Русские войска и местное население Ингерманландии в 1702

144
ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ ПЕРИОДА СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ
Статьи
Т.А. Базарова
Русские войска и местное население Ингерманландии в 1702–1710 гг.:
Проблема взаимоотношений
Одной из главных задач России в Северной войне было возвращение утраченной в
предыдущем столетии Ижорской земли — исконно русской территории, земли отцов и дедов,
как подчеркивала официальная русская пропаганда начала XVIII в.1
Ингерманландия или Ижорская земля — это территория четырех российских уездов
Орешковского, Копорского, Ямского и Ивангородского, которые входили в состав Водской
пятины Великого Новгорода, и лишь в конце XVI в. стали рассматриваться как единое целое.
Окончательно общее наименование за уездами закрепилось после их передачи шведам по
итогам Столбовского мира (1617 г.). В начале XVII в. население Ижорской земли было
многоэтничным и в основном православным: здесь жили водь, ижора, русские. Шведская
администрация, по мнению И.П. Шаскольского, все крестьянское население рассматривала
«обобщенно — как единое русское крестьянство»2.
Почти за столетие, в течение которого земля «отчич и дедич» принадлежала Швеции,
состав населения Ингерманландии существенно изменился. Согласно мирному договору 1617
г. крестьянское население переходивших к Швеции земель сохраняло свободу
вероисповедания, однако постепенно число православных стало сокращаться.
Важную роль в изменении этнического и религиозного облика Ингерманландии сыграла
политика шведского правительства, направленная на поощрение перехода православных
подданных в лютеранство. Указом шведской королевы Кристины 1651 г. их обязали платить
дополнительные налоги на содержание лютеранских священников3. В мае 1683 г. Карл XI
распорядился усилить деятельность пасторов среди крестьян Ингерманладнии. В качестве
поощрения за переход в лютеранство было обещано освобождение от подушной подати на 60
лет. Указ проводили в жизнь нарвский суперинтендант И. Гезелиус и генерал-губернатор
Ингерманландии и Карелии Й. Сперлинг4. И. Гезелиус полагал, что «народ финского
происхождения, не знающий русского языка, не должен считаться народом русским, а потому
и обращение его в новую веру не может противоречить условиям, постановленным в мирных
договорах»5. В 1684 году он совершил инспекционную поездку по Западной Ингерманландии.
Несмотря на то, что во многих деревнях, как только туда приезжал пастор, крестьяне убегали в
леса, И. Гезелиусу за одно лето удалось обратить в лютеранство 3000 человек6.
В течение XVII в. православные крестьяне покидали Ингерманландию. Причину этого
процесса историки видят не только в религиозных притеснениях, но в экономических
трудностях, неурожаях, когда крестьяне были не в состоянии платить повинности и бежали в
Россию. К 1650 г. общее число ушедших достигло 25 000 человек. В оставленные русскими
крестьянами деревни шведское правительство переселяло финнов-лютеран из Восточной
Финляндии7.
К середине XVII в. финское лютеранское крестьянство стало основным населением
Ижорской земли8. В начале Северной войны, когда русская армия вступила в Ингерманландию,
православное русскоязычное крестьянство составляло там немногим более 20%9, что
неизбежно обостряло проблему контактов русской армии и местных жителей.
Как русскими, так и шведскими войсками на всех фронтах Северной войны на
вражеской территории широко использовалась тактика выжженной земли. Однако Петр I
намеревался возвратить Ингерманландию России, поэтому запретил армиям Б.П. Шереметева
и П.М. Апраксина ее разорять. Царь потребовал от своих полководцев особое внимание
уделить нерегулярным отрядам. Ибо «ведаешь, какия люди татары и казаки», — написал Петр I
144
145
Б.П. Шереметеву в мае 1703 г., указав строго следить, чтоб войска «не жгли и не разоряли от
Шлотбурга за 50 верст или больше»10. Это распоряжение вскоре подкрепили действием. В
августе 1703 г. газета «Ведомости» сообщила: «Его царское величество, накрепко заказал всем
высоким и нижним воинским людем, чтоб в Лифляндах и Ингерманландех впредь ни кто
ничего не жег, и для содержания указа, иным на образец, неких калмыцких татар, которые
противно указу чинили, казнить велел»11.
