РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ НАРОДОВ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ
НАРОДОВ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА
На правах рукописи
Иванов Сергей Александрович
УЧАСТИЕ ВЛАСТЕЙ ПРОВИНЦИИ ХЭЙЛУНЦЗЯН В РОССИЙСКОКИТАЙСКОМ ЭКОНОМИЧЕСКОМ СОТРУДНИЧЕСТВЕ (1979–2009)
Специальность 07.00.03 – Всеобщая история (Новая и новейшая история)
Диссертация
на соискание учёной степени
кандидата исторических наук
Научный руководитель –
доктор исторических наук,
профессор В.Л. Ларин
Владивосток – 2014
2
Оглавление
Введение……………………………………………………….……………...
Глава 1.
3
Системные условия участия провинциальных властей
в
российском
векторе
внешнеэкономической
политики Китая в 1979-2009 гг…………………………...
26
1.1. Внешнеэкономическая политика КНР в период реформ:
идеологическая основа и динамика развития……………...
26
1.2. Политико-правовые основы участия субнациональных
органов власти в регулировании внешнеэкономической
деятельности в КНР………………………………………….
54
1.3. Политика центральных властей КНР в сфере торговоэкономического сотрудничества с СССР/РФ……………...
73
Глава 2.
Деятельность властей провинции Хэйлунцзян по
развитию
и
регулированию
экономического
сотрудничества с СССР/РФ в 1979-2009 гг……………...
87
2.1. Вопросы экономического сотрудничества с Россией в
официальном
дискурсе
и
политико-правовой
деятельности властей провинции Хэйлунцзян…………….
87
2.2. Эффективность деятельности провинциальных властей
по развитию экономического сотрудничества с СССР/РФ.
117
2.3. Участие провинциальных властей в контроле и
организации деятельности хэйлунцзянского бизнеса в
России………………………………………………………...
138
Заключение…………………………………………………………………..
157
Примечания………………………………………………………………….
165
Список использованных источников и литературы……..…………….
182
Приложения………………………………………………………………….
253
3
Введение
Актуальность темы исследования. Изучение истории участия властей провинции Хэйлунцзян в российско-китайском экономическом сотрудничестве в конце 1970-х
– 2000-х гг. неотделимо от исследования двух комплексных проблем: интеграции Китая
в мировое хозяйство и функционирования современного китайского государства.
Актуальность первой обусловлена мировой конъюнктурой последних десятилетий, когда экономические позиции КНР на международной арене стали стремительно
укрепляться. Эта тенденция наряду с уникальностью количественных характеристик
КНР – численностью населения, масштабом территории, потенциалом урбанизации и
индустриализации, абсолютным богатством и одновременно относительной бедностью
природными ресурсами – породила социальный запрос на понимание внешнеэкономической политики китайского государства и её возможных последствий для других стран.
В его удовлетворении преуспели упрощённые интерпретации, связанные с идеями китайской экономической угрозы или, наоборот, мирного возвышения. Междисциплинарный исторический анализ деятельности провинциальных властей во внешнеэкономической сфере КНР, безусловно, будет способствовать избавлению от таких редукций, позволяя проникнуть в историю международной интеграции КНР и глубже понять вопросы внешнеэкономической политики китайского государства.
В России наличие общей границы с Китаем усиливает необходимость адекватного
понимания деятельности китайских властей по регулированию внешнеэкономической
сферы. Расширяя в конце 1980-х гг. международное экономическое сотрудничество,
включая взаимодействие близлежащих территорий двух стран, власти СССР (как и власти КНР) видели в этом дополнительный ресурс развития периферийных зон своего национального пространства. Наблюдаемые эффекты в период открытия границ в итоге
оказались разными для сторон: с китайской, в частности в приграничной провинции
Хэйлунцзян, происходило обновление инфраструктуры и очевидное обогащение, с российской – стагнация хозяйства и нарастание сырьевого экспорта. Была ли эта разница
связана с действиями центральных и субнациональных правительств Китая или России?
Что делали власти провинции Хэйлунцзян для получения положительного эффекта? Ответ на эти вопросы важен для оценки опыта и возможностей корректировки текущей си-
4
туации в области экономического сотрудничества с Китаем и его приграничными регионами. Однако этот ответ возможен лишь через анализ другой проблематики – особенностей функционирования китайского государства.
Исследование новейшей истории китайского государства сопряжено с очевидной
трудностью – этот период до сих пор закрыт для традиционного исторического исследования, основанного на архивных материалах. Некритическое использование имеющихся
открытых материалов нередко приводит к объяснению любых действий китайского государства «китайской спецификой», стратагемностью мышления власти и сверхэффективностью бюрократической системы. Имеет ли историк право на такие идеализации,
или он в принципе обязан отказаться от изучения коммунистического периода Китая?
История Советского Союза подтверждает, что даже в государствах с жёстким авторитарным режимом административная система далеко не всегда выполняла волю политической элиты страны. Проблема заключается в том, что к таким выводам научное сообщество пришло лишь после распада СССР, когда встала реальная необходимость переоценки произошедшей политической и экономической катастрофы. Узость предмета исследования, изучение конкретных динамических ситуаций, возможность сопоставления
данных, представляемых различными органами власти или другим государством – то,
что мы попытались сделать в настоящем исследовании – позволит глубже проникнуть в
понимание взаимоотношений Центра и регионов в КНР в период реформ, а также качественно оценить управляемость политико-административной системы КНР. Безусловно,
история участия властей провинции Хэйлунцзян в российско-китайском экономическом
сотрудничестве не сводима ко всему спектру проблем государственного строительства и
не обязательно повторяет деятельность бюрократий других регионов Китая, однако ее
анализ станет кирпичиком в общем фундаменте работ о китайском государстве.
В самом же общем смысле, раскрытие заявленной темы исследования позволит не
только адекватней подходить к видению Китая в России, но и реалистичней воспринимать решения по развитию международной экономической политики и её российской
проекции, которые принимались в КНР.
Историография проблемы. К изучению проблем участия провинциальных властей во внешнеэкономической политике КНР первыми обратились западные1 экономисты и международники [406; 428; 444; 445; 457; 458]. Их интерес, появившийся в середине 1990-х гг., был во многом связан с попыткой найти «бреши» в монолите китайской
5
управленческой машины в области внешней политики и внешнеэкономической деятельности (ВЭД). Британский политолог Сегал Дж., отмечая усиливающуюся вовлеченность
китайских провинций в международное разделение труда, утверждал, что китайские
провинции, могут выйти из под контроля центрального правительства в пользу развития
внешних экономических связей, поэтому рекомендовал сдерживать возможную агрессию национального правительства КНР через расширение связей с региональными элитами [445, с. 345-355]. И хотя его тезисы основывались лишь на факте растущей зависимости хозяйства китайских территорий от внешнего рынка, они инициировали дискуссию. Впоследствии Тан Дж., Чэн П. и Чжэн Юннянь, не отрицая наличия собственных
интересов у китайских территорий в международных экономических связях, призывали
не преувеличивать политическую независимость региональных элит Китая [406, с. 119120; 458, с. 316-318]. В монографии «Де-факто федерализм в Китае: реформы и динамика центр-региональных отношений» Чжэн Юннянь на примере приморских провинций
(Цзянсу, Чжэцзян и Гуандун) доказывал, что в Китае среди трёх институтов центррегиональных взаимодействий – торга, принуждения и взаимовыгодного сотрудничества – превалировал последний, что было свойственно и для внешнеэкономической сферы
[457, с. 115-250].
Помимо публикаций о центр-региональных взаимоотношениях в Китае можно
выделить серию работ об особенностях участия региональных властей в реализации
внешнеэкономической стратегии. Они фокусировались на двух исследовательских вопросах. Часть работ была посвящена проблеме конкуренции между властями территорий в привлечении иностранных инвестиций и развитии внешней торговли в определенных отраслях экономики [407, 429, 452]. В данном исследовательском направлении
ощущалась нехватка эмпирических данных, способных продвинуть анализ дальше констатации самого факта наличия такой конкуренции. Тем не менее, стоит отметить работу Мегуми Наои, которая установила взаимосвязь между готовностью китайских властей решать вопросы ограничения экспорта товаров в Японию (в ситуациях, когда последняя выигрывала торговый спор с Китаем и принуждала его снизить вывоз конкретной продукции) и пространственной концентрацией производителей в КНР: если товар
производился в разных провинциях, то меры по сдерживанию экспорта были малоэффективными [434, с. 53]. Другая часть работ была посвящена изучению различий в реализации политики внешней открытости на провинциальном уровне и факторов, влияв-
6
ших на деятельность местных властей в сфере привлечения иностранных инвестиций и
развития экспортоориентированного бизнеса [411; 440; 448]. По мнению ученых Тун Э.
и Хван Ву Чунга, изначальное доминирование крупных госпредприятий в экономике и
преобладание неконкурентоспособных отраслей приводило к менее активным действиям властей во внешнеэкономической сфере [411, с. 229].
Из российских ученых лишь Потапов М.А. отмечал децентрализацию системы
принятия решений в сфере ВЭД в качестве важной составляющей реформ Китая [388, с.
54-62], однако он не проводил тщательного анализа этого процесса, наметив базовые вехи его динамики в 1980-е – первой половине 1990-х гг. и обозначив проблемы центррегиональных отношений, обострившиеся при проведении реформ в данной сфере.
Китайские международники (Чэнь Чжиминь, Су Чанхэ, Цзянь Цзюньбо) обратились к проблеме участия провинций в международных делах [404; 405; 497; 498; 527;
542], во многом реагируя на западные исследования2. Вместо поиска противоречий в
политико-административной системе своей страны, они анализировали предпосылки и
мотивацию участия китайских региональных властей в международных делах [498, с. 812], гипотетические каналы влияния на высшее руководство страны по вопросам внешнеэкономической политики [404, c. 197-200]. В их работах отмечалась положительная
роль провинциальной бюрократии в установлении побратимских связей и других дружественных контактов, которые опосредованно могли стимулировать экономические
обмены. Китайские учёные допускали возможность конкуренции между территориями
за международные экономические проекты [498, с. 22], однако они не углублялись в
изучение этой проблемы.
Вопросы участия провинциальных правительств во внешнеэкономической политике КНР изучались также через призму политической географии. Чу Яньли на основе
эконометрического анализа количественно определила «вес» каждой провинции в международной жизни Китая, а также географические и социально-экономические факторы,
которые определяли активность региональных властей [410, c. 118-184]. Однако саму
специфику участия региональных властей Китая во внешнеэкономической сфере автору
не удалось раскрыть, т.к. фактически объектом вышеуказанного исследования были
пространственные единицы (провинции), а не политические акторы.
В целом же, проблема участия региональных правительств в реализации внешнеэкономической стратегии КНР получила скромное развитие в исследованиях россий-
7
ских и зарубежных ученых, оставшись на периферии научных изысканий в области
центр-региональных отношений, внешней политики и экономики Китая. В значительной
степени это было связано с традицией рассматривать государство в качестве неделимой
единицы анализа, поэтому в огромном количестве работ о внешнеэкономической политике КНР не находилось места процессам, происходившим на региональном уровне. В
работах китайских исследователей на эту традицию налагалось влияние официальной
идеологии, рассматривающей центральную власть в качестве единственно значимого
регулятора и организатора экономической жизни в стране. Показательно, что в научной
монографии по истории политики внешней открытости в Китае (одном из томов многотомного издания, посвященного 30-летию политики реформ) информация о различных
аспектах децентрализации во внешнеэкономической сфере умещалась на одной странице [537, с. 33-38]. Помимо этого проблема участия региональных правительств в реализации внешнеэкономической политики КНР крайне поверхностно рассматривалась в историческом ракурсе.
Если рассматривать историографию в рамках более узкой, заявленной в диссертационном исследовании проблематики участия провинции Хэйлунцзян в российскокитайском экономическом сотрудничестве в период реформ, то она была частично отражена в трудах двух ученых – Ларина В.Л. [369; 370; 372] и Александровой М.В. [339].
Действия провинциальных властей Китая они рассматривали в системе приграничного и
межрегионального сотрудничества России и Китая, однако через призму разных дисциплин: первый ученый проводил исследование в историческом контексте, второй – в экономико-правовом.
Ларин В.Л. в рамках изучения широкого комплекса вопросов межгосударственных, приграничных и межрегиональных связей двух стран в период конца 1980-х – первой половины 2000-х гг. подробно проанализировал процесс эволюции концептуальных
и правовых основ политики властей приграничных территорий в сотрудничестве с российскими регионами и те проблемы, которые отмечало руководство китайских провинций, городов и уездов в качестве ключевых для развития российско-китайского взаимодействия. Согласуясь с основной целью своих работ – дать комплексный взгляд на проблемы взаимодействия РФ и КНР на национальном и региональном уровнях с упором на
Дальний Восток России – ученому удалось показать отсутствие в Китае какой-либо целенаправленной политики на центральном и местном уровнях по демографической и
8
экономической экспансии в отношении восточных районов России. В то же время на
фоне дезорганизации политической и экономической жизни в России ученый отмечал
чёткость целей и механизмов их достижения у провинциальных властей Китая в двустороннем экономическом сотрудничестве [369, с. 217-233, 256-257].
Александрова М.В. в своей монографии о проблемах экономического сотрудничества приграничных регионов России и Китая в концентрированном виде описала полномочия субнациональных правительств северо-восточных провинций Китая в сфере
ВЭД по состоянию на середину 2000-х гг., глубоко проанализировав только процесс
формирования политики приграничной открытости. По ее мнению, которое представляется не вполне обоснованном с точки зрения проведенного исследования, в КНР местные власти обладали минимальным набором полномочий в сфере регулирования ВЭД,
хотя на уровне приграничных регионов правительства получили значительные административные ресурсы для расширения экономического обмена с соседними государствами [339, с. 124].
В своих трудах оба ученых не акцентировали внимание на двух вопросах, которые важны для понимания вопросов участия провинциальных властей в российскокитайском экономическом сотрудничестве.
Во-первых, ученые практически не касались проблем взаимоотношений центра и
регионов в Китае по поводу реализации внешнеэкономической стратегии [221, c. 196].
Александрова М.В. выделила в своей монографии раздел, посвященный проблемам организации ВЭД на китайской стороне, однако фактически описала в нем другую проблему: процесс становления торгово-экономического сотрудничества с Россией в приграничных муниципалитетах КНР, а также развития международных экономических
форумов, которые ежегодно проводились в Харбине и Урумчи [339, с. 175-200].
Во-вторых, учёные не акцентировали внимание на анализе эффективности реализации субнациональными властями задач центрального правительства или их собственных установок в сфере экономического сотрудничества с Россией. Ларин В.Л. отмечал,
что в 1990-х гг. властям Хэйлунцзяна не удалось создать в провинции перерабатывающие производства, ориентированные на российский рынок и сырье, однако после азиатского финансового кризиса провинциальное руководство сделало заметные шаги по исправлению ситуации [369, с. 243-244]. Александрова М.В. в своей монографии указывала, что сотрудничество с Россией и усилия провинциальных властей по его развитию
9
принесли приграничным территориям Китая «много позитивных моментов» [339, с. 224].
В более поздних работах она подкорректировала свою точку зрения, утверждая, что
Хэйлунцзян не в полной мере воспользовался своим экономико-географическим положением, а значительные прибыли, которые поступали по серым каналам и контролировались местными властями, приводили к обогащению отдельных лиц и отсутствию стимулов у провинциального руководства проводить реформы, что стало причиной относительно медленных темпов развития хэйлунцзянской и цзилиньской экономик [338, с. 6263; 337]. Эти выводы учёного не были результатами экономических и социологических
исследований, а являлись больше гипотезой, основанной на умозрительной связи двух
фактов: высокой прибыльности приграничной торговли и отстающих от общенациональных значений темпов роста народного хозяйства приграничных с Россией провинций.
В рамках международно-политических исследований проблемы участия властей
приграничных регионов Китая в российско-китайском экономическом сотрудничестве
интересовали также западных учёных. К ним можно отнести Вишник Э. и Розмана Г.,
которые проанализировали действия провинциальных властей Китая в инициировании и
регулировании торгово-экономического сотрудничества с Россией в первой половине
1990-х гг. Оба исследователя отмечали, что Пекин не всегда был готов поддержать свои
приграничные территории в интенсификации торгово-экономического сотрудничества с
Россией, а власти приграничья, в свою очередь, не всегда охотно выполняли распоряжения Центра [442; 451]. Стоит отметить, что Вишник Э. произвела попытку проникнуть в
«закулисье» политической жизни Китая и на основе интервью с китайскими исследователями, реже бизнесменами и чиновниками проанализировала действия Пекина и регионов, связав успехи и неудачи в развитии приграничного сотрудничества с назначениями и отставками провинциальных руководителей, инспекционными поездками центрального правительства и т.д. [451, с. 240-241, 244-248].
Международная деятельность властей другой приграничной с Россией территории, провинции Цзилинь, была проанализирована в статье Дж. Коттона [413]. Учитывая
особенности региональной политики Пекина на рубеже 1980-х – 1990-х гг., австралийский учёный пришёл к выводу, что инициирование проекта Туманган и зон приграничного сотрудничества с Россией стало во многом попыткой местных властей получить
доступ к морю и войти в когорту приморских провинций, на которые в тот период рас-
10
пространились значительные преференции для развития экспортоориентированных отраслей [413, с. 1097]. К схожим выводам позже пришли Тан Дж. и Чэн П. в монографии
«Формирование внешней политики и политики безопасности в период реформ, 19782000» [406, c. 117-119].
В 2000-е гг. представители международно-политической науки не проявляли интерес к проблемам участия региональных политических элит Китая в международном
сотрудничестве с Россией, о чем говорит отсутствие подобных публикаций. Можно найти лишь одно объяснение этому: с конца 1990-х гг. вследствие начавшихся процессов
централизации и экономической либерализации участие региональных политических
элит в реализации внешнеэкономической стратегии КНР становилось все более формализованным, перестав быть предметом политико-правовых аномалий, интересных для
ситуационного политологического анализа.
В китайской историографии, частично затрагивающей рассматриваемую проблему, можно выделить комплекс монографических исследований политики приграничной
открытости [493; 526; 536; 546]. Объектом изучения в этих работах являлись правовые
институты международного экономического сотрудничества, в рамках которых действовали местные органы власти и бизнес.
Огромный пласт научных статей китайских исследователей посвящен изучению
стратегических целей и текущих проблем в реализации приграничными провинциями
внешнеэкономической политики на российском направлении3. Для всех подобных работ
характерна следующая особенность: в аналитической части авторы изучали не деятельность властных структур, а либо проблемы межрегионального торгово-экономического
сотрудничества с Россией, либо особенности функционирования внешнеэкономической
системы Хэйлунцзяна на уровне бизнеса. При этом исследователи не пытались выяснить, насколько рассматриваемые вопросы были связаны с деятельностью и компетенцией местных правительств. В заключительной части статей резюмировались выявленные проблемы и для провинциальных властей формировались рекомендации по устранению препятствий сотрудничества с РФ без указания конкретных механизмов. В тех
работах, где заявленная тема работы непосредственно предполагала сравнительный анализ деятельности российских и китайских местных властей в области межрегионального
торгово-экономического сотрудничества, ученые из КНР уходили от тщательного ана-
11
лиза китайской проблематики, но охотно описывали поведение дальневосточной властной элиты РФ [483; 484].
Наиболее противоречивое понимание деятельности китайских провинций в российско-китайском экономическом сотрудничестве сложилось у дальневосточных экономистов и правоведов: Быстрицкого С.П., Заусаева В.К. [343], Ныровой Н.Н. [378; 379],
Бабиной В.А. [340], Зверева Г.С. [384], Тишутиной О.И. [397], Черной И.П. [400], Грибовой С.Н. [351; 352]. В целом в их работах распространено убеждение о крайне высокой управляемости властной вертикали Китая в сфере внешнеэкономических связей
[343, с. 224-253; 400, с. 154-155; 384, с. 26-49]. Оно не было результатом изучения китайского опыта и не сопровождалось тщательным анализом статистических и прочих
эмпирических данных. Можно предположить, что ученые приходили к таким выводам
на основе сравнения результатов экономического развития приграничных территорий
двух стран. Представление о жестком регулировании местными китайскими властями
экономических потоков через границу приводило дальневосточных экономистов к выводам о необходимости проведения идентичной политики на российской стороне [343, с.
259-262; 351, с. 120; 384, с. 47].
Наиболее амбициозные исследования вопросов функционирования китайской
внешнеэкономической системы в провинции Хэйлунцзян принадлежат перу Ныровой
Н.Н. Анализируя особенности организации приграничной торговли в Хэйлунцзяне, учёный отмечала, что в приграничье властям удалось создать эффективную систему функционирования компаний приграничной торговли, контролировать бизнес и регулировать
их численность в соответствии с политической целесообразностью. Приграничные компании Китая в свою очередь максимально способствовали криминализации и делегализации российско-китайской торговли [378, c. 267-274]. Однако исследования Ныровой
Н.Н. не опирались на эмпирическую базу, необходимую для подтверждения таких выводов (они делались исключительно на основе материалов российских СМИ).
Следует также отметить работы Рыжовой Н.П., среди которых несколько статей
посвящены оценке эффективности функционирования внешнеэкономической системы в
приграничных с Россией провинциях Китая [390-393]. Ёе исследования не имеют прямого отношения к проблемам функционирования власти в Китае, однако хорошая теоретическая оснащенность и тщательный анализ эмпирики позволил ученому опосредованно выявить эффективность китайской политики приграничной открытости. На осно-
12
ве анализа статистических данных учёный пришла к выводу, что приграничное сотрудничество с Россией кардинально не повлияло на динамику социально-экономических
показателей приграничных провинций [392, с. 56], однако все же оказало благоприятное
воздействие на развитие территорий провинциального и тем более уездного уровней. По
мнению Рыжовой Н.П., причиной этому стало не развитие приграничной торговли, а
создание в Китае специфических институтов, стимулирующих экономическую активность в окраинных регионах [391, с. 147].
В целом, проблема участия хэйлунцзянских властей в российско-китайском экономическом сотрудничестве лишь частично затрагивалась в исторических исследованиях. Западные ученые рассматривали ее через призму текущих центр-региональных отношений. Китайские исследователи отождествляли работу властей с международной
экономической деятельностью хозяйствующих субъектов. Российские ученые изучали
проблему как часть системы межрегиональных и приграничных взаимодействий России
и Китая. Историографический обзор позволяет заключить, что избранная тема относится
к фрагментарно изученным и требует специального исторического исследования.
Цели и задачи исследования. Цель настоящей работы – реконструкция истории
участия властей провинции Хэйлунцзян в российско-китайскоом экономическом сотрудничестве в период реформ (конец 1970-х – 2000-е гг.).
Исходя из поставленной цели, решаются следующие задачи:
1.
Определить условия и особенности формирования центральной властью
Китая внешнеэкономической политики в период реформ;
2.
Рассмотреть процесс формирования центр-региональных отношений в об-
ласти государственного управления внешнеэкономической деятельностью;
3.
Рассмотреть особенности политики центральных властей КНР в сфере тор-
гово-экономического сотрудничества с СССР/РФ;
4.
Проследить динамику проблем экономического сотрудничества с Россией в
хэйлунцзянском официальном дискурсе4, а также выявить соотношение дискурса с характером организационных решений местных властей;
5.
Проанализировать эффективность реализации властями Хэйлунцзяна задач
внешнеэкономической политики КНР и провинциальных планов в экономическом сотрудничестве с Россией;
13
6.
Изучить характер контроля местных властей за процессом проникновения
хэйлунцзянского капитала в Россию.
Объект настоящего исследования: власти провинции Хэйлунцзян как элемент
управления внешнеэкономической деятельностью в Китае.
Предмет исследования: процесс участия властей провинции Хэйлунцзян во
внешнеэкономической политике КНР и российско-китайском экономическом сотрудничестве в период реформ.
Хронологические рамки исследования ограничены временным отрезком с 1979 г.
по 2009 г. В 1979 г. в КНР были начаты экономические и политико-административные
реформы, одной из составляющих которых стали децентрализация и постепенное включение властей провинций во внешнеэкономическую систему государства. На вторую
половину 1990-х гг. и первое десятилетие ХХI в. пришлись процессы рецентрализации
административных и фискальных ресурсов, а также либерализации внешнеэкономической деятельности. К концу 2000-х гг. они были в основном завершены, и в 2009 г. центральное правительство под влиянием мирового финансового кризиса стало проводить
политику по стабилизации национальной экономики, включая внешнеэкономическую
сферу. В связи с этим мы остановимся на 2009 г. как на верхней временной границе исследования, не затрагивая подробно антикризисную политику и участие в ней региональных властей.
Пространственные границы исследования охватывают провинцию Хэйлунцзян
КНР. На нее приходится основная часть российско-китайской границы и пунктов пропуска, что с географической точки зрения обеспечивало благоприятные возможности
для развития приграничного и межрегионального сотрудничества.
Методология исследования. В основе диссертационного исследования лежит
историко-системный подход. В работе внешнеэкономическая сфера Китая на уровне
провинции рассматривается в качестве системы, состоящей из разных уровней власти и
местного бизнеса, связанных отношениями обмена и торга по поводу распределения
фискальных, финансовых, материальных, символических, административных и других
видов ресурсов в их различном сочетании. Такой подход позволяет рассматривать деятельность бюрократии Хэйлунцзяна не через призму личностных пристрастий провинциальных руководителей и не посредством редукции управленческой машины Китая до
неделимой единицы, а через призму системных условий, которые определяли модель
14
поведения региональных властей по вопросам организации торговли и инвестиционного
сотрудничества с Россией.
В то же время выделенная нами внешнеэкономическая система иерархически
подчинялась
более
масштабным
общественным
конструкциям,
структурно-
функциональное своеобразие двух из которых – системы международных экономических связей Китая и системы центр-региональных отношений в стране – частично описано нами в диссертации. Взаимная увязка исторических процессов, протекавших на
каждом уровне иерархии, осуществлялась на основе принципа историзма.
Эмпирическое наполнение процессов трансформации внутрисистемных связей
властных взаимодействий в Китае по поводу внешнеэкономической политики в целом и
ее российского вектора в частности основывалось на историко-генетическом методе. Он
позволил описать сущностные характеристики этой политики, раскрыть причинноследственные связи в развитии процессов децентрализации и последующей централизации, а также в формировании дискурса деятельности хэйлунцзянской бюрократии по
поводу экономического сотрудничества с Россией. Кроме того, данный метод также позволил на примере динамики развития конкретных проектов, компаний и экономических зон создать эмпирический базис для дальнейшей оценки результатов деятельности
властей провинции Хэйлунцзян.
Историко-сравнительный метод использовался для определения сущностных характеристик участия властей провинции Хэйлунцзян в реализации внешнеэкономической политики КНР на различных этапах ее развития. Через сопоставление заявляемых
целей развития сотрудничества с Россией и действий, фактически предпринимаемых
местными властями в течение тридцатилетнего периода, нам удалось обозначить места
их расхождения. Изучение причин этих несоответствий дало возможность выявить
внутриполитические задачи, которые позволяла решать активная репрезентация провинциальным руководством высокой значимости Хэйлунцзяна в налаживании торговоэкономических контактов с СССР/РФ.
Статистический метод был незаменим на различных этапах диссертационного исследования. Он применялся для анализа динамики различных аспектов внешнеэкономической политики на национальном и субнациональном уровнях, а также в целях изучения значительного массива данных, характеризующих результаты действий провинции
Хэйлунцзяна по развитию сотрудничества с Россией.
15
Специально-исторические методы настоящего исследования базировались на
группе общенаучных методов, таких как анализ, описание, абстрагирование, индукция и
дедукция.
Теоретическая основа диссертации определяется спецификой избранного объекта исследования и особенностями рассматриваемого хронологического периода. К концу 1970-х гг. в КНР была выстроена достаточно развитая бюрократическая система, которая монополизировала не только политическую сферу, но и другие области общественной жизни на местах, включая экономическую. В связи с этим исследование деятельности властей провинции Хэйлунцзян должно опираться на аналитическую модель,
позволяющую проследить динамику позиций провинциальной бюрократии во властной
вертикали и системы мотивов ее действий по поводу реализации внешнеэкономической
политики.
В самом общем смысле, позиции административного аппарата в обществе имеют
двойственный характер, выполняя наделенную правителем функцию управления и одновременно приобретая собственную власть. Эта дуальность была подробно раскрыта
немецким социологом Вебером М. С одной стороны, бюрократический аппарат идеального типа является централизованной, функционально дифференцированной и иерархичной структурой, состоящей из чиновников, которые выполняют исключительно служебные обязанности по контракту в соответствии с необходимой квалификацией за определенную заработную плату [449, с. 217-223, 956-963]. Именно в таком виде по умолчанию рассматривали китайскую бюрократию эпохи реформ КНР большинство исследователей власти, в том числе в указанной нами историографии. С другой стороны, несмотря на то, что немецкий социолог видел в бюрократии наиболее совершенную форму
управления государством [449, с. 973-978], он подчеркивал, что идеальный тип – это не
более чем социологическая категория, имеющая крайне отдаленное отношение к действительности. В реальности бюрократия обладает независимой от правителя властью, которая проистекает от злоупотреблений своими базовыми функциями: профессиональными знаниями вопросов, в которых правитель объективно является дилетантом, и монополией на официальную информацию, поступающую исключительно по административным каналам [449, с. 991-994, 1418, 1456]. Правитель может наладить надзор за этими злоупотреблениями, однако, каков бы не был контроль, он должен всегда считаться
16
со своим аппаратом управления, т.к. успех первого полностью зависит от функционирования последнего [347, с. 702].
Мотивы концентрации бюрократией власти не стали предметом отдельного изучения Вебером М. Этот пробел был восполнен П. Бурдье, который в рамках своей собственной теории социального пространства синтезировал идеи ведущих социологов о
природе власти. Продолжая анализ Вебера М., Бурдье П. считал, что бюрократия вынуждена осуществлять самостоятельную власть через контроль различных ресурсов общества, во-первых, для самовоспроизводства и, во-вторых, для перманентной борьбы между различными агентами административного аппарата и с другими ключевыми группами общества [342, с. 174-178, 206-213, 221-286]. При этом объяснение ее действий в
противостоянии за ресурсы нельзя сводить к экономизму или объективизму, т.к. социальные агенты постоянно борются не за объективные ценности или только экономический капитал, а в первую очередь с целью навязать другим свои субъективные представления о социальном мире [342, с. 14-48].
Изучение вопросов участия провинциальных властей в российско-китайском экономическом сотрудничестве также ставит правомерный вопрос о роли бюрократии в
экономике в целом. В своих работах Вебер М. выделял две разные ситуации влияния
чиновников на хозяйство. В случае доминирования капиталистических отношений экономические эффекты деятельности административного аппарата могут радикально меняться в зависимости от того, под влиянием каких групп общества он находится [449, с.
989-990, 1002]. В другой ситуации, когда бюрократия наделена правами тотального
управления экономическими процессами, она паразитирует на хозяйстве, «…извлекая
дивиденды и проценты, не прилагая для этого никаких умственных усилий по сравнению с предпринимателем» [348, с. 32]. Мы не будем относиться к этим теоретическим
положениям как к догмам, но примем их во внимание при изучении таких аспектов
взаимоотношений провинциальной бюрократии Хэйлунцзяна с внешнеэкономическим
бизнесом как ориентированность на ренту или прибыль, степень административного
контроля и т.д.
Таким образом, говоря о природе внешнеэкономической политики и роли в ней
бюрократии, мы исходили из следующей аналитической схемы. В любой исторический
период существует объективная реальность мировой экономической системы, в которой
хозяйство государства занимает определенную позицию. Высшее руководство государ-
17
ства в зависимости от располагаемых ресурсов в рамках управляемого общества и силы
воздействия этой системы формирует собственное представление о характере взаимодействия национального хозяйства с мировым, необходимом для дальнейшего укрепления легитимности внутри и вне страны. Расхождение между объективной и субъективной реальностью интерпретируется верховной властью в качестве вызовов или угроз,
для преодоления которых в государстве формируется внешнеэкономическая политика.
Местная бюрократия обязана внедрить эту политику в локальное хозяйство, однако постоянное стремление воспроизвести и усилить позиции в политико-административной
системе формирует у нее собственное видение реализации приказов сверху. Это, вопервых, приводит к постоянным попыткам бюрократии внести свои изменения во внешнеэкономическую политику при взаимодействии с экономическими субъектами на подведомственной территории, и, во-вторых, порождает желание навязать высшему руководству более выгодное для себя видение государственной стратегии. В нашем диссертационном исследовании мы будем учитывать, что набор и объем ресурсов у высшей
власти и бюрократии постоянно изменялся, поэтому представления об их должном перераспределении находились в постоянной динамике.
Необходимо также сразу обозначить, что наше исследование затрагивает в основном государственную, а не партийную бюрократию. Вопрос взаимоотношений этих
структур в Китае заслуживает отдельного изучения, которое мы оставим вне рамок диссертации. В настоящем исследовании для упрощения понятийного аппарата термины
провинциальная/местная бюрократия, власть и правительство мы будем использовать
как синонимы, а высшее руководство страны будем именовать центральной властью или
Центром.
Источниковая база исследования включает исключительно опубликованные документы в силу закрытости архивных материалов, касающихся сферы внутриполитических и международных отношений КНР на всем протяжении рассматриваемого нами
периода. Например, архив МИД КНР на данный момент частично раскрыл документы
до 1965 г. [277]. Тем не менее, в последние годы в Китае библиотечные организации открывают документы для служебного пользования, издаются хроники, основанные на архивных материалах, формируются официальные электронные базы делопроизводственных и законодательных данных5, поэтому многие источники, используемые в диссертации, не были доступны учёным еще несколько лет назад.
18
Используемые в диссертации источники можно разделить на несколько групп по
видовому принципу: законодательные документы, актовый материал, статистический
материал, делопроизводственные документы, тексты выступлений и речей, мемуарная
литература, материалы периодической печати, хроники, ежегодники. Каждая группа источников играла свою роль в выстроенной нами аналитической модели.
При анализе динамики позиций Китая в международной экономической системе,
перераспределения ресурсов между центральной и провинциальными властями, результатов деятельности правительственных структур, товарных и финансовых потоков, а
также других явлений были использованы статистические материалы, экономические
отчеты и описания международных организаций 6 , центральных, провинциальных и
уездных органов власти Китая, опубликованные на страницах статистических сборников, на официальных сайтах международных межправительственных организаций и в
официальном пространстве китайского Интернета [154-219]. Данный вид источников
позволил количественно определить развитие того или иного явления.
При использовании китайской статистики мы учитывали две связанные с ней
проблемы.
Во-первых, на изучаемый период пришлось становление и бурное развитие организационных и институциональных основ статистической системы КНР. Частичные изменения в характере учитываемых данных наложили некоторые ограничения на полноценное изучение динамики развития внешнеэкономической жизни КНР и взаимоотношений Центра с регионами. Например, подробная статистика по зарубежному инвестированию в Китае появилась только после того, как это направление стало приоритетным
в международной экономической политике государства. Подобным же образом, мы были ограничены в выборе параметров для сопоставления динамики развития приграничных с СССР/РФ уездов и городов с соответствующими данными на общенациональном
и провинциальном уровнях.
Другой проблемой китайской статистики является ее адекватность реальному положению вещей в стране. Одним из основных объяснений некоторых неточностей в статистических данных КНР являются намеренные и технические ошибки в данных, поставляемых местными органами власти [368, с. 21-26]. В связи с этим в нашем исследовании работа со статистикой заключалась не только в ее прямом использовании для выявления характера внешнеэкономической деятельности в сотрудничестве с Россией на
19
национальном и провинциальном уровнях, но и в проверке предоставляемых хэйлунцзянской бюрократией данных через сопоставление информации различных отчитывающихся органов и сравнение с российской статистикой при изучении зарубежной инвестиционной деятельности хэйлунцзянских предприятий. В данном случае ее использование позволяло выявить ситуации, когда репрезентуемая органами власти действительность имела значительные расхождения с информацией, публикуемой другими органами власти.
На уровне исследования представлений руководства страны и провинциальной
бюрократии о проблемах и перспективах внешнеэкономической деятельности важнейшую роль играли делопроизводственные материалы, мемуары, речи, выступления и
публицистика официальных лиц.
Делопроизводственные документы оказались ценны для задачи исследования
центр-региональных отношений и представлены в диссертации уведомлениями, решениями, ответными письмами Госсовета и министерств, прошениями и предложениями
провинциальных органов власти, отчетами правительственных структур о результатах и
планах работы [57-118]. Строго бюрократические по форме, но с достаточно ёмким и
лишенным цензуры содержанием они нередко позволяли вскрыть острые конфликты
между центральными и местными органами власти по вопросам реализации внешнеэкономической политики (например, в случае с двойными налоговыми возвратами, практикуемыми в рамках приграничной торговли [98]). Через годовые отчеты центральных и
провинциальных властей можно было проследить динамику представлений о перспективах внешнеэкономической деятельности и то, как местные власти репрезентировали
результаты своей работы в сотрудничестве с Россией.
Выступления и интервью официальных лиц [119-153] позволили углубить понимание различий в восприятии различных явлений представителями центральной власти
и хэйлунцзянской бюрократии. Анализ этого вида источников требует учета места, времени и условий произнесения речи или написание того или иного материала. При их использовании мы также учитывали тот факт, что отдельные выступления или сборники
речей представлены в виде переработанных в соответствии с цензурой текстов оригинальных стенограмм, что соответственно несло в себе специальные или случайные текстовые упущения или дополнения, влекущие за собой искажение смысла7. Для получения дополнительной информации о координации действий властей провинции Хэйлунц-
20
зян с российской стороной при реализации трансграничных проектов и зарубежных инвестиционных программ были использованы речи и выступления представителей региональных властей России [119-124].
Исследование представлений китайской элиты о мировой экономической системе,
внешнеэкономической политике и взаимоотношениях с СССР/РФ дополнялось изучением мемуаров и публицистики на русском и китайском языках [220-254], в частности
председателя КНР Чжао Цзыяна, вице-премьера Тянь Цзиюня, министра внешней торговли и экономического сотрудничества Ли Ланьцина, министра иностранных дел Цянь
Цичэня, директора Института реформ структурной экономики КНР Чэнь Ицзы, начальника отдела пропаганды ЦК КПК Дэн Лицюнь. Изложение китайскими политиками и
чиновниками личных воспоминаний не могло не соответствовать принципам партийной
цензуры, поэтому крайне редко содержало критические замечания по поводу проводившейся политики в государстве и были насыщены патриотическими сентенциями и восхвалениями вышестоящих лидеров. Исключение составляли мемуары опальных политиков и учёных, которые были опубликованы в США или Гонконге и запрещены к распространению в КНР [223; 224; 227; 243].
Материалы периодической печати использовались нами как вторичный источник
информации о восприятии и репрезентации органами власти Китая проблем и перспектив внешнеэкономической политики в целом и ее российской проекции в частности.
Они представлены государственными и партийными СМИ Китая (сетевые издания
«Жэньминь», «Синьхуа», «Чжэньсин дунбэй») [274; 275; 279; 288; 291-293; 303] и информационно-аналитическими агентствами России центрального и регионального уровней [255-260; 264; 266; 269; 271]. Необходимо учитывать, что интернет-версии государственных СМИ в Китае, во-первых, более информативны, во-вторых, по сравнению с
бумажным вариантом имеют более низкий цензурный фильтр, поэтому указанная в них
информация не использовались нами в качестве санкционированной властью. К этой
группе источников мы также отнесли материалы Интернета о самопрезентации административных [261; 277-278; 280; 283- 287; 290; 294- 302] или коммерческих организаций
[265; 267.; 282; 296] на своих официальных сайтах, включая страницы с описанием своей деятельности и размещением сторонних новостей о своей организации или о сфере, в
которой работает организация.
21
На уровне анализа решений власти по устранению воспринимаемых проблем и
действий бюрократии по реализации этих решений нами использовались законодательные документы [22-56] и актовый материал [1-21]. Законодательные акты и программные документы национального или провинциального уровней власти – позволили обозначить правовые основы внешнеэкономической деятельности, в рамки которых власти
пытались встроить деятельность экономических акторов. Необходимо отметить, что нередко делопроизводственные документы выступали в Китае в качестве нормативных
документов, которые регулировали административную или социально-экономическую
сферы государства.
Актовый материал, размещенный в «Сборнике российско-китайских договоров.
1949-1999», «Сборнике российско-китайских документов. 1999-2007 гг.», периодическом издании администрации Президента РФ «Бюллетене международных договоров» и
Интернет-портале Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй», использовался
нами в качестве вспомогательного средства анализа особенностей российско-китайского
политического диалога по поводу двустороннего экономического сотрудничества и российской проекции внешнеэкономической политики КНР.
Особенностью КНР в период реформ стала публикация официальных хроник, которые были использованы на самых разных стадиях исследования от анализа объективного положения вещей в политико-административной системе Китая до изучения результатов действий хэйлунцзянской бюрократии по имплементации решений высшей
власти. Хроники гг. Хэйхэ [328] и Суйфэньхэ [313], а также внешнеэкономической деятельности провинций [332], содержат огромный массив фактического материала, однако
менее формализованы и описывают изучаемый нами период, как время тотального успеха модернизации, лишенной каких-либо проблем и противоречий. В уездных хрониках также размещались наиболее важные законодательные документы.
Функционально к хроникам близки ежегодники [314-329], в которых описание
событий занимало незначительный объем, уступая место текстам речей и выступлений
официальных лиц, делопроизводственной документации, статистике, законодательным
актам за определенный год. Несмотря на сухость содержащейся в них информации,
стандартизированная форма этих изданий обеспечила однотипность данных по исследуемым проблемам за различные года.
Положения, выносимые на защиту:
22
1.
Характер участия провинции Хэйлунцзян в российско-китайском экономи-
ческом сотрудничестве был сформирован под воздействием трех процессов: динамики
внешнеэкономической стратегии Китая, динамики двусторонних отношений РФ и КНР
и динамики центр-региональных отношений в Китае.
2.
Пространственная неравномерность и непоследовательность процесса рас-
пространения фискальных и административных полномочий в сфере внешнеэкономической деятельности КНР в 1980-х гг. сформировала жесткую конкурентную среду за
преференции между регионами. Для их получения власти провинции Хэйлунцзян должны были демонстрировать высокий потенциал и активность провинции в деле развития
международных экономических связей, в том числе с Россией. С централизацией экономических ресурсов в государстве в первой половине 1990-х гг. провинциальная бюрократия продолжила использовать тему сотрудничества с Россией для получения прямого
финансирования и в меньшей степени преференций из Центра.
3.
Взаимоотношения центральных и местных властей в Китае в рассматри-
ваемый период носили сложный и противоречивый характер, проявляющийся в систематическом невыполнении последними невыгодных для себя требований Пекина и усиливающегося лоббизма локальных интересов. Центральное правительство в Китае не
всегда было в состоянии контролировать ситуацию на местах.
4.
Оценка эффективности деятельности властей провинции Хэйлунцзян в
сфере экономического сотрудничества с Россией говорит о качественном несоответствии полученных результатов заявляемым планам. Тем не менее, сама категория эффективности второстепенна как критерий оценки в силу того, что изначально многие проекты создавались не для их реализации, а для получения под них ресурсов в ходе торга с
Пекином.
Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые в мировой практике
проведено историческое исследование вопросов участия региональной бюрократии во
внешнеэкономической политике КНР в период реформ. Автором на основе изучения
статистических материалов и документации предложена новая оценка способности хэйлунцзянских властей трансформировать выгоды торгово-экономического сотрудничества с Россией во внутреннее развитие провинции. Впервые комплексно изучены вопросы
продвижения хэйлунцзянского капитала на российский рынок и регулирования этого
процесса властями с конца 1980-х гг. по 2009 г.
23
Практическая значимость исследования. Результаты диссертационной работы
были использованы в шести исследовательских проектах, включая одно индивидуальное:
1.
Грант РГНФ «Интерференция внешней и региональной политики Россий-
ской Федерации», № 11-33-00361.
2.
Грант РГНФ «Государство и китайский капитал на юге Дальнего Востока
России (1987-2013 гг.)», № 14-31-01253
3.
Грант ДВО РАН «Социально-экономическое развитие Северо-Восточного
Китая в контексте интеграционных процессов на российско-китайских трансграничных
территориях», проект № 11-III-B-11-241.
4.
Грант ДВО РАН «Внешние факторы формирования новой политики Рос-
сии/СССР в Северо-Восточной Азии за последние 150 лет: угрозы, вызовы, решения
(сравнительный анализ)», проект № 09-III-A-11-556
5.
Грант ДВО РАН «Взаимодействие власти и капитала в Китае при осущест-
влении приграничного сотрудничества с Россией (1990-2000-е гг.)», проект № 12-III-В11-206
6.
Грант ДВО РАН «Азиатский фактор в социально-экономическом и полити-
ческом развитии Дальнего Востока России в свете гуманитарного взаимодействия народов сопредельных стран Северо-Восточной Азии (КНР, Япония, Республика Корея,
КНДР)», проект № 12-III-А-11-217.
Результаты исследования могут быть использованы для более глубокого понимания реформаторских процессов, протекавших в Китае на рубеже ХХ-ХХI вв., и комплексного изучения проблем участия провинциальной бюрократии Китая в международных отношениях, а также в преподавательской деятельности по курсу «Новейшая
история КНР». Выводы о развитии приграничных территорий Китая в ходе сотрудничества с Россией, имеющие в диссертации подчиненный характер по отношению к основным задачам исследования, тем не менее, могут стать важным дополнением к углубленному изучению эффектов двустороннего экономического обмена на развитие китайского приграничья в рамках исторической и экономической наук. Результаты исследования
могут иметь практическую значимость для формирования политики приграничного сотрудничества органами российской власти.
Апробация работы. Результаты исследования представлены на десяти международных конференциях, проходивших в г. Маньчжоули (Международная научно-
24
практическая конференция «Россия-Китай: развитие регионального сотрудничества в
XXI веке», 23-24 апреля 2010 г.) и г. Харбине КНР (II Международный форум «Развитие
регионального сотрудничества в СВА», 15-16 июня 2009 г.), г. Москве (XVIII Международная научная конференция «Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы», 21-23 октября 2009 г.), г. Владивостоке (Международная научная конференция «Тихоокеанская Россия в межцивилизационном и общероссийском
пространстве: прошлое, настоящее, будущее», 28-30 июня 2011 г.; Российско-китайский
научно-практический семинар «10 лет Договору о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Россией и Китаем: итоги, проблемы и перспективы», 28 июня 2011 г.; III
Российско-корейская научная конференция «Россия и Корея: прошлое, настоящее, будущее», 20-21сентября 2011 г.; Международная научная конференция «Россия и Китай в
современном мире», 14-15 октября 2013 г.), г. Иркутске (Международная научная конференция «Европа и страны Азиатско-Тихоокеанского региона: проблемы взаимодействия», 30 сентября – 1 октября 2013 г.), г. Благовещенске (Международная научнопрактическая конференция «Россия и Китая: история и перспективы сотрудничества»,
14-19 мая 2014 г.), г. Пекине (Форум молодых ученых по гуманитарным и общественным наукам Китая и России, 15 сентября 2014 г.); двух всероссийских конференциях с
международным участием в г. Владивостоке (XII Всероссийская научная конференция
молодых ученых (с международным участием) «История и культура дальневосточной
России и стран АТР», 19-22 апреля 2010 г.; XIII Всероссийская научная конференция
молодых ученых (с международным участием) «Тихоокеанское время России и мира:
культура, история, политика», 18-22 апреля 2012 г.), а также на 15 всероссийских и региональных конференциях и круглых столах, проходивших в гг. Владивосток и Благовещенск в 2008-2014 гг., и в 15 публикациях, в том числе 8 работ в журналах, входящих
в список ВАК, включая «Вестник Дальневосточного отделения Российской академии
наук», «Россия и АТР», «Известия Иркутского государственного университета». По теме исследования опубликован раздел в англоязычной коллективной монографии объемом 1,1 п.л..
Работы, написанные в рамках диссертационного исследования автора, занимали
призовые места на всероссийских и региональных конкурсах научных работ России:
1. Статья «Деятельность субнациональных правительств в приграничном сотрудничестве России и Китая: системные ограничители и проблема мотивации» («Россия и
25
АТР». 2011. №2) одержала победу во всероссийском конкурсе Российского совета по
международным делам «Глобальные перспективы 2011» в номинации «Лучшая статья
по международной тематике»;
2. Работа «Эффективность государства как проблема новейшей истории России и
Китая: сравнительный анализ» («Россия и АТР». 2012. №1; совместно с к.и.н. Савченко
А.Е.) заняла второе место в конкурсе статей молодых учёных Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН «Перспективные направления гуманитарных и общественных наук на Дальнем Востоке – 2011».
Структура работы построена в соответствии с целями и задачами исследования.
Диссертация состоит из введения, двух глав, шести параграфов, заключения, раздела
примечаний, списка источников и литературы, 31 приложения.
26
Глава 1. Системные условия участия провинциальных властей в российском векторе внешнеэкономической политики Китая в 1979-2009 гг.
1.1. Внешнеэкономическая политика КНР в период реформ: идеологическая основа
и динамика развития
С конца 1980-х гг. высшее руководство китайского государства посредством публикации отчётов [251; 231; 235; 145; 247; 130; 248; 138] и мемуаров [232; 233; 222]
сформировали современную систему официальных репрезентаций о внешнеэкономическом курсе государства в период КНР. В ней концепция относительной целостности политики с момента становления республики, которая доминировала ещё в начале 1980-х
гг.8, была окончательно вытеснена представлением о чётком разделении на период до и
после 1978 г. Смена исторической парадигмы объяснялась важностью решений 3-го
пленума ЦК КПК 11-го созыва о сближении с мировой экономикой для ускоренной модернизации страны, началом децентрализации и затем либерализации внешнеэкономической системы, отказом от «ручного» управления в пользу усиления макрорегулирования, появлением новых институтов.
Общий посыл официальных репрезентаций заключался в сжатии истории взаимодействия Китая с мировой экономикой нескольких десятилетий в стремительный восходящий вектор взаимной интеграции, направление которому задавало государство. Чиновники всегда подтверждали его максимально агрегированными данными статистики.
Для взятого нами периода цифры на самом деле убедительно подтверждают вышеуказанный посыл: с 1980 г. по 2009 г. номинальная стоимость внешней торговли выросла в
58 раз (экспорт – в 66, импорт – в 50 раз), КНР стала крупнейшим экспортёром мира с
долей мирового экспорта, возросшей до 9,6% (в 1980 г. занимала 26-е место с долей в
мировом экспорте 0,9%), доля промышленной продукции в экспорте возросла с 50% до
94%, стоимость фактически использованных прямых инвестиций выросла почти в 100
раз (по сравнению с 1983 г.) [202, с. 561, 564, 568, 640].
Тем не менее сила и одновременно слабость официального дискурса заключена в
значительной эксклюзии и метафизичности объяснительных моделей. Причины изменений внешнеэкономической политики в 1978 г. и следование выбранному курсу вплоть
до конца рассматриваемого периода связывалось с «осознанием» руководителями госу-
27
дарства необходимости перемен и правильности своих действий. Массовый приток иностранного капитала объяснялся патриотизмом хуацяо, при этом вопрос, почему, исходя
из объёмов капиталовложений, почти весь «инвестиционный патриотизм» китайской
диаспоры концентрировался в Гонконге и не был характерен, например, для Сингапура9,
оставался вне поля зрения официальной истории. Факт критики и частичного сворачивания в конце 1980-х гг. предыдущей экономической политики [243, с. 246-260; 224, с.
20-27] и в частности её внешнеэкономической составляющей [45, с. 10] исключён из
официальных описаний. Отсутствует в них и неприятие части политической элиты нового внешнеэкономического курса, которое достаточно очевидно при сравнении речей
Чэнь Юня [151, с. 252-254, 262, 277, 332, 345] и Дэн Сяопина [133, с. 29, 32, 43, 51-52, 59,
70, 78-79, 89-90, 104-106, 113-114, 117, 119, 133] и было описано опальными после тяньаньмэньских событий политиками [243, с. 107-110, 118-123] и интеллектуалами [223, с.
111-113] в 1990-х и 2000-х гг.
Эти репрезентации, безусловно, были построены на базе текущей идеологии, задающей не только видение прошлого, но и ориентиры государства в настоящем и будущем. Насколько им соответствовала сама внешнеэкономическая политика центрального
правительства и действия участников международного экономического сотрудничества?
Это ключевой вопрос перед переходом на более низкий – провинциальный – уровень
анализа системы государственного управления. В попытке ответить на него мы сконцентрируемся на изучении причин трансформации основных направлений внешнеэкономической политики КНР в рассматриваемый период.
При объяснении причин возникновении политики реформ в целом и нового внешнеэкономического курса в частности в качестве единственно значимой большинство
экономистов выделяют факт истощения ресурсов государства во второй половине 1970х гг. [387, с. 12-14; 349, с. 38; 374, с. 15-16; 435, с. 93-94]. Эта позиция имеет свои основания. Курс Мао Цзэдуна на подготовку к мировой революции, несмотря на то, что позволял идеологически оправдывать интенсивную мобилизацию населения, имел негативные последствия для финансового положения государства, тратящего все большие
суммы на растущую армию и оборонные заказы [312, с. 2-3, 105]. Мобилизация не могла
восполнить ресурсы государства. Сельское хозяйство, на которое на протяжении 19501970-х гг. приходилось 25-30% национального производства [203, с. 18], обеспечивало
лишь 2,5% доходной части бюджета – в шесть раз меньше, чем в начале 1950-х гг. [203,
28
с. 396]. Промышленность, созданная и модернизированная в немалой степени благодаря
внешнему фактору (Японией в период захвата Маньчжурии10 и в рамках советской помощи11), не могла продолжить успешное технологическое развитие в условиях изоляции
от внешних рынков сбыта и инноваций, развиваясь экстенсивным путём [446, с. 27-29].
Ещё до 1978 г. на внешнеэкономический сектор государства возлагались серьёзные
задачи по исправлению ситуации. В целях модернизации промышленного сектора производились закупки оборудования на Западе ещё с начала 1970-х гг. В 1977–1978 гг. они
активизировались настолько, что даже сторонник всесторонней и ускоренной интеграции Китая в мировое хозяйство Чжао Цзыян в дальнейшем охарактеризовал такую политику «оторванной от реальных возможностей» государства [243, с. 107-108]. В начале
1979 г. планы масштабного импорта оборудования были частично свёрнуты12.
Тем не менее сам факт истощения ресурсов государства и его «осознание» руководством страны не могли детерминировать, какую экономическую и внешнеэкономическую политику выберет власть и будет ли она успешна. Оказавшись в рамках сложного
финансового состояния, китайское государство вполне могло пойти по пути СССР/РФ
начала 1990-х гг., т.е. ускоренной политической и экономической либерализации, включающей быструю интеграцию в мировую экономику, или, наоборот, по пути КНДР и
Кубы, т.е. сохранения автаркии, усиления аппарата принуждения для восполнения ресурсов и поддержания социального порядка, увеличения ядерного арсенала для обеспечения суверенитета и т.д. К тому же реформы и усиление открытости экономики не
могли быстро решить финансовые проблемы государства. На заседании по экономическим вопросам вице-премьер Бо Ибо в августе 1981 г. указывал на то, что ситуация с
финансовым положением государства хуже, чем когда-либо в истории КНР: государство
с трудом оплачивало растущие зарплаты и субсидии, контракты на поставку зарубежного оборудования и т.д. [125, с. 379].
Радикальный сдвиг в сторону политики реформ произошёл в результате другой
причины – усиления системного раскола политической элиты. В период культурной революции произошло санкционированное сверху низвержение народными массами не
догматично мыслящей бюрократии и интеллигенции [373, с. 13-14]. Репрессируемая
элита в большинстве своём не уничтожалась физически, что позволило ей после смерти
Мао Цзэдуна вступить в схватку со сторонниками радикальных форм коммунистической идеологии и занять основные позиции в государстве [367, с. 518-521, 534-542]. В
29
процессе внутриэлитной борьбы оценка политики «большого скачка» и культурной революции стала краеугольным камнем в различении властных групп. Дэн Сяопин и его
сторонники отказались от леворадикальных идей коммунизма (их придерживались
представители «банды четырёх», а затем в менее радикальном виде Хуа Гофэн) и приступили к дискредитации их авторитета [367, с. 486-487; 353, с. 66-75]. В условиях необходимости создания альтернативного видения путей развития Китая родилась альтернативная идеология [446, с. 36-37] – смесь умеренного социализма и либерального реформизма13 (последний определял саму суть политики14) – в дальнейшем официально
названной «социализмом с китайской спецификой»15. Таким образом, не умаляя важности политики реформ и открытости для развития Китая в 1980-2000-е гг., нельзя не отметить, что она возникла как побочный продукт внутриэлитной борьбы.
Факт истощения ресурсов государства играл крайне важную роль в этой борьбе. Он
позволил сторонникам Дэн Сяопина перенести экономическую проблематику в центр
политической дискуссии во второй половине 1970-х гг. [353, с. 66], в которой радикалы,
на найдя за предыдущее десятилетие рецепт устойчивого развития, явно проигрывали.
Последние из леворадикальных лидеров были выведены с основных постов в государстве к середине 1981 г. Однако внутриэлитный раскол не исчез с приходом реформаторов
к власти, а перетёк в менее острую форму с новой конфигурацией – консерваторов и реформистов (либералов). На всем протяжении 1980-х гг. экономические проблемы, встававшие перед государством, оставались ключевым поводом для обострения борьбы между властными группировками [363, с. 18-22, 46-47, 117-165].
Почему определённая часть политической элиты положила в основу своей политической и экономической программы либеральные идеи? Так происходило по всему миру
после конца 1960-х гг. и в глобальном контексте реформизм Дэн Сяопина не был уникальным: фактически на этот путь рано или поздно вставили почти все антисистемные –
антикапиталистические – движения, возглавлявшие государства в XX веке [344, с. 117122, 231-232, 312-314].
Согласуясь с общими принципами либеральной идеологии, интеграция в мировую
экономику вошла в «пакет» экономических реформ обновлённого руководства государства. Первые инициативы во внешнеэкономической сфере – зарубежные заимствования,
особые экономические зоны (ОЭЗ) и экспортное трудоёмкое производство – как и сам
реформизм не были уникальными ни в мировой практике, ни даже для самого Китая.
30
Зарубежные кредиты Китай начал брать ещё в 1974 г., однако в силу внутриполитических причин их называли «вкладами» [149, с. 1]. Идеи создания экспортных зон в Гуандуне существовали с конца 1950-х гг. [466, с. 22-25]. В октябре и декабре 1973 г. Чэнь
Юнь в беседах с руководителями внешнеэкономического ведомства рассматривал возможность импорта сырья для развития экспортного трудоёмкого производства [151, с.
223-227].
Новым инициативам китайского руководства в сфере интеграции в мировую экономику благоволили сложившиеся геополитические и геоэкономические условия.
С геополитической точки зрения Восточная Азия в отличие от Латинской Америки
и Южной Азии находилась (вместе с Западной Европой) на передовой противостояния
США и СССР. Такие государства как Япония, а затем Южная Корея и Тайвань (также
как и страны Западной Европы) получали прямую экономическую помощь от США [345,
с. 52] и в меньшей степени были подвержены давлению США и международных экономических организаций в 1980-е гг. [420, с. 93-94]. По мере уменьшения влияния СССР
на международной арене геополитический разлом в 1970-1980-е гг. сместился ближе к
границам советского государства. Китай, являясь одним из ключевых государств в геополитическом разломе Восточной Азии, был желанным партнёром для западного мира.
После вступления Китая в ООН в 1971 г. ГАТТ и Всемирный банк направили приглашения Поднебесной установить постоянные контакты и подать заявку на восстановление членства. Всемирный банк, ожидая вступления КНР, с 1972 г. максимально сократил представительство Тайваня в своих финансовых институтах [427, с. 61-79]. Доказательством того, что Китай оставался важным геополитическим партнёром в 1980-е гг.,
является тот факт, что с 1980 г. США распространили режим наибольшего благоприятствования в двусторонней торговле на Китай [415, с. 309-311], не отменив его даже после Тяньаньмэньских событий.
Учитывая вышеуказанный внешний фактор, который сохранял свою значимость
для Китая вплоть до начала 1990-х гг., пришедшему к власти умеренно-либеральному
крылу в руководстве страны не составило труда интенсифицировать политические и как
следствие успешные внешнеэкономические контакты с западным миром. В августе 1978
г. Китай провёл переговоры с Японией и подписал Договор о мире и дружбе, в январе
1979 г. были нормализованы отношения с США. В конце 1979 г. Организация экономического сотрудничества и развития, объединяющая капиталистические страны, приняла
31
решение о закреплении за Китаем статуса развивающейся страны и включении его в
список государств, пользующихся льготным кредитным содействием [374, с. 32]. Параллельно Китай начал работу по восстановлению своего членства в крупнейших международных финансовых и торговых организациях. В апреле 1980 г. КНР вступила в
МВФ, а в мае – во Всемирный банк. Одновременно (в апреле 1980 г.) Китай восстановил
место во Временном комитете организации международной торговли ООН, в 1983 г.
стал участником Соглашения по международной торговле изделиями из разных видов
волокон, получив возможность экспортировать по международным правилам текстиль и
одежду – свой важнейший экспортный товар со второй половины 1980-х гг. С 1982 г. в
КНР началась подготовительная работа по подаче заявки на восстановление членства в
ГАТТ. В 1984 г. он стал наблюдателем при ГАТТ, а 1986 г. подал заявку в организацию
[427, с. 83-90].
С геоэкономической точки зрения, процессы, которые происходили в Восточной
Азии в 1970-1980-е гг., также были благоприятными для интеграции Китая в мировую
экономическую систему. К середине ХХ в. этот регион за исключением Японии и некоторых колоний был наиболее бедным. Благодаря поддержке США (в силу существования вышеуказанного геополитического разлома) здесь очень быстро сформировался региональный центр экономического роста – Япония. По мере своего развития японское
государство и бизнес, нарастив значительные финансовые средства благодаря растущему положительному сальдо торговли, и одновременно борясь с ростом издержек на оплату труда и реальной нехваткой рабочей силы, переводила с конца 1960-х гг. финансовые активы и наиболее трудоёмкие производства в новые индустриальные страны Восточной Азии, которые по мере роста национальной индустрии сделали то же самое в направлении Китая и других стран региона в 1980-1990-е гг. [419, с. 85-87]. Такое системное развитие мировых товаропроизводящих цепочек убедительней упоминаемого выше
патриотизма хуацяо объясняет, почему основными инвесторами КНР в 1980-е гг. были
восточноазиатские государства.
Сближение со странами капиталистического мира не означало одномоментной либерализации внешнеэкономической сферы, как это произошло в России в начале 1990-х
гг. Политическое противостояние в элите породили градуалистский реформизм, который являлся следствием поиска компромисса между сторонами с постоянными откатами принятых решений [363, с. 97-98, 117; 435, с. 96]. С учётом того, что, как отмечал
32
бывший премьер-министр и председатель ЦК КПК Чжао Цзыян, внешнеэкономическая
политика наряду с вопросами применения рыночных механизмов и скорости реформ
была предметом наибольших разногласий [243, с. 118-123], здесь сложилась и одна из
самых инертных ситуаций с точки зрения ломки командно-распределительных способов
управления. Не зря, эмигрировавший после Тяньаньмэньских событий учёный Чэнь Ицзы, принимавший активное участие в разработке экономических реформ до конца 1980х гг., в начале 1990-х гг. писал о провале стратегии внешней открытости [223, с. 111113]. Консервативный вице-премьер Яо Илинь в конце 1987 г. также негодовал по поводу того, что валютное регулирование – одно из ключевых инструментов внешнеэкономической политики – носит сверхцентрализованный характер [153, с. 8].
Вплоть до первой половины 1990-х гг. китайское правительство продолжило проводить стратегию импортозамещения при одновременном внедрении и затем усилении
мер по созданию экспортоориентированного хозяйства на ограниченной части территории страны или в конкретных секторах экономики – стратегии, которую в различных
вариациях ранее проводили Япония и новые индустриальные страны Восточной Азии и
Латинской Америки [414, с. 190-194]. В результате этого на всем протяжении первого
пятнадцатилетия реформ происходило формирование двух параллельных внешнеэкономических курсов: ограничительного и поощрительного. Ни в коем случае нельзя говорить, что подобная политика была чётко спланированной или научно доказанной. Помимо уже упоминаемых разногласий внутри политического руководства, в научном сообществ, включая правительственных аналитиков, отсутствовал консенсус по поводу
того, каким должен быть баланс между стратегиями поощрения экспорта и импортозамещающей индустриализацией16.
В основе ограничительного направления внешнеэкономической политики лежали
стратегии импортозамещения и протекционизма. Под них были ориентированы основные экономические и административные инструменты регулирования внешнеэкономической деятельности (ВЭД) в стране: высокие импортные пошлины и нетарифные барьеры для товаров конечного потребления, жёсткая система лицензирования, монополия
ограниченного числа компаний на основные импортные потоки, ориентированные на
внутренний рынок КНР, валютное регулирование и т.д. [436, с. 304-307]. Помимо этого,
в качестве инструментов протекционизма выступали методы «ручного» контроля, когда,
например, формировались списки государственных компаний, уличённых в приобрете-
33
нии контрабанды [75], и такие моральные ограничители 1980-х – начала 1990-х гг. как
установки партии на недопустимость приобретения за рубежом «дорогих высококачественных товаров», в список которых входили бытовые приборы, автомобили и т.д. [474, с.
46]. Завышенная стоимость юаня к доллару США, которая была характерна для данного
направления экономической интеграции, фактически приводила к убыточности внешней
торговли, но позволяла получать значительные объёмы валюты при экспорте [388, с. 3334], чтобы направить её на закупку необходимого оборудования и сырья17, а также оплату зарубежных кредитов.
Политика ограничения интеграции в мировое хозяйство действовала на большей
части территории государства и затрагивала большую часть китайского внешнеэкономического бизнеса вплоть до начала 1990-х гг. В её рамках работала только ведомственная и территориальная бюрократия государства. К началу 1990-х гг. 70% внешней торговли и 90% валютной выручки по-прежнему приходилось на государственные специализированные внешнеторговые компании, а треть всей торговли осуществляли 10 крупнейших фирм [517, с. 157-158].
Нефть и нефтепродукты оставались основной статьёй экспорта вплоть до середины
1980-х гг.18 и в начале 1980-х гг. рассматривались как наиболее перспективный инструмент модернизации19, способный обеспечить стабильный приток валюты для дальнейшего закупа оборудования за рубежом [244, с. 6]. Вполне естественно, что в начале
1980-х гг. одним из магистральных направлений сотрудничества с зарубежными партнёрами была разведывательная и добывающая деятельность на китайском шельфе [222,
с. 321-322], куда наряду со строительством недвижимости гонконгскими компаниями
шло около 60% всех инвестиций в 1980-1982 гг. [374, с. 40]. Важными товарами для получения валюты также являлись сельскохозяйственная продукция.
Вплоть до начала 1990-х гг. поступающая валюта в рамках экспорта не покрывала
расходы на импорт. В период с 1980 г. по 1993 г. всего четыре года оказались с незначительным положительным сальдо внешнего товарооборота, а общий отток валюты из
страны в рамках внешней торговли за это время превысил 35 млрд. долл. США20.
В этих условиях важным каналом поступления валюты были зарубежные займы21.
С интеграцией в мировую экономическую систему центральные власти КНР достаточно
быстро получили возможность увеличить источники и объёмы внешних заимствований.
С 1980 г. и вплоть до 1992 г. заёмные средства, которые непосредственно брало или га-
34
рантировало китайское государство, обеспечивали более половины всего притока иностранного капитала в Китай [202, с. 640]. Всемирный банк и Япония, в меньшей степени
страны Западной Европы и другие международные финансовые институты, стали основными кредиторами Китая. Значительная часть кредитов (от 10 до 22% с 1983 по 2009
гг.) выдавалась в рамках программ помощи развитию, которые предполагала низкие
процентные ставки и длительный срок погашения [161].
Зарубежные кредиты играли важную роль в деле модернизации страны, особенно
до конца 1980-х гг.22, когда около 50% импорта оборудования оплачивалась за счёт заёмных средств. Их большая часть (около 85%) использовалась на цели нового строительства крупных промышленных и инфраструктурных объектов, ориентированных на
увеличение транспортного потенциала внешней торговли, развитие импортозамещающих производств23 и т.д. [374, с. 92-94].
Несмотря на значительное увеличение внешних заимствований с конца 1970-х гг.,
зависимость китайской экономики от иностранных кредитов все же была незначительной24 [506, с. 42-43]. Во-первых, это было связано с достаточно большим объёмом китайской экономики, поэтому, несмотря на выход Китая в лидеры на международном
долговом рынке по абсолютным объёмам полученных займов к середине 1990-х гг., в
относительных – они были крайне малы 25 . Во-вторых, несмотря на то, что западные
страны и международные финансовые организации были готовы к более масштабному
кредитованию Китая, центральная власть КНР сама ограничивала займы. Сдерживание
заимствований было не результатом продуманной политики, а итогом противостояния
либерального и консервативного лагеря политической элиты, которое приводило к искусственному ограничению внешних заимствований [224, с. 17-18]. Если Дэн Сяопин,
по воспоминаниям Чжао Цзыяна и Тянь Цзиюня, призывал к активному использованию
любых форм иностранных заимствований – льготным и нельготным кредитам, инвестициям в виде оборудования в совместные предприятия – то Чэнь Юнь относился к ним
крайне настороженно, предлагая брать иностранные кредиты только в самом крайнем
случае [224, с. 119-120; 234, с. 3]. Достаточно сложно оценить экономические последствия такого искусственного ограничения. Однако политические последствия были, скорее, позитивными, т.к. история региональных кризисов конца 1970-х – 1990-х гг. показала, насколько сильно значительная кредитная зависимость от международных финан-
35
совых организаций и иностранных банков способна изменять направление экономической политикой внутри государств не в пользу национального бизнеса [420, с. 70-119].
Стремясь удержать капитал внутри страны, правительство на законодательном
уровне ограничивало инвестирование за рубежом [520, с. 27], тем не менее его объёмы к
1995 г. были больше чем суммарные объёмы выводимого капитала таких крупных развивающихся экономик как Индия, Бразилия, Мексика и Аргентина [162].
Иностранный предпринимательский капитал был предметом контроля и ограничений. Должность председателя правления совместных предприятий (СП) должна была
принадлежать представителю китайского соинвестора, независимо от распределения
долей в компании [53]. Власти Китая сдерживали присутствие иностранного капитала в
сфере внешней торговли и финансовом секторе народного хозяйства страны [385, с. 3-7;
373, с. 33-41], чтобы не допустить зависимости производственного сектора от иностранных финансовых корпораций.
В производственных отраслях, которые требовали технологического обновления и
значительных объёмов капиталовложений, но одновременно оценивались центральным
правительством в качестве ключевых для дальнейшей индустриализации, иностранный
капитал поощрялся преимущественно в форме СП, а не в форме единоличных компаний.
Контроль за проникновением и деятельностью иностранного капитала осуществлялся в
«ручном» режиме, когда любой значимый инвестиционный проект проходил жёсткий
бюрократический фильтр [374, с. 54, 111-112]. Как это происходило и к каким результатом это привело, лучше всего рассмотреть на конкретном примере. В качестве такого
мы возьмём автомобильную промышленность.
Первые автомобильные заводы в Китае были построены при помощи Советского
Союза в 1950-х гг., но массовое производство так и не было налажено в стране в виду
отсутствия технологий и низкой покупательской способности. В 1984 г. премьер Чжао
Цзыян объявил, что к 1990 г. отрасль достигнет мировых стандартов качества и начнет
экспортировать продукцию [448, с. 54-55]. Для этого с 1983 г. центральное правительство разрешило создание первых СП с иностранным капиталом, однако не допускало,
чтобы их доля в активах компаний была выше 50%, а также требовало от иностранных
партнеров способствовать локализации производства и технологического обновления
[422, с. 655-660]. Когда с 1984 г. были сняты ограничения на приобретение легковых автомобилей для частных и коммерческих целей, и в страну хлынул поток импортной
36
продукции, китайское правительство стало постепенно поднимать без того немалые пошлины и нетарифные барьеры на ввоз автотранспортных средств и комплектующих, что
в несколько раз сократило объемы импорта, и создало тепличные условия для развития
национального производства26.
Ограниченное привлечение иностранных инвестиций в автомобильную промышленность позволили, во-первых, провести базовое технологическое обновление отрасли
с сохранением контроля китайской стороны, во-вторых, достаточно быстрыми темпами
наращивать внутреннее производство, что было бы невозможно сделать на открытом
для импорта рынке и без привлечения иностранного капитала и технологий [448, с. 207208]. Из негативных последствий высоких импортных тарифов была разобщённость
производства, локальный протекционизм, низкая конкурентоспособность предприятий,
отсутствие стимулов к дальнейшим инновациям в отрасли, чрезмерная потребительская
стоимость продукции и растущая контрабанда [421, с. 29]. Модернизированные СП попрежнему не дотягивали до международных стандартов в отрасли. Доля Китая в мировом производстве автомобильной продукции оставалась крайне низкой – 0,2% в 1991 г.
[439, с. 87], а о её массовом выходе на международный рынок не могло быть и речи.
Ожидания Чжао Цзыяна явно не оправдались.
Вышеуказанный пример показывает, что результаты стратегий импортозамещения
и протекционизма, превалировавшие в Китае до середины 1990-х гг., имели противоречивые результаты и явно не соответствовали ожиданиям центральных властей. Их непосредственными ограничителями стали невозможность наращивать физические объёмы
экспорта сырьевых товаров и масштабы международных заимствований, необходимых
для закупа передовых технологий и оборудования. Тем не менее, они позволили набрать
«критическую» массу в важнейших производствах. К тому же, сохранив контроль за
развитием ключевых отраслей, китайское правительство смогло ускорить их техническую модернизацию.
Параллельно ограничительной политике развивался курс поощрения интеграции в
мировую экономику. С сентября 1979 г. китайские предприятия получили льготы для
развития экспортных производств, позволявшие беспошлинно ввозить сырье, оборудование и детали, если они использовались исключительно для производства экспортной
продукции27 [33]. Цель центрального правительства состояла в том, чтобы создать трудоёмкие экспортные производства, которые к тому времени уже получили успешное
37
развитие в новых индустриальных странах Восточной Азии. Однако в отличие от большинства других стран центральное правительство КНР сделало ставку на иностранный
капитал в создании экспортоориентированного сектора экономики.
В июле 1979 г. был принят закон, разрешающий иностранным инвесторам создавать совместные предприятия в Китае. Центральное правительство, создавая подобный
институт, изначально поощряло их ориентацию на внешние рынки и ограничивало производство товаров для китайского рынка только в случае использования передового
оборудования и технологий [53]. В отличие от СП предприятия с полностью иностранным капиталом были обязаны заниматься либо высокотехнологичным производством,
либо работать в сфере экспортного производства. Министр внешнеэкономического сотрудничества и торговли Чжэн Тобинь, комментируя на заседании ВСНП в апреле 1986
г. проект закона о предприятиях со 100% иностранным капиталом, связывал такую жёсткую позицию с «…тем, что в предприятиях иностранного капитала участвуют только
инвесторы иностранных государств и не участвует китайская сторона…, требования к
этим предприятиям должны быть отличными (прим. авт. от других форм предприятий).
В частности, они должны использовать передовые технологии и оборудование, а также
экспортировать всю или большую часть произведённой продукции» [150, с. 415-416].
Ограничивая деятельность компаний с иностранным капиталом на внутреннем
рынке, власти Китая взамен предоставили таким предприятиям преференции для развития экспортоориентированных производств, которых не было у китайского бизнеса28 ,
включая самостоятельность в решении трудовых вопросов, налоговые льготы и каникулы29, субсидии различных видов, в том числе со стороны местных правительств, право
на приобретение валюты на межбанковском рынке и продажу произведённой продукции
в Китае за валюту [436, с. 300-302].
Вышеуказанный набор преференций был ещё более расширен в особых экономических зонах (ОЭЗ) КНР. В 1980 г. центральные власти Китая приняли решение открыть
четыре специальных экономических зоны (СЭЗ) в Шэньчжэне, Сямэне, Чжухае и Шаньтоу. Затем с 1984 г. к ним добавились зоны технико-экономического освоения (ЗТЭО)
приморских городов, в 1985 г. районы дельты рек Чжуцзян и Янцзы, а также часть юга
провинции Фуцзянь, в 1987-1988 гг. – о. Хайнань и все приморские регионы КНР, в
1992 г. – ЗТЭО в крупных внутренних городах, а также зоны приграничного экономического сотрудничества (ЗПЭС) в приграничных муниципалитетах. Учреждаемые в них
38
предприятия с иностранным капиталом получали налоговые преференции, включая
сниженную ставку налога на прибыль30. С 1983 г. некоторые преференции в ОЭЗ были
распространены на китайские предприятия, готовые развивать высокотехнологичные и
экспортные производства. С 1984 г. были введены пятилетние налоговые каникулы с
полным или частичным освобождением от уплаты налога на прибыль [515, с. 6-8].
ОЭЗ фактически были выведены из планово-распределительной экономической
системы страны, местные власти наделены значительной самостоятельностью в сфере
регулирования экономических вопросов. Пекин поддерживал ОЭЗ политическими мерами посредством усиления местного руководства за счет перевода в города с особыми
экономическими зонами чиновников, работавших ранее на центральном и провинциальном уровнях31, созданием отдельных структур в центральном правительстве по регулированию вопросов стратегического развития этих зон32 и т.д. В результате экспортоориентированные производства получили здесь поддержку в виде упрощения многих административных процедур, возможность быстрого решения сложившихся вопросов и т.д.
