ВЛАСТЬ И ДВОР Л. Феллер КОРОЛЬ ИТАЛИИ (888–915),

ВЛАСТЬ И ДВОР
Л. Феллер
БЕРЕНГАРИЙ I У ВЛАСТИ:
КОРОЛЬ ИТАЛИИ (888–915),
ИМПЕРАТОР (915–924)
Этой статьей и порою беглыми и отрывочными рассуждениями
о правлении Беренгария I (888–924) я хотел бы обратить внимание на некоторые проблемы, c которыми столкнулась суверенная
власть в эту эпоху вообще и в Италии в частности, поскольку в
конце 80-х годов IX в. стало очевидно, что императорская власть
не может быть в полном объеме восстановлена1.
Эти проблемы хорошо известны: сократились территории, на
которые распространялась власть монархов, королевства оскудели и утратили свой престиж, разгорелось соперничество за власть
между местными князьями; усиливалось военное давление: с севера – скандинавов, с юга – сарацин, а с востока – венгров2. Все
эти явления получили очень определенное и простое, но совершенно неподходящее обобщенное наименование, – феодальная
анархия.
На самом деле, история короля Италии Беренгария I, как и
другие примеры – Эда или Карла Простоватого, еще обнаруживает наличие в государстве политической мощи, немаловажных
институциональных средств, а также все еще приемлемого идеологического аппарата. Несмотря на трудности, их царствования
были отмечены и достижениями благодаря последовательной
политике этих государей, сознававших свой долг и ограничен1
В целом проблема ставится в кн.: Poly J.-P., Bournazel E. La mutation féodale.
Xe–XIIe siècle. P., 1980; ситуация в Италии очень четко описывается в работах:
Provero L. L’Italia dei poteri locali. Roma, 1998; Cammarosano P. Storia dell’Italia
medievale. Dal VI al XI secolo. Roma, 2001.
2
Страницы, посвященные Марком Блоком в его труде «La société féodale»
значению вторжений и их особенностям на Западе, до сих пор актуальны
и в основном точны. См.: Bloch M. La société féodale. P., 1939 (éd. 1973).
P. 23–96.
Беренгарий I у власти
11
ность доступных для них средств. Однако в Италии параллельно шел процесс трансформации самой природы королевской
власти.
БЕРЕНГАРИЙ I – КОРОЛЬ ИТАЛИИ (888–924)
Беренгарий I принадлежал к числу reguli (царьков), о которых
ведет речь Регинон Прюмский. Он был одним из многочисленных
владетелей, возникших во внутренних областях империи Каролингов, которую после смерти Карла III Толстого уже никому не
удавалось объединить3. Будучи сыном Эбергарда, маркиза Фриульского, и Гизелы, дочери Людовика Благочестивого и Юдифи,
т.е. приходясь племянником Карлу Лысому, Беренгарий происходил из могущественного рода Унрошидов, члены которого принадлежали к высшей знати империи и правили во Фриуле. Беренгария не готовили к роли короля и даже правителя Фриульской
марки: этот пост предназначался не ему, а его старшему брату
Унроху, умершему в 875 г. Однако превратности династических
судеб и сложность политической ситуации выдвинули Беренгария
на первый план. Император Людовик II, двоюродный брат Беренгария, скончался, не оставив наследника мужского пола: очередность наследования перешла к Карлу Лысому, который занимал
трон императора с 875 по 877 г. Затем настал черед германских
Каролингов, и Карл Толстый осуществлял функции императора
до своего свержения в 888 г. С этого времени Италия оказалась в
той же династической и политической ситуации, что и другие королевства, выделившиеся из Каролингской империи. Отсутствие
полноправных Каролингов породило избыточное количество кандидатов на трон из могущественных наследственных кланов знати. В Италии представители рода Унрошидов, в частности из-за
своего родства с потомками Каролингов, получили заметный перевес. Они сплели сложную сеть союзов и клиентел, которая, благодаря поддержке рода Суппонидов (Supponides), позволила им
подчинить часть Северной Италии4. Единственный претендент
3
Reginonis abbatis Prumiensis Chronicon // MGH. Scriptores. Rerum Germanicarum
in usum scholarum / Ed. F. Kurze. Hannoviae, 1890. T. 50. P. 129: «Post cuius
mortem regna, que eius ditioni paruerant, veluti legitimo destituta herede, in
partes a sua compage resolvuntur et iam non naturalem dominum prestolantur, sed
unumquodque de suis visceribus regem sibi creari disponit».
4
Относительно этого семейства и его политического влияния см. свежую раб.:
Bougard F. Les Supponides: échec à la reine // Les élites au haut Moyen Âge.
Crises et renouvellement / Éd. F. Bougard, L. Feller et R. Le Jan. Turnhout, 2006.
P. 382–401.
12
Л. Феллер
мог реально соперничать с ними – представитель фамилии Гвидонидов, герцогов Сполето, верных сторонников папства.
В 888 г. Беренгарий успешно отстоял свои права и получил королевскую власть над Италией5. В соперничестве с Гвидо Сполетским Беренгарий потерпел военное поражение и вынужден был между 888 и 898 гг. довольствоваться правлением
над Фриулем вплоть до смерти в 898 г. Ламберта, сына Гвидо.
После неожиданной и случайной гибели Ламберта он вновь
распространяет свое влияние на всю Северную Италию, т.е.
на долину реки По и Тоскану: герцогство Сполето ускользает
от него и постоянно будет ускользать в будущем, ибо его правитель Альберик слишком предавался римским делам, чтобы
учитывать еще и интересы Беренгария. Таким образом, на деле
суверенная власть Беренгария распространялась лишь на часть
королевства.
В 905 г. Беренгарию пришлось выступить против крайне
опасного врага – Людовика III Прованского, который по праву
наследования начал посягать на корону Италии. Одержав временную победу, Людовик III заставляет Беренгария отступить в его
наследственные владения с центром в Вероне. Но удачный набег
позволяет последнему захватить Людовика в плен. Позже пленник был освобожден, но предварительно ослеплен6.
С 905 по 923 г. никто больше не оспаривал прав Беренгария,
и он сумел упрочить свою власть. Его успех был закреплен в
915 г. получением императорского титула, хотя вне сферы его
влияния оставались все области к югу от Апеннин: маркграф
Адальберт Тосканский и герцог Альберик Сполетский, сблизившись с ним, соглашаются с этой политической акцией, в которой,
по многим причинам, оказывается заинтересованным и папство.