Невзирая на официальную точку зрения, русские генералы, офицеры и солдаты
воспринимали Ижорскую землю как вражескую территорию. В 1702 г. П.М. Апраксин в своих
донесениях называл «неприятельскими» ингерманландских жителей, деревни и мызы. 14
августа 1702 г. он отправил царю рапорт «из обозу с неприятелской Свейской стороны, от
земли их Ингрии, от реки Ижоры», а 24 августа снова написал «из обозу с неприятелской земли
Ингрии»12.
На деле царский указ «не жечь» Ижорскую землю распространился только на жилые
дома и другие постройки. Увод скота и захват местных жителей «в полон» не только не
возбранялся, но и поощрялся. В марте 1703 г. в результате рейда А.Д. Меншикова «в
неприятелскую Свейскую землю х Канцам» в окрестных мызах было «латышей мужеска и
женска полу в полон взято з 2000 человек». Ингерманландский губернатор сокрушался, что в
Шлиссельбург привели так много полону, что не нашлось покупателей, поэтому захваченных
крестьян пришлось отослать для продажи в Ладогу13.
Первым шагом на пути завоевания Ижорской земли русскими войсками стали осада и
штурм 11 октября 1702 г. крепости Нотебург в истоке Невы 14. В мае 1703 г. русские войска
овладели Ниеншанцем и вышли к берегам Финского залива. 21 мая, всего через пять дней
после того, как в дельте Невы была заложена небольшая деревоземляная крепость, Петр I,
подводя первые итоги кампании, сказал: «при помощи Божией, Ингрия в руках. Дай Боже,
доброе окончание»15. Для развития военных успехов, вскоре после основания Петербурга,
главные русские силы покинули невские берега. Б.П. Шереметев направился к Копорью и
Ямбургу. В мае 1704 г. к Нарве выступила дивизия генерал-майора А.И. Репнина и полки
гвардии.
Ингерманландия, уже опустошенная несколькими неурожайными и голодными годами,
с приходом русской армии еще более обезлюдела. По шведским источникам, изученным
финским историком С. Кепсу, уже в 1702 г. многие местные жители начали бросать жилища и
бежать от русских войск. Проходившие через деревни беженцы опустошали амбары, а
армейские лошади поедали сено и зерно прямо на полях16. Покидая родные деревни, крестьяне
бежали от войны на север, в Финляндию. В феврале 1704 г. первый петербургский комендант
полковник К.Э. Рѐнне отметил, что вдоль дороги по пути с Котлина на железные заводы во
всех ближних деревнях «жители вышли вон»17.
После ухода основных частей русской армии оставленные в Петербурге полки
насчитывали не более 6000 человек. В это число входили два полка низовых конных стрельцов
и казаков полковников Дмитрия Бахметева и Михаила Зажарского (в начале 1706 г. — около
1000 человек), а также 113 запорожских казаков полка Матвея Темника 18. Нерегулярные
конные отряды патрулировали берег Невы, Выборгскую и Кексгольмскую дороги. Разъезды
казаков должны были извещать гарнизоны Петербурга и Шлиссельбурга о подходе шведских
отрядов, а также приводить языков. Для местных крестьян казачьи отряды стали настоящим
бедствием, поскольку и после отступления неприятельской Финляндской армии за реку Сестру
действовали в окрестностях Петербурга как на вражеской территории, рассматривая захват и
продажу полона как свой законный доход.
