Торговля, купечество и таможенное дело в России

КУРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ТОРГОВЛЯ, КУПЕЧЕСТВО И ТАМОЖЕННОЕ ДЕЛО
В РОССИИ В XVI – XIX вв.
Сборник материалов Второй международной научной конференции
(Курск, 2009 г.)
Курск
2009
ББК 65.428
Т60
Составитель
А. И. Раздорский
Редакционная коллегия:
Н. Д. Борщик, А. И. Раздорский, А. В. Третьяков (председатель), Д. Н. Шилов, А. В. Юрасов
Т60
Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI–XIX вв. : сб.
материалов Второй междунар. науч. конф. (Курск, 2009 г.) / сост. А. И. Раздорский. —
Курск, 2009. — 375 с. : ил., схем., карт. — ISBN 978-5-88313-664-0.
Сборник включает статьи участников Второй международной научной конференции, посвященной различным аспектам истории торговли, купечества и таможенного дела России XVI—
XIX вв. Представлены работы исследователей из Российской Федерации, Белоруссии, Украины, Нидерландов, Польши и США. Большинство публикуемых материалов основано на архивных документах, впервые вводимых в научный оборот.
ББК 65.428
Проведение конференции и издание сборника осуществлены при финансовой поддержке
Российского гуманитарного научного фонда
проект № 09-01-00284 г
© Авторы статей, 2009
© Курский государственный университет, 2009
© А. И. Раздорский, составление 2009
ISBN 978-5-88313-664-0
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие.................................................................................................................................................................6
XVI–XVII вв.
А. И. Раздорский.
О. А. Дячок.
И. Ю. Уваров.
А. Ю. Савосичев.
М. В. Моисеев.
Я. В. Велувенкамп.
Т. Бохун.
А. А. Селин.
З. В. Дмитриева,
А. В. Крайковский.
А. В. Крайковский.
М. Б. Булгаков.
А. В. Барсукова.
В. Н. Филатова.
С. Н. Кистерев.
Л. А. Тимошина.
Т. В. Жиброва.
Ю. А. Мизис.
С. К. Кондратьева.
А. И. Папков.
Э. Л. Дубман.
Э. Монахан.
Д. З. Фельдман.
И. Р. Соколовский.
Ю. В. Кириллов.
А. В. Топычканов.
А. П. Павлов.
Исследования и публикации таможенных и кабацких книг в 2002–2009 гг. .............9
Вопросы торговли Великого княжества Литовского с русскими
княжествами и землями в дипломатических документах
середины XV — начала XVI в. ......................................................................................21
О некоторых закономерностях развития единого национального рынка
на территории белорусских земель в XVI в. ................................................................25
Приказная бюрократия и купечество в России XVI в. ................................................30
Русско-ногайская торговля в XVI столетии .................................................................34
Голландская система торговли и русский рынок в 1560–1760 гг...............................38
Кошки, мыши и люди или проблема снабжения польского гарнизона
в Москве в 1610–1612 гг.: Картина из торговых отношений
в Московском государстве в эпоху Смуты...................................................................43
Семья новгородских купцов Иголкиных до Смуты, в Смуту и после нее ................49
Цены на рыбу и рыбопродукты в начале XVII в.
(по приходо-расходным книгам Кирилло-Белозерского монастыря) ........................53
Таможенные документы XVII–XVIII вв. как источник по истории
морских промыслов на Русском Севере .......................................................................63
Местный торг малого города в XVII в. (на примере г. Луха) .....................................66
Торговля коломенцев по Окско-Москворецкому речному пути в XVII в.................70
Торг и таможня села Лысково Нижегородского уезда в XVII в.................................75
Особенности происхождения уставных таможенных грамот
южнорусских городов в первой трети XVII в. .............................................................78
Таможенная грамота 1654 г.: проблема атрибуции .....................................................82
Воронежская таможенная изба в XVII в.......................................................................87
Внутренние торговые связи между городами
Центрального Черноземья в XVII — начале XVIII в. .................................................90
Налоговое обложение посадских людей юга России в XVII в. ..................................93
Приобретение государством церковной утвари для снабжения храмов
и монастырей на юге России в конце XVI — первой половине XVII в.....................97
Русское привилегированное купечество в Понизовом Поволжье в XVII в.............100
Вертикальная социальная мобильность в Московии:
купцы Гостевы и Лянгусов в Сибири в XVII в. .........................................................104
Еврейское купечество в Московском государстве XVII в.:
положение и деятельность ...........................................................................................109
Значение публикации сибирских таможенных книг XVII в.,
осуществленной под руководством Д. Я. Резуна .......................................................113
Таможенные книги Псковского региона XVII в.
как лингвистический источник....................................................................................117
Ценовая стратегия Приказа тайных дел......................................................................121
Гость и дьяк Михаил Смывалов: штрихи к биографии.............................................123
XVIII в.
И. А. Малышева.
Е. Н. Наседкин.
Т. С. Минаева.
И. Н. Юркин.
Ю. И. Головко.
Архангельская таможенная книга 1710 г....................................................................129
Посадские выборы в московские таможни в 1739–1740 гг.......................................134
Отношение купечества к таможенному откупу в XVIII в.
(на примере Н. Т. Шемякина) ......................................................................................139
«И ныне состоят разоренными и опустелыми?»
(Номенклатура и сбыт продукции подмосковных металлургических заводов,
избежавших закрытия по сенатскому указу 1754 г.) .................................................141
Описание торговли с Турцией, составленное курским купцом
Михаилом Однорядкиным (1765 г.)............................................................................147
3
Е. А. Солонченко.
Н. Д. Борщик.
Е. Д. Беспаленок.
М. С. Черкасова.
А. Н. Торопов.
Н. В. Середа.
Е. В. Комлева.
П. В. Лизунов.
Т. В. Павлина.
С. В. Кольчугина.
О. Е. Думенко.
Н. С. Лукина.
Е. В. Лицоева.
А. А. Петренко.
Таможенный надзор на азиатской границе Российской империи:
специфика организации в 80-х гг. XVIII в..................................................................151
Торговля и купечество Курского наместничества в конце XVIII в. ........................155
Метрические книги как источник по истории купечества XVIII в.
(по материалам Смоленской губернии) ......................................................................160
Обывательские книги как источник для изучения купечества и торговли
Вологды в конце ХVIII — первой трети ХIХ в..........................................................166
Открытие торговли между Россией и Португалией по инициативе Екатерины II......... 172
Купечество в структуре населения городов России ............................................................ 174
Этнический состав сибирского купечества (конец XVIII — начало XX в.)............178
Первые маклеры в России: Зарождение биржевой торговли
(XVIII — начало XIX в.) ..............................................................................................183
Торговые связи Коми края в 20–40-е годы XVIII в.
(по материалам таможенного делопроизводства)......................................................187
Пензенское купечество в винокуренном предпринимательстве (XVIII–XIX вв.) ..192
Торговый капитал осиротевших горожан (по материалам Тверского сиротского суда
последней четверти XVIII — начала XIX в.) .....................................................................195
Тверской купец Анфим Коняев: к истории накопления и функционирования
капитала (вторая половина XVIII в.)...........................................................................198
Динамика таможенных тарифов на Украине-Гетманщине в XVIII в ......................201
Книжная торговля на Украине в XVIII в. ...................................................................208
XIX в.
М. А. Приходько.
А. С. Минаков.
В. Л. Степанов.
О. В. Морозов.
М. В. Кобрин.
К. Лятавец.
М. М. Савченко.
М. Б. Балова.
Е. В. Банникова.
А. Горак.
Н. Ф. Тагирова.
В. П. Клюева.
А. Ю. Чистяков.
М. К. Акользина.
О. А. Кравченко.
А. А. Терещенко.
А. Н. Курцев.
Р. Б. Кончаков.
И. Т. Шатохин.
Торговля и коммерческое дело и учреждение Министерства коммерции
в России в начале XIX в. (Организационно-структурный аспект)...........................212
Годовые отчеты губернаторов как источник по торгово-экономической истории
России XIX — начала ХХ вв. ......................................................................................215
От фритредерства к протекционизму:
Эволюция таможенной политики России в XIX в. ....................................................220
Таможенная политика России и Пруссии в первой половине ХІХ в. ......................224
Организация таможенной (пограничной) службы на западной границе
Российской империи (1819–1822 гг.)..........................................................................229
Место таможенных учреждений Царства Польского в финансовой системе
Российской империи в первой половине 70-х гг. ХIХ в............................................232
Д. И. Менделеев и таможенно-тарифная политика Российской империи
в конце XIX — начале ХХ в. .......................................................................................236
Введение казенной винной торговли и создание местных государственных
учреждений для управления питейным сбором в Архангельской губернии
в 1817–1819 гг. ..............................................................................................................240
Русско-английские противоречия в торговле со Средней Азией
(первая половина XIX в.) .............................................................................................245
Унификация положения купечества Царства Польского
и Российской империи в середине XIX в. ..................................................................260
Этноконфессиональная специфика торгового дела в Среднем Поволжье
во второй половине XIX — начале ХХ в.
(на материалах мусульманских купеческих династий)....................................................... 255
Торговая деятельность еврейского населения Западной Сибири в XIX — начале XX в........265
Крестьянская торговля в Санкт-Петербургской губернии (конец XVIII – XIX в.)......... 269
Провинциальное купечество первой половины XIX в.
(по материалам Моршанска Тамбовской губернии)..................................................273
Роль купечества на земельном рынке Центрально-Черноземного региона
в пореформенный период (на примере Курской губернии)......................................277
Купечество городов Центрально-Черноземного региона во второй половине
XIX в.: численность и специализация торговой деятельности.................................280
Миграции в торговле за 1861–1917 гг.
(на примере Центрально–Черноземного региона) .....................................................289
«Время быстро улетает, капиталы исчезают, кредит в агонии, торговцы в отчаянии»:
К проблеме хлебных залежей на железных дорогах
Центрального Черноземья по материалам Тамбовской губернии ...........................292
Чиновничество и торгово-промышленная инициатива в российской провинции
во второй половине XIX в............................................................................................296
4
В. П. Гарматный.
А. В. Бурачонок.
С. Н. Дейнеко.
В. В. Морозан.
Ю. А. Кузьмин.
Н. Н. Коротеева.
А. Н. Пилипенко.
Е. С. Кравцова.
В. Л. Велиховский,
Т. Н. Кандаурова.
В. В. Керов.
С. Б. Шатохина.
А. В. Краско.
М. А. Смирнова.
Д. Н. Шилов.
А. В. Мельников.
А. В. Третьяков.
Ю. А. Бугров,
А. В. Третьяков.
Ю. А. Бугров,
Л. М. Коротеева.
Ю. В. Озеров.
Сведения об авторах
Список сокращений
Транспорт, торговля и кредит Беларуси во второй половине XIX в........................298
Промышленно-предпринимательская деятельность городских сословий
в белорусских губерниях в конце ХІХ в.....................................................................304
Роль Харьковской таможни в развитии экономики Донецко-Криворожского
экономического района Российской империи во второй половине ХIХ в. .............306
Деятельность фирмы «Братья Яхненко и Симиренко» на Юге России...................308
Торговый дом «Б. М. Шаскольский» и экспорт минеральной воды
из заповедного имения «Боржом»...............................................................................312
Внеаптечная торговля лекарственными средствами в ХVIII — начале ХХ в.
как негативный фактор развития российской фармации ..........................................314
Заготовление каменного угля Морским министерством
во второй половине XIX в............................................................................................319
Особенности налогообложения торговых заведений в Российской империи
в конце XIX — начале ХХ в. .......................................................................................323
Купеческие династии в исторической ретроспективе: Боткины и Третьяковы......327
Деловая культура старообрядческого купечества Центральной России
XVIII–XIX вв. и ее конфессиональные факторы .......................................................332
Образование и общественная деятельность купеческих женщин
российской провинции во второй половине XIX в....................................................335
Малоизвестные источники для просопографического и генеалогического
исследования российского купечества XVIII — начала XX в..................................338
Мемуары петербургских купцов XIX в. в отечественной историографии..............344
Материалы к «Русскому провинциальному некрополю» великого князя
Николая Михайловича как источник биографических и
историко-культурных сведений о российском купечестве .......................................348
«Записки тайного советника Николая Александровича Качалова» —
малоизвестный источник по истории таможенного управления
1870–1880-х гг...............................................................................................................352
Становление и развитие высшего коммерческого образования в России
в конце XIX — начале XX в. .......................................................................................356
Литературное творчество представителей курского купечества..............................361
Купцы Красильниковы — подвижники в развитии музыкальной культуры Курска .... 362
Курский купец Г. И. Лавров:
реконструкция социального портрета предпринимателя..........................................363
........................................................................................................................................367
........................................................................................................................................373
5
Посвящается
75-летию
Курского
государственного
университета
ПРЕДИСЛОВИЕ
Изучение различных аспектов истории торговли, купечества и таможенного дела России
XVI–XIX в. принадлежит к числу приоритетных задач, стоящих перед современной исторической наукой. Эта тема неразрывно связана со сложным и дискуссионным вопросом об эволюции
единого всероссийского рынка, который в свою очередь выводит на фундаментальную проблему
о характере и темпах развития страны в дореволюционный период в целом, поскольку развитие
торговли непосредственным образом отражает уровень общественного производства и разделения труда, процесс первоначального накопления капитала, изменение материальных потребностей и благосостояния населения. Обращение к историческому опыту наших предков в сфере
торговой и таможенной политики приобретает особую актуальность в современной социальноэкономической ситуации, когда отечественная и мировая экономика в целом и торговля в частности сталкиваются с новыми вызовами системного характера.
Первая международная научная конференция «Торговля, купечество и таможенное дело в
России в XVI–XVIII вв.», организованная составителем настоящего сборника совместно с А. П.
Павловым и А. В. Юрасовым, состоялась в сентябре 2001 г. в С.-Петербургском институте истории РАН1. К началу ее работы в издательстве С.-Петербургского университета был издан сборник материалов, в который вошла 51 статья2. Конференция, как отмечалось в историографии,
«стала серьезной вехой в изучении проблем русской торговли и показала значительный потенциал возможных исследований и научных направлений»3.
При подготовке нынешней конференции было решено раздвинуть ее хронологические
рамки до XIX в. включительно (а фактически до 1917 г.), что обусловлено наличием целого ряда
тем, имеющих пограничную или сквозную хронологию (например, эволюция таможенной политики, организация казенной питейной торговли, преемственность торговых капиталов и др.). Их
изучение актуально как для XVI–XVIII вв., так и для XIX — начала XX в. Кроме того, это позволяет расширить возможности сопоставительного анализа однотипных явлений в социальноэкономической жизни страны, происходивших в разные периоды ее истории. В то же время было признано нецелесообразным опускать хронологическую границу рассматриваемых на конференции сюжетов ниже рубежа XV–XVI вв., поскольку, во-первых, развитие русской торговли и
таможенного дела до конца XV столетия протекало вне единого централизованного государства,
а, во-вторых, потому, что исследования по торгово-таможенной тематике, относящиеся к периодам до и после указанной хронологической границы, существенным образом отличаются между
собой по составу привлекаемых источников. Правомерность предложенных хронологических
рамок и их возможная модификация в ту или иную сторону в будущем должны стать предметом
всестороннего обсуждения.
В настоящем сборнике представлены 83 статьи 84 исследователей из 22 городов Российской Федерации (Архангельск, Белгород, Вологда, Воронеж, Екатеринбург, Коломна, Курск,
Москва, Нижний Новгород, Новосибирск, Орёл, Оренбург, Пенза, Псков, Самара, С.-Петербург,
Северодвинск, Смоленск, Сыктывкар, Тамбов, Тверь, Тюмень), 3 городов Белоруссии (Барановичи, Гомель, Минск), 4 городов Украины (Днепропетровск, Запорожье, Киев, Харьков), а также
из Польши (Варшава, Люблин), Нидерландов (Гронинген) и США (Альбукерк). По сравнению со
сборником материалов Первой конференции существенно расширился не только количествен6
ный состав, но и географическое представительство авторов. Возросло число участников из Белоруссии и с Украины (с 2 до 10). Публикация в сборнике статей исследователей из стран
«дальнего зарубежья» придает ему в полном смысле слова международный характер. 16 авторов,
работы которых были опубликованы в сборнике материалов конференции 2001 г., представили
свои статьи и для настоящего издания.
Среди ученых, публикации которых помещены в сборнике, насчитывается 20 докторов и
39 кандидатов наук. Авторами статей являются специалисты научно-исследовательских институтов системы РАН (петербургский и новосибирский институты истории; московские институты: российской истории; экономики; истории естествознания и техники; петербургский институт
лингвистических исследований; тюменский институт проблем освоения Севера), Археографической комиссии РАН, преподаватели и аспиранты высших учебных заведений, сотрудники центральных и региональных библиотек, архивов и музеев, работники таможенных учреждений.
В хронологическом отношении опубликованные в сборнике материалы распределяются
следующим образом: 26 статей посвящены истории торговли, купечества и таможенного дела в
XVI–XVII вв. (из них XVI в. — 4), 19 — XVIII в., 38 — XIX в. (несколько работ имеют пограничный хронологический характер). Статьи сгруппированы в издании в три соответствующих
хронологических раздела, а внутри них расположены в проблемно-тематической последовательности.
Сборник открывается историографическим обзором вышедших в свет в 2002–2009 гг. исследований и публикаций таможенных и кабацких книг, являющихся важнейшими источниками
по истории торговли России XVII–XVIII вв. В 13 статьях, имеющих источниковедческую направленность, проанализированы различные источники по истории торговли, купечества и таможенного дела XVII–XIX вв.: таможенные, метрические и обывательские книги, таможенные
грамоты, всеподданнейшие отчеты губернаторов, некрополи, мемуарные материалы. 11 работ
посвящено вопросам истории таможенного дела (организация выборов в таможенные органы,
отношение купечества к таможенным откупам, эволюция государственной таможенной политики, динамика таможенных доходов и др.). В 23 статьях рассматриваются различные аспекты истории купечества (правовой статус, этнический состав, социальная мобильность, деловая культура, торговая деятельность отдельных купцов и купеческих семей и др.). В 11 работах
содержатся итоги изучения отдельных городских, сельских и региональных рынков (г. Лух,
с. Лысково, Курское наместничество, С.-Петербургская губ., территория Коми края, белорусские
и черноземные губернии и др.). В 5 статьях уделено внимание развитию внешних торговых связей России с Голландией, Португалией, Турцией, Ногайской ордой и Средней Азией. 7 исследований посвящены торговле отдельными видами товаров (рыба, металл, уголь, минеральная вода,
лекарства, книги, церковная утварь). В 2 работах подняты вопросы развития торговли на землях
Великого княжества Литовского в XVI в. и его торговых взаимоотношений с Россией в указанный период. В ряде статей рассмотрены такие сюжеты, как проблема снабжения польского гарнизона в Москве в 1610–1612 гг., ценовая стратегия Приказа тайных дел, введение казенной
винной торговли и создание местных государственных учреждений для управления питейным
сбором в первой четверти XIX в., зарождение биржевой торговли в России, учреждение Министерства коммерции, налогообложение посадских людей и торговых заведений, влияние чиновничества на развитие торгово-промышленной инициативы в российской провинции, развитие
высшего коммерческого образования.
Большинство публикуемых в сборнике статей основано на архивных документах, впервые вводимых в научный оборот. Наряду с материалами из центральных архивов, библиотек и
музеев России и Украины (РГАДА, РГИА, ГАРФ, РГВИА, РГА ВМФ, РГАЛИ, АРАН, ЦГИАУК,
РНБ, РГБ, ГИМ), к исследованиям были привлечены документы 23 региональных архивов России, Украины и Белоруссии (Архангельский, Астраханский, Вологодский, Курский, Нижегородский, Омский, Оренбургский, Орловский, Пензенский, Рязанский, Смоленский, Тамбовский,
Тверской, Тульский, Тюменский, Харьковский, Челябинский областные, Красноярский краевой,
исторические архивы С.-Петербурга и Москвы, Национальный исторический архив в Гродно,
Филиал Государственного архива Тюменской области в Тобольске, Российский государственный исторический архив Дальнего Востока), а также Архива С.-Петербургского Института истории РАН, Архива Российского этнографического музея, Рукописного отдела Нижегородской областной научной библиотеки, Главного архива древних актов в Варшаве, Ягеллонской
библиотеки, Библиотеки Польской академии наук и Государственного музея в Кракове, Государственного архива Швеции в Стокгольме.
7
Присланные тексты статей подверглись со стороны составителя определенной редактуре.
При этом мы стремились сделать вмешательство в авторский текст минимальным. В этой связи
считаем необходимым подчеркнуть, что получившая в наше время широкое распространение
практика публикации сборников научных статей в так называемой «авторской редакции», когда
«составители» и «члены редколлегий» ограничивают свои функции по подготовке издания механическим объединением полученных текстов без какой-либо их редакторской обработки и даже вычитки, на наш взгляд, является категорически неприемлемой.
Отдельно надо остановиться на проблеме редактуры библиографического аппарата. Мы
не имели ни намерения, ни возможности произвести фронтальную проверку всех без исключения библиографических и архивных примечаний. Ответственность за точность указания фамилий и инициалов авторов, заглавий статей и книг, выходных данных, номеров страниц, листов,
фондов, описей, дел, томов, выпусков и т. д. несут авторы представленных материалов. В то же
время мы постарались устранить встретившиеся в примечаниях явные ошибки или опечатки, а
также произвели унификацию оформления научно-справочного аппарата и выполнили редактуру
библиографических и архивных описаний в соответствии с действующими правилами.
В заключение считаем своим долгом выразить искреннюю признательность А. В. Крайковскому, взявшему на себя безвозмездный труд перевода статей, присланных на английском
языке.
А. И. Раздорский
Примечания
1
Отчет о конференции см.: Раздорский А. И. Международная научная конференция «Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI–XVIII вв.» (Санкт-Петербург, 17–20 сентября 2001 г.): [Информация] // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 2002. № 3. С. 179–182.
2
Торговля, купечество и таможенное дело в России XVI–XVIII вв.: Сб. материалов междунар. науч. конф.
(Санкт-Петербург, 17–20 сент. 2001 г.) / Сост. А. И. Раздорский, А. В. Юрасов; Отв. ред. А. П. Павлов. СПб., 2001.
302 с.
3
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII — первой половине
XVIII вв. Тамбов, 2006. С. 19.
8
XVI – XVII вв.
____________________________________________________________________
А. И. Раздорский
ИССЛЕДОВАНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ ТАМОЖЕННЫХ И КАБАЦКИХ КНИГ
В 2002–2009 гг.
Таможенные и кабацкие (кружечных дворов) книги являются основными источниками по истории торговли России XVII — первой половины XVIII вв. В таможенных книгах содержатся сведения о географии внутренних и международных торговых связей, ассортименте товаров, поступавших
на местные рынки, объемах торговли, рыночных ценах, социальном и персональном составе торговцев. В кабацких книгах зафиксированы данные об объемах производства и продажи питей в том или
ином населенном пункте, оборотах питейной торговли, ценах на алкогольные напитки, стоимости
сырьевых компонентов, использовавшихся для изготовления хлебного вина, пива и кислого меда
(в т. ч. хлеба, меда, хмеля) и др. Таможенные и кабацкие книги — региональные по своему происхождению источники — имеют ключевое значение для решения одной из фундаментальных проблем
всей отечественной историографии — проблемы формирования единого всероссийского рынка, который в сложившемся виде представлял собой систему взаимосвязанных местных рынков, объединенных в целое общей функцией — осуществлением товарообмена между производителями и потребителями в масштабе всей страны на основе товарного производства и географического разделения
труда. Для исследования процесса его эволюции ключевое значение имеет многоаспектное и детальное изучение развития его составляющих — местных рынков, ибо, не познав частное, невозможно
познать целое. Это тот случай, когда изучение собственно региональной истории помогает установить закономерности развития всей страны в целом.
В настоящей статье представлен обзор ряда исследований и публикаций таможенных и кабацких книг, вышедших в свет в 2002–2009 гг., т. е. после проведения Первой международной научной конференции «Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI–XVIII вв.», состоявшейся в 2001 г.1
Этапным событием в историографии рассматриваемых источников стало издание в 2006 г.
фундаментальной монографии тамбовского историка Ю. А. Мизиса «Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII — первой половине XVIII вв.», посвященной различным аспектам истории торговли и таможенного дела этого региона2. В данном исследовании
впервые в отечественной исторической науке были сопоставлены между собой показатели таможенных книг различных населенных пунктов XVII и XVIII вв. Как известно, памятники таможенного делопроизводства разных веков до сих пор изучались изолированно друг от друга и не сравнивались
между собой. При этом источники XVII в. исследованы гораздо лучше, чем аналогичные документы
первой половины XVIII столетия. На то долгое время имелись серьезные причины идеологического
свойства. Именно к XVII в. В. И. Ленин отнес в свое время начало процесса складывания единого
всероссийского рынка. Поиски признаков существования такого рынка в указанном столетии с целью
доказательства правильности ленинского тезиса стимулировали активное изучение таможенных книг
XVII в. Исследование же памятников XVIII в. столь серьезной идеологической основы под собой не
имело и, следовательно, считалось менее актуальным.
В XVII — первой половине XVIII в. в России шел процесс формирования крупных региональных рынков. Однако специальных работ об их эволюции практически не имеется. Историографию русской торговли XVII — первой половины XVIII в. составляют главным образом статьи и монографии, посвященные изучению рынков отдельно взятых городов. Исключением являются
исследования В. М. Важинского о южнорусском рынке3 и в некоторой степени А. В. Демкина о торговле городов Центра Европейской России4. При этом следует отметить, что В. М. Важинский изучал
преимущественно таможенные книги Западного Черноземья, тогда как Ю. В. Мизис сконцентрировал
свое внимание в основном на источниках, относящихся к восточной части ЦЧР.
Ю. А. Мизисом изучены 69 таможенных книг 24 городов: Белгорода (1653/54, 1661/62,
1664/65, 1677/78, 1749 гг.), Болхова (1652/53, 1653/54, 1665/66), Валуек (1654/55, 1671/72), Верхососенска (1655/56, 1661/62), Воронежа (1622/23, 1705), Доброго (1655/56, 1656/57, 1660/61, 1661/62),
9
Елатьмы (1753), Ельца (1647/48, 1672/73, 1677/78, 1678/79), Ефремова (1660/61, 1661/62), Карпова
(1655/56, 1660/61, 1661/62), Козлова (1653/54, 1657/58, 1658/59, 1660/61, 1661/62, 1716), Коротояка
(1660/61, 1661/62, 1665/66, 1667/68, 1672/73, 1677/78), Корочи (1653/54, 1660/61), Лебедяни (1657/58,
1660/61), Обояни (1651/52, 1655/56), Острогожска (1709), Павловска (Осереда) (1714, 1736, 1751),
Романова (1712), Сокольска (1655/56), Старого Оскола (1654/55, 1661/62), Тамбова (1658/59, 1660/61,
1661/62, 1671/72, 17145), Усерда (1655/56, 1661/62), Усмани (1653/54, 1655/56, 1661/62, 1671/72,
1677/78) и Шацка (1716, 1728, 1739).
В рассматриваемой работе были также проанализированы 14 таможенных книг 12 сельских
населенных пунктов Тамбовского и Шацкого уездов: сел Бельский Городок (1658/59), Благовещенское (1743), Вышенское (1748), Дубровка (1710)6, Инжавино (1738), Морша (1658/59, 1660/61, 1710),
Рыбная Пустошь (1658/59, 1710), Сасово (1751), Сосновка (1658/59, 1714), Спасское (1751), Старое
Сысоево (1710), Шаморга (1658/59)7. Важно подчеркнуть, что сельские рынки XVII — первой половины XVIII в. в целом изучены гораздо слабее городских. До настоящего времени они попадали в
поле зрения исследователей, по сути дела, лишь однажды (имеем в виду давнюю работу И. С. Макарова о волостных торжках Сольвычегодского у.8).
В главе «Формирование городских и сельских рынков в Центральном Черноземном регионе в
XVII — первой половине XVIII вв.» в 33 параграфах рассмотрена торговля отдельно взятых населенных пунктов9 (их состав совпадает с указанным выше за исключением городов Болхова, Елатьмы,
Обояни, Усерда, Усмани, сел Инжавино и Спасское, по которым самостоятельных параграфов не
имеется10). По каждому населенному пункту приведены сведения о составе товаров, поступавших на
местный рынок, о социальной структуре торговцев, о сезонных колебаниях в деятельности торга, о
географии торговых связей. При этом проанализировано главным образом процентное соотношение
явок (по терминологии Ю. А. Мизиса, «ставок»), приходящихся в течение года на тот или иной товар,
социальную группу, месяц, город.
В главе «Структура рынка Центрального Черноземного региона в XVII — первой половине
XVIII вв.» содержатся 28 параграфов о торговле отдельными товарами или группами товаров в городах и селах региона (рыба и икра; хлеб; скот и мясо; птица; сахар; соль; овощи; фрукты, ягоды, орехи
и грибы; пряности; вино, пиво, квас; мед; воск и вощина; чай и кофе; меха; кожа; строительные материалы и транспорт; металлы и металлоизделия; деготь и смола; москательный и «щепетинный» товар; одежда, обувь, головные уборы и украшения; ткани; пенька, бечева, веревки и пакля; мыло и химические товары; бумага и книги; оружие и боеприпасы; предметы хозяйственного обихода;
предметы церковного быта; лошади)11. В них представлены данные об ассортименте и количестве
явок тех или иных товаров, главных пунктах их сбыта, мерных и тарных единицах, социальном составе и географической принадлежности продавцов, сезонных колебаниях в торговле, объемах поставок, ценах.
Изучение таможенных книг было проведено Ю. А. Мизисом с применением современных
компьютерных технологий и с использованием методов количественного анализа. На основе исследованных источников была сформирована база данных, включающая около 15000 записей. Материалы базы получили отражение в статистических таблицах, составивших обширное приложение к тексту монографии12. Автором разработано несколько типов таблиц, в которых представлены, в
частности, различные показатели, полученные в результате обработки таможенных книг и выписей:
— количественное распределение и процентное соотношение таможенных явок по видам товаров, по социальной принадлежности и местожительству торговцев;
— процентное соотношение таможенных явок в отдельные годы по месяцам;
— количество явок, объемы поставок и совокупная стоимость отдельных товаров;
— минимальные, максимальные и средние цены на отдельные виды товаров;
— распределение количества явок отдельных товаров по социальной принадлежности и местожительству торговцев и по месяцам;
— процентное отношение явок некоторых товаров к общему количеству товарных явок;
— объемы продажи, обороты, закупочные и отпускные цены и размеры прибыли в питейной
торговле;
— состав, объемы и стоимость сырьевой закладки при производстве кислого меда;
— общие обороты местных рынков;
— общие суммы сбора пошлин по городам и селам.
Содержащийся в таблицах богатый и разнообразный статистический материал обладает самостоятельной информационной ценностью и может быть использован для проведения сопоставительного анализа различных аспектов деятельности местных рынков как в хронологическом, так и в меж10
региональном плане. В то же время необходимо отметить, что добиться исчерпывающей полноты и
единообразия в передаче статистических показателей Ю. А. Мизису не удалось. Это касается главным образом сведений о поставках отдельных видов товаров и рыночных ценах. Так, например, в
табличных приложениях отсутствуют данные об объемах и совокупной стоимости поставок рыбы на
региональные рынки, сословный состав торговцев рыбой приведен только по двум городам (Воронежу и Тамбову), а цены на рыбу даны лишь по трем населенным пунктам (Тамбову, Воронежу и Острогожску). Табличные материалы по соляной торговле ограничиваются таблицами, показывающими
процентное отношение явок соли к общему количеству товарных явок по отдельным городам и селам
в 1650–1670-е гг. Данные же об объемах привоза и совокупной стоимости соли, а также о ценах на
нее показаны только по некоторым селам Шацкого у. в 1716 г. Ряд тематически сходных таблиц имеет разный формуляр. Например, в таблице о продаже меда в различных населенных пунктах имеются
сведения о доле явок меда к общему количеству товарных явок, а в аналогичной таблице по торговле
дегтем эти показатели не приведены. Возражения вызывает использованный автором способ передачи денежных сумм в деньгах (например, «14600 денег»), который, кстати, последовательно не выдержан. Целесообразнее, на наш взгляд, переводить суммы в рублях, алтынах и деньгах на единый
рублевый счет (имеются компьютерные программы, позволяющие это делать автоматически). Вряд
ли удачным также можно назвать объединение в таблицах показателей таможенных книг за полный
год с данными заведомо фрагментарных таможенных выписей.
Таможенные книги по городам, торговля которых подверглась исследованию, были использованы Ю. А. Мизисом не в полном составе. Так, автор пишет, что «в архивах сохранилось 5 таможенных книг по г. Белгороду»13. На самом же деле по этому городу имеется 14 таможенных книг XVII–
XVIII вв.14 По Ельцу и Козлову за пределами работы оказались, например, таможенные книги
1656/57 г., хранящиеся в РГАДА в фонде Сибирского приказа15.
Подводя итог рассмотрению монографии Ю. А. Мизиса, следует отметить, что ее значение
для историографии русской торговли XVII — первой половины XVIII в. не исчерпывается одними
только результатами изучения таможенных книг. Автор подробно рассмотрел также законодательные
акты о торговле и таможенной системе данной эпохи, складывание дорожной сети и состояние речных путей в Центральном Черноземье, роль почтовой и ямской службы в экономике региона, организацию, структуру и принципы деятельности внутренних и пограничных таможен ЦЧР, возникновение
ярмарок и устройство гостиных дворов на этой территории. Большой интерес представляет раздел
монографии, посвященный торговым связям южнорусских городов с Землей Войска Донского. К исследованию был привлечен комплекс таких ценных источников по социально-экономической истории, как оброчные книги. Итоги статистической обработки этих документов, характеризующих прежде всего состояние внутригородского торга в различных населенных пунктах, представлены в
табличных приложениях16.
В 2003–2009 гг. было издано несколько таможенных книг.
В 2005 г. в «Новгородском историческом сборнике» опубликованы две таможенные книги:
Великого Новгорода 1614/15 г. и Невского устья 1616 и 1618 гг.17 Оба памятника хранятся в Стокгольме в Государственном архиве Швеции в составе документов так называемого Новгородского оккупационного архива. В этом собрании находятся материалы делопроизводства Новгородской приказной избы за время шведской оккупации Новгорода 1611–1617 гг., которые шведский военачальник
Якоб Делагарди в преддверии возвращения оккупированной территории Московскому государству
вывез из этого города в 1617 г. Новгородская таможенная книга была обнаружена шведской исследовательницей Л. Нордквист и подготовлена к публикации новгородским историком Г. М. Коваленко.
Сравнительно небольшую по объему книгу Невского устья, где располагался шведский таможенный
пост, осуществлявший контроль за проходившими кораблями с товарами, открыл и опубликовал петербургский ученый А. А. Селин. Тексты обоих памятников подготовлены в целом на высоком археографическом уровне, но, к сожалению, не сопровождены вспомогательным аппаратом.
Новгородская таможенная книга 1614/15 г. является исключительно интересным источником,
в котором зафиксировано состояние торговли Великого Новгорода в период шведской оккупации. В
этом документе, в частности, приводятся сведения о поставках ряда товаров, предназначавшихся для
потребления шведами и не встречавшихся в других русских таможенных книгах XVII в., например,
табака (табачная торговля, как известно, до начала XVIII в. находилась в России под строжайшим
запретом). Несмотря на то, что с момента издания этого памятника минуло уже несколько лет, он до
сих пор не стал объектом всестороннего изучения историками торговли. В этой связи следует еще раз
обратить внимание на существование в нашей историографии и археографии до некоторой степени
парадоксальной ситуации, когда публикатор источника, знающий его содержание и возможности
11
лучше, чем кто бы то ни было, не считает нужным заниматься изучением самого материала, имеющегося в опубликованном документе.
В 2009 г. Новгородский государственный университет, Государственный архив Швеции и
Новгородская таможня выпустили CD-ROM18, на котором в формате PDF содержатся тексты двух
указанных таможенных книг, а также аналогичных источников по Великому Новгороду 1610/11 и
1613/14 гг. и Невскому устью за 1615 г., которые уже были опубликованы в печатном виде в 1996 и
1998 гг.19 В электронной публикации представлена статья Г. М. Коваленко «Таможенные книги Великого Новгорода начала XVII века в Государственном архиве Швеции», содержащая краткий очерк
истории происхождения и изучения публикуемых источников, а также характеристику их структуры
и содержания. Тексты документов, имеющиеся на CD-ROM, снабжены общими именным и географическим указателями, однако указатель товаров, так необходимый историкам торговли, не был подготовлен. Его отсутствие, правда, отчасти компенсируется возможностью проведения компьютерного
поиска слов или их отдельных фрагментов по тексту электронной публикации.
Из собрания Новгородского оккупационного архива происходит таможенная книга Повенецкого рядка 1612 г. Сканированные копии всех ее 13 листов (с оборотами) воспроизведены в «Рабочей
тетради по курсу русской палеографии», составленной И. А. Черняковой20. Сетевая версия текста
этого документа представлена в настоящее время также в Интернете21.
В 2003–2005 гг. группой ученых под руководством Д. Я. Резуна из Института истории Сибирского отделения РАН были опубликованы пять таможенных книг пяти сибирских городов: Тобольска
1673/74 г., Томска 1671/72 г., Березова 1686/87 г., Енисейска 1685/86 г.22 и Мангазеи 1676/77 г.23 Тобольская, томская и березовская книги изданы в составе 5-го и 6-го выпусков сборника «Таможенные
книги сибирских городов XVII века», енисейская и мангазейская — в приложении к монографии
Д. Я. Резуна «Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII–XIX вв.»24.
Изданию сибирских таможенных книг, к сожалению, присущ ряд крупных недостатков. Прежде всего, ряд опубликованных источников неверно датирован. Так, тобольская таможенная книга,
включающая сведения за период с 1 сентября по 31 августа 7182 г. (т. е. за 1673/74 г.), вопреки общеизвестному правилу редукции дат, ошибочно датирована публикаторами 1672/73 г. Таможенная книга Березова, содержащая записи с 1 сентября по 31 августа 7195 г. (т. е. за 1686/87 г.), датирована
1687/88 г. (при этом в «Содержании» выпуска значится другая ошибочная дата — 1689/90 г.).
Не вызывает сомнения тот факт, что самым важным условием при публикации любого исторического источника является исправная передача его текста. В этом отношении издание сибирских
памятников нельзя признать удовлетворительным. В опубликованных текстах присутствует большое
количество опечаток и неправильных чтений. Укажем на некоторые из них: «и всего у тоболских и
родных сибирских городов» (должно быть: розных)25; «пол десяты столы бумага» (должно быть:
стопы)26; «да с ним же для товарноо береженя» (должно быть: товарного)27; «березовской казк»
(должно быть: казак)28; «три рубли з гивною» (должно быть: гривною)29; «шуба беля хрептовая да
шуа ж беля» (должно быть: шуба)30 и т. д. и т. п. Конечно, от ошибок и опечаток при публикации текстов никто не застрахован, но количество подобных недочетов в рассматриваемых изданиях превышает все допустимые границы.
Указатели к текстам сибирских таможенных книг отсутствуют. В каждом из выпусков серии
приведены, правда, «Именные и биографические словари» сибирских служилых людей с указанием
дефиниции (о некоторых сообщаются также краткие биографические и генеалогические данные) с
отсылками к номерам листов опубликованных документов. При этом не отмечено, к какому именно
источнику сделана отсылка, хотя в каждом выпуске опубликовано не менее двух разных документов.
Все остальные упоминаемые в таможенных книгах лица, не относящиеся к сибирским служилым людям (в т. ч. сибирские посадские люди), в «словари» не попали. Едва ли подобный прием составления
вспомогательного аппарата можно считать удачным.
Первый, второй и третий выпуски «Таможенных книг сибирских городов XVII века», опубликованные в 1997–2000 гг., подверглись детальному разбору в рецензиях Л. А. Тимошиной31. По ее
мнению, этим изданиям свойственен «непрофессионализм с точки зрения археографической подготовки текстов, отсутствие, в большинстве случаев, необходимых при публикации исторических источников кодикологического и палеографического описаний рукописей и изложения принятых публикаторами правил издания, отказ от составления нормального научно-справочного аппарата.
Положение усугубляется и решением составителей сборников печатать таможенные книги с исключением произвольно выбранных ими фрагментов». Рецензент констатировала, что «подготовленные в
Новосибирске издания таможенных книг не отвечают современным требованиям археографии и не
могут быть использованы в научных целях»32. Высказанная оценка, которую мы в целом разделяем, к
12
сожалению, в полной мере применима и к последующим выпускам серии. В то же время, на наш
взгляд, полностью отрицать значение предпринятых публикаций было бы не совсем правильно. Несмотря на многочисленные погрешности в передаче текста по опубликованным материалам, все же
можно составить общее представление о структуре и характере содержания сибирских таможенных
книг, формулярах их статей, об ассортименте товаров, проходивших регистрацию в таможнях городов Сибири, географии торговых связей и социальном составе торгующих.
В 2007 г. автором настоящей статьи осуществлена публикация книги таможенного и питейного сбора Курска и Курского у. 1720 г.33 Подобный источник, относящийся к XVIII в., издан впервые:
до сих пор предпринимались публикации таможенных и кабацких книг исключительно XVII столетия. Введенный в научный оборот документ носит во многом уникальный характер. Он единственный из курских источников XVIII в. данного типа, сохранившейся в полном объеме. В опубликованном памятнике зафиксирована деятельность Курской пограничной таможни, осуществлявшей
контроль за товарами, отправляемыми в малороссийские города и ввозимыми в обратном направлении. Благодаря этому в нем получила отражение не только торговля в самом Курске, но и транзитный
товарооборот между Великороссией в Малороссией. Книга содержит также данные о казенной питейной торговле и торговле табаком в Курске.
В публикации дана подробная источниковедческая характеристика книги таможенного и питейного сбора Курска и Курского у. 1720 г., а также выполнен сравнительный анализ формуляра отдельных статей, содержащихся в этом документе и в курских таможенных книгах XVII в.
В издании содержится исследовательский раздел, в котором на основе фронтального анализа
статистической и фактологической информации, содержащейся в опубликованном источнике, детально изучены количество и стоимость товарных партий, проданных и скупленных в Курске или
провезенных через него транзитом, география торговых связей, ассортимент, цены и объемы поставок товаров, социальный и персональный состав торговцев, размеры и обороты казенной питейной и
табачной торговли, номенклатура, размеры и принципы взимания таможенных пошлин. Сведения,
содержащиеся в книге 1720 г., сопоставлены с аналогичными данными, имеющимися в курских таможенных книгах XVII в.
К тексту публикации составлено шесть вспомогательных указателей (имен, географических
названий, ярмарок, социальных характеристик торговцев, названий товаров, названий мерных и тарных единиц), а также биографические и терминологические комментарии34.
Таким образом, за 2002–2009 гг. впервые опубликовано 9 таможенных книг по 7 городам, 1
сельскому поселению и 1 таможенному посту. Всего же к настоящему времени издано 77 таможенных книг XVII–XVIII вв. по 29 городским и сельским населенным пунктам35 и 1 таможенному посту
(в Невском устье).
Таможенным и кабацким книгам посвящен ряд источниковедческих публикаций.
В 2005 г. была опубликована статья М. Б. Булгакова о таможенной книге ПереяславляРязанского 1614/15 г., обнаруженная им в фонде Оружейной палаты РГАДА36. Этот источник носит
во многом уникальный характер. Во-первых, эта одна из самых ранних таможенных книг, дошедших
до наших дней. Во-вторых, в данном документе получил отражение чрезвычайно редкий факт руководства (в течение месяца) сбором таможенных пошлин местным воеводой Ф. П. Барятинским (подобные прецеденты в последующую эпоху не встречались — воеводам было законодательно запрещено вмешиваться в действия таможенной администрации). В-третьих, в рассматриваемом источнике
зафиксирован переход от ведения кратких и обобщенных недельных таможенных записей о сборе
пошлин к подробным поденным. В-четвертых, в рязанской книге отмечено сосуществование наряду с
практикой взимания пошлин «верными» целовальниками, контролировавшихся специально назначенными «приказными людьми», элементов откупной системы. М. Б. Булгаков привел археографическое описание памятника, охарактеризовал его структуру и формуляр отдельных статей. Автор рассмотрел также порядок организации таможенной и кабацкой службы в городе в 1614/15 г.,
персональный состав таможенных служащих, их социальный статус и имущественное положение,
номенклатуру и размеры отдельных таможенных сборов.
В статье М. М. Дадыкиной описаны уникальные таможенные книги Тихвинского монастыря
1625/26, 1632/33, 1637/38 и 1658/59 гг., хранящиеся Государственном архиве Стокгольма37. Как известно, основной массив тихвинских таможенных книг сосредоточен в СПбИИ. Именно этот документальный комплекс был положен в основу классической монографии К. Н. Сербиной о Тихвинском посаде, изданной в 1951 г. За 1632/33 и 1658/59 гг. в стокгольмском архиве имеются черновые
книги, а в СПбИИ — синхронные беловые; за 1637/38 г., наоборот, черновая книга есть в Петербурге,
а беловая — в Стокгольме; книги за 1625/26 г. в обоих хранилищах черновые. М. М. Дадыкиной сде13
лан сопоставительный анализ записей черновой и беловой книг 1632/33 и 1637/38 гг., рассмотрена
практика составления этих документов.
Ряд статей источниковедческого плана был опубликован автором настоящей работы. В статьях о таможенных и кабацких книгах Вязьмы38 и Можайска39 XVII в. приведены данные о количественном и хронологическом составе этих источников, охарактеризована их структура и содержание,
проанализированы формуляры статей, перечислены лица местной таможенной администрации, скрепы которых имеются в документах. В статье о вяземских таможенных книгах содержатся сведения о
казенных расходах на их ведение и изготовление. В приложении к статье о можайских памятниках
помещены регесты таможенных записей о сборе пошлин с лиц, регистрировавших товары или деньги
на покупку стоимостью свыше 1 руб. (таможенные книги 1640/41, 1644/45, 1648/49, 1655/56, 1659/60,
1665/66, 1666/67, 1673/74 гг.), а также регесты отрывка конской таможенной книги Можайска
1629/30 г. В приложении к работе о кабацких книгах Можайска приведены тексты записей о производстве и продаже питей в этом городе в декабре и марте 1667/68 гг.
В 2003 г. вышла в свет наша статья о елецкой книге соляной привозки 1646/47 г.40 Этот источник, впервые опубликованный в 1982 г. С. И. и Н. С. Котковыми, является одним из немногих сохранившихся памятников таможенного делопроизводства, в котором представлены данные о легальной торговле солью в условиях действия повышенного соляного налога. В статье дана
источниковедческая характеристика рассматриваемого документа, а также приведены регесты записей о привозе соли в Елец и проанализирована динамика поставок этого товара.
В том же году мы опубликовали работу о двух других уникальных источниках — книгах киевского кружечного двора 1665/66 и 1669 гг., хранящихся в РГАДА41. Эти документы, от которых
уцелели, к сожалению, лишь небольшие отрывки, представляют тем не менее большую ценность для
изучения организации питейного дела и казенной питейной торговли на Левобережной Украине после ее присоединения к Московскому государству. Их значение особенно велико еще и потому, что
основной массив подобных источников по малороссийским городам за вторую половину XVII в. до
наших дней не дошел. В приложении к статье даны регесты записей о покупке вина на киевский кружечный двор.
И. А. Малышева проанализировала псковскую таможенную книгу 1749 г., хранящуюся в
фонде Псковской Большой таможни РГАДА, с точки зрения ее использования как лингвистического
источника42. В статье, вышедшей в свет в 2003 г., была дана источниковедческая характеристика этого документа, рассмотрен формуляр его статей и приведен образец одной из них, перечислены примеры названий тканей, предметов быта, одежды, галантерейных товаров, торгово-счетных единиц,
упоминаемых в тексте памятника.
Таможенным книгам Великого Устюга 1748/49 и 1751/52 гг. из Великоустюжского филиала
Государственного архива Вологодской области посвящена статья А. Н. Гуслистовой43. Ею определена типология этих источников (первую книгу автор относит к категории «торговых пошлинных», а
вторую — «явочных»), прослежены особенности их составления, охарактеризованы структура и
формуляр записей (отмечено, в частности, что книги велись в табличной форме). А. Н. Гуслистовой
подсчитано также количество вологодских купцов или их агентов, упоминаемых в великоустюжских
книгах, выявлена их торговая специализация и география поездок.
Общие сведения о количественном составе, хронологическом охвате и особенностях ведения
таможенных книг Псковского края XVIII в., имеющихся в Государственном архиве Псковской области и Псковском государственном объединенном историко-архитектурном и художественном музеезаповеднике, приведены в работе О. А. Алексеевой44. Данные этих источников получили отражение в
ее кандидатской диссертации, защищенной в 2009 г.45
Своеобразный памятник таможенного делопроизводства — книгу записи провоза соленой
рыбы через Архангелогородскую таможню в 1733–1739 и 1742 гг. — из Государственного архива
Архангельской области изучил А. В. Крайковский46. Автор привел данные об особенностях формуляра таможенных записей, а также опубликовал первые результаты статистической обработки источника (данные о движении соленой трески и палтуса через таможню, размеры рыбного промысла Антониево-Сийского монастыря).
А. В. Крайковский в 2002 г. опубликовал статью, в которой рассмотрел методику сопоставительного изучения таможенных и монастырских приходных книг XVII в.47 Для исследования этой
важной проблемы им были привлечены таможенная книга Вологды 1634/35 г. (опубликована в
1983 г.) и приходная книга Вологодской службы Соловецкого монастыря за тот же год. Автора в первую очередь занимал вопрос о том, насколько согласуются между собой показания этих источников
относительно соляной торговли в городе. В результате им было установлено, что таможенная и при14
ходная книги в целом одинаково фиксируют общие объемы продажи соли на вологодском рынке и
соотношение привоза этого товара к сбыту. Данные монастырских приходных книг, по его мнению,
могут в определенной мере компенсировать отсутствие таможенных книг.
Таможенные книги легли в основу двух диссертаций, защищенных в 2004–2005 гг. по истории
и лингвистике.
В 2005 г. А. В. Крайковский защитил кандидатскую диссертацию «Торговля солью на севере
России в 30-х — начале 50-х гг. XVII в.»48. В качестве объектов изучения им были выбраны соляные
рынки двух северных русских городов — Тотьмы и Вологды в период с середины 1630-х гг. по
1653 г. Первый город являлся значительным центром производства соли, а второй — крупнейшим
центром сбыта этого товара. В основу работы А. В. Крайковским были положены комплексы источников XVII в. двух типов — таможенные книги Тотьмы и Вологды и приходо-расходные книги Соловецкого, Кирилло-Белозерского и Спасо-Прилуцкого монастырей, осуществлявших поставки соли
в названные города. Такой подход обеспечил стереоскопичность исследования как в историкогеографическом, так и в источниковедческом аспектах. Автором были детально изучены структура и
содержание таможенных и монастырских приходо-расходных книг, формуляры их отдельных статей.
Источники разных типов были сопоставлены друг с другом. Следует отметить, что, наряду с материалами из центральных архивохранилищ (РГАДА, ОПИ ГИМ, Архива СПбИИ), диссертант привлек
к исследованию и документ из Государственного архива Мурманской области: уникальную записную
книгу соляных пошлин холмогорской таможни 1646/47 г., представляющую собой ценный источник
по истории реформы косвенного обложения 1646 г. Определение характера и масштабов последствий
этой реформы для региональных соляных рынков стало одним из ключевых вопросов в рассматриваемой диссертации. Приведенные А. В. Крайковским факты показывают, что реакция различных
местных соляных рынков на реформу 1646 г. была неоднозначной и проявлялась в разных городах
страны по-разному. Автором подробно изучены погодные статистические данные о соляной торговле
в Тотьме и Вологде, а также проанализировано движение цен на соль в этих городах в рассматриваемый период. Большой интерес вызывает отмеченный и подробно разобранный А. В. Крайковским
факт фальсификации ряда сведений, содержащихся в тотемской таможенной книге 1642/43 г. головы
Попова Гостя Гаврилова49.
Как уже было сказано, А. В. Крайковский проанализировал данные таможенных книг, относящиеся исключительно к соляной торговле. Такой «монотоварный» подход по отношению к этим
источникам в принципе допустим, однако нам он представляется не вполне рациональным. Хорошо
известно, сколь сложна и трудоемка обработка таможенных книг. При выборке из таможенной книги
сведений, относящихся к какому-либо одному товару или группе товаров, исследователю неизбежно
приходится прорабатывать текст всего документа от начала до конца. Однако при этом данные об
остальных упоминаемых товарах никак не фиксируются и не используются. Более того, выведение за
рамки исследования других товаров, упоминаемых в таможенной книге, приводит к тому, что анализ
изучаемого товара оказывается заведомо неполным. Так, в работе А. В. Крайковского отсутствует
один из ключевых показателей, характеризующий положение любого товара на отдельно взятом
рынке — его доля в совокупной стоимости всего товарного привоза. Этот показатель можно вывести
лишь подсчитав общую стоимость других видов товаров, а для этого требуется уже сплошная, а не
выборочная обработка таможенных книг. Без изучения ассортимента, количества явок и объемов поставок различных товаров невозможно определить товарную специализацию того или иного рынка.
Наконец, без анализа движения цен на различные товары нельзя проследить корреляцию изменений
стоимости одного отдельно взятого товара относительно остальных товаров, поступавших на рынок,
т. е. невозможно выяснить, были ли колебания цены на тот или иной товар вызваны изменениями в
положении дел в сфере торговли только этим товаром или же они были связаны с проявлениями более общих рыночных или внерыночных процессов.
В докторском диссертационном исследовании лингвиста О. В. Бараковой «Деловая письменность XVII века»50 к исследованию были привлечены большинство опубликованных таможенных
книг XVII в. (Великого Устюга, Тотьмы, Сольвычегодска, Вологды, Москвы, Саранска, южнорусских
городов, Сургута, Тары)51, а также десять неопубликованных таможенных книг Тюмени XVII–
XVIII вв., хранящихся в Государственном архиве Тюменской области (1662, 1663, 1671, 1675, 1677,
1689, 1699, 1701 [две книги разных типов], 1721 гг.). Автором была предпринята попытка классификации таможенных книг по типам. Эти источники О. В. Баракова предложила разделить на две категории. К первой категории, по ее мнению, относятся общие книги, содержащие данные о взимании
пошлин различных видов. Они, в свою очередь, делятся на две подкатегории: книги, состоящие из
нескольких разделов («книг»), в каждом из которых фиксируется сбор определенного вида пошлин, и
15
книги, в которых имеются несистематизированные записи о сборе разных пошлин. Вторую категорию образуют частные книги, включающие записи о сборах пошлин только одного определенного
вида. В диссертации с историко-лингвистической точки зрения проанализированы различные лексические группы, содержащиеся в таможенных книгах (названия лиц, связанных с таможенным делом,
торговых людей, таможенных документов, таможенных строений, предметов для измерения товаров,
таможенных пошлин, транспортных средств), а также формуляры их заголовков, явочных статей, записей счетного характера и скреп. В работе имеется таблица наименований внутренних таможенных
пошлин, зафиксированных в таможенных книгах разных городов. В приложении к диссертации помещен текст тюменской таможенной книги 1663 г.52, подготовленный в соответствии с лингвистическими правилами передачи текста53.
В рассматриваемое время вышло в свет несколько работ, в которых были использованы данные таможенных книг различных регионов.
В шестом выпуске серии «Таможенные книги сибирских городов XVII века» опубликована
статья А. А. Люцидарской «Рыночные отношения как составляющая системы жизнеобеспечения населения региона (по материалам томских таможенных книг XVII в.)»54. В основу работы положена
томская книга 1671/72 г., опубликованная в том же выпуске серии (в статье ее датировка приведена
неверно — 1673/74 г.). В исследовании прослежены изменения, произошедшие в 1670-е гг. на томском пушном рынке по сравнению с предшествующим временем, проанализирован географический
состав купцов из городов Европейской России и ассортимент привозимых ими т. н. «русских товаров», рассмотрена производившаяся в Томске торговля скотом, сливочным маслом, мясом, хмелем,
рыбой, солью.
Две небольшие по объему статьи были написаны по материалам опубликованных таможенных книг Тары 1674/75 г. (авт. О. В. Олейник) и Томска 1624–1627 гг. (авт. А. А. Пудов)55, причем
вопреки заглавию этих работ, в них не содержится какой-либо источниковедческой характеристики
изученных документов, а дан только общий обзор торговли указанных городов. В первой статье приведены сведения о размерах торговых оборотов тарского рынка, основных видах доставлявшихся на
него товаров, объемах поставок соли с Ямыш-озера в Тобольск, сумме собранных за год таможенных
пошлин, процентном соотношении представителей различных социальных групп в торговых операциях. Во второй статье рассмотрен ассортимент трех основных групп товаров, поступавших в Томск
(продукция сельского хозяйства и промыслов; «русские» товары; ясырь), социальный состав торговцев, география движения товарных потоков. Представляют интерес наблюдения автора о зависимости стоимости детей-ясырей от их возраста. В работе представлены данные об общем торговом обороте томского рынка в 1624/25 г. и сумме собранных пошлин. Следует отметить, что различные
статистические показатели, приводимые в работах, основанных на опубликованных сибирских таможенных книгах, надо воспринимать с очень большой осторожностью, ибо, как уже подчеркивалось
выше, тексты этих источников изданы с большим количеством ошибок и пропусков.
Статья Т. В. Павлины о торговых связях Коми края с Архангельском56 базируется на таможенных книгах Яренска 1722 и 1724 гг., хранящихся в фонде Камер-коллегии РГАДА. В работе проанализированы размеры отпуска различных товаров из Яренска в Архангельск и Холмогоры, а также
объемы поставок товаров, доставленных из Архангельска в Яренск, указаны данные о количестве товарных партий, проследовавших в обоих направлениях. В монографии Т. В. Павлины об истории таможенного дела в Коми крае представлены некоторые статистические сведения, полученные в результате анализа таможенной книги Туглимского погоста 1700 г. и объячевских источников XVII в.57
А. А. Комиссаренко в работе об инфраструктуре рынка Нижней Вычегды в XVII — первой
половине XVIII вв. привел сведения количестве торговых караванов, проследовавших с территории
Вятки в Нижневычегодский регион через Ношульскую пристань, данные о которых содержатся в таможенных книгах Летского караула 1740-х гг.58
Ряд работ о торговле отдельных русских городов XVII в. опубликовал автор настоящей статьи. В статье о торговле Можайска в царствование Алексея Михайловича, написанной по материалам
семи можайских таможенных книг 1644/45–1673/74 гг.59, были проанализированы основные статистические показатели состояния местного рынка: совокупная стоимость проданных и скупленных
товаров, количество оптовых явок товаров и денег на покупку, распределение оптовых товарных и
денежных явок в стоимостном выражении, средний размер оптовых торговых операций, количество
явок торговцев-оптовиков по месяцам, суммы таможенных сборов с оптовой и розничной торговли, а
также рассмотрены география торговых связей можайского оптового рынка, ассортимент, цены и
объемы поставок ряда товаров, социальный состав торговцев.
16
В отдельной работе представлены итоги сопоставительного анализа торговых контактов
Вязьмы и Можайска в XVII в.60 В другой статье рассмотрены торговые операции купцов из белорусских городов в Вязьме в этот период (в данной публикации содержатся регесты записей вяземских
таможенных книг, в которых фигурируют торговцы из Белоруссии)61.
Три статьи посвящены казенной питейной торговле Можайска, Рыльска и Вязьмы в XVII в.62
Они подготовлены на основе кабацких книг названных городов63. По данным этих источников проанализирован ассортимент питей, поступавших в продажу, формы, объемы и обороты питейной торговли, начальные и отпускные цены на алкогольные напитки, размеры питейных доходов. Рассмотрена также стоимость различных видов сырья (в т. ч. ржи, овса, солода, хмеля, меда),
использовавшегося для производства питей в Можайске.
В заключение обзора исследований и публикаций таможенных и кабацких книг, осуществленных в 2002–2009 гг., необходимо отметить следующее. Таможенные книги по-прежнему остаются
востребованным в отечественной историографии источником, который вызывает большой исследовательский интерес. Несколько не издававшихся до сих пор ценных документов этого типа опубликовано, в научный оборот введен значительный комплекс новых статистических и фактологических
данных, извлеченных из таможенных книг различных городов и регионов страны. При этом важно
отметить, что в ряде работ впервые были сопоставлены между собой показатели источников XVII и
XVIII вв., изучавшиеся до сих пор изолированно друг от друга. Положительным моментом является и
то, что к исследованию, помимо фондов РГАДА, привлекается все больше таможенных книг, хранящихся в региональных и зарубежных архивах. К сожалению, всего этого нельзя сказать применительно к кабацким книгам. Данные источники, в отличие от таможенных книг, с которыми они органично связаны, по сию пору остаются незаслуженно обойденными вниманием историков. Вместе с
тем без изучения этих документов, содержащих сведения не только о казенной питейной торговле, но
и о других сегментах рынка (в т. ч. о хлебных ценах), картина торговой жизни страны в XVII–
XVIII вв. будет заведомо неполной.
В историографии и источниковедении таможенных и кабацких книг по-прежнему остаются не
решенными ряд проблем общего характера. Во-первых, несмотря на то, что изучение рассматриваемых источников началось еще в середине XIX в., до сих пор нет ответов на вопросы о том, по каким
населенным пунктам, за какие годы и в каком количестве они сохранились. Специального и полного
учета этих памятников в масштабах всей страны или хотя бы ее Европейской части до сих пор не
произведено (подобная ситуация наблюдается и с другими массовыми источниками по социальноэкономической истории России XVII–XVIII вв., например, с писцовыми и переписными книгами).
Исследователи не имеют в своем распоряжении систематизированных опубликованных данных о составе и местонахождении большинства таможенных и кабацких книг. Это обстоятельство создает
существенные затруднения для изучения рассматриваемых документов и введения содержащейся в
них информации в научный оборот. Поэтому важной задачей представляется составление сводного
списка таможенных и кабацких книг XVII–XVIII вв., хранящихся как в центральных, так и в региональных архивах, а в перспективе и сводного каталога этих источников. Первый шаг в этом направлении был предпринят нами в 2007 г.: опубликован реестр хранящихся в РГАДА 1240 таможенных
книг XVIII в. по 152 городским и сельским населенным пунктам, 5 ярмаркам, 2 провинциям, 1 волости и 2 речным таможням Европейской России, составленный по результатам обследования описей 16
фондов этого архива64.
Во-вторых, следует отметить, что подавляющее большинство таможенных и кабацких книг до сих
пор не исследовано и в научный оборот не введено. Опубликованные 77 таможенных книг составляют ничтожный процент от общего количества сохранившихся источников этого типа, число которых по самым
приблизительным подсчетам может составлять порядка трех тысяч65. Из кабацких книг, по всей видимости
не менее, а может даже и более многочисленных, чем таможенные книги, к настоящему времени издано
всего лишь две (нижегородского кружечного двора 1657/58 г. и саранского кружечного двора 1691/92 г.66).
При такой степени разработанности источниковой базы говорить о формировании сколько-нибудь полного представления о состоянии и эволюции русской торговли XVII — первой половины XVIII в., а тем более о постановке таких глобальных проблем, как, например, пресловутый вопрос о формировании единого
национального рынка, просто не приходится.
В-третьих, существенную сложность создает то, что таможенные книги обрабатываются по
разной методике, а содержащиеся в них статистические данные, которые придают основную ценность этим документам, фронтальной обработке и анализу, как правило, не подвергаются. Во многих
работах, к сожалению, до сих пор господствует иллюстративный метод подачи содержащихся в таможенных книгах сведений, приводимых в качестве отдельных примеров, подтверждающих те или
17
иные наблюдения автора. Вследствие этого опубликованные в историографии цифровые материалы,
извлеченные из таможенных книг, существенно отличаются друг от друга по содержанию и полноте,
что затрудняет, а зачастую делает невозможным их обобщающий сравнительный анализ.
В этой связи особое значение и актуальность приобретает, с одной стороны, комплексное
изучение и массовое включение в научный оборот статистических данных как можно большего числа
таможенных и кабацких книг максимально широкого географического и хронологического охвата, а с
другой — выработка унифицированной методики формализации, систематизации и количественной
обработки содержащихся в них цифровых материалов. Без этого невозможно проведение многоаспектного сопоставительного анализа сведений, имеющихся в источниках разных регионов и разного
времени, посредством которого можно будет составить сколько-нибудь адекватное представление о
развитии внутренней торговли страны в XVII–XVIII вв.
Традиционная текстуальная публикация таможенных и кабацких книг сама по себе поставленных проблем не решает. В силу своей сложности и трудоемкости она не может обеспечить массового введения их данных в научный оборот. Достаточно сказать, что работа над классическим изданием 20 таможенных книг трех городов Северного речного пути (Устюга, Соли Вычегодской и
Тотьмы) продолжалась более 40 лет — с 1908 по 1949 г. Предполагать, что публикация рассматриваемых источников получит в обозримой перспективе радикальное ускорение, не приходится. Не решит проблему и возможная (пока что чисто теоретически) оцифровка документов, так как, даже имея
перед собой опубликованный или оцифрованный текст памятника, исследователь, должен его тем
или иным образом препарировать.
Содержащимся в таможенных и кабацких книгах сведениям присущ сравнительно единообразный и стандартизированный характер, что дает возможность их формализовать и систематизировать. По нашему мнению, это наиболее удобно можно сделать посредством составления регестов.
Использование данного метода, который подробно описан нами в двух статьях, опубликованных в
2007 г.67, позволяет значительно рационализировать, упростить и ускорить обработку основной статистической и фактологической информации, имеющейся в рассматриваемых источниках. Метод регестирования массовых источников различных типов, изобретенный еще в XVIII в. в Германии68,
давно известен в исторической науке, однако применительно к таможенным и кабацким книгам русских городов XVII–XVIII вв. он до самого последнего времени не использовался.
При этом в очередной раз необходимо повторить, что регесты таможенных и кабацких книг
не являются публикацией этих документов и не заменяют собой печатного воспроизведения их текстов. Их главное назначение состоит в формализации и систематизации основной статистической и
фактологической информации, содержащейся в этих источниках, для ее последующей обработки и
анализа. Противопоставлять регесты публикациям текстов некорректно и неверно по существу. Для
исследования количественных показателей развития торговли, определения ассортимента товаров,
географии торговых связей несравненно удобнее использовать регесты, а не опубликованные тексты
таможенных и кабацких книг, поскольку регесты содержат уже обработанные и систематизированные статистические данные.
Хотя регесты являются прежде всего инструментом для обработки данных таможенных и кабацких книг, они обладают значительным самостоятельным информационным ресурсом и нуждаются
поэтому в обязательной публикации, которая возможна как в печатном, так и в электронном виде,
например, в Интернете. Формат регестов в виде электронных таблиц позволяет копировать их отдельные структурные блоки и компоновать их в том виде, какой необходим для решения конкретных
исследовательских задач. Сетевые версии регестов таможенных книг могут послужить информационной основой для конструирования специальных тематических комплексов регестов второго уровня, включающих, например, данные о торговле отдельными товарами, о торговых операциях жителей
конкретных городов или регионов, о торговой деятельности представителей тех или иных социальных групп.
При соответствующей организации работы с помощью регестов можно в сравнительно короткий срок добиться введения в научный оборот данных значительного массива таможенных и кабацких книг. Что же касается издания этих источников, то здесь необходима тщательная селекция подобных документов для публикации. Издавать следует лишь те источники, которые носят
уникальный характер и представляют наибольшую ценность для истории таможенного делопроизводства.
18
Примечания
1
Историографический обзор исследований и публикаций таможенных книг XVII в., вышедших в свет до 2001 г., см.: Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке: (По материалам тамож. и оброч. кн. города). СПб., 2001. С. 15–58.
2
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII — первой половине XVIII вв. Тамбов, 2006. 815 с.
3
Важинский В. М. Развитие рыночных связей в южных русских уездах во второй половине XVII века // Ученые записки
Кемеровского гос. пед. ин-та. 1963. № 5. С. 102–141.
4
Демкин А. В. Купечество и городской рынок в России во второй четверти XVIII века. М., 1999.
5
За 1714 г. по Тамбову имеется две книги.
6
Данные по Дубровке, Морше и Рыбной Пустоши за 1710 г. объединены в одной книге.
7
За исчерпывающую точность приведенного перечня мы в полной мере поручиться не можем, поскольку установить количественный и хронологический состав изученных Ю. А. Мизисом таможенных книг оказалось, как ни странно, делом чрезвычайно сложным. Сведения о таможенных книгах, привлеченных к исследованию, приведены им в четырех разных местах
монографии: в разделах о торговле отдельных городов и сел (с. 310–368), в списке таможенных книг и выписей по городам
и селам (с. 577–578), в хронологическом списке таможенных книг и выписей (с. 579–583), в табличных материалах (с. 638–
815). При этом состав документов, показанных в одном месте, часто не совпадает с указанным в другом. Так, по Белгороду
в разделе о торговле отдельных городов и сел перечислены таможенные книги за 1654/55, 1661/62, 1668/69, 1677/78,
1749 гг., в списке таможенных книг и выписей по городам и селам — за 1654/55, 1660/61, 1661/62, 1668/69, 1677/78, 1749 гг.,
в хронологическом списке — за 1653/54, 1660/61, 1661/62, 1668/69, 1677/78, 1749 гг., в табличных материалах — за 1653/54,
1654/55, 1661/62, 1667/68, 1677/78, 1749 гг. По Валуйкам в разделе о торговле отдельных городов и сел значатся книги за
1654/55, 1671/72 гг., в списке таможенных книг и выписей по городам и селам — за 1672/73 г., в хронологическом списке —
за 1671/72 г., в табличных материалах — за 1654/55, 1672/73 гг. По Тамбову в списке таможенных книг и выписей по городам и селам приведены книги за 1658/59, 1660/61, 1661/62, 1672/73, 1714 гг., а в других местах — за 1658/59, 1660/61,
1661/62, 1671/72, 1714 гг. Встречаются также ошибки в датировке таможенных книг. Например, таможенная книга Белгорода 1664/65 г. обозначена в одном месте как книга 1668/69 г., а в другом — как книга 1667/68 г. Имеются неточности в указании архивных шифров. Так, местом хранения таможенных книг за 1661/62 г. названа ГПБ — Государственная Публичная
библиотека (она переименована в Российскую национальную библиотеку еще в 1992 г.) (с. 580), в то время как эти книги на
самом деле хранятся в Отделе рукописей РГБ. При указании архивных шифров таможенных книг, хранящихся в РГАДА в
фонде Разрядного приказа, не отмечены названия столов. Наконец, в списках таможенных книг и выписей и в табличных
материалах таможенные книги никак не отделены от таможенных выписей, что создает дополнительные сложности для
идентификации изученных документов.
8
Макаров И. С. Волостные торжки в Сольвычегодском уезде в первой половине XVII в. // ИЗ. 1937. Т. 1. С. 193–219.
9
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья… С. 310–368.
10
Имеются также параграфы о торговле крепости Св. Анны, Борисоглебска, Раненбурга, Новохоперской крепости, по которым нет таможенных книг, но имеются таможенные выписи.
11
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья… С. 429–520.
12
Там же. С. 584–815.
13
Там же. С. 311.
14
РГАДА. Ф. 210 (Разрядный приказ). Денежный стол. Кн. 94, 188, 104, 189, 319, 329, 342, 346, 356, 371; Белгородский стол.
Кн. 29; Ф. 214 (Сибирский приказ). Кн. 405; Ф. 829. Оп. 1. Д. 173; ОР РГБ. Ф. 178. Д. 9988. Данные о белгородских таможенных книгах 1653/54–1677/78 гг. были введены в научный оборот еще В. М. Важинским в 1960-е гг. (см.: Важинский
В. М. Торговые связи южных городов России в третьей четверти XVII в. // Города феодальной России: Сб. ст. памяти Н. В.
Устюгова. М., 1966. С. 301), а тексты книг 1641/42, 1646/47 и 1651/52 гг. опубликованы в 1982 г. (Памятники южновеликорусского наречия: Тамож. кн. / Изд. подгот. С. И. Котков, Н. С. Коткова. М., 1982. С. 7–21).
15
РГАДА. Ф. 214. Кн. 405.
16
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья… С. 618–631.
17
Новгородская таможенная книга 1614/15 г. / Публ. Г. М. Коваленко // НИС. СПб., 2005. Вып. 10 (20). С. 384–466; Таможенная книга Невского устья 1616–1618 гг. / Публ. А. А. Селина // Там же. С. 475–482.
18
Новгородские таможенные книги XVII в. [Электронный ресурс] / Новгор. гос. ун-т им. Ярослава Мудрого и др. Великий
Новгород, 2009. 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). Данный продукт не имеет всех необходимых атрибутов полноценного
электронного издания, в частности, в нем не указаны сведения об издателе. На этикетке диска приведен иной вариант заглавия: Таможенные книги Великого Новгорода XVII века.
19
Таможенные книги Великого Новгорода 1610/11 и 1613/14 годов. СПб., 1996; Коваленко Г. М. Таможенная запись 1615 г.
о взимании пошлин в Невском устье. Новгород, 1998.
20
Чернякова И. А. Рабочая тетрадь по курсу русской палеографии: Учеб. пособие. Петрозаводск, 2003. С. 88–100. — В данной публикации в текстуальной форме передан только первый лист книги.
21
Чернякова И. А. Повенецкая таможенная книга 1612 г. Петрозаводск, 2006 // Исследовательская лаборатория локальной и
микроистории Карелии (ИЛЛМИК) [Электронный ресурс]. URL: http://illmik.petrsu.ru/Alkonost/pdf_s/Povenets.pdf
[06.07.2009].
22
По Енисейску опубликован также ряд проезжих таможенных грамот и товарных росписей.
23
По Мангазее в публикации приведено три документа: таможенная книга десятинного денежного сбора 7185 г., расходная
таможенная книга 7186 г. и таможенная книга десятинного соболиного сбора 7184 г. Датировку и взаимосвязь данных документов между собой, исходя из опубликованных текстов, в полной мере установить затруднительно, для этого требуется
обращение к оригиналам источников.
24
Таможенные книги сибирских городов XVII века. Новосибирск, 2003. Вып. 5: Тобольск, Кетск. С. 8–173; Там же. Новосибирск, 2004. Вып. 6: Томск, Нарым, Березов. С. 20–38, 64–84; Резун Д. Я. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в
XVII–XIX вв.: Общее и особенное. Новосибирск, 2005. С. 93–96, 101–118. — По Кетску опубликована расходная книга
хлебных запасов 1628/29 г., по Нарыму — смета Нарымского острога 1672/73 г. (в публикации неверно датирована
19
1673/74 г.), пометный список денежных доходов на 1673/74 г., книги служилым людям и оброчным новокрещеным 1673 г.,
окладная книга 1680/81 г. Эти источники по своему типу к таможенным книгам не относятся.
25
Таможенные книги сибирских городов XVII века. Вып. 5. С. 92.
26
Там же. С. 95. Здесь же, по всей видимости, неверно передан падеж слова бумага (должно быть: бумаги).
27
Там же. Вып. 6. С. 64.
28
Там же. С. 65.
29
Там же. С. 67.
30
Там же. С. 74.
31
См.: Тимошина Л. А. 1) О публикации таможенных книг в 1996–1997 годах // ОФР. М., 1999. Вып. 3. С. 270–283; 2) О публикации таможенных книг в 1999–2000 годах // Там же. М., 2001. Вып. 5. С. 223–238.
32
Тимошина Л. А. О публикации таможенных книг в 1999–2000 годах. С. 237.
33
Раздорский А. И. Книга таможенного и питейного сбора Курска и Курского уезда 1720 г.: Исследование. Текст. Комментарии. СПб., 2007. 623 с.
34
В биографических комментариях отражены упоминаемые в источнике курские посадские люди (всего 323 чел.), сведения
о которых содержатся в переписной книге Курска 1723 г. В терминологических комментариях раскрыто значение встречающихся в тексте документа устаревших, малоизвестных и диалектных слов (главным образом названий товаров, мерных
и тарных единиц, бытовавших в XVIII в.).
35
Белгород, Березов, Великие Луки, Великий Новгород, Великий Устюг, Верхотурье, Вологда, Воронеж, Елец, Енисейск,
Красноярск, Кузнецк, Курск, Мангазея, Москва, Орел, Пелым, Повенец, Саранск, Сольвычегодск, Старый Оскол, Сургут,
Тара, Тобольск, Томск, Тотьма, Туринск, Тюмень, Холмогоры.
36
Булгаков М. Б. Таможенная книга г. Переяславля-Рязанского 1614/1615 г. как исторический источник // ОА. 2005. № 5.
С. 35–42.
37
Дадыкина М. М. Таможенные книги Тихвинского монастыря в Государственном архиве Стокгольма (Riksarkivet) // Материалы XV Всероссийской научной конференции «Писцовые книги и другие массовые источники XVI–XX веков»: К столетию со дня рождения П. А. Колесникова. М., 2008. С. 113–123.
38
Раздорский А. И. 1) Таможенные книги Вязьмы XVII века // Массовые источники истории и культуры России XVI–
XX вв.: Материалы XII Всерос. конф. «Писцовые книги и другие массовые источники истории и культуры России XVI–
XX вв.: Проблемы изучения и издания», посвящ. памяти В. В. Крестинина (1729–1795). Архангельск, 2002. С. 248–255;
2) Вяземские кабацкие книги XVII века: Источниковед. характеристика и методика обработки // Города Европейской России
конца XV — первой половины XIX века: Материалы междунар. науч. конф. 25–28 апр. 2002 г., Тверь — Кашин — Калязин:
В 2 ч. Тверь, 2002. Ч. 1. С. 83–96.
39
Раздорский А. И. 1) Можайские таможенные книги XVII века // ВИД. СПб., 2002. Т. 28. С. 317–348; 2) Можайские кабацкие книги XVII века // Там же. СПб., 2005. Т. 29. С. 408–413.
40
Раздорский А. И. Малоизвестный источник по истории реформы косвенного обложения 1646 года: (Елец. кн. соляной
привозки 1646/47 г.) // Клио. 2003. № 1. С. 29–33.
41
Раздорський O. I. Книги київського «кружечного двора» 1665/66 та 1669 рр. // Київська старовина. 2003. № 6. С.127–132.
42
Малышева И. А. Псковская таможенная книга 1749 г. как лингвистический источник // Псков в российской и европейской
истории: (К 1100-летию первого летопис. упоминания). М., 2003. Т. 2. С. 245–250.
43
Гуслистова А. Н. Таможенные книги середины XVIII в. как источник по истории вологодского купечества // 1941–1945:
Уроки войны –– уроки правды, мужества и патриотизма: Материалы межрегион. науч.-практ. конф., 24–25 февр. 2005 г.,
посвящ. 60-летию Победы в Великой Отечеств. войне. Вологда, 2006. С. 248–255.
44
Алексеева О. А. Источники по истории торговли и промыслов Псковского края в XVIII в. (1725–1800) // Материалы
XV Всероссийской научной конференции «Писцовые книги и другие массовые источники XVI–XX веков». С. 32–39.
45
Алексеева О. А. Торговля и промыслы на Псковской земле в XVIII в. (1725–1800 гг.): Автореф. дис. … канд. ист. наук.
СПб., 2009.
46
Крайковский А. В. Материалы Архангелогородской таможни как источник по истории рыболовных промыслов на Мурмане в XVIII веке // Российская таможня: История, современность, перспективы развития: Материалы науч.-практ. конф. (Архангельск, 27 июня 2006 г.). Архангельск, 2006. С. 67–71.
47
Крайковский А. В. О методике сопоставительного изучения таможенных и монастырских приходных книг // Массовые
источники истории и культуры России XVI–XX вв. С. 157–170.
48
Крайковский А. В. Торговля солью на севере России в 30-х — начале 50-х гг. XVII в.: Автореф. дис. … канд. ист. наук.
СПб., 2005.
49
Подробнее об этой работе см.: Раздорский А. И. Отзыв о диссертации А. В. Крайковского «Торговля солью на севере России в 30-х — начале 50-х гг. XVII в.», представленной на соискание ученой степени кандидата исторических наук // Клио.
2005. № 3. С. 222–225.
50
Баракова О. В. Деловая письменность XVII века: Концептосфера, субтекст. состав: (На материале тамож. кн. Моск. государства): Дис. … докт. филол. наук. СПб., 2004.
51
Отметим, что за пределами исследования О. В. Бараковой остались уже опубликованные к тому времени таможенные
книги Великого Новгорода, Великих Лук, Туринска, Кузнецка, Томска, Верхотурья, Красноярска, Тюмени и Пелыма.
52
Об этом документе автор диссертации опубликовал небольшую источниковедческую заметку — см.: Баракова О. В. Тюменская таможенная книга 1663 года как памятник региональной письменности // Образование, культура, православие: пути
их взаимодействия и миссия в XXI в.: Материалы докл. и ст. окруж. науч.-практ. конф. Ханты-Мансийск, 2002. С. 257–259.
53
В автореферате диссертации упоминается монография О. В. Бараковой «Таможенные книги Московского государства
XVII века: Структура, языковое оформление» (М., 2003). Это издание в РНБ, РГБ, БАН, а также в Научной библиотеке Института лингвистических исследований РАН нам обнаружить не удалось.
54
Люцидарская А. А. Рыночные отношения как составляющая системы жизнеобеспечения населения региона (по материалам томских таможенных книг XVII в.) // Таможенные книги сибирских городов XVII века. Вып. 6. С. 9–19.
55
Олейник О. В. Таможенная книга г. Тары 1674–1675 гг. как источник для изучения локальной истории // Политология и
политический процесс: Сб. ст. Барнаул, 2004. С. 80–83; Пудов А. А. Таможенная книга Томска 1624–1627 гг. как источник
по изучению локальной истории // Там же. С. 94–97.
20
56
Павлина Т. В. Торговые связи Архангельска и Коми края в первой половине XVIII века (по материалам таможенных учреждений Яренского уезда) // Российская таможня. С. 105–112.
57
Павлина Т. В. «Памятуя присяжную должность…»: (Очерки по истории тамож. службы в Коми крае в XV — первой половине XVIII в.). Сыктывкар, 2004. С. 17–32.
58
Комиссаренко А. А. К вопросу об инфраструктуре рынка Нижней Вычегды в XVII — первой половине XVIII вв. //
Материальная и духовная культура населения Европейского Севера России в XIX–XX вв. [Яренск, 2003. Электронный ресурс]. URL: http://yarensk.narod.ru/conf4/komissarenko.html [22.01.07].
59
Раздорский А. И. Можайский рынок в царствование Алексея Михайловича: (По данным тамож. кн. 1644/45–1673/74 гг.) //
Российское государство в XIV–XVII вв.: Сб. ст., посвящ. 75-летию со дня рождения Ю. Г. Алексеева. СПб., 2002. С. 464–
473.
60
Раздорский А. И. География торговых связей Вязьмы и Можайска в XVII в.: (Опыт сравнит. анализа) // Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII–XX вв.: Материалы междунар. конф.,
май 2002 г. Тамбов, 2002. С. 278–283.
61
Раздорский А. И. Материалы таможенных книг 1649/50–1679/80 гг. о торговых операциях белорусских купцов в Вязьме //
Белорусский сборник: Ст. и материалы по истории и культуре Белоруссии. СПб., 2002. Вып. 2. С. 158–171.
62
Раздорский А. И. 1) Производство и продажа питей в Можайске в XVII веке: По данным кн. питейн. прибыли 1644/45–
1673/74 гг. // Клио. 2003. № 3. С. 170–173; 2) Питейная торговля в Рыльске в 1669–1671 гг. // Материалы международной
научно-практической конференции «Юг России в прошлом и настоящем: История, экономика, культура». Белгород, 2005.
Ч. 2. С. 112–117; 3) Питейная торговля в Вязьме в XVII в. (по данным кабац. кн.) // Исследования по истории средневековой
Руси: К 80-летию Ю. Г. Алексеева. М.; СПб., 2006. С. 333–337.
63
По Можайску проанализировано 12 кабацких книг (1644/45, 1645/46, 1648/49, 1655/56, 1660/61, 1665/66, 1666/67, 1667/68,
1668/69, 1669/70, 1671/72, 1673/74 гг.), по Вязьме — 22 (1627/28, 1639/40, 1640/41, 1641/42, 1642/43, 1644/45, 1645/46,
1646/47, 1647/48, 1648/49, 1649/50, 1652/53, 1653/54, 1666/67, 1668/69, 1669/70, 1673, 1673/74, 1674/75, 1675/76, 1676/77,
1679/80 гг.), по Рыльску — 2 (1669/70, 1670/71 гг.).
64
Раздорский А. И. Таможенные книги Европейской России XVIII в. в фондах РГАДА (количественная, хронологическая и
географическая характеристика) // АЕ за 2005 г. М., 2007. С. 394–462. Были обследованы описи фондов: 695 («Сольвычегодская земская изба, ратуша и городовой магистрат»), 829 («Таможни и кружечные дворы»), 273 («Камер-коллегия»), 1408
(«Вятская таможня и кружечный двор»), 1409 («Курская пограничная таможня»), 1417 («Севская пограничная таможня»),
1418 («Серпуховская таможня и кружечный двор»), 1419 («Сольвычегодская таможня и кружечный двор»), 1421 («Трубчевская таможня»), 1422 («Тульская таможня»), 1427 («Ярославская таможня и кружечный двор»), 1452 («Московская Большая
и подчиненные ей таможни Померная, Мытенная, Конская, Хомутная»), 1594 («Нарвская портовая таможня»), 1595 («Петербургская Большая портовая и Мелочная таможни»), 1600 («Псковская Большая таможня»).
65
Только по Сибири, согласно данным Н. Н. Оглоблина, сохранилось 880 приходных (по 22 городам, 5 острогам, 2 заставам, 1 зимовью и 1 ярмарке за 1629—1717 гг.) и 234 соболиных (по 10 городам, 1 острогу и 2 зимовьям за 1616—1701 гг.)
таможенных книг (см.: Оглоблин Н. Н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592—1768 гг.). Ч. 2: Док. тамож.
управления. М., 1897). В описи городовых книг Устюжской четверти XVII в., хранящихся в 137 фонде РГАДА, учтено 145
таможенных книг по 9 городам и 212 кабацких книг по 19 городам (см.: Книги Московских приказов в фондах ЦГАДА,
1495–1718 гг.: Опись / Отв. сост. В. Н. Шумилов; Под ред. Л. В. Черепнина. М., 1972).
66
См.: Смирнов М. И. Нижегородские кабаки и кружечные дворы XVII в. Н. Новгород, 1913. С. 135–189; Саранская таможенная книга за 1692 г. / Под ред. А. И. Яковлева. Саранск, 1951. С. 33–59. — Книга Саранского кружечного двора образует
единый комплекс приходо-расходной документации с таможенной книгой.
67
Раздорский А. И. 1) О составлении и публикации регестов таможенных книг XVII–XVIII вв. // ОА. 2007. № 1. С. 31–40;
2) О составлении и публикации регестов кабацких книг XVII–XVIII вв. // Научные ведомости Белгородского гос. ун-та. Сер.
История. Политология. Экономика. 2007. № 4, Вып. 3. С. 84–91
68
См. об этом: Валк С. Н. Регесты в их прошлом и настоящем // АЕ за 1968 год. М., 1970. С. 22–47.
О. А. Дячок
ВОПРОСЫ ТОРГОВЛИ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО
С РУССКИМИ КНЯЖЕСТВАМИ И ЗЕМЛЯМИ
В ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТАХ
СЕРЕДИНЫ XV — НАЧАЛА XVI В.
Вопросы внешнеторговых отношений и взимания пошлин постоянно были в центре внимания
во время дипломатических переговоров, а посему нашли отражение в межгосударственных соглашениях и других международных актах. В данной статье под указанным углом зрения анализируются
документы, содержащиеся в книгах Литовской метрики.
Внешняя торговля была сопряжена со многими рисками и убытками. Но, потеряв товар или
его часть, купцы пытались юридическими методами возместить свои потери. Действительные или
мнимые обиды, причиненные купцам на территории другого государства, влекли за собой обращения
к правителю последнего. В частности, в конце XV в. (документ датируется периодом между 1479 и
1490 гг.) псковичи, «урадиша <…> на вечи», направили посольство к великому князю литовскому,
королю польскому Казимиру IV1. Среди вопросов на первом месте была жалоба об ограблении луц21
ким старостой псковского купца Микифорки. Псковичи просили, чтобы король «тому делу управу
далъ по крестному цалованью а отчина великихъ князеи»2. Следует отметить, что положения, регулировавшие внешнюю торговлю, имелись в договорах Великого княжества Литовского (далее ВКЛ) с
великими княжествами и республиками Северо-Восточной Руси еще до их объединения в единое
Московское государство. Так, 30 декабря 1440 г. великий князь литовский Казимир подписал договор
с Псковом, в котором определялось, что купцу «путь чистъ изо всее моее отчыны въ Псковскую землю. А гостю торговати в Пъскове без пакости, по старои пошлине со всяким гостем, такожъ и
псковичомъ <…> путь чыстъ во всю мою отчыну, в Литовскую землю. А гостю торговати во все
Литовскои земли по старыне, без пакости, по старои пошлине со всякимъ гостемъ». Был оговорен и
механизм решения спорных вопросов: «Аже вчыниться пеня гостю в Литве псковъскому, кончать
по великого князя правде и по целованью. Аже вчыниться пеня нашымъ <…> во Пъскове, кончать по
псковскои правде и по целованью»3. В ответе Казимира псковитянам, датируемом 1479–1480 гг., в частности, сказано: «А што говорили есте, же вашимъ не дають з немцы торговать, ино о томъ хочомъ доведатися, какъ будеть здавна бывало, и откажомъ о томъ нашимъ посломъ, доведавшися»4.
В 1486 г. уже Казимир в послании к посадникам Пскова поднимал вопрос об обидах и насилиях, причиненных виленским и полоцким купцам в этом городе, и требовал расследовать их дела согласно
действующему взаимному соглашению5.
Аналогичные с указанными выше положения содержатся и в договоре ВКЛ с Великим Новгородом, подписанном также в 1440 г. Но он имеет некоторые отличия. В частности, приехавшие с товаром великого князя должны были торговать с новгородцами на Немецком дворе. Кроме того, Казимир брал на себя обязательство не препятствовать проезду купцов в Новгород или из него6. Роль
купцов из земель ВКЛ в торговле Великого Новгорода была значительной. Н. И. Костомаров отмечал, что «из иностранных купцов, торговавших в Новгороде в начале XVI века, первое место занимали фламандцы, за ними литвины. Такое стечение купцов давало ему значение первого торговища в
России». Многие «литвины», т. е. купцы из ВКЛ, жили в городе постоянно7.
31 августа 1449 г. был подписан мирный договор великого князя московского Василия Темного с Казимиром IV, в котором, в частности, значилось: «<…> гостемъ нашым гостити без рубежа
и без пакости»8. В договоре великого князя тверского Михаила Борисовича с Казимиром IV 1483 г.
также оговаривался свободный проезд купцов и торговля «без рубежа и без пакости», а пошлины
должны были взиматься «по-давному, а нового не прымышляти». Это дословное повторение положения договора между великим князем тверским Борисом Александровичем и его дедом — великим
князем литовским Витовтом от 3 августа 1427 г., перенесенное в договор с Казимиром IV 1449 г.9
С конца XV в. вопросы обид, причиненных купцам, поднимались в ходе переговоров между
ВКЛ и Московским государством. В статейном списке посольства великого князя московского Ивана III к Казимиру IV от 1 января 1488 г. зафиксирован протест против увеличения размера пошлин в
украинских и белорусских городах ВКЛ. Документ также содержит перечень незаконных, по мнению
московской стороны, конфискаций купеческих товаров в счет неуплаченных пошлин10.
Н. Н. Бантыш-Каменский упоминает, что во время аудиенции 23 июля 1489 г. у Ивана III князя Тимофея Мосальского, бывшего с посольством от польского короля, московская сторона указывала на
«лишние сборы мыт и пошлин» с ее людей11. Протест против конфискации товаров у тверского купца
Климуши Михалева киевским наместником Юрием Пацовичем содержится в статейном списке посольства от Ивана III к Казимиру IV от 7 мая 1490 г.12 Н. Н. Бантыш-Каменский пишет, что 7 мая
1490 г. «по причине умножающихся от поляков российским подданным обид» к польскому королю
был отправлен посол сын боярский Михайла Кляпик Еропкин с представлением о чинимых проезжающим через Польшу и Литву с товарами в Россию московским, новгородским и тверским купцам
«грабительствах, убийствах и сборе лишних мыт и пошлин» и «с прошением как о унятии всех таковых беспорядков, так и о удовольствии обиженных». Предписывалось подать жалобные списки, а
также указать, кому именно и какие обиды были нанесены. Еропкин возвратился в Москву с ответом,
что король уже приказал некоторую часть награбленного возвратить российским купцам, а о других
случаях велел учинить расследование13.
30 ноября 1491 г. в Москву прибыло посольство от Казимира IV, возглавляемое дворянином
Василием Хрептовичем. Среди других поднимался вопрос об убийстве московскими людьми двух
смоленских купцов и отнятии их товара. Иван III через дьяка Федора Курицына ответил, что убийцы
уже найдены и наказаны, а «пограбленные товары сыскиваются от их родственников, что взяты прежде ордынцами в полон, а ныне приведены оттуда в Москву»14.
Вскоре в мирном договоре между великим князем московским Иваном III и великим князем
литовским Александром Казимировичем от 5 февраля 1494 г. была закреплена беспрепятственная
22
торговля купцов на территории обоих государств: «А гостем нашым по нашым землям на обе стороны гостити без рубежа и без всякое пакости». Как видно, это расширенная формула упомянутого
выше договора. Говорилось тут и о Пскове: «А во Пъсковъ, в мою отчыну, ис твоих земль послу и
гостю изо въсее твоее отчины во Пъсковъскую землю, а гостю торговати во Пъскове без пакости
по старои пошлине со всякимъ гостем, такъже и пъсковъскому послу и гостю изо всее моее отчыны, изо Пъсковъское земли, в твою отчыну гостю Пъсковскому торговати во всих твоих земляхъ во
твоеи отчыне безъ пакости по старои пошлине со всякимъ гостем»15.
Но и после заключения мира случаи «пакости» по отношению к купцам имели место. В частности, в послании от 11 июня 1494 г. своему тестю великому князю московскому Ивану III великий
князь литовский Александр Казимирович говорит о захвате в Вязьме товара смоленских купцов и
требует его вернуть16. А в 1496 г. уже московский государь требует от литовского «управу учынити»,
чтобы возместить убытки купца Грыдка Возила, пострадавшего от действий киевских мытников, потопивших его судно «зъ рухлядью». В ответ на это было сказано, что господарь уже рассматривал
данное дело и купец не смог доказать факта причинения ему мытниками ущерба17. Позже великим
послам Александра Казимировича18, отправленным в конце 1502 — начале 1503 г. в Москву для ведения переговоров о заключении мирного договора, предписывалось в случае упоминания об этом
происшествии отвечать, «што ж тая речъ была сужона у Вильни, а такъ люди его м(и)л(о)сти досветчыли, иже тые купъцы не были забраны, а отъ воды товары их згинули, а ни одному человеку в
томъ они не дали вины»19. В посольстве великого князя литовского, короля польского Сигизмунда I
(Жигимонта)20 к великому князю московскому Василию III обращалось внимание на задержку купцов
в Московском государстве несмотря на «опасную грамоту». Литовский государь предлагал отпустить
купцов с товарами, чтобы впредь торговцы ездили в соседнюю страну без опаски21. В ответе же говорилось, что «наместники и приказники» Жигимонта задержали купцов из Московского государства и
отняли у них товары, а иных хотя и отпустили, но товары у них также отобрали. Василий III предлагал литовскому правителю отпустить задержанных домой вместе с их товарами, после чего обещал
освободить и купцов из ВКЛ22.
Вновь подтверждение о свободной торговле встречаем в договоре о перемирии на шесть лет
между Александром Казимировичем и Иваном III от 26–28 марта 1503 г.: «А вашымъ купцомъ изо
всихъ вашых земль во вси мои земли прыехати со всякимъ товаром и торъговати на всякии товаръ,
а прыехати имъ и отъехати доброволно, безо всяких зачепок». Но если в мирном договоре от
5 февраля 1494 г. отдельно оговорена свободная торговля как подданных великого князя литовского в
Новгородской, Псковской и Тверской землях, так и купцов из этих земель на территории ВКЛ, то в
договоре о перемирии 1503 г. фигурирует только Псков: «Такеж и в(а)шое отъчины псковскому послу и гостю изо всее вашое отчыны и Псковъское земли, в нашу отчыну. А гостю псковъскому торговати во всих нашыхъ земляхъ без пакости, по старои пошлине, со всякимъ гостемъ. А из моихъ
земль, з моее отчыны, послу и гостю вашу отчыну, и во Псковъ, во въсю Псковъскую землю путь
чыстъ. А гостю торговати во Пскове по старои пошлине со всяким гостем»23. В перемирной грамоте между Василием III и Сигизмундом I от 8 октября 1508 г. встречаем те же формулировки, но здесь
значится Новгородская, Псковская и Тверская земли24. В «докончальном листе» от 2 июля 1537 г.,
переданном Сигизмундом I Ивану IV через послов, предлагалось в перемирии предусмотреть свободный приезд, отъезд и свободную торговлю купцов на территории другого государства. Также
предлагалось пропускать через свои земли купцов, следующих с послами или самостоятельно в третьи страны транзитом и не отнимать у них товар25.
Следует отметить, что рассмотренные выше случаи подтверждают вывод историков права о
том, что трудно найти договор XV–XVII вв., в котором бы не содержались положения о «чистом пути» для купцов «на обе стороны»26.
Интересный факт находим в одном из посланий Александра Казимировича Ивану III (конец
1494 г. или начало 1495 г.). Московский государь ранее известил литовского о том, что дворянин
Петр Держкович изъял в Смоленске у можайского купца Якуша Андреева сына двадцать гривен серебра, поскольку серебро относилось к заповедным товарам. Великий князь литовский подтвердил,
что он запретил вывозить серебро за пределы государства и продавать его. Указанный дворянин был
послан вслед виленским мещанам, повезшим серебро. Металл был найден у можайского купца, который сказал, что купил его у виленского мещанина. Решение Александра Казимировича было справедливым и никоим образом не нарушало права купца: «Ино нехаи онъ и теперъ нам скажеть, в которого будеть вилневца купил, а мы тому вилневцу велимъ ему тое серебъро заплатити»27. Следует
отметить, что практика запретов на вывоз определенных товаров в разных государствах применялась
23
сравнительно часто. В частности, категорический запрет на вывоз из Московского государства золота
и серебра был закреплен в Новгородской таможенной грамоте 1571 г.28
Связанные между собой право склада и дорожное принуждение часто становились предметом дипломатических переговоров между ВКЛ и другими государствами. Так, в ответе Казимира IV Ивану III
через упоминаемое выше посольство Еропкина (1490 г.) говорилось, что «российские купцы, объезжая
новыми дорогами смоленское и минское мыто, сами подают мытникам причину к отнятию у них товаров»29. В ответе (июнь 1496 г.) Ивану III великий князь литовский Александр Казимирович объяснял, в
частности, почему не были пропущены в Московское государство купцы, шедшие с турецким послом,
ссылаясь на практику предыдущих лет: «А которые гости прыхоживали с послом турецъкимъ до нашое
земли, тыи опять назад с посломъ жо ворачивались, а иные гости заморскии николи не бывали в нашои
земли далеи Киева. До Киева прыездчывали с тавары и, попродавши тавары в Киеве, и опять зася с Киева
ворочывалися, бо зъдавна бывало и за отъца нашого всимъ гостемъ заморскимъ склад бывал в Киеве, а
другии — у Великом Луцку»30. Напоминание о складах в этих городах для иностранных купцов находим и в
ответе послу великого князя московского, данном в феврале 1498 г. В нем Александр Казимирович обвиняет московского посла Михаила Плещеева в том, что тот провел купцов мимо «главных мест», т. е. мимо
пунктов взимания главного (въездного) мыта. В направленном тогда же послании к соседнему монарху
великий князь литовский конкретизировал, что Плещеев не поехал определенной дорогой на Киев, а поехал «полем» мимо Черкасс, Канева и Киева к Путивлю. В ответе Александр Казимирович также обратился к Ивану III, чтобы тот приказал своим послам ездить обычными дорогами. С ними должны были следовать московские или заморские купцы, «ажбы мытъ нашых не объездчали, и, где зъдавна склады гостемъ
бывали, тут бы и тепер были, какъ жо и в доконъчани о томъ записано, што гостемъ нашымъ доброволъно ездити на обе стороны по нашымъ землямъ старыми обычаиными дорогами, а мыта и пошлины
везде платити по-старому, а новыми дорогами мыт не объежъдчати»31. Указанный «полевой» путь от
Перекопа до истоков реки Коломак мимо Путивля, Новгорода-Северского и далее на Москву был достаточно популярным среди тогдашних контрабандистов. Некоторые из них брали проводниками и представителей властей ВКЛ на местах. Последние за свои услуги получали соответствующую плату32.
На указанные эпизоды обращалось внимание великих послов Александра Казимировича, отправленных в конце 1502 — начале 1503 г. в Москву для ведения переговоров о заключении мирного
договора: «А естли будеть мовено, ижъ послове кн(я)зя московъского и тежъ купцы не бывають
перепущени ехати, куды имъ надобе, ино отповедати, иже оного часу король его м(и)л(о)сть мелъ
непрыязнь с турецъкимъ, и для того посол его не былъ перепущенъ, и тежъ, што купъцы, езъдечы с
послы, мыта не дають. Бо верымъ и ведаемъ добре, ижъ такии мыта естъ по всимъ землямъ и въ
васъ тежъ, коли которыи купцы мыта проминают, а мыта не заплатившы, тогды у тыхъ товары
их забирають»33. Но в упомянутом выше договоре о перемирии на шесть лет от 26–28 марта 1503 г.
этот аспект не нашел отражения. Напротив, было оговорено не отнимать товар у послов и едущих с
ними купцов, а пропускать на территорию другой стороны34.
В конце XV в. состоялись два взаимосвязанных события. По литовской версии, подданные
великого князя московского — вяземские купцы — попытались объехать смоленскую мытницу, но
были задержаны слугами великого князя литовского, среди которых был и смоленский мытник. У
нарушителей конфисковали товары, так как «по всимъ землямъ такии обычаи ест, по хрестиянъскимъ и поганъскимъ, которыи гость, где промытитца, мыто проедеть, не заплатившы, тотъ товаръ свои тратитъ». После этого вяземский наместник отомстил за своих земляков, пограбив смолян, которые привезли товар в Вязьму. В марте 1498 г. Александр Казимирович предложил Ивану III,
чтобы на границе встретились судьи с обеих сторон и «тому делу право вчинили <…> абы правыи не
гинули, а виноватыи бы не корыстовалисе, а в том бы гостем нашым межы нас порубок не было»35.
Как видно из документов, в дипломатических отношениях ВКЛ с русскими княжествами и
землями, а позже с Московским государством (середина XV — начало XVI вв.) различные проблемы
международной торговли поднимались постоянно. Основными вопросами были обеспечение безопасности купцов на территории другого государства, взимание пошлин, согласно устоявшейся практике, юридический механизм разрешения споров, соблюдение права склада и дорожного принуждения. Вместе с тем и обоюдные нарушения соглашений встречались регулярно. Как отметил еще Н. И.
Костомаров, торговля Москвы с Литвой нарушалась беспрерывными войнами и враждой правительств36.
24
Примечания
1
Великий князь литовский Казимир (1440–1492) в 1447 г. был избран также польским королем, став, таким образом, Казимиром IV.
2
Торгівля на Україні, XIV — середина XVII століття: Волинь і Наддніпрянщина / Упор. В. М. Кравченко, Н. М. Яковенко;
Редкол.: М. Ф. Котляр (відп. ред.) та ін. Київ, 1990. С. 29. № 14.
3
LM. Kn. 5: (1427–1506). Vilnius, 1993. P. 246. № 129; АЗР. Т. 1: 1340–1506. СПб., 1846. С. 51. № 38.
4
LM. Kn. 4: (1479–1491). Vilnius, 2004. P. 97. № 36.
5
Ibid. P. 140. № 130.
6
Ibid. Kn. 5. P. 244–245. № 128; АЗР. Т. 1. С. 52. № 39.
7
Костомаров Н. И. Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях. СПб., 1862. С. 3, 91.
8
LM. Kn. 5. P. 133. № 78.1; АЗР. Т. 1. С. 65. № 50.
9
LM. Kn. 5. P. 251. № 135; P. 258. № 140; P. 259. № 141; АЗР. Т. 1. С. 46–47. № 33; С. 66. № 51; С. 100. № 79.
10
Торгівля на Україні… С. 32–33. № 17.
11
Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россиею и Польшею по 1700 год, составленная, по дипломатическим бумагам… Ч. 1: 1487–1584. М., 1862. С. 6.
12
Торгівля на Україні… С. 37. № 21.
13
Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россиею и Польшею… С. 7.
14
Там же. С. 8.
15
LM. Kn. 5. P. 136. № 78.2.
16
Ibid. P. 86. № 34.
17
Ibid. P. 115. № 63.1, 63.2.
18
Александр Казимирович был великим князем литовским в 1492–1506 гг. и королем польским в 1501–1506 гг.
19
LM. Kn. 5. P. 195–196. № 118.2.
20
В литературе на русском языке утвердилось написание имени «Сигизмунд», тогда как в документах оно писалось «Жикгимонт».
21
LM. Kn. 8: (1499–1514). Vilnius, 1995. P. 110. № 68.
22
Ibid. P. 122. № 76.
23
Ibid. Kn. 5. P. 210–211. № 118.13.
24
Ibid. Kn. 8. P. 127–128. № 80.
25
Ibid. Kn. 15: (1528–1538). Vilnius, 2002. P. 215–216. № 165.
26
Развитие русского права в XV — первой половине XVII вв. М., 1986. С. 285.
27
LM. Kn. 5. P. 210–211. № 118.13.
28
Дмитриенко С. А. Государственно-правовая деятельность по развитию предпринимательства в период сословнопредставительной монархии в России // История государства и права. 2004. № 3. С. 55.
29
Бантыш-Каменский Н. Н. Переписка между Россиею и Польшею… С. 7.
30
LM. Kn. 5. P. 114. № 62. Текст почти дословно приводится и в статейном списке посольства 1496 г. Ивана III к Александру
Казимировичу (Торгівля на Україні… С. 40. № 26).
31
LM. Kn. 5. P. 129–130. № 75–76; Торгівля на Україні… С. 41. № 27.
32
Гальський К. Є. Торгівля й митна справа у середньовічному Києві // Митна політика в Україні: Історичні та правові аспекти проблеми: Зб. наук. праць пам’яті професора Йосипа Леонідовича Рисіча. Дніпропетровськ, 2004. С. 46–47.
33
LM. Kn. 5. P. 195. № 118.2.
34
Ibid. P. 211. № 118.13.
35
Ibid. P. 130–131. № 77.
36
Костомаров Н. И. Очерк торговли… С. 122.
И. Ю. Уваров
О НЕКОТОРЫХ ЗАКОНОМЕРНОСТЯХ РАЗВИТИЯ ЕДИНОГО НАЦИОНАЛЬНОГО
РЫНКА НА ТЕРРИТОРИИ БЕЛОРУССКИХ ЗЕМЕЛЬ В XVI в.
С развитием барщинно-фольварочной системы хозяйствования в Великом княжестве Литовском в начале XVI в. существенно увеличилось производство товарного зерна (рожь, овес, ячмень
и др.). Это наблюдалось как во владениях господарского домена, так и в имениях шляхты и способствовало росту товарности феодальной экономики в целом. В начале XVI в. товарные отношения существенно расширились, что было связано с ростом городов и увеличением численности населения.
Наиболее крупными торговыми центрами Беларуси тогда были Брест, Витебск, Гродно, Минск, Могилев, Новогрудок, Полоцк и др.
Особенностью развития белорусских земель в период феодализма было то, что этот регион
специализировался в основном на товарах лесопильного промысла и сельскохозяйственном производстве. Это усиливало развитие товарно-денежных отношений и стало существенным фактором в
эволюции феодального хозяйства. Продукты труда и промыслов сельских тружеников рассматривались тогда как жизненно важные для человека1.
25
Данные источников преимущественно конца XV в. свидетельствуют о том, что с территории
белорусских земель стали вывозить больше лесных полуфабрикатов. Это способствовало увеличению числа предприятий, основанных на сплаве леса. Данный вид деятельности превратился в важную
отрасль хозяйства, притом что цены на древесину за рубежом постоянно росли. Вывоз же зерна значительного размаха не имел, пока аграрная политика правительства ВКЛ не привела к значительному
увеличению доходов феодалов за счет усиления эксплуатации крестьян. Это содействовало экономическому подъему в Беларуси и втягиванию ее в систему западноевропейских товарно-денежных отношений. Белорусские товары начинают занимать преобладающее место на рынках большинства европейских стран. Спрос на природное сырье и продукцию сельского хозяйства был вызван тем, что в
Западной Европе начинают бурно развиваться города, ремесло и торговля. Вместе с тем перед Западом всерьез встала проблема заготовки хлеба2.
Тем временем на территории белорусских земель в конце XV — начале XVI в. богатые купцы
начинают занимать господствующее положение в большинстве крупных и средних городов. Как правило, это были верхи городского купечества, которые именовались «гостями». Векторы их торговой
активности были направлены во многие страны мира. Более развитое и экономически сильное купечество повсеместно выступает в виде корпоративной группы граждан, объединенных сословным интересом. Купцы постепенно начинают подчинять своей финансовой власти ведущие секторы городской экономики, прежде всего экспортные отрасли ремесла. В этот период наиболее прибыльными
товарами белорусского ремесленного экспорта были различные изделия из металлов, обработанные
шкуры и кожи животных, одежда, домашняя утварь, ювелирные изделия. При этом цеховые уставы
гарантировали совершенную на тот период технологию производства и качество готовой продукции.
В исследовании проблемы экономического развития общества рассматриваемого периода
следует обратить внимание на крупные города Беларуси, которые имели привилеи на самоуправление и вели внутреннюю и внешнюю торговлю. Так, например, в 1390 г. Бресту был дан привилей на
Магдебургское право, а Полоцку — в 1498 г. Этот город играл значительную роль в ведении торговли северо-восточных земель Беларуси. Кроме того, на Берестейском сейме 1511 г., который проходил
с 23 мая по 10 сентября, Полоцку была выдана специальная уставная грамота. В данном документе
определялись социально-политические обязанности жителей этого региона страны3. С получением
специальной грамоты от 14 марта 1499 г. Минск обрел право на самоуправление с указанием прав на
торговлю4. Постепенно на протяжении XVI в. многие другие белорусские города получили Магдебургское право, на основе которого организовывалась городская жизнь в странах Западной Европы.
Оно действовало в дальнейшем и в Беларуси на протяжении трехвекового периода.
В XVI в. развивающееся ремесленное производство способствовало интенсивному росту товарооборота. Изменения в экономике ВКЛ сопровождались подъемом внутренней и внешней торговли. Через земли ВКЛ и Беларуси проходили торговые пути купцов из Польши, Ганзейских городов,
Русского государства, Крыма и т. д. Внешняя торговля велась купцами без посредников и шляхтичами, которые из личных имений вывозили собственные товары к балтийским портам и далее в страны
Западной Европы. Вся территория Беларуси, в особенности ее восточные части, была изрезана густой
сетью торговых дорог. Это был торговый центр обширной округи, охватывающий Верхнее Поднепровье (включая Борисов, Оршу, Мстиславль, Бобруйск, Речицу)5. Ряд торговых путей шел с Востока
на Запад через Мценск, Путивль, Смоленск, Полоцк. Для удобства ведения торговли во многих городах Беларуси располагались специальные дворы, где жили иностранные купцы: русские, немцы, поляки и т. д. В 1485 г. в Бресте, наряду с другими улицами, упоминается и Русская6. Русские купцы
проезжали территорию Беларуси по дороге в Крым и Западную Европу. Ежегодные ярмарки привлекали на европейский рынок купцов не только со всей Беларуси, но и из других зарубежных стран.
Крепостничество мешало крестьянам быть заинтересованными в производительности своего
труда, однако в этот период сельский труженик начинает активно фигурировать на внутреннем рынке. Торговали крестьяне продуктами своего труда, чтобы получить наличные деньги для уплаты налогов в пользу феодала и церкви7.
Учитывая, что восточные поветы Беларуси подверглись разорительным войнам конца XV—
начала XVI в., торговля здесь велась слабее, чем в других регионах страны. Западные поветы ВКЛ
оказались в более перспективном экономическом положении. Такие города, как Вильно, Гродно,
Брест, Ковно, Ошмяны и др., были богатыми центрами ремесла и торговли. Этому есть подтверждение: в 1529 г. серебщина (налог на военные нужды) собирался с Вильно в размере 1500 коп грошей
(одна копа — 60 грошей), с Ковно — 300 коп грошей, с Гродно — 180 коп грошей8. Северные регионы Беларуси оказались в более выгодных условиях в сбыте различных товаров. Из природных ресурсов предметом повышенного спроса были лес, хлеб и мед. «Дань медовая» вносилась зависимым на26
селением в пользу феодала9. Несмотря на войны между ВКЛ и Московским государством, прослеживается стремление к совместной торговле между ними. Так, в 1537 г. правительство Елены Глинской
дало распоряжение возобновить торговлю с ВКЛ. В первой четверти XVI в. москвичи, тверичи, торопчане приезжали в Витебск, Полоцк и др. города. В 1543 г. могилевские купцы ездили со своими
товарами в Стародуб. В дальнейшем эти отношения укреплялись10. Будучи хозяевами земли, как
средства существования, шляхта постоянно добивалась экономических свобод от государства. При
великом князе Александре Ягеллончике в 1499 г. шляхта получила разрешение на сплав зерна, золы и
смолы в Ригу без уплаты «мыта» при условии, что эти товары будут из личных имений11. Феодалы
Подвинья с давних пор занимались торговлей, сплавляя свои товары в Ригу, где был тогда крупный
международный европейский торг12.
Документы первой половины XVI в. подтверждают, что представители военно-служилого сословия часто возили свои товары в Ригу. Так, например, господарский боярин Т. Гетолтович в октябре 1533 г. жаловался воеводе на господарского слугу, который занимался сплавом товаров по рекам.
При погрузке на струг ржи тот затонул прямо на причале. По итогам судебного процесса виновником
оказался судовладелец, который был обязан уплатить хозяину пропавшего товара его стоимость по
рижским ценам, а это составило 10 коп грошей. Лица, заинтересованные в развитии торговли и проживавшие в районах сплавных рек, строили речные суда под заказ. Из договора витебских мещан от
19 декабря 1560 г. видно, что Семенович, Мартинович и мытник Шмерлевич построили шесть небольших судов по 6 коп грошей каждый13.
Белорусская шляхта, накопив огромные богатства, создала возможности для более эффективного экономического развития страны. Быстро ориентируясь в новой экономической обстановке,
представители служилого сословия стали пытаться извлечь из торговли для себя определенную выгоду. В первой половине XVI в. это могло им удасться только косвенным путем, так как правительство не допускало шляхту участвовать в международной торговле14. Однако владельцы имений стремились хотя бы опосредованно включиться в торговую сферу. Они покупали у купцов товары,
привезенные из-за границы, а взамен продавали им по сходным ценам местные товары: сырье, пушнину, хлеб и прочее15.
Одним из важных объектов торговли внутри страны оставалась земля. При этом феодалы нарушали существующее законодательство в отношении торговли земельным фондом. Документальные материалы это широко подтверждают. Так, в записи от 15 февраля 1549 г. указана купчая сделка
между боярами Монкой Римкевичем и Иваном Шимковичем на участок земли: «Продали есмо ниву
нашую власную <…> Яну Шимковичу боярину господарскому <…>». При этом указано, что земля
продана на «Литовскую монету». Подобные записи о продаже земли упоминаются в документах и
раньше16.
С началом Ливонской войны 1558–1583 гг. и общим осложнением политической обстановки в
стране правительство ВКЛ в 60-х гг. XVI в. через систему привилеев и в законодательной форме идет
навстречу шляхетскому сословию, предлагая новые социально-экономические льготы. Документы
это явственно подтверждают17. Государство стремилось оградить шляхту на городских торгах от
произвола купцов и мещан, издавая соответствующие постановления, подкрепленные решением
вальных сеймов. На Городенском сейме 1568 г. сенаторы просят господаря о том, чтобы шляхта на
городских рынках не притеснялась местной администрацией. На что был дан ответ: в статуте все сказано, делать все по закону18. На этом же сейме шляхта обращается к великому князю с просьбой разобраться с пинскими мещанами, которые запретили ей скупать соль для своих нужд. Это противоречило желаниям шляхты и ущемляло их вольности. Ответ господаря содержал вразумительное
разъяснение: любой шляхтич имеет право покупать соль, сколько ему надо, но только для личных
нужд, а не для продажи19.
Представители шляхетского сословия за несение военной службы систематически добивались
у правительства свободных цен на продовольственные товары и отмены таможенных пошлин. Рассматривая эти и другие вопросы, великий князь в первую очередь соблюдал интересы государства.
На вальном сейме 1563 г. шляхта ВКЛ требовала отмены таможенных пошлин и установления фиксированных цен на сукно и ремесленные товары. В своем ответе великий князь дал согласие на нормирование только цены.
Желая расширить свои доходы, шляхта в очередной раз обратилась на вальном сейме 1568 г. к
господарю с просьбой дать ей разрешение на обустройство корчмы в своих имениях и на больших
дорогах, на что был дан ответ: «Мы то подле статута старого обычаю заставуем»20. Как видно, правительство стремилось удержать за собой прибыльную торговлю для пополнения государственной казны. Иногда челобитчики, хлопотавшие перед правительством о выдаче привилея на право постройки
27
корчмы, добивались разрешения. При этом оговаривалось, что шляхетская корчма не должна приносить ущерба государственной. Владелец корчмы получал право пожизненного владения с передачей
ее по наследству21.
Основной статьей доходов шляхты было производство и торговля спиртным. Производство
спиртных напитков было неотъемлемой составной частью в развитии феодального хозяйства ВКЛ. В
документах XVI в. современники описывают постоянно возрастающий спрос на спиртные напитки.
Производимая продукция предназначалась в основном на продажу в корчмах для заезжих постояльцев. Достаточно много водки и пива потреблялось солдатами. Производство спиртного было весьма
выгодным делом. Огромные доходы от данного предприятия определялись почти двойной разницей
цен — на «сырье» и на произведенную из хлеба водку. При этом использовался бесплатный труд
крепостных людей, а главной статьей «издержек» было производство и заготовка дров. Большой размах производства сначала пива, а потом и водки был отмечен в разных районах белорусских земель в
период ВКЛ, а затем и Речи Посполитой.
На вальных сеймах шляхта выступала против того, чтобы на территории ее маентков строились таможни, так как прибыль для их владельцев-мытников была очень велика. Так, например, в
1496 г. аренда от Берестейской, Дорочицкой, Бельской, Городенской таможен Берестейскому войту
составила в среднем по 400 коп грошей в год. На сеймах шляхтичи просили великого князя, чтобы
таможни отдавали заведовать людям христианской веры, а не иноземцам.
В Беларуси арендаторами таможен в основном были евреи, которые к началу XVI в. в ВКЛ
сформировали прослойку состоятельных горожан. В 1522 г. Минской таможней заведовали Мордухай Ескович и Агрон Нахимович. В 1524 г. в Бресте таможней управлял Михель Езофович, младший
брат подскарбия земского Аврама Езофовича. В 1509 г. он предоставил Сигизмунду I материальную
помощь на сумму 1000 гривен серебра. Были случаи, что господарь даровал евреям за верную службу
шляхетские звания. Так, в государевой грамоте от 20 февраля 1565 г. сказано: бывшего еврея Левку
Доновича, в христианстве Станислава, освободить от подчинения еврейскому праву. Принятие евреями христианства, как видно, было распространенным делом. Ф. Скорина в своих обращениях к
евреям, принявшим христианство, призывает их быть верными новой вере. Выдающийся гуманист
выражает сожаление, что еврейский народ принял муки в Иерусалиме и теперь сыскал себе новую
родину, которой и должен честно служить22.
Согласно решению верховной власти, созданные ранее таможни оставались в шляхетских
владениях. Однако добиться окончательного решения о полной ликвидации внутренних таможен
шляхта не смогла. На Городенском сейме 1567 г. господарь высказал свое решение о том, что если
шляхтичи желают владеть мытнями, то должны платить больше за аренду, чем их бывшие владельцы. Из имеющихся документов видно, что еще в начале XVI в. правительство получало высокие прибыли от таможенных пошлин. С 12 июля 1507 г. до праздника Рождества Христова в 1508 г. с ковенской таможни в казну поступило 7000 коп грошей. В Полоцке за два года таможенных сборов от
торговли солью сумма прибыли составила 2000 коп грошей23.
Со второй половины XVI в. шляхта стремилась установить контроль над торговлей лесными
товарами, так как лес в средние века играл большую роль в развитии производительных сил. Шляхтичи желали получить от великого князя разрешение на свободную охоту в пущах и лов рыбы24. Подобные заявления обычно не удовлетворялись, а решение этих вопросов переносилось для рассмотрения на очередные заседания вальных сеймов. Право торговать лесными товарами получили только
владельцы лесных угодий и при условии, что они своими силами будут разрабатывать лесосеки. Такой товар пропускался за границу при уплате специальной пошлины и после принесения присяги
лиц, сопровождавших товар. Подобной льготы шляхта добилась по решению Виленского сейма
1551 г.25 Борьба представителей привилегированного сословия за прибыльную торговлю лесом была
обусловлена его высокой стоимостью на рынках Прибалтики начиная с середины XV в.
Кроме лесных товаров, шляхта добивалась разрешения на торговлю хлебом без уплаты таможенных пошлин. На сейме 1558 г. этот вопрос был поднят вновь. Великий князь дал на это согласие,
но при условии, что эти товары будут из личных имений шляхты. Из чего следует, что государство
стремилось сохранить свою монопольную власть на прибыльные экспортные товары26. Вопрос о торговле лесом был настолько сложным, что даже Ливонская война не смогла повлиять на благоприятное его разрешение в пользу шляхты. На сеймовой сессии 1563 г. представители от поветовой шляхты просили у господаря разрешения на право пользования пущами. В своем ответе великий князь
указал на то, что лес, как и раньше, должен идти только на личные нужды: «В пущах робити на себя,
ани от толе спущати, ани проробков в тых пущах разрабливати, ани и грунтов себе привлащати не
маете»27. Иногда великий князь за военную или гражданскую службу жаловал шляхтичам лесные
28
угодья. Так, в заявлении Жемойтского Тивуна от 15 сентября 1564 г. видно, что он просил великого
князя предоставить шесть волок леса боярам Павлу и Шимку Сакелайтям, «лесу волок шести завел и
на вечность им подал». Из данного документа следует, что правительство не отказывало шляхте
иметь возможность дополнительных доходов28. На Берестейском сейме 1566 г. шляхта еще раз подняла вопрос о привилегиях на провоз разного рода товаров через границу без уплаты пошлин. Ответ
правительства был отрицательным: «Платить мыто при вывозе за границу в пользу казны»29.
