее место в ценностной шкале представлений адепта любой конфессии занимает представление о себе, или образ «МЫ», представление о вероисповедной принадлежности как факторе дихотомии «свой чужой»: сюда мы относим представление о своей активности в мире, определение своей «ниши» в новом социальном организме, созданном по классическому европейскому образцу, но пропитанному региональной сибирской спецификой. Данное представление базируется на убеждениях в божественной справедливости и высшей истине, трансформированным в представление об идеальной христианской общине и её идеальном 42 руководителе – наставнике – настоятеле. Благодаря этим представлениям мировоззрение религиозного сообщества приобретает способность к адаптации и получает тенденцию к аккультурации с менталитетом принимающего сообщества. Вышесказанное не означает унифицированного восприятия контекста реальной действительности всеми единоверцами. Внутри одной религиозной группы картина мира может формироваться с множеством вариаций, зависящих от интеллектуального развития, культурного багажа, возраста, личностных индивидуальных характеристик, гендерных различий, причин смены места жительства и зависящей от этого мотивации обустройства своего быта в Сибири. В региональном сибирском католическом сообществе сложились уникальные гендерные практики, обусловленные отсутствием священнослужителя и необходимостью его замещения во время отсутствия. Соответственно, с течением времени сформировались и самостоятельные гендерные представления. Вновь прибывавшие из западных регионов и пополнявшие состав сложившихся сибирских католических общин прихожане отчетливо фиксировали гипертрофированно, на их взгляд, возросшую роль женщины в семье и в приходском социуме. Единый комплекс с гендерными составляют представления о браке, семье, воспитании детей и их эволюция (возможно, степень консервации) в связи с процессами адаптации к принимающему сибирскому сообществу. Мировоззренческие убеждения и рефлексивные представления, как осознаваемые, так и подсознательные, реализовывались в деятельности. Мы считаем, что деятельность членов регионального конфессионального сообщества всегда имеет прогностический характер, так как направлена на достижение желаемого результата. В качестве положительных результатов выделяем этноконфессиональную социокультурную консолидацию адаптацию в внутри собственного принимающее социума и многонациональное и поликонфессиональное сообщество сибиряков. В деятельности мы выделяем два магистральных направления: первое – следование в повседневной жизни канонам своей конфессии, второе – влияние на окружающий сибирский социум. 43 В каждом из двух магистральных направлений мы выделяем компоненты, определяющие его региональное наполнение. Литургические праздники и календарная обрядность несли осевую системообразующую нагрузку, регулярно в течение календарного и литургического года напоминая о принадлежности к западной конфессиональной традиции, обозначая «инаковость». Каноническая богослужебная форма мессы на латинском языке не могла не привлечь внимания цензуры и вместе с тем вносила элемент сакральности в богослужение; разрешение проповедей на национальных языках делало мессу предметом гордости национального большинства прихожан перед иноязычным меньшинством. Представление о том, «что такое хорошо и что такое плохо» формировалось под воздействием специфического круга чтения. Потребность быть грамотным осознавалась очень отчетливо. Обучение грамоте происходило по богослужебным книгам, в трудных жизненных ситуациям имело место обращение к каноническим текстам. Наличие часослова в личных вещах политических ссыльных не противоречило полицейским установлениям, а на полях молитвенников велись дневниковые заметки. Расставание с миром земным и переход в мир иной – яркий и эмоционально насыщенный образ. Завершение жизненного пути, рефлексия собратьев по вере, молитвенное сопровождение членами общины на протяжении сорока дней после смерти в целях наилучшего преодоления препятствий чистилища, традиционная конфессиональная обрядовость – все перечисленные компоненты в совокупности были призваны завершить путь благочестивой жизни. Отсутствие возможности получить предсмертное напутствие священника осознавалось католиками как трагедия, а сами священнослужители, даже лишенные сана при высылке в Сибирь, хранили богослужебное облачение на случай смерти для положения в гроб. Деятельность представителей регионального сообщества сибирских католиков создавала ментальный образ «о себе», о собственном конфессиональном своеобразии, способствовала формированию образа-стереотипа, транслируемого вовне, а также выполняла функции защитного механизма. 44 Процесс инкультурации и адаптации был двойственным. С одной стороны, неправославным христианам было необходимо найти точки соприкосновения с местным, старожилым населением, а потому во многом перенять сложившиеся в Сибири поведенческие, в первую очередь, – хозяйственные, стереотипы. С другой стороны, сибирские католики стремились сохранить и передать детям традиции в музыке, в архитектуре – как видимые знаки принадлежности к вере отцов. Фундаментальным, осязаемым, а оттого ещё более значимым ментальным образом являлся храм. Способы организации и структурирования сакрального храмового пространства, жизненно важного для христиан – католиков, которые утратили связь с материнской культурой в силу ряда причин политического (восстания за независимость в Польше, Первая мировая война) и экономического (заработная миграция, строительство Транссибирской железнодорожной магистрали) характера, несли сложную психологическую нагрузку. Церковное здание либо культовое сооружение (часовня–каплица) строилось всем миром, на собранные пожертвования, что определяло бережное к нему отношение. Здание возводилось по одному из канонических образцов, воспроизводя знакомые католикам с детства черты европейских храмов. В структуре картины мира католиков Сибири храмовое пространство транслировало повседневное бытие к пространству бессмертия. В храме происходили (или должны были происходить) все значимые для прихожанина события, как то: крещение, миропомазание, первое причастие, венчание, крещение и отпевание детей, елеопомазание при тяжкой болезни, последняя исповедь и переход в мир иной. Знаменуя связь с родиной, с местом, где произошло становление прихожанина как личности, храм выступал в роли «места исторической памяти». Даже если детские воспоминания оказывались очень нечеткими и размытыми, образ храма выступал в качестве института реконструкции исторической памяти. Наличие в храме органа либо фисгармонии делало его ещё более притягательным. Образ музыканта–органиста представлялся практически сакральным в глазах как немецких, так и польских, и прибалтийских католиков. Недостаточно было иметь музыкальное образование: должность костельного органиста являлась 45 выборной, наравне с синдиками и старостой церковной общины. Мы согласны с утверждением Л. П. Репиной о том, что «представления о прошлом, воспринимаемые как достоверные “воспоминания” и составляющие значимую часть картины мира, играют важную роль в ориентации, самоидентификации и поведении индивида, в формировании и поддержании коллективной идентичности и трансляции этических ценностей»1. Неслучайно именно церковное здание (в польской традиции – костел, в немецкой – кирха) выполняло не только прямую богослужебную функцию, но и ряд дополнительных: в Томском костеле по выходным дням работала библиотека, в Новониколаевском проходили репетиции церковного хора, в Омском проводило свои заседания благотворительное общество, Красноярский служил временным пристанищем для отбывших свой срок политических преступников, а Иркутский был местом встреч местных интеллектуалов из числа польской диаспоры. Влияние мировоззрения представителей регионального конфессионального сообщества на их повседневную жизнь – недостаточно исследованная до сих пор проблема. Ранее предпринимались попытки изучить влияние ментальности на образ жизни представителей других конфессий2, но никогда ранее подобные исследования не предпринимались в отношении представителей католической конфессии. 1.2. Численность и структура католического населения Сибири Первое и необходимое условие для формирования любой социальной общности – возникновение совокупности индивидуумов, объединенных общими целями, задачами, которые вытекают из общих для них ментальных установок. Поэтому первый практический шаг нашего исследования – выяснение численности и 1 Репина Л. П. История и память: польза дистанцирования // Россия и Польша: долг памяти и право забвения. М., 2009. С. 77–78. 2 Гурьянова Н. С. История и человек в сочиненях старообрядцев XVIII в. Нвосибирск, 1996; Зольникова Н. Д. Чудо в представлениях староверов-часовенных // Сибирь на перекрестье мировых религий. Новосибирск, 2002. С. 167– 170; Шершнёва Е. А. Некоторые факторы, влияющие на возвращение крещёных инородцев в мусульманскую веру в XIX – начале ХХ в. в Западной Сибири // Религия в истории народов России и Центральной Азии. Барнаул, 2011. С. 215–218. 46 структуры того населения сибирского региона, которое исповедовало католицизм. Динамика численности непосредственным образом влияет на массовость коллективных представлений, делает их локальными или общепринятыми. Процесс миграции граждан Российской империи римско-католического вероисповедания в бескрайние просторы Сибири приобрёл массовый характер во второй четверти XIX в., после знаменитого Ноябрьского восстания в Польше. Так как точного статистического учета ссыльных и переселенцев в Сибирь из западных регионов империи не велось, то для реконструкции и подсчета численности поляков специалистами по исторической демографии были разработаны специальные методики. Результатом исследований Р. В. Оплаканской стал поименный список («Генеральная картотека персоналий»), составленный на основе поименных списков ссыльных, извлеченных из фондов ГАРФ и ИсАОО. Для учета количества добровольных переселенцев исследовательница использовала метрические книги Томского костела. В картотеку вошли данные о 401 политическом ссыльном и 799 польских переселенцах1. Таким образом, мы достоверно можем утверждать о 1200 католиках польского происхождения, оказавшихся в Томской губернии в период 1831–1860 гг. (до начала второй волны политической ссылки). Данные, полученные с помощью анализа метрических книг, были сопоставлены с поименными списками отправленных в Сибирь, составленными польским историком «классического периода» М. Яником на основе документов Речи Посполитой2. Полагаем, что выверенные таким образом данные могут быть признаны репрезентативными и пригодными для использования в качестве исследовательской платформы. Генеральная картотека персоналий зафиксировала: дату и место рождения человека, выступавшего в роли учетной единицы; происхождение, социальный статус и род занятий как до появления в Сибири, так и после; семейное положение и круг общения3. В состав учтенных единиц вошли не только непосредственные участники Ноябрьского восстания, но и так называемые «заливщи1 Оплаканская Р. В. Польская диаспора в Сибири в конце XVIII – первой половине XIX в. Новосибирск, 2001. С. 18. 2 Janik M. Dzieje Polaków na Syberii. Wrocław, 1991. 3 Оплаканская Р. В. Указ. соч. С. 19. 47 ки» (участники партизанского движения под руководством Ю. Заливского), «конарщики» (члены конспиративной организации Ш. Конарского). Проанализировав социальный состав польской диаспоры этого этапа, Р. В. Оплаканская определила представительство «высокостатусных сословий» (содержание этого понятия, по мнению исследовательницы, охватывало тех, кто в силу своего происхождения обладал независимым и привилегированным положением в обществе) в среде ссыльных. Как выяснилось, в общем списке военнослужащие (офицеры и унтер-офицеры) составляли 12,68 %, чиновники (канцеляристы, писари) – 8,95 %, духовенство – 6,46 %, мещане – 3,98 %, учащаяся молодежь – 3,48 %, интеллигенция – 0,99 %, что составило 36,54 % на общем фоне1. Основную массу диаспоры составляли добровольные переселенцы, число которых по причине политической и экономической нестабильности в Царстве Польском год от года только росло. По мнению исследовательницы, социальный состав переселенцев отличался от социального состава ссыльных большей демократичностью, так как количество дворян среди переселенцев составляло всего 12,54 %2. Объединив категории ссыльных и добровольных мигрантов, составительница генеральной картотеки персоналий увидела, что 39,78 % мужского населения польской диаспоры стремились сделать карьеру на государственной службе, состояли при административных учреждениях Сибири3. Справедливо было бы отметить разницу в мировосприятии, в системе рефлексивных представлений ссыльных и переселенцев, обусловленную статусом и стремлением реализовать социальные амбиции. Несомненно, существовали различия в восприятии окружающего мира и себя в нем у военных, учащейся молодежи и мигрантов–аграриев. Вышесказанное позволяет судить о наличии индивидуальных картин мира, включенных в общую коллективную картину мира конфессионального сообщества. 1 Там же. С. 21–22. Там же. С. 22–23. 3 Там же. С. 22. 2 48 Так как строгого статистического учета высланных и добровольно переехавших в Сибирь в период 1830–1862 гг. не велось, мы не можем делать категорических суждений. Исследователи предлагают и обосновывают следующие цифры. В. Масярж, характеризуя иркутский приход, указывает на его неизменную численность в течение длительного периода: в 1853 г. – 1179 чел., в 1855 – 1171, в 1856 (после амнистии 1856 г.) – 965, в 1861 г. – 14781. Польский историк Л. Заштовт настаивает на общей цифре в 14 тыс. чел. в период между восстаниями2. Тем не менее, демографический срез, выявленный Р. В. Оплаканской, позволяет в значительной мере составить представление о начальном периоде формирования базиса католической диаспоры в Сибири. Массовые миграции представителей немецкого этноса данного вероисповедания в Сибирь будут иметь место гораздо позже, в 80-е гг. XIX столетия, а потому мы можем рассматривать поляков в качестве инициаторов основания католических общин. Аналогичная инициатива по выявлению численности и персонального состава участников Январского восстания 1863 г. была предпринята Варшавским центром исторических исследований под руководством Виктории Сливовской. Разработанная польскими историками-демографами «Картотека польских ссыльных» базировалась на унифицированных данных анкеты. Помимо стандартных критериев, использованных Оплаканской, варшавские историки обратили также внимание на детали, существенные для менталитета поляка, но незаметные глазу российского исследователя. К таким относятся данные, характеризующие мировоззрение и картину мира учитываемых персоналий: герб, псевдонимы и клички, имена родителей, девичья фамилия матери, образование и фамилии известных преподавателей, повлиявших на мировоззрение фигуранта, данные о потомках 3. Исследование носило комплексный характер, одновременно проводилось в архивах польских городов (Варшава, Краков, Люблин, Седльце, Радом) и в России: в 1 Masiarz W. Powstanie i rozwój pierwszych parafii rzymskokatolickich na Syberii Wschodniej (1805–1937) // Kościół katolicki na Syberii: Historia – Współczesność – Przyszłość. Wrocław, 2002. S. 128. 2 Заштовт Л. Депортации и переселения польского населения из западных губерний вглубь Российской империи после январского восстания 1863–1864 гг. // Польская ссылка в России XIX–XX вв.: региональные центры... С. 165–170. 3 Брус А. Данные о польских ссыльных в Сибири и в России после Январского восстания // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 523. 49 ГАРФ и РГИА, в государственных архивах Вятки, Твери, Перми, Оренбурга, Иркутска, Омска, Томска, что позволяет судить о его достаточной репрезентативности. Сравнение персональных данных позволило коллективу авторов максимально точно выявить имена повстанцев, фигурировавших в списках мест выхода (населенные пункты в Польше), в транзитных списках (Вятка, Пермь и Оренбург) и собственно в сибирских перечнях. Результатом исследовательского поиска стал перечень из 40 тыс. имен1. Польский историк В. Масярж проследил динамику изменения численности Иркутского прихода во время второй волны польской ссылки в Сибирь: в 1864 г. – 1906 чел., в 1865 – 2954, в 1868 – 5179, в том числе 924 женщины, в 1870 – 4271, в 1871 – 3996, в 1903 г. – 3756 чел.2 Аналогичная ситуация наблюдалась и в Красноярском приходе: 1888 г. – 4188 чел., 1895 г. – 6998 чел.3 Таким образом, второй хронологический этап формирования католического населения Сибири охватывает период 1863–1880 гг. (Первый «сибирский транспорт» с осужденными за участие в Январском восстании отправился из Варшавы 16 сентября 1863 г., а последний – 16 июня 1880 г., несмотря на то, что ряд «понёсших наказание Сибирью» уже был амнистирован)4. Сложность подсчета статистических данных заключается в неопределенности формулировок приговоров и неизвестности направления высылки из Польши. Управление генерал-полицмейстера в Царстве Польском классифицировало участников смуты по четырем разрядам. Шляхта, духовенство, чиновничество составляли первый разряд, их дела передавались на рассмотрение генерал-аудитору. Ко второму разряду Управление относило лиц, присоединившихся к восстанию, чтобы избежать призыва в армию; таких направляли в призывные комиссии. Третий разряд составляли лица, привлеченные после «повторной присяги», они отправлялись к месту проживания под полицейский 1 Сливовская В. Польская Сибирь – мифы и действительность [Электронный ресурс] // Новая Польша. 2010. № 1. URL: http://www.novpol.ru/index.php?id=1262 (дата обращения: 05.05.2013). 2 Masiarz W. Powstanie i rozwój pierwszych parafii rzymskokatolickich na Syberii Wschodniej. S. 129. 3 Ibid. S. 132. 4 Стшижевская С. Ссыльные участники Январского восстания // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 124–133. 50 надзор. Наконец, четвертый разряд – несовершеннолетние – передавались на поруки родственникам или директорам учебных заведений1. В 70–80-е гг. XIX в. строгого статистического учета прибывших в Сибирь попрежнему не велось, на что в 1867 г. сетовал тобольский генерал-губернатор Деспот-Зенович: «… до сих пор не заведен алфавитный список лиц, высланных из Царства Польского и Западного края под надзор полиции… постоянно обнаруживаются беспорядки по этой части»2. Не существовало общего алфавитного списка, но «алфавиты на записку преступников», водворенных в уезды сибирских губерний, передавались губернскими полицейскими управлениями уездным исправникам, что позволило В. Н. Асочаковой уточнить поименные списки сосланных и сделать такой вывод: «… основная волна польских ссыльных в Минусинском уезде началась после подавления польского повстанчества в 1863–1864 гг. … численность их составила 1026 чел. К концу 1864 г. в Енисейскую губернию было сослано 2686 католика и 1547 лютеран, из них в Минусинском округе были поселены 505 и 928 соответственно, т. е. 18,8 % от общего количества католиков и 59,9 % лютеран в губернии»3. Результаты переписи 1897 г. зафиксировали лишь остаточный след этой волны «западных мигрантов», не уехавших после амнистий в губернии Западного края и Царства Польского. В связи с вышесказанным, представляется возможным считать репрезентативными результаты, полученные варшавскими историками. Работа коллектива польских историков над составлением «Картотеки» не закончена, поэтому мы можем оперировать только 10 % данных, то есть 4 000 имен, извлеченных С. А. Мулиной из сибирских архивов и на сегодняшний день опубликованных4. 1 Трепов Ф. Всеподданнейший отчет о деятельности Управления генерал-полицмейстера в Царстве Польском за 1864 г. Варшава, 1863. С. 65–70. 2 ГУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 1. Д. 146. Л. 74. 3 Асочакова В. Н. Особенности религиозно-конфессиональной ситуации в Хакасско-Минусинском крае в XVIII в. – 1861 г. // Макарьевские чтения. Горно-Алтайск, 2007. С. 77. 4 Мулина С. А. Мигранты поневоле: адаптация ссыльных участников польского восстания 1863 г. в Западной Сибири. СПб., 2012; Мулина С. А., Крих А. А. Поляки в Западной Сибири, последняя треть XVIII – первая треть XIX в.: биогр. слов. Омск, 2013. 51 Высокой степенью достоверности характеризуются материалы Первой Всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., которые содержат информацию о численности и национальном составе населения по губерниям, уездам, крупным населенным пунктам. Важны для нашего исследования сведения о вероисповедном составе, половозрастной структуре и уровне грамотности населения, позволяющие выявить своеобразие сибирского населения с точки зрения его конфессиональной структуры, географического и социально –политического положения края, принадлежности к огромной евроазиатской империи. В целом по империи в 1897 г. католики составляли 9,1 % от общего состава населения, что характеризует их как третью по количеству конфессиональную группу: 69,5 % от общего количества населения составляли православные с единоверцами и 11,1 % – мусульмане. На четвертом месте – протестанты, но их число гораздо меньше: ок. 3 %. Мужчины и женщины среди католиков латинского обряда наличествовали приблизительно в равном количественном соотношении: 5 664 665 и 5 756 262 чел. соответственно; незначительное преобладание женского населения над мужским вписывается в рамки нормального демографического распределения. Если сравнивать количество католиков по регионам, то заметим, что в Европейской России их было 4,6 %, в Привисленских губерниях 74,3, на Кавказе 0,5, а в Сибири 0,6 %1. В начале XX в. (к 1911 г.), вследствие переселения из европейской части России довольно большого количества католиков – поляков, литовцев, белорусов, немцев, число исповедовавших католичество составило 89 973 чел. в Сибири и 29 817 чел. – в Средней Азии, что так же, как и в 1897 г., представляло собой 0,6 % в общей массе населения на фоне общего увеличения массы народонаселения азиатской части империи. Наибольшее число переселенцев-католиков было сосредоточено в Томской, Енисейской и Тобольской губерниях, в Акмолинской области22. 1 2 Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб., 1901. Т. 6. С. 19. Азиатская Россия. СПб., 1914. Т. 1. С. 236. 52 Если сравнивать численность католиков в населении Западносибирского и Восточносибирского субрегионов в конце XIX и в начале XX вв., то заметим, что в 1897 г. процентное отношение католиков к основной массе сибирского населения было несколько большим в Восточной Сибири, нежели в Западной (табл. 1). В абсолютных данных максимальное число католиков проживало в Томской губернии – 8587 чел., но в процентном соотношении на первом месте находились Енисейская – 1,08 %, затем Иркутская – 0,78, далее Тобольская – 0,5, и лишь потом – Томская губерния – 0,44, Забайкальская область – 0,3, Акмолинская область – 0,25 %. Таблица 1 Количество католиков в населении Сибири по переписи 1897 г.* Губерния, область Мужчин Женщин Всего абс. Доля в общем кол-ве жителей, % Енисейская 4561 1607 6186 1,08 Иркутская 2990 1042 4032 0,78 Тобольская 4378 2707 7085 0,50 Томская 5388 3199 8587 0,44 Забайкальская 1440 455 1895 0,30 Акмолинская 997 707 1704 0,25 Итого: 19 754 9717 29 471 0,56 *Составлено по: Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г.: распределение населения империи по главным вероисповеданиям. СПб., 1901. С. 2–5, 34–37. В 1897 г. основным контингентом, исповедовавшим католичество в Сибири, являлись ссыльные. Как отмечают сами организаторы переписи населения, «сравнительная многочисленность поляков объясняется, конечно, массовою ссылкою их в Сибирь после восстания 1863 г., из которых многие, получив помилование, возвратились обратно на родину, но часть из них, найдя заработок, осталась в губернии, рассеявшись почти по всем округам»1. Относительно Томской губернии было замечено, что «римско-католики почти все состоят из поляков, литовцев и 1 Первая Всеобщая перепись населения... Т. 78. С. XXXVII. 53 латышей»1. Что касается Акмолинской области, то «относительное распределение народностей по вероисповеданиям вообще совпадает с установившимися понятиями о принадлежности данной национальности к известной религии, т. е. русских к православию, поляков к католичеству, турецко-татарских народностей к магометанству и т. д.»2. Так как католическая церковь в Сибири была представлена преимущественно политическими ссыльными – как мирянами, так и священнослужителями, то в сложившейся ситуации, видя опасность для спокойствия края, губернатор Тобольской губернии А. И. Деспот-Зенович предложил в местах большого скопления ссыльных выстроить несколько церквей, а для отправления в них богослужений назначить благонадежных священников. Ссыльным священникам, не лишенным прав состояния и отличающимся благонадежным поведением, разрешалось проводить службы. Генерал-губернатор Западной Сибири А. О. Дюгамель строительства костелов не поощрял и расширения штатов римско-католических священников на подведомственной территории не предусматривал, но, будучи не в силах бороться со сложившейся реальностью и пытаясь найти выход из этой ситуации, разрешил для удовлетворения нравственных потребностей ссыльных служение тихой обедни в тех населенных пунктах, где имелись костелы (Омск, Курган, Тобольск, Томск)3. Прошедшие с момента Первой Всеобщей переписи населения полтора десятилетия составили иную картину мотивации переселения в Сибирь: помимо сохранявшейся традиции политической ссылки, наш регион стал местом обретения искомой многими поколениями российских земледельцев свободной земли. Не забывались при этом и религиозные нужды переселенцев инославных исповеданий. Их, по возможности, селили вместе в тех пунктах, которые являлись центральными по отношению к католическим поселкам, создавали костелы. В течение 1910–1912 гг. в трех переселенческих районах, Енисейском, Томском и Ир1 Там же. Т. 79. С. XX. Там же. Т. 74. С. VI. 3 Перминова С. А. К вопросу о положении польских ссыльных в Западной Сибири в 1863–1885 гг. // Польская ссылка в России XIX–XX вв.: региональные центры. Казань, 1998. С. 186. 2 54 кутском, было выстроено 7 костелов. Кроме того, как по инициативе самого инославного духовенства, так, нередко, и по просьбе Переселенческого управления в переселенческие районы командировались католические священники для объезда поселков и совершения религиозных треб1. Объективно, к рубежу XIX–XX вв. в Сибири сложились четыре значимые в численном отношении группы, составившие демографическую основу сибирских католических приходов. К ним относились: 1) бывшие польские ссыльные и их потомки; 2) прибывшие в регион для строительства и обслуживания Транссибирской железной дороги рабочие и служащие; 3) добровольные аграрные мигранты (выходцы из малоземельных губерний европейской части России, в том числе поволжские немцы); 4) военные мигранты в годы Первой мировой войны. Политическая ссылка поляков прекратилась в 1915 г., как только царские войска покинули территорию Польского королевства. Ссыльные поляки, хотя и были первым источником основания «сибирской Полонии», дали впоследствии лишь 10–15 % от общего числа поляков-сибиряков. В. Масярж акцентирует значение добровольной заработной миграции польской интеллигенции, которая началась со строительством Транссибирской железнодорожной магистрали2. Представители этой миграционной волны, которая продолжалась вплоть до 1914 г., – чиновники, служащие, юристы, учителя, купцы, врачи, а более всего инженеры и квалифицированные рабочие – поселялись в го- родах и на станциях вдоль железной дороги. Наиболее крупной группой поселенцев-поляков, по мнению ученого, в чем мы с ним согласны, явилась волна добровольной аграрной миграции, которая стала массовой с 1907 г.; этих людей поселяли в деревнях либо на новоподготовленных земельных участках. Последняя, четвертая, волна начала прибывать в Сибирь в 1914–1915 гг. с началом войны: это переселенцы, эвакуированные властями, беженцы и военнопленные из австрийской и германской армий. 1 2 Азиатская Россия. СПб., 1914. Т. 1. С. 240. Масярж В. Поляки в Восточной Сибири (1907–1947 гг.): автореф. дис … д-ра ист. наук. Иркутск, 1995. С. 16–17. 55 В первые десятилетия XX в., ввиду изменения мотивации переселений, большее число переселенцев стало оседать в Западной Сибири, нуждавшейся в сельскохозяйственном освоении1. Последующие переписи населения не ставили своей задачей исследование вероисповедного состава населения страны; проследить этот процесс в динамике мы имеем возможность на примере одной из губерний – Томской. Выбор обусловлен двумя обстоятельствами: число католиков в данной губернии было наибольшим, чем где бы то ни было в Сибири (см. табл. 1); статистические данные упорядочены и изданы в ежегодных «Обзорах» и «Памятных книжках» губернии, что предоставляет репрезентативную базу для сравнения и анализа. В 1909 г., во время административной реформы сибирских католических приходов2, в городах и селениях Томской губернии проживало 35 990 лиц католического исповедания; через год, в 1910 г. – уже 41 111; в 1912 – 43 537, в 1913 г. – 51 991 чел., что в среднем составляло от 1,07 до 1,35 % населения губернии3. К 1911 г. вероисповедный состав населения Томской губернии, с максимальным количеством католического населения среди сибирских губерний и областей, не претерпел серьезных изменений, увеличилось лишь количество верующих. Располагая необходимыми данными, мы можем наблюдать увеличение численности населения губернии в период с 1897 по 1911 г. Проанализируем данные, помещенные в таблице 2. Количество католиков здесь за 14 лет увеличилось приблизительно в 4,3 раза, лютеран – в 10,5 раза, православных – в 2 раза. Число русских православных оставалось на данной территории, конечно, преобладающим. 1 Горюшкин Л. М., Пронин В. И. Население Сибири накануне Октябрьской социалистической революции // Историческая демография Сибири. Новосибирск, 1992. С. 96. 2 Администрирование католических приходов всей Российской империи осуществлялось из Канцелярии митрополита римско-католической церкви в Санкт-Петербурге. Административная реформа в отношении сибирских приходов была проведена дважды: в 1834 г. были учреждены два деканата, Иркутский и Томский; в 1909 г. их стало три – из Томского деканата был выделен Омский. 3 Обзор Томской губ. за 1909 г. Томск, 1910. Ведомость № 2; Обзор Томской губ. за 1910 г. 1911. Ведомость № 2; Обзор Томской губ. за 1912 г. 1913. Ведомость № 2; Памятная книжка Томской губ. на 1910 г. Томск, 1910. С. 308; Памятная книжка Томской губ. на 1911 г. 1911. С. 223; Памятная книжка Томской губ. на 1912 г. 1912. С. 184; Памятная книжка Томской губ. на 1913 г. 1913. С. 187. 56 Таблица 2 Численность населения Томской губернии, принадлежавшего к различным конфессиям, абс.* 1897 г. Конфессия Православная (официальная) 1 743 704 Старообрядческая 99 055 Римско-католическая 8 973 Лютеранская 1 945 Иудейская 7 899 Мусульманская 40 201 Итого: 1 927 932 *Составлено по: Азиатская Россия. Т. 1. С. 236, 240. 1911 г. 3 399 343 140 000 39 000 21 000 16 055 33 789 3 673 746 Образованные переселенцы из западных губерний успешно занимались на новом месте привычным ремеслом, ряд из них исполняли видные должности в городском управлении. Начальником Главного управления Алтайского округа ведомства Кабинета его императорского величества являлся статский советник Адам Феликсович Кублицкий-Пиоттух, кавалер орденов св. Владимира III ст., св. Анны II ст., св. Станислава II ст. Помощником его служил действительный статский советник Леонард Людвигович Мартини. Лесное ведомство возглавлял коллежский секретарь Борис Васильевич Имшенецкий, а затем надворный советник Болеслав Константинович Эйсмондт и коллежский асессор Феликс-Казимир Францевич Шуневич. Должности техника по строительной и дорожной части, медицинского инспектора, ученого лесовода, делопроизводителей, бухгалтеров, канцелярских чиновников, горного инженера в Алтайском округе вплоть до 1919 г. тоже занимали поляки: Носович, Недзвицкий, Дорошевский, Пожерский, Давидович-Нащинский, Крыжановский, Порецкий, Витковский, Лесневский, Завадовский, Трояновский, Буравчинский1. Для выявления мест максимального локального сосредоточения католиков на территории Сибири сопоставим данные Первой Всеобщей переписи населения (табл. 3) и статистического справочника «Города России в 1910 г.» (табл. 4). 1 ГААК. Списки членов управления Алтайского округа и учреждений при нем. Коллекция. 57 Таблица 3 Округа с наиболее многочисленным католическим населением (1897 г.), чел.* Округа Западной Сибири Округа Восточной Сибири Томская губ. Тобольская Акмолинская Енисейская Иркутская Забайкальгуб. обл. губ. губ. ская обл. Каинский Тюкалинский Омский Красноярский Иркутский Читинский (3594) (2359) (1214) (2094) (1696) (695) Томский Ишимский Кокчетавский Канский НижнеудинВерхнеудин(3179) (1413) (229) (1576) ский (1106) ский (306). Мариинский Тарский ПетропавМинусинский Балаганский Нерчинско(1406) (1199) ловский (1243) (861) Заводской (229) (298) *Составлено по: Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. СПб., 1904–1905. Т. 73. С. 2–3; Т. 74. С. 2–3; Т. 75. С. 2–3; Т. 78. С. 2–3; Т. 79. С. 2–3; Т. 81. С. 2–3. Данные таблицы 3 показывают, что более всего католиков в 1897 г. проживало в Каинском и Томском округах Томской губернии, Тюкалинском округе Тобольской губернии, Красноярском округе Енисейской и Иркутском округе Иркутской губерний. . Таблица 4 Численность католического населения сибирских городов в 1910 г.* Город 1 Омск Акмолинск Атбасар Кокчетав Петропавловск Атаманский хутор Тобольск Березов Ишим Курган Сургут Тара Римско-католики чел. 2 Акмолинская обл. 4850 25 18 9 182 2059 Тобольская губ. 1029 19 313 655 21 240 В т. ч. поляки, чел. % 3 4 3,8 0,2 0,6 0,2 0,5 8,7 нет сведений 25 5 9 190 2059 5,7 1,5 2,4 2,7 1,6 2,1 874 19 322 655 21 240 58 Окончание таблицы 4 1 Туринск Тюкалинск Тюмень Ялуторовск 2 54 102 640 12 3 1,8 1,9 2,0 0,3 4 54 102 640 12 3,6 0,1 1,0 2,2 0,5 4,2 0,1 0,1 0,2 3,9 3916 59 нет 140 20 182 10 7 нет сведений 1965 Томская губ. Томск Барнаул Бийск Каинск Кузнецк Мариинск Змеиногорск Колывань Нарым Новониколаевск 3916 59 271 140 20 775 10 7 2 2065 Енисейская губ. Красноярск Ачинск Енисейск Канск Минусинск Туруханск Иркутск Балаганск Верхоленск Киренск Нижнеудинск Илимск Чита Акша Баргузин Верхнеудинск Нерчинск Селенгинск Троицкосавск Мысовск Нерчинский Завод 5958 8,7 247 2,7 97 0,9 265 1,9 100 0,7 нет сведений нет сведений Иркутская губ. 2952 3,9 58 3,0 3 0,3 60 3,0 86 1,5 6 0,6 Забайкальская обл. нет сведений нет сведений нет сведений нет сведений 14 0,6 345 2,3 120 1,5 нет сведений нет сведений 307 3,1 48 1,9 11 0,2 5958 247 97 265 100 нет сведений 2952 58 3 нет сведений 86 6 нет сведений нет сведений 14 345 нет сведений нет сведений 340 48 нет сведений *Составлено по: Города России в 1910 г. СПб., 1914. С. 1030–1033, 1100–1101. Конечно, хотелось бы рассмотреть историко-демографическую ситуацию в динамике. Статистический обзор городского населения 1910 г. является репрезентативным, хотя, к сожалению, дает сведения только о городском населении. 59 Динамика за 13 лет, с 1897 по 1910, демонстрирует сохранение высокого количества католиков в городах Красноярске, Омске, Томске, Иркутске. В соотношении с общей численностью горожан самыми насыщенными католическим населением оказались Красноярск – центр Енисейской губернии, а также Атамановский хутор Акмолинской области (по 8,7 %), Тобольск – административный центр Тобольской губернии (5,7 %), три города Томской губернии (Мариинск – 4,2, Новониколаевск – 3,9, Томск – 3,6 %), губернские центры Иркутск (3,9 %), и Омск (3,8 %). Замечаем, что подавляющее большинство католиков-сибиряков являлось гражданами польской национальности, за исключением Бийска, где все католики оказались не поляками, а немцами. В Мариинске, Новониколаевске, Тобольске, Омске наряду с поляками прихожанами католической церкви являлись литовцы, латыши, белорусы, немцы. Любопытная ситуация складывалась в Петропавловске Акмолинской области и Ишиме Тобольской губернии, где поляков, для которых католичество является традиционной религией, проживало больше, чем было зарегистрировано римско-католиков. Вероятно, некоторые из поляков, будучи ассимилированными местным населением, приняли православие, либо стали атеистами, что после манифеста 1905 г., провозгласившего свободу вероисповедания, официально не преследовалось. Более других этнической и конфессиональной ассимиляции в изучаемый период были подвержены белорусы. Этнограф Е. Ф. Фурсова в своем исследовании на материале полевых экспедиций сделала вывод, что этнические белорусы, в зависимости от вероисповедания, делились на две неравные части: большую составляли православные, идентифицировавшие себя с русскими и считавшие родным русский язык, и католики, которые относили себя к белорусам, но со стороны их православных собратьев звались «поляками». В связи с этим белорусские поселки Северной Барабы, например, часто в народе назывались «польскими», так как сами белорусы осознавали свою веру как «польскую»1. Жизнь в отдаленных 1 Фурсова Е. Ф. Традиционно-бытовые особенности культуры белорусов-переселенцев конца XIХ – начала XX в. (по материалам этнографических экспедиций) // Белорусы в Сибири. Новосибирск, 2000. С. 102–104. 60 от этнической территории странах, как замечает Л. М. Лыч, всегда сопряжена с постепенной утратой оторванными от нее людьми своей принадлежности к родной национальности1. Эта утрата еще более возрастала, когда приходилось жить в среде близкого по культуре и языку населения. Перейдя в силу разных причин на стандарты русской или украинской жизни, белорусы могли принять и соответствующую национальность. Таким образом, в зависимости от этнической идентичности, выходцев из белорусских губерний можно разделить на три группы. 1) Те, чьи родители считали себя белорусами, но сами они относили себя к русским, хотя знали о своем происхождении. По вероисповеданию они чаще всего являлись православными. 2) Те, кто считал и своих родителей, и себя русскими, родным языком для них был русский, они достоверно знали о своем «православном происхождении». 3) Те, кому родители и деды, считая себя белорусами, передали свою этническую идентичность; сами они понимали родной язык и говорили на нем дома, соблюдали католические религиозные традиции. Именно к третьей группе белорусского населения мы относим тех, кто в ходе полевых исследований давал о себе такие сведения: «Родителей привезли в детском возрасте из д. Ельна Минской губернии Полоцкого уезда, католик»; «Родители приехали из Витебской губернии в 1900 г., считаю себя белоруской, католичка», «Родители из России, откуда – точно неизвестно. Национальности не знает, считает себя “полячкой”, католичка». Более всего показательна такая формулировка: «Белорус, католик, более точных данных нет»2. Сведения о конфессиональной принадлежности часто подменяли данные для графы «национальность» в социологических исследованиях первой половины ХХ в., и не только в отношении белорусов. В списках домовладельцев, составленных Алтайской губернской земской управой в 1916 г., в рубрике «националь- 1 Лыч Л. М. Национально-культурное строительство в БССР и белорусская диаспора Сибири (1920-е – первая половина 1930-х гг.) // Белорусы в Сибири. Новосибирск, 2000. С. 127–131. 2 Там же. 61 ность» во многих поселениях указано – «католик», в то время как о протестантах написано просто «немец»1. Относительно поляков наблюдается обратная связь: зачастую указание на польскую национальную принадлежность как само собой разумеющееся предполагало римско-католическую конфессиональную ориентацию. Поэтому католические церкви до сих пор в просторечии часто именуют по-польски «костелами», а священнослужителей в них – «ксендзами», несмотря на этнически разнородный состав прихожан. Статистические данные также свидетельствуют о преобладании среди католиков в целом по Сибири польского населения. В 1897 г. они составляли повсеместно большинство; на втором месте после них по численности в Томской, Тобольской губерниях, Акмолинской области были латыши и литовцы, а в Забайкальской области, Иркутской и Енисейской губерниях наоборот, в Восточной Сибири – – русские. На третьем, прибалтийские народности, а в Западной – рус- ские. Отсюда делаем вывод, что русских католиков царское правительство старалось сослать подальше – в Восточную Сибирь, для прибалтов посчитали доста- точными пределы Западной Сибири2. Из материалов Всеобщей переписи населения 1897 г. мы узнаем, что 97,3 % сибирских поляков, 94,8 % литовцев, 81,1 % латышей, 10,1 % немцев, 0,7 % белорусов, 0,05 % цыган и даже 0,03 % великороссов исповедовали католичество3. К 1910 г. процентное соотношение католиков по национальностям не претерпело существенных изменений (табл. 5). Проанализировав данные таблицы, заключаем, что по количеству проживавших поляков среди областей и губерний Сибири доминировала Енисейская, за нею следовала Иркутская, далее шла Тобольская губерния. 1 ГААК. Ф. 233. Оп. 1. Д. 1072. Первая Всеобщая перепись населения... Т. 73. С. 60–61; Т. 74. С. 64–65; Т. 75. С. 60–61; Т. 78. С. 86–87; Т. 79. С. 76–81; Т. 81. С. 52–53. 3 Там же. Т. 6. С. 19. 2 62 Таблица 5 Этнический состав населения Сибири и всей Российской империи в 1910 г., %* Губерния, Русские Тюрки Поляки Финны Евреи Литовцы область Тобольская 91,6 4,6 0,4 2,5 0,2 0,2 Томская 91,4 6,4 0,3 0,9 0,4 0,1 Акмолинская 33,1 64,4 0,2 1,3 0,2 0,1 Енисейская 86,8 8,2 1,0 1,0 0,9 0,3 Забайкальская 66,3 0,4 0,2 0,1 1,2 – Иркутская 73,6 2,0 0,7 0,1 1,4 0,1 Российская 65,5 10,6 6,2 4,5 3,9 2,4 империя *Составлено по: Ежегодник России, 1910 г. СПб., 1910. С. 66–67. Германцы 0,1 0,1 0,7 0,2 – 0,1 1,6 Разница в показателях, приведенных в таблицах 4 и 5, объясняется тем, что в одном случае учтено только городское население, а в другом – общее количество (и городского, и сельского) населения по губерниям и областям. На основании полученных в 1910 г. данных для сравнения можем сделать вывод о количественном преобладании польского католического городского населения над сельским1. Наши выводы подтверждаются сравнением конфессионального состава сибирского населения в 1910 г. (табл. 6). Таблица 6 Конфессиональный состав населения Сибири в 1910 г., ‰* Губерния, область Православные с единоверцами и старообрядцами 96,04 81,00 83,62 94,12 95,62 34,31 69,90 Магометане Католики Енисейская 0,86 1,08 Забайкальская 0,48 0,30 Иркутская 1,48 0,78 Тобольская 4,47 0,50 Томская 2,12 0,44 Акмолинская 64,43 0,25 Всего 10,83 8,91 по империи: *Составлено по: Ежегодник России, 1910 г. СПб., 1910. С. 74. 1 Протестанты 0,66 0,10 0,15 0,43 0,10 0,77 4,85 Города России в 1910 г. СПб., 1914. С. 1030–1033, 1100–110; Ежегодник России. 1910 г. СПб., 1910. С. 66–67. 63 Во-первых, доля католиков в городах в целом была выше, чем в общем по губерниям и областям. Во-вторых, мусульмане, католики и протестанты составляли наиболее массовые конфессиональные группы в зауральском регионе, значительно отставая от доминирующей совокупности православных, единоверцев и старообрядцев. В-третьих, сохранялось относительное превалирование в процентном соотношении численности католиков в Восточной Сибири над Западной, а в абсолютных данных – в Западной Сибири над Восточной. Последнее обстоятельство объяснялось активными экономическими миграциями в сельские местности Западной Сибири немецкого католического населения. Замечено: «Масштабы расселения католиков и лютеран в Сибири… зависели от политики государства и условий, необходимых для осуществления колонизации»1. Экономические миграции привлекли в Сибирь представителей разных национальных и конфессиональных групп, а великие потрясения были еще впереди, поэтому и процентные соотношения в национальном составе региона оставались в 1910 г. такими же, как и 13 лет назад. Перед российским правительством стояла двуединая задача: с одной стороны, необходимость учитывать военностратегические и экономические задачи освоения малонаселенных окраин страны, с другой – сохранять экономическую и социальную стабильность в губерниях Европейской России. Сибирь стала рассматриваться правительством в качестве одного из основных колонизуемых регионов ещё в начале 80-х гг. XIX столетия в результате обострения экономического кризиса, вызванного Русско-турецкой войной и неурожаем 1880 г., ростом самовольного переселенческого движения и увеличения антиимперских, антипомещичьих выступлений. Как следствие, появились законопроекты комиссий Министерства внутренних дел под руководством П. П. Семёнова-Тян-Шанского и В. К. Плеве, 10 июля 1881 г. были изданы «Временные правила для переселения крестьян»2. Таким образом, католики 1 – по- Асочакова В. Н. Особенности религиозно-конфессиональной ситуации в Хакасско-Минусинском крае в XVIII в. – 1861 г. // Макарьевские чтения. Горно-Алтайск, 2007. С. 76. 2 Родигина Н. Н. Сибирское переселение в общественном сознании россиян во второй половине XIX в. Новосибирск, 1997. С. 13–14. 64 литические ссыльные сменились в Сибири качественно иной категорией переселенцев: католики – вольные работники. Добровольные переселенцы – крестьяне имели право выбора, сами определяли, где им поселиться. Обычным явлением последних десятилетий XIX в. были переселения без специальных разрешений. Выдача таких разрешений была обставлена большим количеством формальностей, поэтому среди переселенцев преобладали самовольные, с паспортами, которые тоже удалось получить не без затруднений. Указанные обстоятельства мешали им продать надельную землю, которую приходилось сдавать в аренду обычно на 12 -летний срок за более или менее дешевую цену: от 60 до 100 р. за десятину. В дополнение к законопроектам центральной законодательной власти, Комитетом Сибирской железной дороги и его подготовительной комиссией были провозглашены следующие направления деятельности по улучшению состояния переселенческого дела: обеспечение прочного водворения мигрантов в Сибири, ограждение землепользования старожилов, установление должной связи между постройкой железной дороги и заселением прилегающих к ней районов. Наряду с оказанием ссудной помощи переселенцам, организацией врачебно–питательных пунктов отпускались также средства на строительство школ и церквей для новоселов, в том числе и неправославных исповеданий. Динамику изменений в национальном составе сибирского населения за четыре предвоенных года мы можем проследить на примере города Омска и Омского уезда1. В период с 1911 по 1914 г. и в Омске, и в прилегающих к нему селениях Омского уезда произошло значительное суммарное увеличение количества поляков и немцев (от 15 263 в 1911 г. до 39 870 чел. в 1914 г.). Безусловно, далеко не все немцы исповедовали католицизм, но в данном случае для нашего исследования важен факт документального подтверждения в материалах официальной статистики наличия поступательного роста выходцев из западных губерний империи. 1 Обзор Акмолинской обл. за 1911 г. Омск, 1912. Ведомость № 2-3; Обзор Акмолинской области за 1914 г. Омск, 1915. Ведомость № 1-2. 65 Начало Мировой войны, первый этап военных действий привели уже в 1915 г. к тому, что в Сибирь из западных губерний России хлынул поток беженцев, многие из которых были католиками. Большинство их располагалось и пыталось обосноваться в городах, на железнодорожных станциях, вблизи транспортных магистралей. Омский декан – настоятель католического прихода Непорочного Зача- тия Богородицы докладывал в консисторию: «Через Омский приход Акмолинской области следует волна беженцев, направляясь в дальнейшие пункты Сибири. В самом г. Омске беженцев-католиков зарегистрировано до 1000 чел.»1. По сведениям Особого совещания по устройству беженцев, к тому моменту по Сибирской магистрали прошло уже 15 тыс. беженцев, многие из которых разместились в крупных городах по линии железной дороги2. В дальнейшем беженцы расселялись в более мелкие населенные пункты, в сельскую местность. География расселений стала известной из доклада управляющего Могилевской архиепархией епископа Иоанна Цепляка. 18 ноября 1917 г. он докладывал в ДДДИИ, что в г. Кургане Тобольской губернии и окрестных селениях остановились 150 чел. беженцев в Тюмени – ок. 100 чел., в Томске – 1770, из них три четверти поляков, в с. Тимофеевка и других селениях Каинского уезда Томской губернии – 25 семейств, в Барнауле приходе – – 200 чел., в Бийске – 50 чел., в Боготольском 70 семейств, «но всё прибывают новые». В действительности, отмечал Цепляк, число беженцев гораздо больше, так как регистрация коснулась лишь части их. Основная масса беженцев-католиков была размещена в Омске, Красноярске и Иркутске, а к августу 1916 г. число осевших в одной только Томской губернии составляло 56 тыс. чел.3 Томский историк А. Я. Манусевич отметил, что «временное польское население России в годы Первой мировой войны состояло из переселенцев, прибывших в Россию на заработки сравнительно незадолго до войны (примерно 300 тыс. чел.), из политических заключенных и ссыльных (более 3 тыс.), из беженцев (до 1,5 млн), военнослужащих (500 тыс.), военнопленных (100 тыс. чел.). Всего, сле1 РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 328. Л. 167. Там же. Л. 133. 3 Там же. Д. 1426. Л. 133, 167. 2 66 довательно, в России к 1917 г. находилось до 2,5 млн душ временного польского населения. Признавая несомненную условность этой цифры, можно считать бесспорным, что речь идет о больших человеческих массах»1. Большинство беженцев находилось в крайне бедственном положении, их финансовое состояние во многом зависело от разовых акций со стороны различных обществ помощи жертвам войны. Сохранившаяся делопроизводственная документация этих обществ помощи свидетельствует, что «на учете в целях получения пособий состояло 755 тыс. одних лишь беженцев католического вероисповедания, прибывших из польских земель»2. Метрические книги Омского католического прихода за 1914–1916 гг. содержат записи о смерти от ран и болезней в Омском военном госпитале 1058 военнопленных римско-католического вероисповедания, похороненных после отпевания священником в Омске на военном кладбище3. Местами выхода беженцев, как и в предыдущие периоды, были Виленская, Витебская, Ковенская, Сувалкская губернии. Другими центрами миграции, не фигурировавшими ранее в качестве источника массовых переселенцев, явились Курляндская, Лифляндская, Ломжинская, Холмская губернии. Социальный и возрастной состав вынужденных переселенцев был необычайно широк: от одиноких домработниц с детьми младенческого возраста до глубоких старцев, от чернорабочих до потомственных шляхтичей. Рабочие и служащие: плотники, столяры, печники, сапожники, портные, колбасники, кузнецы, дорожные мастера, учителя, врачи определялись на жительство со своими семьями главным образом в Новониколаевск и Томск. Тех же, кто на родине занимался земледелием и указал это при обследовании, Бюро по учету беженцев направляло в сельскую местность. Удивительно, что даже в обстановке всеобщей сумятицы учитывались национальная и конфессиональная принадлежности водворяемых. Новыми местами их обитания стали Барнаул, Бийск, Боготол, Каинск, Мариинск, т. е. те 1 Манусевич А. Я. Польские интернационалисты в Октябрьской революции. М., 1965. С. 41. Там же. С. 40. 3 ИсАОО. Ф. 348. Оп. 2. Д. 21. 2 67 населенные пункты, где они могли найти не только дом и работу, но и близкую культурную среду1. Заботясь об удовлетворении не только материальных, но и нравственных потребностей беженцев, нуждавшихся часто более всего в моральной поддержке, министром внутренних дел 20 ноября 1915 г. было издано распоряжение за № 6403, предписывающее местным гражданским властям в местах массового скопления католиков, в чрезвычайных, не терпящих отлагательства, обстоятельствах, выдавать, с соблюдением предосторожностей, разрешения на устройство временных помещений для совершения общественных богослужений беженцам римско-католического вероисповедания2. Стремительно увеличивавшееся количество лиц католического исповедания уже не успевали обслуживать священники сибирских деканатов. В помощь им, с согласия МВД, в 1915 г. было командировано еще около 100 пастырей, в основном из числа беженцев же. В качестве экстраординарного случая правительство взяло на себя и расходы на командирование этих духовных лиц: каждому из них назначалось ежемесячное жалование в размере 150 р.3 Архивные документы донесли до нас имя лишь одного из них: о. Петр Кубилюс был направлен в Семипалатинск 16 ноября 1915 г. для удовлетворения религиозных нужд беженцев4. Новые общины в эти годы не создавались (беженцы примыкали к уже существующим на данной территории), новые здания храмов не возводились, за исключением постройки в 1916 г. деревянного молитвенного дома в Таре Тобольской губернии и освящения в том же году часовни в Бийске (Томская губерния)5. Первая демографическая катастрофа ХХ в. времен Первой мировой и Гражданской войн в меньшей степени коснулась Сибири из-за беженцев, восполнив- 1 Беженцы в Томской губ. Томск, 1916. Вып. 1. С. 1–156. РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 1426. Л. 214. 3 Там же. Л. 325. 4 Там же. Л. 325. 5 Подробно о количестве католических церквей, часовен и молитвенных домов, о датах их сооружения см. Приложение А. 2 68 ших потери местного населения в военных действиях1. Например, в процентном соотношении сохранилось на уровне 1909 г., а в абсолютных данных удвоилось польско-литовское население Новониколаевска к 1917 г., что отражено в таблице 7. Пик переселений в уездный Новониколаевск наступил к концу военных действий в мировой войне, что и обеспечило механический прирост всего, в том числе и католического, населения в два раза. Таблица 7 Представительство в населении Новониколаевска лиц тех национальностей, из среды которых преимущественно формировалась католическая община* Год 1909 1910 1911 1912 1913 1914 1915 1916 1917 Численность населения города, чел. 53 765 63 552 63 081 86 419 89 319 76 042 82 117 79 940 107 129 В т. ч. поляки, латыши, литовцы, эстонцы чел. % 3133 5,8 2360 3,7 2370 3,8 2621 3,0 3483 3,9 3562 4,7 2427 3,0 2680 3,4 6221 5,8 *Подсчитано по: Весь Новониколаевск: адресно-справочная книга на 1924–1925 гг. Новониколаевск, 1923. С. 30. Было бы ошибкой полагать, что мировоззрение всех тех, кто был учтен статистиками, было идентичным. Мигранты отличались возрастом, профессиональными навыками, политическими взглядами, но мировоззренческие стереотипы, заложенные в детстве, в экстраординарной ситуации смены места жительства активизировали религиозное самосознание. Не секрет, что поляки-ссыльные, проложившие путь массовым переселениям своих сородичей, в большинстве своем были образованными людьми, которые по своему культурному уровню зачастую превосходили местную сибирскую элиту, как отмечает Э. Качинска. Кроме того, ссыльные поляки пользовались поддержкой со стороны родственников, обществ 1 Дрёмова Л. И., Ефимкин М. М. Региональные проблемы на востоке России в контексте отечественной и мировой истории // «Сибирь – мой край...»: проблемы региональной истории и исторического образования. Новосибирск, 1999. С. 226–227. 69 помощи политическим заключенным и неудивительно потому, что именно они оставили в истории Сибири такой заметный след: они могли себе это позволить, у них были для этого условия1. Переселенцы следующих лет не имели таких возможностей и такого уровня образованности, поэтому их вклад в дело развития Сибири был гораздо скромнее. Более того, рубежные годы XIX–ХХ вв. познакомили сибирский социум с рабочими – социалистами разных оттенков. Эльжбета Качинска утверждает, что в большинстве своем это были люди «радикальные, малообразованные, слепо следующие доктринам и ориентированные на короткое пребывание в ссылке (до 3 лет)»2. Как видим, на бескрайних сибирских просторах место нашлось для всех: для ссыльных священников, представителей интеллигенции, зажиточных домохозяев, бывших помещичьих крестьян, рабочих-социалистов. Места выхода представителей разных сословий также были разными. Коллекция метрических книг Омского приходского костела позволила нам провести сравнительное исследование и сделать следующие наблюдения. Большинство дворянских семей прибыли в Омск из Виленской, Витебской, Киевской, Ковенской губерний, а также из Минской губернии, Егуменского и Слуцкого уездов. Семьи мещан в большинстве своем были выходцами из Гродно, Варшавы, Риги, Ломжинской губернии. Местами массового выхода крестьян-поляков в Омск чаще всего были Волынская и Екатеринославская губернии, Камышинский уезд Саратовской губернии, Мелитопольский уезд Таврической губернии, Волковысский уезд Гродненской губернии, Петроковский уезд Минской губернии. Католики-немцы в большинстве своем являлись выходцами из Ландаурской волости Херсонской губернии и Екатериноштадтской волости Самарской губернии3. Безусловно, мировоззрение беженцев заметно отличалась от мировоззрения экономических мигрантов, сделавших осознанный выбор. Тем не менее, беженское население активно влилось в приходскую жизнь католических общин Сиби1 Качинска Э. Поляки в Сибири (1815–1914): социально-демографический аспект // Сибирь в истории и культуре… С. 265–277. 2 Качинска Э. Политические ссыльные и уголовные преступники: столкновение двух миров // Польская ссылка в России... С. 20–25. 3 ИсАОО. Ф. 348. Оп. 2. Д. 14, 16–19, 21–23, 27, 28. 70 ри1. Потомков ссыльных, мигрантов-инженеров и строителей железной дороги, беженцев объединяли общие мировоззренческие установки и представления2. К сожалению, сельскохозяйственные переписи 1916 и 1917 гг. не предоставили данных для сравнения конфессионального состава населения Сибири в динамике, так как Первая всероссийская сельскохозяйственная перепись 1916 г. была произведена по распоряжению министра земледелия и преследовала узкую цель – учет сельскохозяйственного населения для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу. Переписи не подлежало население городов, полосы отчуждения железных дорог и население, не занимавшееся непосредственно сельских хозяйством. Значит, перепись не коснулась тех местностей, где как раз и было сосредоточено католическое население. Перепись 1917 г. проводилась в период с мая по октябрь, т. е. накануне революционных событий, и могла бы показать качественный и количественный состав населения, но, к сожалению, ее данные не могут быть признаны репрезентативными в контексте нашего исследования, так как ряд труднодоступных районов Енисейской, Иркутской губерний и Забайкальской области не были охвачены переписью. В. Н. Разгон, разрабатывая материалы переписи населения 1917 г., пришел к выводу, что польские крестьяне Алтая в большей степени, чем русские и украинские, занимались промыслами. Если доля русских, занятых в промысловой деятельности сельского хозяйства Алтайского округа, составляла в 1917 г. 5,3 %, доля украинцев – 3,5 %, то у поляков она равнялась 16,7 %. Большее значение зафиксировано только среди протестантов-литовцев – 28,5 %3. По совету проф. В. Н. Разгона мы проанализировали материалы коллекции Алтайской губернской земской управы и изучили переписные листы. Была установлена следующая закономерность: в графе «национальность» приписные крестьяне указывали не этническую, а конфессиональную принадлежность, если она 1 См. Приложение А. Леончик С. Поляки юга Енисейской губ.: история ссылок и заселения // Сибирь в истории и культуре… С. 52–58. 3 Разгон В. Н. Промысловые занятия сельского населения Алтая по материалам сельскохозяйственной переписи 1917 г. // Историческое профессиоведение. Барнаул, 2004. С. 145. 2 71 отличалась от эталонной в России (не являлась православной)1. Выявленный факт позволяет сделать вывод о превалировании к 1917 г. конфессиональной самоидентификации над национальной в среде переселенцев. В условиях ассимиляции принимающим социумом в значительной мере нивелировались национальные обычаи, но конфессиональная картина мира продолжала оставаться стабильной. 1.3. Роль образования в формировании картины мира Одним из мировоззрения самых является значимых факторов образование. формирования Применительно к религиозного объекту нашего исследования важно следующее утверждение: школа не только обучала грамоте и давала основы религиозных знаний, но в условиях иноэтничного окружения была важным инструментом сохранения родного языка, национальных традиций. Осознание образовательного компонента в качестве необходимого фактора формирования религиозной картины мира с разной глубиной мотивации демонстрировалось как католиками-мирянами, так и их клириками. «Молодежь растет без воспитания в духе нашей веры», и «в конце концов из такового населения вырождаются дикари, не знающие, какого они вероисповедания», – сокрушались, например, жители немецких поселков Келлеровка и Мариенбург Акмолинской области2. Необходимость школьного обучения детей переселенцеваграриев католического исповедания отметил епископ Иоанн Цепляк в докладе министру внутренних дел империи по результатам инспекторской поездки3. Нередко школа и молитвенный дом находились под одной крышей, а в официальной статистике фигурировал только один объект, в зависимости от степени лояльности местной администрации и материальных возможностей членов общины или жителей поселения; так происходило отождествление двух функций: образовательной и литургической. Статистическому учету такие школы 1 ГААК. Ф. 233. Оп. 1. Д. 406, 763, 986, 1005, 1072. РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1825. Л. 8 – 8 об. 3 Wizytacje duszpasterskie księdza biskupa Jana Cieplaka // Kościol w Rosji i na Białorusi w relacjach duszpasterzy (1892–1926) // Wybór tekstów i opracowanie. Kraków, 1999. S. 99–122. 2 72 не поддавались, однако при проведении подворных обследований в 1899 г. поселяне отвечали, что «учатся все дети»1. Таким образом, конфессиональные школы функционировали практически в каждом населенном пункте. Следование религиозной традиции западного христианского направления – католического, лютеранского – невозможно без чтения богослужебной литературы: обряд римско-католической литургии проводился по специальным богослужебным книгам (миссалам, алтарикам, часословам), неумение прочесть которые всегда вызывало удивление и осуждение: здесь мы видим влияние образовательной функции на процесс социализации личности. Немецкая национальная школа в Сибири (и католическая, и протестантская) часто объединялась с церковью не только в одном здании, но и в сознании людей. Главная тому причина: в отсутствие священнослужителя учитель исполнял одновременно и обязанности настоятеля: читал воскресную проповедь, вел записи в метрических книгах, собирал и хранил сельскую библиотеку. В отличие от сельских конфессиональных школ, учреждавшихся и функционировавших на средства прихожан, аналогичные городские школы требовали более серьезного организационного оформления. Сибирь, как и вся территория Российской империи, входила в состав Могилевской римскокатолической архиепархии. 14 декабря 1907 г. Стефан Денисевич, архиепископ Могилевский, обратился к министрам внутренних дел и народного просвещения, прося разрешения лицам католического исповедания учреждать приходские училища, «в коих католическая молодежь могла бы получать начальное образование и надлежащее религиозное воспитание». Денисевич мотивировал недостаточность знаний, получаемых в школах МНП, тем обстоятельством, что римско-католические законоучители в православные церковноприходские школы, где обучаются и католики, «не допускаются, вследствие чего дети-католики должны, по недостатку учебных заведений, или вовсе отказаться от школьного образования, или же, обучаясь в православной ЦПШ, оставаться без религиозного 1 Кулижнов М. Начальная школа в Акмолинской обл. // Записки ЗСОИРГО. Омск, 1899. Кн. 36. С. 3, 10–11. 73 воспитания в духе их веры»1. Ходатайство было оставлено без удовлетворения, так как статс–секретарь П. А. Столыпин выразил опасение, что «разрешение, в виде общей меры, устройства проектируемых римско-католических учебных заведений может дать толчок к покрытию нашей западной окраины сетью конфессиональных школ, которые, подобно бывшей Школьной Матице в Царстве Польском, поставят себе целью отвлечение детей от русских правительственных школ»2. В Сибири, где более 90 % населения было православным, подобные опасения имели под собой гораздо меньше оснований, чем в западных губерниях страны. Поэтому администрация достаточно лояльно относилась к существованию с конца XIX в. в городах Барнауле, Новониколаевске, Омске, Тобольске, Томске «католических школ при приходе для детей польской национальности», либо «начальных училищ римско-католических благотворительных обществ». Лояльное отношение, впрочем, не распространилось на Восточную Сибирь: при сплошном погодичном просмотре «Памятных книжек» Енисейской, Иркутской губерний и Забайкальской области нам не удалось встретить упоминания об учебных заведениях, аналогичных упомянутым западносибирским. Зная о существовании польских благотворительных обществ в Иркутске и Красноярске, мы можем предположить наличие и «школ при приходе», однако предположение не есть факт. Менталитет детей в семьях восточносибирских «повстанцев»католиков, несомненно, формировался под влиянием мировоззрения родителей и ближайшего окружения семьи; частными учителями нередко были также ссыльные3. После революции 1905–1907 гг. при крупных католических приходах Западной Сибири начали действовать школы на польском языке. Примечательно, что все они вплоть до 1917 г. относились к ведомству МНП, к разряду «городские приходские училища». Представляет интерес более детальное знакомство с этими 1 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 486. Л. 138. Там же. Д. 487. Л. 31. 3 Ручиньский Ю. Конарщик, 1838–1878: воспоминания о сибирской ссылке // Воспоминания из Сибири: мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных в Восточную Сибирь первой половины XIX столетия. Иркутск, 2009. С. 325–476. 2 74 учебными учреждениями в сибирских городах. В Тобольске такая школа открылась в 1900 г., именовалась она «училищем при римско-католическом костеле». Здание школы начали возводить одновременно с новым зданием костела по ул. Кузнечной, 13. «Памятные книжки» Тобольской губернии донесли до нас имена учительниц: Антонина Флавиановна Дроздовская и Б. Р. Зброжек1. В Новониколаевске такая школа располагалась в самом центре города, по ул. Иркутской, в доме № 2, и официально именовалась «школой при римскокатолическом костеле». Относительно преподавательского состава достоверно известны имена Короповской Зои Сергеевны и Кудельской Марии, прихожанок этого костела2. Справочник-указатель «Весь Омск» сообщает сведения о «начальном училище польского благотворительного общества» по ул. Новой (ранее ул. Костельная), в доме № 10. Преподавательский состав – также прихожане: Кошарская Люция Иосифовна, Стржельбицкая Мария Феликсовна, Томчик Теофилия Фаддеевна, Щепановская Жозефина, Яздовская Ванда Иосифовна3. Наконец, наиболее известное из всех Томское «училище для детей римско-католического исповедания» также располагалось в здании, принадлежавшем общине верующих католиков по адресу: ул. Ефремовская, д. 4, где преподавали М. И. ВерумКовальский и Камилла Томашевская4. Перечисленные учебные заведения существовали исключительно за счет частных средств: взносов благотворительных обществ, личных пожертвований граждан. Содержание такой школы в среднем составляло 1500 р. в год5. Количество учебных мест колебалось от 25 в Тобольске до 81 в Омске6. Все вышеуказанные учебные заведения существовали на легальных основаниях. Нежелательных инцидентов ни с государственными структурами, ни с православной иерархией не возникало по той простой причине, что в школах обучались только дети из католических семей, 1 Памятная книжка Тобольской губ. Тобольск, 1910. С. 207. НИАБ. Ф. 1781. Оп. 26. Д. 1502. Л. 125. 