РАЗВИТИЕ СОТРУДНИЧЕСТВА СТРАН СЕВЕРНОЙ ЕВРОПЫ В
advertisement
Санкт-Петербургский государственный университет На правах рукописи Катцова Мария Андреевна РАЗВИТИЕ СОТРУДНИЧЕСТВА СТРАН СЕВЕРНОЙ ЕВРОПЫ В 1918-1929 гг. Специальность 07.00.03 – Всеобщая история ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени кандидата исторических наук Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор В.Н. Барышников Санкт-Петербург – 2014 1 СОДЕРЖАНИЕ Введение .........................................................................................................................3 Глава I. Поиск путей сотрудничества между странами Северной Европы 1.1. Скандинавизм и исторические предпосылки северного сотрудничества......47 1.2. Образование Северных ассоциаций………………...……….……........……..62 1.3. Деятельность Северных ассоциаций в 1920-е гг. .…...………...…........……75 Глава II. Региональное сотрудничество северных стран как политический проект в 1920-е гг. 2.1. Северное сотрудничество как направление внешней политики скандинавских стран и Финляндии.……………………..………........…......101 2.2. «Военный скандинавизм» и его перспективы в 1920-е гг. ….……..............129 2.3. Экономическое сотрудничество стран Северной Европы…………........…137 Глава III. Сотрудничество стран Северной Европы на международной арене 3.1. «Скандинавский интернационализм» в условиях окончания Первой мировой войны............................................................................................................................165 3.2. Формирование и деятельность «Скандинавского блока» в Лиге наций в 1920-е гг. ………………………………….………………………………....................…….180 Заключение……………………………………………….…………………………208 Список литературы и источников………………….……........…………………216 Приложения……………………………...………….……………..………...……...243 2 Введение. Успешное и плодотворное сотрудничество между странами Северной Европы является одним из примечательных феноменов в новейшей истории международных отношений. Географическая близость, традиционные экономические и торговые связи, общность культурного наследия, правовых норм и политических систем, общественно-социальных ориентиров, религиозных ценностей на протяжении веков тесно связывали страны Европейского Севера, в результате чего исторические судьбы народов, их населяющих, оказывались тесно переплетены и подвержены взаимному влиянию. Как в исторической ретроспективе, так и в наши дни северные страны зачастую рассматриваются как некое единое геополитическое и культурное пространство. В глазах международного сообщества шведы, норвежцы, датчане, а также зачастую финны, предстают как дружественные народы, которые с той или иной степенью определённости могут быть выделены в обособленную от других европейцев группу по ряду признаков. Сотрудничество между северными странами как на региональном, так и на международном уровне кажется естественной линией внешнеполитического поведения. Однако при углубленном исследовании проблемы выявляются неоднозначность и нелинейность ситуации в региональных взаимоотношениях стран Северной Европы в ХХ веке, что побуждает обратиться к истории их развития. Многочисленные межнациональные и межгосударственные связи, которые были выстроены между странами Северной Европы за последние два века, являют собой уникальный пример международного взаимодействия и не имеют аналогов в других регионах. При этом так называемое северное сотрудничество, при наличии столь многочисленных предпосылок, не стало достаточно эффективным методом преодоления внешних проблем стран Северной Европы, встречая намного больше препятствий, чем можно ожидать от столь родственных друг другу стран. В этом свете формулировки, касающиеся северной идентичности и 3 общности интересов и ценностей северных стран, нуждаются в пересмотре или уточнении. В данном исследовании предпринята попытка проанализировать исторические процессы в отдельном европейском регионе, в связи с чем представляется необходимым очертить его географические рамки, а также уточнить смысл таких ключевых характеристик, как «регион», «Северная Европа», «северные» и «скандинавские» страны. Понятие «северные страны» способно вызывать ошибочные ассоциации с более широким географическим ареалом; помимо этого, в европейских языках характеристика «северный» также имеет различную степень корреляции со значением, употребляемым автором1. Термин «Северная Европа» вошел в обиход вследствие двух факторов: коллективного определения региональных рамок самими жителями Северной Европы, а также в результате восприятия стран региона как определенной общности остальным миром2. В терминологии, принятой в отечественной исторической науке, под «Северной Европой» и «северными странами» подразумеваются пять стран, а именно Швеция, Дания, Норвегия, Финляндия и Исландия. Таким образом, данное определение указывает на более широкий географический регион, чем «Скандинавия». При употреблении термина «скандинавские страны» географическая область сужается за счёт исключения из состава участников нескандинавской Финляндии, однако и в этом случае необходимо определить точку отсчета: имеем ли мы в виду две страны, находящиеся собственно на Скандинавском полуострове (Норвегия и Швеция), используем ли наиболее традиционное значение слова (три скандинавские страны – Швеция, Дания, Норвегия), либо подразумеваем под 1 Musial K. Nordisch–Nordic–Nordisk: Die wandelbaren Topoi-Funktionen in den deutschen, anglo-amerikanischen und skandinavischen nationalen Diskursen // Die kulturelle Konstruktion von Gemeinschaften: Schweden und Deutschland im Modernisierungsprozeß. Baden-Baden, 2001. S. 95–122. 2 В скандинавских языках зачастую используется определение «Norden», в финском – «Pohjola» (прямой перевод – «Север»); в англоязычной литературе чаще встречается определение «Nordic countries», а не «Northern Europe». См.: Engman M. «Norden» in European History // Annäherungen an eine europäische Geschichtsschreibung. Wien, 2002. P. 15– 34. 4 «скандинавскими» четыре страны, включая и Исландию, опираясь на языковое родство их народов. В исследовании проводится анализ взаимоотношений четырёх континентальных стран Северной Европы – Швеции, Норвегии, Дании и Финляндии. Эти страны объединяются под общим именем «северные страны», при этом под термином «скандинавские» понимаются три страны – Швеция, Норвегия, Дания. Исландия, получившая в 1918 г. статус независимого королевства, состоящего с личной унии с Данией, но вплоть до Второй мировой войны подчинявшаяся в области внешней политики решениям МИДа бывшей метрополии, не рассматривалась в рамках данного исследования в качестве равноправного участника процесса северного сотрудничества в обозначенный период3. Подобный выбор был обусловлен как сохраняющимся специфическим характером официальных внешних связей Исландии в 1920-е гг., так и её географической удаленностью, поскольку, безусловно, важнейшим фактором развития межгосударственного сотрудничества остальных северных стран являлась их принадлежность к единому географическому региону4. Поскольку данное исследование связано с рассмотрением исторических процессов в отдельном европейском регионе, представляется необходимым внести уточнения относительно ряда используемых в работе терминов. Определить их значение тем более актуально, что сама дефиниция «регион» предстает как «одно из самых трудноуловимых понятий в современных общественных науках»5, к объяснению которой до сих пор не выработано единого подхода. В данном исследовании под термином «регион» автор подразумевает 3 Дипломатический словарь. В 3-х т. Глав. ред. А.А. Громыко (и др.). М., 1971. Т. 1. С. 439-440. В последовавшие за окончанием Первой мировой войны годы «демократического прорыва» скандинавские страны придавали факту обретения Исландией государственности важное культурное и символическое значение, стремясь подчеркнуть своё отношение неоднократными приглашениями исландских представителей на разнообразные скандинавские конференции и переговоры в 1920-1930-е гг. Однако, в силу того, что в рассматриваемый период Исландия ещё не обладала независимым дипломатическим статусом, исландские представители имели право участвовать в официальных совместных конференциях северных стран лишь на правах наблюдателей. См.: Andersson J.A. Nordiskt samarbete: som det är skapat och format // Nordisk tidskrift för vetenskap, konst och industri. 1995. № 71. S. 331; Janfelt M. Att leva i den bästa av världar. Föreningarna Nordens syn på Norden 1919-1933. Stockholm, 2005. S. 132-134. 5 Яровой Г.О. Регионализм и трансграничное сотрудничество в Европе. СПб., 2007. С. 31. 4 5 межгосударственный макрорегион Северной Европы, который понимается как специфическая геополитическая зона, включающая в себя группу из четырех стран, связанных друг с другом в географическом, политическом, социальнокультурном аспектах. В свою очередь, определение «региональный» используется при описании явления либо процесса, наблюдаемых на уровне макрорегиона Северной Европы (отличном от национального и международного уровней). Термины «северное сотрудничество» и «сотрудничество стран Северной Европы» употребляются как взаимозаменяемые. В конце XIX-первой трети XX века Европейский Север не представлял собой четко очерченного географического или политического региона, а понятие «Северная Европа» ещё не было сформулировано однозначно6. Попытки более конкретно охарактеризовать североевропейский регион и определить его внешние границы, однако, имели место. Так, в 1898 г. финляндский геолог Вильгельм Рамзай выделил специфическую физико-географическую территорию на северозападе Европы в составе Скандинавии, Финляндии, в также Восточной Карелии и Кольского полуострова, которая получила наименование Фенноскандии. Вскоре термин «Фенноскандия» стал употребляться не только в географическом, но и в общественно-политическом контексте, поскольку он оказался весьма удобен для обозначения общности Финляндии и Скандинавии7. В 1928 г. шведским географом Стеном де Геером был предложен новый термин – «Балтоскандия». Опираясь на «Фенноскандию» как базовую территориальную единицу, ученый стремился соотнести это понятие с текущим политическим и культурным контекстом, претерпевшим существенные изменения после Первой мировой войны. «Балтоскандия» представляла, по сути, расширенный вариант «Фенноскандии» с включением в неё новообразованных государств на востоке Балтийского региона8. Если «Фенноскандия» изначально 6 Термины «северный» (Nordic) и «скандинавский» (Scandinavian) как в период между мировыми войнами, так и в наши дни зачастую использовались как взаимозаменяемые. 7 Lehti M. Baltoscandia as a National Construction // Relations between the Nordic countries and the Baltic nations in the XX century. Turku, 1998. P. 23. 8 Ibid. P. 23-24. 6 основывалась на географических и геологических свойствах региона, понятие «Балтоскандия» носило более отчетливый антропогеографический характер. Таким образом, в терминологическом смысле понятие «Северная Европа» в межвоенный период оставалось довольно неустойчивым. Для сотрудничества североевропейских стран в его современных формах, как процесса свободного, равноправного, обоюдовыгодного взаимодействия для удовлетворения, при помощи определенных согласованных действий, тех или иных интересов его участников, 1920-е гг. являются во многих отношениях отправной точкой. межгосударственного Необходимой сотрудничества предпосылкой стран для Европейского развития Севера стало завершение процессов политического строительства в этом европейском регионе. Норвегия и Финляндия стали, наравне со Швецией и Данией, самостоятельными участниками международных отношений9. C формированием новых суверенных национальных государств, в течение первых двух десятилетий ХХ века североевропейский регион обрел новые, более стабильные геополитические рамки, что обусловило начало нового этапа в развитии отношений между его странами. К началу ХХ в. идеи северной солидарности имели в скандинавском обществе глубокие корни. Обусловленные географической близостью исторические и культурные связи северных стран, схожие политические и социально-правовые государственные системы, опыт взаимопомощи в период Первой мировой войны стали фундаментом для дальнейшего развития северного сотрудничества, идеи которого к тому времени уже длительное время развивались практически на всех уровнях скандинавского общества. Наравне со специфическими скандинавскими реалиями, предпосылки для возникновения нового этапа в сотрудничестве северных стран определялись окончанием Первой мировой войны, с 9 Сравнительный анализ исторических процессов становления государственной независимости в Норвегии и Финляндии проведен, в частности, Х. Бартоном: Barton H.A. Finland and Norway, 1808–1917. A comparative perspective // Scandinavian Journal of History. 2006. Vol. 31. №. 3. P. 221–236. 7 последовавшей за ней демократизацией и либерализацией как во внутренней, так и во внешней политике стран Скандинавии10. Специфика организации сотрудничества между странами Северной Европы в 1920-е гг. заключалась в том, что при обилии контактов практически на всех уровнях (официальном государственном, административно-функциональном, коммерческом, общественном), северные страны не сформировали союз или блок в традиционном понимании, то есть не стали связанной официальным договором или взаимными обязательствами группой государств, действующих сообща для решения общих политических, экономических или военных задач. Данная ситуация побуждает обратить внимание на факторы, которые определяли историческую динамику процесса северного сотрудничества. Стремление к развитию и упорядочиванию контактов в регионе привели в рассматриваемый период к созданию странами Европейского Севера первых совместных органов сотрудничества. Деятельность некоторых из них имела своё продолжение и во второй половине XX века. Северный Межпарламентский союз, Северные ассоциации, координация деятельности скандинавских делегаций в Лиге наций, периодические встречи министров иностранных дел северных стран можно рассматривать в качестве основных форм организации северного сотрудничества. Деятельность этих институтов свидетельствует о постепенной институционализации сотрудничества северных стран и представляет несомненный интерес с точки зрения накопления общего позитивного опыта межгосударственного взаимодействия в крупном и стратегически важном европейском регионе. Анализ развития взаимоотношений северных стран позволяет сформировать более полное представление о непосредственных целях северного сотрудничества в рассматриваемый период. Являлось ли оно в новых условиях естественной формой взаимоотношений, закономерной в свете традиционных исторических 10 Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe. Envisioning a Baltic region and small state sovereignty in the aftermath of the First World War. Frankfurt am Mein, 1999. P. 36-37. 8 связей стран Северной Европы? Либо процесс сотрудничества обрел после Первой мировой войны принципиально новое измерение, будучи обусловленным стремлением малых стран посредством конструктивной кооперации лучше приспособиться к новым международным реалиям? Определенно, возможна и иная трактовка сотрудничества северных стран – как вынужденной меры, к которой побуждали перемены в международной обстановке. Объектом исследования являются взаимоотношения стран Северной Европы в 1918-1929 гг., их региональный и международный аспекты. Предметом исследования в данной диссертационной работе является содержание и направления сотрудничества северных стран в течение первого десятилетия после окончания Первой мировой войны. Приоритетными для изучения направлениями сотрудничества северных стран стали политические, экономические, дипломатические взаимоотношения между ними. Хронологические рамки. Исследование охватывает период 1918-1929 гг. В качестве нижней границы определен 1918 год. Этот выбор позволяет проследить динамику развития взаимоотношений скандинавских стран в условиях окончания Первой мировой войны. После 1918 г. скандинавские страны оказались в своеобразном, благоприятном для них, военно-политическом вакууме безопасности. Северная Европа как единое географическое и политическое пространство никогда прежде не имела столь четко очерченных контуров, а «северные страны никогда ранее не достигали такой степени однородности во внешней политике, как в межвоенное двадцатилетие»11. За верхнюю хронологическую границу был принят 1929 г., который отмечен началом Мирового экономического кризиса. Его последствия стимулировали малые страны Северной Европы к поиску новых решений обеспечения своей безопасности вначале в экономике, а затем и в политике. 11 Wahlbäck K. Rickard Sandlers nordiska politik // Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: Från Branting till Palme. Stockholm, 1990. S. 29. 9 Актуальность проблемы, рассматриваемой в исследовании, определяется важностью сотрудничества стран Северной Европы в истории, а также в современных международных отношениях. Вопросы международного сотрудничества в наши дни представляются особенно актуальными в свете современных проблем интеграции, глобализации и европейской солидарности. В этом ряду опыт развития регионального сотрудничества стран Северной Европы предстает как уникальная и неотъемлемая страница истории европейских международных отношений. Идея единого экономического, транспортного, административно-правового, политического, экологического пространства в регионе Северной Европы и шире – в регионе Балтийского моря поддерживается и развивается сегодня многими общественными, коммерческими и правительственными организациями. Сотрудничество стало безусловной реальностью для региональных отношений северных стран практически во всех областях. Периодически поднимаемый под влиянием интеграционных процессов в Европе вопрос, имеет ли сотрудничество стран Северной Европы в наши дни собственный потенциал и возможно ли углубление североевропейской впечатляющего уровня, интеграции, побуждает сверх обратиться к уже достигнутого истории развития взаимоотношений между северными странами. Это позволяет не только ответить на вопрос об истоках и характере северного сотрудничества, но и затронуть крайне актуальную в настоящее время тему единства и гомогенности Северной Европы в целом12. Таким образом, исследуемая тема представляется актуальной как в научно-историческом, так и в международно-политическом аспектах. Цель исследования – определить характер отношений между странами Северной Европы в контексте трансформации их внешней политики в течение первого десятилетия после Первой мировой войны. 12 См., например: Lagerspetz M. How Many Nordic Countries?: Possibilities and Limits of Geopolitical Identity Construction // Cooperation and Conflict. 2003. Vol. 38. № 1. P. 49–61. 10 Для достижения цели, определенной для данного исследования, были поставлены следующие основные задачи: – определить основных участников и инициаторов северного сотрудничества – выяснить значение общественно-политической ситуации в каждой из северных стран для формирования их отношения к региональному сотрудничеству – провести оценку интересов и целей северных стран во внешней политике – проанализировать влияние международной ситуации на динамику северного сотрудничества – проследить эволюцию северной солидарности в 1910-1920-е гг. – оценить степень взаимного влияния и взаимозависимости северных стран в 1920-е гг. Теоретико-методологическую основу диссертационного исследования составляют общенаучные и философские методы познания и основанные на них научные методы исторического исследования. Краеугольным научным принципом настоящего исследования является принцип историзма, который предполагает изучение событий и явлений в их конкретном историческом проявлении и развитии – хронологической последовательности, взаимосвязи и взаимообусловленности. При проведении исторического анализа автор придерживался системного подхода, что было обусловлено стремлением создать целостную картину взаимоотношений стран региона Северной Европы, выявить закономерности в процессе взаимодействия участников и логику анализируемых событий. Специальными научно-историческими методами, определившими структуру и концепцию исследования, являются историко-генетический и историкосравнительный методы. Избранные методологические основы позволили проанализировать комплекс международных отношений стран Северной Европы в конкретный период как сложное историческое явление. Научная новизна исследования обусловлена тем фактом, что в диссертации впервые осуществлен комплексный анализ взаимоотношений стран региона 11 Северной Европы в 1920-е гг. В работе дано целостное представление о факторах, обусловивших динамику развития отношений стран Северной Европы в указанные временные рамки. На основании анализа разнообразных исторических источников удалось выявить основные тенденции и закономерности во взаимоотношениях североевропейских стран, определить их природу и установить многозначность термина «северное сотрудничество» в контексте процессов, наблюдавшихся в регионе в обозначенный исторический период. Ряд исторических источников (в первую очередь, архивные документы), послуживших основой для написания диссертации, вводятся в научный оборот впервые. Это позволило обогатить историографическую традицию, связанную с изучением данной проблематики, новыми трактовками, дополняющими и уточняющими существующие в историографии взгляды по вопросам, связанным с темой данного исследования. Практическая значимость исследования определяется востребованностью в историографии работ по новейшей истории взаимоотношений стран Северной Европы. Результаты диссертации могут быть использованы при дальнейшей научной разработке проблем истории международных отношений стран Северной Европы и Балтийского региона в целом, а также в образовательной сфере – при чтении курсов лекций по истории стран североевропейского региона, истории международных отношений в регионе Балтийского моря, в качестве исходного материала при подготовке учебных пособий и монографий. В свете динамичных интеграционных процессов, происходящих в Балтийском регионе в настоящее время, в которые начинает активно вовлекаться СанктПетербург и субъекты Северо-Западного региона Российской Федерации, изучение истории становления регионального сотрудничества народов Северный Европы представляется чрезвычайно перспективным. Знакомство с историческим опытом северного регионализма может оказаться, в частности, полезным при выработке эффективных стратегий трансграничного сотрудничества между Россией и странами Северной Европы. 12 Степень изученности проблемы. Историография, посвященная взаимодействию северных стран в различных сферах в период 1920-х гг., весьма обширна. Следует скандинавской) признать, что историографии если в зарубежной исследованию (прежде проблемы всего, северного сотрудничества посвящено значительное количество разнообразных по характеру трудов, в отечественной исторической науке не проводилось специального изучения данной темы. В зарубежной историографии можно выделить две основные группы работ. Представители первой группы рассматривали вопросы северного сотрудничества в контексте изучения истории внешней политики, дипломатии и международных отношений. Подобный подход к изучению истории сотрудничества стран Европейского Севера в целом преобладал в историографии как скандинавских, так и ведущих европейских стран (в первую очередь – Великобритании и Германии) вплоть до начала 1990-х гг. Наиболее значительные труды по внешней политике северных стран в межвоенный период были созданы Э. Лёнрутом, В. Карлгреном, Г. Оселиусом, К. Вальбеком, Т. Норманом, Н. Андреном, Н. Эрвиком, С.Г. Хольтсмарком, У. Ристе, Й. Калела, М. Туртола, Т. Сойкканеном, Л. Каукиайнен, М. Лехти, Н. Гётцом, П. Сэлмоном. Ко второй экономической, группе относятся интеллектуальной работы истории по социальной, стран культурной, Северной Европы. Методологический и теоретический подходы историков, создавших эти труды, отличаются от подхода «политических» историков, в первую очередь, тем, что в фокусе их исследований находятся не официальная политика и дипломатия, а процессы общественного развития, социально-экономические вопросы, проблемы формирования национального самосознания и менталитета, духовной жизни и культуры скандинавских стран и Финляндии. Такой подход, определивший междисциплинарный характер исследований, способствовал более глубокому осмыслению процессов, способствующих складыванию североевропейской общности в 1920-е гг., и выявлению всеобъемлющего характера взаимодействия 13 северных стран в межвоенный период. Существенный вклад в разработку указанных проблем внесли Я.А. Андерссон, С.У. Хансен, К. Блидберг, М. Янфельт, М. Хилсон, Р. Хемстад, Э. Сёренсен, Н.К. Нильсен, Я. Хекер-Стампель. Тема сотрудничества стран Северной Европы в межвоенный период на настоящий момент наиболее полно разработана в скандинавской историографии. Очевидно, что, с точки зрения скандинавских историков, тема представлялась многосторонней и включала в себя несколько различных аспектов. При этом природа научного интереса к проблемам северного сотрудничества, а также подходы к их изучению имели свои особенности в каждой из североевропейских стран. Данные особенности определялись, в первую очередь, спецификой социально-политического и общественного развития государств Северной Европы во второй половине XX-начале XXI вв., которая обуславливала и выбор стратегий и способов осмысления исторического прошлого. В Швеции исследование взаимоотношений стран Европейского Севера в ХХ веке традиционно велось в русле изучения истории дипломатии и международных отношений. В Дании в истории скандинавских взаимоотношений 1920-х гг. уделялось более пристальное внимание социальным и культурным аспектам. В историографии Норвегии и Финляндии вопросы северного сотрудничества долгое время оставались в стороне. В этих, более молодых североевропейских государствах вплоть до конца 1980-х гг. превалировал интерес к национальной политической и социальной истории. В этой связи исследование вопросов формирования нации, строительства национального государства и складывания идентичности являлось первостепенной и принципиально важной задачей для историков. В контексте её решения норвежские и финские ученые долгое время пренебрегали темой регионального сотрудничества – не в последнюю очередь потому, что обращение к ней не соответствовало «патриотической традиции» национальной историографии. Те немногие, кто в период холодной войны занимался проблемами истории североевропейской интеграции в Норвегии и Финляндии, рассматривали взаимодействие с соседними странами 14 преимущественно с точки зрения интересов национальной безопасности этих стран. При таком подходе первостепенной задачей для них являлось исследование шведско-норвежских и шведско-финляндских политических взаимоотношений. Показательно, что интерес к изучению европейской и всемирной истории, а также истории международных отношений, заметно усилившийся во всех странах Северной Европы начиная с 1960-х гг., не распространялся на историю региональных взаимоотношений скандинавских стран и Финляндии. В восприятии североевропейских ученых эта область изучения продолжала связываться более с национальным, чем с международным контекстом 13. Существенный прогресс в разработке тем, связанных с историей северного сотрудничества, произошел в 1990-2000-х гг. Поиски странами Северной Европы своего места в стремительно меняющемся мире, вызовы со стороны европейской интеграции и глобализации обусловили тот факт, что в конце XX-начале XXI вв. вектор исторических исследований оказался направлен на выявление истоков северной идентичности («северности»). В данном случае актуальные национальные задачи вновь повлияли на направления развития исторической науки непосредственным образом, побудив ученых обратить внимание на проблемы конструирования северного региона в исторической перспективе и историю развития трансграничных контактов стран Балтийского и Северного морей. Шведские исследователи внесли наиболее значимый вклад в разработку проблем регионального сотрудничества в Северной Европе в межвоенный период. Публикации шведских авторов по истории сотрудничества и взаимодействия северных стран в межвоенный период значительно преобладают над работами на датском, норвежском и финском языках. Причины этого заключаются, повидимому, в том, что, во-первых, шведский язык играл и продолжает играть роль языка международной коммуникации для народов Северной Европы, что определяет доступность шведской научной литературы более широкому кругу 13 Nordic historiography in the 20th century. Oslo, 2000. P. 18. 15 читателей. Во-вторых, для Швеции как политического лидера скандинавского региона выявить и осмыслить тенденции исторического развития северного сотрудничества во многом представлялось задачей, связанной с актуальными национальными интересами шведского государства. Следует заметить, что вплоть до 1970-х гг. в шведской историографии длилась «эра политической истории», что определяло и подход к изучению северного сотрудничества, при котором объектами исторического анализа становились официальная государственная политика, проблемы геополитики и дипломатии. Одним из первых трудов, в которых затрагивались взаимоотношения северных стран в 1920-е гг., стала монография Х. Тингстена, видного представителя шведских либералов, опубликованная вскоре после окончания Второй мировой войны. Работа Тингстена была посвящена дебатам по вопросу шведской внешней политики в 1920-1930-е гг., развернувшимся на страницах шведской прессы 14. Вопрос северного сотрудничества также исследовался Тингстеном на основании материалов периодической печати. Рассматривая шведские газеты как рупор тех или иных политических партий, Тингстен выявил различия в их взглядах на проблему формирования политического союза на севере Европы. Он также показал, каким образом происходил процесс переориентации общественного мнения Швеции с пространных дебатов о скандинавской общности на более конкретную задачу по организации эффективного шведско-финского сотрудничества по обороне Аландских островов. В своих оценках автор приходит к неутешительному выводу: насколько бы проект северного союза не представлялся значительным с идеологической точки зрения, на официальном политическом уровне он никогда не обсуждался всерьез и «политический скандинавизм» всегда являлся утопией 15, в том числе и по причине неоднозначности восприятия его конечных целей великими державами. Так, например, Германия и Советский Союз могли 14 15 Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden 1918-1939. Oxford, 1949. Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy… P.140. 16 трактовать расширенное северное сотрудничество как меру, враждебную интересам своих стран. В ряде фундаментальных исследований, посвященных политической истории Швеции в первой половине ХХ века (монографиях Э. Лённрота, О. Тюльструпа, Э. Хостада 16) региональное сотрудничество государств Северной Европы в межвоенный период упоминается как одно из важных направлений внешней политики этих стран. В последней трети XX века более подробное освещение в шведской историографии получил такой частный аспект международного сотрудничества в Балтийском регионе, как финско-шведское политическое и военное сотрудничество. Особенный интерес в этом отношении представляют классические труды по внешней политике Швеции, принадлежащие перу К. Вальбека17 и В. Карлгрена 18, которые содержат важную фактическую информацию относительно динамики курса внешней политики Швеции в отношении соседей по региону. Подходу обоих историков, работавших в академических традициях «аристократической» дипломатической истории, присущ объективизм в оценках региональной политики Швеции 1920-х гг.19. В 1970-е гг. фокус шведский исторических исследований начал постепенно смещаться в сторону изучения аспектов социально-политической истории нового и новейшего времени. Существенные перемены во внутренней политике и общественной жизни Швеции привели к тому, что среди ученых в это время значительно возрос интерес к истории общественно-политической жизни страны, 16 Håstad E. Sveriges historia under 1900-talet. Unionskris, neutralitet, reformer, vårt lands politiska utveckling under sex decennier. Stockholm, 1958; Lönnroth E. Den svenska utikespolitikens historia. 5, 1919-1939. Stockholm, 1959; Thulstrup A. Svensk politik 1905-1939 från unionsupplösning till Andra världkriget. Stockholm, 1968. 17 Вальбек К. Шведская политика безопасности и пакт Молотова-Риббентропа // Международный кризис 1939-1941 гг.: От советско-германских договоров 1939 г. до нападения Германии на СССР. М., 2006. С. 423-439; Wahlbäck K. Danmark, Tyskland och Norden. Några synpunkter kring ett arbete om dansk utrikespolitik 1933-1940. // Historisk Tidskrift. 1967. S. 233-247; Idem. Svek Sverige Finland hösten 1939?// Historisk tidskrift för Finland. 1989. № 74. S. 24576; Idem. Rickard Sandlers nordiska politik// Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: från Branting till Palme. Stockholm, 1990. S. 29-45; Idem. Finlandsfrågan i svensk politik, 1937-1940. Stockholm, 1964. 18 Carlgren W.M. Swedish foreign policy during the Second World War. London, 1977; Idem. Mellan Hitler och Stalin. Förslag och försök till försvars- och utrikespolitisk samverkan mellan Sverige och Finland under krigsåren. Stockholm, 1981; Idem. Europa och Sverige 1923. Chefens för politiska avdelningen reflexioner // Diplomati och historia: festskrift tillägnad Gunnar Hägglöf den 15 december 1984 av vänner och medarbetare inom utrikesförvaltningen. Stockholm, 1984. S. 16-45. 19 Nordic historiography... P. 87. 17 процессам демократизации и модернизации, развитию рабочего движения20. Одним из важных итогов в этом отношении стали работы К. Блидберг, которая детально изучила политику и идеологию социал-демократического и рабочего движения в скандинавских странах и Финляндии в межвоенный период, которые рассматривались как важнейший фактор, способствующий сотрудничеству северных стран 21. Т. Норман также посвятил ряд работ идейно-политическим аспектам северного сотрудничества в 1910-1920 гг., отмечая заинтересованность правых политических сил Финляндии и Швеции в создании союза северных стран22. При всем многообразии работ, на данный момент единственной в шведской историографии попыткой комплексного анализа сотрудничества стран Северной Европы в межвоенный период остается монография Я.А. Андерссона23. Хронологически автор рассматривает историю северного сотрудничества от образования Северных ассоциаций в 1919 г. до появления Северного Совета 34 годами позже. Я.А. Андерссон преследовал задачу описать и объяснить организацию северного сотрудничества четырех стран с помощью современной научной социополитической «теории акторов», давая ответ на три принципиальных, по его мнению, вопроса – кто, когда и в какой форме брал на себя инициативу по развитию сотрудничества. «Акторами» в исследовании предстают как отдельные индивиды, так и организации и институты власти. Основные акторы в организации северного сотрудничества – это отчасти созданный в 1907 г. 20 Ibid. P. 84-86. Blidberg K. Splittrad gemenskap. Kontakter och samarbete inom nordisk socialdemokratisk arbetarrörelse 1931-1945. Stockholm, 1984; Idem. Utrikespolitiska kontakter och och samarbete mellan de nordiska landerna. September, 1939-mars 1940 // Scandia. 1979. B. 45. №1. S. 107-132; Idem. Socialdemokratin och Norden. Synpunkter ur ett nordiskt samarbetsperspektiv //Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: från Branting till Palme. Stockholm, 1990. S. 184-194; Idem. Ideologi och pragmatism –samarbetet inom nordisk socialdemokratisk arbetarrörelse 1930-1955 // Den jyske Historiker. De Nordiske Fællesskaber. Myte og realitet i det nordiske samarbejde. S. 132-150. 22 Norman T. Drömmen om Fennoskandia. Alexis Gripenberg och det fria Finlands utrikespolitiska orientering // Studier i modern historia tillägnade J.Torbacke den 18 aug. 1990. Kristianstad, 1990. P. 169-89; Idem. Right-Wing Scandinavism and the Russian Menace // Contact or isolation? Soviet-Western relations in the interwar period: Symp. organized by the Centre for Baltic studies, Oct.12-14, 1989, Univ. of Stockholm. Stockholm, 1991. P. 329-349. 23 Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering 1919-1953. Lund, 1994. Тезисы работы содержатся в статье: Idem. Nordiskt samarbete: som det är skapat och format // Nordisk tidskrift för vetenskap, konst och industri. 1995. № 71. S. 329-337. 21 18 Северный межпарламентский союз, отчасти сформированные в 1919-1924 гг. Северные ассоциации, отчасти Северный комитет сотрудничества рабочего движения, появившийся в 1932 г. К ним следует добавить представителей правительства, сами правительства, представителей политических партий и др. Я.А. Андерссон сосредоточил свое исследование на двух областях т.н. «высокой политики» – политике безопасности и экономике (идейно- политическим, культурным, общественным аспектам деятельности Северных ассоциаций Андерссон посвятил отдельную работу24). В работе Андерссона можно выделить три основных тезиса: 1) Организация северного сотрудничества всегда связана с давлением или нажимом извне, направленным на регион Северной Европы; 2) Инициаторами различных совместных проектов зачастую выступали Северные ассоциации, правительство Швеции или северный социал- демократический комитет рабочего движения; 3) В стремлении северных стран к единству всегда доминировал культурный аспект, причем контакты и свободный обмен идеями и знаниями облегчались фактической ликвидацией границ между северными странами. Главной идеей сотрудничества, согласно Я.А. Андерссону, был «интернационализм» и, что отражает ситуацию более точно, – «национализм, переходящий государственные границы». В избранный период северное сотрудничество углублялось и расширялось, при этом процесс принятия внешнеполитических решений относительно этого расширения шел в северных странах параллельно. Работа Андерссона носит аналитический характер, автор не обращается к новым источникам 25. Выводы автора основаны, по большей части, на анализе материалов и сведений, почерпнутых из научной литературы. Основная ценность 24 Andersson J. A. Idé och verklighet. Föreningarna Norden genom 70 år. Stockholm, 1990. Из неопубликованных источников автор ограничился использованием протоколов встреч делегатов и отчетов правления о деятельности Северных ассоциаций, а также протоколами встреч Северного Межпарламентского Союза. 25 19 исследования состоит в том, что впервые в историографии автор предпринял целенаправленную попытку выявить механизмы и очертить круг событий, которые направляли процесс северного сотрудничества до момента учреждения Северного Совета в 1952 г. Единичность подобных работ свидетельствует о наличии простора для дальнейшего изучения темы, с расширением источниковой базы исследования. Отдельную область исследований в шведской историографии составляют финско-шведские взаимоотношения, при этом контакты двух стран нередко рассматриваются шведскими учеными вне общескандинавского контекста. Так, в середине 2000-х гг. в Швеции завершился научный проект «Шведское в Финляндии – финское в Швеции» (Svenskt i Finland – finskt i Sverige, 2000-2005), в результате которого было выявлено, что тесное региональное взаимодействие между финнами и шведами в ХХ веке представляет особенную страницу в истории Европы. Датские историки обращались к проблеме северного сотрудничества преимущественно в контексте исследования взаимоотношений скандинавских стран с великими державами, прежде всего с Германией и Великобританией 26. Примечательно, что именно датскому ученому Х. Нильсену принадлежит одна из первых работ о феномене и эволюции северного сотрудничества, опубликованная накануне Второй мировой войны27. Обширное трёхтомное исследование, ставшее ныне библиографической редкостью, носит в целом описательный характер и предоставляет обильнейший и уникальный фактический материал по истории контактов стран Северной Европы в самых различных сферах, начиная с зарождения идеи скандинавизма и заканчивая кануном Второй мировой войны. Монография Нильсена в дальнейшем являлась источником, из которого черпали, прежде всего, фактические сведения целые поколения исследователей. 26 См., к примеру: Kaarsted T. Great Britain and Denmark 1914-1920. Odense, 1979; Seymour S. Anglo-Danish relations and Germany. 1933-1945. Odense, 1982. 27 Nielsen H. Nordens enhed gennem tiderne. B. I-III. København, 1938. 20 Среди исследований, проведенных датскими учеными, выделяются работы Ф. Вендта. Профессор истории и права в Университете Копенгагена в 1935-43 гг., исполнительный директор датской Северной ассоциации в 1943-53 гг., Вендт принимал самое активное участие в создании Северного Совета, заняв в новообразованной организации пост генерального секретаря датской делегации. В своих работах автор создал широкую панораму достижений северного сотрудничества в ХХ веке28. Особенность подхода этого ученого состоит в том, что он трактовал историю северного сотрудничества как историю безусловного и беспрецедентного в мировой практике успеха межгосударственного сотрудничества, отмечая поступательность и непрерывность этого процесса. Попытки северных стран наладить взаимодействие в межвоенный период, в частности, рассматривались автором как необходимый подготовительный этап для организации Северного Совета в 1952 г. Действительно, многие политики, поддерживавшие идеи северной солидарности в 1920-е гг., участвовали позднее в создании Северного Совета 29. Подчеркивая преемственность течения скандинавизма на протяжении почти целого столетия, Вендт в то же время был склонен идеализировать картину межскандинавских взаимоотношений XIX-XX вв., не уделяя внимания проблемной стороне вопроса и тем самым оказываясь заложником собственного пристрастного взгляда. Следует заметить, что данный подход, был осознанно избран автором, поскольку позволял в выгодном свете представить историю региона Северной Европы в глазах международной общественности. В 1990-2000-х гг. из-под пера датских историков вышло несколько трудов, в которых вопросы взаимодействия стран Северной Европы освещаются на основании социокультурного подхода. Межвоенный период представлен авторами как время стремительного развития «северного национализма» и 28 Wendt F. The Nordic Council and co-operation in Scandinavia. Copenhagen, 1959; Wendt F. Cooperation in the Nordic countries: achievements and obstacles. Stockholm, 1981. 29 См., например: Wendt F. Hans Hedtoft og det nordiske samarbejde: det nordiska samarbetets portalgestalter I // Nordisk Tidskrift for Vetenskap, Konst och Industri. 1987. 63. № 6. S. 451-475. 21 складывания северной идентичности. Авторы сосредотачивают свое внимание на культурных и социальных аспектах в процессе сближения северных стран в 19201930-е гг. Важнейшими среди них являлись общность социальных норм, менталитета и путей развития гражданского общества в странах Северной Европы30. Для норвежской историографии, посвященной истории взаимоотношений стран Северной Европы в межвоенный период, характерно изучение потенциала северного сотрудничества с точки зрения политики национальной безопасности страны. Следует иметь в виду, что в 1920-е гг. норвежцы демонстрировали наибольший скепсис в отношении любых проектов, нацеленных на сближение стран Северной Европы, в норвежской политике и общественном жизни этого периода отношения со скандинавскими соседями играли не самую значительную роль. Это определяло отсутствие в течение длительного периода интереса и среди норвежских историков к «непатриотической» теме межскандинавских отношений после Первой мировой войны. Вплоть до конца 1960-х гг. в норвежской историографии преобладали исследования по политической истории. Одним из первых послевоенных норвежских историков, высказавших мнение о закономерности, но противоречивости процесса сближения скандинавских стран в 1920-1930-е гг., стал Э. Масенг, норвежский военный и дипломат, в 1920-е гг. ведший переговоры по экономическому сотрудничеству северных стран и входивший в состав правления норвежской Северной ассоциации, с 1934 г. являвшийся постоянным представителем Норвегии в Лиге наций, а в 1939-1941 гг. – посланником Норвегии в Москве. В его трудах по внешней политике северных стран XVIII-XX вв., обретших вторую жизнь в связи с их недавним переизданием, приводится ценный фактический материал, представляющий в сущности свидетельства 30 The Cultural Construction of Norden / Red. Ø. Sørensen & B. Stråh. Oslo, 1997; Nielsen N.K. Movement, Landscape and Sport. Comparative Aspects of Nordic Nationalism between the Wars // Ethnologia Scandinavica. A Journal for Nordic Ethnology. 1997. Vol. 27. P. 84-98; Nielsen N.K. Bonde, stat og hjem: nordisk demokrati og nationalisme – fra pietismen til 2. Verdenskrig. Aarhus, 2009. 22 событий31. современника Личные воспоминания дипломата дополняются глубокими аналитическими замечаниями, обусловленными стремлением к историческому осмыслению опыта по скандинавской интеграции, непосредственным участником которой являлся автор. Принципиальный вопрос, поднимаемый практически во всех трудах Масенга, – почему Северная Европа в эпоху нового и новейшего времени не смогла стать «федерацией» в политическом, экономическом, культурном смысле? Автор отмечает, что дискуссия о единой Северной Европе была небеспочвенной. В этом плане все три аспекта сотрудничества – политический, экономический, военный – оказывались неразрывно связаны. Политика нейтралитета требовала от малых стран тесного сотрудничества и взаимной поддержки. Таким образом, по мнению исследователя, переговоры об экономическом объединении напрямую проистекали из дискуссий приверженцев общей для Скандинавии политики безопасности. В свою очередь, экономическое сближение и координация торговли служили логичной предпосылкой для политического объединения. Однако скандинавские переговоры сорвались, как указывает Масенг, не столько из-за опасений потенциальных стран-участниц перед потерей собственного суверенитета, а как следствие ситуации, созданной расстановкой сил великих держав. Отсутствие заинтересованности высших кругов северных стран в координации действий по поддержанию «вооруженного северного нейтралитета» обусловили, как полагает автор, последующую ситуацию трагической разобщенности стран Северной Европы в годы Второй мировой войны32. 31 Maseng E. Det kløvde Norden mellom de store stater. Oslo, 1952; Idem. 1905 og 1940 – en leksjon i maktpolitikk. Oslo, 1953; Idem. Utsikt over de nord-europeiske staters utenrikspolitikk i de siste århundrer. Del. III. 1900-talet. Det politiske samarbeid innen Norden opphører. Oslo, 2005. 32 Масенг, являясь в период «странной войны» посланником в Москве, обладал реалистичным видением ситуации и в феврале 1940 г. ездил в Осло, пытаясь убедить правительство срочно заключить оборонительный пакт со шведами и четко продемонстрировать позицию активного вооруженного нейтралитета. 23 Вступление Норвегии предшествующую, весьма в НАТО короткую актуализировало историю задачу внешней изучить политики и международных отношений страны. В рамках её выполнения были созданы работы авторитетного ученого М. Скодвина, в которых представлена широкая панорама дипломатической истории Норвегии. Автор предпринял попытку объяснить провал политики нейтралитета Норвегии в межвоенный период, в связи с чем им были проанализированы последствия отказа страны от участия в региональных, скандинавских проектах безопасности33. В 1970-е гг. в норвежской историографии наметилось новое направление, основанное на «теории акторов». Его наиболее известным представителем, впервые применившим данную теорию для анализа процессов северного сотрудничества, является Н. Эрвик, опубликовавший ряд фундаментальных работ по трансформации понятия «нейтралитет» в межвоенный период, а также норвежской политике безопасности 34. Предложенный Эрвиком подход к изучению мотивации стран-акторов ставит во главу угла крайний рационализм каждой из них, что позволяет отчетливо определить рамки и границы доступного им выбора35. Так, восприятие географического положения страны как естественной и достаточной защиты от вторжения врага, скепсис относительно роли малых стран в международной политике, а также крайний пацифизм и интернационализм, присущие Норвежской рабочей партии, в совокупности определяли, как заключает автор, общий тон отношения Норвегии к северному сотрудничеству. В целом, вплоть до конца 1980-х гг. в трудах норвежских ученых изучению международных отношений отводилось весьма скромное место36. В 1990-е гг., 33 Skodvin M. Norge i stormaktspolitikken opp til 9. April // Historisk tidskrift. 1952. Vol. 36. S. 638-672; Idem. Norsk utanrikspolitikk 1939-1941 med særlig tanke på forledet mellom deo nordiske land. Oslo, 1968; Idem, Adenæs J., Riste O. Norway and the Second World War. Oslo, 1996. 34 Ørvik N. Sikkerhetspolitikk 1920-1939: Fra forhistorien til 9.april 1940. Bind I-II. Oslo, 1960-1961; Idem. The Decline of Neutrality 1914-1941. Oslo, 1953; Idem. From Collective Security to Neutrality. The Nordic Powers, The League of Nations, Britain and the Approach of War, 1935-1939 // Studies in International History: Essays Presented to W. Norton Medlicott. London, 1967. P. 385-401. 35 Ørvik N. Nordic Cooperation and High Politics // International Organization. 1974. Vol. 28. №1. P. 61-88. 36 Nordic historiography... P. 101. 24 под влиянием внутри- и внешнеполитических обстоятельств, норвежская историография обогатилась новыми направлениями исследований, бурное развитие которых было обусловлено серьезной финансовой поддержкой со стороны норвежского государства – Института оборонных исследований, Нобелевского института, Института внешней политики. Особенную актуальность в исторических исследованиях приобрела тема национальной безопасности. В начале 1990-х гг. в обширной серии норвежского Института оборонных исследований, действующего под эгидой Министерства обороны Норвегии, вышли монографии С.Г. Хольтсмарка (одна из них – в соавторстве с Т. Кристиансеном) 37. В первом из двух указанных исследований анализируется военное сотрудничество на Севере Европы, которое на время, по замечанию Хольтсмарка, создало «северную иллюзию единства». При этом к 1940 г. главное противоречие так и осталось неразрешенным - облечь сотрудничество в такую форму, которая была бы приемлема политически и одновременно эффективна в военном плане, не удалось. Уделяя особое внимание норвежской позиции, автор замечает, что всегда существовала пропасть между «активностью дискуссий о скандинавском военном сотрудничестве и пассивностью норвежской внешней политики в этом направлении» 38. Вторая работа посвящена позиции Советского Союза в отношении расширения северного сотрудничества с 1920-х до середины 1950-х гг., которая рассматривается как сдерживающий фактор для скандинавских инициатив. Советские лидеры всегда были настроены скептически, и зачастую – откровенно негативно в отношении любого регионального союза в Скандинавии, полагая, что с ним неизбежно сопряжено распространение антисоветских настроений и влияния западных держав в регионе39. Хольтсмарк исследовал также альтернативы сотрудничества Норвегии со своими скандинавскими соседями и с 37 Holtsmark S.G., Kristiansen T. En nordisk illusion? Norge og militært samarbeit i Nord 1918-1940.Oslo, 1991; Holtsmark S.G. Enemy Springboard or Benevolent Buffer? Soviet Attitudes to Nordic Cooperation 1920-1955. Oslo, 1992. 38 Holtsmark S.G., Kristiansen T. En nordisk illusion?... S. 109. 39 Holtsmark S.G. Enemy Springboard… S. 6. 25 великими державами в норвежской политике военного времени40. Решению смежных исторических проблем посвятил свои работы коллега С.Г. Хольсмарка – Т. Кристиансен41. В конце 1980-х-начале 1990-х гг. в норвежской науке наметилось также возрождение интереса к истории Швеции, что, вероятно, было связано с усилившейся европейской интеграцией42. В 1994 г., в связи с празднованием 75летия работы Северных ассоциаций, вышла в свет монография норвежского историка С.У. Хансена под названием «Мечта о единой Северной Европе: норвежская Северная ассоциация и северное сотрудничество 1919-1994»43. Данная работа представляет большой интерес, прежде всего, ввиду того, что она является первым специальным исследованием, полностью посвященным роли Норвегии в развитии северного сотрудничества. Хансен подробно описывает норвежское сопротивление шведско-датской инициативе в деле образования Северных ассоциаций, основанное на опасениях ущемления прав молодой норвежской нации. В целом поведение Норвегии представлено как сдерживающий фактор в развитии сотрудничества северных стран. Хансен, тем не менее, не отрицает, что в межвоенный период выдвигался и ряд значимых инициатив. Так, одним из главных итогов было преодоление в общественном сознании норвежцев негативного образа Швеции. В целом задачей автор стремился продемонстрировать наличие северной идентичности, формирование которой, вне зависимости от политических обстоятельств, происходило непрерывно. Другой авторитетный норвежский историк У. Ристе, как и С.У. Хансен, отмечал в первую очередь «сильнейший скептицизм норвежцев в отношении планов сотрудничества северных стран, выходящих за ясно сформулированные 40 Idem. Stormaktsgarantier eller samarbeid mellom småstatene? : Stormaktene, Norden og Europa i norsk utenrikspolitisk debatt under den annen verdenskrig. Oslo, 1997. 41 Кристиансен Т. В поисках «третьего» пути. «Зимняя война» и норвежская политика безопасности// Страх и ожидания: Россия и Норвегия в ХХ веке/ Под ред. В.И. Голдина и Й.П. Нильсена. Архангельск, 1997. С. 150-175; Kristiansen T. De europeiske småstatene på vei mot storkrigen, 1938–40. Oslo; 2003; Kristiansen T. Fra Europas utkant til strategisk brennpunkt. Trusselvurderinger og militære tiltak i nord fra 1900 til 1940. Oslo, 1993. 42 Nordic historiography... P. 86. 43 Hansen S.O. Drømmen om Norden: Den norske föreningen norden og det nordiske samarbeidet 1919-1994. Oslo, 1994. 26 функциональные пределы»44. Схожие взгляды присущи О.-Б. Фюре, принимавшему участие в создании фундаментального исследования в шести томах, посвященному внешней политике Норвегии45. В преддверии 100-летия расторжения шведско-норвежской унии в норвежской историографии возникла насущная потребность в осмыслении истоков норвежской ментальности и государственности и роли Швеции в её становлении. В этой связи был инициирован масштабный международный научно-исследовательский проект под названием «1905 год», в рамках которого подготовлено множество научных публикаций шведских и норвежских авторов, освещающих различные аспекты отношений между двумя странами и непростой путь их взаимодействия в XIX-XX вв.46 Значительный вклад в исследование политических, экономических, культурных связей стран Северной Европы в межвоенный период внесли финские историки. При анализе финской историографии северного сотрудничества следует иметь в виду, что традиция и направления исторических исследований в Финляндии были связаны с государственными и национальными интересами страны в гораздо большей степени, чем в странах Скандинавии, поскольку из четырех стран Финляндия в ХХ веке обладала наиболее шаткими политическими позициями. В этой ситуации многие историки во второй половине XX века изучали новейшую историю Финляндии как историю безопасности страны47. Ориентация на скандинавские страны, в первую очередь на Швецию, считалась в межвоенный период важной составляющей финской политики безопасности, поэтому интерес к изучению северного сотрудничества в финской исторической науке представляется закономерным. Тем не менее, ряд обстоятельств (таких, как специфика политического и экономического положения 44 Ристе У. История внешней политики Норвегии М., 2003. С.147. Fure O.-B. Norsk utenrikspolitikks historie. B. 3. Mellomkrigstid 1920-1940. Oslo, 1996. 46 См.: Goda grannar eller morska motståndare? Sverige och Norge från 1814 till idag / Red. T. Nilsson & Ø. Sørensen. Stockolhm, 2005; Hemstad R. Fra Indian Summer til nordisk vinter. Skandinavisk samarbeid, skandinavisme og unionsupplosningen. Oslo, 2008. 47 Nordic historiography... P. 62. 45 27 Финляндии в период Холодной войны и особые отношения Хельсинки с Москвой) обусловили сравнительно позднее (1970-е гг.) обращение финских историков к проблемам «скандинавской ориентации» Финляндии. При этом следует отметить, что вопросы сотрудничества северных стран и участия в нем финнов рассматривались в контексте противостояния Финляндии военной угрозе с востока, в связи с чем наибольший научный интерес в финской историографии вызывали события 1930-х гг. Отдельные черты финской политики 1920-х гг. и истоки формирования ее «скандинавской ориентации» нашли отражение в работах по внешней политике Финляндии М. Якобсона – историка и высокопоставленного сотрудника министерства иностранных дел Финляндии в 1930-е гг.48. Якобсон основывал свои выводы на концепции примата внешней политики над внутренней, которая была задана немецкой историографией еще в XIX веке. В соответствии с указанной концепцией скандинавская ориентация Финляндии рассматривалась как весомый стимул для больших внутриполитических изменений «во имя всеобщего блага»49. В связи с этим история внешней политики, в качестве главного двигателя развития страны, считалась первоочередной для изучения, так как судьбоносные для страны решения, по мнению сторонников этой точки зрения, принимались на высшем уровне министерств, изолированно от всех внутренних общественных процессов. Так, в частности, урегулированию шведско-финского конфликта вокруг Аландских островов автор придавал значение национальной задачи, решать которую были призваны высшие военные и дипломатические круги. Характерно, что в финской историографии неоднократно подчеркивалась принципиальная возможность благоприятного развития финско-шведского сотрудничества в 1920-е гг., так как «естественное место Финляндии было на 48 Jakobson M. The Foreign Policy of Independent Finland. Finnish Foreign Policy. Vammala, 1963; Idem. Paasikivi Tukholmassa: J.K.Paasikiven toiminta Suomen lähettiläänä Tukholmassa 1936-39. Otava, 1978. 49 См. подробнее: Soikkanen T. From the principles of primacy to interaction. The Relationship between Foreign and Domestic Policy: a problem of Historiography. Å bo, 1996. P. 18-20. 28 стороне нейтрального содружества братских стран», если бы его не омрачили Аландский конфликт и языковой вопрос. Некоторые историки критиковали отдаление Финляндии от скандинавских стран в 1920-х гг., так как для страны в это время стабильность на основе давних исторических связей и добрососедских отношений составила бы важную поддержку при определении внешнеполитического курса50. В разной степени на проблему северной ориентации Финляндии и планирование сотрудничества со Швецией обращали внимание Й. Калела51, Ю. Невакиви52, Л. Каукиайнен 53, Ю. Паасивирта54, T. Стейнбю55. Основной задачей внешней политики Финляндии в межвоенный период являлся поиск политических и военных союзников. Наиболее полно проблема военного сотрудничества между Финляндией и Швецией в 1920-1930-е гг. раскрыта историками либерального направления М. Туртола и К. Селен. Монография М. Туртола посвящена секретным военным переговорам соседних стран в 1923-1940 гг.56 Автор одним из первых исследовал открытые в 1970-е гг. архивы Генерального штаба и Штаба обороны Швеции, что позволило ему в своей докторской диссертации доказательно продемонстрировать, что теснейшие контакты финских и шведских военных в межвоенный период являлись одной из наиболее оживленных областей межгосударственного сотрудничества «профессиональных групп» северных стран. Это позволяет четче уяснить 50 Kalela J. Grannar på skilda vägar. Det finländsk-svenska samarbetet i den finländska och sveska utrikespolitiken 19211923. Helsingfors, 1971. S. 11-12. 51 Op. cit.; Kalela J. Näkökohtia pohjoismaisesta yhteistyöstä Suomen ulkopolitiikassa maalmansotien välisenä aikana // Historiallinen Aikakauskirja. 1971. Vol. 69. № 3. S. 231-244. 52 Nevakivi J. The Appeal that Was Never Made: The Allies, Scandinavia and the Finnish Winter War 1939-1940. London, 1976. 53 Kaukiainen L. Avoin ja suljettu raja: Suomen ja Norjan suhteet 1918-1940. Helsinki, 1997; Idem. From Reluctance to Activity. Finlands Way to the Nordic Family during 1920’s and 1930’s. // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. № 1. P. 201-219; Idem. Joint Information Services as a Nordic Answer in the Crisis of the 1930s. // Miscellanea. Helsinki, 1983. P. 21-42; Idem. Småstater i världskrisens skugga: säkerhetsfrågan i den offentliga debatten i Sverige, Finland och Danmark oktober 1937 - november 1938. Helsinki, 1980. 54 Paasivirta J. Finland and Europe: The early years of independence 1917-1939. Helsinki, 1988; Idem. The victors in World War I and Finland. Finland’s relations with the British, French and United States governments in 1918-1919. Helsinki, 1965. 55 Steinby T. Då Finland mognade för den nordiska neutraliteten // Historiska och litteraturhistoriska studier. 1980. Vol. 55. № 487. S. 127-154. 56 Turtola M. Från Torne älv till Systerbäck. Hemligt försvarssamarbete mellan Finland och Sverige 1923-1940. Stockholm, 1987. 29 причины появления накануне Второй мировой войны иллюзии шведско-финской общности. К. Селену принадлежит заслуга в исследовании сложного комплекса проблем, связанных с эволюцией внешнеполитических приоритетов Финляндии в 1920-1930-е гг. в направлении скандинавской ориентации 57. М. Лехти, историк «туркуской школы», восполнил существенный пробел в научной литературе относительно внешнеполитической истории Финляндии 1920-х гг., связанной с феноменом «балтийского регионализма». В своих работах автор рассмотрел центростремительные тенденции в отношениях между молодыми балтийскими государствами, обретшими независимость после Первой мировой войны, в контексте новой системы конструирования европейских международных связей после 1918 г.58. При том, что в 1920-е гг. во внешней политике Финляндии важное место занимали вопросы сотрудничества с Польшей и Прибалтикой, Лехти останавливался и на альтернативе финско-скандинавских отношений. Финский историк расценивал проскандинавские настроения в Финляндии в первой половине 1920-х гг., с одной стороны, как естественную для процесса самоидентификации финской нации риторику, с другой – как одну из альтернативных внешнеполитических линий, поддерживаемую, в силу различной мотивации, и финскими консерваторами, и социал-демократами. Таким образом, как показал Лехти, «скандинавская линия» с первых месяцев существования Финляндии как независимого государства имела в стране немало приверженцев, однако в 1920-е гг. не могла стать приоритетной ввиду особенностей как международного положения, так и внутриполитической ситуации в стране. Тема северного сотрудничества в 1920-е гг. затрагивалась в исследованиях североевропейских авторов, посвященных взглядам, политике и работе наиболее 57 Selén K. Genevestä Tukholmaan. Suomen turvallisuuspolitiikan painopisteen siirtyminen kansainliitosta Pohjoismaisseen yhteistyöhön 1931-1936. Helsinki, 1974; Idem. The Main Lines of Finnish Security Policy Between the World Wars // Revue internationale d’histoire militaire. 1985. № 62. P. 15-35. 58 Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe. Envisioning a Baltic region and small state sovereignty in the aftermath of the First World War. Frankfurt am Mein; Wien, 1999; Idem. Baltoscandia as a National Construction // Relations between the Nordic countries and the Baltic nations in the XX century. Turku, 1998. P. 22-52. 30 выдающихся дипломатов и государственных деятелей северных стран в межвоенное двадцатилетие, по долгу службы сталкивавшихся с ней. Это книги о П. Мунке, Р. Холсти, Я. Прокопе, К. Г. Маннергейме, Р. Сандлере59. В западноевропейской и американской историографии проблема сотрудничества северных стран в 1920-е гг. привлекала меньшее внимание учёных, а её исследование не носило систематического характера. Подобная ситуация объясняется тем, что в период между мировыми войнами североевропейский регион находился на периферии европейской политики и представлял, с точки зрения западных держав, скорее объект военно- стратегического планирования нежели субъект международных отношений. Английские и американские историки, обращаясь к сюжетам скандинавской истории межвоенного периода в разное время, подчеркивали безусловную важность стран Северной Европы как торгового партнера в межвоенный период 60. Вместе с тем, они указывали на их скромные политические возможности на международной арене. Монография американского исследователя С.