Письменных челобитных крестьян Ингерманландии с жалобами на казаков, повидимому, не сохранилось. Однако их взаимоотношения, на наш взгляд, характеризует
челобитная крестьян села Низино Новгородского уезда. В мае 1705 г. они пожаловались
архимандриту Валдайского Иверского монастыря Аарону: «ехали с Олонецка, с Лодейного
поля, донские, и яицкие, и гребенские козаки в Санкт-Питербурх, и у нас, сирот, хлеб в
житницах, и овес семенной лошедем брали, и животы и статки грабили, и животину, коров и
145
146
овец, и свиней многих на полях в стаде побили, и по полям рожь прикормили безостатку, и
подвод под них ставили, и тем подводам и доныне отпуску от них нет»19.
Обостряло отношения крестьян и русской армии то, что население Ингрии охотно
содействовало шведскими властями. 23 мая 1703 г. Б.П. Шереметев написал Петру I: «чухна не
смирны, чинят некия пакости и отсталых стреляют, и малолюдством проезжать трудно; и
русские мужики к нам неприятны; многое число беглых из Новгорода и с Валдай, и ото
Пскова, и добры они к шведами, нежели к нам»20. Такое положение дел сохранялось на
протяжении нескольких лет.
Пытаясь вернуть Ингерманландию, командование Финляндской армии стремилось
сохранять дружественные контакты с местными жителями. Под страхом смертной казни
шведским солдатам запрещалось уничтожать сено и хлеба в поле, а также грабить мызы и
деревни. Крестьянам оплачивали доставку фуража и продовольствия. Местные крестьяне
хорошо знали все дороги и тропы в окрестностях Петербурга. Они часто служили
провожатыми для шведских офицеров-парламентеров, которые приходили в Петербургскую
крепость с письмами и деньгами для пленных. Кроме того, шведы нередко засылали в
расположение русских войск шпионов из местного населения. Еще 15 июня 1702 г. П.М.
Апраксин доложил царю, что «на заставе в Ильинском погосте поймали перебежчика»,
русского человека Андрея Баженова. Он по торговым делам бывал в Ниеншанце и других
городах, поэтому его послали «из Канец шпионом для осмотру царских войск»21. В
дальнейшем нерегулярные отряды не раз приводили к П.М. Апраксину лазутчиков из местных
крестьян, отправленных шведами к русскому лагерю22. Через полтора года, 24 января 1704 г.
Алексей Балабанов написал А.Д. Меншикову из Ямбурга: «Ямбурского уезду крестьяня
Савелей Михайлов, Михайла Панкратев поймали в деревне Орловой шпика и привели; а в
допросе сказался Сенкою, зовут Олош; и генерал-майор Иван Иванович Чамбер приказал того
шпика при себе пытать, и с пытки сказал: послал де ево из Ругодева генерал-маеор Ругодевской
для проведывания по деревням силы конных и пехотных полков, что в которой деревне
стоят»23.
Русское командование, как и шведское, использовало местных жителей для сбора
сведений о неприятельской армии. Еще за два года до штурма Ниеншанца, 23 мая 1701 г.
семеро ладожских торговых людей составили «Сказку», содержавшую подробное описание
укреплений шведской крепости24. В январе 1702 г. Петр I указал Б.П. Шереметеву «проведать»,
сколько людей в Канцах и Орешке, когда вскрывается река Нева, «послать для языка к Орешку
или к Канцам, чтоб достать самого доброго языка из которого города»25.
В военные годы всех финских крестьян из деревень, расположенных вдоль
Кексгольмской и Выборгской дорог, которых казаки приводили в Петербург в качестве полона,
обязательно расспрашивали. Однако застигнутые врасплох жители отдаленных деревень мало,
что знали о расположении шведской армии и флота. Так, в январе 1704 г. запорожские казаки
доставили в Петербург сорок крестьян, одиннадцать пахотных лошадей и четырнадцать коров.
«Чюхны» рассказали, что «они жили в Корелском уезде в деревне Гухты а та деревня от
Шлотбурха в 90, а от Корелы во 60 верстах а про швецких служилых людей ничего не
ведают»26.
