О . В. Оришак ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ РЕЧЬ РОСИЙСКИХ И ФРАНЦУЗСКИХ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ
advertisement
О. В. Оришак ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ РЕЧЬ РОСИЙСКИХ И ФРАНЦУЗСКИХ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ (сопоставительный аспект) Сопоставительно-стилистическое исследование может проводиться как на материале текстов оригиналов и их переводов, так и на материале только оригинальных текстов. Разумеется, сопоставление на материале оригинальных текстов более ограниченно в выборе непосредственного предмета сопоставления, опорной точки, tertium comparationis, поскольку исследователь оперирует семантически не адекватными, а лишь функционально аналогичными текстами. Однако для изучения сходства и различий текстовых категорий, формирующих специфические черты функционально дифференцированных разновидностей речи, функциональной аналогичности речевого материала оказывается достаточно. Сопоставление оригинальных текстов двух языков, основанное на общности их функционально-стилистических признаков, имеет не только теоретическое, но и прикладное значение, так как позволяет сделать выводы об особенностях организации речи в соответствии с целями, задачами, условиями коммуникации, содержанием и формой сообщения, отношениями между коммуникантами и т.п. Более того, сопоставление оригинальных текстов позволяет избежать некоторых опасностей, которым подвержено сопоставительное исследование текстов оригиналов и текстов их переводов, и в известной степени предоставляет более объективные данные для анализа. Сопоставление оригинального (исходного) текста с текстом перевода ставит исследователя в некоторую зависимость от языкового и практического опыта переводчика. Другим недостатком использования для сопоставления текстов оригинала и перевода является ограниченность переводного материала текстами художественных произведений и текстами лишь немногих жанров научной речи. Видимо, по этой причине в большинстве работ по сопоставительной стилистике в основном используется материал текстов художественных произведений. Для сопоставительного изучения функционально-стилистических систем языков представляется целесообразным привлекать к исследованию разнообразные речевые произведения официально-делового, публицистического, научно- технического и других функциональных стилей речи. Материалом такого межъязыкового сопоставления могут послужить речевые произведения, которые создаются в определенных условиях коммуникации, с вполне конкретными целями, адресованные определенным получателям речи и зафиксированные в письменной форме. Очевидно, что военное дело развивается в каждой стране своим, самобытным путем, который определяется особенностями геополитической обстановки в мире и политической обстановки в стране, основными направлениями внешней политики государства, особенностями военного строительства вооруженных сил, своеобразием военной доктрины, а также особенностями господствующего мировоззрения. Отличительной чертой военного дела является определенная закрытость и неконтактность этой сферы человеческой деятельности. Всемирная история, история военного искусства свидетельствуют о том, что национальные теории о способах и средствах вооруженной борьбы развивались в основном замкнуто. Специфика и задачи военного дела обусловливают необходимость скрывать от потенциального или реального противника достигнутый уровень национальной военной теории и материально-технической оснащенности вооруженных сил. Понятие военной тайны существует во всех национальных армиях независимо от уровня их развития. В свете коммуникативно-деятельностной концепции языка вслед за Н.К. Гарбовским мы рассматриваем профессиональную речь не как совокупность только профессионально окрашенных единиц языка – специальных терминов и профессионализмов, а как многожанровую функциональную разновидность речи, которая характеризуется лингвистическим, психологическим и социально обусловленным выбором языковых средств выражения, профессионально маркированных, и не имеющих особой стилистической окраски. В этом случае учитываются «способы их организации в процессе общения с целью достижения определенной коммуникативной задачи в общественно осознанных типичных условиях общения в сфере профессиональной деятельности людей» [1, с. 39– 40]. Речь профессиональной группы военнослужащих характеризуется наибольшей