Вместе с тем правительство шло и навстречу шляхте, например, в ликвидации «мостового
сбора". На сейме 1554 г. господарь заявил: «по моставым шляхте не ченить утиснении»30. Экономические требования шляхты подрывали городскую торговлю ВКЛ, так как беспошлинный вывоз товаров тормозил развитие городского рынка, сокращал торговые обороты, задерживая тем самым рост
ремесленного производства31.
Представители шляхты из Полоцка на Виленском сейме 1559 г. просили верховную власть
уравнять их в правах с господарскими мещанами по уплате мыта и предоставить право беспошлинного отправления своих товаров в Ригу. На это заявление господарь ответил: кто выполняет замковые
повинности, тот от уплаты мыта освобождается и товары к Риге может отправлять без уплаты пошлин32. Жители Великого княжества, проживающие в шляхетских городах, имели право вести торговлю и проводить ярмарки33. Желая совмещать торговлю со своим основным занятием, шляхта на
сейме 1563 г. потребовала для себя экономического привилея. Но великий князь на это требование
согласия дать не мог34. С обострением внешнеполитической обстановки и началом Ливонской войны
правительство увеличивает налоги и снимает разные льготы для шляхты, установленные ранее. Так,
на вальном сейме 1565–1566 гг. шляхта ходатайствовала о беспошлинном пропуске товаров из-за
границы на собственные нужды. Это могли быть предметы роскоши, вина, драгоценности, оружие
и т. д. В ответе господаря на эти просьбы присутствует ссылка на постановление прошлого Виленского сейма, где речь идет о десятине и пошлине на ввозимый товар.
Вопросы о получении шляхтой экономических свобод долгое время оставались предметом
острых дискуссий на сеймовых сессиях. Вновь эта проблема была поднята на Городенском сейме
1569 г.35 Таким образом, стремление шляхты ВКЛ к расширению социально-экономических привилегий противоречило государственным интересам и в известной мере обостряло внутрисословные отношения в среде феодалов, а также отношения шляхты и мещанства.
Одним из итогов социально-экономической борьбы шляхты было официальное признание за
сеймом право контроля над правительством. Сейм ВКЛ все более и более превращался в центр жесткой борьбы, наиболее острые вопросы которой все чаще решались сенаторами сейма (налоги, сбор
податей, торговля и т. д.).
Это позволяет сделать вывод о том, что в XVI в. в ВКЛ царило полное господство независимых в финансовом отношении светских и духовных феодалов. Средние и мелкие шляхтичи, которые
сообща вершили в своих поветах все местные дела, постоянно выступали с требованиями новых социально-экономических свобод. Их общая взаимосвязь отражала близость социальных и экономических интересов в рамках шляхетского сословия. Подчеркивая очевидное отличие этих представителей от феодальной аристократии, нельзя забывать, что рядовые шляхтичи в значительной мере были
необходимы государству, так как несли воинскую службу. Следовательно, господарь и правительство
были вынуждены удовлетворять социально-экономические требования шляхты.
Примечания
1
Копысский З. Ю., Копысский Б. З., Спиридонов М. Ф. Рыночные связи крестьянского хозяйства Белоруссии в XVI — первой половине XVII в. // Взаимосвязи города и деревни в их историческом развитии: Тез. докл. и сообщ. / ХХII сес. Всесоюз.
симп. по изучению проблем аграр. истории, Минск, 11–14 окт. 1989 г. М., 1989. С. 200–223.
2
АЗР. СПб., 1846. T. 1: 1340–1506. С. 112–130; АВК. Вильна, 1897. Т. 24: Акты о боярах. С. 36–48.
3
Пичета В. И. Аграрная реформа Сигизмунда-Августа в Литовско-Русском государстве. М., 1958. С. 62; Тарановский Ф. В.
Обзор памятников магдебургского права западно-русских городов литовской эпохи: Ист.-юрид. исслед. Варшава, 1897.
С. 36; Собрание государственных и частных актов, касающихся истории Литвы и соединенных с ней владений (от 1387 до
1710 года)… Вильно, 1858. Ч. 1. С. 26–28.
4
АЗР. Т. 1. С. 177; Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой XIV–XV веках.
М., 1963. С. 107; РИБ. СПб., 1910. Т. 27: Литовская метрика. С. 739–744; Спиридонов М. Ф. Закрепощение крестьянства Беларуси (XV–XVI вв.). Минск, 1993. С. 50.
5
Мелешко В. И. Торговые связи Могилева с городами Польши и Прибалтики во второй половине XVI — первой половине
XVII в. // Acto-Baltico-Slavico. Białystok, 1965. Т. 2. С. 60–101; Wawrzyńczyk A. Studia z dziejów handlu Polski z Wielkim
Księstwem Litewskim i Rosją w XVI wieku. Warszawa, 1956. S. 26–41.
6
АВК. Вильна, 1908. Т. 33: Акты, относящиеся к истории Западно-русской церкви. С. 4.
29
7
Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного: Очерки соц.-экон. и полит. истории России середины XVI в. М., 1960. С. 148; Копысский З. Ю., Копысский Б. 3., Спиридонов М. Ф. Рыночные связи крестьянского хозяйства… С. 213–220; Лойка П. А.
Прыватнаўласнiцкiя сяляне Беларусi: Эвалюцыя феадальнай рэнты ў другой палове XVI–XVIII ст. Мiнск, 1991. С. 52–74.
8
Пичета В. И. Аграрная реформа… С. 62.
9
Левко О. Н. Торговые связи Витебска в X–XVIII вв. Минск., 1989. С. 50–51.
10
Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 142; Костомаров Н. И. Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII
столетиях. СПб., 1862. С. 19; Белоруссия в эпоху феодализма: Сб. док. и материалов: В 3 т. Минск, 1959. Т. 1: С древнейших
времен до середины XVII в. С. 266.
11
Спиридонов М. Ф. Закрепощение крестьянства… С. 53–56; LM. Kn. 224: (1522–1530). Vilnius, 1997. Р. 23.
12
Полоцкие грамоты XIII — начала XVI вв. М., 1977. Т. 1. С. 105–115; АЛРГ. М., 1899. Вып. 1: (1390–1529 г.). С. 180; Любавский М. К. Литовско-русский сейм: Опыт по истории учреждения в связи с внутренним строем и внеш. жизнью государства. М., 1900. С. 226–230; Левко О. Н. Торговые связи Витебска… С. 43–58; Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода… С. 151–170.
13
Левко О. Н. Торговые связи Витебска… С. 272; Спиридонов М. Ф. Закрепощение крестьянства… С. 52–56.
14
LM. Kn. 224. Р. 73.
15
АЛРГ. Вып. 1. С. 209.
16
АВК. Т. 33. С. 117, 194–195.
17
АЗР. СПб., 1848. T. 3: 1544–1587. С. 118–121, 138–139; Законодательные акты Великого княжества Литовского XV–
XVI вв.: Сб. материалов. Л., 1936. С. 94–99, 108–119; Любавский М. К. Литовско-русский сейм. С. 517–543, 551–582, 592,
599, 606, 639; РИБ. Т. 30: Литовская метрика. Юрьев, 1914. С. 271–272, 334–336, 356–357, 371–372.
18
РИБ. Т. 30. С. 510.
19
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. СПб., 1887. Т. 2: (1533–1560 г.).
С. 512.
20
РИБ. Т. 30. С. 196, 207–208, 268, 370, 477.
21
Пичета В. И. Аграрная реформа… С. 74, 75–76.
22
АЗР. Т. 3. С. 28–29; РИБ. Т. 30. С. 174; Скарына Ф. Творы: Прадмовы, сказаннi, пасляслоўi, акафiсты, пасхалiя. Мiнск,
1990. С. 122; Русско-еврейский архив: Док. и материалы для истории евреев в России. СПб., 1882. Т. 1: Док. и регесты к
истории литов. евреев (1388–1550). С. 135–137; LM. Kn. 224. Р. 68–69.
23
РИБ. Т. 30. С. 282.
24
Полоцкие грамоты XIII — начала XVI вв. Т. 1. С. 477; Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве
Министерства юстиции. М., 1916. Кн. 21. С. 285.
25
Любавский М. К. Литовско-русский сейм… С. 371–372.
26
РИБ. Т. 30. С. 271; Лойко П. О. Феодальная рента в частновладельческих поместьях Белоруссии во второй половине XVI
—XVIII вв.: Автореф. дис. … канд. ист. наук. Минск, 1984. С. 13–14.
27
Документы Московского архива Министерства юстиции. М., 1897. Т. 1. С. 153.
28
АВК. Т. 24. С. 276.
29
Мелешко В. И. Торговые связи Могилева… С. 198.
30
РИБ. Т. 30. С. 234–235.
31
Пичета В. И. Белоруссия и Литва XV–XVI вв.: (Исслед. по истории соц.-экон., полит. и культур. развития). М, 1961.
С. 636.
32
РИБ. Т. 30. С. 286.
33
Грицкевич А. П. Частновладельческие города Белоруссии в XVI–XVIII вв.: (Соц.-экон. исслед. истории городов).
Минск, 1975. С. 30.
34
Пичета В. И. Аграрная реформа… С. 79–80.
35
РИБ. Т. 30. С. 344–345, 371–372, 474.
А. Ю. Савосичев
ПРИКАЗНАЯ БЮРОКРАТИЯ И КУПЕЧЕСТВО В РОССИИ XVI в.
Приказная бюрократия XVI столетия, являясь достаточно обособленным слоем профессиональных управленцев, была весьма неоднородна в социальном отношении. Ядро корпуса дьяков и
подьячих составляли выходцы из рядов служилого сословия. Почти все они были представителями
фамилий провинциальных детей боярских средней руки. Родственники дьяков и подьячих (да и сами
они зачастую) служили с городом или в рядовом составе Государева двора (почти исключительно по
выбору). В то же время на приказной работе было достаточно выходцев и из других сословий. Для
способных людей из, так сказать, демократических слоев населения служба в дьяках и подьячих предоставляла одну из возможностей для повышения социального статуса.
Специфика наших источников такова, что выявить в среде дьяков и подьячих выходцев из
дворянства гораздо проще, чем представителей других социальных групп. Большинство последних
при анализе попадает в категорию лиц, чье сословное происхождение не поддается определению.
Только в относительно небольшом количестве случаев удается указать конкретные социальные связи. Так, из 62 дьяков Ивана III только троих можно уверенно назвать выходцами из непривилегированных сословий. Среди 92 дьяков Василия III таковых шестеро. Подьячих «из простого всенародст30
ва» было больше: 8 из 50 и 10 из 80 соответственно. Все это выдвиженцы из рядов духовенства, слугминистериалов, слуг под дворскими, мелких неслужилых вотчинников.
Выходцев из купечества можно выявить в среде дьяков (и только дьяков) начиная с XVI в. Их
относительно немного — только четверо. Один из дьяков великого князя Василия Ивановича и трое
из более чем трехсот дьяков Ивана Грозного. Все они происходили из двух старинных купеческих
фамилий: Сырковых и Таракановых.
Родоначальником Сырковых был Иван Сырков, строитель церквей и кредитор ряда влиятельных людей1. Его стараниями была возведена каменная церковь Жен Мироносиц на Ярославовом дворище в Новгороде2. Около 1481 г. в духовной князя Андрея Васильевича Вологодского упоминается
долг брата великого князя Ивану Сыркову более чем в 80 руб.3 В числе должников купца был также
Иван Михайлович Плещеев4.
У Ивана Сыркова было двое сыновей: Афанасий и Дмитрий. Оба они пошли по стопам отца.
Список Никольского Новгородской IV летописи упоминает братьев как соработников отца при
строительстве вышеупомянутой церкви5. В 1515 г. Дмитрий был нарядчиком при строительстве храма Успения Богородицы в Тихвине. В апреле 1524 г. он руководил работами по ремонту церкви св.
Параскевы Пятницы на Торговой стороне Новгорода. Летописец именует Дмитрия московским гостем. В 1528/29 г. он же строил храм св. Прокопия в той же части города6. Дмитрий Иванович был нарядчиком при строительстве каменной церкви св. Николая на владычном дворе в августе 1532 г.7
Осенью 1536 г. московский гость Дмитрий Сырков руководил заменой деревянного «верха» к храму
св. Варлаама на каменный8. В 1542/43 г. за братьями числилось небольшое поместье (примерно по
две обжи на каждого) в Островском погосте Деревской пятины9.
О потомстве Афанасия Ивановича Сыркова ничего не известно, а его брат оставил после себя
двоих сыновей — Алексея и Федора. Оба они продолжили семейную традицию. Алексей известен
как новгородский купеческий староста. 3 марта 1556 г. местные дьяки получили из столицы указную
грамоту с предписанием отстранить от должности ямского дьяка Алабыша Колобова Перепечина за
держание корчмы. Вина приказного деятеля усугублялась сопротивлением большому старосте Алексею Сыркову, пытавшемуся пресечь нарушение закона10.
Осенью 1537 г. в Новгороде был построен придел к церкви св. Жен Мироносиц, освященный
в честь Сретения Господня. Работами руководил Федор Дмитриевич Сырков, сын гостя московского11. Таким образом, начало карьеры будущего приказного деятеля ничем не отличалось от жизненного пути отца, деда и других родственников. В 1550/51 г. Федор впервые упоминается как дьяк12.
Судя по всему, сам факт пожалования гостя в дьяки относится именно к этому году. Деятельность
новгородской приказной избы сравнительно хорошо документирована. Дьяки упоминаются здесь
практически ежегодно. Так что можно с достаточной долей уверенности считать, что дата первого
упоминания того или иного дьяка в Новгороде совпадает с датой назначения его на должность.
Вся дьяческая служба Федора Дмитриевича Сыркова с 1550/51 по 1559/60 гг. была связана
только с Новгородом. В 1550-е гг. здесь служило одновременно до 6 дьяков. 1–2 дьяка именовались
дворцовыми и относились к ведомству новгородского дворецкого. Один дьяк был ямским. В его ведении было оформление владельческих документов на холопов. Оставшиеся 2–3 дьяка занимались,
судя по всему, теми делами, которые находились в компетенции новгородских воевод. Федор Сырков
относился именно к этой последней категории дьяков. В период своей приказной работы он сотрудничал с Казарином Дубровским и Дмитрием Фомичом Гориным. Главной их задачей был разбор потока указных грамот и наказов, шедших в Новгород из столичных ведомств, обеспечение исполнения
тех управленческих решений, которые содержались в этих грамотах.
Определенное представление о характере работы новгородских дьяков дают материалы записной книги государевых грамот 1554–1556 гг. В ней содержатся копии с 234 указных, поступивших из Москвы в Новгород за два с небольшим года. Большая часть из них (около 150) опубликована13. 52 из полутора сотен грамот адресованы Федору Дмитриевичу Сыркову и Казарину Юрьевичу
Дубровскому. Иногда в качестве дополнительных адресатов в указных упоминаются новгородский
наместник кн. Дмитрий Федорович Палецкий (18 документов), новгородский дворецкий Семен Васильевич Шереметев (1) и местный дворцовый дьяк Афанасий Михайлович Бабкин (1).
Большая часть анализируемых нами указных грамот посвящена проблемам землеустройства
новгородских помещиков14. Распоряжения центральной власти были ответами на многочисленные
челобитные местных детей боярских о пожаловании поместьями, придачах к уже имеющимся имениям, о выделении отдельных дач из общих владений, о юридическом закреплении сделок с поместьями
(в основном обменов). Новгородские дьяки должны были на месте организовать все земельные перемещения. На них же возлагалась обязанность проверки владельческих прав местных помещиков15.
31
Вопросы земельного обеспечения новгородских помещиков были тесно связаны с их службой. Но только четыре из рассматриваемых нами указных грамот затрагивают данные проблемы.
Один документ предписывает отправить в отставку двоих детей боярских, записав в службу их сына
и внука16. Еще две грамоты поручали дьякам организовать отправку на службу новгородских помещиков и земцев17. Оба указа были связаны с начавшейся войной со Швецией. Еще в одном случае
Чудин Митрофанов, Федор Сырков и Дмитрий Горин конфисковали поместье у нетчиков братьев
Юрия и Тимофея Баташевых Олтуфьевых, не явившихся для участия в походе под Казань зимой
1553/54 г.18
Судя по данным источников, местные дьяки заведывали движением всего земельного фонда в
Новгороде и пятинах. В писцовых книгах есть ряд указаний на то, что Федор Сырков и Казарин Дубровский наделяли земельными дачами церкви и монастыри19. Ввозные грамоты новгородским землевладельцам выдавались теми же должностными лицами20.
Существенная доля указов, направленных на имя новгородских дьяков, была посвящена разного рода судебным тяжбам21. Споры, возникавшие в среде новгородцев и требовавшие вмешательства властей, были разнообразны. Это поземельные и другие имущественные дела, конфликты между
кредиторами и должниками, связанные со злоупотреблениями при займах, разбирательства господ с
беглыми холопами, обвинения третейских судей в пристрастности при осуществлении правосудия,
уголовные дела (нередко бывшие атрибутом поземельных споров) и дела, связанные с должностными
преступлениями. На дьяков и новгородского наместника возлагалась задача организации соответствующих судебных разбирательств.
Ведая судом, вышеупомянутые должностные лица ведали и системой наказаний за проступки.
Федору Сыркову, Казарину Дубровскому и кн. Дмитрию Палецкому было адресовано несколько грамот, касавшихся содержания тюремных сидельцев: об их освобождении, перемещении, расследовании фактов смерти22. Две указных предписывали исполнить царское повеление о снятии опалы с
кн. Ивана Буйносова23.
Много поручений, адресовавшихся новгородским дьякам из столицы, касались финансовых
вопросов24. Это предписания об отправке по назначению разного рода налогов и сборов, об организации сбора налогов и исправлении ее нарушений, об обеспечении денежного содержания местных
должностных лиц. Одна из грамот, анализируемых нами, была посвящена организации торговли:
новгородским дьякам предписывалось не пропускать в Нарву торговых людей, не имеющих соответствующих документов25.
Правильное ведение финансовых дел невозможно без наличия соответствующего налогового
кадастра. Основную роль, безусловно, играли писцовые книги, составлявшиеся писцами, присланными из столицы. Но в то же время существовали переписи налогооблагаемых статей, созданные непосредственно в Новгороде, так сказать местными силами. 20 декабря 1586 г. Духов монастырь получил
жалованную грамоту на постройку соляной варницы в Старой Руссе. Варница должна была быть возведена на прежнем варничном месте, зафиксированном «по Федорову письму Сыркову»26.
Судя по интитуляции указных грамот, большую часть царских повелений новгородские дьяки
должны были исполнять единолично. Только в тех случаях, когда необходимо было организовать
судебное разбирательство, обязательным адресатом указных был и наместник.
В нашем распоряжении относительно немного документов, которые позволяют судить о том,
каков был механизм реализации государевых указных грамот новгородскими дьяками. Федор Сырков, Казарин Дубровский и Дмитрий Горин были должностными лицами достаточно высокого ранга.
Их функция была преимущественно организаторской. В роли непосредственных исполнителей выступали подьячие, рассыльщики, губные старосты и другие чины местного управления. На основании
царского указа новгородские дьяки составляли собственные наказы и доводили их до сведения исполнителей. Так, в 1550/51–1551/52 гг. писцовые работы в Бежецкой пятине велись «по цареве и государеве и великого князя Ивана Васильевича всея Руси грамоте и по записи» новгородского дворецкого и дьяков27.
Какие-то, скорее всего, наиболее важные дела новгородские дьяки делали непосредственно
сами. Это, прежде всего, отправление правосудия. Так, 6 января 1554 г. доводчик ямгородского наместника Григория Никитича Сукина Максим доложил кн. Дмитрию Федоровичу Палецкому и дьякам
Федору Сыркову и Казарину Дубровскому судный список суда тиуна Слоты Иванова. Слота Иванов
разбирал спор Василия Федоровича Кобылина и Якова Борисовича Тиркова о подстрекательстве холопов к побегу и сносу. Окончательный вердикт по делу был вынесен новгородским наместником и
дьяками. Интересна подпись на правой дьяка кн. Дмитрия Василия Долматова28. Эта пометка свиде-
32
тельствует о существовании у наместника своей собственной канцелярии, отдельной от аппарата
новгородской приказной избы.
Некоторые аспекты деятельности Федора Дмитриевича Сыркова на посту новгородского дьяка были сходны с тем, чем он занимался, будучи московским гостем. Это, прежде всего, церковное
строительство. В указной грамоте от 9 февраля 1556 г. упоминается камень, заготовленный дьяком
для строительства церковного помоста29. В 1559/60 г. по царскому указу Федору Сыркову было поручено учреждение общежительного монастыря на месте Пречистинского Тихвинского погоста в Обонежской пятине. Под руководством дьяка было расчищено место близ погостской церкви Успения
Богородицы: все дворы церковного причта и посадских людей с их лавками были перенесены на другие места, дальше от храма. На обже земли, бывшей ранее за тихвинскими попами, была построена
деревянная церковь Преображения30.
О какой-либо деятельности Федора Дмитриевича Сыркова после 1559/60 г. сведений найти не
удалось. В 1570 г. братья Федор и Алексей погибли во время опричного разгрома Новгорода31.
Таракановы были более многочисленной фамилией. Они вели свой род от московского купца
Таракана, известного тем, что он в 1470/71 г. построил каменные хоромы в Кремле близ Фроловских
ворот32. У Таракана был сын Федор и трое внуков: Никита, Никифор и Илья33. Из Таракановых произошли трое дьяков великого князя Василия Ивановича, царей Ивана IV, Федора Ивановича, Бориса
Годунова и Василия Шуйского.
Владимир Никитич Тараканов был сыном Никиты Федоровича, о котором выше уже говорилось. Вся его известная служба была связана с посольскими делами. В марте 1518 г. в Москву прибыл
посол Тевтонского ордена Дитрих Шонберг. Основным предметом переговоров была денежная помощь со стороны России для ведения войны Ордена с Польшей34. 16 апреля дьяки Владимир Никитич
Тараканов, Алексей Лукин и Некрас Харламов обсуждали с дипломатом вопрос о размере денежных
средств для найма солдат35. В августе 1522 — июне 1524 г. дьяк участвовал в мероприятиях, связанных с двумя приездами в Россию турецкого посла Скиндера. Роль Владимира Никитича Тараканова
была здесь скорее церемониальной, чем дипломатической. Во время дипломатических аудиенций в
великокняжеском дворце дьяк был одним из придворных, участвовавших в торжественной встрече
посла (стоял вместе с другими на одной из дворцовых лестниц). Во время обоих приездов дипломата
в столицу Владимир Тараканов официально передавал Скиндеру подарки великого князя Василия III36. Из сведений посольских книг мы явственно видим, что почти все участие Владимира Никитича в дипломатических делах имело финансовый подтекст: денежная помощь союзникам, подарки
послам.
Петр Васильевич Тараканов был внуком Никиты Федоровича, а Владимиру Никитичу приходился племянником. О его службе в дьяках известно только по записи в Дворовой тетради37.
Василий Матвеевич Тараканов Владимиру Никитичу приходился внуком, а Петру Васильевичу двоюродным племянником. Впервые как дьяк Василий упоминается в боярском списке 1588–
1589 г.38 Впоследствии он был записан как дьяк в боярском списке 1598/99 г. и в росписи русского
войска 1604 г.39 В 1598 г. Василий Тараканов поставил свою подпись под соборным приговором об
избрании на царство Бориса Годунова40. Конкретных служебных назначений нашего героя известно
немного. Зимой 1589/90 г. он принял участие в походе русской армии под Нарву, будучи одним из
дьяков в царской свите41. В 1597/98 г. Василий Матвеевич Тараканов и Дружина Петелин служили на
Казенном дворе42. В мае 1607 г. приказной деятель был в походе царя Василия под Тулу. В разряде он
записан как дьяк с казной43. Таким образом, в дьяческой службе Василия Матвеевича Тараканова мы
видим ту же финансовую специфику, что и в деятельности его деда Владимира Никитича.
Какие выводы можно сделать из проанализированного материала? Во-первых, следует отметить относительную замкнутость торгового сословия. По крайней мере, его верхушка — гости —
прочно держались своего социального слоя и неохотно переходили к каким-либо иным занятиям.
Дьяки в XVI столетии практически на треть рекрутировались из податных, неслужилых сословий. В
то же время мы видим за все столетие в рядах дьячества только четверых бывших гостей. Во-вторых,
перейдя на приказную работу, торговые люди продолжали заниматься привычной для них деятельностью, связанной с торговлей и финансами.
Примечания
1
Варенцов В. А. Привилегированное купечество Новгорода XVI–XVII вв.: Учеб. пособие по спецкурсу. Вологда, 1989. С. 84.
Голикова Н. Б. Образование сословной корпорации гостей и ее состав в XVI веке // АРИ. М., 1995. Вып. 6. С. 14.
3
ДДГ. М.; Л., 1950. С. 381. № 74.
2
33
4
Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. М., 1952. Т. 1. № 499.
ПСРЛ. М., 2000. Т. 4, ч. 1: Новгородская четвертая летопись. С. 612.
6
Там же. С. 540, 541, 547.
7
Там же. С. 550.
8
Там же. С. 573.
9
ПКНЗ. М., 2004. Т. 4: Писцовые книги Деревской пятины 1530–1540-х гг. С. 440.
10
ДАИ. СПб., 1846. Т. 1. № 103; Варенцов В. А. Привилегированное купечество Новгорода… С. 89.
11
ПСРЛ. Т. 4, ч. 1. С. 578.
12
Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века: Опыт ист. исслед.. М.; СПб., 2007. С. 6.
13
Там же. С. 246–247.
14
ДАИ. Т. 1. № 52/I–XIII, XVIII, XIX, XXXVIII, XXXIX.
15
Там же. № 57, 59.
16
Там же. № 47/I.
17
Там же. № 50, 65.
18
Там же № 52/XXV.
19
Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг. Л., 1930. С. 154; ПКНЗ. Т. 2: Писцовые книги Обонежской пятины
XVI в. СПб., 1999. С. 110.
20
Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII века. М., 2008. Т. 4. № 214, 299, 400.
21
ДАИ. Т. 1. № 51/I–XII, XIV, XV, XVII.
22
Там же. № 51/XIII, 63.
23
Там же. № 61/I, II.
24
Там же. № 49, 51/XIII, 53–56, 58, 60, 64, 74, 94, 104.
25
Там же. № 61.
26
Анкудинов И. Ю., Баранов К. В. Акты Новгородского Духова монастыря 1574–1595 гг. № 5 // Русский дипломатарий.
М., 2003. Вып. 9. С. 348.
27
Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века. С. 6–7; Корецкий В. И. О земельных владениях Адашевых в XVI в. // Исторический архив. 1962. № 6. С. 124.
28
РИБ. СПб., 1898. Т. 17. Стб. 191–192.
29
ДАИ. Т. 1. № 96/I.
30
ПКНЗ. Т. 2. С. 109.
31
Свод данных источников об этих событиях см.: Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 371.
32
Голикова Н. Б. Образование сословной корпорации гостей… С. 16.
33
Варенцов В. А. Привилегированное купечество Новгорода… С. 84–85.
34
Зимин А. А. Россия на пороге нового времени: (Очерки полит. истории России первой трети XVI в.). М., 1972. С. 187–188.
35
Сб. РИО. СПб., 1887. Т. 53. С. 56.
36
Документы Архива Министерства иностранных дел в Москве. Из книги «Турецкие дела № 1» // Дунаев Б. И. Пр. Максим
Грек и греческая идея на Руси в XVI веке: Ист. исслед. с прил. текстов дипломат. сношений России с Турцией в начале
XVI ст. по док. Моск. архива М-ва иностр. дел. М., 1916. С. 36, 39–41, 72.
37
Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.; Л., 1950. С. 115.
38
Станиславский А. Л. Труды по истории Государева двора в России XVI–XVII веков. М., 2004. С. 205.
39
Там же. С. 251, 400.
40
ААЭ. СПб., 1836. Т. 2: 1598–1613. № 7.
41
Разрядная книга 1475–1598 гг. М., 1966. С. 413.
42
ДАИ. Т. 1. № 157.
43
Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113–7121 гг.). М., 1907. С. 87.
5
М. В. Моисеев
РУССКО-НОГАЙСКАЯ ТОРГОВЛЯ В XVI СТОЛЕТИИ
Русско-ногайские торговые отношения имеют достаточно развитую историографию. Уже начиная с Н. М. Карамзина, история взаимоотношений России и Ногайской Орды рассматривается через призму экономических сюжетов. По мнению многих историков XIX — начала XX в., руссконогайские связи определялись их экономической составляющей1. Вместе с тем, сама торговля рассматривалась недостаточно внимательно. Постепенно эти недостатки начали преодолеваться. С. В.
Бахрушин отмечал начало русско-ногайской торговли при великом князе Василии III2. Более детально эти вопросы рассмотрела М. В. Фехнер. Исследовательница определила содержание ввоза и вывоза Ногайской Орды, установила пути сообщения между Россией и ногаями и пришла к выводу о значительной роли торговли в отношениях России и восточных стран, в частности Ногайской Орды3.
На долгое время наблюдения М. В. Фехнер стали определяющими, но развитие исторической
науки потребовало большей детализации русско-ногайской торговли. В результате в 1991 г. появилась работа Д. С. Кидирниязова, посвященная экономическим сюжетам русско-ногайских отношений. Впрочем, данное исследование имеет слишком общий характер и изобилует фактическими
ошибками4.
34
В. Д. Назаров, обратившись к русско-ногайской торговле, создал весьма обстоятельный труд,
в котором были отражены эти связи в первой половине XVI в. Историк отметил устойчивый характер
русско-ногайской торговли, постоянный характер взимания пошлин с ногайских купцов. Общим выводом исследования стало наблюдение о постепенно растущей зависимости Ногайской Орды от русского экспорта5.
Не прошел мимо торговых сюжетов и исследователь истории Ногайской Орды В. В. Трепавлов. Он отметил факты освобождения ногаев от пошлин и связал это с политическими соображениями. В целом, оценивая ногайско-русскую торговлю, историк пришел к выводу о том, что она послужила одним из факторов относительно мирного сосуществования России и Ногайской Орды6.
Таким образом, русско-ногайские торговые отношения нашли достаточно полное освещение в
отечественной историографии. Вместе с тем, часть вопросов оказалась не рассмотрена или рассмотрена частично. Именно поэтому мы взяли на себя смелость вновь обратиться к этой проблематике.
Начало торговли ногаев с Русским государством стоит относить к началу дипломатических
отношений между государствами. Уже первое ногайское посольство 1489 г. сопровождали купцы7.
Однако в конце XV в. торговля между странами не имела устойчивого характера. Поэтому в источниках не отражалось ни ее содержание, ни количественные характеристики.
При Василии III торговые сюжеты прозвучали вполне отчетливо. Русское государство сформулировало принцип свободной торговли: «гости бы ваши в наши земли ходили добровольно безо
всякие зацепки»8. И Россия, и Ногайская Орда стремились к регулярности торговых контактов9. Таким образом, в начале XVI в. обе стороны определенно заявили об интересе в развитии взаимной
торговли, который сохранялся вплоть до второй половины XVII в.
Первоначально русско-ногайская торговля была не строго регламентирована, но, начиная с
1530-х гг., степень регламентации возрастает. Это явление связано, скорее всего, с учащением случаев ограблений ногайских купцов, с одной стороны, а с другой — с участием в нападениях на деревни
по украинам самих ногайских купцов10. Как средство минимизирования подобных криминальных
случаев правительство Елены Глинской предлагало уменьшить количество приезжавших купцов11.
Другим средством обеспечения безопасности стала организация охраняемого торга.
Для этих целей назначались «базарские» воеводы12. В 1530-х гг. назначение происходило во
время прибытия послов и купцов в Москву, позднее эта служба слилась со службой «детей боярских
встречальников», т. е. «базарские воеводы» контролировали ногаев в течение всего времени их нахождения в России. Впрочем, это совмещение длилось недолго: уже с мая 1555 г. вернулись к прежней
практике. О функциях «базарских воевод» позволяет судить наказ А. В. Плещееву (август 1577 г.).
Воевода должен был пресекать любые контакты местного населения с ногаями. На него же возлагался контроль за криминогенной обстановкой на базаре и сыск в случаях преступлений. Он же учитывал проданный товар, в случаях покупки без записи штрафовал покупателей (сумма штрафа составляла 2 руб. с человека), а лошадей, купленных таким способом, забирал «на государя». Именно он
следил за тем, чтобы «заповедный товар» продавался в рамках, строго установленных специальным
указом. Нарушителей торгового порядка воевода должен был задерживать и препровождать в Посольский приказ, а товар конфисковывать13.
Длительное время основным местом русско-ногайского торга оставалась Москва14, но после
присоединения Казанского и Астраханского ханств торговля начала проводиться в Казани и Астрахани15, впрочем, традиционных для ногайского купечества.
Место ногайского торга в Москве определить достаточно сложно. Скорее всего, базар размещался там же, где устанавливали самих купцов. Как правило, ногайских купцов ставили либо под
Паншиным, либо «на лугу» около Симонова монастыря, временами торговали в Наливках, иногда —
в Красном селе16.
На торге присутствовали специалисты по устному переводу — толмачи. В их обязанности
входил сбор и учет пошлин на государя и Троице-Сергиев монастырь17. Пошлины, взимавшиеся с
ногайских купцов, были разнообразными. Их структура представляется в следующем виде. В Москве
взималась тамга на царя, в Рязани и Коломне — на коломенского наместника. Если ногаи ехали через
Владимир, то сборы взимались на владимирского наместника. При следовании через Касимов тамгу
взимали на царя и царевича, а также «на болшого князя на Ширинского»18. Кроме этого, правом сбора пошлин за клеймение ногайских лошадей обладал Троице-Сергиев монастырь19.
При таком количестве различных пошлин естественно выглядит стремление ногаев избавиться от них. Однако правительство подходило к этому вопросу весьма осмотрительно. Впервые вопрос
о возможном снижении пошлин рассматривался великокняжескими представителями в 1534 г., но эта
практика не была сколько-нибудь долгой, и вскоре ее прекратили20. Сама эта попытка находилась в
35
русле мероприятий правительства Елены Глинской, направленных на снижение напряженности в
русско-ногайских отношениях. Учитывая, что эта политика имела ограниченный успех, постепенно
от нее отказались. Впоследствии к практике снижения пошлин прибегали по политическим соображениям21. Так, в 1548 г. Шейх-Мамай-бий добился освобождения собственных купцов от косвенных
сборов. Этого же права добился и Исмаил-мирза. В 1554 г. таможенные льготы получил Юнус-мирза
б. Юсуф22. Наиболее значительную льготу получил Исмаил-бий в июле 1558 г. Русское правительство по причине голода в Ногайской орде освободило ногаев от взимания «тамги и иных пошлин» на
три года23. С купцов Исмаила пошлины не брались и в 1562 г., а те сборы, что уже были взяты, русское правительство обещало даже вернуть24.
Со стороны ногаев торговлю с русскими вели ордобазарцы — представители привилегированной социальной группы. Они были приближены к бию и мирзам и обслуживали их товарами25. Не
редко ордобазарцы выполняли дипломатические поручения и становились доверенными лицами ногайских биев26. Для торговли вне орды ордобазарцы получали у бия ярлык, разрешавший ее, при его
отсутствии купцы занимались контрабандой27. Ордобазарцы также занимались поиском и выкупом
плененных ногаев28.
Необходимо отметить, что купцы могли купить не все товары. Так, из сферы торговли выводились так называемые «заповедные товары»: оружие, доспехи, некоторые металлические изделия и
ряд других29. Однако в отношении послов этот режим значительно смягчался30. Подобное правило
приводило к махинациям со стороны ногаев. Так, Д. И. Губин в 1535 г. упоминал, что многих людей
в дипломатической миссии ногаев в послы назначил представитель Саид-Ахмед-бия Кудояр. Среди
таких назначенцев оказались и ордобазарцы31. В 1553 г. в Москве вскрыли факт следующего мошенничества. Некий Карач просил Исмаила отпустить его торговать в Россию, но получил отказ. В итоге
он прибыл как посол Исмаила. Его махинации вскрылись благодаря прочтению нишана, в котором
оказалось имя Мухаммад-мирзы б. Исмаила. После расспроса русского гонца М. Девлечарова выяснилось, что Исмаил не посылал Карача послом и грамот ему не давал. В результате русское правительство отослало грамоту обратно, потребовало от Исмаила разобраться в ситуации и наказать виновного, а также сконцентрировать заверение грамот у Исмаила32.
Торговые караваны ногаев всегда сопровождали ногайских послов. Пути их следования достаточно полно изучены нашими предшественниками. Основные направления были следующими: Самара — Казань — Нижний Новгород — Владимир — Москва или Переволока — вдоль Дона — устье
Воронежа — Ряжск — Рязань — Москва. Первая дорога (так называемая «казанская») являлась основной33.
Однако стоит указать на существовавшие в XVI в. иные варианты этих путей. Так, ногайские
посольства, торговые караваны да и военные отряды шли в основном через Мещеру или Рязанщину.
Часто первым пунктом их прибытия становились Касимов34 и Темников35. Встречался и более древний36 путь в Москву через Казань на Муром37. Можно сказать, что ногаи тяготели, в основном, к
движению через Мещеру, но после 1556 г. возвращались назад часто водным путем через Нижний
Новгород и Казань на Астрахань38.
Основной статьей экспорта из Ногайской Орды являлись кони. Особое значение поставки ногайских лошадей приобрели после 1515 г., когда Мухаммед-Гирей-хан переориентировал крымских
конепродавцев на турецкий рынок39. Литовский автор М. Литвин придавал русско-ногайской торговле военно-стратегическое значение40. По мнению ряда исследователей, именно на базе ногайских лошадей происходило становление русской кавалерии41. Это суждение подтверждается и сообщениями
источников, согласно которым покупка ногайских коней разрешалась исключительно служилым людям42.
Стоили ногайские лошади сравнительно дешево. По подсчетам В. Д. Назарова, их минимальная стоимость составляла 1,5–2 руб.43 По данным Н. И. Костомарова, за украденного коня при Иване
Грозном взимали 5 руб., за кобылу — 3 руб. (за русскую — 6 руб.), а за жеребенка — 2 руб. Правда,
отдельные отборные аргамаки и кобылы могли стоить 20 руб.44 На ценовую политику ногайских купцов влияли природные условия во время их доставки в Россию. Так, в 1539 г. лошади были дешевы
вследствие раннего выпадения снега, что привело к высокой их смертности из-за «безъкормиа»45.
Русское правительство имело право отобрать для царских конюшен лошадей до начала торга.
Так, в 1551 г. царь приказал ясельничим сначала отобрать на себя коней, а после этой операции разрешил начать торговлю. На «государево имя» отбирались иноходцы и «лутчие кони»46.
Поставки лошадей из Ногайской Орды были весьма значительны. Например, за период до
1563 г. ногаи пригнали в Россию 319465 лошадей. Однако динамика лошадиной торговли носила регрессивный характер, что было связано с хозяйственной разрухой орды, вызванной долгой ногайской
36
смутой середины XVI в. Послания правителя орды Исмаила рисуют картину крайнего обнищания
кочевников47. На сокращение поголовья коней в Ногайской Орде влияли также нападения на ногайские кочевья и угоны лошадей48. Угон лошадей Исмаил расценивал как удар по своей обороноспособности49.
Самые крупные поставки пришлись на 1555 г., когда ногаи привели на рынки Москвы и Казани 40000 коней50. Затем количество коней, пригоняемых на продажу, снижается51. Наиболее значительные поставки после 1555 г. составили 7000 лошадей в ноябре 1556 г.52, 2000 — в июле 1557 г.53,
5000 — в июне 1561 г.54. Остальные поставки не достигали даже 1000 голов.
Кроме коней ногаи поставляли на русские рынки овец. Однако информация об этом скудна и
ограничивается сообщением о пригоне на продажу 24300 овец в 1555 г., причем большая часть
(20300) была продана в Казани55. Продавали они и продукты скотоводства и ремесла. Среди них упоминаются войлок, «кожи телятинные», топленное сливочное масло, звериные шкуры. Особой известностью пользовались ногайские тулупы56.
Еще одной статьей русско-ногайской торговли во время Ливонской войны стала продажа
пленных, однако точных данных о количестве и составе ливонских пленных посольские книги не содержат. Хотя другие источники позволяют считать, что торговля ливонцами имела весьма бойкий
характер57. В 1561 г. упоминается просьба Исмаил-бия разрешить его представителю Бекчуре купить
своим женам по «девке немецкой», а для себя бий хотел приобрести двух полонянок58. В 1577 г. ДинАхмад-бий просил разрешение на покупку 30 полоняников59.
В целом работорговля с ногаями находилась под контролем русского правительства. Главной
задачей подобного контроля было пресечение продажи под видом «немцев» русских людей. В виду
того что в войне принимали участие касимовские татары в это время для ногаев открылось дополнительное место торга полоном — Касимов. Впрочем, торг здесь был весьма ограничен. В Касимове
разрешалось торговать только послам в числе не более 6 чел. в сопровождении толмача и сына боярского60. В целом, изучение судеб «ливонского полона» в орде требует специального изучения.
Подытоживая наши наблюдения можно сказать следующее. Русско-ногайская торговля имела
весьма существенный характер для обоих государств. Об этом свидетельствует заинтересованность
русского правительства в стимулировании ногайских мирз отсылать торговые караваны в Москву, а
также усилия по восстановлению торговли в завоеванных областях61. Однако тенденция ее развития
оказалась регрессивной, что объясняется междоусобицей и «хозяйственной катастрофой» в Ногайской Орде в середине XVI столетия.
Таким образом, торговля в русско-ногайских отношениях занимала важное место, но преувеличивать ее роль нельзя. Для Русского государства, несмотря на его высокую заинтересованность в
ногайском конском экспорте, она была дополнительным инструментом политического воздействия
на ногаев ради сохранения их союзных отношений или нейтралитета.
Примечания
1
См.: Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1989. Кн. 2, т. 4. Стб. 118–119; Соловьев С. М. Соч. М., 1989.
Кн. 3, т. 6. С. 466; Савва В. И. О Посольском приказе в XVI в. Харьков, 1917. Вып. 1. С. 379, 389.
2
Бахрушин С. В. Москва в период укрепления Русского централизованного государства XVI века // История Москвы.
М., 1952. Т. 1: Период феодализма, XII–XVII вв. С. 171.
3
Фехнер М. В. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI веке. 2-е изд., доп. М., 1956. С. 6, 7, 18–19, 48, 53,
54, 55, 56, 57, 61, 64, 65, 97, 98.
4
Кидирниязов Д. С. Из истории торговых отношений ногайцев с Россией (XVI–XVIII вв.) // Товарно-денежные отношения в
дореволюционном Дагестане: Темат. сб. Махачкала, 1991. С. 58.
5
Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля (первая половина XVI века) // Восток. 1998. № 1. С. 48–64.
6
Трепавлов В. В. 1) Кочевники на русских рынках: Ногайская торговля в XVI–XVII вв. // ОИ. 2000. № 3. С. 165–177;
2) История Ногайской Орды. М., 2001. С. 522–539.
7
Сб. РИО. СПб., 1884. Т. 41. С. 81.
8
ПКСРНО. С. 65.
9
Там же. С. 80; Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля… С. 49.
10
ПКСРНО. С. 102, 113.
11
Там же. С. 102.
12
Там же. С. 113; РГАДА. Ф. 127 (Сношения России с ногайскими татарами). Оп. 1. Кн. 4. Л. 49, 101 об., 110, 122, 139 об.–
140, 166 об., 172 об., 182 об.–183, 256 об., 374 и др. Первоначально служба не была разрядной. С 1561 г. она приобретает
этот статус и даже используется в местнических спорах, но в «Государевом разряде» не фиксируется. См.: Анхимюк Ю. В.
Частные разрядные книги с записями за последнюю четверть XV — начало XVII веков. М., 2005. С. 121.
13
Там же. Кн. 8. Л. 27 об.–29 об.
14
Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля… С. 51.
37
15
См.: РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 4. Л. 350 об.
Там же. Л. 5 об., 49, 59 об., 65 об, 72 об. и др.
17
Там же. Кн. 8. Л. 30 об.
18
Там же. Кн. 6. Л. 185 об.–186.
19
См.: Каштанов С. М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века. Ч. 2. // АЕ за 1960 год. М., 1962. С. 140.
№ 676, 677.
20
Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля… С. 53.
21
Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 532–533. Ср.: Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля… С. 53.
22
ПКСРНО. С. 252, 290; РГАДА. Ф.127. Оп. 1. Кн. 4. Л. 231, 231 об.
23
РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 5. Л. 178. Данная жалованная грамота дошла до нас еще в копии XIX в., но она неверно датирована (см.: Там же. Оп. 2. Д. 11. Л. 1).
24
Там же. Оп. 1. Кн. 6. Л. 116 об.–117.
25
Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 524.
26
ПКСРНО. С. 183, 184; РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 4. Л. 362–362 об.; Там же. Кн. 5. Л. 44 об., 91 об.–92.
27
Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 523.
28
ПКСРНО. С. 162.
29
Там же. С. 114; Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 126; Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля…
С. 53; Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 534. Прим. 15.
30
ПКСРНО. С. 114; Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля… С. 53.
31
ПКСРНО. С. 162.
32
РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 4. Л. 165 об., 176 об.–177 об.
33
Фехнер М. В. Торговля Русского государства… С. 18, 19, 45; Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 526.
34
РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 5. Л. 27 об., 117 об., 180 об.
35
Там же. Кн. 4. Л. 373; Кн. 5. Л. 31, 80, 164 об., 214.
36
Сб. РИО. Т. 41. С. 81.
37
РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 6. Л. 89 об.
38
Там же. Кн. 5. Л. 116.
39
Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 527.
40
О нравах татар, литовцев и москвитян / М. Литвин. М., 1994. С. 75.
41
Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 528.
42
РГАДА. Ф.127. Оп. 1. Кн. 8. Л. 30.
43
Назаров В. Д. Российско-ногайская торговля… С. 61.
44
Костомаров Н. И. Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях // Костомаров Н. И. Земские соборы: Ист. моногр. и исслед. М., 1995. С. 247.
45
ПСРЛ. Т. 13: Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью (продолжение). М., 2000. С. 130.
46
РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 4. Л. 5–5 об.; Кн. 8. Л. 31.
47
Там же. Кн. 5. Л. 32 об., 43 об., 46 об.
48
Там же. Л. 7 об., 37 об; Кн. 6. Л. 4 об.–5, 8, 9, 10 об., 11, 14 об., 43 об.–44.
49
Там же. Кн. 6. Л. 56 об.
50
Там же. Л. 300, 350 об.
51
Там же. Кн. 4. Л. 359, 373; Кн. 5. Л. 27 об., 41 об., 45 об., 80 об., 117 об., 123, 181; Кн. 6. Л. 48, 197 об.
52
Там же. Кн. 4. Л. 373.
53
Там же. Кн. 5. Л. 27 об.
54
Там же. Л. 214 об.
55
Там же. Кн. 4. Л. 300, 350 об.
56
См.: Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. С. 529–530.
57
Штаден Г. Записки немца-опричника / Сост. и комм. С. Ю. Шокарева. М., 2002. С. 57, 97, 103, 114; Ульфельдт Я. Путешествие в Россию. М., 2002. С. 245, 333, 334, 335, 339, 352.
58
РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 6. Л. 7 об.–8.
59
Там же. Кн. 8. Л. 44.
60
См.: Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой (1576 г.). М., 2003. С. 19–20; РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. 1583 г.
Д. 1. Л. 6.
61
РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Кн. 4. Л. 159, 161 об.–162, 163, 165–165 об.
16
Я. В. Велувенкамп
ГОЛЛАНДСКАЯ СИСТЕМА ТОРГОВЛИ И РУССКИЙ РЫНОК В 1560–1760 гг.*
Голландская торговля с Россией, зародившаяся в XVI в., достигла расцвета в XVII в. и постепенно пришла в упадок в течение XVIII в. То же самое можно сказать и о голландской внешней торговле в целом. В течение 300 лет между 1500 и 1800 гг. голландская коммерческая система времен
«Золотого века» пережила подъем, расцвет и упадок. Голландия достигла первенства в мировой торговле в XVI в.1 и доминировала в ней в XVII в., поскольку являлась «экономическим лидером Европы»2. Голландская коммерческая система может быть определена по-разному, ее функции были многочисленными. Еще в XVIII в. Нидерланды располагали хорошо развитой индустрией, работающей
38
на международный рынок. Кроме того, Голландская республика являлась на протяжении более чем
столетия основным средоточием международной посреднической торговли и транспорта. Она была
ведущим объединяющим международным рынком, где товары меняли своих владельцев и где, кроме
того, голландские купцы организовали прямую торговлю и перевозки между третьими странами3.
Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы проанализировать и объяснить развитие русско-голландской торговли и коммерческой системы Голландской республики.
Торговля Нидерландов с Россией достигла значительных размеров около 1560 г., после того
как царь Иван IV добился прямого выхода к морю, завоевав ливонский порт Нарва в 1558 г. Купцы из
Нидерландов торговали с Нарвой в 1570-х гг. Со временем шведы блокировали порт и окончательно
захватили его в 1581 г. Россия снова осталась без порта на Балтийском море. Однако голландские
купцы стали использовать иной путь в Россию, идущий по северным широтам, через Белое море к
устью Северной Двины. Этот маршрут был открыт англичанами в 1550-х гг. В 1583 г. здесь, в устье
Двины, Иван Грозный основал портовый город Архангельск, и в 1585 г. его сын и наследник Федор
решил, что это будет единственный порт для торговли России с Западной Европой4.
До 1580-х гг. торговля Нидерландов была в значительной мере торговлей Антверпена. Основная часть внешней торговли Нидерландов, включая торговлю с Россией, была сконцентрирована в
этом большом и древнем городе на реке Шельде, который был основным европейским перевалочным
пунктом для товаров, имеющих высокую стоимость. Отсюда португальские специи и сахар распространялись по всей Европе. Отсюда английские сукна отправлялись на Балтику и в Левант. И отсюда
испанская соль, французские вина, субтропические фрукты и американское серебро поставлялось на
Балтику и в Германию, даже если часть этих товаров и не поступала физически в сам порт Антверпена5. Когда торговля Антверпена достигла расцвета, антверпенские купцы начали развивать торговлю
с Россией.
Антверпен несомненно являлся доминирующим торговым центром в Нидерландах, но в стране имелось множество центров меньшего размера. Одним из них был Амстердам. Он служил основными воротами для Нидерландов в Северную Германию, Норвегию и на Балтику6. Амстердам доминировал по большей части в торговле с Балтикой. Купцы из Амстердама и других городов Северных
Нидерландов привозили соль, вино и сельдь и покупали зерно и древесину7.
Золотое время для голландцев в торговле с Россией началось в 1590-х гг., когда они, как и
везде, добились превосходства над англичанами8. Быстрый рост торговых оборотов был составной
частью экспансии голландской внешней торговли в целом, имевшей место в конце XVI в.9 Первоначально антверпенская торговля не была существенно затронута революцией в Голландии, которая
началась в 1568 г. и продолжалась 80 лет. Катастрофа разразилась в 1585 г., когда испанская армия
захватила Антверпен, а повстанцы блокировали город и его морская торговлю полностью остановилась. В 1581 г. восставшие провинции Северных Нидерландов отказались признать испанского короля Филиппа II своим сувереном и с 1588 г. более не пытались найти себе монарха, утвердив таким
образом де факто с этого времени республику Соединенных провинций. Поскольку Антверпен находился под властью Испании и был изолирован от моря, Амстердам стремительно превратился в новый центр международной торговли. Это было видно по многим показателям. В 1590-х гг. голландская торговля на Балтике расширилась и включила большее, чем раньше, количество субтропических
и колониальных товаров, включая фрукты, оливковое масло, перец, специи и сахар. Это показывает,
что она к этому времени была в большей степени интегрирована с рынками Пиринейского полуострова и Средиземноморья. В свою очередь голландцы проникали на рынки Южной Европы с лейденским сукном, хаарлемским льном, русским воском, мехами, кожей, икрой и балтийским зерном. Кроме того, голландские торговцы в те же годы начали торговать с Западной Африкой, где они покупали
золото, слоновую кость и камедь, а также с Южной Америкой и Карибским бассейном, где приобретали соль, шкуры, жемчуг, серебро и табак. Наконец, развивалась торговля голландцев с ЮгоВосточной Азией. В 1597 г. первый голландский корабль вернулся из этих краев, а в 1602 г. возникла
хорошо известная Объединенная Ост-Индская Компанию (VOC)10.
Быстрая торговая экспансия Голландской республики имеет несколько объяснений. Прежде
всего, центр голландской коммерческой системы переместился из Антверпена в Амстердам, когда
из-за восстания множество ремесленников и предпринимателей мигрировало из Южных Нидерландов на север. Амстердам был очень удачно расположен для международной торговли, существующие
возможности северной экономики обеспечивали благодатную почву для торговой экспансии, но иммиграция была здесь решающим фактором. Рвение, с которым иммигранты с юга селились в северных провинциях, объяснялось благоприятным предпринимательским климатом, который тут господствовал. Этот благоприятный климат установился в значительной степени благодаря тому, что
39
Республика управлялась по существу городскими элитами, в особенности торговцами, которые на
любом уровне стремились защитить свои собственные интересы. Иммигранты, кроме того, поддерживали интенсивный обмен рыночной информацией в Амстердаме, что стимулировало инновации.
Как следствие, в Амстердаме деловая информация превратилась в деловые знания. Эти знания позволили голландским купцам — местным и иммигрантам — найти дополнительные источники товаров и
рынки их сбыта за границей, увеличить обороты и прибыль, объединяя в своих руках все отрасли европейской и мировой торговли11. Покупая по всему миру товары, на которые где-либо был спрос, они
всегда и везде могли предложить практически неограниченный ассортимент. Таким образом, они
стали посредниками для всех рынков мира и очень быстро достигли беспрецедентной конкурентоспособности в мировом масштабе12.
В первой половине XVII в. торговля с Голландской республикой (фактически — с Амстердамом) составляла примерно до 75 % всей торговли России с Западной Европой. Секрет конкурентоспособности голландцев заключался в том, что их торговля носила многосторонний характер. Все
конкуренты, и, в первую очередь, англичане, торговали на двусторонней основе, и, следовательно, в
значительно более скромных размерах. Англичане покупали главным образом товары для своего собственного рынка и продавали товары, произведенные в Англии13.
Голландская торговля с Россией увеличила экспорт через Архангельск с 149 тыс. руб. (около
1,1 млн. гульденов) в 1604 г. до приблизительно 430 тыс. руб. (примерно 2,3 млн. гульденов) в 1642 г.
Таким образом, Архангельск превратился в один из главных торговых центров Северной Европы. В
первой половине XVII в. почти половина российского экспорта состояла из мехов, а другая половина
в основном из русских кож и сала. В некоторые годы Россия экспортировала значительное количества зерна, но это случалось только тогда, когда цены в Западной Европе были исключительно высоки,
кроме того, на это требовалось особое разрешение российского правительства. Российский импорт на
протяжении всего XVII в. состоял главным образом из серебра и золота, жемчуга и драгоценных
камней, дорогих тканей, оружия, пороха, цветных металлов, экзотических продуктов, таких, например, как вина, сахар и специи, а также красителей14.
Внешняя торговля России — это только один из примеров доминирования голландцев в международной торговле и их посреднической роли на международном рынке. Этот пример показывает,
что голландцы торговали товарами из разных стран. Серебро, которое они ввозили в Россию, шло из
Латинской Америки, ткани были из Азии и Нидерландов, оружие — из Льежа, Германской империи
и Нидерландов, вино — из Франции и с Рейна, сахар — из Бразилии, жемчуг, драгоценные камни и
специи — из Азии. Русские кожи и меха были предметом роскоши, и на эти статьи русского экспорта
существовал огромный спрос в разных странах, включая Италию.
Объем торговли Архангельска к 1650 г. удвоился и оставался на уровне примерно
800 тыс. руб. или 4 млн. гульденов в год на протяжении всей второй половины XVII столетия. Основной вклад в этот стремительный рост внесли именно голландцы. Во второй половине XVII в. они
доминировали в российской торговле, как никогда раньше. Торговля с Амстердамом составляла, возможно, до 90 % всей торговли России с Западной Европой. Позиции англичан серьезно пошатнулись
в основном потому, что царь Алексей Михайлович был потрясен казнью короля Карла I в 1649 г. — и
запретил англичанам впредь торговать во внутренних районах России15.
Рост архангельского экспорта совпал с решительными изменениями в его составе. Доля мехов
снизилась до 10 %. Вместо них основным товаром стала кожа. В 1647 г. ее доля достигла 46 %. Сало
в том же году составило всего около 2 % русского экспорта. Кроме того, большое значение приобрели поташ и пенька. Как и в первой половине XVII в., значительные партии зерна экспортировались из
России только тогда, когда цены в Амстердаме были высоки и царь давал специальное разрешение. К
концу XVII в. важное значение приобретают смола и строевой лес. Состав российского импорта оставался в основном таким же, что и в первой половине столетия. Импортные товары по-прежнему
происходили со всего мира и включали драгоценные металлы, ювелирные изделия, дорогие ткани,
оружие, цветные металлы, экзотические продукты питания и красители16.
Увеличение российского экспорта и изменение его состава можно объяснить структурными
изменениями в голландской коммерческой системе. Голландская посредническая торговля до такой
степени способствовала развитию международной коммерции, что начались прямые торговые сношения между производителями и потребителями. В этих условиях голландская посредническая торговля постепенно стала ненужной. Эта угроза для торговли Голландии была нейтрализована ростом
продаж продукции голландской экспортной промышленности17. Как следствие, в течение XVII в. основу голландской торговли постепенно начинают составлять сбыт изделий отечественной индустрии
и приобретение сырья для нее18. Рост и изменение состава архангельского экспорта в Амстердам бы40
ли результатом увеличения спроса на сырье со стороны голландской промышленности19. Основная
часть сырья, которое голландцы вывозили из России во все более увеличивающихся количествах, обрабатывалась голландской промышленностью. В то же время Россия продолжала получать выгоду от
голландской посреднической торговли. Прямая торговля между Россией и третьими странами еще не
развилась в это время. Российские купцы не участвовали в морской торговле, а Англия — единственная важная торговая нация помимо Голландии — была не слишком эффективна на российском рынке. Члены Московской компании, которая в Англии владела монополией на русскую торговлю, не
были активны сами и, более того, блокировали доступ в Россию другим купцам20.
Во время Северной войны (1700–1721 гг.) архангельская торговля процветала как никогда
раньше, пользуясь тем, что война нанесла страшный удар по балтийской торговле. Объем архангельского экспорта сала вырос до 1,8 млн. руб., или до 5,8 млн. гульденов. Особенно вырос экспорт пеньки. И, как всегда, в отдельные годы особое значение приобретал вывоз зерна. Ткани, оружие и металлы доминировали в архангельском импорте с 1705 по 1710 г. Примерно половина всего вооружения
российской армии было импортным. Но в то же время Россия развивала собственное оружейное производство, что привело к значительному сокращению импорта оружия после 1711 г.21
Рост архангельской торговли после 1700 г. был в основном результатом подъема торговли
России с Англией. Англичане начиная с 1675 г. все более остро нуждались в материалах для кораблестроения. В России они нашли источник таких товаров, прежде всего пеньки. С 1690 г. русское правительство вновь позволило им торговать во внутренних районах страны. На торговлю с англичанами
пришлось примерно 2/3 колоссального роста русского экспорта пеньки. Соответственно, голландская
доля в русской торговле сократилась до 45 % и оставалась на этом уровне до второй половины
XVIII в.22
После завершения Северной войны российская торговля претерпела еще одно коренное изменение. В 1703 г. царь Петр основал Санкт-Петербург и в начале 1720-х гг. его решение о том, что
именно этот город должен стать главным портом России вместо Архангельска было исполнено. Архангельск утратил свое центральное положение в российской внешней торговле. Его порт сохранил
значение только для своей непосредственной округи. В 1726 г. архангельский экспорт составил всего
285 тыс. руб., т. е. примерно треть от довоенного уровня, а в 1741 г. — около 426 тыс. руб. — примерно половину от довоенного уровня. Санкт-Петербург приобрел то, что потерял Архангельск. К
1726 г. петербургский экспорт превысил показатели Архангельска в 8 раз23.
Огромный рост российского экспорта в Англию был частично вызван получением англичанами разрешения на возобновление торговых операций во внутренних областях России. Но в основном
на это повлияло решение английского парламента об открытии с 1699 г. Московской компании для
любого англичанина, внесшего 5 ф. ст. С этого момента английские купцы, традиционно торговавшие на Балтике, устремились на русский рынок. Они были готовы вести операции в Архангельске
потому, что Северная война разрушила их балтийскую торговлю. Англичане немедленно начали в
огромных количествах приобретать русские товары, в первую очередь пеньку. Особое значение имело то, что Великобритания к этому времени превратилась в ведущую морскую и торговую державу
мира. Ее коммерческая мощь была основана на двух столпах. Первым из них было проникновение на
европейские рынки, где до того были сильны голландцы. Вторым столпом стал рост экономики Британской Атлантики, огромный «общий рынок» Великобритании, ее колоний в Северной Америке и
сахарных островов в Карибском море, защищенный меркантилистской политикой британского правительства. Это новое британское доминирование было заметно и в преобладании англичан на русском рынке24.
Относительно слабые позиции голландцев на русском рынке в XVIII в. по сравнению с ситуацией, имевшей место веком ранее, были составной частью общего упадка голландской коммерции
после 1700 г. Этот упадок стал результатом агрессивной меркантилистской политики прежде всего
Англии и Франции, а также Пруссии, России, Швеции, Дании, Австрии и Испании. Все эти страны
проводили политику протекционизма и поддержки национального производителя. В результате голландская посредническая торговля, голландская промышленность и международная посредническая
торговля, связанная с ней, понесли серьезный урон. Этот ущерб был частично возмещен ростом голландской торговли с Германией и увеличением продаж колониальных товаров. Тем не менее теперь
уже не Голландская республика, а Британия правила морями25.
Коренные изменения в структуре как голландской, так и британской экономик отразились на
товарах, экспортируемых и импортируемых Россией. Меха, поташ, смола и древесина практически
исчезли из русского экспорта. Это было следствием упадка голландской промышленности, а также
объяснялось тем, что Великобритания имела собственные источники данных товаров в Северной
41
Америке. Импорт вин и колониальных товаров, например, перца и в особенности сахара и кофе, возрос за счет сокращения ввоза тканей и главным образом оружия, которое практически перестало ввозится в Россию после 1710 г.26
Какие выводы можно сделать на основе этого краткого обзора развития голландской коммерческой системы и русского рынка в XVII и XVIII вв.? Прежде всего, ясно, что российская торговля —
один из примеров того, как голландская коммерческая система связывала между собой европейские и
мировые рынки на протяжении всего XVII в. Во-вторых, в течение XVII столетия Россия стала важным поставщиком сырья для голландской промышленности, работавшей на экспорт. В-третьих, из
истории голландско-российской торговли отчетливо видно, как в первой половине XVIII в. пошатнулось доминирующее положение голландцев — международных торговых посредников и знаменитых
производителей экспортных товаров, и как они, чтобы поправить положение, увеличили вывоз колониальных товаров. В XVIII в. уже не голландцы, а британцы доминировали в международной торговле, в том числе и в торговле с Россией.
Примечания
*
Перевод А. В. Крайковского.
См.: Israel J. I. Dutch primacy in world trade, 1585–1740. Oxford, 1989.
2
См.: North D. C. Structure and change in economic history. New York; London, 1981. Р. 154.
3
Lesger C. Handel in Amsterdam ten tijde van de Opstand: Kooplieden, commerciële expansie en verandering in de ruimtelijke
economie van de Nederlanden, ca. 1550 — ca. 1630. Hilversum, 2001; Veluwenkamp J. W. 1) Afscheid van de stapelmarkt: Review
article of: C. Lesger. Handel in Amsterdam… // Bijdragen en Mededelingen betreffende de Geschiedenis der Nederlanden. 118.
2003. № 1. Blz. 41–48; 2) De buitenlandse textielhandel van de Republiek in de achttiende eeuw // Textielhistorische Bijdragen.
№ 34. 1994. Blz. 70–88.
4
Veluwenkamp J. W. Archangel: Nederlandse ondernemers in Rusland, 1550–1785. Amsterdam, 2000. Blz. 16–21, 27–32.
5
Veluwenkamp J. W. Afscheid van de stapelmarkt; Klein P. W., Veluwenkamp J. W. The role of the entrepreneur in the economic
expansion of the Dutch Republic // The Dutch economy in the Golden Age. Amsterdam, 1993. Р. 27–53.
6
Veluwenkamp J. W. Afscheid van de stapelmarkt. Blz. 42.
7
Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 40.
8
Велувенкамп Я. В. Экономические отношения между Западной Европой и Россией (1600–1800) // Инославные церкви в
Санкт-Петербурге: Докл. конгресса… СПб., 2004. С. 32; Veluwenkamp J. W. Archangel. Р. 37, 43, 67, 107–108.
9
Veluwenkamp J. W. Afscheid van de stapelmarkt; Klein P. W., Veluwenkamp J. W. The role…
10
Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 38–40.
11
Veluwenkamp J. W. Afscheid van de stapelmarkt. Blz. 41, 43–45; Lesger C. Handel in Amsterdam. Blz. 9–13, 209–249;
Veluwenkamp J. W. Merchant colonies in the Dutch trade system (1550–1750) // Kapitaal, ondernemerschap en beleid: Studies over
economie en politiek in Nederland, Europa en Azië van 1500 tot heden. Amsterdam, 1996. Blz. 144; Klein P. W., Veluwenkamp J. W.
The role… Р. 32–35.
12
Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 38.
13
Велувенкамп Я. В. Экономические отношения… С. 32; Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 37, 43, 67, 107–108.
14
Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 68–69.
15
Велувенкамп Я. В. Экономические отношения… С. 32; Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 107–108; Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России в XVII в. М., 1994. Вып. 1. С. 71–72; Захаров В. Н. Торговля западноевропейских купцов в
России в конце XVII — первой четверти XVIII в. // ИЗ. 1985. Т. 112. С. 184; Bushkovitch P. The merchants of Moscow, 1580–
1650. Cambridge, 1980. Р. 46–47; Kellenbenz H. The economic significance of the Archangel route (from the late 16-th to the late
18-th century // The Journal of European Economic History. 1973. № 2/3. Р. 567–568, 572.
16
Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 110–111.
17
Veluwenkamp J. W. De buitenlandse textielhandel… Blz. 85–86; Vries J. de, Woude A. van der. Nederland 1500–1815: De eerste
ronde van moderne economische groei. Amsterdam, 1995. Blz. 395–396, 578.
18
Israel J. I. Dutch primacy… Р. 115–117, 410; Jansen P. C. Nijverheid in de Noordelijke Nederlanden 1650–1780 // Algemene
Geschiedenis der Nederlanden. 1979. № 8. Blz. 102–123.
19
Veluwenkamp J. W. Merchant colonies… Blz. 144–145.
20
Zakharov V. Russian trade policy in the 18-th century // Entrepreneurs and institutions in Europe and Asia 1500–2000. Amsterdam,
2002. Р. 55; Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 155, 200.
21
Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 154, 156–158.
22
Op. cit. Blz. 154–156, 180; Захаров В. Н. Торговля западноевропейских купцов… С. 195–197, 200.
23
Veluwenkamp J. W. Archangel. Blz. 157–158, 179–181.
24
Велувенкамп Я. В. Экономические отношения… С. 33–34.
25
Там же. С. 34.
26
Там же.
1
42
Т. Бохун
КОШКИ, МЫШИ И ЛЮДИ ИЛИ ПРОБЛЕМА СНАБЖЕНИЯ
ПОЛЬСКОГО ГАРНИЗОНА В МОСКВЕ В 1610–1612 гг.:
Картина из торговых отношений в Московском государстве в эпоху Смуты
Дислоцирование в Москве в 1610–1612 гг. польско–литовского гарнизона в одинаковой
степени как с военной, так и с политической точки зрения было предприятием огромного масштаба.
Успех этой операции зависел прежде всего от решения проблем логистического характера,
сводившихся в конечном счете к организации бесперебойного снабжения и поддержки отрядов,
размещенных в городе.
С октября 1610 по март 1611 г. осуществлением этих функций занимались прежде всего
гарнизонные полки, что на фоне «мирной» еще ситуации не было затруднительным. Торговые (и
приятельские) контакты между поляками и литвинами, с одной стороны, и жителями Москвы, с
другой, начались уже накануне вступления войск гетмана Жолкевского в город. В лагерь на
Хорошевских лугах и Ходынском поле в большом числе стали прибывать те, кто почувствовал
неплохую возможность нажиться: купцы, торговцы помельче, ремесленники, женщины легкого
поведения. В свою очередь в Москву съезжались солдаты и челядь, которые, помимо необходимого
ремонта своего снаряжения и оружия, а также совершения покупок, активно пользовались
городскими соблазнами в обильных постоялых дворах и других местах развлечений. Конрад Буссов,
вращавшийся тогда вблизи поляков и литвинов, так вспоминал эти контакты: «Затем наступил
добрый мир между поляками и московитами, последние ходили в лагерь к полякам, а поляки в город,
они вели друг с другом всякие дела, и было между ними большое согласие и единение»1. Ротмистр
же Миколай Мархоцкий прямо утверждает: «Вроде бы и недавно та дружба наша с москвой, а мы
уже так спокойны, что большая часть наших из лагеря постоянно в Москве бывает, и едут столь
беспечно, что, пожалуй, и в Краков бы так не ехали. И ночует их там иногда множество, и не в одном
месте, а порознь, где кому понравится»2. Самуэль Маскевич признавал, что в Москве «мастер любого
ремесла — превосходный, хорош — очень, и такой разумный, что хоть чего в жизни не то что не
делал, а и не видел ни разу, но один лишь раз увидев, сделает так славно, будто бы на этом вырос, и
особенно вещи турские, как то чолдуры [тур. — чепрáки], збруи, седла, сабли, вещи, золотом
украшенные, словно бы из Турции самой»3.
С момента размещения польско–литовских войск в Москве животрепещущей проблемой стал
вопрос обеспечения их продовольствием. В город вступило от 5675 до 6583 солдат гусарских и
панцерных хоругвей, а также 800 пехотинцев иноземного строя и 400 гайдуков. Это были четыре
полка (Александра Гонсевского, Марчина Казановского, Людвика Вейера и Александра
Зборовского), которые целиком будут дислоцироваться в Москве и Новодевичьем монастыре до мая
1612 г. Вместе с челядью, семьями, которые нередко сопровождали солдат, купцами, а также разного
рода «вольными» людьми (например, наемной прислугой и женщинами легкого поведения), которых
особенно много прибилось к хоругвям бывших «тушинцев» из полка Александра Зборовского, когда
в среднем на каждого солдата приходилось по трое гражданских, в сумме это должно было бы дать
более 17 тыс. или почти 20 тыс. чел. Однако это был только социальный «тыл» кавалерийских
хоругвей.
Неотложной проблемой стало также содержание внутри города значительного количества
лошадей: одних только предназначенных для боя верховых могло быть почти 11,5 тыс. или даже
более 13 тыс. (учитывая, что каждому солдату должно было бы полагаться по две лошади). Сюда
следует добавить также и обозных лошадей: на 100-конную хоругвь в среднем выходило от 30 до 33
возов, на которых перевозили имущество так называемых «товарищей» (шляхтичей-гусар или бойцов
панцерных хоругвей, каждый из которых в свою очередь выставлял еще двух или трех бойцов), их
почтовых, а также челяди или родных. На основе численности отдельных полков и входивших в их
состав хоругвей — полк Гонсевского (1000–1160 чел.) состоял из 7 хоругвей (следовательно, на одну
хоругвь в среднем приходилось 154 солдата), полк Казановского (584–760 чел.) — из 6 хоругвей
(здесь хоругвь в среднем состояла из 112 солдат), полк Вейера (412–520 чел.) — из 4 хоругвей (в
среднем 116 солдат в каждой) и наконец, самый многочисленный полк Зборовского (от 3679 до
4143 чел.) — из 18 или даже 20 хоругвей (в среднем 205 солдат!) — можно, хотя и в очень
приближенной степени, определить численность обозов, составлявших их непосредственный
логистический «тыл». На хоругвь в полку Гонсевского в среднем выходит 51 воз, что для семи
хоругвей в сумме дает 357. Аналогично обоз полка Казановского мог состоять из 222 возов (на одну
43
хоругвь приходилось 37), полк Вейера мог располагать 152 возами (38 для одной хоругви), за полком
же Зборовского могло тянуться ни много ни мало, а 1368 возов (72 на хоругвь). В итоге мы имеем
2099 возов, и, следовательно, около 4200 лошадей (в каждый воз по правилам особенно при
огромных пространствах Московского государства запрягали по две лошади)4.
Гетман Жолкевский, сознавая огромные трудности содержания такой массы людей и обоза на
территории города, еще в сентябре 1610 г. (вскоре после заключения договора с Семибоярщиной об
избрании королевича Владислава московским царем) высказывался против введения подчиненных
ему войск в Москву. Пересилило, однако, давление со стороны ротмистров полка Зборовского,
которые угрожали отказом от службы, а также нажим Сигизмунда III. Интересно также и то, что
когда гетман на рубеже октября — ноября покидал Москву, чтобы под Смоленском обсудить с
королем свои уступки московской стороне, он сократил силы польско-литовского гарнизона, выведя
из города полки свой и Миколая Струся, которые разместил в Можайске, Борисове и Верее. Немного
раньше он отказался от услуг части наемников — иностранцев из отрядов шведского полководца
Якуба Понтуса Делагарди, которые во время битвы под Клушиным перешли на его сторону. С
помощью щедрых денежных обещаний и обычных взяток он склонил и солдат Яна Петра Сапеги,
недавнего гетмана Лжедимитрия II, также выражавших желание вступить в Москву, уйти на зимние
квартиры в Северскую землю.
Проблема снабжения польско-литовских отрядов в Москве была решена следующим образом:
отдельным полкам были выделены специальные районы (в тогдашней польской военной
терминологии такая система именовалась «стации»), из которых им должно было доставляться
продовольствие. Маскевич вспоминает, что «с согласия бояр раздали войску приставства, в ста милях
и далее от столицы. Моей роте [хоругвь князя Януша Порыцкого — Т. Б.] два города достались:
Суздаль и Кострома, милях в 70 от столицы»5. Другим полкам, размещенным в городе и
Новодевичьем монастыре, пункты снабжения были также выделены в том же самом регионе, то есть
к северо-востоку от Москвы. Такая локализация была обоснованной, поскольку тамошние земли (так
называемое Московское Залесье) в наименьшей степени пострадали от потрясений первого
десятилетия XVII в. Маскевич следующим образом описал ту процедуру обеспечения польсколитовского гарнизона продовольствием, которая использовалась первоначально: «Там мы сей же час
разослали товарищей с пахоликами для изымания провизии…»6.
Всё, однако, довольно быстро осложнилось, так как при удобном случае не обходилось без
злоупотреблений и насилия. Солдаты и челядь стали забирать не только провиант, но «что кому
понравилось, и у наибольшего боярина жена ли, дочь ли, брали их силой»7. Вполне понятно, что
своеволие поляков и литвинов не нравилось и московской стороне. С этого времени тяжесть
снабжения польско-литовских отрядов продовольствием взяли на себя московиты: «<…> и они уже
сами от городов выбирали посланцев», — вспоминал Маскевич8. Командование гарнизона вместе с
боярами переложило на царскую казну бремя выплаты квартального жалованья в размере 30 злотых
на одного солдата. Такая система гарантировала хорошее снабжение гарнизона провизией.
Ситуация кардинально изменилась в конце марта 1611 г. 29 марта командир гарнизона
референдарий литовский Александер Корвин Гонсевский, желая упредить неизбежное выступление
горожан в связи с подходом Первого ополчения Прокопия Ляпунова, Ивана Заруцкого и князя
Дмитрия Трубецкого, спровоцировал столкновения в Москве, которые привели к ожесточенным
боям, тотальному усмирению населения, а также сожжению Белого и Земляного города. 4 апреля у
стен Кремля и Китай-города появился основной противник и приступил к осаде. С этого момента
принципиальное значение приобрела помощь извне.
Первоначально ключевая роль в доставке снаряжения и пополнения в Москву принадлежала
полку старосты усвяцкого Яна Петра Сапеги. После его смерти в сентябре 1611 г. эту задачу принял
на себя великий гетман литовский Ян Кароль Ходкевич, предпринявший 4–5 октября свою первую
попытку оказать помощь гарнизону. Тогда, однако, ему не удалось провести в Кремль подкрепления,
но он смог организовать из части гарнизона экспедицию за продовольствием. Уже в это время
положение польско-литовских отрядов, находящихся в Кремле, было тяжелым: «<…> войско было
уже голодом утеснено. Всего более кони нас беспокоили, ибо зерна мешок дороже был, чем мешок
перца. Посему принуждены мы были травой за лагерем неприятельским пользоваться, во время чего
мы большой урон в челяди несли», — вспоминал Маскевич9. В этих условиях и было принято
решение послать из города сильный отряд, задачей которого была доставка провианта в Москву. В ту
эпоху в вооруженных силах Речи Посполитой еще отсутствовала централизованная
квартирмейстерская служба. Иными словами, ни на уровне хоругви, ни тем более полка, не было
человека, ответственного за снабжение данного подразделения продовольствием. Эта задача
44
ложилась на плечи каждого отдельного товарища (командира почта), его почтового или
вспомогательной службы при почте, так называемых пахолков. Как все было устроено конкретно в
случае с апровизационной экспедицией, организованной Ходкевичем, образно разъясняет Маскевич:
«положив за службу крепостную тем, кто в столице бы остался, товарищу каждому — по 20 злотых, а
пахолику — по 15 злотых на месяц <…> те, которые в поле должны были бы идти, чтобы с собой для
выпаса и коней тех взяли, кто на стенах остается, служба же, к какой бы хоругви и к какому бы почту
ни относилась, вся должна была идти»10. Речь здесь идет только о лошадях, которых с целью выпаса
следовало вывести из города, однако не подлежит сомнению, что другой задачей этого отряда,
сформированного из представителей разных почтов, должна была быть доставка продовольствия для
гарнизона.
На рубеже октября — ноября хоругви, которые должны были собрать и доставить в город
провиант, выступили из Москвы. Будзилло вспоминает, что Ходкевич «Москву людьми обсадил как
из войска пана Сапежина, так и столичного, под теми же старшими <…>»11. Маскевич же в свою
очередь приводит интересные дополнения: «Кто провизию имел, а посему остаться хотел, сами на
стенах оставались, другие же челядь оставляли, сами в поход уходя, так что примерно 3000 войска в
службе на стенах осталось»12. Литовский гетман вместе со своими отрядами и частью полков, до того
несших службу в Москве, отправился на север, в район бассейна Волги, намереваясь там же и
перезимовать. А на ближайшие месяцы он предполагал расположиться в Рогачеве. Полк Будзиллы
продвинулся немного дальше на восток, нежели отряды гетмана, в окрестности Ростова. Обе группы
взаимно подстраховывали друг друга.
В первой половине декабря в ответ на присылаемые из Москвы призывы поторопиться,
бывшие с гетманом гарнизонные хоругви выступили в направлении столицы, до которой добрались
18 декабря. Положение отрядов, остававшихся в городе, было критическим. Иссякание запасов,
которые последний раз в середине августа доставил в Кремль Сапега, а также жестокие морозы,
привели к скачку цен на дефицитные продовольственные товары. Будзилло вспоминает: «<…> с 8 [a
8 Decembris usque 26 — лат., т. е. с 8 декабря по 26] по 26 декабря настолько страшный голод был и
такая дороговизна: корова — 70 рублей, конины четв. — 20 злотых, курица — 5 злотых, кусок сала
— 30 злотых, яйцо — 2 злотых, кварта паршивой водки — 12 злотых, пива гарнец — 2 злотых, меда
гарнец — 8 злотых, воробей — 10 грошей, сорока или ворона — 15 грошей, жита четверть — 40
злотых. Кто не имел, за что купить, падалью должен был питаться»13. Анонимный свидетель в свою
очередь указывает, что «в Крепости голод такой великий, что иные уже от голода умирали, ели, что
могли добыть. Собак, кошек, крыс, сухие шкуры (кожи) и людей даже»14. Не исключено, что до
проявлений каннибализма, о которых упоминает этот аноним, действительно дойти могло, однако в
середине декабря 1611 г. это были пока только единичные случаи.
Оборотистые обогащались на контрабанде. До нашего времени дошел протокол допроса двух
казаков сапежинской хоругви Миколая Зезулимского — Микитки Павлова и Якушки Петрова из
Чернобыля, которые попали в московский плен в окрестностях Суздаля в конце 1611 г. Согласно их
показаниям, каравай хлеба, купленный под Москвой в таборах Первого ополчения за «две деньги» и
контрабандно доставленный в Москву, продавался там за «десять алтын». То есть в тридцать раз
дороже! Пленники добавили также, что в Москве «многие литовские люди едят кобылятину, потому
что русские люди дороги все поотняли и запасу в Москву к Литве не пропускают»15.
Так или иначе, но в результате тяжелых боев отряду в 500 чел. под командованием князя
Самуэля Корецкого все-таки удалось доставить в Кремль точно не определяемое количество возов с
продовольствием, что на какое-то время облегчило положение гарнизона16.
С очередным транспортом провианта в Кремль 27 января 1612 г. прорвался полк мозырьского
хорунжего Юзефа Будзиллы. Стоит добавить, что двумя неделями ранее войска, до сих пор
находившиеся в Москве вследствие многомесячной задержки жалованья, образовали войсковую
конфедерацию и грозили королю отказом от службы. В случае невыполнения их требований до
14 марта конфедераты обещали покинуть столицу, вторгнуться на территорию Великого княжества
Литовского и оккупировать королевские имения (что и было ими осуществлено в июне 1612 г.). В
этих условиях часть задач по обороне Москвы взял на себя полк Будзиллы, который в июне 1612 г.
был усилен полком хмельницкого старосты Миколая Струся (в сумме они насчитывали от 2500 до
3000 солдат). Струсь принял командование московским гарнизоном.
Помимо начавшегося распада Первого ополчения, отрядам под командой Струся
благоприятствовала также лучшая, нежели у предшественников, подготовка к службе внутри города.
Численность гарнизона, в отличие от случая с отрядами Гонсевского, не была излишне большой.
Правда, и условия, в которых начала свою службу вторая смена, были также не те, поскольку
45
солдаты Струся уже не располагали такими запасами продовольствия, какие оставались в
Китай-городе после усмирения столицы на рубеже марта — апреля 1611 г. Ситуацию ухудшали
неблагоприятные погодные условия, имевшие место весной и летом 1612 г. Будзилло пишет, что
была «в недостатке водка, по причине чего великие болезни в силу вошли, то есть цинга». С явным
злорадством он при этом добавил, что из-за отсутствия алкоголя прежде всего хворала именно
«москва, что с нами в осаде сидела, ибо, если бы водка, а то нужно было 20 злотых за кварту потому
только выложить, что воняла водкой»17. Шутки шутками, но нехватка высокопроцентных спиртных
напитков, вне всякого сомнения, не была главной причиной снижения сопротивляемости организмов
польско-литовско-московского воинства в Москве. Нунций Симонетта в письме из Вильны
кардиналу Боргезе, датированном 28 июля 1612 г., сообщал: «Говорил мне один поляк из числа
послов, что из столицы возвратился, что гарнизоном стоят там 1200 поляков и 1000 москалей,
которые великий недостаток терпят»18. Мы лучше поймем смысл употребленного нунцием слова
«недостаток», если приведем еще один фрагмент на этот раз из другого его письма также кардиналу
Боргезе, вновь из Вильны, но уже от 16 декабря 1612 г.: «Два месяца почти — постоянный дождь.
Отсюда — болезни и смертность великая. Страх и опасность заразы. В Гданьске у берега столько рыб
снулых, что суда малые пристать не могут»19. Не взирая на то, как мы отнесемся к этим совершенно
апокалиптическим словам Симонетты, не подлежит сомнению, что весна и лето 1612 г. в восточной
части Европы были периодом климатических аномалий.
При таком положении дел настоятельной необходимостью до осени 1612 г., то есть до давно
ожидаемого прибытия Сигизмунда III и королевича Владислава, становилось более или менее
регулярное снабжение московского гарнизона продовольствием и подкреплениями. Эти планы
перечеркнули князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин — руководители Второго ополчения,
которое в конце августа 1612 г. подошло к Москве. Правда, еще 25 июля отряду ротмистра Якуба
Бобовского удалось пробиться в Кремль с несколькими возами зерна, которого, однако, как заметил
Будзилло, «только по шапке досталось»20. Это была последняя успешная попытка доставить
продовольствие гарнизону. В ходе следующей дело дошло до кровопролитных боев войск гетмана
Ходкевича с силами Второго ополчения на предпольях Кремля 1–3 сентября 1612 г. В руки
московских войск, которые нанесли польско-литовским силам тяжелые потери, попал весь транспорт
из 400 возов с провиантом. С этого момента судьба московского гарнизона была уже предрешена, в
Кремле же стало доходить до ужасающих сцен.
Положение гарнизона осложнил тот факт, что во время боев Ходкевича с войсками Второго и
Первого ополчений в Кремль удалось прорваться 600 венгерским пехотинцам Феликса Невяровского,
которые, однако, не располагали собственными запасами продовольствия.
Из воспоминаний киевского купца Богдана Балыки, который за несколько месяцев до того
достиг Кремля вместе с купеческим караваном, следует, что именно они и начали питаться чем
попало: «<…> a нас, увъ осаде начал стискати голод, бо пехота, що их было 600, почалы псы и кошки
ести»21. Солдаты гарнизона, многие с семьями и челядью, а также гражданские — бояре с семьями и
службой, купцы — не питали оптимизма по поводу своего будущего. Те, кто еще имел деньги или
драгоценности, могли купить что-то из еды. Беднейшие занимались ловлей всевозможных грызунов,
собак и кошек, которых в округе было великое множество. Когда запасы питания кончились и купить
его стало вообще невозможно, получила развитие контрабанда. Осажденные спускали за стены
корзины с драгоценностями, но не всегда получали за них еду: «Мнози же рустии людие приходиша
нощию к стене града Кремля, и серебра и жемчюгов и свешиваху з града. Рустии же людие емлюще
сия и в то место вяжуще только же хлеба и дающе им. Егда же сия уведана быша, и пойманы мнози и
наказаны. По сем начаша им вместо злата навязываху за хлеба место камения и кирпичи. И сие им
злохирьство преста» – сделал заметку один из очевидцев22. Много подробностей о голоде, который
уже в середине сентября стал свирепствовать в Кремле и Китай-городе, можно найти в реляции
Балыки: «Тогож лета септеврия дня 14, голод велми стал утискати, пехота новая [т. е. 600 гайдуков
ротмистра Невяровского — Т. Б.] стала з голоду мерти и мало не вси вымерли, и наша пехота и
товариство также все поели; немцы кошки и псы все поели, медъ и зеля, и травою и леда чим
живилися, бо все Москва отняла; дорогувля великая стала: селедец был по ползолотого, шкури
воловыи перво были по пять золотых, а потом стали по 12 золотых; сыра мандрыку куповали по 6
золотых; хлеб денежный 10 золотых; мы сами куповали калач денежный 7 золотых. Около святои
Покровы велми силный голод знял: жита чверть золотых 100, овса чверть 40 золотых, круп кварта 20
золотых; з лободына насеня, як гречанык пеняжный — три золотых. Пан Харлинский, капитан
пихотный взял за меринца 500 золотых, а чверть себе отрезал; за корову давали 600 золотых; чверть
мяса конского была по 120 золотых. А потом уже голод незносный почал трапити, же пехота и немцы
46
потай почали людей резати и ести. Мы найпершей, идучи от церкви соборной пресвятой Богородыси
из службы, голову и ноги человечии у яме нашли, у кайстре (мешке); вязнев московских
килканадцать человека пихоте з турмы подавали, тых всех поели; потом у килка дней несли Москва
уголе майстером денежным у ворота Миколские. Гайдуки выскочивши з муров, одного порвали и
зараз забили и зъели; <…> Пахолика одного, недавно умерлого, из гробу выкопали и изели. Октобря
16 дня выпал снег великий, же всю траву покрыл и кореня, силный и неслыханый нас голод змогл:
гужи и попруги, поясы и ножны и леда костища и здохлину (падал) мы едали; у Китайгороде, у
церкви Богоявления, где и греки бывают, там есмо и травою живилися, а що были пред срегом
наготовали травы, з лоем свечаным [свечным салом] тое ели; свечку лоевую куповали по пол
золотого. Сын мытника Петриковского з нами ув осаде был, того без ведома порвали и изели, и иных
людей и хлопят без личбы поели; пришли до одной избы, тамже найшли килка кадок мяса
человеческого солоного; одну кадку Жуковский, товарищ Колонтаев, взял; той-же Жуковский за
четвертую часть стегна человечого дал 5 золотых, кварта горелки в той час была по 40 золотых; мыш
по золотому куповали; за кошку пан Рачинский дал 8 золотых; пана Будилов товарищ за пса дал
15 золотых, и того было трудно достать; голову чоловечую куповали по 3 золотых; за ногу
чоловечую, одно по костки, дано гайдуку два золотых и пол фунта пороху — и не дал за тое; всех
людей болше двох сот пехоты и товарищов поели»23.
Смерть от рук теряющих от голода разум убийц из-за угла грозила не только осажденным
(хотя им прежде всего), но также и не вполне осознающим опасность казакам Трубецкого. В свою
очередь необычайную решимость проявили те гайдуки, которые предприняли рискованную вылазку
за стены Китай-города, чтобы поймать, убить и немедленно съесть одного из неосторожных врагов.
Или другая реляция: на этот раз в смертельной опасности оказался один из солдат гарнизона.
«Голод у них несказанно великий; тех, кого они первыми ели, тех уже сейчас не имеют, только
шкуры, что с них сковали (пол. — сняли), едят уже, отсюда нечто страшное приключилось, а именно,
некий Биковский, молодой человек лет 20 от товарищей из замка отделился и к пехоте заглянул,
пехота же сразу его схватила и ну к реке вести, пока товарищи, наконец, крики его не услышав, с
трудом его у нее не отбили. Голод — не брат»24.
Столь же драматично и свидетельство Юзефа Будзиллы, который описал самые страшные
минуты голода: «Того же года 14 октября сидельцы, не будучи уже в состоянии голод сносить,
послали вновь к пану гетману двух товарищей, пана Ельского и пана Вольского, прося помощь дать
на этой неделе, ибо дальше держаться из-за голода не могут, который неслыханный и для описания
трудный, о каком никакие хроники и истории свидетельств не дают, чтобы кто-то когда, в осаде
будучи, мог его сносить или вообще такой мог наступить, ибо, когда уже трав, корешков, мышей,
собак, кошек, падали не стало, колодников поели, трупы, из земли выкопав, поели, пехота сама и
друг друга ела и тех, кого хватала. Трушковский, пехоты поручик, двух сыновей своих съел; один
гайдук также сына съел, другой — мать свою; товарищ один съел слугу своего; вот так сын — отцу,
отец — сыну не отпускали, пан — от слуги, слуга — от пана в безопасности не был; проще говоря,
кто кого осилил, тот того и съел, более здоровый — более хилого убрал. О родственнике или
товарище своем, если кто другой у кого съел, как о своем наследстве судились, что он был более
близкий, чем кто-то другой, чтобы его съесть; подобное дело у пана Леницкого в команде случилось:
гайдуки своего сослуживца умершего съели, родич его из другого десятка жалобу ротмистру подал,
что я де, как родственник, был более близок, чтобы его съесть, чем кто другой; те же возражали, что
мы де более близки для его поедания, так как он с нами под одной командой в одном строю и в одном
десятке был. Ротмистр, как novum emergens (лат. — неопытный), не знал, какое решение принять,
боясь, как бы сторона, что будет решением недовольна, самого судью не съела, и почел за лучшее из
трибунала ноги унести. При таком-то жестоком голоде начались болезни разные, смерти ужасные,
так что без страха и плача не обходилось при виде человека, с голоду умирающего, коих много я
насмотрелся; он землю под собой, руки, ноги, тело, как мог, жрал, и что хуже, рад бы умереть был, а
не мог, камень иль кирпич кусал, прося господа бога, чтобы в хлеб превратил, но откусить не мог.
Ох, ох, ох! Замок весь полон, а за замком — плен и смерть. Осада — тяжелая, а еще тяжелее —
выдержать ее»25.
Можно себе представить, насколько упали мораль и дисциплина в отрядах московского
гарнизона, если судье в трибунале пришлось решать, кому достанутся останки умершего пехотинца, а
основной проблемой едва ли не для всех солдат была не оборона от осаждающего противника, а
поиск хотя бы какой-нибудь пищи. В этих условиях усилилось дезертирство. «Множество людей
таких было, что добровольно на смерть к неприятелю шли и отдавались; посему, кто на неприятеля
спокойного натыкался, тот его в живых оставлял, большинство же бедолаг к извергам попадало, он и
47
со стены то спуститься не успел, а уже в куски бывал порублен», — без какой-либо ноты осуждения
вспоминал Будзилло26.
Дезертиры, которые свое бегство из Москвы не оплатили жизнью, были великолепным
источником информации о драме, разыгрывающейся в стенах Кремля и Китай–города. Трубецкой и
Пожарский вспоминали, что «…и из города Москвы выходят выходцы руские и литовские и
немецкие люди, а сказывают, что в городе московских сиделцов из наряду побивают и со всякия
тесноты и с голоду помирают, и едят литовские люди человечину, а хлеба и иных никаких запасов ни
у кого ничего у них не стало <…>»27. Еще один инцидент, свидетельствующий об упадке
дисциплины в отрядах гарнизона, произошел в резиденции князя Федора Мстиславского, в старом
дворце Бориса Годунова. В один из октябрьских дней туда вломились «жолнер Воронец и козак
Щербина, впадши в дом Федора Ивановича Мстиславского, почали шарпати, ищучи живности, и
Мстиславский почал их упоминати; там же некоторый ударил его цеглою (кирпичем) у голову, же
мало не умер»28. Воронец и Щербина за нападение на Мстиславского были казнены: «Доведался того
пан Струсъ, казал обоих поймати: Воронца (как шляхтича. — Т. Б.) стято и поховано, а Шербину
обесити казали, который з годину на шубеници не был; пехота зараз отрезали и на штуки зазрубали и
изели»29. Казака Щербину не спасли даже заслуги, которыми он отличился за время службы в
Москве: согласно реляции Будзиллы, именно он 27 сентября пробрался в Кремль с письмом от
короля Сигизмунда III30.
Во второй половине октября голод, дезертирство и упадок дисциплины достигли апогея.
Ввиду рыскающих банд людоедов передвижение по улицам Кремля и Китай-города после
наступления темноты было крайне рискованным. Можно допустить, что не у одного солдата
возникала мысль ускорить сдачу обороняемых позиций. Скорее всего именно к этому времени
относится не вполне ясное упоминание о попытке измены, когда некий солдат, находясь в сговоре с
противником, должен был сдать одну из кремлевских башен. Но план этот не удался, а изменник, имя
которого осталось неизвестным, был приговорен к смерти, убит, затем сразу порублен на куски и
съеден31.
При таком положении дел Струсь решился на переговоры с Пожарским и Трубецким о
капитуляции гарнизона. Несомненно, на такое решение оказал влияние и тот факт, что 1 ноября
казакам Трубецкого удалось занять Китай-город32. В результате переговоров 7 ноября гарнизон в
Москве капитулировал.
Подводя итоги, следует признать, что к неудаче в удержании столицы Московского
государства до прибытия главы Речи Посполитой и его сына, кроме явных политических просчетов,
привело принятие в основе своей ложной концепции передачи обороны Москвы кавалерийским
полкам и позднейшие упущения в планировании операции по их снабжению продовольствием. На
концепцию повлияло ошибочное предположение, что предназначенная для боев в поле кавалерия в
большом количестве будет вполне способна нести службу на территории города. Ясно, что речь здесь
не идет о ее высоких боевых качествах, поскольку не подлежит сомнению, что гусары длительное
время успешно справлялись с обороной Кремля. Речь о том, что в принципе не кавалерийские части
должны были защищать хорошо укрепленное сердце Московского государства, а пехота. Но дело в
том и заключалось, что как раз ее то у Речи Посполитой было, что называется, кот наплакал.
Примечания
∗
Перевод с польского А. Б. Плотникова.
Буссов К. Московская хроника, 1584–1613. М.; Л., 1961. C. 310.
2
Marchocki M. Historia moskiewskiej wojny prawdziwa przez mię Mikołaja Ścibora z Marchocic Marchockiego pisana // Moskwa
w rękach Polaków: Pamiętniki dowódców i oficerów garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610–1612. Liszki, 1995. S. 81;
Maskiewicz S. Dyjariusz Samuela Maskiewicza: Początek swój bierze od roku 1594 w lata po sobie idące // Moskwa w rękach
Polaków. S. 172. Маскевич вспоминал, что «бояре из Москвы от старших приехали в лагерь к его милости пану гетману с
тем, чтобы купцам с товарами и провизией свободно можно было в лагерь приезжать, а нам как раз этого и надо было. Было
у нас потом провизии в достатке и самим нам в столице, если нужно, свободно уже бывать можно было…».
3
Maskiewicz S. Dyjariusz. S. 176.
4
Подсчеты численности полков и хоругвей даны по: Spisek Wojska Stołecznego P. P. Confederatów wyszedłszy na odpoczynek
na Białą Ruś i jako się położyli // AGAD. AR. II, 12. Ark. 641–642; Porządek i artykuły do Confederacji należące: (Summariusz
żołdu wojska stołecznego moskiewskiego po rugu pośledniejszym w obozie pod Grodkiem uczynionym) // Biblioteka Jagiellońska w
Krakowie. 108. Ark. 9–10; Вержбовский Ф. Ф. Материалы к истории Московского государства в XVI и XVII столетиях.
Вып. 2: Война с Польшею в 1609–1611 годах. Варшава, 1898. С. 7–9.
5
Maskiewicz S. Dyjariusz. S. 175.
6
Ibid.
1
48
7
Ibid.
Ibid.
9
Ibid. S. 204.
10
Ibid. S. 205; Budziłło J. Wojna moskiewska wzniecona i prowadzona z okazji fałszywych Dymitrów od 1603 do 1612 r. Wroclaw,
1995. S. 134.
11
Budziłło J. Wojna moskiewska… S. 134.
12
Maskiewicz S. Dyjariusz. S. 206.
13
Budziłło J. Wojna moskiewska… S. 136; Maskiewicz S. Dyjariusz. S. 207.
14
Wjazd K. J. M. Polskiego Zygmunta Trzeciego do Moskwy A.D. 1610 // AGAD. AR. II, 12. Ark. 639. Этот аноним приводит
две истории. Первое событие: «…ибо пришли однажды к пану войсковому судье немцы, на голод жалуясь. Тот, не имея, что
им дать, отдал им двух колодников, потом трех, они их съели. И пахолики также когда их получили, так как немцы, словно
как мед их съели». Другое событие, о котором вспоминает анонимный свидетель, касается уже высшего командования: «У
старших такой же голод был, что и у товарищей. Однажды собралось товарищество у пана референдария и пана Зборовского, которые, приказав столы понакрыть, просили тех на банкет, и такие блюда изысканные поданы были: плесневелые сухари с хреном, каша с перцем, а вместо вина — квас или вода. Товарищи, один с другим тихонько говоря, никто громкого
слова не сказал, съевши понемногу кушаний этих, на стены сразу шли».
15
Отписка с Верхотурья в Туринск о присылке польских пленников и их распросных речей, после 22 января 1612 г. // Смутное время Московскаго государства, 1604–1613 гг. Вып. 3: Акты времени междуцарствия (1610 г. 17 июля — 1613 г.).
М., 1915. C. 47–48.
16
Maskiewicz S. Dyjariusz. S. 207. О сложности задачи и степени сопротивления московских войск свидетельствует сообщение Маскевича: «Выскочила москва и часть возов с провизией отбила, но немного. У меня самого, однако, 5 взяли. Гонялись мы за ними долго у самой реки и неприятеля отразили».
17
Budziłło J. Wojna moskiewska… S. 138.
18
Biblioteka Polskiej Akademii Nauk w Krakowie. Rkps. 8397. Ark. 37.
19
Ibid. Ark. 64.
20
Budziłło J. Wojna moskiewska… S. 144.
21
Балыка Б. О Москве и о Дмитрию, царику московском ложном // Киевская старина. 1882. № 7. С. 103.
22
Лаврентев А. В. Оригинальные сведения о «смутном времени» в летописном своде 1652 г. // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрского периода: Сб. ст. М., 1982. С. 119.
23
Балыка Б. О Москве… C. 103–104.
24
NN — NN, Warszawa, 20.XI.1612 // Muzeum Narodowe w Krakowie. Oddział: Zbiory Czartoryskich. Rkps. 361. Ark. 135–138.
25
Budziłło J. Wojna moskiewska… S. 164–165.
26
Ibid. S. 165.
27
Отписка воевод и ратных людей Д. Трубецкого, Д. Пожарского и др. на Белоозеро воеводе С. Чепчюгову, конец октября
— начало ноября 1612 г. (ААЭ. СПб., 1836. Т. 2: 1598–1613. С. 374–375).
28
Балыка Б. О Москве… С. 104.
29
Там же.
30
Budziłło J. Wojna moskiewska… S. 162.
31
NN — NN, Warszawa, 20.XI.1612 // Muzeum Narodowe w Krakowie. Oddział: Zbiory Czartoryskich. Rkps. 361. Ark. 135–138.
32
Авраамий (Палицын А. И.). Сказание Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 228. Палицын также упоминает о чудовищных
находках, на которые, заняв Китай-город, наткнулись казаки Трубецкого: «И обретошя много тщанов и наполов плоти человеческиа солены и под стропами много трупу человеческого <…>».
8
А. А. Селин
СЕМЬЯ НОВГОРОДСКИХ КУПЦОВ ИГОЛКИНЫХ
ДО СМУТЫ, В СМУТУ И ПОСЛЕ НЕЕ
История Новгорода в Смутное время чрезвычайно богата яркими и поучительными событиями. Сосуществование шведской и Русской администрации в течение нескольких лет, родившееся как
компромисс между военной силой шведов и общественной активностью новгородцев и только к Пасхе 1615 г. определившееся как шведская оккупация, явило собой опыт интеграции военной, бюрократической и, вероятно, политической культуры двух народов.
Среди участников событий на Северо-Западе в годы Смутного времени видное место занимает гость Степан Юрьев сын Иголкин. Вместе с родным братом Иваном он участвовал в посольстве
юрьевского архимандрита Никандра, отправленном из Новгорода 25 декабря 1611 г. в Стокгольм к
королю Карлу IX для приглашения одного из королевских сыновей на московский престол.
Современный комментатор «Истории» Юхана Видекинда И. П. Кулакова привела подробный
анализ биографий братьев1. Она связала их с родом псковских купцов Иголкиных, потомков жившего
в XV в. псковского купца Игнатия Иголки. Участники посольства Степан и Иван Иголкины были
сыновьями псковского купца Юрия Иголкина и принадлежали к верхушке псковского купечества. В
феврале 1600 г. Юрий Иголкин был послан в Ригу для переговоров о принятии русского подданства2.
49
По предположению исследовательницы, Иголкины могли быть среди бежавших из Пскова «лучших
людей» в 1608 г. Однако это не так.
Среди новгородских таможенных целовальников 17 марта 1576 г. упоминается Владимир
Иголкин со Славковы улицы3. Юрий же Иголкин обосновался в Новгороде уже в начале XVII в. В
1602 г. при подготовке к встрече датского принца Ганса встал вопрос о том, на чем датчанин проследует из Ивангорода. По указанию Посольского приказа новгородская администрация выяснила, у кого в Новгороде есть достойный транспорт. «Колымажки», в которых было уместно везти принца, нашлись на митрополичьем дворе и во дворе гостя Юрия Иголкина и Федора Прокофьева. Они были
взяты и 4 августа 1602 г. посланы в Ивангород4. «Колымажка» Юрия Иголкина так описана источниками: «Колымажка киноваренная гостя Юрья Иголкина, а на ней сукно червчато инбарское, подложено белыми холсты, а хомута и дуги и шлея и тяжи нет, а колеса у колымажки окованы железом»5.
Одновременно новгородские воеводы писали, что для свиты датского королевича пригодны лучшие
дворы новгородцев на Михайлове улице, находившиеся близ старого государева двора дворы Юрья
Иголкина, Ивана Онаньина и Петруши Исакова6. Видимо, это тот же двор, который в 1615 г. принадлежал сыну Юрия Степану Иголкину и был определен шведской администрацией для английского
посла Джона Мерика7.
Вероятно, Юрий Иголкин скончался тогда же, в начале XVII в. Документы из архива Новгородской приказной избы не упоминают его. Сомнение вызывает сообщение 12 октября 1615 г. лазутчика Данилки Ржевы московским послам кн. Д. И. Мезецкому с товарищами, что среди новгородцев,
с которых шведы взимают непосильные платежи — Иван Харламов, Юрий Иголкин и Истома Демидов8.
В 1604/05 г. упоминаются дети Юрия Иголкина Семен и Александр, за которых «о серебряных судах» поручился подьячий Павел Алексеев9. О Семене и Александре Иголкиных более не известно.
Главный герой настоящего сообщения Степан Юрьев сын Иголкин служил новгородским
таможенным головой еще в 1592 г. Но хронологически первое хорошо документированное событие
его биографии — это тяжба с дьяком Иваном Тимофеевым в апреле 1611 г.
В конце 1950 — начале 1960-х гг. большая группа советских ученых во главе с Л. В.
Черепниным посетила Швецию. Это стало импульсом к возобновлению интереса к событиям эпохи
Смуты в Новгороде. Черепнин, работая с архивом Новгородской приказной избы 1611–1617 гг.,
хранящимся в шведском Государственном архиве, обнаружил и опубликовал судное дело,
возбужденное дьяком Пятым Григорьевым, всесильным руководителем Новгородского дворцового
приказа, против Ивана Тимофеева. В этом деле упоминается о челобитной, поданной в апреле 1611 г.
на дьяка Тимофеева гостем Степаном Иголкиным. Черепнин подчеркнул связь между судебными
преследованиями, которым дьяк Иван Тимофеев подвергался в Новгороде при шведах, и строками
его «Временника», говорящими о злобствовании в Новгороде не только шведов, «иже граз
враждебно, яко змиеве, своими зубы держащих» но и «неверных» «же приседят о нас татю в
ловителях ко еллинам», которых Тимофеев обвинял в расколе общества. По мнению Черепнина, под
этими неверными Тимофеев имел в виду скорее всего новгородских дьяков Пятого Григорьева и
Семена Лутохина10. Рассматривая данное судебное дело, Черепнин попытался выявить политическую
приверженность его фигурантов. По его наблюдениям, дьяк Тимофеев был врагом и дьяку Ефиму
Телепневу (перебравшемуся ко времени завершения «Временника» в Москву и имевшему чины
дворянина московского, позднее — думного дьяка), и М. И. Татищеву. Черепнин считает, что «между
смертью Скопина в Москве в апреле 1610 г. и затруднениями, с которыми столкнулся Тимофеев, желавший примерно в то же время попасть в Москву, по-видимому, есть какая-то внутренняя связь».
Здесь Черепнин склонен вслед за традиционной русской историографией XIX в. идеализировать Скопина.
По мнению Черепнина, челобитчики на Тимофеева в апреле 1611 г., в том числе гость Степан
Иголкин, входили в число бывших сторонников Татищева. Совершенно точно недоброжелателем
Ивана Тимофеева был гость Степан Иголкин, которого шведские информаторы о Выборгских переговорах называли «новгородским бургомистром». Конфликтовавший со Степаном Иголкиным дьяк
Иван Тимофеев рисует его портрет не столь патетически. Дьяк обвинял купца в злоупотреблениях
при сборе тамги: «Да тот же, государь, Степан Иголкин, седячи в таможенной избе, торгует всякой
мягкой рухлядью. И как, государь, придет гость с товаром, и он товар держит день и другой в таможенной избе — соболи и рыси и бобры, и всякой мяхкой товар для своей корысти. И как, государь,
тот товар у гостя купят, и он емлет прибыль седячи, кому тот товар достанетца. И в том, государь,
шлемся на бобровной ряд на весь и на скорнячной и на всех торговых людей, которые мяхкой рухля50
дью торгуют». Попытку привлечь Иголкина к ответственности Тимофеев предпринял сразу по прибытии в Новгород, в феврале 1607 г.11 Обращает на себя внимание, что и первый Иголкинновгородец, Владимир в 1576 г. связан с таможенным делом, и сам Степан Иголкин с 1592 г. имел
отношения с новгородской таможней.
Центральным событием в жизни Степана Иголкина стало его участие в Выборгских переговорах лета 1613 г. В Выборг посольство юрьевского архимандрита Никандра попало после полутора лет
пребывания в Стокгольме.
По какой-то причине Черепнин счел гостя Степана Иголкина, члена посольства 1611–1612 гг.,
сторонником шведской династии12, хотя позиция С. Иголкина на переговорах с королем была совсем
не однозначной и даже, как сказали бы советские ученые 1960-х гг., «патриотической». Апологет
Якова Делагарди шведский историк XVII в. Юхан Видекинд так описывает поведение С. Иголкина на
аудиенции у Густава Адольфа: «Неуместная речь новгородского старосты. Когда те уже собирались
это сделать, вдруг бестолково вмешался новгородский староста (в латинском переводе: один из бургомистров) Степан Иголкин (Igolkinius) и спросил, что это еще за присяга? Может быть, они решили
совсем покориться шведской власти? Ему-то она столь же противна, как и польская (в латинском переводе: Русские не подчинятся и шведской власти, как не подчинились польской, пока останется в
живых хоть младенец в колыбели)»13. По наблюдениям комментатора Видекинда В. Геймана, «очевидно, текст присяги, принесения которой требовали шведы, говорил не о признании Карла Филиппа
самостоятельным от Швеции русским царем, а об инкорпорации Новгорода в состав Шведского государства. Инструкция Густава Адольфа от 18 июля 1613 г. шведским сенаторам, сопровождавшим
Карла Филиппа и уполномоченным для ведения переговоров в Выборге, предписывала добиваться
присоединения Новгорода к Швеции в том случае, если в Выборг прибудут послы не от всего Московского государства, а лишь от Новгорода <…> Поэтому речь Иголкина далеко не была “бестолковой”, а имела большой политический смысл. Она изложена Г. В. Форстеном несколько в иной редакции, чем у Видекинда: “О какой клятве идет тут речь, уж не намерены ли шведы подчинить русских
своей Короне? Но русские так же мало желают отдаться Швеции, как и подчиниться Польше”».
Позиция новгородского гостя Степана Иголкина, высказанная в Выборге ― об «историческом
единстве» Новгорода и Москвы, вряд ли разделялась всеми новгородцами в 1612–1613, да и в 1614 г.
Однако все участники посольств архимандритов Никандра и Киприана, оказавшиеся летом 1613 г. в
Выборге, присягнули Карлу Филиппу. В записках Тордсена, бывшего секретарем Карла Филиппа в
Выборге 1613 г., сохранился перевод присяги, принесенной перед отъездом на Родину 17 сентября
1613. В нем упомянуты дьяк Мина Третьяк Копнин, гости Степан Иголкин и Иван Харламов, дворяне
Федор Бутурлин, кн. Василий Кропоткин, кн. Мурза Мышецкий, Гордей Судоков, Дмитрий Зеленин,
Никита Калитин, Юрий Копнин, подьячие Петр Копнин и Орефа Башмаков14.
Находясь в Швеции, Степан Иголкин вынужден был дать Якову Делагарди взаймы «чепь золоту с каменьем с алмазы да с рубины и з жемчюги да запонку золоту», а также деньги. Вплоть до
1623 г. Яков Делагарди не отдавал эти деньги. Новгородский воевода кн. Д. И. Мезецкий пытался
добиться возвращения цепи, запонки и оставшихся 400 руб. остававшемуся в живых брату Степана
Иголкина Ивану15. Об участии последнего в Стокгольмском и Выборгском посольствах сохранилось
гораздо меньше известий.
Всё время отсутствия Степана Иголкина в Новгороде оставалась его жена Устинья. Сохранились сведения о том, что она испытывала в это время денежные затруднения. В 1612 г. ей по указу
Делагарди из судебных пошлин было выдано 30 руб. денег16. 29 августа 1612 г. она продала двор
своего мужа Степана. Новгородские дворяне Василий Трусов и Гаврило Бекетов зарегистрировали за
нее купчую запись, «а сказал Василий Трусов: как гость Степан Иголкин поехал в Свию для государя
королевича, и поедучи приказал жене своей Устинье двор свой, в котором жил брат его Иван Иголкин, продати»17. В 1614/15 г. Устинья Иголкина отказалась платить оброк за огородное место18. Она
пережила события 1615–1617 гг., связанные с ужесточением политического режима в Новгороде, и
жила в городе в момент составления писцовой книги в 1623 г.: на Михайлове улице упоминается
принадлежавшие ей полдвора19. Однако в росписях пленных 1615 г., представленных как шведской,
так и московской стороной, она не упомянута, хотя и Степан и Иван Иголкины находились в то время
в Москве.
Они оказались там, следуя вместе с посольством архимандрита Никандра из Выборга в Новгород. Все посольство в Суйде было захвачено псковскими казаками и весной 1614 г. отправлено из
Пскова в Москву, куда прибыло 4 апреля. Оба Иголкиных названы гостями. В их свите следовали
человек Степана Иголкина Омельян («у рухляди») и человек Ивана Иголкина Артюшка Петров, по
дороге из Новгорода во Псков бежавший20. Чрезвычайно скудным представляется имущество гостя
51
Степана Иголкина по прибытии в Москву: «епанчишко да полсти ветчаные плачены, шуба боранья,
треух суконной да коробейка, а в ней рубашенко да портки ветчаные»21 (при том, что он сумел дать в
долг драгоценные вещи и крупные суммы Якову Делагарди). Имущество Ивана Иголкина вовсе не
известно.
Как упоминалось выше, Иван Иголкин был еще жив в начале 1620-х гг. Писцовая книга
1623 г. упоминает сад Ивана Иголкина на Михайлове улице в Новгороде, но называет его не гостем, а
«гостевым братом», относя, следовательно, этот чин лишь к Степану Иголкину22. К 1627 г. на новгородской сцене действует уже его сын Сергей Иванов сын, поручившийся по сыну другого новгородского гостя-участника событий Смутного времени, Степану Первого сыну Прокофьева23.
Потомки братьев Иголкиных жили в Новгороде до петровского времени. В середине XVII в.
некий Григорий Иголкин упоминается среди детей боярских новгородского архиепископа (в
1646 г.)24. Посадский человек Елисей Яковлев сын Иголкин весной 1650 г. подписал повинную челобитную новгородцев царю Алексею Михайловичу25. В 1678 г. он жил с 12-летним сыном Ивашком на
Щитной улице в Новгороде26. Среди других посадских людей Елисей Иголкин был приглашен на пир
15 августа 1696 г., который новгородский митрополит Евфимий III давал новгородцам по случаю
праздника Успения Богоматери27.
Еще один потомок Иголкиных (видимо — Ивана Юрьева сына) в XIX в. стал героем пьесы
Н. Полевого и героем картины «Подвиг купца Иголкина». В середине ХХ в. об этом так писал В. Г. Гейман: «Интересную аналогию случаю с купцом Иваном (так у В. Геймана; верно: Степаном. ― А. С.) Иголкиным можно усмотреть в эпизоде, относящемся уже к началу XVIII в. Во времена Северной войны некий
купец Иголкин (однофамилец, a возможно и потомок современника Смуты), оказавшись в плену у шведов,
убил двоих из них за оскорбительные слова в адрес России и Петра I. По легенде, шведский король Карл
XII, изумленный храбростью и патриотизмом Иголкина, отменил вынесенный ему смертный приговор и
отправил на родину»28. Этот эпизод подробно рассмотрен в недавней статье Г. М. Коваленко29. Более
поздних сведений об Иголкиных в Новгороде мне не известно.
Примечания
1
Кулакова И. П. [Комментарии] // Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны = Thet Swenska i
Rubland Tiio Ahrs Krijgz-Historie. М., 2000. С. 600.
2
Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. М., 1973. С. 128.
3
Уставная грамота таможенной пошлины опричной торговой стороны Великого Новгорода. 1571.17.03 // Великий Новгород
во второй половине XVI в.: Сб. док. / Сост. К. В. Баранов. СПб., 2001. С. 31.
4
Отписка в Ивангород воеводе М. Г. Салтыкову и дьяку Афанасию Власьеву из Новгорода от воеводы об отправке с подьячим Немиром Ручкиным колымажек, полученных из Москвы. 1602.4.08 (Архив СПбИИ. Кол. 183. Карт. 1. Д. 16).
5
Запись об отправке в Новгород 3 новых колымажек с подробным описанием каждой отдельно и кроме того описание простой колымажки на митрополичий двор. 1602.20.07 (Архив СПбИИ. Кол. 183. Карт. 1. Д. 4).
6
Память новгородскому воеводе кн. В. И. Буйносову-Ростовскому, Третьяку Савину и Василию Бирину о составлении росписи 20–30 лучших дворов в Новгороде. 1602.16.08 (Архив СПбИИ. Кол. 183. Карт. 1. Д. 5).
7
Отписка С. Г. Коробьина с товарищами в Посольский приказ о ходе переговоров о размене пленными 11–12 мая 1615 г.
1615, мая после 12 (РГАДА. Ф. 96. 1615. Д. 3. Л. 119–131).
8
Расспросные речи лазутчика Данилка Кондратьева Ржевы, посланного в Старую Русу и в Новгород. 1615.12.10 (РГАДА.
Ф. 96. 1615. Д. 10. Л. 294–302).
9
Переписные книги судных, разбойных и татейных дел, записок и приходные пошлинных денег с судных и управных дел и
холопьи Новгородского Судного приказа при разных воеводах и владыках. 1584–1605 (Архив СПбИИ. Кол. 2. Оп. 1. Д. 12.
Л. 394).
10
Черепнин Л. В. Материалы по истории русской культуры и русско-шведских культурных связей XVII в. в архивах Швеции
// ТОДРЛ. Л., 1961. Т. 7. С. 454–472.
11
Корецкий В. И. Новые материалы о дьяке Иване Тимофееве, историке и публицисте XVII в. // АЕ за 1974 год. М., 1975.
С. 152–153.
12
Черепнин Л. В. Материалы по истории русской культуры…
13
Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны… С. 281–282.
14
Замятин Г. А. Россия и Швеция в начале XVII века: Очерки полит. и воен. истории: Сб. науч. работ. СПб., 2008. С. 219.
Прим. 94.
15
Лист новгородского воеводы кн. Д. И. Мезецкого нарвскому генерал-губернатору Андерсу Эриксону 1623.12.01 (Архив
СПбИИ. Кол. 109. Д. 111).
16
Книги сбора судной пошлины. 1611/12 (RA. NOA. Ser. 1:122. С. 115).
17
Nordlander I. Real Estate Transfer Deeds in Novgorod 1609–1619 // Acta Universitatis Stockholmiensis. Stockholm Slavic
Studies. № 18. Stockholm, 1987. S. 121.
18
Показания сборщика Казарина Башмакова о сборе им оброков по приказу боярина князя Ивана Никитича Большого Одоевского (отрывок). 1614/15 (Архив СПбИИ. Кол. 124. Оп. 1. Карт. 4. Д. 522).
52
19
Писцовая книга Новгорода Великого письма и меры А. И. Чоглокова и дьяка Д. Семенова. Выписи. 1623 // Писцовые и
переписные книги Новгорода Великого XVII — начала XVIII вв.: Сб. док. / Сост. И. Ю. Анкудинов. СПб., 2003. С. 43.
20
Перечень посольства Юрьевского архимандрита Никандра в Стокгольм, захваченного по дороге обратно и отправленного
в Москву. 1614.4.04 (РГАДА. Ф. 96. 1614. Д. 4. Л. 4–5).
21
Роспись имущества посольства Юрьевского архимандрита Никандра по прибытии его участников в Москву. 1614 (РГАДА. Ф. 96. 1614. Д. 4. Л. 6–10).
22
Писцовая книга Новгорода Великого письма и меры А. И. Чоглокова… С. 44. Неподалеку, на той же Михайлове улице
располагался гостиной двор Степана Иголкина, позже переданный дьяку Михаилу Милославскому (Там же. С. 46).
23
Список с расспросных речей подьячих новгородского разрядного стола Григория Федосеева, Богдана Воломского и Ивана
(Карпова?) и поручная запись по С. П. Прокофьеве. 1627.1.05–25.08 (РГАДА. Ф. 96. 1629. Д. 2. Ч. 1. Л. 55–58).
24
Переписная книга Новгорода Великого переписи кн. Г. Д. Долгорукого и подьячего И. Раковского. 1646 // Писцовые и
переписные книги Новгорода Великого… С. 89.
25
Повинная челобитная посадских людей Новгорода. 1650 апреля 27 – мая 16 // Мятежное время: Следств. дело о новгор.
восстании 1650 г. СПб.; Кишинев, 2001. С. 298.
26
Переписная книга Новгорода Великого переписи кн. В. Ф. Жирового Засекина и подьячего С. Родионова. 1678 // Писцовые и переписные книги Новгорода Великого… С. 156.
27
Список лиц, приглашенных к столу митрополита Евфимия на праздник Успения. 1696.15.08 (Архив СПбИИ. Кол. 183.
Карт. 2. Д. 310).
28
Немировская М. А. Акварель и рисунок XVIII — первой половины XIX века в собрании Государственной Третьяковской
галереи. М., 1982. С. 23 (цит. по В. Гейману).
29
Коваленко Г. М. Новгородские купцы в Стокгольме // Чело. 2008. № 2 (42). С. 58–60.
З. В. Дмитриева, А. В. Крайковский
ЦЕНЫ НА РЫБУ И РЫБОПРОДУКТЫ В НАЧАЛЕ XVII в.