Помимо предоставления вышеуказанных налоговых преференций, государство
фактически обеспечивало базовую инфраструктуру этих зон. Китайские лидеры неоднократно заявляли, что не будут предоставлять централизованное финансирование под
развитие ОЭЗ. В одном из первых отчетов Госсовета о развитии этих зон, опубликованных в конце 1982 г., отмечалось, что основной поток инвестиций в основной капитал
обеспечивается иностранными инвесторами и лишь незначительная часть – государством [112, c. 56]. Однако опубликованная впоследствии центральными властями официальная статистика фактически опровергала данные этого отчета. Например, в Шэньчжэне, наиболее успешной зоне, в 1980-е гг. вложения государственных организаций составляли около 70% общего объема инвестиций в основной капитал, в то время как на
предприятия с иностранным участием приходилось около 10-25% [219, с. 175]. В 19801987 гг. государственные капитальные вложения в развитие всех особых зон составили
15,6 млрд. юаней, в 3 раза превысив сумму, первоначально планировавшуюся на период
до 2000 г. [374, с. 160]. Даже значительное увеличение с конца 1980-х гг. доли вложений
компаний с иностранным капиталом не обязательно говорит об увеличении иностранцами финансового потока в основной капитал, т.к. статистика не различала, кто являлся
основным инвестором совместных предприятий.
39
Наслоение различных льгот друг на друга приводило к тому, что в конце 1990-х гг.
ставка по реально уплачиваемому подоходному налогу (после вычета различных возвратов) для крупных и средних государственных предприятий составляла 30%, для других китайских предприятий – 22%, для компаний с иностранным капиталом – 11% [459,
с. 22]. Нет никаких сомнений, что примерно такая же пропорция, разве что в более худшую сторону для китайских частных и коллективных предприятий, существовала уже
со второй половины 1980-х гг.
Экспортоориентированная стратегия не сразу дала результаты. Например, в первые
годы своего существования шэньчжэньская СЭЗ проявила себя не развитием производственного сектора, а строительством жилых комплексов и гостиниц для гонконгцев,
сначала самими гонконгцами, а затем и китайцами [222, с. 133-134]. Непосредственная
причина этого крылась не в СЭЗ как таковой, а в буме на гонконгском рынке недвижимости в начале 1980-х гг., что сделало максимально выгодными вложения в шэньчжэньскую недвижимость под продажу гонконгцам [374, с. 161-162].
Тем не менее с середины 1980-х гг. центральное правительство начало пожинать
плоды политики по созданию экспортоориентированного производственного комплекса.
В силу вышеуказанных геоэкономических условий капитал стран Восточной Азии начал
перемещать трудоемкие производства в Китай: на компании Гонконга, и в меньшей степени Сингапура и Тайваня приходилась основная часть иностранных инвестиций. Доля
новых индустриальных стран в общем объеме иностранных инвестиций в Китае на протяжении почти всех 1980-х гг. составляла более 50%, а в 1992 г. достигла 80%. Другими
важными инвесторами китайской экономики в этот период являлись Япония и США, на
которые приходилось по 5-20% общего объема иностранных капиталовложений. Однако
в отличие от предпринимателей новых индустриальных стран инвесторы двух крупнейших экономик 1980-1990-х гг. стремились вкладывать в производство, ориентированное
на китайский рынок [418, с. 92-97].
С конца 1980-х гг. в общей стоимости экспорта сырьевые товары уступили лидерство продукции, произведенной экспортоориентированным сектором экономики [160].
Если в первую половину 1980 гг. экспорт одежды увеличивался ежегодно на 16%, то во
вторую – на 41%, в первую половину 1990-х гг. – почти на 26%33. Схожие темпы роста
наблюдались и в других трудоемких производствах: производстве обуви, товаров широкого потребления, бытовой электротехники и т.д. В этих производствах иностранные
40
инвесторы создавали в основном малые и средние компании. При этом их основной
экспортный потенциал концентрировался в особых экономических зонах: в 1993 г. только на 4 СЭЗ и 14 приморских открытых города пришлось около 50% стоимости продукции, вывезенной компаниями с иностранным капиталом [201, c. 165, 173].
К середине 1990-х гг. 31% китайского экспорта осуществляли компании с иностранными инвестициями34. В ведущих экспортных отраслях Китая – производстве одежды, изделий из кожи, меха и пуха, электроники и телекоммуникационного оборудования, учебных и спортивных принадлежностей, приборов и офисной техники, мебели,
электроприборов и – на предприятия с иностранными инвестициями приходилось от
25-60% всей валовой промышленной продукции35. Соответственно, экспорт таких организаций составлял 50-80% от всего экспорта указанных отраслей [425, с. 32].
Таким образом, китайское правительство в первое пятнадцатилетие реформ пыталось создать отдельный сектор экономики, интегрированный в мировую экономику, но
одновременно не влиявший на состояние дел в уже существующем национальном хозяйстве и ограниченный для участия китайского капитала. Данные государственной статистики показывают, что с количественной точки зрения данная задача была во многом
выполнена. Однако цифры скрывали процессы, без которых вряд ли экспортоориентированная стратегия была настолько успешна, о чем пойдет речь после рассмотрения
внешнеэкономической политики во второе пятнадцатилетие реформ.
Как и во второй половине 1970-х гг., на рубеже 1980-1990-х гг. качественные изменения во внутриполитической борьбе, финансовом состоянии государства и геополитическом положении Китая привели к трансформации всей экономической политики государства, включая внешнеэкономическую составляющую. Кризис социалистического
блока и распад СССР в 1989-1991 гг. явился достаточно серьезным геополитическим
вызовом для Китая. Тяньаньмэньские события спровоцировали краткосрочный, но все
же вызвавший бурную реакцию в Китае политический и экономический демарш развитых стран против КНР. К этому времени китайское государство улучшило своё финансовое положение в целом, но экономические ресурсы все больше концентрировались на
местах, а центральные власти оставались крайне ограниченными в перераспределении
средств. Геополитические и финансовые сложности обострили внутриполитическую
борьбу, в которой вверх одержало умеренно-либеральное крыло [416, с. 21-71]. С 1992 г.
после поездки Дэн Сяопина на юг и выступления Цзян Цзэминь на очередной сессии
41
ВСНП о недопустимости размежевания в партии и правительстве на «левых» и «правых» [146, с. 223-224] реформисты окончательно укрепили свои позиции, а видимые
признаки раскола, в том числе и по внешнеэкономическим вопросам, исчезли из официального дискурса36. Консолидированное центральное правительство КНР начало действовать уже более решительно во всех сферах общественной жизни [424, с. 40-41].
В результате вышеуказанных трансформаций с середины 1990-х гг. внешнеэкономическая политика подверглась значительным изменениям. Фактически они были связаны с унификацией внешнеэкономического режима и постепенным отказом от жесткой
сегрегации национальной экономики на ограждаемую от интеграции в мировое хозяйство и высоко интегрированную.
Быстрее всего государство отказывалось от практик импортозамещения и протекционизма. В первой половине 1990-х гг. центральное правительство КНР усилило работу по восстановлению членства в ГАТТ, а затем вступлению в ВТО. С 1992 г. началось
снижение импортных пошлин на все виды продукции. Если в 1980-е гг. средневзвешенный применяемый тариф составлял более 40%, то в 1996 г. его уровень снизился до
19,7%, в 2000 г. до 14,6%, в 2005 г. до 4,8% и затем незначительно снизилось до 4,2% к
началу 2010-х гг. [164]. Помимо этого с 1992 гг. началось ускоренное устранение нетарифных ограничений на торговлю [537, с. 40-41], открытие для иностранных инвестиций финансовой, страховой и других сфер экономики, отменены валютные сертификаты,
которые ограничивали валютные операции внутри страны. Значительного проникновения иностранного капитала в новые сферы не произошло благодаря тому, что в этих отраслях уже была накоплена «критическая масса» национальным бизнесом. Например, в
страховой и банковской сферах иностранный капитал работал преимущественно в нескольких крупных городах и его доля практически не выросла к концу 2000-х гг. [469, с.
42; 394, с. 13] . Одновременно правительство продолжило выборочно защищать некоторые отрасли, ограждая тотальный контроль иностранных компаний над стратегически
значимыми отраслями.
Изменилась и политика в уже приведённой в качестве примера автомобильной отрасли. Приняв в 1994 г. стратегию развития автомобильной отрасли, центральное правительство фактически заявило о постепенном снижении пошлин и нетарифных ограничений на ввоз в Китай автотранспорта, снижении требований к иностранным инвесторам и
консолидации рынка с поддержкой крупнейших автомобильных гигантов в стране. Хотя
42
властям так и не удалось консолидировать отрасль, тем не менее отрасль оказалась подготовленной к вступлению к ВТО, смогла избежать банкротств и даже создать несколько собственных брендов, что, например, сильно отличало китайский опыт от латиноамериканского [439, с. 102-103]. Автомобильное производство и экспорт стали расти быстрыми темпами: в 2006 г. китайский автопром производил 10,6% мировой автомобильной продукции, а в 2009 г. – уже 22,4% против 0,2% в 1991 г. [439, с. 87]. К началу 2010х гг. китайские власти сохранили контроль за деятельностью международных корпораций и не допустили масштабного вытеснения китайских производителей с рынка [439, с.
105-106].
В результате либерализации государственная хозяйствующая бюрократия постепенно утрачивала свои позиции лидера внешнеторговой сферы. Будучи монополистом в
начале 1980-х гг., госкомпании экспортировали 56% общей стоимости продукции в 1997
г., всего 22% в 1999 г. [547, с. 5] и 18% в начале 2010-х гг. [288].
С середины 1990-х гг. власти Китая стали значительно реже использовать зарубежные кредитные средства для модернизации ключевых отраслей. Во-первых, это было
связано с перестановкой акцентов в экономической политике государства в целом, где
упор был сделан на устранение социальных и региональных диспропорций экономического развития. Например, средства Всемирного банка с середины 1990-х гг. стали направляться в основном в центральные и западные районы страны [455, с. 60-63]. Вовторых, с либерализацией внешнеэкономической деятельности государство перестало
быть единственным заёмщиком на международном рынке, предоставив возможность частному сектору нести самостоятельную ответственность по зарубежным кредитам. Их
объем частных, негарантированные государством кредитов начал расти с 1992 г. и в
2008 г. впервые превысил объёмы международных обязательств государственного сектора. Правительство же, наоборот, стало сокращать объем невыплаченных государственных или обеспеченных государством кредитов, в результате чего он сократился с рекордных 126 млрд. долл. США в 1996 г. до 75-92 млрд. долл. США в 2000-е гг. В целом
же общая внешняя задолженность государственного и частного секторов Китая по отношению к валовому национальному доходу упала с 19,5% в 1993 г. до 8,9% в 2009 г.
[455], что говорит о значительной кредитоспособности китайской экономики.
Более того, благодаря аккумуляции избыточного капитала, в 2004 г. Китай стал
чистым кредитором мировой экономики, при этом в дальнейшем произошел стреми-
43
тельный рост его зарубежных активов. К 2009 г. КНР превратилась во второго кредитора мировой экономики после Японии [273], «одолжив» другим странам активов на сумму 1,82 трлн. долл. США [199], что составило 36% от ВВП страны. В 2002-2004 г. произошла либерализация и децентрализация прямого зарубежного инвестирования на законодательном уровне [520, с. 27-28]. С 2001 по 2009 гг. средний ежегодный рост прямых зарубежных инвестиций Китая составил 54%, в 2009 г. китайские компании вложили 52,2 млрд. долл. США, накопив заграничных капиталовложений на сумму 200 млрд.
долл. США [168, с. 2]. При этом государство сохранило возможность направлять инвестиционные потоки в нужное русло не только в силу административного регулирования,
но и благодаря системе льготных кредитов госбанков. К тому же к концу рассматриваемого периода основным зарубежным инвестором в стране оставались предприятия государственного сектора [168, с. 18] (в 2009 г. на них приходилось около 70% прямых зарубежных инвестиций).
Темпы демонтажа прежней политики поощрения внешнеэкономической деятельности, распространявшейся в основном на компании с иностранными инвестициями и
высокотехнологичный сектор, были медленней, чем в случае с ограничительными практиками. Хотя с конца 1995 г. центральная власть начала постепенно отменять ряд льгот
для предприятий с иностранными инвестициями [504, с. 14] , наиболее важный льготный механизм – сниженная ставка подоходного налога и налоговые каникулы – были
ликвидированы лишь в марте 2007 г. [52].
С июня 1995 г. с периодичностью в несколько лет центральное правительство стало публиковать списки отраслей, в которых иностранные инвестиции поощрялись, разрешались, ограничивались или запрещались. Правительство, таким образом, пыталось
одновременно повысить качество поступающего зарубежного капитала и выполнить
требования по вступлению в ВТО. С одной стороны, количество поощряемых отраслей
постепенно расширялось за счёт уже упомянутого снятия прежних протекционистских
запретов, с другой, ограничению и запрету подвергались низкокачественные инвестиции и также иностранный капитал, идущий в неэкологичные и энергозатратные производства. Схожие изменения в регулировании коснулись таких институтов поощрения
экспорта как давальческая и компенсационная торговля [437, с. 6-12, 19-27].
Привилегированное положение иностранных предприятий в различных ОЭЗ также
постепенно девальвировалось. Либерализация и унификация налогового, таможенного и
44
административного законодательства автоматически привели к отмене многих льгот для
иностранных предприятий. В мае 2001 г. премьер Чжу Жунцзи одним из первых китайских лидеров открыто заявил, что политика, проводимая в СЭЗ, уже не является «особой» и унифицирована в рамках значительного количества городов страны [245, с. 397].
С 2008 г. в СЭЗ была отменена сниженная ставка налога на прибыль, а также каникулы
на данный вид налога – преференции остались лишь для высокотехнологичных производств [80].
Тем не менее экспортоориентированные производства продолжили ускоренное
развитие. Согласно официальной статистике, они постепенно повышали свой технологический уровень. Например, если на рубеже 1980-1990-х гг. экспорт Китая в США был
на 55-65% представлен низкотехнологичными товарами, а на средне- и высокотехнологичную продукцию приходилось по 3-10%, то к концу 2000-х гг. на высокотехнологичные и низкотехнологичные товары приходилось 35% торговли, а на среднетехнологичные – около 20% [447, с. 9-10]. Основная проблема заключалась в неспособности статистики отразить, насколько Китай поднялся в развитии высокотехнологичных экспортноориентированных отраслей. В данном случае показателен пример iPoda. В 2006-2007 гг.
Китай производил и затем экспортировал данную продукцию корпорации Apple за 150
долл. США за штуку, которые заносились китайской статистикой как высокотехнологичная продукция, полностью произведённая Китаем. В то же время «китайская» добавленная стоимость, в нем составляла всего 4 долл. США, а основная часть высокотехнологичных компонентов производилась в других странах и затем импортировалась тайваньской компанией в КНР для сборки [447, с. 17].
Переориентация на высокотехнологичную экспортную продукцию не означала того, что в Китае больше не развивались трудоёмкие производства, а центральное правительство отказалось от их поддержки. Например, КНР не утратила свои позиции в производстве одежды: с 1995 г. по 2008 г. его доля в мировом экспорте данного вида продукции, наоборот, выросла с 15,2% до 33,2% соответственно37. В период мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. Китай фактически единственный из развивающихся
стран прибегнул к значительному непрямому субсидированию экспорта и созданию импортозамещающих производств в сфере производства текстиля и одежды [417, с. 10-12].
Основываясь на вышеуказанном анализе действий центрального правительства в
1980-2000-х гг., можно предположить, что к середине 1990-х гг. вся внешнеэкономиче-
45
ская сфера Китая была поделена на два малосвязанных сегмента – открытый и закрытый
(полузакрытый) для интеграции, а к концу 2000-х гг. граница между ними была практически стерта. На самом деле эта граница размывалась действиями государственной бюрократии и иностранного бизнеса на всем протяжении рассматриваемого периода. Наличие параллельных, законодательно разделённых внешнеэкономических курсов центрального правительства породило стратегии мимикрии со стороны государственной
хозяйствующей бюрократии. Китайские предприятия, имевшие возможность производить экспортные и высокотехнологичные товары, могли получать более высокие прибыли, работая в рамках поощрительного режима международной интеграции. Однако
для этого требовалось мимикрировать статус предприятия с иностранными инвестициями или, как минимум, переместить капитал в особые экономические зоны.
Явления мимикрии были достаточно масштабны. Как уже указывалось выше, иностранные инвесторы в Китае на всем протяжении изучаемого периода были представлены бизнесом Гонконга, который являлся транзитной зоной для капитала, циркулирующего в Восточной Азии [430, с. 8-9]. По расчётам Международного валютного фонда и
Международного банка реконструкции и развития, на рубеже 1980-1990-х гг. 25% иностранных инвестиций [409, с. 24] в целом и около 40% инвестиций, поступающих в КНР
из Гонконга в частности38, фактически имели «китайское» происхождение39 и чаще всего принадлежали госкорпорациям и госбанкам Китая. Как минимум с 2001 г. вслед за
специальным административным районом Китая вторым инвестором Китая стали Виргинские острова, а в десятку крупнейших вошли Каймановы острова – две оффшорные
зоны, куда направлялась значительная часть китайских инвестиций как минимум с начала 2000-х гг.40 [168, с. 37, 43]. Фактически китайский капитал циркулировал из КНР в
Гонконг (и затем в оффшорные зоны Латинской Америки) и обратно для создания компаний с иностранным капиталом, чтобы работать в более льготном налоговом режиме,
избавиться от значительных социальных обязательств и жёсткого партийного и административного контроля. Большая часть таких инвестиций неизбежно оседала в СЭЗ и
ЗТЭО открытых городов [436, с. 309-310]. Склонность государственного бизнеса
«трансформироваться» в иностранный также даёт частичное объяснение количественному преобладанию иностранных предприятий над китайскими частными, которое просуществовало вплоть до середины 2000-х гг. [424, c.19].
46
Центральным властям эта проблема была хорошо известна. Ещё в мае 1993 г., отвечая на вопрос немецкого журналиста об уводе госкомпаниями капитала в Гонконг с
целью его реэкспорта в Китай, вице-премьер Чжу Жунцзи подтвердил наличие такого
«нечестного поведения», однако указал на то, что правительство «…фактически не в состоянии воспрепятствовать реализации подобных практик, т.к. законодательство разрешает их и благоприятствует им» [245, с. 69]. По мнению Чжу Жунцзи, их причиной являлась значительная налоговая и социальная нагрузка на госпредприятия, которая была
меньше у компаний с иностранными инвестициями. Мнение Чжу Жунцзи имело эмпирические подтверждения. В 1980-е гг. китайские и японские учёные в ходе социологических исследований фиксировали жалобы японского бизнеса на жёсткий контроль кадровых и трудовых вопросов со стороны китайских соинвесторов [543, с. 55]. На рубеже
1980-1990-х гг. многие иностранные инвесторы совместных компаний в автомобильной
промышленности КНР указывали, что перемещение избыточной рабочей силы китайской стороны в создаваемое предприятие было важнейшим для китайского соинвестора
императивом сотрудничества, превалирующим над желанием получить новые технологии [448, с. 194-196].
Как процессы экспортоориентированной индустриализации проходили на уровне
фирм, можно посмотреть на примере десяти крупнейших по стоимости основных
средств промышленных предприятий г. Шэньчжэня в 1995 г. Все они появились в городе после создания СЭЗ, являлись экспортными или высокотехнологичными компаниями
в сферах электроэнергетики, стекольной промышленности, производстве деталей для
телевизоров и компьютерной техники. Почти все были совместными предприятиями
кроме двух: одного госпредприятия, принадлежащего военному ведомству КНР, и одной компании со 100% инвестициями японской корпорации Panasonic. Во всех совместных предприятиях китайская сторона – государственные компании центрального, провинциального и муниципального подчинения или государственные холдинги, объединяющие в себе до 150 заводов и компаний – располагала контрольной долей в уставном
капитале кроме одного с равной долей капитала китайского и иностранных инвесторов.
Крупнейшее предприятие Шэньчжэня реализовывало проект, который, по словам Дэн
Сяопина в 1984 г., можно было реализовать на деньги хуацяо – строительство атомной
электростанции Даявань. Фактически же основную сумму вложений осуществило само
китайское государство41. Соинвестор второго крупнейшего предприятия был представ-
47
лен гонконгской компанией, принадлежащей подчиняющейся Госсовету КНР корпорации Чжунго Гуанда (China Everbright). В двух случаях установить иностранного инвестора или что-либо узнать о гонконгском соинвесторе не представилось возможным, т.к.
такая информация отсутствовала в китайской и гонконгской периодике и Интернете
[358].
Шэньчжэньский пример ни в коем случае нельзя воспринимать как образец проникновения иностранного капитала в экспортоориентированный сектор КНР. В отличие
от вышеуказанного примера, большинство компаний с иностранным участием в Китае
относились к разряду небольших компаний, а доля предприятий со 100% иностранными
инвестициями постоянно росла, при этом с середины 1990-х гг. в качестве соинвесторов
с китайской стороны часто выступали уже частные или акционерные компании. Тем не
менее, этот пример показывает, что массовое участие государственного сектора в создании экспортных производств и его латентная либерализация являлись важной неотъемлемой, но официально редко упоминаемой частью истории реформ государства во
внешнеэкономической сфере.
Стратегии перевода капитала из одного внешнеэкономического режима в другой не
обязательно были связаны с круговым движением капитала и мимикрией со стороны
бизнеса. Государственный капитал перетекал в экспортоориентированный сектор экономики и по официальным каналам, о чем можно узнать только из публикаций руководителей и представителей китайских банков. Ещё до начала политики реформ государственные банки материкового Китая имели филиалы42 в различных странах. В банковском секторе Гонконга китайское присутствие было наиболее внушительным: здесь работало более 10 банков, число отделений которых выросло со 130-140 в 1979 г. до 378 к
концу 1993 г. [534, с. 62]. После объединения в корпорацию Чжунинь в конце 1984 г.,
руководимую Банком Китая, они стали вторым крупнейшим игроком в банковском секторе Гонконга и первым – в Макао. Эти финансовые институты направляли часть вкладов гонконгцев на кредитование как внешнеторговых операций компаний КНР, так и
непосредственно гонконгцев, желавших разместить капитал в КНР43. В период с 1978 г.
по 1985 г. Чжунинь выдала кредитов и направила инвестиций под проекты в Китае на
сумму в 10 млрд. гонконгских долларов (1,4-2 млрд. долл. США44) [533, c. 11] – немалая
сумма, учитывая, что в этот период Китаем было привлечено всего 7,5 млрд. долл. США
иностранных инвестиций.
48
Можно привести другой пример. Первая особая экономическая зона в Китае – экспортоориентированный промышленный район Шэкоу и его первые компании, которые в
дальнейшем стали составной частью СЭЗ Шэньчжэнь – также являлись инициативным
инвестиционным проектом известного гонконгского детища Министерства транспорта
КНР – Гонконгского управления по привлечению инвестиций 45 . Оно финансировало
строительство всей инфраструктуры зоны Шэкоу за счёт доходов управления, которые
Пекин разрешил компании оставлять у себя (ранее переводились в центральный бюджет)
в течение пяти лет, а также кредитов гонконгских банков [229, с. 21]. Юань Гэн, руководитель этой зоны, в одном из своих интервью указывал, что, когда туземный гонконгский бизнес предложил свои инвестиции для её расширения, то получил отказ из-за боязни китайской стороны потерять контроль над деятельностью зоны [250, с. 41-42]. В
данном случае опять налицо латентный перевод государственных средств в развитие
экспортоориентированной индустриализации.
Почему в официальном дискурсе и экономической истории46 фактически хранится
молчание по поводу скрытых, но широко распространённых явлений мимикрии? К этому вопросу можно добавить целый ряд других, которые напрашиваются из вышеизложенного повествования. Почему китайские хроники изображают конец 1970-х гг. как
кардинальный поворот в истории внешнеэкономической политики государства, а ощутимый сдвиг в действиях центральной власти в первой половине 1990-х гг. упоминают
лишь вскользь? Почему в официальной истории внешнеэкономической политики Китая
периода реформ присутствуют лишь небольшие упоминания о протекционизме, импортозамещении и ограничении иностранного присутствия, их причинах и последствиях
для народного хозяйства? При ответе на эти вопросы можно было бы все списать на
цензуру или китайскую «специфику» исторической мысли. Но идентичные редукции
истории интеграции Китая в мировую экономику свойственны мэйнстриму западной
экономической науки [441, с. 220, 238-239], на которую китайское научное сообщество
не имело серьёзного влияния.
Для прояснения этих особенностей дискурса необходимо вернутся к тому, с чего
начинался наш анализ условий формирования внешнеэкономического курса КНР в рассматриваемый период. С обострением внутриполитической борьбы с конца 1970-х гг.
подходы к экономической политике в государстве стали средством различения властных
элит. С приходом реформаторов к власти провозглашённая Дэн Сяопином экономиче-
49
ская политика, базировавшаяся на либеральных принципах, подверглась постепенной
идеологизации, хотя вплоть до начала 1980-х гг. основными лозунгами Дэн Сяопина
было «раскрепощение сознания», в том числе от любых идеологических оков47. Противостоя критике со стороны радикалов, а затем консерваторов, достижения реформ намеренно выпячивались в прессе, часто выдавая желаемое за действительное [363, с. 101102]. С подавлением критики в первой половине 1990-х гг. реформизм превратился в
непререкаемую ценностную парадигму, которая задавала тон дискурсу о прошлом, настоящем и будущем Китая. В связи с этим по своей сути либеральная идеология Китая и
либеральный мэйнстрим экономической науки были так схожи во взглядах на международную экономическую интеграцию Китая, естественным образом отвергая все то, что
выходило за рамки доминирующих представлений.
Исторический процесс идеологизации внешнеэкономической политики Китая достаточно хорошо показывает пример особых экономических зон. С самого начала своего
учреждения в 1980 г. зоны оказались в эпицентре внутриполитической борьбы, став
объектом критики представителей лагеря консерваторов. В начале 1981-1982 гг. Чэнь
Юнь критиковал их за валютные спекуляции и указывал на недопустимость увеличения
количества ОЭЗ, связывая их функцию исключительно с накоплением опыта во внешнеэкономических делах [151, с. 306-307, 311]. Бо Ибо в одной из своих речей в декабре
1990 г. отмечал, что в середине 1980-х гг. его смущали там «большие гостиницы», но
«маленькие заводы», в которых из всех факторов производства Китай предоставлял землю и труд. При этом по его мнению ситуация в 1990 г. улучшилась, но не изменилась
кардинально [125, с. 524-525]. Дэн Лицюнь, член Комиссии советников ЦК КПК, в своих мемуарах писал, что в личной беседе в 1988 г. мэр Шэньчжэня Ли Хао, рассказывая о
развитии ОЭЗ, говорил, что гуандунский партком бахвалится успехами Шэньчжэня, в то
время как большая часть инвестиций поступает не от иностранцев, а из различных ведомств и территорий Китая, т.к. в Шэньчжэне «…можно было получить налоговые
льготы, освобождение от уплаты налогов, а также оставлять большую часть валютной
выручки» [245, с. 370].
Вслед за консерваторами в высшем руководстве страны китайские экономисты
также нередко скептически оценивали качественные стороны развития ОЭЗ [521, с. 9198]. Выводы учёных полностью соответствовали критике Чэнь Юня, Бо Ибо и Дэн Лицюня и указывали, что ОЭЗ развиваются в основном благодаря «транзитной» ренте48,
50
привлечению капитала в трудоёмкие и непроизводственные сектора, а также крупным
государственным инвестициям [374, с. 151-174, 236-241]. К тому же в пользу критики
современников говорил и тот факт, что зоны не имели универсальной траектории развития, некоторые росли медленней, чем успешные приморские районы Китая, где не учреждались подобные институты [358].
Можно предположить, что ни консерваторы, ни китайские экономисты 1980-х гг.
не «понимали» стратегического видения Дэн Сяопина, главного защитника ОЭЗ. Однако
позицию лидера государства нельзя было назвать сколько-нибудь дальновидной. В феврале 1984 г. на заседании в Пекине после поездки по Шэньчжэню и другим особым экономическим зонам Дэн Сяопин говорил абстрактно об их важности в деле привлечения
передовых технологий, методов управления и знаний. Переходя к конкретике, из увиденного «передового» он в качестве примера привёл только быстрое строительство домов и не упомянул ни один реализующийся производственный проект. В перспективе,
по его мнению, в Шэньчжэне можно было построить атомную электростанцию и крупный университет на деньги хуацяо, а затем, «когда дела в особых экономических зонах
наладятся», заключать торговые сделки по добыче нефти на морском шельфе49 [134, с.
41]. В то время, когда иностранный капитал шёл в основном в непроизводственные,
сырьевые и реже в трудоёмкие сектора, слова руководителя реформ выглядели достаточно адекватными с точки зрения парирования критики консерваторов и необходимости обосновать значимость ОЭЗ для общего хода экономических реформ. На этом же
заседании (а еще раньше в Шэньчжэне) Дэн Сяопин назвал политику по созданию ОЭЗ
«правильной», а в июне 1987 г.50 – «не только правильной, но и успешной» [133, с. 239],
ссылаясь на радикальное изменение облика городов и развитие экспортных производств,
но опять же без конкретики.
Другими словами, в 1980-е гг. сложились две полярные точки зрения, где позиции
обеих сторон не были беспочвенны, но «правильной» могла стать только одна. После
южного турне Дэн Сяопина в 1992 г., а затем и выступления Цзян Цзэминя в октябре
этого же года, в котором он отметил общий успех развития ОЭЗ, их первостепенную
важность для политики внешней открытости и принадлежность исключительно социалистической системе хозяйствования [146, с. 215], ОЭЗ перестали быть объектом публичной критики в политических кругах. Они, наоборот, были взяты на вооружение
идеологией как доказательство успешности реформ и стратегического видения рефор-
51
маторов. В официальную историю были внесены соответствующие изменения: в переизданиях речей51 Дэн Сяопина от 1993 г. и 1995 г., где было приведено пекинское выступление 1984 г. [133, с. 51-52; 228, с. 249-250]: фрагмент про станцию, университет и
нефть был вырезан, т.к., очевидно, не соответствовал реалиям последующего развития
ОЭЗ и бросал тень на «правильность» взглядов Дэн Сяопина середины 1980-х гг.
В конце 1990-х и 2000-е гг. чиновники, которые в разные годы занимались внешнеэкономическими делами государства, вслед за Цзян Цзэминем стали указывать на ОЭЗ
как на главнейший инструмент внешнеэкономической политики государства [231, с. 1-2;
233] – особенность, которой нельзя было увидеть в выступлениях начальников внешнеэкономических ведомств 1980-х гг. Ли Ланьцин, который более десятилетия возглавлял
и затем курировал внешнеэкономическую политику государства, почти треть мемуаров
о политике внешней открытости посвятил ОЭЗ, описывая мудрость Дэн Сяопина, патриотичность и стратегическое видение первых управленцев в зонах, борьбу с бюрократизмом и догматизмом [222, с. 78-203]. История Шэньчжэня – наиболее успешной зоны
– была превращена в историю «превращения небольшой рыбацкой деревушки в крупный мегаполис» [309], где не нашлось место ни значительным государственным инвестициям, ни спекулятивному характеру экономики города, но описаны все блага глобализации.
Со второй половины 2000-х гг. представление курса на внешнюю открытость как
единственно значимой политики китайского государства на протяжении всего периода
реформ даёт китайским властям моральное основание требовать от других государств
снижения протекционистских барьеров и открытия национальных экономик. В период
мирового финансового кризиса 2008-2009 гг. политическое и интеллектуальное сообщество Китая опубликовало огромное количество материалов о недопустимости усиления
протекционизма, которому, по словам вице-премьера Ли Кэцяна, «всегда противостоял
Китай» [135, с. 312]. С 2008 г. упоминание о недопустимости протекционизма стало общим местом ежегодных правительственных отчётов перед ВСНП [127; 128; 129]. В данном случае интересен сам факт «исторической амнезии»: в официальном дискурсе
большая часть описанной нами истории внешнеэкономической политики страны до середины 1990-х гг. была просто стёрта. Премьер Вэнь Цзябао, выступая в Сингапуре в
ноябре 2007 г., заявил, что только «политика открытости» позволяет развиваться государству [130, с. 1002-1003]. В статье для «Wall Street Journal» министр коммерции Чэнь
52
Дэмин, убеждая мировое сообщество отказаться от протекционизма, приводил исторические примеры применения таких практик США и других стран [225], но только не
своей собственной.
На основе приведённого анализа внешнеэкономической политики центральной
власти КНР за тридцатилетний период с конца 1970-х гг. можно сделать следующие выводы:
1.
Общий вектор внешнеэкономической политики китайского государства с
конца 1970-х гг. определялся и корректировался характером внутриполитической борьбы, провоцируемой дефицитом экономических ресурсов государства и геополитическими изменениями. Сторонники умеренно-либеральной идеологии, которая предполагала
открытие национальной экономики, постепенно взяли власть в свои руки, но до начала
1990-х гг. не обладали монополией на принятие решений. Отсутствие четкого консенсуса по поводу внешнеэкономической политики предопределило осторожное внедрение
институтов интеграции в мировую экономическую систему: особые экономические зоны, давальческая и компенсационная торговля, совместное и иностранное предпринимательство. До начала 1990-х гг. они были ограничены по географическому и отраслевому
принципу, а также по форме собственности, но позволили начать экспортоориентированную индустриализацию. Основой внешнеэкономической политики государства, тем
не менее, оставались практики ограничения влияния мировой экономики на национальное хозяйство. Стратегии импортозамещения и протекционизма позволили создать отрасли с высокой добавленной стоимостью, а также не допустить иностранный капитал в
финансовый сектор страны.
2.
Сторонники умеренно-либеральных идей одержали окончательную победу
во внутриполитической борьбе в начале 1990-х гг., что привело к очередной трансформации экономического курса государства и внешнеэкономической составляющей в частности. Центральное правительство стало отказываться от широкого применения стратегий протекционизма и импортозамещения. Одновременно стратегии поощрения международной экономической интеграции Китая были распространены на большую часть
национального хозяйства. Отрасли с высокой добавленной стоимостью, созданные и укрепленные предыдущими практиками протекционизма, в основном устояли в международной конкуренции, а производства экспортной продукции получили дальнейшее развитие благодаря открытию новых рынков сбыта.
53
Далее в исследовании мы попытаемся ответить вопрос, какую роль в имплементации каждой из стратегий государства играла территориальная бюрократия.
3.
Сегрегация внешнеэкономической политики по территориальному призна-
ку и по форме собственности, действовавшая на протяжении большей части изучаемого
периода, привела к широкому применению хозяйствующей бюрократией практик мимикрии, позволявших им «превращаться» или переводить капитал в предприятия с иностранным капиталом. Совершенно очевидно, что они стали возможны в силу неспособности контрольных органов государства пресекать их.
4.
В официальном дискурсе Китая под влиянием либеральной идеологии до-
минировали представления о сводимости всех действий центральной власти в 19802000-е гг. к поощрению международной экономической интеграции и исключительной
важности проведения «открытой» политики. С учётом авторитарности политической
системы Китая можно предположить, что схожие репрезентации существовали и у территориальной бюрократии, что мы покажем на примере провинции Хэйлунцзян далее.
54
1.2. Политико-правовые основы участия субнациональных органов
власти в регулировании внешнеэкономической деятельности в КНР
Процесс включения региональных органов власти в систему управления
внешнеэкономической деятельностью происходил не изолированно от глубинных
внутриполитических процессов и являлся их неотъемлемой частью. Программа реформ, предложенная Дэн Сяопином в конце 1978 г. на 3-м съезде ЦК КПК 11-го
созыва, включала пункт о необходимости отказа от излишней централизации в
экономике и передачи полномочий на места, в том числе и в сфере внешней торговли [132, с. 145-146]. В дальнейшем этот призыв нашел свое отражение в Конституции КНР от 1982 г. В ней отмечалось, что разграничение полномочий между
центральными и местными органами должно соответствовать «принципу всестороннего раскрытия инициативы и активности территорий под общим руководством
центральных властей» [50, с. 7].
Фактически децентрализация началась между 3-м пленумом и принятием
Конституции 1982 г., и ее важнейшей частью стала реформа бюджетно-налогового
устройства государства, в результате которой в пользу регионов был перераспределен баланс государственных ресурсов. Она почти не отразилась на соотношении
фискальных доходов и расходов между центральной и местными органами власти,
т.к. еще до реформ на местах оставалась большая часть бюджетных средств. В 1977
г. местные доходы и расходы составляли 87% и 53,3% консолидированных финансов государства соответственно, а в 1993 г. – 78% и 71,7% соответственно [333, с.
440, 442]. Изменения коснулись бюджетных стимулов и административных полномочий в развитии экономики: местные власти получили возможность оставлять на
местах сверхнормативные доходы, принимать самостоятельные решения по вопросам инвестиционной деятельности и финансовой поддержке компаний, влиять на
назначения ключевых руководителей в крупных хозяйствующих субъектах и т.д.
[432, c. 55; 448, с. 15-16; 539, с. 56]. Вплоть до начала 1990-х гг. децентрализация
не сопровождалась усилением контроля со стороны центрального правительства, и
ключевые регулирующие ведомства, в том числе система налогообложения, стати-
55
стики, контроля производимой в стране продукции, выдачи кредитов и т.д., остались в составе местных органов власти [431, c. 792-794].
В области внешнеэкономической деятельности на всем протяжении рассматриваемого периода Пекин сохранял монополию на формулирование общих принципов ее функционирования, как и абсолютные права в регулировании международных политических и военных вопросах [50, с. 8-10]. В 2000 г. центральные власти подтвердили монополию на определение законодательных основ внешней торговли, таможенного дела и налогообложения посредством ВСНП и ПК ВСНП [49, с.
8].
Тем не менее в текущей международной экономической деятельности местные власти стали играть важную роль. С конца 1970-х гг. не только на провинциальном, но и на более низких уровнях начался процесс активного учреждения органов внешних сношений, на которые возлагалось проведение всех без исключения
внешних административных связей. В ноябре 1981 г. для создания законодательной основы их деятельности Госсовет КНР опубликовал постановление об усилении централизованного управления внешними делами территорий, которое вопреки своему названию фактически передавало на места полномочия по осуществлению локальной дипломатии. В нем говорилось, что «…канцелярии внешних сношений Народных правительств провинций, городов и автономных районов должны
находиться под двойным руководством Министерства иностранных дел и местных
партийного комитета и правительства, при этом последние являются основным руководящим органом» [527, с. 10]. Статистически активность субнациональных правительств в налаживании административно-политических контактов с другими
субнациональными территориями мира можно проследить на примере установления регулярных официальных связей. Если к 1978 г. лишь шесть провинций и городов КНР имели побратимские взаимоотношения с остальным миром, то в 1985 г.
общее количество такого вида международных связей достигло 200, и затем продолжало стремительно расти, достигнув числа 1692 к 2009 г. [300]. Таким образом,
местные власти получили прямую возможность установления контактов с субнациональными властями других государств, и соответственно через них стимулировать двусторонние экономические обмены.
56
Более важным следствием децентрализации стало включение местных властей в систему регулирования и опосредованного ведения международной экономической деятельности в Китае. Во внешнеэкономической сфере, которая, с одной
стороны, была крайне важна для хозяйства государства и, с другой, являлась предметом серьезных внутриполитических разногласий до середины 1990-х гг., реформисты не могли начать значительные преобразования, поэтому здесь участие китайского частного капитала было исключено, а присутствие иностранного капитала
ограничивалось открытыми городами и отдельными отраслями. В этих условиях
ведомственная и территориальная хозяйствующая бюрократия стала важнейшим
субъектом, на который была возложена задача интеграции Китая в мировую экономику. Если в 1965 г. в государственной системе ВЭД списочное количество работников составляло 66 тыс. человек, то к середине 1990-х гг. она достигла своего
пика в 387 тыс., при этом расширение произошло как за счет государственных чиновников, так и за счет прослойки хозяйствующей бюрократии и работников бюджетных учреждений [331, с. 1332, 1338].
Децентрализация во внешнеэкономической сфере не была чётко спланированным процессом, который определялся исключительно наверху и происходил
изолированно от аналогичных процессов в других сегментах экономики. Этот тезис убедительно подтверждают некоторые факты становления ОЭЗ. Мы уже упоминали, что идеи создания ОЭЗ витали в Китае и особенно в приморских провинциях еще до конца 1970-х гг., поэтому нет оснований не доверять воспоминаниям
У Наньшэна [230], секретаря Гуандунского парткома и по совместительству руководителя Шэньчжэня в 1979-1981 гг., или Юань Гэна [229], руководителя первой
промышленной зоны Шэкоу, которые приписывали инициирование процесса учреждения ОЭЗ в Гуандуне себе, а не высшему руководству страны. Когда в апреле
1979 г. первый секретарь Гуандуна на нескольких партийных заседаниях в Пекине
предложил создать ОЭЗ (тогда их называли зоны сотрудничества и торговли), его
предложение было лишь малой частью притязаний на получение полномочий в
сфере экономического регулирования от Центра [230, с. 5-6]. Первый опубликованный документ, где упоминались ОЭЗ – доклад провинции Гуандун в Центр –
почти весь был посвящён теме децентрализации управления и приносимых ей благах [69]. Обсуждая с Центром на рубеже 1979-1980 гг. конкретно проблему ОЭЗ,
57
Гуандун требовал самых обширных привилегий не только в сфере ВЭД, поэтому
название особых зоны предложил заменить с «экспортных» на «экономические»
[230, с. 7-8], что и было сделано. Первые ключевые документы по ОЭЗ провинциальным властям пришлось «проталкивать» в Пекине. Например, канцелярия ПК
ВСНП, получив от гуандунских властей проект Положения об особых экономических зонах в Гуандуне, изначально отказалась рассматривать его в рамках очередного заседания Постоянного комитета, апеллируя к тому, что это местный законодательный акт и должен приниматься местным СНП. Однако в дальнейшем гуандунцы все же убедили Пекин сделать закон общенациональным, и в декабре 1980 г.
он был принят ПК ВСНП [236, с. 14].
Далее мы рассмотрим процесс передачи полномочий на места в сферах
внешней торговли и зарубежного инвестирования, оставив в стороне сегмент, связанный с регулированием иностранных инвестиций, т.к. последний никогда не был
важной частью репрезентаций и действий властей интересующей нас провинции
Хэйлунцзян в сотрудничестве с Россией.
В начале периода реформ Пекин разрешил провинциальным властям создавать крупные экспортно-импортные компании, которые находились на балансе местных администраций [222, с. 375]. В 1980 г. провинциальные правительства были
уполномочены Министерством внешней торговли выдавать лицензии на экспорт
[25, с. 271] и в 1984 г. на импорт [51, с. 64] отдельных партий товаров местным государственным компаниям52. Одновременно с 1982 г. центральное правительство в
рамках госплана разрешило провинциальным государственным предприятиям экспортировать около 63% всех товаров. Международная торговля остальной продукцией – стратегическими товарами 1-й категории – осталась привилегией предприятий центрального подчинения [90].
К середине 1980-х гг. «призывы с мест развязать руки и отдать права» во
внешней торговле «становились «все громче и сильнее» [222, с. 380]. Центр пошел
навстречу и в середине 1984 г. была проведена реформа внешнеторговой сферы,
согласно которой центральная власть разрешила создавать специализированные,
малые и средние внешнеторговые компании, а также официально вводила агентскую систему [92], которая стимулировала экспортно-импортную деятельность
предприятий53.Более того, в марте 1985 г. Пекин передал провинциальным властям
58
права на утверждение внешнеторговых компаний, которые учреждались консорциумами производственных предприятий для экспорта продукции собственного
производства. Взамен местные правительства были обязаны усилить проверку финансовой состоятельности создаваемых внешнеторговых компаний и контроль за
их дальнейшей хозяйственной деятельностью [30]. Эти меры значительно увеличили административные полномочия региональных правительств по регулированию
внешнеторговой деятельности.
Однако фактически одновременно, с середины 1980-х гг., Пекин начал проводить политику по отделению правительственных чиновников и партийных кадров от хозяйствующей бюрократии, требуя от органов власти не вмешиваться в дела внешнеторговых предприятий [115; 92]. Центральная власть ввела дисциплинарные наказания за нарушение этих установок, но эти меры, видимо, были недостаточными для радикального улучшения ситуации, т.к. вплоть до конца 1980-х гг.
Пекин продолжал выпускать директивы о необходимости отказа от партийного или
административного управления госкомпаниями, в т.ч. внешнеторговыми фирмами
[114; 113].
В 1988 г. центральные власти провели очередную реформу внешнеторговой
сферы, внедрив систему подрядной ответственности провинциальных администраций, для которых устанавливались директивные трехлетние показатели валютных
отчислений в Центр [388, с. 57]. Региональные власти в свою очередь самостоятельно определяли нормы валютной выручки и отчислений для каждого отдельного предприятия. Новая система, по задумке центральных властей, должна была
подтолкнуть провинциальные власти к стимулированию экспортной активности
местных компаний. Задача была частично выполнена, однако подобные механизмы
мобилизации имели и негативные последствия: системное невыполнение показателей Центра внутренними регионами государства, рост местных внешнеторговых
компаний (местные власти посредством увеличения числа хозяйствующих субъектов пытались увеличить и товарооборот), усиление межрегиональной конкуренции,
основанной не на рыночных принципах, а на административных поощрениях и запретах [103; 81]. Период существования системы подряда во внешней торговле,
продлившийся до середины 1990-х гг., характеризовался наибольшей за весь пери-
59
од реформ включенностью региональных и местных властей в экспортноимпортную деятельность.
Пекин также децентрализовал процедуру утверждения пунктов пропуска
(КПП), через которые велся товарный и людской обмен. В 1985 г., согласно «Некоторым положениям Госсовета об открытии пунктов пропуска», провинциальные
власти получили право самостоятельно санкционировать открытие КПП 2-й категории, если местное правительство территории, на которой он располагался, подавало соответствующую заявку [74]. Инициатива по открытию наиболее крупных
пунктов пропуска (1-й категории) также могла исходить от провинциальных властей, при этом провинции в большинстве случаев должны были оплачивать большую или всю часть расходов по содержанию и строительству таких КПП [74; 91].
Полномочия по регулированию зарубежного инвестирования были переданы
на места несколько позже, чем это произошло в сфере внешней торговли, что было
связано со стремлением Пекина контролировать и ограничивать данный вид деятельности вплоть до начала 2000-х гг. С 1983 г. центральная власть законодательно
закрепила контроль над инвестиционной деятельностью китайских компаний за
рубежом, назначив Министерство международного сотрудничества и торговли координатором процедур по утверждению проектов в других странах [29, с. 30]. В
1985 г. в цепочку лицензирования данного вида деятельности были введены провинциальные органы: им давалось право утверждать проекты стоимостью не более
1 млн. долл. США [29, с. 31]. Однако с 1992 г., возможно, в силу описанных ранее
практик «кругового» инвестирования процедура разрешения зарубежного инвестирования была несколько централизована: как и раньше провинциальные власти
имели право утверждать проекты стоимостью до 1 млн. долл. США, но уже совместно с соответствующими структурами Госсовета [31].
Вышеуказанные процессы децентрализации во внешнеэкономической сфере
распространялись в основном на провинции и редко переходили на более низкие
уровни административно-территориального управления. Особенностью децентрализации ВЭД в контексте взаимодействия провинции Хэйлунцзян с Россией стало
то, что здесь уездные власти при поддержке провинциального правительства имели
значительные полномочия. Причиной этого были не географическая близость как
таковая, а особая институциональная среда в форме приграничной торговли и ОЭЗ,
60
созданная центральным правительством по всему периметру своей границы. Учитывая важность данного института в формировании внешнеэкономических связей
приграничных с Россией регионов, основные принципы его функционирования
также требуют нашего анализа.
Первые упоминания о приграничной торговле в материалах центральной
власти КНР появились еще в мае 1981 г. Тогда на совещании по вопросам развития
торговли и промышленности в национальных районах власти провинций Ляонин и
Цзилинь попросили Пекин восстановить данный институт сотрудничества на границе с КНДР, который мог способствовать улучшению жизни этнических корейцев,
проживающих на территории Китая [93].
Базовые контуры института приграничной торговли были оформлены центральным правительством в середине 1980-х гг. в целях повышения уровня социально-экономического развития окраинных территорий, многие из которых к тому
же были населены национальными меньшинствами. В соответствии с нормативным актом от 1984 г. малая приграничная торговля осуществлялась непосредственно между предприятиями и населением приграничных муниципалитетов Китая и
сопредельными городами/поселками соседней страны, и регулировалась провинциальными органами власти. На последние возлагались полномочия по текущей организации данного вида хозяйственной деятельности: ввод ограничений по стоимости ввозимых и вывозимых товаров, определение мест, где должна была происходить торговля, и т.д. [24, c. 219-220] До 1989 г. провинциальные власти также
могли самостоятельно утверждать внешнеторговые компании приграничных округов и уездов [94].
Через семь лет после первого постановления о приграничной торговле центральное правительство начало разработку комплексного законодательства в данной сфере, т.к., по мнению Пекина, провинциальные власти не смогли обеспечить
«проведение комплексной политики здорового развития приграничной торговли»
[66, с. 157]. Общую управляемость приграничных связей Центр также попытался
улучшить посредством создания в 1993 г. в составе Канцелярии по делам специальных зон Госсовета КНР Управления по вопросам открытости приграничных и
внутриматериковых районов, которое просуществовало до 1998 г. [331, с. 891]. В
61
его полномочия входила разработка общих принципов и макроконтроль международной деятельности приграничных районов страны [62].
Особый статус приграничных уездов был подтвержден в 1989 г., когда Госсовет, упраздняя компании на уездном уровне, разрешил приграничным муниципалитетам оставить по одной внешнеторговой государственной компании [94]. В
1992 г. четыре городе на российско-китайской границе и затем еще восемь городов
в западных и южных районах страны получили право расширить список внешнеторговых предприятий до 3-4 [83, с. 153].
Формирование преференциальной институциональной среды в рамках приграничной торговли берет свое начало с 1991 г., когда центральное правительство
стало взимать с внешнеторговых госкомпаний приграничных уездов, городов и округов 50% от стандартных ставок таможенных пошлин и импортного НДС при
ввозе большинства товаров. С 1991 г. компании приграничных муниципалитетов
могли экспортировать в малых количествах и с 1996 г. без ограничений большинство товаров, которые в рамках «обычной торговли» подлежали квотированию или
лицензированию [66, с. 157; 106] .
Для пересечения границы торговцами и китайской рабочей силой центральное правительство разрешило приграничным уездам и округам самостоятельно утверждать выезд людей [66, с. 159]. Власти приграничных уездов также стимулировали развитие внешнеторговых компаний: помимо преференций в области международной торговли и инвестиционной деятельности, которые получали компании
на всей территории страны, фирмы приграничных территорий также получали
преференции в виде субсидирования экспорта и значительных премий, выдаваемых
в зависимости от результатов международной экономической деятельности [544, с.
54-55].
В марте-июле 1992 г. Пекин создал 12 ЗПЭС по периметру своей границы
[83, c. 154; 82; 84]. По замыслу центрального правительства, в отличие от приморских ОЭЗ эти зоны должны были сделать упор на привлечение отечественных, а не
иностранных инвестиций, а также развивать ориентированные на рынок сопредельного государства промышленность и сферу услуг. Подоходный налог в зонах
был установлен в размере 24% для китайских и иностранных предприятий (стандартная ставка равнялась 33%, в СЭЗ и зонах технико-экономического освоения –
62
15%), налог с инвестиций в основной капитал не собирался до 1996 г. До 1996 г.
города, где учреждались ЗПЭС, должны были ежегодно получать от Народного
банка Китая по 10 млн. юаней на обустройство ЗПЭС [83, с. 154].
В первое пятнадцатилетие реформ децентрализация полномочий на ведение
и регулирование ВЭД при ограниченной либерализации (только для иностранных
компаний на определенной части территории государства и в отдельных секторах
хозяйства) внешне представляла неотъемлемую составляющую курса на проведение управляемой интеграции в мировое хозяйство, ставшего, как мы уже указывали,
следствием внутриполитического компромисса. На самом деле этот курс не был
полностью контролируемым, т.к. постоянно размывался действиями самой государственной бюрократии. Проблема заключалась не только в слиянии административной/партийной и хозяйствующей бюрократий, что соответственно приводило к
коррупции и различным злоупотреблениям. После каждого витка децентрализации
происходил стремительный рост торговли [533, с. 140], т.е. власти и госкомпании
на местах на самом деле были способны увеличить объемы экспорта и валютных
поступлений, однако, с другой, между территориями и ведомствами росли разногласия, происходили ценовые войны, массовые закупки по высоким ценам и другие
негативные факторы, что было зафиксировано в одноим из постановлений центрального правительства [81]. Безусловно, центральное правительство могло административными мерами решить самые простые вопросы, например, заставить территории проводить международные ярмарки совместно, а не по отдельности [65],
но радикально изменить ситуацию не представлялось возможным.
Управляемость также ослаблялась тем, что ведомства и территории, преследуя цель выполнения распоряжений руководства страны и получения быстрых доходов за счёт внешней торговли, фактически осуществляли либерализацию. Они
начали создавать огромное количество местных внешнеторговых госкомпаний, что
неизбежно снижало контроль ВЭД. Например, в провинции Хэйлунцзян летом
1988 г. всего за несколько недель были выданы разрешения на создание более 50
внешнеторговых предприятий [127, с. 80]. В октябре 1989 г. Госсовет КНР потребовал упразднить большую часть компаний: провинциям и округам разрешалось
иметь не более двух внешнеторговых фирм и не более двух компаний, имеющих
лицензию на бартерную торговлю с СССР; уездам (кроме приграничных) разреша-
63
лось иметь компании только с одобрения непосредственно Министерства внешнеэкономического сотрудничества и внешней торговли (МВСВТ). Более того, Госсовет опять попытался централизовать процедуру утверждения внешнеторговых
компаний, потребовав от провинций и территорий более низкого административного уровня повторно лицензировать компании в МВСВТ [94]. На местах данное
постановление выполнялось крайне неохотно. К середине 1991 г. в стране все еще
функционировало около 1300 компаний, и в дальнейшем их чисто стремительно
увеличивалось [388, с. 58], что явно не соответствовало планам Пекина.
В апреле 1993 г. Госсовет издал приказ о частичной ликвидации и ужесточении требований к утверждению различных зон развития. По мнению центральных
властей, территории бездумно учреждали огромное количество таких районов, занимая сельскохозяйственные земли, тратя бюджетные средства и снижая налоги
для предприятий, что приводило к снижению фискальных доходов [88].
Вышеописанные проблемы децентрализации, с которыми столкнулись центральные власти, касались в основном ограничительной стратегии интеграции. Поощрительные практики, которые затрагивали сферу привлечения иностранных инвестиций и работу компаний с иностранным капиталом, характеризовались не
только схожими проблемами управляемости [382, с. 107], но и на всем протяжении
1980-х гг. вызывали недовольство на местах в силу неравномерного распространения. Эту особенность отмечали в своих речах и мемуарах Чжао Цзыян [243, с. 173],
Чэнь Ицзы [223, с. 7-8] и Чэнь Юнь [151, с. 311]. Ли Ланьцин вспоминает, как в
феврале 1984 г. руководство провинции Цзянсу «спешно прибыло» в Чжуннаньхай
на совещание центральных и региональных властей и настояло на включении двух
своих муниципалитетов в список открываемых городов, в котором изначально они
отсутствовали [222, с. 190].
Процессы децентрализации в сфере ВЭД достигли своего пика в конце 1980х гг., когда территориальная и ведомственная бюрократия фактически и регулировали и вели большую часть внешней торговли страны и все зарубежное инвестирование. В первой половине 1990-х гг. этот процесс уступил место постепенной либерализации. При этом причина изменений была связана не столько с трудностями
управления в сфере ВЭД, сколько с упоминаемым ранее системным напряжением
внутриполитической ситуации в государстве. К этому добавлялась проблема отсут-
64
ствия эффективных вертикально-интегрированных органов, которые могли бы регулировать на местах имплементацию распоряжений Центра [431, с. 793-794]. Например, в фискальной сфере центральные власти, не управляя напрямую территориальными налоговыми органами, не смогли создать эффективную систему сбора
налогов с «новой» экономики, которая стала продуктом рыночных отношений, в
том числе бизнеса, связанного с внешнеэкономической деятельностью [408, с. 9].
Как результат, доля доходов консолидированного бюджета в ВВП Китая – основной показатель способности государства проникать в хозяйственные структуры
страны – упала с 25,5% в 1980 г. до 10,3% в 1995 г. [333, с. 427]. Такая ситуация во
многом была связана с фискальной политикой местных властей, которые оказались
перед выбором: либо собирать налоги, передавая часть из них в Центр, либо оставлять капитал на местах, в аффилированных с властью отраслях и компаниях
(включая внешнеэкономические).
В июне 1992 г. Цзян Цзэминь заявил, что конечная цель децентрализации не
передача прав из Центра в территориальные органы власти, а расширение полномочий предприятий [146, с. 208]. Настрой центральной власти был поддержан в
академической среде, близкой к правительству. В 1993 г. известные китайские учёные, на тот момент преподаватели Йельского университета Ху Аньган и Ван Шаогуан опубликовали «Доклад о мощи китайского государства». По мнению авторов,
государство – центральная власть – финансово ослабло к началу 1990-х гг. поэтому
должно провести реформу налоговой системы, перераспределив доходную часть
бюджета в свою пользу в ущерб местной бюрократии, которая объективно не способна обеспечить стабильность и здоровое развитие национального хозяйства [465,
с. 1-17].
В 1993-1994 г. в стране была проведена фискальная реформа, которая достаточно сильно отразилась на взаимоотношениях Центра и регионов, в том числе, и в
области международной деятельности. Пекин централизовал значительную часть
фискальных доходов, увеличив свою долю в доходной части бюджета до 40-55%
[443, с. 79-80], которая сохранилась вплоть до до 2009 г. (52,4%). В то же время
расходы всех уровней властей остались практически без изменения [450, с. 6], субнациональный уровень должен был по-прежнему осуществлять около 75% всех
бюджетных расходов страны [450, с. 7]. Эта реформа и последующая политика Пе-
65
кина привела к тому что, местные правительства стали крайне зависимы от межправительственных трансфертов из Центра. С 1994 г. по 2009 г. абсолютное значение трансфертов выросло почти в 12 раз с 239 млрд. юаней до 2856 млрд. юаней,
составляя около 40-50% всей расходной части бюджетов местных властей [334, с.
385–420]. Результатом вышеуказанной зависимости стало массовое продвижение в
Центре проектов регионального развития, целью которых становились и преференции и финансовые ресурсы центрального бюджета [518, с. 46-47].
Финансовая зависимость местных правительств от Центра не убавила их
стремления вмешиваться в экономику подведомственных территорий. Трансфертов
из консолидированного бюджета и локальных доходов не хватало для обеспечения
базовых социальных обязательств, возложенных на субнациональный уровень. Для
удовлетворения недостающей части расходов (около 10% [450, с. 8]) местные правительства стали ускоренно наращивать внебюджетные фонды – доходы от административной деятельности и предоставления административных услуг, доходы
правительственных фондов, доходы госпредприятий и т.д. – которые во многом
формировались посредством усиления административного вмешательства в экономику [497, с. 8; 443, с. 81-82]. В 2000-е гг. объем таких фондов на многих территориях превышал размеры местных бюджетов [450, с. 11].
В целях повышения управляемости политико-административной системы
центральные власти параллельно начали централизацию административных ресурсов страны со второй половины 1990-х гг. В 1994-1995 гг. была проведена реформа
органов налогообложения. Если раньше все налоги собирали местные органы власти, то после ее проведения на местах были созданы территориальные отделения
Главного налогового управления [429, с. 196]. В их обязанности входил сбор более
80% фискальных доходов в стране. В 1998-1999 гг. другие важные государственные органы были частично трансформированы в структуры с вертикальным подчинением: Служба по качеству и техническому надзору Китая, Комитет по управлению и контролю за ценными бумагами, государственные банки, органы страхования и т.д. [431, с. 795-798]. С конца 2006 г. для предотвращения ситуаций, когда
чиновники предоставляют ложную информацию о социально-экономическом развитии, началось формирование системы вертикального управления Бюро статистики [306].
66
В связи с тем, что внешнеэкономическая сфера оставалась под значительным
контролем центрального правительством по сравнению с другими отраслями народного хозяйства, вышеуказанные процессы рецентрализации лишь частично коснулись ВЭД, а основными трендами стали либерализация и в меньшей степени административная, но не хозяйственная децентрализация.
В 1994 г. была отменена система подряда во внешней торговле [89], в результате чего роль региональных властей в системе ВЭД уменьшилась. Тем не менее, центральное правительство не могло полностью исключить их системы контроля экономических процессов. Например, с 1994 г. полномочия по лицензированию компаний, занимающихся импортом важных для экономики товаров общего
назначения (нефтепродукты, лес и пиломатериалы, удобрения и т.д.), были переданы на места [32].
Либерализация внешней торговли начала набирать обороты с начала 1990-х
гг. С мая 1992 г. по конец 1995 г. права на самостоятельное ведение внешней торговли были предоставлены крупным и средним производственным госкомпаниям,
сбытовым и коммерческим предприятиям, научным организациям, частным производственным компаниям [95; 102]. В 1998 г. государство разрешило негосударственным производственным компаниям заниматься внешней торговлей, не прибегая
к посредничеству государственных агентских компаний. К 2002 г. около 40 тыс.
частных компаний получили право ведения экспортно-импортных операций [275, c.
1]. С 2004 г. в соответствии с Законом КНР о внешней торговле была упрощена
процедура получения компаниями права на внешнеторговую деятельность, система
лицензирования внешнеторговых компаний заменена на систему регистрации, все
экономические субъекты, включая частных лиц, получили право на импорт и экспорт продукции [48, с. 5-6].
Процесс либерализации внешней торговли при одновременной приостановке
процесса децентрализации привел к тому, что местные правительства во многом
начали терять формальные рычаги управления внешнеторговой деятельностью на
вверенной территории, хотя они по-прежнему продолжали оставаться основным
субъектом лицензирования и с 2004 г. регистрации внешнеторговых компаний на
местах [27].
67
В результате отмены монополии специализированных государственных
компаний на рынке внешней торговли Китая их доля в товарообороте Китая стала
стремительно падать: с 89% в 1990 г. до менее 10% в 2008-2009 гг. [482, с. 69].
Многие экпортно-импортные госкомпании в начале 2000-х гг. благодаря накопленному капиталу начали расширять свою сферу деятельности, превращаясь в холдинги, объединяющие производство, логистику, торговлю, консалтинг и т.д. [482, с. 70]
В сфере учреждения пограничных пунктов пропуска была осуществлена рецентрализация. Передача полномочий по учреждению КПП 2-й категории, осуществленная в середине 1980-х гг., привела к неконтролируемому росту: к концу 1997
г. их количество достигло 350. В результате, Пекин, указывая на невозможность
осуществлять нормальный контроль трансграничных обменов, временно запретил
местным властям создание пунктов пропуска [86], а в 2002 г. отнял у провинциальных властей соответствующие права [73, с. 6].
В сфере зарубежного инвестирования, незначительно децентрализованной в
середине 1980-х гг., дальнейшая передача на провинциальный уровень полномочий
по регулированию началась лишь в начале 2000-х гг., когда в государстве появился
свободный капитал, и частные компании также получили право инвестировать за
рубежом. Региональные власти, во-первых, были включены в качестве начального
звена процедуры утверждения крупных зарубежных инвестиционных проектов, а,
во-вторых, получили полномочия самостоятельно утверждать проекты в сфере добычи полезных ископаемых, вложения китайской стороны в которые не превышала
30 млн. долл. США, и в прочих сферах хозяйственной деятельности – 10 млн. долл.
США [44, с. 20-21]. В 2007 г. из процедуры лицензирования было выведено Государственное управление валютного контроля, в результате чего провинциальные
власти «монополизировали» процедуру утверждение малых и средних зарубежных
инвестиционных проектов [71, с. 13-14]. С 2009 г. лицензионные полномочия провинциальных департаментов коммерции опять были расширены: они получили
право утверждать зарубежные инвестиционные проекты стоимостью не более 100
млн. долл. США и все проекты, связанные с освоением природных ресурсов. Центральные власти Китая фактически сохранили контроль только за утверждением
крупных и политически чувствительных инвестиционных проектов [42, с. 17].
68
С середины 2000-х гг. на провинциальные органы власти Китая также была
возложена обязанность по утверждению зарубежных китайских компаний, контролю и статистическому учету их деятельности. Центральные власти сохранили за
собой лишь полномочия по общей организации регулирования данного вида деятельности и контролю наиболее критического направления – операций с иностранной валютой через вертикально интегрированный орган, Управление валютного
контроля [43, с. 28-29]. С 2004 г. на провинциальные органы коммерции были возложены обязанности предварительного утверждения компаний, регистрируемых
китайскими предприятиями на территории разрешенных стран (Россия также входила в список) [54, с. 29-30]. С 2003 г. провинциальные органы власти были уполномочены проводить ежегодные проверки в отношении предприятий, осуществляющих свою хозяйственную деятельность за рубежом [43, с. 29]. С этого же года
китайские зарубежные компании были обязаны направлять статданные непосредственно в провинциальный орган внешней торговли и экономического сотрудничества [28].
C 2004 г. на провинциальные органы власти фактически полностью была переложена обязанность окончательной оценки деятельности китайских компаний за
рубежом, в результате чего решение о предоставлении различных административных преференций компаниям зависело именно от местных органов власти [116;
117]. Статистический учет зарубежных инвестиций также с 2002 г. был вверен в
обязанности провинциальных органов внешней торговли и экономического сотрудничества (ниже есть). С 2004 г. уже в обязанности уездных статистических органов вошел контроль за исправлением неточностей в предоставляемой компаниями статистики [55]. Проверка всей документации на получение компенсации и кредитов, присылаемой местными предприятиями, осуществлялась провинциальными
властями [41; 96]. В результате этого последние получили возможность контролировать не только иностранные инвестиции, но и зарубежные. Базовый контроль документации предприятий, подтверждающей деятельность компании и расход денежных средств, опять же возлагался на провинциальные органы власти (департамент коммерции и финансов), хотя центральные власти оставляли за собой право
выборочных проверок деятельности компаний [56].
69
Наиболее сложная картина в трансформации полномочий местной бюрократии во второе пятнадцатилетие реформ сложилась в сфере приграничного сотрудничества. В январе 1996 г. центральное правительство подтвердило сохранение
преференций в рамках приграничной торговли [70, с. 10-12], но более не расширяло их. При этом также как и во всей сфере ВЭД здесь постепенно расширялось участие частного капитала, поэтому государственная хозяйствующая бюрократия
формально утрачивала монополию за приграничное сотрудничество.
Административные структуры тем не менее сохраняли возможность посредством различных сборов использовать границу как источник пополнения бюджетных и внебюджетных доходов. Например, в Хэйхэ в 1999-2000 гг. местные власти
пытались обложить частных предпринимателей, граждан КНР, ведущих коммерческую деятельность в Благовещенске, подоходным налогом (китайские коммерсанты были обязаны уплачивать его по месту получения дохода, т.е. в России). В силу
сложности такого налогообложения хэйхэское правительство решило взимать с
каждого выезжающего в Россию предпринимателя в форме аванса 300 юаней из
расчета того, что в среднем предприниматели проводили в России по 20 дней и в
сутки налог с их дохода должен был составлять 15 юаней [329, с. 150-151]. Такая
же ситуация обстояла и с простыми китайскими туристами: турфирмы приграничного города были обязаны платить во внебюджетные фонды местного правительства по 100 юаней с каждого туриста, выезжающего в Россию [329, с. 280]. В силу
закрытости информации достаточно сложно проследить, насколько такие практики
имели системный характер, тем не менее вряд ли вышеуказанные примеры были
единичными.
Власти приграничных уездов не только вводили различные сборы с мелкого
бизнеса и населения, пересекающего границу. Вплоть до середины 2004 г. власти
приграничных территорий незаконно использовали систему «двойных налоговых
вычетов» с импортного НДС [98], который полностью поступал в центральный
бюджет. Она позволяла переводить фискальные ресурсы, изначально принадлежащие Центру, в местные внебюджетные фонды в виде прибылей подконтрольных
внешнеторговых компаний. В 2004 г. центральные власти попытались дисциплинарными мерами пресечь подобные действия уездных властей [98].
70
С середины 2000-х гг. центральное правительство запустило процесс отмены
преференций в рамках института приграничной торговли. В 2005 г. Пекин в рамках
центрального бюджета впервые предусмотрел целевые трансферты для приграничных территорий. На уездный уровень возлагались полномочия по освоению этих
трансфертов, а провинциальные органы власти отвечали за их перераспределение и
текущий контроль за использованием [38]. В первые три года после его введения
внешнеэкономическая активность на окраине по-прежнему стимулировалась за
счет системы налоговых преференций, а трансферты Пекин разрешил направлять
исключительно на социальную сферу и на совершенствование инфраструктуры
пунктов пропуска и приграничных территорий [38; 40]. Убедившись в функционировании системы межбюджетных перераспределений, Пекин в 2008 г. полностью
заменил налоговые преференции в приграничной торговле на централизованное
субсидирование [110]. Объем получаемых трансфертов из Центра предполагалось
увязывать с грузооборотом пункта пропуска и другими факторами, т.е. местным
правительствам предоставлялись экономические стимулы для активизации работы
по увеличению торговли с соседними странами [110]. Через год центральное правительство разрешило использовать получаемые трансферты непосредственно на
финансирование приграничных торгово-экономических компаний [39]. Все это позволили властям приграничных провинций и уездов сохранить опосредованные
контроль над внешнеэкономическим бизнесом, связанным с приграничным сотрудничеством.
В целом, в период реформ произошло включение субнациональной бюрократии в процессы регулирования внешнеэкономической деятельности. Оно стало
частью общего процесса децентрализации административных и хозяйственных
полномочий в государстве, однако, безусловно, в каждой отдельной сфере ВЭД –
внешней торговле, зарубежном инвестировании, приграничном сотрудничестве –
динамика передачи полномочий на места и их ликвидации была разной. С точки
зрения периодизации эти сферы объединяло то, что в них первая половина 1990-х
гг. стала тем рубежом, когда Пекин, во-первых, начал централизацию фискальных
и административных ресурсов государства, во-вторых, стал постепенно отказываться от опоры на государственную хозяйствующую бюрократию в сфере ВЭД в
пользу постепенного создания частного сектора. Если в 1980-е гг. региональные и
71
местные правительства, напрямую контролируя экспортно-импортные агентские
госкомпании, обладали значительной властью в решении оперативных вопросов
международного сотрудничества, то в 2000-е гг. они стали одним из звеньев системы макроконтроля формально либерализованного внешнеэкономического сектора.
Одновременно нельзя преувеличивать возможности управления местных властей
сферой ВЭД даже в 1980-х гг., т.к. в силу давления из Центра они были обязаны
принимать для себя решения, направленные на утрату контроля в пользу повышения эффективности.
Децентрализация полномочий по регулированию ВЭД протекала наиболее
динамично в сфере внешней торговли. С самого начала 1980-х гг. региональные
власти получили права выдавать лицензии на экспорт и затем импорт продукции, а
затем с середины 1980-х гг. утверждать создание местных внешнеторговых компаний. В 2004 г. административный контроль местных властей над внешнеторговым
бизнесом был ослаблен с упрощением процедуры утверждения и контроля предприятий.
В середине 1980-х гг. центральное правительство ввело институт приграничной торговли, который с конца 1980-х гг. позволил провинциальным и уездным
властям периферийных территорий получить дополнительный ресурс пополнения
местных бюджетов и активизации международного сотрудничества. Более того отмену преференций в рамках приграничной торговли в конце 2000-х гг. центральное
правительство компенсировало трансфертами из центрального бюджета в адрес
муниципальных бюджетов, часть которых местные власти могли направлять на поощрение внешнеторговой деятельности предприятий на подведомственной территории.
В сфере зарубежного инвестирования административная децентрализация
протекала медленно в силу необходимости ограничивать вывод капитала вплоть до
конца 1990-х гг. В 1985 г. провинциальные власти получили возможность самостоятельно утверждать малые зарубежные проекты, но в 1992 г. центральная власть
опять централизовала процедуру выдачи разрешений. Лишь в начале 2000-х гг. инвестиционная деятельность в других странах была выведена из-под жесткого контроля центральных властей и провинциальные власти стали одними из ключевых
72
звеньев выдачи разрешений на создание компаний и реализацию проектов за рубежом вплоть до конца рассматриваемого периода.
Приведённые нами некоторые конкретные примеры разногласий в отношениях Пекина и региональной бюрократии, позволяют сделать вывод о том, что
включённая в сферу ведения или регулирования ВЭД субнациональная власть не
являлась простым исполнителями решений Центра, а действовала так, чтобы максимизировать экономические или политические выгоды от своего участия. Неравномерное распространение внешнеэкономических преференций в 1980-е – начале
1990-х гг. вызывало недовольство местных правительств, подведомственные территории которых не были включены в перечень приоритетных для интеграции в
мировую экономику, и усиливало соответствующий лоббизм в Пекине.
73
1.3. Политика центральных властей КНР в сфере торгово-экономического сотрудничества с СССР/РФ
К концу 1970-х гг. СССР рассматривался центральной властью КНР как
враждебная империалистическая держава, двусторонние отношения находились в
состоянии военно-политического противостояния. Государства поддерживали экономические связи на минимальном уровне. Торговля с обеих сторон была централизована и осуществлялись в рамках ежегодных двусторонних межгосударственных договоров, в которых оговаривался конкретный список товаров, их количество
и стоимость. В 1978 г. торговля Китая с Советами достигла 436 млн долл. США,
увеличившись более чем в 9 раз по сравнению с 1970 г., но не достигнув уровня товарооборота хотя бы 1950 г. [203, с. 359]. Инвестиционное, финансовое и другие
виды экономического сотрудничества не осуществлялись.
Решение нового китайского руководства проводить политику внешней открытости в конце 1970-х гг. первоначально распространялось только на связи с западным миром, и не затрагивало экономические обмены с СССР. Такое положение
вещей было связано с двумя причинами.
Первая была геополитической. В конце 1970-х гг. произошла новая эскалация двустороннего конфликта, вызванная активными действиями СССР на китайской периферии. Помимо усиления советской военной группировки на советскокитайской и монголо-китайской границе, к концу 1970-х гг. своего апогея достигло
сближение СССР с Вьетнамом, который наращивал своё влияние в Индокитае54, а
также усиление влияния СССР в Центральной Азии после ввода войск в декабре
1979 г. Вторжение Социалистической Республики Вьетнам в Камбоджу было воспринято в Пекине как попытка ликвидировать основу китайского влияния в ЮгоВосточной Азии и шаг к формированию под руководством Вьетнама просоветского блока [396, с. 403; 367, с. 504]. Действия СССР в Афганистане также были расценены центральной властью Китая как проявления гегемонизма [132, с. 240]. Как
результат, с конца 1970-х гг. и до 1982 г., во внешнеполитической идеологии главным врагом Китая стал СССР [394, с. 98]. Улучшающиеся отношения с США, Японией и западными странами Дэн Сяопин охарактеризовал как «мудрые» и «долго-
74
срочные» действия, позволяющие нейтрализовать «социалистический империализм» и планы СССР по изоляции Китая на международной арене [132, с. 160]. В
апреле 1979 г. китайская сторона официально отказалась продлевать Советскокитайский «Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи».
Вторая причина была связана с идеологией. Ухудшение советско-китайских
отношений началось с идеологического раскола во второй половине 1950-х гг.
Свертывание экономического сотрудничества с СССР в 1960-е гг. сопровождалось
появлением в политических кругах КНР представления о том, что торговля и кооперация возможна только с капиталистическими странами [367, с. 592]. В период
накала внутриполитической борьбы во второй половине 1970-х гг. антисоветизм
стал одной из немногих идеологических концепций, по которым позиции левых
радикалов и их противников сходились [367, с. 477-479, 482, 499-500]. Одновременно сторонники реформ стали использовать критику СССР для подтверждения
необходимости поиска альтернативы прежним догмам коммунизма, которые не
сработали в СССР [132, с. 235, 250-251, 318-319; 151, с. 239-243].
Идеологическая конфронтация и геополитическая напряженность сдерживали экономическое сотрудничество три года: с 1979 г. по 1981 г. товарооборот упал
на 44%55. В середине 1982 г. власти двух стран взяли курс на улучшение отношений. Идеологическая конфронтация постепенно снижалась. И хотя китайское руководство вплоть до конца 1980-х гг. проявляло беспокойство по поводу действий
СССР на китайской периферии и настаивало на устранении «трех препятствий»56,
это не помешало ускоренному развитию экономических взаимодействий. С 1981 г.
по 1986 г. средний рост взаимного товарооборота составлял почти 60%, а доля
СССР во внешнеторговом обороте КНР увеличилась с 0,6% до 3,6% соответственно57. В ноябре 1984 г. Дэн Сяопин заявил о необходимости проведения политики
всесторонней открытости внешнему миру, включая советское направление [133, с.
98-99], а месяцем позже Чэнь Юнь отмечал уверенный рост торговли, несмотря на
трудности политического диалога [151, с. 340-342].
Могла ли взаимная торговля расти ещё быстрее при активной поддержке политических лидеров обеих стран? С 1982 г. по 2009 г. доля СССР и затем РФ во
внешнеторговом обороте КНР варьировалась в районе 1,5-3,9% (Диаграмма 1) независимо от состояния политического диалога. Этот диапазон был обусловлен по-
75
ложением обеих стран в международной экономической системе, и за его пределы
было невозможно выйти даже с приложением политических усилий в условиях, когда китайское руководство с конца 1970-х гг., а затем и советское с конца 1980-х гг.
постепенно отпускали бразды правления в экономике в целом и отказывались от
государственной монополии в сфере ВЭД. Даже в 1980-е гг., не говоря уже о 1990х и 2000-х гг., возможности СССР и затем России как поставщика высокотехнологичного оборудования, с одной стороны, и техники для организации массового
экспортоориентированного производства, с другой, были ограничены, поэтому основная часть импорта этих видов товаров КНР удовлетворяла за счет рынков западных стран: они в основном шли в счет импортных кредитов западных банков
(или правительственных организаций) или как часть общего процесса переноса
трудоемких производств из азиатских «тигров» и Японии в КНР. Не удивительно,
что с середины 1980-х гг. и вплоть до конца 1990-х гг. более 50% китайского импорта из СССР/РФ было представлено черными и цветными металлами, удобрениями и древесиной [160], пока в дальнейшем не были потеснены нефтью и нефтепродуктами.