стилистической вариативностью и жанровым разнообразием текстового материала: боевые и служебные документы – директивы, приказы, распоряжения, донесения, разведывательные сводки и т. п.; уставы и наставления; военнотехнические тексты – технические описания, инструкции и т. п.; военно-научные тексты; военная публицистика; военные тексты международно-правового содержания – ультиматумы, условия перемирия или капитуляции, некоторые мирные и международные договоры, международные конвенции, определяющие условия ведения войн и запреты на боевое использование некоторых видов оружия. Собственно военные материалы, к которым относятся боевые и служебные документы, уставы и наставления, обслуживают систему военного управления, которая представляет собой, прежде всего, сферу общения военных должностных лиц, официально наделенных соответствующими правами и обязанностями, начальников и их подчиненных. Такое общение обусловливает точность однозначных номинаций, обстоятельность и определенность, объективность и императивность военных текстов, которые в большинстве случаев имеют письменную форму. Эти тексты отличаются насыщенностью военной терминологией, большим количеством ситуационных клише, сокращений, военных реалий и других прецизионных слов. Для них характерны высокая степень информативности, предельная ясность изложения, краткость и четкость формулировок, наличие особых форм выражения волевого командирского начала. Составление всех видов боевых и служебных документов строго регламентировано и запрограммировано. Военно-технические тексты имеют целью сообщить адресату сведения, касающиеся описания и боевого использования соответствующей боевой техники, вооружения и оборудования. По своим формальным характеристикам эти тексты в основном совпадают с текстами из других технических отраслей. То же сходство наблюдается и при составлении текстов военно-научного и научного содержания, военно-публицистических и публицистических текстов. Профессиональная речь ни одной другой профессиональной группы не обладает подобным стилистическим разнообразием. Причину этого следует искать, по всей видимости, во внеязыковой сфере деятельности, а именно в том воздействии, которое оказывают на состояние языка изменения, происходящие в жизни общества в период войн. При этом необходимо учитывать, что в этот период на развитие языка оказывают влияние не столько внутренние законы развития, сколько экстралингвистические факторы, явления, связанные с ведением войны и формированием новых понятий, которые находят отражение в языке, обогащают его новыми именами, являющимися знаками этих понятий. Причем эти понятия могут стимулировать или, напротив, в ряде случаев тормозить действие внутренних законов развития языковой системы. Степень и характер воздействия войны на развитие языка обусловлены сущностью войны как «вооруженной борьбы между народами, государствами, социальными классами, преследующими определенные политические цели» [2, с. 86]. Прямая связь между войной, как одной из форм реализации насильственной политики, и общественным сознанием очевидна. В самом деле, война представляет собой экстремальное явление общественной жизни. Профессиональная речь военнослужащих получает наибольшее развитие в период войн под влиянием целого комплекса экстралингвистических факторов. Специфика деятельности военнослужащих заключается, прежде всего, в том, что в обстановке постоянной угрозы и опасности они осуществляют насильственные действия в отношении противника. Всё это предопределяет такие характерные черты военной речи, как краткость, лаконичность, предельная ясность и точность. Очевидно, что от быстроты, точности и правильности принимаемого решения зависит успех в бою. Деятельность, содержанием которой являются противодействие, нанесение поражения противнику, уничтожение противника, стремление одержать победу, приводит к и интенсификации оценочности многих жанров профессиональной речи военного дела. Наиболее яркой оценочной коннотацией отличаются тексты тех жанров, которые имеют прагматическую установку на формирование морально-политических качеств военнослужащих, чувства патриотизма, национальной гордости, чувства ненависти к врагу, стремления к победе. В хорошо терминологически развитых языках, какими являются русский и французский, помимо упорядоченных терминологий существует еще и профессиональное просторечие, в том числе и военное. По сравнению с профессионализмами, маркированными