Ш. Джонса представляет подробный анализ процесса сотрудничества стран Скандинавии в рамках Лиги наций61. Джонс отмечал, что вступление в Лигу наций ознаменовало новый этап, изменивший традиционные в Скандинавии взгляды на внешнеполитические связи. Сотрудничество друг с другом и координация действий стали для скандинавских стран способом закрепления позиций в системе нового мирового устройства. Исследование Р. Линдгрена посвящено отношениям между Норвегией и Швецией до и после разрыва государственной унии; основное внимание автор 59 См., например: Möller Y. Rickard Sandler. Folkbildare. Utrikesminister. Stockholm, 1990; Jäderskjöld S. Mannerheim mellan världskrigen. Helsinki, 1972; Sjøqvist V. Peter Munch: Manden, Politikeren, Historikeren. København, 1976; Susiluoto I. The Origins and Development of Political Formations: The Political Science Practiced by Rudolf Holsti // Transformation of Ideas on Periphery: Political Studies in Finnish History. Helsinki, 1987; Lemberg M. Hjalmar J. Procopé: en politisk biografi. Helsingfors, 1989. 60 См., например: Barros J. The Å land question: Its Settlement by the League of Nations. New Haven, Conn., and London, 1968; Upton A. The Crisis of Scandinavia and the Collapse of Intewar Ideals 1938-1940 // European Unity in Context: The Interwar Period. London and NY, 1989. P. 170-87. 61 Jones S.J. The Scandinavian States and the League of Nations. New York, 1939; repr. New York, 1969. 31 уделял при этом кризису 1905 г. 62 Феномен северного сотрудничества рассматривался в контексте определения региона Северной Европы в ХХ веке как плюралистического сообщества безопасности (pluralistic security community). Специфичность этой схемы региональных отношений северных стран заключалась, по мнению автора, в том, что военные действия в качестве способа решения конфликта здесь были немыслимы, и сотрудничество между суверенными государствами направлено, прежде всего, на поддержание этой стабильности. Одна из фундаментальных работ по внешней политике Скандинавии в первой половине ХХ века была создана английским ученым П. Сэлмоном. В данном исследовании проводится тщательный анализ взаимоотношений и влияния великих держав на скандинавские страны с конца XIX века до 1940 г. – в период, когда северные страны становятся важными и активными участниками европейских международных отношений63. Северное сотрудничество как неотъемлемая линия внешней политики каждой из стран было, по замечанию автора, достаточно непоследовательным в указанный период, так как никогда не рассматривалось участниками как приоритетная линия и затмевалась угрозами извне. Вывод автора о том, что в 1939-40 гг. «Скандинавия представляла собой tabula rasa – регион с населением и правящими структурами, отстраненными друг от друга своими особыми отношениями с великими державами, чьи лидеры теперь, пожалуй, впервые обратили на Северную Европу пристальное внимание», подкреплен обширным списком библиографии на европейских языках64. Любопытно, что вопреки мнению многих скандинавских историков, Сэлмон не рассматривает оппозицию европейских великих держав по вопросу северного сотрудничества в качестве определяющего фактора, влияющего на это сотрудничество. Напротив, он констатирует, что «основополагающей причиной неудачи скандинавов достичь 62 Lindgren R.E. Norway-Sweden: Union, Disunion and the Scandinavian Integration. Princeton, 1959. Salmon P. Scandinavia and the Great Powers, 1890-1940. New York, 1997. 64 Ibid. P. 361. 63 32 большей степени политического или стратегического единства между двумя мировыми войнами являлось фундаментальное расхождение интересов самих северных стран»65. Перу Сэлмона принадлежит также ряд статей, более детально освещающих интересы Великобритании в регионе и реакцию великой державы на процесс сближения северных стран66. Подход, предлагаемый британским историком, затрагивает важнейшую проблему, раскрытие которой помогает выявить ключевые факторы для темы данного исследования: конструирование региональных отношений между странами Северной Европы в межвоенный период, действительно, во многом позволяют осмыслить отношения малых стран с великими державами67. Данное ассиметричное соседство ставило северные страны в положение политической или экономической зависимости от более могущественного игрока на международной арене. Подобная постановка проблемы помогала автору выявить индивидуальные особенности и характерные черты дипломатических отношений внутри северного региона и причины скандинавских противоречий при обсуждении регионального сотрудничества. Дипломатические и экономические отношения северных стран с Великобританией, чья политика играла значительную роль в Скандинавии, достаточно подробно освещаются в западной и скандинавской историографии68. 65 Salmon P. Scandinavia and the Great Powers… P. 196. Idem. British Attitudes towards Neutrality in the Twentieth Century// Neutrality in History. Proceedings of the Conference on the History of Neutrality organized in Helsinki 9-12 Sep.1992. Helsinki, 1993. P. 117-132; Idem. British Security Interests in Scandinavia and the Baltic 1918-1939 // The Baltic in International Relations between the two world wars: Symp. organized by the Centre for Baltic studies, Nov.11-13, 1986, Univ. of Stockholm. Stockholm, 1988. P. 113136; Idem. Perceptions and Misperceptions: Great Britain and the Soviet Union in Scandinavia and the Baltic Region 19181939 // Contact or isolation? Soviet-Western relations in the interwar period: Symp. organized by the Centre for Baltic studies, Oct.12-14, 1989, Univ. of Stockholm. Stockholm, 1991. P. 415-29. 67 Knudsen O.F. Of Lambs and Lions: Relations Between Great Powers and their Smaller // Cooperation and Conflict. 1988. № 23. P. 111-122. 68 См., например: Nilson B. Handelspolitik under skärpt konkurrens: England och Sverige 1929-1939. Malmo, 1983; Ludlow P. W. Britain and Northern Europe 1940-1945 // Scandinavian Journal of History. 1979. № 4. P. 123-62; Nurek M. Great Britain and the Scandinavian Countries before and after the Signing of the Munich Agreement// Acta Polonie Historica. 1989. № 59; Sundbäck E. Finland in British Baltic policy: British political and economic interests regarding Finland in the aftermath of the First World War, 1918-1925. Helsinki, 2001; Salmon P. British Security Interests in Scandinavia and the Baltic 1918-1939 // The Baltic in International Relations between the two world wars: Symp. organized by the Centre for Baltic studies, Nov.11-13, 1986, Univ. of Stockholm. Stockholm, 1988. P. 113-136; Idem. British Attitudes towards Neutrality in the Twentieth Century// Neutrality in History. Proceedings of the Conference on the 66 33 Английская исследовательница М. Хилсон затрагивала проблемы северной солидарности в контексте изучения социально-экономического развития стран региона Северной Европы. Объектом её исследования стало кооперативное движение в скандинавских странах и Финляндии в 1920-1930-е гг., практика которого, хотя и имела свои характерные особенности в каждой из стран, побуждала участников скандинавских потребительских кооперативов поддерживать тесные контакты с коллегами внутри региона. Как заключает автор, важнейшим институтом, помимо Лиги наций, в рамках которого в межвоенный период складывались образ, идентичность и репутация североевропейского региона, являлась Международная организация труда69. Заметный вклад в изучение тенденций сотрудничества северных стран в новейшее время был сделан немецкими историками. Интенсивные исследования истории стран Балто-Скандинавского североевропейской интеграции региона ведутся в и, в Институте частности, проблем североевропейских исследований Гумбольд-Университета в Берлине, а также в университете г. Грейфсвальд70. Так, Н. Гётц в своих работах обратил внимание на значение участия скандинавских стран и Финляндии в международных организациях для формирования региона Северной Европы, для чего автор исследовал вопросы взаимодействия северных стран в Лиге наций71. Д. Путенсен интересовали контакты социал-демократического и рабочего движения Скандинавии и History of Neutrality organized in Helsinki 9-12 Sep.1992. Helsinki, 1993. P. 117-132; Munch-Petersen T. Great Britain and the revision of the Å land Convention, 1938-1939 // Scandia. 1975. № 1. P.66-86. 69 Hilson M. A Consumer’s International? The International Cooperative Alliance and Cooperative Internationalism, 19181939: A Nordic Perspective // International Review of Social History. 2011. Vol. 56. P. 203-233; Co-operatives and the Social Question: The Co-operative Movement in the Northern and Eastern Europe c. 1880-1950 / Ed. by M. Hilson, P. Markkola and A.-C. Östman. Cardiff, 2012. 70 См. статьи в разных сборниках серии «Greifswalder Historische Studien»: Finnland und Deutschland - Forschungen zur Geschichte der beiden Länder und ihrer Beziehungen Protokollband des dritten deutsch-finnischen Historikerseminars auf Schloss Spyker (Rügen) vom 15. bis 19. September 1993. Hamburg, 1996; "Huru thet war talet j kalmarn". Union und Zusammenarbeit in der Nordischen Geschichte - 600 Jahre Kalmarer Union (1397-1997). Hamburg, 1997; Beiträge zur Geschichte des Ostseeraumes: Katzow 1996/Greifswald 1998. Hamburg, 2002. (Vorträge der ersten und zweiten Konferenz der Ständigen Konferenz der Historiker des Ostseeraumes (SKHO); 1/2); Der Norden auf dem Weg nach Europa: Skandinavien und die europäische Integration. Hamburg, 2002. 71 Götz N. Norden: Structures That Do Not Make a Region // European Review of History – Revue européenne d’ Histoire, 2003. Vol. 10. №2. P. 323-341; Idem. On the origins of «Parliamentary Diplomacy». Scandinavian «Bloc politics» and the delegation policy in the League of Nations // Cooperation and Conflict. 2005. Vol. 40. №3. P. 263-279; Idem. «Blue-eyed Angels» at the League of Nations: The Genevese Construction of Norden // Regional cooperation and international organizations: the Nordic model in transnational alignment. London, 2009. P. 25-46. 34 Финляндии и их сотрудничество в рамках Социалистического Рабочего Интернационала72. Значительным вкладом в изучение истории развития идей северного сотрудничества до 1945 г. явилась монография Я. Хекер-Стампеля, которая была посвящена дебатам Северных ассоциаций относительно будущности северного сотрудничества, имевшим место в годы Второй мировой войны (1940-1944 гг.). В ней автор предложил оценку потенциала выдвигаемого ассоциациями в этот период проекта «Соединенных Штатов Северной Европы» с учётом предшествующего опыта развития идеи73. В целом вопросы сотрудничества стран Северной Европы в 1920-е гг. нашли весьма разностороннее отражение в зарубежной историографии. Усилиями скандинавских, финских, западноевропейских исследователей был создан обширный комплекс научных публикаций по истории взаимодействия и сотрудничества стран Северной Европы, в которых неоднократно поднимались различные вопросы, связанные с проблематикой диссертации. Упрочившееся социальное благополучие и экономический подъем в странах Северной Европы в конце ХХ века привлекли пристальное внимание к региону и происходившим внутри него политическим и общественным процессам не только со стороны политологов, социологов и экономистов, но и историков. Тема продолжает интересовать исследователей, а работы, посвященные «предыстории регионализма» Северной Европы, вызывают живую полемику и общественный резонанс. Обилие современных публикаций в исторических и политологических зарубежных журналах свидетельствует о том, что возможности для 72 Putensen D. Nordeuropa und die SAI: zum internationalen Wirken der sozialdemokratischen Parteien Nordeuropas in der Sozialistischen Arbeiter-Internationale (SAI) und im nordischen Zusammenarbeitskomitee sowie deren Stellung zu Grundfragen des Kampfes um Frieden (1930-1940). Halle-Wittenberg, 1986; Idem. SAI och SAMAK – växlande storlekar i den internationella och den nordiska dimensionen (1914–1945) // Lokalt och internationellt. Dimensioner i den nordiska arbetarrörelsen och arbetarkulturen. Tammerfors, 2002. S. 129-149; Idem. Zur Arbeit des nordischen Zusammenarbeitskomitees der sozialdemokratischen Parteien in den dreißiger Jahren // Helsingin yliopiston Poliittisen historian laitoksen Julkaisuja. Helsinki, 1985. S. 109-126. 73 Hecker-Stampehl J. Vereinigte Staaten des Nordens: Integrationsideen in Nordeuropa im Zweiten Weltkrieg. München, 2011. 35 интерпретации и анализа сотрудничества стран Северной Европы ещё не исчерпаны74. При этом, несмотря на многолетнее научное взаимодействие ученых североевропейских стран, в фокусе их исследований редко находился весь регион Северной Европы, чаще приоритет отдавался детальному изучению отдельных народов – вместо обобщающих сравнительных работ 75. Лишь некоторые историки поднимались над узко патриотической позицией и ставили своей задачей более обширное исследование, посвященное комплексной истории межчеловеческих и межгосударственных отношений стран Балтийского или североевропейского регионов. В отечественной историографии отсутствуют специальные работы, посвященные истории сотрудничества северных стран в рассматриваемый период. До сих пор эта сторона международных отношений в Балтийском регионе остается мало исследованным сюжетом в российской исторической науке. Публикации советского времени затрагивали проблему северного сотрудничества в основном в свете взаимодействия северных стран на международной арене в 1930-е гг., когда их усилия была направлены на поиск способов защиты своей безопасности, которую они связывали с политикой нейтралитета. В этом отношении оценки советских историков не были избавлены от влияния официальных советских внешнеполитических доктрин 76. Отечественный исследователь В.В. Похлебкин предлагал свой взгляд на мотивы северных стран, которыми они руководствовались при налаживании сотрудничества друг с другом в межвоенный период. По его мнению, северные 74 См., к примеру: Cooperation & Conflict (2003, 2005), Scandinavian Journal of History (2001, 2006, 2007), European Review of History – Revue européenne d’ Histoire (2003). 75 Энг Т. Формирование Северо-европейского региона в XIX-XX веках: представление исследовательской программы // Северная Европа: проблемы истории. Вып. 6. Отв. ред. О. В. Чернышева. М., 2007. С. 378. 76 Егоров Ю.А. Нейтралитет скандинавских и прибалтийских стран – как одно их средств развязывания второй мировой войны и содействия германской агрессии. (По материалам предвоенного и военного времени). Автореф. дисс. …. д-ра ист. наук. – Тарту, 1949; Его же. Некоторые факты из истории нейтральной политики скандинавских стран // Скандинавский сборник. Вып.4. Таллин, 1959. С. 147; Казакова Л.А. Скандинавские страны и Лига наций // Вопросы истории, 1974. № 4. С.198-203; Похлёбкин В.В. Антинародная и антинациональная политика правительственных кругов Норвегии накануне второй мировой войны (1935-1939). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. –М., 1952. 36 страны, при создании ряда региональных учреждений и организаций после Первой мировой войны, стремились, в свете образования Советской республики, представить регион Северной Европы в качестве нейтрального «буфера» между Востоком и Западом. Попытка обезопасить регион стала причиной выдвижения многих проектов скандинавских таможенных, экономических и военных союзов. При этом все совместные мероприятия северных стран, с точки зрения историка, «независимо от конкретного значения в период их выдвижения, были проникнуты стремлением подчеркнуть известную обособленность стран Скандинавии от остального мира»77. Тем самым, на первый план в определении мотивации участников сотрудничества выдвигались вопросы безопасности, решение которых преследовала политика балансирования между «двумя мирами». В отечественных монографиях обзорного характера по истории северных стран, которыми на данный момент зачастую исчерпываются многие сюжеты северного регионального сотрудничества, межскандинавским отношениям в первой половине ХХ века не уделялось, как правило, значительного внимания78. Так, один из ведущих отечественных историков Скандинавии А.С. Кан, анализируя региональный аспект внешней политики северных стран в межвоенный период ограничивался констатацией слабости взаимосвязей между ними и оторванности некоторых ведущих политиков Северной Европы от международных реалий 79. Под влиянием перемен, произошедших в 1990-е гг. – «малой архивной революции» и введения в оборот новых скандинавских и финских источников, расширение международного сотрудничества, обеспечившего большую свободу для общения с зарубежными коллегами, – отечественные специалисты по истории 77 Похлебкин В.В. Скандинавские страны и СССР. Москва, 1958. С. 5-6. Его же. СССР - Финляндия: 260 лет отношений. 1713-1973. Москва, 1975. 78 См., например: История Дании: ХХ век / отв. ред. Ю.В. Кудрина, В.В. Рогинский. М., 1998; История Норвегии / под ред. А.С. Кана и др. М., 1980; История Швеции / под ред. А.С. Кана. М., 1974; Кан А.С. Новейшая история Швеции. М., 1974. 79 Кан А.С. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. С. 22-24; Его же. Есть ли у северного сотрудничества исторические традиции? // Скандинавский сборник. 1982. Т. XVII. C. 211-230; Его же. Нейтралистские традиции во внешней политике скандинавских государств// Новая и Новейшая история. 1962. № 4. C. 63-79. 37 Скандинавии стали чаще обращаться к историческим сюжетам первой половины ХХ века. При этом их внимание оказалось сосредоточено на отношениях северных стран с Советской Россией, при выстраивании которых скандинавы демонстрировали во многом схожую тактику поведения80. Важный вклад в изучение истории региональных отношений на Севере Европы был сделан В.Н. Барышниковым, опубликовавшим ряд работ по проблемам внешнеполитической ориентации стран Северной Европы. В них исследовались отношения Финляндии и СССР накануне и в период Второй мировой войны. Проблема политической и военной интеграции североевропейского региона также рассматривалась в контексте развития советско-финляндских взаимоотношений81. Вопросы взаимодействия северных стран были затронуты А.И. Рупасовым, исследовавшим отношения стран Европейского Севера с Советской Россией в 1920-1930-х гг. В трудах этого автора, многие из которых были созданы совместно с О.Н. Кеном, дана оценка позиции советской дипломатии в отношении политического сплочения северных стран, на формирование которой влияли (зачастую весьма причудливым образом) как объективные национальные интересы СССР в сфере безопасности и внешней торговли, так и идеологический фактор82. Таким образом, внешняя политика стран Северной Европы (в первую очередь, Швеции и Финляндии) анализировалась в широком международном контексте. 80 См., например: Репневский А. В. СССР-Норвегия: экономические отношения межвоенного двадцатилетия. Архангельск, 1997; Новикова И.Н. Между молотом и наковальней. Швеция в германо-российском противостоянии на Балтике в годы первой мировой войны. СПб., 2006; Подоплёкин А.О. Советско-норвежские отношения и трансформация внешней политики Норвегии в 1939-1955 гг. Автореф. дисс. … канд. ист. наук. -Архангельск, 2006; и др. 81 Барышников В.Н. От прохладного мира к Зимней войне: восточная политика Финляндии в 1930-е годы. СПб., 1997; Его же. К проблеме скандинавской ориентации Финляндии в 1930-е гг.// Скандинавские чтения 1998 года. Этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 1999. С. 238-246; Его же. О попытке создания в начале 1940 г. тройственного союза северных стран // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2000. 2. № 9. C. 18-29. 82 Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения. Середина 1920-х-начало 1930-х гг. СПб., 2001; Кен О., Рупасов А., Самуэльсон Л. Швеция в политике Москвы. 1930-1950-е годы. М., 2005; О.Н. Кен, А.И. Рупасов СССР, Швеция и коллективная безопасность // Исторические записки. 2005. Т. 8 (126). С. 195-238; Рупасов А.И. Гарантии. Безопасность. Нейтралитет. СССР и государства-лимитрофы в 1920-х – начале 1930-х гг. СПб., 2008. 38 Культурно-идеологические и гуманитарные аспекты взаимодействия северных стран были исследованы В.И. Фокиным. Во взаимоотношениях между народами стран Северной Европы в межвоенное двадцатилетие автор обращал особенное внимание на значение для их развития общей ментальности, духовных ценностей и цивилизационных ориентиров. При этом на политическом уровне эти страны заставляли держаться вместе международная нестабильность и усугублявшаяся проблема международной безопасности в регионе Балтийского моря83. Специфика подхода отечественных ученых к проблеме заключалась в том, что те или иные вехи северного сотрудничества изучались в контексте советскоскандинавских или советско-финских переговоров. Примечательно, что, в отличие от зарубежных коллег, отечественные исследователи до сих пор специально не обращались к истории развития сотрудничества между северными странами, имевшему место до 1945 г., а при выявлении особенностей северного сотрудничества во второй половине ХХ века уделяли, как представляется, недостаточно внимания предшествующему длительному опыту поисков странами Северной Европы точек сближения. Так, в современных диссертационных исследованиях, посвященных региональному сотрудничеству скандинавских стран после 1945 г., об истории развития регионального сотрудничества до 1939 г. практически не упоминается 84. Между тем, межвоенный период являлся весьма показательным с точки зрения выстраивания общей линии внешнеполитического поведения стран северного региона и, несомненно, заслуживает внимания при обозначении истоков послевоенной политики регионализма. 83 Фокин В.И. Проблема «Балтийского Локарно» в общественном сознании скандинавских стран в 20-30-е гг. ХХ в. // Скандинавские чтения -2006 (Отв. ред. И.Б.Губанов, Т.А. Шрадер). СПб., 2008. С.117-124; Его же. Отражение событий Северной войны в общественном сознании скандинавских стран в 20-30-е гг. ХХ в. // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы девятой ежегодной международной научной конференции (10-11 апреля 2007 г.) / Под ред. В.Н.Барышникова, П.А.Кротова. СПб., 2008. С. 96-106; Его же. Антифашистское движение и страны Северной Европы накануне Второй мировой войны // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Двенадцатой ежегодной научной конференции (14-15 апреля 2010 г.) / Под ред. В.Н.Барышникова, П.А.Кротова. СПб., 2011. С. 115-126. 84 Левакин А.Б. Региональное сотрудничество и проблемы безопасности: (Опыт скандинавских стран). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. –М., 1993; Зарецкая О.В. Регионализм во внешней политике Норвегии и Швеции (19452000 гг.). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. -Архангельск, 2008. 39 Кроме того, в отечественных исследованиях, затрагивающих проблематику северного сотрудничества в межвоенный период, акценты смещены в сторону политического аспекта взаимоотношений североевропейских стран, при этом аспекты, связанные с экономикой, культурой, общественной и духовной жизнью, остаются в стороне. Специальное исследование сотрудничества стран Северной Европы в 1920-е гг. как феномена международных отношений до сих пор не предпринимался отечественными специалистами. Это позволяет заключить, что тема регионального сотрудничества на Европейском Севере в 1918-1929 гг. до сих пор не вполне осмыслена в российской историографии, и существуют широкие возможности для её разработки. Источниковой базой данного исследования послужили следующие виды источников: дипломатические документы и переписка (как архивные, так и опубликованные); источники личного происхождения (мемуары и дневники); материалы прессы. В В диссертации первую очередь, Государственного использованы автором Архива, были документы привлечены Департамента внешней трёх архивов. материалы шведского политики (Riksarkivet, Utrikesdepartement), отражающие события 1920-х гг. Высокая информативность и тематическое разнообразие архивных документов шведской дипломатии обусловлены тем, что именно Швеция, как центральная и наиболее влиятельная страна в регионе, в межвоенный период чаще всего выступала инициатором переговоров о северном сотрудничестве. Она находилась в центре координации переговоров по этому вопросу и имела тесные международные контакты со всеми северными странами. Документы министерства иностранных дел Швеции освещают различные аспекты межгосударственного сотрудничества северных стран. Фонд HP 10 F (Försvarsväsen) «Система национальной обороны, вооруженные силы» включает в себя материалы по вопросам сотрудничества северных стран в 1920-е гг. в сфере безопасности. Особый интерес среди хранящихся в фонде документов 40 представляют донесения и отчеты дипломатов шведскому правительству относительно организации военного сотрудничества с Финляндией. В фонде HP 20 D («Nordiska ministermöten och skandinaviskt samarbete i allmänhet») «Встречи министров северных стран и общие вопросы скандинавского сотрудничества» содержатся протоколы встреч министров северных стран, дипломатическая переписка и корреспонденция, направленные посланниками Швеции в Европе в шведский МИД, представлявшие особенный интерес для данного исследования. Специально следует отметить обзоры зарубежной прессы по проблемам северного сотрудничества с пространными комментариями, направляемые в Стокгольм дипломатическими представителями Швеции из Северной и Западной Европы. Из фонда HP 64 D («Skandinaviska avtal och Skandinavisk samarbete») «Скандинавские сведения о договоры и сотрудничестве скандинавское сотрудничество» скандинавских стран в области почерпнуты социально- экономических вопросов, торговли и судоходства, таможенной политики и др., дополняющие политическую картину. Важным источником для создания целостной картины политических и экономических взаимосвязей в Северной Европе явились финские архивные материалы. Изучение документов Архива Министерства иностранных дел Финляндии (Ulkoasiainministeriön Arkisto, далее – UM) позволило выявить, какое место занимало скандинавское направление во внешней политике Финляндии. Из фондов этого архива были почерпнуты сведения относительно развития двусторонних шведско-финских дипломатических и военных отношений, а также экономического взаимодействия Финляндии со странами Скандинавского региона. Фонд 12 L включает в себя подборку различных по характеру документов, отражающих становление дипломатического диалога между Швецией и Финляндией в 1920-е гг. Материалы фонда 7D I освещают участие Финляндии в переговорах северных стран в сфере безопасности в 1929 г. Из фонда 7В были к 41 исследованию были привлечены документы, касающиеся североевропейского экономического сотрудничества. Роль советского фактора в региональных отношениях северных стран была проанализирована Российской на основании Федерации (АВП документов РФ), где Архива находится внешней политики богатая коллекция дипломатических документов, отражающих позицию НКИД в отношении внешней политики стран Северной Европы по различным аспектам. Знакомство с фондами 04, 05, 09, где собраны материалы соответственно секретариатов Г.В. Чичерина, М.М. Литвинова, Б.С. Стомонякова, позволило не только получить сведения, касающиеся многостороннего сотрудничества северных стран, но и уяснить мнение ведущих советских дипломатов по развитию политической ситуации на скандинавском направлении в 1920-е гг. В фондах 85/085 – Референтура по Дании, 116/0116 – Референтура по Норвегии, 135/0135 – Референтура по Финляндии , 140/0140 – Референтура по Швеции, 56-Б – Отдел печати НКИД СССР АВП РФ содержатся весьма подробные обзоры скандинавской и финской прессы, составленные советскими референтами. На основании их изучения стало возможным составить развернутое представление о том, каким образом и в каком тоне официальные печатные органы ведущих политических партий Северной Европы освещали шаги северных стран к политическому и экономическому сближению. Политика международных советского отношениях руководства играла значительную Балто-Скандинавского региона. роль в Документы советской внешней политики помогают понять, в каком свете северное сотрудничество представлялось и комментировалось официальными лицами правительств Северной Европы в отношении с Москвой, а также уяснить причины негативной позиции СССР в отношении «сколачивания скандинавского блока». Среди опубликованных дипломатических документов наибольший интерес для данного исследования представил сборник «Советско-норвежские отношения, 42 1917-1955 гг.». В нем содержатся ценные, в том числе не публиковавшиеся ранее, документы из Архива внешней политики Российской федерации и Архива министерства иностранных дел Норвегии. Знакомство с ними помогает прояснить позиции скандинавских (и, прежде всего, норвежского) правительств по принципиальным вопросам региональной политики в межвоенный период 85. Наряду с этим, важная информация касательно трактовки советскими дипломатическими представителями внешней политики скандинавских государств и Финляндии была почерпнута из сборника «Документы внешней политики СССР». Материалы сборника включают донесения и отчёты советских полпредов в Москву, записи их бесед с ведущими скандинавскими и финскими политиками, рекомендации посланникам в северных странах из наркомата по иностранным делам СССР, официальную дипломатическую переписку и многое другое, что позволяет определить отношение НКИД к процессу сближения северных стран и взглянуть на исследуемую проблему под новым углом зрения86. Необходимой задачей при анализе проблемы сотрудничества стран Северной Европы в 1920-е гг. стало определение политической позиции ведущих стран Западной Европы, имеющих непосредственные экономические, политические, стратегические интересы в североевропейском регионе, и особенностей их взаимоотношений со странами Европейского Севера. Наибольший интерес в этом отношении представляет политика Великобритании, а также Германии. Обширная подборка документов, освещающих историю внешней политики Великобритании и Германии в межвоенный период, позволяет составить представление о том, какую позицию правительства ведущих западноевропейских государств занимали в отношении стран североевропейского региона после Первой мировой войны 87. Провести комплексное исследование взаимоотношений стран Северной Европы было бы невозможно без изучения материалов скандинавской и финской 85 Советско-норвежские отношения. 1917-1955. Сб. документов / под ред. А.О. Чубарьяна, У. Ристе и др. М., 1997. Документы внешней политики СССР/ под. ред. Комиссии по изданию дипломатических документов МИД СССР (РФ). M., 1963-1967. Т. 8, 11, 12. 87 Documents on British Foreign Policy. Ser. III. Vol. IV, V. London, 1952; Documents on German Foreign Policy. Ser. D. Vol. VI-VIII. London; Washington, 1954, 1956, 1957. 86 43 прессы. Автором были привлечены материалы таких периодических изданий, как шведские «Stockholm Dagbladet», «Göteborgs Handels- och Sjöfartstidning», «Nya Dagligt Allehanda», «Social Demokraten», «Aftonbladet», норвежские «Morgenbladet», «Tidens Tegn», «Svenska Dagbladet», «Verdens Gang», датские «Berlingske Tidende», «Arbeiderbladet», «Politiken», финские «Helsingin Sanomat», «Hufvudstadsbladet», «Uusi Suomi», «Suomen Sosialidemokraatti». Кроме того, подробные тематические обзоры скандинавских и финских газет, дающие представление о реакции общественности на развитие взаимоотношений между северными странами, были исследованы при работе в архивах. Материалы прессы партий позволяют проследить развитие общественно-политической дискуссии по вопросам регионального сотрудничества на Севере Европы и более объективно охарактеризовать его содержание. В ходе исследования были использованы также ежегодные альманахи ведущих шведских журналов, которые хранятся в Королевской библиотеке в Стокгольме, а также в фондах Государственного Архива Швеции 88. Обширную группу источников составляют дневники, воспоминания и речи политических и общественных деятелей, современников описываемых событий. Отдельного упоминания заслуживают «Дипломатические дневники» А.М. Коллонтай, которая на протяжении своей дипломатической карьеры была теснейшим образом связана со Скандинавией89. До перевода в Стокгольм в 1930 г. Коллонтай занимала пост торгового, а затем – полномочного представителя СССР в Норвегии (1923-26, 1927-1930 гг.). Поддерживая политиками, тесные Коллонтай личные в своих контакты со многими мемуарах создает норвежскими широкую панораму политической жизни скандинавских стран (в первую очередь, Норвегии) в 1920-е гг., в число деталей которой входят, в частности, заметки о динамике взаимоотношений шведов и норвежцев в этот период. При упоминании вопроса о 88 89 Svenska dagbladets årsbok 1919-1940, Aftonbladet årsbok 1919-1940. Коллонтай А.М. Дипломатические дневники. 1922-1940. М., 2001. В 2 т. 44 Балтийском блоке, всё чаще возникавшего в скандинавской прессе к концу 1920-х гг., советский полпред прибегает к сдержано-негативной интонации, отмечая малую заинтересованность норвежцев в общескандинавском объединении. Ценные сведения политических государственных и были почерпнуты общественных деятелей, из деятелей которые – мемуаров скандинавских дипломатов, являлись политиков, инициаторами или непосредственными участниками дебатов о северном сотрудничестве. Р. Сандлер, К.Г. Вестман, Х. Кут, К.Г. Маннергейм, Э. Вигфорс, П. Мунк, Н. Херлиц, К.Ф. Хеерфорд, Э. Масенг, Э. Пальмшерна оставили воспоминания, отличающиеся тематической широтой90. Все авторы в разной степени касались вопросов сотрудничества между странами воспоминаниях внимание Северной Европы, обращая в своих на естественность развития межскандинавского взаимодействия. Документы личного происхождения явились ценным источником для определения взглядов высших политических кругов северных стран на развитие взаимоотношений внутри североевропейского региона. Почерпнутые из них сведения позволили уяснить особенности позиций правительственных кабинетов северных стран и различных политических групп в отношении «братских» стран. Апробация исследования. Содержание и выводы работы представлены в трех статьях в изданиях, включенных в список журналов рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ, а также в ряде статей в различных научных сборниках. Результаты работы апробированы на международных и российских научных конференциях 2007-2014 гг., на семинарах на кафедре истории нового и новейшего времени Исторического факультета Санкт90 Mannerheim G. Minnen. Stockholm, 1951. D. 1, 1882-1930; Munch P. Erindringer 1918-1924. Freden, genforeningen og de første efterkrigsaaren. København, 1963; Idem. Erindringer 1924-1933. Afrustningsforhandlinger og verdenskrise. København, 1964; Sandler R. Utrikespolitisk kringblick. Anföranden 1936. Stockholm, 1937; Idem. Strömväxlingar och ländomar. Anföranden 1937-1939. Stockholm, 1939; Westman K.G. Politiska anteckningar april 1917-augusti 1939. Stockholm, 1987; Koht H. Norway, neutral and invaded. New York, 1941; Wigforss E. Minnen. Bd. III (1932-1949). Stockholm, 1954; Herlitz N. När föreningarna Norden bildades. Minnen från 1918 och 1919 // Nordisk Tidskrift. 1959. S. 137-155; Heerfordt C.F. Et nyt Europa. Om middel og vej til samarbejde og politisk fred i vor verdensdel. Et diskussionsgrundlag. Fremsat af Dr. med. C.F.Heerfordt. København, 1925; Palmstierna E. Orostid. Politiska dagbocksanteckningar. Stockholm, 1952, 1953. Bd. I, II. 45 Петербургского Государственного Университета, на аспирантском семинаре кафедры всеобщей истории Исторического факультета Университета г.Турку (Финляндия), а также на семинаре докторантов, принимающих участие в международной исследовательской программе «Baltic Borderlands» Университета г. Грейфсвальд (Германия). Структура исследования включает в себя введение, три главы, подразделенные на параграфы, заключение, список использованных источников и литературы и приложения. Структура работы основана на проблемно- хронологическом принципе. 46 Глава I. Поиск путей сотрудничества между странами Северной Европы § 1.1. Скандинавизм и исторические предпосылки северного сотрудничества Образ «единой Северной Европы» как особого географического региона, для населения которого характерна этническая монолитность, культурная, лингвистическая, ментальная, духовная близость, общность мировосприятия и жизненных ценностей, формировался в течение столетий, как в глазах окружающего мира, так и в сознании его жителей. Однако зарождение концепции северного сотрудничества в её современном виде – как добровольного обоюдовыгодного взаимодействия скандинавских стран для достижения определенных совместных целей государственной политики – относится к первой половине XIX века. Современный североевропейский регион сложился в эпоху наполеоновских войн. В течение нескольких лет, 1809-1815 гг., на политической карте Северной Европы произошли серьёзные изменения. Эпоха датского и шведского могущества завершились, Финляндия стала частью Российской Империи, Норвегия, вступившая в государственную унию со Швецией, обрела значительную самостоятельность во внутренних делах. Установлению связей между странами региона, в их новых границах, способствовало мощное течение скандинавизма, возникшее в общественно-политической жизни Скандинавии на волне усиления либеральных демократических тенденций и роста национальных движений, получивших активное распространение в Европе после Венского конгресса91. Новое восприятие скандинавскими народами своего жизненного пространства как «общей исторической Родины» сделало идею политического сотрудничества на Севере Европы в XIX веке – время бурного культурного развития скандинавских стран – неотъемлемым атрибутом мироощущения скандинавских народов и важнейшим фактором развития национального 91 См. подробнее: Det nya Norden efter Napoleon / ed. by M. Engman & Å. Sandström). Stockholm, 2004. 47 самосознания, что определило формирование нового взгляда на ценность региональных межнациональных связей. Скандинавизм зародился как идейно-культурное движение и со временем приобрел также отдельные черты специфического общественно-политического движения на стыке либерализма и национализма. С 1830-х гг. скандинавизм начал завоёвывать бурную поддержку в интеллектуальной среде, прежде всего, Дании и Швеции – в особенности среди университетской молодежи. Обращаясь к историческому прошлому и древней культуре своей страны в поисках истоков государственности и духовности своего народа, скандинавские ученые, мыслители, писатели обнаруживали неразрывную связь с соседними северными государствами в языковой, политической, законодательной, религиозной, культурной сферах, в ценностных установках и образе мышления. В этом свете череда многочисленных датско-шведских конфликтов и конфронтации в недавнем прошлом представлялась скандинавистами как тяжёлый период трагического национального раскола Скандинавии, который скандинавские народы, осознавшие «ошибки прошлого», должны были преодолеть в ближайшем будущем. Прочитанное впервые в стенах Лундского собора в 1829 г. стихотворение великого шведского поэта Э. Тегнера, в котором объявлялось, что «Время раздоров прошло», вкупе с последовавшим за этим жестом «примирения двух народов», когда Тегнер протянул предназначавшийся ему по случаю присуждения учёной степени лавровый венок датскому поэту А. Эленшлегеру, считается «отправной точкой» в развитии «литературного скандинавизма» XIX века, и шире – символом возрождающегося духовного единства скандинавских стран92. К середине XIX века движение скандинавизма получило широкое распространение в обществе (прежде всего, среди представителей интеллигенции) благодаря пропаганде в литературе, прессе и студенческих кругах. 92 См.: Hemstad R. Proto-skandinavisme og opptakten til skandinavisk samarbeid // Formandet av det nya Norden: om Norden och det nordiska under och efter Napoleonkrigen. Visby, 2005. S. 40-48. 48 Скандинависты стремились, в первую очередь, к культурной консолидации региона – в этот процесс были активно вовлечены академические круги Дании и Швеции. Начиная с 1840-х гг. и до середины 1870-х (а именно, в 1843, 1845, 1856, 1862, 1869, 1876 гг.) в университетах Копенгагена, Лунда, Упсалы, Кристиании периодически проводились грандиозные по размаху встречи скандинавского студенчества, длившиеся в течение нескольких недель и собиравшие от 1000 до 1600 участников - студентов и профессоров из скандинавских университетов93. Многие из этих студентов становились впоследствии влиятельными людьми в скандинавском обществе, занимая высокие государственные посты либо связывая жизнь с промышленностью, коммерцией, наукой: так, идеи «скандинавизма» проникали в круги правительственной, финансовой и интеллектуальной элиты. «Студенческий современниками скандинавизм» за 1840-1850-х гг., чрезмерную напыщенность впрочем, и пафос критиковался в «воспевании совместного прошлого» и обильную сентиментальную риторику, но отсутствие конкретных действий94. Зародившийся под воздействием как романтического либерализма первой половины ХIХ века, так и частично политических волнений в Европе 1830-1840-х гг., скандинавизм изначально не представлял из себя политическую идеологию, являясь самобытным идейным течением либерального толка, которое можно охарактеризовать как своеобразный вид «скандинавского патриотизма» или «скандинавского национализма». Его идеалы, между тем, во многом отвечали и политическим интересам государственной элиты двух, в прошлом «великих держав Севера» – Швеции и Дании. 93 См., например: Frängsmyr C. Uppsala Universitet 1852-1916. Uppsala, 2010. S. 439-484. В сравнении с массовыми народными движениями за национальное объединение, развернувшимися в это время в германском и итальянском обществе, «витание в облаках», присущее сторонникам скандинавизма на раннем этапе, придавало этому движению, культивируемому в основном в среде беспечной студенческой молодёжи, несколько несерьёзный, фривольный, «факультативный» характер, ввиду чего ему присваивались и такие эпитеты как «скандинавизм выходного дня» или «пунш-скандинавизм». См., например: Götz N. Norden: Structures That Do Not Make a Region // European Review of History—Revue européenne d’Histoire. 2003. Vol. 10. № 2. P. 338; Holmberg Å . On the practicability of Scandinavianism: Mid-nineteenth-century debate and aspirations // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. № 1. P. 171. 94 49 Стимулами для планирования организации северного сотрудничества на уровне высшей государственной власти послужили, с одной стороны, надежды на обеспечение совместными усилиями экономического процветания Скандинавии (скандинавские идеологи ратовали за экономическое объединение региона по образцу успешного Германского таможенного союза, образованного в это время под эгидой Пруссии), с другой – стремления заручиться дополнительной военной поддержкой «братских стран» на случай обострения отношений с опасными соседями. В качестве конечной цели виделось создание некоего военнополитического союза скандинавских стран. Для датчан скандинавская поддержка означала возможность более успешно противостоять росту германского национализма в Шлезвиге; в Швеции учитывалась необходимость создания противовеса расширению интересов Российской империи на запад 95. В среде шведских консерваторов идея северного солидарности подкреплялась амбициями вернуть потерянную в 1809 г. Финляндию. Проект скандинавского династического союза в середине XIX века также был близок сердцу шведских королей – Оскара I и Карла XV. Европейские события, связанные с объединением Италии и Германии, вызывали к жизни мысли о заключении конституционной унии и политической реставрации «великой Скандинавии», путь к возрождению которой должен был лежать, однако, не через кровавые битвы, а через мирную дипломатию и развитие политического сотрудничества. Таким образом, скандинавизму XIX века были присущи черты идейно-политического течения и до середины 1860-х гг. он являлся своеобразной «ширмой», опорной символической концепцией для взаимовыгодного осуществления государственных устремлений Дании и Швеции96. 95 Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering 1919-1953. Lund, 1994. S. 38-41. «Насущность» потребностей скандинавских стран в объединении в середине XIX века, по мнению О. Хольмберга, не стоит преувеличивать: «Властного экономического интереса северное единство ни для Швеции, ни для Скандинавии вообще не представляло. Скандинавизм был и остался движением идейным и политическим». Цит. по: Кан А.С. Есть ли у северного сотрудничества исторические традиции? // Скандинавский сборник. 1982. Т. XXVII. C. 223. 96 50 В течение 1860-х гг. пан-скандинавское течение претерпело значительные изменения. Расчеты на возможность политического сотрудничества скандинавских стран рухнули с началом датско-прусской войны в 1864 г., в результате которой Дания, напрасно ожидавшая военной помощи со Скандинавского полуострова, унизительно вынуждена была отказаться от Шлезвига и Гольштейна в пользу Пруссии. Этот горький опыт позволил датчанам усвоить, сколь незначительна концепция «единой Скандинавии» с точки зрения реальной политики. Произошедший в последней трети XIX века подъем национальных настроений в Норвегии ввёл «северное сотрудничество» в круг не просто нежелательных, но антипатриотичных тем и в норвежском обществе. В целом, движение скандинавизма в XIX веке, по справедливому замечанию В.В. Рогинского, «способствовало усилению общескандинавской солидарности, но никоим образом не привело к стиранию национальной идентичности каждой из наций Северной Европы»97. Несмотря на глубокое разочарование датчан в скандинавском политическом проекте, идеи скандинавизма продолжали развиваться в интеллектуальной среде, находя дальнейшее воплощение в менее грандиозных, чем «союз скандинавских государств», проектах межскандинавского взаимодействия на культурном, общественном, сотрудничество социально-политическом скандинавских уровнях. В профессиональных их число входили организаций, попытки унификации законодательства, создание общескандинавской системы мер и весов, составление словарей скандинавских языков и антологий скандинавской литературы, пересмотр школьных учебников в соответствии с принципами «северной солидарности», встречи ведущих скандинавских экономистов для обсуждения перспектив таможенного союза и т.д.98 Дискредитация амбициозного проекта «новой Кальмарской унии», окрашенного в националистические тона, побудила сторонников углубления 97 Рогинский В.В. Исторический путь Швеции в Новое время: от многонациональной мини-империи к национальному государству // Шведы: сущность и метаморфозы идентичности. М., 2008. С. 99. 98 Holmberg Å. On the practicability of Scandinavianism... P. 171-182. 51 «северного сотрудничества» сосредоточить свою деятельность на проектах гражданского сотрудничества, непосредственными участниками которого могли стать самые широкие слои населения. Этот подход позволил постепенно, избегая крайностей идеологического радикализма, воспитать в общественном сознании чувство «северного патриотизма», а также наладить сеть обоюдовыгодных трансграничных контактов. Такая схема сотрудничества, выработанная за период 1864-1920 гг., оказалась гораздо более эффективной – особенно в сравнении с проектами скандинавского союза середины XIX в., с их идеализацией общего прошлого и несовместимостью с политической реальностью. По мнению «скандинавистов», созданная атмосфера доверия и сотрудничества между народами помогла бы в перспективе достичь лучшего взаимопонимания и на политическом уровне. Таким образом, к последней четверти XIX века акценты скандинавизма, в силу сложившихся обстоятельств, сместились в направлении культурного и функционального сотрудничества, и к концу столетия движение возродилось с новой силой99. Это позволяет обозначить его в исторической перспективе как «новый скандинавизм». Именно к этому времени относятся «истоки» северного сотрудничества, которое «развилось полностью в нашем (двадцатом – М.К.) веке»100. За пятьдесят лет (вплоть до 1918 г.) в сфере «практического скандинавизма» удалось достичь очевидных успехов. Так, в начале 1870-х гг. был образован Северный почтовый союз. Весьма примечательным стал начатый в 1860-х гг. проект по сближению правил правописания иностранных слов в скандинавских языках, объединивший филологов и лингвистов из скандинавских стран 101. В перспективе предполагалось пойти дальше и создать единый письменный язык 99 О развитии культурного скандинавизма на протяжении XIX века см. подробнее: Ekman K.H. «Mitt hems gränser vidgades»: En studie i den kulturella skandinavismen under 1800-talet. Göteborg, 2010. 100 Кан А.С. Есть ли у северного сотрудничества исторические традиции?... С. 229. 101 Hermansson N.S. Nordiska bilaterala kulturfonden och föreningar. Tillkomst och verksamhet. URL: http:// www.ifa.de/fileadmin/content/informationsforum/online_services/downloads_europanetz/bilatfondNordisc.pdf (дата обращения: 24.04.2014) 52 для всех скандинавских народов102. Хотя усилия в этом направлении не увенчались конкретными результатами, с середины 1870-х гг. преподаватели из стран Северной Европы, вдохновленные первыми инициативами, начали съезжаться на регулярные педагогические конференции. Десятью годами позже, с середины 1880-х гг., стали проводиться периодические встречи скандинавских юристов для гармонизации частного права, торгового и коммерческого законодательства в отношении товарных знаков, страхования, морских перевозок, отдельных аспектов семейного права и др.: наиболее перспективные из списка принятых реформ сохранялись в действии в течение всего ХХ века 103. Активные действия предпринимались и для сближения северных стран в экономической сфере. В 1863 г. произошла первая встреча скандинавских экономистов, которые в последней трети XIX века продолжали обсуждение одного из актуальных экономических вопросов того времени – создания скандинавского таможенного союза, ориентированного на германский образец 104. Немаловажным итогом этих встреч стало заключение 18 декабря 1872 г. Скандинавской валютной унии, просуществовавшей до начала Первой мировой войны. Для кроны и эре Швеции, Дании и Норвегии был установлен одинаковый золотой паритет и валюта одной страны получила свободное хождение в двух соседних105. Свидетельством стремлений стран Северной Европы к сотрудничеству в экономике явился и ряд совместных промышленных, сельскохозяйственных и художественных скандинавских выставок, проведенных в 1872 и 1888 гг. в Копенгагене, а затем (в 1893 и 1914 гг.) в городах соседней Швеции106. 102 Østergård U. The Geopolitics of Nordic Identity – From Composite States to Nation States // The Cultural Construction of Norden. Oslo, 1997. P. 43. 103 См.: Blomstrand S. Nordic Co-operation on Legislation in the Field of Private Law // Scandinavian Studies in Law. 2000. Vol. 39. P. 59-77. URL: http://www.scandinavianlaw.se/pdf/39-4.pdf (дата обращения: 24.04.2014). 104 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries: achievements and obstacles. Stockholm, 1981. P. 20-21. 105 Henriksen I., Kærgård N. The Scandinavian Currency Union 1875–1914// The History of International Monetary Arrengements. New York, 1995. P. 91-112; Bergman M. Do Monetary Unions Make Economic Sense? Evidence from the Scandinavian Currency Union, 1873-1913 // Scandinavian Journal of Economics. 1999. Vol. 101. № 3. P. 363-377. 106 Østergård U. Op. cit. P. 43. 53 В конце XIX века укрепилась традиция сотрудничества прогрессивных демократических сил скандинавских стран. С 1886 г. представители рабочего движения и социал-демократических партий начали проводить совместные Северные конгрессы. Вкупе с созданной к концу XIX века разветвленной сетью общескандинавских профсоюзов, они быстро превратились в одну из главных движущих сил межскандинавского сближения, подкрепляемого в конце XIX века также общими скандинавской пацифистскими, общественности107. антимилитаристскими В 1907 г. впервые устремлениями была проведена конференция скандинавских министров труда и социальных дел, что явилось одним из отголосков всплеска рабочего движения в Скандинавии (с 1930-х гг. совещания стали регулярными)108. Энтузиазм новой волны скандинавизма в этот период захватил широкие слои населения, вызывая стремление внести посильный вклад в укрепление «скандинавского единства». Так, предприниматель и дипломат, шведсконорвежский консул в Кейптауне Якоб Леттерштедт в своём завещании в 1862 г. пожертвовал сумму в 50 миллионов шведских крон на развитие и укрепление сотрудничества между тремя братскими скандинавскими народами 109. Образованное в 1875 г. в Стокгольме Леттерштедсткое общество (Letterstedtska föreningen), в соответствии с волей дарителя, с 1878 г. приступило к выпуску Северного журнала науки, искусства и промышленности. Не менее щедрое пожертвование с целью поощрения культурного сотрудничества между северными странами было совершено вдовой датского промышленника Кларой Лахман в 1920 г.110 «Золотая осень» северного сотрудничества, новый расцвет которого пришелся на 1902-1904 гг., была резко прервана «северной зимой», наступившей вследствие одностороннего расторжения норвежским стортингом 7 июня 1905 г. 107 Halvorsen S. Scandinavian Trade Unions in the Eighteen-nineties, with Special Reference to the Scandinavian Stonemasons’ Union // Scandinavian Journal of History. 1988. Vol. 13. P. 3–21. 108 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries... P. 213-215. 109 Hermansson N.S. Nordiska bilaterala kulturfonden och föreningar… 110 Ibid. 54 Шведско-норвежской государственной унии со Швецией111. Чувство горечи и обоюдного разочарования, которое оставило расторжение действовавшего почти столетие договора по обе стороны новой государственной границы, обусловило возникновение психологического барьера для дальнейшего развития скандинавских инициатив. В этом отношении представляется закономерным, что первые меры по преодолению этого барьера были приняты датчанами. В 1907 г., по инициативе датских парламентариев (представителей правящих в это время либеральных партий), был учрежден Северный Межпарламентский Союз (СМС). Он должен был представлять собой региональный «филиал» европейского Межпарламентского Союза, основанного в 1889 г. для обсуждения вопросов мира, международного правосудия и сотрудничества 112. В рамках СМС, первая сессия которого прошла в 1907 г. в Копенгагене, делегаты от скандинавских парламентов113 получили возможность согласовывать свои позиции и обмениваться мнениями по международным проблемам непосредственно накануне широких международных встреч114. Однако уже с 1911 г. – по прошествии периода отчужденности и взаимного недовольства шведских и норвежских властей – в круг обсуждений были включены темы, связанные со специфически скандинавскими реалиями и интересами. Впервые, таким образом, на уровне гармонизации межгосударственных гражданского переговоров права, семейного были затронуты вопросы законодательства, развития скандинавского сотрудничества в области экономики115. Не имевший постоянного бюрократического аппарата, СМС с 1907 до 1957 г. (с перерывом в годы Второй мировой войны) проводил, попеременно в каждой из 111 Подробнее об этом см.: Hemstad R. Fra Indian Summer til nordisk vinter. Skandinavisk samarbeid, skandinavisme og unionsupplosningen. Oslo, 2008; Lindgren R.E. Norway-Sweden: Union, Disunion and the Scandinavian Integration. Princeton, 1959. 112 См.: Larsen K. Scandinavian grass roots: from peace movements to Nordic Council // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. № 1. P. 185-189. 113 Представители Финляндии присоединились к работе СМС на равных условиях в 1923 г. Исландия также была принята в СМС, однако исландская делегация являлась самой малочисленной. См.: Kettunen P. The Nordic model and the International Labour Organisation // Regional Cooperation and International Organizations: The Nordic Model in Transnational Alignment. London, 2009. P. 71. 114 Andersson S.V. The Nordic Council. A study of Scandinavian Regionalism. Stockholm, 1967. P. 15-17. 115 Larsen K. Op. cit. P. 190-195. 55 северных стран, двухдневные ежегодные сессии. В них принимали участие от десяти до пятнадцати представителей от национальных парламентов северных стран и иногда (в зависимости от особенностей повестки дня) – члены кабинетов министров116. Учреждение СМС составило, таким образом, важную веху в процессе институционализации сотрудничества северных стран. Тот факт, что к этому были привлечены именно парламенты, а не правительства стран Северной Европы, подчеркивал добровольный и равноправный характер этого процесса, определение путей развития которого находилось Первой мировой войны в руках «народных избранников». Обстоятельства придали региональному сотрудничеству малых стран Северной Европы ту динамику и конкретный практический смысл, которых оно было, в сущности, лишено в предшествующий период. В годы Первой мировой войны общность внешнеполитических интересов скандинавских народов, а также практическая польза от регионального товарообмена впервые выявились столь отчётливо. Решение совместных задач, касающихся обеспечения безопасности скандинавского региона, помогло актуализировать межскандинавские связи и преодолеть память о соседских раздорах. Очевидно, что только с началом мировой войны эмоциональность, взаимная подозрительность, априорный негативизм и предвзятость, определявшие тональность диалога шведских и норвежских политиков, уступили место более прагматичным и бесстрастным оценкам перспектив региональных взаимоотношений. Ещё в начале 1910-х гг., в ситуации обострения международной обстановки, скандинавскими правительствами были предприняты меры с целью установления большего взаимопонимания между «братскими странами». Тщательное согласование позиций требовалось, кроме прочего, ввиду имеющихся между Норвегией и Швецией расхождениях в вопросах внешнеполитической ориентации. В Норвегии, с учетом её стратегических интересов, делали ставку на 116 Ibid. 56 трансатлантическое сотрудничество с Великобританией. В то же время в Швеции усиливавшие своё влияние консерваторы проводили отчётливо прогерманскую линию. Германофильские настроения не находили в Осло ни понимания, ни поддержки. Складывающаяся ситуация давала повод опасаться раскола нейтрального «скандинавского фронта» в случае начала войны между великими державами. Восстановлению доверия между Швецией, Данией и Норвегией способствовала подписанная ими в 1912 г. Декларация об общих правилах нейтралитета. Основным содержанием этого документа стали уточнения относительно соблюдения прав нейтральных скандинавских стран в случае разворачивания военных действий в Балтийском и Северном морях117. Для внесения любых изменений в о Декларацию требовалось единогласное одобрение всех участников. Так, согласование правил нейтралитета призвано было подчеркнуть общее намерение правительств скандинавских стран воздержаться от участия в будущей войне, но не означало их отказа от собственной внешнеполитической ориентации в пользу общескандинавской позиции. Начало мировой войны и развертывание боевых действий в северных морях ещё теснее сплотили страны Скандинавии. Политика нейтралитета стала для северных стран политической и концептуальной основой солидарности, пацифизма и обособления скандинавского «острова мира» от бушующего в огне войны европейского континента. Демонстрацией их возросшего внимания к вопросам северной солидарности стала встреча монархов трёх скандинавских королевств в шведском Мальмё 18-19 декабря 1914 г.118 В приглашениях к датскому монарху Кристиану X и норвежскому королю Хокону VII инициатор встречи, король Швеции Густав V, называл «момент для сближения как нельзя более подходящим», а саму встречу – необходимой для 117 См.: Declaration by Norway, Denmark and Sweden Relative to the Establishment of Uniform rules of Neutrality 21.12.1912 // The American journal of International Law. 1913. Vol. 7. № 3. P. 187 -191. 118 Hoelseth D. «En svensk-norsk union av det rätta slaget». Forholdet mellom kongehusene i Norge og Sverige 1905-1929 // Goda grannar eller morska motståndare? Sverige och Norge från 1814 till idag. Stockholm, 2005. S. 47-50. 57 обсуждения «наших общих интересов как нейтральных государств»119. Второй целью, которую преследовала в этом приглашении шведская дипломатия, было улучшение отношений с соседней Норвегией, которые продолжали оставаться весьма прохладными после разрыва унии в 1905 г. Предполагалось, что встреча королей будет иметь скорее символическое, нежели практическое значение. Она в действительности стала знаковым событием и в немалой степени способствовала укреплению скандинавской солидарности – ведь монархи этих стран впервые в истории нового времени провели официальную совместную конференцию. Тем самым был заложен фундамент для «практического скандинавизма» в новой обстановке120. Контакты между скандинавскими странами как на гражданском, так и на официальном политическом уровне в период войны стали регулярными121. Наметившемуся сближению способствовало также падение германофильских правительственных кабинетов в Швеции осенью 1917 г.122 Усиление, ввиду товарного дефицита военного времени и нарушения традиционных балтийских морских путей торговли, скандинавского товарообмена внесло ещё более позитивные изменения в отношения между северными странами: расширение товарооборота позволило стабилизировать обеспечение товарами и сырьем как гражданского населения, так и промышленных предприятий. Это, в свою очередь, значительно снижало социальную напряженность и, как следствие, укрепляло авторитет власти. Буржуазные круги, в руках которых находились бразды правления, смогли, таким образом, оценить на практике выгоды скандинавского сотрудничества на практике. 119 Ibid. См.: Håstad E. Sveriges historia under 1900-talet. Unionskris, neutralitet, reformer, vårt lands politiska utveckling under 6 decennier. Stockholm, 1958. S. 53. 121 В целом, за период 1905-1929 гг. было организовано и проведено более ста новых серий встреч. См.: Hemstad R. Fra Indian Summer til nordisk vinter. Skandinavisk samarbeid, skandinavisme og unionsupplosningen. Oslo, 2008. S. 614620. 122 Кан А.С. Новейшая история Швеции. М., 1964. С. 70. 120 58 Наиболее ярким проявлением скандинавской солидарности в военный период явилась вторая встреча королей, организованная одновременно с конференцией скандинавских премьер-министров и министров иностранных дел в ноябре-декабре 1917 г. в норвежской столице. Инициатива, как и прежде, исходила от шведского короля, который теперь посетил Христианию впервые после событий 1905 г. В своей речи на торжественном обеде Густав V призвал, для «излечения ран, нанесенных идее объединения Скандинавского полуострова разрывом союза в 1905 году», создать «новое объединение, но не по старому образцу, но союз разума и сердец, жизненная сила которого будет больше и стабильнее, чем раньше»123. Традиция проведения официальных периодических встреч глав скандинавских государств как нельзя лучше способствовала обозначенной цели. Так, «королевские рукопожатия в Кристиании похоронили тяжкие воспоминания о 1905 годе»124. В сентябре 1918 г. норвежский король Хокон VII нанёс ответный визит в Стокгольм. Следующая встреча должна была в скором времени состояться в Дании, однако трагическая кончина младшего сына короля Густава V, герцога Эрика, в сентябре 1918 г. нарушила намеченный график и прервала зарождающуюся практику, которая так и не успела стать традицией125 (очередную официальную встречу скандинавских монархов удалось провести лишь в 1938 г.). Опыт совместного преодоления трудностей военного времени оказал решающее влияние на сближение скандинавских стран, заложив основу для дальнейшего, более систематического развития межскандинавских контактов. Особенности социально-политического развития стран Северной Европы после Первой мировой войны, стремительная демократизация всех сфер государственной жизни также располагали к оживлению скандинавского диалога. Актуальная идея всеобщего демократического мира, социальной гармонии и справедливости, в сочетании с идеалами скандинавизма и позитивным опытом 123 Hadenius S., Molin B.,Wieslander H. Sverige efter 1900: En modern politisk historia. Stockholm, 1972. S. 84. Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden 1918-1939. Oxford, 1949. P. 138. 125 Hoelseth D. «En svensk-norsk union av det rätta slaget»... S. 47-50. 124 59 сотрудничества военного времени, определила возникновение невиданного бума в скандинавском сотрудничестве на неофициальном, гражданском уровне уже в начале 1920-х годов. Наиболее распространенной формой этого сотрудничества стали многочисленные северные конгрессы, на которые собирались объединенные общим интересом, профессией или социальным статусом группы или организации из северных стран. Члены национальных парламентов, работодатели, врачи, судовладельцы, чиновники, банкиры, фермеры, спортсмены, музыканты, театральные критики, рестораторы, пчеловоды, учёные, туристические фирмы, скауты, издатели и даже трезвенники восприняли практику регулярных встреч со своими «скандинавскими братьями» с большим энтузиазмом126. Значительно усилились практические связи между организациями самого различного толка, административными органами, образовательными учреждениями северных стран. В 1920-е гг. трансграничное сотрудничество профессиональных и предпринимательских организаций в регионе Северной Европы приобрело такой размах, что обнаружить области, не отмеченной им, практически невозможно: в определенном смысле оно имело сходство с массовым народным движением. В то же время в послевоенное десятилетие в двух странах региона – Норвегии и Финляндии, которые лишь недавно обрели долгожданный государственный суверенитет – продолжался деликатный и кропотливый процесс формирования национальной идентичности и самоопределения, а их политические структуры были достаточно молоды. В свете этого, исходившие из Дании и Швеции (стран, не только обладавшими более сильными позициями как во внутренней, так и во внешней политике, но, к тому же, в прошлом являвшимися метрополиями для норвежцев и финнов) предложения о «северном единении» зачастую вызывали достаточно резкие и болезненные реакции со стороны норвежской и финской общественности и правительств. В одних странах 126 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries... P. 89. 60 региона северное сотрудничество воспринималось, таким образом, отнюдь не столь полезным и безобидным предприятием, каким оно виделось в других. Незрелость идеи политического, военного или экономического союза стран Скандинавии после окончания мировой войны не преуменьшала, однако, стремления населения северных стран сблизиться на основе возвращения к общим культурно-историческим корням. Обретенный в годы Первой мировой войны опыт успешного сотрудничества скандинавских стран также требовал своего рационального осмысления. Идея создания некой региональной организации, способной и впредь координировать и развивать скандинавское взаимодействие на постоянной основе, продолжала витать в воздухе. Такой организацией стали образованные в конце 1910-х гг. Северные ассоциации (СА) или общества «Нурден»127. 127 «Föreningen Norden» (сканд.), «The Nordic Societies» (англ.), «Pohjola-Norden» (фин.). В настоящий момент в странах балтийского региона (включая прибалтийские государства и Россию) действуют более 600 филиалов Северных ассоциаций; первое российское отделение с офисом в Санкт-Петербурге было образовано в 1996 г. URL: http://www.norden.spb.ru/ (дата обращения 24.04.2014). 61 § 1.2. Образование Северных ассоциаций Ещё в конце XIX века в северных странах появились организации под названием «Нурден» (то есть «Север», «Северная Европа»). Концепция их деятельности строилась на представлениях об особой глубокой общности северных стран, которую следовало культивировать, развивать и укреплять. Их работа оказалась, однако, в скором времени свернута ввиду кризиса идей скандинавской солидарности, обусловленного расторжением шведско- норвежской государственной унии в 1905 г. Впоследствии, в годы Первой мировой войны, в Скандинавии была создана широкая сеть региональных связей между предпринимательскими, профессиональными, административными, кооперативными организациями, основанных, в первую очередь, на вопросах товароснабжения128. В результате центростремительных процессов прежние идеи о скандинавском братстве обрели новое звучание. Первая попытка возобновления деятельности по регулированию и развитию контактов между скандинавскими странами была предпринята в июне 1915 г. норвежцами – дипломатом и учёным Фритьофом Нансеном, юристом Эдвардом Хагерупом Буллем и крупным судовладельцем и лидером либеральной партии Венстре, крупнейшей на то время в норвежском парламенте, Юханом Людвигом Мувинкелем. У себя на родине, однако, где продолжали бурлить сильные национальные чувства, эти активисты не получили поддержки, что побудило норвежцев временно отказаться от энергичных действий129. В то же время в Дании, территория которой в годы войны подвергалась наибольшей военной опасности, появилось значительное число сторонников углубления скандинавских контактов. Наиболее последовательно идея северного 128 Наиболее характерными примерами институциональной организации административно-политического сотрудничества, установленного между скандинавскими странами в годы Первой мировой войны, стало образование Северного Административного Союза в сентябре 1918 г. и возобновление в период 1919-1920 гг. международных встреч скандинавских юристов и экономистов. (Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S.53). 129 Hansen S.O. Drømmen om Norden. Der norske foreningen Norden og det nordiske samarbeidet 1919-1994. Oslo, 1994. S. 18. 62 сотрудничества развивалась двумя датскими «скандинавистами» – Александром Фоссом (председателем Промышленного совета Дании) и Кристианом Фредериком Хеерфордом (профессиональным врачом и активным общественным деятелем). Если во взглядах Фосса, представителя влиятельных буржуазных кругов, превалировали в основном экономические мотивы, Хеерфорд привлекал внимание к политическим аспектам объединения, ратуя за заключение оборонительного союза Дании, Швеции и Норвегии как конечную цель сотрудничества130. В своих многочисленных агитационных работах Хеерфорд доказывал целесообразность объединения малых северных стран в единую, влиятельную международную структуру131. Первым шагом на этом пути должно было стать создание во всех скандинавских странах специальных организаций «Нурден». С точки зрения Хеерфорда, они должны были сыграть роль временных вспомогательных структур при правительствах северных стран, ответственных за принятие совместных политических и экономических программ и подготовку будущего оборонительного союза132. В нервозной обстановке военного времени, однако, переход дискуссии в область тематики, связанной с вопросами совместной обороны, немедленно воздвигал препятствия для продолжения обсуждения идеи Северных Ассоциаций как таковой. Увещевания датского энтузиаста расценивались большинством как «фантастические и нелепые»133 – не в последнюю очередь потому, что роль безоговорочного лидера в «северном союзе» Хеерфорд отводил самой крупной и влиятельной из стран региона – Швеции. Подобная расстановка политических приоритетов, закономерным образом, априори вызывала отторжение в других скандинавских странах. 130 Herlitz N. När föreningarna Norden bildades. Minnen från 1918 och 1919 // Nordisk tidskrift för vetenskap, konst och industri. 1959. Vol. 35. S. 141; Janfelt M. Att leva i den bästa av världar. Föreningarna Nordens syn på Norden 1919-1933. Stockholm, 2005. S. 21-23. 131 См., например: Heerfordt C.E. Om oprettelsen af Den Danske Forening for Nordisk Samarbejde. København, 1917. 132 Подробнее см.: Corneliussen C. Dr. Heerfordt and his Inter-War Plans for European Unity// Revue d histoire Nordique /Nordic Historical Review. 2009. Vol. 8. P. 71-86. 133 Herlitz N. När föreningarna Norden bildades… S. 148-151; Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 20. 63 Впрочем, не столько разброс мнений среди «скандинавистов» насчет принципиальной мотивации сотрудничества, сколько подступившая к границам Скандинавии мировая война делала процесс поиска подходящей формы организации скандинавского сотрудничества крайне затруднительным. Трудности были связаны, в первую очередь, с укоренившимся в скандинавском обществе убеждением, что для малых скандинавских стран выжидательная политика строгого нейтралитета предпочтительнее, чем абстрактная скандинавская коалиция. Союз с соседями воспринимался как неэффективное и ненадёжное объединение в военном смысле, а также едва ли возможное в политическом – ввиду диаметрально противоположной внешнеполитической ориентации Норвегии и Швеции. Одной из главных причин нежизнеспособности проекта скандинавского оборонительного соглашения являлось отсутствие четких представлений о действительном источнике военной угрозы для всего региона. Для датчан «скандинавский союз» имел целью предотвратить германское вторжение в южные районы Скандинавии. Наиболее дружественную странам Антанты позицию занимало норвежское правительство. Напротив, сильные германофильские настроения шведских монархистов побуждали усматривать в их увлеченности идеей регионального союза стремление к созданию коалиции малых северных стран, послушной кайзеру. По мнению возглавлявшего шведскую группу Северного Межпарламентского Совета Т. Адельярда, стремление шведских правых к созданию скандинавского союза носило в данной ситуации очевидно «провокационный характер»134. Тем не менее, проект, который в первые годы войны представлялся абстрактным и несвоевременным, к 1917 г. под влиянием практических успехов налаженного за 1916-1917 гг. скандинавского товарообмена вновь оказался на повестке дня. Мысль о создании специального института для упорядочивания 134 Andersson J.A. Nordiskt samarbete: som det är skapat och format // Nordisk tidskrift för vetenskap, konst och industri. 1995. № 71. S. 330. 64 существующих и организации дальнейших взаимовыгодных отношений между скандинавскими странами завоевывала всё больше сторонников в среде влиятельной скандинавской буржуазии. Из состояния «бесплодного брожения» идея северного сотрудничества была выведена датчанами 135. В июне 1917 г. в Копенгагене было основано «Объединение для северного сотрудничества» – некоммерческая общественная организация, на базе которой в последующие месяцы развернулась активная работа по созданию аналогичных структур в двух других скандинавских странах. В задачи датской организации, стремившейся заложить фундамент для создания в будущем органа межправительственного сотрудничества скандинавских стран, входило установление контактов на уровне властей для сближения в сфере экономики и внешней политики. С этой целью К.Ф. Хеерфорд, продолжавший принимать живое участие в развитии северного сотрудничества, завязывал многочисленные связи с членами скандинавских правительств, ведущими политиками и другими влиятельными государственными персонами. Одновременно был организован опрос с целью выяснения принципиального отношения к северному сотрудничеству среди датской политической, культурной, деловой, военной элиты. В ходе него удалось получить мнение более ста человек – большинство оказались настроены позитивно136. Осенью 1917 г. датское «Объединение для северного сотрудничества» подало запрос в соседние страны, уточняя, в какой области сотрудничество для них было бы предпочтительным. Со шведской стороны, ключевыми фигурами, «сдвинувшими дело с мёртвой точки» в Стокгольме, стали выдающийся ученый и политик Юхан Густав Рихерт, экономист и историк Эли Хекшер, бывший министр финансов Конрад Карлссон и губернатор Оскар фон Сюдов. Преимущественно благодаря их инициативе, 20 февраля 1918 г. было образовано «Шведское общество для северного сотрудничества»137. 135 Herlitz N. När föreningarna Norden bildades… S. 139. Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S.22. 137 Herlitz N. När föreningarna Norden bildades… S.140. 136 65 Подготовительный этап создания Северных ассоциаций, в течение которого идеи скандинавизма постепенно оказались приведены в соответствие с политическими и экономическими интересами элит скандинавских государств, занял несколько лет. Концептуальная основа деятельности Северных ассоциаций, по всей видимости, прибрела отчетливые очертания после встречи трех скандинавских монархов в 1917 г. и была уточнена течение двух последующих лет. На новом этапе переговоров проект оборонительного союза окончательно ушел из сферы обсуждения. Весной 1918 г. со стороны шведов последовали первые конкретные инициативы к образованию Северных ассоциаций. Шведская делегация посетила Копенгаген и Кристианию, в результате чего сторонники северного сотрудничества в трёх странах смогли лично обсудить направления деятельности будущих организаций. Программа Северных ассоциаций была одобрена делегатами от Швеции, Норвегии и Дании в рамках десятой встречи Северного Межпарламентского Союза, состоявшейся 8 сентября 1918 г. в Копенгагене, однако её публичное обнародование во всех странах отложили на полгода, и оно состоялось только 24 февраля 1919 г.138 Промедление объяснялось не только событиями в Европе, связанными с окончанием мировой войны. Главной причиной отсрочки стали серьезные колебания и противоречия в норвежской инициативной группе, поставившие под угрозу возможность реализации всего проекта139. Одним из поводов для разногласий послужило то, что, в отличие от норвежской и датской групп, где главную роль играли представители либеральнодемократического лагеря, активно участвовавшие в налаживании сотрудничества между скандинавскими парламентами с 1907 г., среди членов шведской рабочей группы преобладали представители консервативных политических кругов, дискредитировавших себя в годы войны в глазах скандинавской либеральной общественности ярко выраженной прогерманской позицией. 138 139 Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 54. Подробнее об этом см.: Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 15-35. 66 Состав шведской группы вызывал глубокое недоверие норвежцев относительно истинных целей шведов в проекте Северных ассоциаций. Сомневаясь в том, что взгляды шведских консерваторов со времени расторжения шведско-норвежской унии претерпели какую-либо эволюцию, норвежские Венстре полагали, что шведские правые силы рано или поздно попытаются использовать ассоциации для постепенного возобновления пропаганды шовинистических идей «великой Скандинавии» под эгидой Швеции. Ведь ввиду ослабления Германии и России позиции Швеции как ведущей балтийской державы вновь существенно укрепились, чем она могла попытаться воспользоваться для восстановления утерянного в 1905 г. административного контроля над Норвегией140. Разделяя сомнения значительной части депутатов стортинга, лидер радикальной «антинордической» оппозиции в конце 1910первой половине 1920-х гг., министр юстиции Ю. Кастберг возглавил бурную кампанию против «нового скандинавизма», который выглядел, по его убеждению, очередной политической спекуляцией141. Вспыхнувшие зимой 1918-1919 гг. шведско-норвежские прения из-за международного статуса Шпицбергена ещё сильнее укрепили норвежцев в их сомнениях относительно возможности организации в этих условиях эффективного сотрудничества между странами региона. В сложившейся ситуации, дабы избежать обвинений в «пособничестве шведским шовинистам», сторонникам скандинавского сотрудничества в Норвегии для продолжения работы требовалось заручиться правительственной поддержкой. Ещё в мае 1918 г., после оживленного обсуждения проекта Северных ассоциаций в норвежском парламенте, была создана норвежская рабочая группа во главе с президентом стортинга Ю.Л. Мувинкелем, активность 140 См. подробнее: Norman T. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace // Contact or isolation? Soviet-Western relations in the interwar period. Stockholm, 1991. P. 329-349. 141 Hansen S.O. Drømmen om Norden... S.21-23. 67 которого, позитивный настрой и готовность к компромиссам во многом стали определяющими для дальнейшей судьбы всего проекта в Норвегии142. На встрече трех скандинавских рабочих групп в Копенгагене в сентябре 1918 г. наиболее спорные пункты шведско-датской программы ассоциаций подверглись корректировке, произведенной с учётом требований норвежской группы, настаивавшей на сугубо добровольном, широком, открытом и неполитическом характере сотрудничества в рамках новых организаций143. Датская и шведская рабочие группы, убежденные в том, что «без Норвегии разговор о единой Скандинавии не имеет смысла»144, пошли навстречу всем норвежским замечаниям. Особое мнение норвежцев учитывалось также при решении вопроса о форме организации будущих ассоциаций. Принимая во внимание опасения норвежской группы относительно манипуляции Северными ассоциациями как инструментом политического давления, дело было решено в пользу создания трёх отдельных, формально независимых друг от друга структур в каждой из скандинавских стран – вместо планировавшегося изначально общего коллегиального международного органа145. Стремление участников предупредить саму возможность возникновения любых форм лидерства или неравенства в процессе скандинавского объединения отразилось на нечёткой организационной структуре СА. Это в значительной степени ограничило темп их работы – вплоть до 1965 г. (когда был создан Союз СА). Ассоциации представляли собой суверенные национальные единицы, не имевшие центрального координационного органа, совместного постоянного правления и даже общего секретариата. Раз в год представители правления или делегаты национальных ассоциаций должны были встречаться для оценки 142 Ibid. Наибольшие возражения норвежцев вызвала предложенная шведами и датчанами базовая формулировка задач ассоциаций: «создавать и развивать формы политического и экономического взаимодействия для укрепления внутренней и внешней сплоченности». См.: Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet // Den jyske Historiker. De Nordiske Fællesskaber. Myte og realitet i det nordiske samarbejde. Århus, 1994. S. 117. 144 Ibid. S.118. 145 Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 31. 143 68 проделанной работы и назначения новых перспективных задач. Между этими встречами ассоциации занимались исследованием и поиском областей, в которых северное сотрудничество могло принести наибольшую практическую пользу, и обменивались друг с другом текущей информацией о ходе реализации принятых решений на местах146. Ассоциациям предписывалось осуществлять работу на основе принципа параллельного совместных руководство принятия решений, конференциях. каждой из При которые этом национальных в принимались период между ассоциаций на ежегодных конференциями имело прерогативу самостоятельно определять, насколько полученные рекомендации совместимы с внутренней обстановкой и государственными интересами и адекватны потребностям населения и общественным настроениям в стране. Не существовало ни общей системы контроля, ни, тем более, четких требований относительно сроков реализации принятых решений. В сложившейся обстановке принимаемая на ежегодных сессиях ассоциаций программа могла иметь лишь рекомендательный характер. Каждая из национальных ассоциаций обладала большой степенью самостоятельности и собственным темпом работы, которая должна была выстраиваться строго в соответствии с принципами консенсуса и добровольности147. В течение осени 1918 г. процесс выработки программы Северных ассоциаций был завершен: после многочисленных согласований и исправлений её удалось привести в соответствие с пожеланиями всех участников. Непосредственные задачи ассоциаций теперь существенно отличались от тех формулировок, которые предлагались скандинавского ранее. Деятельность сотрудничества в СА была областях, направлена не на развитие требующих прямого 146 См.: Foreningerne Norden og det nordiske samarbeide / Norden, dansk forening for nordisk samarbejde. Stockholm, 1928. S. 6-8; Andersson J.A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 23-24; Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 23-25. 147 При определении специфики подхода северных стран к региональному сотрудничеству следует учитывать, что в ХХ веке особенно отчетливо выявилась утопичность «мечты о северном федеративном государстве», поскольку «северные страны – ярко выраженные индивидуалисты, стремящиеся сохранить как можно дольше свои отличительные черты и своеобразие». См.: Cassel L. Så vitt jag minns. Memoarer. Stockholm, 1973. S. 14. 69 государственного регулирования – экономической и в особенности культурной (среди многообразия проявлений которой особенное внимание уделялось образовательно-просветительской деятельности). Предполагалось, что распространение ассоциациями общей позитивной информации о соседних странах будет способствовать сплочению наций, углублению взаимопонимания и симпатий между скандинавскими народами. Наряду с развитием «знаний и дружбы», в качестве второго приоритетного направления деятельности СА было определено содействие в установлении практических контактов и развитии деловых связей между жителями соседних стран. Для облегчения этой задачи планировалось провести (после согласования с соответствующими государственными органами) унификацию некоторых административно-политических, правовых, социальных институтов северных стран148. Ассоциации, которые задумывались как некоммерческие общественные организации, с самого начала были поставлены в узкие рамки четко обозначенной компетенции. При взаимодействии с властями им предписывалось ограничиться установлением неформальных контактов (по большей части – на уровне местных администраций) и не предпринимать попыток влиять – ни напрямую, ни опосредованно – на официальный политический курс страны. Деятельность ассоциаций должна была в любой ситуации осуществляться под парламентским контролем и не иметь отношения к решению политических вопросов149. Опасения, что СА могут со временем превратиться в наднациональный политический институт власти, присущие в особенности норвежской стороне, были небеспочвенны. Члены правления СА имели тесные связи с правительственной и финансово-промышленной верхушкой своих стран, многие ведущие политики и общественные деятели северных стран являлись их активными участниками и обладали соответствующими рычагами политического 148 149 Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet… S. 117. Idem. Drømmen om Norden… S. 22-23. 70 воздействия. Роль вдохновителей проекта, в частности, сыграли такие ключевые в скандинавской политике фигуры как датчане А. Фосс и Н. Неергорд, будущий премьер-министр Норвегии Ю.Л. Мувинкель, бывший министр финансов Швеции К. Карлсон, шведский экономист Э. Хекшер. В силу своего «блестящего состава», ассоциации с самого начала имели возможность оказывать значительно большее влияние в государственных кругах северных стран, чем позволяла их компетенция. В этом заключалась амбивалентность проекта СА: данным организациям, в состав правления которых вошли многие известные политики, фактически запрещалось проявлять какуюлибо политическую активность и предписывалось оставаться в своей деятельности политически нейтральными. В связи с этим даже в периоды обострения отношений между скандинавскими странами в 1920-1930-е гг. (при столкновении шведских и норвежских интересов из-за Шпицбергена в 1919-1920 гг. или в датско-норвежском конфликте из-за Восточной Гренландии в начале 1930-х гг.) Северные ассоциации были вынуждены занимать пассивную позицию, что вызывало недоумение и критику общественности, поднимавшей вопрос о смысле их существования как такового150. Существование ассоциаций в межвоенный период зависело, однако, от безукоризненного соблюдения ими соответствующего регламента. Хотя состав ассоциаций поначалу носил элитную окраску, их задачи были поистине «всенародными». Незаурядность сложившейся ситуации отмечает, в частности, в своей монографии, посвященной Северным ассоциациям, М. Янфельт. Причины, по которым «организации, возглавляемые ведущими предпринимателями, банкирами, промышленниками и политиками, превратились, вопреки ожиданиям, в центры народного просвещения»151, заключались, по мнению исследовательницы, в коренной переработке в ходе обсуждения изначальной концепции Северных ассоциаций. Необходимость переработки 150 151 Andersson J.A. Nordiskt samarbete: som det är skapat och format... S. 331. Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 32. 71 определялась как особой норвежской позицией, так и ослаблением былого интереса правительственной элиты к идее скандинавского союза после окончания войны. В результате деятельность СА, ввиду изменившихся обстоятельств, была переориентирована с уровня «высокой» на уровень «низкой» политики и сконцентрировалась на поощрении контактов между гражданским населением стран Северной Европы. Существенным представляется и то обстоятельство, что Северные ассоциации появились в эпоху «демократического прорыва» в скандинавских странах. Их создание являлось одним из следствий процессов политической демократизации и самоорганизации в гражданском обществе Скандинавии152. После урегулирования последних организационных вопросов153, 24 февраля 1919 г. в скандинавской прессе был опубликован призыв, подписанный многими известными политическими, культурными, экономическими, церковными деятелями трех стран (104 датчанами, 149 норвежцами, 177 шведами) 154, к созданию Северных ассоциаций в каждой из скандинавских стран. Количество подписавшихся, как и их высокий авторитет и общественный статус (от премьерминистров до знаменитых скандинавских актеров), оправдывали приложенные к реализации проекта немалые усилия. Северные ассоциации (или общества «Нурден») были учреждены 1 марта 1919 г. в Швеции (причем изначально в стране появились три филиала в крупнейших городах страны – Стокгольме, Гётеборге и Мальмё), 11 апреля в Норвегии и 15 апреля в Дании155. 152 Рогинский В.В. Эволюция политического строя стран Северной Европы в первой половине ХХ столетия // Политика и власть в Западной Европе ХХ века. М., 2000. С. 7-8. 153 Зимой 1918-1919 гг. Мувинкель, стремящийся максимально обезопасить ассоциации в будущем от внутренней критики, обратился в Стокгольм и Копенгаген с новыми запросами, требуя уточнений по ряду пунктов – в частности, о необходимости получения одобрения для создания ассоциаций от членов правительства и ведущих политиков, а также о согласовании целей ассоциаций с утверждающимся в международных отношениях принципом универсальности. См.: Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 57. 154 Kaukiainen L. From Reluctance to Activity. Finland’s Way to the Nordic Family during 1920’s and 1930’s. // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. № 1. P. 209. 155 Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet... S. 129; Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 30-32. 72 Одной из решающих причин того, почему шаткий баланс мнений в Норвегии – наиболее скептичном из скандинавских партнёров – склонился в 1918 г. на сторону «скандинавистов» и проект ассоциаций получил поддержку в стортинге, стали высокая заинтересованность в благоприятном исходе переговоров и личное поручительство протяжении президента следующего норвежского десятилетия парламента норвежская Мувинкеля156. СА нередко, На впрочем, балансировала «на грани выживания», поскольку её работа продолжала затрудняться серьезным противодействием со стороны националистических кругов. Это вынуждало её членов, во избежание обострения внутриполитической обстановки, приостанавливать свою работу или даже делать шаги назад, дабы избежать критических нападок. Вместо оспаривания мнения о том, что «для развития скандинавского сотрудничества не нужны никакие специальные организации» и «для регулирования этого естественного процесса достаточно работы норвежских послов в Стокгольме и Копенгагене»157, норвежская ассоциация избрала мягкую тактику, используя в качестве своего главного козыря миролюбивую риторику158. При этом характерно, что в межвоенный период в норвежской СА в целом доминировали представители культурной элиты, в шведской и датской – политической159. Либеральный характер и новаторство Северных ассоциаций определялись тем, что они пытались объединить под своей эгидой высшие политические и экономические круги страны и гражданское население. При этом на протяжении межвоенного периода ассоциации продолжали оставаться сравнительно немногочисленными организациями. К 1939 г. в рядах СА насчитывалось немногим более десяти тысяч человек (по три тысячи в Дании и Швеции, около 156 Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 27. Verdens Gang, 29.03.1921. 158 Заявляя о «невозможности действовать решительнее», Мувинкель оценивал ситуацию предельно трезво, при этом сам он оставался на протяжении всей своей политической карьеры сторонником «северного сотрудничества на рациональной основе» – как отмечает С.У.Хансен, без его посредничества норвежская Северная ассоциация вряд ли пережила бы 1920-е годы. См.: Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 36-37. 159 The Cultural Construction of Norden. Oslo, 1996. P. 85. 157 73 четырёх тысяч в Норвегии, менее тысячи в Финляндии и Исландии160). Во многом это объясняется тем, что в течение довольно продолжительного времени СА оставались элитарными организациями – рядовые граждане, рабочие и крестьяне в составе ассоциаций, напротив, «блистали своим отсутствием»161. 160 Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet... S. 122. Micheletti M. Föreningen Norden och nordiskt samarbete – i går, i dag och i morgon // Europa i Norden. Europeisering av nordisk samarbeid. Oslo, 1998. S. 321. 161 74 § 1.3. Деятельность Северных ассоциаций в 1920-е гг. Северные ассоциации стремились развивать концепцию «северного сотрудничества на новой основе», за которую принимался позитивный скандинавской взаимопомощи примечательно, что в времен первом Первой ежегодном мировой отчете о войны. опыт Весьма деятельности СА, опубликованном в 1920 г., отсутствовали упоминания об истории развития сотрудничества скандинавских стран в предшествующий период: акцент, напротив, делался на связях, сблизивших северные страны в военные годы162. Сознательное умалчивание об опыте сотрудничества XIX века объяснялось стремлением новых идеологов северной солидарности абстрагироваться от старой концепции политического скандинавизма, имевшей двусмысленный и в сознании многих – даже зловещий оттенок163. Вокруг формата будущей деятельности ассоциаций, между тем, продолжались дискуссии. В 1918-1919 гг. они развивались вокруг двух основных альтернатив: распространения общей информации и укрепления практики культурного обмена между скандинавскими народами, либо стимулирования практического сотрудничества и деловых контактов между северными странами в конкретных сферах164. В итоге был избран средний путь. На первой совместной встрече в Рыцарском доме в Стокгольме 23-24 мая 1919 г. делегаты трех ассоциаций определили приоритетные задачи на ближайший период (которые, следует заметить, продолжали оставаться таковыми на протяжении последующих 162 Hemstad R. Scandinavianism, Nordic co-operation, and «Nordic Democracy» // Rhetorics of Nordic Democracy. Helsinki, 2010. P. 179-193. 163 По замечанию первого председателя норвежской ассоциации Э.Х. Булля, в Норвегии, в частности, политический скандинавизм обрел даже большее влияние «после своей смерти», превратившись в грозный призрак или навязчивую идею. Ввиду этого, осторожность в терминах была отнюдь не лишней. Hemstad R. Op. cit. P. 187. 164 Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 26-28. 75 девяноста лет работы ассоциаций)165. В общих чертах их можно разделить на две группы: 1) образовательно-просветительская работа, направленная на распространение в регионе разнообразных сведений о соседних северных странах, а также о собственной стране – её культуре, обычаях, современности. В данном случае преследовалась задача обеспечить наличие «правильного», позитивного знания для создания совместных североевропейских ценностей и идентичности и постепенно выработать у общества инициативный «панскандинавский» образ мышления166. Для этого планировалось привлекать все доступные средства и использовать все доступные форматы: проведение информационных кампаний различного рода, лекций, международных симпозиумов, организацию туристических и обучающих поездок в соседние страны, публикацию журналов и книг167. 2) административно-правовые, законодательные реформы и иные преобразования для практического развития повседневной жизни гражданского общества в духе «северного регионализма». Второе целевое направление являлось, по сути, логическим продолжением и следствием первого: через углубление знаний о «братских» северных странах планировалось достичь большей степени взаимопонимания и сплоченности скандинавского общества. Это, в свою очередь, создавало основы для усиления политического, экономического и военного сотрудничества, что повлекло бы за собой необходимость международных создания структур. Оба принципиально направления, как новых региональных «теоретическая» и 165 Foreningerne Norden og det nordiske samarbeide. S. 8-9; Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet... S. 121-122. 166 Тот факт, что Северные ассоциации, фигурировавшие в первоначальных планах как «организации всестороннего и тесного сотрудничества соседних стран», были вынуждены ограничиться в 1920-е гг. выжидательной тактикой, побуждает отдельных исследователей оценивать их деятельность на начальном этапе как «искусную маскировку поражения дела северного сотрудничества». См., например: Mjøset L. Einar Maseng og Norges utenrikspolitikk [Electronic resource]. URL: http://respublica.no/Artikler/Sikkerhet/Einar-Maseng-og-Norgesutenrikspolitikk (дата обращения 24.04.2014). 167 Nielsen H. Nordens enhed gennem tiderne. København, 1938. B. I. S. 195-199. 76 «практическая» стороны деятельности ассоциаций, были неразрывно связаны между собой. Инициативы ассоциаций были рассчитаны на то, что в создававшейся доверительной атмосфере взаимодействия и взаимопомощи в Северной Европе их действия будут подхвачены и развиты в обществе. Целью ассоциаций декларировалось развитие «знаний и дружбы», всяческое стимулирование межнациональных контактов (особенно в сфере культуры и образования) для сведения к минимуму значения государственных границ на Севере Европы168. Интеграция региона, таким образом, должна была происходить предельно мягко и деликатно, с глубоким уважением и вниманием к национальным интересам странучастниц. Такая позиция, требующая внимательного учета текущих обстоятельств, не застраховывала инициативы СА от провалов, а достижения в сотрудничестве – от откатов назад. Тем не менее, энергичный старт деятельности СА вселял надежды на укрепление культурных и духовных связей, ослабленных за предыдущие столетия непрерывных межскандинавских региональных конфликтов и антагонизма. Между тем события Первой мировой войны определили возникновение новых реалий в Скандинавском регионе, которые внесли важные изменения в саму концепцию «северной общности», ввиду чего возникла необходимость некоторого её переосмысления. В конце 1917 г. статус самостоятельного суверенного государства обрело Великое Княжество Финляндское. В скандинавских странах не ожидали столь стремительного развития событий, считая выход Финляндии из состава Российской империи с последующим оформлением его государственной независимости маловероятным169. Концепция ассоциаций изначально предполагала, что их деятельность должна охватывать все страны европейского Севера – включая Исландию и Финляндию. Если Исландия, в силу удаленности от европейского континента, 168 Andersson J. Idé och verklighet... S. 9. Об этом см.: Seikko E. Suomen kysymys ja Ruotsin mielipide: Ensimmäisen maailmansodan puhkeamisesta Venäjän maaliskuun vallankumoukseen, väitöskirja. Porvoo, 1965. 169 77 представляла во многих отношениях особый случай, то участие Финляндии в новом «северном сотрудничестве» могло, по мнению многих, потенциал и значительно расширить территорию охвата усилить его деятельности ассоциаций. Характерно, что с самого начала шведскими активистами, для которых представлялось «несколько странно образовывать союз с Данией и Норвегией, оставляя при этом Финляндию за бортом»170, подчеркивалась необходимость и закономерность участия в переговорах о создании Северных ассоциаций финской стороны, что способствовало бы большей концептуальной зрелости идеи северной солидарности171. На момент провозглашения независимости финская нация уже обладала развитым национальным самосознанием, активное конструирование которого продолжалось на протяжении всего XIX века. Обретение государственного суверенитета потребовало решения очередных задач – определить место финской нации в более широком, международном контексте. В Балтийском регионе Финляндия имела, строго говоря, две наиболее вероятные альтернативы: развивать своё специфическое культурно-языковое наследие вместе с другими финно-угорскими народами (эстонцами), либо сделать акцент на возрождение исторических контактов со Швецией – и тем самым инкорпорироваться в северную, скандинавскую общность. В силу ряда причин общескандинавский контекст представлялся для Хельсинки предпочтительным. На протяжении XIX века Великое Княжество Финляндское продолжало поддерживать тесные культурные контакты со Скандинавией – прежде всего, с соседней Швецией. Ещё в 1880-х гг. был создан ряд скандинавско-финских объединений с целью развития практического сотрудничества в отдельных сферах. После обретения Финляндией государственного суверенитета эти 170 Herlitz N. När föreningarna Norden bildades… S. 153. Датская и особенно норвежская группы (озабоченная финскими ревизионистскими стремлениями к пересмотру государственной границы на севере) не разделяли шведского энтузиазма в отношении Финляндии и отводили большее культурное и идеологическое значение созданию Северной ассоциации в Исландии, которое, однако, вследствие напряженности датско-исландских отношений, обусловленной всплеском движения за независимость в Исландии на рубеже 1910-1920-х гг., было отложено до осени 1922 г. См.: Hansen S.O. Drømmen om Norden... S.33. 171 78 контакты углубились. В частности, была заложена традиция проведения межскандинавских спортивных чемпионатов, которые широко освещались северной прессой172. многочисленных Финны скандинавских также принимали встречах между активное участие в профессиональными и гражданскими ассоциациями173. Хотя Финляндия не вошла в число стран-учредителей Северных ассоциаций, а её особое положение в группе северных народов (не только в географическом, но и в языковом, культурном, этническом отношении) могло вызвать сомнения в причастности финнов к «скандинавской общности», включение Финляндии в северное сотрудничество произошло весьма органично. Оно было обусловлено, в первую очередь, давними и крепкими культурными и историческими связями страны со Швецией. Однако внутренние потрясения, связанные с разгоревшейся после провозглашения финляндской независимости гражданской войной, а также ориентация Финляндии на Германию в этих условиях, побудили скандинавов ограничиться при создании ассоциаций выражением надежд на изменение ситуации, которое позволило бы финнам в ближайшем будущем подключиться к региональному сотрудничеству соседей. Произошедшее вскоре после этого серьезное обострение отношений Финляндии и Швеции, обусловленное спором вокруг государственного статуса Аландских островов, стали причиной очередной отсрочки с созданием финляндского филиала Северных ассоциаций174. По мере того, как чувство обоюдного раздражения и недовольства между двумя народами начало ослабевать после разрешения Аландского конфликта, среди членов шведской Северной ассоциации возобновилось обсуждение способов привлечения Финляндии к северному сотрудничеству. В 1922 г., при активном посредничестве шведского посланника в Хельсинки Х. Элмквиста, скандинавские Северные ассоциации предприняли новую попытку форсировать 172 Мейнандер Х. История Финляндии. М., 2008. С. 154. Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe. Envisioning a Baltic region and small state sovereignty in the aftermath of the First World War. Frankfurt am Mein; New York, 1999. P. 499. 174 Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 58-59. 173 79 переговоры с финскими единомышленниками, выразив своё благожелательное отношение к появлению аналогичной структуры в Финляндии175. Однако горькие воспоминания о недавнем болезненном споре двух стран оказались ещё слишком свежи. К тому же правление скандинавских ассоциаций, стремясь избежать дискриминации той или иной этнической группы в двуязычной Финляндии, в качестве непременного условия создания нового финского филиала выдвинуло требование обязательного участия в нём представителей как финско-, так и шведско-говорящих групп. Шведская народная партия Финляндии при этом неожиданно заняла резко конфронтационную позицию, объявив о своем намерении оставаться единственным полноправным «связующим звеном между Финляндией и Скандинавией» и демонстративно отказываясь действовать бок о бок с финскими националистами176 даже в таком благородном деле, как организация сотрудничества со Скандинавией. Сложившаяся ситуация сделала обстановку для дальнейших посреднических инициатив Швеции крайне затруднительной, и переговоры в итоге вновь оказались прерваны 177. Осложнения, с которыми столкнулся проект Северных ассоциаций в Финляндии на начальном этапе, не означали, однако, отказа от идеи о расширении северного сотрудничества на восток. На протяжении последующих лет руководство скандинавских ассоциаций придерживалось тактики «мягкой ассимиляции», приветствуя участие финляндских коллег в международных северных конгрессах и устраиваемых ассоциациями курсах178. Подходящая обстановка сложилась в Финляндии к осени 1924 г. 179 К этому моменту в финском обществе произошла определенная переоценка ценностей. Для многих участие в северном сотрудничестве представляло теперь не столько угрозу молодому национальному суверенитету, сколько удачную возможность 175 Kaukiainen L. From Reluctance to Activity… P. 210. Финское Академическое Карельское Общество в это время развернуло мощную агитацию вокруг больного языкового вопроса, призывая, вместо объединения, «наконец расквитаться со шведским прошлым». Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 58-59. 177 Kalela J. Grannar på skilda vägar. Det finländsk-svenska samarbetet i den finländska och sveska utrikespolitiken 19211923. Helsingfors, 1971. S. 238-249; Kaukiainen L. From Reluctance to Activity… P. 210. 178 Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 156-157. 179 См. подробнее: Ibid. S. 149-153. 176 80 преодолеть, в условиях «невнятной» внешнеполитической ориентации Финляндии, всё ещё существующую изолированность страны от большой европейской политики через «присоединение к северной группе с аналогичными внешнеполитическими приоритетами»180. 17 ноября 1924 г. представители буржуазных и социал-демократических партий, при активном участии сенатора Л. Эрнрута и шведских политиков и общественных деятелей, подписали соответствующую резолюцию181. Создание Северной ассоциации в Финляндии явилось важным шагом, вводящим страну в скандинавскую группу. Одной из главных задач, стоявших перед финской организацией, было укрепление престижа Финляндии в Скандинавии, обеспечение большего понимания в соседних странах специфики внутриполитического развития страны. Для этого в Скандинавии распространялись многочисленные печатные материалы, в Финляндию, в свою очередь, приглашались скандинавские журналисты 182. И всё же в 1920-1930-е гг. Финляндия ещё оставалась скандинавской периферией, транспортные и почтовые контакты которой со Скандинавским полуостровом были затруднены 183. Ответы финских коллег на скандинавские запросы нередко задерживались, что затрудняло координацию действий между ассоциациями. С началом мирового кризиса 1930-х гг. к техническим проблемам добавились финансовые, для финнов стало ещё более затруднительно посещать организуемые в Скандинавии конференции. В состав финской СА вошли как шведско-язычные (долгое время именно они доминировали в ассоциации), так и финно-язычные представители. Однако по своему составу финский филиал уступал скандинавским: на протяжении 19201930-х гг. его максимальная численность не превышала пятисот человек, в то 180 Suomen Sosialidemokratti, 19.01.1924. Andersson J. Idé och verklighet... S. 25-27; Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 58-60. Хотя до 1924 г. в Финляндии не существовало специальной организации северного сотрудничества, финские представители уже принимали активное участие в сотрудничестве с различными скандинавскими организациями и обществами – причем не только как слушатели, но и как полноправные участники дискуссий. 182 Kaukiainen L. Avoin ja suljettu raja: Suomen ja Norjan suhteet 1918-1940. Helsinki, 1997. S. 259. 183 Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 157-158. 181 81 время как, например, в Норвегии, также относящейся к «северной интеграции» с нескрываемым предубеждением, к 1930-м гг. численность уже достигала трех с половиной тысяч человек184. Несмотря на свою малочисленность, финская Северная ассоциация стала своеобразным символом Северной Европы, а её появление – знаковым этапом в развитии северной идеи185. С середины 1920-х гг. термин «северный» («nordisk») стал постепенно заменять прежнее «скандинавский», а «скандинавизм» трансформировался в «нордизм», хотя вплоть до Второй мировой войны термин «Нурден» не применялся широко186. Само выражение «нордист» появилось в 1923 г. и обозначало изначально специалиста, изучающего северные языки. К 1941 г. слово «нордист» уже использовалось применительно к стороннику северного сотрудничества187. Введение нового термина – «нордизм»188, обозначавшего стремление к развитию политического и культурного сотрудничества в Северной Европе, было обусловлено желанием скандинавов создать более комфортные в психологическом смысле условия для формально нескандинавской Финляндии как нового равноправного участника североевропейского сотрудничества 189. Кроме того, терминологическая корректность позволяла удачным образом избавиться от болезненных ассоциаций с прежними безуспешными попытками скандинавского политического объединения и дополнительно подчеркивала 184 Kaukiainen L. From Reluctance to Activity… P. 211; Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 57. Характерно, что Эстония и Латвия, подавшие в 1928 г. заявку с намерением присоединиться к работе Северных ассоциаций, получили отказ. Швеция и Финляндия поддержали инициативы прибалтийских стран, но норвежцы выразили категорический протест. См.: Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe… P. 500. 186 О трансформации, вследствие нового «открытия Финляндии» скандинавским обществом, концепта «Северная Европа» в общественном сознании см. подробнее: Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 187-190. 187 af Malmborg M. Geopolitik och kulturell konstruktion i Norden // Europa i Norden. Europeisering av nordisk samarbeid. Oslo, 1998. S. 107. 188 По мнению М. Мальмборга, «колыбелью» нордизма следует считать октябрьскую революцию в России, причем по нескольким причинам: во-первых, именно под влиянием революционных событий Финляндия получила независимость, во-вторых, длительное устранение российского влияния из Финляндии дало финнам возможность установить более тесные контакты со Скандинавией. af Malmborg M. Op. cit. S. 95, 97. 189 Показательно, что термины «Svedano» и «Danosve», которые были изобретены – по аналогии с более известным термином «Бенилюкс» – ещё в XIX веке для собирательного обозначения региона (но, однако, так и не получили широкого распространения и использовались к тому моменту лишь в телеграфной переписке скандинавских МИДов), в этот период практически вышли из употребления. Götz N. Norden: Structures That Do Not Make a Region // European Review of History—Revue européenne d’Histoire. 2003. Vol. 10. № 2. P. 339. 185 82 принципиально иной формат, свободный и конструктивный характер «северного сотрудничества». В то время как исторический скандинавизм продемонстрировал свою нежизнеспособность, «нордизм» исходил из реалистичной оценки ситуации и был связан с повседневной действительностью190. Тесная связь с настоящим моментом и насущными потребностями населения явились, в частности, теми характерными чертами, которые обозначили существенный прогресс в сотрудничестве северных стран, произошедший с момента зарождения концепта «практического скандинавизма» в 1850-е гг. до 1920-х гг. После завершения Первой мировой войны скандинавские контакты на гражданском уровне сделались весьма оживленными: конгрессы Северного Общества мира, Северного Межпарламентского Союза, студенческие встречи следовали, буквально, одна за другой191. Нордизм приобрел характер массового явления в самых различных областях – появился Скандинавский Комитет Журналистов, начал собираться Конгресс епископов лютеранских церквей Северных стран, был образован Объединенный Комитет Скандинавских Королевских Спортивных Сообществ, в 1918 г. скандинавские кооперативные компании создали Северный Торговый Союз. Появились совместные туристские агентства северных стран, медицинские сообщества, деловые компании создавали центральные скандинавские офисы и объединялись в картели, число которых неизменно увеличивалось. Газеты начали писать о «новом скандинавском братстве», в редакции поступали многочисленные письма с предложениями о сближении с «братскими» народами192. 190 Норвежская исследовательница Р. Хемстад проводит грань между идеологическим (самоценным, окрашенным в романтические тона) скандинавизмом XIX-начала ХХ вв., который рассматривается как в целом утопичное движение, поскольку его конечной целью продолжало являться объединение в будущем скандинавских стран в одно государство, и взаимовыгодным прагматическим скандинавским сотрудничеством, чуждым любой идеализации и направленным на конкретный результат, при сохранении всеми странами-участниками своего суверенитета. См.: Hemstad R. Fra «Indian Summer» til «nordisk vinter» - nordisk samarbeid og 1905 // Goda grannar eller morska motståndare? Sverige och Norge från 1814 till idag. Stockholm, 2005. S. 11-27. 191 Riksarkiv, Utrikesdepartementet (далее – RA.UD). HP 20 D. Донесение шведского посланника в Копенгагене Й. Бек-Фриса, 7.07.1921. 192 Dagbladet, 14.03.1921; Morgenbladet, 15.04.1921. 83 Эта атмосфера ободряюще действовала на Северные ассоциации, которые, на волне развернувшейся общественной активности, приступили к осуществлению своих первых проектов. Согласно обзору, составленному шведской СА по итогам первых пяти лет работы, деятельность ассоциаций за этот период охватила следующий широкий спектр задач193: 1. лекционная деятельность; 2. студенческие курсы, поездки и публичные собрания, организация национальных праздников; 3. академический обмен, а также совместная разработка отдельных курсов лекций и образовательных программ; 4. работа со школами (данной области Ассоциации уделяли повышенное внимание); 5. законодательная работа (прежде всего – в области гражданского, трудового и семейного права: здесь СА разрабатывали подготовительные проекты реформ для рассмотрения на уровне правительств); 6. сотрудничество органов средств массовой информации – поощрение контактов между издательствами и журналистами; 7. музыкальная жизнь; 8. библиотечная деятельность; 9. устройство «Бюро Северной Европы» – центральных офисов СА, которые с 1920-х гг. появились не только в столицах, но и в крупнейших региональных центрах скандинавских стран, выполняя функцию информационно-справочных центров, где можно было получить исчерпывающую информацию обо всех формах межскандинавского сотрудничества, помощь при контактах с организациями, государственными учреждениями и отдельными лицами или даже семьями в «братских» странах, индивидуальные услуги по организации поездок в соседние страны или по иным вопросам, вплоть до подборки вырезок из североевропейских газет по интересующей тематике. 193 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 29-30. 84 Из приведенного перечня явствует, что усилия Северных ассоциаций с самого начала оказались сконцентрированы на образовательно-информационной деятельности, а сами организации представляли нечто среднее между центрами просвещения, общественными клубами и информационными агентствами. Хроника деятельности ассоциаций отражалась в периодических совместных скандинавских печатных изданиях, работе над которыми придавалось большое значение. В 1920-е гг., при тесном взаимодействии с Леттерштедским обществом (которое, ввиду сложной экономической ситуации ассоциаций в 1920-е гг., оказывало им существенную финансовую поддержку), был начат выпуск «Северного журнала» («Nordisk tidskrift») – впоследствии крупнейшего и наиболее авторитетного литературного и научного издания Скандинавии, выходившего 8 раз в год194. Поначалу журнал являлся эксклюзивным изданием и имел весьма узкий круг читателей. Как отмечал Ю. Ланге, «возможно, народ и не читает «Северный журнал», но этим точно занимаются Божьи ангелы»195, в ироничной форме указывая одновременно и на круг подписчиков журнала – североевропейских политических лидеров, ученых, профессоров, академиков, и на «возвышенность» большинства освещаемых тем. Несмотря на то, что в числе подписчиков журнала находились даже члены правительств, он не приносил издателю дохода, в связи с чем, с целью поправить финансовые дела издания, с 1925 г. начали предприниматься попытки разнообразить содержание журнала и привлечь к нему к живой читательский интерес широкой общественности. Одновременно, с начала 1920-х гг. стал выходить «Северный Ежегодник» (Nordens Aarbog), редактирование которого осуществляли три секретаря – шведской, норвежской и датской СА. В 1929 г. журнал был закрыт, однако в 1930-1939 гг. ему на смену пришел пользовавшийся большей популярностью «Северный Календарь» (Nordens Kalender), печатавшийся на более качественной бумаге и богаче иллюстрированный. Он выходил под Рождество и содержал 194 195 Foreningerne Norden og det nordiske samarbeide. S. 9-10. Lindgren R. E. Norway-Sweden: Union, Disunion and the Scandinavian Integration. P. 244-245. 85 статьи о природе, искусстве, поэзии, истории, общественно-политической жизни северных стран, а также обзоры деятельности СА за прошедший год196. Тексты публиковались на шведском, норвежском и датском языках, что способствовало ознакомлению с орфографией и лексикой языков «братских стран» и формированию отношения к ним не как к «иностранным», а как самобытным «диалектам» родного языка197. А в середине 1920-х гг. в Финляндии начал выходить «Северный журнал науки, искусства и промышленности» (Nordisk Tidskrift för vetenskap, konst och industri av Letterstedska Föreningen) – одно из самых серьезных и авторитетных научных периодических изданий страны в ХХ веке. В 1930-е гг. СА рассматривали также возможность создания «Северного Совета издателей» для организации общего рынка книготорговли и книгопечатания с целью облегчения знакомства населения с произведениями скандинавской литературы. Идея, однако, не нашла поддержки среди издателей – в частности, из-за сомнений в её коммерческом успехе198. Распространение информации о литературе, языке и народной культуре соседних стран происходило посредством совместного издания сборников национальных песен. В 1928 г. норвежская СА опубликовала Северный песенник, в который было включено по 20 песен каждой из северных стран199. Культура фольклорного пения справедливо рассматривалась «нордистами» как один из видов совместного досуга, наиболее тесно сближающего скандинавские народы в повседневной жизни и способствующего укоренению глубокого и радостного чувства культурной и исторической общности стран Скандинавии. Если северные журналы, даже после предпринятой в середине 1920-х гг. попытки пересмотра их содержания, продолжали оставаться в значительной степени эксклюзивными изданиями, доступными лишь узкому кругу читателей, 196 Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 56-57. О деятельности CА в области изучения языков соседних скандинавских стран см. подробнее: Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 95-98. 198 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 31. 199 Foreningerne Norden og det nordiske samarbeide. S. 10. 197 86 то более эффективным и бюджетным способом массового распространения информации о соседних странах, а также о собственной стране за рубежом, являлись газеты и радио. Стремясь повысить качество, а также усовершенствовать этику подачи информации о взаимоотношениях с соседями, СА выступали в качестве информационно-новостных агентств, предоставляющих прессе официальные сводки о северном сотрудничестве, а в отдельных случаях посылая своих интервьюеров или готовые статьи в те издания, которые ассоциации считали наиболее подходящими для своих целей 200. Помимо этого, с 1920 г. ассоциациями организовались ознакомительные поездки для наиболее талантливых журналистов с целью помочь им составить личное мнение о социальной, экономической, политической, культурной жизни в скандинавском регионе. В разных северных странах периодически устраивались межнациональные конгрессы представителей прессы, в рамках которых своими соображениями о перспективах развития региона делились также ведущие политики принимающей страны. Подобные периодические скандинавские прессконференции, организации которых СА уделяли повышенное внимание, стали в 1920-е гг. постоянными 201. Для осуществления своих информационных компаний СА часто прибегали и к радиотрансляциям, которые представляли в то время новаторский и наиболее динамично развивающийся способ передачи информации202. С конца 1920- гг. при активном посредничестве СА началось административное сотрудничество радиовещательных компаний Северной Европы. На рубеже 1920-1930-х гг. в обиход вошло понятие «северное радио», первая совместная программа которого, организованная посредством трансляции вещания, попеременно, из четырех североевропейских столиц, вышла в канун нового 1931 г. Страны Северной Европы стали, таким образом, первым регионом, где была отлажена процедура 200 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 32-33. Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 88-91. 202 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries… P. 317. 201 87 связи между радиостудиями и организована комбинированная трансляция из разных стран в режиме реального времени203. В межвоенный период радио стремительно вошло в повседневную жизнь населения Северной Европы, оставаясь в большой степени ещё любопытной новинкой. Вечерние передачи собирали у радиоприемников практически всю страну, поэтому совместно подготовленные и транслируемые синхронно во всех североевропейских странах программы оказывали значительный эмоциональнопсихологический эффект и способствовали росту чувства «северной общности». По сравнению с печатными изданиями, радио зачастую выигрывало как более живой и доверительный способ передачи информации. Неслучайно в межвоенный период, для укоренения в массовом сознании идеи северной солидарности во внутренней и внешней политике, скандинавские правительства, преследуя цель быстрого достижения массового эффекта, нередко прибегали к выступлениям на радио204. К дальнейшей рационализации и облегчению контактов между жителями соседних стран было направлено подписанное в 1919 г. между скандинавскими странами соглашение о реорганизации почтовой службы, которое, после присоединения к нему в 1922 и 1928 гг. Финляндии и Исландии, стало основой для Северного Почтового союза 205. Формирование единого информационного пространства в пределах Северной Европы и стабилизация практики повседневных контактов обеспечивало внутреннюю открытость скандинавского общества. Наряду с этим, в своей деятельности СА преследовали более глобальную, педагогическую функцию, которая предполагала постепенное воспитание в общественном сознании чувства «северности», то есть национальной принадлежности к более широкому географическому, культурному, этническому ареалу обитания. Географическое 203 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 33-34. См.: Kaukiainen L. Joint Information Services as a Nordic Answer in the Crisis of the 1930s // Miscellanea. Helsinki, 1983. P. 29-30. 205 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries… P. 193. 204 88 расширение понятия «Родина» призвано было укрепить национальную гордость, идентичность и интерес к «братским» нациям. В связи с этим одной из своих главных задач СА считали прививание «нордических идеалов» с детства, чему соответствовала их активная деятельность в сфере народного образования. Краеугольным камнем в образовательной деятельности СА являлась работа со школами и учащимися, которые составляли весьма важную и многочисленную целевую группу. Ежегодно в мероприятиях, организованных СА, участвовали десятки тысяч детей школьного возраста. В рамках данного направления использовались, коммуникаций прежде – обмен всего, три письмами, основные акцент на формы межнациональных преподавание языков и краткосрочные школьные обмены 206. В 1923 г. прошла первая широкая встреча североевропейских школьников в Копенгагене, в которой участвовали 200 учащихся в возрасте от 14 до 16 лет из Швеции и Норвегии; в последующие годы подобные встречи устраивались в столицах стран Северной Европы207. В мае 1926 г. четвертая школьная встреча, отличавшаяся разнообразием культурной программы (посещение крепости Свеаборг, музеев финской столицы, праздник в Финском Национальном театре), была проведена в Хельсинки 208. Хорошо организованные, яркие мероприятия должны были, по замыслу «нордистов», произвести глубокое впечатление на подрастающее поколение и способствовать развитию интереса и лояльности юношества по отношению к соседям из северных стран на протяжении всей жизни209. Усилиями СА при школах учреждались специальные постоянные комитеты, входившие в состав школьной администрации, занимавшиеся организацией учительского обмена в рамках североевропейского региона, а также образовательных лекционных поездок по стране (особенно по провинциальным районам) преподавателей и художников из соседних стран. 206 См. подробнее: Foreningerne Norden og det nordiske samarbeide. S. 13-15; Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 82-85. 207 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 34. 208 Ibid. S. 35. 209 Подробнее см.: Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 91-95. 89 В 1919 г., для акцентирования позитивного опыта общего исторического прошлого и более непредвзятых и корректных оценок проблемных исторических периодов скандинавских взаимоотношений, а также для обнаружения ошибок, упущений, двусмысленностей и умолчаний в текстах, начался первый этап ревизии школьных учебников по истории210. В частности, пересмотру подверглись неоднозначные, нередко негативные оценки исторического наследия шведско-норвежской государственной унии 1814-1905 гг. В 1919 г. созданный в Норвегии комитет для корректировки параграфов норвежских учебников истории, касавшихся истории отношений страны с Данией и Швецией, возглавил профессор Х. Кут, видный историк и будущий министр иностранных дел страны. Несколько лет спустя, по инициативе норвежской СА, был учрежден специальный орган для совместной работы в этой сфере представителей северных стран211. В 1920-х гг. было принято ещё одно важное решение в отношении северного сотрудничества в области образования: скандинавские специалисты должны были внести свой вклад в критический пересмотр не только собственных национальных учебников, но и учебной литературы в соседних северных странах. Экспертам надлежало провести глубокий анализ и пересмотр текстов по истории собственной страны, по которым предстояло учиться поколениям школьников в других северных государствах212. Так, в межвоенный период постепенно были сформулированы три основных принципа этой, требующей большой деликатности работы: процесс пересмотра должен был иметь международный характер, быть обоюдным и исходить из позитивной исторической оценки межскандинавских отношений. Работа велась на сугубо добровольной основе; в случае, если разброс мнений по проблеме был велик, приветствовалось воспроизведение в учебниках различных точек зрения213. Показательно, что 210 Kaukiainen L. From Reluctance to Activity... P. 213. Ibid. 212 Подробнее см.: Janfelt M. Att leva i den bästa av världar… S. 86-88. 