Несмотря на это, Беренгарий не принимает участия в крупном
сражении 916 г., которое позволило римлянам под руководством
папы Иоанна X и герцога Альберика Сполетского освободить
5
Arnaldi G. Berengario // Dizionario Biografico degli Italiani. Vol. 9. Col. 1–26;
Rosenwein B. The Family Politics of Berengar I, King of Italy (888–924) //
Speculum. Cambridge, 1996. Vol. 71. P. 247–289; Eadem. Friends and Family,
Politics and Privilege in the Kingship of Berengar I // Portraits of Medieval and
Renaissance Living: Essays in Memory of David Herlihy / Ed. S. Cohn, S. Epstein.
Univ. of Michigan, 1996. P. 91–106; Eadem. Negotiating Space. Power, Restraint
and Privileges of Immunity in Early Medieval Europe. Ithaca, 1999. P. 140–155.
6
Liutprand de Cremona. Antapodosis. Cap. 41 // Liudprandi Cremonensis Opera
omnia / Ed. P. Chiesa, Turnhout, 1998 (Corpus Christianorum, Continuatio
Medievalis 156).
Беренгарий I у власти
13
Южную Италию от гнезда пиратов, базировавшихся там, на полпути между Римом и Неаполем, в течение двадцати лет.
В очередной раз власть Беренгария над Италией была оспорена в 922 г. королем Бургундии Родольфом, который подверг его
жестокому разгрому в битве при Фьоренцуоле близ Пьяченцы;
на этот раз Беренгарию пришлось бороться за свои династические владения и обороняться на собственных землях близ Вероны. Император в 923 г. погиб от руки одного из своих вассалов,
скульдазия (sculdasius7) Фламберта, перед входом в дворцовую
церковь, куда он направлялся для молитвы.
В европейской историографии Беренгарий заслужил отвратительную репутацию. В качестве военачальника он всегда терпел
поражения: за 40 лет правления он не одержал ни одной важной
военной победы над своими противниками. Осмеливаясь вступать
в бой только при подавляющем численном превосходстве, он всегда подвергался разгрому, и зачастую очень серьезному, как при
Треббии в 899 г. от венгров или при Фьоренцуоле в 923 г.8 Вследствие этих военных неудач с ним связывают начало отмирания в
Италии каролингских военных институтов9. Редкие битвы, в которых он одерживал верх, стали возможны благодаря поддержке
венгров, с которыми он объединился после страшного поражения
при Треббии. Этот союз и это политическое сближение немало
способствовали очернению нашего героя10.
Утверждают, что в годы правления Беренгарий с размахом
выказывал свою щедрость, растрачивая королевскую казну и, что
еще хуже, ускоряя разрушение государственной власти раздачей
собственности представителям политической и социальной элиты. Лишившись значительных финансовых ресурсов вследствие
передачи главнейших прав на важные поступления – тонлье, торговые пошлины, а также прав на чеканку монет, – он якобы одновременно передал союзникам или клиентам значительную часть
7
Скульдасий, или скульдахий – лангобардское слово, обозначавшее судебного
исполнителя [Примеч. ред.]
8
Liutprand. Antapodosis. Cap. 63.
9
Сбалансированный отчет см. в кн.: Settia A.A. Castelli e villaggi nell’Italia
padana. Popolamento, potere e sicurezza fra IX e XIII secolo. Napoli, 1984.
P. 73–86; Liutprand. Antapodosis. Cap. 19. По поводу битвы при Фьоренцуоле
Лиутпранд пишет: «Tanta quippe tunc Interfectorum strages facta est, ut militum
usque hodie permagna raritas habeatur». Нехватка воинов – повседневная данность королевств, образовавшихся на развалинах Каролингской империи.
10
Feller L. Bérenger 1er et les conséquences des guerres hongroises // Travaux et
recherches de l’UMLV. P., 2001. Vol. 3. P. 9–15.
14
Л. Феллер
королевских богатств вместе с реальными элементами суверенной власти11. Говорят, что он способствовал росту светских и церковных состояний в ущерб казне, предоставил грандам властные
прерогативы, тем самым уменьшив свои возможности распоряжаться на территории королевства и ускорив появление местных
властителей. Согласно наиболее пессимистической точке зрения,
Беренгарий мог управлять, только подрывая собственную власть,
потому что его щедрость мешала сохранению богатства и могущества государства12.
Однако наш исторический герой, постоянно находившийся
под угрозой, часто битый в войнах и балансировавший на грани политического краха, всякий раз возрождался и всякий раз
выходил сухим из воды. Не будет преувеличением сказать, что
Беренгарий обладал недюжинной политической ловкостью и
исключительной способностью все начинать заново. Покушение на его жизнь было спровоцировано предательством части
аристократии в условиях внешнего вторжения: такова была
обстановка всего его царствования, проходившего под постоянным гнетом измен и вторжений. Его убийца, Фламберт, был
одним из его приближенных, членом ближнего круга, получавшего от суверена награды и богатства: незадолго до убийства
Беренгарий сделал ему роскошный подарок в виде нескольких
золотых вещей13.
С начала 2000-х годов, однако, подход к личности Беренгария
становится более взвешенным. Было замечено, что его блестящим
успехом оказалось получение императорского титула от папы
Иоанна X, – для внука Людовика Благочестивого немалое личное достижение. Он достиг также важной символической цели,
добившись столь же высокого престижа, а возможно, и власти,
что и его предшественники Людовик II, Гвидо и Ламберт Сполетские. Так или иначе, в глазах современников он должен был выглядеть королем, выполнявшим соответствующие функции подобающим образом, как от него и ожидали. Императорская власть,
по большей части, стала номинальной: никоим образом речь не
могла идти о возрождении территориального единства Италии, к
11
См.: Rosenwein B. Negotiating Space... P. 144–149. О характере даруемых предметов см.: Tabacco G. L’allodialità del potere nel Medioevo // Studi Medievali.
Spoleto, 1970. Ser. 3. Vol. 11. P. 565–616.
12
Wickham C. Early Medieval Italy. Central Power and Local Society (400–1000).
L., 1981. P. 170–175.
13
См. о нем: Liutprand. Antapodosis. Cap. 68–71.
Беренгарий I у власти
15
которому стремился Людовик II, или о завоевательной политике
любой ценой14.
С императорским титулом связывались прежде всего функции
защиты Рима и папства. Пребывание императора, правящего хотя
бы номинально, в Италии придавало ему больший вес в международных отношениях, сближая с папством и напоминая, что обе
вселенские власти органически связаны друг с другом. При этом
прерогативы Беренгария были реальными и достаточно прочными – во всяком случае, по сравнению с возможностями других
королей той эпохи. С одной стороны, его следует сравнивать с
территориальными властителями, а с другой – с королями, его
современниками – скажем, с Эдом или с Карлом Простоватым.
