здесь

YAD VASHEM The Holocaust Martyrs’ and Heroes’ Remembrance Authority
The International School for Holocaust Studies
ICHEIC Humanitarian Fund
The ICHEIC Program for Holocaust Education in Europe
Учебное пособие
Возвращение к жизни
Составитель
Д-р Ирит Абрамская
Иерусалим, 2010
Supported by
1
Хронология освобождения
24 июня 1944 г.
Советские войска освобождают лагерь смерти Майданек
в Польше
17 января 1945 г. Советские войска осбождают Варшаву
27 января 1945 г. - Советские войска осбождают лагерь смерти АушвицБиркенау в Польше
15 апреля 1945 г. Британские войска освобождают концлагерь БергенБельзен в Германии
29 апреля 1945 г. Американские войска освобождают концлагерь Дахау в
Германии
29 апреля 1945 г. Самоубийство Гитлера
8 мая 1945 г.
Безоговорочная капитуляция нацистской Германии
1. Пятьдесят шесть лет назад, 27 января 1945 года, советскими
войсками был освобожден от нацистов концлагерь Освенцим –
Аушвиц по-немецки.
Это событие Герой Советского Союза, генерал-лейтенант в отставке,
известный военный историк Василий Яковлевич Петренко считает главным в
своей фронтовой биографии.
...Многих из заключенных обнаружили на прилегающих дорогах. Все были крайне
истощены, плакали, благодарили Красную Армию. Это была страшная картина.
...В тот день, когда я приехал в Освенцим, там насчитали семь с половиной
тысяч человек. Немцы оставили только немощных. Остальных угнали.
Некоторые из тех, кто мог ходить, сбежали от мучителей, когда наша армия
подошла к лагерю. Теперь на его территорию были переправлены санитарные
части 108-й, 322-й и моей 107-й дивизии. Эти же дивизии организовали питание:
в Освенциме появились походные кухни.
Шел мелкий снег и тут
же таял. Помню, я ходил в расстегнутом полушубке. Темнело, и наши солдаты,
отыскав какой-то аппарат, включили освещение. К нам подходили изможденные
узники в полосатой одежде, что-то говорили на разных языках. Это были живые
скелеты. Двое мужчин, как оказалось, из Бельгии, подошли и начали хлопать в
ладоши, глядя на мою звезду Героя Советского Союза. К ним присоединились
две женщины, они обнимали, целовали меня. Я поразился, что эти люди еще
способны улыбаться!
...В Освенциме мне показали барак для женщин.
Вынести больше пяти минут там не мог даже я, повидавший многое фронтовик.
Побывал я и в помещении, где отравляли газом. Вход в крематорий был рядом.
... За всю войну я не испытал большего потрясения...
2. Первые дни освобождения – встречи выживших с солдатами.
На исходе Второй мировой войны в 1944-1945 гг. солдаты Советской Армии и
армий союзников освободили оставшихся в живых евреев из многочисленных
концлагерей, лагерей принудительного труда и лагерей уничтожения.
Закоюченные, дожившие до этих дней, находились на грани истощения – как
физического, так и духовного.
2
О первых мгновениях свободы рассказывает Бэла Бравер:
Охранник, открывший ворота, сказал: «Вы свободны – можете выходить». Охрана
со сторожевыми собаками, которая всегда находилась у ворот, исчезла, словно ее и
не было никогда – чудеса! Но когда русские вошли, мы все были в таком
состоянии, что никто из нас с места не сдвинулся. Не было сил ни смеяться, ни
радоваться. Среди русских был генерал – кажется, еврей – он все говорил, как он
счастлив оттого, что это первый лагерь, где он застал людей, оставшихся в живых.
Он при этом расплакался, а мы молчали. Он плакал, а мы – нет.
Солдаты союзных армий застыли у лагерных ворот, потрясенные тем, что они
увидели. Эва Голдберг описывает реакцию солдат:
Больше всего мне запомнилось, как стояли американские солдаты по обе стороны
дороги и просто смотрели на нас, не веря своим глазам...
Освобождение лагерей врезалось в память солдат союзных армий. Многие из
них описали шок, пережитый в первые минуты освобождения. Полковник
армии США Луис рассказывает:
До нас доходили всяческие слухи о лагерях, но все они были так ужасны, что
словами не передать – и мы не в состоянии были в это поверить. Когда я узнал
истину о творившемся в лагерях, я не мог избавиться от чувства вины. Мы-то
считали погибших тысячами, а счет шел на миллионы – 6 миллионов убитых
евреев... Понятно, что я пришел в ужас.