213 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries… P. 91. 211 90 методика северных стран по совместному пересмотру учебной литературы как уникальный прецедент международного сотрудничества в сфере образования была заимствована после Второй мировой войны в работе ЮНЕСКО214. Несмотря на то, что именно в сфере школьного образования ассоциации видели наибольший потенциал для развития идей нордизма, их деятельность не ограничивалась школами. Одним из наиболее характерных видов мероприятий, устраивавшихся ассоциациями с 1920 г., являлись краткосрочные курсы и летние и каникулярные профессиональные школы для студенческой молодежи. В этом отношении члены СА исходили из убеждения в том, что необходимо организовывать обмен информацией не только академического характера, но и чисто практическими сведениями, которые помогут молодым специалистам Скандинавии сориентироваться в профессиональной деятельности или построить собственный бизнес. При этом каждая из северных стран брала на себя организацию семинаров и лекций в той отрасли, в которой сама добилась наибольших успехов. Так, первый «практический» курс «для молодых коммерсантов, ремесленников и специалистов по молочному хозяйству» был проведен в столице аграрной Дании, в 1921 г.215. После его блестящего успеха было принято решение проводить подобные мероприятия, попеременно, в каждой из северных стран. С 1923 г. до начала Второй мировой войны «Северные торговые и банковские курсы» приобрели характер постоянного образовательного мероприятия, а одним из традиционных мест проведения занятий и семинаров стал расположенный в живописных районах острова Фюн Хиндсгавль – поместье, предоставленное незадолго до этого в распоряжение датской Северной ассоциации 216. Во второй половине 1920-х гг., после длительного перерыва, вновь возродились массовые встречи студенческой молодёжи, в которых отныне 214 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 37. RA. UD. HP 20 D. Донесение шведского посланника в Копенгагене Й. Бек-Фриса, 7.07.1921 216 Foreningerne Norden og det nordiske samarbeide. S. 25-27; Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 83-86. 215 91 участвовали и учащиеся из Финляндии. Первая из длинного списка последующих встреч была проведена в Осло в 1925 г.217 Сотрудничество заметно усилилось и в сфере муниципального развития, оформившись в «коммунальный своеобразный «урбанистический интернационализм»218. Начиная с скандинавизм» 1923 г., когда или была организована первая скандинавская муниципальная конференция, приуроченная к открытию здания городской Ратуши в Стокгольме, встречи высших городских чиновников и политиков (от каждой скандинавской столицы обычно – от 15 до 24 человек) проходили регулярно. Центральной темой обсуждения на них являлись актуальные вопросы модернизации, развития городской инфраструктуры и хозяйственного планирования. Одним из позитивных итогов данных встреч стало преодоление давнего соперничества между Копенгагеном и Стокгольмом в борьбе за титул «столицы Скандинавии». Подобная скандинавская «городская дипломатия», введение которой в традицию произошло в межвоенный период, являла собой уникальный прецедент в европейской практике. Преследуя цель наладить широкую сеть социальных контактов, СА стремились привлечь к сотрудничеству не только власти и население крупных городов, но и жителей сельской местности. Отделение СА в Западной Швеции, с секретариатом в Гётеборге, активно поощряло контакты между сельским населением соседних стран. Одним из мероприятий, проведение которых удалось наладить на постоянной основе, стал «обмен для домохозяек»: женщины из сельской местности, на плечах которых лежало дворовое хозяйствование, получали неделю отдыха в одной из соседних северных стран, самостоятельно оплачивая при этом лишь дорожные расходы219. Энергичная направлена на пропагандистско-просветительская то, чтобы открыть дорогу деятельность практическому, СА была деловому 217 HP 20 D. P.M. angående Nordiska Studentmötet i Stockholm den 1-5 juni 1928. См. об этом: Kolbe L. De nordiska huvudstadsmötena åren 1923-2005. Kommunal utrikespolitik och urban nordism // Historisk Tidskrift för Finland 2. 2007. № 92. S. 259-285. 219 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 32. 218 92 сотрудничеству между странами Северной Европы. Хотя, в силу специфики международной ситуации, в которой начинали работать ассоциации, акцент делался на культурно-образовательную работу, СА стремились посильными средствами содействовать развитию экономических связей, гармонизации скандинавского законодательства и другим практическим контактам между скандинавскими странами. Данные задачи, закономерным образом, актуализировали вопрос свободы перемещений в регионе, в связи с чем возникала потребность в налаживании комфортных, быстрых и дешевых транспортных связей и упрощении процедур, связанных с пересечением государственных политико-правовых пространств. Более тесное сотрудничество между железнодорожными ведомствами скандинавских стран началось ещё в 1874 г.: в 1924 г. к нему присоединилась Финляндия, вследствие чего организация была переименована в «Общество северных железнодорожников». В рамках данной организации происходила координация деятельности железнодорожных администраций, экономики и управления перевозками, устанавливались тесные контакты между различными подразделениями транспортных компаний. В 1925 г. во всех странах Северной Европы начал выходить «Северный железнодорожный журнал»220. Ещё более актуальной областью, в которой администрации северных стран предстояло наладить бесперебойное региональное взаимодействие, являлись морские перевозки. В 1920-е гг. Туре Андерссоном, секретарем гётеборгского филиала шведской СА, активно развивалась идея устройства регулярных рейсов, удовлетворяющих самым высоким требованиям комфортности, через пролив Каттегат – между шведским Гётеборгом и датским Фредриксхавном. После бурных рекламных компаний Андерссона в датских и шведских газетах, а также по мере увеличения (под влиянием потепления международного климата в Скандинавии) общего числа туристических поездок внутри скандинавского региона, за период с 1928 до 1935 гг. ежегодный пассажиропоток на морской 220 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries… P. 197. 93 линии увеличился с 4 до 13 тысяч человек. В результате был накоплен стартовый капитал для запуска 2 августа 1935 г. регулярной линии GFL (GöteborgFredrikshavnlinjen), суда на которой вскоре стали осуществлять рейсы по маршруту Гётеборг – Фредриксхавн – Йевле – Карлстад 221. Первое судно на линии носило название «Кронпринцесса Ингрид», которое, однако, в народе шутливо окрестили «Кронпринцесса Андерссон» (в честь главного инициатора проекта каттегатского судоходства). Наряду с минимизировать развитием новых количество транспортных формальных путей, процедур СА при стремились пересечении государственных границ внутри североевропейского региона. До 1914 г. для перемещения по Европе не требовалось иметь при себе даже паспорта, однако Первая мировая война и привнесенная ею социальная напряженность изменили ситуацию. В 1917 г. требование о наличии паспорта при прохождении границы ввели все скандинавские страны 222. Хотя после 1918 г. удалось избежать введения виз для перемещения внутри региона Северной Европы, требование прохождения паспортного контроля сохранилось: в условиях массовой безработицы власти стремились, во избежание беспорядков, контролировать поток въезжающих в страну. Вопрос об обеспечении свободы перемещения для граждан Северной Европы, однако, продолжал обсуждаться в правительствах. В середине 1920-х гг. премьер-министр Норвегии Ю.Л. Мувинкель предложил оставить требование об обязательном предъявлении паспорта только при пересечении внешних границ региона Северной Европы223. Глава финского МИДа Я. Прокопе, в свою очередь, в 1928 г. высказывался за отмену паспортных проверок между Финляндией и Швецией в случае, если имеется какое-либо подтверждение (обратный билет и т.д.) того, что визит в соседнюю страну носит краткосрочный характер224. 221 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 38. Ibid. S. 39. 223 Ibid. 224 Kaukiainen L. From Reluctance to Activity… P. 212-213. 222 94 Несмотря на то, что в число сторонников превращения Северной Европы в единую паспортную зону входили влиятельные политики, воплощение данной идеи на практике оказалось в тот момент невыполнимым 225. Проект Северного паспортного союза, созданного существенно позже – в 1957 г., был реализован, тем не менее, во многом благодаря предварительным исследованиям этого вопроса, инициированным СА226. В целом в межвоенный период ассоциациям удалось добиться отмены удостоверений личности на отдельных международных судоходных маршрутах (Гётеборг-Фредриксхавн, Хельсинборг-Хельсингё, Копенгаген-Мальмё), а также при воздушных перемещениях в пределах региона. В 1928 г. туристические визы для поездок внутри региона были окончательно заменены на северные туристические карточки специального образца227. Безвизовая и даже беспаспортная зона, созданная в Северной Европе в межвоенный период, представлялась в своем роде исключительной практикой228. Значительный прогресс в северном сотрудничестве произошел также в области социального межскандинавских трудоустроенным и рабочего соглашений в соседней о страхования, где возможности североевропейской был заключен ряд получения работником, стране, обязательных медицинских услуг непосредственно по месту работы. Этого принцип начал действовать и в отношении страхования от несчастных случаев, компенсаций по безработице и увольнению, выплачиваемых отныне на местах. Созданные ещё в 1910-х гг. центральные скандинавские союзы работодателей продолжали функционировать и в межвоенный период 229. В 1920-х годах к прогрессивному 225 О попытках, предпринятых СА в межвоенный период для снижения контроля над перемещениями граждан Северной Европы внутри региона, см. подробнее: Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 45-49. 226 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries… P. 188-189. 227 Nielsen H. Nordens enhed gennem tiderne… B.I. S. 328. 228 Аналогичные договоры по облегчению перемещений были заключены также между Финляндией и странами Прибалтики. В 1925 г. между Финляндией, Эстонией и Латвией были отменены сначала дипломатические, а в 1927 г. – регулярные визы; в 1929 г. при поездках между Финляндией и Эстонией заграничные паспорта заменили карточки путешественника. Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe… P. 493-502, 524. 229 См. Johansson P. Norden – ett Atlantis? Nationellt och nordiskt i svenk-norskt socialpolitiskt samarbere till mellankrigstiden // Goda grannar eller morska motståndare? Sverige och Norge från 1814 till idag. Stockholm, 2005. S. 6668; Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 43-45. 95 сотрудничеству скандинавских стран в области социальной политики постепенно присоединилась Финляндия. Согласование вопросов социальной защиты с соседними государствами являлось одной североевропейскими из важных совместных правительствами для мер, общего предпринимаемых снижения социальной напряженности. С начала 1920-х гг. проводились регулярные встречи высших чиновников министерств социальных дел стран Северной Европы, в которых с 1926 г., с периодичностью раз в два года, участвовали министры социальных дел северных стран230. Реформы социального законодательства, помимо экономии ресурсов и упрощения документооборота, были направлены на предоставление всем гражданам региона Северной Европы одинаковых прав и привилегий, независимо от того, в какой из северных стран они находятся, проживают или работают в конкретный момент. Очевидно, что основные принципы подписанной позднее, в 1955 г., конвенции о социальной защите граждан Северной Европы, ставшей прологом к созданию знаменитой «северной модели» социального благополучия, были сформулированы ещё в 1920-е гг. Образование Северных ассоциаций стало одним из следствий бурного расцвета скандинавского сотрудничества, произошедшего в годы Первой мировой войны. Их деятельность основывалась на идеях либерального интернационализма, которые предполагали добровольный характер сотрудничества, важность народного просвещения и всестороннее расширение контактов между странами северного региона. Заслуга Северных ассоциаций состояла в том, что эти организации впервые выработали рабочую концепцию сотрудничества, опирающуюся на вневременные общескандинавские ценности 231. Это позволяет говорить об уникальности проекта ассоциаций, которые стали первой постоянной специальной организацией для развития сотрудничества между странами Северной Европы, центрами координации инициатив и главными агентами 230 231 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries… P. 215. Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 16. 96 северного сотрудничества (вплоть до его перехода на официальный правительственный уровень). Принципиальной задачей СА являлось укоренение идей северной солидарности на уровне гражданского населения (grass-roots level)232 через организацию личных контактов и связей между индивидами, семьями, школами, коммунами и предприятиями. Это привело к созданию широкой сети гражданских и профессиональных организаций для обмена опытом между специалистами северных стран, рационализации некоторых отраслей производства и частичного регулирования скандинавского рынка, развития взаимопонимания и добрососедских отношений. В межвоенный период северным странам удалось накопить обширный и беспрецедентный по своему разнообразию опыт практического взаимодействия233. Тем не менее, как отмечал в своих мемуарах один из основателей проекта Н. Херлиц, появление ассоциаций в 1919 г. само по себе ещё не знаменовало наступления новой эпохи в скандинавских взаимоотношениях. «Это была небольшая группа людей, довольно неуверенных в своей задаче, в способе ее осуществления и в своих возможностях»234. Поскольку в послевоенное десятилетие политические отношения между северными странами оставались весьма прохладными, Северные ассоциации (особенно в Норвегии и Финляндии) зачастую сталкивались с негативной реакцией, палитра оттенков которой варьировались от равнодушия до яростного сопротивления235. Пытаясь соблюдать в своей деятельности баланс между национальными и общескандинавскими интересами, СА не раз оказывались на грани идейного и организационного 232 См., к примеру: Larsen K. Scandinavian grass roots: from peace movements to Nordic Council // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. № 1. P. 183-200. 233 Характерно, что основные направления правительственной программы по развитию региона Северной Европы, осуществляемой с 1950-х гг., а именно приграничное сотрудничество местных администраций, координация действий в области социальной политики, законодательной деятельности, культуры, образования, свобода перемещений для граждан стран региона через поощрение развития транспортных коммуникаций и туризма, практика свободного обмена информацией, были определены уже в период между двумя мировыми войнами. 234 Herlitz N. När Föreningarna Norden bildades... S.154. 235 Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 52. 97 кризиса236. В его преодолении важнейшее значение имели сильная мотивация и личная заинтересованность отдельных инициативных членов в сохранении ассоциаций. В 1920-е гг. СА пришлось преодолевать также серьезные финансовые трудности. Ассоциации не являлись коммерческими организациями, их функционирование обеспечивалось за счет членских взносов участников, но в большей степени – благодаря финансовой поддержке со стороны частных лиц. Спонсорами СА выступали и некоторые коммерческие организации, фирмы и институты, в Дании в их финансировании принимал участие также банковский сектор. При этом у ассоциаций не имелось постоянных финансовых источников, за исключением членских взносов, ввиду чего экономическая основа проекта в течение межвоенного периода оставалась крайне неустойчивой. Постоянная нехватка средств не раз ставила под сомнение выживание СА – особенно в начале 1920-х гг.237 Важно учитывать, что работа ассоциаций не была рассчитана на получение немедленного эффекта, а напротив – носила перспективный долгосрочный характер. В расчетах нордистов, которые в 1919 г. смогли прийти к консенсусу относительно основных направлений работы, но не имели четкой стратегии действий, присутствовала надежда на изменение в будущем отношения государств к северному сотрудничеству. Культура и образование рассматривались в качестве временных приоритетных направлений деятельности ассоциаций, и принятая в 1919 г. предварительная компромиссная программа должна была в будущем дополняться и расширяться. Примечательно, что даже этот «культурный 236 Janfelt M. Föreningarna Norden – mellan nordism och nationalism // Mångkulturalitet och folkligt samarbete. København, 2000. S. 15-33. 237 Характерно, что учредители Северных ассоциаций видели обеспечение организациям широкой поддержки среди населения принципиально важной задачей. В этом смысле более желательным считалось привлечь как можно большее число неплатежеспособных, но деятельных энтузиастов, чем делать ставку в своей работе на состоятельных, но менее активных с точки зрения продвижения идей северной солидарности лиц. См.: Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 61-63. 98 скандинавизм»238 нередко подвергался критике – как за отсутствие «конкретных результатов», так и за нецелесообразность как таковую, ибо в плане культурного обогащения, по убеждению многих, «Англия, Франция, Германия и Америка могут больше предложить скандинавам, чем они сами – друг другу»239. В действительности, оценить эффективность работы СА весьма затруднительно, практически невозможно, ввиду скудности документации и статистической информации 240. Несмотря на то, что ассоциации были отстранены от политической деятельности, они активно участвовали в развитии северного сотрудничества по таким явно политическим вопросам, как социальное и трудовое законодательство, свобода перемещения между странами региона и др.241 Данная сфера, в которой СА добились немалых результатов, может быть определена как уровень «низкой» или «малой политики» (low politics), которая включает в себя широкий спектр вопросов, связанных с внутренней жизнью государства и общества – экономикой, социальной политикой и др. Она отличается, в свою очередь, от «большой политики» (high politics), цель которой состоит в обеспечении государственной безопасности страны и защите национальных интересов на международной арене242. Мероприятия, проводимые Северными ассоциациями, зачастую курировались или пользовались одобрением правительств северных стран243. Так, в 1926 г. в своей новогодней речи по шведскому радио министр иностранных дел 238 По оценке, в частности, норвежской газеты «Вор Верден», данной на исходе первого послевоенного десятилетия, «блок северных народов в сфере культуры фактически существует». См.: Советско-норвежские отношения. 1917-1955. Сб. документов / под ред. А.О.Чубарьяна, У.Ристе и др. М., 1997. С. 177-178. 239 Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden 1918-1939. Oxford, 1949. P. 141. 240 Micheletti M. Föreningen Norden och nordiskt samarbete – i går, i dag och i morgon // Europa i Norden. Europeisering av nordisk samarbeid. Oslo, 1998. S. 322. 241 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries... P. 24. 242 См. подробнее: Keohane R., Nye J.S. Power and Interdependence. New York, 2001. P. 20; Ripsman N. M. False Dichotomy: When Low Politics is High Politics [Paper presented at the annual meeting of the International Studies Association, Le Centre Sheraton Hotel, Montreal, Quebec, Canada,17.03.2004]. URL: http://www.allacademic.com/ meta/p73388_index.html (дата обращения 24.04.2014). 243 Политики иногда лично принимали участие, по приглашению Северных ассоциаций, в их мероприятиях: в донесении шведского посланника в Копенгагене Й. Бек-Фриса сообщается, что на устроенных датской Северной ассоциацией по случаю третьего конгресса Северного общества мира массовых встречах в датской столице выступали три скандинавские премьер-министра, после чего «в деле сотрудничества у остальной Европы появился отныне достойный образец для подражания» (RA. HP 20D. 340. 7.07.1921). 99 Швеции Э. Лёфгрен подчеркивал, что «Северные ассоциации открыли скандинавским народам глаза на истинное значение северного сотрудничества, и теперь оно ясно не только нашим монархам и правительствам: общее положение и общие интересы могут потребовать от нас такого же подхода во внешней политике, что становится всё более очевидно»244. Северные ассоциации, несмотря на свой статус общественных организаций, стали двигателем в развитии межгосударственных (в том числе – межправительственных) контактов северных стран в 1920-е гг. и сыграли принципиально важную роль в процессе формирования северной идентичности 245. Они явились инстанциями, где формулировались актуальные проблемы развития скандинавского региона и обнаруживались их возможные решения, после чего вопрос нередко вносился на обсуждение в скандинавские парламенты. Для того чтобы дать ход официальному политическому сотрудничеству северных стран требовалось, однако, добиться большей заинтересованности в этом проекте в высших правительственных кругах. 244 RA. HP 20 D. 906. Löfgrens tal på Sveriges radio, 31.12.1926. Для оценки характера североевропейской идентичности в 1920-х гг. во многом применим тезис Д. Грина об идейной концепции более лоскутного, европейского сообщества: «Европейская идентичность бесстрастна (passionless), она связана с конкретными вещами <…> Никто не готов умереть за её, однако она тесно связывает людей». См. подробнее: Green D.M. The Europeans: An Identity in an emerging polity. Boulder, 2007. 245 100 Глава II. Региональное сотрудничество северных стран как политический проект в 1920-е гг. § 2.1. Северное сотрудничество как направление внешней политики скандинавских стран и Финляндии Изменения на политической карте Балтийского региона, привнесенные Первой мировой войной, оказались чрезвычайно благоприятными для стран Северной Европы. Геополитическая ситуация, сложившаяся на границах Скандинавии после 1918 г., создавала надежные основания для укрепления безопасности северных королевств. Значительное политическое ослабление России и Германии означало конец их былого безраздельного господства на Балтике. Их военное присутствие в балтийском регионе сократилось, перспективы возрождения великодержавной экспансии в ближайшее время были маловероятны. Одним из геополитических следствий крушения Российской империи стало появление на востоке Европы ряда новых, лимитрофных государств, которые представляли, с точки зрения скандинавов, своеобразный «пояс обороны» в случае возрождения «русской угрозы». Тем не менее, сохранявшаяся неопределенность во внешней политике Советской России, стратегическая уязвимость и политическая слабость Литвы, Латвии и Эстонии, требующие удовлетворения политические и военные амбиции поверженной Германии, агрессивная политика Польши оставались, с точки зрения скандинавов, источником возможной опасности для сложившегося балтийского порядка в будущем. У каждой из скандинавских стран после окончания мировой войны имелись веские причины стремиться к закреплению сложившейся международной ситуации. Швеция, вследствие снижения российского и германского военного присутствия, сделалась ведущей военно-морской державой на Балтике. В Стокгольме степень «русской угрозы» с удовлетворением оценивалась как 101 наименьшая за последние три столетия, однако глубокое недоверие и настороженность в отношении намерений советских властей сохранялись. В шведском МИДе полагали, что в сложившейся ситуации наиболее разумно придерживаться компромиссных решений, умеренности и «низкого профиля» во внешней политике, внимательно следуя принципам Лиги наций. Такая линия преобладала в правительстве Швеции вплоть до начала 1930-х гг.246 Для Дании, главным объектом внимания внешней политики которой продолжало оставаться германское направление, ситуация также складывалась благоприятно. В период Веймарской республики датско-германские отношения стабилизировались. Решение в 1920 г. вопроса о Северном Шлезвиге в пользу Дании укрепило безопасность южной границы Скандинавии. Норвежцы имели ещё меньше оснований опасаться за свою безопасность. Специфика географического положения и ландшафта страны являлась, по мнению норвежского Генштаба, лучшей защитой от нападения. В случае же возникновения реальной военной угрозы с моря в Осло рассчитывали на поддержку британского военно-морского флота, в зону контроля которого входили Северное и Норвежское моря 247. Улучшение отношений с Советским Союзом в 1924-25 гг., а также договоры о расширенном арбитраже, заключенные в 1925-1927 гг. с соседними северными странами, обеспечили спокойствие на восточных границах Норвегии. В целом, в скандинавских странах преобладала уверенность в том, что Лига наций станет достаточно надежным гарантом для их безопасности. Ввиду стабилизации международной обстановки, в 1920-е гг. вопросы внешней политики в общественно-политической жизни стран Скандинавии отошли на задний план. С окончанием войны перспективы северного сотрудничества также утратили прежнюю привлекательность. Ослабление международных связей между скандинавскими странами определялось, прежде 246 Norman T.L. «A foreign policy other than the old neutrality» – aspects of Swedish foreign policy after the First World War // The Baltic in International Relations between the two World wars. Stockholm, 1988. P. 237. 247 Ристе У. История внешней политики Норвегии. М., 2003. С. 175. 102 всего, отсутствием мотивации для продолжения сотрудничества после устранения военной опасности. Поскольку новой угрозы безопасности Скандинавского региона в 1920-е гг. не предвиделось, любые проекты, связанные с организацией политического либо военного сотрудничества между северными странами, казалось, были лишены оснований. Планы региональных союзов в 1920-е гг. уступили место широкому международному сотрудничеству. В августе 1920 г. состоялась последняя, восьмая официальная конференция скандинавских министров248, после чего вплоть до 1932 г. эта дипломатическая практика оказалась прервана: «традиция регулярных в военный период скандинавских Скандинавское правительственных политическое встреч умерла сотрудничество, вместе с выходящее войной»249. за ясно сформулированные функциональные пределы, вызывало недоверие и скептицизм как в датских, так и в норвежских правительственных кругах250. Норвежский министр иностранных дел Й. Лёвланд, в частности, покидая свой пост в 1922 г., оставил инструкции, согласно которым его приемникам следовало поддерживать деятельность Северных ассоциаций, но воздерживаться от продолжения политического сотрудничества со скандинавскими соседями в мирное время поскольку оно представляло угрозу для независимости Норвегии 251. Главную опасность, по мнению норвежских государственных кругов, в этом сотрудничестве составляли скрытые политические амбиции Швеции и её стремление к доминированию в регионе252. Таким образом, закрепить успехи, достигнутые в скандинавском внешнеполитическом сотрудничестве в годы войны, в мирное время не удалось 248 За период 1916-1920 гг. было проведено семь конференций министров иностранных дел и премьер-министров скандинавских стран. 249 Scandinavian Co-operation // Anglo-Norwegian Trade Journal. 1920. Vol. 6 (71). P. 874. 250 Ристе У. История внешней политики Норвегии... С. 147. 251 Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 62; Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 36. 252 В 1920 г. резкая критика со стороны радикально настроенного президента норвежского одельстинга Ю.Кастберга в адрес шведского королевского дома за его прогерманские настроения, которые «дискредитировали совместные усилия нейтральных скандинавских стран в годы войны», стала ярким выражением позиции норвежской элиты в отношении будущего скандинавского сотрудничества. О сомнительной «итальянской инициативе» шведского короля Густава V в 1915 г. см.: Новикова И.Н. Между молотом и наковальней. Швеция в германо-российском противостоянии на Балтике в годы первой мировой войны. СПб, 2006. С. 276-278. 103 ввиду как отказа Норвегии и Дании от его продолжения, так и нежелания Стокгольма, в этой ситуации, брать инициативу по организации регионального союза. Более того, в послевоенной Швеции было распространено мнение о том, что отношения с Данией и Норвегией, ставшие за годы войны столь сердечными, «теперь опасно было бы переоценивать»253. Шведская пресса заявляла о том, что «у Швеции не должно быть иллюзий относительно скандинавского сотрудничества, которое, при малейшем напряжении отношений, может оказаться столь же хрупким как стекло»254. После 1922 г. северное сотрудничество перестало упоминаться в тронных речах шведского короля, его прежние апологеты – Консервативная и Прогрессивная партии Швеции – не включали его, как прежде, в свои программы, проблема развития скандинавских взаимоотношений в 1920-е гг. не обсуждалась в риксдаге255. Сложившаяся ситуация позволила норвежцу Ю. Кастбергу заключить в 1920 г., что Северная Европа в политическом смысле представляет из себя «столь же мифическое и размытое понятие, как и “Атлантика”»256. Несмотря на это, скандинавское сотрудничество по официальным каналам в 1920-е гг. не было прервано, но стало менее формальным. Немалых успехов удалось достичь на пути выработки общих для скандинавских стран норм в области социального законодательства и здравоохранения257. Члены скандинавских парламентов продолжали поддерживать контакты в рамках созданного ещё в 1907 г. Северного Межпарламентского Союза, организуя консультации258. Данный совещательный орган занимался, периодические однако, в основном международным предварительными проблемам, а не согласованиями конкретными по вопросами общим развития 253 Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden... P. 138. Kenney R. The Northern Tangle. Scandinavia and the post-war world. London, 1946. P. 101. 255 Tingsten H. Op. cit. P. 138. 256 Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 21. 257 См. об этом: Johansson P. Norden – ett Atlantis?... S. 57-71. 258 См. подробнее: Larsen K. Scandinavian grass roots: from peace movements to Nordic Council // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. № 1. P. 183-200. 254 104 скандинавского сотрудничества 259. накладывающий на его Подобный участников строгих формат взаимодействия, обязательств, оказался не для скандинавских политиков в 1920-е гг. наиболее приемлемым. В то время как в Швеции, Дании и Норвегии интерес к политическому сотрудничеству после Первой мировой войны был утрачен, в молодой североевропейской стране – Финляндии, напротив, обнаружилось немало сторонников сближения со Скандинавией. Многие признавали скандинавскую ориентацию внешней политики лучшей альтернативой для Финляндии как молодой страны, получившей в Европе дипломатическое признание, но не политическую поддержку. Тем не менее, подсоединение к скандинавскому сообществу затруднял как политический, так и «культурный» (в особенности, языковой) национализм, приобретший в Финляндии немалый размах после окончания гражданской войны и отличающийся резко антишведской направленностью260. Стремление финнов заручиться дипломатической и военной поддержкой в Скандинавии, с её стабильным внешнеполитическим курсом, таким образом, в период складывания финской государственности в 1920-е гг. находилось в противоречии с финской национальной идеей, основанной на представлениях о самобытности финского этноса, и только что обретенной политической независимостью, болезненно отрицавшей чрезмерную дружбу с обеими бывшими метрополиями – как Россией, так и Швецией. К середине 1920-х гг., однако, после того, как миновал кризис финскошведских отношений, обусловленный Аландским конфликтом, ориентация на скандинавское сотрудничество всё чаще стала восприниматься в Хельсинки не в качестве угрозы национальной самобытности, а как возможность «преодолеть всё ещё существующую изолированность от Европы через присоединение к северной 259 Повестки обсуждений СМС в 1920-е гг. приводятся, в частности, в мемуарах неоднократно делегированного на конференции датским правительством П.Мунка: Munch P. Erindringer 1918-1924. Freden, genforeningen og de første efterkrigsaaren. København, 1963. S. 138-139, 233-235, 284-285; Munch P. Erindringer 1924-1933. Afrustningsforhandlinger og verdenskrise. København, 1964. S. 87. 260 Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden... P. 140-141; Lönnroth E. Den svenska utikespolitikens historia. 5, 1919-1939. Stockholm, 1959. S.64. 105 группе с аналогичными внешнеполитическими приоритетами»261. Курс на налаживание отношений со Скандинавией был ознаменован обменом первыми официальными визитами между финским президентом и шведским королем в 1925 г. (в ходе которых, однако, политические вопросы не затрагивались)262. Следует отметить, что для большинства финнов «Скандинавия» и «Швеция» являлись совершенными синонимами263. Связи Финляндии с другими скандинавскими странами оставались на протяжении межвоенного периода весьма слабыми и по большей части исключительно формальными. Норвегия и Дания приветствовали подсоединение Финляндии к северному сотрудничеству в общественной и культурной сферах, однако в политическом отношении финны представлялись им слишком обременительными партнерами264. Прежде всего, датчане и норвежцы (в отличие от шведов) практически не имели общих интересов с Финляндией в сфере безопасности, поскольку их стратегическое положение было совершенно различно. Хотя дипломатические отношения с Хельсинки оставались в целом нормальными и в обеих странах имелось понимание того, что «Финляндия входит в сферу скандинавских интересов»265, в Осло и Копенгагене вызывали непонимание и отторжение националистические и антидемократические тенденции, которые приходилось наблюдать в общественно-политической жизни Финляндии в 1920-е гг. В Норвегии, в частности, граничащей с Финляндией на севере Скандинавского полуострова, испытывали обоснованное беспокойство по поводу настроений финского национального меньшинства провинции Финнмарк. Многие подозревали, что на севере Норвегии уже действует «пятая колонна» из финских националистов, грезящих о «великой Финляндии» и стремящихся к пересмотру финско-норвежской границы266. Другой проблемой, осложняющей финско261 Suomen Sosialidemokratti, 19.01.1924. Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden… P.147. 263 Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S.157. 264 Как отмечал в 1926 г. полпред СССР в Дании М.В. Кобецкий, «никакой политической интимности между Данией и Финляндией быть не может» (АВПРФ. Ф.04. Оп.16. П.106. Д.50614. Л.41.) 265 Просперо. Политический обзор Скандинавии от 1.06.1022 // АВПРФ. Ф.04. Оп.30. П.199. Д.26. Л.12. 266 Kaukiainen L. Avoin ja suljettu raja... S. 260. 262 106 норвежские отношения, являлась коммунистическая пропаганда, вероятно, тайно ведущаяся «финскими шпионами» в Норвегии267. В силу указанных обстоятельств, в норвежской прессе в 1920-1930-е гг. о Финляндии печаталось больше материалов негативного, чем позитивного содержания. В целом, политические отношения Финляндии со Скандинавией в 1920-е гг. не были избавлены от проблем, для преодоления которых требовалось терпение и взаимопонимание. Взаимоотношения осложнялись между странами Северной и отдельными территориальными Европы в конфликтами, 1920-е гг. прецеденты которых побуждают более реалистично оценить степень «северного единства». Несмотря на то, что регион Северной Европы географически (за исключением района Шлезвига) и политически был непричастен к комплексу проблем послевоенного европейского территориального урегулирования, неопределенный статус отдельных территорий вызывал подчас весьма жесткое столкновение интересов северных стран. При этом тот «всплеск экспансионистских идей и националистических страстей», которыми сопровождались эти территориальные споры, составлял разительный контраст с согласованностью действий скандинавов времен Первой мировой войны268. Наибольшей непримиримостью позиции сторон отличались при Аландском и Гренландском конфликтах, внесших немалый раздор в соседские отношения как в восточном, так и в западном «секторах» региона Северной Европы. Острота данных конфликтов определялась, во-первых, сопутствующими их разрешению сильными национальными чувствами, поскольку в обоих случаях в спор вступали страны, одна из которых являлась бывшей метрополией для другой (Финляндия и Норвегия сравнительно недавно освободились из-под власти Швеции и Дании, соответственно). Вторым немаловажным фактором была стратегическая значимость спорных территорий. 267 268 Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 59. Norman T.L. «A foreign policy other than the old neutrality»... P. 236. 107 Конфликт вокруг государственной принадлежности Аландских островов, расположенных между Швецией и Финляндией и имеющих огромное стратегическое значение, разгорелся в 1918-1921 гг., став наиболее серьезным внешнеполитическим спором в новейшей истории Швеции со времен расторжения шведско-норвежской унии269. Швеция, всячески поощрявшая стремление аландцев к самоуправлению, опиралась в своих притязаниях на результаты народного референдума, организованного среди жителей архипелага в декабре 1919 г., по итогам которого большинство высказалось за включение островов в состав шведского королевства. В то же время в Хельсинки, где сохранение Аландов считали вопросом национальной чести, не собирались мириться с подобным положением дел270. Для урегулирования финско-шведских противоречий, достигших апогея в 1920 г., когда из Хельсинки был отозван шведский посланник, потребовалось посредничество Лиги наций. Аландская конвенция, выработанная на основании резолюции Совета Лиги наций, была подписана десятью государствами 20 октября 1921 г. Она закрепила особый статус архипелага как самоуправляющейся области с широкой автономией в составе Финляндии271. Хотя шведская позиция во время конфликта отличалась большой уступчивостью и мягкостью272, в течение последующих нескольких лет отношения между странами по обе стороны Ботнического залива оставались натянутыми. Ещё более глубокий и вызывающий большее недоумение у несведущего наблюдателя конфликт разразился в конце 1920-х гг. между Данией и Норвегией273. Поводом для разногласий послужил вопрос о государственном суверенитете Гренландии – бывшей заморской территории Норвегии, «присвоенной» Данией в 1814 г. В 1921 г. датчане официально объявили не 269 Кан А.С. Новейшая история Швеции. М., 1964. С. 71-73. Подробнее о развитии конфликта см.: Лунден Т. Конфликты по вопросам границ в Северной Европе // Северная Европа: проблемы истории. М., 2011. С. 189-190; Kalela J. Grannar på skilda vägar... S. 57-59. 271 Подробнее см.: Barros J. The Å land question: Its Settlement by the League of Nations. New Haven, 1968. 272 Лунден Т. Указ. соч. С. 194. 273 Там же. С. 183. 270 108 только о своем безоговорочном суверенитете над Гренландией, но и об исключительном датском праве на лов рыбы в прибрежных гренландских водах. Бескомпромиссность позиции, занятой датчанами, вызвала волну националистического возмущения в Норвегии, заинтересованной не только в восстановлении экономических интересов для норвежского рыболовства, но и в возвращении Гренландии под норвежскую юрисдикцию 274. Затянувшийся Гренландский спор продолжал вносить раздор в датско-норвежские отношения с середины 1920-х вплоть до 1940 г. Дания была не единственной северной страной, с которой у Норвегии в 1920е гг. имелись неурегулированные территориальные вопросы. Помимо проблемы финско-норвежской границы, к пересмотру которой (как упоминалось) весьма настойчиво стремились финские националисты, после Первой мировой войны перед норвежским правительством стояла задача закрепления норвежского суверенитета над архипелагом Шпицберген. Здесь норвежские притязания сталкивались с интересами Швеции, также претендовавшей на заполярные острова. Норвежцы, сумевшие заручиться в этом вопросе поддержкой великих держав, одержали победу в дипломатической битве, ввиду чего шведское правительство предпочло не упорствовать. Однако прежде, чем в феврале 1920 г. был подписан Шпицбергенский трактат, подтверждавший власть Норвегии на «ничейной земле», многочисленные антишведские высказывания в норвежской прессе уже создали на Скандинавском полуострове атмосферу, далекую от духа сотрудничества времен Первой мировой войны. Способы разрешения территориальных конфликтов между странами Северной Европы представляются важным индикатором взаимоотношений северных стран в межвоенное двадцатилетие. Развитие этих конфликтов 274 «Безответственная агитация» и шовинистическая истерия, нагнетаемые в стране многочисленными активистскими группами, привели к самовольной оккупации норвежской экспедицией Северо-Восточной Гренландии в июне 1931 г., после чего норвежское правительство официально заявило об аннексии оккупированного района. Однако уже в 1933 г. Гаагский суд, на рассмотрение которого было передано расследование инцидента, решил дело в пользу Дании, признав норвежские действия незаконными. См. об этом: Ристе У. История внешней политики Норвегии... С. 158-162; Лунден Т. Конфликты по вопросам границ... С. 183185. 109 продемонстрировало, что в политическом смысле северная общность пока представляет собой не более чем теоретическую концепцию, которая при столкновении конкурирующих национальных интересов оказывается фразеологической пустышкой. Несмотря на то, что в 1920-е гг. добиться прогресса в северном сотрудничестве на политическом уровне не удалось, перспективы его развития продолжали обсуждаться в скандинавских странах отдельными заинтересованными политическими группами. В целом дискурс «северности» уже в 1920-е гг. достаточно отчетливо фигурировал в политической жизни и общественных дебатах стран Северной Европы. При этом обсуждение развивалось в рамках двух основных подходов, оформившихся ещё в конце XIX века: либерального и консервативного. Сторонники либерального подхода полагали, что сотрудничество между северными странами должно строиться на принципах демократии, равноправия и сугубой добровольности. Эти категории исключали любые жесткие рамки и наднациональные формы его организации. Поскольку в течение 1920-х гг. у власти в скандинавских странах находились по большей части представители партий Центра, точка зрения либералов в международных делах – в том числе, по вопросу о северном сотрудничестве – являлась преобладающей. «Скандинавизм правого толка», в противоположность либеральным взглядам, основывался на консервативных представлениях о Северном союзе государств, выстроенном в соответствии с принципами национализма и авторитаризма. Проект новой «Скандинавской империи», включающей также и Финляндию, приобрел немало сторонников в начале XX века – прежде всего, в Швеции, где были сильны пан-германские настроения, стимулировавшие в годы Первой мировой войны мощное движение так называемых активистов 275. Идея политического объединения Скандинавии – с возможным последующим 275 См. подробнее: Norman T. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace // Contact or isolation? Soviet-Western relations in the interwar period. Stockholm, 1991. P. 329-349. 110 включением этого объединения в группу стран Тройственного Союза или более широкую послевоенную «германскую конфедерацию»276 – находила отклик и в других северных странах. Так, ярым сторонником «союза северных наций» под эгидой Берлина являлся В. Квислинг – прогермански настроенный норвежский политический деятель, фанатично преданный идеям «тевтонизма» и настойчиво стремившийся в период между двумя мировыми войнами к их воплощению в норвежской политике. В середине 1920-х гг. прогерманские требования «Севера для северян» и «союза тевтонских народов» звучали также и в датской столице277. В эпоху «демократического прорыва», наступившего в Скандинавии после окончания мировой войны, «великодержавный синдром» был, однако, окончательно преодолен в Швеции278. После поражения Германии в войне, праворадикальные идеи, имевшие отчетливый пангерманский оттенок, уже не только не находили прежней поддержки в скандинавском обществе, но воспринимались как абсурдные и нелепые. При сопоставлении взглядов на пути развития северного сотрудничества, присущих различным политическим партиям в странах Северной Европы, следует выделить несколько особенностей. Прежде всего, в 1920-е гг. в северных странах не было ни одной политической силы, которая заявляла бы о приоритетном развитии исключительно северного сотрудничества во внешней политике. В политическом смысле оно оставалось некой «пограничной» альтернативой между изолированным нейтралитетом и ориентацией на общеевропейское сотрудничество и, как правило, рассматривалось в более широком контексте отношений той или иной северной страны с Западом. Таким образом, в зависимости от политической ситуации в конкретной стране, на северное сотрудничество как внешнеполитическую альтернативу обращали внимание как сторонники партий с «интернациональной» ориентацией, так и националисты. 276 Ibid. P. 335, 337. Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering… S. 69-70. 278 Рогинский В.В. Эволюция политического строя стран Северной Европы в первой половине ХХ столетия // Политика и власть в Западной Европе ХХ века. М., 2000. С. 11. 277 111 Сравнительно более оживленно дискуссии о «северной альтернативе» велись в странах, где эта идея непосредственно соответствовала интересам политических элит. Наибольшей активностью отличались общественные дебаты в Швеции и Финляндии, менее интенсивно протекали в Дании, в Норвегии же в 1920-е гг. идея практически не обсуждалась, а если упоминалась – то исключительно в негативистском ключе. В Швеции, которая оставалась центром скандинавских политических дискуссий, северное сотрудничество поддерживали консерваторы и некоторые левые буржуазные партии, однако мотивы этой поддержки были неодинаковы. Первые были ориентированы на военное сотрудничество с Финляндией, ставившее целью оборону восточных рубежей Скандинавии (активнее всего перспективы шведско-финляндского консервативной «Гётеборг оборонительного Хандельстиднинг»)279. союза Вторые освещались рассчитывали, напротив, на постепенное политическое сближение с Данией и Норвегией, при этом их отношение к Финляндии оставалось скептическим ввиду расцвета в стране радикальных политических движений 280. В Хельсинки северное сотрудничество в целом рассматривалось как свидетельство прозападной политической ориентации Финляндии и воспринималось большинством партий как удачный вариант для молодой страны, не имеющей устойчивых дипломатических связей в Европе281. Ориентация на Скандинавию была присуща, в первую очередь, центристским партиям. После банкротства «политики окраинных государств» её весьма активно поддерживала настроенная наиболее проевропейски Прогрессивная партия 282. Скандинавский дискурс отличал (в силу специфики программных установок) и позицию Шведской национальной партии, одним из наиболее влиятельных «скандинавистов» в рядах которой являлся Я. Прокопе, этнический швед и 279 Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden… P. 140-141. См.: The Cultural Construction of Norden... P. 44. 281 Kalela J. Grannar på skilda vägar... S. 26-28, 57-58. 282 См. подробнее: Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe... P. 228. 280 112 убежденный западник, занимавший пост министра иностранных дел в 1924-1925 и 1927-1931 гг. 283. Финским социал-демократам, придерживавшимся принципов социалистического интернационализма, сотрудничество с успешными скандинавскими коллегами также приносило ощутимые преимущества284. Наряду с партиями либерального толка, скандинавской ориентации придерживалась также часть финских консерваторов, мотивация которых в данном вопросе определялась конкретными вопросами безопасности страны. Невзирая на Аландский конфликт и сомнительные перспективы военной помощи из Швеции, консерваторы (прежде всего, из рядов Национальной коалиции), вынужденные ввиду ослабления Германии искать новый противовес «русской угрозе», также искали поддержки на Скандинавском полуострове. Такие отталкивающие (с точки зрения финских правых) факторы, как свойственный внешнеполитической линии скандинавских стран в 1920-е гг. «пассивный пацифизм», а также усиливающееся в Скандинавии влияние социал- демократов285, в данном случае не имели принципиального значения. В правых кругах Финляндии считалось целесообразным добиваться заключения финскошведской военной конвенции, гарантирующей помощь шведов в обороне финляндской восточной границы, с возможным привлечением к этому военному союзу также Эстонии. С начала XX века в Финляндии начала обсуждаться идея некой конфедерации северных стран – Фенноскандии286, которая получила дальнейшее развитие после окончания мировой войны. Большинство её сторонников являлись этническими шведами и консерваторами с прогерманскими симпатиями. Наиболее четко и развернуто концепция Фенноскандии была сформулирована первым финляндским посланником в Стокгольме Г.А. Грипенбергом. В начале 283 Подробнее об этом см.: Lemberg M. Hjalmar J.Procopé som aktivist, utrikesminister och svensk partiman. Procopes politiska verksamhet till år 1926 / Skrifter utgivna av svenska litteratursällskapet i Finland, 524. Helsingfors, 1985. S. 260300. Idem. J. Procopé: en politisk biografi. Helsingfors, 1989. 284 Paasivirta J. Finland and Europe: The early years of independence 1917-1939. Helsinki, 1988. P. 307. 285 Kurunmäki J. «Nordic Democracy» in 1935: On the Finnish and Swedish rhetoric of democracy // Rhetorics of Nordic Democracy. Helsinki, 2010. P. 59. 286 Norman T. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace... P. 340. 113 1919 г. Грипенберг, сам придерживавшийся консервативных взглядов, направил в Хельсинки исчерпывающий «Меморандум по делу Аландских островов», смысл которого сводился к тому, что Финляндии угрожает внешнеполитическая изоляция, ввиду чего ей следует добиваться заключения финско-шведской военной конвенции, обеспечивающей помощь шведов в обороне финляндской восточной границы. Для этого финнам следовало добровольно уступить Швеции Аландские острова, которые, как полагал Грипенберг, станут «честной ценой за членство в скандинавском сообществе»287 и привлечение Швеции в качестве гаранта финской безопасности. После установления необходимых контактов между Швецией и Финляндией, обеим странам надлежало, согласно меморандуму, пригласить Данию и Норвегию создать «северную конфедерацию» с общей системой консультаций, внешней политикой и политикой безопасности. Данное амбициозное предложение было, однако, отвергнуто шведским правительством на том основании, что оно не только было несовместимо со шведским нейтралитетом, но и связывало шведов нежелательными военными обязательствами. После этого Грипенберг вскоре оставил свой пост 288, однако его взгляды разделяли и другие финские дипломаты и политики, включая регента страны К.Г. Маннергейма. Единственной политической группировкой в Финляндии, неизменно отвергавшей возможность скандинавской ориентации как таковую, являлись праворадикальные националисты. Движимые не прагматическими, а идеологическими соображениями, они односторонне трактовали северное сотрудничество как государственную измену и торжество шведско-язычного меньшинства. В глазах «истых финнов» Швеция выглядела скорее «малым империалистом», тайно стремящимся к восстановлению своей власти на финской земле, чем выгодным партнёром. Более того, в планы самих финских правых радикалов входила экспансия к Баренцеву морю за счет территорий шведских и 287 Ibid. P. 334. См. подробнее: Norman T. Drömmen om Fennoskandia. Alexis Gripenberg och det fria Finlands utrikespolitiska orientering // Studier i modern historia tillägnade J.Torbacke den 18 aug. 1990. Kristianstad, 1990. S. 169-189. 288 114 норвежских северных провинций. При этом националистический пафос не мешал финским ультраправым выдвигать требование получить от Швеции максимум военной поддержки, которую та была готова предоставить289. Резкое сокращение шведского оборонного бюджета в 1925 г. вынудило финские ультраправые силы, впрочем, временно пересмотреть свои взгляды, так как Швеция превращалась, в данном случае, в слабого защитника290. В целом, очевидно, что сотрудничество со Скандинавией в любых формах в межвоенный период соответствовало национальным интересам Финляндии, остро нуждавшейся во внешнеполитических ориентирах и партнёрах. При этом облегчение шведско-финского взаимодействия через развитие контактов по «партийной» линии, на которое отчасти рассчитывали финские политики, в 1920е гг. оказалось невозможным, поскольку по разные стороны Ботнического залива представители правых и левых партий неодинаково оценивали его перспективы и придерживались буквально противоположных точек зрения. Правые в Швеции и левые в Финляндии поддерживали идею регионального сотрудничества, в то время как шведские левые и финские правые, напротив, были настроены более чем скептически 291. В странах «западного сектора» Северной Европы (Дании и Норвегии) политический «скандинавизм» занимал гораздо более скромные позиции в общественной жизни. В Дании, где с середины 1920-х гг. у власти находились социал-демократы, в дебатах о северном сотрудничестве преобладала точка зрения умеренных либералов, находившая выражение в программе деятельности датской Северной ассоциации292. Она была основана на стратегии постепенного сближения северных стран, поначалу в сфере экономики и культуры, затем, по возможности, в политике. 289 Kurunmäki J. «Nordic Democracy» in 1935… P. 58. Paasivirta J. Finland and Europe… P. 309. 291 Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 69-70. 292 Ibid. 290 115 В консервативных датских кругах, главным объектом внимания которых являлась проблема повышения обороноспособности страны, активно обсуждалась идея скандинавского оборонительного союза, предполагающего конкретные политические и военные обязательства между участниками293. Ход дискуссий по этому вопросу освещался консервативными журналами «Ню Норд» и «Ню Тид», которые зачастую организовывали публичные опросы с целью выяснения общественного мнения о перспективах скандинавских взаимоотношений. В 1925 г. очередной опрос по поводу скандинавского оборонительного союза продемонстрировал, впрочем, что в датском обществе интерес к этому проекту практически отсутствует294. Когда в конце 1920-х гг. лидер датских консерваторов Й. Кристмас-Мёллер предпринял новую попытку инициировать дискуссии об оборонительном сотрудничестве северян, реакция датской общественности оказалась ещё более прохладной295. Особенно резко политический скандинавизм критиковался в Норвегии, где тема северного военного или политического альянса вызывала лишь отторжение и оскорбление патриотических чувств296. Анкеты, организуемые журналами для выяснения отношения норвежцев к северному сотрудничеству, свидетельствовали о ещё большем равнодушии населения к этому вопросу, чем в Дании, виду чего их публикация довольно быстро была свернута 297. Перспективы северного сотрудничества во внешней политике, таким образом, оценивались по-разному от страны к стране и от партии к партии. Подобная неоднородность мнений, а также тот факт, что во всех северных странах, кроме Финляндии, в 1920-е гг. региональные аспекты внешней политики считались незначительными и периферийными, обусловили невозможность выработки стройной совместной концепции политического сотрудничества четырьмя северными странами. Большинством политиков и граждан оно 293 Ibid. Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden… P.140. 295 Holtsmark S.G., Kristiansen T. En nordisk illusion? Norge og militært samarbeit i Nord 1918-1940. Oslo, 1991. S. 22-23. 296 Ibid. S. 33. 297 Tingsten H. Op. cit. P. 140. 294 116 рассматривалось как утопия или дело далекого будущего. Это означало, что в сфере внешнеполитического сотрудничества «не существовало Северной Европы как особого контекста – сближение определялось исключительно национальными интересами малых стран (småstatsintresset)»298. Невзирая на более чем ограниченные практические результаты, в 1920-е гг. потенциал северного сотрудничества, тем не менее, продолжал оставаться весьма привлекательным с точки зрения не только Хельсинки, но и молодых балтийских республик. Интерес Эстонии и Латвии (в меньшей степени Литвы) был, как и в случае Финляндии, обусловлен стремлением заручиться в Скандинавии политической и, по возможности, военной поддержкой, необходимой этим странам ввиду их напряженных отношений с Советской Россией. В данном случае взоры балтийских стран были также обращены, прежде всего, на Стокгольм как дипломатическую столицу Скандинавии 299. Неизменный интерес стран-лимитрофов к проектам регионального сотрудничества любого формата косвенно являлся одной из потенциальных движущих сил организации северного сотрудничества в 1920-е гг. В случае одобрительного геополитический отношения центр в Стокгольма концепции к прибалтийским развития северного инициативам, регионального сотрудничества мог сместиться со Скандинавии на регион Балтийского моря. История и география предоставляли достаточно аргументов как для сторонников балтийского регионализма, так и для его противников300. Концепция «Балтоскандии», основанная на идее единства стран Балтийского моря – стран 298 af Malmborg M. Geopolitik och kulturell konstruktion i Norden… S. 104. Эту точку зрения разделял видный отечественный историк Скандинавии А.С. Кан, подчеркивая, что «ни одна из северных стран ни на сантиметр не поступилась собственной самостоятельностью, участвуя в северном сотрудничестве». См.: Кан А.С. Есть ли у северного сотрудничества исторические традиции?// Скандинавский сборник. 1982. Т. XXVII. C. 229. 299 Укреплению концепта о балтийской общности и особой связи со Скандинавией в Эстонии и Латвии способствовала также национальная мифология, в которой эпоха шведского владычества в балтийских провинциях всемерно идеализировалось, наделяемая эпитетами «добрые шведские времена» или шведский «золотой век», в противоположность последовавшим за нею временам русификации и угнетения национальной культуры. Связь со Швецией, таким образом, рассматривалась в этих странах как символ свободы и демократии. См. об этом: Lehti M. Baltoscandia as a National Construction // Relations between the Nordic countries and the Baltic nations in the XX century. Turku, 1998. P. 22-52; Рунблом Х., Тиден М., Карлбэк-Исотало Х. История Балтийского региона. СПб., 1996. С. 26. 300 Володькин А.А. Становление балтийского регионализма [Электронный ресурс] // Журнал международного права и международных отношений. 2006. № 2. URL: http://evolutio.info/index. php?option=com_content&task=view&id=1013&Itemid=176 (дата обращения: 25.04.2014). 117 Скандинавии, Прибалтики и Финляндии, оставалась, однако, искусственно сконструированным, «вымышленным сообществом», поскольку никакой исторической или политической традиции межгосударственного сотрудничества между странами восточного и западного побережий Балтийского моря (как и особой «балтийской идентичности») не существовало301. Тем не менее, попытки обосновать общность стран региона Балтийского моря в географическом, политическом, культурном контекстах множились по мере роста политической заинтересованности в развитии региональных контактов между Прибалтикой и Скандинавией. Термины «Фенноскандия» и «Балтоскандия», концептуально разрабатываемые географами, обществоведами и даже геологами в северных странах с конца XIX века – первоначально исключительно с целью выработки географических характеристик региона, в 1920-е гг. были введены в политический контекст302. Балтийская общность к этому времени оказалась также цементирована кровью скандинавских и финских добровольцев, сражавшихся на стороне Эстонии и Латвии против советских войск осенью и зимой 1918-1919 гг.303 В 1919 г., после длительной предварительной кулуарной работы эстонских и латвийских политиков и дипломатов, был разработан проект Балтийской конфедерации или Балтийской Лиги, главная роль в котором отводилась вопросам обороны304. Изначальная идея политического объединения и сотрудничества стран восточного и западного берегов Балтийского моря обрела, в трактовке прибалтийских политиков, характер амбициозного балто-скандинавского оборонительного союза, включающего скандинавские страны, Финляндию и три прибалтийских республики305. Было очевидно, при этом, что по своей структуре 301 Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe… P. 518. Idem. Baltoscandia as a National Construction... P. 23-26. 303 На стороне балтийских стран сражалось несколько сотен добровольцев из Швеции, Дании и особенно много – без малого четыре тысячи – из Финляндии, к тому же скандинавы поставляли эстонцам и латышам оружие. См.: Norman T. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace… P. 330. 304 Ibid. P. 331-332. 305 Ibid. P. 329-330. 302 118 предполагаемая «Федерация независимых государств, расположенных между Германией и Россией», угрожающими этим государствам своими неизжитыми великодержавными амбициями, является не только громоздкой, но и чересчур обязывающей для её участников. Для координации действий предполагалось создание некой наднациональной политической организации, обладающей верховной властью, а также общего Генерального штаба и постоянного секретариата306. Серия международных конференций и консультаций, начавшихся с осени 1919 г. между странами Восточной Европы, ознаменовала создание Балтийской Лиги, работа которой велась на протяжении 1919-1926 гг. Территориальный охват и сфера деятельности Лиги, впрочем, существенным образом отличались от первоначальных планов. Эти отличия были, в первую очередь, обусловлены тем, что скандинавские страны, вопреки надеждам Таллинна и Риги, сразу безоговорочно отмежевались от данного международного проекта. Несмотря на то, что политическая элита и общественность стран-лимитрофов всячески подчеркивали свои симпатии к благополучной и влиятельной Швеции, усматривая в её лице покровителя и важнейшего политического партнёра, отношение Стокгольма к развитию политических контактов со странами Прибалтики оставалось более чем прохладным. Участие в аморфном проекте Балтийской Лиги не только не предоставляло Швеции никаких политических преимуществ, но напротив – подвергало угрозе основы шведского нейтралитета и накладывало на страну излишние международные обязательства в отношении слабых и стратегически уязвимых стран Балтии. В шведском правительстве преобладали отношении балтийского сотрудничества. скептические Любые шведские настроения в действия на балтийской земле могли привести, по выражению министра морской обороны Швеции Э. Пальмшерна, к «непредвиденным последствиям»307. Премьер-министр 306 307 Lehti M. Baltoscandia as a National Construction... P. 35. Ibid. 119 Н. Эден, разделявший эту точку зрения, также полагал, что страны-лимитрофы являются «слишком проблемными партнерами», поддержка которых может вновь актуализировать для Швеции только что устраненную «русскую угрозу»308. В шведском риксдаге при этом вопросы развития контактов между Скандинавией и Прибалтикой в тот период практически не обсуждались, а среди парламентариев единственным сторонником идеи оборонительного сотрудничества с Балтийскими странами являлся социал-демократ Карл Линдхаген, тщетно, однако, пытавшийся добиться поддержки от своих коллег 309. В целом отказ Стокгольма от участия в балтийском сотрудничестве был продиктован уверенностью в том, что прибалтийские страны – сообща или по отдельности – в любом случае вряд ли смогут долго сохранять независимость от России, когда та восстановит свою былую мощь310. Между тем, очевидно, что из всех скандинавских стран только Швеция могла попытаться приблизить идею широкого балто-скандинавского сотрудничества к осуществлению. Для Норвегии и Дании, с точки зрения геополитики практически не имеющих общих интересов с восточноевропейскими странами-лимитрофами, особого «балтийского измерения» попросту не существовало. Отказ скандинавских стран от участия в дискуссиях по поводу Балтийского союза представляется, таким образом, вполне закономерным 311. В течение 1919-1920 гг. скандинавские страны ещё продолжали рассматриваться как возможные участники Балтийской Лиги, однако надежды балтийских политиков таяли с каждым месяцем312. Окончательно иллюзии оказались развеяны к маю 1920 г., когда, в ответ на приглашение присоединиться к конференции Балтийской Лиги в Булдури, из всех скандинавских столиц пришел отрицательный ответ. При этом предложение было воспринято в 308 af Malmborg M. Geopolitik och kulturell konstruktion i Norden... S. 102. Правительство и парламент неизменно отвергали его предложения, однажды c результатом голосования 109 против 1. См.: Larsson U. Svensk socialdemokrati och Baltikum under mellankrigstiden. Stockholm, 1996. S. 103-104. 