ИТАЛИЯ ТЕРРИТОРИАЛЬНЫХ КНЯЗЕЙ
И КОРОЛЕВСКАЯ ВЛАСТЬ
Как и в других странах Западной Европы, исчезновение каролингских порядков (кризис которых с очевидностью проявился в
вопросе о наследовании начиная с 30-х годов IX в.) характеризует
политическую и социальную действительность IX в., а именно,
возникновение территориальных владений, находившихся в руках крупных семейных аристократических кланов, судьбы которых более не связаны с королевской или императорской службой.
Каролингская политическая организация, на следующей после
императора ступени, действительно, породила целую плеяду
семейных сообществ, способных осуществлять власть на региональном или межрегиональном уровнях, но не имевших материальных или человеческих ресурсов, чтобы выходить за рамки
своих владений. Однако они оказывались в состоянии конкурировать с королевской властью на региональном уровне и притязали
на роль суверенов на этих землях.
В IX в. это отмечает Регинон Прюмский, который говорит об
избытке прав и полномочий, плохо согласуемых между собой15.
14
Kreutz B. Before the Normans. Southern Italy In the Ninth and Tenth Centuries.
Philadelphia, 1996; Fasoli G. I re d’Italia (888–962). Firenze, 1949. P. 65 sgg.
15
Reginonis abbatis Prumiensis Chronicon // MGH. Scriptores. Rerum
Germanicarum in usum scholarum / Ed. F. Kurze. Hannoviae, 1890. T. 50. P. 129:
«Quae causa magnos bellorum motus excitavit; non quia principes Francorum
deessent, qui nobilitate, fortitudine et sapientia regnis imperare possent, sed quia
inter ipsos aequalitas generositatis, dignitatis ac potentiae discordiam augebat,
nemine tantum ceteros precellente, ut eius dominio reliqui se submittere dignarentur.
Multos enim idoneos principes ad regni gubernacula moderanda Francia genuisset,
nisi fortuna eos amulatinoe virtuis in pernitiem mutuam armasset».
16
Л. Феллер
В отсутствие Каролингов, действительно, один из таких мелких
государей мог взять верх над другим разве что на время и при
особых обстоятельствах. В Италии таковых не нашлось, в отличие от Западнофранкского государства, где Каролинги продолжали играть важную роль на протяжении всего X в.
Во времена Беренгария, в конце 80-х годов IX в., в Северной
и Средней Италии основными политическими центрами были
герцогство Сполето, маркграфство Тоскана, маркграфство Иврея
и маркграфство Фриуль. Их возникновение отражает, с одной
стороны, ослабление и сокращение королевских прерогатив, а
с другой, дифференциацию высшей аристократии, способной
создать и поддерживать политические альянсы, яростно соперничавшие между собой. Аристократические фамилии отныне
сплачиваются вокруг одного из принцев и не связывают больше
свою судьбу с королевской службой. Структура вотчин, все более
и более локальная, а не межрегиональная, указывает на это со
всей определенностью16. В этот период выделяются три знатных
семейства, уже упоминавшиеся выше, а именно маркграфов Тосканских, представленных Адальбертом, герцогов Сполетских, с
Гвидо и Ламбертом, и рода Унрошидов, к которому принадлежал
Беренгарий.
Хотя в реальности власть в Италии, как и во Франции или
в Германии, постепенно перешла в руки территориальных магнатов, королевский титул являлся предметом упорного соперничества между наиболее могущественными участниками борьбы.
Для этого имелись три веских причины. Сила представлений
о престижности наследственной власти в эпоху Каролингов не
исчерпала себя. В Италии сполетанцы и фриульцы занимали
предпочительные позиции в этом соперничестве, из которого
тосканцы оказались сразу же исключены. Гвидо и Ламберт Сполетские, и вслед за ними Беренгарий, ведут себя так, словно
они вправе претендовать на императорскую власть, по крайней
мере в Италии. Это свидетельствует об осознании ими своей
высокой миссии: люди, подобные Гвидо и Ламберту Сполетским считают себя вправе повелевать, издавая законы и утвер16
В 80-е годы прошлого века предпринимались крупные историографические
исследования этого сюжета. Они не ограничиваются одним Х в. и дают представление о территориальных княжествах Италии. См.: Formazione e strutture
dei ceti dominanti nel medioevo; marchesi, conti e visconti nel regno Italico
(sec. IX–XII) // Atti del primo convegno di Pisa, 10–11 maggio 1983. Romа,
1988.
Беренгарий I у власти
17
ждая капитулярии во время ассамблей, объединявших крупную
знать их королевства17. Они это делают во имя общего блага и
некой идеи суверенитета, восходящей к римским концепциям
власти.
Такое положение вещей подразумевает устойчивые отношения с папством. Императорский титул и обязанности для последнего имеют конкретный смысл: император должен защищать
Рим и Церковь от самих римлян так же успешно, как от сарацин.
Присутствие императора в Италии позволяет предупредить или
замедлить процесс формирования территориального княжества в Лации с центром в Риме18. Что касается Беренгария, то его
стремление ощущать себя Каролингом не могло не сыграть важную роль в его политическом поведении. Его предшественниками
были Людовик II, Карл Лысый, Лотарь и Людовик Благочестивый. Он это прекрасно понимал, и это должно было повлиять на
его поступки.
Как и все прочие европейские монархи, короли Италии, идет
ли речь о Гвидонидах или Беренгарии, были ограничены в возможностях расширения и усиления своей власти. Сюзерены, даже
если имели желание управлять и энергию для достижения этого,
не располагали сильными и прочными учреждениями. Поэтому
они были вынуждены действовать через сети вассалов, возглавляемых крупной знатью. Требовалось заслужить и сохранить их
дружественное расположение, гарантию их верности, проявляя
щедрость во всех смыслах этого слова.
Итак, отныне гранды отказываются от посреднической роли
между королем и территорией и замыкаются в круге своего локального влияния. Они больше не согласны, за редким исключением, ставить в зависимость свою судьбу и свое социальное
положение исключительно от близости к королю, просто потому,
что теперь стало невозможно рассчитывать на поддержание социального уровня и богатства семейной группы, опираясь только
на него.
17
Капитулярии Гвидо и Ламберта завершают каролингскую эпоху. В них обсуждаются вопросы общественного порядка, выносятся универсальные решения,
теоретически относящиеся ко всему королевству. Ср.: MGH. Capitularia Regum
Francorum // Ed. A. Boretius et V. Krause. Hannoviae, 1897. T. II. P. 106 sg. N 223
(889), 224 (891) и 225 (898).