В ноябре 1984 г. Дэн Сяопин китайский лидер предположил, что СССР может принять участие в реконструкции старых промышленных баз, которые советская сторона помогала строить КНР в первую пятилетку [133, с. 99]. В июле 1985 г.
правительства двух стран подписали договорённость об экономическом и техническом сотрудничестве в строительстве и реконструкции промышленных объектов в
КНР [15]. Однако реконструкция старых баз с помощью СССР/РФ так и не стала
реальностью. Как результат, доля советской продукции в китайском импорте оборудования до начала 1990-х гг. составляла 0,2-3,1% [160]. К тому же на всем протяжении 1980-х гг. оба государства продолжали осуществлять политику протекционизма, что также ограничивало возможности обмена промышленной продукцией.
Монополия на экономическое взаимодействие в обеих странах также не могла способствовать развитию двусторонних отношений. Вплоть до конца 1980-х гг.
торговля с СССР и всеми странами социалистического лагеря будучи межправительственной была привилегией центральных властей и внешнеторговых компаний
центрального подчинения [90]. Например, в 1989-1990 гг. Министерство матери-
76
альных ресурсов КНР получило монопольное право на импорт из СССР и стран
Восточной Европы стали, цветных металлов, чугуна, леса, цемента, сырья для химической промышленности, автомобилей, самолетов, электрооборудования и технологического оборудования [79]. У правительственных обменов были свои сильные и слабые стороны. С одной стороны, отсутствие прямого участия самих экономических субъектов в торговле не могло не сказываться на эффективности закупок. Например, в июне 1986 г. Канцелярия Госсовета издала указ о необходимости
решения проблемы плохой реализации купленных в рамках межправительственного соглашения советских автомобилей. Канцелярия увязывала возникновение данной ситуации с высокой ценой продукции и разрешала снизить продажную стоимость в Китае на 15%, а также обещала организациям облегчить получение кредитов госбанков на приобретение техники [64]. С другой стороны, Пекин благодаря
централизации экономического взаимодействия с СССР мог перераспределять товарные потоки для развития тех или иных территорий внутри страны. Например,
принимая решение поддержать Шанхай, испытывающий во второй половине 80-х
гг. серьезные экономические трудности 58 , центральное правительство в феврале
1988 г. рекомендовало соответствующим ведомствам перераспределять в пользу
города лучшие торговые контракты с СССР и странами Восточной Европы [87].
С 1984 г. экономическое сотрудничество двух стран стало подкрепляться
правовой базой в дополнение к ежегодным межправительственным контрактам59. В
конце 1984 г. стороны подписали «Соглашение о технико-экономическом сотрудничестве, в июле 1985 г. – соглашение о товарообмене и платежах на 1986-1990 годы [241, с. 22]. В конце 1980-х - начале 1990-х гг. СССР и затем РФ, также не
имевшие свободных денежных средств, стали практиковать целевой межправительственный бартер, оформленный в виде кредитов на взаимные поставки товаров.
В 1988 г. китайское правительство взяло кредит у СССР на строительство железной дороги Усу-Алашанькоу, в рамках которого советская сторона обязалась поставить в Китай материалы и оборудование, а китайская сторона рассчитаться продовольственными и текстильными товарами [16, с. 79-80]. В декабре 1992 г. центральное правительство КНР взяло кредит у России в размере 2,5 млрд. долл. США
на строительство российской стороной атомной электростанции, при этом частично оно должно был погасить свою задолженность посредством поставок продо-
77
вольственных, электробытовых и текстильных товаров [10, с. 65-70]. Советская
сторона также прибегала трижды к такому виду экономического обмена, но в основном закупала в Китае товары широкого потребления и продовольствие, закрывая их текущий дефицит в государстве. В апреле 1990 г. СССР взял кредит в размере 500 млн. швейцарских франков для поставок потребительских товаров из КНР,
обязуясь погасить его сырьевыми материалы (86% контрактной стоимости) и оборудованием (14% контактной стоимости) [17, с. 86-87]. В марте 1991 г. было заключено схожее соглашение, но уже на сумму 1 млрд. швейцарских франков [18, с.
107-108]. В декабре 1992 г. китайская сторона предоставила кредиты размером в
100 и 200 млн. юаней для стимулирования импорта Россией китайских продовольственных товаров [11, с. 166-167; 12, с. 169-170].
Рубеж 1980-1990-х гг. стал переломным во взглядах центральных властей
Китая на экономическое сотрудничество с СССР и затем Россией. Дестабилизация
социально-экономической и политической ситуации в СССР и затем его распад,
сопровождавшиеся ухудшением геополитического положения самого Китая после
Тяньаньмэньских событий (июнь 1989 г.), полностью устранили геополитические и
идеологические препятствия в межгосударственном диалоге, в том числе по экономическим вопросам. В ходе всех событий, сопровождавших распад СССР, китайское правительство неизменно заявляло о своей нейтральной позиции в отношении происходящего [241, с. 218]. В дальнейшем экономически ослабшая России
и ее незначительное присутствие в Азии сформировали у китайской политической
элиты представление о том, что РФ не является региональным соперником, в роли
которых виделись Япония и Индия [456, с. 261].
После образования Российской Федерации руководство КНР стремилось построить отношения с новым государством на базе стандартных принципов межгосударственных отношений без образования союза и взаимной конфронтации [241, с.
236]. В 1990-2000-е гг. двусторонний политический диалог развивался по восходящей: в 1994 г. страны установили отношения конструктивного и затем в 1996 г.
стратегического партнерства, а заключенный в 2001 г. Договор о добрососедстве,
дружбе и сотрудничестве стал вершиной межгосударственных отношений. Торгово-экономическая проблематика в этом диалоге претерпела достаточно серьёзные
трансформации с начала 1990-х гг. Если сравнить официальные совместные заяв-
78
ления и коммюнике лидеров двух стран с начала 1990-х гг. по настоящее время,
можно увидеть эволюцию экономической тематики от крайне слабого присутствия
в диалоге лидеров государств к широкому её освещению вплоть до упоминания
конкретных проектов [20; 7, с. 4-5, 153-154; 8, с. 343-344; 6]. Выходя за временные
рамки исследования необходимо отметить, что в мае 2013 г. Путин и Си Цзиньпин
заявили о необходимости «…конвертации достигнутого уровня политических отношений в результаты практического сотрудничества в экономической, гуманитарной и других сферах» [5]. Тезис о том, что благоприятный политический диалог
должен стимулировать экономическое сотрудничество, неявно присутствовал в
двусторонних отношениях с середины 1990-х гг. Тем не менее как мы уже упоминали, в условиях либеральных реформ политические взаимодействия не могли радикально повлиять на объемы и характер экономического сотрудничества, ограничителем для которого стали объективные положения двух государств в международном разделении труда60. Наиболее отчётливым примером этого является невыполнение планов по объёму торговли, которые руководители двух стран дважды
устанавливали в 1990-2000-е гг.61.
Одним из конкретных и наиболее значимых последствий политического
сближения с РФ стало развертывания военно-технического сотрудничества. Россия
в условиях эмбарго на экспорт вооружений и ограничения поставок в КНР технологий двойного назначения со стороны западных держав стала для Китая единственным доступным источником получения современной военной техники. При
этом центральные власти Поднебесной имели уникальную возможность довольно
долго оплачивать значительную часть этих закупок поставками потребительских
товаров и продуктов питания [401, с. 373]. В 2005-2009 гг. 89% китайского импорта
вооружений пришлось на российскую продукцию [423, с. 5].
Другим важным следствием событий рубежа 1980-1990-х гг. стало быстрое
сокращение централизованных экономических обменов, диверсификация форм
взаимодействий и включение в них большого количества новых экономических
субъектов (с советской/российской стороны). Эти изменения, во-первых, требовали
от китайского правительства и бизнеса поиска новых механизмов сотрудничества с
СССР/РФ и, во-вторых, значительно усложняли контроль за экономическими взаимодействиями на советском/российском направлении.
79
В начале 1990-х гг. китайское правительство издало два документа, которые
были направлены на адаптацию китайских предприятий к новым экономическим
реалиям СССР/РФ. Взамен межгосударственным клиринговым расчетам в двусторонней торговле в апреле 1991 г. Госсовет КНР рекомендовал китайским компаниям осуществлять бартер с фирмами СССР, смягчив для советского направления ограничения на экспорт и импорт товаров [67, с. 236-238]. Для вывоза советской
электротехнической продукции не в рамках межправительственных договоров создавалась облегченная процедура лицензирования, а на период 1991-1993 гг. вводилось льготное налогообложение: продукция, импортируемая в Китай по ранее заключенным межправительственным договорам, не облагалась импортными пошлинами и НДС, а импортируемая в рамках неправительственной бартерной торговли облагалась только 50% НДС и таможенных пошлин (эти льготы не распространялись на легковые автомобили, мотоциклы, бытовую технику и электротовары длительного пользования, которые были предметом протекционизма). Преференции также распространялись на недостающие в Китае сырьевые товары [67, с.
238].
В июне 1992 г. Госсовет КНР выпустил второй документ о развитии экономических связей уже с РФ и странами СНГ. В нем китайское правительство, отмечая «нестабильность политической ситуации, экономические трудностей и нехватку валюты» в России, но подчеркивая ее «богатство природными ресурсами» и
возможности, появившиеся с открытием рынка постсоветского пространства, указывало на необходимость расширения экспорта своей продукции и импорта сырьевых товаров и технологического оборудования в рамках бартерной торговли [85, с.
151]. Для этого власти КНР разрешили экспорт и импорт любых товаров (кроме запрещенных к вывозу) без прохождения специальной процедуры лицензирования,
которая была обязательной в сделках китайских госпредприятий с контрагентами
западных стран. Документ также поощрял создание китайских торговых компаний
на постсоветском пространстве для увеличения экспорта и обозначал ряд кредитноналоговых преференций для развития данного вида деятельности [85, с. 152]. Такая
преференциальная политика просуществовала до начала 1996 г. [105]. В сентябре
1992 г. также был отменен указ об ужесточении контроля за делегациями, посещающими РФ с торгово-экономическими целями [63].
80
Вышеуказанные меры были направлены на временное смягчение протекционизма в торговле с СССР/РФ для китайских компаний, которые имели устойчивые
связи с российским рынком, но не имели возможности продолжить самостоятельную работу вне рамок межправительственных торговых соглашений. Во время существования льготного режима для проведения бартерных операций товарообмен
Китая с СССР/РФ достиг максимальной доли в общем объёме внешней торговли
КНР за весь изучаемый период – 3,9% в 1993 г. (Диаграмма 1). Это произошло благодаря стремительному увеличению импорта российских металлов и удобрений, а
также оборудования и техники, как за счет кратковременного роста ввоза автомобилей, так и за счет начала поставок военной техники и средств производства для
отдельных отраслей тяжелой промышленности (Диаграмма 2). Китай стал главным
импортером российского оборудования и машин из стран дальнего зарубежья с начала 1990-х гг. до середины 2000-х гг., увеличив свою долю в мировом импорте
данного вида российской продукции с 0,7% в 1986 г. до 21% в 1996 г. и 24% в 2002
г., но затем опять сократив ее до 2-3,5% к концу 2000-х гг. в связи с сокращением
поставок военной техники (Диаграмма 3). Одновременно преференции не стали
стимулом для увеличения китайского экспорта в Россию62: в 1990-2000-е гг. он в
целом развивался в рамках общекитайского тренда увеличения добавленной стоимости вывозимых товаров благодаря развитию экспортоориентированного хозяйства.
Как только у китайского бизнеса закончился переходный период преференций, невоенный импорт машин и оборудования из России начал сокращаться, вернув характер экономического обмена в прежнее русло 1980-х гг. Это не привело к
падению российского экспорта в КНР, т.к. одновременно с середины 1990-х гг.
стал возрастать интерес китайской стороны к российским природным ресурсам в
результате нарастания дефицита сырьевого баланса в стране. Важнейшим направлением межгосударственного диалога по поводу экономических связей стали энергоресурсы. Законодательная основа для энергетического диалога двух стран начала
складываться с середины 1990-х гг. В 1996 г. было подписано первое российскокитайское соглашение о совместном развертывании сотрудничества в энергетической сфере [13, с. 349-350]. На его основе дальнейший диалог двух стран велся по
трем основным проектам: прокладка газопровода из Восточной Сибири в Китай,
81
строительство трансграничного нефтепровода, экспорт электроэнергии из Дальнего
Востока и создание соответствующей инфраструктуры.
В российских источниках китайская сторона (власти и бизнес) репрезентовался как достаточно жёсткий партнёр в энергодиалоге, который действовал централизованно. В апреле 2004 г. Счетная палата РФ, доказывая необходимость создания единой системы добычи и транспортировки газа в Китай и другие страны
АТР, отмечала, что до начала 2000-х гг. китайская сторона успешно использовала
достаточно
децентрализованную
модель
управления
в
России
и
«…последовательно проводила линию на раздельное осуществление проектов,
имея целью получение максимальных коммерческих выгод за счет конкуренции
между ними и снижения экспортной цены. В качестве ценового ориентира китайская сторона предлагала цены на энергетические угли Северо-Восточного Китая»
[57, с. 151]. Недоговоренность по ценам на газ так и не позволила осуществить
проект к концу рассматриваемого периода. Схожая ситуация возникла и с экспортом электроэнергии в Китай. Когда в 2007 г. Федеральная служба по тарифам России подняла тарифы на электроэнергию для продажи за рубеж в энергозоне Дальнего Востока, Китай прекратил закуп данного товара [57, с. 151]. В 2008-2009 гг. в
РФ так и не был решен вопрос ценообразования для экспорта, хотя российский
оператор возобновил поставки электроэнергии в КНР себе в убыток [58, с. 130-131;
59, с. 10]. Уже вне рамок изучаемого периода произошел конфликт нефтяных компаний РФ и КНР, которые был урегулирован только после вмешательства центральных властей двух стран63.
Исторические источники, которые могли бы подтвердить сам факт того, что
централизованно действующая китайская сторона приветствовала разобщенность
российских партнеров в энергодиалоге, отсутствуют. Более того, по крайней мере,
во второй половине 2000-х гг. китайская сторона, наоборот, приветствовала повышение управляемости и централизации в принятии решений на российской стороне,
видя в политическом руководстве РФ гаранта экономических договоренностей.
Перед визитом В. Путина в Китай в марте 2006 г. анонимный источник из государственной нефтегазовой корпорации Китая заявил Интерфаксу, что «… в Китае понимают, что в связи с нынешними условиями в России контракт на строительство
российско-китайского нефтепровода должен быть заключен между уполномочен-
82
ными компаниями, а не на правительственном уровне. В связи с этим китайские
руководители хотели бы, чтобы контракт был подписан в присутствии высших руководителей двух государств во время визита в Китай президента РФ Владимира
Путина» [256]. В марте 2006 г. Чжан Гобао, заместитель Госкомитета по развитию
и реформам, очень критично высказался по проблемам энергетического диалога с
РФ: «…Один российский чиновник говорит, что Россия приняла решение, другой что не приняла решение. Однако до сегодняшнего дня нет точной информации, а
это очень жалко, общий процесс неудовлетворителен» [301]. Более того, как показала реализация наиболее крупного российско-китайского проекта по поставкам
энергоносителей трубопроводным транспортом Восточная Сибирь – Тихий океан,
китайская сторона была готова не привязывать свои капиталовложения к сибирским и дальневосточным территориям посредством вложений в конкретные месторождения или совместные компании, а посредством выдачи кредитов российским
нефтяным компаниям [14, с. 38-39]. Другими словами, безопасность вложений, гарантированная политическими договорённостями, была важна для китайской стороны в сотрудничестве с РФ.
Неторопливость китайской политической и экономической элиты в переговорах на газ, временный отказ от импорта российской электроэнергии и активность
в нефтяном сотрудничестве говорят не о жесткости китайской стороны, а о расстановке приоритетов Китаем. Китай, где газ не являлся ключевым энергоносителем в
экономике, а северо-восточные провинции были энергетически самодостаточными,
поэтому могли свободно отказаться от импорта российской электроэнергии в случае финансовой невыгодности закупок, отдавал приоритет сотрудничеству в области нефти [398, с. 92]. Однако и российская нефть с нефтепродуктами рассматривались китайской стороной не как панацея от энергетических проблем страны, а как
возможность диверсификации круга поставщиков. Доля российского «черного золота» и его производных в стоимостном объёме китайского импорта данных видов
продукции выросла с 1,8% в 1998 г. до 11,4% в 2006 г., однако к концу 2009 г. упала до 7,7%64. Даже учитывая возможности введенного 1 января 2011 г. в коммерческую эксплуатацию китайского ответвления трубопровода «Восточная Сибирь –
Тихий океан», доля российской нефти в общем импорте КНР этого энергоносителя
не поднялась выше 9%65. При этом, несмотря на заявления российских властей о
83
том, что китайская сторона постоянно пытается снизить цену [398, с. 93], данные
статистики показывают, что это у них плохо получалось: в 2000-е гг. средняя стоимость закупаемой Китаем нефти в России была практически идентична цене этого
вида продукции, приобретаемой КНР в других странах – 359 и 356 долл. США за
тонну соответственно66.
В начале 2000-х гг. Китай в связи с накоплением избыточного капитала стал
увеличивать инвестиции в РФ, при этом руководство государства поддерживало
развитие этого вида деятельности на российском направлении. В 2004 г. вместе с
другими 68 государствами РФ попала в первый перечень стран [118], в которые
центральное правительство поощряло зарубежное инвестирование 67 . Более того,
список российских отраслей, где китайские предприятия могли относительно беспрепятственно начать свою деятельность, а также получить возможность финансовой поддержки со стороны государственных структур и банков, был самым внушительным по количеству наименований и в целом не уступал большинству стран,
включая западные, по технологическому уровню отраслей. В него входили разработка леса и овощеводство, разработка природных ресурсов (включая нефть, газ,
месторождения черных и цветных металлов и т.д.), отрасли легкой промышленности, автомобилестроение, производство электрооборудования, деревообработка и
сфера услуг [118]. По официальным данным КНР, к концу 2009 г. Россия стала девятой страной-реципиентом прямых китайских инвестиций с абсолютным показателем накопленных капиталовложений в размере 2,2 млрд. долл. США [168, с. 17]
(по российским данным – 938 млн. долл. США [155])68. Если же исключить из списка крупнейших получателей капитала КНР такие оффшорные зоны, как Гонконг,
Виргинские, Каймановы острова и Люксембург, то РФ была пятым государствомреципиентом. При этом, по китайским данным, большая часть инвестиций не была
связана с добывающими отраслями: 32% ПЗИ пришлось на сферу операций с недвижимостью, 24,6% - сельское, рыбное и лесное хозяйство, 12,2% - на производственные отрасли и 10,1% - на добывающие [168, с. 24] (по российским данным:
67,9%, 5,4%, 2,8% и 7,4% соответственно69). Таким образом, и по китайским и по
российским данным, видно, что капитал из КНР направлялся в основном в строительство недвижимости и не направлялся в производство.
84
Другой проблемой внешнеэкономической политики КНР на российском направлении стала значительная неуправляемость двусторонних обменов. Она была
также характерна для российского государства и возникла в начале 1990-х гг. в децентрализованном сегменте двусторонних взаимодействий мелкого и среднего
бизнеса [360, с. 63]. С 1996 г. по 2005 г. при учете движения товаров из КНР в РФ
китайские органы власти отчитывались цифрами, которые на 40-80% превышали
данные российской таможни (в 2001 г. – на рекордные 135%, см. Диаграмма 4). До
середины 2000-х гг. основная разница приходилась на товары народного потребления: в 1996-2005 гг. Китай экспортировал кожаных изделий, одежды и обуви стоимостью соответственно в 13, 7 и 3,5 раз больше, чем зарегистрировали российские
власти 70 . Эти расхождения были сформированы не только челночной торговлей,
которую было сложно регистрировать 71 , но и, очевидно, наличием серых схем
оформления таможенных грузов. К концу 2000-х гг. ситуация изменилась: основные расхождения в статистике приходились на электрооборудование и машины,
при этом российские данные уже превышали китайские [360, с. 64]. При учете
движения товаров из России в Китай ситуация выглядела лучше в силу доминирования в обмене крупных компаний (металлургического и нефтяного сектора, военно-промышленного комплекса, отрасли минеральных удобрений) однако и здесь
разница в данных в 2001 г. достигла 42% в пользу китайской стороны (Диаграмма
5).
В первой половине 1990-х гг. центральные власти Китая связывали проблему
контроля не с ускользающими от налогообложения товарными потоками, а поступлением в Россию (и другие соседние страны) низкокачественных товаров, что подрывало «репутацию китайской продукции» [26]. В апреле 1993 г. после проведения
достаточно лояльной политики по контролю экспортно-импортных товаров на российско-китайской границе меры проверки были ужесточены [26]. В марте 1993 г.
главное таможенное управление выпустило уведомление о необходимости усиления мер контроля за продукцией, вывозимой в соседние страны [97]. В августе этого же года вице-премьер Чжу Жунцзи заявил о беспокойстве центрального правительства по поводу плохого качества товара, поступающего в Россию, и повторно
указал на необходимость усиления мер контроля за продукцией на границе [246, с.
299].
85
В сентябре 2001 г. на встрече с торгово-промышленными кругами РФ тот же
Чжу Жунцзи, но уже в ранге премьера, подтвердил наличие проблемы низкого качества китайского товара, поступающего в Россию, однако указал на то, что это
связано с доминированием мелких игроков в товарном обмене. Чжу Жунцзи подчеркнул, что масштабы челночных операций невозможно подсчитать (по его «примерным оценкам», в 2000 г. они достигали 10 млрд. долл. США) и ее самыми негативными последствиями является недополучение российским государством налогов, а китайским – валюты72. По его мнению, решение ситуации связано с налаживанием связей между крупным и средним бизнесом двух стран, которые будут заинтересованы в легализации торговых операций и контроле качества продукции
[245, с. 333-334, 336].
В 2004 г. в «Некоторых предложениях по дальнейшему упорядочиванию
системы торговли с Россией» Госсовета КНР на шесть органов – Таможенное
управление, Управление налогового контроля, Инспекция по контролю качества,
Торгово-промышленные управления, Налоговое управление и Управление гражданской авиацией – возлагались обязанности по контролю экспорта в Россию и
чартерных услуг, посредством которых и осуществлялся основной оборот челночной торговли [68].Эффективность этого контроля можно проанализировать лишь
качественно: в этом же документе центральные власти требовали от бизнеса отказаться от «серых» схем ведения торговли через российских посредников, однако
фактически указания Пекина не были выполнены, т.к. явление серой «растаможки»
сохранилось вплоть до конца изучаемого периода, масштабно проявившись в скандале с Черкизовским рынком в июне 2009 г. [336, с. 66-71].
Резюмируя анализ, отметим, что на рубеже 1970-1980-х гг. экономическое
сотрудничество КНР и СССР/РФ сдерживалось жёсткими политическими ограничениями, вызванными взаимной идеологической и геополитической напряжённостью. Когда они были постепенно сняты в 1980-е гг., то оказалось, что в силу особенности структурных позиций обеих стран в международной экономической системе распускающаяся пружина экономических взаимодействий не могла вывести
СССР и затем РФ на ключевые позиции в ранжире внешнеэкономических партнеров КНР, хотя китайские лидеры допускали возможность участия СССР в модернизации промышленности КНР. Даже когда в начале 1990-х гг. последние искусст-
86
венные ограничения в двустороннем экономическом обмене – ее межгосударственный характер, протекционизм (он снижался постепенно в КНР и стремительно в
РФ) и взаимная политическая напряженность – были максимально ослаблены, а
китайское государство ввело временные поощрительные меры, результатом стал
лишь скоротечный стремительный рост объема торговли и ограниченная диверсификация экономических обменов, но не их качественное улучшение.
Улучшение политических отношений с начала 1990-х гг. сопровождалось
формированием со стороны руководства и бюрократического аппарата РФ и КНР
представлений о возможности улучшить экономическое сотрудничество административными мерами. Политический диалог реально способствовал развитию экономических обменов только в тех сферах, которые непосредственно контролировались государством и в РФ и в КНР. Продажа российских вооружений и энергоносителей – товаров, в которых объективно нуждался Китай – стали одними из ключевых пунктов в повестке диалога на высшем уровне. Исходя из репрезентаций
российской политической и интеллектуальной элиты, китайская власть и госкорпорации были жесткими переговорщиками при обсуждении конкретных вопросов поставок российской нефти, газа и электричества. Это было связано не с особенностями китайской власти как таковой, а достаточно прочными энергетическими позициями народного хозяйства КНР, что давало китайской стороне пространство для
маневра.
С середины 1990-х гг. в большинстве сфер внешнеэкономической деятельности, включая зарубежное инвестирование и торговлю основными товарами, центральные власти КНР не создавали каких-либо значимых ограничительных или поощрительных механизмов. Одновременно с начала 1990-х гг. китайское государство (как и российское) столкнулось с проблемой контроля экономических обменов,
когда власти не могли остановить поток некачественных товаров в Россию и облагать его налогами. Меры, которые китайские власти предпринимали по регулированию этого потока, были малоэффективными.
87
Глава 2. Деятельность властей провинции Хэйлунцзян по развитию и регулированию экономического сотрудничества с СССР/РФ в 1979-2009 гг.
2.1. Вопросы экономического сотрудничества с Россией
в официальном дискурсе и политико-правовой деятельности
властей провинции Хэйлунцзян
Власти провинции Хэйлунцзян являлись неотъемлемой, но подчинённой частью государственной системы Китая, поэтому их репрезентации и действия имели
крайне тесную взаимосвязь с дискурсом и политикой центрального правительства,
особенно в подверженной сильному влиянию идеологии в области международных
экономических отношений. В связи с этим представления провинциальной бюрократии о развитии экономических связей с СССР/РФ в рассматриваемый нами период формировались под влиянием трёх исторических процессов общегосударственного характера: динамики внешнеэкономической политики государства, изменений в специфике политики центральных властей Китая в торгово-экономическом
сотрудничестве с СССР/РФ и децентрализации внешнеэкономических полномочий.
В силу того, что Пекин в условиях сохранения напряженности в советскокитайском диалоге не передавал на места полномочия по развитию экономических
связей с СССР, власти провинции Хэйлунцзян в первые годы периода реформ могли налаживать широкое взаимодействие лишь со странами капиталистического
мира. В 1979-1981 гг. в провинции, как и в других регионах Китая, сформировалась
местная государственная система внешней торговли с Западом. В декабре 1979 г.
Харбин впервые установил побратимские отношения с японским городом Ниигатой. Затем провинция и нижестоящие уровни власти начали заключать схожие соглашения с территориями Японии, США, Канады, Австралии и Европы. С 1981 г.
провинция Хэйлунцзян стала проводить ежегодные Харбинские ярмарки экспортных товаров, посетителями которых были делегации Японии, Гонконга и т.д. [332,
с. 83]. С СССР сохранялись лишь торговые связи через пункт пропуска Суйфэньхэ,
однако они были централизованы и незначительны по объему.
Ориентация на сотрудничество с капиталистическим миром, тем не менее, не
могла стать перспективным направлением международной деятельности провин-
88
ции. В силу внутриконтинентального положения и исторически сложившего структурного перекоса в сторону тяжелой промышленности местное хозяйство было ограничено в возможностях привлечения иностранного капитала и развития экспортоориентированных производств. Доля Хэйлунцзяна в общем объеме привлеченных Китаем инвестиций не поднималась выше 1% вплоть до середины 1990-х гг.73
(исключение составил лишь 1988 г.). Как отмечал в правительственном отчете за
1987 г. губернатор Хоу Цзе, отсутствие собственных пограничных переходов и дефицитный бюджет лишали провинцию возможности экспортировать в капиталистические страны местную продукцию: ее закупали приморские территории и самостоятельно продавали за рубеж, лишая Хэйлунцзян валютных поступлений [322,
с. 340]. Кроме того, на всем протяжении 1980-х гг. основными статьями экспорта
провинции в западные страны оставались энергоносители и зерновые [207, с. 590;
206, с. 651], экспортный потенциал которых стремительно снижался ввиду роста их
дефицита на внутреннем рынке.
Естественным образом, в мемуарной литературе о первой половине 1980-х
гг., делопроизводственных документах и прочих источниках первой половины
1980-х гг. провинция ни разу не упоминалась как возможный плацдарм международной экономической интеграции Китая. Хэйлунцзянская бюрократия, как и бюрократии других внутренних регионов Китая, оставалась вне процесса распределения центральным правительством преференций во внешнеэкономической сфере –
одним из ключевых инструментов региональной политики в 1980-е гг. [538, с. 1011]. В связи с этим желание провинциальных лидеров наладить взаимоотношения с
регионами СССР преследовало прагматические цели: только они могли дать провинции возможность полноценно развивать внешнеэкономическую деятельность и
получить преференции от Пекина.
На фоне подробных описаний зарождения и становления политики открытости в приморских районах страны китайские источники, принадлежащие перу
представителей центральной власти, хранят молчание по поводу инициирования и
развития приграничных и межрегиональных связей Хэйлунцзяна и других провинций с СССР. Данный факт отражает малую значимость этой части национальной
истории для государства в представлениях центральной элиты. Напротив, материалы хэйлунцзянской бюрократии о процессе становления приграничного и межре-
89
гионального сотрудничества с СССР в 1980-е гг. намного информативней, но содержат претензию на его важность для всей страны и свою ключевую роль в его
развитии, хотя исторически он полностью укладывался в общее русло политики
центральных властей КНР по развитию внешнеэкономического сотрудничества в
целом и приграничного в частности.
По воспоминаниям представителя хэйлунцзянского партийного и правительственного руководства Ду Сяньчжуна, вопросы развития приграничного сотрудничества с СССР/РФ стали появляться в идейном поле внешнеэкономической стратегии региона на рубеже 1970-х – 1980-х гг., когда высшее руководство двух стран
находилось еще в состоянии идеологического противостояния. Сразу после 3-го
пленума ЦК КПК 11-го созыва провинциальные власти, опираясь на взаимодействие с местными научными организациями (Институт изучения Сибири), начали научную проработку возможностей осуществления приграничного сотрудничества с
СССР [131, с. 13].
Хэйлунцзянские источники связывают открытие межрегиональных и приграничных экономических взаимодействий исключительно с усилиями первого лица государства – генсека Ху Яобана. По данным Э. Вишник, основанным на интервью с высокопоставленным хэйлунцзянским чиновником, работа по открытию
провинции для сотрудничества с СССР была «официально санкционирована» после визита генсека в Хэйлунцзян в августе 1982 г. [451, с. 231]. По воспоминаниям
хэйлунцзянского вице-губернатора Ду Сяньчжуна, генсек в начале 1983 г. говорил
о том, что экономические взаимодействия с СССР «…возможно, сдержат войну…»,
и «с энтузиазмом» указывал на необходимость развивать приграничные взаимодействия с советской стороной [131, с. 2].
На окружном и уездном уровнях власти также были склонны персонифицировать инициативу открытия провинции для сотрудничества с СССР с Ху Яобаном.
Наибольшего успеха в репрезентациях достиг граничащий с Благовещенском город
Хэйхэ. После визита Ху Яобана в город в августе 1984 г. хэйхэские ученые и чиновники присвоили ему высказывание «на юге – Шэньчжэнь, на севере – Хэйхэ,
они должны лететь крыло в крыло» [330, с. 345], хотя ни в одном источнике нехэйлунцзянского происхождения этому нет подтверждения74. На рубеже 1980-1990-х
гг. городская и провинциальная политическая и интеллектуальная элиты активно
90
использовали эту фразу как подтверждение наличия у Пекина представлений о тождественности потенциалов приграничных городов с символом международной
интеграции в Китае – Шэньчжэнем. Позже, в 1994 г., возможно, в силу того, что
город так и не получил ожидаемого развития, редактор хэйлунцзянского отделения
Синьхуа, сопровождавший Ху Яобана в 1984 г., уточнил, что генсек выражал надежду на развитие Хэйхэ в отдаленной перспективе [242, с. 16].
В авторитарных политических системах ссылки на санкции первых лиц государств или проведение аналогий с идеологически важными государственными
проектами (как например, сравнение с Шэньчжэнем) – достаточно распространённое явление. Однако использование провинциальными и уездными лидерами этих
дискурсивных практик имело и другой смысл – укрепить легитимность притязаний
на привилегии, которые ранее были предоставлены приморской зоне в области
внешнеэкономической деятельности и развития экспортоориентированных производственных баз75.
Реальность включения провинции в экономическое сотрудничество с СССР
была намного обыденней версий о решительности Ху Яобана и, скорее, была частью большого бюрократического процесса по нормализации советско-китайских
отношений. В апреле 1983 г. начальник департамента внешнеэкономического сотрудничества и торговли провинции Хэйлунцзян, возглавивший делегацию внешнеторгового монополиста провинции (Хэйлунцзянской торговой компании), подписал с компанией-монополистом на Дальнем Востоке СССР первый экспортноимпортный контракт на сумму 19,1 млн. шв. франков [332, с. 84]. Все торговые
операции производились через два пункта пропуска – Суйфэньхэ и Хэйхэ, в 1986 г.
к ним добавился Тунцзян, деньги на капитальное строительство которого обязался
выделить Пекин [70]. Вслед за провинциальными властями власти городов и уездов, которым территориально относились эти пограничные переходы, первыми на
уездном уровне получили права на осуществление самостоятельных внешнеторговых операций76. В июле 1987 г. первая торговая делегация, возглавляемая заместителем начальника местной администрации, направилась в г. Благовещенск для обсуждения вопросов торгового и технико-экономического сотрудничества. В сентябре Хэйхэ впервые при активном содействии провинции отправил арбузы в Благовещенск в обмен на удобрения и лес [328, с. 109]. В октябре городские власти
91
Суйфэньхэ заключили с Пограничным районом Приморского края РСФСР соглашение о торговле, и к концу 1987 г. в рамках приграничной торговли было заключено сделок на сумму 2,7 млн. шв. франков [313, с. 229].
Получение базовых полномочий на ведение торгового
и технико-
экономического сотрудничества Хэйлунцзяна с СССР подогрело идейную активность местных властей по проработке возможностей взаимодействия с советской
стороной. В январе 1986 г. в провинции прошла конференция по вопросам развития рынков СССР и стран Восточной Европы, на которой вице-губернатор Хэйлунцзяна впервые обозначил видение местными властями перспектив сотрудничества с северным соседом. По его мнению, будущее приграничное взаимодействие с
СССР должно было быть связано с тремя факторами: «богатыми ресурсами, обширным рынком и многочисленными передовыми технологиями» советской стороны [131, с. 4]. В дальнейшем эти факторы были объединены в тезис о «взаимодополняемости» советской и китайской экономик, в целом, и хэйлунцзянской и
дальневосточной в частности [372, с. 96], в соответствии с которым китайская сторона должна стать производителем готовой продукции, обмениваемой на советское
сырье и высокотехнологичное оборудование.
Единственным слабым звеном вышеуказанной модели была нехватка капитала в провинции. Этот недостаток было предложено восполнить деньгами хуацяо
и богатеющих южных провинций. Еще в начале 1986 г. губернатор провинции
Хэйлунцзян Хоу Цзе опубликовал две статьи, в которых он, указывая на ограниченные возможности привлечения иностранного капитала и нехватку инвестиционных ресурсов внутри провинции, призывал развивать экономические связи с быстро развивающимися южными провинциями, Гонконгом, Тайванем и странами
ЮВА [237, c. 5; 238, c. 15-16]. В декабре 1986 г. на рабочем совещании парткома
провинции эти идеи были наложены на концепцию освоения советских ресурсов и
рынка, в результате чего появилась формулировка «налаживать связи с югом, открывать север, проводить политику всесторонней открытости» [545, с. 18], что
фактически означало использовать инвестиции других территорий для развития сотрудничества с СССР.
К концу 1987 г. хэйлунцзянское руководство стало активно вводить положения о необходимости осуществления широкомасштабного взаимодействия с СССР
92
в ключевые провинциальные документы. Партийные власти включили в план провинции на 1988 г. задачу по осуществлению «нового прорыва» в торговом и технико-экономическом сотрудничестве с СССР и странами Восточной Европы [322, с.
46]. В правительственном отчете за 1987 г. губернатор провинции, указывая в качестве первоочередной задачи внешнеэкономической деятельности необходимость
выполнения установки центрального правительства по получению валютной выручки, отметил, что и экономические и географические особенности провинции все
же предопределили необходимость развития экономического сотрудничества с Советским Союзом и странами Восточной Европы [322, с. 69].
По воспоминаниям хэйлунцзянского вице-губернатора Ду Сяньчжуна, в декабре 1987 г. научными разработками властей и исследователей провинции по приграничному сотрудничеству с СССР заинтересовались исследовательские центры
при Госсовете КНР и секретариате ЦК КПК. Пекин поставил «секретную» задачу
провинциальным властям менее чем за два месяца разработать проект сотрудничества провинции с сибирской частью СССР [131, с. 13-15]. Если учитывать, что к
этому времени центральное правительство Китая законодательно уже создало институт приграничной торговли, который работал на южных рубежах государства,
то вышеуказанная заинтересованность и конфиденциальные указания Центра, о которых опять же хранят молчание источники нехэйлунцзянского происхождения,
скорее, были обыденным бюрократическим процессом распространения локально
существующих практик на все приграничное пространство государства.
Исследовательский проект в виде доклада был выполнен провинциальными
чиновниками и учеными к марту 1988 г. Сотканный из множества внутренних противоречий, он, в сущности, служил только одной цели – убедить Пекин в необходимости активизации сотрудничества с восточными районами СССР. Мы остановимся на анализе этого документа подробней, т.к. его содержание отражает базовую аргументацию провинциальной бюрократии в притязаниях на особое место
провинции во внешнеэкономической политике страны, которая с некоторыми изменениям воспроизводилась вплоть до конца 2000-х гг.
Сибирь и Дальний Восток указывались в докладе в качестве будущего экономического центра Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), за рынок и ресурсы
которого уже были готовы вступить в борьбу Япония, Южная Корея и другие стра-
93
ны АТР. Провинция Хэйлунцзян в силу своего географического положения должна
была взять лидерство в этом процессе и стать плацдармом для сотрудничества социалистического и капиталистического миров [131, с. 25] . В то же время логически противореча тезису об экономической значимости восточных районов СССР,
но, подчеркивая важность провинции, авторы проекта указали, что Сибирь и Дальний Восток – технологически отсталые территории, для которых Хэйлунцзян в силу более высокого уровня развития народного хозяйства сможет поставлять широкий спектр продукции и услуг: от продовольствия и трудовых ресурсов до товаров
легкой промышленности и оборудования [131, с. 30-33] . Сравнительный анализ
цен на идентичную продукцию подтверждал, что советская сторона способна поставлять в Китай только сырьевую продукцию или продукцию с низкой добавленной стоимостью (удобрения, лес и т.д.) [131, с. 34]. С опорой на данные «английского института» в докладе указывалось, что для освоения восточных районов
СССР не хватает 50 млн. человек, до 95% продовольствия, до 86% строительных
материалов и т.д. [131, с. 39-40]. Для освоения рынка Сибири и Дальнего Востока
провинция должна была: 1. организовать масштабный вывоз рабочей силы; 2. создать экспортную базу продукции растениеводства и животноводства; 3. создать
внешнеориентированные производства [131, с. 42-43].
В целом, аргументация доклада была построена на идеалистических представлениях о благотворном влиянии приграничного положения и ВЭД на качественное развитие промышленности, сельского хозяйства и рынка трудовых ресурсов
подведомственной территории. Они стали основой риторики провинциальной бюрократии на всем протяжении рассматриваемого периода, лишь временно, с расцветом примитивных форм приграничной торговли и технико-экономического сотрудничества в начале 1990-х гг., уступив место призывам сделать упор на количественное увеличение товарных, трудовых и туристических потоков через границу с
СССР/РФ.
Наиболее важная часть вышеуказанного доклада – базовые условия, которые
Пекину предлагалось создать для провинции в деле продвижения сотрудничества с
СССР. Во-первых, верховное руководство КНР должно было обеспечить невмешательство центральных властей двух стран в приграничное торгово-экономическое
сотрудничество. Во-вторых, провинциальные власти предлагали Пекину создать на
94
границе с СССР особые торгово-экономические зоны, имеющие идентичные с
приморской зоной налоговые и административные привилегии. В-третьих, центральному руководству рекомендовалось улучшить приграничную инфраструктуру,
предоставить преференции в области торговли. В-четвертых, Пекину предлагалось
передать все полномочия в области внешнеэкономической деятельности в провинцию и нижестоящие уровни власти [131, с. 45-46].
Центральные власти лишь частично удовлетворили последний пункт вышеуказанных предложений доклада. В ответном письме Госсовета в апреле 1988 г.
провинциальному правительству было разрешено самостоятельно утверждать
внешнеторговые компании и проекты по вывозу рабочей силы, а также выдавать
лицензии на вывоз определенных групп товаров, при этом схожие привилегии получили Цзилинь и Автономный район Внутренняя Монголия (АРВМ) [131, с. 532533].
Несмотря на малопродуктивное начало торга с Пекином по поводу развития
приграничного сотрудничества с СССР, провинциальные власти продолжили усилия по получению очередных преференций. Их дальнейший успех был обусловлен
не активностью Хэйлунцзяна, а нарастающими общегосударственными процессами
децентрализации внешнеэкономических полномочий. Одновременно стремительный количественный рост приграничных экономических взаимодействий с СССР
привел к полной переориентации на СССР/РФ провинциальных представлений о
перспективах развития внешнеэкономической сферы.
В начале 1989 г. власти провинции Хэйлунцзян направили в Центр несколько запросов на создание сети пунктов пропуска на границе с Россией. В апреле
Госсовет одобрил создание пограничных переходов в Мохэ, Хулине, Мишане,
Жаохэ, Лобэе, Цзяине [78], в декабре – в Дуннине и Суньу, но отказал открывать
переходы в уездах Фуюань, Сунькэ, Хума, Тахэ и Суйбинь, мотивировав отсутствием договоренностей с советской стороной [76]. В отличие от ранее упомянутого
случая с Тунцзяном, Пекин обязал местные власти самостоятельно оплатить все
расходы по строительству базовой инфраструктуры на вышеуказанных отрезках
госграницы. Остальные пограничные переходы были утверждены по запросам
Хэйлунцзяна в начале 1990-х гг. на тех же условиях самофинансирования [281; 77].
95
В начале 1990-х гг. официально заявленной целью провинции стало получение разрешения центральных властей на создание ОЭЗ, которые уже в течение десятилетия существовали в приморских провинциях страны. В августе 1990 г. хэйлунцзянская правительственная группа по изучению вопросов развития экономического сотрудничества с СССР подготовила доклад для центрального правительства, в котором указывала, что Хэйхэ имеет схожие с приморскими районами Китая перспективы развития внешнеориентированной экономики, однако ему нужен
особый подход в первоначальном обеспечении транспортной инфраструктуры и
торговых преференций, чтобы к 2000 г. создать зону свободную для людских, денежных и товарных потоков [511, с. 181-183]. Для ускоренного развития ОЭЗ в
Хэйхэ Пекину предлагалось: предоставить особый преференциальный режим для
инфраструктурных проектов, обеспечить каникулы и снизить ставку по подоходному налогу, дать разрешение на отмену сбора местных налогов, отменить НДС и
пошлины на импортируемую для нужд зоны продукцию и экспортную продукцию
зоны, отменить лицензирование экспортируемой зоной продукции с высокой добавленной стоимостью, ежегодно предоставлять определенные финансовые ресурсы на капитальное строительство, а также включить проект строительства моста
Хэйхэ-Благовещенск в 8-й пятилетний план, создать бондовую зону и т.д. [511, с.
185-189].
В январе 1991 г. секретарь провинциального комитета КПК Сунь Вэйбэнь,
утверждая задачи на 8-й пятилетний план (1991-1995 гг.) предложил «выбрать несколько приграничных городов, которые станут окном политики внешней открытости и активизируют приграничную торговлю» [323, с. 6]. В марте 1992 г. губернатор Шао Цихуэй в отчете о работе правительства за 1991 г. поставил задачу получить подобные преференции от Центра в отношении Суйфэньхэ и Хэйхэ [323, с.
22]. Госсовет одобрил создание в этих городах ОЭЗ – зон приграничного экономического сотрудничества – через месяц после отчета.
Достигнув успеха, провинциальные власти попытались распространить схожие преференциальные режимы на другие территории: вице-губернатор провинции
Ван Цзунчжан подал ходатайство заместителю министра внешнеэкономического
сотрудничества и торговли Ли Ланьцину о включении во вторую группу городов
приграничной открытости Тунцзяна, Фуюани и внутриконтинентальных округов
96
Цзямусы, Цицикар и Муданьцзян [131, с. 514] . Однако центральные власти в дальнейшем не предоставили этим территориям привилегированного статуса, завершив
формирование пояса приграничных ОЭЗ городами и уездами провинции Юаньнань,
АРВМ, Синьцзян-Уйгурского и Гуанси-Чжуанского автономных районов.
Репрезентации о высоком потенциале приграничного сотрудничества с
СССР в хэйлунцзянском официальном дискурсе позволяли местным властям привлекать не только внимание центрального правительства. В марте 1987 г. вицегубернатор провинции Лю Чжунли на рабочем заседании по вопросам техникоэкономической кооперации резюмировал, что «…многие провинции и города желают развивать горизонтальную интеграцию с Хэйлунцзяном в основном ввиду
наших природных ресурсов и наличия пунктов пропуска на границе с СССР» [322,
с. 179]. В этом же году в ходе встреч с пекинской, шанхайской, сычуаньской,
шэньчжэньской и другими официальными делегациями обсуждался вопрос о совместном сотрудничестве в деле открытия советского рынка [322, с. 184-187]. На
рубеже 1980-1990-х гг. функционировала постоянная координационная группа между правительствами г. Пекин и провинции Хэйлунцзян по вопросам взаимной
кооперации в сотрудничестве с СССР/РФ. В феврале 1993 г. на рабочем совещании
по вопросам приграничной торговли и экономического сотрудничества губернатор
провинции предложил переформулировать концепцию «сотрудничать с югом и открывать север» на «открывать север и сотрудничать с югом» ввиду того, что «только после проведения политики приграничной открытости … началось реальное сотрудничество с югом» [152, с. 214].
В начале 1990-х гг. правительство Хэйлунцзяна переориентировало на СССР
и затем РФ главное провинциальное мероприятие по налаживанию бизнесконтактов и продвижению собственных товаров. С 1990 г. вместо «Харбинской ярмарки экспортных товаров» провинциальные власти начали проводить «Ярмарку
торгово-экономического сотрудничества Китая с СССР и странами Восточной Европы» [332, с. 86]. При этом она выполняла не только внешнеэкономическую
функцию, но и стала площадкой для налаживания политико-административных
связей с регионами северного соседа. В ходе ее проведения целенаправленно приглашались руководители дальневосточных, сибирских и других российских регионов, что фактически позволило властям провинции установить неофициальный ме-
97
ханизм регулярных встреч между региональными администраций территорий двух
стран. Если в 1991 г. ее посетили официальные делегации Читинской, Амурской,
Красноярской, Омской, Новосибирской областей [323, с. 90], то в 1993 г. география
приезжающих представителей региональных властей расширилась до Хабаровского и Приморского краев, Амурской, Новосибирской, Красноярской, Свердловской,
Самарской областей, Республики Хакасия и т.д. [325, с. 81]. При этом в надежде
через политические контакты привлечь крупные компании к экономическому сотрудничеству хэйлунцзянские руководители ежегодно выезжали в Москву и столицы стран Восточной Европы для проведения презентаций Харбинской ярмарки,
в результате чего ее стали посещать делегации из Белоруссии, Польши, Москвы и
т.д. [324, с. 75; 325, с. 80]
Провинция не только пыталась «выторговать» у Центра больше привилегий,
но также предоставляла различные преференции для участников ВЭД и экспортоориентированного производства в приграничных с Россией городах и уездах. По
данным правительственного аналитика из Хэйхэ, хэйлунцзянские власти разрешили городам Хэйхэ и Суйфэньхэ снижать ставки по провинциальным налогам для
внешнеэкономического бизнеса, а также самостоятельно утверждать инвестиционные проекты [502, с. 11-12]. Хэйлунцзян активнее Пекина создавал приграничные
преференциальные зоны регионального уровня. Если центральное правительство в
апреле 1992 г. создало две зоны приграничного экономического сотрудничества
(Суйфэньхэ и Хэйхэ), то хэйлунцзянские власти с апреля по ноябрь этого же года
утвердили 10 таких зон местного значения [325, с. 301]. Однако в опубликованных
провинциальных материалах отсутствует информация как о провинциальных льготах для приграничных городов, так и о правовых основах функционирования и финансировании зон. При этом в апреле 1993 г. Пекин запретил провинциальным властям самостоятельно учреждать зоны приграничного экономического сотрудничества, указав, что это привилегия исключительно Госсовета [88].
Власти уездного уровня также предоставляли преференции. В 1988 г. Суйфэньхэ предоставил налоговые каникулы, а также различные административных
преференции для новых экспортоориентированных предприятий. Помимо этого
местные власти предлагали любому физическую лицу за каждого китайского или
иностранного инвестора премию в размере соответственно 0,5% или 1% от суммы
98
капиталовложений [313, с. 1041]. В некоторой степени существование таких постановлений объясняет активность и предприимчивость простых китайцев в двухсторонней торговле и технико-экономическом сотрудничестве на рубеже 1980-1990-х
гг.
Широта применения преференций на местном уровне объяснялась достаточно просто. Вплоть до конца 1990-х гг. в сфере ВЭД могли работать в основном государственные предприятия и компании с иностранным капиталом. Предоставляя
льготы госпредприятиям или их иностранным «перевоплощениям», местная бюрократия фактически переводила недополученные бюджетные средства во внебюджетные и корпоративные доходы. С учетом этого нельзя сводить провинциальные
и уездные действия по развитию внешнеэкономической сферы исключительно к
«желанию» наладить сотрудничество, т.к. здесь имела место и более корыстная
цель локализации доходов.
В 1988-1993 гг. наблюдался беспрецедентный рост приграничной торговли
СССР и КНР. В этих условиях провинциальная элита констатировала, что преференции, полученные от центрального правительства, и собственные стимулирующие меры оказались эффективными, а дальнейший рост товарооборота обеспечит
развитие промышленности и сельского хозяйства территорий [152, с. 213-214]. На
фоне благоприятного развития ситуации у провинциального руководства не возникало потребности четко организовывать систему сотрудничества с СССР/РФ, несмотря на неоднократные предостережения из Пекина о необходимости контроля
за внешнеэкономической деятельностью [442, с. 240].
В правовой сфере местные власти пренебрегали созданием четких механизмов регулирования ВЭД, при этом и центральное правительство не разработало
системы макроконтроля приграничного взаимодействия [493, с. 40-47]. Например,
законодательное регулирование такого вида торговли, как «хуши»77, получило свое
закрепление в провинции Хэйлунцзян только в январе 1991 г., хотя национальное
законодательство требовало от провинций разработать соответствующие правовые
документы с 1984 г. При этом провинциальный документ имел крайне общий характер и не стал той основой, которая могла бы в полной мере регулировать людские потоки через границу, везущие собственный товар на продажу [493, с. 228229].
99
Более того, за период с конца 1980-х и до начала 2000-х гг. нам не удалось
найти ни одного провинциального документа организационного характера об экономических взаимодействиях с СССР/Россией. В выступлениях официальных лиц
региона также не было никакой конкретики о действиях властей. В этом случае показателен уже упоминаемый нами сборник речей и интервью вице-губернатора
Хэйлунцзяна Ду Сяньчжуна, в котором на пятистах страницах можно найти многочисленные рассуждения о потенциале провинции и будущих действиях по его реализации, важности развития приграничных связей и советско-китайских отношений, перспективах развития внешней торговли и экспортоориентированных производств, но практически ничего о текущих мероприятиях местных властей по реализации всех вышеуказанных преимуществ. Сборник с названием «Стратагемы приграничной торговли» был, безусловно, не о приграничном сотрудничестве, а в основном о диалоге с Пекином по поводу поддержки последним децентрализованного сегмента экономических взаимодействий с СССР/РФ.
Провинциальные власти стремились максимизировать выгоды от приграничной торговли с СССР экстенсивным путем через увеличение количества участников ВЭД и товарных потоков через границу, часто торпедируя требования Центра усилить контроль в этих сферах. Если верить интервью с вице-губернатором Ду
Сяньчжуном, в 1989 г. при получении уведомления Госсовета о необходимости сокращения числа внешнеторговых компаний он, не соглашаясь с документом, отписал на нем: «Необходимо стоять на своем и действовать в зависимости от обстоятельств. История покажет, кто прав» [131, с. 568]. В реальности к выполнению требований Центра местные власти подошли «творчески»: в официальном отчете о
внешнеэкономической деятельности провинции за этот год указывалось, что число
компаний, торгующих с СССР, было сокращено со 188 до 8, однако в нем же было
обозначено, что провинциальные власти разрешили компаниям, не получившим
лицензию на экспорт и импорт, продолжить внешнеэкономическую деятельность
по доверенности от крупных компаний ВЭД [314, с. 52-53]. В 1991 г. количество
организаций, вовлеченных в формирование и проведение международной экономической деятельности, опять достигало 455 с общим количеством работников 13,9
тыс. человек [314, с. 5]. К концу 1994 г., несмотря на начало кризиса в приграничной торговле и технико-экономическом сотрудничестве с РФ, число таких органи-
100
заций разрослось до 682 с 21,5 тыс. трудящихся [317, с. 8]. При этом необходимо
учитывать, что в официальной статистике учитывались только компании, получившие лицензию. Фактически же их количество в провинции исчислялось несколькими тысячами. По данным сотрудника Центра экономических исследований
правительства г. Хэйхэ, в 1992-1993 гг. в Суйфэньхэ и Хэйхэ насчитывалось более
6000 компаний и индивидуальных предпринимателей, которые напрямую или через посредников осуществляли приграничную торговлю с Россией [487, с. 6-7].
Такая громоздкая структура ВЭД компенсировалась сохранением прямого
государственного контроля над данной сферой деятельности вплоть до начала
2000-х гг. Помимо того, что внешнеэкономические компании непосредственно
принадлежали местным властям, их руководители в большинстве своем пришли на
свои должности из бюрократической системы [316, с. 179-185; 227], что гипотетически обеспечивало еще большую взаимосвязь власти и бизнеса. В торговле с
СССР/РФ принимали участие и непосредственно партийные организации [487, с. 7].
Однако, учитывая общие проблемы госсектора экономики в стране, вряд ли государственный менеджмент во внешнеэкономическом сотрудничестве с СССР/РФ
мог обеспечить значительную эффективность ВЭД78.
Территориальные органы центральной власти в Хэйлунцзяне также не обеспечивали контроль за внешнеэкономическое сотрудничество с Россией. Показателен пример работы органов экспортного контроля и таможни по выявлению вывозимой некачественной продукции. При её общем низком качестве в 1991 г. через
пункты пропуска провинции не проходило всего 1,66% и 1,1% партий и стоимости
экспорта соответственно [323, с. 336]. Как уже упоминалось ранее, в 1993 г. центральные власти Китая неоднократно обращали внимание на плохое качество товаров, поступающих в Россию и другие сопредельные страны преимущественно в
рамках приграничной торговли, и предпринимали меры по ужесточению контроля.
Однако в случае с Хэйлунцзяном они не дали положительного результата. К 1994 г.
количество выявленного брака, наоборот, уменьшилось до 0,99% и 0,71% партий и
стоимости экспорта, при этом на одни из самых недоброкачественных китайских
товаров в приграничной торговле – продукцию легкой промышленности и электротехнику – доля выявленного брака была еще меньше: 0,25% и 0,11% соответственно [325, с. 308-309]. Проблема заключалась даже не в официально низком количе-
101
стве выявляемого брака, а в объективной неспособности контрольных органов в
принципе контролировать такие полулегальные практики как челночная торговля и
шопинг-туризм, которые бурно развивались в первой половине 1990-х гг. [383, с.
102].
Первые успехи в приграничной торговле и получение из Центра дополнительных преференций сопровождались формированием в провинции огромного
количества идей и проектов двустороннего сотрудничества. Уже в 1989 г. вицегубернатор призывал организовать евроазиатский транспортный путь (НаходкаПограничный-Суйфэньхэ-Харбин-Маньчжоули-Европа) и судоходство по рекам
Амур и Сунгари [131, с. 45]. В июле-августе 1992 г. была осуществлена первая
трансграничная транспортировка грузов из Цзямусы по р. Амур через порт Маго в
Японию [332, с. 88]. В начале 1993 г. губернатор провинции подтвердил идею создания транснациональных коридоров, выступая перед местным законодательным
органом с ежегодным правительственным отчетом [324, с. 46].
Для выработки концепций развития сотрудничества привлекались ведущие
организации в Китае и мире. Правительство Суйфэньхэ привлекло под проработку
своего проекта один из ведущих на тот момент проектных институтов Китая (Институт комплексного освоения, г. Шэньчжэнь) [514, с. 204], а власти Хэйхэ при содействии провинциального руководства провели в декабре 1993 г. международную
конференцию «Специальные экономические зоны в региональном развитии», на
которую были приглашены представители ООН [324, с. 81]. В дальнейшем в экспертном сообществе появились уже совсем революционные идеи создания трансграничных порто-франко или зон свободной торговли в Суйфэньхэ (1993 г.) [526, c.
43-51] и в Хэйхэ (1994) [501, с. 2-3].
В дальнейшем (в середине 1990-2000-х гг.) степень реализации этих проектов была катастрофически низкой. В сущности единственная крупная инициатива
провинции по развитию сотрудничества с регионами РФ, которая была реализована
до середины 2000-х гг., была связана с законодательным закреплением на межправительственном уровне возможности создания трансграничных торговых зон. В августе 1996 г. в связи с разработкой некоторыми городами и уездами провинции
Хэйлунцзян проектов по созданию двусторонних зон «хуши» вице-губернатор посетил Приморье, где пытался убедить приморское руководство создать аналогич-
102
ную зону в Суйфэньхэ и Пограничном. Схожие действия предприняло руководство
уездного уровня, в результате чего «местные власти российского региона направили соответствующий запрос в вышестоящие инстанции» [318, с. 90]. Эта инициатива провинции в результате вылилась в обмен нотами МИД обеих стран по вопросу
«…упрощенного пропуска российский и китайский граждан в торговые комплексы,
действующие в районе российско-китайской границы» [9, с. 21-24].
В целом, максимальное форсирование местными властями торговоэкономического сотрудничества с СССР/РФ в конце 1980-х – начале 1990-х гг. вылилось в ситуацию, которую правительственный аналитик Линь Хэмин охарактеризовал как «мыльный пузырь» [487, с. 5-11]. Не обеспеченная реальным сектором
народного хозяйства Хэйлунцзяна приграничная торговля и коммерческий туризм
«лопнули» при появлении первых же внешних негативных факторах, имевших место в экономике и экономической политике КНР и РФ в середине 1990-х гг.79. Основную вину в ситуации аналитик возлагал на провинциальные и уездные власти,
которые не построили четкой системы функционирования ВЭД [487, с. 8]. Он же
впервые из китайских ученых и чиновников заявил об отсутствии промышленной
базы в провинции, которая могла бы обеспечить РФ товарами, тем самым отвергнув концепцию взаимодополняемости экономик Хэйлунцзяна и РДВ – тезис, который в последующей научной публицистике КНР о приграничных связях двух государств почти не воспроизводился80.
Не отвергая критику Линь Хэмина, все же необходимо учитывать, что низкую реализацию инициатив и слабое регулирование внешнеэкономической сферы
нельзя полностью связывать с некачественной работой местных властей. В большинстве случаев проекты изначально были нереалистичны, а осуществление торговли только посредством формальных практик, когда ни в Китае ни в России не
было ни свободной валюты ни надежного бизнеса, не позволило бы быстрыми
темпами наращивать товарооборот. «Пустые» инициативы и количественный рост
торговли являлись основой саморепрезентаций в качестве наиболее мощной площадки для развития российско-китайского сотрудничества.
Середина 1990-х гг. стала переломной в видении провинциальной элитой
перспектив сотрудничества с Россией. В связи с замедлением роста товарооборота
на местах появилось разочарование в потенциале приграничного сотрудничества с
103
Россией, что повлекло за собой изменение ориентиров дискурса о внешнеэкономической стратегии. В апреле 1994 г. на рабочем заседании новый секретарь провинциального парткома Юе Цифэн заявил, что «…в связи с неблагоприятной ситуацией в России и странах Восточной Европы все же придется усиливать международное сотрудничество по всем направлениям…, бартерная торговля не привела к развитию в провинции экспортных отраслей…, поэтому необходимо налаживать
взаимодействие с юго-восточными районами страны…, привлекать капитал Японии, Южной Кореи, Гонконга, Тайваня и стран Юго-Восточной Азии» [325, с. 3].
В дальнейшем провинция частично произвела «ребрендинг» своего идейного
поля внешнеэкономической политики: на второй план ушли идеи о развитии приграничного сотрудничества, и провинция стала позиционировать себя как связующее звено для сотрудничества со всей Россией и в перспективе со странами СВА.
Указанную трансформацию можно наблюдать на примере изменения формата Харбинской ярмарки. В 1996 г. Харбинская ярмарка приграничного и регионального торгово-экономического сотрудничества была переименована в Харбинскую торгово-экономическую ярмарку. Годом ранее на выставку впервые стали
приглашать гостей из стран Запада и СВА, в дальнейшем их присутствие постепенно увеличивалось с одновременным расширением географии участников из регионов европейской части РФ. В 2006 г. данное мероприятие было переименовано
в Харбинскую международную торгово-экономическую ярмарку. С 2008 г. в рамках ярмарки начал проводиться «Форум регионального развития Северо-Восточной
Азии», который заменил собой инициированный в 2003 г. «Международный форум
по вопросам регионального развития и сотрудничества России и Китая» [304]. Тем
не менее даже на юбилейной 20-й ярмарке в 2009 г., куда было приглашено рекордное количество делегаций из разных стран мира, губернатор провинции все же
указывал на то, что Россия осталась важнейшим направлением в политике провинции [137, с. 40]. Приоритетность российского направления во внешнеэкономической стратегии Хэйлунцзяна подтверждали и ежегодные рабочие отчеты правительства за 2000-е гг. [136; 142; 148]. Во многом это было связано с тем, что в силу
своего экономико-географического положения провинция, в которой доля России в
товарообороте за 1990-2009 гг. в среднем составляла более 50% (Диаграмма 6), не
могла не ориентировать свою внешнеэкономическую стратегию на РФ.
104
Другими словами, с середины 1990-х гг. провинциальная бюрократия в своих репрезентациях постепенно «увеличивала» географический потенциал развития
внешнеэкономических связей, а выделением России в качестве главного направления сотрудничества – подчеркивала текущее положение дел в международных экономических взаимодействиях провинции.
Во-вторых, с середины 1990-х гг. немаловажным фактором активности провинции на российском направлении стала необходимость соответствия политическим договоренностям центральных властей КНР и РФ, ставившим задачу активизации торгово-экономического сотрудничества двух стран. Например, в конце 2001
г., после заключения Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между
РФ и КНР, губернатор Сун Фатан провел рабочее совещание по вопросам торговоэкономического сотрудничества. На нем руководитель провинции, отмечая высокий потенциал Хэйлунцзяна и возможность внести значимый вклад в дело укрепления дружбы КНР с РФ, поставил задачу подготовить местные «Предложения по
ускоренному расширению торгово-экономического сотрудничества с РФ», выслать
рекомендации в Пекин и создать руководящую группу по вопросам торговоэкономического и научно-технического сотрудничества с РФ. Идеи Сун Фатана по
улучшению отношений были традиционны и включали реализацию крупных двухсторонних проектов, развитие научно-технического сотрудничества, развитие приграничной торговли, развитие и совершенствование пунктов пропуска на границе,
создание полноценных механизмов взаимодействия с властями приграничных российских регионов [139, с. 1]. Из открытых источников ничего не известно ни о работе руководящей группы, ни о том, были ли подготовлены вышеуказанные предложения в начале 2000-х гг.
В-третьих, с началом процессов рецентрализации фискальных и административных ресурсов в стране хэйлунцзянские власти стали более зависимы от политики Центра в том числе во внешнеэкономической сфере. С середины 1990-х гг. по
2009 г. дискурс об экономическом сотрудничестве с Россией трижды претерпевал
трансформацию. Каждая из них была вызвана не личными инициативами провинциальных руководителей, а исключительно общими трендами внешнеэкономической политики страны, которые провинция пыталась преломить под особенности
своего взаимодействия с РФ.
105
Первая трансформация была связана с усилением макроконтроля государства над внешнеэкономическим сектором и ужесточению требований к развитию
экспортоориентированного хозяйства. Эти процессы не могли не отразиться на
дискурсе центрального правительства, которое стало требовать «достичь высокого
качества», «диверсифицировать рынки», «развивать большую торговлю», «поощрять развитие синтеза торговли, науки и техники» в международном сотрудничестве [335, с. 220]. В ответ на эти изменения провинциальное руководство также стало
смещать свои акценты в риторике на качественные улучшения в двустороннем сотрудничестве. В декабре 1997 г. в Хэйлунцзяне состоялось «Рабочее совещание по
торгово-экономическим отношениям с Россией». На нем были выдвинуты задачи
«трех прорывов»: прорыв в ассортименте и качестве товаров, прорыв в области
торгово-экономического сотрудничества; прорыв в сотрудничестве по крупным
проектам [369, с. 229].
В последующие годы местные власти, начиная от секретарей парткомов и
губернаторов до руководителей ведомств, предлагали огромное количество идей
осуществления этих «прорывов». Все они были не новы и сводились к комплексу
мер, предлагаемых местным руководством еще не заре развития приграничной торговли: созданию экспортоориентированной промышленной базы, наведению порядка во внешнеторговой системе провинции, усилению контроля за международной экономической деятельностью, созданию крупных внешнеэкономических компаний, диверсификации партнеров за счет расширения связей в России и в других
странах мира [321, с. 365-366, 385-388, 395-397; 319, с. 43-46]. Четких механизмов
реализации этих установок не предлагалось. Более того, нам не удалось найти ни
одного значимого административного решения (кроме переименования Харбинской ярмарки), которое было бы осуществлено для вышеуказанных «прорывов».
Интеллектуальное сообщество провинции также хранило молчание по поводу вариантов улучшения качества сотрудничества, порой предлагая решения проблем без учета общих тенденций развития экономик КНР и РФ. Научный сотрудник Института изучения Сибири в 1996 г. предлагал провинциальным властям усилить сотрудничество с РФ в области бартерных товарных обменов [547, с. 5-8], хотя рыночные реформы в обеих странах предрекали исчезновение этой архаичной
формы торговли. В 2000 г. другой сотрудник этого же института предлагал экспор-
106
тировать хэйлунцзянскую электроэнергию и уголь на Дальний Восток РФ [540, с.
4-5], хотя Россия уже почти десятилетие поставляла электроэнергию в провинцию,
а уголь по Транссибирской магистрали в страны АТР. В целом, у интеллектуальной
элиты провинции наблюдался определенный вакуум идей по продвижению сотрудничества с РФ вплоть до конца 2001 г. [362, с. 83].
В начале 2000-х гг. Пекин поддержал два начинания провинции. Первое касалось научно-технической сферы с РФ. В 2001 г. в Харбине был учреждён Национальный научно-технический центр по взаимодействию с Россией, основной задачей которого стала коммерциализация российских технологий в условиях льготного налогообложения и который пользовался налоговыми преференциями при осуществлении научной и коммерческой деятельности. В 2001 г. местное правительство профинансировало проект в размере 30 млн. юаней (другие 30,6 млн. юаней
вложил Харбинский политехнический университет), в 2004 г. под его инфраструктуру было выделено 0,120 кв. км, а сам центр установил научные связи с российскими исследовательскими организациями и предлагал платные посреднические
услуги по приглашению российских учёных, организации совместных конференций и т.д. [326, с. 281-282]. В первой половине и середине 2000-х гг. этот центр отчитывался десятками реализованных и находящихся на стадии реализации инновационных проектов [326, с. 282; 294], но участие российской стороны в них проследить невозможно, т.к. соответствующие данные никогда не публиковались. Информации о его работе и значимых научных достижениях в конце 2000-х гг. нам не
удалось найти, при этом официальный сайт компании был вовсе закрыт.
Во втором случае Пекин, стремясь наладить контроль за заготовкой и оборотом лесной продукции, косвенно предоставил возможность провинции создать базу
по переработке импортируемой из России древесины. С 2002 г. центральное правительство разрешило вывозить пиломатериалы из российской деловой древесины,
которая была импортирована в Китай через провинциальные пункты пропуска,
только через два таможенных пункта – Суйфэньхэ и Далянь, при этом лицензию на
экспорт мог предоставлять только департамент внешнеэкономического сотрудничества и торговли провинции Хэйлунцзян [101; 111]. Эта мера центрального правительства действовала вплоть до конца рассматриваемого периода.
107
Вторая волна обогащения идейного поля по взаимодействию с Россией пришлась на начало 2000-х гг., когда в стране появился свободный капитал, открывший новые возможности для внешнеэкономической деятельности. С появлением
первых документов центрального правительства о поддержке зарубежного инвестирования провинциальные власти стали заявлять о поощрении данного вида экономической деятельности [140; 141]. До 2005 г. эти заявления не имели развернутый характер, не сопровождались правовыми документами с указанием конкретных мер поддержки и, скорее, были продиктованы необходимостью дублировать
риторику центральной власти в самых общих чертах.
Значительная дискуссия о возможностях инвестиционной деятельности хэйлунцзянского бизнеса в России развернулась в интеллектуальном сообществе провинции. В отличие от предыдущих лет, когда учёные редко рассматривали вопросы
работы хэйлунцзянского бизнеса в России, в 2002 г. на страницах ведущего провинциального россиеведческого журнала «Сиболия Яньцзю» из 17 статей, посвященных проблемам взаимодействия с дальневосточными и сибирскими регионами
РФ, девять были непосредственно направлены на исследование проблем проникновения китайского капитала на российский рынок леса, сельского хозяйства, строительства и т.д. [362, с. 86]. Провинциальные ученые и специалисты не были едины
в предлагаемых подходах. Сотрудник Северо-Восточного университета лесного
хозяйства Сунь Тонин не рекомендовал создавать производственные компании в
дальневосточных регионах из-за высоких рисков [500, с. 22], а правительственный
аналитик Цзинь Инминь и сотрудник государственной внешнеэкономической компании Чжоу Личунь, хотя и допускали такие действия, но для минимизации рисков
предлагали осуществлять вложения в виде материальных активов [530, с. 21]. Те,
кто все же предлагал инвестировать в освоение природных ресурсов, производство
и строительство на Дальнем Востоке и в Сибири РФ, указывали на необходимость
направлять совместно с капиталом трудовые и материальные ресурсы [505, с. 42;
531, с. 13]. Последний подход стал доминирующим в представлениях о провинциальном научном сообществе вплоть до конца рассматриваемого периода.
Третья волна обогащения идейного поля о развитии сотрудничества с РФ
пришлась на середину 2000-х гг. В конце 2003 г. Госсовет КНР принял стратегию
возрождения старых промышленных баз Северо-Востока Китая, что фактически
108
стало одним из шагов центрального правительства по полномасштабной координации регионального развития во всей стране [412, с. 110], включая Хэйлунцзян. В
соответствии с новыми задачами, поставленными Пекином в рамках этой стратегии,
в августе 2004 г. губернатор провинции Хэйлунцзян Чжан Цзоцзи потребовал от
местных чиновников поднять на новый уровень стратегию развития торговоэкономических связей с Россией, пробиваться на российский рынок, вести торговлю товарами и комплектующими, развивать инвестиционное сотрудничество,
строить переходы, создавать структуры для торговли с Россией [371, с. 49]. В
«Общем плане по восстановлению старой промышленной базы провинции Хэйлунцзян», утвержденном в декабре 2004 г., была поставлена задача развития преимуществ в сотрудничестве с Россией, создании «окна», через которое будет проходить открытие Китаем России, и транспортного коридора, объединяющего Европу и Азию. Далее в этом же пункте выделялось три основных сферы сотрудничества: наука, разработка природных ресурсов и торговля [37].
Более развернутые планы в отношении России в рамках стратегии возрождения старых промышленных баз были представлены годом позже в 2005 г. в отдельном документе – «Предложениях Народного правительства Хэйлунцзян по расширению стратегии сотрудничества с Россией в научно-технической и торговоэкономической сферах»81 (далее – «Предложения»). В нем перед провинцией ставилось четыре основных задачи-«прорыва»: 1) осуществить прорыв в инвестиционном сотрудничестве с Россией в области сырья и энергоресурсов, 2) осуществить
прорыв в области создания обрабатывающей базы, ориентированной на экспорт в
Россию и импорт из Россию, 3) осуществить прорыв в области создания производительной и обрабатывающей сельскохозяйственной базы, ориентированной на
Россию, 4) осуществить прорыв в области создания базы научного сотрудничества
с Россией [35, с. 36-37].
Каждая из вышеуказанных задач имела свой проект осуществления, который
был оформлен в отдельные приложения к «Предложениям» Хэйлунцзянского правительства. Например, к 2008г. провинция Хэйлунцзян должна была построить обрабатывающую базу, ориентированную на экспорт в Россию, состоящую из пяти
центров с разной специализацией: Харбин, Муданьцзян, Дуннин, Суйфэньхэ и
109
Хэйхэ. Объем инвестиций провинции в России должен был составить к 2007 г. 400
млн. долл. США, к 2010 г. – 800 млн. долл. США [107, с. 38-42].
В отличие от предыдущих документов провинциальных властей по вопросам
взаимодействия с РФ в вышеуказанных «Предложениях» были достаточно четко
прописаны механизмы выполнения проектов, под них в бюджете провинции официально выделялось финансирование. В начале 2005 г. в целях создания инфраструктуры экспортно-производственных баз, ориентированных на Россию, провинциальное правительство выделило 102 млн. юаней [293]. В первой половине 2007 г.
провинцией было выделено 106 млн. юаней на создание 20 промышленных объектов (не связанных с сотрудничеством с РФ) и формирование ориентированных на
Россию экспортных производственных баз [170]. Сколько из этой суммы ушло на
финансирование последних, в отчете о выполнении провинциального бюджета не
указывалось. В 2009 г. из провинциального бюджета также было направлено 120
млн. юаней на строительство бондовой зоны в г. Суйфэньхэ [171].
Выполнение этой стратегии взял под свой контроль губернатор провинции,
возглавив соответствующую руководящую рабочую группу руководителей большинства ведомств местного правительства. Одновременно руководящая рабочая
группа по сотрудничеству с Россией в торгово-экономической и научнотехнической сферах, созданная в 2001 г. и возглавляемая вице-губернатором, была
расформирована [36, с. 10].
В конце 2009 г., реагируя на разразившийся мировой финансовый кризис и
вызванное им падение торговли с Россией, правительство Хэйлунцзяна выпустило
«Предложения по адаптивному регулированию стратегии сотрудничества с Россией». Фактически документ повторял содержание первых «Предложений», однако в
нем имелось несколько новых предложений правительства по активизации экономических обменов. В документе открыто заявлялось, что необходимо усилить работу по получению финансирования из центрального бюджета, продвигать отдельные проекты (например, по созданию деревообрабатывающей базы) и программы
(по учреждению приграничного пояса открытости) в ранг государственных, с получением преференций от Пекина. Новый документ предлагал муниципалитетам
других провинций и внутренним уездам Хэйлунцзяна совместно осваивать различные зоны развития в приграничных с Россией городах. Взаимовыгодного коопера-
110
ции обеспечивалась оригинальным способом: внешние территории могли записывать в официальную статистику своего муниципалитета половину стоимости регионального продукта и внешней торговли, созданной его предприятием в приграничье [35].
Стратегия возрождения старых промышленных баз и «Предложения» стали
отправной точкой в формировании хэйлунцзянской бюрократией новых репрезентаций о высоком положении провинции в сфере российско-китайского экономического сотрудничества. В основе таких репрезентаций как и в 1980-1990-е гг. лежали претензии провинции на особое место в процессе распределения экономических
ресурсов государства. Тем не менее провинциальные запросы в диалоге с Пекином
качественно изменились. Если на рубеже 1980-1990-х гг. центральным властям
предлагалось предоставить хэйлунцзянским приграничным уездам и городам фискальные и административные преференции, прежде всего, в области внешней торговли, то в 2000-е гг. акценты в торге были смещены на необходимость формирования отраслевых и даже комплексных программ развития, охватывающих всю или
большую часть территории провинции и предполагающих прямое финансирование
из Центра. Эту особенность можно проследить на основе материалов съездов Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) в 2004-2009 гг., на которых
хэйлунцзянские делегаты предлагали Центру различные инициативы. Безусловно,
съезды ВСНП – это далеко не единственный канал продвижения местных идей на
уровень центральной власти, поэтому нижеуказанные примеры являются, скорее,
верхушкой идейного «айсберга» провинциальной элиты.
В марте 2004 г. на 2-й сессии ВСНП 10-го созыва губернатор провинции
Хэйлунцзян Чжан Цзоцзи на одном из групповых заседаний рекомендовал центральному правительство ускорить работу по созданию трансграничных промышленных зон, ввести в экспериментальном порядке систему налоговых возвратов
при экспорте продукции в РФ [302].
В марте 2005 г. хэйлунцзянский представитель Тан Сютин, руководитель
Комитета по развитию и реформам провинции, на очередной сессии ВСНП рекомендовал государству сделать провинцию ведущей территорией по созданию энергетических и сырьевых баз ввиду близости к России. Для этого, по мнению чиновника, требовалось выделить целевое финансирование из государственного Фонда
111
по развитию внешней торговли для субсидирования крупных проектов, освободить
от таможенных пошлин и импортного НДС все завозимые ресурсы, разрешить
предприятиям самостоятельно перерабатывать сырье и реализовывать продукцию
[280]. Планы по созданию энергетических и сырьевых баз в Хэйлунцзяне изначально строились на идеализации представлений об открытости российскокитайской границы и свободном доступе к российским ресурсам. По крайней мере,
ещё в 2004 г. губернатор Сун Фатан в интервью хэйлунцзянскому отделению
Синьхуа, противореча вышеуказанным предложениям Тан Сютина, отмечал, что
местные власти дальневосточных регионов не приветствуют разработку своих природных ресурсов без создания производств глубокой переработки [126].