310 Оселиус Г. Финляндия в шведской политике безопасности, 1920-1940… С. 23. 311 Larsson U. Op. cit. S. 104. 312 Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe… P. 202, 207. 309 120 скандинавских МИДах как не только несвоевременное, но уже откровенно нелепое313. На этом попытки привлечь Скандинавию к балтийскому сотрудничеству были исчерпаны. Концепция единства стран Балтийского моря также оказалась неподходящей основой для сплочения стран Северной Европы. В первую очередь, это было связано с нежеланием экс-нейтральных скандинавских стран участвовать в сепаратных политических переговорах вообще – и брать на себя проблемы молодых стран-лимитрофов, в частности. Кроме того, к моменту возрождения идей Балтоскандии в конце 1910-х гг. скандинавам уже удалось создать довольно стройную, обоснованную и укоренившуюся в обществе концепцию северной идентичности. Она не имела ничего общего с той «балтийской идентичностью», основанной на «общем печальном прошлом и общих надеждах на будущее», на которую стремились опереться политики стран Балтии 314. У стран восточного и западного берегов Балтийского моря отсутствовали общие символы, традиции, национальные интересы. Несмотря на интенсивные переговоры, продолжавшиеся после отказа скандинавов между восточными балтийскими странами в 1920-е гг.315, Балтоскандия в результате так и осталась теоретической конструкцией группы эстонских, латвийских и финских интеллектуалов316. В отличие от скандинавских стран, Финляндию с балтийскими республиками сближали нерешенные проблемы национальной безопасности, но в целом идея союза балтийских стран была чужда и финнам, которые обычно «играли роль скептиков в конференциях балтийском Балтийской сотрудничестве»317. Лиги Поведение характеризовалось Финляндии на осторожностью и сдержанностью. Финны не забывали постоянно подчеркивать тот факт, что 313 Idem. Baltoscandia as a National Construction… P. 38. Балтийский регион: конфликты и сотрудничество: Путь из прошлого в будущее. Таллин, 2005. C. 63. 315 За период 1919-1926 гг. между Финляндией, Эстонией, Латвией и Польшей было проведено более 40 конференций, семь из них – министерских. Тем не менее, первоначально предусматривавшийся план военнополитического объединения стран-лимитрофов так и не был осуществлен. Попытки создания регионального блока были, однако, продолжены балтийскими странами – уже без участия скандинавов и финнов – в 1930-е гг. в рамках «Балтийской Антанты» (1934-1939 гг.). 316 Lehti M. Baltoscandia as a National Construction... P.41; Norman T. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace... P. 331-332. 317 Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe… P. 520. 314 121 Финляндия – «не совсем балтийская страна», воспринимая сотрудничество с Балтийской группой как превентивную оборону, своего рода страховку, и никогда – как военный или политический альянс 318. Для Финляндии всегда гораздо выгоднее было принадлежать экономически, политически и цивилизационно внешнеполитическим курсом, чем к Скандинавии, с её умеренным к нестабильному блоку лимитрофов, взаимоотношения которых с внешним миром и между собой было «соткано из слишком большого количества противоречий»319. Тем не менее, в ситуации послевоенной политической нестабильности в Восточной Европе в начале 1920-х гг. курс на сотрудничество с «окраинными государствами» мог оказаться целесообразным. Активная «лимитрофная» политика, отстаиваемая министром иностранных дел Р. Холсти, достигла своей кульминационной развязки в 1922 г., когда Финляндия, обеспокоенная обострившимися отношениями с Советской Россией из-за кризиса в Восточной Карелии, подписала так называемый «Варшавский пакт» с Эстонией, Латвией и Польшей. Данный договор предполагал сотрудничество «окраинных государств» в вопросах обороны восточных рубежей. После того, как финский парламент отказался ратифицировать данный документ (в поддержку политики Холсти выступили только Аграрная и Прогрессивная партии), возможности балтийской ориентации были для Хельсинки исчерпаны, а Финляндия стала постепенно превращаться в слабое звено Балтийской Лиги320. Активизация польской дипломатии в регионе после попытки государственного переворота в Эстонии в конце 1924 г. стала дополнительным аргументом, оправдывавшим для финского правительства отход от Балтийской Лиги и развитие политического сотрудничества со Швецией. Так, вступивший в феврале 1925 г. в президентские полномочия Л.К. Реландер, заявляя о дружественной позиции в отношении Эстонии и Латвии, подчеркивал, что любые соглашения с 318 Ibid. P. 466-468. Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения. Середина 1920-х-начало 1930-х гг. СПб, 2001. C. 7. 320 Юссила О., Хентиля С., Невакиви Ю. Политическая история Финляндии 1809-2009. М., 2010. C. 173-174. 319 122 Польшей уводят Финляндию от Скандинавии и поэтому в дальнейшем невозможны 321. Интересам Финляндии отныне соответствовало поддержание контактов и координирование политики с «окраинными государствами», но без обязательств военно-политического характера. Ввиду изменившейся после заключения Локарнских соглашений международной ситуации, в 1926 г. попытки остальных участников Балтийской Лиги договориться о совместных действиях были прекращены 322. Для Хельсинки «лимитрофная политика» ограничилась в дальнейшем развитием двустороннего сотрудничества с Эстонией в области военной разведки и координации планов обороны323. Дискуссии вокруг формата балтийского сотрудничества свидетельствуют о том, что с точки зрения геополитики в 1920-е гг. регион «Северная Европа» ещё не являл собой устоявшейся территориальной единицы (подобно «Скандинавии»), а с появлением на берегах Балтийского моря целой группы новых независимых государств границы этот региона подверглись новым изменениям 324. Если в том, какие страны следовало относить к «скандинавскому измерению», разногласия были минимальны, то участники «северного сотрудничества» ещё не были определены окончательно. Послевоенная ситуация в Балтийском регионе предоставляла множество вариантов для выстраивания новой системы региональных контактов. Однако видение потенциальной модели этой системы на восточном и западном берегах Балтики различалось коренным образом. Скандинавские страны стремились к «мягкому варианту» сотрудничества, основанному на общественных и гражданских связях, интересам же восточнобалтийских стран, напротив, в перспективе более соответствовал «жесткий вариант», нацеленный на заключение политического или военного союза. 321 Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe... P. 462, 469-470. Varslavāns A. Baltic Alliance and International Politics in the first part of the 1920’s // The Baltic in International Relations between the two World wars. Stockholm, 1988. P. 57. 323 См.: Turtola M. Aspects of Finnish-Estonian military relations in the 20’s and 30’ // The Baltic in International Relations between the two World wars. Stockholm, 1988. P. 101-110. 324 Idem. Baltoscandia as a National Construction... P. 47. 322 123 В то время как подсоединение к северному сотрудничеству в 1920-е гг. оставалось желанной целью для малых стран-лимитрофов, великие державы оценивали его потенциал с совершенно иных позиций. Следует отметить, впрочем, что в этот период мнение великих держав лишь незначительно влияло на политику северных государств в отношении регионального сотрудничества, которое как сами его участники, так и ведущие европейские страны считали второстепенным вопросом. Обе поверженные империи, Германия и Россия, утратившие влияние в Балтийском регионе и занятые в 1920-е гг. решением серьезных внутренних проблем, мало интересовались внутренними скандинавскими взаимоотношениями. В целом обе страны устроил бы такой вариант скандинавской кооперации, который помог бы предотвратить в будущем проникновение в регион небалтийских государств – прежде всего, Великобритании. Отношение Москвы, где внимательно наблюдали за попытками Финляндии в 1920-е гг. заручиться военной поддержкой в Скандинавии, к политическим переговорам северных стран на протяжении всего межвоенного периода оставалось в целом настороженным и сдержанно-негативным325. Осознавая, что Дания и Норвегия не заинтересованы в скандинавском оборонительном сотрудничестве, в НКИДе внимательно наблюдали за развитием шведскофинляндских отношений, не исключая, что основой сближения между Хельсинки и Стокгольмом может стать враждебность Советскому Союзу326. В конце 1920-х гг., под впечатлением от дебатов северных стран о военном сотрудничестве, подозрения Москвы в отношении сколачивания антисоветского Балтийского блока лишь укрепились327. В этом свете задача советской дипломатии состояла во всемерном противодействии растущему влиянию Швеции в балтийском регионе – страны, которая, по убеждению Москвы, после «периода экономического и культурного 325 Salmon P. Scandinavia and the Great Powers, 1890-1940. New York, 1997. P. 228-231. Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения... С. 22. 327 Коллонтай А.М. Дипломатические дневники. 1922-1940 гг. М., 2001. Т.1. С. 417, 467. 326 124 внедрения (политика Спичечного Синдиката, Союз Северных народов) в северные страны, планировала, при благоприятных условиях, перейти к более активной политике»328. Главная опасность при этом усматривалась не в самой «северной Антанте», которая (даже в случае её появления) не смогла бы составить сильного и однородного военно-политического образования, а в возможности перехода этого блока под власть одного из могущественных противников СССР – Германии или Великобритании 329. В Москве, однако, зачастую слишком драматизировали ситуацию. Вплоть до установления фашистского режима в Германии вопрос о северном сотрудничестве не вызывал интереса в Англии330, что, однако, не мешало Лондону иметь свою точку зрения насчет перспектив межскандинавских взаимоотношений. К более внимательной оценке потенциала скандинавского регионального сотрудничества британский МИД побудило экономическое и политическое сближение Швеции, Дании и Норвегии в годы Первой мировой войны. Небезынтересным результатом проведенного британскими разведывательными службами и дипломатией в этой связи анализа ситуации в Северной Европе явился 65-страничный рапорт военного атташе Великобритании в Дании Х. Вейда от 15 марта 1918 г., посвященный проблеме скандинавского сотрудничества331. Скандинавский союз в послевоенном мире, по мнению автора, мог представлять значительный интерес для западных союзников, поскольку группа экономически независимых и политически нейтральных скандинавских стран была способна создать выгодный противовес влиянию Германии в Балтийском регионе, а также барьер против экспансии большевизма на запад. Вейд отводил объединенной Скандинавии, таким образом, роль стабилизатора международных 328 АВПРФ. Ф. 09. Оп. 4. П. 39. Д. 36. Л. 42. Письмо члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР Б.С. Стомонякова всем Полномочным Представителям СССР в Прибалтике и Скандинавии, 29.06.1929. 329 Подробнее см.: Holtsmark S. G. Enemy Springboard or Benevolent Buffer? Soviet Attitudes to Nordic Cooperation 1920-1955. Oslo, 1992. P. 19-22. 330 Holtsmark S. Op. cit. S. 48. 331 Kaarsted T. Great Britain and Denmark 1914-1920. Odense, 1979. P. 197. 125 отношений и своеобразного «стража английских интересов» на Севере Европы. Рапорт Вейда, однако, не вызвал энтузиазма в Лондоне, получив характеристику «преждевременной спекуляции»332. Отказ Великобритании от роли фактического или идейного лидера скандинавского блока в большой степени объяснялся тем, что интересы великой державы на Балтике после Первой мировой войны были в целом удовлетворены. В балтийском вопросе Форейн Офис стремился прочно закрепить создавшееся международное равновесие и сохранить за собой впредь возможность его поддержания. В связи с этим выдвигаемые финскими, эстонскими и шведскими националистами планы по созданию единого федеративного государства, «Фенноскандии» или «Балтоскандии», для которого Балтика становилась бы «внутренним морем», либо образования регионального союза для обороны нейтрального статуса Балтийского моря собственными силами, резко критиковались английским МИДом и военно-морским ведомством, желавшими видеть Балтику открытой для своего военного и торгового флота, и вызывали в Лондоне реакцию, палитра оттенков которой варьировалась «от умеренного скептицизма до глубокой враждебности»333. В английских дипломатических кругах, тем не менее, имелась и иная точка зрения на перспективы регионального сотрудничества северных стран. Одним из её активных сторонников был посол Великобритании в Стокгольме в 1913-1918 гг. (позднее председатель Балтийской комиссии на Парижской мирной конференции) Э. Ховард. Он учитывал возможную заинтересованность самих скандинавских стран в создании после войны независимого, официального или неформального, экономического объединения для совместного противостояния вероятному возрождению германского влияния в регионе и полагал, что стоит поощрять усилия скандинавов в этом направлении. В случае новой войны «скандинавский блок» можно будет, как считал Ховард, выгодно использовать в 332 333 Ibid. P. 197-198. Hovi O. The Baltic area in British policy, 1918-1921. Helsinki, 1980. Vol. I. P. 54-57. 126 интересах Великобритании для экономической блокады противника. Во главе данной, несомненно, благоприятной для английских интересов северной группировки, согласно предположениям Ховарда, должна была встать наиболее сильная и независимая из всех скандинавских стран Швеция, преследующая общую с Великобританией цель сохранить Балтику открытой334. Позиция Ховарда резко контрастировала с мнением британского посла в Кристиании М. Финдлея, уверенного в том, что прогерманская ориентация шведской политической элиты, а также ее собственные амбициозные стремления к лидерству в Скандинавии до сих пор не изжиты, в результате чего главенство Швеции, прислушивающейся к мнению Берлина, в скандинавском блоке станет исключительно вредным для английских политических интересов 335. Проводимые с помощью посредничества шведского МИДа германские интересы способны, как предостерегал Скандинавскому Финдлей, отвратить полуострову» – Норвегию от ее – «британский нынешней ключ к прозападной внешнеполитической и экономической ориентации 336. В свете этого одна их центральных задач британской дипломатии в регионе, по мнению Финдлея, состояла в том, чтобы удержать норвежцев от тяготения к «опасному» Скандинавскому региональному блоку. Выявившиеся вскоре оппозиционные настроения датчан и норвежцев по вопросу расширения скандинавского политического сотрудничества развеяли опасения британских дипломатов. В целом в 1920-е гг. собственный потенциал северных стран к развитию регионального сотрудничества оценивался в британском МИДе как крайне малый. Более того, такое сотрудничество в большинстве случаев считалось наносящим ущерб не только британским, но и собственным интересам скандинавских стран337. Вместе со стабилизацией международной ситуации в Балтийском регионе после окончания послевоенного 334 Salmon P. Scandinavia and the Great Powers... P. 221; Kaarsted T. Great Britain and Denmark… P. 199. Salmon P. Op. cit. P. 222. 336 Kaarsted T. Op. cit. P. 200. 337 Salmon P. British Security Interests in Scandinavia and the Baltic 1918-1939 // The Baltic in International Relations between the two world wars. Stockholm, 1988. P. 121. 335 127 мирного урегулирования, а также отходом от дел тех британских дипломатов, которые были ответственны за политику Англии на скандинавском направлении в годы Первой мировой войны, тема северного сотрудничества практически исчезла с повестки дня в Форейн Офис338. В целом мнение великих держав по вопросу развития политического сотрудничества стран Северной Европы выстраивалось на основе убежденности в том, что четыре северные страны с различными приоритетами в сфере безопасности вряд ли смогут договориться о совместных действиях по обороне региона, и даже в случае, если некий Северный союз будет создан, без поддержки одной из великих держав или без подсоединения к более крупному военному блоку он не будет представлять из себя реальной политической силы. 338 Ibid. P. 129. 128 § 2.2. «Военный скандинавизм» и его перспективы в 1920-е гг. До начала 1930-х гг. северное оборонительное сотрудничество, или «военный скандинавизм», оставалось второстепенным вопросом во внешней политике скандинавских стран339. Их политика безопасности в этот период основывались на методах, прямо противоположных военным – борьбе за всеобщее разоружение и повышение эффективности дипломатии. Вероятность того, что сложившееся равновесие сил на Севере Европы окажется в ближайшее время нарушенным, в глазах военных и политиков, была столь мала, что предпринимать какие-либо масштабные действия по организации совместной обороны региона не имело смысла. Более того, любые шаги в этом направлении могли лишь нанести ущерб престижу северных стран, вызвав превратные представления о скрытом сколачивании скандинавского военного блока340. Война между самими северными странами, известных своим миролюбием и нейтральностью, также была немыслима. Фактическое отсутствие условий для развития «военного скандинавизма» в 1920-е гг. усугублялось сомнениями в том, смогут ли в принципе четыре северные страны со столь различным стратегическим положением найти такую форму сотрудничества, которая была бы одновременно приемлема в политическом отношении и эффективна военном341. В данном случае становилось очевидно, что практическая потребность в шведско-финском оборонительном альянсе была гораздо выше, чем в более широком и политически малоправдоподобном Северном оборонительном союзе с участием четырех северных стран342. В действительности, единственной страной, способной в 1920-е гг. инициировать создание «скандинавского сообщества безопасности», оставалась Швеция. Политика Стокгольма в отношении соседних северных стран в этот 339 См. Об этом: Holtsmark S. Enemy Springboard or Benevolent Buffer? … P. 24-26. Berlingske Tidende, 31.03.1921. 341 Holtsmark S. Enemy Springboard or Benevolent Buffer? … S. 109. 342 Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden… P. 139. 340 129 период весьма развернуто прокомментирована видным консерватором, шведским посланником в Осло в 1923-1937 гг. Т. Хойером. Дипломат, отлично знакомый с реалиями скандинавских взаимоотношений, в развернутом меморандуме по случаю своего назначения на дипломатическую работу в Осло в 1923 г., утверждал, что Швеции необходимо «отвергать все предложения о гарантиях или оборонительных пактах – особенно с Финляндией, но также с Данией и Норвегией»343. Подробно анализируя двусторонние отношения между всеми северными странами, Хойер убедительно доказывал, что, хотя во многом их интересы совпадают, между ними продолжают наличествовать столь серьезные противоречия, что северное политическое сотрудничество – тем более оборонительный союз – практически неосуществимы344. Главным фактором, определяющим бесперспективность «политического скандинавизма» в ориентированность 1920-е гг., политики по мнению безопасности автора, стран являлась региона. различная Норвежцы, рассчитывавшие на западные трансатлантические связи, не были заинтересованы в сотрудничестве с восточными скандинавскими соседями, озабоченными в первую очередь проблемой демилитаризации Балтийского моря 345. В то же время и между «балтийскими» странами Северной Европы не было единого мнения относительно того, какое направление для организации совместной обороны считать главным. Для Финляндии и Швеции таким направлением являлись восточные рубежи и граница с Советской Россией, в Дании же стремились обеспечить, в первую очередь, стабильность южной границы, и использовать северное сотрудничество в качестве противовеса германской угрозе346. В такой ситуации, согласно заключению Хойера, организовать сотрудничество между государствами Северной Европы на практике было весьма затруднительно347. 343 Norman T.L. «A foreign policy other than the old neutrality»... P. 247. Carlgren W. Europa och Sverige 1923. Chefens för politiska avdelningen reflexioner // Diplomati och historia: festskrift tillägnad Gunnar Hägglöf den 15 december 1984 av vänner och medarbetare inom utrikesförvaltningen. Stockholm, 1984. S. 33-36. 345 Holtsmark S. Enemy Springboard or Benevolent Buffer? …S. 35-39. 346 Carlgren W. Op. cit. S. 35. 347 Ibid. P. 33-34. 344 130 Таким образом, как справедливо отмечалось в меморандуме, у северных стран было гораздо меньше общих интересов, чем казалось на первый взгляд. Северное сотрудничество имело совершенно конкретные рамки и представляло собой политический ресурс будущего. Но даже в случае возникновения новой военной угрозы четырем северным странам вряд ли удалось бы создать действенную систему совместной обороны и военной взаимопомощи. Несмотря на скептическое отношение скандинавских политиков к идее Северного союза, в военных кругах северных стран бытовали более прагматичные оценки потенциала северного сотрудничества. В скандинавских Генеральных штабах осознавали, что в случае новой мировой войны втягивания в вооруженный конфликт можно будет избежать лишь двумя способами – поддерживая изолированный нейтралитет либо сотрудничая с соседними северными странами, также заинтересованными в его сохранении. Особенную активность в вопросе скрепления «скандинавского сообщества безопасности» проявляли шведские военные, для которых сильная оборона и стабильная внешняя политика северных соседей являлись важнейшим фактором обеспечения национальной безопасности Швеции. В первую очередь, внимание милитаристских кругов в Стокгольме было направлено на организацию обороны восточного направления, «русская опасность» на котором была временно снята, но не устранена полностью. В этом вопросе Швеция не могла игнорировать значение Финляндии как буферного государства 348. После разрешения Аландского конфликта в 1921 г. в отношениях между шведскими и финскими военными наступил период довольно активного обсуждения проектов совместной обороны, которые имели немало сторонников в правительствах стран по обе стороны Ботнического залива. Задача шведской внешней политики в 1920-е гг. заключалась в том, чтобы отвлечь финнов от участия в провокационном, с точки зрения Стокгольма, 348 Так, Т.Хойер, возглавлявший политический отдел шведского МИДа, весной 1923 г. отмечал, что «Финляндия остается одной из важнейших проблем для Швеции» (Ulkoasiainministeriön Arkisto. 12 L. Samtal av Einar Borenius med chefen för Untrikesdepartementets politiska avdelning, envoyen Höjer, 12.04.1923). 131 проекте Балтийской Лиги и склонить к умеренной скандинавской ориентации. Поощряя финско-шведские контакты, шведские политики и военные, однако, старались избегать любых решительных действий, политических договоренностей и обещаний. В свою очередь в Финляндии, несмотря на частую смену правительств в 1920-е гг., ни один кабинет не был готов однозначно отдать предпочтение скандинавскому курсу, пытаясь совмещать обе альтернативы – балтийскую и скандинавскую349. Хотя политическое и военное положение Финляндии после обретения независимости оставалось достаточно уязвимым и, как предостерегал, в частности, Т. Хойер, от шведско-финского оборонного сотрудничества могли выиграть, очевидно, только финны350, в Стокгольме на протяжении 1920-х гг. идея военного союза Финляндии и Швеции вызывала живой интерес 351. Наибольшей активностью отличалась деятельность небольшого кружка энтузиастов из числа военных, именовавших себя «децемвирами». Взгляды «децемвиров» основывались на консервативной концепции о Фенноскандии 352, согласно которой Север представлял единую военно- стратегическую зону и Швеции, в интересах собственной национальной безопасности, следовало принять участие в превентивном укреплении и обороне границ Северной Европы. Наиболее последовательно данное мнение было изложено в получившей широкую известность работе одного из наиболее радикальных «децемвиров», капитана артиллерии (впоследствии генерала и начальника шведского Генштаба) Акселя Раппе – «Положение Швеции: анализ военной политики»353. По мнению автора, самым уязвимым пунктом в концепции 349 Резоны этой политики пояснил весной 1923 г., в частности, министр иностранных дел Финляндии Ю. Веннола, отметивший, что, в то время как культура и духовные ценности роднят Финляндию со Скандинавией, общие проблемы обороны объединяют её с Прибалтикой – ведь никакой военной помощи из Скандинавии ожидать не приходится. См.: Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe… P. 468. 350 Carlgren W. Mellan Hitler och Stalin. Förslag och försök till försvars- och utrikespolitisk samverkan mellan Sverige och Finland under krigsåren. Stockholm, 1981. S. 5-6. 351 Оригинальная картина шведско-финского военного сотрудничества представлена в докторской диссертации М. Туртола: Turtola M. Från Torne älv till Systerbäck. Hemligt försvarssamarbete mellan Finland och Sverige 1923-1940. Stockholm, 1987. 352 Norman T. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace... P. 343. 353 Rappe A. Sveriges läge: en krigspolitisk studie. Stockholm, 1923. 132 шведской обороны являлась российско-финляндская граница. Туда следовало направить ограниченный шведский воинский контингент, который мог бы эффективно бороться против «большевистской угрозы» в сотрудничестве с финскими войсками. Эта группа, многие из участников которой добровольно служили под командованием Маннергейма в период Гражданской войны в Финляндии, поддерживала тесные связи со шведским Генеральным штабом, имея возможность непосредственно влиять на военное планирование 354. Схожие взгляды о необходимости оказания военной помощи Финляндии под эгидой Лиги наций высказывались позднее, в 1930 г., и так называемой «группой Хельге Юнга» (шведскими офицерами, так же, как и Раппе, пропагандирующими идею сильной обороны Швеции)355. Таким образом, основой для развития военного сотрудничества между Финляндией и Швецией являлась непреходящая заинтересованность обеих стран в тех преимуществах, которые оно сулило для обороны каждой из них. Вопрос о шведско-финском военном союзе поднимался в 1920-е гг. от случая к случаю, но наиболее открыто, конкретно и эмоционально обсуждался осенью 1923 г. Поводом для развернувшейся дискуссии послужила получившая большой общественный резонанс речь министра иностранных дел Швеции Карла Хедершерны, произнесенная им на юбилее общества газетных издателей 29 октября. Политик консервативных убеждений, Хедершерна в тщательно подготовленном выступлении заявил о желательности заключения финскошведского оборонительного союза. При этом он подчеркнул, что не выступает от лица шведского правительства, а лишь выражает частное мнение и стремится инициировать общественную дискуссию по этому вопросу, поскольку стабильная международная обстановка именно теперь позволит обсудить проблему в наиболее объективном, неэмоциональном ключе356. 354 Carlgren W. Mellan Hitler och Stalin... S. 6. Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden... P.150-152; Оселиус Г. Финляндия в шведской политике безопасности, 1920-1940 // От войны к миру. СССР-Финляндия 1939-1940 гг. СПб, 2006. С. 24. 356 Tingsten H. Op. cit. P.142-143. 355 133 Развернувшаяся на протяжении последующих нескольких недель оживленная газетная полемика (почти каждая шведская и финская газета посвятили одну или несколько передовиц этой теме) продемонстрировала, что радикальное предложение Хедершерны оказалось столь же неожиданным, сколь и неприемлемым для шведской общественности. По большей части отношение прессы было негативным: ни одна партия, включая рьяных консерваторов, не выразила безусловной поддержки инициативе министра, опасаясь, в первую очередь, спровоцировать излишние политические спекуляции357. Более того, данный эпизод стал причиной единственного в истории Швеции 1920-х гг. министерского кризиса, связанного с вопросами внешней политики. Уже в ноябре 1923 г. Хедершерна покинул свой пост, новый же глава шведского МИДа, М. фон Вюртемберг, избегал упоминаний об инициативе своего предшественника. Инцидент 1923 г. отчетливо продемонстрировал, что для шведов военные обязательства по отношению к северным соседям оказывались совершенно неприемлемыми, ввиду чего, с провалом инициативы Хедершерны, период попыток реализации идей «военного скандинавизма» в 1920-е гг. фактически завершился. Хотя определенная форма финско-шведского оборонительного сотрудничества впоследствии всё же была найдена358, уже к 1925 г., когда Швеция провела в жизнь план национального разоружения, подтвердив тем самым своё решение о возврате к «освещенному веками нейтралитету»359, перспектив для такого сотрудничества осталось ничтожно мало. После отказа Швеции от роли инициатора политических проектов северного сотрудничества, Финляндия оказалась единственной из стран Северной Европы, заинтересованной в его дальнейшем развитии. Последней и наиболее решительной попыткой Хельсинки решить вопрос национальной безопасности 357 Ibid. P. 145-148. При поддержке англичан шведские и финские Генеральные штабы начали тайные переговоры о военном сотрудничестве под эгидой Лиги наций на случай советской агрессии, которое предполагало создание совместными усилиями защитной оборонительной линии на финской территории (Оселиус Г. Финляндия в шведской политике безопасности... С. 24). 359 Norman T. «A foreign policy other than the old neutrality»… P. 247. 358 134 страны за счет скандинавской ориентации стало предложение финского политического деятеля Р. Эриха, выдвинутое в декабре 1925 г. в Лиге наций, о создании т.н. «Северного» или «Скандинавского Локарно». Данный договор, составленный по образцу Рейнского гарантийного пакта, имел целью закрепление территориального статус-кво на Северо-Востоке Европы и предполагал взаимные обязательства стран-участников об арбитраже, ненападении и нейтралитете. «Северное Локарно» мыслилось, таким образом, как своеобразный Балтийский Оборонительный Союз между балтийскими и скандинавскими государствами360, при этом принципиальная задача финской дипломатии заключалась в привлечении к участию Швеции361, что позволило бы Финляндии снизить «риски быть вовлеченной в польскую авантюру»362. Проект Эриха был, однако, отвергнут большинством предполагаемых участников ещё до начала обсуждения363. Лишь в конце 1920-х гг. вопрос организации совместной скандинавской системы обороны вновь возник в общественной жизни северных стран. Возобновление дискуссии о «военном скандинавизме» произошло в контексте обсуждения датским правительством осенью 1929 г. оборонного бюджета страны, в рамках которого датские консерваторы, солидаризировавшись с либералами, выдвинули предложение об организации широкой северной конференции по безопасности с целью согласовать датскую оборонную политику с интересами всего Севера364. Хотя идея созыва конференции не получила поддержки ни в соседних скандинавских странах (в Швеции, Норвегии и Финляндии предложение было воспринято как интересное, но на данный момент неактуальное ввиду совершенной военной недееспособности Дании 365), ни у самого датского правительства, в североевропейских столицах осенью 1929 г. были организованы 360 Idem. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace... P. 345-348. Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения... С. 49, 56. 362 АВПРФ. Ф. 09. Оп. 4. П. 39. Д. 36. Л. 7. Письмо члена Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР Б.С. Стомонякова Полномочному Представителю СССР в Финляндии С.С. Александровскому, 24.01.1929. 363 В итоге к 1927 г. единственным вариантом внешнеполитической стратегии для Финляндии осталась «блестящая изоляция», что побудило её в августе 1926 г. начать двухсторонние переговоры с Советским Союзом. 364 Holtsmark S. Op. cit. S. 39-41. 365 Morgenbladet, 9.12.1929. 361 135 широкие дебаты по вопросам безопасности 366. Развернувшаяся дискуссия может рассматриваться в качестве определенного итога развития «политического скандинавизма» в 1920-е гг.367, поскольку впервые за всё время, прошедшее с момента окончания Первой мировой войны, вопрос о северном сотрудничестве по безопасности вызвал столь оживленную общественную полемику, привлекшую широкие слои населения. Практические итоги северного сотрудничества в 1920-е гг. оказались, с военной точки зрения, крайне незначительными. Северным странам удалось добиться лишь отдельных успехов в таких сферах, как координация действий разведки соседних стран, стандартизация вооружения и т.п. При этом организация совместной стратегии обороны Северной Европы в послевоенное десятилетие ни разу не обсуждалась политиками северных стран, оставаясь неактуальным и нежелательным предметом дискуссии. Наиболее инициативную группу в вопросах «военного скандинавизма» составляли шведские военные, чей интерес был основан, однако, не на альтруистических идеалах «братства северных народов», а на конкретной задаче усиления обороны восточной границы Финляндии. Их увещевания не получили политической поддержки: скандинавы, добившиеся долгожданного благополучия в области внешней политики, несмотря на всю резонность предложений о превентивной обороне и готовность Хельсинки к компромиссным и гибким схемам сотрудничества, не желали вмешиваться в отношения между Финляндией и Россией368. 366 Holtsmark S. Enemy Springboard or Benevolent Buffer? … S. 43-48. HP 10 F. P.M. från Oslo till Sveriges minister för Utrikes Arendena E. Trygger, 06.11.1929. 368 Оселиус Г. Финляндия в шведской политике безопасности... С. 26. 367 136 § 2.3. Экономическое сотрудничество стран Северной Европы Возрождение идей об экономическом сотрудничестве cеверных стран произошло в середине XIX века в период расцвета скандинавизма. И если в процессе развития гуманитарного и культурного сотрудничества между северными народами, немалую роль играли общие скандинавские ценности и духовное наследие, то экономическое сотрудничество скандинавских стран обусловливалось более рациональными причинами. Наиболее амбициозные интеграционные планы заключались в том, чтобы создать на Севере Европы единое экономическое пространство с мощным промышленным потенциалом и составить тем самым конкуренцию другим центрам мировой экономики. По мере индустриализации сотрудничеству северных между стран, сторонников правительствами и того, чтобы промышленными придать кругами Скандинавии более последовательный и целенаправленный характер, становилось всё больше. Тем не менее, как обнаружилось, осуществление этой задачи было сопряжено с целым комплексом проблем. Межвоенный период, кризисный для индустриального мира, с отсутствием стабильности на международных рынках и хронической безработицей, стал временем расцвета для экономик стран Северной Европы. Уровень годового экономического роста в межвоенное двадцатилетие составлял 2,7 % в Дании, 3 % в Норвегии, 3,3 % в Швеции и около 5,3 % в Финляндии 369. Таким образом, особенно отчетливо экономический прогресс наблюдался в Финляндии 370 (которая вступила в межвоенный период с существенно менее развитой, в сравнении со скандинавскими странами, экономикой), в меньшей степени – в Дании, чьи напрямую зависели от прибылей экспорта сельскохозяйственной 369 Johanesen H.C., Vartiainen H.J. et al. Hovedlinier i den økonomiske udvikling i de nordiske lande i mellemkrigstiden // Kris och krispolitik i Norden under mellankrigstiden. Nordiska historikermötet i Uppsala 1974. Mötesrapport. Uppsala, 1974. S. 19. 370 В период 1919-1939 гг. объём финского экспорта увеличился в четыре раза, импорта – в три. См.: The road to prosperity: an economic history of Finland / Ed. by J. Ojala, J. Eloranta and J. Jalava. Helsinki, 2006. P. 149. 137 продукции. Весьма молодая по меркам европейского индустриального развития, экономика всех стран Северной Европы после Первой мировой войны характеризовалась поступательным развитием и держала весьма твёрдые позиции371. Успех экономического развития Скандинавии объяснялся, во-первых, нейтральным статусом региона в годы Первой мировой войны, позволившим его странам сохранить, на фоне разоренной войной Европы, относительную финансовую и экономическую стабильность, во-вторых, значительным спросом на экспортные товары из Скандинавии в межвоенный период. Вследствие исключения России из мировой торговли в 1920-е гг., Финляндия и Швеция получили возможность значительно увеличить объём экспорта лесоматериалов и стать безусловными лидерами на мировом рынке в этой нише. Спрос на скандинавскую целлюлозно-бумажную продукцию также держался на высоком уровне. Определенные попытки по согласованию экономической политики предпринимались скандинавскими правительствами уже в начале ХХ века372, однако в целом объем товарооборота между соседними странами оставался до 1914 г. крайне незначительным. Решающее действие на стимулирование процесса скандинавского экономического сотрудничества оказали события Первой мировой войны, в ходе которой впервые было выявлено на практике, насколько выгодной может быть «Скандинавская Антанта» в области экономики 373. Трудности в торговле в последние военные годы, усугубившиеся после объявления Германией в январе 1917 г. неограниченной подводной войны и ответного ужесточения морской блокады Великобританией, стали причиной 371 Hildebrand K.-G. Economic Policy in Scandinavia During the Inter-War Period // Scandinavian Economic History Review. 1975. Vol. 23. № 3. P. 101. 372 В 1904 г. по инициативе ведущих скандинавских экономистов было учреждено «Северное общество экономического сотрудничества» для обсуждения вопроса создания единого торгового рынка, деятельность которого, однако, была быстро свернута под влиянием политического обострения после разрыва шведсконорвежской государственной унии. Вплоть до начала Первой мировой войны международный климат в Северной Европе не способствовал возобновлению экономических инициатив. См.: Sejersted F. Nordisk økonomisk samarbeid - en urealisert drøm?... S. 30; Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 63-67. 373 Gihl T. Den svenska utrikespolitikens historia. 4, 1914-1919. Stockholm, 1951. S. 91-92. 138 интенсификации предпринимательских контактов и товарообмена между скандинавскими странами. Сложности в снабжении и острый товарный дефицит, возникшие вследствие резкого снижения морских торговых перевозок скандинавов на Балтике, обусловили укрепление в 1916-1918 гг. региональных торговых связей и экономической взаимопомощи. При этом поставка необходимых товаров соседним скандинавским странам происходила вне зависимости от того, могут ли те предоставить в ответ пропорциональное количество собственной продукции 374. На конференции министров иностранных дел Швеции, Дании и Норвегии в Осло в 1916 г. впервые был озвучен государственный курс на улучшение скандинавского товарообмена и поощрение договоров экспорта-импорта между соседними странами 375. В этом же году в Скандинавии возобновили работу Торговые союзы, перед которыми стояла задача организации и стимулирования экономического сотрудничества в регионе376. В условиях войны логика развития экономических контактов между скандинавскими странами определялась их насущными потребностями. 16-17 марта 1917 г., по инициативе главы Промышленного совета Дании А. Фосса, пользующегося большим влиянием и имеющего широкие связи в Скандинавии, состоялась первая конференция скандинавских промышленников и представителей властей, в результате которой осенью 1917 г. были заключены договоры о расширении и стабилизации межскандинавского товарообмена 377. Дания обязалась поставлять в соседние страны дефицитные продовольственные товары (мясо, масло, яйца, бекон, зерно), в то время как основными статьями регионального экспорта Норвегии и Швеции были железо, сталь, древесина и бумага. В списке норвежских товаров важное место занимали также удобрения и рыба. 374 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries... P. 22. Lindgren R. E. Norway-Sweden... P. 241. 376 Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 72. 377 Ibid. 375 139 Перед лицом серьезной внешней угрозы экономические ресурсы скандинавских стран удалось объединить, таким образом, в эффективную взаимодополняющую систему. Если до начала войны, внутрискандинавская торговля составляла 10-12% от общего внешнеторгового оборота каждой из скандинавских стран, то к 1918 г. эта цифра увеличилась втрое378. Особенно выгодным стало датско-шведское сотрудничество, позволившее обеим странам укрепить свою экономику и поднять главные отрасли национальных хозяйств – аграрную и промышленную379. Протесты Германии и Великобритании против региональной переориентации торговли скандинавских стран решительно отклонялись в североевропейских столицах380. В этой ситуации задача закрепления стабильной практики скандинавского товарообмена посредством заключения официальных торговых договоров встречала понимание со стороны шведских, норвежских и датских властей. В результате обсуждение вопросов скандинавской экономической интеграции, периодически поднимаемых в частных переговорах предпринимателей, вскоре были вынесено на государственный уровень. По итогам встречи королей Швеции, Дании и Норвегии в Кристиании в ноябре 1917 г. три скандинавских правительства договорились о назначении специальных делегаций, которыми к началу 1918 г. был разработан проект официальной государственной программы межскандинавской торговли381. Вопрос развития и стимулирования экономических связей в регионе переходил тем самым под непосредственный правительственный контроль: государство обязалось устанавливать «разумные пределы» в ценовом регулировании и определять количество обмениваемых продуктов382. 378 В 1918 г. объем импорта из соседних скандинавских стран равнялся 24,3% в Швеции, 28% в Норвегии и 29,9 % в Дании. См.: RA. UD. HP 20 D. P.M. av K. Åmark angående förutsättningarna för ett ökat varuutbyte mellan dem nordiska länderna i händelse av försvårad tillförsel, 31.07.1936. 379 Возгрин В.Е. Балтийский мир – результаты и перспективы научных исследований // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Четырнадцатой ежегодной научной конференции (11-12 апреля 2013 г.). СПб., 2013. С. 247. 380 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries… P. 22. 381 Andersson J.A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 72. 382 Lindgren R.E. Norway-Sweden: Union, Disunion... P. 241. 140 На исходе войны темы послевоенного экономического устройства в правительственных кругах скандинавских стран затрагивались всё чаще. Уже в январе-марте 1918 г. в Швеции, Дании и Норвегии были сформированы три так называемые «таможенные и трактатные комиссии» (tull- och traktatkomissioner) для параллельного исследования способов преодоления во многом схожих экономических проблем трех государств и выработки торговой политики после окончания войны. На конференции скандинавских министров в Копенгагене в июне 1918 г. было решено, что, поскольку торговая политика последних военных лет, основанная на товарообмене со скандинавскими соседями, показала столь позитивные результаты, «следует продолжить поиск форм сотрудничества в этой области»383. Озвученное пожелание получило развитие спустя несколько месяцев: на сентябрьской встрече Северного Межпарламентского совета, состоявшейся также в датской столице, делегатами от парламентов была подготовлена нота правительствам скандинавское Швеции, сотрудничество сферах384. политической Дании и в Норвегии с экономической Результатом призывом и парламентской организовать особенно торгово- инициативы стало назначение в рамках «трактатных комиссий» дополнительных национальных «комитетов соседних стран» совместно разработать (nabolandskommittéerna), которым конкретные стратегические планы надлежало развития скандинавского экономического сотрудничества в мирное время с учетом специфических потребностей каждого из участников385. На встречах скандинавских правительственных комитетов 7-9 октября в Кристиании и 9-12 ноября 1918 г. в Копенгагене были приняты конкретные решения по расширению регионального товарообмена в следующем 1919 г.386 383 Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet... S. 115. Andersson J.A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 72-73. 385 См. подробнее: Nielsen H. Nordens enhed gennem tiderne. Kjøbenhavn,1938. B. II. S. 67-205; Møller K. Nordisk ekonomisk samarbejde gennem 100 aar. Stockolm, 1945. S. 44-63. 386 HP 20 D. P.M. av K.Åmark angående förutsättningarna för ett ökat varuutbyte mellan dem nordiska länderna i händelse av försvårad tillförsel, 31.07.1936. 384 141 Важно отметить, что в целом мнение о закономерности создания после войны сильной, сплоченной в экономическом, культурном и политическом отношении Северной Европы в значительной степени формировалось именно под воздействием достигнутых за период 1916-1918 гг. успехов во внутренней скандинавской торговле. Экономические мотивы как наиболее веское обоснование необходимости дальнейшего всестороннего развития региональных контактов между государствами Скандинавии являлись, вероятно, главным фактором, стимулирующим немногочисленные попытки организации северного сотрудничества на правительственном уровне после войны. Это подтверждается и тем фактом, что именно сторонники продолжения скандинавского товарообмена и превращения Скандинавии в единую экономическую зону (промышленники, предприниматели, экономисты, банкиры) играли ведущую роль в создании Северных ассоциаций387. Беспрецедентное расширение торговых контактов скандинавских стран оптимистично трактовалось «нордистами» как долгожданный прорыв в региональном сотрудничестве и крепкая основа для будущего межнационального объединения – в том числе в сфере политики. Вскоре после окончания мировой войны, превратившей скандинавские страны из должников в кредиторов, стало, однако, очевидно, что надежды на создание единого скандинавского рынка не оправдываются. На конференции скандинавских премьер-министров и министров иностранных дел, состоявшейся 26-28 мая 1919 г. в Стокгольме, правительственное соглашение о системе государственного поощрения и контроля скандинавского товарообмена было расторгнуто ввиду его неактуальности в условиях стабилизировавшейся экономической обстановки388. В течение 1919 г. уровень фактической торговли между скандинавскими странами снизился до довоенных показателей. 387 Среди наиболее активных представителей скандинавской экономической элиты, выступавших за образование постоянной скандинавской межгосударственной организации, были шведский профессор экономики Э. Хекшер, бывший министр финансов Швеции К. Карлсон, в Дании – упомянутый влиятельный промышленник А. Фосс и премьер-министр страны Н. Неергор, в Норвегии – председатель стортинга Ю.Л. Мувинкель и директор крупнейшей в Скандинавии сети шоколадных фабрик «Фрейя» Ю.Т. Хольст. 388 Gihl T. Den svenska utrikespolitikens historia... S. 394-395. 142 Осенью 1920 г. до Скандинавии дошла волна мирового кризиса перепроизводства, повлекшая за собой резкий экономический спад в 1921-22 гг., какого страны региона не испытывали прежде. Тяжелее всего кризис отразился на более уязвимой (в связи с её зависимостью от доходов по фрахту) экономике Норвегии389. Продукты шведской экспортной торговли – лес, целлюлоза, металлургическая продукция – также более не находили достаточного спроса на мировых рынках390. Характерно, что для решения новых проблем в мирное время страны региона избрали путь индивидуальной тактики по преодолению кризиса391. Это развенчало первоначальные надежды на интеграцию экономики скандинавских стран. В результате возникла неопределенная ситуация, в которой санкционированная деятельность правительствами «комитетов соседних на волне стран» по послевоенного разработке оптимизма масштабного перспективного плана экономического взаимодействия более не представляла интереса для политической и экономической элиты Скандинавии. В сложившейся обстановке «комитеты», потерявшие опору и продолжающие действовать фактически по инерции, смогли достичь в своей работе лишь незначительных результатов. Пытаясь приспособиться к изменившимся условиям, они сосредоточились на поощрении сотрудничества в отдельных отраслях, была разработана и новая, урезанная программа работы «комитетов». Новый документ получил одобрение датских и шведских властей. Большинство норвежцев, однако, опасалось, что даже такое осторожное сотрудничество способно ущемить их национальные интересы, и придерживалось мнения, что страна больше потеряет, чем приобретёт, от интеграции с соседними, экономически более развитыми, скандинавскими государствами392. После того, как норвежский комитет заявил в 1921 г. о том, что вопрос скандинавского экономического сотрудничества для Норвегии исчерпан и прекратил своё существование (хотя его бывшие члены 389 Кан А.С. История скандинавских стран (Дания, Норвегия, Швеция). М., 1980. С .178. Его же. Новейшая история Швеции. М., 1974. C. 63. 391 Для сравнения антикризисной политики северных стран в 1920-е годы см. Hildebrand K.-G. Economic policy in Scandinavia during the inter-war period... P. 103-107. 392 Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 71. 390 143 продолжали поддерживать контакты со скандинавскими коллегами на протяжении последующего года), дальнейшие усилия датского и шведского комитетов становились фактически бессмысленными393. В середине октября 1922 г. состоялась последняя в 1920-е гг. официальная скандинавская экономическая конференция. Её итоги подтвердили, что процесс поиска скандинавскими правительствами путей для сближения в экономике себя исчерпал. Констатация факта схожести торгово-экономического законодательства скандинавских стран как благоприятной предпосылки для их дальнейшего сотрудничества не компенсировала фактического провала четырехлетних переговоров по всем пунктам, от возможности предоставления друг другу взаимных уступок в торговле до вопроса об устранении двойного налогообложения для предприятий и граждан, осуществляющих деятельность одновременно в нескольких скандинавских странах394. В ходе переговоров в норвежской столице выяснилось, что подавляющее большинство депутатов норвежского стортинга выступают резко против сотрудничества со скандинавскими коллегами. Возражения в норвежском обществе против даже частичной экономической интеграции с соседями связывались не только с тем, что защита национальной промышленности от иностранного капитала в недавно обретшей суверенитет стране воспринимались как дело государственной важности. Правящая либеральная партия в качестве главного аргумента выдвигала тезис о том, что Норвегия не должна быть наводнена более развитыми и лучше организованными датскими и шведскими капиталами. Против «скандинавской смеси» выступала и Норвежская рабочая партия, опасавшаяся, что норвежские трудовые элементы могут оказаться «в большей или меньшей степени парализованы датским или шведским консерватизмом»395. 393 Andersson J.A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering ... S. 73. HP 64 D. Kommunike av tull- och traktatkommittens skandinaviska avdelnings möte, 13-14.10.1922. 395 АВПРФ. Ф. 04. Оп. 30. П. 199. Д. 52333. Л. 26. 394 144 Вскоре после конференции в Кристиании экономические комиссии были расформированы и до конца 1920-х гг. скандинавские правительства не предпринимали шагов по организации экономического сотрудничества. «Трактатные комиссии» и действующие в их рамках «комитеты соседних стран» стали, таким образом, в организационном плане «последним выражением волны позитивных настроений, поднятой договорами о товарообмене 1917 г.»396. Единственным непрочным успехом работы «комитетов соседних стран» являлось достижение принципиальной договоренности о включении в «часть заключаемых в будущем между Швецией, Данией и Норвегией двусторонних торговых договоров» соседских оговорок, ограничивающих действие принципа наибольшего благоприятствования в торговле в пользу соседних северных стран. Решение по этому вопросу было принято на министерской встрече в Копенгагене в августе 1920 г. Данная мера подчеркивала намерение участников предоставлять друг другу в будущем особые, дополнительные таможенные и иные уступки в ходе взаимной торговли, которые не распространялись автоматически на других торговых партнеров397. Учитывая ситуацию в международной торговле послевоенного времени, сделанные оговорки явились лишь небольшим шагом в направлении создания североевропейского «таможенного союза». К тому же, в действительности, принцип особого «соседского благоприятствования», будучи распространенным на торговые отношения исключительно между странами Северной Европы, не мог принести скандинавским промышленникам больших практических преимуществ. Политику «оговорок» в 1920-е гг. не поддерживали и мировые экономические лидеры – Великобритания, США, Германия и Франция. В самих скандинавских странах, фактическим интересам которых в 1920-е гг. также соответствовала свобода от обязательств в международной торговле, с самого начала существовали сомнения в эффективности сугубо «скандинавских 396 397 Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet... S. 119. HP 20 D. Protokoll av nordiska utrikesministermötet i Köpenhamn, 28-30.08.1920. 145 оговорок». Так, на последней встрече «комитетов соседних стран» председатель норвежской группы заявил, что необходимость соблюдения «особых скандинавских условий» сильно усложняет для Норвегии торговые переговоры с другими странами, «поскольку требует соответствующего возмещения, которое не является в настоящее время с практической точки зрения актуальным»398. В итоге в основу компромиссного варианта соглашения скандинавских стран по данному вопросу было положено норвежское предложение, согласно которому соседские оговорки не должны были носить обязательного характера, а «их действие могло быть, в случае необходимости, тотчас ограничено»399. Таким образом, оговорки касательно особых условий для скандинавской торговли стали лишь «символическим воплощением мечты о северном сотрудничестве»400. Между тем, благоприятствования обсуждение в путей реализации экономических принципа отношениях способствовало привлечению к сотрудничеству взаимного северных стран государственных кругов Финляндии 401. В 1921 г. норвежский министр иностранных дел А. Рестад, сторонник включения Финляндии в скандинавскую экономическую орбиту, пытался добиться от шведских и датских коллег поддержки своей инициативы по организации «свободного доверительного сотрудничества» в регионе, предполагающего финское участие. В Стокгольме, однако, идея расширения скандинавских экономических привилегий на Финляндию не вызывала в то время энтузиазма, что объяснялось как напряжением в финско-шведских отношениях после острого Аландского конфликта, так и практической незаинтересованностью шведских промышленных кругов в углублении сотрудничества с финнами402. Восточный сосед являлся для 398 HP 64 D. P.M. angående skandinaviska förbehållsklausulen, 23.10.1922. Ibid. P.M. till Kungl. norska utrikedepartementet från Kungl. svenska beskickningen i Kristiania (avskrift), 30.10.1922. 400 Sejersted F. Nordisk økonomisk samarbeid - en urealisert drøm?... S. 30. 401 Ещё в начале 1918 года с финской стороны поступал запрос относительно возможности участия Финляндии в переговорах о скандинавском товарообмене, который был, однако, отклонен председателем шведской «трактатной комиссии» на том основании, что финское участие сильно усложнит процесс. См.: HP 20 D. P.M. av K.Åmark angående förutsättningarna för ett ökat varuutbyte mellan dem nordiska länderna i händelse av försvårad tillförsel, 31.07.1936. 402 Kalela J. Grannar på skilda vägar... S. 230-232. 399 146 Швеции прямым промышленности403. металлургических и главным Сама же предприятий конкурентом в Финляндия, и слабо экспорте ввиду развитого товаров отсутствия лесной крупных машиностроения, не испытывала необходимости во ввозе основного шведского экспортного продукта – железной руды. Объективные оценки потенциала финского рынка в 1920-е гг. приводили шведский МИД к выводам о том, что в экономическом смысле с Финляндией следует довольствоваться сотрудничеством лишь в той степени, в которой этого «требуют отношения»404. Нерасположенность шведов к каким-либо официальным формам экономической интеграции с Финляндией частично определило в послевоенное десятилетие затухание идеи о расширении регионального экономического взаимодействия на восток и в других скандинавских странах405. Финляндия, в свою очередь, для которой уже в начале 1920-х гг. главным торговым партнером и бесспорным лидером по импорту продукции лесной промышленности (ведущей финской экспортной отрасли) стала Великобритания, несколько позднее – восстановившаяся после экономической катастрофы Первой мировой войны Германия, а также прибалтийские государства406, не нуждалась в 1920-х гг. в переориентации своих торговых связей407. При этом следует отметить, 403 В отношении финско-шведской конкуренции в начале 1920-х гг. Ю. Паасивирта отмечает неравные политические условия, в которых находились соревнующиеся страны – в Западной Европе поначалу существовали серьезные сомнения в окончательности обретенного Финляндией в 1919 г. статуса независимого государства и, следовательно, её надежности в качестве торгового партнера: это недоверие и осторожность косвенным образом сказывались поначалу на предпочтении закупки шведских товаров – тем не менее, молодая и перспективная лесная и бумажная экспортная промышленность Финляндии в 1920-е гг. вызывала все больший интерес на европейских рынках. См.: Paasivirta J. Finland and Europe... P. 313, 364. 404 Kalela J. Grannar på skilda vägar... S. 233. 405 О развитии финско-шведского сотрудничества в коммерческом частном секторе в этот период см.: Fellman S., Hjerppe R. Increasing Sales, Competitive Advantages and Monopolisation Strives – Economic Cooperation on Company Level between Finland and Sweden, 1900-1938 // Markets and Embeddedness: Essays in honour of U. Ohlsson. Göteborg, 2004. P. 53-80. 406 Вопросы экономического сотрудничества занимали, наряду с сотрудничеством политическим, важнейшее место в политике «балтийского регионализма» Финляндии и Латвии, Эстонии и Литвы в 1920-е годы, что объяснялось, в частности, обоюдоострой для всех участников проблемой поиска своей экономической и политической ниши после обретения ими государственной независимости. См.: Kalela J. Op. cit. S. 247-249. 407 О характере финской внешнеэкономической конъюнктуры в 1920-1930-е гг., сочетающей эффективную протекционистскую политику с поощрением развития экспортных отраслей см., например: Kauppila J. Effective protection, prices and recovery. Tariffs in Finland in the inter-war period // Papers of the XVI International Economic History Congress, Helsinki, 21-25 August 2006, Session 91: The Nordic Countries and the Commercial De-globalization of the Interwar Period. URL: http://www.helsinki.fi/iehc2006/papers 3/Kauppila.pdf (дата обращения 25.04.2014). Об отношении великих держав к торговле с Финляндией и перспективах финского рынка см.: Salmon P. Scandinavia 147 что аргументы, использовавшиеся сторонниками превращения Скандинавии в единую экономическую зону, основывались в большой степени на тезисе о предшествующем успешном опыте (как отчасти в XIX веке, так и в годы мировой войны) экономического взаимодействия, к которому Финляндия, входившая тогда в состав Российской империи, не имела отношения 408. Кризисные явления начала 1920-х гг. повлекли за собой дальнейшее ослабление региональных экономических связей в Северной Европе, сменившихся надеждами на восстановление мировой экономики «под золотыми знаменами свободной торговли»409. Приверженность скандинавских стран принципам свободной торговли объяснялась крайней степенью открытости их экономики, которая определялась не только значительным спросом на актуальные для экономики западноевропейских стран скандинавские товары, но и сравнительной узостью внутреннего рынка самих северных стран, что делало невозможным замещение импорта заграничных товаров отечественными аналогами. Доходы от внешней торговли составляли существенную часть национального благосостояния Дании, экономика которой традиционно базировалась на экспорте сельскохозяйственной продукции, а также Норвегии, обладавшей одной из наиболее мощных торговых флотилий в мире. По объёму импорта Скандинавия, несмотря на небольшое население, входила также в пятёрку мировых лидеров410. Обилие материальных ресурсов стратегического значения и тесная связь с международными рынками обеспечивали активную вовлеченность скандинавских стран в мировую экономику: великие державы в данных условиях были также заинтересованы в торговле со скандинавами. На протяжении послевоенного десятилетия место главного торгового партнера северных стран прочно заняла and the Great Powers... P. 241-243; Sundbäck E. “A comparatively small market, but which is still worth taking into consideration”: Britain and the economic attraction of Finland after World War I // Scandinavian Journal of History. 2002. Vol. 27. P. 211-232. 408 Северные ассоциации поднимали вопрос о необходимости более активного подсоединения Финляндии к скандинавским переговорам, в частности, в 1928 г., но дело ограничилось констатацией важности работы в этом направлении. См.: Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 71. 409 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 41. 410 Кан А.С. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. С. 12-13. 148 Великобритания и в течение первой половины 1920-х годов – Германия. В целом, в 1920-е гг. более двух третей товарооборота каждой из стран Северной Европы приходилось на торговлю за пределами домашнего региона411. После устранения препятствий для судоходства и стабилизации торговли с европейскими странами, региональное сотрудничество потеряло для скандинавов прежний потенциал, актуальный в экстремальных условиях затрудненного товарообмена последних лет Первой мировой войны. Спорадическое внимание правительств стран Северной Европы к альтернативе региональной торговли было в 1920-е подстраховки, гг. обусловлено поскольку в основном преодоление в желанием экономической послевоенное десятилетие экономического кризиса в крупных европейских странах, на рынок которых скандинавы рассчитывали, экономического ассоциировалось либерализма. После войны с методами, далекими в международной от торговле преобладали краткосрочные договоры и высокие протекционистские пошлины. Ввиду необходимости защитить отечественную промышленность (в особенности молодые отрасли, укрепившиеся в годы войны и сталкивающиеся в послевоенном мире с серьезной международной конкуренцией), правительства вынуждены были уделять повышенное внимание развитию внутреннего экономического рынка. Протекционистская политика преследовала и другую актуальную задачу – решить проблему массовой безработицы и тем самым снизить внутриполитическую напряженность. Однако, даже при существующих ограничениях свободы торговли, рынки европейских держав оставались более выгодными для скандинавского экспорта. На этом фоне в 1920-е гг. отчетливо выявился конкурирующий характер структуры экономики скандинавских стран, который подстёгивал их к соревнованию в торговле. Экспорт стран Северной Европы сосредотачивался на нескольких основных статьях – продукции сельского хозяйства, сталелитейной промышленности, 411 См.: Salmon P. Scandinavia and the Great Powers, 1890-1940... P. 235-258; Schröter H. Aussenpolitik und Wirtschaftinteresse. Skandinavien in Kalkül Deutschlands und Grossbritanniens 1918-1939. Frankfurt am Mein, 1983. 