3 Весь Омск: справочник-указатель на 1913 г. Омск, 1913. С. 43. 4 Семёнова И. Благотворительное общество // Сибирская старина. 1997. № 12. С. 28–29. 5 Весь Омск: справочник-указатель на 1911 г. Омск, 1911. С. 66. 6 Там же. Сведения № 20; ГА в г. Тобольске. Ф. 483. Оп. 1. Д. 11. Л. 165. 2 75 преподавателями также были единоверцы-католики. Налицо круг тех, кто непосредственно участвовал в формировании религиозного мировоззрения подрастающего поколения: учредители из числа благотворителей-прихожан, учителя, родители учащихся – все они были заинтересованы в качественном образовании, как конфессиональном, так и фундаментальном, классическом. После Первой русской революции 1905 г. преподавание Закона Божьего римско-католического исповедания, наряду с другими, стало практиковаться также в правительственных учебных заведениях империи, в том числе и в Сибири. В результате анализа сведений, помещенных в таблице 8, мы убежаемся, что в крупных сибирских городах существовал целый ряд правительственных учебных заведений, где дети римско-католического вероисповедания могли получить духовное образование. Таблица 8 Правительственные учебные заведения Сибири, в которых преподавался Закон Божий римско-католического исповедания* Город Каинск Курган Новониколаевск Название учебного заведения Городское четырехклассное училище, женская гимназия Городское училище, женская гимназия Городская женская гимназия, реальное училище, мужская и женская железнодорожные школы на ст. Новониколаевск Омск I и II женские гимназии, мужская гимназия, кадетский корпус, железнодорожное училище Тобольск Женская и мужская гимназии Томск Губернские мужская и женская гимназии, частная гимназия, реальное училище Тюмень Женская гимназия, реальное училище, Николаевское приходское училище * Составлено по: Весь Омск: справочник-указатель на 1911 г. С. 66, свед. № 20; НИАБ. Ф. 1781. Оп. 26. Д. 1504. Л. 105, 138, 195, 320, 322, 328. Материалы инспекторской проверки митрополита И. Цепляка 1909 г. по Могилевской архиепархии отложились в фондах Национального Республики Беларусь; выявили результаты проверки архива следующее. Правительственными учебными заведениями, в которых преподавался Закон Божий римско-католического исповедания, являлись: городское четырехклассное 76 училище и женская гимназия в Каинске, городское училище и женская гимназия в Кургане, I и II женские гимназии, мужская гимназия, кадетский корпус, железнодорожное училище в Омске, Новониколаевская женская гимназия, реальное училище, мужская и женская железнодорожные школы на ст. Новониколаевск, женская и мужская гимназии в Тобольске, губернские мужская и женская гимназии, частная гимназия и реальное училище в Томске, женская гимназия, реальное училище, Николаевское приходское училище в Тюмени. Учителями Закона Божьего во всех перечисленных учебных заведениях являлись священнослужители римско-католического исповедания из соответствующих населенных пунктов1. Существовала альтернатива правительственным учебным заведениям: родители-католики могли отдать детей в школу при костеле либо при благотворительном обществе (табл. 9). Таблица 9 Учебные заведения при католических приходах в Сибири* Город Новониколаевск Омск Название учебного учреждения Школа при римскокатолическом костеле Начальное училище Омского польского благотворительного общества Адрес ул. Иркутская, дом № 2 ул. Новая, дом № 10 Тобольск Учительский состав Короповская Зоя Сергеевна, Кудельская Мария Кошарская Люция Иосифовна, Стржельбицкая Мария Феликсовна, Томчик Теофилия Фаддеевна, Щепановская Жозефина, Яздовская Ванда Иосифовна Дроздовская Антонина Флавиановна, Зброжек Б. Р. Верум-Ковальский М. И., Томашевская Камилла Училище при римскоул. Кузнечная, католическом костеле дом № 13 Томск Училище для детей ул. Ефремовримско-католического ская, дом № 4 вероисповедания * Составлено по: Весь Омск: справочник-указатель на 1911 г. Омск, 1911. С. 66, свед. № 20; Весь Омск: справочник-указатель на 1913 г. 1913. С. 43; Памятная книжка Тобольской губ. на 1910 г. Тобольск, 1910. С. 207; НИАБ. Ф. 1781. Оп. 26. Д. 1503. Л. 105, 138, 195, 201, 320, 322, 328. 1 НИАБ. Ф. 1781. Оп. 26. Д. 1504. Л. 105, 138, 195, 320, 322, 328. 77 Попечитель Западно-Сибирского учебного округа определил условия функционирования частных начальных училищ при местных костелах, а также преподавания Закона Божьего в государственных образовательных учреждениях: «1) программа обучения (учебный курс) в открываемых учебных заведениях должна была соответствовать курсу начальных народных училищ; 2) обучение предназначалось для приходящих детей обоего пола римско-католического исповедания; 3) возраст учащихся должен был составлять 7–12 лет, при совместном обучении девочек и мальчиков следовало размещать на разных скамьях»1. Учитель или учительница должны были назначаться директором народных училищ непременно из лиц, имевших учительское звание, по представлению правления благотворительного общества. Снабжение училищ мебелью, учебными и наглядными пособиями правление учебного округа всецело поручало правлениям благотворительных обществ при католических приходах. В обязанность этих обществ вменялось также следить за соответствием программы изучаемого курса и используемых учебников стандартам, одобренным учебным комитетом МНП2. Необходимо отметить, что администрация Западно-Сибирского учебного округа прислушивалась к просьбам учредителей. По ходатайству правления Тобольского католического благотворительного общества, в здешней гимназии была изменена учебная программа и увеличено количество часов на изучение польского языка, так как подавляющее большинство гимназистов было из польской среды, и этот язык они хотели бы знать лучше. В скорректированной программе из двадцати четырёх еженедельных уроков на Закон Божий отводилось пять (вместо стандартных шести), на русский язык – шесть (вместо положенных по правилам восьми), на старославянский – два (вместо трех), на польский язык – пять, на арифметику – четыре и два – на чистописание3. Организация конфессионального образования имела легитимный фундамент, что придавало устойчивость ценностным ориентирам родителей обучающихся и 1 ГА в г. Тобольске. Ф. 483. Оп. 1. Д. 11. Л. 164. Там же. Л. 164–165. 3 Там же. Л. 1–4. 2 78 учителей, подтверждая востребованность, вне зависимости от вероисповедания, образованных людей в государстве. Преподавание Закона Божьего католического исповедания велось во всех учебных заведениях России по программе, выработанной специальной комиссией Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД в апреле 1888 г. В частности, эта программа гласила, что преподаванию подлежат: «а) в I, II, III, IV классах – Священная история Ветхого и Нового завета по учебнику Шустера, переведенному на русский язык действительным статским советником Гезеном, в полном его объеме, кроме того, в I и II классах изучаются молитвы: «Отче наш», «Богородице Дева радуйся», перед и после учения, перед и после обеда, утренняя («К Тебе, Владыко, человеколюбче»), вечерняя («Господи Боже наш»), за царя и Отечество – «Спаси Господи и Благочестивейшего, Самодержавнейшего»; б) в V классе – из катехизиса учение о вере; в) в VI классе – учение о надежде и любви и г) в VII классе – учение о таинствах и богослужении римско-католической церкви»1. Молитвы следовало изучать по «Римско-католическому алтарику», изданному в Вильнюсе книгопродавцем Сыркиным2. Соответствие содержания обучения указанному стандарту отслеживалось Департаментом полиции МВД, циркуляры соответствующего содержания направлялись ДДДИИ3. Подводя итог, необходимо отметить взаимную заинтересованность в обучении детей: подтверждая общую тенденцию, мемуарист Владислав Петшик из польской деревни Вершина отмечает, что школьное здание в переселенческом поселке начинали строить одновременно с церковным, в числе первых построек на новом месте жительства4; глава Российского правительства П. А. Столыпин подчеркивал заинтересованность властей в освоении края именно грамотными специалистами-переселенцами5. Следование конфессиональным традициям не прекращалось после окончания начальной ступени образования. Омская исследовательница О. В. Ищенко 1 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 262. Л. 136. Там же. Л. 137. 3 Там же. Д. 486. Л. 114, 118, 138, 140. 4 Петшик В. И. Маленькая Польша в таежной Сибири (о д. Вершина Иркутской обл.). Норильск, 2008. С. 22–24. 5 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 486. Л. 146. 2 79 отмечает, что в Сибирском регионе, характеризовавшемся многонациональным составом населения, в отсутствии жестких национальных и вероисповедных ограничений при приеме в средние общеобразовательные, среднеспециальные и низшие профессиональные учебные заведения, получали образование молодые люди совершенно разных конфессий. «В результате в Омской 1-й мужской гимназии в период с 1910 по 1916 г. при абсолютном преобладании православных количество учащихся иудейского вероисповедания колебалось от 22 до 29 чел. в год, католиков – 14–28, магометан – 1–5»1. Национальновероисповедный состав воспитанников Омского землемерного училища был представлен следующим образом: из 98 обучавшихся в 1913–1914 учебном году православных было 88, католиков – 6, лютеран – 3, имелся и один меннонит. Кроме общеобразовательных, в Сибири существовали также школы, призванные обучать детей музыке. В Новониколаевске такая школа была открыта в 1917 г. Ядвигой Свенторжицкой2. О школе Свенторжицкой много говорится в отчетности Новониколаевской городской думы: музыкальная школа в сибирском городе была новшеством, а её учредительница занимала активную позицию в городском самоуправлении3. 7 сентября 1916 г. вдова полковника Свенторжицкого обратилась к томскому губернатору с прошением превосходительство разрешить следующего мне открыть содержания: в городе «Прошу Ваше Новониколаевске музыкальную школу. Семь последних лет у меня была музыкальная школа. Четыре года в Чите, а три года в гор. Хабаровске4». Причиной отъезда из Хабаровска, где быт уже был отлажен, а школа приносила доход, Ядвига Чеславовна называет желание детей «поступить на высшие курсы». Уже имея опыт сбора документов, необходимых для открытия учебного учреждения, 1 Ищенко О. В. К характеристике национального состава учащихся Омска в конце XIX – начале ХХ в. // Традиции экономических, культурных и общественных связей стран Содружества (история и современность). Омск, 2005. С. 70. 2 Niedzieluk T. Szkoła muzyczna Jadwigi Świętorzyckiej // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej: z prac Ośrodka Badań Wschodnich Katedry Etnologii i Antropologii Kulturowej Uniwersytetu Wrocławskiego. Wrocław, 2008. S. 251–256. 3 ГАНО. Ф. Д-97. Оп. 1. Д. 278. Л. 52–53, 95–96; Д. 284. Л. 135 – 135 об. 4 Там же. Л. 1. 80 Свенторжицкая просит ей, «как вдове убитого в Отечественной войне офицера, разрешить открыть музыкальную школу… до наведения нужных справок, так как сезон набора учащихся пройдет, и этот год будет для меня потерян, а жить так дорого, что без труда прожить мне с четырьмя детьми невозможно»1. Нельзя не отметить стремление Ядвиги Чеславовны дать детям хорошее образование и нежелание жить на государственную пенсию по потере кормильца. В своем прошении она указывает, что муж «убит на войне 28 апреля 1915 г.», а педагогической деятельностью в России она занимается уже 7 лет, таким образом, преподавание было её постоянной специальностью, а не вынужденной необходимостью зарабатывать на пропитание. О высоком профессиональном уровне госпожи Свенторжицкой (урожденной Цывинской) свидетельствует удостоверение об окончании Парижской консерватории от 1 августа 1890 г. Помимо прочего, вышепоименованный документ сообщает следующее: «Госпожа Цывинская имеет право быть преподавательницей музыки на рояли и на органе, открывать музыкальные классы и давать вечера»2. Жила Ядвига Чеславовна с детьми в Новониколаевске, в купленном для школы здании на ул. Ядринцевской, д. 34. Ей исполнилось 40 лет, а три дочери, закончившие «в гор. Иркутске Институт императора Николая I», проживали с нею3. Устав учебного заведения (он был утвержден приамурским генералгубернатором, когда Ядвига Чеславовна занималась там преподавательской деятельностью) был подписан в Томске, и просительница получила право основать в сибирском городе свою школу. Произошло это 9 января 1917 г.4 В стране начинались революционные события, и обывателям уездного города Новониколаевска было уже далеко не до музыкальной культуры. Однако и в это трудное время в городе функционировал Совет по народному образованию, 1 Там же. Там же. Л. 17. 3 Там же. Л. 31, 32. 4 Там же. Л. 34. 2 81 активным членом которого являлась директриса Свенторжицкая1. Её деятельность в составе Совета зафиксирована протоколами заседаний 1919 г., когда решались принципиальные для города и горожан вопросы о необходимости продолжения обучения детей школьного возраста, несмотря на тяготы военного времени. Надо отдать должное городскому самоуправлению, пытавшемуся создать максимально приемлемые условия для обучения детей: «…Напряжение города по производству расходов на дело народного образования достигло последней степени возможного, ибо составляет 35 % всего городского бюджета»2 (современному образованию о таких цифрах не приходится и мечтать). В связи с реквизицией школьных помещений для нужд воинских подразделений, расквартированных в Новониколаевске, Советом по народному образованию 27 февраля 1919 г. было принято решение «просить городскую управу возбудить ходатайство перед соответствующими инстанциями об освобождении школьных зданий от реквизиций… Помещения Свенторжицкой, старообрядческой и польской школ – предоставить 3-м отделениям начальных училищ»3. Предполагалось, что занятия в начальных училищах будут проводиться после окончания уроков по основному профилю учебных заведений: «… поручить произвести Отделу народного образования совместно с преподавателями этих отделений на специальном собрании, имеющем быть в 6 ч вечера 4-го марта» определение числа дней занятий в неделю для каждого отделения»4. Таким образом, в то время, когда прочие учебные заведения уже подверглись реквизиции, указанные в перечне продолжали свою деятельность. Дольше других оказывались незанятыми под военный постой именно польская и музыкальная школы (в то время, когда даже городской родильный дом и инфекционную больницу обязали предоставить часть своих помещений для размещения военных), о чем комиссия по осмотру и освидетельствованию помещений 19 июня 1919 г. составила акт: «Протоколом межсоюзной квартирной 1 Там же. Л. 52. Там же. Л. 73 – 73 об. 3 Там же. Л. 95–96. 4 Там же. Л. 96–97. 2 82 комиссии от 26 марта 1919 г. за № 38, для штаба польских войск отведено помещение польской школы, которая до настоящего времени не занята» 1. Согласно отчету строительного отряда при штабе 5-ой Польской стрелковой дивизии, а также документации технического отдела Новониколаевской городской управы, главный штаб Польских войск был расквартирован в здании 2го городского училища по Александровской улице, штаб 5-ой дивизии – в здании четырехклассного Высшего начального училища по ул. Кабинетской, Военный суд – в здании школы беженцев по этой же улице2. Примечательно, что на стороне учительницы Свенторжицкой выступила Новониколаевская городская управа. 23 сентября 1919 г. уполномоченному министра внутренних дел по реквизиции помещений Временного Всероссийского правительства поступило прошение: «Настоящим городская управа, согласно отношения капитана Миди, уполномоченного генерала Жанена, просит об отмене Вашего постановления о реквизиции школы Свенторжицкой, по Ядринцовской ул. № 34, занятой, согласно ордера от 22 сего августа за № 2456, хозяйственной частью Пермского гарнизонного караульного батальона. Означенная просьба, восстановить в прежних правах гр. Свенторжецкую, вызывается тем обстоятельством, что с занятием под постой войск помещения школы, последняя лишена возможности функционировать, лишая вместе с этим и вдову Свенторжецкую, муж которой – офицер, убитый в борьбе с неприятелем, заработка к существованию»3. 25 сентября поступил ответ уполномоченного по реквизициям: «… ввиду переживаемого квартирного кризиса ходатайство об отмене реквизиции школы г. Свенторжецкой (Ядринцевская, № 34) удовлетворить не представляется возможным»4. Копия данного решения относительно музыкальной школы Свенторжицкой была направлена также во французскую военную миссию «для сведения»5. 1 Там же. Д. 344. Л. 63. Там же. Л. 27. 3 Там же. Д. 258. Л. 59. 4 Там же. Л. 96. 5 Там же. Л. 96 об. 2 83 Результаты произведенного нами анализа подтвердили наличие в Сибири на протяжении исследуемого хронологического периода устойчивого регионального сообщества католиков, стремившихся сохранять и поддерживать мировоззренческие традиции. С этой целью ими предпринимались действия по созданию учебных учреждений, где можно было бы дать детям образование в контексте конфессиональной традиции. Дети из семей неправославных исповеданий имели возможность получать образование также в средних, профессиональных и высших учебных заведениях. Легитимность такого образования способствовала устранению возможной напряженности между органами государственной потенциальных учеников. власти, общественностью и родителями 84 ГЛАВА II. МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ 2.1. Представления о пространстве и времени в картине мира католиков Сибири Как уже говорилось в первой главе, этнический состав католиков в Сибири был неоднородным. Справедливо было бы предположить, что каждая из этнических групп в составе конфессии выработала своё собственное восприятие таких важнейших элементов картины мира, как пространство и время. Экономические мигранты, немцы по национальности, достаточно хладнокровно и прагматично восприняли новое место жительства, не оставили в делопроизводственной документации своего времени и в мемуаристике более позднего периода каких-либо ярких оценочных характеристик. Свой шаг по переселению в Сибирь они совершили осознанно, освоение нового пространства производилось ими методично. Контрастом по отношению к ним выступает польский этнический компонент. Принудительная миграция, следование к месту наказания, проживание в «восточной стороне» сопровождались с их стороны яркой рефлексией. Предметом рефлексирования выступали не пространство и время как абстрактные философские категории (кто об этом думал!), а совершенно конкретный образ бескрайней и суровой Сибири. Концепт «Сибирь» в данном случае оказался идентичным понятию «пространство». Анализ данного концепта позволяет выделить представления сибирских католиков о географическом, информационном и правовом пространстве Сибири. В начале повествования обратимся к сюжету, хронологически предшествовавшему событиям избранного нами темпорального периода. В создании имагологического стереотипа сибирского пространства активное участие приняли като- 85 лические священнослужители-первопроходцы, основавшие в Томске и Иркутске первые приходы. В 1818 г. «Полоцкий ежемесячный журнал» опубликовал реляции (письменные отчеты) священнослужителей Тадеуша Машевского1 и Марцелия Каминского2 об увиденном в Сибири. В Иркутске иезуиты находились с 1811 по 1819 г. (в 1811 г. их направили по правительственному поручению «для оказания пастырской помощи тамошним католикам», а в 1820 г. последовала ликвидация иезуитского ордена). Марцелий Каминский сообщал: «28 декабря прошедшего 1815] года вместе с Козакевичем, товарищем моим, и одним солдатом, который был придан мне для безопасности, мы выехали из Томска и, проехав 400 верст, на рассвете 31 дня того же месяца прибыли в Барнаул». Взгляду автора письма открылись «основательно построенные дома, улицы довольно удобные и ровные, есть одна каменная церковь в новом вкусе и несколько деревянных. Все купеческие лавки и казенные заведения довольно большие и заметные. Домов здесь, кроме казенных, будет до тысячи, и они тянутся вдоль Барнаулки. Климат здесь довольно мягкий, здесь хорошо растут не только овощи, но даже лекарственные травы и редкие заграничные растения, которые можно видеть в ботаническом саду при казенной аптеке». О потенциальной пастве сообщает: «По эту сторону гор живут обычные раскольники, известные под именем поляков. Деды некоторых из них были католиками, а их внуки, общаясь с раскольниками, следуют за их ошибками; живут все богато, во многих местностях есть пасеки. Климат гораздо мягче, чем в Томске»3. Тадеуш Машевский проехал дальше на восток; об официальном характере его миссии говорит тон повествования: «16 июня прибыл я в Удинск… Его превосходительство вице-губернатор этого города, принявший меня со всей вежливостью, уведомил нас, что по дороге в Кяхту и в самой Кяхте проживает много католиков». О главной цели своего путешествия Машевский высказывается сле1 Miesięcznic Połocki. 1818. T. 2, № 8. S. 298–306. Ibid. 1818. T. 1, № 1. S. 63–69. 3 Цит. по: Вернерова В. Сообщения польских миссионеров о Сибири (начало XIX в.) // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 75–83. 2 86 дующим образом: «Дня 18 июля я выехал из Читы и, проехав 94 версты, узнал, что все новые поселения, где можно было найти католиков, кроме трех иных, находившихся по пути в Нерчинск, остались в стороне. Поэтому я решил, что нам надо ехать в Нерчинск, а оттуда прямо к китайской границе, к Чинданской и Акшинской крепостям, где и следует искать заблудших овечек. 19-го того же месяца прибыли мы в одно из трех упомянутых поселений под названием Баиандара. Откровенно говоря, милостивый государь, ни разу в жизни не пришлось мне пережить такого сожаления и веселья. Сожаление мое было вызвано голодом, наготой, нищетой и бедностью здешних жителей; радость же, именно радость, вызванная моим приездом, чтобы описать которую, достаточно сказать, что много времени нужно для радостных слез и рыданий, на вознесение благодарности Богу и Монарху за их милости, которых они никогда не ожидали... Столь же успешной была поездка в два других поселения – Уненкерку и Чиронское, где я нашел 33 католика. Исполнив здесь свои обязанности и утешив, насколько это было возможно, этих находившихся в плачевном состоянии людей, 24-го числа я отправился в Нерчинск»1. После официальной ликвидации ордена иезуитов в 1820 г. в Якутск были командированы бернардинцы; их миссия завершилась в 1856 г. Об отсутствии большого желания ехать в Сибирь свидетельствуют письма священников Ремигия Апанашевича, Анастазия Игнатовича, Модеста Ромашкевича, хранящиеся в рукописном собрании Национальной библиотеки Украины в Киеве. Игнатович пишет: «Объезжал колонии, или поселения, тамошние заводы, где принимали меня со всей любезностью не только свои, католики, но и русские начальники, которые из России происходят и знают наш орден – ведь в Сибири больше начальства из самой России, чем местного, из сибиряков. …Католиков у нас в Иркутской губернии более тысячи»2. В следующем письме, адресованном из Иркутска доктору теологии Бенедиктинского ордена от 10 декабря 1821 г. Игнатович оправдывается: «Его преосвященство отец провинциал выговаривает мне за то, что я не все 1 2 Цит. по тому же источнику. С. 81–82. Там же. С. 78–79. 87 рудники объехал. Но объезжать их все нет никакой нужды, и денег прогонных на это не отпускается, поскольку туда только доезжаем, где есть наши католики»1. Последующие десятилетия XIX в. сформировали ситуацию, в которой не требовалось воли правительства, чтобы направить католических священников в Сибирь для выполнения профессиональных обязанностей: достаточное, даже избыточное их количество оказалось в сибирской ссылке и на поселении в качестве участников восстаний за независимость Речи Посполитой. Так как одним из основных мотивов ссылки в Сибирь для участников восстаний в их понимании было «преследование за дело веры», то часто конфессиональная принадлежность широко не афишировалась. Тем глубже осознавалась ценность «своей веры», тем крепче было стремление её сохранить. Отбывая наказание в Сибири, участники польских восстаний за независимость в своих письмах домой, а позже – в мемуарах – подчеркивали верность традициям предков. Сибирь в их восприятии была «чистилищем», сродни дантовскому. Характерное высказывание, не имеющее прямого оценочного характера, но позволяющее судить о глубине рефлексии: «В Александровской тюрьме, по инициативе отца Мокшицкого, доминиканца из Вильно, в одной из больших камер, где содержались заключенные, в окне были сделаны едва заметные дверцы, за которыми помещался алтарь»2. Интересные наблюдения оставил ксендз Ян Хыличковский, сосланный в Сибирь на поселение в 1863 г. и возвратившийся в 1885 г. по «всемилостивейшему соизволению» в Петроковскую губернию Царства Польского. «Еще не так давно слово Сибирь связывалось с представлением о диком и безлюдном крае. Полагали, будто бы даже малый лучик цивилизации не проникал сквозь эти безмерные пространства, протянувшиеся от Уральских гор до Тихого океана и от Ледовитого моря до регионов Алтая и Маньчжурии. И страх также охватывал каждого, кто вспоминал от этой стороне – о тех норах, которые тамошним людям служат жилищем, о шкурах, заменяющих им одежду, о горах, дебрях, степях и лесах, кишащих диким зверьем, о варварском местном народе, враждебном, страшном для 1 Там же. С. 78. Зюлек Я. Римско-католические священники, сосланные в Сибирь после Январского восстания // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 135–145. 2 88 пришельца. Сегодня эти предубеждения рассеялись. Значительное число лиц, возвращающихся из Сибири, огласили и оглашают в печати свои описания и воспоминания о пребывании в различных уголках этих азиатских владений. Оказалось, что Сибирь не только не отсталая, но напротив, – является землей богатой и обетованной»1. В. Сливовская, председатель Сибирской комиссии Польской академии наук отмечает, что понятие «Сибирь» имело для поляков гораздо более широкий смысл, нежели собственно географическое название, и на многие десятилетия оно стало ключевым словом национальной мифологии2. Знания об азиатской части России, ее географии, природе и этнографической структуре, в период между восстаниями 1830 и 1863 гг. были включены в обязательную программу школ Королевства Польского3. В школьных учебниках Польши Сибирь была представлена как богатое природными ресурсами пространство, населенное северными народностями. Созданный в учебниках образ резко контрастировал со знаниями, которые школьники получали дома, где нередко кто-то из семьи находился в ссылке или вернулся из неё. Прежде всего, Сибирь стала местом личного опыта ряда польских ксендзов, участников и организаторов «повстаний». Возвращающиеся из Сибири делились своими впечатлениями – переживаниями, наблюдениями и размышлениями, вынесенными из пребывания за Уралом, нередко они писали дневники мемуарного характера. Источники такого типа, кроме фактографии, несли также эмоциональную нагрузку. По своему количеству и качественным характеристикам этот «житийный» массив был настолько велик, что Адам Мицкевич дал ему собственное имя – «Сиберийская литература»4. После Первой русской революции и последовавшей за ней амнистии правительству снова пришлось задуматься о духовном призрении граждан, в том числе 1 Цит. по: Шостакович Б. С. Труд Яна Хыличковского – уникальный источник о сибирской деревне и хозяйственной деятельности её крестьянства во второй половине XIX в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2012. Ч. 1. С. 352. 2 Сливовская В. Старые и новые исследования судеб польских ссыльных в Сибири: их место в истории и культуре // Сибирь в истории и культуре… С. 278. 3 Волчук Я. Знания о Сибири в школах Королевства Польского в период между восстаниями // Сибирь в истории и культуре… С. 98–107. 4 Masiarz W. Powstanie i rozwoj pierwszych parafii rzymskokatolickich na Syberii Wschodniej (1805–1937) // Kosciol katolicki na Syberii… S. 125–140. 89 и «польских сибиряков». 2 февраля 1908 г. министр внутренних дел П. А. Столыпин выдал разрешение польским представителям конгрегации редемптористов на проведение миссий в Сибири. Назначение получили три священника: о. Владислав Богосевич из Варшавы, о. Мартин Нуцковский из Подгужа и о. Юзеф Палевский из Мостиск, их отчеты отложились в архиве ордена редемптористов, а впоследствии были размещены на сайте конгрегации1. Что же отметили отцыредемптористы в своих отчетах по окончании командировки? 1) Официальную легитимацию их деятельности. Из Варшавы выехали 27 мая 1908 г., прибыли в Министерство иностранных дел в Санкт-Петербурге, где получили личное разрешение на проведение «миссий». 2) Разную степень активности прихожан, в зависимости от времени проживания в Сибири и мотивов переселения. «Старые ссыльные тянулись к костелу, чего нельзя было сказать о сосланных после 1905 г. Только немногие из них приходили на миссии. …Католики – белорусы и латыши с удовольствием приходили на миссии, но исповедовались по-русски». 3) Благосклонное отношение местных властей. «По сравнению с преследованиями в Польше и Литве подобная практика выглядела странно». Чем объясняли для себя такое отношение? «Правительство не боялось католицизма в Сибири, поскольку связанный с ним польский элемент терялся здесь в море православия». Вспоминают о том, что в Тобольске они встретились с губернатором, который «встретил вежливо и обещал помочь в случае необходимости». Имела место также аудиенция у губернатора в Томске. 4) Обнадеживающий результат. «Многие только во время миссий признались в том, что они католики», восприняли приезд редемптористов в Сибирь как знак внимания к единоверцам, «пришли к выводу, что теперь им будет легче жить, так как они увидели, что вдали от Родины Бог есть и заботится о них» 2. Сибирь в восприятии редемптористов предстала в качестве безбрежного поля для пастырской деятельности. 1 Ноцунь Э. Миссии редемптористов в Сибири в 1908 http://cssr.redemptor.ru/misje_main.htm (дата обращения: 24.08.2008). 2 Там же. г. [Электронный ресурс]. URL: 90 Образ Сибири формировался не только в общественном мнении. Русские периодические издания прогосударственного толка преследовали рекламную цель заселения малолюдных сибирских окраин. Для этого, при помощи средств массовой информации, выстраивалась модель аналога Нового Света. Историк Н. Н. Родигина замечает, что характерной чертой образа региона в глазах корреспондентов являлось сравнение его с Америкой. «При этом Америка воспринималась как некий социокультурный идеал, аналог новой, свободной, прогрессивной и экономически благополучной жизни»1. Автор одной из статей в журнале «Северный вестник», В. Дебогрий-Мокриевич, писал так: «В конце шестидесятых годов замечалось вообще увлечение Америкой, американской жизнью, американскими свободными учреждениями; некоторые ездили туда, наблюдали тамошние порядки», сравнивали с сибирскими реалиями, свои размышления помещали на страницах газет и журналов2. Аксиоматично, что вследствие как экономических миграций, так и репрессивных действий царского правительства Сибирский регион стал местом проживания представителей разных народов и конфессий. Образ «Сибирь – место каторги и ссылки, тюрьма народов» был для того времени чрезвычайно актуальным. Н. Н. Родигина говорит об этом так: «В последние годы существования “Северного вестника” одними из предметов публицистического дискурса стали вопросы о свободе вероисповедания и о праве на проживание в Сибири. …Обозреватель отстаивает право свободного проживания в Сибири “всех без различия веры и племени”, кто способен в этой далекой и суровой окраине внести свою лепту в дело ее материального и морального развития»3. Представления о Сибири в среде поляков формировались неоднородно. «Образ Сибири – “великой узницы народов” и места страданий польских патриотов, функционировавший в высших просвещенных слоях»4, не был известен широким 1 Родигина Н. Н. «Другая Россия»: образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX – начала ХХ в. Новосибирск, 2006. С. 233. 2 Цит. по тому же источнику. 3 Цит. по тому же источнику. С. 238. 4 Менджецкий В. Образ Сибири на страницах периодической печати «для народа» в Королевстве Польском в конце XIX – начале ХХ в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 376–383. 91 кругам лиц недворянского происхождения, потенциальным экономическим мигрантам. Национально-освободительные движения в Польше (1830 и 1863 гг.) носили ярко выраженный социальный оттенок, участие в них создавало вокруг их участников – шляхтичей ореол мученичества (справедливости ради необходимо заметить, что образ мученика разделялся и поддерживался далеко не всеми)1. Изучение просвещенческо-информационного дискурса польской прессы того времени приводит исследователя к такому выводу: «Если вообще какой-то образ Сибири и существовал в крестьянском сознании, то был это образ “черной дыры”, в которую, если какому осужденному или рекруту довелось попасть, то он в ней исчезал бесследно и навсегда»2. Формирование образа Сибири как самостоятельная цель издателями польских газет и журналов «для народа» не ставилась. К числу «народных», учрежденных специально с целью просвещения преимущественно крестьянства, относились следующие издания. В австро- венгерской части польских земель – «Wieniec», «Pszczółka», «Przyjaciel Ludu»; в немецкой части «Gazeta Grudziądzka» и «Katolik»; собственно в Королевстве Польском – «Gazeta Świąteczna», «Zorza» и «Zaranie». Вышеперечисленные издания адресовались неподготовленным читателям, которым сам процесс чтения часто давался не без труда3. Главной их целью было привлечение крестьян к участию в общественной жизни: в органах местного самоуправления, в общественных, культурно-просветительских и экономических организациях. Информация разрозненного характера, проскальзывавшая на страницах «прессы для народа», касалась, в первую очередь, католических храмов (строительство, освящение, пожар); во вторую очередь – заразных болезней (тиф, холера); и далее, привлекающих внимание событий (убийство губернатора, нападение на почтовый поезд, бунты ссыльных). Тема Сибири затрагивалась на страницах 1 Краковская школа историографии ещё в 1860-х гг. считала основной причиной падения страны её слабость и анархию. В гибели страны и ненужных жертвах краковская школа винила само польское общество, и прежде всего шляхту. Организацию восстаний характеризовало как бессмысленную растрату народных сил, которые следует направить на социально-экономическое развитие и модернизацию польских земель. Подробнее об этом см.: Васильев А. Г. Польская мартирология и «историческая политика»: национальный, региональный и глобальный контексты // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 323–328. 2 Менджецкий В. Образ Сибири на страницах периодической печати «для народа»… С. 377. 3 Там же. С. 376. 92 «Gazeta Świąteczna» и «Zorza» в связи с изложением событий Русско-японской войны: здесь печаталась корреспонденция рефлексивного характера о собственных переживаниях и религиозной жизни. Авторами публикаций являлись поляки, служившие в русской армии, и священники-капелланы. После окончания Русско-японской войны тема военных репортажей исчезла со страниц газет и журналов, на смену ей пришел «аграрный сиберийский дискурс». Зеркальным отражением русского правительственного курса на разрядку политической напряженности в западных регионах империи звучали призывы к потенциальным мигрантам «не искать счастья в Сибири, а строить его в Польше». Доводы в пользу того, что ехать в Сибирь нецелесообразно, должны были остановить мощный миграционный поток аграриев и шахтеров Домбровского угольного бассейна, испытывавших серьезные экономические трудности. Редакционные коллегии периодических изданий «для народа» преследовали четко определенную цель. Слухи о том, что «каждый может взять в собственность столько земли и леса, сколько ему захочется и хозяйничать без каких-либо ограничений» – не более, чем слухи, утверждалось в этих изданиях. Люблинский губернатор на страницах «Gazeta Świąteczna» разъяснял: «В настоящее время ни на более близких территориях Сибири, ни в Оренбургской губернии правительство не располагает свободными землями, поскольку они все заняты»1. «Gazeta Świąteczna» сообщала своим читателям, что: «Всем землепашцам, отправившимся в этом году в Челябинск (этот город польские средства массовой информации относили к Сибири) для получения там от правительства земли, пришлось, потеряв время и деньги на далекое путешествие, вернуться с пустыми руками»2. О приблизительности знаний этих авторов о Сибири свидетельствует упоминание Оренбурга и Челябинска в качестве отдаленных местностей Сибири. Информационное пространство наполнялось заказными публикациями, ярким примером такого рода стало письмо в «Gazeta Świąteczna» от «читателя В. Л.» под названием «Из города Омска». «Я получаю здесь от земляков, которых лично 1 2 Цит. по тому же источнику. С. 379–380. Там же. 93 не знаю, вопросы о Сибири и просьбы честно сказать, стоит ли сюда ехать», – пишет В. Л. Стремясь развеять «неясные слухи со стороны Ченстохова» о значительной помощи и выгодах, которыми якобы пользуются приезжие, и об удивительном богатстве, которое здесь якобы могут заработать, корреспондент категорично утверждает: они не имеют под собой веского основания. Помощь единоразовая, ее размер недостаточен для домообзаводства (выдаются 25 р., а нужна в Сибири 1000 р.)1. Слухи о том, что «здесь каждый может взять в собственность столько земли и леса, сколько ему захочется, и хозяйничать без каких-либо ограничений», – беспочвенны. «Зима бывает долгой и суровой, морозы очень сильные… строительный лес – дорогой», – описывает автор реалии сибирской жизни. «… Земля здесь такая, что один год может быть урожай, а на следующий ничего не уродится; одним словом, для земледельца, что засевать пашню, что покупать лотерейный билет». Но самое главное, о чем предупреждает и от чего предостерегает корреспондент В. Л. из Омска: «Я должен также с горечью предостеречь, что наши соотечественники, которые осели здесь, очень быстро утрачивают национальный облик. Здесь нет ни костелов, ни школ, где дети могли бы научиться читать попольски»2. Учитывая, что данная заметка была опубликована в 1909 г., а в номерах за предшествующие годы сообщалось о строительстве костелов в Сибири, в том числе и в Омске, о наличии школ и благотворительных обществ, внимательный читатель мог заметить явное несоответствие. Помним, однако, о том, что такое мнение формировалось у читателей периодики «для народа», аудитория которой часто была спонтанной и отличалась нерегулярностью, а потому могла легко принять на веру любые эмоционально окрашенные реплики. Резюмируя вышесказанное, В. Л. заключает: «Одним словом, насколько я понимаю, кажется им, что они могли бы здесь жить как в раю… Сообщаю, что 1 2 Там же. С. 380–381. Там же. С. 380. 94 здесь ничего такого нет, что могло бы людей издалека заманить»1. Статья, повествующая о злоключениях переселенцев из уезда Домброва Гурнича в июньском номере за 1910 г. газеты «Zorza», завершается категоричным выводом: «Лучше умереть с голоду в Польше, чем умирать в Сибири в бесчестье и попросту издеваться над своими детьми»2. Добровольных переселенцев в Сибирь упрекали в легкомысленности. Варшавское общество опеки над мигрантами предупреждало: «Этот край совершенно не подходит для миграции», «миграционное движение из Домбровского угольного бассейна в Сибирь следует приостановить», «получаемые наделы не передаются в собственность, а в бессрочное пользование», «после израсходования собственных средств, использования полученной ссуды над переселенцами нависает угроза голода и нищеты»3. Наиболее красноречиво прозвучало название анонимной публикации в «Zorza» в конце 1910 г.: «Новые смертники». В разгар эпохи переселений, на фоне усиливавшейся правительственной пропаганды, описание трудностей экономического характера утрачивало мрачный оттенок. В «Новых смертниках» идет прямая трансляция мысли: «Посмотрим, что случилось с сыновьями политических осужденных, которых массово высылали в Сибирь после восстаний 1831 и 1863 гг. После поселенцев, которые были польскими патриотами, которые за то, что защищали Родину, оказались в ссылке, сегодня не осталось и следа о польской традиции. Потомки смешались с местным населением, и лишь родовые фамилии свидетельствуют о польским происхождении. Если те патриоты не умели или не могли передать своим потомкам язык и традиции, которые им были столь дороги, то что можно сказать о бедняках, которые поехали туда за хлебом, а потому еще в большей степени вынуждены приспосабливаться к местным условиям. Скорее всего, почти все сегодняшние мигранты в скором времени растворятся в местной стихии, среди русских колонистов, примут их язык, веру и традиции и будут для своего края потеряны навсегда»4. 1 Там же. С. 380. Цит. по тому же источнику. С. 381. 3 Цит. по тому же источнику. С. 382. 4 Цит. по тому же источнику. С. 383. 2 95 Издания «для народа» устрашали потенциальных мигрантов разрушением традиционного уклада жизни; на фоне возможных экономических трудностей реальным препятствием для смены места жительства представала угроза крушения традиционной картины мира. Для характеристики представлений западных мигрантов, вольных и невольных, о правовом пространстве Сибири достаточно вспомнить два устойчивых фразеологических оборота, характеризовавших степень восприятия: «нелюдская земля» и «земля обетованная». Регион, принявший на протяжении изучаемого периода целый ряд мигрантов, этапы переселений и адаптации которых были охарактеризованы нами в главе II, вовсе не был «правовым вакуумом» на политической карте мира. Являясь частью Российской империи, Сибирский регион оказался включенным в общее правовое поле. Очевидно, что управлять такой империей, как Россия, населенной многочисленными народами на территориях, в разное время приобретенных государством, на основе унифицированной модели организации местного управления, суда, земельных и социальных отношений было невозможно. Правительство использовало различные варианты построения системы администрации и самоуправления, а также использования местного законодательства в центральных и окраинных губерниях – в Сибири и на Кавказе, в Польше и в Финляндии, исходя из политической целесообразности и эффективности государственного управления1. Правовое пространство Сибири в XIX – начале ХХ в. не являлось совершенным. Состав переселенцев также был далеко не однородным. «Западнопереселенцы» в Восточную Сибирь из Царства Польского прибыли не по своей воле, а по распоряжению МВД Российской империи за участие или по подозрению в участии в антиправительственных действиях. Мигранты-аграрии в Западную Сибирь, в большинстве своем, приехали по собственному желанию, в поисках свободной земли и лучшей доли. Соответственно, и стереотипы восприятия 1 «власти» у них изначально были разными. Вынужденные Красняков Н. И. «Сибирский формат» регионального управления в Российской империи (XVIII – начало ХХ в.). Екатеринбург, 2006. С. 173. 96 переселенцы Восточной Сибири относились к сибирской администрации с отчуждением, не принимая своей вины и не ожидая ничего хорошего. Мигрантыаграрии в Западной Сибири надеялись на поддержку местных властей и просили, требовали, настаивали на своих правах1. С какими проблемами правового характера чаще всего сталкивались «поселенцы»-ссыльные и «переселенцы»-экономические мигранты? Из числа ссыльных поляков, отбывавших наказание в Западной Сибири, большая часть (а именно – 62,3 %), была определена для водворения на казенных землях. Законодательством такой вид ссылки рассматривался как наиболее мягкое наказание за политические преступления, но приписка к категории государственных крестьян делала для этих ссыльных невозможным возвращение на родину2. «Переселение, со всеми его нравственными условиями и задачами на вечную утрату родины, приняло, таким образом, значение наивысшей меры наказания для людей наименьшей виновности»3. Ссылка на водворение стала мерой наказания для тех, чья вина не была доказана (высылке подлежали жители целых населенных пунктов, где проходили либо скрывались в окрестных лесах отряды мятежников). Ряд населенных пунктов (Щука, Пеняжки, Яворовка, Ибяна) были сожжены после отправки их жителей в Сибирь4, следовательно, этим селянам и возвращаться было некуда, что только усугубляло ситуацию. Мягким видом наказания считалась также служба в войсках Российской империи, без ограничения прав состояния. Служба в армии начинается с принесения присяги; отказ в ее принесении квалифицировался сибирскими властями как отказ повиноваться, а потому «командир Отдельного Сибирского корпуса генерал-губернатор Западной Сибири А. О. Дюгамель велел в случае отказов от присяги передавать поляков военному суду»5. 8 апреля 1864 г. поляки, зачисленные на службу в 1-й Сибирский линейный батальон, отказались 1 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 2514, 2675; Оп. 7. Д. 10631, 11244; Оп. 8. Д. 11736, 11783, 12310, 13014. Мулина С. А. Мигранты поневоле: адаптация ссыльных участников Польского восстания 1863 г. в Западной Сибири. СПб., 2012. С. 60. 3 Максимов С. В. Сибирь и каторга. СПб., 1871. Ч. 1/3. С. 363. 4 Мулина С. А. Мигранты поневоле. С. 61. 5 Там же. С. 64. 2 97 присягать на верность российской короне; свой поступок они мотивировали принудительным характером помещения их в войска. «Они уверяли начальство, что готовы служить, но принести присягу не могут, так как поступили на службу не по желанию, а по назначению правительства»1. Не всегда формулярные списки высланных в Сибирь были составлены в соответствии со всеми правилами делопроизводства, имели место ошибки. Был ли единичным случай, упомянутый в делах хранения ИсАОО: «О высылке обратно в Польшу отправленного по ошибке в Сибирь прусского шляхтича Юзефа Оссовского от 19.11.1864–8.01.1865»2? Историк С. Г. Пяткова утверждает: «Неправильно составленная о переселенцах документация вызывала их недоверие к действиям местного начальства»3. Недоверие респондентов было небеспочвенным. В циркулярном распоряжении генерал-губернатора Западной Сибири А. И. Деспот-Зеновича от 16 февраля 1867 г. отмечено: «До сих пор не заведен алфавитный список лиц, высланных по политическим причинам из Царства Польского и Западного края под надзор полиции… до сих пор не установлен должный порядок по делопроизводству полиции о политических ссыльных, и постоянно обнаруживаются беспорядки по этой части»4. Общее впечатление от пенитенциарной системы Российской империи, существовавшее на уровне подсознания, контрастировало с субъективными впечатлениями. Крестьянин из Великопольши Игнатий Дрыгас, отбывавший ссылку в окрестностях Омска, оставил в дневниковых записях сообщение: «Когда я хорошо ко всему присмотрелся, то эта Сибирь мне стала как-то лучше нравиться, и хотя я сюда въезжал узником, здесь мне показалось веселее, чем в самой России. Люди какие-то лучшие, сострадательные к нам, беднягам, и было видно, что нас жалели»5. 1 Там же. С. 63. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 5755. 3 Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь пореформенного периода. С. 81. 4 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 5727. Л. 3. 5 Цит. по: Михальска-Браха Л., Цабан В. Сибирь в воспоминаниях крестьянина Игнация Дрыгаса, сосланного после восстания 1863 г. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2012. Ч. 1. С. 358. 2 98 Негативное впечатление, в первую очередь, от системы исполнения наказаний в целом по империи сменялись эмоциями разной окраски в период пребывания в Сибири. «Как только речь переходит на конкретные личности, то тональность описания становится более вариативной»1. Помимо объективных характеристик, перечисляющих черты характера сибирских чиновников, авторы воспоминаний акцентировали внимание будущих читателей на их национальной и вероисповедной принадлежности. «Особое место в мемуарах занимают чиновники польского происхождения. Если к полякам, состоявшим на русской службе в Царстве Польском, отношение соотечественников было достаточно недоверчивым, то за Уралом любое обстоятельство, связывавшее чиновника с Польшей, приобретало значимость, обсуждалось ссыльными и рассматривалось как возможность протекции»2. Наибольшим уважением среди сибирских поляков пользовался тобольский губернатор А. И. Деспот–Зенович. Что привлекало в личности губернатора? Корреспонденты-поляки отмечали его честность, борьбу с коррупцией (злоупотреблениями), манеру носить не форменную, а гражданскую одежду, что создавало иллюзию «своего человека», образованность (в том числе знание нескольких иностранных языков). Немаловажная черта: «охотно разговаривал по-польски»3. Рефлексия «невольных сибиряков» была основана на восприятии ими степени лояльности конкретного чиновника. В повседневном бытии человека значимое место занимает сфера профессиональной деятельности. Не просто работа как способ зарабатывания денег, а именно реализация профессиональных компетенций. На уровне руководства империи существовал ряд законов, правил и предписаний, призванных оградить сибирское население от общественно– политического влияния польских ссыльных. К ним относились «Правила по устройству быта» медицинскую 1 1866 г. деятельность, издания, службу запрещавшие в преподавательскую правительственных и учреждениях, Мулина С. А. Сельская администрация глазами польских ссыльных // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2012. Ч. 1. С. 363. 2 Там же. С. 364. 3 Там же. 99 содержание аптек и типографий. Аналогичные по характеру распоряжения неоднократно рассылались руководству сибирских губерний в форме циркуляров из Министерства внутренних дел в 1866 и 1867 гг. В первую очередь, запрещение распространялось на профессии, носившие интеллектуальный характер, дабы они не были использованы «в противоправительственных целях». «Не менее сложным было положение у ксендзов, находящихся на жительстве в сибирских городах под надзором полиции. В ссылке им строго воспрещалось вести богослужение, а большинство из представителей ссыльного духовенства не мыслило об иной сфере приложения своих сил»1. Подтверждение тому, что данное предписание исполнялось, мы найдем в материалах ГАКК, ГАТО, ГА в г. Тобольске, ИсАОО2. Запретительные циркуляры МВД служителями католической церкви нередко нарушались; совершение церковных обрядов, служение литургии самими священнослужителями и их многочисленной паствой воспринималось как поступок героический, заслуживающий уважения. Со стороны органов власти, безусловно, данное деяние квалифицировалось как серьезный проступок. Несмотря на периодически проводившиеся проверки, обыски3, посещения городничего4 в разных населенных пунктах Сибири священнослужители – католики продолжали исполнять профессиональные обязанности. Например, при обыске 2 октября 1866 г. у ксендзов Явшица (Явшицкого) и Вышинского были обнаружены распятие, молитвенники, черный деревянный крест на пьедестале, покрова на алтарь. Все вещи были изъяты и переданы курату Тобольского католического храма5. Сложившейся практикой можно считать «отобрание расписок» у ссыльных католических священников о том, что впредь они больше не будут заниматься богослужебной практикой. 14 мая 1866 г. в Тюменской городской полиции такую расписку дал кс. Олай6. 1 Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь пореформенного периода. Сургут, 2008. С. 87. ГАКК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 231, 1692, 2463,2544, 2661, 2664; ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1153а; ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 146; ИсАОО. Ф. 3 Оп. 8. Д. 12718. Л. 1–26. 3 ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 146. Л. 14, 27. 4 Niedzieluk T. Jeden rok z zycia ksiezy – zeslancow politycznych w Mariinsku // Zeslaniec. Pismo rady naukowej zarzadu glownego zwiazku sybirakow. Warszawa, 2006. № 26. S. 53–56. 5 ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 146. Л. 27. 6 Там же. Л. 25. 2 100 Губернатор А. И. Деспот-Зенович не побоялся вступить в конфронтацию с МВД. Им был разработан проект «Об устройстве быта находящихся в Тобольской губернии политических преступников»1. Тобольский губернатор не считал нужным изолировать ссыльных; напротив, он разработал ряд мер по наиболее целесообразному использованию их профессиональных навыков на благо региона. Деспот-Зенович полагал нужным «их органическое слияние с местным населением… право вступать на государственную службу, детям… позволить поступить в учебные заведения, врачам дозволить медицинскую практику, священникам заниматься церковной деятельностью, дать права… свободного занятия искусством и преподавать уроки музыки, живописи, танцев и прочее»2. Для высланных из Царства Польского и Западных губерний Деспот-Зенович предполагал разрешить устроить католические церкви в тех местностях, где сосредоточено наибольшее число переселенцев (особенно в округах Омского, Тарского и Ишимского округов), с назначением священника, на содержание которого выделять средства из сумм 10-процентного сбора3. Данной ему властью тобольский губернатор выдавал частные разрешения, тем временем сменился и вектор имперской политики. Циркулярным распоряжением МВД 1867 г. «ксендзам, сосланным без ограничения прав», было разрешено «проводить богослужение в штатных костелах»4. Таким же циркулярным распоряжением от 15 декабря 1872 г. политические ссыльные священники получили право быть назначенными викариями5 в крупные приходы6. Специальными циркулярами ссыльным, освобожденным от надзора полиции, было разрешено заниматься частной медицинской практикой и другими «всякого рода частными занятиями», вплоть до поступления на общественную службу7. 1 Там же. Ф. 1. Оп. 2. Д. 722. Л. 12 об. Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка… С. 89. 3 Там же. 4 ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 146. Л. 154. 5 Викарий – (лат. vicarius cooperator) – помощник. Священник, помогающий настоятелю прихода. 6 ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 93. Л. 182. 7 Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка… С. 89. 2 101 Как преднамеренное введение в заблуждение воспринимались ссыльными сообщения об амнистиях. Царским указом от 16 апреля 1866 г. срок ссылки сосланным в каторжные работы сокращался наполовину; повелением монарха от 25 мая 1868 г. молодые люди (исключая каторжников), которым не исполнилось ещё 20 лет, получили право возвратиться на родину, под надзор полиции; указом от 13 мая 1871 г. возвращались прежние права и почетные титулы; манифестом от 15 мая 1883 г. провозглашалась всеобщая и окончательная амнистия всем повстанцам 1860-х гг.1 Доходила ли эта информация до адресатов? Если доходила, то какова была степень её верификации? Распоряжением МВД сибирским губернаторам, в том числе тобольскому, было предписано: «Высочайшее повеление не должно быть оглашаемо в местных органах печати»2. Закрытый характер информации, полутайна создавали ситуацию непонимания, а во всех бедах ссыльные винили местную власть. Активизации движения мигрантов-аграриев способствовало принятие в 1889 г. закона «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли и о порядке перечисления лиц означенных сословий, переселившихся в прежнее время». Безземельные и малоземельные крестьяне из Царства Польского и Западных губерний Российской империи надеялись получить большие земельные наделы, тем самым улучшить свое материальное состояние. Однако нередко оказывалось, что отмежеванные для переселенцев земли принадлежали сельским обществам старожилов. Так произошло в пос. Шадовском Усть-Тартасской волости Томской губернии: в произошедшем недоразумении обе стороны обвинили местную администрацию3. Государственной субсидией могли воспользоваться только переселенцы, получившие официальные разрешения. Оформление документов занимало достаточно длительное время, а потому многие шли, не дождавшись официальных разрешений, нелегально; соответственно, права на субсидию такие 1 Там же. С. 80–83. ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1.Д. 93. Л. 106. 3 Кауфман А. А. Хозяйственное положение переселенцев, водворенных на казенных землях Томской губ.: по данным произведенного в 1894 г. подворного исследования. СПб., 1896. Т. 1. С. 43. 2 102 переселенцы не получали. А. А. Кауфман, совершая в 1894 г. подворное обследование переселенческих поселков Томской губернии, заключил: «Все новоселы переселились без разрешения, с паспортами, которые однако также удалось получить не без затруднений; это обстоятельство помешало продать надельную землю, которую пришлось сдавать в аренду за более или менее дешевую цену»1. Заработная миграция стала еще более интенсивной в 1891–1903 гг. в процессе строительства Сибирской железной дороги2. Шахтеры Домбровского угольного бассейна, отыскивая выход из экономического кризиса, поверили слухам о бесплатной раздаче земли в Сибири и о беспроцентных ссудах. Мечты не совпали с реальностью; правовые основы наделения землей рабочих не были прописаны. Часть шахтеров вернулась в Польшу, другие отправились на заработки в шахты соседнего региона, а также на строительство Сибирской железной дороги3. Стремясь приспособиться к новым условиям, новоселы руководствовались принципом, о котором сами с юмором говорили так: «Бог высоко, царь далеко, а мы тут». Помним и о том, что новыми жителями Сибири стали отнюдь не законопослушные граждане. В официальных документах канцелярия Енисейского губернского управления именовала их «политссыльными», сами в текстах своих ходатайств они называли себя «политическими преступниками»4. Состав переселенцев-аграриев Западной Сибири также характеризовался наличием достаточно решительных граждан, часто без документов, на свой страх и риск поехавших с семьями и детьми в неизведанные края в поисках лучшей доли. Их личные дела, поданные в 1921–1922 гг. в оптационную комиссию, наполнены справками и автобиографическими сведениями, подтверждающими достаточно авантюристический характер многих из переселенцев5. 1 Там же. С. 42. Островский Л. К. Поляки в Западной Сибири (1890–1930-е гг.). Новосибирск, 2011. С. 65–66. 3 Там же. С. 86–87. 4 ГАКК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 43. Л. 2, 14, 31. 5 ГАНО. Ф. Р-1. Оп. 3. Д. 147–152. 2 103 Подвергнув анализу содержание обращений к властным структурам, мы увидели, что адресатами чаще всего являлись: генерал-губернаторы Восточной и Западной Сибири, главные управления соответственно Восточной и Западной Сибири, департаменты полиции, окружные исправники, церковное руководство церкви (курат)1 и, в крайних случаях, митрополит римско-католической церкви в Российской империи. Для конкретизации и актуализации контекста необходимо уточнить, что губернские управления являлись высшими административнополицейскими учреждениями в соответствующих губерниях, а римско- католический митрополит, в соответствии в установлениями Екатерины II, находился в юрисдикции непосредственно Ее (далее – Его) императорского величества, а не Папы римского2. Для контроля за деятельностью лютеранской и католической конфессий в государстве внутри структуры Министерства внутренних дел в 1817 г. был создан Департамент духовных дел инославных исповеданий. Руководствуясь установками рубежа XIX–XX вв. на административные функции церковного руководства, в менталитете гражданина Российской империи сложилось восприятие как светской, так и церковной администрации в качестве властных институтов, отвечающих за поддержание порядка в государстве. Помним, что статусом государственной церкви обладала только Русская православная церковь, все иные исповедания в империи относились к «терпимым». Особенность обращения ссыльных и переселенцев к католическому руководству объясняется, во-первых, принадлежностью к этой конфессии, а во-вторых, их традиционным мышлением, сохранившимся со времени проживания в губерниях, именовавшихся Западными, а также в Царстве Польском. Предметом ходатайств чаще всего являлись просьбы о получении ссуды для домоустройства3, прошения о разрешении заниматься профессиональной деятельностью, чаще всего медицинской практикой4. Безусловно, значительная 1 Курат – руководитель прихода, настоятель приходского храма в католической церкви. РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Л. III–IV. 3 ГАКК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 22, 27. 4 Там же. Д. 68. 2 104 часть прошений была посвящена мысли о возможном помиловании1 и возвращении на родину2. Вопреки сложившимся стереотипам, далеко не все политссыльные мечтали вернуться в Царство Польское. Многие предпочли новым порядкам, установленным в Западных губерниях и Царстве Польском после 1863 г. (усиление административного надзора, ограничение в использовании родного языка и преследование за исповедание неправославной религии) в своих исконных поселениях на польских территориях и в Западных губерниях, «более свободное житье» в местах водворения, то есть в Сибири. За годы проживания в этом, поначалу показавшемся суровым, краю, они выявили немало выгод, с которыми не захотели расстаться по окончании срока ссылки или поселения3. Так, Франц Бродовский в своем прошении от 31 августа 1868 г. на имя Канского окружного исправника писал следующее. «Высочайшим повелением государя императора даровано мне возвратиться на родину, но в настоящее время я возвратиться не могу и не желаю, потому что на месте водворения желаю заняться хозяйством и хлебопашеством, и тем самым устроить свою будущность, и поэтому прошу ваше высокоблагородие о высылке меня остановиться. 1868 г. августа 31 дня»4. Можно было бы счесть данный случай экстраординарным, если бы не поток прошений аналогичного содержания, последовавших после положительного решения по делу Бродовского. Уже через полтора месяца, 14 октября того же года, к енисейскому губернатору с просьбой «об оставлении их навсегда в Сибири» обращались «политические преступники: Болеслав Францискевич, Эрнест Гайзлер, Анофрий Корженовский, Николай Вержбицкий»5. В видении подателей этого коллективного прошения енисейский губернатор и канский окружной исправник перестали олицетворяться с репрессивными органами; наоборот, виделись гарантами хозяйственной стабильности. О массовости 1 Там же. Д. 73. Там же. Д. 80, 82, 83. 3 Там же. Д. 43. 4 Там же. Л. 2. 5 Там же. Л. 14. 2 105 описанного нами явления можем судить по ряду последовавших прошений от Осипа Дунаевского, Войцеха Лакомского, Станислава Мечаковского, Николая Липермана, Франца Гутаковского, Виктора Иольского, Болеслава Рачевского, Яна Тарчинского, Ксаверия Стамбровского, Адольфа Будзько, Ивана Ковальского, Николая Струтинского, Валентия Рокоссовского, Николая Ловинского, Александра Рыбчинского, Игнатия Крошменицкого и др.1 «Волшебное превращение» лиц сибирской администрации в гарантов финансовой стабильности на этом не завершилось. Политический ссыльный из иностранных подданных Иосиф Иванов Щуцкий в своем рапорте к енисейскому губернатору просит оставить его на жительство в Сибири и принять от него «присягу на верность и подданство России, при сем на благоусмотрение вашего превосходительства имею честь представить»2. Податель рапорта расширил в своем понимании полномочия губернатора: не осмелившись обратиться с такого рода прошением к царю, отбывший наказание «политический преступник» просит об этом губернатора, находящегося в Красноярске. Возможно, по аналогии со статусом наместника в Царстве Польском, ссыльные и переселенцы считали сибирских губернаторов такими же «наместниками», в своем статусе близким царю? Часто ожидания новых жителей Сибири не совпадали с существовавшей объективной реальностью. Отсутствие четкой правовой базы ссылки и переселения (они формировались в процессе действия), бюрократическая волокита негативным образом влияли на представления мигрантов из западных регионов империи о правовом пространстве Сибири. Сами переселенцы, обладавшие уверенностью в своих силах по причине происхождения из регионов с конституционными устоями, не стеснялись отстаивать свои права. Их уровень рефлексии по поводу собственных действий был достаточно высоким. Реагируя на обращения граждан («О разрешении вопроса о том, к какому званию должны быть причисляемы лица, ссылаемые в Сибирь на житье с лишением всех прав и 1 2 Там же. Л. 21, 31, 35, 40. Там же. Л. 17а. 106 преимуществ и какими льготами они могут пользоваться»1, «По просьбе польского переселенца Иосифа Кубецкого о скорейшем помещении его с семейством в разряд призреваемых с производством от казны пособия»2, «По просьбе польского переселенца Ивана Садовского о выдаче ему денежного пособия по случаю вступления его в брак с сибирской уроженкой»3) генералгубернаторы, главные управления Западной и Восточной Сибири способствовали заполнению «белых пятен» в праве, зачастую создавая правовой прецедент. Титулы архивных дел имеют «говорящие» названия, сохраняя для исследователей следы сибирского правотворчества: «По представлению томского губернатора о разрешении допускать на должность сельских писарей польских переселенцев»4, «О разрешении ссыльным врачам заниматься частной практикой»5, «О переменах в местах поселения политических преступников из уроженцев Западных губерний и Царства Польского в 1848 г.»6. Имеются примеры конструктивного взаимодействия центрального и местных уровней власти: «По отношению Сибирского комитета о способах поселения ссыльных в Сибири без издержек со стороны казны»7; власти в целом и общества: «По указу попечительствующего Сената о том. чтобы трехлетняя льгота от податей была даваема ссыльнопоселенцам из бродяг»8, «О дозволении женам и детям ссыльных в Сибирь, пришедших добровольно, возвращаться на родину»9. На лекции, прочитанной в Лозанне в 1917 г., Б. Пилсудский произнес слова, ныне часто цитируемые: «Сибирь, которой агрессивное правительство пугало всех, не желающих повиноваться ему, стала повседневной, понятной каждому поляку угрозой. Сибирь вошла в польскую поэзию, заменив в ней античный Тартар и средневековый ад»10. Однако на практике ссыльные, и в первую очередь 1 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 2675. Там же. Оп. 8. Д. 11736. 3 Там же. Оп. 7. Д. 11244. 4 Там же. Оп. 8. Д. 11783. 5 Там же. Оп. 7. Д. 10631. 6 Там же. Оп. 2. Д. 2514. 7 Там же. Оп. 1. Д. 902. 8 Там же. Д. 1026. 9 Там же. Д. 1423. 10 Пилсудский Б. Поляки в Сибири // Сибирь в истории и культуре… С. 28. 