Гораздо более детальными и информативными для русского командования оказались
показания жителей Нарвы и ее окрестностей. Так, 7 января 1704 г. рота капитана кн. Михаила
Мещерского задержала в двух верстах от Нарвы и привела в русский лагерь восемь «латышей»,
выехавших из города за дровами. Допрошенные местных жители показали, что в Нарве три
пехотных полка, «а в тех полках салдат тысечи з две или больши», две роты драгун, рота
рейтар, которые «в Иван-город на караул ходят из Ругодева по двести человек, переменяясь».
О судьбе задержанных в донесении не упоминается, известно только, что лошадей у них
отобрали и отдали в качестве военного трофея захватившим «латышей» солдатам 27. Подробные
сведения о расположения и численности шведских войск в Нарве содержали показания
крестьянина деревни Матвеевой Копорского уезда Андрея Hикулаева. Крестьянина доставили
в Петербург, где он рассказал, что «было в городе швецких служилых людей пехоты 3000,
146
147
драгунов и рыстарев 400, гранодиров 150, пушкарей 50, посацких 400 человек. И… генваря по
2 число, как пошел из Ругодева, прибылых служилых людей из Стекольной и ниоткуды в
Ругодев не было. И около Ругодева в ближних мызах и в деревнях верстах в 10-ти в 20-ти в 30
швецких служилых людей никого нет…». Эти показания по приказу К.Э. Рѐнне записали и
отправили А.Д. Меншикову, а самого А. Никулаева до получения распоряжения от
губернатора оставили под караулом в Петербургской крепости28.
Жители Ижорской земли неохотно сотрудничали с русским командованием. Финских
крестьян рассматривали как потенциальных вражеских лазутчиков, и возможности
использовать их шпионами были ограничены. Для того чтобы не возникало сомнений в
лояльности таких лазутчиков, их семьи брали в заложники. Так, 21 мая 1710 г. Петр I приказал
Ф.М. Апраксину доставить из-под Выборга или Карелы двух-трех финских мужиков с женами
и, снабдив деньгами, отправить к командующему Финляндской армией генерал-майору Г.
Любеккеру «шпионами, а жен оставить у себя за караулом для того, чтоб они не солгали»29.
Постепенно в Ингерманландии начали возникать очаги крестьянского сопротивления.
Так, в 1708 г. жители Копорского уезда, помимо снабжения припасами шведской армии,
пытались дать вооруженный отпор русским войскам. Финны собирались группами по сто
человек и с оружием ходили по лесу близ дорог, нападая на небольшие русские отряды.
Описывая ситуацию, Ф.М. Апраксин из Петербурга доложил царю: «пребезмерное нам
чинят разоренье латыши Капорского уезду и неприятелю, как возмогут, чинят вспоможение
провиантом и лошадьми и, ходя по лесам близ дорог, побивают до смерти драгун и казаков».
Они часто перехватывали почту, и появилась опасность, что «оная чухна» могла вовсе
пересечь сообщение между русскими отрядами. Ф.М. Апраксин высказал намерения
переселить местных жителей за Ямбург ближе к Нарве. Однако его распоряжение выполнить
не удалось, поскольку крестьяне успели укрыться в лесах. Казаки Д.Е. Бахметева задержали
несколько местных жителей, пятерых из которых сочли шпионами и по указу Ф.М. Апраксина
повесили «по дорогам в разных местах». Остальных, «бив», отпустили в леса, велев
переселиться за Копорье, чтобы под угрозой расстрела «близ своих деревень они не жили и
всем о сем сказывали»30.