как единицы разговорной речи, профессионализмыпросторечия имеют более ограниченную сферу функционирования. Как правило, их употребление не выходит за рамки разговорной речи представителей какойлибо профессии в ситуациях неофициального общения. «Большая дистанция отделяет письменный язык возвышенного стиля от повседневной речи», – отмечал французский языковед О. Соважо [3, с. 228 – 229]. «У французов язык письменный и язык устный так далеки друг от друга, что можно сказать: по-французски никогда не говорят так, как пишут, и редко пишут так, как говорят» [4, с. 141]. Действительно, не только в построении фраз, но и отборе слов французская разговорно-бытовая речь значительно отличается от книжно-письменной. Но иногда просторечные профессионализмы проникают в тексты письменных жанров. Так, в марте 2008 г. во французских СМИ широко освещался уход из жизни последнего солдата Первой мировой войны, перешагнувшего столетний рубеж жизни. В частности, ряд статей вышли под заголовками: «La mort du dernier poilu», «Le dernier poilu est mort» и т. п. В соответствующей статье «Нового французско-русского словаря» [5, с. 836], приводятся следующие значения слова poilu, -e: adj волосатый; 2. m 1) воен. разг. пуалю, солдат-фронтовик (в годы Первой мировой войны); 2) прост. парень, мужик. Словарь французского арго дает следующее определение слова poilu [6, с. 640]: adj. m. 1. Très courageux; n. m. – 1. Vx. Homme brave. 2. Individu masculin. 3. Ours. Появление значения слова poilu как «храброго человека» относится к 1899 г., причем широкое использование оно получает в период войны 1914– 1918 гг. В это же время в обиход входит арготизм aller au casse-pipe, обозначающий «уходить на войну» [6, с. 151], и слово popote (popotte) – cuisine simple, ordinaire [6, с. 650]. В настоящее время данное слово используется в нескольких значениях: разг. 1. 1) готовка, стряпня; 2) общий котел; 3) буфет; офицерская столовая 2. adj. invar. 1) хозяйственный; домашний (о человеке); 2) ограниченный; обыденный; непритязательный [5, с. 844]. Производное слово popotier на военном арго обозначает ответственного за столовую в армии. Характерно, что за годы Первой мировой войны во Франции образовался довольно значительный слой военной лексики [7], который действительно пополнил активный словарный состав языка. В эти годы в просторечии солдат и поваров полевых кухонь родилось выражение «суп со шрапнелью», «каша из шрапнели». Причем русские солдаты называли «шрапнелью» крупную перловую крупу, а французские – бобы. [8, с. 71]. Французские солдаты колониальных войск заимствовали арабское слово toubib, придав ему значение «военный врач». Подобно этому было образовано слово guitourne – tente, abri militaire – «палатка», от арабского gitun. Вторая мировая война, несмотря на четыре года оккупации, практически не внесла изменений во французский язык. Вместе с тем, одна область лексики за годы войны и оккупации Франции всё же претерпела серьезные изменения. Речь идет о французской разговорной речи и прежде всего о просторечии или, точнее, парижском просторечии. Причину этого явления некоторые французские лингвисты (например, П. Гиро, А. Бош) объясняют изменившимися в годы войны условиями существования населения и возникновением абсолютно нецивилизованных рыночных отношений («черного рынка»). Преступный мир, как только появилась возможность легко и бесчестно заработать, начал активно действовать. «Последние проходимцы стали обладателями целых состояний. Мелкие воришки и мошенники, имевшие не одну судимость, стали ворочать делами крупных предприятий, занимаясь подпольными поставками населению продуктов питания и товаров первой необходимости» [9, с. 8]. Однако на «черном рынке» «работали» не только воры и мошенники, но и представители других слоев населения французского общества. При этом они тесно сотрудничали, продавали, перепродавали, покупали, обменивали с теми, для кого вульгарная речь была родной. В результате многие жаргонные слова и выражения за несколько лет закрепились во французской разговорной речи и прежде всего в парижском просторечии. Таким образом, можно сказать, что Вторая мировая война, практически не изменив словарный состав языка в целом, переместила целые группы слов и выражений, которые до того использовались лишь представителями преступного мира, в разговорную речь большинства населения Франции. По свидетельству исследователей, занимавшихся проблемами языковых