В марте 2006 г. на одном из групповых заседаний в рамках ВСНП член партийной ячейки Министерства железных дорог КНР, бывший начальник Харбинского управления железных дорог Хэ Хунда призывал Центр поддержать частные
компании Хэйлунцзяна, которые осуществляют торговлю с Россией. Свое предложение он мотивировал тем, что эти компании вывозят из РФ стратегический для
Китая ресурс – древесину. По его мнению, поддержка государства должна была
выражаться, во-первых, в защите деятельности этих предприятий в силу использования последними «гибких механизмов сотрудничества», которые требуются при
работе в российских регионах, и, во-вторых, в создании благоприятных условий
ведения внешней торговли и прохождения пограничных пунктов пропуска [290].
Хэйлунцзянские делегаты также репрезентовали высокий потенциал провинции в сфере сотрудничества с РФ как возможность повышения национального
уровня научно-технического развития. На одном из пленарных заседаний ВСНП в
марте 2006 г. Ван Шуго, ректор Харбинского промышленного университета, просил государство оказывать большую поддержку провинции в научно-технической
сфере ввиду трех ее особенностей: развитого сельского хозяйства, развитой промышленности и близости к России [313]. Какие преимущества давала провинции
последняя особенность, делегат в своем выступлении не раскрывал.
В марте 2008 г. хэйлунцзянская делегация на сессии ВСНП предложила центральным властям создать в Муданьцзяне «государственную экспериментальную
зону приграничной открытости и комплексного реформирования» [285]. Выходя за
хронологические рамки нашего исследования, отметим, что уже после 2009 г. тре-
112
бования по созданию комплексных зон приграничной открытости в различных географических вариациях стали основой дискурса властей провинции Хэйлунцзян
[426, с. 202-203].
Единственные запросы, неизменные со второй половины 1980-х гг., были
направлены на получение поддержки центрального правительства в строительстве
трансграничной инфраструктуры. Они фигурировали почти во всех вышеуказанных примерах. Естественно, если делегат представлял какой-то конкретный округ
или уезд провинции, то его предложение имело более локальный характер. В 2008
г. хэйлунцзянский делегат (из округа Цзямусы) попросила Центр приложить всевозможные усилия по строительству мостового перехода в районе Тунцзяна [292].
Представитель Цуй Лунцзи (из уезда Дуннин), руководитель одной из крупнейшей
приграничной внешнеэкономической компании провинции, предлагал организовать выход провинций Хэйлунцзян и Цзилинь к морю через приграничные города
Суйфэньхэ и Дуннин [297].
Во второй половине 2000-х гг. попытки провинции использовать тему сотрудничества с РФ для получения финансовых, фискальных и административных
полномочий из Центра имели ограниченные результаты.. Во-первых, выходя за
хронологические рамки исследования, необходимо отметить, что в ноябре 2013 г.
Пекин удовлетворил запрос на распространение мер по развитию сотрудничества с
Россией на всю провинцию, приняв «Программу приграничного освоения и открытости Хэйлунцзяна и северо-восточных районов Внутренней Монголии». В Хэйлунцзяне она стала третьей программой развития государственного уровня и фактически была региональным вариантом общей политики по поддержке приграничных регионов и сотрудничества, о которой было сказано ранее. В ней Центр подтвердил обязательства обеспечить прямое финансирование приграничных регионов
и административную поддержку ориентированных на сотрудничество с РФ проектов в Хэйлунцзяне и Внутренней Монголии [34]. Во-вторых, в 2009 г. Пекин одобрил создание в Суйфэньхэ бондовой зоны, в которой завозимые товары не облагались пошлинами и налогами [279].
Эксплуатация местными властями темы экономического сотрудничества с
Россией с целью обеспечения провинции особого положения в рамках внешнеэкономической стратегии КНР к значительным намеренным и ненамеренным искаже-
113
ниям действительности приграничных и межрегиональных связей Хэйлунцзяна с
РФ. Показательным примером того, какой образ сотрудничества с Россией формировали власти провинции Хэйлунцзян, является публикация Э. Янга, проводившего
в 2007 г. по заказу Министерства торговли и промышленности Финляндии исследование потенциала сотрудничества финских компаний с бизнесом провинций
Хэйлунцзян и Цзилинь. Источниковой базой его работы в основном стали материалы китайской официальной и научной публицистики, интервью с руководителями
правительственных ведомств и крупных компаний провинций [454, c. 137-143], поэтому итоговую работу можно считать квинтэссенцией официальных репрезентаций. Вот, что писал финский исследователь:
«Много крупных компаний из провинции Хэйлунцзян создали международный бизнес в России в сферах лесозаготовки, геологоразведки, строительства недвижимости, целлюлозно-бумажного производства и лесопереработки. Провинция
сформировала крепкую коммерческую базу в России и имеет богатый опыт российско-китайской торговли… В данный момент строятся мосты в районе Хэйхэ и
Лохэ (прим. авт. ошибка исследователя, правильно – Логухэ) через р. Хэйлун
(прим. авт. – р. Амур), которые свяжут железные дороги северо-восточного Китая с
дальневосточными железнодорожными путями России, обеспечивая беспрепятственную торговлю. Провинция занимает первое место в Китае по количеству квалифицированных специалистов, особенно в области русского языка, российских
технологий и россиеведения. В начале 1950-х гг. здесь проживало до 200000 русских и евреев, потомки которых, испытывая ностальгию, проявляют большой интерес к инвестициям в провинцию» [454, c. 70].
Навязанное китайскими чиновниками, прессой и научной литературой представление о присутствии провинции Хэйлунцзян в России и российско-китайском
приграничном сотрудничестве было очень сильно преувеличено. Ни один из указанных в докладе мостов не был построен (и даже не прошел подготовительную
стадию строительства) вплоть до конца 2009 г. К 2010 г. инвестиции из России и
Израиля составляли незначительную часть инвестиций в провинцию (менее 1%),
поэтому «ностальгия» не нашла воплощения в реальной жизни [196, с. 569]. Не соответствует действительности тезис о большом количестве крупных компаний
114
провинции осуществляющих хозяйственную деятельности в РФ, что будет рассмотрено в следующих разделах.
Тем не менее, из этого доклада можно выделить те позиции, которые власти
и интеллектуальная элита провинции стремились репрезентовать иностранным инвесторам: 1. значительное проникновение хэйлунцзянского бизнеса на ресурсный и
товарный рынок России; 2. наличие или скорое появление беспрепятственных путей трансграничного сообщения; 3. наличие доступа к российским технологиям.
Если сравнить эти представления со сформированными в 1986 г. репрезентациями
о потенциале приграничного и межрегионального сотрудничества с Россией, можно заметить, насколько они были неизменны в своей основе, с той лишь разницей,
что желаемое в 1986 г. было реализовано к концу 2000-х гг.
Подводя итоги анализа, в первую очередь необходимо отметить, что в результате одновременного влияния трех процессов – динамики внешнеэкономической политики государства, изменений в специфике политики центральных властей
Китая в торгово-экономическом сотрудничестве с СССР/РФ и децентрализации
внешнеэкономических полномочий – выделяемые нами периоды развития представлений провинциальной бюрократии о сотрудничестве с СССР/РФ очень раздроблены (первая половина 1980-х гг., десятилетие на рубеже 1980-1990-х гг., десятилетие на рубеже 1990-х гг. и 2000-х гг., а также вторая половина 2000-х гг.) и
одновременно не столь различимы, чтобы видеть в них самостоятельные исторические стадии.
В первые годы политики реформ и открытости провинциальная бюрократия
в силу объективных условий была исключена из процесса распределения экономических благ в рамках внешнеэкономической системы государства. Во второй половине 1980-х гг., с нормализацией межгосударственных отношений, тема приграничного сотрудничества с СССР стала тем спасательным кругом, который позволил провинции вклиниться в этот процесс. Необходимость доказать притязания на
особый статус во внешнеэкономической системе страны подтолкнула провинциальные власти переориентировать к началу 1990-х гг. всю внешнеэкономическую
стратегию на сотрудничество с СССР/РФ. Репрезентации провинциального руководства полностью повторяли взгляды центрального правительства. Во-первых,
они строились на схожих идеях о максимальном использовании международных
115
экономических ресурсов для внутреннего развития территории, включая создание
экспортоориентированного хозяйства, налаживание производственной кооперации,
экспорт трудовых ресурсов и т.д. Во-вторых, хэйлунцзянская элита позиционировала внешнеэкономические связи с СССР/РФ как одно из ключевых преимуществ
провинции, которое станет важным инструментом регионального развития.
В меньшей степени активность провинциальной бюрократии и в большей
системное развитие процессов децентрализации и внешнеэкономической политики
государства привели к тому, что к середине 1990-х гг. центральная власть создала в
Хэйлунцзяне несколько особых экономических зон и институт приграничной торговли, а также предоставила особые привилегии пограничным муниципалитетам в
сфере ВЭД. Громкие инициативы провинциального руководства в сфере сотрудничества с СССР/РФ не сопровождались попытками обеспечить четкую организацию
сферы ВЭД в Хэйлунцзяне: власти пошли по пути максимизации объемов товарооборота путем развития неуправляемой торговли. Показная активность и погоня за
количественными показателями в сфере ВЭД были крайне важны для бюрократии:
они стали основой репрезентации провинции в качестве наиболее мощной площадки для развития российско-китайских экономических обменов. Эта особенность
привела к значительному разрыву между представлениями бюрократии и реальным
положением дел в сфере сотрудничества с СССР/РФ, который сохранился до конца
изучаемого периода.
В середине 1990-х гг. представления политической элиты провинции о сотрудничестве с РФ претерпели изменения. Они были связаны с падением (в 1994 г.)
и стагнацией объемов двусторонней торговли. Провинциальная элита разочаровалась в потенциале приграничных взаимодействий и начала позиционировать себя в
качестве связующего звена в сотрудничестве Китая со всей Россией и в перспективе со странами СВА. Одновременно вслед за усилением соответствующих требований центрального правительства хэйлунцзянская бюрократия начала подчеркивать
необходимость качественных изменений в сфере ВЭД. Тем не менее каких-либо
значимых действий по их осуществлению в провинции не предпринималось.
Будучи реакцией на изменения в региональной и внешнеэкономической политике государства, с середины 2000-х гг. акценты в диалоге с Пекином по поводу
дальнейшего развития внешнеэкономического потенциала провинции были сме-
116
щены на необходимость формирования отраслевых и комплексных программ развития, охватывающих всю или большую часть территории провинции и предполагающих прямое финансирование из Центра. Местные власти впервые разработали
официальную программу своих действий по сотрудничеству с РФ, подкрепив ее
реализацию созданием специальных организационных и финансовых механизмов.
Идейное наполнение этой программы во многом повторяло предыдущие заявления
о необходимости развития экспортоориентированного хозяйства и производственной кооперации, основанной на вывозе ресурсов из РФ и их переработке на территории провинции. Новым стало лишь концептуальное закрепление в политике в
отношении РФ идей о необходимости создания зарубежных баз по разработке
энергоресурсов и сырья, которые начали вырабатываться в провинции в начале
2000-х гг. Как и на рубеже 1980-1990-х гг. во второе пятнадцатилетие периода реформ и открытости хэйлунцзянские власти продолжили использовать тезис об активном сотрудничестве с РФ в диалоге с центральными властями для получения
различных административных, фискальных и финансовых ресурсов.
117
2.2. Эффективность деятельности провинциальных властей по развитию экономического сотрудничества с СССР/РФ
С конца 1980-х гг. в дискурсе политической элиты Хэйлунцзяна сформировалось твердое представление о том, что межрегиональное и приграничное сотрудничество с СССР/РФ важно не само по себе, а как инструмент текущего и перспективного развития местной экономики. Выявить, насколько это представление было
близко реальности, позволяет оценка эффективности действий властей Хэйлунцзяна по развитию сотрудничества с РФ в рассматриваемый период. Степень этой эффективности определяется при ответе на несколько ключевых вопросов. Главные
из них: насколько провинциальным властям удалось (1) реализовать потенциал
преференциальных институтов, созданных центральными властями или самой провинцией,
(2)
использовать
экспорт
в
Россию
для
развития
экспортно-
ориентированной промышленности, (3) трансформировать выгоды от импорта из
РФ в развитие перерабатывающих производств, (4) улучшить экономическое положение приграничных с СССР/РФ муниципалитетов.
Результаты создания преференциальных институтов в виде зон приграничного экономического сотрудничества (ЗПЭС) на границе с Россией оказались весьма скромными. В самом первом документе о создании ЗПЭС в марте 1992 г. Госсовет КНР поставил перед ними цель «привлечения преимущественно внутреннего
капитала» для развития экспортно-ориентированных производств [83]. В самом начале своего развития зоны, действительно, предвещали успех в выполнении этой
задачи. В конце 1992 г. после 7 месяцев функционирования ЗПЭС в Хэйхэ было
одобрено инвестиционных проектов на сумму 400 млн. юаней и проектов с иностранным участием на сумму 25,2 млн. долл. США [315, с. 186]. ЗПЭС провинциального уровня, которые учреждались провинциальными властями, отчитались еще
большими объемами подписанных инвестиционных контрактов. В 1992 г. в тунцзянской зоне только с иностранными компаниями были подписаны соглашения о
капиталовложениях на сумму 700 млн. юаней, в Сунькэ – 450 млн. юаней [315, с.
157-158]. Однако контракты в основном не были реализованы, и реальные капиталовложения в экономику приграничных территорий оказались намного меньше
118
объявленных. В 1994 г. и 1996 г. в ЗПЭС Хэйхэ поступило отечественных инвестиций на сумму 1,63 и 12,1 млн. юаней соответственно [182, с. 567-568; 184, с. 501,
503]. Схожая ситуация имела место и в других преференциальных зонах приграничной полосы провинции. Исключением стала лишь ЗПЭС Суйфэньхэ, которой,
по данным официальной статистики, удалось в 1994 г. привлечь отечественные инвестиции на сумму 398 млн. юаней [182, с. 567-568]. Эта цифра в два раза превосходила общую стоимость капитальных инвестиций во всем городе за этот же период (198 млн. юаней [182, с. 511]), из чего можно сделать вывод, что либо статистика зоны была ошибочной или завышенной, либо деньги направлялись на выполнение каких-либо финансовых операций, но опять же не связанных с внешнеторговой
деятельностью зоны, т.к. в 1994 г. стоимость экспортно-импортных операций в ней
составила всего 4,8 млн. долл. США [182, с. 567-568]. Уже в 1996 г. в ЗПЭС Суйфэньхэ поступило всего 4,38 млн. юаней отечественных инвестиций [184, с. 501,
503].
Результаты привлечения иностранных инвестиций преференциальными зонами на границе с Россией оказались еще более низкими. В ЗПЭС Суйфэньхэ и
Хэйхэ ежегодный объем фактически использованных иностранных инвестиций в
период с 1992 г. по 2009 г. составлял около 3 млн. долл. США (Таблица 7). В общем объеме прямых иностранных инвестиций в пров. Хэйлунцзян доля Хэйхэ,
Суйфэньхэ и других приграничных городов и уездов, где располагались преференциальные зоны, достигала всего нескольких десятых долей процента [390, с. 63].
В целом вплоть до начала 2000-х гг. различные преференциальные зоны не
отличались высокой эффективностью своей работы. К 2000 г. ЗПЭС Хэйхэ за восемь лет перечислила властям центрального и провинциального уровней налогов
на сумму немногим более 17 млн. юаней. В 2000 г. бюджетные доходы ЗПЭС Суйфэньхэ составили 10 млн. юаней [320, с. 38-39]. Если учесть, что, начиная с 1992 г.,
только центральное правительство вкладывало из бюджета в ЗПЭС Хэйхэ и Суйфэньхэ по 10 млн. юаней ежегодно [83], то, безусловно, можно говорить об экономической убыточности преференциальных институтов на российско-китайской
границе в 1990-е гг. По планам Комиссии по управлению ЗПЭС Хэйхэ, заявленным
в апреле 1992 г., к 2000 г. валовой производимый продукт зоны должен был составить 1,6 млрд. юаней [253, с. 1], однако фактически это значение оказалось в 14 раз
119
меньше планируемых (115 млн. юаней) [320, с. 38]. В 18 раз меньше ожидаемых
были и бюджетные доходы зоны.
С начала 2000-х гг. зоны стали привлекать намного больше отечественного
капитала, чем в 1990-е гг. ЗПЭС Хэйхэ и Суйфэньхэ привлекали по несколько сотен миллионов юаней ежегодно, а в хэйхэской зоне в 2009 г. этот показатель превысил миллиард юаней. Всего же в 2009 г. на ЗПЭС приграничной полосы Хэйлунцзяна пришлось 7,4% отечественного капитала, привлеченного различными
преференциальными районами, включая высокотехнологичные и промышленные
парки Харбина, Цицикара и других крупных городов [196, с. 677-680, 683]. Очевидно, это было связано с расширением экспортно-импортной активности предприятий, которые на волне подъема приграничной торговли с Россией финансировали внешнеторговые операции (Таблица 7). Однако нельзя говорить о том, что
именно благодаря этим зонам расширялась торговля с Россией. Это подтверждает
отсутствие общего характера и нестабильная динамика внешнеторговых показателей зон Хэйхэ, Суйфэньхэ и Дуннина. В 2008 г. в Хэйхэ предприятия ЗПЭС осуществили около 12% и 5% экспортных и импортных сделок с РФ всех городских компаний города соответственно, в Дуннине – 53% и 47%, а в Суйфэньхэ – всего 0,2%
и 0,02% [195, с. 587-590, 593]. ЗПЭС Суйфэньхэ и Дуннина вообще не осуществляли внешнеторговых сделок до 2006 г., хотя и привлекали иностранный и отечественный капитал (Таблица 7). Фактически это говорит о том, что местные компании
могли успешно торговать как в рамках этих зон (как, например, в Хэйхэ и Дуннине), так и не регистрируясь в них (как, например, в Суйфэньхэ).
В целом, можно согласиться с Рыжовой Н.П., которая, проанализировав приток иностранных инвестиций в ЗПЭС провинции Хэйлунцзян в 1996-2006 гг.,
предположила, что преференциальные зоны на границе с Россией являлись «маркой» экономического сотрудничества, а не эффективным инструментов внутреннего развития [390, с. 63-64], и то только до начала 2000-х гг. Если в 1993 г. в отчете
провинциального правительства еще упоминалось о зонах приграничного экономического сотрудничества [324, с. 46], то уже к началу 2000-х гг. им на смену пришел другой «бренд» – экспортно-импортных зон, ориентированных на сотрудничество с Россией [140].
120
Кроме того, преференциальные режимы оказались не в состоянии привлечь в
приграничные районы с Россией крупных инвесторов. Причина этого вскрывается
на примере участия гонконгской корпорации «Шимао» в проекте приграничного
торгово-экономического комплекса «Суйфэньхэ-Пограничный» – фактически
единственном случае привлечения достаточно крупного инвестора в приграничную
преференциальную зону провинции. В марте 2004 г. для реализации проекта, продвигавшегося местными властями с середины 1990-х гг., по инициативе руководства Суйфэньхэ Народным Правительством провинции Хэйлунцзян КНР была
привлечена корпорация «Шимао» [123, с. 82], которая в начале 2000-х гг. начала
активную инвестиционную деятельность в Китае. По данным компании, к середине
2006 г. она вложила в проект более 1 млрд. юаней, построив и сдав в эксплуатацию
на китайской стороне пятизвездочную гостиницу и торгово-выставочный комплекс
[308]. Корпорация преследовала свои коммерческие интересы: помимо выгод от
беспошлинной трансграничной торговли руководство корпорации планировало построить в российской части комплекса игорную зону с крупными казино [303], деятельность которых была запрещена в Китае. Однако для их реализации местные
власти должны были решить административные вопросы функционирования этой
зоны, связанные в основном с безвизовым пропуском граждан РФ и КНР на российской стороне. О сложностях в данном вопросе китайской стороне было хорошо
известно: еще в самом начале реализации проекта, в июне 2004 г., на конференции,
которая была посвящена проблемам и перспективам зоны и на которой присутствовали провинциальное и городское (Суйфэньхэ) руководство, а также представители корпорации «Шимао», о них предостерегал представитель МИД РФ во Владивостоке В.В. Горячев [121, с. 87]. В конечном итоге местным властям Китая так и
не удалось включить этот вопрос даже в повестку обсуждения на высшем уровне,
хотя лоббирование провинцией проекта в Пекине было достаточно активным [473].
Если в июне 2007 г. на уровне замминистров двух стран, курирующих торговоэкономическое взаимодействие, была высказана заинтересованность в создании
приграничных торговых комплексов [3], то на министерском уровне в августе этого же года она не наша отражения повестке двустороннего заседания [4]. С 2008 г.
центральные власти официально перестали обсуждать перспективы создания приграничных торговых комплексов, включая торговый комплекс в Суйфэньхэ и По-
121
граничном. Стагнация проекта привела тому, что корпорация «Шимао», по словам
ее руководителя Сюй Жунмао, понесла убытки по вложенным активам – оценочно
более 40 млн. юаней в год только от простоя 5-звездочной гостиницы – и отложила
срок начала второго этапа строительства. В середине 2007 г. компания, официально
сославшись на негативное влияние нового закона РФ о запрете работы иностранных граждан в сфере розничной торговли, объявила о замораживании проектов в
Суйфэньхэ и Санкт-Петербурге82 [307]. К концу рассматриваемого периода торговые комплексы «Суйфэньхэ» и «Пограничный» так и не были запущены.
Процесс реализации этого проекта показывает две проблемы. Во-первых,
местные власти Китая и их проекты по сотрудничеству с Россией достаточно сильно зависели от встречных действий российских региональных властей. Российская
сторона, в свою очередь, в целом придерживалась политики сдерживания развития
приграничного сотрудничества с Китаем [361, с. 145-146]. Во-вторых, даже если
местные российские власти поддерживали начинания китайской стороны, как это
было в случае с вышеуказанным проектом, то на центральные власти РФ провинция не имела никакого влияния. При этом Пекин, видимо, не желая омрачать двусторонний политический диалог, официально не поднимал на двусторонних встречах проблему, связанную с вышеуказанным проектом.
Не менее противоречивыми оказались результаты создания провинциальными властями различных производств, ориентированных на сотрудничество с Россией. В начале 1990-х гг. государственные внешнеэкономические компании при поддержке властей провинции Хэйлунцзян смогли организовать массовый экспорт товаров широкого потребления на РДВ и в Россию в целом. Объем вывозимых провинцией через российско-китайскую границу китайских товаров вырос с 11,3 млн
долл. США в 1987 г. до 745 млн долл. США в 1992 г. В китайском экспорте в Россию к середине 1990-х гг. провинция стала занимать лидирующие позиции: в 19941995 гг. на ее компании приходилось более 50% всего вывозимого из КНР в РФ товара (Диаграмма 8). Одновременно значительно расширилась по сравнению с советским периодом номенклатура экспортируемых провинцией товаров – с нескольких сотен до нескольких тысяч позиций [338, с. 59].
Однако увеличение объемов вывозимой продукции не меняло неблагоприятную структуру экспорта, в которой доминировали товары с низкой добавленной
122
стоимостью. В 1992 г. на продовольствие и продукцию сельского хозяйства, текстиль, одежду и обувь приходилось более 60% объема вывозимых в РФ товаров
(соответственно 36%, 10%, 9,4% и 5,4%), и только 8,9% товаров составляли транспортные средства, оборудование и электротехника [315, c. 302-306] (Диаграмма 9).
При этом не вся экспортируемая в Россию продукция была связана с провинциальной экономикой. Например, в 1992 г. провинциальная промышленность после вычета внутреннего потребления не могла обеспечить экспорт в РФ консервов и
спиртных напитков (на долю этих товаров приходилось около 7,2% экспорта), но
была в состоянии обеспечить вывоз сахара (около 12% экспорта) [181, с. 397; 315, с.
302]. По заявлениям хэйлунцзянских властей, в 1990-е гг. продукция местного производства составляла около 50% экспорта провинции в РФ [318, с. 362; 152, с. 215],
остальная часть приходилась на товары из других провинций, в основном приморской зоны. Другой проблемой было то, что расширение экспорта в СССР/РФ посредством бартерных сделок вплоть до середины 1990-х гг. не позволяло местным
властям выполнять одну из важнейших установок центрального правительства этого периода – пополнять валютные доходы страны. Например, в 1993 г., год с рекордными показателями экспорта в РФ за период 1987-2001 гг., провинциальные
власти смогли выполнить 78,36% от плановых показателей на перечисление валютной выручки в Центр [316, с. 241].
В середине 1990-х гг. доля провинции в экспорте китайских товаров на российский рынок превысила 50%, но затем снизилась и в 2000-е гг. колебалась в пределах 20-30% (Диаграмма 8). Во второе пятнадцатилетие реформ провинциальным
властям так и не удалось значительно улучшить структуру экспорта. В 2006 г. оборудование и транспорт увеличили свою долю в экспорте до 15%, но так не смогли
составить серьезную конкуренцию товарам с низкой добавленной стоимостью: на
продовольствие и продукцию сельского хозяйства, текстиль, одежду и обувь пришлось почти 80% вывозимой в РФ продукции [327, с. 280-284]. В 2000-е гг. провинциальные компании чаще направляли в Россию продукцию неместного производства. В 2002 г. 36% товаров имело хэйлунцзянское происхождение, представленное в основном сельскохозяйственной продукцией [321, с. 23], а в 2006 г. эта
доля снизилась до 20% [477, с. 24]. Схожие данные по итогам 2010 года и 11-й пятилетки приводил и департамент коммерции провинции Хэйлунзян [331; 174]. В
123
муданьцзянском округе – провинциальном лидере по объемам экспорта в Россию –
этот показатель достигал всего 10%, при этом вывозимые местные товары были
представлены сельскохозяйственной продукцией и самым низкокачественным
ширпотребом [477, с. 24-25]. Вышеуказанные оценки о доле хэйлунцзянской продукции в экспорте в Россию давались провинциальной бюрократией и говорили о
негативных тенденциях развития местного экспортоориентированного хозяйства.
Однако сами чиновники не обращали внимания на оценки предыдущих лет и всегда указывали на значительное улучшение ситуации по сравнению с прошлыми периодами. Факт незначительного участия реальной экономики провинции в производстве вывозимых товаров также подтверждали эконометрические исследования
Ван Цзинляна, который установил, что на протяжении 1982-2008 гг. влияние экспорта провинции (в РФ и другие страны) на рост ВРП было минимальным [463, с.
11]. Более тщательных исследований, доказывающих точность вышеуказанной информации, в Китае не проводилось, однако, учитывая доминирование тяжелой
промышленности в структуре хэйлунцзянской экономики и преобладание товаров
широкого потребления в экспорте, можно предположить, что она в целом отражает
действительность.
Постепенное сокращение доли местной продукции в экспорте провинции
Хэйлунцзян косвенно свидетельствует о том, что политика властей по созданию
ориентированных на Россию экспортных промышленных баз, о которых провинциальные лидеры заявляли с середины 1990-х гг. и формирование которых стало
ключевым фактором провинциальной стратегии по развитию связей с Россией с
середины 2000-х гг., была малоэффективной. Конкретные данные об этих базах
фрагментарны и противоречивы. Известно, что часть сельскохозяйственных угодий
в приграничных уездах Китая была переведена под выращивание традиционных
для российских потребителей злаков, фруктов и овощей [531, с. 11]. Конкретные
сведения о базах по производству одежды, обуви и других видов продукции для
российского рынка, создание которых неоднократно декларировалось местными
властями, отсутствуют. Можно лишь косвенно оценить реализацию этих проектов.
Например, к 2007 г. по плану провинциальных властей в г. Суйфэньхэ должна была
функционировать экспортная база по производству одежды. Однако, по данным
статистического отчета г. Суйфэньхэ за 2007 г., в нем на конец года работало всего
124
лишь одно крупное предприятие, которое изготавливало данную продукцию [166].
В правительственных планах на 2008 и 2009 гг. [143; 144] городские власти неизменно ставили задачу создания зоны по производству одежды, что указывает на
отсутствие таковой в эти годы. Безусловно, в городе функционировали малые производственные предприятия, которые появились в Суйфэньхэ еще с начала активного торгового обмена провинции с Россией, и их существование не является индикатором эффективности работы местных властей по созданию экспортоориентированной экономики.
Отсутствие подробной информации о различных экспортных перерабатывающих зонах, скорее всего, указывает на низкую эффективность действий по их
созданию и функционированию. Более того, различные объекты, создаваемые в
рамках провинциальных инициатив по сотрудничеству с Россией, часто не имели к
экспортно-ориентированному производству никакого отношения. Это подтверждает исследование Гао Юйхая, который в 2007 г. резюмируя опыт многих ориентированных на Россию экспортных промышленных и торговых зон в провинции, особенно в ее внутренних районах, указал на то, что часто предприятия в них не имеют внешнеэкономических контактов с Россией [471, с. 37], а производят продукцию для внутреннего рынка, пользуясь преференциями, которые предоставляет местное правительство. Еще раньше, в 1990-х гг., схожую ситуацию в ЗПЭС Хуньчунь (провинция Цзилинь), также находящейся на границе с Россией, описал Дж.
Коттон [413, с. 81-82]. В этой связи отчет провинциальных властей о создании к
концу 2007 г. «…96 районов экспортной обрабатывающей промышленности, ориентированных на Россию» [291], можно рассматривать, скорее, как умелую манипуляцию статистикой, чем как реальное положение дел.
Скромные результаты также имела работа провинциальных властей по созданию баз переработки импортируемых из России продукции и сырья. Такая задача
ставилась бюрократией не с конца 1980-х гг., как в случае с экспортноориентированными производствами, а только с начала 2000-х гг., поэтому анализ результатов
развития необходимо начинать именно с этого периода. В 1990-е гг. структура импорта была подвержена сильным изменениям и в ней преобладали переработанные
товары, поэтому провинция объективно не могла создать подобных производств в
этот период83.
125
С начала 2000-х гг. структура импорта обрела устойчивый характер с преобладанием сырьевой продукции. В 2000 г. в стоимостном объеме завозимых из РФ
товаров на первое место вышли древесина, составив более 30% завозимой из России продукции. В 2006 г. доля древесины в импорте из России достигла уже 40%,
за ней следовали металлы (17%), удобрения (15%) и нефть (10%) (Диаграмма 10).
Ввоз из России сырьевых товаров гипотетически мог способствовать созданию в провинции соответствующих перерабатывающих производств. Эффективность политики властей по использованию российского сырья для создания на своей территории производственных баз хорошо прослеживается на примере импорта
древесины. При этом, как уже указывалось выше, с начала 2000-х гг. Центр оказывал поддержку провинции в предоставлении эксклюзивного права на реэкспорт
продукции из российского леса. Возможно, исходя из дискурса хэйлунцзянской
бюрократии и самого факта вывоза древесину в эту провинцию, в 2008 г. в интервью «Российской газете» В. Ишаев утверждал, что «…на северо-востоке Китая в
последние годы сложился и активно развивается мощный комплекс деревообрабатывающих и нефтехимических предприятий, рассчитанных на экспорт российского
сырья» [263].
В 2006-2009 гг. на долю компаний провинции Хэйлунцзян приходилось 2030% всей импортной древесины в Китае, а сама провинция заготавливала в среднем около 7% леса страны. В таких условиях провинция располагала огромной
сырьевой базой: в 2006 г. хэйлунцзянские лесозаготовительные компании и предприятия ВЭД располагали 17 млн м древесины, что составляло более 17% китайского рынка этого вида продукции. Однако в провинции так и не был сделан прорыв в создании соответствующей перерабатывающей базы. Доля провинции в валовом объеме производимой продукции деревообрабатывающей отрасли Китая
выросла с 2% в 2006 г. до всего 2,3% в 2009 г. Доля в продукции целлюлознобумажной промышленности за эти же годы снизилась с 0,82% до 0,56%, доля в
производстве мебели – с 1,25% до 0,87% (Таблица 11). Вышеуказанные данные показывают, что в рамках провинции завозимая древесина не способствовала росту
соответствующих производств, и, очевидно, вывозилась в другие провинции для
дальнейшей переработки.
126
Исследователи провинции Хэйлунцзян указывали, что промышленные базы
под российское импортное сырье сконцентрировались в основном в приграничной
полосе [471, с. 36].
Наиболее крупная деревообрабатывающая база в провинции была создана в г.
Суйфэньхэ, через пункт пропуска которого во второй половине 2000-х гг. завозилась треть российской древесины. После того, как в КНР с конца 1990-х гг. начал
реализовываться национальный проект «Защиты природных лесов», предполагавший масштабное сокращение лесозаготовительных площадей в стране, недостаток
сырья на внутреннем рынке побудил ряд предприятий Хэйлунцзяна (в основном из
района Большого и Малого Хингана) переместить свое производство в приграничный город [508, с. 32]. Суйфэньхэские власти оказывали достаточно серьезную
поддержку этим предприятиям в виде различных административных и налоговых
привилегий. Уже к 2003 г., еще до официального объявления о создании в Суйфэньхэ специализированной базы деревообработки, в городе существовало несколько деревообрабатывающих зон [172; 508, с. 31]. В этой связи официальное
решение провинциальных властей в 2005 г. о формировании в городе лесообрабатывающей базы [35, с. 36] имело исключительно формальный характер, возможно,
связанный с необходимостью отчитаться перед центром в успехах создания внешнеориентированной экономики. В 2007 г. в деревообрабатывающей отрасли города
работало 383 компании, за 2008 г. их количество увеличилось на 25% - до 480. Значительный рост компаний, тем не менее, не привел к соответствующему росту обработки импортируемой российской древесины: с 2007 г. по 2008 г. ее объемы выросли всего на 7% - до 3 млн куб. м [175]. Отрасль была слабо консолидирована:
подавляющее большинство предприятий относилось к разряду малых84 компаний,
занимавшимся грубой обработкой древесины [284]. Например, к 2013 г. в городе
присутствовало всего 17 компаний деревообработки, которые можно было отнести
к средним предприятиям по показателям промышленного производства [177].
В Тунцзяне развитие деревообрабатывающей базы имело еще более скромные результаты. По данным Управления малых и средних предприятий провинции
Хэйлунцзян, еще в 2004 г. правительство Тунцзяна выделило 2 кв. км под создание
импортной деревообрабатывающей зоны, построив для нее подъездные дороги, водовод, линии электропередачи и т.д. К концу 2007 г. вложения властей в эту зону
127
составили 16 млн юаней, а частного капитала – 274 млн юаней [287]. На начало
2008 г. в зоне функционировало 28 деревоперерабатывающих предприятий. Однако
практически все компании относились к малым предприятиям со средним количеством работников 25 человек. Лишь одну фирму можно было отнести к категории
средних, при этом во многом показатели зоны по работникам (343 человека, 32%
от всех трудящихся в зоне) и доходам (239 млн юаней, или 63% от всех доходов
зоны) были сформированы ей [287].
Помимо проблем с незначительными масштабами импортных перерабатывающих баз перед провинциальными и уездными властями к концу рассматриваемого периода встал вопрос обеспечения их устойчивого развития. Он был связан с
проблемой постоянно меняющейся экономической политики в России. Влияние
этого фактора можно проследить на примере развития деревообрабатывающих отраслях приграничных городов и уездов. В марте 2007 г. российское правительство
приняло решение о постепенном повышении пошлин на вывоз необработанной
древесины 85 . В результате этого, по данным Управления статистики провинции
Хэйлунцзян, лесоперерабатывающие предприятия приграничных городов провинции оказались на грани банкротства или понесли серьезные убытки: к третьему
кварталу 2008 г. около 30% предприятий города остановили, а часть предприятий
частично сократили производство [284]. В 2008 г. в г. Суйфэньхэ у 85% предприятий лесной отрасли объемы производства и продаж снизились в среднем на 60%
[472, с. 65]. В Дуннине половине деревоперерабатывающих предприятий пришлось
временно остановить работу или значительно сократить производственную деятельность [495]. Временный провал в политике создания баз по деревообработке в
2008-2009 гг. привел к тому, что в хэйлунцзянских СМИ и ресурсах Интернет
практически перестали давать информацию о функционировании таких зон, что
косвенно может говорить о потере уверенности местными властями в позитивном
выполнении заявленных планов. Как и в случае с преференциальными режимами
на границе с Россией политика создания местными властями промышленных баз
по переработке импортируемого из России сырья в определенной степени зависела
от изменений в экономической политике РФ.
В русскоязычной литературе можно найти два объяснения причин того, почему местные власти оказались неспособны использовать сотрудничество с Росси-
128
ей во благо внутреннему развитию всей провинции. Первый связан с целенаправленным торпедированием местным руководством каких-либо положительных изменений в экономике территории в ущерб сложившимся практикам торговоэкономических отношений с РФ. По мнению Александровой М.В., местные власти
Хэйлунцзяна не проявляли большого интереса к модернизации производства и инновациям, поскольку достаточно средств поступало в «личный карман» от нерегулируемых приграничных товарных потоков [338, с. 63]. Она также утверждала, что
провинция во главе с ее партийным и правительственным руководством являлась
одним из главных проводников «серых таможенных схем» и очевидным противником изменения и обновления методов и форм российско-китайского торговоэкономического сотрудничества [337, с. 207]. Однако эмпирическая база, которая
могла бы подтвердить данные предположения, отсутствует. Более того, вряд ли в
централизованной политической системе, где происходила постоянная ротация
кадрового состава руководства провинций и в которой одним из основных критериев его работы являлось следование экономической политике Центра, могло присутствовать целенаправленное торпедирование любых инноваций и попыток использовать сотрудничество с Россией для развития местной экономики.
Мы все же склонны полагать, что политика провинциальных властей по созданию большого количества крупных промышленных предприятий, ориентированных на сотрудничество с РФ, оказалась провальной ввиду двух других факторов.
Во-первых, на эффективность хэйлунцзянских проектов сильное влияние оказывал
внешний фактор, связанный с постоянными изменениями в экономической политике обеих стран (особенно России). В условиях постоянных трансформаций мог
развиваться лишь малый бизнес. Это подтверждает официальная статистика. По
данным Харбинского отделения Народного банка Китая, к 2009 г. в самом развитом приграничном городе Суйфэньхэ 85% объема продукции и налогов на прибыль
приходилось на малые предприятия. Они доминировали практически во всех сферах экономики города [472, с. 65] . Во-вторых, не только в провинции Хэйлунцзян,
но и в других северо-восточных провинциях, доминирование государственного
сектора в экономике ввиду его неэффективности тормозило развитие внешнеориентированного хозяйства [464, с. 80]. Негативное влияние на возможности провинциального руководства в использовании ресурсов сотрудничества с РФ оказывал и
129
факт схожести структуры экономики Хэйлунцзяна и дальневосточных и сибирских
регионов России.
Второе объяснение неспособности местных властей трансформировать потенциал сотрудничества с РФ во благо внутреннего развития было предложено
дальневосточными учеными. Оно заключается в том, что изначально с подачи Пекина главной задачей провинции было создание посреднического пояса по максимальному выкачиванию ресурсов из России и закачиванию на ее рынок максимального количества китайских товаров. По мнению Быстрицкого С.П. и Заусаева
В.К., «…китайское государство… через специальные компании, таможенные органы, туристические фирмы, администрации приграничных городов и районов обеспечивает реализацию своей национальной экономической политики, суть которой в
недалеком прошлом была определена как «слабости России на благо Китая»» [343,
с. 223]. Нырова Н.П. считала, что компании приграничной торговли под руководством властей являлись главными организаторами и контролерами российскокитайского товарооборота: они владели инициативой, обменивались торговой информацией, осуществляли ценовое давление на российских партнеров, всячески их
разобщали, а сами объединялись для защиты своих интересов [379, с. 98]. Как и в
случае с первым объяснением, вторая интерпретация также не имеет эмпирического подтверждения.
Мы можем согласиться лишь с двумя фактами, косвенно вытекающими из
вышеуказанных тезисов российских исследователей: во-первых, вплоть до начала
2000-х гг. государственные компании в Хэйлунцзяне доминировали во внешней
торговле с Россией, и, во-вторых, компании приграничных уездов (включая приграничные уезды Цзилини и Внутренней Монголии) на самом деле доминировали в
сотрудничестве с Россией, став посредником не только для остальной части провинции Хэйлунцзян, но и всего северо-восточного Китая. Обе особенности не были
связаны с целенаправленной политикой местных властей и требуют детального
рассмотрения.
Из факта доминирования госсектора во внешней торговле не следует, что
сфера ВЭД полностью контролировалась властями и была крайне успешной. Несмотря на активную поддержку местных отделений госбанков86, госкомпании ВЭД
не смогли справиться с кризисом приграничной торговли: в 1995 г. общая задол-
130
женность внешнеэкономических компаний в провинции превышала на 14% общую
сумму их активов [183, с. 84]. На протяжении 1990-х – начала 2000-х гг. хэйлунцзянские исследователи и правительственные аналитики неизменно критиковали
внешнеэкономическую систему провинции за бесконтрольность и неуправляемость,
и рекомендовали производить консолидацию этой отрасли [462, с. 13; 541, с. 16-17;
524, с. 3-4; 525, с. 1-4; 476, с. 26; 516, с. 13-14]. Государственные компании нередко
выполняли роль «вывески», под которой торговали частные компании. По официальным данным, в 1992 г. на частные компании провинции через посредничество
государственных структур приходилось 3,42% объема экспортно-импортный операций с РФ и другими странами [324, с. 275]. Тем не менее, очевидно, что официальная статистика технически не могла учесть всех случаев обращений «частников» к госструктурам для посредничества в сфере ВЭД. Когда в 2000-х гг. началась
либерализация ВЭД и частным компаниям разрешили самостоятельно выполнять
экспортно-импортные операции, с 2000 г. по 2004 г. доля частных компаний в торговле с РФ возросла с 5% до 82% и стабилизировалась примерно на этой отметке
(Диаграмма 12). Такое стремительное вытеснение государственного бизнеса может
быть объяснено только тем, что частные компании, которые ранее торговали с РФ
через государственных посредников, начали получать лицензии и самостоятельно
участвовать в торговле.
Помимо формальной утраты местными властями прямого контроля над приграничным сотрудничеством с РФ, к концу рассматриваемого периода финансовый
контроль местных властей над компаниями ВЭД также значительно уменьшился в
силу того, что фирмы стали накапливать собственный капитал. По данным Суйфэньхэского отделения Народного банка Китая, к 2009 г. «неправительственное»
кредитование компаний ВЭД в приграничной торговле с РФ, когда физические лица брали друг у друга заемные средства для обеспечения экспортно-импортных
операций на небольшой срок, достигло огромных размеров. Например, в г. Суйфэньхэ в среде лесоимпортеров города к началу 2010 г. в виде таких кредитов обращалось более 100 млн. юаней [522, с. 66]. По результатам исследования Хэйлунцзянского отделения Народного банка, малые предприятия Суйфэньхэ, включая
внешнеторговые, в каждом третьем случае поиска финансовых средств планировали обращаться к «неправительственным» займам [472, с. 66].
131
Тем не менее эмпирические данные подтверждают связь крупных внешнеторговых компаний с властями. Директора ведущих частных компаний ВЭД провинции являлись частью местной политической элиты. Например, Цуй Лунцзи, директор крупнейшей приграничной компании уезда Дуннин «Цзисинь», являлся
членом КПК и с 2008 г. представителем не только уездного, окружного и провинциального собраний народных представителей, но и ВСНП 11-го созыва [298]. Директор крупнейшей суйфэньхэской компании ВЭД «Лунцзян Шанлянь» Сунь Лайцзюнь также с 2008 г. являлся членом ПК СНП г. Суйфэньхэ [299]. Известны факты покровительства местными властями компаний ВЭД. В период финансового
кризиса 2008-2009 гг. в г. Хэйхэ одной из крупнейших компаний ВЭД благодаря
опеке местного правительства и суда удалось оттянуть рассмотрение судебного дела по иску местного отделения Народного банка о взыскании кредита [286].
Доминирование приграничных компаний в торговле Хэйлунцзяна с РФ подтверждают официальные статистические данные. В 2000 г. 96,4% стоимостного
объема торговли провинции Хэйлунцзян и 79% торговли северо-восточных провинций с Россией выполнялось компаниями приграничных городов и уездов. К
2008-2009 гг. вышеуказанное значение постепенно снизилось до приблизительно
80% и 67% соответственно (Таблица 13). Успех внешнеторговых компаний таких
городов и уездов, как Суйфэньхэ, Хэйхэ, Дуннин и т.д., был обусловлен, во-первых,
различными преференциями со стороны центрального правительства, которые были описаны в параграфе 2.1, и, во-вторых, монополией над различными неформальными практиками торговли, сложившимися на российско-китайской границе
[381, с. 17]. Многим предприятиям внутренних районов страны было более выгодно обращаться к посредническим услугам фирм приграничных уездов и городов
чем напрямую совершать экспортно-импортные операции с РФ. Посредничество в
торговле с Россией позволило приграничным компаниями Хэйлунцзяна стать
крупнейшими частными экспортёрами в стране: в 2004 г. и 2009 г. из 100 крупнейших частных экспортёров всей КНР соответственно девять и шесть располагалось
в приграничных с Россией уездах и городах (Таблица. 14; Таблица 15). В реальности они выполняли лишь посредническую функцию и вряд ли могли напрямую
контролировать торговые потоки, хотя и имели рычаги по стимулированию, например, экспортных операций [380, с. 33-35].
132
Могли ли эти компании под руководством местных властей извлекать выгоду из сотрудничества с Россией в ущерб российской стороне, как это утверждала
Нырова Н.Н.? Анализ многолетних статистических показателей убедительно доказывает, что сговор китайских приграничных компаний, даже если и существовал,
вряд ли являлся значимым фактором, влиявшим на характер торговых операций с
Россией. В качестве примера мы рассмотрим характер экспорта РФ древесины и
изделий из нее в крупнейшие экономики СВА в 2000-2009 гг.
Большую часть поставок этого вида продукции в Китай выполняли приграничные компании провинции Хэйлунцзян и АРВМ через железнодорожные пункты
пропуска Суйфэньхэ, Маньчжоули и Эрлянь-хото [350, с. 144]. В данном случае
должна была бы максимально проявиться способность центральных или местных
властей КНР осуществлять единое руководство этим бизнесом для снижения контрактных цен. Однако данные российской статистики свидетельствуют, что за десятилетие средняя цена (с учетом транспортных издержек на российской стороне)
на древесину, вывозимую в Китай, Японию и Республику Корея, составляла соответственно 68,6, 82 и 65,8 долл. США за куб. м., при этом средняя общероссийская
стоимость данного товара при экспорте составляла 62,4 долл. США за куб. м (Диаграмма 16). Приграничным компаниям Хэйлунцзяна и АРВМ российский лес обходился дешевле, чем японским контрагентам, но дороже, чем южнокорейским
предприятиям и всем странам мира в целом. При этом в 2006 г. провинциальные
компании покупали российский круглый лес дороже, чем остальные территории
Китая [327, с. 363; 160], что указывает на отсутствие способности приграничных
компаний Хэйлунцзяна хоть как-то влиять на снижение цен российских поставщиков. Хотя, безусловно, в тех российских регионах, где Китай являлся единственным рынком сбыта деловой древесины, китайским контрагентам удавалось покупать российское сырье по сниженным ценам. Например, Читинская область в 20002007 гг. поставляла в Китай древесину в среднем дешевле общероссийских значений на 7 долл. США87. Однако эта ситуация объяснялась, скорее, существованием
объективной монопсонии, когда у области был всего один покупатель в лице Китая.
Также китайские компании не намного успешнее южнокорейских коллег преуспели в сдерживании тенденции к снижению доли деловой древесины в поставках
133
продукции лесного хозяйства: за десятилетие (2000-2009 гг.) этот показатель снизился с 95,2% и 95,6% до 72,9% и 67,4% (Диаграмма 17).
Благодаря тому, что основная активность торгово-экономического взаимодействия с Россией в провинции была смещена к приграничной зоне, именно эти
территории смогли улучшить своё социально-экономическое положение, но не вся
провинция. Однако полностью оценить, какую роль играло сотрудничество с Россией в развитии китайских городов и уездов на границе с РФ, достаточно сложно.
В отличие от большинства ученых-современников В.Л. Ларин утверждал, что
стремительное развитие таких городов и уездов, как Суйфэньхэ, Хэйхэ и т.д. было
обеспечено в основном не теми прибылями, которые приносили местным властям
приграничное сотрудничество, а вложениями из центральной и провинциальной
казны [369, с. 223-224]. Этот вывод был сделан на основе фрагментарных данных,
поскольку до сих пор, ввиду закрытости соответствующей информации, невозможно комплексно оценить, кто именно и сколько вкладывал финансовых средств в
развитие приграничной зоны Хэйлунцзяна в рассматриваемый период.
Поэтому мы попытаемся подойти к решению проблемы с другой стороны,
ответив на вопрос: было ли развитие приграничной полосы провинции феноменом
для самого Китая, развивались ли они быстрее страны в целом и провинции в частности, и насколько этот рост был равномерен по всей приграничной полосе Хэйлунцзяна. Для этого мы сопоставим развитие г. Суйфэньхэ, уездов Дуннин и Хулинь88 с 1986 г., когда они еще не принимали непосредственного участия в торговоэкономическом взаимодействии с Россией, вплоть до 2009 г., с развитием Китая и
провинции Хэйлунцзян по четырём подушевым показателям: капитальным инвестициям, бюджетным расходам, валовому внутреннему/региональному продукту и
объёму промышленного производства. Первых два макроэкономических параметра
характеризуют объёмы вложений правительства и бизнеса в развитие города, последние два – результаты развития территорий89.
Выбор приграничных территорий сделан не случайно. По степени интенсивности взаимодействия с Россией их можно дифференцировать на гиперактивные (г.
Суйфэньхэ), активные (уезд Дуннин90) и неактивные (Хулинь). Суйфэньхэ обеспечивал основной туристический и товарный поток через границу в провинции. Дуннин во второй половине 1990-х гг. стал второй приграничной территорией в Китае
134
по объёмам торговли с Россией и третьим по туристическому потоку. Хулинь характеризовался низкими объёмами товарооборота и туристического обмена с РФ
(Табл. 18).
Анализ статистических данных показывает, что ещё до начала приграничной
торговли в Суйфэньхэ в целом вкладывались большие деньги, чем в среднем по
стране и провинции. Здесь были в разы выше подушевые показатели бюджетных
расходов и капитальных инвестиций, чем в Китае и Хэйлунцзяне соответственно.
Они оставались заметно выше и в период упадка российско-китайской приграничной торговли в 1994-1999 гг. и в 2008-2009 гг. (Диаграмма 19, 21, Таблица 20, 22).
Фактически это говорит о том, что в Суйфэньхэ независимо от результатов торгово-экономического сотрудничества с Россией вкладывались бюджетные средства и
капитальные инвестиции.
В Дуннине и Хулине (с 1990 г.) абсолютные значения бюджетных расходов и
капитальных инвестиций в расчёте на человека были ниже национального и провинциального уровня за весь рассматриваемый период. В случае с Дуннином такую
ситуацию можно объяснить наличием значительного количества сельского населения в уезде и крайне низким стартовым уровнем развития (в 1986 г. он был в два
раза ниже, чем во всей стране). Тем не менее, средние ежегодные темпы прироста
бюджетных расходов и капитальных инвестиций в Дуннине за период 1986-2009 гг.
превосходили общенациональный (как и провинциальный) уровень на 1,9% и 3,2%
соответственно (Диаграмма 19, 21, Таблица 20, 22). В Хулине, в котором подешевой объем государственных финансов и капитальных инвестиций в 1986 г. превышал общенациональный уровень, темпы роста двух показателей были на несколько
процентов ниже, чем в целом по стране. Очевидно, Хулинь в отличие от Дуннина и
Суйфэньхэ в силу более низкой активности в сотрудничестве с РФ не смог привлечь дополнительные деньги и ресурсы. Однако прямую корреляцию между объёмами торгово-экономического сотрудничества и поступлением денег в эти города
проводить все же нельзя: и капитальные инвестиции, и бюджетные расходы менялись во всех территориях не в русле пиков и падений приграничной торговли с
Россией, а в русле общенациональных изменений этих параметров.
Статистический анализ подушевых объёмов промышленного производства в
Суйфэньхэ, Дуннине и Хулине также позволяет, оценить эффективность политики
135
местных властей по созданию ориентированных на Россию производств. Если бы
руководству провинции и городов удалось использовать потенциал приграничного
сотрудничества, то темпы роста промышленного производства в них были бы выше общенациональных значений. Однако статистика даёт обратные результаты: с
1986 г. по 2009 г. рост подушевых объёмов промышленного производства Суйфэньхэ и Дуннине был ниже, чем в целом по Китаю на 2,1% и 3,4% соответственно,
хотя и выше чем в провинции в целом (Диаграмма 25; Таблица 26). В Хулине рост
промышленного производства был также ниже общенационального, но все же немного выше провинциального – 13,1% ежегодно. К концу 2009 г. в этих приграничных территориях выпускалось на одного человека почти в три раза меньше
промышленной продукции, чем в Китае, и на 25-30% меньше, чем в Хэйлунцзяне
(Диаграмма 25; Таблица 26). Необходимо отметить, что данный параметр с 2000 г.
включал в себя статистику только по средним и крупным предприятиям, следовательно указывает на отсутствие развития крупной промышленности в приграничных муниципалитетах. С учётом малых предприятий, которые, как мы показали
выше, доминировали в приграничных городах и уездах, результаты развития промышленности были бы все же выше.
Несмотря на медленное развитие промышленности, третичный сектор экономики, развивавшийся во многом благодаря посреднической торговле и туризму с
Россией, позволил экономике Суйфэньхэ и Дуннина расти в целом более быстрыми
темпами, чем в Китае и провинции. Валовой региональный продукт на душу населения в период с 1990 г. по 2009 г. увеличивался в них ежегодно в среднем на 3,7%
и 0,9% выше чем в Китае, и на 5,7% и 2,9% выше, чем в провинции соответственно
(Диаграмма 23, Таблица 24). Как результат, за эти годы разрыв в подушевых объёмах валового продукта между Суйфэньхэ и КНР увеличился с 2,3 раз до 4,2 раз в
пользу города, и между Дуннином и КНР с 5% до 22% в пользу уезда. В Хулине,
где третичный сектор не опирался на взаимодействие с Россией, темпы роста ВРП
на душу населения были ниже, чем в КНР, Суйфэньхэ и Дуннине в среднем на
1,9%, 5,6% и 2,5% ежегодно, но выше провинциальных на 0,1%. Также как в случае
с бюджетными расходами и капитальными инвестициями характер изменений ВРП
на душу населения в приграничных территориях имел идентичную общенациональной и провинциальной динамику.
136
Преобразования, которые многие современники видели в приграничных городах и уездах Китая, имели в своей основе не успешные действия местных властей по использованию ресурсов, получаемых от торговли с Россией, а в сущности
один из примеров общенационального успеха реформ. Приграничные экономические обмены, безусловно, оказывали положительное влияние на развитие ограниченного количества муниципалитетов в виде ускоренного роста инвестиций в инфраструктуру, бюджетных расходов и экономики в целом, но не определяли саму
динамику экономического развития.
В целом, результаты действий властей провинции Хэйлунцзян по организации экономического сотрудничества с Россией были довольно скромными в сравнении с заявленными планами и прогнозами. Преференциальные режимы на российско-китайской границе не оправдали возлагаемых на них ожиданий по привлечению капитала, особенно в 1990-е гг. Фактически провалом закончился двусторонний трансграничный проект по созданию торговой зоны в районе Суйфэньхэ,
активно лоббировавшийся властями города и поддержанный провинцией. Крайне
ограниченными были успехи властей в создании производств в Хэйлунцзяне, ориентированных на российский рынок. Доля товаров местного производства в экспорте неуклонно снижалась на всем протяжении рассматриваемого периода, при
этом такая продукция была представлена в основном товарами с низкой добавленной стоимостью. Аналогичная ситуация наблюдалась и при попытках формирования промышленности под вывозимое из России сырье. Российские ресурсы в основном вывозилась в другие районы страны, а если и перерабатывалась в Хэйлунцзяне, то малыми предприятиями.
Анализ выявляет несколько причин низкой эффективности провинциальной
политики по использованию тех ресурсов, которые давало сотрудничество с РФ.
Во-первых, на эффективность хэйлунцзянских проектов сильное влияние оказывала изменчивость экономической политики в обеих странах, когда могли резко подняться таможенные пошлины или введены административные ограничения. В этих
условиях в ориентированной на сотрудничество с Россией сфере ВЭД мог развиваться лишь малый бизнес. Во-вторых, не только в провинции Хэйлунцзян, но и в
других северо-восточных провинциях Китая преобладание тяжелой промышленности тормозило развитие экспортоориентированного хозяйства. Негативное влияние
137
на возможности провинциального руководства в использовании ресурсов сотрудничества с РФ оказывала схожесть структуры экономики Хэйлунцзяна с дальневосточным и сибирским регионами России. В-третьих, сопоставление репрезентаций
провинциальной бюрократии о сотрудничестве с Россией и результатов политики
все же говорит о том, что власти Хэйлунцзяна преувеличивали значимость приграничных/межрегиональных взаимодействий для своей экономики. Заявляемые цели,
очевидно, были недостижимы изначально, однако играли важную роль в формировании образа активной провинции, способной использовать внешнеэкономические
ресурсы не только для себя, но и для всего Китая. Реальную значимость сотрудничество с РФ имело для экономики нескольких приграничных городов и уездов, через которые проходили основные товарные и людские потоки.
Ориентированный на российский рынок внешнеэкономический бизнес Хэйлунцзяна, принадлежа государству в 1980-1990-е гг. и сохранив определённые связи с властью в 2000-е гг., не действовал как единое сообщество, полностью управляемое партией и правительством.
138
2.3. Участие провинциальных властей в контроле и организации
деятельности хэйлунцзянского бизнеса в России
В 2000-е гг. среди российского научного сообщества появились представления о существовании в Китае специальной политики по регулированию активности
китайского бизнеса в восточных регионах РФ [343, с. 194; 375, с. 11-12]. Центральная и провинциальная бюрократия КНР на самом деле формально сохраняла рычаги контроля за деятельностью китайских предпринимателей. Если учитывать, что в
2000-е гг. власти Хэйлунцзяна ставили задачу осуществить прорыв в выходе провинциального капитала на российский рынок и репрезентовали провинциальное
хозяйство в качестве плацдарма для экономического проникновения в РФ [369, с.
218], то было бы логично предположить, что хэйлунцзянская бюрократия являлась
одним из ключевых элементов государственной политики по продвижению экономических агентов КНР в РФ. Это умозаключение требует верификации, поэтому
вопросы управляемости зарубежной экономической деятельности хэйлунцзянскими властями станут ключевыми для нижеследующего анализа.
Проникновение хэйлунцзянского капитала в СССР/РФ началось в конце
1980-х гг. В статистических сборниках и различных официальных отчётах хэйлунцзянских властей отсутствует информация по зарубежной инвестиционной активности вплоть до начала 2000-х гг., т.к. подобная деятельность ограничивалась
государством, и бюрократия всех уровней (включая центральный) не осуществляла
систематическую публикацию подобной информации. Исследования хэйлунцзянских чиновников и ученых позволяют составить определенное представление о
продвижении хэйлунцзянского капитала в Россию.
По данным хэйлунцзянских ученых Люй Кая, Люй Хуэй и Чжан Сюцзе, в
период с 1988 г. по 2003 г. провинциальные компании учредили в СССР/РФ более
500 фирм [519, с. 75; 491, с. 13] (Диаграмма 27). Хэйлунцзянские предприниматели
достаточно быстро освоились на российском рынке: если до 1993 г. все компании,
создаваемые в СССР/РФ, были исключительно совместными предприятиями, то в
дальнейшем бизнесмены начали ориентироваться на создание собственных компаний без участия российской стороны, и в 1997-1998 гг. их доля достигла 80% [491,
139
с. 13]. Ученые не указывали форму собственности предприятий, но, учитывая монополию государства в сфере ВЭД до начала 1990-х гг. и доминирование госпредприятий в этой отрасли в провинции до начала 2000-х гг., несложно определить ее
как государственную. Тем не менее с началом процесса внешнеэкономической либерализации частные компании достаточно быстро перехватили инициативу на
российском рынке капитала: их доля в суммарном объеме хэйлунцзянского капитала, зарегистрированного для инвестиций в Россию с 1998 г. по середину 2003 г.,
составила около 80% [519, с. 75].
Вплоть до начала 2000-х гг. хэйлунцзянский капитал, проникающий в Россию, имел ряд общих характеристик, которые говорят о том, что он не мог стать ни
предметом жесткого контроля местных властей, хотя и являлся государственным
де-юре, ни тем более осуществлять экономическую экспансию.
Во-первых, далеко не все предприятия проходили регистрацию в местных и
центральных органах власти, как это требовало законодательство. Абсолютно точно можно сказать, что ни центральные, ни местные власти не могли производить
учет мелких компаний, действующих на территории РФ (например, в сфере общепита, услуг, розничной торговли и т.д.), т.к. официальная регистрация, хотя законодательно и была обязательной, однако фактически была нужна лишь достаточно
крупным компаниям, которые имели возможность претендовать на кредитную, налоговую и административную поддержку при зарубежном инвестировании, и которым было необходимы разрешение на трансграничные банковские переводы от
Управления валютного контроля. По данным Чжан Сюцзе, из около 500 компаний
провинции, зарегистрированных в России к июлю 2003 г., всего 99 прошли легальную процедуру утверждения своих инвестиционных проектов в провинциальных и
центральных органах власти. При этом сам исследователь подчеркивал, что число в
500 компаний являлось приблизительным [519, с. 75].
Во-вторых, в связи с тем, что вплоть до конца 1990-х гг. в Китае ощущалась
нехватка капитала для нужд внутреннего развития, инвестиционные предприятии
были представлены в основном малым бизнесом. В 1990-х гг. средняя сумма инвестиций одной хэйлунцзянской фирмы в РФ составляла 143 тыс. долл. США, объем
капиталовложений большинства компаний был меньше 20 тыс. долл. США [491, с.
13]. К 2003 г. средняя сумма капиталовложений хэйлунцзянских фирм возросла до
140
840 тыс. долл. США [519, с. 74]. Необходимо учитывать, что это данные по инвестициям, которые были зарегистрированы в департаментах коммерции провинции91 и не обязательно доходили до России. К сожалению, мы не можем оценить
динамику китайских и тем более хэйлунцзянских инвестиций, официально регистрируемых в 1990-е гг. российской статистикой по причине ее отсутствия в опубликованном виде92.
В-третьих, основной деятельностью бизнеса в РФ, даже заявленного в качестве производственного, была нерегулярная торговля. Пример деятельности хэйлунцзянских предприятий в Амурской области показывает, что в основном в 1990-е
гг. она сводилась к внешней и розничной торговле, оказанию гостиничных, ресторанных и других услуг. Внешнеторговая деятельность таких инвесторов позволяла
получать прибыль не только на разнице китайских и российских цен на товары, но
и на разнице оптовых и розничных цен на импортные товары на российском внутреннем рынке [365, с. 32]. В 1990-е гг. хэйлунцзянские компании в большинстве
своем не вели регулярный бизнес в РФ и прекращали свою деятельность, как только сворачивались обслуживаемые ими трансграничные торговые потоки. В 1997 г.,
в период стагнации приграничной торговли, при перерегистрации деятельности зарегистрированных в предыдущие годы 438 предприятий лишь 50 подтвердили необходимость продолжения своей хозяйственной деятельности в РФ, занимаясь
преимущественно торговыми операциями [491, с. 13]. По данным Ларина В.Л., всего к концу 1990-х гг. в России работало 31 предприятие провинции Хэйлунцзян
[369, с. 233, 255].
Наиболее успешной формой экономического проникновения в Россию и
особенно на РДВ и в Сибирь до середины 2000-х гг. являлись вещевые и продовольственные рынки. Розничная торговля являлась неразвитой отраслью хозяйства
в СССР, с конца 1980-х гг. некрытые рынки создавались стихийно, имели низкие
входные барьеры для работы на них [389, с. 151, 154-155] и собирали не только
российских частных торговцев, но и этнических мигрантов: «китайцев», «кавказцев», «среднеазиатов» [354, с. 23]. К середине 1990-х гг. деятельность на таких торговых площадках была организована благодаря усилиям российских властей, криминала или правоохранительных органов [399, с. 7; 355, с. 61-62, 67-69].
141
В такой ситуации, очевидно, сложно представить, чтобы такие рынки создавались или управлялись извне. Однако у хэйлунцзянской бюрократии на этот счет
было свое видение. Например, власти хэйлунцзянского уезда Дуннин в одном из
своих отчетов в 1997 г. указывали, что именно они играли ключевую роль в создании вещевых рынков в Приморском крае. По данным их официального отчета, китайские компании при поддержке дуннинского правительства создали на территории Уссурийска рынок на 5000 торговых мест с годовым оборотом в размере 7
млрд. юаней КНР, в который завозился товар через Дуннин [318, с. 423]. В дальнейшем торгово-промышленная группа «Цзисинь» и еще 15 внешнеторговых
предприятий уезда открыли 16 рынков по торговле одеждой, товарами повседневного спроса, строительными материалами и сельскохозяйственной продукцией в
Москве, Владивостоке и Хабаровске с годовым оборотом до 2 млрд. долл. США
[343, с. 236]. Однако их данные по функционированию рынков не совпадали с данными официальных властей Китай. Данные по количеству торговых мест китайского рынка в г. Уссурийске, предоставленные уссурийскими властями, были ниже
цифр отчетов правительства уезда Дуннин более чем в 3 раза [399, с. 7] (1500 мест
против 5000). Более того, учитывая теневой характер деятельности этих рынков, их
развитие по всей России в 1990-е гг., отсутствие российских данных об их поддержке со стороны дуннинских, хэйлунцзянских и каких-либо других китайских
властей можно предположить, что вышеуказанная «поддержка» все же не была
решающей в деле создания и развития подобной формы деятельности китайских
бизнесменов в РФ.
Окончательное формирование торговой сети китайских предпринимателей в
России и на Дальнем Востоке России пришлось на период после азиатского кризиса и дефолта августа 1998 г. в России. Например, в это время произошла монополизация китайским бизнесом оптового овощефруктового рынка в г. Благовещенск:
российские бизнесмены, завозившие ранее данный товар, не смогли рассчитаться
по заключенным контрактам и понесли существенные убытки (вывезти скоропортящийся товар обратно и таким образом закрыть контракт оказалось практически
невозможным). Впоследствии, после стабилизации курса, возвращаться к развитию
этого рискового дела большинство из них не пожелало [395, с. 133]. Можно говорить о том, что в 1990-е гг. хэйлунцзянский капитал занимал те ниши экономики
142
приграничных территорий России, которые отказался развивать местный российский бизнес, при этом «захват» происходил не в результате координации действия
китайских предпринимателей своими властями, а благодаря экономической конъюнктуре.
В первой половины 2000-х гг. произошли достаточно серьезные изменения в
характере и формах продвижения хэйлунцзянского капитала в Россию. Этому способствовало одновременное протекание трех тенденций, которые уже частично
упоминались в исследовании: восстановление российской экономики, накопление
капитала в Китае и как следствие появление поощрительной государственной политики по продвижению бизнеса за пределы Поднебесной.
Восстановление национального хозяйства в России создало новые возможности и вызовы для деятельности хэйлунцзянского мелкого предпринимательства.
С одной стороны, хэйлунцзянские компании, безусловно, были заинтересованы в
расширении российского внутреннего рынка. С другой, укрепление и консолидация национального бизнеса в России привели к вытеснению ранее наиболее успешных форм деятельности хэйлунцзянцев – народных рынков в Уссурийске, Благовещенске, Владивостоке и т.д. Эта тенденция имела общероссийский характер и
не была связана исключительно с китайскими предпринимателями: по всей России
доля вещевых и продовольственных базаров в розничной торговле сократилась более чем в 2 раза, с 26,2% в 2000 г. до 12,6% в 2010 г. [158, с. 53]. Выдавливание китайских торговцев происходило не только за счет деловой конкуренции и развития
других форматов торговли [366, с. 152-160], но и в результате усиления информационной и «силовой» борьбы (поджоги, ложные вызовы о минировании территории рынков и т.д.) [355, с. 61], а также ужесточения мер административного контроля (в виде запрета на осуществление розничной торговли иностранными гражданами, усиление таможенного контроля и т.д.). К концу рассматриваемого периода присутствие китайских предпринимателей на вещевых и продовольственных
рынках, тем не менее, сохранилось ввиду значительной гибкости коммерческих
моделей китайских бизнесменов и их российских партнеров [357, с. 68].
Вторая тенденция, связанная с накоплением капитала в Китае, имела более
серьезные последствия для деятельности хэйлунцзянского бизнеса в России. С
2003 г. стал наблюдаться значительный рост регистрируемых центральными и про-
143
винциальными властями компаний, которые планировали работать в России. Хэйлунцзян по количеству предприятий, направивших свой капитал в российскую экономику, являлся лидером в Китае. За период с 2003 г. по 2009 г. из около 550 компаний, официально зарегистрировавших в Министерстве коммерции КНР факт
создания предприятия в России, 243 приходилось на провинцию [197] (по данным
Департамента коммерции провинции Хэйлунцзян, количество зарегистрированных
в России компаний было несколько больше – 267) (Диаграмма 27). Тем не менее
оценка численности фактически работающих в России хэйлунцзянских компаний
не может быть дана даже приблизительно. Например, по данным властей Амурской
области, к 2005 г из 150 предприятий с китайскими инвестициями всего 15% осуществляли хозяйственную деятельность в регионе [122, с. 46]. Соответственно, остальные компании либо прекратили бизнес в регионе, либо работали в теневой
экономике, не платя налогов.
К концу 2006 г. власти провинции Хэйлунцзян отрапортовали, что их инвестиции в экономику России составили 837 млн. долл. США [147]. К концу 2009 г.
общая сумма хэйлунцзянских капиталовложений в России увеличилась до 1,28
млрд. долл. США, что было эквивалентно 40% всех зарубежных инвестиций провинции [35]. Сопоставимую информацию дают и территориальные органы центральных властей Китая. По данным аналитика Хэйлунцзянского отделения Государственного управления валютного контроля КНР, к началу 2009 г. в Россию и
Монголию было направлено инвестиций на сумму 1,27 млрд. долл. США [492, с.
75]. Его исследование показывает, что в конце 2000-х гг. частные компании доминировали лишь в количестве предприятий, но по суммам вкладываемых инвестиций значительно отстали от государственных. Например, в 2008 г. из общей суммы
инвестиционных проектов в РФ в размере 1,22 млрд. долл. США, прошедших официальную процедуру утверждения в Управлении валютного контроля, 86% реализовывалось государственными компаниями [492, с. 76].
Если рассматривать пространственную организацию хэйлунцзянского капитала, работающего в России, то можно увидеть, что в сущности оно повторяло двустороннюю модель торговли, сконцентрированную в приграничных уездах Китая и
приграничных регионах России. По нашим подсчетам, из вышеуказанных 243 компаний, зарегистрировавших факт создания предприятий в России, около 150 терри-
144
ториально принадлежали приграничным уездам и городам [197]. Остальная часть
инвесторов в основном была представлена фирмами Харбина и городов окружного
значения. С другой стороны, с точки зрения пространственного распределения
большинство компаний, как и в 1990-е – начале 2000-х гг. предпочитали регистрировать предприятия в приграничных российских регионах. В 2009 г. из 81 хэйлунцзянской компании, которые вложили капитал в экономику России, абсолютное
большинство было сосредоточено в приграничных регионах России: в Приморском
крае – 27, в Хабаровском крае – 19, в Амурской области – 14, в ЕАО – 9, в Забайкальском крае – 5 [480, с. 9]. Схожие данные по пространственной дифференциации хэйлунзцянских инвестиций, но за более длительный период – с 1988 по март
2009 гг. – подтверждаются в исследовании экономиста Центрального отделения
Народного банка Китая в г. Муданьцзян Би Чунчжи [461, с. 141].
Ученые Цзинь Фэнхуа и Юй Лиминь, основываясь на данных департамента
коммерции провинции Хэйлунцзян, установили, что с 2004 г. по 2009 г. из 267 российских компаний, зарегистрированных хэйлунцзянскими фирмами, 153 занимались лесным хозяйством, по 23 – разработкой природных ресурсов и сельским хозяйством, 26 – обрабатывающими производствами и торговлей [513, с. 15]. Анализ
данных Министерства коммерции КНР показывает, что, вышеуказанные цифры
формально верны, однако в реальности сферы деятельности предприятий достаточно сложно классифицировать, т.к. при регистрации компании обычно указывали широкий спектр видов своей деятельности в РФ, при этом абсолютное большинство организаций отмечало торговлю в качестве одного из видов хозяйственной деятельности [197]. В связи с этим любая основанная на правительственной
информации дифференциация инвестиционных компаний по видам деятельности
является крайне приблизительной и не способна отразить реальной ситуации.
Наиболее значительного результата провинциальный капитал добился в сфере сельского хозяйства. По данным исследовательской группы центрального отделения Народного банка Китая в г. Харбин, в 2009 г. площадь возделываемых компаниями и физическими лицами Хэйлунцзяна земель в России составила 346 тыс.
га [512, с. 57]. В начале 2010 г. эта цифра увеличилась до 426 тыс. га [274]. Для
сравнительной оценки вышеуказанных масштабов проникновения провинции на
российский рынок земельных ресурсов достаточно указать, что в 2009 г. в Примор-
145
ском крае насчитывалось всего 348 тыс. га посевных площадей сельскохозяйственных культур, а во всем Дальневосточном федеральном округе их размер составил
1392 тыс. га [159, с. 221]. Доподлинно проверить, насколько хэйлунцзянская информация соответствует действительности, невозможно ввиду отсутствия в России
соответствующей статистики.
Китайские ученые утверждали, что аренда земель ведется в рамках политико-административного сотрудничества двух стран. Например, Луань Шэньчжоу
указывал, что в 2004 г. около 60% всех договоров аренды в России подписывалось
между местными властями Хэйлунцзяна и России, и лишь 30% между частными
лицами провинции и российскими властями [515, с. 40]. Чжун Цзяньпин отмечал,
что традиционной практикой была аренда уездными властями российских земель с
последующим распределением участков между китайскими семейными хозяйствами по договору подряда [535, с. 25]. Однако ни одна региональная или муниципальная администрация РФ никогда не публиковала информацию о передаче в
аренду китайским или другим иностранным правительственным организациям земель, находящихся на балансе субъектов федерации или муниципалитетов. Выходя
за временные рамки данной работы, отметим, что социологические исследования,
проводимые автором летом 2014 г., показали, что договора аренды сельскохозяйственных земель на юге Дальнего Востока заключались не с китайскими правительственными структурами, а исключительно с российскими компаниями с китайским
капиталом93.
Противоречивость данных проявляется не только при анализе деятельности
хэйлунцзянского бизнеса в России в сфере сельского хозяйства. Как уже упоминалось выше, официальные власти Хэйлунцзяна отчитывались о фактическом поступлении в Россию инвестиций к концу 2006, 2008 и 2009 гг. в размере 837, 1270
(вместе с Монголией) и 10343 млрд. долл. США соответственно. В 2006 и 2008 гг.,
по данным Федеральной службы государственной статистики РФ, на этот момент
Россией было накоплено всех видов китайских инвестиций (не только хэйлунцзянских) на сумму 315, 402 и 831 млн. долл. США соответственно (Таблица 28). Сопоставление показывает, что в 2006 и 2008 гг. хэйлунцзянские компании накопили
инвестиций в России в два-три раза больше стоимости всего китайского капитала,
который российские власти смогли зарегистрировать. Данные за 2009 г. достаточно
146
сложно сравнить, т.к. именно на этот период пришлись кредиты государственных
банков КНР, предоставленные Транснефти на развитие трубопроводного транспорта. Если мы исключим эти кредиты, то получим цифру в 1,26 млрд. долл. США
(китайские инвестиции в России всех видов без сферы транспорта и связи), что
опять же меньше, чем данные хэйлунцзянской статистики. Несопоставимость данных российской и хэйлунцзянской статистик по продвижению провинциального
капитала в Россию обнажает факт существования двух бюрократических реальностей, при этом невозможно оценить, насколько ошибаются стороны.
В целом, официальная отчетность Хэйлунцзяна о деятельности хэйлунцзянского бизнеса в России отличалась двумя особенностями. Во-первых, она обычно
не конкретизировала статистические данные, публикуя их в самом агрегированном
виде. Например, ни в одном официальном отчете нельзя найти, в каких регионах
России осуществлялась аренда земель, какими органами власти или компаниями,
на какой срок, что на них выращивалось и т.д. Во-вторых, она не позволяла составить сколько-нибудь адекватное представление о масштабах проникновения на
российский рынок.
Российская статистика могла бы прояснить многие аспекты деятельности
хэйлунцзянского капитала в России, однако она, естественно, не классифицировала
китайские инвестиции в провинциальном разрезе. Тем не менее, учитывая, что
хэйлунцзянская статистика отмечала высокую концентрацию провинциальных инвестиций в российском приграничье, на примере Дальневосточного федерального
округа следует показать альтернативные масштабы хэйлунцзянской деятельности,
«видимые» российскими органами власти. По данным Росстата, на Дальнем Востоке и в Забайкальском крае к концу 2009 г. было накоплено прямых китайских инвестиций на сумму 132 млн. долл. США [155]. По сравнению с инвестициями других
стран объемы капитала, вкладываемого Поднебесной, были незначительными: 0,6%
всех накопленных ПИИ в регионе. Доминирующими направлениями китайских инвестиций на Дальнем Востоке и в Забайкалье стали добыча железной и урановой
руд, руд цветных металлов, каменного угля, а также лесозаготовки (на эти направления приходился 81 млн. долл. США). Даже если предположить, что все вышеуказанные капиталовложения исходили из провинции Хэйлунцзян, то их незначительный объем обозначает провал провинциальной стратегии по созданию в России пе-
147
рерабатывающих предприятий и баз освоения топливно-энергетического и прочих
видов сырья.