2 107 служители церкви, встречали лояльное к себе отношение со стороны сибирской администрации, сочувствие местного населения, приходя таким образом к выводу, «что Сибирь – это не Тартар или пекло, что это их далекая вторая Отчизна»1. Брониславу Пилсудскому вторит современная польская исследовательница София Трояновичова. «Польская Сибирь, – пишет она, – была сферой, в которой романтизм дольше и эффективнее всего защищал свои позиции», так как со временем образ Сибири стал в польском сознании неотъемлемой составляющей, «глубоко и эмоционально переживаемым элементом национального единства»2. Парадоксальным на первый взгляд кажется факт, что после помилования в 1876 г. часть «повстанцев» осталась в Сибири; для многих из них «Сибирь была тем местом, где открывались более широкие возможности для самореализации, чем в порабощенном Царстве Польском, то есть в так называемых Западных губерниях Российской империи»3. Так происходила корректировка «мартирологического образа Сибири». Однако вне зависимости от эмоциональной окраски оценочных характеристик, все они объединены единой нитью: «Память Сибири была делом личным и общенациональным, имела в себе что-то от миссии»4. Приведенные выше аргументы позволяют сделать вывод о значимости представлений сибирских католиков о Сибири как географическом, информационном, правовом пространстве; об определяющем месте данных представлений в их картине мира. К базовым представлениям мы относим также представление о времени в картине мира католиков-сибиряков. Вместе с пространственными, темпоральные представления формировали ощущение включенности в социум. Категория «время» в сознании сибирских католиков XIX – начала ХХ в. воспринималась во множественном, 1 расщепленном контексте. Мы выделяем литургическое5, Там же. С. 30. Trojanowiczowa Z. Sybir romantykow. Krakow, 1992. S. 146. 3 Masiarz W. Powstanie i rozwoj pierwszych parafii rzymskokatolickich na Syberii Wschodniej (1805–1937) // Kosciol katolicki na Syberii… S. 125–140. 4 Сливовская В. Молитвенники польских ссыльных как источник сведений о судьбах поляков Восточной Сибири // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск, 2000. С. 71. 5 Изучением литургического времени занимается специальная историческая дисциплина – эортология. 2 108 праздничное (сакральное) и личностное время. Каждый из перечисленных контекстов существовал вне зависимости от субъективного желания конкретной личности, а потому транслировался на уровне «высшего сознания», божественной предопределенности. Литургическое время (в практике католической церкви применяется термин annus liturgicus – «литургический год») означает замкнутый временной цикл, определяющий литургическую, общественную и частную, религиозную жизнь христиан. В рамках литургического времени ежегодно повторяются священные периоды для литургического повседневного увековечения времени течения в божественных деяний. Основным католической церкви является исторического времени церковью1. смыслом освящение Рассмотрим особенности литургического времени в латинском обряде католической церкви применительно к исследуемому историческому периоду2. Литургический год начинался с адвента3, а именно с воскресенья, ближайшего ко дню святого апостола Андрея (30 ноября). Послерождественское время означало переход к событию Богоявления. После Богоявления начинался отсчет недель до Пасхи. В предпасхальном периоде выделялись septuagesima (предначинательное время) и время Великого поста, начинавшегося с Пепельной среды и заканчивавшегося последним днем Святой недели (включал в себя шесть воскресений). Новый литургический период открывался днем Пасхи и длился до Пятидесятницы. Весь следующий период до нового адвента именовался «после Пятидесятницы»: в нем выделялись дни Святой Троицы4, Тела Христова (в четверг после Троицы)5, Сердца Иисуса6. Литургические события, знаменовавшие земную жизнь Христа и Богородицы, были установлены в период раннего христианства, до церковных 1 Рубан Ю. И., Сахаров П. Д. Год литургический // Католическая энциклопедия. М., 2002. Т. 1. С. 1341–1342. Система церковного календаря сложилась в средневековой Европе и не подвергалась реформированию вплоть до 1951 г. Серьезные изменении были проведены литургической реформой II Ватиканского собора и выразились в выработке «Общих норм для литургического года» в 1969 г. 3 Адвент – литургическое время, предшествующее празднику Рождества. 4 Самостоятельное значение приобрел с XIV в. 5 Его возникновение связывают с XIII в. 6 Вошел в церковный обиход с начала XIX в. 2 109 разделов, а потому совпадали по дате в православной и католической церкви. В дни таких литургических событий католическая церковь предусматривала возможноть индульгенции (полного отпущения грехов при условии посещения храма и исповеди в этот день). Своеобразие идеологических перипетий в России с папским престолом в Ватикане1 выразилось в предписании ДДДИИ Российской империи Папе римскому прекратить практику праздничных индульгенций всем имевшимся в стране католическим храмам, дабы не подавать поводов для соблазна униатам и православным2. К особенностям литургического времени в католической церкви относились дни почитания Святого Семейства, Посещения Пресвятой Девой Марией Елизаветы, Розария. Литургический календарь является внешним системообразующим инструментом любой религиозной организации. Он дисциплинирует адептов конфессии, сообщает им и внешнему миру о приближении календарных дат, значимых для верующих. Литургические календари всех религиозных конфессий, представленных в Сибири, ежегодно публиковались в «Памятных книжках» сибирских губерний и областей вплоть до 1915 г. Данное обстоятельство характеризует иллюстрирует ментальность сибирского дальновидность социума сибирской как толерантную администрации. и Во-первых, представители разных вероисповеданий чувствовали себя включенными в местный социум; во-вторых, обнародование годичного списка сакральных дат снимало завесу таинственности над деятельностью религиозных групп; в-третьих, размещение ряда литургических календарей в одном печатном издании позволяло соотносить календарные даты их празднования, объявлять дни нерабочими и контролировать соблюдение порядка во время празднеств3. Литургический календарь римско-католиков публиковался в адресно-справочных календарях сразу же вслед за православным, предваряя все иные (протестантский, армяно1 Подробнее об этом см. в статье: Недзелюк Т. Г. Русский католицизм [Электронный ресурс]: к вопросу о смысловом значении термина (дискуссионные моменты в историографии) // International journal of Russian studies. 2012. № 5/1. URL: http://www.ijors.net. 2 РГИА. Ф. 821 Оп. 128. Д. 23. Л. 3, 4. 3 Сибирский вестник. 1887. 19 авг. 110 грегорианский, магометанский, еврейский1), что повышало статус этого исповедания в восприятии приверженцев других конфессий. Праздничное (сакральное) время – категория, выводящая индивидуума за границы повседневности. В христианской культуре, сочетающей праздник с покаянием, праздничное время отождествляется с рефлексией, осознанием ценностности и темпоральной протяженности индивидуального человеческого существования. События, произошедшие в период от Рождества до Рождества, от Пасхи до Пасхи, запечатлевались в семейных преданиях, в индивидуальной и коллективной памяти причастных к событию людей. Именно Рождество и Пасха упоминались мемуаристами и информантами в качестве «ожидаемых», «долгожданных» праздничных событий. Все церковные события подразделяются на стабильные («в числе») и переходные, не связанные с определенной датой. Ожидание приезда священника (как правило, не чаще одного раза в год в рамках пастырской визитации), подготовка к его приезду воспринимались как повторяющиеся явления торжественного порядка, выходящие из канвы обыденности. Приуроченное к пасхальным либо рождественским праздникам, событие получало свое оформление в календарных границах. «Священника привозили…, он читал молитву возле креста»2, – вспоминали жители польской деревни Вольдзики. Приезд священнослужителя сопровождался, как правило совершением отложенных таинств: крещением детей, родившихся в период с прошлой визитации, венчанием пар, желающих вступить в брак. Метрические книги сибирских католических приходов составлялись в конце календарного года по принципу компилляции событий, зафиксированных в метрических тетрадках, а нередко и просто в записных книжках священника. Особенной аккуратностью в фиксации дат и событий отличались метрические книги немецких католических 1 Мы приводим перечень календарей в их последовательности и с теми названиями, что и в «Памятных книжках». См.: Памятная книжка Тобольской губ. на… [1908–1915 гг.]. Тобольск, 1908–1915; Памятная книжка Томской губ. на… [1910–1913 гг.]. Томск, 1911–1913; Памятная книжка г. Омска и Акмолинской обл. на… [1913–1914 гг.]. Омск, 1913–1914. 2 Латыпова В. В. Страницы истории польской деревни Вольдзики // Поляки в социокультурном пространстве сибирской деревни. Омск, 2012. С. 90. 111 приходов Сибири (Келлеровка, Мариенбург)1. Здесь, помимо обычной метрической записи, священник составлял алфавитный список принявших таинство, сопоставлял порядковый номер в метрической книге с алфавитным порядком. Возвратившись после зимней, рождественской визитации приходов, он сверял метрические записи, заверял их своей подписью и костельной печатью. Существовал и иной порядок ведения метрических книг: записи вносились непосредственно в момент совершения церковного таинства. В случае, если к приходу были приписаны несколько священников (крупные городские приходы в Тобольске, Томске, Красноярске, Иркутске), в приходском костеле на момент праздника мог оставаться один, а именно настоятель; викарии разъезжались с пастырскими визитами к прихожанам. Возвращаясь после визитации, викарий привозил свою тетрадку с записями о совершении таинств. Так, в метрической книге католического костела Красноярска первые четыре записи за 1880 г. соответствуют таинствам, совершенным в 1879 г., запись № 7 повествует о событии, имевшем место в 1877 г., записи № 10–14 снова возвращают читателя к 1877 г. Всего в 1880 г. ксендзом Лесневским было внесено 83 записи, но хронологически они соответствуют разным годам2. Внесение сведений в уже заполненные графы метрической книги придавало документации элемент запутанности, а нередко и бессистемности, что можно считать характеристикой документации в польских костелах Сибири. Как это отражалось на темпоральных представлениях прихожан, мы можем судить по пометкам на полях: «Исправленному верить», «внесены изменения» и др. В данном случае утверждения окрещенных когда-то младенцев о том, что они рождены «когда картошку копали», не совпадают с содержанием метрической записи, составленной во время рождественской визитации и зафиксировавшей время крещения в качестве даты рождения человека3. В итоге возникала неизбежная путаница, рождались сомнения: «Действительно ли меня крестили? Быть может, это был мой брат-погодок, умерший в младенчестве?» 1 ЦГИА СПб. Ф. 2292. Оп. 1. Д. 282. ГАКК. Ф. 2453. Оп. 1. Д. 1. 464 л. 3 ГАНО. Ф. Д-156. Оп. 1. Д. 306. Л. 51. 2 112 Общехристианская традиция имянаречения новорожденных детей в соответствии с датами церковного календаря нашла своё воплощение и у католиков. Иосифы рождались весной (1 мая – день Иосифа-труженика), Екатерины – в апреле (29 апреля – день Екатерины Сиенской), Клары – в августе (11 августа – день памяти Клары Ассизской, основательницы ордена), Рафаэллой нарекали рожденную в январе (6 января – Рафаэлла Мария Св. Сердца Иисуса). Фомой, в честь Фомы Аквинского, называли мальчика, рожденного 27 января. Иоакимы и Анны, в честь родителей Богоматери Марии, появлялись на свет 26 июля. В католической традиции считается естественным наличие у человека нескольких имен: одно новорожденный получает от родителей, другое – от священника при крещении, третье – уже во взрослом возрасте, во время таинства миропомазания. Личностное время понимается нами как «повседневное, ежеминутное, ежечасное существование личности в границах временного объема… Личностное время в достаточно большом количестве не имеет иного смысла, кроме поддержания жизни, т.е. кроме условия человеческого бытия»1, квинтэссенцией которого ситуаций, являются экстремальные обусловленных ситуации. особенностями Примерами конфессионального экстремальных менталитета, являются изменение среды обитания (не просто места жительства, а именно привычной среды, включающей в себя социальное и конфессиональное окружение, иные культурные традиции, бытовой уклад жизни) и новый правовой статус западных переселенцев в Сибири. Помещенные в новый социум, мигранты испытывали, особенно на первых порах, эмоциональный дискомфорт, что выражалось в формулировке: «Время застыло». «Какая же тогда была наша доля! ...Угнетали нас острая печаль и тоска по минувшему, безвозвратно утерянному и тем особенно дорогому»2, – писал «конарщик» Ю. Ручиньский. Мало кого Сибирь встречала с распростертыми объятиями. Адаптация немецких колонистов в Тарских урманах и Кулундинской степи, обустройство 1 Кругликов В. А. Пространство и время «человека культуры» // Культура, человек и картина мира. М., 1987. С. 169. Ручиньский Ю. Конарщик // Воспоминания из Сибири: мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных. Иркутск, 2009. С. 336. 2 113 повседневной жизни ссыльных и водворенных на поселение поляков сопровождались сильнейшим стрессом. В новом месте, в Сибири, начинался свой отсчет времени – от момента водворения. Грандиозность этого события, его революционное ментальное влияние на картину мира «новых сибиряков» мы можем оценить до сих пор с беседах со старожилами и их потомками. Время для них рассечено надвое: «на Волге», «в Польше» и «в Сибири». Дихотомия темпоральности характеризуется длительностью, она прослеживается до настоящего времени в коллективной семейной памяти. В контекст личностного времени мы включаем также повседневное время, растягивающее смысловую определенность индивида в канве обыденности, позволяющее вести привычный образ жизни в соответствии с религиозным каноном. В данном контексте повседневное время являлось прямым отражением картины мира индивидуума, прямо следовало её контексту. Основной единицей литургического времени являлся литургический день. Начало литургического дня в каждой религиозной христианской семье наступает накануне вечером. Вечерня (вечерняя служба), содержит интенции (намерения) и чинопоследования (порядок службы) на предстоящий день. Таким образом, к наступающим суткам глава семьи «готовится» соответственно времени года и датам в святцах. Новый день начинается с утренней молитвы, заутрени. Здесь и следование привычному ходу событий, и символическая причастность к единой религиозной традиции, и организационное, стартовое, начало дня. Именно эти события, начинающие и завершающие день, исполненные в соответствии с каноном католической церкви, создавали ощущение стабильности и защищенности, чувство причастности к общей католической традиции. Категория «время» являлась одной из центральных, системообразующих компонент религиозной картины мира, позволявшей не просто сохранить конфессиональную идентичность, но и ежедневно, на уровне обыденного сознания, поддерживать эмоционально–психическое равновесие, осуществлять воспроизводство традиционного жизненного сценария. 114 2.2. Представления о католическом приходе как локальном социуме и месте в нем священнослужителя Католический приход в Сибири представлял собой в глазах его членов микросоциум, где находили удовлетворение как базовые, так и духовные человеческие потребности. Опираясь на положения психологической теории А. Маслоу1, выделим четыре группы потребностей, актуальных, как нам представляется, для характеристики ментальности религиозного сообщества в исторической динамике. К первой группе отнесем потребность в сохранении жизни, в безопасности, в продолжении рода, в экстренной экономической поддержке для защиты от голода; ко второй группе – потребность в общении, в принятии, в уважении и одобрении, поиск референтной группы. Третья группа потребностей призвана обеспечить удовлетворение эстетических запросов, четвертая – стремление к раскрытию внутреннего потенциала через осуществление лидерских функций в религиозной общине. В картине мира религиозного сообщества католиков Сибири все перечисленные категории потребностей присутствовали в едином комплексе и имели возможность быть реализованными. На индивидуальном уровне каждая из групп потребностей могла приобрести большее или меньшее значение. Первые массовые католические приходы неслучайно возникли в Иркутске и Томске, крупных сибирских городах, ставших сосредоточением большой массы ссыльных, а позже – распределительными центрами миграционных потоков. Го- раздо легче коллективно выработать и реализовать жизнесохранительные стратегии в экстраординарных ситуациях, нежели индивидуально. Потребность в сохранении жизни существует на уровне подсознания и относится к числу неосознаваемых естественных потребностей. Один из польских ссыльных первой волны, «конарщик» Ю. Ручиньский, в своих заметках с этапа в Сибирь вспоминал: «… узнали мы, что после того, как все мы были высланы, в Киеве распространилось известие, будто четырех наших товарищей причислили к первой категории и что 1 Маслоу А. Г.: 1) Мотивация и личность. СПб., 2001; 2) По направлению к психологии бытия: религии, ценности и пик-переживания. М., 2002. 115 они должны быть повешены. Это были Каспер Машковский, Антони Бопрэ, доктор, Петр Боровский и Фрыдерык Михальский. Мы поверили этому печальному известию, ибо если нас, менее виновных, осудили так строго, то для них, признанных самыми виновными, осталась только смертная казнь. И с этой поры мы стали читать “Ангел Господень” за упокой души мучеников»1. Неудивительно, что по прибытии к месту отбытия наказания лица с уже сформировавшейся мотивацией оказывались склонными к коллективной форме общежития и, как следствие, к созданию религиозных общин. Экстренная экономическая поддержка заключалась в создании касс взаимопомощи, в оказании протекции представителями сибирской бюрократии своим единоверцам, попавшим в трудную жизненную ситуацию. Много и ярко написано об этом декабристами2. В сознании переселенцев из Домбровского угольного бассейна в иркутское село Вершина конфессиональная община отождествлена с территориальной, поземельной. Примечательно, что атрибутами водворенности на сибирской земле вершининцы сочли здание церкви, именно оно было построено одним из первых капитальных строений в новом поселке3. Представление о необходимости создания регулярной религиозной общины для реализации потребностей первого уровня запечатлено католиками-немцами из пос. Мариенбург, что в Ремовской степи Змеиногорского уезда Томской губернии. Архивный документ из коллекции РГИА позволяет установить, что организационная инициатива исходила от сельского старосты: «Мы, нижеподписавшиеся жители хозяева пос. Мариенбург… приглашены были сельским старостой… На приглашение собралось 130 домохозяев из всего числа 153-х нашего общества»4. Члены общины использовали уже имевшийся у них опыт проживания в конфессиональном социуме и стремились его воспроизвести в условиях нового природ1 Ручиньский Ю. Конарщик // Воспоминания о Сибири… С. 338. Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные Западной Сибири в XIX в. (20-е – первая половина 70-х гг.). Иркутск, 2011; Островский Л. К. Источники по истории польской политической ссылки в Сибири в конце XIX – начале ХХ в. // Политическая ссылка в Сибири XIX – начала ХХ в.: историография и источники. Новосибирск, 1987. С. 162–170. 3 Петшик В. И. Маленькая Польша в таежной Сибири. Норильск, 2008. С. 24. 4 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1825. Л. 2. 2 116 ного и социального ландшафта; составителями документа употреблены специальные термины. «…Для ведения дела сего избрать в церковно-школьный комитет председателем Омской римско-католической церкви настоятеля»1. Сформулирована цель создания общины: «Ибо мы уверены, что Господь Бог посредством молитв священника в нашей среде и состояние наше по хозяйственным частям улучшается»2. Потребность в сохранении жизни проявлялась также в стремлении создать семью, родить детей, тем самым продолжить себя в вечности. Вплоть до 1905 г. межконфессиональные браки в империи не поощрялись; более того, ряд польских ксендзов попали в Сибирь с формулировкой в личном деле «за противодействие бракам католиков с православными». Встретить будущего супруга (супругу) возможно было только в ментально–родственном социуме, каким и являлся христианский католический приход. Потребности первой категории являются базовыми; они оказывались актуальными как для первой волны ссыльных после восстания 1830 г., так и для экономических мигрантов конца столетия, как для польских интеллектуалов– повстанцев, так и для немецких крестьян–переселенцев. Собственно, для реализации потребностей первого уровня изначально и создавались католические общины на сибирской земле. Вторая группа потребностей наглядно иллюстрирует особенности церковной общины как оригинальной социальной общности. Христианская заповедь «Да любите друг друга» в условиях Сибири приобретала дополнительный смысл: целью пенитенциарной политики Российского государства было разобщение зачинщиков повстанческого движения из западных регионов империи. Соответственно, стремление общаться, вместе отмечать праздники, переживать личные и коллективные драмы вступало в противодействие с предписаниями полицейских управлений. Последнее обстоятельство создавало ореол таинственности над деятельностью первых приходских общин. Акцентируем внимание на следующих 1 2 Там же. Там же. Л. 8 – 8 об. 117 обстоятельствах: относительно молодой возраст ссыльных этой волны, практически повсеместное отсутствие семей, высокий, как правило, уровень образования. Вышесказанное позволяет сделать вывод о сознательном стремлении первых сибирских прихожан-католиков консолидировать, по мере возможности, усилия для достижения взаимовыгодных интересов. Интересно замечание Н. Н. Скоробогатовой о том, что ссылка для поляков Енисейского края становилась формой жизни, способом борьбы за существование, когда противоречие между устоявшейся в силу воспитания моделью социальной активности и новыми статусными характеристиками порождало ментальный дискомфорт1. В одинаково стрессовой ситуации оказывались как ссыльные шляхтичи, вынужденные зарабатывать своим трудом себе на пропитание, так и крестьяне, лишенные земли, дома и хозяйства. «Отрыв от родных корней и ссылка равнялись разрушению их мира»2. Аналогичные чувства описывали вынужденные переселенцы начала ХХ в. – беженцы с театра военных действий Первой мировой войны. Потребность в уважении и одобрении своих мыслей и действий активно осознавалась также экономическими мигрантами. Переселенцы 80-х гг. XIX столетия, ехавшие в Сибирь без паспортов и проходных свидетельств, не могли не испытывать дискомфорта от своего недостаточно легитимного статуса. Обстоятельства их экономического обустройства в Сибири3 не всегда вселяли повод для оптимизма. Преодоление административных барьеров, равно как и борьба с природной стихией, осуществлялись коллективно. Показательны обращения во властные инстанции от имени «переселенцев католиков сел Розовского, Келлеровского и Любимовского Келлеровской волости Кокчетавского уезда Акмолинской области»4. Анализ ряда подобных ходатайств дает возможность говорить о коллектив- 1 Скоробогатова Н. Н. Проблемы психологической и социально-культурной адаптации малых дисперсных групп ссыльных поляков в селах юга Енисейской губ. в XIX в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 360. 2 Там же. 3 Подробнее см.: Недзелюк Т. Г. Римско-католическая церковь в полиэтничном пространстве Западной Сибири. Новосибирск, 2009. С. 37, 46. 4 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1859. Л. 14. 118 ном мышлении, направленном на обустройство микросоциума, регулирование в нем правил поведения в согласии с конфессиональным образцом. Состав прихожан католических общин в Сибири не был постоянным. По мере отбытия наказания бывшие каторжные и ссыльные могли вернуться в те места, откуда были вывезены в Сибирь. Кардинальным образом состав обновлялся после очередной амнистии. Рушились дружеские и социальные связи, возникали новые. Для второй волны прихожан, участников восстания 1863 г., особенно актуальным виделся аспект общественного одобрения. В отличие от повстанцев 1830-х гг., окруженных ореолом мученичества, ссылка 60–70-х гг. XIX столетия носила массовый характер, часто сопровождалась поражением в гражданских правах. Для лишенного всех чинов и званий дворянина, сосланного на край света, принципиально важным был факт принятия и одобрения его действий единоверцами. По мере обустройства на сибирской земле и вхождения в принимающий социум роль потребностей второй группы нивелировалась. Речь настоятеля Валериана Громадского перед собранием томской общины 10 июня 1890 г. наглядно демонстрирует снижение мотивации прихожан к общению: «Братья! Наши предки, малочисленные в этой стране, но сильные верой, чувствуя потребность в общей молитве, работая в поте лица, воздвигли этот храм! Много времени прошло тех пор, и многое изменилось. Остыла вера, а с верой и любовь, но цепь, которая соединяла все сердца, хотя и ослабла, но не разорвалась, а общие нужды ее поддержат. В несчастии сердца находят отраду в общении»1. Из содержания обращения настоятеля становится понятно, что снижение религиозной активности в общине уже стало свершившимся фактом, осознаваемым и священником, и прихожанами. За прошедшие почти три десятилетия после восстания 1863 г. и массовой ссылки в Сибирь часть ссыльных, получив амнистию, покинула Томск, другая часть, адаптировавшись, вошла в сибирский социум и наладила новые связи. Конфессиональная община перестала выполнять функцию единственной референтной группы. Громадский очень наглядно отметил кризис1 [Громадзский Валериан, кс.] Слово, сказанное 10 июня при освящении начатой перестройки Томской римскокатолической церкви после богослужения и молебствия за здравие государя императора и всего августейшего дома // Сибирский вестник. 1890. № 68. С. 2. 119 ную ситуацию как побудительный мотив к коммуникациям, заметив: «В несчастии сердца находят отраду в общении». Вместе с тем, сам факт того, что речь была произнесена при освящении начатой перестройки Томской римскокатолической церкви, а расширение храмового пространства было вызвано тем, что во время воскресных и праздничных богослужений храм не мог вместить всех желающих, свидетельствует о сохранении потребностей в общении, в консолидации, в принятии и одобрении. Удовлетворение эстетических потребностей мы относим к третьей группе. Автор концепции, А. Маслоу, замечал, что строгая иерархичность совершенно необязательна и неочевидна. Даже в ситуации неполной удовлетворенности базовых потребностей первого и второго уровней, эстетические запросы могли занимать значимое место в структуре картины мира. Уровень образованности ссыльных повстанцев 1830 и 1863 гг., как правило, был высоким. Среди поименных списков высланных в Сибирь за участие в восстаниях обнаруживаем выпускников и преподавателей университетов, священнослужителей и семинаристов, инженеров, музыкантов, педагогов и т. п. Периодическая печать сибирских городов рубежа XIX–ХХ вв. изобилует сообщениями о благотворительных музыкальных вечерах и открытых лекциях, о гастролях европейских знаменитостей1. Кассовый сбор от культурно-массовых мероприятий, как правило, пополнял фонд благотворительного общества при костеле2. Если же сбор от устройства спектаклей и танцевальных вечеров предполагалось отнести в счет нужд прихода, то об этом, в каждом конкретном случае, надлежало испрашивать разрешение у МВД, «так как означенные увеселения носят характер добровольных пожертвований на нужды римско-католических церквей»3. 1 Национальные меньшинства Томской губ.: хроника общественной и культурной жизни, 1885–1919. Томск, 1999; Сибирский вестник. 1895. 12 марта; 1905. 9 янв.; Голос Сибири. 1917. 18 марта; Голос Томска. 1908. 21 февр.; Сибирская жизнь. 1898. 18 марта; 1917. 22 марта и др. 2 Сибирский вестник. 1889. 22 янв.; 1895. 11 марта; 13 марта; 16 дек.; 29 дек.; 1905. 9 янв.; Сибирская жизнь. 1898. 18 марта; 1902. 24 янв.; 27 янв.; 29 янв.; 1905. 29 дек.; 1914. 12 янв.; 1916. 14 сент. и др. 3 РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 214. Л. 3. 120 Контент-анализ сибирской периодической печати привел нас к выводу о том, что наиболее частыми и массовыми были культурные мероприятия, организованные католическими общинами в период с 1905 по 1917 г. Манифест 1905 г. создал иллюзию равенства вероисповеданий, побудил к раскрытию самосознания и, как следствие, к росту эстетических запросов. Начало Первой мировой войны не сказалось на частоте проведения концертов, открытых лекций и музыкальных вечеров, организовывавшихся прихожанами; однако сменились их эмоциональная тональность и репертуар. Мероприятия периода 1914–1917 гг. проводились с целью финансовой и моральной поддержки беженцев, раненых воинов и членов их семей, эвакуированных в Сибирь1. Показателен такой факт: культурные мероприятия часто проводились под сводами костелов2, что до II Ватиканского собора считалось крамолой. Храмовое пространство для сибирских католиков становилось пространством общения, заполняя в картине мира нишу эстетических потребностей. Собрания в ином месте и в иное время могли быть квалифицированы полицией как сговор3, массовые же мероприятия общины могли проходить только с разрешения МВД, тем самым действия прихожан приобретали легальный характер4. Роль церковной общины, признанной властями, возрастала до уровня института социализации, а мероприятия, проводимые членами общины на приходской территории (как правило, приходская территория включала в себя собственно культовое здание, приходской дом, школу и дом для священника) воспринимались сознанием прихожан как атрибут конфессионального единения. Исходя из вышесказанного, мы можем констатировать особенность сибирской приходской жизни, продиктованную конкретно-историческими условиями. Четвертая группа потребностей, которые могли быть реализованными в конфессиональном социуме – стремление к раскрытию внутреннего потенциала через 1 Сибирская жизнь. 1914. 23 авг.; 30 окт.; 1917. 2 марта; 22 марта; 25 марта; Утро Сибири. 1917. 24 марта; 25 марта. Алтайское дело. 1916. 11 окт.; Жизнь Алтая. 1917. 25 янв.; Сибирский вестник. 1895. 12 марта; Сибирская жизнь. 1916. 25 окт. 3 Из донесения полицейского исправника томскому губернатору. Цит. по: ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Оп. 1153а. Л. 22, 25, 44. 4 РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 214. Л. 3. 2 121 осуществление лидерских функций в религиозной общине. Как и в любом человеческом сообществе, лидеры могут быть формальными и неформальными. Официальным лидером в христианской общине является церковный староста. Претендент на роль церковного старосты должен был обладать не только организаторскими способностями, но и хорошим знанием литургики, теологии, так как в ситуации дефицита священнослужителей именно староста выступал организатором регулярной жизни прихода. Состав лидерской группы включал, помимо старосты, членов «костельного комитета». Известно, что уже в 1832 г. в иркутском приходе возник первый в Сибири «костельный комитет», состоявший из четверых самых авторитетных и уважаемых прихожан1. Членами приходского совета в Омске в 1914 г. являлись С. Жбиковский, М. Волк, М. Щепановский2. Активная жизненная позиция отличала членов церковного совета немецкого сельского прихода в пос. Мариенбург Томской губернии. Все ходатайства прихожан в канцелярию томского губернатора либо Могилевскому архиепископу были подписаны вице-председателем церковного совета Иосифом Клейном и членами совета – Павлом Шефером, Яковом Эбертсом, Иваном Новаком, Иваном Ашенмахером, Иваном–Петром Гессом и Иосифом Фогельманом3. Неофициальное лидерство не закреплялось институционально. Как правило, неформальными лидерами становились предприниматели-меценаты. Хрестоматийный пример – деятельность А.Ф. Поклевского-Козелла, на средства которого возводились церковные и школьные здания, функционировали благотворительные общества. Филантропом локального уровня можно считать томского медика Владислава Пирусского, известного постановкой курортного дела в Сибири. Были ли только лечебная физкультура и оспопрививание, инновационные для сибирского социума последней четверти XIX – первого десятилетия ХХ в., основой его авторитета среди горожан? Известно, что 1 Masiarz W. Powstanie i rozwój pierwszych parafii rzymskokatolickich na Syberii Wschodniej (1805–1937) // Kościół katolicki na Syberii. Wrocław, 2002. S. 128. 2 ИсАОО. Ф. 361. Оп. 1. Д. 1. Л. 2–7, 107–109. 3 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1825. Л. 2. 122 благодаря стараниям В. Пирусского в Томске, в доме приходской общины св. Розария, действовал приют для старцев – бывших участников польских восстаний, не уехавших в Польшу и не создавших семьи в Сибири1. Усилиями врача католическая община получила возможность в летнее время оздоравливать детей прихожан на загородной даче, именовавшейся «Ксендзова заимка». Безусловно, Пирусский действовал в роли неформального лидера, пользовался уважением в среде прихожан. Возможность проявления лидерских качеств открывалась перед членами благотворительных обществ (РКБО – римско-католическое благотворительное общество) при сибирских приходах. Известно, что РКБО были учреждены и функционировали во всех крупных сибирских городах: Тобольске, Тюмени, Омске, Томске, Новониколаевске, Красноярске, Иркутске. Изначально они возникали как общества вспомоществования бедным римско-католического исповедания. Первым из них возникло Общество пособия бедным римскокатолического исповедания в г. Тобольске. Сохранившиеся документы свидетельствуют, что создано оно было в то время, когда приходом руководил курат о. Викентий Пржесмыцкий (с 1891 по 1913 г.), который и явился инициатором создания общества, а потом бессменным его председателем2. Уже в 1900 г. общество обладало весомым юридическим статусом и располагало значительными денежными средствами, вступало во взаимоотношения с руководством Западно-Сибирского учебного округа, с Губернским строительным управлением3. В 1893 г. прихожане томского костела также возбудили ходатайство об учреждении благотворительного общества, и в январе 1895 г., получив официальное разрешение, выбрали первый состав правления общества во главе со С. Жбиковским4. В состав правления благотворительных обществ входили обычно 16–18 чел., представители разных сословий и профессий: 1 Лобанов В. В. Историко-педагогический анализ новаторских оздоровительно-воспитательных практик В. С. Пирусского в Томской губ. конца XIX – начала ХХ в. // Вестник ТГПУ. 2013. № 4 (132). С. 60–65. 2 ГА в г. Тобольске. Ф. 156. Оп. 30. Д. 37. Л. 134; Д. 54. Л. 157; Памятная книжка Тобольской губ. на 1908 г. Тобольск, 1908. С. 23. 3 ГА в г. Тобольске. Ф. 353. Оп. 1. Д. 1120. Л. 2; Ф. 483. Оп. 1. Д. 11. Л. 2 – 2 об., 4. 4 Дмитриенко Н. Поляки играли заметную роль в жизни Томска // Сибирская старина. 1997. № 12. С. 14. 123 владельцы предприятий и мастерских, домовладельцы, врачи и учителя, инженеры и рабочие железнодорожных станций. Ежегодно происходили выборы председателя правления, товарища председателя, казначея, секретаря, членов ревизионной комиссии, членов правления и кандидатов к ним. О заседаниях правления заранее объявлялось в местных средствах печати. Так, газета «Сибирский вестник» держала горожан в курсе событий РКБО, каждый желающий мог стать участником заседания1. Не каждому дано стать лидером, не у всех есть способности к лидерству. Потребность в лидерстве нельзя рассматривать как массовое явление и утверждать, что потребности четвертой группы были свойственны всем без исключения прихожанам. В отличие от протестантских и менонитских церковных общин, роль лидера в католической общине не столь велика. Мнение старосты католической общины не являлось определяющим; оно обсуждалось членами приходского совета, могло быть скорректировано священнослужителем-настоятелем, приехавшим на ежегодную визитацию. В целом, структура католической приходской общины, функции лидера в большей степени схожи со структурой и функциями общины православной, нежели протестантской. В приведенном выше примере руководитель Тобольского католического прихода о. Викентий Пржесмыцкий являлся инициатором и бессменным председателем благотворительного общества2. В памяти иркутян запечатлен бернардинец Дезидерий Хачиский (Гациский) как «свой», остававшийся настоятелем целых 22 года (с 1833 по 10 октября 1855 г., то есть до дня своей смерти 3). Его преемник, марианин Кшиштоф Швермицкий (Шверницкий) также весь остаток жизни (38 лет) связал с Иркутском, выступив инициатором реконструкции деревянного приходского храма4, инициатором и руководителем строительства нового5. Красноярцы отмечали влияние личности Григория Коссиловского на духовную 1 Сибирский вестник. 1894. 29 июня; 25 июля; 1895. 28 янв.; 1897. 4 марта и др. ГА в г. Тобольске. Ф. 156. Оп. 30. Д. 37. Л. 134; Д. 54. Л. 157; Памятная книжка Тобольской губ. на 1908 г. Тобольск, 1908. С. 23. 3 ГАИО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 9. Л. 175 – 175 об. 4 Первоначально здание храма во имя Успения Богородицы было деревянным, построено в 1825 г., уничтожено пожаром в 1879 г. 5 ГАИО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 9. Л. 173 – 176 об; Д. 21 Л. 25 – 26 об; Д. 103. Л. 32; Д. 109. Л. 1–3; Д. 117. Л. 18. 2 124 атмосферу в приходе, томичи выделяли Валериана Громадского в качестве авторитетной фигуры. Однако далеко не всегда отношения настоятеля и паствы складывались идеально. Недостаточное количество священнослужителей, осознанная нужда в душепастырской помощи со стороны верующих вкупе с суровым климатом и плохими дорогами, на первый взгляд, должны были создать благоприятные условия для позитивных отношений любого доехавшего до Сибири священника и общины. «Кс. Туринский до настоящего времени не приехал, Иртыш замерз, сообщение на лошадях 1500 верст немыслимо»1, – телеграфировал 30 октября 1911 г. А. Билякевич, новониколаевский настоятель, в митрополитальную курию. Моральной компенсацией за все перенесенные по дороге в Сибирь невзгоды, предполагали священнослужители, должна была стать их эмоциональная востребованность прихожанами, сделавшими запрос в Санкт-Петербург митрополиту с просьбой прислать духовного наставника. Ярким примером конфликтного типа взаимоотношений стала ситуация, описанная во встречных жалобах прихожанами и настоятелем немецкой сельской католической общины в пос. Келлеровка Акмолинской области. Причины конфликта настоятеля с паствой сохранили для нас архивные документы: не понимая иного языка, кроме немецкого, селяне игнорировали наставления и распоряжения священника, говорившего не на их языке, требовали полного подчинения «патера»2 прихожанам, претендовали на управление церковными делами по своему усмотрению, попрекали священника тем, что уплачивают ему содержание3. Характер взаимоотношений священника и общины складывался под влиянием целого ряда факторов. Залогом позитивных отношений являлось знание языка (в случае с немецкими католическими приходами – диалекта), на котором говорили прихожане. Вне зависимости от того, что церковная служба происходила на латыни, то есть универсальном языке, вне зависимости от национальности и страны проживания католиков, существовала необходимость общаться и вне стен 1 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1825. Л. 23. Патер – немецкое наименование католического священнослужителя, аналог польского «ксендз». 3 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1859. Л. 56 – 56 об. 2 125 храма. В случаях, когда настоятель и паства понимали друг друга, складывались конструктивные отношения. Масса примеров положительных взаимоотношений между ссыльными поляками и ссыльными ксендзами этой же национальности (подробно о составе католических священнослужителей в Сибири см. Приложение С) подтверждает наш тезис. Если же священник и прихожане в прямом смысле слова «говорили на разных языках», возникало недопонимание, переходящее в игнорирование личности настоятеля, и в результате прихожане снова обращались к митрополиту с просьбой «прислать священника, знающего наш язык»1. Спокойный и доброжелательный тон взаимоотношений прихожан с настоятелем сохранялся в тех общинах, где пастырь продолжительное время окормлял приход, проживая в том же населенном пункте. Перечисленные выше священнослужители: В. Пржесмыцкий, В. Громадский, а также Лев Святополк-Мирский, Иосиф Сенвайтис, Антоний Жуковский и ряд других, удовлетворявших данным требованиям, воспринимались общиной как настоящие подвижники, их авторитет был высоким. Вместе с тем, документы Тобольского и Иркутского генералгубернаторств сохранили массив обращений ссыльных ксендзов за материальной помощью. Сосланные в Сибирь из других регионов без поражения в правах, не лишенные сана, но лишенные права проповедовать, католические священники не имели права заниматься литургической практикой. Соответственно, часто они даже не были знакомы с потенциальной паствой, а значит, не могли и рассчитывать на взаимопонимание и поддержку прихожан. Отсутствие возможности заниматься профессиональной деятельностью самими ксендзами воспринималось как трагедия. Следующим фактором, оказывавшим влияние на характер взаимоотношений священника с паствой, было желание и умение обеих сторон идти на контакт. С одной стороны, священнослужитель-европеец, изъявивший желание поехать в Сибирь, считал себя героем-миссионером, несущим светоч духовности, а потому лицом непогрешимым и заслуживающим уважение уже только в силу сана. Прихожане, со своей стороны, воспринимали свою общину как самодостаточный ор1 Там же. 126 ганизм, долгое время обходившийся без наставника. Они осознавали ущербность такого положения дел, писали в курию: «…мы находимся в крайне печальном положении… покорнейше просим… назначить в наше общество священника»1, «Падая к стопам вашего преосвященства, просим пришлите нам постоянного священника, чтобы и мы имели своего пастыря и могли жить в вере и обычаях наших предков католиков»2. Специфика Сибири оказала серьезное влияние на мировоззрение сибирских прихожан, они тоже чувствовали себя героями. Элемент героизации присутствовал в самосознании политических ссыльных, пострадавших, как они считали, за идею и за принадлежность к католицизму. Героями-первопроходцами полагали себя строители Транссибирской магистрали, геологи и выпускники Варшавского университета, добровольно поехавшие осваивать Сибирь. Мигранты-аграрии гордились тем, что самостоятельно, без помощи мирополитальной курии, без священников, на свои собственные средства и своими силами построили молитвенный дом, часовню или даже церковное здание. Если в ситуации столкновения двух акторов-героев (община и священник) ни один не желал поступиться амбициями, о конструктивных отношениях речи быть не могло. Экзарх грекокатоликов Леонид Фёдоров в своем письме из Тобольска, славившегося благотворительностью и католическими традициями, писал митрополиту Шептицкому: «Не пустили меня ни в один католический дом»3. Существенное влияние на характер взаимоотношений оказывал экономический фактор. Получив при водворении в Сибирь надел церковной земли, мигранты-аграрии рубежа XIX–XX столетий совместно ее обрабатывали, либо сдавали в аренду, используя вырученные деньги для приходских нужд. Приехавший по приглашению общины священник полагал, что церковный надел земли обеспечит ему пропитание, так как уже в момент его приглашения члены общины писали: «Общество наше всецело состоит из небогатых жителей. Всепокорнейше просим на первое время или по крайней мере на первый год назначить нашему обществу на 1 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1825. Л. 8. Там же. Д. 2153. Л. 23 – 23 об. 3 Василий, диакон. Леонид Фёдоров: жизнь и деятельность. Львов, 1993. С. 283. 2 127 содержание г-на священника умеренное вознаграждение»1. По приезде духовного лица выяснялось, что казенное содержание полагалось только «священнослужителям господствующего вероисповедания», то есть только православным; расставаться с привычным доходом от церковного надела прихожане не желали. Как результат сложившейся ситуации, командированный клирик обвинял прихожан в «самовольном захвате церковной земли». Члены общины помнили о необходимости духовного руководства, желали видеть у себя настоятеля, понимали, что «не только дети… без необходимой религии, даже и взрослые разучили свои обязанности по своей вере»2, «по нашему поселку грозит полное уничтожение нашей святой римско-католической религии3». Однако стеснять себя материальными издержками, передавая церковный надел клирику, прихожане не спешили. Революционные события 1917 г. наложили отпечаток на стиль взаимоотношений клириков и паствы. Показателен спор между томским настоятелем Иосифом Демикисом и наемными рабочими на «церковной заимке», освещенный в сибирской прессе 1918 г. Аргумент экспроприаторов звучал в духе революционного времени: «Земля в Советской республике принадлежит пахарям»4. Секуляризация сознания повлияла на круг устойчивых представлений в мировоззрении религиозного сообщества. По-прежнему центральное место в картине мира занимали мистические события (религиозные праздники, церковные таинства), священник же лишь выполнял роль не столько их организатора, сколько необходимого атрибута. Так, новосибирские католики просили временно отпустить арестованного настоятеля, Николая Михасенка, «для празднования Рождества»5. Тем не менее, об устойчивости сибирской католической приходской общины как социальной общности свидетельствует следующий факт: основная масса прихожан в сибирских городах долгое время, даже после арестов священнослужителей, продолжала собираться на воскресные и праздничные богослужения. Как свидетельствуют архивные данные, в 1920–1930–е гг. общины самостоятельно 1 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1825. Л. 8 об. Там же. 3 Там же. Л. 12. 4 Знамя революции. Томск, 1918. 15 мая. 5 ГАНО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 28. 2 128 проходили перерегистрацию, состав их был достаточно многочисленным и стабильным1. 2.3. Гендерные характеристики сибирских католиков Находящийся в нашем распоряжении эмпирический материал позволяет судить о множественности картин мира в религиозном сообществе не только в зависимости от национальной идентификации или уровня образованности и профессиональной квалификации; бесспорно, важную роль играл гендерный фактор. Обыкновенно, характеризуя проблему гендерных дефиниций, исследователи останавливаются на женской социальной роли. Мы считаем необходимым охарактеризовать и мужскую, и женскую гендерные роли, а также проследить их становление у подрастающего поколения. Историк Н. Л. Пушкарёва, анализируя работы Л. А. Киркпатрика, сделала вывод: «Образ Бога – это образ идеального отца… мужская социальная роль весомее, престижнее, директивнее»2. Психолог и культуролог Э. Эриксон предположил, что религия связана с неким базовым доверием, и это чувство конструируется именно матерью3. «Разумеется, у католиков образ Бога чаще ассоциируется с Матерью, нежели у представителей других конфессий – коммуникативное поведение современных католиков вообще довольно часто отличается соотнесенностью с женской социальной ролью»4. Роль мужчины в любой христианской общине, действительно, более весома и директивна. Данное утверждение справедливо относительно стабильного существования конфессионального социума. Священнослужителем в католической церкви, как сегодня, так и сто, и тысячу лет назад, может стать только мужчина, синдиком и приходским старостой – тоже. Сибирские реалии таковы, что в отсутствие священнослужителя мужчины, главы семей, брали на себя заботу о поддер1 ГАТО. Ф. 1786. Оп. 1. Д. 4. Л. 1. Цит. по: Пушкарёва Н. Л. Религия и гендер в новейших работах зарубежных ученых // Гендер и религия. М., 2009. С. 9–10. 3 Цит. по тому же источнику. С. 10. 4 Цит. по тому же источнику. С. 11. 2 129 жании веры и стабильном существовании религиозного социума. Анализ массива переписки католиков г. Ишима Тобольской губернии с Могилевской римскокатолической духовной консисторией позволяет создать представление о фигуре синдика1. Узнаем, что по ходатайству синдиков, «доверенных жителей-католиков г. Ишима, мещан Альбина Пазерского и Анастасия Садовского», в Департамент духовных дел инославных исповеданий МВД было сделано распоряжение Тобольскому губернскому правлению о разрешении строительства в этом городе римско-католического молитвенного дома2. Членами церковного совета избирались наиболее авторитетные и деятельные мужчины. Назначение мирян на церковные должности: органиста, синдиков, кандидатов происходило ежегодно на общем собрании прихожан и утверждалось рапортом руководителя деканата митрополиту, где сообщалось, что представляемые лица отличаются примерным поведением и усердием, под судом не состояли и не состоят3. В обязанности синдиков входили: организация общих церковных собраний и поддержание порядка во время их заседания, содержание церковных построек в надлежащем виде, контроль за расходованием церковных денег. Именно синдики, члены церковных комитетов, как люди наиболее рачительные и предприимчивые, выступили в 1911 г. инициаторами переписки с ДДДИИ «О разрешении хранения наличных церковных денег католических церквей, ввиду безопасности от грабежа, на текущем счету в частных кредитных учреждениях, отказываясь таким образом от услуг Государственного банка», который принимал деньги «на самые незначительные проценты, а начиная с 1-го августа 1910 г., вследствие циркулярного распоряжения Государственного банка от 21 июля 1910 г. за № 72, вовсе не дают процентов по безсрочным счетам», чем интересам церковных общин наносился немалый ущерб4. Теоретически избрание синдиков должно было происходить ежегодно, но, скорее всего, состав церковного совета формировался достаточно стихийно, по 1 Синдики – члены приходского совета; в официальной переписке с Тобольским губернским правлением синдики поименованы «доверенными лицами». 2 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 2151. Л. 2. 3 Там же. Д. 125. Л. 35, 40. 4 Там же. Оп. 128. Д. 216. Л. 19. 130 мере надобности. Примерами таких «случаев необходимости были: созыв общего собрания для составления обращения в вышестоящие инстанции, возведение церковного здания, приглашение священника, контроль над расходованием общинных денег, благоустройство кладбища. В 1915 г. появился новый человек, ходатайствовавший «от лица всех католиков Ишима» перед «его преосвященством митрополитом всех римско-католических церквей в Российской империи», – Иосиф Михайлович Мицкевич1. Стараниями обновленного состава синдиков Ишимского римско-католического костела – Петра Ивановича Буйневича, Бронислава Викторовича Дудзинского и Франца Антоновича Герчиса – 11 сентября 1917 г. по всем правилам канцелярского искусства было составлено «Постановление… об открытии при нашем костеле самостоятельного Ишимского прихода». Постановление подписано всеми присутствовавшими на собрании взрослыми мужчинами-католиками и заверено костельной печатью. Приведенные выше аргументы позволяют сделать вывод о влиянии гендерных ролей, стереотипов и идентичностей на конфессиональную картину мира католиков данного прихода. Аргументированные и грамотно составленные тезисы «Постановления» подтверждают гражданскую состоятельность избранных членов церковного совета. Требования об учреждении в Ишиме самостоятельного церковного прихода подкреплены следующими аргументами. «1) В г. Ишиме имеется каменный костел, освященный 29 июня 1917 г. 2) В г. Ишиме и в его уезде имеется около двух тысяч католиков. 3) С ежегодным увеличением католического населения ведение метрических книг при Тобольском костеле сопряжено с большими затруднениями. 4) При Ишимском костеле имеется готовая квартира для ксендза. 5) При наличии вышеозначенного количества прихожан материальный быт ксендза будет вполне обеспечен путем самообложения прихожан на содержание его»2. Инициатива приглашения понравившегося священнослужителя в качестве настоятеля также исходила от наиболее авторитетных мужчин – членов церковной общины. В том же Ишиме 15 сентября 1917 г. от имени синдиков Буйневича, 1 2 Там же. Л. 7 – 8 об. Там же. Л. 21. 131 Дудзинского и Герчиса митрополиту Могилевскому было направлено «Прошение… о назначении настоятеля Ишимского костела вместо временно пребывающего в г. Ишиме ксендза-беженца Мечислава Домбровского, который, по его заявлению, после окончания войны намерен немедленно переехать в Западный край… бывшего викария Омского костела, ныне состоящего настоятелем поселка Келлеровка, Петропавловского уезда Акмолинской области ксендза Иосифа Казакевича, который, по отзывам о нем омского декана ксендза Пржемоцкого, являясь человеком энергичным и преданным своему делу, наиболее соответствовал бы задачам пастыря-руководителя в нравственно-религиозной жизни членов молодого прихода»1. Помимо коллективных гендерных ролей, имели место и индивидуальные, «героические». «Построив кое-как в гор. Ишиме костел каменный, хотя небольшой, но довольно изящный… трудами местного жителя католика старика Петра Ивановича Буневича, который сейчас находится в преклонных летах и которому, конечно, желательно дело довести до конца, которому осталось очень мало потребностей, и его, т. е. Буневича, мысль оставшееся имущество после смерти своей записать на костел на содержание ксендза, которого у нас в г. Ишиме нет, и нет даже таких духовных лиц, которые помогли бы это дело привести в исполнение»2. В лице одного человека соединились честь возведения церковного здания, желание и далее участвовать в его архитектурном совершенствовании, заявление о намерении выступить жертвователем-меценатом. Сложившаяся конфессиональная традиция хорошо себя продемонстрировала как в польскоязычных обществах, так и в немецких католических общинах переселенцев из Поволжья в села Алтайского горного округа и Омского округа Акмолинской области. Прошения к митрополиту и томскому губернатору инициативных синдиков Славгородского немецкого католического общества по своему содержанию и тону похожи на вышеописанную практику Ишимской общины3. 1 Там же. Л. 20. Там же. Л. 7. 3 Там же. Д. 2153. Л. 23 – 23 об. 2 132 Иной авторитетной фигурой в католическом социуме, помимо священнослужителя и членов церковного совета, являлся органист. Для того, чтобы получить церковное музыкальное образование (стать церковным органистом), мало было обладать музыкальным талантом: путь в такое учебное заведение был открыт только мужчинам. Обучение органистов в Российской империи происходило централизованно. Школа костельных органистов была учреждена в Минске в 1871 г., когда, вслед за предпринятым МВД введением дополнительного богослужения на русском языке, «встретилось затруднение в приискании органистов, которые могли бы петь молитвы на русском языке»1. Нами был выявлен персональный состав сибирских органистов: ни одного женского имени там нет2. Представление о роли мужчины-католика в обществе было бы неполным без образа мужчины в семье. «Меня отец учил молитвам», – вспоминала в 1997 г. о своем детстве девяностолетняя информантка, вывезенная из Поволжья в Сибирь в раннем детстве3. После заключения брака в немецких католических селениях Сибири «невесте полагалось жить с мужем у его родителей»4. Характеристики мужской и женской картин мира в католицизме, в том числе в сибирском католичестве, очень живо и наглядно отражены в фольклоре. Сибирский этнограф Ф. Ф. Болонев приводит отрывок песни, исполненный старушкой, в детстве вывезенной из Польши: «Я католь, я католь, // А ты каталичка. // Я вилик, я вилик, // А ты нивиличка»5. В четырех коротких строчках лаконично и вместе с тем рельефно запечатлен мужской взгляд на мир: «Я велик». Положение «нивилички», живущей, «как за каменной стеной», в семье отца, далее мужа, закреплено каноническим правом католической церкви6. Тем не менее, в мировззрении многих женщин-католичек прорисовывались черты не робкой домохозяйки, но женщины горделивой, знающей себе цену, что 1 Там же. Ф. 821. Оп. 128. Д. 749 «О костельных органистах» (23.03. – 24.04.2012). Л. 3. Подробнее об этом: Niedzieluk T. G. Rola muzyki w życiu religijnym katolików na Syberii w XIX – pocz. XX wieku // Wrocławskie Studia Wschodnie. Wrocław, 2009. № 13. S. 41–49. 3 Дубнякова О. Встречи в сибирских селах: Половинное // СКГа. 1997. № 7. С. 21. 4 Там же. 5 Болонев Ф. Ф. Белорусско-украинские элементы в духовной культуре семейских Забайкалья // Белорусы в Сибири. Новосибирск, 2000. С. 143. 6 Сикари А. Каноническое право о браке. Милан; М., 1993. С. 120. 2 133 неоднократно становилось предметом рефлексии последователей иных конфессий. Образ женщины-католички, исторически сложившийся в русском общественном сознании, зафиксирован Ю. Визбором: «Католичка не простая, а загадочная сплошь…»1. Особенностью католицизма, что неоднократно подчеркивалось и российскими, и зарубежными исследователями2, является отождествление образа Бога не столько с мужской ролью Творца, Сына, сколько с женской ролью Девы Марии. В католицизме сложились традиции почитания Девы Марии Ченстоховской, Острообрамской и иных, культ Богородицы. К Деве Марии обращены многочисленные литании3, выдержку из наиболее известной из них, Лоретанской, сложившейся в XV–XVI вв. и названной так по итальянскому городу Лорето, месту христианского паломничества, мы приводим ниже. Святая Мария, молись о нас. Святая Богородица, молись о нас. Святая Дева над девами, молись о нас. Матерь Христова, молись о нас. Матерь Церкви, молись о нас. Матерь благодати Божьей, молись о нас. Матерь нетленная, молись о нас. Матерь пречистая, молись о нас. Матерь целомудренная, молись о нас. Матерь непорочная, молись о нас. Матерь прелюбимая, молись о нас. Матерь предивная, молись о нас. Матерь доброго совета, молись о нас. Матерь Сотворителя, молись о нас. Матерь Спасителя, молись о нас. Дева премудрая, молись о нас. Дева досточтимая, молись о нас. Дева достославная, молись о нас. Дева всесильная, молись о нас. Дева милосердная, молись о нас. Дева верная, молись о нас. Зерцало справедливости, молись о нас. 1 Визбор Ю. Католическая церковь [Электронный ресурс]. URL: http//www.megalirics.ru/liric. Цит. по: Пушкарёва Н. Л. Религия и гендер в новейших работах зарубежных ученых. М., 2009. С. 11. 3 Литания – в христианстве молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний. Латинское слово litania образовалось от греческого λιτή, означающего «молитву» или «просьбу». Литании могут адресоваться к Христу, Деве Марии или святым. Наиболее часто употребляется в богослужебной практике католической церкви. Литании поются или читаются в храме, как правило, в соединении с мессой или другими богослужениями. Во время богослужения священник читает первую часть каждого воззвания, а народ в храме хором повторяет прошение. Литании могут читаться также в рамках частной молитвы. Литания Пресвятой Деве Марии читается в мае, месяце, посвященном Богородице, в первую субботу каждого месяца и в дни богородичных праздников. См.: Литания [Электронный ресурс] // Католическая энциклопедия. URL: http//www.dic.academic.ru/dic.nsf/catholic. 2 134 Престол мудрости, молись о нас. Источник нашей радости, молись о нас. Святыня Духа Святого, молись о нас. Святыня славы Божьей, молись о нас. Святыня глубокой набожности, молись о нас. Роза таинственная, молись о нас. Башня Давида, молись о нас. Башня из слоновой кости, молись о нас. Дом драгоценнейший, молись о нас. Хранилище Завета, молись о нас. Дверь небесная, молись о нас. Звезда утренняя, молись о нас. Болящим исцеление, молись о нас. Грешникам прибежище, молись о нас. Скорбящим утешение, молись о нас. Верным помощь, молись о нас. Царица ангелов, молись о нас. Царица патриархов, молись о нас. Царица пророков, молись о нас. Царица апостолов, молись о нас. Царица мучеников, молись о нас. Царица исповедников, молись о нас. Царица девственниц, молись о нас. Царица всех святых, молись о нас. Царица, без первородного греха зачатая, молись о нас. Царица, на небо взятая, молись о нас. Царица святого Розария, молись о нас. Царица мира, молись о нас1. Именно этими словами молились и поляки, и немцы, и литовцы, католики других национальностей и на других языках, обращаясь к Деве Марии. Эта молитва-литания была у каждого католика, прибывшего в Сибирь. Мистические элементы в обращении в Деве Марии – «Матерь благодати Божией, нетленная, пречистая, Дева всесильная, премудрая, Зерцало справедливости, Престол мудрости» – находили отклик в душах ссыльных, помогая перенести бытовые невзгоды. Литургические обращения «Матерь Христова, Матерь Церкви, Хранилище Завета, Святыня Духа Святого» дисциплинировали и поддерживали уверенность в стабильности повседневного существования, создавая духовный базис в жизни. Наконец, обращения «Источник нашей радости, болящим исцеление, грешникам прибежище, скорбящим утешение, верным помощь» отвечали персональным чаяниям молящегося. 1 Там же. 135 Если в стереотипе поведения мужчины-католика заложено поклонение образу Богородицы, то в стереотипной женской модели поведения – подражание Ее образу. Спокойствие, ровное отношение ко всем и ко всему, а вместе с тем – мужество и готовность к самопожертвованию. Образ женщины-католички в Сибири дошел к нам благодаря описаниям в мемуарной литературе. Винцент Мигурский в «Записках из Сибири» описывает служанку своей супруги, Магдалену Закшевскую. К числу положительных характеристик женщины мемуарист относит знание ею наизусть «множества молитв, величаний, колядок, псалмов, песен, к исполнению которых она с детства была привычна». Готовность Магдалены к самопожертвованию передана Мигурским с большой долей эмоциональности. На предложение разделить тайну о предстоящем побеге из Сибири Магдалена ответила, не задумываясь. Далее произошел такой диалог: «– Хорошо, господа! Я для вас всё готова сделать и уверена, что вы не потребуете от меня ничего такого, что не было бы угодно Богу. – Верно говоришь, Магдуся, – отозвалась Альбина, – правильно, что нам доверяешь, душу твою Бог не осудит и не откажет тебе в своем благословлении, если поклянешься и сохранишь тайну». Мемуарист приводит и содержание клятвы. «Я, Магдалена Закшевская, клянусь перед Господом Богом Всемогущим, Пресвятой Девой и всеми святыми, что тайны, которая мне будет доверена, никому не открою, не предам, не выдам даже знаками; в противном случае пусть справедливый гнев Божий настигнет меня всюду, пусть душа моя навеки осуждена будет и никогда не увидит сияния Господа. Помоги мне во имя невинных страданий Сына Твоего. Аминь!»1. Гендерная позиция женщины в католицизме по своей сути отлична от мужской. Представление о роли женщины в обществе и в семье определено предписанной ею социальной ролью. Если для мужчины вопрос социальной реализации в глазах общества имел первостепенную важность (семья, как само собой разумеющееся; добрый семьянин – характеристика положительная, но не главная), то в картине мира женщины на первом месте находилась семья, а уж потом – пози1 Мигурский В. Записки из Сибири. С. 166. 136 ция в социуме. Подробно на характеристике католической семьи мы остановимся чуть ниже. Православный дискурс о месте и роли женщины в православной церкви1 близок по смысловому наполнению к аналогичному католическому. На заседании Поместного собора православной церкви 24 июля 1918 г. был вынесен доклад «Об участии женщин в жизни Церкви». Докладчик, протоиерей Петр Миртов, сделал историческую справку о роли женщин в истории ранней церкви и отметил, что на раннем этапе церкви «женщины проявляли особую активность… Период, когда начались гонения на Церковь, вновь требует участия женщин… теперь вопрос об участии женщин в жизни Церкви является вопросом жизненным»2. Предложения Отдела о церковной дисциплине были следующими. «А. Признать за женщиною: 1) Право на участие во всех приходских собраниях и советах с решающим голосом; 2) Такое же право участия в благочинническом и епархиальном собраниях; 3) Право участия во всех просветительных, благотворительных, миссионерских и церковно-хозяйственных учреждениях, за исключением судебно-адмиистративных и епархиального совета. Б. Находя особенно полезным привлечение женщин к непосредственному участию в заботах о чистоте и благолепии храма и в чинном отправлении богослужения в качестве чтеца и певца, Отдел находит возможным: 1) предоставить женщине право на занятие должности церковного старосты на одинаковых правах с мужчиною; 2) в особых исключительных случаях допускать женщин к исполнению должности псаломщика со всеми правами и обязанностями штатных псаломщиков, но без включения в клир». Большинством членов Собора доклад был принят с одобрением3. Более того, из уст липецкого протоиерея А. В. Суворова прозвучало замечание, что «женщины являются самыми сильнейшими ревнительницами о Церкви и благочестии», а потому при церквах должны быть учреждены сестричества «с целью следить за благочинием в церкви, и о предоставлении одной из членов сестричеств из вдов 1 Белякова Е. В., Белякова Н. А. Дискуссии о правовом статусе женщин в православии в начале ХХ в. С. 91, 93–95. Цит. по тому же источнику. С. 103. 3 Там же. С. 103–104. 2 137 или девиц права входа в алтарь»1. Подсчитав статистику голосов, отданных при голосовании по разным вопросам в жизни Православной церкви, исследователи отмечают: «Почти ни один доклад не был принят Собором так единодушно. Начавшиеся гонения на церковь усиливали необходимость широкого привлечения женщин к участию в церковной жизни»2. На самом деле не все участники собора проявили единодушие, «на Соборе был высказан весь спектр отношений к женщинам: от признания их полного равноправия с мужчинами до признания за ними лишь права уборки храма»3. В сентябре 1918 г. произошло вынужденное прекращение работы Поместного собора, и все предложения, аргументы и контраргументы остались только на бумаге. Вплоть до революции 1917 г. все конфессии в Российской империи ранжировались и развивались в социуме по единой магистральной схеме, разрабатывавшейся Святейшим Синодом и Департаментом духовных дел инославных исповеданий МВД, а изменения, происходившие в организационном построении православной церкви в России, прямо или косвенно инсталлировались в организацию жизни других конфессий. По этой причине православный дискурс, в случае его логического завершения, мог бы с большой долей вероятности оказать влияние на представление о роли женщины и в русской католической церкви4. Русские интеллектуалки, вошедшие в московскую общину русских католиков5, вступившие в третий орден доминиканцев6, еще при царском правительстве, а позже при советском, тоже стали «сибирскими католичками», будучи сосланными в Тобольск, Томск, Нарым и Новониколаевск7. 1 Цит. по тому же источнику. С. 104. Там же. 3 Там же. С. 105. 4 Мы употребляем термин «русская католическая церковь» не в контексте русского обряда как разновидности византийского, а об организационном устройстве и подчинении католической церкви светской власти в Российской империи. Подробнее об этом см.: Недзелюк Т. Г. Русский католицизм: к вопросу о смысловом значении термина. 5 Именовалась Абрикосовской общиной по фамилии настоятельницы А. И. Абрикосовой, в монашестве Екатерины Сиенской. 6 Третий орден в конгрегации Св. Доминика – доминиканцы-миряне, живущие в миру согласно принципам доминиканской духовности; в 1825 г. орден «терциариев» получил собственный устав. Подробнее об этом см.: Баранов И. В. Доминиканцы // Католическая энциклопедия. М., 2002. Т. 1. С. 1686. 7 Осипова И. «В язвах своих сокрой меня…». М., 1996. С. 145–218. 