изменений, произошедших в лексическом составе русского языка периода Великой Отечественной войны, в это время чрезвычайно активизировалось употребление военно-профессионального просторечия. «Стилистически значимый материал, – пишет по этому поводу А. Н. Кожин, – поступал в речевые высказывания непосредственно из неиссякаемого источника общелитературного языка – непринужденно-обиходной разговорной речи, отражавшей точку зрения широких народных масс на явления, связанные с характером жизни носителей русского языка в годы суровой войны. Именно поэтому разговорно-просторечное так широко проникало в литературные формы общения и стилистически взаимодействовало с общелитературным, книжным и военно-терминологическим» [10, с. 205]. Так, в русской военной лексике периода Великой Отечественной войны появляются профессионально ориентированные просторечные наименования, обозначающие военную технику Советской Армии и войск противника: «советские зверобои, катюши, малютки, ишачки, ястребки, папаши противопоставляются каракатицам, костылям, кочергам, дурилам, сопливым, паникерам, горбылям немцев» [10, с. 205]. В годы Второй мировой войны советские солдаты предпочитали называть «Катюшами» терминологически правильные «многозарядные реактивные системы», «реактивные системы залпового огня», «гвардейские минометы», а немцы называли их «Stalinorgel». Интересно отметить, что ряд современных французских военных терминов произошли от довольно неприличных, вульгарных слов. Сегодня их мотивированность практически не ощущается. Однако еще Вольтер в статье «Язык» «Философского словаря» отмечал, например, что вульгарное слово le cul и его производные встречаются повсюду и некстати [цит. по: 11, с. 100]. Удивительно, что при всей своей непристойности это слово послужило основой для создания вполне приличной военной терминологической лексики: acculer, culasse, cul de sac, recul, culot, à reculons и т. п. Являясь ненормированной формой существования специальных языковых средств, просторечие отражает стремление коммуникантов в устном общении как-то разнообразить свои речевые средства [8, с. 71]. В подтверждение этого вывода можно привести несколько примеров из публикаций российских газет в период российско-грузинского конфликта августа 2008г.: 1. На высотке за больницей что-то взорвалось, «трассера» прочесывали «зеленку». 2. Начраз налаживает оборону. По периметру выставляются посты. 3. В ночь с 7-го на 8-е накрыли из всех видов оружия: танков, минометов, гаубиц, «града». 4. Кто в сапогах, тот и срочник [12]. Многие лингвисты отмечают, что в отличие от научно-технической, военная терминология относительно слабо отграничена от общенационального языка. С этим мнением нельзя не согласиться. В самом деле, на ранних этапах исторического развития в вооруженной борьбе, которая была не только «постоянным промыслом», но и способом решения внешнеполитических проблем, участвовало всё мужское население страны [13, с. 4]. В настоящее время в военной сфере деятельности постоянно или временно участвует большая часть мужского населения, возрастает количество женщин, желающих носить погоны. Таким образом, можно отметить, что военная терминология «обслуживает всё общество, но в одной узкой сфере его деятельности» [14, с. 8]. Как отмечает Ф.П. Сороколетов, «чем актуальнее значимость той или иной профессиональной деятельности в жизни коллектива, чем большее число людей вовлекается в сферу этой деятельности, тем легче и свободнее понятия, явления, действия и процессы, связанные с этой деятельностью, завоевывают всеобщее распространение и известность. Нужды общения приводят к формированию профессиональной лексики, слабо отграниченной от словарного состава других сфер языка» [13, с. 4]. И хотя сегодня, в отличие от более ранних эпох, в военном деле имеет место известная замкнутость профессионального словоупотребления, она выражена менее отчетливо, чем в других профессиональных или научных сферах, а основные понятия известны широкому кругу людей. Помимо экстралингвистических факторов национальное своеобразие профессиональной речи обусловливают многочисленные причины внутриязыкового характера. Дело в том, что между лексическими системами таких неблизкородственных языков, как французский и русский, объективно существуют глубокие расхождения. Специфика словаря каждого конкретного языка в очень значительной степени определяется чисто техническими (структурными) возможностями данного языка в области