Почему в 2000-е гг. хэйлунцзянская статистика отмечала высокую инвестиционную активность провинциального бизнеса в России, а российская не регистрировала её? Такая ситуация могла наблюдаться вследствие трех причин. Первая:
российские власти не были способны проконтролировать теневые формы деятельности китайских фирм, а последние в свою очередь направляли в Россию капитал
по теневым каналам. По мнению экономиста Муданьцзянского центрального отделения Народного банка Китая, в приграничной торговле двух стран на самом деле
существовали нелегальные каналы перевода инвестиций в РФ: в рамках приграничной торговли с использованием фиктивных и реальных торговых сделок или
посредством провоза наличных средств через границу [461, с. 141]. Однако в данном случае китайская бюрократия также не могла регистрировать такую инвестиционную активность. Вторая возможная причина: провинциальные власти указывали контрактные или планируемые инвестиции, не отслеживая фактически переведенные суммы. В этом случае не совсем понятным становится, как могло территориальное отделение Государственного управления валютного контроля КНР, которое регистрировало фактический перевод инвестиционных средств, указывать
схожие с провинциальными властями данные. Третье объяснение: как и в 1990-е гг.
основная часть этих инвестиционных средств была направлена на финансирование
торговых операций. Если в период ограничительной политики в отношении зарубежного инвестирования о такой деятельность умалчивали, т.к. центральные власти подозрительно относились к любым формам вывода капитала, то с первой половины 2000-х гг. провинциальные власти открыто демонстрировали эти цифры,
выдавая их за инвестиционную деятельность.
В настоящий момент недостаточно эмпирического материала, ни чтобы подтвердить какое-либо из вышеуказанных предположений, ни тем более чтобы установить, насколько права российская или китайская бюрократии в оценках экономического проникновения китайского бизнеса в Россию. Тем не менее на основе
анализа деятельности в России компаний, образцовых с точки зрения хэйлунцзянских официальных репрезентаций, и активно продвигаемого во второй половине
2000-х гг. инвестиционного проекта можно показать характерные особенности
148
взаимоотношений провинциальных властей с компаниями, работающими в России.
Мы остановимся на четырех конкретно-исторических кейсах: деятельность компаний «Хуафу», «Синьчэн Шие», «Лунсин» и зарубежной торгово-экономической
зоны «Канцзи».
Выход компании «Хуафу» на российский рынок строительства состоялся
еще в 1989 г., когда власти Хэйхэ направили будущего директора компании Хэ
Вэньаня в качестве руководителя строительной бригады в г. Благовещенск по договору строительного подряда между властями г. Благовещенск и Хэйхэ [499, с. 54].
К концу 2000-х гг. она построила в Благовещенске гостиницу «Азия» (как утверждает печатный орган компартии Хэйлунцзяна «Хэйлунцзян жибао» – пятизвездочную), крупный торговый центр «Хуафу», управляла четырьмя рынками (опять
же по данным «Хэйлунцзян жибао», что очень сложно проверить по российским
источникам) [305]. Деятельность компании позитивно оценивали власти Амурской
области. Губернатор Коротков Л. в 2005 г. в выступлении на Дальневосточном международном экономическом конгрессе в 2005 г. заявил, что «…за довольно короткий промежуток времени компания с китайскими инвестициями «Хуафу» стала
одним из лидеров строительного рынка Приамурья. При этом, кроме денег, китайцы везут к нам современные технологии и оборудование…» [122, с. 46]. В 2011 г.
компания получила льготный кредит в размере 150 млн. юаней от Экспортноимпортного банка на строительство оптового рынка строительных материалов
[305].
Одновременно с середины 2000-х гг. компания стала завсегдатаем судебных
разбирательств. В 2006-2008 гг. предприятие являлось ответчиком в тяжбе с собственниками торгового комплекса «Хуафу» в связи с нежеланием иностранного инвестора обслуживать здание [266]. В сентябре 2008 г. компания оказалась в центре
скандала, когда ее китайские рабочие устроили в г. Благовещенске забастовку у
областной администрации. Этот же случай позволил выявить факт того, что иностранная рабочая сила привлекалась компанией с нарушениями миграционного законодательства РФ, при этом миграционная служба Амурской области прекрасно
знала об этих нарушениях [272]. В апреле 2010 г. гендиректора компании и вовсе
отстранили на полтора года от управления компанией за систематическое несоблюдение трудового законодательства [255]. Эти случаи показывают, что компания
149
действовала как хозяйствующий субъект, заботящийся о максимизации прибылей,
а не о реализации какой-либо политики китайских властей и сохранения имиджа
Китая за рубежом.
Другая компания, «Синьчэн Шие», отмечалась в «Предложениях Народного
правительства Хэйлунцзяна по расширению стратегии сотрудничества с Россией в
научно-технической и торгово-экономической сферах» (2005 г.) как единственная
преуспевшая в инвестировании в нефтяную отрасль РФ. Согласно информации,
указанной в данном документе, «Синьчэн Шие» совместно с российской компанией «Инга» и иностранной корпорацией «IPC» создала совместную компанию по
добыче нефти на Поттымско-Ингинском нефтяном месторождении [107, с. 38] .
Схожую информацию в 2008 г. подтверждал хэйлунцзянский исследователь Чжоу
Сютин [532, с. 24]. Однако нам не удалось найти подтверждения в российской печати и Интернет-ресурсах и о вышеуказанном сотрудничестве с российской компанией «Инга» и совместной разработке Поттымско-Ингинского месторождения. Более того, в Уральском федеральном округе, где и находится это месторождения, к
2010 г. было накоплено китайских инвестиций в топливно-энергетическом комплексе на сумму 31 тыс. долл. США по статье «предоставление услуг по добыче
нефти и газа» [155]. Это говорит о том, что сделка либо носила теневой характер,
либо осталась на бумаге, не дойдя до стадии реальных капиталовложений.
Компания «Синчэн Шие» была частной, в то время, как по данным китайских ученых Ли Юйяня и Цай Жуя, к началу 2010-х гг. зарубежные проекты Хэйлунцзяна в области добычи природных ресурсов осуществлялись провинциальными госкомпаниями, принадлежащими Управлению геологии и минеральных ресурсов и Геологоразведовательному управлению цветных металлов провинции Хэйлунцзян [486, с. 80]. Среди них флагманом являлась корпорация «Лунсин». Она
была создана хэйлунцзянским правительством в июне 2005 г., и через пять лет, по
данным самой компании, треть всех зарубежных инвестиционных проектов провинции в области разработки природных ресурсов принадлежала ей [296].
Деятельность корпорации основывалась на масштабной поддержке государства. Во-первых, она, единственная в провинции, которая под все зарубежные инвестиционные проекты брала кредиты. Государственный Банк развития Китая открыл для «Лунсин» кредитную линию на сумму 5 млрд. юаней под зарубежные ин-
150
вестиционные проекты (не только в России) [488, с. 50], и к началу 2014 г. корпорация освоила её на 70%. Данные министерства коммерции КНР свидетельствуют,
что во второй крупнейший проект корпорации в России – строительство Амазарского лесопромышленного комплекса (см. Таблица 29) – 50% всей суммы планируемых инвестиций придется на льготные кредиты Государственного банка развития [276].
Во-вторых, важным источником капитала корпорации стали средства госбюджета Китая. По данным Ли Юйяня, с 2004 по 2012 гг. зарубежные проекты
Хэйлунцзяна в сфере разработки природных ресурсов на 30% финансировались за
счет средств центрального и провинциального бюджетов [486, с. 80]. Власти провинции намеренно стремились сконцентрировать капитал в рамках одной крупной
компании, возложив на «Лунсин» в 2009 г. роль главной финансовой платформы
по продвижению капитала в Россию [36].
В-третьих, корпорация получала административную поддержку со стороны
государственных органов власти. Участвуя в совместных поездках с властями провинции, руководство компании имело непосредственный выход на политическую и
бизнес элиту регионов Сибири и Дальнего Востока, что позволило ей создать базу
данных наиболее перспективных проектов для капиталовложений в РФ, включавших 138 наименований [488, с. 51].
«Лунсин» не реализовывала проекты в России самостоятельно, всегда привлекая другие компании из Китая или китайских соинвесторов в России. Среди
партнёров компании есть одна из крупнейших горнодобывающих корпораций Китая Zijin Mining Group (совместно реализуют проект в Туве). Были случаи, когда
корпорация, получив на аукционах или выкупив права на разработку месторождений в РФ, впоследствии полностью передавала их частным или другим государственным компаниям Китая [488, с. 51].
За время своего существования корпорация запустила пять проектов в России: два проекта освоения месторождения полиметаллических руд в Туве и Забайкальском крае, лесопромышленные комплексы в Забайкалье и Еврейской автономной области, а также цементный завод на Сахалине (см. Таблица 29).
Дать качественную оценку деятельности корпорации в России крайне сложно, т.к., работая в сфере разработки природных ресурсов и «грязных» производств,
151
она неизбежно являлась объектом критики общественных организаций РФ, на которую наслаивались алармистские подозрения в китайской экспансии. Таблица 29
показывает, что все проекты корпорации в России были начаты в первое пятилетие
существования организации, при этом наиболее масштабные – в 2006 г. Выходя за
временные рамки исследования, необходимо отметить, что к началу 2014 г. полностью реализован только наименее дорогостоящий сахалинский проект. Он оказался
достаточно удачным: ООО «Сахцемент Лунсин» является единственным цементным заводом на острове, и ему принадлежит треть доли регионального рынка цемента. Близок к завершению тувинский проект, и тувинские власти положительно
оценивают его развитие и перспективы [124].
Наибольшие проблемы возникли у корпорации с реализацией проектов в области лесного хозяйства. В Забайкальском крае заготовка леса компанией «Полярная», принадлежащей дочке корпорации «Лунсин», началась ещё в 2009 г., в октябре 2012 г. была торжественно проведена церемония завершения первой очереди
его строительства. После этого проект увяз во взаимных претензиях компании,
российских властей различного уровня и общественных организаций94. В Еврейской автономной области проект также не вышел на полную мощность, несмотря
на соответствующие заявления китайской стороны [262].
Проекты в области разработки природных ресурсов не стали наиболее лоббируемые местными властями провинции проектами по выходу на российский рынок сырья и капитала. Со второй половины 2000-х гг. «образцом» своего продвижения в Россию провинциальное руководство сделало Уссурийскую зону торговоэкономического сотрудничества, расположенную в г. Уссурийске Приморского
края.
Её история началась в феврале-июне 2006 г., когда компании «Цзисинь»
(уезд Дуннин провинции Хэйлунцзян) и «Каннай» (г. Вэньчжоу провинции Чжэцзян) подписали соглашение о намерении создать промышленную зону в г. Уссурийске и затем подали заявку на тендер, проводимый Министерством коммерции
КНР с целью централизованной финансовой поддержки проектов зарубежного инвестирования. В сентябре 2006 г. министр коммерции КНР Бо Силай, будучи в Москве, заявил о выигрыше дуннинско-вэньчжоуской заявки [311]. В 2008 г. Уссурийская зона торгово-экономического сотрудничества была официально включена
152
в список восьми зарубежных проектов, которые прошли одобрение в центральном
правительстве КНР и должны были получить финансовую и административную
поддержку со стороны центральных властей [100].
Проект предварительно не согласовывался с российской стороной. По словам председателя Законодательного собрания Приморского края Горчакова В.В.,
занимавшего до конца 2006 г. должность вице-губернатора Приморского края, курирующего международное сотрудничество региона, в России местные власти
«…только слышали об этом, а потом узнали из Интернета» [120, с. 20]. При этом в
его интерпретации выходило, что существовало специальное межправительственное соглашение о создании вышеуказанной зоны, в Уссурийске российскокитайской экономической зоны. В дальнейшем, развивая свою гипотезу, Горчаков
В.В. утверждал, что во второй половине 2000-х гг. китайское правительство начало
«экспорт своего опыта по созданию особых экономических зон на приграничные
территории соседей», которое проявлялось в долгосрочном государственном кредитовании и предоставление льготного налогообложения для предприятий, размещающих бизнес в приграничных районах РФ, быстрой выдаче паспортов рабочей
силе, направляющейся в РФ [220, с. 29]. Однако центральные власти РФ и КНР не
объявляли о соглашении по Уссурийской зоне, а в 2007 г. в одном из протокольных
межправительственных документов было указано, что зона строится китайской
стороной самостоятельно [4]. К концу 2009 г. в России она не имела никакого правового статуса, и с юридической точки зрения представляла из себя территориально организованную группу предприятий, арендовавших под Уссурийском крупный
участок земли и разместивших там свои производственные мощности.
По данным правительственного Центра стратегических исследований (г.
Суйфэньхэ), к концу 2009 г. государством была одержана поддержка компаниям,
формирующим зону, в размере 30 млн. долл. США. В сооружение зоны и деятельность предприятий было вложено 1,1 млрд. юаней КНР, построено цехов общей
площадью 80 тыс. кв. м. В нем работало 18 китайских компаний, производивших в
2009 г. 12 млн. пар обуви и 300 комплектов мебели, что позволило зоне получить
доходы от продаж в размере 120 млн. долл. США и стать крупнейшим налогоплательщиком в г. Уссурийске (19 млн. долл.США) [481, с. 12]. Практически идентич-
153
ные данные дублировалась в заявлениях официальных лиц компании, властей уезда Дуннина и провинции Хэйлунцзян [266; 283; 198].
Вышеуказанная информация провинциальных органов власти кардинально
расходилась с материалами официальных документов и статистических данных
российской стороны. По данным Министерства регионального развития РФ, к началу 2010 г., за пять лет функционирования, в зоне были проведены подготовительные работы для строительства (осуществлены геодезические и топографические съёмки, подготовлены и переданы на рассмотрение генеральные планы строительства), а также проложена бетонная дорога длиной 500 метров, выполнен перенос водопровода, построен один новый цех (по производству обуви) и переоборудован старый (для производства мебели) [2]. По данным территориального органа
Федеральной службы государственной статистики по Приморскому краю, в 2009 г.
в г. Уссурийске работало всего 4 иностранных предприятия в области перерабатывающих производств с общим оборотом организаций 495 млн. рублей [154, с. 32],
при этом весь Приморский край производил в этом году всего 2,7 млн. пар обуви
[157, с. 6] со стоимостью отгруженного товара (без уплаты налогов) в размере 446
млн. рублей [155], а сумма уплаченных в 2009 г. НДС и таможенных пошлин, по
данным самой компании «Цзисинь», обнародованным в России, составила в 2009 г.
24 млн. рублей [258] (Таблица 30). Уже к концу 2008 г. по заявлению властей г. Уссурийска интерес китайской стороны к данному проекту сильно угас. Как отмечал
Председатель Законодательного собрания Уссурийска Н. Рудь: «…сегодня нет тех
темпов развития этой зоны, которые мы предполагали на протяжении 2-х лет. Я
считаю, это связано с тем, что недостаточно инвестиций со стороны наших друзей»
[271].
Отчасти разницу статистики можно объяснить теневыми схемами ведения
бизнеса
компаниями,
расположенными
в
Уссурийской
зоне
торгово-
экономического сотрудничества. Например, компания «Цзисинь» в ноябре 2008 г.
была уличена в крупномасштабном производстве контрафактной продукции на
своих заводах в Уссурийске [260].
Компании в зоне стали организатором наиболее «дешёвой» модели производства и реализации готовой продукции в России. Структурными элементами
этой модели стали: китайский рынок полуфабрикатов и технологий лёгкой про-
154
мышленности, развитых на юго-востоке страны, дешёвая рабочая сила Китая и рынок сбыта в России. Работала она следующим образом: из Вэньчжоу в Россию по
низким таможенным пошлинам поставлялись полуфабрикаты для изготовления
обуви, в РФ осуществлялась конечная «сборка». Дешевизну сборки обеспечивала
дешевая рабочая сила. В 2008 г., по данным Федеральной службы по труду и занятости, ООО ТПК Цзисинь и ООО МТПК Канцзи, принадлежащие дуннинской
компании Цзисинь, подали прошение и получили разрешение на ввоз иностранной
рабочей силы в количестве 2310 человек, став крупнейшим импортеров трудовых
ресурсов в Приморском крае и выбрав 5,8% квоты на иностранных работников [61],
которую Москва предоставила Приморскому краю на этот год. При этом доля российских граждан, трудоустроенных компаниями, по заявлениям уссурийских властей была мала [267]. В результате китайские компании в «Канцзи» получали продукцию российского производства с низкой себестоимостью [461, с. 141]. Причём,
когда один из факторов выпадал из этой модели, как это произошло в 2007 г., когда
предприятию было отказано в приглашении рабочей силы, «Цзисинь» и другие
обувные фабрики Приморья просто останавливали производство [156, с. 6] .
Вышеуказанный анализ показывает, что надежды центральных властей РФ и
КНР на то, что «…после завершения строительства этот район сотрудничества будет играть важную роль в обеспечении занятости населения, расширении экспорта,
увеличении сбора налогов» [2], не оправдывались. Местные российские власти
особенно волновала проблема китайской рабочей силы в «Канцзи», однако отмечали бессилие в ее решении. В планах развития Уссурийского городского округа на
период 2011-2015 гг., составленных в 2009-2010 гг., уссурийская дума, характеризуя зону «Канцзи», указывала, что ввиду отсутствия у органов местного самоуправления соответствующих полномочий «… нет возможности оценить истинное
влияние на развитие муниципального образования привлекаемой иностранной рабочей силы» [23].
Несмотря на вышеуказанные негативные моменты функционирования зоны
«Канцзи», она стала крупным брендом властей уезда Дуннин и провинции Хэйлунцзян внутри Китая. Она не раз являлась объектом внимания центральных властей (Рисунок 31). В августе 2007 г. руководство зоны организовало визит в Уссурийск и Владивосток делегации журналистов ведущих китайских СМИ, включая
155
газету «Цзинхуа» (одна из крупнейших газет Пекина), деловое издание «Чжунго
циецзя» (крупнейший бизнес журнал Китая), газета «Чжунго цзинин бао» (крупнейшая деловая газета Китая), газета «Эршии шицзи цзинцзи баодао» (крупнейшая
деловая газета провинции Гуандун) и т.д. [475, с. 11] В большом количестве хвалебные материалы о зоне можно найти на сайтах Жэньминь Жибао, Синьхуа и т.д.
Важным вопросом, касающимся деятельности хэйлунцзянского бизнеса в
России, является то, насколько он был организован в самой России посредством
диаспоральных связей или общественных структур. Вслед за законом КНР о регулировании деятельности ассоциации китайских предпринимателей за рубежом в
2003 г., во Владивостоке в 2004 г. была создана Ассоциация китайских предпринимателей Приморья. Как замечает Козлов Л.Е., «вопреки распространенным стереотипам о массовой иммиграции из КНР, китайская организация в Приморском крае
оформлялась весьма пассивно [364, с. 168]. По мнению основателя газеты «Восточный мост» Сюе Хуэйлиня, как таковой организованной диаспоры во Владивостоке до сих пор не существует [364, с. 168]. Достаточно сложно говорить об эффективности работы данной ассоциации в сфере защиты законных интересов китайских компаний, взаимодействия с приморскими торгово-промышленными
структурами ввиду закрытости информации. Из СМИ известно лишь, что она провела ряд социальных мероприятий в г. Владивостоке за пять лет своего существования: организация вечеров памяти для российских ветеранов в 2005 г. [261] и 2009
г. [264].
В целом, наш анализ позволяет дать неоднозначную оценку возможностям
хэйлунцзянских властей управлять деятельностью провинциального бизнеса в России. Значительные пробелы в официальной статистике и отсутствие конкретики в
бюрократических описаниях говорят о проблемах государственного учета деятельности предприятий за рубежом как в 1990-е гг., так и в 2000-е гг.
До начала 2000-х гг. хэйлунцзянские компании, работающие в России, в основном занимались торговлей и характеризовались малыми формами хозяйствования, поэтому не могли стать предметом жесткого контроля. Самой массовой нишей
проникновения хэйлунцзянских предпринимателей в Россию стали розничные и
мелкооптовые рынки. В китайских и российских источниках можно найти единичные примеры превращения китайских компаний во флагманов определенных от-
156
раслей приграничных городов РФ: например, строительная компания «Хуафу» в
Благовещенске.
Лишь в 2000-е гг., когда центральная власть начала поощрять зарубежное
инвестирование, крупные хэйлунцзянские предприятия стали проникать в добывающий и перерабатывающий сектора РФ. На основе конкретно-исторического
анализа деятельности четырех фирм, опыт работы которых в российской промышленности репрезентовался как успешный, можно заключить, что важным инструментом реализации их проектов в РФ стала финансовая поддержка со стороны различных уровней власти (включая провинциальный) и льготные кредиты китайских
госбанков. При этом компании, получавшие поддержку, действовали исходя из
принципа максимизации прибыли, нередко с нарушением российского законодательства, и в их деятельности не прослеживалось стремление к поддержанию благоприятного имиджа Китая за рубежом или реализации каких-либо национальных
интересов в ущерб экономической эффективности.
Изученные кейсы и сравнительный анализ статистики показывают наличие
значительных информационных издержек между хэйлунцзянской бюрократией и
предпринимателями, работающими в России: первые не всегда адекватно описывали хозяйственную деятельность вторых, что проявлялось в систематическом завышении результатов экономической активности.
157
Заключение
Проведённое исследование позволяет сделать вывод, что почти на всем протяжении рассматриваемого периода власти провинции Хэйлунцзян репрезентовали
трансграничный потенциал региона как один из важнейших преимуществ развития
провинции и заявляли о своем стремлении его реализовать. Однако участие хэйлунцзянского правительства в российско-китайских экономических взаимодействиях сводилось не только к их всемерной поддержке, но и выходило далеко за пределы экономической сферы.
Предпосылки их деятельности складывались под влиянием трех процессов:
развития внешнеэкономической политики, колебаний ее российского вектора и динамики децентрализации. Их можно разделить на два временных отрезка – до первой половины 1990-х гг. и после – которые мы не стали выделять в самом диссертационном исследовании в силу нечеткости и размытости такой периодизации при
наложении процессов друг на друга. С конца 1970-х и до первой половины 1990-х
гг. хэйлунцзянская бюрократия действовала в рамках следующих системных факторов:
- включение субнациональных правительств во внешнеэкономическую политику и последующее расширение их полномочий в данной сфере. С конца 1970-х гг.
провинциальная бюрократия получила возможность принимать участие во внешнеэкономической политике КНР, при этом вплоть до начала 1990-х гг. она, напрямую
контролируя экспортно-импортные агентские госкомпании, стала важнейшим актором ВЭД и обладала значительной властью в решении оперативных вопросов
международного сотрудничества. Высокая степень включенности субнациональных правительств в ведение и регулирование ВЭД не гарантировала Пекину ее высокую управляемость.
- создание центральным правительством изначально неравных для различных регионов страны условий в сфере ВЭД. Вплоть до начала 1990-х гг. основой
внешнеэкономической политики государства оставалась стратегия протекционизма,
однако в ряде крупных и приморских городов и регионов центральное правительство постепенно вводило преференции для развития экспортоориентированного
158
хозяйства и привлечения иностранных инвестиций. Они давали значительные экономические и административные ресурсы местным бюрократиям. В руководстве
КНР отсутствовал четкий консенсус по поводу методов, скорости и степени открытия национального хозяйства, поэтому успех получения конкретной территорией
преференций во многом зависел от активности региональных властей в диалоге с
Пекином. Частично согласуясь с логикой либеральных реформ, частично под давлением местных бюрократий, преференции расширялись на рубеже 1980-1990-х гг.
стали распространяться на приграничные регионы КНР.
- идеологизация политики внешней открытости. В силу несогласия в 1980-е
гг. части политической элиты Китая с необходимостью интеграции страны в мировое хозяйство, сторонники этого процесса в своей риторике подчеркивали его исключительную важность и правильность для развития страны. В дальнейшем, когда курс на открытость доказал относительную эффективность, в Китае под влиянием вышеуказанной риторики сформировались устойчивые представления о сводимости всех действий центральной власти в сфере внешнеэкономической политики к поощрению международной интеграции. Территориальная бюрократия будучи
частью авторитарного государства не могла не повторять эти тезисы и создавать
представление о приверженности им в текущей работе.
- централизация торгово-экономических взаимодействий с СССР, наличие
политических и идеологических препятствий, которые ослабли только к концу
1980-х гг.
Провинция Хэйлунцзян не будучи приморской территорией и в силу сильной
централизации советско-китайских экономических отношений вплоть до конца
1980-х гг. была исключена из процесса распределения преференций в рамках
внешнеэкономической системы государства. С нормализацией советско-китайских
политических отношений и географическим расширением политики открытости
тема приграничного сотрудничества с СССР стала спасательным кругом, который
позволил провинции вступить в диалог с Пекином по поводу открытия в Хэйлунцзяне особых экономических зон, ведения налоговых льгот и передачи на места дополнительных административных полномочий по регулированию внешних экономических обменов. Необходимость доказать притязания на особый статус во внешнеэкономической системе страны подтолкнула провинциальные власти переориен-
159
тировать к началу 1990-х гг. свою риторику о перспективах внешних экономических связей на СССР/РФ. При этом репрезентации провинциального руководства
полностью повторяли взгляды центрального правительства. Во-первых, они строились на схожих идеях о максимальном использовании международных экономических ресурсов для внутреннего развития территории, включая создание экспортоориентированного хозяйства, налаживание производственной кооперации, экспорт
трудовых ресурсов и т.д. Во-вторых, хэйлунцзянская элита позиционировала
внешнеэкономические связи с СССР/РФ как одно из ключевых преимуществ провинции, также как и центральная власть рассматривала международную экономическую интеграцию как важный инструмент развития экономики.
Системное развитие процессов децентрализации, динамика внешнеэкономической политики государства и, в меньшей степени, активность провинциальной
бюрократии, привели к тому, что к середине 1990-х гг. центральная власть создала
в Хэйлунцзяне несколько особых экономических зон и институт приграничной
торговли, а также предоставила особые привилегии пограничным муниципалитетам в сфере ВЭД. Громкие инициативы провинциального руководства в области
сотрудничества с СССР/РФ не сопровождались попытками обеспечить четкую организацию сферы ВЭД в Хэйлунцзяне: власти пошли по пути максимизации объемов товарооборота за счёт развития неуправляемой торговли. Показная активность
и погоня за количественными показателями были крайне важны для бюрократии:
они стали основой репрезентации провинции в качестве наиболее мощной площадки для развития российско-китайского сотрудничества. Эта особенность привела к
значительному разрыву между представлениями власти и реальным положением
дел в сфере сотрудничества с СССР/РФ, который сохранился до конца изучаемого
периода.
Во второй период – с первой половины 1990-х гг. и до 2000-х гг. – системные
условия участия властей провинции в российском векторе внешнеэкономической
политики КНР изменились, что проявилось в следующем:
- после первой половины 1990-х гг. фискальные и административные преференции во внешнеэкономической сфере, которые ранее предоставлялись ограниченному набору территорий страны, постепенно распространились на все нацио-
160
нальное пространство. Одновременно центральное правительство стало отказываться от широкого применения стратегий протекционизма и импортозамещения;
- произошла централизация фискальных и административных ресурсов государства. Местные власти становились более зависимы от распределяемых Пекином
трансфертов под конкретные проекты и программы развития;
- начался постепенный отказ государства от опоры на государственную хозяйствующую бюрократию в сфере ВЭД в пользу постепенного создания частного
сектора. Этот процесс сокращал возможности региональных властей напрямую
участвовать в экономической жизни подведомственной территории.
- произошло улучшение политических отношений РФ и КНР с начала 1990-х
гг., которое сопровождалось формированием со стороны руководства и бюрократического аппарата РФ и КНР представлений о возможности улучшить экономическое сотрудничество административными мерами. Однако политический диалог
реально способствовал развитию экономических обменов только в тех сферах, которые непосредственно контролировались государством и в РФ и в КНР.
Эти процессы протекали постепенно (кроме централизации фискальных
полномочий), поэтому не могли сразу отразиться на содержании риторики и организационных мероприятий властей Хэйлунцзяна в области экономических взаимодействий с РФ. В середине 1990-х гг. на официальный провинциальный дискурс
большее влияние оказал кризис приграничной торговли и технико-экономического
сотрудничества, который заставил провинциальную элиту перенести фокус своей
риторики с приграничных взаимодействий на позиционирование провинции в качестве связующего звена в сотрудничестве Китая со всей Россией и в перспективе
со странами Северо-Восточной Азии. С середины 1990-х гг. провинциальное руководство стало заявлять о своей готовности произвести качественное улучшение
экономических взаимодействий с Россией, однако эти декларации были призваны
воспроизводить риторику центральной власти и слабо подкреплялись конкретными
действиями.
Лишь к середине 2000-х гг., когда вышеуказанные процессы набрали силу, в
провинциальном дискурсе и организационных мероприятиях произошли два важных изменения. Во-первых, с середины 2000-х гг. акценты в диалоге с Пекином по
поводу дальнейшего развития внешнеэкономического потенциала провинции были
161
смещены на необходимость формирования отраслевых и комплексных программ
развития, охватывающих всю или большую часть территории провинции и предполагающих прямое финансирование из Центра. Центральным властям соответственно предлагалось сделать провинцию зоной особых условий развития производств и
услуг, ориентированных на российский рынок. Во-вторых, местные власти впервые
разработали официальную программу своих действий по сотрудничеству с РФ,
подкрепив ее реализацию созданием специальных организационных и финансовых
механизмов. Идейное наполнение этой программы во многом повторяло предыдущие заявления о необходимости развития экспортоориентированного хозяйства и
производственной кооперации, основанной на вывозе ресурсов из РФ и их переработке на территории провинции. Новым стало лишь закрепление концептуальных
идей о создании зарубежных баз по разработке энергоресурсов и сырья, которые
начали вырабатываться в провинции в начале 2000-х гг. Как и на рубеже 19801990-х гг. во второе пятнадцатилетие периода реформ и открытости хэйлунцзянские власти продолжили использовать тезис об активном сотрудничестве с РФ в
диалоге с центральными властями для получения административных, фискальных
и все чаще финансовых ресурсов.
Что касается результатов действий властей провинции Хэйлунцзян по организации экономического сотрудничества с Россией, то они были довольно скромными в сравнении с заявленными планами. Преференциальные режимы на российско-китайской границе не оправдали возлагаемых на них ожиданий по привлечению капитала. Крайне ограниченными были успехи властей в создании производств, ориентированных на российский рынок или на переработку завозимого
российского сырья.
Существовали объективные причины, которые объясняли низкую эффективность провинциальной политики по использованию потенциала сотрудничества с
РФ. Во-первых, на эффективность хэйлунцзянских проектов сильное влияние оказывала изменчивость экономической политики в обеих странах, проводящих реформы. В этих условиях в ориентированной на сотрудничество с Россией сфере
ВЭД мог успешно развиваться в основном малый бизнес. Во-вторых, негативное
влияние на возможности провинциального руководства в использовании ресурсов
сотрудничества с РФ оказывала схожесть структуры экономики Хэйлунцзяна с
162
дальневосточным и сибирским регионами России. Однако нельзя не обратить внимание на другой момент: несоответствие репрезентаций провинциальной бюрократии о сотрудничестве с Россией и реальных результатов их развития говорит о том,
что власти Хэйлунцзяна целенаправленно преувеличивали значимость приграничных/межрегиональных взаимодействий для своей экономики. Заявляемые цели,
очевидно, были недостижимы изначально, однако играли важную роль в формировании образа активной провинции, способной использовать внешнеэкономические
ресурсы не только для себя, но и для всего Китая. Сотрудничество с РФ представляло реальную значимость в основном для экономики нескольких приграничных
городов и уездов Хэйлунцзяна, через которые проходили основные товарные и
людские потоки.
Наш анализ позволяет усомниться в возможностях хэйлунцзянских властей
управлять деятельностью провинциального бизнеса в России. Значительные пробелы в официальной статистике и отсутствие конкретики в бюрократических описаниях говорят о проблемах государственного учета деятельности предприятий за
рубежом как в 1990-е, так и в 2000-е гг.
До начала 2000-х гг. хэйлунцзянские компании, работающие в России, в основном занимались торговлей и характеризовались малыми формами хозяйствования, поэтому не могли стать предметом жесткого контроля. Самой массовой формой проникновения хэйлунцзянских предпринимателей в Россию стали розничные
и мелкооптовые рынки. В китайских и российских источниках можно найти единичные примеры превращения китайских компаний во флагманов определенных
отраслей приграничных городов РФ.
Лишь с начала 2000-х гг., когда центральная власть стала поощрять зарубежное инвестирование, крупные хэйлунцзянские предприятия стали проникать в добывающий и перерабатывающий сектора РФ. Важным инструментом реализации
их проектов в РФ стала не финансовая поддержка со стороны провинциальных
властей, а льготные кредиты китайских госбанков, которые было достаточно сложно получить в КНР. При этом компании, получавшие поддержку, действовали исходя из принципа максимизации прибыли, нередко с нарушением российского законодательства, в их деятельности не прослеживалось стремление к поддержанию
163
благоприятного имиджа Китая за рубежом или реализации каких-либо национальных интересов в ущерб экономической эффективности.
Изученные кейсы и сравнительный анализ статистики показывают наличие
значительных информационных издержек между хэйлунцзянской бюрократией и
предпринимателями, работающими в России: первые не всегда адекватно описывали хозяйственную деятельность вторых, что проявлялось в систематическом завышении результатов экономической активности.
Кроме того, нет никаких исторических фактов, говорящих о том, что ориентированный на российский рынок внешнеэкономический бизнес Хэйлунцзяна,
принадлежа государства в 1980-1990-е гг. и сохранив определенные связи с властью в 2000-е гг., действовал как единое сообщество, полностью управляемое партией и правительством.
Настоящая работа, безусловно, не лишена изъянов и оставляет некоторые
белые пятна в вопросах участиях властей Хэйлунцзяна в российско-китайском экономическом сотрудничестве. В системе взаимодействия центральной власти, региональной бюрократии и бизнеса мы сфокусировались на анализе вопросов взаимодействий Пекина и хэйлунцзянского правительства по поводу организации экономического сотрудничества с СССР/РФ. Хэйлунцзянский бизнес в основном остался в стороне от нашего исследования и фактически рассматривался как пассивный агент вышеуказанной системы. Оправданием такого упущения в работе является лишь нехватка соответствующей эмпирики.
Более глубокое видение заявленной проблемы может быть достигнуто за
счет кросспровинциального сравнительного анализа. Особенности участия властей
провинции Хэйлунцзян в реализации внешнеэкономической политики в целом соответствует общему характеру центр-региональных отношений в Китае. Тем не
менее изучение история деятельности властей Цзилини, Внутренней Монголии и
других провинций Китая по развитию и регулированию международных экономических взаимодействий позволит не только уточнить выводы настоящего исследования, но и внести большую ясность в вопрос об универсальности описанного в работе хэйлунцзянского опыта. Не менее важным направлением дальнейших исследований является включение в аналитическую модель уездных властей, активность
164
которых в производстве дискурса о сотрудничестве с СССР/РФ не уступала провинциальным правительственным структурам.
165
Примечания
1. В данном случае под «западными» исследователями понимаются ученые не
материкового Китая, работающие в русле западных теорий политологии, международных отношений, социологии и экономики.
2. На это непосредственно указывала одна из первых работ китайских ученых
по проблеме участия регионов Китая в международном сотрудничестве. См.: [404,
с. 187].
3. Перечислим лишь некоторые из них: [460; 468; 478, 528; 503; 467].
4. В работе под дискурсом понимается исторически динамичная совокупность
высказываний и умолчаний, производство которой контролируется, подвергается
селекции, организуется и перераспределяется в обществе посредством ограниченного числа процедур, задающих условия возможности этих высказываний и умолчаний. Мы использовали это понятие в интерпретации М. Фуко, во многом, чтобы
уйти от таких терминов как доктрина, планы, политика (как набор идей) и курс, которые более конкретны, но одновременно связаны с формальными представлениями социальных агентов и не затрагивают вопросы исторических предпосылок и законов языка, в которых эти представления были произведены. Соответственно под
«официальным дискурсом» подразумевается совокупность высказываний и умолчаний представителей власти и бюрократического аппарата государства. См.: [399а,
с. 51-52].
5. Мы использовали исключительно правительственные базы законодательных
и делопроизводственных материалов, опубликованных на правовом портале Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй» (policy.mofcom.gov.cn; запущен в
2004 г.), разделе открытой правительственной информации Канцелярии Госсовета
КНР (www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic), сайтах Центрального народного правительства КНР (www.gov.cn), Министерства финансов КНР (www.mof.gov.cn), Главного
таможенного управления (www.customs.gov.cn), Главного государственного налогового управления (www.chinatax.gov.cn), Народного правительства провинции
Хэйлунцзян (www.hlj.gov.cn), Департамента коммерции провинции Хэйлунцзян
(www.hljswt.gov.cn) и т.д.
166
6. В исследовании использованы электронные базы данных Статистического
отдела
ООН
(http://comtrade.un.org),
Всемирного
банка
(http://databank.worldbank.org), Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД, http://unctadstat.unctad.org).
7. На эту проблему обратил внимание профессор Пекинского университета Ню
Цзюнь, который на примере сравнения опубликованных в разных официальных
сборниках одних и тех же выступлений, показал некоторые расхождения в текстах,
которые часто могут иметь ключевое значение для исследователя. См.: [496, c. 29].
8. Ещё в середине 1980-х гг. китайские чиновники, описывая историю формирования внешнеэкономической деятельности в стране, не были склонны выделять
конец 1970-х гг. в качестве водораздела, хотя, безусловно, указывали на некоторые
изменения в государственном регулировании ВЭД в этот период. См.: [252, с. 15-17;
244, с. 5-8].
9. В 1980-1990-е гг. сингапурская экономика была в полтора-два раза меньше
гонконгской, однако в Китае объем инвестиций из Сингапура вплоть до 1993 г. был
в 55 раз меньше объёма инвестиций из Гонконга. В самом Гонконге «инвестиционный патриотизм» почему-то стал проявляться только к концу 1980-х гг. – ещё в середине 1980-х гг. гонконгский капитал шёл в основном в Малайзию, Сингапур и
США, а не в КНР. См.: [430, с. 8].
10.
Если заслуги СССР в восстановлении и реконструкции промышлен-
ной базы КНР после Второй мировой войны признаются китайскими властями и
учёными, то по поводу вклада Японии в индустриализацию Квантунской области и
с начала 1930-х гг. всей Маньчжурии официальный Пекин и китайская историческая наука хранят молчание, описывая Японию исключительно как оккупанта китайских территорий. Не отрицая трагических последствий японской агрессии для
населения Маньчжурии в 1930-1940-х гг., следует обратить внимание лишь на один
факт: в 1952 г. после четверти века аренды Ляодунского полуострова и более чем
десятилетней оккупации всего Северо-Востока Китая территория Маньчжурии давала более 20% промышленного производства в стране при доли региона в общем
количества населения страны на уровне 7,1%. См.: [176, с. 190]
167
11.
В рамках первого пятилетнего плана развития (1953-1957 гг.) в Китае
было начато строительство 694 важных объектов промышленности, из которых 156
помогли создать СССР. См.: [200, с. 198-205; 529, с. 39].
12.
В декабре 1978 г. Чэнь Юнь на одном из рабочих заседаний ЦК КПК
выступил с критикой политики реализации крупных промышленных и инфраструктурных проектов, часть из которых осуществлялась за счет импорта оборудования и технологий. Его поддержал Дэн Сяопин. С 1979 г. правительство стало
проводить политику упорядочения и регулирования экономической системы, свернув планы масштабной индустриализации. См.: [132, с. 156, 161-163; 151, с. 236237].
13.
Существует огромное множество определений либерализма. В на-
стоящей работе мы будем использовать результаты анализа мировых идеологий
Валлерстайна И. и предложенное им понимание либерализма, учитывающее историческую динамику его развития. В нашем определении мы, безусловно, не сможем отразить всех его особенностей, поэтому остановимся на выделении его наиболее устойчивых характеристик. Либерализм – это господствующая в рамках капиталистической мир-экономики долгосрочная политическая программа мобилизации большого числа людей, ставящая индивида в центр политической власти и
предлагающая постоянное движение к лучшему социальному порядку посредством
постепенных реформ, опору на научное знание и рациональность, ограничения
влияния государства на рыночные отношения, включения народных масс в политические процессы. См.: [346, с. 74-122].
14.
Для того чтобы убедиться в либеральном характере предложенного в
конце 1978 г. пути развития страны, достаточно взглянуть на выступление Дэн
Сяопина на 3-м пленуме ЦК КПК 11-го созыва. Допущение неравномерности богатства под воздействием объективных условий, призыв к отказу от коллективной
в пользу личной ответственности и компетентности, предложение расширить участие народных масс в политической жизни страны и, самое главное, нацеленность
на светлое будущее и постепенные реформы для его достижения – всё это неотъемлемые тезисы исторического либерализма. Однако, как замечает Делюсин Л.П.,
формально в официальных документах составители итоговых документов пленума
«…всячески старались избегать возможности обвинить их в отступлении от социа-
168
лизма», добавляя ко всем экономическим процессам эпитет «социалистический».
См.: [254, с. 102-105; 353, с. 82].
15.
Саму формулу «социализм с китайской спецификой» выдвинул Дэн
Сяопин в сентябре 1982 г. на открытии 12-го съезда партии. В конце 1984 г. вышел
первый сборник его речей под названием «Строительство социализма с китайской
спецификой». Симптоматично, что наиболее влиятельные неомарксисты конца ХХ
в. отказывались называть социально-экономическую политику китайского государства после конца 1970-х гг. социализмом. Д. Харви назвал ее «неолиберализмом с
китайской спецификой», а Д. Арриги – более осторожно, политикой реформ со
«смитианской спецификой». См.: [420, с. 120-151; 402, с. 353-361].
16.
В качестве примера приведем лишь одну из научных «перестрелок» в
ведущем экономическом журнале Китая во второй половине 1980-х гг., в которой
ведущие экономисты и аналитики Госсовета спорили, что должно стоять в основе
государственной внешнеэкономической политики: замещение импорта или стимулирование экспорта. См.: [509; 519; 490; 470].
17.
В рамках ограничительного режима интеграции большая часть им-
порта осуществлялась специализированными компания. Например, всё зерно и металлы закупались соответственно двумя компаниями – Чжунлян гунсы и Укуан
гунсы – которые имели средства создавать специальные структуры в странахпоставщиках и право вести переговоры с официальными органами этих стран. См.:
[517, с. 158].
18.
В 1985 г. на нефть и нефтепродукты пришлось почти 35% стоимост-
ного объема экспорта Китая. В дальнейшем их позиции в структуре вывозимой
продукции начали стремительно падать, достигнув лишь 7% в 1990 г., а с середины
1990-х гг. Китай стал завозить больше нефти, чем вывозить. Рассчитано по: [160].
19.
Вице-премьер и председатель Госкомитета по машиностроительной
промышленности Бо Ибо в августе 1981 г. на заседании Госсовета заявил, что в деле развития экспорта у Китая есть два «козыря»: нефть и уголь. Помимо них, по
мнению политика, потенциалом для экспорта обладали сельскохозяйственная продукция, трудовые ресурсы и в перспективе трудоемкая машиностроительная продукция. Бо Ибо предлагал проводить активную политику энергосбережения для
наращивания экспорта энергоресурсов. См.: [125, с. 389, 394-395].
169
20.
Рассчитано по: [218, с. 230].
21.
В данном случае имеются ввиду заемные средства, которые были взя-
ты или гарантированы государством. С 1992 г. государство в Китае была отменена
монополия на внешние заимствования, а с 2008 г. внешние негарантированные
займы частного сектора страны стали превышать накопленный объем зарубежных
кредитов, которое взяло или гарантировало правительство. См.: [161].
22.
С начала 1990-х гг. основной поток валюты в Китай обеспечивали уже
не зарубежные займы, а экспортная выручка. См.: [388, с. 33].
23.
Например, в 1980-е гг. за счет внешних займов были построены Бао-
шаньский металлургический комбинат, Аньхойский цементный завод, Дацинский
нефтехимический комбинат, железные дороги, глубоководные причалы и т.д. См.:
[374, с. 92].
24.
Платежеспособность по иностранным кредитам у КНР была намного
выше, чем у большинства крупных развивающихся государств. Если обслуживание
внешних финансовых обязательств у Индии, Индонезии, Бразилии и Мексики в середине 1990-х гг. достигало 30% от экспортной выручки, то в Китае этот показатель составлял всего около 10%. Отношение внешнего долга к валовому национальному доходу страны также было в разы меньше, чем в вышеуказанных странах.
См.: [161].
25.
Например, Китай, являясь одним из крупнейших получателей средств
в рамках официальной помощи развитию в абсолютных выражениях, был в «аутсайдерах» по подушевому показателю. Вплоть до начала 1990-х гг. в рамках данного института международного финансирования на одного жителя страны КНР получала меньше, чем, например, достаточно развитый Гонконг. См.: [163].
26.
До 1985 г. пошлины на импортные автомобили составляли в среднем
60%, с 1985 по 1994 гг. они были подняты до 180-220%, но затем постепенно были
снижены до 43-50% к 2002 г. и до 25% после 2006 г. См.: [479, с. 36].
27.
Завозимые в рамках компенсационной и давальческой торговли сырье
(оборудование и детали) и произведённая с их помощью продукция также не облагалась торгово-промышленным и подоходным налогами. Предприятие могло оставлять у себя 15% валютной выручки, которая могли быть направлена на производственные нужды предприятия или командировки за рубеж. Остальная часть ва-
170
люты выкупалась государством по курсу, который превышал официальный курс,
хотя по-прежнему оставался завышенным.
28.
Предприятие с иностранным капиталом могло получить налоговые
преференции на весь получаемый доход, если 50% его продукции направлялись на
экспорт. Китайские экспортные предприятия получали льготы только на ту часть
дохода, которую они получали в рамках компенсационной и давальческой торговли.
29.
Предприятие с иностранным капиталом, которое экспортировало свою
продукцию или применяло высокие технологии и оборудование, освобождалось от
уплаты социальных выплат на иностранных работников и единого торговопромышленного налога на экспортируемую продукцию, вносило плату за пользование землей и коммунальные услуги по сниженным тарифам, могло в приоритетном порядке обращаться за кредитами в Банк Китая, оплачивало подоходный налог
по вдвое сниженной ставке (15% вместо 33%), а при расположении в особых экономических зонах – по ставке в размере 10%, освобождалось от получения лицензий на импорт сырья и оборудования, необходимого для производства экспортной
продукции, имели полную свободу в решении трудовых вопросов и т.д.
30.
В ЗПЭС и приморских провинциях ставка налога на прибыль была
снижена до 24%. Стандартный размер ставки подоходного налога составлял 30%
(плюс 3% территориальная часть налога, которая местные правительства могли не
взимать в полном размере), в ОЭЗ и ЗТЭО – 15%. В ЗТЭО льготы распространялись только на высокотехнологичные производства.
31.
Например, в г. Шэньчжэне первым секретарём и мэром после учреж-
дения ОЭЗ был вице-губернатор провинции Гуандун У Наньшэн, а затем его сменил второй секретарь города Гуанчжоу – Лян Сян. С 1985-1986 гг. и вплоть до 1993
г. партийное и административное руководство в Шэньчжэне перешло к Ли Хао, который до этого занимал должность заместителя начальника Секретариата Госсовета КНР.
32.
С созданием первых ОЭЗ была учреждена рабочая группа по делам
ОЭЗ при Канцелярии Госсовета. В июле 1984 г. в силу увеличения количества ОЭЗ
за счет открытых приморских городов в рамках Госсовета была учреждена Канцелярия по делам особых зон, просуществовавшая до 1998 г. См.: [331, с. 890-891].
171
33.
Рассчитано по: [160].
34.
Рассчитано по: [209, с. 580, 596].
35.
Рассчитано по: [209, с. 414-417, 424-425].
36.
В латентной форме на всем протяжении 1990-х и 2000-х гг. идеологи-
ческий раскол с явным перевесом на стороне последователей идей реформизма сохранился, однако уже не имел системного характера. Дело Бо Силая в 2012 г. отчетливо подтверждает эту особенность. Бо Силай, который не противился либеральной идеологии на протяжении большей части своей карьеры, со второй половины 2000-х гг., набрав политического веса, начал позиционировать себя как сторонник «левых» идей, после чего был устранён с политической арены. См.: [403, с.
139-141; 353, с. 157-179; 438, с. 5].
37.
Рассчитано по: [160].
38.
Стоит отметить, что по расчётам Международного банка реконструк-
ции и развития конечные собственники других 30% гонконгских инвестиций, вложенных в Китай, находились в третьих странах и также использовали Китай как
транзитный пункт своих финансовых потоков. См.: [430, с. 7].
39.
Ученый Сяо Гэн в 2004 г. на обширной статистической базе сделал
перерасчёт «круговых» иностранных инвестиций в Китае, придя к выводу, что в
начале 2000-х гг. их доля в общем объёме прямых иностранных инвестиций составляла 40%. См.: [453, с. 23].
40.
Возможно, Виргинские острова и Кайманы стали основными акцеп-
торами китайского капитала значительно раньше, однако соответствующая статистика отсутствует.
41.
Совместная компания «Гуандун Хэдянь», крупнейшее предприятие с
иностранным участием Шэньчжэня, которое занималось строительством атомной
электростанции Даявань в Гуандуне, состояло на 75% из активов (300 млн. долл.
США) китайской стороны и 25% активов гонконгской (100 млн. долл. США). Китайская сторона закрыла свою долю посредством коммерческого кредита от Банка
Китая по ходатайству правительства. Деньги под строительство в размере 3,6 млрд.
долл. США изыскивало уже само СП в виде зарубежных товарных и коммерческих
кредитов. Кредитование осуществлялось при посредничестве Банка Китая, которое
172
оформляло на себя кредиты консорциума французских, английских и американских банков – только японские банки выдали займы непосредственно совместному
предприятию – а затем передавало деньги . Соответственно прямая ответственность за погашение кредита лежала на госбанке, а не СП. Правление СП возглавлял
бывший секретарь парткома провинций Гуандун и Хубэй Ван Цюаньго, а гендиректором СП был бывший начальник Управления атомной энергетики Министерства водного хозяйства и гидроэнергетики КНР Пань Яньшэн. См.: [226, с. 25, 381406].
42.
В основном их функция состояла в обеспечении внешнеторговых
операций (в рамках стратегии импортозамещения) и финансовой деятельности на
внутреннем рынке государств размещения.
43.
Манежев С.А. обращал внимание на факт кредитования гонконгскими
отделениями госбанков КНР бизнеса хуацяо, который открывал предприятия в
КНР. Очевидно, в силу отсутствия информации в своём трёхсот страничном труде
об иностранном капитале в Китае он смог написать лишь два предложения по этому вопросу со ссылками на гонконгские газеты и зарубежное издание газеты
Жэньминь Жибао. См.: [374, с. 10-12]
44.
Перерасчёт гонконгских долларов в доллары США произведён исходя
из предельных значений курса двух валют в 1978-1985 гг.
45.
Управление по привлечению инвестиций финансировало строитель-
ство всей инфраструктуры зоны Шэкоу за счёт собственных доходов, которые
Центр обязался не собирать в течение 5 лет, а также кредитов гонконгских банков.
См.: [229, с. 21].
46.
В рамках экономической науки явления мимикрии во внешнеэконо-
мической сфере Китая изучались, но китайские ученые, также как и большинство
зарубежных исследователей никогда не встраивали их в историю международной
экономической интеграции Китая.
47.
Как только политические позиции Хуа Гофэна и его сторонников по-
шатнулись, Дэн Сяопин обрушился с критикой на демократические движения, прекратил развязанную им ранее кампанию по раскрепощению сознания, все время
находился над постоянной схваткой либералов (радикальных реформаторов) и консерваторов (умеренных реформаторов и противников реформ), поддерживая то од-
173
них, то других. См.: [353, с. 76; 363, с. 18-23, 41-42, 67-78, 121-165; 223, с. 111-113,
89, 80-82, 51-55; 224, c. 6-7, 25-26, 28-31, 47-52].
48.
В данном случае под транзитной рентой понимаются выгоды, кото-
рые ОЭЗ получали исключительно благодаря разнице экономических и административные условий функционирования внешнеэкономического сектора, выступая в
качестве посредника при перемещении товаров, услуг и денежных средств из Китая в другие страны и обратно.
49.
О серьезности намерений центрального правительства привлекать
иностранный капитал к потенциальной добыче нефти на шельфе, примыкающем к
ОЭЗ, говорит соответствующее постановление, принятое Министерством финансов
КНР в сентябре 1983 г. См.: [109].
50.
Строительство атомной электростанции началось в августе 1987 г., а
нефтяные проекты на шельфе ОЭЗ и проект университета на деньги хуацяо остались нереализованными пожеланиями. К середине 1987 г. особые экономические
зоны качественно не изменили характер своего развития, при этом, например, партийные чиновники Шэньчжэня высказывали недовольство утратой уникальных
преференций, которые постепенно распространялись на другие территории страны.
См.: [494, с. 15].
51.
Подготовкой и изданием собрания избранных речей представителей
китайского руководства занимался специальный партийный орган, который обычно возглавлял опытный политик. Тексты выступлений обсуждались с их автором. В
переизданиях ранее опубликованных сочинений изменения в текстах речей были
крайне редки, и не могли быть простой редакторской ошибкой.
52.
Если экспортно-импортные операции выполнялись не через специа-
лизированную экспортно-импортную компанию, то предприятие-экспортер (импортер) было обязано получать разрешение на вывоз/ввоз каждой партии товара.
53.
Внешнеторговая агентская компания – это фирма, выступающая по-
средником во внешнеторговых операциях промышленных и других предприятий
своей страны на основе агентского соглашения. Внешнеторговая агентская компания получала определенный процент от суммы внешнеторговой сделки, поэтому
была заинтересована в увеличении объемов экспорта и импорта.
174
54.
Сближение Вьетнама с СССР, сопровождавшееся постепенным
ухудшением вьетнамо-китайских отношений, началось в 1969 г. Его кульминацией
стали 1978-1979 гг., когда Вьетнам вступил в Совет экономической взаимопомощи
(экономический блок социалистических государств), а затем в ноябре этого года
подписал договор с СССР о дружбе и сотрудничестве. В январе 1979 г. при помощи вьетнамских войск был свергнут правящий режим в Кампучии, которую возглавило зависимое от Вьетнама руководство. Эти действия Вьетнама и его сближение с СССР вызывали значительные опасения у китайских властей. См.: [433, с. 2832, 40-41].
55.
Рассчитано по: [203, с. 353, 359].
56.
Под «тремя препятствиями», которые должно было устранить СССР
для нормализации отношений, китайское руководство понимало вьетнамское присутствие в Камбодже, размещение советских войск на советско-китайской границе
и в Монголии, военные действия СССР в Афганистане. См.: [241, с. 6].
57.
Рассчитано по: [222, с. 410, 440; 205, с. 386, 414, 381; 160].
58.
Во второй половине 80-х гг. ХХ в. в Шанхае постепенно падали дохо-
ды бюджета и увеличивался пассивный баланс торговли, что приводило к оттоку
иностранной валюты и медленному обновлению инфраструктуры.
59.
Межправительственные договора подписывались до 1998 г. включи-
тельно, но фактически были направлены не на увеличение межгосударственной
торговли, а на завершение договорённостей по строительству трёх электростанций
в КНР, которые были достигнуты ещё в 1985 г. См.: [21].
60.
Портяков В.Я., отмечая факт того, что Россия не входила в десятку
крупнейших партнеров Китая в конце 2000-х гг., также объяснял его реальным положением России в мировой торговле. См.: [386, с. 159-160].
61.
В декабре 1996 г. премьер КНР Ли Пэн и премьер-министр РФ В.
Черномырдин в совместном коммюнике указывали, что общими усилиями вполне
возможно увеличить объем двусторонней торговли до 20 млрд. долл. США в 2000 г.
В реальности в 2000 г. товарооборот по российским данным составил 6,2 млрд.
долл. США, по китайским – 8 млрд. долл. США. В 2005 г. Путин и Ху Цзиньтао
заявили, что российская и китайская стороны «…приложат усилия по достижению
цели увеличения двустороннего товарооборота к 2010 году до 60–80 млрд долларов
175
США». Опять же этот рубеж не был преодолен: в 2010 г. объем двусторонней торговли по российским данным составил 58,7 млрд. долл. США, по китайским – 55,5
млрд. долл. США. В обоих случаях невыполнение желаемых показателей было связано с региональными или мировыми финансовыми кризисами. См.: [19; 8, c. 343;
160].
62.
В первой половине 1990-х гг. экспорт КНР в СССР/РФ сокращался
ежегодно на -2,2%, а импорт рос на 17,5%. Посчитано по: [160].
63.
Технические поставки нефти по трубопроводу в Китай начались в
2011 г., а с 1 января 2012 г. они стали коммерческими. Однако китайскую сторону
не устроил сетевой тариф, когда нефть, продаваемая в КНР по ответвлению в Сковородино (86 км), стоила столько же, сколько и нефть в порту Козьмино, проходившая путь в 2000 км. Китайская корпорация CNPC в одностороннем порядке
стала недоплачивать 13 долл. США с каждой тонны нефти (около 2 долл. США за
баррель). В результате переговоров вице-премьеру Сечину удалось договориться о
скидке в 1,5 долл. США за каждый баррель нефти, поставляемый в Китай через
Сковородино. Российская сторона по результатам переговоров заявила о выгодности сделки и соблюдении российских интересов, китайская сторона сохранила
молчание по поводу оценки переговоров. См.: [257].
64.
Рассчитано по: [160].
65.
В 2012 г. Россия экспортировала в Китай 24,3 млн. тонн нефти, что
составило 9% совокупного импорта данного вида ресурса и с учётом нефтепродуктов 6,6% его потребления в КНР. Рассчитано по: [169, с. 4-5; 160].
66.
Рассчитано по: [160].
67.
Всего было выпущено три перечня со странами и отраслями, реко-
мендуемыми для инвестирования, в 2004 г., 2005 г. и 2007 г. соответственно.
68.
Официальные данные Китая достаточно сильно расходятся с офици-
альными данными Росстата, который, например, по состоянию на 2008 г. указывал
втрое меньший объем накопленных китайских инвестиций в стране. В силу невозможности определить, чьи данные точнее, для единообразия статистических показателей мы использовали информацию, предоставленную Государственной службой статистики Китая.
69.
Рассчитано по: [155].
176
70.
Рассчитано по: [160].
71.
В отличие от Китая Россия не учитывала челночные товарные обмены.
Однако и в официальных отчетах КНР их объемы никогда не указывались отдельным пунктом. Например, в статистике провинции Хэйлунцзян, на которую приходилась значительная часть такой торговли, присутствовала лишь строка «прочие
виды торговли», в рамках которой, скорее всего, учитывался беспошлинный обмен
товарами между населением приграничных территорий. Тем не менее возникают
сомнения в технической возможности учета челночных обменов, т.к. таможенные
органы КНР не могли собирать такую информацию (товар не декларировался и
провозился как ручная кладь), а власти приграничных муниципалитетов, которые
могли получать информацию из магазинов, все равно были бы не в состоянии узнать, что, сколько и кому было продано. Если верить данным департамента коммерции Хэйлунцзяна и считать, что под «прочими видами торговли» имеется ввиду
лишь челночный обмен, то объемы челночного экспорта в Россию только через эту
провинцию могли объяснить около 22% превышения китайских данных над российскими с 2000 по 2007 гг.
72.
Необходимо отметить, что китайское государство тоже не получало
налоги с челночных обменов, однако Чжу Жунцзи умолчал об этом в своём выступлении.
73.
Рассчитано по: [196, с. 567; 218, с. 250].
74.
Наоборот, есть свидетельство того, что сравнение с приморскими го-
родами относилось к совершенно другому приграничному городу КНР. Цзэн
Цзяньхуэй, заместитель главного редактора Агентства Синьхуа, сопровождавший
Ху Яобана в его рабочей поездке по Северо-Востоку Китая в августе-сентябре 1984
г., в октябре этого года в издании «Ляован» писал, что генсек, инспектируя Внутреннюю Монголию, произнес фразу «на севере – Шэньчжэнь, на юге – Эрлянь»,
отмечая большой потенциал приграничного сотрудничества Эрэн-Хото с Монголией. В своем сборнике статей от 2006 г. Цзэн Цзяньхуэй вырезал сравнение ЭрэнХото с Шэньчжэнем. См.: [239, с. 10; 240, с. 151].
75.
Например, в январе 1986 г. вице-губернатор провинции Хэйлунцзян
Ду Сяньчжун, выступая на конференции по торгово-экономическому сотрудничеству с СССР и странами Восточной Европы, опираясь на высказывания Ху Яобана
177
и опыт организации преференциальной политики в Шэньчжэне, предполагал, что
развитие связей Хэйхэ с приграничными территориями СССР также должно развиваться по принципу особых экономических зон, хотя и с учетом специфики экономики социалистических стран. См.: [131, с. 8-10].
76.
Стоит упомянуть тот факт, что с самого начала периода реформ в
Суйфэньхэ активизировались контакты местных органов власти с Пограничным
районом Приморского края РСФСР, однако они не носили торгово-экономический
характер.
77.
В законодательстве Китая форма торговли «хуши» (дословно с кит. –
торговля на рынках) определяется как обмен товарами в ограниченных законодательством суммах и объемах, который производится в пределах 20-километровой
приграничной зоны на отведенных правительством рынках или открытых пунктах.
78.
Тем не менее, если сравнивать ситуацию, которая происходила на
российском рынке ВЭД, то китайская сторона, безусловно, была намного организованней и более управляемой.
79.
В середине 1990-х гг. и в России и в Китае стали происходить струк-
турные изменения экономики и экономической политики. Во-первых, экономика
Российской Федерации вступила в затяжную рецессию, сопровождавшуюся постепенным сокращением международной торговли, повышением пошлин и возведением нетарифных барьеров на импортируемые товары. Во-вторых, в 1993-1994 гг. в
национальной экономике Китая стали происходить глубинные изменения. Центральное правительство начало сокращать инвестиции и объемы капитального
строительства, что обвалило цены на сырьевую продукцию, включая российскую.
В-третьих, максимальное расширение экспорта привело к фактическому поощрению местными властями вывоза некачественной продукции, что негативно сказалось на отношении российских потребителей к китайской продукции – стереотипы
по поводу ее качества сохранились даже к концу 2000-х гг.
80.
Помимо работы Линь Хэмина, в китайской научной публицистике
конца 1980-х гг. – начала 2010-х гг. нам удалось найти лишь одну статью, которая
отвергала тезис взаимодополняемости экономик провинции Хэйлунцзян и близлежащих российских регионов. См.: [485, с. 11].
178
81.
Стоит отметить, что Россия стала не единственной страной, по вопро-
сам сотрудничества которой была официально принята стратегия. Схожий документ был принят провинциальным правительством в отношении Республики Корея,
что также подтверждает наш тезис о попытках диверсифицировать свои внешнеэкономические связи во второй половине 1990-х - 2000-х гг.
82.
В Санкт-Петербурге корпорация участвовала в проекте строительства
жилого района «Балтийская жемчужина», реализация которого началась в 2005 г.
83.
В 1992 г. доля завозимых провинциальными компаниями товаров в
общекитайском импорте из России поднялась до 23% (Диаграмма 8). В начале
1990-х гг. провинциальные власти на волне поощрения Пекином торговоэкономических контактов с СССР/РФ смогли наладить поставки оборудования из
СССР/РФ. В 1992 г. на оборудование/транспортные средства, удобрения и металлы
приходилось соответственно 42%, 20% и 16% импорта хэйлунцзянских компаний
из РФ (Диаграмма 10). Однако в силу модернизации собственного автопрома, отмены льгот на импорт российской техники и потери конкурентоспособности российской продукции, усугубленной политикой протекционизма в КНР, уже в 1994 г.
структура импорта претерпела сильные изменения: на металлы и металлургическую продукцию, оборудование и транспортные средства, сырье для химической
промышленности, древесину и пиломатериалы приходилось соответственно 51%,
18%, 7,3% и 5,7%. См.: [317, с. 258-259].
84.
По «Временному постановлению о стандартах малых и средних пред-
приятий», принятому в 2003 г., в индустриальном секторе к средним предприятиям
в Китае относили компании с количеством работников в пределах 300-2000 человек, или с объемом продаж от 30 млн. юаней до 300 млн. юаней, или с суммарными
активами от 40 млн. юаней до 400 млн. юаней. В категорию малых предприятий
попадали фирмы, вышеуказанные показатели которых были ниже минимальных
значений для средних предприятий.
85.
В соответствии с постановлением Правительства Российской Федера-
ции от 5 февраля 2007 г., по большинству видов вывозимой из РФ деловой древесины с 1 июля 2007 г. экспортные ставки поднимались до 20% от стоимости продукции (но не менее 20 евро за 1 куб. м), с апреля 2008 г. – до 25% (но не менее 25
евро за 1 куб. м), с января 2009 г. – до 80% (но не менее 80 евро за 1 куб. м). Одна-
179
ко вплоть до конца 2009 г. российское правительство так и не пошло на повышение
таможенной ставки до 80%, введя мораторий на эту часть постановления. См.: [22].
86.
Например, за 1993 г. экспортно-импортным компаниям Хэйлунцзяна
было выдано кредитов на сумму 8,96 млрд. юаней. Если предположить, что все эти
деньги пошли на обеспечение внешнеторговых операций, то с учетом среднего
курса доллара США к юаням КНР за 1993 г. (5,73 юаней/1 долл. США) 1,56 млрд.
долл. США из трехмиллиардного товарооборота провинции были поддержаны
именно благодаря банковским вливаниям. См.: [316, с. 251].
87.
Рассчитано по: [160; 350, с. 140].
88.
За весь анализируемый период выбранные города и уезды не меняли
своих административно-территориальных границ, чего нельзя, например, сказать о
Хэйхэ (округе и городе), Мишане и многих других приграничных уездах, городах и
округах. Это позволяет обеспечить единообразие статистики. С 1996 г. уезд Хулинь был переведен в статус города без изменения территориальных границ. Во
многом демографические различия этих территорий позволяют более взвешенно
определить фактор влияния России на социально-экономическое развитие этих
территорий. В Суйфэньхэ большая часть населения являлась городским (около 70%
в 1992 г. и 85% в 2009 г. ), доходы которого были заметно выше чем в сельской местности. Совершенно очевидно, что в городах, как правило, были более высокие
темпы роста, более крупные бюджеты на поддержание инфраструктуры, системы
социального обеспечения и т.д. В Дуннине состав населения был практически
идентичен общенациональному и провинциальному уровням (сельское население
здесь составляло 68% в 1992 г. и 47% в 2009 г.), поэтому изменения в его паттерне
развития должны более объективно отражать способность местных властей использовать сотрудничество с Россией для собственного развития. Данные по Хулиню практически идентичны дуннинским.
89.
Для всестороннего изучения социально-экономического развития рас-
сматриваемых территорий необходимо рассматривать большее количество параметров, чем используется в диссертации. В целях ограничения объема исследования нами были отобраны те показатели, которые в наибольшей степени соответствуют задачам анализа.
180
90.
В 1990-2000-х гг. г. Суйфэньхэ и уезд Дуннин являлись двумя круп-
нейшими территориями в провинции Хэйлунцзян в торгово-экономическом сотрудничестве с Россией. Дуннин вступил на путь развития связей с РФ позже Суйфэньхэ. Здесь только в 1990 г. начались перевозки грузов через автомобильный переход, позже был предоставлен статус ЗПЭС и торговая зона «Хуши». Тем не менее, туризм и внешняя торговля развивались в Дуннине быстрыми темпами. Уже в
1992 г. через уезд стали перевозить 206 тыс. тонн грузов, что было в пять раз
меньше показателей Суйфэньхэ, но достаточным для того, чтобы оказаться в списке пяти крупнейших пунктов пропуска по объему грузооборота. В 1994 г. через
него уже перевозилась половина всех товаров и пассажиров автомобильным транспортом в Россию. В конце 1990-х гг. дуннинские компании стали вторыми после
суйфэньхэских по объемам экспортно-импортных операций с Россией. В 2006 г. в
экспортных операциях Суйфэньхэ уступил пальму первенства уезду Дуннин. Эффективность преференциальных зон в Дуннине оценить достаточно сложно ввиду
наличия данных по ней лишь за несколько лет. Тем не менее информация за отдельные годы говорит о том, что, например, дуннинская ЗПЭС привлекала сопоставимые с суйфэньхэской объемы отечественных инвестиций и гораздо активнее
осуществляла экспортно-импортные операции (Табл. 3). Из этого следует, что на
Дуннин, как и на Суйфэньхэ, хотя, очевидно, и в меньшем степени должны были
уже с начала 1990-х гг. распространяться экономические эффекты от сотрудничества с Россией. См.: [316, с. 331; 317, с. 349; 173].
91.
В связи с постоянным реформированием бюрократического аппарата
в Китае в рассматриваемый период происходили частые смены названий провинциальных (как и национальных) органов, регулирующих сферу ВЭД: управление
внешнеэкономического сотрудничества и торговли, управление внешней торговли
и экономического сотрудничества, департамент коммерции.
92.
Вплоть до середины 2000-х гг. Китай не являлся значимым инвесто-
ром России, поэтому не попадал в национальные сборники статистики, которые
размещали данные лишь по крупным странам-инвесторам.
93.
Полевые исследования взаимоотношений российских властей и китай-
ских предпринимателей на юге Дальнего Востока в виде социологических интервью и наблюдений проводятся группой ученых г. Владивостока с начала 2014 г. К
181
осени этого года были собраны более 20 интервью с чиновниками муниципалитетов и управляющими китайских компаний в различных районах Приморского края
и Амурской области.
94.
Власти Амазарского района и общественные организации уверены,
что проект не проработан, а конечная цель китайской стороны под видом целлюлозно-бумажного комбината наладить сбыт древесины и пило-материалов в КНР.
Краевые власти сохраняют нейтралитет, заявляя, что иностранные инвестиции необходимы, проект перспективен, но в процессе его реализации необходимо соблюдать российское законодательство. См.: [119; 306].
182
Список использованных источников и литературы
1. Источники
а) актовый материал
на русском языке
1. Московское совместное заявление глав государств России и Китая: подписано 16.07.2001 // Сборник российско-китайских документов. 1999-2007 гг. – М.:
ОЛМА Медиа Групп, 2007. – С. 152-158.
2. Перечень приоритетных проектов Программы сотрудничества между регионами Дальнего Востока и Восточной Сибири Российской Федерации и СевероВостока Китайской Народной Республики (2009-2018 годы): подписан 23.09.2009 //
Министерство
регионального
развития
РФ:
[сайт].
–
URL:
http://www.minregion.ru/upload/exp_sovet/news/100521-programm.doc (дата обращения: 05.11.2012).
3. Протокол 6-го заседания Российско-Китайской Постоянной рабочей группы по межрегиональному и приграничному торгово-экономическому сотрудничеству Подкомиссии
по торгово-экономическому сотрудничеству Российско-
Китайской Комиссии по подготовке регулярных встреч глав правительств: подписан 13 августа 2007 г. // Ассоциация экономического взаимодействия субъектов
Российской
Федерации
«Дальний
Восток
и
Забайкалье»:
http://assoc.khv.gov.ru/fe.nsf/pages/fecon_atrconj_intgov2_3.htm
(дата
[сайт].
–
обращения:
04.11.2011).
4. Протокол десятого заседания Подкомиссии по торгово-экономическому
сотрудничеству Российско-Китайской комиссии по подготовке регулярных встреч
глав правительств: подписан 24 августа 2007 г. // Министерство экономического
развития
РФ:
[сайт].
–
URL:
http://www.economy.gov.ru/wps/wcm/connect/18fb7d8040a012e58af6ceb1e9ba48ef/pro
tokol.doc?MOD=AJPERES&CACHEID=18fb7d8040a012e58af6ceb1e9ba48ef
обращения: 04.11.2011).
(дата
183
5. Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о взаимовыгодном сотрудничестве и углублении отношений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия: подписано 22 марта 2013 г.
//
Администрация
президента
РФ:
[сайт].
–
URL:
http://www.kremlin.ru/ref_notes/1423 (дата обращения: 15.08.2013).
6. Совместное Российско-Китайское заявление об итогах встречи на высшем
уровне в Москве: подписано 17 июня 2009 г. // Администрация президента РФ:
[сайт]. – URL: http://archive.kremlin.ru/text/docs/2009/06/218010.shtml (дата обращения: 25.06.2009).
7. Совместное российско-китайское заявление: подписано 10.11.1997 // Проблемы Дальнего Востока. – 1997. – № 6. – С. 3-6.
8. Совместное российско-китайское коммюнике: подписано 03.07.2005 //
Сборник российско-китайских документов. 1999-2007 гг. – М.: ОЛМА Медиа
Групп, 2007. – С. 339-348.
9. Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики об упрощенном пропуске российских и китайских граждан в торговые комплексы, действующие в районе российскокитайской государственной границы (в форме обмена нотами): подписано
02.06.1999 // Сборник Российско-китайских документов. 1999-2007 гг. – М.: ОЛМА
Медиа Групп, 2007 – С. 21-24.
10. Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о сотрудничестве в сооружении на территории КНР атомной электростанции и предоставлении Россией КНР государственного кредита: подписано 18.12.1992 // Бюллетень международных договоров. –
2011. – №2. – С. 60-70.
11. Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о государственном кредите в сумме, эквивалентной 100 млн. юаней, для поставок товаров из КНР в Российскую Федерацию:
заключено 18.12.1992 // Сборник российско-китайских договоров. 1949-1999. – М.:
Терра-Спорт, 1999. – С. 165–167.
12. Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о государственном кредите в сумме, экви-
184
валентной 200 млн. юаней, для поставок товаров из КНР в Российскую Федерацию:
заключено 18.12.1992 // Сборник российско-китайских договоров. 1949-1999. – М.:
Терра-Спорт, 1999. – С. 168-170.
13. Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о совместном развертывании сотрудничества в энергетической сфере: заключено 25.04.1996 // Сборник российскокитайских договоров. – 1949-1999. – М.: Терра-Спорт, 1999. – С. 349-350.
14. Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о сотрудничестве в нефтяной сфере: заключено в 21.04.2009 // Бюллетень международных договоров. – 2010. – № 2. – С.
35-41.
15. Соглашение между Правительством Союза Советских Социалистических
Республик и Правительством Китайской Народной Республики об экономическом
и техническом сотрудничестве в строительстве и реконструкции промышленных
объектов в КНР: подписан 10.07.1985 // Сборник российско-китайских договоров.
1949-1999. – М.: Терра-Спорт, 1999. – С. 47-48
16. Соглашение между Правительством Союза Советских Социалистических
Республик и Правительством Китайской Народной Республики о государственном
кредите для строительства железной дороги Усу-Алашанькоу: заключено 28 декабря 1988 г. // Сборник российско-китайских договоров. 1949-1999. – М.: ТерраСпорт, 1999. – С. 78-80.
17. Соглашение между Правительством СССР и Правительством Китайской
Народной Республики о государственном кредите для поставок из КНР в СССР товаров народного потребления: заключено 24 апреля 1990 г. // Сборник российскокитайских договоров. 1949-1999. – М.: Терра-Спорт, 1999. – С. 84-87
18. Соглашение между Правительством СССР и Правительством Китайской
Народной Республики о государственном кредите для поставок из КНР в СССР товаров: заключено 15 марта 1991 г. // Сборник российско-китайских договоров.
1949-1999. – М.: Терра-Спорт, 1999. – С. 105-108.
на китайском языке
19. Чжун э ляньхэ гунбао (1996) = Совместное российско-китайское коммюнике (1996): принято 27.12.1996 // Правовой портал Министерства коммерции КНР
185
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/section/gjty!fetch.action?id=TOEL000049 (дата обращения: 15.01.2013).
20. Чжун э ляньхэ шэнмин (1994) = Совместное китайско-российское заявление (1994): подписано 03.09.1994 // Правовой портал Министерства коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/section/gjty!fetch.action?id=TOEL000023 (дата обращения 02.04.2014).
21. Чжунхуа жэньминь гунхэго чжэнфу хэ элосы ляньбан чжэнфу и цзю цзю
ба нянь цзинцзи маои хэцзо идиншу = Соглашение между правительствами КНР и
РФ о торгово-экономическом сотрудничестве в 1998 г.: подписано 17.02.1998 //
Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/section/gjty!fetch.action?id=TOEL000062 (дата обращения: 17.12.2011).
б) законодательные и программные документы
на русском языке
22. Постановление Правительства Российской Федерации от 5 февраля 2007
г. № 75 «О внесении изменений в постановление Правительства Российской Федерации от 23 декабря 2006 г. N 795 в отношении отдельных видов лесоматериалов
необработанных» // Российская газета. – М., 2007, 9 февраля. – №4291. – С. 24.
23. Программа комплексного социально-экономического развития Уссурийского городского округа на 2011-2015 годы [Приложение к решению Думы № 448НПА от 04.10.2011] // Дума Уссурийского городского округа. – URL: http://dumaussuriisk.ru/sites/default/files/docs/Novyi_Proiekt.doc (дата обращения: 03.04.2013).
на китайском языке
24. Бяньцзин сяоэ маои цзаньсин гуаньли баньфа = Временные правила регулирования малой приграничной торговли: приняты 15.12.1984 // Шэвай цзинцзи,
вайши гунцзо вэньцзянь сюаньбянь. – Чанчунь: Цзилинь шэн линье тин, цзилинь
шэн линье цзитуань, 1993. – С. 219-220
25. Гоцзя цзиньчукоу гуаньли вэйюаньхуэй, дуйваймаоибу гуаньюй чукоу
сюйкэ чжиду дэ цзаньсин баньфа = Временные правила Государственного комитета по регулированию экспорта и импорта и Министерства внешней торговли о сис-
186
теме лицензирования экспорта // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. –
1980. – № 9. – С. 271-273.