149 бумажной и деревообрабатывающей промышленности, железной руде, рыбной продукции и услугах судоходства. Во многих из данных областей северные страны имели пересекающиеся интересы и пытались опередить соседей в занятии соответствующей экономической ниши. Так, северные страны «ввязались в экспортную гонку, в которой каждый считал себя возможным победителем»412. Для того, чтобы в мирное время сформировать взаимодополняющую структуру выгодного для всех участников и замкнутого североевропейского рынка, экспортные отрасли северных стран оказывались слишком схожими. Хотя вопрос региональной экономической интеграции и создания общего «северного рынка» в 1920-е гг. не имел актуальности в высших финансовых и правительственных кругах северных стран, высказываемые в условиях окончания войны мысли об экономическом объединении Скандинавии продолжали развиваться отдельными влиятельными политиками и экономистами Северной Европы (большинство из которых играли ключевую роль в Северных ассоциациях). нацеленная Их на самоснабжения параллельная пропаганду и деятельность превращения регулируемой в скандинавских Северной экономики Европы посредством в странах, область объединения производственных сил и общей ценовой политики, приобрела характер своеобразного идейного течения, получившего условное название «экономического скандинавизма»413. В данном случае речь, как правило, шла о трех скандинавских странах, однако отдельные предложения распространялись также на Финляндию, а наиболее радикальные включали даже прибалтийские государства. Одним из главных зачинщиков дискуссий о пользе интеграции экономики северных стран оставался влиятельный датский промышленник А. Фосс, взгляды которого являли наиболее яркий пример образа мышления скандинавских «нордистов» от 412 413 экономики. Опираясь в своей аргументации на опыт Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 41. См., например: Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 70. 150 межскандинавской торговли военных лет, Фосс задавал риторический вопрос, насколько большей выгоды для себя могли бы тогда добиться скандинавы в торговых переговорах с Великобританией, действуя сообща, а не поодиночке. Исходя из подразумеваемого ответа, датчанин утверждал, что, ставя во главу угла собственные национальные экономические интересы, северные страны продолжают поступать недальновидно и даже предосудительно. Пытаясь наладить бесперебойный товарообмен с великими державами и тем самым приумножить собственный капитал наиболее быстрым и удобным способом, скандинавские правительства оказывались в плену опасных иллюзий, которые вели к потере независимости в торговых переговорах. Альтернатива для малых стран Северной Европы, соответствующая их «стратегической и исторической роли», заключалась, по мнению датского нордиста, в развитии многостороннего регионального сотрудничества 414. Только сообща страны Скандинавии могли представлять влиятельную экономическую силу, которую следовало направить не только на рациональное реформирование производительных сил региона по принципу взаимного дополнения, но и на попытку добиться более благоприятных торговых условий от великих держав и преодолеть тем самым пассивность и зависимость малых стран в неравном экономическом диалоге с гегемонами мировой торговли. Фосс не обнаруживал в экономических интересах северных стран непримиримых противоречий, считая, что совместное регулирование объема и потока схожих статей скандинавского экспорта может послужить повышению качества и авторитета «североевропейской продукции» на международном рынке и позволить сохранять высокий уровень цен. Наряду с этим, сотрудничество при установлении контактов с внешними рынками должно дополняться взаимной поддержкой отечественной региональной продукции. Благоприятствование ввозу товаров из соседних скандинавских стран создало бы, по убеждению нордистов, 414 Janfelt M. Föreningarna Norden – mellan nordism och nationalism... S. 19. 151 основу для стабильности и существенного укрепления внутреннего рынка каждого из государств региона. Таким образом, в основе «экономического скандинавизма» лежала идея преодоления экономической зависимости малых северных стран от внешних обстоятельств (экономического давления великих держав, колебаний мировой экономики и др.) путём развития взаимовыгодных экономических отношений внутри домашнего региона, а также сплочения скандинавских стран для выступления в качестве сильного участника в международных торговых переговорах. Необходимо также учитывать, что большинство идейных сторонников «экономического скандинавизма» составляли представители крупной буржуазии и финансовой олигархии северных стран, на мотивацию которых не могли не накладывать отпечаток их классовый менталитет и интересы. Поддерживая идеи северного сотрудничества в экономике, многие из них не в последнюю очередь руководствовались соображениями о том, что сплочение промышленной буржуазии Скандинавии поможет направить энергию рабочего класса в русло «культурного нордизма» и тем самым предотвратить распространенные в это время требования о социализации средств производства и избежать рабочих волнений. Наряду с этим, тесное взаимодействие государственных властей и представителей промышленности в странах региона, координируемое на межскандинавском уровне, позволило бы сохранить ресурсы внутри региона и существенным образом укрепить оборонный потенциал стран Северной Европы415. Под таким углом зрения, в сотрудничестве экономической элиты Скандинавии выявлялось его соответствие национальным интересам северных стран. 415 Преобладание подобных взглядов, основанных на концепции «реализма малых стран» (småstatsrealism), среди членов правления норвежской Северной ассоциации, во многом помогли организации пережить начальный кризисный период её существования в 1920-е гг. См.: Mjøset L. Einar Maseng og Norges utenrikspolitikk [Electronic resource]. URL: http://respublica.no/Artikler/Sikkerhet/Einar-Maseng-og-Norges-utenrikspolitikk (дата обращения 25.04.2014). 152 Деятельность А. Фосса, скончавшегося в 1925 г. после продолжительной болезни, задала дальнейший импульс «экономическому скандинавизму», наиболее активными проводниками принципов которого в кругах крупной буржуазии в середине и второй половине 1920-х гг. стали С.В. Брамснес (министр финансов в датском социал-демократическом кабинете Т. Стаунинга в 1924-26 гг.) и директор национального банка Дании, а также видный норвежский предприниматель Ю.Т. Хольст416. Оба бизнесмена являлись членами Северных ассоциаций, однако обстановка для пропаганды ими регионального экономического сотрудничества на родине была неодинакова. Так, Хольст сталкивался с более глубокими, практически неразрешимыми проблемами в процессе продвижения идей «экономического скандинавизма», чем его единомышленники в других скандинавских странах. Энергичная деятельность Хольста, его идейная последовательность и неизменный энтузиазм имели целью повлиять на эволюцию представлений в скандинавском обществе о возможностях северного экономического сотрудничества, развитие которого, как демонстрировал Хольст на личном примере, следовало форсировать через частые инициативы, не дожидаясь «изменений к лучшему» в глобальной торговорыночной политике государства417. Сильные националистические настроения в Норвегии, вынуждающие «нордистов» в этой скандинавской стране проводить свою линию особенно гибкими и острожными методами, определяли, однако, тот факт, что идеи «экономического скандинавизма», как и большинство проектов региональных объединений, являлись предметом постоянной и всесторонней критики в этой скандинавской стране. В этой обстановке экономические лозунги в духе «скандинавского патриотизма» в Норвегии брали на вооружение значительно меньшее количество промышленных организаций, чем в соседних скандинавских 416 Hansen S.O. Drømmen om Norden... S. 66, 70. Юхан Труне Хольст – одна из центральных фигур норвежского экономического Олимпа, разделяющий консервативные взгляды, учредитель и директор одной из крупнейших по сей день шоколадных фабрик «Фрейя» с филиалами в Швеции и Дании, председатель норвежского Промышленного совета в 1930-1933 гг. О деятельности и взглядах Хольста см. подробнее: Rudeng E. Sjokoladekongen. Johan Throne Holst – en biografi. Oslo, 1989. 417 153 странах, в результате чего среди членов норвежской Северной ассоциации укоренялся пессимизм и скептицизм в отношении возможности изменить ситуацию418, на преодоление которого были направлены усилия отдельных немногочисленных борцов за скандинавскую экономическую интеграцию. В 1923 г. на встрече делегатов от трех ассоциаций, посвященной обсуждению причин неудачи «комитетов соседних стран», норвежская позиция по северному сотрудничеству стала особенно отчетливой. В ответ на шведское предложение о создании нового органа для исследования дальнейших перспектив скандинавского экономического сближения, Ю.Л. Мувинкель, представляющий норвежскую организацию, заявил о несвоевременности попыток Северных ассоциаций стимулировать экономическую интеграцию, ссылаясь при этом на шаткость положения ассоциации в своей стране, само существование которой было возможно лишь в том случае, если предлагаемые ею меры «никоим образом не уязвляли национальных интересов» норвежцев419. Очевидно, что в 1920-е гг. реализация идей «экономического скандинавизма» на практике, в обстановке конкуренции северных стран, была затруднена. В связи с этим, осторожные попытки ассоциаций по устранению двойного налогообложения и унификации различных статей торгово-экономического законодательства (в области патентного права, регистрации торговых знаков и др.)420 стали наиболее адекватными в сложившейся ситуации подготовительными мерами, которые должны были упростить процедуры, связанные с пересечением политико-правовых пространств, и постепенно создать условия для дальнейших политических шагов. Аргументации «нордистов» не в последнюю очередь способствовали текущие успехи предпринимателей, 418 419 функционального повсеместно сотрудничества отмечавшиеся в 1920-е скандинавских гг. на уровне Hansen S.-O. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet… S. 120. Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 74; Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 73. 420 Hansen S.O. Op. cit . S. 74. 154 коммерческих компаний и частного бизнеса. Уже в 1918 г. центральные организации кооперативов трех скандинавских стран сформировали Северный Торговый Союз, ставший в межвоенный период органом регулирования части скандинавского промышленного производства и координирующий работу заводов и фермерских хозяйств421. Производство электрических лампочек, автомобильных шин, широкого спектра резиновых изделий, части сельскохозяйственной продукции в Скандинавии, как и организация закупки сырья, было поставлено под общий контроль, что делало его более экономичным и позволяло рационально распределять произведенные товары, как среди населения региона, так и на экспорт за пределы скандинавского региона422. В 1920-е гг. скандинавские коммерческие фирмы начали образовывать центральные региональные офисы, создавая тем самым благоприятные условия для слияния компаний Северной Европы и объединения в международные картели. Скандинавские ассоциации транспортных перевозчиков, в частности, согласовывали грузовые и пассажирские тарифы, правила судоходства и предоставляли друг другу расширенную коммерческую информацию, в 1920 г. был образован североевропейский картель целлюлозно-бумажного производства. За счет обоюдовыгодных соглашений удалось частично устранить конкуренцию и добиться взаимодополняющего регулируемого производства в молочной, электротехнической промышленности423. Продолжали работать созданные ещё в 1910-х гг. центральные скандинавские организации работодателей. Укрепление практики экономического взаимодействия промышленных кругов северных стран выразилось также в попытке стабилизации цен и регулирования производства в ведущих импортно-экспортных отраслях скандинавской экономики. В 1923 г. была создана Скандинавская Федерация импортёров угля (Финляндия присоединилась к ней спустя десять лет) с целью содействия заключению выгодных торговых соглашений со странами- 421 Ibid. S. 72. Lindgren R. E. Norway-Sweden... P. 246. 423 Ibid. 422 155 экспортёрами главного топлива первой половины XX века – Англией, а также Польшей и Германией. В рамках Федерации свои интересы координировали крупнейшие угольные компании, и её деятельность, в определенной степени, способствовала смягчению британско-скандинавских противоречий. В 1925-26 гг. тесную совместную работу начали норвежские, финские и шведские целлюлозно-бумажные ассоциации с целью противодействовать попыткам Лондона наложить высокие пошлины на ввозимую бумагу. В 1927 г. был образован Северный Бумажный Союз, борющийся за благоприятные экономические условия на китайском рынке, в 1927-1928 гг. – влиятельный картель «Фенноскандия» по производству бумажной массы, участниками которого стали Норвегия, Швеция и Финляндия (с небольшим перерывом, организация продолжала действовать в 1930-е гг.)424. Мотивация участников скандинавских промышленных объединений такого типа определялась не стремлением выработать в перспективе программу всеобъемлющего экономического сотрудничества для стран Северной Европы, а сугубо прагматическим подходом североевропейских предпринимателей к сотрудничеству с соседями в регионе, направленному на преодоление возникающих по мере изменений рыночной ситуации сложностей. Посредством регулирования и координации производства широкого спектра промышленных товаров в повседневной экономической практике скандинавских стран была установлена относительная гармония. Таким образом, в послевоенное десятилетие реализация идей регионального экономического сотрудничества северных стран происходила не в кругах ориентированной на фритредерство правительственной и коммерческо- промышленной элиты, где шаги к установлению любых форм экономического объединения с соседними странами не вызывали заинтересованности, а на повседневном производительном уровне, где объединение ресурсов и рабочей 424 Karlsson B. Swedish forest industry and the inter-war cartels // Papers of the XVI International Economic History Congress, Helsinki, 21-25 August 2006, Session 91: The Nordic Countries and the Commercial De-globalization of the Interwar Period. URL: http://www.helsinki.fi/iehc2006/papers 3/Karlsson.pdf (дата обращения 25.04.2014). 156 силы в короткие сроки приносило ощутимую пользу и экономию. Анализ данной ситуации приводит к выводу о том, что скандинавская экономическая интеграция, наметившаяся в 1920-е гг., зарождалась «снизу», с повседневных практических контактов. Позитивный эффект от рационального обоюдовыгодного взаимодействия скандинавских производителей являлся одним из основных козырей в руках Северных ассоциаций, который использовался ими для доказательства жизнеспособности идей «экономического скандинавизма» в скандинавском обществе и необходимости поддержки региональных экономических связей со стороны правительств. Успехи взаимодействия северных стран на международной арене в 1920-е гг. использовались в качестве повода для пропаганды сторонниками «экономического скандинавизма» своих убеждений. Один из мощных всплесков активности в этом направлении был вызван ратификацией в середине 1920-х гг. арбитражных договоров между северными странами. Так, в июне 1926 г. молодой шведский профессор (впоследствии один из наиболее авторитетных скандинавских экономистов) Б. Улин произвел немалый общественный резонанс своей речью в Копенгагенском университете. В своем выступлении ученый, которого «вряд ли можно было упрекнуть в идеализации ситуации и ещё менее – в профессиональной некомпетентности», указывал на необходимость использовать установленное между северными странами взаимопонимание по вопросам международного права для расширения их экономического сотрудничества: первый шаг на этом пути, по мнению Улина, должен был заключаться в создании скандинавского таможенного союза, существование которого стимулировало бы концентрацию и эффективность производства в Северной Европе425. В качестве примера успешной и конструктивной экономической интеграции, ставшей залогом роста благосостояния государства, Улин приводил опыт Германии и США. Что касалось Северной Европы, создание общего рынка в 425 RA. HP 64 D. P.M. till minister E. Löfgren från Kungl. svenska beskickningen i Köpenhamn, 14.06.1926. 157 регионе с населением более четырнадцати миллионов человек и организация беспошлинной торговли между скандинавскими странами, Финляндией, Эстонией и Латвией, могло служить, согласно мнению ученого, той же цели. Оно обеспечило бы значительно более рациональное использование производственных и рабочих ресурсов и, помимо этого, способствовало бы полезной внутренней перестройке экономики в каждой стране, в результате которой менее прибыльные производства были бы закрыты, предоставив возможность для Копенгагенская развития речь действительно Улина вызвала перспективным одобрение предприятиям. консервативных и протекционистских кругов Дании, соглашавшихся в том, что «никогда ранее возможности для реализации идеи таможенного союза не были столь велики, сколь они, без сомнения, станут в ближайшем будущем»426. Настроения норвежцев при этом, как и прежде, остались скептическими. Надежды апологетов скандинавской экономической интеграции в 1920-е гг. также частично связывались с возрождением существовавшего до войны Скандинавского Валютного союза427. Однако в течение послевоенного десятилетия выявилась беспочвенность подобных ожиданий: идея золотого валютного паритета как общей экономической базы к 1920-м гг. исчерпала свою привлекательность. В условиях разразившейся в 1914 г. инфляции, скандинавские страны приняли решение отказаться от золотого стандарта. За пять военных лет, в результате различной валютной и кредитной политики Швеции, Дании и Норвегии, разница обменного курса скандинавских крон усугубились. Несмотря на то, что Скандинавская Валютная конвенция формально продолжала действовать вплоть до 1924 г. и монеты одной страны котировались в двух других, предложение о её возрождении в первоначальном виде, с привязкой 426 Ibid. В 1875 г. стоимость шведской, норвежской и датской крон были приравнены к единообразному золотому стандарту, что обеспечило свободное хождение национальных скандинавских валют в регионе: таким образом, был заключен Валютный союз между тремя скандинавскими странами. См. подробнее: Henriksen I., Kærgård N. The Scandinavian Currency Union 1875–1914// The History of International Monetary Arrangements / ed. by J. Reis. New York, 1995. P. 91–112; Bergman M., Gerlach S., Jonung L. The Rise and Fall of the Scandinavian Currency Union 1873– 1920 // European Economic Review. 1993. Vol. 37. P. 507–517. 427 158 к золотому стандарту, после войны было встречено скандинавскими экономистами с большим сомнением. Это свидетельствовало о нестабильности экономической ситуации в Европе в 1920-е гг., при которой скандинавы не желали ограничивать собственную свободу действий привязками к финансовой политике соседей. В 1924 г. каждая из скандинавских стран закрепила право чеканить монету для хождения только в пределах собственной страны, что подтвердило их отказ от прежней унификации денежной системы; отход от паритета скандинавских банкнот произошел ещё раньше428. В середине 1920-х гг. скандинавские страны (Швеция в 1924, Дания в 1927, Норвегия в 1928 гг.), ориентируясь на главного торгового партнера региона – Великобританию, вернулись к довоенному паритету золотого содержания собственной национальной валюты, «настоящей кроне», однако серьезных попыток возродить на этой основе Валютный союз не последовало429. Возобновившиеся в конце 1920-х гг. на государственном уровне межскандинавские переговоры не успели привести к конкретным результатам, будучи прерваны в 1931 г. мировым экономическим кризисом, который побудил скандинавские страны в очередной раз отказаться от золотого обеспечения национальной валюты. Несмотря на прекращение активной координации действий в области валютно-финансовой политики, в 1920-е гг. было установлено тесное сотрудничество между центральными банками стран Северной Европы: директора эмиссионных банков начали обмениваться рабочей информацией по текущим проблемам на ежегодных конференциях430. Если после окончания Первой мировой войны северные страны перестали расценивать региональное сотрудничество в качестве приоритетного направления 428 Подробнее о причинах и этапах распада Скандинавского Валютного союза см.: Talia K. The Decline and Fall of the Scandinavian Currency Union 1914 – 1924. Events in the Aftermath of World War I. URL: http://eh.net/XIIICongress/Papers/Talia.pdf (дата обращения 25.04.2014). Автор перечисляет «три гвоздя в гроб Валютного Союза: приостановка свободной конвертируемости национальной валюты на золото и запрет на вывоз из страны золотых запасов (1914 год), образовавшаяся за годы войны разница валютных курсов скандинавских стран, а также валютная спекуляция и контрабанда разменными монетами внутри союза». 429 Wendt F. Cooperation in the Nordic countries... P. 100. 430 Ibid. P. 181. В 1931 г. была создана первая организация сотрудничества сберегательных банков Северной Европы. 159 внешнеэкономической деятельности, то в конце 1920-х гг. изменения в мировой экономической конъюнктуре побудили скандинавские правительства к некоторому пересмотру этих взглядов. Получавший по мере роста экономической напряженности в мире более рациональное обоснование, к концу 1920-х гг. «экономический скандинавизм» вновь оказался предметом общественных дискуссий в Северной Европе, подогреваемый в это время планами широкого экономического объединения европейских стран, направленными на восстановление политической и экономической стабильности Европы431. Возрождение интереса к экономическому взаимодействию с соседями как средству укрепления скандинавской конкурентоспособности на международных рынках произошло в кругах крупных промышленников. Поскольку Великобритания в конце 1920-х гг. вновь взяла курс на отказ от золотого стандарта, в рамках Северных ассоциаций начался новый этап активного обсуждения идеи Северной Валютной Унии для стабилизации курса национальных валют. В 1928 г. датский судовладелец А.П. Мёллер безвозмездно предоставил Северным ассоциациям 50 тысяч датских крон для исследования возможности организации таможенного союза. Ассоциации, тем не менее, вынуждены были ответить отказом, сославшись на «отсутствие практической возможности» для проведения столь масштабного изучения вопроса432. Имея за плечами неудачный опыт налаживания регионального экономического сотрудничества в 1920-х гг., большинство членов шведской и датской Северных ассоциаций также отнеслось к идее скандинавского рынка 431 Идеи европейского экономического союза поддерживались в конце 1920-х гг. французским и германским министрами иностранных дел А. Брианом и Г. Штреземаном; глава британского Министерства торговли и промышленности В. Грэхем высказывал предложение о заключении «таможенного мира» между группами государств как методе преодоления кризиса свободной торговли в мировых экономических отношениях. Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering… S. 96; Salmon P. Scandinavia and the Great Powers... P. 255. 432 Средства эти, однако, были «зарезервированы» Мёллером для поддержки скандинавского экономического сотрудничества в будущем и оказались использованы уже в 1930 г., когда климат для ведения переговоров стал более благоприятным, при создании комитета из трех ведущих специалистов от каждой из скандинавских стран для подготовки нового этапа широких межскандинавских экономических переговоров. Мёллер, в числе других крупных скандинавских промышленников, подтверждал свою давнюю заинтересованность в долгосрочном экономическом сотрудничестве и северном таможенном союзе как лучшей возможности для малых стран противостоять экономическому кризису, и позднее – в интервью крупной норвежской газете в марте 1932 года. См.: Ulkoasiainministeriön Arkisto (UM). 73 B II A. Specialnummer av «Norges Handels og Sjøfartstidende»’s for den nordiske vareutveksling. 160 довольно скептически. Улоф Рюдбек, крупный шведский банкир и член правления шведской Северной ассоциации, на встрече 1928 г. заявлял об утопичности идеи скандинавского таможенного союза433. Другой влиятельный член руководства шведской ассоциации, губернатор Оскар фон Сюдов (бывший шведский премьер-министр), на встрече делегатов в 1930 г. высказывал соображения о том, что вопрос об экономическом сотрудничестве слишком деликатен и слишком тесно сопряжен с политическими мотивами. Для начала действий ассоциаций, по мнению шведского делегата, необходимо было, чтобы инициатива к организации исходила от непосредственных участников экономической жизни Северной Европы – частных предпринимателей; до тех пор ассоциациям следовало соблюдать осторожность и поощрять обсуждение вопроса в рамках различных межскандинавских экономических форумов434. Ю.Т. Хольст и С. Брамснэс, представляющие позитивно настроенное крыло ассоциаций, считали, со своей стороны, что ассоциации обязаны действовать решительнее: предложения об экономическом сотрудничестве должны были при этом исходить от самой сильной в экономическом отношении страны региона – Швеции435. Разногласия в Северных ассоциациях относительно того, какой план действий будет для них наиболее приемлемым продолжали сковывать их инициативу накануне Мирового экономического кризиса. На общей встрече делегатов Северных ассоциаций в 1930 г. было решено возобновить зондирование возможностей сотрудничества в некоторых товарноэкономических областях (товарное законодательство, гражданское право, рынок ценных бумаг, таможенное налогообложение и др.) в своих странах и привлечь интерес к проблеме со стороны парламента, различных политических партий и субъектов экономической жизни 436. Данная конфиденциальная работа велась по внутриполитическим каналам на протяжении последующих двух лет. 433 434 Nielsen H. Nordens enhed gennem tiderne. København, 1938. B. III. S. 393. Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering... S. 75; Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 73. 435 436 Andersson J. A. Op. cit. S. 98. Idem. Idé och verklighet... S. 41-42. 161 В 1920-е гг. единственной попыткой организации государственного сотрудничества стран Северной Европы в сфере экономики стали «комитеты соседних стран», действовавшие в 1918-1922 гг. После 1918 г. сотрудничество ещё продолжалось некоторое время по инерции, однако к началу 1920-х гг. стало очевидно, что идея создания единого экономического рынка северных стран не соответствует реальным государственным интересам и потребностям участников. Вопрос экономической интеграции не находил широкой поддержки в правительственных кругах стран Северной Европы. Стремление крупной буржуазии скандинавских стран обеспечить наиболее выгодные условия для сбыта собственной продукции и инвестиций на мировом рынке определяло заинтересованность скандинавских правительств, в первую очередь, в Великобритании и Германии437. При этом успехи Северных ассоциаций в стимулировании экономического взаимодействия внутри Скандинавского региона оказались гораздо более скромными, чем в культурно-образовательной сфере. Северные ассоциации смогли начать реализовывать свои инициативы в сфере экономики лишь в следующее десятилетие, когда потребность в развитии северного экономического сотрудничества в условиях Мирового кризиса была осознана на уровне государственной власти. В 1920-е гг., в обстановке возобновления успешных взаимовыгодных торгово-финансовых отношений с Западной Европой, предостережения Северных ассоциаций против подпадания под экономическую зависимость от великих держав и их призывы «мыслить перспективно» выглядели абстрактно. Вопросы ориентации национальной экономики, ввиду тесной связи государственной элиты стран Скандинавии с кругами крупной буржуазии, имели в большой степени политический характер. В связи с этим стремление ассоциаций влиять не только на общественное, но и на правительственное мнение по экономическим вопросам могло быть расценено как вмешательство в сферу 437 Кан А.С. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М., 1967. С. 15. 162 компетенции внешнеполитического ведомства. Так, постоянные предубеждения против любых форм скандинавского экономического сотрудничества были свойственны норвежскому правительству. Чтобы избежать открытого конфликта, ассоциации вынуждены были идти по иному, более длинному пути, временно ограничиваясь пропагандой преимуществ интегрированной региональной экономики для Скандинавии в промышленных и коммерческих кругах, работой по гармонизации торгового законодательства и теоретическим исследованием возможностей совместных экономических структур. По справедливому замечанию Я.А. Андерссона, в 1920-е гг. отсутствовало как таковое «пространство для любых инициатив северных стран в области экономического сотрудничества»438: для изменения мнения государственной элиты требовались качественные перемены в международной экономической ситуации. Одновременно в 1920-е гг. произошло закрепление практики периодических межскандинавских контактов и свободного обмена экономической, финансовой, производственной информацией в рамках региона439. Сотрудничество в этих сферах носило функциональный характер, то есть определялись не последовательной государственной экономической стратегией, а одинаковой практической заинтересованностью в нём непосредственных участников экономических процессов по обе стороны границы440. Бурный расцвет и последующая постепенная стагнация «экономического скандинавизма» в 1920-е гг. показывает, что экономическое сотрудничество между странами Северной Европы в то время не являлось для его участников предметом непреходящего интереса. Объективная потребность в его развитии существовала лишь в периоды кризиса международных экономических 438 Andersson J.A. Idé och verklighet... S. 41. Wendt F. Cooperation in the Nordic countries... P. 181. 440 Согласно Й. Калела, активное поощрение шведским МИДом негосударственных, «гражданских» форм международного сотрудничества способствовало тому, что Финляндия в начале 1920-х годов развила широкое функциональное сотрудничество со Швецией, которое, в отличие от официального межгосударственного экономического взаимодействия двух стран, было несравненно успешнее и эффективнее. Kalela J. Grannar på skilda vägar... S. 249. 439 163 отношений. Вынужденное повышенное внимание к рынкам соседних стран, с их географической близостью, доступностью и сравнительной стабильностью, становилось составной частью комплекса антикризисных внешнеэкономических мер. Как только международная торговля начинала входить в «нормальное» русло, значение рынков соседних североевропейских стран, объективно менее прибыльных для скандинавских промышленников, как в экспортном, так и в импортном отношении, снижалось. В целом, экономика оказалась областью особенно «серьезных поражений и немногочисленных побед»441 стран Северной Европы в общем контексте северного сотрудничества в послевоенное десятилетие. 441 Hansen S.O. Drømmen om Norden… S. 73. 164 Глава III. Сотрудничество стран Северной Европы на международной арене § 3.1. «Скандинавский интернационализм» в условиях окончания Первой мировой войны Завершившаяся в ноябре 1918 г. Первая мировая война обусловила глубинные геополитические и экономические изменения, социальные деформации и сдвиги в общественном сознании. Кризис международных отношений обусловил попытку выработки новой международной системы, что означало пересмотр основных принципов дипломатических отношений и внешнеполитических стратегий и актуализацию пацифистских идей 442. Система международных отношений должна была быть реформирована в соответствии с либеральными принципами открытости, консенсуса, равноправия, что позволило бы предотвратить возврат, после окончания мировой войны, к тайной дипломатии империалистических стран. В этом свете большее внимание следовало уделять демократизации дипломатических процедур, созданию системы международной безопасности, повышению роли межгосударственных форумов как главной арены для официального обмена мнениями по вопросам внешней политики443. Национальной идее противопоставлялась идея международного сотрудничества и солидарности. Создание Лиги наций призвано было обозначить переход от прежней системы, зиждущейся на балансе взаимоотношений между несколькими великими державами, к плюрализму равноправных независимых суверенных государств444. 442 См. об этом: Фарбман Н.В. Версальская система // Европа в международных отношениях. 1917-1939. М., 1979. С. 36-69; Клейменова Н.Е., Сидоров А.Ю. Версальско-вашингтонская система международных отношений: проблемы становления и развития. 1918-1939. М., 1995. 443 См., например: Northedge F.S. The League of Nations. Its Life and Times 1920-1946. Leicester, 1986. P. 1-4. 444 Pedersen S. Back to the League of Nations // The American Historical Review. 2007. Vol. 112. №4. P. 1091-1118. 165 В свете нового подхода к организации международных отношений, положение малых стран в контексте европейских международных отношений претерпевало революционные изменения. Из пешек в большой политике великих держав они могли превратиться в активных самостоятельных игроков на международной арене, получая новые возможности для защиты собственных национальных интересов на международном уровне445. В складывающейся ситуации умеренная политика нейтрализма, характерная для скандинавских стран в конце XIX-начале XX вв., требовала значительной корректировки. Необходимость комплексного пересмотра внешнеполитической стратегии обуславливала переоценку скандинавскими правительствами и потенциала межскандинавского сотрудничества, которое представлялось в данном случае одним из способов адаптации к изменившимся международным реалиям. Тесное взаимодействие с коллегами из «братских» скандинавских стран помогло бы эффективнее разрешить возникший идейно-политический конфликт между традиционной концепцией нейтралитета и новыми интернационалистскими идеалами в международной политике. Уже в конце XIX в. ценности интернационализма – справедливая и эффективная международно-правовая дипломатических конфликтов, система, организация мирное широкого разрешение межнационального сотрудничества – обрели множество сторонников в парламентах и правительствах скандинавских стран. При этом отличительной чертой «скандинавского интернационализма» являлась возникшая изначально тесная связь между идейными принципами течения и политической практикой. В «малых» по уровню своего международного влияния странах Скандинавии интернационализм был воспринят не только как идейная или моральная концепция, но как конкретная внешнеполитическая доктрина, соответствующая национальным интересам этих 445 См., например: Новикова И.Н. Между молотом и наковальней. Швеция в германо-российском противостоянии на Балтике в годы первой мировой войны. СПб., 2006. С. 5-6. 166 стран в сфере безопасности 446. Наиболее активными сторонниками нового подхода во внешней политике стали либеральные демократы, приобретшие на исходе XIX в. немалый авторитет в странах Скандинавии. В 1882-1883 гг. были образованы Скандинавские общества мира, что способствовало либеральными дальнейшему развитию интернационалистами447 диалога и их между скандинавскими активному включению в международное пацифистское движение. Так, Швеция, совместно с Норвегией и Данией, играла одну из ведущих ролей на Гаагской конференции мира в 1907 г., по результатам которой три страны присоединились к решению о мирном разрешении международных споров и передаче возникающих межгосударственных конфликтов на рассмотрение международного суда448. Проблема перестройки международных отношений неоднократно обсуждалась на сессиях Северного Межпарламентского Союза. Таким образом, уже на рубеже XIX-XX вв. Скандинавия приобрела репутацию «самого миролюбивого региона Европы». В годы Первой мировой войны интернационалистские идеи получили беспрецедентное распространение в скандинавском обществе, а сотрудничество скандинавских интернационалистов достигло темпов и организации, удивительных по международным стандартам своего времени 449. В то же время, несмотря на внешнюю монолитность, «скандинавский интернационализм» в период Первой мировой войны, как выявлено в новейших научных исследованиях, являлся весьма сложным, неоднородным в идейнополитическом отношении течением и имел множество оттенков интерпретации, обусловленных спецификой географического положения, национальными интересами и расстановкой политических сил в каждой из скандинавских стран450. 446 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence. Scandinavian Internationalism 1914-1921 // Contemporary European History. 2008. Vol. 17. № 3. P. 304-305. 447 Ibid. P. 302. 448 Landqvist Å . Norden i Nationernas Förbund // Norden på världsarenan. Stockholm, 1968. S. 77-78. 449 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 301-302. 450 Ibid. 167 В основе традиционной, выработанной ещё в XIX веке, интерпретации интернационализма, присущей европейским и, в частности, скандинавским либералам, лежало убеждение в том, что сохранение длительного мира на основании согласования интересов сотрудничающих стран принципиально возможно. Главными методами достижения международной стабильности, по мнению радикальных либералов, являлись демократизация структур власти, развитие системы образования, свободная международная торговля, а способами её поддержания – политика нейтралитета и система международного арбитража. В годы Первой мировой войны в интернационализме обозначилось новое амбициозное влиятельное течение, одним из основоположников которого являлся президент США В. Вильсон, обоснованно получившее наименование «новый либеральный интернационализм». Включая в себя традиционные либеральные ценности в сфере международных отношений – такие, как арбитраж, разоружение, демократический контроль над внешней политикой, – «новый интернационализм» в качестве фундаментальных основ мирного международного развития подразумевал деятельность новой международной организации, Лиги наций, и функционирующую под её эгидой систему коллективной безопасности. Новая интернационалистская концепция вступала в очевидное противоречие с прежней нейтралистской политикой скандинавских стран, требуя от них принципиального пересмотра курса внешней политики. Сложившаяся ситуация обусловила замешательство и раскол в деятельности скандинавских либеральных интернационалистов, привыкших позиционировать себя в международных дискуссиях в качестве прогрессивного авангарда миротворческих инициатив451. Своей спецификой обладала интерпретация интернационализма и у скандинавских социал-демократов реформистского толка 452, разделявших базовые 451 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 311-312. О сотрудничестве скандинавских социал-демократических партий в годы Первой мировой войны и их инициативах мирного урегулирования см., например: Новикова И.Н. Между молотом и наковальней. Швеция в германо-российском противостоянии на Балтике в годы первой мировой войны. СПб., 2006. С. 267-270; Putensen D. SAI och SAMAK – växlande storlekar i den internationella och den nordiska dimensionen (1914–1945) // Lokalt och internationellt. Dimensioner i den nordiska arbetarrörelsen och arbetarkulturen. Tammerfors, 2002. S. 129-149. 452 168 принципы либерального подхода, но в более радикальном варианте. Так, к примеру, одно из программных требований социал-демократов заключалось в полном всеобщем демократическая разоружении. программа В мирного скандинавском устройства варианте выглядела социалне столь максималистской и была избавлена от наиболее радикальных требований – таких, как объединение мирового пролетариат. Однако в сравнении с либеральными интернационалистскими концепциями она выглядела наиболее идеалистичной453. В первые годы войны интернационалистские идеи об устройстве международного порядка развивались в скандинавском обществе неофициально, в ходе общественных дискуссий и консультаций, и, несмотря на то, что большинство участников принадлежали к скандинавскому политическому истеблишменту, не оказывали большого влияния на внешнюю политику скандинавских государств. Важнейшей площадкой для межскандинавского диалога являлись ежегодные конференции Северного Межпарламентского Союза, где, помимо международных вопросов, обсуждались также возможности экономического сотрудничества северных стран и сближения скандинавских законодательных норм. Заданный высокий темп регионального взаимодействия отразился на официальных межгосударственных отношениях скандинавских стран, существенное упрочение которых произошло уже с началом войны. В 1917-1918 гг. проблема переустройства международной системы отношений, дискутируемая скандинавскими интернационалистами на протяжении предшествующих лет, начала обсуждаться на уровне официальных межправительственных переговоров. Таким образом, обозначился новый этап в развитии «скандинавского интернационализма», на котором была предпринята попытка сформулировать общую официальную позицию стран Скандинавии относительно будущей реорганизации системы международных отношений454. 453 454 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 312-315. Подробнее см.: Ibid. P. 315-319. 169 В ноябре 1917 г. на правительственной конференции в Кристиании по предложению скандинавских Межпарламентских групп было утверждено создание рабочих комитетов455, состоящих из трех представителей от каждой из скандинавских стран456. Межпарламентскими Новым группами, комитетам, предстояло при разработать сотрудничестве с подготовительный проект Устава для новой всеобщей международной организации мира и правосудия 457. Таким образом, было положено начало работе над совместной скандинавской программой мира. По итогам встречи в мае 1918 г. в Копенгагене рабочие комитеты выдвинули совместное предложение об организации после окончания войны постоянных международных конференций (подобных Гаагским мирным конференциям) по вопросам поддержания мира и международного порядка. Также предполагалось создание постоянного международного суда и международного органа для организации посредничества в международных конфликтах458. Данный скандинавский проект стал, по сути, первым конкретным планом международной правовой организации, призванной закрепить условия близящегося мира. Несмотря на внешнеполитический неоднократно единство диалог проявлялись конечных целей затрудняли и ранее скандинавских прежние в ходе стран, противоречия, дебатов их которые скандинавских интернационалистов. Главный конфликт интересов в данном случае определялся различиями между позициями интернационалистской элиты Дании, с одной стороны, и Швеции и Норвегии, с другой. Датчане, в силу уязвимого стратегического положения своей страны вынужденные проводить свою внешнюю политику с особенной осторожностью, в большинстве придерживались 455 По своему составу комитеты представляли весьма оригинальную политическую комбинацию, в которой сотрудничали представители непримиримых ранее (ввиду острого шведско-норвежского антагонизма после разрыва унии) политических сил – в них участвовали шведские консерваторы и социал-демократы, а также норвежские и датские венстре (составлявшие большинство в национальных комитетах своих стран). См.: Lindgren R.E. Norway-Sweden… P. 243; Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 315-316. 456 Larsen K. Forsvar og folkeforbund. En studie i Venstres og Det konservative Folkepartis forsvarspolitiske meningsdannelse 1918-1922. Aarhus, 1976. S. 194-195. 457 Подробнее о работе и сотрудничестве скандинавских комитетов в 1918 г. см.: Ibid. S. 194-206. 458 Lönnroth E. Den svenska utikespolitikens historia. 5, 1919-1939. Stockholm, 1959. S. 30. 170 традиционного подхода к интернационализму, с его умеренной программой антимилитаризма, нейтрализма, постепенной демократизации, верой в возможность достижения полного равноправия участников в международных отношениях. Шведские и норвежские интернационалисты, напротив, принимали как факт неоспоримый приоритет и право великих держав проводить силовую политику и, вследствие этого, склонялись к «новому интернационализму», считая целесообразным участие в международной системе коллективной безопасности459. Таким образом, вопреки сложившемуся обобщенному видению стран Скандинавии как идейно и политически сплоченного «блока мира», в каждой из них (а на деле – в каждой из международно-ориентированных скандинавских политических партий) имелось свое специфическое видение проблемы, которое, к тому же, нередко подвергалось пересмотру по мере изменения международной обстановки. После длительного обсуждения проблемы Швеции, Дании и Норвегии удалось, тем не менее, выработать общую позицию в отношении универсальной международной организации, невзирая на имевшиеся расхождения во взглядах на сферу её компетенции и административное устройство460. К концу ноября 1918 г. правительственные рабочие комитеты скандинавских стран согласовали новый предварительный план, отражающий их видение структуры и основных компетенций нового органа 461. Предложенный вариант конвенции акцентировал важность принципа универсальности в международных отношениях, но имел, вместе с тем, весьма ограниченный характер. В нем констатировалась необходимость периодических международных конференций, но в то же время не предполагалось создания постоянного международного парламента. Главными скандинавскими аргументами против более четкой и перманентной структуры новой организации служил, с одной стороны, страх перед её «окончательностью и негибкостью», с 459 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 316-317, 319. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations. New York, 1939. P. 11. 461 Ibid. P. 40-43; Larsen K. Forsvar og folkeforbund... S. 202-204. 460 171 другой – преждевременность установления некой «высшей власти» для находящихся после войны в состоянии политической нестабильности государств462. Поскольку после окончания войны другие нейтральные страны не выказывали большого интереса к проведению совместной конференции нейтралов для обсуждения актуальных международных вопросов, программа была представлена международному сообществу в виде «проекта конвенции» от лица трех скандинавских королевств. Документ, разработанный скандинавскими правительственными комитетами, был подписан шведским, датским и норвежским правительствами 21 января 1919 г. и разослан всем странам, принимающим участие в Версальской конференции. Однако момент для его обнародования оказался неудачным. На данном этапе прерогатива решения международных проблем уже принадлежала закрытому сообществу представителей держав-победительниц, намеренных реализовать собственный, гораздо более амбициозный проект по созданию Лиги наций. Скандинавский документ к этому времени являлся неактуальным и, хотя и получил вежливый прием в Версале, не оказал желаемого влияния на ход переговоров. Скандинавская инициатива оказалась, таким образом, низведена до уровня «мнения отдельных малых стран»463. Межправительственное сотрудничество северных стран в 1917-1918 гг. перевело дискуссии скандинавских интернационалистов в новые, более узкие рамки. Выступая прежде в роли беспристрастных борцов за справедливое переустройство международной системы, с переходом дискуссии на уровень официальной внешней политики скандинавские интернационалисты были вынуждены ограничиться кругом вопросов, обсуждение которых не затрагивало отношений их стран с воюющими великими державами и, следовательно, не могло поставить под угрозу нейтральный статус Скандинавии. Правительства скандинавских 462 463 стран благоразумно придерживались при обсуждении Götz N. On the origins of «Parliamentary Diplomacy»... P. 268. Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 316. 172 международных проблем низкого профиля, следствие чего им удалось достичь лишь незначительных результатов. Это позволяет установить, что скандинавское сотрудничество не всегда являлось эффективным способом решения международных проблем североевропейского региона, а подчас, напротив, ограничивало свободу действий и делало малые северные страны заложниками узкого видения международной ситуации и политического компромисса464. Невзирая на конечную неудачу скандинавской инициативы, совместная подготовка предложения по международному устройству в течение 1918 г. сыграла важную роль, прежде всего, для «кристаллизации скандинавской точки зрения»465, став прологом к внешнеполитическому сотрудничеству Швеции, Дании и Норвегии в 1920-е гг. Скандинавская интернационалистская программа подчеркивала общность ценностей и идеалов с западными державами, что открывало скандинавам путь в Лигу наций. Кроме того, обнародование общей позиции северных стран по международным вопросам, основанной на либеральных принципах в духе гуманизма, в период, когда в Европе шла ожесточенная борьба между революционными социалистическими и консервными силами, являлось своего рода моральной и интеллектуальной победой с точки зрения развития европейского общественного мнения. Тесное взаимодействие шведских, датских и норвежских парламентариев, министров и чиновников накануне вступления в Лигу наций способствовало дальнейшей «скандинавизации» и демократизации внешней политики трех северных стран466. Представленный 14 февраля 1919 г. международной общественности проект Устава Лиги наций вызвал разочарование скандинавских интернационалистов. Уяснив намерения держав-победительниц и осознавая теперь пределы своих возможностей при расстановке сил в послевоенном мире, скандинавы отказались 464 См. подробнее: Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 315-319. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 40; Lönnroth E. Den svenska utikespolitikens historia… S. 39. 466 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Op. cit. P. 316. 465 173 от прежних политических амбиций и сосредоточились на более конкретных, практически осуществимых шагах. В этой ситуации скандинавское сотрудничество перешло на более конструктивную основу. Критика в адрес нового международного порядка и попытки корректировки Устава Лиги наций в 1919-1920 гг. вновь сплотили политическую интернационалистскую элиту скандинавских стран, различия во взглядах которой продолжали сохраняться, но оказывались теперь второстепенными по отношению к общей задачей. Стремясь обратить внимание великих держав на свою инициативу, ещё в декабре 1918 г. скандинавские правительства направили ноту Франции, в которой подчеркивалось значение участия «всех цивилизованных государств» в создании Лиги наций467. Ответа со стороны великих держав на данное заявление не последовало. Однако в скором времени после начала работы Версальской мирной конференции скандинавские страны получили приглашение, вместе с остальными десятью странами, сохранившими нейтралитет в завершившейся мировой войне, высказать свои взгляды по поводу англо-американского плана статута Лиги наций на неофициальной встрече в Париже в марте 1919 г.468. На ней участникам было предложено войти в состав Лиги на правах её соучредителей 469, что существенно упрощало для них процедуру вступления. Результаты двух проведенных в отеле «Крильон» конференций, на которых присутствовали представители тринадцати нейтральных стран, не оказали значительного влияния на предоставленный для обсуждения Лондоном и Вашингтоном вариант Устава, однако предложенные скандинавскими делегатами в Париже поправки свидетельствовали об их намерении тесного сотрудничества и готовности взаимной поддержки скандинавских стран на международной арене 470. Швеция, в частности, предложила группировку стран по принципу географической и культурной близости, чтобы, при назначении непостоянных 467 Казакова Л.А. Скандинавские страны и Лига наций // Вопросы истории. 1974. №4. С. 199. Наряду с этим, скандинавским представителям позднее было предоставлено право присутствовать на неофициальных заседаниях подкомитета Комиссии по созданию Лиги. 469 Кан А.С. История скандинавских стран. М., 1980. С. 182. 470 Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 51-59. 468 174 членов Совета Лиги, у них была возможность представлять интересы целого региона. Работа по подготовке к вступлению в Лигу наций велась скандинавскими странами сообща в течение 1919 г. Координация действий осуществлялась в ходе встреч трех комитетов Межпарламентских групп и совещаний министров иностранных дел. Активное взаимодействие скандинавских правительств на этом этапе в большой мере обусловила одинаково положительные итоговые резолюции стортинга, риксдага и ландстинга на решающем голосовании. Скандинавские парламенты одобрили вступление в Лигу наций в начале марта 1920 г., однако процесс принятия этого решения в каждой из стран обладал своей спецификой. Дания оказалась единственным из скандинавских королевств, парламент которого одобрил вступление в Лигу единогласно и с наибольшим энтузиазмом471. В Норвегии, где основу оппозиции составляла Норвежская рабочая партия, расценивавшая Лигу как реакционный империалистический проект, решение в пользу членства страны в Лиге определялось, в первую очередь, страхом перед изоляцией и мотивами безопасности, которые дополнялись политической ориентацией на Великобританию. Наиболее острые прения возникли в шведском риксдаге, где прогермански настроенные консерваторы, поддержанные военными кругами, а также сочувствующими большевистскому правительству левыми силами, били тревогу по поводу опасности нарушения принципов нейтралитета, национального самоопределения и вовлечения в политическую игру держав-победительниц, губительного для шведских национальных интересов. Разногласия, возникшие в скандинавских парламентах, отражали неуверенность скандинавского общества в преимуществах новой для северных 471 На первый взгляд единодушие датского парламента кажется удивительным, учитывая прежние сильные оппозиционные настроения в Дании в отношении системы коллективной безопасности. Но самая слабая в военном отношении из северных стран оказалась наиболее подготовленной к тому, чтобы принять новые реалии международной жизни. Лига наций воспринималась большинством датских политиков как противовес извечной германской угрозе, а членство в ней, к тому же, способствовало скорому разрешению проблемы Северного Шлезвига. Оставаться вне Лиги было, с точки зрения политики безопасности Дании, слишком рискованно. См. об этом: Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 320. 175 стран роли активных участников международных отношений. Отсутствие возможности повлиять на выработку учредительных документов Лиги наций уже в 1918-1919 гг. позволило скандинавам убедиться, что доминировать продолжали принципы «закрытой дипломатии» и все важные решения принимались узким кругом великих держав, что являлось веским поводом для беспокойства малых стран. При всех очевидных преимуществах, вступление в Лигу наций и добровольное вовлечение тем самым в систему международных обязательств по противодействию агрессии, по сути, означало решительный отказ от политики нейтралитета, что в будущем, в случае угрозы новой войны в Европе, могло вызвать значительные осложнения для стран Скандинавии. Вступление в Лигу для категорически отрицающих участие в каких-либо политических или военных союзах скандинавских стран стало, безусловно, глубоко компромиссным решением. С одной стороны, членство в Лиге позволяло следить за развитием международных отношений, принимать непосредственное участие в решении международных конфликтов, самостоятельно отстаивать права и интересы малых стран на главном международном форуме472. С другой стороны, участие соответствовало в организации пацифистским идеям, заявленного активными характера поборниками полностью которых скандинавы выступали уже не одно десятилетие. Скандинавские социалдемократы также рассчитывали на то, что Лига наций сможет в определенной степени компенсировать работу ослабленного Второго Социалистического Интернационала и открыть новую эпоху мира, прогресса и международного единения на социалистической основе473. Наиболее активная поддержка членству в Лигу оказывалась со стороны шведской социал-демократии, авторитетный лидер которой Я. Брантинг бескомпромиссно именовал этот поступок «долгом Швеции перед всем человечеством»474. 472 Корунова Е.В. Деятельность Швеции в Лиге Наций в 30-е годы // Вестник МГУ. Серия 8. История. 2005. №3. С. 3-4. 473 Norman T. Ansiktet mot öster… P. 240-241. 474 Creating Social democracy: a century of Social Democratic Labour Party in Sweden. Pensilvania State University Press, 1992. P. 343. 176 Участие в женевском форуме воспринималось северными странами как возможность того, что их голос будет услышан. Напротив, негативный ответ мог быть расценен как добровольный отказ скандинавов от предлагаемых великими державами гарантий мирного сосуществования и демонстрация политического малодушия, недальновидности и изоляционизма. Объективно говоря, более благоприятной внешнеполитической альтернативы для скандинавских стран после окончания мировой войны не существовало. Вопрос о возможности соотнесения традиционных форм скандинавского нейтралитета, предполагающих свободу от любых союзов в мирное время, с участием в Лиге наций стал предметом интенсивного обсуждения на правительственном уровне накануне вступления стран Скандинавии в «женевский клуб». В феврале 1920 г. специально с целью взаимных консультаций по данному вопросу была проведена специальная конференция скандинавских министров иностранных дел475. В коммюнике, опубликованном по итогам встречи, подчёркивалось, что присоединение к международной организации имеет особенную ценность для малых стран, однако попытка держав-победительниц отстранить нейтралов от разработки международных соглашений и Устава требует решительного заявления совместного скандинавского протеста 476. Более значимые тезисы скандинавских правительств относительно Устава Лиги наций, которые определили их позицию на международной арене на весь межвоенный период, были зафиксированы в секретной части протокола конференции. Наряду с необходимостью «содействия скорейшему вступлению в 475 Практика организации совместных консультаций стран Северной Европы по международным проблемам имела место не только в рамках Лиги наций. Так, например, в апреле 1919 г. в Копенгагене состоялась первая официальная конференция северных стран по вопросам социальной политики, которая заложила традицию проведения подобных встреч в 1920-1930-е гг. (с периодичностью в среднем раз в два года). Главным мотивом проведения Копенгагенской конференции в 1919 г. было обсуждение совместной подготовки северных стран к работе в рамках Международной организации труда и создание «северного социально-политического фронта». Вскоре после основания Международного бюро труда, Скандинавские организации работодателей основали собственный офис в Брюсселе для совместного участия в работе на международном уровне. Подробнее о северном сотрудничестве в Международной организации труда см.: Kettunen P. The Nordic model and the International Labour Organisation // Regional Cooperation and International Organizations: The Nordic Model in Transnational Alignment. London, 2009. P. 67-87; Petersen K. Constucting Nordic Welfare? Nordic Social Political Cooperation 1919-1955 // The Nordic Model of Welfare: A Historical Reappraisal. Copenhagen, 2006. P. 74-82. 476 HP 20 D. Protokoll av nordiska utrikesministermötet i Kristiania, 1-4.02.1920. 177 Лигу всех цивилизованных стран», внимание в этом документе уделялось трактовке статьи 16 об участии в санкциях против государства-агрессора. Их исполнение «для отдельных государств», по общему мнению скандинавов, было невозможным. Так, военные санкции рассматривались как сугубо добровольная мера, применение которой могло быть лишь рекомендовано, но не навязано Советом Лиги её членам. Каждый конкретный случай участия скандинавов в экономических санкциях, как и вопрос о пропуске военных контингентов других стран через свою территорию, также требовал специального рассмотрения. Ещё одна важнейшая оговорка, сделанная скандинавскими странами, касалась понятия нейтралитета. Статус нейтральной страны не представлялся им препятствием для вступления в Лигу наций, поскольку «в случае войны, которая, согласно Уставу, не обозначает отмены его действия, страны имеют право оставаться нейтральными в прежнем, юридически закрепленном смысле»477. Таким образом, скандинавскими странами совместными усилиями было выработано решение проблемы участия экс-нейтральных стран в Лиге: поскольку новая «организация всеобщего мира» не подразумевала противостояния блоков или отдельных государств, она по своему характеру не противоречила традиционной для скандинавских стран политике свободы от союзов. На очередной правительственной конференции скандинавских стран в августе 1920 г., созванной в преддверии первой Ассамблеи Лиги, решение о необходимости организации более последовательного скандинавского сотрудничества в Лиге наций получило дополнительное уточнение. Инструкции шведского, норвежского и датского правительств национальным делегациям в Лиге наций должны были впредь содержать одинаковые обязательные рекомендации касательно тесного сотрудничества со скандинавскими коллегами в вопросах, которые «способствовали развитию и укреплению Лиги», даже если вопрос не касался непосредственно региона Северной Европы. Скандинавским межпарламентским комитетам, в свою очередь, было поручено согласовать 477 HP 20 D. Bilaga till Protokoll av nordiska utrikesministermötet i Kristiania, 9.02.1920. 178 позиции относительно повестки обсуждения на первой Ассамблее, а также выработать поправки к Уставу478. Тесное взаимодействие в течение 1914-1920 гг. превратило группу скандинавских стран в активного и целеустремленного игрока на международной арене, способного формулировать собственное мнение и отстаивать свои интересы в новой международной обстановке. В ходе дискуссий северных стран концепция Лиги наций была приведена ими в соответствие с собственными актуальными внешнеполитическими задачами. Сделанная ими ставка на широкое международное сотрудничество, которому отдавалось предпочтение перед северным региональным союзом, определила генеральную линию скандинавских МИДов в послевоенное десятилетие: до начала 1930-х гг. «вся внешняя политика скандинавских стран осуществлялась в Женеве»479. Политика, проводимая каждой из стран Северной Европы в Лиге наций, обладала своей спецификой и продолжала, как и в годы Первой мировой войны, отражать особые интерпретации интернационалистских идей в каждой из них, формулируемые под влиянием внешних экономических и политических вызовов, с которыми сталкивались северные страны во внешнем мире. В результате между участниками «скандинавского блока» в Лиге наций вплоть до Второй мировой войны продолжало сохраняться то разделение ролей, которое наметилось при сотрудничестве скандинавских интернационалистов в предшествующий период: Норвегия поддерживала статус принципиального и высоконравственного интернационалиста, Дания оставалась на позициях пассивного и осмотрительного участника, Швеция же приняла на себя роль активного международного игрока480. 478 HP 20 D. Protokoll av nordiska utrikesministermötet i Köpenhamn, 28-30.08.1920. Möller Y. Rickard Sandler. Folkbildare. Utrikesminister. Stockholm, 1990. S. 250. 480 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 317. 