2 138 В католической традиции женщины активно участвовали в музыкальной жизни прихода: пели в церковных хорах, обучали музыке детей. Будущий скрипач запечатлел образ матери, поющей в Новониколаевском костеле: «Я очень любил ходить в костел, музыка лилась свободно, легко, откуда-то из души, я импровизировал, забывая обо всем на свете… Какие это были чудесные незабываемые минуты! В хоре пела моя мама, у нее был высокий сильный голос. Я, играя на скрипке, как бы сливался душою с ней и от этого испытывал такое счастье, какое невозможно описать»1. Активная социальная позиция была уделом не только мужчин. В РГИА сохранились документы о духовном завещании Екатерины Алексеевской в пользу Тобольской римско-католической церкви от 5 апреля 1893 г.2, «О деньгах 25 руб., пожертвованных Октавиею Краснопольскою в пользу Омской римско- католической церкви» от 2 октября 1895 г.3, «О разрешении продать дом, завещанный Янович, в пользу Ишимского костела» от 26 апреля – 3 июня 1917 г.4 Женские имена мы видим в перечне библиотекарей: Янина Григорьевна Хросицкая в Иркутске и Павлина Владиславовна Молоховская в Томске5. Школьные учительницы в католических учебных заведениях Сибири: Дроздовская Антонина Флавиановна в Тобольске, Кошарская Люция Иосифовна, Стржельбицкая Мария Феликсовна, Томчик Теофилия Фаддеевна, Щепановская Жозефина, Яздовская Ванда Иосифовна – в Омске, Томашевская Камилла – в Томске, Короповская Зоя Сергеевна и Кудельская Мария – в Новониколаевске, Антонина Дакуль в латгальской деревне Тимофеевка Шипицынской волости Каинского уезда Томской губернии6. 1 Рыдзевский С. Воспоминания о старой католической церкви в Новосибирске наших старших прихожан // СКГ. 1998. № 2. С. 5. 2 РГИА. Ф. 822. Оп. 2. Д. 19820. 3 Там же. Д. 20109. 4 Там же. Ф. 821. Оп. 128. Д. 1795. 5 Островский Л. К. Польские библиотеки и печатные издания на польском языке в Сибири в конце XIX – начале ХХ в. // Поляки в Западной Сибири (1890–1930-е гг.). Новосибирск, 2011. С. 394–409. 6 Весь Омск: справочник-указатель на 1913 г. Омск, 1913. С. 43; ГАНО. Ф. 859. Оп. 1. Д. 10. Л. 51; НИАБ. Ф. 1781. Оп. 26. Д. 1502. Л. 125; Памятная книжка Тобольской губ. на 1910 г. Тобольск, 1910. С. 207; Семёнова И. Благотворительное общество // Сибирская старина. 1997. № 12. С. 28–29. 139 Роли в религиозной общине, как и роли в семье, определялись, в числе других факторов, и половой принадлежностью. Представления об идеальных образах мужчины и женщины в католической среде имели директивное оформление и были закреплены каноническим правом. Их реальное воплощение в контексте сибирских обусловленные условий зачастую претерпело значительные экстраординарным видоизменения, характером сибирской действительности. Женский взгляд на мир сибирских католичек был шире традиционного, присущего женщинам западных регионов империи, что было обусловлено необходимостью брать на себя ответственность не только за семью и детей, но и замещать мужчин в их отсутствие. 2.4. Представления о браке, семье, воспитании детей Индивидуальные картины мира внутри конфессионального социума подчинены общей мировоззренческой парадигме. Христианский тезис, рецепированный теоретиками марксизма, наглядно иллюстрирует роль частных структурных единиц в системе целого. Реконструкция представлений об идеальной католической семье исходит из положений канонического права католической церкви1. Рассмотрим, каким образом положения канонического права были реализованы в условиях Сибири в исследуемый нами исторический период. Представление первое: семья должна быть полной. Общая характеристика демографического поведения католического населения Сибири произведена нами на основании статистических данных по Томской губернии в Западной Сибири и Енисейской губернии в Восточной Сибири. Воспитанные в католической вере переселенцы, в силу традиционных устоев крепкой семьи, порицания бракоразводной практики, создавали прочные семейные союзы и на сибирской земле. У них рождалось много детей, практически не было незаконнорожденных. В 1910 г. в Томской губернии было заключено 30 423 брака, из них 102, или 0,34 % – среди 1 Сикари А. О браке. Милан; М., 1993. С. 15–27; Горелов А. С., Масленникова Г. А., Сахаров П. Д. Брак // Католическая энциклопедия. М., 2002. Т. 1. С. 728–734. 140 католиков. В этом году в католических семьях губернии родилось 663 ребенка (0,4 % от общего числа всех родившихся), из них всего 8 младенцев родились вне брака. Численность умерших католиков составила 0,19 % от общего числа всех умерших. Естественный прирост католического населения в 1910 г. равнялся 0,75 % на фоне высокого уровня рождаемости и низкого – смертности1. Рождаемость во все годы, по данным метрических книг, за исключением военного, 1915го, доминировала над смертностью, в численных значениях превышая ее в 2–3 раза во всех католических общинах. Пик брачности приходился на 1909–1910 и 1918–1919 гг. В годы мировой войны браков заключалось мало – в приходских общинах порядка 20–25 в год: создание семьи откладывалось до окончания войны. Мужчины в подавляющем большинстве создавали семьи в возрасте 24–27 лет, а девицы вступали в брак 17–19 лет от роду2. Чаще всего будущие супруги являлись жителями одного или соседних населенных пунктов. Концепция идеального конфессионального брака предполагала брачный союз между адептами одной конфессии – в данном случае католиками. Села, где компактно проживали переселенцы из западных губерний, составляли своеобразные круги брачных связей. Так, селяне-католки пос. Кыштовка, Михайловка, Спасское Томской губернии стремились заключать браки только внутри своего круга, ориентируясь на близкие единоверческие семьи. В более позднее время, в период Гражданской войны и коллективизации хозяйств, а также в связи с пропагандой интернационалистских идей, круги брачных связей стали постепенно размываться, появлялись семейные союзы между белорусами, поляками и, реже, русскими сибиряками. Однако предпочтение отдавалось этнически и конфессионально «своим». То же самое можно сказать и о католиках-немцах. В качестве примера рассмотрим опубликованные полевые данные этнографической экспедиции в немецкие села. Относительно католической деревни Чучкино Омской области было выявлено: «Браки, преимущественно однонациональные, заключались преимуще1 2 Памятная книжка Томской губ. на 1910 г. Томск, 1910. С. 304–305. Подсчитано по: ГАТО. Ф. 440. Оп. 1. Д. 1–5; Оп. 2. Д. 1–12. 141 ственно внутри деревни, к чужакам относились настороженно. Дети поддерживали в чистоте веру своих предков. Родители могли сами выбрать невесту своему сыну, во всяком случае, их согласие было обязательным»1. Заметим, что данное правило было применимо не только к католикам, но и к представителям других деноминаций внутри немецкого сибирского социума. Так, жители д. Красноармейка Алтайского края, лютеране, выходцы из южных российских губерний, позднее вспоминали: «Хотя взаимоотношения жителей Красноармейки с представителями других конфессий были мирными, заключать браки предпочитали с лютеранами… в основном с жителями д. Новоромановка»2. Замкнутый конфессиональный социум предоставлял немного возможностей выбора, к тому же брачные союзы между хотя и дальними, но родственниками критически отражались на здоровье потомства (первыми это заметили менонниты, создававшие общества призрения и благотворительной помощи для ментально больных и людей с нарушением слуха). Омские этнографы выявили редкий случай межконфессионального взаимодействия в с. Сереброполье Алтайского края, когда браки заключались между лютеранами и меноннитами и назывались «божьими свадьбами»3. Если в ближайшем единоверном окружении брачную пару по какой-то причине найти не удавалось, предпринимались «выезды», возможно далекие, вплоть до поездок в материнские колонии Поволжья и Украины. Вот один из случаев: «Немец, по фамилии Нейфельд, родом из Солнцевки. Он приехал на Украину, где родились его родители, чтобы найти себе жену. В Солнцевке (Исилькульский район Омской области) за него замуж идти никто не хотел, потому что все знали, что он пьяница»4. Отсутствие семьи воспринималось как неполноценное состояние. «Мужчины не должны были жить одни, обязательно женились, создавали семью, так как совместная жизнь вне брака считалась грехом. Разводы случались исключительно 1 Смирнова Т. Б. Немцы Сибири: этнические процессы и этнокультурное взаимодействие. Новосибирск, 2003. С. 20. 2 Там же. С. 9. 3 Там же. С. 13. 4 Там же. С. 22. 142 редко, они осуждались, считались позором. Повторные браки заключались только в случае смерти одного из супругов. Траур соблюдался в течение одного года, а потом разрешалось жениться снова»1. Католики-немцы в качестве исключения предпочитали брачные союзы с русскими, с православными. Объяснительных мотивов два. Первый: брак с протестантами запрещен каноническим правом, закрепленным в традициях предков; брак с православными не очень желателен, но и не страшен, так как православие – тоже ортодоксальная религия. Мотив второй: русские – титульная нация, поэтому такой брачный союз может повлечь повышение социального статуса. Историк В. А. Субневский приводит интересный пример, когда «небогатые женихи иной конфессии (католики), но дворяне, принимались в богатые семьи православных купцов». Константин Леншкевич, получивший на Алтае должность управляющего лесным имением императорского Кабинета в с. Спирино, женился в 1893 г. на Ольге Зориной, единственной дочери местного купца. Алтайский купец Винокуров из с. Камень выдал свою дочь замуж за Всеволода Петкевича, сына ссыльного. Зять-католик не только был принят купеческим сообществом, но и стал управляющим на мельнице тестя, а позже стал владельцем первого в Камне кинематографа2. Настоятель Иркутского римско-католического прихода в 1855–1894 гг. Кшиштоф Шверницкий в своих заметках отмечал особенности правового положения ссыльных по российскому законодательству: сосланные с поражением в правах считались «граждански умершими», в Сибири их жизнь начиналась «с чистого листа». Прежний брачный союз считался теперь недействительным, давая возможность вступить в Сибири в новый брак, уже по православному обряду3. Не существует статистики количества заключенных ссыльными браков, однако на основании частотности упоминания этого жизненного аспекта в архивном фонде 1 Там же. С. 29. Скубневский В. А. Поляки в сельской местности Алтая XIX – начала XX в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 402. 3 Цит. по: Шостакович Б. С. История Иркутского римско-католического прихода до начала ХХ в. в отражении материалов Государственного архива Иркутской обл. // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 117. 2 143 Енисейского губернского правления («Дело о разрешении политссыльным вступать в брак», 1872 г.1, «Переписка с окружными исправниками о разрешении политссыльным и западно-польским переселенцам вступать в брак», 1875 г.2, «Переписка с минусинским, канским окружными исправниками, с Енисейской экспедицией о ссыльных о прошении политссыльных разрешить им вступить в брак», 1877–1880 гг.3, «Дело о прошении политссыльного Ю. Качинского выдать ему пособие для вступления в брак», 1873 г.4 и др.), мы приходим к выводу о том, что данный факт не был исключением. В 1872–1873 гг. получили разрешение на брак с православными крестьянками и на получение в связи с этим из казны 55 р. серебром находившиеся в ссылке и на поселении в Енисейской губернии Леонард Гринцевич, Осип Ярженецкий, Иван Давыдович, Михаил Статинский, Марианн Заорский5. Оригинальным образом проявил себя среди получивших разрешение на брак Иосиф Мицкевич. Разрешение на брак он получил, квитанцию на получение денег потерял и просил впоследствии «о сделании распоряжений кому следует… о разрешении мне вступления в законный брак с государственною крестьянкой Анцырской волости и села девицею Марьею Прокопьевою Окладниковою, которая в согласии ея вступления в брак со мною дала расписку 27-го июня того же 1872 года… Просим разрешения пособия из казны 55 р. серебром по случаю вступления в брак с крестьянкою»6. Феминистические установки женщин, приехавших с запада страны, демонстрировали их матримониальные настроения. Не только мужчины искали лучшей доли в Сибири. «Переписка с генерал-губернатором Восточной Сибири о прошении жены западно-польского переселенца Х. Гринцевич выдать ей пособие для вступления в брак» (1873 г.) раскрывает ситуацию, когда женщина, приехавшая 1 ГАКК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 107. Там же. С. 936. 3 Там же. Д. 1178. 4 Там же. Д. 264. 5 Там же. Д. 249. Л. 1, 41, 42, 46, 47. 6 Там же. Л. 12, 13. 2 144 вместе с мужем, желает вступить в брак с православным и получить при помощи этого казенное пособие серебром1. Перечисленные выше случаи характеризуются как исключительные, встретившиеся в архивных материалах лишь единожды. Напротив, массовыми были ходатайства совершенно другого характера: «Переписка с Канским окружным исправником о прошении политссыльного И. Василевского вызвать к себе жену и детей» (1872 г.)2, «Переписка с петроковским губернатором о прошении жены политссыльного К. Михуни разрешить ей приехать с детьми к мужу на казенный счет» (1873)3, «Переписка с департаментом полиции об освобождении детей политссыльных от ограничений, которым подвергались их родители» (1872– 1873 гг.)4. Жизненные ситуации, запечатленные в материалах дел архивного хранения, иллюстрируют стереотипы представлений о семье и семейных ценностях. Как долженствующее, ведущее свое начало со времен римского права, воспринималось молодоженами императивное поведение родителей, особенно отцов семейства, в выборе супруга (супруги) для дочери или сына. Мы в полной мере можем охарактеризовать данную особенность как проявление конфессионального менталитета, так как она отмечалась католиками – поляками, белорусами, немцами в одинаковой мере. «В XIX – первой четверти XX в. семья и сельское общество д. Вольдзики активно участвовали в подборе брачных пар. Молодые люди из одной деревни были знакомы с детства, здесь были сильными соседские и родственные связи, большое влияние на выбор супруга (или супруги) оказывало общественное мнение. Родители, как правило, хорошо знали избранников своих взрослых детей и при необходимости вмешивались в их взаимоотношения. <…> Посиделки-вечерки бывали обычно по субботам и воскресеньям, а также по праздникам. Молодые люди общались на свадьбах, во время святочных гуляний, на Пасху, Троицу и в другие праздники»5. Информанты-старожилы утверждают, 1 Там же. Д. 338. Там же. Д. 156. 3 Там же. Д. 378. 4 Там же. Д. 156. 5 Латыпова В. В. Страницы истории польской деревни Вольдзики // Поляки в социокультурном пространстве сибирской деревни. Омск, 2012. С. 91. 2 145 что одним из важнейших условий женитьбы были польская национальность и католическое вероисповедание будущего супруга или супруги. «Будущего спутника (спутницу) жизни находили часто в костеле среди единоверцев, съезжавшихся по большим праздникам из разных мест»1. Заключению брака предшествовало трехкратное оглашение в храме после воскресной мессы. Приходская община не только знакомилась с новым своим членом, но фактически принималось решение о принятии его в конфессиональный социум. По истечении срока, достаточного для троекратного оглашения, если не выявлялось причин, препятствующих бракосочетанию, назначался день венчания. Приходские либо филиальные церковные здания римско-католического вероисповедания были далеко не в каждом населенном пункте Сибири (см. Приложение А). Поэтому для венчания молодожены и их родственники могли поехать в городской приходской храм, где мессы проходили регулярно, либо в ближайший сельский филиальный. Поездка с целью получить святое таинство придавала событию элемент значимости. Если брак заключался между людьми немолодыми, в прошлом вдовами и вдовцами, то такое событие могло носить отложенный характер: будущие супруги давали клятву верности перед собранием общины, а приехавший в очередной раз на ежегодную пасхальную или рождественскую визитацию священник лишь вносил запись в метрическую книгу. Стандартный пример: 11 и 15 ноября 1885 г. настоятель Красноярского приходского костела ксендз Георгий Коссиловский в Канске «во время разъездов с исполнением духовных треб» внес сразу несколько записей о венчании в метрическую книгу о браке2. Венчание – событие торжественное, поэтому оно категорически запрещалось в пост. В системе представлений сибирских католиков праздник личный, семейный увеличивал свою значимость, если совпадал с праздником церковным. Неудивительно поэтому, что свадебное торжество часто приурочивалось к большим праздникам, например, к Пасхе. Информанты вспоминали: «Свадьба назначалась по-разному, в зависимости от возможностей родителей – и через две недели, и че1 Там же. С. 91–92. 2 ГАКК. Ф. Р-2453. Оп. 1. Д. 2. Л. 1 – 2 об. 146 рез три месяца, исключая дни поста… Свадьбы в д. Вольдзики игрались в субботу и в воскресенье-понедельник… Обязателен был обряд венчания молодых в костеле»1. Порядок праздничных гуляний католической свадьбы вызывал недоумение у русских православных соседей. «В субботу начинали гулять: женихова родня – у жениха, невестина – у невесты. В день венчания – в воскресенье женихова родня наряжала свадебный поезд: запрягали лошадей, украшали дуги, привязывали колокольчики, вплетали в хвост и в гриву разноцветные ленты и банты… С родными и друзьями за невестой приезжал сам жених. Невесту не выкупали. Родители невесты благословляли ее перед выходом из родного дома иконой и хлебом. Икону передавали в дом сватьям как фамильную икону будущей семьи»2. Обряд крещения родившихся детей совершался аналогичным образом: либо родители с новорожденным ребенком шли или ехали в костел, либо привозили домой священника (чаще всего, в том случае, если ребенок был слаб), либо дожидались очередной ежегодной пастырской визатации. В последнем случае крещение принимали годовалые, двухлетние, редко трехлетние дети3. Метрическая запись выдавалась на руки родителям днем крещения, хотя в самой метрической книге указывалась и фактическая дата рождения ребенка. Как правило, именно в таких случаях впоследствии возникали путаница; на полях метрических книг имеются пометки: «выписка верна», «исправленному верить»4. Воспитание детей в конфессиональных традициях представляло собой неотъемлемую часть повседневного бытования католической семьи. Бесспорно, что «исключительность эмоциональных ассоциаций религиозных символов для детей имеет большее значение, чем для взрослых»5. Эмоции и впечатления, полученные в детстве, сопровождают человека всю жизнь, во многом определяя психологическое благополучие и вектор системы ценностей. Конфессиональная социализация детей в религиозных семьях начинается буквально с момента рождения (креще1 Латыпова В. В. Страницы истории… С. 84–99. Там же. С. 92–93. 3 ГАКК. Ф. 2453. Оп. 1. Д. 1. 4 ГАНО. Ф. Д-156. Оп. 1. Д. 306. Л. 7, 51. 5 Пушкарёва Н. Л. Религия и гендер в новейших работах зарубежных ученых // Гендер и религия. М., 2009. С. 8. 2 147 ния). «Социализированные в религиозных семьях часто говорят впоследствии, что их религиозные предпочтения – скорее “судьба”, нежели “решение”, и подобное отношение к религии и религиозности есть как раз следствие неотрефлексированности процесса восприятия тех идей, которые были буквально впитаны с молоком матери»1. Религиозная социализация мальчиков и девочек отличалась. Полевые материалы омских этнографов свидетельствуют: «Мальчиков с детства брали в поле, они почти все время проводили с отцом. Девочки делали всё по дому: убирали, готовили (хлеб в немецких семьях пекли каждый день, а это достаточно трудоемкая женская работа), стирали, учились рукоделию. Пойти гулять они могли только после того, как выполнят свою работу. Телесных наказаний меннониты не применяли. Напротив, лютеране или католики могли побить своих детей прутом или вожжами. Но внушение отца, наказание словом оказывалось еще страшнее. К родителям обращались на “Вы”. Днем все работали, а вечером по традиции вся семья собиралась за столом за ужином. Отец читал молитву, только после этого разрешалось приступать к еде»2. Религиозное образование девочки и мальчики получали совместно, в одном классе, но уставом Тобольской школы при костеле предусматривалось, что сидеть они должны не на одной скамье3. Воспитание подрастающего поколения происходило в соответствии с конфессиональными трудовыми традициями, имевшими календарную датировку. 1 Там же. С. 9. Смирнова Т. Б. Немцы Сибири… С. 28. 3 ГА в г. Тобольске. Ф. 483. Оп. 1. Д. 11. Л. 164–165. 2 148 ГЛАВА III. РЕАЛИЗАЦИЯ МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИХ ОРИЕНТИРОВ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ 3.1. Литургические праздники и календарная обрядность в картине мира прихожанина католического костела Наряду с бытовыми трудностями, в жизни любого человека важное место занимают праздники. Рассуждая о литургических праздниках и календарной обрядности, мы стремились раскрыть смысл: что именно понимали сибирские католики под «праздником»? Событие, выходящее за грани обыденного? 1. Веха в литургическом календаре? «Словарь русского языка» С. И. Ожегова раскрывает содержание этого концепта следующим образом: «1. День торжества, установленный в честь или в память какого-либо выдающегося события. 2. Выходной, нерабочий день. 3. День, особо отмечаемый обычаем или церковью. 4. День радости и торжества по поводу чего-нибудь. 5. День игр, развлечений и т. п.»2. В качестве ключевого рабочего положения принимаем «день, отмечаемый церковью в соответствии с традицией». Каноническая традиция празднования особенно важных литургических праздников, единая для всей католической церкви, была определена кодексом канонического права3. Следовательно, в рассматриваемый нами период понятие «праздник» в литургической традиции определялось буллой Папы римского4. В литургике (науке о богослужении) выделяется тематическая область – эортология – наука о праздниках и годичном круге5. В отличие от приверженцев иных конфессий, соразмерявших череду будних и 1 Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса: Рабле и Гоголь: (искусство слова и народная смеховая культура). М., 2010. 2 Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 2006. С. 770–772. 3 Единый Кодекс канонического права был провозглашен Папой Бенедиктом XV и вступил в силу 19.05.1918 г. До него Кодексом было принято считать компиляцию официальных церковных юридических норм. 4 Вишневский А. А. Кодекс канонического права // Католическая энциклопедия. М., 2005. Т. 2. С. 1138. 5 Сахаров П. Д. Литургика // Католическая энциклопедия. М., 2005. Т. 2. С. 1691. 149 праздничных дней с традицией, религиозным учением своей церкви, для католиков наличествовал персональный авторитет земного главы церкви – Папы римского; его решением будний день мог стать праздничным. Системообразующей линией любой христианской организации является литургический календарь. Католический литургический календарь на каждый текущий год, наряду с православным, протестантским, армяноз- грегорианским, магометанским, еврейским, регулярно публиковался в ежегодных периодических изданиях статистических управлений – «Памятных книжках» сибирских губерний. На протяжении целого ряда лет, с 1908 по 1915 г., порядок следования литургических календарей разных конфессий оставался следующим: открывал раздел календарь православный, за ним следовал римско-католический, далее – лютеранский1. Такое последование негласно задавало тон в иерархии «признаваемых и поощряемых» конфессий и деноминаций в конкретном регионе. Во всех сибирских губерниях и областях римско–католический литургический календарь следовал сразу же за православным, что свидетельствует не только о высокой степени лояльности местных властей к приверженцам данной конфессии, но и об их значимом положении в сибирском социуме. Праздник в картине мира поляка- католика. В исследовательской литературе часто упускается из вида факт этнической неоднородности выходцев из Царства Польского; российские исследователи именуют их просто поляками, но В. Сливовская отмечает конфликтные ситуации «между литвинами, русинами и короняжами, то есть жителями различных исторических областей Речи Посполитой, которые часто не поддерживали между собою контактов, жарко спорили, например, о том, по какому календарю отмечать религиозные праздники»2. Наиболее почитаемыми и отмечаемыми, как и во всех христианских конфессиях, у поляков-католиков, вне зависимости от места их выхода, были Рождество и Воскресение Христово. К традиционному канону празднования примешивались 1 Памятная книжка Тобольской губ. на… [1908–1915 гг.]. Тобольск, 1908–1915; Памятная книжка Томской губ. на… [1910–1913 гг.]. Томск, 1910–1913; Памятная книжка г. Омска и Акмолинской обл. на… [1913–1914 гг.]. Омск, 1913–1914. 2 Сливовская В. Молитвенники польских ссыльных как источник сведений о судьбах поляков Восточной Сибири // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск, 2000. С. 72. 150 национальные оттенки. «24 декабря в тесном семейном кругу устраивали Вигилию, постный рождественский ужин, который рассматривался как аналог вечери Христа» (сравним с немецкой католической традицией жесткого поста и обильного праздничного ужина после мессы). «С первой звездой (в 6 часов вечера) приглашали к трапезе, для которой особым образом сервировали стол, готовили вигилийские блюда. Детей было принято сажать отдельно. Для взрослых обычно накрывали стол на двенадцать человек, а тринадцатую тарелку ставили для незваного гостя, что имело свой многозначный смысл. Число трапезничавших символизировало число апостолов, принимавших участие в Тайной вечери… Стол украшали фигуркой Иисуса-младенца в колыбельке, маленькими веночками из веточек ели, в середине которых устанавливали свечи… Каждый сидевший за столом делился своей облаткой («оплатком»), тонким хлебцем с рождественским рисунком или крестом, с сотрапезниками. Все отщипывали по кусочку друг у друга, что символизировало единение, общность доли и судьбы. Такие хлебцы брали в костеле или получали из Польши от родственников»1. Видим, что праздничное событие становилось не просто днем, выходящим за рамки круга рядовых, но и символизировало связь с Родиной, подчеркивало значимость каждого в коллективном мероприятии. В зависимости от обстоятельств, приведших поляка-католика в Сибирь (ссылка, добровольная заработная миграция или служебные обязанности), мироощущение его формировалось под воздействием ряда как внешних, так и внутренних факторов. Если в экономической и политической составляющих бытия внешние факторы в лице государства оказывали значительное влияние на представление о стабильности, благополучии, то в личностной сфере социальной жизни очень многое зависело и от самого человека. «Не от государства зависит счастье человека… И в самом мудро устроенном государстве всякий, кто желает сча- 1 Майничева А. Ю. Календарная обрядность поляков: празднование Рождества // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск, 2000. С. 205–206. 151 стья, находится не в лучшем положении, чем дикарь, то есть он должен сам упрочить свое счастье и не ждать ничего от государства»1. Ожидание праздника, подготовка к нему, связанные с этим положительные эмоции способствовали формированию коллективного образа счастья. Особенность данного образа заключалась в его четкой временной определенности (последовательность литургических праздников). Маленькие кусочки счастья, адресованные индивидууму-прихожанину, имели «привязку» к локусу: костелу, молитвенному дому, а в их отсутствие – к месту празднования, к месту проживания семьи, в которой совершалось литургическое действие. В случае отсутствия не только костела, но и священника, центральной фигурой ничных действий – становился – организатором празд- глава семьи или его супруга, принимавшие гостей. В таком случае праздничный литургический компонент, ядро праздничной композиции, заменялся циклом календарных обрядовых действий. Вне зависимости от конкретного местопребывания человека, его конфессиональная принадлежность формировала психологическую нишу с комфортными условиями, а также обеспечивала круг лиц со схожим мировоззрением, референтную группу. В обыденном сознании запечатлевался не столько факт праздника, сколько значение системообразующего свойства, с ним связанное. Хронология повседневной жизни следовала своим вехам: оттепель и дождь накануне Рождества, сильная метель за три дня до Пасхи (что в погодных условиях Сибири вполне возможно, но достаточно аномально, а потому достойно вхождения в семейное предание). Теленок мог родиться за пару дней до Пепельной среды, а пожар случиться накануне Дня Всех Святых. Люсьен Февр замечает: «Что было нужно крестьянину? Религия охраняющая и бесхитростная, которая давала бы уверенность в урожае, защищала поля от мороза и зноя, от града и грызунов, посылала бы дождь в засушливую пору и солн- 1 Цит. по: Родигина Н. Н., Худяков В. Н. Представления о счастье в мемуарах русских интеллектуалов о времени конца 1850-х – начала 1860-х гг. // Исторические источники в исследовательской и образовательной практике. Новосибирск, 2011. С. 9. 152 це, когда льют дожди», кроме того, религия должна, в обыденном сознании крестьянина, «исправно служить отдыху и развлечению»1. Кроме вышеназванных, общезначимых для всех христиан литургических событий, сибирскими католиками отмечался также ряд других особенно чтимых праздников. Так, в день святого Власия (3 февраля) освящали свечи, просили благословления от болезней горла. Святой Валентин (14 февраля) считался покровителем пасечников, в праздник апостола Иоанна (27 декабря) следовал традиционный обряд освящения вина, на Успение (14 августа) в церкви торжественно освящали цветы и лекарственные травы, которыми затем в течение суровой сибирской зимы лечили своих сородичей от всяческих хворей. Стремление отблагодарить вышние силы за собранный урожай и желание оказать влияние на урожай будущего года нашли выражение в плетении жатвенных (уборочных) венков из последних колосьев. Этот венок освящали в церкви и хранили на чердаке дома вплоть до нового урожая. С просьбой вернуть потерянное обращались к святому Антонию Падуанскому. В среде ссыльных поляков праздничная культура не имела такого распространения, как в среде горожан или крестьян из числа экономических мигрантов. Праздник церковный ассоциировался с семьей. Те, кто волею судеб оказались оторваны от семей, праздники отмечали скромно. В данном случае праздник напоминал о семейном очаге, о традиционном укладе жизни, о системе ценностей. «Праздники поляки отмечали редко, только самые значительные. Среди них наиболее торжественными были Рождество, Пасха, Пятидесятница»2. С. Ф. Коваль комментирует донесение адъютанта генерал-губернатора капитана Мерказина: «Разрешение жить на вольных квартирах, ходить в села за продуктами, освобождение от кандалов, от работ в католические праздники и т. д.», как то было рекомендовано в мае 1866 г. М. С. Корсакову П. А. Кропоткиным «в качестве мер, предупреждающих недовольство ссыльнокаторжных на заводе, теперь объявля- 1 Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 396. Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь в пореформенный период: автореф. дис. … канд. ист. наук. Омск, 2004. С. 28. 2 153 лось «источником неповиновения», так как стало достоянием всех политических ссыльных»1. Подводя итог вышесказанному, можем сделать вывод о месте и роли литургических праздников и календарной обрядности в картине мира полякаприхожанина католического костела в Сибири на рубеже XIX–XX вв. В первую очередь, праздничные события создавали ауру психологической защищенности, способствовали выработке механизмов социальной адаптации к новым условиям. Данное утверждение может показаться парадоксальным, но многочисленные наблюдения2 свидетельствуют, что вхождение в новый социум происходило более успешно в случае позитивной эмоциональной окрашенности, с сохранением традиционных этноконфессиональных атрибутов. Общность судьбы, проходившая системообразующим стержнем через все праздничные события, способствовала позитивному восприятию личности через рефлексию праздничных событий. Наконец, чувство «особенности», присущее каждому индивидууму, в контексте этнического и конфессионального дискурса служило своего рода маркером. В данном контексте небольшая заметка в томском «Сибирском вестнике» под названием «Разъяснение циркулярного распоряжения МНП о том, что воспитанники римско – католического исповедания в случае заявления родителей могут быть освобождены от занятий в следующие праздничные дни: Божьего Тела, Святого Станислава, Всех Святых, Зачатия Святой Анны»3 не просто давала детям возможность пропустить школьные занятия, но выделяла их из среды других учащихся. Праздник в картине мира немца-католика. Состояние «праздника» информанты-немцы связывают не столько с литургическими праздниками, но, в большей мере, с таинствами, адресованными конкретному человеку. Все основные со1 Коваль С. Ф. Польские ссыльные после Кругобайкальского восстания 1866 г. // Ссылка и каторга в Сибири (XVIII–XX в.). Новосибирск, 1975. С. 156. 2 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 11706 «По просьбе польского переселенца Большепесчанской волости Омского окр. Петра Келишеса о командировании в эту волость какого-либо священника римско-католического вероисповедания для совершения духовных треб» (28.05.–02.07.1873); ГАКК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 483 «Уведомление Енисейского губернского управления политссыльному И. Глаговскому о разрешении играть на музыкальных вечерах (1874 г.); ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 133 «О дозволении римско-католическим священникам, высланным без ограничения прав состояния, богослужения в штатных костелах» (1865 г.). 3 Сибирский вестник. Томск, 1887. 19 авг. 154 бытия человеческой жизни находили свое отражение, «узаконивались», в церковной среде. Информанты из среды сибирских немцев-католиков вспоминают, что «крещение всегда происходило в церкви; у человека, которого собирались крестить, должны были быть крестный и крестная. Если же младенец рождался слабым, «и люди знали, что он умрет», то священника приглашали на дом, где новорожденного сразу же и крестили. Если священника не было, то обряд крещения совершала глубоко верующая бабушка, происходило так называемое «Ноттауфе», «крещение в нужде». «Крещение и конфирмация (миропомазание) не были жестко привязаны к определенному возрасту. У католиков и лютеран детей крестили тогда, когда приезжал священник, а он в отдаленное сибирское село мог приехать один раз в пять лет. Хотя, конечно, старались окрестить детей пораньше, «года в два-три»1. Вне зависимости от национальной принадлежности, обряд крещения, как и другие литургические обряды, происходил у католиков по установленному канону, который был един и для немцев, и для поляков, а также для белорусов, литовцев и латгальцев, проживавших в Сибири и также являвшихся прихожанами католической церкви. Другим важным событием в жизни человека, совершавшимся в церкви, являлось венчание. У немцев, отличавшихся строгостью в соблюдении канонических церковных и семейных традиций, свадьба проходила в три дня. Невеста и жених проезжали по всем улицам села, затем следовало венчание в церкви. После совершения над ними церковного обряда молодые ехали в дом, где проводили свадьбу. На свадебном столе обязательно должны были присутствовать блюда из свинины, символизировавшие богатство и достаток2. Основными, наиболее яркими, праздниками в литургическом календаре католиков, так же, как и в календарях христиан других исповеданий, являлись Рождество и Пасха. Следуя традиционной европейской системе летоисчисления и календарного времени, католический календарь «обгонял» православный на две недели. Рождеству предшествовал Адвент – трехнедельный пост, а Пасхе – пост се1 Смирнова Т. Б. Обычай «Totenhochzeit» у немцев Сибири // Культура. Немцы Сибири. 2010. № 1 (18). С. 18. Рублевская С. А., Смирнова Т. Б. Роь этнографических мсточников в изучении истории и культуры немцев Сибири // Российские немцы. Историография и источниковедение. М., 1997. С. 306–309. 2 155 минедельный, начинавшийся с Пепельной среды. Время Адвента рассматривалось, в первую очередь, как период духовной подготовки к празднованию Рождества и тем самым формировало атмосферу предчувствия праздника, ожидания рождественского чуда, что в картине мира играло немаловажную роль, способствовало выработке личностной системы ценностей. «Во время Адвента много молились. Детям настоятельно предлагали не грешить и слушаться родителей. Время Адвента было временем поста и начиналось 25 ноября, в праздник св. Екатерины. С этого дня и весь пост нельзя было играть свадьбы и отмечать дни рождения»1. В канун Рождества, 22 декабря, в каждом доме устанавливалась и украшалась ёлка (Christbaum, Weihnachtsbaum). «Во многих семьях мастерили из картона ясли. В картонный дом вклеивалась картинка – лик Иисуса. Позади устанавливалась свеча, так что ясли выглядели, как настоящий дом. Их ставили под елку» 2. Вся семья собиралась вместе на «Святой ужин» (Christabend). Воспоминания об этом праздничном ужине и теплой семейной атмосфере присутствуют в воспоминаниях всех опрошенных нами информантов, бывших в то время детьми3. Празднование Рождества носило семейно-сакральный характер. Подарки детям приносил Кристкинд (Дитя Христос, Christkind), в роли которого выступала девушка в белой одежде. «У Младенца Иисуса (это была переодетая во все белое и потому неузнаваемая детьми женщина) был мешок с подарками и розга. Дети, которые могли сказать молитву, получали подарки, невоспитанные дети – розгу. Младенец Иисус гонял озорных детей вокруг кухонного стола и многие из них в страхе убегали на улицу»4. Праздничная обрядность, таким образом, выполняла сразу несколько функций. Наряду с «развлекательной» задачей, преследовались и воспитательные цели: детям разъяснялись правила поведения, образцом исполне1 Хаммерер Мария. Письмо в редакцию // СКГ. 1997. № 1. С. 5. Там же. 3 Методы интервьюирования в среде этнических немцев были апробированы нами в период 1992–1995 гг., до массового выезда немцев в Германию, что позволяет сделать вывод о репрезентативности исследовательской базы. В момент интервьюирования информанты находились в преклонном возрасте и с большим желанием делились воспоминаниями о своем детстве, ряд из них проводили сравнительные параллели между традициями Поволжья и Сибири. 4 Хаммерер М. Указ. соч. С. 5. 2 156 ния которых являлся Младенец Иисус, существо любимое детьми, ожидаемое ими. Кажущийся сегодня странным ритуал «младенца с розгами» был прокомментирован и этническими немцами последующего поколения, что позволяет сделать вывод о его устойчивости в среде поволжских немцев-католиков, мигрировавших в Сибирь. «Когда я рассказал, что Младенец Христос часто приходит и с прутьями и наказывает ими тех детей, которые в течение года провинились, которые не могли прочитать молитв, мне открыто возражали, что это непедагогично и психологически неверный способ обращения с детьми»1. Текст рождественской песенки, которую нужно было выучить, чтобы получить не розги, а подарок, без труда воспроизвели информанты из разных населенных пунктов Сибири: Рождество приближается, Я радуюсь ему. Мои родители Украшают его ёлочкой, Золотыми яблоками, Серебряными орехами, Потому что у Боженьки День рождения!2 Если в селе имелся молитвенный дом и дети, в силу возраста, уже присутствовали на праздничной службе, то подарок они получали из рук святого Николая. Взрослые также обменивались подарками. Литургическая традиция празднования Рождества была единой для всех католиков, вне зависимости от национальной принадлежности и определялась чинопоследованием мессы3. Сибирские немцы-католики начинали праздновать Рождество (Weihnachten) накануне: к десяти часам вечера они отправлялись в церковь на службу, которая продолжалась до двух часов ночи. Рождественские песнопения были очень популярны, наиболее распространенным в среде сибирских католиков-немцев было «Stille Nacht»: 1 Верт И., епископ. Рождественские традиции // СКГ. 1996. № 12. С. 10–12. Хаммерер М. Указ. соч. С. 5. 3 Традиционный чин мессы сохранялся до II Ватиканского собора, именовался Тридентской мессой. Наименование дано по названию города, где в XVI в. состоялся собор католической церкви. По решению этого собора были изданы богослужебные книги: Миссал, Понтификал, Бревиарий. Их содержание, т. е. богослужебные тексты, восходит к древнейшим христианским служебникам. Эти богослужебные книги использовались вплоть до начала ХХ в. Начиная с Папы Пия Х (1903–1914 гг.), папы римские стали вносить изменения в древние чинопоследования. Новые богослужебные книги появились в 1962 г., после II Ватиканского собора. См.: http://www.latinaadhuc.narod.ru/quarta.htm (дата обращения: 14.06.2012). 2 157 Stille Nacht, heilige Nacht! Alles schläft, einsamwacht. Nur das traute hochheilige Paar. Holder Knabe im goldenen Haar. Schafe in himlische Ruh. (Тихая ночь, Святая ночь! Всё спит, тишина. Только Святая чета не спит. Милый младенец в золотом хлеву Спит в небесной тиши)1. Наутро все собирались к праздничной мессе. Мария Хаммерер описывала это событие следующим образом: «25-го декабря все вставали в 4 часа утра, так как это было время, когда родился Иисус (так объясняли нам бабушки). Все члены семьи пели рождественские песни и молились по Розарию2». Праздновалось не только Рождество, но и Новый год (Neujahr). Последний считался праздником гораздо менее значительным, чем Рождество и имел скорее общественный характер. В новогоднюю ночь было принято обмениваться визитами, самим ходить в гости и принимать гостей. Традиция «ряжения» имела место, но не в Рождество, как у славянских народов, а в Новый год. Новогодний персонаж – Пельцникель – ходил по улицам в сопровождении спутников, лица которых были спрятаны под масками медведя или быка. Праздничные новогодние поздравления, именуемые у поляков колядками, немцы именовали виндшами. Ночью виндши рассказывала молодежь, ходившая с поздравлениями по домам и получавшая за это угощение, а утром 1 января – дети, которых также было принято щедро одаривать3. Заканчивался рождественско-новогодний цикл Праздником трех королей (Dreikonigfest), или Богоявления (6 января, католический аналог православного праздника Крещения). Именно к этому дню приурочивались ритуальные бесчин- 1 Перевод Мессмер Лины, с. Половинное Краснозерского р-на Новосибирской обл. 17.07.1995. Розарий – традиционные католические четки, а также молитва, читаемая по ним. Первые упоминания об использовании молитв по четкам относятся к IX в. По официальной версии, католическая традиция связывает их появление с явлением Девы Марии Святому Доминику в 1214 г. Установлен праздник Девы Марии – Царицы Розария (7 октября). 3 Рублевская С. А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири конца XIX – XX в.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Омск, 1997. С. 9–10. 2 158 ства молодежи1. Центральным событием праздника в католических селах была Процессия трех королей2. К празднику Пасхи (Ostern) немцы готовились особенно ревностно, строго соблюдая семинедельный пост. «Вербное воскресенье тоже отмечали очень торжественно, все в крестах было. Но мы всегда ждали Пасхальной ночи»3. На страстной неделе в католических и лютеранских селах Сибири, начиная с четверга, переставали звонить колокола в знак траура. Время объявляли группы подростков, которые ходили по улицам села с трещётками, за что в страстную субботу получали вознаграждение4. Особенно суровой было последняя предпраздничная неделя («не пили, не ели»). Четверг перед Пасхой именовался «зеленым»: в этот день в обязательном порядке надлежало употреблять в пищу лишь блюда из зелени. Видимо, именно в связи с этим обстоятельством праздник в воспоминаниях информантов, вспоминавших о своем детстве, запечатлелся как «Святая Месса, после которой освящали крашеные яйца и разные выпечки. После того, как люди приходили домой, они ополаскивали рот водой, молились и садились кушать» 5. В сознании информантов, в то время бывших малолетними детьми, обилие вкусных угощений после длительного поста и являло собой главную цель праздника. Собственно пасхальный обряд бывшие поволжские немцы, переехавшие в Сибирь, описывают следующим образом: «Детей наряжали в белое. В 11 часов вечера хо- 1 Рублевская С. А. Календарная обрядность… С. 10. В основе празднования лежит библейский сюжет из Нового Завета о путешествии трех языческих королейволхвов: Каспара (Caspar), Мельхиора (Melchior) и Валтасара (Бальтазара, Balthasar), пришедших с Ближнего Востока за звездой Вифлеема, указанной им ангельским хором. В память о явлении Христа язычникам и поклонении трех королей в католических храмах совершаются благодарственные молебны: Христу как царю приносится в жертву золото, как богу – ладан, как человеку – мирра, благовонная смола. Праздник Богоявления имеет также название Festum magorum (Праздник волхвов). Празднование Богоявления включает посещение торжественной мессы в храме и семейный ужин после полуночи у камина. По западной традиции в день Богоявления совершается не только освящение воды, но также ладана и мела, которым хозяин дома пишет над входной дверью начальные буквы имен волхвов: «К+М+В», указывает год и рисует крест. Верят, что эти буквы отгоняют злые силы и злые помыслы от дома и от благополучия семьи, живущей в нем. Мел же хранится весь год, как и вода у православных. До сих пор сохраняется традиция жечь костры – «эпифанские огни», освещающие «путь волхвов». Считается, что после Дня трех королей ночь отступила, а день прибавился. В последний раз зажигают елку. Богоявление завершает цикл рождественских праздников. См.: www.calend.ru/holidays/0/0/258 (дата обращения: 23.06.2012). 3 Встречи в сибирских селах // СКГ. 1997. № 6. С. 28. 4 Рублевская С. А. Календарная обрядность… С. 11. 5 Из воспоминаний Гаук Агнессы Антоновны, Новосибирск. Дата интервью: 27.09.1994. 2 159 дили вокруг церкви. Как священник войдет, хор начинал петь «Аллилуйя», и орган играл. Фиолетовые ткани с крестов снимали»1. Люди старшего поколения пели в праздник традиционные пасхальные песни. Процитируем отрывок одной из них: Der Heiland ist erstanden, Befreit von Todes Banden, Der als das wahre Osterlamm, Fur mich den Tod zu leiden kam. Halleluja. (Воскрес Спаситель из мертвых, От смертных уз освобожден, Который, как истинный пасхальный Агнец, Пришел принять смерть за меня. Аллилуйя)2. До сих пор сохранившаяся традиция проращивать на Пасху зерна злаковых культур имела двойственный смысл. Во-первых, она зафиксировала символическое стремление к освобождению и, в то же время, данное ритуальное действие должно было способствовать плодородию, хорошему урожаю. Результаты летного труда также имели символическое закрепление. Праздник урожая (Erntdankfest) имел съезжий характер, гости из соседних деревень, относившихся к одному церковному приходу, собирались в церкви или молитвенном доме. Храм украшался лучшими плодами нового урожая, венками из колосьев пшеницы. Эти «жатвенные венки», изготавливавшиеся из колосьев последнего снопа, во время праздника приобретали сакральный смысл. Считалось, что они защищают от злых сил и несчастий, поэтому их хранили на чердаке дома. Данную традицию мы наблюдали также у католиков-поляков, а потому можем сделать вывод о конфессиональном характере данного обычая. К числу традиционных мероприятий относится также обычай устраивать коллективный обед из плодов нового урожая, что подчеркивало важность родственных и соседских связей, укрепляемых единством веры, принадлежностью к церковной общине. Роль распорядителя праздника вы- 1 2 Встречи в сибирских селах. С. 28. Перевод Гсель Марии Антоновны, Новосибирск. 23.09.1994. 160 полнял церковный староста (синдик), авторитетными хранителями традиций выступали старшие члены семьи1. Маркером, позволяющим выделить конфессиональные особенности именно католиков – немцев, отличающим их от лютеран, баптистов и меннонитов, приехавших вместе с ними из Поволжья и с Украины, следует считать обрядовые действия, связанные с культом Матери Богородицы2. Становление культа Богородицы связывают с Эфесским собором 431 г. и его постановлением о богоматеринстве Марии. В католицизме культ Богородицы развит не менее, чем почитание Христа. В латинском обряде Мария имеет несколько иную, нежели в православии, титулатуру. «Regina» («Царица»), «Stella maris» («Звезда моря») и др. Ежедневная молитва римского «Последования Часов» – антифоны, возникшие еще в XI и XII вв., посвященные Марии. Существуют Богородичные антифоны: «Alma Redemptoris Mater» («Благая Матерь Искупителя»), «Ave Regina coelorum» («Радуйся, Царица небес»), «Regina coeli» («Царица небесная»), «Salve Regina» («Славься Царица») и древний антифон «Sub tuum praesidium» («Под Твою защиту»). В евхаристической литургии Мария почитается как давшая Иисусу человеческое тело, что отражено в средневековом гимне: «Ave verum corpus, natum de Maria Virgine…» («Радуйся истинное Тело, рожденное от Марии Девы…»)3. Важной особенностью картины мира немцев-католиков являлось стремление как можно полнее подготовиться к празднику. Подготовка включала в себя два уровня: духовный (пост, очищение от грехов на исповеди, молитвенное ожидание), так и материальный («… в эти дни необходимо было провести все необходимые приготовления к празднику, так как в праздничные дни немцы строго соблюдали основной ритуальный запрет – не осквернять праздничного времени работой»4). 1 Из воспоминаний Дуквен Мины Адамовны. Дата интервью: 01.09.1991. Рублевская С. А. Календарная обрядность… С. 14. 3 Языкова И. К. Мария // Католическая энциклопедия. М., 2007. Т. 3. С. 135–168. 4 Рублевская С. А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири конца XIX – XX в.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Омск, 1997. С. 9. 2 161 В картине мира немца-католика и поляка-католика праздник занимал неравноценные позиции. Для поляка наиболее важным являлся не национальный, а конфессиональный компонент, принадлежность к большой религиозной традиции. Национальный колорит выступал в роли декоративного оформления к единой, имеющей канонический характер, литургической традиции. В среде сибирских немцев, выходцев сначала из Германии, а затем с Поволжья, доминирующим являлось чувство «немецкости», принадлежности к единому этносу. Наряду с языковыми и культурными разногласиями между носителями разных диалектов немецкого языка, что нередко являлось этнодифференцирующим фактором, и католики, и лютеране выше всего ставили элементы, общие для колонистов с Волги. Разница в литургических обрядах отодвигалась на второй план. Ярким примером в условиях дефицита священников в Сибири, как католических, так и лютеранских, являлись совместные богослужения. 3.2. Круг чтения сибирских католиков Специфика подбора литературы определялась статусом читателей. Социальный статус ссыльных и просто переселенцев, их профессиональные потребности, уровень образованности диктовали выбор литературы для чтения. Говоря о спектре литературы общего характера, доступной для чтения всех прихожан, вне зависимости от уровня их образованности, отметим часословы. В литургическом контексте одно из значений термина «час» – любая служба суточного круга1. Именно поэтому в византийском обряде книга, содержащая чинопоследования для каждого из дней недели, именуется часословом. В западной традиции существуют несколько терминов: бревиарий (breviarium) для обозначения небольшого сборничка, который обыкновенно прихожане носили с собой, и 1 Христианская литургия часов своими истоками восходит к ветхозаветной практике ежедневных молитв в определенное время суток. В римском обряде со времен средневековья были приняты семь литургических часов: вечерня (ранним вечером), повечерие (после ужина, завершение дня), утреня (на рассвете), 1-й час (рано утром), 3-й час (обычно в 9 ч утра), 6-й час (в полдень), 9-й час (в 3 ч пополудни). Совершение литургии часов было вменено в обязанность всем клирикам и принявшим обеты монашества. Для рядовых прихожан обычным было принято молитвенное освящение завершения и начала дня. Литургический день длится с захода солнца накануне данной календарной даты до следующего захода солнца. См.: Литургия // Католическая энциклопедия. Т. 2. С. 1718–1719. 162 оффиций (officium divinum) – термин, используемый до сегодняшнего дня в музыковедении1. Стремление найти успокоение в общении с богословскими и церковнослужебными текстами было присуще также и представителям польско-сибирской интеллигенции2. И. Р. Соколовский, характеризуя состав служилых иноземцев в Сибири более раннего, предшествующего изучаемому нами, периода (XVII в.), заметил, что «ссыльные люди, обладавшие высокой письменной культурой, действительно были. Юрий Крижанич, во время своего пребывания в Тобольске, брал у ссыльных поляков следующие книги: историю Польши Мартина Кромера, “Московскую хронику” П. Петрея, книги историка католической церкви Цезаря Барония и иезуита Р. Беллармина…»3. О роли книг, в том числе богослужебных, в повседневной жизни ссыльных вспоминали в своих мемуарах многие из них; яркий тому пример – «Записки из Сибири» В. Мигурского4. Описывая драматический эпизод своей жизни, он обращается к книге Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Супруга Мигурского, в поисках решения проблемы личного характера, использует сочинение нидерландского религиозного мыслителя начала XV века для ответа на конкретный вопрос, тем самым вступая в диалог с текстом. «Не прошло в молитве и нескольких минут, как Альбина внезапно раскрыла дотоле сжимаемый ею молитвослов (Мигурский ошибочно назвал богословский трактат молитвословом. – прим. Б. Шостаковича) и на странице 64 книги I-й, главы 22, под номером 5 прочла следующие слова: “Зачем хочешь откладывать до завтра начинание свое? Встань, начинай немедленно и говори…”. Представьте себе, что мы оба почувствовали, прочитав эти слова! Они, как бы явно исходившие от Бога, пронизали нас чувством глубочайшего раскаяния и благодарности к Нему!»5. 1 Сахаров П. Д. Литургия // Католическая энциклопедия. М., 2005. Т. 2. С. 1716. Володкович А. Ф. Библиотеки ссыльных поляков в Сибири (30–50-е гг. XIX в.) // Книга и книжное дело в Сибири: история, современность, перспективы развития. Новосибирск, 1989. С. 35–38. 3 Соколовский И. Р. Служилые «иноземцы» в Сибири XVII в. (Томск, Енисейск, Красноярск). Новосибирск, 2004. С. 124. 4 Мигурский В. Записки из Сибири // Воспоминания из Сибири: мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных в Восточную Сибирь первой половины XIX столетия. Иркутск, 2009. С. 162–163. 5 Там же. С. 163. 2 163 Пользовались популярностью сочинения, изданные на основе годичных циклов проповедей польских иезуитов Александра Лоренцовича и Томаша Млодзяновского. Имевшие авторитет в Царстве Польском, на новом месте жительства они приобрели новое значение, став идеологическими маяками, напоминавшими о родине, о системе ценностей, расставлявшими акценты «что такое хорошо, а что такое плохо» в каждодневном существовании верующего католика. Сборники годичных проповедей с XVI в. издавались епархиальными управлениями в помощь священнослужителю и имели характер своего рода методических материалов. Наиболее яркие проповеди могли быть изданы в виде самостоятельных книг нравоучительного содержания; таким образом осуществлялась их трансформация в жанр литературных произведений. Понятно, что после разделов Речи Посполитой для проведения политики русификации и православизации региона, литературные произведения такого характера попадали в категорию запретных, а потому ещё более привлекательных для чтения. В качестве альтернативы им, чтению обывателя предлагалось «Учительное Евангелие» Мелентия Смотрицкого. «Учительное Евангелие» представляло собой перевод с церковнославянского языка на русский (ставший с 1795 г., после третьего раздела Речи Посполитой и подписания в 1797 г. «Петербургской конвенции»1 официальным государственным языком в Царстве Польском) сборника проповедей константинопольского патриарха Иоанна IX Агапита (1111–1134)2. «Для духовной пользы простых верующих, из которых меньшинство понимало язык церковнославянский» (имелись в виду верующие православного и восточно-католического, так называемого униатского, исповеданий), а также «для того чтобы верующие, из-за скудности православной церковно-учительной литературы не прибегали бы к чтению протестантских и католических сочинений»3. Такого рода литература, как иезуитские проповеди, признанные крамольными в Царстве Польском, не могла быть откры- 1 Соловьёв С. М. История падения Польши [Электронный ресурс] // Соч. М., 1995. Кн. 16. URL: http://az.lib.ru/s/solowxew_sergej_mihajlowich/text_0130.shtml (дата обращения: 10.11.2014). 2 Корзо М. А. Грех и спасение в католической и православной проповеди Речи Посполитой в XVII в.: попытка сравнения // Славянский альманах, 1997. М., 1998. С. 52–76. 3 Там же. С. 55. 164 то привезена в багаже или передана иными путями (почтой, с оказией и др.) в Сибирь; произведения именно такого характера искали и изымали при обысках. Специфика круга чтения политических ссыльных католического вероисповедания в Сибири была предопределена не только и не столько личностными предпочтениями читающего населения, но, главным образом, распоряжением светской администрации и жандармских властей. «Какая же тогда была наша доля! Само лишь воспоминание о ней страшно. Угнетали нас острая печаль и тоска по минувшему, безвозвратно утерянному и тем особенно дорогому. Пустота будущего, горе нескончаемое убивали всякую надежду. Каждый из нас в то время не был расположен к общению – был угрюм, молчалив, печален… Не было у нас никаких книг, кроме Евангелия и молитвенников…», – писал в своих воспоминаниях «конарщик» Ю. Ручиньский1. Во время этапирования в Сибирь ссыльный имел при себе молитвенник, после водворения (на постоянное или временное место жительства) он получал возможность знакомиться с более широким кругом литературы. «…Присылали книги, с опозданием приходили некоторые журналы. Если они были на “нейтральную” теологическую тематику и выпущены в Российской империи с позволения цензуры, прошедшие контроль, то их отдавали священникам. (В данном случае описывается круг чтения, доступный католическим священнослужителям, определенным на поселение в Бурятию, в деревню Тунка). Таким образом, в Тунке читали, хотя и с большим опозданием, среди прочего: главный печатный орган католического руководства в Королевстве Польском, выпускаемый с 1863 г. “Католический обзор”, “Семейную хронику”, “Варшавский курьер”, петербургский “Голос”»2. За десятилетие ссылки, с 1865 по 1875 г., список присланных в Тунку экземпляров печатных изданий насчитывал уже более тысячи. Есть упоминания о «картотеке собрания книг, насчитывающего 1000 экземпляров, рассредоточенного среди священнослужителей; так, к примеру, у священника Эразма Ключевского было 200 томов, у брата Вацлава Новаковского – 100. 1 Ручиньский Ю. Конарщик. С. 336. Небэльски Э. Тунка: католическое духовенство в ссылке в Восточной Сибири после польского восстания 1863 г. // Актуальные вопросы истории ссылки участников Январского польского восстания 1863–1864 гг. Иркутск, 2008. С. 165–166. 2 165 Многие расширяли свои знания, учили языки, некоторые занимались научной работой»1. Научная работа в понимании ксендзов также была ориентирована на изучение и написание богословских трудов (за исключением священника Франчишека Шмейтера, бывшего профессора семинарии из г. Пултуска, который интересовался ботаникой и создал гербарий современного Тункинского района Бурятии). Польский исследователь Е. Небельский пишет в этой связи о католическом священнике Миколае Куляшиньском из Люблинской епархии, изучавшем в Тунке философию и переводившем труд немецкого теолога Делингера. Коллега Куляшиньского и товарищ по несчастью, Новаковский, работал в Тунке над историей Луцкой епархии, помимо прочего готовил диссертацию о Брестской и Люблинской униях2. Странным кажется на первый взгляд следующее заявление польского автора: «Родственники, знакомые, иногда прихожане помнили о некоторых своих священниках, страдающих в ссылке. В Тунку присылали определенные суммы, а также тексты месс, подкрепляя скромные ресурсы ссыльных. Однако если администрация обнаруживала, что это молитвы, их конфисковывали»3. О каких молитвах шла речь? Как было нами установлено выше, правом иметь при себе часослов пользовались все без исключения: и каторжане, и административно– высланные, и ссыльнопоселенцы; соответственно, тексты молитв не находились под цензурным запретом и были доступны каждому. В отношении ряда сосланных в Сибирь ксендзов, чье обвинение включало подстрекательство к антиправительственным действиям, было определено запрещение совершать любые действия литургического характера; фактически – запрет на профессиональную деятельность. Проведение мессы невозможно без соответствующих богослужебных книг4, поэтому факт их получения в посылке давал недвусмысленный сигнал цен1 Там же. Там же. С. 166. 3 Там же. С. 164. 4 Богослужебными книгами католической церкви являлись: сакраментарии, антифонарии, градуалы, лекционарии, евангелиарии. Совмещение этих книг стало происходить в Х в. Объединенная книга получила название «Missale plenum» («Полный миссал»). Аналогичным образом произошло объединение книг, предназначенных для чтения литургических часов: из псалтири, антифонария, коллекционария, лекционария, гомилиария и книг житий святых 2 166 зурному комитету. Данная гипотеза нашла свое документальное подтверждение в материалах Государственного архива Омской области; в смете расходов по Главному управлению Западной Сибири на 1873 г. заложены траты: «Об ассигновании денег 1400 руб. для вознаграждения лиц, занимающихся просмотром корреспонденции политических ссыльных и 600 руб. на расходы римско-католических священников, командируемых для исполнения духовных треб»1. Аналогичные расходы предполагались также в 1874 и 1875 гг.2 Нет оснований для обвинений в адрес жандармского управления в произволе и лишении доступа ссыльнопоселенцев к почтовым услугам: «Почта приходила в Тунку каждый день, но существовали ограничения в переписке с Польшей и близкими: до 1869 г. им разрешалось высылать только одно письмо в четыре месяца. Двусторонняя переписка должна была быть направлена в администрацию в Иркутске и подлежала цензуре»3. По цензурным же соображениям не приветствовалось составление личных дневников и вообще ведение каких-либо записей дневникового характера4. Тем не менее, архив библиотеки Оссолинских во Вроцлаве изобилует как раз такими «крамольными» произведениями: они составлялись в форме путевых заметок, «памятных зарисовок» на страницах молитвенников, разрешенных к применению и не предъявлявшихся для досмотра цензуре5. Е. Небельский замечает: «Известно, что в Тунке вел регулярные дневниковые записи («записывал по горячим следам в своих сибирских хрониках») доминиканец Игнацы Климович»6. Так классические богословские произведения и молитвенники-часословы способствовали возникновению нового круга литературных сформировался сборник под названием «бревиарий». В 1568 г. Папа Пий V издал Breviarium Romanum (Римский бревиарий), а в 1570 г. – Missale Romanum (Римский миссал). В 1614 г. Папа Павел V издал Rituale Romanum (Римский требник), введя тем самым единообразие в совершение таинств и сакраменталий. Кроме того, в 1588 г. Папой Сикстом V была образована Конгрегация священных обрядов (сейчас она называется Конгрегацией богослужения и таинств). С этого момента католическая литургия приобрела четкую структуру, не подвергавшуюся изменениям на протяжении нескольких столетий. 1 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 10969. 2 Там же. Д. 11553, 12085. 3 Небэльски Э. Тунка. С. 164–165. 4 Сливовская В. Молитвенники польских ссыльных как источник сведений о судьбах поляков Восточной Сибири // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск, 2000. С. 69. 5 Там же. С. 69–72. 6 Небэльски Э. Тунка. С. 165. 167 произведений, теперь мемуарного и эпистолярного характера, обращенной к читателю «внешнего круга». Католическая церковь в России, начиная с периода правления Екатерины II, находилась в прямом подчинении правительства, а именно, как неоднократно уже упоминалось, Департамента духовных дел инославных исповеданий МВД. «Дело о разрешении римским папой издавать на русском языке и языках народов России римско-католические богослужебные книги и молитвенники»1, датированное 04.12.1906–28.01.1910 гг., позволяет составить представление о Сибири и о сибирских католических приходах как области чрезвычайного регулирования каноническим правом. Известно, что вплоть до II Ватиканского собора запрещалось отправление богослужений на иных языках, кроме классической латыни. Так как цензурный комитет при ДДДИИ настаивал на использовании только русского языка в церковной литературе и в богослужении, конфликты между священнослужителями и МВД были предопределены2. После провозглашения Николаем II знаменитого манифеста 1905 г. о свободе совести актуальным стал вопрос о языке, на котором печаталась бы в России духовная литература. В результате переписки митрополита католической церкви в России с римской курией и цензурным комитетом МВД был принят ряд решений, отложившихся в деле: «Об отмене римским папой постановления Конгрегации инквизиции3 от 11 июля 1877 г. о запрещении употребления русского языка в дополнительном римско-католическом богослужении»4 и о языке богослужебной литературы. Так появились в библиотеках книги не только на латыни, но и на русском, польском, немецком, литовском языках. 1 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 275. Примером могут являться материалы следующих архивных дел: РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 29 «О проповедях в римско-католических церквях» (07.06.1911–23.06.1911); Д. 30 «О языке в римско-католическом дополнительном богослужении, проповедях, в изучении молитв и Закона Божия» (01.12.1911–01.08.1912); Д. 31 «Об употреблении государственного языка в делопроизводстве римско-католических духовных установлений» (08.11.1906– 15.11.1911); Д. 685 «О порядке сношения с римским двором» (без даты); Д. 1072 «Об уклонении римскокатолического духовенства от преподавания Закона Божия на природном языке учащихся» (20.03.1913– 15.10.1913). 3 В ведении этой конгрегации с устрашающим средневековым названием находились до 1908 г. вопросы чистоты веры. 4 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Л. 278. 2 168 Книжные собрания являлись не только собственностью конкретного владельца; имеются сведения, что во многих крупных сибирских городах были созданы библиотечные коллекции (табл. 10). Таблица 10 Сведения о наличии библиотек на польском языке в населенных пунктах Сибири (середина XIX – начало ХХ в.)