26. Гуанью сяфа «Бяньцзин маои цзиньчу коую шанпинь цзяньянь гуаньли
баньфа» = Уведомление об опубликовании «Правил экспертизы товаров, импортируемых и экспортируемых в рамках приграничной торговли»: принято 22.04.1993 //
База
данных
по
законодательству
сети
Жэньминь:
[сайт].
–
URL:
http://law.people.com.cn/showdetail.action?id=2579531 (дата обращения: 29.05.2013).
27. Дуйвай маои цзининчжэ бэйань дэнцзи баньфа = Правила регистрации
субъектов внешнеторговой деятельности: приняты 25.06.2004 // Правовой портал
Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g000003333 (дата обращения:
20.08.2012).
28. Дуйвай маои цзинцзи бу, гоцзя тунцзи цзюй гуаньюй иньфа «Дуйвай
чжицзе тоуцзы тунцзи чжиду» дэ тунчжи = Уведомление Министерства внешней
торговли и экономического сотрудничества, Государственного статистического
управления об опубликовании «Порядка статистического учета зарубежных прямых инвестиций»: опубликовано 22.11.2002, №549 // Правовой портал Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/service/tclaw!fetch.action?libcode=claw&id=g000060170 –
полный текст доступен после регистрации (дата обращения: 25.08.2012).
29. Дуйвай цзинцзи маои бу «Гуаньюй цзай говай кайшэ фэй маои син хэцзы
цзинин цие дэ шэньпи чэнсюй хэ гуаньли баньфа» дэ тунчжи = Уведомление Министерства внешнеэкономического сотрудничества и торговли «О процедуре утверждения и правилах регулирования деятельности учреждаемых за рубежом неторговых совместных предприятий: принято 01.02.1985 // Ваймао цайу куайцзи
чжиду сюаньбянь (Сборник для бухгалтерского учета в сфере внешней торговли). –
Пекин: Чжунго гуанбо дяньши чубаньшэ, 1992. – С. 30-31.
30. Дуйвай цзинцзи маои бу гуаньюй иньфа «Гуаньюй шэли ваймао гунсы дэ
тяоцзянь хэ шэньпи чэнсюй дэ цаньсин баньфа» дэ тунчжи = Уведомление Министерства внешнеэкономического сотрудничества и торговли об опубликовании
«Временных правил к условиям и процедуре утверждения учреждаемых внешнеторговых компаний»: подписан 23.03.1985, №130 // Правовой портал Министерства
187
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй».
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=G000096117 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 12.12.2012).
31. Дуйвай цзинцзи маои бу гуаньюй цзай говай цзюйбань фэй маои син цие
дэ шэньпи чэнсюй хэ гуаньли баньфа (шисин) = Положения Министерства внешнеэкономического сотрудничества и торговли о процедуре утверждения и правилах
регулирования деятельности учреждаемых за рубежом неторговых предприятий
(вводится в экспериментальном порядке): приняты 23.03.1992 // Правовой портал
Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g300022198 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 12.05.2013).
32. Ибань шанпинь пэйэ гуаньли цзаньсин баньфа = Времен-ные правила регулирования товаров общего назначения: опубликованы 29.12.1993 // Правовой
портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/service/tclaw!fetch.action?libcode=claw&id=g300020151
(дата обращения: 29.08.2012).
33. Кайчжань дуйвай цзягун чжуанпэй хэ чжун сяо син бучан маои баньфа =
Правила предоставления услуг давальческой переработки и сборки и ведения компенсационной торговли в средних и малых объемах: опубликованы 03.09.1979 г. //
Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400006031 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 01.10.2011).
34. Хэйлунцзян хэ нэймэнгу дунбэй бу дицюй яньбянь кайфа кайфан гуйхуа
= Программа проведения политики открытости и развития в провинции Хэйлунцзян и северо-восточных районах Внутренней Монголии // Государственный комитет
по
делам
развития
и
реформ:
[сайт].
–
http://www.sdpc.gov.cn/zcfb/zcfbghwb/201309/W020140221372980574508.pdf
URL:
(дата
обращения: 01.02.2014).
35. Хэйлунцзян шэн жэньминь чжэнфу гуаньюй туйцзинь дуй э цзинмао гэцзи хэцзо чжаньлюе шэнцзи дэ ицзянь = Предложения Народного правительства
провинции Хэйлунцзян по совершенствованию стратегии торгово-экономического
188
и научно-технического сотрудничества с Россией: опубликованы 25.03.2005, №21 //
Хэйлунцзян чжэнбао. –2005. –№9. – С. 35-42.
36. Хэйлунцзян шэн жэньминь чжэнфу гуаньюй туйцзинь дуй э хэцзо шиинсин чжаньлюе тяочжэн дэ ицзянь = Предложения Народного правительства провинции Хэйлунцзян по адаптивному регулированию стратегии сотрудничества с
Россией: опубликован 16.11.2009, № 94 // Народное правительство провинции Хэйлунцзян:
[сайт].
–
http://www.hlj.gov.cn/wjfg/system/2010/01/07/000127444.shtml
URL:
(дата
обращения:
10.07.2010).
37. Хэйлунцзян шэн лао гуне цзиди чжэньсин цзунти гуйхуа = Комплексная
программа возрождения старых промышленных баз провинции Хэйлунцзян: опубликован в уведомлении Народного правительства провинции Хэйлунцзян №15 от
2004 г. // Народное правительство провинции Хэйлунцзян: [сайт]. – URL:
http://www.hlj.gov.cn/zwdt/system/2007/09/06/000138135.shtml.
38. Цайчжэн бу гуаньюй иньфа «Бяньцзин дицюй чжуаньсян чжуаньи чжифу
цзыцзинь гуаньли баньфа» дэ тунчжи = Уведомление Министерства финансов об
опубликовании «Правил управления целевыми трансфертными выплатами для
приграничных районов»: принято 29.04.2006, №62 // Правовой портал Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g000032612 (дата обращения:
02.05.2010).
39. Цайчжэн бу гуаньюй иньфа «Бяньцзин дицюй чжуаньсян чжуаньи чжифу
цзыцзинь гуаньли баньфа» дэ тунчжи = Уведомление Министерства финансов об
опубликовании «Правил управления целевыми трансфертными выплатами для
приграничных районов»: принято 31.03.2009, №31 // Министерство финансов КНР:
[сайт].
–
http://www.mof.gov.cn/mofhome/gp/yusuansi/200904/t20090410_131414.html
URL:
(дата
обращения: 01.06.2011).
40. Цайчжэн бу гуаньюй сюдин «Бяньцзин дицюй дицюй чжуаньсян чжуаньи
чжифу цзыцзинь гуаньли баньфа» = Уведомление Министерства финансов о внесении поправок в «Правила управления целевыми трансфертными выплатами для
приграничных районов»: принято 14.05.2007, №59 // Министерство финансов КНР:
189
[сайт]. – URL: http://www.mof.gov.cn/pub/gp/yusuansi/200809/t20080916_75435.html
(дата обращения: 03.05.2010).
41. Цайчжэн бу, шану бу гуаньюй иньфа «Дуйвай цзинцзи цзишу хэцзо чжуаньсян цзыцзинь гуаньли баньфа» дэ тунчжи = Уведомление Министерства финансов, Министерства коммерции об опубликовании «Правил управления целевыми
фондами в рамках международного технико-экономического сотрудничества»:
принято 09.12.2005, №225 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g000015197 – полный текст
доступен по-сле регистрации (дата обращения: 11.03.2012).
42. Цзинвай тоуцзы гуаньли баньфа = Правила контроля зарубежной инвестиционной деятельности: приняты 16.03.2009, №5 // Чжунхуа жэньминь гунхэго
гоуюань гунбао. – 2009. – №29. – С. 16-20.
43. Цзинвай тоуцзы ляньхэ няньцзянь цзаньсин баньфа = Временные правила
совместной
проверки
зарубежной
инвестиционной
деятельности:
приняты
31.10.2002, №32 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 2003. – № 9. – С.
28-30.
44. Цзинвай тоуцзы сянму хэчжунь цзаньсин гуаньли баньфа = Временные
правила утверждения зарубежных инвестиционных проектов: приняты 09.10.2004,
№ 21 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 2005. – №20. – С. 20-22.
45. Чжун гун чжунян гуаньюй цзиньибу чжили чжэндунь хэ шэньхуа гайгэ
дэ цзюедин (чжайяо) = Решение ЦК КПК о дальнейшем наведении порядка и углублении реформ (в кратком изложении) // Цие гуаньли. – Пекин, 1990. – № 3 – С.
2-11.
46. Чжунхуа жэньминь гунхэго вайцзы цие = Закон КНР о предприятиях
иностранного капитала: опубликован 12.04.1986// Шэвай цзинцзи, вайши гунцзо
вэньцзянь сюаньбянь. – Чанчунь: Цзилинь шэн линье тин, цзилинь шэн линье цзитуань, 1993. – С. 30-32.
47. Чжунхуа жэньминь гунхэго вайцзы цие фа = Закон КНР о предприятиях
иностранного капитала: в редакции 2000 г., опубликован 31.10.2000// Правовой
портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
190
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g100000251 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 01.10.2011).
48. Чжунхуа жэньминь гунхэго дуйвай маои фа = Закон КНР о внешней торговле: принят 12.05.1994, внесены поправки 06.04.2004 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 2004. – №17. – С. 4-11.
49. Чжунхуа жэньминь гунхэго лифа фа = Закон КНР о правотворчестве:
принят 15.03.2000 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – Пекин, 2000. –
№ 13. – С. 7-16.
50. Чжунхуа жэньминь гунхэго сяньфа = Конституция КНР: 1982 г., в ред.
2004 г. // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 2004. – №13. – С. 5-17.
51. Чжунхуа жэньминь гунхэго цзинькоу хоу сюйкэ чжиду цзаньсин тяоли =
Временный регламент КНР системы лицензирования им-портной продукции:
опубликован 10.01.1984, №11 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 1984.
– №2. – С. 64-66.
52. Чжунхуа жэньминь гунхэго цие содэшуй фа = Закон КНР о подходном
налоге с предприятий: принят 16.03.2007 // Правовой портал Министерства коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g000045823 – полный текст
доступен по-сле регистрации (дата обращения: 20.05.2012).
53. Чжунхуа жэньминь гунхэго чжун вай хэцзы цзинин цие фа = Закон КНР
О паевых совместных предприятиях китайского и иностранного капитала: опубликован 8 июля 1979 г. // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g100000676 – полный текст
доступен по-сле регистрации (дата обращения: 01.10.2011).
54. Шану бу гуаньюй цзинвай тоуцзы кайбань цие хэчжунь шисян дэ гуйдин
= Постановление Министерства коммерции о правилах утверждения компаний, открываемых
в
рамках
зарубежной
инвестиционной
деятельности:
принято
01.10.2004, №16 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 2005. – №20. – С.
29-30.
55. Шану бу, гоцзя тунцзи цзюй гуаньюй иньфа «Дуйвай чжицзе тоуцзы
тунцзи чжиду» дэ тунчжи = Уведомление Министерства коммерции, Государст-
191
венного статистического управления об опубликовании «Порядка статистического
учета зарубежных прямых инвестиций»: принято 17.12.2004, №645 // Правовой
портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=G000068885 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 11.11.2012).
56. Шану бу, цайчжэн бу гуаньюй иньфа «Цзинвай цзинцзи маои хэцзо цюй
фачжань цзыцзинь гуаньли цзаньсин баньфа» дэ тунчжи = Уведомление Министерства коммерции, Министерства финансов об опубликовании «Временных правил управления фондом развития зарубежных районов торгово-экономического сотрудничества»: принято 27.05.2008, №211 // Сборник документов по политике в
области коммерческой деятельности / Департамент коммерции провинции Хэйлунцзян: [сайт]. – URL: http://www.hljswt.gov.cn/cwczcfg/5182.jhtml (дата обращения: 20.04.2012).
в) делопроизводственные документы
на русском языке
57. Годовой отчет РАО «ЕЭС России» 2007 г. – М., 2008. – 232 с.
58. ОАО «Восточная энергетическая компания». Годовой отчет по результатам работы за 2009 г. – Благовещенск, 2010. – 176 с.
59. ОАО «Восточная энергетическая компания». Годовой отчет по результатам работы за 2008 г. – Благовещенск, 2009. – 47 с.
60. Протокол заседания Коллегии Министерства промышленности и энергетики Республики Тыва № 1: составлен и подписан 20 февраля 2013 г. // Министерство промышленности и энергетики Республики Тыва: [сайт]. – 07.03.2013. – URL:
http://minprom.tuva.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=204:2013-0309-09-27-04&catid=56:2013-07-23-06-41-37&Itemid=119
(дата
обращения:
14.09.2013).
61. Уточненные сведения о рабочих местах, на которые предполагается привлечение иностранных работников в 2008 г.: приложение к приказу Федеральной
службы по труду и занятости от 24 марта 2008 г. № 61 // Федеральная служба по
труду
и
занятости:
[сайт].
–URL:
http://www.rostrud.ru/.cmsc/upload/docs/200912/08155244hH.xls?xDownload (дата обращения: 11.11.2012).
192
на китайском языке
62. Гоуюань баньгунтин гуаньюй иньфа гоуюань баньгунши чжинэн пэйчжи,
нэйше цзигоу хэ жэньюань бяньчжи фанань дэ тунчжи = Уведомление Канцелярии
Госсовета об опубликовании проекта о функциях, внутренней структуре и штатном
расписании Отдела Госсовета по делам особых районов: принято 16.05.1994, №63
//
Канцелярия
Госсовета
КНР:
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201011/t20101115_62748.html (дата обращения: 11.04.2012).
63. Гоуюань баньгунтин гуаньюй фэйчжи го бань фа (1990) 33 хао вэньцзянь
дэ тунчжи = Уведомление Канцелярии Госсовета об аннулировании документа
Канцелярии Госсовета № 33 (1990 г.): 28.09.1992 // Канцелярия Госсовета КНР:
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201012/t20101227_63374.html (дата обращения: 01.02.2012).
64. Гоуюань баньгунтин гуаньюй цзецзюе цичэ цзия вэньти дэ тунчжи =
Уведомление Канцелярии Госсовета о решении проблемы затоваривания автомобилями: принято 11.06.1986, №47 // Правовой портал Министерства коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400007436 – полный текст
доступен по-сле регистрации (дата обращения: 14.12.2011).
65. Гоуюань баньгунтин чжуаньфа дуйвай цзинцзи хэцзо бу гуаньюй дифан
дуйвай цзинмао цятаньхуэй гуйкоу цзинмао бу шэньпи иц-зянь дэ тунчжи = Уведомление Канцелярии Госсовета о направлении Предложений Министерства
внешней торговли и экономического сотрудничества по вопросам утверждения
Министерством международных торгово-экономических выставок местного значения: принято 30.07.1990, №53 // Правовой портал Министерства коммерции КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400005047 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 21.05.2012).
66. Гоуюань баньгунтин чжуаньфа цзинмао бу, гоцзя минь вэй, цайчжэн бу,
гоцзя шуи бу, хайгуань цзуншу, гоуюань цзидянь шэбэй цзинькоу шэньча баньгунши гуаньюй цзицзи фачжань бяньцзин маои хэ цзинцзи хэцзо цуцзинь бяньцзян
193
фаньжун вэньдин ицзянь дэ тунчжи = Уведомление Канцелярии Госсовета о направлении Министерству внешнеэкономического сотрудничества и торговли, Государственному комитету по делам национальностей, Министерству финансов, Государственному налоговому управлению, Главному таможенному управлению,
Отделу Госсовета по контролю импорта электротехнической продукции Предложений по активному развитию приграничной торговли и экономического сотрудничества в целях процветания и укрепления окраинных территорий: подписано
19.04.1991, №25 // Шэвай цзинцзи, вайши гунцзо вэньцзянь сюаньбянь. – Чанчунь:
Цзилинь шэн линье тин, цзилинь шэн линье цзитуань, 1993. – С. 157-160.
67. Гоуюань баньгунтин чжуаньфа цзинмаобу дэн бумэнь гуаньюй цзисюй
фачжань тун сулянь, дуноу гоцзя ихо маои жогань ицзянь дэ тунчжи = Уведомление Канцелярии Госсовета о некоторых предложениях Министерства внешнеэкономического сотрудничества и торговли и других ведомств по поводу продолжения развития межгосударственной бартерной торговли с СССР и странами Восточной Европы: принято 23.40.1991, №26 // Шэвай цзинцзи, вайши гунцзо вэньцзянь
сюаньбянь. – Чанчунь: Цзилинь шэн линье тин, цзилинь шэн линье цзитуань, 1993.
– С. 236-238.
68. Гоуюань баньгунтин чжуаньфа шану бу дэн бумэнь гуаньюй цзиньибу
гуйфань дуй э маои чжисюй ицзянь дэ тунчжи = Уведомление Канцелярии Госсовета о направлении Некоторых предложений Министерства коммерции и других
ведомств о дальнейшем упорядочивани торговли с Россией: принято 15.09.2004 //
Канцелярия
Госсовета
КНР:
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/200803/t20080328_32403.html (дата обращения: 01.06.2013).
69. Гоуюань гуаньюй «Гуандун, фуцзянь лян шэн хуэйи цзияо» = Резолюция
Госсовета по «Протоколу заседания с провинциями Гуандун и Фуцзянь»: принята
16.05.1980 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»:
[сайт]. – URL: http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400005984–
полный текст доступен после регистрации (дата обращения: 12.12.2009).
70. Гоуюань гуаньюй бяньцзин маои югуань вэньти дэ тунчжи = Уведомление Госсовета по некоторым вопросам приграничной торговли: принято 03.01.1996,
№2 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 1996. – №1. – С. 10-12.
194
71. Гоуюань гуаньюй ди сы пи цюйсяо хэ тяочжэн синчжэн шэньпи сянму дэ
цзюэдин = Решение Госсовета об отмене и упорядочивании четвертой группы статей административного лицензирования: опубликованы 09.10.2007, №33 //
Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 2007. – № 33. – С. 8-22.
72. Гоуюань гуаньюй кайфан тунцзян коуань дэ пифу = Ответное письмо
Госсовета по вопросу открытия пункта пропуска Тунцзян: подписано 18.03.1986,
№41
//
Канцелярия
Госсовета
КНР:
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201212/t20121231_65776.html (дата обращения: 29.07.2012).
73. Гоуюань гуаньюй коуань кайфан гуаньли гунцзо югуань вэньти дэ пифу
= Ответное письмо Госсовета по вопросам открытия и управления пограничными
переходами: подписано 22.02.2002, №14 // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань
гунбао. – 2002. – №9. – С. 6-7.
74. Гоуюань гуаньюй коуань кайфан дэ жогань гуйдин = Некоторые положения Госсовета об открытии пограничных переходов: опубликованы 18.09.1985 //
Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/service/tclaw!fetch.action?libcode=claw&id=g400005451 –
полный текст доступен после регистрации (дата обращения: 12.05.2013).
75. Гоуюань гуаньюй лицзи чжичжи фэйфа маймай цзоусы цзинькоу упинь
дэ тунчжи = Уведомление Госсовета о незамедлительном пресечении нелегальной
продажи контрабандных импортных товаров: подписано 05.09.1980, №229 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?lanmu=gjfl&id=g400005952
76. Гоуюань гуаньюй туни кайфан дуннин, сунькэ лян гэ дуй су коуань дэ
пифу = Ответное письмо Госсовета о согласии открыть погра-ничные переходы на
границе с СССР в Дуннине и Сунькэ: подписано 17.12.1989, №81 // Канцелярия
Госсовета
КНР:
[сайт].
–
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201012/t20101230_63457.html(дата
URL:
об-
ращения: 29.07.2012).
77. Гоуюань гуаньюй туни кайфан хэйлунцзян хуачуань ганкоу дэ пифу =
Ответное письмо Госсовета о согласии открыть пункт пропуска Хуачуань в провинции Хэйлунцзян: подписано 30.06.1994, №66 // Канцелярия Госсовета КНР:
195
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201012/t20101203_63052.html (дата обращения: 22.09.2012).
78. Гоуюань гуаньюй туни кайфан хэйлунцзян шэн лю гэ дуй су бяньмао
коуань дэ пифу = Ответное письмо Госсовета о согласии открыть пункты пропуска
в провинции Хэйлунцзян для развития приграничной торговли с СССР: подписано
08.04.1989,
№25
//
Канцелярия
Госсовета
КНР:
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201202/t20120228_64922.html (дата обращения: 29.07.2012).
79. Гоуюань гуаньюй уцзыбу чэнбао цзинин цун сулянь дуноу гоцзя цзинькоу уцзы вэньти дэ фухань = Ответное письмо Госсовета по вопросу выполнения
Министерством материальных ресурсов подрядных работ по импорту материальных ресурсов из СССР и стран Восточной Европы [письмо №33 от 13.05.1989] //
Канцелярия
Госсовета
КНР:
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201012/t20101230_63441.html (дата обращения: 11.09.2011)
80. Гоуюань гуаньюй цзинцзи тэцюй хэ шанхай пудун синь цюй синь шэли
гаосинь цзишу цие шисин годусин шуй шоу юхуэй дэ тунчжи = Уведомление Госсовета о переходном периоде действия налоговых преференций для высокотехнологичных предприятий, вновь учреждаемых в особых экономических зонах и районе Пудун г. Шанхая: вступило в силу с 01.01.2008 // Правовой портал Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=G000058435 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 20.05.2012).
81. Гоуюань гуаньюй цзиньибу гайгэ хэ ваньшань дуйвай маои тичжи жогань
вэньти дэ цзюедин = Решение Госсовета по некоторым вопросам дальнейшей реформы и совершенствования системы внешней торговли: опубликовано 01.01.1990,
№70 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт].
– URL: http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=G000134159– полный
текст доступен по-сле регистрации (дата обращения: 12.05.2013).
82. Гоуюань гуаньюй цзиньибу дуйвай кайфан наньнин, куньмин ши цзи
пинсян ши, дунсин чжэнь, ваньдин ши, жуйли сянь, хэкоу сянь дэ тунчжи = Уве-
196
домление Госсовета о дальнейшем проведении политики внешней открытости в гг.
Наньнин, Куньмин, Пинсян, Ваньдин, волости Дунсин и уезде Хэкоу: принято
09.06.1992, №62 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400004892 – полный текст
доступен по-сле регистрации (дата обращения: 12.11.2011).
83. Гоуюань гуаньюй цзиньибу дуйвай кайфан хэйхэ дэн сы гэ бяньцзин
чэнши дэ тунчжи = Уведомление Государственного Совета КНР о дальнейшем
проведении политики открытости в г. Хэйхэ и других трех приграничных городах
// Шэвай цзинцзи, вайши гунцзо вэньцзянь сюаньбянь. – Чанчунь: Цзилинь шэн
линье тин, цзилинь шэн линье цзитуань, 1993. – С. 153-155.
84. Гоуюань гуаньюй цзиньибу дуйвай кайфан Эрляньхотэ ши дэ тунчжи =
Уведомление Госсовета о дальнейшем проведении политики внешней открытости
в г. Эрэн-хото: принято 30.07.1992, №94 // Правовой портал Министерства коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400004875 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 21.11.2011).
85. Гоуюань гуаньюй цзиньибу цзицзи фачжань юй юань су-лянь гэ гоцзя
цзинмао гуаньси дэ тунчжи = Уведомление Госсовета о даль-нейшем активном
развитии торгово-экономических отношений с государствами бывшей СССР: подписано 09.06.1992 // Шэвай цзинцзи, вайши гунцзо вэньцзянь сюаньбянь. – Чанчунь: Цзилинь шэн линье тин, цзилинь шэн линье цзитуань, 1993. – С. 150-153.
86. Гоуюань гуаньюй цинли чжэндунь эр лэй коуань дэ тунчжи = Уведомление Госсовета об упразднении и упорядочивании пограничных переходов второй
категории: принято 28.08.1998, №74 // Канцелярия Госсовета КНР: [сайт]. – URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201011/t20101120_62927.html (дата обращения: 25.08.2012).
87. Гоуюань гуаньюй шанхай ши шэньхуа гайгэ куода кайфан цзякуай шанхай цзинцзи сян вайсян син чжуаньбянь баогао дэ пифу = Ответное письмо Госсовета на доклад об углублении реформ и расширении политики открытости в г.
Шанхае с целью ускорения переориентации городской экономики на внешний рынок: подписано 21.02.1988, №27 // Канцелярия Госсовета КНР: [сайт]. – URL:
197
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201111/t20111114_64575.html (дата обращения: 01.02.2012).
88. Гоуюань гуаньюй яньгэ шэньпи хэ жэньчжэнь цинли гэ лэй кайфацюй дэ
тунчжи = Уведомление Госсовета об ужесточении процедуры утверждения и ликвидации зон освоения различных категорий: принято 28.04.1993, № 33 // Правовой
портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400004770 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 21.05.2012).
89. Гоуюань гуаньюй цзиньибу шэньхуа дуйвай маои тичжи гайгэ дэ цзюедин = Решение Госсовета о дальнейшем углублении реформы системы внешней
торговли: опубликовано 11.01.1994, №4 // Правовой портал Министерства коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400004678 (дата обращения:
29.08.2012).
90. Гоуюань пичжуань ваймаобу «Гуаньюй ваймао чукоу шанпинь шисин
фэньлэй цзинин дэ гуйдин дэ цинши» дэ тунчжи = Уведомление Госсовета об
одобрении Прошения Министерства внешней торговли в отношении Постановления о классификации экспортных товаров во внешней торговле: подписано
07.01.1982 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/service/tclaw!fetch.action?libcode=claw&id=g400005829 –
полный текст доступен после регистрации (дата обращения: 12.12.2009).
91. Гоуюань пичжуань гоцзя цзивэй, гоцзя цзинмао вэй, цай-чжэн бу гуаньюй кайфан коуань цзяньча цзяньянь пэйтао шэши ицзянь дэ тунчжи = Уведомление
Госсовета об одобрении Предложений Государственного комитета планирования,
Государственного комитета экономического сотрудничества и торговли, Министерства финансов о строительстве комплексной контрольно-инспекционной инфраструктуры открытых пограничных переходов: принято 15.06.1993, №44 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400004758 – полный текст
доступен по-сле регистрации (дата обращения: 12.05.2013).
198
92. Гоуюань пичжуань цзинмао бу гуаньюй ваймао тичжи гайгэ ицзянь дэ
баогао дэ тунчжи = Уведомление Госсовета об одобрении доклада Министерства
внешнеэкономического сотрудничества и торговли о предложениях по реформе
внешнеторговой системы: подписано 15.09.1984 // Правовой портал Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=G000134251– полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 12.12.2012).
93. Гоуюань пичжуань цюань го миньцзу маои хэ миньцзу юнпинь шэнчань
гунцзо хуэйи цзияо дэ тунчжи = Уведомление Госсовета об одобрении протокола
рабочего заседания по вопросам торговли национальностей и производства национальных потребительских товаров: принято 14.07.1981 // Правовой портал Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400005867 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 12.05.2013).
94. Гоуюань пичжуань шане бу, цзинмао бу, уцзы бу, гуаньюй цзиньибу
цинли чжэндунь г. лэй шане пифа гунсы, дуйвай цзинцзи маои гунсы, уцзы гунсы
ицзянь дэ тунчжи = Уведомление Госсовета об одобрении предложений Министерства коммерции, Министерства внешнеэкономической деятельности и торговли и
Министерства материальных ресурсов о дальнейших ликвидации и упорядочивании оптовых коммерческих компаний, внешнеторговых и внешнеэкономических
компаний, компаний материального снабжения: подписано 18.10.1989 // Канцелярия
Госсовета
КНР:
[сайт].
–
URL:
http://www.gov.cn/xxgk/pub/govpublic/mrlm/201012/t20101229_63431.html (дата обращения: 12.05.2013).
95. Гоуюань пичжунь дуйвай цзинцзи маои хэцзо бу, гоуюань шэнчань баньгунши гуаньюй фуюй шэнчань цие цзиньчукоу цзинин цюань югуань ицзянь дэ
тунчжи = Уведомление Госсовета об одобрении предложений Министерства внешнеэкономического сотрудничества и торговли и Производственного отдела Госсовета о предоставлении производственным предприятиям права на осуществление
экспорта и импорта // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
199
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400004904 (дата обращения:
20.08.2012).
96. Гоцзя фачжань гайгэ вэй, гоцзя кайфа иньхан гуаньюй цзиньибу цзяцян
дуй цзинвай тоуцзы чжундянь сянму жунцзы чжичи югуань вэньти дэ тунчжи =
Уведомление Государственного комитета по делам развития и реформам, Государственного банка развития о вопросах дальнейшего усиления финансовой поддержки ключевых проектов зарубежного инвестирования: принято 25.09.2005 // Государственный
комитет
по
делам
развития
и
реформ:
[сайт].
–
URL:
http://www.sdpc.gov.cn/fzgggz/wzly/jwtz/jwtzzn/200509/t20050928_44059.html
(дата
обращения: 20.04.2012).
97. Гоцзя цзиньчу коу шанпинь цзяньянь цзюй, дуйвай маои цзинцзи хэцзо
бу, хайгуань цзуншу гуаньюй яньцзинь цзямао вэйле шанпинь чуцзин дэ тунчжи =
Уведомление Государственной инспекции по импорту и экспорту товаров, Министерства внешней торговли и экономического сотрудничества, Главного таможенного управления о строгом запрете экспорта контрафактных товаров: принято
29.03.1993 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»:
[сайт]. – URL: http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g400062937
(дата обращения: 29.05.2013).
98. Гоцзя шуиу цзунцзюй гуаньюй юяньгэ чжисин шуйфа гуйдин бу дэй шисин бяньцзин маои «шуанбэй дикоу» чжэнцэ дэ тунчжи = Уведомление Главного
государственного налогового управления о строгом выполнении правил налогообложения и не допущении политики «двойных налоговых выплат» в приграничной
торговле: опубликовано 21 июня 2004 г., №830 // Главное государственное налоговое
управление:
[сайт].
–
URL:
http://www.chinatax.gov.cn/mail/mulu/2004009.htm#200407051604413085 (дата обращения: 01.06.2011).
99. Гуаньюй цзиньибу гайгэ хэ ваньшань дуйвай маои тичжи жогань вэньти
дэ цзюедин = Решение по некоторым вопросам о дальнейшей реформе и совершенствовании системы внешней торговли: опубликовано 01.01.1990, №70 // Правовой
портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=G000134159 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 21.05.2012).
200
100. Гуаньюй чунфэнь лиюн цзинвай цзинмао хэцзо цюй туйдун во ши цие
«цзоучуцюй» сян цзуншэнь фачжань дэ цзяньи цзи хуэйфу = Предложения и ответные мнения по интенсификации зарубежной инвестиционной деятельности
предприятий Харбина посредством активного использования зарубежных зон торгово-экономического сотрудничества // Народное правительство г. Харбин: [сайт].
– 22.01.2010. – http://www.harbin.gov.cn/info/news/rdzt/2010lhzt/zx_detail/24337.htm
(дата обращения: 02.12.2011).
101. Дуйвай маои цзинцзи хэцзо бу гуаньюй иньфа «2002 нянь чукоу сюйкэчжэн гуаньли шанпинь фэньцзи фачжэн мулу» цзи югуань вэньти дэ тунчжи =
Уведомление Министерства внешней торговли и экономического сотрудничества
об опубликовании «Списка классификации по лицензирующим органам товаров,
регулируемых правилами экспортного лицензирования»: принято 31.12.2001, №737
// Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. –
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/service/tclaw!fetch.action?libcode=claw&id=g300009984 –
полный текст доступен после регистрации (дата обращения: 21.05.2012).
102. Дуйвай маои цзинцзи хэцзо бу гуаньюй цзай ци фуюй и бай цзя кэянь
юань со кэцзи чаньпинь цзиньчукоу цзинин цюань дэ тунчжи = Уведомление Министерства внешней торговли и экономического сотрудничества о повторном предоставлении ста научно-исследовательским организациям права на осуществление
экспорта и импорта научно-технической продукции: принято 15.12.1995 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/service/tclaw!fetch.action?libcode=claw&id=g300017334
(дата обращения: 20.08.2012).
103. Дуйвай маои цзинцзи хэцзо бу, цайчжэн бу, чжунго жэньминь иньхан,
чжунго иньхан гуаньюй цзецзюе данцянь ваймао чукоу чаокуй гуачжан дэн вэньти
дэ ицзянь = Предложения Министрества внешней торговли и экономического сотрудничества, Министерства финансов, Народного банка Китая, Банка Китая по
решению проблемы текущей чрезмерной задолженности по экспортным операциям
и других вопросов: 31.07.1990 // Правовой портал Министерства коммерции КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
201
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g300045210 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 12.03.2013).
104. Отчет о результатах документальной проверки предоставления права
пользования недрами на углеводородное сырье в Иркутской области и выполнения
недропользователями условий лицензий с учетом оценки поступления платежей за
право пользования недрами // Решение Коллегии Счетной палаты Российской Федерации от 2 апреля 2004 года № 10 (380) “О результатах документальной проверки порядка предоставления права пользования недрами на углеводородное сырье в
Иркутской области и выполнения недропользователями условий лицензий с учетом
оценки поступления платежей заправо пользования недрами”. – Москва: Счетная
палата РФ, 2004. – С. 61-88.
105. Хайгуань цзуншу гуаньюй ихо маои юхуэй чжэнцэ тинчжи хоу югуань
хэсяо дэн вэньти дэ тунчжи = Уведомление Главного таможенного управления о
списаниях со счетов и прочих вопросах, связанных с завершением политики преференций в отношении бартерной торговли: принято 12.08.1996, № 727 // Правовой
портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g000027492 (дата обращения:
11.09.2011).
106. Хайгуань цзуншу гуаньюй чжуаньфа «Гоуюань гуаньюй бяньцзин маои
югуань вэньти дэ тунчжи» дэ тунчжи = Уведомление Главного таможенного
управления о направлении «Уведомления Госсовета по некоторым вопросам приграничной торговли»: принято 12.04.1996, №304 // Главное таможенное управление:
[сайт].
–
URL:
http://www.customs.gov.cn/Default.aspx?TabID=20149&InfoID=111019&ctl=InfoDetai
l&mid=51150&ContainerSrc=[G]notitle (дата обращения: 12.11.2011).
107. Хэйлунцзян жэньминь чжэнфу гуаньюй чэнли хэйлунцзян шэн дуй э
цзинмао кэцзи хэцзо чжаньлье шэнцзи гунцзо линдао сяоцзу дэ тунчжи = Уведомление Народного правительства провинции Хэйлунцзян о создании малой руководящей группы по совершенствованию стратегии торгово-экономического и научнотехнического сотрудничества с Россией: принято 23.08.2005 // Хэйлунцзян чжэнбао.
– Харбин, 2005. – №18. – С. 10-12.
202
108. Хэйлунцзян шэн гоцзывэй чуцзы цие фачжань цяньли баогао [Доклад о
потенциале развития инвестиционных предприятий Управления геологии и минеральных ресурсов провинции Хэйлунцзян] // Департамент коммерции провинции
Хэйлунцзян. – 18.02.2014. – URL: http://www.hljswt.gov.cn/gzwzdsm/11181.jhtml
(дата обращения: 21.04.2013).
109. Цайчжэн бу гуаньюй цзинцзи тэцюй дэ цие вэй во хайян каньтань кайфа
шию чэнбао цзое, тигун фуу еу нашуй вэньти дэ тунчжи = Уведомление Министерства финансов о налогообложении подрядных работ и услуг в сфере разведки и освоения нефти на океанском шельфе предприятиями особых экономических зон:
принято 09.09.1983, № 271 // Правовой портал Министерства коммерции КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g300025712 (дата обращения:
21.04.2013).
110. Цайчжэн бу, хайгуань цзуншу, гоцзя шуйу цзунцзюй гуаньюй цуцзинь
бяньцзин маои фачжань югуань цайшуй чжэнцэ дэ тунчжи = Уведомление Министерства финансов, Главного таможенного управления и Главного государственного налогового управления о финансово-налоговой политике по развитию приграничной торговли: принято 30.10.2008 // Главное государственное налоговое управление:
[сайт].
URL:
http://www.chinatax.gov.cn/n8136506/n8136593/n8137537/n8138502/8475475.html
(дата обращения: 01.06.2011).
111. Цзинькоу юаньму цзягун цзюйцай чукоу шидянь гуаньли баньфа = Правила регулирования экспериментальных зон экспорта пиломатериалов, изготовленных из импортной древесины: опубликованы 26.12.2001 // Правовой портал
Министерства
коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/service/tclaw!fetch.action?id=g000029442 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 21.05.2012).
112. Чжунгун чжунян баньгунтин чжуаньфа «Гуандун, Фуцзянь лян шэн шисин тэшу чжэнцэ, линхо цоши цзотаньхуэй цзияо» = Письмо Канцелярии ЦК КПК
с «Протоколом заседания о проведении в провинциях Гуандун и Фуцзянь особой
политики и активных мероприятий: 31 января 1981 г. // Чжунго цзинцзи тэцюй
203
вэньсянь цзыляо = Документы об особых экономических зонах Китая / под ред.
Чжун Цзянь и др. – Пекин: Шэхуэй вэньсюе вэньсянь чубаньшэ, 2010. – С. 55-58.
113. Чжунгун чжунян баньгунтин, гоуюань баньгунтин гу-аньюй цзецзюе
гунсы чжэн ци бу фэнь вэньти дэ тунчжи = Уведомление Канцелярии ЦК КПК и
Канцелярии Госсовета о решении проблемы нераз-граниченности политического и
хозяйственного управления на предприятиях: принято 21.07.1988 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g300046426 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 12.03.2013).
114. Чжунгун чжунян, Гоуюань гуаньюй цзиньибу чжичжи данчжэн цзигуань хэ данчжэн ганьбу цзиншан, бань цие дэ гуйдин = Поставление ЦК КПК и Госсовета о дальнейшем противодействии партийным и административным организациям и чиновникам, осуществляющим коммерческую деятельность и создающим
предприятия: опубликовано 04.02.1986 // Правовой портал Министерства коммерции
КНР
«Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g300046479 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 12.12.2012).
115. Чжунгун чжунян, Гоуюань гуаньюй яньцзинь данчжэн цзигуань хэ данчжэн ганьбу цзиншан, бань цие дэ цзюедин = Решение ЦК КПК и Госсовета о строгом запрете партийным и административным организациям и чиновникам осуществлять коммерческую деятельность и создавать предприятия: опубликовано
03.12.1984 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй».
– URL: http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g300046509 – полный
текст доступен по-сле регистрации (дата обращения: 12.12.2012).
116. Чжунхуа жэньминь гунхэго шану бу гуаньюй тяочжэн 2004 нянь цзинвай тоуцзы ляньхэ няньцзянь гунцзо югуань шисян дэ тунчжи = Уведомление Министерства коммерции КНР об упорядочивании процедуры совместной проверки
зарубежной инвестиционной деятельности за 2004 г.: принято 14.03.2004, №7 //
Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю фалюй»: [сайт]. – URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g000004552 – полный текст
доступен по-сле регистрации (дата обращения: 14.05.2012).
204
117. Чжунхуа жэньминь гунхэго шану бу, гоцзя вайхуэй гуаньлицзюй гуаньюй 2004 нянь цзинвай тоуцзы ляньхэ няньцзянь хэ цзунхэ цзисяо пинцзя гунцзо
югуань шисян дэ тунчжи = Уведомление Министерства коммерции КНР, Государственного управления валютного контроля о процедуре совместной проверки и
комплексной оценки зарубежной инвестиционной деятельности за 2004 г.: опубликовано 19.03.2004, №6 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=g000004479. – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 01.10.2011).
118. Шау бу, вайцзяо бу гуаньюй фабу «Дуйвай тоуцзы гобе чанье даосян
мулу» дэ тунчжи = Уведомление Министерства коммерции и МИД об опубликовании «Указателя отраслей хозяйства разных стран для зарубежного инвестирования»: принято 08.07.2004 // Правовой портал Министерства коммерции КНР «Цюаньцю
фалюй»:
[сайт].
–
URL:
http://policy.mofcom.gov.cn/blank/claw!fetch.action?id=G000069121 – полный текст
доступен после регистрации (дата обращения: 22.05.2012).
в) выступления и интервью представителей власти
на русском языке
119. Губернатор Забайкальского края К.Ильковский: "После того, как мы
сделаем деофшоризацию экономики, необходимо произвести демосквитизацию" //
Интерфакс.
–
19.12.2013.
–
http://www.interfax-
russia.ru/Siberia/exclusives.asp?id=460551&p=6 (дата обращения: 22.05.2014).
120. Горчаков, В.В. Приветствие / В.В. Горчаков // Российско-китайское сотрудничество:
проблемы
и
решения
(материалы
Всероссийской
научно–
практической конференция, МГИМО (У) МИД РФ, г. Москва, 21–22 декабря 2006
г.) / под ред. А.В. Лукина; Научно-координационный совет по международным исследованиям МГИМО (У) МИД России. – М.: МГИМО-Университет, 2007. – С. 1920.
121. Горячев, В.В. Выступление представителя Министерства иностранных
дел РФ в г. Владивостоке / В.В. Горячев // Сборник материалов конференции «Торгово-экономическое сотрудничество приграничных территорий России и Китая».
205
Владивосток-Суйфэньхэ, 1-2 июня 2004 г. – Владивосток: ИАА «Приморье», 2004.
– С. 86-88.
122. Коротков, Л. Российский Дальний Восток как часть мирового хозяйства
/ Л. Коротков // Вестник Совета Федерации. – 2005. – №6. – С. 44-47.
123. Лысак, Г.И. Проект приграничного торгового комплекса «Пограничный
– Суйфэньхэ» как реальная форма приграничного сотрудничества / Г.И. Лысак //
Сборник материалов конференции «Торгово-экономическое сотрудничество приграничных территорий России и Китая». Владивосток-Суйфэньхэ, 1-2 июня 2004 г.
– Владивосток: ИАА «Приморье», 2004. – С. 77-83.
124. Чернышов, С. «Поверьте мне»: Интервью главы Республики Тыва Шолбана Кара-оола / С. Чернышов // «Эксперт Сибирь»: [сайт]. – 04.02.2013. – №5. –
http://expert.ru/siberia/2013/05/poverte-mne/
на китайском языке
125. Бо, Ибо. Бо Ибо вэньсюань (1937-1992) = Избранные сочинения Бо Ибо
(1937-1992) / Ибо Бо. – Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 1992. – 635 с.
126. Ван, Ядань. Чжунго цзинянь силе баодао: хэйлунцзян бянь = Серия материалов о китайском опыте: Хэйлунцзян / Ядань Ван; Ин-тервью с Сун Фатаном,
Сунь Лицзе, Цуй Лунцзи // Центральное телевидение Китая: [сайт]. – 09.12.2004. –
URL: http://www.cctv.com/program/jjbxs/20041209/100266.shtml (дата обращения:
14.02.2011).
127. Вэнь, Цзябао. 2008 нянь гоуюань чжэнфу гунцзо баогао = Доклад Госсовета о работе правительства в 2008 г.: представлен 5 марта 2008 г. на 1-й сессии
ВСНП 11-го созыва / Цзябао Вэнь // Центральное народное правительство КНР:
[сайт]. – URL: http://www.gov.cn/test/2009-03/16/content_1260198.htm (дата обращения: 01.06.2011).
128. Вэнь, Цзябао. 2009 нянь гоуюань чжэнфу гунцзо баогао = Доклад Госсовета о работе правительства в 2009 г.: представлен 5 марта 2009 г. на 2-й сессии
ВСНП 11-го созыва / Цзябао Вэнь // Центральное народное правительство КНР:
[сайт]. – URL: http://www.gov.cn/test/2009-03/16/content_1260221.htm (дата обращения: 01.06.2011).
129. Вэнь, Цзябао. 2010 нянь гоуюань чжэнфу гунцзо баогао = Доклад Госсовета о работе правительства в 2010 г.: представлен 5 марта 2010 г. на 3-й сессии
206
ВСНП 11-го созыва / Цзябао Вэнь // Центральное народное правительство КНР:
[сайт]. – URL: http://www.gov.cn/2010lh/content_1555767.htm (дата обращения:
01.06.2011).
130. Вэнь, Цзябао. Чжи ю кайфан цзянь жун, гоцзя цай нэн фуцян. Цзай
синьцзяпо голи дасюе дэ яньцзян = Государство смогло стать сильным, только следуя по пути открытости. Выступление в Национальном университете Сингапура /
Цзябао Вэнь // Шичжэн вэньсянь цзи лань: 03.2007-03.2008 / сост. Синьхуа уебао. –
Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2008. – С. 1001-1004.
131. Ду, Сяньчжун. Бяньмао моулюе = Стратагемы приграничной торговли /
Сяньчжун Ду. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1995. – 582 с.
132. Дэн, Сяопин. Дэнь Сяопин вэньсюань = Избранные со-чинения Дэн
Сяопина: в 3 т. / Сяопин Дэн. – Пекин: Жэньмин чубаньшэ, 1994. – Т. 2. – 446 с.
133. Дэн, Сяопин. Дэнь Сяопин вэньсюань = Избранные со-чинения Дэн
Сяопина: в 3 т. / Сяопин Дэн. – Пекин: Жэньмин чубаньшэ, 1993. – Т. 3 – 432 с.
134. Дэн, Сяопин. Цзяньшэ ю чжунго тэсэ дэ шэхуэй чжуи = Строительство
социализма с китайской спецификой. / Сяопин Дэн. – Пекин: Жэньминь чубаньшэ,
1984. – 74 с.
135. Ли, Кэцян. Цзяцян хэцзо шэньхуа гайгэ туйдун фачжань = Укреплять
сотрудничество и углублять реформы в целях развития / Кэцян Ли // 2009 чжунго
гоцзи шуйни фэнхуэй вэньцзи. – Пекин, 2009. – С. 311-313.
136. Ли, Чжаньшу. Чжэнфу гунцзо баогао: 2009 нянь 1 юе 14 жи цзай хэйлунцзян шэн ди шии цзе жэньминь дайбяо да хуэй ди сань цы хуэйи шан = Доклад
о работе правительства: представлен 14 января 2009 г. на 3-й сессии Собрания народных представителей провинции Хэйлунцзян 11-го созыва / Чжаньшу Ли // Народное
правительство
провинции
Хэйлунцзян:
http://www.hlj.gov.cn/wjfg/system/2009/01/19/000137426.shtml
[сайт].
(дата
–
URL:
обращения:
21.04.2010).
137. Ло, Шухун. Лицзу хацяхуэй, цидай дунбэй лао гуне цзиди чжэньсин.
Фан хэйлунцзян шэн шэнчжан Ли Чжаньшу = С опорой на Харбинскую ярмарку
можно надеяться на возрождение старых промышленных баз Северо-Востока. Интервью с губернатором провинции Хэйлунцзян Ли Чжаньшу / Шухун Ло // Чжунго
дуйвай маои. – Пекин, 2009. – №5. – С. 40-42.
207
138. Лэй, Минь. Чжунго дуйвай кайфан 30 чжоунянь хуэй-гучжань цзюйбань
цицзянь фан шанубу бужан Чэнь Дэмин = Интервью с министром коммерции Чэнь
Дэмином во время Ретроспективной выставки к 30-летней годовщине политики
внешней открытости в Китае / Минь Лэй // Сеть Синьхуа: [сайт]. – 19.12.2008. –
URL: http://news.xinhuanet.com/newscenter/2008-12/19/content_10529089.htm (дата
обращения: 14.02.2011).
139. Сун Фатан шэнчжан цзай цюань шэн фачжань дуй э цзинмао гунцзо
цзотаньхуэй шан дэ цзянхуа (чжайяо) = Речь губернатора Сун Фатана на рабочем
совещании по вопросам развития торгово-экономического сотрудничества с Россией в провинции (краткое изложение) // Хэйлунцзян чжэнбао. – 2001. – №24. – С. 1.
140. Сун, Фатан. 2000 нянь хэйлунцзян чжэнфу гунцзо баогао = Доклад о работе правительства Хэйлунцзяна, 2000 г. / Фатан Сун // Сеть Чжунго: [сайт]. – URL:
http://www.china.com.cn/ch-zhengfu/hlj/1.htm (дата обращения: 21.04.2010).
141. Сун, Фатан. Хэйлунцзян чжэнфу гунцзо баогао: Чжун э линье хэцзо дэ
цзинянь цзи цуньцзай вэньти шэн ди цзю цзе жэньминь дайбяо да хуэй ди у цы хуэйи шан = Отчет о работе правительства Хэйлунцзяна: за-слушан 29 января 2002 г.
на 5-й сессии Собрания народных представителей провинции Хэйлунцзян 9-го созыва
/
Фатан
Сун
//
Сеть
Чжунго:
[сайт].
–
URL:
http://www.china.com.cn/chinese/difang/113477.htm (дата обращения: 21.04.2010).
142. Сун, Фатан. Чжэнфу гунцзо баогао: 2003 нянь 1 юе 9 жи цзай хэйлунцзян шэн ди ши цзе жэньминь дайбяо да хуэй ди и цы хуэйи шан = Доклад о работе
правительства: представлен 9 января 2003 г. на 1-й сессии Собрания народных
представителей провинции Хэйлунцзян 10-го созыва / Фатан Сун // Сеть Чжунго:
[сайт]. – URL: http://www.china.com.cn/chinese/zhuanti/270047.htm (дата обращения:
21.04.2010).
143. Фу, Яньчэн. 2008 нянь суйфэньхэ ши чжэнфу гунцзо баогао = Доклад о
работе правительства г. Суйфэньхэ, 2008 г.: представлен 21.01.2008 / Яньчэн Фу //
Комитет по промышленности и информатизации провинции Хэйлунцзян: [сайт]. –
URL:
http://ds.smehlj.gov.cn/site/sites/sfh/2269632603284/content.fdp?contentId=2407803271
223 (дата обращения: 17.11.2011).
208
144. Фу, Яньчэн. 2009 нянь суйфэньхэ ши чжэнфу гунцзо баогао = Доклад о
работе правительства г. Суйфэньхэ, 2009 г.: представлен 11.01.2009 / Яньчэн Фу //
Политический консультативный совет района Хункоу г. Шанхая: [сайт]. – URL:
http://www.hkqzx.gov.cn/detailed_gh.asp?id=2504&sid=1579
145. Цзян, Цзэминь. Дуйвай кайфан ши чжунго и сян чанци дэ цзибэнь гоцэ
= Политика внешней открытости – базовый долгосрочный курс Китая / Цзэминь
Цзян // Сюеси даобао. – Чанша, 2001. – № 5. – С. 2.
146. Цзян, Цзэминь. Цзян Цзэминь вэньсюань= Избранные сочинения Цзян
Цзэминя: в 3 т. / Цзэминь Цзян– Пекин: Жэньмин чубаньшэ, 2006. – Т. 1. – 660 с.
147. Чжан, Цзоцзи. 2007 нянь хэйлунцзян шэн чжэнфу гунцзо баогао = Доклад правительства провинции Хэйлунцзян в 2007 г.: представлен 25 января 2007 г.
6-й сессии СНП провинции Хэйлунцзян 10-го созыва / Цзоцзи Чжан // Официальный сайт Народного правительства провинции Хэйлунцзян: [сайт]. URL:
http://www.hlj.gov.cn/wjfg/system/2007/08/03/000137413.shtml
(дата
обращения:
01.06.2010)
148. Чжан, Цзоцзи. Чжэнфу гунцзо баогао: 2006 нянь 2 юе 7 жи цзай хэйлунцзян шэн ди ши цзе жэньминь дайбяо да хуэй ди у цы хуэйи шан = Доклад о работе правительства: представлен 7 февраля 2006 г. на 5-й сессии Собрания народных представителей провинции Хэйлунцзян 10-го созыва / Цзоцзи Чжан // Народное
правительство
провинции
Хэйлунцзян:
http://www.hlj.gov.cn/wjfg/system/2007/08/03/000137411.shtml
[сайт].
(дата
–
URL:
обращения:
21.04.2010).
149. Чжунго иньхан Цуй Яньсюй фуханчжан цзай лиюн вайцзы вэньти цзотаньхуэй шан дэ цзянхуа = Выступление заместителя главы Банка Китая Цуй Яньсюя на заседании по вопросам использования иностранного капитала: 2 февраля
1980 г. // Наньфан цзиньжун. – Гуанчжоу, 1980. – № 24. – С. 1-8.
150. Чжэн, Тобинь. Гуаньюй «Чжунхуа жэньинь гунхэго вайцзы цие фа (цаоань)» дэ шомин = Пояснения к «Закону КНР (проекту) о предприятиях иностранного капитала» / Тобинь Чжэн // Чжунхуа жэньминь гунхэго гоуюань гунбао. – 1986.
– № 12. – С. 414-417.
151. Чэнь, Юнь. Чэнь Юнь вэньсюань = Избранные сочине-ния Чэнь Юня: в
3 т. / Юнь Чэнь. – Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 1995. – Т. 3. – 423 с.
209
152. Шао Цихуэй тунчжи цзай цюань шэн бяньцзин дифан цзинцзи маои
гунцзо хуэйи шан дэ цзянхуа = Речь товарища Шао Цихуэй на рабочем совещании
по вопросам приграничной торговли и экономического сотрудничества в провинции // Хэйлунцзян чжэнбао. – Харбин, 1993. – №8. – С. 212-220.
153. Яо, Илинь. Гуаньюй 1988 нянь цзихуа аньпай дэ фан-чжэнь хэ юаньцзэ
= Курс и принципы планирования на 1988 г. / Илинь Яо // Хунгуань цзинцзи яньцзю. – Пекин, 1987. – № 11. – С. 1-9.
г) официальные экономические описания и статистические материалы
на русском языке
154. Деятельность организаций с участием иностранного капитала в Приморском крае. 2010: Сборник с аналитической запиской. – Владивосток: Приморскстат, 2010. – 34 с.
155. Единая межведомственная информационно-статистическая система:
[сайт]. – URL: http://www.fedstat.ru/indicator/data.do (дата обращения: 22.05.2013).
156. Итоги социально-экономического развития Приморского края, 2007 г. –
Владивосток: Департамент экономического развития Приморского края, 2007. – 30
с.
157. Итоги социально-экономического развития Приморского края, 2009 г. –
Владивосток: Департамент экономического развития Приморского края, 2010. – 28
с.
158. Торговля в России – 2011 г. – М.: Росстат, 2011. – 519 с.
159. Сельское хозяйство, охота и охотничье хозяйство, лесоводство в России
– 2011 г. – М.: Росстат, 2011. – 445 с.
на английском языке
160. United Nations Commodity Trade Statistics Database: [site]. – URL:
http://comtrade.un.org/db/dqBasicQuery.aspx (дата обращения: 01-29.02.2013).
161. International Debt Statistics: 1970-2012 / The World Bank: [сайт]. – URL:
http://databank.worldbank.org/data/download/IDS_Excel.zip
(дата
обращения:
14.02.2013).
162. Inward and outward foreign direct investment flows, annual, 1970-2012 //
UNCTAD:
[site].
–
URL:
210
http://unctadstat.unctad.org/TableViewer/tableView.aspx?ReportId=88 (дата обращения:
14.02.2013).
163. Net official development assistance (ODA) per capita // The World Bank
Group: [site]. – URL: http://data.worldbank.org/indicator/DT.ODA.ODAT.PC.ZS (дата
обращения: 14.02.2013).
164. Tariff rate, applied, weighted mean, all products (%) // The World Bank
Group: [site]. – URL: http://data.worldbank.org/indicator/TM.TAX.MRCH.WM.AR.ZS
(дата обращения: 01.10.2013).
на китайском языке
165. 2004 нянь чукоуэ цзуй да дэ 100 цзя миньин цие миндань = Список 100
частных компаний с наибольшими объемами экспорта в 2004 г. // Управление по
общим
вопросам
Министерства
коммерции
КНР:
[сайт].
URL:
http://pep.mofcom.gov.cn/table/0526_100.xls (дата обращения: 02.11.2011).
166. 2007 нянь Суйфэньхэ ши гоминь цзинцзи хэ шэхуэй фачжань тунцзи
гунбао = Статистический доклад о национальном социально-экономическом развитии г. Суйфэньхэ в 2007 г. // Народное правительство г. Суйфэньхэ: [сайт]. – URL:
http://www.suifenhe.gov.cn/SectorList/contents/1797/6120.html
(дата
обращения:
02.03.2012).
167. 2009 нянь чукоуэ цзуй да дэ 100 цзя миньин цие миндань = Список 100
частных компаний с наибольшими объемами экспорта в 2009 г. // Управление по
общим
вопросам
Министерства
коммерции
КНР:
http://zhs.mofcom.gov.cn/accessory/201010/1286608004733.doc
[сайт].
(Дата
–
URL:
обращения:
02.11.2011).
168. 2009 няньду чжунго дуйвай чжицзе тоуцзы тунцзи гунбао = Статистический доклад о зарубежных прямых инвестициях Китая в 2009 г. / Министерство
коммерции КНР, Государственное статистическое управление КНР, Государственное управление валютного контроля КНР. – Пекин, 2010. – 105 с.
169. 2012 нянь шию лютун хане фэньси баогао = Аналитический доклад о
состоянии нефтяного рынка в 2012 г. // Министерство коммерции КНР: [сайт]. –
май
2013
г.
–
URL:
http://images.mofcom.gov.cn/scyxs/201306/20130605145317308.doc – 14 с. (дата обращения: 02.07.2013).
211
170. Гуанью хэйлунцзян шэн 2006 нянь цайчжэн цзюесуань хэ 2007 нянь шан
бань нянь юйсуань чжисин цинкуан дэ баогао = Отчет о финансовом балансе в
2006 г. и исполнении бюджета в первой половине 2007 г. // Департамент финансов
провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
–
02.03.2010.
http://www.hljczt.gov.cn/xxgk/czsj/201212/t20121204_1727.htm
(дата
–
URL:
обращения:
18.01.2011).
171. Гуаньюй хэйлунцзян шэн 2009 нянь юйсуань чжисин цинкуан хэ 2010
нянь юйсуань цаоань дэ баогао = Отчет об исполнении бюджета в 2009 г. и подготовки проекта бюджета провинции Хэйлунцзян на 2010 г. // Департамент финансов
провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
–
23.03.2010.
http://www.hljczt.gov.cn/xxgk/czsj/201212/t20121204_1725.htm
(дата
–
URL:
обращения:
18.01.2011).
172. Гуньюй суйфэньхэ ши 2003 нянь гоминь цзинцзи хэ шэхуй фачжань
цзихуа чжисин цинкуан цзи 2004 нянь гоминь цзинцзи хэ шэхуй фачжань цзихуа
(цаоань) дэ баогао = Доклад о выполнении планов развития народного хозяйства и
социального развития г. Суйфэньхэ за 2003 г. и о планах развития народного хозяйства и социального развития г. Суйфэньхэ на 2004 г. (проект) // Управление по
делам
развития
и
реформ
г.
Суйфэньхэ:
[сайт].
–
URL:
http://www.sfhfgj.gov.cn/showarticle.php?id=238 (дата обращения: 25.09.2011).
173. Дуй э маои цзиньчукоу тунцзи фэньси ситун = Система статистического
анализа внешней торговли с Россией // Департамент коммерции Хэйлунцзяна:
[сайт].
–
URL:
www.hljswt.gov.cn/app/url.jsp?system=de
(дата
обращения:
03.04.2011).
174. Дуйвай кайфан цу фачжань куода сяофэй хуэй миньшэн: хэйлунцзян
шэн шану шие «шииу» фачжань чэнцзю цзуншу = Внешняя открытость стимулирует развитие, а расширение потребления улучшает качество жизни: достижения
развития коммерческой сферы в провинции Хэйлунцзян в период 11-го пятилетнего плана // Департамент коммерции провинции Хэйлунцзян: [сайт]. – 17.01.2011. –
URL:
http://heilongjiang.mofcom.gov.cn/aarticle/sjshangwudt/201101/20110107365894.html
(дата обращения: 10.01.2013).
212
175. Лю, Жундэ. Гуанью Суйфэньхэ ши цзинь сань нянь линьму цзягун чанье фачжань цинкуан дэ дяоча = Исследование проблем развития деревообрабатывающей промышленности в г. Суйфэньхэ за бли-жайший трехлетний период / Лю
Жундэ // Комитет по промышленности и информатизации провинции Хэйлунцзян:
[сайт].
–
URL:
http://ds.smehlj.gov.cn/site/sites/sfh/2269632603294/content.fdp?contentId=2531161036
305 (дата обращения: 24.03.2012)
176. Синь чжунго ву ши нянь тунцзи цзыляо хуэйбянь 1949-1998 нянь =
Сборник статистических материалов к 50-летию нового Китая, 1949-1998. – Пекин:
Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1999. – 890 с.
177. Суйфэньхэ ши гуймо ишан гуне цие нэнюань сяохао цинкуан фэньси =
Анализ энергопотребления средними и крупными пред-приятиями г. Суйфэньхэ //
Управление статистики провинции Хэйлунцзян: [сайт]. – 18.10.2013. – URL:
http://www.hlj.stats.gov.cn/jjfx/dsfx/17882.htm (дата обращения: 26.01.2014).
178. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь – 2009 (Статистический ежегодник Хэйлунцзяна – 2009). Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2009. 607 с.
179. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1987 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1987. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1987. – 832 с.
180. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1991 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1991. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1991. – 793 с.
181. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1993 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1993. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1993. – 731 с.
182. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1995 =Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1995. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1995. – 591 с.
183. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1996 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1996. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1996. – 520 с.
184. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1997 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1997. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1997. – 504 с.
185. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1998 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1998. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1998. – 477 с.
186. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 1999 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 1999. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1999. – 500 с.
213
187. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2000 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2000. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2000. – 480 с.
188. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2001 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2001. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2001. – 439 с.
189. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2003 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2003. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2003. – 494 с.
190. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2004 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2004. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2004. – 540 с.
191. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2005 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2005. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2005. – 508 с.
192. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2006 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2006. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2006. – 543 с.
193. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2007 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2007. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2007. – 581 с.
194. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2008 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2008. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2008. – 603 с.
195. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2009 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2009. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2009. – 607 с.
196. Хэйлунцзян тунцзи няньцзянь 2010 = Статистический ежегодник Хэйлунцзяна, 2010. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2010. – 693 с.
197. Цзинвай тоуцзы цие (цзигоу) минлу, гоцзя: элосы, хэч-жунь жици чжи
01.2010 = Перечень предприятий (организаций) зарубежного инвестирования,
страна: Россия, утверждены: до января 2010 г. // Министерство коммерции КНР:
[сайт].
–
URL:
http://wszw.hzs.mofcom.gov.cn/fecp/fem/corp/fem_cert_stat_view_list.jsp?manage=0&c
heck_dte_nian=0&check_dte_nian2=2010&check_dte_yue=0&check_dte_yue2=01&CE
RT_NO=&COUNTRY_CN_NA=%B6%ED%C2%DE%CB%B9&CORP_NA_CN=&C
HECK_DTE= (дата обращения: 03.09.2012).
198. Цзинвай цзинцзи маои хэцзо цюй цзиньчжань цинкуан. Цзечжи чжи
2010 нянь 9 юе = Результаты развития зарубежных районов торговоэкономического сотрудничества. По состоянию на сентябрь 2010 г. // Министерство
коммерции
КНР:
[сайт].
–
24.11.2010.
–
URL:
214
http://www.mofcom.gov.cn/article/zt_jwjjmyhzq/subjectq/201011/20101107264074.sht
ml (дата обращения: 05.11.2011).
199. Чжунго гоцзи тоуцзы тоуцунь бяо (няньду бяо) = Международный инвестиционный баланс Китая (годовые данные) // Государственное управление валютного
контроля:
[сайт].
–
URL:
http://www.safe.gov.cn/wps/wcm/connect/2f62630048182a619230d284909d05cd/%E4%
B8%AD%E5%9B%BD%E5%9B%BD%E9%99%85%E6%8A%95%E8%B5%84%E5%
A4%B4%E5%AF%B8%E8%A1%A8.xlsx?MOD=AJPERES&CACHEID=2f626300481
82a619230d284909d05cd (дата обращения: 20.11.2011).
200. Чжунго гудин цзычань тоуцзы тунцзи цзыляо 1950-1985 = Статистические материалы по инвестициям в основные фонды, 1950-1985. – Пекин: Чжунго
тунцзи чубаньшэ, 1987. – 432 с.
201. Чжунго дуйвай цзинцзи тунцзи няньцзянь 1994 = Статистический ежегодник внешнеэкономической деятельности Китая: 1994. – Пекин: Чжунго тунцзи
чубаньшэ, 1995. – 657 с.
202. Чжунго маои вайцзин тунцзи няньцзянь 2010 = Стати-стический ежегодник торговли и внешнеэкономического сотрудничества Китая – 2010. – Пекин:
Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2010. – 733 с.
203. Чжунго тунцзи няньцзянь 1981 = Статистический еже-годник Китая:
1981. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1982. – 512 с.
204. Чжунго тунцзи няньцзянь 1983 = Статистический еже-годник Китая:
1983. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1983. – 593 с.
205. Чжунго тунцзи няньцзянь 1984 = Статистический еже-годник Китая:
1984. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1984. – 570 с.
206. Чжунго тунцзи няньцзянь 1987 = Статистический еже-годник Китая,
1987. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1987. – 886 с.
207. Чжунго тунцзи няньцзянь 1991 = Статистический еже-годник Китая,
1991. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1991. – 857 с.
208. Чжунго тунцзи няньцзянь 1993 = Статистический еже-годник Китая,
1993. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1993. – 931 с.
209. Чжунго тунцзи няньцзянь 1996 = Статистический еже-годник Китая,
1996. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1996. – 830 с.
215
210. Чжунго тунцзи няньцзянь 1997 = Статистический еже-годник Китая,
1997. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1997. – 850 с.
211. Чжунго тунцзи няньцзянь 1999 = Статистический еже-годник Китая,
1999. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 1999. – 909 с.
212. Чжунго тунцзи няньцзянь 2001 = Статистический еже-годник Китая,
2001. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2001. – 900 с.
213. Чжунго тунцзи няньцзянь 2003 = Статистический еже-годник Китая,
2003. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2003. – 977 с.
214. Чжунго тунцзи няньцзянь 2005 = Статистический еже-годник Китая,
2005. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2005. – 915 с.
215. Чжунго тунцзи няньцзянь 2007 = Статистический еже-годник Китая,
2007. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2007. – 1028 с.
216. Чжунго тунцзи няньцзянь 2008 = Статистический еже-годник Китая,
2008. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2008. – 1026 с.
217. Чжунго тунцзи няньцзянь 2009 = Статистический еже-годник Китая,
2009. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2009. – 1072 с.
218. Чжунго тунцзи няньцзянь 2010 = Статистический еже-годник Китая:
2010. – Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2010. – 1032 с.
219. Шэньчжэнь тунцзин няньцзянь 2012 = Статистический ежегодник
Шэньчжэня: 2012. Пекин: Чжунго тунцзи чубаньшэ, 2012. – 392 с.
д) публицистика и мемуарная литература
на русском языке
220. Горчаков, В.В. Стратегия развития приграничных отношений России:
взгляд из региона / В.В. Горчаков // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. – Владивосток, 2007. – №3. – С. 21-29.
221. Горчаков, В.В. Энциклопедия российско-китайской жизни / В.В. Горчаков // Россия и АТР. – Владивосток, 2006. – №3. – С. 196.
222. Ли, Ланьцин. Прорыв: Как отрывались ворота страны: 30-летию начала
реформ в Китае посвящается / Ланьцин Ли; пер. с кит.яз. Ли Иннань. – М.: Издательство Московского университета, 2010. – 472 с.
216
223. Чэнь, Ицзы. Китай: десятилетие реформ / Ицзы Чэнь; пер. с кит.яз. Галенович Ю.М., отв. ред. Титаренко М.Л. // Инф. бюллетень. – №10. – Ч. 1. – М.:
ИДВ, 1996. – 161 с.
224. Чэнь, Ицзы. Китай: десятилетие реформ / Ицзы Чэнь; пер. с кит. яз. Галенович Ю.М., отв. ред. Титаренко М.Л. // Инф. бюллетень. – №11. – Ч. 2. – М.:
ИДВ, 1996. – 147 с.
на английском языке
225. Chen, Deming. Protectionism Doesn't Pay. China calls on the world's governments to learn from history / Deming Chen // The Wall Street Journal: [site]. –
20.02.2009. – URL: http://online.wsj.com/news/articles/SB123509699453029305 (дата
обращения: 01.10.2012).
на китайском языке
226. Дачао минчжу: гуандун даявань хэдяньчжань цзяньшэ цзиши = Жемчужина прилива: хроники строительства атомной электростанции Даявань в провинции Гуандун / под ред. Цзи Чжожу. – Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 1995. – 405 с.
227. Дэн, Лицюнь. Дэн Лицюнь цзышу: ши эр гэ чунь цю (1975-1987) = Автобиография Дэн Лицюня: хроника двенадцати лет (1975-1987) / Лицюнь Дэн. –
Гонконг: Дафэн чубаньшэ, 2006. – 547 с.
228. Дэн Сяопин цзяньшэ ю чжунго тэсэ шэхуэй чжуи луньшу чжуаньти
чжайбянь = Выдержки из рассуждений Дэн Сяопина о строительстве социализма с
китайской спецификой – [Новое изд.] – Пекин: Чжунян вэньсянь чубаньшэ, 1995. –
518 с.
229. Кэ, Вэньхуэй. Юань Гэн фан тань лу = Интервью с Юань Гэном /
Вэньхуэй Кэ // Гуандун дан ши. – Гуанчжоу, 1998. – № 6. – С. 20-24.
230. Лу, Ди. Цзинцзи тэцюй ши цзэньян «шачу и тяо сюелу лай» дэ. У Наньшэн фантань лу = Как особые экономические зоны «пробивали себе дорогу в
жизнь». Интервью с У Наньшэном / Ди Лу, Фэн Чэнь // Гуандун данши. – Гуанчжоу, 2008. – № 3. – С. 4-11.
231. Лю, Шаньцзай. Во го дуйвай кайфан дэ чжунда чэнцзю хэ цзибэнь цзинянь = Значимые успехи и основной опыт политики внешней открытости Китая /
Шаньцзай Лю // Гуаньли шицзе. – Пекин, 1999. – № 2. – С. 1-6.
217
232. Тянь, Цзиюнь. Баши няньдай цзинцзи гайгэ ши да цоши: вэй цзинянь
гайгэ кайфан саньши чжоунянь эр цзо = 10 крупных мероприятий в рамках экономической реформы 80-х годов: к 30-летию политики реформ и открытости / Цзиюнь Тянь // Яньхуан чуньцю. – Пекин, 2008. – №3. – С. 9-14.
233. Тянь, Цзиюнь. Дуйвай кайфан ши цзэян гаоцилай дэ: вэй цзинянь гайгэ
кайфан саньши чжоунянь эр цзо = Как начиналась политика внешней открытости:
к 30-летию политики реформ и открытости / Цзиюнь Тянь // Яньхуан чуньцю. –
Пекин, 2008. – №2. – С. 1-4.
234. Тянь, Цзиюнь. Цзинь цзюйли ганьшоу Дэн Сяопин = Личные впечатления оДэн Сяопине / Цзиюнь Тянь // Яньхуан чуньцю. – Пекин, 2007. – № 12 – С. 1-4.
235. У, И. Чжунго дэ гайгэ хэ дуйвай цзинцзи маои дэ фач-жань = Реформы в
Китае и развитие внешнеэкономического сотрудничества и торговли / И У // Гоцзи
цзинцзи хэцзо. – Пекин, 1995. – № 5. – С. 6-7.
236. У, Наньшэн. Цзинцзи тэцюй дэ чуанли = Создание особых экономических зон / Наньшэн У // Гуандун данши. – Гуанчжоу, 1998. – № 6 – С. 13-15.
237. Хоу, Цзе. Фачжань хэнсян цзинцзи ляньси цюаньмянь чжэньсин во шэн
цзинцзи = Развитие горизонтальных экономических связей в целях всестороннего
оживления экономики провинции / Цзе Хоу // Чжунго цзинмао даокань. – 1986. –
№8. – С. 5-6.
238. Хоу, Цзе. Фачжань хэнсян цзинцзи ляньси чжэньсин хэйлунцзян шэн
цзинцзи = Развитие горизонтальных экономических связей в целях оживления экономики провинции Хэйлунцзян / Цзе Хоу // Чжунго гайгэ. – 1986. – №3. – С. 14-16,
23.
239. Цзэн, Цзяньхуэй. Неймэнгу бяньцзин цзисин. Суй Ху Яобан тунчжи
фанвэнь саньцзи = Путешествие по приграничью Внутренней Монголии. Записки о
поездке с товарищем Ху Яобаном / Цзяньхуэй Цзэн // Ляован. – Пекин, 1984. – №
44. – С. 9-12.
240. Цзэн, Цзяньхуэй. Чжуннаньхай цзиши: Цзэн Цзяньхуэй тунсюнь вэньцзи / Цзяньхуэй Цзэн. – Пекин: Учжоу чуаньбо шэ, 2006. – 238 с.
241. Цянь, Цичэнь. Вайцзяо шицзи = Десять дипломатических событий / Цичэнь Цянь. – Пекин: Шицзе чжиши чубаньшэ, 2003. – 450 с.
218
242. Чжан, Чицзянь. Ху Яобан цидун лэ чжунсу бяньцзин дэ чжамэнь = Ху
Яобан открыл ворота китайско-советской границы / Чицзянь Чжан // Гунгуань
шицзе. – 1994. – № 1. – С. 14-16.
243. Чжао, Цзыян. Гайгэ личэн = Путь реформ / Цзыян Чжао. – Гонконг:
Синь шицзи чубаньшэ, 2009. – 306 с.
244. Чжоу, Кэжэнь. Синь чжунго дуйвай маои саньши нянь = 35 лет внешней
торговли нового Китая / Кэжэнь Чжоу // Цаймао цзинцзи. – Пекин, 1984. – № 9. – С.
5-8.
245. Чжу, Жунцзи. Чжу Жунцзи да цзичжэ вэнь = Чжу Жунцзи: отвечая на
вопросы журналистов / Жунцзи Чжу. – Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2009. – 457 с.
246. Чжу, Жунцзи. Чжу Жунцзи цзянхуа шилу = Записи речей Чжу Жунцзи /
Жунцзи Чжу. – Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2011 – 524 с.
247. Чжэн, Тобинь. Чжунго дуйвай цзинцзи маои дэ хуэйгу юй чжаньван =
Прошлое и перспективы внешнеэкономического сотрудничества и торговли Китая
/ Тобинь Чжэн // Ляован чжоукань. – Пекин, 1990. – № 1 – С. 6-7.
248. Чэнь, Дэмин. Дувай кайфан саньши нянь дэ вэйда личэн хэ гуанхуэй
чэнцзю = Великий путь и блестящий успех традцатилетия политики внешней открытости / Дэмин Чэнь // Сеть Жэньминь: [сайт]. – 18.12.2008. – URL:
http://finance.people.com.cn/GB/8215/126457/8543032.html
(дата
обращения:
14.02.2011).
249. Чэнь, Дэмин. Цзянь дин бу и дэ цзоу чжунго тэсэ дэ кайфан ши фачжань
даолу = Уверенно идти по пути развития открытой экономики с китайской спецификой / Дэмин Чэнь // Сяньдай цие. – Сиань, 2009. – № 1. – С. 2-5.
250. Чэнь, Минь. Юань Гэн: мань му цан сан хуа шэкоу. Юань Гэн фантань
лу = Юань Гэн: о превратностях судьбы Шэкоу. Интервью с Юань Гэном / Минь
Чэнь, Чжэньди Хуан, Цзяньго Чжу // Чжунго гайгэ. – Пекин, 2003. – № 10. – С. 4043.
251. Ши, Гуаншэн. Дуйвай цзинцзи маои чэнвэй гоминь цзинцзи дэ чжуняо
цзучэн буфэнь = Внешнеэкономическое сотрудничество и торговля стали важной
составной частью национальной экономики / Гуаншэн Ши // Кэцзи чжинан. – Пекин, 1999. – № 11. – С. 4-7.
219
252. Шэнь, Цзюежэнь. И цзю ба и нянь чжунго дуйвай маои чжаньван хэ
данцянь дэ ваймао тичжи гайгэ = Перспективы внешней торговли Китая и текущая
реформа внешнеторговой системы в 1981 г. / Цзюежэнь Шэнь // Гоцзи маои вэньти.
– Пекин, 1981. – № 1. – С. 15-17.
253. Шэнь, Юй. Кайфа цзяньшэ чжун дэ хэйхэ цзинцзи хэцзо цюй = Строящаяся зона приграничного экономического сотрудничества Хэйхэ / Юй Шэнь //
Хэйхэ сюекань. – Хэйхэ, 1992. – № 4. – c. 1-3.
254. Юй, Гуанюань. Вэй Дэн Сяопин цицао цзянхуа гао = Как готовился
текст речи для Дэн Сяопина / Гуанюань Юй // Линдао вэньцуй. – Фучжоу, 2008. –
№ 4. – С. 101-105.
е) периодическая печать и материалы корпоративного происхождения
на русском языке
255. Арефьева, К. Директор «Хуафу» ответит за долги / К. Арефьева // Общественно-политическая газета «Амурская правда»: [сайт]. – Благовещенск, 2010,
10 апр. – № 62 – http://www.ampravda.ru/2010/04/10/025486.html (дата обращения:
11.02.2013).
256. Бадырханов, Э. Жажда российской нефти / Э. Бадырханов // Деловая газета
«Взгляд»:
[сайт].
–
22.02.2006.
–
URL:
http://www.vzgliad.ru/economy/2006/2/22/23454.html (дата обращения: 17.09.2012).
257. В "Роснефти" договорились о скидках на нефть для Китая // РосБизнесКонсалтинг:
[сайт].
–
16.04.2012.
–
http://top.rbc.ru/economics/16/04/2012/646462.shtml (дата обращения: 01.09.2013).
258. В Приморье «кошмарят» российско-китайское предприятие (документы)
//
Новости
vl.ru:
[сайт].
–
27.04.2010.