479 179 § 3.2. Формирование и деятельность «Скандинавского блока» в Лиге наций в 1920-е гг. В 1920-е гг., вместо прерванных региональных конференций министров иностранных дел скандинавских стран, центром координации их внешнеполитических действий стала удаленная Швейцария, «международный климат которой считался ведущими скандинавскими политиками как нельзя более благоприятным»481. Взаимодействие дипломатических представителей трех стран, к которому в 1920-е гг. достаточно последовательно, но с разной степенью успеха и настойчивости, стремилась подсоединиться и Финляндия, происходило как на официальных конференциях, заседаниях специализированных комитетов и сессиях Ассамблеи Лиги, так и в рамках неформальных встреч. Уже на первой сессии Ассамблеи Лиги наций определялись основные цели скандинавского сотрудничества по международным вопросам, которые заключались в усилении влияния малых стран в международных переговорах, развитии международного права и совершенствовании функционирования международных судебных органов, акцентировании проблем разоружения, совместной борьбе за пересмотр отдельных статей Устава. К тому же, предлагаемая Лигой наций система безопасности ставила малые нейтральные страны перед дилеммой, при разрешении которой скандинавские политики приходили к схожим выводам. Вопрос, насколько равноценны, с одной стороны, гарантии международной поддержки в случае военного нападения на территорию скандинавских стран и, с другой, обязательства, связанные с участием самих скандинавов в системе санкций в стороннем, не имеющем непосредственного отношения к Северной Европе конфликте, решался скандинавскими вопросах международной государствами не в пользу поддержки буквы Устава. Главной проблемой для скандинавов в безопасности являлись неудовлетворенные интересы Германии и России в 481 Salmon P. Scandinavia and the Great Powers, 1890-1940... P. 185. 180 балтийском регионе. В случае выступления в будущем одной из них в роли агрессора, обязательства по применению к ним экономических и военных санкций, принятые скандинавскими странами по статье 16 Устава, могли вызвать ухудшение дипломатических отношений, поставить под угрозу важные торговые связи малых стран с могущественными соседями или спровоцировать нежелательный вооруженный конфликт. Линия традиционного нейтралитета, напротив, обеспечила бы лучшие шансы для защиты национальных интересов скандинавских стран в сфере безопасности. В этих обстоятельствах с начала 1920-х гг. постоянной совместной заботой скандинавских делегатов стала борьба за добровольный характер участия в системе санкций. Уже на первой сессии Ассамблеи в ноябре-декабре 1920 г. скандинавские страны официально предложили несколько поправок, отражающих их настороженность482. Внимание было сосредоточено на корректировке статьи 16 Устава, суть которой заключалась в разрешении определенным государствам, в случае исполнения ими военных или экономических санкций подвергавшимся «серьезной опасности», сохранить, с согласия Совета Лиги, прежние отношения с государством, проявившим военную агрессию483. Скандинавское предложение об изменении статьи 16 не получило широкой поддержки в силу объективной незаинтересованности в нем ни главных творцов Лиги (прежде всего, Франции), ни других малых стран, рассчитывавших на эффективность системы международных гарантий безопасности. Это побудило северных экс-нейтралов к сплочению для дальнейших поисков путей обхода системы санкций. Несмотря на сохранявшиеся у скандинавов возражения, к 1921 г. отчетливо обозначилось изменение отношения североевропейских стран к Лиге наций. Оставив прежние выжидательные позиции, они перешли к поддержке Лиги, рассчитывая обрести стабильную платформу для закрепления мирного сосуществования государств. Таким образом, можно констатировать, что между 482 483 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 321. Ørvik N. Sikkerhetspolitikk 1920-1939… S. 49-53. 181 скандинавской политической элитой и создателями Лиги наций было достигнуто единство в интернационалистских взглядах484. Очевидно, что общность позиций скандинавских стран в Лиге наций заключалась не только в активной решительной борьбе за мир, но и в осознании слабости и двусмысленности своего поведения, когда дело касалось самого острого для них вопроса – национальной безопасности. Чем отчетливее скандинавы осознавали собственные ограниченные возможности участия в международной системе безопасности, тем активнее они боролись за совершенствование нового мирового правопорядка. Поскольку на протяжении всего межвоенного периода альтернатива нейтралитета неизменно учитывалась во внешнеполитическом планировании каждой из северных стран, не лишено основания утверждение о том, что «в реальности скандинавские страны, с момента вступления в Лигу, продолжали параллельно проводить нейтральную политику – с теми лишь корректировками, которых требовало членство в этой организации. В ответ на звучащие подчас в адрес «скандинавского блока» упрёки в лицемерии, Э. Унден485, от лица Швеции представляя всю Скандинавию, парировал, что «скандинавы, как никто другой из членов Лиги движимые чувством долга, вряд ли могут быть обвинены в отказе от поддержания безопасности других стран, если это грозит опасностью им самим»486. Приводя подобные рациональные доводы, Швеция, Дания и Норвегия при этом не отказывались сотрудничать с остальными странами в оказании превентивного давления на агрессора487. Общий статус Швеции, Норвегии и Дании как экс-нейтральных стран обусловливал попытки «расширить» скандинавское сотрудничество через 484 См.: Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 320-322. Бу Эстен Унден (Bo Östen Unden) (1886–1974) – шведский государственный деятель, дипломат, министр иностранных дел Швеции (1924–1926, 1945–1962). В период 1924-1926 гг. также шведский представитель в Лиге наций. 486 Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 227 487 Ibid. P. 233 485 182 привлечение к нему других европейских стран, которым также удалось избежать участия в Первой мировой войне. Ещё до первой Ассамблеи удалось достичь взаимопонимания скандинавских относительно делегаций с возможностей европейскими будущего взаимодействия экс-нейтралами в новой международной организации. Так, правительства Швеции, Дании и Норвегии поддержали швейцарское предложение о сотрудничестве по вопросам, касающимся Лиги наций, которое следовало, однако, по общему мнению скандинавских правительств, «развивать от случая к случаю, избегая при этом создания более стабильной группы»488. При нежелании скандинавов связывать себя официальными договоренностями с другими экс-нейтральными государствами, в определенных вопросах совместные выступления и акции группы нейтралов предоставляли значительные тактические преимущества, поскольку позволяли «скандинавскому блоку» практиковать более широкое представительство. В этой связи сотрудничество экс-нейтральных стран правомерно рассматривать в качестве тактики при осуществлении большинства выдвигаемых Швецией, Данией и Норвегией инициатив в первые годы существования Лиги489. Гибкая, продуманная политическая линия позволяла «скандинавскому блоку» не только претендовать на место в политическом авангарде Лиги наций, но и утвердить свой статус выразителя интересов малых государств. В то же время правительства скандинавских стран не могли не испытывать определенного замешательства в новой международной ситуации. Оно было обусловлено осознанием того факта, что подобная система международного равновесия, закреплявшая порядок Версальского мира, то есть территориальные и военные преимущества одних государств перед другими, не могла стать долговечной, поскольку она не решала, но, напротив, обостряла многие противоречия. Очевидное господство стран Антанты в новой международной 488 489 HP 20 D. Protokoll av nordiska utrikesministermötet i Köpenhamn, 28-30.08.1920. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 109, 177. 183 организации являлось благодатной почвой для справедливой критики, в частности, со стороны скандинавских левых сил в адрес Лиги как «семейного клуба стран-победительниц»490 и капиталистического заговора против Советской России, участие в котором скандинавских стран подрывало их репутацию беспристрастных миротворцев491. Однако членство в Лиге, даже при его полной несовместимости с прежней скандинавской стратегией неприсоединения к европейским политическим блокам и несовершенстве созданного баланса сил, имело для стран Северной Европы неоспоримые преимущества. Эта мысль нередко оказывалась сопряжена с гуманистическими призывами к гармонизации собственно межскандинавских отношений, состоявшей в том, чтобы своим бесконфликтным сотрудничеством продемонстрировать пример всему международному сообществу. Подобные идеи правящая элита Скандинавии активно стремилась донести до общественности через новообразованные Северные ассоциации 492. При этом сильнейшим аргументом против нападок на Лигу в 1920-е гг. была невиданная прежде универсальность этой организации, вселявшая оптимизм и укреплявшая надежды на возможность справедливого решения международных проблем в буквальном смысле всем миром. Вплоть до начала 1930-х гг. политика скандинавских стран в Лиге наций отличалась большой активностью, которая была обусловлена верой малых стран в успех данного международного проекта. Область приложения скандинавских усилий в этот период менялась в соответствии с эволюцией самой организации и развитием международной ситуации. Так, в первые годы работы Лиги наций представители северных стран совершенствования её в Женеве административного сосредоточились устройства на вопросах и международного законодательства. Начиная с 1924 г., ввиду происходивших в Западной Европе изменений, внимание скандинавов оказалось акцентировано на укреплении 490 Расила В. История Финляндии. Петрозаводск, 1996. С. 190. Salmon P. Scandinavia and the Great Powers, 1890-1940... P.181. 492 См. об этом: Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 209-222. 491 184 международной судебной системы и разработке процедуры мирного урегулирования международных конфликтов. Во второй половине 1920-х гг. на первый план были вынесены проблемы международного разоружения, решение которых вплоть до середины 1930-х гг. считалось в скандинавских МИДах первостепенной задачей. Слаженные скандинавские выступления на протяжении 1920-х гг. давали международным обозревателям в Женеве основания именовать североевропейские страны единым «интернационалистским блоком»493. Вскоре после начала работы Лиги наций определились магистральные направления деятельности этого блока. Прежде всего, скандинавскими странами подчеркивалась необходимость соблюдения принципа универсальности организации, ввиду чего требовалось расширение её состава с привлечением к участию, в первую очередь, Германии и России, чье положение аутсайдеров создавало опасный прецедент узаконенного неравенства в международных отношениях. В 1926 г. скандинавские страны и Финляндия с общим воодушевлением отнеслись к вхождению Германии в состав Лиги, поддерживая Швецию (представлявшую северные страны в Совете Лиги в этот период) в подготовке прелиминариев и непростом урегулировании процедурных вопросов для получения Германией места в Совете494. В то же время, скандинавские предложения были направлены на реформирование структуры Лиги в сторону её демократизации и соответствующей корректировки Устава с целью расширения полномочий Ассамблеи и влияния непостоянных членов Совета Лиги. В 1923 г., во многом благодаря стараниям представителей Северной Европы, число непостоянных членов было увеличено с четырех до шести495. Уже в следующем году совместными усилиями дипломатическую победу, скандинавам удалось одержать предотвратив инициативу совместную расширения состава 493 Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 322. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 112-123. 495 Ibid. P. 110- 112. 494 185 постоянных членов Лиги (сторонниками которого выступали, прежде всего, Испания и Польша)496. Скандинавы стремились ограничить влияние Совета Лиги наций за счет расширения компетенции Ассамблеи, настаивая, в частности, на закреплении конкретной фиксированной даты для обязательного ежегодного созыва Ассамблеи, назначение которой не зависело бы от согласования других органов Лиги, а также на передаче Ассамблее контроля над бюджетом организации497. Таким образом, целью скандинавских усилий по совершенствованию Лиги было превращение её, путем политической «нейтрализации» и демократизации структуры и процедур, в беспристрастную и поистине равноправную для её участников наднациональную организацию. Оказывая повышенное внимание Ассамблее как важнейшему органу принятия решений, перед которым Совет Лиги обязан нести прямую ответственность за свои решения 498, скандинавские правительства нередко делегировали на заседания Ассамблеи видных представителей высших государственных кругов своих стран. Так, уже на первой Ассамблее Лиги в состав шведской делегации входил лично премьер-министр страны Я. Брантинг, а норвежскую делегацию в 1921 и 1922 гг. возглавлял всемирно известный «национальный герой» Ф. Нансен. Примечательно, что Швеция и Дания установили абсолютный рекорд по числу визитов премьер-министров и министров иностранных дел на заседания Ассамблеи – с 1925 г. только одна Ассамблея прошла в отсутствии ведущих скандинавских политиков499. Данная практика имела желаемый эффект и укрепляла престиж скандинавских стран на международной арене500. Важно учитывать, что на мотивации, побуждающей скандинавские страны решать международные задачи сообща, помимо их действительных политических 496 Ibid. P.116. История Норвегии / под ред. А.С.Кана и др. М., 1980. C. 373. 498 См. подробнее: Jones S.J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 153-168. 499 Ibid. P. 99. 500 Ibid. P. 98-101. 497 186 интересов и обусловленности этих контактов их географическим положением, не в меньшей мере сказывались веяния послевоенного времени в целом, когда во всем мире были сильны надежды на демократизацию как внутренней, так и внешней политики501. Иными словами, солидарность скандинавских делегаций в значительной степени являлась также результатом специфической, «локальной» реализации северными странами идеи «союза народов» и единства человеческой цивилизации в виде сотрудничества в рамках Лиге наций. Общность внешнеполитических взглядов скандинавских правительств выражалась в применении ими, в процессе формирования собственных делегаций для работы в Женеве, новых принципов. В состав делегаций, наравне с профессиональными дипломатами, постепенно вводились представители национальных политических сил из числа парламентариев. Непосредственный допуск представителей политической оппозиции к работе Ассамблеи позволял скандинавским правительствам снизить градус общественной критики в отношении участия стран в Лиге наций и достичь консенсуса в правительстве по проблемам внешней политики без ущерба для авторитета власти, непредвзятость внешнеполитических решений которой становилась в данной ситуации очевидна502. Необходимость установления парламентского контроля за внешней политикой стран была аргументирована выдающимся норвежцем в Лиге наций К.Я. Хамбру тем, что для малой страны безответственно, «опасно и непозволительно делать международные отношения предметом надуманных внутренних дебатов»503. Целесообразность этой либеральной линии, взятой на вооружение всеми скандинавскими правительствами, подтвердилась практически полным отсутствием острых конфликтов и противоречий в скандинавских парламентах в межвоенный период по проблемам внешнеполитического курса страны. 501 Salmon P. Scandinavia and the Great Powers… P. 174-179. Ibid. 503 Цит. по: Salmon P. Op. cit. P. 176. 502 187 Одновременное присутствие представителей законодательной и исполнительной ветвей власти в скандинавских делегациях было новым явлением в дипломатической практике 504, что создавало в высшей степени благоприятные условия для достижения взаимопонимания и сближения стран Северной Европы через осознание общей роли «чемпионов в применении принципов парламентаризма в международных отношениях, как по форме и методам, так и по содержанию»505. В этой связи бессменный норвежский делегат в 1920-е гг., президент Северного Межпарламентского Союза К.Л. Ланге небеспочвенно полагал, что «пример, продемонстрированный Северной Европой, бесспорно, повлиял на превращение Ассамблеи в политический орган, демократический характер которого отныне сообщал дебатам большую живость и объективность, по сравнению с прежними, полными формальностей дипломатическими конференциями»506. Выражением скандинавской солидарности в Лиге наций стала система ротации в Совете Лиги и различных международных комитетах и комиссиях. На протяжении почти всего периода деятельности Лиги скандинавские страны имели своё представительство в её высшем органе. Швеция занимала место непостоянного члена Совета Лиги наций в период в 1923 по 1926 и с 1936 по 1939 гг., Норвегия в 1931-1933 гг. и Дания в 1934-1936 гг. Кроме того, членом Совета Лиги в 1927-1930 и 1939-1946 гг. являлась Финляндия, представительство которой также зачастую рассматривалось как отражающее североевропейскую систему ротации 507. Тем не менее, в глазах международного сообщества в 1920-е гг. Финляндия не выглядела равноправным участником «Скандинавского блока». Скандинавские 504 О многозначности термина «парламентская демократия» и его интерпретации в отношении скандинавской «блоковой» политики в Лиге наций как специфического метода многосторонних переговоров и процедуры принятия решений см.: Götz N. On the origins of «Parliamentary Diplomacy... P. 263-266. 505 Ibid. P. 272-275. 506 Цит. по: Landqvist Å. Norden i Nationernas Förbund… S. 80. 507 Первым формальным выражением причастности Финляндии к «скандинавскому блоку» стало заключенное между четырьмя северными странами в 1924 г. соглашение о совместном представительстве в руководящем органе Международной организации труда, которое положило начало формированию «финско-скандинавской оси». См. об этом: Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe... P. 421. 188 страны, которые на момент вступления в Лигу обладали ценным опытом межгосударственного взаимодействия, представляли на международной арене достаточно обособленную группу, связи которой определялись целым комплексом политических, исторических, ментальных, культурных факторов. Международный авторитет Финляндии, как молодого суверенного государства, чья внешнеполитическая ориентация находилась в процессе становления, был пока невелик. Сами скандинавские страны не стремились принимать Финляндию в свой «лагерь», что было в немалой степени обусловлено опасениями возможных осложнений отношений с Советской Россией508. Вступление Финляндии в Лигу наций получило единогласное одобрение на первой Ассамблее в декабре 1920 г.509, однако сближение страны со «скандинавским блоком» было осложнено острым Аландским конфликтом со Швецией, разрешенным при посредничестве Лиги только летом 1921 г. Хотя после вступления в Лигу финское правительство зачастую поддерживало скандинавских коллег, проводя «схожую политику, разнящуюся со скандинавской подчас лишь в деталях процедуры»510, обнаруживаемое единство не свидетельствовало об общности политических задач скандинавских стран и Финляндии во внешней политике. Параллельная дипломатия «блока скандинавских стран» была ориентирована в большой мере на мнение главного торгового партнера региона – Великобритании. Участие в замкнутых военнополитических союзах расценивалось скандинавами как серьезное посягательство на независимость и, следовательно, суверенитет их стран, и было «в любом случае малоэффективно для предотвращения войны»511. 508 Holsti K.J. The origins of Finnish foreign policy, 1918-1922: Rudolf Holsti’s role in the formulation of policy. Helsinki, 1963. P. 316-318. 509 Broms B. Finland and the League of Nations// Finnish foreign policy: Studies in foreign politics. Helsinki, 1963. P. 8889. 510 Lindgren R. E. Norway-Sweden... P. 247. 511 Данная позиция скандинавских стран отчетливо прослеживается, в частности, в реакции Стокгольма, Осло и Копенгагена на запрос Совета Лиги в 1923 г. об отношении к оборонительным союзам как одной из форм реализации системы европейской безопасности в связи с Рурским конфликтом. Cм.: Ørvik N. The Decline of Neutrality 1914-1941. Oslo, 1953. P. 174. 189 Для Финляндии, за всей внешней политикой которой в межвоенное время стояли настороженность и недоверие Советскому Союзу, напротив, актуальна была «французская» линия борьбы за широкую международную систему безопасности и статус-кво Версальских границ, обеспеченное военными гарантиями. Таким образом, в решении наиболее острого для малых стран вопроса безопасности в Лиге наций Финляндия, с одной стороны, и скандинавские государства, с другой, вовлекались в орбиту послевоенных противоречий бывших великодержавных союзников. Указанные особенности внешнеполитических позиций северных стран устанавливали границы для их сотрудничества в Лиге наций. Если вопрос о необходимости создания действенной системы международного правосудия и разоружения не вызывал принципиальных разногласий между делегатами стран Северной Европы, то в отношении санкций позиция Финляндии значительно отличалась от скандинавской. К 1922 г. в Хельсинки убедились в бесперспективности оборонительной политики в содружестве с государствамилимитрофами и отчетливее определили в связи с этим свое отношение к Лиге наций «как к единственному реальному, хотя и несовершенному инструменту обеспечения безопасности»512. Стремление обеспечить безопасность собственной страны в случае возрастания советской угрозы через получение гарантированной международной поддержки сближало Финляндию с прибалтийскими государствами. Однако слабость возможного «Балтийского блока» в Лиге наций, о существовании которого, в силу ограниченности его задач, недостаточно слаженной политики и обилии противоречий между участниками, приходилось говорить крайне условно, осознавалась финскими политиками513. Глубинные различия в оценках своего международного положения Финляндией и скандинавами выявились, в частности, при обсуждении в 1926 г. 512 513 Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения... С. 75. Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe... P. 418-428. 190 конструктивного и крайне популярного предложения финской делегации в Лиге Наций оказать расширенную финансовую помощь, в случае возникновения военной угрозы, стране, «расположенной в неблагоприятных географических условиях или имеющей иные исключительные обстоятельства», для укрепления её обороны и в качестве определенной компенсации за участие в разоружении514. В данном случае скандинавы категорически отказались солидаризироваться с финнами. Основная критика «скандинавского блока», противившегося любому расширению системы санкций, была направлена против автоматического оказания предварительной помощи малой стране, оказавшейся в положении потенциальной жертвы агрессии, в случае, если речь идет лишь об угрозе войны. Особенно жесткую позицию заняла Дания, «сидевшая на германской пороховой бочке». Итоговая резолюция Лиги по финскому предложению гласила, что никакая предварительная помощь не должна оказываться государству- «потенциальной жертве» до тех пор, пока не будут испробованы посреднические услуги Совета Лиги по сглаживанию конфликта 515. При этом конкретных предложений о том, как сделать участие малых стран в системе санкций приемлемым не последовало и позднее, в основном из-за возражений со стороны Лондона516. Двойственность положения Финляндии в Лиге наций наиболее ярко проявилась при избрании страны в 1927 г. на место непостоянного члена Совета. В новой «должности» финны чувствовали себя обязанными представлять интересы обеих региональных групп – балтийской и скандинавской, о чем финское правительство не замедлило проинформировать своих партнеров 517. Примечательно, что даже в период активных переговоров о формировании «Балтийской Лиги» с включением прибалтийских государств, Финляндии и 514 Ørvik N. The Decline of Neutrality … P. 128-129. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 238-239. 516 Broms B. Finland and the League of Nations … P. 93. 517 Ibid. P. 427-428. 515 191 Польши в качестве возможных участников, пришедшийся на конец 1910-начало 1920-х гг.518, Финляндия не стремилась открыто солидаризироваться с балтийскими странами на международной арене, предпочитая играть менее обязывающую роль блюстителя интересов стран балтийского региона. В силу обстоятельств молодая Финляндия во многих случаях была вынуждена принимать сторону государств-лимитрофов, однако «действительным интересам финнов в Лиге наций уже во второй половине 1920-х гг. соответствовало присоединение к скандинавской группе»519. Привлекательная альтернатива участия в авторитетном и надёжном «скандинавском блоке»520, в то же время, продолжала противоречить действительным национальным интересам Финляндии в сфере безопасности. Постоянная тревога Финляндии за безопасность восточной границы побуждала страну искать собственный, отличный от скандинавского путь решения проблемы. Внешнеполитическая обособленность Финляндии отчетливо обозначилась во второй половине 1920-х гг. при реакции на предложенную Лигой наций, в качестве альтернативной схемы безопасности для успокоения «нервных государств», систему договоров о ненападении и взаимопомощи между членами Лиги521. В свете последовавших вскоре предложений Советского Союза о заключении подобных договоров, выявилась, однако, различная степень «нервозности» стран Северной Европы. Скандинавские государства, не обнаруживая личной заинтересованности в предлагаемых соглашениях и не желая ограничивать свою свободу политических маневров принятием щедрых гарантий от одних великих держав в ущерб отношений с другими, отвергли проекты «новых Локарно», разрабатывающиеся 518 См. подробнее: Lehti M. Baltoscandia as a National Construction... P. 33-39; Varslavāns A. Baltic Alliance and the International Politics... P. 43-58. 519 Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe... P. 428. 520 О проскандинавской позиции во внутриполитических дискуссиях о формировании внешней политики Финляндии в первые послевоенные годы см.: Lehti M. Op. cit. P. 234-241. 521 Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 238. 192 Лигой, и отказались от заключения договоров о ненападении с СССР522. В то же время в Хельсинки, после длительного обсуждения, в 1932 г. было принято положительное решение относительно советско-финляндского пакта523. Находившаяся в конце 1920-х гг., в глазах международного сообщества, на промежуточных позициях в Лиге наций между Прибалтикой и Скандинавией, но в действительности нередко демонстрировавшая наличие собственного независимого мнения524, Финляндия приступила к переориентации своей внешнеполитической линии с Женевы на Стокгольм только в начале следующего десятилетия. Правительственная декларация о «северной ориентации» Финляндии (за которой стоял расчет, прежде всего, на финско-шведское сближение) была официально обнародована в 1935 г.525. Тем не менее, уже в 1920-е гг. финское правительство, интересы насколько позволяли Финляндии сотрудничество со как обстоятельства, нейтральной скандинавскими страны526. странами на пыталось отстаивать В этом деле международной тесное арене воспринималось в финском МИДе как в высшей степени удачная политика 527. Действовавшие как единая группа скандинавские делегации, периодически поддерживаемые финскими коллегами, давали мировому сообществу повод говорить об «Антанте Северных стран»528, наличие совместных интересов которых с самого начала представлялось достаточно закономерным явлением. При использовании данной формулировки самими скандинавами, однако, 522 Holtsmark S. G. Enemy Springboard or Benevolent Buffer?... P. 27-28; Salmon P. Scandinavia and the Great Powers, 1890-1940... P. 231-232. 523 См. подробнее: Барышников В.Н. От прохладного мира к зимней войне: Восточная политика Финляндии в 1930-е годы. СПб., 1997. С. 109-110; Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения... С. 153-186. 524 Барышников В.Н. Указ. соч. С. 91-92. 525 Подробнее об этом см.: Барышников В.Н. К проблеме скандинавской ориентации Финляндии в 1930-е гг.// Скандинавские чтения 1998 года. Этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 1999. С. 238-246; Selén K. Genevestä Tukholmaan. Suomen turvallisuuspolitiikan painopisteen siirtyminen kansainliitosta Pohjoismaisseen yhteistyöhön 1931-1936. Helsinki, 1974. 526 В финских дипломатических кругах бытовало мнение, что чрезмерное акцентирование вопроса безопасности как основной причины участия Финляндии в Лиге наций может создать у Советского Союза представление о «конфронтационности» финской внешней политики, в связи с чем финский посланник в Москве А. Хакцель, чей взгляд на финско-российские отношения был достаточно объективным, полагал, что Финляндии следует воздерживаться от активной деятельности в Лиге наций, чтобы избежать лишних подозрений с советской стороны. (См.: Барышников В.Н. Указ. соч. С. 92). 527 Broms B. Finland and the League of Nations… P. 96. 528 Götz N. On the origins of «Parliamentary Diplomacy»... P. 271. 193 обнаруживались определенные затруднения. Если Финляндия, во многом стремящаяся позиционировать себя в качестве члена «северной группы», всё же не могла однозначно ассоциироваться с ней в 1920-е гг., то в Норвегии, в чьей принадлежности к «скандинавскому блоку», казалось, не было сомнений, возникало немало возражений против отождествления норвежской внешней политики с деятельностью скандинавских стран в Лиге наций. Предубеждения против «общескандинавских» проектов, основанные на присущей после 1905 г. норвежскому обществу щепетильности в вопросах национальной идентичности, выявились вновь уже в 1920-1921 гг. Поводом для ожесточенной дискуссии стало обсуждение стортингом вопроса о включении в инструкции национальным делегатам Лиги наций пункта о рекомендациях к сотрудничеству со шведскими и датскими коллегами 529. Возмущение норвежцев вызывали и «грубые обобщения», нередко используемые в отношении скандинавских стран британской прессой530. Несмотря на это, в Осло также осознавали преимущества открывшихся возможностей скандинавского сотрудничества на международной арене, позволявшего более эффективно отстаивать свои национальные интересы в послевоенном мире. Амбиции скандинавских стран по реформированию Лиги с целью превращения организации в безоговорочно выгодный для всех её участников инструмент мира, подчас возводимые в ранг «миссии», решающим образом определяли причины целеустремленной слаженности дипломатических усилий северных стран в Женеве531. Здесь, в отличие от других малых стран, «потомки викингов имели продуманную программу и четкое видение того, за что они сражаются»532. Ключевым пунктом этой программы, наряду с ограничением господства великих держав в Лиге и освобождением от системы санкций, являлась борьба за создание эффективной системы беспристрастного, 529 Ørvik N. Sikkerhetspolitikk 1920-1939… S. 44-46. См. письмо главы норвежской торговой палаты К.Т.Кнудсена издателю лондонского «Таймс»: The Times, 25.04.1932 531 Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 210-213; Landqvist Å . Norden i Nationernas Förbund… S. 82-84. 532 Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 84. 530 194 непредвзятого международного суда и закрепление формальных процедур урегулирования конфликтов через посреднические услуги или арбитраж. Ещё до утверждения скандинавскими парламентами вопроса о присоединении к Лиге, в феврале 1920 г. представители трех скандинавских стран, Швейцарии и Нидерландов провели предварительную конференцию в Гааге для выработки общей линии по отдельным вопросам, связанным с планируемой совместной деятельностью на международной арене. Результатом стал «план пяти держав», который обозначил линию поведения экс-нейтралов на первой Ассамблее Лиги. Он касался вопросов осуществления одной из главных задач скандинавских стран в Женеве – урегулирования в рамках международного права533. В ноябре-декабре 1920 г. шведская и норвежская делегации выступили в Женеве с параллельными предложениями о создании Международного суда с широкой юрисдикцией, которому надлежало заменить Совет Лиги в разбирательстве тех конфликтов, решение которых формальным юридическим способом являлось затруднительным. Помимо этого, совместными усилиями скандинавские страны стремились добиться максимально широкого применения процедур посредничества и арбитража при разрешении международных споров. Передача полномочий некоему стороннему «комитету Соломонов», однако, не входила в планы великих держав 534. Не получившая удовлетворительного решения проблема, между тем, обострилась при обсуждении в 1923-1925 гг. Женевского протокола – амбициозного и идеалистического проекта выработки универсальной системы «действительной коллективной безопасности» в Европе. Он был инициирован французской дипломатией, опасавшейся усиления военного и экономического влияния Германии вследствие получения ею помощи по американскому «плану Дауэса»535. Направленный на восполнение пробелов Устава Лиги в отношении 533 Lönnroth E. Den svenska utikespolitikens historia… P. 37-38. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 199-200. 535 Дипломатический словарь. В 3-х т. Глав. ред. А.А.Громыко (и др.). М., 1971. Т. 1. С. 533-534. 534 195 запрещения войны как международного преступления и закрепления практики разрешения любых межгосударственных споров исключительно мирным путем, протокол отражал, прежде всего, французскую заинтересованность в гарантиях версальских границ536. Франция, выдвигавшая формулу «Безопасность, арбитраж, разоружение», призывала к установлению системы всеобщих гарантий послевоенного статускво; обеспечение всеобщей безопасности, по мнению Парижа, могло быть достигнуто через создание военных союзов. Французскую точку зрения поддерживали страны Центральной и Восточной Европы, ощущавшие непрочность собственного положения – государства т.н. Малой Антанты, прибалтийские государства, Польша. К этой позиции примыкала и Финляндия. Энтузиазм Франции, однако, разделяли далеко не все члены Лиги: страны, которые чувствовали себя уже достаточно защищенными (к ним относилась Великобритания и скандинавские государства) не желали связывать себя участием в жесткой системе коллективных санкций, применяемых к агрессору, и могли принять только две из «трех колонн храма мира» – арбитраж и разоружение537. Франция при этом продолжала настаивать на подписании данного «справедливого протокола» без каких-либо оговорок. Характерно, что единообразия мнений в отношении Женевского протокола не наблюдалось и внутри «скандинавского блока», участники которого в данной ситуации обнаруживали собственные интересы. Так, для Дании, являвшейся «неспокойной южной границей Скандинавии» и лучше других учитывавшей возрождение в перспективе германской военной мощи, предлагаемая система могла более соответствовать национальным интересам, чем для Норвегии и Швеции, находящихся в более безопасном стратегическом положении. Активность датского делегата П. Мунка в продвижении радикальных принципов разоружения, 536 537 сопровождавшаяся настойчивой агитацией части депутатов Ørvik N. Sikkerhetspolitikk 1920-1939… S. 51-52. Walters F.P. A History of the League of Nations. London, 1960. P. 268-276. 196 ландстинга за немедленное подписание французского варианта протокола и одностороннее разоружение страны, вызывали серьезные опасения скандинавских партнеров Дании, что в данном случае датские взгляды рискуют разойтись с мнением шведского и норвежского правительств538. С целью сохранения единообразия позиций участников «скандинавского блока» в феврале 1925 г. датский министр иностранных дел К. Мольтке даже предложил скандинавским соседям возобновить прерванную традицию времен Первой мировой войны и провести региональную встречу премьер-министров и министров иностранных дел трех стран для гармонизации их взглядов на европейскую политику539. Несмотря на полученные от его коллег Ю. Мувинкеля и Э. Ундена одобрительные резолюции, отказ правительства Великобритании 12 марта 1925 г. от ратификации Женевского протокола обесценил для скандинавов (ориентировавшихся на английское мнение) перспективность этого документа как таковую, а следовательно и повестку планировавшейся сепаратной скандинавской встречи540. Определенной компенсацией разочарования после провала данной инициативы пацифистского планирования в Европе стало заключение в 1925-1927 гг. двусторонних арбитражных договоров между самими североевропейскими странами. Они были призваны создать первую практическую систему решения конфликтов с помощью международного правосудия и продемонстрировать, таким образом, в действии «реальное ответственное северное сотрудничество на добровольной основе»541. Согласно новым договорам, к процедуре арбитража следовало обращаться во всех без исключения конфликтных ситуациях между государствами Северной Европы. Все правовые споры подлежали принудительной передаче на 538 После исследования, проведенного комиссиями Норвегии и Швеции, был сделан вывод, что для подписавших Женевский протокол участие в санкциях неизбежно, что означало бы перечеркивание предыдущих скандинавских усилий по уклонению от обязательств в применении санкций. См.: Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 200, 233; Wieslander H. I nedrustningens tecken. Intressen och aktiviteter kring försvarsfrågen 1918-1925. Lund, 1966. S. 73. 539 HP 20 D. Samtal mellan Excellensen Undén och danske ministern, 23.02.1925. 540 Jones S. J. Op. cit. P. 235. 541 Svenska Dagbladet, 03.01.1927. 197 рассмотрение Постоянной Палате третейского суда в Гааге. В случае если характер спора не соответствовал нормам международного права, его решение возлагалось на специальные межгосударственные посреднические комиссии542. При неудаче посреднических мер, предполагалось назначить дополнительный орган для арбитражного разбирательства. Тем самым северные страны совместно подчеркивали практические возможности отстаиваемых ими в Лиге наций принципов, стремясь пресечь в рамках собственных взаимоотношений, путем создания многоуровневой системы, любые попытки уклониться от обязательной процедуры международного посредничества при разрешении конфликта543. Перспективная с теоретической точки зрения, данная система, однако, на практике сталкивалась с определенными возражениями в скандинавском обществе. В Дании, Финляндии и Швеции вопрос арбитражных договоров, за исключением наиболее громких и категоричных протестов влиятельных шведских консерваторов против передачи решения «вопросов, связанных с суверенными правами государства», международному трибуналу544, не вызвал в целом существенных внутриполитических противоречий. Однако в норвежском парламенте обсуждение этой проблемы получило широкий общественный резонанс и встретило ожесточенное сопротивление оппозиции (партии бунде и части консерваторов) 545. После череды резких высказываний относительно пособничества возрождению датского империализма, ратификация договоров была одобрена в стортинге в феврале 1927 г. 92 голосами против 53546. Новая международная правовая система вскоре доказала свою эффективность в рамках межгосударственных отношений скандинавского региона. Она оказалась подвергнута проверке на прочность в ходе датсконорвежского территориального спора из-за Гренландии в 1933 г. В основу 542 На исходе 1924 г. между северными странами были подписаны конвенции о создании постоянных посреднических органов для обязательного разбирательства ими тех межгосударственных конфликтов, которые не могли быть решены ни традиционным дипломатическим способом, ни Постоянной палатой международного суда. См.: Fure O.-B. Norsk utenrikspolitikks historie. Bd. 3. Mellomkrigstid 1920-1940. Oslo, 1996. S. 223. 543 Ibid. 544 Norman T.L. «A foreign policy other than the old neutrality»… P. 249. 545 Fure O.-B. Op. cit. S. 224-228. 546 Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 205-206. 198 разрешенного Гаагским международным судом конфликта между Копенгагеном и Осло (признавшей, несмотря на поражение в отстаивании своих национальных интересов, справедливость вынесенной резолюции) легло именно обязательство скандинавских стран по ответственному исполнению принципов арбитражных договоров547. Арбитражные соглашения скандинавских стран и Финляндии стали важным шагом не только в европейском, но и региональном аспектах политики северных стран, знаменуя собою углубление североевропейской интеграции. Следует подчеркнуть, что скандинавские арбитражные договоры, заключение которых соответствовало общей линии поведения скандинавов на международной арене, были направлены на гармонизацию международных отношений именно в североевропейском регионе. Это свидетельствует о позитивном влиянии скандинавского опыта координации внешнеполитических взглядов в Лиге наций на их региональные отношения. На международной арене заключение арбитражных договоров позиционировалось странами Северной Европы не просто как прогрессивное усовершенствование юридической процедуры, но настоящий «прорыв в международных отношениях, возможность обострения которых по политическим, экономическим и другим причинам отныне устранялись авторитетной системой правосудия, а усилия по выходу из кризисной ситуации направлялись в иную плоскость, чем прежние силовые методы»548. Эффективная арбитражная система, в скандинавском восприятии, должна была стать главным способом урегулирования и предотвращения международных конфликтов. Помимо этого, двусторонние арбитражные конвенции являлись, объективно, наиболее приемлемой и удобной формой международных соглашений для северных стран, что стимулировало, в первую очередь, датских и шведских дипломатов усилить пропаганду и за пределами «семейного» скандинавского 547 См.: Nilson I. Grönlandsfrågan 1929-1933. En studie i småstatsimperialism. Umeå, 1978. Möller Y. Östen Undéns utrikespolitik // Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: från Branting till Palme. Stockholm, 1990. S. 63. 548 199 круга. Датский министр иностранных дел П. Мунк с особенным энтузиазмом подчеркивал беспримерность и «образцовость» скандинавских договоров для гармонизации межнациональных отношений в мире. Вследствие скандинавской активности уже в 1926 г. Дании и Швеции удалось заключить аналогичные договоры с рядом европейских государств549. В ходе обсуждения возможностей применения скандинавского опыта выяснилось, однако, что далеко не все страны готовы поддержать данную прогрессивную инициативу. Так, принятый Лигой наций в 1928 г. Общий акт о мирном разрешении международных споров, подготовка которого осуществлялась при самом активном участии скандинавских стран, не получил фактической силы в международных отношениях550. Резонно указывая на то, что «система обязательного арбитража не может эффективно работать до тех пор, пока страны остаются вооруженными до зубов»551, в 1920-е гг. группа скандинавских государств являлась также наиболее последовательным сторонником принципа сокращения вооружений552. Свидетельством международного признания скандинавского миротворчества стало присуждение в 1921 г. Нобелевской премии мира двум выдающимся поборникам миротворческой политики в Лиге наций Я. Брантингу и К.Л. Ланге, от Швеции и Норвегии соответственно553. Работа Брантинга, дважды возглавлявшего комитет Лиги по разоружению в 1920 и 1921 гг.554, и Ланге, к чьим заслугам относились усилия по ограничению национального военного бюджета, являлась одним из характерных примеров успешной реализации скандинавских принципов в масштабах Лиги наций555. 549 Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 206. История Норвегии... С. 373. 551 Цит. по: Jones S. J. Op. cit. P. 231. 552 Ørvik N. Sikkerhetspolitikk 1920-1939... S. 78-80. 553 Nobel Prize Winners / Ed. by T.Wasson. New York, 1987. P. 141–143, 595–597. 554 Уже в 1920 г. Брантинг, в тесном сотрудничестве со скандинавскими коллегами, добился учреждения специального бюро в секретариате Лиги, а также назначения комиссии, занимающихся проблемой сокращения военных сил. 555 Webster A. The Transnational Dream: Politicians, Diplomats and Soldiers in the League of Nations’ Pursuit of International Disarmament, 1920–1938 // Contemporary European History. 2005. Vol. 4. № 4. P. 508. 550 200 Стремясь стимулировать процесс разоружения других участников Лиги, на протяжении 1920-х гг. «скандинавский блок» существенно сократил свои, и прежде весьма скромные у Дании и Норвегии, вооружения, неизменно находясь в центре обсуждения проблемы. Провал Женевского протокола трактовался скандинавами как тяжелая, но временная неудача на пути выработки общих прогрессивных взглядов на разоружение и ни в коей мере не означал дискредитации мирной активности Лиги. Уже в 1926 г. скандинавские страны приняли активное участие в работе подготовительной комиссии Лиги наций по разоружению556. В данной ситуации, однако, идеалы, которые совместными усилиями пытались донести до международного сообщества скандинавские делегаты, вступали в противоречие с национальными интересами великих держав, не готовых отказаться от военных аргументов своего превосходства и заявляющих о необходимости созыва конференции по разоружению «не ранее, чем в Европе возникнет ощущение достаточной безопасности»557. Тем не менее, согласованные усилия северных стран по совершенствованию системы международного правосудия и разоружению, предпринятые в первое десятилетие существования Лиги, в большой степени подготовили расцвет идей международной солидарности и укрепление авторитета «Парламента народов», отразившиеся в увеличении числа европейских мирных инициатив. В этой ситуации интересным представляется выявить причины довольно сдержанной реакции самих скандинавов на один из главных международных пацифистских актов конца 1920-х гг. – пакт Бриана-Келлога. Присоединение стран Северной Европы в 1929 г. к пакту, декларировавшего «отказ от войны как орудия национальной политики» и «разрешение всех конфликтов исключительно мирными средствами»558, не вызвало оговорок в североевропейских парламентах. 556 История Швеции / под ред. А.С.Кана. М., 1974. С. 458. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 237. 558 Мир между войнами. Избранные документы по истории международных отношений 1910-1940-х гг. М., 1997. С. 137-138. 557 201 Однако оно было воспринято без особенного энтузиазма 559. В документе, осуждающем войну и вносящем тем самым ценное дополнение в Устав Лиги наций, не содержалось указаний относительно чётких способов функционирования системы мирного урегулирования конфликтов. Это и вызывало разочарование скандинавов, для которых выбор в пользу официально закрепленных данным пактом гуманистических истин международного права уже давно являлся очевидным 560. При налаживании скандинавского сотрудничества в Лиге наций в 1920-е гг. национальные интересы его участников лежали в одной плоскости. Для Стокгольма, Осло и Копенгагена разоружение и авторитетное международное правосудие являлись принципиальным положениями конструирования системы коллективной безопасности. Они был призваны заменить собой статью 16, слишком проблемную с точки зрения национальной обороны малых нейтральных стран. В этой связи категоричный отказ от участия в военных санкциях и осторожность в отношении санкций экономических доказывает, что в скандинавских МИДах рассматривали Лигу только «как инструмент по предотвращению войны, а не уголовный суд для наказания преступивших закон государств»561. Отдельные предложения дополнить коллективные меры безопасности конкретными политическими проектами скандинавского регионального сотрудничества «под эгидой Лиги», с целью обороны Скандинавии от возможного вооруженного нападения 562, в 1920-е гг. не получали интенсивного обсуждения, поскольку военные методы решения проблемы безопасности 559 См.: Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 240-244; 57; Юссила О., Хентиля С., Невакиви Ю. Политическая история Финляндии 1809-2009. М., 2010. С. 202-203. 560 Об участии интеллигенции скандинавских стран в реализации концепции «морального разоружения», основанной на идеях пацифизма и примирения под эгидой Лиги наций см. подробнее: Рязанцева Н.Б., Фокин В.И. Участие скандинавских стран в международном гуманитарном сотрудничестве в период между двумя мировыми войнами // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы девятой ежегодной международной научной конференции (10-10 апреля 2007 г.). СПб., 2008. С. 288-297. 561 Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations… P. 243. 562 Wahlbäck K. Rickard Sandlers nordiska politik… S. 30. 202 противоречили как объективным национальным интересам, так и нравственным ориентирам скандинавских стран. Высокий дипломатический авторитет скандинавской группы, определяемый её последовательной политической линией, позволял позиционировать «скандинавский блок» в качестве «совести великих держав»563. Успехи шведских, норвежских или датских политиков в урегулировании острых международных проблем, что особенно ярко проявлялось в деятельности авторитетных шведских делегатов Я. Брантинга (в отношении инцидента Корфу, плебисцита в Саарской области, Мосульского конфликта), а в середине 1920-х гг. – сменившего его Э. Ундена, воспринимались как общая победа дипломатии «скандинавского блока» и укрепление его престижа564. Общность политических задач существенно снижала градус обычного для датчан и норвежцев раздражения по поводу лидерства Швеции, авторитет и активность которой в данном случае имели, несомненно, позитивный эффект. При этом соперничество на международной арене серьезным образом ослабляло позиции «скандинавского блока», что побуждало его участников выстраивать свою политику на международной арене в контексте северной солидарности. Высокая степень взаимодействия, достигнутая «скандинавским блоком» в Женеве, позитивно повлияла на межскандинавские отношения. Уже к середине 1920-х гг. воодушевляющий пример тесного сотрудничества скандинавских делегаций в Лиге наций был воспринят зарубежными дипломатическими представительствами скандинавских стран «на местах». Так, глава шведского посольства в Лондоне Э. Пальмшерна отмечал, что, благодаря «духу Женевы», в последнее время скандинавские (в Великобритании достигли небывало том числе успешной финские) дипломаты в координации действий и взаимопонимания во всём, от политической тактики до формулировок в текущих донесениях. В своём рапорте в Стокгольм Пальмшерна указывал также, что 563 Данное выражение было использовано норвежским премьер-министром М. Люкке на заседании стортинга в мае 1927 г. 564 Lönnroth E. Op. cit. P. 43. 203 именно теперь, по его мнению, свободное межскандинавское сотрудничество имеет наивысший миротворческий потенциал как на международном, так и на региональном уровне. В связи с этим, по мнению дипломата, дополнительная организация этого сотрудничества в форме собственных, региональных конференций теперь (когда скандинавы твердо зарекомендовали себя в качестве «друзей мира») не только избавлена от прежних рисков, но представляется естественной и необходимой565. Наличие подобных точек зрения в высших дипломатических кругах Скандинавии не являлось, однако, определяющим для официального курса их внешней политики. В мирные 1920-е гг. в скандинавских правительствах полагали, что сотрудничество для в решения рамках совместных Лиги наций внешнеполитических предоставляет задач исчерпывающие возможности. Заманчивые перспективы возведения большого европейского дома устраняли необходимость выстраивания каких-либо дополнительных внешнеполитических комбинаций. Небезуспешно пытаясь играть миротворческую и посредническую роль на международной арене, представители стран Северной Европы, по образному выражению норвежского дипломата Э. Хамбру, выступали в Женеве одновременно в двух ипостасях – «мальчика-обличителя, пользуясь образом из знаменитой сказки Г.Х. Андресена о новом платье короля» и «нянек для великих держав»566. При этом при всей конструктивности предложений «северного блока», его членам зачастую был свойственен чрезмерный идеализм. Читая остальным членам Лиги наций свои нотации, скандинавы, бывало, «не слишком учитывали и не очень хорошо понимали положение стран, которым меньше повезло с географией или у которых существовали более значительные международные обязательства»567. По этой причине выступления «скандинавского блока» подчас 565 HP 20 D. Palmstierna - Undén, 02.02.1925. Цит. по: Götz N. 106. Götz N. On the origins of «Parliamentary Diplomacy»… P. 272. 567 Ристе У. История внешней политики Норвегии... С. 173. 566 204 оказывались несколько оторванными от реальности – ведь «речи и декларации насчет разоружения ничего не стоили государству, которое само было удовлетворено своим положением, не участвовало ни в каких территориальных разногласиях и не имело традиционных или естественных врагов среди ближайших соседей, чтобы содержать значительные вооруженные силы»568. Успех сотрудничества скандинавских делегаций в Лиге наций объяснялся отсутствием серьезных разногласий по вопросам, решаемым скандинавами в Женеве. Возможность гармонизации отношений и взаимопонимания в «скандинавском блоке» определялась благоприятными внешними условиями и обстоятельствами, во многом избавляющими участников от конфликтного процесса взаимного приспособления, с его неизбежными издержками и необходимостью уступок. Лига наций с момента её основания стала инстанцией, где завязывались многочисленные связи и координировались взгляды на международную ситуацию. Участие в Лиге придавало дипломатическим контактам её членов определенную структурированность, упорядоченность и периодичность. Таким образом, справедливо предположить, что скандинавское сотрудничество в Женеве направлялось в более четкие организационные рамки самой динамикой международного развития. Координация действий скандинавских стран в Лиге наций облегчалась также тем обстоятельством, что главный предмет обсуждения не касался непосредственно проблемы единства региона Северной Европы или выяснения взаимоотношений между его отдельными странами569. В этом смысле перспективность северного сотрудничества в Лиге наций была метко оценена британским посланником в Швеции К. Бэркли, отметившим уже после первой сессии Ассамблеи, что «скандинавские страны, возможно, смогут работать вместе, особенно в Женеве, где груз ответственности за принятие решений лежит на плечах других, но в личных отношениях этих государств их интересы, по всей 568 569 Там же. С. 177. Fure O.-B. Norsk utenrikspolitikks historie... S. 229. 205 видимости, останутся столь же непримиримыми, какими были до сих пор»570. В соответствии с прогнозами английского дипломата, к концу 1920-х гг. региональные политические и экономические контакты северных стран всё ещё были развиты весьма слабо, а их развитию продолжали препятствовать узко националистические настроения. Анализ деятельности «скандинавского блока» требует критически оценить цели его участников. Хотя между скандинавскими странами имела место активная координация внешней политики в Женеве, в действительности каждая из них реализовывала внешнеполитическую в рамках стратегию, «скандинавского основанную на блока» собственную собственном видении международной ситуации571. Скандинавское единство, демонстрируемое в вопросах международной политики в 1920-е гг., не было, однако, иллюзорно. Различия во мнениях, сохранявшиеся среди скандинавских интернационалистов, более не создавали той негативной динамики, которая прежде затрудняла их совместную работу на международной арене. Более того, необходимость совместного приспособления к реалиям международной жизни и выработки конструктивной политики привела многие из прежних скандинавских противоречий к единому знаменателю. Так, к примеру, традиционный датский скептицизм в отношении международной системы санкций был принят за основу для общей позиции «скандинавского блока»572. В Лиге наций скандинавские страны составляли своеобразную партию, со свойственным ей корпоративным духом, общей системой представительства в международных органах и взаимной поддержкой на переговорах. На международной арене, таким образом, сотрудничество со «скандинавскими братьями» стало важным элементом внешнеполитической стратегии стран Северной Европы. 570 Цит. по: Salmon P. Scandinavia and the Great Powers… P. 222-223. Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence… P. 322. 572 Ibid. P. 323-324. 571 206 Скандинавское «блокирование» основывалось, в первую очередь, на взаимовыгодном лоббировании актуальных политических интересов малых стран. Главную роль в скандинавском сотрудничестве в Женеве играли не идеалы «северного братства», а конкретные национальные задачи. В данном случае скандинавское измерение оказывалось удачной альтернативой, позволяющей представить «скандинавский блок» перед международным сообществом в качестве закономерной, логически обоснованной конструкции. Во многом координация взглядов в Женеве как закрепившаяся дипломатическая традиция, отражавшая изменившийся после Первой мировой войны образ мышления, способствовала эволюции скандинавского политического сознания и последующему «перетеканию» идеи о необходимости развития сотрудничества стран Северной Европы на региональный уровень их взаимоотношений573. 573 В условиях роста международной напряженности в 1930-е гг., когда потребность во взаимных консультациях перед встречами Лиги наций возросла, официально возобновленные в 1934 г. конференции министров иностранных дел северных стран представляли собой, по сути, интенсификацию контактов, установленных в Женеве в предшествующее десятилетие, о чем свидетельствуют повестки первых министерских встреч. См.: Корунова Е.В. Конференции министров иностранных дел стран Северной Европы в 1930-е гг. Поиски гарантий безопасности // Северная Европа: проблемы истории / отв. ред. А.А. Комаров, О.В. Чернышева. М., 2011. С. 128145. 207 Заключение. Период 1920-х гг. стал во многом определяющим для выработки направлений сотрудничества между странами Северной Европы. Начало после 1918 г. нового этапа во взаимоотношениях четырех северных стран, на котором сотрудничество между северными странами прибрело иное качество и большую ценность, было обусловлено как внутренними, так и внешними предпосылками. Завершение процесса государственного строительства в Северной Европе стало предпосылкой для ведения равноправного межгосударственного диалога между Швецией, Данией, Норвегией и Финляндией. Объединившая скандинавские страны в годы Первой мировой войны политика нейтралитета и взаимовыгодный товарообмен способствовали их сближению. В 1920-е гг. между декларациями о северной солидарности и политической практикой северных стран оставался, однако, большой разрыв. Мотивы к политическому и экономическому сплочению скандинавских стран ослабли с окончанием Первой мировой войны. В то же время в вопросах обеспечения государственной обороны скандинавы положились на прописанную в Уставе Лиги наций систему международной безопасности. Вера в успех широкого международного сотрудничества наций делали создание альтернативных региональных политических союзов малоактуальным и даже противоречащим «духу эпохи». Отсутствие интереса правящих скандинавских элит к проекту регионального союза дополнялось, а отчасти определялось незрелостью самих идей о северной солидарности. Различный опыт государственного строительства в начале ХХ века, связанный с особенностями исторического пути четырех государств Северной Европы, также становился существенным препятствием для гармонизации взглядов на смысл регионального сотрудничества. Аргументы против северного сотрудничества в 1920-е гг. легко обнаруживались в странах с молодой государственностью, Норвегии и Финляндии. Ряд взаимных 208 территориальных претензий северных стран в 1920-е гг. также не способствовал сплочению стран Европейского Севера. Обращение к концепции Единого Севера в кризисные моменты было способно оказать важную моральную поддержку североевропейским странам в их противостоянии претензиям великих держав – ту поддержку, возможностью получения которой обладали в этот напряженный исторический период далеко не все малые европейские страны. При этом для политиков «северная идея» в 1920-е гг. оставалась «запасной картой, которую разыгрывали, когда она приносила пользу, и сбрасывали, когда в ней не было нужды»574. На основании проведенного сформулировать следующие исследования основные представляется характеристики и возможным особенности организации сотрудничества четырех стран Северной Европы в 1920-е гг.: 1) значительное влияние общей международной экономической и политической ситуации на развитие и организацию сотрудничества северных стран; 2) отсутствие строгой регламентации и жесткой структуры во взаимоотношениях участников; 3) длительность и относительная стабильность новых форм взаимодействия, по сравнению с предшествующим периодом. Сотрудничество стран Северной Европы развивалось в рамках, устанавливаемых для него балансом сил и интересов великих держав. При этом его успех во многом зависел от внешних обстоятельств и был достижим лишь в краткие периоды, когда внешнее давление оказывалось не слишком слабо, но и не слишком велико: данную, характерную для механизма межгосударственного взаимодействия северных стран особенность можно определить как «сотрудничество при хорошей погоде». 1920-е гг. стали временем подобного «сбалансированного» внешнего давления, когда североевропейские правительства 574 Цит. по: Janfelt M. Att leva i den bästa av världar... S. 12. 209 получили возможность обнаружить новый потенциал регионального сотрудничества. Значительным препятствием на пути организации сотрудничества северных стран в 1920-е гг. являлось осознанное стремление участников избегать четко регламентированной структуры региональных институтов из-за опасений, связанных с появлением в перспективе надгосударственного органа власти, обладающего исключительными полномочиями. Сохранение свободы выбора и политической ориентации, нередко радикальное отторжение любых методов, способных оказать давление на мнение участников (особенно характерное для позиции норвежцев), уважение к национальным интересам соседних стран с самого начала являлись главными требованиями, предъявляемым к североевропейскому сотрудничеству. В этой ситуации, когда суверенитет участника воспринимался как высшая и непререкаемая ценность, институционально приемлемой и наиболее эффективной формой для ведения диалога политической и экономической элиты стран Северной Европы становились межнациональные форумы (периодические министерские конференции, встречи скандинавских экспертов, специальные заседания скандинавских делегатов для координации позиций перед сессиями Ассамблеи Лиги наций, обсуждения проблем на конференциях Северного Межпарламентского совета). Они были удобны, поскольку, поддерживая тесное взаимодействие и высокую степень взаимной информированности, участники не были обременены взаимными обязательствами. Выработанная северными странами в 1920-е гг. «этика консультаций», ставшая беспрецедентным по своей стабильности примером дипломатической практики в европейской истории ХХ века, не означала унификации точек зрения участников как конечной цели этих консультаций. Она была направлена, в первую очередь, на конструирование доверительных добрососедских отношений и создание комфортного международного климата в регионе, что, в большой степени, рассматривалось как один из доступных способов укрепления его безопасности. 