Отец Эдуард, священник американской армии в годы Второй мировой войны,
участник освобождения лагеря Нордхаузен, рассказывает:
Я был там. Я там находился. Я все это видел. Я в жизни не смогу это забыть... 11
апреля 1945 года полк, где я служил, с боями вошел в город Нордхаузен. На
рассвете следующего дня мы обнаружили в его окрестностях концлагерь.
Немедленно был отдан приказ медицинской службе прибыть в расположение
лагеря. В то утро я понял, зачем я там. Чтобы увидеть своими глазами до чего
может дойти бесчеловечность по отношению к ближнему. Куда же подевалась
заповедь «Возлюби ближнего, как самого себя»?
Несмотря на все усилия, предпринятые солдатами армий-освободительниц,
огромное количество узников погибло в первые недели после освобождения –
от истощения, от инфекционных заболеваний, от резкого переедания.
Вопросы:
1. Как можно описать первые минуты освобождения глазами
освобожденных и как – глазами освободителей?
2. Есть ли разница между реакцией советского генерала Петренко и
реакцией представителей союзных армий США и Великобритании?
3. Существует разница между официальным освобождением и
внутренним ощущением свободы. Объясните, в чем она
заключается?
3
3. «Один на весь город, двое – на всю семью» - попытки возвращения.
Люди, которые в годы Катастрофы были вынуждены изо дня в день бороться
за выживание, зачастую гнали от себя воспоминания о довоенной жизни и не
позволяли себе задумываться о судьбе исчезнувших членов семьи.
Освобождение вывзвало у оставшихся в живых смешанные чувства: радость
оттого, что закончилась война и пал ненавистный нацистский режим, была
неоделима от горечи невосполнимой утраты. Узники, которые вновь обрели
свободу и, казалось бы, могли возвращаться домой, внезапно осознали, что
возвращаться им не к кому и некуда. Для многих из них попытки вернуться в
родные места обернулись горьким разочарованием. Катастрофа не искоренила
антисемитские предрассудки среди местного населения (особенно в странах
Восточной Европы), и на уцелевших евреев там нередко смотрели, как на
нежеланных гостей.
Эва Б. рассказывает:
Всю войну мы молились об освобождении – и вот этот миг настал. Мы свободны!
Но как только я свыклась с мыслью о свободе, я вдруг поняла, что все это время я
на самом деле надеялась встретить отца и даже смела мечтать о том, что, может
быть, каким-то чудом вернется мама. Но сейчас в мою душу впервые закралось
сомнение, и я постепенно начала понимать, что это никогда не осуществится.
...Оказалось, что свобода – понятие очень и очень относительное. На меня
обрушилась необходимость задуматься о будущем. Мы должны теперь строить
свое будущее, а кто знает, как именно его строят?
О трагизме первых дней свободы рассказывает Йосеф Говрин:
Разрушения, причиненные войной, и мое собственное сиротство открылись мне
именно в день победы. Руины, которые, собственно, дни и ночи окружали меня все
эти годы, словно заново открылись перед моими глазами на улице, по которой я
ходил... И я всем своим детским сердцем осознал вдруг, что мир рухнул... И день
победы с тех пор врезался мне в память, как... что угодно, только не праздник!
Вопросы:
1. Как Вы можете объяснить соседство двух несовместимых
чувств –
радости и горечи освобождения?
2. Существует разница между официальным освобождением и
внутренним ощущением свободы. Объясните, в чем она
заключается?
3. В чем особенность послевоенного положения евреев, переживших
концлагеря?
4
4. «Жить нормальной жизнью» - лагеря для перемещенных лиц
«Лагеря для перемещенных лиц», где по окончании войны оказались многие
из уцелевших евреев, были созданы странами-союзницами на территории
Европы (в Германии, Австрии и Италии). Это было скопление людей,
оставшихся в результате войны без семьи, без дома, без родины. Но несмотря
на все тяготы существования в этих лагерях, их обитатели были полны
стремления возродиться к новой жизни. Там женились и рожали детей,
открывали учебные классы, выпускали газеты, ставили любительские
спектакли и проводили музыкальные вечера.
«И все-таки стоит жить» – свидетельствует Эльазар Адлер
Эльазар Адлер родился в 1923 году в городке Белз, в Польше. В июне 1940 года
когда в Восточную Польшу вошли советские войска Адлер был выслан в
Среднюю Азию, на принудительные работы. Там, в трудовом лагере, он пробыл
почти все годы войны. Его родственники остались в Польше и погибли под
немцами. По окончании войны Эльазар вернулся в Польшу, а оттуда перебрался в
лагерь для перемещенных лиц на занятой американцами территории Германии,
неподалеку от Мюнхена. В 1946-1948 годах он активно участвовал в нелегальной
переброске евреев в Палестину, пока в 1948 году не прибыл туда и сам.