(по приходо-расходным книгам Кирилло-Белозерского монастыря)
История цен в России изучалась сравнительно мало. В первую очередь следует назвать классические труды В. О. Ключевского и А. Г. Манькова1. Работ, специально посвященных движению
цен в XVII в., российские ученые так и не создали. Одной из причин такого положения дел является,
очевидно, состояние источниковой базы. Источников по истории цен в России XVII в. довольно много, но они не составляют непрерывных долговременных однородных серий, дающих основания для
применения статистических методов. Между тем именно наличие таких серий является одним из
главных требований, предъявляемых в рамках методики, разработанной Международным комитетом
по истории цен в 1930-е гг. Работы таких корифеев данного направления, как, например,
У. Бевериджа и Н. Постхюмуса, были созданы согласно этой единой методике, и именно в этом состоит их ценность2. В основе их исследований лежат длинные серии однородных данных, которые
сводятся в таблицы. Так, работа Н. Постхюмуса основана на бюллетенях Амстердамской биржи, регулярно публиковавшихся с XVII в. Для того, чтобы сделать данные разных источников, созданных
на протяжении большого периода времени, сопоставимыми, цены переводились из денежных единиц
в граммы чистого серебра.
В результате работ, предпринятых Международным комитетом по истории цен, была разработана единая история движения цен в Европе с XVI по XVIII в. К сожалению, ничего сопоставимого
на российском материале создано не было. В настоящее время работа, начатая Международным Комитетом, продолжается под эгидой Международного института социальной истории (Амстердам,
Нидерланды), где собрана богатая коллекция данных по истории цен3. В США также существует
Группа по изучению глобальных цен и доходов (Global Price and Income History Group), коллекционирующая и выкладывающая в Интернете сведения о ценах, в том числе и российских4. Однако анализ накопленного материала отечественными исследователями, очевидно, остается делом будущего.
Отдельно следует сказать о труде американского историка Р. Хелли, выпущенном в 1999 г5. В
отечественной исторической литературе уже отмечалось, что этой работе присущ ряд коренных недостатков методологического характера, которые существенно снижают ее ценность6. В книге американского историка отсутствует источниковедческий анализ, который подтвердил бы, что данные, которые он подвергает исследованию, достоверны. Не раскрыт также и сам метод работы с материалом,
хотя его можно восстановить по мере изучения книги. Монография Хелли разбита на главы, каждая
из которых посвящена анализу цен на ту или иную разновидность товаров или категорию расходов. В
частности, глава 23 посвящена налогам и пошлинам. Каждая глава начинается со сводной таблицы, в
которой представлены названия товаров (по-английски и по-русски в латинской транскрипции), единицы измерения, количество записей, касающихся каждого товара, крайние даты, минимальная,
53
средняя и максимальная цены. Средние цены, по мнению Хелли, наиболее удобны для сравнительного изучения7. После сводной таблицы следуют разделы, каждый из которых посвящен одному из товаров, занимающих отдельную строчку в таблице. В случае необходимости текст раздела сопровождается диаграммой, где ось абсцисс — годы8, а ось ординат — цена в копейках. На график точками
нанесены все данные о ценах на исследуемый товар. Так создается корреляционное поле, на котором
построена кривая. Кроме того, на графике проведена прямая средней цены, а также линия регрессии,
отмечающая общую тенденцию к понижению или повышению цены в среднем за каждый год исследуемого периода.
При всей своей объемности труд Р. Хелли не закрывает вопрос о ценах в России XVII в., а
скорее только ставит его. Прежде всего, неясно, насколько возможно при изучении цен XVII в. выведение единой кривой, демонстрирующей колебания цен на тот или иной товар для всей России. Создание такого графика предполагает наличие в XVII в. единого всероссийского рынка, в то время как
его существование еще далеко не доказано.
Кроме того, представляется сомнительным некритическое использование в работе американского исследователя данных, полученных из разных источников. Очевидно, что разные по происхождению документы могут неодинаково освещать процессы, имевшие место на рынке, в том числе и
процесс изменения цен. Их данные могут оказаться просто несопоставимыми, поэтому перед статистической обработкой известий о ценах необходимо провести источниковедческое исследование и
доказать, что такое использование привлеченных источников правомерно.
В данной статье сделана попытка свести в таблицы данные о ценах на рыбу и рыбопродукты в
начале XVII в., извлеченные из однотипного источника — приходо-расходных книг КириллоБелозерского монастыря. На наш взгляд, монастырские хозяйственные книги являются массовыми и
достоверными источниками9, на основе которых можно составить базу о ценах на самые разные товары, купленные на «монастырский обиход».
Приходо-расходные книги Кирилло-Белозерского монастыря велись казначеями, как правило,
по годам или за небольшой отрезок времени в тех случаях, когда казначейство одного старца длилось
несколько месяцев. Каждая книга «считалась» и «ревизовалась» на монастырском сборе, о чем делалась соответствующая запись на первом листе.
В данной статье использованы материалы семи книг за 1603–1611 гг.: старца Евстафия
(1 сентября 1603 г. — 1 сентября 1604 г.), старца Филарета (две книги с 13 марта 1605 г. по 1 марта
1607 г.), старца Паисия (две книги с 1 марта 1607 г. по 1 марта 1609 г.), старца Иринарха (2 книги с
25 мая 1610 по 31 августа 1611 г.)10. Как видим, в кирилловском архиве сохранились приходорасходные книги (с небольшими купюрами) почти за 10 лет, что позволяет увидеть движение цен на
продукты питания в период голода 1603–1604 гг и «Смутного времени».
На трапезе монахов, исключая строгие посты, рыба была одним из основных блюд. Наиболее
часто в келарских обиходниках встречается запись: «<…> ясти белыя, шти или ушное, квас полуян,
двое рыбя. А случатся в среду или в пяток, ясти икра или караваи»11. «Гостевой стол» в монастыре
также состоял из рыбы и рыбопродуктов. Гостям подавали «ества»: белую рыбицу, «капусту с сельдми», икру черную и красную, паровую рыбу (леща, судака, стерлядь), «студени окрошены от разных
рыб», «семгу под лимоны», пироги «мневые» и проч.12
В XVII в. Кирилло-Белозерский монастырь владел богатыми рыбными промыслами в Белозерском крае и в Поморье. Рыбу ловили на тонех и езах в реке Шексне, а также на Белом озере «летом с 10 лодок» «кереводами, и переметы, и вершами, и удами, и иными всякими ловлями», а также в
других реках «неводами, и поездами и гарвами»13. На «морских ловлях» (Терский берег Белого моря)
в речках Умбе, Оленице и на «Оленьих рогах» кирилловская братия летом и осенью ловила более
7 тыс. рыб семги14. Однако рыбы, выловленной на территории собственных угодий, не хватало, и монастырь покупал на рынках значительное дополнительное количество свежей, сухой и соленой рыбы.
Купленная рыба и рыбопродукты учитывались в приходо-расходных книгах наравне с другими товарами. Записи велись по месяцам, как правило, без учета точной даты покупки; указывался вид
рыбы; ее количество в штуках (свежая), в бочках (соленая), пудах (рыба ценных пород и икра), в мехах и четвертях (сухая рыба-моль); часто отмечали место покупки; во всех случаях количество затраченных денег, причем большие партии свежей рыбы оценивались суммарно. Приведем типичный
пример: «В Каргополе слуга Третьяк Данилов купил на монастырской обиход: мневые икры 19 пуд
17 гривенок, дано 7 рублей 6 алтын з деньгою; да рыбы семги свежие воблые 20 пуд, дано 7 рублей
6 алтын 4 денги»15. В редких случаях фиксировали и число рыб, и их вес («114-го году слуга Посник
Михайлов купил в Каргополе семги свежие 90 рыб, весом 40 пуд <…>»)16. В записи могли включить
54
только имя продавца («Куплено у белозерца у Первуши у Харитонова 6 бочек рыб сиговина заонеские, денег дано 8 рублев 17 алтын 2 денги»)17.
Все особенности учета отражены в табл. 2–5, причем в них не включены: 1) суммарные сведения о цене свежей рыбы (в штуках) и соленой рыбы (в бочках); 2) записи о купленной рыбе, цена
которой указана с провозом. Из табл. 4 исключены 525 пудов 2 чети семги, привезенной в монастырь
из Турчасова в декабре 1605 г., так как, вероятно, в приходо-расходной книге указанные деньги заплачены за перевоз («додано половина извозу 11 рублев 5 алтын з деньгою»)18.
Свежую рыбу (судаки, лещи, щуки, стерляди, мни, язи, «ряпусы» и др.) покупали в Белозерске или в селах, расположенных вблизи Белого озера. Вероятно, рыбные рынки были и на берегах
больших озер. Здесь же покупали соленую «бочечную» рыбу («судочину», «щучину», «лещевину») и
икру речных и озерных рыб. В августе 1611 г. зафиксирована покупка трех бочек «белужины». Рыбу
ценных пород (лососевых и осетровых) привозили из Каргополя, Ярославля и Москвы или покупали
(семгу) на месте лова «под Порогом».
Свежую рыбу: семгу, лососей, осетров продавали штуками, пудами, икру — пудами, реже
бочками, сухую рыбу («моль») — «мехами», четвертями и пудами. Величина бочек в приходорасходных книгах не указана. О. Н. Вилков, опираясь на тобольские таможенные книги конца
XVII в., устанавливает вес бочки осетровой икры в 30 пудов19.
В денежном выражении «рыбные» закупки по годам составили следующие суммы: 1603/04 г.
— более 145 руб. (около 15 % от общего количества денежных расходов за год); 1605/06 г. — более
316 руб. (около 11 %); 1606/07 г. — более 287 руб. (около 12 %); 1607/08 г. — более 422 руб. (около
15 %); 1608/09 г. — более 422 руб. (около 12 %); 1610/11 г. — более 673 руб. (около 15 %)20.
Как видно из табл. 2, цены на свежую рыбу на протяжении изучаемого периода не изменились. Цена судаков и лещей, а их покупали чаще всего, определялась размерами рыб и колебалась от
0,2 д. (мелкие судаки «лещевого числа») до 4 д. (судаки «головы», вес более 2 кг). Как правило, за
100 судаков и лещей платили от полтины до 1 руб. Исключение составили купленные в марте 1611 г.
36 лещей по 10 д. за штуку. Значительно реже покупались «щуки большие», их цена поднималась до
6 денег и выше за одну рыбу. Самыми дешевыми были «ряпусы», за 1 тыс. платили полтину (см.
табл. 2). Как видим, уровень цен на свежую рыбу в первом десятилетии XVII в. оставался стабильным. Вероятно, на местном рынке Кирилло-Белозерский монастырь был доминирующей силой, диктовавшей свои условия закупок.
Цена на соленую рыбу (чаще всего в одной бочке солили вместе судаков и лещей) колебалась
от 60 до 193,2 д. М. Б. Булгаков, основываясь на материалах белозерской таможенной книги
1629/30 г., указывает вес бочки соленой рыбы, равной 6 пудам21. Чаще всего за бочку «судочины и
лещевины» платили от 80 д. до 1 руб. Значительно дороже — в 1,5 раза и более — стоила бочка сигов
(см. табл. 3). Из общего ряда приведенных данных выпадает стоимость бочки «белужины», купленной в Ярославле в августе 1611 г. В целом, приведенные в табл. 3 данные показывают явно выраженный рост цен «на бочечную рыбу» во второй половине 1610 — первой половине 1611 г., причину чего пока установить не удалось. Для объяснения требуется дальнейшее исследование процессов,
происходивших на белозерском рынке, в том числе и на рынке соли.
Цены на семгу и осетра даны в табл. 4. Приведенные данные свидетельствуют о некотором
росте в начале XVII в. стоимости рыбы ценных пород, по сравнению с 1590-ми гг.22
Икру покупали в основном «мневую» и «ряпусью», за бочку платили 60–84 д. — примерно
столько же, сколько за бочку соленой рыбы. Черная икра стоила почти в 3 раза дороже, поэтому неслучайно записи о ее покупке редко встречаются в кирилловских приходо-расходных книгах
(см. табл. 5).
Приведенные нами данные о ценах на рыбу и рыбопродукты, извлеченные из приходорасходных книг Кирилло-Белозерского монастыря (табл. 2–5), подтверждают несостоятельность работы Р. Хелли, ибо выведенные им показатели о ценах нельзя использовать даже с оговорками. Для
убедительности приведем несколько примеров. Так, Хелли, основываясь на 8 записях (1604–1674 гг.)
выводит среднюю цену судака за штуку в 15 коп. (30 д.), минимальную — в 1,5 коп. (3 д.), максимальную — в 50 коп. (100 д.). Как было показано в табл. 2, самая высокая цена судака по кирилловским книгам составила 4 д. Цена леща, по Хелли, (18 записей за 1621–1679 гг.) равна 4 коп. (8 д.) за
штуку (минимальная), средняя — 15 коп. (30 д.), максимальная — 90 коп. (180 д.); минимальная цена
щуки (69 записей за 1621–1689 гг.) — 0,6 коп. (1,2 д.), максимальная — 4 руб., средняя — 50 коп.
(100 д.) и т. д.23 По данным приходо-расходных книг Кирилло-Белозерского монастыря, за лещей и
щук в начале XVII в. платили зачастую не более 3 д., только «щуки большие» стоили 6,6 д. (см.
табл. 2).
55
Наша работа демонстрирует перспективность изучения истории цен на основе долговременных и однородных серий данных, полученных в ходе исследования монастырских приходорасходных книг, а также других источников, достоверность которых будет подтверждена критическим источниковедческим анализом.
Примечания
1
Ключевский В. О. Русский рубль XVI–XVIII вв. в его отношении к нынешнему: Опыт определения меновой стоимости
старин. рубля по хлеб. ценам: (Материалы для истории цен) // Ключевский В. О. Соч. в 8 т. М., 1959. Т. 7: Исслед., рец., речи
(1866–1890); Маньков А. Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI в. М.; Л., 1951.
2
Beveridge W. Prices and Wages in England from the Twelfth to the Nineteenth Century. Price Tables: Mercantile Era. London,
1939. Vol. 1; Posthumus N. W. Inquiry Into the History of Prices in Holland. Leyden, 1946. Vol. 1: Wholesale Prices at the
Exchange of Amsterdam, 1585–1914, Rates of Exchange at Amsterdam, 1609–1914.
3
См.: International institute of social history [Электронный ресурс]. URL: www.iisg.nl/hpw [23.07.2009].
4
См.: Global price and income history group [Электронный ресурс]. URL: http://gpih.ucdavis.edu/index.htm [23.07.2009].
5
Hellie R. The economy and material culture of Russia, 1600–1725. Chicago; London, 1999.
6
Крайковский А. В. Цены на соль в России в 1630–1650-х гг. // Источник. Историк. История: Сб. науч. работ. СПб., 2001.
Вып. 1. С. 73–99; Kraikovski A. V. The salt prices in Russia in 1630-s–1650-s // Journal Of Salt History. 2000. Vol 10/11. P. 21–40.
7
Hellie R. The economy and material culture… Р. 12.
8
Ось абсцисс у Р. Хелли разделена не так, как обычно — по пятилетиям или десятилетиям. На ней отмечены следующие
даты — 1600, 1613, 1633, 1648, 1654, 1663, 1675, 1689, 1700 и 1725 гг. Эти даты были выбраны Р. Хелли по следующим соображениям: 1613 г. — конец династического кризиса (Р. 3); 1633 г. — война за Смоленск (Р. 4–5); 1648 г. — конец Тридцатилетней войны в Европе, городские бунты (Р. 5); 1654 г. — начало войны с Польшей за Украину (Р. 5–6); 1663 г. — вывод
из обращения медных денег (Р. 6); 1675 г. — последний год царствования Алексея Михайловича (Р. 7); 1689 г. — вступление на престол Петра I (Р. 7); 1700 г. — начало Северной войны (Р. 7); 1725 г. — смерть Петра I (Р. 8).
9
О значении монастырских приходо-расходных книг как основного источника для изучения истории цен в XVI в. писал
А. Г. Маньков (см.: Маньков А. Г. Цены и их движение… С. 15–22).
10
Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй четверти XVII века (1397–1625).
СПб., 1910. Т. 1, Вып. 2: О средствах содержания монастыря. С. OCXXXVII–OCLX, OCLIX–OCLXXX, OCXCIX–
OCCXXXII, CCLIX–OCCLXV, OCCLXXIV–OCCXCVIII, OCCCIII–OCCCIV; Архив СПбИИ. Кол. 260. Оп. 2. Д. 26. Л. 27–
116.
11
Матфей (Никифоров М.). Келарский обиходник Матфея Никифорова старца Кирилло-Белозерского монастыря,
1655/1656 год. М., 2002. С. 46. Подробно об этом см.: Покровская В. Ф. Описание монастырской трапезы (по рукописи конца XVI в.) // ТОДРЛ. Т. 33. Л., 1979. С. 239–295; Шаблова Т. И. О трапезе в Кирилло-Белозерском монастыре в середине
XVII в.: (По келарскому Обиходнику 1655 г. старца Матфея Никифорова и Описи монастыря 1601 г.) // Наследие монастырской культуры: Ремесло, художество, искусство: Материалы ист.-теорет. конф., 24-27 февр. 1997 г.: Ст., реф., публ.
СПб., 1997. С. 25–35.
12
Матфей (Никифоров М.). Келарский обиходник… С. 140.
13
Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь… Т. 1, Вып. 2. С. 115–116. Подробно о рыбной ловле КириллоБелозерского монастыря см.: Там же. С. 110–121.
14
Там же. С. 120.
15
Там же.. С. ОCCLXXIX.
16
Там же. С. ОCCXL.
17
Там же. С. ОCXXXIX.
18
Там же. С. ОCLXXX.
19
Вилков О. Н. Рыбная торговля Тобольска XVII в. // Вопросы истории социально-экономической и культурной жизни Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1968. Вып. 1. С. 7.
20
Примерный процент рассчитан, исходя из итоговых данных, подведенных в приходо-расходных книгах: в 1603/04 г. —
991,3 руб., в 1605/06 г. — 2943,88 руб., в 1606/07 г. — 2352,56 руб., в 1607/08 г. — 2804,66 руб., в 1608/09 г. — 3603,4 руб., в
1610/11 г. — 4506,4 руб. (Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь… Т. 1, Вып. 2. С. ОCXLVI, ОCLVIII,
ОCLXXXIX, ОCCXXXIII, ОCCLXVII, ОCCC; Архив СПбИИ. Кол. 260. Оп. 2. Д. 26. Л. 123).
21
Булгаков М. Б. Рыбный рынок г. Белоозера в XVII столетии: (О развитии регион. торговых связей) // Проблемы отечественной истории: Сб. ст. аспирантов и соискателей Ин-та истории СССР. М., 1973. Ч. 1. С. 39.
22
По данным А. Г. Манькова, на Русском Севере цена пуда семги колебалась от 33 д. (1595 г., Унский промысел) до 62 д.
(1597 г., Николо-Корельский монастырь); один осетр стоил от 1 д. (1593 г., Ненокса) до 52 д. (Вологда) (Маньков А. Г. Цены
и их движение… С. 159, 160. Табл. 18).
23
Hellie R. The economy and material culture… P. 71–72. Tab. 5.1.
56
Приложение
Таблица 1
Общий объем купленной рыбы в Кирилло-Белозерском монастыре в начале XVII в.
(по данным приходо-расходных книг)1
Рыба / год
В бочках соленая
судочина, лещевина
сиговина
Свежая (шт.)
судоки, лещи, щуки, окуни, язи, юранчики
мни
сиги
«ряпусы»
1603/04
1605/06
1606/07
1607/08
1608/09
1610/11
84
6
78
6
271
9
247
15
222
13
286
11
11150
220
–
–
21036
850
63
–
4347
50
–
–
7950
–
–
–
41534
350
–
3560
28172
17
420
1700
1
Источник: Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь… С. ОCXXXVII–ОCCCIV; Архив СПбИИ. Кол. 260. Оп. 2.
Д. 26.
Таблица 2
Цена на свежую рыбу в начале XVII в.
(по данным приходо-расходных книг Кирилло-Белозерского монастыря)1
Цена
апрель
1605
март
апрель
июль
за
1 шт.
1604
февраль
всего
декабрь
деньги
ноябрь
Вид рыбы
Кол-во
(в шт.)
алтыны
1
1603
октябрь
денег
Место
покупки
рубли
Год/
месяц
2
3
4
5
6
7
8
9
судаки, лещи
Белозерск
(Белоозеро)2
250
2
7
5
447
1,8
–"–
368
2
17
2
504
1,4
с. Кивуй
220
1
–
10
210
1
Воже оз.
540
7
31
3
1589
2,9
Белозерск
3848
44
33
2
9000
2,3
–"–
3277
19
28
4
3972
1,2
–"–
1525
4
22
3
935
0,6
«у озадских
крестьян»
152
1
26
4
360
2,4
Белозерск
не указано
–"–
–"–
с. Великоселье
870
100
70
760
1170
5
8
2
1050
1,2
2
–
–
400
2,4
3
9
20
33
–
–
720
1998
1,0
1,7
судаки, лещи, «непоротые»
линьки
щуки «поледенные»
«головы»
судаки «поледенные
середние и меньшие»
судаки «поледеные»
«числа»
лещи «поледеные»
«числа»
судоки «поледеные,
головы и числа», лещи
поледенные
стерлядь «погонная»
лещи
щуки, судаки
стерляди «погонные»
судаки
57
Продолжение
Цена
1607
апрель
октябрь
ноябрь
декабрь
1608
январь
февраль
март
октябрь
за 1 шт.
1606
февраль
всего
декабрь
деньги
октябрь
Кол-во
(в шт.)
алтыны
1
Место
покупки
рубли
денег
Год/
месяц
3
не указано
Белозерск
4
130
3126
5
–
45
6
44
2
7
–
4
8
264
9016
9
9
2,9
–"–
–"–
–"–
–"–
Белозерск, «в
заозерских селах»
–"–
–"–
–"–
83
230
3356
450
1626
2
1
19
–
24
21
17
32
15
14
–
1
–
4,5
5
526
303
3992
94,5
4889
6,3
1,3
1,2
0,2
3,0
5
166
2343
–
1
13
5
17
30
–
–
5
30
302
2785
6,0
1,8
1,2
–"–
128
–
17
–
102
0,8
–"–
1929
17
32
3
3595
1,9
Воже оз.
–"–
780
390
7
3
10
23
–
2
1460
740
1,9
1,9
Белозерск
–"–
200
350
3
1
6
5
4
4
640
234
3,2
0,7
–"–
230
–
14
4
88
0,4
–"–
–"–
не указано
–"–
–"–
63
200
850
445
369
–
3
2
8
2
18
10
–
27
12
5
–
–
2
2
113
660
400
1764
474
1,8
3,3
0,5
4,0
1,3
–"–
500
–
25
–
150
0,3
стерляди, щуки
–"–
190
1
13
5
283
1,5
судаки, лещи
лещи, судаки, меньки, язи
судаки, лещи, стерляди
–"–
330
4
2
4
816
2,5
–"–
499
3
5
–
630
1,3
–"–
969
12
31
–
2586
2,7
119
–
61
4
370
3,1
Белое оз.
5477
49
–
100
9900
1,8
не указано
1659
10
17
2
2104
1,3
–"–
«заозерские
села»
не указано
400
3
3
2
620
1,6
23271
113
8
5
22653
1
3560
2
3
–
418
0,12
Вид рыбы
2
щуки
«поледенные»
судаки «головы»
щуки
судаки
«судочье числа»
«лещевого числа»
судаки «головы»
щуки большие
стерляди
судаки
лещи «большие и
меньшие»
судаки «головы и
числа», щуки, лещи
лещи
щуки
судаки «головы»
судаки «числа»
судаки «лещевого
числа»
сиги
судаки «головы»
меньки
судаки «головы»
судаки «числа»
судаки «лещевого
числа»
судаки, щуки, меньки
судаки, лещи, мни,
окуни, тарабары
«погонные» судаки
«головы» и «числа»,
стерляди
судаки, лещи
разная рыба3
декабрь
ряпусы
–"–
58
Продолжение
Цена
сентябрь
ноябрь
декабрь
1611
январь
февраль
март
судаки, лещи, щуки
«головы», лещики,
тарабары
судаки «головы и
числа», щуки, мни,
лещи, тарабары,
окуни
судаки «головы
и числа», лещи
«числа»
сиги
щуки, лещи, судаки
«головы и числа»
щуки «головы», судаки «числа»
судаки «головы» и
числа», лещи, стерляди, тарабары
судаки «головы и
числа», лещи «головы и числа», щуки
«головы»
судаки «головы»
лещи «головы»
за 1 шт.
1610
май
Кол-во
(в шт.)
всего
1609
январь
2
судаки «головы» и
«числа», юранчики
судаки «головы» и
«числа»
судаки «числа»
судаки, лещи, щуки,
окуни
меньки
судаки «большего и
меньшего числа»
судки, щуки, язи,
тарабары
судаки лещи «головы»
щуки, ряпусы
судаки «головы и
числа», стерляди
лещи «головы и числа»
судаки, лещи «головы и числа»
судаки «числа»
Место
покупки
деньги
1
Вид рыбы
алтыны
Год/
месяц
рубли
денег
3
4
5
6
7
8
9
не указано
635
2
18
4
512
0,8
с. Кивуй
4938
24
5
2
4832
1
с. Вашки
1170
6
1
4
1210
1
Белозерск
5410
37
–
4
7404
1,4
не указано
350
–
29
3
177
0,5
–"–
3730
8
24
5
1749
0,5
«заозерские
села»
1964
8
21
2
1728
0,9
с. Великоселье
409
6
4
–
1224
3,
Белозерск
17274
–
20
2
122
0,1
–"–
498
7
28
3
1571
3,2
в монастыре
100
2
16
4
500
5
3926
51
–
1
10201
2,6
1100
8
26
4
1760
1,6
1580
10
–
–
2000
1,3
13067
150
12
2
30074
2,3
Азатская вол.
1240
14
11
4
2870
2,3
в монастыре у
«заонежан»
420
3
5
–
630
1,5
не указано
412
7
3
4
1422
3,5
316
8
19
2
1716
5,4
Азатская вол.
3474
24
22
5
4937
1,4
Белозерск
1091
8
28
–
1768
1,6
у белозерца
–"–
101
36
2
1
–
26
–
4
400
360
4
10
«в заозерских
селах»
в монастыре у
белозерца
Азатская вол.
«заозерские
села»
Белозерск
59
1
Источник: Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь…
Здесь и далее в таблице указано современное название города
3
В состав купленной рыбы входили: стерляди «большие и мелкие», судаки «головы», «большего», «середнего числа» и
«лещевого числа», щуки «головы» и «числа», юранчики, тарабары, окуни, сороги, лещи, в том числе 27 щук.
2
Таблица 3
Цена на соленую рыбу в начале XVII в.
(по данным приходо-расходных книг Кирилло-Белозерского монастыря)1
Цена
Год/месяц
Место покупки
Вид рыбы
рубли
алтыны
деньги
всего
на
1 бочку
денег
Кол-во
(в бочках)
1
1603
ноябрь
2
3
4
5
6
7
8
9
с. Вашки
рыба
15
5
8
2
1050
70
не указано2
«сиговина
заонеская»
6
8
17
2
1704
284
с. Мегра
рыба
4
2
–
6
406
101,5
Воже оз.
с. Мегра
с. Мегра
«щучина»
«судочина»
–"–
253
6
4
11
3
2
13
–
9
4
9
2
22824
609
456
91,4
101,5
114
Воже оз.
«щучина»
20
10
6
2
2038
101,9
не указано
1
–
14
–
84
84
11
4
25
7
957
87
7
3
12
–
672
96
23
10
30
1
2181
94,8
26
12
6
–
2436
93,7
6
6
20
–
1320
220
Белозерск
«судочина»
«судочина и
лещевина»
рыба
«судочина и
лещевина»
–"–
«сиговина,
палья»
«сиговина»
6
6
–
–
1200
200
с. Кивуй
«судочина»
3
–
44
1
265
88,3
3
–
66
–
396
132
8,5
7
16
4
1500
176,5
5
4
–
56
856
171,2
85
47
30
5,5
9585,5
112,8
7
15
1
6
24
1
10
25
–
–
–
–
1260
4950
200
180
330
200
135,5
105
14
3
21087
155,6
5
3
–
10
610
122
13
6
5
4
1234
94,9
28
11
33
–
2398
85,6
ноябрь
1604
март
май
июль
июль
1605
апрель
август
с. Великоселье
Воже оз.
октябрь
ноябрь
1606
январь
февраль
1607
май
не указано
с. Мегра
не указано
июнь
не указано
июль
–"–
сентябрь
с. Великоселье
ноябрь
1608
февраль
Белое оз.
с. Великоселье
«за Онегом»
–"–
–"–
июнь
не указано
июль
с. Кивуй
август
с. Кивуй,
с. Мегра
«судочина,
лещевина»
«судочина»
рыба
просольная
«судочина,
лещевина»
–"–
сиги
«кельчевина»
«судочина,
лещевина»
«судочина,
лещевина, щучина»
«судочина,
лещевина
–"–
60
Продолжение
Цена
Год/месяц
Место покупки
Вид рыбы
рубли
алтыны
деньги
всего
на
1 бочку
денег
Кол-во
(в бочках)
1
2
с. Вашки
с. Мегра
с. Кивуй
с. Мегра
с. Кивуй
«заозерские села»
не указано
3
–"–
–"–
–"–
–"–
–"–
4
11
27
5
31
4
5
6
11
2
17
2
6
6
25
13
2
13
7
–
–
2
2
2
8
1236
2350
480
3414
480
9
112,4
87
96
110,1
120
–"–
41
25
12
4
5076
123,8
5
11
17
–
2302
104,6
13
16
30
–
3380
260
сентябрь
октябрь
декабрь
1609
январь
–"–
с. Кивуй
1610
сентябрь
с. Мегра
–"–
октябрь
с. Кивуй
с. Вашки
декабрь
1611
январь
май
«заозерские села»
с. Каргополь
в монастыре у
белозерца
в монастыре у
«заонежан»
Воже оз.
Ярославль
с. Куность
август
с. Мегра
с. Кивуй
с. Вашки
–"–
«сиговина, лодога»
«судочина, лещевина»
22
8
4
18
4
912
114
«судочина»
2
–
20
–
120
60
64
38
23
5
7743
121
20
12
8
–
2448
122,4
43
27
31
3
5589
130
–"–
6
3
20
–
720
120
«сиговина»
6
14
23
2
2940
490
–"–
1
2
6
4
440
440
–"–
4
8
10
–
1660
415
«щучина»
«белужина»
«судочина»,
«лещевина»,
палани
«судочина»,
«лещевина»
–"–
–"–
20
3
17
28
13
–
4
–
3482
5600
174,1
1886,7
11
9
2
–
1812
164,7
54
42
15
3
8493
157,3
20
5
17
4
6
27
1
4
3437
966
171,9
193,2
«судочина»
«пластаная и
облая», лещи
«головы и числа», судочки с
примесью
«судочина»
«головы и
«числа», лещевина
«судочина, лещевина»
1
Источник: Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь…
Продал белозерец.
3
24 бочки и одна изварь.
4
Цена указана «с провозом».
5
В т. ч. 1 бочка тарабарок.
2
61
Таблица 4
Цена на рыбу ценных пород в начале XVII в.
(по данным приходо-расходных книг Кирилло-Белозерского монастыря)1
Количество
рубли
алтыны
деьнги
всего
на пуд
шт.
1608
февраль
4
5
6
7
8
9
10
11
20,4
–
10
6
2,5
2038,5
100
–
–
13
–
26
–
156
–
12,0
Москва
3
семга
«порожская»
лососи
свежие
осетры
–
54
27
10
–
5460
–
101,1
не указано
осетры
–
50
20
–
–
4000
–
80,0
Каргополь
семга
40
90
16
20
–
3320
83
36,9
Ярославль
осетры
–
100
55
–
–
11000
–
110
лососи
–
27
4
–
100
900
–
11,4
2
Каргополь
не указано
«за Онегом»
–"–
март
Каргополь
1609
январь
Каргополь
февраль
у каргопольца
1611
январь
в монастыре
у белозерца
Каргополь
май
под Порогом
Ярославль
август
Москва
1
2
денег
Вид рыбы
шт.
1
1605
август
1606
январь
февраль
1607
апрель
август
1608
январь
Место
покупки
в пудах
Год/месяц
Цена
лососи
просольные
семга свежая
«воблая»
семга свежая
«непоротая
порожская»
семга
«порожская
осени»
лососи
свежие
семга свежая
«облая»
семга свежая
осетры
«волские»
«белужина»
(3 бочки)2
осетры
«волские»
–
52
20
–
7
6
4
1440
72
–
20
33
6
31
5
1391
69,6
42,2
165
–
47
–
5
9405
57
–
–
44
3
30
–
780
–
17,7
–
5,5
2
32
2
594
–
108
12
–
5
21
4
1130
94,2
–
66
–
37
18
1
7509
113,8
–
–
–
28
–
–
5600
–
–
–
10
6
–
–
1200
–
120
Источник: Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь…
Бочка белужины стоила более 9 руб. (1886,7 д.).
62
Таблица 5
Цена на икру в начале XVII в.
(по данным приходо-расходных книг Кирилло-Белозерского монастыря)1
Цена
1
на 1 пуд
1610
декабрь
1611
февраль
март
август
всего
февраль
деньги
1
1604
апрель
1605
июнь
август
декабрь
1606
февраль
1607
август
1608
январь
май
1609
январь
Вид икры
алтыны
Год / месяц
Кол-во
(в пудах)
рубли
денег
Место
покупки
2
3
4
5
6
7
8
9
Каргополь
«мневая»
22
6
22
3
1335
60,7
Белозерск
икра
3
1
2
4
216
72
Каргополь
не указано
«мневая»
«ряпусья»
12
3,75
3
1
11
14
4
1
670
285
55,8
76
Москва
икра
21,5
12
9
3
2457
114,3
Каргополь
«мневая»
11,25
3
21
–
726
64,5
не указано
икра
29,5
23
20
4
4724
160,1
Вологда
черная
28
25
6
4
5040
180
Каргополь
«мневая»
17
5
27
5
1167
68,7
Белозерск
не указано
«ряпусья»
«мневая»
сиговая
0,5 бочки
6
12,25
1
3
32
22
4
3
396
735
66
60
–
1
25
–
350
–
Белозерск
«мневая»
1,25
–
17
3
105
84
Каргополь
Ярославль
«мневая»
черная
29
4,4
11
6
3
32
4
1
2222
1393
76,6
316,6
Карголома
Источник: Никольский Н. К. Кирилло-Белозерский монастырь…
А. В. Крайковский
ТАМОЖЕННЫЕ ДОКУМЕНТЫ XVII–XVIII вв.
КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ МОРСКИХ ПРОМЫСЛОВ НА РУССКОМ СЕВЕРЕ
Таможенные материалы используются в отечественной исторической литературе уже на протяжении более чем столетия. Основной массив сведений, содержащихся в этих источниках, разумеется, касается истории торговли. Однако в сферу деятельности таможен входили и иные отрасли экономики. Так, таможенные материалы Русского Севера позволяют изучать также историю морских
промыслов, составлявших важнейшую часть местного хозяйства. Настоящая публикация преследует
довольно ограниченную цель — осветить изученные коллекции документов и представить возможности, которые они дают для изучения истории использования морских ресурсов.
История рыболовства и охоты на морского зверя в России изучена сравнительно слабо. В отечественной исторической литературе нет ни одного монографического исследования, которое было
бы специально посвящено этой тематике. Лишь на протяжении последних лет в рамках глобальных
проектов «История популяций морских животных» (HMAP) и «Крупномасштабная историческая
эксплуатация полярных областей» (LASHIPA) были созданы работы, комплексно рассматривающие
63
историю морских промыслов в Белом и Баренцевом морях (наши работы). Разумеется, изучение истории русских морских промыслов еще только началось и перспективы этой работы очень велики.
Таможенные материалы, использованные в наших исследованиях, в основном сосредоточены
в двух крупных архивохранилищах — в РГАДА (Москва) и ГААрхО (Архангельск). Документы отложились как в фондах таможенных учреждений, так и в материалах иных фондообразователей, в
частности, монастырей. Изученные источники содержат сведения обо всех основных морских промыслах Русского Севера — ловле семги в Беломорском бассейне, трески и палтуса в Баренцевом море, а также дальних охотничьих экспедициях на арктические острова для промысла морских млекопитающих.
Источники по истории различных морских промыслов.
Некоторые документы содержат сведения сразу о нескольких различных видах морских промыслов. Как правило, это таможенные книги либо сводные материалы, составлявшиеся по итогам
деятельности таможен для отчета перед вышестоящим начальством. Наиболее ранние из таких документов относятся к первой половине XVII в. Это приходо-расходные книги Новгородской чети, хранящиеся в РГАДА1. В этих документах зафиксирован привоз таможенными целовальниками десятины, собранной с различных морских промыслов Севера. Наибольшее количество данных относится к
семужным ловлям Белого моря2, однако в документах содержатся также упоминания о сборе пошлин
с мурманских тресковых промыслов3 и с «кости рыбья зубу» — продукции моржовых промыслов4.
В фонде Холмогорской таможенной избы ГААрхО сохранилась таможенная книга 1674 г. —
уникальный документ, фиксирующий сбор таможенных пошлин в крупнейшем торговом пункте низовий Двины5. Значительная часть сведений относится к морским промыслам. Среди товаров, поставляемых на холмогорский рынок, значатся семга6, ворвань7, кожи моржа и тюленя8, а также моржовый клык9. Кроме того, таможенники собирали пошлины с рыбаков, возвращавшихся с Мурмана с
грузом трески и палтуса. В книге зафиксирован приход лодей с промышленниками, явленный ими
улов, а также его дальнейшая судьба — продажа, отправка во внутренние районы России и т. д.10
В начале XVIII в. кольские таможенники создали две таможенные книги, дошедшие до наших
дней11. Кола с XVI в. являлась крупнейшим пунктом продажи продуктов морских промыслов, и в таможенных книгах содержатся сведения не только о тресковых промыслах Баренцева моря, но также и
об уловах семги в окрестностях Колы. Кроме того, таможенники фиксировали случаи продажи на
рынке товаров, полученных от выброшенных на берег китов12.
Но из всех дошедших до нас памятников таможенного делопроизводства наиболее богатым
источником по истории морских промыслов Севера может служить комплекс материалов Архангелогородской таможни, фиксировавший провоз через город соленой рыбы в 1733—1739 и в 1742 г. Уже
отмечалась огромная ценность этого источника для истории промыслов на Мурмане13. Здесь только
следует отметить, что, кроме сведений о треске и палтусе, в документе зафиксирован также провоз
семги, сельди, сигов и ряпусовой икры14. Книги создавались в период действия соляной монополии, и
их задачей было максимально строго отслеживать движение соли во всем регионе, поэтому в ней содержатся сведения о привозе соленой рыбы из самых отдаленных мест, в том числе и Пустозерска.
Таким образом, документ дает возможность судить не только о промыслах Беломорского и Баренцевоморского региона, но и бассейна Печоры.
В конце XVIII в., в период, когда Коммерц-коллегию возглавлял граф А. Р. Воронцов, таможенники по приказу из Санкт-Петербурга ежегодно представляли подробные экстракты, освещавшие
промысловое и торговое судоходство на Белом море. В архивах сохранились документы двух видов.
В одном из них фиксировались все товары, привезенные в Архангельск из-за границы и отправленные в иностранные государства на кораблях. Среди этих товаров фиксируются и различные продукты
морских промыслов — рыба, ворвань, продукты моржового промысла и др.15 В документах второй
разновидности подробно фиксировалось судоходство в важнейших портах Русского Севера — Архангельске, Онеге, Коле и Мезени16. Эти реестры дают основания судить о том, какое количество судов и промышленников отправлялись в те или иные точки побережья (На Мурман, на Шпицберген,
на Новую Землю), а также какая продукция и в каком количестве доставлялась с различных промыслов на рынок.
Отдельно следует сказать о системе регистрации судов, покидающих Архангелогородский
порт. Портовая таможня обязана была строго следить за погрузкой на суда съестных припасов во избежание попыток контрабанды. Вывоз хлеба из Архангельска был обставлен целым рядом формальностей, в том числе и в тех случаях, когда речь шла о припасах, необходимых на промысле. Транспортировка этого провианта промышленниками «про свой обиход», без дальнейшей перепродажи
входила в число тех случаев, когда вывоз хлеба из порта Архангельска не облагался таможенными
64
пошлинами, и власти имели все основания опасаться контрабандной торговли под видом снабжения
промышленников.
До нас дошла небольшая часть обширной документации Архангелогородской портовой таможни, касающейся покидающих порт судов, в том числе и промысловых . Для первой половины
XVIII в. сохранились челобитные с просьбой о дозволении покинуть порт. Среди этих документов
можно найти сведения об отправке промысловых судов в различные регионы Арктики, например, на
о. Вайгач17.
Источники по истории семужных промыслов.
Семга, безусловно, была одним из важнейших ресурсов Русского Севера, и именно ей посвящена самая значительная часть документов, изученных в ходе наших исследований. Таможенники
также оставили огромное количество материалов, описывающих торговлю этим товаром. Однако использование таможенных источников для изучения истории семужных промыслов зачастую осложнено рядом обстоятельств. Прежде всего, в таможенных записях, как правило, не указывалось, где
была выловлена семга. При отсутствии этих данных ценность прочих сведений заметно снижается.
Как правило, наиболее информативными оказываются таможенные выписи, сохранившиеся в архивах монастырей. Так, в архиве Антониево-Сийского монастыря имеется выпись от 1706 г., свидетельствующая, что «в разных месяцех и числех на арханелгороцкой ярмонке в таможню бургомистру
Афанасию Гурьеву с товарыщи явлено без выписи Сийского Антониева монастыря с моря с Летние
стороны и из Варзуги монастырского промысла на 16 санех 256 пуд рыб семги соленой, бочка рыб
сельдей соленых, 6 рыб семги свежей весом 2 пуд»18. Таможенные выписи, содержащие сведения о
привозе семги с промыслов, сохранились и в фондах таможенных учреждений, например, Мезенской
таможни19.
Источники по истории тресковых промыслов.
История лова поморами трески и палтуса на Мурманском берегу восходит к XVI в. Контроль
за деятельностью промышленников осуществляли кольские таможенники. Выше уже было сказано о
двух дошедших до наших дней таможенных книгах Кольского острога. Но целовальники, подведомственные кольской таможне, осуществляли сбор пошлин с промышленников не только непосредственно в Коле, но и в других пунктах побережья в непосредственной близости от мест лова. Данные
об их деятельности такого рода очень редки и скупы. Так, на основании выписей, сохранившихся в
архиве Крестного Онежского монастыря, мы можем судить о том, как действовала таможенная застава на Зеленцах, к востоку от Колы. Монастырские старцы по пути с промысла предпочитали платить
пошлины не в Коле и не в Архангельске, а непосредственно на месте и брать таможенные выписи.
Вероятно, это можно объяснить географическим положением монастыря в устье р. Онеги. Наиболее
удобный морской путь от становища Гавриловского, где располагался промысел, до Кий-острова, где
улов сдавался в монастырские погреба, пролегает по открытому морю без заходов в сколько-нибудь
значимые центры, где могла бы быть уплачена пошлина. Выписи, данные зеленецкими целовальниками, наряду с учетной документацией самого монастыря, являются ценнейшим источником по истории мурманских промыслов20.
В настоящем сообщении я не преследовал цели подробно изложить результаты, полученные в
результате изучения представленных материалов. Моя задача была несколько иной. Мне хотелось
показать, что, с одной стороны, возможности использования таможенных материалов существенно
шире, нежели только история торговых оборотов и торгового обложения, а с другой стороны — что
целые сферы хозяйства России до сих пор остаются малоизученными, хотя источники дают все возможности для исследования. Создание истории морских промыслов Русского Севера, игравших огромную роль в экономике региона, представляется невозможным без дальнейшего привлечения таможенных материалов.
Примечания
1
РИБ. М., 1912. Т. 28: Приходно-расходные книги московских приказов; Приходо-расходные книги московских приказов
1619–1621 гг. М., 1983; РГАДА. Ф. 137. Оп. 1. Новгород. Д. 15, 28, 117, 123.
2
Lajus J. et al. Status and potential of historical and ecological studies on Russian fisheries in the White and Barents Seas: The case
of the Atlantic salmon (Salmo Salar) // The Exploited Seas: New Directions for Marine Environmental History. 2001. № 21. P. 67–
96
3
См., например: Приходо-расходные книги московских приказов 1619–1621 г. С. 318.
4
Там же. С. 87.
5
ГААрхО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 193 а.
6
См., например: Там же. Л. 70.
65
7
Там же. Л. 4.
Там же. Л. 7.
9
Там же. Л. 4.
10
См. например: Там же. Л. 36.
11
РГАДА. Ф. 829. Оп. 1. Д. 908; Ф. 273. Оп. 1, ч. 8. Д. 32771.
12
Там же. Ф. 273. Оп. 1, ч. 8. Д. 32771.
13
Крайковский А. В. Материалы Архангелогородской таможни как источник по истории рыболовных промыслов на Мурмане в XVIII веке // Российская таможня: История, современность, перспективы развития: Материалы науч.-практ. конф. (Архангельск, 27 июня 2006 г.). Архангельск, 2006. С. 67–71.
14
ГААрхО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 3028.
15
Там же. Ф. 51. Оп. 6, ч. 1. Д. 239.
16
РГАДА. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 848, 856, 871, 886, 891, 898, 904, 905.
17
ГААрхО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 545 а. Л. 16. См. также: Там же. Д. 529 н., 2638, 6094; Ф. 58. Оп. 16. Д. 174, 176, 177, 178; Ф. 51.
Оп. 6, ч. 1. Д. 209.
18
РГАДА. Ф. 1196. Оп. 2. Д. 54. Л. 5
19
Там же. Ф. 829.
20
См. например: РГАДА. Ф. 1195. Оп. 3. Д. 17, 136, 143.
8
М. Б. Булгаков
МЕСТНЫЙ ТОРГ МАЛОГО ГОРОДА В XVII в.
(на примере г. Луха)
После событий «смутного времени» начала XVII в. экономика русских городов начинает постепенно налаживаться. Процесс восстановления городской жизни отразился в писцовых книгах
20-х гг. XVII в. Валовые писцы, посылаемые в города из приказов, снабжались специальными наказами — инструкциями, по которым они должны были проводить описания. В этих инструкциях предусматривалось, кроме описания городских объектов: крепости, крепостного вооружения, монастырей, церквей, осадных дворов, казенных учреждений и посадских дворов жителей, и описание
оброчных «статей». К последним относились торговые заведения: лавки, амбары, харчевни, шалаши
и т. д., а также кузницы, солоденные омшенники, воскобойни, дворовые и огородные места1.
Торговые оброчные объекты описывались по следующим параметрам: вид заведения, его размеры «вдоль и поперек» в саженях, сословный статус («чин») владельца-оброчника с указанием на
единоличное или на совместное владение, отметка о «крепостной» документации, по которой оброчник и с какого времени владеет объектом и размер ежегодного денежного оброка. При этом почти
всегда назывался ряд, в котором находилось заведение, а иногда указывалось каким товаром торговал
владелец («москатильем», сукнами, крашенинами, кожами, хлебом, солью, рыбой, мясом и т. д).
Задачей настоящей публикации является анализ состояния местного торга г. Луха в середине
1620-х гг. и его сравнение с ситуацией 1688 г., т. е. по истечению более чем шести десятков лет. Известно, что последующие валовые описания городов (вслед за описанием начала века) проводились в
1646 и 1678 гг., но перепись 1646 г. описаний городских оброчных «статей» не включала, а перепись
1678 г. включала, но далеко не для всех городов.
В середине 80-х гг. XVII в. правительство предприняло попытку осуществить валовое описание
земель и, в частности, городов по принципам описания 1620–30-х гг., но война с Турцией помешала
этому мероприятию. Работы по описанию городов, куда были высланы писцы, остались незаконченными, так как писцы в 1686 г. были срочно вызваны в Москву. Естественно, что писцы в городах, в
которых они работали, описывали и оброчные «статьи», но полностью закончить их описание не
смогли. Поэтому при анализе этих источников исследователям надо учитывать их незавершенность2.
Правительство, озабоченное пополнением казенных доходов и в том числе сборов со всевозможных оброчных «статей», с 1640-х гг. посылает в города сборщиков, которые составляли переписи
торговых и других объектов с включением в них новых оброчных заведений с указанием новых оброчных окладов. Со второй половины XVII в. правительство такую работу стало поручать местным
воеводам с подьячими или высылать в города подьячих из приказов, где «ведались» эти города. Переписчики снабжались наказами, подобными тем, по которым работали писцы 1620–1630-х гг.
Приехав в город, переписчик с помощью воеводы и представителей земской власти — земского
старосты и выборных посадских «старожильцев» (они должны были ему помогать по государевой
грамоте) проводил «допрос» владельцев оброчных объектов. Последние должны были ему рассказать, какими торговыми заведениями, на каком юридическом основании и с какого года они ими владеют. Писцу следовало представить подлинники документов на право владения (купчие, закладные,
66
воеводские данные, раздельные, отказные, духовные и т. д.), с которых он делал списки и оставлял
для себя. На основании записей «сказок» владельцев-оброчников при их «допросе» и представленной
ему «крепостной» документации писец составлял переписные книги городских оброчных «статей».
Список с этих книг он оставлял в местной земской избе, а подлинник сдавал в свой приказ вместе с
образовавшимся у него архивом. Такие архивы писцов и переписчиков составляют пласт очень ценных источников по экономической жизни русского города XVII в.
В изучаемое время Лух был небольшим городом, расположенным на левом берегу одноименной несудоходной реки (левого притока Клязьмы). Он имел маленькую деревянную крепость (60 на
35 саженей) и являлся центром своего уезда. В настоящее время это поселок городского типа (с
1959 г.) Ивановской области в 94 км к востоку от областного центра. До революции 1917 г. Лух входил в состав Костромской губ.
По данным писцовой книги 1625/26 г., в нем насчитывалось всего 74 посадских двора (37 тяглых, 24 бобыльских и 13 вдовьих), по переписи 1646 г. — 123 двора3, по переписи 1678 г. — 165 тяглых и бобыльских дворов да 22 двора нищих людей, 6 дворов священнослужителей и 5 осадных дворов уездных вотчинников и помещиков, всего 198 «живущих» дворов4.
Город и уезд считались «медвежьим углом» региона, лежащего в междуречье Волги и Клязьмы
и находящегося вдали от больших водных и сухопутных дорог. Такое положение подтверждается
тем, что Лух как торговый центр не привлекал внимания крупных иногородних торговцев и «торгующих крестьян» округи. При городе не было ямской слободы с ямщиками для перевозок казенных
грузов и почты. Лух служил недолго местом ссылки для опального боярина А. С. Матвеева в 1682 г.
после его северных мытарств. Также отметим, что грамотность посадского населения Луха в первой
половине XVII в. составляла всего 13,5 %5, в то время как в других торговых городах она была гораздо выше (от 20 до 50 %). В этой связи любопытно обозреть экономическую ситуацию, сложившуюся
в городе после событий «смутного времени».
Как и в каждом русском городе, в Лухе функционировала торговая площадь, на которой
располагались торговые ряды с лавками. Два дня в неделю (в торговые дни) в город приезжали
крестьяне из окрестных селений и торговцы из ближайших городов (Суздаль, Шуя, Юрьевец
Повольский, Гороховец). На посаде находилась таможня, а около нее стоял государев кабак.
О состоянии и развитии местной городской торговли в XVII в. исследователи судят по свидетельствам таможенных книг, но эти источники сохранились далеко не для каждого города. Поэтому,
чтобы получить представление о состоянии торговой жизни в тех городах, которые не обладают таможенными книгами, надо использовать описания оброчных торговых объектов и другие источники.
Обработанные статистические данные писцовой книги 1625/1626 г. писца И. А. Головленкова и
подьячего Василья Львова, касающиеся оброчных торговых заведений города6 и сведения переписи
оброчных городских лавок 1688 г. подьячего Якова Семенова7, представлены в таблице.
Состояние местного торга г. Луха в XVII в.
Показатели
Число торговых объектов*
Число владельцев объектов**
Число владельцев одного объекта
У них торговых объектов
Число владельцев двух и более объектов
У них торговых объектов
Общий размер годового оброка
1625/1626 г.
50
34
22
21
12
29
3 руб. 3 алт.
1688 г.
40
30
20
18
10
26
3 руб. 31 алт.
2 д.
*
В число торговых объектов вошли лавки, полулавки, лавочные места, харчевни и пустые лавочные места, за которые владельцы выплачивали годовой оброк.
**
Все владельцы торговых заведений, за исключением одного крестьянина (в 1625/1626 г.) были посадскими людьми – тяглецами и бобылями.
Из таблицы видно, что почти по всем критериям, характеризующим состояние местного торга в
городе на протяжении XVII в., произошел некоторый спад. Так, если в 1625/26 г. на посаде насчитывалось всего 50 оброчных торговых объектов (35 лавок, 14 лавочных мест и харчевня), то в 1688 г.
только 44 объекта (34 лавки, 7 лавочных мест и 3 пустых лавочных места). Соответственно уменьшилось и число владельцев оброчных торговых объектов с 34 чел. в 1625/1626 г. до 30 чел. в 1688 г.
67
Обращает на себя внимание отсутствие на торговой площади амбаров, амбарных мест, полок,
шалашей, скамей и других торговых точек, наличие которых характеризует оживленность местного
торга. Такая ситуация свидетельствовала о слабой вовлеченности жителей Луха в городской торг.
Лиц, владевших одним торговым заведением, в начале века насчитывалось 22 чел. Они владели
21 объектом (одна лавка была в совместном пользовании у двух торговцев). В конце века таковых
было только 20 чел. У них насчитывалось 18 объектов (у двух владельцев имелись лавки в совместном пользовании). Владельцев-оброчников, имевших от двух до пяти объектов, в начале века насчитывалось 12 чел. Им принадлежало 29 заведений. В конце века их осталось только 10 чел. Им принадлежало 26 заведений.
Из приведенных данных можно сделать вывод о том, что общий процесс мобилизации (концентрации) торговых объектов в руках у наиболее предприимчивых торговцев, заметный во всех городских центрах России, развивался и в Лухе. Так, в 1625/1626 г. двумя торговыми заведениями владели
восемь луховских торговцев. В 1688 г. шесть торговцев владели тремя заведениями.
В начале века четырьмя объектами не владел ни один торговец, а пятью заведениями владел
лишь один человек — тяглец Федор Иванов сын Кокорин (двумя лавками и тремя лавочными местами, причем одним лавочным местом он владел совместно с тяглецом Марком Ивановым). Все торговые объекты Кокорина находились в мясном ряду и про род его занятий писцовая книга сообщает:
«бьет животину». В тягле он был «с полуденьги»8 при максимальном обложении тяглецов «с двух
денег» и при минимальном «с четверти деньги».
В конце века четырьмя заведениями владели три человека: Алексей Кириллов сын Зубков, Родион Иванов сын Гаврилов и его брат Петр Иванов сын Гаврилов. Пятью и более объектами в это
время, по сведениям оброчной книги, не владел никто. Из приведенных данных следует, что процесс
мобилизации торговых объектов у отдельных оброчников в городе находился в заторможенном состоянии из-за слабости и неустойчивости местного рынка.
Отметим, что в 1688 г. увеличилась лишь общая сумма годового денежного оброка города —
она составила почти 4 руб. (3 руб. 31 алт. 2 д.), а в начале века эта сумма равнялась 3 руб. 3 алт. Увеличение было достигнуто за счет повышения оброков с некоторых владельцев. Если в 1625/26 г. величина максимального оброка с лавки или с лавочного места составляла 2 алт. 4 д. (минимальный —
1 алт. 2 д.), а оброчных окладов насчитывалось только четыре, то в конце века максимальный оброк с
лавки составил 3 алт. 4 д. (минимальный — 1 алт. 4 д.), а оброчных окладов насчитывалось уже
шесть. Отметим, что величина годового оброка могла зависеть от размера лавки или лавочного места
в саженях, который мог отличаться в большую или в меньшую сторону от стандартного (2 на
2 сажени), но в основном зависела от состоятельности торговца. Отсюда видно, что правительство не
упускало возможности увеличить свои доходы даже с тех оброчных объектов, которые приносили
весьма скромную прибыль.
Использованные нами официальные источники, кроме основного вывода о том, что местный
торг (по числу торговых заведений) малого города Луха в XVII в. не развивался, позволяют выявить
некоторые детали его торговой жизни. Например, из указаний писцовой книги на ремесло владельцев
торговых оброчных заведений можно установить, что в основном местная торговля была мелкотоварной и в ней участвовали далеко не состоятельные посадские люди, в том числе и бобыли. К последним относились жители посада, которые в силу своей несостоятельности в тягло «не пригодились» и были обложены облегченной податью по сравнению с денежным тягловым обложением (она
в два и более раза была легче тягла).
Так, среди владельцев торговых заведений попадаются такие, которые «животину бьют», «рыбу ловят», «калачи пекут», «делают сапоги», «делают сыромятное», «крашенины делают», «делают
серебряное». Ясно, что эти мелкие товаропроизводители на местном рынке продавали свою продукцию. Кроме того, многие владельцы торговых объектов вели мелочный торг «москатильным товаром», «щепетинным товаром», луком и чесноком, солью и мясом. Четыре владельца, которые владели одной лавкой и тремя лавочными местами, были бобылями.
В 1688 г. среди владельцев лавок также были представлены мясники, серебряники, сыромятники, красильники, кузнецы и четыре бобыля. Один из них — Василий Филиппов сын Мельников —
владел тремя лавками в одном объединенном москательном и соляном ряду9.
Приведенные данные свидетельствовали о мелкой торговле местных товаропроизводителей,
которая дополнялась небольшим торгом местных скупщиков, что и определяла традиционный замкнутый характер городского рынка, когда минимальный местный спрос на ремесленные изделия и
продукты питания удовлетворялся небольшой частью ремесленного производства. Об этом же говорит и тот факт, что официальные описания лавочного городского торга называют всего четыре торго68
вых ряда: мясной, рыбный, объединенный москательный и соляной ряд, и ряд на площади (без конкретного названия). Другие источники — лухские «крепостные» документы второй половины XVII в.
— несколько дополняют этот перечень. Так, главным образом в купчих записях на Лухском посаде
упоминаются еще ряды щепетинный, горшечный, красильный и Большой москатильный ряд10.
Видно, что правительственные агенты, присланные из Москвы в город для его описания (в том
числе для переписи лавок) в 1625/1626 г. не знали местной хозяйственной специфики и особо не распрашивали о ней у помогавшим им в работе «старожильцев». Что касается переписчика лавок в
1688 г. Якова Семенова, то он свою работу делал наспех. «Скаски» владельцев торговых заведений и
«крепостную» документацию он собрал всего за четыре дня (2–5 февраля), но, конечно же, не со всех
владельцев, а с 6 по 12 февраля составлял сначала черновые, а затем беловые книги, которые представил в приказ Владимирской четверти 14 февраля11.
Среди владельцев лавок отмечены посадские вдовы — в начале века названа Марфа Михайловская жена Посникова, которой принадлежали две лавки (одна лавка указана в мясном ряду, а для другой ряд не указывался12), а в конце века — Фетинья Ивановская жена Шурыгина, владевшая одной
лавкой в москательном и соляном ряду13 и Арина Петровская жена Кашина, владевшая лавкой в мясном ряду и лавочным местом «на площади»14. Со временем вдовы передавали лавки своим сыновьям
или продавали, если у них не было наследников.
По данным описаний оброчных торговых заведений начала и конца века, можно выявить факт
наследственного владения, правда в небольшой доле и, следовательно, факт преемственности торговым занятием, когда лавки переходили от дедов и отцов к внукам и детям, в основном, по отцовской
линии. Так, в 1688 г. можно насчитать несколько фамилий (прозвищ) владельцев лавок, которые были известны в начале века. Это Зубковы, Гавриловы, Еремеевы, Поповы и Соколовы. Определение
торговой преемственности затруднено из-за того, что писцовая книга во многих случаях не дает полного имени. Она ограничивается или именем и отчеством или именем и прозвищем. Здесь следует
отметить, что неустойчивость статуса торговца в условиях слаборазвитого местного торга не способствовала созданию устойчивых торгово-предпринимательских династий.
Слабая рыночная конъюнктура в городе заставляла ремесленников-товаропроизводителей и
перекупщиков ориентироваться на внегородские рынки. Луховчане довольно часто выезжали на многочисленные торжки и ярмарки своего и соседних уездов, а также посещали отдаленные города, в
частности, Москву и Нижний Новгород. Так, таможенный голова Луховской таможни объяснял недобор пошлинных денег в 1677 г. тем, что посадские торговые люди «для торговых своих промыслов
бывают в понизовых и в ыных городех, а приезжают де те торговые люди к Рождеству Христову»15.
Каждый раз недобранные пошлинные деньги по памятям из приказа Большого прихода с должников
собирали новые выборные таможенные головы.
Благодаря такой торговой внегородской активности луховчан и участию в городском рынке окрестных крестьян, особенно в торговые дни, местные таможенные сборы давали хоть и скромный, но
стабильный доход казне. Например, в 1674 г. они составляли 356 руб. 5 алт. 3 д.16
Как и во всех русских городах, в Лухе выделялась прослойка состоятельных посадских людей,
занимающихся ростовщичеством, откупной деятельностью и использующих в своем промысле труд
наемных работников. Так, состоятельный тяглец Лука Гаврилов в 1640 г. был откупщиком Луховской
таможни за 175 руб. 30 алт. 1 д.17 (Отсюда видно, что таможенные сборы в городе к середине
1670-х гг. возросли в два раза, но не за счет увеличения торговых оброчных объектов, а скорее всего
за счет расширения товарных привозных и отвозных масс и скорости оборота товаров в «застывших»
на одном количественном уровне торговых объектов). Еще один состоятельный тяглец Федор Соколов в 1677 г. был откупщиком «мельницы, что на реке Луху» за 100 руб. 17 алт. 3 д.18
Переписная книга Луха 1678 г. называет двух торговых людей Суконной сотни, которые жили
в своем родном городе и платили тягло вместе с луховскими посадскими людьми. Первый из них —
Никифор Еремеев сын Малокуров — владел в городе двумя лавками19, а про другого — Максима Федорова сына Попова — сказано, что «у него ж купленный ясырь (пленник, невольник — М. Б.) Васька
13 лет, да у него ж бобыль Николаевского монастыря Шархмы (вотчина монастыря — М. Б.) Ивашка
Григорьев, а работает из найму погодно да Городца Повольского из Нижней слободы Пашка Кузьмин, работает из найму погодно»20. Еще у одного состоятельного тяглеца Степана Аксенова сына
Попова также во дворе отмечен «купленный ясырь Ивашка Васильев, 10 лет»21. Все отмеченные луховчане, имевшие зависимых или наемных людей, использовали их в своем товарном промысле или в
торговой деятельности как своих приказчиков.
Отметим, что в Лухе переписчик оброчных статей 1688 г. не оброчил промысловые заведения,
находившиеся в тяглых посадских дворах (амбары, амбарные и харчевые места, солодовни), что де69
лали переписчики в других городах. Впрочем, это зависело от наказов. Однако такая неоднозначная
оброчная политика казны, конечно, «скрывала» развитие предпринимательской деятельности посадского населения, в частности, в Лухе.
Таким образом, изучение торговой жизни малого города Луха по официальным источникам
XVII в. выявило парадоксальное явление в его экономике. С одной стороны, не заметно увеличения
торговых оброчных заведений и числа их владельцев — торговцев на посаде, а с другой стороны,
прослеживается увеличение торговых оборотов города по данным о таможенных сборах. В то же
время в Лухе, как и во всех русских городах в конце XVII в., наблюдается появление прослойки торговых состоятельных людей, использующих труд наемных работников и активно торгующих вне
своего города. Такое состояние экономики Луха необходимо проверить по данным других малых городов, по которым имеются необходимые источники.
Примечания
1
Наказы валовым писцам некоторых городов опубликованы. См.: Веселовский С. Б. Акты писцового дела: Материалы для
истории кадастра и прямого обложения в Моск. государстве. М., 1913. Т. 1. № 166–193.
2
Веселовский С. Б. Сошное письмо: Исслед. по истории кадастра и посош. обложения Моск. государства. М., 1916. Т. 2.
С. 257.
3
Смирнов П. П. Города Московского государства в первой половине XVII века. Киев, 1919. Т. 1, Вып. 2: Количество и движение населения. С. 124.
4
РГАДА. Ф. 1209 (Поместный приказ). Кн. 11838. С. 17–18.
5
Булгаков М. Б. К вопросу о грамотности населения малых городов России в первой половине XVII в. (на примере города
Луха // Русское средневековье. 1998. Вып. 2. М., 1999. С. 91.
6
РГАДА. Ф. 1209. Кн. 246. Л. 33–39. Источник — подлинник за рукоприкладством писцов.
7
Там же. Ф. 137 (Боярские и городовые книги). Оп. 2. Кн. 317. Л. 1–8. Кроме оброчных лавок Яков Семенов переписал и
кузницы, о которых мы речь не ведем. Источник — подлинник за рукоприкладством подьячего. Отметим, что переписчик
был не из Владимирского приказа, который «ведал» городом, а из Новгородского приказа. Таким образом, в случае необходимости приказы «выручали» друг друга и на какое-то время одалживали своих подъячих. У С. Б. Веселовского указано,
что этот подьячий в 1676 г. служил в Патриаршем Разряде (Веселовский С. Б. Дьяки и подъячие XV–XVII вв.: Справ.
М., 1975. С. 472). Возможно, это были разные люди.
8
РГАДА. Ф. 1209. Кн. 246. Л. 10 об.
9
Там же. Ф. 137. Оп. 2. Кн. 317. Л. 3–4 об. О бобыльском статусе торговца см: Там же. Ф. 1209. Кн. 11838. Л. 3. Впрочем, по
этой переписной книге 1678 г. отчество показано другое — Фомин, что вызывает сомнения в идентичности фигуранта.
10
Там же. Ф. 159 (ПДНР). Оп. 4. № 575. Л. 22–60. В этом деле сосредоточен архив переписчика лухских оброчных «статей»
подьячего Якова Семенова.
11
Там же. Ф. 137. Оп. 2. Кн. 317. Л. 1. Поспешность и небрежность работы переписчика приводила к ошибкам в его книге.
Так, упоминаемый тяглец Алексей Кириллов сын Зубков в своей «скаске» сообщил, что «на Луху лавочных мест и лавок за
мною пять мест…» (Там же. Ф. 159. Оп. 4. № 575. Л. 51), а в книге у него обозначено только три лавки и одно лавочное место (еще одно его лавочное место не отмечено). Другой тяглец Иван Иевлев сын сыромятник «сказал, что на Луху на посаде
за мною две лавки…» (Там же. Л. 20), а в книге за ним числилась только одна лавка. Такие ошибки вели к некоторому искажению действительности. Статистический подсчет оброчных торговых объектов (см. табл.) мы делали по данным этой,
как выясняется, небезупречной официальной оброчной книги.
12
Там же. Ф. 1209. Кн. 246. Л. 35 об., 37 об.
13
Там же. Ф. 137. Оп. 2. Кн. 317. Л. 4.
14
Там же. Л. 6 об., 7.
15
Там же. Ф. 159. Оп. 1. № 1461. Л. 253.
16
Там же. Л. 3.
17
Там же. Ф. 371 (Преображенский и Семеновский приказ). Оп. 2. № 31. Л. 158.
18
Там же. Ф. 159. Оп. 1. № 1462. Ч. 2. Л. 411.
19
Там же. Ф. 1209. Кн. 11838. Л. 7.
20
Там же. Л. 16 об. Здесь опять же можно предъявить претензии переписчику Якову Семенову, не отметившему в своей
переписи новый статус указанных состоятельных луховчан.
21
Там же. Л. 3 об.
А. В. Барсукова
ТОРГОВЛЯ КОЛОМЕНЦЕВ
ПО ОКСКО-МОСКВОРЕЦКОМУ РЕЧНОМУ ПУТИ В XVII в.*
Издавна в хозяйственной жизни страны большее значение отводилось Окско-Москворецкому
речному пути, где особую роль играла Коломна как главный город-порт (после Москвы) этой терри70
тории, который, с одной стороны, обеспечивал прямые коммерческие контакты с «украинскими» городами, а с другой, представлял торговые ворота столицы, через которые шло ее снабжение1.
Сформулированная в названии статьи проблема рассматривалась в публикациях В. М. Важинского, В. С. Бакулина, Ю. П. Балашовой и М. Б. Булгакова2. Результаты их исследований показали,
что коломенцы и Коломна выполняли важную транзитную функцию в обеспечении солью и хлебом
товарного ассортимента рынков Москвы, Зарайска, Белева, Мценска, Орла. Обращаясь к уже затронутому в литературе вопросу, мы остановимся на конкретизации условий, способствующих активной
роли коломенцев в соляной и зерновой торговле, дополним имеющийся материал сведениями из архивных массовых источников по Коломне XVII в.
Благодаря своему географическому расположению, рядом со слиянием двух рек Москвы и
Оки, Коломна находилась в наиболее оживленной части движения соликамской и пермской соли от
мест добычи в районы хранения и распределения3. Задача реализации была возложена государством
на соляные дворы, один из которых был организован казной в Коломне во второй половине XVI в.
«за Мясным рядом у Москвы реки»4.
Определить размеры этого двора можно с помощью ретроспективного метода по данным
писцовой книги Коломны 1623/24 г. По источнику, общая площадь владений Строгановых, расположенных на месте гостиного двора, равнялась 406 кв. саж.5
Важно то, что интерес к Коломне проявили потомки именно Аники Федоровича — родоначальника сольвычегодско-пермских Строгановых, крупнейших солепромышленников России. Так, по
сведениям за 1577/78 г., коломенский соляной амбар Строгановых — Семена Аникиевича (1540 —
22.10.1586)6 и его племянника Максима Яковлевича (21.01.1557 — 06.04.1624) — находился рядом с
казенным гостиным двором. Возможно, что их собственность расширилась, разросшись на территорию гостиного двора, и к 20-м гг. XVII в. составила 2 соляных амбара7. Одно из свидетельств о сроках владения этими соляными дворами содержится в челобитной кадашевцев Ф. И. Аргунова и К. Г.
Волкова на жену внука Максима Яковлевича Данилы Ивановича (17.12.1622 — 19.10.1668) Агафью
Тимофеевну (? — 1680) от 21 марта 1671 г. о взыскании с нее убытков за несвоевременную поставку
соли, закупленной челобитчиками у Строгановых в Коломне8.
Таким образом, по перечисленным сведениям, соляные дворы рода Строгановых действовали
в Коломне с 70-х гг. XVI в. до начала 70-х гг. XVII в. включительно.
Кроме Строгановых, по писцовой книге 1623/24 г., соляную торговлю вели «лучшие» посадские люди Коломны — «Матвеи да Михаило да Петр Кузьмины дети Волкова», в число товаров которых входила рыба, мед, солод9. Их тяглые дворы располагались в городе до середины 50-х гг.
XVII в.10, но уже сын Михаила — член гостиной сотни Василий Волков (1625–1655)11 упоминается
как владелец двора в Москве12.
Коломна, представляя собой коммерческий центр на пути следования соли по Оке и Москвереке, привлекла одного из самых видных и богатых торговых людей в России первой половины
XVII в. Григория Леонтьевича Никитникова. «В Коломне он платил со своего соляного двора, расположенного на посаде, в год 20 руб. оброка в земскую избу»13. Г. Никитников скончался осенью
1651 г. Все свое имущество он завещал внукам, членам гостиной сотни, Борису Андреевичу Никитникову (1648–1654) и Григорию Булгакову (1620–1654) от дочери Марии. Но в 1654 г. чума унесла и
их14.
Для уточнений дальнейшей судьбы соляного двора Г. Никитникова мы обратились к ответной
докладной коломенского воеводы Леонтия Кафтырева 1676 г. на государеву грамоту Феодора Алексеевича о проведении учета бывших владений гостя Г. Никитникова для отписки их в государственную собственность15. Согласно этому источнику, часть коломенского соляного двора перешла к жене
Г. Булгакова Анне с сыном, членом гостиной сотни Иваном Григорьевичем (1655– 1676), владевшим
ею до своей кончины в 1676 г., а вторая половина была куплена, возможно, у правопреемников Б. А.
Никитникова, и находилась во владении гостя Семена Афанасьевича Левашова до его смерти в
1669 г.16
По показаниям земских старост и посадских людей, гость Г. Никитников для строительства
своего соляного двора купил «5 тяглых дворов» на территории Большого Посада, расположенного на
берегу Москвы-реки17. Имена 4 посадских тяглецов, чьи компактно расположенные дворы были куплены Г. Никитниковым, позволяют воссоздать данные дозорной книги Коломны 1667 г.18
Вероятно, московский гость приобрел дворы в результате не одной, а нескольких сделок купли. Причем, пятый двор, упоминаемый коломенским воеводой, скорее всего был присоединен к территории соляного двора следующими за Г. Никитниковым владельцами. Это мог быть опустевший к
1667 г. посадский двор, стоявший рядом с ранее приобретенными19.
71
Следовательно, площадь соляного двора Г. Никитникова превосходила 145 кв. саж. С учетом
версии о пятом дворе в 60-е гг. XVII в. она была сопоставима с соляным двором Строгановых в Коломне, так как могла равняться более 335 кв. саж.20 На купленной земле Г. Никитников поставил двор
и кладовой соляной амбар. Кроме оброка, он уплатил тягло в размере 255 руб. 16 алт. 4 д.21
В 50–70-е гг. XVII в. на обеих половинах И. Булгакова и С. Левашова располагались две части
соляного кладового амбара, построенного близко к улице. Он был «крыт тесом», но и кровля, и «мосты» уже поизносились. Все жилые и хозяйственные постройки (2 дубовых погреба, конюшня) были
обнесены забором с воротами, который тоже обветшал22.
Расположение на посадской территории обширных соляных дворов членов привилегированных купеческих корпораций показывает, что сами коломенцы были заинтересованы в их размещении
в городе, так как это открывало им большие возможности для предпринимательства по ОкскоМоскворецкому речному пути. В 1670–1680-х гг., когда в городе остался только казенный двор, Коломна продолжала играть важную торговую роль. И. Е. Тришкан сомневается, «что в приокских городах до впадения Москвы-реки были соляные дворы»23. Это позволяет подчеркнуть, что за Коломной благодаря деятельности частных соляных дворов Строгановых, Никитниковых, Булгаковых на
протяжении первых двух третей XVII в. закрепилось значение крупного транзитного пункта хранения, распределения и сбыта соли.
Устремляясь по Оке в Орел, «являвшийся основным соляным рынком для южных городов»24,
коломенцы укрепляли позиции на протяжении всего пути. Например, по данным П. П. Смирнова, до
посадского строения 1649/50 гг. один из Волковых член гостиной сотни Петр Кузьмич (1635–1649)
владел двумя соляными сараями и одним соляным двором в Калуге25. В другом случае интересна государева грамота 1684 г. о включении в посадское тягло Каширы коломенских ямщиков за то, что
они «в лавках своих и на лавочных местах торгуют всякими товарами, и приезжим торговым людем
те свои лавки в наем отдают»26, но в уплате налогов не участвуют.
Устойчивые связи торговцы Коломны сформировали с рынком другого окского города — Белева — «крупного уездного торга, правда, испытывающего на себе постоянное влияние более мощного орловского рынка»27. Основным промышленным товаром на белевском рынке была соль, по
торговым оборотам которой Белев находился на втором месте после Орла. Таблица, составленная
В. С. Бакулиным по таможенным книгам Белева 60–70-х гг. XVII в., позволяет рассчитать объем соляных продаж коломенцев в сравнении с другими городами и уездами28.
Размер соляных продаж коломенцев в Белеве от общей суммы (в %)
Год
1664/65 гг.
1668/69 гг.
1669/70 гг.
1670/71 гг.
1671/72 гг.
1676/77 гг.
1678/79 гг.
%
2,79
11,79
6,24
9,80
41,63
(3,98)
–
Размеры коломенских торговых поставок соли на белевский рынок были непостоянными, но
осуществлялись ежегодно. В 1671/72 г. коломенцы заняли первое место на рынке Белева по объему
проданной соли (от 9053 до 11838 пудов при цене от 13 до 17 коп. за пуд). Также коломенские городские и уездные торговые люди зафиксированы белевскими таможенными книгами как постоянные
покупатели. Число их явок за 60–70-е гг. XVII в. составило 55. Это сопоставимо с Москвой и Московским у. (57), Калугой и Калужским у. (55), Болховом (50).
Но главной целью торговых плаваний коломенцев был Орел. «За период с 1654/55 по
1679/80 гг., т. е. за 25 лет, продажа соли в Орле, судя по таможенной оценке, увеличилась более чем в
13 раз (с 775 до 10285 руб.). Орловский соляной рынок был в руках московских, коломенских и калужских торговцев, на долю которых приходилось в 1654/55 гг. более 95 % всей проданной соли, в
1660/61 гг. более 97 % и в 1679/80 гг. более 80 %»29.
Соляная торговля была очень выгодной, ведь в XVII в. рыночные цены на соль поднимаются
на 100 % против уровня цен XVI в.30 На вырученные деньги коломенские торговые люди покупали в
основном зерно. Остановимся подробнее на показателях коломенских закупок хлеба для центра страны, главным образом, Москвы.
С 1661 по 1667 г. в первый месяц после вскрытия реки ото льда (обычно март — апрель) из
Орла по Оке ежегодно вывозилось от 180 тыс. до 250 тыс. пудов хлеба31. Участию коломенцев в
крупных закупках хлеба способствовало наличие семи судов около Орла, им принадлежавших32.
72
Так, в 1658/59 г. было зафиксировано 12 сделок на покупку зерна общей суммой 5126 руб. От
общего числа две сделки коломенцев на 1230 руб. составили почти 24 % и заняли второе место после
двух сделок торговых людей из Москвы. В этом году одна из крупнейших покупок — на 900 руб. —
была совершена посадским человеком Коломны Е. Трофимовым33, в среднем это около 4000 пудов
ржи.
Постоянство рыночных интересов коломенцев подтверждается данными таможенной книги за
1679/80 г. В ней торговая деятельность посадских людей Коломны отражена в 7 % от общего числа
явок и почти в 8 % от всей суммы зарегистрированных денег (общая сумма всех явок 994 руб.). Следующая за коломенцами позиция составляла чуть более 5 % от всей суммы зафиксированных денег, а
вышестоящая — 8,6 %34.
В 1679/80 г. такие крупные суммы денег на покупку хлеба, как 130 и 300 руб., были зарегистрированы, соответственно, у коломенцев Максима Москвитинова и Лучки Дутикова. Привлекая материал по другим источникам, можно сделать вывод, что механизм торгового оборота «соляная продажа — зерновая закупка» в коммерческих связях коломенцев был традиционным. Например, уже
упомянутый посадский человек Максим Яковлев сын Москвитинов по таможенной книге 1677/78 г.
поставил в сентябре на курский рынок 15 мехов соли (280 пудов) стоимостью в 47,6 руб.35
В качестве поставщика соли в таможенных книгах Зарайска 1667–1669 гг. встречается и второй коломенец, торговавший на орловском рынке, — Лука Иванов сын Дутиков, совершивший в сентябре поставку пяти мехов соли на сумму 20 руб.36 По оброчной книге 1670/71 г., он значится в качестве владельца лавки Соляного ряда коломенского торга, за которую с него был взят оброк в 16 алт.37
В то же время «коломенцы чаще всего из приезжих торговцев появлялись на зарайском рынке именно потому, что этот окский город представлял для них интерес как зерновой местный центр южной
части Московского края»38.
Обратившись к хлебной торговле коломенцев, мы решили привлечь данные одной из можайских кабацких книг за 1637/38 гг.39 Они показывают, что торговые операции коломенцев не ограничивали покупку зерна только последующей перепродажей, а зачастую превращались в целое предприятие с изготовлением нового товарного продукта — солода, который поставлялся в Москву.
Активная деятельность коломенцев вызывала предпринимательскую «ревность» москвичей, что выражалось в их прошениях к правительству о сокращении и четком фиксировании коломенских солодяных омшеников. Так, в 1629 г. из 43 омшеников должно было остаться только 2540, а с 1637 г. центральная власть ограничила количество омшеников «указным числом», равным 4341. Настойчивость
москвичей вполне объяснима, ведь коломенский солод на рынке столицы, привозимый в том числе и
по Москве-реке, явно составлял хорошую конкуренцию.
Для изготовления браги в 1637/38 г. представителями можайского кабака было произведено
24 покупки ржаного солода, из которых 10 были сделаны у коломенцев на московском рынке. Общий
размер проданного солода составил 70 четей московской меры42. Все продажи были сделаны с января
по март тремя коломенцами: С. Купреяновым (1), В. Григорьевым (4) и С. Фоминым (5). Цена одной
чети коломенского ржаного солода составляла от 24 до 26 алт., что было дешевле, чем у прежних
продавцов, с которыми были заключены сделки в сентябре — декабре 1637 г.43
Для производства пива в Можайске ячменного солода было куплено 76 четей с полуосьминою. В общем объеме доля проданного коломенцами товара равнялась 58 %. Практически также выглядит размер продаж в процентном соотношении по ржаному солоду, привезенному коломенцами
С. Фоминым, Б. Федоровым, М. Петровым, С. Матвеевым и В. Сергеевым на торг в Москву44. О систематичности подобных продаж говорит их наличие в течение всего года.
Соляные продажи и зерновые закупки, совершаемые коломенцами по Окско-Москворецкому
речному пути, занимали наибольший вес в их торговых операциях, но не ограничивались ими. Например, «из года в год на рынок Зарайска привозили коломенцы обувь, мыло, кожи»45. Как рынок
сбыта галантерейных товаров привлекал коломенцев также город окского бассейна Мценск46.
Таким образом, функционирование соляных дворов в Коломне включало торговых людей города в интенсивный процесс реализации соли, проходящий на приокских рынках в XVII в. Коломенцы активно занимались хлебной торговлей, призванной удовлетворить потребности многотысячной
Москвы. По-видимому, торговый механизм «хлеб в обмен на соль» действовал уже в начале XVII в.,
так как именно после снятия с города польской блокады в августе 1609 г. «хлеб пошел к Москве с
Коломны добре много»47. Значит, подобная система транзитной торговли, осуществляемая коломенцами, сформировалась в предыдущем XVI в.
73
Примечания
*
Работа выполнена в рамках проекта РГНФ № 09-01-94713м/Мл «Торговые семьи г. Коломны в XVII веке (генеалогический
аспект и особенности именослова): на основе материалов, хранящихся в фондах РГАДА, РГБ, ГПИБ (г. Москва)».
1
Белов А. В. Речная транспортная система Московского края и развитие городов: XIV–XVII в. // Задавая вопросы прошлому…: К 75-летию проф. О. В. Волобуева: Сб. ст. М., 2006. С. 164, 167.
2
Важинский В. М. Торговые связи южных городов России в третьей четверти XVII в. // Города феодальной России: Сб. ст.
памяти Н. В. Устюгова. М., 1966. С. 298–307; Бакулин В. С. 1) Орёл как хлебный рынок во второй половине XVII в. //
Там же. С. 256–263; 2) Торговые обороты и социальный состав торговцев на белевском рынке в 60–70-х годах XVII века //
Труды МГИАИ. 1965. Т. 21. С. 289–313; Балашова Ю. П. К истории торговых связей Московского края во 2-ой половине
XVII в. // Из истории Московского края: Сб. тр. М., 1975. Т. 2. С. 3–37; Булгаков М. Б. Торговое движение по ОкскоМосковской речной системе в середине XVII века // Промышленность и торговля в России XVII–XVIII вв.: Сб. ст. М., 1983.
С. 201–219.
3 Тришкан И. Е. Из истории казенных соляных дворов XVI–XVII вв. // Государственные учреждения России XVI–XVIII вв.:
Сб. ст.: Посвящается памяти А. Д. Горского. М., 1991. С. 83.
4
Тришкан И. Е. Из истории казенных соляных дворов… С. 77. Писцовая книга г. Коломны 1577/78 гг. // Города России
XVI века: Материалы писцовых описаний. М., 2002. С. 54.
5
Писцовая книга торговых рядов, кузниц и оброчных объектов в городе писцов Галицкой четверти А. Л. Ушакова и подьячего Д. Брянцева 1623/24 г. (РГАДА. Ф. 1209 (Поместный приказ). Оп. 1. Коломна. Ч. 1. № 201. Л. 328 об.–329).
6
Даты жизни Строгановых указаны по: Введенский А. А. Торговый дом XVI–XVII веков. Л., 1924.
7
РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. № 201. Л. 329 об.–330.
8
Введенский А. А. Торговый дом…. С. 148–149.
9
РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. № 201. Л. 43 об.
10
Переписная книга г. Коломны писцов Поместного приказа Ф. П. Неелова и подьячего Г. Богданова 1646/47 г. (Там же.
№ 206. Л. 955 об.).
11
Здесь и далее в скобках обозначены годы упоминаний торгового человека в составе привилегированной купеческой корпорации по: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI — первой четверти XVIII в. М., 1998.
Т. 1.
12
РГАДА. Ф. 1209. Оп. 1. № 206. Л. 858–858 об.
13 Тришкан И. Е. Из истории казенных соляных дворов… С. 80.
14
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 249, 145.
15
Выпись об отписке в казну дворов и лавок гостя Григория Никитникова в г. Коломне, 1676 г. (РГАДА. Ф. 159 (ПДНР).
Оп. 4. № 92. Л. 1).
16
Часть соляного двора Г. Никитникова, возможно, была куплена им не сразу в 1654 г., а позднее. В чине гостя С. Левашов
упоминается начиная с 1657 г., хотя Н. Б. Голикова говорит о его пожаловании более пространно — 50-е гг. Вероятно,
С. Левашов был членом гостиной сотни с 1645 по 1657 г., а в 1657 г. перешел в состав гостей (см.: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 121).
17
РГАДА. Ф. 159. Оп. 4. № 92. Л. 3. 1676 г. В соответствии с общими ссылками, имеющимися в литературе, вероятно, покупка земли в Коломне была произведена после 1632 г., когда Г. Никитников активно начал вкладывать капиталы в солеваренную промышленность (см.: Никитников Григорий Леонтьевич // Slovari-online.ru [Электронный ресурс]. URL:
http://slovari-online.ru/word/исторический-словарь/никитников-григорий-леонтьевич.htm [15.05.2009].
18
Дозорная книга дворов посадских людей, составленная по наказу из Галицкой четверти писцом Алексеем Семёновичем
Полтевым, 1667 г. (РГАДА. Ф. 137 (Боярские и городовые книги). Галич. Оп. 1. № 20 а. Л. 70 об.).
19
Там же. Л. 70.
20
Там же. Ф. 1209. Оп. 1. № 201. Л. 65 об–66 об.
21
Там же. Ф. 159. Оп. 4. № 92. Л. 3–4.
22
Там же. Л. 2–4.
23 Тришкан И. Е. Из истории казенных соляных дворов… С. 81.
24
Там же. С. 85.
25
Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII века. М.; Л., 1948. Т. 2. С. 620–621.
26
Дело о включении в посадское тягло каширских пушкарей, затинщиков, рыбных ловцов, коломенских ямщиков, бобылей
Белопесоцкого Богоявленского монастыря, занимающихся торговлей в г. Кашире, 1670–1685 гг. (РГАДА. Ф. 159. Оп. 4.
ПДНР. № 12. Л. 10).
27
Бакулин В. С. Торговые обороты… С. 298.
28
Там же. С. 291.
29
Бакулин В. С. Орел как хлебный рынок… С. 257.
30
Тришкан И. Е. Из истории казенных соляных дворов… С. 81.
31
Бакулин В. С. Орел как хлебный рынок… С. 260.
32
Балашова Ю. П. К истории торговых связей… С. 17.
33
Бакулин В. С. Орел как хлебный рынок…С. 259–260. С марта по ноябрь пуд ржи в Орле стоил 20–21 коп., а с декабря по
февраль (включительно) — 25–27 коп.
34
Там же. С. 261.
35
Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке: (По материалам тамож. и оброч кн. города). СПб., 2001. С. 610.
36
Таможенные книги Зарайской таможни, 1667–1669 гг. (РГАДА. Ф. 137. Владимир. Оп. 1. № 10. Л. 211).
37
Книга сбора оброчных денег с посадских людей Коломны, 1670/1671 гг. (РГАДА. Ф. 137. Оп. 1. № 1-а. Л. 65).
38
Балашова Ю. П. К истории торговых связей… С. 11.
39
См.: Раздорский А. И. 1) Можайский рынок в царствование Алексея Михайловича: (По данным тамож. кн. 1644/45–
1673/74 гг.) // Российское государство в XIV–XVII вв.: Сб. ст., посвящ. 75-летию со дня рождения Ю. Г. Алексеева.
СПб., 2002. С. 464–473; 2) Можайские кабацкие книги XVII века // ВИД. СПб., 2005. Т. 29. С. 408–413.
74
40
Булгаков М. Б. Торговое движение… С. 204.
Булгаков М. Б. «Крепости» на оброчные заведения горожан Коломны второй половины XVII века // История Московского
края: Проблемы, исследования, материалы. М., 2008. Вып. 2. С. 52.
42
Книга сбора кабацкой прибыли, винокуренная и варки пива Можайского кабака 1637/38 гг. (РГАДА. Ф. 137. Оп. 1. № 1.
Л. 69 об.–80.
43
Там же. Л. 53 об.–69.
44
Там же. Л. 97–131 об.
45
Балашова Ю. П. К истории торговых связей… С. 9–10.
46
Дело о незаконной постройке за рекою Зушею на ямской земле при Новосильской дороге торговых помещений приезжими из Коломны (РГАДА. Ф. 210. Мценск. Оп. 13. № 379).
47
АИ. СПб., 1841.Т. 2. С. 299.
41
В. Н. Филатова
ТОРГ И ТАМОЖНЯ СЕЛА ЛЫСКОВО НИЖЕГОРОДСКОГО УЕЗДА В XVII в.
Село Лысково в XVII в. представляло из себя крупное торгово-промышленное поселение и
являлось административно-хозяйственным центром для 5 приселков и 11 деревень. Значительную
роль в жизни села играл торг. Опираясь на материалы писцового делопроизводства, мы имеем возможность проанализировать структуру торга, динамику его развития, вопросы, связанные с обложением податями торговых мест.
В 1620-е годы на лысковском торгу насчитывалось 98 лавок и полок, 37 амбаров и амбарных
мест (всего 135 торговых места)1. Специализация торговых рядов села нашла свое отражение только
в описании 1665 г. Наиболее значительными по числу лавок и полок были Щепетильный (21), Овощной (17), Соляной (15), Мыльный (14) ряды. Не меньшую роль играли Калачный (13), Рукавичный
(13) и Серебряный (8) ряды. Их название и количество торговых мест в каждом отражало не только
уровень развития в Лысково отдельных ремесленных производств, но и спрос на указанные товары
лысковчан и крестьян округи.
Лысковский торг состоял из нескольких типов торговых мест: лавок и полок. В первой половине XVII в. для лысковского торга характерно наличие большего количества полок, как более простых по устройству торговых мест. В дальнейшем, с развитием торга, число полок уменьшается, и их
место заняли лавки, что в свою очередь свидетельствует о том, что лысковский торг, несмотря на
близость Макарьевской ярмарки, развивался как торг постоянно действующий. В середине XVII в. в
Лысково устоялся удобный для всех единый торговый день — пятница2.
В ходе крестьянской войны в Поволжье, прервавшей доставку соли, рыбы и восточных товаров из Астрахани, в Лысково сократилось число лавок Соляного ряда с 15 до 11-ти, Серебряного — с
8 до 3-х, Рукавичного — с 13 до 3-х, Свечного — с 6 до 3-х. Таким образом, произошло уменьшение
общего числа торговых мест на 32 %.
К 1672 г. в Лысково оформилась отдельная «Хлебная площадь». Когда после волнений начала
1670-х годов многие лавочные и полочные места опустели, занимаемые ими земли были расчищены
и превращены в специализированную площадь3.
В годы владения селом Лысковым боярином Б. И. Морозовым (1645–1661 гг.) оно стало одним из центров хлебной торговли. Выработанные в Лысково хлебные запасы вывозились местными
скупщиками-оптовиками: Василием Муромцевым, Онтропом Леонтьевым, Сергеем Взрезным в города волжского Понизовья и Прикамья. Хлеб также складывался в боярские житницы Нижнего Новгорода, а затем отвозился в Москву4. Для доставки хлеба из Лысково целый ряд крестьян имели собственные суда: два судна имели братья Иван и Семен Онтроповы, по одному — Василий Муромцев,
Офонка Можухин и другие5.
Несмотря на восстановление числа действующих торговых мест, в 1680-х гг. оставалось много и пустующих. Сами жители отмечали, что по сравнению с прежними годами торг стал меньше,
владельцы лавок неоднократно обращались с челобитиями, в которых описывали свое бедственное
положение6.
К 1680-м гг. лысковский торг разделился на два: нижний и верхний базары, это коснулось калачного и соляного рядов. В 1680-е гг. правительством будет издано несколько указов, основной целью которых будет наведение порядка на торгу. Будет издан указ о запрете торговать скоропортящимися товарами, такими, как рыба и мясо, в шалашах и на скамьях7. Далее будет установлено
наказание в виде изъятия товаров «на Государя безденежно и безповоротно» за реализацию товаров
в несоответствующих им торговых рядах8.
75
На протяжении всего XVII столетия отчетливо прослеживается активное развитие торговли в
Лысково, чему в немалой степени способствовало географическое положение села. В отличие от
Нижнего Новгорода и Балахны, где влияние Макарьевской ярмарки негативно сказалось на числе
торговых мест: в Нижнем Новгороде к концу XVII в. по сравнению с серединой этого столетия их
число сократилось на 17 %, в Балахне — на 29 %; в Лысково число торговых мест не только не сократилось, но и увеличилось. Данная тенденция может быть объяснена тем, что с течением времени
лысковский торг принял на себя часть функций разросшейся Макарьевской ярмарки. Именно здесь,
на лысковском берегу, многие торговцы оставляли часть своих товаров, чтобы не оплачивать лишний
раз их перевозку.
В 1700 г. общее число лавок, полков и амбаров в Лысково достигло 151. На рубеже веков отчетливо видно отмирание многих направлений торговли и усиление других: превалировала торговля
щепетинными товарами и хлебом.
Интересно отметить, что на лысковском торгу значительное число торговых мест (24 % в
1620-е гг.) принадлежало не лысковчанам. В дальнейшем число приезжих владельцев торговых мест
в Лысково значительно уменьшилось. Это может быть объяснено укреплением позиций местных торговцев и тем, что приезжие, возможно, после начала функционирования ежегодной ярмарки под стенами Макарьева Желтоводского монастыря предпочитали реализовывать свой товар там.
Торг села Лысково развивался в непосредственном контакте с нижегородским торгом. Местные производители поставляли свои товары туда сами или через посредников-скупщиков, составляя
тем самым серьезную конкуренцию нижегородским торговцам. По своим масштабам лысковский
торг был сопоставим с торгом нижегородским. Если в основу сравнения положить количество лавок,
расположенных на торгу населенного пункта, приходившихся на одного человека, то мы получим
весьма интересные цифры: в Нижнем Новгороде в 1620-е гг. на одного человека приходилось
0,22 торгового места, в 1680-е — 0,12 торгового места; в Лысково на одного человека в 1620-е гг.
приходилось 0,2 торгового места, во второй половине XVII века — 0,5–0,9 торгового места. Таким
образом, торговля в селе Лысково развивалась даже более динамично, нежели в крупном городе, каким тогда был Нижний Новгород.
Вместе с тем, структура городского торга оставалась все же более развитой: в Нижнем Новгороде в XVII в. было 22–25 торговых рядов, в Лысково их число достигает 14. Отличие городского
торга определялось реализацией здесь товаров элитного потребления: в Нижнем Новгороде был птичий рынок, где закупались кречеты и соколы для царской охоты и в дар иностранным послам, иностранные товары (ювелирные изделия, ткани, бумага, специи и др.).
Лысковские крестьяне и бобыли не замыкали свои торговые интересы исключительно на местных торгах. Среди лысковчан были такие, кто торговал далеко за пределами родного села. Онтроп
Леонтьев в волжское Понизовье поставлял хлеб и крупы, его сын сконцентрировал свои интересы на
поставках соли-бузуна. Семье Муромцевых принадлежали корабли, и они занимались поставками
хлеба. Взрезновы занимались поставками соли, рыбы, хлеба, тканей. Желваковы за пределами Лысково ограничивались поставками соли9.
Оброки, которые налагались на торговые места, не были одинаковыми. Разница между минимальным и максимальный размером оброка колебалась от 2 до 13 раз10. Сумма оброка определялась
не только успешностью ведения торговых операций. Так, например, в 1681 г. одному из богатейших
крестьян села Лыскова Василию Муромцеву принадлежало 8 лавок. В их число входили две лавки в
Соляном ряду, которые были обложены самым маленьким оброком из всех 83 лавок лысковского
торга: оброк составлял 1 деньгу с лавки11. Основная же масса торговцев в это же самое время платила
от 3 алт. 2 д. до 10 алт. с лавки. Несмотря на то, что две лавки Муромцева были обложены наименьшим оброком, его суммарные выплаты составляли 2,5 % от оброка со всех лавок, к тому же его сын
Иван выплачивал еще 4,5 % от общей суммы оброка, владея при этом 5 лавками12.
Максимальный и минимальный уровень обложения постоянно изменялся, причем какой-либо
строгой закономерности в этом не прослеживается. Видимо, при раскладе оброков каждый раз учитывались какие-либо индивидуальные обстоятельства. В зависимости уровня обложения от степени
коммерческой успешности прослеживается стремление общины не допустить полного разорения ее
членов, так как в противном случае вся тяжесть оброка легла бы на оставшихся ее представителей.
Количество торговых мест в Лысково не являлось постоянным, на протяжении столетия оно
неоднократно менялось от 91 до 136. По количественному показателю торг достигал своего наивысшего расцвета в середине 1660-х гг. и в самом конце XVII в. При этом необходимо сравнить и суммы
оброков уплачиваемые за эти торговые места.
76
Сумма оброка, уплачиваемая за торговые места села Лысково13
Год
Сумма
%
1624–1626
16 руб. 29 алт.
4 д.
0
1664
49 руб. 27 алт.
1 д.
+34
1672
40 руб. 14 алт.
1 д.
–19
1681
45 руб. 2 алт.
5 д.
+12
1700
27 руб. 14 алт.
1 д.
–40
Несмотря на то, что количество торговых мест к концу XVII в. достигло своего максимума,
сумма оброка лишь на 42 % превышала показатель начала века и уступала данным середины XVII
столетия на 45 %. Основываясь на этих данных, можно сделать следующий вывод, что к концу XVII
столетия единицы лысковского торга значительно мельчают в объемах своих торговых операций, что
сказывается на сумме выплат. Период наивысшего развития торга — 1660—1680-е гг. (с некоторым
снижением экономической активности в начале 1670-х гг.). В конце XVII — начале XVIII в. показатели активности лысковского торга, как и экономической жизни всего села, резко снизились. Это было вызвано заметным увеличением числа чрезвычайных государственных поборов: «пятин», «десятин», «на конский государев двор», «в корабельное дело», подводные и ямские повинности. К тому
же еще с 90-х годов XVII в. Петр I начал требовать сотни и тысячи крестьян «к строению морских
судов», к «струговому делу», к «лесной работе» (заготовка корабельного леса), в «кормщики», в
«гребцы на плоты», к постройке дорог, на сооружение фортификационных сооружений и т. д. Мобилизация десятков и сотен тысяч крестьян на эти работы разоряла крестьянские хозяйства14.
В Лысково, как и во всех центрах торговли, прямо на торговой площади, среди лавок и полок
находилась таможенная изба15. Там собирались прибыли от питейных заведений, перевоза, торговли
солью, рыбой, лошадьми и другими товарами16. К 1700 г. в Лысково появилось уже две таможенные
избы17, а таможенных голов стали именовать бурмистрами18.
Писцовые и переписные книги дают возможность реконструировать устройство таможни.
Комплекс таможенных построек находился на кабацком дворе. Таможня и кабак оснащались на средства откупщиков, на что имеется прямое указание в источнике, хотя сами здания — избы принадлежали «государю»19. Рядом находился важенный амбар, где хранились различные меры. В середине
XVII в. при лысковской таможне хранилось «10 мер осминных, 10 мер полуосминных, 5 ковшей померных деревянных»20. Собранные таможенным головой и целовальниками средства хранились в самой таможенной избе в особо укрепленных железом сундуках21.
В период управления селом Лысковым дворцовым ведомством (до 1645 и после 1665 г.) таможенные сборы и питейные прибыли поступали в местную приказную избу, во времена же Б. И.
Морозова — в казну вотчинника.
В 1624–1626 гг. лысковская таможня и кабаки откупались самими лысковчанами за
24 руб. 15 алт. 5 д.22 В середине 20-х гг. XVII в. откупщиком был оброчный бобыль Ивашка Григорьев сына Цылибиев «с товарищи»23. Судя по сумме оброка, который Ивашка Григорев выплачивал за
двор — 20 алт., он являлся одним из самых состоятельных лысковчан. Обычно на эту должность назначались именно зажиточные люди, так как в случае недобора, по сравнению с прошлым годом, они
несли личную ответственность24.
К середине XVII в. сборы, получаемые в таможне села Лыскова, возросли по сравнению с началом столетия. Только за октябрь 1666 г. ею было подучено пошлин на 65 руб. 30 алт.25 Общая же
сумма годовых сборов превысила несколько тысяч, так что только А. Леонтьеву в 1659 г. из них было
единовременно выдано 2000 руб.26
Даже в условиях охватившей районы Поволжья крестьянской войны под предводительством
Степана Разина и резкого сокращения по этой причине привоза сюда товаров из Понизовья таможенно-кабацкие сборы в селе Лыскове составили 2495 руб.27
Но особо значительными доходы лысковской таможни стали после того, как правительственным указом 1691 г. торг рыбой и солью с территории Макарьевской ярмарки был переведен на противоположный берег Волги под Лысково. При этом пошлины с соли и рыбы стали собирать в Нижегородскую таможню28. Официально этот акт частичного подчинения знаменитой ярмарки казне
объяснялся тем, что в жалованной грамоте 1641 г. право сбора таможенных пошлин в Макарьев Желтоводский монастырь с этих товаров особо не оговаривалось. В 1693 г. лысковская таможня дала казне 3967 руб., а на следующий год — 5124 руб.29, за что таможенный голова Иван Желваков с ларечными целовальниками был вызван для награды из царских рук в Москву.
Суммы таможенных сборов можно рассматривать как показатель экономической активности
торгово-промышленных поселений. Значительность таможенных доходов Лыскова становится
очевидной при сравнении их с таможенными доходами некоторых русских городов: например, общая
77
видной при сравнении их с таможенными доходами некоторых русских городов: например, общая
сумма всех таможенных сборов Смоленска в последней четверти XVII в. колебалась от 976 до
1119 руб., Великого Устюга и волостных ярмарок в 1670-х гг. не превышала 2352 руб., Пскова —
3573 руб.30, объемы таможенных сборов в Нижнем Новгороде достигали 33000 руб.31 Таким образом,
суммы таможенных сборов села Лысково сопоставимы с аналогичными статьями доходов некоторых
городов, но не такого крупного центра торговли, как Нижний Новгород.
Таким образом, в XVII в. Лысково являлось крупным торговым центром. Именно в этот период были заложены основы дальнейшего развития села как крупнейшего перевалочного пункта в общероссийской хлебной торговле. О значительности товарооборота лысковского торга красноречиво
свидетельствуют данные таможенных денежных сборов.
Примечания
1
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 30–38 об.
Там же. Ед. хр. 8. Л. 74 об.
3
Там же. Ед. хр. 5. Л. 169.
4
Забелин И. Е. Материалы для истории русской иконописи // Временник Императорского общества истории и древностей
российских. М., 1850. Кн. 7. С. 112.
5
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 3 об., 6 об., 7.
6
Там же. Ед. хр. 8. Л. 215.
7
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 2. № 1038.
8
Там же. № 1040.
9
Филатов Н. Ф. Государевы предприниматели Леонтьевы – Онтроповы // Каждый род знаменит и славен: Из истории нижегор. предпринимательства XVII — начала XX в. Н. Новгород, 1999. С. 26–29; Филатов Н. Ф. Торговые люди — крестьяне
Муромцевы // Там же. С. 22–25; Филатова В. Н. История крестьянских родов XVII века (по материалам Лыскова) // Записки
краеведов: Очерки, воспоминания, ст., док., хроника. Н. Новгород, 2006. С. 76–81.
10
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 30–33; ЦАНижО. Ф. 2013. Оп. 602-а. Д. 13. Л. 386–392.
11
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 78 об.
12
Там же. Л. 75 об.–80.
13
Таблица составлена на основании данных: РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 2, 5, 7, 8; ЦАНижО. Ф. 2013. Оп. 602-а.
Д. 13.
14
Спиридонова Е. В. Экономическая политика и экономические взгляды Петра I. М., 1952. С. 201; ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 4.
№ 2168.
15
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 74; РГАДА. Ф. 1209. Оп. 4. Д. 6035. Л. 518.
16
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 75.
17
Там же. Ед. хр. 7. Л. 49–50 об.
18
Там же. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 50 об.; ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 4. № 1750, 1813.
19
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 29 об.–30.
20
ЦАНижО. Ф. 2013. Оп. 602-а. Д. 13. Л. 385.
21
Там же. Ф. 2013. Оп. 602-а. Д. 13. Л. 384 об.–385.
22
РГАДА. Ф. 141. Д. 35. 1622 г. Л. 274.
23
РО НижГОУНБ. Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 29 об.
24
Копанев А. И. Крестьяне Русского Севера в XVII в. Л., 1984. С. 200–201.
25
ЦАНижО. Ф. 2013. Оп. 602-а. Д. 13. Л. 385.
26
Акты хозяйства боярина Б. И. Морозова / Под общ. ред. А. И. Яковлева. М.; Л., 1945. Ч. 2. С. 93.
27
Труды Историко-археографического ин-та. Т. 10: Разгром разинщины. М., 1934. С. 55.
28
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 3. № 1409.
29
РГАДА. Ф. 396. Оп. 21. Д. 33191. Л. 1.
30
Тверская Д. И. Москва второй половины XVII века — центр складывающегося всероссийского рынка. М., 1959. С. 77.
31
Филатов Н. Ф. Города и посады Нижегородского Поволжья в XVII веке: История, архитектура. Горький, 1989. С. 54–55.
2
С. Н. Кистерев
ОСОБЕННОСТИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ
УСТАВНЫХ ТАМОЖЕННЫХ ГРАМОТ ЮЖНОРУССКИХ ГОРОДОВ
В ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVII в.
Сравнительный анализ текстов уставных таможенных грамот, относящихся к регионам, достаточно рано вошедшим в состав единого Русского государства, прежде всего — так называемому
Замосковному краю, иногда показывает стабильность норм сбора таможенных пошлин на протяжении длительного времени в предшествующий Смуте период1. Несомненно, такой стабильности не
78
наблюдается уже в первые по окончании Смуты годы на территориях к югу от Оки, в подведомственных Разрядному приказу уездах.
В качестве примера можно сослаться на ситуацию с изменением правил взимания таможенных сборов в Курске. В начале осени 1619 г. право сбора пошлин в этом городе было предоставлено
крестьянину боярина князя Ивана Борисовича Черкаского Ивашке Ефремову сыну Юршину2. Началом его деятельности был назначен день 22 ноября, а датой платежа первой половины откупной суммы — 22 мая следующего года. Однако вскоре новоявленный откупщик обратился в Разряд с просьбой о выдаче ему уставной грамоты, мотивируя свою просьбу тем, что «государевы уставные
грамоты в Курске нет, в литовское разорение утерялася, и мне твоей государевы пошлины збирати не
по чему». При этом он не настаивал на получении некоего оригинального документа, а испрашивал
грамоту «против вяземской уставной грамоты, по чему б мне было в Курску пошлина збирать»3. Требование откупщика было уважено, и 3 марта 1620 г. появился документ, содержательная часть которого в целом действительно повторяла нормы уставной грамоты таможни Вязьмы, выданной в сентябре 1616 г. крестьянину боярина Ивана Никитича Романова Тимошке Петрову4. Анализ
установлений, содержащихся в тексте новой курской грамоты5, показывает, что правила сбора пошлин в Курске претерпели серьезные изменения по сравнению с предшествующим откупу И. Е. Юршина годом, насколько об этом позволяют судить сведения, содержащиеся в таможенных книгах этого города 1619 г.6 Причем изменение произошло, естественно, в сторону увеличения норм сборов,
что, разумеется, было к выгоде в первую очередь самого откупщика, чьи обязательства в отношении
казны оставались неизменными. Тем самым, можно отметить, что проявленная И. Е. Юршиным личная инициатива имела своим следствием изменение правил сбора таможенных пошлин в целом уезде,
и вряд ли стоит думать, что извлеченная откупщиком выгода оказалась случайностью, а не результатом его целенаправленных действий. Несомненно, сам Юршин, требуя документ по аналогии с вяземской уставной грамотой, не преминул заранее сопоставить размеры пошлин, прописанные в ней, с
обычными для Курска и не смог не оценить открывающихся перспектив.
Примечательно, что сама уставная таможенная грамота Вязьмы была в 1616 г. дана по образцу появившейся несколько ранее такой же грамоты Можайска. Это явствует из текста вяземского документа: «бил челом государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии боярина
Ивана Никитича Романова крестьянин Тимошка Петров, а сказал, ездят де в Вязьму торговые всякие
люди с своими товары, и с тех деи с торговых людей с товаров их таможных всяких пошлин збирати
не по чему, уставные грамоты нет. А в приказе Большого приходу после московского розоренья вяземские уставные грамоты не сыскано, и государь бы его пожаловал, велел ему дать свою государеву
уставную грамоту, по чему ему збирать таможную всякую пошлину, против можайские уставные
грамоты»7. Можайская грамота была дана 14 марта 1613 г. и в списке сохранилась до нашего времени8, что позволяет произвести сравнение ее положений с вяземским аналогом. Таковое сравнение показывает принципиальное совпадение норм уплаты пошлин в Можайске и Вязьме, как они прописаны в обоих документах. Таким образом оказалось, что сначала в Можайске и Вязьме, а затем и в
Курске произошла унификация правил таможенных сборов, причем в последних двух пунктах она
стала следствием частной инициативы откупщиков Т. Петрова и И. Е. Юршина.
Юршин нашел последователя в лице крестьянина Константина Ивановича Михалкова Томилки Волкова, который в 1620 г. получил на откуп сбор кабацкой и таможенной пошлин в Ельце. Он
был обязан заплатить казне на 200 руб. больше, чем Иван Фатьянов, собиравший пошлины в Ельце
годом ранее. Видимо, опасаясь за успех своего предприятия при сохранении прежнего порядка и рассчитывая на получение дополнительного дохода за счет повышения норм собираемых пошлин путем
замены местного устава иногородним, Волков подал челобитную, в которой просил разрешить ему
использовать такой таможенный устав. «Милосердый государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии, — писал челобитчик, — вели, государь, мне дати уставную грамату с курские уставные грамоты, а причальная [с] стругов и с комян вели, государь, томоженную пошлину брать с
елецкия уставные грамоты»9. Нетрудно заметить, что здесь нет речи об утрате настоящей и сохранявшей силу елецкой таможенной грамоты, напротив, судовые пошлины предполагается собирать,
ориентируясь именно на ее предписания. Все же остальное откупщик предпочел бы взимать с торговцев, применяя нормы курского устава. Несомненно, что в данном случае подразумевалась именно
уставная грамота, только что полученная Юршиным. Следовательно, ее нормы были весьма привлекательны для елецкого откупщика. Единственным затруднением было отсутствие в ней даже намека
на возможность транспортировки грузов речным путем. Для Курска это не имело значения, поскольку, как отметил А. И. Раздорский, мелководность р. Тускарь, лишь в нескольких километрах ниже по
течению впадавшей в Сейм, исключала возможность доставки товаров в город речным путем, почему
79
курские таможенные книги XVII в. не содержат известий о подобных транспортах10. Выход из положения Волков нашел в выборочном применении правил старой елецкой грамоты.
На обороте челобитной Томилки Волкова читается помета «Дать грамоту». Следовательно,
усилия и этого предприимчивого крестьянина не пропали даром, а последующая на протяжении года
его деятельность по сбору кабацких и таможенных пошлин была достаточно успешна, хотя в будущем это и стало причиной его бед. Опись Разрядного приказа 1668 г. под 132 г. упоминает «Дело сыскное по челобитью елецкого кабацкого и таможенного откупщика Костянтинова крестьянина Михалкова Томилка Волка на розрядных подьячих на Дорофея Пустынникова да на Федора Иванова в
том, что за ним Томилком был в откупу елецкой кабак и таможня в 128-м году на год, и он те откупные деньги на тот год заплатил сполна, и откуп отказал, и об отказе подписную челобитную им отдал, и они для своей бездельной корысти тое челобитную утаили, и навалили на него тот кабак (так в
публ. — С. К.) таможню в другой год з большою наддачею неволею, и имали с нево посулы, и от тово
ему убытки учинились многие, а сверху у того дела начало и челобитная згнила и изодрано»11. Видимо, даже повышение размеров пошлин в соответствии с нормами курского устава не могли обеспечить новые требования приказных дельцов, но в первый год Волков достиг неплохих результатов.
Таким образом, можно заключить, что к трем перечисленным выше уездам, где благодаря
стараниям откупщиков произошла унификация норм сбора таможенных пошлин, в 1620 г. присоединился еще один — Елецкий.
Выступая в роли откупщика в Курске в 1619 г., И. Е. Юршин не оставил этого своего промысла и в последующее время, меняя лишь города и выбранные в качестве образца нормативные акты. Осенью 1628 г. он подал челобитную, в которой приказные деятели могли прочитать: «…дано
мне на Лебедяни кабак и пошлина на откуп на нынешней на 137-й год, и мне, сироте твоему, твоей
государевы пошлины збирать не по чему. Милосердый государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Руси, пожалуй меня, сироту своего, вели, государь, мне дать свою государеву уставную
грамоту, как дана уставная грамота на Воронеж, по чему б мне было твоя государева пошлина збирать, чтоб я в том откупу в недоборе в конец не погиб»12. Его просьба не осталась без внимания, и
9 декабря того же года требуемый документ был выдан, но по образцу уставной таможенной грамоты
Оскола: «И на Лебедянь таможная уставная грамота с Оскольские уставные грамоты, какова дана на
Оскол во 137-м году откупщику Олешке Золотову, дана»13. Таким образом, образовался еще один
комплекс уездов, где нормы сбора таможенных пошлин оказались унифицированы. Правда, на сей
раз инициатива откупщика натолкнулась на встречную инициативу служителей государственного
учреждения, решивших по какой-то причине использовать в Лебедяни правила Оскола, а не Воронежа. К сожалению, пока нет возможности достаточно определенно говорить о сходстве или отличиях
норм взимания таможенных пошлин в Воронеже и Осколе, и не исключено, что они и не отличались
друг от друга сколько-нибудь существенным образом. Пока же будет более осмотрительно район использования изложенных в Лебедянской грамоте правил ограничивать для 1628 г. двумя уездами —
Оскольским и Лебедянским.
Однако история на этом не окончилась. 4 марта 1629 г. в Разрядный приказ от имени назначенного в Елец верным таможенным головой воронежского жильца Мартына Мосалитинова поступила челобитная, в которой тот писал: «И по твоему государеву наказу я, сирота твой, у того Ивана
Хромого с товарыщи кобацкия запасы принел и в том с ним росписался, а житные, государь, меры и
приимочные и отдаточные ведра принял неорлены, нет де на Ельце житных мер и кобацких ведр орляных от елетцкого разоренья. А твоей государевай уставнай грамоты у Ивана не примал, а скозал он
мне, сироте твоему, есть де списак с твоей государевай с уставнай грамоты в сьезжей избе у воевод, и
тот, государь, списак не сполна, не против твоих государевых иных уставных грамот, что на Вороножи и на Белегороде и по иным городом, что, государь, Сосною рекою ходят в судах нимо Елец и с
Ельца торговые люди с товары, и твоих государевых никаких пошлин ни с людей явки, ни причальнаго, ни мыта, ни з дуги нимоезду взяти не по чему, твоей государевай уставнай грамоты на Ельце в
таможеннай избе нет. А прежния, государь, кобацкия и таможенные головы имывали твои государевы всякия пошлины з городовых и с приезжих людей с товаров и которые люди в судех ходят Сосною рекою нимо Елец и с Ельца, применяючись к ыным городом, и в том, государь, з городцкими и
с приезжими людьми чинитца спор великай, что, государь, на Ельце в таможеннай избе твоей государевай уставнай грамоты нет»14. Насколько можно заметить, Мартыну было известно о существовании
хотя бы неполного списка с некоей уставной грамоты. Кажется, не будет слишком смелым допустить,
что это был список с грамоты, данной в 1620 г. Томилке Волкову, а неполнота обусловлена именно
отсутствием в этом документе правил взимания судовых пошлин, которые сам Волков предполагал
собирать, используя более древнюю елецкую грамоту. Видимо, в чем-то важном, особенно в части
80
правил о судовых пошлинах, этот неполный список отличался от известных Мосалитинову белгородской и воронежской грамот. И в данном случае примечательно, что в восприятии Мартына наличие
таких несоответствий елецкого документа двум другим представлялось уже как нечто нарушающее
порядок, противоречащее естественному положению вещей. Его указание на то, что и предшественники на должности собирали пошлины, не используя имеющийся список, а «применяючись к ыным
городом», свидетельствует о солидарности верных голов в стремлении, пусть даже вынужденном, к
унификации таможенных правил.
Дьяки, думный Федор Лихачев и Михаил Данилов, уже 11 марта выдали требуемый документ, взяв за образец уже известную нам по лебедянскому эпизоду оскольскую грамоту15. Следует
учесть, что и Юршину в Лебедянь грамоту по образцу оскольской выдали те же должностные лица. В
результате к комплексу из двух — Оскольского и Лебедянского — уездов присоединился еще один
— Елецкий. При этом пока нет оснований утверждать, будто появление в Ельце нового документа
радикально изменило нормы таможенных сборов в этом месте.
Вышеизложенное позволяет заметить, что унификация правил взимания таможенных пошлин,
возводимая исследователями обычно к так называемому таможенному тарифу 1653 г., началась значительно раньше и в первую очередь на окраинах Русского государства в первой трети XVII в. Невозможно полностью отрицать участие в этом процессе правительственных чиновников, в частности,
дьяков Разрядного приказа, но начало его было обусловлено инициативой частных лиц, прежде всего,
откупщиков рубежа второго и третьего десятилетий на юге страны. Изменение стародавних норм выступало не просто в виде увеличения размеров сборов, но и в форме уравнивания этих размеров в отдельных регионах, объединявших большее или меньшее число уездов. Это явление в его начальной
стадии можно было расценивать как реформу без реформатора, частичное преобразование системы
государственных финансов при крайне пассивной роли самого государства.
Примечания
1
В частности, на Белоозере и в Пошехонье, насколько позволяют судить сохранившиеся материалы нормы сбора пошлин не
менялись на протяжении целого столетия с 1497 по 1602 г. (Кистерев С. Н. 1) Таможенные правила в Белозерском крае в
середине XVI — начале XVII в. // Государство и общество в России XV — начала XX века: Сб. ст. памяти Н. Е. Носова.
СПб., 2007. С. 195–205; 2) Таможенные правила на Белоозере в конце XV — середине XVI в. // Вестник Нижневартовского
гос. пед. ун-та. 2009. № 3 (в печати)).
2
О торговцах и промышленниках из числа крестьян кн. И. Б. Черкасского см.: Щепетов К. Н. 1) Торгово-промышленная
деятельность и расслоение крестьянства в вотчинах Черкасских в XVII в. // К вопросу о первоначальном накоплении в России (XVII–XVIII вв.): Сб. ст. М., 1958. С. 59–72; 2) Помещичье предпринимательство в XVII в.: (По материалам хозяйства
князей Черкасских) // Русское государство в XVII веке: Новые явления в соц.-экон., полит. и культур. жизни: Сб. ст.
М., 1961. С. 17–38.
3
Кистерев С. Н. Уставная таможенная грамота Курска 1620 г. // ОФР. М.; СПб., 2009. Вып. 13. С. 211–233.
4
Крестьяне И. Н. Романова часто выступали в роли откупщиков таможенных и кабацких пошлин. В Бежецком Верхе в Веси
Егонской кабак с 26 октября 1619 г. обычным сроком на один год был на откупе за неким Степанком Рухлядником (РГАДА.
Ф. 137 (Боярские и городовые книги). Разрядный приказ. Кн. 1. Ч. 1. Л. 366–367). С сентября 1620 г. мыт и явку в Калуге
откупил Василий Урманов (Кистерев С. Н. Документы о таможенном деле в Калуге и Перевитске в начале 20-х годов
XVII в. // ОФР. М.; СПб., 2005. Вып. 9. С. 141. № 4). Известна уставная таможенная грамота, выданная летом 1622 г. из приказа Большого Прихода осташковскому таможенному откупщику Андрею Тройнину (Полевой Н. А. Русская вивлиофика,
или Собрание материалов для отечественной истории, географии, статистики и древней русской литературы. Т. 1. М., 1833.
С. 60; Гейман В. Г., Гранстрем Е. Э. Краткая опись древнерусских грамот, хранящихся в Отделе рукописей ГПБ им. М. Е.
Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, 1613–1629 гг. Вып. 3 // Краткий отчет о новых поступлениях, 1947–1949 гг. / ГПБ
им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отд. рукописей. Л., 1952. С. 102. № 190; ОР РНБ. ОСАГ. Оп. 2. № 197). В 1629 г. псковские
кабаки откупили закладчики И. Н. Романова некто И. Хмелевский с товарищами (Соловьев С. М. Соч. в 18 кн. Кн. 5, т. 9.
М., 1990. С. 285; История предпринимательства в России. М., 2000. Кн. 1: От средневековья до середины XIX в. С. 107–108;
Афанасьев В. И. Обзор собрания псковских актов А. Ф. Бычкова // АЕ за 1978 год. М., 1979. С. 186; РИБ. СПб., 1875. Т. 2.
С. 756. № 179; Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2. С. 281). С 1 сентября 1634 г. воронежские таможня и кабак были переданы на откуп крестьянину с. Спасского Калужского у. Андрону Григорьеву (РГАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола.
№ 74. Л. 31–32; Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII — первой половине
XVIII вв. Тамбов, 2006. С. 145).
5
Кистерев С. Н. Уставная таможенная грамота Курска 1620 г. № 5.