* Населенный пункт Название / статус библиотеки Кол-во томов Город Барнаул Город Минусинск Енисейской губ. Частная библиотека Фонд польской литературы XIX в. в библиотеке краеведческого музея Город Иркутск Библиотека при костеле Город Красноярск Город Новониколаевск Томской губ. Город Омск 1. Польская библиотека 2. Библиотека при костеле Библиотека при костеле 1000 Юзефат Андровский 468 Нет сведений книг, 366 журн. и газет 7000 Мечислав Леманский, Янина 1920 г. Григорьевна Хросцицкая 4000 Нет сведений 1890-е гг. 3000 1. Библиотека РКБО 2000 2. Польский отдел в железнодорож-ной библиотеке 2000 Село Спасское Библиотека при костеле Нет свед. Село Тунка Личные собрания 1000 Иркутской губ. Город То- Библиотека в каторжной Нет больск тюрьме свед. Город Томск 1. Приходская библиотека в доме настоятеля 2. Домашняя библиотека на польском языке 3. Библиотека в приюте для детей при РКБО 4. Польская публичная библиотека (библиотека Польского общества) 4000 Фамилия, имя библиотекаря / владельца библиотеки Момент фиксации сведений 1920 г. 1920 г. В.К. Понганский 1920 г. Михаил Станиславский 1922 г. Нет сведений 1920 г. 1913 г. Вацлав Новаковский, Эразм Ключевский Нет сведений 1890-е гг. Валериан Громадский 1880 г. М. Верцинский, Адольф Александр Мацеша Попечительство приюта 1865 г. и 1893 г. 1905 г. Молоховская Павлина Владиславовна 1905 г. *Составлено по: ГАНО. Ф. Р-1. Оп. 3. Д. 198. Л. 11; ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 4502. Л. 20; Д. 6442. Л. 47 об.; Сибирский торгово-промышленный ежегодник, 1914–1915. СПб., 1915. С. 444; Мосунова Т. П. Отец Валериан Громадский – штрихи к портрету сибирского пастыря // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2008. Ч. 1. С. 407; Никиенко И. В. Из истории библиотек польской диаспоры в Томске (дореволюционный период) // История и методика преподавания славянских языков и литератур как иностранных с применением технологии диалога культур. Томск, 2005. Вып. 2. С. 237; Островский Л. К. Польские библиотеки и печатные издания на польском языке в Сибири в конце XIX – в начале ХХ в. // Поляки в Западной Сибири (1890–1930-е гг.). Новосибирск, 2011. С. 394–409. 169 Характер библиотечных коллекций являл собой пример всевозможной разнородности. Наряду с частными коллекциями в Барнауле и Томске, имелись также публичные общедоступные при благотворительных обществах в том же Томске и Омске. Наверняка не без ведома светской администрации функционировала библиотека в Тобольской каторжной тюрьме. Совсем официальный статус имел фонд польской литературы в библиотеке Минусинского краеведческого музея. Польский отдел в железнодорожной библиотеке Омска просуществовал вплоть до прихода Советской власти, а затем стал частью общегородской библиотечной коллекции. Узкоспециализированные книжные собрания, предлагавшие читателям жития святых, патристику, литургическую литературу имелись в церковных библиотеках практически всех католических приходов и молитвенных домов; достоверные сведения имеются в отношении Иркутска и Красноярска, Томска и Новониколаевска, а также села Спасское Томской губернии с преимущественно латгальским населением. Есть сведения и о детской библиотеке в приюте при Томском римско-католическом благотворительном обществе. В Томске приходская библиотека располагалась непосредственно в доме настоятеля, о. Валериана Громадского, который и был инициатором её основания. Библиотека функционировала не постоянно, выдача книг осуществлялась по воскресеньям, после главной мессы1. К сожалению, данные, представленные в сводной таблице, относятся к разным периодам: от 1880 до 1922 г., что не позволяет проследить их динамику. Библиотечные коллекции формировались постепенно, в течение длительного времени, а сведения о них датированы статистиками при проведении обследований, либо конкретным событием, сыгравшим важную роль в судьбе книжной коллекции. Такими событиями стали в 1920–1922 гг. периодические изъятия книг у религиозных, благотворительных и полонийных организаций и передача их в Губнаробраз либо в ведение губернских комитетов РКП(б)2. 1 Мосунова Т. П. Отец Валериан Громадский – штрихи к портрету сибирского пастыря // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2008. Ч. 1. С. 407. 2 Островский Л. К. Поляки в Западной Сибири. С. 394. 170 Особенного внимания заслуживает старейшая библиотечная коллекция Сибири – книжные собрания Колывано-Воскресенских горных заводов (КВЗ). Официальное открытие КВЗ состоялось ещё в 1764 г., а в 1911 г. 20 тыс. томов библиотеки были переданы в ведение Алтайского подотдела Русского географического общества1. Читателями библиотеки, в числе других, являлись и немецкие горные инженеры, и польские ссыльные, отправленные отбывать наказание на рудники Змеиногорского округа2. В составе библиотечной коллекции КВЗ видим сочинение профессора права Иосифа Бурдильона, «Опыт исторический и критический о разногласиях церквей в Польше» в переводе Василия Тредиаковского, «Описание жизни Иоанна Собесского, короля польского», сочинённое аббатом Габриелем Койе, «Описание римской ватиканской церкви святого Петра и великолепного Казертского дворца, находящегося недалеко от Неаполя» Жозефа Лаланда (издание Академии наук 1776 г.). Богословские сочинения в фонде КВЗ представлены сочинением «Христианская философия, или Руководство к небесам, содержащее в себе лучшее из Священного Писания»3. Историческая классика в фондах библиотеки КВЗ: «Жизнеописания двенадцати первых цесарей римских» Светония Транквилла в переводе с латыни (Изд. Имп. Акад. наук 1776 г.) и «Слово похвальное Марку Аврелию» Антуана Тома в переводе Д. И. Фонвизина. В специализированной библиотечной коллекции имелись не только специально–научные и научно-популярные издания. Беллетристика: Мигель Сервантес Сааведра «Истории о славном Ламанхском рыцаре Дон Кишоте» (Тип. Сухопут. кадетского корпуса), «Приключения четырёх российских матросов, к острову ОстШпицбергену бурею принесенных, где они шесть лет и три месяца прожили» Пьера Луи Ле Руа в переводе с немецкого и изданного в типографии Морского кадетского корпуса, «Путешествия Гулливеровы» Джонатана Свифта в четырех частях (переведены с французского языка на российский Государственной колле1 Драгайкина Т. А. Коллекция книг Колыано-Воскресенских горных заводов в составе собрания отдела редких книг и рукописей ГПНТБ СО РАН // Девятые Макушинские чтения. Новосибирск, 2012. С. 50–51. 2 Гузнер И. А. «Просветительская миссия» горнозаводских библиотек Сибири в XVIII – начале XIX в. // Библиосфера. 2005. № 2. С. 7–13. 3 Оригинальная версия в латинском варианте создана кардиналом Иоанном Боной, перевод с латыни на русский язык выполнен Апостолом (Байбаковым) в императорском Московском университете в 1774 г. 171 гии иностранных дел переводчиком Ерофеем Коржавиным). «Описание земель Северной Америки и природных тамошних жителей», «Дорожная география, содержащая описание о всех в свете государствах, о их качестве, климате, нравах или обычаях, их жителях, столичных городах, расстоянии их от Парижа» (Издание Московского университета) были призваны расширять кругозор читателей. «Клавикордная школа, примерами изъяснённая» Георга Симона Лелейна и «Поваренная книга» немецкого атора А. Х. Криста занимали досуг работников Колывано-Воскресенских горных заводов1. Чтение выступало важным фактором поддержания конфессиональной ментальности сибирского обывателя католического вероисповедания, напоминало об исторических корнях, способствовало созданию атмосферы душевного равновесия. С какой целью светская администрация санкционировала деятельность таких библиотек – вопрос многогранный. Во-первых, читающая публика в сибирских городах не была только православной. Образованные инженеры на строительстве Транссибирской железной дороги, рабочие-путейцы в депо, сибирские чиновники стремились не только быть в курсе политических и культурных событий, но и иметь чтение «для души», каковым выступала в их представлении, в силу полученного воспитания, духовная литература. Во-вторых, несмотря на отсутствие в России до 1905 г. равенства конфессий, не существовало и прямого запрета на создание специализированных книжных коллекций. Образованная читающая публика участвовала в общественно-культурной жизни Сибири, занималась публицистической деятельностью. В июле 1916 г. в Новониколаевске начал выходить еженедельник на польском языке «Głos Syberii». Издатель и владелец типографии Хенрик (Генрих) Булынко определил цель издания: организационно сплотить польскую общественность Сибири. Методами такого сплочения издатель провозгласил беспартийность и тесную связь с церковной жизнью, с костелом. «Głos Syberii» был изданием еженедельным, выходил по воскресеньям; тот же Х. Булынко издавал и «Новониколаевский листок» 1 Гузнер И. А. Материалы к истории горнозаводских библиотек. Новосибирск, 1995. С. 15-43. 172 с периодичностью три раза в неделю. Было бы неправильно полагать, что все польские издания преследовали идеологические либо политические цели; периодические издания Х. Булынко задумывались им «с целью ознакомления русской общественности с польским вопросом», издатель и автор многих статей в одном лице «предлагал заняться созданием совместной организации поляков, которая должна была обеспечивать условия для создания рынков сбыта польским товарам»1. Кроме вышеназванных, в Сибири выходили на польском языке: «Polak Syberyjski», «Głos Polski», «Żolniez Polski w Wschodniej Rosji», «Harcerz Polski na Syberii» – в Новониколаевске, еженедельное издание «Yutro» в Иркутске, «Wiadomości Latrynowe», «Bąk», «Chochoł» в Красноярске2. В отличие от новониколаевской «Głos Syberii», они не ставили глобальных объединительных целей и не призывали к консолидации всех польских организаций вокруг костела. В периодических изданиях Сибири («Восточное обозрение», «Амурский край», «Степной край», «Сибирская жизнь», «Сибирский вестник», «Сибирский листок») печатали свои статьи Феликс Кон, Эдмунд Плоский, Тадеуш Рехневский, Владислав Студницкий, Виктор Маерчак3. Тематика их работ определялась актуальными проблемами сибирской действительности. Перечисленные авторы касались в своих сочинениях повседневных бытовых вопросов, благоустройства сибирских городов, недостаточности финансирования учреждений культуры (о тяжелом материальном положении Минусинского музея писал Ф. Кон в 1899 г. в «Восточном обозрении»)4. Политические ссыльные и экономические мигранты ко времени революционных событий 1917 г. уже достаточно хорошо были адаптированы в сибирском социуме, жили его жизнью. Проблематика статей больше не посвящена вопросам адаптации. Религиозная картина мира на этом этапе уже стала рабочим инструментом поддержания национальной и конфессиональной идентичности. Ярким подтверждением тому является обзор сибирской прессы предре1 Островский Л. К. Поляки в Западной Сибири… С. 406. Там же. С. 405–409. 3 Там же. С. 402–404. 4 Там же. С. 402. 2 173 волюционного десятилетия. Сообщения 1902–1913 гг. можно назвать однотипными. Классический вариант объявления в печати тех лет: «Томск. В помещении Общественного собрания устраивается танцевальный вечер, сбор с которого пойдет в пользу недостаточных студентов-поляков и приюта для бедных детей римско-католического вероисповедания»1. В пользу Томского РКБО и «недостаточных студентов» устраивались спектакли на польском языке в Бесплатной библиотеке2, «в театре С. И. Браиловского»3. Основной целью средств массовой информации было извещение жителей сибирских городов о культурных мероприятиях, проводившихся в храме, либо для нужд храма, или для нужд бедствующих прихожан. Информация доносилась в свободной доброжелательной форме. Иначе складывалась ситуация с началом I Мировой войны. Сообщения в прессе о деятельности церковных советов, приходских организаций приобретают сухой полуофциальный оттенок. Типичный пример: «30 марта. Томск. Созывается общее собрание Римско-католического общества с целью рассмотреть отчет о деятельности правления за 1913 г., вопрос о дополнении устава общества, приходно-расходную смету на 1914 г. и провести выборы членов правления, кандидатов к ним и членов ревизионной комиссии», – сообщала «Сибирская жизнь»4. Революционное время наложило свой отпечаток на характер публикаций в местной прессе. Костел снова призван выполнять роль консолидатора, но цели объединения стали иными: не развлекательными, а практическими. 20 июля 1917 г. «Голос Сибири» разместил информацию о том, что в школе при костеле начинает действовать народный университет, курсы польского языка для взрослых, а «При курсах открывается преподавание бухгалтерии на польском и русском языках»5. В годы Гражданской войны тематика публикаций отражала настроения в обществе. Сообщалось, что 19 марта 1919 г. в костеле Барнаула «совершено богослужение по случаю провозглашения Польской республики, в Польском доме в 1 Сибирская мысль. 1907. 7 февр. Голос Томска. 1908. 21 февр. 3 Сибирская жизнь. 1913. 20 дек. 4 Сибирская жизнь. 1914. 30 марта. 5 Голос Сибири. 1917. 20 июля. 2 174 этот же день состоялся танцевальный вечер», о чем уведомила читателей «Алтайская мысль»1. Торжественными богослужениями отмечались особенно значимые события в жизни отдельно взятого человека, в жизни прихода, всей церкви или страны. 3.3. Представления о смерти и связанных с нею образах-ритуалах у сибирских католиков В картине мира многих религий существует представление о том, что молитвы об умершем и определенные ритуалы способны обеспечить загробное благополучие или улучшить его посмертную участь. Христианская заповедь любви к ближнему, обращенная к каждому верующему, предполагает, что эта любовь распространяется не только на живых, но и на умерших. «Забота живых об умерших должна проявляться в том, что тела умерших должны быть подобающим образом погребены, а верующие должны постоянно молиться о душах умерших»2. Поминовение усопших в наиболее важной и действенной форме – это включение его в евхаристическое богослужение. О такой форме поминовения, как заповеданной апостолами, говорится в трудах многих церковных авторов IV–V вв.: Амвросия Медиоланского, Кирилла Иерусалимского, Иоанна Златоуста и др. Форма древних молитв за усопших христиан, пройдя через века, сохраняется и в богослужебной практике после II Ватиканского собора, мы приводим их ниже. «Pax tibi (vobis, spiritui tuo, in aeternum, tibi cum angelis, cum sanctis)» – «Мир тебе (вам, духу твоему, вовеки, тебе с ангелами, со святыми)»; «Spiritus tuus in bono (sit, vivat, quiescat)» – «Дух твой во благе да пребывает»; «Aeterna lux tibi» – «Вечный свет тебе (да светит)»3. Специальная заупокойная месса римского обряда именуется Requiem, по первым словам входного песнопения. Практика заказных частных литургий об упокоении отдельных усопших получила своё распространение со времен средневековья. Именно в такой форме сибирские католики, часто не 1 Алтайская мысль. 1919. 22 марта. Сахаров П. Д. Поминовение усопших // Католическая энциклопедия. М., 2007. Т. 3. С. 1638. 3 Там же. С. 1638. 2 175 имевшие возможности обратиться к священнику в момент похорон родственника, «постфактум» отпевали ушедших в мир иной. Священнослужителей, особенно в сельской местности, было чрезвычайно мало, и поэтому, заранее планируя его визит, прихожане ряда соседних сельских обществ составляли коллективное обращение, где и устанавливали «плату за литургические услуги». Сохранился образец такого обращения жителей пос. Мариенбург Ново–Покровской вол. Змеиногорского уезда Томской губернии от 13 сентября 1909 г. «Так как дети наши умирают без крещения, люди умирают без исповеди и святых тайн… постановили: за венчание каждое платить не менее трех рублей, за крещение ребенка по одному рублю, за предание теле земле по одному рублю. Протокол подписан всеми 130 домохозяевами»1. В каноническом праве католической церкви не существует категорического запрещения молитв в отношении кого бы то ни было, включая иноверцев и атеистов. По умолчанию «допускается возможность того, что и они могли умереть в состоянии благодати; однако, согласно нормам церковной дисциплины, за них невозможно публичное совершение евхаристической жертвы и других поминальных служб; традиционно в этом случае допускалась лишь частная месса, притом предполагалось, что это не будет заупокойная месса с поминовением конкретного имени, что сделало бы её публичной»2. Не все прихожане-католики в Сибири были добропорядочными гражданами: часть из них прибыла по приговорам уголовных судов за совершение тяжких преступлений, другая часть (социалисты– революционеры) могла быть атеистами. Потому и процитированное положение канонического права могло оказаться востребованным, а в картине мира единоверцев представление об умершем неизменно складывалось как об «ушедшем в мир иной», «отправившемся в лучший мир». Учение католической церкви предполагает молитвенную заботу о душах, находящихся в чистилище. «Вопрос о том, могут ли в ней нуждаться души умерших, находящиеся в аду, не имеет в католической традиции однозначного реше1 2 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 1825. Л. 2. Сахаров П. Д. Поминовение усопших // Католическая энциклопедия. Т. 3. С. 1640. 176 ния: во-первых, ни о ком из умерших невозможно с полной определенностью сказать, что он уже осужден на вечную погибель; во-вторых, не исключается возможность того, что молитвы верных могут облегчить мучения осужденных в аду»1. Данное утверждение обусловило возникновение практики поминовения усопших в определенные дни литургического года. Существуют дни общего поминовения, практика которых сложилась ещё во времена раннего средневековья: суббота перед началом Великого поста, накануне Пятидесятницы, в День поминовения всех усопших верных (2 ноября). В последнем случае на кладбище совершается общее моление на кладбище, а также молитвенная процессия (крестный ход). Дни индивидуального поминовения: через неделю, месяц после кончины и в годовщины смерти. К каноническим правилам примешиваются национальные, а нередко и узколокальные традиции. Католики Сибири в основном были представлены немцами и поляками, а потому мы можем говорить о немецких и польских традициях поминовения мертвых. Согласно и европейской, и российской традициям, умерших, вплоть до XVIII в., было принято хоронить на территории церкви; католические церкви исключением не являлись. В годы правления Екатерины II (1762–1792) сложилось российское законодательство о погребении, положения которого были закреплены во «Врачебном уставе» (вошел в Свод Законов Российской империи 1857 г.). В соответствии с положениями «Врачебного устава», кладбища в Российской империи должны были быть устраиваемы: в городах – на расстоянии не менее 100 саженей (213 м) от последнего жилья, в сельской местности – не менее полуверсты (250 саженей)2. В связи со сложной санитарно-эпидемиологической обстановкой, в городах было запрещено хоронить умерших в храмах и на их территории, за исключением «особо важных случаев», к коим относились захоронения епископов, аббатов, правителей, а также жертвователей, на средства которых храм 1 Там же. С. 1640. Ваганьковское кладбище [Электронный ресурс]. URL: http://www.mosritual.ru/mesta-zahoronenija/vagankovskoe (дата обращения: 18.06. 2014). 2 177 был построен1. ДДДИИ выпустил ряд инструкций, которые затем были объединены в «Дело о разрешении и запрещении погребения тел умерших католиков в подвалах римско–католических церквей и устройства склепов», включившем в себя предписания, датированные 1866–1909 гг. Инструкции, объединенные под единым заголовком «Римско–католические кладбища. 11 ноября 1910 – 22 октября 1914 г.» определяли порядок устройства католических некрополей2. Подробной регламентации со стороны Министерства внутренних дел подлежало устройство надгробных часовен, о чем свидетельствуют материалы архивного дела «Каплицы, подвижные алтари и часовни домовые и надгробные в Империи. 5 января 1912 – 28 октября 1914 г.»3. Согласно каноническому праву католической церкви, кладбища должны быть освящены. Простое освящение, именуемое также благословением, могло быть совершено любым священнослужителем; торжественное освящение могло быть произведено только правящим епископом, либо делегированным для этой цели священнослужителем. В случаях, когда конфессионального кладбища не имелось, либо по какой-то другой причине, захоронение производилось на общегородском кладбище, каноническое право и богослужебные традиции предусматривают соответствующий обряд освящения отдельной могилы на нецерковном кладбище. В таком случае, перед тем как опустить в неё тело умершего, священник освящает саму могилу4. По сведениям справочного издания «Города России», в 1910 г. католические кладбища имелись в следующих городах Сибири (табл. 11). Приведенные в таблице сведения отражают ситуацию, имевшую место в 1910 г. Действительно, в каждом из указанных городских населенных пунктов имелось по одному действовавшему католическому кладбищу. Не всегда захоронения осуществлялись в одном месте на протяжении десятилетий. 1 Афанасьева М. И., Лупандин И. В. Кладбище // Католическая энциклопедия. М., 2005. Т. 2. С. 1051–1052. РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 253. 3 Там же. Д. 748. 4 Католическая энциклопедия. Т. 2. М., 2005. С. 1052–1053. 2 178 Таблица 11 Католические кладбища в сибирских городах* Губерния, область Тобольская Город Кол-во кладбищ 1 1 1 1 1 1 1 1 1 – – Курган Тара Тюмень Томская Томск Бийск Каинск Мариинск Новониколаевск Акмолинская Омск Енисейская Католических кладбищ нет Иркутская Нет сведений ни по одному из исповеданий Забайкальская Чита Якутская Нет сведений Амурская Нет Приморская Владивосток Хабаровск *Составлено по: Города России в 1910 г. СПб., 1914. С. 1049, 1119. 1 – – 1 1 Исторически сложилось так, что в г. Томске местонахождение католического кладбища меняло свои географические координаты, а потому краеведы говорят о «католических кладбищах»1. Упоминаются Шведская гора, Соляная площадь, Вознесенская гора, местность «за городом вдоль Иркутского тракта по его левой стороне (если ехать из города)»2. На плане города возводились новые жилые кварталы, а некогда окраинные территории, отведенные в качестве мест для захоронения, оказывались в зоне жилой застройки. Как следствие, органы городского управления выделяли новый земельный участок, который по прошествии времени снова оказывался востребован градостроителями. В 1871 г. в Томске был построен Пересыльный замок для приема арестантских партий, следующих транзитом в Восточную Сибирь, а рядом с ним расположилось католическое кладбище и православная церковь во имя Великославного Спаса, выстроенная чуть позже, в 1873 г. на средства томского купца-мецената Захария Цыбульского3. Основным контингентом жителей этого «города мертвых», конечно, стали ссыльные, о чем 1 Ханевич В. А. Из истории католических кладбищ Томска. С. 11–38. Ханевич В. А. Указ. соч. С. 11–21. 3 Там же. С. 19. 2 179 свидетельствуют акты в метрических книгах1. По подсчетам краеведов, в период с 1841 по 1920 г. на этом кладбище было похоронено более 4800 человек2. В силу того, что католиков, вне зависимости от национальности, относили к «нерусским», то и кладбища католиков располагались отдельно от православных. Исключением в данной случае являлся «сибирский Чикаго» – Новониколаевск, где городской погост являлся общим для представителей всех вероисповеданий, но был разбит на сектора: православный, мусульманский, иудейский, католический и лютеранский. По сообщениям информантов, «священник хоронил только верующих людей, а тех, кто в Бога не верил, хоронили в отдельной стороне кладбища»3. Так, омские католики получили участок земли для кладбища в 1895 г. за Казачьим кладбищем. Иркутские, по предполагаемым данным, ещё в 1772 г. совершили первые захоронения в католической части городского Иерусалимского кладбища. «Католическая часть занимала территорию, выходящую на 1-ю Иерусалимскую улицу. Рядом с польским находилось немецкое кладбище, у обоих был один караульный»4. С течением времени единое по площади Иерусалимское кладбище разделилось на конфессиональные сектора–кварталы, и к началу ХХ в. представляло собой несколько самостоятельных обособленных частей: православная, католическая, старообрядческая, иудейская, протестантская. Указом Городской думы Красноярска от 9 августа 1902 г. за № 1140 католической общине был выделен земельный участок под собственное кладбище5. Католические кладбища функционировали вплоть до 20–х гг. ХХ в., а в Томске – вплоть до 1939 г. там хоронили покойников католического вероисповедания. В ряде случаев (отсутствие конфессионального некрополя, смерть на железнодорожной станции, погребение скончавшегося в госпитале военнослужащего) умершие могли быть похоронены и в иных местах. Достоверно известно, что в 1 ГАТО. Ф. 440. Оп. 1. Д. 1; Оп. 2. Д. 1–12; Ф. 527. Оп. 1. Д. 7, 49, 61, 71, 77, 85, 101, 118, 130, 144, 145, 146, 165, 178, 195, 211, 224, 237, 249, 265. 2 Ханевич В. А. Указ. соч. С. 21. 3 Воспоминания Бах Янины Станиславовны. Архив автора. Дата интервью: 29 мая 2009 г. 4 Иерусалимское кладбище [Электронный ресурс]. URL: http://express.irkutsk.ru/history/cemetery/ierus.htm (дата обращения: 16.06. 2014). 5 Денисова Е. А. Развитие католических общин в Приенисейской Сибири до революции 1917 г. // Красноярский край: прошлое, настоящее, будущее. Красноярск, 2009. Т. 1. С. 55–58. 180 Тобольске умершие католики похоронены на Завальном кладбище, в Барнауле рядом со зданием католической церкви находились несколько захоронений. В Омске и Томске на кладбищах имелись специальные часовни, где происходил обряд отпевания. Как правило, святой Антоний Падуанский являлся небесным покровителем этих часовен. Сохранилось описание часовенки на Томском католическом кладбище. «Вблизи ворот на центральной аллее кладбища по духовному завещанию и на средства купца второй гильдии Антона Шилкевича была построена небольшая из красного кирпича часовня, освященная 13 июня 1911 г. ксендзом Иосифом Демикисом во имя св. Антония Падуанского. Построенная в готическом стиле, высокая, она имела в основании размер всего 2,5 м на 2,5 м. Узкие стрельчатые окна были расположены на восточной и западной стенах часовни, двухстворчатая железная дверь со стеклянными витражами выходила на юг. Внутри часовни находился узкий мраморный подиум, на который устанавливали гроб с умершим для отпевания»1. Бремя содержания кладбища распределялось церковным старостой между членами общины. Прихожанин польского костела в селе Белосток, что на севере Томской губернии, вспоминал следующее. «Как слышал Петр Рафаилович Серко от своего отца, придет, бывало, старик Дащук (церковный староста) к комунибудь и говорит: «Ты, хозяин, должен привезти к кладбищу или костелу столько-то сосновых бревнышек для городьбы». Такого рода поручения исполнялись неукоснительно»2. Особенности погребальной обрядности у католиков-немцев. У немцев Сибири существовал целый комплекс похоронной обрядности. Этнографы отмечают, что погребальный обряд является одним из важнейших элементов духовной культуры. «Его основные элементы мало подвержены изменениям, так как основные участники погребального обряда – это люди старшего поколения, которые наиболее консервативны в сложившихся традициях»3. Представители каждой из 1 Maciesza A. Dzieje Kolonii Polskiej w Tomsku 1604–1900 // Przeszłość. 1934. № 7. S. 107. Ханевич В. А. Сельский храм // СКГ. 1996. № 11. С. 22. 3 Иващенко О. И. К вопросу о трансформации традиционных элементов погребального обряда немцев Западной Сибири // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2000. С. 166. 2 181 конфессий (католики, лютеране, меннониты) считают данные церемонии отличительными чертами именно «своей религии». Т. Б. Смирнова на основании анализа полевых материалов, собранных во время проведения этнографических экспедиций в 1996–1998 гг. в южных районах Западной Сибири пришла к выводу, что «немецкая обрядность, в том числе и похоронная, имеет большое количество локальных вариантов, поскольку само немецкое население является гетерогенным по своему составу… Несмотря на общее сходство похоронного обряда всех немцев Сибири, практически в каждом селе, в каждой деревне имеются отличительные особенности, какие–либо свои, присущие только данной группе немцев, элементы обряда»1. Похоронам предшествовала поминальная ночь – по-немецки «Todewacht» – люди всю ночь молились, однако никаких поминальных песен или псалмов не пели, а читали «Жизнь и страдания Христа». Читали по очереди, как только один человек заканчивал чтение, следом за ним сразу же начинал читать другой. Таким образом, молитва продолжалась до самого утра. В отличие от похорон православных, особенно отмечают информанты, погребение усопших католиков происходило эмоционально более сдержанно. Когда гроб с телом умершего опускался в землю, всегда пели одну только песню «Schiksal» (судьба). «Проповедь, которая на похоронах у взрослых обычно посвящена их жизни, на похоронах детей включает в себя наставления родителям, поскольку смерть ребенка – это всегда наказание родителей за их грехи. На похоронах младенцев иногда пели детские песни, которые обычно матери поют своим детям»2. Поминальная трапеза не устраивалась. Не устраивалась она ни на 9-й, ни на 40-й день, ни в годовщину смерти, что для русского окружения было непонятно и являлось предметом осуждения, как знак невнимания и непочтения к усопшему. Общей чертой, присущей всем конфессиональным группам немцев Сибири, являлось захоронение в гробах черного цвета. «В гроб либо не кладут ничего, ли1 2 Смирнова Т. Б. Обычай «Totenhochzeit» у немцев Сибири // Культура: немцы Сибири. 2010. № 1 (18). С. 15–20. Там же. С. 18. 182 бо кладут зеленые ветки папоротника, либо еловые ветки. Детей и молодых людей хоронят в гробах белого, реже голубого (в основном у лютеран) цвета. В этом случае в гробу очень много цветов, особенно в изголовье»1. С цветами, с праздничным убранством похоронной процессии связан традиционный немецкий обычай «Totenhochzeit», именуемый «венчанием покойников». Немцы–католики утверждают, что это их «религиозный обычай», но этнографы склонны считать его проявлением общенациональной традиции. «Немецкие авторы пишут о том, что обычай «Totenhochzeit» получил широкое распространение во многих германских землях, эпицентром его распространения были Гессен, Тюрингия, Бавария, Бранденбург и Нижняя Саксония. Из этих земель происходила значительная часть переселенцев в России. Массовое переселение немцев на территорию Российской империи происходило с 1764 г. и до середины XIX в. Можно с большой степенью уверенности утверждать, что немцы принесли этот обычай с собой сначала из Германии в колонии, образованные в европейской части России, а впоследствии – и в Сибирь»2. Сущность обычая в следующем. В случае смерти девочки (даже новорожденной), девушки или молодой незамужней женщины при положении во гроб её одевали в свадебное платье, а на голову надевали свадебный венок с фатой, называемый Rosenkranz. Мальчиков, юношей и неженатых мужчин (в том числе пожилых, но никогда не состоявших в браке по причине физических или психических увечий) хоронили в свадебном костюме, на лацкане пиджака с левой стороны крепилось свадебное украшение из цветов и лент, называемое Strauss. «Немцы в Сибири устраивают «Totenhochzeit» для всех, не состоявших в браке, – от грудных младенцев и до старых дев и холостых мужчин любого возраста»3. Необходимость «венчания покойников» информантами объясняется необходимостью прохождения человека через все жизненные циклы. Немцы Сибири, католики в том числе, крайне негативно относились к безбрачию. Брак обязателен для каждого; если при жизни человек не успел создать свою семью, он должен 1 Там же. С. 17. Там же. С. 18. 3 Там же. С. 17. 2 183 пройти через обряд венчания перед похоронами. «Венок покойника» не изготавливался индивидуально для каждой умершей, он хранился в церкви в деревянном ящике со стеклянной крышкой, являясь своего рода сакральным облачением. Во время траурной церемонии его снимали с головы покойницы и укладывали на крышку гроба, а затем несли впереди траурной процессии, направлявшейся к кладбищу. Почитание мертвых нашло свое отражение и в календарной обрядности сибирских немцев–католиков. То, что в пасхальное воскресенье все жители деревни шли на кладбище, являлось выражением почтения к усопшим, напоминанием о смерти и воскресении Христа. Именно таким образом в картине мира сибирских немцев–католиков совершалась отождествление мира земного и мира небесного, отражались эсхатологические представления о мире. Заслуживает внимания зафиксированный в том числе и у сибирских немцев католического вероисповедания обычай во время летней засухи ходить на могилы родственников «для вызывания дождя». Под чтение молитв могилы окроплялись водой с целью «обеспечения хорошей погоды», необходимой для созревания богатого урожая1. Религиозные представления в данном случае переплетаются с традиционными народными верованиями, принесенными еще из страны выхода (Германии), выступают в роли этноконсолидирующего фактора. Особенности погребальной обрядности у католиков-поляков. Общими чертами польских католических кладбищ в Сибири являлись: центральная дорожка на погосте, разделявшая кладбище на две части; нетипичный (для православных) порядок захоронения. На могилах устанавливались католические четырехконечные кресты или кресты с домиками наверху. Чаще всего кресты были деревянными, но встречались и каменные2. Захоронения, как правило, имели семейный характер: могилы мужа и жены находились рядом, близ них – дети, внуки, другие родственники. До наших дней сохранились могилы первых жителей польской деревни Деспотзиновка Саргатского района Омской области: Анны Гасевич, Стани1 2 Рублевская С. А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири… С. 12. Федорчук С. Римско-католическая церковь на Сахалине. Южно-Сахалинск, 1998. С. 76, 79. 184 слава и Вероники Рабкевич, Магдалины Чикинской, Петра и Веры Богданович, Павла и Констанции Шафранских, Станислава и Анны Апанских1. Нередко возле такого захоронения либо у входа на кладбище родственниками покойных возводилась беседка с распятием Иисуса Христа. Подобные резные распятия редко изготавливались в Сибири, чаще всего они были привезены ссыльными или мигрантами из западных губерний, так как являлись семейными святынями, особо почитаемыми реликвиями2. Формой увековечения памяти об усопших являлось установление могильных плит. «Tu spoczywaja zwloki Stanislawa i Antonego Turczanis… Pokuj ich duszy» («Тут покоятся останки Станислава и Антония Турчанис… Упокой их души»), – пример стандартной надписи на надгробии3. Захоронения в сельской местности, где политика светских властей в 1930–е гг. не ставила целью их уничтожение, демонстрируют высокую степень сохранности. Селяне в большей мере стремились сохранить семейные традиции, а уход за могилами предков представлялся святой обязанностью живых. До наших дней сохраняет самобытность внешний вид польского католического кладбища села Гриневичи, что в Тарском районе Омской области. Отчет разъездного отряда этнографической экспедиции кафедры этнографии и музееведения Омского государственного университета им. Ф. М. Достоевского за 2005 г. фиксирует следующее: «О первоначальном населении Гриневичей свидетельствует польское кладбище, расположенное у въезда в деревню… В результате проведенного полевого исследования было выяснено, что этнический состав деревни полностью поменялся. Современные жители Гриневичей считают себя русскими, но знают, что раньше здесь проживали поляки и помнят место, где раньше располагался костел… Нынешним жителям деревни кажутся странными правила, принятые у поляков и, прежде всего, захоронение ногами к дороге, которая делит кладбище на две части. Часть погребенных на кладбище оказалась похороненной головой на 1 Нестерова Л. Л. История польской деревни Деспотзиновка: от истоков к современности // Сибирская деревня: прошлое, настоящее, будущее. Омск, 2010. Ч. 2. С. 426. 2 Фурсова Е. Ф. Традиционно-бытовые особенности культуры белорусов-переселенцев конца XIX – начала ХХ в. (по материалам этнографических экспедиций) // Белорусы в Сибири. Новосибирск, 2000. С. 120. 3 Нестерова Л. Л. Указ. соч. С. 426. 185 восток, вторая лежит головой на запад»1. Именно это обстоятельство способствовало консервации польского кладбища, признанию его конфессиональным захоронением католиков. Следующий элемент погребальной обрядности, присущий католическим погостам – поминальный крест в центре кладбища с укрепленным на нем распятием Иисуса Христа и находящийся рядом с ним общий поминальный стол. Захоронения христиан иных исповеданий имеют подчеркнуто индивидуальный характер: оградка над могилой, внутри которой – поминальный стол и скамья. Могильники поляков–католиков, особенно в Сибири, несли дополнительную смысловую нагрузку: они выражали чувство общности судьбы, идею национального и конфессионального единения, что на практике являлось проявлением «особливости» картины мира живых, помнящих о неизбежной для каждого смерти, которая может оказаться неожиданной, подкараулить в неожиданном месте, в отсутствии родственников, среди незнакомых людей. В такой ситуации чувство общины, ощущение единства судьбы подкреплялись погребальными традициями. Безусловно, каких-то канонических или административных предписаний на данный счет не существовало. Единство погребальной традиции в картине мира, общность поминальной трапезы выступали маркерами конфессиональной идентичности. 1 Бережнова М. Л., Крих А. А. Гриневичи: польское кладбище «русской деревни» // Сибирская деревня: прошлое, настоящее, будущее. Омск, 2010. Ч. 2. С. 433. 186 ГЛАВА IV. ПРАКТИКИ СИБИРСКИХ КАТОЛИКОВ 4.1. Конфессиональные особенности методов хозяйствования у сибирских католиков Религиозные воззрения оказывают серьезное влияние на все стороны жизни общества, в том числе и на экономику1. Обосновывая оправданность такой постановки вопроса, исследователь сибирского предпринимательства А. В. Старцев в своей работе делает отсылку к С. Н. Булгакову: «Если личность, играющая роль фактора экономического развития, развивается под влиянием своих этических и религиозных убеждений, то, стало быть, и то или иное религиозное самоопределение личности и вообще религия, как оказывающая влияние на все области жизни, также относится к числу важных факторов развития народного хозяйства» 2. Отмечая, что «…конфессиональный фактор, бесспорно, оказывал существенное влияние на предпринимательство», Старцев замечает, что категоричность в суждениях и выводах в данном случае неуместна3; говорить о зависимости между деловым успехом и конфессиональной принадлежностью нужно с известной долей осторожности. Рассмотрим на практике конфессиональные особенности методов хозяйствования у сибирских католиков. Сведения, почерпнутые из «Краткой энциклопедии купечества и коммерции Сибири»4, позволяют реконструировать перечень поляков и немцев католического вероисповедания, практиковавших предпринимательскую деятельность в Сибири. Ссыльными, а затем потомками ссыльных католического исповедания были золотопромышленники Бреславский, 1 Элбакян Е. С. Христианская трудовая этика: сравнительный анализ конфессиональных особенностей // Религиоведение. 2003. № 2. С. 61-69. 2 Булгаков С. Н. Два града. Исследования о природе общественных идеалов. СПб., 1997. С. 125. 3 Старцев А. В. История российского предпринимательства: проблемы теории и методологии // Предпринимательство и предприниматели в Сибири. Барнаул, 2001. Вып. 3. С. 5. 4 Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири: В 4-х т. Новосибирск, 1994-1999; Скубневский В. А., Старцев А. В., Гончаров Ю. М. Предприниматели Алтая. 1861-1917: Энциклопедия. Барнаул, 1996. 187 Бржезовский, углепромышленники Собещанский, Цявловский, предприниматели Зеленевский, Ясинский, Петкевич. Типогрфией «Иртыш» в Омске владел Л.И. Корвин–Круковский, а типо–литографией в Красноярске – Ю. М. и М. Я. Кохановские1. Хрестоматийный характер приобрело высказывание Н. С. Романова, сделанное в «Энциклопедии города Иркутска», о том, что кондитерское, колбасное и ряд других производств в сфере общественного питания «исключительно полякам обязаны основанием и развитием в Сибири. До поляков здесь почти не было ни кафе–ресторанов, ни трактиров, ни приличных гостиниц»2. Проанализируем, каким образом национальное предпринимательство обнаруживало черты конфессионального менталитета. Исследователь предпринимательства поляков в Сибири В. А. Скубневский пришел к выводу о том, что часто предприниматели–поляки предпочитали приглашать на работу рабочими и служащими представителей своей национальной диаспоры Сибири. «Подобный отбор работников определялся либо профессиональными навыками, либо желанием более зажиточных помочь своим землякам»3. Интересен пример Юзефа Адамовского, привлекавшего в свое товарищество на вере исключительно поляков, «отказавшись от привлекательного союза с богатыми русскими пароходчиками»4. Как нам представляется, (и наше представление основывается на воспоминаниях потомков компаньонов Адамовского, проживавших в 90–е гг. ХХ в. в г. Новосибирске), предпринимателями не в последнюю очередь руководили соображения «близости по духу», родственной ментальности, основанной на принадлежности к одной конфессии. Яркой фигурой предпринимателя католического вероисповедания уже хрестоматийно полагают Альфонса Фомича Паклевского–Козелл, корни которого относят к белорусским и польско–литовским истокам5. Бесспорно то, что первона1 Скубневский В. А. Предпринимательство и предприниматели в Сибири. [Электронный ресурс]. URL: http://new.hist.asu.ru/biblio/predpri3/10.html (дата обращения: 14.08. 2011) 2 Романов Н. С. Летопись города Иркутска за 1881–1901 гг. Иркутск, 1993. С. 90. 3 Скубневский В. А. Предпринимательство поляков в Сибири. [Электронный ресурс]. URL: http://new.hist.asu.ru/biblio/predpri3/10.html (дата обращения: 15.03.2010). 4 Tumanik K. Józef Adamowski i początki źeglugi parowej na Syberii Zachodniej w połowie XIX w. // Wrocławskie Studia Wschodnie. Wrocław, 2006. T. 10. S. 121. 5 Мосунова Т. П. Поклевские-Козелл – выдающиеся представители польской диаспоры Сибири и Урала // Поляки в России: история ссылки и депортации. СПб., 1995. С. 25–28. 188 чальное образование он получил в Полоцком училище католического братства пиаристов1, далее обучался в Виленском университете, где получили образование многие католические священники его времени. Золотопромышленник и виноторговец, судовладелец, значительную часть своей прибыли основатель известной в Сибири и на Урале династии Альфонс Паклевский-Козелл расходовал на строительство католических храмов. Из документов канцелярии митрополита всех римско-католических церквей в Российской империи известно, что Альфонс Фомич являлся инициатором, спонсором и активным участником строительства католических храмовых зданий в городах Тобольске, Омске, Томске, Перми и Екатеринбурге2. При его финансовой поддержке функционировали школы при костелах, больницы и театры, бесплатные столовые. В общественном сознании российского общества XIX столетия А.Ф. Паклевский–Козелл слыл меценатом и покровителем ссыльных поляков3. Положение на государственной службе этому способствовало: с 1834 г. Альфонс Фомич служил в канцелярии Томского губернского управления, а с 1836 по 1853 г. состоял в штате генерал-губернаторства Западной Сибири. С 1841 г. коллежский секретарь, с 1845 г. – титулярный советник, с 1849 г. – коллежский асессор, в отставку вышел надворным советником. Пивовар и судовладелец не был филантропом: современники упрекали его в злоупотреблениях доверием земляков, оказавшихся в трудной экономической ситуации. Бывшие ссыльные надеялись на поддержку разбогатевшего земляка, но были обмануты в своих ожиданиях: Альфонсу Фомичу нужна была только дешевая рабочая сила4. Его хозяйство располагалось на территории десяти губерний: имения и усадьбы в 17 городах и 18 селах империи, 58 домов, лесные дачи, земельные угодья, десятки винокуренных и дрожжеделательных заводов, девять железоделательных, серебряные, медные и асбестовые рудники требовали огром1 Пиаристы – орден бедных регулярных клириков христианских школ во имя Божией Матери (лат. Ordo Clericorum Regularium Pauperum Matris Dei Scholarum Piarum), создан в 1617 г. Испанским священником Иосифом де Калансом с целью обучения и христианского воспитания детей и молодежи. Цит. по: Католическая энциклопедия. Т. 3. С. 1482. 2 НИАБ. Ф. 1781. Оп. 26. Д. 1504. 3 Мосунова Т. П. Дворянский род уральских промышленников Поклевских-Козелл [Электронный ресурс]. URL: http://uiro.narod.ru/rodoved1/01_07.htm (дата обращения 18.03.2014) 4 Tumanik К. Realia z źycia Polaków w guberni tomskiej na podstawie dokumentów zarządu gubernialnego z lat 1860– 1861 // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej. Wrocław, 2008. S. 75–105. 189 ного количества рабочих рук. Брат Альфонса, Викентий Фомич ПаклевскийКозелл, вербуя рабочую силу, при заключении трудового договора изымал у нанятого на работу паспорт и хранил у себя дома, не желая отдавать по окончании срока окончания работ. Е. Н. Туманик замечает: «Вдвойне постыдно было пользоваться доверием материально бедствующих соотечественников, в последней надежде искавших в земляках поддержки и опоры, видя в них настоящих благодетелей, протягивающих руку помощи в тяжких условиях изгнания и дающих возможность зарабатывать на пропитание»1. Приведенный пример поведения клана Паклевских–Козелл демонстрирует пример злоупотребления доверием земляков – единоверцев, когда христианские ценности становились объектом мани- пуляций с целью извлечения прибыли. Находившиеся в 1866 г. в ссылке в г. Мариинске Томской губернии ксендзы Виткевич, Гриневич, Демидович, Келиш, Миницкий, Минчевский, Шарковский2 ежедневно «имели занятия в булочной, которую они содержали». Мариинский городничий в своих донесениях Томскому губернатору отмечает, что в булочную ссыльные ксендзы отправляются сразу после совместной утренней молитвы, и на этой молитве другие сосланные поляки не присутствуют3. Наибольшей массовостью переселений характеризовался период экономических миграций 1906–1914 гг. Издания Переселенческого управления по Тобольскому переселенческому району констатируют, что «из переселенцев в лесной полосе больше всего витебских. Много также вятских, минских, могилевских и люблинских. Встречаются переселенцы и из других губерний: Казанской, Гродненской, Ковенской, Виленской, Эстляндской, Лифляндской, Курляндской и Костромской, но в значительно меньшем числе»4. Главными занятиями переселенцев лесной полосы были названы земледелие и промыслы. Переселенцы из степных губерний также выбирали степные: Томскую губернию, Акмолинскую область, а из занятий предпочитали заниматься разведением скота. Особенности 1 Tumanik К. Realia z źycia Polaków… С. 94. ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1153а. Л. 9–25. 3 Niedzieluk T. Jeden rok z zycia ksiezy-zeslancow politycznych w Mariinsku // Zeslaniec: pismo rady naukowej zarzadu glownego zwiazku sybirakow. Warszawa, 2006. № 26. S. 53–56. 84 Справочная книжка по Тобольскому переселенческому району на 1912 г. СПб., 1912. С. 9. 2 190 различных поселений обусловлены как местом водворения в Сибири (рельеф, наличие леса или степи, удаленность от водоемов, характер почв и т. д.), так и тесной духовно-культурной связью с местами предыдущего проживания, с местами выхода. Составителями сборника статистических материалов «Азиатская Россия» отмечено, что: «Не год, не два новоселы, особенно когда они селятся однородными по месту выхода группами в общих селениях или волостях, сохраняют природные особенности своего характера и все черты устройства своего на родине»1. Потомок мигрантов, томич В. А. Ханевич, вспоминает: «В 1914 г. в село Белосток на постоянное место жительства из-под Бело-Подляска приехал мой прапрадед, Михня Венедикт. Приехал не один, а с шестью сыновьями и двумя дочерьми, имевшими уже свои семьи, детей. Для них также главным доводом в выборе места жительства было наличие костела»2. Однако незанятых земель в Сибири год от года становилось все меньше, особенно в местностях, расположенных близко к железной дороге, к католическим храмам и священникам, поэтому расселение новоприбывших производилось либо по приемным договорам, либо распоряжением местной власти, путем допричисления на оставленные в наделах старожилов «излишки» их землепользования. Часто мигранты направлялись в те же населенные пункты, куда несколькими десятилетиями раньше выехали их родные или знакомые. Кроме крестьян–земледельцев, с 1909 г. в Сибирь стали переселяться также польские шахтеры из Домбровского угольного бассейна, к этому их вынуждало тяжелое экономическое положение. Причем отправлялись они в Сибирь не с целью найти работу в шахтах, а с намерением вести крестьянское хозяйство: правительство пообещало им по 15 десятин земли и денежную помощь в размере 165 р.3, что по тем временам было значительным капиталом. Таким образом, 1 Азиатская Россия... Т. 2. С. 189. Ханевич В. А. Сельский храм // СКГ. 1996. № 11. С. 23. 3 Островский Л. К. Польские крестьяне в Сибири (1890–1920-е гг.). // Аграрное и демографическое развитие Сибири в контексте российской и мировой истории XVII–XX вв. Новосибирск, 1999. С. 83–85. 2 191 несколько тысяч рабочих пополнили ряды сибирских поляков, а заодно и прихожан католической церкви. Имели место и вторичные переселения. Так, в эти годы местами массового выхода крестьян-поляков в Омск чаще других были Красноярский уезд Енисейской губернии и Хабаровский уезд Приморской области. Мигрантами данного периода в Акмолинской области были образованы следующие населенные пункты с большой долей католиков в них: пос. Елизаветинск, Зеленополь, Новоград, Семеновка, села Ново-Красновка и Сладководск, деревня Пушкинская. Много немцев приехало в Келлеровку, образованную переселенцами предыдущей волны. Массовое, организованное движение немцев-колонистов в Алтайский округ Томской губернии началось после принятия Государственной думой и Государственным советом закона от 19 сентября 1906 г. «О передаче кабинетских земель в Алтайском округе в распоряжение Главного управления землеустройства и земледелия для образования переселенческих участков». Выходцами из Поволжья и с Украины уже в 1907 г. было основано 14 немецких поселений в Славгородском уезде, в 1908 – 16, в 1909 – 16, в 1911 – 1, в 1913 – 4, в 1914 г. – 1. Часто своим колониям мигранты давали названия тех населенных пунктов, откуда выехали в Сибирь; так появились в Акмолинском уезде Саратов, в Омском – Одесса, в Славгородском уезде в 1912 г. появился даже собственный Лондон, где обосновались 324 немца католического исповедания. Католики и лютеране нередко образовывали совместные поселения, таким образом возникли деревни Константиновка, Подсосново, Романовка, Самарка и Камыши, существующие и до сих пор как национальные немецкие селения. Всего же в период с 1906 по 1914 г. немецкими колонистами в Омском и Славгородском уездах образовано 323 населенных пункта, и более 130 – было в Северном и Восточном Казахстане. К их числу относятся: Александрхайм Славгородского уезда (240 католиков), Блюменталь (Цветнополье) Ореховской волости того же уезда (129 католиков), Гейдельберг (700) и Маленький (186) в Знаменской волости, 192 Екатериненталь (115) в Ключевской волости, Либенталь (346 чел.) в Орловской волости и Лондон (324 католика) в Благовещенской волости того же уезда1. Благодаря поддержке Переселенческого управления в переселенческих районах возводились новые, в том числе и католические, церкви. В 1906 г. были построены молитвенные дома в поселках Вяземский, Ломовицкий, Маличевка, Кыштовка, филиальный костел в Каинске, в 1908 г.: филиальный костел в пос. Верхне-Уртамское, в 1909 г. – молитвенные дома в Келлеровкее и Мариенбурге, в 1910 г. – молитвенные дома в г. Тара и пос. Хлебный; филиальный костел в пос. Зачулымский, в 1911 г. – молитвенные дома в пос. Гриневичи и Елизаветинский, в 1912 г. – молитвенный дом в пос. Зеленополь, в 1914 г. – филиальный костел в Славгороде. Массовые переселения являли собой миграцию бывших помещичьих крестьян, среди которых значительным был поток бедноты: как поляков, белорусов, прибалтов, так и немцев. Если переселенцы 80–90-х гг. XIX в. сами строили каплицу, плебанию2, а уж затем приглашали духовного наставника, то мигранты начала ХХ в. обращались с просьбой в Департамент духовных дел инославных исповеданий МВД, к митрополиту католических церквей в Российской империи с ходатайством выделить денег на строительство церкви и содержание священника. Особенно они обращали внимание того, к кому обращались с просьбой, на том обстоятельстве, что «переселенцы и содержать на свой счет священника находят для – люди бедные себя весьма обременительным»3. На сегодняшний день экономическая история немцев в Сибири изучена достаточно хорошо. Лютеранам, католикам, меннонитам (хотя их и не принято в последние годы причислять к немцам) посвящены исследовательские статьи и монографии4. Наша цель – рассмотреть общие и различные элементы в образе жизни, 1 Stumpp K. Verzeichnis der deutschen... S. 87–99. Часовня и дом для настоятеля-священника. 81 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 486. Л. 9 – 9 об. 4 Венгер Н. В. Предпринимательский этос и менонитская община в условиях российской модернизации второй половины XIX в. (на примере Южнороссийского региона) // Немцы Сибири: история и культура. Омск, 2010. С. 8–16; Вибе П. П. Немецкие колонии в Сибири: социально-экономический аспект. Омск, 2007; Кротт И. И. Немецкие предприниматели братья Я. И. и Г. И. Шварц: (к характеристике стратегий поведения сельскохозяйственного предпринимательства в условиях трансформации сибирского общества 1890–1920 гг.) // Немцы Сибири: история и 2 193 картине мира приверженцев одной национальности, но разных деноминаций1. В наши задачи не входит анализ теологических аспектов перечисленных вероучений; нас интересовала рефлексия последователями указанных конфессий относительно мероприятий экономического характера. Наблюдение такого рода тем более интересно, что «немцы в России … никогда не представляли собой единого народа. Формирование различных групп немецкого населения происходило в течение нескольких столетий в разных частях обширной Российской империи. Контакты и взаимовлияние были ограничены, а в большинстве случаев вообще отсутствовали. Причиной тому были социальные, конфессиональные и территориальные различия»2. Помня о том, что «основная идея протестантизма – принцип экономической рационализации»; представление об «общине равных» – центральное парадигмальное понятие религиозной доктрины меннонитов; общинная психология – характеристика образа жизни католиков3, мы подвергнем сравнению тип расселения и способы ведения хозяйства представителями указанных конфессиональных групп. Как отмечают информаторы, «для первых немецких поселений была характерна конфессиональная замкнутость. Так, в Ольгино, Отрадном, Барском проживали католики, в Новеньком, Кругленьком, Подсосново и Пришибе – лютеране. Преобладали среди переселенцев на Алтай меннониты, которые являлись в основном выходцами из ранее основанных дочерних колоний – ОрловоЗаградовской, Уфимской, Самарской, Оренбургской, Крымской»4. Поселения комплексного типа имели место, но не как общее правило, а в качестве исключекультура. Омск, 2010. С. 14–22; Материалы по истории немецких и менонитских колоний в Омском Прииртышье, 1895–1930 / сост. П. П. Вибе. Омск, 2002. 1 Характер исследовательской базы обусловлен качественной выборкой материалов полевых исследований, осуществленных научно-исследовательской лабораторией этнографии и истории немцев Сибири при Омском государственном университете. Лаборатория была создана в 1996 г. в рамках широкого научного направления по изучению этнических процессов у народов Западной Сибири, возглавляемого с 1975 г. проф. Н. А. Томиловым. Собранные в ходе экспедиций материалы предметного и нарративного характера переданы на хранение в Музей археологии и этнографии (МАЭ ОмГУ). Материалы полевых исследований стали доступны широкой читательской аудитории благодаря публикациям МАЭ ОмГУ, в данном конкретном случае нами были использованы результаты полевых исследований, опубликованные Т. Б. Смирновой. См.: Смирнова Т. Б. Немцы Сибири: этнические процессы и этнокультурное взаимодействие. Новосибирск, 2003. 2 Герман А. А. Исторические предпосылки современного положения российских немцев // Положение российских немцев в России и в Германии на рубеже ХХ–ХХI вв. Саратов, 2004. С. 7. 3 Венгер Н. В. Предпринимательский этос и менонитская община… С. 8. 4 Смирнова Т. Б. Немцы Сибири: этнические процессы и этнокультурное взаимодействие. С. 14. 194 ний. «Село Удельное образовано в 1908 г. Здесь поселились немцы с Украины и Поволжья... Среди немцев были и меннониты, и баптисты, и лютеране, и католики»1. Еще один пример смешанного конфессионального поселения – село Редкая Дубрава: «в селе, основанном меннонитами, переселившимися с Украины, жили и католики, но на отдельной улице»2. Типичной была ситуация, описанная жителями алтайской деревни: «Шумановка была основана в 1911 г. украинскими меннонитами. По соседству находилось немецкое село Константиновка (немецкое название – Циммерталь – по фамилии ее основателя). Несмотря на близкое соседство, шумановцы и циммертальцы практически не общались, «а больше общались со своими единоверцами, даже из очень отдаленных деревень»3. Католики и лютеране, в отличие от меннонитов, были более близки в обычаях повседневной жизни, имелись примеры их совместных поселений. На западе Алтайского края, в Кулундинской степи, в 1907 г. немцами, католиками и лютеранами, выходцами с Украины, было образовано село Елизаветград. «До революции в селе существовала своя национальная школа. Сюда приезжал пастор из Славгорода, литовец по национальности, вел службу на литературном немецком языке»4. В ситуации дефицита священнослужителей католики и лютеране нередко вели совместную литургическую практику, главным объединяющим их элементом была служба на национальном языке. Обстоятельства переселения в Сибирь, наделение землей. Исторически сложились два варианта наделения переселенцев землей: посемейный (по 60 либо 80 десятин на семью) и подушевой (от одной до 15 десятин на каждого мужчину в семье). Так, меннонитское село Протасово было образовано переселенцами в 1907 г. Потомки переселенцев сообщили следующее. «Сначала колонисты отправили ходока – Исаака Фризена, который осмотрел земли, а потом уже поехали все остальные 125 семей. Имущество везли с собой. Государство обеспечивало бесплатный проезд с имуществом, скотом и инвентарем. Переселенцы получали ссу1 Там же. С. 13–14. Там же. С. 11. 3 Там же. С. 11–12. 4 Там же. С. 13. 2 195 ду 60 рублей на каждую семью. До Омска переселенцы ехали по железной дороге, а оттуда через Ильинку и Орлово на подводах в Протасово… Каждой семье при переселении давался надел 60 десятин, дробить который запрещалось. Его наследовал младший сын, а старшие были вынуждены наниматься в работники»1. Село Цветнополье в Чистоозерном районе Новосибирской области было основано в 1906 г. лютеранами из Поволжья, затем приехали баптисты из Одессы. «На каждую усадьбу давали 80 соток земли. Под пашню выделяли в среднем по 7 га земли»2. Католическая деревня Чучкино в Омской области: «В Сибири землю получали наделами, на одну семью, по одному гектару на каждого мужчину. Первоначально жили все вместе, большими семьями, а потом, встав на ноги, молодые семьи отделялись, причем младший сын оставался с родителями и ухаживал за ними в старости. В деревне царили взаимопомощь, порядок и очень строгая дисциплина»3. Как видим, правило наследования родительского земельного надела было применимо ко всем конфессиональным группам немецкого населения и не зависело от вероисповедания. Величина земельного надела определялась количеством имевшихся в регионе незанятых земель. Там, где природные и климатические условия были более благоприятными, неосвоенных земель практически не оставалось (юг Омской и Томской областей, Алтайского края). Северные таежные районы (Тарские урманы) либо засушливые солончаковые (Кулундинская степь) оставались малозаселенными, что и определяло в конечном счете размер земельного надела переселенцев. Характер же поселения во многом определялся конфессиональными стереотипами. Система ведения хозяйства. Жители католической деревни Чучкино Омской обл. вспоминают: «До коллективизации каждая семья имела свою пашню и сенокос. Скот пас на общем пастбище нанятый общиной пастух. Применялась 4польная система севооборота, часть земли обязательно оставляли под паром. Кроме пшеницы, ячменя и овса сажали рыжик и подсолнечник на масло, кукурузу 1 Там же. С. 10–11. Там же. С. 16. 3 Там же. С. 20. 2 196 и горох для скота. Выращивали лен, который обрабатывали и шили из него одежду, но этот промысел существовал недолго. Кроме крупного рогатого скота и свиней держали грубошерстных и тонкорунных овец, кроликов, в качестве тяглового скота – лошадей и ослов»1. Сообщения информантов подтверждают тезис А. Р. Бетхера о том, что «в поволжско–немецких селениях Сибири, где господствовало общинное землепользование, распределение практически всех видов сельскохозяйственных угодий решалось приговорами сельских сходов… в безусловном пользовании оставался практически только один усадебный участок»2. Противоположную ситуацию наблюдаем у меннонитов – приверженцев подворной системы землепользования. «Свои участки они разбивали на равные части по числу дворов независимо от количества душ. Для уравнивания качества земли пахотные угодья у отдельного хозяина могли находиться в 2–3 кусках»3. Приведенные факты свидетельствуют о принципиальной разнице в экономических воззрениях и методах хозяйствования, продиктованных конфессиональным менталитетом. В немецкой католической картине мира общинное землепользование представлялось естественным явлением, а хозяйственные функции сельской общины проистекали из общих жизнеобеспечительных функций христианской общины, неотъемлемой задачей которой являлась забота о ближних. Хорошее санитарное состояние, стремление к благоустройству немецких переселенцев было отмечено в 1913 г. В. Я. Нагнибедой при составлении аналитического обзора переселенческих хозяйств Томской губернии: «… у немцев есть свои инструктора полеводства, огородничества и скотоводства. Это их грамотность, культурность, возможность осмысленно ориентироваться в новых условиях жизни, прочитать книжку, сельскохозяйственную газету…»4. Для нас представляет интерес различие в самовосприятии хозяйственных традиций представителями разных вероисповедных групп. Так, меннониты связывали демонстративную ак1 Там же. С. 20. Бетхер А. Р. Особенности развития хозяйства у различных локальных групп немецкого населения Западной Сибири в конце XIX – начале ХХ в. // Ключевые проблемы истории российских немцев. М., 2004. С. 276. 3 Там же. С. 276. 4 Кулундинская степь // Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губ.: уезды Барнаульский, Каинский, Томский и Мариинский: материалы по исследованию переселенческих хозяйств / под ред. В. Я. Нагнибеды. Томск, 1913. Вып. 1/2. С. 176. 2 197 куратность с конфессиональной корпоративной культурой, а лютеране и католики акцентировали внимание на национальном характере, принадлежности к немецкому этносу. В свете вышесказанного, важным фрагментом мировоззрения является трансформация христианского представления о бедности как абсолюте в его противоположность в связи с необходимостью выживания в суровых сибирских условиях. Выявленная трансформация сближала сибирских католиков и лютеран, руководимых протестантской трудовой этикой. В общественном мнении российского социума ХХ столетия сложился устойчивый стереотип: экономические мигранты из европейских губерний империи ехали осваивать пустующие земли. Старожилое население Сибири не считало малозаселенные степные и лесные территории неосвоенными. Степи использовались коренными сибиряками в качестве пастбищ, а таежные урманы – как промысловые угодья. Конечно, плотность населения была ничтожной, но вторжение мигрантов сибиряками было расценено как покушение на вековые устои. Логичной видится проблема взаимоотношений мигрантов и принимающего социума. Тезаурус в картине мира мигрантов выполнил адаптационную функцию. Образ «мы» мог противопоставляться образу «чужого», и тогда возникал конфликтный потенциал. Другим вариантом выстраивания взаимоотношений «мы» и «чужого» были добрососедские отношения. Варианты взаимоотношений с принимающим социумом в ряде случаев были обусловлены ментальными стереотипами. Рассмотрим примеры. Крестьяне Тобольской губернии, польские переселенцы, в 1910 г. обращались к губернатору с просьбой о переводворении: «Мы испытываем гонения за веру, насмешки большинства над религией меньшинства, издевательства во время приезда ксендза на богослужение»1. Ответом тобольского губернатора стал его рапорт от 24.10.1910 г. в Переселенческое управление: «Благодаря разнородному по религии, экономической и духовной культуре населению задерживается нормальное развитие поселка… я признал необходимым… селить переселенцев не1 РГИА. Ф. 391. Оп. 4. Д. 1. Л. 15. 198 русской национальности не православных при значительных их партиях на отдельных от русского православного населения участках»1. В чем причина конфликта? Ответом на этот вопрос может послужить публикация в польской газете «Zorza» в июне 1910 г., где мигранты, вернувшиеся в Королевство Польское из Восточной Сибири, делились негативным опытом переселения на восток. Корреспондент констатирует факт: «Буряты рассказывали, что когда приезжих было мало, они им помогали изо всех сил, и поэтому приезжие не испытывали нужды. Теперь же, когда ежедневно мигранты приезжают тысячами, они не в состоянии им помочь. Увеличиваются грабежи, кражи, распутство, из-за этого они стали сторониться приезжих и не хотят иметь с ними никаких отношений»2. Насколько обоснованна опасность «угрозы со стороны местного населения»? Не виноваты ли сами переселенцы в том, что отношение к ним со стороны принимающего сообщества изменилось? Этнограф А. А. Крих в изложении результатов экспедиции 2005 г. по местам компактных поселений поляков, водворенных на территории бывших Тобольской губернии и Акмолинской области, отмечает: «В результате притеснений со стороны старожилов, а также из–за бытовой и религиозной розни несколько человек ходатайствовали об отводе отдельного участка, уже ранее присмотренного ими»3. В качестве основного конфликтогенного фактора указывалась именно бытовая рознь. Конфессиональная принадлежность мигрантов в данном случае могла выступить маркером «инаковости». Общепризнанный факт, подтвержденный А. А. Кауфманом и В. Я. Нагнибедой4, в том, что культурная роль переселенцев и новации в методах хозяйствования пользовались уважением со стороны старожилого православного населения. Конфликтный потенциал взаимоотношений с местным населением заключался 1 Там же. Л. 16. Менджецкий В. Образ Сибири на страницах периодической печати «для народа» в Королевстве Польском в конце XIX – начале ХХ в. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 381. 3 Крих А. А. История и этническая идентичность поляков д. Деспотзиновки // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2012. Ч. 1. С. 401; Бережнова М. Л., Крих А. А. Гриневичи: польское кладбище «русской» деревни // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 432. 4 Кауфман А. А. К вопросу о культурной роли переселенцев в Сибири и их отношениях к сибирякам-старожилам // Путь-дорога: научно-литературный сборник. СПб., 1893. С. 513–530; Кулудинская степь // Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губ. Вып. 1/2. С. 176. 