Kampmann, Christoph / Krause, Katharina / Krems

advertisement
recensio Moskau 2010/3
обзор западной историографии
Kampmann, Christoph / Krause, Katharina / Krems, Eva­Bettina / Tischer, Anuschka (Hg.): Bourbon – Habsburg – Oranien. Konkurrierende Modelle im dynastischen Europa um 1700. Böhlau Verlag. Köln­Weimar­Wien. 2008. 301 S. ISBN 978­3­412­20152­4.
Кампманн, Кристоф / Краузе, Катарина / Кремс, Ева­Беттина / Тишер, Анушка (отв. ред.): Бурбоны – Габсбурги – Оранская династия. Конкурирующие модели в династийной Европе около 1700 г. Издательство Бёлау. Кельн­Веймар­Вена. 2008. 301 С. ISBN 978­3­412­
20152­4.
Рецензент / Rezensent:
Юрий Ивонин, Людмила Ивонина / Jurij Ivonin, Ljudmila Ivonina
Современная историческая наука все чаще использует междисциплинарные подходы. В этом смысле книга, составленная на основе докладов, прочитанных на коллоквиуме в Марбурге 19­
21 октября 2006 г., являет собой образец их применения в изучении истории раннего нового времени. Построенные на использовании понятий «династическая модель» и «династия», статьи сборника показывают тесное переплетение политики и искусства в отношениях между династиями европейских монархов на рубеже XVII­XVIII вв.
Долгое время история Европы второй половины XVII­начала XVIII вв. в историографии представала как «век Людовика XIV», соответственно, династия Бурбонов являлась классической моделью династии той эпохи. Авторы книги отходят от этой общепринятой позиции и выделяют к 1700 г., главным образом, три династические модели в Европе, три династических центра влияния – Бурбонов, Габсбургов и Оранских. Эти династии персонифицированы их главными представителями и политическими соперниками Людовиком XIV, Леопольдом I и Вильгельмом III Оранским. Конкуренция и процесс конституирования представленных династий проходили преимущественно по трем линиям – легитимационной, культурной и политической. Поэтому исследования, представленные в книге, можно условно разделить на три группы. Первая группа включает характеристику династической историографии и публицистики второй половины XVII­XVIII вв., вторая группа статей посвящена репрезентативной культуре династии, а третья – политической культуре. Во «Введении» акцентируется внимание на огромной роли династий как элемента формирования Европы раннего нового времени (1­4, 7­8).
Клаус Малеттке превосходно исследовал связь подъема дома Бурбонов, во­первых, с династическими представлениями самих монархов и, во­вторых, с мощным импульсом официальной династической историографии и самой разнообразной публицистики правления Lizenzhinweis: Dieser Beitrag unterliegt der Creative­Commons­Lizenz Namensnennung­Keine kommerzielle Nutzung­Keine Bearbeitung (CC­BY­NC­ND), darf also unter diesen Bedingungen elektronisch benutzt, übermittelt, ausgedruckt und zum Download bereitgestellt werden. Den Text der Lizenz erreichen Sie hier: http://creativecommons.org/licenses/by­nc­nd/3.0/de
Короля Солнце, претендовавшего в соперничестве с Габсбургами на роль защитника христианства и свобод членов Священной Римской империи. Не менее важно другое замечание Малеттке, что вообще цель любой династической историографии, равно как и самих представлений королей того времени – легитимация и прославление своей династии, подъем ее влияния на высочайшую ступень в Европе (13­26).
Нельзя не сказать о том, что генеалогия династии Бурбонов, сконструированная официальными сочинениями, была достаточно логичной и правдоподобной по сравнению с династической историографией дома Габсбургов, о которой пишет Томас Брокманн. Особое развитие династическая апологетика, замечает автор, получила при Леопольде I – политическом сопернике Людовика XIV, поскольку Габсбурги претендовали на римское и даже больше – на троянско­греческое, практически божественное, происхождение своей династии, являясь оплотом христианского мира, выполняя важную историческую миссию и осуществляя заботу об Империи (32­41, 52­53). Что касается Вильгельма III Оранского, его образ в английской политической литературе того времени хорошо охарактеризован Райнгардом Эссером. Пожалуй, его легитимация так полностью и не удалась, хотя для того времени она являлась наиболее рационалистической, ибо упирала больше не столько на сравнения с Цезарем и Сципионом, сколько на политические и военные способности самого Вильгельма. Поэтому большое место в прославлении Оранской династии играла протестантская литература, в которой сам английский король представал защитником протестантизма в Европе (64­73).
Кристоф Кампманн в своей фундированной статье ставит вопрос о том, кто больше был достоин звания «третейского судьи», или «арбитра Европы и христианства», по мнению современников – Людовик XIV или Вильгельм III? Несмотря на опору династической историографии Короля Солнце на традиции «арбитра Европы» Генриха IV, претензии Людовика XIV на роль третейского судьи христианского мира оспаривались, а «Оранская модель» арбитра воспринималась положительно, поскольку имела под собой моральное основание как защитница мира и протестантизма (223­225).