6
Памятники южновеликорусского наречия: Тамож. кн. / Изд. подгот. С. И. Котков, Н. С. Коткова. М., 1982. С. 81–100.
7
РГАДА. Ф. 229 (Малороссийский приказ). Оп. 1. № 1. Л. 241.
8
Кистерев С. Н. Нормативные документы таможенных учреждений городов Устюжской четверти конца XVI — начала
XVII в. М., 2003. (Материалы для истории таможенного дела в России XVI–XVII веков; Т. 1). С. 75–77. № 35.
9
РГАДА. Ф. 229. Оп. 1. № 1. Л. 77.
10
Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке: (По материалам тамож. и оброч. кн. города). СПб., 2001. С. 97.
11
Описи архива Разрядного приказа XVII в. / Подгот. текста и вступ. ст. К. В. Петрова. СПб., 2001. С. 489.
12
РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 28. Л. 155.
81
13
Булгаков М. Б., Гамаюнов А. И. Уставная таможенная грамота города Лебедяни 1628 г. // ОФР. М.; СПб., 2009. Вып. 13.
С. 234–243.
14
РГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 28. Л. 289−290.
15
Там же. Стб. 28. Л. 293 а–304.
Л. А. Тимошина
ТАМОЖЕННАЯ ГРАМОТА 1654 г.: ПРОБЛЕМА АТРИБУЦИИ
Важнейшим этапом в развитии таможенного законодательства и таможенного дела в России
стала середина XVII в., когда был подготовлен и принят хорошо известный в отечественной историографии документ, датированный 25 октября 1653 г.1, который исследователи, ориентируясь, вероятно, на его различные заголовки в публикациях, называли и называют по-разному — торговый устав,
уставная грамота, таможенный тариф2. Через полгода, 30 апреля 1654 г., возник еще один акт, называемый чаще всего уставной грамотой царя Алексея Михайловича, также связанный с регламентацией некоторых сторон таможенной системы3. Однако из-за существовавшего, по-видимому, у исследователей определенного параллелизма в восприятии двух документов, в целом ряде работ грамота
1654 г. не упоминалась вообще4, а историки, обращавшие внимание, главным образом, на ее содержание, трактовали грамоту как дополнение к торговому уставу 1653 г.5 или меру, направленную исключительно на отмену откупов6, не задавались вопросом об обстоятельствах возникновения акта.
Решение этого вопроса начнем со сравнительного анализа двух, появившихся почти одновременно,
документов.
Прежде всего, обращает на себя внимание первичная форма актов и способ их последующего
существования. Документ 1653 г. представляет собой приговор царя и боярской думы – «государь…
указал и бояре приговорили», вынесенный 25 октября этого года, за скрепой думного дьяка Алмаза
Иванова. Никакие особенности внешнего оформления документа не отмечены. Приговор 1653 г. был,
вероятно, записан, ориентируясь на повседневную делопроизводственную практику, в конце докладной выписи, по которой царю и членам боярской думы зачитывали дела, требовавшие решения высшего государственного органа, а скрепа А. Иванова, находившегося в 1653 г. одновременно во главе
Посольского приказа и Новгородской четверти7, позволяет полагать, что выпись готовилась сотрудниками этого последнего учреждения, так как круг вопросов, ведавшихся Посольским приказом, был
несколько иным. Следовательно, и само дело с инициативными документами — подлинными челобитными и сказками торговых людей — формировалось в Новгородской четверти. Не исключено, что
впоследствии из-за большого объема и важности содержания приговор был переписан в виде отдельного, впоследствии опубликованного, документа, отсюда и присутствующее в публикациях уточнение — «Торговый устав (в списке)».
Документ 1654 г. имеет вид указной грамоты («Божиею милостию мы, великий государь
царь… указали есмы»), подготовленной, как следует далее из ее текста, в двух экземплярах, каждый
за подписью царя («за нашею царскою рукою») и с золотой печатью, первый из которых был отдан на
хранение («положили есмы») в кремлевский Успенский собор («в соборной церкви Пресвятыя владычици нашея Богородици и приснодевы Марии честнаго и славнаго ея Успения и великих святителей российских чюдотворцов Петра, Алексиа, Ионы и Филипа»), второй — вероятно, в Казенный
приказ («царского величества в казне»). Заметим, кстати, что такой чести — находиться в Успенском
соборе, чтобы «сама небесная царица Богородица и российстии чюдотворцы» «соблюдали» их нерушимость, не удостоился в XVII в. ни один акт, включая Новоторговый устав и основной законодательный памятник столетия — Соборное уложение. Затем документ был напечатан на Московском
печатном дворе тиражом 1200 экземпляров и вышел в свет 30 апреля 1654 г.8
Приведенных «внешних» различий уже достаточно, чтобы понять полную несхожесть документов 1653 и 1654 гг., составлявшихся, бесспорно, в различных учреждениях и разными лицами.
Для подтверждения высказанного предположения проведем текстологический анализ актов.
Приговор 1653 г. написан с использованием обычных как для приказной практики в целом,
так и для регламентирующей таможенной документации в частности терминов9 и в соответствии с
общей структурой уставных грамот, например, с привычным выделением отдельных клаузул через
предлог «А».
Совершенно иначе, витиеватым, вычурным, церковно-книжным языком, абсолютно далеким
от четкого, лаконичного, делового языка приказной документации, в иной стилистике и с применени82
ем иной лексики и грамматики написана грамота 1654 г., отдельные цитаты из которой уже были
приведены выше. Дополним их: после первой вступительной фразы следует «Сего ради умилостивихомся и потщахомся, яко да поможет нам господь бог благоподражательное наше начало сотворити,
якоже весть святая его благость мир строити и любя тем присно на лучшее преуспевати и от любоплотных низу плежущих горе восходити…» и т. д.10 Вместо четких и совершенно недвусмысленных
санкций за различные нарушения по приговору 1653 г. («а сыскивать про утаенные товары и про цену всякими сыски накрепко, а буде кто доведется пытки, пытать») в документе 1654 г. читаются
весьма расплывчатые и, главное, не содержащие реальных санкций филиппики: «Такожде заповедаем
о Христе бозе детем нашим и внучатом и всем, хранящим державу царствия Российского, ему же
господь бог благоволит, хранити в предъидущия веки сие наше изображение, еже есть, уставную
грамоту непреступно соблюдати, и того ради воздаст ему господь бог в будущем веце вечная нетленная благая, о них же божественный апостол извествует»11.
Из этих фрагментов очевидно, что текст, подобный грамоте 1654 г., не мог возникнуть в светском государственном учреждении; постоянные апелляции к богу, московским чудотворцам, сочинениям апостолов, угрозы посмертной вечной муки вместо реальных наказаний в земной жизни, наконец, само место хранения документа — кафедральный собор, свидетельствуют о его появлении в
церковном ведомстве. Исходя же из важности содержания (защита торговых людей от лихоимства
откупщиков и мытчиков), особенностей оформления (золотая печать) и последующего хранения (Успенский собор) допустимо предположить участие в составлении документа высших церковных иерархов.
Определенное направление поиска подсказывает заключительный фрагмент грамоты с сообщением о том, что акт был положен в Успенском соборе «в царствующем нашем граде Москве при
отце нашем и богомолце святейшем Никоне патриархе Московском и всея России». Высказанное
предположение несколько неожиданно, но как нельзя лучше подтверждается при обращении к сборникам материалов, связанных с жизнью и деятельностью московского первосвятителя.
Среди таких подборок имеется ряд сборников постоянного состава, включающего в себя:
«Известие о рождении и воспитании и о жизни святейшего Никона» Ивана Шушерина; грамоту
30 апреля 1654 г.; грамоту царя Алексея Михайловича в Воскресенский монастырь о наименовании
места Новым Иерусалимом; «видение» патриарха Никона; его же ответы присланным в Воскресенский монастырь архимандриту Чудова монастыря Иоакиму и думному дьяку Дементию Башмакову;
грамоты газскому митрополиту Паисию и константинопольскому патриарху Дионисию; переписку
Никона с митрополитом Иконийским и Каппадокийским Афанасием и греком Саввой Дмитриевым;
«голос» епископа Полоцкого Каллиста в защиту Никона; проект низложения патриарха Никона на
соборе 1660 г.; «чудеса врачебные» опального иерарха; духовную царя Алексея Михайловича; челобитную строителя Воскресенского монастыря старца Германа царю Федору Алексеевичу с просьбой
о возвращении Никона из заточения; послание царя Федора Алексеевича в Кириллов монастырь; разрешительные грамоты вселенских патриархов 1682 г.; рассказы о «видениях», произошедших в Воскресенском монастыре; акростихи на могиле патриарха Никона12.
Исходя из постоянного, несмотря на разные рукописи, подбора сочинений и документальных
материалов в существующих в настоящее время сборниках, можно с полной уверенностью утверждать, что именно такой состав был характерен и для протографического сборника, размноженного
затем в нескольких списках. Историки русской книжности XVII в. датируют появление этого сборника хронологическим промежутком 1681–1686 гг., когда И. Шушерин написал свое «Известие», и самым концом XVII в. (запись о «видении» 1695 г.)13. Следовательно, и включение в протографический
сборник грамоты 1654 г. произошло в этот хронологический период. Дальнейший же анализ тематического состава материалов сборника позволяет сделать еще ряд важных для нашей темы наблюдений.
Во-первых, бросается в глаза хорошая продуманность всей подборки: литературнопублицистическое «Известие» И. Шушерина, охватывающее всю жизнь Никона, дополняется наиболее важными документальными материалами, характеризующими ключевые моменты жизни патриарха. Во-вторых, достаточно строго соблюдаемый (нарушения есть только в порядке расположения
«видений») хронологический принцип расположения документов «конвоя». Все вместе взятое позволяет полагать, что составитель сборника очень хорошо знал все обстоятельства жизни и деятельности
патриарха Никона и имел свое собственное представление о наиболее показательных в этом отношении документах, свою, если угодно, историографическую концепцию. Следовательно, и грамота
1654 г., открывающая этот комплекс, была включена в него сознательно и составитель сборника прекрасно понимал связь этого документа с патриархом14.
83
Патриаршее происхождения грамоты 1654 г. хорошо объясняет такие отмеченные выше особенности документа, как книжно-церковный язык, отличный от приказного делового письма, хранение первого экземпляра грамоты в кафедральном московском Успенском соборе, появление акта в
печатном виде вскоре после того, как Московский печатный двор перешел под контроль патриаршего
ведомства.
Атрибуция грамоты 1654 г. патриарху Никону неизбежно ставит достаточно сложный вопрос
о степени его личного участия в подготовке документа. Ответ на него требует проведения серьезных
текстологических исследований. Сейчас же выскажем некоторые первоначальные и, возможно, подлежащие в дальнейшем корректировке наблюдения.
Анализ приговора 25 октября 1653 г. и грамоты апреля 1654 г. показывает определенную близость текста этих документов в постановляющих частях:
Приговор 25 октября 1653 г.
Грамота 1654 г.
А перевоз имать на больших реках, на Волге и на
Оке*, в косую воду, весною на Николин день вешний, а в осень с Покрова до заморозья, с товарные
телеги по десяти денег; а с тутошних с уездных
людей с товарной же телеги … по шти денег; а с
проезжей телеги по четыре деньги, а с верхового
человека по три деньги, с пешего по две деньги
(СГГД. Ч. 3. № 158. С. 492)
…перевозы, на Волге и на Оке, в вешнюю полую
воду по Николин день, с большия з двойныя телеги
по десяти денег; с одинакия с товарныя телеги по
шти денег; а с … проезжих бестоварных телег по
четыре деньги, а с вершника проезжаго человека
по три деньги, с пешаго по деньге (СГГД. Ч. 3.
№ 173. С. 519)
*
Полужирным шрифтом выделены совпадающие фрагменты, подчеркиванием — различия.
Очевидно, что составителю грамоты 1654 г. был не только известен, но и доступен (в том или
ином виде) приговор 1653 г., без непосредственного использования которого такая текстуальная близость вряд ли была бы возможна; различия же в норме взимания перевозной пошлины с пешехода
(две деньги или одна) могут объясняться опиской или опечаткой, допущенной как в XVII, так и в
XIX в. (в дальнейшем с привлечением конкретных таможенных документов эту величину можно и
нужно проверить).
Вместе с тем, очень подробное перечисление в грамоте 1654 г. пошлин, которые следовало
отменить и не отдавать в откуп (посаженного, привального, грузового, головщины и др.), отсутствующее в приговоре 1653 г., свидетельствует о знакомстве составителя нового акта с местными уставными таможенными грамотами предшествующего периода, где упоминаются подобные пошлины15, или просто с повседневной недавней практикой взимания пошлин.
Отметим теперь некоторые личные качества патриарха Никона, способствующие работе над
этим документом: известны его многочисленные автографы (отписки из Новгорода в 1650 г., письма
царю Алексею Михайловичу, подписи на грамотах), выполненные беглым и уверенным, хотя и не
каллиграфическим почерком16, не просто грамотного, а постоянно пишущего человека. Исследователи же его творчества постоянно отмечают хорошее владение словом, уверенное знание церковноучительной литературы, публицистическую одаренность автора17.
Объединение этих двух наблюдений позволяет предполагать непосредственное участие патриарха Никона в подготовке и, весьма вероятно, написании текста грамоты 1654 г. в ее начальной и
заключительной частях, наполненных церковно-книжной риторикой18. Однако средняя часть документа, где излагаются собственно нормы таможенного обложения, несколько отличающаяся и по
лексико-грамматическому строю, вряд ли может быть напрямую атрибутирована самому патриарху.
Скорее всего, эта часть была первоначально подготовлена кем-то из служителей патриарших приказов, знакомым с приказной делопроизводственной документацией. И здесь уместно, пусть и сугубо
предположительно, упомянуть дьяка Патриаршего разрядного приказа с 1652/53 по декабрь 1662 г.
Лукьяна Голосова, хорошо образованного выходца из приказной среды19, который с декабря 1662 г.20
станет дьяком Посольского приказа, что не может не свидетельствовать о его высоких профессиональных достоинствах.
В любом случае эти наблюдения позволяют еще раз подчеркнуть, что подготовка грамоты
1654 г., не являясь спонтанным актом, проводилась вполне основательно, что заставляет задаться
следующим вопросом — о причинах появления документа.
Напомним, что грамота 1654 г. была не первым примером вмешательства патриарха Никона в
экономическую сферу: по указу от 11 августа 1652 г., исходящего, как и грамота 1654 г., от имени
84
царя, но составленного, по мнению исследователей, по инициативе патриарха, воплотившего в нем
уже в общегосударственном масштабе свои идеи периода пребывания на новгородской митрополичьей кафедре21, была проведена так называемая «кабацкая реформа». По меткому замечанию С. Б. Веселовского, «реформа эта была проникнута необычайной для московского правительства решимостью пожертвовать фискальными интересами ради отвлеченных идей» и решительно порывала «со
всеми кабацко-приказными традициями», и, вероятно, поэтому была неудачна — уже к 1663/64 г.
различные ее положения были отменены и почти полностью восстановлен старый порядок22.
Параллели очевидны: почти одновременное с чрезвычайно значимыми для личного положения Никона событиями (интронизация на патриарший престол 25 июля 1652 г. и открытие 27 февраля
1654 г. инициированного им поместного собора, посвященного церковным реформам23) появление
двух24 формально исходящих от имени высшего светского правителя, а в действительности подготовленных по замыслу высшего духовного иерарха актов, по своему содержанию связанных с финансово-экономическими вопросами, но одновременно имеющих идеологическую, если угодно, абстрактно-гуманистическую направленность, не слишком хорошо сочетающуюся с реальной жизнью, —
борьба против разоряющего народ излишнего пьянства и таких же действий мытчиков и откупщиков,
мздоимцев и лихоимцев (на самом деле, таможенные нормы грамоты 1654 г. не вносили практически
ничего нового по сравнению с приговором 25 октября 1653 г.). Одинаков был и конец инициатив патриарха: несмотря на все инвективы грамоты с золотой печатью откупа ликвидированы не были25, наоборот, и в следующие десятилетия правительство рассматривало именно откупную систему сбора
таможенных пошлин (там, где, разумеется, это было возможно — в относительно небольших по объему сборов таможнях) как наиболее предпочтительную26.
В целом, представляется, что причина появления грамоты 30 апреля 1654 г. крылась в стремлении патриарха Никона высказать в открыто публицистической форме свои собственные взгляды не
только в отношении церковных обычаев, но и сфере общественной жизни, развития экономики и финансов в момент своего наивысшего влияния, в том числе и на царя, и подчеркнуть свой авторитет,
используя появившиеся в его распоряжении мощности печатных станов московской типографии (понятно, что степень распространения среди различных групп населения 1200 экземпляров печатного
текста была заведомо выше, чем рукописных приказных копий). Вряд ли случайно и исчезновение
следов этого влияния после ухода с исторической сцены самого патриарха.
В заключение рассмотрения обстоятельств появления грамоты 1654 г. заметим, что в дальнейшем необходимо изучить, привлекая материалы таможенного производства, особенности применения «приказного» и «патриаршего» документов — использовались ли приговор 25 октября 1653 г.
и грамота 30 апреля 1654 г. параллельно или предпочтение отдавалось какому-то одному документу
и какому именно; насколько широко и где именно была распространена печатная грамота27; существовал ли таможенный откуп в период 1654–1658 гг., в момент пребывания Никона на патриаршем
престоле. Ответы на эти вопросы помогут окончательно определить характер грамоты 1654 г.: представляла ли она собой некое идеолого-публицистическое произведение, причем одно из первых, напечатанных в московской типографии при патриархе Никоне, или являлась действующим законодательным актом.
Примечания
1
Публикацию текста см.: СГГД. М., 1822. Ч. 3. № 158; ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 1. № 107; ААЭ. СПб., 1836. Т. 4: 1645–1700.
№ 62/II; Таможенное дело России: Сб. док. и материалов. Т. 1: 907–1721 гг. М., 1997. С. 136–138 (по тексту ПСЗРИ).
2
Литература, посвященная этому акту, весьма обширна, поэтому сошлемся на две библиографии, включающие среди прочих работ исследования по таможенному законодательству: Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке: (По материалам
тамож. и оброч. кн. города). СПб., 2001. С. 747–757; Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй
половине XVII — первой половине XVIII в. Тамбов, 2006. С. 545–571.
3
Публикацию текста см.: СГГД. Ч. 3. № 173; ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 1. № 122; Таможенное дело России. Т. 1. С. 39–41 (по тексту ПСЗРИ).
4
Грамота 1654 г. не упоминалась ни в общих исследованиях по истории таможенного дела (Николаева А. Т. Отражение в
уставных таможенных грамотах Московского государства XVI–XVII вв. процесса образования всероссийского рынка // ИЗ.
1950. Т. 31. С. 262–263); Очерки истории СССР: Период феодализма: XVII в. М., 1955 (Гл. 1. § 4. Торговля / К. В. Базилевич,
Н. В. Устюгов; Гл. 7. § 3. Финансы / Н. В. Устюгов; Шумилов М. М. История торговли и таможенного дела в России IX–
XVII вв. СПб., 1999), ни в работах, посвященных таможенному делу или развитию торговли в отдельных регионах (Шемякин А. И. История таможенного дела в России и Ярославский край. Ярославль, 2000; Раздорский А. И. Торговля Курска в
XVII веке) или таможенной деятельности отдельных категорий населения (Булгаков М. Б. Государственные службы посадских людей в XVII веке. М., 2004 (Гл. 3. § 1. Службы посадских людей в таможнях, кабаках, при банях и мельницах)).
85
5
См., например: Семенов А. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII-го столетия по 1858 год. СПб., 1859. Ч. 1. С. 9–10; Тихонов Ю. А. Таможенная политика Российского государства
с середины XVI до 60-х годов XVIII в. // ИЗ. 1955. Т. 53. С. 276; Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья… С. 42.
6
Захаров В. Н. Таможенное управление в России в XVII в. // Государственные учреждения России XVI–XVIII вв.: Сб. ст.:
Посвящается памяти А. Д. Горского. М., 1991. С. 52.
7
Богоявленский С. К. Московский приказный аппарат и делопроизводство XVI–XVII веков. М., 2006. С. 105, 132–133, 243.
8
Зернова А. С. Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI–XVII веках: Свод. кат. М., 1958. № 255; Гусева А. А.
Издания Московского печатного двора в период патриаршества Никона // Федоровские чтения. 2005. М., 2005. С. 305.
9
Ср.: «имати (вариант: емлют) таможенные пошлины с рубля по две деньги (вариант: четыре деньги) с рубля» — уставные
грамоты Соли Вычегодской 1590 г., Устюга Великого 1619 г., Переславля-Рязанского 1620 г., Перевитска 1621 г. (Кистерев
С. Н. 1) Нормативные документы таможенных учреждений городов Устюжской четверти конца XVI — начала XVII в.
М., 2003. (Материалы для истории таможенного дела в России XVI–XVII веков; Т. 1). С. 19–26; 2) Документы о таможенном деле в Калуге и Перевитске в начале 20-х годов XVII в. // ОФР. М.; СПб., 2005. Вып. 9. С. 146–149, 152–156) и «таможенную пошлину имати <…> по десяти денег с рубля» — приговор 25 октября 1653 г. (СГГД. Ч. 3. № 158. С. 490).
10
СГГД. Ч. 3. № 173. С. 517.
11
Там же. № 158. С. 490, 491; № 173. С. 518, 519.
12
ОР ГИМ. Собр. Е. А. Барсова. № 897, 898; Собр. П. П. Щукина. № 667 (отсутствует первая часть — «Известие»
И. Шушерина, но это, скорее, дефект конкретной рукописи — утрата начала); Воскресенское собр. № 129-бум; ОР РГБ.
Ф. 310. Собр. В. М. Ундольского. № 415; РГАДА. Ф. 357. Собр. Саровской пустыни. Оп. 1. № 127.
13
Во всех изданиях «Известие», текст которого заимствован именно из сборника, публикуется без «конвоя» (лучшее, на наш
взгляд: Шушерин И. К. Известие о рождении и воспитании и о житии святейшего Никона, патриарха Московского и всея
России, написанное клириком его Иоанном Шушериным (с печатного издания 1817 года, сличенного с тремя древнейшими
списками). 2-е изд. М., 1908 (с предисловием архимандрита Леонида)), т. е. без всех других материалов, в том числе и грамоты 1654 г. Архимандрит Леонид указал на присутствие после текста жития «нескольких актов», которые, с его точки зрения, «имеют лишь значение исторических материалов и уже все напечатаны в разных сборниках и периодических изданиях», и поэтому опускаются. Церковный археограф был неправ: и напечатаны в то время были далеко не все, входившие в
сборник, материалы, и само изучение сочинения И. Шушерина предполагает обязательный анализ включающих его рукописей, что невозможно без их полной публикации. Однако именно это обстоятельство и послужило, по-видимому, причиной
того, что историки не знали о существовании грамоты 1654 г. в подобном контексте.
14
К сожалению, в литературе неизвестно не только имя составителя сборника, но и не ставился вопрос о необходимости его
определения.
15
См., например: Раздорский А. И. Можайская уставная грамота 1613 года // Кодекс-Info. 2000. № 9. С. 135–139; Кистерев
С. Н. 1) Нормативные документы таможенных учреждений… С. 19–26; 2) Документы о таможенном деле в Калуге и Перевитске… С. 146–149, 152–156; 3) Уставная таможенная грамота Курска 1620 г. // ОФР. М.; СПб., 2009. Вып. 13. С. 211–233;
Булгаков М. Б., Гамаюнов А. И. Уставная таможенная грамота города Лебедяни 1628 г. // Там же. С. 234–243.
16
Образцы почерка патриарха Никона см.: Патриарх Никон: Облачения, лич. вещи, автографы, вклады, портр. из собр. Гос.
Ист. музея, музея-заповедника «Москов. Кремль»… / [Е. М. Юхименко и др.]. М., 2002. С. 58. № 17; С. 70. № 28; С. 79.
№ 31.
17
См., например: Севастьянова С. К. Эпистолярное наследие патриарха Никона: Переписка с современниками: Исслед. и
тексты. М., 2007. С. 176–320.
18
Показательно упоминание в грамоте «нового чудотворца» митрополита Филиппа, мощи которого сам Никон, тогда еще
митрополит Новгородский, привез весной — в начале лета 1652 г., к авторитету которого он апеллировал в написанных
лично им сочинениях этого периода, в частности, в «Слове благополезном…» на основание Валдайского Иверского монастыря, сочиненном до 1656 г. (См.: Никон, патриарх. Труды / Патриарх Никон; Науч. исслед., подгот. док. к изд., сост. и
общ. ред. В. В. Шмидта. М., 2004. С. 80).
19
О Лукьяне Голосове см.: Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII века. Л., 1973. С. 110, 111, 117, 211, 217.
20
Богоявленский С. К. Московский приказный аппарат… С. 232.
21
Публикацию текста см.: ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 1. № 72, 82. Об указе см.: Веселовский С. Б. 1) О кабаках и кружечном дворе в
1651 г. в Новгороде // ЧОИДР. М., 1907. Кн. 1. Отд. 4. Смесь. С. 38–40; 2) Две заметки о Боярской думе // Сергею Федоровичу Платонову ученики, друзья и почитатели: Сб. ст., посвящ. С. Ф. Платонову. СПб., 1911. С. 299–310.
22
Веселовский С. Б. О кабаках и кружечном дворе… С. 38.
23
Подробнее см.: Макарий (Булгаков М. П.). История Русской церкви. М., 1996. Кн. 7. С. 80–90.
24
30 апреля 1654 г. датирован опубликованный текст грамоты. Первоначальный же документ (рукописный текст, с которого
делался набор) был подготовлен, по всей видимости, учитывая процесс создания подобного рода актов (черновик → редакционная правка → беловик) и время, необходимое на собственно типографские работы в конце марта — первой половине
апреля 1654 г.
25
Примеры их сохранения см.: Захаров В. Н. Таможенное управление в России… С. 52.
26
В частности, в 1668 г. грамотой из Москвы за приписью дьяка Дмитрия Шубина путивльскому воеводе М. Волконскому
было предписано «таможню и кабак отдать на откуп из наддачи… охочим людям», которых, правда, как следует из отписки
самого воеводы, в городе не обнаружилось, и поэтому во главе этих учреждений были поставлены верные головы (РГАДА.
Ф. 159 (ПДНР). Оп. 2. № 235. Л. 12, 78 (листы в столбце перепутаны).
27
В настоящее время известны отдельные экземпляры печатной грамоты (например: РГАДА. Ф. 196. Собр. Ф. Ф. Мазурина.
Оп. 2. № 278. Л. 1–2) или упоминания о ее существовании (Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья…
С. 216).
86
Т. В. Жиброва
ВОРОНЕЖСКАЯ ТАМОЖЕННАЯ ИЗБА В XVII в.
В XVII в. сбор таможенных пошлин с населения города Воронежа и Воронежского у. осуществлялся административным аппаратом таможенной избы. На протяжении всего столетия, наряду с
таможенными пошлинами, им же собирались так называемые «питейные прибыли», то есть доходы с
кабака (позднее кружечного двора). Сбор этих двух видов пошлин мог осуществляться как верными
головами, так и откупщиками.
Таможенный голова представлял собой самую важную фигуру на таможне. Он оценивал товар, разбирал конфликты целовальников с торговыми людьми, отвечал на запросы из центра. Его
обязанностью было осуществление делопроизводства. Голова регулярно, раз в месяц или даже чаще,
проверял приходно-расходные книги, оценочные росписи строений и инвентаря.
В 1659–1660 гг. в Воронеж воеводе Сеиту Алексеевичу Хрущеву были присланы грамоты из
Москвы о сборе таможенных пошлин и прибыли с кружечного двора. Ему было поручено приказать,
чтобы голова и целовальники таможенную пошлину и прибыль с кружечного двора «сбирали с великим раденьем неоплошно, чтоб таможенную пошлину и с кружечного двора прибыль перед прежними годами собрать с прибылью»1.
В тех же документах указывалось, что в случае, если голова и целовальники начнут сами пить
на кружечном дворе или будут злоупотреблять своим положением, они должны будут возместить
ущерб из собственного имущества. Голову предостерегали от использования денежных средств для
собственных целей и от «поноровки», то есть помощи друзьям и знакомым. Перед таможней все
должны были быть равны.
В штатах таможни имелись целовальники. Они в свою очередь могли быть универсальными
сборщиками или специализироваться на особом виде пошлин. На таможне один из целовальников
назначался старшим, он же по совместительству являлся ларечным (ларешным). Ларечный целовальник фактически выполнял роль казначея. Он же занимался приготовлением и покупкой вина. Были
также «ходячие» и караульные целовальники. Они, как правило, направлялись для сбора пошлин в
торговые места и охраняли таможенную избу. Остальные назывались рядовыми целовальниками. На
должности целовальников привлекались служилые люди и черносошные крестьяне. Целовальники не
назначались, они всегда избирались из местного населения. В обязанности целовальников входили
оценка товаров и сбор пошлин. Они заведовали таможней, кружечным двором, брали откупные деньги с бань и ухожаев, а также могли выполнять самые разнообразные мелкие поручения, если на таможне не хватало для этих целей людей. Целовальники также стояли за стойкой на кабаке, а позднее
на кружечном дворе. Эти должностные лица контролировались головой ежемесячно, в некоторые
годы еженедельно.
Среди архивных документов Воронежского у. удалось найти довольно любопытный документ
— роспись голов и целовальников воронежского таможенного и кружечного двора с 1674 по 1680 г.
Согласно росписи, в 1677 г. головой был некий Агей Лосев. Должность целовальников при нем исполняли 10 чел.: Василий Титов, Василий Полуэктев, Давид Присыпкав, Афрам Исачев, Трафим Сукочего. Из казаков были выбраны Матвей Догав, Тимофей Макашев и Яков Дехтев. Из стрельцов —
Терентей Ключенской и Иван Дубровин2.
Для ведения письменной документации на таможне обязательно находился дьячок. 1 сентября
1679 г. по государеву указу и по грамоте из Разряда и по приказу воронежского воеводы Максима
Михайловича Карташова воронежские дворяне и дети боярские выбрали таможенным головой сына
боярского Максима Григорьевича Протопопова. В помощь ему «для письма» тогда же был выбран
дьячок Мартын Петров, «чтоб государевой казне приход вел и приходные книги писал в правду против евангельской заповеди»3.
В штате Воронежской таможни имелся вспомогательный персонал. Здесь работали сторожа,
рассыльные, ярыжные. Их нанимали на полгода или на год. Были здесь таможенные приставы, ходоки или посыльщики, которые ездили к уездным целовальникам. Иногда в помощь таможенному голове выделялись местные стрельцы и воеводские рассыльные. В 1694 г. в январе по указу из Москвы
голове воронежских стрельцов и казаков С. Ф. Малцову было велено прислать двух стрельцов в качестве посыльных на воронежский таможенный и кружечный двор по недели переменяясь…4
Как правило, выставление права собирать таможенные и питейные «прибыли» на откуп, то
есть на своеобразный «аукцион», осуществлялось перед тем, как начать процедуру выбора. О том,
87
что государство не против откупа, сообщалось заранее, воеводам приказывали в соответствующих
грамотах «кликать биричем по все дни».
Прежнего откупщика обязывали объявлять о своем отказе от откупа заблаговременно. Он
должен был за некоторое время, в основном, за два месяца или за месяц до окончания своего откупа,
отказаться от него в Московском приказе. В противном случае откупщик и люди, поручившиеся за
него, так называемые «поручники по нем», обязаны были платить прежние откупные таможенные
деньги за следующий год. Уплачивали они также и «наддачу», которая росла либо вдвое, «либо что
государь укажет». Иногда от «наддачи» откупщика могли освободить. «Наддачей» называлась дополнительная сумма денег, собранная сверх прибыли прошлого года. То есть с каждым годом откупщик брал на себя обязательство в том же уезде собирать все большие и большие таможенные и питейные пошлины.
Все желающие взять кабак и таможню на откуп должны были подать челобитную, которая
рассматривалась в Москве на предмет состоятельности и благонадежности откупщика. Далее начиналась процедура передачи таможенных и питейных сборов на откуп. Несмотря на то, что в целом,
как правило, кандидатуру откупщика утверждали в Москве, на местах, в уезде, за него должны были
поручиться местные жители, составив необходимые поручные записи. В этом отношении следует
различать передачу откупщику имущества таможни и кабака «верного бранья», то есть находящегося
ранее в ведении выборного таможенного головы, и от одного откупщика другому. В последнем случае процедура, как следует из источников, была более упрощенной и определялась только денежными суммами, уплаченными новым откупщиком старому.
Если же ранее питейные и таможенные доходы собирались выборными должностными лицами, процедуре вступления в должность нового откупщика предшествовала оценка всех вещей, находящихся в таможенной избе и на кабаке (кружечном дворе). «Ценились» также и сами строения.
Согласно присланным из Москвы грамотам, «таможенные и кабацкие заводы», то есть все
имущество, передаваемое от старого откупщика новому, нужно было оценить, составив «ценовные
росписи». Судя по источникам, «ценовные росписи» составляли «сторонние», то есть не заинтересованные в деле люди — земский староста и выборные оценщики.
Откупщика в специальном наказе, также присылаемом из Москвы, увещевали не злоупотреблять своим положением, честно и в срок собирать положенные пошлины и «смотреть в правду». В
случае недобора для выяснения причин могли проводиться сыски.
Откупщик не обязательно должен был быть жителем уезда, в котором он хотел взять на откуп
таможенные и питейные сборы. Судя по документам, зачастую откупщиками становились жители
соседних уездов или даже так называемые «инородцы», «чужаки». Отсутствие родственных связей в
данной местности значительно облегчало бесперебойные сборы пошлин и обеспечивало самим откупщикам более высокий доход.
Сохранившиеся в документах сведения о нескольких наиболее удачливых и предприимчивых
откупщиках обычно свидетельствуют об их личной неординарности. Откупщик мог собирать таможенные пошлины и питейные сборы в течение одного года или двух лет. Однако нам известны случаи, когда срок откупа мог значительно увеличиться. В этом отношении интересна личность откупщика воронежского кружечного двора и таможни Бориса Полосина, который занимал эту должность,
как следует из доступных нам источников, около пяти лет, с 1692/93 г. по 1696 г., или даже более5.
По сохранившейся документации можно проследить основные этапы в деятельности откупщика за время его владения откупом:
1) направление челобитной в Москву о желании вступить во владение откупом
2) составление поручных записей (не всегда)
3) составление «ценовной росписи» передаваемых откупщику «заводов» и строений
4) получение наказа из Москвы
5) покупка вина, пива, меда или их заготовка
6) отчет в сборах в Москве (спустя положенный срок)
7) правеж с поручиков в случае недобора или сыск, если случай спорный
8) отказ от откупа (в обязательном порядке, за месяц или два до окончания срока откупа).
В том случае, если желающих взять таможню и питейные сборы на откуп не находилось, голова таможни вступал в должность «по выбору». Выборным таможенным головам и целовальникам
во время исполнения своей должности запрещалось заниматься какого-либо другого рода деятельностью, в том числе и торговлей. Ю. А. Мизис склонен считать «верный способ» таможенных и питейных сборов прямой эксплуатацией местного населения. Это была принудительная, безвозмездная и
материально ответственная работа6.
88
Процедура «выбора» целиком и полностью контролировалась воеводой, который обязан был
проследить за тем, чтобы на этой важной должности оказался кто-то из числа людей «добрых и прожиточных», то есть обладающих определенным имуществом, которое выступало в качестве гарантии
в случае недобора таможенных денег.
Выбор проводился осенью, обычно в начале года, в сентябре, и представлял собой сложную
процедуру с письменной отчетностью. В Воронежском у., как правило, головой «на вере» становился
выходец из посадского населения или представитель детей боярских — мелких служилых людей.
В число выборщиков, судя по присылаемым в столицу документам, входили люди из числа
местных жителей разных сословных групп. Срок, на который выбирались должностные лица таможни и кружечного двора, был почти всегда годовой (с 1 сентября до 1 сентября). После выборов составлялся «выбор» — документ об избрании, который подписывали все его участники. Это повышало
ответственность избранных и наделяло их правами действовать от имени той части населения, которая выдвинула их на эту должность. «Выбор» вместе с поручными записями отправлялся в Москву.
После процедуры выбора в городской приказной избе проводилось крестоцелование в присутствии служилых, «жилецких» и уездных людей. Выбранные должностные лица давали обещание
«не корыстовать». Целовальники принимали присягу в присутствии воеводы. К крестоцелованию
обязывали и дьячка, он обещал «кабацкую прибыль и таможенные пошлины и всякие доходы в приход и расход записывати в книги в правду… и не корыстовать»7.
Крестное целование проводилось 1 сентября — в первый день календарного года, как правило, в утренние часы. Согласно Соборному уложению 1649 г., присягу на кресте могли давать люди,
возрастом старше 20 лет. Голова таможни и кружечного двора, собирающий пошлины и питейные
сборы «на вере», не обязательно должен был быть жителем этого уезда. Практиковалось избрание в
таможни лиц из других уездов или даже их назначение из Москвы. В последнем случае воеводам
присылалась грамота не об организации выбора, а об отправке конкретных лиц в соответствующий
уезд для сбора таможенных пошлин и питейных денег. В 1628 г. в Елец были посланы «лучшие» торговые люди К. Мосалитинов, С. Корамышев, П. Онисимов, Д. Веневитинов. Они должны были сменить там голову Ивана Хромого, находящегося «у денежного сбора»8. В 1629 г. воронежский торговый человек Денис Веневитинов «за поруками безсрочно» был прислан в Курск «в головах»9. В
1648 г. по указу из Москвы в Воронежском у. должность головы исполнял житель Ельца Наум Плеханов10.
Если голова мог быть выходцем из другого уезда, то, как правило, целовальники при нем всегда были местными. Это, по всей видимости, облегчало работу таможен и кабака (кружечного двора).
Целовальники знали местные порядки и обычаи, к тому же именно им приходилось непосредственно
стоять за стойкой. Процедура выбора верного головы была более сложной, чем передача таможенных
и питейных сборов откупщику. Воевода зачастую не мог найти желающих на эту должность. С другой стороны, должность головы означала определенное превосходство над остальными жителями
уезда.
Злоупотреблений при отдаче кабака и таможни на веру было меньше. Головы и целовальники
понимали, что они на этой должности временно, поэтому меньше притесняли местное население. К
тому же верные головы гораздо в большей степени были ответственны перед местной администрацией в лице воеводы. Все их действия контролировались из Москвы. В случае недобора всегда устраивался сыск, голов и их поручителей ставили на правеж. Откупщики пользовались большей свободой.
До середины XVII в. таможенные головы отчитывались в своей финансовой деятельности перед воеводой. В связи с тем что воеводы обладали реальной полицейской и военной властью, от них
зависело положение таможенников. Это порождало злоупотребления со стороны воевод.
Во второй половине XVII в. контрольные функции за деятельностью таможен постепенно переходили к таможенным головам. Воеводам было отныне запрещено вмешиваться в их дела, а обязанности смотреть за действиями таможенников возлагались на посадских земских старост. Отношения голов с воеводами оговаривались следующим образом: «А будет к нему для таможенных и
кабацких денег учнет присылать по государевым грамотам <…> воевода памяти за своею рукою, и
голове по тем памятем кабацкие и таможенные деньги давати и писать в книги имянно, а без государевых грамот воеводе ни на какие розходы денег и питья не давать»11.
Такие формулировки показывают, что взаимоотношения кружечного двора головы и воеводы
были далеко не однозначными. Четких правил поведения не существовало. С одной стороны, голова
кружечного двора выполнял указания из Москвы и должен был руководствоваться в своих действиях
государственной выгодой. С другой стороны, во многих вопросах (ремонт зданий, наем работников,
организация сбора денег с неуплатчиков) его сфера деятельности пересекалась с компетенцией вое89
воды. Когда таможенный голова по истечении годового срока выезжал вместе с таможенными книгами и деньгами в Москву для отчета, воевода давал ему подорожную память и провожатых.
Откупщики и выборные головы были обязаны вести строгую письменную отчетность о собранных пошлинах. Первоначально, день за днем, данные о сборе пошлин заносились в так называемые черновые таможенные книги, «напойные», конские и другие книги.
Собранные в таможне суммы отправлялись в Москву или шли на уплату жалования местным
служилым людям и подьячим, на ремонт административных и хозяйственных зданий, строительство
стругов и подготовку припасов для донских отпусков. В любом случае все доходы с уездных откупов, крупных и мелких, контролировались из Москвы. Воевода мог воспользоваться ими только с
разрешения соответствующего приказа. Это говорит о том, что деятельность таможенных и кабацких
служб оставалась важным элементом финансовой политики государства и находилась под пристальным контролем. Постоянные отчеты, ежегодные отправки в столицу таможенных и кабацких, оброчных книг вместе с деньгами давали возможность вовремя выявить злоупотребления и недостачи и
принять необходимые меры.
Таможенные пошлины и «припойные» деньги представляли собой своеобразный «банк»
средств, находящийся непосредственно на местах, в уездах. Несмотря на то что местная администрация в лице воеводы не могла им воспользоваться без разрешения соответствующего приказа, в
XVII в. «таможенные и кабацкие зборные деньги» составляли существенную и постоянную, стабильную долю дохода Воронежского у.
Собранные таможенными и кабацкими (кружечного двора) головами и целовальниками деньги не
являлись собственностью уезда, а представляли собой «государеву казну», в которой они обязательно отчитывались. Присылать деньги из Москвы было затруднительно, это требовало и времени и дополнительных затрат. Наличие на местах значительных денежных средств, которые можно было потратить на самые
разные государевы нужды, но которые вместе с тем не являлись собственно «местным бюджетом» — это
характерное явление для государственной внутренней политики того времени.
Примечания
1
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 7. Д. 3. Л. 2–3.
Там же. Оп. 2. Д. 29. Л. 1.
3
Там же. Д. 50. Л. 5–7.
4
Там же. Оп. 1. Д. 47. Л. 10.
5
Там же. Д. 48. Л. 3.
6
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII — первой половине XVIII вв. Тамбов, 2006. С. 5.
7
РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Столбцы Белгородского стола. Д. 27. Л. 82–83.
8
Там же. Л. 38–39.
9
Там же. Л. 151–152.
10
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 24. Д. 58. Л. 36.
11
Там же. Оп. 2. Д. 104. Л. 1–2.
2
Ю. А. Мизис
ВНУТРЕННИЕ ТОРГОВЫЕ СВЯЗИ МЕЖДУ ГОРОДАМИ
ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ В XVII — НАЧАЛЕ XVIII в.
В настоящей статье нами ставится задача проследить процесс формирования внутренних связей вновь освоенного региона, получившего в XIX в. название Центрального Черноземья. Первоначально эта территория называлась Полем, с начала XVIII в. — Азовской, а затем Воронежской губ.
Этот регион имел единую историю своего формирования в ходе русской колонизации конца XVI–
XVII вв., создания укрепленных линий и образования военных поселений. Предложенный регион
был однотипен по своему производственному потенциалу, социальному составу населения, типу
управления и специализировался на промысловым характере товарного производства. Значительная
часть населения городов и сел (мелкие служилые люди, дворцовые, монастырские и владельческие
крестьяне) занималась, помимо своих воинских дел, сельскохозяйственным производством для обеспечения членов своих семей, необходимым запасом продовольствия. Абсолютно преобладали мелкие
служилые люди. Находясь в пограничном районе, они предпочитали заниматься сельскохозяйствен90
ными занятиями. Товарных излишков здесь практически не наблюдалось. Поэтому продовольственные товары, такие, как зерно, мясо, птица, на местные рынки не поступали.
Часть населения дополнительно занималась промысловой деятельностью: охотой, рыболовством, бортничеством. Это позволяло вывозить излишки продукции на торги. Однотипный вид производственной деятельности мало способствовал внутреннему обмену между городскими и сельскими
торгами региона. Наличие отдельных таможенных книг второй половины XVII в. позволяет частично
проследить эти проблемы1.
Часть товаров в новых городах на юге России попадала в межрегиональный товарооборот. Из
городов юга России вывозились продовольственные товары: рыба, сало, мед, воск, частично пушнина. Ввозились одежда, обувь, головные уборы, варежки, голицы. Однако основной объем торговых
сделок производился внутри региона.
Для анализа товарооборота была составлена схема торговых связей между городами Тамбов,
Козлов, Воронеж и с. Морша Тамбовского у. (см. рис.). Расположенные близко друг от друга (на расстоянии 100–200 км) они идеально подходят для такого обследования. Схема показывает наличие
промежуточных сельских населенных пунктов, из которых постоянно приезжали торговцы. Так, между рынками Тамбова и Морши, расположенными в 100 км друг от друга, имелась группа сел, поставщиков и потребителей продукции местных рынков. С одной стороны, эти села находились внутри этого круга: Кулеватово, Черкино, Чернитово и др. С другой стороны, они располагались к северу
от Морши, которая тяготела к обоим рынкам.
Торги Воронежа, Козлова, Тамбова и Морши имели устойчивые контакты с рядом городов,
расположенных к северу от данной территории: Шацком, Ряжском, Михайловым, Лебедянью. Посадские люди этих городов регулярно выезжали в южном направлении и использовали свои рынки в качестве транзита для товаров из центра страны.
Таким образом, мы видим наличие у каждого местного рынка своего торгового ареала сельских населенных пунктов, с которыми поддерживалась устойчивая связь. Как правило, это соседние
населенные пункты, создающие свою зону влияния и сбыта продукции. Главный торг втягивал их в
свою орбиту. Однако выделяются промежуточные зоны влияния, которые тяготели к нескольким
торгам.
Сетевая модель торговых связей рынков городов Воронежа, Козлова, Тамбова и с. Морши2
91
Статистический анализ таможенных книг показывает, что традиционно с торгом были связаны села и деревни данного уезда, для которых он и создавался3. Так, по Белгороду они составляли от
12 до 18 % всех торговых ставок, по Ельцу — от 11 до 30 %. В Коротояке доля местных торговцев по
6 имеющимся таможенным книгам 60–70-х гг. XVII в. сохранялась в пределах 22,7 % и 52,85 %.,
причем, в 1670-е гг. их вес значительно увеличился. По Козлову прослеживается тенденция снижения
доли местных торговцев на торгах и увеличения численности приезжих: от 60,5 % и 85,7 % в 1650–
е гг., до 26,5 % и 17 % в 1660-е гг. В Тамбове в 1650-60-е гг. доля местных городских и сельских торговцев колебалась в пределах 67–85 %, а в 1670-е гг. снизилась до 31,5 %. Даже в 1714 г. на Тамбовском рынке почти половина (48,4 %) ставок осуществлялось торговцами Тамбовского у.
Значительная доля торговых оборотов в регионе падала на соседние города. В Белгороде на
торговцев из городов ЦЧР в 1654/55 г. пришлось 37 %, а в 1661/62 г. — 62 % от общего числа всех
сделок. По другому крупному рынку региона — елецкому — этот показатель составлял в 1672/73 г.
13 %, в 1677/78 г. — 31 %, в 1678/79 г. — 11,6 %. В Козлове в 1653/54 г. 25,5 % всех ставок падало на
торговцев ЦЧР. В Тамбове с конца 1650-х гг. по 1714 г. доля торговцев соседних рынков неуклонно
повышалась с 11,5–17 % до 23–29 %.
По Коротояку доля приезжих торговцев из соседних городов составляла 31–62,5 %. Причем,
по этому городу ставки местных торговцев в 1677/78 г. выросли до 53 %, а приезжих из соседних
уездов снизились до 31 %. Это было связано с близостью к театру военных действий во время русскотурецкой войны и значительными рисками для приезжих.
Совершенно особняком стоит положение с торговлей в Воронеже в начале XVIII в. Фактически во время приезда Петра I на воронежские верфи сюда перемещался политический центр страны.
В городе концентрировался большой отряд строителей, среди которых немалое место занимали иностранцы. Поэтому воронежский рынок в тот период становился одним из главных торговых центров
страны. По Воронежу сохранилась таможенная книга 1705 г.4 В ней 36 % ставок составили жители
Воронежа и уезда, а 30 % — население соседних уездов. В то же время жители соседних с Воронежем Козлова и Тамбова составили всего 4 % от всего числа торговцев. Высокий процент (почти треть
всех торговых ставок) принадлежала торговцам центральных уездов России. Они везли сюда железо
и железоделательные изделия, одежду, обувь, предметы хозяйственного обихода, а вывозили рыбу,
сельскохозяйственные изделия, мед, воск.
Таким образом, статистические данные по основным рынкам ЦЧР четко показывают эволюцию новых городов на юге России от местных локальных торгов, созданных для обслуживания потребностей воинских гарнизонов, до региональных центров торговли, втягивающихся в областные
торговые связи. Города региона поддерживали на протяжении всего XVII в. постоянные торговые
отношения между собой. Торговцы активно общались внутри региона. В то же время торговые связи
с городами центра Русского государства оставались незначительными. Торговцы привозили, в основном, продовольственные товары или выступали промежуточным звеном по поставкам промышленных товаров из Центра России в южные города. Таким путем на торгах юга России оказывались металлоизделия, одежда, обувь, головные уборы, посуда. Гораздо ниже оставалась доля торговцев из
Центральных районов страны. Вести далеко на юг свои товары для них оказывалось невыгодно и
опасно.
Юг России почти до середины XVIII в. сохранял свое промысловое значение. Только резкие
перемены в социальной и демографической структуре населения, приход сюда крупного помещичьего хозяйства, вложение значительных финансовых средств позволили в значительное мере изменить
место ЦЧР в экономической жизни страны и превратить этот регион в аграрный центр.
Примечания
1
РГАДА. Ф. 210. Денежный стол. Кн. 104. Л. 214–272, 710–764; Кн. 105. Л. 261–291; Кн. 189. Л. 126–156; Кн. 319. Л. 712–
788; Кн. 329. Л. 242–311, 615–779; 820–253, 1680–1763; Кн. 342. Л. 632–750, 1976–2132, 2137–2143; Кн. 371. Л. 692–697;
811–933; Ф. 829. Оп. 1. Кн. 1751. Л. 87–95; Кн. 1755; ГАВорО. Ф. 182. Оп. 2. Д. 64; Д. 81. Л. 1; Д. 78. Л. 4–40; ОР РГБ.
Ф. 178. Кн. 314. Л. 286–321; Д. 9988. Л. 480–1161.
2
Сетевая модель выполнена по нашей базе Р. Б. Кончаковым.
3
Расчеты сделаны на основании базы данных, представленной в монографии: Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII — первой половине XVIII вв. Тамбов, 2006. С. 638–723.
4
ГАВорО. Ф. 182. Оп. 2. Д. 64.
92
С. К. Кондратьева
НАЛОГОВОЕ ОБЛОЖЕНИЕ ПОСАДСКИХ ЛЮДЕЙ ЮГА РОССИИ В XVII в.
Основным консолидирующим признаком посадских людей, который отличал их от других
групп населения, занимающихся торгово-ремесленной деятельностью, была сумма налогов, составлявшая посадское «тягло». Новый член посадской общины это, прежде всего, участник в уплате податей, а также в отправлении местных повинностей.
Сбором налогов на местах ведала приказная бюрократия во главе с воеводой, который назначался в Москве в Разрядном приказе из числа князей, бояр или дворян сроком на 1–3 года, в зависимости от обстоятельств. В его руках сосредотачивались все нити управления городом. Занимаясь
сбором податей и пошлин, воевода и его приближенные иногда доводили широкие массы посадских
людей до полного разорения. В Ельце, например, посадские люди на воевод и на приказных людей
«неволею» сено косили, и пиво варили, и дрова возили, и «всякое изделие» делали вместо вотчинных
крестьян1. Кроме этого, елецкие посадские люди были обязаны нести караульную службу у ливенской башни, это отрывало их от непосредственных занятий и приводило к оскудению. Московское
правительство препятствовало этим злоупотреблениям, которые порой становились причиной бегства посадских людей на Дон, в вольные казачьи городки. Сборщики «в стрелецком хлебе и в деньгах
воронежским сошным людям делали продажи и убытки великие. И многие уездные люди от тех продаж и убытков охудали, а иные, покиня свое тягло, разошлися по городам»2.
Хотя до 80-х гг. XVII в. главным должностным лицом, ведавшим сбором налогов, был воевода, кроме него этим занимались и другие лица. В таможне и на кружечном дворе сбор налогов вели
таможенные кабацкие головы и целовальники, которые могли также происходить из посадской среды. Непосредственными сборщиками налогов у посадских людей были земские старосты и земские
целовальники. После сбора налоговые поступления передавались в съезжую избу воеводе.
После финансовой реформы 1679–1681 гг. воеводы устранялись от сборов стрелецкой подати
и косвенных налогов. Стрелецкая подать собиралась в городах выборными городскими органами, а
центром стал Стрелецкий приказ. Косвенные налоги поступали в приказ Большой Казны. Был также
указ от 1 марта 1698 г., который предписывал стрелецкие деньги земским старостам собирать «мимо
воевод». Воеводская власть с ее прихотями рассматривается как главная причина неисправности посадских платежей. Отсюда стремление изъять посадское население из ее ведомства3.
Основную группу прямых налогов составляли так называемые окладные сборы (налоги), собиравшиеся ежегодно по установленному правительственному окладу4. Жизнь посадских людей была
тесно связана с существованием так называемой «государевой десятинной пашни». Десятинная пашня создавалась в некоторых южных и сибирских городах с целью сосредоточения казенного хлеба в
государственных житницах. В отличие от пашенных земель, находившихся в частном владении и измерявшихся в четвертях, «государева» земля измерялась в десятинах.
Работа на ней была тяжелой обязанностью не только служилых, но и посадских людей Воронежа, по сути дела, государственной барщиной. В 1619 г. в Воронеже было высеяно 100 дес. ржи и
овса. Это значит, что фактически было по 300 дес., так как в то время при трехпольной системе земледелия измерялась лишь третья часть земли. Из этих запасов хлеб посылали на Дон к атаманам и
казакам. Но так как экономической необходимости в существовании десятинной пашни в городах
юга России не было, то уже в 1621 г. во многих городах она была упразднена и заменена натуральным хлебным налогом, который сначала назывался «десятинным хлебом», а затем «посопным хлебом»5. Но так было не везде. Елецкие посадские люди и в середине XVII в. указывали, что они десятинную пашню пашут6.
Правительство Алексея Михайловича также продолжило собирать с горожан налоги в виде
хлеба: независимо от профессии посадские люди вносили натуральный сбор ратным людям (стрелецкий хлеб), четвериковый хлеб для отправки по Дону (в донской отпуск) и посопный хлеб (взамен обработки десятинной пашни) по 21 четв. ржи и 21 четв. овса со двора7. Так как многие горожане уже
перестали заниматься сельским хозяйством, то хлебные сборы их очень тяготили. Для взноса этих
налогов посадские люди вынуждены были покупать хлеб у перекупщиков на рынке за очень высокую
цену или везти его из других мест. Хлеб для выплаты налогов доставался горожанам «дорогой ценой»: в Москву для его закупки посылали целовальника или подрядчика. Эти поездки дорого обходились посадским людям. Так хлеб в эти времена становится предметом купли-продажи и подрядчики от того «себе чинят великие прибыли», а посадским людям от того «великое утеснение». Кроме
того, и подрядчики не всегда были людьми честными. Среди них были те, кто, собрав деньги, пропа93
дал вместе и ними, и тогда посадским людям приходилось нанимать других людей для покупки хлеба, а это тоже приводило к немалым убыткам. Еще дороже делал хлеб тот факт, что подрядчики покупали его не в южных городках, а в Москве, где цены на хлеб были, естественно, гораздо выше8.
Число безземельных посадских жителей возрастало. Например, дозорная книга Воронежа
1615 г. называет 77 чел. из среды посадских людей, не имеющих земельных участков. Из-за этого горожанам приходилось покупать хлеб для взноса налога. Город все больше отделялся от сельского
хозяйства. Видимо, это учло, наконец, и правительство9. В 1672 г. царь Алексей Федорович из-за того
что продолжались набеги татар предлагает увеличить количество стрельцов, а если будет увеличено
количество стрельцов, то соответственно возрастут расходы на их содержание. Это приведет и к возрастанию налогов с посадских людей. Поэтому для лучшего и более надежного пополнения казны
правительство предписало собирать стрелецкий хлеб только с уездных людей, а с посадских — деньги: «для того, что они люди торговые, а не пашенные», поэтому хлеба с них «не имать, а за четверть
ржи да за четверть овса по 2 рубли в нашу великого государя казну»10.
Таким образом, посадские люди платили уже не натуральный, а денежный налог — «стрелецкие деньги» — на содержание ратных людей. Кроме этого, взимались деньги «полоняникам на откуп» (для выкупа пленных). По Уложению 1649 г. ставка сбора «полоняничных» денег со двора составляла от 4 до 8 д. со двора11. Сумма полоняных денег в 1678 и 1679 г. составила 8 д. со двора в
год12.
Вносили посадские люди сборы за «даточных людей», призывавшихся в армию. Даточных
солдат, кроме всего прочего, воронежским посадским людям пришлось «возить к Москве на подводах <…> и одевать зипунами и шубами». Это, естественно, вызвало недовольство посадского мира, и
они подали жалобу на злоупотребления земского старосты Тимофея Моисеева13. Платила эта категория населения и ямские деньги на содержание ямов и предоставление подвод для казенных нужд.
Правительство Михаила Романова, остро нуждавшееся в деньгах, прибегало к чрезвычайным
сборам — «пятиной деньге» (пятая деньга составляла 20 % оценки «животов», т. е. имущества и промыслов). В течение 1613–1645 гг. этот тяжелый для горожан сбор производился семь раз. В 1689 г.
было приказано собрать «ратным людям на жалование» десятую деньгу14. Это был также внеплановый, дополнительный налог.
В 1678–1681 гг. была проведена финансовая реформа, которая консолидировала прежние сборы слив их в две большие прямые подати — стрелецкую и ямскую, — наложенные на различные
классы населения. Стрелецкой, наиболее тяжелой податью — от 80 коп. до 2 руб. со двора — были
обложены посадские люди городов и черносошные крестьяне поморских уездов. Ямской податью,
несравненно более легкой, было обложено крепостное крестьянское население церковных вотчин
(10 коп. со двора) и служилых вотчин и поместий (5 коп.)
Отдельным налогом считался государственный оброк за дворы и лавки. За владение двором
посадский человек платил определенный налог, естественно, если он являлся владельцем ни одного, а
нескольких дворов, то «тянуть тягло» ему приходилось со всех принадлежащих ему дворовых мест15.
Причем, налог этот мог в некоторых городах отличаться для разных дворов, но в Ельце в середине
XVII в. оброк составлял 10 алт. со двора16. По Воронежу годовой оброк с посадского населения в 40–
50-х гг. XVII в. составлял 277 руб. 20 алт.
На протяжении большей части XVII в. сумма налога с одной лавки в Воронеже оставалась
стабильной — 17 алт. 2 д. Поэтому увеличение общей суммы налога с этой статьи дохода шло только
за счет расширения количества лавок. В 1670/71 г. со 131 лавки собрали 68 руб. 9 алт. оброка, а с 14
полок — 2 руб. с гривной оброка, по 5 алт. с полки17. В 1681 и 1682 гг. со 132 оброчных лавок всего
было собрано 137 руб. 9 алт. 2 д., по 17 алт. 2 д. с лавки18. Есть сведения, что такой оброк существовал с 1666 по 1677 г.19 Оброк новопостроенных лавок был неодинаков. Так, если с новопостроенной
лавки Давыдки Иконника за 1681 и 1682 гг. оброк составлял 10 алт., то есть по 5 алт. в год, то с новопостроенной лавки Кузьмы Масалитинова в 1682 г. оброк составил 17 алт. 2 д. 20 Общий объем собираемого налога с лавок в Белгороде в 1648 г. составил 6 руб. 2 д., в 1657 г. — 6 руб. 29 алт. 2 д. В
1648 г. разброс сумм налога с лавок был весьма значительным — от 3 д. до 9 алт. 2 д.21 Таким образом, средняя сумма составляла 2 алт. 2 д., что значительно ниже сборов в Воронеже.
Все лавки в Ельце облагались достаточно высоким налогом в 0,5 руб. Лишь за одно место
платили 3 алт. 2 д. С 1671 по 1694 г. произошло уменьшение этого налога, так как сумма в 0,5 руб.
оказалась неподъемной и завышенной для большинства торговых заведений. В 1694 г. владельцы
старых лавок в Ельце платили по 6 алт. 4 д., а с лавочного места по 3 алт. 2 д. налога. Суммы налогообложения новых лавок разнились от 2 алт. 2 д. до 0,5 руб.22 В Курске в середине XVII в. оброк с ла-
94
вок также был не одинаков — самым распространенным был оброк в 6 алт. 2. д., но он мог быть как
выше, так и ниже указанной суммы23.
Диапазон оброчных сумм, бравшихся с торгово-промысловых мест иных типов, в Курске находился в пределах от 5 до 40 коп. При этом даже с незастроенного лавочного места, принадлежавшего посадскому человеку К. Левонову, оброк взимался в таком же размере, как с наиболее доходных полок и скамей24.
Таможенные сборы — налог на внутреннюю торговлю — взимался в городских таможнях с
привозимых в город и продаваемых в нем товаров. Следовательно, местом их получения был город,
где производилась торговля25. В таможне платили пошлины те, кто приезжал в город для продажи
товаров, и те, кто уезжал торговать в другое место. Попытка миновать таможню, вести торговлю без
уплаты пошлин наказывалась особым штрафами — «протаможьем» или «промытом», которые были
фиксированы и налагались вне зависимости от стоимости товара. Следует отметить тот факт, что эти
сборы посадские люди платили наряду с иными группами населения, занимавшимися торговлей.
До издания Таможенного устава 1653 г. в каждом городе действовали свои принципы взимания таможенных сборов, различны были и их размеры. Как отмечает А. И. Раздорский, в Курске за
период с 1619 по 1653/54 г. было зафиксировано 15 наименований различных таможенных пошлин.
Главной среди них была рублевая пошлина, взимавшаяся с цены продаваемого или покупаемого товара. До реформы ее размер напрямую зависел от местожительства продавца или покупателя. Куряне
платили 1,25 % от общей стоимости товара, жители других русских городов — 2,5 %, а иноземцы —
3,5 %. Кроме этого, на таможне брались различные регистрационные взносы (явка, херное, записка)
и т. п.
Указ 25 октября 1653 г. «О взимании таможенной пошлины с товаров в Москве и в городах, с
показанием поскольку взято и каких товаров» стал первым обобщающим в русском законодательстве
законом по правилам торговли. Этот акт устанавливал единую для всех таможенных обложений рублевую пошлину взамен многочисленных прежних налогов, ликвидировал проезжие сборы, вызывавшие наибольшее раздражение у торговцев. Устанавливался пятипроцентный налог с цены товара или
10 денег с рубля продажной цены. Причем, в случае привоза денег на покупку товара с продавца сначала брали 5 денег с рубля за покупку, а затем еще 5 денег с рубля за продажу товара26. Упразднялась
дифференциация между местными и иногородними торговцами.
Согласно этому акту, воронежский посадский человек Михаил Меньшиков должен был заплатить откупщику Л. Елизарьеву в общей сложности 22 руб. 16 алт. 4 д.: с 206 лисиц — 8 руб.
28 алт. 3 д., с 14 белуг — 25 алт., с 2 пудов воска — 16 алт. 4 д., с 2 кульков клея — 12 алт. 3 д., с 12
бочек и 2 кадок икры весом 228 пудов — 9 руб. 25 алт. 2 д., с бочки белужины — 8 алт. 2 д., но эти
таможенные пошлины он заплатил в разных городах27. На таможне были специальные таможенные
книги, куда записывались товары, а по уплате налога посадскому человеку давалась выпись28. То есть
с людей, прибывавших для торговли в город или выезжавших из него, взимались проезжие пошлины
с учетом количества приехавших людей, транспорта, на котором они прибыли, характера и разнообразия товаров29.
Всего в Воронеже в таможне и кабаке в 1659–1661 гг. было собрано 1850 руб. (суммы округлены). В 1661–1662 гг. сумма увеличилась до 1860 руб., а в 1675 г. до 2033 руб. Расходы же на содержание таможни и кабака в 1675 г. составили 53 руб. В Белгороде сумма налоговых сборов была
несколько выше: в 1659–1661 г. — 4017 руб., в 1661–1662 гг. — 4054 руб. В 1675 г. эта цифра сократилась до 1886 руб.30 Даже эти примеры показывают, что сумма таможенных сборов в южных городах была неоднородной. В зависимости от внешних и внутренних факторов объемы торговли то увеличивались, то падали, и пропорционально им росли или уменьшались таможенные сборы.
В дополнение к натуральным и денежным сборам был еще целый ряд особых повинностей.
Например, в связи с тем что через Воронеж в Крым, Турцию и на Кавказ проезжали посольства, местные посады были обязаны устраивать для них «посольские проводы», создавать хлебные запасы,
строить струги и т. п. К концу XVII в. у посадских людей особенно часто покупались или отписывались на государево имя струги и будары31. При этом продажа проводилась отнюдь не всегда по доброй воле.
На фитильное дело с курских посадских людей собирали в 1680 г. лен и лошадей, а в донские
отпуска железо и смолу. Они обязаны были конопатить струговые припасы и оковывать колеса32. В
обязанности курских посадских людей до 1686 г. входило строительство дворов для калмыков, а также поставка сена и дров для боярских и дьячих дворов, но по челобитью они были освобождены от
этих повинностей и «никаких поборов кроме податей с них имать не велено»33. В условиях русскотурецкой войны середины 1670-х гг. на жителей Воронежа легли дополнительные обязанности —
95
строить суда, грузить на них зерно, доставленное из разных городов. При этом иногородние, привезшие продовольствие, были распущены по домам и вся тяжесть ложилась на воронежцев.
Все эти сборы и налоги составляли посадское «тягло», невыплата которого каралась очень
жестоко: тюрьма, порка, битье палками, батогами. Так как до принятия Соборного уложения 1649 г.
белые слободы освобождались от многих налогов и повинностей, это приводило к «закладничеству».
Например, в Курске в 30-х годах XVII в. данное явление было широко распространено: посадские
люди, стремясь ослабить тяжесть налогового бремени, переходили под юрисдикцию монастырских
властей, обретая тем самым более благоприятное экономическое положение34. Лишенное части дохода государство с 1649 г. вело активную борьбу с этим.
Частым явлением в XVII в. были недоборы, когда сумма реально собранного налога была
меньше установленной. В посадской среде земский староста был ответственным за погашение недоимок. Например, в 1684 г. в Воронеже земский староста Напрасной слободы Алексей Проскуряков
подал челобитную на бывшего земского старосту Афанасия Сергеева сына Савостьянова о недоборе
оброчных денег за 1679, 1681 и 1682 гг. из лености35. Долгие годы воронежцы имели недоимки по
выплате натурального налога, и лишь при жестком управлении воеводы М. А. Вельяминова все недоимки были взысканы, несмотря на сопротивление населения, после чего долг перед казной был покрыт36.
Таким образом, в течение XVII в. правительство старалось усовершенствовать систему налогообложения посадских людей, как с учетом интересов этой группы населения, отменяя вначале десятинную пашню, затем заменяя посопный хлеб на денежный налог, так и с учетом собственных интересов, так как все эти меры увеличивали денежные поступления в казну.
Примечания
1
РГАДА. Ф. 210. Стб. 563. Л. 103–105.
Чистякова Е. В. Воронеж в середине XVII века и восстание 1648 года. [Воронеж], 1953. С. 5–8.
3
Богословский М. М. Петр I: Материалы для биогр. М., 2007. Т. 3: Стрелец. розыск. Воронеж. кораблестроение. Гор. реформа 1699 г. Карловиц. конгр.: 1698–1699. С. 270–271.
4
Скобелкин О. В. Формы эксплуатации служилых людей Воронежского края феодальным государством во второй половине
XVII века // История заселения и хозяйственного освоения Воронежского края в эпоху феодализма. Воронеж, 1987. С. 47.
5
Воронежский край с древнейших времен до конца XVII века: Док. и материалы по истории края. Воронеж, 1976. С. 54–55.
6
РГАДА. Ф. 210. Стб. 563. Л. 103–105.
7
Чистякова Е. В. Ремесло и торговля на Воронежском посаде в середине XVII в. // Труды Воронежского гос. ун-та. Л., 1954.
Т. 25. С. 51.
8
ГАВорО. Ф. И-182 (Воронежская приказная изба). Оп. 2. Д. 10. Л. 6–10.
9
Чистякова Е. В. Ремесло и торговля… С. 51.
10
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 2. Д. 10. Л. 7.
11
Скобелкин О. В. Формы эксплуатации… С. 52.
12
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 2. Д. 201. Л. 2.
13
РГАДА. Ф. 210. Стб. 514. Л. 323.
14
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 2. Д. 321. Л. 7.
15
Лаппо-Данилевский А. С. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразований: Исслед. СПб., 1890. С. 307.
16
РГАДА. Ф. 210. Стб. 29. Л. 252 об., 256.
17
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 3. Д. 200. Л. 1–4.
18
Там же. Оп. 2. Д. 170. Л. 1–2.
19
Там же. Оп. 2. Д. 201. Л. 2.
20
Там же. Оп. 2. Д. 170. Л.1–2.
21
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья во второй половине XVII — первой половине XVIII вв.
Тамбов, 2006. С. 378.
22
Там же. С. 380–381.
23
РГАДА. Ф. 210. Стб. 29. Л. 246–249.
24
Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке: (По материалам тамож. и оброч. кн. города). СПб., 2001. С. 100.
25
Богословский М. М. Петр I: Материалы к биогр. Т. 3. С. 274.
26
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья… С. 42.
27
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 3. Д. 107. Л. 2–3.
28
Там же. Оп. 3. Д. 181. Л. 1.
29
Флоря Б. Н. Сбор торговых пошлин и посадское население в Русском государстве (конец XV — начало XVII в) // ИЗ.
1990. Т. 118. С. 330
30
Мизис Ю. А. Формирование рынка Центрального Черноземья… С. 584–586.
31
РГАДА. Ф. 210. Стб. 1688. Л. 51–63
32
Там же. Ф. 210. Стб. 995. Л. 238.
33
Там же. Ф. 210. Стб. 1525. Л. 234.
2
96
34
Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке. С. 105.
ГАВорО. Ф. И-182. Оп. 2. Д. 172. Л. 1.
36
Глазьев В. Н. Воронежские воеводы и их окружение в XVI–XVII веках. Воронеж, 2007. С. 82.
35
А. И. Папков
ПРИОБРЕТЕНИЕ ГОСУДАРСТВОМ ЦЕРКОВНОЙ УТВАРИ
ДЛЯ СНАБЖЕНИЯ ХРАМОВ И МОНАСТЫРЕЙ НА ЮГЕ РОССИИ
В КОНЦЕ XVI — ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII в.
Большой интерес представляют вопросы, связанные с деятельностью Русской Православной
Церкви (РПЦ) в качестве организации, отвечающей за состояние мировоззрения общества в первой
половине XVII в. С этой точки зрения Юг России является уникальной территорией. Здесь переплелись: необходимость противостояния католическо-униатской экспансии с Запада, постоянная опасность с мусульманского Юга, особенности распространения православия на новые земли, на которых,
в отличие от Сибири или Севера, практически не было коренного населения.
Учитывая расширение государственной территории на протяжение XVI–XVII столетий, необходимо отметить определенную условность и изменение содержания понятия «Юг России» в указанный период. Данное понятие применительно к концу XVI — первой половине XVII в. в контексте
избранной для исследования проблемы можно ограничить Окой на севере и территорией Белгородской черты XVII в. на юге. Особенностями изучаемой территории являются невысокая плотность населения, доминирование в его составе военно-служилых людей и, как следствие, невысокий уровень
доходов местных жителей. Кроме того, в первой половине XVII в. на Юге России практически отсутствовало крупное землевладение. Перечисленные факторы отражались на имущественном положении
храмов и монастырей, функционировавших на этой окраине страны.
В научной литературе уже обосновано мнение о том, что в рассматриваемое время монастыри Юга России сами не могли обеспечить своего существования. В итоге государство вынуждено было оказывать им материальную помощь, так как монастырь того времени выполнял функции богадельни для раненых, больных и бездомных1. Поддержка оказывалась не только монастырям, но и
храмам. Поэтому можно предположить, что в ее основе лежало не только стремление решать при помощи РПЦ социальные проблемы отдельных категорий населения, но и желание обеспечить создание
определенной идеологической обстановки на приграничных территориях. В результате государство
брало на себя ряд обязательств по материальному обеспечению деятельности храмов и монастырей.
На практике это выливалось в выделение земли и других хозяйственных угодий, установление денежного или натурального жалованья (руги), предоставление различного рода льгот и выделение
имущества, прежде всего икон, облачения священнослужителей, колоколов и другой церковной утвари. Учитывая сначала обстоятельства основания крепостей на южном рубеже страны и необходимость помощи в восстановлении окраин, пострадавших в годы Смуты, а затем постоянное увеличение количества церквей и монастырей в регионе, решение указанной задачи представляется делом
довольно непростым.
Так, в 1594 г. были приобретены в Москве и отправлены в Воронеж для Успенского монастыря деисус, два колокола, книги: Евангелие, Часослов, Шестоднев, Минея общая, Псалтырь печатная с Часовником2. Строельная книга Валуек 1599 г. свидетельствует о выдаче воеводе кн. В. В.
Кольцову-Мосальскому и голове Судаку Мясному «церковного строенья» для храмов, которые надлежало выстроить в новом городе. Причем, церковной утвари в столице было выделено вполне достаточное количество: два больших образа «на золоте» — Богоматери Владимирской и великомучеников Бориса и Глеба, а также деисус, запрестольный образ Пречистой Богородицы и запрестольный
крест. Кроме того, царские и северные двери с завесами, 30 образов господских праздников, Богородицы и других святых «на золоте», воздвизальный крест, церковные сосуды с сундуком для их хранения (в том числе медная чаша для водоствятия), срачицы на жертвенники и престол, четыре блюда,
два комплекта иерейского облачения (ризы, подризники, пояса, епитрахили), а также дьяконский
стихарь и орарь. Были выделены следующие церковные и богослужебные книги: Евангелие, Апостол,
Трифолой, Минея общая, Псалтырь, Часовник и два Служебника. Следует также упомянуть аналой и
медное паникадило, а также два церковных колокола, один весом в три, а другой — в четыре пуда3.
Из наказа воеводам Б. Бельскому и С. Алферьеву о постройке г. Царевоборисова в 1600 г. известно,
что строителям были выделены не только вооружение, боеприпасы, продовольствие, но и «образы, и
97
антиминс, и книги, и ризы, и всякое церковное строенье, а тому всему дана им роспись за дьячей
приписью». Церковная утварь предназначалась для двух храмов, которые надлежало возвести сразу
после строительства крепостных укреплений4.
Практика строительства храмов в новых городах за государственный счет была продолжена
во время строительства городов Белгородской черты. Строельная книга г. Усерда 1637–1638 гг. сообщает: «А в городе строенья государево богомолья соборная церковь Происхождения Чесного и
Животворящего Креста Господня, да в приделе страстотерпец Христов Георгий. Церковь деревянная
с трапезою и с папертьми и с лестницы, покрыта тесом, а в церкви и в пределе образы, и царские двери, и деисусы, и сосуды церковные, и книги, и ризы, и колокола строенье государево <…>»5 О схожей ситуации в Хотмыжске говорит строельная книга этого города 1640 г. В остроге была поставлена
соборная церковь Воскресения Христова. «А в церкви строения церковного прислано с Москвы: образ местный Воскресения Христова, образ Пречистой Богородицы напрестольной, двери царские с
сенью и столбцы, крест деревян осеянной, да церковное строенье сосуды оловянные, кадило медное,
кандея, в чем вода святить, укропник, на престол и на жертвенник срачицы <…> стихарь подризной
полотняной, пояс, потрахиль, поручи, на сосуды покров и пелены, к царским дверям запоны, 3 фунта
ладану, да книг: Евангелие напрестольное, евангелисты серебряны, Охтай восемь гласов, две Триоди,
постная да цветная, Псалтырь со следованием, Служебник, Потребник, Псалтырь учительная, Минея
общая, Часовник»6. Согласно наказу строителям г. Коротояка 1648 г. соборному храму этого города
книги и ризы были пожалованы от имени царя Алексея Михайловича7.
Стоит обратить внимание на то обстоятельство, что государственная помощь приводила к
формированию тенденции к дальнейшему удовлетворению церковных потребностей за казенный
счет. Так, священники собора г. Хотмыжска спустя год после его основания и получения церковной
утвари вновь «били челом» о выделении им святых мощей, хоругвей и другого церковного имущества8. Схожие челобитные подавали в 1642 г. священники городов Вольного и Яблонова9, в 1643–
1645 гг. — Усерда, Яблонова10 и Хотмыжска11. С аналогичными просьбами в Москву обращался не
только причт церквей новых городов, но и, например, Белгорода в 1637 г.12 При этом в Белгороде
имелась соборная церковь Живоначальной Троицы с двумя приделами, построенная за счет казны
взамен ранее сгоревшей. Она была богата церковной утварью и иконами. Большая часть имущества
была прислана из Москвы от имени государя. Хотя помимо царских даров, «образы обкладывали и
золотые приложили» белгородские воеводы, кн. Григорий Тюфякин, Василий Измайлов, Григорий
Горихвостов, Яков Дашков и Владимир Татищев. Имелись и другие пожертвования частных лиц13.
В писцовых книгах 1629 г. отмечен факт снабжения соборной Благовещенской церкви Воронежа иконами, облачением, книгами, колоколами и другой богослужебной утварью за государственный счет14. В 1630 г. Казенный приказ выдал в Святогорский монастырь 10 фунтов ладана и церковное облачение: ризы (два комплекта), стихарь, поручи, епитрахиль и покрова для сосудов. В
1638 г. в этот же монастырь по челобитью его настоятеля государем были пожалованы книги: Апостол, Требник, Псалтырь, Минея общая и Трифолой15.
Нельзя утверждать, что только государство вкладывало средства в церковные учреждения.
Все зависело от обстановки и возможностей жителей конкретного региона. Можно привести ряд
примеров, раскрывающих различные варианты снабжения храмов богослужебными предметами. Например, писцовая книга 1594–1595 гг. поместных земель Орловского у. содержит описание церквей в
30 погостах пяти станов этого уезда и во всех 15 случаях, когда имеются упоминания о церковной
утвари, говорится, что в храмах «образа и свечи и книги и всякое церковное строенье приходных людей»16. В храмах Тулы конца XVI в. также не имелось церковной утвари, пожалованной правительством, за исключением церкви Покрова Пречистой Богородицы на Пятницкой улице. Во всех остальных храмах имущество было приобретено стараниями прихожан. Схожая ситуация прослеживается в
Дедилове и его уезде, а также в Епифани17. В Рязанской земле в 1627–1628 гг. г. Сапожок значился
«городищем» (пострадал в годы Смуты. — А. П.), на котором стоит дубовый острог. Тем не менее, в
это время здесь действовало три деревянных храма. Два из них находилось вне острога. При этом
церковная утварь и иконы, имевшиеся в городском соборе (он насчитывал два придела), были как
полученные от правительства, так и приобретенные на средства прихожан и настоятеля храма. К первым относились иконы «Успение Пресвятой Богородицы», «Чудотворец Николай». Они были богато
украшены: имели серебряные с позолотой венцы и гривны. Кроме того, были пожалованные царем
местный образ Пречистой Богородицы Одигитрии, образ Богородицы запрестольный, деисусы и царские двери «на золоте», оловянные церковные сосуды, а также печатный Апостол. Остальное «церковное строенье» было «мирским» и священника Лаврентия. Оно состояло из одного Евангелия, двух
печатных Служебников, Октоиха, рукописной Псалтыри, полотняных риз и стихарей, а также выбой98
чатого оплечья и двух колоколов по пуду весом. Второй храм, находившийся за пределами острога,
— деревянная церковь в честь Николая Чудотворца. В ней вся утварь и иконы принадлежали попу
Захарию и прихожанам. В самом остроге находился храм в честь Параскевы Пятницы. Он был деревянным, имел паперть. Все церковное имущество было приобретено священником и прихожанами. В
окрестностях г. Сапожка располагалась слобода Малый Сапожок. В ней стояла деревянная церковь
Параскевы Пятницы. Вся церковная утварь, как и в предыдущем храме, была приобретена прихожанами и попом Яковом. В том же Сапожковском у. была слобода Коровка, в которой жили полковые
казаки. В ней имелась деревянная церковь в честь Живоначальной Троицы с приделом Бориса и Глеба. Как и в предыдущем случае, все «церковное строенье» было «мирское» и священника18.
Во время сооружения Белгородской черты активно шел процесс основания монастырей на
прилегающих к этому району территориях. Ранее 1640 г. в рязанском крае появился Михайловский
мужской монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, а ранее 1646 г. — Перенецкий Троицкий мужской монастырь. В период с 1636 по 1638 г. был основан Елецкий Свято-Троицкий мужской
монастырь. Около 1640 г. появился Дивногорский Острогожский мужской монастырь в честь Успения Пресвятой Богородицы, в 1646 г. — Воронежский Талишевский Преображенский мужской монастырь, а около 1652 г. был основан мужской Шатрищегорский Преображенский монастырь. До
1638 г. в Путивле появился женский монастырь во имя Святого Духа, а в Рыльске — мужская пустынь во имя Пресвятой Богородицы. Ранее 1642 г. был создан мужской монастырь в честь иконы
Пресвятой Богородицы «Знамение» в Хотмыжске. До 1644 г. в Белгороде был основан еще один монастырь — мужской, носивший имя святой Параскевы Пятницы. В начале 50-х гг. XVII в. появляются упоминания о Карповском Царевском Покровском мужском монастыре и Карповском Святотроицком мужском монастыре. Около 1636 г. появляется Верхоценская Святотроицкая мужская
пустынь. Ранее 1645 г. возникла Лебедянская Городецкая мужская пустынь в честь Преображения
Господня, а в 1652 г. — Старокадомская Святотроицкая мужская пустынь19. Всем храмам, открывавшимся в новых монастырях, было необходимо соответствующее имущество.
В это же время продолжилась практика государственной поддержки ранее существовавших
монастырей. По челобитью старца Ефрема, в 1638 г. оскольский воевода Иван Ржевский выдал
50 руб. на строительство новой церкви в Троицком мужском монастыре Тюляфтиной пустыни. По
окончании строительства воевода получил роспись строения и расхода средств. У выстроенного храма было два придела — Введения Пресвятой Богородицы и Николы Чудотворца. Икон в церкви насчитывалось уже 17. В приделах добавились иконы Николы Можайского и Пресвятой Богородицы
Сретенской и Владимирской20.
Известно описание Валуйского Николопристанского монастыря 1641 г. В монастырском
храме Успения Пресвятой Богородицы насчитывалось всего пять икон, в том числе и одна, покрытая
серебряным с позолотой окладом. Богослужебные книги были представлены двумя Евангелиями,
двумя Псалтырями и еще 11 изданиями, а также двумя рукописными книгами: «Житием Николая Чудотворца» и монастырским синодиком. Церковные сосуды были оловянными, большинство риз были
«миткалинными» с бархатными оплечьями, но эти облачения были ветхими, а завеса у Царских врат
была из простого холста21.
Сложное материальное положение вынуждало церковные власти южной окраины обращаться в столицу с просьбой выделить иконы, ризы, книги и другие предметы церковного обихода.
Соответственно Разрядный приказ, ведавший данной территорией, в подавляющем большинстве случаев удовлетворял эти просьбы, причем помощь оказывалась не только храмам и монастырям, строившимся в новых городах и их окрестностях, но и тем, которые довольно долгое время существовали
в достаточно крупных населенных пунктах.
Приведенные факты говорят о наличии довольно внушительного спроса на различную церковную утварь, необходимую для полноценного функционирования храмов на Юге России. Этот
спрос не способствовал быстрому развитию рынка данных товаров в регионе. Активное церковное и
монастырское строительство, развернувшееся в середине XVII в. в связи с сооружением Белгородской черты, привело к увеличению спроса на товары данной группы. Однако эти потребности в существенной степени удовлетворялись государством, которое закупало значительную часть необходимых изделий в столице и направляло в регион в качестве пожертвований. Таким образом, можно
говорить, что побочным эффектом активной государственной поддержки РПЦ стало сокращение
возможностей развития рынка церковной утвари в регионе.
99
Примечания
1
См.: Багалей Д. И. Очерки из истории колонизации и быта степной окраины Московского государства: Исслед. М., 1887.
С. 119–120.
2
РГАДА. Ф. 141. 1594 г. Д. 1. Ч. 2. Л. 45–46.
3
Багалей Д. И. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и
отчасти Курской и Воронежской губ.) в XVI–XVIII столетии. Харьков, 1890. Т. 2. С. 2. № 1.
4
Багалей Д. И. Материалы… Харьков, 1886. Т. 1. С. 7–9. № 2.
5
Там же. Т. 2. С. 23. № 2.
6
Там же. С. 29. № 4.
7
Комолова Э. В. Церковное развитие южнорусского региона в XVII в. // Из истории воронежского края. Воронеж, 2002.
Вып. 10. С. 5.
8
РГАДА. Столбцы Белгородского стола. № 139. Л. 198–201.
9
Там же. № 151. Л. 457–458; № 152. Л. 97–99.
10
Там же. № 170. Л. 563–570; Л. 796–800.
11
Там же. №278. Л. 266–275.
12
Там же. № 123. Л. 325–326.
13
Миклашевский И. Н. К истории хозяйственного быта Московского государства. М., 1894. Ч. 1. С. 67–68.
14
Комолова Э. В. Церковное развитие южнорусского региона….С. 5–6.
15
АМГ. СПб., 1894. Т. 2: 1635–1659. С. 31. № 60; С. 101. № 155.
16
См.: Писцовые книги Московского государства. СПб., 1877. Ч. 1, отд-ние 2. С. 902–1063.
17
См.: Там же. С. 1079–1095, 1261–1290, 1582–1593.
18
Древние грамоты и акты Рязанского края, собранные А. Н. Пискаревым. СПб., 1854. № 23. С. 50–54.
19
См.: Макарий (Булгаков М. П.). История Русской церкви. М., 1996. Кн. 6. С. 758–761.
20
Никулов А. П. Старый Оскол: Ист. исслед. Оскол. края. Старый Оскол, 1997. С. 166.
21
Миклашевский И. Н. К истории хозяйственного быта… С. 136–137.
Э. Л. Дубман
РУССКОЕ ПРИВИЛЕГИРОВАННОЕ КУПЕЧЕСТВО
В ПОНИЗОВОМ ПОВОЛЖЬЕ В XVII в.
В статье рассматривается предпринимательство привилегированного купечества (гостей, членов Гостиной и Суконной сотен) в Понизовом Поволжье1. В занятиях этих групп населения, являвшихся по сути дела служилым торгово-промысловым сословием, сочетались выполнение «государевых служб» и собственная хозяйственная деятельность. В пределах данного региона нас интересует,
прежде всего, их промысловые действия.
Активность привилегированного купечества в Понизовье нашла определенное освещение в
исторической литературе. Можно назвать работы Л. К. Ермолаевой2 и И. И. Степанова3, касающиеся
торговли и промыслов в Астраханском крае; С. В. Бахрушина о предприятиях Светешниковых и
Гурьевых4; Н. А. Баклановой5, Н. Ф. Филатова6, ряда других авторов. Однако целостной работы о результатах купеческого предпринимательства, его роли в освоении региона, пока не создано. Попытки
отдельных исследователей получить обобщающие результаты на ограниченном материале оказывались не всегда удачными. Вряд ли прав, например, И. В. Степанов, писавший, что едва ли не все гости XVII в. занимались промыслово-торговой деятельностью в Астраханском крае7. Л. К. Ермолаева,
основываясь на материалах местной таможни и приказной палаты, считает, что эти выводы верны
лишь для первой половины столетия8. Собственно говоря, и Степанов заявлял, что с конца 60-х гг.
XVII в. правительство взяло в свои руки наиболее выгодные промыслы, а деятельность привилегированного купечества резко сократилась.
Уже летом 1614 г., после ликвидации авантюры И. Заруцкого, единичные промысловые предприятия купечества появились в Понизовом Поволжье. Эпицентром такого предпринимательства была, несомненно, Астрахань, прилегающие к ней волжская дельта и северный Прикаспий. На первых
порах государству пришлось приложить немало усилий для того, чтобы возродить рыболовецкие
промыслы Астраханского края. Крупных откупщиков было мало и казне пришлось создавать собственные предприятия. Только к концу 1610 — началу 1620-х гг. казенное предпринимательство уступило место частновладельческому, в котором доминирующие позиции заняли члены купеческих корпораций. Этому способствовала и политика правительства, поручавшего завоз хлеба для гарнизонов
и населения низовых городов представителям крупнейших купеческих фамилий, посылавшего их для
руководства таможнями, местными предприятиями и т. д. Записные книги Печатного приказа пестрят
сведениями о таких поручениях9. Именно в эти годы большинство наиболее доходных промысловых
100
угодий Понизовья перешло в оброчное пользование к торгово-промышленным агентам правительства, получившим таким образом вознаграждение за многотрудную «государеву службу». Прежде всего, таких предпринимателей привлекали учуги. Видимо, первыми из тех, кто взял их на откуп, были
гости Н. Светешников и Г. Никитников10. В конце 1610 – начале 1630-х гг. сложился немногочисленный круг предпринимателей, которые смогли создать в Понизовом Поволжье крупные долговременные промысловые хозяйства. В него вошли все те же ярославцы — гости Н. Светешников,
Г. Никитников, несколько позднее Дружина Назарьев и его родственники, В. Шорин. Эти промышленники, за исключением Никитникова и Шорина, не ограничивались только окрестностями Астрахани. Они организовали крупные промыслы и на Средней Волге, и в низовьях Яика. Каждый из них
занимался интенсивной эксплуатацией природных богатств края, прежде всего, рыбных и соляных,
создал крупные, хорошо организованные предприятия, история которых насчитывала по нескольку
десятилетий, внес свой значительный вклад в хозяйственное освоение региона11.
Составить полный список предпринимателей, занимавшихся в Астрахани промыслами, сложно из-за фрагментарности источников. Л. К. Ермолаева насчитала в 1620-е гг. таковых всего восемь12.
Но это были лишь владельцы учугов. На самом деле этих людей, выполнявших периодически казенные службы и одновременно имевших свой промысел в Понизовье, насчитывалось значительно
больше. Например, в 1626 г. один из братьев Судовщиковых брал на откуп учуг Бирюль13. Еще один
ярославец, Н. Чистой, впервые упоминавшийся по Астрахани в 1621 г.14, в 1628 г. там был таможенным головой, а с 1629 по 1634 г. без перекупки владел учугом Бирюлем15. Член гостиной сотни Патокин (видимо, Яким) до 1628 г. держал на откупе учуг Басаргу16. С 1 сентября 1646 г. по 1 сентября
1652 г. в течение 6 лет было «указано» принадлежавшим к этой же корпорации Федору Горохову и
казанцу Томиле Ушакову держать на откупе (т. е. не своей волей) в Астрахани «лукошную» зернистую икру. Эту икру они «делали», т. е. изготавливали из нее товарную продукцию на астраханских и
яицких учугах, а также на насадах. Из Астрахани икра вывозилась в судах предпринимателей и продавалась в верховых городах. Откупные платежи они платили в приказ Большого дворца по 1400 руб.
в год, что на 6 лет составило весьма значительную сумму в 8400 руб.17 Брат Федора Дружина брал на
откуп учуги Бирюль и Дертюль, но в 1649 г. отказался от их дальнейшей эксплуатации18.
Другие представители привилегированного купечества в Астрахани руководили местной таможней, дворцовыми промыслами, завозили запасы хлеба и других продуктов, совершали в крае свои
частные торговые операции, владели дворами и лавками. Важнейшей сферой их промысловой деятельности с середины XVII в. стали астраханская соль и икра. Роль добычи рыбы резко уменьшилась.
Например, члены Гостиной сотни Я. Шустов и П. Дубенский в 1659 г. выполняли крупный казенный
подряд по доставке хлеба в Астрахань, с 1659 по 1662 г. Шустов брал в Астрахани откуп по изготовлению икры; в 1665 г. его поставили промышленником дворцового насадного промысла19. Еще раньше, в начале 1650-х гг., он вместе с К. Климшиным откупил у Светешниковых Надеинское Усолье и
занимался эксплуатацией этого предприятия до 1658/59 г.
П. Дубенский стал дворцовым насадным промышленником в конце 1660-х гг.20 Из двух
братьев Веневитовых (Веневитиновых) Парфен (в Гостиной сотне с 1646 г.) в 1646 г. заведовал икряным промыслом в Астрахани21. Второй брат Федор (член Гостиной сотни примерно с 1629 г.) в
1643 г. добился, чтобы в Астрахани на его дворе и в амбарах не ставили хлебные запасы, людей и
«кизылбашей»22. Федор 3 года был на казенном икряном промысле в Астрахани, 7 лет руководил
доставкой хлеба в Астрахань из Темникова, Алатыря и Казани, за что и получил в 1646 г. чин гостя23.
Кроме Н. Чистого, руководили таможней в Астрахани член Гостиной сотни Русин Александров (упоминание за 1625–1632 г.) и др. Видной фигурой среди предпринимателей Понизового Поволжья был С. Ф. Задорин (член Гостиной сотни по данным 1646–1651 гг., с 1651 г. гость). Он служил в астраханской таможне, строил и отправлял на Каспий суда, закупал для Астрахани хлеб в
Казани и Чебоксарах24. Этот список можно продолжить, однако дело сведется к простому перечислению новых имен и поручений.
Конец 1640 — начало 1650-х гг. стали переломными в формировании крупных, длительное
время существующих промысловых предприятий привилегированного купечества в Астраханском
крае. Последние сведения о них относятся к 1650-м гг., когда М. Гурьев получил в откуп патриарший
учуг Бузан25. Упадок крупного промыслового предпринимательства явился следствием начала общего экономического кризиса, охватившего страну в эти годы. В сообщениях астраханских воевод в
центр говорится о запустении промысловых угодий, об отказе предпринимателей от откупов учугов26.
Волжская акватория между камским устьем и астраханскими промысловыми водами также
привлекала, хотя и в значительной меньшей степени, представителей привилегированного купечест101
ва. Удалось обнаружить сведения о более чем двух десятках случаев откупов промысловых вод, юртов и т. д. Большинство из них относилось к эксплуатации рыболовных угодий, лишь дважды вместе
с водами упоминались «зверовые юрты» и один раз (не считая Светешниковых и Гурьевых) — откуп
крупного населенного владения. Все эти промысловые предприятия укладываются в сравнительно
небольшой хронологический промежуток с 1639 по 1667 г. От более раннего и более позднего периодов известий не сохранилось. Лишь трижды организаторами промыслов были гости —
Н. Светешников (1631/32 г.), его сын Семен (1646 г.) и С. Ф. Задорин (до 1662/63 и в 1662 г.); трижды
— члены Суконной сотни. Большинство промыслов арендовали члены Гостиной сотни (9 случаев).
Пять предпринимателей лишь однажды брали промысловые угодья в аренду. Известно 5 случаев повторных откупов и ни одной попытки проделать это в третий раз. С учетом 3 откупов Надеинского
Усолья, на первом месте находились самарские угодья (8 случаев). На саратовские воды приходилось
5 случаев, дважды брали на оброк совместные самаро-саратовские угодья и лишь однажды — черноярские. Обычная откупная цена на саратовские промысловые угодья колебалась в пределах от 75 до
100 руб. в год. Самарские воды, которые располагались за пределами наиболее богатой рыбой акватории, находившейся в вотчинном владении центральных монастырей, как правило, ценились ниже.
Обычная годовая откупная их цена колебалась от 5–10 до 30 руб. и лишь однажды достигла 60 руб.
Сроки откупов составляли от 1 до 5 лет (2 и 3 года по 1 случаю, 5 лет — 4 случая). Таким образом,
трудно говорить о каком-то постоянстве, возникновении и длительном существовании крупных промысловых предприятий, создании на территории региона постоянных поселений.
Крупнейшими промышленниками региона (кроме, разумеется, Светешниковых) были член
Гостиной сотни К. И. Климшин и гость С. Ф. Задорин. Задорин, ведший операции в Астрахани, в
конце 1650 — начале 1660-х гг. взял на откуп ряд больших промысловых участков вод в Саратовском
Поволжье (Саратовские, Чирлатовские, Курдюмские) и, кроме того, самаро-саратовские ЕланьИргизские воды. В результате этих действий возникли предпосылки для появления крупного промысла27. К. И. Климшин в 1652 г. откупил на 3 года Елань-Иргизские промысловые воды28. Однако
наиболее значительным его предприятием, организованным вместе с еще одним членом Гостиной
сотни Я. С. Шустовым, был откуп в 1652 г. после смерти С. Светешникова у его тетки вдовы Антониды Надеинского Усолья29.
Вывод И. В. Степанова о том, что «золотой век» предпринимательства для представителей
привилегированного купечества в Астраханском крае завершился во второй половине 1660 — начале
1670-х гг., следует распространить на всю территорию Понизового Поволжья. Их активная деятельность продолжалась и в более поздний период, однако касалась она, прежде всего, торговли, подрядов на перевозку государственных грузов, откупов, сборов десятой рыбы. Не известно ни одного случая, когда представители этих категорий купечества в последней трети XVII в. получали
астраханские учуги. Лишь изредка они претендовали на сравнительно недорогие рыболовные угодья.
Уход представителей купеческих корпораций из сферы организации рыболовецких, соледобывающих
и других промышленных предприятий отнюдь не означал конец крупного светского частного предпринимательства в Понизовом Поволжье. В конце XVII — начале XVIII в. в регионе известны случаи
откупа весьма значительных дворцовых промысловых угодий предпринимателями из московских
слобод. Но все же инициатива в организации и владении крупными промысловыми предприятиями
окончательно перешла в руки дворцового ведомства и церковных феодалов, в чьих руках оказались
практически все ключевые позиции в рыболовстве Волжского Понизовья. Всем остальным (особенно
в Астраханском крае) доставались неводные и частиковые участки лова, не приносившие столь значительной прибыли.
Все же для этого периода можно назвать имена представителей привилегированного купечества, интересы которых охватывали территорию всего региона. К таковым относились гости:
В. Воронин, А. Олисов, братья Калмыковы, среди которых выделялся старший Клим, ряд других.
Нижегородец А. Олисов (с 1677 г. гость) вел крупную торговлю в Среднем и Нижнем Поволжье, в
том числе пермской и астраханской солью. В Астрахани он имел кирпичное производство, во второй
половине 1670-х гг. (до 1680 г.) заведовал астраханским и яицким дворцовым промыслом30.
Показательна промыслово-торговая деятельность в Понизовом Поволжье и, прежде всего, в
окрестностях Астрахани трех братьев Калмыковых. Двое из них, Клим и Никита, вошли в состав Гостиной сотни в 1696 г., уже в конце своей жизни31. При рассмотрении их разноплановой предпринимательской деятельности в регионе, мы не находим свидетельств о создании крупных, длительно существующих рыболовецких предприятий. Частнопредпринимательская деятельность Калмыковых
основывалась на их положении привилегированных государственных агентов. Их собственные предприятия были кратковременными — торговые и посреднические операции, судовой и соляной про102
мысел32. Характерно, что деятельность тех же Калмыковых, как и других крупных предпринимателей, помимо Астрахани, распространялась на Саратов, Царицын, другие города, где у них находились
перевалочные базы, амбары, дворы и т. д.33
В конце XVII в. в Симбирске и Астрахани появились свои предприниматели, входившее в категории гостей и членов Гостиной сотни34. Состав симбирского купечества отражен в сказках «торговых людей» 1704 г., согласно которым в городе насчитывались 1 гость и 11 членов Гостиной сотни35.
Лишь немногие из них стали гостями (Я. Т. Бабушкин с 1695 г.) и членами Гостиной сотни
(А. Ушаков с 1683 г.36, И. Хлебников (Андреев) с 1691 г., Илья Иванов с братьями Василием и Симоном в 1694 г.37, Н. Бармищев в 1690-е гг.) в конце XVII в. Большинство же из этих предпринимателей
вошли в состав привилегированного купечества в начале XVIII в. (Бородулины Василий, Иван, Алексей Семеновичи с 1701 г., Хлебниковы, Капраловы, Твердышевы). В основном они представляли семейные кланы, выделившиеся из верхушки симбирского посада38.
В последние десятилетия XVII в. Симбирск не только укрепил свое положение важнейшего
перевалочного пункта на волжском пути, но и стал центром быстро развивающегося нового земледельческого района. Богатство местной посадской верхушки было обусловлено именно этими двумя
факторами, что очень хорошо выразил один из местных членов Гостиной сотни Ф. Хлебников: «А
пожитки мои в стругах соляного торгу и в хлебной покупке». Краткая сводка предпринимательской
деятельности Хлебникова полностью подтверждает его слова39. Вывоз в Астрахань и другие города
Понизовья крупных партий хлеба, закупка там соли и рыбы, содержание мельниц в Симбирском и
Казанском у., винокурение — вот основные статьи дохода этих людей. Завести сколько-нибудь крупные, существовавшие длительное время предприятия на территории Понизового Поволжья эти представители купечества не смогли40. Хронологически деятельность большинства из них также не входит в период, рассматриваемый в данной статье. Среди них следует выделить лишь А. Ушакова, в
довольно крупных размерах занимавшегося солеварением в Уфимском у.41
Сложнее определить состав местного купечества в Астрахани, по которой «сказок» не сохранилось. Кроме Горезина, ставшего гостем в Астрахани, других имен для последних десятилетий
XVII в. обнаружить не удалось. В самом начале XVIII в. среди членов Гостиной сотни по Астрахани
называли братьев Боковых — Луку (1701 г.), Андрея (1701 г.) и Ивана (1703 г.), вышедших из местного посадского населения42. Любопытна судьба крупного промышленника Василия Горезина из Кадашевской слободы (он принадлежал к той же семье, что и известный староста Кадашевской слободы
в 1640-е гг., а позднее таможенный откупщик Илья Горезин). Его выслали за какие-то провинности в
Астрахань, где он появился в 1660-х гг. и был записан в посад. Здесь В. Горезин занялся торговлей,
посредничеством и стал одним из богатейших астраханских предпринимателей. В 1670-е гг. его избрали земским старостой, в 1681 г. он был целовальником Делового двора, управлял дворцовыми
рыбными промыслами, с 1685 г. возглавлял астраханскую таможню. Ему простили старые вины и с
начала 1680-х гг. предприниматель вновь именует себя кадашевским посадским человеком. Горезин
стал компаньоном крупных купцов, восстановил старые связи с Москвой. Он организовал крупный
рыболовный промысел, скупал рыбу с государевых учугов Урустобы и Байтемира. В 1685 г. он получил чин гостя (у Ермолаевой указан 1686 г.), а под конец жизни вернулся в Москву. В 1695 г. Горезин
подрядился поставить в казну припасов на 16550 руб., но не смог этого сделать43.
Таким образом, на протяжении XVII в. роль, значимость и характер деятельности привилегированного купечества в Волжском Понизовье претерпели значительные изменения. Если до 60-х гг.
XVII в. эта категория людей активно способствовала хозяйственному освоению края, организовывала
крупные, существовавшие длительное время предприятия, владело землями и создавало на них постоянные населенные пункты, то в последующий период характер деятельности купечества изменился. Оно по-прежнему активно участвовало в хозяйственной жизни региона, но в основном сосредоточилось на торгово-посреднических операциях.
Примечания
1
Этот регион для изучаемого периода мы трактуем расширительно — от устья Камы до северного побережья Каспийского
моря. См., например: Дубман Э. Л. Промысловое предпринимательство и освоение Понизового Поволжья в конце XVI–
XVII вв. Самара, 1999. С. 5–6.
2
Ермолаева Л. К. 1) Торговые связи Астрахани в XVII — первой четверти XVIII в.: (К проблеме формирования всерос.
рынка): Дис. … канд. ист. наук. Л., 1981; 2) Крупное купечество России XVII — первой четверти XVIII в. (по материалам
астраханской торговли) // ИЗ. 1986. Т. 114; др. работы.
103
3
Степанов И. В. 1) Хозяйственная деятельность Московского правительства в Нижнем Поволжье в XVII веке // Ученые
записки ЛГУ. Сер. ист. наук. № 48, вып. 5. Л., 1939; 2) Организация соляных промыслов в низовьях р. Волги в XVII в. //
Там же. Вып. 8. Л., 1941; др. работы.
4
Бахрушин С. В. Промышленные предприятия русских торговых людей в XVII веке // Бахрушин С. В. Научные труды.
М., 1954. Т. 2.
5
Бакланова Н. А. Торгово-промышленная деятельность Калмыковых во второй половине XVII в.: К истории формирования
рус. буржуазии. М., 1959.
6
Филатов Н. Ф. 1) Города и посады Нижегородского Поволжья в XVII веке: История, архитектура. Горький, 1989;
2) Торговый дом нижегородского гостя А. Ф. Олисова // Записки краеведов: Очерки, ст., док., хроника. Горький, 1979.
Вып. 4; др. работы.
7
Степанов И. В. Хозяйственная деятельность… С. 97.
8
Ермолаева Л. К. Торговые связи Астрахани… С. 138, 231. В пользу ошибочности мнения Степанова свидетельствуют и
обобщенные данные, приведенные в недавно вышедшей работе Н. Б. Голиковой (Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI — первой четверти XVIII в. М., 1998. Т. 1).
9
Архив СПбИИ. Ф. 38. Д. 68. № 1086–1168 и др.
10
РГАДА. Ф. 281. Д. 226. Л. 1–4.
11
Изучение таких предприятий — особая тема, на которой мы не будем останавливаться. См.: Бахрушин С. В. Промышленные предприятия…; Дубман Э. Л. Промысловое предпринимательство…
12
Ермолаева Л. К. Торговые связи Астрахани… С. 127.
13
Степанов И. В. Хозяйственная деятельность… С. 97.
14
Архив СПбИИ. Ф. 38. Д. 68. № 1581.
15
Степанов И. В. Хозяйственная деятельность… С. 94.
16
Там же. С. 95, 97. Степанов ошибается на с. 95 называя Патокина гостем и исправляет свою же ошибку на с. 97.
17
Архив СПбИИ. Ф. 38. Д. 68. № 1367.
18
Там же. № 1643.
19
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 136.
20
РИБ. Т. 21: Дела Тайного приказа. Стб. 1503–1505.
21
Архив СПбИИ. Ф. 38. Д. 68. № 1402.
22
Там же. № 1607.
23
АИ. СПб., 1842. Т. 5: 1676–1700. С. 66. № 43.
24
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 142.
25
РГАДА. Ф. 281. Оп. 1. Д. 229. Л. 1.
26
АИ. СПб., 1842. Т. 4: 1645–1676. С. 132. № 40.
27
Акты Нижегородского Печерского Вознесенского монастыря. М., 1898. С. 283–289.
28
Гоздаво-Голомбиевский А. А. Материалы для истории г. Саратова: Записки книг Печатного Приказа (1650–1675) //
ЧОИДР. М., 1892. Кн. 3. С. 19.
29
Архив СПбИИ. Кол. 133. Д. 39. Л. 1–7.
30
ГААстрО. Ф. 1010. Оп. 1. Д. 25. Л. 42, 43, 68; РГАДА. Ф. 1104. Оп. 1. Д. 2. Л. 1–2; Ермолаева Л. К. Крупное купечество…
С. 318–319.
31
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 392, 398–399.
32
Бакланова Н. А. Торгово-промышленная деятельность…
33
Гераклитов А. А. К истории волжского транспорта в конце XVII в. // Труды Нижневолжского о-ва краеведения. Саратов,
1924. Вып. 34, ч. 2. С. 24–25.
34
Заозерская Е. И. Торги и промыслы Гостиной сотни Среднего Поволжья на рубеже XVII–XVIII вв. // Петр Великий:
Сб. ст. М.; Л., 1947; Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 402, 404, 410, 419, 431, 441.
35
Сказки торговых людей о торгах и промыслах 1704 г. М., 1984. [Ч. 2]. С. 242–261.
36
Заозерская Е. И. Торги и промыслы Гостиной сотни… С. 229.
37
РГАДА. Ф. 1159. Оп. 1. Д. 20. Л. 1.
38
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 385, 395, 425, 431, 434, 436, 441 и др.
39
Там же. С. 259–261.
40
Заозерская Е. И. Торги и промыслы Гостиной сотни… С. 244–245.
41
Сказки» торговых людей о торгах и промыслах. [Ч. 2]. С. 263-265.
42
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 431.
43
Ермолаева Л. К. Крупное купечество… С. 314–316; Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 164.
Э. Монахан
ВЕРТИКАЛЬНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ В МОСКОВИИ:
КУПЦЫ ГОСТЕВЫ И ЛЯНГУСОВ В СИБИРИ В XVII в.*
В период с XVI по начало XVIII в. привилегированные купеческие корпорации составляли
верхушку торгового класса Московии. На вершине пирамиды находились гости — небольшая по
численности и исключительная по своему положению группа привилегированных купцов. За ней в
иерархии располагались вторая и третья группы привилегированного купечества — Гостиная и Суконная сотни. Гостиная сотня являлась источником пополнения корпорации гостей1. Большинство
104
купцов, добившихся статуса гостя, прошли через Гостиную сотню. Н. Б. Голикова насчитывает более
2700 купцов и ремесленников, состоявших в ее рядах с XVI по XVIII в., в то время как гостей за тот
же период известно лишь несколько сотен2.
Изучение Гостиной сотни важно по ряду причин. Исследование этой корпорации способно, в
частности, пролить свет на проблему «отсутствующего среднего класса» в России. До сих пор наиболее существенную работу о Гостиной сотне составляют три главы в фундаментальном труде Н. Б.
Голиковой «Привилегированные купеческие корпорации в России XVI — первой четверти XVIII в.»3
Изучение появления купцов Гостиной сотни в Сибири позволяет проследить растущую интеграцию
Сибири в состав Российского государства и развитие торговли между Китаем и Московией. Надо
признать, что Российское государство раннего нового времени рассматривало активную коммерческую политику как фундаментальную основу государственного строительства и экспансии. Изучение
привилегированных купеческих корпораций приносит результаты в области социальной и культурной истории, поскольку углубляет наше понимание предпринимательской культуры в России раннего
нового времени. Изучение Гостиной сотни, включавшей около 3000 чел. (из них лишь несколько
женщин), заставляет по-новому взглянуть на природу Московского государства в целом. Данная статья посвящена предпринимательской культуре в России раннего нового времени и, в особенности,
вертикальной социальной мобильности, пути для которой открывали коммерческие возможности сибирского фронтира. Рассматривая индивидуальную карьеру членов Гостиной сотни в Сибири, мы
можем увидеть, как успех на торговом поприще мог изменять социальный статус людей.
Как и в любом сообществе, основанном на конкуренции, большинство членов Гостиной сотни
не смогло пробиться на более высокий уровень иерархии. Но некоторым это удалось. Так, благодаря
трудам С. В. Бахрушина карьера Г. Р. Никитина является хорошо известным примером вертикальной
мобильности в XVII в. Большинство исследователей полагали, что пример Г. Р. Никитина являлся
единственным в своем роде. Однако другие подобные ситуации остались просто неизученными. Данная статья — попытка хотя бы отчасти заполнить этот пробел. Восстанавливая карьеры русских купцов — выходцев из простонародья, которые добились высокого положения членов Гостиной сотни,
статья иллюстрирует возможности вертикальной социальной мобильности в России раннего Нового
времени. Андрей Гостев и его сын Илья являются представителями двух поколений, управлявших
семейным бизнесом. Спиридон Яковлев Лянгусов, начавший свою карьеру в приказчиках у Гостевых,
прошел свой собственный путь, чтобы стать членом Гостиной сотни. Эти купцы, происходившие с
Русского Севера, демонстрируют, какие возможности предоставлял сибирский фронтир для коммерческих предприятий в России XVII — начала XVIII в.
Гостевы
Семья членов Гостиной сотни Гостевых была очень активна в сибирской торговле. Сделки,
заключенные отцом и сыном Гостевыми, составляют до четверти всех сделок привилегированных
купцов, зафиксированных в таможенных книгах, подвергшихся анализу4. Андрей Гостев принадлежал к Гостиной сотне с 1658 по 1664 г.5 Отрывок из недатированной таможенной книги Тюмени, относящейся к первой половине XVII в., содержит запись о явке человеком Андрея Гостева Лучкой
Ондреевым 60 лосиных шкур и 5 заячьих шуб6. Лучка Ондреев еще несколько раз появлялся в Тюмени по поручению Гостева в начале 1660-х гг.7 Н. Б. Голикова отметила, что документы, в которых
Андрей Кузьмич Гостев назван членом Гостиной сотни, датируются периодом между 1658 и 1664 гг.8
Она считает, что этот купец получил доступ в Гостиную сотню после 1651 г. и в своем роду был первым представителем привилегированного купечества. В то же время происхождение его семьи остается неясным. Единственный потенциальный родственник, которого мне удалось выявить, — Иван
Гостев из Бобровского в 1635 г. явил хмель и рожь в таможне Устюга и продал эти товары в устюжский кабак, а также Игнатию Кабакову9.
1661–1663 гг. были для Андрея Гостева в Сибири весьма насыщенными. Он дважды упомянут
в таможенных книгах Тюмени 1661/62 г. вместе со своими работниками. 5 января записана явка приказчика Андрея Гостева Иакова Микифорова со своим сыном Спиркой, зафиксированная одновременно с явкой приказчика гостя Семена Задорина и купцов из Устюга. Дважды товары по приказу
Андрея Гостева являл Лучка Ондреев10. 18 августа приказчик Андрея Гостева Кирилл Иванов явился
в таможне Тобольска на обратном пути из Томска11. 2 февраля 1663 г. человек Гостева Филька Кондратьев прибыл в Тюмень из Верхотурья и платил проезжие пошлины за один воз с грузчиком12. Спустя менее двух недель, 15 февраля, приказчик Кирилл Иванов вернулся в Тюмень из Тобольска с достаточно большим грузом, потому что ему пришлось просить помощи у людей Гостева Миши
Ондреева и Фильки Кондратьева присмотреть за товарами. Сам Андрей Гостев путешествовал вместе
105
с лалетином, купцом Иаковом Парфановым. Вместе они платили пошлины с пяти возов и пяти грузчиков13. После 1663 г. мне не удалось найти упоминаний об Андрее Гостеве в таможенных книгах.
Примерно в это же время мы видим приход в торговлю следующего поколения Гостевых.
Сын Андрея Гостева Илья продолжил дела своего отца в Сибири. В 1663 г. Илья Гостев появился в
таможне без своего отца. Он был со своим приказчиком Спиридоном Яковлевым — тем самым
Спирькой, который сопровождал отцовского приказчика Якова Микифорова четырьмя годами ранее.
Спустя 10 лет Спиридон Яковлев сам стал членом Гостиной сотни, и уже его собственные приказчики действовали в Западной Сибири.
Обычно сын получал привилегированный статус с тем, чтобы сразу же занять место своего
отошедшего от дел отца. Однако в случае с Ильей Гостевым дело обстояло иначе. Его отец исчезает
из документов в 1664 г., но Илья стал членом Гостиной сотни только несколько лет спустя. Список,
составленный Н. Б. Голиковой, свидетельствует о том, что он вступил в корпорацию в 1676 г. Однако
уже в таможенной книге Тюмени 1672/73 г. он назван купцом Гостиной сотни14. Илья прожил долгую
жизнь и оставался членом Гостиной сотни до своей смерти в 1704 г.15 То, что отец Ильи исчезает из
источников внезапно, а получение Ильей привилегированного статуса растянулось на несколько лет,
заставляет предположить, что Андрей Гостев умер внезапно. Временной разрыв между исчезновением Андрея Гостева и выходом на сцену Ильи требует объяснений. Возможно, Илья был еще слишком
юн на момент отхода отца от дел и не мог взять под свой контроль семейные коммерческие дела. С
другой стороны, этот пробел может иллюстрировать недостаточное развитие политических связей
Ильи Гостева. По-видимому, он провел совсем немного времени в Москве. На протяжении всей своей
карьеры Илья неоднократно упоминался как член Гостиной сотни из Вятки, что позволяет предположить, что Москва не являлась его основным местом жительства. Свое жалованье в 80 руб., например,
он получал в Вятке16. Его отец, подобно более знаменитым купеческим семьям Босых и Ушаковых,
считал более выгодным иметь своей основной базой Русский Север, откуда он и управлял своими
торговыми операциями в Сибири.
Илья Гостев появлялся в Западной Сибири во второй половине XVII в. чаще, чем любые другие купцы Гостиной сотни, сведения о которых мне удалось получить в ходе исследования. Он путешествовал по Сибири с торговыми целями сам и нанимал для этого как минимум трех приказчиков:
Спиридона Яковлева, Елеську Федорова и Ивана Макарова (в одной из записей Иван Макаров упомянут как сиделец). Офонька Харитонов и Кузьма Калмак работали на него в качестве сидельцев.
Кроме того, люди нанимались к Гостеву для того, чтобы перевозить и охранять большие партии товаров. Все они составляли своего рода торговую сеть, члены которой сотрудничали друг с другом
(например, однажды Иван Макаров оставил некоторые товары на попечение приказчика Спиридона
Яковлева). Сеть, созданная Ильей Гостевым, имела уникальный характер: он единственный русский
привилегированный купец, о котором мне удалось найти сведения в таможенных записях, сотрудничавший с бухарскими купцами. Так, в Таре в 1674/75 г. приказчик Ильи Гостева отправил партию
товаров в Тобольск по поручению бухарского купца, причем они совместно платили амбарную пошлину, что является редким примером сотрудничества17.
9 марта 1674 г. приказчик Ильи Гостева Спиридон Яковлев проехал через Верхотурье по пути
из Тобольска. С ним были двое сидельцев (Офонька Харитонов и Иван Ермолаев), а также калмыцкая
невольница — девочка по имени Седелейка. Эти люди помогали приказчику управиться с партией
товаров, составлявшей 17 подвод. Они уплатили амбарные пошлины за три дня перед тем, как продолжить свой путь на Русь18. Несмотря на весеннюю распутицу приказчик Ильи Гостева Савва Федоров приехал 29 марта 1674 г. в Верхотурье из Соликамска с грузом на одиннадцати лошадях. Он вез
товары самого разного рода, в том числе для личного пользования жителей Сибири: чашки, ложки,
иголки, европейские ткани, а также (что неожиданно, поскольку его путь пролегал на восток) — восточные товары, такие, как шелк и перец. Таможенники оценили эту партию товаров в 810 руб. 23 алт.
2 д. Для охраны товара и помощи при его перевозке Савва Федоров имел дополнительных людей —
помощника Гостева Якунку Аверкиева, Ивана Макарова и его племянника Матфейку Прокопьева19. В
1680 г. Савва Федоров вновь отправился в Сибирь как приказчик Ильи Гостева. Он проехал через
Верхотурье с грузом, стоившим 1003 руб. 31 алт. 4 д.20
В середине 1680-х гг. торговые обороты Ильи Гостева росли, на него работало все больше
приказчиков. В октябре 1686 г. Григорий Игнатьев платил пошлины как человек Ильи Гостева вместе
с сидельцем Карпушкой Федоровым21. Можно предполагать, что приказчик Зоцей Григорьев, плативший десятину с 6000 беличьих шкурок по приезде из Верхотурья в Тюмень 8 января 1687 г., был
сыном приказчика Григория Игнатьева22. Григорий Игнатьев являл меха, приобретенные на различных рынках. В Тобольске той же зимой, 21 февраля 1687 г., приказчик Ильи Гостева Иван Куртиев
106
явил партию товаров общей стоимостью 185 руб. 18 алт. 2 д., а потом отправил ее с сидельцем Зоцеем (Изоткой) Григорьевым Плотниковым в Тару23. Иван Васильев Куртиев нанял две лавки по приказу Ильи Гостева в марте 1687 г.24 Тогда же он вместе с сидельцем Изоткой Плотниковым явил двое
саней в таможне Тобольска25. В мае 1687 г. Куртиев провез через тобольскую таможню товаров для
Гостева на 788 руб.26
Спиридон Яковлев Лянгусов
Этот человек был вовлечен в сибирскую торговлю на протяжении всей своей жизни. Как указано выше, он впервые появился в сибирской таможне в 1662 г., когда будучи еще мальчиком сопровождал своего отца Якова, работавшего на Андрея Гостева. Спиридон был членом Гостиной сотни с
1682 г. до своей смерти в 1713 г. Таким образом, документы, в которых зафиксированы сведения о
его участии в сибирской торговле, охватывают впечатляющий полувековой отрезок27.
В 1686 г., когда человек Ильи Гостева Григорий Игнатьев платил оброк за арендованную в
Тобольске с сентября по апрель лавку, Спиридон Яковлев (Лянгусов) больше не служил у Гостева
приказчиком28. Спиридон Яковлев упоминается в трех изученных мной таможенных книгах 1672–
1676 гг. как приказчик Гостева в Тюмени и Верхотурье. Но к 1686/87 г., когда он или его приказчики
появляются несколько раз в таможне Тобольска, Спиридон уже сам был членом Гостиной сотни и на
него в Сибири работало несколько приказчиков29. Н. Б. Голикова пишет, что по указу от 15 февраля
1680 г. 12 чел. были введены в Гостиную сотню и 15 — в Суконную. Среди этих купцов был «вятчанин» Спиридон с братьями. Голикова полагает, что это Спиридон Лянгусов, который прежде жил в
Кадашевской слободе30. Б. Г. Курц называл Спиридона Лягусова (sic!) в 1700 г. гостем, но в исследовании Голиковой не отмечено, что он имел такой статус31. В сентябре, октябре и ноябре 1686 г. вместе с прежним хозяином Спиридона Ильей Гостевым приказчик Лянгусова Иван Зверев платил оброк
с лавки в Тобольске32. Хотя Спиридон Яковлев не арендовал лавку в Тобольске в декабре 1686 и январе 1687 гг., его приказчик Иван Александров Зверев приезжал для торговли в Сибирь и по приказу
Лянгусова 29 января 1687 г. явил в Тобольске скупленных товаров на 211 руб.33 Месяцем позже, 27
февраля 1687 г., Иван Зверев вновь явил меха на сумму 148 руб., которые «его люди» привезли в Тобольск из Сургута34. Сиделец Лянгусова «Акинфейка Василева» (женщина?) платил пошлины с двух
саней в тобольской таможне также в феврале 1687 г.35 Сам Спиридон Яковлев посетил Сибирь той же
зимой, когда он с группой торговцев, не названных в таможенной записи по именам, приехал из России со значительной партией различных «русских» товаров на сумму 359 руб., а также уплатил оброк
с двух лавок на тобольском рынке за первую неделю февраля и за март 1687 г.36 В мае 1687 г. Лянгусов (или его приказчик) прибыл в Тобольск с верхотурской выписью и товаром почти на 800 руб.,
который включал русские ткани и жемчуг37. Похоже, что фамилию Лянгусов Спиридон Яковлев начал использовать позже, когда достиг более высокого статуса. Известно, что купец Гостиной сотни
Спиридон Лянгусов был допущен в караван, идущий в Китай в 1700 г.38
Н. Б. Голикова сообщает противоречивую информацию о происхождении Спиридона Лянгусова. По ее мнению, он был посадским человеком из Хлынова и принадлежал к Гостиной сотне в
1682–1713 гг.39 В то же время она считает Спиридона Лянгусова одним из двенадцати купцов Кадашевской слободы Москвы, которые были приняты в Гостиную сотню согласно списку, приложенному к указу от 15 февраля 1680 г. Здесь, как она полагает, «вятчанин Спиридон Лягусов [sic!] с братьями» — это, вероятно, бывший кадашевец, хорошо известный вятский купец40.