2 199 прежде всего в отношении к земле. Стремясь быстрее встать на ноги, немцы Омского уезда Акмолинской области, «скорее всего, по вероисповеданию они были католиками»1, стремились обработать максимально большие земельные площади. С этой целью они арендовали земли, расположенные вдоль Транссибирской железной дороги, розданные в собственность военным и служащим2. В том же Омском уезде немецкие переселенцы в 1911 г. дополнительно взяли в аренду участок земли «на одном из участков десятикилометровой прибрежной полосы Иртыша южнее Омска возле реки Сорокино (земля принадлежала войсковому казачьему управлению)»3, оставленный проштрафившимися арендаторами. Семьи Емельяновых, Болотиных, Кузьминых из-за задолженности перед казачьим правлением были вынуждены переехать на переселенческий участок казенных земель № 81 к болоту4. Было бы ошибочным с нашей стороны детерминировать особенности методов хозяйствования только конфессиональным фактором. Однако мы не имеем права его игнорировать, поскольку характер, методы ведения хозяйства формируются под воздействием целого комплекса системообразующих элементов, в числе которых: национальный характер, тип ментальности, субъективные представления о системе ценностей, сложившиеся на данной конкретной территории5, знакомство с экономическими теориями (новейшими или традиционными), в ряду которых религиозный фактор занимает не непосредственное очевидное первоочередное место, а выступает в качестве форманты модели. 1 Смирнова Т. Б. История немецких населенных пунктов Любинского района Омской обл. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 1. С. 124–125. 2 Там же. С. 123. 3 Шаравина Н. А. Из истории с. Нововаршавка // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 1. С. 132–137. 4 Там же. С. 133. 5 Безносова О. В. Колонисты-немцы и их соседи: характер и результаты религиозных контактов (конец XVIII в. – 1917 г.) // Ключевые проблемы истории российских немцев. М., 2004. С. 201–211. 200 4.2. Культовое зодчество католиков Сибири в 1830–1917 гг. Яркой иллюстрацией влияния визуальных архитектурных образов на менталитет членов религиозного сообщества католиков Сибири стало высказывание Марии Рыдзевской из Новосибирска, в котором она ностальгирует о «прежней жизни», связанной с конфессиональной общиной. «Для меня костел был самым прекрасным и святым местом на земле. Меня всегда поражала величественность здания костела. Оно было построено в готическом стиле и не походило ни на какое другое в городе. Когда мы с мамой и бабуней шли на мессу, я замирала от счастья и какого-то благоговейного чувства, переполнявшего меня. Я помню зеленый веселый двор со множеством цветов и аккуратными дорожками, посыпанными желтым гравием. Помню огромный колокол, звон которого был какой-то особенный, непохожий на звон, который слышался из других храмов. Помню широкие ступени, ведущие в храм… Не передать чувства, которые охватывали моё детское сердце, когда я входила под величественные своды костела. Эта торжественная тишина, сверкающие переливы очень красивой хрустальной люстры, льющей свет с высокого потолка, а потом – неповторимые торжественные звуки органа… Я забывала обо всем, охваченная чувством любви к Богу, к Его прекрасному дому и выходила оттуда в конце службы просветленная, готовая всех любить и делать добро людям»1. Приведенные выше строки – не цитата из художественного произведения. Так в 1998 г. охарактеризовала своё восприятие храма, принесённое из детства, одна из прихожанок Новониколаевского костела (закрыт в 1923 г.2). В западно-христианском культовом зодчестве Сибири выделяют три периода: ранний (1872–1857), неоготический (1858–1896), новый (1900–1917). Основанием для типологизации принимают изменение типологических характеристик храмового строительства. Ранний период – время становления западно-христианского культового зодчества в Сибири – характеризовался «разнообразием стилистиче1 Рыдзевска М. Воспоминания о старой католической церкви в Новосибирске наших старших прихожан // СКГ. 1998. № 2. С. 5. 2 ГАНО. Ф. Р-1228. Оп. 1. Д. 2а. Л. 4. 201 ских решений, связанных со сменой регламентированных властью архитектурных стилей (переходный барочно-классицистический стиль, провинциальный классицизм, романтическая готика»1. В рамках данного периода на сибирской земле появились римско-католический приходской храм Успения Пресвятой Девы Марии в Иркутске (1825), церковь Покрова Пресвятой Девы Марии в Томске (1833), церкви Промысла Божьего в Тобольске (1847) и Красноярске (1853–1857). Типологической особенностью второго периода явился утвердившийся в это время в русском зодчестве стиль «исторического выбора». Для церковных зданий инославных конфессий2 стало актуальным его неоготическое направление, сопряженное с национально-историческими корнями поляков, немцев и др. В рамках второго периода были сооружены римско-католическая церковь Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Омске (1861–1867), приходская церковь св. Апостолов Петра и Павла в Чите (1876), храм Успения Пресвятой Девы Марии в Иркутске (1881–1884), церковь Преображения Господня в Благовещенске (1896). «Им отводилась функция рядовых элементов периметральной застройки главной площади, способствующих формированию единого ансамбля во главе с православным собором»3. Последний период был отмечен разнообразием национально-исторических архитектурных решений в рамках ретроспективы неоготического стиля. Л. А. Ющук отмечает, что «по характеру художественного решения и качеству исполнения провинциальное культовое зодчество в начале ХХ в. практически не отличалось от столичных аналогов»4. Причиной тому – приток высококвалифицированных специалистов, выпускников Императорской Академии художеств и Императорского Института гражданских инженеров, что положительным образом сказалось на качественном уровне проектирования и строительства неправослав1 Ющук Л. А. Архитектура зданий Римско-католической и Евангелическо-лютеранской церквей в Сибири и на Дальнем Востоке (1792–1917 гг.): автореф. дис. … канд. архитектуры. Новосибирск, 2000. С. 7. 2 Термином «инославие» или «инославные исповедания» в России было принято именовать христианские культы и конфессии, не являвшиеся православными. «Иноверцами», в отличие от них, следовало называть всех тех, кто, не являясь христианами, исповедовал буддизм, ислам и пр. См.: Суворов Н. С. Учебник церковного права. М., 2004. С. 469. 3 Ющук Л. А. Архитектура зданий… С. 10. 4 Там же. С. 12. 202 ных христианских церквей. В этот период увеличилось количество прихожан, мигрантов–аграриев. Наиболее яркими и интересными, с точки зрения архитектурно– художественного решения, стали церкви Пресвятой Троицы в Тобольске (1900– 1907), св. Иосифа Обручника в Тюмени (1904), св. Казимира в Новониколаевске (1905–1907), св. Апостолов Петра и Павла в Каинске (1906–1909), св. Сердца Девы Марии в Барнауле (1907–1909), Рождества Богородицы во Владивостоке (1907– 1914). По общему правилу, здания христианских церквей инославных исповеданий в Российской империи не должны были выделяться на общем фоне застройки и привлекать к себе внимание. Так, 8 июня 1902 г. ДДДИИ за № 1809 «уведомил начальника губернии, что Министерством признано возможным разрешить, согласно ходатайству доверенных жителей-католиков г. Ишима, постройку в названном городе, на средства просителей, р.-к. молитвенного дома, но без наружных признаков церкви и при условии, чтобы место для онаго было избрано с согласия г. губернатора и чтобы план и фасад здания были утверждены установленным порядком»1. С точки зрения архитектора, «доминирующими в вертикальной застройке объектами городских центров являлись православные храмы»2. Государственная религия требовала уважительного к себе отношения. Тем не менее, неверно было бы говорить о притеснениях в отношении инославных христиан. «Иноверческие храмы занимали центральное место в городской структуре наряду с административными зданиями. Однако типологически выделить неправославное церковное здание в формирующейся застройке было достаточно сложно»3. Например, о церкви Божьего Промысла в Красноярске известно следующее: «Здание церкви по сохранившимся фотографиям и инвентарному описанию представляло собой одноэтажный деревянный объем на каменном фундаменте. Оно было включено в единый фронт одно- и двухэтажных деревянных домов центральной магистрали города и являлось элементом рядовой застройки. Завершенный пологой двускат1 РГИА. Ф. 826. Оп. 1. Д. 2151. Л. 2. Ющук Л. А. Архитектура зданий… С. 7. 3 Там же. 2 203 ной крышей объем, без башни звона, типологически слабо выражался в перспективе Благовещенской улицы»1. Чтобы получить разрешение на возведение культового сооружения в уже застроенной части города, иногда приходилось жертвовать классическими правилами строительства культовых христианских зданий. «Костел расположен в нижней подгорной части города, у основания Троицкого мыса. Продольная ось костела вытянута в направлении северо-запад – юго-восток, причем паперть обращена на Ю-В, а апсида на С-З. Такое расположение противоречит традиционной ориентировке христианских храмов и вызвано уже сложившейся исторической застройкой ул. Богоявленской (ныне ул. Р. Люксембург)», – эти слова относятся к храмовому зданию в Тобольске2. Были, тем не менее, и исключения. Так, здание римско-католической приходской церкви св. Казимира в Новониколаевске «доминировало в деревянной одноэтажной застройке Вокзальной части города. Оно располагалось на пересечении Обского (ныне Комсомольского) проспекта и Иркутской улицы. Церковный участок граничил с Михайловским логом. В двух кварталах от храма находилось здание магометанской мечети (1910–1912), в пяти – железнодорожный вокзал с привокзальной площадью во имя св. Пророка Даниила. Храм замыкал перспективу Обского проспекта со стороны привокзальной площади»3. Возведению капитальных строений, кирпичных зданий почти во всех городах (Владивостоке, Иркутске, Новониколаевске, Красноярске, Тобольске) предшествовали деревянные строения, утраченные впоследствии, как правило, в результате пожара. Во время пожара 2 февраля 1902 г. сгорел первый деревянный костел во Владивостоке; в том же году на месте сгоревшего было выстроено но- 1 Историко-архитектурная справка по строительству римско-католической церкви Промысла Божьего (1853–1857) и Преображения Господня (1908–1915) в Красноярске // Архив курии Преображенской римско-католической епархии в г. Новосибирске. Ф. 1. Оп. 8. Д. 3. Л. 1. 2 Научно-проектная документация. Комплексные научные изыскания. Памятник архитектуры начала ХХ в. Римско-католический костел в г. Тобольске / Кооператив «Реставратор». Начальник творческого коллектива Н. И. Харченко // Краеведческий музей г. Тобольска. Шифр 1. Арх. № 83. Т. 2, Кн. 3. Л. 1–31. 3 Историко-архитектурная справка по строительству римско-католической церкви св. Казимира (1905–1907) в Новониколаевске (Новосибирске). Сост. архитектором, канд. архитектуры Л. А. Ющук // Архив курии Преображенской римско-католической епархии в г. Новосибирске. Ф. 1. Оп. 8. Д. 1. Л. 2. 204 вое деревянное здание1. Аналогичная судьба постигла и деревянное здание церкви Промысла Божьего в Красноярске. Случившийся внутри церкви 11 мая 1904 г. пожар привел к полному разрушению здания и уничтожению всего церковного убранства и утвари2. Исключение составлял, пожалуй, только Барнаул, где строительство велось изначально как капитальное строение из кирпича по оригинальному проекту местного архитектора, гражданского инженера И. Ф. Носовича3. О том, что здание является культовым строением и принадлежит конкретному вероисповеданию, обыватель мог догадаться по «опознавательным знакам», характерным для той или иной конфессии. «Типологию здания как культовой постройки определяли латинские кресты над порталом и апсидой и «Всевидящее око» на фронтоне главного фасада – о Новониколаевске4. «Круглое большое окно на центральном фасаде костела соответствует положению окна-«розы» в романских и готических соборах и вписано в арочную нишу, охватывающую плоскость стены над порталом. Заполнение окна – «розы» было выполнено в виде четырех- лопастного мальтийского креста в технике витража» – о Тобольске5. Бесспорно, культовые здания вне зависимости от конфессии обладают специфическим пространственным и временным своеобразием, рождающим определенный мифологический ореол6. В годы советской власти такие здания вовсе не случайно будут подвергаться если не сносу, то перепрофилированию, таким образом осуществляя их десакрализацию. Историческая справка в комплексе документов научно–проектной документации архивного дела о реставрации Тобольского костела повествует, что: «Внешне костел представлял собой единый мощный замкнутый объем с высокой кровлей и щипцовыми завершениями торцовых стен. Центральный юго-западный 1 Из истории римско-католического костела в г. Владивостоке: справка // Архив Преображенской епархии в г. Новосибирске. Ф. 3. Оп. 1. Д. 18. 2 Туманик А. Г. Римско-католические храмы Сибири [Электронный ресурс] // Библиотека сибирского краеведения. URL: http://bsk.nios.ru. 3 КГУ ГААК. Ф. Д-65. Оп. 1. Д. 232. Л. 5. 4 Историко-архитектурная справка по строительству римско-католической церкви св. Казимира… Л. 2. 5 Научно-проектная документация. Комплексные научные изыскания. Памятник архитектуры начала ХХ в. Римско-католический костел в г. Тобольске. Л. 25. 6 Ахундов М. Д., Баженов Л. Б. Рациональная реконструкция генезиса пространственно-временной организации мифо-религиозной картины мира // Естествознание в борьбе с религиозным мировоззрением. М., 1988. С. 34–49. 205 фасад костела решен подчеркнуто декоративно: он разделен на три части находящимися в межоконных пространствах контрфорсами, сечение которых уступами увеличивается книзу. Вход в здание решен в виде монументального портала, акцентированного тремя перспективными арками и завершающегося выступающим раскрепованным вимпергом. Вимперг заканчивается квадратным постаментом, предназначенным для круглой скульптуры – статуи Мадонны, что подтверждается архивными фотографиями и свидетельствами очевидцев. На вимперге над аркой портала выложен аркатурный фриз (так называемые «ползучие» арки). Этот же декор повторяется в решении боковых карнизов центрального фасада и на вимперге над дверными проёмами приделов»1. Безусловно, для повседневного мироощущения члена данной приходской общины либо вновь приехавшего в город человека приведенное выше описание моделировало атмосферу идеологически-тожественной, рефлексивно-обращенной ситуации2. Вне зависимости от места расположения, в Европе либо Сибири, соблюдался единый стандарт в строительстве. Современные реставраторы допускают, что по поручению МВД подготовительный этап проектирования мог быть выполнен специалистами из губерний Царства Польского. «Вероятнее всего, разработка проектно–сметной документации на костел была поручена варшавским архитекторам. Автором проекта [культового здания католической церкви в Тобольске] был архитектор Войцеховский»3. «…Здание костела выполнено в стиле так называемой «неоготики», широко распространившемся в европейской части России на рубеже XIX–XX вв. В основу объемно-пространственной композиции храма положены традиции готического базиликального храма, а характер декора следует традициям т. н. «кирпичной готики», что обусловлено материалом и временем постройки храма. В плане костел представлен в виде латинского креста, образованного расположенными вдоль продольной оси выступающей пятигранной апсиды, 1 Научно-проектная документация. Комплексные научные изыскания. Памятник архитектуры начала ХХ в. Римско-католический костел в г. Тобольске… Л. 25-26. 2 Кругликов В. А. Пространство и время «человека культуры» // Культура, человек и картина мира. М., 1987. С. 167–197. 3 ГУТО ГАТ. Ф. 353. Оп. 1. Д. 447. Л. 7. 206 однонефной храмовой части и паперти. Крылья креста образованы примыкающими к основному объему двумя симметричными приделами, заканчивающимися на северо-востоке пятигранными апсидами»1. Такими характеристиками дано описание костела в Тобольске; достаточно стереотипно в архитектурном плане, с терминологией конкретной конфессии. Существовал строительный стандарт и для «малых храмов» в сельской местности, и для малых городов. Говоря о здании костела в Мариинске, В. А. Ханевич замечает: «Проект храма был выполнен настолько профессионально, что впоследствии стал служить образцом для строительства других католических храмов в Томской губернии, в частности, в поселке Белостокском Томского уезда и поселке Тюхтетском Мариинского уезда»2. Сохранились и делопроизводственные документы, свидетельствующие о выработке «образцового» варианта, универсального для сельских и малопричтовых городских церквей. Каковы бы ни были размеры храма, основная идея архитектурного решения и образ его восприятия оставались классическими. О том же Мариинском молитвенном доме замечено следующее. «Судя по изображению на открытке, здание храма состояло из трех нарастающих по ширине с запада на восток срубов. Высота алтарного прируба вдвое меньше основного объема храма. На его выступающей северной стене имелось окно, над которым возвышался фронтон, украшенный лучами. …Несмотря на исполнение в дереве, костел был спроектирован на каменном фундаменте в неоготическом стиле с высокими стенами и высоким шпилем, у основания которого был закреплен колокол, а сам шпиль венчал католический крест»3. Тот же трехсрубный тип храма, выполненный в неоготическом стиле, был воспроизведен в пос. Тайга. Размерами он уступал мариинскому образцу, однако в отношении изящества форм значительно его превосходил. Нарядность тайгинской башни–колокольни дополнял нижний ряд фронтонов, устроенных над основ1 Там же. Л. 10. Ханевич В. А. Католики в Кузбассе (XVII–XX вв.): очерк истории, материалы и документы. Кемерово, 2009. С. 101. 3 Там же. С. 101. 2 207 ным и боковым входами в храм и чешуйчатое покрытие её граней. Дополнительным акцентом храма являлся шпиль, устроенный над его алтарной частью1. Постройка храма в Мариинске обошлась в 4,6 тыс. р. (вместо запланированных сметой 3 тыс.). Церковное здание в Бороковском стоило ещё дороже – 10 тыс. р., однако известно, что построено оно было «на собственные средства»2. Сбор денег по епархии для строительства не производился. В Тайге жители, избравшие «комитет по постройке каплицы», уполномочили его и правами сбора денежных средств»3. В архитектуре храмовых зданий, наряду со стандартом, проявлялись национальные особенности. В Красноярске «здание церкви, построенное по проекту архитектора В. А. Соколовского, решалось в лучших традициях польской неоготики: двухбашенная композиция объема храма акцентировалась треугольными формами – щипцами, вимпергами, венцами. Такое обилие треугольных форм способствовало формированию характерного облика готической церкви. Вытянутые парные башни звона, завершенные острыми шатрами с узкими люкарнами и фланкируемые башнями-фиалами, каскадный вимперг главного фасада со статуей Спасителя, роза, перспективный портал помогали создавать с сознании горожан образ западно-христианского храма4». «Немецкий характер» был присущ храмовому зданию в Новониколаевске. Построенная по проекту инженера Венера церковь св. Казимира по стилистическому и объемно-пространственному решению характеризовалась как ретроспектива неоготики, проявившаяся ранее, во второй половине XIX в., в немецких колониях центральной части Российской империи. Укрупненный декор фриза, простая геометрия деталей фронтона и башни звона эффектно дополняли образ неоготической церкви, аналогами которому являлись колониальные церкви Поволжья»5. 1 Там же. С. 116-117. ГАТО. Ф. 3. Оп. 77. Д. 128. Л. 14 а. 3 Там же. Ф. 240. Оп. 1. Д. 495. Л. 25–25 об. 4 Историко-архитектурная справка по строительству римско-католической церкви Промысла Божьего (1853–1857) и Преображения Господня (1908–1915) в Красноярске… Л. 3. 5 Историко-архитектурная справка по строительству римско-католической церкви св. Казимира… Л. 3. 2 208 Специального внимания заслуживает рассмотрение участия светских лиц в строительстве церквей. В Новониколаевске «фундамент под каменный костел во имя св. Казимира освящен томским настоятелем в присутствии инженера Коссовского, главных членов Комитета и других прихожан»1. В Красноярске деньги для начала строительства каменного здания пожертвованы дворянином Густавом Николаевичем Островским2, а окончательный, «чистовой» проект был выполнен гражданским инженером В. А. Соколовским (1874–1959). Он окончил императорский институт гражданских инженеров, поступил на службу в МВД и был откомандирован в Красноярск. Помимо здания римско!католической церкви Преображения Господня (1908–1915) по его проектам в Красноярске были выстроены особняк Н. И. Гадалова (1904) и здание Общественного собрания (1910–1913)3. Гражданский инженер А. Шокальский выполнил чертежи металлической ажурной ограды вокруг церкви и декоративных ворот в Тобольске4. Семантический «инвентарь» культуры в рассмотренной нами ситуации способствовал формированию целостного мировидения и выполнял функции адаптанта к условиям сибирской действительности. Активное участие членов религиозного сообщества в сохранении национально-конфессиональных традиций корректировало традиционную для них картину мира в сторону психологической толерантности к принимающему сообществу, что выражалось в совместном освоении градостроительного пространства. 4.3. Музыкальные традиции сибирских католиков Ментальное своеобразие, присущее любой конфессиональной традиции, проявляется в конкретно-определенных действиях, формирующих в конечном итоге социокультурное представление об её последователях. Особенностью католической музыкальной традиции, в отличие от православной, является если не от1 НИАБ. Ф. 1781. Оп. 26. Д. 1502. Л. 127. Там же. Л. 91–92. 3 Памятники истории и культуры Красноярского края. Красноярск, 1997. Вып. 4. С. 78. 4 ГУТО ГАТ. Ф. 353. Оп. 1. Д. 447. Л. 8–9. Протокол утверждения эскизного проекта ворот и ограды костела. 2 209 сутствие вовсе четкой границы между звуками человеческого голоса, связанного с конкретным литургическим текстом, и звучанием музыкальных инструментов, то в достаточной степени органичное их взаимосочетание. Термин «musica ecclesiastica» (лат. – церковная музыка) вошел в употребление ещё в XVIII в., будучи поименованным в энциклике Папы римского Бенедикта XIV (1749 г., энциклика «Annus qui»). Через полтора столетия в культовой практике закрепился другой термин – «musica sacra» (лат. – священная музыка), вошедших в обиход с 1903 г., в motu proprio «Tra le Sollecitudini» Папы Пия Х. В этом документе сакральной стала называться музыка, предназначенная для богослужений и благодарения Господа1. «Никаким другим способом нельзя достичь особого звукового эффекта, необходимого Церкви для использования в своей Литургии»2. Поскольку известно, что первые мессы на сибирской земле были отслужены (в Иркутске и Томске) иезуитами и бернардинцами3, мы можем предположить, что и музыкальная культура в их оформлении соответствовала каноническим образцам того времени. Паства в основном состояла из ссыльных польского происхождения, однако чин мессы имел в то время унифицированный латинский характер, и национальный язык вряд ли мог внести какие-либо коррективы: богослужение, в том числе и церковное пение, происходило на латыни. Музыковед Ю. Л. Фиденко пишет: «К сожалению, в архивных материалах практически не содержится сведений о религиозно–музыкальной жизни католиков, проживавших на территории Сибири в дореволюционный период. Нет не только исторических данных о состоянии католического «музыкального репертуара», но и сведений о формировании цикла богослужений и лексике песнопений… Отчасти это можно объяснить отсутствием документов о литургической практике, а также прикладной функцией музыки в унифицированном римском богослужении»4. Позволим себе не согласиться с автором. В результате многолетней работы с архивными материалами более широкой тематики нам достаточно часто встреча1 Фиденко Ю. Л. Музыкально-литургическая практика католических приходов Сибири и Дальнего Востока в контекте реформ Второго Ватиканского собора: дис. … канд. искусствовед. Новосибирск, 2005. С. 19. 2 Там же. С. 72. 3 Морошкин М. Иезуиты в России в царствование Екатерины II и до нашего времени. СПб., 1867. Ч. 1. С. 442–443. 4 Фиденко Ю. Л. Музыкально-литургическая практика католических приходов Сибири… С. 33. 210 лись материалы, характеризующие важную роль музыкального компонента как в литургической, так и в повседневной жизни людей, волею судеб ставших сибиряками католического вероисповедания. Традиционным музыкальным инструментом в западно-христианской церкви является орган. В научно-исследовательской и справочной литературе советского и постсоветского периодов находим частые упоминания о том, что «в местном костеле был орган». Однако при знакомстве с архивными коллекциями конкретных католических приходов выясняется, что вместо органа чаще всего использовалась фисгармония. Тем не менее, есть и упоминания о том, что имелись настоящие органы: в Иркутске (вспоминают о «небольшом одномануальном органе в пять октав1»), в Томске2, в Боготоле3, в с. Белосток4 и т. д. Б. С. Шостакович пишет: «Костел в Иркутске давал возможность местному населению получить представление об органной музыке. Собственно органа в иркутском храме не было, но использовались устроенные по тому же принципу и со звучанием, близким к органному, фисгармонии5». Б. С. Шостакович также упоминает, что «орган (фисгармония), необходимый по канону для сопровождения католического богослужения, использовался и для исполнения светской музыки. Об этом прямо свидетельствуют сохранившиеся в костельном фонде ноты музыкальных произведений Л. Бетховена, Ф. Шопена, Ф. Мендельсона-Бартольди и других известных композиторов»6. Не каждый приход имел постоянного профессионального органиста. Персональный состав ссыльных был подвержен изменениям в силу ограниченности срока их пребывания в Сибири, к тому же инструкция Министерства внутренних дел Российской империи «О костельных органистах» от 23.03.1912 г. предъявляла жесткие требования морального характера к лицам, составлявшим музыкальное 1 Литвинов Б. Т. Религиозные сооружения неправославных культов // Памятники истории и культуры Иркутска. Иркутск, 1993. С. 414. 2 Храмы Томска / сост. Г. Скворцов. Томск, 1990. С. 2 (аннот.) 3 Jemieljanow S. Rozwój sieci filialnych kościołów i kaplic na Syberiii Wschodniej na początku XX w. // Kościoł katolicki na Syberii. Wrocław, 2002. S. 315. 4 Ханевич В. А. Сибиряк Бах // Народная трибуна. 1992. 2 дек. С. 4. 5 Шостакович Б. С. История Иркутского римско-католического прихода до начала ХХ в. в отражении материалов Государственного архива Иркутской обл. // Сибирь в истории и культуре польского народа. С. 122. 6 Там же. 211 сопровождение мессы»1. О том, что данная фигура обладала социальной значимостью для локального сообщества прихожан, свидетельствуют указания следующего характера: «При церкви проживало около 15 чел., среди них и органист»2. Ниже в таблице 12 приводится информация о наличии органистов и имевшихся в их распоряжении инструментах, зафиксированная в разные моменты времени в перечисленных населенных пунктах Сибири. Таблица 12 Сведения о наличии органиста и музыкального инструмента в католических храмах Сибири (середина XIX – начало ХХ в.)* Населенный пункт 1 Город Барнаул Имя органиста 2 Марцинковский Антоний Янович (Иванович) Пос. Бароковка Ени- Савелий Себастьясейской губ. нович Пос. Белосток Том- Бах Станислав Миской губ хайлович Город Верхнеудинск Седлецкий (имя и Иркутской губ. отчество неизвестны) Город Иркутск Август Иванский Тип инструмента 3 Фисгармония Момент фиксации 4 1907–1937 гг. Фисгармония 1914–1917 гг. Фисгармония 1909 г. Фисгармония 1908 г. Фисгармония Фисгармония с двуКарл Гриблевский мя мануалами и 21 регистром америДонат Сокул (Сокол) канской фирмы «Стори и Кларк» Город Красноярск Неизвестно Орган «Мелодиум» Пос. Маличевский Иосиф Липницкий Фисгармония Томской губ. Пос. Мариенбург Климент Биккер Фисгармония Акмолинской обл. Нерчинский Завод Адам Гросс Фисгармония Фисгармония французского производства 1 1856 г. 1897 г. 1857 г. Начало 1900-х гг. 1913 г. 1840 г. 1854 г. РГИА. Ф. 821. Оп. 128. Д. 749. О костельных органистах. Fiel S. Gubernialne rzymskokatolickie kościoły w Tobolsku (1847-2000) // Kościoł katolicki na Syberii. Wrocław, 2002. S. 274. 2 212 1 Город Омск Пос. Новониколаевский Томской губ. Город Новониколаевск Томской губ. Село Тайшет Иркутской губ. Город Тобольск Город Томск Город Тюмень Тобольской губ. 2 Флориан Микульский Иосиф Шиманский Мыстковский (имя и отчество неизвестны) Бах Станислав Михайлович Бах Станислав Михайлович Людвиг Иванович Петришак Неизвестно Иван Пинцовский Марьян Цезаревич Войнаровский Бах Станислав Михайлович Иосиф Липницкий Пляцевский (имя и отчество неизвестны) Адам Крочевский Иосиф Францевич Матусяк Боцалевский (имя и отчество неизвестны) 3 Фисгармония Окончание таблицы 12 4 1867 г. 1910 г. Фисгармония 1902 г. Фисгармония 1910-1938 гг. Фисгармония 1909-1920 гг. 1897 г. Язычковый орган 1862 г. французской фабрики «Александр» Двухмануальный орган американской 1882 г. фабрики «Эстля и Ком» Орган 1902 г. Фисгармония 1897-1903 гг. 1909-1920 гг. Мелодикон венской 1899 г. фирмы «Коткевич» с двумя ручными и одной ножной клавиатурой на 6 регистров *Составлено по: ГАИО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 89. Л. 14; ГАТО. Ф. 3. Оп. 67. Д. 255. Л. 10; РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 992. Л. 9; Ф. 826. Оп. 1. Д. 698. Л. 6 – 6 об.; Гришаев В. Ф. «Польска организация войскова» // Реабилитированы посмертно. Барнаул, 1995. С. 76–81; Литвинов Б. Т. Религиозные сооружения неправославных культов // Памятники истрии и культуры Иркутска. Иркутск, 1993. С. 414; Полянская О. Н. Из истории католического костела в г. Верхнеудинске // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск, 2000. С. 191–197; Пронина А. Н. К вопросу о роли поляков в становлении органной культуры в Сибири XIX – первой четверти XX в. // Проблемы польско-российской истории и культурный диалог. Новосибирск, 2013. С. 548–555; Ханевич В. А. Сибиряк Бах // Народная трибуна. 1992. 2 дек.; Fiel S. Gubernialne rzymskokatolickie kościoły w Tobolsku (1847–2000) // Kościoł katolicki na Syberii. Wrocław, 2002. S. 324. Город Чита Классической формой сакрального музыкального искусства в католической церкви со времен Средневековья является григорианский хорал. Он сохраняется на протяжении веков в неизменном виде, его латинский текст соответствует канону и не подвержен изменениям. Однако нормативное закрепление григорианского 213 хорала в качестве музыки официального богослужения произошло только в 1903 г., энцикликой Пия Х «Inter Sollicitudines»1. В этом же документе получила рождение и качественно новая позиция, разрешающая отныне в культовой практике, помимо традиционных песнопений, и некоторые другие музыкальные формы. Согласно тексту энциклики, к употреблению в храме допускалась и «современная церковная музыка» при условии, что она отличается от музыки светской. Именно эти годы, после 1903-го, явились временем становления многих сибирских приходов. Вполне возможно, что музыкальные нововведения практиковались и здесь. Итак, григорианский хорал и органная музыка – это классическая музыкальная литургическая традиция католической церкви, вне зависимости от времени и места бытования её приходов. Развитие данной традиции и контроль за соответствием её канону осуществлял Епископский институт священной музыки, также основанный Папой Пием Х. Само утверждение данного института также явилось следствием его motu proprio «Tra le Sollecitudini»2. Не следует, однако, забывать, что католический храм в Сибири выполнял не только литургическую функцию; вместе с тем он нес культурно– объединительную нагрузку, являясь местом коммуникации единоверцев в инокультурном и иноконфессиональном социуме. В соответствии с этим, со временем несколько трансформировались и музыкальные традиции, музыкальное восприятие стереотипа того, что можно, а чего нельзя делать в храме. Исторические источники дают нам возможность аргументировать это предположение. Так, «Сибирский вестник» от 13 марта 1895 г. сообщает, что в Томском католическом храме состоялось торжественное богослужение и концерт духовной музыки. Сбор от концерта пошел на нужды Римско–католического благотворительного общества (РКБО). Само по себе сочетание торжественного богослужения и следующего за ним концерта духовной музыки представляется достаточно типичным. Вызывает интерес «сбор» от концерта: означает ли его наличие, что концерт в стенах 1 Фиденко Ю. Л. Музыкально-литургическая практика католических приходов Сибири и Дальнего Востока в контекте реформ Второго Ватиканского собора. Дис. … канд. искусствовед. Новосибирск, 2005. С. 55. 2 Фиденко Ю. Л. Музыкально-литургическая практика… С. 55–56. 214 храма был платным, либо имели место традиционные добровольные пожертвования? Вечера «в пользу римско-католического общества» позже проводились регулярно во всех крупных сибирских городах. Помещение в большинстве случаев предоставлялось городским самоуправлением. Например, 28 августа 1899 г. в том же Томске литературно-музыкальный вечер был устроен в зале Общественного собрания1. Там же 27 января 1902 г. имел место маскарад «в пользу детского приюта при римско–католическом обществе»2, устраивались танцевальные вечера3. Другим местом, предоставлявшихся для музыкальных мероприятий РКБО, был Томский городской сад4. Интересно упоминание в издании «Утро Сибири» о литературно–художественном вечере памяти польского писателя Генриха Сенкевича, а именно форма и содержание объявления: «Хор любителей исполнит польские гимны»5. Данное объявление является ещё одним подтверждением слияния в картине мира поляков черт этнической и конфессиональной принадлежности. Будучи автономными, допустим, у немцев–лютеран, меннонитов или католиков, у поляков эти характеристики предстают в комплексно–сцепленном варианте, яркий пример чему нам только что удалось увидеть. Постановления Папы Римского от 1903 г. и российские революционные события отменили все ограничения в отношении пения гимнов на национальных языках, как религиозного, так и патриотического содержания, что стало возможным также и в стенах церкви. Правда, об использовании национального языка в богослужении официально упоминается в папских документах лишь после Второго Ватиканского собора, в конституции «Sacrosantum Consilium» («О богослужении»). Пункт 36 данного документа гласит, что вместе с латынью в богослужении могут применяться и национальные языки, наречия»6. 1 Сибирская жизнь. 1899. 28 авг. Сибирский вестник. 1902. 29 янв. 3 Там же. 1905. 9 января; Голос Томска. 1908. 12 янв. 4 Время. 1906. 25 июня. 5 Утро Сибири. 1917. 25 февр. 6 Юркович И. Каноническое право о народе Божием и о браке. М., 2000. С. 73–74. 2 215 Самостоятельная традиция сложилась в Новониколаевске: мероприятия музыкального характера устраивались «в помещении польской школы при костеле». Так, 3 мая 1917 г. в честь 126-й годовщины польской конституции в католическом храме состоялась торжественная месса, а в вышеназванном помещении – литературно–музыкальный вечер1. Репертуар вечеров, как правило, имел классический характер, однако не обходилось и без оригинальностей. Например, 18 ноября 1917 г. здесь силами польского драматического кружка была поставлена пьеса– водевиль «Бесноватый Василий», причем по окончании мероприятия публику ждали «танцы и буфет»2. Польская исследовательница Б. Ендрыховская, анализируя музыкальную жизнь польских ссыльных в Сибири XIX в., пишет о том, что «развитие культуры в Росси привело к значительному росту потребностей в высококвалифицированных музыкантах. Особенно не хватало профессиональных преподавателей музыки, специалистов привозили из Западной и Центральной Европы. Такие проблемы возникли и в Сибири. Эти обстоятельства стали важными для польских музыкантов–изгнанцев. Тамошнее общество признало их; создались условия для заработка, необходимого в условиях ссылки». И далее: «Музыкальная жизнь поляков практически не была связана с какими-либо ограничениями со стороны сибирских властей. Они занимались своими делами, создавая оркестры или камерные группы, выступали индивидуально, писали музыку. Некоторые из них пользовались успехом, что выражалось приглашениями на концерты в русские дома, передачей в руки польских ссыльных местных оркестров. Их искали и приглашали на работу в качестве учителей музыки»3. Практически все исследователи – и русскоязычные, и пишущие на польском либо немецком языках, подчеркивают: «Польский костел… стал центром деятельности 1 культурных и просветительских обществ для лиц римско- Сибирская жизнь. 1917. 2 мая. Голос Сибири. 1917. 16 нояб. 3 Ендрыховская Б. Музыкальная жизнь прльских ссыльных в Сибири в XIX в. // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 261–264. 2 216 католического вероисповедания»1. Тезис неоспоримый и, применительно к конкретному социуму, закономерный. Для нашего исследования значим также общекультурный аспект: насколько значимым оказался вклад музыкантов католической конфессиональной традиции в местную музыкальную культуру? С. Леончик замечает: «В 1869 г. на Абаканском заводе жили политические ссыльные – участники Польского восстания 1863 г. По инициативе Гульбицкого был создан струнный оркестр, который выступал перед рабочими Абаканского завода»2. С. П. Вавилов и В. А. Ханевич отмечают: «Практически всегда в концертных программах Томского отделения Русского музыкального общества включались произведения польских композиторов. Чаще всего, конечно, это были пьесы Венявского, Шопена, арии из опер Монюшко»3. В Новониколаевске в 1898 г. (по некоторым данным, в 1902 г.) при Будаговской школе, по инициативе Р. Л. Янкелевич-Чариной, был создан музыкально-драматический кружок, а 1 сентября 1916 г. состоялось открытие первой частной музыкальной школы Стефана Завадовского, где обучали игре на фортепиано, скрипке, виолончели и других оркестровых инструментах4. Стефан Завадовский родился в семье политических ссыльных в Нарыме, его дед был участником восстания 1863 г. Таким образом, семья Завадовских явилась наглядным образцом передачи музыкальных традиций через поколения. Сведения о религиозно-музыкальной жизни немцев-католиков, проживавших на территории Сибири в дореволюционный период, гораздо более бедны и менее информативны, чем вышеприведенные факты из жизни польских общин. Объясняется этот факт, на наш взгляд, тем, что в изучаемую эпоху немецкое население Сибири проживало в основном в сельской местности, немецкие поселения имели аграрный характер, что способствовало слиянию фольклорного и конфессионального элементов в мировоззрении католиков-немцев. 1 Вавилов С. П., Ханевич В. А. Поляки в истории музыкальной культуры Томска конца XIX – начала ХХ в. // Сибирская Полония: прошлое, настоящее, будущее. Томск, 1999. С. 90–92. 2 Леончик С. Поляки юга Енисейской губернии: история ссылок и заселения // Сибирь в истрии и культуре польского народа. С. 55. 3 Вавилов С. П., Ханевич В. А. Поляки в истории музыкальной культуры Томска… С. 90. 4 Медведев А. Городские истории: две страсти Стефана Завадовского // Новосибирский обозреватель. 2008. 26 авг. С. 12. 217 Сведения о формировании цикла богослужений и лексике немецких, в том числе и религиозных, песнопений, стали предметом изучения ряда историков, этнографов, музыковедов1. На основании исследования конкретных музыкальных текстов исследователи пришли к выводу о стремлении сибирских, в том числе и алтайских, переселенцев к тождественности в содержании, в манере исполнении своих песнопений с песнями поволжских немцев. Именно материнские колонии на Волге, сохранив «эталонный» конфессиональный образец в латинском варианте богослужебной практики, создали массив религиозных гимнов, бытовых обрядовых песен на национальных диалектах. Результатом проведенного нами исследования является следующий вывод. Музыкальная католическая традиция в Сибири была задана каноном изначально, но вследствие исторических событий имела тенденцию к реформированию и инновациям. Реформирование было обусловлено изменениями в канонической традиции, вводимыми Святым престолом в Риме. Инновации определялись характером национальности прихожан, стремлением к сохранению национального уклада, а также революционными событиями 1917 г., добавившими демократическую нотку в формирование музыкальной традиции. 1 Виндгольц И. П. Музыкальный фольклор немцев Сибири // Традиционный и современный фольклор Приуралья и Сибири. М., 1979. С. 62–63; Рублевская С. А., Смирнова Т. Б. Традиционная обрядность немцев Сибири. Омск, 1998; Смирнова Т. Б. Немцы Сибири: этнические процессы. Омск, 2002; Шишкина-Фишер Е. М. Немецкие календарные обряды, обычаи, танцы и песни. М., 1997 и др. 218 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 1. В результате проведенного исследования нами было установлено, что мировоззрение членов конфессионального сообщества католиков Сибири в период 1830–1917 гг. обладало рядом устойчивых характеристик: общими аксиологическими ориентирами, убеждениями и рефлексивными представлениями, реализовывавшимися в повседневной деятельности. 2. Нами были выявлены факторы и условия, повлиявшие на формирование системы мировоззрения и повседневную жизнь католиков Сибири. Рассмотренные нами факты наглядно демонстрируют, что основной категорией прихожан римско-католической церкви являлись мигранты из европейских губерний империи. Оказавшись в новых условиях, они придерживались традиционных культурных ценностей, сохраняя верность религиозным традициям своего народа. Демографические характеристики состава прихожан в Западном и Восточном регионах Сибири принципиально различны. Для восточного региона побудительным мотивом формирования католического населения выступила, главным образом, политическая ссылка. В Западной Сибири системообразующим фактором стали, в большинстве случаев, аграрные переселения либо заработная миграция при строительстве Транссибирской железной дороги. Методы ведения хозяйства и стереотипы отношения к собственности имели конфессиональную специфику, отличаясь от принятых в окружающем православном социуме. Особенности хозяйствования привлекали к себе внимание государственных органов и учреждений статистики по причине их эффективности и результативности. Природно-климатическая специфика сибирского региона оказала влияние на трансформацию отношения сибирских католиков к собственности. Стремление переселенцев обладать максимально возможным количеством земельных угодий вызывало негативную реакцию среди местного сибирского населения. Культурная колонизация являлась составной частью государственной переселенческой политики. Оказание помощи переселенцам не только в экономиче- 219 ском, но и в духовно-нравственном плане привлекало в Сибирь все новые потоки мигрантов. Религиозная традиция осознавалась католиками Сибири как часть национальной культурной традиции. Соответственно, религиозное образование служило инструментом формирования национальной и конфессиональной идентичности. Идентификатором принадлежности к социуму выступало знание грамоты на «своем языке» и умение принять участие в «своем» конфессиональном богослужении. Методами приобщения к «родной» культуре становились изучение языка, традиций, в том числе религиозных. В соответствии со стремлением сохранить национально-конфессиональную идентичность и присущие ей мировоззренческие черты, родители подраставших учеников стремились воссоздать в Сибири систему образования, аналогичную привычной для них, польской либо немецкой. Так как субъектами процесса обучения выступали как учащиеся, так и учителя – прихожане одной конфессиональной общины, то обмен знаниями происходил в рамках единого мировоззренческого пространства. 3. В работе охарактеризованы основные мировоззренческие ориентиры католиков Сибири. Представления сибирских католиков о Сибири как географическом, информационном, правовом пространстве занимали важное место в их картине мира, выполняя функции навигатора. Категория «время» являлось одной из центральных, системообразующих компонент повседневного бытия, позволявшей не просто сохранить конфессиональную идентичность, но и ежедневно, на уровне обыденного сознания, поддерживать эмоционально-психическое равновесие, осуществлять воспроизводство традиционного жизненного сценария. Ведущим являлось представление о собственной приходской общине. Сообщество единоверцев трактовалось не только как локальный социум, но как способ реализации тезаурусных конструкций. Восприятие себя в изменившемся мире и необходимость диалога с окружающим социумом инициировали поиски позитивных моделей взаимодействия. Приходская община предоставляла индивидууму возможность самореализации. Гендерный фактор определял место прихожанина в конфессиональной общине, в религиозной семье. Гендерные стереотипы в экстраординарных условиях ссылки либо бытовой неустроенности первых лет по- 220 сле переселения имели тенденцию к трансформации: женщины вынужденно, после утраты главы семьи, выполняли мужские социальные роли. Важное место в ментальной карте католиков Сибири занимали представления о браке, об идеальной семье, о традиционных моделях воспитания детей. Установлено, что стереотипное восприятие брака и семьи в католической среде было единым и зависело от установлений канонического права католической церкви. Воспитание детей осуществлялось в соответствии с национальными и конфессиональными традициями. 4. Литургические праздники и календарная обрядность, присущие всем католикам и их сообществам, вне зависимости от места нахождения, придавали стабильность мировоззренческим установкам сибирских католиков, формируя ощущение причастности к общей конфессиональной традиции. Проанализировав местные особенности литургической традиции и праздничной обрядности католиков, мы пришли к выводу о том, что на новом месте жительства, в Сибири, католиками воспроизводился не точный вариант материнской традиции, а под воздействием механизмов адаптации формировались локальные варианты конфессиональных укладов. Музыкальные традиции католических приходов в целом соответствовали правилам, закрепленным каноном. Отступление от канона в сторону популяризации светской классической музыки и употребление музыкальных текстов не только на латыни, но и на национальных языках соответствовали стремлениям клириков и органистов сделать богослужение не формальным, а более близким по духу своей сибирской пастве. Видоизменение музыкальной традиции в сибирском варианте значительно опередило время: подобные отступления от канона будут санкционированы только во второй половине ХХ в. II Ватиканским собором. Специфика круга чтения подтвердила сохранность конфессиональной системы ценностей сибирских католиков. Наряду с классическими произведениями богословов, в приходских библиотеках пользовались спросом периодические издания из Польши, Германии, Литвы, то есть из мест выхода сибирских прихожан. 221 Библиотекарями чаще всего выступали настоятели либо старосты приходов, школьные учителя; реже библиотечные коллекции принадлежали частным лицам. Храмовые строения (их внешний вид, внутреннее убранство, история сооружения, инициатива в строительстве, участие прихожан в процессе возведения) представляли собой видимое воплощение мировоззренческих установок. Храм являлся символом, осязаемым и доступным каждому. Готическая архитектура символизировала своеобразие конфессиональной традиции, выделяя культовые здания католиков в ландшафте традиционной сибирской застройки. Представление о смерти было не праздным: окончание жизненного пути связывалось с представлением о переходе в чистилище и мир иной; Сибирь представлялась «не вполне своим», не до конца ментально освоенным ландшафтом, а потому соблюдение похоронной обрядности и молитвенное сопровождение единоверцев выполняли важную смысловую нагрузку. 5. На формирование аксиологических приоритетов сообщества сибирских католиков оказывала своё влияние национальная ментальность. Характеристики повседневной жизни католиков-немцев, католиков-поляков и католиков-белорусов обнаруживали как общее, так и разницу между собой. Различия были обусловлены национальной спецификой, а общие черты – принадлежностью к одной конфессии. Общее превалировало над особенным, что неоднократно подчеркивалось поселенческим выбором: немцы-католики предпочитали селиться в конфессионально родственных населенных пунктах, игнорируя поселения немце-лютеран, баптистов и менонитов. Брачные предпочтения не противоречили поселенческому выбору; в качестве супруга (супруги) сибирские католики желали видеть единоверцев, либо православных русских. 6. Характеристика влияния мировоззрения на повседневную жизнь католиков Сибири в 1830–1917 гг. выявила закономерность в актуализации конфессиональных ценностей. На первом этапе водворения в Сибири, вне зависимости от времени прибытия в сибирский регион (1830-е, 1860-е для ссыльных или 1880-е, первое десятилетие ХХ в. для экономических мигрантов) мировоззренческие ценности осознавались как жизненно важные, происходило становление собственного типа 222 региональной конфессиональной идентичности в качестве способа идентификации себя в социуме. Второй этап, как правило, – этап смены поколений и поддержания обретенного в Сибири социального статуса, сопровождался снижением веса элементов религиозной мотивации в общей системе ценностей; наибольшее значение на этом этапе приобретали обрядово-символические атрибуты. Третий этап, сопряженный со сменой политического строя в стране, проявил себя всплеском конфессионального самосознания. Элементы конфессионального менталитета вновь стали играть определяющее значение в самоидентификации католического населения Сибири. Детальное рассмотрение обстоятельств функционирования крупнейших римско-католических приходов в Западной Сибири позволяет сделать вывод, что они являлись формой сохранения этноконфессионального менталитета граждан указанного исповедания, необходимой для поддержания ощущения принадлежности к той мегаструктуре, в которой они родились и воспитывались. Обстоятельства сибирской действительности наложили соответствующий отпечаток на их облик, однако эту ассимиляцию замечало все меньшее количество истинных мигрантов: их дети, родившиеся в Сибири, приобрели в качестве системы мировоззрения «адаптированную» модель, выработанную со временем в результате взаимодействия с местным, в основном православным, населением. Своеобразие католических традиций во многом сохранилось даже спустя практически столетие: во многих сибирских семьях сохраняются свадебные, погребальные ритуалы, передающиеся из поколения в поколение. 223 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ Архивные материалы Государственный архив Алтайского края (ГААК) Ф. 4 – Главное управление Алтайского округа. Ф. 51 – Барнаульская городская дума. Ф. 65 – Строительное управление Томского губернского управления. Ф. 233 – Алтайская губернская земская управа. Ф. 312 – Барнаульский городской совет. Ф. 834 – Алтайский крайисполком. Ф. 922 – Алтайский губернский отдел по делам национальностей. Государственный архив Красноярского края (ГАКК) Ф. П-927 – Коллекция документов конфессий, осуществляющих свою деятельность на территории края. Ф. П-1057 – Национально-культурная автономия «Дом Польский». Ф. 595 – Енисейское губернское управление. Государственный архив Иркутской области (ГАИО) Ф. 24 – Главное управление Восточной Сибири (ГУВС). Ф. 25 – Канцелярия иркутского генерал-губернатора, г. Иркутск Ф. 91 – Иркутское городское полицейское управление Ф. 297 – Иркутский римско-католический костел Государственный архив Новосибирской области (ГАНО) Ф. Д- 97 – Новониколаевская городская управа. Ф. Д-156 – Книги записи актов гражданского состояния населения Новосибирской области. Ф. Р-1 – Сибирский революционный комитет. Отдел управления. Ф. Р-1119 – Отдел народного образования Новониколаевского губисполкома. Ф. Р-600 – Документы Новосибирского просветительского общества «Мемориал». отделения Всесоюзного историко- 224 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Ф. 217 – Варшавское губернское жандармское управление. Ф. 219 – Отделение по охранению порядка и общественной безопасности в Варшаве (охранное отделение). Ф. 254 – Плоцкая жандармская команда. Ф. 5965 – Шмурло Евгений Францевич, личный фонд. Государственный архив Томской области (ГАТО) Ф. 3 – Томское губернское управление. Общее присутствие. Ф. 6 – Томская губернская строительная комиссия. Ф. 170 – Томская духовная консистория Святейшего правительствующего Синода, 1834– 1861–1919. Ф. 233 – Томская городская управа. Ф. 239 – Томский переселенческий район. Государственный архив в г. Тобольске (ГА в г. Тобольске) Ф. 1 – Тобольское городское полицейское управление. Ф. 5 – Директор народных училищ Тобольской губернии. Ф. 15 – Тобольская каторжная тюрьма, 1876–1910 гг. Ф. 152 – Тобольское общее губернское управление. Ф. 156 – Тобольская духовная консистория. Ф. 202 – Тобольское сыскное отделение. Ф. 208 – Финотдел Тобольского уисполкома. Ф. 292 – Абалакский волисполком Тобольского уезда. Ф. 353 – Строительное отделение Тобольского губернского управления. Ф. 392 – Тобольский уездный уисполком. Ф. 462 – Тобольский городской исполнительный комитет депутатов трудящихся. Ф. 483 – Инспектор народных училищ 1-го района Тобольской губернии. Исторический архив Омской области (ИсАОО) Ф. 3 – Главное управление Западной Сибири (ГУЗС). Ф. 32 – Губернский исполнительный комитет. Ф. 318 – Омский губернский отдел народного образования. Ф. 348 – Курат Омской римско-католической церкви. Ф. 361 – Омское римско-католическое благотворительное общество. 225 Национальный исторический архив Белоруссии (НИАБ) Ф. 1781 – Могилевская римско-католическая консистория. Российский государственный исторический архив (РГИА) Ф. 391 – Переселенческое управление Министерства земледелия. Ф. 733 – Департамент народного просвещения Министерства народного просвещения. Ф. 796 – Канцелярия Синода. Ф. 797 – Канцелярия обер-прокурора Синода. Ф. 821 – Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел (ДДДИИ МВД). Ф. 822 – Римско-католическая духовная коллегия Министерства внутренних дел. Ф. 826 – Канцелярия митрополита римско-католических церквей в России. Центральный государственный архив г. Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб.) Ф. 2292 – Коллекция метрических книг римско-католических костелов разных городов России (иногородних). Archivio Segreto Vaticano (Секретный ватиканский архив) (ASV) F. 28. R. 24; 28; 29; 51; 76; 82; 275; 329; 334; 335; 342; 349; 660; 727. F. 29. R. 3; 46; 143; 144; 149; 266. F. 30. R. 23; 29; 184; 185. Справочно-энциклопедические издания Адрес-календарь г. Барнаула на 1910 г. Барнаул: Типолит. Гл. упр. Алтайск. окр., 1910. 168 с. Весь Омск: cправочник-указатель на 1911 г. Омск: Сиб. электропечатня и хромо-лит. Н. А. Иванова, 1911. 329 с. Католическая энциклопедия / гл. ред. и авт. проекта Г. Цёрох, ред. В. Л. Задворный и др.. М.: Изд-во францисканцев. Т. 1: А–З. 2002. 1906 с. Т. 2: И–Л. 2005. 1818 с. Т. 3: М–П. 2007. 1910 с. Т. 4: Р–Ф. 2012. 982 с. 226 Миры образов – образы мира / Bilderwelten – Weltbilder: cправ. по имагологии / пер. с нем. М. И. Логвинова, Н. В. Бутковой. Волгоград: Перемена, 2003. 93 с. Национальные меньшинства Томской губернии: хроника общественной и культурной жизни.,1885–1919 / сост.: Л. А. Кутилова, И. В. Нам, Н. И. Наумова, В. А. Сафонов; под ред. Э. И. Черняка. Томск: Изд-во ТГУ, 1999. 298 с. Новая Российская энциклопедия: [в 12 т.] / ред.: А. Д. Некипелов, В. И. ДаниловДанильян. М.: Энцикл.: Изд. дом «Инфра-М», 2010. Т. 1–12. Периодическая печать Сибири (вторая половина XIX в. – февраль 1917 г.): указ. газ. и журн. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1991. 95 с. Пожарский К. История римско-католической церкви в Российской империи (XVIII– XX вв.) в документах Российского государственного исторического архива. СПб.; Варшава: Наука, 1999– . 1999. Ч. 1. 289 с.; 2000. Ч. 2. 665 с. Поляки в Западной Сибири, последняя треть XVIII – первая треть XIX в.: биогр. слов. / сост.: С. А. Мулина, А. А. Крих. Омск: Полигр. центр КАН, 2013. 300 с. Руднев В. В. Словарь культуры ХХ в. М.: Аграф, 1997. 384 с. Русская периодическая печать (1702–1894): справ. / под ред. А. Г. Дементьева, А. В. Западова, М. С. Черепахова М.: Гос. изд-во полит. лит., 1959. 835 с. Сибирская советская энциклопедия / под ред. М. К. Азадовского, А. А. Ансона, М. М. Басова. Новосибирск: Сиб. краевое изд-во, 1929. Т. 1. 990 с. Современная западная социология: слов. / сост. Ю. Н. Давыдов и др.. М.: Политиздат, 1990. 432 с. Справочник по городу Новониколаевску. 3-е изд. Новосибирск: ВО «Наука», 1992. 231 с. Суворов Н. С. Учебник церковного права / под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М.: Зерцало, 2004. 504 с. Участники польского национально-освободительного движения в забайкальской ссылке (1830–1850 гг.): биобибл. справ. / сост. М. Ю. Тимофеева. Чита: ЗабГПУ, 2001. 151 с. Энциклопедический словарь / под ред. И. Е. Андреевского. СПб.: Семеновская типолит. (И. А. Ефрона), 1890. Т. 1; Т. 28. Bibliografia dell’ Archivio Vaticano: а cura della Commissione internazionale per la bibliografia dell’ Archivio Vaticano. Citta del’ Vat.: Bibl. Apost. Vat., 1962–2003. Catalogo della mostra di manoscritti e documenti orientali tenuta dalla Biblioteca Apostolica Vaticana e dall’Archivio Segreto Vaticano nell’ occasione del XIX Congresso Internazionale degli Orientalisti. Citta del Vaticano: [s. n.], 1935. 40 p. 227 Duca S. Archivistica ecclesiastica / a cura del sac. S. Duca e di P. Basilio Pandzic. Citta del Vaticano: Arch. Segr. Vat., 1967. 332 p. I concili ecumenici nei documenti dell’ Archivita Vaticano, 1215–1870: Catalogo della mostra. Citta del’ Vat.: Arch. Segr. Vat., 1964. 58 p. Il libro del centenario: l’ archivio segreto Vaticano a un secolo dalla sua aperture, 1880/81– 1980/81 / a cura dell’ Archivio Segreto Vaticano. Citta del Vaticano: Arch. Segr. Vat., 1981. 302 p. Fede e martirio: le chiese orientali cattoliche nell' Europa del novecento. Roma: Colosseo, Libreria editrice Vaticana, 2003. 509 p. La sacra congregazione per le chiese orientali nel cinquantesimo della fondazione, 1917–1967. Roma: San-Nilo – Grottaferrata, 1969. 454 p. Oriente cattolico: cenni storici e statistiche. Roma: Citta del Vaticano, 1962. 812 p. Диссертации и авторефераты диссертаций Андреев А. Н. Западно-христианские исповедания и общество в России в XVIII в.: автореф. дис. … д-ра ист. наук / А. Н. Андреев; Южно-Уральский ун-т. Челябинск, 2011. 54 с. Архипова Г. Г. Этнический фактор в формировании органов государственной власти в полиэтнических государствах: автореф. дис. … канд. полит. наук / Г. Г. Архипова; Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. М., 2006. 28 с. Барсуков Р. Р. Социальное управление полиэтническими процессами: региональный аспект: автореф. дис. … канд. социол. наук / Р. Р. Барсуков; Новосиб. ун-т экон. и управления. Новосибирск, 2008. 19 с. Белов Ю. С. Правительственная политика по отношению к неправославным исповеданиям России в 1905–1917 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук / Ю. С. Белов; Ин-т рос. ист. СПб. филиал. СПб., 1999. 22 с. Вишлёнкова Е. А. Религиозная политика в России (первая четверть XIX в.): автореф. дис. … д-ра ист. наук / Е. А. Вишлёнкова; Казанский ун-т. Казань, 1998. 466 с. Гилалов А. Т. Государственная политика защиты национальных интересов от угроз безопасности России в религиозной сфере: автореф. дис. … канд. полит. наук / А. Т. Гилалов; Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. М., 2007. 30 с. Горизонтов Л. Е. Поляки и польский вопрос во внутренней политике Российской империи, 1831 г. – начало ХХ в.: ключевые проблемы: автореф. дис. … д-ра ист. наук / Л. Е. Горизонтов; Рос. акад. наук. Ин-т славяноведения. М., 1999. 40 с. Дегальцева Е. А. Культурно-просветительные объединения в Томской губернии в последней трети XIX – начале XX в.: автореф. дис. … канд. ист. наук / Е. А. Дегальцева; Новосиб. ун-т. Новосибирск, 1999. 25 с. 228 Дегальцева Е. А. Общественные неполитические организации Западной Сибири (вторая половина XIX в. – февраль 1917 г.): автореф. дис. … д-ра ист. наук / Е. А. Дегальцева; Новосиб. ун-т. Новосибирск, 2006. 49 с. Дмитриев И. Л. Русская правовая мысль о соотношении государства и церкви (конец XIX – начало XX в.): автореф. дис. … канд. юрид. наук / И. Л. Дмитриев; Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. М., 2004. 24 с. Демидов В. А. Великий Октябрь и национальный вопрос в Сибири 1917–1923 гг.: автореф. дис. … д-ра ист. наук / В. А. Демидов; АН СССР. Сиб. отд-ние. Ин-т ист., филол. и филос. Новосибирск, 1978. 39 с. Доброновская А. П. Религиозная жизнь населения Пренисейского региона на переломе эпох (1905–1929 гг.): автореф. дис. … канд. ист. наук / А. П. Доброновская; Сиб. федерал. ун-т. Ин-т архитект. и строительства. Красноярск, 2007. 24 с. Емельянов С. М. История католической церкви в Восточной Сибири (начало XIX в. – 1917 г.): автореф. дис. … канд. ист. наук / С. М. Емельянов; Иркут. ун-т. Иркутск, 2002. 27 с. Ерохина Е. А. Этническое самосознание в межэтнических взаимодействиях: автореф. дис. … канд. филос. наук / Е. А. Ерохина; Ин-т филос. и права. Новосибирск, 1999. 24 с. Жилинская В. С. Представления римско-католической церкви о государстве и праве: автореф. дис. … канд. юрид. наук / В. С. Жилинская; Московская юрид. акад. М., 2008. 26 с. Иларионова Т. С. Социальное регулирование процессов образования, развития и самоидентификации переселенческих этнических групп: автореф. дис. ... д-ра филос. наук / Т. С. Иларионова; Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ. М., 1997. 58с. Кодан С. В. Юридическая политика Российского государства (1800–1850 гг.) : дис. … дра. юрид. наук / С. В. Кодан. Екатеринбург, 2004. 475 с. Лиценбергер О. А. Римско-католическая и евангелическо-лютеранская церкви в России: сравнительный анализ взаимоотношений с государством и обществом (XVIII – начало ХХ в.): автореф. дис. ... д-ра ист. наук / О. А. Лиценбергер; Саратов. ун-т. Саратов, 2005. 36 с. Майничева А. Ю. Русские Сибири: зодчество в аспекте этнокультурной адаптации, XVII–XX вв.: автореф. дис. … д-ра ист. наук / А. Ю. Майничева. Новосибирск, 2005. 46 с. Манусевич А. Я. Польские интернационалисты в Октябрьской революции: автореф. дис. … д-ра ист. наук / А. Я. Манусевич; Ин-т славяновед. Акад. наук СССР. М., 1965. 68 с. Масярж В. Поляки в Восточной Сибири (1907–1947 гг.): автореф. дис. ... д-ра ист. наук / В. Масярж; Иркут. ун-т. Иркутск, 1995. 36 с. Минжуренко А. В. Переселенческая деревня Западной Сибири в конце ХIХ – начале ХХ в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук / А. В. Минжуренко. Томск, Томск. ун-т, 1977. 19 с. 229 Мулина С. А. Участники польского восстания 1863 г. в западно-сибирской ссылке: автореф. дис. … канд. ист. наук / С. А. Мулина; Омск. ун-т. Омск, 2005. 23 с. Нам И. В. Национальные меньшинства Сибири и Дальнего Востока в условиях революции и Гражданской войны (1917–1922 гг.): автореф. дис. … д-ра ист. наук / И. В. Нам; Томск. ун-т. Томск, 2008. 50 с. Наумова Н. И. Национальная политика колчаковщины: автореф. дис. … канд. ист. наук / Н. И. Наумова; Томск. ун-т. Томск, 1991. 21 с. Наумова Н. Н. Церковноприходские школы и школы грамоты Восточной Сибири в 1884– 1917 гг. (на материалах Иркутской и Енисейской епархий): автореф. дис. … канд. ист. наук / Н. Н. Наумова; Иркут. ун-т. Иркутск, 2002. 31 с. Недзелюк Т. Г. Римско-католическая церковь в Западной Сибири 1881–1918 гг.: автореф. дис. … канд. ист. наук / Т. Г. Недзелюк; Новосиб. ун-т. Новосибирск, 2002. 22 с. Никулина И. Н. Политическая ссылка на Алтай в XIX в. (20–90-е гг.): автореф. дис. … канд. ист. наук / И. Н. Никулина; Томск. ун-т. Томск, 1990. 18 с. Островский Л. К. Польские политические ссыльные в Сибири (середина 90-х гг. XIX в. – февраль 1917 г.): автореф. дис. ... канд. ист. наук / Л. К. Островский; АН СССР. Сиб. отд-ние. Ин-т ист., филол. и филос. Новосибирск, 1987. 20 с. Оплаканская Р. В. Польская диаспора в Сибири в конце XVIII – первой половине XIX в.: автореф. дис. … канд. ист. наук / Р. В. Оплаканская; Новосиб. ун-т. Новосибирск, 2001. 32 с. Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь в пореформенный период: автореф. дис. … канд. ист. наук / С. Г. Пяткова; Сургут. пед. ин-т. Омск, 2004. 30 с. Рублевская С. А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири конца XIX – XX в.: автореф. … дис. канд. ист. наук / С. А. Рублевская; Рос. акад. наук. Сиб. отд-ние. Ин-т археол. и этногр. Новосибирск, 1997. 21 с. Савин А. И. Немцы Западной Сибири (конец 1919 – 1928 г.): автореф. дис. … канд. ист. наук / А. И. Савин; Ин-т ист. СО РАН. Новосибирск, 2003. 28 с. Соловьёва Е. И. Переселение крестьян в Томскую губернию в период Столыпинской аграрной реформы: автореф. дис. ... канд. ист. наук / Е. И. Соловьёва; Томск. ун-т. Томск, 1956. 25 с. Сухотина Л. Г. Крестьянство Томской губернии в конце XIX - начале ХХ в.: автореф. дис. ... канд. ист. наук / Л. Г. Сухотина; Томск. ун-т. Томск, 1963. 17 с. Черказьянова И. В. Школьное образование российских немцев: проблема взаимодействия государства, церкви и общества (1830-е – 1917 г.): автореф. дис. ... д-ра ист. наук / И. В. Черказьянова; Санкт-Петербург. ин-т ист. РАН. СПб., 2009. 32 с. 230 Фиденко Ю. Л. Музыкально-литургическая практика католических приходов Сибири и Дальнего Востока в контексте реформ Второго Ватиканского собора: автореф. дис. … канд. искусствовед. / Ю. Л. Фиденко; Новосиб. консерватория им. М. И. Глинки. Новосибирск, 2005. 233 с. Цимбаева Е. Н. Поиск основ межконфессионального единства в Российской империи XIX в.: автореф. дис. … д-ра ист. наук / Е. Н. Цимбаева; РГГУ. М., 2014. 47 с. Черняк Э. И. Общественно-политическая жизнь Сибири: съезды, конференции и совещания общественных и политических объединений и организаций (март 1917 – ноябрь 1918 г.): автореф. дис. … д-ра ист. наук / Э. И. Черняк; Томск. ун-т. Томск, 2001. 46 с. Шостакович Б. С. Поляки в Сибири в 1870–1890-е гг.: (из истории русско-польских отношений в XIX в.): автореф. дис. … канд. ист. наук / Б. С. Шостакович; Иркут. ун-т. Иркутск, 1974. 43 с. Шостакович Б. С. Узловые вопросы истории поляков в Сибири (конец XVIII – конец XIX в.): науч. доклад дис. … д-ра ист. наук / Б. С. Шостакович. М.: Ин-т славяновед. и балканистики РАН, 1997. Шилкина Н. Е. Особенности влияния религиозных ценностей на социальные нормы современного российского общества: автореф. дис. … канд. социол. наук / Н. Е. Шилкина; Алтайск. ун-т. Барнаул, 2002. 20 с. Эйнгорн И. Д. Религия, церковь и классовая борьба в Сибири в переходный период от капитализма к социализму (1917–1937 гг.): автореф. дис. … д-ра ист. наук / И. Д. Эйнгорн; Томск. ун-т. Томск, 1983. 32 с. Ющук Л. А. Архитектура зданий Римско-католической и Евангелическо-лютеранской церквей в Сибири и на Дальнем Востоке (1792–1917 гг.): автореф. дис. … канд. архитектуры / Л. А. Ющук; Новосиб. архитект.-строит. акад. Новосибирск, 2000. 25 с. Периодические издания Алтайская мысль / ред.-изд. Г. А. Анисимов. Барнаул: Тип. Кедриной, 1910. 1919, 22 марта. Алтайское дело: газета общественная, политико-экономическая и литературная / ред.