создания или усвоения извне единиц, способных нести номинативную функцию. И хотя основные способы номинации (деривация, словосочетание, семантический перенос, лексические заимствования из других языков), по-видимому, универсальны, специфика словаря проявляется в неодинаковом удельном весе тех или иных способов номинации во французском и русском языках. В сопоставительных исследованиях эта специфика эксплицируется обычно в формулах типа: «то, что во французском языке осуществляется с помощью конверсии, в русском языке, как правило, достигается путем аффиксальной деривации» [15, с. 70]; «во французском языке метафора и метонимия играют большую роль, чем в русском языке» [15, с. 75–78] и т. д. Многие французские технические термины, в том числе и военнотехнические, создавались путем переноса значения других слов, так что внешне они не отличаются от общеупотребительных слов. В русском же языке специальное понятие обозначается особым термином. Ср.: balayer – подметать – техн. продувать, воен. обстреливать; boyau – кишка – техн. шланг, воен. ход сообщения и т. д. Словарным расхождениям соответствуют и расхождения в текстах, в речи. В русском языке научно-технический стиль является более специфичным и значительно отличается от литературно-художественного стиля. Во французском языке не только терминология более образна, метафорична, но и всё описание приближается по своей выразительности и образности к литературнохудожественным текстам. Своеобразие номинативных средств определенной языковой системы обусловливается преобладанием одних способов номинации над другими, их большей или меньшей продуктивностью в данном языке. Не менее важными представляются их стилистическая маркировка, функционирование в пределах того или иного функционального стиля или лексической подсистемы, их тяготение к той или иной понятийной зоне, связь определенных типов наименований с различными участками внеязыковой действительности. Например, во французском языке в основу номинации простых и сложных предметов действительности могут быть положены как функция предмета, так и его внешнее подобие с другим предметом. В русском языке для обозначения простых предметов используется номинация по внешнему подобию с другим предметом, в то время как сложные предметы в большинстве случаев именуются по выполняемым ими функциям. Так, в русском языке характер номинации в области военного терминообразования зависит от того, является называемый денотат сложным или простым предметом. Для обозначения простых, неразложимых предметов русский язык в большинстве случаев избегает использования заимствованных лексических единиц и создает термины на базе слов общего словаря, мотивируя перенос значения как по выполняемой функции (истребитель, бойница, броня, прицел), так и по внешнему сходству (винтовка – «оружие, канал ствола которого имеет нарезку в форме винта»; мушка – «прицельное приспособление, напоминающее по форме сидящую на стволе «муху») [1]. Для обозначения сложных предметов в основном используются заимствованные наименования, а при переносе значений слов общего словаря в основе наименования чаще всего находится не подобие внешней формы, а аналогия функций. Во французском же языке при обозначении простых и сложных предметов характер мотивации при образовании терминов путем переноса значений слов общего словаря остается неизменным: мотивация по внешнему сходству не уступает мотивации по аналогии функций, а иногда и превалирует над ней. Ср.: avant – передняя часть (машины), носовая часть (корабля), передовые линии (фронта); projectile – любой вид метательного снаряда: бомба, пуля, снаряд, граната, мина; chemise – рубашка, техн. кожух; cuiller – ложка, техн. ковш; fusée – ракета, взрыватель, ракетный двигатель; ajuster – прилаживать, воен. прицеливаться; rafale – резкий, внезапный порыв ветра, воен. серия выстрелов из автоматического оружия, серия выстрелов нескольких орудий, «Rafale» – суперсовременный самолет-истребитель. Что касается заимствованной лексики, то «ее использование как средства номинации, так же как и в русском языке, резко возрастает при переходе от обозначения простого к обозначению сложного» [1, c. 90]. Так, во французской военной терминологии возникает значительное число новых наименований, заимствованных из английского языка или его американского варианта. Ср.: 1. L'excellente manœuvrabilité de l'hélicoptère Tigre lui permet de faire un looping (мертвая петля, петля Нестерова). 