Хотя некоторые детали в истории двух рассмотренных купеческих семей остаются неясными,
таможенные книги и документы Сибирского приказа позволяют составить определенное представление о положении купцов в допетровской и петровской России. Пусть и не вполне завершенные портреты купцов открывают для нас важнейшие составляющие жизни привилегированного московитского купечества: продолжительность карьеры и влияние семьи как важнейшего организующего
принципа коммерческой деятельности. В истории как семьи Гостевых, так и Спиридона Яковлева мы
наблюдаем торговые операции в Сибири на протяжении нескольких поколений. Более того, и это самое главное, карьеры этих людей представляют пример вертикальной мобильности в Московии, обусловленной коммерческими возможностями сибирского фронтира. Регулярные торговые экспедиции
в Сибирь, сеть агентов на рынках и подъем этих людей по социальной лестнице демонстрируют успех их коммерческих предприятий. Чтобы оценить в полной мере успех Андрея Гостева, его сына
Ильи и Спиридона Яковлева, надо помнить, что важное значение имело не только их материальное
положение. В конце концов уровень стандарта жизни различается в зависимости от материальной
культуры, статуса и обусловлен исторически. Тем не менее, мы можем рассматривать эти истории
как истории успеха. В семье Гостевых мы видим два поколения, которые поддерживали семейное
107
торговое предприятие, рыночную сеть, в которой зародилась карьера Спиридона Яковлева Лянгусова
— другого торговца, начинавшего со скромных стартовых позиций и самостоятельно достигшего
привилегированного статуса. Эта перспектива с упором на проблему вертикальной социальной мобильности важна, поскольку подчеркивает возможности, существовавшие и реализуемые в Московии
раннего нового времени.
Примечания
*
Перевод А. В. Крайковского.
Суконной сотне здесь не уделяется особого внимания. Одна из теорий утверждает, что термин «суконники» (члены Суконной сотни) первоначально относился к купцам, которые торговали с Европой, что отчасти объясняет их малое присутствие в Сибири. В последней четверти XVII в. Суконная сотня была упразднена и ее члены вошли в Гостиную сотню (см.:
Перхавко В. Б. Первые купцы российские. М., 2004. С. 328).
2
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI — первой четверти XVIII в. М., 1998. Т. 1. С. 297,
381, 443.
3
Там же. В моем исследовании было задокументировано более 50 купцов Гостиной сотни, оперировавших в Сибири (см.:
Monahan E. Trade and empire: Merchant networks, frontier commerce and the state in Western Siberia, 1644–1728: PhD diss.
Stanford, 2007. Сh. 5).
4
Исследованные таможенные книги не исчерпывают всех возможных архивных источников. В хронологическом порядке
они таковы: Головачев П. М. Тюмень в XVII столетии: Собр. материалов для истории города. Тюмень, 2004. № 97, 170; Архив СПбИИ. Ф. 187, Оп. 1. Д. 1. Л. 1–3; Оп. 2. Д. 17. Л. 1–25; РГАДА. Ф. 214. Кн. 301. Л. 1–100; ГАТюмО. Ф. 47. Оп. 1.
Д. 378. Л. 1; Архив СПбИИ. Ф. 187. Оп. 2. Д. 20. Л. 1–33; ГАТюмО. Ф. 47. Оп. 1. Д. 381. Л. 1–127; Таможенные книги сибирских городов XVII века. Новосибирск, 1997–2001. Вып. 1–4; РГАДА. Ф. 214. Кн. 588. Л. 1–14; Архив СПбИИ. Ф. 187.
Оп. 2. Д. 52. Л. 1–8; РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 187. Л. 120–133; Архив СПбИИ. Ф. 187. Оп. 2, Д. 80 Л. 1–8; РГАДА. Ф. 214.
Кн. 1398. Л. 224–462; Стб. 1376. Л. 1035–1059; ГАТюмО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 88. Л. 1–9; Д. 139. Л. 1–23; Д. 29. Л. 1–12; Д. 36.
Л. 1–16; Д. 37. Л. 1–10; Д. 38. Л. 1–44; Д. 39. Л. 1–9; Д. 40. Л. 1–6; Д. 134. Л. 1–38.
5
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 314.
6
Архив СПбИИ. Ф. 187. Оп. 1. Д. 1. Л. 1. Путеводитель по архиву датирует этот документ «после марта 1601 г.» В то же
время его почерк сходен с теми, которые датируются первой половиной XVII в. и я полагаю, что дата документа значительно более поздняя.
7
Архив СПбИИ. Ф. 187. Оп. 2. Д. 20. Л. 26 (1661/62 г.); Д. 21. Л. 1–21 (1662/63 г.).
8
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 314.
9
Таможенные книги Московского государства XVII века. М.; Л., 1950. Т. 1: Сев. реч. путь: Устюг Великий, Сольвычегодск,
Тотьма в 1633—1636 гг. С. 200.
10
Архив СПбИИ. Ф. 187. Оп. 2. Д. 20. Л. 26.
11
Вилков О. Н. Тобольск — центр таможенной службы Сибири в XVII в. // Города Сибири: (Экономика, управление и культура городов Сибири в досовет. период). Новосибирск, 1974. С. 136.
12
ГАТюмО. Ф. 47. Оп. 1. Д. 381. Л. 110.
13
Там же.
14
Таможенные книги сибирских городов XVII века. Вып. 4. С. 50–51.
15
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 331. Более подробно см.: Таможенные книги сибирских
городов XVII века. Вып. 1. С. 83, 98; Вып. 3. С. 72, 106.
16
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 446.
17
Таможенные книги сибирских городов XVII века. Вып. 1. С. 86.
18
Там же. Вып. 3. С. 73.
19
Там же. Вып. 4. С. 106.
20
РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 187. Л. 124.
21
Там же. Ф. 214. Кн. 892. Л. 56 об.
22
Там же. Л. 82 об.
23
Там же. Л. 119 об. Возможно, это еще одно произношение имени Зоцея Григорьева, функции которого менялись по ходу
его службы у Ильи Гостева.
24
Там же. Л. 129.
25
Там же. Л. 131 об.
26
Там же. Л. 204.
27
Такая продолжительность карьеры хотя и впечатляет, но вовсе не является уникальной среди привилегированного московитского купечества (см.: Monahan E. Trade and empire. Сh. 4. Р. 387).
28
РГАДА. Ф. 1111. Оп. 1. Д. 187. Л. 11, 49 об., 67 об., 77, 95, 109 об.
29
Таможенные книги сибирских городов XVII века. Вып. 1. С. 98; Вып. 3. С. 72; Вып. 4. С. 27–75; Архив СПбИИ. Ф. 187.
Оп. 2. Д. 52. Л. 4; РГАДА. Ф. 214. Кн. 892. Л. 67 об., 88 об.; Ф. 1111. Оп. 2. Д. 611. Л. 52.
30
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 337. На с. 374 Голикова пишет, что Спиридон Лянгусов
из города Хлынова был членом Гостиной сотни в 1682–1713 гг.
31
Курц Б. Г. Государственная монополия в торговле России с Китаем в первой половине 18 столетия. Киев, 1929. С. 1.
32
РГАДА. Ф. 214. Кн. 892. Л. 11.
33
Там же. Л. 89.
34
Там же. Л. 105.
35
Там же. Л. 111.
36
Там же. Л. 99–101 об., 110, 128 об., 142.
1
108
37
Там же. Л. 202 об.
Оглоблин Н. Н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592–1768 гг.). М., 1900. Ч. 3. С. 179.
39
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… С. 374.
40
Там же. С. 338. Спиридон Яковлев отсутствует в указателе Голиковой. Не упоминается он и в других работах, к которым
я обращалась. К сожалению, фамилия «Яковлев» чрезвычайно распространена и ее трудно проследить с уверенностью. Например, 11 марта 1636 г. вятчанин Игнатий Яковлев из Хлынова продал кобылу в Великом Устюге. Возможно, он имеет
отношение к Андрею Гостеву, но для того, чтобы установить эту связь наверняка, необходимы более прочные данные (см.:
Таможенные книги Московского государства… Т. 1. С. 266).
38
Д. З. Фельдман
ЕВРЕЙСКОЕ КУПЕЧЕСТВО В МОСКОВСКОМ ГОСУДАРСТВЕ XVII в.:
ПОЛОЖЕНИЕ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Произошедшее в первой трети XVII в. обострение русско-польских отношений привело к
кратковременной войне с Речью Посполитой за утраченные смоленские земли в 1632–1634 гг. Смоленская война оказалась неудачной для России и не сняла имевшихся противоречий с соседней
Польшей, результатом чего стало длительное военное противостояние между двумя государствами в
1654–1667 гг.
В ходе военных действий в России оказалось значительное число пленных («иманы во языцех»), среди которых находились и польско-литовские евреи, составлявшие у себя на родине одну из
крупнейших в мире иудейских религиозных общин (начало интенсивного процесса ее формирования
было положено еще в конце XII в., а расцвет пришелся на XIV–XVI вв.). В отечественной истории
подобное событие, связанное с более или менее массовым превращением евреев в русских подданных, состоялось, пожалуй, впервые. Проживавшие в Белоруссии и Литве евреи представляли собой
корпорацию с особым юридическим статусом и традиционным образом жизни. Отношения польской
иудейской общины с различными государственными органами и шляхтой строились на сложной и
запутанной системе соглашений, определявших права и обязанности евреев и создававших легальную базу их хозяйственной и общинной деятельности. Местные иудеи пользовались свободой вероисповедания и правом создания автономных общин, им разрешалось заниматься экономической деятельностью, а также селиться в большинстве регионов страны.
Война нарушила их сложившийся уклад в политических, юридических и экономических рамках Речи Посполитой, а ряд евреев оказался в русском плену. При этом к «старозаконным» полякам
(как они сами себя называли) применялись те же правила, которые были установлены и для остальных захваченных в плен мирных жителей. Однако наличие в Московии большого числа иноземцев и
иноверцев заставило русское правительство задуматься об урегулировании сложившейся ситуации.
Поэтому вскоре после окончания военных действий в Литве встал вопрос о дальнейшей их судьбе,
требовавший законодательного разрешения. Сохранилась приказная переписка, касающаяся вопроса
о пленных, попавших в период русско-польской (Смоленской) войны 1632–1634 гг. на территорию
Московского государства: поляках, литовцах, «немецких людях» (в России той эпохи «немцами»
именовали выходцев из Западной Европы), черкасах (так русские источники XVI и XVII вв. называют украинских казаков и жителей Украины) и, наконец, евреях. Как следует из этих документов, в
1634 г. царь Михаил Федорович повелел их «сыскивать и отпущать» за границу в Литву, кроме крестившихся и желающих остаться в России1.
Как известно, процесс укоренения последних в новой стране имел вполне определенную специфику: практически все осевшие во внутренней России евреи были вынуждены креститься, поскольку проживание иноверцев-иудеев здесь со времен царя Ивана IV Грозного, утверждавшего, что
они русских людей «от христианства отводили и отравные зелья в наши земли привозили, и пакости
многие людям нашим делали»2, было строжайше запрещено. (Так как до него договоры между российским и польско-литовским правительствами о взаимном допущении купцов не заключали в себе
ограничений для евреев, то последние неоднократно приезжали в московские пределы на общих основаниях, например, при Василии III.) Некоторые из них воспользовались сложившейся ситуацией и,
приняв православие, постепенно растворились в окружающем населении3. Впрочем, имеются документальные свидетельства того, что и в этот период в Великороссию приезжали польские евреи, исполнявшие поручения королевского двора и казны4. Уже вскоре после окончания первой русскопольской войны отдельные представители зажиточного еврейского купечества упоминаются в межгосударственной переписке, причем на самом высоком уровне.
109
Так, в грамоте польского короля Владислава IV5 к царю Михаилу Федоровичу от 12 ноября
1637 г. содержалась просьба о разрешении приехать в Россию фактору и королевскому купцу Арону
Марковичу с целью покупки разной «рухляди» и прочих товаров для королевского обихода и отпуске
его обратно в Польшу6. Король, в частности, писал: «…Посылаем фактора и купца нашого королевского величества Арона Марковича, жида города нашого столного Великого князства Литовского
Вилна, в панства Вашы, брата нашого, государства Московского для скупенья розных футор и товаров на властную нашого королевского величества потребу. А он те ж, яко купец, многих дорогих товаров везет з собою для проданья в господарства Ваши, брата нашого»7. При этом монарх ссылался
на прежние докончальные грамоты и договоры, в которых говорилось о разрешении польским и литовским «купецким людям» приезжать в Московию с любыми товарами, торговать здесь без взимания пошлин и свободно возвращаться к себе на родину. (В свое время, в 1550 г., Сигизмунд II Август8
также просил Ивана Грозного позволить еврейским купцам торговать, «как по старине», но, как сказано выше, польский монарх получил отрицательный ответ.) Грамота была доставлена в Москву с
гонцом 12 января 1638 г., однако точно не известно, приезжал ли тогда виленский купец в нашу страну и, если приезжал, каковы были результаты его деловой поездки.
Зато нам точно известно, что спустя короткое время А. Маркович появился в пределах России
с коммерческой целью, но эта попытка оказалась для него неудачной. Об этом свидетельствует следующий документ, текст которого мы приводим ниже. 1 января 1639 г. на имя царя Михаила Федоровича направляется отписка вяземских воевод — стольника князя Г. С. Куракина9, Д. А. Заметцкого10 и дьяка И. Кудрина11: «В нынешнем, государь, во 7147 (1638) году декабря в 12 день в Вязме в
съезжей избе подал нам, холопем твоим, таможенной и кобатцкой голова Иван Ляпин роспис, а в
росписи, государь, иво написано: Декабря ж в 10 день явил литовской купец вилнивец Арон Марков
на трех возех товару дватцат половинок сукна еренкового, дватцат четьи ребобра, семдесят аршин
тафты, пят аршин бархоту, тканица жемчюжная, три тысечи рублев денег с ним три пяхолка. И декабря ж, государь, в 16 день сказывал нам, холопем твоим, голова стрелецкой Григорей Семичов, а
ему де сказывали на Гостине дворе литовские купцы розных городов, про того вилневца про Арона
Маркова, что де тот Арон родом жидовин. И мы, холопи твои, голове стрелетцкому Григорю Семичову того жидовина Арона Маркова велели из Вязмы выслати за рубеж. И декабря, государь, в
20 день тот жидовин Арон из Вязмы в Дорогобуж выслан»12. Таким образом, по доносу стрелецкого
головы, инициированного литовскими купцами, о появлении в российском пограничье еврейского
торговца, вяземские воеводы выслали последнего назад, в Литву.
Данный факт свидетельствует о том, что в правление Михаила Федоровича, так же, как и во
второй половине XVI в., власти относились к евреям с особой неприязнью, препятствуя их приезду с
товарами из-за рубежа. И несмотря на то, что правители Речи Посполитой настаивали, чтобы евреев
пропускали хотя бы до Вязьмы, русскому посольству, отправленному в Варшаву в 1638 г., поручено
было заявить польскому правительству, что «жидам отнюдь в Россию не въезжать». В свою очередь
русские купцы не питали симпатий не только к полякам, но и к прочим иноземцам; польсколитовским же торговцам разрешили бывать только в пограничных городах, а в Москву и близлежащие города ездить им было запрещено.
Во второй половине XVII в., в царствование Алексея Михайловича, наблюдается процесс некоторой активизации торговли России с другими странами, в том числе посредством еврейских купцов и мещан. Причем, это происходило несмотря на то, что после заключения Андрусовского мирного договора с Польшей в 1667 г. иностранцев в Московии стали подвергать новым стеснениям. В
связи с этим здесь в первую очередь стоит упомянуть «Дело об отпуске из Москвы в иностранные
государства жидов Самоила Яковлева с товарищами его для покупки венгерского вина» 1672 г.13 Как
следует из архивных документов, 5 июня этого года пятеро торговцев-«евреян» — Самоил Яковлев,
Лазарь Яковлев, Давыд Василев, Осип Алексеев и Яков Степанов — получили в Москве, в Посольском приказе, проезжую грамоту от царя Алексея Михайловича на свободный проезд до литовской
границы. Их путь пролегал по Смоленской дороге через города Можайск, Вязьму, Дорогобуж и Смоленск. Купцам предоставлялось право беспошлинного провоза товаров и выделялся необходимый
транспорт. Посольский приказ направил местной администрации («по городом <…> воеводам нашим
и всяким приказным людем») наказную память о беспрепятственном их пропуске до границы и память в Ямской приказ о предоставлении подводы.
В этом документальном источнике обращает на себя внимание то обстоятельство, что в Московию приезжали именно шкловские мещане. Как известно, белорусское местечко Шклов (в Польско-Литовском государстве имевшее статус города), расположенное по обе стороны р. Днепр в 22
верстах от Могилева, отличалось довольно высоким уровнем развития торговли и ремесел, которые в
110
значительной степени осуществлялись евреями14. Немаловажно и то, что это селение с многочисленной еврейской общиной находилось на транзитном пути между Польшей и Россией, и через него в
обе стороны проходил весьма внушительный объем разнообразных товаров. Кроме того, винная торговля являлась одним из главных занятий местных купцов, и в России, несомненно, об этом знали.
Поэтому когда царь Алексей Михайлович задумал приобрести для своего двора большую партию
венгерского вина (а токайские вина считались в то время одними из лучших), за помощью он обратился именно к шкловским евреям.
Кроме того, обнаружен еще ряд источников, касающихся торговой деятельности в России
шкловца Самоила Яковлева. Причем, как видно из этих материалов, он далеко не единожды приезжал
в Московское государство по коммерческим делам. Так, в мае 1679 г. «иноземец, королевского величества евреинин, житель города Шклова Самошка Яковлев» подает челобитную уже на имя нового
царя Федора Алексеевича о выдаче ему и четырем его «челядникам» проезжей грамоты до литовской
границы15. Он писал, что «приволокся к Москве» и привез сюда партию сукна, а на вырученные деньги закупил товар для отправки на родину. Необходимая купцу грамота на проезд «без задержания»
через Смоленск за границу, «в сторону брата нашего наяснейшаго, великого государя Яна Третияго16», была ему тогда же выдана: она предназначалась смоленскому стольнику князю М. И. Лыкову17
«с товарыщи» (т. е. воеводам)18. Саму проезжую грамоту коммерсант должен был отдать в Смоленскую приказную избу при выезде из города.
Здесь, однако, следует отметить интересный факт — при этом на обороте отпуска грамоты
(где помещен текст расписки С. Яковлева в ее получении) указывалось, что вместе с ним нашу страну
не покидает его земляк-мещанин Моисей Яковлев, видимо, оставшийся в Москве: «<…> А в тех людех, что писаны в сей проезжей, евреянина ж Моисея Яковлева сына Друкаря нет, и за рубеж с теми
людми он, Моисей, не едет. Салдацкова строю капитан Иван Таичинский вместа евреенина Самоилы
Друкарева (Яковлева. — Д. Ф.), что ему собою евреенина ж Моисея Друкарева не свесть с Москвы, и
руку приложил»19. Из этой записи можно сделать вывод, что и Самойло, и Моисей Яковлевы были
близкими родственниками, возможно братьями (имея прозвище Друкарь или Друкарев), и одновременно в 1670-х гг. осуществляли международные коммерческие операции, находясь под покровительством русских монархов. Кстати, фамильное прозвище «Друкарь» (в переводе с польского языка
означающее «печатник»), встречается в документах в непосредственной связи с белорусскими торговцами Яковлевыми в первый и единственный раз.
Архивные источники также свидетельствуют о том, что летом 1674 г. шкловские мещане
Моисей Яковлев и Монасей Эвелев получили разрешение от царя Алексея Михайловича отправиться
из столицы в Смоленск и далее до литовской границы20. Об этом говорится в отпуске грамоты смоленскому стольнику князю М. А. Голицыну21 «с товарыщи». Еврейских коммерсантов в дороге сопровождал толмач Посольского приказа М. Дроздов, который после выполнения своего задания должен был вернуться в Москву. Отписку же об исполнении этого указа стольнику в царской «отчине в
Смоленеске» надлежало подать в приказ окольничему А. С. Матвееву22, думному дьяку Г. К. Богданову23 и дьякам Я. Поздышеву24, И. Евстафьеву25 и В. Бобинину26.
Известно также, что в апреле 1675 г. Моска Яковлев, «человек» еврея Июды Исаева, получил
проезжую грамоту по городам для беспрепятственного пропуска его «с Июдиною рухледью» за рубеж с указанием о взятом с него налоге27. Запись данной грамоты (за приписью дьяка Е. И. Украинцева28) содержится в одной из книг пошлинных дел Печатной конторы, которая собирала пошлины с
поданных на имя царя Алексея Михайловича челобитных. К этому можно добавить, что Иуда и Яков
Исаевы в 1671–1676 гг. поставляли в российскую казну сукно. По этой причине они сами не раз приезжали в Московию и возвращались в Литву, пользуясь проезжими грамотами. Поскольку они осуществляли поставки в казну, то пошлину с них не брали и даже выделяли под товары казенные подводы. Упоминания об Иуде Исаеве как казенном поставщике встречаются в источниках и позднее.
В 1674 г. бил челом государю Алексею Михайловичу еврей Моисейко Исаев. «Приволокся я,
работник твой, — писал он в челобитной, — к Москве для торгового своего промыслишку». Однако
здесь он заболел и пролежал два месяца; с ним приехала его мать, «еврейка же Маремьяница». Мать
М. Исаева умерла в Москве, и осиротевший купец просил государя отпустить его за рубеж с телом
матери. Алексей Михайлович разрешил дать проезжую грамоту. Еще известно, что в ноябре 1676 г.
«королевского величества евреенин Моска Яковлев» просил последующего царя Федора Алексеевича
отпустить его с двумя «челядниками» из Москвы, куда он приезжал «для своего торгового промыслишку и для долговой взятки», в Польшу и выдать ему соответствующую проезжую грамоту до границы29. Согласно резолюции, следовало снестись с таможней на предмет уплаты им пошлины и выдать шкловскому мещанину необходимый акт для проезда «в сторону королевского величества»30.
111
Таким образом, перечисленные здесь персоналии входили в ограниченное число «избранных»
иудеев, занимавшихся продажей привозимых ими иностранных товаров и поставлявших их к московскому царскому двору. Видный русский историк С. М. Соловьев так писал в своей «Истории России»
по этому поводу: «Жиды в царствование Алексея Михайловича умели добыть себе <…> грамоты с
красною печатью; они приезжали в Москву с сукнами, жемчугом и другими товарами и получали комиссии от Двора». Причем, в тех случаях, когда эти еврейские купцы осуществляли поставки специально для казны, то пошлин с них не взимали и даже давали для перевозки продукции казенные подводы, а также жаловали их царскими подарками.
Но хотя экономические интересы царского двора требовали разрешать отдельным иностранцам, в том числе евреям Польши и Литвы, приезжать по коммерческим делам, в целом доступ их в
пределы государства тогда был значительно затруднен, поскольку московские власти стремились
оберегать народный быт и православие от влияния иноверцев и всячески противодействовали появлению чужеземцев. Для польско-литовских евреев, осуществлявших торговлю с Россией, пограничным пунктом был определен г. Смоленск. Именной указ царя Федора Алексеевича от 12 сентября
1676 г.31 и вслед за ним Торговый устав от 11 сентября 1677 г.32 вполне четко определяли: «Которые
евреяны впредь приедут с товары утайкою к Москве и учнут являться и товары свои записывать в
Московской большой таможне, и тех евреян из Приказа Большаго приходу присылать в Посольской
приказ, и товаров их в таможне не записывать, для того что, по указу великаго государя, евреян с товары и без товаров из Смоленска пропускать не велено». В торговом договоре, заключенном с Польшей в 1678 г., было предусмотрено, что евреи, в отличие от прочих польско-литовских торговых людей, не могут приезжать в Москву. Таким образом, в правление Федора Алексеевича политика по
отношению к еврейским купцам вновь ужесточается.
Нелишне заметить, что, кроме приезжих торговцев, в Московском государстве (в том числе в
столице) проживало большое число евреев, которые попали сюда в качестве военнопленных, а затем
получили свободу. Как правило, приняв христианство, они селились в различных московских слободах: Немецкой, Мещанской, Бронной, а затем сливались с окружающим населением.
Примечания
1
РГАДА. Ф. 210 (Разрядный приказ). Столбцы Приказного стола. Стб. 102. Ч. 1. Л. 1.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. СПб., 1887. Т. 2: (1533–1560).
С. 341–342.
3
См.: Гессен Ю. И. История еврейского народа в России. Л., 1925. Т. 1. С. 10.
4
Подробнее об этом см.: Гессен Ю. И. 1) Триста лет назад: Евреи в Московском государстве до и после Смуты // Восход.
СПб., 1913. № 9. С. 34–38; 2) Евреи в Московском государстве в XV–XVII вв. // Еврейская старина. 1915. Вып. 1. С. 1–19;
Вып. 2. С. 153–173.
5
Владислав IV (1595–1648). В 1632–1648 гг. король польский и великий князь литовский; в Смутное время, в 1610 г., был
признан Боярской думой русским царем.
6
РГАДА. Ф. 79 (Сношения России с Польшей). Оп. 2. Д. 38. Л. 1–4.
7
Там же. Л. 1.
8
Сигизмунд II Август (1520–1572). В 1548–1572 гг. король польский и великий князь литовский.
9
Куракин Григорий Семенович был воеводой в Вязьме в 1637–1638 гг.
10
Заметцкий (Замыцкий, Замытцкий, Замытский) Данила Андреевич был товарищем (заместителем) воеводы в Вязьме в
1637–1638 гг.
11
Кудрин Исаак был товарищем (заместителем) воеводы в Вязьме в 1636–1638 гг.
12
РГАДА. Ф. 141 (ПДСЛ). Оп. 1. 1638 г. Д. 44. Л. 4–4 об.
13
Там же. Ф. 138 (Дела о Посольском приказе и о служивших в нем). Оп. 1. 1672 г. Д. 10. Л. 1–3. Опубл.: Еврейские купцы в
Москве XVII в.: «Дело об отпуске из Москвы в иностранные государства жидов Самоила Яковлева с товарищами его для
покупки венгерского вина» 1672 г. июня 5 / Публ. Д. З. Фельдмана // Российский архив: (История Отечества в свидетельствах и док. XVIII–XX вв.). М., 2003. Вып. 12. С. 9–12.
14
Подробнее о еврейской общине Шклова см.: Цинберг С. Л. Шклов и его «просветители» конца XVIII века // Еврейская
старина. 1928. Т. 12. С. 17–44; Фельдман Д. З. Из истории шкловских евреев (по материалам Российского государственного
архива древних актов) // Вестник Еврейского ун-та в Москве. 1994. № 3. С. 28–38; Fishman D. E. Russia’s first modern Jews:
The Jews of Shklov. N. Y., 1995. Р. 46–52; Анищенко Е. К. Черта оседлости: (Белорусская синагога в царствование Екатерины II). Минск, 1998. С. 97–114.
15
РГАДА. Ф. 159 (ПДНР). Оп. 2. Д. 1976. Л. 1.
16
Ян III Собеский (1624–1696). В 1674–1696 гг. король польский и великий князь литовский; в 1686 г. заключил вечный мир
с Россией.
17
Лыков Михаил Иванович (1640–1701) был воеводой в Смоленске в 1677–1679 гг.
18
РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. Д. 1976. Л. 2–2 об.
19
Там же. Л. 2 об.
20
Там же. Ф. 145 (Смоленский приказ). Оп. 1. 1674 г. Д. 8. Л. 1–3.
2
112
21
Голицын Михаил Андреевич (1639–1687) был воеводой в Смоленске в 1672–1675 гг.; его товарищами были окольничий
М. С. Пушкин и стольник В. Я. Дашков, с 23 февраля 1675 г. — стольники М. П. Головин и К. А. Яковлев.
22
Матвеев Артамон (Артемон) Сергеевич (1625–1682) управлял Посольским приказом в 1671–1675 гг.
23
Богданов Григорий Карпович был думным дьяком Посольского приказа в 1671–1676 гг.
24
Поздышев Яков был дьяком Посольского приказа в 1669–1674 гг.
25
Евстафьев Иван был дьяком Посольского приказа в 1672–1675 гг.
26
Бобинин (Бабинин) Василий Иванович был дьяком Посольского приказа в 1673–1696 гг.
27
РГАДА. Ф. 233 (Печатный приказ). Оп. 1. Кн. 185. Л. 161 об.
28
Украинцев (Украинцов) Емельян Игнатьевич (1641–1708) был дьяком Посольского приказа в 1675–1680/81 гг.
29
РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. Д. 1587. Л. 1.
30
Там же. Л. 1 об.
31
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 2. № 662.
32
РГАДА. Ф. 276 (Коммерц-коллегия). Оп. 1. Д. 1737. Л. 1. См.: Шугуров М. Ф. История евреев в России // РА. 1894. № 1.
65–66.
И. Р. Соколовский
ЗНАЧЕНИЕ ПУБЛИКАЦИИ СИБИРСКИХ ТАМОЖЕННЫХ КНИГ XVII в.,
ОСУЩЕСТВЛЕННОЙ ПОД РУКОВОДСТВОМ Д. Я. РЕЗУНА
«Таможенные книги сибирских городов XVII века» — серийное издание, издававшееся
под грифом Института истории Сибирского отделения РАН в 1997–2004 гг. (тогда он официально
назывался ИИОИИФФ СО РАН). Всего вышло шесть выпусков: Сургут и Тара (Вып. 1), Туринск,
Кузнецк, Томск (Вып. 2), Верхотурье и Красноярск (Вып. 3), Тюмень и Пелым (Вып. 4), Тобольск
и Кетск (Вып. 5), Томск, Нарым, Березов (Вып. 6)1. К этим книгам примыкает работа
Д. Я. Резуна «Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII–XX вв.: Общее и особенное»2. В этой книге опубликованы таможенные документы Мангазеи и Енисейска. Общий объем
публикации может быть оценен приблизительно в 60–65 авторских листов.
Публикация такого объема не могла быть осуществлена только за счет средств Института
истории. Она была поддержана грантами РГНФ (вып.1, 3, 5) и деньгами многочисленных спонсоров и меценатов: А. М. Лаврентьева, В. Т. Буркацкого (Вып. 3), М. А. Василенко (Вып. 4),
И. В. Кудинча (Вып. 6). Часть расходов была покрыта за счет издательства «РИПЭЛ».
Программа издания, о чем имеется глухая ссылка в предисловии к первому изданию, предусматривала публикацию таможенных книг, хронологически относящихся к началу последней
четверти XVII в.3 Однако по причинам, связанным как с сохранностью и доступностью источников, так и с финансовыми проблемами, публикаторам не удалось выдержать ее до конца (см.
рис.). Два опубликованных источника серии относятся к рубежу первой четверти XVII в. (таможенная книга Томска 1624/25 г. в Вып. 2 и расходная книга Кетска за 1628/29 г. в Вып. 5). К концу третьей четверти столетия относятся опубликованные документы Томска, Тюмени, Тобольска,
Верхотурья, Нарыма, Красноярска, Сургута, Тары, Туринска, Пелыма, созданные в 1671–1675 гг.
К последней четверти столетия относятся публикации документов Пелыма, Мангазеи, Нарыма,
Березова, Енисейска и Кузнецка (1677–1697). Такое разнообразие дат может расцениваться не
только как недостаток, но и как определенное преимущество. Например, торговля Томска может
быть рассмотрена в диахронной перспективе от 1624/25 по 1671/72 г. В какой-то мере можно отследить влияние на сибирскую торговлю эпохи «заката Московского царства» и предвестия петровских реформ4.
Еще одним моментом, отражающим бедственное финансовое положение издателей, является включение в состав сборников так называемых приложений, содержащих публикации, прямо не относящихся или относящихся косвенно к публикуемым документам. Зачастую это была
единственная возможность их публикации В первом выпуске это первая часть автобиографии
О. Н. Вилкова5, в четвертом — источниковедческая статья Д. В. Раева о книгах пивных варей
Сургута за 1702 и 1710 гг.6 Пятый выпуск содержит список трудов О. Н. Вилкова за 1958–
2001 гг., фактически исчерпывающий, поскольку Вилков, скончавшийся в декабре 2005 г., ничего
не публиковал с момента своего увольнения из института истории в 2001 г. В этом же выпуске
приведен список из 197 работ (последняя работа — монография И. П. Каменецкого 2002 г.7), в
которых упоминаются труды О. Н. Вилкова. Остальные выпуски вышли без подобных приложений.
113
За исключением приложений и некоторых отклонений, о которых мы скажем чуть позже,
сборники имеют четкую структуру, состоя из предисловия главного редактора серии
Д. Я. Резуна, двух вводных статей и двух публикаций таможенных документов (два города в каждом сборнике), а также именного указателя, в который включены только служилые люди, упоминающиеся в документах данного сборника. Подобный вид указателя является довольно необычным и был предложен лично главным редактором серии Д. Я. Резуном. Дело в том, что
Д. Я. Резун обладает картотекой в 70–80 тыс. карточек, содержащих сведения о служилых людях
Сибири XVII в., составленной по опубликованным и архивным материалам. Необычность данного вида указателя усиливается еще тем фактом, что в первом выпуске ссылки к тексту указателя
сделаны в обычной манере (как ссылки к страницам). Во втором выпуске ссылка в тексте выполнена как ссылка к числу, когда упоминается то или иное лицо, но без указания, к какому публикуемому документу таможенного управления (туринскому или кузнецкому) относится это число.
В третьем выпуске ссылка дается уже на номер листа публикуемого источника, однако опять без
указания на то, к какой таможенной книге относится этот лист. Найденный таким образом принцип формирования ссылки к тексту сохранился и в последующих выпусках, а также в монографии Д. Я. Резуна «Фронтир в истории Сибири <…>», что, кстати, является косвенным доказательством ее принадлежности к серии8. Очевидно, что такой «оригинальный» способ
формирования указателя был продиктован финансовыми соображениями, поскольку он позволяет формировать указатель параллельно подготовке основного текста издания, а не после ее окончания. С другой стороны, вряд ли возможно пользоваться данным текстом собственно как указателем, т. е. осуществлять с его помощью поиск в тексте. Скорее он имеет характер приложения,
носящего самостоятельный характер.
Авторами вводных статей выступили сибирские ученые-историки. Значительная часть из
них отдала ни один десяток лет изучению истории того или иного города. В первом выпуске статья о торговле Сургута написана О. Н. Вилковым, о торговле Тары написала З. В. Башкатова, перу которой принадлежат несколько статей о сибирской торговле XVII в.9 Во втором выпуске статья о торговле Кузнецка написана И. П. Каменецким, который в 2005 г. публикацией монографии
о Кузнецком у. подвел итог своим многолетним исследованиям10. В третьем выпуске о торговле
хлебом в Верхотурье опять написал О. Н. Вилков. В четвертом выпуске статью о Тюмени написал видный специалист по истории этого города в XVII в. В. Н. Курилов11. В шестом выпуске
статью о Томске написала А. А. Люцидарская12. Были, однако, и исключения. Таможенные книги
Тобольска (в пятом выпуске) и Березова (в шестом) опубликованы без вводных статей.
О. Н. Вилков был уже физически не в состоянии написать статью о тобольской торговле, а человека, способного его заменить, не нашлось. Специалист по торговле Березова В. М. Леонтьев не
принял участие в подготовке издания по ряду личных причин13. В. А. Есипова, автор предисловия к публикации таможенной книги Томска 1620-х гг. (Вып. 2), не является узким специалистом
по торговле в Сибири XVII в., однако не совсем чужда данной проблематики, что следует из списка некоторых ее публикаций в Интернете14. Статьи о Туринске, Пелыме, Нарыме, Кетске
(Вып. 2, 4, 5, 6) написаны И. Р. Соколовским, который никогда до этого не писал по истории торговли.
Для передачи текста был выбран научно-критический принцип, который нигде в издании
не поясняется и не комментируется15. Исключением служит лишь статья В. А. Есиповой (вып.2),
но очевидно, что не все предложенные ею принципы распространяются на издания других сибирских таможенных книг.
Полиграфическое оформление серии единообразно и максимально упрощено. Книги изданы в мягких обложках. Лицевая сторона обложки разделена на две части: правая белая, левая
черная. Три четверти обложки занимает вписанный в зеленый квадрат герб Сибири с рисунка
XVIII в. На оборотной стороне обложек второго, четвертого и пятого выпусков помещена фотокопия титульной страницы Туринской таможенной книги за 1674/75 г. Задняя сторона обложки
других выпусков оставлена белой. Из-за слабых полиграфических мощностей издательства не
совпадают даже форматы изданий. Еще причудливей распределяется полоса набора. В первых
четырех выпусках она одинаковая, зато в пятом выпуске ширина колонки сокращается, а в шестом это сокращение становится еще более заметным. Для первых пяти выпусков издательство
выбрало шрифт с засечками, для шестого прямой. В первых четырех выпусках текст публикуемого источника набран полужирным шрифтом.
В издании встречаются опечатки, как замеченные и оговоренные в более поздних выпусках16, так и не замеченные и не оговоренные. Например, статья Д. Я. Резуна о торговле в Красно114
ярске (Вып. 3) ошибочно приписана И. Р. Соколовскому. В шестом выпуске в оглавлении дата
таможенной книги Березова указана как 1689/90 г., в заголовке публикации как 1687/88 г., далее в
тексте идет 1958 (!) и, наконец, несколько раз «нынешней 195-й» (что соответствует 1686/87 г. от
Р. Х.)17
Таможенные книги не получили рецензий в центральной профессиональной исторической печати. Несколько рецензий вышло в малотиражных провинциальных сборниках, круг авторов и читателей которых ограничивается профессиональными сибиреведами или специалистами по истории таможенного дела и торговли XVII в.18
Рецензенты, в частности, отмечали, что «таможенные книги являются «интереснейшим
источником по ранней истории не только экономики, но культуры Томска, Туринска и Кузнецка».
Положительно оценивалось «наличие вводных аналитических статей», которое «позволяет отметить, что данная книга является не только сборником опубликованных источников, но и самостоятельным научным исследованием». Отмечалось, что «тексты вводных статей не только дают
комментарии к опубликованным источникам, но и исследуют структуру, характер и направление
торговли сибирских городов, содержат интересные наблюдения и выводы о социальноэкономическом и социально-культурном развитии Туринска, Кузнецка и Томска». От внимания
некоторых рецензентов не ушел и тот факт, что издание было выполнено при финансовой поддержке сибирских предпринимателей. Общий вывод, который сделал один из рецензентов
(Д. А. Алисов): «Данное издание делает доступным представленные источники по ранней истории городов Сибири широкому кругу исследователей»19.
Для понимания любого явления требуется сравнение его как с современными, так и
предшествующими ему однотипными явлениями. В 2001 г. под грифом Института российской
истории (Санкт-Петербургский филиал) вышла монография А. И. Раздорского «Торговля Курска
в XVII веке». Как следует из ее текста, подготовительная работа заняла не меньше пяти лет, а
поскольку в списке работ указан автореферат диссертации кандидата исторических наук, то
можно смело предположить и восьмилетний срок подготовки (начиная со сбора материалов)20.
Объем издания сопоставим с «Таможенными книгами сибирских городов» — 48 печатных листов, причем, вся работа выполнена одним человеком. Публикация работы не состоялась бы без
финансовой поддержки трех грантов — совместного петербургской городской администрации и
РАН, Института «Открытое общество» и РГНФ. Работа издана в специализированном издательстве «Дмитрий Буланин», однако в выходных сведениях не указаны фамилии корректоров. Книга
издана в твердом переплете, размер блока 15,5×24 см, размер полосы 6,93×10,75 квадратов. Книга содержит 137 таблиц, графики и диаграммы, две вклейки с картами21. Однако автор отказался
от идеи публикации текста таможенных книг целиком, ограничившись публикацией регестов, о
чем позднее опубликовал специальную теоретическую работу 22. «Таможенные книги сибирских
городов XVII века» по качеству выполненной работы и по своему полиграфическому исполнению стоят ближе к публикациями П. М. Головачева, отделенным от них целым столетием, чем к
публикации А. И. Раздорского, что приводит к печальным мыслям о сохранении деления отечественной науки на «провинциальную» и иную23. С другой стороны, хочется проявить оптимизм и
предположить, что как работа П. М. Головачева открыла новую эпоху в изучении Сибири
XVII в., так и труд Д. Я. Резуна пригодится потомкам.
Примечания
1
Таможенные книги сибирских городов XVII века. Новосибирск, 1997–2004. Вып. 1–6.
Резун Д. Я. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII–XIX вв.: Общее и особенное. Новосибирск,
2005.
3
Таможенные книги сибирских городов… Вып. 1. С. 9.
4
Седов П. В. Закат Московского царства: Цар. двор конца XVII в. СПб., 2006.
5
Таможенные книги сибирских городов… Вып. 1. С. 113–125.
6
Раев Д. В. Книги «пивных варей» Сургута как источник по изучению хозяйственной деятельности населения Сибири в начале XVIII в. // Таможенные книги сибирских городов… Вып. 4. С. 138–146.
7
Каменецкий И. П. Русское население Кузнецкого уезда в XVII — начале XVIII в.: Опыт жизнедеятельности в условиях фронтира Юж. Сибири. Омск, 2005.
8
Таможенные книги сибирских городов… Вып. 1. С. 105 и след.; Вып. 2. С. 85 и след., Вып. 3. С. 142 и след.
9
Башкатова З. В. 1) Влияние металлургической промышленности на развитие городов Томска и Кузнецка // Сибирские города XVII — начала XX века. Новосибирск, 1981. С. 129–144; 2) Численность и состав населения г. Тары в
начале XVIII в. // Исторический опыт социально-демографического развития Сибири: Тез. докл. и сообщ. всесоюз.
науч. конф. (12–14 дек. 1989 г.). Новосибирск, 1989; 3) Рыбная торговля города Тары в середине XVII века // Обмен2
115
ные операции городов Сибири периода феодализма: Сб. науч. ст. Новосибирск, 1990. С. 174–182;
4) Народонаселение Тарского уезда Тобольской губернии Сибири в период хозяйственного освоения (1793–1854 гг.)
// Демографическое развитие Сибири периода феодализма: Сб. науч. тр. Новосибирск, 1991. С. 172–189;
5) Купечество г. Тары в XVII — первой половине XX вв. (по материалам «Краткой энциклопедии по истории купечества и коммерции Сибири) // Аграрное и демографическое развитие Сибири в контексте российской и мировой
истории: XVII–XX вв. Новосибирск, 1999. С. 29–31; 6) Градообразующие факторы сибирских городов (на примере
Тары конца XVI — начала XVIII вв.) // Городская культура Сибири: Динамика культурно-исторических процессов:
Сб. науч. тр. Омск, 2001. С. 153–155; Башкатова З. В., Жиров А. А., Скубневский В. А. Тара // Краткая энциклопедия
по истории купечества и коммерции Сибири. Новосибирск, 1997. Т. 4, кн. 1. С. 115–116.
10
Каменецкий И. П. Волнения служилых людей в Кузнецком остроге в 20-х годах XVII в. // Сибирские города XVII
— начала XX века. С. 119–128.
11
Курилов В. Н. 1) Новые данные о промышленном развитии Тюмени к концу ХVII — началу XVIII в. // Из истории
социально-экономического и политического развития Сибири в XVII — нач. XX вв. Новосибирск, 1971. С. 13–25;
2) Участие служилых людей в становлении Тюмени как торгово-промышленного центра в XVII в. // Города Сибири:
Экономика, управление и культура городов Сибири в досовет. период. Новосибирск, 1974. С. 76–86; 3) О некоторых
закономерностях развития сибирского города XVII столетия // Сибирские города XVII — начала XX века. С. 109–
119.
12
Люцидарская А. А. 1) «Русские» товары на томском рынке во второй половине XVII в. // Из истории социальноэкономического и политического развития Сибири. С. 5–13; 2) Промышленное развитие г. Томска во второй половине XVII в. // Города Сибири. С. 60–75; 3) Социальная микротопография Томска в начале XVIII в.: (Опыт исследования источников). // Сибирские города XVII — начала XX века. С. 63 и след.; 4) Старожилы Сибири: Ист.-этногр.
очерки: XVII — нач. XVIII в. Новосибирск, 1992.
13
Леонтьев В. М. Торговля Березова в XVII веке, или Русские в Сибири. Новосибирск, 1995. О личных причинах см.:
Отчет сектора истории конца XVI — первой половины XIX в. о работе за 2003–2004 гг. // Институт истории Сибирского отделения РАН [Электронный ресурс]. URL: (http://history.nsc.ru/ot_rez_2004.htm [10.06.2009].
14
Томский
государственный
университет.
Научная
библиотека
[Электронный
ресурс].
URL:
http://www.lib.tsu.ru/index_about.php?id=6 [21.05.2009].
15
Словарь-справочник автора. М., 1979. С. 93–94
16
Таможенные книги сибирских городов… Вып. 2. С. 6.
17
Там же. Вып. 6. С. 64, 66, 67, 96.
18
Алисов Д. А. [Рец. на изд.: Таможенные книги Сибирских городов XVII века. Вып. 2] // Центр Интернет ОмГУ
[Электронный ресурс]. URL: http://www.ic.omskreg.ru/~cultsib/recen/al_tamo.htm [21.05.2009]; Тимошина Л. А. 1) О
публикации таможенных книг в 1996–1997 годах // ОФР. М., 1999. Вып. 3. С. 270–283; 2) О публикации таможенных
книг в 1999–2000 годах // Там же. М., 2001. Вып. 5. С. 223–238.
19
Алисов Д. А. [Рец. на изд.: Таможенные книги Сибирских городов XVII века. Вып. 2].
20
Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке: (По материалам тамож. и оброч. кн. города). СПб., 2001. С. 65.
21
В «вину» издательству можно поставить тот момент, что столбиковые диаграммы опубликованы в том виде, в каком их навязывает потребителю программа Word одиозной фирмы Microsoft, что снижает их информативность и
ведет к излишнему перерасходу типографской краски. См.: Словарь-справочник автора. С. 91; Боумен У. Графическое представление информации. М., 1971.
22
Раздорский А. И. О составлении и публикации регестов таможенных книг XVII–XVIII вв. // ОА. 2007. № 1. С. 31–
40.
23
Головачев П. М. Ближайшие задачи исторического изучения Сибири // ЖМНП. 1902. № 9. С. 49–68; Томск в
XVII веке: Материалы для истории города… СПб., [1911]; Тюмень в XVII столетии: Собр. материалов для истории
города… М., 1903.
116
Города Сибири XVII в., таможенные книги и иные документы которых были опубликованы
в серии «Таможенные книги сибирских городов XVII века» в 1997–2004 гг.
На карте подписаны названия населенных пунктов, таможенные и иные документы которых (с указанием дат создания этих
документов), были опубликованы в сборнике «Таможенные книги сибирских городов XVII века»: 1 — таможенные книги;
2 —расходные книги; 3 — иные документы таможенного управления.
Ю. В. Кириллов
ТАМОЖЕННЫЕ КНИГИ ПСКОВСКОГО РЕГИОНА XVII в.
КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК
Деловая письменность сыграла значительную роль в формировании национального русского
языка. Особенно ценны как источник сведений о языке документы региональной деловой письменности, так как они сохраняли следы живой разговорной речи прошлого. Региональные особенности
наиболее ярко проявляются именно в документах местных некрупных учреждений. Такие документы
сохранились в относительно большом количестве, но многие из них до сих пор не исследованы в
лингвистическом плане. С псковскими памятниками деловой письменности работает коллектив
117
СПбГУ, материалы памятников активно используются при составлении Псковского областного словаря с историческими данными (ПОС), работы над которым начинались под руководством
Б. А. Ларина. Активно ведется исследование и в Псковском государственном педагогическом университете: известны работы Л. Я. Костючук1, с документами Псково-Печерского монастыря работают
Н. Д. Сидоренская, Е. В. Ковалых2. Ряд исторических работ посвящен обзору деловых документов
псковского региона. Так, документы псковской Приказной избы XVII в. описаны в работах
А. П. Богданова и А. И. Плигузова3. Обращались к псковским таможенным книгам как историческому источнику В. А. Богусевич4, Ю. А. Тихонов5, А. Ц. Мерзон6. Известны публикация и исследования
А. В. Юрасовым таможенных книг псковского региона7. Таможенным документам посвящен и ряд
лингвистических исследований. Так, о Псковской таможенной книге 1749 г. писала И. А. Малышева8.
Одна из первых публикаций по материалам великолукских таможенных книг 1669–1676 гг. принадлежит Е. В. Чендековой9.
Рассмотрим таможенные документы псковского региона XVII в. как лингвистический источник на примере великолукских таможенных книг 1669–1676 гг., книги Псковской Большой таможни
1670/71 г., а также книг Псковского гостиного немецкого двора 1670/71 г. и Псковской рыбной таможни 1670/71 г. Оригиналы великолукских таможенных книг хранятся в РГАДА в фонде Разрядного приказа (ф. 210) в составе книг Денежного стола (Оп. 6–ж)10. Таможенные книги города Пскова
XVII в. хранятся в Отделе рукописных и редких книг Псковского государственного объединенного
историко-архитектурного и художественного музея-заповедника в фонде Приказной избы (ф. 607,
оп. 65). Они представляют собой конволют, в состав которого, помимо уже названных, входит ряд
документов, объединенных территориально (окружающая Псков территория — Воронач, Выбор,
Вышегород, Гдов, Изборск, Кобыльск, Опочка, Остров, Печки) и по времени (около 1670/71 г.)11.
Великолукские таможенные книги в публикации А. В. Юрасова представлены четырьмя беловыми и одной черновой книгами. Беловые книги написаны одним почерком (черновая — несколькими). В книге Псковской Большой таможни 1670/71 г. записи сгруппированы по времени уплаты
пошлин (по месяцам), а внутри таких групп выстроены в хронологическом порядке по времени явки
товара; каждая группа записей отделена от соседней чистым листом. Такая организация отличает ее и
от великолукских, и от других книг в составе конволюта (в них записи расположены в хронологическом порядке по месяцам и числам). Книги города Пскова написаны несколькими почерками. Встречаются отдельные приписки и исправления, но в целом записи выполнены аккуратно. Собственноручных подписей торговцев (рукоприкладств) не имеется. Книги имеют беловой характер.
Наиболее богатый материал книги псковского региона содержат для изучения лексики. Таможенные книги являлись документами торгового дела, что обусловливает наличие в них значительного количества слов, обозначающих понятия, связанные с торговлей. О составе торговой лексики
XVII в. Б. А. Ларин писал: «Эти три группы слов — названия мер и денежных единиц, названия товаров и их сортов, названия процессов производства и торговли — составляют запас профессиональной
лексики, терминологии, которую ввела в русский язык посадская среда»12. В таможенных книгах эти
категории лексики представлены неравномерно: для фиксации денежных операций требовались точные указания на единицы измерения товаров и денежные суммы, подробное перечисление товаров и
указание их характеристик. В языковом плане это определяло очень слабую представленность и малое разнообразие глагольной лексики и наличие большого количества номинативных единиц.
Может быть выделено несколько крупных групп лексики. В статьях содержательной части
таможенных книг в реквизите характеристики товара представлены лексико-семантическая группа
«метрологическая лексика» (аршин; берковск; осмина, асмина; осмак; пуд и др.), включая также наименования денежных единиц (алтын; гривна; копейка; рубль и др.) и используемые для торговых
нужд наименования предметов как счетных единиц (головка (чеснока); косяк (мыла); куль (снетков);
кумач; лубка (меда); мех (соли); рогоза (снетков) и др.).
Для характеристики товаров используются лексико-семантические (ЛСГ) и лексикотематические группы (ЛТГ), содержащие наименования товаров и их характеристики: ЛСГ «наименования животных» (баран; боров; бычок; животина; животинина; козел; козелок; корова; нетель;
скот и др.); ЛТГ «названия шкур и мехов» (общие: кожа, мех; по отношению к животному: белка,
бобр, волк, выдра, горностай, куница, лисица, норка; рысенок; зайчина, козлина, норица; коровья, яловичья; по способу изготовления: деланый; по качеству: хребтовый, черевий13 и др.); ЛТГ «названия
мяса и сала» (общие: мясо, сало; по отношению к животному: свинина; свиной; ворвань14; по обработке: сырец; по способу изготовления: мясницкого бою); ЛСГ «названия рыбы» (общие: рыба; рыбный; по видам рыбы: беребра, окунь, плотва, платица, ряпуха, ряпушка, сельдь, сиг, синец, снет,
снеток, угорь, шабер, шерешпер, щука; по времени отлова: вешняк, зимний; по способу обработки:
118
вялый, просол, свежий, сухой); ЛСГ «названия зерновых и бобовых» (горох; жито; овес; пшеница,
рожь; хлеб); ЛСГ «названия овощей» (огурец; лук; чеснок); ЛТГ «названия спиртных напитков» (общее: вино; по назначению: церковное); ЛТГ «названия хозяйственной утвари» (ложка, ножик, сковорода; по материалу: карельчатый15); ЛТГ «названия видов ткани» (кумач; сукно; по качеству: люндыш16, простое); ЛТГ «названия видов сырья» (общие: железо, свинец, уклад; по происхождению:
алонское, свитцкое); ЛСГ «названия строительных материалов» (доска, дортица, щепа).
В статьях содержательной части таможенных книг в реквизитах указания на операции явки
товара, продажи и взвешивания товара, взятия пошлины, подачи выписи представлены лексика ЛСГ
«глаголы, обозначающие действия, связанные с торговлей и таможенным делопроизводством»:
взять, купить, отвесить, отмерить, платить, положить (выпись); продать, сделать, явить.
В начальных протоколах статей содержательной части таможенных книг и начальных протоколах таможенных книг широко представлена лексика с общей семой ‘человек’. Отметим, что выбор
наименований людей весьма избирателен. Исследование показало, что структура группы обусловлена
назначением документов — фиксацией взимания пошлин с различных торговых операций. Для этого
требовалось обозначить всех участников операции так точно, чтобы впоследствии было возможно их
опознать. Поэтому наиболее важной (кроме, конечно, имени собственного) была информация о территориальной принадлежности человека; затем шла информация о социальном статусе участников
торговой сделки. Эти сведения, хотя и могли оказать помощь в идентификации торговца, были дополнительными. Разнообразие наименований человека в таможенных книгах объединяется в четыре
неравноценных по объему ЛТГ.
1) ЛТГ «наименования человека по отношению к месту жительства»: борисоглебец, витебленин; витебский (мещанин), луцкий (казак) (выявлено 87 лексем и словосочетаний). По данным
И. А. Малышевой, в материалах таможенных книг XVIII в. ядро данной группы составляли существительные, образованные от топонимов (московитин); примыкали к группе сочетания слова житель
в Р.п. с оттопонимическим прилагательным (брянской житель) или существительным-топонимом
(села Разветя жытел)17. В псковских таможенных книгах XVII в. стандартизация способов передачи
информации о месте жительства участвующих в торговой сделке лиц была менее жесткой. Наиболее
частотными способами указания на территориальную принадлежность человека были существительное, образованное от топонима (псковитин) и сочетание существительного, обозначающего социальный статус, и оттопонимического прилагательного (псковской казак). Мог использоваться и топоним
(со Ржевы кнзь Михаиловъ крстьянин Шаховского ¤шка Кондратьевъ…) (ПТКБТ 1670/71. Л. 234).
Отсутствие четких предписаний и большая роль делопроизводственных традиций в формировании
формуляра таможенных статей определили разнообразие способов передачи сведений о месте жительства. Информация могла передаваться и косвенно — путем указания на топообъект с известной
территориальной принадлежностью (взято на покровском попе Михаиле Маркове… (ВлТК 1670/71.
Л. 304 об.), т. е. ‘церкви Покрова Богородицы в городе Великие Луки’), указанием на подданство государству. Например, словосочетание торговый иноземец употребляется в значении ‘профессиональный торговец’: псковитин посадцкои члвкъ Iванъ Ананьин Сырников продал и ωтвћсил торговому
иноземцγ Θедорγ Балсыреву… (ПТКГНД 1670/71. Л. 394 об.–395). Словосочетание сходно с сочетаниями купецкий человек и торговый человек, но отличается от них тем, что содержит сему ‘иностранец, подданный другого государства’ и, таким образом, указывает не только на род занятий человека,
но и на его территориальную принадлежность.
2) ЛТГ «наименования человека по отношению к общественному положению». В составе
группы зафиксированы наименования, отражающие сословную дифференциацию общества и светские феодальные ранги: князь, дворянин, шляхтич, шляхта, мещанин, посадский человек, вольный
человек, крестьянин, бобыль; формы феодальной зависимости: дворцовый, митрополичий, монастырский, патриарший; ранги духовной иерархии: поп, причетник, дьякон, пономарь, братия; профессиональное разделение людей: казак, стрелец, торговый человек, сторож, ямщик; воинские звания: рядовой, десятник, пятидесятник; отношение к службе: отставной (отмечена 81 лексическая
единица). Имеется специфика, связанная с косвенной передачей лексемами ЛТГ «наименования человека по отношению к общественному положению» и информации о территориальной принадлежности. Зафиксирован ряд значений лексем, не отмечавшихся в памятниках, послуживших материалом
для исторической части Псковского областного словаря (ПОС). Например, у слова вкладчик в ПОС
отмечается только значение ‘кто вносит пожертвование, дар’ (4: 38). В книге Рыбной таможни
1670/71 г. слово употребляется в значении ‘пайщик’: …збираны гсдрвы оброчные денги… со вкладчиков
и с поновочниковъ и со псковских и с ызборскихъ и с печерскихъ рядовичъ и с талавлян рядовые денги…
(ПТКРТ 1670/71. Л. 592)18.
119
3) ЛТГ «наименования человека по отношению к родству». Отмечены наименования собственно по родству (слово сын) и по передающемуся по наследству общественному статусу (словосочетания казацкий сын, пушкарский сын).
4) Информация о национальной принадлежности торговца сообщалась редко и преимущественно лишь в тех случаях, когда она косвенно указывала на его территориальную принадлежность.
Поэтому ЛТГ «наименования человека по отношению к национальности» представлена только одной
лексической единицей — лексемой жид19. Примыкают к данной ЛТГ слова и словосочетания, в значении которых содержится косвенное указание на национальную принадлежность — иноземец, торговый иноземец (в значении ‘подданный другого государства’) и вступающее с ними в контекстуальные антонимические отношения словосочетание русский человек (в значении ‘подданный
Московского государства’).
Широко представленные в исторических словарях группы наименований человека по действию, по внешнему виду, по полу, по физическим и психологическим состояниям и свойствам, вовсе
не получают отражения в содержательной части таможенных книг20, как не свойственные данному
виду деловых документов. Однако во входящих в состав расходных разделов таможенных книг списках с документов других типов обнаруживается более широкий круг лексики с семой ‘человек’. Так,
в списке с челобитной о выделении денег на транспортные расходы появляются совершенно закономерные, предписанные реквизитом документа и деловым этикетом XVII в. обозначения состояния
просителей: голодны и наги.
Проводимые наблюдения над спецификой языкового оформления текстов в таможенных книгах псковского региона XVII в. свидетельствуют о значимости памятников как лингвистических источников, в том числе для пополнения лексических материалов в исторической части Псковского областного словаря.
Примечания
1
См.: Костючук Л. Я. Псковские говоры в помощь пониманию псковских документов прошлого // Псковские говоры: Синхрония и диахрония: Межвуз. сб. науч. тр. Псков, 2003. С. 135–147.
2
См.: Сидоренская Н. Д. Монастырские книги Псково-Печерского монастыря XVII века как лингвистический источник //
Псковские говоры и их окружение: Межвуз. сб. науч. тр. Псков, 1991. С. 128–139; Ковалых Е. В. 1) К изучению переписных
книг XVII в. как ценных лингвистических источников (на материале хозяйственных книг Псково-Печерского монастыря) //
Псковские говоры: синхрония и диахрония. С. 103–110; 2) Общерусское и региональное в языке псковских монастырских
хозяйственных книг XVII века: Дис. … канд. филол. наук. Псков, 2000.
3
Богданов А. П., Плигузов А. И. Книги Псковской приказной избы XVII в. // Советские архивы. 1987. № 4. С. 77–83.
4
Богусевич В. А. Псковские купцы XVII в. Русиновы // НИС. Новгород, 1940. Вып. 8. С. 38–52.
5
Тихонов Ю. А. Таможенная политика Русского государства с середины XVI до 60-х гг. XVII в. // ИЗ. 1955. Т. 53. С. 258–
290.
6
Мерзон А. Ц. Таможенные книги XVII века: Учеб. пособие по источниковедению истории СССР. М., 1957.
7
Юрасов А. В. Внешняя торговля Пскова в XVII в.: Автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1998; Таможенные книги города
Великие Луки (1669–1676 гг.) / Подгот. к печати А. В. Юрасов. М., 1999.
8
Малышева И. А. Псковская таможенная книга 1749 г. как лингвистический источник // Псков в российской и европейской
истории: (К 1100-летию первого летопис. упоминания). М., 2003. Т. 2. С. 245–250.
9
Чендекова Е. В. К вопросу о лексико-семантических связях в тематической группе «названия тканей» в русском языке XI–
XVII вв. // Материалы XXXII Международной филологической конференции. СПб, 2003. Вып. 11, ч. 2. С. 34–40.
10
Таможенные книги города Великие Луки… С. 13.
11
Мы уже писали об этом конволюте: Кириллов Ю. В. Приходо-расходная книга Псковской таможни 1670/71 г. как лингвистический источник (предварительные наблюдения) // Материалы секции «Историческая лексикология и лексикография»
XXXVII Международной филологической конференции, 11–15 марта 2008 г. (в печати).
12
Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.): Учеб. СПб., 2005. С. 328.
13
Ср. у В. И. Даля: хребтовый мех — ‘из хребтов шкуры; самый прочный, но грубый’ (Даль. Т. 4. С. 565). При отсутствии
словосочетания черевий мех, фиксируются слова с корнем черев-: черево, черевья, черевязо, черевязь в значении ‘брюшко
меха’ (Даль. Т. 4. С. 591). Предполагаем, что словосочетание черевий мех означает ‘мех на шкурах с брюшка’.
14
Ворвань — ‘жир, вытопленный из морских млекопитающих и рыб’ (СлРЯ XI–XVII вв. Вып. 3. С. 28).
15
Корельчатая ложка — ‘изготовленная из корня дерева’ (Словарь промысловой лексики Северной Руси XV–XVII вв.
М., 2005. Вып. 2. С. 179–180).
16
Слово указывает на два признака сукна: происхождение (‘лондонское’ [СлРЯ XI–XVII. Вып. 8. С. 306]) и качество (‘дорогое’). В контекстах качественное сукно люндыш противопоставляется дешевому простому сукну.
17
Малышева И. А. Памятники деловой письменности XVIII века как объект лингвистического источниковедения. Хабаровск, 1997. С. 74–75.
18
Историческими словарями у слова вкладчик зафиксированы значения: ‘тот, кто делает вклад, пожертвование (для монастыря)’; ‘пайщик’ (СлРЯ XI–XVII. Вып. 2. С. 198–199); ‘кто делает вклад, пожертвование в монастырь, церковь’; ‘кто вносит свою долю средств в какое-л. дело (?)’ (Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI–XVII веков.
СПб., 2006. Вып. 2. С. 222).
120
19
В 80 % контекстов, в которых присутствует указание на национальную принадлежность продавца, отсутствует формула
указания на его территориальную принадлежность. Ср.: …взято на жиде на Осипе Якобове (ВлТК 1670/71. Л. 310). В случаях с другими категориями торговцев пропуски этой формулы практически не встречаются, что может свидетельствовать о
том, что слово жид устойчиво ассоциировалось с определенной территориальной принадлежностью. Понятие «черта оседлости» появилось в XVIII в., однако оно закрепляло исторически сложившуюся ситуацию: большинство евреев в конце
XVII в. проживало на западных территориях. Псков и Великие Луки в черту оседлости не входили и потому упоминания
наименования по национальному признаку было достаточно для однозначного определения положения торговца в важной
для взимания пошлин системе координат «местный — не местный».
20
Зафиксировано одно слово — наименование лица женского пола просвирница — ‘женщина, занимающаяся выпечкой просвир’ (СлРЯ XI–XVII. Вып. 20. С. 215). Тем не менее отражение разделения наименований человека по гендерному признаку не характерно для таможенных документов. Слово просвирница зафиксировано не в основном массиве контекстов содержательной части великолукской таможенной книги 1669/70 г., а во включенном в расходный раздел списке с памяти
воеводы о выплате жалования священнослужителям.
А. В. Топычканов
ЦЕНОВАЯ СТРАТЕГИЯ ПРИКАЗА ТАЙНЫХ ДЕЛ
Приказ Тайных дел в свой деятельности прошел эволюцию от Потешной палаты, занимавшейся организацией соколиной охоты и выполнявшей частные поручения царя Алексея Михайловича, к приказу, выполнявшему функции царской канцелярии и ведавшему государевыми тайными делами. В 1663 г. он был преобразован в приказ с традиционной территориальной компетенцией,
основными задачами которого, наряду с тайными делами, стало обеспечение хлебом московских
стрельцов и управление царскими хозяйственными предприятиями1. Именно на последнем этапе деятельности приказа сформировалась его ценовая стратегия. После смерти царя Алексея Михайловича
в 1676 г. Тайный приказ был ликвидирован.
А. И. Заозерский, изучая хозяйственную политику Приказа Тайных дел и его торговые операции с недвижимостью, обратил внимание на то, что самостоятельной ценовой политики в отношении
недвижимости приказ не выработал. Он лишь стремился разнообразными способами приобретать те
территории, которые соответствовали его хозяйственным планам, т. е. были пригодны для земледелия, сенокоса, устройства винокурен, мельниц, солеварен, рыбных ловель и т. д.2 Целью хозяйственной деятельности приказа на приобретенных территориях было получение прибыли3.
Агенты Тайного приказа, выполняя различные поручения, следили за ценами, их колебаниями, спросом и возможностями оптимального сбыта товаров в разных местностях России, что позволяло использовать для получения прибыли разницу цен как на внутреннем рынке, так и на внешнем.
Особенное внимание обращалось на колебание цен на хлеб и другие товары в Москве4. Ценовая стратегия приказа ориентировалась на московскую торговлю, которая по своему объему превышала торговлю не только российских, но даже многих восточноевропейских городов5.
Царь Алексей Михайлович получал товар с низкой себестоимостью, либо производя его на
собственных «заводах» с собственными материальными и трудовыми ресурсами, либо покупая его в
отдаленных регионах и заграницей. К царским «заводам», созданным преимущественно в 1660-е гг.,
относятся опыты по выращиванию экзотических растений (тутового дерева, винограда, арбузов) в
Москве и Симбирске, винокурни, скотные дворы, рыбные садки и соляные варницы вблизи Москвы,
поташные, железоделательные, стекольный, сафьяновый, хамовный, кожевенный, кирпичный заводы
близ Москвы или в соседних регионах и поиски полезных ископаемых на Русском Севере и Урале6.
Алексей Михайлович особое внимание уделял начальной фазе экономического цикла хозяйственной
деятельности Тайного приказа — фазе экспансии, которая сопровождалась вводом в действие новых
«заводов», ростом объемов производства, занятости и инвестиций.
При реализации продукции Алексей Михайлович ориентировался на средние цены московского рынка, поэтому развитие хозяйственной деятельности Тайного приказа не привело к заметному
росту цен на производимые товары. Таким образом, основным инструментом по поддержанию равновесия бюджета Тайного приказа были взаимообусловленные ввод в действие новых «заводов» и
рост объемов производства, занятости и инвестиций, а не ценовая политика.
В связи с этим, создавая тот или иной «завод», Тайный приказ основное внимание уделял его
функционированию, а способы реализации продукции зависели от потребностей рынка, например,
изделия Измайловского стекольного завода сбывались в лавке на Гостином дворе, вино крупными
партиями продавалось в Приказ Новой чети, который занимался его дальнейшей реализацией, а продукция Строкинского кирпичного завода, которая по своему качеству не могла конкурировать с кир121
пичом Хамовного и Даниловского заводов, шла на дворцовые нужды и на жалование. Способы реализации продукции иногда определялись при проектировании «заводов», например, в юрьевских селах Алексей Михайлович распорядился «завесть скотный двор, а больши держать на том дворе быков
и, покормя, пригоняя к Москве, продавать и на те деньги покупать иных»7.
На рубеже 1660–1670-х гг. фаза экспансии заканчивается и начинается спад производства8,
который сопровождается падением интереса царя Алексея Михайловича к хозяйственной деятельности Тайного приказа. Федор Алексеевич в фазу кризиса производства отдал многие «заводы», созданные в 1660-е гг., на откуп.
Вторым способом получения дешевой продукции являлось ее приобретение в отдаленных регионах и других странах. Приказ Тайных дел занимался перепродажей различных товаров, например,
овощей, соли, персидских тканей и пр.9 К малоизвестным торговым операциям Тайного приказа относится покупка свиного мяса и коровьего масла в Галиче и продажа его в Москве. Автором проекта
был галицкий помещик стряпчий Приказа Тайных дел Семен Васильевич Готовцев, «который посылан в Галичь для найму работников на сергацкие будные майданы» в сентябре 1674 г. Он сообщил в
Тайный приказ, что в Галиче при дешевом хлебе пуд свиного мяса стоит 25–27 коп., при дорогом —
30–33 коп., при недороде хлеба — 35–36 коп., а пуд масла при дешевом хлебе — 80 коп., а при дорогом — 90 коп. Подвода от Галича до Москвы обходится в 1 руб. 20 коп., на подводу грузят по
25 пудов, беря с пуда по 5 коп. Причем, Готовцев отмечает, что «больши 25 пуд на подводу не кладут, потому что лошеди обышные не такие, как бывают у прямых извощиков». Таким образом, в хлебородный год пуд свиного мяса с доставкой в Москву должен был обходиться в 54,8 коп., а пуд масла
— в 89,8 коп. (в Москве пуд масла стоил 1 руб. 30 коп.10, а средняя цена свинины по России была
около 80 коп. за пуд11). В 1674 г. хлеб уродился, однако цена на указанные продукты, по словам Готовцева, должна была установиться «как морозы уставятца» (в сентябре на галичском рынке продавалась только соль)12. Он дважды производил закупки в Галиче. Деньги на приобретение мяса и масла Готовцев брал из прихода Галицкого кружечного двора и доходов Галицкой приказной избы13. В
1675 г. им было приобретено более 3313 пудов мяса и 703 пуда масла14.
Сложно представить, насколько ценовая политика Тайного приказа, ориентирующегося на
средние цены московского рынка, влияла на цены в Москве и других городах России. Вероятно, царь
Алексей Михайлович не стремился к существенному изменению цен15. Так, например, в одной записке он спрашивал управляющего Измайловской дворцовой волости Устина Зеленого: «<…> и не лутче
ль ганять (дрова — А. Т.) с верховья, для того чтоб по Володимерке и по Стромынке лесов не вывесть, и на Москве дровам цену не поднять?»16. А. И. Заозерский обратил внимание на то, что Тайный
приказ при продаже поташа не воспользовался возможностями получения максимальной прибыли17.
Не использовал эти возможности приказ и при продаже вина, хотя являлся одним из крупнейших поставщиков Приказа Новой чети.
Таким образом, основным инструментом поддержания равновесия бюджета Тайного приказа
был ввод в действие новых «заводов», рост объемов производства, занятости и инвестиций и торговые операции. Цена на продукцию и товары назначалась исходя из их средней стоимости на московском рынке. Можно предположить, что ценовая стратегия Приказа Тайных дел была направлена на
сохранение стабильных цен на московском рынке.
Примечания
1
Гурлянд И. Я. Приказ Великого государя тайных дел. Ярославль, 1902; Заозерский А. И. Царская вотчина XVII в.: Из истории хоз.. и приказной политики царя Алексея Михайловича. 2-е просмотр. и испр. изд. М., 1937; Топычканов А. В. Культура
повседневности подмосковных дворцовых усадеб второй половины XVII в.: Делопроизводств. источники и методы исслед.:
Дис. … канд. ист. наук. М., 2007. С. 58–60, 61–68.
2
Заозерский А. И. Царская вотчина XVII в. С. 16–44.
3
Там же. С. 216.
4
Там же. С. 217.
5
Тверская Д. И. Москва второй половины XVII века — центр складывающегося всероссийского рынка. М., 1959.
6
Подробнее см.: Заозерский А. И. Царская вотчина XVII в.; Бакланова Н. А. 1) Стеклянные заводы в Московском государстве XVII в. // Труды ГИМ. М., 1928. Вып. 4. С. 119, 132–138; 2) Звенигородские железные заводы в XVII в. // Московский
край в его прошлом: Очерки по соц. и экон. истории XVI–XIX вв. М., 1930. Ч. 2. С. 91–100; Смирнов П. П. Московские ткачи XVII в. и их привилегии: (Жалованные грамоты Кадашевской и Хамовной слобод 1623 и 1648 гг.). Ташкент, 1928; Бакланов Н. Б., Мавродин В. В., Смирнов И. И. Тульские и каширские заводы в XVII в. М.; Л., 1934. (Известия ГАИМК;
Вып. 98); Якобсон А. Л. Ткацкие слободы и села в XVII веке (Кадашево, Хамовники, Брейтово и Черкасово). М.; Л., 1934;
Палентреер С. Н. Сады XVII в. в Измайлове // Сообщения Ин-та истории искусств. М., 1956. Вып. 7. С. 80–104; Черняк
Я. Н. Очерки по истории кирпичного производства в России: X — начало XX вв. [М.], 1957; Стоскова Н. Н. Первые метал-
122
лургические заводы России. М., 1962; Волков М. Я. Очерки истории промыслов России: Вторая половина XVII — первая
половина XVIII в.: Винокур. пр-во. М., 1979; Дубман Э. Л. Промысловое предпринимательство и освоение Понизового Поволжья в конце XVI–XVII вв. Самара, 1999. С. 84–136; Топычканов А. В. Строкинский кирпичный завод XVII в. // Вестник
архивиста. 2003. № 2. С. 143–150; и др.
7
РГАДА. Ф. 27. Оп. 1. Д. 525. Л. 12.
8
Во многом он совпадает с падением цен на многие продукты на рубеже 1660–1670-х гг. (Hellie R. The economy and material
culture of Russia, 1600–1725. Chicago; London, 1999).
9
Заозерский А. И. Царская вотчина XVII в. С. 226–229, 231.
10
РИБ. СПб., 1904. Т. 23: Дела Тайного приказа. Стб. 1251.
11
Hellie R. The economy and material culture… P. 96.
12
РГАДА. Ф. 27. Оп. 1. Д. 524. Л. 50–51.
13
Там же. Ф. 159. Оп. 4. Д. 47. Л. 19–36, 42–45; РИБ. СПб., 1907. Т. 21: Дела Тайного приказа. Стб. 278.
14
РИБ. СПб., 1907. Т. 21: Дела Тайного приказа. Стб. 278.
15
В настоящее время выявлен лишь один случай превышения средней цены на вино, которое было продано Новой чети
(Заозерский А. И. Царская вотчина XVII в. С. 219–220), однако он может быть обусловлен качеством продукции.
16
РГАДА. Ф. 27. Оп. 1. Д. 525. Л. 20.
17
Заозерский А. И. Царская вотчина XVII в. С. 223.
А. П. Павлов
ГОСТЬ И ДЬЯК МИХАИЛ СМЫВАЛОВ:
ШТРИХИ К БИОГРАФИИ
С конца XVI в. происходит заметное возрастание роли верхушки купечества в политической
жизни страны. Из среды посадского населения выделяются привилегированные купеческие организации — гости, Гостиная и Суконная сотни, члены которых привлекаются к обязательному несению
службы в финансовых органах управления государством (в качестве таможенных и кабацких голов,
оценщиков и продавцов правительственных товаров и т. д.)1 Наиболее видные гости становились
дьяками и определялись на службу в приказы, ведавшие делами финансового управления. Острая
нужда в финансах заставляла московские власти все чаще (особенно в Смутное и послесмутное время) обращаться к советам и услугам представителей купечества — опытных «специалистов» по торгово-финансовым делам. Некоторые наиболее выдающиеся представители верхушки русского купечества выдвигались в круг ближайших советников московских государей, определявших общие
направления внутренней и внешней политики Русского государства. К числу таких ближайших советников российских государей, временщиков («временных», по определению современников) принадлежал выходец из видной купеческой фамилии, гость, а затем дьяк Михаил Степанович Смывалов, жизненный путь которого мы и попытаемся проследить в настоящей работе.
Смывалов происходил из рода богатых смоленских купцов, переведенных после взятия Смоленска в 1514 г. на жительство в Москву. Группа купцов-«смольнян» образовала в Москве особую
корпорацию, занимавшую в торговой иерархии Москвы второе место после гостей2. Видным представителем этой корпорации был дед Михаила Смывалова Тимофей Смывалов, упоминание о торговой деятельности которого содержится в Дмитровской таможенной грамоте 1549 г.: «В Дмитров, на
Кимру и в Рогачево приезжают торговати сведенцы смольняне, паны московские Тиша Смывалов да
Федька Кадигробов с товарыщи»3. Как «смолянин» (представитель корпорации купцов-«смольнян»)
Тимофей Смывалов фигурирует среди участников земского собора 1566 г.4 В 1567 г. Тимофей Смывалов ездил вместе с гостем И. Афанасьевым в Антверпен «к бургомистром и ратманом» торговать
казенными товарами5. Крупным купцом и видным человеком в Москве был сын Тимофея — Степан
Тимофеевич Смывалов (отец нашего героя Михаила Смывалова). Показателем этого может служить
то обстоятельство, что род Степана Тимофеева Смывалова был записан в Синодике Московского Успенского собора6.
Первое упоминание о самом Михаиле Степановиче Смывалове относится к 1603/04 (7112) г.
— сохранилась челобитная о пропуске его в Литву для торговли пушным товаром, В челобитной
приводится список товаров, вывозимых им за рубеж. Смывалов выступает здесь с чином торгового
человека гостиной сотни7.
При царе Василии Шуйском М. С. Смывалов получает уже высший купеческий чин гостя. В
документах Печатного приказа сохранилась запись от 14 декабря 1613 г., согласно которой Смывалов
добился подтверждения прежней жалованной грамоты на звание гостя, данной ему царем Василием,
от правительства нового царя Михаила Федоровича8. Пожалование Смывалову звания гостя обусловливалось не только его успехами на торговом поприще, но и личной близостью к царю Василию.
123
Имеется известие об особом, приближенном положении Смывалова при дворе Василия Шуйского.
Позднее, в октябре 1610 г., противник Шуйского, бывший тушинский боярин и приверженец короля
Сигизмунда М. Г. Салтыков в своем письме к Л. Сапеге, выражая недовольство чрезмерным возвышением при новой власти «торгового мужика» Федора Андронова и других худородных временщиков, указывал, что «при Шуйском, за неправду, и за такие ж временники за Измайловы, да за такого ж
мужика, что за Федора (Андронова — А. П.), за Михалка Смывалова посямест льется кровь <…>»9.
Таким образом, согласно высказываниям М. Г. Салтыкова, купец Смывалов занимал при Василии
Шуйском такое же положение, какое позднее, при польской власти, занимал временщик Федор Андронов.
При царе Михаила Федоровиче Смывалов вновь начинает обретать влияние в государстве и
доверие со стороны властей. Уже в первый год нового царствования (14 декабря 1613 г.), как говорилось выше, ему удалось закрепить за собой звание гостя, данное ему царем Василием. В том же
1613 г. (до 19 октября) Смывалову вместе с другими гостями и торговыми людьми было доверено
произвести в Архангельске оценку и отбор английских товаров (драгоценных камней, сукна и т. д.)
для приобретения в государеву казну10. Одновременно гость Смывалов вел в Архангельске активную
торговую деятельность. Сохранилась его челобитная царю 1614 г. о выделении места под амбар на
архангельском гостином дворе11.
В 1615/16 г. Смывалов исполнял должность таможенного и кабацкого головы в Архангельске.
Находясь на этом посту, он «учинил прибор, сверх оклада» 1924 руб. 19 алт., 4,5 д., за что был пожалован «при государе у стола» серебряным ковшом, 10 аршинами камки и 40 соболями стоимостью в
24 руб.12 В 1617/18 г. Смывалов вел крупную торговлю солью в Нижнем Новгороде13.
В июне 1617 г. Смывалов значился в числе наиболее авторитетных гостей-«экспертов», с которыми советовались назначенные для переговоров с английским послом Дж. Мериком члены боярской комиссии (бояре Ф. И. Шереметев, кн. Д. М. Пожарский с товарищами) относительно целесообразности предоставления английским купцам свободы торговли на территории России. Смывалов
отдельно давал также показания по поводу месторождений железной руды на севере страны.14
Как человек весьма состоятельный, Смывалов приобрел обширные земельные участки в Москве
— его огороды на Сретенке занимали площадь земли в 60×36 саж., а раньше там стояли 20 дворов15.
Помимо профессиональных навыков купца, Смывалов обладал широким общим культурным
кругозором, свидетельством чему может служить его интерес к новейшим техническим достижениям
европейских стран. В 1614 г. у него была куплена для молодого царя Михаила Федоровича «трубочка», «что дальнее, а, в нее смотря, видитца блиско», т. е. подзорная труба, изобретенная совсем недавно (в 1608 г.) в Голландии16. Помимо этого, у Смывалова тогда же было куплено для царя немало
других диковинных вещей: «брусок скляной, во что смотрятся;… очки хрустальные с одное сторону
гранены, а с другую гладки, что в них смотря, много кажется; бочечка костяная точеная, в ней лунное
течение да часы солнечные; склышечка деревянная кругла, в ней под стеклом мужик с женкою; ящик,
в нем под стеклом жена со младенцом; ящик, в нем под стеклом жена со младенцем на осляти; ящик,
в нем под стеклом человек наг, с ним лев; ящик, в нем под стеклом три жены со младенцем»17. Смывалов был одним из активных покупателей книг из библиотеки Никиты Григорьевича Строганова,
пущенной в 1617–1620 гг. в распродажу после смерти ее владельца. Всего им было приобретено 12
книг, в числе которых находились: «Книжка литовская, писана по страницам…», «2 Азбуки писменые, фряские, с прописными строки…»18; эти последние приобретения свидетельствует о знании
Смываловым иностранных языков.
В период «правления» патриарха Филарета происходит дальнейшее возрастание авторитета и
влияния Смывалова в государстве. В 1621 г. он был назначен на ответственный пост таможенного и
кабацкого головы в Устюге Великом, одном из крупнейших торговых центров страны (упоминается в
этой должности в январе — ноябре 1621 г.). На плечи Смывалова возлагалась важная и ответственная
задача — «устюжская и усольская тамга и кабак обновити», т. е. увеличить объем поступавших с Устюга и Соли Вычегодской таможенных и кабацких сборов путем установления здесь рублевой пошлины с товаров, которая взималась во всех других «городах Московского государства», а также путем сурового пресечения злоупотребления кабацких целовальников19. По всей видимости, Смывалов
успешно справился с поставленной перед ним задачей.
После службы в таможенных головах в Устюге Смывалов был пожалован в дьяки и назначен
главой приказа Устюжской четверти, одного из важных финансовых и территориальноадминистративных приказов, ведавшего управлением 20 с лишим городов и уездов (Устюг, Соль Вычегодская, Можайск, Вязьма, Тотьма, Великие Луки, Устюжна Железопольская и др.). Он был назначен в приказ не позднее 4 июня 1622 г. — под этой датой значится челобитная дьяка Устюжской чети
124
Мих. Смывалова о выдаче в Архангельске 500 руб. взамен взятых у него в Новгородскую четверть20.
Но еще 22 июня 1622 г. в качестве главы приказа Устюжской чети упоминается думный дьяк Томило
Юдич Луговской21. По-видимому, Смывалов первоначально некоторое время служил в приказе под
началом Т. Луговского (о службе Смывалова «в помощниках» у Луговского сообщают иностранные
наблюдатели)22. Но вскоре, после отставки Луговского23, с 13 июля, Смывалов становится главой Устюжской чети24.
Во главе приказа Устюжской чети Смывалов находился до 29 марта 1631 г., а 31 марта того
же года руководство приказом переходит к дьяку Пантелею Чирикову25. Лишь на короткое время,
осенью 1630 г., когда Смывалов был в отпуске в деревне, в управлении Устюжской четью его замещал дьяк Никифор Спиридонов26.
Политическое значение Смывалова не ограничивалось, однако, тем, что он управлял одним из
важнейших финансовых приказов государства. В 1620-х гг. он вновь, как и при царе Василии Шуйском, выдвигается в число наиболее влиятельных людей в государстве. Весьма интересны в этом отношении показания одного сохранившегося в шведских архивах голландского донесения 1624 г., автор которого следующим образом описывает круг наиболее приближенных к патриарху Филарету
лиц: «Ежели желают чего просить у патриарха, должны идти к Шереметевым, [Ивану] Никитичу
[Романову], а также к Лыкову, Шеину, Ивану [Борисовичу Черкасскому?], а прежде всего (выделено
мной — А. П.) — к некоему Михайле Смывалову, продувной бестии, из купцов сделавшемуся канцлером в Устюжской канцелярии; все, что он скажет и прикажет, то слушает и делает патриарх; поэтому его очень ненавидит мать великого князя, и в Москве его называют временщиком, то есть
«временным», так почти всех называют, кто достиг высокого положения»27. В другом месте голландского донесения 1624 г. читаем: «Из всех знатных господ и дьяков наиглавнейшие суть: бояре Черкасский, Иван Никитич [Романов], Шереметев, Лыков и Пожарский. Дьяки и канцлеры, в которых
нуждаются и которые имеют наибольшую власть: Исай Болотников, Иван Грамотин и Томило Луговской, у которого здесь в помощниках некий Михаил Смывалов и Ждан Шипов… »28
Данные других источников свидетельствуют о том, что Смывалов действительно занимал весьма
видное положение в приказной иерархии Московского государства и обладал связями в правящих верхах,
что косвенно подтверждает правдоподобность приведенного выше иностранного сообщения.
Согласно «Книге столов» 1624–1629 гг., Смывалов был в числе дьяков, наиболее часто приглашавшихся к царским и патриаршим званым обедам — из приказных дьяков (в расчет не берутся
думные дьяки) чаше всего за «столами» присутствовали: Михаил (Феофилактович) Данилов, разрядный дьяк, ставший впоследствии думным дьяком (137 раз); Иван (Титович) Дедков, дьяк Челобитного приказа (41 раз); Михаил Степанович Смывалов (33 раза); Иван (Иванович) Болотников, дьяк приказа Казанского дворца (в упомянутом голландском донесении 1624 г. он значится (ошибочно как
Исай Болотников) в числе наиболее влиятельных дьяков государства) (32 раза); Иван (Кириллович)
Грязев, дьяк Казанского дворца, впоследствии думный дьяк (26 раз)29. Смывалов приглашался в числе приближенных лиц на Пасху «видеть государевы очи в комнате»30. Важным показателем высокого
статуса Смывалова является то обстоятельство, что он имел один из самых высоких окладов среди
дьяков (на основании размера денежного оклада определялся размер штрафа за бесчестье служилого
человека). В 1622/23 (7131) г. ему был учинен поместный оклад в 800 четв. и денежный — в 100 руб.,
а в апреле 1630 г. учинен оклад уже 900 четв. и 150 руб.31 По боярской книге 1629 г. (всего здесь названы имена 92 дьяков), денежный оклад, больший, чем у Смывалова (150 руб.), имели лишь дьяки
Иван Болотников (200 руб.; поместный оклад не указан) и Григорий Нечаев (170 руб. вместе с придачами за посольскую службу; поместный оклад с придачами 950 четв.), а денежный оклад, равный окладу Смывалова, имели лишь дьяки Герасим Мартемьянов (поместный оклад не указан), Матвей Сомов (поместный оклад 850 четв.), Михаил Алфимов (поместный оклад 800 четв.) и Марк Поздеев
(поместный оклад 900 четв.). Дьяк Смывалов владел поместьями и вотчинами в различных уездах
страны. В Московском у. он получил поместье из государевых дворцовых земель — деревню Лопатниково с другими деревнями и пустошами; впоследствии часть этого поместья перешла к Смывалову
(очевидно, была куплена им из Поместного приказа) в вотчину; согласно межеванию 1625/26 г., некоторые деревни находились за ним в поместье, а другие — в вотчине. Соседями Смывалова по этому владению были боярин кн. Алексей Юрьевич Сицкий, представитель родственной и близкой семье Романовых фамилии, а также видные придворные — князья Семен Петрович и Семен Андреевич
Львовы32. Владел он, кроме того, поместьем (дано ему из поместья опального боярина кн. Ивана Васильевича Голицына) и вотчиной в Арзамасском у.33, а также вотчиной в Клинском у. (по купчей у
вдовы дьяка Богдана Ильина и по закладной местного сына боярского И. Д. Ростопчина 1624/25 г.)34
125
Источники позволяют проследить определенные связи Смывалова в правящей придворной
среде. В близких отношениях он находился с дьяком Иваном Болотниковым, упоминаемым в голландском донесении 1624 г. в числе наиболее влиятельных лиц государства. Известны вклады дьяков
Смывалова и Болотникова в Соловецкий монастырь35. В кормовой Симонова монастыря обозначен
особый корм (на 17 июля) по Якове Боборыкине, Ионе Болотникове, иноке Мисаиле Смывалове и
Иване Тимофееве36. Можно полагать, что перечисленные здесь лица находились в каких-то родственных или клановых связях друг с другом. Среди этих близких Смывалову людей, помимо Болотникова, значится Яков (Михайлович) Боборыкин, человек весьма заметный при дворе, близкий к клану
боярина Ивана Никитича Романова — родного брата и «приятеля (близкого советника)» патриарха
Филарета Никитича37. Боборыкин упоминается в числе недругов Василия и Федора Федоровичей
Михалковых, пытавшихся отобрать у последних поместье и вотчину38. Михалковы являлись представителями придворного клана матери царя Михаила старицы Марфы Ивановны, который в известной
мере противостоял «партии» царского отца патриарха Филарета и И. Н. Романова. Характерно, что,
согласно голландскому донесению 1624 г., Смывалов являлся приближенным именно патриарха, в то
время как мать царя испытывала к нему ненависть и вражду.
30 марта 1631 г. Смывалов был назначен дьяком в Астрахань, где он служил и в 1632 г.39 По
всей вероятности, его отправка из Москвы на службу в далекую Астрахань явилась проявлением немилости к нему со стороны правительства Филарета, учитывая, что он состоял прежде в числе самых
близких советников патриарха. О причинах такой немилости можно только догадываться. Возможно,
значительное влияние Смывалова на Филарета вызывало недовольство со стороны боярского окружения патриарха, как в свое время бояре — сторонники Сигизмунда III были недовольны чрезмерным усилением влияния на правительственные дела «торгового мужика» Ф. Андронова. Не исключено и возникновение разногласий между патриархом и его советником, в частности, по вопросам
внешней политики. Известна приверженность Филарета политике союза со Швецией, а в донесении
голландца (союзника шведов) 1624 г. Смывалов был удостоен весьма нелестных эпитетов.
О судьбе Смывалова после службы в Астрахани почти ничего не известно. Единственное
упоминание о его службе после 1632 г. встречаем в книге, содержащей списки дворян и приказных,
приглашавшихся в царский дворец по случаю празднования Пасхи в разные годы («Книга, а в ней
писаны дворяне и приказные люди, которые по государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу на празник на Светлое воскресенье видают государские очи в комнате и в
передней избе, с 134-го [1625/26] году». В этой книге под рубрикой «В нынешнем во 141–м [1633 г. –
Пасха в этом году приходилась на 21 апреля] году пожаловал государь, велел свои государские очи
видети в комнате» среди дьяков упоминается и имя Михаила Смывалова с пометой «Умре»40. Показание этого позднего источника относительно смерти Смывалова в 7141 г. следует принимать, однако, с известной долей осторожности41. После 1632 г. мы не встречаем упоминаний о дьяке
М. Смывалове в разрядных книгах. Его имя отсутствует в перечнях дьяков в боярских списках
1632/33 (7141) г.42 и последующих годов. В списке думных и придворных чинов 1533–1700 гг. Михаил Степанович Смывалов значится под 7141 (1632/33) г. думным дьяком43, однако данными других
источников это известие не подтверждается. Имеются сведения о пострижении Смывалова в монахи
— в упомянутой выше кормовой книге Симонова монастыря он упоминается как «инок Мисаил
Смывалов»44.
Итак, можно полагать, что через некоторое время после возвращения из Астрахани в Москву
(в 1633 г.) дьяк Михаил Смывалов принял постриг в монахи и, очевидно, вскоре после этого умер.
После его пострижения и смерти род Смываловых сходит с политической сцены. Представителей этой фамилии после 1633 г. мы уже не встречаем ни среди дьяков, ни среди других чинов государева двора45, ни среди московских гостей46.
Приведенные выше данные раскрывают Михаила Степановича Смывалова, ближайшего советника царя Василия Шуйского и «государя-патриарха» Филарета Никитича Романова, как одну из
наиболее ярких и выдающихся личностей первой трети XVII в. В то же время нельзя не отметить, что
судьба Смывалова, история его вхождения во власть в определенной мере типична для политической
карьеры выходцев из незнатных купеческих родов допетровской России. Доминирование принципа
происхождения («отечества») над службой при карьерном продвижении в XVI–XVII вв. препятствовало талантливым, но худородным людям надолго удерживаться на вершинах государственной власти. В условиях безраздельного господства при московском дворе представителей боярской служилой и придворной аристократии худородным выходцам из «торговых мужиков» была уготована лишь
карьера временщиков.
126
Примечания
1
Флоря Б. Н. Привилегированное купечество и городская община в Русском государстве (вторая половина XV — начало
XVII в.) // История СССР. 1977. № 5. С. 145–160.
2
Бахрушин С. В. Научные труды. М., 1952. Т. 1. С. 162–163; Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации
России XVI — первой четверти XVIII в. Т. 1. М., 1998. С. 67.
3
ААЭ. СПб., 1836. Т. 1: 1294–1598. С. 212–213. № 223 ; Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 1. С. 163.
4
Акты, относящиеся к истории земских соборов / Под. ред. Ю. В. Готье. М., 1909. С. 9.
5
Сыроечковский В. Е. Гости-сурожане. М.; Л., 1935. С. 99; ПСРЛ. М., 1965. Т. 13: Патриаршая или Никоновская летопись.
С. 408; Описи Царского архива XVI века и Архива Посольского приказа 1614 года. М., 1960. С. 40.
6
ГИМ. Собр. Успенского собора. Кн. 64. Л. 249; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV–XVII вв. М., 1975. С. 480.
7
РГАДА. Ф. 210. Столбцы Приказного стола. № 1799. Л. 47; Кулакова И. П. «Москвичи торговые люди» конца XVI — начала XVII в. // Торговля и предпринимательство в феодальной России: К юбилею проф. рус. истории Н. Б. Голиковой.
М., 1994. С. 87–88.
8
РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Кн. 2. Л. 138 об.; Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… Т. 1. С. 67.
9
АИ. СПб., 1841. Т. 2: 1598–1613. С. 361. № 306; Соловьев С. М. Соч. Кн. 4: История России с древнейших времен. Т. 7/8.
М., 1989. С. 596.
10
Сборник князя Хилкова. СПб., 1879. С. 179.
11
РГАДА. Ф. 141. ПДСЛ. 1614 г. Д. 8. Новгородская четь. Л. 13–14; Воскобойникова Н. П. Описание древнейших документов архивов московских приказов XVI — нач. XVII вв. (РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет). СПб., 1999. Кн. 2.
С. 19.
12
РГАДА. Ф. 141. ПДСЛ. 139 (1630/31) г. № 82; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 479.
13
Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 479.
14
Привилегированное купечество России во второй половине XVI — первой четверти XVIII в. / Сост. Т. Б. Соловьева, Т. А.
Лаптева. М., 2004. Т. 1. С. 22–27.
15
Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… Т. 1. С. 97.
16
Соболь С. Л. Оптические инструменты и сведения о них в допетровской Руси // Труды Ин-та истории естествознания.
М.; Л., 1949. Т. 3. С. 138–139; Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII в. М., 1955. С. 577.
17
Забелин И. Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. М., 2000. Т. 1, ч. 1. С. 255.
18
Опись библиотеки Н. Г. Строганова, 1620 г. / Сост. Н. А. Мудрова, Б. Н. Морозов. Екатеринбург, 1991. С. 34–36, 44, 47,
49, 50, 52, 53, 57, 58.
19
Кистерев С. Н. Нормативные документы таможенных учреждений городов Устюжской четверти конца XVI — начала
XVII в. М., 2003. (Материалы для истории таможенного дела в России XVI–XVII веков; Т. 1). С. 33–34. № 8; см. там же
также: № 3. С. 26–29.
20
РГАДА. Ф. 141. ПДСЛ. 1621 г. Д. 17. Новгородская четь. Л. 329; Воскобойникова Н. П. Описание древнейших документов… СПб., 1999. Кн. 2. С. 117. — Еще 31 декабря 1621 г. в приказе значился один Т. Ю. Луговской (Кистерев С. Н. Нормативные документы… С. 33–34, 95).
21
Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII века // Богоявленский С. К. Московский приказный аппарат и делопроизводство XVI–XVII веков. М., 2006. С. 189.
22
Бушкович П. Шведские источники о России 1624–1626 годов // АРИ. М., 2007. Вып. 8. С. 375.
23
7 июля 1622 г. Т. И. Луговской «сказывал» решение по местническому спору (Дворцовые разряды. СПб., 1850. Т. 1.
Стб. 516). Это последнее упоминание его как думного дьяка.
24
Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII века. С. 189.
25
Там же. С. 190. — 31 марта 1631 г. была составлена роспись дел за 1618/19–1631/32 гг., передаваемых дьяком Устюжской
четверти М. С. Смываловым дьяку той же четверти П. М. Чирикову (РГАДА. Ф. 141. ПДСЛ. 1625 г. Д. 28. Устюжская четверть. Л. 1–69; Воскобойникова Н. П. Описание древнейших документов… М., 1999. Вып. 3. С. 96).
26
Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 479.
27
Бушкович П. Шведские источники… С. 277. — В начале XX в. перевод и публикацию данного источника осуществил
В. Ф. Ржига (Ржига В. Ф. Сообщение из двух шведских источников // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии: Сб. Н. Новгород, 1913. Т. 14. С. 19–24 3-й паг.). Однако, как показал П. Бушкович, В. Ф. Ржигой был опубликован текст не голландского оригинала, а его копии на немецком языке, которая представляет собой некомпетентный перевод с голландского (Бушкович П. Шведские источники… С. 360–361), в результате чего в публикации Ржиги содержатся
пропуски в тексте и искажения имен (так, Смывалов фигурирует здесь как «Самбулов»).
28
Бушкович П. Шведские источники… С. 375. — В публикации В. Ф. Ржиги вместо фамилии Смывалов ошибочно указывается «Шувалов».
29
Петров К. В. Царские «столы» (по материалам 1622–1629 гг.) // Государев двор в истории России XV–XVII столетий:
Материалы междунар. науч.-практ. конф., 30.X–01.XI.2003 г., Александров. Владимир, 2006. С. 230.
30
РИБ. СПб., 1884. Т. 9: Приходо-расходные книги Казенного приказа. Записные книги Московского стола. С. 475.
31
Боярская книга 1627 г. М., 1986. С. 113; РГАДА. Ф. 210. Боярская книга. № 2. Л. 348; РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 62. Л. 246; АМГ. СПб., 1901. Т. 3: 1660–1664. С. 535. № 640.
32
РИБ. СПб., 1907. Т. 21: Дела Тайного приказа. Стб. 1528–1531.
33
Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии: Сб. Н. Новгород, 1915. Т. 15, вып. 8. С. 234; РГАДА.
Ф. 137. Боярские и городовые книги по Новгороду. Кн. 15. Л. 824; Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 480.
34
РГАДА. Ф. 1209. Кн. 190. Л. 373.
35
Архив СПбИИ. Кол. 2. № 151. Л. 126–126 об.
36
Вкладная и кормовая книга Московского Симонова монастыря / Подгот. А. И. Алексеев // Вестник церковной истории.
2006. № 3. С. 90.
37
Я. М. Боборыкин в 1620-е гг. вместе с боярином кн. А. В. Сицким являлся одним из руководителей Поместного приказа
(Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII в. С. 125–126). Дворяне Боборыкины происходили, как и Романовы, из рода
127
Андрея Кобылы и были приближены ко двору в период «правления» Филарета. Упоминается вклад боярина И. Н. Романова
по одном из представителей рода — Тимофее Боборыкине — в Соловецкий монастырь (Архив СПбИИ. Кол. 2. № 152.
Л. 52.). — Упомянутый в кормовой Симонова монастырь Иван Кол Тимофеев (дьяк, автор известного «Временника») также,
очевидно, пользовался расположением правительства Филарета. В 1628 г. он разбирал судебное дело елецких помещиков с
И. Н. Романовым и, вопреки очевидным фактам, оправдал последнего; возможно, с этой услугой семье Романовых были
связаны щедрые земельные пожалования ему в 1629 г. (Солодкин Я. Г. Иван Тимофеев сын Семенов // Словарь книжников и
книжности Древней Руси. СПб., 1993. Вып. 3, ч. 2. С. 15).
38
Шереметев С. Д. Из архива Михалковых // Старина и новизна: Ист. сб. М., 1914. Кн. 17. С. 27–29.
39
Барсуков А. П. Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия
по напечатанным правительственным актам. СПб., 1902. С. 9; Книги разрядные. СПб., 1855. Т. 2. Стб. 687; Дворцовые разряды. СПб., 1851. Т. 2. Стб. 194, 290.
40
РГАДА. Ф. 181. № 86. Л. 6. — С материалами данного источника нас любезно ознакомил К. В. Петров.
41
В частности, не ясно происхождение помет «Умре», которые стоят здесь над именами подавляющего большинства дворян
и дьяков.
42
РГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола. № 86. Столпик 3. Л. 16–20; № 356. Столпик 1. Л. 69–73; № 1088. Столпик 1.
Л. 86–89.
43
РГАДА. Ф. 188. Оп. 1. № 475. Л. 99.
44
Вкладная и кормовая книга Московского Симонова монастыря… С. 90.
45
См.: Иванов П. И. Алфавитный указатель фамилий и лиц, упоминаемых в боярских книгах, хранящихся в 1-м отделении
Московского архива Министерства юстиции, с обозначением служебной деятельности каждого лица и годов состояния в
занимаемых должностях. М., 1853.
46
Именной состав корпорации гостей в XVII в. (после 1631 г.) см.: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации… Т. 1. С. 98–99, 121–123, 151–153.
128
XVIII в.
____________________________________________________________________
И. А. Малышева
АРХАНГЕЛЬСКАЯ ТАМОЖЕННАЯ КНИГА 1710 г.
Архив Санкт-Петербургского Института истории РАН располагает значительной коллекцией
таможенных документов первой половины XVIII в., в основе которой лежат рукописи, собранные
Археографической комиссией1. Большая часть таможенных материалов, относящихся к первым двум
десятилетиям XVIII в., сосредоточена в фонде Архангелогородской губернской канцелярии (ф. 10), в
нем находятся таможенные книги архангельской, верховажской, галицкой, кеврольской, кольской,
мезенской, пустоозерской, холмогорской, шенкурской таможен, выписи пустозерской, усть-важской
и других таможен.
Научная ценность (и историческая, и лингвистическая) данных материалов определяется несколькими моментами: во-первых, это памятники доколлегиального периода, связанные своими правилами ведения с приказным делопроизводством (документов доколлегиального таможенного делопроизводства по сравнению с общим количеством сохранившихся таможенных материалов немного)
и представляют они за единичными исключениями северную территорию; во-вторых, это памятники
региональные, которые велись местными писцами, следовательно, в большей степени следуют сложившимся в данной таможне традициям ведения дел и с большей объективностью отражают особенности языка данных территорий; в-третьих, значительная часть документов относится к небольшим
периферийным канцеляриям, что позволяет обнаруживать не только определенную степень отражения живой речи, но и региональные черты; в-четвертых, особый интерес представляют материалы
архангельской таможни, через которую на внутренний рынок в большом объеме поступали иностранные товары, в связи с чем эти документы широко отражают процессы вхождения и освоения
заимствованных слов и процессы приспособления русских языковых средств к обозначению иноземных предметов.
В фонде Архангелогородской губернской канцелярии находится архангельская таможенная
книга 1710 г. (Ф. 10. Оп. 3. № 145. Ч. 1–5. 1756 л.)2, представляющая собой копию (список) счетных
выписок, которые составлялись в конце года и подводили итог торговым операциям иноземных купцов3, имевших большой торг: Списокъ со щетныхъ выписокъ архангелогородской таможни ярмоночного таможенного сбора 1710 года4.
Книга представляет собой частично сшитые между собой, частично разрозненные тетради
(каждая по 8 листов, формат «в десть»), разделенные на пять частей. Части не имеют обложек, каждая обернута плотной бумагой. Книга была единым томом, но со временем или по какой-то другой
причине распалась или была разделена на части. О том, что книга представляла собой единый том,
свидетельствует сквозная пагинация (составительская буквенная и архивная карандашная арабскими
цифрами) и непрерывность скреп. Книга имеет скрепу (Бu-ръ-гw-ми-стръ-Iва-нъ-Попw-въ) и поставленные внизу на каждом листе две справы, удостоверяющие правильность документа, его полное соответствие с оригиналом (Спра-вил-Оси-пъ-Кu-сто-въ, Спра-вил-Fе-доръ-По-га-рел-скiй). Преобладает вторая справа. О цельности книги говорит и то, что первая часть (л. 1–301 об.) обрывается на
середине записи, продолжение которой следует во второй части (л. 302–653 об.). Каждая из следующих частей начинает новую запись: третья часть — л. 654–1029 об., четвертая часть — л. 1030–
1380 об., пятая часть – л. 1381–1756 об. Общий объем рукописи 1752 листа, есть литерные листы 1 а,
380 а, 1145 а, но при нумерации пропущены листы 44, 410, 522, 541, 542, 581, 582 (последний
л. 1756). А. Ф. Шидловский называет объем книги в 1764 л., но отмечает, что материал разбит в переплете и предался гнилости. Судя по тому, что последние листы книги сильно обтрепаны, несколько
листов были утрачены позже.
Рукопись написана на бумаге голландского производства (филигрань — герб города Амстердама) чернилами бурого цвета. Написана несколькими почерками (около 10), преимущественно красивыми, ровными, с нажимом, с четким рисунком букв (например, л. 1303–1326, 1381–1392 об.,
129
1554 об.–1592 об. и др.), однако встречаются и менее каллиграфические почерки (в одном из них
встретились описки), что говорит о том, что большой объем книги потребовал привлечения и не самых искушенных писцов. Книга не имеет разметки (разметка в таможенных книгах отмечается с
1725 г.).
Списки как копии беловых экземпляров не содержат подлинных рукоприкладств торговцев и
таможенников, но приводят косвенные указания на них: У торгу закрhпа бuргомистра Iвана Попова
(л. 23), Закрhпа бурмистра Ивана Крюкова (л. 254 об.), На подлиннои выписки под прошением рuка
Андрея Еля писана по немецки Смотрение подячего Андрея Митусова (л. 378), На подлиннои выписки под прошением Андреи Бовышка руку приложыл а писана по иноземчески (л. 653 об.), На подлиннои выписке у скаски рука Тимофеева писана по иноземски (л. 1403 об.) и др.
Начинается книга записью торговых операций компании А. Д. Меншикова (л. 1–39 об.). Список содержит перечень местных товаров, привезенных с кольских промыслов, и товаров, купленных
у иностранных купцов. Далее (л. 41–107 об.) идут записи торговых операций армян (выписки по армянской книге), называются имена Парсел Григорьев, Матвеи Сачебеков да Авет Савельев, армянин
Петр Сафаровъ и др. С л. 110 начинаются регистрации счетов англичан: Андрей Стельс, Томас Ель,
Роман Юрьев сын Мендарингъ, Яков Иванов сын Гут да брат ево Юрье, Самоило Андреевъ сын
Мюкс, Осип Осипов сын Дикинс, Аглинской консул Карлус Гутфель да товарыщ ево Вилим Парсонс,5 Самойло Исаков сын Гарцен и др. С л. 434 идут записи «галанцев»: Исак Михайлов сын Киньсьюс, Соломон Соломонов сын Варнезобр, Николай Родионов сын Фандерстам, Николай Иванов сын
Ромсвилкель, Андрей Андреев сын Бодышка, Иван Петров сын Любс, Володимер Иевлев, Петр Дебос, Исак Еремеев сын Фандербурхъ, Иванъ Иванов сын Фанбасен, Григорей Тембоузен, Корнило
Володимеров сын Деюнг с товарыщем, Иван Павлов сын Тамес, Андрей Мене и др. С л. 1030 следуют записи гамбургских купцов («анбурцы»): Еремей Брунсъ, анбурской купор Иван Андреев, иноземец лекарь Осип Пестер, анбурцы Иванъ Попп да Фрянсъ Гиз, Артемей Иванов сын Фарбс, Иван
Пвеск, Крестьян Крестьянов сын Меэр и др. С л. 1381 регистрируются торговые счета по торговым
операциям цесарцев6: Юрье Меллер, Михел Гросман, Илияс Слипс, Илияс Кампер, Юрье Ганзель,
Юрье Лангар, Александръ Опель, Юрье Крус. Далее снова идут записи регистраций датчан, «анбурцев», бременцев: датчанинъ Вилим Геделгер, анбурец Иван Юрьев сын Маринц, анбурец Давыд Кондратьев сын Беркузен, анбурцы Яков Руер да Аврам Лопбор, Бремена гwрода торговой иноземец
Петр Иванов сын Мартисен и др.7
Запись торговых операций каждого торговца начинается с общего заголовка, затем следует
указание на книгу, из которой сделана выписка, и имя торговца: Списки с выписокъ счетныхъ по армянскои статье. Выписано из архангелогородцких ярмоношного збора таможенных книгъ ‡АJI г года. По книгh армянскои А г да Е г листов Армяне Аветъ Сергhев да Григореи Топченецъ с товарыщи
(л. 41); Выписано из архангелогородцки ярмоношного збора таможенных книгъ ‡АJI г года По торговои особой книге агличанина Якова Вельяминова сына Спелмана Агличанин Яковъ Спельманъ
(л. 137 об.), Списки сw счетных выписwкъ по голанскwй статьй Выписано из Архангелогороцкихъ
ярмwношного збора тамwженныхъ книгъ ‡АJI г гwду Галанецъ Лаврентеи Юрьевъ сынъ Гарлантъ по
wсобой иноземческои книги (л. 434).
Структура статьи, относящейся к одному торговцу, имеет четкую последовательность в указании зарегистрированных торговых операций (в зависимости от объема торга может не иметь некоторых сведений): перечень явленных (или осталых) товаров, досмотр этих товаров целовальниками,
явка товаров с кораблей, досмотр и пропуск целовальников, записи торговых операций по месяцам
(что было продано, куплено, выменено), запись непроданных товаров, регистрация взятых пошлин.
Пример явочной записи: Выписано из архангелогодцких ярмоношногw збора таможенных книг
ннhшняго ‡АJI г года Галанецъ Iван Iванов сын Fерколенъ Пw особои ево книге явкою осталых от
прошлого гwда заморских товаров КИ грошеи пугвицъ шерстяных Н грошеи пугвицъ шелковыхъ I
столов деревянных малых З замков желhзныхъ ДI косяков стоfов шелковых i гарусных ящик сыргуча
черного Л коробок коfяныхъ Д котлика чаиныхъ М шанданов мhдных стоячих М щипцов мhдных
АI дюжин с полудюжиною колпаков спалних Д дюжины рукавицъ валяных SI утюгов мhдныхъ ЗI
камfоров мhдных <…> В бочки краски желти И ящичков Д коробки да ЕI кружекъ коfяных груда
сандала красного корянного груда сандала синего груда сандала бразилhта ДI ящиков посуды камяннои8 I бочекъ полуберемянных вина церковногw (л. 654–654 об.); Выписанw из Архангелогорwдцких
таможенныхъ книгъ ярмwношногw збора ннhшняго ‡АJI г году Датчанин Андреи Андрhевъ сынъ
Мееръ По книге бuшманскои листъ КВ и НЕ Явкою с анбuрскогw карабля от карабелшика Лоремсъ
Алверсъ евw Андрhевых товаров бочка да кул покрамhи сuконных В бочки с полубочкою ракушекъ
130
ДI бочекъ полуберемянных ренскогw бwчка сахара голwвногw В ящика посуды склянwи ящикъ з
sеркалами Е ры волосы накладные А пw досмотрu тамwженногw целовалника пhнежанина Iвана
Маслова Меншегw в вышеписаннwи бочкh да в кулкh РК тюковъ покромhи сuконных дюжинныхъ
синихъ да въ В ящиках посуды стекляной ТЧ стоканов болшихъ и малыхъ простыхъ бhлых СО сосuдовъ стекляных роморwк гладкихъ малых чарwкъ двоецетых чашекъ малых прwстых и крuжек маленких гладких и ложчатыхъ wдинаких бhлых (л. 1030–1030 об.).
На л. 1593–1618 об. находится Книга полавная по которои собрано на руских торговых людехъ и на иноземцахъ с полатъ Гостина каменного руского двора с верхних i нижныхъ житеи <…> ВI
полату в наемъ имал Гостинои Сотни Fедора Козмина приказщикъ ево Прокопеи Iвановъ на него
Fедора Козмина и на брата своево Тимоfея наемных денегъ взято Л рuблев (л. 1594), КГ полату угловои в наемъ нихто не имал потому что занята ис приказу под воинские припасы (л. 1595), А я полата о дву житьях верхнее житье в наемъ ималъ до новые ярмонки агличанин Яковъ Гуатъ (так в ркп.)
наемных денегъ взято Л рублевъ (л. 1609).
В составе книги находятся списки с оброчной книги (л. 1619–1705 об.) о взятье сборов с лавок, питейных амбаров, кузниц, поварен, солодовен, сушил, прядилен, «сараевъ гдh кирпичь дhлаютъ и обжигаютъ» и др.: Анбар с перерубом галанца Данила Артмана мhрою длинника по лицу И
сажен с аршиномъ поперегъ Е сажен Д вершка оброку К алтын (л. 1637–1637 об.), Поварня горожанина Якова Сороилова мhрою длинника по лицу и с прибавошным перерубомъ З сажен Д вершка поперег Г сажени с четвертью оброку З алтынъ <…> сушило горожанина Евдокима Шишкина мhрою
длинника по лицу Г сажени В аршина без четверти <…> солодилня горожанина Василя Цыварева
мhрою длинника по лицу Е сажен пол В аршина (л. 1648–1648 об.), Полокъ против сарая проезжеи
дороги по нижную сторону нового кружечного двора горожанки вдовы Ириньи Аfанасьевы дочери
Матигорова мhрою длинника по лицу сажень поперегъ В аршина оброку SI алтынъ Д денги (л. 1650).
Далее следуют записи о приеме денег (подводных, прогонных и др.) у бурмистров и целовальников; о выдаче подводных денег целовальнику, отправленному в Вологду с денежною казной;
«перечневая выписка <…> сколко на ннhшнеи архангелогородцкои ярмонки руских и заморскихъ
вhсчих и невhсчих всяких товаров было в продаже в мене и в отпуску за море и верховские городы и
в привозе <…>» (л. 1709–1744 об.).
Завершается книга росписным списком архангельской таможни (л. 1749–1756 об.): Росписнои
списокъ по которому отдача от JF г года от зимнего бурмистра Iвана Коржавина приемъ JАI г
года зимнего ж бурмистра к таможенному Петру Неупокоеву. Как уже сказано, конец книги не сохранился, и росписной список обрывается на перечне документов, хранящихся в таможне: Грамота из
ратуши о клею Павла Вhстова Память <…> (л. 1756 об.).
Росписной список включает описание икон, находящихся в разных помещениях таможни,
законодательных документов, печатей, весов и мерных емкостей, необходимых предметов обихода
(счеты, чернильницы, щандалы, суконные покрытия столов, мебель и др.): образ прстыя бдцы Одегитрия оклад I венецъ с ризою серебряные кованые золоченые кругомъ того обраsа писаны на краскh
отечество и протчiи стiи около того обраsа кhотъ резнои золоченои (л. 1750); Список с новаго торгового уставу в полудестовых тетратех за приписю дьяка Якова Кирилова Книга новоуказных статеи в
коже за sакрhпою бuргомистра Iвана Панкратева Тетради дестовые а в них списки з грамотъ за гостиными руками Книга соборного уложения печатная (л. 1751); печать вновь которая прислана с Москвы из ратуши въ JЗ м году серебряная в черену деревянном что печатаютъ выписи на отпускные
товары Г пятна скотинных да И пятенъ З рыбных все железные ис того числа одно пятно въ JИ м
году утеряно оброномъ целовалничьим клеимо таможенное хомутное (л. 1751 об.); В тюfяка кожаных да тюfяк суконнои краснои <…> гирка серебряная заорленая в мhдномъ кожухе заорленомъ ж
вhсом та гирка ПГ золотника против ста sолотыхъ а кожух против того вhсу что прислан с Москвы
въ РЧГ м году (л. 1752 об.), Бочка мhдная заорленая салнего розмhру вhсом В пуда Г fу (л. 1754)9.
В качестве лингвистического источника данная книга представляет особый интерес не только
обширностью и значимостью лингвистического материала. Она относится к периоду активного проведения петровских реформ, бурного роста внешней торговли, т. е. времени проникновения в русскую жизнь, в частности, новых торгово-счетных единиц, предметов быта, продуктов питания и др., в
связи с чем не только значительно увеличился приток в русский язык иноязычной лексики, но и активизировались номинативные процессы в самом русском языке. «В период наибольшей диффузности языка в отношении иноязычных вхождений формируются одновременно и силы сопротивления
им, возбуждается семантическая и словообразовательная активность исконного состава языка»10.
131
Данный источник, пожалуй, в отличие от большого количества других таможенных книг содержит в обозначении товара достаточно много определительных конструкций с союзом что или
союзными словами который, где, отражая процесс поиска наименования нового для русского быта
предмета или пояснения иностранного слова: В дюжины коробочекъ кожаных крашеных что пудра
кладетца крuглых (л. 54)11, S дюжинъ кисточекъ шелковых что в волосы пудрu набивают (л. 54 об.),
Пол З дюжины чашекъ да пол З дюжины блюдецъ fарfоровых что чаи пьютъ (л. 55 об.), ГI досокъ
крашеных что пите носят круглых (57 об.; ср.: доска подносная деревянная крашеная под красками
(л. 105)), ящыкъ в немъ З кuвшинцов что калян тянутъ (л. 86 об.), дюжина сuмочекъ кожаных малых
что кладuтъ писма (л. 95), Х перышков каменных что пишут в книжках каменных (л. 105), I fuнтъ
морховъ что нашиваютъ на платье по подолu гарuсомъ К fuнтъ бахрама что крuгомъ кровати окладываютъ шерстяныхъ (л. 310), камfор оловяннои на которомъ ставятца блюда и торелки Д подблюдника оловянных да камfорикъ блюднои оловяннои на ношкахъ <…> В тюка рогож камышевых
которые постилаются на полы под ноги (л. 316 об.–317), КS перешницъ и гдh масло держатъ столовых (л. 378 об.), КS перешницъ с поддwнами в чем масло держатъ (л. 380)12, чашка серебряная в которой аглинскои понжъ строятъ (л. 431)13, ящыкъ в немъ Д шилдерея что в окна ставятъ (л. 503 об.), К
коробочекъ что сахар держатъ (л. 984)14, в коробочкh КГ нитокъ помаранцовъ что кругъ шеи держат
(л. 985 об.), S коробочекъ галuнчиков нитяных чтw около шляпъ обшиваютъ <…> I перя что около
шляпъ живетъ (л. 1564 об.).
Поиск средства номинации проявляется в подборе русского соответствия. Например, будущую табакерку называют коробкой, коробочкой, досканцем: В дюжины коробочекъ табашныхъ
мЬдных простых гладких (л. 54), дюжина коробочекъ деревянных крашеных что порошекъ кладут
(л. 55)15, дюжина коробочекъ деревянных крuглых с обвертными кровелками что держат порошекъ
носнои (л. 95 об.), Полfuнта порошку носного В досканца черепаховых в которых порошокъ держатъ
(л. 345), S коробокъ черепаховых в которыхъ порошокъ держатъ (л. 1467)16.
Необходимость назвать новый предмет вызывала производство новых слов: Р uховертокъ
мhдных (64 об.); Полдюжины плюиников оловянных <…> В перешницы да В солоницы оловянные
плюиникъ мhднои (л. 69)17; Дюжина блюдецъ мhдных бородобритных что под бороды подкладывают (л. 103 об.), В махалца в кости I в деревh с листами шелковыми (л. 533); НЕ дюжин махалцовъ бумажных простых (л. 1450), Г ящика в них ВI дюжин махавок женских бумажных (л. 984), ЛS дюжинъ
махавокъ бuмажныхъ простыхъ (л. 1476 об.)18; дюжина трuбокъ окозрителних (л. 74), В дюжины
трuбокъ окозрителнихъ (л. 1189 об.)19.
Для развития русского языка XVIII в., особенно первой половины, характерна многоконтактность, которая интенсивно протекала и в местах такого постоянного взаимодействия с иностранцами,
как крупные ярмарки, в первую очередь в портовых городах. В этом отношении Архангельская ярмарка и в целом Архангельск, где торговало большое количество иностранных купцов, играли существенную роль.