18
Подобный феномен наметился при правлении Феофилакта и в 20-е годы IX в.
при Альберике Сполетском. См. об этом: Toubert P. Les structures du Latium
médiéval. Le Latium méridional et la Sabine, du IXe au XIIe siècle. Rome, 1973.
P. 963–978 (BEFAR; 221).
18
Л. Феллер
Наблюдаются существенные перемены в отношении к королевской власти повсеместно во всей Европе, особенно заметные с
90-х годов IX в. В конечном счете, управление системой клиентел
Гвидонидов было, по-видимому, менее действенным, чем сетью,
созданной Беренгарием. Семейство Суппонидов, весьма близкое
к власти в период с 850 по 920 г., служит примером превратностей политических судеб в Италии, связанных со сложившейся
ситуацией19. Суппониды играют важнейщую роль на протяжении
всего IX в. Супруга императора Людовика II, Ангильберга, которая первой стала носить титул consors regni, принадлежала к этой
фамилии20. Она приходилась теткой первой супруге Беренгария
Бертилле, брак которой может быть истолкован как стремление
Суппонидов к союзу с Каролингами, опосредованному таким образом. Этот брак равным образом является политическим выбором: Суппониды, объединяясь с Беренгарием, не теряют связи с
немецким кланом, присутствующим в Италии и подпитывающим
амбиции потомков Людовика Немецкого.
Как бы там ни было, факт женитьбы на Бертилле некоторым
образом ставил Беренгария на один уровень с Людовиком II и
подчеркивал его принадлежность к Каролингам. Беря супругу
из той же семьи, из которой происходила жена Людовика II, он
становился равным ему. В свою очередь, Суппониды повторяют с
Беренгарием тот же прием, который они успешно реализовали в
предыдущее правление. Породнившись с королем, они получают
постоянный доступ к его персоне и возможность влиять на процесс принятия решений.
Таким образом, они служат королю в составе органов управления высшего уровня. Но, как показал Ф. Бугар, их позиция и их
выбор принадлежат прошлому, они анахроничны: если милости
короля все еще обогащают, они уже недостаточны для того, чтобы из поколения в поколение поддерживать социальный статус
семейного клана. В частности, Беренгарий был не в состоянии
предоставить кому-либо из своих вассалов марку, т.е. высокую
политическую и военную должность; Людовик II так поступил в
отношении своего шурина Суппона II в 70-е годы IX в., предоставив герцогство Сполето. Королевские милости, правда, помогали
выстроить власть на локальном, значительно более низком уровне, чем тот, к которому стремились Суппониды.
19
20
Bougard F. Les Supponides: échec a la reine... P. 382–401.
Delogu P. Consors regni: un problema carolingio // Bullettino dell’Istituto
Storico Italiano ed Archivio Muratoriano. Roma, 1964. T. 76. P. 47–98.
Беренгарий I у власти
19
Тем не менее последние были весьма близки к центральной
власти, располагая должностью великого канцлера, т.е. главы
канцелярий. Так, с 903 по 922 г. Ардинго – епископ Брешии и
представитель этой фамилии, возглавлял канцелярию, считавшуюся одной из самых активных. Между тем семья переживала
явный упадок. Около 850 г. Суппониды занимают доминирующее
положение внутри итальянской аристократии. У них имеются
владения в долине реки По, и они подчиняют себе по меньшей
мере четыре графства: Пьяченцу, Парму, Турин, Асти. В 70-е годы
IX в. они получают также права на герцогство Сполето, но им не
удается укорениться там. С начала X в. они уже не могут удерживать все свои позиции в совокупности, и отныне их власть и их
престиж, связанные с королевской службой, клонятся к закату21.
Решение Суппонидов построить всю свою политику на поддержании связей с Беренгарием не позволило им удержаться на
вершине социальной и политической лестницы Итальянского королевства и сделало их слишком зависимыми от воли суверена. С
905 г. роль Бертиллы при дворе ослабевает. Тот факт, что у нее не
было сыновей, сделал ее положение непрочным и повысил уязвимость всей семьи: во всяком случае, с этого времени она уже не
фигурирует в качестве рекомендателя в жалованных грамотах и,
по-видимому, в конце концов была отравлена22.
В дальнейшем судьба семейства уже не зависит от близости
к королю. Впрочем, Беренгарий оказывается неудачным выбором
для Суппонидов, потому что они могут использовать присутствие
своей сестры в постели короля лишь с момента упрочения его
власти в 905 г., после его победы над Людовиком Слепым. Сам
же Беренгарий в реальности вынужден прибегать к политике
лавирования между различными группировками внутри королевства и не может себе позволить слишком долго опираться
на одну из них.
Наконец, обогащение аристократии с этого времени зависит
от ее способности создавать сплоченные территориальные единицы внутри королевства или внутри новообразованных княжеств,
т.е. от способности захватывать власть на локальном уровне без
предварительного установления устойчивых связей с королем.
Главное политическое новшество этого периода – обретение
аристократией автономии по отношению к королевской власти.
21
22
Bougard F. Les Supponides: échec à la reine….
Gesta Berengarii Imperatoris: Beiträge zur Geschichte Italiens im Anfange des
Zehnten Jahrunderts. V 77–80 / Hrsg. E. Dümmler. Halle, 1871. S. 101.
20
Л. Феллер
ОБОЗНАЧЕНИЕ КОРОЛЕВСКОГО ДАРА
В ПРЕАМБУЛАХ ГРАМОТ
Вследствие этого механизмы управления, используемые Беренгарием, при всей их кажущейся действенности не могут привести к устойчивым результатам, поскольку король должен устанавливать и поддерживать равновесие между соперничающими
группами, которые готовы воспользоваться любым поводом для
измены.
Как все суверены того времени, Беренгарий управляет, прибегая к дарениям. При этом он широко использует грамоты,
разъясняя в них смысл своих поступков и обретая таким образом возможность и средство общения с подданными, включая в
преамбулы в сжатом виде формулировки, которые характеризуют
королевскую или императорскую власть и обосновывают описываемые действия. Иначе говоря, его преамбулы объясняют, почему суверен дает то, что он дает.