изд.: Н. П. Литвинов, И. С. Ушаков. Новониколаевск, 1912–1917. Ежедн. 1916. 4 мая; 8 мая, 23 авг., 28 сент., 11 окт., 16 окт., 18 окт. Время: газета политическая и литературная. Орган Томского отдела «Союза 17 октября» / ред.-изд.: И. А. Базанов, А. И. Ефимов, Н. В. Миницкий, Е. Ф. Кудрявцев. Томск, 1906–1907. Ежедн. 1906, 25 июня. 231 Голос Томска: газета политическая, общественная и литературная / ред.-изд. П. В. Оленин. Томск, 1907–1908. Ежедн. 1908, 12 янв., 21 февр., 22 марта, 28 марта, 6 июля. Голос Оби: прогрессивная, общественно-экономическая и литературная газета / ред.-изд. И. С. Шельга. Новониколаевск, 1912–1913. Ежедн. Голос Сибири / ред.: К. Я. Растягаев, Н. А. Рожков; изд. Е. В. ГороднянскаяМокротоварова. Новониколаевск, 1916–1917. Ежедн. 1917, 18 марта, 23 апр., 30 апр., 2 мая, 10 июня, 11 июня, 19 июля, 20 июля, 1 авг., 12 авг., 20 авг., 7 сент., 1 окт., 25 окт., 27 окт., 3 нояб., 9 нояб., 15 нояб., 21 нояб., 26 нояб., 13 дек., 25 дек., 31 дек. Дело революции: газета Новониколаевского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов / ред.: Ф. П. Серебренников, А. Ф. Клеппер, П. А. Коваленко. Новониколаевск, 1918. Ежедн. 1918, 17 (4) февр. Жизнь Алтая: внепартийная, прогрессивная, общественная и литературная газета / изд. В. М. Вершинин; ред. (в разное время): А. И. Шапошников, П. А. Казановский, Л. И. Шумиловский, Л. И. Шапошников. Барнаул, 1910–1917. Ежедн. 1917, 25 янв., 29 янв., 17 марта, 19 марта, 2 сент., 16 сент., 27 окт., 26 нояб. Народная Сибирь: коорперативная общественно-политическая газета / изд. А. В. Сазонов. Новониколаевск, 1918. Еженед. 1918, 20 сент., 3 октяб. Народная летопись: газета общественная, политико-экономическая и литературная / ред.: Н. П. Литвинов, М. О. Курский, А. Г. Новицкий; изд. Н. П. Литвинов. Новониколаевск, 1906, 1909–1910. Ежедн. 1909, 24 октяб. Обская жизнь / ред.-изд. А. Г. Новицкий. Новониколаевск, 1909–1912. Ежедн. 1909, 26 февр., 5 марта. Обь: общественная, политическая, экономическая и литературная газета / ред.-изд. А. А. Аргунов. Новониколаевск, 1907–1909. Выходила вместо приостановленной «Народной летописи». Ежедн. Омский вестник: общественно-литературная и экономическая газета / ред.-изд.: С. Д. Муромцев, Е. С. Иванова, Ф. Т. Францкевич, И. Е. Кузема, Е. Г. Ошметкова, С. К. Воронков, Н. Н. Гладышев, В. Н. Чащихин, М. И. Соловьёв, Л. И. Корвин-Круковский, П. Я. Козаков, П. Я. Егорова, А. Н. Потоскуев, Г. И. Гительсон, П. Ф. Михайлов, Е. В. Кернер. Омск, 1909–1917. Ежедн. 232 Свет Евангелия: российская католическая газета, общероссийская газета / изд. колледжа катол. теологии св. Фомы Аквинского. М., 1997–2007. Еженед. Сибирская жизнь: еженедельная общедоступная газета, с 1908 г. – газета политическая, литературная и экономическая / ред.-изд.: П. И. Макушин, М. А. Малиновский, М. Н. Соболев, М. Р. Бейлин, В. Л. Малеев. Томск, 1897–1917. Ежедн. 1918, 2 июня, 16 июня, 4 июля. 1919, 15 июля, 16 июля. Сибирская католическая газета: ежемесячный журнал, с 1995 г. – изд. Новосибирской апостольской администратуры для католиков азиатской части России / ред.: П. Пецци, Н. Меднис, С. Голованов, А. Обуховский, В. Дегтярёв. Новосибирск, 1995–2013. Продолжающееся издание. Ежемес. Сибирская мысль / ред.-изд.: М. Р. Бейлин, Н. Н. Розин, В. А. Обручев, М. Б. Шатилов. Томск, 1906–1917. Ежедн. 1907, 7 февр. 1913, 28 дек. 1914, 12 янв., 5 февр., 14 февр., 15 февр., 30 марта, 3 апреля, 23 авг., 26 октяб., 30 окт. 1915, 10 янв., 15 янв., 10 февр., 18 февр., 3 марта, 19 марта, 1 апр., 17 мая, 4 сент., 7 окт., 8 окт., 11 окт., 13 окт., 17 окт., 4 нояб. 1916, 14 янв., 16 янв., 27 июля, 13 авг., 17 авг., 21 авг., 14 сент., 8 дек. 1917, 12 янв., 14 янв., 2 февр., 5 февр., 25 февр., 23 марта, 28 марта. Сибирские отголоски: политическая, общественная и литературная газета / ред.-изд. В. А. Долгоруков, с 1908 г. – он же и В. Т. Молотковский, с 1910 г. – М. И. Преловский. Томск, 1906–1911. Ежедн. 1909, 16 мая, 21 мая. Сибирский вестник: политическая, литературная и общественная газета / ред.: В. П. Картамышев, М. Н. Загибалов, Г. В. Прейсман; изд. М. Ф. Картамышева. Томск, 1885–1905. Еженед., с 1886 г. – 2 раза в нед., с № 89 – ежедн. 1887, 19 авг. 1889, 22 янв. 1890, 25 февр. 1894, 29 июня, 25 июля. 1895, 28 янв., 30 янв., 11 марта, 13 марта, 16 дек., 29 дек. 1897, 2 марта, 4 марта 1902, 3 марта, 6 марта, 10 марта. 1905, 9 янв., 8 мая, 11 мая, 15 мая, 21 авг., 23 дек. 233 Тобольские губернские ведомости / изд. – Губ. правление. Официоз. Тобольск, 1857– 1917. 2 раза в мес. 1895–1900. Тобольские епархиальные ведомости. Тобольск, 1894–1899. Томские губернские ведомости. Официоз. Томск, 1857–1917. Еженед., с 1905 г. – 2 раза в нед. Томские епархиальные ведомости. Официоз. Томск, 1880–1917. 2 раза в мес. 1891, 1907, 1908, 1913. Утро Сибири: общественно-экономическая, политическая и литературная газета / ред.: В. Е. Воложанин, А. Н. Морачевский, К. А. Орлов, Н. И. Орлова, Е. А. Орлова. Ранее – «Сибирское слово». Томск, 1911–1917. Ежедн. 1913, 30 марта, 31 марта, 1 апр. 1915, 9 июля, 4 нояб., 7 мая. 1917, 15 февр., 25 февр., 24 марта, 25 марта. Мемуаристика Бильдзюкевич Г. С. Живописный альбом с приложением краткого описания замечательнейших видов и местностей на берегах рек Шилки, Амура и Восточного Океана, 1859 / Г. С. Бильдзюкевич; сост., вступ. ст., коммент. Е. Н. Туманик; публикация текстов Е. Н. Туманик; отв. ред. Д. Я. Резун. Новосибирск: ОИИФФ СО РАН, 2005. 128 с. Бок Н. Россия и Ватикан накануне революции: (воспоминания дипломата) / Н. Бок. НьюЙорк: Изд. Рус. центра Фордамского ун-та, 1962. 80 с. Мигурский В. Записки из Сибири / В. Мигурский // Воспоминания из Сибири: мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных в Восточную Сибирь первой половины XIX столетия / публ., перевод, вступл., предисл., коммент. Б. С. Шостаковича. Иркутск: Артиздат, 2009. С. 59–275. Петшик В. И. Маленькая Польша в таежной Сибири (о д. Вершина Иркутской области) / В. Петшик. Норильск: АПЕКС, 2008. 191 с. Ручиньский Ю. Конарщик, 1838–1878: воспоминания о сибирской ссылке / Ю. Ручиньский // Воспоминания из Сибири: мемуары, очерки, дневниковые записи польских политических ссыльных в Восточную Сибирь первой половины XIX столетия / публ., перевод, вступл., предисл., коммент. Б. С. Шостаковича. Иркутск: Артиздат, 2009. С. 325–476. Свидницкий И. Католическая церковь на территории Сибири и Дальнего Востока / И. Свидницкий // Поляки в католической церкви в СССР. Люблин: Изд-во катол. ун-та, 1991. С. 29–303. 234 «С терпением мы должны нести крест свой…»: документы и материалы о жизни и деятельности блаженного священномученика экзарха Леонида (Фёдорова) / сост. П. А. Парфентьев. СПб.: Изд. группа «Керигма», 2004. 505 с. Kościół katolicki w Rosji: materjały do jego historji i organizacji. Warszawa: Wydawnictwo Secretarjatu Arcybiskupa Mohilowskiego, Metropolity Rosji, 1932. 121 p. Kościoł w Rosji i na Białorusi w relacjach duszpasterzy (1892–1926) // Wybór tekstów i opracowanie ks. Marian Radwan SCJ. Kraków: SCJ, 1999. 270 s. Pamiętnik Ignacego Jana Drygasa // Wspomnienia chłopów powstańców 1863 roku, opracował, przedmową i komentarzem opatrzył Eligiusz Kozłowski. Kraków; Wrocław, 1893. S. 5–119. Статистические материалы Азиатская Россия / общ. рук. Г. В. Глинки; ред. текста И. И. Тхоржевский. СПб.: Переселен. упр. Гл. упр. землеустройства и земледелия, 1914. Т. 1. Люди и порядки за Уралом. VIII, 576, II с.; Т. 2. Земля и хозяйство. 638 с. Алфавитные списки церквей римско-католического, евангелическо-лютеранского, евангелическо-реформатского исповеданий в империи. СПб.: Департамент духовн. иностр. исповеданий, 1885. 249 с. Атлас Азиатской России. СПб.: Переселен. упр. Гл. упр. землеустройства и земледелия, 1914. 155 с. Беженцы в Томской губернии: список семейств беженцев и их адреса. Томск: Тип. Г. И. Ливен, 1916. Ч. 1/2. 696 с. Весь Новониколаевск, 1924–1925 гг.: адресно-справочная книга с краткой историей и планом города. Новониколаевск: Сиб. отд-ние Рос. телегр. агенства, [б. г.] Разд. паг. Весь Новосибирск: справочная книга. Новосибирск: Изд. Зап.-Сиб. краевого ком. содействия постройке дворца культуры и науки. 1931. 260 с. Весь Омск: справочник-указатель на 1911 г. Омск: Изд. Акмол. обл. стат. ком., 1911. 178 с. Весь Омск: справочник-указатель на 1913 г. Омск: Изд. Акмол. обл. стат. ком. 1913. 164 с. Города России в 1910 г. СПб.: [б. и.], 1914. 1158 с. Ежегодник России, … [1904 г., 1906 г., 1909 г., 1910 г.] СПб., 1905–1911. Католическая церковь накануне революции 1917 г.: сборник документов / ред.-сост. М. Радван. Люблин: Науч. об-во Катол. Ун-та в Люблине, 2003. 671 с. Католический некрополь г. Томска (1841–1919 гг.) / сост.: А. Г. Караваева, В. А. Ханевич. Томск: [б. и.], 2001. 281 с. 235 Кауфман А. А. Хозяйственное положение переселенцев, водворенных на казенных землях Томской губернии, по данным произведенного в 1894 г. подворного исследования. СПб.: Тип. В. Безобразова и К, 1895. Т. 1, ч. 1–3; 1896. Т. 2, ч. 1. Культурно-национальная автономия в истории России: документальная антология / сост. И. В. Нам; под ред. Э. И. Черняка. Томск: Томск. ун-т, 1998. Т. 1: Сибирь, 1917–1920. 308 с. Материалы для изучения быта переселенцев, водворенных в Тобольской губернии / сост. Н. Я. Новомбергский. Тобольск: Губ. стат. ком., 1898. 318 с. Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири. СПб., 1892. Вып. 17. 212 с. Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Бийском уезде (округе) / сост. С. П. Швецов. Барнаул: Гл. упр. Алт. окр., 1898–1901. Вып. 1–4. Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе / сост.: С. П. Швецов, П. М. Юхнев. Барнаул: Гл. упр. Алт. окр., 1899. Т. 1, вып. 2; 1898. Т. 2, вып. 1. Материалы по истории немецких и менонитских колоний в Омском Прииртышье, 1895– 1930 / сост. П. П. Вибе. Омск: ОГИК музей, 2002. 448 с. Нагнибеда В. Я. Кулундинская степь Барнаульского уезда и культурно-экономический центр ее – с. Славгородское // Труды / Зап.-Сиб. о-ва сел. хоз. за 1913, 1914 и 1915 гг. Томск, 1917. Кн. 4. С. 158–172. Обзор Акмолинской области за… [1909 г., 1910 г., 1911 г., 1914 г.] Омск: Изд. Омск. стат. ком., 1910–1912, 1914. Обзор Тобольской губернии за… [1909, 1911–1914 гг.] Тобольск: Изд. Тобол. стат. ком., 1910, 1913, 1915, 1916. Обзор Томской губернии за… [1909–1912 гг.] Томск: Изд. Томск. стат. ком., 1910, 1912, 1914. Однодневная перепись начальных школ Российской империи, произведенная 18 янв. 1911 г. / ред. В. И. Покровский. СПб.; Пг.: М-во народ. просвещения, 1916. Вып. 16. Памятная книжка Забайкальской области на 1895 г. Чита: Изд. Забайкал. обл. стат. ком., 1895. Ч. 2. Разд. паг. Памятная книжка Западной Сибири. Омск: Тип. Окр. штаба, 1881. VI, 390 с. Памятная книжка Западно-Сибирского учебного округа, заключающая в себе список учебных заведений с указанием времени открытия, источников содержания, размера платы за ученье, числа учащихся и личного состава служащих на 1897 г.. 5-е изд. Томск: Типолит. Макушина, 1897. 209 с. 236 Памятная книжка Иркутской губернии на 1887 г. Иркутск: Изд. Иркут. губ. стат. ком., 1887. Разд. паг. Памятная книжка Иркутской губернии на 1904 г. Иркутск: Изд. Иркут. губ. стат. ком., Губ. тип., 1904. Разд. паг. Памятная книжка г. Омска и Акмолинской области на… [1913, 1914 гг.] Омск: Изд. Акмол. обл. стат. ком., 1913, 1914. Разд. паг. Памятная книжка Тобольской губернии на… [1897–1914 гг.]. Тобольск: Изд. Тобол. губ. стат. ком., 1897–1914. Разд. паг. Памятная книжка Томской губернии на… [1897–1914 гг.]. Томск: Изд. Томск. губ. стат. ком., 1897–1914. Разд. паг. Памятная книжка Якутской области за 1863 г. СПб.: Изд. Якутск. обл. стат. ком., 1864. 220 с. Патканов С. К. Список народностей Сибири / С. К. Патканов. Пг.: [б. и.], 1923. 15 с. (Рос. акад. наук. Труды / Комис. по изучению племен. состава населения России, № 7). Патканов С. К. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев (на основании данных специальной разработки материалов переписи 1897 г.) / С. К. Патканов. СПб.: М-во земледелия и гос. имуществ, 1912. Т. 1–3 (Зап. // Императ. Рус. геогр. о-ва по отд-нию статистики. Т. 11, вып. 1–3). Общий свод по империи результатов разработки данных Первой Всеобщей переписи населения, произведенной 28 янв. 1897 г. / под. ред. Н. А. Тройницкого. СПб.: Центр. стат. ком., 1905. Т. 1- 2. Отчет общества попечения о начальном образовании в г. Томске за 1897 г. Томск: Тип. Н. Я. Беляева, 1898. 90 с. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. / под ред. Н. А. Тройницкого СПб.: Центр. стат. ком., 1904–1905. Т. 73. Енисейская губерния. 1904. 185 с. Т. 74. Забайкальская область.1904. 183 с. Т. 75. Иркутская губерния. 1904. 171 с. Т. 78. Тобольская губерния. 1905. 247 с. Т. 79. Томская губерния. 1904. 245 с. Т. 81. Акмолинская область. 1904. 135 с. Распределение населения империи по главным вероисповеданиям / разраб. Центр. стат. ком. М-ва внутр. дел по данным Первой Всеобщей переписи 1897 г. СПб.: Центр. стат. ком., 1901. 39 с. 237 Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Сибири: материалы по обследованию типичных переселенческих поселков / под рук. и ред. В. К. Кузнецова. СПб.: Пересел.упр., 1912–1913. Вып. 1–5. Сборник статистических сведений об экономическом положении переселенцев в Томской губернии: уезды Барнаульский, Каинский, Томский и Мариинский: исследованию материалы по переселенческих хозяйств / под ред. и рук. В. Я. Нагнибеды. Томск: [б. и.], 1913. Вып. 1–2. Сибирские церкви и школы: к десятилетию Фонда им. Императора Александра III (1984– 1904). СПб.: Гос. тип., 1904. 120 с. Сибирский торгово-промышленный ежегодник… 1913, 1915 гг.. СПб.: Юнг, 1913, 1915. Сибирский торгово-промышленный календарь на 1911 г. СПб., [б. г.] 23 стр. Разд. паг. Сибирский торгово-промышленный и справочный календарь на… 1898, 1903 гг.. Томск: Ф. П. Романов, 1898, 1903. Список населенных мест Томской губернии за 1893 г. Томск, 1893. Разд. паг. Список населенных мест Томской губернии на 1911 г. Томск, 1911. Разд. паг. Список римско-католических духовных лиц и учреждений. СПб.: [б. и.], 1853. 72 с. Справочная книжка по Тобольскому переселенческому району за 1912 г. СПб.: Изд. Переселен. упр., 1912. 30 с. Справочники по истории дореволюционной России: библиогр. указ. Изд. 2-е, пересм. и доп. / под ред. П. А. Зайончковского. М.: Книга, 1978. 640 с. Статистические материалы по анкетному обследованию переселенческих хозяйств в Степном крае (Акмолинской и Семипалатинской областях) за 1909 г. Омск: Изд. Акмол. переселен. района, 1911. 214 с. Статистический ежегодник России = Annuaire statistique de la Russie. Пг.: Центр. стат. ком. МВД, 1905–1918. Статистический обзор Тобольской губернии за… 1898–1915 г. Тобольск: Губ. стат. ком., 1898–1915. Турчанинов Н. В. Население Азиатской России: статист. очерк // Азиатская Россия. СПб.: Переселен. упр. Гл. упр. землеустройства и земледелия, 1914. Т. 1. С. 64–92. Documents officiels émanés de la secrétairerie d' état DU Saint-Siégé au sujet de la persécution des catholiques en Pologne et en Russie et de la rupture des relations aves le gouvernement Russe: aves une préface. Zurich: Imprimerie F. Schulthess, 1878. 28 p. Elenchus cleri et ecclesiarum archidioeceseos Mohiloviensis in Russia. Roma: [s. n.], 1932. 58 p. 238 Законодательные и другие нормативные акты Высочайше утвержденное 2 июня 1899 г. мнение Государственного совета об отводе земельных участков и безденежном отпуске леса сельским училищам и школам в губерниях Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской // Сборник узаконений и распоряжений по поземельному устройству крестьян и инородцев, водворившихся в Алтайском округе на землях Кабинета его величества. СПб.: Тип. Глав. упр. уделов, 1899. С. 51–54. Декреты советской власти / редкол.: Г. Д. Обичкин [и др.] М.: Политиздат, 1957. Т. 1. 626 с. Доклад Комитета о усовершенствовании духовных училищ и начертании правил о образовании сих училищ и содержании духовенства, при церквах служащего, с приложением именных высочайших указов, по сему предмету последовавших. СПб.: Святейший правительствующий Синод, 1809. Разд. паг. Законодательные акты переходного времени, 1904–1908 гг.: сборник законов, манифестов, указов Правительствующему Сенату, рескриптов и положений Комитета министров, относящихся к преобразованию государственного строя России, с приложением алфавитно-предметного указателя. Изд. 3-е, пересм. и доп. по 1 сент. 1908 г. / под ред. Н. И. Лазаревского. СПб.: Право, 1909. 1018 с. Полное собрание законов Российской империи. Собр. третье (1882–1913). СПб.; Пг.: Тип. 2-го отд. Канцелярии Е. И. В., 1885–1916. Т. 1–33. Продолжение Свода законов Российской империи издания 1893 г. (очередное. Для т. 12, ч. 1 – свободное). СПб.: [б. и.], 1893. 934 с. Разд. паг. Продолжение Свода законов Российской империи издания 1912 г. (сводное). СПб.: [б. и.], 1912. Ч. 6. Статьи к ч. 1 тома 11. 493 с. Разд. паг. Сборник законов об устройстве крестьян и инородцев Сибири и Степного края. СПб.: [б. и.], 1903. 289 с. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая I-го составленный. Изд. 1857 г. СПб.: [б. и.], 1857. Т. 11, ч. 1. Уставы духовных дел иностранных исповеданий. 264 с. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая I-го составленный. Изд. 1893 г. СПб.: [б. и.], 1893. Т. 11, ч. 1. Устав духовных дел иностранных исповеданий. Прилож. к ст. 11. О управлении духовных дел христиан римско-католического и армяно-католического исповеданий. 386 с. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая I-го составленный. Изд. 1896 г. СПб.: [б. и.], 1896. Т. 11, ч. 1. Уставы духовных дел иностранных исповеданий. 406 с. 239 Революция в Сибири: съезды, конференции и совещания общественных объединений и организаций с марта 1917 до ноября 1918 г. / [сост.] Э. И. Черняк. Томск: Изд-во ТГУ, 2001. 238 с. Научно-исследовательские публикации Агирре Рохас К. А. Господствующие культуры и культуры подчиненные: диалог и конфликт / А. К. Агирре Рохас // Диалог со временем: альманах интеллектуальной истории. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 41–62. Андреев А. Н. Католицизм и общество в Росии XVIII в. / А. Н. Андреев. Челябинск: Издво ЮУрГУ, 2007. 393 с. Асочакова В. Н. Особенности религиозно-конфессиональной ситуации в ХакасскоМинусинском крае в XVIII в. – 1861 г. / В. Н. Асочакова // Макарьевские чтения: материалы VI Междунар. конф. / отв. ред. В. Г. Бабин. Горно-Алтайск: РИО ГАГУ, 2007. С. 72–79. Ахиезер А. С. Теория культуры – методологическое основание изучения ценностей / А. С. Ахиезер // Модернизация в России и конфликт ценностей. М.: ИФРАН, 1993. С. 14–18. Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта: (социокультурная динамика России) / А. С. Ахиезер. Новосибирск: Сиб. хронограф, 1997. Т. 1. От прошлого к будущему. 804 с. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. Рабле и Гоголь: (искусство слова и народная смеховая культура) / М. М. Бахтин. М.: Рус. словари: Языки славян. культур, 2010. 747 с. Беловинский Л. В. История русской материальной культуры / Л. В. Беловинский. М.: Вуз. кн., 2003. 423 с. Беляев Н. О католицизме: критические заметки по поводу загранично-русской апологии папства / Н. Беляев. Казань: Тип. Император. ун-та, 1889. 333 с. Белякова Е. В. Дискуссии о правовом статусе женщин в православии в начале ХХ в. / Е. В. Белякова, Н. А. Белякова // Гендер и религия. М.: ИЭА РАН, 2009. С. 90–111. Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни: круглый стол по религ. образованию и диаконии / Е. В. Белякова. М.: Духовн. б-ка, 2004. 663 с. (Серия: Церковные реформы. Дискуссии в Православной Российской церкви начала ХХ в. Поместный Собор 1917– 1918 гг. и предсоборный период). Бергер П. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман / пер. Е. Руткевич . М.: Моск. филос. ф. [и др.], 1995. 323 с. Бетхер А. Р. Источники по изучению традиционного хозяйства и промыслов немцев Западной Сибири конца ХIХ – первой трети ХХ в. / А. Р. Бетхер // Российские немцы: историография и источниковедение. М.: Готика, 1997. С. 268–275. 240 Блок М. Апология истории или Ремесло историка / М. Блок. М.: Наука, 1986. 256 с. Богословский К. Государственное положение римско-католической церкви в России от Екатерины Великой до настоящего времени / К. Богословский. Харьков: [б. и.], 1898. 128 с. Болонев Ф. Ф. Белорусско-украинские элементы в духовной культуре семейских Забайкалья / Ф. Ф. Болонев // Белорусы в Сибири / отв. ред. В. А. Ламин. Новосибирск: СО РАН. Ин-т ист., 2000. С. 139–146. Болонев Ф. Ф. Переселение из Польши в Сибирь старообрядцев: верхотурьинский этап, 1764–1765 гг. / Ф. Ф. Болонев // Байкал. 1991. № 6. С. 114–119. Бочанова Г. А. Очерки истории благотворительности в Сибири во второй половине ХIХ – начале ХХ в. / Г. А. Бочанова, Л. М. Горюшкин, Г. А. Ноздрин. Новосибирск: Изд-во СО РАН. Филиал «Гео», 2000. 212 с. Бродель Ф. Материальная цивилизация: экономика и капитализм, XV–XVIII вв.: пер. с фр. / Ф. Бродель. М.: Весь Мир, 2006. Т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. XL, 551 с. Брус А. Данные о польских ссыльных в Сибири и в России после Январского восстания / А. Брус // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: Ладомир, 2002. С. 520–523. Буткевич Т. И. О миссии католической и протестантской: доклад, прочитанный в заседании Особого по миссионерским делам совещания при Св. Синоде / Т. И. Буткевич. СПб.: [б. и.], 1907. 158 с. Васильев А. Г. Польская мартирология и «историческая политика»: национальный, региональный и глобальный контексты / А. Г. Васильев // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2010. Ч. 2. С. 323–328. Венгер А. Рим и Москва, 1900–1950 / А. Венгер / пер. с фр. Д. В. Власова; предисл. Н. Струве). М.: Рус. путь, 2000. 614 с. Венгер Н. В. Предпринимательский этос и менонитская община в условиях российской модернизации второй половины XIX в. (на примере южнороссийского региона) / Н. В. Венгер // Немцы Сибири: история и культура. Омск: Наука, 2010. С. 8–16. Вернерова В. Сообщения польских миссионеров о Сибири (начало XIX в.) / В. Вернерова // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ Ладомир, 2002. С. 75–83. Волконский А. Католичество и священное предание Востока / А. Волконский. Париж: [б. и.], 1933. 132 с. Волконский П. Краткий очерк организации русской католической церкви в России / П. Волконский. Львов: Изд. О-ва Иоанна Златоуста, 1930. 44 с. 241 Володкович А. Ф. Библиотеки ссыльных поляков в Сибири (30-50-е гг. XIX в.) / А. Ф. Володкович // Книга и книжное дело в Сибири: история, современность, перспективы развития. Новосибирск, 1989. С. 35–38. Вибе П. П. Источники по истории формирования немецкого населения Западной Сибири в конце ХIХ – начале ХХ в. / П. П. Вибе // Российские немцы: историография и источниковедение. М.: Готика, 1997. С. 264–267. Вибе П. П. Немецкие колонии в Сибири: социально-экономический аспект / П. П. Вибе. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2007. 368 с. Вибе П. П. Немецкие колонии в Сибири в условиях социальных трансформаций конца XIX – первой трети ХХ в. / П. П. Вибе. Омск: Изд. дом «Наука», 2011. 320 с. Вибе П. П. Образование и становление немецких колоний в Западной Сибири в конце XIX – начале ХХ в. / П. П. Вибе // Немцы. Россия. Сибирь. Омск: Изд-во Омск. ист.-краевед. музея, 1996. С. 5–57. Вибе П. П. Переселение немцев на земли Сибирского казачьего войска / П. П. Вибе // Народонаселенческие процессы в региональной структуре России XVIII–XX вв. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 1996. С. 118–121. Вишлёнкова Е. А. Орден иезуитов и «польский вопрос» / Е. А. Вишлёнкова // Польская ссылка в России XIX–ХХ вв.: региональные центры. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1998. С. 25– 31. Волков В. К. Исторические судьбы восточного славянства и «национальность» науки / В. К. Волков, Л. Е. Горизонтов // Славянский альманах, 1997. М.: Индрик, 1998. С. 5–11. Волков Е. В. Пропагандистская деятельность православного духовенства в армии А. В. Колчака / Е. В. Волков // История белой Сибири. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. С. 188–190. Волос М. Изучение истории участия поляков в научном освоении Сибири: новейшие результаты и перпективы / М. Волос, П. Глушковский, Б. Шостакович // Польские исследователи Сибири. СПб.: Алетейя, 2011. С. 6–8. Волчук Я. Знания о Сибири в школах Королевства Польского в период между восстаниями / Я. Волчук; пер. Н. Варгановой // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 98–107. Гендер и религия / отв. ред. И. М. Семашко. М.: ИАЭ РАН, 2009. 328 с. Глазунов Д. А. Влияние переселения на правовую культуру Западной Сибири в конце XIX – начале XX в. / Д. А. Глазунов // Сибирский плавильный котел: социальнодемографические процессы в Северной Азии XVI – начала XX в. Новосибирск: Сиб. хронограф, 2004. С. 223–232. 242 Глушковский П. Современные польские исследования по истории Сибири (Викторья Сливовская и Антони Кучиньский) / П. Глушковский // Польские исследователи Сибири. СПб.: Алетейя, 2011. С. 9–17. Гончаров Ю. М. Польская семья в городах Западной Сибири во второй половине XIX – начале XX в. / Ю. М. Гончаров // Процессы урбанизации в Центральной России и Сибири. Барнаул: Азбука, 2005. С. 101–112. Гончарова Т. А. К вопросу об истории формирования польской диаспоры в Томской области / Т. А. Гончарова // Поляки в Сибири. Поляки о Сибири. Томск: Изд-во Томск. пед. ун-та, 2012. С. 19–25. Гончарова Т. А. Конфессиональный фактор в этнической идентичности поляков Томской области / Т. А. Гончарова // Вестн. / ТГПУ. 2010. Вып. 9 (99). С. 120–124. Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX – начало ХХ в.) / Л. Е. Горизонтов. М.: Индрик, 1999. 272 с. Горизонтов Л. Е. Раскольничий клин: польский вопрос и старообрядцы в имперской стратегии / Л. Е. Горизонтов // Славянский альманах, 1997. М.: Индрик, 1998. С. 140–167. Горюшкин Л. М. Население Сибири накануне Октябрьской социалистической революции / Л. М. Горюшкин, В. И. Пронин // Историческая демография Сибири. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1992. С. 84–101. Гучинская Н. О. Русская и немецкая богословская мистика в «Часослове» Р. М. Рильке / Н. О. Гучинская // Немцы в России: проблемы культурного взаимодействия. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. С. 260–267. Греков Н. В. Германские и австрийские пленные в Сибири (1914–1917) / Н. В. Греков // Немцы. Россия. Сибирь. Омск: Изд-во Омск. ист.-краевед. музея, 1996. С. 154–182. Гуардини Р. Познание веры: Божие руководство и свобода человека / Р. Гуардини; пер. с нем. В. Пирожковой. Брюссель: Missionshaus der Pallottiner, 1957. 78 c. Гузнер И. А. Библиотеки Колывано-Воскресенских горных заводов: история изучения и проблемы реконструкции / И. А. Гузнер // Девятые Макушинские чтения. Новосибирск: ГПНТБ СО РАН, 2012. С. 110–114. Гузнер И. А. Материалы к истории горнозаводских библиотек / И. А. Гузнер. Новосибирск: ГПНТБ СО РАН, 1995. 52 с. Гузнер И. А. Первая библиотечная сеть Сибири – книжные собрания КолываноВоскресенских заводов / И. А. Гузнер // Страницы истории: Областной научной библиотеке – 80 лет. Новосибирск, 2009. С. 111–117. Гузнер И. А. «Просветительская миссия» горнозаводских библиотек Сибири в XVIII – начале XIX в. / И. А. Гузнер // Библиосфера. 2005. № 2. С. 7–13. 243 Гуревич А. Я. Жак Ле Гофф и «новая историческая наука» во Франции / А. Я. Гуревич // Цивилизация средневекового Запада. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. С. 530–558. Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов» / А. Я. Гуревич. М.: Индрик, 1993. 328 с. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич. М.: Искусство, 1984. 350 с. Гуревич А. Я. Марк Блок и «Апология истории» / А. Я. Гуревич // Блок М. Апология истории или Ремесло историка. М.: Наука, 1986. С. 182–231. Гуревич А. Я. Уроки Люсьена Февра / А. Я. Гуревич // Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991. С. 501–541. (Памятники исторической мысли). Гурьянова Н. С. История и человек в сочинениях старообрядцев XVIII в. / Н. С. Гурьянова. Новосибирск: Наука, 1996. 232 с. Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцедентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философии. Философия как строгая наука / Э. Гуссерль. Минск: Харвест; М.: АСТ, 2000. 752 с. Денисова Е. А. Развитие католических общин в Приенисейской Сибири до революции 1917 г. / Е. А. Денисова // Красноярский край: прошлое, настоящее, будущее. Красноярск, 2009. Т. 1. С. 55–58. Дзвонковский Р. Римско-католическая церковь в СССР в 1917–1939 гг.: ист. очерк / Р. Дзвонковский. Люблин: [б. и.], 1997. 240 с. Дмитриенко Н. Поляки играли заметную роль в жизни Томска... / Н. Дмитриенко // Сибирская старина. 1997. № 12. С. 12–14. Доброновская А. П. Красноярский католический храм (Красноярск, город) / А. П. Доброновская // Памятники истории, культуры и градостроительства Сибири. Красноярск: Краснояр. пед. ун-т, 2006. С. 77–81. Донских О. А. Между миром высшим и низшим: (к вопросу о формировании категории воли в русской духовной традиции) / О. А. Донских // Сибирь на перекрестье мировых религий. Новосибирск: Новосиб. ун-т, 2005. С. 67–74. Драгайкина Т. А. Коллекция книг Колывано-Воскресенских горных заводов в составе собрания отдела редких книг и рукописей ГПНТБ СО РАН / Т. А. Драгайкина // IX Макушинские чтения. Новосибирск: ГПНТБ СО РАН, 2012. С. 50–54. Дубинская Т. А. Характеристика человека посредством образов природы в языковой картине мира русских немцев / Т. А. Дубинская // Немцы Сибири: история и культура. Омск, 2010. С. 445–449. 244 Дудоладов А. Очерк переселенческого движения / А. Дудоладов. Омск: Изд. Акмол. gереселен. р-на, 1886. 113 с. Дыбковская А. История Польши с древнейших времен и до наших дней / А. Дыбковская, М. Жарын, Я. Жарын. Варшава: [б. и.], 1995. 385 с. Дятлов В. И. Диаспора как исследовательская проблема / В. И. Дятлов // Диаспоры в историческом времени и пространстве: национальная ситуация в Восточной Сибири. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1994. С. 10–14. Дятлова В. А. Немцы Красноярского края: исторический аспект / В. А. Дятлова // Немцы в России: люди и судьбы. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. С. 40–47. Европейские общины в российской провинции во второй половине XIX – начале ХХ в. / отв. ред.: В. А. Скубневский, Ю. М. Гончаров. Барнаул: Азбука, 2010. С. 101–105. Ендрыховская Б. Музыкальная жизнь польских ссыльных в Сибири в XIX в. / Б. Ендрыховская; пер. Н. Варгановой // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 206–216. Ермолинский Л. Л. Сибирские газеты 70–80-х гг. XIX в. / Л. Л. Ермолинский. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1985. 136 с. Есин Б. И. Проблемы методологии и методики изучения местной национальной печати / Б. И. Есин // Местная и национальная печать: вопросы истории и методологии. Ростов н/Д: Ростов. ун-т, 1983. С. 29–37. Забужный И. А. Православие и католичество: (в защиту веры) / И. А. Забужный. 3-е изд. Царьград: Тип. «Братья Зеллич, Пера, Куле-Капу», 1922. 323 с. Задворный В. История католической церкви в России: краткий очерк / В. Задворный, А. Юдин. М.: Изд-во колледжа катол. теологии им. св. Фомы Аквинского, 1995. 32 с. Захаров Н. В. Школа тезаурусного анализа / Н. В. Захаров, А. В. Луков // Знание. Понимание. Умение. 2006. № 1. С. 231–233. Заштовт Л. Депортации и переселение польского населения из западных губерний вглубь Российской империи после Январского восстания 1863–1864 гг. / Л. Заштовт // Польская ссылка в России XIX–XX вв.: региональные центры. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1998. С. 165–170. Зверев В. А. Материалы по истории крестьянской семьи и домохозяйства в Сибири (конец ХIХ – начало ХХ в.) / В. А. Зверев // Между прошлым и будущим: вопросы истории и исторического образования. Новосибирск: Новосиб. пед. ун-т, 2000. С. 92–119. Зверев В. А. Особенности демографического поведения крестьян-новоселов в Сибири (конец ХIХ – начало ХХ в.) / В. А. Зверев // Социально-демографическое развитие сибирской деревни в досоветский период. Новосибирск: НГПИ, 1987. С. 67–77. 245 Зиммель Г. Религия: социально-психологический этюд / Г. Зиммель; пер. А. В. Дранова // Избр. М.: Юристъ, 1996. Т. 1. Философия культуры. 670 с. Зольникова Н. Д. Чудо в представлениях староверов-часовенных / Н. Д. Зольникова // Сибирь на перекрестье мировых религий. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. С. 167–170. Зюлек Я. Римско-католические священники, сосланные в Сибирь после Январского восстания / Я. Зюлек; пер. П. Романова // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 135–145. Иващенко О. И. К вопросу о трансформации традиционных элементов погребального обряда немцев Западной Сибири / О. И. Иващенко // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2000. С. 166–167. Ивонин А. Р. Этноконфессиональная ситуация в городах Западной Сибири в дореформенный период / А. Р. Ивонин // Этноконфессиональные взаимодействия в Сибири (XVII– XX вв.). Новосибирск: НГУ, 2003. С. 29–34. Иларионова Т. С. Этническая группа: генезис и проблемы самоидентификации: (теория диаспоры) / Т. С. Иларионова. М.: Нойес Лебен, 1994. 169 с. Ионов И. Н. Феномен мультемпоральности / И. Н. Ионов // Время – История – Память: историческое сознание в пространстве культуры. М.: ИВИ РАН, 2007. С. 14–37. Исаев А. А. Как относятся в Сибири к переселенцам / А. А. Исаев // Русская мысль. 1891. № 12. С. 80–90. Исаев А. А. Переселенческое дело с начала 80-х гг. / А. А. Исаев // Северный вестник. 1895. № 1. С. 271–278. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: учеб. пособие / И. Н. Данилевский, В. В. Кабанов, О. М. Медушевская, М. Ф. Румянцева. М.: РГГУ, 1998. 702 с. Кандидов Б. Монастыри-музеи и антирелигиозная пропаганда / Б. Кандидов. М.: Гос. антирелигиозн. изд-во, 1929. 227 с. Кандидов Б. Религиозная травля в Польше / Б. Кандидов. М.: Гос. антирелигиозн. изд-во, 1930. 55 с. Карсавин Л. П. Католичество: общий очерк / Л. П. Карсавин. Пг.: Огни, 1918. 151 с. Кауфман А. А. К вопросу о культурной роли переселенцев в Сибири и их отношениях к сибирякам-старожилам / А. А. Кауфман // Путь-дорога: науч.-лит. сб. СПб., 1893. С. 51. Кауфман А. А. Община. Переселение. Статистика/ А. А. Кауфман. М.: Леман и Плетнёв, 1915. 510 с. Кауфман А. А. Переселение и колонизация / А. А. Кауфман. СПб.: Обществ. польза, 1905. 443 с. 246 Кауфман А. А. Сибирское переселение на исходе XIX в.: ист.-статист. очерк / А. А. Кауфман. СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1901. Кауфман А. А. Хозяйственное положение переселенцев, водворенных на казенных землях Томской губернии: по данным произведенного в 1894 г. по поручению томского губернатора подворного исследования / А. А. Кауфман. СПб., 1896. Т. 1. Качинска Э. Политические ссыльные и уголовные преступники: столкновение двух миров / Э. Качинска // Польская ссылка в России XIX–ХХ вв.: региональные центры. Казань: Изд-во Казан ун-та, 1998. С. 20–25. Качинска Э. Поляки в Сибири (1815–1914): социально-демографический аспект / Э. Качинска; пер. П. Романова // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 265–277. Кикилова Т. М. Польская тема в работе музея-заповедника «Шушенское» / Т. М. Кикилова // Поляки в Приенисейском крае: сб. материалов межрегион. науч.-практ. конф. и семинаров «Польская тема в работе архивов и музеев Хакасии и Красноярского края» 2003–2004 гг. Абакан, 2005. С. 37–38. Коваль С. Ф. Польские ссыльные после Кругобайкальского восстания 1866 г. / С. Ф. Коваль // Ссылка и каторга в Сибири (XVIII–XX в.). Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1975. С. 153–160. Кодан С. В. Национальная политика и формирование территориально-законодательного устройства Российской империи (1800–1850-е гг.) / С. В. Кодан // Право и политика. 2003. № 2. С. 122–132. Кон И. С. Социологическая психология: избр. психол. тр. / И. С. Кон. М.; Воронеж: Издво НПО «МОДЭК», 1999. 560 с. Красняков Н. И. «Сибирский формат» регионального управления в Российской империи (XVIII – начало ХХ в.) / Н. И. Красняков. Екатеринбург: Урал. Акад. гос. службы, 2006. 240 с. Венгер Н. В. Предпринимательский этос и менонитская община в условиях российской модернизации второй половины XIX в. (на примере Южнороссийского региона) / Н. В. Венгер // Немцы Сибири: история и культура. Омск: Наука, 2010. С. 8–16. Кротт И. И. Этническое предпринимательство: к проблеме социокультурных условий хозяйственной адаптации немцев в Западной Сибири в конце XIX – начале ХХ в. / И. И. Кротт // Немцы Сибири: история и современность. Омск: Наука, 2006. С. 12–15. Кругликов В. А. Пространство и время «человека культуры» / В. А. Кругликов // Культура, человек и картина мира. М.: Наука, 1987. С. 167–197. 247 Кучиньский А. Сибирь в истории и культуре польского народа / А. Кучиньский; пер. С. Ожеховской // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 528–549. Латыпова В. В. Страницы истории польской деревни Вольдзики / В. В. Латыпова // Поляки в социокультурном пространстве сибирской деревни. Омск: Наука, 2012. С. 84–99. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Ж. Ле Гофф; пер. с фр. под общ. ред. В. А. Бабинцева. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. 560 с. Ле Гофф Ж. С небес на землю: (перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII–XIII вв.) / Ж. Ле Гофф // Одиссей: человек в истории. М., 1991. С. 25–44. Леончик С. В. К вопросу о переселении крестьян Люблинской губернии в Тобольскую губернию в начале ХХ в. / С. В. Леончик // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 2. С. 389–397. Леончик С. В. Поляки юга Енисейской губернии: история ссылок и заселения / С. В. Леончик // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 52–58. Леончик С. В. Римско-католические приходы в Тарском Прииртышье в конце XIX – начале XX в. / С. В. Леончик // Проблемы изучения русско-польских культурных контактов в Тарском Прииртышье XIX–XX вв. Тара, 2008. С. 50–53. Лиценбергер О. А. Римско-католическая церковь в России: история и правовое положение / О. А. Лиценбергер. Саратов: Поволж. акад. гос. службы, 2001. 384 с. Лотман Ю. М. История и типология русской культуры / Ю. М. Лотман. СПб.: Искусство СПб., 2002. 768 с. Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII в. / Ю. М. Лотман // Избр. ст.: в 3 т. Таллин, 1992. Т. 1. С. 248–268. Луков Вал. А. Тезаурусный подход в гуманитарных науках / Вал. А. Луков, Вл. А. Луков // Гуманитарные науки: теория и методология. 2004. № 1. С. 93–100. Луков Вал. А. Тезаурусы: субъектная организация гуманитарного знания / Вал. А. Луков, Вл. А. Луков. М.: Изд-во Нац. ин-та бизнеса, 2008. 784 с. Лыч Л. М. Национально-культурное строительство в БССР и белорусская диаспора Сибири (1920-е – первая половина 1930-х гг.) / Л. М. Лыч // Белорусы в Сибири. Новосибирск, 2000. С. 125–138. Майничева А. Ю. Календарная обрядность поляков: празднование Рождества / А. Ю. Майничева // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 2000. С. 205–206. Максимов С. В. Сибирь и каторга: в 3 ч. / С. В. Максимов. СПб.: Стефанов, 1871. 248 Малиновский Л. В. История немцев в России / Л. В. Малиновский. Барнаул: Позиция, 1996. 186 с. Малиновский Л. В. Обзор историографии сельского немецкого населения в России (1762–1917) / Л. В. Малиновский // Российские немцы: историография и источниковедение. М.: Готика, 1997. С. 13–20. Малхасьян А. В. Этноконсолидирующие и этнодифференцирующие признаки немцев Омской области в конце ХХ в. (к постановке проблемы) / А. В. Малхасьян // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2000. С. 167–168. Марголис А. Д. О численности и размещении ссыльных в Сибири в конце XIX в. / А. Д. Марголис // Ссылка и каторга в Сибири (XVIII–XX вв.). Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1975. С. 223–237. Марголис А. Д. Тюрьма и ссылка в императорской России: исследования и архивные находки / А. Д. Марголис. М.: Лантерна: Вита, 1995. 208 с. Маслоу А. Г. Мотивация и личность = Motivation and personality / А. Г. Маслоу; пер. с англ. А. М. Татлыбаева. СПб.: Евразия, 2001. 479 с. Маслоу А. Г. По направлению к психологии бытия: религии, ценности и пикпереживания / А. Г. Маслоу; пер. с англ. Е. Рачковой. М.: Эксмо-Пресс, 2002. 271 с. Масярж В. Миграция польских крестьян в Сибирь в конце XIX – начале ХХ в. / В. Масярж; пер. П. Романова // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 241–254. Маттис А. Э. Политика Временного правительства и самоорганизация немецких колонистов в Сибири / А. Э. Маттис // Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск: РАН. Сиб. отд-ние. Ин-т ист., 1998. С. 138–141. Матханова Н. П. Высшая администрация Восточной Сибири в середине XIX в.: проблемы социальной стратификации / Н. П. Матханова. Новосибирск: Сиб. хронограф, 2002. 258 с. Матханова Н. П. Сибирская мемуаристика XIX в. / Н. П. Матханова. Новосибирск: Издво СО РАН, 2010. 551 с. Меньшевистская контрреволюционная подготовка интервенции и церковь / Центр. совет союза воинствующих безбожников СССР. М.: Московский рабочий, 1931. 105 с. Менджецкий В. Образ Сибири на страницах периодической печати «для народа» в Королевстве Польском в конце XIX – начале ХХ в. / В. Менджецкий // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2010. Ч. 2. С. 376–383. Мид М. Культура и мир детства: избр. произв. / М. Мид; пер. с англ. и коммент. Ю. А. Асеева; сост. и послесл. И. С. Кона. М.: Наука, 1988. 429 с. 249 Миненко Н. А. О влиянии ссылки на семейную жизнь русских крестьян Западной Сибири в XVIII – первой половине XIX в. / Н. А. Миненко // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири (XVIII – начало XX в.). Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1978. С. 282–293. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.): генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства / Б. Н. Миронов. СПб.: Дмитрий Булавин, 2003. Т. 2. 583 с. Михальска-Браха Л. Сибирь в воспоминаниях крестьянина Игнация Дрыгаса, сосланного после восстания 1863 г. / Л. Михальска-Браха, В. Цабан // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2012. Ч. 1. Михневич Д. Е. Очерки из истории католической реакции: (иезуиты). 2-е изд., доп. и испр. / Д. Е. Михневич. М.: Изд-во АН СССР, 1955. 408 с. Могильницкий Б. Г. Методология истории в перспективе историографической революции / Б. Г. Могильницкий // Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век. М.: ИВИ РАН, 2008. С. 14–16. Мондзик М. Деятельность Польского общества помощи жертвам воны в Сибири в годы Первой мировой войны / М. Мондзик; пер. П. Романова // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 317–326. Морошкин М. Иезуиты в России в царствование Екатерины II и до нашего времени / М. Морошкин. СПб.: Тип. 2-го отд-ния собств. Е. И. В. Канцелярии, 1867. Ч. 1. 208 с. Мосина И. Г. Политическая ссылка и интеллигенция в Сибири (конец XIX – начало XX в.) / И. Г. Мосина // Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. – февраль 1917 г.). Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1985. Вып. 9. С. 321–318. Мосунова Т. П. Католическая община как консервирующий элемент этнического самосознания польских диаспор Сибири / Т. П. Мосунова // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 2. С. 414–421. Мулина С. А. Мигранты поневоле: адаптация ссыльных участников Польского восстания 1863 г. в Западной Сибири / С. А. Мулина. СПб.: Алетейя, 2012. 200 с. Мулина С. А. Российские и польские историки о численности сосланных в Сибирь участников восстания 1863 г. / С. А. Мулина // Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории. Омск: Изд-во ОмГУ, 2004. С. 43–44. Мулина С. А. Сельская администрация глазами польских ссыльных / С. А. Мулина // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2012. Ч. 1. 250 Нагаев А. С. Источники и литература по истории «Омского дела» 1832–1833 г. / А. С. Нагаев // Политическая ссылка в Сибири XIX – начала ХХ в.: историография и источники. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. С. 130–137. Нам И. В. Национальный вопрос в политике временных правительств на востоке страны в годы революции и Гражданской войны / И. В. Нам // VI Конгресс этнологов и антропологов России: тез. докл. СПб.: МАЭ РАН, 2005. С. 71. Нам И. В. Немецкие колонии в России и Сибири начала ХХ в. в контексте проблемы диаспоральности / И. В. Нам // Немцы России и СССР, 1901–1941 гг. М.: Готика, 2000. С. 17–30. Нам И. В. Сибирская областная дума и национальный вопрос / И. В. Нам // Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск: РАН. Сиб. отдние. Ин-т ист., 1998. С. 141–145. Нам И. В. Сибирские немцы в условиях Первой мировой войны и революции / И. В. Нам // Немцы. Россия. Сибирь. Омск: Изд-во Омск. ист.-краевед. музея, 1996. С. 130–153. Небэльски Э. Тунка: католическое духовенство в ссылке в Восточной Сибири после польского восстания 1863 г. / Э. Небэльски // Актуальные вопросы ссылки участников Январского польского восстания 1863–1864 гг. Иркутск: [б. и.], 2008. С. 160–175. Нелипович Г. Источники по истории немецких колонистов России в годы Первой мировой войны: (обзор документов Российского государственного военно-исторического архива) / Г. Нелипович // Российские немцы: историография и источниковедение. М.: Готика, 1997. С. 106–117. Никиенко И. В. Из истории библиотек польской диаспоры в Томске (дореволюционный период) / И. В. Никиенко // История и методика преподавания славянских языков и литератур как иностранных с применением технологии диалога культур. Томск, 2005. Вып. 2. С. 236–240. Никулина И. Н. Представители католического духовенства в западно-сибирской ссылке (60–70-е гг. XIX в.) / И. Н. Никулина // Изв. / Иркут. ун-т: сер. «Политология. Регионоведение». 2011. № 1. С. 155–160. Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные Западной Сибири в XIX в. (20-е гг. – первая половина 70-х гг.). 2-е изд., доп. / И. Н. Никулина. Иркутск: Оттиск, 2011. 254 с. Ноздрин Г. А. Государственная и общественная помощь переселенцам в Сибири в конце ХIХ – начале ХХ в. / Г. А. Ноздрин // Народонаселенческие процессы в региональной структуре России ХVIII–ХХ вв. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 1996. С. 124–127. Ноздрин Г. А. Меценаты Сибири / Г. А. Ноздрин // Земля Сибирь. 1992. № 3. С. 52–69. Ольшанский П. Н. Рижский договор и развитие советско-польских отношений, 1921– 1924 гг. / П. Н. Ольшанский. М.: Наука, 1974. 285 с. 251 Оплаканская Р. В. Землячества поляков в Сибири как фактор сохранения национальной идентичности в условиях иной этнокультурной среды (первая половина XIX в.) / Р. В. Оплаканская // Сибирский плавильный котел: социал.-демогр. процессы в Средней Азии XVI – начала ХХ в. Новосибирск, 2004. С. 123–137. Оплаканская Р. В. Социально-политический и этнокультурный облик Сибири XIX в. в мемуарах и воспоминаниях польских политических ссыльных / Р. В. Оплаканская // Проблемы социально-экономического и культурного развития Сибири XVII–ХХ вв. Новосибирск, 2005. С. 58–69. Островский Л. К. Источники по истории польской политической ссылки в Сибири в конце XIX – начале ХХ в. / Л. К. Островский // Политическая ссылка в Сибири XIX – начала ХХ в.: историография и источники. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. С. 162–170. Островский Л. К. Польские крестьяне в Сибири (1890–1920-е гг.) / Л. К. Островский // Аграрное и демографическое развитие Сибири в контексте российской и мировой истории, XVII–XX вв. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 1999. С. 83–85. Островский Л. К. Поляки в Западной Сибири (1890–1930-е гг.) / Л. К. Островский. Новосибирск: НГАСУ, 2011. 460 с. Ощепков А. Р. Имагология / А. Р. Ощепков // Знание. Понимание. Умение. 2010. № 1. С. 251–253. Пашкова Н. В. Немецкая диаспора г. Томска в начале ХХ в. / Н. В. Пашкова // Историческая наука на рубеже веков. Томск, 1999. Т. 1. С. 361–364. Перминова С. А. Взаимоотношения польских ссыльных с жителями Омска (по материалам воспоминаний Ежи Красковского) / С. А. Перминова // Степной край: зона взаимодействия русского и казахского народов (XVIII–XX вв.). Омск: Омский гос. ун-т., 1998. С. 117–119. Пилсудский Б. Поляки в Сибири / Б. Пилсудский // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: Ладомир, 2002. С. 13–30. Пирлинг П. О. Россия и папский престол. 2-е изд. / П. О. Пирлинг. М.: Добросвет; Изд-во КДУ, 2012. 484 с. Поляки в Пермском крае: очерки истории и этнографии / под ред. А. В. Черных. СПб.: Маматов, 2009. 304 с. Пронина А. Н. К вопросу о роли поляков в становлении органной культуры в Сибири XIX – первой четверти XX в. / А. Н. Пронина // Проблемы польско-российской истории и культурный диалог. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 2013. С. 548–555. Пушкарёва Н. Л. Религия и гендер в новейших работах зарубежных ученых / Н. Л. Пушкарёва // Гендер и религия. М.: ИЭА РАН, 2009. С. 7–15. 252 Пушкарёва Н. Л. Русская женщина: история и современность: история изучения «женской темы» русской и зарубежной наукой, 1800–2000: материалы к библиографии / Н. Л. Пушкарёва. М.: Ладомир, 2002. 526 с. Пяткова С. Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь пореформенного периода / С. Г. Пяткова. Сургут: РИО СурГПУ, 2008. 161 с. Рейснер М. А. Мораль, право и религия по действующему российскому закону: (юридико-догматические очерки): религиозная полиция и вероисповедное прикрепление личности / М. А. Рейснер // Вестник права: журн. Юрид. о-ва при Императ. Санкт-Петербург. ун-те. 1900. № 8. С. 1–34. Разгон В. Н. Промысловые занятия сельского населения Алтая по материалам сельскохозяйственной переписи 1917 г. / В. Н. Разгон // Историческое профессиоведение. Барнаул: Изд-во АлтГУ, 2004. С. 136–159. Рамм Б. Я. Папство и Русь в Х–ХV вв. / Б. Я. Рамм. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1959. 282 с. Резник Ю. М. Человек и его социальные практики / Ю. М. Резник // Человек вчера и сегодня: междисциплинарные исследования. М.: ИФ РАН, 2008. С. 84–102. Ремнёв А. В. Самодержавие и Сибирь: административная политика в первой половине XIX в. / А.В. Ремнёв. Омск: ОмГУ, 1995. 237 с. Ремнёв А. В. Самодержавие и Сибирь: административная политика второй половины XIX – начала ХХ в. / А. В. Ремнёв. Омск: ОмГУ, 1997. 252 с. Ремнёв А. В. Россия Дальнего Востока: имперская география власти XIX – начала ХХ в. / А. В. Ремнёв. Омск: ОмГУ, 2004. 548 с. Репина Л. П. Интердисциплинарная история вчера, сегодня, завтра / Л. П. Репина // Междисциплинарные подходы к изучению прошлого : сб. ст. / Ин-т «Открытое общество»; под ред. [и с предисл.] Л. П. Репиной. М.: Аспект-Пресс, 2003. С. 5-18. Репина Л. П. Историческое сознание в пространстве культуры: проблемы и перспективы исследования / Л. П. Репина // Время – История – Память: историческое сознание в пространстве культуры. М.: ИВИ РАН, 2007. С. 3–13. Репина Л. П. История и память: польза дистанцирования / Л. П. Репина // Россия и Польша: долг памяти и право забвения. М.: Рос. ин-т культурологии, 2009. С. 77–79. Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. Изд. 2-е, испр. и доп. / Л. П. Репина. М.: Изд-во ЛКИ, 2009. 320 с. Репина Л. П. Память о прошлом и история / Л. П. Репина // Диалоги со временем: память о прошлом в контексте истории. М.: Кругъ, 2008. С. 7–18. 253 Римский С. В. Российская церковь в эпоху великих реформ: церковные реформы в России 1860–1870-х гг. / С. В. Римский. М.: Крутицкое патриаршее подворье: О-во любителей церков. ист., 1999. 568 с. Родигина Н. Н. «Другая Россия»: образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX – начала XX в. / Н. Н. Родигина. Новосибирск: НГПУ, 2006. 343 с. Родигина Н. Н. Представления о счастье в мемуарах русских интеллектуалов о времени конца 1850-х – начала 1860-х гг. / Н. Н. Родигина, В. Н. Худяков // Исторические источники в исследовательской и образовательной практике. Новосибирск: НГПУ, 2011. С. 9–26. Розина Е. К. Условия переселения немецких крестьян в Сибирь в начале ХХ в. / Е. К. Розина // Немцы Сибири: история и современность. Омск: Изд. дом «Наука», 2006. С. 5–8. Рублевская С. А. К характеристике родильной обрядности сельского немецкого населения Западной Сибири / С. А. Рублевская // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2000. С. 165–166. Рублевская С. А. Предварительные итоги изучения календарной обрядности немцев Западной Сибири / С. А. Рублевская // История и культура Сибири: материалы отчетной сессии Омского филиала Объединенного института истории, филологии и философии СО РАН. Омск, 1996. С. 81–83. Рублевская С. А. Роль этнографических источников в изучении истории и культуры немцев Сибири / С. А. Рублевская, Т. Б. Смирнова // Российские немцы: историография и источниковедение. М.: Готика, 1997. С. 303–312. Румянцева М. Ф. Теория истории / М. Ф. Румянцева. М: Аспект Пресс, 2002. 319 с. Рэзмер В. Польская военная медицинская служба в Сибири в 1918–1920 гг. / В. Рэзмер // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Наука, 2012. Ч. 1. С. 243–250. Савранина Т. В. Изучение религиозной жизни у немцев Западно-Сибирской равнины / Т. В. Савранина // История и культура Сибири: материалы отчетной сессии Омского филиала Объединенного института истории, филологии и философии СО РАН. Омск, 1996. С. 88–89. Селунская Н. Б. Россия на рубеже XIX–XX вв. (в трудах западных историков) / Н. Б. Селунская. М.: Рос. открытый ун-т, 1995. 67 с. Семёнов Е. В. Католическая церковь в Забайкалье (1839–1930 гг.): очерк истории / Е. В. Семёнов. Улан-Удэ: Изд.-полигр. комплекс ФГОУ ВПО ВСГАКИ, 2009. 161 с. Семёнова И. Благотворительное общество / И. Семёнова // Сибирская старина. 1997. № 12. С. 28–29. Сикари А. О браке / А. Сикари. Милан; М.: Христианская Россия, 1993. 144 с. 254 Скоробогатова Н. Н. Воспроизводство и сохранение этноконфессиональных традиций ссыльными поляками: на материалах Енисейской губернии / Н. Н. Скоробогатова // Проблемы польско-российской истории и культурный диалог. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 2013. С. 313–320. Скоробогатова Н. Н. Проблемы психологической и социально-культурной адаптации малых дисперсных групп ссыльных поляков в селах юга Енисейской губернии в XIX в. / Н. Н. Скоробогатова // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 2. С. 360–365. Скубневский В. А. Духовный мир барнаульского купечества конца XIX – начала ХХ в. / В. А. Скубневский // Сибирский рассвет: литература и журналистика Алтая в социальной и культурной жизни Сибири. Барнаул, 1999. С. 92–93. Скубневский В. А. Польское население Сибири по материалам переписи 1897 г. / В. А. Скубневский // Польская ссылка в России XIX–XX вв.: региональные центры. Казань: Казан. ун-т, 1998. С. 170–176. Скубневский В. А. Поляки в сельской местности Алтая XX – начала XIX в. / В. А. Скубневский // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 2. С. 398–403. Сливовская В. Молитвенники польских ссыльных как источник сведений о судьбах поляков в Восточной Сибири / В. Сливовская // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 2000. С. 69–72. Сливовская В. Память и самоорганизация польских ссыльных XIX в. / В. Сливовская // Проблемы польско-российской истории и культурный диалог. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 2013. С. 58–70. Сливовская В. Польская Сибирь – мифы и действительность [Электронный ресурс] / В. Сливовская // Новая Польша. 2010. № 1. URL: http://www.novpol.ru/index.php?id=1262 (дата обращения: 05.11.2014). Сливовская В. Старые и новые исследования судеб польских ссыльных в Сибири: их место в истории и культуре / В. Сливовская; пер. П. Романова // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: Ладомир, 2002. С. 278–290. Смирнова Т. Б. Интерьер жилища немцев Алтайского края / Т. Б. Смирнова // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2000. С. 160–162. Смирнова Т. Б. История немецких населенных пунктов Любинского района Омской области / Т. Б. Смирнова // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 1. С. 123–127. 255 Смирнова Т. Б. Обычай «Totenhochzeit» у немцев Сибири / Т. Б. Смирнова // Культура. Немцы Сибири. 2010. № 1 (18). С. 15–20. Смирнова Т. Б. Основные итоги изучения современных этнических процессов у немцев Западной Сибири / Т. Б. Смирнова // История и культура Сибири: материалы отчетной сессии Омского филиала Объединенного института истории, филологии и философии СО РАН. Омск, 2000. С. 95–97. Собольников В. В. Актуальные проблемы этноконфессиональной безопасности Сибирского суперрегиона / В. В. Собольников // Науч. зап. / Сиб. акад. гос. службы. Новосибирск: СибАГС, 2001. Т. 4. С. 388–399. Соколовский И. Р. Служилые «иноземцы» в Сибири XVII в. (Томск, Енисейск, Красноярск) / И. Р. Соколовский. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 2004. 212 с. Соловьёва Е. И. Из истории становления переселенческих хозяйств Западной Сибири в период Столыпинской реформы / Е. И. Соловьёва // Вопросы аграрной истории Урала и Западной Сибири. Свердловск, 1966. С. 293–304. Соловьёва Е. И. Расселение и положение ссыльных в Сибири во второй половине XIX в. / Е. И. Соловьёва // Политические ссыльные в Сибири (XVIII – начало XIX в.) Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1983. С. 214–226. Соловьёва Е. И. Образовательный уровень крестьянства Сибири (конец ХIХ – начало ХХ в.) / Е. И. Соловьёва, К. Е. Зверева // Социально-демографическое развитие сибирской деревни в досоветский период. Новосибирск: НГПИ, 1987. С. 78–89. Соловьёва Е. И. Деятельность Фонда им. Императора Александра III в церковношкольном строительстве Сибири / Е. И. Соловьёва, Д. В. Константинов // Культурный потенциал Сибири в досоветский период. Новосибирск: НГПИ, 1992. С. 105–114. Степанская Т. Архитектор Носович / Т. Степанская // Сибирская старина. 1997. № 12. С. 23–24. Степанская Т. Храмы Барнаула / Т. Степанская // Сибирская старина. 1994. № 8. С. 32– 35. Степынин В. А. Колонизация Енисейской губернии в эпоху капитализма / В. А. Степынин. Красноярск: Краснояр. пед. ин-т, 1962. 565 с. Стшижевская С. Ссыльные участники Январского восстания / С. Стшижевская; пер. Е. Шиманской // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: Ладомир, 2002. С. 124– 134. Сыченко Г. Б. Музыкальная культура сибирских поляков: проблемы изучения / Г. Б. Сыченко, Л. Л. Соколова // Проблемы польско-российской истории и культурный диалог. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 2013. С. 556–560. 256 Тихонов А. К. Власти и католическое население России в XVIII–XIX вв. / А. К. Тихонов // Вопросы истории. 2004. № 3. С. 140–146. Тихонов Б. В. Переселенческая политика царского правительства в 1892–1897 гг. / Б. В. Тихонов // История СССР. 1977. № 1. С. 110–121. Топп И. Поляки в Сибири: язык и идентичность / И. Топп // Поляки в Сибири. Поляки о Сибири. Томск: Изд-во Томск. пед. ун-та, 2012. С. 118–130. Тощенко Ж. Т. Диаспора как объект социологического исследования / Ж. Т. Тощенко, Т. И. Чаптыкова // Социс. 1996. № 12. С. 34–37. Туманик Е. Н. Становление пароходства в Западной Сибири в середине XIX в.: предпринимательская инициатива Юзефа Адамовского / Е. Н. Туманик // Проблемы социальноэкономического и культурного развития Сибири XVII–ХХ вв. Новосибирск: РИПЭЛ, 2005. С. 120–127. Туманик Е. Н. Юзеф Адамовский и становление пароходства в Западной Сибири в середине XIX в. / Е. Н. Туманик. Новосибирск: Ин-т ист. СО РАН, 2011. 221 с. Угринович Д. М. Религия и религиозность / Д. М. Угринович // Очерки методологии познания социальных явлений. М.: Мысль, 1970. С. 151–159. Угринович Д. М. Психология религии / Д. М. Угринович. М.: Политиздат, 1986. 352 с. Улейская Т. Выбрали Сибирь: к вопросу о добровольном переселении поляков (2-я половина XIX – начало ХХ в.) / Т. Улейская // Енисей. 2000. № 4. С. 115–121. Фальборк Г. А. Всеобщее образование в России / Г. А. Фальборк. М.: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1908. 212 с. Фалькович С. М. Представление русских о религиозности поляков и его роль в создании национального польского стереотипа / С. М. Фалькович // Россия – Польша: образы и стереотипы в литературе и культуре. М.: Индрик, 2002. С. 99–109. Фёдоров Ю. Римско-католическая церковь (польский костел) / Ю. Фёдоров // Сибирская старина. 1997. № 12. С. 27–28. Февр Л. Бои за историю / Л. Февр. М.: Наука, 1991. 630 с. (Памятники исторической мысли). Федорчук С. Римско-католическая церковь на Сахалине / С. Федорчук. Южно-Сахалинск: [б. и.], 1998. 88 с. Филин М. Д. Польские революционеры в забайкальской политической ссылке в 30–40е гг. XIX в. (по материалам Государственного архива Читинской области) / М. Д. Филин // Политические ссыльные в Сибири (XVIII – начало XX в.). Новосибирск: Наука. Сиб отд-ние, 1983. С. 167–177. 257 Финогентов В. Н. Религиозный ренессанс или философия гуманизма? Мировоззренческий выбор современной культуры / В. Н. Финогентов. М.: Кн. дом «Либроком», 2009. 304 с. Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура / З. Фрейд; сост. и вступ. ст. А. М. Руткевича. М.: Ренессанс, 1992. 291 с. Фурсова Е. Ф. Традиционная культура белорусских переселенцев в Сибири: сохранение и трансформация / Е. Ф. Фурсова // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 2. С. 110–113. Фурсова Е. Ф. Традиционно-бытовые особенности культуры белорусов-переселенцев конца XIX – начала ХХ в. (по материалам этнографических экспедиций) / Е. Ф. Фурсова // Белорусы в Сибири. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. С. 102–124. Ханевич В. А. Из истории католических кладбищ Томска / В. А. Ханевич // Католический некрополь города Томска (1841–1919 гг.). Томск: [б. и.] С. 11–38. Ханевич В. А. Католики в Кузбассе (XVII–XX вв.): очерк истории, материалы и документы / В. А. Ханевич. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2009. 352 с. Ханевич В. А. Сибирские ксендзы / В. А. Ханевич // Сибирская старина. 1995. № 9. С. 32– 35. Хрулёва И. А. Влияние времени на религиозность поляков Новосибирска / И. А. Хрулёва // Культура и образование этнических общностей Сибири: (осмысление феноменов этнонациональных культур и их влияние на духовную жизнь общества). Новосибирск: Ассоц. нац.-культ. автономий и нац. организаций г. Новосибирска и Новосибирской области, 2000. С. 18–20. Цабан В. Сибирь в воспоминаниях крестьянина Игнация Дрыгаса, сосланного после восстания 1863 г. / В. Цабан, Л. Михальска-Браха // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2012. Ч. 1. С. 356–362. Цветаев Д. В. К истории изучения вопроса об иностранцах в России / Д. В. Цветаев. Варшава: Тип. Варшав. учеб. окр., 1891. 9 с. (Отд. оттиск из «Варшав. университ. изв.», 1891). Цветаев Д. В. Протестантство и протестанты в России до эпохи Преобразований / Д. В. Цветаев. М.: Университ. тип., 1890. VIII, 782, II с. Цимбаева Е. Н. Русский католицизм: идея всеевропейского единства в России XIX в. / Е. Н. Цимбаева. М.: URSS: ЛЕНАНД, 2013. 217 с. Цимбаева Е. Н. Русский экуменизм: поиск основ межконфессионального единства в России XIX в. / Е. Н. Цимбаева. М.: URSS: ЛЕНАНД, 2014. 256 с. Чарнолуский В. Основные вопросы организации школы в России / В. Чарнолуский. СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1909. 131 с. 258 Чеканцева З. А. «Глобальный поворот» социальных наук и поиск новых эпистемологических оснований для культурного синтеза [Электронный ресурс] / З. А. Чеканцева // Диалог цивилизаций и идея культурного синтеза в эпоху глобализации. М.: ИВИ РАН, 2014. URL: http://so-l.ru/news/show/16284089. Чеканцева З. А. Эпистемология исторического образа на рубеже ХХ–ХХI вв. [Электронный ресурс] / З. А. Чеканцева // История: электрон. науч.-образоват. журн. 2013. № 2 (18). URL: http://history.jes.su/s207987840000488-5-1. Черказьянова И. В. Влияние переселенческих процессов на становление немецкой школы в Сибири / И. В. Черказьянова // Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект. М.: Готика, 1998. С. 145–158. Черказьянова И. В. Немецкая дореволюционная школа Сибири: возникновение и проблемы развития / И. В. Черказьянова // Немцы. Россия. Сибирь. Омск: Изд-во Омск. ист.краевед. музея, 1996. С. 99–129. Черказьянова И. В. Политика русификации в немецкой школе дореволюционной Сибири / И. В. Черказьянова // Изв. / ОГИК музей. 1997. № 5. С. 160–171. Черказьянова И. В. Школа в немецкой переселенческой деревне Сибири / И. В. Черказьянова // Народонаселенческие процессы в региональной структуре России XVIII–XX вв. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние,1996. С. 131–133. Черных А. В. К проблеме адаптации переселенческих традиций (на примере календарной обрядности) / А. В. Черных // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 2. С. 66–70. Чудновский С. Л. Алтайская поземельная община / С. Л. Чудновский // Северный вестник. 1888. № 11. С. 28–43. Чудновский С. Л. Переселенческое дело на Алтае: статист.-экон. очерк / С. Л. Чудновский. Иркутск: [б. и.], 1889. 157 с.; 10 л. табл. Шайдуров В. Н. Всероссийская сельскохозяйственная и поземельная перепись 1917 г. как источник для изучения немецкого крестьянского хозяйства Алтая / В. Н. Шайдуров // Российские немцы: историография и источниковедение. М.: Готика, 1997. С. 276–283. Шайдуров В. Н. Самовольные поселения немецких крестьян на Алтае (конец XIX – начало ХХ в.) / В. Н. Шайдуров // История и культура российских немцев. Саратов: Поволж. акад. гос. службы: Генерал. консульство ФРГ в Саратове, 1996. Вып. 3, ч. 1. С. 66–75. Шайдуров В. Н. Сибирские немцы и Первая мировая война / В. Н. Шайдуров // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2000. С. 62–64. 259 Шамахов Ф. Ф. Нерусская школа Западной Сибири в период между двумя буржуазнодемократическими революциями (1907–1917) / Ф. Ф. Шамахов // Учен. зап. / ТГПИ. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1961. Т. 20, вып. 3. С. 50–56. Шаравина Н. А. Из истории села Нововаршавка / Н. А. Шаравина // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Омскбланкиздат, 2010. Ч. 1. С. 132–137. Шарифжанов И. И. Российско-польские отношения в XIX–XX вв.: трагические страницы истории / И. И. Шарифжанов // Польская ссылка в России XIX–ХХ вв.: региональные центры. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1998. С. 7–15. Швецов С. П. Крестьянская община: схема ее возникновения и развития / С. П. Швецов. СПб.: Школ. и библиотеч. дело. 1906. 28 с. Швецов С. П. Переселенческое движение на Алтае / С. П. Швецов // Северный вестник. 1891. № 7. С. 16–23. Швецов С. П. Сибирь, кто в ней живет и как живет: беседы о сибирских «вольных землях» и переселении на них / С. П. Швецов. СПб.: О-во вспомощенствования нуждающимся переселенцам, 1909. 64 с. Шейнман М. М. Ватикан и Россия в период между февралем и октябрем 1917 г. / М. М. Шейнман // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1958. Т. 5. С. 14–25. Шейнман М. М. Краткие очерки истории папства / М. М. Шейнман. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1952. 192 с. Шиловский М. В. Роль каторги и ссылки в заселении и освоении Сибири в XIX – начале XX в. / М. В. Шиловский // Сибирский плавильный котел: социально-демографические процессы в Северной Азии XVI – начала XX в. Новосибирск: Сиб. хронограф, 2004. С. 165–173. Шиляев Н. Ф. Историческое и религиозное сознание / Н. Ф. Шиляев // Сибирь на перекрестье мировых религий. Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. С. 20–22. Шматко Н. А. На пути к практической теории практики: послесловие / Н. А. Шматко // Бурдьё П. Практический смысл. СПб.: Алетейя; М.: Ин-т эксперимент. социол., 2001. С. 548– 562. Шоню П. Цивилизация классической Европы / П. Шоню; пер. с фр. и послесл. В. Бабинцева. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. 608 с. Шостакович Б. С. Книга, которую так долго ждали / Б. С. Шостакович // Сибирь в истории и культуре польского народа. М.: НИЦ «Ладомир», 2002. С. 8–9. Шостакович Б. С. Труд Яна Хыличковского – уникальный источник о сибирской деревне и хозяйственной деятельности ее крестьянства во второй половине XIX в. / Б. С. Шостакович // 260 Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск: Изд-во ОмГАУ, 2012. Ч. 1. С. 352. Юрцовский Н. С. Очерки по истории просвещения в Сибири / Н. С. Юрцовский. Новониколаевск: Сиб. обл. гос. изд-во, 1923. Вып. 1. Общий ход развития школьного дела в Сибири, 1703 – 1917 гг. Якименко Н. А. Переселенческая политика царизма в 1861–1881 гг. / Н. А. Якименко // Крестьянство Сибири периода разложения феодализма и развития капитализма. Новосибирск: НГПИ, 1981. С. 45–68. Литература на польском языке Сhrostek M. Przekraczanie Uralu – bramy Syberii. Zdrowy rozsądek wobec mitologizacji i stereotipów w relacjach zesłańców / М. Сhrostek // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej : Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Katedry Etnologii i Antropologii Kulturowej Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego, M. Marczyka; Uniwersytet Wrocławski, Ośrodek Badań Wschodnich - Katedra Etnologii i Antropologii Kulturowej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: Drukarnia Drukgraf – Mirków, 2008. S. 57–74. Djakow W. Uczestnicy ruchów wolnościowych w latach 1832-1855 (Królestwo Polskie). Przewodnik biograficzny / W. Djakow, A. Gałkowski, W. Śliwowska, W. Zajcew. Wrocław i in., 1990. Dzwonkowski R. Wladze II RP a Kosciol katolicki w ZSSR / R. Dzwonkowski // Wiez. Warszawa, 1996. № 5. S. 137–158. Fiel S. Gubernialne rzymskokatolickie kościoły w Tobolsku (1847–2000) / S. Fiel // Kościół katolicki na Syberii: Historia – Współczesność – Przyszłość. Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego; Uniwersytet Wrocławski; Centrum duchowości klaretyńskiej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław, Wydawnictwo «DTSK Silesia», 2002. S. 271–290. Kabzińska I. Czy zmierzch stereotypu Polak-katolik? / I. Kabzińska // Kultura i świadomość etniczna Polaków na Wschodzie: tradycja i współczesność. Z prac Katedry Etnologii i Antropologii Kulturowej oraz Ośrodka Badań Wschodnich Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego, M. Michalskiej; Uniwersytet Wrocławski, Katedra Etnologii i Antropologii Kulturowej, Ośrodek Badań Wschodnich; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: Drukgraf, 2004. S. 191–204. Kaczyńska E. Syberia: największe więzienia świata (1815–1914) / E. Kaczyńska. Warszawa, 1991. Kubicki P. Bojownicy kapłani za sprawę kościóła i ojczyzny w latach 1861–1915 / P. Kubicki. Sandomierz, 1933–1940. Т. 1–4. 261 Kuczynski A. Syberia: Czterysta lat polskiej diaspory: Antologia historyczno-kulturowa / A. Kuczynski. Wroclaw: Atla 2, 1993. 435 s. Kumor B. Kosciol katolicky w cesarstwie rosyjskim 1915-1917 / B. Kumor // Zeszyty Naukowe KUL. Lublin, 1994. № 1/2. S. 21–34. Librowicz Z. Polacy w Syberii / Z. Librowicz. Kraków: Gebethner i Spółka, 1884. 380 s. Masiarz W. Powstanie i rozwój pierwszych parafii rzymskokatolickich na Syberii Wschodniej (1805–1937) / W. Masiarz // Kościół katolicki na Syberii. Historia – Współczesność – Przyszłość. Wrocław: Silesia, 2002. S. 125–140. Masiarz W. Projekt utworzenia biskupstwa katolickiego w Tomsku na Syberii na przełomie XIX – XX wieku / W. Masiarz // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej: Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Katedry Etnologii i Antropologii Kulturowej Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego, M. Marczyka; Uniwersytet Wrocławski, Ośrodek Badań Wschodnich – Katedra Etnologii i Antropologii Kulturowej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: Drukarnia Drukgraf-Mirków, 2008. S. 279–295. Maslennikow A. Rzymskokatolicka parafia w Tomsku na Syberii w latach 1812–1991 / A. Maslennikow // Nasza przeszlosc. T. 93. S. 227–266. Niebelski E. Tunka. Syberyjskie losy księży zesłańców 1863 roku / E. Niebelski. Wrocław: Polskie Towarzystwo Ludoznawcze, Wrocławska Drukarnia Naukowa PAN, 2011. 394 s. Okolo-Kulak A. Kosciol w Rosji dawnej, obecnie i w przyszlosci / A. Okolo-Kulak. Krakow, 1928. Opłakańska R. Udział Polaków w kolonizacji Syberii Zachodniej w pierwszej połowie XIX wieku / R. Opłakańska // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej: Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Katedry Etnologii i Antropologii Kulturowej Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego, M. Marczyka; Uniwersytet Wrocławski, Ośrodek Badań Wschodnich - Katedra Etnologii i Antropologii Kulturowej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: Drukarnia Drukgraf – Mirków, 2008. S. 115–127. Ostrowski L. Polaky na Syberii w latach 1890-1935 / L. Ostrowski // Studia Polonijne. T. 20. Lublin, 2000. S. 151-165. Rutkowski F. Arcybiskup Jan Cieplak (1857-1926). Szkic biograficzny / F. Rutkowski. Warszawa, 1934. Śliwowska W. Kartoteka uczestników powstania styczniowego w Instytucie Historii PAN / W. Śliwowska // Powstanie styczniowe 1863-1864. Walka i uczestnicy. Represje i wygnanie. Historiografia i tradycja. Kielce, 2005. S. 11–19. Śliwowska W. Zesłańcy polscy w Imperium Rosyjskim w pierwszej połowie XIX wieku. Słownik biograficzny / W. Śliwowska. Warszawa, 1998. 580 s. 262 Trojanowiczowa Z. Sybir romantyków / Z. Trojanowiczowa. Kraków, 1992. Trynkowski J. Ksiądz Elizeusz Głębocki, kapucyn z Uściługa – od mistyfikacji do mitu / J. Trynkowski // Kościół katolicki na Syberii: Historia – Współczesność – Przyszłość. Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego; Uniwersytet Wrocławski; Centrum duchowości klaretyńskiej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: DTSK Silesia, 2002. S. 35–47. Trynkowski J. Źródła do dziejów parafii katolickich w Irkucku i Tomsku w krakowskim Archiwum ks. Jezuitów / J. Trynkowski // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej: Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Katedry Etnologii i Antropologii Kulturowej Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego, M. Marczyka; Uniwersytet Wrocławski, Ośrodek Badań Wschodnich – Katedra Etnologii i Antropologii Kulturowej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: Drukarnia Drukgraf-Mirków, 2008. S. 271–278. Tumanik K. Józef Adamowski i początki źeglugi parowej na Syberii Zachodniej w połowie XIX w. / K. Tumanik // Wrocławskie Studia Wschodnie. Tom 10 (2006). Red. naczelny dr. hab. A. Kuczyński. Wrocław: Wydawnictwo Uniwersytetu Wrocławskiego, 2006. S. 121. Tumanik К. Realia z źycia Polaków w guberni tomskiej na podstawie dokumentów zarządu gubernialnego z lat 1860-1861 / K. Tumanik // Polacy w nauce i kulturze Tomska oraz Syberii Zachodniej: Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Katedry Etnologii i Antropologii Kulturowej Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego, M. Marczyka; Wrocławski, Uniwersytet Ośrodek Badań Wschodnich - Katedra Etnologii i Antropologii Kulturowej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: Drukarnia Drukgraf-Mirków, 2008. S. 75–105. Juszczuk L. O budowie rzymskokatolickiego kościoła pw. Niepokalanego Poczęcia Najświętszej Marii Panny w Omsku (1861-1867) / L. Juszczuk // Kościół katolicki na Syberii: Historia – Współczesność – Przyszłość. Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego; Uniwersytet Wrocławski; Centrum duchowości klaretyńskiej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: DTSK Silesia, 2002. S. 369–373. Juszczuk L. Zagadnienie ciągłości w architekturze rzymskokatolickich kościołów za Uralem / L. Juszczuk // Kościół katolicki na Syberii : Historia – Współczesność – Przyszłość. Z prac Ośrodka Badań Wschodnich Uniwersytetu Wrocławskiego / Pod redakcją naukową A. Kuczyńskiego; Uniwersytet Wrocławski; Centrum duchowości klaretyńskiej; Stowarzyszenie «Wspólnota Polska». Wrocław: DTSK Silesia, 2002. S. 381–388. Wasilewski J. Arcybiskupi i administratorowie archidiecezje mohylowskiej / J. Wasilewski. Pinsk: Drukarnia Diecezjalna, 1930. 198 s. 263 Литература на немецком языке Anger H. Die Deutschen in Sibirien. Reise durch die deutscher Dorfer Westsibiriens / H. Anger. Berlin, Ost-Europa-Verlag, 1930. 103 s. Berg L. Neue religiöse Wege des russischen Geistes / L. Berg. Mainz: Matthias-GrünewaldVerlag, 1926. 207 p. Schnurr J. Die Kirchen und das religiose Leben der Russlanddeutschen: Katholischer Teil aus Vergangenheit und Gegenwart des Katholizismus in Russland / J. Schnurr. Stuttgart,1980. 416 s. Stumpp K. Verzeichnis der deutschen Siedlungen in Nord (Sibirien) und Mittelasien / K. Stumpp // Heimatbuch. Stuttgart, 1964. S. 87–99. Stach J. Das Deutschtum in Sibirien, Mittelasien und der Fernen Osten / J. Stach. Stuttgart, 1938. Von A. M... r. Das kirchliche und religiose Leben der Deutschen in Sibirien und Mittelasien von seinen Anfangen bis zum Jahre 1914 / Von A. M... r. // Heimatbuch. Stuttgart, 1964. S. 118–127. Литература на английском языке Lengyel E. Secret Siberia / E. Lengyel. L.: Tre Travel Book Club, 1948. 285 p. Norman H. All the Russias: travels and studies in contemporary european Russia, Finland, Siberia, the Caucasus and Central Asia / H. Norman. L.: W. Heinemann, 1902. 476 p. Redfield R. The Little Community. Viewpoints for the Study of a Human Whole / R. Redfield. Chicago: University of Chicago Press, 1955. 192 p. Литература на итальянском языке Cavalleri O. L’archivio di Mons: Achille Ratti, Visitatore Apostolico e Nunzio a Varszavia (1918–1921): inventario: in appendice le istruzioni e la relazione finale / O. Cavalleri: a cura di G. Gualdo. Citta del Vaticano: Arch. Segr. Vat., 1990. 247 p. Minocchi S. Gli italiani in Russia e in Siberia: lettere e documenti / S. Minocchi. Firenze: Poggio Mirteto, 1933. 182 p. Pezzi P. Cattolici in Siberia: le origini, le persecuzioni, l' oggi / P. Pezzi. Bergamo: La casa di Matriona, 1999. 105 p. Pierling P. Il cattolicismo in Russia e la sua condizione legale / P. Pierling. Roma: [s.n.], 1919. 414 p. Spidlik T. L' idea Russa: un' altra visione dell' uomo / T. Spidlik. Roma: Lipa, 1995. 461 p. Vannutelli P. V. La Russia e la Chiesa Cattolica. Seconda appendice agli Squardi d Oriente / P. V. Vannutelli. Roma, 1895. 254 p. 264 Литература на французском языке Legras J. En Sibérie / J. Legras. P.: Armand Kolin, 1899. 384 p. Martinov P. J. De la langue Russe dans le culte catholique / P. J. Martinov. Lyon: Ymprimerie Pitrat Aine, 1874. 65 p. Possevini A. Missio Moscovitica / A. Possevini. P., 1882. 121 p. 265 CПИСОК СОКРАЩЕНИЙ, ИСПОЛЬЗУЕМЫХ В РАБОТЕ ГААК – Государственный архив Алтайского края ГАИО – Государственный архив Иркутской области ГАКК – Государственный архив Красноярского края ГАНО – Государственный архив Новосибирской области ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации ГАТО – Государственный архив Томской области ГА в г. Тобольске - Государственный архив в г. Тобольске ГАТюмО – Государственный архив Тюменской области ДДД ИИ МВД – Департамент духовных дел инославных исповеданий Министерства внутренних дел Российской империи ИcАОО – Исторический архив Омской области НИАБ – Национальный исторический архив Белоруссии ПСЗРИ – Полное собрание законов Российской империи РГИА – Российский государственный исторический архив РКБО – Римско-католическое благотворительное общество СКГ – «Сибирская католическая газета» (Новосибирск) ЦГИА СПб. – Центральный государственный исторический архив г. СанктПетербурга APF – Архив Конгрегации пропаганды веры (Archivio Propagnda Fedei) ASV– Секретный ватиканский архив (Archivio Segreto Vaticano) 266 ГЛОССАРИЙ Адвент (лат. аdventus – пришествие) – период Рождественского поста. Начинается с первого из четырех воскресений, предшествующих Рождеству. Апостолическая конституция – высшая форма законодательного документа Папы Римского. Апостольская администратура – территориальная церковная единица в тех местах, где римско-католическая церковь только зарождается, либо там, где были разрушены все церковные структуры. Апостольский администратор – управляющий епархией или приходом в случае, если невозможно назначение епархиального епископа или настоятеля. Архиепархия – территориально-административная единица в христианской церкви, которой руководит архиепископ. Может содержать одну или более епархий. Архиерей – епископ. Бреве (лат. brevis – краткий) – послание Папы Римского по вопросам второстепенного значения, отличается от буллы менее торжественной формой. Бреве скрепляется папской печатью, но подписывается не Папой, а кардиналом-секретарем. Бревиарий (лат. breviarium – сборник кратких текстов) – литургическая книга, содержащая небольшие тексты Священного Писания, гимнов и молитв. Состоит из четырех частей соответственно литургическим сезонам. Булла (лат. bulla – шарик) – наиболее важный документ Папы Римского, содержащий обращение, постановление или распоряжение. Пишется на латинском языке. Называется по начальным словам текста. Скрепляется круглой металлической печатью – буллой (отсюда название). Визитация – приезд епископа или другого церковного должностного лица в приход или церковное учреждение для пастырской проверки их деятельности. Викарий – (лат. vicarius cooperator) – помощник. Священник, помогающий настоятелю прихода. Викарный епископ – прежнее название суфраган. Епископ, помогающий главе епархии. Вимперг – (нем. wimperg от windberg – защита от ветра) – остроконечный щипец над порталами и оконными проемами готических зданий. Часто украшался резьбой, другими декоративными элементами, увенчивался крестоцветом. Генеральный викарий – викарный епископ или священник, которого епархиальный епископ наделяет частью своих полномочий. Декан – священник, возглавляющий деканат (в православной церкви – благочинный). 267 Деканат – церковная административная единица, включающая около десяти приходов. Диакон (греч. diakonos – служитель) – помощник священника, участвующий в богослужении. Диоцезия – административная единица, по своему статусу стоящая несколько ниже епархии. Духовная коллегия – государственно-церковное учреждение, созданное по распоряжению царской власти, ведавшее делами римско-католической церкви в Российской империи и находившееся в Санкт-Петербурге. Евангелизация (греч. Благая весть) – проповедническая миссионерская христианская деятельность. Законоучитель – преподаватель Закона Божьего. Епархия (греч. eparchia – властвование, провинция) – церковно-административная территориальная церковная единица, состоящая из приходов. Возглавляется епископом. Епископ (греч. episkopos – блюститель) высший священнический сан в римскокатолической церкви. В его руках сосредоточивается вся духовная и административнохозяйственная власть в границах епархии. Назначается папской буллой пожизненно, в сан вводится с помощью обряда хиротонии (рукоположения). Иерей – священнослужитель. Иеромонах – монах в сане священника. Каноник – священнослужитель, принадлежащий к капитулу, т. е. ближайшему окружению епископа. Капелла (итал.) – часовня. Капеллан – священник, служащий в армии, либо в женском монастыре, в больнице, опекающий определенную группу верующих. Каплица (польск.) – часовня. Кафедральный собор – храм, в котором находится кафедра епархиального епископа. Кирха (нем.) – церковь, храм. Коадъютор – епископ, назначаемый в помощь больному или престарелому епархиальному епископу, обладающий правом наследования епархии. Конгрегация (лат. congregation – союз) – 1) религиозное объединение представителей одного исповедания; 2) в Римской курии – центральный орган по управлению отдельными направлениями деятельности церкви. Конкордат (лат. concordatum – соглашение) – договор между Святым престолом и светской властью какого-либо государства, регулирующий взаимоотношения между ними. 268 Контрфорс – (фр. сontre force – противодействующая сила) – вертикальная конструкция, представляющая собой либо выступающую часть стены, вертикальное ребро, либо отдельно стоящую опору, служащую для увеличения сопротивляемости грузу потолочных сводов и крыши. Конфессия (лат. confessio – признание, исповедание) – вероисповедание. Костел (польск.) – церковь, храм. Ксендз (польск.) – священник. Курия – епархиальное управление. Литургия (греч. leitourgia – общее дело, совместное служение) – 1) совокупность культовых действий, совершаемых в церкви от лица Народа Божия; 2) отдельный церковный обряд (в этом случае уместно применять слово «служба»). Месса (лат. missa, итал. messa, нем. Messe) – полное евхаристическое богослужение католической церкви. Митрополит (греч. metropolites – человек из главного города) – титул, который присваивается епископам; название архиепископа, управляющего митрополией. Митрополия – территориальная церковная единица, состоящая из нескольких епархий. Motu Proprio (лат. букв. «по личному почину») – документы, подготовленные и изданные Папой Римским по его собственной инициативе как личное волеизъявление. Отличаются от других папских документов тем, что не скрепляются печатью. Мощи – почитаемые верующими останки святого. Настоятель – должность управляющего приходом, монастырем и т. п. Нунциатура – постоянное представительство Ватикана в странах, с которыми он поддерживает дипломатические отношения. Нунций (лат. nuntius – вестник) – посол Святого Престола в отдельной стране, глава нунциатуры. Обряд – здесь: исторически сложившаяся форма отправления культа в разных странах (латинский, армянский и т. д.). Оптация – (лат. optatio – желание, выбор) – один из способов приобретения и прекращения гражданства, заключается в выборе гражданства при изменении государственной принадлежности территории. Орден (лат. ordo, ordinis – ряд, разряд) – традиционное церковное объединение монашествующих; централизованные монашеские объединения, деятельность которых регламентируется особыми уставами, утверждаемыми Папой Римским. Первым католическим монашеским орденом был орден бенедиктинцев (основан в VI в.) Парафия (греч.) – так поляки и западные украинцы называют приход. 269 Понтификат (лат. pontificatus) – период правления Папы Римского. Почетный каноник – звание, присваиваемое священнику епископом в награду за его заслуги. Предстоятель – священник, возглавляющий богослужение. Пресвитерий (алтарная часть) – та часть храма, в которой установлен алтарь и во время богослужения находится духовенство. Приход – церковно-административная единица, имеющая храм и общину верующих, возглавляется настоятелем. Протоиерей – старший священник. Ректор – здесь: настоятель церкви, не имеющей прихода. Реликвии – частицы тела или одежды святого (блаженного), почитаемые верующими. Ризница – комната вблизи пресвитерия для подготовки духовенства к богослужению, а также для хранения облачений, книг и предметов церковной утвари. Розарий (польск. Ружанец) – Богородичная молитва по четкам, распространенная в католической церкви. Священник (нем. пастор, пол. ксендз, фр. кюре) – служитель культа, имеющий духовный сан. Должность средней степени христианской церковной иерархии. Подчиняется епископу. Филиальная церковь – церковь на территории прихода, не имеющая своего настоятеля. Хоры (греч. choros – хор) – балкон, на котором располагается певческий хор и музыкальный инструмент, сопровождающий богослужение. Храм (нем. кирха, пол. костел) – освященное здание, предназначенное для совершения христианских общественных богослужений и религиозных обрядов. Церковь – 1) тип религиозной организации, объединение последователей того или иного религиозного направления на основе общности вероучения и культа; 2) храм. Чин, чинопоследование – порядок того или иного вида богослужения (чин Мессы, крещения, венчания и т. д.) Энциклика (лат. encyclicus – круговой, общий) – особо важное послание Папы Римского ко всем католикам, касающееся вопросов вероучения. Пишется на латинском языке, название получает по первым словам текста. ПРИЛОЖЕНИЕ А. Католические храмы, принадлежавшие к сибирским деканатам (1830–1917 гг.) Населенный пункт Тип храма Название Материал Год основания 1 2 3 4 5 6 7 Св. Розария каменный 1833 1833 К. Г. Турский Св. Антония Падуанского каменная г. Томск приходской храм часовня на кладбище Год освящения Архитектор 1909 молитвенный дом … … … 1906 … пос. Двуреченский молитвенный дом … … … … … д. Ольговка молитвенный дом … … … … … пос. Белосток часовня деревянный 1908 1910 … приходской храм Св. Антония Падуанского с. Верхнеуртамское филиальный храм … … … 1908 … пос. Вяземский молитвенный дом … … 1901 1905 … пос. Ломовицкий молитвенный дом … … 1906 … пос. Маличевка молитвенный дом … … 1906 с. Спасское филиальный храм Св. Петра и Павла деревянный 1893 1896 каменный 1909 1909 приходской храм … … пос. Добринский молитвенный дом … … … … … пос. Кыштовка молитвенный дом … … 1906 … … дер. Михайловка молитвенный дом … … 1902 … … 270 пос. Андреевский 1 2 3 4 5 Продолжение таблицы 6 7 гор. Мариинск приходской храм Св. Антония Падуанского деревянный 1902 1905 К. К. Лыгин с. Бароковское приходской храм Св. Михаила Архангела и Св. Николая чудотворца деревянный 1901 1905 … пос. Боготол часовня Св. Сердца Иисуса деревянный 1907 1911 … приходской храм пос. Тюхтеть часовня пос. Тайга молитвенный дом г. Каинск филиальный храм приходской храм Воздвижения св. Креста … 1911 … … Святейшего Сердца Иисуса … 1906 1912 К.К. Лыгин Св. Апостолов Петра и Павла каменный 1906 1909 … 1910 пос. Тимофеевский филиальный храм Св. Сердца Иисусова деревянный 1901 1906 … г. Новониколаевск приходской храм Св. Казимира каменный 1905 1909 Инж. Венер пос. Александр-гейм молитвенный дом … … … 1910 … пос. Гейдельберг молитвенный дом … … … 1910 … пос. Екатериненштадт молитвенный дом … … … 1910 … пос. Либенталь молитвенный дом … … … 1910 … 271 приходской храм 1911 1 2 3 4 5 Продолжение таблицы 6 7 г. Барнаул приходской храм Непорочного Сердца Пресвятой Девы Марии кирпичный 1907 1909 И. Ф. Носович пос. Переменовский филиальный храм … … … … … г. Бийск часовня на кладбище … … 1905 1916 К. К. Лыгин г. Славгород филиальный храм … … 1914 … … пос. Зачулымский филиальный храм … … 1910 … … г. Омск приходской храм Непорочного Зачатия Пресвятой Богородицы каменный 1861 1909 Г. С. Вершинин деревянная 1895 часовня на кладбище молитвенный дом … … … … … пос. Елизаветин-ский молитвенный дом … … 1911 … … пос. Зеленополь филиальный храм … … 1912 … … пос. Келлеровка молитвенный дом Св. Франциска … … … … с. Стесселовка часовня … … … … … г. Петропавловск молитвенный дом Пресвятого Сердца Иисуса … … … К. К. Лыгин Божьей Матери Неустанной Помощи … … … … Св. Анны каменный 1882–1884 1884 … приходской храм г. Кустанай г. Екатеринбург приходской храм 272 пос. Деспотзенновский 1 2 г. Тобольск приходской храм 3 4 5 Св.Троицы деревянный 1901 часовня в тюремном замке каменный Продолжение таблицы 6 7 1847 … 1909 молитвенный дом … … … … … пос. Гриневичи молитвенный дом Св. Духа … 1911 1911 … г. Тара молитвенный дом … деревянный 1910 1916 … г. Тюмень филиальный храм Св. Иосифа Обручника каменный 1904 … … пос. Хлебный молитвенный дом … 1910 … … г. Ишим приходской храм … каменный 1902 1917 … г. Курган приходской храм Богоматери Неустанной Помощи деревянный 1875 Успения Пресвятой Девы Марии г. Иркутск приходской храм Иванов 1904 1904 деревянный 1825 … Ян Тамулевич каменный 1881–1884 с. Усолье часовня … … 1900 … … пос. Черемхово часовня … … 1900 … … пос. Нижнеудинск часовня … … 1900 … … пос. Иннокентьевский часовня … … 1907 1908 … с. Вершина часовня … … 1915 … … с. Слюдянка молитвенный дом … … 1916 … … 273 д. Ботвиная 1 2 г. Красноярск приходской храм 3 4 5 Провидения Господня деревянный 1857 каменный 1905–1910 Продолжение таблицы 6 7 … В. А. Соколовский филиальный храм Св. Антония … 1908 … … пос. Сретенск молитвенный дом … … … … … г. Ачинск молитвенный дом … деревянный 1910–1914 … В. А. Соколовский с. Иланское филиальный храм Пресвятой Троицы … 1909 … … д. Канок часовня Св. Михаила … 1905 1906 … д. Витебка часовня … … … … … с. Лакино часовня … … 1907–1910 … … пос. Нерчинский Завод часовня … … 1842 … … г. Благовещенск филиальный храм 1897 … приходской храм приходской храм 1848 Преображения Господня … 1896–1898 1910 пос. Рогачевка часовня … … 1907 … … пос. Серебрянка часовня … … 1908 … … пос. Усть-Горбица часовня … … 1907 … … г. Хабаровск филиальный храм Сердца Иисуса … 1910 … … г. Чита приходской храм Свв. Апостолов Петра и Павла каменный 1875 … … 274 пос. Креславка 1 2 г. Верхнеудинск Окончание таблицы 6 3 4 5 7 филиальный храм Сердца Иисуса … 1909 1909 … г. Николаевск-наАмуре приходской храм … … 1868 … … г. Владивосток приходской храм Рождества Девы Марии деревянный 1886–1889 1889 каменный 1909–1921 А. А. Гвоздзиовский *Составлено по данным: РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 486, 680, 682, 689, 703, 704, 855, 992, 1000, 1002, 1146, 1148, 1171, 1172, 1175, 1176; Оп. 128. Д.1172, 1795; Ф. 822. Оп. 2. Д. 9360; Оп. 3. Д. 15062, 15063; Оп. 4. Д. 15688, 16393; Оп.5. Д. 19601, 19751, 20109, 20485; Ф. 826. Оп.1. Д.752, 760, 832, 1131, 1172, 1320, 1361, 1506, 1618, 1690, 1696, 1711, 1763, 1807, 1808, 1825, 1895, 1923, 1936, 1993, 2010, 2011, 2055, 2111, 2151, 2153, 2319. 275 ПРИЛОЖЕНИЕ Б. Священнослужители католического вероисповедания в Сибири Таблица 1 Католические священнослужители в Сибири первой волны: 1830–1863 гг. Ф. И. О. Жизненные обстоятельства / Название архивного дела Время пребывания в Сибири 2 Сослан в Кузнецк под строгий надзор полиции без лишения духовного сана 3 09.01.1840 г. – прибыл в Кузнецк С 09.10.1840 г. – викарий в Томске С 14. 08.1852 г. по 13.07.1858 г. – курат в Тобольске Проживал в Тобольске в 1832 г., умер в 1833 г. Дудковский (Дидковский) Модест Отдан в солдаты специального Сибирского корпуса с лишением духовного сана и всех прав состояния Гациский (Хачиский) Дезидерий Кеджицкий (?) С 12.01.1833 по 10.10.1855 гг. – настоятель иркутского костела (умер в Иркутске) 1833–1855 гг. Нет сведений Нет сведений Красницкий Томаш Сослан в солдаты в 1846 г. 1846–1856 гг. – рядовой, с 10.08.1856 г. – унтер-офицер 11-го Сибирского линейного батальона в Томске 4 ИсАИО. Ф. 3. Оп. 13. Д. 18084. Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 132–133 Принадлежность к церковной конгрегации 5 Магистр теологии, из монастыря капуцинов в Брусилове Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 126–127 ИсАИО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 3, 9. Ксендз базилианского монастыря в Овруче Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 126–127 Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 135 Ксендз из Литвы Бернардинец Монах монастыря в мест. Скурцу Седлецкого уезда 276 1 Анкудович Антоний Источник сведений 1 Милевский Дионизий 2 Нет сведений Сослан в Колывань под строгий надзор полиции без лишения духовного сана Сослан на поселение за причастность к организации Ш. Конарского Сослан в Тобольскую губ. на житье без лишения прав и духовного сана в 1854 г. Роханский Юзеф Вернулся в Польшу из ссылки в Тобольск в сентябре 1856 г. Сероцинский Ян Генрик Отдан в солдаты специального Сибирского корпуса с лишением духовного сана и всех прав состояния В 1859 г. находился в Омске. 1860–1863 гг. – проживал в Иркутске Нет сведений С 1832 г. отбывал принудительную военную службу в Омске, скончался в Омской крепости во время исполнения наказания по обвинению в подготовке вооруженного заговора ссыльными ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 105 Нет сведений ИсАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 584; Ф. 297. Оп. 1. Д. 21 РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 17 Францисканец Волчук Я. Знания о Сибири в школах Королевства Польского в период между восстаниями // Сибирь в истории и культупе польского народа. М., 2002. С. 106 ЦГВИА. Ф. 801. Оп. 64/5. Д. 5. Нет сведений Пилсудский Б. Поляки в Сибири // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 25 Монах паулинского монастыря в Ченстохове 277 Михайловский Андрей Павловский Тибурций Петровский Яков 3 13.02.1830 приступил к исполнению обязанностей курата Иркутского прихода 09.01.1840 г. – прибыл в Колывань 1842–1857(?) Продолжение таблицы 1 4 5 ИсАИО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 3 Бернардинец Магистр теологии, приор базилианского монастыря в Овруче 1 Торчановский Михаил 2 Сослан в Барнаул под строгий надзор полиции без лишения духовного сана Трощинский Феликс Сослан в Тобольскую губ. на жительство без 1852 г. – проживал в лишения сана под строгий полицейский Таре надзор в 1852 г. 1852 г. Сослан и проживал в Иркутске в 1851–1894 гг. 4 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 13. Д. 18084. ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 105. Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 134 Волчук Я. Знания о Сибири в школах Королевства Польского в период между восстаниями // Сибирь в истории и культупе польского народа. М., 2002. С. 106. Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 136 ИсАИО. Ф. 297. Оп. 1. Д. 9. Л. 237 Wyjatki z podrozy, odbytej przez ks. Krzysztofa Szwernickiego w krajach amurskich, w prowincji irkuckiej I guberni irkuckiej, dla spelnienia poslug duchownych katolikom, od 25 marca 1859 do 16 stycznia 1860 // Pamietnik ReligijnoMoralny. Warszawa, 1861. Ser. 2. T. 7. № 2–6. (Религиозно-нравственный дневник, 1861. Сер. 2. Т. 7. № 2–6) Нет сведений 278 Шайдевич КлоВикарий Иркутского приходского храма доальд Шверницкий (Швермицкий, Шверминский) Кшиштоф Мария 3 09.01.1840 г. – прибыл в Барнаул 25.04.1843 г. – умер от чахотки в Барнаульском заводском госпитале Продолжение таблицы 1 5 Нет сведений Бернардинец Из ордена марианов 1 Шишко Павел 2 Сослан в Томскую губ. под надзор полиции без лишения духовного сана в 1839 г. 3 10.01.1840 г. – прибыл в Бийск 26.08.1856 г. его прошение о возвращении на родину было удовлетворено 4 ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 650. Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 133–134 Окончание таблицы 1 5 Из монастыря капуцинов в Брусилове 279 Таблица 2 Католические священнослужители в Сибири после восстания 1863 г. Название архивного дела / Жизненные обстоятельства Время пребывания в Сибири Источник сведений Принадлежность к ордену / Приписка к епархии 1 2 3 4 5 Бакевич Георгий «По просьбе ксендза Бакевича о дозволении ему переселиться в Царство Польское» 08.08.1867–04.12.1867 ИсАОО. Ф.3. Оп. 5. Д. 7698 Ксендз Тельшевской епархии Бакулевич (Бакулович) Гилярий Выслан под надзор полиции в Томскую губ., прибыл в Кузнецк 16.08.1865 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 201 Нет сведений Бартошевич (Барташевич, Бартосевич) Иосиф Служил в Спасском приходе Томской губ. 1876–1877 ГАТО. Ф. 104. Оп. 1. Д. 586. Л. 1 об; Ф. 527. Оп. 1. Д. 144, Л. 1 об. Ксендз Сейнской епархии Бартлинский Игнатий Находился в ссылке в Томской губ., получал ежемесячное пособие в размере 6 руб. 23.09.1865–17.05.1870 ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 295. Л. 17; Д. 452. Л. 12 Ксендз Сейнской епархии Бартосик Михаил Проживал в Омске 19.06.1869 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 Нет сведений Березовский Феофил «По представлению Акмолинского губернатора о применении 3 п. царского повеления 13/17 мая 1871 г. политическому ссыльному ксендзу Феофилу Березовскому» 20.09.1873–31.12.1873 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11550 Нет сведений Умер 18.11.1885 г. от воспаления легких и похоронен в с. Спасское Каинского уезда Томской губ. 280 Ф.И.О. 1 Богунский Иван 2 «Об освобождении от каторжной работы бывшего викарного священника Ивана Богунского» 3 14.11.1846–21.11.1846 Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф.3. Оп. 2. Д. 2251 Нет сведений Бонович Георгий Проживал в Томске 1866 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 8960 Ксендз Ковенской губ. Бортницкий Игнатий Служил в костеле Томска, получил разрешение вернуться в Сейнскую епархию 23.09.1865–17.05.1870 ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 452. Л. 1–13; Д. 259. Л. 17–18 Ксендз Сейнской епархии Буйно «По представлению томского губерна- 12–13.02.1874– тора об освобождении от надзора по06.11.1874 лиции политических ссыльных ксендзов Буйно, Виткевич, Буцинского, Косаржевского, Касимовского, Олехнович и Дешкевич (по ст. сп. Дешклиневич)» ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12033. Монах Виленского монастыря францисканцев Буткевич Франц «По прошению политического ссыльного ксендза Франца Буткевича о дозволении возвратиться на родину или переселиться в одну из ближайших к ней местности» ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11572 Нет сведений Буцинский (Бучинский) Адам «По представлению томского губерна- 12-13.02.1874– тора об освобождении от надзора по06.11.1874 лиции политических ссыльных ксендзов Буйно, Виткевич, Буцинского, Косаржевского, Касимовского, Олехнович и Дешкевич (по ст. сп. Дешклиневич)» ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12033. Л. 8–9 Ксендз Августовской епархии Быцулевич Гилярий Проживал в Колывани, Кузнецке, Мариинске, Томске. Умер 07.12.1870 г. в Томске, похоронен на католическом кладбище куратом Захаревичем ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 295. Л. 11–16; Ф. 527. Оп. 1. Д. 7. Л. 85 Нет сведений Евстафий 1865–1870 281 31.12.1873–13.12.1874 ГАТО. Ф. 3. Оп. 19. Д. 728. Л. 13; Оп. 4. Д. 295. Л. 140 1 Валашинский (Волошинский) Георгий (Ежи) 2 Проживал в Мариинске, Каинске, Тобольске, Таре, зарабатывал на жизнь починкой часов Валентинович Иван «По представлению томского губернатора, о применении 3 п. царского 13/17 мая 1871 г. к состоящим под надзором полиции ксендзам Викентию Ковальскому и Ивану Валентиновичу» Виткевич Ян (Иоанн) 3 1865–1884 РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 505. Л. 11 07.06.1874–16.10.1874 19 июня 1869 г. проживал в Омске Войдага (?) ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12056. Нет сведений ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12033. Ксендз Жмудской епархии 282 «По представлению томского губерна- 12–13.02.1874– тора об освобождении от надзора по06.11.1874 лиции политических ссыльных ксендзов Буйно, Виткевич, Буцинского, Косаржевского, Касимовского, Олехнович и Дешкевич (по ст. сп. Дешклиневич)» Проживал в Томске, Мариинске, получал пособие от казны 15 коп. суточных Витковский Ян (Иван) 4 ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 295. Л. 54, 82. Продолжение таблицы 2 5 Ксендз Ковенской губ. ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197. Л. 4 «По представлению тобольского губернатора, ходатайствующего об освобождении от надзора полиции политического ссыльного ксендза Ивана Витковского». Прибыл в Бийск 31.04.1865 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; РГИА. Ф. 821. Оп. 3. д. 177. 02.05.1874–12.10.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12052 «Переписка с Главным управлением Восточной Сибири об учреждении надзора полиции за священником Войдагой» 1884 ГААК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 2544 Иезуит, ксендз Виленской епархии Нет сведений 1873 Продолжение таблицы 2 4 5 ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1190. Ксендз Августовской епархии ГАТО. Ф. 527. Оп. 1. Д. 211 1864–1866 ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 295. 1869 ГАТО. Ф. 527. Оп. 1. Д. 7 «О переводе на жительство из гор. Томска в гор. Мариинск ксендза Николая Гиртовича» 14.02.1866–15.04.1866 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6896. Прибыл в Кузнецк 03.06.1866 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; РГИА. Ф. 821. Оп.3. Д. 183 Гольдрат Мефодий Отбывал ссылку в Мариинске 1866 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 8960 Нет сведений Григалюнович Эдуард (Альберт) Сослан на жительство в Томскую губ. с лишением духовного сана Сослан в Томскую губернию, в Кузнецк прибыл 16.08.1865 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 206 Нет сведений Гриневич Викентий (Виценты) Сослан на жительство в Томскую губ. с лишением духовного сана, проживал в Мариинске 1865 ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1042 Ксендз Августовской губ. Гриневский (?) «О выдаче польскому переселенцу Эдуарду Горчаткевичу годового билета для разъездов с ксендзом Гриневским» 04.02.1874–08.02.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12315 Нет сведений 1 Войшнар (Войшнер) Августин 2 Проживал в Мариинске. В Томске жил у Юлиана Домбровского. 3 13.10.1867 Умер 06.08.1888 г. в Томске, похоронен на католическом кладбище кс. Олехновичем Воловский Михаил Проживал в Нарыме 03.08.1869 г. умер в Томске от чахотки, похоронен на католическом кладбище куратом Захаревичем Викарий Томского прихода Ксендз Могилевской епархии 283 Гиртович Миколай (Николай) Ксендз Тельшевской епархии 1 Громадский Валерий (Валериан) Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 9032. Нет сведений 2 «О разрешении ксендзу Громадскому отправиться в ст. Николаевскую для пользования кумысом». 3 28.04.1869–02.05.1869 «О дозволении вице-курату Томской римско-католической церкви Валерию Громадскому 4-месячного пребывания в Подольской губернии» 22.09.1872–20.04.1872 1882–1900 гг. – настоятель в Томске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 10939 Гутовский Иосиф «По донесению тобольского губернатора о невыдаче билета на выезд в Европейскую Россию политическому ссыльному из ксендзов Иосифу Гутовскому» 13.11.1874–06.06.1875 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12088 Нет сведений Давыдович (Давидович) Иосиф Сослан в Томскую губ. без лишения прав. Жил в Томске, Каинске. 1865–1882 гг. – викарий в Томске 1867–1873 Даржинский Иоанн (Иван) Ксендз Ковенской губ. Dawidowicz J. S. Z listow sybirskiego misjonaza. Krakow, 1901 08.08.1867–04.12.1867 «По отношению министра внутренних 16.01.1873-26.01.1873 дел о предоставлении бывшему ксендзу Иоанну Даржинскому переезда на жительство в Симбирскую губернию». Умер 11.10.1875 г. от чахотки, похоронен в Томске на католическом кладби1875 ще кс. В. Громадским ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11458. ГАТО. Ф. 527. Оп. 1. Д. 7. Л. 132 об. Ксендз Тельшевской епархии 284 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 5. Д. 7699. Оставил после себя воспоминания, изданные в Кракове. «По просьбе ксендза Давыдовича о дозволении ему переселиться в Царство Польское» ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 5. Д. 61 1 Демидович Яков (Якуб) 2 «По отношению управляющего Министерством внутренних дел с препровождением на распоряжение прошения политического ссыльного ксендза Демидовича о дозволении проживать ему в одной из деревень Мариинского округа». Здесь же об освобождении ксендза Демидовича от надзора полиции. 3 20.08.1873–12.11.1873 Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11547 Каноник г. Гродно Дешкленович «О высылке в Сибирь ксендза Дешкленовича». 02.11.1867–18.05.1868 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7754. (Дешклиневич, Дешкевич) Нет сведений ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12033 Диакевич (Диакович, Двякевич) Иосиф Сослан на жительство в Томскую губ. в 1864 г. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ, с конфискацией имущества Проживал в Томске ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197 Ксендз Гродненской губ. Дорожинский Иосиф Сослан на жительство в Томскую губ. за участие в мятеже, выраженное встречей шайки мятежников с хоругвями и служения для них молебствия В 1870-е гг. проживал в Томске ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197 Нет сведений 285 «По представлению томского губерна- 12-13.02.1874– тора об освобождении от надзора по06.11.1874 лиции политических ссыльных ксендзов Буйно, Виткевич, Буцинского, Косаржевского, Касимовского, Олехнович и Дешкевич (по ст. сп. Дешклиневич)» 3 Прибыл в Бийск 29.03.1865 г. «О собрании сведений о политическом ссыльном бывшем ксендзе Франце Дышо, ходатайствующем о царском прощении» 29.01.1873–02.07.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11462 Ждопарский Рох Отбывал ссылку в Омске 1867–1869 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 Нет сведений Жолтовский Иоанн Отбывал ссылку в Кургане 1898 Нет сведений Нет сведений Жук Доминик Выслан в Томскую губ под надзор полиции В Кузнецк прибыл 20.08.1866 г. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; РГИА. Ф. 821. Оп. 6. Д. 232 Ксендз Ковенской губ. Жуковский Семен «По отношению управляющего министерством внутренних дел о собрании сведений о политическом ссыльном ксендзе Михаиле Скорупском, ходатайствующем о разрешении выезда в Европейскую Россию. Здесь же о Семене Жуковском и Адольфе Миркулевиче». 10.06.1873–26.06.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11533 Ксендз Виленской губ. Залевский (Залесский) Пацифик Скончался в Томске 02.12.1867 г. 1867 ГАТО. Ф. 527. Оп. 1. Д. 7 Захаревич Иустин «По представлению исполняющего должность томского губернатора об увольнении в отпуск курата Захаревича» 07.02.1880–27.06.1880 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 16519 Нет сведений «О перемещении ксендза Ивашкевича из Томска в Тобольск» 07.09.1862 г. переведен из Томска в Тобольск 1 Дышо Франц Ивашкевич (?) Монах ордена капуцинов, Люблинской губ. 1867–1882 гг. – курат в Томске РГИА. Ф. 822. Оп. 3. Д. 15062 Нет сведений 286 2 Сослан на жительство в Томскую губ. в 1864 г. с лишением духовного сана. Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; Нет сведений РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 177. 1 Калинко Казимир 2 Служил капелланом в Кургане Касимовский (?) «По представлению томского губерна- 12-13.02.1874– тора об освобождении от надзора по06.11.1874 лиции политических ссыльных ксендзов Буйно, Виткевич, Буцинского, Косаржевского, Касимовского, Олехнович и Дешкевич (по ст. сп. Дешклиневич)» ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12033 Нет сведений Келиш (Келпш) Юлиан Сослан на житье в Томскую губ. в 1863 г. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ за сочувствие восстанию и присутствие при чтении в костеле революционного воззвания РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 327. Ковалевский Плетан «По представлению томского губернатора, о применении 3 п. царского 13/17 мая 1871 г. к состоящим под надзором полиции ксендзам Викентию Ковальскому и Ивану Валентиновичу» 1905 4 Из материалов коллекции Курганского краеведческого музея В 1866–1867 гг. отбывал ссылку в Мариинске ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1153а 07.06.1874–16.10.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12056. 19 июня 1869 г. проживал в Омске (Ковалевский) ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 В 1865 г. выслан в Тобольскую губ. под Нет сведений надзор полиции РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 197 Ксендз Новоалександровской губ. 287 Ковальский (Ковалевский) Викентий 3 Продолжение таблицы 2 5 Нет сведений Нет сведений Ксендз, монах ордена бернардинов 1 Коленда (Колендо) Адам 2 Выслан в 1866 г. на постоянное жительство под строгий надзор полиции в Тобольскую губ. «По представлению томского губернатора о возвращении из Сибири находящегося в г. Нарыме политического ссыльного (ксендза). Здесь же о дозволении переезда в Казанскую губернию ксендзу Коленде» 3 Нет сведений Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 10896 Викарный ксендз Ольшанского костела 10.11.1872-27.04.1873 Сослан под строгий надзор полиции в 1865 г. в Томскую губ. Прибыл в Колывань ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784 27.05.1865 г., в 1868 г. переведен в Нарым. Нет сведений Копцевич (Концевич) Венедикт «По ходатайству настоятеля римскокатолического костела Копцевича о возврате ему вычитаемых в продолжение 4-х лет из его содержания 2 %» 10.04.1872–05.01.1873 Корженевский Иван (Иоанн) «По представлению тобольского губернатора об освобождении от надзора полиции политического ссыльного ксендза Ивана Корженевского» 03.07.1874–16.04.1876 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12061 Ксендз Виленской губ. Косаржевский (Коссаржевский) Амброзий «По представлению томского губернатора об освобождении от надзора полиции политических ссыльных ксендзов Буйно, Виткевич, Буцинского, Косаржевского, Касимовского, Олехнович и Дешкевич (по ст. сп. Дешклиневич)» Сослан в Томск, 11.04.1865 г. переведен в Бийск, в 1875 г. – в Мариинск ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784. 12–13.02.1874– 06.11.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12033 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 10649 Нет сведений 1864–1884 гг. – Тобольск Ксендз Ковенской губ. 288 Колышко Адам 1 Косиловский (Казиловский, Коссиловский) Ежи (Георгий) 2 Выслан в Томскую губ. под надзор полиции без лишении прав состояния. «По прошению находящегося в г. Мариинске ксендза Георгия Косиловского о выдаче ему кормовых и квартирных денег». 08.08.1875–20.10.1875 1881 г. – викарий Красноярской римско-католической церкви ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12718. ГААК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 1692. 289 «Переписка с красноярским полицмейстером о прошении митрополита римско-католической церкви назначить освобожденного от надзора полиции священника Г. Коссиловского на должность вице-курата Красноярской церкви». 3 С 05.10.1866 г. проживал в Кузнецке, в Мариинске. Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; Ксендз Виленской РГИА. Ф. 821. Оп. 6. Д. 237. губ. «Переписка с Енисейским губернским управлением о ксендзе Коссиловском» ГААК. Ф. 595. Оп. 63. Д. 2463 Котович Эдвард (Эдуард) Выслан под строгий надзор полиции в Томскую губ. Прибыл в Кузнецк 18.12.1866 г., проживал в Мариинске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; РГИА. Ф. 821. Оп. 6. Д. 241 Ксендз Гродненской губ. Красукский (Красуцкий) Игнатий Сослан на житье в отдаленные места Сибири с лишением всех прав и преимуществ. В 1866 г. прибыл в Омск, проживал в Тобольске, где и умер Нет сведений «По докладной записке политического преступника из ксендзов Игнатия Красукского, ходатайство о выдаче ему кормовых денег» Сулимов В. С. Польские ссыльные в Тобольской губ. (1801–1881 гг.). Тобольск, 2007. С. 47. 24.12.1874-27.01.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12090 2 Выслан под надзор полиции в 1864 г. в Томскую губ. с лишением духовного сана 3 С 15.05.1865 г. был в Каинске, переведен в Кузнецк 17.06.1865 г. На момент освобождения в 1874 г. проживал в Мариинске Кринский Феликс Выслан под строгий надзор полиции в 1865 г. на постоянное жительство в Тобольскую губ. На момент освобождения в 1871 г. проживал в Тобольске «О дозволении ксендзу Кринскому переселиться в Царство Польское» 17.12.1868–30.12.1868 Выслан под строгий надзор полиции на постоянное жительство в Томскую губ. в 1866 г. Прибыл в Бийск 12.06.1867 г. Лавкович Иосиф «По прошению находящегося в Мариинске политического ссыльного ксендза Иосифа Лавковича о предоставлении ему права продать хранящиеся в Томском римско-католическом костеле его собственные священнослужебные вещи» РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 213. Нет сведений ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 8439 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784. Нет сведений 290 1 Кржыжановский Андрей, сын Доминика Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784; Ксендз Могилевской Оп. 7. Д. 11555; РГИА. губ. Ф. 821. Оп. 3. Д. 166 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12710 03.06.1875–18.08.1875 Лебедзинский Людовик Сослан на жительство без лишения прав в Томскую губ. С 1866 г. проживал в Томске ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 295 Нет сведений Левковский Иосиф «По представлению томского губернатора, о применении 3 п. царского 13/17 мая 1871 г. к политическому ссыльному ксендзу Иосифу Левковскому» 01.06.1874-01.11.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12055 Нет сведений Продолжение таблицы 2 5 Нет сведений 2 Выслан под надзор полиции в Томскую губ. с лишением духовного сана 3 В 1866 г. проживал в Каинске 4 Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 238. Леонович Иван (Ян) Выслан в Тобольскую губ. на постоянное жительство под строгий надзор полиции в 1865 г. 19 июня 1869 г. проживал в Омске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 Нет сведений Лидейко Матфий Выслан под надзор полиции в Томскую губ. в 1864 г. с лишением духовного сана и с конфискацией имущества Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 238 Ксендз Виленской губ. Лукашевич Павел Выслан под надзор полиции в Томскую губ. в 1865 г. Проживал в Нарыме РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 213. Нет сведений 13.11.1874–07.11.1875 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12083 1862 ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 58. «По отношению Министерства внутренних дел о возвращении на родину бывшего послушника Цитовянского Бернардинского монастыря Павла Лукашевича» 291 1 Ленковский (Линковский) Феликс Маевский (?) Совершал богослужения в Тобольске, выезжал в села Тобольской губ. для совершения таинств, делал записи в метрических книгах Малеевский Доминик «По представлению Тобольского гу28.12.1873–13.09.1874 бернатора об освобождении от надзора С 1876 по 1893 г. – полиции политического преступника из викарий в Тобольске ксендзов Доминика Малевского» Нет сведений ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11573 Нет сведений 1 Матанович (Мотанович) Брокард 2 Выслан в Томскую губ. под строгий надзор полиции в 1864 г. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ, с конфискацией имущества Мацкевич Антоний (Аврелий, Аврелиан, Аврелиян) «По просьбе дворянки Ковенской губернии Гертруды Жуковской об оставлении в Тобольске брата ее ксендза Антония Мацкевича» Мелехович (Мелихович) Выслан на жительство в Омск в 1863 г. Юстин ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 295 Проживал в Тобольске, Красноярске, Минусинске ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 66. 1863–1864 ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 81 Выслан в Томскую губ. под строгий надзор полиции в 1865 г. Прибыл в Колывань 17.08.1865 г. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 784. «По прошению дворянки Эстеры Микутович о смягчении участи ее сына политического ссыльного ксендза Северина Микутовича» 21(неразб).1872– 05.02.1873 гг. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 10940 Выслан в Томскую губ. под строгий надзор полиции в 1865 г. Проживал в Мариинске РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 217 «По отношению чиновника особых поручений при командире отдельного Сибирского корпуса о содержании письма ксендза Мелиховича». Ксендз Гродненской губ. Бернардинец, монах 292 Милосницкий Яцентий (Гиацинт, Яцент) ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6297. Умер 10.06.1877 г. в Томске «Дело об отправлении в Енисейскую губернию находящегося в Тобольске ксендза Мелеховича» Микутович Северин 3 Нет сведений Продолжение таблицы 2 4 5 РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 189 Ксендз Виленской губ. Ксендз Виленской губ. Иеромонах монастыря в Половенах Вилькомирского уезда Продолжение таблицы 2 4 5 ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197 Ксендз Виленской губ. 1 Миницкий Людвиг 2 Выслан под надзор полиции в Томскую губ. в 1864 г. с лишением духовного сана 3 Проживал в Мариинске Минчевский Иосиф Выслан под надзор полиции в Томскую губ. в 1864 г. с лишением духовного сана и с конфискацией имущества Нет сведений Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 240 Миркулевич Адольф «По отношению управляющего Министерством внутренних дел о собрании сведений о политическом ссыльном ксендзе Михаиле Скорупском, ходатайствующем о разрешении выезда в Европейскую Россию. Здесь же о Семене Жуковском и Адольфе Миркулевиче». 10.06.1873–26.06.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11533 Нет сведений Монюшко Александр Выслан под надзор полиции в Томскую губ. в 1864 г. с лишением духовного сана Нет сведений РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 185 Ксендз Гродненской губ. Мосей (Мосий) Викентий (Вицентий) Выслан под строгий надзор полиции в Тобольскую губ. в 1865 г. без лишения духовного сана Проживал в Омске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12036. Ксендз Ковенской губ. Нарвойш Викентий Выслан под строгий надзор полиции в Томскую губ. в 1868 г. без лишения прав и духовного сана «Об оставлении в г. Томске ксендза Нарвойша» 293 Викарий Спасского костела Каинского округа Томской губ. Ксендз Гродненской губ. РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 409 Проживал в Нарыме, ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197. Нет сведений Мариинске, Томске в период с 1868 по 1877 г. 03.09.1871–22.11.1871 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 10332 1 Носальский Иосиф 2 3 Умер 16.08.1873 г. в Томске Продолжение таблицы 2 4 5 Католический некрополь го- Ксендз Житомирской рода Томска (1841–1919 гг.). епархии Томск, 2001. С. 58 Овсяный Иосиф Выслан под строгий надзор полиции в Томскую губ. в 1865 г. Проживал в Колывани, Томске ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 295 Олай Антон Сослан нам поселение в 1865 г. в менее отдаленные местности Сибири без лишения прав и духовного звания Проживал в Тобольске, Тюмени ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12049 Ксендз Люблинской губ. Олехнович Михаил Сослан без лишения прав и духовного звания в 1866 г. на житье в Томскую губ. 01.05.1874–22.10.1874 294 «По представлению тобольского губернатора, ходатайствующего об освобождении от надзора полиции политического ссыльного ксендза Антона Олай. Здесь же о назначении ему пособия». Нет сведений Сослан в Томскую губ., первоначально жил в Томске, с 03.06.1866 г. – в Бийске, затем в с. Боготольском Мариинского уезда «По представлению томского губернатора об освобождении от надзора полиции политических ссыльных ксендзов Буйно, Виткевич, Буцинского, Косаржевского, Касимовского, Олехнович 13.02.1874–06.11.1874 и Дешкевич (по ст. сп. Дешклиневич)» ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12033. ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197 Ксендз Виленской губ. 1 Ольшевский Степан 2 Сослан на жительство в Сибирь под надзор полиции в 1865 г. без лишения духовного звания. «По просьбе политссыльного Гружевского о дозволении кс. Ольшевскому совершить бракосочетание просителя с девицей Жельнио». 3 20.09.1871 г. читал напутственные молитвы по умершему в Кургане 4 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 10346. Продолжение таблицы 2 5 Нет сведений ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318. 01.05.1874–12.10.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12051 Пацевич Юлиан Выслан в 1866 г. на житье в Томскую губ. под строгий надзор полиции Нет сведений РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 238 Пиотровский Яков «О перемещении ксендза из политических преступников, Якова Пиотровского, на жительство из Омска в Иркутск» 30.11.1859–08.02.1860 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4316 Писанко Бонифаций Выслан под надзор полиции в Томскую губ. в 1864 г. с лишением духовного сана и с конфискацией имущества Нет сведений Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 243 Нет сведений Плешковский Юзеф Вернулся в Польшу из ссылки в Тобольск в начале 40-х гг. XIX в. Нет сведений Волчук Я. Знания о Сибири в школах Королевства Польского в период между восстаниями // Сибирь в истории и культуре польского народа. М., 2002. С. 106 Нет сведений Ксендз Виленской губ. 295 «По представлению тобольского губернатора, ходатайствующего об освобождении от надзора полиции политического ссыльного ксендза Степана Ольшевского». 1 Прокопович Фортунат (Фердинанд) 2 Выслан в 1865 г. на житье в Тобольскую губ. под строгий надзор полиции 3 19 июня 1869 г. проживал в Омске Радзюникас Мицей (Мацей, Матвей) Сослан в менее отдаленные местности Сибири в 1865 г. 17 июня 1865 г. был в Тобольске, 19 июня 1869 г. проживал в Омске «О разрешении находящемуся в г. Омске ксендзу Мицею Радзюникасу возвратиться на родину в Царство Польское» Продолжение таблицы 2 4 5 РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 197. Бернардинец, настояИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 тель монастыря в Ковенском уезде ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318. Ксендз Августовской губ. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12709 21.05.1875–13.08.1875 Выслан в Томскую губ. в 1865 г. Проживал в Колывани, Мариинске ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197 Ксендз Виленской губ. Ржеконский Андриан Выслан в Томскую губ. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ в 1864 г. Нет сведений РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 112 Францисканец, диакон монастыря Рохожджарский (?) Нет сведений 19 июня 1869 г. проживал в Омске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 Нет сведений Рузга Юзеф Сослан под надзор полиции в Иркутск С 1890 г. – викарий в Иркутске ГАИО. Ф. 25. Оп. 1. Д. 2064 Нет сведений Рукойж (Рукойжа, Рукойша) Карл Выслан в Томскую губ. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ в 1865 г. Проживал в Каинске, Спасском. ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197. Ксендз Виленской губ. 08.07.1881–16.07.1882 «По представлению томского губернатора по ходатайству политического ссыльного из ксендзов Карла Рукойжа о выдаче ему денежного пособия на содержание» ИсАОО. Ф. 3. Оп. 9. Д. 17354 296 Развадовский Иван (Ян) 1 Русецкий Зеферин 2 Сослан на каторжные работы, проживал в Тобольске. «По отношению Министерства внутренних дел о перемещении находящегося в Тобольске политического ссыльного, бывшего ксендза Зеферина Русецкого, в Екатеринославскую губернию» Свенир (Свенцкий) Михаил Выслан на житье в Тобольскую губ. Сволкин (Сволькень, Сволькин) Николай Сослан в Томскую губ. без лишения прав в 1864 г. «По просьбе ксендза Николая Сволкина о дозволении ему совершать богослужение в Томске и о дозволении вообще высланным ксендзам совершать богослужение. По просьбе сосланного в Сибирь ксендза Сволькеня о дозволении ему переселиться в Царство Польское» 09.05.1875–03.09.1875 В 1865 г. проживал в Тобольске, с 1872 по 1875 г. получал казенное пособие «по болезненному состоянию и старости» 14.12.1874–19.03.1876 Прибыл в Колывань 13.03.1865 г. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12089. Сулимов В. С. Польские ссыльные в Тобольской губ. (1801–1881 гг.). Тобольск, 2007. С. 81–82. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 784. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318. 24.06.1865–04.02.1867 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 5. Д. 7682 25.07.1867–04.10.1868 Нет сведений 297 «По докладной записке политического преступника из ксендзов Михаила Свенира, ходатайствующего о выдаче ему кормового довольствия». 3 В 1875 г. причислен к разряду «дряхлых поселенцев» Продолжение таблицы 2 4 5 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12707 Нет сведений Бернардинец 1 Сенкевич Адольф 2 Нет сведений 3 1903 г. – викарий в Томске 4 Нет сведений Продолжение таблицы 2 5 Нет сведений Сервинский (?) «По отношению Министерства внутренних дел о разрешении ксендзу Сервинскому перейти на жительство в Костромскую губернию» 14.11.1872 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 10977 Скибневский Казимир Выслан в Псков, затем в Томскую губ. без лишения духовного звания и прав состояния «По ходатайству томского губернатора о применении 3 п. царского повеления 13/17 мая 1871 г. к политическому ссыльному ксендзу Казимиру Скибневскому» Выслан в Томскую губ. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ в 1864 г. Проживал в Томске с 1865 г. ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 527. Сослан в Томскую губ. без лишения прав в 1864 г. «По просьбе жительствующей в Ковенской губернии Януарии Подберской об оставлении в Томске брата ее ксендза Михаила Скорупского». «По отношению управляющего Министерством внутренних дел о собрании сведений о политическом ссыльном ксендзе Михаиле Скорупском, ходатайствующем о разрешении выезда в Европейскую Россию». Проживал в Томске Скорупский Михаил Был в Нарыме в 1904 г. 24.04.1874–27.01.1875 15 октября 1864 г. направлен в Мариинск ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12041 ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 10911 Нет сведений 06.07.1865–20.08.1865 10.06.1873–26.06.1874 Ксендз Ковенской губ. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6302. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11533 298 Скирмонт (Скирмунт) Киприан Ксендз Варшавской губ. Продолжение таблицы 2 5 Нет сведений 1 Сржедзинский Осип (Иосиф) 2 Сослан в Томскую губ. без лишения прав и духовного звания 3 Проживал в Томске в 1868 г. 4 ГАТО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 315 Статкевич Игнатий Выслан в Тобольскую губ. под строгий надзор полиции в 1865 г. 19 июня 1869 г. проживал в Омске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 Сташкевич Дионисий Выслан в Томскую губ. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ в 1864 г. Проживал в 1869 г. в Каинске, в 1871 г. – в Нарыме ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 10308 Ксендз Виленской губ. «Об облегчении участи ксендза Сташкевича» 09.07.1871–08.10.1871 Стецкий Осип (Иосиф) Выслан в Тобольскую губ. под строгий надзор полиции Проживал в Тобольске, Кургане ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 1. Д. 58 Ксендз Варшавской губ. Стефанович Константин Сослан в Томскую губ. без лишения прав и духовного звания в 1865 г. Прибыл в Бийск 20.09.1865 г., проживал в Томске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784. РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 180 Ксендз Виленской епархии Торгоньский (Торганский) Урбан Выслан в Томскую губ. с лишением духовного сана, всех прав и преимуществ в 1866 г. С 29.08.1866 г. проживал в Кузнецке, затем в Мариинске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784. 1906 «О применении высочайшего повеления 16 апреля 1866 г. к ксендзу Торганскому» 18.07.1868–15.01.1871 Выслан в Томскую губ. под строгий надзор полиции в 1866 г. Проживал с 1866 по 1882 г. в Бийске, Томске, Мариинске РГИА. Ф. 821. Оп. 6. Д. 8371. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 8371 ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1190. РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 534 Ксендз Ковенской губ. 299 Улинский Викентий Ксендз Минской губ. 1 Франкович Петр 2 Сослан в Томскую губ. 3 Умер 22 декабря 1864 г. 4 ГАТО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 1041. Продолжение таблицы 2 5 Нет сведений Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 249 Выслан в Тобольскую губ. под строгий надзор полиции в 1866 г. Проживал в Тобольске в 1870 г. Сулимов В. С. Польские ссыльные в Тобольской губ. (1801–1881 гг.). Тобольск, 2007. С. 95 Ксендз Ковенской губ. Чарнецкий (Чернецкий) Эдмунд «О воспрещении сосланному под надзор полиции в г. Березов бывшему кс. Чарнецкому совершать богослужение». 10.07.1867–16.08.1867 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 5. Д. 7677 Нет сведений «По представлению тобольского губернатора, ходатайствующего об освобождении от надзора полиции политического ссыльного ксендза Эдмунда Чернецкого. Здесь же о выдаче билета ему для жительства в Тобольскую губернию» 01.05.1874–12.09.1874 ИсАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12050 Выслан в Томскую губ. под строгий надзор полиции в 1864 г. Проживал в Мариинске до 1874 г. ГАТО. Ф. 3. Оп. 11. Д. 1197 Шарковский Иосиф 300 Хорошанский Казимир Ксендз Ковенской губ. 1 Шарковский Пляцид 2 Выслан в Томскую губ. на постоянное жительство без лишения прав в 1864 г. «По отношению управляющего Министерством внутренних дел о собрании сведений о политическом ссыльном ксендзе Пляциде Шарковском, ходатайствующем о дозволении переселиться в Екатеринославскую губернию» 3 Проживал в Томске Продолжение таблицы 2 4 5 РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 561. Ксендз Тельшевской епархии ИсАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11556 01.10.1873–31.12.1873 «По донесению акмолинского губернатора с испрашиванием разрешения об освобождении от надзора полиции политического ссыльного монаха Дидака Шимбек» 08.11.1873–05.07.1874 ГАОО. Ф. 3. Оп. 7. Д. 11562 Нет сведений Шульц Амвросий Выслан в Томскую губ. на постоянное жительство в 1866 г. Проживал в Каинске РГИА. Ф. 821. Оп. 3. Д. 233 Магистр богословия 301 Шимбек Дидак Права состояния возвращены в 1871 г. Энгельгардт Нет сведений Курат в Томске ИсАОО. Ф. 3. Оп. 4. Д. 6318 Каноник Юстинович Винцентий Выслан в Томскую губ. под надзор полиции без лишения прав в 1864 г. Прибыл в Кузнецк 26.03.1865 г. ИсАОО. Ф. 3. Оп. 6. Д. 7784 Ксендз Варшавской епархии 11.04.1867 г. переведен в Мариинск 1 Явшиц Иосиф 2 Выслан в Тобольскую губ. под строгий надзор полиции в 1864 г., с лишением духовного сана и всех прав состояния 3 Проживал в Тобольске в 1867 г. Окончание таблицы 2 4 5 ГАОО. Ф. 3. Оп. 8. Д. 12048 Ксендз Виленской епархии «По представлению тобольского губернатора, ходатайствующего об освобождении от надзора полиции политического ссыльного ксендза Иосифа Явшица. Здесь же о назначении ему пособия» Якубовский Антон Нет сведений Никулина И. Н. Религия и политические ссыльные в Западной Сибири в XIX в. Иркутск, 2011. С. 252 Нет сведений 302 Выслан в Тобольскую губ. на постоянное жительство под надзор полиции в 1865 г. Таблица 3 Священнослужители восточного католического обряда, водворенные в 1916 г. на жительство в Томской губ.* Фамилия, имя Место водворения г. Томск Гоцкий Владимир г. Томск Виницкий Роман г. Томск Захаровский Виктор г. Томск Алексевич Станислав г. Томск Ганкевич Михаил с. Колпашево Склепкович Дмитрий с. Каргасок Савицкий Людвиг с. Парабельское *Составлено по: ГАТО. Ф. 3. Оп. 77. Д. 341. Л. 2. 303 Гуро Даниил Таблица 4 Перечень католических священнослужителей, исполнявших свои обязанности в Томской губ. по состоянию на 1916 г.* Фамилия, имя Место службы Дата назначения г. Мариинск 7 марта 1908 г. Жуковский Антоний г. Барнаул 8 августа 1912 г. Бузыцкий Михаил г. Мариинск 8 октября 1910 г. Михасенко Николай Белосток и Маличевский пос. Томского уезда 7 января 1913 г. Чаплинский Викентий Мариенбургский пос. Змеиногорского уезда 26 октября 1913 г. Янулис Игнатий Боготол пос., Боготольский приход 10 июня 1915 г. Пелецкий Юлий г. Каинск 2 декабря 1912 г. Аудар Иоан г. Томск, временно при Томском костеле 31 августа 1915 г. Габрош Алоизий Тимофеевский пос. Каинского уезда 16 ноября 1913 г. Попалейгис Станислав г. Мариинск 5 марта 1914 г. Шайдукис Иоан г. Томск, Томский приход 12 июля 1915 г. Фергялло Иоанн пос. Ломовицкий 10 октября 1915 г. Шпрингер Иоанн Нарымский край 28 сентября 1915 г. Яссас Казимир пос. Тайга 3 февраля 1916 г. *Составлено по: ГАТО. Ф. 3. Оп. 77. Д. 341. Л. 5 – 5 об. 304 Домбровский Станислав