2. Dans les prochaines années le char Leclerc disposera d'un kit de furtivité et d'une protection accrue contre le sniping (снайперский огонь) [16]. 3. La Russie a par ailleurs annoncé avoir abattu deux drones (беспилотный летательный аппарат) géorgiens dans le ciel de Tskhinvali, la capitale d'Ossétie du Sud, l'un mardi soir et l'autre mercredi matin. 4. Du côté géorgien, une colonne de reconnaissance en pick-up (пикап – грузовой автомобиль на шасси легкового автомобиля) a fait son apparition à peu près au même moment à Goeti [17]. На уровне языка абстрактность французского слова проявляется в наличии большого количества слов широкого значения, не имеющих точных соответствий в русском языке, а также в отсутствии системы уточняющих префиксов и суффиксов, столь характерной для русского глагола. На уровне речи во французском языке при ясности ситуации отмечается тенденция к использованию вместо конкретных слов понятий с абстрактным значением. Ситуацию в целом французский язык, в отличие от русского, описывает в наиболее общих понятиях. В связи с тем, что французскому слову не свойственно семантическое согласование, его труднее понимать вне контекста, но легче употреблять, поскольку оно используется в более широком круге контекстов. Номинативные единицы языка – военные термины и профессионализмы, отражая содержательную сторону профессиональной речи военнослужащих, объединяют военные тексты по семантическому признаку в один класс речевых произведений. Что касается функционально-стилистической дифференциации жанров профессиональной речи, то на уровне номинации она прослеживается недостаточно отчетливо, поскольку в основе функциональной вариативности речи лежат не семантические, а прагматические различия. Однако, в силу того, что прагматика речи неразрывно связана с семантикой, можно сказать, что характер номинации отражает, тем не менее, и прагматический аспект речи. Таким образом, можно отметить, что жанровая вариативность профессиональной речи создается за счет различия коммуникативных задач, решаемых членами языковой общности в ходе осуществления профессиональной деятельности. Некоторая специфика форм речевой коммуникации военнослужащих, отмечаемая в русском и французском языках, обусловлена особенностями профессиональной деятельности данной социально-профессиональной группы, а также тем воздействием, которое оказывает война на общественное и обыденное сознание людей. В межъязыковом плане профессиональная речь российских и французских военнослужащих представляет собой в целом симметричную систему речевых жанров: каждому речевому жанру русского языка соответствует речевой жанр французского. Вместе с тем, общая жанрово-стилистическая симметрия речи военнослужащих, обусловленная симметрией наиболее общих целей и условий коммуникации, т.е. категории прагматики, практически исключает симметрию языковых форм. 1. Гарбовский Н.К. Сопоставительная стилистика профессиональной речи. М.: Изд-во МГУ, 1988. 144 с. 2. Словарь философских терминов. М. : Инфра, 2004. 731 с. 3. Sauvageot A. Les procédés expressifs du français contemporain. P.: Larousse, 1964. 285 р. 4. Вандриес Ж. Язык. Изд. 2-е. М. : УРСС, 2001. 410 c. 5. Гак В. Г., Ганшина К. А. Новый французско-русский словарь. М.: Русский язык, 1994. 1194 c. 6. Colin J.-P., Mével J.-P., Leclère C. Dictionnaire de l’argot français et de ses origines. Р.: Larousse, 2002. 904 р. 7. Биязи Н. Н. Словарь французского военного арго. М., 1943. 8. Суперанская А. В., Подольская Н. В., Васильева Н. В. Общая терминология. Вопросы теории. 3-е изд. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. 288 с. 9. Bauche H. Le langage populaire. P. : Payot, 1951. 232 р. 10. Кожин А. Н. Лексико-стилистические процессы в русском языке периода Великой Отечественной войны. М.: Наука, 1985. 328 с. 11. Гаврилов Л. А. Стилистика французского языка. М.: Воен. ун-т, 2004. 196 с. 12. Новая газета. 2008. № 63 (1380). 25 – 27 августа.. 13. Сороколетов Ф. П. История военной лексики в русском языке ХI–ХVII вв. Л.: Наука, 1970. 382 с. 14. Судзиловский Г. А. К вопросу о «слэнге» в английской военной лексике: Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1954. 24 с. 15. Гак В. Г. Беседы о французском слове. Из сравнительной лексикологии французского и русского языков. М.: УРСС, 2004. 336 с. 16. Wikipédia, encyclopédie libre, 2008. URL: http://ru.wikipedia.org. (дата обращения 25.03.2008). 17. Le Monde. 13/08/08.