Разумеется, управление путем дарений не является новшеством: до Беренгария все франкские или итальянские суверены
поступали так же, давая в вознаграждение земли и права либо
своим вассалам, либо религиозным учреждениям23. Таким образом, нет ничего удивительного в подобных действиях, тем более
что итальянский государь располагает значительными земельными богатствами, широкими экономическими правами и обладает
правом чеканки государственной монеты. Доходы, связанные с
королевской должностью, также обеспечивают устойчивое превосходство суверена, который может приобщить знать к своему
богатству посредством щедрых и многочисленных пожалований
и подарков, что он и вынужден был делать. Королевская казна, в
частности, составляет капитал, который кажется неисчерпаемым
и служит источником щедрости государя: на деле было показано,
что пожалования Беренгария не сильно подрывали королевскую
казну24.
Дарение означало, несомненно, приобщение получателя к
богатству короля. Последний не просто перераспределяет, он
делится, как наделяют едой во время трапезы, передавая таким
образом, одновременно с благами частицу своего величия. Делая
это, король приобщает бенефициария к своему могуществу. Следовательно, получить от короля дар, каков бы он ни был, означает,
23
24
Rosenwein B. Negotiating Space… P. 137–155.
См.: Rosenwein B. The Family Politics of Berengar…
Беренгарий I у власти
21
в первую очередь, удостоиться почести и, как следствие, права на
соучастие во власти при короле или наряду с ним. Каролингские
и послекаролингские преамбулы хорошо выражают это25.
Мы очень неплохо осведомлены о дарениях Беренгария благодаря обилию дипломатической документации. В его правление
были составлены 192 грамоты, пожалованные между 888 и 923 гг.,
из которых сохранилось 140. Это много, так что канцелярия Беренгария относится к числу наиболее активных в этот период.
Она оформляла около пяти грамот в год. Такая цифра начинает
выглядеть внушительно, если сравнить ее с данными о грамотах
непосредственных предшественников Беренгария и его современников. Так, Людовик II издал за 25 лет (между 850 и 875 гг.)
113 грамот (из которых сохранилось лишь 69), что в среднем составляет 4,5 грамоты в год. А вот Гвидо и Ламберт Сполетские за
10 лет, между 888 и 898, подписали 32 документа подобного рода,
что дает немногим более трех в год. Эд, король Франции между
888 и 898 гг., оставил 50 грамот, что дает в среднем те же пять в
год. Карл Простоватый, в свою очередь, за 30 лет своего правления (893–923) оставил 122 акта, или в среднем четыре акта в год.
Одним словом, канцелярия Беренгария работала в таком
же ритме, что и другие королевские канцелярии того времени.
Необходимо, разумеется, учитывать и утраты, которые были
значительны: издатель актов Гвидо и Ламберта оценивает их,
впрочем, ничем этого не аргументируя, в половину от общего
количества26.
Королевские или императорские грамоты, пожалованные
светским сеньорам, не являются исключением, даже если вследствие общеизвестной разницы в сохранности источников, в нашем распоряжении их находится гораздо меньше, чем дипломов,
выданных церковным учреждениям: такие тексты дошли до нас
только в тех случаях, когда светские сеньоры передавали свои
земли и свои архивы монастырям или епископатам. Тем не менее
подобные грамоты красноречиво свидетельствуют об отношениях между королем и представителями аристократии. В самом
деле, пожалование грамоты было заметным событием, в котором
принимали участие король, получатель его дара, а также те, кто
25
Magnani Soares-Christen E. Les médiévistes et le don. Avant et après la théorie
maussienne // Don et Sciences sociales / Ed. E. Magnani Soares-Christen. Dijon,
2007. P. 15–29.
26
I diplomi di Guido e di Lamberto / A cura di L. Schiaparelli, Roma, 1906. P. VII.
(Fonti per la Storia d’Italia, 36).
22
Л. Феллер
от имени последнего выражал его желание обрести ту или иную
милость. Это события из придворной жизни, о которых свидетельствуют письменные акты.
Главная роль, естественно, принадлежит государю, которому
адресованы прошения. Но соответствующее место должно быть
отведено и посредникам, т.е. тем, кто находится между королем
и людьми или учреждениями, которые он желает наградить. Так,
при дворе Беренгария, с 890 по 905 г., в качестве такой благодетельницы выступает королева Бертилла. Она представляет
прошение и освящает его своим патронатом, что делает получателей дара, вассалов короля, в определенном смысле также и
ее вассалами. Бертилла была не единственным посредником; их
имена позволяют нам представить картографию сети клиентел
при дворе короля и, хотя не о всех мы располагаем сведениями,
создается впечатление тесных привязанностей и союзов27. Так,
в 894 г. граф Ингельфред, именуемый королем своим carissimus
fidelis («дражайшим верным»), выступает с прошением от имени
епископа Мантуи о предоставлении ему некоторых прав, в том
числе права на чеканку монеты28. Этот персонаж, который ранее
фигурирует в качестве королевского графа графства Верона29,
может рассматриваться как один из тех, кто составлял опору Беренгария и Суппонидов. Королева в данном случае играет роль
посредника между королем, своей семьей и вельможей, которому
оказывают новые почести.
Иногда, при иных обстоятельствах, вырисовываются целые
группы. Так, в 904 г. королева выступает на стороне епископа
Лоди Хильдегария и графа, который не получил графства, по имени Зигфрид30. Создается представление об одном из источников
власти, сформировавшемся вокруг королевы, который мог быть
полезен королю, но мог и навредить ему. Королева, опирающаяся
на грандов и на свою родню, могла стать неудобной. У нее есть
собственная сеть и свои клиенты, и она может стать отдельным от
короля центром власти. Вопрос о весьма вероятном отравлении
27
Их идентификацией занималась Б. Розенвейн. См.: Rosenwein B. Friends and
Family, Politics and Privilege in the Kingship of Berengar I // Portraits of Medieval
and Renaissance Living: Essays in Memory of David Herlihy / Ed. S. Cohn,
S. Epstein. Ann Arbor (Mich.), 1996. P. 91–106.
28
I diplomi di Berengario I / A cura di L. Schiaparelli. Roma, 1903. (Далее: Dip.
Bér.) P. 41–46. N 12. A. 894. (Fonti per la Storia d’Italia, 35)
29
Dip. Bér. P. 235. N 88. A. 913.
30
Dip. Bér. P. 122. N 42. A. 904.
Беренгарий I у власти
23
Бертиллы, которая к тому же не имела потомства мужского пола,
может рассматриваться и с этой точки зрения.
Неизвестно, как и при каких обстоятельствах, торжественно
обставленных или нет, просители подавали петиции и затем получали грамоты. Позволительно думать, что вручение документа
и прежде всего подача прошения давали повод для придворных
церемоний, в ходе которых могли быть обозначены должности
и ранги, так же как большая или меньшая близость их обладателей к королю или королеве. Группировки, находившиеся рядом с
троном, имели возможность показать себя в те моменты, когда
королевская власть прославляла себя с известной роскошью.