…Просто невероятно, насколько сильно было в евреях желание жить, восстановить
нормальную жизнь тех, кто уцелел, несмотря ни на что. Люди женились и
выходили замуж; просто делили один барак на десять крошечных комнаток, и вот
уже у десяти пар есть по комнате. Жажда жизни преодолевала все: вопреки всему и
несмотря ни на что, я жив... Мы вдохнули жизнь в иссохшие кости. Великий счет,
предъявленный виновникам Катастрофы? Да кто их нас тогда думал об этом?.. Ты
знал, что у тебя нет семьи, что ты совершенно один и что ты должен что-то делать.
И ты весь был поглощен этим «делать».
Помню, я говорил молодым: великая вещь – забвение. Человек умеет забывать,
потому что если бы он не забывал, он не мог бы создать новую жизнь... Каким-то
образом воля к жизни поддерживала нас и понуждала жить, иначе люди бы просто
кончали с собой...
Аба Ковнер (писатель, поэт, один из лидеров сионистского подполья в Виленском
гетто) не считал, что возвращение уцелевших в Катастрофе к нормальной
жизни есть нечто само собой разумеющееся. Любые попытки этих людей
начать жизнь заново в его глазах были чудом.
Эти люди могли, в конце концов, ожесточиться от сознания собственного бессилия
и повернуть жизнь совсем иначе. Я бы, к примеру, не удивился, если б они решили
собраться в шайку разбойников и грабителей – это было бы с их стороны далеко не
самое негуманное и несправедливое решение.
Голодные, оборванные, истощенные физически и морально, они в первую очередь
нуждались в простых вещах – хлеб, комната, хоть какая-нибудь работа – но даже
борьба за это жалкое существование была все-таки подобием возвращения к жизни.
1. Какие трудности должны были преодолеть люди, пережившие
Катастрофу, чтобы вернуться к нормальной жизни?
5
2. Почему рав Адлер благословляет такое понятие, как
способность к забвению, и было ли это действительно
возможным для уцелевших?
3. Почему Аба Ковнер оправдывает возможность того, что
пережившие Катастрофу могли бы превратиться в
разбойничью банду? Какое чувство он этим выражает?
4. Какая разница между «возвращением к жизни» только лишь в
силу биологической жизненной инерции и между осознанным
стремлением выстроить жизнь заново?
5. Абсолютное сиротство, ставшее уделом большинства
уцелевших, заставляло их заново искать смысл жизни.
Объясните это.
6. В чем выражалось возвращение к нормальной жизни уже в
лагерях для перемещенных лиц?
5. «Некого ждать и некуда возвращаться» новый дом на другом конце света.
Обитатели лагерей «для перемещенных лиц» прилагали все усилия к тому,
чтобы оттуда вырваться и начать нормальную жизнь. Две трети из них
эмигрировали в подмандатную Палестину – будущее Государство Израиль,
остальные перебрались в США, в Канаду, в Австралию и в другие страны.
Советское еврейство
У евреев, которые до войны являлись гражданами СССР, возможности
эмигрировать за его пределы не было. Те евреи, которые искали выхода из
создавшейся ситуации – из-за антисемитизма, либо по экономическим причинам,
либо благодаря усилившемуся национальному самосознанию – могли уехать в
Биробиджан, Еврейскую Автономную область на Дальнем Востоке, и власти такой
переезд даже поощряли. Всего за 1947 – 1948 гг. в Биробиджан уехало 6.326
евреев, в том числе многие колхозники, которым не были возвращены их прежние
хозяйства. Позднее, во второй половине 1948 г., политика властей переменилась к
худшему, и они запретили переезд в Биробиджан.
Подавляющее большинство выживших евреев, довоенных жителей освобожденных
территорий Советского Союза, вернулось туда, где они жили прежде. В 1944 – 1948
гг. свыше 1.000.000 евреев поселилось на освобожденных территориях России,
Украины, Белоруссии, Прибалтики и Молдавии. Большинство их было гражданами
СССР до войны, и они стремились заново возродить свою жизнь в родных местах.
Война и кровавая Катастрофа, как это ни парадоксально, привели к росту
еврейского самосознания. Во многом этому способствовала деятельность
Еврейского Антифашистского Комитета, который из «ручной» пропагандистской
организации постепенно превратился в своеобразный орган еврейской культурнонациональной автономии. В комитет стали все чаще обращаться советские евреи.
Кроме обращений, связанных с резким ростом в советском обществе бытового
антисемитизма, многие письма содержали также ходатайства о восстановлении
еврейских учебных заведений, учреждений культуры, синагог, обучения молодежи
родному языкуи и т.д..