Финские крестьяне из селений севернее Невы в первые годы Северной войны так же
доставляли шведам провиант в Выборг и Кексгольм31. Позднее, в 1708–1710 гг. жители
Выборгского уезда начали оказывать сопротивление русским отрядам и с оружием в руках. В
июле 1708 г. Ф.М. Апраксин писал, что под Выборгом «шиши учинили бой, убили от них 5
чел., а у нас одного драгуна и одну лошадь. Великую нам чинят обиду, и не можем таких
бездельников поймать»32. Весной 1710 г., получив указание Петра I не разорять Выборгский
уезд, адмирал снова столкнулся с сопротивлением местных жителей. В донесении государю
Ф.М. Апраксин был вынужден признать: «жители финские все разбежались в глубь
Финляндии; как шел, отпущал мужиков и давал письма, чтобы жили без опасения; ни что не
помоществует, и жилищ, Государь, их единаго как и пришел нигде не сожжено — сами,
проклятые, где успеют сена жгут и бегут в непроходимые пустыни… истинно не можем ни в
какой деревне соломы сыскать»33. Под Выборгом адмирал прибегнул к таким же методам
борьбы с финскими крестьянами, как и в Копорском уезде. 2 апреля 1710 г. русские лыжники
напали «на неприятельских разбойников кивиковой станицы». В результате атаки было
захвачены в плен семнадцать человек, в том числе и четыре «ижорянина». Последних Ф.М.
Апраксин велел «по дорогам развешать», а остальных послал в Петербург с распоряжение
отправить на вечную каторгу в Азов34.
На протяжении нескольких лет после основания Петербурга шведы направляли к
берегам Невы с финскими крестьянами в качестве проводников небольшие разведывательные
отряды. Они нападали на русские заставы и обозы, а также на заготавливавших лес работных
людей. Особенно часто такие набеги происходили в 1705 г., когда летом в результате действий
шведских отрядов почти полностью остановилась заготовка леса на реке Тосне. Движение
судов по Неве стало небезопасным, поэтому все грузы из Шлиссельбурга в Петербург на судах
доставлялись только с вооруженной охраной.
147
148
Контакты местных жителей со шведами не прекратились даже после того, как русские
войска в 1710 г., овладев Выборгом и Кексгольмом, оттеснили Финляндскую армию далеко на
север. Местные крестьяне научились извлекать выгоду из положения жителей пограничных
земель. Так, финны из деревни Лахта организовали отправку из Петербурга в Финляндию
беглых пленных и перебежчиков, что приносило немалый доход. В декабре 1711 г. финские
крестьяне сумели провести в Петербург небольшой шведский отряд. В результате этого рейда
были захвачены и уведены в Финляндию три солдата из крайней избы слободы Батальона
городовых дел на Выборгской стороне35.
Итак, за годы шведского владения Ижорской землей там родилось и выросло четыре
поколения потомков переселенцев. Они считали этот край своим, а себя подданными шведской
короны, поэтому не хотели уступать эти земли России, иногда отстаивая свои интересы с
оружием в руках. В годы Северной войны русские генералы, офицеры, солдаты и матросы уже
не воспринимали Ингерманландию как исконно русскую землю, что значительно обостряло
всегда непростые взаимоотношения армии и мирного населения. Несмотря на то, что Петр I в
своих указах неоднократно провозглашал, что возвращение Ижорской земли России является
восстановлением исторической справедливости, на уровне непосредственных контактов
русской армии и местных жителей официальная точка зрения противоречила практике.
1
Напр.: 11 октября 1702 г. Петр I отправил письмо польскому королю Августу II Сильному из «завоеванной
нашей наследной крепости Орешка» (П и Б. СПб., 1889. Т. II. С. 96). После успешной военной кампании 1704 г.
Петр I зимой в Москве торжественно отмечал выход России к Балтийскому морю. Одну одной из семи
триумфальных арок украсили гравированной картой Ижорской земли, под которой поместили надпись: «мы ни
чужой земли не брали, ни господствовали над чужим, но владеем наследием отцов наших, которое враги наши в
одно время неправильно присвоили себе. Мы же, улучив время, опять возвратили себе наследие отцов наших»
(Бородкин М. История Финляндии: Время Петра Великого. СПб., 1910. С. 65).