Именно в свете подобных соображений необходимо истолковывать преамбулы актов о дарении светским лицам или церковным
учреждениям. Именно они показывают некоторую эволюцию.
Выясняется, что не все формуляры идентичны: отмечаются местные особенности. В частности, итальянская канцелярия, развитие
которой было обособленным с 50-х годов IX в., могла использовать иные процедуры и идеологические обоснования по сравнению с империей, с одной стороны, и образовавшимися на ее месте
королевствами – с другой. Однако передвижение представителей
элит внутри Империи и распространение вместе с ними идей и
главных тем, «транслирующих» образ власти, является достаточно интенсивным до конца IX в., поэтому канцелярии все еще
используют единый язык. Можно выдвинуть гипотезу об общем
запасе политических сюжетов и о том, что короли воспринимали
свое собственное положение по-разному и в то же время сходно.
Слова преамбул – не пустые формулы, они служат для суверена
средством, позволяющим описать его власть и представления об
инструментах, находящихся в его распоряжении, в частности о
munus, или «даре».
Так, когда Карл Лысый в середине IX в. жалует вознаграждение светскому сеньору, он пишет в преамбуле, что это милостивый дар суверена, имеющий целью возвысить бенефициария,
равно почтить и обогатить его, без намека на какое бы то ни было
возмещение31. Оказанная получателю честь всегда выставлялась
напоказ: дарение материального объекта королем как следствие
увеличивает запас престижа, накапливаемый индивидом, группой или религиозным учреждением. Во Франции такое положе31
См., например, Recueil des Actes de Charles II le Chauve / Ed. A. Giry, M. Prou,
F. Lot, G. Tessier. P., 1941. T. 1. P. 16–17. N 3 (A. 841); P. 25–27. N 10 (A. 842);
P. 43–46, N 19 (A. 845); P. 59–61. N 24 (A. 843).
24
Л. Феллер
ние вещей сохраняется в грамотах Эда и Карла Простоватого до
конца 10-х годов Х в.: одним из проявлений королевского величия
является оказание чести подданным путем многочисленных и
неоднократных дарений, как говорится в преамбулах грамот, пожалованных светским сеньорам32. Дарение позволяет превознести могущество короля, который один в состоянии приумножить
достоинство получателя: величие государя выражается также
через munus, через подарок, который не связан напрямую с идеей
служения или эквивалентного обмена33.
Экономическая ценность дара, хотя и учитывается, является,
таким образом, отодвинутой на задний план. То, что дано королем,
одновременно материально и нематериально: формулы Карла Лысого, Эда и Карла Простоватого устанавливают трудно преодолеваемую дистанцию между дарителем и дарополучателем, между
королем, который дает, и вассалом, который получает нечто, чего
не сможет возместить, во всяком случае, в эквивалентной форме.
Он может предложить взамен только свою дружбу, со всеми теми
ограничениями и социальными обязательствами, которые она
предполагает. Но при этом он навсегда остается должником суверена, потому что удостоился некоей почести, которая не имеет
цены и за которую он не сможет расплатиться.
Материальное вознаграждение службы, со своей стороны,
осуществляется по другим каналам, от которых не осталось письменных следов, и в частности через пожалование бенефициев,
при котором не практиковалась выдача грамоты34. Данные устно
и зафиксированные жестами, они могут быть отняты ad nutum
(«по первому требованию») и не носят небратимого характера
в отличие от официальных грамот. Такой порядок в отношении
дарений, впрочем, всегда достаточно условных, существовал в
правление Карла Простоватого довольно долго. Лишь в конце
32
Recueil des actes de Charles III le Simple, roi de France / Ed. Ph. Lauer. P. 22. N 13.
A. 898: «Regalis celsitudinis mos est fideles suos donis multiplicibus honorare
sublimesque efficere». А также: P. 93. N 43. A. 902: «Regalis igitur celsitudinis
mos est fideles regni sui munerare atque potentari»; P. 112. N 51: «Qui regis servant
magnatim jussa fideles ejus honorati debent procere dono»; P. 119. N 55. A. 907:
«Si quid commodum nostre munificencie usibus fidelium nostrorum impendimus,
regium amplificamus honorem».
33
О циркуляции munera и их значении см.: Nelson J. Munera // Les élites
et la richesse au haut Moyen Âge / Ed. J.-P. Devroey, L. Feller et R. Le Jan.
(в печати).
34
Brancoli Busdraghi P. La formazione storica del feudo lombardo come diritto
reale. Milano, 1965.
Беренгарий I у власти
25
10-х годов Х в., в то время как политический контекст начинает
меняться и противоречия между Карлом Простоватым и аристократией становятся все более и более сильными, в королевских
грамотах звучит новая тема. Отныне дарение связано с верностью,
даже если идея договорности не проявилась пока еще достаточно
четко35. Во всяком случае, с этого времени, если речь заходит об
оказании почести, то лишь с целью попросить услугу или просто
поощрить рвение вассалов. Политическая обстановка изменилась:
отныне признается, что услуги продаются и покупаются. Теперь
дарения уже не выражают исключительно великодушие короля
и не служат больше установлению дистанции между королем и
грандами.
ОБЩЕНИЕ С ГРАНДАМИ
Каким же образом грамоты Беренгария, пожалованные его
вассалам, выражают власть суверена? Очень рано в его правление, т.е. с конца 90-х годов IX в., преамбулы начинают выражать
идею возмещения или вознаграждения, пожалованного в обмен
на услуги. Преамбулы беззастенчиво сообщают, что испрошенное и предоставленное дарение имеет своей целью получить
услугу, иначе говоря, является досрочной оплатой ожидаемых
услуг: «если государь благосклонно выслушивает просьбы своих
верных, то те впоследствии будут с большей готовностью исполнять свою службу»36. Эта идея вознаграждения присутствует и
в текстах предыдущих правителей, но она выражена менее ясно
(например, у Людовика II37).
35
Recueil des actes de Charles III. P. 228. N 99. A. 919: «Regalis celsutidinis mos
est fideles suos donis multiplicibus honorare et honorando eos fideliores preparare
in suo servitio»; P. 242. N 102. A. 919: «Si fideles nostros ex nostrae largitatis
gratia reddimus ditatos, erga nostram fidelitatem promtiores comperiemus illorum
animos»; P. 265–267. N 111. A. 921: «Si fidelium nostrorum petitionibus benigne
suscipimus, eorum animos propensius ad nostram incitamus fidelitatem».