–
URL:
http://www.newsvl.ru/vlad/2010/04/27/ooo_obuv/ (дата обращения: 03.04.2012).
259. В Приморье накрыли подпольную обувную фабрику // Информационное
агентство «Дейта»: [сайт]. – 08.04.2008. – http://www.deita.ru/incidents/primorskijkraj_08.04.2011_165479_v-primorje-nakryli-podpolnuju-obuvnuju-fabriku.html
(дата
обращения: 03.06.2012).
260. В Приморье накрыто мощное подпольное обувное производство // Информационное
агентство
«Дейта»:
[сайт].
–
05.11.2008.
–
220
http://deita.ru/news/incidents/05.11.2008/117576-v-primorje-nakryto-moschnoepodpolnoe-obuvnoe-proizvodstvo-foto/ (дата обращения: 03.06.2012).
261. Гусенцова, К. Ветеранов-владивостокцев поздравят китайские бизнесмены и политики / К. Гусенцова // Администрация г. Владивостока: [сайт]. –
06.05.2005. – URL: http://www.vlc.ru/news/press/2005/05/20050506_07.htm (дата обращения: 03.04.2011).
262. Делегации ЕАО и китайского города Цзямусы обсудили перспективы
сотрудничества // Официальный портал органов государственной власти ЕАО:
[сайт]. – 01.07.2014. – http://eao.ru/?p=regnews&newsid=14333 (дата обращения:
05.07.2014).
263. Дмитракова, Т. Дальний Восток ищет свою модель экономики / Т.
Дмитракова // Российская газета. – М., 2008, 30 сентября. – № 4761. – С. 4.
264. Китайские бизнесмены поддержат ветеранов Владиво-стока // Информационное
агентство
«Дейта».
–
20.04.2009.
–URL:
http://www.deita.ru/society/primorskij-kraj_20.04.2009_127691_kitajskie-biznesmenypodderzhat-veteranov-vladivostoka.html (дата обращения: 03.04.2011).
265. Министр регионального развития И.Н. Слюняев принял участие в совещании по развитию Забайкальского края, которое провёл Президент России В.В.
Путин в г.Чите // Министерство регионального развития РФ: [сайт]. – 17.07.2013. –
URL:
http://www.minregion.ru/news_items/3169?locale=ru
(дата
обращения:
12.09.2013).
266. Непотопляемый «Титаник» // Общественно-политическая газета «Амурская
правда»:
[сайт].
–
Благовещенск,
2008,
15
авг.
–
№
147
–
http://www.amurpravda.ru/articles/2008/08/15/2.html (дата обращения: 11.02.2013).
267. Новые рабочие места для жителей округа появятся в Уссурийске // Администрация
Уссурийского
городского
округа.
–
02.07.2010.
–
URL:
http://www.adm-ussuriisk.ru/news/2010-07-02-novye-rabochie-mesta-dlya-zhiteleyokruga-poyavyatsya-v-ussuriyske.htm (дата обращения: 11.11.2012).
268. Повышение уровня китайско-российской торговли: от-крытие эпохи
взаимовыгоды и обоюдного выигрыша // Жэньминь жибао онлайн: [сайт]. –
04.11.2008. – http://russian.people.com.cn/31857/95701/6527171.html (дата обращения:
04.11.2011).
221
269. Российско-китайская "Сахцемент Лунсин" открыла в Южно-Сахалинске
цементный завод // Сетевое издание «Интерфакс-Россия»: [сайт]. – 12.09.2011. –
URL: http://www.interfax-russia.ru/FarEast/news.asp?id=258203&sec=1679 (дата обращения: 08.09.2013).
270. Сводное заключение по проекту Амазарского целлюлозного завода
(АЦЗ)
21
мая
2013
г.
//
Всемирный
фонд
дикой
природы.
–
www.wwf.ru/data/zaklychenie-po-proektu-amazarskogo-tsz_fin.doc (дата обращения:
08.03.2014).
271. Уссурийск развивает деловые отношения с китайскими городами // Новостной
портал
«Альянс
Медиа»:
[сайт].
–
01.10.2008.
–
URL:
http://www.businesspress.ru/newspaper/article_mId_20644_aId_459050.html (дата обращения: 03.06.2012).
272. Шадрина, А. Работа вне закона. В конфликте китайских рабочих с китайской фирмой разобралась амурская прокуратура / А. Шадрина // Российская газета. Приамурье. – 2008. – №4752 – С. 1.
на английском языке
273. Hideyuki, Sano. Japan's net foreign asset shit record high / Sano Hideyuki //
Reuters. – 24.05.2010. – URL: http://www.reuters.com/article/2010/05/24/japaneconomy-assets-idUSTOE64N07320100524 (дата обращения: 22.02.2011).
274. NE China province leases land, grows crops in Russia // Xinhua Web: [site].
–
29.05.2010.
–
http://news.xinhuanet.com/english2010/china/2010-
05/29/c_13322170.htm (датаобращения: 02.11.2011).
на китайском языке
275. 4 вань цзя сыин цие ходэ ваймао цзинин цюань = 40 тысяч частных
предприятий получили право на ведение внешней торговли // Чжунго цзиньшу
тунбао. – 2003. – № 10. – С. 1
276. Вайбэйцзяэр бяньцзянцюй цзянькуан цзи во сянму цзиньчжань цинкуан
[Краткое описание Забайкальского края и информация о развитии китайских проектов] // Генеральное консульство КНР в г. Иркутске: [сайт]. – 29.05.2014. – URL:
http://irkutsk.mofcom.gov.cn/article/ztdy/201405/20140500606165.shtml
277. Вайцзяобу 1961-1965 нянь цземи данань дуйвай кайфан = МИД открывает для внешнего пользования рассекреченные архивные материалы за 1961-1965
222
гг.
//
Архив
МИД
КНР:
[сайт].
–
12.11.2008.
–
URL:
http://dag.fmprc.gov.cn/chn/dajmkf/ywdt/t521970.htm (дата обращения: 09.02.2013).
278. Ван Шуго: тишэн цзяоюй чжилян, хэли буцзюй гоцзя кэцзи цзыюань =
Ван Шуго: при повышении качества образования необхо-димо рационально размещать научно-технические ресурсы государства // Собрание народных представителей
провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
–
08.03.2006.
http://202.97.193.23/ztxw/ard10_4/hyxw/200603080003.htm
–
(дата
URL:
обращения:
11.11.2010).
279. Гоуюань чжэнши пичжунь цзай суйфэньхэ шэли цзунхэ баошуйцюй =
Госсовет официально утвердил создание в Суйфэньхэ комплексной бондовой зоны
//
Сеть
чжэньсин
дунбэй:
[сайт].
–
08.05.2009.
–
http://chinaneast.xinhuanet.com/2009-05/08/content_16464808.htm(дата
URL:
обращения:
05.10.2009).
280. Дайбяо хуюй: дацзао бэйфан шэньчжэнь, чжунши дуй э маои = Делегаты призывают создать северный Шэньчжэнь и обратить пристальное внимание на
торговлю с Россией // Собрание народных представителей провинции Хэйлунцзян:
[сайт]. – 06.03.2005. – URL: http://202.97.193.23/ztxw/ard10_3/200503080013.htm
(дата обращения: 11.11.2010).
281. Коуань цзяньшэ = Строительство пунктов пропуска // Департамент
коммерции
провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
–
URL:
http://www.hljswt.gov.cn/kajs/index_2.jhtml (дата обращения: 22.09.2012).
282. Лунсин цзитуань цзинвай цзыюань кайфа вэньбу туй-цзинь = Уверенное
освоение зарубежных ресурсов корпорацией Лунсин // Корпорация «Освоение зарубежных ресурсов «Лунсин», Хэйлунцзян»: [сайт]. – 09.12.2010. – URL:
http://www.lxjt.net/web/detail/,P=0,ID=4254Y4O482747OSR.shtml (дата обращения:
14.03.2012).
283. Муданьцзян ши вэй шуцзи Чжан Цзинчуань шуайтуань чуфан элосы
биньхай бяньцзян цюй = Делегация во главе секретаря городского комитета КПК г.
Муданьцзян посетила с визитом Приморской край России // Народное правительство
провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
–
19.09.2011.
http://www.hlj.gov.cn/zerx/system/2011/09/19/010231623.shtml
05.11.2011).
(дата
–
URL:
обращения:
223
284. Муданьцзян ши суйфэньхэ гуймо ися муцай цзягун цие шэнчань кайгун
бу цзу = Производственные мощности малых деревообрабатывающих компаний г.
Суйфэньхэ в Муданьцзяне простаивают // Управление статистики провинции Хэйлунцзян: [сайт]. – 09.12.2008. – URL: http://www.hlj.stats.gov.cn/shgz/jmsz/9795.htm
(дата обращения: 26.09.2011).
285. Синь яоцю, синь цидай: во шэн дайбяотуань цаньцзя цюаньго шии цзе
жэньда и ци хуэйи цзуншу = Новые требования, новые надежды: итоги участия делегации провинции Хэйлунцзян в первом заседании 11-го съезда ВСНП // Собрание народных представителей провинции Хэйлунцзян: [сайт]. – 29.04.2008. – URL:
http://202.97.193.23/gzdt/pygz/200804290019.htm (дата обращения: 11.11.2010).
286. Суйфэньхэ ши ба цзе жэнь дай хуэй сы цы хуэйи лун-чжун кайму =
Торжественное открытие 4-й сессии Собрания народных представителей г. Суйфэньхэ 8-го созыва // Комитет по промышленности и информатизации провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
–
12.01.2009.
–
URL:
http://www.ds.smehlj.gov.cn/site/sites/sfh/2269632603285/content.fdp?contentId=24634
30675489(дата об-ращения: 12.11.2011).
287. Тунцзян ши муцай цзягун юаньцюй = Деревообрабатывающая зона г.
Тунцзян // Комитет по промышленности и информатизации провинции Хэйлунцзян:
[сайт].
–
URL:
http://com.smehlj.gov.cn/shenbao/preClusterDetail.do;jsessionid=078527133CDCEE5A9
4484C476CB93A12?clusterID=2367252162799&districtID=2366219823666 (дата обращения: 30.09.2011).
288. Хайгуань цзуншу: 2013 нянь миньин цие цзиньчукоу 1,39 вань и мэйюань = Главное таможенное управление: объем внешнеторговых операций частных
предприятий в 2013 г. составил 1,39 трлн. долл. США // Сеть Жэньминь: [сайт]. –
10.01.2014. – URL: http://finance.people.com.cn/n/2014/0110/c1004-24084260.html
(дата обращения: 02.03.2014).
289. Хэ, Пэн. Гоцзя юй шэнцзи GDP шуцзюй сянча 8048 и юань чацзюй лайцзы нали = Откуда берется разница между национальным и провинциальными
ВВП в размере 804,8 млрд. юаней / Пэн Хэ, Цзи Юань // Шанхай чжэнцзюань бао. –
Шанхай, 2006. – 8 авг.
224
290. Хэ Хунда: индуй хэйлунцзян миньцзянь цзинцзи фач-жань дуй э маои
цзиюй чжичи = Хэ Хунда: для развития частной экономики необходимо поддерживать торговлю с Россией // Собрание народных представителей провинции Хэйлунцзян:
[сайт].
–
10.03.2006.
http://202.97.193.23/ztxw/ard10_4/hyxw/200603100002.htm
–
(дата
URL:
обращения:
11.11.2010)
291. Хэйлунцзян дуй э маои тупо бай и мэйюань ваньчэн ди и цзедуань
чжаньлюе мубяо = Торговля провинции Хэйлунцзян с Россией превысила 10 млрд.
долларов США: стратегические задачи первого этапа выполнены // Сеть чжэньсин
дунбэй:
[сайт].
–
19.12.2007.
–
URL:
http://chinaneast.xinhuanet.com/2007-
12/19/content_11980767.htm (дата обращения: 17.11.2011).
292. Хэйлунцзян жэньда дайбао хуюй чжунэ куацзян телу дацяо цзиньнянь
ин дунгун = Хэйлунцзянский делегат на съезде ВСНП призывает в текущем году
начать строительство российско-китайского железнодорожного моста через реку //
Сеть
чжэньсин
дунбэй:
[сайт].
–
04.03.2008.
–
URL:
http://chinaneast.xinhuanet.com/zhuanti/2008-03/04/content_12601573.htm (дата обращения: 11.11.2010).
293. Хэйлунцзян тоужу 1 и дуо юань цзыцзинь дацзао дуй э цзиньчукоу цзягун юаньцюй = Провинция Хэйлунцзян вкладывает более 100 млн. юаней в создание районов экспортной обрабатывающей промышленности // Сеть Чжэньсин дунбэй:
[сайт].
–
23.03.2005.
–
URL:
http://chinaneast.xinhuanet.com/2005-
03/23/content_3928394.htm (дата обращения: 18.01.2011).
294. Хэйлунцзян чжун э кэцзи хэцзо цзи чаньехуа чжунсинь = Хэйлунцзянский центр китайско-российского научно-технического сотрудничества и внедрения разработок // Министерство коммерции КНР: [сайт]. – 21.03.2007. – URL:
http://www.mofcom.gov.cn/aarticle/subject/mskcz/bwzq/200703/20070304481839.html
(дата обращения: 22.03.2010).
295. Хэйлунцзян шэн дуй э цзинмао хэцзо шэнцзи цюэли у сян чжундянь =
Провинция Хэйлунцзян утвердила пять пунктов для наращивания темпов торговоэкономического сотрудничества с Россией // Министерство коммерции КНР: [сайт].
–
15.06.2007.
–
URL:
225
http://www.mofcom.gov.cn/article/zt_hqh/lanmuere/200706/20070604787895.shtml (дата обращения: 02.10.2011).
296. Цзянчи «цзоучуцюй» чжаньлюе бань хо пинтай жунцзы: лунсин цзитуань пинтай жунцзы гунцзо цюйдэ чэнсяо = Формирование финансовой базы в целях выполнения стратегии «выхода»: работа корпорации Лунсин по формированию
финансовой базы оказалась успешной // Корпорация «Освоение зарубежных ресурсов
«Лунсин»,
Хэйлунцзян»:
[сайт].
–
09.12.2010.
–
URL:
http://www.lxjt.net/web/detail/,P=0,ID=2V3VH56RORS77H99.shtml (дата обращения:
14.03.2012).
297. Цуй Линцзи дайбяо: дакай цзихэй чу хайкоу = Делегат Цуй Лунцзи: необходимо открыть доступ Хэйлунцзяну и Цзилини к морю // Собрание народных
представителей
провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
http://202.97.193.23/ztxw/ard10_4/hyxw/200603100010.htm
–
10.03.2006.
(дата
–
обращения:
11.11.2010).
298. Цуй Лунцзи дайбяо синьси = Информация о представителе Цуй Лунцзи
//
Всекитайское
собрание
народных
представителей:
[сайт].
–
URL:
http://www.npc.gov.cn/delegate/viewDelegate.action?dbid=200811062630 (дата обращения: 10.05.2012).
299. Цю, Шэнлинь. Хэйхэ ши чжунцзи жэньминь фаюань цзян «фуу да цзюй
линянь» дэ аньли = Судебное разбирательство: принцип служения «долгосрочным
целям» важен для народного суда средней ступени г. Хэйхэ / Шэнлинь Цю, Сюфэн
Чэнь // Народный суд средней ступени г. Хэйхэ: [сайт]. – 21.02.2012. – URL:
http://hhzy.hljcourt.gov.cn/public/detail.php?id=87 (дата обращения: 10.03.2011).
300. Цюаньго линянь дуйвай цзехао и лань бяо = Таблица внешних дружественных связей Китая в годовом разрезе // Китайская ассо-циация городов с международными
побратимскими
связями:
[сайт].
–
URL:
http://www.cifca.org.cn/Web/JieHaoBiao.aspx (дата обращения: 24.06.2013).
301. Чжан Гобао: Китай и Россия в области энергетики являются странами,
которые могут взаимно дополнять друг друга // Жэньминь жибао онлайн: [сайт]. –
09.03.2006.
–
http://russia.mofcom.gov.cn/aarticle/todayupdates/200603/20060301657190.html
обращения: 20.10.2012).
URL:
(дата
226
302. Чжан Цзоцзи цзай шэньи гунцзо баогао чжичу сянь гайчжи сянь тяочжэн сянь чжаошан хоу гайцзао, шисянь лао гуне цзиди цюаньмянь чжэнсин = Чжан
Цзоцзи на обсуждении доклада о работе правительства: реконструкция в целях всестороннего возрождения старых промышленных баз возможна только после реструктуризации, корректировки и привлечения инвестиций // Собрание народных
представителей
провинции
Хэйлунцзян:
[сайт].
–
09.03.2004.
–
URL:
http://202.97.193.23/rdyw/200501190398.htm (дата обращения: 11.11.2010)
303. Чжунго ди 4 фухао: 100 и элосы шэ дучан = Четвертый богач Китая
вкладывает 10 млрд. юаней в строительство казино в России // Сеть Синьхуа: [сайт].
–
18.11.2004.
–
URL:
http://news.xinhuanet.com/travel/2004-
11/18/content_2232460.htm (дата обращения: 01.02.2012).
304. Чжунго хаэрбинь гоцзи цзинцзи маои цятаньхуэй ли цзе хуэйгу: цяньянь
= Ретроспектива Харбинских международных торгово-экономических ярмарок Китая: предисловие // Харбинская международная торгово-экономическая ярмарка
Китая: [сайт]. – URL: http://www.ichtf.com/ljhg/indexlj.php (дата обращения:
21.05.2012).
305. Чжунго цзиньчукоу иньхан хэйлунцзян фэньхан юй хэйхэ ши хуафу
цзитуань цзинвай тоуцзы дайкуань 1,5 и юань цзай хаэрбинь цяньюе: хэйхэ ши
хуафу цзитуань чжули лунцзян вайсян син цзинцзи фачжань = Хэйлунцзянское отделение Экспортно-импортного банка Китая и хэйхэская корпорация Хуафу подписали соглашение в Харбине о кредиты в размере 150 млн. юаней для зарубежной
инвестиционной деятельности: хэйхэская корпорация «Хуафу» прилагает усилия
для развития внешнеориентированной экономики // Хэйлунцзян жибао. – Харбин,
2011, 28 фев. – С. 2
306. Чуйчжи гуаньли иньжу во го тунцзи тиси = Вертикальное управление
внедряется в систему государственной статистики // Сеть Синьхуа: [сайт]. –
06.10.2006.
–
URL:
http://news.xinhuanet.com/politics/2006-
10/06/content_5171542.htm (дата обращения: 21.06.2012).
307. Шимао гуфэнь: и сянь шане дичан цие чуши = Акции "Шимао": появление передового девелопера коммерческой недвижимости // Корпорация Шимао:
[сайт].
–
02.07.2007.
–
227
http://www.shimaogroup.com/pub/newsdetail.aspx?MetaDataId=16416 (дата обращения:15.09.2011).
308. Шимао цзитуань шоу гэ куацзин цзунхэ маои ти сянму кайе = Начал работать первый проект трансграничного торгового комплекса корпорации Шимао //
Корпорация
Шимао:
[сайт].
–
16.08.2006.
–
URL:
http://www.shimaogroup.com/pub/newsdetail.aspx?MetaDataId=16181 (дата обращения: 01.02.2012).
309. Шэньчжэнь буфа: 30 нянь до ди и линпао чжунго. Сяо юйцунь синь син
да чэнши = Поступь Шэньчжэня: пример для остального Китая на протяжении более 30 лет. Как рыбацкая деревушка стала современным мегаполисом // Сеть
Жэньминь: [сайт]. – URL: http://politics.people.com.cn/BIG5/1025/12549320.html (дата обращения: 20.02.2014).
310. Элосы усулисыкэ цзинмао хэцзо цюй = Уссурийская зона торговоэкономического сотрудничества в России // Министерство коммерции КНР: [сайт].
–
02.01.2014.
–
URL:
http://www.mofcom.gov.cn/aarticle/subject/jwjjmyhzq/subjectp/201011/2010110723185
2.html (дата обра-щения: 02.01.2014).
311. Элосы усулисыкэ цзинцзи маои хэцзо цюй сянму цзяньшэ: чжи чжи сы
ди дэ бои = Строительство района торгово-экономического сотрудничества в г. Уссурийск России: игра ва-банк // Портал правительства г. Муданьцзян: [сайт]. –
23.08.2007. – URL: http://www.mdj.gov.cn/wbjwz/sjjwyh/xwkx/20070823/091847.html
(дата обращения: 10.10.2011).
ё) официальные хроники и ежегодники
на китайском языке
312. Дэн Сяопин сысян няньпу (1975-1988) = Хроника идей Дэн Сяопина
(1975-1988). – Пекин: Чжунян вэньсянь чубаньшэ, 1998. – С. 468.
313. Суйфэньхэ ши чжи = Хроники города Суйфэньхэ / под ред. Лю Синя. –
Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 2000 – 1067 с.
314. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 1992 = Ежегодник внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 1992. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1992. – 507 с.
228
315. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 1993 = Ежегодник внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 1993. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1993. – 366 с.
316. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 1994 = Ежегодник внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 1994. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1994. – 387 с.
317. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 1995-1996 = Ежегодник
внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 1995-1996. –
Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1996. – 368 с.
318. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 1997-1998 = Ежегодник
внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 1997-1998. –
Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1998. – 691 с.
319. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 1999-2000 = Ежегодник
внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 1999-2000. –
Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 2000. – 583 с.
320. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 2001 = Ежегодник внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 2001. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 2001. – 321 с.
321. Хэйлунцзян дуйвай цзинцзи маои няньцзянь 2003 = Ежегодник внешнеэкономического сотрудничества и торговли Хэйлунцзяна, 2003. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 2003. – 397 с.
322. Хэйлунцзян няньцзянь 1988 = Ежегодник Хэйлунцзяна, 1988. – Харбин:
Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1988. – 568 с.
323. Хэйлунцзян няньцзянь 1992 = Ежегодник Хэйлунцзяна, 1992. – Харбин:
Хэйлунцзян няньцзяньшэ, 1992. – 548 с.
324. Хэйлунцзян няньцзянь 1993 = Ежегодник Хэйлунцзяна, 1993. – Харбин:
Хэйлунцзян няньцзяньшэ, 1993. – 540 с.
325. Хэйлунцзян няньцзянь 1994 = Ежегодник Хэйлунцзяна, 1994. – Харбин:
Хэйлунцзян няньцзяньшэ, 1994. – 532 с.
326. Хэйлунцзян няньцзянь 2004 = Ежегодник Хэйлунцзяна, 2004. – Харбин:
Хэйлунцзян няньцзянь шэ, 2004 – 516 с.
229
327. Хэйлунцзян шану няньцзянь 2007 = Ежегодник коммерции Хэйлунцзяна,
2007. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 2008. – 523 с.
328. Хэйхэ дицюй чжи = Хроники округа Хэйхэ / под ред. Ван Чжаомина. –
Пекин: Саньлянь Шудянь, 1996. – 1042 с.
329. Хэйхэ няньцзянь 2002 = Ежегодник Хэйхэ, 2000. – Хэйхэ: Хэйхэ ши дифан чжи баньгунши, 2000. – 406 с.
330. Хэйхэ цзяньши = Краткая история Хэйхэ / под ред. Ли Баошу. – Харбин:
Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1999. – 414 с.
331. Чжунго гунчаньдан цзучжи ши цзыляо = Материалы истории КПК. –
Пекин: Чжунгун дан ши чубаньшэ, 2000. – Чжунхуа жэньминь гунхэго чжэнцюань
цзучжи = Политические организации КНР. – Доп. Т.1. – 1432 с.
332. Чжунго дуйвай 30 чжоунянь хуэйгучжань. Дифан дуйвай кайфан дашицзи = Ретроспектива к тридцатилетию политики внешней открытости в Китае.
Хроники политики внешней открытости в регионах. – Пекин, 2008. – 327 с.
333. Чжунго цайчжэн няньцзянь 2010 = Ежегодник по бюджету Китая, 2010.
– Пекин: чжунго цайчжэн цзачжи шэ, 2010. – 756 с.
334. Чжунго цайчжэн няньцзянь 2011 = Ежегодник по бюджету Китая, 2011.
– Пекин: чжунго цайчжэн цзачжи шэ, 2011. – 805 с.
2. Исследования
2.1. Монографии и статьи
на русском языке
335. Александрова, М.В. Внешнеэкономическая деятельность провинции
Хэйлунцзян в период реформ (1978-2008) / М.В. Александрова // Китай в мировой
и региональной политике. История и современность. Вып. XIV: ежегодное издание
/ отв. ред.-сост. Е.И. Сафронова. – М.: ИДВ РАН, 2009. – С. 217-240.
336. Александрова, М.В. Закрытие «Большого рынка», или Уход от «серых
таможенных схем» / М.В. Александрова // Проблемы Дальнего Востока. – 2010. –
№4. – С. 65-75.
337. Александрова, М.В. Программа сотрудничества смежных территорий
России и Китая: история, факты, пути осуществления / М.В. Александрова // Китай
230
в мировой и региональной политике. История и современность. Вып. XV / под ред.
Е.И.Сафронова. – М.: ИДВ РАН, 2010. – С. 198-222.
338. Александрова, М.В. Четверть века торгово-экономического сотрудничества РФ и КНР (на примере провинции Хэйлунцзян) / М.В. Александрова // Проблемы Дальнего Востока. – 2009. – №6. – С. 56-72.
339. Александрова, М.В. Экономическое взаимодействие регионов России и
Китая в период реформ / М.В. Александрова. – М.: Издательство «ОГНИ», 2005. –
262 с.
340. Бабина, В.А. Управление интеграцией приграничных региональных
экономических систем / В.А. Бабина // Власть и управление на Востоке России. –
Хабаровск, 2009. – №2. – С. 178-185.
341. Бурдье, П. Социология политики / П. Бурдье; пер. с фр.; сост., общ. ред.
и предисл. Н. А. Шматко. – М.: Socio-Logos, 1993. – 336 с.
342. Бурдье, П. Социология социального пространства / Пер. с франц.; отв.
ред. перевода Н.А. Шматко. – М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.:
Алетейя, 2007. – 288 с.
343. Быстрицкий, С.П. Россия – Северо-Восточная Азия. Дальневосточный
экономический мост на рубеже эпох / С.П. Быстрицкий, В.К. Заусаев. – М.: ИЭПП,
2007. – 297 с.
344. Валлерстайн, И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире / И. Валлерстайн. – СПб.: Университетская книга, 2011. – 416 с.
345. Валлерстайн, И. Конец знакомого мира. Социология ХХI в. / И. Валлерстайн; пер. с англ. яз. под ред. В.И. Иноземцева. – М.: Логос, 2004 – 368 с.
346. Валлерстайн, И. После либерализма / И. Валлерстайн; пер с англ. под
ред. Б.Ю. Кагарлицкого. – М.: Едиториал УРСС. – 2003. – 256 с.
347. Вебер М. Избранные произведения / М. Вебер; пер. с нем.; сост.,
общ.ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко. – М.: Прогресс, 1990.
– 808 c.
348. Вебер М. Социализм / М. Вебер // Журнал социологии и социальной антропологии. – 1999. – Т. 2. – № 3. – С. 11-40.
349. Глобализация экономики Китая / под ред. чл-корр. РАН В.В. Михеева. –
М.: Памятники исторической мысли, 2003. – 392 с.
231
350. Грибова, С.Н. Забайкальский край и Китай в торговле лесом: новые
подходы / С.Н. Грибова // Пространственная экономика. – Хабаровск, 2008. – № 4.
– С. 139-152.
351. Грибова, С.Н. Перспективы структурной модернизации приграничного
сотрудничества Забайкальского края / С.Н. Грибова // Социально-экологоэкономические проблемы приграничных регионов России-Китая-Монголии: Материалы науч.-практ. конф. – Чита: «Экспресс-издательство», 2010. – С. 116-121.
352. Грибова, С.Н. Развитие приграничных регионов России: методология и
практика: автореф. дисс. … д-ра эконом.наук / С.Н. Грибова. – Улан-Удэ, 2011. – 41
с.
353. Делюсин, Л.П. Дэн Сяопин и реформа китайского социализма / Л.П. Делюсин. – М: Муравей, 2003. – 208 с.
354. Дятлов, В.И. «Китайские рынки» российских городов – «уходящая натура»? / В.И. Дятлов // Известия Иркутского государственого университета. Серия:
политология, религиоведение. – 2008. – № 1. – С. 20-30.
355. Дятлов, В.И. «Шанхай» в центре Иркутска. Экология китайского рынка
/ В.И. Дятлов, Р.Э. Кузнецов // Экономическая социология. Электронный журнал. –
2004.
–
Т.
5.
–
№
4.
–
С.
56-71.
–
URL:
http://ecsoc.hse.ru/data/2011/12/08/1208204959/ecsoc_t5_n4.pdf
356. Жигулева, В.В. Развитие страхового рынка в Китае / В.В. Жигулева //
Информационные материалы. Серия: «Проблема экономического развития и сотрудничества в Северо-Восточной Азии». – Вып. 8. – Финансово-кредитные рычаги регулирования экономики в КНР. – Ч. 3. – М.:, 1998 – С. 33-43.
357. Журавская, Т. Н. «Серый» импорт на российско-китайской границе: что
нового? / Т.Н. Журавская // Экономическая социология. Электронный журнал. –
2011.
–
Т.
12.
–
№
5.
–
С.
54-71.
–
URL:
http://ecsoc.hse.ru/data/2011/12/08/1259553788/ecsoc_t12_n5.pdf
358. Иванов, С.А. Особые экономические зоны в Китае: формула успеха и
политическая значимость / С.А. Иванов // Россия и АТР. – 2014. – № 4. (в печати)
359. Иванов, С.А. Условия формирования и особенности пространственной
организации внешнеэкономической деятельности на Северо-Востоке Китая / С.А.
232
Иванов // Вестник Дальневосточного отделения Российской академии наук. – 2012.
- № 4. – С. 136-144.
360. Иванов, С.А. Влияние государства на российско-китайские торговоэкономические взаимодействия / С.А. Иванов // Россия и АТР. – Владивосток, 2013.
– №4. – С. 59-72.
361. Иванов, С.А. Деятельность субнациональных правительств в приграничном сотрудничестве России и Китая: системные ограничители и проблема мотивации / С.А. Иванов // Россия и АТР. – Владивосток, 2011. – № 2. – С. 143-153.
362. Иванов, С.А. Изучение проблем современного приграничного и межрегионального сотрудничества Востока России и Северо-Востока Китая (по материалам журнала «Сиболия яньцзю») / С.А. Иванов // Труды Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. Серия Востоковедения.
– Владивосток: Дальнаука, 2011. – Т. XV. «Проблемы истории Китая и международных отношений в трудах китайских исследователей». – С. 78-94.
363. Карпов, М.В. Экономические реформы и политическая борьба в КНР
(1984-1989) / М.В. Карпов. – М.: ИСАА при МГУ, 1997. – 200 с.
364. Козлов, Л.Е. Этнические общины в политическом процессе Приморского края / Л.Е. Козлов // Международные отношения и мировая политика: азиатскотихоокеанский регионализм: сб. науч. ст. / науч. ред. Л.Н. Гарусова; под общ.ред.
Н.В. Петровой. – Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2011. – С. 163-177.
365. Кононкова, Н.В. Внешнеэкономические связи Амурской области (опыт
1990-х годов) / Н.В. Кононкова // Таможенная политика России на Дальнем Востоке. – 2004. – №4. – С. 22-34.
366. Котельникова, З.В. Особенности развития розничных сетей и торговых
форматов в продовольственном секторе российской торговли в 2000-х годах (региональный аспект) / З.В. Котельникова // Мир России: социология, этнология. –
2009. – № 3. – С. 151-172.
367. Кулик, Б.Т. Советско-китайский раскол: причины и последствия / Б.Т.
Кулик; РАН. Институт Дальнего Востока. – М., 2000. – 640 с.
368. Лапердина, В.В. Экономический рост КНР. Изменение модели развития
(1993-2009 гг.) / В.В. Лапердина. – М.: ИЭ РАН, 2011. – 222 с.
233
369. Ларин, В.Л. В тени проснувшегося дракона: российско-китайские отношения на рубеже ХХ — ХХI веков / В.Л. Ларин. – Владивосток: Дальнаука, 2006. –
424 с.
370. Ларин, В.Л. Китай и Дальний Восток России в первой половине 90-х:
проблемы регионального взаимодействия / В.Л. Ларин. – Владивосток: Дальнаука,
1998. – 284 с.
371. Ларин, В.Л. Межрегиональное взаимодействие России и Китая вначале
XXI века: опыт, проблемы, перспективы / В.Л. Ларин // Проблемы Дальнего Востока. – 2008. – № 2. – С. 40 – 53.
372. Ларин, В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях (80-е годы ХХ — начало ХХI века) / В.Л. Ларин. – М.: Восток-Запад, 2005. – 390
с.
373. Лукин, А.В. О некоторых проблемах сравнительных исследований политических систем КНР и СССР / А.В. Лукин // Сравнительная политика. – 2011. –
№ 1. – С. 3-18.
374. Манежев, С.А. Иностранный капитал в экономике КНР / С.А. Манежев.
– М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. – 274 с.
375. Минакир, П.А. Россия - Китай на Дальнем Востоке: мнимые страхи и
реальные угрозы / П.А. Минакир // Пространственная экономика. – Хабаровск,
2009. – № 3. – С. 7-19.
376. Мэддисон, А. Контуры мировой экономики в 1-2030 гг. Очерки по макроэкономической истории / А. Мэддисон; пер. с англ. Ю.Каптуревского; под ред.
О.Филаточевой. – М.: Изд. Института Гайдара, 2012. – 584 с.
377. 394. Новоселова, Л.В. Банковский сектор после присоединения Китая к
ВТО / Л.В. Новоселова // Экономика КНР: 10 лет после вступления в ВТО / отв. ред.
А.В. Островский, сост. П.Б. Каменнов. В 2 частях. – М.: ИДВ РАН, 2013. – Вып. 19.
– Ч. 2. – С. 5-22.
378. Нырова, Н. Н. Китайские компании приграничной торговли и их место в
международной преступной деятельности / Н.Н. Нырова // "Черные дыры" в Российском законодательстве. – 2003. – № 3. – С. 263-280.
234
379. Нырова, Н.Н. Китайские компании приграничной торговли и их место в
международной преступной деятельности / Н.Н. Нырова // Проблемы Дальнего
Востока. – 2004. – № 1. – С. 87-114.
380. Олонцев, С.О. Российско-китайское внешнеторговое сотрудничество:
использование неформальных практик / С.О. Олонцев // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. – Хабаровск, 2009. – № 4. – С. 3335.
381. Олонцев, С.О. Стратегии торгово-посреднических структур в сфере импорта машинно-технической продукции (на примере Амурской области): автореф.
дисс. … канд. эконом.наук / С.О. Олонцев. – Улан-Удэ, 2011. – 21 с.
382. Пань, Инли. Китайская монетарная политика / Инли Пань, Синьчжу У //
Свободная мысль. – 2011. – № 2. – С. 103-118.
383. Понкратова, Л. Трансграничные обмены и взаимодействие приграничных регионов России и Китая / Л. Понкратова // Проблемы Дальнего Востока. –
2010. – № 6. – С. 99-115.
384. Понять красного дракона. Китай и российское приграничье в XXI веке.
Книга первая / под ред. Зверева Г.С. – Владивосток: Издательская компания «Золотой Рог», 2005. – 216 с.
385. Портяков, В.Я. Иностранные банки в Китае / В.Я. Портяков // Информационные материалы. Серия: «Проблема экономического развития и сотрудничества
в Северо-Восточной Азии». – Вып. 8. – Финансово-кредитные рычаги регулирования экономики в КНР. – Ч. 3. – М.:, 1998 – С. 3-9.
386. Портяков, В.Я. Российско-китайская торговля: политико-экономической
дискурс / В.Я. Портяков // Китай в мировой и региональной политике. История и
современность. Вып. XVI: ежегодное издание / отв. редактор-составитель Е.И.
Сафронова. – М.: ИДВ РАН, 2011. – С. 155-171.
387. Портяков, В.Я. Экономическая политика Китая в эпоху Дэн Сяопина /
В.Я. Портяков. – М.: Издательская фирма "Восточная лит-ра" РАН, 1998. – 236 с.
388. Потапов, М.А. Внешнеэкономическая политика Китая: проблемы и противоречия / М.А. Потапов. – М: Буква, 1998. – 320 с.
235
389. Романов, П. «Чистая фарца»: Социальный опыт взаимодействия советского государства и спекулянтов / П. Романов, М. Суворова // Неформальная экономика в постсоветском пространстве. – СПб.: ЦНСИ. – 2003. – С. 148-163.
390. Рыжова, Н. Роль приграничного сотрудничества в развитии окраинных
городов Китая и России / Н.П. Рыжова // Проблемы Дальнего Востока. – 2009. – №
4. – С. 59-74.
391. Рыжова, Н.П. Влияние приграничной торговли на экономическое развитие Китая и России / Н.П. Рыжова // Вопросы экономики. –2009. –№ 6. – С. 137-150.
392. Рыжова, Н.П. Развитие окраинных регионов КНР: роль «приграничного
пояса открытости» / Н.П. Рыжова // Пространственная экономика. – Хабаровск,
2008. – № 4. – С. 36-59.
393. Рыжова, Н.П. Экономическая интеграция приграничных регионов / Н.П.
Рыжова. – Хабаровск: ИЭИ ДВО РАН, 2013. – 352 с.
394. Свешников, А.А. Концепции КНР в области внешней политики и национальной безопасности / А.А. Свешников // Китай в мировой политике. – М: Московский государственный институт международных отношений (Университет);
«Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. – С. 93–143.
395. Симутина, Н.Л. Экономические и социальные взаимодействия на трансграничном пространстве Благовещенск – Хэйхэ / Н.Л. Симутина, Н.П. Рыжова //
Вестник Дальневосточного отделения РАН. – 2007. – № 5. – С. 130-144.
396. Системная история международных отношений, 1918-2003: в 4 т. / под
ред. А.Д. Богатурова; Научно-образоват. форум по междунар. отношениям; Ин-т
мировой экономики и междунар. отношений РАН; Гос. ун-т гуманитарных наук. –
М., 2003. – Т. 3: События. 1945-2003. – 718 с.
397. Тишутина, О.И. Приграничное сотрудничество субъектов Российской
Федерации и его роль в формировании доходной базы региональных бюджетов (на
примере Дальнего Востока) / О.И. Тишутина // Экономические науки. – 2007. –
№12. – С. 347-351.
398. Томберг, И.Р. Основные тенденции энергодиалога России и Китая / И.Р.
Томберг // Экономические аспекты энергетического сотрудничества России с другими странами и безопасность. – М.: ИМЭМО РАН, 2006. – c. 81-105.
236
399. Тренин, Д. Введение / Д. Тренин, Г. Витковская // Перспективы Дальневосточного региона: китайский фактор. – М., 1999. – С. 5-8.
399а. Фуко, М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности.
Работы разных лет / М. Фуко; пер. с франц. – М.: Касталь, 1996. – 448 с.
400. Черная, И.П. Дальний Восток России и Китай в системе приграничного
сотрудничества: особенности, проблемы и инструменты развития / И.П. Черная //
Российский Дальний Восток в Азиатско-Тихоокеанском регионе на рубеже веков:
политика, экономика, безопасность / под ред. М.Ю. Шинковского. – Владивосток:
Изд-во ВГУЭС, 2005. – С. 140-169.
401. Шлындов, А.В. Военно-техническое сотрудничество между Россией и
Китаем / А.В. Шлындов // Россия и Китай: сотрудничество в условиях глобализации. – М.: РАН. Институт Дальнего Востока, 2005. – С. 372-396.
на анлийском языке
402. Arrighi, G. Adam Smith in Beijing: Lineages of the Twenty-First Century / G.
Arrighi. – London, NY: Verso Books, 2007. – 418 p.
403. Chen, Mumin. Going Global: The Chinese Elite's Views of Security Strategy
in the 1990s / Mumin Chen // Asian Perspective. – 2005. – vol. 29.– № 2. – P. 133-177.
404. Chen, Zhimin. Coastal Provinces and China's Foreign Policy-Making /
Zhimin Chen // China's Foreign Policy Making: Societal Force and Chinese American
Policy / ed. Yufan Hao, Lin Su. – London: Ashgate Publishing Limited, 2005. – P. 187208.
405. Chen, Zhimin. Chinese Provinces as Foreign Policy Actors in Africa. SAIIA
Occasional Paper / Zhimin Chen, Junbo Jian. – [Johannesburg?]: SAIIA, 2009. – № 22. –
23 p.
406. Cheung, P.T.Y. The External Relations of China’s Provinces / Peter T. Y.
Cheung, James T. H. Tang // The Making of Chinese Foreign and Security Policy in the
Era of Reform, 1978-2000 / ed. David M. Lampton. – California: Stanford University
Press, 2001. – P. 91-120.
407. Chien, Shiuh-Shen. Territorial competition in China and the West / ShiuhShen Chien, I. Gordon // Regional Studies. – Abingdon, 2008. – Vol. 42. – No. 1. – P.
31-49.
237
408. China national development and sub-national finance: a review of provincial
expenditures / The World Bank Group. – Washington: the World Bank, 2002. – Report
No. 22951-CHA. – 164 p.
409. China: Updating Economic Memorandum: Managing Rapid Growth and
Transition / World Bank // Document of World Bank. – Washington, 1993. – Report No.
11932-CH. – 202 p.
410. Chu, Yanli. Foreign-related activities of the Chinese local governments and
agents of globalization: A case study of 31 provinces in Mainland China: Ph.D. diss.
University of South California / Yanli Chu. – Los Angeles, 2008. – 233 p.
411. Chung, Hwan-Woo. Economic Reform and Path Dependence in China: a
Comparative Study of Reform and Development in Nanjing and Suzhou / Hwan-Woo
Chung // Asian Perspective. – Seoul, 2003. – Vol. 27. – No. 2. – P. 205-239.
412. Chung, Jae Ho. Assessing the “Revive the Northeast” (zhenxing dongbei)
Programme: Origins, Policies and Implementation / Jae Ho Chung, Hongyi Lai, JangHwan Joo // The China Quarterly. – London, 2009. – Vol. 197 – P. 108-125.
413. Cotton, J. China and Tumen River cooperation: Jilin's coastal development
strategy / J. Cotton // Asian Survey. – Oakland, 1996. – Vol. 36. – No. 11. – P. 1086–
1101.
414. Dicken, P. Global Shift: Mapping the Changing Contours of the World Economy, 6th ed. / P. Dicken. – New York: Guilford Press, 2011 – 607 с.
415. Drury, A.C. US Economic Sanction Threats Against China: Failing to Leverage Better Human Rights / A.C. Drury, Yitan Li // Foreign Policy Analysis. – 2006. – №
2. – c. 307-324.
416. Fewsmith, J. China since Tiananmen: The politics of transition / J. Fewsmith.
– Cambridge University Press, 2001. – 313 p.
417. Frederick, S. Review and analysis of protectionist actions in the textile & apparel industries (Short version) / S. Frederick, G. Gereffi // World Bank and the Center
for Economic Policy Research Paper. – [London?], 2009. – 25 p.
418. Fung, K.C. United States Direct Investment in China / K.C. Fung, L.J. Lau,
Cheng Li. – Washington: AEI Press, 2004. – 198 p.
419. Gereffi, G. State policies and industrial upgrading in East Asia / G. Gereffi //
Revue d'économie industrielle. – 1995. – Vol. 71. – № 1. – P. 79-90.
238
420. Harvey, D. A Brief History of Neolibaralism / David Harvey. – Oxford: Oxford University Press, 2005. – 247 p.
421. Harwit, E. China's Automobile Industry, Policies, Problems and Prospects / E.
Harwit. – New York/London: East Gate Book, 1995. – 208 p.
422. Harwit, E. The impact of WTO membership on the automobile industry in
China / E. Harwit // The China Quarterly. – London, 2001. – Vol. 167. – P. 655-670.
423. Holtom, P. Trends in International Arms Transfers, 2009 / P. Holtom, M.
Bromley, P. Wezeman, S. Wezeman. – Stockholm: SIPRI, 2010. – 8 p.
424. Huang, Yasheng. Capitalism with Chinese Characteristics: Entrepreneurship
and the State / Yasheng Huang. – Cambridge: Cambridge University Press, 2008. – 348 p.
425. Huang, Yasheng. Selling China: Foreign Direct Investment during the Reform Era / Yasheng Huang. – Cambridge: Cambridge University Press, 2003. – 406 p.
426. Ivanov, S.A. Economic and Symbolic Capital at the Border of Globalizing
China : the Case of Heilongjiang Province // Borders and Transborder Processes in Eurasia / S.A. Ivanov; ed. Sergei V. Sevastianov, Paul Richardson, and Anton A. Kireev. –
Vladivostok: Dalnauka, 2013. – P. 188-203.
427. Jacobson, H.K. China's participation in the IMF, the World Bank, and GATT:
toward a global economic order / H.K. Jacobson. – Ann Arbor: University of Michigan
Press, 1990. – 199 p.
428. Jakobson, L. New Foreign Policy Actors in China / L. Jakobson, D. Knox //
SIPRI Policy Paper. – Stockholm, 2010. – No. 26. – 49 p.
429. Kim, Heung Kyu. The Politics of Fiscal Standardization in China: Fiscal
Contract Versus Tax Assignment / Heung Kyu Kim // Asian Perspective. – 2004. – Vol.
28. – № 2. – P. 171-203.
430. Low, L. Accounting for Outward Direct Investment from Hong Kong and
Singapore: Who Controls What? / L. Low, E.D. Ramstetter, Henry Wang Chung Yueng
// NBER Working Paper. – Cambridge, 1996. – № 5858. – 54 p.
431. Mertha, A.C. China's “soft” centralization: shifting tiao/kuai authority relations / A.C. Mertha // The China Quarterly. – 2005. – Vol. 184. – P. 791-810. [c. 792-794]
432. Montinola, G. Federalism, Chinese Style: The Political Basis for Economic
Success in China / G. Montinola, Yingyi Qian, B.R. Weingast // World Politics. – Princeton, 1995. – Vol. 48. – № 1. – P. 50-81.
239
433. Morris, S.J. The Soviet-Chinese-Vietnamese Triangle in the 1970's: The
View from Moscow / S.J. Morris. – Washington: Woodrow Wilson International Center
for Scholars, 1999. – 42 p.
434. Naoi, M. Decentralization, industrial geography and the politics of export
regulation. The case of Sino-Japanese trade disputes / M. Naoi // China’s Foreign Trade
Policy. The new constituencies / ed. Ka Zeng. – London: Routledge, 2007. – P. 40-58.
435. Naughton, B. A Political Economy of China’s Economic Transition // China’s Great Economic Transformation / B. Naughton; eds. Brandt L., Rawski T.G. – Cambridge: Cambridge University Press, 2008. – С. 91-135.
436. Naughton, B. China's emergence and prospects as a trading nation / B.
Naughton // Brookings Papers on Economic Activity. – 1996. – № 2. – P. 273-344.
437. Nicolas, F. China and foreign investors: the end of a beautiful friendship? / F.
Nicolas // Asie Visions. – 2008. – Vol. 4. – 40 p.
438. Pei Minxin. The Chinese Political Order: Resilience or Decay? / Minxin Pei //
Modern China Studies. – 2014. – №1. – P. 1-27.
439. Peters, E.D. The Auto Parts-Automotive Chain in Mexico and China: Cooperation Potential? / E.D. Peters // The China Quarterly. – London, 2012. – Vol. 209. –
P. 82–110.
440. Provincial Strategies of Economic Reform in Post-Mao China: Leadership,
Politics, and Implementation / eds. Peter T. Y. Cheung. – New York: M.E. Sharpe, 1998.
– 466 p.
441. Rodrik, D. One Economics, Many Recipes: Globalization, Institutions, and
Economic Growth / D. Rodrik. – Princeton: Princeton University Press, 2008. – 263 p.
442. Rozman, G. Turning Fortresses into Free Trade Zones / G. Rozman // Rapprochement or Rivalry? Russia-Chinese Relations in a Changing Asia / ed. by Garnett S.
– Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2000. – P. 177-202.
443. Saich, T. The Blind Man and the Elephant: Analysing the Local State in China / T. Saich // East Asian Capitalism: Conflicts Growth And Crisis / ed. Luigi Tomba. –
Milan: Giangiacomo Feltrinelli, 2002. – P. 75-99.
444. Segal, G. China’s Changing Shape / G. Segal // Foreign Affairs. – New York,
1994. – Vol. 73. – No. 3. – P. 43-58.
240
445. Segal, G. Deconstructing foreign relations / G. Segal // China Deconstructs:
Politics, Trade and Regionalism / eds. D.S.G. Goodman & G. Segal. – London:
Routledge, 1994. – P. 322-355.
446. Shirk, S.L. The Political Logic of Economic Reform in China / S.L. Shirk. –
Berkley: University of California Press, 1993 – 399 p.
447. Sturgeon, T.J. Measuring success in the global economy: international trade,
industrial upgrading, and business function outsourcing in global value chains / T.J. Sturgeon, G. Gereffi // Transnational Corporations. – Geneva, 2009. – Vol. 18. – No. 2. – 36
с.
448. Thun, E. Changing Lanes in China. Foreign Direct Investment, Local Governments, and Auto Sector Development / Eric Thun. – New York: Cambridge University Press, 2006. – 326 p.
449. Weber, M. Economy and Society: An Outline of Interpretive Sociology / Max
Weber. – Berkeley: University of California Press, 1978. – 1470 p.
450. Whiting, S.H. Central-Local Fiscal Relations in China / S.H. Whiting // China
Policy Series / National Committee on U.S.-China Relations. – New York, 2007. – № 22.
– 44 p.
451. Wishnick, E. Chinese Perspectives on Cross-Border Relations / E. Wishnick
// Rapprochement or Rivalry? Russia-Chinese Relations in a Changing Asia / ed. by Garnett S. – Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2000. – P. 227-256.
452. Womack, B. The Many Worlds of China's Provinces. Foreign Trade and Diversification / B. Womack, G. Zhao // China Deconstructs: Politics, Trade and Regionalism / eds. D.S.G. Goodman & G. Segal. – London: Routledge, 1994. – P. 131-176.
453. Xiao, Geng. People’s Republic of China’s roundtripping FDI: scale, causes,
and implications / Geng Xiao // ADB Institute Discussion Paper. – Manila, 2004. – № 7 –
48 p.
454. Yang, Erlin. Business Opportunities in Northeast China: Jilin and Heilongjiang / Erlin Yang. – Finland: Ministry of Employment and the Economy, 2008. –
153 p.
455. Zhang, Guang. Governmental Policy Preferences and Foreign Capital Allocation: The Case of China / Guang Zhang // Journal of Chinese Political Science. – 2000. –
Vol. 6. – No. 2. – P. 43-75.
241
456. Zhao, Suisheng. The making of China's Periphery Policy / Suisheng Zhao //
Chinese foreign policy: pragmatism and strategic behavior / ed. Zhao Suisheng. – NY:
ME Sharpe, 2004. – P. 256-275.
457. Zheng, Yongnian. De Facto Federalism in China: Reforms and Dynamics of
Central-Local Relations / Yongnian Zheng. – New Jersey et al.: World Scientific, 2008. –
460 p.
458. Zheng, Yongnian. Perforated Sovereignty: Provincial Dynamism and China’s
Foreign Trade / Yongnian Zheng // Pacific Review. – Oxford, 1994. – Vol. 7. No. 3. – P.
309—321.
на китайском языке
459. Ань Тифу. Данцянь шицзе цзяньшуй цюйши юй чжунго шуй шоу чжэнцэ цюйсян = Современная мировая тенденция снижения налогов и ориентиры налоговой политики в Китае / Тифу Ань // Цзинцзи яньцзю. – Пекин, 2002. – № 2. – С.
17-22.
460. Ань, Чуньшэн. Хэйлунцзян шэн дуй э цзинмао кэцзи хэцзо чжанлюе
шэнцзи мяньлинь дэ цзиюй юй тяочжань = Совершенствование стратегии торговоэкономического и научно-технического сотрудничества провинции Хэйлунцзян с
Россией: вызовы и перспективы / Чуньшэн Ань, Дэчжи Чао // Сиболия яньцзю. –
Харбин, 2006. – № 5 – С. 25-26.
461. Би, Чунчжи. Дуй э жэньминьби цзин вай чжицзе тоуцзы дэ шицзянь юй
таньсо = Практика и изучение возможностей зарубежного прямого инвестирования
в России с использованием юаней / Чунчжи Би // Лилунь гуаньча. – Цицикар, 2011.
– № 1. – С. 140-142.
462. Ван, Цзин. Хаэрбинь дуй э лаоу шучу, гунчэн чэнбао дэ вэньти юй дуйцэ = Вывоз рабочей силы и выполнение подрядов в России Харбином: проблемы и
их решение / Цзин Ван // Сиболия яньцзю. – Харбин, 1994. – № 5. – С. 12-15, 37.
463. Ван, Цзиньлян. Хэйлунцзян шэн юй цзянсу шэн дуйвай маои юй цзинцзи цзэнчжан гуньси дэ бицзяо фэньси = Сравнительный анализ влияния внешней
торговли на рост экономики провинций Хэйлунцзян и Цзянсу / Цзиньлян Ван //
Хэйлунцзян дуйвай цзинмао. – Харбин, 2010. – №3. – С. 10-17.
242
464. Ван, Цзиньхун. Дунбэй лао гуне цзиди ваймао фачжань шуйпин яньцзю
= Изучение вопросов развития внешней торговли в старых промышленных базах
Северо-Востока / Цзиньхун Ван // Лилунь цзе. – Шэньян, 2009. – № 3. – С. 79-80.
465. Ван, Шаогуан. Чжунго гоцзя нэнли баогао = Доклад о потенциале китайского государства / Шаогуан Ван, Аньган Ху. – Шэньян: Ляонин жэньминь чубаньшэ, 1993. – 287 с.
466. Ван, Шо. Шэньчжэнь дуйвай кайфан дэ юаньци = Истоки внешней открытости Шэньчжэня / Шо Ван // Байнянь чао. – Пекин, 2011. – № 5. – С. 22-27.
467. Ван, Шухэ. Синь синши ся хэйлунцзян шэн дуй э бяньцзин маои цие
фачжань дуйцэ = Меры провинции Хэйлунцзян по развитию компаний приграничной торговли с Россией в новых условиях / Шухэ Ван // Дуйвай цзинмао. – Харбин,
2012. – №9 – С. 32-33.
468. Ван, Янь. Цзяцян хэйлунцзян шэн юй элосы цзинмао хэцзо дэ чжаньлюе
ии = Задачи стратегии усиления торгово-экономического сотрудничества провинции Хэйлунцзян с Россией / Янь Ван, Чуньшэн Ань // Сиболия яньцзю. – Харбин,
2006. – №2. – С. 20-21.
469. Вэйст, Р. Вайцзы баосянь гунсы цзай чжунго дэ фачжань = Развитие
страховых компаний с иностранным капиталом в Китае / Р. Вэйст // Чжунго
цзиньжун. – Пекин, 2011. – № 23. – С. 41-43.
470. Гао, Шуаньпин. Цзинькоу цяньдай бу и цзовэй во го данцзинь цзинцзи
фачжань чжаньлюе = Политика импортозамещения не подходит в качестве стратегии развития экономики Китая / Шуаньпин Гао // Цзинцзи яньцзю. – Пекин, 1988.–
№ 02. – С. 54-59.
471. Гао, Юйхай. Гуаньюй цзякуай хэйлунцзян шэн дуй э юаньцюй чжаошан
иньцзы дэ цзяньи = Предложения по ускорению привлечения инвестиций провинцией Хэйлунцзян в зоны, ориентированные на Россию / Юйхай Гао // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2007. – № 5. – С. 36-37.
472. Гуаньюй сяо цие фачжань цзи жунцзы чжуанкуан дэ дяоча юй цзяньи:
на примере Суйфэньхэ = Исследование и предложения по устранению проблем
финансового обеспечения и развития малых предприятий и предложения: на примере Суйфэньхэ / Исследовательская группа Харбинского центрального отделения
Народного банка Китая // Хэйлунцзян цзиньжун. – 2010. – № 2. – С. 65-67.
243
473. Гуаньюй цзяцян цзицэн линдао баньцзы цзяньшэвэньти дэ дяоча юй сыкао = Исследование и анализ вопросов усиления работы по формированию руководящего состава низовых организаций / Исследовательская группа Организационного отдела Городского комитета КПК Суйфэньхэ // Новостной портал Коммунистической
партии
Китая:
[сайт].
–
11.08.2008.
http://cpc.people.com.cn/GB/117092/117104/7647854.html
(дата
–
URL:
обращения:
12.09.2011).
474. Дуйвай кайфан ши во го дэ цзибэнь гоцэ = Курс на внешнюю открытость – базовая политика Китая / Центр изучения политики Министерства внешнеэкономического сотрудничества и торговли // Лилунь юекань. – 1986. – № 3. – С.
43-47.
475. Дун, Фэн. Чжунго чжулю мэйти цюнь фан усулисыкэ хэцзо цюй =
Группа журналистов ведущих средств массовой информации Китая посетила Уссурийскую зону сотрудничества / Фэн Дун // Шанпинь юй чжилян. – Пекин, 2008. –
№ 11. – С. 11.
476. Дэн, Пэн. Хэйлунцзян шэн дуй э бяньцзин люйю дэ сяньчжуан, вэньти
цзи дуйцэ = Состояние, проблемы и способы развития приграничного туризма провинции Хэйлунцзян и России / Пэн Дэн, Дун Мэнь // Сиболия яньцзю. – Харбин,
2002. – № 1. – С. 23-26.
477. Дэн, Пэн. Цун цзиньчукоу шанпинь цзегоу кань хэйлунцзян шэн цие
цзаньюй дуй э цзинь мао кэцзи хэцзо вэньти = Проблема участия китайских компаний в научно-техническом и торгово-экономическом сотрудничестве с Россией с
точки зрения структуры торговли товарами / Пэн Дэн, Юй Сунь // Сиболия яньцзю.
– Харбин, 2006. – №1. – С. 24-27.
478. Е, Сяофэн. Синь синши ся хэйлунцзян шэн фачжань дуй э цзинмао хэцзо дэ дуйцэ яньцзю = Исследование мер провинции Хэйлунцзян по развитию торгово-экономического сотрудничества с Россией в новых условиях / Сяофэн Е, Сяолин Ван // Хэйлунцзян дуйвай цзинмао. – Харбин, 2007. – № 7. – С. 13-15.
479. Жэнь, Чжичэн. Чжунго цичэ чанье маои чжэнцэ хуэйгу юй цяньчжань =
История и перспективы торговой политики в автомобильной отрасли Китая / Чжичэн Жэнь // Сяньдай гуаньли кэсюе. – Нанкин, 2003. – № 12. – С. 36-37.
244
480. Ли, Жун. Цяньси Хэйлунцзян шэн дуй э тоуцзы сяньчжун, вэньти цзи
дуйцэ = Инвестиции провинции Хэйлунцзян в России: состояние, проблемы и пути
их решения / Жун Ли, Чжуанянь Ван // Дуйвай цзинмао. – Харбин, 2011. – № 11. –
С. 9-10.
481. Ли, Цзиньбо. Бяньцзин дицюй дуй э тоуцзы хэцзо дэ сяньчжуан, вэньти
хэ дуйцэ: и суйфэньхэ ши хэ дуннин сянь вэй ли = Инвестиционное сотрудничество
приграничных территорий с Россией: состояние, проблемы и пути их решения. На
примере г. Суйфэньхэ и уезда Дуннин / Цзиньбо Ли // Сиболия яньцзю. – Харбин,
2011. – № 1. – С. 12-14.
482. Ли, Чжунсин. Ваймао цзинин цюань фанкай хоу во го чжуанье ваймао
гунсы фачжань цэлюе таньцзю = Исследование стратегий развития специализированных внешнеторговых компаний Китая после расширения прав на внешнеторговую деятельность / Чжунсин Ли, Цинь Се // Чжунго шанцзе. – Пекин, 2010. – Т. 210.
– № 11 – С. 69-70.
483. Ли, Чуаньсюнь. Цзиньнянь лай чжун э пилинь дицюй чжэнчжи гуаньси
фэньси = Политические отношения приграничных территорий Китая и России в
последние годы / Чуаньсюнь Ли // Элосы, чжуня, дунэоу яньцзю. – Пекин, 2003. –
№3. – С. 12-18.
484. Ли, Чуаньсюнь. Цзиньнянь лай чжун э пилинь дицюй чжэнчжи цзинцзи
гуаньси цзоуши = Тенденции политических и экономических отношений приграничных территорий России и Китая в последние годы / Чуаньсюнь Ли // The SinoRussian “Strategic Partnership”: Current Views / ed. Iwashita Akihiro. – Sapporo: Hokkaido University, 2003. – P. 16-33.
485. Ли, Чуаньсюнь. Чжунго дунбэй юй э юаньдун дицюй цзинмао кэцзи
хэцзо чжаньлюе шэнцзи вэньти яньцзю = Вопросы повышения стратегии торговоэкономического и научно-технического взаимодействия Северо-Востока Китая и
Дальнего Востока России / Чуаньсюнь Ли // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2008. – №
3. – С. 5-14.
486. Ли, Юйянь. Хэйлунцзян шэн куанчань цзыюань цзинвай тоуцзы дэ
сяньчжуан, вэньти цзи дуйцэ = Состояние, проблемы и меры по развитию зарубежной инвестиционной деятельности провинции Хэйлунцзян в сфере минеральных
ресурсов / Юйянь Ли, Жуй Цай // Дандай цзинцзи. – Ухань, 2013. – № 1. – С. 80-82.
245
487. Линь, Хэмин. Чжунэ бяньмао дачао чжун хэйлунцзян яньань дицюй
«паомо цзинцзи» дэ чэнинь, хоуго цзи гэй вомэнь дэ циши = Формирование «экономического пузыря» в прибрежных районах провинции Хэйлунцзян под влиянием
бурного развития китайско-российской приграничной торговли: причины, последствия и уроки на будущее / Хэмин Линь // Сиболия яньцзю. – 1994. – № 5. – С. 5-11.
488. Линь, Шудэ. Лян цзянь чуан гуань хули шуанин: лунсин гоцзи кайци
цзин нэй вай куане тоуцзы синь цзюй мянь = К успеху и взаимовыгодному сотрудничеству: корпорация «Лунсин гоцзи» открывает новую страницу инвестиционной
деятельности в сфере горной добычи в Китае и за рубежом / Шудэ Линь // Чжунго
юсэ цзиньшу. – Пекин, 2007. – № 7. – С. 50-52.
489. Луань, Шэньчжоу. Хэйлунцзян шэн дуй э юаньдун дицюй нуне хэцзо
яньцзю = Сотрудничество провинции Хэйлунцзян с Дальним Востоком России в
области сельского хозяйства / Шэньчжоу Луань // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2005.
– № 4. – 39-41.
490. Лю, Чанли. Цзинькоу цяньдай ши во го ганьчао шицзе гуне да го дэ
чанци чжаньлюе = Замещение импорта – долгосрочная стратегия, позволяющая
Китаю догнать и перегнать мировые промышленные государства / Чанли Лю //
Цзинцзи яньцзю. – Пекин, 1987.– № 08. – С. 34-44.
491. Люй, Кай. Хэйлунцзян шэн цзай дуляньти гоцзя тоуцзы синбань цзинвай цие гайкуан цзи дуйцэ = Вопросы инвестирования и создания в странах СНГ
зарубежных предприятий и меры их решения / Кай Люй, Хуэй Люй // Хэйлунцзян
дуйвай маои. – Харбин, 1998. – № 5. – С. 13-15.
492. Лян, Динфэн. 2008 нянь хэйлунцзян шэн цзыбэнь сянму вайхуэй шоучжи синши фэньси = Анализ движения валюты по капитальных счетам провинции
Хэйлунцзян в 2008 г. / Динфэн Лян // Хэйлунцзян цзиньжун. – Харбин, 2009. – № 2.
– С. 74-76.
493. Лян, Маобан. Чжун э бяньмао фалунь = Правовые основы приграничной
торговли Китая и России / Маобан Лян, Лие Ма, Хэсинь Чи. – Харбин: Хэйлунцзян
жэньминь чубаньшэ, 1993. – 321 с.
494. Ляо, Юехуэй. Шэньчжэнь тэцюй цзиньибу туочжань дуйвай кайфан жогань вэньти дэ сыкао = Изучение некоторых вопросов дальнейшего расширения
246
политики внешней открытости в особой экономической зоне Шэньчжэнь / Юехуэй
Ляо // Тэцюй цзинцзи. – Шэньчжэнь, 1987. – № 6. – С. 14-16.
495. Нин, Дэцзюнь. Гуаньюй цзиньжун вэйцзи дуй дуннин сянь инсян дэ
дяоянь = Изучение влияния финансового кризиса на Дуннин / Дэцзюнь Нин // Народное
правительство
уезда
Дуннин:
[сайт].
–
http://www.dongning.gov.cn/tongjiju/tjfx/2010/0713/3258.html
13.07.2010.
(дата
–
URL:
обращения:
10.05.2010).
496. Ню, Цзюнь. Чжунго дуйвай фэньси чжун дэ лиши цзобяо = Исторические координаты в анализе внешней политики Китая / Цзюнь Ню // Вайцзяо пинлунь. – Пекин, 2010. – № 4. – С. 27-31.
497. Су, Чанхэ. Чжунго вайцзяо нэнли фэньси: и тунчоу гонэй гоцзи лян гэ
дацзюй вэй шицзяо = Анализ дипломатических возможностей Китая: взгляд на
проблему с взаимной увязкой внутренней и международной обстановки / Чанхэ Су
// Вайцзяо пинлунь. – Пекин, 2008. – № 104. – С. 7-13.
498. Су, Чанхэ. Чжунго дифан чжэнфу юй ци цюйюй хэцзо: дунли, синвэй
цзи цзичжи = Местные правительства Китая и субрегиональное сотрудничество:
мотивация, действия и механизмы / Чанхэ Су // Шицзе цзинцзи юй чжэнчжи. – Пекин, 2010. – №5. – С. 4-24.
499. Сун, Вэй. Тун инь и цзян шуй, гун цзя юи цяо – хэ вэнь ань юй та дэ куа
го цзяньжу цие цзитуань = На одной реке вместе строить мост дружбы: Хэ Вэньань
и его транснациональная строительная корпорация / Вэй Сун, Синго Цзи // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2001. – № 1. – С. 54-56.
500. Сунь, Тонин. Чжун э линье хэцзо дэ цзинянь цзи цуньцзай вэньти =
Опыт и проблемы российско-китайского оотрудничества в области лесного хозяйства / Тонин Сунь // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2002. – № 1. – С. 18-22.
501. Сюй, Цзинсюе. Дунбэйя дицюй куаго цзию цзинцзицюй дэ цзяньшэ:
цзяньтань хэйхэ хэ булагэвэйшэньсыкэ ляньцзянь цзию цзинцзицюй дэ сюаньцзэ
юй моши = Создание транснациональной СЭЗ в Северо-Восточной Азии: альтернатива и модель совместного создания СЭЗ Благовещенск-Хэйхэ / Цзинсюе Сюй //
Сиболия яньцзю. – Харбин, 1994. – № 1. – С. 1-3, 10.
247
502. Сюй, Чжияо. Во го шоу пи яньбянь кайфан чэнши дэ чжэнцэ бицзяо
фэньси = Сравительный анализ политики в первых приграничных открытых городах Китая / Чжияо Сюй // Хэйхэй сюекань. – Хэйхэ, 1993. – № 2. – С. 11-17.
503. Ся, Хуаньсинь. Синь синши ся хэйлунцзян шэн дуй э цзинмао хэцзо дэ
сылу юй дуйцэ = Идеи и меры провинции Хэйлунцзян по развитию торговоэкономического сотрудничества с Россией в новых условиях / Хуаньсинь Ся //
Элосы чжуня дуноу шичан. – Пекин, 2011. – № 2 – С. 29-33.
504. У, Яньянь. Гайгэ кайфан илай во го лиюн вайцзы чжэнцэ дэ хуэйгу юй
чжаньван = Прошлое и перспективы политики привлечения иностранного капитала
Китаем после проведения курса на реформы и открытость / Яньянь У, Гоцзе Чжао,
Чжицин Дин // Цзинцзи тичжи гайгэ. – Чэнду, 2008. – № 6. – С. 13-16.
505. Фу, Минцзин. Цзяцян хэйлунцзян шэн юй элосы дэ линье хэцзо = Усиление сотрудничества между пров. Хэйлунцзян и Россией в области лесного хозяйства // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2002. – № 5. – С. 41-42.
506. Ху, Аньган. 1981-2002 нянь гоцзи цзиньжун цзучжи дайкуань дуй чжунго цзинцзи цзэнчжан дэ гунсянь яньцзю = Исследование вклада кредитов международных финансовых организаций в экономический рост Китая / Аньган Ху, Цинжун Ван // Дандай цзинцзи кэсюе. – Сиань, 2005. – № 1. – С. 42-47.
507. Ху, Цюгуан. Сяфан ваймао цзининцюань дэ сяоин фэньси = Анализ результатов передачи на места полномочий на ведение внешней торговли / Цюгуан
Ху // Шэнчаньли яньцзю. – Тайюань, 2005. – № 4. – С. 140-141.
508. Хуа, Цзинвэй. Цзоучу да шань дэ ичунь жэнь – суйфэньхэ ши муцай
цзягун шичан каоча цзиши = Уроженец Ичуня, спустившийся с гор. Исследование
рынка деревоперерабатывающей промышленности г. Суйфэньхэ / Цзинвэй Хуа //
Элосы чжуня дуноу шичан. – Пекин, 2003. – № 11. – С. 31-34.
509. Хуан, Фани. Данцянь во го иньцзинь хэ дуйвай цзинцзи маои дэ чжие
иньсу хэ гайцзинь шэсян = Факторы, сдерживающие заимствование Китаем зарубежных технологий, внешнеэкономического сотрудничества и торговли, и их
улучшение / Фани Хуан // Цзинцзи яньцзю. – Пекин, 1985. – № 12. – С. 22-28.
510. Хуан, Фани. Цзай лунь чжунго дуйвай цзинцзи чжаньлюе дэ сюаньцзэ
=Повторно о выборе внешнеэкономической стратегии Китая / Фани Хуан // Цзинцзи яньцзю. – Пекин, 1986.– № 12. – С. 26-30, 13.
248
511. Хэйлунцзян шэн дуй су цзинмао чжаньлюе хэ цэлюе яньцзю / сост.
Чжан Хоушэн. – Харбин: Хэйлунцзян жэньминь чубаньшэ, 1991. – 191 с.
512. Хэйлунцзян шэн дуй э цзинвай нуне фачжань цинкуан дяоча = Исследование проблем развития зарубежной сельскохозяйственной деятельности провинции Хэйлунцзян в России / Исследовательская группа Харбинского центрального
отделения Народного банка Китая // Хэйлунцзян цзинжун. – Харбин, 2011. – №2. –
С. 56-58.
513. Цзинь, Фэнхуа. Хэйлунцзян шэн дуйвай тоуцзы сяньчжун юй фачжань
дуйцэ: и э, мэн лян го вэй ли = Состояние зарубежной инвестиционной деятельности в провинции Хэйлунцзян и меры по ее развитию: на примере России и Монголии / Фэнхуа Цзинь, Лиминь Юй // Хэйлунцзян дуйвай цзинмао. – Харбин, 2011. –
№ 8. – С. 14-16.
514. Цзоусян дунбэйя цзинцзицюань. Суйфэньхэ ши фачжань чжаньлюе яньцзю = Путь в экономическую зону Северо-Восточной Азии: изучение стратегии
развития г. Суйфэньхэ / под ред. Чжао Минфэя, Чжан Сыпина. – Пекин: Чжунго
шэхуэй кэсюе чубаньшэ, 1992. – 214 с.
515. Цзюй, У. Тэцюй шуйчжи чжун цуньцзай дэ маодунь цзи цзецзюе баньфа
= Противоречия налоговой системы особых зон и способы их решения / У Цзюй //
Тэцюй цзинцзи. –1986. – № 3. – С. 6-9.
516. Цзян, Цзюань. Гуаньюй туйцзинь во шэн дунбу дицюй дуй э цзинмао
чжаньлюе шэнцзи дэ сыкао юй цзяньи = Мысли и предложения по повышению
уровня торгово-экономической стратегии восточных районов провинции в отношении России / Цзюань Цзян // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2003. – № 5. – С. 12-14.
517. Цю, Сичунь. Гуаньюай цзуцзянь ваймао цие цзитуань дэ жогань вэньти
= Некоторые вопросы формирования внешнеторговых корпораций // Гуаньли шицзе / Сичунь Цю. – Пекин, 1992. – № 3. – С. 157-162.
518. Цюйюй чжэнцэ шифоу цзаоюй «бяньцзи куньцзин» = Зашла ли региональная политика в «тупик»? / Редакция журнала // Синь цзинцзи даокань. – Пекин,
2009. – № 12. – С. 46-48.
519. Чжан, Сюцзе. Дуй хэйлунцзян шэн цие цзай элосы куа го цзинцин дэ
сыкао = Изучение вопросов транснационального хозяйствования хэйлунцзянских
249
предприятий в России / Сюцзе Чжан // Хэйлунцзян шэхуэй кэсюе. – 2004. – № 1. –
С. 74-77.
520. Чжан, Цзеин. Чжаньлюе бэйцзин ся чжунго дуйвай чжицзе тоуцзы
чжэнцэ тиси дэ сыкао / Цзеин Чжан, Сюань Чжоу // Гоцзи маои. – Пекин, 2007. – №
4. – С. 27-30.
521. Чжан, Цзюнь. Бу вэй гунгун со чжи дэ гайгэ = Незнакомые нам реформы / Цзюнь Чжан. – Пекин: Чжунсинь чубаньшэ, 2010. – 267 с.
522. Чжан, Шиминь. Дуй суйфэньхэ ши миньцзянь цзедай дэ дяоча = Исследование рынка частных заимствований г. Суйфэньхэ / Шиминь Чжан // Хэйлунцзян
цзиньжун. – Харбин, 2011. – № 3. – c. 66-68.
523. Чжао, Личжи. Ихо маои гоши лэ ма = Время бартерной торговли прошло? / Личжи Чжао // Сиболия яньцзю. – Харбин, 1996. – № 2. – С. 5-8.
524. Чжао, Личжи. Хэйлунцзян шэн бяньцзин маои синши, дуйцэ хэ цяньцзин = Приграничная торговля провинции Хэйлунцзян: состояние, перспективы и
пути решения проблем / Личжи Чжао // Сиболия яньцзю. – Харбин, 1995. – № 3. –
С. 1-5.
525. Чжао, Личжи. Шисянь хэйлунцзян шэн бяньмао шэнцзи дэ дуйцэ яньцзю = Реализация мер по повышению уровня приграничной торговли провинции
Хэйлунцзян / Личжи Чжао // Сиболия яньцзю. – Харбин, 1999. – № 5. – С. 1-4.
526. Чжао, Ляньцзюнь. Яньбянь кайфан дэ лилунь юй шицзянь = Теория и
практика приграничной открытости / Ляньцзюнь Чжао. – Харбин: Хэйлунцзян
жэньминь чубаньшэ, 1998. – 246 с.
527. Чжао, Сюефан. Вого дифан вайши гуаньли моши чуансинь яньцзю =
Исследование новаций в модели управления внешними связями территорий Китая:
дис… магистра. Университет Циндао / Сюефан Чжао. – Циндао, 2008. – 41 с.
528. Чжао, Чуаньцзюнь. Хэйлунцзян шэн шисянь дуй э цзинмао юй кэцзи
хэцзо чжаньлюе шэнцзи дэ дуйцэ яньцзю = Исследование мер провинции Хэйлунцзян
по
совершенствованию
стратегии
торгово-экономического
и
научно-
технического сотрудничества с Россией / Чуаньцзюнь Чжао // Хэйлунцзян дуйвай
цзинмао. – Харбин, 2006. – № 4. – С. 22-25.
250
529. Чжоу, Вэйфу. Чжунго гуне хэ чэншихуа сетяо фачжань лунь = Теория
согласованного развития индустриализации и урбанизации в Китае: дисс. … д-ра
эконом. наук / Вэйфу Чжоу. – Пекин, 2004. – 103 с.
530. Чжоу, Личунь. Хэйлунцзян шэн цзоу сян элосы шичан дэ дуйцэ яньцзю
= Политика провинции Хэйлунцзян по проникновению на российский рынок / Личунь Чжоу, Инминь Цзинь // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2002. – № 4. – С. 19-22.
531. Чжоу, Сютин. Синь шицзи хэйлунцзян шэн юй э юаньдун нуне хэцзо
сыкао = Сотрудничество провинции Хэйлунцзян с Дальним Востоком России в области сельского хозяйства в новом столетии / Сютин Чжоу // Сиболия яньцзю. –
Харбин, 2002. – № 3. – С. 9-13.
532. Чжоу, Сютин. Хэйлунцзян шэн юй э дунбу дицюй нэнюань тоуцзы хэцзо яньцзю = Изучение вопросов инвестиционного сотрудничества провинции Хэйлунцзян и Восточных районов России в области энергоресурсов / Сютин Чжоу //
Сиболия яньцзю. – Харбин, 2008. – № 3. – С. 23-26.
533. Чжун, Ган. Цзясу фачжань чжун дэ ганао чжунинь цзитуань = Быстро
развивающаяся корпортация Чжунинь в Сянгане и Аомыне / Ган Чжун // Гоцзи
цзиньжун яньцзю. – Пекин, 1986. – № 5. – С. 10-12.
534. Чжун, Ганвэнь. Ганао чжунинь цзитуань = Корпорация «Чжунинь» в
Гонконге и Макао / Ганвэнь Чжун // Гоцзи цзиньжун яньцзю. – Пекин, 1995. – № 4.
– С. 62.
535. Чжун, Цзяньпин. Хэйлунцзян кэньцюй юй э юаньдун дицюй нуне хэцзо
яньцзю = Сотрудничество сельскохозяйственных районов провинции Хэйлунцзян с
Россией в области сельского хозяйства / Цзяньпин Чжун // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2009. – № 5. – С. 24-27.