Книга содержит достаточно много заимствованной лексики (преимущественно из голландского, немецкого и английского языков), время вхождения которой в русский язык определяется петровской эпохой. По своему характеру это лексика метрологическая (в проникновении которой торговля
играла ведущую роль), и бытовая (названия мебели, одежды, продуктов питания, украшений, предметов роскоши и др.20): анкирек, алексир, анчоус, галун, галстук (в варианте галздук), грош «12 дюжин»,
канфор «жаровня для подогрева» (в варианте камфор)21, каперс, кофь (вариант кофъ), олива, оливка,
лента (в варианте линта), менгиль «мера жидкости», мундштук (в варианте муштук), парик, позумент (в вариантах басамент и пузомент), портупея (в варианте портупей), пудра, саржа, стамет,
тафта, трип, тюк, флаг (в варианте флак), флюр «ткань», шелдерей «картина», шкаф (и варианты),
шкатуля, штоф «ткань» (в варианте стоф) и др.
Адаптация иноязычного слова проявляется, в первую очередь, в многообразном варьировании
его материальной формы, что нередко связано с параллельным вхождением слова из разных языков,
при этом «характер модификаций предопределен <…> возможностями дающей и принимающей системы, которые очерчивают предел возможных колебаний»22. Материал архангельской книги показывает как фонетическое и грамматическое варьирование пришедшего в язык слова, так и новообразований от него: анчоус – ончоус – анчовись – ансовиш – аньсьювес: Е боченекъ рыбъ анчовись (л. 24), Е
боченекъ анчоусъ (л. 25), Д боченки рыб аньсьювес (л. 168 об.), Боченка рыб ончоусъ (л. 407 об.), Ансовишъ въ В пестерях ОЕ боченках маленких (л. 977 об.);23 роморка – ромка – румка – рюмка: УН роморокъ стекляных средних стекла бhлого (л. 77), РН роморокъ скляных бhлых среднеи руки РМ роморокъ скляных кубасных зеленого стекла среднихъ ж (л. 98 об.), В чаиника ценинныхъ болших
132
дюжина рюморокъ скляныхъ В дюжины кuмокъ з блюдцами глинныхъ (л. 306 об.), В ящыка роморокъ стеклянных (л. 1373, явка) – Въ В ящыках РН рюмокъ зеленого стекла болших да РKВ рюмки
такого ж стекла средних (л. 1373 об., досмотр), Ящыкъ рюмокъ (л. 1446, явка) – Ящыкъ рюмокъ в
немъ Р ромок болшеи рuки С рuмок малои рuки бhлого стекла (л. 1447 об., досмотр), Т рюмокъ скляных тонких бhлого стекла (л. 1456), РМД роморки бhлого стекла разныхъ рuкъ (л. 1693 об.); щекалат – чакалат – сакалат: Ящычекъ в немъ Л fу щекалата (л.86 об.); Д коробки щекалата вhсом ЧЕ
fу (л. 862); Д ящика чакалата (л. 171), РН fuнтъ сакалатu (272 об.), ящикъ с сакалатомъ
(л. 1564 об.);24 шкаф – шкап – шхап – шхаф – шхав: Шкапъ деревяннои дuбовои на ногахъ сь ящыки
створы за стеклами зеркалными (л. 304), Г и часы мhдные боевые в шкапах (л. 356), Шхапъ держанои
дuбовои (л. 500 об.), Г шкаfа орhховых насhченых оловом на ношках (л. 638), Е шхаfов орhховых
(л. 975), Шхаf орhховои величеством среднеи двери створные з замками (л. 984 об.);25 кофь (ж. р.) –
коф (м. р.): коробка желhзная коfи ззженои (л. 435), НА меленка дерева орhхового что коfъ мелютъ (л. 271 об.), кофейный – кофяной – кофный: И горшечков оловянных коfеиных (л. 65), S чаиниковъ малых мhдных золоченых коfяных <…> коробочка жестяная крашеная коfяная (л. 95 об.), Г
коробки коfяных мhдных В коробки коfяных желhзных (л. 104), Л коробок коfяныхъ (л. 654), I
кружекъ коfных лосчатых зеленои мhдi на ношках по верху рhзаны травочки (л. 977), В боченки К
fунтъ бобовъ коfяныхъ (л. 1306 об.)26.
Освоение «чужеземных» слов проявляется и в процессе включения слова в русскую словообразовательную систему, возникают новообразования от иноязычных слов: камфорик, кофейный,
кофный и кофяной, муфтина, натайник (< тая «кипа, тюк»), полутайник «половина тая», полутафта, стофяной и стофный, тасемка, триповый, шкатулка, шкавной, шхапец и др.
Для изучения лексического состава русского языка XVIII в., в частности, процессов вхождения иноязычной лексики и сопровождавших их словопроизводных процессов в русском языке, данный памятник имеет бесспорную ценность. Включение его в состав источников «Словаря русского
языка XVIII века» существенно расширяет и дополняет материал петровского периода в Картотеке
указанного Словаря (Институт лингвистических исследований РАН, Санкт-Петербург).
Примечания
1
Курдюмов М. Г. Описание актов, хранящихся в архиве Императорской Археографической комиссии. СПб., 1910; Шидловский А. Ф. Указатель литературы о деятельности Петра Великого на Севере и опись старых дел губернских присутственных
мест в г. Архангельске с 1710–1725 г. Архангельск, 1910; Путеводитель по архиву Ленинградского отделения Института
истории. М.; Л., 1958.
2
В целом по Архангельску сохранилось значительное число таможенных книг (по нашим подсчетам, более 20) за 1710,
1711, 1718, 1719, 1720, 1725 гг. (в фондах РГАДА и Архива СПбИИ).
3
Сохранились также списки со счетных выписок, сделанные на основе таможенных книг архангелогородской ярмарки
1710 г. и представляющие собой записи всех торговых операций местных купцов (Архив СПбИИ. Ф. 10. Оп. 3. № 146.
468 л.); книга имеет ту же скрепу и справу, что и № 145 (Бургомистр Иван Попов, справил Осип Кустов), систематизирована по «статьям» (статья двинская, статья скотинная, статья мелочная, статья каргопольская, статья рыбная) и содержит преимущественно записи торгов изделиями и продуктами местного производства и местных промыслов.
4
Книга больше известна историкам: впервые в 1969 г. ее исследовал Н. Н. Репин, в 1980-е гг. и позже — В. Н. Захаров и др.
В настоящее время она включена в список источников Словаря русского языка XVIII века, и материалы ее вводятся в Картотеку Словаря.
5
Сохранилась архангельская книга 1720 г. торговых операций Вилима Парсонса (РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Ч. 8. № 32744.
122 л.).
6
По предположению В. Н. Захарова, цесарцами названы торговцы, прибывшие «из различных городов и земель Германии,
так или иначе входивших в состав «Священной Римской империи» во главе с Габсбургами». См.: Захаров В. Н. Иностранные купцы в Архангельске при Петре I // Архангельск в XVIII веке. СПб., 1997. С. 195.
7
На л. 1707 находится список кораблей, пришедших в архангельский порт в 1710 г.: В ннhшнемъ ‡АJI м году в приходе к
архангелскому городу караблеи разныхъ земель было аглинскихъ ОЕ галанскихъ НЕ анбурскихъ ВI дацкихъ I брабенскихъ
В рускихъ Е Всего РН караблеи В томъ числh Е караблеи зимуетъ у архангелского города с которыхъ указные золотые въ
‡JI м году взяты в таможенной зборъ Справил Федор Пагарелскии. Полный список иностранных купцов, торговавших в
Архангельске в 1710 г., приведен в статье В. Н. Захарова. См.: Захаров В. Н. Иностранные купцы… С. 181–209. См. также:
Велувенкамп Я. В. Голландские купцы и их роль в торговле с Архангельском в XVII–XVIII веках // Архангельск в
XVIII веке. С. 99–107; Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске XVII–XVIII вв. //
Там же. С. 108–180. Личные имена иностранных купцов интересны с точки зрения их усвоения русскими людьми и передачи в русской транскрипции.
8
В записи досмотра эта посуда названа глиняной.
9
Подробнее см.: Малышева И. А. Росписные списки таможен XVIII в. как лингвистический источник // Русский язык: История и соврем. состояние. Самара, 1999. С. 59–64.
133
10
Биржакова Е. Э., Войнова Л. А., Кутина Л. Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века: Языковые контакты и заимствования. Л., 1972. С. 5.
11
Слово пудреница, по данным КС XVIII, отмечается только с конца XVIII в. (1796 г.), первая словарная фиксация – САР1
(IV: 1174), однако значительно более раннее его употребление представлено в одной из таможенных книг 1725 г.: явил <…>
товару своего серебра в дhле в венцах в крестах в подносах <…> в стоканах в путриницах (РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Ч. 8.
№ 32894. Л. 95 об. (Брянская Свинская ярмарка)). Но еще в 1730-е г. встречается описательное наименование: дватцать коробокъ пuтреных (РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Ч. 8. № 32799. Л. 53. (Москва, 1736 г.)).
12
В СлРЯ XVIII дано слово масленица «Небольшой сосуд для масла» по фиксации его в САР2 (III: 705) и ФРЛ1 (I: 616).
13
В КС XVIII такой вариант не зафиксирован, ранние примеры употребления слова пунш относятся преимущественно к
60-м годам.
14
Слово сахарница в КС XVIII представлено единственной иллюстрацией, относящейся к 1743 г.: Глиняная белая сахарница
галанская (МАН V: 781, опись имущества умершего академического контролера Якова Гофмана); первую словарную фиксацию оно получило в САР1: Сосуд, в коем рубленой или толченой сахар держат (V: 345); чуть раньше отмечено в переводной части ФРЛ1: Сахарница, сосуд высокой и круглой, с рhшеточным колпаком, в котором кладут мhлкой сахар, сахарная
стклянка (II: 557). Примечательно, что автор ФРЛ1 счел необходимым дать подробное пояснение.
15
Речь идет о нюхательном табаке, который в ранних таможенных книгах называется порошок носный, порошок носовой.
16
Одно из ранних употреблений слова табакерка, по данным КС XVIII, датируется 1714 г. в письме Петра I: Пришлите
сюда <…> остинскихъ черепахъ нhсколько черепов верхнихъ, изъ которыхъ табакерки точатъ (МГО II 4). В таможенных
материалах табакерка (вариант табакирка), впервые встречается в астраханской таможенной книге 1725 г.: двh дюжины
роговых табакирокъ (РГАДА. Ф. 1361. № 2. Л. 82); затем в московской книге 1737 г.: четыре табакерки костяных с стеклами
(РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Ч. 8. № 32807. С. 19).
17
В КС XVIII слово плюйник отсутствует.
18
В КС XVIII и СлРЯ XVIII зафиксировано слово махало «Веер, опахало», но только по данным словарей (Нордстет И.
Российский, с немецким и французским переводами, словарь. СПб., 1780. Ч. 1. С. 349, САР2 III: 719) и дериват махальцо
(СлРЯ XVIII 12: 96), слова махавка в КС XVIII нет. Показателен такой пример: в записи явки называется махавокъ цвhтных
З дюжинъ слоновои кости да З дюжинъ в деревh крашеныхъ (л. 488); в записи продажи — Г дюжыны ваеръ деревянных
травчатых (л. 493). Заметим, что варианта ваер СлРЯ XVIII не отмечает (2: 245).
19
В КС XVIII слово окозрительный отсутствует.
20
В списках товаров встречаются названия и описания весьма экзотических для русского быта того времени вещей, предметов роскоши: В ящикh араб здhлан из дерева на деревянномъ поддонh плате на немъ золоченое (л. 103 об.), Ящичекъ в нем
К куколъ малых немецких вощаных крашеных да В куклы болших таких же обшиты платемъ и fлюром бhлых I ставочков
маленких деревянных простых в них по садочку игрушешных с попугаиками костяными (л. 981 об.–982), Ящикъ в нем птiца
складна iс полотна (л. 986), КГ птички кhнарhекъ в клhтках В птички снигиревъ в клhткахъ же (л. 1040 об.), К птичекъ
кhнарhиекъ (так в ркп.!) в клhтках <…> одинъ снигирекъ (л. 1045 об.), Птица попuгай Е ящиков лимонов да ящикъ помаранцов свhжих <…> КИ боченокъ ракuшекъ соленых <…> Г кhнареики в клhтках (л. 1275 об.). Заметим, что слово попугайка, как и слово попугаец, появляющееся в записи продажи этого товара, в КС XVIII отсутствует; ранний пример употребления слова снегирь (в варианте снигирь) в КС XVIII относится 1755 г., уменьшительного снигирек — к 1764 г.
21
СлРЯ XVIII датирует вхождение слова канфор в русский язык 1731 г., а вариант камфор — 1780-ми гг. (9: 237), уменьшительное камфорик в Словаре не отмечено.
22
Биржакова Е. Э., Войнова Л. А., Кутина Л. Л. Очерки по исторической лексикологии… С. 12.
23
Вариант ансовиш СлРЯ XVIII датирует 1768 г., варианты анчовись, ансьювес не отмечены (1: 76).
24
Слово шоколад в КС XVIII представлено более, чем 10 вариантами (шекулат, шокелат, чекулад, каколата и др.), ранняя
фиксация которого (в варианте чекулат) относится к 1698 г., однако этот ряд может быть дополнен вариантом сакалат,
кроме того, материал картотеки дополняется прилагательным соколатовый: Ящикъ в нем РK бумажекъ по В пряника черных соколатовых (л. 984 об.); в картотеке есть прилагательное шоколадный, представленное материалами конца века. См.
также: Биржакова Е. Э., Войнова Л. А., Кутина Л. Л. Очерки по исторической лексикологии… С. 404.
25
В КС XVIII слово шкаф (варианты шкафа, шкап) представлено большим количеством примером, ранний из которых относится к 90-м гг. XVII в., однако этот материал может быть дополнен вариантами шхап и шхаф (шхав) и дериватом шхапец
(в КС XVIII есть шкапец, 1716 г.): Ящыкъ в немъ верхъ шкавнои створы со стеклами (л. 271 об.), Ящик в нем шхапецъ малои
дитячеи деревяннои под красками (л. 538 об.). Прилагательное шкафный в картотеке представлено только по данным САР1
и ФРЛ.1
26
Варианты кофяной и кофный в СлРЯ XVIII отсутствуют (10: 210).
Е. Н. Наседкин
ПОСАДСКИЕ ВЫБОРЫ В МОСКОВСКИЕ ТАМОЖНИ В 1739–1740 гг.
В России со второй половины XVI в. известна практика привлечения купцов к казенным
службам. Купцы занимались таможенными сборами, торговали вином и целым рядом других казенных товаров, исполняли полицейские обязанности, привлекались к оценке конфискованного имущества, выполняли многие другие обязанности. Служили купцы на основаниях выборности, срочности
и безвозмездности. С начала XVIII в. проводятся значительные реформы в сфере управления посадом
и купечеством, однако казенные службы принципиальных изменений не претерпели, поэтому 20–
30-е гг. XVIII в. — период очень интересный, когда в условиях прошедшей через реформы страны
продолжала существовать архаическая система казенных служб.
134
В литературе уже давно обращали внимание на негативное влияние, которое оказывали на хозяйственную деятельность городских тяглецов казенные службы1. Выбранные в службы купцы
должны были отрываться на год от своих дел, что грозило разорением, и несли огромную финансовую ответственность перед казной. Совершенно ясно, однако, что купечество должно было приспособиться и адаптироваться к условиям несения казенных служб, иначе эта система не смогла бы просуществовать до конца XVIII в.; но каковы были механизмы данной адаптации? Без подробного
изучения хода служб ответить на этот вопрос невозможно.
В этом плане очень интересны для изучения выборы в таможенную службу, происходившие в
московском посаде осенью 1739 г. Выборы, о которых пойдет речь, были вполне заурядны, но для
нас примечательны тем, что о них сохранились достаточно подробные документальные сведения.
В общей сложности от московских слобод и сотен к таможенным службам на 1740 г. должно
было быть прислано 279 чел. Масштабы впечатляют! Необходимо было выбрать служителей в Московскую большую таможню, Мытенную таможню, к «кресцовским» сборам, в «Хомутную» таможню, для торговли табаком, в «конскую» таможню2.
Служители делились: на выборных — руководителей таможен, ларечных — помощников выборных и целовальников — рядовых служащих. Указ гласил, что выборные должны быть избраны из
«первостатейных и пожиточных людей достойных, грамоте и писать умеющих, за выбором ратушским и всего купечества; також в ларечные и целовальники за выборами ж достойных же и грамоте и
писать умеющих»3. Здесь сформулированы наиболее важные принципы выборов с точки зрения государства. Общее правило и для выборных, и для их подчиненных, целовальников и ларечных —
грамотность.
В некоторых случаях это условие могло быть расширено до требования компетентности в том
деле, к которому избирают. Например, в одном из документов к выборным ценовщикам, которые
должны были оценивать имущество, предназначенное для продажи за долги, выдвинуто следующее
требование:«<…> ценить, такими ценовщиками, которые знают цену тем вещам, а не такими, что,
например, торгует лаптями, а его заставлять ценить алмазные и протчие драгоценные вещи»4.
Неграмотность сборщика пошлин или служащего кабака грозила обернуться уроном казне, поэтому казна была заинтересована в «грамоте и писать умеющих» выборных, ларечных и целовальниках. По
исследованиям ученых, большую часть грамотных российского купечества составляли первостатейные и
среднестатейные. Объясняется это не только сложным материальным положением малотяглых, но и отсутствием необходимости для них даже в начальном образовании. Впрочем, даже далеко не все купцы
первой гильдии были грамотны. Так, в 1744 г. Главный магистрат потребовал переизбрания в бурмистры
Можайского магистрата Макея Мшихина, так как он ни читать, ни писать не умел, но купечество снова
выдвинуло его кандидатуру. С точки зрения купцов главным достоинством являлось то, что он был человеком «добрым и первостатейному ратушскому чину быть способен»5.
В выборные должны были избираться первостатейные, а в ларечные и целовальники купцы
остальных гильдий. Это правило было установлено указом 26 июня 1731 г.6 Здесь видна та же логика,
что и в аналогичных узаконениях для выборов в ратуши и магистраты: с точки зрения государства,
чем более состоятелен избранный к казенной службе и избравшие его, тем больше гарантий, что сборы пройдут «без упущений». Кандидатов в выборные или бурмистры в центральные московские учреждения выбирали привилегированные купеческие объединения, такие, как Гостиная сотня и первая
гильдия.
Механизм выборов в таможенную и кабацкую службу не был регламентирован, как будут
конкретно проходить выборы — это государство волновало мало, главное, чтобы все было бы проведено в срок и были соблюдены все вышеперечисленные требования.
Так выборы должны были происходить согласно закону. У исследователя есть великий искус
посчитать, что именно так все и было, но, как хорошо известно, закон и реальная практика его применения могут иметь серьезные различия. Вернемся к выборам 1739 г. и попробуем их реконструировать на основе имеющихся источников.
В начале сентября в Московскую ратушу был прислан указ из Камер-коллегии о начале проведения выборов служителей в таможенные службы. Чиновники Камер-коллегии угрожали серьезными штрафами за промедление с началом процесса выборов, однако никакой реакции не последовало. Указ следовал за указом, но воз с места не сдвигался. Только когда присланная воинская команда
заперла бургомистра, бурмистров и секретарей в помещении Ратуши, учреждение начало работу. Ратуша распорядилась начать выборы и, чтобы интенсифицировать процесс, посадила в оковы старшин
купеческих гильдий7.
135
Жестокие полицейские меры по отношению к Ратуше и московскому посаду сразу дали результат — выборы начались. Служителей начали выбирать по слободам Москвы, потом кандидатуры
утверждались решениями старшин гильдии. Причем, решение старшин имело решающие значение,
можно сказать, что основной выбор делали именно они. Потом выбранных служителей отводили в
церковь, где они давали присягу. Присяга оформляла приятие посадскими жителями на себя ответственности за несение службы.
Выборы 1739 г. в вышеперечисленные учреждения длились по декабрь месяц, но некоторые
вопросы пришлось решать до середины весны 1740 г. Далеко не все смирялись с необходимостью на
год отрываться от своих дел и безвозмездно трудиться на пользу казны. Некоторые из избранных пытались уклониться от служб.
Иван Иванов сын Култыгин прибыл от Московской ратуши в Камер-коллегию 12 декабря, он
был избран старшиною первой гильдии Карпом Ивановым «со товарищи» в выборные в Хомутную
таможню на 1740 г., но не все оказалось так просто. Култыгин подал доношение, в котором сообщил,
что к службе он не годен, так как «он от старости и дряхлости и за маловидением, и всегда находится
болен, и лет ему за семдесят четыре». Видимо, доношение соответствовало истине, поскольку Камерколлегию взволновало «немалое упущение» в сборах, которое должно было образоваться из-за состояния здоровья старика.
Чиновники Камер-коллегии посчитали, что Карп Иванов выбрал Култыгина «по злобе, а не по
достоинству», и 20 декабря отправили Ивана Култыгина обратно, приказав Московской ратуше и
купечеству еще раз решить, насколько он способен нести службу, а если не способен, то избрать
нового выборного8. И хотя крупный денежный недобор, который возник бы после службы слепого и
глухого старика, наверняка был бы возложен на первую гильдию и, в первую очередь, выборщиков,
старшины гильдии продолжали настаивать, чтобы служил Култыгин9.
Несмотря на решение старшин, Култыгин выходить на службу не собирался: не появился в
конце декабря, чтобы принять инструкцию по сборам у прежнего откупщика Обросимова, не появлялся и с 1 по 4 января, о чем сообщал канцелярист Федор Елин10.
Отсутствовал в это время в Хомутной таможне и ларечный, поскольку сидел под караулом по
вексельному долгу, соответственно подписываться за прием сборов было некому. Канцелярист описывал эту ситуацию так: «В оную таможню приходят извощики с платежем с найму подвод десятой
доли и требуют ярлыков, а тех же денег принимать и ярлыков подписывать некому»11.
По поводу Култыгина Камер-коллегия забила тревогу с конца декабря. Регулярно посылались
указы, в которых требовалось сыскать, а если сыскать его невозможно, то выбрать другого, иначе
всю сумму хомутного сбора обещали собрать с Ратуши, выборщиков и всей первой гильдии12. Иван
Култыгин объявился сам: в начале января послал «человека», который сообщил, что Култыгин болен.
К нему отправили солдата, однако, по его донесению: «Култыгин в тою таможню не пошел»13. Вряд
ли можно упрекнуть солдат того времени в нерешительности или щепетильности: когда требовал
приказ они без промедления арестовывали престарелых вдов задолжавших купцов, но Иван Култыгин действительно был настолько болен (или производил впечатление тяжело больного), что солдат
не решился привести его в Камер-коллегию.
В итоге купечество первой гильдии было собрано в Ратушу в начале декабря, чтобы найти
выход из положения. На этом собрании вместо Култыгина был выбран купец первой гильдии, житель
Красносельской слободы Петр Федотов14. После этого Федотов был приведен к присяге в церкви
Введения святой Богородицы, «что у Гостинного двора»15.
Освободить содержавшегося под стражей в Коммерц-конторе ларечного Хомутной таможни
Федора Баженова не удалось, приказали выбрать вместо него новых двух16. 10 января они были выбраны: второй гильдии Кадашевской слободы Максим Миронов сын Попов и Басманной слободы
Иван Иванов сын Слонов, люди, как заверяло купечество, «пожиточные»17. Однако купечество утаило, что Максим Попов был тяжело, если не смертельно, болен.
Уже 14 февраля Петр Федотов сообщил в доношении, что Максим Попов «одержим головною
жестокою болезнью. И видно де, что на той голове имеются гноевые струпы и раны, от которой всегда бывает в беспамятстве и ныне лежит в оной таможне. И в означенном сборе за помянутою болезнию и безпамятством вступить ему никак не возможно, отчего он [Петр Федотов] имеет опасение,
чтоб в зборе пошлин какой остановки не учлось»18.
22 января Попова осмотрел лекарь Федор Карпов и староста второй гильдии Петр Григорьев.
Лекарь поставил диагноз: «французская болезнь», т. е. сифилис. При этом лекарь отметил, что с его
точки зрения данная болезнь «отправлению службы не вредит»19. Петр Федотов снова подал доношение в Ратушу с требованием о перемене ларечного, после чего больного 1 февраля снова осмотрел тот
136
же лекарь в присутствии старосты. На этот раз Федор Карпов пришел к заключению, что в прошлый
осмотр болезнь «не весьма была сильна», теперь же она «весьма умножилась», поэтому «ему [ларечному Максиму Попову] в службе быть невозможно», и ему надо дать время на излечение 20.
На основании результатов последнего осмотра из Московской ратуши был дан указ выбрать
нового ларечного вместо Максима Попова, что и было исполнено: был выбран купец второй гильдии
Кожевенной полусотни Михаил Павлов21, а несчастного больного отнесли домой.
С Михаилом Павловым тоже не задалось — от неожиданного избрания на службу он скрылся,
поэтому 26 марта 1740 г. купечеству второй гильдии пришлось снова собраться. В этот раз выбрали
Садовой набережной слободы Родиона Матвеева сына Мыльникова22. Но ему тоже не суждено было
надолго задержаться в Хомутной таможне — он оказался страдающим «падучей»23. 1 апреля вместо
него был выбран второй гильдии Напрудной слободы Тимофей Лукин, по заверениям избравшего его
старосты и старшины, «человек добрый и пожиточный»24, как и все предыдущие.
История больного сифилисом ларечного Максима Попова потрясает. Что, неужели вторая
гильдия не знала, что он болен и почти при смерти? Неужели она не знала, что Родион Мыльников
страдает «падучей»?
Не могло не знать купечество о том, что выбирает и явно сумасшедших людей: так капрал
Большой таможни Федор Дорогин рапортовал, что у Покровской заставы целовальник Степан Васильев «находится завсегда вне ума и с оной заставы, беснуясь, бегает в поле»25. Случалось это с ним,
по словам других служителей, два–три раза в месяц.
С целовальником Спасской заставы Сергеем Степановым приступы болезни происходили чаще: припадки падучей случались с ним три–четыре раза в месяц26. Все это никоим образом не шло на
пользу сборам. Опасаясь за срыв работы застав, 27 февраля Камер-коллегия требует прислать из второй гильдии других купцов на смену27. Также был болен выбранный в Мытенную таможню целовальник Борис Соловецкий28.
Выбирало московское купечество к службам откровенных пьяниц и разгильдяев. Так, из Мытенной таможни были отправлены назад с требованием переменить их другими целовальники Василий Лебедев, Максим Лесников — за пьянство, а Тимофей Сабачка — «за непорядочное поведение»29.
Но не всем удавалось уклониться от службы по состоянию здоровья. Петр Колпаков был избран
Московской ратушей в выборные в Конскую таможню, но к службе своей не приступил. Его подчиненный, ларечный Алексей Дубровской сообщил в Ратушу, что Колпакова «бил смертным боем» Пермского
полка подпоручик и правая рука у Колпакова «порублена». После инцидента он содержался в Полицмейстерской канцелярии, потом был выпущен домой, где лежал в постели, не вставая. 22 января освидетельствовать больного пошли староста второй гильдии и лекарь, но Петра Колпакова дома не оказалось. Домашние Колпакова сказали, что его с утра увела полицейская команда. Староста и лекарь решили, что
Колпаков не болен, а лишь «отбывает», т. е. уклоняется от службы30.
Интересно сравнить этот случай с рассмотренной выше историей Ивана Култыгина. Иван
Култыгин прекрасно знал логику чиновников Камер-коллегии: физически неспособный выборный не
должен быть «достойным» службы, потому что он не сможет эффективно заниматься сборами. На эту
же норму уповал выборный Петр Колпаков, лежавший в постели со сломанной рукой. Здесь интересы выборных явно расходились с интересами общины и старшин в первую очередь. Ивану Култыгину удалось благодаря упорству переиграть своих старшин, которые настойчиво отправляли его служить. Петру Колпакову вследствие стечения обстоятельств и небеспристрастного отношения лекаря
— нет. То, что лекарь стоит на стороне общины, видно из ситуации с Максимом Поповым, которому
«французская болезнь», согласно первому осмотру, «не мешает» отправлять службу.
Часто выбранные к службам, несмотря на присягу, скрывались и ударялись в бега. Сбежали
пятеро целовальников, отправленные в Конскую таможню, поэтому третья гильдия была вынуждена
выставить других им на замену31. Не сыскан был Никита Дмитриев сын Солодовников, выбранный в
Московскую большую таможню целовальником32. На смену ему и двум его сумасшедшим сослуживцам (см. выше) выбрали из второй и третьей гильдий четырех человек33. В Мытенной таможне в марте месяце числились не досланными целовальники, члены гостиной сотни Петр Симаков, Басманной
слободы Илья Радионов, Екатерининской слободы Андрей Кондратьев, Кошельной слободы Михайло Михайлов, Барашской слободы Степан Осипов, слободы Малых Лужников, что у Крымского двора, Иван Покромщиков34.
Описанные выше ситуации свидетельствуют об ужасе, внушаемом купечеству казенными
службами. Добиться, чтобы купечество начало выборы, удалось только благодаря применению полицейских мер. Жесткое давление государственных учреждений, однако, не осталось без сопротивления
купечества.
137
Некоторые, такие как Иван Култыгин, добивались увольнения от служб по возрасту и состоянию здоровья. Многие купцы бежали, тем самым обрекая себя на беспаспортное и бесправное существование. Ответственность за побег ложилась на их гильдию, купцы гильдии должны были либо
найти беглецов, либо выбрать новых служителей. В противном случае грядущая недоимка возлагалась на избирателей.
Неожиданным и странным выглядит поведение купеческой общины. Возникает вопрос: чем
руководствовались старшины, упорно выдвигая в руководители таможенных сборов слепого, глухого
немощного старика, находящегося при смерти сифилитика, калек, сумасшедших, пьяниц? Вопрос не
прост. Результат их службы предсказуем — невыполнение плана сборов, которое ляжет в будущем на
плечи выборщиков и общины в целом. Московское купечество, однако, постоянно выбирало неспособных к службам, тем самым, увеличивая риск будущей значительной недоимки.
Объяснить все эти случаи только личными неурядицами между отдельными посадскими жителями невозможно. Что же получается: посад не боялся последующей недоимки? Уж очень сомнительно это выглядит. Понять весь комплекс причин именно такого поведения купеческой общины без
дальнейшего подробного изучения самих служб и процесса взыскания недоимок невозможно, но одно важное наблюдение можно сделать.
Посад в рассмотренных ситуациях подставлял под удар наиболее слабых своих членов, защищая тем самым средних и состоятельных, на которых ложилась основная тяжесть платежей при
мирской раскладке. Перед нами один из механизмов обеспечения выживаемости общины, который
позволял ей приспособиться к жестким требованиям казны. «Сирым же и убогим», оказавшимся выбранными к казенной службе, ничего не оставалось, как тем или иным способом попытаться от нее
уклониться. Подобное поведение посадской общины можно расценить и как пассивную форму сопротивления указам государства, навязывавшего тяжелейшие для купечества службы.
Примечания
1
Кизеветтер А. А. Посадская община в России XVIII ст. М., 1903; Козлова Н. В. К вопросу о социально-политической характеристике русского купечества в XVIII в. // Вестник Московского ун-та. Сер. 8. История. 1987. № 6. С. 47–56.
2
РГАДА. Ф. 308. Оп. 1 Д. 321. Л. 1, 4.
3
Там же. Л. 1–2.
4
Там же. Ф. 400. Оп. 2. Ед. хр. 1072. Л. 3.
5
Козлова Н. В. Некоторые аспекты культурно-исторической характеристики русского купечества XVIII в. // Вестник Московского ун-та. Сер. 8. История. 1989. № 4. С. 35–38.
6
Кизеветтер А. А. Посадская община… С. 344; ПСЗРИ. Т. 8. № 5794. п. 2.
7
РГАДА. Ф. 308. Оп. 1. Д. 321. Л. 1–9.
8
Там же. Л. 95–95 об.
9
Там же. Л. 96.
10
Там же. Л. 111.
11
Там же. Л. 111–111 об.
12
Там же. Л. 109–114.
13
Там же. Л. 111.
14
Там же. Л. 113.
15
Там же. Л. 115.
16
Там же. Л. 111 об.
17
Там же. Л. 120.
18
Там же. Л. 135.
19
Там же. Л. 137 об.
20
Там же. Л. 140–142.
21
Там же. Л. 143.
22
Там же. Л. 144.
23
Там же. Л. 158.
24
Там же.
25
Там же. Л. 149.
26
Там же.
27
Там же.
28
Там же. Л. 154 об.
29
Там же.
30
Там же. Л. 131–131 об.
31
Там же. Л. 123.
32
Там же. Л. 149.
33
Там же. Л. 150–151.
34
Там же. Л. 154 об.
138
Т. С. Минаева
ОТНОШЕНИЕ КУПЕЧЕСТВА К ТАМОЖЕННОМУ ОТКУПУ В XVIII в.
(На примере Н. Т. Шемякина)
Использование таможенных откупов как средства решения финансовых и административных проблем часто применялось в российской государственной практике XVIII в. В годы Северной войны таможенные откупа, отмененные в конце XVII в., были восстановлены в отношении внутренних и пограничных
таможен. Царским указом от 18 января 1721 г. предлагалось всем желающим взять на откуп таможни по
польской границе. После его опубликования выяснилось, что ни Камер-коллегия, ни Коммерц-коллегия не
имеют сведений о таможенном внешнеторговом сборе в этих порубежных местах. К счастью, желающих
принять на себя заботу о таможнях не нашлось, и правительство решило временно отложить исполнение
указа1. В 1732 г. внутренний таможенный сбор в Архангельске по указу Камер-коллегии на шесть лет передавался на откуп московским купцам. В 1746 г. правительство также передало московским купцам во
главе с Иваном Хилковым на 4-летний откуп сбор внутренних пошлин в Севской, Брянской и Курской таможнях2. Камер-коллегия обычно не вмешивалась в деятельность откупщиков и следила только за исправными выплатами откупных сумм и «наддач» по контрактам.
В 1754 г. внутренние таможенные пошлины в России были отменены и потери казны компенсировались установлением 13-процентной «новоположенной прибавочной пошлины» со всех экспортных и импортных товаров. Введение нового таможенного налога вместе с увеличением пошлинного обложения привозных товаров по тарифу 1757 г., c одной стороны, являлось предпосылкой для
увеличения таможенных доходов, а с другой — вызывало негативную реакцию купечества. В этих
условиях требовалось особое внимание к процедуре начисления пошлин и повышенная бдительность
при проведении таможенного досмотра. Кроме того, в 1757 г. Россия вступила в Семилетнюю войну
и правительство нуждалось в стабильном источнике бюджетных поступлений. Все указанные обстоятельства привели руководство страны к решению о распространении откупной системы на все таможни России. Правительство Елизаветы Петровны надеялось, что представители купеческого сословия отнесутся к организации сбора пошлин более ответственно, чем государственные служащие, и
это позволит ликвидировать многие притеснения и несправедливости, на которые часто жаловались
купцы. Откупная система должна была способствовать росту государственной прибыли, уменьшению контрабанды, совершенствованию организации таможенного дела.
В 1758 г. все пограничные и портовые таможни, за исключением остзейских провинций и азиатской границы, в соответствии с Сенатским указом передавались на 6-летний откуп директору Темерниковской торговой компании Н. Т. Шемякину с компаньонами. Откупщики, помимо сбора пошлин, обязывались содержать в исправности таможни, выплачивать жалование всем таможенным
служащим из собственных средств, аккуратно вести таможенные книги и предоставлять в Коммерцколлегию рапорты о привозе и вывозе товаров. Одновременно Шемякин получил право осуществлять
кадровую политику по своему усмотрению вплоть до замещения управляющих таможнями. Сам откупщик стал обер-инспектором таможни, а его помощники — директорами таможен.
Размер откупной суммы не был обозначен в контракте. Он подлежал определению во время
действия договора через вычисление среднего поступления доходов от таможен за каждый месяц в
1755–1757 гг. Компания должна была уплатить сумму против месяца вперед. Кроме того, Шемякин
обязывался вносить в виде прибавки к откупной плате каждый год по 170 тыс. руб. (около 7 % от
среднегодовых таможенных доходов государства)3.
Известно, что Никита Шемякин подал ходатайство о передаче ему на откуп таможенных сборов
в конце 1757 г. Правительство, обсудив его просьбу, поторопилось заключить договор до начала навигации 1758 г. К моменту подписания контракта чиновники подсчитать размер откупной суммы не
успели, поэтому можно предположить, что в это время Коммерц-коллегия не имела регулярно поступающей информации о таможенных доходах государства.
Откупщики выплачивали государству около 2 млн. руб. в год4. После смерти Елизаветы Петровны новый император Петр III продлил Шемякину право на откуп еще на 10 лет, принимая во внимание полученную казной прибыль и отсутствие жалоб купечества за предшествующий период откупа5. Однако уже через несколько месяцев контракт был расторгнут, так как компания Шемякина не
смогла заплатить откупную сумму за полгода и не предоставила отчетов о ходе торговли и ведомости
о получении таможенных доходов. 26 августа 1762 г. вышел указ Сената «О принятии в казенное ведомство всех портовых таможенных сборов и об определении к оным смотрителя»6. Управление таможнями передавалось членам специально созданной Комиссии о таможнях. Смотрителем над всеми
139
таможенными сборами назначался статский советник Алексей Яковлев, а его помощниками — надворный советник Николай Самойлов и ярославский фабрикант Иван Затрапезный. По указанию Сената Комиссия о таможнях занималась выяснением размеров государственного долга откупщиков и
его взысканием. В ходе работы Комиссия выяснила, что только казенный долг Шемякина составляет
702535 руб., в том числе по таможенным пошлинам — 303170 руб., по кредиту Медного банка —
314000 руб., не считая многочисленных непогашенных займов у купцов7. По доносу бывших служащих Петербургской таможни регистратора И. П. Матвеева, подканцеляриста Н. Г. Быкова и ундеринспектора Анисимова было проведено следствие, которое установило, что с согласия Шемякина в
столичной таможне купцам предоставлялась незаконная скидка в пошлинах, выдавались конфискованные бесфактурные товары, с иностранных купцов пошлины взимались полностью рублями, а не
наполовину ефимками, как это было положено по тарифу. Руководство таможни вело двойную финансовую отчетность и многие таможенные документы оказались переправленными8. Никита Шемякин в свое оправдание написал, что на многие нарушения он пошел из-за условий военного времени.
В 1758 г. недобор компании по таможенным пошлинам составил более 200 тыс. руб. Шемякин понимал, что из-за войны недобор будет и в последующие годы, поэтому, чтобы его компенсировать, делал уступку купцам в пошлинах за шелковые товары. В ином случае, как он указывал, казна не только не получила бы 1,5 млн. руб. наддачи, но и потеряла бы более миллиона рублей. Для возвращения
конфискованных товаров у откупщика тоже нашлись причины. Он возвращал их после истечения
срока представления фактуры, чтобы они не испортились и купцы заплатили бы с них пошлину, а
иначе компания от конфискаций понесла бы убыток и купцы могли бы разориться. «А впрочем, —
писал в заключение Никита Шемякин, — мы никого не обидели, коммерции не разоряли, а единственно старались еще, чтобы она год от году в лучшую силу приходила»9. Оправдания откупщика императрицу и Сенат не удовлетворили, и его просьбы о списании с суммы долга пошлин за сгоревшие
во время пожара 1761 г. в Петербурге на складах экспортные товары остались без внимания. Имущество Шемякина в столице описали за долги, а его самого посадили в тюрьму. Многочисленные нарушения таможенного законодательства, совершенные откупщиками, не заставили Екатерину II отказаться от идеи таможенного откупа. Она намеревалась отдать на срок не более 6 лет все портовые и
пограничные таможни в содержание частным лицам, имеющим капиталы, которые до сентября
1763 г. могли бы представить свои условия. На предложение откликнулся рижский купец Я. Тиссен.
Он соглашался взять таможни на 10-летний откуп, обещая 500 тыс. руб. ежегодной наддачи, если ему
предоставят следующие права: 1) по своему усмотрению уменьшать пошлины; 2) не подчиняться
Коммерц-коллегии и состоять под управлением императрицы; 3) не отчитываться о своей таможеннофинансовой деятельности при условии исправного платежа откупной суммы10. Условия, выдвинутые
Тиссеном, как и оправдания Шемякина, говорят о том, что отношение купечества к таможенному откупу было иным, чем представляло себе государство. Купцы считали, что главная цель заключается в
получении прибыли, ради которой можно пренебречь таможенным законодательством и протекционистскими интересами государства.
С декабря 1763 г. вопросом о целесообразности таможенного откупа занялась Комиссия о коммерции во главе с Яковым Шаховским, которой поручено было найти возможности и способы поощрения отечественной торговли и промышленности11. Член Комиссии Г. Н. Теплов, изучивший документы о деятельности откупщиков, пришел к выводу о нежелательности использования откупной
системы в таможенном деле. По его мнению, откупщики постоянно занижали размер пошлинного
обложения ради увеличения общей суммы сборов. В страну поступало чрезмерное количество иностранных товаров, что подрывало отечественное производство. В противоположность утверждения,
высказанного в указе Петра III о «немалом приращении казны» во время содержания таможенных
сборов на откупе, Теплов писал о «чрезвычайном вреде», нанесенном государству откупным содержанием таможен, и сомневался в возможности значительного увеличения доходов с таможен за счет
введения таможенного откупа12.
Русский опыт передачи всех таможенных сборов в стране на откуп оказался неудачным. К середине XVIII в. Швеция, например, уже имела значительный опыт организации таможенной аренды.
С 1726 г. все внутренние, морские и пограничные таможни сдавались там государством в аренду с
целью получения регулярных и устойчивых доходов. Несмотря на укрепление русско-шведских отношений в середине 1750-х гг., правительство Елизаветы Петровны не воспользовалось шведским
опытом и допустило многочисленные просчеты при заключении откупного контракта. Коммерцколлегия возложила всю вину на откупщика, не желая признавать собственные ошибки. Контракт с
Шемякиным правительство продлило без серьезного анализа его деятельности, размер откупной
суммы в контракте не менялся, несмотря на введение в 1757 г. нового таможенного тарифа (который
140
высотой ставок превосходил все предыдущие тарифы) и увеличение поступления импортных товаров
за годы откупа. В Швеции, для сравнения, таможенная арендная сумма и возможности ее увеличения
тщательно просчитывались и обсуждались при перезаключении договоров. Кадровая политика, проводимая Шемякиным и его компаньонами с согласия правительства, также повлияла на исход предприятия. Назначение на таможенную службу попадало в зависимость от срока действия контракта
откупщиков с правительством, что увеличивало количество злоупотреблений на местах. Регулярные
жалобы Шемякина на неправомерные действия командиров воинских команд, направляемых для оказания помощи таможенным служащим, получение ими взяток за тайный провоз товаров через границу оставались без внимания правительства. Все эти факторы вместе с нарушениями условий контракта самого откупщика и его помощников закономерно привели к неблагоприятному результату.
В ноябре 1763 г. Екатерина II учредила Главную над таможенными сборами канцелярию под
руководством действительного тайного советника И. Э. Миниха, которому предписывалось с навигации 1764 г. взять таможенные сборы в казенное содержание. С 1 января 1764 г. таможни перешли в
государственное управление13. По итогам года Комиссия о коммерции сравнила данные о таможенном доходе, полученном за 1764 г. и в период откупа. Шемякин с компаньонами платил в год
885 пудов, 14 фунтов, 61 золотник ефимков и 1405711 руб., а в 1764 г. в казну поступило 1110 пудов,
28 фунтов, 45,5 ефимков и 1671953 руб. за вычетом расходов, что подтверждало выводы Теплова о
сомнительной возможности получения государством большой прибыли от таможенного откупа14.
Правительство, передавая таможни на откуп в годы Семилетней войны, надеялось получить
стабильный доход от таможенных сборов и использовать его на военные нужды. Однако война традиционно приводила к сокращению внешней торговли, тем более что среди противников России в
Семилетней войне оказался ее главный торговый партнер — Англия. В контракте с Шемякиным не
оговаривался вариант возможного уменьшения таможенных сборов из-за условий военного времени,
что заставляло откупщика и его компаньонов нарушать закон ради исполнения договора, но в тоже
время он сам не захотел признаться Коммерц-коллегии в убытках за первый год откупа и добровольно расторгнуть контракт. Деятельность Шемякина продемонстрировала отношение российских купцов к таможенному откупу и таможенной политике государства. Шемякин стремился к получению
прибыли любой ценой, не принимая во внимание, что средства достижения этой цели могли нанести
вред таможенной политикой государства в целом.
Примечания
1
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 6. № 3713; РГАДА. Ф. 276. Оп. 1. Д. 589. Л. 3, 5, 71–73.
ГААрхО. Ф. 58. Оп. 1. Д. 8. Л. 105; ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 12. № 9457, 9506.
3
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 15. № 10837.
4
РГАДА. Ф. 397. Оп. 2. Д. 195. Л. 188.
5
Таможенное дело в России: X — начало XX вв.: (Ист. очерк. Документы. Материалы). СПб., 1995. С. 49.
6
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 16. № 11658.
7
РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 585. Л. 200–201.
8
Там же. Д. 581. Л. 21 об.; Д. 589. Л. 1–58.
9
Там же. Д. 581. Л. 4 об.–5.
10
Там же. Д. 580. Л. 1–9 об.
11
Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 572. Л. 158 об.–159.
12
Лодыженский К. Н. История русского таможенного тарифа: Исслед. СПб., 1886. С. 122–123.
13
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 16. № 11985; Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 596. Л. 4–8 об.
14
РГАДА. Ф. 397. Оп. 2. Д. 195. Л. 188, 191.
2
И. Н. Юркин
«И НЫНЕ СОСТОЯТ РАЗОРЕННЫМИ И ОПУСТЕЛЫМИ?»
(Номенклатура и сбыт продукции подмосковных металлургических заводов,
избежавших закрытия по сенатскому указу 1754 г.)
В 1754 г. указом Правительствующего Сената от 22 августа было предписано уничтожить истреблявшие древесину заводы, располагавшиеся ближе 200 верст от Москвы. Это распоряжение, действовавшее и исполнявшееся на протяжении десятилетия, нанесло тяжелый удар по металлургической промышленности Московской губ.
141
Интригу, лежащую в основании появления на свет этого документа, участие в ней Шуваловых
и мотивы их действий (братья Александр и Петр Ивановичи Шуваловы были заводовладельцами),
наконец, историю реализации положений указа в общих чертах рассмотрел Н. И. Павленко1. В недавней нашей статье уточнен круг предприятий, затронутых действием указа, и обсуждена роль, сыгранная в его подготовке побудительными мотивами экологической природы2 — та мотивация, которая с
легкой руки Павленко считается в литературе, в общем, формальной, не отражающей истинные мотивы действий законодателя.
Согласно тексту указа, уничтожению подлежали все (за вычетом конкретно оговоренных немногочисленных исключений) предприятия металлургической и стекольной отраслей, расположенные в границах объявленной запретной для них зоны. Список включает 13 заводов, а именно:
— статского советника Никиты Демидова железные в Алексинском у. на р. Дугне;
— его же молотовой в Калужском у. в Ромодановской волости на р. Выровке;
— покойного действительного статского советника Акинфия Демидова железный, в Тульском у. на р. Тулице, на котором «доменного действия не бывает»;
— тулянина Родиона Баташева молотовой в Медынском у. на р. Грязненке;
— тулян Максима Мосолова с братьями железные в Старорусском у., в вотчине ПафнутьевоБоровского монастыря, в деревне Лениной, на р. Мыжеге;
— тулян Мосоловых3 Верхний и Нижний Шанские доменный и молотовой в Можайском у.;
— тулянина Федора Мосолова с детьми железный в Алексинском у. на р. Дубне4;
— покойного действительного тайного советника Александра Львовича Нарышкина железные в Каширском и Алексинском у., из которых последние «стояли пусты»;
— вяземского купца Федора Карасева с братьями Нижний и Верхний Подбережские доменные и молотовые в Зубцовском у.;
— калужан Петра и Ивана Золотаревых доменный и молотовой в Калужском у. на р. Киевке5.
Кроме того, было приказано прислать в Сенат сведения еще о двух предприятиях в Тульском у. — Родиона Баташева и Ильи Данилова (имелись в виду располагавшиеся в Тульском у. заводы, соответственно Тулицкий и Верхотулицкий), на которых делались «вещи» на «оружейное дело».
В отношении их решение до рассмотрения запрошенных сведений откладывалось.
Учитывалась вероятность обнаружения в запретной зоне других предприятий, не замеченных
законотворцем, их по выявлении также предписывалось «все генерально уничтожить». Такие действительно обнаружились: в поле внимания дополнительно попал Серпейский (Песоченский) завод
А. Гончарова)6.
В истории реализации указа 1754 г. можно выделить два периода. На первом, относящемся ко второй половине 1754 и 1755 гг., затронутые им металлозаводчики — Афанасий Гончаров, Евдоким Демидов
(наследник Н. Н. Демидова), Родион Баташев, Илья Данилов, Максим Мосолов с братьями — вооружившись подходящими к делу аргументами, убеждали Сенат исключить свои предприятия из черного списка.
Но уже в 1755 г. главный их противник А. И. Шувалов предпринял контрдействия, и на втором этапе
«продавил» ряд властных распоряжений (1756, 1761 гг.), отражавших его интересы.
Обостряясь и затухая, борьба продолжалась до смерти императрицы Елизаветы Петровны.
«Оные заводы, — писал, подводя ее итоги сын М. П. Мосолова Антипа, — доведены уже до самаго
краинеишаго разорения, кои и ныне состоят разореными и опустелыми <…>»7. Лишь в начале царствования Екатерины II с падением влияния Шуваловых компания сошла на нет. Ее завершил сенатский указ 1765 г. (высочайше конфирмованный его доклад), давший действиям Шуваловых жесткую
и нелицеприятную оценку и возвративший право на существование всем подмосковным металлозаводам, сумевшим выстоять в годы гонений.
В настоящей статье рассмотрен экономический аспект вопроса: как этим предприятиям удалось остаться «на плаву» в условиях, когда угроза уничтожения потребовала поиска сильного патронажа, а обращение к таковому — адаптации к нему номенклатуры производства и рынка сбыта продукции. С этими вопросами тесно связан еще один — о взаимодействии частных заводчиков с
казенными предприятиями.
Статья основана на материалах архивного дела 1778 г. о сборе сведений об этих заводах и их
владельцах, произведенном по инициативе местной администрации — Тульского наместнического
правления8. В силу местного характера инициативы ее результаты, если и нашли отражение в фондах
центральных архивов, то только в виде итоговых, сводных документов. Эти материалы содержат
ценные данные об экономических показателях работы заводов, в том числе, об объеме производства
и себестоимости производимой ими продукции, а также о ее реализации — куда она сбывалась и по
какой цене.
142
9 июля 1778 г. Калужский, Тульский и Рязанский наместник генерал-поручик Михаил
Никитич Кречетников, возглавлявший действовавшую в это время Комиссию о Тульском оружейном
заводе (она должна была выработать новое положение о предприятии), направил Тульскому
наместническому правлению предложение, в котором в дополнение к ранее запрошенным сведениям
о заводах в губернии, «от Москвы менее 200-т верст отстоящих», просил «истребовать» от их
владельцев сведения, «коликое… число вырабатывается на них ежегодно металла, по какой цене им
обходитца и продается, в какия места для употребления отпускается, [да]бы, асмотрев из того
общую и частную пользу, возможно было зделать о них по[ст]ановления»9.
Тульское наместническое правление отрапортовало Кречетникову об исполнении поручения
5 декабря того же года. В Тульском наместничестве местным чиновникам был известен только один
действующий металлозавод10 — в Алексинском у. заводчика Филиппа Мосолова на р. Дубне11.
Потребовать сведения о нем было поручено нижнему земскому суду. По поводу еще двух
действующих заводов, находившихся недалеко от Алексина — Дугненском Евдокима Демидова и
Мышегском Антипа Мосолова — потребовалось связаться с Калужским наместническим правлением
(первый завод по действовавшему административно-территориальному делению находился в
Перемышльском, второй в Тарусском у. Калужской губ.). Собранные сведения поступили в Тульское
наместническое правление к 13 ноября и в оригиналах были переданы Кречетникову12.
Они содержали следующую информацию о продукции заводов и ее сбыте.
Иван Васильев, приказчик Дубненского завода Ф. Мосолова, 28 сентября 1778 г. сообщил, что
на заводе выплавляется чугун (от 2600 до 4200 пудов в год), производится чугунное литье — в песок
(от 2300 до 3000), глину и опоки (от 2400 до 3900), изготовляется железо полосное и связное (от 2000
до 3000). Себестоимость продукции составляла: чугуна от 26 до 27 коп. пуд, песчаного литья от 32 до
33, литья «апоичатого» от 56 до 57, железа от 63 до 64 коп. Продукция реализовывалась большей частью при заводах, эпизодически также в Москве и других местах по ценам: литье песчаное от 35 до
38 коп. пуд, опойчатое от 60 до 63, железо от 70 до 72 коп. с отклонениями от этих цифр в обе стороны. Отпуск для продажи «к портам» не практиковался13.
Илья Алфимов, приказчик Мышегского завода А. Мосолова, представил данные 13 октября 1778 г.
Он сообщил, что чугуна выплавляется до 5000 пудов, «выливается в песок разные всякия заводския, и
лесопиленныя и мельничныя инструменты, загнетные и весовые доски и разные решотки и болюстры, и в
продчих разных вещах литья до 9000; выливается ж в фурмы и апоках разного в котлах горшках и в
продчих вещах литья до 8000; полоснаго железа до 4000; связнаго железа ж до 3000; стропильнаго железа
до 1500; плющильнаго железа до 500; полосное железо в машинах употребляется на прореску: на тройной
сорт до 500; на пятерной сорт до 1000; на семерной сорт до 1500». Отмечались колебания «в зделке»
продукции по причине «разных обстоятельств и починки».
Себестоимость определялась с учетом налогов и заводских расходов. Для чугуна она
составляла 35 коп. с четвертью. Чугун (с прибавлением покупного) шел на расковку в железо; в
переработку отправляли и «издержанныя в мошинах инструменты, кои уже к деиствию не
способны».
Себестоимость литья и железа составляла: литье в песок 38 коп., в фурмы и в опоках 65,
полосовое и связное железо от 73, стропильное от 75, прорезанное в машинах: тройной сорт по 81,
пятерной от 87, семерной от 92 коп., плющильное по ценам последнего. Себестоимость могла
колебаться «в разсуждении покупок материалов и в доставлении оных», а также платы наемным
работникам.
Продукция продавалась при заводе по следующим ценам: литье в песок от 40 до 45 коп., в
фурмы и апоки от 70 до 75, полосовое и связное железо от 80 до 85, стропильное от 82 до 87, тройной
сорт по 85, пятерной от 90 до 95, семерной от 97 коп. до 1 руб., плющильное по ценам семерного.
«Смотря по обстоятельству времяни и покупшиков», цены могли снижаться. Закупившие металл
оптовики уже от себя отправляли его к Санкт-Петербургскому и Рижскому портам и в другие города.
Продукция, остававшаяся на заводе, отпускалась в Москву, Тулу, Калугу, Смоленск, Вязьму, на
Курскую Коренную ярмарку, где продавалась «с приложением в ценах провоза и последующих на то
расходов». Отметим сходство этого перечня со списком мест, куда уходила продукция соседнего
Дугненского завода в середине 1720-х гг.14 — это может быть интерпретировано как свидетельство
устойчивости производственной специализации и обусловленных ею торговых связей в данном
секторе промышленности.
Помимо работы на рынок, завод в военное время выполнял и казенные заказы. По нарядам
Берг и Адмиралтейств коллегий здесь «в немалом перед другими заводчиками количестве» отливали
«бомбы, гранаты, кортечи, бранскугли и продчие военные снаряды», которые «в повеленные места по
143
указам доставляемы бывают». Как раз в это время выполнялся один такой заказ: указом Бергконторы было «велено при оном заводе отълить в само скореишем времяни в Днепровскую
экспедицию ядер 6-фунтовых 1650, 3-фунтовых 1200, книппелей 36-фунтовых 540, 24-фунтовых
1080, 18-фунтовых 600, 12-фунтовых 1170, да в Тоганърог 1626, 6-фунтовых 450, а всего <…> вещей
8316»15.
Известие о третьем заводе пришло так же в октябре 1778 г. Доношение в Перемышльский
нижний земский суд поступило от имени Василия Евдокимовича Демидова, сына заводовладельца.
Василий сообщил, что из-за переходящих остатков точные годовые экономические показатели завода
установить невозможно, поэтому он «за удобнейшее средство» считает предоставить сведения «с начала заведения вновь на том заводе капитала и материала». За начало он принимал 1764 г., в котором
«от наводнения дождевой воды завод размыло и заводскую кантору, и в ней имеющияся от начала
завода заводския записныя книги… без остатку разнесло»16. После этого завод был отстроен заново,
тогда же были завезены на него руда, дрова и материалы.
За следующие 14 лет было выплавлено 2 млн. 399 тыс. 312 пуд. 13 фунтов чугуна, что в среднем на год составляло 171 тыс. 379 пуд. 18 фунтов. С учетом расходов на привозные дрова себестоимость чугуна по годам колебалась от 17 до 22 коп. за пуд, в среднем — 19,5 коп. без учета десятинных и экстраординарных денег, которых в военное время платилось по 8, в мирное — по 4 коп.
Отливка изделий на заводе не производилась; чугун выливался в штыки, поступавшие на переработку в железо. В 1776 г. Е. Н. Демидов остановил на Дугненском заводе все молотовые фабрики, и со следующего года весь чугун водой и подводами доставлялся на Людиновский завод, где переделывался в железо. Впрочем, в особых случаях, а именно в годы русско-турецкой войны (включая
«последнепрошедшую») литье на Дугненском заводе все же осуществлялось: здесь по указам Берг и
Адмиралтейств коллегий отливались для флота ядра и бомбы17.
Сведения о переделе чугуна таковы. С 1764 по 1776 г. на обоих заводах, а с 1777 по 1778 г. на
одном Людиновском, было выделано 1 млн. 511 тыс. 912 пуд. железа, в среднем за год — 107 тыс.
993 пуда. Себестоимость составляла от 45 до 57 коп. пуд, в среднем — 50,75 коп. Железо продавалось помещикам Калужского, Мещовского, Брянского и др. уездов, тульским и других городов купцам, которые отправляли его в Киев и другие города Украины. Иногда эти покупатели разбирали железо полностью, иногда оставался небольшой остаток. Последний (не более 10 тыс. пудов)
отправлялся к Петербургскому порту. Продажная цена колебалась от 55 до 75 коп. в зависимости от
стоимости издержанных в производстве покупных материалов, составляя в среднем: при продаже на
заводе — 62 коп., с провозом до Тулы, Смоленска и других городов, в зависимости от расстояния, —
от 65 до 75 коп., при Петербургском порте — 80 коп.18
Перед нами три завода, заметно между собой различающиеся. Производительность Дубненского по чугуну в среднем 9450 пудов в год, Мышегского — до 22000 пудов, Дугненского —
171379 пудов. Если Дубненский завод принять за единицу, то производительность Мышегского —
2,3 такой единицы, Дугненского — 18,1. Другими словами: если считать по чугуну, Дугненский завод
это 18 Дубненских. Производительность по железу сравнить не удается: на Дугненской заводе его
производство с 1777 г. остановили, на Мышегском, напротив — даже прикупали чугун для передела.
Впрочем, имеются сведения о мощности молотовых фабрик заводов Дубненского и Мышегского: 2–3
и до 9 тыс. пуд. соответственно.
Под закрытие в рамках «лесоохраной» компании попали все три завода, прямо упомянутые в
сенатском указе от 22 августа 1754 г. Некоторые сведения о том, как их владельцы пытались избежать уничтожения предприятий, имеются для заводов Мышегского и Дугненского.
Согласно сенатскому указу 1754 г., заводы могли действовать еще один год, в течение которого должны были переработать все имеющиеся на них запасы сырья и топлива. Таким образом, некоторое время для того, чтобы вывести свои заводы «из-под топора», у их владельцев было. Они этой
возможностью воспользовались. Решения, принятые в ответ на их усилия, относятся, первое, к 12 мая
1755 г.: по челобитью Е. Н. Демидова Дугненскому и Выровскому доменным и молотовым его заводам было велено «быть по-прежнему в действии», второе, к 24 октября того же года: четырем заводам, в том числе Мышегскому М. П. Мосолова с братьями, для Тульских оружейных заводов «к деланию железа и чугунных вещей оставить в действии»19.
Проще всего решился вопрос с Мышегским заводом: его владелец «зацепился» за военнопромышленный комплекс Тулы, основу которого составлял казенный Тульский оружейный завод,
способный стать спасательным кругом огромной грузоподъемности. И он таковым стал. Вот как в
июне 1777 г. в своем доношении тарусскому земскому исправнику писал об этом владелец завода
Антипа Максимович Мосолов: Мышегский завод оставлен в действии «по указу Правительствующа144
го Сената 1755-го года июля 22 дня <…> для государственной и всенародной ползы, а паче для Тульских оружеиных заводов, по доброте железа к деланию онаго, также и чугунных вещей».
Конечно, добровольное согласие выполнять поступавшие с завода задания (несомненно, не
всегда экономически выгодные20) подразумевало определенную перестройку производства: сокращалась доля продукции, поступавшей на рынок, увеличивалась доля госзаказа. Кроме того, понадобилась, очевидно, определенная техническая его адаптация, но во сколько она обошлась — судить затруднительно; известно лишь, что последующее поддержание завода (ремонты и модернизация), по
утверждения владельца, потребовало инвестирования не менее 35 тыс. руб.21
Чтобы понять последующее, необходимо учесть, что на протяжении всего XVIII – начала
XIX в. Тульский оружейный завод неоднократно ставил и повторно решал перманентно актуальный
вопрос: какое железо для него лучше и выгоднее: с подмосковных заводов (в т. ч. с Тульского завода
Демидовых), ручное (производства тульских железного дела промышленников) или заводское
сибирское. В разное время испытания давали различный результат, с учетом чего корректировался
выбор. Одна из таких перемен произошла в начале 1760-х гг. Оружейная канцелярия обратилась в
Берг-коллегию (а та в 1764 г. в Сенат), сообщив, что «канцелярия во оставленных заводах, в том
числе и в означенном Мышевском, надобности не находит, а довольствуетца сибирским железом»; в
связи с этим требовала, «чтоб оставленные заводы, в том числе и <…> Мышевской, уничтожить»22. В
ответ на это, рассказывает А. Мосолов, его отец «бил челом, что <…> с того Мышевскаго ево завода
и ныне ко оружейным заводам чугунные инструменты и железо требуется, и <…> оной <…> для
Оружеинаго завода надобен». Владелец обращал внимание на значительные собственные и заемные
средства, вложенные завод, и заявлял, что «вместе с ним всеконечно и он раззорен будет, потому что
к пропитанию ево последнея надежда осталась от онаго завода, ибо с протчими несщасливыми
своими сотоварищами в ево раззорении заводов претерпел он всех наиболее лишением трех
заводов23, кои сътояли не менее ста тысяч рублев». Во мнении, представленном императрице, Сенат
рекомендовал «назначенные ко уничтожению заводы, в том числе Мышевской, не уничтожать, а
оставить их в своей силе и деиствии по-прежнему»24. При этом весьма нелицеприятная оценка была
дана действиям А. И. Шувалова.
Сочувствуя Мосолову и отдавая должное наконец пробудившейся мудрости Сената, задумаемся
над тем, почему инициатором запоздалого применения к Мышегскому заводу указа 1754 г. выступила
Оружейная канцелярия. Полагаем, ее позицию определил углублявшийся «дровяной» кризис. Для
удовлетворения нужд Оружейного завода канцелярии после приписки к заводу казенных засек древесины
хватало. Но рыночная цена угля в Туле продолжала расти, и металлургические заводы, чтобы их
владельцы не говорили об удаленности источников, из которых они черпали лес, ситуацию усугубляли.
Получается, что в начале 1760-х после переориентации Оружейного завода на сибирское железо
Мышегский завод стал для него не только ненужной обузой, но еще и конкурентом в потреблении
сжимавшегося ресурса. Косвенным подтверждением этого объяснения является отсутствие в доношении,
поступившем от мосоловского заводского приказчика в октябре следующего (1778) г., упоминаний о
продукции для Оружейного завода — как специально изготовленной, так и поставленной из ассортимента.
Таким образом, даже если Мышегский завод в середине 1750-х гг. и перестроил производство с учетом
нужд Оружейного завода, перестройка (в отношении продукции и ее сбыта) была относительно
неглубокой, и десятилетие спустя следы этой перестройки уже стерлись.
Разрешение сохранить Дугненский завод было дано также в 1755 г. Евдоким Демидов
утверждал, что: а) дрова для завода не покупаются, а заготавливаются в собственных его дачах, и
происходит это в «дальних местах», приблизительно в 300 верстах от Москвы; б) металл
отправляется для передела на Брынский завод в Мещовский у., т. е. тоже за пределы запретной зоны.
Закрытие Дугненского завода, указывал Демидов, неминуемо приведет к закрытию связанного с ним
передельного предприятия. Указом Сената от 23 мая 1755 г. Берг-коллегии было велено
освидетельствовать Дугненский завод. Утверждения заводчика подтвердились, и 12 сентября 1755 г.
определением Берг-коллегии владельцу завода было разрешено на нем «по-прежнему работу
производить»25.
Но, как и в случае с Мышегским, владельца этого завода ждало еще одно испытание. По
поданным в Берг-коллегию доношениям Шувалова, определениями Сената от 7 сентября и
29 октября было решено «Выровской молотовой так и при нем доменные заводы, кои вновь в 759-м
году сыном онаго Алексеем Демидовым построены, паки по челобитью вышеозначенного графа
Шувалова <…> уничтожить и впредь не быть»26. Дугненский завод не принадлежал к «новым» (для
этой ветви демидовского рода он был фактически первым), но в целом удар по хозяйству заводчика
получался довольно сильный.
145
Любопытно, что Демидов тоже пытался разыграть «оружейную карту». Но в его случае
существовало обстоятельство, затруднившее достижение успеха на этом пути. На истории
отношений с казенным заводом оставил пятно случай, когда «по требованию тои канцелярии» с
демидовского завода не было дано железа «для учинения пробы». Почему так получилось — не ясно.
Не исключаем, что заводовладелец боялся испытаний — того, что его железо окажется хуже других
образцов. В доношении в Оружейную канцелярию Демидов дал, разумеется, иное объяснение своему
поведению: «уже доныне за 15 лет по пробам и в самом деле по мастерским свидетелствам оное,
кроме сибирскаго, лутче других оказалось; и доныне руда берется из собственнои <…> земли из
одного ж места, а из тамошних других руд, кроме их ивашкинскои руды, в подобие еи нигде
добротою быть не может». Другими словами: раз всем известно, что его железо — наилучшее,
другим оно быть не может. Если Сенат соизволит «достоверную оному пробу учинить ныне, по
прибытии сюда корована, <…> взяв с каждого заводу по несколку полос, то <…> пре[д] другими
несравнителная оного доброта окажетца <…>»27.
С сожалением отметим, что нам неизвестно, как удалось сохранить крошечный Дубненский
завод. Небольшие объемы производства на нем, наличие полного набора базовых технологий
(выплавка чугуна, литье, производство железа), дешевизна продукции, сопряженная, возможно, с
невысоким ее качеством, реализация большей ее части при заводе — все говорит о том, что это было
предприятие местной промышленности, ориентированное на нужды локального рынка и способное
гибко под него подстраиваться. Опасности в качестве конкурента крупным промышленным
хозяйствам оно не представляло. Но завод находился внутри 200-верстной запретной зоны (что
признается в доношении, поступившем с завода28) и по формальному признаку подлежал закрытию.
Что его просто забыли — крайне маловероятно. В поступившей в наместническое правление в 1778 г.
сказке приказчика факт не объяснен — только констатирован.
Итак, благодаря привлеченному нами новому источнику на примере одной из групп
входивших в состав подмосковной металлопромышленности заводов проясняется, в каком
направлении происходила и в чем заключалась ее адаптация к неблагоприятному для нее развороту
промышленной политики государства. Владельцы ряда предприятий пошли на выполнявшую
защитную функцию «привязку» к казенному оружейному заводу и, несмотря на необходимость
экономически невыгодных им уступок (изменения объемных долей в структуре продукции), сумели
сохранить эти предприятия и смогли приспособиться к кризисным условиям хозяйствования.
Виден ситуативный, не отражающий долговременные потребности промышленников
характер этой адаптации. Альянс с предприятием из состава государственного военнопромышленного комплекса изначально носил прежде всего камуфляжный характер. Оружейникам,
для которых первостепенную значимость имел вопрос качества железа, сотрудничество с местными
заводами было интересно не столько в отношении металла, предназначавшегося на «оружейные
вещи» (в поисках продукции лучшего качества ими велся постоянный мониторинг рынка железа),
сколько в плане «чугунных вещей»: срочного штучного литья на те или иные заводские потребности.
Экономически не были заинтересованы в этой связке и металлозаводчики, предпочитавшие работу с
рынком, с которым они освоились и который своим присутствием на нем отчасти формировали.
На примере крупного Дугненского завода особенно отчетливо виден искусственный характер
связи частных заводчиков с казенной промышленностью, возникший после указа 1754 г. Завод
постепенно специализировался на выплавке чугуна для передела, осуществлявшегося первоначально
на самом заводе, позже на особом молотовом предприятии. Литье изделий из чугуна, по данным на
1764 г., на заводе не производилось, и организация его исключительно для исполнения казенного
заказа была сопряжена с рядом трудностей и дополнительных затрат. Если судить по факту отказа
Демидовым дать металл на пробу, казна не представляла для него интереса даже в качестве
покупателя основной продукции — железа.
После завершения компании, развернутой по сенатскому указу 1754 г., связи металлозаводов
с госзаказом в известной степени все же сохраняются, но носят спорадический характер:
исчерпываются обеспечением армии боеприпасами в годы военных кампаний. Заинтересовано в
таких контактах прежде всего государство. Продукция частных металлозаводов производится для
рынка и посредством рынка реализуется.
146
Примечания
1
Павленко Н. И. История металлургии в России XVIII века: Заводы и заводовладельцы. М., 1962. С. 129–132, 467.
Юркин И. Н. Как хоронили подмосковную металлургию: (К истории реализации сенат. указа 1754 г.) // История Московского края: Проблемы, исслед., новые материалы. М., 2008. Вып. 2. С. 108–121.
3
В публикации данного указа в ПСЗРИ (Собр. 1. Т. 14. № 10285) эта фамилия присутствует в форме Масаловы.
4
В ПСЗРИ — «на речке Дугне», что является ошибкой.
5
По названию реки этот, находившийся в 3 км от Калуги, завод именовался Киевским (Павленко Н. И. История металлургии… С. 187).
6
Павленко Н. И. История металлургии… С. 466.
7
ГАТулО. Ф. 54 (Тульское наместническое правление). Оп. 1. Д. 300. Л. 22.
8
Там же. Л. 1–32.
9
Там же. Л. 1. Здесь и далее выделения в цитатах наши. — И. Ю.
10
Еще два завода в границах наместничества — Демидова и Баташевых на р. Тулице — в это время стояли «впусте».
11
Сын и наследник (с братьями) завода, построенного их отцом Федором Кузьмичом.
12
ГАТулО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 300. Л. 2–3.
13
Там же. Л. 20–20 об.
14
Юркин И. Н. Продукция и торговые связи Дугненского завода Н. Н. Демидова в середине 20-х годов XVIII века (по материалам алексинских таможенных книг) // Российское предпринимательство: История, традиции, памятники: Тез. 2-й Всерос.
науч. конф. «Тульский металл в истории российской промышленности и предпринимательства». М.; Тула, 1995. Ч. 2. С. 75–
90.
15
ГАТулО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 300. Л. 28–29. Форма числительных в цитате нами унифицирована: все переданы арабскими
цифрами.
16
Там же. Л. 30–30 об.
17
Для подобных случаев на Дугненским заводе были оставлены работоспособные домны (Там же. Л. 31 об.).
18
Там же. Л. 31 об.–32.
19
Там же. Л. 23 об.–24.
20
Напомним о весьма непростых отношениях с казной Н. Д. и А. Н. Демидовых, предпринимательский успех которых во
многом был обусловлен льготами, полученными за многолетнее исполнение разнообразных заказов казны (см. прил. 1 к
части 2 в кн.: Юркин И. Н. Тульский завод Демидовых: Из истории становления и развития домен. металлургии России,
1695–1782. М., 1996).
21
ГАТулО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 300. Л. 22–22 об.
22
Там же. Л. 22 об.
23
Подразумеваются потери, понесенные братьями Мосоловыми от действий А. И. Шувалова.
24
ГАТулО. Ф. 54. Оп. 1. Д. 300. Л. 25 об.
25
Там же. Л. 15 об.–16.
26
Там же. Л. 23 об.
27
Там же. Л. 6 об.
28
Там же. Л. 19.
2
Ю. И. Головко
ОПИСАНИЕ ТОРГОВЛИ С ТУРЦИЕЙ,
СОСТАВЛЕННОЕ КУРСКИМ КУПЦОМ МИХАИЛОМ ОДНОРЯДКИНЫМ
(1765 г.)
Вопрос о развитии торговли и судоходства на Черном море долгое время был одним из главных во взаимоотношениях Турции с большинством европейских государств, в том числе и с Российской империей. Хотя к началу 60-х гг. ХVIII в. право российского купечества торговать на территории Османской империи, «как и прочия иностранныя наипочтеннейшия нации», было закреплено
российско-турецкими договорами, благодаря ряду привилегий европейское купечество имело в торговле с Турцией существенные преимущества перед российским1. Тем не менее, и европейские купцы
должны были учитывать специфику местной турецкой торговли и полагаться в решении многих торговых вопросов на местное купечество, выступавшее в роли посредника между иностранными торговыми домами и внутренними регионами Турции. Соответственно именно посредники и определяли
уровень цен и спрос на товары как импорта, так и экспорта.
Турецкое купечество, во многом ограничивавшее возможности иностранных купцов, в не
меньшей степени ограничивалось в своих правах и возможностях самим турецким государством:
участие не только иностранного, но и местного купечества в тех сферах торговли, которые были признаны стратегическими для обороны или экономики государства, строго регламентировалось, а бесправие турецкого купечества приводило к утаиванию доходов от государства, даже за счет ограничения собственной торговли и к переходу к тем видам деятельности, которые позволяли не так
147
очевидно демонстрировать финансовые возможности купца и усложняли отъем его имущества в
пользу государственной казны (например, к ростовщичеству или к скупке мелкой недвижимости)2.
Для российского же купечества начало 60-х гг. ХVIII в. было отмечено рядом правительственных мер, призванных улучшить ситуацию во внешней торговле и реформировать таможенную
систему Российской империи: был отменен ряд торговых монополий, в том числе казенных, таможни
переведены в казенное содержание, началась подготовка нового тарифа, ориентированного на увеличение экспорта российских товаров3. Состояние российско-турецкой торговли и изменения в торговотаможенной системе Российской империи не могли не найти отклика в купеческой среде, и, возможно, одним из таких откликов стало составленное курским купцом Михаилом Однорядкиным описание торговли с Турцией.
Данный документ выявлен в деле «О доходах в Темерниковской таможне. 1765 г.» в фонде 19
(«Финансы») РГАДА. Дело состоит из двух документов: рапорта воронежского губернатора
А. П. Лачинова на имя Екатерины II и собственно описания торговли с Турцией. Прямой связи между
двумя документами не выявлено: в рапорте от 1 декабря 1765 г. идет речь непосредственно о доходах
упомянутой Темерниковской таможни за 1765 г., губернатор сообщал императрице, что общий доход
таможни с отпускных и привозных из Константинополя товаров составил 43867 руб. 4,5 коп.4 О следующем за рапортом документе в самом губернаторском рапорте упоминаний нет.
Сам документ с описанием торговли носит название «Обстоятельства о торге российского купечества от Темерниковского порта и Сечи Запорожской на судах турецких подданных» и состоит из
33пунктов, не имеющих заголовков (формально 32-го пункта в самом документе нет, хотя, возможно,
этот пункт механически соединен с пунктом 31-м). В документе отсутствует обращение или указание
на адресата. Собственной даты документ также не имеет (датирован по содержанию) и подписан курским купцом Михаилом Однорядкиным, который, согласно указанной подписи, с 1752 г. находился
по купеческим делам в Молдавии, Валахии, Турции, островах Архипелага, Средиземном море и в
Иерусалиме5.
Логически документ подразделяется на две части: первая часть (пункты с 1 по 21) посвящена
описанию основных проблем, сопровождающих торговлю российского купечества в Турции, а вторая
часть состоит из просьб или предложений на имя императрицы Екатерины II по поводу преодоления
описанных препятствий или предотвращения их влияния на развитие российско-турецкой торговли.
Среди проблемных ситуаций, описанных Однорядкиным, особое внимание акцентируется на
многочисленных сложностях, сопровождающих доставку товаров в Константинополь. Они напрямую
связываются с необходимостью фрахтовать турецкие суда, шкиперы которых — турки или греки —
часто вообще не практикуют подписание контрактов, но даже при наличии контракта или другого
обязывающего документа редко соблюдают его условия (пункт 4). Во-первых, перевозка товаров зависела от наличия турецких судов в Темерниковском порту (они приходили в порт с июля по октябрь), и в случае опоздания или неблагоприятной погоды суда вместе с товарами и пассажирами
вынуждены были зимовать в Крыму, что само по себе весьма накладно. С точки зрения Однорядкина,
ситуация могла быть исправлена в лучшую сторону с развитием российского судоходства (пункт 1).
Во-вторых, стоимость перевозки товаров даже при наличии турецких судов в Темерниковском порту
сильно зависела от количества самих судов и желания хозяина судна заработать (Однорядкин указывает на возможность удвоения стоимости фрахта в отдельных случаях). Кроме того, многие шкиперы
в расчете на значительные прибыли пренебрегали безопасностью самого судна и брали на борт количество товаров, превышающее возможности корабля, навигаторские умения и опыт самого шкипера
(пункты 2–3)6. В результате довольно частым явлением стали кораблекрушения, приводящие в лучшем случае к гибели только самого судна. Забота о выброшенных на берег товарах полностью ложилась на купца или лиц, сопровождающих товар (приказчиков, служителей и т. д.): они должны были
его собрать, зачастую оплатить за него пошлину местной администрации и организовать доставку
уже другим транспортом до места назначения, где пошлина оплачивалась вторично, что, безусловно,
приводило к дополнительным расходам, поскольку никаких компенсаций для подобных случаев от
перевозчика не предполагалось, более того — не приходилось рассчитывать и на помощь местной
администрации (пункт 5)7. И третья составляющая проблемы была связана с вынужденной необходимостью фрахтовать именно турецкие суда. Практика использования турецкими властями частных
судов для перевозок зерна для Константинополя позволяла некоторым представителям турецкой администрации создавать дополнительные сложности при отправлении турецких судов с товарами:
владельцы загруженных товарами и готовых к отплытию судов часто получали распоряжения о срочной необходимости перевозки государственных грузов и разрешить подобную ситуацию можно было
исключительно путем дачи взятки (пункт 16)8.
148
Отдельную и существенную проблему создавала деятельность (или бездеятельность) администрации Крымского ханства. Однорядкин в своем описании торговли подчеркивал масштабы взяточничества, с которым сталкивались купцы, провозившие товары через Еникале и Очаков. Формально
местная администрация задерживала не российских купцов и претензии предъявляла не к ним, а к
турецким подданным — шкиперам и к их транспорту, перевозившему товары. Но российские купцы,
будучи напрямую заинтересованы в скорейшей доставке товаров и «чтоб не опустить погоды благополучной, принуждены бедныя давать презенты по их воле сколько они хотят турки»9. В отдельных
случаях ситуация доходила не просто до вымогательства, а до фактического взятия заложников
(пункт 6). Вынужденная зимовка в Крыму также могла принести значительные убытки. В случае необходимости выгрузить товары и частично их продать здесь купец должен был оплатить пошлину в
полном размере, а также различные местные сборы, а после доставки товаров в Константинополь
пошлина оплачивалась еще раз и снова в полном объеме, невзирая на предъявление купцом в таможне квитанций об оплате пошлин (пункт 7, 9)10.
В начале 60-х гг. XVIII в. по требованию крымского хана перевозка товаров между Запорожской Сечью и Константинополем должна была производиться исключительно через Перекопскую
крепость и Козловский порт с целью взимания двух дополнительных пошлин, но и после отмены этого правила крымская администрация продолжала требовать взятки от проезжающих. Провоз же через
Очаков был сопряжен и с другими расходами: в случае обмеления Днепра и необходимости доставки
товаров на лодках купцы вынуждены были обращаться к местному населению, которое монопольно
устанавливало достаточно высокие цены на перевозку. Кроме того, перевоз товаров в открытых лодках приводил к порче некоторых из них, например, фруктов, в связи с чем «многие российские купцы
пришли в крайнее разорение» (пункт 8)11.
Третий комплекс вопросов был связан с особенностями торговли в самой Турции. В первую очередь Однорядкин обращал внимание на разницу условий для торговли российского и европейского купечества, которую трактовал явно не в пользу первого. Часть проблемы создавала сама турецкая сторона,
например, практикой монопольных закупок иностранных товаров и регламентацией их перевозки в пределах империи. Это приводило не только к вынужденному снижению цен на иностранные товары, но и к задержкам в расчетах (пункт 12)12. Также при перевозке российских товаров между Константинополем и
другими турецкими городами предполагалось взимание пошлины в полном объеме13. Кроме того, российское купечество не имело в Турции возможности кредитования, кроме как на условиях турецких ростовщиков, что заставляло решать вопрос о продаже привезенных товаров или закупке турецких товаров не
столько выгодно, сколько быстро и даже с убытками14. Существенной составляющей особенностей торговли в Турции, на которую особое внимание обращал автор документа, было активное участие во внешней торговле донских и запорожских казаков, которые, по мнению автора описания, были «люди в купечестве нелегулярны и пользу свою ненаблюдающия, провозят товары свои нискими и необыкновенными
ценами и от того сами разоряются, да и других российских купцов подле себя разоряют»15. Кроме того,
Однорядкин подчеркивал, что торговое мошенничество казаков приводило к подрыву авторитета российской торговли и приносило ощутимый ущерб купечеству. Во-первых, казаки провозили в Константинополь товары, предназначенные для продажи в Новороссийской губ. и Запорожской Сечи, то есть без оплаты пошлин на границе Российской империи, а, соответственно, могли значительно дешевле их продавать в
Турции, вынуждая российское купечество также снижать цены. Во-вторых, донские и запорожские казаки
брали у турецких ростовщиков кредиты и довольно часто их не возвращали, что приводило к ужесточению
условий кредитования для российского купечества (пункты 14–15)16.
Четвертая группа неблагоприятных для развития торговли с Турцией условий имела непосредственное отношение к деятельности (или бездеятельности) представителей российской стороны в
Турции, в том числе и в лице российского министра: автор описания неоднократно подчеркивал, что
ни российский министр, ни переводчик при министре не оказывали помощи российскому купечеству
даже в принципиальных и жизненно важных ситуациях. Переводчик, будучи иностранцем, русского
языка не знал, не разбирался в торговых делах и выступить в защиту российских купцов не мог, а
министр занимался исключительно политическими вопросами. В результате купечество оставалось
один на один с законами и традициями другой страны. Этот фактор купец Однорядкин считал одним
из наиболее неблагоприятных и подчеркивал, что оставление этой ситуации без изменений (то есть
дальнейшее отсутствие государственной поддержки) чревато полным прекращением российскотурецкой торговли без перспективы ее возобновления в будущем17. Кроме того, российский министр
из опасения распространения эпидемий не выдавал российским купцам паспорта для вывоза из Турции сырья для российских фабрик — шелка, хлопка и шерсти — в то время, как иностранные купцы
получали такие паспорта от своих консулов и привозили в Российскую империю перечисленные то149
вары, проходя положенную карантинную обсервацию близ Запорожской Сечи и Черкасска. Убытки
российской торговли были очевидными (пункты 20–21)18. Осложняло торговую дельность российского купечества в Турции и отсутствие надежной почты, в то время как, например, европейские купцы
благодаря наличию таковой своевременно получали товарные ведомости и прейскуранты и могли
вовремя сориентироваться на товарном рынке Европы и Турции. Российские купцы пользовались
государственной константинопольской почтой, которая, по замечанию Однорядкина, была весьма
неточной и не гарантировала доставку отправлений, что в свою очередь также приводило к финансовым потерям. Таким образом, автор описания констатировал, что «российское купечество не получали писем, ни товарных ведомостей, ничего как и пользе государственной, так и своей ничего полезного усмотреть не могут и так забружденны ходят как слепые по улицы» (пункт 19)19.
Вторая часть документа (начинается с пункта 22) состоит из достаточно конкретных просьб или
предложений по улучшению сложившейся неоднозначной ситуации в российско-турецкой торговле. Данные предложения также можно разбить на четыре группы в соответствии с сформулированными автором
документа проблемами. Во-первых, по поводу непосредственной доставки товаров между Россией и Турцией Однорядкин еще раз подчеркивает необходимость развития торгового флота для российского купечества (желательно под российским флагом, но если это будет невозможно, то хотя бы под турецким), деятельность которого основывалась бы на контрактах, которых придерживались бы обе стороны. Шкиперы
этого флота должны были разбираться в навигации, предоставлять опытный экипаж, заранее объявлять
объем загрузки судна, заверять подтверждающие документы и контракты у местной администрации, и в
случае необходимости именно подобные документы должны были служить для разбирательства споров
между сторонами и т. д. (пункты 22 и 24).
Во-вторых, М. Однорядкин обращался к императрице с просьбой исходатайствовать от Порты
указ по всей Османской империи (акцентируя внимание на Анатолии, Румелии и Крымском ханстве)
о непритеснении российских купцов (пункт 25) и о нечинении препятствий турецким судам, зафрахтованным российскими купцами (пункт 31)20.
В-третьих, курский купец предлагал учредить в Константинополе банк под покровительством
российского министра для кредитования российских купцов и фактурную контору, а также просил
исходатайствовать у турецкого правительства тариф для российской торговли такой же, как и для
купцов европейских стран. Наличие же банка и возможность кредитования избавила бы российское
купечество от необходимости обращаться к турецким ростовщикам «с такими варварскими процентами» и приносило бы дополнительный доход российской казне (пункты 27–28)21.
Фактурная контора, по мнению Однорядкина, могла бы принимать приезжих российских
купцов и сообщать им положение дел на местном рынке, предостерегать от мошенников и недобросовестных торговцев, принимать на хранение купеческие товары и при необходимости выдавать кредит, разрешать долговые и прочие конфликты между купцами, закупать товары по предварительному
заказу купечества, вести учет импорта и экспорта товаров российскими купцами и движения цен на
рынках, связанных с турецкой торговлей, а также, зная торгующее в Турции российское купечество,
поддерживать кредитование надежного купца и предостерегать от кредитования недобросовестных
торговцев (пункт 29)22.
Для предотвращения беспошлинного провоза товаров казаками через границу Российской
империи в Константинополь под предлогом их вывоза для продажи в Елисаветградской крепости или
Сечи Запорожской Однорядкин предлагал усилить контроль за движением грузов через Переволочанскую и Кременчугскую таможни (в том числе требовать свидетельства о доставке товаров до указанного места назначения). Это должно было способствовать как наполнению государственной казны, так и уменьшению торговли контрабандными товарами23.
И, в-четвертых, Однорядкин предлагал назначить в Константинополь переводчика и консула,
знающих торговлю, возможно даже из купечества. Более того, он предлагал от имени торгующих в
Турции купцов оплачивать содержание консула путем введения специального сбора, часть которого
могла быть использована для помощи российским подданным в Турции. Предлагалось наделить консула правом контроля за российским купечеством в Турции и решения купеческих конфликтов, чтобы не отвлекать от государственных дел российского министра. В пример приводился французский
консул в Константинополе, избираемый из торгующего в Турции французского купечества на один
год. Консул или другой российский представитель нужен был не только в Константинополе, но и в
Измире, Салониках, Крыму и в других местностях, где производилась закупка товаров российским
купечеством. Консулы могли бы сообщать купечеству о ценах на товары и потребностях конкретных
регионов в конкретных товарах, заблаговременно закупать товары и т. д. Содержание таких российских представителей в Турции Однорядкин от имени купечества предлагал возложить на само купе150
чество, опять же по примеру содержания консулов других стран за счет консульских сборов с торгующих в этой стране купцов. Консульский сбор позволил бы не только платить жалованье российским представителям, но и часть суммы передавать в факторную контору под проценты для нужд
российских подданных в Турции (пункт 31)24.
Отдельным пунктом (пункт 33) излагалась просьба организовать почтовую службу для сообщения с Константинополем через Киев, чтобы получать прейскуранты или купеческие ведомости, «а
за отвос и привос писем какую-нибудь положить аксиденцию»25.
Таким образом, описание торговли с Турцией, составленное курским купцом Михаилом Однорядкиным в середине 60-х гг. ХVIII в., позволяет увидеть ситуацию, сложившуюся в российскотурецкой торговле, не просто с точки зрения очевидца или современника, а с точки зрения купца, непосредственно занимающегося торговлей с регионами, находящимися во владениях Османской империи. Автор описания приводит не только фактические данные о размере таможенных пошлин, различных поборов, стоимости фрахта судов и т. д., но и демонстрирует доскональное знание
особенностей российско-турецкой торговли и проблемных ситуаций, изученных, возможно, на собственном опыте. Отдельного внимания заслуживает «проектная» часть документа, состоящая из предложений, касающихся дальнейшего развития российско-турецкой торговли. Примечательно то, что
предложения эти достаточно конкретны и даже просчитаны с точки зрения возможности их реализации. В целом, сам документ, несмотря на некоторую сумбурность изложения и отдельные эмоциональные обороты, достаточно продуман и подготовлен, имеет практический характер и отражает не
только состояние российско-турецкой торговли, но и непосредственную заинтересованность российского купечества в ее развитии.
Примечания
1
Михнева Р. Россия и Османская империя в международных отношениях в середине ХVIII века. (1739–1756). М., 1985.
С. 113.
2
Мейер М. С. Османская империя в ХVIII веке: Черты структур. кризиса. М., 1991. С. 57–63.
3
Чечулин Н. Д. Очерки по истории русских финансов в царствование Екатерины II. СПб., 1906. С. 210–212.
4
РГАДА. Ф. 19. Д. 299. Л. 1.
5
Там же. Л. 13 об.
6
Там же. Л. 2.
7
Там же. Л. 2 об.–3.
8
Там же. Л. 5 об.–6.
9
Там же. Л. 3.
10
Там же. Л. 3–4 об.
11
Там же. Л. 3 об.–4.
12
Там же. Л. 5.
13
Там же. Л. 6.
14
Там же. Л. 4 об.
15
Там же. Л. 5.
16
Там же. Л. 5–6.
17
Там же. Л. 6 об.–7.
18
Там же. Л. 7–7 об.
19
Там же. Л. 7.
20
Там же. Л. 8, 12.
21
Там же. Л. 9–10.
22
Там же. Л. 11–11 об.
23
Там же. Л. 13 об.
24
Там же. Л. 13.
25
Там же. Л. 13 об.
Е. А. Солонченко
ТАМОЖЕННЫЙ НАДЗОР НА АЗИАТСКОЙ ГРАНИЦЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ:
СПЕЦИФИКА ОРГАНИЗАЦИИ В 80-х гг. XVIII в.
К началу 80-х гг. XVIII в. Россия превратилась в одну из ведущих мировых держав. Но огромные пространства империи порождали ряд серьезных проблем, связанных с внешнеполитическими угрозами, трудностями в охране протяженной государственной границы, слабой освоенностью
151
приграничных территорий и др. Обеспечить эффективную защиту экономических интересов страны в
таких условиях было крайне сложно. Расширение территории Российской империи, установление
новых торговых путей, рост объема торговых операций и изменение внешнеэкономической и политической обстановки требовали совершенствования таможенно-тарифного регулирования, увеличения количества таможен для контроля за торговыми потоками, а практика организации таможенного
дела порождала необходимость улучшения управления деятельностью таможенных органов.
Для усиления таможенного контроля на западных рубежах империи еще в 1754 г. был учрежден институт таможенных объездчиков, на который возлагалась обязанность пресечения контрабанды. Европейская граница России стала охраняться в две линии: в первой несли службу армейские
подразделения или иррегулярные казачьи войска, во второй совершали разъезды вдоль границы
вольнонаемные таможенные объездчики1. В декабре 1779 г. таможни с заставами были переданы в
подчинение губернским Казенным палатам под общий контроль генерал-губернаторов2.
К этому времени на азиатской границе России единой таможенной системы не существовало.
Не было и единого Азиатского тарифа: на отдельных участках применялись различные таможенные
правила и нормы. На Сибирской линии, в состав которой входили Кяхтинско-Троицкая коммерческая
экспедиция, Цурухайтуевская пограничная таможня, Ямышевская пограничная таможня и Семипалатинская пограничная таможня с заставами, действовал Кяхтинский тариф 1761 г. с дополнениями
1762 и 1770 гг.3 На Оренбургской линии (Оренбургская и Троицкая пограничные таможни с заставами) сбор пошлин осуществлялся на основании Оренбургского тарифа 1777 г. В Астраханской портовой и Кизлярской пограничной таможнях с заставами определяющими были нормы Астраханского
тарифа 1754 г. с учетом изменений, внесенных Таможенным уставом 1755 г. и указом 1762 г.4
Такая разобщенность, объяснявшаяся неодинаковым значением для российской экономики
провозимых через эти участки товаров, затрудняла работу таможенных чиновников и осложняла
обеспечение таможенного надзора. Негативно влияла на работу таможенных органов и неустойчивая
политическая обстановка в азиатском регионе, «прозрачность» и большая протяженность границы.
Таможенный надзор здесь осуществлялся лишь в местах наиболее оживленных торговых путей. Переходные пункты и таможенные присмотры, на которых находились досмотрщики, не были связаны
в единую цепь таможенной охраны. В отличие от западных рубежей империи, институт таможенных
объездчиков в большинстве таможен по азиатской границе был введен лишь в конце XVIII в.
Сложность состояла еще и в том, что руководство охраны государственной границы не было
централизовано. С одной стороны, за безопасность российских рубежей отвечало военное ведомство;
с другой — эта функция входила и в сферу деятельности Коммерц-коллегии, руководившей таможенной службой. Подчиненность охраны границы разным ведомствам негативно сказывалась на работе таможенных органов и на общем порядке пограничной службы, так как приводила к разобщенности и несогласованности в действиях. Причем, такая ситуация складывалась как на европейском,
так и на азиатском участках российской пограничной линии: форпосты были удалены друг от друга,
их охрана не справлялась с возложенными на нее задачами5.
Окраинное положение, отдаленность «азиатских» таможен от центра повышали степень влияния на них местных органов власти. Хотя деятельность таможенных служб регламентировалась указами и предписаниями, поступавшими из Сената и Коммерц-коллегии, центральное руководство не
всегда оперативно реагировало на возникавшие по таможенному ведомству проблемы. Поэтому деятельность таможенных структур на азиатской границе во многом определялась распоряжениями губернской администрации.
С проведением губернской реформы Екатерины II все таможни на азиатской границе, аналогично с таможнями на западных рубежах, были подчинены Казенным палатам. При Палатах создавались Таможенные экспедиции во главе с советником таможенных дел6. Советник должен был на основании законов разрешать возникавшие у таможенных чиновников вопросы и затруднения по
торговым и пошлинным делам, а «чего он сам не сможет решить — относиться в Казенную палату».
Если советник считал нужным что-либо изменить в таможенном законодательстве, дополнить или
конкретизировать, то обязан был «с крайней осмотрительностью представлять о том в Палату»7. По
указу Сената от 17 сентября 1782 г. советнику поручалось: 1) не менее трех раз в год объезжать пограничную таможенную стражу и контролировать ее деятельность; 2) посещая как можно чаще таможни, следить за их служителями; 3) поправлять все недочеты и ошибки в работе таможенников, а о
замеченных преступлениях доносить Казенной палате8. Таможенный советник со своей стороны, как
и директор таможни, раз в год представлял президенту Коммерц-коллегии доклад о доходах по торговле9. Тем самым правительство надеялось путем сверки приходивших из разных инстанций доку-
152
ментов составить реальную картину таможенных доходов и расходов, исключив возможность подлога документов или отдельных данных.
Советник таможенных дел выступал в качестве связующего звена между руководством таможни, Казенной палатой и канцелярией генерал-губернатора. Введение института таможенных советников должно было повысить эффективность взаимодействия этих учреждений, но на практике
привело к дальнейшей бюрократизации госаппарата. Таможни не имели права самостоятельно выносить решение по каким-либо вопросам. Только после рассмотрения дела в Казенной палате оно могло
быть закрыто10. Такой механизм принятия решений сковывал инициативу низовых таможенных учреждений и не позволял оперативно решать возникавшие по таможенному ведомству проблемы.
В начале 80-х гг. XVIII в. правительство подвергло изменениям всю таможенную политику. В
1782 г. с разработкой нового Европейского тарифа Комиссия о коммерции приступила к пересмотру
устаревших Сибирского и Астраханского тарифов11. Предполагалось также скорректировать Оренбургский тариф 1777 г.12
Для реализации новой таможенной политики потребовалась новая пограничная стража, которая, не сильно обременяя государственную казну, поддерживала бы на границе необходимый порядок и пресекала контрабанду. 27 сентября 1782 г. вышел указ «Об учреждении особой таможенной
пограничной цепи и стражи для отвращения потаенного провоза товаров»13. Таможенная стража
должна была состоять из объездчиков и надзирателей: на каждые 10 верст пограничной линии полагалось по два объездчика, а на каждые 50 верст для наблюдения за объездчиками — один таможенный надзиратель. Вновь создаваемая структура вошла в сферу компетенции Казенных палат и губернских правлений14, тем самым еще более расширив полномочия местных администраций и усилив
их влияние на деятельность таможенных служб.
Таможенную стражу планировалось сформировать в каждой пограничной губернии, где имелись таможни (и на западной границе она вскоре была учреждена). Был поднят вопрос и о создании
подобной стражи в азиатской части России. В ходе его обсуждения наглядно проявилась специфика
организации таможенного надзора на российско-азиатской границе, в частности, на пространных
Оренбургской и Сибирской линиях.
В октябре 1782 г. Сенат поручил Уфимскому и Симбирскому генерал-губернатору А. И.
Апухтину рассмотреть вопрос о возможности организации таможенной цепи и стражи в Оренбургском крае. В свою очередь Апухтин дал распоряжение Уфимской казенной палате, чтобы она вместе
с советником таможенных дел прислала свое мнение по этому вопросу.
Уфимская казенная палата донесла, что если на Оренбургскую линию от Гурьева до Звериноголовской крепости определять на каждые 10 верст по 2 чел., то потребуется 336 объездчиков. Сверх
того, на каждые 50 верст по границе по проекту предполагалось по одному таможенному надзирателю и с ним еще по два объездчика из числа определенных в запас. В итоге на Оренбургскую линию
потребовалось бы 33 надзирателя, а вместе с объездчиками и запасными — 436 чел. На их содержание ежегодно пришлось бы выделять 9050 руб. (8060 руб. на объездчиков — по 20 руб. каждому; и
990 руб. на надзирателей — по 30 руб. каждому)15. Учитывая обширность края и невыгодность для
государства траты такой суммы денег, Уфимская казенная палата пришла к выводу, что нет нужды
учреждать здесь особую пограничную таможенную стражу. Тем более что «ни потаенных заповедных товаров малыми частями сии пограничные народы нигде, кроме назначенных мест, никогда не
провозят, равно и российской стороны купечество с азиатскими народами никакой партикулярной
связи и ознакомления не имеет, следовательно, и погрешностей таковых быть не уповательно»16. Новая система охраны границы была признана Палатой несостоятельной еще и потому, что каждому
объездчику пришлось бы во время его перемещения по дистанции выделять военное прикрытие, без
которого его легко могли захватить и увезти в плен кочевники17.
В то же время Палата считала, что для соблюдения казенных интересов и пресечения возможной контрабанды, было бы целесообразно учредить в каждой пограничной крепости по одному таможенному надзирателю и по два объездчика вместе с ними. Таким образом, в этом варианте должно
было быть всего 27 надзирателей и 54 объездчика. Жалованье предполагалось производить им по окладам обер-офицерских чинов18. Уфимский таможенный советник, со своей стороны, рекомендовал
повысить жалованье, установив его в размере: объездчикам — по 60 руб. каждому; надзирателям —
по 200 руб. в год. В общей сложности на оклады всех этих таможенных служителей должно было
расходоваться 8640 руб. ежегодно19.
Генерал-губернатор Апухтин согласился с мнением Уфимского таможенного советника20.
Местные власти признали нецелесообразность введения единой цепи таможенной стражи, мотивируя
это тем, что расходы на ее содержание не будут оправданы. Однако если сравнить суммы предпола153
гаемых затрат в первом (9050 руб.) и во втором (8640 руб.) варианте, то разница между ними окажется несущественной. А вот количество штатных единиц в последнем варианте в несколько раз меньше
(81 чел. против 436). Видимо, для местных властей более важным оказался вопрос не о размерах затрат на содержание таможенных учреждений, а вопрос направленности этих расходов: лучше за счет
повышения зарплаты отвратить таможенников от злоупотреблений, чем раздувать штаты и создавать
излишние, как тогда представлялось, таможенные пикеты и присмотры. В итоге правительство решило не создавать на Оренбургской линии особую таможенную стражу.
Схожим было обсуждение данного вопроса применительно к таможням Сибирской линии.
Командующий Линией Н. Г. Огарев в своем донесении Пермскому и Тобольскому генералгубернатору Е. П. Кашкину подчеркивал, что объездчиков нельзя равномерно распределить по границе на 10-верстном расстоянии, как то предполагалось в указе 1782 г. Пребывание служителей таможенной стражи в незаселенной местности крайне опасно. Огарев предлагал размещать объездчиков в пограничных редутах, а надзирателей — в крепостях. А чтобы объездчики при исполнении
своих обязанностей не подвергались давлению со стороны кочевников, «и не были подвержены опасности к захватыванию и увозу их в кочевья», отправлять объездчиков для осмотра дистанции только
«при учрежденном из воинских на Линии состоящих команд разъезде»21. Правда, Огарев не учел, что
в таком случае таможенная стража оказывалась в прямой зависимости от военного ведомства, а это
уже расходилось с основными положениями указа 1782 г.
Словам Огарева вторила Тобольская казенная палата: «в разсуждении кочующих поблизости
киргизцов полагаемые объездчики и надзиратели <…> не могут исправлять возложенной на них
должности, а всегда подвержены будут опасности»22.
Невыгодность создания сплошной таможенной цепи и стражи на Сибирской линии признавали и
некоторые правительственные лица. Так, член Комиссии о коммерции Т. И. фон Клингштет в поданной им
«Записке относительно новосочиняемого Сибирского тарифа» (1783 г.), помимо прочего, отмечал: с учреждением таможенной стражи по всей границе казна понесет большие издержки на содержание «бесчисленного множества объездчиков», «и не известно еще, какая будет от того польза»23.
В результате многолетней переписки правительство, как и в случае с Оренбургской линией,
отказалось от идеи создания в Сибири особой пограничной таможенной стражи. Вероятно, в тот период действительно не было необходимости в создании разветвленной таможенной системы на азиатской границе, поскольку торговые потоки проходили только по известным караванным путям, подконтрольным таможням. Контрабанда, хотя и была, но в случае задержания размеры штрафов за нее
не смогли бы покрыть огромных расходов на финансирование многочисленной стражи. Да и сумма
государственных доходов от «азиатских» таможен значительно уступала аналогичным сборам по европейской границе. Так, командующий Каспийской эскадрой П. Шишкин в письме графу А. Р. Воронцову от 9 марта 1787 г., характеризуя положение астраханской торговли, отмечал: «Здешняя торговля с Персией довольно расстроена, а с Индиею и совсем нет торга; <…> не думаю, чтобы
превышали все таможенные сборы в год 55 тысяч рублей, включая в то число всю торговлю хивинскую и бухарскую, производящуюся морем. На эскадру же и порт выходит в год до 50 тысяч рублей,
а иногда и более, то прибавя ко оной сумме содержание таможни и ее служителей, содержание консула, переводчиков, священника, артиллерии и гарнизонных команд, едва ли доходов будет достаточно <…>»24.
Учет этих обстоятельств переориентировал правительство с обсуждения вопроса о введении
сплошной таможенной цепи на решение другой проблемы: на поиск путей оптимизации работы уже
существующих таможенных органов без резкого увеличения из штатов. Выход был найден в изменении мест размещения таможенных застав. Там, где прибыль от них была минимальна, заставы закрывались и переводились в пункты более активной торговли25.
Однако позднее с увеличением торговых оборотов, развитием внешнеэкономических связей и
путей сообщения, и, как следствие, с ростом контрабанды, отсутствие на азиатской границе специализированной таможенной стражи стало негативно сказываться на таможенных доходах государства.
Специфика организации таможенного надзора на азиатской границе проявлялась и в штатной
структуре, и в решении кадрового вопроса. Во-первых, в 80-е гг. XVIII в. во многих «азиатских» таможнях и заставах в штат включались толмачи и переводчики. Во-вторых, в силу нехватки кадров, в
этих отдаленных регионах власти были вынуждены в больших масштабах, чем на европейской границе, привлекать на таможенную службу не только дворян и купцов, но и представителей других сословий26. По той же причине в Сибири, например, и в 80-х гг. XVIII в. некоторые таможенные должности с распоряжения местных магистратов возлагались на выборных лиц (из купцов и мещан) «с
зачетом службы». Такие служители, как правило, жалованье не получали27.
154
Любопытно еще одно обстоятельство: в 80-е гг. XVIII в. правительство предприняло попытку перевести таможенных чиновников на систему «самофинансирования». Предполагалось осуществлять выплату жалованья им не из центральной общегосударственной казны (когда деньги выделялись из бюджетных средств), а непосредственно из собранных при таможне пошлинных денег. Однако на азиатской
границе в силу специфики самой торговли этот эксперимент не дал положительных результатов. Так как
торговля носила в основном сезонный характер, то в те месяцы, когда ярмарка не проводилась, не было и
никаких поступлений пошлин, и, соответственно, нечем было платить жалованье28.
Отмеченные выше обстоятельства, свидетельствующие о наличии специфических черт в системе организации таможенного надзора на азиатской границе, позволяют сделать вывод о принципиально различных подходах российского правительства к выстраиванию своей таможенной политики
на разных стратегических направлениях. На данном этапе европейское направление оставалось ведущим. Именно поэтому здесь действовал единый Европейский тариф; именно поэтому здесь вводилась усиленная стража; именно поэтому таможенная охрана западных рубежей империи в первую
очередь обеспечивалась кадрами и лучше финансировалась. Система таможенного надзора на азиатской границе значительно уступала по этим показателям «европейским» таможням России. Попытки
ее совершенствования путем частных корректировок в 80-х гг. XVIII в. не дали существенных результатов.
Примечания
1
Кисловский Ю. Г. История таможни государства Российского, 907–1995 гг. М., 1995. С. 49.
ОГАЧелО. Ф. И-28. Оп. 1. Д. 7. Л. 25 об., 219.
3
РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 418. Л. 202.
4
Там же. Л. 202 об.
5
Ежуков Е. Л. Горячие окраины России: Ист. очерк. М., 2000. С. 105.
6
ОГАЧелО. Ф. И-28. Оп. 1. Д. 2. Л. 21 об.–23.
7
Там же. Л. 56 об.
8
Там же. Л. 32–32 об.
9
РГАДА. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 1461. Л. 61.
10
ОГАЧелО Ф. И-28. Оп. 1. Д. 2. Л. 56.
11
РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 418. Л. 17.
12
Там же. Л. 77.
13
РГАДА. Ф. 19. Оп. 1. Д. 327. Л. 2–4.
14
Ежуков Е. Л. Горячие окраины России. С. 106–107.
15
РГАДА Ф. 19. Оп. 1. Д. 325. Л. 162 об.
16
Там же. Л. 163
17
Там же. Л. 162 об.
18
Там же. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 371. Л. 9
19
Там же. Л. 9
20
Там же. Ф. 19. Оп. 1. Д. 325. Л. 163 об.
21
Там же. Ф. 397. Оп. 1. Д. 418. Л. 81.
22
Там же. Л. 301 об.
23
Там же. Л. 102–102 об.
24
Там же. Ф. 1261. Оп. 11. Д. 1579. Л. 2.
25
Там же. Ф. 397. Оп. 1. Д. 418. Л. 458–472 об.
26
Там же. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 1467. Л. 3–14.
27
Там же. Ф. 397. Оп. 1. Д. 418. Л. 474 об., 475 об.
28
ОГАЧелО. Ф. И-28. Оп. 1. Д. 8. Л. 153
2
Н. Д. Борщик
ТОРГОВЛЯ И КУПЕЧЕСТВО КУРСКОГО НАМЕСТНИЧЕСТВА В КОНЦЕ XVIII в.*
27 декабря 1779 г. было открыто Курское наместничество, границы которого совпадали с границами Курской губернии, учрежденной 23 мая того же года1. Со времен существования Курского
наместничества сохранились три «Описания», выполненные в 1784–1785 гг. курскими чиновниками:
правителем наместничества А. Н. Зубовым, прокурором С. И. Ларионовым и губернским землемером
И. Ф. Башиловым. Одно из них — С. И. Ларионова — было опубликовано в 1786 г. и спустя столетие
перепечатано в «Памятной книжке Курской губернии на 1893 г.»; остальные так и остались в рукописях и остаются малоизвестными исследователям.
155
Эти материалы представляют собой своды разнообразных сведений о социальноэкономическом развитии Курщины, а наличие в них большого количества цифровых итогов различных обследований (учета камерного дохода, ассортимента товаров, продовольствия и пр.) дает возможность исследовать состояние торговли в одном из регионов Российской империи конца XVIII в.
Достаточно подробные сведения на этот счет имеются в описаниях Зубова (1784 г.) и Башилова
(1785 г.), данные которых использованы при написании этой статьи.
Из описания Зубова применительно к Курску следует, что «жителей считается в городе вообще, то есть купцов, мещан, священно- и церковнослужителей и протчих разночинцев мужеска пола
душ по прошедшей ревизии 6285, а по нынешней 7985 душ», а в 1784 г. было 422 чел., «ремеслом
питающихся в городе Курске», а «протчие же пропитание имеют от торгов и промыслов»2.
Данные, приведенные Башиловым о количестве зданий в Курске, интересны в отношении
благосостояния курского купечества. Среди всех «обывательских домов», численность которых составила 2335 строений, каменные здания в количестве 63-х были только у курских купцов. У других
категорий «обывателей»: дворян, мещан, разночинцев, священнослужителей каменных построек не
имелось. Кстати говоря, значительным было и количество купеческих семей — 676, больше было
только мещанских (716) и разночинских (789). У Башилова есть сведения, что курское купечество
щедро жаловало средства на городские нужды, например, на «городовой магистрат в два этажа построенный в 1762 году купеческим иждивением»3.
В целом по губернии купцов было 3486 чел. в 1784 г. (по данным Зубова) и 3609 чел. в 1785 г.
(сведения Башилова).
Башилов отметил, что «торговля и промысел курских купцов, имеющих довольный капитал и
кредит, состоит большей частию пушными товарами по Сибири, с Казанью, Оренбургом и Астраханью, салом и русаком в Санктпетербургском порту. Скотом в Москву и Петербург, воском в Польшу
и Бреславль, который там они променивают на немецкие разные товары, и вывозя оные в Россию,
продают и меняют на ярмонках в Харькове, Сумах, Ромне, Кролевце, Нежине и других городах великороссийских и малороссийских. Медом в Москву, Тулу и Санктпетербург, хлебом в разные места,
гужом его доставляя, а иные в своем городе торгуют в лавках, продавая красные и всякие нужные
товары, как-то железо, деготь и прочие всякие мелочи. Начинают также некоторые торговать в Херсонском порту. Мещане и многие небогатые купцы отъезжают с молочными товарами по уездам,
торгуют на ярмонках и в слободах, как и в своем городе». По его сведениям, торговые заведения в
Курске в 1785 г. были представлены лавками в следующем составе: рыбных 12, мясных 120, хлебных
78, сапожных и кожевенных 26, горшечных 9, шапочных 4, стекольных 44.
Зубов так охарактеризовал городскую торговлю: «в Курске бывают 2 торга в неделю в понедельник и пятницу, на которые съезжаются обыватели из уезда с разными съестными припасами,
строенным лесом с дровами». По его данным, купечество и мещанство торгуют в лавках «хлебом
как-то пшеном, пшеницею, рожью, овсом, солодом и крупами, разными шелковыми и бумажными
материями и сукнами, серебряною, форфоровою, хрустальною, оловянною, медною, железною и глиненою посудою, ружьями, шпагами и пистолетами тульского мастерства, немецкого и российского
мастерства, обувью, состоящею в чулках, сапогах и башмаках, воском, медом, салом, маслом, дехтем,
сырыми и выделанными кожами, пенькою, веревками, неводною пряжею и неводами, свечами, деревянною разною посудою, а также сахаром, чаем, кофием, изюмом, черносливом, разных родов орехами, миндалями, виноградными всякими напитками, рыбою соленою, свежею и живою»5.
Развита была и международная торговля: «лучшие товары получают курское купечество из
заграничных мест из Лейпцига, Данцига, Вены и Китайской границы», причем, «из Китая шелковые
и бумажные материи, из Лейпцига и Данцига льняные тонкие полотна и сукны из Вены»6.
Внутренние торговые связи Курска были представлены следующими направлениями: купцы
из Санкт-Петербурга, Москвы, Калуги и Тулы привозили «сеножатные косы», а из Херсона «виноградные напитки и весьма хорошие апельсины», из Карачева и Брянска «лес для строения»; покупали
«всякие же припасы от сельских жителей на торги из уездов приезжающих», а именно «воск, мед,
сало, масло конопляное, пеньку, веревки. Щетину, лисьи и волчьи меха, заечьи шкурки отпускают в
Петербург, рогатую ж скотину и лошадей отгоняют в Москву, отвозится всякого товару по примеру
на 500000 рублей»7.
Ярмарок непосредственно в Курске не проводилось, ближайшим местом ярмарочной торговли была Коренная пустынь, при которой действовала крупнейшая в Курской округе ярмарка. Зубов
описывает ее так: «В округе Курской находится монастырь упраждненной, называемой Коренною
пустынью <…>, подле которого на корене одного срубленного дерева найден был образ Знамения
Богородицы, почему и пустыня сия Коренною проймянова, а как по обретении упомянутого образа
156
произшедшие а чудотворениях его слухи побудили народ к ежегодному к пустыне сей стечению, то
дворяне начали на продажу туда пригонять лошадей, а купцы привозить товары, от чего восстановился при оной ярмонка, Коренною называемая, где ежегодно бывают всякие иностранные и российские товары <…> Торговых лавок деревянных 337, от которых короне доходу приносится до 4000
рублей ежегодно»8. Он же отметил наличие необычного промысла у крестьян Курской округи: «Коронные и помещичьи крестьяне осенью ходют с ястребами добывать перепелок и как добыча сия им
довольно прибыточна, поелику продают они пуд оных по три и четыре рубля»9.
Оба автора с разной степенью подробности сообщают немало сведений о состоянии торговли
во всех уездах Курской губ. Проанализировав тексты рукописей, удалось выяснить, что в Курском
крае, помимо губернского Курска, торговые отношения были развиты в нескольких городах — Белгороде, Путивле, Рыльске и Судже, являющихся своеобразными региональными торговыми центрами, сведения о которых приводятся ниже.
О втором по величине после Курска городе Зубов пишет: «Живущих в Белгороде купцов 446,
мещан 1424, однодворцав 460, малороссиян 197», при этом для ежедневной торговли имеется «трактиров 3, харчевен 1, купеческих торговых лавок москатильных и железных 58, мясных 48, дехтярных
и овсяных 21, погребов каменных 3. В них на продажу содержутся напитки водка, француская, вейновая, вино белое, красное, француское, венгерское, шенпанское, бургунское, мушкатель, <…> пиво
аглицкое, полпиво московское, рейнвейн, малиновкаю <…> Получают же напитки выходящие таганрогским портом, а болшей частию в Москве».
Кроме того, в Белгороде были «торги в каждую неделю по 3 раза в понедельник, среду и пятницу», ярмарки проводились 29 июня, 24 июля и 15 августа, которые «продолжаются по 2 дни», а
«купечество торгуют воском, медом, хлебом и мехами, немецкими и российскими, шелковыми и суконными и полушалковыми, <…> хрустальными, медными, оловянными и железными. Торг производят с Московскою, Курскою, Харьковскою и Малороссийскою губерниями и в портах Таган-Рога и
Херсона»10.
Зубов сообщает также подробные сведения о состоянии торговли Рыльска: «Живущих в городе купцов 268, мещан 851, однодворцев 584, войсковых обывателей 194». Имелся «трактир 1, харчевен деревянных 211, купеческих и мещанских лавок 40, погреб каменный 1, а в нем вины содержутся
французские, кипрские, шампанское, бургонское, мушкатель, пиво аглицкое, получают товары и напитки из Москвы и в малороссийских ярмонках». О купеческом сословии сообщается: «Купечество и
мещанство здешнее, торгуют первые разными шелковыми материями, сукнами и прочими многими
вещами; а последние мелочным товаром. Из Вены доставляются сюда разные орудия для хлебопашества, которые разкупают той и ближних округ поселяне», причем отмечено, что «первым стал привозить косы из Австрии сметливый рыльский купец Иван Федотович Филимонов».
Зубов также отметил, что на ярмарках «купечество в сем городе и мещане торгуют шелковыми материями, разными сукнами и протчим мелочным товаром, медом, сырцом, гарусом, хлебом,
хрусталем и стеклом, деревянной посудою и протчим тому подобным, главной же их торг состоит в
сеножатных косах, которые покупают в Вене»11.
Башилов о Рыльске пишет, что «ярмонки в городе бывают в год две: 1-я в десятую после Пасхи пятницу, 2-я июля 8 в день Казанской Богоматери. Сии ярмонки продолжаются дни по два и по
три, на которые купечество приезжает из городов ближних Севска и Путивля с товарами шелковыми
и разными мелочными». На ярмарках «стечение народа бывает тысяч до шести человек. Сверх сих
ярмонок бывает каждую неделю два торга, в пятницу и понедельник, которые продолжаются от утра
до вечера».
В описании Башилова есть любопытные данные о нравах и обычаях купечества: «Купцы
рыльские состояние имеют посредственное, есть и богатые, но немного. Живут чисто и опрятно, у
некоторых есть домы каменные порядочно построенные. К промыслам предприимчивы и прилежны,
склонны к тяжбам и беспокойствам. Женщины их также опрятны, одеваются чисто и по большей части ходят в немецком платье»12.
О Путивле в описании Зубова сказано: «Ярмарка в городе одна, 24 июня, есть торги 2 раза в
неделю в понедельник и пятницу, на оные приезжают из городов Рыльска, Глухова и Конотопа с мелочными разными товарами. Торгуют косами, сухой рыбой, дегтем, мылом, разной деревянною, глиняною и стеклянной посудой. Деревенские жители привозят всякой хлеб, сено, овес, и другие сельские припасы, дрова, горшки, ведры и другую деревянную посуду. Купечество в сем городе и мещане
торгуют шелковыми товарами и сукном, полотнами, разными мехами, сурками, белками и протчим
мелочным товаром. Купцы ж торг производят в Крыму, в Орле, в Харькове, в Сумах и Ахтырке»13.
157
В Путивльском у., по сведениям Башилова, «ярмонки» бывают в Софрониевой пустыни:
15 августа, 8 сентября и 1 октября, в с. Крупце 15 августа и 1 октября, в с. Духановке 8 июля, причем
«стечение на оных бывает от 200 до 500 чел. из близлежащих селений, а купечество приезжает рыльское и путивльское с товарами мелочными крестьянству нужными, из селений же большей части с
фруктами. Упражнение жителей состоит в хлебопашестве, от которого продукты отвозят они в малороссийские близлежащие города на винокуренные заводы»14.
О Судже Зубов сообщает, что жителей мужского пола в городе 2602 чел., из них купцов 13.
Ярмарки проводятся 4 раза в год: 23 апреля, 29 июня, 1 октября и 25 января, продолжаются не более
2 дней. На них приезжают торговать купцы из Курска, Рыльска, Путивля, Обояни, Белгорода, Сум,
Мирополья, Белополья и Лебедина, «привозят товары шелковые, парчевые, бумажные и протчие разные небольшим числом, а по большей части съезжаются разных округ деревенские жители, из Малороссии с рогатым скотом, лошадьми, хлебом и прочей мелкой рухлядью»15. Торги бывают по 2 раза в
неделю по понедельникам и пятницам.
Башилов о состоянии суджанской торговли привел аналогичные данные: «Купечество в сем
городе и мещане торгуют и казенные обыватели всяким товаром, сукном, платками, лентами, шелковыми и бумажными, медом, воском, железом, свинцом, зделанными вещами, т. е. замками, сошниками, косами, сковородами, кожами выделанными, дехтем, соленой рыбой и хлебом, торг наибольше
производят с городами Сумами, Миропольем, Белопольем, Лебедином, Ахтыркою, и с малороссийскими городами, но больше упражняются в хлебопашестве». На суджанские ярмарки, длившиеся по
2–3 дня, собиралось до трех тысяч человек, из них «купечество из близлежащих городов с разными
мелочными товарами, а из уездов поселяне с разными их деревенскими продуктами»16.
О других уездных городах в отношении торговли и торговых операций сведения более скудные. Приводим данные из описаний Зубова и Башилова, практически повторяющих друг друга. В
Дмитриеве «торгов и ярмонок не имеется, бывает съезд с мелочными припасами по четвергам»; во
Льгове купцов как особого сословия не имелось, а все население города состояло из «живущих в городе мещан 11 чел., экономических крестьян 131 чел. Мещане по новости своей домов не имеют, а
живут у крестьян в наемных избах». Не было купцов и в Тиме, «разночинцы» торговали здесь хлебом, а крестьяне — «разными съестными припасами».
В Обояни «ремеслом питающихся находится из купцов и мещан портных, сапожников, кузнецов и
плотников 24 чел.». Немногочисленные обоянские купцы торговали с Воронежским и Харьковским наместничествами, а местные жители товары для собственных нужд покупали на Коренской ярмарке.
Для семерых фатежских купцов главным предметом торга была пенька, за которой в город
приезжали купцы из Курска, Кром и Михайловки. «Торговля и промысел» жителей Старого Оскола
«состоит в разных товарах российских: меду, хлебе, рыбе, кожах и дегте. Как купцов и мещан мало,
то промышляют однодворцы и церковники. Рыбу получают из Царицына, деготь из Тамбова. Свой
же товар возят и продают в своей и соседней округах, хлеб ставят в Орел и Таврическую область».