2
Шаскольский И.П. 1) Ижорская земля (Ингерманландия) в последние месяцы шведской власти: (1702–1703
гг.) // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования. 1987 год / Отв. ред. А. П.
Новосельцев. М., 1989. С. 145–146 2) Крестьянство Ингерманландии (Ижорской земли) в XVII в. // История
крестьянства Северо-запада России: Период феодализма. СПб., 1994. С. 142–143.
3
Кепсу С. Петербург до Петербурга: История устья Невы до основания города Петра. СПб., 2000. С. 104.
4
Андреев И.А. Грамота 1685 г. царей Иоанна и Петра Алексеевичей шведскому королю Карлу XI // Летопись
занятий Археографической комиссии. Т. XXXIII. Л., 1926. С. 351
5
Гиппинг А.И. Введение в историю Санкт-Петербурга, или Нева и Ниеншанц. М., 2003. С. 327–328.
6
Андреев И.А. Грамота 1685 г. царей Иоанна и Петра Алексеевичей шведскому королю Карлу XI. С. 351–355;
Марченко М.Н. Возврат Ингерманландии двести лет назад // Военный сборник. 1903. № 1. С. 17; Грот Я.К.
Известия о петербургском крае до завоевания его Петром Великим // Санкт-Петербургские Епархиальные
ведомости. 2003. № 30–31.
7
Марченко М.Н. Возврат Ингерманландии двести лет назад. С. 19–20; Шаскольский И.П. Крестьянство
Ингерманландии (Ижорской земли) в XVII в. С. 144; Гиппинг А.И. Введение в историю Санкт-Петербурга, или
Нева и Ниеншанц. С. 194–196.
8
Шаскольский И.П. Крестьянство Ингерманландии (Ижорской земли) в XVII в. С. 146.
9
Кепсу С. Петербург до Петербурга… С. 104.
10
П и Б. Т. II. № 527. С. 166.
11
Ведомости времени Петра Великого. М., 1903. Вып. 1. С. 71.
12
П и Б. Т. II. Примеч. к № 448. С. 393; Примеч. к № 444. С. 389–390. См. также: Бобровский П.П. Петр Великий в
устье Невы: К 200-летию основания Санктпетербурга. СПб., 1903. С. 7–8.
13
П и Б. Т. II. Примеч. к № 497. С. 483–484. Выписки из письма А.Д. Меншикова были отправлены русским
дипломатам для извещения правительств европейских государств (Там же. С. 484). О походе сообщила и газета
«Ведомости» (Ведомости времени Петра Великого. Вып. 1. С. 65).
14
Нотебург переименовали в Шлиссельбург (город-ключ). Это должно было подчеркнуть, что «ключ» к
течению Невы и выходу в Балтийское море снова принадлежал России.
15
П и Б. Т. II. № 531. С. 169.
16
Кепсу С. Петербург до Петербурга… С. 110.
17
Архив СПбИИ РАН. Ф. 276 («Издательский фонд»). Оп. 1. Д. 108. Л. 26.
18
Там же. Ф. 83 (Походная канцелярия А.Д. Меншикова). Оп. 1. Д. 894. Л. 1–8.
19
Там же. Ф. 181 (Валдайский Иверский монастырь). Оп. 1. Д. 6146. Л. 7.
20
П и Б. Т. II. Примеч. к № 532. С. 555.
21
Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1863.Т. IV. Ч. II. С. 243.
148
149
22
Волынский Н.П. Постепенное развитие русской регулярной конницы в эпоху Великого Петра с самым
подробным описанием участия в Великой Северной войне. СПб., 1912. Вып. I: 1698–1706 гг. Кн. 3. С. 177.
23
Архив СПбИИ РАН. Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 23–24.
24
Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. Т. IV. Ч. II. С. 192–194.