210 Подобная схема сотрудничества свидетельствует о перманентном стремлении северных стран к гармонизации отношений, что не обязывало участников заключать свои контакты в конкретные организационные рамки и брать на себя долгосрочные обязательства. Организация, напротив, чаще всего воспринимались как нежелательный и даже вредный итог межскандинавского сотрудничества: углубление и «формализация» сотрудничества могли стать поводом для недовольства со стороны великих держав. В этой связи скандинавы, в определенной степени пытаясь оправдать отсутствие конкретных итогов сотрудничества перед внешним миром, неоднократно подчеркивали естественность и эффективность практикуемых ими форм сугубо добровольного сотрудничества и его преимущества перед формальным политическим союзом. Сотрудничество мыслилось, в этом контексте, как единственная возможная форма взаимоотношений с «братскими странами», война между которыми была немыслима, а возникающие изредка региональные конфликты решались участниками на основе компромисса. Таким образом, в 1920-е гг. обнаружилась уникальная «пацифистская» сущность северного сотрудничества, ставшая исключительно важным моральным фактором при позиционировании северных стран на международной арене и их самоидентификации. Один из дискуссионных вопросов северного сотрудничества, определяющих противоречивость в оценках данного исторического процесса, заключался в том, что в общественном сознании в 1920-е гг. всё отчётливее доминировала концепция или «идеология северного сотрудничества». При этом для развития идеи «северной солидарности» на государственном уровне в межвоенный период имелись серьезные препятствия, связанные с особенностями внутреннего развития северных стран. Активные процессы конструирования национальной идентичности в молодых государствах Северной Европы – Норвегии и Финляндии – обуславливали непопулярность предложений по углублению сотрудничества с «братскими странами», поддержка которых рассматривалась как 211 антипатриотическая деятельность. Так, даже самые ярые апологеты «северного национализма» не были избавлены от необходимости выстраивать свои идейные концепции с учётом примата национальных интересов и обоюдной рациональной пользы. Таким образом, как теоретики-идеологи, так и практики-политики в северных странах сталкивалось с одной и той же дихотомией в отношении северного сотрудничества, когда обуславливающие рациональность и естественность более тесного сотрудничества и объединения родство и схожесть северных стран неизбежно вступали на определенном этапе в противоречие с основами существования государства и нации как таковых – их свободой, независимостью и самобытностью. Данный, разрешаемый по-разному в разных странах и в рамках различных идейно-политических течений конфликт между «национальным» и «северным» приводил к тому, что усиление «национального» (чувств, интересов и др.) могло влиять на развитие северного сотрудничества в двух противоположных направлениях – как в сторону усиления его поддержки, так и в сторону его полного отторжения. В этом отношении важно отметить, что «идеология северной идентичности», имевшая в 1920-1930-х гг. глубокие корни в скандинавском обществе, оставалась производной от национальной идеи и была эффективна и полезна только в случае её непротиворечивости этой идее. Итоги сотрудничества между четырьмя странами в 1920-е гг. не сводились к неспособности властей договориться о создании политического или экономического регионального союза. За первое десятилетие после Первой мировой войны в сотрудничестве северных стран на уровне «малой политики» («low politics») произошел настоящий прорыв. Были созданы активные и значимые региональные сети сотрудничества. Критическое отношение участников к надгосударственным формам интеграции определило тот факт, что основными сферами, в которых северные страны добились выдающихся успехов, стали социальная политика, культура, образование, гражданское 212 законодательство, экономика. неправительственными Сотрудничество организациями, между локальными общественными административными органами управления приобрело невиданный размах. Это способствовало укреплению горизонтальных региональных связей между северными странами и внутренней открытости североевропейского общества. Преимущество этих контактов заключалось в том, что они сделали идею северного сотрудничества близкой частной жизни и мироощущению рядовых граждан и способствовали прочному закреплению традиции доверительных взаимных международных консультаций на всех уровнях североевропейского общества. Это не могло не наложить отпечаток на национальный менталитет и общественное восприятие Северной Европы как общего уютного дома, за процветание и защиту которого в равной степени ответственны все обитатели. Главной целью северного сотрудничества, определившейся вскоре после окончания Первой мировой войны, стало, таким образом, формирование в регионе функциональной сети экономических, культурных и политических контактов. В определенной степени, обилие формальных и неформальных горизонтальных связей между северными странами после 1918 г. замещало и, в общественном сознании, компенсировало отсутствие официальной государственной организации северного сотрудничества. Приобретенный в 1920-е гг. опыт привнес важные перемены во взаимоотношения северных стран: подход к политическому, экономическому, военному сотрудничеству с «братскими странами» стал более реалистичным, прагматичным, свободным от прежней идеализации и мифологизации «северного единства». Это способствовало в дальнейшем облегчению в достижении взаимопонимания и, как следствие, повышению эффективности международного диалога северных стран. Таким образом, движение скандинавизма, потерпевшее неудачу на политическом уровне, претерпело значительную трансформацию в первой трети XX века. Проведенное исследование позволяет заключить, что после Первой мировой войны сотрудничество стало устойчивой формой межнациональных отношений 213 северных стран, что обозначило важную веху в продолжающемся динамичном процессе конструирования северной идентичности. Не создавая совместных надгосударственных органов сотрудничества и избегая формализации международных контактов со скандинавскими соседями, страны Северной Европы постепенно вырабатывали политику, опирающуюся на представления о естественности и закономерности тесного взаимодействия и сотрудничества с целью решения общих проблем или содействия развитию и процветанию региона, что проявилось в более определенных формах уже после Второй мировой войны. Характерная особенность процесса сотрудничества между странами Северной Европы состояла в том, что практика взаимодействия вначале укоренилось на уровне гражданского населения и органов местного самоуправления, сделавшись органичной частью повседневной жизни населения. Концепция северной общности и северной идентичности не насаждалась «сверху», будучи разработана не политиками и дипломатами, а общественными и неправительственными организациями, которым отводилась ключевая роль в развитии международного сотрудничества в регионе. Подобный социально ориентированный сценарий развития межнационального сотрудничества является уникальным прецедентом в европейской практике межгосударственных отношений в межвоенный период. Сотрудничество между странами Северной Европы в 1920-е гг. было основано на интересах рядового гражданина, а целью стало повышение качества жизни населения, более эффективного и комфортного трансграничного взаимодействия. Подобный подход приводил к тому, что идеи северного сотрудничества получали столь широкую и активную поддержку на местном уровне, а проекты, направленные на улучшение повседневной жизни людей, реализовывались весьма успешно. При этом инициативы по созданию северными странами совместных надгосударственных институтов, как в 1920-е гг., так и впоследствии, редко приводили к конкретным результатам. Период 1920-х гг. может быть определен как время кристаллизации основных принципов, характеризующих модель северного сотрудничества на современном 214 этапе, среди которых принципиальное значение имеют взаимное уважение, добровольность, эгалитаризм, терпимость, равноправие, защита прав человека. Данные ключевые понятия стали основами для ведения международного и межкультурного диалога в регионе в последующие десятилетия. 215 Список использованных источников и литературы I. Архивные материалы. Riksarkivet, Utrikesdepartement (RA, UD) - HP 10 F Försvarsväsen: Skandinaviskt samarbete (1929-1939). Vol. 778-780. - HP 20 D Nordiska ministermöten och skandinaviskt samarbete i allmänhet (19201939). Vol. 976-980, 992. - HP 64 D Skandinaviska avtal (och skandinaviskt samarbete). Vol. 2123-2132. Ulkoasiainministeriön Arkisto (UM) - UM 7 D 1 Pohjoismaiden puolustuskysymys (1929-1930). - UM 12 L Suomen ulkopolitiikka maittain, Ruotsi (1919-1936). Vol. 66, 67. - UM 7B Pohjoismaiset ulkoministerikokoukset (1934-1938). Pohjoismainen turvallisuussopimus. Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ) Фонд 04. Секретариат наркома иностранных дел СССР Г.В.Чичерина, 1917-1930 гг. Фонд 05. Секретариат замнаркома и наркома иностранных дел М.М.Литвинова, 1919-1947 гг. Фонд 09. Секретариат замнаркома иностранных дел Б.С.Стомонякова, 1919-1938. Фонд 85/085. Референтура по Дании. Фонд 116/0116. Референтура по Норвегии. Фонд 135/0135. Референтура по Финляндии. Фонд 140/0140. Референтура по Швеции. Фонд 56-Б. Отдел печати НКИД СССР. 216 II. Опубликованные источники. а) Сборники документов 1. Документы внешней политики СССР / под. ред. Комиссии по изданию дипломатических документов МИД СССР (РФ). M.: Политиздат, 1963-1967. Т. 8, 11, 12. 2. Мир между войнами. Избранные документы по истории международных отношений 1910-1940-х гг. М., 1997. 3. Советско-норвежские отношения. 1917-1955. Сб. документов / под ред. А.О. Чубарьяна, У. Ристе и др. М., 1997. 4. Declaration by Norway, Denmark and Sweden Relative to the Establishment of Uniform rules of Neutrality 21.12.1912 // The American journal of International Law. 1913. Vol. 7. №3. P. 187 -191. 5. Documents on British Foreign Policy. Ser. III. Vol. IV, V. London, 1952. 6. Documents on German Foreign Policy. Ser. D. Vol. VI-VIII. London; Washington, 1954, 1956, 1957. б) Мемуары 1. Коллонтай А.М. Дипломатические дневники. 1922-1940 гг. М.: «Academia», 2001. В 2 т. 2. Cassel L. Så vitt jag minns. Memoarer. Stockholm, 1973. 156 s. 3. Herlitz N. När föreningarna Norden bildades. Minnen från 1918 och 1919 // Nordisk tidskrift för vetenskap, konst och industri. 1959. Vol. 35. S. 137-155. 4. Mannerheim G. Minnen. Stockholm: Norstedt, 1951. D. 1, 1882-1930. 5. Munch P. Erindringer 1918-1924. Freden, genforeningen og de første efterkrigsaaren. København, 1963. 6. Munch P. Erindringer 1924-1933. Afrustningsforhandlinger og verdenskrise. København, 1964. 217 7. Palmstierna E. Orostid. Politiska dagbocksanteckningar. Stockholm, 1952, 1953. Vol. I, II. 8. Westman K.G. Politiska anteckningar april 1917-augusti 1939 / Utg. genom W.M.Carlgren. Stockholm, 1987. 248 s. III. Периодические издания. Пресса 1. Aftonbladet (Швеция). 1928 г. 2. Berlingske Tidende (Дания). 1921 г. 3. Göteborgs Handels- och Sjöfartstidning (Швеция). 1932 г. 4. Helsingin Sanomat (Финляндия). 1929 г. 5. Morgenbladet (Норвегия). 1921 г. 6. Suomen Sosialdemokratti (Финляндия). 1924 г. 7. Svenska Dagbladet (Швеция). 1927, 1936 гг. 8. Tidens Tegn (Норвегия). 1920, 1935 гг. 9. Verdens Gang (Норвегия). 1920, 1921 гг. IV. Литература. 1. Балтийский регион: конфликты и сотрудничество: Путь из прошлого в будущее. –– Таллин : Ило, 2005. –– 503 c. 2. Барышников В.Н. К проблеме скандинавской ориентации Финляндии в 1930- е гг.// Скандинавские чтения 1998 года. Этнографические и культурноисторические аспекты. СПб.: Наука, 1999. С. 238-246. 3. Его же. От прохладного мира к зимней войне: Восточная политика Финляндии в 1930-е годы. СПб.: Издательство СПбГУ, 1997. 353 с. 218 4. Бриггс Э., Клэвин П. Европа нового и новейшего времени. С 1789 года и до наших дней. М.: Весь Мир, 2006. 600 с. 5. Вальбек К. Шведская политика безопасности и пакт Молотова-Риббентропа // Международный кризис 1939-1941 гг.: От советско-германских договоров 1939 г. до нападения Германии на СССР. М.: Права человека, 2006. С. 423-439. 6. Возгрин В.Е. Балтийский мир – результаты и перспективы научных исследований // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Четырнадцатой ежегодной научной конференции (11-12 апреля 2013 г.) / Под ред. В.Н.Барышникова, П.А.Кротова. СПб.: РХГА, 2013. C. 236-256. 7. Воронов К.В. Евроинтеграция Норвегии: особый курс малой страны. М.: Прогресс-Традиция, 2008. 400 с. 8. Дипломатический словарь. В 3-х т. Глав. ред. А.А.Громыко (и др.). М.: Политиздат, 1971. Т. I-III. 9. Европа в международных отношениях. 1917-1939. М.:Наука, 1979. 437 с. 10. Егоров Ю.А. Некоторые факты из истории нейтральной политики скандинавских стран // Скандинавский сборник. 1959. №4. С. 143-149. 11. Зарецкая О.В., Репневский А.В. Становление регионализма Швеции и Норвегии в году холодной войны: вопросы безопасности и экономики // БаренцЖурнал. 2007. Вып.1. №5. С. 62-66. 12. Илюхина Р.М. Лига наций. 1919-1934. М.:Наука, 1982. 356 с. 13. История Дании: ХХ век / Ю.В.Кудрина, А.В.Карлсен, А.В.Нестеров и др. / Отв. ред. Ю.В.Кудрина, В.В.Рогинский /; РАН, Ин-т всеобщей истории, Центр истории и культуры Северной Европы. М.: Наука, 1998. 379 с. 14. История дипломатии. В 5 томах / Под ред. В.П. Потёмкина. Москва: ОГИЗ, 1945. Т.3 (Дипломатия в период подготовки Второй мировой войны (1919-1939 гг.)). 883 с. 15. История Норвегии / Отв. ред. А.С.Кан. М.: Наука, 1980. 710 с. 16. История Швеции / Отв. ред. А.С.Кан. М.: Наука, 1974. 724 с. 219 17. Казакова Л.А. Скандинавские страны и Лига наций // Вопросы истории. 1974. №4. С. 198-203. 18. Кан А.С. Внешняя политика скандинавских стран в годы второй мировой войны. М.: Наука, 1967. 456 с. 19. Его же. Есть ли у северного сотрудничества исторические традиции?// Скандинавский сборник. 1982. - Т. XXVII. C. 211-230. 20. Его же. История скандинавских стран (Дания, Норвегия, Швеция). М.: Высшая школа, 1980. 311 с. 21. Его же. Нейтралистские традиции во внешней политике скандинавских государств // Новая и Новейшая история. 1962. №4. C. 63-79. 22. Его же. Новейшая история Швеции. М.: ИМО, 1964. 304 с. 23. Кен О., Рупасов А., Самуэльсон Л. Швеция в политике Москвы. 1930-1950-е годы. М., РОССПЭН, 2005. 448 с. 24. Кен О.Н., Рупасов А.И. СССР, Швеция и коллективная безопасность // Исторические записки. Т. 8 (126). М.: Наука, 2005. С. 195-238. 25. Клейменова Н.Е., Сидоров А.Ю. Версальско-вашингтонская система международных отношений: проблемы становления и развития: Курс лекций по истории международных отношений (1918-1939). М.: Б.и., 1995. 147 с. 26. Корунова Е.В. Деятельность Швеции в Лиге Наций в 30-е годы // Вестник МГУ. Серия 8. История. 2005. №3. С. 3–21. 27. Её же. Деятельность комиссии по обороне в Швеции и проблема нейтралитета (1930–1935). // Вестник МГУ. Серия 8. История. 2006. №2. С. 44–65. 28. Её же. Конференции министров иностранных дел стран Северной Европы в 1930-е гг. Поиски гарантий безопасности // Северная Европа: проблемы истории / отв. ред. А.А. Комаров, О.В.Чернышева. М.: «Наука», 2011. С. 128-145. 29. Ланко Д.А. Процессы глобализации, регионализации и локализации вокруг Балтийского моря. СПб: Изд-во СПбГУ, 2008. 361 с. 220 30. Лунден Т. Конфликты по вопросам границ в Северной Европе // Северная Европа: проблемы истории / отв. ред. А.А. Комаров, О.В.Чернышева. М.: «Наука», 2011. С. 183-195. 31. Мейнандер Х. История Финляндии. Линии, структуры, переломные моменты. М.: Весь Мир, 2008. 248 с. 32. Мелин Я., Юханссон А.В., Хеденборг С. История Швеции. М., 2002. 399 с. 33. Никонова С.В. Бриановские планы «пан-Европы» // Европа в международных отношениях. 1917-1939. М., 1979. С. 95-123. 34. Новикова И.Н. Между молотом и наковальней. Швеция в германо-российском противостоянии на Балтике в годы первой мировой войны. СПб: Изд-во СПбГУ, 2006. 450 c. 35. Оселиус Г. Финляндия в шведской политике безопасности, 1920-1940 // От войны к миру. СССР-Финляндия 1939-1940 гг. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2006. С. 2329. 36. Полвинен Т. Финляндия в международной политике до «зимней войны» // Вопросы истории. 1990. № 10. С. 187-189. 37. Расила В. История Финляндии. Петрозаводск, Изд-во Петрозаводского государственного университета, 1996. 294 с. 38. Ристе У. История внешней политики Норвегии. М.: Весь мир, 2003. 413 с. 39. Рогинский В.В. Исторический путь Швеции в Новое время: от многонациональной мини-империи к национальному государству // Шведы: сущность и метаморфозы идентичности: [сборник статей]/ Рос. гос. гуманит. ун-т. Рос.-швед. учеб.-науч. центр; [отв. ред. Т.А. Тоштендаль-Салычева]. М.: Изд-во Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), 2008. С. 88103. 40. Его же. Эволюция политического строя стран Северной Европы в первой половине ХХ столетия // Политика и власть в Западной Европе ХХ века. М.: ИВИ РАН, 2000. С. 5-25. 221 41. Рунблом Х., Тиден М., Карлбэк-Исотало Х. История Балтийского региона. СПб.: Гидрометеоиздат, 1996. 32 с. 42. Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения. Середина 1920-х-начало 1930-х гг. СПб: «Европейский Дом», 2001. 310 с. 43. Рязанцева Н.Б., Фокин В.И. Участие скандинавских стран в международном гуманитарном сотрудничестве в период между двумя мировыми войнами // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы девятой ежегодной международной научной конференции (10-11 апреля 2007 г.) / Под ред. В.Н.Барышникова, П.А.Кротова. СПб.: РХГА, 2008. С. 288-297. 44. Северная Европа. Регион нового развития / Под. ред. Ю.С.Дерябина, Н.М.Антюшиной. М.: «Весь мир», 2008. 512 с. 45. Сойкканен Т. Борьба за скандинавскую ориентацию, как линия внешней политики Финляндии 1934-1939 гг. // Россия и Финляндия в ХХ веке: К 80-летию независимости Финляндской Республики: [Сб. материалов ежегод. Рос-Финлянд. гуманит. чтений / Редкол.: С.Б.Коренева, А.В.Прохоренко]. СПб.: «Европ. Дом», 1997. С. 145-170. 46. Создавая социальную демократию. 100 лет Социал-демократической рабочей партии Швеции (под ред. К.Мисгельда, К.Мулина и К.Омарка). М.: «Весь мир», 2001. 591 с. 47. Фарбман Н.В. Версальская система // Европа в международных отношениях. 1917-1939. М., 1979. С. 36-69. 48. Филипенко А.С. Экономическая глобализация: истоки и результаты. Москва: «Экономика», 2010. 511 с. 49. Фокин В.И. Антифашистское движение и страны Северной Европы накануне Второй мировой войны // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы Двенадцатой ежегодной научной конференции (14-15 апреля 2010 г.) / Под ред. В.Н.Барышникова, П.А.Кротова. СПб.: РХГА, 2011. С. 115-126. 50. Его же. Отражение событий Северной войны в общественном сознании скандинавских стран в 20-30-е гг. ХХ в. // Санкт-Петербург и страны Северной 222 Европы: Материалы девятой ежегодной международной научной конференции (1010 апреля 2007 г.) / Под ред. В.Н.Барышникова, П.А.Кротова. СПб.: РХГА, 2008. С. 96-106. 51. Его же. Проблема «Балтийского Локарно» в общественном сознании скандинавских стран в 20-30-е гг. ХХ в. // Скандинавские чтения -2006 (Отв. ред. И.Б.Губанов, Т.А. Шрадер). СПб.: МАЭ РАН, 2008. С.117-124. 52. Фокина В.В. Стратегия и концепции региональной интеграции стран Северной Европы // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы восьмой ежегодной международной научной конференции (12-13 апреля 2006 г.) / Под ред. В.Н.Барышникова, П.А.Кротова. СПб.: РХГА, 2007. С. 453-457. 53. Худолей К.К. Балтийский нейтралитет и советский фактор в 1920-1930-е годы // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. История. 2012. № 3. С. 88-102. 54. Чубарьян А.О. «Бриановская» Европа // Метаморфозы Европы. М., 1993. С. 1735. 55. Чубарьян А.О., Вехвиляйнен О. Зимняя война. 1939-1940. Политическая история // Зимняя война, 1939-1940. Политическая история / Отв. ред. О.А. Ржешевский, О. Вехвиляйнен. М.: Наука, 1998. 382 с. 56. Энг Т. Формирование Северо-европейского региона в XIX-XX веках: представление исследовательской программы // Северная Европа: проблемы истории. Вып. 6 / Отв. ред. О. В. Чернышева. М.: Наука, 2007. С. 377-387. 57. Юссила О., Хентиля С., Невакиви Ю. Политическая история Финляндии 18092009. М.: «Весь мир», 2010. 472 с. 58. Яровой Г.О. Регионализм и трансграничное сотрудничество в Европе. СПб.: Норма, 2007. 280 с. 59. Abrahamsson B. Varför finns organisationer? Kollektiv handling, yttre krafter och inre logik. Stockholm, 1986. 315 s. 60. Andersson J.A. Idé och verklighet. Föreningarna Norden genom 70 år. Stockholm: Fören. Norden, 1990. 119 s. 223 61. Andersson J. A. Nordiskt samarbete: Aktörer, ideer och organisering 1919-1953. Lund: Lunds grafiska, 1994. 215 s. 62. Idem. Nordiskt samarbete: som det är skapat och format // Nordisk tidskrift för vetenskap, konst och industri. 1995. № 71. S. 329-337. 63. Andrén N. Nordic Integration // Cooperation and Conflict. 1967. Vol. 2. № 1. P. 125. 64. Andrén N. Norden – mål eller medel? // Nordisk Tidskrift N.S. 67 (1991). S. 301– 310. 65. Archer C. The Nordic area as a “Zone of Peace” // Journal of Peace Research. 1996. Vol. 33. №4. P. 451-467. 66. Aunesluoma J. Den nordiska hemmamarknaden. Finland och det nordiska ekonomiska samarbetet // Finland i Norden : Finland 50 år i Nordiska rådet. Helsinki: Pohjola-Norden, 2005. S. 33-45. 67. Barros J. The Å land question: Its Settlement by the League of Nations. New Haven: Yale univ. press, 1968. 362 s. 68. Barton H. A. Finland and Norway, 1808–1917. A comparative perspective // Scandinavian Journal of History. 2006. Vol. 31. №. 3. P. 221–236. 69. Bergman M., Gerlach S., Jonung L. The Rise and Fall of the Scandinavian Currency Union 1873–1920 // European Economic Review. 1993. Vol. 37. P. 507–17. 70. Björkholm M., Rosas.A. Ålandsöarnas demilitarisering och neutralisering. Åbo: Åbo akademis förlag, 1990. 144 s. 71. Blidberg K. Ideologi och pragmatism – samarbetet inom nordisk socialdemokratisk arbetarrörelse 1930-1955 // Den jyske Historiker. De Nordiske Fællesskaber. Myte og realitet i det nordiske samarbejde. S. 132-150. 72. Idem. Socialdemokratin och Norden. Synpunkter ur ett nordiskt samarbetsperspektiv // Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: från Branting till Palme (utg. B.Huldt, K.Misgeld). Stockholm: Utrikespolitiska Institutet, 1990. S. 184194. 224 73. Idem. Splittrad gemenskap. Kontakter och samarbete inom nordisk socialdemokratisk arbetarrörelse 1931-1945. Stockholm, 1984. 284 s. 74. Bring O. Neutralitetens uppgång och fall – eller den gemensamma säkerhetens historia. Stockholm: «Atlantis», 2008. 453 s. 75. Broms B. Finland and the League of Nations // Finnish foreign policy: Studies in foreign politics. Helsinki, 1963. P. 84-98. 76. Carlgren W. Europa och Sverige 1923. Chefens för politiska avdelningen reflexioner // Diplomati och historia: festskrift tillägnad Gunnar Hägglöf den 15 december 1984 av vänner och medarbetare inom utrikesförvaltningen (red. M.Bergquist, W.Carlgren). Stockholm, 1984. S. 16-45. 77. Idem. Mellan Hitler och Stalin. Förslag och försök till försvars- och utrikespolitisk samverkan mellan Sverige och Finland under krigsåren. Stockholm, 1981. 101 s. 78. Clavin P. Defining Transnationalism // Contemporary European History. 2005. Vol. 14. № 4. P. 421-439. 79. Corneliussen C. Dr.Heerfordt and his Inter-War Plans for European Unity// Revue d histoire Nordique/Nordic Historical Review. 2009. Vol.8. P.71-86. 80. Creating Nordic Capitalism: the Business History of a Competitive Periphery. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2008. 636 p. 81. Creating Social democracy: a century of Social Democratic Labour Party in Sweden. Pensilvania State University Press, 1992. 82. De nordiska arbetarekongresserna under 100 år: arbetarrörelsens framväxt och utveckling i de nordiska länderna. Stockholm, 1986. 230 s. 83. Derry T. A History of Modern Norway 1814-1972. Oxford: Clarendon Press, 1973. 506 p. 84. Det nya Norden efter Napoleon (eds. M.Engman & Å .Sandström). Stockholm : Almqvist & Wiksell International, 2004. 267 s. 85. Die Ordnung des Raums: mentale Landkarten in der Ostseeregion / N.Götz, J. Hackmann, J. Hecker-Stampehl (Hrsg.). Berlin: BWV, Berliner Wiss.-Verl., 2006. 422 s. 225 86. Ekman K.H. «Mitt hems gränser vidgades»: En studie i den kulturella skandinavismen under 1800-talet. Göteborg: Makadam förlag, 2010. 282 s. 87. Elvander N. Skandinavisk arbetarrörelse. Stockholm : LiberFörlag, 1980. 359 s. 88. Engman M. Är Finland ett nordiskt land? // Petersburgska vägar. Helsinki, 1995. S. 275–98. 89. Engman M. “Norden” in European History // Annäherungen an eine europäische Geschichtsschreibung (ed. G. Stourdz). Wien, 2002. P. 15–34. 90. Etzioni A. Political Unification: A Comparative Study of Leaders and Forces. New York: Holt, Rinehart and Winston,1965. 344 p. 91. Fellman S., Hjerppe R. Increasing Sales, Competitive Advantages and Monopolisation Strives – Economic Cooperation on Company Level between Finland and Sweden, 1900-1938 // Markets and Embeddedness: Essays in honour of Ulf Ohlsson / Ed. by K.-J.Gadd, S.Granér, S.Jonsson. Göteborg, 2004. P. 53-80. 92. Foreningerne Norden og det nordiske samarbeide / Norden, dansk forening for nordisk samarbejde. Stockholm: Norstedt, 1928. 94 s. 93. Från olika till jämlika. Finlands och Sveriges ekonomier på 1900-talet. Svenskt i Finland – finskt i Sverige III (eds. J.Aunesluoma & S.Fellman). Helsingfors: Svenska litteratursällskapet I Finland, 2006. 404 s. 94. Fure O.-B. Mellom reformisme og bolsjevisme: Norsk arbeiderbevegelse 1918-1920. Bergen, 1983. 449 s. 95. Idem. Norsk utenrikspolitikks historie. Bd. 3. Mellomkrigstid 1920-1940. Oslo: Universitetsforl., 1996. 433 s. 96. Furre B. Samlagets Norsk historie 800-2000. Bd 6, Norsk historie 1914-2000 : industrisamfunnet - frå vokstervisse til framtidstvil. Oslo : Det Norske Samlaget, 1999. 616 s. 97. Gihl T. Den svenska utrikespolitikens historia. 4, 1914-1919. Stockholm: «Norstedt & söners förlag», 1951. 456 s. 98. Goda grannar eller morska motståndare? Sverige och Norge från 1814 till idag (red. T.Nilsson & Ø.Sørensen). Stockholm : Carlsson, 2005. 254 s. 226 99. Gram-Skjoldager K., Tønnesson Ø. Unity and Divergence. Scandinavian Internationalism 1914-1921 // Contemporary European History. 2008. Vol. 17. № 3. P. 301-324. 100. Green D.M. The Europeans: An Identity in an emerging polity. Boulder: Lynne Rienner, 2007. 203 p. 101. Guðmundsson G. De nordiske velfærdsamfund. København: Foreningerne Nordens Forbund, 1997. 102. Götz N. 'Blue-eyed Angels' at the League of Nations: The Genevese Construction of Norden // Regional Cooperation and International Organizations: The Nordic Model in Transnational Alignment (ed. by N.Götz and H.Haggrén). London: Routledge, 2009. 2546. 103. Götz N. Norden: Structures That Do Not Make a Region // European Review of History—Revue européenne d’Histoire. 2003. Vol. 10. №2. P. 323-341. 104. Idem. On the origins of «Parliamentary Diplomacy». Scandinavian «Bloc politics» and the delegation policy in the League of Nations // Cooperation and Conflict. 2005. Vol. 40. №3. P. 263-279. 105. Hadenius S., Molin B.,Wieslander H. Sverige efter 1900: En modern politisk historia. Stockholm: Aldus/Bonniers, 1972. 335 s. 106. Handel M. Weak States in the International System. London, 1981. 107. Hansen S.O. Drømmen om Norden. Der norske foreningen Norden og det nordiske samarbeidet 1919-1994. Oslo: Ad Notam Gyldendal, 1994. 288 s. 108. Idem. Foreningene Norden 1919-94 – ambisjoner og virkelighet // Den jyske Historiker. De Nordiske Fællesskaber. Myte og realitet i det nordiske samarbejde. Å rhus: Aarhus univ., 1994. S. 114-131. 109. Hecker-Stampehl J. Vereinigte Staaten des Nordens: Integrationsideen in Nordeuropa im Zweiten Weltkrieg. München: Oldenbourg, 2011. 471 s. 110. Heerfordt C.F. Et nyt Europa. Om middel og vej til samarbejde og politisk fred i vor verdensdel. Et diskussionsgrundlag. Fremsat af Dr. med. C.F.Heerfordt. København, 1925. 227 111. Heidar K., Svåsand L. Nordiske partiers samarbeidsmønstre – med hverandre og med Europa // Europa i Norden. Europeisering av nordisk samarbeid (red J.P.Olsen und B.O.Sverdrup). Oslo, 1998. S. 290-317. 112. Heikkilä P. Northern replies to the Briand memorandum in 1930.The European Federal Union in Estonia, Finland and Sweden // Scandinavian Journal of History. 2007. Vol. 32. № 3. P. 215-236. 113. Henning G. Thorvald Stauning. Demokrati eller kaos. En biografi. København: Jyllands-Postens Forlag, 2008. 575 s. 114. Henriksen I., Kærgård N. The Scandinavian Currency Union 1875–1914 // The History of International Monetary Arrengements (ed. J.Reis). New York, 1995. P. 91– 112. 115. Hemstad R. Fra Indian Summer til nordisk vinter. Skandinavisk samarbeid, skandinavisme og unionsupplosningen. Oslo: Akademisk Publishing, 2008. 652 p. 116. Hemstad R. Fra «Indian Summer» til «nordisk vinter» - nordisk samarbeid og 1905 // Goda grannar eller morska motståndare? Sverige och Norge från 1814 till idag / red. T.Nilsson & Ø. Sørensen. Stockholm: Carlssons, 2005. S. 11-27. 117. Idem. Scandinavianism, Nordic co-operation, and «Nordic Democracy» // Rhetorics of Nordic Democracy. Helsinki, Finnish Literature Society, 2010. S. 179-193. 118. Hettne B.. Sörlin S., Østergaard U. Den globala nationalismen. Nationalstatens historia och framtid. Stockholm, 1998. S. 286. 119. Hildebrand K.-G. Economic Policy in Scandinavia During the Inter-War Period // Scandinavian Economic History Review.1975. Vol. 23. P. 99-115. 120. Hildebrand K. Gustav V som människa och regent. Del. II. Konungen och kungahuset de båda världskrigens tid. Stockholm: Esselte Aktiebolag, 1948. 625 s. 121. Hilson M. A Consumer’s International? The International Cooperative Alliance and Cooperative Internationalism, 1918-1939: A Nordic Perspective // International Review of Social History. 2011. Vol. 56. P. 203-233. 122. Hoelseth D. «En svensk-norsk union av det rätta slaget». Forholdet melom kongehusene i Norge og Sverige 1905-1929 // Goda grannar eller morska motståndare? 228 Sverige och Norge från 1814 till idag (red. T.Nilsson & Ø. Sørensen). Stockholm, 2005. S. 41-56. 123. Holbraad C. Danish Neutrality: A Study in the Foreign Policy of a Small State. Oxford : Clarendon, 1991. Oxford: Clarendon Press,1991. 190 p. 124. Holmberg Å. On the practicability of Scandinavianism: Mid-nineteenth-century debate and aspirations // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. №1. P. 171-182. 125. Holtsmark Sven G., Kristiansen T. En nordisk illusion? Norge og militært samarbeit i Nord 1918-1940. Oslo: Institutt for forsvarsstudier, 1991. 111 s. 126. Holtsmark S. G. Enemy Springboard or Benevolent Buffer? Soviet Attitudes to Nordic Cooperation 1920-1955. Oslo: Forsvarstudier, 1992. 91 p. 127. Hovi O. The Baltic area in British policy, 1918-1921. Helsinki: Studia hist., 1980. Vol. I. 231 p. 128. Håstad E. Sveriges historia under 1900-talet. Unionskris, neutralitet, reformer, vårt lands politiska utveckling under 6 decennier. Stockholm, 1958. 168 s. 129. Ingebritsen C. Norm Entrepreneurs: Scandinavia’s Role in World Politics // Cooperation and Conflict. 2002. № 37. P. 11–23. 130. Janfelt M. Att leva i den bästa av världar. Föreningarna Nordens syn på Norden 1919-1933. Stockholm, Carlssons Bokförlag, 2005. 256 s. 131. Idem. «Föreningarna Norden – mellan nordism och nationalism» // Mångkulturalitet och folkligt samarbete (red. K.Ståhlbeg). København: Nord, 2000. S. 15-33. 132. Jepsen H.L. Stauning – en folkelig boigrafi. København, Fremads Fokusbøger, 1988. 413 s. 133. Johansson A.W. Den svenska socialdemikratin och fascismen på trettiotalet: några reflexioner // Utrikespolitik och historia: studier tillägnade Wilhelm M. Carlgren den 6 maj 1987 (red. M. Bergqvist, A.W. Johansson och K. Wahlbäck). Stockholm : Militärhistoriska förl., 1987. S. 91-101. 134. Johansson P. Norden – ett Atlantis? Nationellt och nordiskt i svenk-norskt socialpolitiskt samarbere till mellankrogstiden // Goda grannar eller morska motståndare? 229 Sverige och Norge från 1814 till idag (red. T.Nilsson & Ø. Sørensen). Stockholm, 2005. S. 57-71. 135. Jones S. J. The Scandinavian States and the League of Nations. New York: Princeton University Press, 1939. 298 p. 136. Jungar S. The XXth-Century Varangians: The Russian Policy of Sweden, Norway and Denmark After the Revolution. Some Comparative Observations // Contact or isolation? Soviet-Western relations in the interwar period: Symp. Organized by the Centre for Baltic studies, Oct.12-14, 1989, Univ. of Stockholm (ed. J. Hiden a. A. Loit). Stockholm: Alm. & Wiksell intern., 1991. P. 161-74. 137. Jägerskiöld S. Mannerheim mellan världskrigen. Helsingfors: Holger Schildts förlag, 1972. 326 s. 138. Kaarsted T. Great Britain and Denmark 1914-1920. Odense: Univ.press, 1979. 244 p. 139. Kalela J. Grannar på skilda vägar. Det finländsk-svenska samarbetet i den finländska och sveska utrikespolitiken 1921-1923. Helsingfors, 1971. 313 s. 140. Kan A.S. Det norska Arbetarpartiets internationella solidaritetsinsatser 1918-1921 // Väst och öst. Norden och Ryssland genom tiderna / red. M. Engman. Stockholm: Carlssons, 1996. S. 251-269. 141. Kaukiainen L. Avoin ja suljettu raja: Suomen ja Norjan suhteet 1918-1940. Helsinki: Suomen hist. Seura, 1997. 268 s. 142. Idem. From Reluctance to Activity. Finland’s Way to the Nordic Family during 1920’s and 1930’s. // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol. 9. № 1. P. 201-219. 143. Idem. Joint Information Services as a Nordic Answer in the Crisis of the 1930s. // Miscellanea. Helsinki: SHS, 1983. P. 21-42. 144. Idem. Småstater i världskrisens skugga: säkerhetsfrågan i den offentliga debatten i Sverige, Finland och Danmark oktober 1937 - november 1938. Helsinki, 1980. 261 s. 145. Kenney R. The Northern Tangle. Scandinavia and the post-war world. London: J.M. Dent and sons Ltd., 1946. 255 p. 230 146. Kettunen P. The Nordic model and the International Labour Organisation // Regional Cooperation and International Organizations: The Nordic Model in Transnational Alignment (ed. by N.Götz and H.Haggrén). London: Routledge, 2009. P. 67-87. 147. Kirby D.G. Finland in the Twentieth Century. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1979. 253 p. 148. Knudsen O.F. Of Lambs and Lions: Relations Between Great Powers and their smaller neighbors // Cooperation and Conflict. 1988. № 23. P. 111-122. 149. Kolbe L. De nordiska huvudstadsmötena åren 1923-2005. Kommunal utrikespolitik och urban nordism // Historisk Tidskrift för Finland 2. 2007. № 92. S. 259-285. 150. Kris och krispolitik i Norden under mellankrigstiden. Nordiska historikermötet i Uppsala 1974. Mötesrapport. Uppsala, 1974. 315 s. 151. Kristiansen T. Det fjerne og farlige Baltikum. Norge og det baltiske spørsmål 1918– 1922. IFS Info. No.4. Oslo: Institutt for forsvarsstudier, 1992. 152. Kurunmäki J. «Nordic Democracy» in 1935: On the finnish and swedish rhetoric of democracy // Rhetorics of Nordic Democracy. Helsinki, Finnish Literature Society, 2010. P. 37-82. 153. Lagerspetz M. How Many Nordic Countries?: Possibilities and Limits of Geopolitical Identity Construction // Cooperation and Conflict. 2003. Vol. 38. № 1. P. 49–61. 154. Lahtinen E. Finnish Participation in Co-operation within the Nordic Labour Movement, 1880–1918 // Scandinavian Journal of History. 1988. Vol. 13. P. 23–28. 155. Landqvist Å. Norden i en nära framtid. Nordiskt samarbete om 20 år” // Norden i sicksack. Tre spårbyten inom nordiskt samarbete (red. B.Sundelius, C.Wiklund). Stockholm 2000. S. 305–322. 156. Landqvist Å. Norden i Nationernas Förbund // Norden på världsarenan (red. av Å . Landqvist). Stockholm, 1968. S. 76-85. 157. Lange H. Scandinavian Co-Operation in International Affairs // International Affairs. 1954. Vol. 30. №3. P. 285-293. 231 158. Larsen K. A history of Norway. Princeton-New York: Princeton univ. press, 1950. 592 p. 159. Larsen K.Forsvar og folkeforbund. En studie i Venstres og Det konservative Folkepartis forsvarspolitiske meningsdannelse 1918-1922. Aarhus, Universitetsforlaget, 1976. 454 s. 160. Idem. Scandinavian grass roots: from peace movements to Nordic Council // Scandinavian Journal of History. 1984. Vol.9. №1. P. 183-200. 161. Larsson U.Svensk socialdemokrati och Baltikum under mellankrigstiden. Stockholm: Almqvist & Wiksell international, 1996. 106 s. 162. Lehti M. A Baltic League as a Construct of the New Europe. Envisioning a Baltic region and small state sovereignty in the aftermath of the First World War. Frankfurt am Mein: «Lang», 1999. 550 p. 163. Idem. Baltoscandia as a National Construction // Relations between the Nordic countries and the Baltic nations in the XX century (ed. by K. Hovi). Turku, 1998. P. 2252. 164. Lemberg M. Hjalmar J.Procopé som aktivist, utrikesminister och svensk partiman. Procopes politiska verksamhet till år 1926 / Skrifter utgivna av svenska litteratursällskapet i Finland, 524. Helsingfors, 1985. 371 s. 165. Idem. Hjalmar J. Procopé: en politisk biografi. Helsingfors : Schildt, 1989. 374 s. 166. Lindedahl I. Alexandra Kollontaj och Norden // Utrikespolitik och historia. Studier tillägnade Wilhelm M. Carlgren den 6 maj 1987. Stockholm, 1987. S. 145-62. 167. Lindgren R. E. Norway-Sweden: Union, Disunion and the Scandinavian Integration. Princeton N.J.: Princeton University Press,1959. 298 p. 168. Lönnroth E. Den svenska utikespolitikens historia. 5, 1919-1939. Stockholm: P.A. Norstedt & söners förlag, 1959. 456 s. 169. af Malmborg M. Geopolitik och kulturell konstruktion i Norden // Europa i Norden. Europeisering av nordisk samarbeid (red J.P.Olsen und B.O.Sverdrup). Oslo, 1998. S. 92– 121. 232 170. Maseng E. Det kløvde Norden mellom de store stater. Oslo, Johan Grundt Tanum publ., 1952. 160 s. 171. Idem. Utsikt over de nord-europeiske staters utenrikspolitikk i de siste århundrer. Del. III. 1900-talet. Det politiske samarbeid innen Norden opphører. Oslo, Universitetsforl., 2005. 360 s. 172. Meinander N. Finland’s commercial policy // Finnish foreign policy. Studies in foreign politics. Helsinki, 1963. P. 128-138. 173. Meinander N. Konungen som algrig kom // Historiska och litteraturhistoriska studier. 1980. Vol. 55. S. 155-165. 174. Micheletti M. Föreningen Norden och nordiskt samarbete – i går, i dag och i morgon // Europa i Norden. Europeisering av nordisk samarbeid (red J.P.Olsen und B.O.Sverdrup). Oslo, 1998. S. 318-343. 175. Misgeld K. Den svenska social-demokratin och Europa – från slutet av 1920-talet till början av 1970-talet // Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: från Branting till Palme (utg. B.Huldt, K.Misgeld). Stockholm : Utrikespolitiska Institutet, 1990. S. 195210. 176. Mustelin O. De nordiska universitetsadresserna 1934. Skandinaviska och finlandsvenska opinioner. Helsingfors: Sv. litteratursällsk. i Finland, 1981. 191 s. 177. Myllyntaus T., Tarnaala E. When Foreign Trade Collapsed ... Economic Crises in Finland and Sweden, 1914 – 1924 // Economic Crises and Restructuring in History. Experiences of Small Countries, Ed. T.Myllyntaus, St. Katharinen. Germany: Scripta Mercaturae Verlag,1998. P. 23-63. 178. Møller K. Nordisk ekonomisk samarbejde gennem 100 aar. Stockolm, 1945. 179. Möller Y. Rickard Sandler. Folbildare. Utrikesminister. Stockholm: «Norstedts», 1990. 536 s. 180. Idem. Östen Undéns utrikespolitik // Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: från Branting till Palme (utg. B.Huldt, K.Misgeld). Stockholm: Utrikespolitiska Institutet, 1990. S. 62-71. 181. Nielsen H. Nordens enhed gennem tiderne. Stockholm : Nord. bokh., 1938. Bd. I-III. 233 182. Nielsen N.K. Movement, Landscape and Sport. Comparative Aspects of Nordic Nationalism between the Wars // Ethnologia Scandinavica. A Journal for Nordic Ethnology. Vol. 27. 1997. P. 84-98. 183. Nilson B. Handelspolitik under skärpt konkurrens: England och Sverige 1929-39. Lund: LiberFörlag/Gleerup, 1983. 217 s. 184. Nilson I. Grönlandsfrågan 1929-1933. En studie i småstatsimperialism. Umeå, 1978. 124 c. 185. Norden: The passion for equality / Ed. by S. R. Graubard. Oslo: Norwegian University Press, 1986. 324 p. 186. Nordic historiography in the 20th century / Ed. By F. Meyer & J.E. Myhre. Oslo: Dept. of history, Univ. of Oslo, 2000. 352 s. 187. Nordisk Samarbeide / taler af Per Albin Hansson [et al.] København, 1936. 35 с. 188. Norman T. Ansiktet mot öster. Svensk nationalism mot Nationernas förbund // Väst och öst. Norden och Ryssland genom tiderna / red. M. Engman. Stockholm: Carlssons, 1996. S. 201-224. 189. Idem. Drömmen om Fennoskandia. Alexis Gripenberg och det fria Finlands utrikespolitiska orientering // Studier i modern historia tillägnade J.Torbacke den 18 aug. 1990. Kristianstad, 1990. S. 169-189. 190. Idem. Right-Wing Scandinavianism and the Russian Menace // Contact or isolation? Soviet-Western relations in the interwar period: Symp. organized by the Centre for Baltic studies, Oct.12-14, 1989. Univ. of Stockholm / Ed. by J. Hiden & A.Loit. Stockholm, 1991. P. 329-349. 191. Norman T.L. «A foreign policy other than the old neutrality» – aspects of Swedish foreign policy after the First World War // The Baltic in International Relations between the two World wars: Symp. organized by the Centre for Baltic studies, Nov.11-13, 1986, Univ. of Stockholm / Ed. by J.Hiden & A. Loit. Stockholm, 1988. P. 235-250. 192. Northedge F.S. The League of Nations. Its Life and Times 1920-1946. Leicester: Holmes & Meier, 1986. 342 p. 234 193. Paasivirta J. Finland and Europe: The early years of independence 1917-1939. Helsinki: SHS, 1988. 555 p. 194. Padelford N.J. Regional Cooperation in Scandinavia // International Organization.1957. Vol.11. №4. P. 597 – 614. 195. Perceptions of loss, decline and doom in the Baltic Sea region = Untergangsvorstellungen im Ostseeraum / Jan Hecker-Stampehl ... (Hrsg.). Berlin: BWV, Berliner Wiss.-Verl., 2004. 403 p. 196. Petersen K. Constucting Nordic Welfare? Nordic Social Political Coopertaion 19191955 // The Nordic Model of Welfare: A Historical Reappraisal / Ed. by N.F.Christiansen, K.Petersen, N.Edling and P.Haave. Copenhagen: Museum Tusculanum Press, 2006. P. 67-98. 197. Putensen D. Nordeuropa und die SAI: zum internationalen Wirken der sozialdemokratischen Parteien Nordeuropas in der Sozialistischen Arbeiter-Internationale (SAI) und im nordischen Zusammenarbeitskomitee sowie deren Stellung zu Grundfragen des Kampfes um Frieden (1930-1940). Halle-Wittenberg, Forschungsgruppe "Sozialdemokratie", 1986. 115 s. 198. Idem. Nordische Zusammenarbeitsbestrebungen im 19. und 20. Jahrhundert // "Huru thet war talet j kalmarn". Union und Zusammenarbeit in der Nordischen Geschichte - 600 Jahre Kalmarer Union (1397-1997) / Hrsg. D.Kattinger, D.Putensen, H.Wernicke. Hamburg, 1997. S. 383-409. 199. Idem. Die Sozialdemokratischen Parteien Nordeuropas und die Sozialistische Internationale // Nordeuropa in der internationalen Klassenauseinandersetzung. Berlin, 1982. S. 183-205. 200. Idem. Zur Arbeit des nordischen Zusammenarbeitskomitees der sozialdemokratischen Parteien in den dreißiger Jahren // Helsingin yliopiston Poliittisen historian laitoksen Julkaisuja. 1985. №1. S. 109-126. 201. Idem. SAI och SAMAK – växlande storlekar i den internationella och den nordiska dimensionen (1914–1945) // Lokalt och internationellt. Dimensioner i den nordiska 235 arbetarrörelsen och arbetarkulturen (red. P. Kettunen). Tammerfors, Selskabet för Forskning i Arbetarhistorie i Finland, 2002. S. 129-149. 202. Rappard W.E. Small States in the League of Nations // Political Science Quarterly. 1934. Vol. 49. №4. P. 544–575. 203. Rappe A. Sveriges läge: en krigspolitisk studie. Stockholm: Norstedt, 1923. 115 s. 204. Riste O. “Janus Septentrionalis”? The Two faces of Nordic non-alignment // Neutrality in History. Proceedings of the Conference on the History of Neutrality organized in Helsinki 9-12 Sep.1992 (ed. J. Nevakivi). Helsinki, 1993. P. 303-312. 205. Rudeng E. Sjokoladekongen. Johan Throne Holst – en biografi. Oslo: Universitetsforlaget, 1989. 382 s. 206. Salmon P. British Attitudes towards Neutrality in the Twentieth Century // Neutrality in History. Proceedings of the Conference on the History of Neutrality organized in Helsinki 9-12 Sep.1992/ (ed. J. Nevakivi). Helsinki, 1993. P. 117-132. 207. Idem. British policy towards the Nordic countries between the wars // Neutralität und totalitäre Aggression: Nordeuropa und die Grossmächte im Zwiten Weltkrieg (hrsg. von R.Bohn). Stuttgart: «Steiner», 1991. P. 9-24. 208. Idem. British Security Interests in Scandinavia and the Baltic 1918-1939 // The Baltic in International Relations between the two world wars: Symp. Organized by the Centre for Baltic studies, Nov.11-13, 1986, Univ. of Stockholm (ed. J.Hiden a. A. Loit). Stockholm, 1988. P. 113-136. 209. Idem. Perceptions and Misperceptions: Great Britain and the Soviet Union in Scandinavia and the Baltic Region 1918-1939 // Contact or isolation? Soviet-Western relations in the interwar period: Symp. Organized by the Centre for Baltic studies, Oct.12-14, 1989, Univ. of Stockholm (ed. J. Hiden a. A. Loit). Stockholm, 1991. P. 415-29. 210. Idem. Scandinavia and the Great Powers, 1890-1940. New York: Cambridge University Press, 1997. 419 p. 211. Schröter H. Aussenpolitik und Wirtschaftinteresse. Skandinavien in Kalkül Deutschlands und Grossbritanniens 1918-1939. Frankfurt am Main: Lang, 1983. 567 s. 236 212. Idem. Risk and Control in Multinational Enterprise: German Businesses in Scandinavia 1918-1939 // Business History Review. 1988. Vol. 62. P. 420-43. 213. Sejersted F. Nordisk økonomisk samarbeid - en urealisert drøm?// Goda grannar eller morska motståndare? Sverige och Norge från 1814 till idag (red. T. Nilsson & Ø. Sørensen). Stockholm, 2005. S. 28-40. 214. Selén K. Genevestä Tukholmaan. Suomen turvallisuuspolitiikan painopisteen siirtyminen kansainliitosta Pohjoismaiseen yhteistyöhön 1931-1936. Helsinki, 1974. 289 s. 215. Idem. The Main Lines of Finnish Security Policy Between the World Wars // Revue internationale d’histoire militaire. 1985. Vol. 62. P. 15-35. 216. Sjøqvist V. Peter Munch: Manden, Politikeren, Historikeren. København: Gyldendal, 1976. 313 s. 217. Skard S. Мennesket Halvdan Koht. Oslo: Det norske samlaget,1982. Oslo : Det norske samlaget, 1982. 274 s. 218. Skodvin M. Norge i stormaktspolitikken opp til 9. April // Historisk tidskrift. 1952. Vol. 36. S. 638-672. 219. Soikkanen T. From the principles of primacy to interaction: the relationship between foreign and domestic policy: a problem of historiography. Turku: Turun yliopisto, 1996. 220. Idem. Kansallinen eheytyminen - myytti vai todellisuus?: ulko- ja sisäpolitiikan linjat ja vuorovaikutus Suomessa vuosina 1933-1939. Porvoo; Hki; Juva: WSOY, 1984. 531 s. 221. Sovjetunionen och Norden – konflikt, kontakt, influenser / Nord. Historikemötet, Tammerfors, 7-12.8.199 ( red. S.Jungar, B.Jensen). Helsingfors: FHS, 1997. 289 s. 222. Steinby T. Då Finland mognade för den nordiska neutraliteten // Historiska och litteraturhistoriska studier. 1980. Vol. 55. S. 127-154. 223. Stråth B. The Illusory Nordic Alternative to Europe // Cooperation & Conflict. 1980. Vol. 15. № 2. P. 103-114. 237 224. Stålvant C.-E. Reflektioner över politik och funktionellt samarbete i Östersjöområdet // Säkerhetsutvecklongg i Östersjöområdet: tendenser, läge, framtidsperspektiv (red. P.Joenniemi & U.Vesa). Tampere, 1988. S. 146-187. 225. Sulevo K. The International System and Finnish Attitudes toward Nordic Cooperation // Scandinavian Political Studies. 1973. Vol. 8. P. 170-189. 226. Sundbäck E. “A comparatively small market, but which is still worth taking into consideration”: Britain and the economic attraction of Finland after World War I // Scandinavian Journal of History. 2002. Vol. 27. P. 211-232. 227. Idem. Finland in British Baltic policy: British political and economic interests regarding Finland in the aftermath of the First World War, 1918-1925. Helsinki, 2001. 392 p. 228. The Baltic in International Relations between the Two World Wars: symposium organized by the Centre for Baltic Studies, November ll-13, 1986 University of Stockholm, Frescati / editors: John Hiden and Aleksander Loit. Stockholm: Almqvist & Wiksell, 1988. 389 p. 229. The Cambridge economic history of Europe. Vol. 8. The industrial economies: the development of economic and social policies / ed. by P.Mathias and S.P.Cambridge: U.P., 1989. Cambridge : U.P., 1989. 1243 s. 230. The Cultural Construction of Norden / Red. Ø.Sørensen & B.Stråh. Oslo: Scandinavian University Press, 1997. 315 s. 231. Tingsten H. The Debate on the Foreign Policy of Sweden 1918-1939. London: Oxford University Press, 1949. 324 s. 232. Thulstrup Å. Svensk politik 1905-1939 från unionsupplösning till Andra världkriget. Sthlm: ”Bonniers”, 1968. 191 s. 233. Turtola M. Aspects of Finnish-Estonian military relations in the 20’s and 30’ // The Baltic in International Relations between the two World wars: Symp. organized by the Centre for Baltic studies, Nov.11-13, 1986, Univ. of Stockholm / Ed. by J.Hiden & A. Loit. Stockholm, 1988. P.101-110. 238 234. Idem. Från Torne älv till Systerbäck. Hemligt försvarssamarbete mellan Finland och Sverige 1923-1940. Stockholm: Militärhistoriska Förlaget, 1987. 252 s. 235. Törnudd K. Soviet attitudes towards non-military cooperation. Helsingfors, 1963. 236. Upton A. The Crisis of Scandinavia and the Collapse of Interwar Ideals, 1938-1940 // European Unity in Context: The Interwar Period (ed. P. Stirk). London and New York, 1989. P. 170-87. 237. Varslavāns A. Baltic Alliance and International Politics in the first part of the 1920’s // The Baltic in International Relations between the two World wars: Symp. Organized by the Centre for Baltic studies, Nov.11-13, 1986, Univ. of Stockholm (ed. J.Hiden & A. Loit). Stockholm, 1988. P. 43-58. 238. Vom alten Norden zum neuen Europa: politische Kultur im Ostseeraum: Festschrift für Bernd Henningsen / Norbert Götz ... (Hrsg.). Berlin: BWV, Berliner Wissenschaftsverlag, 2010. 458 s. 239. Wahlbäck K. Finlandsfrågan i svensk politik, 1937-1940. Stockholm: ”Norstedt & söner”, 1964. 464 s. 240. Idem. Rickard Sandlers nordiska politik // Socialdemokratin och svensk utrikespolitik: från Branting till Palme (utg. B.Huldt, K.Misgeld). Stockholm: Utrikespolitiska Institutet, 1990. S. 29-45. 241. Walters F.P. A History of the League of Nations. Vol. 1, 2. London: Oxford Univ. Press, 1952. 242. Webster A. The Transnational Dream: Politicians, Diplomats and Soldiers in the League of Nations’ Pursuit of International Disarmament, 1920–1938 // Contemporary European History. 2005. Vol. 14. №4. P. 493–518. 243. Weibull J. The politics of the Scandinavian States under the threat of Hitler // Neutralität und totalitäre Aggression: Nordeuropa und die Grossmächte im Zwiten Weltkrieg (hrsg. von R.Bohn). Stuttgart: «Steiner», 1991. P. 3-8. 244. Wendt F. Cooperation in the Nordic countries: achievements and obstacles. Stockholm: «Almqvist & Wiksell International», 1981. 408 p. 239 245. Idem. Hans Hedtoft og det nordiske samarbejde: det nordiska samarbetets portalgestalter // Nordisk Tidskrift for Vetenskap, Konst och Industri. 1987. Vol. 63. №6. S. 451-475. 246. Wuorinen J.H. A history of Finland. NY; London: Columbia univ. press for the Amer.-Scandinavian found., 1966. 548 p. 247. Zetterberg S. Finland efter 1917. Helsingfors: Förlagsaktiebolaget Otava, 1991. 176 s. 248. Å hsberg B. Studenter och storpolitik: Sverige och det internationella studentsamarbetet, 1919-1931. Lund: Lund Univ. Press, 1995. 337 s. 249. Ørvik N. From Collective Security to Neutrality. The Nordic Powers, The League of Nations, Britain and the Approach of War, 1935-1939 // Studies in International History: Essays Presented to W.Norton Medlicott (ed. K. Bourne & D.C.Watt). London: «Longmans», 1967. P. 385-401. 250. Idem. Nordic Cooperation and High Politics // International Organization. 1974. Vol. 28. №1. P. 61-88. 251. Idem. Sikkerhetspolitikk 1920-1939. Fra forhistorien til 9.april 1940. Bind 1, Solidaritet eller nøytralitet? Oslo: Johan Grundt Tanum, 1960. 422 s. 252. Idem. The Decline of Neutrality 1914-1941 : with special reference to the United States and the Northern neutrals. Oslo: Johan Grundt Tanum Forlag, 1953. 294 s. 253. Østergård U. The Geopolitics of Nordic Identity – From Composite States to Nation States // The Cultural Construction of Norden / Red. Ø.Sørensen & B.Stråh. Oslo: Scandinavian University Press, 1997. P. 25-71. V. Диссертационные исследования. 1. Воронков Л.С. Влияние общественных сил на политику стран Северной Европы по вопросам войны и мира: автореф. дис. … канд. ист. наук : / Воронков Лев Сергеевич. –– М., 1974. — 27 с. 2. Зарецкая О.В. Регионализм во внешней политике Норвегии и Швеции (1945- 2000 гг.). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. -Архангельск, 2008. 24 с. 240 3. Корунова Е.В. Проблема нейтралитета во внешней политике Швеции, 1933- 1939 гг. Автореф. дисс. … канд. ист. наук. –М., 2007. 25 с. 4. Левакин А.Б. Региональное сотрудничество и проблемы безопасности: (Опыт скандинавских стран). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. –М., 1993. 22 с. 5. Носков А.М. Скандинавский плацдарм во Второй мировой войне. Автореф. дисс. … докт. ист. наук. –М., 1977. 53 с. 6. Страхова Н.В. Становление и развитие советско-финляндских отношений 1917-1940 гг. Автореф. дисс. … канд. ист. наук. –Иваново, 2003. 20 с. 7. Hauge K. Alexandra Mikhailovna Kollontai: The Scandinavian Period 1922-1945. Ph.D. thesis, University of Minnesota, 1971, Mich.: Ann Arbor, 1986. 314 s. 8. Holsti K.J. The origins of Finnish foreign policy, 1918-1922: Rudolf Holsti’s role in the formulation of policy. Helsinki: Tammi, 1963. 266 p. 9. Corneliussen C. Dr.Heerfordt: A Private Political Entrepreneur and his Federal Plans for Nordic and European Unity in the Interwar Period. Univeröff. Diss., Europäisches Hochschulinstitut Florenz, 2006. VI. Электронные ресурсы. 1. Володькин А.А. Становление балтийского регионализма [Электронный ресурс] // Журнал международного права и международных отношений. — 2006. — № 2. — Режим доступа: http://evolutio.info/index.php?option=com_content&task=view&id=1013&Itemid=176. Дата обращения: 04.11.2013. 2. Hanne K., Stampehl J. Nordische Vision – europäische Herausforderungen (50 Jahre Nordischer Rat) [Electronic resource] // NORDEUROPAforum. — 2003. — № 1. — Mode of access: http://edoc.hu-berlin.de/nordeuropaforum/2003-1/hanne-krister3/XML/#start. Date of access: 04.11.2013. 3. Kauppila J. Effective protection, prices and recovery. Tariffs in Finland in the interwar period [Electronic resource] // Papers of the XVI International Economic History 241 Congress, Helsinki, 21-25 August 2006, Session 91: The Nordic Countries and the Commercial De-globalization of the Interwar Period. – (http://www.helsinki.fi/iehc2006/papers3/Kauppila.pdf). Date of access: 04.11.2013. 4. Karlsson B. Swedish forest industry and the inter-war cartels [Electronic resource] // Papers of the XVI International Economic History Congress, Helsinki, 21-25 August 2006, Session 91: The Nordic Countries and the Commercial De-globalization of the Interwar Period. – (http://www.helsinki.fi/iehc2006/papers3/Karlsson.pdf). Date of access: 04.11.2013. 5. Mjøset L. Einar Maseng og Norges utenrikspolitikk [Electronic resource]. (http://wp.respublica.no/?p=2247). Date of access: 04.11.2013. 6. Olsson S.-O. Nordic Trade Policy in the 1930s [Electronic resource] // Papers of the XVI International Economic History Congress, Helsinki, 21-25 August 2006, Session 91: The Nordic Countries and the Commercial De-globalization of the Interwar Period. - (http://www.helsinki.fi/iehc2006/papers3/Olsson.pdf). Date of access: 04.11.2013. 7. Ripsman N. M. False Dichotomy: When Low Politics is High Politics [Electronic resource] // Paper presented at the annual meeting of the International Studies Association, Le Centre Sheraton Hotel, Montreal, Quebec, Canada, 2004-03-17. P.2 – (http://citation.allacademic.com/meta/p_mla_apa_research_citation/0/7/3/3/8/p73388_in dex.html). Date of access: 04.11.2013. 8. Talia K. The Decline and Fall of the Scandinavian Currency Union 1914 – 1924. Events in the Aftermath of World War I [Electronic resource]. – (http://eh.net/XIIICongress/Papers/Talia.pdf). Date of access: 08.05.2011. 9. Heino S. Finlands ambassad i Stockholm - en historik [Electronic resource]. – (http://www.finland.se/public/default.aspx?nodeid=36188&contentlan=3&culture=svFI). Date of access: 04.11.2013. 10. Williams L.-K. The Baltic Sea Region: Forms and Functions of Regional Co- operation [Electronic resource] // Humboldt-Universität zu Berlin. – (http://www2.rz.hu-berlin.de/BaltSeaNet/Publications/williams.html). Date of access: 21.05.2010. 242 Список приложений. Приложение 1. Карта Северной Европы в 1920-е гг. Приложение 2. Численность населения стран Северной Европы 1880-1940-х гг. Приложение 3. Правительства в странах Северной Европы в 1920-е гг. Приложение 4. Дипломатические представители стран Северной Европы в соседних северных государствах. Приложение 5. Программа деятельности Северных Ассоциаций. Приложение 6. Динамика численности состава Северных ассоциаций в 1919-1929 гг. 243 Приложения. Приложение 1. Карта Северной Европы в 1920-е гг. 244 Приложение 2. Численность населения стран Северной Европы в 1880-1940-х гг.575 Год Дания Финляндия Норвегия Швеция 1880 1900 1920 1940 1 969 2 449 3 104 3 844 2 061 2 656 3 148 3 695 1 919 2 240 2 649 3 157 4 556 5 136 5 904 6 371 575 Creating Nordic Capitalism: the Business History of a Competitive Periphery. Basingstoke, 2008. P. 580. 245 Приложение 3. Правительства в странах Северной Европы в 1914-1930 гг. Швеция 1907-1950 Король Густав V 1914-1917 – Я. Хаммаршёльд, беспартийное 1917 (30/3 – 19/10) – К. Свартц, правое 1917-1920 – Н. Эден, либералы и социал-демократы в коалиционном правительстве 1920 (10/3-27/10) – Я. Брантинг, социал-демократическое 1920-1921 – Л. де Геер-младший (23/2 1921), О. фон Сюдов, временное правительство 1921-1923 – Я. Брантинг II, социал-демократическое 1923-1924 – Э. Трюггер, правое 1924-1926 – Я. Брантинг III (24/1 1925), Р.Сандлер, социал-демократическое 1926-1928 – К.Г. Экман I,свободомыслящие и либералы в коалиционном правительстве 1928-1930 – А. Линдман II, правое Финляндия Президенты Финляндской Республики 1919-1925 - К.Ю.Столберг 1925-1931 – Л.К.Реландер 1917 (26/03-27/11) – О. Токой, Социал-демократическая партия Финляндии 1917-1918 – П.Э. Свинхувуд, Младофинская партия 1918 (27/05-27/11) – Ю.К. Паасикиви I, Финская партия 1918-1919 –Л. Ингман, Национальная коалиционная партия 1919 (17/04-15/08) – К. Кастрён, Национальная Прогрессивная партия 1919-1920 – Ю.Х. Веннола I, Национальная прогрессивная партия 1920-1921 – Р. Эрих, Национальная коалиционная партия 1921-1922 – Ю.Х. Веннола II, Национальная прогрессивная партия 1922 (02/06-14/11) – А.К. Каяндер, министр-специалист 1922-1924 – К. Каллио, Аграрный союз 1924 (18/01-31/05) – А.К. Каяндер II, министр-специалист 1924 (31/05-22/11) – Л. Ингман I, Национальная коалиционная партия 1924-1925 – Л. Ингман 246 1925 (31/03-31/12) – А. Туленхеймо, Национальная коалиционная парти 1925-1926 – К. Каллио II, Аграрный союз 1926-1927 – В. Таннер, Социал-демократическая партия Финляндии 1927-1928 – Ю.Э. Сунила I, Аграрный союз 1928-1929 – О. Мантере, Национальная прогрессивная партия 1929-1930 – К. Каллио III, Аграрный союз Дания 1912-1947 Король Кристиан Х 1913-1920 – К.Т. Цале, радикальная партия «Венстре» 1920 (30/3-05/04) – О. Либе, беспартийный 1920 (05/04-05/05) – М.П. Фрийс, беспартийный 1920-1924 – Н. Неергор, «Венстре» 1924-1926 – Т. Стаунинг, Социал-демократическая партия 1926-1929 – Т. Мадсен-Мюгдаль, «Венстре» 1929-1940 – Т. Стаунинг, коалиционное правительство Социал-демократическая партия/ Радикальная партия «Венстре» Норвегия 1905-1957 Король Хокон VII 1913-1920 – Г. Кнудсен, «Венстре» 1920-1921 – О.Б. Хальвурсен I, коалиционное «Хёйре»/Левые либералы 1921-1923 – О. Блер, «Венстре» 1923 – О.Б. Хальвурсен II, коалиционное Хёйре/Левые либералы 1923-1924 – А. Берге, коалиционное Хёйре/Левые либералы 1924-1926 – Ю.Л. Мувинкель I, «Венстре» 1926-1928 – И. Люкке, коалиционное Хёйре/Левые либералы 1928 – К. Хорнсрюд, НРП 1928-1931 – Ю.Л. Мувинкель II, «Венстре» 247 Приложение 4. Дипломатические представители стран Северной Европы в соседних северных государствах576. Дипломатические представители Финляндии. 1) в Швеции Алексис Грипенберг (Alexis Gripenberg) 1918 (временный поверенный в делах) 1918-1919 (посол) 1919 -1928 1928-1936 Вернер Сёдерйельм (Werner Söderhjelm) Рафаэль Эрих (Rafael Erich) 2) в Норвегии Карл А. Серлахиус (Carl Allan Serlachius) Рольф А. Теслеф (Rolf A. Thesleff) Карл О. Эльвинг (Karl Östen Elfving) Рольф А. Теслеф (Rolf A. Thesleff) 1918 (временный поверенный в делах) 1918-1919 (посол) 1919-1925 1926-1930 1930-1933 3) в Дании Армас Х. Саастамойнен (Armas Herman Saastamoinen) 1918 (временный поверенный в делах) 1918-1919 (посол) Карл В. Каянус (Karl Werner Cajanus) 1919 (временный поверенный в делах) Карл Г. Идман (Karl Gustaf Idman) 1919-1927 Эмиль Н. Сетяля (Emil Nestor Setälä) 1927-1930 Онни Талас (Onni Talas) 1930-1934 Дипломатические представители Швеции. 1) в Дании Эрнст А. Гюнтер (Ernst Axel Günther) Ханс Й. Бек-Фрис (Hans Joachim Beck-Friis) Оскар А.Х. Эверлёф (Oskar Anton Herman Ewerlöf) 1908-1918 1918-1928 1928-1934 2) в Норвегии Фредерик Рамель (Sten Gustaf Fredrik Troil Ramel) Торвальд Хойер (Torvald Magnusson Höjer) 1914-1923 1923-1937 3) в Финляндии 576 В случае отсутствия специальных пометок, статус дипломатического представителя определяется как «чрезвычайный и полномочный посол» 248 Вальтер Е.Г. Альстрём (Walter E.G. Ahlström) Красс Г. Вестман (Claes Gustaf Westman) Хеннинг Элмквист (Henning Elmquist) Карл Ф.Х. Гамильтон (C.F.H. Hamilton af Hageby) 1918 (генеральный консул, временный поверенный в делах) 1918-1921 1922-1925 1925-1931 Дипломатические представители Норвегии. 1) в Финляндии Андреас Т. Урби (Andreas Tostrup Urbye) Хальвар Х. Бакке (Halvar Huitfeld Bachke) Йохан Ф.В.Якхельн (Johan Fredrik Winther Jakhelln) 1918-1924 1924-1928 1928-1936 2) в Дании Йоханнес Иргенс (Johannes Irgens) Ханс Э. Хуитфельдт (Hans Emil Huitfeldt) 1918-1922 1922-1935 3) в Швеции Георг Ф.Хагеруп (George Francis Hagerup) Йохан Х.Воллебек (Johan Herman Wollebæk) 1918-1921 1921-1940 Дипломатические представители Дании. 1) в Финляндии Аксель Нёргорд (Axel Nörgaard) Флемминг Лерке (Flemming Lerche) 1918-1920 (поверенный в делах) 1920-1921 (посол) 1921-1948 2) в Норвегии Отто Краг (Otto Krag) Й.К.В.Крузе (J. C. W. Kruse) Маркус А.Ольденбург (Markus Andreas Oldenburg) 1918-1919 1919-1928 1928-1932 3) в Швеции О.К. Скавениус (O.C. Scavenius) Херлуф Цале (Herluf Zahle) Эрик Ю.К. Скавениус (Erik Julius Christian Scavenius) 1912-1919 1919-1924 1924-1932 249 Приложение 5. Программа деятельности Северных ассоциаций, утвержденная на первой совместной встрече 23-24 мая 1919 г. в Стокгольме577. Ассоциации, в первую очередь, сосредотачиваются в своей деятельности на просветительской работе в северных странах, пытаясь наилучшим образом укрепить знания северных народов друг о друге и развить дружбу между ними. Одновременно представляется желательным, по возможности, способствовать совместному разрешению культурных и экономических вопросов, в решении которых сотрудничество представляет обоюдную пользу, учитывая при этом особые интересы каждой из северных стран. Просветительская деятельность ассоциаций должна быть направлена – в том размере, в котором это окажется возможным в каждой из стран – на расширение знаний о социальной, экономической, культурной сферах жизни соседних народов. С учётом перечисленных задач, Северные ассоциации планируют организовывать доклады, встречи, студенческие поездки и т.д., издавать подробные каталоги книг, в той или иной степени освещающих отношения между северными странами и народами, а также содействовать в целом распространению литературы северных стран, особенное внимание уделяя работе с народными библиотеками и другими организациями аналогичного профиля. Была достигнута договоренность относительно публикации ежегодного журнала. Руководства и секретариаты трёх Северных ассоциаций планируют сотрудничать и информировать друг друга о своей деятельности. Руководство ассоциаций или уполномоченные делегаты должны проводить совместные встречи минимум раз в год. На них будут обсуждаться итоги работы ассоциаций, а также устанавливаться новые задачи. К следующей совместной встрече руководство ассоциаций должно провести всестороннее исследование вопроса, в каких сферах скандинавское сотрудничество необходимо усилить и какие инициативы со стороны Северных ассоциаций были бы желательны, и вынести его результаты на совместное обсуждение. 577 Foreningene Nordens Årbok, 1920. S. 7-8. 250 Приложение 6. Динамика численности состава Северных ассоциаций578 а) в 1919-1924 гг. Дания Финляндия Исландия Норвегия Швеция Итого: 1919 1920 1921 1922 1923 1924 1 164 1 350 1 675 1 631 1 691 −− 668 1 201 3 033 −− 617 2 610 −− 853 2 562 −− 785 2 205 −− 674 (582) 1 328 1 476 150 −− 616 1 665 3 907 б) в 1924-1929 гг. Дания Финляндия Исландия Норвегия Швеция Итого: 1925 1926 1927 1928 1929 1 562 300 −− 582 1 772 1 296 400 −− 600 1 848 1 386 450 −− 691 1 816 1 459 500 −− 759 2 050 1 489 415 −− 1 017 1 867 4 788 578 Hecker-Stampehl J. Vereinigte Staaten des Nordens: Integrationsideen in Nordeuropa im Zweiten Weltkrieg. München, 2011. S. 120. 251