При анализе «Ведомости продаваемого в городах Курского наместничества хлеба и других
съестных и протчих припасов», приведенной в описании Зубова, удалось проследить цены на основные продовольственные товары и выяснить не только предельную стоимость отдельных продуктов,
но и выявить самые «дорогие» и «дешевые» города Курского края. Эти данные нами сведены в таблицу, приведенную ниже.
Цены на различные товары в городах Курского наместничества*
Товар
Стоимость (руб.)
Рожь
Ржаная мука
Пшеница
Наиболее «дорогой»
город / цена
Льгов 0,9
Льгов 1,6
Льгов 3,4
Пшеничная мука
Греча
Крупа гречневая
Просо
Пшено
Овес
Дмитриев 3,89
Путивль 0,73
Рыльск 2
Курск 1,8
Курск 3,3
Дмитриев 0,73
158
0, 64
0,75
2,8
Наиболее «дешевый»
город / цена
Фатеж 0,55
Белгород, Тим 0,5
Нов. Оскол 0,4
3,8
0,4
1,3
–
–
0,45
Нов. Оскол 0,5
Курск 0,4
Ст. Оскол 0,6
Льгов, Путивль 1,15
Льгов, Дмитриев 1,9
Тим 0,4
Курск
Продолжение
Стоимость (руб.)
Товар
Наиболее «дорогой»
город / цена
Курск
Наиболее «дешевый»
город / цена
Горох
Солод
Семя конопляное
Ветчина
Свинина
Курск 2
Белгород, Ст. Оскол 2
Короча, Обоянь 1,9
Льгов 1,9
Дмитриев 2
–
1,44
1,6
1,2
0,8
Говядина
Льгов, Путивль, Суджа 0,9
0,6
Баранина
Короча, Нов. Оскол 2,6
0,8
Масло коровье
Масло конопляное
2,6
–
1,8
Ст. Оскол 13,9
Льгов 0,6
Белуга свежая
Севрюга соленая
Путивль, Дмитриев 3,1
Короча, Нов. Оскол, Льгов
2,1
Курск, Короча 16
Фатеж, Суджа, Путивль
2,25
Тим 1,9
Курск, Суджа, Обоянь 1,2
1,6
–
Сом, сазан соленый
Нов. Оскол 1,6
0,8
Икра свежая
Белгород, Рыльск, Суджа
6,5
Нов. Оскол, Ст. Оскол 4,5
Рыльск, Путивль 0,9
–
–
6,1
Рыльск 0,8
Рыльск, Нов. Оскол, Белгород 1
Фатеж, Обоянь, Путивль
0,7
Путивль 6,1
4,5
0,5
0,2
0,25
Рыльск, Суджа 4
Белгород, Ст. Оскол 0,4
Белгород, Короча 0,5
Путивль, Фатеж 0,1
Масло деревянное
Осетрина свежая
Икра соленая
Сельдей донецких сотня
Соломы воз
Дров воз
Ст. Оскол, Тим, Льгов 0,8
Суджа 0,7
Фатеж, Дмитриев 1,13
Короча, Нов. Оскол 0,6
Суджа, Короча, Нов. Оскол 0,45
Белгород, Рыльск, Обоянь, Тим 0,4
Белгород, Рыльск. Ст.
Оскол, Обоянь 0,4
Короча, Нов. Оскол 1,25
Курск 1,1
*
Мерные единицы для большинства товаров в источнике не приведены. Хлеб, по-видимому, показан в четвертях,
мясо — в тушах, рыба осетровых пород — в штуках, икра — в пудах.
Как видим, цены на многие группы товаров были выше в Курске: губернский центр 7 раз отмечен
в колонке наиболее «дорогих» городов. Дешевле всего можно было сделать покупки в Старом и Новом
Осколах, эти города отмечены соответственно 6 и 5 раз среди наиболее «дешевых». Остальные уездные
центры распределяются примерно поровну — что-то в них было дороже, что-то дешевле.
Укажем, что торговля в Курском крае конца XVIII в. в целом повторяла традиции, сложившиеся в XVII столетии и отмеченные в историографии: возрастание количества профессиональных
торговцев, наличие торговой специализации не только у купцов, но и у отдельных населенных пунктов, преобладание привозных промышленных товаров над местными17. Курск по-прежнему оставался
крупнейшим торговым центром региона, в котором проживали самые состоятельные купеческие фамилии.
Появились и новые черты, нашедшие отражение в описаниях Зубова и Башилова: активно
развивалась международная торговля, причем не только в губернском Курске, но и в некоторых
уездных городах, которые, как и Курск, стали выполнять функции распределительных центров в товарно-торговых операциях. Купечество Курского края осваивало морские торговые пути через Херсон и Таганрог, были налажены постоянные торговые связи с европейскими городами.
В связи с новым административно-территориальным делением некоторые населенные пункты
получили статус уездных городов, жители которых, как и священнослужители, не имея прямого отношения к купеческому сословию, вели товарообмен на местных ярмарках и торгах. Несколько утратила свои позиции конская торговля, имевшая значительный удельный вес в торговых операциях
Курского порубежья XVII в.. Связано это было с уменьшением количества служилых людей и утратой Курским краем статуса пограничных территорий в XVIII столетии.
159
Тексты рукописных описаний Курского наместничества 1784–1785 гг. являются ценным источником по истории социально-экономического развития данного региона и вполне могут стать основой для будущих исследований в этой области.
Примечания
*
Статья написана при финансовой поддержке РГНФ, проект № 09–01–72107 а/Ц «Историко-статистические и топографические описания Курского наместничества XVIII века»
1
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 20. № 14880, 14984.
2
РГВИА. Ф. 486. Оп. 16. Д. 18800. Л. 8–8 об.
3
Там же. Д. 18801. Л. 24–25.
4
Там же. Л. 28.
5
Там же. Д. 18800. Л. 10–10 об.
6
Там же.
7
Там же.
8
Зубов А. Н. Топографическое описание Курской губернии с показанием климата и пр. (КурОКМ. Д. 274. Ч. 1. Л. 11 об.).
9
Там же. Л. 12 об.
10
Там же. Л. 106 об.–107.
11
Там же. Д. 265. Ч. 2. Л. 64 об.–65 об.
12
РГВИА. Ф. 486. Оп. 16. Д. 18801. Л. 66 об.
13
КурОКМ. Д. 273. Ч. 2. Л. 164–165.
14
РГВИА. Ф. 486. Оп. 16. Д. 18801. Л. 105 об.
15
КурОКМ. Д. 272. Ч. 6. Л. 78 об.
16
РГВИА. Ф. 486. Оп. 16. Д. 18801. Л. 79 об.
17
См.: Раздорский А. И. Торговля Курска в XVII веке: (По материалам тамож. и оброч. кн. города). СПб., 2001. С. 288–289.
Е. Д. Беспаленок
МЕТРИЧЕСКИЕ КНИГИ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ КУПЕЧЕСТВА XVIII в.
(по материалам Смоленской губернии)
Метрические книги — хорошо известный источник по истории России XVIII–XIX вв. В таком
качестве они прочно утвердились в научной литературе уже в XIX в.1 В последние годы в связи с
усилением внимания к социальной истории России интерес к этому источнику возрос. Среди множества современных научных трудов, посвященных метрикам, выделяется монография Д. Н. Антонова
и И. А. Антоновой2. Авторы не только обстоятельно исследовали историю возникновения и развития
метрикации в России, а также информационные возможности метрических книг, но и рассмотрели
методику использования их как массового источника. Следует заметить, что большинство историков
обращается к метрическим книгам, главным образом, в связи с исследованием демографических проблем3. Этот аспект изучения данного источника стал традиционным, что естественно, так как демографические сведения в нем практически лежат на поверхности. Внимание другим возможностям документа, если и уделяется, то явно недостаточно.
Цель данной работы — рассмотреть метрические книги как источник по изучению истории
российского купечества XVIII в., точнее — его повседневной жизни. Наряду с различными потенциалами, которые может использовать исследователь истории купечества, здесь более подробно рассматривается проблема межличностных и социальных связей купцов, отражавшихся на их участии в
крещении новорожденных, то есть через восприемничество. В центре внимания — верхушка купечества двух крупнейших городов Смоленской губ. середины и второй половины XVIII в. — Смоленска
и Вязьмы. Отличительной чертой купцов, включенных в исследуемую группу, является активное
участие их в храмостроительстве.
Известно, что фонды Смоленской духовной консистории (ф. 48) Государственного архива
Смоленской области сохранились не полностью. К тому же далеко не все из сохранившихся документов доступны исследователям. В «Описи особо ценных дел» названного фонда учтено около шести сотен метрических книг, составленных в церквях Смоленской губ. в XVIII — первой трети XIX в.
Книги церквей разных городов губернии, содержащие богатые сведения по истории провинциального
купечества, составляют лишь небольшую их долю. Имеется 15 книг города Смоленска. Почти все они
начинаются с метрик 1740–1744 гг.4 Более ранних книг нет, хотя известно, что их составление в Рос-
160
сии началось с 1722 г. Однако, по всей видимости, смоленские метрики можно отнести к группе довольно ранних источников этого рода5.
Хранящиеся в ГАСмО метрические книги города Вязьмы начинаются в большинстве случаев
с 1765 г.6 Таких книг 16, хотя в описи к ним отнесены еще три, которые в действительности являются
сельскими7.
Изучение метрических книг позволило существенно дополнить, а иногда и воссоздать историю целого ряда купеческих семей, представители которых — купцы первой и второй гильдии, известные предприниматели и общественные деятели — сделали в XVIII в. крупные пожертвования на
строительство храмов в Смоленске, Вязьме и в окрестностях этих городов. Таких семей в Смоленске
было обнаружено 8, а в Вязьме — 17.
Метрические книги позволили уточнить возраст многих купцов. В этом плане метрики выгодно отличаются от ревизских сказок, которые, как правило, не содержат сведений о датах рождения
и смерти людей, а их возраст указан приблизительно. Например, из данных первой ревизии следует,
что купец А. Ф. Сисоев родился в 1717 г., а согласно метрической книге Петропавловской церкви —
в 17158. Это всего лишь один пример из множества. Погрешности в ревизских сказках, как известно,
были связаны с особенностями их составления. Сбор и оформление их требовали довольно длительного времени, а горожане, со своей стороны, не стремились быть точными и откровенными перед
представителями власти. Этого недостатка у метрических книг нет, хотя именно от государства исходило требование об их составлении. Однако та информация, которая фиксировалась в церковных
метриках со слов прихожан, более правдива уже потому, что православному человеку лгать в храме
было непозволительно.
Одна из возможностей, которые дают исследователю метрические книги — сведения об изменении с годами социального положения отдельных представителей купечества. В записях 40-х гг.
XVIII в. имеются указания на принадлежность горожан к посаду, мещанству («старинному смоленскому»), указываются должности в магистратах и пр. После гильдейской реформы 1775 г. называлась
гильдия, к которой принадлежал купец, а также другие данные. Это особенно важно в случае изучения именно смоленского купечества, так как обывательские книги не доступны исследователям (возможно, они отсутствуют вообще). Пример изменения социального статуса купца, прослеженного по
метрическим книгам, показывает история И. Б. Пискарева, депутата Уложенной комиссии 1767 г. от
Смоленска. В «Метрической книге записей о родившихся, умерших и бракосочетавшихся церкви
Сошествия Святого Духа города Смоленска» в 1741 г. И. Б. Пискарев назывался посадским человеком, в 1748 г. — уже президентом смоленского магистрата, в 1761 г. — «града Смоленска президентом и полотняной фабрики фабрикантом», в 1776 г. — «титулярным советником»9.
Метрические книги помогают установить место жительства купца по его церковному приходу, так как в других источниках, например, ревизских сказках, определить его удается редко. Исследование метрик Петропавловской церкви города Смоленска показало, что в ее приходе проживали
самые богатые купцы города, большинство из них было похоронено здесь же, на кладбище10. В современном Смоленске на месте этого купеческого посада расположена железная дорога, а на месте
кладбища — проезжая улица.
Записи метрических книг «о бракосочетавшихся» позволяют выяснить, какие купеческие фамилии объединяли свои капиталы через заключение браков между детьми. Так, в феврале 1768 г.
старший сын купца первой гильдии, владельца мануфактуры Стефана Никитина — Константин —
сочетался браком с дочерью президента губернского магистрата Федора Щедрина — Матроной11.
Анализ материалов метрических записей XVIII в. «о рождающихся» позволяет проследить
межличностные и междусемейные связи купеческой верхушки, а именно — купцов-храмостроителей
и их семей. Данные второй половины XVIII в. по девяти таким семьям Вязьмы свидетельствуют о
том, что наибольшую долю среди родителей их крестников составляли также купцы — 149 случаев
из 393 (т. е. 38 %). На втором месте были мещане и посадские люди — 64 случая (16 %). Хотя здесь
следует отметить, что один и тот же человек нередко оказывался в разные годы в разных группах, так
как метрики фиксировали настоящее положение купцов, капиталы которых не всегда отличались высокой устойчивостью, отчего и положение людей менялось. Особенно внимательно священники относились к этим сведениям с 1775 г. К названным группам примыкают и близкие родственники восприемников, называвшиеся обычно купцами — 56 случаев (14,5 %). Однако если в первых двух
случаях можно сделать вывод о дружбе, основанной на деловых отношениях, то здесь речь идет об
устойчивых, нередко патриархальных, внутрисемейных связях купцов. Здесь нельзя согласиться с
утверждением Д. Н. Антонова и И. А. Антоновой о том, что «степень родственных отношений между
персоной и восприемниками при рождении <…> в метрической записи не указывалась»12. Напротив,
161
в метрических книгах Смоленска и Вязьмы, как правило, содержались указания на дедушек и бабушек младенцев: «отец ево», «мать ево», то есть отца крещаемого ребенка. Если восприемниками выступали брат и сестра, то это также указывалось. На выраженное покровительственное отношение
купцов к своим дворовым и работникам указывает заметная доля этой группы в числе родителей новорожденных — 56 случаев (14,5 %). Доля священников составляла около 10 % (40 случаев), что
также немало, учитывая незначительную численность духовенства по сравнению с другими категориями городского населения. Среди родителей крестников встречаются также служащие магистрата
(президент, нотариус, подканцелярист и др.), суда (секретарь, канцелярист, регистратор и пр.). Единичны случаи крещения детей у дворян. Крестьяне же, особенно экономические, в целом довольно
часто фигурировавшие в метриках Вязьмы, среди родителей крестников купцов отсутствуют. Аналогичную картину можно наблюдать и по метрическим книгам Смоленска (см. таблицу). Более высокая
доля священников в данном случае связана с тем, что в выбранных материалах рассматриваются наиболее активные участники храмостроительства.
Межличностные связи купцов-храмостроителей г. Смоленска в XVIII в.
(по материалам метрических записей о крещении новорожденных)
Социальное положение родителей крестников
Число случаев участия в крещении в качестве восприемников
Итого
–
Члены
его
семьи
(4 чел.)
1
–
1
–
5
1
9
6
8
17
–
5
–
3
8
12
5
20
5
16
–
10
–
4
–
5
Крестьяне
–
–
–
1
–
1
2
Родственники
восприемников
–
–
7
1
–
–
8
(5 %)
А. Ф.
Сисоев
Члены его
семьи
(4 чел.)
В. Г.
Хлебников
Дворяне
–
–
–
Члены
его
семьи
(8 чел.)
1
Служащие
магистрата, суда
и пр.
3
1
–
Священники
1
5
Купцы
–
Мещане и
посадские люди
Дворовые и
работники купцов
С. Никитин
2
30
(19 %)
25
(16 %)
66
(42 %)
19
(12 %)
Существенное значение имеют и сведения о тех людях, которые становились восприемниками в паре с купцами или членами их семей. Хотя в целом эти данные аналогичны представленным
выше, между ними имеются и весьма показательные отличия, два из которых заслуживают внимания.
Во-первых, несколько больше здесь была доля дворян — 17 случаев (4 %) в Вязьме и 9 случаев (6 %)
в Смоленске. Это свидетельствует о том, что дворяне не пренебрегали обществом представителей
верхушки купечества. К тому же по тем же метрическим книгам известно, что во второй половине
XVIII в. нередкими были и браки между выходцами из этих сословий. Во-вторых, дворовые и работники купцов практически никогда не выступали в паре с купцами в качестве восприемников. Как
правило, при крещении детей этой категории крестными родителями становились дети купцов —
братья и сестры или дети друживших между собой семей. Возраст восприемников-детей, как показывают метрики, нередко едва достигал 7–10 лет, чего не допускалось в XIX в.13
Прочные связи складывались между семьями купцов, представлявших элиту городского населения и отличавшихся своим активным участием в возведении храмов. Общие данные по выбранным
12 семьям купцов-храмостроителей Смоленска и Вязьмы показывают, что из 520 крещений, в которых участвовали 76 представителей этих семей в качестве восприемников, 135 (т. е. 26 %) были проведены вместе с другими храмостроителями или их родственниками. Отношения кумовства внутри
этой категории купечества были обычным явлением. Если восприемничество купцов первой гильдии
при крещении младенцев у небогатых горожан было своего рода благотворительностью, поскольку
162
они могли оказывать таким образом материальную помощь этим людям, то кумовство равных по положению людей — купцов первой гильдии — часто свидетельствовало о дружбе семей. При этом
влияние их друг на друга, безусловно, было важным фактором в развитии храмостроительства в городе.
Примером того, как исследование церковных записей о крещении добавило новые черты к
портрету смоленского купца второй половины XVIII в., явилось изучение такой выдающейся личности, как Андрей Федорович Сисоев. Он, купец первой гильдии, бургомистр, на протяжении всей своей жизни отличался необычайно активной общественной позицией, славился добротой и умел заразить своими полезными делами окружающих. Особенно он отличился в храмостроительстве, будучи
не только щедрым жертвователем, но и активным пропагандистом и организатором этого дела. Материалы метрических книг свидетельствуют о его популярности и авторитете у жителей города Смоленска. Сисоев и члены его семьи — жена Матрона Логиновна и дочери Варвара и Александра, а затем, уже с семи лет, и сын Николай — часто выступали в качестве восприемников при крещении
детей горожан. По данным метрической книги Петропавловского прихода, сам Андрей Федорович с
1766 по 1783 г. четыре раза выступал в качестве восприемника, его супруга — с 1768 по 1774 г. —
7 раз, дочь Варвара в 1771–1784 гг. — 19, дочь Александра в 1770–1783 гг. — 7, сын Николай в 1775–
1783 гг. — 10 раз14. К тому же Андрей Федорович, по записям метрической книги Духовской церкви,
с 1762 по 1766 г. стал крестным отцом трех дочерей президента смоленского губернского магистрата,
«фабриканта» и храмостроителя Ивана Борисовича Пискарева15 (Александры — в 1762, Елизаветы —
в 1763 и Анны — в 1766 г.) 16 Не исключено, что он был одним из идейных вдохновителей Пискарева, как и некоторых других купцов, решивших построить каменные храмы.
Сисоевы вступали в кумовство с представителями самых разных слоев городского населения.
Среди родителей их крестников и восприемников, с которыми они вместе крестили младенцев, были
знатнейшие люди Смоленска, такие, как купцы Пискаревы, Сенаторские, Нашиванкины, Никитины, а
также священники городских церквей. Это свидетельствовало об их общественном положении, так
как желание горожан видеть Сисоевых в качестве крестных родителей своих детей говорит о большом уважении к этой семье, прежде всего — к ее главе.
В 1765 г. Матрона Логиновна Сисоева, будучи в Вязьме, стала также крестной матерью дочери вяземского купца-храмостроителя Лаврентия Парфеновича Гайдукова17. Это произошло в то время, когда А. Ф. Сисоев строил в Смоленске Воскресенскую церковь. Легко представить, что этот
пример мог увлечь будущего вяземского храмостроителя, который возвел храм в своем селе Настасьино Бельского у. в 1769 г.
Сисоевы часто становились восприемниками при крещении детей из семей небогатых мещан,
посадских людей и даже дворовых. Дочери Варвара и Александра, а затем и сын Николай с юных лет
часто выступали в качестве восприемников при крещении детей дворовых своего отца и смоленских
мещан18. Большое количество крестников предполагало и определенную материальную помощь их
родителям, особенно если речь шла о людях, занимавших невысокое социальное положение. Таким
образом, можно рассматривать это явление как своеобразную форму благотворительности. И следует
признать, что семейство Сисоевых в этом преуспело.
Нельзя не заметить, что крестными родителями детей А. Ф. и М. Л. Сисоевых становились
самые разные люди. Так, в декабре 1768 г., когда у них родился сын Николай, восприемниками были
соборный священник Яков Лешкевич и «вдова Леона Осипова крестьянка Килина Спиридонова». В
марте 1776 г., когда родилась дочь Анна, ее крестными отцом и матерью стали полковник И. И. Кошелев и жена отставного полковника А. Я. Вонляр-Лярского Анна Петровна. А при крещении самого
младшего ребенка Сисоевых Петра, в июне 1778 г., восприемниками были смоленский генералгубернатор князь Н. В. Репнин и княгиня Е. А. Долгорукова19. Конечно, кумовство в данном случае
наглядно отражает подъем главы семейства по социальной лестнице. Однако отношение его к простым людям при этом не изменилось.
Метрические записи замечательно раскрывают подробности жизни и другого смоленского
купца, о доброте которого в городе ходили легенды. Это — Василий Григорьевич Хлебников. О круге общения Хлебникова и членов его семьи в 50–80-х гг. XVIII в. свидетельствуют многочисленные
записи о крещении новорожденных в метрических книгах смоленских церквей. Сам глава семьи не
менее 14 раз выступал в качестве восприемника, его сын Варфоломей — 10 раз, дочь Ирина — 8 раз.
Судя по этим данным, широкие личные связи Хлебниковых распространялись на людей самых разных слоев городского общества. Это был и бывший смоленский губернатор Тимофей Текутьев (при
крещении внучки Хлебникова — Анны), и жена смоленского мещанина Филипа Федорова сына
163
Щедрина — Ирина Васильева20, а также священники, чиновники, купцы — смоленские и приезжие,
крестьяне.
Особое место среди тех, с кем Хлебниковы вступали в кумовство, занимали люди церковные.
Так, дочь В. Г. Хлебникова Ирина не раз становилась крестной матерью детей священника МихаилоАрхангельской церкви Дорофея Сонцова, пономаря той же церкви Георгия Чамова. Невестка Хлебникова Прасковья была восприемницей при крещении детей священников Михаило-Архангельской
церкви Никифора Дорофеева Сонцова, Алексея Брянцова. Вместе с ними восприемниками были
«бывший антариус» духовной консистории В. И. Которов, дьяконы той же церкви Иоанн Дедов и
Алексей Стефанов, а также священник Василий Буславский, священник из Бельского у. Яков Чамов.
Вместе с Хлебниковым восприемницами выступали «вдова священническая жена» А. Гаврилова, жена протопопа смоленского Вознесенского монастыря П. Петрова, а в 1770 г. — старица Смоленского
Вознесенского монастыря Серафима Гедеонова21. Кумовство со священниками и их близкими наблюдалось и у других членов семьи Хлебниковых. Тесное общение членов семейства Хлебниковых с
церковнослужителями может свидетельствовать об их глубокой воцерковленности и об особенно
важном для них, и в первую очередь — для главы семейства, значении участия в церковной жизни.
В то же время дети Хлебникова, как и других купцов-храмостроителей, нередко становились
крестными родителями дворовых и крестьян своего отца22. Более того, об особом отношении к людям
низкого происхождения говорит случай, произошедший в 1786 г., когда восприемниками при крещении незаконнорожденного ребенка дворовой девки стали внуки В. Г. Хлебникова — Василий и Анна23. Обычно же, судя по материалам метрических книг, купцы сторонились участия в крещении незаконнорожденных детей, вероятно, заботясь о чистоте своей репутации.
Метрическая книга Михаило-Архангельской — приходской церкви Хлебниковых — красноречиво характеризует внутрисемейные отношения этих купцов. Тесные связи внутри этой патриархальной семьи сочетались с высочайшим авторитетом ее главы у членов семейства. Практически все
дети сыновей Василия Григорьевича Хлебникова — Ивана и Варфоломея были крестниками своего
деда24.
Восприемничество купцов Никитиных было также неотъемлемой стороной повседневной
жизни их семьи, особенно — ее главы Стефана Никитина и его супруги Акилины Васильевны. По
материалам исследованных метрических книг, с 1755 по 1772 г. Никитин не менее 12 раз участвовал
в крещении детей в качестве крестного отца, а его жена — с 1767 по 1777 г. стала крестной матерью
не менее чем 25-ти детей25. Весьма характерен состав круга людей, с которыми Никитины вступали в
кумовство. Это, главным образом, — священники, купцы, мещане, магистратские служащие, военные. Прослеживаются особенно тесные связи Никитиных с представителями смоленского духовенства. Наиболее часто Никитины участвовали в крещении детей священников смоленской Николаевской
церкви. С. Никитин в 1764–1772 гг. был восприемником у пятерых детей священника Я. А. Климова,
а А. В. Никитина в 1768–1777 гг. — у семерых детей сначала дьякона, а потом священника П. Ф. Ракусовича. Вместе с Акилиной Васильевной восприемниками были в разное время секретари Смоленской духовной консистории Г. А. Тарнавский и С. Г. Жирной — по 2 раза, а также священник той же
Николаевской церкви М. Ф. Вишневский. Тесные межличностные связи с людьми духовного звания
не могли не отложить отпечатка на взгляды С. Никитина. Характерно и то, что совместно с ним восприемницами выступали жены известных смоленских купцов-храмостроителей. Уже в 1755 г. его
кумой стала первая супруга президента смоленского магистрата И. Б. Пискарева — Евдокия Петровна, а в 1771 г., когда бывший депутат стал коллежским советником, — его вторая жена — Анна Вилимовна. Но особенно близкие отношения связывали Никитиных с семьей Ф. К. Щедрина, пожертвовавшего деньги на постройку их приходского Николаевского храма. С 1764 по 1772 г. сначала —
жена, а потом — вдова Щедрина — Дарья Стефановна — не мене пяти раз участвовала в крещении
как восприемница вместе со Никитиным.
Нередко материалы метрических книг помогают выяснить возможные мотивы, подвигнувшие
купцов к пожертвованию своих капиталов на строительство церквей. Один из таких мотивов —
смерть единственных сыновей26.
Другим важным фактором было межличностное общение купцов-храмостроителей. Из рассматривавшихся документов известно о фактически дружественных отношениях А. Ф. Сисоева с
И. Б. Пискаревым и Ф. М. Нашиванкиным, И. Б. Пискарева — со Стефаном Никитиным, С. Никитина
— с Ф. К. Щедриным. Не исключено, что у хорошо знакомых и друживших между собой И. Б. Пискарева, А. Ф. Сисоева и С. Никитина, представлявших верхушку смоленского купечества и в разное
время возглавлявших губернский магистрат, был даже единый замысел строительства храмов в середине 60-х гг. XVIII в.
164
Говоря о метрических книгах, нельзя не отметить их недостатков, которые должен учитывать
исследователь истории российского купечества. Этот вопрос достаточно подробно освещен в источниковедческой литературе. Один из главных недостатков — отсутствие сведений по разным годам.
Как уже было отмечено, большинство вяземских книг начинается только с 1765 г. И в смоленских и в
вяземских книгах имеются пропуски записей за отдельные годы. К тому же многие купцы, о жизни
которых велось исследование, родились вообще до начала составления метрических книг, то есть ранее 1722 г.
В метриках практически невозможно найти сведений о крещении, венчании и отпевании
умерших в случаях, когда эти таинства совершались в других церквях, а иногда и в других городах, а
не в своем приходе. На это указывает целый ряд записей, касающихся иногородних купцов. Так, в
1768 г. в Смоленске у тульского купца И. Иванова родился ребенок, восприемниками при крещении
которого выступали президент Смоленского губернского магистрата С. Никитин и жена А. Ф. Сисоева — М. Л. Сисоева27. Или другой случай, когда в 1776 г. в Вязьме был погребен найденный здесь же
в реке мосальский купец К. И. Диаконов28.
К недостаткам метрических книг следует отнести и отсутствие в записях фамилий купцов.
Так, в 40-х гг. XVIII в. основатель крупнейшей смоленской купеческой династии Б. З. Пискарев назывался в метриках просто Борисом Захаровым29. Иногда в метрических книгах неверно указывались
отчества даже довольно известных людей. Например, в 1773 г. выступавшая в качестве восприемницы супруга И. Б. Пискарева была записана как «депутатская жена Анна Васильева Пискарева»30. Настоящее отчество урожденной Анны Фондертен было Вилимовна.
Однако не всегда очевидные на первый взгляд ошибки были действительно таковыми. Например, в
метриках вяземской церкви Рождества пресвятой Богородицы за 1783 г. содержится нелепая, казалось бы,
запись: «Вяземскаго мещанина Михайлы Прокопиева сына Колачникова у сына ево Стефана з женою ево
Вассою Васильевою родился сын Феодор. Крещен священником Алексеем Кириловым того ж числа, а при
крещении восприемники были вяземской купец Стефан Михайлов сын Колачников да купеческая жена
Агафия Исидорова дочь Чканикова». Как видно, фамилия, имя и отчество восприемника и отца мальчика
полностью совпадают, что можно сразу расценить как ошибку. Однако через два года встречается подобная запись с теми же действующими лицами, но есть одно маленькое дополнение — теперь восприемник
назван: «Стефан Михайлов сын болшой Колачников»31.
Внимательное отношение к содержанию метрических книг иногда помогает решить исследовательские проблемы там, где они первоначально представляются неразрешимыми. Так, казавшиеся
погрешностью из раза в раз повторявшиеся в смоленских метриках пропуски фамилии известнейшего
в городе купца Стефана Никитина в сочетании с указанием отчества и фамилии его взрослых сыновей дали возможность точно идентифицировать этого человека. В результате оказалось, что он был
основателем купеческой династии, а его отчество стало фамилией его и его детей. При восстановлении истории купеческих семей появлялось немало и других вопросов, ответ на которые был найден
только при помощи изучения метрических книг. Таким образом, этот источник, еще далеко не раскрывший своего потенциала, содержит богатейшие возможности для исследования истории российского купечества.
Примечания
1
См., например: Журавский Д. П. Об источниках и употреблении статистических сведений. Киев, 1846; Буняковский В. Я.
Опыт о законах смертности в России и о распределении православного народонаселения по возрастам. СПб., 1865; и др.
2
Антонов Д. Н., Антонова И. А. Метрические книги России XVIII — начала XX в. М., 2006. 385 с.
3
Палли Х. Э. Методика использования метрик в историко-демографических исследованиях // История СССР. 1982. № 1.
С. 87–93; Фомина О. В. Рождаемость и смертность в среде московских купцов в последней четверти XVIII века // Города
Европейской России конца XV — первой половины XIX века: Материалы междунар. науч. конф. 25–28 апр. 2002 г., Тверь
— Кашин — Калязин. Тверь, 2002. Ч. 2. С. 382–394; Маркова М. А. Первичные документы по учету населения
Санкт-Петербургской губернии в XVIII — первой половине XIX вв. как исторический источник (метрические книги, исповедные росписи, ревизские сказки): Дис. … канд. ист. наук. СПб., 2005; Материалы церковно-приходского учета населения
как историко-демографический источник: Сб. ст. Барнаул, 2007 и др.
4
ГАСмО. Ф. 48. Оп. 1 (ОЦ). Д. 337–344, 347, 350–355.
5
См.: Антонов Д. Н., Антонова И. А. Метрические книги России… С. 52.
6
ГАСмО. Ф. 48. Оп. 1 (ОЦ). Д. 210–212, 215, 216, 218–225, 293, 295, 296.
7
Там же. Д. 213, 214, 217.
8
РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 3238. Л. 424 об.–425.; ГАСмО. Ф. 48. Оп. 1 (ОЦ). Д. 355. Л. 708.
9
ГАСмО. Ф. 48. Оп. 1 (ОЦ). Д. 343. Л. 9 об., 37, 153, 387 об.
10
Там же. Д. 355.
165
11
Там же. Д. 347. Л. 95 об.
См.: Антонов Д. Н., Антонова И. А. Метрические книги России… С. 167.
13
Там же.
14
ГАСмО. Ф. 48. Оп. 1 (ОЦ). Д. 355. Л. 278 об., 320 об., 355 об., 365 об, 381, 393, 395, 418 об, 444 об., 454, 475, 527, 567 об.,
594, 692 об., 695, 710 и др.
15
Там же. Д. 343. Л. 157 об., 165 об., 199.
16
Там же.
17
ГАСмО. Ф. 48. Оп. 1 (ОЦ). Д. 212. Л. 1.
18
Там же. Д. 355. Л. 454, 472 и др.
19
Там же. Л. 324, 512, 543.
20
Там же. Оп. 5 (ОЦ). Д. 351. Л. 98 об.
21
Там же. Оп. 1 (ОЦ). Д. 347. Л. 66; Д. 351. Л. 23, 60 об., 63, 72, 78, 171 и др.
22
Там же. Д. 351. Л. 43, 51 об.
23
Там же. Л. 175.
24
Там же. Л. 120, 128, 136 об., 145 об.,164, 165 об., 174.
25
Там же. Д. 342. Л. 180 об. ; Д. 343. Л. 87; Д. 347. Л. 73, 81, 95, 95 об., 97, 107, 121, 127, 127 об., 144, 158, 184 об., 198 об.
и др.
26
См., например: Беспаленок Е. Д. 1) Купцы Кремлицыны и строительство храма св. Варвары в Смоленске // Смоленские
епархиальные ведомости. 2003. № 3. С. 43–48; 2) Жизненная драма купца Ф. М. Нашиванкина: Из истории купеч. храмостроительства в Смоленске // Край Смоленский. 2008. № 12. С. 3–10.
27
ГАСмО. Ф. 48. Оп. 1 (ОЦ). Д. 355. Л. 320 об.
28
Там же. Д. 215. Л. 106 об.
29
Там же. Д. 343. Л. 29.
30
Там же. Д. 342. Л. 231 об.
31
Там же. Д. 224. Л. 77, 84.
12
М. С. Черкасова
ОБЫВАТЕЛЬСКИЕ КНИГИ КАК ИСТОЧНИК ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ
КУПЕЧЕСТВА И ТОРГОВЛИ ВОЛОГДЫ В КОНЦЕ ХVIII — ПЕРВОЙ ТРЕТИ ХIХ в.
Обывательские книги русских городов еще не выявлены в полном объеме, не систематизированы и недостаточно разработаны в источниковедческом и конкретно-историческом отношении. Из
доступной нам литературы о них удалось познакомиться лишь с тремя статьями по Архангельску и
Сарапулу1. Предлагаемая заметка представляет лишь начальный этап подобной работы, проведенной
на основе фондов Государственного архива Вологодской области.
Сохранившиеся в нем две обширные обывательские книги 1785–1796 гг. были составлены во исполнение Екатерининской Жалованной грамоты городам от 21 апреля 1785 г.2 Наиболее ранней является
книга № 17 (объем 546 л. с об.), представляющая собой алфавитный список обывателей за 1785–1792 гг.
Она была составлена городскими старостами, торговыми людьми Мих. Рыниным и Вас. Исаевым, имела
буквенные разделы от А до Я и оформлена в виде таблицы из шести граф. Первая графа — «Имя и прозвание обывателя в том городе старожила, родившагося или вновь поселившагося и его лета». Вторая —
«Холост или женат и на ком, или вдов». Третья — «Много ли детей мужескаго или женскаго пола и их
лета». Четвертая — «Есть ли в городе за ним дом или иное строение или место или земля, им ли построено или наследственно или куплено, или в приданое получено и в каком месте в городе и которой номер».
Пятая — «В городе ли живет тот обыватель или в отлучке». Шестая — «Какого он промысла»3. Большинство записей сопровождаются датами внесения обывателя в протокол городской думы, и это имеет
важное значение для понимания ее хронологии.
В книгу № 17 две трети записей (62 %) были внесены в сентябре — октябре 1785 г. На 1786 г.
приходится 263 записи, или 18,8 %. К 1787–1792 гг. относится лишь 20 % записей. Имеющие разные
даты протоколы нередко отмечены в кн. 17 одним и тем же почерком на одном листе, следовательно,
составители книги воедино сводили в нее (в соответствующий буквенный раздел) разновременные
записи о городовых обывателях.
По-настоящему увесистым фолиантом (1678 л.!) является книга 1787–1796 гг. (№ 4211), скрепленная городским головой, купцом второй гильдии Степаном Митрополовым и депутатом городской думы, купцом третьей гильдии Федором Окатовым4. Большая часть записей в ней (74 %) относится к 1787–1789 гг., а по палеографическим данным значительная ее часть датируется 1790–
1792 гг. Сравнение наличного состава жителей в книгах 17 и 4211 показывает, что большинство из
них в кн. 4211 было повторно зафиксировано с указанием новых протоколов. Близкие к нашим наблюдения о соотношении двух обывательских книг по Архангельску В. В. Крестинина —
166
А. И.Фомина 1786–1788 гг. сделала и О. В. Чуракова: в первую книгу по алфавиту были переписаны
все жители-домовладельцы, а во вторую каждый был внесен повторно в соответствии со своим капиталом и социальным положением5.
Самоназванием книги № 4211 является: «Города Вологды городовая обывательская книга,
сочиненная в силу Высочайшего о городах положения 61-й и 62-й статьи». Речь идет о 61-м и 62-м
пунктах Жалованной грамоты городам 1785 г. В 61-м пункте говорилось: о составлении городским
головой с выборными депутатами городовой обывательской книги по каждой городовой части на основании списка городового старосты, а в пункте 62-м — об ее разделении на 6 частей. Однако в действительности эта книга состоит не из шести, а из пяти частей, самой обширной из которых является
первая (л. 1 об.–1409) — «По силе Городового положения 63-й статьи о настоящих городовых обывателях, кои в городе дом или иное строение или места или землю имеют». Далее в 1-й части по буквенным разделам от А до Я приведены фамилии настоящих городовых обывателей, старожилов и родившихся в Вологде. Всюду в пределах этой части на обороте листов в верхнем левом углу было
помечено: «1-я часть». После каждого буквенного раздела оставлены чистые листы, скорее всего, для
последующего заполнения, что говорит о рабочем, текущем ее характере.
Во 2-ю часть кн. 4211 (л. 1411–1501) были включены купцы 1–3-й гильдий с указанием размера их капитала; в 3-ю часть (л. 1503–1608) — цеховые ремесленники; в отсутствовавшую 4-ю часть
следовало внести иностранных граждан; в 5-ю часть (л. 1609–1611) — именитые граждане; в 6-ю
часть (л. 1615–1678) — «обыватели, кои по состоянию ко внесению в книгу не подходят» (не имевшие домовладений). В этих частях также встречаются незаполненные листы, но в гораздо меньшем
количестве по сравнению с первой частью.
Не позднее 1832 г. возникла третья из сохранившихся в Государственном архиве Вологодской
области обывательская книга Вологды (формат, как и двух предыдущих, в лист, объем 298 л. с об.)6.
Палеографические наблюдения показывают, что большая ее часть была написана на бумаге с датой
1823 г., отчетливо видной на л.189, 197, 200, 211 и др. Последний тетрадный блок был написан на
бумаге с датой 1832 г. В заголовке же она отнесена к 1830-му году («Список города Вологды обывателей, учиненной в силу Городового положения 58 и 59 статей по алфавиту 1830 года»). По содержанию своему она является, подобно книге № 17, алфавитным списком обывателей, выполненным в
табличной форме от А до Я, только граф в кн. 572 не шесть, а семь (последняя называется «В каких
градских или иных службах обыватель был или есть»). Оставленные в конце каждого буквенного
раздела чистыми листы тоже расчерчены в табличной форме. Значит, когда-то и они предназначались
для последующего заполнения, так и не состоявшегося. Почерк, которым пронумерованы все три
обывательские книги, довольно схож. Возможно, это делалось одновременно одним лицом. В целом
по информационной насыщенности поздний алфавитный список 1832 г. значительно уступает обывательским книгам конца ХVIII в. Шестая и седьмая графы в нем зачастую остались без заполнения,
что не дает систематических сведений о промысловых и торгово-ремесленных занятиях населения и
казенных службах горожан. Состав их недвижимого имения (дома, огороды, огородные места, лавки,
амбары, промысловые заведения — «фабрики и заводы») в кн. 572 перечислены столь же тщательно
и пронумерованы, как и в книгах конца ХVIII в. Вполне сопоставим материал и о семейно-брачной и
возрастной структуре населения, «детности» семей.
Общее количество купцов всех трех гильдий Вологды в 1780–1790-е гг. составляло 133 чел.
Численность купцов первой и второй гильдий была примерно одинакова — 19–20 чел., а третья гильдия оказалась наиболее многочисленной — 114 чел. Примерно такое же количественное соотношение гильдейского купечества указывает и У. М. Полякова по обывательской книге Архангельска
1786–1788 гг.7 Н. В.Козлова отмечает, что преобладание третьегильдейского купечества в массе торговых людей вообще было характерно для городов России второй половины ХVIII в.8
Различие между гильдиями заключалось в размахе торгово-предпринимательской деятельности и размерах денежного капитала. В первую гильдию были включены вологодские купцы с капиталом от 10 до 30 тыс. руб., во вторую — 5–6 тыс. руб., в третью — 1–1,1 тыс. руб. При всей условности этой величины она выражала минимум денежных капиталов, необходимый для вступления в ту
или иную гильдию9. В отличие от Архангельской обывательской книги 1786–1788 гг., вологодская
книга № 4211 не содержит сведения о капиталах посадских людей, мещан и цеховых ремесленников.
По наблюдениям У. М. Поляковой, они были очень пестры и обычно колебались от нескольких рублей до 700 руб.10
Наиболее крупный денежный капитал зафиксирован у богатейшего вологодского купца М. И.
Рыбникова — 30 тыс. руб. За ним следовали: 1) М. Ф. Колесов — 25 тыс. руб.; 2) братья М. И. и Г. И.
Поповы-Веденские — 21 тыс. руб.; 3) братья Г. А.и А. А. Митрополовы — 20 тыс. руб. Среди купцов
167
второй гильдии наиболее значительными капиталами обладали дядя с племянником И. Я. и
И. Г.Немировы — 6040 руб., М. И. Козулин — 5600 руб., М. И. Хомутинников — 5500 руб. Среди
купцов третьей гильдии — И. И. Манойлов — 1125 руб. и Л. И. Корелкин — 1100 руб.
Первостатейное купечество Вологды занималось оптовой и розничной торговлей не только в
России, но и за рубежом на своих судах, имело фабрики и заводы с использованием принудительного
труда крестьян из купленных деревень, брало казенные подряды. Внутрироссийский и иностранный
торг (через Архангельский и Петербургский порты) отмечен у М. И. и И. А. Рыбниковых, М. И. и
Г. И. Поповых-Веденских, Г. А. и А. А. Митрополовых, Н. И. и С. И. Митрополовых, И. А. и В. А.
Лаптевых, П. В. Свешникова, П. В. Ягодникова, Е. М. Макарова. М. И. Рыбников отправлял свои товары в Гамбург, Амстердам и Англию, «а ныне (то есть в 1785 г. — М. Ч.) использовал иностранные
суда с платежом фрахта»11. Именитые граждане братья М. И. и Г. И. Поповы-Веденские торговали
через Архангельский порт «с иностранными корреспондентами и засылкою к ним разными российскими товарами на свой щет, равно и от них выпискою немецких товаров на собственной же щет, которыми и производят распродажу в разных российских городах, а затем и в здешнем городе оптом и
по дробно». Они брали разные подряды «в казенных местах и поставкою разных припасов и материалов как здешняго города, так и других российских городов». Братьям принадлежали три торговых
корабля, «купленные от разных купцов» («Анфиноген», «Река Луза», «Добрая Надежда»). От Архангельска до Амстердама и обратно их водили нанятые иностранные шкиперы, в частности, Г. Ф.
Груф12. Более ранние сведения, относящиеся к 1769 г., об участии вологодских купцов в торговле с
Голландией через Архангельский порт были приведены В. Н. Захаровым13. Братья Николай и Степан
Митрополовы торговали «в разных российских городах, а большею частью при Архангельском порте
с российскими и иностранными купцами российскими и немецкими товары». С 1786 г. они начали
«проводить торг и за море, при том имеют внутри России разные подряды, как оказались во всякой
исправности окончены».
Первостатейный купец и именитый гражданин И. А. Лаптев-Большой, хотя и числился городовым обывателем, фактически проживал в Санкт-Петербурге. Здесь он вел оптовый торг российскими и иностранными товарами. Указан внушительный объем его товарооборота: в 1785 г. —
74187 руб., в 1786 г. — 136651 руб.14 Братья И. и В. Шапкины по половинам владели кораблем
«Санкт-Иоганнес Баптис», предназначенным для «промыслу морских зверей». Они торговали в разных сибирских городах, на Камчатке и на Китайской границе «посылкою в те места и оттуда получаемых тамошних товаров, которым имеют оптовую распродажу в разных российских городах»15.
Товары в Сибирь и на Кяхтинскую ярмарку отправляли также Я. В. Спешилов и М. И. Рыбников. Оптовая торговля у названных купцов сочеталась с лавочной в самой Вологде16. А. И. Узденников имел
лавку в Вологде и, кроме того, торговал в Санкт-Петербургском гостином дворе «при бирже в отданной ему из оброку полулавке и в других российских городах разными товарами».
«Заводы» вологодских купцов, вкладывавших свои капиталы в «предприятия» того времени,
располагались как при доме, воплощая в себе Ласлеттовское «домохозяйство», так и далеко от места
их проживания. М. И. Рыбников имел при своем доме кожевенный завод по производству юфти, а в
Яренской округе Устюжского у. — Сереговский «наследственной крепостной» соляной завод «с
людьми, со строением и протчими принадлежностями», на котором ежегодно вываривалось «на продовольство в обывателей Вологодского наместничества» до 150 тыс. пудов соли, приносящей в казну
до 20 тыс. руб. прибыли17. Его племянник И. А. Рыбников также имел кожевенный завод по производству юфти, в свечном заводе «производил макание свеч», а в набойчатой фабрике — «печатание
разных набоек». Кожевенный завод в пригородной Дюдиковой пустыни находился в совладении у
М. Рыбникова с племянником Иваном. Солодовенный завод имел купец М. Ф. Колесов, продавая
квас и пиво в двух городских харчевнях. Заводы по производству юфти известны у купцов В. А. и
И. А. Шапкиных (у второго — в пригородном селе Фрязинове)18. Три завода — кожевенный, свечной
и крашеннинный — отмечены у А. Д. Никифорова19.
В отношении некоторых купцов обывательская книга № 4211 не указывает прямо на наличие
у них фабрик и заводов, а только отмечает: «такой-то производит делание юфти и макание свеч».
Можно согласиться с Г. Н. Козиной в том, что промышленные предприятия ХVIII — начала ХIХ в.
имели в основном полукустарный характер, поэтому именование их в соответствии с официальной
терминологией того времени «заводами» носит условный характер20. Столь же условным можно считать и употребление слова «промышленность» («торгует скипидаром, коего имеет промышленность»). Вместе с тем, заслуживает внимания наблюдение исследовательницы о том, что в 1780–
1790-е гг. в Вологде примерно каждое десятое купеческое семейство владело фабричноремесленными заведениями21.
168
Недвижимость М. И. Рыбникова состояла из купленных им деревни Глухой на
р. Ихалице, селец Семенкова и Козицына под Вологдой. Это свидетельствует об использовании
им труда зависимых крестьян на собственном производстве. Промышленные заведения Рыбниковых могли передаваться по наследству. В обывательской книге 1832 г. отмечены свечной и
кожевенный заводы 47-летней вдовы М. П. Рыбниковой, доставшиеся ей в наследство после мужа22.
Масштаб торговли менее крупных купцов Вологды был скромнее: про членов второй гильдии
обычно говорилось, что они торгуют «здесь в городе и других российских городах оптом и по дробно», а третьей гильдии — «они торгуют здесь в городе разными товары». Некоторые купцы второй
гильдии (И. А. Лаптев-Меньшой, Г. И. Носков) тоже вели торг в Архангельске и Санкт-Петербурге,
последний, скорее всего, мясом, так как и в Вологде он продавал его в двух мясных лавках. А. Д.
Сумкин торговал через Архангельский порт, а также на Китайской границе и в других российских
городах23. Описание торговли вологодских купцов во второй части обывательской книги, к сожалению, часто дается неразвернуто. Используя сведения о тех же самых лицах в первой части книги,
можно предположить, например, что упомянутый А. Д. Сумкин торговал скорее всего, кожевенными
товарами, так как среди его недвижимости отмечен кожевенный завод24. Наличием землевладения в
уезде с зависимым крестьянством купцы второй гильдии отличались от менее мощных предпринимателей, сближаясь тем самым с первостатейными. Так, братья Федор и Николай Григорьевы дети Турондаевские имели бумажную, крупяную, сургучную и шелковую фабрики, а в селе Широгорье Вологодского у. — 15 дворов с 50 душами м. п., купленными их дедом, отцом и дядьями25. Иногда
сообщаются сведения о казенных службах купцов третьей гильдии. Например, М. В. Москотилников
с 1779 г. служил в Архангельске в портовой таможне юфтяным браковщиком, «где и по сие время
находится». И. В. Пономарев также в Архангельске отмечен браковщиком «при льняном семени».
Производственно-торговые характеристики в деятельности купцов второй и третьей гильдий были
органично соединены. Так, М. И. Денгин имел при доме своем кожевенный завод, а в Кожевенном ряду
торговал в кожевенной лавке. М. П. Масленников торговал в Хлебном ряду в лавке продуктами, производимыми на собственном солодовенном заводе в селе Фрязинове26. А. Д. Немиров на своем заводе «производил делание юфти», а в двух лавках в Кожевенном ряду ею торговал27. Братья Ф. Г. и Н. Г. Туронтаевские торговали в своих лавках бумагой, производимой на их бумажной фабрике28.
Купец Петр Михайлов сын Мартьянов в 1832 г. имел купленную с аукционного торга бумажную фабрику на р. Торменге в Вельском у., а в пригородном с. Фрязинове — сахарный завод, торговлю вел в каменной палатке в Шапочной линии и в харчевне29. Интересно еще и то, что сама обывательская книга 1830–1832 гг. написана на бумаге, на ряде листов которой отчетливо виден водяной
знак — литеры П М. Это может указывать на производство данной бумаги как раз на Вельской фабрике Петра Мартьянова30.
Смешанный характер предпринимательской деятельности был присущ и мелким торговцам.
Например, Г. И. Носков вывозил к Архангельску крупные партии мяса, а в своем заводе при доме
«производил делание свеч»31. В обывательской книге 1832 г. гораздо меньше сведений о торговле
вологодских купцов в Архангельском порту и за границей. Ее вели только М. И. Леденцов, Ф. Ф.
Окатов и В. А. Колесов32. Часто обывательские книги оперируют неразвернутыми определениями:
«такой-то человек торговаго промысла», «торгует здесь разными товары», «…холстами и разными
товары», «…маслом и холстами», «…сеном и разными товары», «…мылом и харчевыми припасы»,
«…дровами и прочими товары», «…лотками и дровами», «мелочью и щепяными товары»,
«…разными мелочными товары и конской збруей в лавке», «…мелочью», «…скорняжными и разными товары», «…холстами и мылом», «…табаком и мылом», «…москотилными и разными овощными
товары», «…льняным семенем и прочими товары», «…в лавках хлебными припасы, а в доме производит делание войлоков», «торг имеет в трех каменных лавках в Овощном ряду» и т. п.33 На ассортимент розничной торговли указывают такие линии (они же — ряды) Вологодского торга, как Железная, Кожевенная, Кузнечная, Меховая, Мясная, Овощная, Рыбная, Светлая (свечная), Солодяная,
Суровская, Холщовая. Помимо рядов и линий, лавки могли располагаться непосредственно при доме
мелкого товаропроизводителя (стекольная, табачная, фруктовая). Кроме мужчин, в лавках могли торговать и женщины, причем не обязательно вдовы. Наряду с лавками, в 1832 г. упоминаются палатки и
магазины34. Ассортимент товаров в них включал фрукты и виноградные вина. Соединение производственных и торговых характеристик можно наблюдать в рамках семейной кооперации: отец сапожного мастерства, а сын торгует в Кожевенном ряду.
В анализируемых книгах нередки реплики о том, что посадский человек «находится у хозяев
в услужении». Характер последнего иногда раскрывается: «торгует от хозяев в сибирских и протчих
российских городах разными припасы»35. Речь здесь должна идти о том, что какая-то часть мелких
169
торговцев Вологды, включая и некоторых купцов третьей гильдии, и мелких безлавочных торговцев,
выступала в качестве агентуры более крупных купцов по розничной распродаже их товаров36.
На разнообразные промыслово-ремесленные занятия вологодского мещанства указывают такие ремарки обывательских книг: «промысел имеет крашенинный», «красильной и набойчатой»,
«жестяной и паялной», «скорняжной», «резной по дереву», «слесарной», «золотарной», «серебряной
и медной», «каменной и печной», «шитье шапок и скатертей», «переплетческой», «седельной и прочей конской сбруи». Иногда перечисляются виды «мастерства и рукоделия»: «производит крашение
куниц и прочих шкур», «мастерство имеет башмачное …калашное …кирпичное …кузнецкое
…сапожное …столярное», «печение витушек …хлебов», «прядильное», «тележное и санное»,
«…шорное и обойное», «ткание золотых и серебряных позументов»37. К редким профессиям следует
отнести «рукоделие часов»38. Обращает внимание смешанный состав ремесленно-промысловых занятий: «промысел имеет делание войлоков и варение клею»39. А. Ф. Оконнишников «промысел имеет
делание слудяных окончин» (от изделия и произошла эта известная в Вологде торговая фамилия:
окончины — Оконнишниковы)40.
Столь же кратко объясняется и отсутствие определенных занятий: «за старостью промысла
никакого не имеет» или, скажем «промысла не имеет за темнотою глаз». Принадлежность к цеховому
ремеслу выражалась так: «ремесло имеет крашенинное и есть того ремесла мастер». На развитие местной медицины указывает наличие трех членов «фершалного цеха» — двух мастеров и одного ученика. К медицине относилась и оптика: Иван Мясников «имеет промысел делание окуляр»41. Всего в
обывательских книгах был зафиксирован 161 цеховой ремесленник и 12 цехов. Среди ремесленников
наиболее многочисленной была группа мастеров (134 чел.), а среди цехов — столярный и сапожный
(по 28 и 34 чел. соответственно).
Интересен гендерный аспект обывательских книг 1780–1790-х гг., их сведения о положении
женщин, социальных ролях полов. Возраст вступления в брак для девушек чаще всего зафиксирован
с 18–20 лет, выявлены лишь два случая раннего брака (больше характерного для традиционных обществ) — в 13–14. Взятая в чужую семью 13-летняя девушка была ровесницей одного из младших
братьев своего 19-летнего мужа42. У мужчин выявлено 4 случая раннего вступления в брак с 15–
16 лет (чаще — с 20–22 лет). В то же время понятие «дети» распространялось в книгах на возраст от
1-го года до 19 лет, что позволяет предполагать постепенное увеличение брачного возраста у городского населения в конце ХVIII в., который можно соотнести с начавшимся «демографическим переходом». Это предположение подтверждается наличием значительной группы девушек и юношей 20–
24 лет, еще не заведших семью и живших в доме родителей. С 27–28 лет число несемейных граждан
резко убывает.
Интересно выглядит возрастная пирамида жителей по обывательским книгам. Двум самым
старым замужним женщинам в Вологде было 88 лет, одному самому старому женатому мужчине (отставному капралу) — 93 года. Про занятия вдов или незамужних «девок» говорилось: «промысел
имеет шитье женского платья» или: «рукоделие крашенинное», «…шитье золотом», «печение ржаных и пшеничных хлебов, калачей»43. Нередко отмечалось, что они промысла никакого не имеют,
«питаются от черной работы, а дети их находятся у хозяев в услужении». Женщины могли и самостоятельно заниматься торговлей: «вдова со снохой торг имеют обувью»44. Вдова И. И. Дементьева с
сыновьями торговала дегтем и имела постоялый двор. Источником существования вдов нередко был
«бизнес» их сыновей: у вдовы М. Г. Журиной один сын был кирпичного мастерства, второй — торговал лесом, а третий — работал в Мясном ряду, причем понятия работать и торговать в рядах различались45.
В составе купцов третьей гильдии указано немало вдов, причем известных в Вологде торговых фамилий еще в ХVII в. — Наталья Девяткова, Матрена Денгина, Афимья Манойлова, Татьяна
Оконнишникова, Анисья Полянина, Настасья Рыбникова, Прасковья Свешникова и ряд других. Они
наследовали денежные капиталы (свыше 1000 руб.) и недвижимость от своих мужей. Наследовали
вдовы и их профессионально-ремесленную специализацию. В третьей части обывательской книги
№ 4211 указаны: «мастер портного цеха» вдова Мавра Иванова дочь Королькова и член хлебнокалашного цеха вдова Наталья Борисова дочь Шапошникова. Купчиха 1-й гильдии, вдова Афимья
Витушешникова имела в 1832 г. сахарный и соляной заводы (последний — в Серегове усолье, ранее
принадлежавший Рыбниковым, а до того — гостям Панкратьевым) и торговала сахаром и солью в
Вологде и других городах46. Среди занятий вдовых купчих в редких случаях отмечено ростовщичество: 55-летняя бездетная вдова У. Я. Рыбникова с капиталом в 1010 руб. «промысел имеет раздачю
денег в интерес»47. О значительной концентрации лавок в руках отдельных купцов говорит такое ука-
170
зание обывательской книги № 532: вдова Анна Васильева дочь Корелкина имела 7 каменных лавок в
Кожевенном ряду и 21 — в Суровской линии48.
Таким образом, при дальнейшей источниковедческой разработке обывательских книг русских
городов важно различать среди них алфавитные списки и собственно переписи городовых обывателей. Обе разновидности книг являются ценным, многоплановым источником для изучения социально-экономической и демографической истории России, установления численности купечества, мещанства, цеховых ремесленников, их торговли и других видов хозяйственной деятельности, порядков
управления, социально-профессиональной, семейно-брачной и поло-возрастной структуры, миграций
городского населения, исполняемых торговыми людьми государственных служб. Однако более ранние (1780–1790-х гг.) обывательские книги представляются содержательнее, нежели позднейшие,
ХIХ в. В перспективе их следует изучать в сравнении с другими видами учетной и нарративной документации конца ХVIII — первой трети ХIХ в. — ежегодными магистратскими ведомостями о состоянии городов, историко-топографическими и статистическими описаниями, записными книгами
выдачи паспортов, векселей, маклерскими книгами, списками купечества и др.
Примечания
1
Полякова У. М. Городовая обывательская книга Архангельска 1786–1788 гг. как источник для изучения социального строя
северного города // Материалы по истории Европейского Севера СССР: Сев. археогр. сб. Вологда, 1970. Вып. 1. С. 123–151;
Обухова Г. И. Обывательская книга 1787 г. как источник по истории города Сарапула // История и культура Волго-Вятского
края: (К 90-летию Вят. учен. арх. комис.): Тез. докл. и сообщ. к межрегион. науч. конф., Киров, 18–20 окт. 1994 г. Киров,
1994. С. 141–143; Чуракова О. В. Архангельск ХVIII в. по материалам переписных книг «городовых обывателей» (гендерный аспект исследования) // Массовые источники отечественной истории: Материалы Х Всерос. конф. «Писцовые книги и
другие массовые источники ХVI–ХХ вв.: Проблемы изучения и издания», посвящ. 90-летию А. Л. Шапиро, Архангельск,
25–26 июня 1998 г. Архангельск, 1999. С. 283–289.
2
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 22. № 16188.
3
ГАВологО. Ф. 476 (Городская дума). Оп. 1. Кн. 17.
4
ГАВологО. Ф. 496 (Духовная консистория). Оп. 1. Кн. 4211.
5
Чуракова О. В. Архангельск ХVIII в. по материалам переписных книг… С. 285.
6
ГАВологО. Ф. 14 (Губернское правление). Оп. 1. Кн. 572.
7
Полякова У. М. Городовая обывательская книга Архангельска… С. 128, табл. 1
8
Козлова Н. В. Российский абсолютизм и купечество в ХVIII веке (20-е — нач. 60-х годов). М., 1999. С. 244.
9
Полякова У. М. Городовая обывательская книга Архангельска… С. 129.
10
Там же. С. 130, 141, табл. 8; С. 149, табл. 10–11.
11
ГАВологО. Ф. 476. Оп. 1. Кн. 17. Л. 396 об.; Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1611.
12
Там же. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1610 об. (сведения почерпнуты также из пятой части обывательской книги).
13
Захаров В. Н. Голландские купцы в Архангельске и торговые связи Русского Севера и Нидерландов во второй половине
ХVIII в. // Нидерланды и Русский Север в XVI–XX вв.: Сб. тез. и докл. междунар. науч. конф. Архангельск, 1999. С. 32.
14
ГАВологО. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1610.
15
Там же. Л. 1338 об.–1339.
16
Там же. Л. 715.
17
Там же. Ф. 476. Оп. 1. Кн. 17. Л.396 об.; Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1028 об.
18
Там же. Л. 1339 об.
19
Там же. Ф. 476. Кн. 17. Л. 302 об.
20
Козина Г. Н. Вологодские купцы — фабриканты и заводчики (ХVIII — начало ХХ века) // Вологда: Краевед. альм. Вологда, 1997. Вып. 2. С. 86.
21
Там же. С. 135–136, прим. 17.
22
ГАВологО. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1021 об.
23
Там же. Л. 1173.
24
Там же. Л. 1172 об.
25
Там же. Л. 765
26
Там же. Л. 681 об.–682.
27
Там же. Л. 1209 об.
28
Там же. Л. 1209 об.
29
Там же. Ф. 14. Оп. 1. Кн. 572. Л. 152 об.–153.
30
Клепиков С. А. Филиграни на бумаге русского производства ХVIII — начала ХХ века. М., 1978. № 133–135.
31
ГАВологО. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 797.
32
Там же. Ф. 14. Оп. 1. Кн. 572. Л. 99 об.–100, 129 об., 174.
33
Там же. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 336, 745, 766, 823, 889, 934 и мн. др.
34
Там же. Ф. 14. Оп. 1. Кн. 572. Л. 41, 281
35
Там же. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 352.
36
Полякова У. М. Городовая обывательская книга Архангельска… С. 132.
37
ГАВологО. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 138, 1316.
38
Там же. Л.281; Ф. 14. Оп. 1. Кн. 532. Л. 61.
39
Там же. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1028 об.–1029.
171
40
Там же. Л. 1028 об.–1029.
Там же. Ф. 14. Оп. 1. Кн. 572. Л. 155.
42
Там же. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1066.
43
Там же. Л. 58, 71, 102.
44
Там же. Л. 61.
45
Там же. Ф. 14. Кн. 572. Л. 71.
46
Там же. Л. 35 об.–36.
47
Там же. Ф. 496. Оп. 1. Кн. 4211. Л. 1024.
48
Там же. Ф. 14. Оп. 1. Кн. 572. Л. 94 об.–95.
41
А. Н. Торопов
ОТКРЫТИЕ ТОРГОВЛИ МЕЖДУ РОССИЕЙ И ПОРТУГАЛИЕЙ
ПО ИНИЦИАТИВЕ ЕКАТЕРИНЫ II
Как отмечается на сайте посольства Российской Федерации в Португальской республике, обе
страны, территориально удаленные друг от друга, не имели общих политических интересов ни в Европе, ни в других частях света. Однако в интересах обоих государств было установить торговые связи, и в этом, прежде всего, была заинтересована Португалия. Она обладала обширными колониями и
мечтала о могущественном флоте. Для осуществления этой мечты португальцам необходимы были
товары, являющиеся предметом русского экспорта: мачтовый лес, пенька и смола.
Первые документально зафиксированные попытки установления контактов между Португалией и Российской империей относятся к началу XVIII в. Имеются сведения, что в 1724 г. португальское правительство обратилось к Петру I с предложением об установлении торговых отношений. В
ответ на это Петр I издал указ о посылке в Лиссабон консула для налаживания торговли с Португалией. Однако никаких точных сведений относительно его пребывания в Лиссабоне и об успехе или неуспехе его миссии не имеется. К 1739 г. относятся факты прямой торговли между Россией и Португалией, которая состояла из весьма небольшого спектра товаров: Португалия ввозила, помимо леса,
железо, лен и воск, а Россия покупала португальское вино, фрукты, пробку, оливки и соль1.
Только при Екатерине II торговые связи России с Португалией становятся регулярными, а
позднее между странами устанавливаются официальные дипломатические отношения. Большую роль
в этом сыграла российская императрица, лично интересовавшаяся данным вопросом. В частности,
именно по ее инициативе был отправлен в 1765 г. секретный корабль с российскими товарами в Лиссабон. Об этом можно получить представление из переписки Комиссии о коммерции с одним из
крупнейших предпринимателей в России в XVIII в. Саввой Яковлевым.
Савва Яковлевич Яковлев (1713–1784), родившись крестьянином, в середине XVIII в. стал одним из богатейших людей России, добился потомственного дворянства. Источниками формирования
его капиталов были самые различные сферы коммерческой и промышленной деятельности, такие, как
торговля мясом, сделки с недвижимостью, питейные откупы, таможенные сборы, мануфактурная
деятельность. К концу жизни он создал на Урале крупнейшее заводское хозяйство, которое по объемам производства чугуна и железа, числу построенных заводов во второй половине XVIII в. превосходило даже заводское хозяйство Демидовых. Везде Савва Яковлев добивался успеха благодаря своим предпринимательским талантам, умением извлекать выгоду из всего2.
О масштабах торговой деятельности Яковлева в середине 60-х гг. XVIII в. можно получить
представление из «Ведомости, сочиненной в гильдии Санктпетербургского купечества в суму полученного главного магистрата канторы в гильдию указа, а по требованию учрежденной при дворе Ея
Императорского Величества Комиссии о комерции» от 19 августа 1764 г. Из восьми купцов, которые
«торги производят в портах», Яковлев «производил торги» на 500 тыс. руб., в то время как общая
сумма товаров всех восьми составляла 590 тыс. руб. Предприниматель занимался экспортом «пеньки,
сибирского железа, разных мануфактурных товаров»3. Не зря Н. И. Павленко считает Савву Яковлева
крупнейшим экспортером России4. Именно поэтому Яковлеву было поручено снарядить и отправить
секретный торговый корабль в Португалию с российскими товарами.
Не вызывает сомнений, что Савва Яковлев занялся этой рискованной коммерческой операцией потому, что этим вопросом интересовалась непосредственно сама Екатерина II. 3 февраля 1765 г.
Яковлев отправляет письмо в Комиссию о коммерции, в котором сообщает, что «ваше превосходительство объявить мне изволили секретно, не пожелаю ли я в Лисабон отправить карабль с грузом
российских продуктов нынешнею весною для опыту в торг и чтоб ежели опыт сей учиню, то се будет
172
Ея Императорскому Величеству Всемилостивейшей Государыне весма угодно». О секретности данной миссии говорит тот факт, что корабль в Португалию следует отправить «под видом якобы в Средиземное море».
Из текста письма видно, что это дело было совершенно новым. Также предприниматель, как
впрочем и в других своих прошениях и письмах в различные правительственные учреждения, не забывает упомянуть, что делает это не в своих, а в государственных интересах: «А хотя я и не имею в
Португалию поныне корреспонденции, а потому и не знаю какия там продукты надобны и какия
можно на обмен оттуда закупить, однако ж для пользы моей Отечества принимаю на себя сей опыт
зделать».
Яковлев намеревался отправить корабль весною 1764 г. При выборе товаров он руководствовался опытом своей торговой деятельности: «Принимаю на себя <…> отправить в Лиссабон будущею
весною карабль с грузом с полотняной моей Ярославской фабрики парусных делающихся дюимовых
полотен, какими я в Англию и Голландию по корреспонденции в опыт болшим числом обязался, а
притом железа и других насколко надобных к караблеплаванию товаров». В конце письма Яковлев не
забыл напомнить Комиссии о коммерции, чтобы о его стараниях донесли императрице5.
Следующее письмо Яковлев отправил в комиссию 8 мая 1765 г. В нем он пишет, что «высочайшее благоволение» получено, товары для отправки готовы и только «состоит надобность в корабле». Предприниматель отмечает, что корабли «российские, какие хотя и есть построенные из сосноваго лесу токмо к далнему вояжу безнадежны, а о наиме чужестраннаго старание прилагаю и как
скоро оной корабль офрахтую, то немедленно отправление иметь буду, которое уповаю ежели могу в
сем мае и непременно в июне месяце отправлю»6.
Однако в июне корабль еще не был отправлен. На запрос Комиссии о коммерции 16 июня
1765 г. Яковлев отвечал, что подготовлен корабль «невеликой пропорции», на котором шкипер и
матросы из Голландии. Товары — железо, юфть и воск — грузятся, и «сего дня корабль пойдет в
Кронштадт, а на будущей неделе в море»7.
Наконец, 22 июля 1765 г. корабль «Христина Кателина» во главе со шкипером Корнелисом
Плоем вышел в море. В фактуре товаров, погруженных на борт правой рукой Яковлева во всех его
делах — сыном Михаилом указываются следующие товары: 1822 полосы сибирского железа весом
2760 пудов, 560 пудов воска, 356 пудов чистой и 106 пудов юфти «развала», 3012 пудов пеньки первой руки, 2019 пудов пеньки второй руки, 320 кусков парусного полотна и 308 кусков «равендуку»,
т. е. толстой парусины для больших парусов. Общая стоимость товаров составила 21608 руб. 97 коп.
Всего же отправка корабля вместе с пошлиной, погрузкой, транспортивкой, «фрахтовой дичью»
обошлась Яковлеву в 25593 руб. 52 коп.8
Подобной хоть и торговой, но секретной миссии требовалась серьезная дипломатическая поддержка, которая и осуществлялась доступными для того времени средствами. В реляции от
17/28 июня 1765 г. полномочный министр Гросс сообщал из Лондона, что он «по содержанию императорского рескрипта» предупредил португальского посланника Мелло «о намеряемом еще 8 лет»
отправлении корабля из России в Португалию. Гросс просил Мелло, чтобы он сообщил своему королевском двору об ожидании прямого прибытия корабля, чтобы корабль был свободно допущен и «по
возможности фаворитизируем был», чтобы «приохотить купцов российских к продолжению оной
коммерции». Португальский посланник обещал, что первой почтой донесет в Лиссабон о корабле и
что корабль хорошо примут9.
В следующей реляции от 30 сентября/11 октября 1765 г. Гросс сообщал, что по словам Мелло:
«Его величество португальское с особливым удовольствием услышал о таком зачатии прямой торговли», и что все российские корабли будут «приемлимы <…> со всякой приязнью». От себя Мелло
добавлял, что если российские товары будут «той же доброты», как английские и голландские, но
стоить будут дешевле, то предпочтение будет отдаваться российским.
Еще в одной реляции Гросса приводится перечень российских товаров, в которых нуждается
Португалия. Португальский посланник сообщил российскому представителю, что «надобно полотно
на одевание бразильских обывателей», также парусное полотно, железо, медь, коноплю. «Россияне
же могут взять вина, соль сетубальскую, чистое бразильское золото. Бразильские алмазы и фрукты»,
— считал Мелло10. Таким образом, начало прямой торговле между Санкт-Петербургом и Лиссабоном
было положено.
С 1769 г. португальцы стали проявлять систематическую заинтересованность в торговле с
Россией, для осуществления которой стало необходимо учреждение первого официального генерального консульства. Оно было открыто в Лиссабоне и прежде всего защищало интересы и обслуживало
русскую эскадру, посланную тогда в Средиземное море. В период заинтересованности расширения
173
торговли происходит и установление постоянных дипломатических отношений между Россией и
Португалией.
Официальные дипломатические отношения между Россией и Португалией были установлены
сравнительно поздно. 20 октября 1779 г. в Санкт-Петербург переводом из Гааги по указу португальской королевы Марии I прибыл в качестве первого португальского посла Франсишку Жозе Орта Машаду. 4 июля 1780 г. (во времена правления императрицы Екатерины II) в Португалию прибыл и первый русский посол граф Нессельроде11.
Примечания
1
Из истории развития российско-португальских отношений // Посольство Российской Федерации в Португальской республике [Электронный ресурс]. URL: http://www.portugal.mid.ru/rus/otn_01.html [23.07.2009].
2
Торопов А. Н. Заводское хозяйство Яковлевых на Урале во второй половине XVIII — начале XIX в.: Автореф. дис. … канд.
ист. наук. Екатеринбург, 2004.
3
РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 445/40. Л. 1–3 об.
4
Павленко Н. И. История металлургии в России XVIII века: Заводы и заводовладельцы. М., 1962. С. 250.
5
РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 286. Л. 1.
6
Там же. Л. 2–2 об.
7
Там же. Л. 4–4 об.
8
Там же. Л. 8, 13–13 об.
9
Там же. Л. 6–7.
10
Там же. Л. 10–11 об.
11
Из истории развития российско-португальских отношений [Электронный ресурс].
Н. В. Середа
КУПЕЧЕСТВО В СТРУКТУРЕ НАСЕЛЕНИЯ ГОРОДОВ РОССИИ
Термины «купец» и «купечество» в различные периоды истории России имели разное содержание. Ученые неоднократно пытались понять, что вкладывали в них законодатели и как понимали
их значение в практике российской жизни в тот или иной исторический период. Н. Б. Голикова отмечала, что «для обозначения группы людей, занимающихся торговлей» термин «купечество» стал использоваться достаточно поздно, при этом состав купечества в XVII и первой четверти XVIII в. в различных городах имел свои особенности. В него могли входить представители различных сословных
групп, каждая из которых должна была совмещать торговую деятельность с несением других обязанностей, лежащих на представителях данного сословия1. По сведениям Н. В. Козловой, в коломенское
купечество, наряду с посадскими людьми Коломны, были записаны посадские люди других городов,
дети священнослужителей, отставные стрельцы и другие категории населения2. Автор указывает на
противопоставление коломенскими источниками понятий «посадские люди» и «купецкие люди» и
высказывает предположение о их содержании. Она предполагает, что первое из них использовалось
для обозначения малоимущих людей и чернорабочих, а второе — напротив, для обозначения более
зажиточных жителей города3. Н. В. Козлова отмечает также стремление купечества «к обособлению
от других тяглых сословий в интересах возвышения собственного сословного статуса»4. О процессе
постепенной консолидации купечества и превращении его «в наиболее мощную в экономическом
плане социальную группу населения» пишет Н. Б. Голикова, выделяя как особо значимые вехи на
этом пути учреждение Главного магистрата и создание гильдейской системы5. М. Я Волков и Е. В.
Анисимов придерживаются несколько иной позиции. Они считают, что в ходе реформ Петра I термины «купечество» и «посадские» стали идентичными. Это привело к тому, что часть «купечества» занималась черной работой, а отдельные представители данной категории населения относились даже к
числу нищих, «вольных и гулящих»6. Следует сказать, что все эти исследователи как особо важную
веху в развитии городского населения выделяют реформы Петра I: введение подушной подати, гильдий и магистратского управления.
Прежде всего, попытаемся разобраться, как повлияло введение подушной подати на структуру городского населения. До Петра I система управления каждым городом включала множество элементов, отражая корпоративность городского населения и, по сути дела, отсутствие в городе единого
городского сообщества. Функционирование этих патриархальных самоуправляющихся структур: посадской общины, профессиональных корпораций (оружейников в Туле, записных каменщиков в Тве174
ри и др.) — было направлено, прежде всего, на выполнение членами этих корпораций налоговых обязательств и каких-либо служб и повинностей в пользу государства. Назначение к подобного рода
службам ученые рассматривали как «систему разверстки» государственных нужд между отдельными
категориями населения и справедливо отмечали, что такая система вела к обособлению отдельных
групп городского населения7. Члены каждой из корпораций имели особые права, льготы и обязанности. В конце XVII в. подобные структуры часто имели свои органы самоуправления, например, выбирали своего старосту в случае проживания обособленно от населения посада8. В составе государственного управления они были вертикально ориентированы, т. е. в большей степени зависели от
центральных учреждений — приказов, чем от воеводы — главы местной администрации. Так, записные кирпичники и каменщики, например, обязаны были выполнять строительные работы в самых
разных частях страны. Считаясь состоящими на службе у государства, они были освобождены от посадского тягла, т. е. являлись беломестцами, изымались из общей подсудности провинциальной администрации и подчинялись административно-судебной власти Приказа Каменных дел9. В собственности подобных корпораций были орудия труда и производства (инструменты, сараи для обжига
кирпича и др.).
Такая система приводила к тому, что в управлении населением каждого отдельного города
участвовало несколько ведомств, поскольку различные категории жителей подчинялись разным приказам: пушкари — Пушкарскому, стрельцы — Стрелецкому, каменщики — Приказу Каменных дел,
дворяне — Разрядному приказу. Члены посадской общины — главной городской самоуправляющейся корпорации — подчинялись сразу нескольким приказам: по части сбора таможенных и кабацких
денег — приказу Большой казны, по сбору ямских денег — Ямскому приказу и т. д.10
Многие дореволюционные авторы, отмечая подведомственность горожан XVII в. различным
приказам, первоочередную задачу Петра I видели в создании «сословия торгово-промышленного населения Руси», «в обращении его в одно тяглое сословие, прочно организованное», в создании ведомства, которое этим сословием управляло11.
Первые попытки консолидации городского населения относятся, видимо, к Соборному Уложению 1649 г., когда была ликвидирована часть белых слобод путем перевода их населения в число
посадских людей. Большое значение имела попытка введения ратуш в 1699 г. Тенденция на централизацию управления торгово-промышленными людьми стала более заметной с 1704 г., когда вышел
указ, по которому все мастеровые и торговые люди должны были пройти регистрацию у воевод и
платить деньги (от 2 алт. до 2 гривен в год) за право вести свою деятельность12. Указы 1711 и 1714 гг.
дали право «людям всех чинов» вести в городе лавочную торговлю без вступления в состав посадской общины, а лишь с уплатой соответствующих пошлин и податей13.
Введение подушной подати в городах, совпавшее по времени с введением магистратского
устройства, стало, на наш взгляд, еще одним инструментом этого сплочения. В городах стала формироваться межсословная общность населения, члены ее были связаны уплатой подушной подати и при
этом не были связаны отбыванием посадского тягла.
По мнению И. И. Дитятина, с этого времени законодательство сделало доступ «к занятию
торговлей или ремеслом и вообще каким-либо промыслом для лиц других сословий совершенно свободным. Если дворяне не делали этого, то лишь потому, что страдали предрассудками»14. И. И. Дитятин также настаивал на необходимости развести понятия «посадская община», «посадское тягло» и
«торгово-промышленное сословие»15. К сожалению, эта плодотворная, на наш взгляд, мысль оказалась забытой в советский период развития исторической науки. Лишь в последние годы начался новый этап в осмыслении положения горожан в эпоху Петра I. Исследования о разночинцах и торгующих крестьянах вполне убедительно свидетельствуют об отличиях в положении этих групп
населения городов и посадских людей16.
В дальнейших поисках ответа на вопрос: как называлась эта группа городского населения,
объединенная круговой порукой по выплате подушной подати, но различающаяся по отношению к
исполнению посадского тягла, — обратимся к законодательству Петра I.
Бесспорно, новым явился термин «граждане», введенный законами императора-реформатора
о магистратском устройстве. В общеисторической литературе, в трудах, посвященных реформам
Петра I, а также в исследованиях, отражающих проблемы развития русского города, содержатся разнообразные трактовки этого термина. Анализируя его содержание, исследователи чаще всего оперируют текстом седьмой главы Регламента Главного магистрата: «О разделении гражданства», который
вводил деление городского населения на гильдии. «А магистрату граждане надлежат», — говорится в
Регламенте и далее перечисляется большое количество профессий, ремесел, представители которых
входят в 1-ю или 2-ю гильдию. Далее следует оговорка: «Прочие же все подлые люди, обретающиеся
175
в наймах и в черных работах, которые нигде между знатными и регулярными гражданами не счисляются»17. Это позволяет предположить, что граждане города — люди, имеющие свое дело, или как теперь сказали бы — свой «бизнес», либо имеющие какие-то престижные, требующие навыков профессии. Сословная принадлежность лиц, записывающихся в гильдии, а значит зачисляемых в
гражданство, не оговаривалась. Это позволяет говорить, что магистратская реформа стала развитием
принципов, заложенных Петром I еще в начале XVIII в. Под натиском требований жизни правительство уже тогда должно было отступить от последовательного проведения своей политики и допустить к занятию промыслами «всяких чинов людей», не обращая их в тяглецов, но с уплатой точно
такой же пошлины, какую платят в казну посадские торговые люди18.
Следует сказать, что некоторые ограничения допуска «к гражданскому свободному промыслу» все же существовали. Регламент устанавливал, что право на него может получить всякий, «кроме
матросов и солдат и ежели кто не крепостной», при условии проживания в городе, принесения присяги и платежа положенных податей «в ряд с другими», Лиц, отвечающих этим условиям, можно было
«яко гражданина охотно принять и к гражданскому свободному промыслу допустить»19.
Таким образом, Регламент Главного магистрата соответствовал предшествующему законодательству, направленному на развитие в государстве торговли и промышленности, на привлечение к
этой сфере деятельности на различных основаниях представителей всех сословий России, и развивал
его. Регламент оформил существование в городах межсословной категории лично свободного торгово-промышленного населения и предложил гильдии в качестве формы для них. Кроме того, он определил тенденцию на размежевание торгово-ремесленного населения города с крепостным крестьянством и консолидацию его с привилегированными слоями общества.
Следующий важный для понимания поставленной проблемы закон — Инструкция магистратам — был опубликован в 1724 г. От регламента ее отделяют три года. Проведенная правительством
податная реформа и ряд законодательных актов, изданных в этот период, серьезно повлияли на толкование самим законодателем интересующих нас понятий. Инструкция подтверждает выдвинутый
Регламентом профессиональный критерий принадлежности к той или иной гильдии, но на первый
план выводит другой критерий принадлежности к гражданству — участие в платеже городского оклада. Как следствие в число граждан попали «подлые люди». В пункте 15 сформулировано положение о том, что «оные по гражданству в магистратском ведомстве состоят и подати надлежащие по
силе и состоянию их без отягощения платить повинны». Перенесение акцента с одного критерия на
другой позволило распространить гражданство на те группы городовых разночинцев, которые не занимались торгово-промышленной деятельностью и не были включены в штаты учреждений. В ходе
податной реформы они оказались положены в оклад по данному городу без учета их желаний. Для
них то, что было обозначено Регламентом как право (право записаться в гильдии и тем самым оказаться в числе регулярных граждан), в процессе внедрения в жизнь Инструкции магистратам трансформировалось в обязанность быть в числе граждан со всеми вытекающими отсюда последствиями,
прежде всего, обязанностью платить подушную подать.
Процесс создания магистратов сопровождался новыми переписями городского населения, которые едва ли возможно отождествлять с ревизскими материалами. В Сибири, в ходе переписи
1723 г., которую М. О. Акишин отождествляет с «посадским строением», происходили массовые записи в подушный оклад, что автор приравнивает к записи в посад. Судя по данным, приводимым исследователем, в иркутский «посад» были внесены сын сотника, 9 казаков, сибирские дворяне
В. Хлуднев и В. Фирсов, а также служилые люди. В Тобольске в 1723 г. в оклад по городу было записано 277 чел., в том числе из казаков, дворян, детей боярских, пушкарей и их детей20.
Сведения о записывании «в посад» в ходе «первой ревизии» служилых людей и дворян, причислении их к гильдиям и даже о выборе в состав членов магистратов находим и в работах других
авторов21. По сведениям Е. Н. Кушевой, дворянин М. К. Нечаев являлся саратовским бургомистром в
1744 г., а дворянин И. П. Левашев в 1740–1750 гг. был ратманом Саратова. Дети дворянина К. В.
Толмачева занимались торговлей еще в 1723 г., а его внуки в 1760-е гг. являлись купцами 1-й и 2-й
статьи22.
Следует иметь в виду, что часть из тех, кто записался в гильдии, был положен в оклад по первой ревизии или чуть позднее — в процессе устройства магистратов. Они не входили в компетенцию
посадской общины — основного элемента тяглой структуры городского самоуправления XVII — начала XVIII в. Пушкари, стрельцы, дворяне и другие разночинцы, проживающие в городах хотя и стали с этого времени платить торговые сборы или подушную подать (а в ряде случае и то, и другое)
наравне с другими посадскими людьми города, при этом не исполняли всего многообразия обязанностей, возложенных на членов посадской общины. И. Б. Сидорова, изучив положение разночинцев в
176
городах, пришла к выводу: будучи обязанными по результатам первой переписи платить подушный
оклад и участвовать в мирских раскладках, они тем не менее были освобождены от традиционных
посадских служб при питейной и соляной продаже. При этом разночинцы ходили в ночные караулы,
участвовали в тушении пожаров, служили в сотских и десятских23, т. е. участвовали в выполнении
полицейских обязанностей наряду с посадскими людьми. Подчинить эти категории городского населения должностным лицам посадской общины едва ли было возможно и целесообразно. Они должны
были по замыслу Петра I подчиняться магистратам, как впрочем и члены посадской общины.
Иноязычный термин «граждане» не приживался на почве российской жизни, да и магистраты
были закрыты вскоре после смерти царя-реформатора (1727 г.). Но межсословные группы населения,
сложившиеся в большинстве развитых торгово-промышленных центров в ходе петровских преобразований, продолжали существовать и именно для их обозначения стали использовать термин «купечество».
Являясь межсословной группой населения, купечество, скорее всего, сложилось, с одной стороны, как результат всей политики Петра I на разрешение представителям разных сословий заниматься торговлей и промыслами (не записываясь при этом в посадское тягло), а с другой, вследствие
стремления царя выделить полноправных горожан — лично свободных людей — в особые территориальные сообщества. Поскольку в этой формирующейся среде занятия торговлей все же преобладали над занятиями по производству товаров, то за ней и закрепился термин «купечество», который и
ранее характеризовал занятия людей торговлей.
Термин «купечество» вводился в практику жизни именно для обозначения новой категории
городского населения, более широкой, чем посадская община, но включающей все же только лично
свободных людей. Термин «купечество» близок по смыслу к термину «граждане», вводимом двумя
крупнейшими законодательными актами о магистратском управлении.
В результате их осуществления в городах должны были сосуществовать две общности людей.
Кроме посадской общины, в которую входило городское торгово-промышленное население, объединенное несением посадского тягла, в каждом из городов стала складываться территориальная корпорация лично свободных лиц, часть из которых была записана в гильдии. Часть городского населения
оказывалась одновременно и в составе посадской общины, и в составе купечества. Причастность к
купечеству от посадских требовала уплаты подушного и оброчного сбора по данному городу и вытекала из факта записи их в ревизскую сказку этого города.
Положение Регламента о не приеме в состав городского гражданства, а значит и купечества,
крепостных крестьян осталось в силе, более того, оно, видимо, распространилось на крестьян вообще.
Крестьяне, в том числе крепостные, получили право приписываться к этой категории населения, получая статус «торгующих крестьян». За этим статусом стояло существенное отличие в правах и обязанностях перед городом и государством, набор этих прав и обязанностей отличал торгующего крестьянина от торгующего посадского и тем более торгующего дворянина. Особенности положения
торгующих крестьян конца ХVII — начала XVIII в. нашло отражение в исследованиях Е. И. Индовой,
И. А. Булыгина, В. Р. Тарловской. Было доказано, что помещичьи крестьяне, занимаясь в городе торговлей и записываясь в купечество, не переставали быть крепостными, что они несли лишь часть посадского тягла и не являлись полноправными горожанами24. Их вносили в ревизские сказки по основному месту жительства — феодальным владениям. Там они должны были платить 80 коп.
подушного сбора. Еще 40 коп. они платили в городе в качестве оброчного сбора. Записываясь в купечество, такой крестьянин не становился равноправным членом городского общества и купеческих
гильдий. Он был не «купцом», а «приписанным к купечеству по торгам» крестьянином, при переписях отделялся от купечества и не имел права вступления в состав регулярных граждан.
Дворяне вступали в гильдии, видимо, значительно реже и платили лишь промысловые сборы
за право занятия торговлей и промыслами. Все занимающиеся купеческой деятельностью, в том числе дворяне, должны были платить таможенные сборы. Однако же членство в посадской общине накладывало на горожан еще ряд обязательств, в том числе службы при таможенных, кабацких и иных
косвенных сборах.
Подводя итог, хотелось бы сказать, что применительно к первой половине XVIII в. не следует
отождествлять купечество и посадских, однако же и отождествление купечества с наиболее зажиточными горожанами едва ли правомерно. Тем не менее, следует отметить, что отождествление посадских и купечества более правомерно, ибо оно учитывает главнейшее правовое отличие определенной
группы горожан, которую традиционно, хотя и не вполне точно, определяют как посадских людей: их
личную (хотя и относительную) свободу, из которой вытекал ряд других преимуществ. Однако полного отождествления понятий «купечество» и «посадские люди» допускать не следует, так же как не
177
следует отождествлять граждан города с посадскими людьми. Это уводит рассуждения в сторону
пренебрежения правовыми нормами и упрощает реконструкции прошлого до излишнего схематизма.
Примечания
1
Голикова Н. Б. К вопросу о составе русского купечества во второй половине XVII — первой четверти XVIII в. // Русский
город: Исслед. и материалы. М., 1980. Вып. 3. С. 39, 63–65.
2
Козлова Н. В. Социально-экономическое развитие Коломны в 20–40-х годах XVIII в. // Там же. М., 1981. Вып. 4. С. 124–
126.
3
Там же. С. 128.
4
Козлова Н. В. Российский абсолютизм и купечество в ХVIII веке: (20-е — нач. 60-х гг.). М., 1999. С. 360.
5
Голикова Н. Б. К вопросу о составе русского купечества… С. 65.
6
Волков М. Я. Города Верхнего Поволжья и Северо-Запада России: Первая четверть XVIII в. М., 1994. С. 27; Анисимов Е. В.
Податная реформа Петра I: Введение подуш. подати в России, 1719–1728 гг. Л., 1982. С. 207.
7
Градовский А. Д. Начала русского государственного права. СПб., 1875. Т. 1: О гос. устройстве. С. 217–218; Сперанский
А. Н. Очерки по истории Приказа каменных дел Московского государства. М., 1930. С. 8, 32.
8
См., например: Богоявленский С. К. Московская мещанская слобода в XVII в. // Богоявленский С. К. Научное наследие. О
Москве XVII в. М., 1980. С. 9–170.
9
Сперанский А. Н. Очерки по истории Приказа каменных дел. С. 8.
10
Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. СПб., 1875. Т. 1. С. 174; Тарловская В. Р. Из истории городской
реформы в России конца XVII — начала XVIII в. // Государственные учреждения России XVI–XVIII вв. М., 1991. С. 102
и др.
11
Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1. С. 136–137, 134; Градовский А. Д. История местного
управления в России.
12
Сперанский А. Н. Очерки по истории Приказа каменных дел. С. 204.
13
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 4. № 2433; Т. 5. № 2770. Подробнее об этих указах см., например: Булыгин И. А. Законодательство о
крестьянской торговле в России XVII — 60-х годов XVIII века // Проблемы социально-экономической истории феодальной
России. М., 1984. С. 189–191.
14
Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1. С. 400. См. Указ о единонаследии: ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 5.
№ 2789. п. 15. Сведения о намерении Петра Первого разрешить дворянам заниматься торговлей и записываться в купечество см. также: Лавринович М. Б. Реформаторская политика Екатерины II в области городового законодательства (1762–1796):
Дис. … канд. ист. наук. М., 2001. С. 191–192.
15
Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1. С. 178.
16
Сидорова И. Б. Положение разночинцев в русском обществе (XVIII — первая половина XIX вв.): Автореф. дис. … канд.
ист. наук. Казань, 1982. С. 13–14.
17
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 6. № 3708.
18
Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1. СПб., 1875. С. 178.
19
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 6. № 3708. Гл. 13.
20
Акишин М. О. I ревизия и посадское строение в Сибири // Россия и Восток: Тез. междунар. конф. Ярославль, 1995. Вып. 2.
С. 164–167. Сомнение в правомерности использования ученым термина «посад» усиливает приводимый этим же авторам
факт, что в 1724 г. служилые татары и казачьи дети просили об исключении их «из разночинского оклада», куда они оказались внесенными в ходе переписи.
21
См., например: Кизеветтер А. А. Посадская община в России XVIII ст. М., 1903. С. 32–34.
22
Кушева Е. Н. Саратов в первой половине XVIII века // Проблемы социально-экономической истории России: Сб. ст.: К
85-летию со дня рождения акад. Н. М. Дружинина. М., 1971. С. 35–38.
23
Сидорова И. Б. 1) Отражение нужд разночинцев в городских наказах 1767 года // Вопросы отечественной, зарубежной
истории, литературоведения и языкознания. Казань, 1981. Ч. 1. С. 33–39; 2) Положение разночинцев в русском обществе…
С. 13–14. Правда, некоторые из положенных в подушный оклад, выполняли в пользу государства какие-то другие повинности, например, работали на заводах, как это было с тульскими оружейниками (См.: Юркин И. Н. Выборные службы в системе управления Оружейной слободой Тулы в первой трети XVIII столетия // Управление городами: История и современность: Материалы науч. конф. Тверь, 2000. С. 129–141).
24
Булыгин И. А. Законодательство о крестьянской торговле… С. 192; Тарловская В. Р. Торговля России периода позднего
феодализма: (Торгов. крестьяне во второй половине XVII — начале XVIII в.). М., 1988. С. 26, 158.
Е. В. Комлева
ЭТНИЧЕСКИЙ СОСТАВ СИБИРСКОГО КУПЕЧЕСТВА
(конец XVIII — начало XX в.)*
Сибирское купечество формировалось за счет выходцев из самых разных слоев общества; не было
оно однородным и по такому критерию, как этническая принадлежность входивших в него людей. Несмотря на появление в последние годы большого числа исследований по истории сибирского купечества,
вопрос об этническом происхождении купцов по-прежнему остается одним из наименее изученных. Это
178
обусловлено, прежде всего, спецификой имеющихся источников, в которых национальная принадлежность начала фиксироваться лишь к середине XIX в., да и то не в чистом виде, а через указание вероисповедания. По мнению авторов, затрагивающих в своих работах проблему национально-религиозного происхождения сибирских купцов, на протяжении конца XVIII — XIX в. для сибирского купечества был
характерен почти однородный состав: подавляющее большинство гильдейцев составляли русские православного вероисповедания1. Данные В. Н. Разгона показывают, что в первой половине XIX в. русские продолжали сохранять «абсолютное преобладание, но при общем росте количества объявляемых этой основной национальной группой капиталов, ее удельный вес постепенно снижался, что было вызвано
увеличением численности других национальных групп»2. Еще быстрее этот процесс пошел в конце XIX —
начале ХХ в., в результате чего к 1904 г. русские (православные) стали составлять лишь около 66 % от
численности всего сибирского купечества3.
Привлечем для рассмотрения вопроса об этнической принадлежности сибирских купцов материалы «Краткой энциклопедии по истории купечества и коммерции Сибири», изданной в Новосибирске в 1990-х гг.4, которой по праву принадлежит наибольшее значение в ряду целой серии появившихся в последние два десятилетия биографических работ, посвященных представителям
сибирского купечества5. Несмотря на имеющиеся недостатки, «Краткая энциклопедия» пользуется
большим спросом как среди исследователей, так и среди самого широкого круга читающей публики и
уже стала библиографической редкостью. В последние годы в Новосибирском институте истории
ведется работа по подготовке второго, значительно переработанного издания «Краткой энциклопедии». Обилие собранного в ходе работы биографического материала позволяет не только получить
представление о жизни и размахе деятельности выдающихся сибирских предпринимателей (купцах, а
также наиболее активных в экономической жизни региона мещанах, дворянах, чиновниках, крестьянах и пр.), но и составить целостную характеристику социокультурного облика всего сибирского купечества и, в частности, такой его составляющей, как этнический состав гильдейцев на протяжении
XVIII — начала XХ в.
Судить об этническом происхождении гильдейцев можно по их вероисповеданию, если оно
указано, а также основываясь на их фамилиях и именах, хотя оба эти критерия не всегда достаточно
объективны. Установить конкретную национальность купцов возможно далеко не всегда, а уж выделить, например, в национальном большинстве купцов, которых многие исследователи называют
«русскими православного вероисповедания», украинцев или белорусов почти невозможно. Между
тем, среди владельцев капиталов, попадающих в эту категорию, нередко встречаются такие фамилии,
как Белых, Богушевич, Галицкой, Кравец, Малых, Криворучка, Микулич, Мирошниченко и др., указывающие на самое различное региональное и национальное происхождение предков их обладателей.
Кроме того, к этой группе относились также сектанты. Сюда же могли попасть и представители других народов, принявших православие и, соответственно, изменивших имена, а иногда и фамилии.
Помимо восточных славян, по материалам «Краткой энциклопедии» удалось выявить 687
купцов-выходцев из других этнических групп, в том числе: 529 евреев, 78 западноевропейцев (немцев, французов, англичан, датчан), 34 поляка, 38 татар и выходцев из Средней Азии, 4 комизырянина, китайца, представителя коренных сибирских народов (скорее всего, хакаса). Кроме того, в
конце XVIII в. в енисейское купечество входил некий Авар Бавлуцкой6, который, возможно, был
польского или какого-нибудь другого происхождения. Недостаточно сведений и для определения этнической принадлежности балаганского купца конца XIX в. Р. Л. Боннера7.
Самую большую группу (77 %) купцов не восточнославянского происхождения составляли
евреи, появлявшиеся в Сибири в качестве ссыльных (нередки были случаи, когда их ссылали целыми
общинами8), а после указа о воинской повинности для евреев 1827 г. — кантонистов. В 1835 г. для
устройства еврейских земледельческих поселений были выделены земли в Тобольской губ. и Омской
области, однако в 1837 г. евреи вновь были лишены права переселяться в Сибирь; исключение делалось только для ссыльнопоселенцев, крещеных и отслуживших полный срок службы в армии9. Поначалу центральные и местные власти стремились ограничить предпринимательскую деятельность евреев. Например, с 1798. по 1817 г. евреи обязаны были платить двойную подать за позволение
отправлять мещанские и купеческие промыслы10. Согласно же постановлению 1824 г., даже те из евреев, кто состоял в первой гильдии, в отличие от первогильдейцев-христиан, не могли быть награждаемы чинами и орденами по особенно важным заслугам, а также просить о принятии их детей в
гражданскую службу11. Постепенно отношение к евреям смягчалось: в 1834 г. указом Сената сосланным на поселение в Сибирь евреям разрешалось заниматься торговлей, а в 1865 г. евреи были уравнены в правах с христианским населением России12. Однако некоторые сибирские территории (например, Алтайский горный округ) оставались закрытыми для евреев вплоть до конца XIX в.13
179
Отмена ограничений привела к заметному росту численности купцов еврейского происхождения в составе сибирского купечества во второй половине XIX — начале ХХ в. Особенно много
купцов из евреев насчитывалось в городах Восточной Сибири (основного места еврейской ссылки) —
например, в конце XIX в. в Верхнеудинске 134 еврея составляли 55,6 % от общей численности местного купечества14.
Купцы-евреи, наряду со всеми остальными гильдейцами, несли городские повинности и исполняли службы в органах местного городского самоуправления. Примером может служить избрание
в 1817 и в 1818 гг. красноярского третьей гильдии купеческого сына из евреев М. Г. Каминера на
должность частного пристава15. В 1829 г. он же был избран в гласные местной Думы. При вступлении
в должность он присягал не в православном соборе, а у местного раввина16.
По наблюдениям исследователей жизнедеятельности еврейских общин на территории Сибири, на протяжении всего XIX в. шел сложный процесс взаимодействия русской и еврейской культуры, выражавшийся в том числе и в достаточно многочисленных фактах перехода из иудаизма в православие и наоборот17. Что касается купцов-евреев, то среди них зафиксировано 19 случаев перехода
в православие (3,6 % от всех купцов данной национальности). Иногда это было результатом искреннего убеждения, примером чего может служить судьба ачинского и енисейского купца
И. Л. Фактурова, который под влиянием бесед с Даниилом Ачинским (позже канонизированным)
крестился сам вместе со всем семейством18. Впоследствии А. Д. Данилов часто встречался с
о. Даниилом, а через шестнадцать лет после смерти старца, в 1859 г. пожертвовал значительную сумму на постройку в Енисейском Христо-Рождественском монастыре над могилой покойного квадратной каменной часовни, крытой железом19.
Напротив, томский первогильдеец Ф. И. Манасевич хлопотал о разрешении прибавить к своей
фамилии приставку «Мануйлов» для сокрытия своего еврейского происхождения20. Крупный тарский
купец Л. М. Глизман также поменял веру и даже служил старостой Тихвинской кладбищенской церкви. Известно, что он обращался с просьбой к Николаю II разрешить ему именоваться Глузманенко.
Крещеными евреями были также томские и барнаульские купцы Ельдештейны, енисейский Б. Ф.
Флеер. Вполне возможно, что сюда же относились красноярские купцы Прейны, Майеры, Рейхелигман, Шток.
На предпринимательскую активность евреев указывали многие исследователи сибирского купечества21. Как показывают данные «Краткой энциклопедии», именно среди купцов-евреев были
наиболее богатые и влиятельные купцы по сравнению с представителями других народов, не относившихся к группе восточных славян. Всего выявлено 40 евреев, объявлявших капитал по первой
гильдии, что составляло 51,3 % от общей численности купцов-евреев. Среди остальных этнических
групп этот показатель был гораздо менее значителен: в верхние слои купечества входили только 7
западноевропейцев (9,0 % от всех гильдейцев-выходцев их стран Западной Европы), 5 татар и среднеазиатов (13,6 %), 1 поляк (2,9 %).
Большинство купцов-евреев занимались разного вида торговлей (454 чел. — 85,8 % от всех
гильдейцев еврейского происхождения). На втором месте шла золотопромышленность, в которую
вкладывали капиталы 67 чел. (12,7 %), далее шли: обрабатывающая промышленность (70 чел. —
13,2 %), подряды (17 чел. – 3,2 %), промышленные мастерские (11 чел. – 2,1 %), сфера услуг (7 чел. –
1,3 %), ростовщичество (6 чел. – 1,1 %) и др. Среди наиболее крупных и известных сибирских купцов
еврейского происхождения — ачинские, енисейские и красноярские Даниловы, иркутские Домбровские, Кальмееры, Лейбовичи, Новомейские, Патушинские, Хотимские, Я. Д. Фризер, каинские, омские и тюкалинские Мариупольские, нерчинские Рифы, канские и красноярские Прейны, томские
Фуксманы, Хаймовичи, Хотимские.
Следующую значительную группу сибирских купцов составляли выходцы из Западной и Восточной Европы, на которых вместе взятых приходилось 16,3 % от общего числа всех купцов не восточнославянского происхождения. Среди западноевропейцев особенно много насчитывалось немцев
(63), далее шли англичане (4), французы (3), датчане (2). В 8 случаях для определения конкретной
национальности недостаточно данных.
Манифестом от 1 января 1807 г. все иностранцы были исключены из купеческих гильдий, а в
мае того же года они получили право записываться в российское купечество, но с условием принятия
«вечного России подданства». Только в середине XIX в. выходцы из других стран были уравнены в
правах заниматься торговой деятельностью с российскими подданными22. Один из первых случаев
записи представителя Западной Европы в сибирское купечество относится к 1807 г., когда в Красноярском округе проживал некий Лаврентий Меттих, судя по фамилии, немецкого происхождения23.
В. Н. Разгон упоминает о еще более раннем факте вхождения иностранца в сибирское купечество: в
180
1795 г. в тобольское купечество был записан из «иностранных купцов» Ф. Март24. Активная запись
выходцев из стран Западной Европы в сибирское купечество пришлась на вторую половину XIX в.,
когда их число возрастало с каждым десятилетием. Это объяснялось как развернувшейся золотодобычей, так и строительством Сибирской железнодорожной магистрали и началом массовых переселений в Сибирь из европейской части страны25.
Из сфер приложения капиталов купцов-западноевропейцев наиболее значимыми были: торговля (70 чел. — 89,7 % от числа всех представителей этой группы), обрабатывающая промышленность (14 чел. — 17,9 %), золотопромышленность (5 чел. — 6,4 %), промышленные мастерские
(4 чел. — 5,1 %). Известен купец (И. О. Краузе), в 1860-х гг. зарабатывавший на иркутском городском театре26.
Среди выходцев из Западной Европы, записывавшихся в сибирское купечество, были такие
видные фигуры, как, например, француз Жан Пьер (Иван Петрович) Алибер, владелец первого и
крупнейшего в России графитового рудника под Боготолом27. Гамбургский подданный и временно
барнаульский купец А. Брокмиллер известен как строитель первого в Сибири свеклосахарного завода28. В первой гильдии состояли: тюменский промышленник Р. Гуллет, владелица аптеки в Иркутске
О. Я. Копп, красноярский торговец швейными машинами Г. А. Нейдлингер, омский скупщик молочных продуктов Паллизен, хлеботорговец из Иркутска В. И. Таубер, занимавшийся торговлей с Китаем кяхтинский купец А. А. Хомзе, красноярский золотопромышленник К. И. Шпейер.
Случаи записи поляков в сибирское купечество фиксируются с конца XVIII в.: в 1796 польский шляхтич Н. О. Бакуринский вошел в 3-ю гильдию Иркутска29. В основном это были ссыльные
или их потомки. Исключение составляли самые крупные фигуры из поляков — дворяне и первогильдейцы Поклевские-Козелл, прибывшие в Сибирь по собственной воле и занимавшиеся золотопромышленностью, пароходством, торговлей30. Как и представители остальных этнических групп, купцы-поляки занимались, главным образом, торговлей разными товарами (26 чел. — 76,5 %) и
обрабатывающей промышленностью (5 чел. — 14,7 %). С золотопромышленностью и пароходством
была связана деятельность 3 чел.: первой занимались А. Ф. и В. А. Поклевские-Козелл, вторым —
А. Ф. Поклевский-Козелл и Л. А. Ясинский. Как основатель одной из первых в Западной Сибири пароходной компании известен также Ю. Адамовский, однако он никогда не входил в число местных
купцов31.
Многочисленностью отличалась группа купцов-мусульман, сосредотачивавшихся, главным
образом, в городах Сибирской линии (Петропавловск, Семипалатинск, Усть-Каменогорск)32. В остальных городах насчитывалось незначительное число купцов из татар и выходцев из Средней Азии.
Например, в 1780-х гг. в купечество Томска входило 3–5 % мусульман-бухарцев33. По данным В. Н.
Разгона, в первой половине XIX в. мусульмане составляли от 3,1 до 9,7 % в составе сибирского купечества, причем, пик их записи в гильдии пришелся на 1830–1850-е гг. в связи с указом от 15 января
1834 г., ограничивавшим торговые льготы бухарцев34. Эти данные в сопоставлении с очень небольшим числом статей в «Краткой энциклопедии», посвященных выходцам из Средней Азии, числившихся в сибирском купечестве в первой половине XIX в., дают основания утверждать, что далеко не
все сведения попали в рассматриваемое издание и что реально купцов-бухарцев и татар было значительно больше. Значительное число купцов-мусульман, занимавшихся торговлей мануфактурой,
фиксируется также в городах Акмолинской области в конце XIX — начале XX в. Многочисленным и
влиятельным был клан тарских купцов и потомственных почетных граждан Айтыкиных, ведущих
свое происхождение от бухарца Дин-Али ходжи из Ургенча и занимавшихся торговлей со Средней
Азией35. Казанскими татарами были иркутские золотопромышленники и торговцы Шафигуллины36.
Из обрусевших татар вышел крупный тюменский и московский купец, писатель и общественный деятель Н. М. Чукмалдин37.
В литературе встречаются упоминая о наличии в рядах сибирских купцов цыган38, якутов39.
Однако на основании рассматриваемого нами издания удалось выявить лишь одного человека, которого с уверенностью можно причислить к представителям коренных сибирских народов: это А. В.
Юсупов, в 1852 г. записавшийся в третью гильдию Минусинска из «ясачных инородцев» Красноярского округа40. Возможно также, что из инородцев происходил и ачинский купец конца XVIII в. Иван
Ерлыков41, хотя прямых указаний на это не найдено. Выявить остальных «инородцев» крайне сложно
из-за возможной смены ими имен при крещении в православную веру. Известны также единичные
случаи записи в купеческие гильдии представителей других народов: например, видные красноярские
купцы и общественные деятели Латкины42 происходили из коми-зырян; к 1898 г. относится случай
записи в сибирское купечество китайца Тян-Ху-Сина43.
181
Таким образом, материалы «Краткой энциклопедии по истории купечества и коммерции Сибири» позволяют существенно обогатить представление об этническом составе сибирского купечества и о деятельности купцов различного происхождения, которых в течение XIX в. становилось все
больше. Кроме русских, среди гильдейцев региона можно выделить представителей, по крайней мере, еще 14 национальностей: украинцев, белорусов, англичан, датчан, французов, немцев, евреев, поляков, представителей коренных сибирских народов, татар, казахов, узбеков, зырян, китайцев. Наибольший удельный вес после восточных славян в сибирском купечестве составляли евреи,
отличавшиеся как многочисленностью, так и предпринимательской активностью и наличием значительных состояний. Однако и среди остальных сколько-нибудь значительных по численности групп
были представители крупного капитала. Независимо от этнической принадлежности, основное занятие большинства купцов составляла торговля разными товарами. В целом, несмотря на происходивший в течение XIX — начала XX в. рост численности и удельного веса купцов нерусского происхождения в составе сибирского купечества, каких-либо серьезных конфликтов на национальной почве
среди купцов не отмечалось.
Примечания
*
Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 09-01-00550 а/р.
Бойко В. П. Купечество Западной Сибири в конце XVIII — XIX в.: Очерки соц., отраслевой, бытовой и ментал. истории.
Томск, 2007. С. 72.
2
Разгон В. Н. Сибирское купечество в XVIII — первой половине XIX в.: Регион. аспект предпринимательства традиц. типа.
Барнаул, 1999. С. 104–105.
3
Гончаров Ю. М. Купеческая семья второй половины XIX — начала XХ вв.: (По материалам компьютер. базы данных купеч. семей Зап. Сибири). М., 1999. С. 108.
4
Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири: В 4 т. Новосибирск, 1994–1999.
5
Скубневский В. А., Старцев А. В., Гончаров Ю. М. Предприниматели Алтая, 1861–1917: Энцикл. предпринимательства.
Барнаул, 1996; Погребняк А. И. Купцы-предприниматели Енисейской губернии. Красноярск, 2002; Ноздрин Г. А. Ерофеевы:
жизнь и судьба // Проблемы социально-экономического и культурного развития Сибири XVII–XX вв.: Сб. науч. тр. Новосибирск, 2005; Деловая элита старой Сибири: Ист. очерки. Новосибирск, 2005; Комлева Е. В. 1) Енисейское купечество (последняя четверть XVIII — первая половина XIX века). М., 2006. С. 235–348; 2) Петр Федорович Ларионов: история «обыкновенного» купца // Личность в истории Сибири XVIII–XX веков: Сб. биогр. очерков. Новосибирск, 2007. С. 20–33; Зуева
Е. А. Русская купеческая семья в Сибири конца XVIII — первой половины XIX в. Новосибирск, 2007. С. 124–162; Связь
времен: Баснины в истории Иркутска. Иркутск, 2008; и др.
6
РГАДА. Ф. 291. Оп. 1. Д. 19080.
7
Памятная книжка Иркутской губернии на 1891 год. Иркутск, 1891.
8
Резун Д. Я., Беседина О. В. Городские ярмарки Сибири XVIII — первой половины XIX в.: Ярмарки Зап. Сибири. Новосибирск, 1992. С. 99.
9
Кабузан В. М. Народы России в первой половине XIX в.: Численность и этнич. состав. М., 1992. С. 162–163; Энциклопедический словарь / Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. Т. 21. С. 426–466.
10
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 24. № 18015.
11
Там же. Т. 39. № 30115.
12
Разгон В. Н. Сибирское купечество… С. 106.
13
Гончаров Ю. М. Купеческая семья… С. 110.
14
Зуева Е. А., Скубневский В. А. Купечество сибирское // Краткая энциклопедия… Т. 2, кн. 2. С. 145.
15
АААКК. Ф. 173. Оп. 1. Д. 22. Л. 147; Д. 31. Л. 50 об.–51.
16
Там же. Д. 81. Л. 65–66.
17
Мучник Ю. Религиозная жизнь сибирских евреев в XIX столетии: (По материалам Том. губ.) // Русский архипелаг: Сетевой проект «Рус. мира» [Электронный ресурс]. URL: www.archipelag.ru/ru_mir/rm-diaspor/hebrew/religious-life/ [23.07.2009].
18
Кытманов А. И. Краткая летопись Енисейского уезда и Туруханского края Енисейской губернии. Машинопись. Т. 1.
С. 272.
19
Фаст Г. Енисейск православный: Очерк протоиерея Геннадия Фаста: К 375-летию города. Красноярск, 1994. С. 40.
20
Краткая энциклопедия… Т. 3, кн. 1. С. 74.
21
Рабинович Г. Х. Крупная буржуазия и монополистический капитал в экономике Сибири конца XIX — начала XX вв.
Томск, 1975. С. 70–71.
22
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 27. №. 22418, 22533; Старцев А. В. Торгово-промышленное законодательство и социально-правовой
статус предпринимателей в России в XVIII — начале ХХ в. // Предприниматели и предпринимательство в Сибири (XVII —
начало ХХ вв.). Барнаул, 1995. С. 10–11.
23
АААКК. Ф. 173. Оп. 1. Д. 12.
24
Разгон В. Н. Сибирское купечество… С. 104.
25
Гончаров Ю. М. Купеческая семья… С. 108.
26
Краткая энциклопедия… Т. 2, кн. 2. С. 54.
27
Там же. Т. 1, кн. 1. С. 27–29.
28
Скубневский В. А., Старцев А. В., Гончаров Ю. М. Предприниматели Алтая… С. 40.
29
Краткая энциклопедия… Т. 1, кн. 1. С. 62.
30
Там же. Т. 3, кн. 3. С. 22–24.
1
182
31
Туманик Е. Н. Становление пароходства в Западной Сибири в середине XIX в.: Предпринимательская инициатива Юзефа
Адамовского // Проблемы социально-экономического и культурного развития Сибири… Новосибирск, 2005. С. 120–127.
32
Разгон В. Н. Сибирское купечество… С. 104–105.
33
Бойко В. П. Происхождение и состав томского купечества в конце XVIII — начале XIX в. // Российское купечество от
средних веков к новому времени: Науч. конф., Москва, 2–4 нояб. 1993 г.: Тез. докл. М., 1993. С. 92.
34
Разгон В. Н. Сибирское купечество… С. 105.
35
Краткая энциклопедия… Т. 1, кн. 1. С. 21.
36
Там же. Т. 4, кн. 3. С. 11–12.
37
Там же. Т. 4, кн. 2. С. 123–125.
38
Разгон В. Н. Сибирское купечество… С. 106.
39
Зуева Е. А., Скубневский В. А. Купечество сибирское // Краткая энциклопедия… Т. 2, кн.2. С. 145.
40
АААКК. Ф. 160. Оп. 3. Д. 538. Л. 37 об.
41
Высоцкий Н. О., Айгустов Н. Н. Об основании, устройстве и развитии города Ачинска // Памятная книжка Енисейской
губернии на 1863 год. СПб., 1863. С. 20; Резун Д. Я. Русские в Среднем Причулымье в XVII–XIX вв.: (Пробл. соц.-экон.
развития малых городов Сибири). Новосибирск, 1984. С. 104.
42
Краткая энциклопедия… Т. 3, кн. 1. С. 19–20.
43
Там же. Т. 4, кн. 2. С. 33.
П. В. Лизунов
ПЕРВЫЕ МАКЛЕРЫ В РОССИИ:
ЗАРОЖДЕНИЕ БИРЖЕВОЙ ТОРГОВЛИ (XVIII — НАЧАЛО XIX в.)
Петербургская биржа, учрежденная Петром I в начале XVIII в., изначально предназначалась
для облегчения торговли иноземных купцов, а также для приобщения русского купечества к европейским торговым обычаям. Царь не раз посещал биржу, где общался с русскими и иностранными негоциантами1. Им были установлены некоторые начала упорядочения биржевой торговли, отчасти заимствованные на Западе. Так, указом Петра I от 17 марта 1717 г. учреждалась должность гоф-маклера.
Им стал английский купец Самуил Андреевич Мюкс2. До своего назначения Мюкс вел торговлю в
Архангельске и Москве. В Архангельске он женился на дочери местного купца Якова Якимова Авдотье. Затем со всем семейством Мюкс перебрался в Петербург, где продолжил торговлю и даже приобрел сахарный завод, принадлежавший ранее «московскому торговому иноземцу» Павлу Вестову3.
В обязанности гоф-маклера Мюкса входили «к стороне Его Величества чинить всякую верность и казенной прибыли прилежное радение»4. В дополнение именного указа из Коммерц-коллегии
24 марта 1717 г. было дано распоряжение, которым «велено ему Мюксу в приказах и в губерниях, на
ярмарках, как у покупки, так и у продажи казенных товаров, быть <…> гоф-маклером, и за труд брать
с одних купцов, которые те казенные товары будут покупать, по деньге с рубля, а с цены казенных
товаров не брать, и с купецких всяких товаров, которые будут чинить торг через его, брать с купца и
с продавца по деньге ж с рубля»5. При этом ему не запрещалось вести собственную торговлю. В сущности, Мюкс являлся правительственным чиновником для сбора пошлин с купеческих товаров.
В объявлениях, печатавшихся в «Санкт-Петербургских ведомостях» о торгах, которые совершались при посредничестве Мюкса, он именовался гоф-маклером или придворным маклером. Товары, которые продавались через него, были самые разнообразные: лошади, вестфальские окорока,
бургундское и рейнское вино, золото, серебро, алмазы, женские платья, чулки, шляпы, полотно, сукно, кофе, фарфоровая посуда, сало, треска, поташ, пенька, железо и пр. Иногда в объявлениях о публичных торгах через Мюкса сообщалось, что товары «от него гораздо сносной цене уступлено будет»6. Торговля велась Мюксом на бирже, буянах или на квартире, где он жил, в доме английского
купца Якова Гарнера за Императорским почтовым двором7.
Однако коммерческие дела у Мюкса шли не всегда успешно. Так, 18 марта 1721 г. по указу
Сената президентами Коммерц- и Камер-коллегиями П. А. Толстым и Д. М. Голицыным рассматривалось дело о долгах Мюкса казне и частным лицам. Сам должник государю «бил челом, что многократными и несносными <…> случаями в купечестве как морем, так и от должников, пришел он во
всеконечную скудость, между которыми и его царскому величеству паче всех других уплатить надлежит, но не может того вскоре учинить понеже от того немалою печалью убивает имея страх всегда
в опасение чтоб <…> не приведен он был в тюрьму и правеж, и за таким случаем вновь торг завесть и
кредит себе зажить не имеет ежели его царское величество в бедности и несчастном его скудости милость свою <…> ему оказать не изволит»8. Мюкс просил Петра I дать ему, по примеру европейских
государств, «мораторские листы или грамоты» сроком на 10 лет для поправления коммерции. Вместо
«поруки» Мюкс обещал «по смерть свою пребывать» с женой и детьми в российском государстве и
183
дать о присягу на верность государю9. Неизвестно получил ли Мюкс отсрочку уплаты своих долгов,
но звание гоф-маклера он сохранил.
16 января 1721 г. был издан «Регламент Главного магистрата», XIX глава которого «О маклерах или о торговых сводчиках» гласила: «Понеже определенных и присяжных маклеров дело весьма
есть потребное, и касается до установления доброго в купечестве порядка <…> и избирается такой
маклер и определяется от Магистрата, но никакого жалованья не имеет; токмо получает за труды
свои определенные деньги от купеческих людей, что ему от Магистрата определено будет, и какие
торги и векселя через такого человека заключаются, те надежны от всякого обмана и обмены товаров
суть безопасны». Главному Магистрату было велено «в приморских и других знатных городах, в тех,
где знатные торги есть, таких маклеров выбрать Магистратом из купечества добрых и во всех торгах
и вексельных переводах искусных людей <…>»10. Никакие договоры на бирже не должны были заключаться без их посредничества, а маклерские записки при сделке должны были гарантировать купцов от возможных убытков и обманов в их торговых операциях11.
Сенатскими указами от 7 июня 1729 г. и 22 января 1731 г. вновь подтверждались права С. Мюкса
на занятие им гоф-маклерской должности, данные ему Петром I. По просьбе Мюкса в помощь к нему Комерц-коллегия определила его соотечественника Ивана Эдварца12. Как и Мюкс, ранее он вел обширную
торговлю в Архангельске, а к 1719 г. переехал в Петербург. В круг их обязанностей входило «чинить всякое прилежание <…> о всяких покупках и подрядах в казну и о продаже казенных товаров, и о переводе
через вексель денег из Коллегий и Канцелярий <…> ища казне <…> прибыли»13.
Поводом для сенатских указов стали челобитные Мюкса, в которых он просил Петра II об определении его в чин гоф-агента или советника и списании c него «прежних лет доимки»14. В челобитной, которую Мюкс подал 29 октябре 1728 г. государю, он просил доставить из Доимочной конторы
в Коммерц-коллегию дела о числящихся на нем казенных и частных долгах за прошлые годы. Из-за
задержки с их высылкой, указывал Мюкс, ему «чинился немалый убыток»15. В доимочных ведомостях значилось за Мюксом по Адмиралтейству и Берг-коллегии долгов на 16504 руб. 97 коп. «да по
поруке за платежом» 1371 руб. 70 коп., всего 17876 руб. 67 коп. До окончания расследования дела
Мюксу было предложено найти «добрых поруки». Из таковых «порутчиков» он назвал контрадмирала Дуфеса, купцов Векеля, Инесби, Гиля и Эвенса, но только на словах. Реестра их в Доимочную контору не представил и сам туда не являлся. Более того, выяснилось, что некоторые из поручителей сами имели немалые долги и быть таковыми не могли16.
Мюкса под караулом доставили в Доимочную контору, где свою задолженность он снова объяснил тем, что «в доимку впал от несчастия своего в торгах». Мюкс объявил «долгов своих на российских и иностранных купцов больше 30000 рублей». Несмотря на значительные долги, Сенат приказал освободить Мюкса из Доимочной конторы17, а ему по-прежнему быть гоф-маклером. Более
того, с него снимались прежние долги. В ходе сенатского расследования выяснилось, что многие
должники Мюкса были не в состоянии оплатить ему свои обязательства, а некоторых даже отыскать
не удалось18.