25
П и Б. Т. II. № 405. С. 3–5; Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России. М., 1842. Т.
XIV. С. 21–22.
26
Архив СПбИИ РАН. Ф. 83. Оп. 1. Д. 96. Л. 6; Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 22.
27
Там же. Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 14.
28
Там же. Ф. 83. Д. 96. Л. 1 об.–2 об.; Ф. 276. Оп. 1. Д. 108. Л. 20–21.
29
Берх В.Н. Собрание писем императора Петра I к разным лицам с ответами на оныя. СПб., 1829.Ч. 1. С. 64–65.
30
Мышлаевский А.З. Северная война на Ингерманландском и Финляндском театрах в 1708–1714 г.: (Документы
Государственного архива). СПб., 1893. С. 23.
31
Там же. С. 26.
32
Там же. С. 12–13.
33
Там же. С. 89; Бородкин М. История Финляндии: Время Петра Великого... С. 103.
34
Мышлаевский А.З. Северная война на Ингерманландском и Финляндском театрах… С. 90.
35
Базарова Т.А. Местное население и военные действия в Приневье начала XVIII в. // Приневье до Петербурга:
Сборник научных статей. СПб., 2006. С. 77.
Сорокин П.Е.
«Небываемое бывает» - морская победа 1703 г у устья Невы.
Захват русскими гвардейцами под руководством Петра I двух шведских судов - Гедан и
Астрильд у устья Невы 7 мая 1703 года традиционно считается первой русской морской
победой. По этому поводу была отчеканена памятная медаль с надписью «Небываемое
бывает». Впоследствии это событие, как и многое другое, связанное с именем Петра Великого
приобрело в русской письменной традиции эпическую окраску. Однако, даже если не
принимать во внимание побед на море одержанных в древнерусское время, не стоит забывать
активных военных действий - в русско-шведской войне 1656-1661 гг. В 1656 г русские суда
дошли до о.Котлин, где захватили шведский полукорабль, пушки и знамена. Предполагалось
даже организовать морской поход на Стокгольм, для чего строились специальные струги, а на
Дону было собрано 570 опытных в морском деле казаков. Патриарх Никон благословил это
предприятие. Однако, после того как в Карелию вступили значительные шведские силы
русские войска вынуждены были отступить.1
В разных источниках и публикациях «Гедан» и «Астрильд» обозначаются различными
типологическими названиями с различным артиллерийским вооружением. В Походном
журнале 1703 г, говорится о взятии в устье Невы 10-пушечного галиота "Гедан" и 8-пушечной
шнявы "Астриль". Впоследствии эти данные неоднократно упоминаются в публикациях по
российской морской истории.2 Согласно шведским документам «Гедан» яхта,
использовавшаяся первоначально как вспомогательное судно при 90-пушечном корабле
«Энигхетен». Бригантина «Астрильд» была построена в Карлскроне в 1699 г Чарлзом
Шелдоном. Первоначально она была вооружена 9 пушками. С 1701 г эти суда находились в
составе Ладожской озерной флотилии.3 Эта флотилия под командой адмирала Нумерса должна
была прикрывать Ингерманландию и Карелию с востока. Мощные крепости, отсутствие
хороших дорог, заболоченные территории и полное военное превосходство на озерах Ладожском и Чудском, где у шведов были флотилии, по мнению шведского командования,
должно было обеспечить надежную защиту восточных провинций от русских. Однако, в 1702 г
на Ладоге начинает действовать русская озерная флотилия под началом полковника
Островского. После ряда боев у южного побережья озера эскадра Нуммерса отошла на север.
В конце августа 1702 г здесь произошло решающее сражение. Русская эскадра в
составе 30 карбасов (по другим сведениям на лодках построенных ранее для донских казаков)
под командованием полковника Ивана Тыртова, вышедшая из Ладоги в озеро 27 августа
атаковала шведскую эскадру адмирала Нумерса стоявшую на рейде Кексгольма. В результате
149