536. Чжун э бяньцзин дицюй цзинцзи цзиньжун фачжань юй вайхуэй гуаньли = Приграничные территории Китая и России: финансово-экономическое развитие и валютное регулирование / под ред. Чжоу Фэнминь. – Пекин: Чжунго цзиньжун чубаньшэ, 2009. –424 с.
537. Чжунго цзинцзи гайгэ 30 нянь. Дуйвай кайфан цзюань = 30 лет экономических реформ в Китае. Политика внешней открытости / Под ред. Тан Жэньу,
Ма Цзи. – Чунцин: Чунцин дасюе чубаньшэ, 2008. – 307 с.
251
538. Чжунго цзинцзи гайгэ 30 нянь. Цюйюй цзинцзи цзюань = 30 лет экономических реформ в Китае. Региональная экономика (1978-2008) / Под ред. Гао
Синьцай – Чунцин: Чунцин дасюе чубаньшэ, 2008. – 358 с.
539. Чжунго цзинцзи гайгэ 30 нянь. Чжэнфу чжуаньсин цзюань = 30 лет экономических реформ в Китае. Трансформация правительства / Под ред. Ван Дунцзин и др. – Чунцин: Чунцин дасюе чубаньшэ, 2008. – 285 с.
540. Чэнь, Жишань. Хэйлунцзян шэн тун элосы дунбу дицюй кайчжань нэнюань хэцзо дэ дуйцэ юй цзяньи = Предложения и меры по сотрудничеству провинции Хэйлунцзян с восточными районами России в области освоения энергоресурсов / Жишань Чэнь // Сиболия яньцзю. – Харбин, 2000. – № 6. – С. 1-5.
541. Чэнь, Ин. Чжун э бяньмао чжун дэ чжиюе иньсу цзи дуйцэ = Проблемы
приграничной торговли России и Китая и меры по их преодолению / Ин Чэнь, Хайбинь И // Сиболия яньцзю. – Харбин, 1994. – № 5. – С. 16-18, 4.
542. Чэнь, Чжиминь. Цюаньцю доцэн чжили чжун дифан чжэнфу юй гоцзи
цзучжи дэ тянху гуаньси яньцзю = Изучение взаимосвязи международной политики и деятельности местных правительств в глобальном многоуровневом управлении / Чжиминь Чэнь // Гоцзи гуаньча. – Шанхай, 2008. – №6. – С. 6-15.
543. Чэнь, Чжохуа. Шэньчжэнь тэцюй ба цзя чжун жи хэцзы цие дэ дяоча =
Исследование восьми китайско-японских предприятий в ОЭЗ Шэньчжэня / Чжохуа
Чэнь // Тэцюй цзинцзи. – 1987. – № 5. – С. 54-56.
544. Шан, Цинцзюнь. Бяньцзин маои шуйшоу цзили вэньти цзеси = Анализ
проблем налоговых стимулов в сфере приграничной торговли / Цинцзюнь Шан //
Гайгэ юй чжаньлюе. – Наньнин, 2006. – № 12. – С. 53-55.
545. Юй, Чжибинь. Чжунго хаэрбинь цзинцзи маои цятаньхуэй дэ юлай юй
фачжань = Истоки и развитие Харбинской торгово-экономической ярмарки в Китае
/ Чжибинь Юй // Бэйфан цзинмао. – Харбин, 2001. – № 4. – С. 18-19.
546. Ян, Фань. Чжунго яньбянь кайфан чэнши тоуцзи маои чжинань = Справочник торговой и инвестиционной деятельности городов приграничной открытости Китая / Фань Ян. – Пекин: Чжунян миньцзусюе чубаньшэ. – 388 с.
547. Ян, Чанжун. Чукоу цзэнчжан дэ сиван соцзай: таолунь туйцзинь миньин
цие кода чукоу = Надежды на рост экспорта: к обсуждению вопросов расширения
252
экспорта частных предприятий / Чанжун Ян // Гоцзи шичан. – Шанхай, 2000. – № 3.
– С. 4-5.
253
Приложения
Диаграмма 1. Доля товарооборота между КНР и СССР/РФ в совокупном объёме внешней
торговли КНР, 1970-2009 гг. (по данным китайской статистики)
6,0
5,0
4,8
4,0
3,9
3,0
2,9
2,1
1,8
1,5
2,0
1,0
0,0
Доля СССР/РФ в совокупном экспорте КНР
Доля СССР/РФ в совокупном импорте КНР
Доля СССР/РФ в совокупном объеме внешней торговли КНР
Составлено по: [204, с. 410, 440; 205, с. 386, 414, 381; 160].
254
Миллиарды
Диаграмма 2. Структура импорта Китая из России, 1984-2009 гг. (по данным китайской
статистики)
25
Прочие товары
Машины, оборудование
и транспортные средства
20
Промышленные товары,
классифицированные в
основном по материалам
Химические продукты
15
10
Минеральное топливо,
смазки и подобные им
товары
Сырье
непродовольственное,
кроме топлива
Продовольственные
товары и живые
животные
5
2008
2006
2004
2002
2000
1998
1996
1994
1992
1990
1988
1986
1984
0
Составлено по: [160].
Диаграмма 3. Импорт Китаем машин, оборудования и транспортных средств из СССР/РФ,
1986-2008*
1800
1600
1400
1200
1000
800
600
400
200
0
50
45
40
35
30
25
20
15
10
5
0
Стоимость, млн.
долл. США
(левая ось)
2008
2006
2004
2002
2000
1998
1996
1994
1992
1990
1988
1986
Доля КНР в
мировом
импорте машин,
оборудования и
транспортных
средств из
СССР/РФ, %
(правая ось)
* Динамические ряды до и после 1991 г. и 1996 г. нельзя сопоставлять в силу того, что в
1991 г. произошел распад СССР и соответственно часть машин и транспортных средств
реализовывалась на мировом рынке не только Россией, но и другими странами постсоветского пространства, а с 1996 г. страны СНГ, являясь основными потребителями российской машиностроительной продукции, стали подавать данные внешней торговли в Статистический отдел ООН, чего раньше не делали.
Составлено по: [160].
255
2012
2011
2010
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
160
140
120
100
80
60
40
20
0
-20
-40
1996
Диаграмма 4. Насколько китайские данные превышали российские при учете движения
товаров из Китая в Россию, 1996-2012 гг.
8000
6000
4000
2000
0
-2000
-4000
-6000
-8000
-10000
-12000
Относительная величина превышения, % (левая ось)
Абсолютная величина превышения, млн. долл. США (правая ось)
Составлено по: [160].
Диаграмма 5. Насколько китайские данные превышали российские при учете движения
товаров из России в Китай, 1996-2012 гг.
45
40
35
30
25
20
15
10
5
0
9000
8000
7000
6000
5000
4000
3000
2000
1000
0
Относительная величина превышения, % (левая ось)
Абсолютная величина превышения, млн. долл. США (правая ось)
Составлено по: [160].
256
Диаграмма 6. Доля России во внешней торговле провинции Хэйлунцзян в 1987-2009 гг., %
70
62,0
66,4
60
50
40
33,8
34,4
30
20
Доля РФ во внешней
торговле провинции
Хэйлунцзян в 19872009 гг., %
10
2009
2008
2007
2006
2005
2004
2003
2002
2001
2000
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
1992
1991
1990
1989
1988
1987
0
Составлено на основе: [369, с. 234; 319, с. 508; 193, с. 436-439; 194, с. 452-455; 196, с. 558561; 195, с. 454-457; 160].
257
Таблица 7. Показатели работы зоны приграничного экономического сотрудничества Хэйхэ,
Суйфэньхэ и Дуннин, 1994-2009 гг.
Кол-во предприятий
Кол-во работников, чел
Хэйхэ
С-хэ* Д-н** Хэйхэ
С-хэ
Д-н
1994
10
38
683
1500
1995
н/д
н/д
н/д
н/д
н/д
н/д
1996
9
10
60
2452
1500
37281
1997
5
15
60
180
1560
37281
1998
79
18
0
1646
1600
0
1999
75
9
0
945
1630
0
2000
78
3
2
1061
0
0
2001
101
5
0
1368
0
40
2002
110
7
0
906
0
0
2003
126
5
3
1182
0
0
2004
90
4
12
1833
1200
0
2005
102
3
37
1978
1200
0
2006
287
14
76
2420
645
1090
2007
280
21
н/д
1824
470
1697
2008
360
36
76
2649
544
2000
2009
420
33
60
1933
500
5102
* С-хэ – г. Суйфэньхэ
** Д-н – уезд Дуннин
Импорт, млн. долл. США
Экспорт, млн. долл. США
Хэйхэ
С-хэ
Д-н
4,05
4,8
0
н/д
н/д
н/д
43,8
0
119,1
0
0
140,2
0
0
207,51
0
0
0,6
0
0
0,5
0
0
1
0
0
0,95
0
0
2,15
0
0
10,67
0
0
60,82
0
655,88
85,31
3,3
526,44
126
3
934,9
154,24
0
764,2
Общий объем отечествен- Объем фактически испольных инвестиций, млн. юа- зованных ПИИ, млн. долл.
ней
США
Хэйхэ
С-хэ
Д-н
Хэйхэ
С-хэ
Д-н
Хэйхэ
С-хэ
Д-н
1994
0
0
1,63
396,4
2,92
1,22
1995
н/д
н/д
н/д
н/д
н/д
н/д
н/д
н/д
н/д
1996
н/д
0
31,55
н/д
4,38
12,8
н/д
2
0
1997
3,63
0
0
12,1
98,39
0
5,11
2,29
0
1998
0
0
0
14
61,7
0
0,34
1,65
0
1999
2,28
0
0
71,78
55
0
0
0
2000
0,83
0
0
84,71
44,3
0
0
0
0
2001
0,92
0
0
97,08
155,52
2,2
0
0
2002
5,58
0
0
169,87
379
0
0
0,6
0
2003
6,98
0
0
180
253
0
0
0
0
2004
11,65
0
0
185
150
300
0
47,46
0
2005
26,02
0
0
248,22
50
129
6,3
1,7
0
2006
30
37,63
55,48
230
228
0
8
0,3
0
2007
22,28
60,7
58,95
284
357,29
0
0,31
0
0
2008
19,11
44
96,67
268
334
88,34
7,5
7,8
0
2009
8,56
49
15,39
920
294,34
0
2,63
0,11
0
Составлено на основе: [182, с. 567-568; 184, с. 501, 503; 185, с. 469; 186, с. 469, 471; 187, с. 473;
188, с. 427, 429; 189, с. 470, 472; 190, с. 519-520, 522; 191, с. 485-486, 489; 192, с. 519-522, 525; 193,
с. 561-564, 567; 194, с. 583-586, 589; 195, с. 587-590, 593; 196, с. 677-680, 683].
258
Диаграмма 8. Доля провинции Хэйлунцзян в экспортно-импортных операциях Китая с
Россией в 1988-2009 гг., %
60
50
40
30
20
10
0
Доля провинции Хэйлунцзян в экспортных операциях Китая с Россией
Доля провинции Хэйлунцзян в импортных операциях Китая с Россией
Составлено на основе: [369, с. 234; 319, с. 508; 193, с. 436-439; 194, с. 452-455; 195, с. 454-457;
196, с. 558-561; 160].
259
Диаграмма 9. Товарная структура экспорта провинции Хэйлунцзян в Россию в 1992 г. и
2006 г.
1992
Продовольственные товары и
с\х продукция
Обувь
30%
36%
Одежда
Текстиль и изделия из него
Машины, оборудование и
электротехника
9%
6%
10%
Прочие товары
9%
Составлено на основе: [315, с. 316-318].
2006
5%
11%
Продовольственные товары и
с\х продукция
15%
17%
7%
Обувь
Одежда
Текстиль и изделия из него
Машины, оборудование и
электротехника
Прочие товары
45%
Составлено на основе: [327, с. 363-364].
260
Диаграмма 10. Товарная структура импорта провинции Хэйлунцзян из России в 1992 г. и
2006 г.
1992
Транспортные средства и
оборудование
Металлы и
металлургическая
продукция
Удобрения
17%
1%
3%
43%
Морепродукты
20%
Нефть и нефтепродукты
Прочее
16%
Составлено на основе: [315, с. 316-318].
2006
2%
Круглый лес
13%
Нефть и
нефтепродукты
40%
Удобрения
18%
Металлы и продукция
металлургии
Оборудование
16%
11%
Составлено на основе: [327, с. 363-364].
Прочее
261
Таблица 11. Доля провинции Хэйлунцзян в лесопромышленном секторе КНР в 2006-2009
гг., %
Доля в за- Доля в Доля в валовом произ- Доля в вало- Доля в валовом производстготовке импорте водстве продукции де- вом производ- ве продукции целлюлознолеса в Килеса
ревообработки*
стве мебели** бумажной промышленности
тае
2006
8,4
29,3
2
1,2
0,8
2007
н/д
26,9
1,7
1,0
0,6
2008
6,7
27,7
2
0,9
0,6
2009
7,4
19,9
2,3
0,8
0,5
* В данном случае в деревообработку также включены переработка бамбука и пальмы, т.к. официальная статистика Китая не дифференцирует их по отдельности.
** Статистические сборники КНР не дифференцируют производство мебели по видам сырья, поэтому в данном случае мебель может быть произведена не только из древесины. Тем не менее,
стоит учитывать, что деревянная мебель все же играет лидирующие позиции в данной отрасли в
Китае
Составлено на основе: [193, с. 296-303; 194, с. 306-313, 458-459; 195, с. 308-315; 196, с. 410-417,
564-565; 215, с. 478-480, 502-505; 216, с. 486-489, 724-725; 217, с. 468, 488-491; 218, с. 245-246,
489, 508-511].
262
Диаграмма 12. Соотношение государственных и частных компаний провинции Хэйлунцзян
в торговле с Россией, 2000-2010 гг., %
100%
90%
80%
70%
60%
50%
40%
30%
20%
10%
0%
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
Частные компании и компании с иностранным капиталом
Государственные компании
Составлено на основе: [173].
Таблица 13. Доля приграничных уездов и городов в торговле провинции Хэйлунцзян и СВК с
Россией
Год
Доля
предприятий
приграничных территорий в торговле
Хэйлунцзяна с Россией, %
Доля
предприятий
приграничных территорий в торговле СВК
с Россией (без учета
Хуньчуня), %
1998
2000
2002
2004
2006 2007
2008
2009
89,2*
96,4
96,8
94,4
91,8
85,5
81,7
78,9
н/д
79
89,6
80,8
75,4
н/д
67,3
н/д
* За 1998 г. имеется статистика только по торговле приграничных территорий со всеми странами,
поэтому вышеуказанная доля должна быть немного ниже указанного значения (например, в 2000
г. около 90% торговли компаний приграничных уездов и городов Хэйлунцзяна приходилось на
Россию).
Составлено на основе: [359, с. 141].
263
Таблица 14. Фирмы приграничных с Россией провинций, входящие в число 100 крупнейших частных компаний-экспортеров Китая, 2004
Название компании (город, уезд регистрации)
Экспортно-импортная компания «Лунцзян Шанлянь» (Суйфэньхэ)
Торгово-экономическая компания «Кайлай» (Суйфэньхэ)
Хэйлунцзянская торгово-промышленная компания «Хуаюй»
(Дуннин)
Торгово-экономическая компания «Линьюань» (Суйфэньхэ)
Торгово-промышленная корпорация «Цзисинь» (Дуннин)
Компания «Цичэ Юньшу» (Суйфэньхэ)
Торгово-экономическая корпорация «Хайхан» (Тунцзян)
Торгово-экономическая компания «Хунлун» (Суйфэньхэ)
Торгово-экономическая компания «Июань» (Суйфэньхэ)
Составлено на основе: [165].
Место в
рейтинге
4
Объем экспорта,
млн. долл. США
266,5
5
7
219,72
212,88
15
25
45
49
55
92
156,92
126,13
84,17
78,89
68,14
50,14
Таблица 15. Фирмы приграничных с Россией провинций, входящих в число 100 крупнейших частных компаний-экспортеров Китая, 2009
Название компании (город, уезд регистрации)
Торгово-промышленная компания «Хуаюй» (Дуннин)
Торговая компания «Чжунэ Хуши» (Хуньчунь)
Торговая компания «Хуатай» (Хэйхэ)
Торговая компания «Чэнфэн» (Хэйхэ)
Торгово-экономическая компания «Дахуа» (Мишань)
Торгово-промышленная корпорация «Цзисинь» (Дуннин)
Составлено на основе: [167].
Место в
рейтинге
10
20
25
26
83
95
Объем экспорта,
млн. долл. США
401,9
316,9
289,5
289,5
154,2
145,6
264
Диаграмма 16. Стоимость деловой древесины, экспортируемой Россией в страны СВА,
долл./куб. м (с таблицей)
120,0
110,0
100,0
90,0
80,0
Все страны
70,0
Китай
60,0
Япония
50,0
Корея
40,0
30,0
20,0
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
Составлено на основе: [160].
Диаграмма 17. Доля деловой древесины в российском экспорте продукции лесного хозяйства в страны Северо-Восточной Азии(стоимостные значения), %
100
90
80
Все страны
70
Китай
60
Япония
50
Корея
40
30
20
2000
2001
2002
2003
Составлено на основе: [160].
2004
2005
2006
2007
2008
2009
265
Таблица 18. Товарооборот г. Суйфэньхэ, уездов Дуннин и Хулинь с Россией в 1998-2009
гг., млн. долл. США
1998*
2000
2002
2004
2006
2008
2009
Суйфэньхэ
437,5
903,7
1525,6
2148,7
2343,9
3543,4
1814,7
Дуннин
88,4
151,5
408,3
685,2
1842,1
1952,2
1225,1
Хулинь
2,67
10,8
13,8
25,7
108,3
174,6
48,2
* Данные представлены по торговле приграничных территорий со всеми странами
Составлено на основе: [319, с. 184; 173].
Диаграмма 19. Бюджетные расходы на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г.
Суйфэньхэ, уездах Дуннин и Хулинь за 1986-2009 гг., юань
30000
25000
20000
15000
10000
5000
0
1986
1990
КНР
1992
1994
1996
Хэйлунцзян
1998
2000
Дуннин
2002
2004
Суйфэньхэ
2006
2008
2009
Хулинь
Составлено на основе: [179, с. 63, 65, 52, 660; 206, с. 25, 28; 180, с. 139, 178, 139, 734, 792; 207,
с. 18; 324, с. 672, 660, 117, 716, 668; 207, с. 18-19; 182, с. 10, 505, 513; 269, с. 22-29; 184, с. 461,
469; 210, с. 24-31; 186, с. 428, 13, 463; 188, с. 399, 423, 18; 212, с. 22-29; 189, с. 445, 24, 465; 213,
с. 26-27; 193, с. 30-5, 531-558; 191, с. 22-27, 459-482; 214, с. 26-33; 193, с. 30-5, 531-558; 215, с.
26-33; 195, с. 22-27, 557-584; 217, с. 4-11; 196, с. 16-21, 643-674; 218, с. 4-11].
266
Таблица 20. Бюджетные расходы на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г. Суйфэньхэ, уездах Дуннин и Хулинь, их соотношение и динамика за 1986-2009 гг., юань
1986
1990
1992
1994
1996
1998
2000
2002
2004
2006
2008
Средний
2009
годовой
прирост*, %
5716
15,2
5474
15,8
5003
17,1
26599
19,5
2713
11,2
КНР
220
301
374
569
648
865
1255
1716
2191
3075
4713
Хэйлунцзян
183
265
290
387
560
690
1073
1484
1987
2785
4490
Дуннин
131
164
217
299
420
494
768
863
1316
2435
3579
Суйфэньхэ
437
1010
1893
1963
2210
2402
2575
3333
5525 12054 17997
Хулинь
234
310
225
386
330
411
587
668
835
1477
2565
Значение Суйфэньхэ к зна2,0
3,3
5,1
3,4
3,4
2,8
2,1
1,9
2,5
3,9
3,8
4,7
чению КНР, раз
Значение Суйфэньхэ к зна2,4
3,8
6,5
5,1
3,9
3,5
2,4
2,2
2,8
4,3
4,0
4,9
чению Хэйлунцзяна, раз
Значение Дуннина к значе0,6
0,5
0,6
0,5
0,6
0,6
0,6
0,5
0,6
0,8
0,8
0,9
нию КНР, раз
Значение Дуннина к значе0,7
0,6
0,7
0,8
0,8
0,7
0,7
0,6
0,7
0,9
0,8
0,9
нию Хэйлунцзяна, раз
Значение Хулиня к значе1,1
1,0
0,6
0,7
0,5
0,5
0,5
0,4
0,4
0,5
0,5
0,5
нию КНР, раз
Значение Хулиня к значе1,3
1,2
0,8
1,0
0,6
0,6
0,5
0,5
0,4
0,5
0,6
0,5
нию Хэйлунцзяна, раз
* Указан прирост номинальных значений, который не способен отразить реальную динамику развития территории. Настоящий показатель
может использоваться лишь для сравнения темпом социально-экономического развития страны, региона и муниципалитетов.
Составлено на основе: см. Таблица 19.
267
Диаграмма 21. Капитальные инвестиции на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г. Суйфэньхэ, уездах Дуннин и Хулинь за 1986-2009 гг., юань
60000
50000
40000
30000
20000
10000
0
1986
1990
КНР
1992
1994
1996
Хэйлунцзян
1998
2000
Дуннин
2002
2004
Суйфэньхэ
2006
2008
2009
Хулинь
Составлено на основе:[179, с. 63, 65, 52, 487; 206, с. 25, 27; 180, с. 139, 178, 724-726, 778; 207, с. 18;
324, с. 672, 660, 117; 208, с. 18-19, 720, 662, 117; 182, с. 10-11, 505, 511; 209, с. 22-29; 184, с. 461, 467;
210, с. 24-31; 186, с. 428, 433, 13; 211, c. 20-27; 188, с. 399, 403, 18; 212, с. 22-29; 189, с. 445, 449; 213,
с. 26-27; 191, с. 22-27, 459-482; 214, с. 26-33; 193, с. 30-5, 531-558; 215, с. 26-33; 195, с. 22-27, 557-584;
217, с. 4-11; 196, с. 16-21, 643-674; 218, с. 4-11].
268
Таблица 22. Капитальные инвестиции на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г. Суйфэньхэ, уездах Дуннин и Хулинь, их соотношение и динамика за 1986-2009 гг., юань
1986
1990
1992
1994
1996
1998
2000
2002
2004
2006
2008
2009
Средний годовой
прирост*, %
21,6
16,8
24,8
21,3
16,2
КНР
187
394
670
1422
1877
2276
2600
3386
5422
8368
13014 16827
Хэйлунцзян
370
467
693
1104
1525
2145
2257
2849
3970
5849
9558
13144
Дуннин
72
100
171
539
295
1048
1555
2189
3510
3755
7147
11944
Суйфэньхэ
663
351
5514
5679
2047
4684
5471
7330 20470 30015 57120 56462
Хулинь
126
305
465
452
455
472
813
889
946
1905
2982
4018
Значение Суйфэньхэ
3,5
0,9
8,2
4,0
1,1
2,1
2,1
2,2
3,8
3,6
4,4
3,4
к значению КНР, раз
Значение Суйфэньхэ
к значению Хэй1,8
0,8
8,0
5,1
1,3
2,2
2,4
2,6
5,2
5,1
6,0
4,3
лунцзяна, раз
Значение Дуннина к
0,4
0,3
0,3
0,4
0,2
0,5
0,6
0,6
0,6
0,4
0,5
0,7
значению КНР, раз
Значение Дуннина к
значению Хэйлунц0,2
0,2
0,2
0,5
0,2
0,5
0,7
0,8
0,9
0,6
0,7
0,9
зяна, раз
Значение Хулиня к
0,7
0,8
0,7
0,3
0,2
0,2
0,3
0,3
0,2
0,2
0,2
0,2
значению КНР, раз
Значение Хулиня к
значению Хэйлунц0,3
0,7
0,7
0,4
0,3
0,2
0,4
0,3
0,2
0,3
0,3
0,3
зяна, раз
* Указан прирост номинальных значений, который не способен отразить реальную динамику развития территории. Настоящий показатель
может использоваться лишь для сравнения темпом социально-экономического развития страны, региона и муниципалитетов.
Составлено на основе: см. Таблица 21.
269
Диаграмма 23. ВВП/ВРП на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г. Суйфэньхэ, уездах
Дуннин и Хулинь за 1990-2009 гг., юань
120000
100000
80000
60000
40000
20000
0
1990
1992
КНР
1994
1996
Хэйлунцзян
1998
2000
Дуннин
2002
2004
Суйфэньхэ
2006
2008
2009
Хулинь
Составлено на основе: [180, с. 139, 178, 722, 738; 207, с. 18-19; 324, с. 672, 674, 660, 117; 208, с.
18-19; 182, с. 10, 505, 509; 209, с. 22-29; 184, с. 461, 465; 188, с. 26, 47; 190, с. 24-31; 186, с. 428, 13;
211, c. 20-27; 212, с. 22-29; 189, с. 24, 445; 213, с. 26-27; 191, с. 22-27, 459-482; 193, с. 30-5, 531558; 215, с. 26-33; 195, с. 22-27, 557-584; 217, с. 4-11; 196, с. 16-21, 643-674; 218, с. 4-11].
270
Таблица 24. ВВП/ВРП на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г. Суйфэньхэ, уездах Дуннин и Хулинь, их соотношение и динамика за 1986-2009 гг., юань
1990
1992
1994
1996
1998
2000
2002
2004
2006
2008
2009
Средний годовой
прирост*, %
15,9
13,9
16,8
19,6
14,0
КНР
1548
2051
3890
5605
5966
7063
8158 10530 16042
22640
25511
Хэйлунцзян
1825
2427
4408
6387
7504
8545 10181 12849 16189
21725
21662
Дуннин
1637
2161
3440
5579
6259
7278
8383 11414 16573
27205
31257
Суйфэньхэ
3592
7211 11215 12552 15475 18390 22360 34531 61682
97607
108399
Хулинь
2164
2288
3775
6258
7544
8700
9049 13235 16479
23439
26430
Значение Суйфэньхэ к
2,3
3,5
2,9
2,2
2,6
2,6
2,7
3,3
3,8
4,3
4,2
значению КНР, раз
Значение Суйфэньхэ к
значению Хэйлунцзяна,
2,0
3,0
2,5
2,0
2,1
2,2
2,2
2,7
3,8
4,5
5,0
раз
Значение Дуннина к
1,1
1,1
0,9
1,0
1,0
1,0
1,0
1,1
1,0
1,2
1,2
значению КНР, раз
Значение Дуннина к
значению Хэйлунцзяна,
0,9
0,9
0,8
0,9
0,8
0,9
0,8
0,9
1,0
1,3
1,4
раз
Значение Хулиня к зна1,4
1,1
1,0
1,1
1,3
1,2
1,1
1,3
1,0
1,0
1,0
чению КНР, раз
Значение Хулиня к зна1,2
0,9
0,9
1,0
1,0
1,0
0,9
1,0
1,0
1,1
1,2
чению Хэйлунцзяна, раз
* Указан прирост номинальных значений, который не способен отразить реальную динамику развития территории. Настоящий показатель
может использоваться лишь для сравнения темпом социально-экономического развития страны, региона и муниципалитетов.
Составлено на основе: см. Таблица 23.
271
Диаграмма 25. Объем промышленного производства на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г. Суйфэньхэ, уездах Дуннин и Хулинь за 1986-2009 гг.*, юань
45000
40000
35000
30000
25000
20000
15000
10000
5000
0
1986
1990
КНР
1992
1994
1996
Хэйлунцзян
1998
2000
Дуннин
2002
2004
Суйфэньхэ
2006
2008
2009
Хулинь
* Статистические данные по промышленному производству до 2000 г. и после нельзя сопоставлять, т.к. с 2000 г. в этом показателе стали учитывать информацию, предоставляемую только государственными предприятиями и негосударственными предприятиями с доходами от продаж
более 5 млн. юаней в год.
Составлено на основе: [179, с. 26, 63, 65, 52, 318; 206, с. 25; 180, с. 139-140, 178, 728, 742; 207, с.
18; 324, с. 672, 660, 664, 698, 117-188; 208, с. 18-19; 182, с. 10-11, 505, 523; 209, с. 22-29; 184, с.
461, 481; 188, с. 47, 215, 399, 411, 216, 18; 210, с. 24-31; 186, с. 428, 443, 13; 211, c. 20-27; 212, с.
22-29; 189, с. 445, 457, 24, 28-29; 213, с. 26-29; 191, с. 22-27, 459-482; 214, с. 26-33; 193, с. 30-5,
531-558; 215, с. 26-33; 195, с. 22-27, 557-584; 217, с. 4-11; 196, с. 16-21, 643-674; 218, с. 4-11].
272
Таблица 26. Объем промышленного производства на душу населения в КНР, пров. Хэйлунцзян, г. Суйфэньхэ, уездах Дуннин и Хулинь, их соотношение и динамика за 1986-2009 гг., юань
1986
1990
1992
1994
1996
1998
2000*
2002
2004
2006
2008
2009
Средний годовой
прирост**, %
17,2
13,0
13,8
15,1
13,1
КНР
1059 2092 3163 5855 8138
9538
6768 8624 14403 24085 38211 41080
Хэйлунцзян
1129 2475 3128 4941 6369
7572
6464 6524
9075 14230 19933 19084
Дуннин
668
1252 1581 1945 2938
3649
1408 2027
3060
4698
8222 13096
Суйфэньхэ
581
1168 1100 2637 2574
3575
696
1418
4042
6905
13663 14820
Хулинь
734
1992 2800 3436 4775
2775
4574 3624
2124
6368
7172 12512
Значение Суйфэньхэ
0,5
0,6
0,3
0,5
0,3
0,4
0,1
0,2
0,3
0,3
0,4
0,4
к значению КНР, раз
Значение Суйфэньхэ
к значению Хэйлунц0,5
0,5
0,4
0,5
0,4
0,5
0,1
0,2
0,4
0,5
0,7
0,8
зяна, раз
Значение Дуннина к
0,6
0,6
0,5
0,3
0,4
0,4
0,2
0,2
0,2
0,2
0,2
0,3
значению КНР, раз
Значение Дуннина к
значению Хэйлунц0,6
0,5
0,5
0,4
0,5
0,5
0,2
0,3
0,3
0,3
0,4
0,7
зяна, раз
Значение Хулиня к
0,7
1,0
0,9
0,6
0,6
0,3
0,7
0,4
0,1
0,3
0,2
0,3
значению КНР, раз
Значение Хулиня к
значению Хэйлунц0,7
0,8
0,9
0,7
0,7
0,4
0,7
0,6
0,2
0,4
0,4
0,7
зяна, раз
* Статистические данные по промышленному производству до 2000 г. и после нельзя сопоставлять, т.к. с 2000 г. в этом показателе стали учитывать информацию, предоставляемую только государственными предприятиями и негосударственными предприятиями с доходами от продаж более 5 млн. юаней в год.
** Указан прирост номинальных значений, который не способен отразить реальную динамику развития территории. Настоящий показатель
может использоваться лишь для сравнения темпом социально-экономического развития страны, региона и муниципалитетов.
Составлено на основе: см. Таблица 25.
273
Диаграмма 27. Количество компаний, созданных хэйлунцзянскими предприятиями в
России, 1988-2009 гг.
160
145
140
118
120
100
79
80
70
60
54
53
45
40
29 31
30
22
5
5
6
1
4
2004
н/д н/д
2003
1989
6
2002
1
2001
1
1988
8
2000
20
Источник: [491, с. 13; 519, с. 74; 197].
2009
2008
2007
2006
2005
1999
1998
1997
1996
1995
1994
1993
1992
1991
1990
0
274
Таблица 28. Сопоставление объемов хэйлунцзянских инвестиций в РФ (официальные данные Хэйлунцзяна) и китайских инвестиций в РФ (официальные данные России)
Год
Объем капиталовложений, млн. долл. США
Капиталовложенияхэйлунцзянских компаний в России (по данным властей Хэйлунцзяна)
Капиталовложения китайских
компаний в России (по данным
Росстата)
2006
837
315
2008
1270
831
2009
1280
1260
(за исключением кредитов, выданных Роснефти и Транснефти)
Составлено по: [155; 147; 36; 492, с. 75].
275
Таблица 29. Проекты корпорации «Лунсин» в России (данные на ноябрь 2013 г.)
Инвестиционный проект
Дата
запуска
проекта
Компанияразработчик в
России
Разработка Лугиинского золоторудного месторождения
(Забайкальский край)
2006
ООО СП "Ферум"
Строительство цементного
завода (Сахалинская область)
2010
ООО "Сахцемент Лунсин"
Строительство Амазарского
лесопромышленного комплекса (Забайкальский край)
2006
ООО "ЦПК
«Полярная»"
Стадия реализации / Планируемые
Учредители компании-разработчика, доля
вложено, млн. долл. вложения, млн.
(%)
США
долл. США
1. Компания "Цзятай" (Гонконг), 10%
2. Компания "Фубан Лунсин" (совместное Поиск соинвесторов
Н/д
предприятие корпорации "Лунсин" и
/ н/д
чжэцзянской компании "Фубан"), 90%
1. ООО "Бетон-сервис" (компания с иностранным капиталом, Россия), 40%
Завершен (2011 г.) /
2,7
2. Компания "Лунсин Жуйкай" (дочернее
2,7
предприятие корпорации "Лунсин"), 60%
Компания "Синбан" (совместное предЗавершена первая
приятие "Лунсин", чжэцзянской компании
очередь проекта/
650
"Фуцзинь" и хэйлунцзянской корпорации
256
"Дасинаньлин"), 100%
Разработка КызылТаштыгского месторождеКомпания "Цзыцзинь Лунсин" (совместЗавершение заплания полиметаллических руд
ное предприятие корпорации "Лунсин" и
2006
ООО "Лунсин"
нировано на конец
435
и строительство горночжэцзянской корпорации Zijin Mining
2014 г. / 310
обогатительного комбината
Group), 100%
(Тува)
Строительство НижнелеСоздана базовая иннинского лесопромышленКомпания "Лунсин Гуанфа" (дочернее
фраструктура, но с
ного комплекса
2009
ООО "Амурлес" предприятие корпорации "Лунсин"),
56-103
2013 г. проект при(Еврейская автономная об100%
остановлен / н/д
ласть)
Источники: официальные сайты Федеральной налоговой службы РФ, Генерального консульства КНР в г. Иркутске, корпорации "Лунсин",
компании «Сахцемент Лунсин», администраций Сахалинской области, Забайкальского края и Республики Тувы.
276
Таблица 30. Сопоставление информации о функционировании Уссурийской зоны
торгово-экономического сотрудничества
По данным официальных органов провинции Хэйлунцзян и
Министерства коммерции
По данным российских ведомств и компании Канцзи в
России
161 млн. долл. США
28 млн. долл. США
(поступило в Приморье в целом)
Введено и отремонтировано производственных
площадей (к началу 2010
г.)
80 тыс. кв. м.
Не более 15 тыс. кв. м.
Количество производственных предприятий
18
4
(с иностранным участием в целом во всем Уссурийском ГО)
19 млн. долл. США
(крупнейший налогоплательщик
Уссурийска)
24 млн. рублей
(только компания Канцзи)
12 млн. пар обуви
2,7 млн. пар обуви
(весь Приморский край)
Позиция оценки
Объем инвестиций
(2006-2009 гг.)
Уплаченные налоги
(2009 г.)
Произведено пар обуви
(2009 г.)
Составлено по: [481, с. 12; 198; 2; 155; 154, с. 32; 156, с. 6].
277
Рисунок 31. Репрезентация заместителю председателя КНР Си Цзиньпиню Уссурийской зоны экономического сотрудничества 20 марта 2010 г.
Подпись на фотографии источника: «20 марта 2010 г. заместитель председателя КНР инспектирует зону сотрудничества». Фотография снята в зале «Даймонд» отеля «Хёндэ» г.
Владивостока, Си Цзиньпин не посещал саму зону, а осмотрел лишь ее макет.
Источник: [310].
1 В данном слу чае под « западными» исследователями понимаются у ченые не материкового Китая, работ ающие в ру сле западн ых теорий пол итолог ии, меж ду народных от ноше ний, социологии и эконо мики.
2 На это непосре дст венно у казывала одна из перв ых работ к итайских у ченых по пробле ме у час тия регионов Китая в между народном сотру дничест ве. См.: [420, с. 18 7]
3 Перечислим лишь некотор ые из них: [475 ; 482; 492, 5 40; 516; 296]
4 В работе под диску рсом пон имается исторически динамичная с овоку пност ь высказываний и у молчани й, пр оизводст во кот орой ко нтролиру ет ся, подвергае тся се лекции, орган изует ся и пере рас пределяется в общест ве посредст вом ограниченного числа процеду р, задающих у словия возможности этих выска з ываний и у молчан ий. Мы использ овали это понятие в интерпретаци и М. Фуко, во мн огом, чтоб ы уйти от т аких понятий как докт р ина, п ланы, политика (ка к набор идей) и ку рс, которые б олее конкрет ны, но однов реме нно связаны с фор мальными представлениями социальных агентов и не зат рагивают вопр осы истор ических предпосылок и законов яз ыка, в котор ых эти предст авления б ыли произведены. Соответст венно под « официальным диску рсом» подразу меваетс я совоку пност ь высказываний и умолчани й пре дст авителей вла ст и и бюрократического ап парата госу дарства. См.: Фуко, М. Воля к истине: п о ту ст орону знания, власт и и се ксу аль ности. Работы разных лет . Пер. с франц. – М. : Кас таль , 1996. – 448 с. [с. 51-52].
5 Мы использовал и исклю чительно п равительс твенные базы зако нодатель ных и дело производственных мат ериалов, о публикован ных на правовом портале Ми нист ерст ва коммерци и КНР « Цюаньцю фалюй» (policy .mofcom.gov.cn; запущен в 2004 г.), раз деле открытой правитель ст венной информа ции Кан целяри и Госсовет а КНР (www.gov.cn/xxg k/pub/govpublic), сайтах Централь ного народ ного правительс тва КНР (www.gov.cn), Ми нист ерс тва финансов КНР (www.mof.gov.cn), Главного таможе нно го управле ния (www.custom s.g ov.cn), Главного госу дарс твенного нало гового у правле ния (www.chinatax.g ov.cn), Народн ого правитель ст ва провинции Х эйлунцзян (www. hlj.gov.cn), Департаме нта коммер ции пров инци и Хэйлунцзя н (www.hljswt.go v.cn) и т.д.
6 В исс ледовани и ис пользованы электронные баз ы данных Статистического отдела ООН (http://com trade.un.org), Все мирного банка (http://databan k.worldban k.org), Ко нферен ции ООН п о торговле и развитию (ЮНК ТАД, http://unctadstat.u nctad.org).
7 На эту проблему обрат ил внимание п рофессор Пекинско го университет а Ню Цзюнь, кот ор ый на пр имере сра внения о публикован ных в разн ых офиц иальных сборниках од них и тех же выст у плений, показал некотор ые расхож дения в т екст ах, которые час то могут иметь ключе вое значение для исследоват еля. См.: [509, c. 29]
8 Ещё в се редине 1980-х гг. к итайские чи новники, опис ывая историю формирован ия внешне экономи чес кой деятель ности в ст ране, не были склон ны в ыделят ь конец 1 970-х гг. в качес тве водораздела, хотя, безу словно, указывали на некотор ые изменения в госу дарс твенном регу лировании В ЭД в этот перио д. См.: [271 , с. 15-17; 263, с. 5-8]
9 В 1980-1 990-е гг. с инга пурская экономика была в полтора-два раза меньше гонконгской, о днако в Китае объем инвест иций из С ингапура вплоть до 1993 г. был в 55 раз меньше о бъёма инвес тиций из Го нконга. В само м Гонко нге « инвест иционный пат риоти зм» почему -то ст ал проявляться т олько к концу 1980-х гг. – ещё в сере дине 19 80-х гг. го нконгски й капитал шёл в ос новном в Малайз ию, Сингапу р и США, а не в КНР . См.: [445 , с. 8]
10 Если заслу ги СССР в вос ст ановле нии и реко нстру кции пром ышлен ной ба зы КНР после Второй мирово й во йны признаются китайскими властями и учёными, то по поводу вклада Япо нии в и ндуст риализацию Кванту нской об лас ти и с начала 1930-х гг. всей Ма ньчжу рии оф ициальный Пекин и к итайская ист орическая нау ка хранят молчание, опис ывая Япо нию исключ ительно как окку панта китайских территор ий. Не отрицая т рагических последст вий япо нской аг рес сии для населе ния Маньчжу рии в 19 30-1940-х гг., сле ду ет обрат ить внимание л ишь на о дин факт: в 19 52 г. пос ле че тверти века а ренды Ляоду нского полуост рова и более чем десятилетней окку пации всего Северо-Востока Китая т ерритория Маньчж у рии давала более 20% п ром ышлен ного про изводства в стране при д оли ре гио на в общем к оличества населе ния страны на у ровне 7,1%. См.: [195, с. 190]
11 В рамках перво го пят илет него плана разв ития (1953-19 57 гг.) в К итае было начато ст роительс тво 694 ва жных о бъект ов про мышленности, из которых 156 помогли соз дават ь СССР. См.: [219 , с. 198-205 ; 563, с. 3 9]
12 В декабре 1978 гг. Чэнь Ю нь на од ном из рабо чих заседа ний Ц К КП К высту пил с кр итикой политики реа лизации кру пных промышле нных и инфраст ру ктурных проектов, част ь из котор ых осу ществлялас ь за счет импорта обору дования и технологий. Его поддержа л Дэн Сяо пин. С 197 9 г. прав ительс тво стало проводить п олитику у порядочен ия и регу лирова ния эконо мической с истемы, сверну в планы мас штабной инду ст риализац ии. См.: [130, с. 156, 161-163 ; 149, с. 2 36-237]
13 Существу ет огромное множес тво определени й либерализма. В настоящей работе мы бу дем испо льзова ть ре зу льт аты анализа мир овых идеоло гий Валлерст айна И. и предл оже нное и м понима ние ли бера лизма, у читываю щее историческу ю динами ку его развития. В нашем о пределени и мы, безу словно, не сможе м отра зить все х его особенностей, п оэтому ост ановимся на вы деле нии его наиболее у ст ойчивых характеристик. Либера л изм – это господству ющая в рамках капита листической мир-экономики долгосро чная пол итичес кая программа моб илизации боль шого чис ла люде й, ставящая индив ида в центр политичес кой власт и и предлагающая пост оянное движен ие к лу чшему социальному порядку посредст вом п ост епенных реформ, опору на нау чное знание и рациональность, огра ничен ия влия ния г осу дарс тва на рыночные от ношения, включе ния на родных масс в пол итичес кие про цессы. См.: [364, с. 7 4-122]
14 Для того чтобы у бедитьс я в либеральном хара ктере предложенного в кон це 1978 г. пу ти развития с тран ы, достат очно взглянуть на выст у пление Дэн Сяо пина на 3-м плену ме ЦК КП К 11-го соз ыва. До пущение неравномер ности богатст ва под воздействием объектив ных у словий, пр изыв к от казу от коллективной в поль зу лично й отве тст венност и и компетентности, пре дложе ние ра сш ирить у час тие народных мас с в политической жизни страны и, са мое главное, нацеленнос ть на свет лое бу ду щее и пост епенные реформы для е го достижения – всё это неотъемлемые тези сы исторического либерализма. Од нако, ка к замечае т Делюсин Л.П., формально в оф ициальных доку ментах с ост авители итоговых доку ментов плену ма « …всячески старались избегать возможност и обв инить их в от ст у плении от соц иализма» , добавляя ко всем экономическим процессам эпитет « социалистический» . См.: [273, с. 102-105 ; 370, с. 8 2]
15 Саму формулу « социализм с к итайской спецификой» выдвину л Дэн Сяопин в сентябре 198 2 г. на открыти и 12-го съезда парт ии. В ко нце 19 84 г. в ышел первы й сбор ник его рече й по д названием « Строите льс тво социализма с к итайской специфик ой» . Симптоматично, что наиболее влия тель ные неомаркс исты конца ХХ в. от казывал ись называт ь с оциаль но-экономиче ску ю политику китайского госу дарс тва после конца 1970-х гг. с оциал измо м. Д. Харви назвал ее « неолиберализмом с китайской спец ификой» , а Д. Арри ги – более ост орожно, п олитик ой реф орм со « смитианской спецификой» . См.: [435, с. 120-15 1; 418, с. 353-361]
16 В качест ве примера приведем лишь одну из нау чных « перест релок» в ве ду щем экономическом жу рнале Китая во вт орой полов ине 198 0-х гг., в которо й веду щие экономист ы и аналит ики Госс овета с порили, что долж но ст оят ь в основе госу дарс твенной внеш неэко номической политик и: замещение импорт а или ст имулирова ние экс порта. См.: [522; 532; 503; 484]
17 В рамках огранич ительного реж има и нтеграции большая час ть импорта ос у ществлялас ь с пециализированными ко мпан ия. Наприме р, всё зерно и металлы заку пались соот ветст венно дву мя компаниями – Чжу нлян гу нсы и Уку ан гу нсы – котор ые имел и средст ва создавать специаль ные ст ру кту ры в ст ранах-поставщиках и право вест и пере гово ры с о фициаль ными органам и этих стран. С м.: [530, с. 158]
18 В 1985 г. на нефть и нефтепр оду кты пришлось почти 35% стоимост ного о бъема эксп орта Китая. В даль нейшем их пози ции в с тру ктуре вывозимо й про ду кции начали стремитель но падать, достигнув лишь 7% в 1 990 г., а с се редины 1 990-х гг. Китай стал завозить больше нефти, чем в ывозить. Рас считано по: [175]
19 Вице-премьер и п редс еда тель Гос комитета по машиност роительной промышле нност и Бо И бо в авгу ст е 1981 г. на засе дани и Госсовет а заявил, что в деле ра звития экспорта у Китая ес ть два « козыря» : нефть и у голь. Помимо них, по мнению политика, потенциало м для экспорта обладал и сельс кохозяйст венная продукция, тру довые ресу рсы и в перспективе т ру доемка я машиностроительная проду кция. Бо Иб о предла гал прово дить активную политику энерг осбе реж ения для наращ ивания экспорта энергоресу рсов. См.: [123 , с. 389, 3 94-395]
20 Рас считано по: [237, с. 230]
21В данном слу чае имеются ввиду заемные с редс тва, которые были в зяты ил и гара нти рованы госу дарс твом. С 1992 г. гос у дарс тво в Китае была отменена моно полия на внеш ние заимст вова ния, а с 2008 г. в нешние негарантированные займ ы част ного с ектора ст раны стали превышат ь нак опленный объем зару беж ных кредитов, кот ор ое взяло ил и гара нти ровало правительс тво. См.: [180]
22 С нача ла 1990-х гг. основно й пот ок валюты в Китай обеспечивал и уже не зару беж ные займы, а э кспортная выру чка. См.: [404, с. 3 3]
23 Например, в 1 980-е гг. за счет внешних займов были пос троены Баошаньс ки й металлу ргичес кий комб инат , Аньхо йский цементн ый заво д, Да цинск ий нефтехими чес кий комбинат, же лезные доро ги, глубоковод ные причал ы и т.д. См.: [391, с. 9 2]
24 Платеж еспособность по иност ранн ым кред итам у КНР была намного в ыше, че м у больш инст ва кру пных развивающ ихся госу дарс тв. Если обслу жива ние внешних финансов ых обязатель ст в у Индии, Ин донез ии, Бра з илии и Мекс ики в середи не 1990-х гг. д ост игало 30% от экспортн ой в ыручки, то в Китае этот показатель сос тавлял всего около 10%. Отношение в нешнего долга к ва лово му национальному доходу ст раны также было в раз ы ме ньше, чем в вы шеу казанных ст ранах. См.: [180]
25 Например, Китай, являясь одним из крупней ших получат еле й средст в в ра мках официаль ной помощи разв итию в абсолют ных в ыражениях, б ыл в « ау тсайдерах» по поду шевому показателю. Вплоть до начала 1990-х гг. в рамка х дан ного институ та между народного финанс ирования на одного ж ителя страны КНР полу чала меньше, чем, например, д ост ат очно развиты й Гонко нг. См.: [182]
26 До 1985 г. пошлины на им портн ые автомобили составляли в среднем 60%, с 1985 по 1994 гг. они б ыли по дняты д о 180-220% , но затем постепенно б ыли с ниже ны до 43-50% к 200 2 г. и до 25% после 200 6 г. См.: [4 93, с. 36]
27 Завозимые в рамках ком пенсацио нно й и даваль чес кой торговли с ырье (обору дование и дет али) и пр оизведённая с их помощью проду кция та кже не облагалас ь т оргово-промышлен ным и подоходным налогам и. Пред прият ие мо гло оставлят ь у себя 15% валют ной вы ру чки, котора я могл и быть на правле на на производст венные нужды предпр иятия или коман дировк и за ру беж . Осталь ная ча сть валют ы выку палась госу дарст вом по ку рсу , который превышал о фициаль ный ку рс, хот я по-преж нему ост авался завышенн ым.
28 Предприят ие с иностранн ым кап италом мо гло полу чить налогов ые преферен ции на вес ь полу чае мый до ход, ес ли 50% его продукции нап равлялись на эксп орт. Китайские экспорт ные п редпр иятия полу чали льготы только на ту час ть дохода, котору ю они полу чали в ра мках ком пенсационно й и даваль чес кой торговли.
29Предприят ие с иност ранн ым кап италом, которое экс портировало свою проду кцию или приме няло высок ие технолог ии и обору дование, ос вобождалос ь от у платы социальн ых в ыплат на и ностранн ых работников и еди ного тор гово-пром ышлен ного налога на экспо ртируему ю продукцию, вносило плату за пользова ние зем лей и к омму нальные у слу ги по сн иженным тарифам , могло в п риоритетном по рядке обращатьс я за кредитами в Банк Китая, оплачивало подоходный налог по вдв ое с ниже нной ставке (15% вмест о 33%), а при расположении в особ ых экономиче ских зонах – по ставке в размере 10%, освобождалос ь от получения ли цензий на им порт сырья и обору дования, необход имого для производства экспорт ной продукции, имели полну ю свободу в решен ии тру довых во просов и т.д.
30 В ЗПЭС и пр иморск их пр овинциях ставка налога на приб ыль б ыла снижена до 24%. Стандартный размер ставки подоход ного нало га сост авлял 30% (плюс 3% т ерриториальная ча ст ь налога, которая мес тные правите льс тва могли не взимат ь в полном размере), в ОЭЗ и ЗТЭО – 15%. В ЗТЭО льготы рас пространялись т олько на высок отехнолог ичные п роизводст ва.
31 Например, в г. Шэньчж эне перв ым секрет арё м и мэр ом после у чреж дения ОЭЗ б ыл вице-губернатор провинции Гу анду н У Наньшэн, а затем е го сменил второй секретарь города Гу анчжоу – Лян Сян . С 1985-1986 гг. и вплоть до 1993 г. партийное и адм инистрат ивное ру ководство в Шэ ньчжэне переш ло к Ли Хао, котор ый до этого за нимал должность замес тителя нача льника Секретариата Г осс овета КНР.
32 С создан ием перв ых ОЭЗ б ыла у чреж дена рабоча я гру ппа по делам О ЭЗ пр и Канцеляри и Госсовет а. В июле 198 4 г. в си лу у величения количества ОЭЗ за счет открытых прим орских городов в ра мках Г осс овета была у чреж дена Канцелярия по дела м особы х зо н, пр осу ществова вшая до 1998 г. См.: [349, с. 890-8 91]
33 Рас считано по: [173]
34 Рас считано по: [228, с. 580, 596]
35 Рас считано по: [228, с. 414-41 7, 424-42 5]
36 В латентной форме на все м протяжении 1990-х и 2000-х гг. идеолог ический рас кол с явным перевесом на ст ороне последователе й идей реформ изма с охра нился, од нако у же не имел системного хара ктера . Дело Бо Силая в 201 2 г. отчетливо подтве ржда ет эту особе нност ь. Бо Силай, кот орый не пр отивился ли бера льной идеоло гии на п ротяжении большей части своей карье ры, со вт оро й по лови ны 2000-х гг., набрав пол итичес кого веса , начал позицио нировать с ебя как сторонник « левых» идей, после че го был уст ранён с полит ической арены. См .: [419, с. 1 39-141; 370, с. 157-179; 453, с. 5]
37 Рас считано по: [174]
38 Стоит от мет ить, что по расчё там Между народного банка реконстру кции и развит ия конечн ые собст венник и других 30% гонко нгских инвест иций, в ложе нных в Китай, нахо дились в трет ьих странах и также использовали Китай как транзитн ый пункт своих финансов ых пот оков. С м.: [4 45, с. 7]
39 Ученый Сяо Г эн в 20 04 г. на обш ирной ст ат истической базе с дела л перерас чёт « кру говых» иност ранных инвест иций в Китае, придя к в ыводу, что в начале 2000-х гг. их доля в о бщем о бъёме прям ых иност ранн ых инвест иций составляла 40%. См. : [468, с. 23]
40 Возмож но, Вир гинские острова и Кай маны ст али основными акцепторами китайского ка питала значительно раньше, од нако соответст ву ющая стат истика отсутст ву ет.
41 Совместная компан ия « Гуанду н Хэдянь» , кру пнейшее предприятие с и ностранным у час тием Шэньчж эня, кот орое за нималос ь с троительс твом атомной электрост анции Даявань в Гу анду не, сост ояло на 75% из активов (300 мл н. долл. США) кита йской ст ороны и 25% а ктивов гонконгской (100 м лн. долл. США). Китайская сторона закрыла свою до лю посре дст вом коммерчес кого к редита от Ба нка Китая по хо дат айству правительства. Деньги под ст роительс тво в ра змере 3,6 млр д. дол л. США и зыскивало у же са мо СП в виде зару беж ных товар ных и коммерче ских кред итов. Кредитование осу ществлялось при посред ничес тве Ба нка Китая, кот орое оформ ляло на себя кредиты консор циу ма французских, англ ийских и амер иканских ба нков – только японские ба нки в ыдали займ ы непосредс твенно совмес тному пред прият ию – а затем переда вало деньги . Соответст венно прямая ответст венност ь за погашение кредита ле жа ла на госбанке, а не СП . Правление СП воз главлял бывший секретарь парткома провин ций Гу анду н и Ху бэй Ван Цюаньго, а гендиректором СП б ыл бывш ий
начальник Уп равления атомной энергетик и Министерс тва водного хозяйст ва и гидро энер гетики КНР Пань Янь шэн. См.: [245, с. 25, 381-4 06]
42 В основ ном их функция сос тояла в обеспечении в нешнеторгов ых операций (в рамка х ст рат егии импортозаме щения) и финансовой деятель ности на внутреннем рынке госу дарс тв размещения.
43 Манеже в С.А. обращал в нима ние на факт кред итова ния го нко нгскими отделен иями госбанков КНР биз неса ху ацяо, который откр ывал пред прият ия в КНР. Очевидно, в силу отсу тствия информац ии в своём трё хсот ст раничном тру де об иностран ном кап итале в Китае он смог нап исать лишь два предлож ения по этому вопр осу со с сылками на гон кон гские газеты и зару беж ное издан ие газеты Жэньм инь Жибао. См.: [391, с. 10-12]
44 Перера счё т гонконгских долларов в д оллары США про изведён исходя и з предельных значен ий ку рса дву х валют в 1978-1985 гг.
45 Управление по привлече нию инвест иций финансировало ст роительс тво вс ей инфрастру ктуры зоны Шэк оу за счёт собс твенных до ходов, к оторые Центр обязался не соб ирать в тече ние 5 ле т, а т акже кредитов гонконгск их банков. См.: [248, с. 21]
46 В рамках экономической нау ки явле ния ми микрии в о внеш неэко номиче ской сфере Китая изу чались, но кита йские у ченые, также как и больш инст во зару беж ных исследоват еле й нико гда не вс траива ли их в историю меж ду народно й эк ономической интеграции Китая.
47 Как только пол итичес кие по зиции Ху а Г офэна и ег о ст оронников пошатнулись, Дэн Сяопин о бру шился с критико й на де м ократические движен ия, прекратил развязан ную им ра нее кампанию по раскрепощению сознан ия, все время находи лся над постоян ной схват кой л ибералов (радик аль ных рефо рмат оров) и ко нсерваторов (у мере нных реформаторов и прот ивников рефор м), по ддерживая то одних, то дру гих . См.: [370, с. 7 6; 380, с. 18-23, 41-4 2, 67-78, 121-165; 242, с. 11 1-113, 89, 80-82, 51-5 5; 243, c. 6-7, 25-26, 28-31, 47-52]]
48 В данном слу чае под транзит ной ре нтой понимаются выгоды, котор ые ОЭЗ получали искл ючительно б лагодаря раз нице экономиче ских и ад министрат ивные у словий фу нкцио нир ования вне шнеэкономического сектора, высту пая в качес тве посредника пр и пере мещении товаров, у слу г и денежн ых средст в из Китая в дру гие с траны и обрат но.
49 О серь езност и наме рений центра льно го пра вите льс тва привлекать иностранный капитал к потенциаль ной добыче нефти на шельфе, пр им ыкающем к О ЭЗ, говорит соответст ву ющее постановле ние, пр инят ое Ми нистерс твом финансов КНР в се нтябре 1983 г. См.: [109]
50 Строите льс тво атомной электрост анции началось в авгу ст е 1987 г., а нефтя ные проекты на шель фе О ЭЗ и проект у ниверситет а на деньги хуацяо ос тались нереа лизованными поже лания ми. К середине 19 87 г. особые эконо мические з оны качест венно не измени ли характер с воего развит ия, при этом, напр имер, партийные чиновники Шэньчжэ ня выска зывал и недово льс тво у тратой уникальных префере нций, к оторые пост епенно рас пространялись на дру гие т ерритории страны. См.: [50 7, с. 15]
51 Подготовко й и издан ием собран ия избранн ых речей представителей китайского ру ководства занимался спец иальный партийный орган, к оторый обычно возглавлял оп ытный п олитик. Тексты выст у плений о бсу жда лись с их автором. В пере изданиях ранее опу бликован ных сочинений изменения в текст ах ре чей были край не редки, и не мо гли быть п рост ой редакторской ошибк ой.
52 Если экспортно-импортн ые операции в ыполнял ись не через специал изированну ю экс портно-импорт ную компан ию, то п редпр иятие-экспорте р (-импорт ер) было обязано получат ь ра зрешение на выво з/ввоз каждой партии това ра.
53 Внеш неторговая агентская компания – это ф ирма, в ысту пающая посредником во внеш неторговых операциях пром ышлен ных и д ру гих предпр иятий своей страны на основе а гентского со глашен ия. Внешнеторговая агентская компания полу чала определенный пр оцент от су ммы внеш нет орговой сделки, поэтому была заи нтерес ована в у величении объемов экспорта и импорта.
54 Сближение Вье тнама с СССР, сопров ожда вшеес я пост епенным уху дшением вьет намо-китайских отношений, началось в 1969 г. Его ку льминац ией ст али 1978-19 79 гг., когда Вье тнам всту пил в Совет экономической взаи мопомощи (экономический блок соц иалист ических госу дарс тв), а затем в ноябре этого года по дписал договор с СССР о дру жбе и сотру дничес тве. В январе 1979 г. пр и помощи вьетнамских во йск был сверг нут правящий реж им в Кам пучии, котору ю воз главило зависимое от Вьет нама ру ководство. Эти действия Вьет нама и его сближе ние с СССР вы зывали значительн ые опасения у китайских власт ей. См.: [448, с. 28-3 2, 40-41]
55 Рас считано по: [222, с. 353, 359]
56 Под « тремя препятст виями» , которые должно б ыло уст ранить СССР для но рмализа ции отноше ний, кита йское ру ководство понимало вьет намское прису тст вие в Камбодже , размещение советских войск на советско-китайской границе и в М онголи и, воен ные де йствия СССР в Афган истане. См.: [26 0, с. 6]
57 Рас считано по: [223, с. 410, 440; 224, с. 386 , 414, 3 81; 169]
58 Во второй полов ине 80-х гг. Х Х в. в Шанхае п ост епенно падал и доходы бюдже та и у величивался пассивный ба ланс торговл и, что п ривод ило к оттоку иност ранной валют ы и медле нно му обновлен ию инфрас тру кту ры.
59 Меж правитель ст венные догово ра под писывал ись до 1998 г. вклю чительно, но фактически были нап равлены не на у величение меж госу дарст венной торговл и, а на завершен ие дог оворённос тей по ст роительс тву трёх электрост анций в КНР, которые б ыли достигну ты ещё в 1985 г. См.: [56]
60 Портяков В.Я. , отмеча я факт того, что Росс ия не входи ла в дес ят ку кру пнейших партнеров К итая в конце 20 00-х гг., также объяснял е го реальн ым положением Р осс ии в мировой тор говле. См.: [402, с. 159-160]
61 В декабре 1996 г. пре мьер КНР Л и Пэн и премье р-минист р РФ В. Чер номырдин в совмест ном коммю нике у казывали, что о бщими у силиям и вполне возм ожно у величить объем дву ст оронней торговл и до 20 мл рд. до лл. США в 200 0 г. В реальности в 200 0 г. това рооб орот по росс ийским данн ым сост авил 6,2 млрд. до лл. США, п о китайским – 8 м лрд. до лл. США. В 2005 г. Пу тин и Ху Цзиньта о заявили, что рос сийска я и к итайская стороны « …приложа т у силия по дост ижению цели у величен ия дву ст ороннего товарообор ота к 2010 году до 60–80 млрд долларов США» . Опять ж е этот ру беж не был преодоле н: в 2010 г. объем дву ст оронней торговли по российским да нным сос тавил 58,7 м лрд. д олл. США, по китайски м – 55, 5 млр д. долл . США. В обоих слу чаях невыполнение жела емых показателе й было связано с регио нальными или мир овыми финанс овыми кризисами. См.: [54; 42, c. 343; 167]
62 В перво й пол ови не 1990-х гг. экспорт КНР в СССР/РФ сокращался еж егодно на -2,2%, а импорт рос на 17,5%. Посч итано по : [176]
63 Техничес кие пост авки не фти по тру бопроводу в Китай начались в 2011 г., а с 1 января 2012 г. они ст али ком мерче скими. Однако к итайску ю ст орону не устроил сетевой тариф, когда нефть, п родавае мая в КНР по отве твлению в Сковород ино (86 км), с тоила столько ж е, с колько и нефть в порту Козьмино, проход ившая путь в 2000 км. Китайская корпо рация CNPC в од ностороннем п орядке ст ала недоплачивать 13 долл. США с каждой тонны нефти (окол о 2 дол л. США за ба ррель ). В резу льт ате переговоров вице-премье ру Сечи ну у далос ь договорить ся о скидке в 1,5 до лл. США за каждый барре ль нефти, поставляемый в Китай через Сковоро дино. Р осс ийская ст орона по резу льт ат ам переговоров заявила о выгодност и сделки и соблюде нии российски х интерес ов, китайская сторона сохранила молчание по поводу оценк и пере гов оров. См.: [27 6; 280]
64 Рас считано по: [159]
65 В 2012 г. Россия экспортировала в К итай 24,3 млн. то нн нефти, что сос тавило 9% совоку пно го импо рта да нного вида ресу рса и с у чётом нефте продуктов 6,6% его потре блен ия в КНР. Рас считано по : [188, с. 4-5; 161]
66 Рас считано по: [162]
67 Всего было выпу щено три перечня со с транами и от рас лями, рекомен ду емыми для инвес тирован ия, в 2004 г., 2005 г. и 2007 г. соответст венно.
68 Официальн ые данн ые Китая достат очно сильно рас ходятся с официальными данн ыми Росст ат а, который, например, по сост оян ию на 20 08 г. указывал втрое ме ньш ий объем накоплен ных китайских инвест иций в стране. В с илу невозможности определить, чьи данные точнее, для единообразия стат истических показат еле й мы использ овали инфор маци ю, пред ост авленну ю Гос у дарст венной слу жбой стат истики Китая.
69 Рас считано по: [155]
70 Рас считано по: [160]
71 В отлич ие от Китая Росс ия не у читывала че лночные т оварные обмен ы. Однако и в о фициаль ных отчетах КНР их объем ы никог да не у казывались отдельным пунктом. На пример, в стат истике провинции Хэ йлунцзя н, на котору ю приходилась значитель ная ча ст ь т акой торговли, прису тст вова ла лишь с трока « прочие виды тор говли» , в рамках которой, скорее все го, учитывался бес пошлинный о бмен товарами меж ду населе нием пригранич ных т ерриторий. Тем не менее возникают сомнения в техн ической во зможност и учет а че лночных об менов, т .к. тамож енн ые орган ы КНР не могли соб ирать т аку ю информац ию (товар не декларировалс я и прово зился ка к ру чная кладь), а власт и пригран ичных му ниципалитет ов, кот орые могли по лу чат ь информацию из магаз инов, все ра вно были бы не в сос тоянии узнать, чт о, сколько и кому было продано. Если вер ить данным департаме нта коммерц ии Х эйлу нцзяна и считат ь, чт о под « прочими в идами тор говл и» имеется ввиду лишь челночный обмен, то объем ы челночного экс порта в Росс ию только чере з эту провинцию мо гли объясн ить
около 22% превыше ния китайски х дан ных над росси йским и с 2000 по 2007 гг.
72 Необходимо отме тить, что китайское госу дарс тво тоже не полу чало налоги с че лночных обме нов, од нако Чжу Жу нцзи умолчал об это м в своём высту плении.
73 Рас считано по: [215, с. 567 ; 237, с. 2 50]
74 Наоборот, е ст ь с видет ельство того, что сравнение с прим орскими го родами относилось к совершен но другому пригра нич ному городу КНР. Цзэн Цзяньху эй, замест итель главного редактора Агентс тва Синьху а, с опровождавший Ху Яобана в его рабоче й поез дке по Северо-Вост оку Китая в авгу сте-се нтябре 1984 г., в окт ябре этого года в издан ии « Ляован» писа л, что генсек, инс пектируя Внутреннюю Мо нго лию, произнес фразу « на севере – Шэньчжэнь, на юге – Эрля нь» , отмеча я большой потен циал пригранично го сотру дничес тва Эрэн-Хото с Монголие й. В своем с б орнике ст ат ей от 2006 г. Ц зэн Цзяньху эй вырезал с равнен ие Эр эн-Хото с Ш эньчж энем. См.: [258, с. 10 ; 259, с. 15 1]
75Например, в январе 19 86 г. в ице-губернатор пров инци и Хэйлунцзя н Ду Сяньчжу н, в ысту пая на конференции по т оргово- эконо мическому сот ру дничес тву с СССР и странами Восточной Европ ы, опираясь на высказ ывания Ху Яобана и опыт орга низа ции преферен циаль ной политик и в Шэньчж эне, предпола гал, что развитие с вязей Х эйх э с пригра нич ными территор иями СССР также должно развиват ьс я по принци пу особых эконо мических зон, хотя и с у чет ом специф ики экономик и соц иалист ических стран. См.: [12 9, с. 8-10]
76 Стоит у помянуть т от факт, что с самого начала периода ре форм в Суйфэньх э активизировались ко нтакты мест ных ор ганов власт и с Пограничным район ом Пр иморско го края РСФСР, од нако он и не носили торгово- эконо мически й характер.
77 В законодат ель ст ве Китая форма торговли « ху ши» (дословно с кит. – торговля на р ынках) оп реде ляется как обмен товарами в ограни ченн ых зако нодатель ст вом су ммах и объемах, который прои зводится в пределах 20-к илометровой пригран ичной з оны на от веденн ых правитель ст вом рынках или откр ытых пунктах.
78 Тем не менее, е сли сравниват ь с иту ацию, которая происход ила на росси йском р ынке ВЭД, то китайская сторона, безу словно, была нам ного орган изован ней и более у правляемой.
79 В середине 199 0-х гг. и в Р осс ии и в Китае ст али происход ить ст ру ктурные изменения экономики и эконо мичес кой политики. Во-перв ых, экономика Росс ийско й Феде рац ии всту пила в затяжную рецесс ию, сопровождавшу юся постепенным сокращением меж ду народной тор говл и, пов ышен ием по шлин и в озведением нетарифных барье ров на им портиру емые т овары. Во-вторых, в 1993-199 4 гг. в нац иональ ной экономике Китая ст али происх одить глубинные изменения. Централь ное правите льс тво нача ло сокращать инвес тиции и объемы капиталь ного строительс тва, что обвалило цены на сырьеву ю продукцию, включая российску ю. В-трет ьих, максимальн ое ра сширен ие экспо рта привело к факт ическому поощрению местными власт ями в ывоза нека чес твенной продукции, что негат ивно сказалось на отношении российск их потреб ителей к китайско й про ду кции – ст ере отипы по пово ду ее качества с охранились даже к концу 2000-х гг.
80 Помимо работ ы Линь Хэмина, в к итайской нау чной пу блицист ике кон ца 1980-х гг. – начала 2010-х гг. нам у далос ь найти лишь одну ст ат ью, кот орая отвергала тезис взаимодо полняемост и экономик пров инци и Хэйлунцзя н и б лизлежащ их российск их рег ионов. См.: [499, с. 11]
81 Стоит от мет ить, что Р осс ия ст ала не единст венной страной, по вопр оса м сот ру дничес тва которой была о фициально принят а с трат егия. Схожий д оку мент был при нят провинциальным правитель ст вом в от ноше нии Рес публики Корея, что т акже подтве ржда ет наш тезис о попытках д иверс ифицироват ь с вои внеш неэко номические связи во второ й по лови не 1990-х - 200 0-х гг.
82 В Санкт-Петербу рге корпорац ия у час твова ла в проекте ст роительства ж илого района « Ба лтийская жемчу жина» , реализация кот орого началас ь в 2005 г.
83 В 1992 г. доля завозимых пров инциальными компаниям и това ров в общек итайском им порте из Росс ии поднялас ь до 23% 83 (Диаграм ма 8). В начале 1990-х гг. провинциаль ные влас ти на вол не поо щрения Пек ином тор гово- эконо мических к онтактов с СССР/РФ смо гли наладить поставки обору дования и з СССР/Р Ф. В 1992 г. на об ору дование/транспортн ые средс тва, у добрения и металлы прих одилось соот ветственно 42%, 20% и 16% и мпорта х эйлу нцзянских к омпан ий из Р Ф (Диаграмма 10). Од нако в силу модерн изации собс твенного автопрома, от мены льгот на и мпор т росс ийской техник и и потери ко нку рентоспособности российской продукции, усу губленной пол итикой протекц ионизма в КНР, у же в 1994 г. стру ктура импорта претерпела с ильные из менения: на мет аллы и металлу ргичес ку ю продукцию, обору дование и транспортн ые средс тва, сырье для химическо й про мышленност и, древесину и пиломатериалы приходилось соот ветст венно 51%, 18%, 7,3% и 5,7%. См.: [33 5, с. 258-259]
84По « Временному постановле нию о с тандартах ма лых и средних пред прият ий» , принятому в 2003 г., в инду ст риальном секторе к средни м пред прият иям в Китае относил и компании с кол ичеством работников в пределах 300-20 00 человек, или с объем ом продаж от 30 мл н. юаней до 30 0 млн. юане й, ил и с су ммарными активами от 40 млн. юаней до 400 млн. юаней. В категорию малых предпр иятий попада л и фирмы, вышеу казанные показатели котор ых были ниже мин имальн ых значени й для сре дних предпр иятий.
85В соответст вии с постановле нием Правительс тва Росс ийской Феде рации от 5 февра ля 2007 г., по боль шинст ву видов выво зимой из РФ деловой древес ины с 1 июля 20 07 г. экспо ртные с тавки подни мались до 20% от ст оимости про ду кции ( но не ме нее 20 евро за 1 ку б. м), с апреля 2008 г. – до 2 5% (но не менее 25 евро за 1 ку б. м), с января 2009 г. – до 80% (но не менее 80 евро за 1 ку б. м). Однако в плоть до ко нца 200 9 г. р осс ийское правите льс тво так и не пош ло на п овы шение тамож енно й ставки до 80%, введя м орат орий на эту час ть постановле ния. См.: [1]
86 Например, за 1 993 г. эксп ортно-импортн ым компан иям Х эйлу нцзяна б ыло в ыдано кред итов на су мму 8,96 млрд. юа ней. Если предп оложить, чт о все эти день ги пошли на о бес печение внеш неторгов ых опера ций, то с у чет ом сре днего ку рса доллара США к юаням КНР за 1993 г. (5,73 ю аней/1 дол л. США) 1,56 млрд. долл. США из трехмиллиард ного т оварооборота провинции б ыли поддерж аны именн о благо даря банковским в ливан иям. См.: [334, с. 251]
87 Рас считано по: [165; 368, с. 140]
88 За вес ь а нализиру емый пер иод в ыбранные города и уезды не менял и своих ад минист рат ивно-территориальных границ, чег о нельзя, на приме р, сказать о Хэйх э (окру ге и городе), Мишане и многих дру гих приграничн ых уездах, городах и окру гах. Это позволяет обес печить единообрази е с татистики. С 19 96 г. уезд Ху линь б ыл переведен в стату с города без изменен ия территориаль ных гран иц. Во многом демо графичес кие различия этих территорий по зволяют более взвешен но опре делить фактор влиян ия Росс ии на социаль но- экономичес кое развит ие этих те рритор ий. В Су йфэньх э боль шая час ть насе ления являлас ь городским (около 70% в 1992 г. и 85% в 2009 г. ), до ход ы которо го были заметно выше чем в сель ской местности. Совершенно очевидно , что в городах, ка к прав ило, были более высок ие темпы роста, боле е кру пные бюдже ты на поддерж ание инфраст ру ктуры, системы социального обеспечения и т.д. В Дуннине сост ав населе ния был практически иденти чен об щенаци ональному и пров инциаль ному у ровням (се льс кое населе ние здесь сос тавляло 68% в 1992 г. и 47%
в 2009 г.), поэто му изменения в его пат терне развития до лжны более объект ивно отраж ат ь с пособность мест ных власт ей использова ть с отру дничес тво с Россией для собс твенного разв ития. Данные по Ху линю пра ктически идент ичны ду ннински м.
89 Бе зу словно, для всес тороннего изучения со циаль но- эконо мическог о развития расс мат ривае мых территор ий необход имо рас сма триват ь большее количество пара мет ров, чем использу ет ся в диссертации. Тем не менее, ввиду огран ичения о бъема исследования нами были отобраны те показатели, которые в наибо льшей степени соот ветст ву ют задачам а нализа.
90 В 1990-2 000-х гг. г. Суйфэньх э и у езд Дуннин являлись дву мя кру пнейшими территор иями в пров инции Хэйлунцзян в тор гово- эконо мичес ком сот ру дничес тве с Р осс ией. Ду ннин вст у пил на пу ть ра звития связей с Р Ф позже Суйфэньх э. Здес ь т олько в 1990 г. начались перевозк и гру зов чере з автомобильный переход, позже бы л предоставлен стат ус ЗПЭС и тор говая зона « Ху ши» . Тем не менее, т у ризм и внеш няя т орговля разв ивались в Дуннине б ыстрыми темпами. Уже в 1992 г. через у езд стали перевозить 206 т ыс. тонн грузов, что б ыло в пять ра з ме ньше показателе й Су йфэньх э, но достат очным для того, чтобы оказатьс я в списке пяти кру пней ших пунктов пропуска по объему грузооборота. В 1994 г. чере з него у же перевозилась половина вс ех т оваров и пасса жиров а втомобильным транспортом в Росс ию. В ко нце 1 990-х гг. дуннинские ко мпан ии ст али вт орыми после су йфэньх эских по объемам экспортно-импортн ых операций с Росс ией. В 2006 г. в эксп ортных операц иях Суйфэньхэ уст у пил пальму перве нства у езду Дуннин. Эффективность преференциаль ных зон в
Дуннине оцен ить дост ат очно сложно ввиду нали чия дан ных по ней л ишь за несколько лет . Тем не менее ин форма ция за отдельные годы говорит о том , что, например, ду ннинская ЗПЭС привлекала с опоставимые с су йфэньх эской объемы отече ст венных инвес тиций и го раздо активнее осу ществляла экспортно-импортн ые операции (Та бл. 3). И з это го следу ет , что на Дуннин, как и на Суйфэньхэ, хотя, очевид но, и в меньшем с тепени должн ы были у же с начала 1990-х гг. ра спространят ьс я экономические э ффекты от сотру дничес тва с Р осс ией. См.: [334, с. 3 31; 335, с. 34 9; 192]
91 В связи с постоян ным рефор мирован ием бю рократического ап парата в Китае в расс мат ривае мый период происход или час тые смен ы назван ий провинциальных (ка к и на цио нальных) органов, регу лирующих сферу ВЭД: у правле ние внеш неэко номического сотру дничес тва и торговл и, управле ние внеш ней торг овли и эк ономического сотру дничест ва, департаме нт коммерции.
92 Вплоть до сере дины 2000-х гг. Китай не являлся значим ым инвест ором Рос сии, поэтому не попадал в национальные с бо рники стат истики, которые публиковали данн ые ли шь по кру пным ст ранам-инвес торам.
93 Полевые иссле дова ния в заимо отношен ий российских властей и кита йски х предпр инимат еле й на юге Даль него Востока в ви де соц иол огиче ских интервью и наблюдений п роводятся групп ой учен ых г. Владив ост ока с начала 2014 г. К осе ни эт ого го да были собран ы более 20 интервью с чинов ника ми муниципал итетов и управ ляющи ми к итайски х ко мпан ий в различных районах Приморск ого края и А мурской обла сти.
94 Власт и Ама зарского ра йона и общественные орга низац ии уве рены, что п роект не проработа н, а конечная це ль китайско й ст ороны под ви дом целлюл озно -бумаж ного комбина та нала дить сбыт древе сины и пило -материалов в КНР. Краев ые власти сохраняют нейтрал итет, заявляя, чт о иностра нные и нве стиции необходимы, проект пе рсп ективе н, но в процессе ег о реал иза ции не обходимо соблюда ть ро ссийское законода тельство. См. : [118А ; 288А ]