36
Dip. Bér. N 24. A. 899: «Si iustis nostrorum fidelium postulationibus maiestatis
nostrae aurem inclinamus eorumque causam ad effectum usque perducimus, procul
dubio eos et qui venturi sunt ad nostra obsequia promtiores fore non dubitamus
atque apud omnipotentem dominum undique remunerari omnino confidimus».
Троякое пожалование в пользу Вульферия, fidelis noster.
37
MGH Diplomata. Ludovici II. Diplomata / Hrsg. K. Wanner. München, 1994.
(Далее: Dipl. L. II). P. 72. N 3. A. 851: «Imperiali satis congruit excellentiae, ut
petitionibus fidelium suorum iuste poscentium aurem libenter accomodet effectum
tribuat, quatinus eos sibi fideliores et in obsequio utilitatis suae reddat ubique
promptiores».
26
Л. Феллер
Таким образом, подобная идея принадлежит к традициям
итальянской канцелярии и словесно выражает способы управления грандами в условиях постоянно растущих политических
затруднений38. В этом контексте дарение выступает в качестве
прямой платы за obsequium («подчинение»). Оно связывает стороны, но морально не ставит получателя бенефиция в положение
должника. Дарение позволяет констатировать существование уже
установленной обменной связи и фиксирует ее условия, устанавливает, в некотором роде, ее цену. В грамотах Людовика II
воля государя пойти навстречу мольбам просителей ставится в
зависимость от степени верности последних39. Со своей стороны,
Беренгарий напрямую связывает дарение с ожиданием грядущей
службы, что устанавливает фактическое равенство между двумя
сторонами. В его отношениях с некоторыми церковными учреждениями проявляется то же направление мысли: дарение должно
побудить монахов или священников молиться за него с бóльшим
рвением, что, в конечном итоге, должно благоприятствовать росту королевского достоинства40. Здесь тоже видна идея обмена,
но не принцип задолженности. Мы приближаемся, в самом деле,
к взаимоотношениям, очевидно, не торговым, но сбалансированным: уступленные объекты, идет ли речь о правах или землях,
служат в общем и целом залогом. Эти формулировки предполагают, наконец, взаимность обмена и некоторое соответствие между
тем, что дают, и тем, что ожидается взамен. Подобного нет в грамотах, в которых выражается только королевское или императорское величие.
Карл Лысый дарует от своей щедрости; Людовик II дарует,
чтобы усилить рвение своих сторонников; Беренгарий, в свою
очередь, ограничивается вознаграждением, практически уплатой
жалованья за услуги, которые он ожидает получить. Это отражает этапы трансформации суверенной власти, проделавшей путь
от величия короля, который доминирует и подавляет, до князя,
38
Wickham . Early Medieval Italy. Central Power and Local Society (400–1000). L.,
1981. P. 59–60.
39
Dipl. L. II. P. 101. N 18. A. 856: «Oportet imperiali gloria sublimatos studio et
devocione subditorum obaudire preces; et quantum eos devociores sibi cognoverint,
tanto pleniora deliberatione id exequi dignum esse dignositur».
40
Dip. Bér. N 99. A. 915: «Cunctis sanum sapientibus liquet, quod si circa ecclesias
Dei eisque canonica officia exhibentes nostrae tutelae defensalum adhibemus et sibi
collata benefitia nostre auctoritatis titulo confirmamus, illos pro nobis devotiores in
divinis reddimus ac per hoc nostrae regiae dignitati supernum repropitiari auxilium
non diffidimus».
Беренгарий I у власти
27
который ведет торг по поводу возможных союзов, никогда не будучи уверен в выполнении условий, какой бы ни была оговоренная цена, даже самой высокой: Беренгарий лишь вел с грандами
переговоры, жалуя им грамоты. Сам характер того, что он дарит,
преобразует характер как их власти, так и его собственной. Как
зачастую отмечают, делаемые им дарения приводят к известной
дезорганизации каролингского военного аппарата, поделенного
между друзьями и союзниками, как юридическим путем – передачей права строить укрепления, так и материально – через пожалование крепостей41.
«ДЕЯНИЯ БЕРЕНГАРИЯ» (GESTA BERENGARII)
И ПРОПАГАНДА ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ
Беренгарий использовал и другие средства общения с грандами. Немногое известно о службах дворца и персонале, его населявшем. Тем не менее точно установлено наличие ограниченной,
но в известном смысле блестящей интеллектуальной среды. Беренгарий унаследовал по меньшей мере 33 из 72 томов библиотеки своего отца. Книги, предназначенные для его старшего брата, в
конечном счете достались Беренгарию42. Эти книги были доступны во дворце, и если некоторые из них он наверняка читал сам,
равным образом ими имели возможность пользоваться и лица из
его окружения. Эти факты тем более важны, что двор Беренгария
оставил нам замечательное свидетельство о высочайшем уровне
придворной культуры в IX–X вв.
Один из представителей этой культурной среды, о котором ничего не известно, даже его имя, между 915 и 923 гг. сочинил очень
длинную поэму во славу государя, повествующую об основных
событиях его царствования, по меньшей мере тех, о которых хотели помнить при дворе. Историографическая традиция озаглавила эту поэму «Gesta Berengarii imperatoris». Автор немного знал
греческий, по крайней мере настолько, чтобы написать название
41
Rosenwein B. The Family Politics of Berengar…; Eadem. Negotiating Space…
P. 154–155.
42
La Rocca C., Provero L. The Dead and Their Gifts. The Will of Eberhard, Count
of Friuli, and His Wife Gisela, Daughter of Louis the Pious (863–864) // Rituals of
Power. From Late Antiquity to the Early Middle Ages / Ed. F. Theuws, J.L. Nelson.
Leiden; Boston; Köln, 2000. P. 225–280. О библиотеке Эверарда Фриульского, отца Беренгария, см.: Riché P. Les bibliothèques de trois aristocrates laïcs
carolingiens // Le Moyen Âge. Bruxelles, 1963. Vol. 69. P. 87–104.
28
Л. Феллер
своей работы на этом языке43. Он явно находился в окружении
Беренгария: скажем, описывает его коронование императорской
короной в Риме в 915 г., словно очевидец. Это человек высокой
образованности. Латинский, которым он владеет, довольно изыскан и содержит обильные скрытые цитаты из сочинений поэтов,
прежде всего Вергилия, но также из грамматиков, – Марциана
Капеллы или Седулия. Он использует также большое количество
авторов поздней античности и, несомненно, знаком с Венанцием
Фортунатом. Как правило, авторы считают, что он не был монахом44, но лишены возможности поведать что-либо еще о его статусе и месте при дворе.