6
В Советской Литве уже в первые дни после освобождения по инициативе
нескольких бывших евреев-партизан, в том числе Абы Ковнера, Шмерке
Качергинского и Авраама Суцкевера, начался поиск документов, книг и
художественных ценностей, спрятанных перед ликвидацией гетто. Целью было
организовать «Музей еврейского искусства и культуры», а в будущем – и
исследовательский институт.
В Черновцах, где собралось около 20 000 евреев, прежде чем большинство из них
уехало в Румынию, власти даже разрешили открыть еврейскую школу с
преподаванием на идиш.
Отчасти попытки такого рода стимулировали всплеск сионистских настроений
советского еврейства накануне основания Государства Израиль.
Все эти надежды рухнули в одночасье с разгромом Еврейского Антифашистского
Комитета в 1949 году и началом кампании государственного антисемитизма под
лозунгом борьбы с «безродными космополитами».
Семен Липкин. На Тянь-Шане
Бьется бабочка в горле кумгана,
Спит на жердочке беркут седой,
И глядит на них Зигмунд Сметана,
Элегантный варшавский портной.
Издалёка занес его случай,
А другие исчезли в золе,
Там, за проволокою колючей,
И теперь он один на земле.
В мастерскую, кружась над саманом,
Залетает листок невзначай.
Над горами — туман. За туманом —
Вы подумайте только! — Китай!
В этот час появляются люди:
Коновод на кобылке Сафо,
И семейство верхом на верблюде,
И в вельветовой куртке райфо.
День в пыли исчезает, как всадник,
Овцы тихо вбегают в закут.
Зябко прячет листы виноградник,
И опресноки в юрте пекут.
Точно так их пекли в Галилее,
Под навесом, вечерней порой…
И стоит с сантиметром на шее
Элегантный варшавский портной.
Не соринка в глазу, не слезинка —
7
Это жжет его мертвым огнем,
Это ставшая прахом Треблинка
Жгучий пепел оставила в нем.
1948
О выборе новой страны рассказывают Шломо Коэн и Рива Биндер
Шломо: «Нам было объявлено, что мы можем вернуться в Грецию, либо
отправиться в Землю Израиля или в Америку. Я записался сразу в два места: в
Грецию или в Израиль – я все-таки хотел вернуться сначала на несколько месяцев в
Грецию – может быть, застану в живых хоть кого-нибудь из своих...»
Рива: «Мы пытались уехать в Землю Израиля – страну своей вечной мечты, но там
хозяйничали тогда англичане, и нам не дали разрешения на въезд. И когда
родственники мужа из Южной Африки прислали нам вызов, мы подали заявление,
и уже в конце 1948 года получили въездную визу. Так мы и оказались в
Иоганессбурге».
Шалом Эйлати объясняет, почему он решил отправиться именно в Землю
Израиля
И все-таки, почему именно Израиль?.. Надо сказать, что в моем кругу этот вопрос
просто не мог возникнуть – для нас было совершенно очевидно, что надо
пробиваться только в Израиль. Даже колеса стучали одно: нечего больше ждать и
некуда больше возвращаться...
Страстное желание начать новую жизнь помогало преодолеть все тяготы
скитаний. Рахель бен Хаим репатриировалась в Землю Израиля в январе 1946
года. Она рассказывает:
На какие только ухишрения мы не шли, чтобы пересечь границы – а это было
четыре-пять границ, по крайней мере. Дважды пришлось пользоваться
фальшивыми документами... Через одну границу иы шли пешком – я несла на
руках чьего-то ребенка, через другую перебрались на товарняке...
Нас было больше девятисот нелегалов – и на судне нас просто утрамбовывали.
Конда корабль приблизился к берегам Израиля, англичане нас обнаружили. Нас
окружили военные катера, и тут случилось то, чего я в жизни не забуду, хоть и
больше сорока лет прошло. Мы встали на якорь и подняли на мачте наш
национальный флаг. Мне кажется, что мы бросили якорь прямо посреди моря.
Такое было чувство, что весь народ Израиля собрался на берегу, пристань была
полна народа. Такое не забывается, и менно это помогло нам преодолеть любые
трудности...
1. Возвращение к жизни – заключение.
Для многих переживших Катастрофу дни освобождения связаны со смешанными
чувствами – тут была и радость, и надежда, и боль невосполнимой утраты. Это
было начало почти нечеловеческих усилий собрать остатки жизненных сил и
начать жизнь заново. В тех обстоятельствах люди вынуждены были сами
обеспечивать и строить новую жизнь, создавать новую семью, новую страну, новое
общество...
8
Вопросы:
1. Каковы были причины, побуждавшие одних выживших в
Катастрофе евреев стремиться в Землю Израиля, а других –
искать счастья в США, в Австралии и других странах?
2. Почему лишь немногие из уцелевших евреев вернулись после войны в
родные места?
3. В чем заключалась особенность послевоенного положения советских
евреев?
9