Пожалуй, самое большое количество статей книги посвящено репрезентации династий как явления политической культуры. Франк Друффнер затрагивает процесс легитимации Вильгельма и его супруги Марии как в сочинениях, так и в протестантско­кальвинистской придворной культуре, справедливо указывая на характерную черту Оранской династии – Вильгельм утверждал свои династические права, опираясь на брак с Марией Стюарт и на династические традиции герцогов Оранских (74­84). Катарина Краузе и Хельмут Лоренц характеризуют соответственно Версаль и Хофбург как монументы могущества и влияния их властителей (85, 90­95, 102), а Ульрих Шютте – резиденции Гогенцоллернов в Берлине и Lizenzhinweis: Dieser Beitrag unterliegt der Creative­Commons­Lizenz Namensnennung­Keine kommerzielle Nutzung­Keine Bearbeitung (CC­BY­NC­ND), darf also unter diesen Bedingungen elektronisch benutzt, übermittelt, ausgedruckt und zum Download bereitgestellt werden. Den Text der Lizenz erreichen Sie hier: http://creativecommons.org/licenses/by­nc­nd/3.0/de
Потсдаме. Шютте прекрасно показывает, что династическая традиция Гогенцоллернов основывалась не столько на «старой» истории Бранденбургского дома, сколько на новых достижениях династии во второй половине XVII­XVIII вв. (107­108, 120­121, 124­125). Томас Гэтгенс исследует три концепта репрезентации Гогенцоллернов, характеризуя резиденции Фридриха I, Фридриха Вильгельма I и Фридриха II (126, 133­148). Представляет интерес статья Хендрика Циглера о распространении австрийских медалей времени Леопольда I во Франции. Безусловно, интересна насыщенная фактическим материалом статья Ульрике Зеегер о стратегии презентации победителей турок – Евгения Савойского, Людвига Вильгельма Баденского и Макса Эммануэля Баварского (182­184, 187, 190­195). Эва­Беттина Кремс размышляет о месте репрезентативной культуры Виттельсбахов между Габсбургами и Бурбонами в политическом и культурном аспектах, а Дитрих Эрбен дискутирует о понимании понятия «модель» в истории искусства, подчеркивая, что модель – не просто имитация, а дальнейшее развитие во взаимосвязи с другими течениями в искусстве (267­283, 297­299).
Безусловно, исключительное значение имел политический аспект прославления главных европейских династий, основательно проанализированный Мартином Вреде на примере образов Леопольда и Людовика как спасителей Европы и рыцарей христианства. В этом император явно опережал французского короля, хотя он, «победитель всех времен», габсбургский Геркулес, особенно после осады Вены турками в 1683 г., не был солдатом и полководцем. Людовику, напротив, его критики старались привить образ «французского турка», а его государству – ярлык «восточной деспотии». Как справедливо замечает Вреде, ни Леопольд, ни Людовик не являлись roi­connétable, и в этой связи являли образы не полководцев, а триумфаторов. Вреде также подчеркивает, что в легиеимации Габсбургов и Бурбонов переплетались династическая традиция и традиция политической культуры. Поэтому образ габсбургского рыцаря – миролюбивый, отец побед, тогда как образ рыцаря и Марса у Людовика более индивидуален (151­152, 156­165, 181).
Следует отметить статью Анушки Тишер, в которой изучается конкурирующая стратегия в легитимации династий в случае войны. Как отмечает автор, защитник Юпитер или воинственный Марс были не случайными мифологическими образами, а политической программой окружения соответственно Леопольда и Людовика в военных спорах друг с другом. При этом данные образы и, следовательно, легитимация войны, замечает Тишер, вступали в противоречие с правовой мыслью того времени – концепцией правовых войн и христианской теологией (с.196­198, 207­211).
В интересной статье Михаэля Роршнайдера ретроспективно рассматриваются острые споры за первенство в репрезентации и при подписании договоров между Францией и Испанией на конгрессах в Мюнстере, Нимвегене и Рисвике. Автор замечает, что дискуссионные моменты Lizenzhinweis: Dieser Beitrag unterliegt der Creative­Commons­Lizenz Namensnennung­Keine kommerzielle Nutzung­Keine Bearbeitung (CC­BY­NC­ND), darf also unter diesen Bedingungen elektronisch benutzt, übermittelt, ausgedruckt und zum Download bereitgestellt werden. Den Text der Lizenz erreichen Sie hier: http://creativecommons.org/licenses/by­nc­nd/3.0/de
были решены уже в Нимвегене одновременным представительством французских и испанских дипломатов, несмотря на явное превосходство Франции в Европе и упадок Испании (228­229, 234, 237, 240).
В статье Йорга Ульберта обстоятельно изучена французская политическая пропаганда накануне войны за испанское наследство, ставившая под сомнение легитимность прав Габсбургов на Translatio Imperii и создававшая достаточно агрессивный политический образ Леопольда I, стремившегося в ее интерпретации к восстановлению державы Карла V (241­242, 246­248, 253­254). С другой стороны, Вутер Троост, в отличие от общепризнанного мнения, опровергает «естественность» союзнических отношений между династиями Габсбургов и Оранских в 1700 г.: Вильгельм III недооценил истинные намерения и планы Леопольда и преувеличил агрессивность внешней политики ненавидимого им Людовика XIV в отношении Голландии в 1700 г., что во многом способствовало сближению Англии с Голландией (265­266).
В заключение хочется отметить, что сегодня в исторической науке по­прежнему сохраняется тяготение многих исследователей в той или иной степени к различного рода центризмам. Преувеличение значения династии Бурбонов – одно из многочисленных проявлений такого центристского подхода. В этом плане рецензируемое издание исключительно важно как яркий пример преодоления этого мировоззренческого и научного явления.
Lizenzhinweis: Dieser Beitrag unterliegt der Creative­Commons­Lizenz Namensnennung­Keine kommerzielle Nutzung­Keine Bearbeitung (CC­BY­NC­ND), darf also unter diesen Bedingungen elektronisch benutzt, übermittelt, ausgedruckt und zum Download bereitgestellt werden. Den Text der Lizenz erreichen Sie hier: http://creativecommons.org/licenses/by­nc­nd/3.0/de
Download