Автор, писавший спустя некоторое время после событий,
предусмотрительно поместил на полях своего текста комментарии, причем двух типов. Исторический комментарий позволяет
идентифицировать упоминаемых персонажей и разгадать намеки,
смысл которых почти недоступен для того, кто не являлся участником событий. Комментарий разъясняет ту или иную особенно
непонятную ситуацию. Он мог быть составлен самим поэтом
для того, чтобы читатели поняли намеки, заключенные в тексте.
Другой род примечаний – грамматический: он разъясняет темные
места поэмы, растолковывая наиболее редкие слова или наиболее
вычурные обороты речи – чаще всего это описание риторических
фигур. Эти примечания, по-видимому, предназначались для преподавания, словно бы поэма могла служить ученикам в дворцовой или иной школе. До сих пор неизвестно, использовался ли
этот текст в подобных целях, и где это могло иметь место.
«Gesta Berengarii» относятся к жанру похвального слова.
Текст такого рода для того времени кажется анахронизмом: в
самом деле, с 50-х годов IX в. клерикализация власти привела
к отказу от таких литературных жанров, как панегирик или биография: «Gesta Berengarii» кажутся литературной и идеологической аномалией. Во всяком случае это произведение является
уникальным для своего времени, когда его жанр был забыт как
по причине отсутствия подходящих сюжетов, так и потому, что
цели, преследуемые авторами, шли вразрез с представлениями и
практикой власти45.
43
Gesta Berengarii imperatoris: Beiträge zur Geschichte Italiens im Anfange des
Zehnten Jahrunderts / Ed. E. Dümmler. Halle, 1871.
44
MGH. Poetae aevi Karolini / Ed. P. De Winterfeld. B., 1899. T. IV. P. 354–355.
45
Об этом см.: Iogna-Prat D. La Maison Dieu. Une histoire monumentale de l’Eglise
au Moyen Âge. P., 2006. P. 130–152.
Беренгарий I у власти
29
Около 1056 стихов и 4 песен автор посвящает значимым событиям правления Беренгария, который в названии поэмы провозглашается invictus или invictissimus («непобедимым» или «непобедимейшим») (по-греч. ANIKHTOS). Главное содержание
произведения, точнее первых трех ее песен, посвящено событиям
888–894 гг. и борьбе, которой на протяжении этих шести лет были
заняты Беренгарий и Гвидо Сполетский. Беренгарий систематически терпел поражения и обязан своим политическим выживанием
лишь преждевременным смертям своих противников. К моменту
создания поэмы (после 915 г.) это было уже давнее время.
Беренгарий, ставший как раз в этот год императором, ищет возможность упрочить свою власть с помощью эпического полотна,
но для этого он не прибегает к искажению истории, к умолчанию
о сокрушительных поражениях и превращению простых стычек в
грандиозные баталии. Период между 894 и 914 гг. практически не
описывается: захват и ослепление Людовика Прованского в 904 г.
едва упомянуты. Зато получение императорского титула и коронование, рассказом о котором завершается работа, описаны гораздо пространнее (130 стихов). «Gesta…» рассказывают особую
историю, которая явно не отражает того, что мы знаем о действительном правлении Беренгария. Истинная тема сочинения, в конечном итоге, это тема борьбы против Гвидо Сполетского, словно
Беренгарий с запозданием тщится стереть память о полученных в
888–898 гг. оскорблениях.
В то же время рассматриваемый текст представляет собой
нечто иное. Это довольно туманный рассказ, который может быть
понят лишь немногими, даже с пояснениями. При дворе он исполняет особую функцию. Его цель – усилить осознание принадлежности придворных к одной группе, к одному замкнутому кругу, в
котором владение избранным сводом правил является критерием
принадлежности и отличия, дает возможность понимать намеки.
Карл Великий в свое время совершенно сознательно культивировал подобного рода отношения. Беренгарий подражает ему, несомненно, также вполне осознанным образом, дабы способствовать самоидентификации группы верных, которые жили с ним и
окружали его46. Тексты подобного рода, несомненно, полезны для
скрепления связей узкой группы, помогая овладению совокупно46
Goullet M. Parole individuelle et identité collective dans la poésie carolingienne //
Civis / civitas. Cittadinanza politico-istituzionale e identità socio-culturale da Roma
allа prima età moderna: Atti del Seminario internazionale Siena/Montepulciano,
10–13 luglio 2008 / A cura di C. Tristano e S. Allegria, Siena, 2009. P. 225–232.
30
Л. Феллер
стью особых знаков и усвоению свода правил, который позволяет
их интерпретировать. Они дают возможность сформировать круг
«своих». Они позволяют, наконец, предложить собственную версию истории, которая, даже если она далека от фактической истины, предназначена для укрепления авторитета и приукрашения
образа суверена, в глазах как подданных, так и потомков.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В первые десятилетия X века наблюдается процесс расшатывания или расщепления суверенитета. Поэтому выражения,
употребляемые королями в грамотах, или литературные тексты,
рассказывающие о королях, должны восприниматься всерьез. С
помощью документов, изготавливаемых канцелярией, а также
стихов своего придворного поэта Беренгарий вещает о том, что
он сделал или что он хотел сделать. Будучи отныне непригодными
для восхваления могущества суверена, который оказывает честь
своим подданным, делая им дарения, его преамбулы выдают процесс торговли с ними за их верность, т.е. их привязанность.
В «Gesta…» описывается мечта об идеальной власти победившего и прославленного правителя, достигшего высшей точки могущества и получившего императорский титул. Очевиден разрыв
между тем, что обнаруживают его грамоты в сравнении с дипломами его предшественников и современников, и тем, что внушает
панегирик. Он выявляет важную черту монархий, наследовавших
империи: они уже не могут эффективно управлять, мобилизуя
людей и институты, но они еще достаточно хорошо владеют сводом писаных правил, чтобы сбить с толку, используя сложный
идеологический аппарат. Ограниченные в средствах, они не обделены ни словами, ни концепциями, позволяющими постичь и
описать осуществляемые политические акции. Это ослабленная,
но не растерянная власть: ее носители знают, что они делают, и
способны объяснить это по меньшей мере тем, кого важно убедить, чтобы получить или сохранить их поддержку. Отправление
власти, таким образом, покоится на владении символикой и ритуалами, в которых эта символика присутствует, как и в словах,
используемых грамотами и пропагандистскими текстами.
Пер. с фр. Е.А. Абрамовой, под ред. М.А. Юсима
Ключевые слова: раннее Средневековье, Италия, Беренгарий I, государство,
власть императора.
УДК 94(450).023