В июне 1741 г. на место умершего Мюкса «у продажи казенных товаров и для переводу на
вексели казенных же денег» был назначен выходец из Нарвы, мещанин Каспер Кервидер19. В 1708 г.,
в ходе Северной войны, он вместе с другими жителями Нарвы был выселен в Вологду. Через Архангельск и Москву он вел торговлю, главным образом, шелковой материей. После окончания войны
Кервидер не захотел возвращаться в родной город, а перебрался в Петербург, где продолжил коммерческие дела на бирже и в порту.
В 1750 г. после смерти Кервидера указом Сената гоф-маклером был определен любекский купец Иоганн Сирициус, иностранец, как и его предшественники. Он предоставил в Коммерц-коллегию
вместе с прошением о занятии должности «одобрительных о себе три аттестата». Один из них принадлежал английскому генеральному консулу барону фон Вольфу, который сообщал, что ему известно о долгом времени службы Сирициуса в хорошей английской конторе «с великой похвалой». Сирициус также пожелал «быть в вечном подданстве ее императорского величества» Елизаветы
Петровны. 9 ноября 1750 г. по указу Сената присланного в Коммерц-коллегию его просьба была
удовлетворена20.
Если гоф-маклерами в России в течение долгих лет были исключительно иностранные купцы,
то маклерской деятельностью занимались и россияне. Их имена встречаются в документах Петербургского магистрата, Комиссии о коммерции и Коммерц-коллегии. Однако их было значительно
меньше, чем иностранных маклеров. Назначение иностранных купцов маклерами, безусловно, было
связано с их знанием европейских обычаев и норм биржевой торговли.
184
24 июля 1727 г. российские купцы, торговавшие при Петербургском порте, подали в Главный магистрат на имя Петра II прошение, где жаловались на действия иностранных маклеров, от которых им «чинится <…> немалая ж обида». Они просили государя «тех иностранных маклеров от здешнего порта отрешить». Под прошением стояли многочисленные подписи петербургских купцов и маклеров.
Согласно справке подданной в Комиссию о коммерции из Петербургского магистрата, явствовало, что, кроме Мюкса, других маклеров «определения не было». Магистрат отмечал, что имеется
несколько маклеров без определения — 7 иноземцев и 2 русских21. В списке перечислялись лица, занимавшиеся посредничеством в Петербурге: гамбуржцы Давыд Вернер и Ягган Штанг, голландец
Яков Мысне, Герман Митцен, бременец Петр Маэр, англичане Ягган Нигтер и Николас Шмит. Из
россиян маклерами были Еремей Михайлович Титов и Иван Иванович Копейкин. Сколько «оные за
труды получают о том», как отмечалось в справке, Магистрату не известно22.
Вскоре, по подсчетам Комиссии о коммерции, в Петербурге посредничеством занимались 4
российских маклера — Еремей Титов, Василий Агаев, Петр Сафонов, Андрей Краснаков.
Наряду с присяжными маклерами, было немало и неофициальных посредников. Борьба с незаконным маклерством велась почти с самого учреждения биржи. Еще в 1729 г. Мюкс подал прошение в Комиссию о коммерции, в котором жаловался, «что многие из купецких людей в его маклерскую должность вступают, и тем добрый порядок должности маклерской повреждают, а у него
пропитание отнимают»23.
В 1734 г., согласно справке, поданной в Коммерц-коллегию маклером Иваном Эдварцом, при
Петербургском порту имелись 3 присяжных маклера (Мюкс, Кервидер и Тамес). Из неприсяжных
маклеров 8 были иностранными купцами и 6 российскими24.
В 1749 г., по доношению гоф-маклера К. Кервидера, при Петербургском порту посреднической деятельностью занимались как официальные, так и неофициальные маклеры. Из присяжных он
указал россиянина Филиппа Веленина, из иностранцев — братьев Тимерман и Якова Мерисонова. Из
неприсяжных маклеров Кервидер назвал иностранных купцов Якова Ренигольта, Готфрида Опира,
Роберта Девейпорта, Христофора Тесина, Андрея Бодышка, Якова Фицненридера, Фондерса Флита,
Питера Медра, Карста Фохта25.
В 1750–1760-х гг. маклерским промыслом в Петербурге занимались Андрей Габбе, Голст,
Конрад Готфрид Кизель, Людвиг, Мас, Ренгольт Рейнсторп, Петр Иероним, Георг Эдварц, Рейнсторп, Тесин, Даниэль Цахау, Шлиттер, Яган Гендеман, Отто Каспер Дейчман, Андрей Бодышка26.
Из российских маклеров встречается имена купцов: Михаила Сахарова, Ивана Коншинова, Артемия
Золотарева, Клима Житного27.
В 1759 г. торговавшие на Петербургской бирже купцы, отмечая, что маклерами являются в
основном иностранцы, а из русских только 3 маклера, «да и те к тому делу не весьма еще заобыклые», обратились в Сенат с просьбой назначить гоф-маклером природного российского купца. В их
челобитной обращалось внимание на то, что «по немало-производимой при здешнем порте коммерции исправиться никак невозможно; и необходимо <…> для лучшего в распространении российскими купцами коммерции и купечеству удовольствия и наблюдения российского купечества интереса,
для заключения ими между собою и иностранными купцами, також и судебными местами договоров
и торгов и переводу на вексели денег, надлежит определену быть с их российской стороны одному
гоф-маклеру»28. На усмотрение Сената была предложена кандидатура торопецкого купца Михаила
Ивановича Туфанова, постоянно ведущего торг в Петербурге. В своем прошении русские купцы писали: «должность он, Туфанов, по особливому его достоинству, как честному человеку надлежит, исправить может безостановочно, и они им будут довольны»29. Сенатским указом от 9 ноября 1759 г.
Коммерц-коллегии повелевалось привести купца Туфанова к маклерской присяге и назначить его
вторым гоф-маклером на таком же основании и с такой же оплатой, как у Сирициуса30.
Вскоре, 29 ноября того же года, состоялось назначение и третьего гоф-маклера. Им стал ревельский уроженец Яган Миттендорф, выбранный по его личной просьбе, поддержанной иноземными купцами. В сенатском указе определение сверх имеющихся двух гоф-маклеров третьего объяснялось возросшими торговыми оборотами: «<…> в рассуждении толь знатного здешнего порта и
много-производимых торгов, для записки оных, а особливо ради случающихся в казенных местах при
покупке и продаже всяких припасов и материалов надобностей»31. Четвертым гоф-маклером по указу
Сената в 1760 г. был определен англичанин Томас Рональд32.
Через два года, в мае 1762 г., к ним сверх штатного расписания был добавлен еще один
гоф-маклер — гамбургский купец Вильгельм Махенгоур, который 12 лет исправлял должность
обычного маклера при Петербургской бирже33. В указе о его назначении Сенат также предписывал
Коммерц-коллегии по необходимости назначать «людей добрых и надежных» сверх определенного
185
числа гоф-маклеров, «дабы за малоимением оных в случающихся между купечеством, по их маклерской должности, обращениях, остановки быть не могло»34.
В 1764 г. Комиссия о коммерции рассматривала челобитную двух гоф-маклеров Ивана Митендорфа и Петра Барца «о бытии им одним в той должности и о запрещении другим»35. В 1764 г., по
справкам, наведенным Комиссией о коммерции, при Петербургском порте числилось 12 присяжных
российских и иностранных гоф-маклеров и маклеров. Их точное количество, как указывала Комиссия
о коммерции, никаким положением не определено, но, по опросу купечества, «лучшая купеческая
польза во множественном числе гоф-маклеров состоит ибо в едином или в двух человеках сия должность отправляющих монополия к отягощению купцов составляться может». Комиссия доносила, что
она полагает «и за наилучшую пользу купечеству удобнее большее нежели меньшее число маклеров
иметь»36.
Согласно рапорту в Коммерц-коллегию от 12 июня 1797 г. гоф-маклера Якова Барца, на Петербургской бирже к этому времени числилось «по списку иностранных и российских маклеров <…>
слишком сто человек, но иные из них или вовсе не исправляют своей должности и находятся в отлучке, а другие померли и иные считаясь только маклерами находятся в других службах»37. Барц к своему рапорту приложил реестр, находящихся при Петербургском порте 3 гоф-маклеров и 102 маклеров. Из трех гоф-маклеров фактически занимались делами только двое — Андрей Фок и он, Иоганн
Сирициус «за старостью лет не исправляет должность на бирже». Барц отмечал, что 6 маклеров
умерли, трое несколько лет не подавали о себе сведений и на биржу не являлись. Михаил Пастухов с
февраля 1787 г. находился на службе в Ассигнационном банке, некоторые пребывали в отлучке по
разным делам38.
По переписи, сделанной в 1802 г. тем же гоф-маклером Я. Барцем по поручению Коммерцколлегии, на Петербургской бирже числилось: еще один гоф-маклер и 105 маклеров, из которых регулярно посещали биржу только 84 маклера.
Подводя итоги, можно утверждать, что в течение XVIII в. число маклеров неуклонно росло, а
маклерство, как один из важнейших элементов биржевой торговли, постепенно приживалось в России. Многочисленные правительственные указы, имевшие отношение к деятельности гоф-маклеров и
маклеров, свидетельствуют о значении, которое придавалось государством упорядочению торговли.
К концу XVIII — началу XIX в. биржевые маклеры становятся неотъемлемым элементом оптовой
торговли в крупных городах страны. Однако российских городов, где функционировали присяжные
маклеры, было немного. В XVIII столетии, кроме Петербурга, маклеры имелись в Москве, Архангельске, Одессе и Нежине.
На протяжении всего XVIII в. должность гоф-маклера давалась как особая награда и число
гоф-маклеров не зависело от действительной в них потребности. Их помощниками являлись другие
«казенные маклеры», которые первоначально назначались Коммерц-коллегией, а с 1762 г. избирались
по рекомендации биржевого купечества. Все маклеры приводились к присяге, суть которой заключалась в обещании беспристрастия и незаинтересованности в посреднической деятельности39. Они
обещали удовлетворяться куртажем по установленной таксе и не вести торговли за свой счет. За
убытки, происшедшие по их ошибке, маклеры несли материальную ответственность; в случае же
умышленной вины они подвергались уголовной ответственности.
Характерно, что в России маклерами часто становились разорившиеся не по своей вине купцы
— «невинно упадшие», оказавшиеся по тем или иным причинам неудачливыми в торговле. Некоторые из них «за несчастием и разорением свой собственный торг оставили» и были вынуждены «для
прокормления своего» занялся маклерством40. Английский купец, придворный банкир Екатерины II
Ричард Сутерланд в 1782 г. в записке президенту Коммерц-коллегии графу А. Р. Воронцову отмечал,
что «предмет сего учреждения (институт маклеров. – П. Л.) есть тот, чтобы дать хлеб бедным рачительным людям»41.
Примечания
*
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 07-01-00306а.
См.: Штелин Я. В. Любопытные и достопамятные сказания о императоре Петре Великом, изображающие истинное свойство сего премудрого государя и отца отечества. СПб., 1786. С. 136–137.
2
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 5. № 3074; Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 556. Л. 28 об.; РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 485. Л. 5 об.–6.
3
Кросс Э. Г. Британцы в Петербурге: XVIII в. СПб., 2005. С. 82; Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в российской
торговле XVIII века. М., 2005. С. 355.
4
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 5. № 3074; Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 556. Л. 28 об.; РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 485. Л. 5 об.–6.
5
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 5. № 3074; РГАДА. Ф. 397. Оп. 2. Д. 190. Л. 216.
1
186
6
Санктпетербургские ведомости. 1729. 16 дек.; 1734. 21 февр., 4 апр., 30 мая и др.; Кайданов Н. И. Систематический каталог
делам Комиссий о коммерции и о пошлинах, хранящимся в Архиве Департамента таможенных сборов. СПб., 1887. С. 57.
№ 486.
7
Санктпетербургские ведомости. 1734. 21 февр., 11 июня и др.
8
РГАДА. Ф. 276. Оп. 3. Д. 33. Л. 1–1 об.
9
Там же.
10
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 6. № 3708; Реестр копиям о должности маклеров (Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 545. Л. 364–366);
РГАДА. Ф. 397. Оп. 2. Д. 130. Л. 216.
11
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 6. №. 3708.
12
РГАДА. Ф. 276. Оп. 3. Д. 178. Л. 2 об.; Ф. 397. Оп. 1. Д. 485. Л. 6 об.–7; Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 545. Л. 369;
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 8. №. 5420, 5682.
13
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 8. №. 5682.
14
Там же. №. 5420, 5682.
15
РГАДА. Ф. 276. Оп. 3. Д. 138. Л. 1–1 об.
16
Там же. Л. 2–2 об., 8–9.
17
Там же. Д. 138. Л. 7
18
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 6. № 5682.
19
РГАДА. Ф. 276. Оп. 5. Д. 2854. Л. 12 об.; Ф. 397. Оп. 1. Д. 485. Л. 7 об.–8.
20
Там же. Ф. 397. Оп. 1. Ф. 485. Л. 8–8 об.
21
Там же. Оп. 2. Д. 190. Л. 216 об.
22
Там же. Л. 204–204 об., 216 об.
23
Там же. Л. 207–207 об.; Чулков М. Д. Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах…
СПб., 1785. Т. 4, кн. 2. С. 440.
24
РГАДА. Ф. 276. Оп. 5. Д. 2854. Л. 6–6 об.
25
Там же. Л. 3 об.
26
Там же. Ф. 397. Оп. 1. Д. 486. Л. 8.
27
Там же.
28
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 15. № 11008; РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Ф. 485. Л. 4–5.
29
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 15. № 11008.
30
Там же.
31
Там же. № 11011.
32
См.: Кайданов Н. И. Систематический каталог… С. 236. № 1775; РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 485. Л. 4–5.
33
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 15. № 11544; Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 545. Л. 361–362, 371–372 об.
34
Там же.
35
РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 486. Л. 19.
36
Там же. Л. 21–21 об.
37
Там же. Ф. 276. Оп. 5. Д. 2890. Л. 1–1 об.
38
Там же. Л. 2–4 об., 5–7 об., Л. 10.
39
Архив СПбИИ. Ф. 36. Оп. 1. Д. 545. Л. 400.
40
РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Ф. 485. Л. 252.
41
Там же. Ф. 1261. Оп. 6. Д. 464. Л. 5.
Т. В. Павлина
ТОРГОВЫЕ СВЯЗИ КОМИ КРАЯ В 20–40-е гг. XVIII в.
(по материалам таможенного делопроизводства)
Трудно переоценить значение торговли в экономической жизни России XVIII столетия. «Душою общества» называли ее современники. Доходы от торговли, составлявшие к середине века более
трети поступлений в казну1, обеспечивали финансовую основу для проведения преобразований Петра I и его последователей. Самые отдаленные области Российского государства, представители всех
сословий становились участниками товарообменных операций на российском рынке и за его пределами.
Не был исключением и Коми край. Выгодное расположение региона на важных судоходных
реках Севера Печоре и Вычегде, повышение товарности развитых на его территории промыслов и
сельского хозяйства способствовали упрочению в XVIII в. позиций края на всероссийском рынке,
расширению торговых связей с другими областями России и зарубежьем.
Данные процессы получили освещение в обобщающих трудах по истории края и ряде специальных работ2. Вместе с тем представленная в них картина торговых связей региона в первой половине XVIII в. не является завершенной, поскольку за рамками исследований остался один из основных источников, необходимых для детального изучения данного вопроса. Речь идет о документации
таможенных учреждений, действовавших на территории Коми края до реформы 1753–1754 гг.
187
Так, в частности, мало изучены сохранившиеся в фондах РГАДА и ГААрхО материалы трех
таможен, функционировавших в этот период в административных центрах Яренского и Пустозерского у. и слободке Усть-Цильма Пустозерского у. Они включают таможенные книги Яренской (1722,
1724 гг.), Пустозерской (1728 г.), Усть-Цилемской таможен (1730 г.), отпускные таможенные выписи
1741 г. Яренской и Пустозерской таможен, книги оборотных выписей на отпускные товары Пустозерской таможни 1740–1741 гг.3
Содержащиеся в них данные о номенклатуре и объемах перемещаемых товаров, путях их следования позволяют определить географию, структуру, основные количественные и качественные характеристики торговых связей Коми края с другими регионами в 20–40-е гг. XVIII в. Результаты проведенного в этих целях анализа представлены в нашей работе.
Для изучения характеристик вывоза товаров за пределы Коми края использованы данные об
отпуске товаров из местных таможен и оборотные выписи российских таможен, выданные в местах
продажи товаров. С их помощью выявлен рыночный спрос на товары, произведенные (добытые) на
территории края, который преимущественно и определял номенклатуру и объемы их вывоза за пределы региона.
Как показало исследование, самым популярным на российских рынках товаром из Коми края
в рассматриваемый период являлась продукция рыболовного промысла. Ее продажи
зарегистрированы в 14 торговых пунктах (Архангельск, Важская Благовещенская и Красноборская
ярмарки, Вологда, Лальск, Москва, Мезень, Новое Усолье, Обва Инвенская, Санкт-Петербург, Соль
Вычегодская, Соль Камская, Устюг, Чердынь).
Поставка рыбы на российские рынки осуществлялась преимущественно из Пустозерского у.
Так, в частности, в 1740–1741 гг. из Пустозерской таможни было отпущено 9148 пудов соленых сигов, 7179 пудов семги, 350 пудов омулей. По данным оборотных выписей, основными потребителями
рыбы явились Москва (здесь реализовано 4629,5 пуда семги, 80 пудов сигов), Соль Камская (4540
пудов сигов, 181 пуд семги), Новое Усолье (3285 пудов сигов, 41,5 пуд семги), Устюг (1145 пудов
семги), Архангельск (342 пуда семги, 132 пуда сигов, 350 пудов омулей), Санкт-Петербург (660 пудов
семги)4.
В 20-40-е гг. XVIII в. сохранялся спрос и на традиционный для Коми края товар — меха.
Продажи пушнины из Яренского и Пустозерского у. зафиксированы в 11 торговых пунктах России
(Архангельск, Брянск, Верхотурье, Галич, Курск, Макарьевская ярмарка, Москва, Севск, Соль
Вычегодская, Старый Оскол, Холмогоры).
Главным потребителем местной пушнины в рассматриваемый период являлась Москва. Только за два года (1722, 1724) здесь было продано 237986 шкурок белки, 15643 горностаев, 2441 заячин,
403 лисы, 240 норок, 240 ласок, 118 лисьих пар, 100 беличьих пластин, 37 куниц, 22 выдры, 13 волков, 5 бобров, 4 кожи волчьи, а также 3,5 пуда струи бобровой. Как показывают данные за 1724 г.,
значительным спросом пользовались меха из Коми края также в Севске (реализовано 110970 белок),
Курске (60000 зайчин), на Макарьевской ярмарке (40960 белок, 2061 горностай, 65 лис, 30 норок, 2
росомахи), в Архангельске (13930 белок)5.
В двух пунктах зафиксирован отпуск мехов из Коми края за границу. Так, в ноябре 1740 г. в
Архангельске были проданы «в заморской отпуск» 840 «заячин», в августе 1741 г. — 500 песцов,
поступивших из Усть-Цильмы и Пустозерска. В мае 1741 г. предъявлена на продажу партия местной
пушнины в Курской пограничной таможне6.
В рассматриваемый период отмечается устойчивый рыночный спрос на продукцию сельского
хозяйства из Коми края. В 1722, 1724 гг. продажи местных «земских» товаров зафиксированы в 11
населенных пунктах. Номенклатура и объемы их вывоза в эти годы представлены в таблице7.
Основными потребителями хлебопродукции, выращенной в южных волостях края, являлись
Архангельск и Холмогоры. За два года здесь было реализованы 2997 четв. ржи (87 % от общего
объема), все отпущенные мука, крупа, ячмень и овес. Продукция животноводства была наиболее
востребована в Архангельске (более 80 % овчин и кож говяжьих, 60 % сала), Устюге (около 50 %
коровьего масла), Соли Вычегодской (более 60 % мясных туш). Сермяжное сукно пользовалось
особым спросом в Сибири (на Верхотурье продано 76 % от общего объема).
188
Вологда
Галич
Двинский у.
Лальск
Москва
Соль Вычегодская
Тотьма
Устюг
Холмогоры
Итого
Рожь (четв.)
Мука ржаная (четв.)
Ячмень, овес (четв.)
Мука (крупа)
ячменная (четв.)
Быки,
коровы, свиньи
(туш)
Кожи
говяжьи (шт.)
Овчины (шт.)
Сало
говяжье (тыс. пудов)
Масло коровье
(пудов)
Сукно сермяжное
(аршин)
Верхотурье
Наименование
товара,
единица измерения
Архангельск
Вывоз и продажи «земских» товаров из Коми края в 1722, 1724 гг.
2645
186,5
323
–
–
–
360
–
–
–
–
–
25
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
49,5
–
–
–
–
–
352
155
49
3431,5
341,5
372
53
–
–
–
–
–
–
–
–
–
41
94
–
–
–
–
–
–
–
111
–
63
7
181
876
–
130
–
–
–
–
34
–
3
–
1043
810
169
–
–
–
10
–
–
–
20
1,242
–
–
–
–
–
–
0,71
–
–
–
1,952
98
–
–
2
–
–
18
5
–
128
14
265
890
5490
–
–
–
840
–
250
–
–
–
7470
1009
Следует отметить рост объемов вывоза «земских» товаров из Коми края к концу рассматриваемого периода. Как свидетельствуют выписи Яренской таможни, только за 6 дней 1741 г. в Архангельск было отпущено 1190 пудов говяжьего сала, 345 овчин, 225 говяжьих кож, 177 пудов коровьего
масла, 100 пудов говяжьего мяса, 42 мясных быка и яка, 480 пудов ржаной муки, 265 четв. ржи,
110 четв. ячменя8.
В рассматриваемый период зафиксированы отпуски из таможен края продукции местных
промыслов — Сереговского соляного и Соплясского брусяно–точильного. В 1722, 1724 гг. из Яренской таможни было отпущено на вологодский рынок 179350 пудов сереговской соли, в Устюг —
2500 брусьев и 10 точил9.
Для изучения характеристик ввоза товаров использованы данные местных таможенных книг о
явках и продажах товаров, поступивших из-за пределов Коми края, и сопровождавшие их отпускные
выписи иных российских таможен.
По этим данным зафиксирован ввоз товаров в Коми край в 20–40-е гг. XVIII в. из 21 пункта
(местности) (Архангельск, Важская Благовещенская, Красноборская и Макарьевская ярмарки, Верхотурье, Вологда, Вятский Слободской, Галич, Казань, Кокшенская четверть, Мезень, Москва, Новое
Усолье, Соль Вычегодская, Соль Камская, Тотьма, Устюг, Уфимский у., Хлынов, Холмогоры, Чердынь).
Номенклатура и объемы ввоза в Коми край определялись в основном потребностями местного
населения в товарах, производство которых в крае отсутствовало или было слабо развито. Так, одним
из наиболее востребованных товаров являлись металлы и изделия из них, поставка которых на российский рынок оставалась в рассматриваемый период прерогативой западноевропейских купцов.
В Коми край данные товары попадали прежде всего через Архангельск. В 1722, 1724 гг. отсюда на яренский рынок было ввезено 450 листов белого железа, более 86 пудов уклада, 75 пудов
свинца, 0,5 пуда прутового олова, 60 ножниц. Кроме того, отмечены поставки различных металлов
общим весом около 50 пудов и изделий из них (сохи плахи, оковы, клюки, замки) из Соли Вычегодской, Устюга, Вологды, Холмогор, Важской Благовещенской и Красноборской ярмарок10.
Необходимые в хозяйстве и быту химикаты, красители, дубильные вещества доставлялись в
Коми край из Архангельска, Москвы, Устюга и Соли Вычегодской. В 1722, 1724 гг. отсюда поступило в Яренск 45 пудов сандала, 15 пудов квасцов, 6,5 пудов краски брусковой, 4 пуда белил, 4 пуда
189
серы, 1 пуд скипидара, 10 фунтов олифы, 3,5 фунта сулемы, 3 фунта яри «мидяни» и «травянки»,
1 фунт нашатыря. Наибольший привоз товаров обеспечила Соль Вычегодская.
Важной статьей ввоза, учитывая роль охоты в жизни местного населения, являлись оружие и
порох. Главными поставщиками их на рынок Коми края являлись Москва и Макарьевская ярмарка. В
частности, в 1722, 1724 гг. отсюда ввезено в Яренск 30 пищалей, 14 пудов 15 фунтов пороха11.
Хозяйственный инвентарь, посуда поступали из Вологды, Устюга, Слободского и Хлынова. В
1722, 1724 гг. на яренском рынке было продано 130 ставней решет, 119 хомутов обшитых, 87 подошв
и 20 лап «кониных», 72 клещей конских, 54 ножни, 29 шлей мочальных, 83 «сосудины» щепья, 1400
ложек и 60 сковород12.
Привоз товаров из Архангельска, Москвы, Соли Вычегодской, Устюга, Макарьевской ярмарки обеспечивал нужды местных учреждений и храмов. В 1722, 1724 гг. на яренском рынке было реализовано 94 стопы писчей бумаги, более 1,5 пудов бумаги красной, 3,8 пуда ладана, 2,5 бочки и
3 ведра церковного вина, а также 66 пудов 6 фунтов воска (более 60 пудов поставили Уфимский у. и
Вятка)13.
Для местных кружечных дворов в больших количествах завозился хмель. В 1722, 1724 гг. на
яренский рынок его поступило 1579 пудов (95 % ввоза обеспечили Устюг, Кокшенская четверть,
Тотьма). Отмечены поставки льна с Красноборской ярмарки, конопли и пеньки из Соли Камской, Нового Усолья и Чердыни14.
Ходовым товаром повседневного спроса являлось мыло. В 1722, 1724 гг. в Яренске было продано свыше 28 пудов, 21 косяка, 8 кусков мыла, доставленного из Устюга (более 50 % ввоза), Соли
Вычегодской, Вятки и Красноборской ярмарки. В северные районы товар поставлялся из Нового
Усолья и Чердыни (в 1741 г. отсюда завезено в Пустозерск 9 пудов мыла)15.
Востребованным товаром была продукция кожевенного производства. В 1722, 1724 гг. на
яренском рынке была реализовано 2482 пары обуви (чарки, коты, туфли, башмаки, сапоги). Поставку
обеспечили Устюг (70 %), Соль Вычегодская (20 %), Красноборская ярмарка, Вятка, Москва. Покупалась и выделанная кожа для изготовления изделий на месте (продано 79,5 юфтей, из них 50 поставил Галич)16.
Готовая одежда в ограниченных объемах и ассортименте завозилась из Вологды, Устюга, Соли Вычегодской, Вятки, Макарьевской и Красноборской ярмарок. В 1722, 1724 гг. на яренском рынке
было продано 150 пар чулок и рукавиц «вязи», 180 рукавиц кожаных, 150 поясов, 220 аршин и 70
штук кушаков шерстяных, 100 аршин покромей суконных, 4 колпака гарусных17.
В гораздо больших количествах (что говорит о развитом в крае портновском ремесле) завозились разнообразные ткани и текстиль русского и иностранного производства. В 1722, 1724 гг. в Яренской таможне было предъявлено более 4000 аршин крашенины, 1600 аршин пестряди, 1100 аршин
холста, 335 аршин выбойки, 11 тюней китайки, 304 аршина, 85 половинок и 50 кусков сукна, 9100
аршин тканцу, 10 аршин каламии, 6 поставов атласа и камки, 3,5 фунта шелка, 619 кумачей, 4 портища и 2 косяка кружев, 8 кусков лент и 20 аршин шнурков шелковых18. Товары поставили Архангельск (сукно), Москва (более 60 % кумачей), Вологда (более 60 % крашенины), Верхотурье (китайка,
атлас, камка), Макарьевская (шелк, более 80 % тканцу, 60 % холста и пестряди) и Красноборская ярмарки, Казань, Вятка, Соль Вычегодская, Устюг.
Значимой (а для севера Коми края жизненно важной) являлась продовольственная статья ввоза. Следует отметить роль Чердыни, Нового Усолья, Соли Камской в обеспечении хлебом жителей
малоплодородного Пустозерского у. Данные пункты, в частности, поставили 1566 пудов ржи и ржаной муки в Усть–Цильму в 1730 г., 6096 пудов муки и крупы ржаной, ячменной, пшеничной и овсяной, 16 пудов толокна, 1 пуд пряников в Пустозерск в 1741 г.19
Стол жителей более благополучного в продовольственном отношении Яренского у. разнообразили устюжские и вятские хлебобулочные изделия, вятский мед, огородная продукция вологодского, устюжского и красноборского привоза, продукция морского промысла из Архангельска и Мезени.
В частности, в 1722, 1724 гг. яренский рынок потребил 16300 «витиков пшеничных» и
13 пудов пряников, 48 пудов меда, 90 тыс., 4150 батманов, плениц и столбцов чеснока, 5785 батманов, плениц и столбцов лука плетеного, 5 четветей лука насыпного, более 410 пудов соленой и 25 пудов сушеной морской рыбы (треска, палтусы, черкасы, пикша), более 13 бочек сала моржевого, белужья и ворвани, 6 «моржин».
За счет привоза товаров из Архангельска, Устюга, Соли Вычегодской, Макарьевской ярмарки
удовлетворялись и более взыскательные вкусы. По сведениям яренских таможенных книг, местная
элита к началу 1720-х гг. уже по достоинству оценила вкус ягод винных (за 2 года продано около 22
пуда), чернослива (8,5 пудов), изюма (8 пудов), смокв (3 ящика), лимонов соленых (0,25 бочки), пер190
ца (свыше 5 пудов), оливкового масла (около 9 пудов), вина ренского (3,5 бочки, 3 ведра), миндаля
(1 пуд) и сахара головного (1,25 пуда)20.
Впрочем, предложение по этим и другим ввозимым в Коми край товарам нередко превышало
спрос. Нереализованные по причине небольшой емкости местного рынка товары увозились в другие
населенные пункты края и за его пределы, например, на Красноборскую ярмарку21.
Сохранял свою коммерческую привлекательность и рынок Сибири, освоенный жителями Коми края еще в XVII в. Поэтому значительная часть товаров из Москвы, Архангельска, Вологды, Макарьевской ярмарки ввозилась в Яренск специально для последующей отправки за Урал. Так, именно
в этом направлении проследовали и были впоследствии проданы на Верхотурье и в Березове всё
предъявленное в Яренской таможне в 1722, 1724 гг. листовое железо, 90 % сандала, более 60 % оружия и писчей бумаги, 50 % свинца, олова и пороха, более трети изюма и масла деревянного, а также
товары для пребывающих в Сибири «начальных» людей и их семей: бобры беломездрые, пуговицы
камзольные, запонки и серьги серебряные, немецкая обувь, шелк и тонкое сукно, зеркала, оклады
иконные медные и серебряные22.
В обратном направлении следовали через Яренск в русские города закупленные в Сибири и
Китае товары, преимущественно китайские ткани. К примеру, в 1724 г. поступили в Яренскую таможню с Верхотурья и впоследствии были реализованы в Старом Осколе и Устюге 177 тюней, 55
тюков и 22 конца китайки, 58 поставов камки, 8 тюней самец, 1 постав атласа, приобретенные яренчанами в Урге, Селенгинске, Нерчинске и Иркутске23.
Итак, по результатам проведенного исследования удалось выявить торговые контакты Коми
края в 20–40 гг. XVIII в. с 29 российскими пунктами. Наиболее тесные, носящие двусторонний характер связи отмечены с центрами торговли всероссийского значения (Москва, Архангельск, Макарьевская ярмарка), региональными торговыми центрами Поморья (Устюг, Соль Вычегодская,
Красноборская ярмарка), Прикамья (Чердынь, Новое Усолье, Соль Камская) и Сибири (Верхотурье).
Учитывая, что торговые связи осуществлялись не обезличенно, представляет интерес и может
стать темой самостоятельного исследования вопрос, касающийся участия в этих связях представителей различных областей.
Примечания
1
Троицкий С. М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М., 1966. С. 214, табл. 18.
Очерки по истории Коми АССР. Сыктывкар, 1955. Т. 1; Жеребцов Л. Н., Мацук М. А. Торговля продовольственными товарами в Коми крае в XVII — начале XIX вв. // Труды Ин-та языка, литературы и истории. Сыктывкар, 1983. Вып. 28; История Республики Коми: Науч.-попул. очерки. Сыктывкар, 1996; Жеребцов И. Л., Сметанин А. Ф. Коми край: Очерки о десяти
веках истории. Сыктывкар, 2003; История Коми: С древнейших времен до конца ХХ в. Сыктывкар, 2004. Т. 1; Комиссаренко А. И. 1) Город Яренск и Вычегодский край в системе формирующегося всероссийского рынка XVII–XVIII вв. // Крестьянство Вычегодского края в XVII–XX веках: Науч.–практ. конф.: Тез. докл. Архангельск, 1999. С.11–14; 2) Летско–
ношульский транзит как фактор связи Вычегодского края с юго–восточным регионом Поморья в XVIII веке // Занятия, промышленность, духовная и материальная культура населения Вычегодского края, XVII–XX вв.: Материалы науч. конф. Сыктывкар, 2000. С. 81–84.
3
РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32879, 32880; Ф. 829. Оп. 1. Д. 1503–1505, 1507, 1818, 1984; ГААрхО. Ф. 58. Оп.17. Д. 2. Отдельные данные использовались в следующих работах: Центры торговли Европейской России в первой четверти XVIII века.
М., 1986. С. 60, 64; Павлина Т. В. 1) «Памятуя присяжную должность…»: (Очерки по истории тамож. службы в Коми крае в
XV — первой половине XVIII в.). Сыктывкар, 2004; 2) Яренская таможня в 1741 году // Областные и районные центры России и их округа в историческом процессе: Управление, экономика, культура: Ст., сообщ. и материалы участников науч.–
практ. конф. Яренск, 2005. С. 59–63; 3) Торговые связи Архангельска и Коми края в первой половине XVIII века: (По материалам тамож. учреждений Ярен. у.) // Российская таможня: История, современность, перспективы развития: Материалы
науч.-практ. конф. (Архангельск, 27 июня 2006 г.). Архангельск, 2006. С. 105–112; 4) Социально-экономические предпосылки создания и функционирования таможенных учреждений в Коми крае в конце XVI — первой половине XVIII вв. // Политические, экономические и социокультурные аспекты регионального управления на Европейском Севере: Материалы
VII Всерос. науч.-теорет. конф. Сыктывкар, 2008. Ч. 2. С. 89–97; 5) Таможенные доходы в Пустозерском уезде в 20–30 годы
XVIII века: Источники, структура, объемы // Политические, экономические и социокультурные аспекты регионального
управления на Европейском Севере: Материалы VIII Всерос науч.-теорет. конф. (Сыктывкар, 25 марта 2009) (в печати).
4
РГАДА. Ф. 829. Оп. 1. Д. 1507. Л. 2–48, 98–113; Д. 1818. Л. 2 об.–14 об; ГААрхО. Ф. 58. Оп. 17. Д. 2. Л. 1– 28 об.
5
РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32879. Л. 11, 14–14 об., 16–22, 40–45 об., 63 об.–69; Д. 32880. Л. 41 об.–43, 61–66; Павлина Т. В.
Торговые связи Архангельска и Коми края… Табл. 1.
6
РГАДА. Ф. 829. Оп. 1. Д. 1505. Л. 7; Д. 1507. Л. 103, 111.
7
Там же. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32879. Л. 2–7 об., 11–13 об., 18 об.–25 об., 29–30, 38, 46–49 об., 54–59, 62 об.–63; Д. 32880.
Л. 5 об.–7 об., 17 об.–20, 39–40, 46–47, 50–51 об.; Павлина Т. В. Торговые связи Архангельска и Коми края… Табл. 1.
8
РГАДА. Ф. 829. Оп. 1. Д. 1984. Л. 4–7, 9, 15, 19.
9
Там же. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32879. Л. 34, 46; Д. 32880. Л. 40 об.–41
2
191
10
Там же. Д. 32880. Л. 8 об., 17–20, 38 об., 53 об.; Д. 32879. Л. 4 об., 8–10 об., 19–22, 25 об., 47 об., 59; Павлина Т. В. Торговые связи Архангельска и Коми края… Табл. 2.
11
Павлина Т. В. Торговые связи Архангельска и Коми края… Табл. 2; РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32879. Л. 4 об., 8–11 об., 18–
21, 33 об., 47 об., 60; Д. 32880. Л.7–8 об., 17–20, 32 об.–33, 46, 51 об.–52, 55 об., 60.
12
РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32880. Л. 12 об.–13 об., 45 об.–46, 53 об.; Д. 32879. Л.10, 47 об.–48.
13
Там же. Д. 32879. Л. 4 об., 8–10 об., 24, 46 об., 58 об.–60; Д. 32880. Л. 5–8 об., 12 об.–21, 32 об.–33, 51 об.–60; Павлина Т. В.
Торговые связи Архангельска и Коми края… Табл. 2.
14
РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32879. Л. 25, 30 об.; Д. 32880. Л. 8 об.–14 об., 35 об., 38 об., 49, 53–58 об.
15
Там же. Д. 32880. Л. 8, 12 об.–13, 54 об.–57; Д. 32879. Л. 8 об.–9, 58 об.–59 об.
16
Там же. Л. 3 об., 7 об., 10, 18–18 об., 24, 47, 48 об.–49 об., 56 об.–59 об.; Д.32880. Л. 12 об.–13 об., 18 об., 35 об., 45 об.–46,
54 об.–57.
17
Там же. Л. 7 об.–8, 17–19, 35 об., 46 об., 54–55 об.; Д. 32879. Л. 10, 24, 25, 58 об., 60.
18
Там же. Л. 4 об., 8–11 об., 18–25, 30 об., 33 об., 48; Д. 32880. Л. 5–8 об., 12 об.–13 об., 17–20, 34–35 об., 44 об.–55 об., 57,
60, 68.
19
Там же. Ф. 829. Оп. 1. Д. 1503. Л. 7–8; Д. 1507. Л. 82–97; Д. 1818. Л. 4 об.–10.
20
Там же. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32879. Л. 4 об., 7 об.–11 об., 47 об., 56 об.–57 об.; Д. 32880. Л. 7 об.–13 об., 15 об.–20, 44 об.,
46 об., 53 об.–57, 60–61 об.; Павлина Т. В. Торговые связи Архангельска и Коми края… Табл. 2.
21
РГАДА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 32880. Л. 34–34 об.
22
Там же. Л. 32 об.–33. Д. 32879. Л. 12 об., 18–24, 33 об.
23
Д. 32879. Л.68
С. В. Кольчугина
ПЕНЗЕНСКОЕ КУПЕЧЕСТВО В ВИНОКУРЕННОМ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВЕ
(XVIII–XIX вв.)
Пензенский край занимает особое положение в винокуренном предпринимательстве. Традиционно «хлебное вино» производилось в центральных губерниях, но уже в первой четверти XVIII в.
благодаря наличию сырья здесь появляются крупные казенные, помещичьи и купеческие винокурни.
При этом купцы-винопромышленники находились в менее благоприятных условиях, а достигали порой значительных результатов.
Возможности для купцов извлекать прибыль из производства и продажи водки значительно
расширились в начале XVIII в. благодаря указу 1716 г., вводившему в России свободу винокурения.
Все винокуры облагались особой пошлиной, исчисляемой и с оборудования (кубов), и с готовой продукции (выкуренной водки). Купечество не замедлило воспользоваться благоприятными условиями,
и в 1719–1725 гг. в Пензенской провинции Казанской губ. насчитывалось 8 купеческих винокуренных заводов. Большинство из них принадлежало иногородним купцам — из Москвы, Рязани, Арзамаса, Гороховца. Это были предприятия, ориентированные на товарное производство, основанные
преимущественно на наемном труде.
Таблица 1
Состав работников купеческих винокуренных заводов по сказкам
1719–1724 гг. в Пензенской провинции Казанской губ.
Владелец завода
Всего работников
Д. А. Котельников (Лягусов)
Е. Иванов
И. П. Симонов
М. П. Симонов
2
крепостных
–
8
15
17
3
3
–
В том числе
наемных
2
5
12
17
Преобладание наемного труда на купеческих заводах вполне объяснимо. Купцам никогда не
разрешалось покупать людей к винокуренным заводам, а в 1740-х гг. по требованию дворянства у
купцов были отписаны все дворовые люди, купленные ими между первой и второй ревизиями. Также
сокращение использования принудительного труда обусловливалось ростом рынка рабочей силы. В
результате большинство купцов-винопромышленников являлись владельцами 2–4 душ мужского пола (включая детей), а часть их вовсе не имела крепостных.
192
Дворовые люди при этом пользовались значительным доверием — нередко они выполняли
обязанности приказчиков на заводах или их помощников. В таком случае крепостные относились к
исполнению порученных им дел очень добросовестно, поскольку часть доверенных агентов купцов
получали по завещанию хозяина освобождение и вознаграждение за свою службу. Некоторые отпущенники сами становились предпринимателями. Так, зависимый человек купцов Гороховца С. Н.
и М. Н. Ершовых Клим Андреев (позднее Ершов) получил по завещанию награду, позволившую ему
стать собственником Почерского винокуренного завода, расположенного в Саранском у. Пензенской
провинции.
Крупнейшим винокуренным предприятием Пензенской провинции был Кашнаевский (Шнаевский) завод, принадлежавший московским купцам Ивану Симонову и его сыну Леонтию. Он был
основан в 1723 г. и потребовал очень крупных затрат — не менее 10 тыс. руб. В 1742–1743 гг. на заводе было 80 казанов емкостью 1369 ведер, а в 1753 г. — уже 130 казанов емкостью 4820 ведер. Для
своего времени предприятие было гигантским: объемы его производства превышали объемы четырех
заводов, принадлежавших прежде Симоновым.
Кроме производства водки, купечество извлекало немалую прибыль и благодаря содержанию
откупов. Например, тот же Леонтий Симонов взял на откуп с 1727 г. питейную продажу в Пензе и
Пензенском у. вместе с рязанским купцом Ф. Демидовым, обязавшись уплачивать в казну по
6858 руб. в год (надбавив 400 руб. к прежнему окладу). Это означало, что откупщики рассчитывали
продавать здесь ежегодно не менее 10 тыс. ведер водки1.
Данное обстоятельство вызывало резкое недовольство со стороны помещиков-винокуров, которым заниматься откупами было запрещено. Уже в конце 1730-х гг. в правительство стали поступать записки, в которых они призывали запретить купцам заниматься винокурением и подрядами вина. В результате в 1753 г. Сенат удовлетворил требования помещиков о предоставлении им прав на
продажу вина, разрешив им брать сборы в откупное содержание, а с 1755 г. было принято решение
ликвидировать купеческие винокуренные заводы в европейской России (за исключением некоторых
северных и восточных уездов)2.
Так дворянам было предоставлено монопольное право на винокурение, которое подтвердил
устав о винокурении от 9 августа 1765 г.: «Вино курить дозволяется всем дворянам и их фамилиям, а
прочим никому»3. При почти полном отсутствии конкуренции прибыль помещиков значительно возросла. «Винокурение — это Ост-Индия нашего дворянства», — не без оснований утверждал в 1795 г.
пензенский вице-губернатор И. М. Долгоруков4. Данная ситуация сохранялась вплоть до 1863 г.
Для купцов возможности извлечения прибыли из винокурения сосредоточились исключительно на содержании откупов. По мнению В. В. Похлебкина, это сказалось на русском купечестве
чрезвычайно негативным образом. Оно «благодаря водке уже в истоках своего существования стало
привыкать не к деятельностному соревнованию и жесткой, заставляющей думать и считать каждую
копейку конкуренции, а к паразитированию и наживе на основе злоупотреблений, воровства из казны, фальсификации и ухудшения качества продукта, поскольку именно водочные откупа представляли все эти “редкие” возможности»5. Здесь, наверное, уместно отметить, что откупа развращали не
только купечество.
Своими впечатлениями об откупной системе поделился пензенский чиновник и мемуарист
И. И. Мешков. Назначенный в 1801 г. в Пензу винным приставом, он сменил на этом посту смотрителя над магазинами «купца М…» и сразу столкнулся с мошенничеством. «Вина я принял от него до
230 бочек и начал уже отпускать его откупщику. Принимал я это вино не на меру, а нарезками на
бочках, по которым оное потом и отпускал; но у откупщика при продаже вина открылось, что мера в
бочках не верна против нарезок; а посему от 250 бочек, по выборе их, он насчитал на меня с лишком
200 ведер». Правда, откупщик особенно в претензии не был, «ибо это ему очень мало значило: вино
продавалось тогда дешевле рубля за ведро»6.
Другой случай: комиссионер откупщика Н. А. Бахметьева в Пензе, пошехонский купец
В. Л. Серебреников «был таким же комиссионером с 1807 по 1811 гг. по рязанским питейным сборам,
по которым было большое следствие через сенатора, и Серебреников по именному повелению был
лишен честного имени. Но так как упомянутый комиссионер в недавнем пред тем времени сделал
одно очень полезное для винокурения изобретение, а сверх того представил свидетельства значительных лиц о благородной своей жизни, то по ходатайству князя Голицына [видимо, речь идет о
Г. С. Голицыне, пензенском губернаторе в 1811–1816 гг. — С. К.] не только возвращено ему было
честное имя, но всемилостивейше пожалована золотая медаль на анненской ленте для ношения на
шее»7.
193
Для некоторых категорий населения винокурение было едва ли не «путевкой в жизнь». Например, в 1791 г. была введена черта оседлости, за пределами которой постоянное жительство для
евреев запрещалось. Срок их проживания во внутренних губерниях, как правило, ограничивался сроком действия паспорта — не более 2-х месяцев. По истечении данного срока евреи, выехавшие за
пределы черты оседлости на законных основаниях, а также все, находившиеся во внутренних губерниях незаконно, подлежали немедленному выдворению.
Но по отношению к еврейским специалистам-винокурам власти были лояльнее. Они являлись
чрезвычайно ценными работниками и заводовладельцы оказывали им всяческое покровительство даже после указа Николая I, когда все евреи-винокуры в порядке борьбы «со спаиванием народа» были
выселены из внутренних губерний. Канцелярия пензенского губернатора содержит массу объяснений
спиртопромышленников, из коих следует, что «если всех евреев отлучить от винокурения, то заводы
остановятся». Также были весьма популярны заявления, что «оным евреям [винокурам — С. К.] по
неимении надобности отказано, которые [здесь следует дата, обычно за несколько дней до запроса —
С. К.] с завода уехали, а куда — неизвестно»8.
После ликвидации монопольного права дворянства на винокурение многие специалисты впоследствии широко использовали этот опыт для ведения собственного винокуренного бизнеса, правда,
общественного признания они часто не получали. Например, в марте 1908 г. пензенский купец 1-й
гильдии Х. А. Пинес, занимавшийся подрядом по развозке казенного вина, писал в местное купеческое общество: «<…> я признаюсь членом купеческого общества в тех случаях, когда дело касается
денежного обложения, но, по-видимому, не признаюсь таковым по вопросам о решении наших корпоративных нужд, ибо ни на одно из заседаний Пензенского купеческого общества пригласительных
повесток не получал». Ответ губернского правления свидетельствовал о наличии в государственной
политике по отношению к еврейскому купечеству определенной дискриминации: «на основании 805
статьи Закона изд. 1899 г. евреи к участию в городских обществах не допускаются <…>, евреи-купцы
участвовать в купеческих собраниях не имеют права»9.
Значительного коммерческого успеха достиг германский подданный Э. Ф. Мейергольд (1835–
1893), начинавший в Пензенской губ. с работы винокуром на заводе Устинова. Позднее, вступив во 2ю купеческую гильдию, он построил в с. Ухтинке собственный водочный завод, на котором поначалу
было 4 рабочих, а в 1880 г. их число возросло до 15. В 1868 г. на заводе было произведено 10 тыс.
ведер ликеров, ромов, наливок на 45 тыс. руб. Здесь выпускали ликеры, два сорта рома, бальзам,
вишневку, рябиновку, калиновку. Эмилю Федоровичу в Пензе принадлежали фирменный магазин и
оптовый склад спиртных напитков как собственного, так и заграничного производства. Он имел разносторонние интересы, особенно покровительствовал театру. В 1880-е гг. Пенза была очень популярна в театральном мире из-за угощений для трупп, устраиваемых Мейергольдом. В. А. Гиляровский,
игравший в 1878–1881 гг. на пензенской сцене, имел случай познакомиться с самим хозяином завода
и принять из его рук большую рюмку «водки из бутылки, на которой было написано: «Углевка, завода Э. Ф. Мейергольда, Пенза». Ах, и водка была хороша! Такой, как «Углевка», нигде не пил — ни у
Смирнова Петра, ни у вдовы Поповой, хотя ее «Вдовья слеза», как Москва называла эту водку, была
лучше Смирновской». Несомненно, что этот успех был напрямую связан с личностью самого предпринимателя. Н. Д. Волков, биограф В. Э. Мейерхольда, великого русского режиссера и актера, так
писал о его отце: «Выходец из Германии и до конца дней своих германский подданный <…> имел
горячий нрав, широкий размах и недюжинную предприимчивость. Человек западной культуры, он
вывез из своего фатерланда навыки европейца, привычку к комфорту <…> Он был гурманом, любителем тонких вин и ценителем женщин <…> Россия привила ему черты хлебосольства». Со смертью
Э. Ф. Мейергольда его дело завершилось крахом. Его жена Елизавета и старшие сыновья Альберт и
Артур были менее удачливы, и в 1908 г. суд признал их торговый дом несостоятельным10.
Участие купечества в винокуренном производстве стало вновь возможным с введением «Положения о питейном сборе» от 4 июля 1861 г. Провозгласив, что «все лица, имеющие право на заводскую и фабричную промышленность, могут брать в аренду винокуренные заводы», оно ликвидировало монополию помещиков в винокурении11.
По данным П. Г. Сумерина, до реформы 1861 г. все винокуренные заводы в Пензенской губ.
принадлежали помещикам. В первые пореформеные десятилетия преобладание дворянского винокуренного предпринимательства сохранялось; в дальнейшем до начала XX в. наблюдается увеличение
доли купечества, а затем — вновь рост дворянской деловой активности (см. табл. 2). Данный процесс
был обусловлен возросшей прибыльностью переработки продукции сельского хозяйства на вино, чем
землевладельцы не преминули воспользоваться.
194
Таблица 2
Социальная структура винокуренной промышленности Пензенской губ.12
Годы
1861
1870
1882
1890
1900
1913
Доля сословий в процентном соотношении
купечества (в том числе
дворянства
крестьянства
почетных граждан)
91, 4
8,6
–
71, 6
26,4
–
44, 8
55, 2
–
44, 4
55, 6
–
63
20
2
67, 2
18, 9
5
Винокуренное предпринимательство являлось весьма привлекательной сферой приложения
коммерческой инициативы. Об этом свидетельствует структура занятости пензенского купечества в
1868–1869 гг.13 В частности, содержанием промышленных предприятий занималось 43 чел., из них
большинство — 12 (27,9 % от общего числа) — связали свою деятельность именно с винокурением.
Хотя в целом правительственная политика в отношении винокурения носила продворянский
характер, купечество также имело немалые возможности для извлечения прибыли из данной отрасли
благодаря природно-климатическим условиям, умеренному налогообложению и устойчивому рынку
сбыта.
Примечания
1
Волков М. Я. Очерки истории промыслов России: Вторая половина XVII — первая половина XVIII в.: Винокур. пр-во.
М., 1979. С. 84, 266.
2
Подробнее см.: Гавлин М. Л. Вопрос о винных откупах в истории законодательства Российской империи: XVIII–XIX вв. //
Экономическая история: Обозрение. М., 2007. Вып. 13. С. 127–139.
3
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 17. № 12448.
4
Долгоруков И. М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни… СПб., 2004. Т. 1. С. 395.
5
Похлебкин В. В. История водки. М., 2007. С. 205–206.
6
Записки Ивана Ивановича Мешкова (1767–1832) // РА. 1905. № 6. С. 209.
7
Там же. С. 225–226.
8
ГАПензО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 359; Левин В. И. Очерк истории пензенского еврейства // Краеведение. 1998. № 3/4. С. 38–39.
9
Тюстин А. В. Пензенское купечество как социальный слой: Вопросы истории формирования // Земство: Архив провинц.
истории России. 1994. № 3. С. 61.
10
Тюстин А. В. Во благо Отечества: Из истории предпринимательства Пенз. губ. М., 2004. С. 376.
11
ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 36. № 37197.
12
Подсчитано по: ГАПензО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 3887, 3985, 4858, 5707, 7326; Ф. 9. Оп. 1. Д. 497; Ф. 158. Оп. 3. Д. 5454.
13
Составлено по: Памятная книжка Пензенской губернии за 1868 и 1869 годы… Пенза, 1869. С. 80–111.
О. Е. Думенко
ТОРГОВЫЙ КАПИТАЛ ОСИРОТЕВШИХ ГОРОЖАН
(по материалам Тверского сиротского суда
последней четверти XVIII — начала XIX в.)*
Торговая деятельность является неотъемлемой частью предпринимательства. В условиях интенсивного развития рыночных отношений в современной России изучение истории торговли является особенно важным и актуальным. Интерес к этой проблеме обусловлен также характерной для современной исторической науки ориентацией на социальную историю и историю повседневности1, в
рамках которых вырабатываются новые подходы и взгляды на различные социальные феномены, в
том числе предпринимательство.
Понятие торговли в отечественной историографии ХХ в. традиционно тесно связывалось с
городским пространством. Так, Я. Е. Водарский выделял два главных критерия города: торговопромышленные занятия жителей и наличие посадской общины2. Таким образом, изучение истории
торговли невозможно без обращения к документам, сформированным в городской среде.
195
В историческом знании наиболее интенсивно разрабатывается тематика предпринимательской деятельности в России второй половины XIX — начала ХХ вв. Становление российского предпринимательства, его ранние этапы зачастую остаются вне комплексного изучения3. Однако в годы
царствования Екатерины II произошли значительные трансформации в городском пространстве и
торговой деятельности. Реформа местного управления 1775–1785 гг. вызвала изменения не только
системы городского устройства, но и социально-экономического положения города4.
Важной научной проблемой, относящейся к городской истории XVIII — начала XIX вв. является вопрос о преемственности купеческих капиталов. В историографии господствует мнение о непрочности, нестабильности положения как богатых, так и рядовых купцов5.
В данной статье мы попытаемся установить, существовал ли механизм преемственности торговой деятельности в тверских семьях последней четверти XVIII — начала XIX вв., чье существование было отягощено дополнительными обстоятельствами — потерей кормильца. Источниковую базу
работы составляют делопроизводственные документы Тверского сиротского суда последней четверти
XVIII — начала XIX вв.
Сиротские суды открывались в каждом городе в соответствии с «Учреждением о губерниях»
1775 г. На это учреждение государство возлагало опеку и попечение о сиротах и вдовах. Опека и попечительство — санкционированный законом надзор за каким-либо лицом и его имуществом, поводом для этого может служить правовая или хозяйственная недееспособность6.
По инициативе председателя сиротского суда, родственников, свойственников, посторонних и
приходского священника сиротский суд мог вступить в дело об опеке. Заседатели сиротского суда
должны были выбирать достойных опекунов к осиротевшим детям, попечителей к вдовам, отслеживать финансовую деятельность опекунов по поводу имущества подопечных7. Сиротские суды по законодательству должны были работать при каждом городовом магистрате. Председателем сиротского суда определялся городской голова, кроме того, в учреждении заседали два члена городового
магистрата (ратманы) и городовой староста8.
При ведении дел Тверской сиротский суд опирался на Генеральный регламент 1720 г. В его
делопроизводстве можно выделить два уровня документов: общие и специальные9. К общим относятся журналы заседаний, докладные и настольные реестры, протоколы (если велись), книги записей
поступивших указов, предложений и сообщений. Специальными являются дела об опеке, приходнорасходные книги опекунов, дела о разделе имущества, приходно-расходные книги сиротского суда
и т. д. Рассмотрим вторую категорию документов, так как они содержат более конкретные данные о
состоянии капитала сирот.
Дело о взятии в опеку заводилось после смерти родителя и заканчивалось по совершеннолетию ребенка. В целом стандартное дело о взятии в опеку можно разделить на две основные части: в первой подшиты документы о принятии в опеку сирот, вдов и их имущества, во второй — ежегодная отчетная документация опекунов о состоянии опекаемых и их имущества. Во второй части всех дел об опеке находятся
ежегодные отчеты от опекунов о состоянии опекаемых и их имущества в форме рапортов. За каждым опекунским рапортом следует выписка из журнала заседаний и черновик рапорта сиротского суда, отсылаемого в губернский магистрат, о получении опекунского отчета10. Вместе с рапортом в сиротский суд
должны были ежегодно сдаваться приходно-расходные книги. Местоположение этих книг в делопроизводстве было различным. Часто книги за несколько лет подряд (или за все годы) подшивались в конце дела, при этом полный комплект приходно-расходных книг за весь период опекунства встречается не всегда11. Это можно рассматривать как свидетельство недобросовестности, с одной стороны, опекунов, а с
другой стороны — членов сиротского суда, которые не требовали обязательного ведения и представления
ежегодных приходно-расходных книг на рассмотрение сиротского суда.
Вне зависимости от полноты состава необходимых документов большинство дел об опеке все же
содержат сведения об основных источниках доходов опекаемых. Чаще всего основным доходом семьи,
потерявшей кормильца, обозначены проценты с денег, отдаваемых в долг12. К примеру, капитал умершего
купца Михаила Попова опекуны отдавали в рост под 6 % годовых. Слепой сирота Абрам после смерти родителей посадских людей Уединовых получал доход от ежегодных вексельных сделок с момента учреждения опеки в 1791 г. до своего совершеннолетия в 1803 г.13 В 1778 г. сиротский суд «взял в смотрение»
имущество тверского купца Ивана Воротилницына по причине «его слабого стояния». После вступления в
должность опекуны отдали полученные 725 руб. 70 коп. в рост под проценты14.
Подобная практика соответствовала потребностям горожан того времени. Кредит был важнейшим условием торговли и пронизывал все слои городских обывателей15. Поскольку в это время
банки еще не появились, была необходимость пользоваться частными займами16. Е. А. Зуева, исследовав материалы сиротских судов городов Сибири, отмечает, что опекуны, заботясь о приращении
196
капитала, должны были предоставлять его частным лицам и государственным учреждениям под проценты. На деле же в сибирских городах капитал часто оставался в руках опекунов или родственников.
Наблюдения, сделанные нами на тверском материале, свидетельствуют, что деятельность опекунов в
Твери в большей степени соответствовала возложенным на них обязательствам, чем купцов-опекунов
в Сибири. Важно отметить, что Тверской сиротский суд брал под свою опеку имущество совершеннолетних горожан, неспособных им самостоятельно управлять. Это, на наш взгляд, свидетельствует о
том, что в Твери опекунство воспринималось в первую очередь как способ сохранить капитал недееспособных граждан.
Помимо вексельных сделок, существовали и другие источники дохода в семьях, потерявших
кормильца. Дети купца Якова Капустина и мещанина Данилы Селезнева содержались на средства,
получаемые от сдачи внаем лавки17. Осиротевшие дети купца Василия Ворошилова получали доход
от содержания мельницы18. После достижения опекаемым совершеннолетнего возраста весь капитал
передавался ему под расписку, как правило, для ведения торговли, т. е. продолжения той деятельности, которой занимался его отец.
На основании отчетов, ежегодно сдаваемых опекунами, в сиротском суде составлялись годовые ведомости о состоянии опекаемых для отправки во второй департамент губернского магистрата19. Их черновики иногда можно обнаружить в составе опекунских дел. Кроме того, отпуски сводных ведомостей о состоянии опекаемых сирот Твери за 1799 г., подшитые в одно дело, были
случайно обнаружены в фонде Тверского городового магистрата20. Нахождение этих документов в
фонде магистрата можно объяснить как ошибкой фондирования, так и особенностью разграничения
функций между городскими учреждениями в тот период времени. Ведомости содержат краткие сведения об имуществе, каптале и занятиях осиротевших детей.
Каждая ведомость оформлялась в виде таблицы из 10 граф. В первой записывались имена
опекаемых и опекунов, а также год, в которые была установлена опека. Во второй — пол и возраст
опекаемых. В третьей зафиксировано движимое и недвижимое имущество, а также векселя, расписки,
закладные, принятые опекунами по описи при вступлении их в должность. В 4–7 графах содержится
информация о векселях, сроках платежей по ним, процентам. В следующей графе записаны годовые
расходы на опекаемых. В девятой находятся сведения о движимом и недвижимом имуществе, а также
векселях и наличных деньгах, имеющиеся на конец отчетного года. В последней графе записана информация о месте проживания и занятиях опекаемых сирот. Завершающим элементом каждой ведомости являлись подписи членов сиротского суда — городского головы, старосты и хотя бы одного
ратмана городового магистрата. Всего в деле 1799 г. подшито 14 ведомостей, отражающих сведения
о семьях, в составе которых насчитывалось в общей сложности 27 осиротевших детей.
Проследим, каков был основной источник доходов осиротевших детей жителей Твери. Анализ ведомостей показал, что наиболее распространенным источником доходов в этих семьях были проценты от
вексельных сделок. Наряду с этим, доходы получали от сдачи в наем лавок, амбаров, пристаней и даже
жилого дома. Обязанностью опекунов было оформлять сделки вместо недееспособных малолетних детей.
В двух семьях основным источником дохода обозначен торг. В многодетной семье Дмитрия Вагина торговлей под присмотром опекунов занимался старший 19-летний сын Иван, младшие дети Дмитрия не привлекались к какой-либо деятельности. Осиротевшие дети купца Петра Вагина содержались на средства,
получаемые от торговли, которую производила их мать Авдотья Трофимова. Важно отметить, что из 27
сирот 8 в возрасте от 11 до 23 лет обучались «торговому промыслу».
Несколько семей, потерявших кормильца, содержались на средства, получаемые от производственной деятельности. Семья купца Василия Ворошилова получала прибыль от производства муки
на собственной водяной мельнице. Среди опекаемых сирот женского пола наиболее распространенным занятием было рукоделие: «вязание варежек и чулок» и «портное мастерство», очевидно для
продажи. Основным занятием сына умершей посадской жены Афросиньи Кулаевой Ильи 16 лет обозначено «обучение кузнечному ремеслу».
В семьях, потерявших кормильца, традиционно существовало несколько источников доходов.
Только в двух случаях опекаемые сироты не имели капитала, единственным источником доходов
здесь была работа. Сын Ивана Новикова Петр 17 лет «обращался в услужении у разных людей»,
младший сын бывшего публичного нотариуса Диомида Карманова Петр 19 лет работал пищиком в
городовом магистрате.
Таким образом, основная функция опекунов фактически состояла в обеспечении функционирования капитала недееспособных граждан, к которым относились в основном осиротевшие дети.
Опекуны также обеспечивали обучение детей «торговому промыслу», что способствовало транслированию традиционной для семьи деятельности через поколение. При передаче наследуемого капи197
тала опекаемому по достижении им совершеннолетия оговаривалось, что деньги отдаются ему для
ведения торговли.
Опекунство было направлено на сохранение капитала горожан, передачу традиций в семьях,
потерявших кормильца. В таком контексте деятельность опекунов можно рассматривать как один из
механизмов, с помощью которых государство пыталось создать благоприятные условия для развития
торговой, предпринимательской деятельности в городской среде. Государство предписывало сохранять имущество недееспособных горожан путем учреждения опеки и создания системы социального
призрения в целом. Помимо этого, практика жизни требовала, чтобы малолетних сирот обучали торговой деятельности, которая являлась традиционной для городской среды.
Е. А. Зуева приходит к выводу, что купцы-опекуны извлекали немалый доход с опекаемого
ими имущества. По ее наблюдениям, они использовали этот капитал для кредитования собственных
торговых операций21. При исследование документов Тверского сиротского суда такой практики не
выявлено, что свидетельствует о более точном выполнении тверскими опекунами задачи, возложенной на них государством.
Однако, на наш взгляд, использование капиталов сирот в личных интересах опекунов, наблюдаемое в Сибири, не противоречит основной задаче сиротских судов и института опекунства. Опекуны назначались, как правило, из родственников или свойственников, которые являлись жителями
этого же города. Следовательно, подобная практика в любом случае способствовала развитию торговой жизни города в целом.
Примечания
*
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ и администрации Тверской области, проект 08-01-57101 а/Ц
Репина Л. П. История исторического знания: Учеб. пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности 07.00.02
История. 2-е изд. М., 2006. С. 250–251.
2
Водарский Я. Е. Исследования по истории русского города: (Факты, обобщения, аспекты). М., 2006. С. 10.
3
История предпринимательства в России. М., 2000. Кн. 1. С. 5
4
Клокман Ю. Р. Социально-экономическая история русского города: Вторая половина XVIII в. М., 1967. С. 5.
5
Демкин А. В. Купечество в России в XVIII в. // Исследования по истории России XVI –XVIII вв.: Сб. ст. в честь 70-летия
Я. Е. Водарского. М., 2000. С. 167.
6
Зуева Е. А. Русская купеческая семья в Сибири конца XVIII — первой половины XIX в. Новосибирск, 2007. С. 108.
7
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 20. № 14392.
8
Там же.
9
Голиков А. Г., Круглова Т. А. Источниковедение отечественной истории. М., 2000. С. 119.
10
ГАТвО. Ф. 679. Оп. 1. Д. 10, 11, 12, 13, 15.
11
Там же. Д. 3, 9.
12
Там же. Д. 1, 2, 3, 10, 12, 14.
13
Там же. Д. 14.
14
Там же. Д. 2.
15
Демкин А. В. Купечество в России… С. 169.
16
Комлева Е. В. Енисейское купечество (последняя четверть XVIII — первая половина XIX века). М., 2006. С. 127.
17
ГАТвО. Ф. 679. Оп. 1. Д. 9, 15.
18
Там же. Д. 11.
19
После реформы Павла I — палаты гражданского суда и расправы.
20
ГАТвО. Ф. 175. О. 2. Д. 1356.
21
Зуева Е. А. Опека и попечительство у сибирского купечества в последней четверти XVIII — первой половине XIX вв. //
Социально-культурное развитие Сибири. Новосибирск, 1991. С. 33.
1
Н. С. Лукина
ТВЕРСКОЙ КУПЕЦ АНФИМ КОНЯЕВ:
К ИСТОРИИ НАКОПЛЕНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ КАПИТАЛА
(ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XVIII в.)
Род Коняевых относится к числу известных фамилий Твери, активно занимавшихся торговопредпринимательской деятельностью. Согласно материалам 80-х гг. XVIII в., в Твери проживало
одиннадцать семей Коняевых, большинство из которых занимались торговлей и состояли в купечестве. Из многочисленных представителей данного рода наибольший интерес представляет семья купца
третьей гильдии Степана Васильевича Коняева. Его сыновья Анфим, Матвей, Иван и Михаил, состо198
явшие в купечестве в последней четверти XVIII — начале XIX вв., торговали хлебом, железным товаром и мылом. В рамках данного исследования рассмотрим деятельность старшего сына
С. В. Коняева — Анфима Степановича, самостоятельная деятельность которого, вероятнее всего, началась в конце 50-х — начале 60-х гг. XVIII в. В 1760-е гг. он состоял в гильдии «второй статьи» и
торговал полосным железом, доставляя его сухим путем к Рижскому и Ревельскому портам1.
С 1776 по 1785 г. Анфим Коняев состоял в купечестве второй гильдии с объявленным капиталом 1010 руб., при этом не известно, имел ли он собственный капитал или использовал заемные средства. В обывательских книгах 1780-х гг. в сообщении о роде деятельности Коняева указано, что он
торгует «в портах и к Рижскому и Санкт-Петербургскому водяным и сухим путем» железом, мылом,
хлебом, а также состоит в соляных подрядах2. Анализ документов показал, что в конце 1770 — начале 1780-х гг., как и в 1760-е гг., основу торговли Коняева составляло полосное железо и гвозди, которые сбывались в Риге, Вышнем Волочке, Старице, Ржеве3.
Тот факт, что Коняеву принадлежали две каменные лавки, расположенные в Овсяном и Хмелевом рядах Гостиного двора Твери, свидетельствует о том, что он вел торговую деятельность и в
самом городе, возможно, нанимая для этой цели приказчиков. Однако лавки могли сдаваться и в
аренду. Таким образом, Коняев вел типичную для тверских купцов коммерческую деятельность, и,
согласно исследованиям Х. Д. Сориной, относился к купеческой верхушке Твери4.
По мнению исследователей, одной из важнейших форм накопления купеческих капиталов в
XVII–XVIII в. является участие в казенных подрядах5. Купцы заключали подряды с центральными
государственными и местными учреждениями, частными лицами. Часто имело место перепоручение
части подряда или наличие компаньонов в деле, что было связано с недостатком денежных средств у
купцов при необходимости производить крупные поставки на большие расстояния. Подрядные сделки были выгодны купечеству тем, что при заключении контракта выдавался аванс, как правило, составлявший не менее половины стоимости подряда, а также тем, что казна гарантировала подрядчикам получение определенной прибыли. При благоприятных обстоятельствах участие в подрядах
действительно обеспечивало купцам хорошую прибыль, однако и риск неудач был достаточно высок.
Неблагоприятными факторами, приводившими к убыткам, а порой и разорению подрядчиков, могли
стать повышение цен на товар и расходов на транспорт, порча товара, затопление транспортных
средств, недобросовестность компаньонов, отсутствие аванса или задержки расчета по подрядам, заключенным ранее и т. п.6
В результате изучения материалов книг верющих писем, прошений тверских купцов о выдаче
аттестатов на вступление в подряды установлено, что с 1775 по 1784 г. Коняев ежегодно брал подряды на доставку пермской и эльтонской («елтонской») соли из Нижнего Новгорода, где располагался
главный запасной магазин, в Москву, а также в города западных и северо-западных губерний. Компаньонами («товарищами») Коняева в разные годы выступали: мещанин В. А. Шуваев, купцы Г. Г.
Козин, Ф. И. Пирогов, М. Н. Пирогов, И. И. Пирогов, И. А. Сапунов, Д. Д. Кириллов, К. Д. Светогоров, П. Д. Светогоров. Подряды заключались в казенных палатах Тверской, Псковской, Новгородской губ., а также с частными лицами, например, с соляным промышленником В. А. Всеволожским,
бароном Г. Н. Строгановым. В этом случае тверские купцы выступали как комиссионеры.
По подсчетам А. В. Демкина, в 1776 г. только 6 тверских торговцев занимались торговлей солью7. Однако, согласно материалам верющих писем за 1776 г., как минимум 11 тверских купцов имели подряды на поставку соли в разные города России, еще несколько жителей города поставляли соль
по подрядам, заключенным московскими купцами, т. е. являлись субподрядчиками8. В 80-е гг.
XVIII в. уже десятки тверских купцов участвовали в «соляных» подрядах, и среди них был Коняев9.
Для получения аттестата, на основании которого можно было заключить подряд, необходимо
было представить «одобрение» со стороны градского общества и нескольких поручителей. Например,
когда в 1783 г. Коняев и купец Данила Дмитриевич Кириллов попросили Тверской городовой магистрат выдать им аттестат на участие в подрядах на поставку пермской и эльтонской соли в города
Псковской, Новгородской и других губерний, их поручителями выступили Ф. И. Пирогов, К. О. Барсуков, П. Д. Светогоров, М. Е. Блохин, И. К. Соболев, К. Д. Светогоров, И. И. Пирогов. Л. С. Вагин,
Я. Е. Кафтанов, М. Г. Вагин, И. А. Янковский10.
Получив аттестат, Коняев и Кириллов оформили доверенность на имя своего приказчика
тверского купца А. Д. Круглова, дав ему право «подрядиться нашими именами» и оформить в казенных палатах перечисленных губерний контракты на поставку до 50 тыс. пудов соли11. Договор удалось заключить лишь с Псковской казенной палатой. По его условиям подрядчики должны были за
четыре года поставить 40 тыс. пудов соли в города Остров и Великие Луки, по 5 тыс. пудов в каждый
199
город ежегодно12. Первую партию товара должен был доставить другой поверенный Коняева и Кириллова — тверской купец К. И. Цепляев13.
В ряде случаев подряды заключались под залог недвижимого имущества. Так, из прошения
Коняева за 1796 г. следует, что он «желает вступить в разные подряды откупы в казенных местах или
у партикулярных людей, где случай допустит, под залог недвижимого имения»14. Залогом должны
были служить каменный двухэтажный дом и две каменные лавки. Следует отметить, что согласно
материалам второй половины 90-х гг. XVIII в., помимо этих каменных строений, отдаваемых под залог, Коняеву принадлежали еще два деревянных дома15, что могло бы обеспечить крышу над головой
его семье даже в случае неудач в бизнесе.
Имели место случаи выполнения Коняевым подряда, заключенного другими лицами. Например, в 1778 г. Коняев и Киприан Дмитриевич Тюльпин выступили доверенными московского купца
первой гильдии Луки Афанасьевича Девятова — крупнейшего соляного подрядчика России16. Поставку соли Коняев и Тюльпин доверили своему «товарищу» М. Н. Пирогову, который должен был
«из числа его Девятова суммы 25200 пудов ту соль в Н. Новгороде принять и расписаться, и на поставку оной с приказчика Девятова 1/3 провозных денег получить, по привозе соли в
Санкт-Петербург остальные провозные деньги получить»17.
С середины 80-х гг. XVIII в. помощь Коняеву стал оказывать сын Петр. Одна из первых доверенностей, выданных Анфимом Степановичем сыну, относится к 1785 г., в это время Петру было
около 14 лет. По подряду, заключенному с казенной палатой Новгородского наместничества, Петр
Анфимович должен был доставить из Нижнего Новгорода в Новгород 7 тыс. пудов пермской соли18.
Кроме того, Коняевыми заключались подряды на поставку провианта (ржаной муки и круп) в
Санкт-Петербург. Для перевозки грузов использовали собственные суда.
В конце 80-х — начале 90-х гг. XVIII в. соляной промысел приходит в упадок, солеварни закрываются, что приводит к значительным убыткам, а порой и разорению поставщиков соли и соляных подрядчиков19. С конца 1780-х гг. Анфим Степанович и его сын Петр специализировались на
доставке железного товара, принадлежащего другим купцам, к Рижскому порту. В большинстве случаев Коняевы нанимались к купцу первой гильдии Петру Дмитриевичу Светогорову и купцу второй
гильдии Максиму Ивановичу Нечаеву. К сожалению, источники не содержат дополнительной информации об этом роде деятельности Коняевых.
Документы свидетельствуют, что Анфим Коняев в своей деятельности использовал и нечестные методы ведения дел. В 1785 г. тверской мещанин К. М. Зубчанинов заявил, что Коняев должен
ему 369 руб. — часть прибыли по их общему подряду на поставку соли из Нижнего Новгорода20. Подобную жалобу подал и Иван Коняев, родной брат Анфима Степановича, который требовал выплатить его долю от продажи товара в размере 1453 руб. Кроме того, Иван обвинил брата в том, что он
обманул его при разделе купленного ими на двоих в Риге мыла (10 пудов 21 фунта) и специально отдал ему только «худой» товар21. Невозможно установить, насколько справедливы подобные обвинения, а также были ли злоупотребления Анфима Коняева систематическими или это единичные случаи, произошедшие в результате неблагоприятного стечения обстоятельств.
Обращает на себя внимание тот факт, что К. Зубчанинов и И. Коняев подали жалобы на Анфима Степановича в 1785 г., требуя выплаты долгов за 1777–1780 гг. Судя по документам, торговая
деятельность А. Коняева в конце 1770-х гг. была весьма успешной. Об этом можно говорить и на основании искового заявления его брата Ивана Степановича, в котором содержатся сведения о том, что
весь товар продавался ими «с барышем». Косвенным свидетельством успешности деятельности Анфима Коняева являются многочисленные данные о сотрудничестве его с крупнейшим в городе торговцем Петром Дмитриевичем Светогоровым.
Однако к концу XVIII в. коммерческие дела Анфима Коняева приходят в упадок, он уже не
каждый год записывался в купечество. Последний раз он фигурирует в купеческих списках третьей
гильдии в 1797–1798 гг. с объявленным капиталом 2005 руб.22 По данным обывательской книги за
1799 г., Анфим Коняев закрыл торговлю, так как в городовой магистрат на него поступили «ко взысканию векселя»23. После смерти Анфима Степановича в 1803 г. многочисленные кредиторы потребовали погашения долгов и все его имущество было продано24.
Единственный сын Анфима Коняева Петр состоял в мещанстве. В 1806 г. ему удалось выбиться в купечество, объявив минимальный капитал для купцов третьей гильдии 2010 руб. В дальнейшем он зарабатывал на жизнь приказчичьей деятельностью, так же, как и его сын Анфим Петрович. Не имея в городе никакого имущества, они проживали в съемных квартирах.
Подводя итог, следует сказать, что в 60–80-е гг. XVIII в. основным видом деятельности Анфима
Степановича Коняева была оптовая торговля железом, хлебом и мылом преимущественно в северо200
западном направлении. В отдельные периоды он, вероятно, совмещал оптовую и розничную торговлю. В
70–80-е гг. XVIII в. Коняев активно участвовал в казенных подрядах, в первую очередь соляных, выступая
как подрядчиком, так и субподрядчиком. Оптовый характер торговли, участие в казенных подрядах свидетельствуют об определенном уровне состоятельности Коняева и позволяют отнести его к зажиточным кругам Твери. Однако уже в 90-е гг. XVIII в. Коняев прекратил коммерческую деятельность. В дальнейшем
его потомки состояли в мещанстве, что подтверждает широко распространенное в историографии мнение
о кратковременности существования большинства купеческих династий.
Примечания
1
Сорина Х. Д. К вопросу о процессе социального расслоения города в связи с формированием капиталистических отношений // Ученые записки Калининского гос. пед. ин-та. Калинин, 1964. Т. 38. С. 290.
2
ГАТвО. Ф. 312. Оп. 4. Д. 14553. Л. 145 об.
3
Там же. Ф. 175. Оп. 2. Д. 606. Л. 26–31.
4
Сорина Х. Д. Очерк социально-экономической истории Твери в 50–60 гг. XVIII в. // Ученые записки Калининского гос.
пед. ин-та. Калинин, 1962. Т. 26. С. 104–108.
5
Сорина Х. Д. Место Твери и других городов Тверской губернии в Волжской водной системе во второй половине XVIII в. //
Из истории Калининской области: Ст. и док. Калинин, 1960. С. 86–87; Демкин А. В. Русское купечество XVII–XVIII вв.:
Города Верхневолжья. М., 1990. С. 17.
6
История предпринимательства в России. М., 2000. Кн. 1. С. 230–231.
7
Демкин А. В. Русское купечество… С. 18.
8
ГАТвО. Ф. 175. Оп. 2. Д. 4.
9
Например, исследование верющих писем за 1784 г. показало, что минимум 20 жителей Твери заключили подряды на поставку соли.
10
ГАТвО. Ф. 175. Оп. 2. Д. 479. Л. 49–51 об.
11
Там же. Д. 67. Л. 16 об.
12
Там же. Д. 479. Л. 101–103 об.
13
Там же. Д. 67. Л. 34.
14
Там же. Д. 1104. Л. 13–13 об.
15
Там же. Ф. 312. Оп. 4. Д. 14560. Л. 150.
16
Введенский Р. М. Экономическая политика самодержавия в конце XVIII — первой половине XIX вв.: (По материалам соляного дела): Пособие к спецкурсу. М., 1983. С. 32.
17
ГАТвО. Ф. 175. Оп. 2. Д. 20. Л. 307.
18
Там же. Д. 85. Л. 52 об.
19
Введенский Р. М. Экономическая политика… С. 33–36.
20
ГАТвО. Ф. 175. Оп. 2. Д. 586. Л. 2–13.
21
Там же. Д. 606. Л. 26–31.
22
Там же. Ф. 21. Оп. 1. Д. 4610. Л. 29, 66.
23
Там же. Ф. 312. Оп. 4. Д. 14560. Л. 150.
24
Там же. Оп. 6. Д. 291. Л. 42 об.
Е. В. Лицоева
ДИНАМИКА ТАМОЖЕННЫХ ТАРИФОВ НА УКРАИНЕ-ГЕТМАНЩИНЕ В XVIII в.
В середине XVIII в. на Украине-Гетманщине1 существовала таможенная система, существенно отличавшаяся от системы Российской империи и развивавшаяся автономно от нее. Основы ее были заложены универсалом Б. Хмельницкого от 28 апреля 1654 г. Формировалась она на основе политики меркантилизма и протекционизма.
В течение первой половины XVIII в. гетманское правительство проводило гибкую таможенную
политику, изменяя под влиянием колебаний рынка ставки таможенного обложения. При этом в целом размеры индукты и эвекты (таможенные пошлины на импорт и экспорт) оставались достаточно низкими (2–
3 % от стоимости товара), что содействовало развитию внешней и внутренней торговли2.
В основе таможенной системы Гетманщины лежала откупная система. Основная борьба за
таможенный откуп шла между тремя купеческими группами: семьей Рагудзинских, нежинскими купцами греческого происхождения Тернавиотами и севскими купцами Шереметцевыми3. Откупная
сумма в течение первой половины XVIII в. выросла с 8 до 35 тыс. руб. в год (см. табл. 1). Однако откупная система дискредитировала себя вследствие многочисленных злоупотреблений со стороны откупщиков, и с 8 декабря 1748 г. Сенат отдал таможенный сбор на содержание Генеральной войсковой
канцелярии.
201
Таблица 1
Откупщики таможенного сбора на Гетманщине в первой половине XVIII в.4
Годы
Откупщики
С. и Г. Рагудзинские
1709
1722
1725
1732
1735
1746
30000
27000
1752
Откупная сумма (руб.)
18698
8000–
9000
П. Тернавиот
П. и М. Шереметцевы
А. Крижановский
1723
18 698
20000
15180
50000
Вскоре после возобновления института гетманства в 1750 г. доходы от индуктного сбора начали поступать в распоряжение гетмана. В сентябре 1751 г. таможенный сбор (мыто) был отдан гетманом в откуп купцу А. Крижановскому. Однако вскоре в Генеральную войсковую канцелярию посыпались многочисленные жалобы на злоупотребления откупщика.
К середине XVIII в. изменения во внешней и внутренней политике Российской империи также
подготовили необходимость в коренном реформировании ее таможенной системы.
Ранее неоднократно поднимался вопрос о включении Гетманщины в единую таможенную систему
5
России . Однако украинскому правительству и старшине всякий раз удавалось противостоять давлению,
используя внешнеполитическую ситуацию6. Мощную поддержку последней в 1740-х гг. также оказывали
Разумовские, которые играли в то время решающую роль при российском дворе7.
В начале 50-х гг. XVIII вв. положение изменилось. Улучшение состояния экономики России, укрепление ее внешнеполитического положения, развитие экономических связей с Гетманщиной подготовили
условия для ликвидации ее автономии. В ходе реформы были уничтожены внутренние сборы, затруднявшие внутреннюю торговлю в Российской империи, ликвидированы таможни на российско-украинской
границе, изданы Таможенный устав (1755 г.) и новый Таможенный тариф (1757 г.)
Таможенный устав 1755 г. подтверждал уничтожение внутренних сборов и устанавливал единую ввозную и вывозную пошлину в размере 13 %, которая взималась с товаров вдобавок к тарифным ставкам обложения. С этого момента взимание ввозной и вывозной пошлины в Российской империи должны были осуществлять 15 портовых и 33 сухопутных таможен и застав, 8 из которых
находились на польско-украинской границе. Главная таможня вместе с карантинным домом была построена возле Васильковского пограничного форпоста. Кроме нее, на западной границе Гетманщины
были поставлены еще три таможни — Переяславская, Добрянская и Кременчугская, между которыми
располагались заставы.
Таможенный тариф 1757 г.8 юридически зафиксировал изменения, внесенные реформой. В
нем был дан реестр товаров и устанавливались нормы таможенного обложения, которые создавали
благоприятные условия для зарубежной торговли российских купцов и мануфактуристов. Правительство не настаивало на торговле через посредничество балтийских портов, считая что их товарооборот
уже достаточно вырос9. Фискальные интересы имперской казны удовлетворялись тем, что «портовая» пошлина теперь взималась как в портовых, так и в сухопутных таможнях. То есть теперь существовали две вывозные пошлины: портовая, которая взималась по тарифу, и внутренняя в размере
13 %. Согласно с новым тарифом таможенная пошлина на ввозные товары составляла от 12,5 до 20 %
от их стоимости. Правда, иностранные товары дополнительно облагались особым налогом от 6 до
16 % от их цены. Итак, таможенный сбор с импортных товаров составлял от 18,5 до 36 % от цены10.
Реформа 1753 г., дополненная протекционистским тарифом 1757 г., принесла российской казне значительную прибыль. Если при императрице Елизавете таможенные сборы составляли лишь
900 тыс. руб., то в начале царствования Екатерины II таможни приносили казне более 2 млн. руб.11
В то же время ликвидация таможенной системы Гетманщины имела крайне негативные последствия для политического положения страны и стала одним из шагов на пути к полной ликвидации ее автономии. В 1756 г. последовала передача ведения дел Левобережной Украины из Коллегии
Иностранных дел в Сенат, позднее — уничтожение института гетманства и, наконец, переустройство
территориально-административного устройства Левобережья по российскому образцу. Ликвидация
202
таможенной границы между Россией и Гетманщиной, а также принятие нового тарифа дали российскому купечеству свободный доступ на рынок Левобережной Украины, вследствие чего украинское
среднее и мелкое купечество понесло крупные финансовые потери. Серьезным ударом по внешней
торговле также стало повышение таможенных пошлин в 6,5 раз.
Позитивным следствием этой реформы для Гетманщины стала активизация украинской внутренней торговли, которая с этого момента становится частью всероссийского рынка, получив доступ
на гигантский рынок Российской империи. Это послужило толчком для роста экономики на Левобережье.
Развитие торговых отношений привело к увеличению таможенных сборов на границе Гетманщины с Польшей. Если в 1724 г. в казну Генеральной Войсковой канцелярии поступало
18 тыс. руб. годовых таможенных сборов12, в 1751 г. — 50 тыс. руб.13, то уже в 1755 г. за провоз как
ввозных, так и вывозных товаров через таможни Левобережной Украины было получено более
65 тыс. руб.14
Рост товарооборота экспортно-импортной торговли продолжался и в дальнейшем. В 1766 г. за
провоз одних только ввозных товаров через Васильковскую таможню в казну поступило более
40 тыс. руб.15 В 1772 г. через украинско-польскую границу было вывезено товаров на сумму
187594 руб. 25 коп., а ввезено на 265592 руб. 83 коп. Через 12 лет после реформы объем экспорта и
импорта товаров, проходивших через Васильковскую таможню, достиг 1,5 млн. руб., т. е. увеличился
почти в 10 раз16.
Однако правительство рассчитывало на большее17, ведь практика показала, что таможенные
откупщики в Гетманщине даже в худшие годы получали сумму, в полтора раза превышающую откупную18.
Таблица 2
Доходы, полученные на таможнях и заставах Гетманщины в 1755 г.19
Таможни и заставы
Васильковская
Добрянская
Злынская
Кременчуцкая
Переволоченская
Переяславская
Всего:
Размер таможенного сбора
Руб.
Коп.
12467
4
9756
13
10464
49
14263
25
13159
86
5639
56
65750
33
Причины того, что надежды чиновников не оправдались, следует искать в резкой смене принципов взимания таможенных сборов на Левобережье. Купцы Гетманщины не хотели забыть, что совсем недавно не обязательно было платить таможенную пошлину на границе. К тому же, как уже сказано выше, новые пошлины были выше дореформенных в 6,5 раз. Поэтому в конце 1750-х гг. тайный
провоз товаров стал весьма популярным источником доходов среди киевских мещан20.
В 1757 г. правительство, нуждавшееся в пополнении казны для ведения войны с Пруссией,
пошло на нетрадиционный для России шаг — отдало таможенное управление империи в откуп21.
29 декабря 1757 г. был подписан контракт с директором Темерниковской компании М. Шемякиным.
С 1 января 1758 г. таможенные портовые и внутренние сборы на западной сухопутной границе, в том
числе и на территории Гетманщины, а также в Астрахани и Риге, были отданы в откуп сроком на
шесть лет с выплатой откупной суммы в 1 млн. 500 тыс. руб., по 250 тыс. руб. в год. Для удобства
торговли пушниной греческими купцами была также учреждена специальная таможенная контора в
Нежине22.
Очень скоро выяснилось, что идея откупной системы была неудачной: злоупотребления в таможнях приобрели массовый характер; высокие тарифные ставки при сравнительно слабо развитой
промышленности внутри страны и плохо защищенной границе содействовали активизации контрабандной торговли23. Плохая отчетность откупщиков, их задолженность правительству, многочисленные злоупотребления заставили власти в августе 1762 года разорвать договор с Темерниковской компанией24. Директор компании был обвинен в «беспорядочном» правлении и нарушении контракта.
Купец Шемякин был отдан под суд.
203
Российскому правительству понравилась позаимствованная у Гетманщины практика отдачи
таможенных сборов на откуп. В том же 1762 г. Сенат обнародовал намерение провести торги за таможенный откуп с 1764 г. на срок не более 6 лет. Отозвался на это предложение лишь один человек
— директор одной из таможен М. Дубровин25. Он предложил такие же условия, что и М. Шемякин.
Однако правительство надеялось на большее и не заинтересовалось таким предложением.
Таким образом, в начале 60-х гг. XVIII в. назрела объективная необходимость кардинальной
реорганизации таможенной системы. Эту проблему пыталось решить правительство Екатерины II26.
В это же время часть украинской шляхты во главе с гетманом подала императрице «Прошение малорусского дворянства старшин с гетманом о восстановлении прав Малороссии»27. В нем, между прочим, содержалось прошение восстановить индуктный сбор. Как известно, результатом акции было
ухудшение отношений между Екатериной и гетманом К. Разумовским, которое завершилось уничтожением в 1764 г. института гетманства28.
В октябре 1763 г. российским правительством была учреждена Главная над таможенными
сборами канцелярия, которую возглавил Э. Миних. Особенно его беспокоило положение на украинско-польской границе. Как свидетельствуют архивные документы, с 1764 г. на западной границе Левобережья существовало пять таможен: Васильковская, Добрянская, Нежинская, Кременчугская и
Переволоченская. Им были подчинены заставы: Переяславская, Стайковская, Секеринская, Межигорская, Царичанская29.
В феврале 1764 г. было проведено реформирование таможенной службы. Штат таможен был
изменен, а их служащие получили новые инструкции. Эти меры положительно повлияли на работу
таможенной системы империи и привели к увеличению таможенных сборов почти в 5 раз по сравнению с серединой 50-х гг. XVIII в. Так, сумма таможенных сборов в Киевской губ. в 1764–1765 гг.
достигла 305 тыс. руб. в год (см. табл. 3). Это на 55 тыс. руб. больше предложенной откупщиками
суммы. Общая сумма таможенного сбора в империи накануне принятия нового тарифа составляла
2 млн. 700 тыс. руб.30
Попытки российского правительства защитить отечественного производителя с помощью либерализации таможенной политики и протекционистского тарифа привели к увеличению ставок таможенного обложения31. В сентябре 1766 г. Коммерц-Коллегией был издан новый тариф32, согласно
которому пошлина на импортные товары составила от 12 до 30 % от их стоимости. Экспортные пошлины не превышали 5 % с цены товара. Самые дорогие товары с целью противодействия контрабанде были обложены невысокой пошлиной. Однако тариф 1766 г. был составлен без надлежащих
правил и с большой «неравностью» пошлин, которые были наложены на товары равного спроса: на
значительную часть товаров пошлина составляла почти 100 %33.
Как следствие, объемы таможенных сборов начали резко снижаться. Если в 1764–1766 гг. доход от взимания таможенных сборов в таможнях Киевской губ. достигал 300 тыс. руб., то в первый
же год введения нового тарифа сборы упали до 250 тыс. руб. (см табл. 3). За четыре года, прошедших
после введения в действие нового тарифа, они упали почти в три раза — с 305 тыс. руб. до
130 тыс. руб. Также участились случаи злоупотреблений таможенных служащих своим положением,
а уровень выявленной контрабанды достиг катастрофических размеров.
Таблица 3
Доходы от таможен Левобережья в 1764–1769 гг. и их доля в таможенных доходах Российской
империи (исключая таможню Санкт-Петербургского порта)34
Год
1764
1765
1766
1767
1768
1769
Таможенные сборы таможен
Левобережья (руб.)
304980
305016
279266
250955
202202
133711
Доля сборов украинских таможен в общероссийских (%)
40
36
36
40
32
24
Серьезным ударом по внешней торговле и, соответственно, по таможенным сборам, стала
русско-турецкая война (1768–1774 гг.) Однако это было не самой страшной бедой, которую принесла
война населению Гетманщины. В августе 1770 г. по пути продвижения военных курьеров из Молда204
вии была занесена страшная беда — эпидемия чумы (1770–1771 гг.), которая забрала жизни почти
20 тыс. жителей Левобережья35.
Российское правительство предприняло беспрецедентные меры безопасности, которые действовали вплоть до 1774 г.36 Указом Сената 1771 г. запрещался ввоз на территорию страны различных
тканей, а также кож, пушнины, пряжи37. Контрабандные товары подлежали сожжению. Для пересечения границы были оставлены открытыми лишь две таможни — Васильковская и Добрянская, как
наиболее популярные и хорошо оборудованные на украинско-польской границе.
Эпидемия чумы 1770–1774 гг. имела ужасные последствия для страны. К тому же, по официальной статистике, количество побегов крепостных увеличилось вдвое вследствие «положения в оклад малороссийских мужиков сообразно российским»38, что также не могло не повлиять на социально-экономическое развитие Гетманщины. Чувствовалось резкое падение темпов развития
промышленности, торговли. Купечество несло громадные убытки39.
Необходимые жесткие противоэпидемические меры резко сократили внешнеторговую активность населения, что отразилось на размерах таможенных сборов на украинско-польской границе (см.
табл. 4). Их годовые показатели не превышали 50 тыс. руб. в год (ср. с 305 тыс. руб. десятилетней
давности — табл. 3).
Таблица 4
Доходы с таможен Левобережья в 1770-е гг. и их доля в таможенных доходах Российской империи (исключая таможню Санкт-Петербургского порта)40
Год.
1770
1771
1772
1773
1774
1775
1776
1777
1778
1779
178041
Таможенные сборы с
таможен Левобережья
(руб.)
65468
49104
48852
56286
66415
38313
43961
46960
30093
43730
22706
Доля сборов с
украинских таможен
в общероссийских (%)
15
11
9
12
19
10
13
14
11
15
30
Как видим, невзирая на окончание эпидемии, падение объемов таможенных сборов не прекратилось. В 1775 г. таможни Левобережной Украины принесли всего лишь 38 тыс. руб. И даже после уничтожения запретительных противоэпидемических мер сумма сборов здесь не превышала
46 тыс. руб.
Одной из причин дальнейшего падения объемов таможенных сборов на Левобережье стало
окончание русско-турецкой войны, вследствие которой к России были присоединены земли Северного Причерноморья42. Эти геополитические перемены неизбежно привели к изменению расположения
таможен, а присоединение Правобережной Украины — к их переносу далеко на запад.
Часть товаров начала вывозиться через порты Черного моря, поскольку для их популяризации
ставки таможенного тарифа для портовых таможен (Керченской43, Херсонской) были снижены на
четверть по сравнению с остальными44.
Такие перемены отразились на изменении путей иностранной торговли и размерах таможенных сборов45. Важной причиной уменьшения таможенных поступлений был также катастрофический
рост контрабанды и злоупотреблений таможенных служащих своим положением.
Размеры таможенных сборов Киевской губ. в 70-х гг. XVIII в. колебались в пределах 60–
40 тыс. руб. в год46. Всего с таможенных сборов расходовалось 77197 руб. 89 коп. Простой подсчет
показывает, что в 70-х гг. XVIII в. доходов с таможенных сборов Гетманщины далеко не всегда хватало на эти статьи расходов и Малороссийский скарб находился в постоянном дефиците.
В течение 1770-х гг. прибыльность таможен Киевской губ. уменьшилась настолько, что расходы на их содержание составляли в среднем от 20 до 40 %, в то время как в середине 1760-х гг. расходы колебались в пределах 5 % от общего объема таможенных сборов Российской империи.
205
В начале 1780-х гг. в управлении таможнями на Левобережной Украине произошли некоторые изменения. Согласно указу Сената 1780 г. Главная над таможенными сборами канцелярия приказала передать все таможни и подчиненные им заставы в ведение генерал-губернатора
П. А. Румянцева47. Накануне этих перемен положение дел в таможенном ведомстве Киевской губ.
оставляло желать лучшего. За первые восемь месяцев 1780 г. размер таможенного сбора здесь составил всего лишь 22,7 тыс. руб. (см. табл. 4). Таких низких показателей на Левобережье не наблюдалось более 50 лет.
Следует отметить, что такое критическое положение в таможенном деле наблюдалось не
только на Левобережной Украине. Каким маленьким не был доход таможен Киевской губ., однако он
составлял значительную часть таможенных сборов всей Российской империи (см. табл. 4)48.
Правительство было поставлено перед необходимостью внесения новых изменений в работу
таможенного ведомства. Однако причинами постановки вопроса о необходимости таких изменений
была не только контрабанда.
Период правления Екатерины II принес Российской империи не только успех и благополучие.
Крупные расходы на ведение войн, содержание двора и фаворитов требовали огромных средств, которых у страны не было. Финансы находились в критическом положении, а внешние долги достигли
неслыханных размеров. К тому же система доходов России во время царствования Екатерины II преследовала исключительно фискальные цели. Принцип «с чего бы ни брать, только бы брать» стал
девизом российской финансовой системы XVIII в.49
Внешний долг России в конце правления Екатерины II достигал 41 млн. 406 тыс. руб.50 В
сложных условиях финансовой нестабильности правительство искало выход из этого сложного положения.
Однажды английский посол рассказал на приеме Екатерине II о том, что Англия теряет на
контрабанде одну треть доходов с таможенных сборов. Императрица поинтересовалась, как обстоит
дело с контрабандой в России. Из Коммерц-Коллегии ей сообщили о том, что только выявленной
контрабанды хватило бы, чтобы рассчитаться по одному из крупных кредитов в Генуе. Ей доложили
также, что задержанная контрабанда — это лишь верхушка айсберга огромной массы товаров, незаконно пересекающих границу. Так императрица узнала, что существующий порядок охраны границы,
установленный еще реформами 1753–1757 гг., исчерпал себя51.
Граница фактически была открыта для контрабандистов. Контрабанда шла через западные рубежи
России широким потоком. Форпосты и таможни находились далеко друг от друга, их служащие зачастую
находились в сговоре с контрабандистами, помогая им в тайном провозе товаров. Члены Коллегии пришли
также к выводу, что на рост контрабанды влияют высокие ставки таможенного тарифа 1766 г. Было решено, что таможенная система России нуждается в немедленном реформировании52.
Новая коренная перестройка таможенного дела в России совпала по времени с окончательной инкорпорацией Гетманщины. В январе 1782 г. было ликвидировано традиционное административное устройство на Левобережье: вместо полкового деления были учреждены наместничества по российскому образцу53. Следующим шагом было уничтожение в том же году 2-й Малороссийской коллегии как
административного, а в 1786 г. — как судебного органа.
Таким образом, в начале 80-х гг. XVIII в., когда Гетманщина окончательно прекратила свое существование, на повестку дня встал вопрос нового кардинального реформирования таможенного дела.
Динамика суммы таможенного сбора на территории Гетманщины в XVIII в. находилась в тесной связи с внешнеполитической ситуацией. Существенное влияние также оказали несколько крупных реформ таможенной системы, произошедшие в это время. Откупная сумма выросла в течение
первой половины XVIII в. более чем в пять раз. После ликвидации таможенной автономии Гетманщины система сбора таможенных пошлин была кардинально перестроена по российскому образцу.
Эти изменения нанесли непоправимый удар по политической автономии Украины-Гетманщины. Рынок Левобережья становится частью общероссийского, что привело к росту активности внутренней
торговли.
Во второй половине XVIII в. таможенное дело на территории Гетманщины действовало под
полным контролем российского правительства и в рамках российского законодательства. Таможенная реформа 1762 г. способствовала росту таможенных сборов. Однако неоправданное повышение
ставок таможенного обложения, вызванное ростом фискальных потребностей империи, войны и эпидемии, рост контрабанды и злоупотреблений среди таможенных служащих вызвали значительное
снижение объемов таможенных сборов. Вот почему в начале 80-х гг. XVIII в. правительство вновь
было поставлено перед необходимостью проведения реформирования таможенной системы.
206
Примечания
1
Украина-Гетманщина — полуофициальное название Левобережной Украины во второй половине XVII–XVIII вв.
При взимании мыта откупщики Гетманщины в первой половине XVIII в. пользовались официальными и неофициальными
таможенными тарифами. См.: Ліцоєва О. В. Офіційні та неофіційні митні тарифи Гетьманщини першої половини XVIII ст. //
Київська старовина. 2003. № 4. С. 88–95.
3
Лицоева Е. В. Таможенное дело в Украине-Гетманщине во второй половине XVII — XVIII вв. // Клио. 2003. № 3. С. 60–66.
4
Составлено автором на основании: РГАДА. Ф. 13. Оп. 1. Л. 2–96 об.; Барвинський В. О. До питання про індукту та евекту в
Гетьманщині // Наукові записки науково-дослідчої кафедри історії Української культури. 1927. № 6. С. 441–445.
5
А именно в 1726, 1734–1737, 1740, 1745 и 1747 гг. См.: Джиджора І. Економічна політика російського правительства супроти України в 1710–1730 рр. // Записки Наукового товариства ім. Шевченка. 1910. Т. 103–104. С. 79; Ліцоєва О. В. «Полное собрание законов Российской империи» як джерело вивчення прикордонних служб на території Лівобережної України
(друга половина XVII — перша половина XVIII ст.) // Вісник Київського національного університету імені Тараса Шевченка. Історія. 2001. № 58. С. 11.
6
Барвинский В. А. Заметки по истории финансового управления в Гетманщине // Сборник статей в честь проф. В. П. Бузескула: Изд. по поводу тридцатилетия его науч.-преподават. деятельности. Харьков, 1914. С. 821.
7
Волков М. Я. Отмена внутренних таможен в России // История СССР. 1957. № 2. С. 92–94.
8
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 45: Кн. тарифов. С. 1–123.
9
Там же. Т. 14. № 10323.
10
Волков М. Я. Отмена внутренних таможен… С. 94.
11
Мельгунов П. П. Очерки по истории русской торговли IX–XVIII вв. М., 1905. С. 264; Марков Л. Н. Очерки по истории таможенной службы. Иркутск, 1987. С. 43.
12
Нечипоренко П. До характеристики податкової політики уряду Элисавети // Науковий збірник за рік 1927: Записки Українського наукового товариства в Києві тепер історичної секції Української Академії Наук. 1927. Т. 26. С. 46; Василенко
Н. П. Протоколы Верховного Тайного совета как материал по истории Малороссии XVIII в. // Киевская старина. 1900. № 9.
С. 117.
13
Барвинський В. О. До питання про індукту… С. 443.
14
ЦГИАУК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 6. Л. 1–21 об.
15
Там же. Ф. 123. Оп. 1. Д. 28. Л. 35 об.
16
Шульга І. Г. Документи митниць як джерело до вивчення торгівлі на Україні у XVIII ст. // Архіви України. 1975. № 6.
С. 61.
17
ЦГИАУК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 6. Л. 4.
18
РГАДА. Ф. 13. Оп. 1. Д. 41. Л. 29–30.
19
ЦГИАУК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 6. Л. 4.
20
Табачная контрабанда среди киевских мещан / А. А. // Киевская старина. 1888. № 7. С. 261–265.
21
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 15. № 10837.
22
ЦГИАУК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 10. Л. 38 об.–39.
23
Спасский И. Г., Юхт А. И. Финансы. Денежное обращение // Очерки русской культуры XVIII века. М., 1987. Ч. 2. С. 118–
130.
24
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 16. № 11658.
25
Там же. № 11829.
26
Там же. № 11955.
27
Прошение малороссийского шляхетства и старшин, вместе с гетманом, о восстановлении разных старинных прав Малороссии, поданное Екатерине II-й в 1764 году // Киевская старина. 1883. № 6. С. 338–340.
28
Струкевич О. К. Україна-Гетьманщина та Російська імперія протягом 50–80-х рр. XVIII ст. (політико-адміністративний
аспект проблеми). Київ, 1996. С. 30–31.
29
ЦГИАУК. Ф. 118. Оп. 1. Д. 22. Л. 6.
30
РГАДА. Ф. 19. Оп. 1. Д. 296. Л. 1–3.
31
Кисловский Ю. Г. История таможни государства Российского, 907–1995. М., 1995. С. 43.
32
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 17. № 12735; Т. 45: Кн. тарифов.
33
Там же. Т. 17. № 12766.
34
Таблица составлена автором на основании: РГАДА. Ф. 19. Оп. 1. Д. 296.
35
Бородій М. К. До історії боротьби з чумою на Україні в XVIII ст. // Український історичний журнал. 1984. № 5. С. 86; Васильев К. Г., Сегал А. Е. История эпидемий в России: (Материалы и очерки). М., 1960. С. 154.
36
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 19. № 13502.
37
Там же. № 13552.
38
РГАДА. Ф. 12. Оп. 1. Д. 145. Л. 13 об.
39
Тищенко М. Форпости, митниці, та карантини на західному пограниччю, в зв'язку з зовнішньою торгівлею України в 18 в.
// Історико-географiчний збірник. Київ, 1931. Т. 4. С. 97–105.
40
РГАДА. Ф. 19. Оп. 1. Д. 296.
41
За 1780 г. приводятся данные только за период с января по август 1780 г.
42
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 20. № 14274, 14293.
43
Штат Нежинской таможни был полностью переведен в новоназначенную портовую Керченскую. См.: Харлампович К. До
історії національних меншостей на Україні: Грецька колонія в Ніжені (17–18 ст.): Нарис 5: Ніженські греки і торгівля // Записки Історико-філологічного товариства Андрія Білецького. Вип. 3. Київ, 1999. С. 111.
44
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 20. № 14355.
45
Уничтожение Запорожской Сечи в 1775 г. не могло повлиять на уровень таможенных сборов, поскольку Сечь имела привилегию не платить таможенную пошлину. См.: Загоровський Є. О. Запорізько-російська митна політика за часів Нової Січи
// Ювілейний збірник на пошану академіка Дмитра Івановича Багалія. Київ, 1927. Т. 1. С. 807–810.
2
207
46
Согласно рапортам П. А. Румянцева, эти средства расходовались Малороссийским скарбом по 11 пунктам расходов. См.:
РГАДА. Ф. 13. Оп. 1. Д. 93. Л. 198–199.
47
С этого времени все таможенные учреждения Украины должны были отчитываться перед казенной палатой 2-й экспедиции таможенных дел Канцелярии (ЦГИАУК. Ф. 122. Оп. 1. Д. 58, 59, 64, 65).
48
При подсчете принимались во внимание все сухопутные и портовые таможни России, за исключением
Санкт-Петербургской, поскольку ее доходы составляли отдельную статью в бюджете империи.
49
Цит. по: Кисловский Ю. Г. Контрабанда: История и современность. М., 1996. С. 42.
50
Там же.
51
Тищенко М. Форпости, митниці, та карантини… С. 78.
52
Там же.
53
Струкевич О. К. Україна-Гетьманщина та Російська імперія… С. 75.
А. А. Петренко
КНИЖНАЯ ТОРГОВЛЯ НА УКРАИНЕ В XVIII в.
С развитием издательского дела и книготорговли продукция отечественных и зарубежных типографий становилась все более доступной для представителей различных слоев общества. Книга занимает
все более важное место среди других товаров. В начале XVIII в., помимо официальных книжных лавок,
существовал стихийно сформировавшийся, широкий по тому времени и очень подвижный частнопредпринимательский книжный рынок. Сбыт книг происходил несколькими путями. Торговля изданиями гражданской печати, наряду с разнохарактерными рукописными текстами, гравюрами и количественно преобладавшими церковными книгами, включая старопечатные, чаще всего происходила там же, где
продавались и другие товары, то есть на ярмарках, в торговых рядах, купеческих лавках и т. д. Часть книг
и календарей приобреталась в одном городе с целью вывоза и выгодной последующей перепродажи в другом. Книги развозились по разным городам, особенно в ярмарочные дни1. Осуществлялась также продажа
книг в самих типографиях. С коммерческой стороны продажа печатных книг, особенно предназначенных
для церковного потребления, была очень выгодным делом и приносила издателям значительные прибыли.
Крупные типографии, например, Львовского братства или Киево-Печерской лавры, рьяно отстаивали монопольные права на печать и продажу богослужебных книг. Издания Киево-Печерской типографии, кроме
Украины, распространялись в России, Молдавии, попадали и в другие страны. Однако торговля ими сталкивалась с острой конкуренцией. Украинскими книгами в Москве торговали также киевские мещане. Расширяли свою книготорговлю и другие украинские типографии. С начала XVIII в. Черниговская типография продавала много книг в других городах. Распространенным явлением была и продажа книг
путешествующими торговцами. Наряду с новыми книгами, они предлагали и так называемую «букинистическую» литературу. Чтобы иметь деньги на покупку новых изданий, многим сравнительно малообеспеченным книгочеям приходилось отказываться от увеличения своих книжных собраний, а уже прочитанные книги нести на продажу. На протяжении десятилетий книги, не устаревавшие по содержанию и
бережно хранимые по причине их дороговизны, многократно переходили из одних рук в другие через
книжный рынок. Таким образом, книги не только пополняли личные и семейные библиотеки, но и служили насыщению обширного книжного рынка.
В книжных собраниях (как частных лиц, так и монастырских), сохранившихся с XVIII в. до
наших дней, встречается много книг на латыни, немецком и французском языках. Это свидетельствует о том, что такие книги пользовались спросом, несмотря на свою высокую стоимость. Из «Дневных
записок» Якова Марковича известно, что такие книги переходили из рук в руки, из них выписывались цитаты, а когда нужно было выехать в далекое путешествие, то некоторые издания брали с собой. Маркович в 1725 г. насчитывал в своей личной библиотеке 289 книг. Здесь были книги по богословию, истории, естествознанию, географии и др. Напечатаны они были на русском, латинском,
польском и других языках2. Такие личные библиотеки имели, очевидно, и другие представители украинской старшины. Для монастырских библиотек также закупалось много заграничных книг, о чем
свидетельствует, например, состав библиотеки Киево-Печерской лавры.
Во второй половине XVIII в. в большом количестве поставлял заграничные издания на Украину бреславский купец Корн, который наследовал книжную торговлю от своего отца. Корн и его
брат продавали, в частности, труды Феофана Прокоповича, Варлаама Лащевского, Симона Тодорского, Николая Мотониса и Григория Козицкого3. Через их фирму Киево-Могилянская академия заказывала книги для своей библиотеки. В работе «Из истории книги на Украине» В. Модзалевский4 привел
интересные сведения о книжной торговле этого купца. Среди его заказчиков были лубенский полковник П. Апостол, генеральный есаул И. Скоропадский, К. Шафаренко, П. Симоновский, полковник
208
П. Кулябка, а из духовенства — киевский митрополит Тимофей (Щербацкий), Иакинф (Карпинский)
и многие другие. Содержание привозимых книг было различное: литература современных авторов,
история, естествознание, техника, богословие, медицина, логика, философия и др. Фирма принимала
заявки и на оправу книг. Для Киевской духовной академии закупались книги в многочисленных экземплярах, очевидно, в качестве учебников для студентов. Фирма практиковала продажу книг в долг,
причем за некоторыми лицах числилась достаточно большая задолженность. Книжная торговля Корна была весьма популярной на Украине в рассматриваемое время.
В январе 1778 г. в Черниговский полк прибыл «итальянской нации, местечка Мелян купец Иозеф
Бинда» для продажи латинских книг и «различных напечатанных кунштов»5. Кроме иностранцев, поставщиками иностранных книг были украинские купцы, которые имели торговые связи в Данциге, Кенигсберге, Лейпциге, Бродах и других городах. Так, в 1724 г. среди разных вещей, которые Яков Маркович поручил купить сотнику Костенецкому, перегонявшего волов на продажу в Данциг, было 5 книг6.
В 1738 г. райца киевского магистрата Степан Андриевский перед отъездом в Бреславль узнал,
что библиотека Киево-Печерской Лавры нуждается в латинских книгах, а Лаврская типография — в
бумаге. Он обязался весь нужный товар привезти из Бреславля и получил для закупки бумаги
300 руб., а на латинские книги 160 руб.7
Во второй половине XVIII в. много книг привозили на Украину полтавские купцы, которые
объединились в одно общество, в состав которого входили Г. Паскевич с братьями, С. Максимович,
Ф. Лукянович и др. В мае 1781 г. приказчик Григорий Семенович Паскевич, возвращаясь из Бреславля, с разными товарами привез 725 медицинских книг, напечатанных на немецком и французском
языках. Все они были в оправе и стоили 1100 руб. В октябре того же года приказчик указанного общества Иосиф Пащенко привез из Бреславля 140 медицинских книг, напечатанных на немецком,
французском и латинском языках8.
Снабжение Украины книгами из Лейпцига осуществляли также полтавские купцы. В июле
1781 г. купец Ф. Лукьянович, наряду с другими товарами, привез из Лейпцига 1200 книг, напечатанных на немецком и латинском языках. Все книги были в оправе и стоили 2000 руб. Вместе с ними
Лукьянович привез 172 картины «живописных разных размеров» стоимостью по 3 руб. каждая, 1700
«разных величин гравированных и тушеванных» по 20 коп. каждый, 12 «инструментов математических» на 15 руб. и 8 «инструментов хирургических» по 5 руб. каждый9.
Помимо полтавских купцов, итальянец Балтазар Тессар доставил из Варшавы в Киев 500 книг
исторического содержания, напечатанных на латинском языке. Часть книг была в оправе, остальные
без оправы. Их совокупная цена была определена в 400 руб. Тессар привез также 4 тыс. напечатанных на бумаге картин «гравированных и тушеванных» общей стоимостью 300 руб.10
Если сравнить цены на книги, которые привозили полтавские купцы и Тессар, мы увидим, что
у первых книга стоила по полтора рубля, а у второго всего по 80 коп. Это объясняется тем, что полтавские купцы закупали книги по медицине, нужные специалистам, а они стоили намного дороже
изданий по истории, которые привозил Тессар.
В нашем распоряжении есть сведения о доставке книг из разных заграничных городов, провезенных в 1795 г. через Волочинскую таможню. К сожалению, в заявках купцов, поданных в таможню,
не указано количество привезенных книг, а приведено только число ящиков с ними. В каждом отдельном случае не указывалась и цена. Из-за того, что купцы часто не сообщали пункт назначения
своего товара, мы вынуждены ограничиться только общими указаниями на количество провезенных
через таможню ящиков и упаковок с книгами.
За 1795 г. из Бродов было привезено 58 ящиков и 35 упаковок книг, а из Лейпцига 2 ящика.
Большинство книг было напечатано на латыни, кроме двух ящиков, где были книги, напечатанные
по-гречески. К этому следует добавить, что через Броды было провезено 12 упаковок, а из Лейпцига
— 5 ящиков нот и много разных музыкальных инструментов. Помимо этого, 650 книг было привезено из Бродов Исааком Ароновичем. Из украинских купцов, которые привезли книги, встречаем только киевского купца Антона Миклашевского и черниговского купца Василия Демьяновича. Первый
привез из Бродов 2 ящика, а другой — одну пачку книг11.
Через Волочинскую таможню в 1795 г. привезены были книги, напечатанные на латинском,
греческом и еврейском языках и ни одной книги на французском языке. Это не случайно. Российское
правительство, опасаясь распространения идей французской революции, запретило в это время ввоз
французских товаров, в том числе и книг. За этим следили российские консулы. В свидетельствах,
которые выдавались купцам, направлявшимся с приобретенным товаром в Российскую империю, необходимо было указывать, что товары приобретены не во Франции и изготовлены не на французских
фабриках.
209
В середине XVIII в. из-за границы можно было привозить далеко не все книги. В первую очередь запрещалось доставлять польские календари львовской печати, которые тем не менее достаточно часто попадали на Украину. В 1737 г. были привезены календари, составленные профессором Замойской академии Станиславом Дунчевским (на 1738 г.) и Франциском Невизским совместно с еще
одним неизвестным автором (на 1739 г.). В этих календарях были опубликованы пророчества о разного рода политических переменах в различных странах. Пророчества, касающиеся России, не устроили российское правительство. Поэтому им был отдан суровый приказ об уничтожении подобных
календарей по всей Украине12.
В указе императрицы Анны Иоанновны (1738 г.) на имя киевского генерал-губернатора по
поводу привезенных в Киев календарей на 1739 г. читаем: «Доносили вы нам коим образом взято в
Киеве у одного мещанина львовского, ехавшего в Малую Россию, явившиеся у него календари на
польском языке львовской печати на приходящий 1739 г. двух авторов по сту по 50 экземпляров, которые до указу нашего в Киеве удержаны и из оных приехало сюда по одному экземпляру. И конеж в
тех обоих календарях по рассмотрению здесь находятся в прогностиках о нашей империи и особенно
об Украине некоторые зловымышленные и непристойные нюансы чем нерассудительный народ может легко прийти в какой соблазн и служение того ради надлежит все же календари в Киеве сжечь и
ежели иногда где инде в Украине такие календари у кого духовных или мирских явятся, то оные по
тому ж отбирая поджигать и о том вам в надлежащие места, по силе сего нашего указу, объявления
учинить с таким изъяснением, чтоб никто из подданных наших календари у себя не держали но тотчас объявляли, також бы и впредь оных на Польши в наши границы провозились под опасением жестокого наказания не дерзали, чего вам надлежит приказать на всех постах, накрепчайше престерегать,
а вместо тех польских календарей могут в Киеве и во всей Украине употреблять российские календари, которые издаются в печать Академией наук»13.
Кроме польских календарей, запрещалось привозить из-за границы также книги религиозного содержания. Об этом особенно заботилась Киево-Печерская Лавра. В 1730 г. лаврский архимандрит Иона
обратился к императрице с просьбой, в которой указывал, что на Украину привозится много церковных
книг, свободно продающихся потом на ярмарках, а книги эти «наречию российскому и орфографии весьма
противны и к тому же есть еще угроза занесения ереси через эти книги». Иона просил выдать лавре грамоту, которая разрешила бы ей следить за тем, чтобы подобные книги не продавались на Украине14. При этом
лавра, очевидно, стремилась оградить от конкуренции свои издания, которые продавались монастырскими
шафарями и разными купцами в Киеве и в других местах15.
Сенатским указом 1743 г., а потом указом Синода от 19 июля 1782 г. запрещено было привозить из-за границы «печатные вне России на российском диалекте церковные и другие, содержащие в
се6е богословные термины под образом российских типографий» книги, а исполнение этого указа
было поручено таможенной администрации16.
В ходе реакции, наступившей в конце XVIII в., в Россию был запрещен ввоз из-за границы
практически всех книг. По указам от 16 сентября 1796 г. и 17 мая 1798 г. зарубежные книги, часописи
и другие издания, попадавшие тем или другим способом к российским подданным, должны были
проходить контроль цензора, в противном же случае хозяин книг мог понести наказание за непослушание законам17.
Запрещая провозить зарубежные издания, правительство заботилось прежде всего о том, чтобы не допустить проникновения революционных идей из-за границы. Так, в письме генералпрокурора А. Б. Куракина киевскому гражданскому губернатору В. И. Милашевичу от 24 июня
1798 г. сообщалось, что государю стало известно, что молодежь, учащаяся в иностранных университетах, пересылая по почте своим родственникам и знакомым частные письма, счета, записки, школьные труды и др., шлет вместе с ними и «развратные и непозволительные сочинения». Рескриптом от
17 июня 1798 г. на имя Куракина император Павел I приказал отозвать из-за границы всех, кто там
учился, определив для этого два месяца. В случае невозвращения на родину по истечении указанного
срока их имения подлежали конфискации. Губернаторам предоставлялось право распечатывать все
почтовые отправления, присылаемые из-за границы18.
Итак, в XVIII в. объем продаж книжной продукции значительно увеличился и стал более доступным. Книжная торговля была мощным фактором развития культуры. С другой стороны, особенно
во второй половине XVIII в., распространение зарубежных изданий и печатание отечественных оказались под все более усиливающимся контролем государственной цензуры. Данное обстоятельство
оказало существенное влияние на ассортимент книжной продукции и ее роль в общественной жизни
украинских земель в составе Российской империи.
210
Примечания
1
Книга в России XVII — начала XIX в.: Проблемы создания и распространения: Сб. науч. тр. Л., 1989. С. 30.
Маркович Я. А. Дневник генерального подскарбия Якова Марковича (1717–1767 гг.). Киев, 1893. Ч. 1. С. 205.
3
Портал Чернигова [Электронный ресурс]. URL: http://www.gorod.cn.ua [23.07.2009].
4
Книгарь-літопис українського письменства. Київ, 1918. Ч. 5. С. 235–238.
5
Слабченко М. Е. Организация хозяйства Украины от Хмельнищины до Мировой войны. Одесса, 1923. Ч. 1, т. 3. С. 183–184.
6
Маркович Я. А. Дневник… Ч. 1. С. 95–96.
7
ЦГИАУК. Подотдел Культов. Печатный отдел Лаврского фонда. Д. 10.
8
Там же. Дела Казенной палаты. Д. 163.
9
Там же. Л. 268–269.
10
Там же. Л. 307.
11
Там же. Отдел старых дел. Д. 13619. Про торговлю еврейскими книгами в Бродах см.: Еврейская старина. 1911. № 1.
С. 25–28.
12
Опись высочайшим указам и повелениям, хранящимся в С.-Петербургском сенатском архиве, за XVIII век / Сост. П. И.
Баранов. СПб., 1875. Т. 2. С. 531, 569. См также: ЧИОНЛ. Киев, 1901. Кн. 15, вып. 1. С. 18.
13
ЦГИАУК. Отдел старых дел. Д. 5661. Л. 6.
14
Там же. Печатный отдел Лаврского фонда. Д. 8.
15
Там же. Д. 16, 20, 22.
16
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 11. № 8832.
17
Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры (1700–1863 г.). СПб., 1892. С. 261–262.
18
ЦГИАУК. Отдел старых дел. Д. 17304.
2
211
XIX в.
____________________________________________________________________
М. А. Приходько
ТОРГОВЛЯ И КОММЕРЧЕСКОЕ ДЕЛО И УЧРЕЖДЕНИЕ
МИНИСТЕРСТВА КОММЕРЦИИ В РОССИИ В НАЧАЛЕ XIX в.
(Организационно-структурный аспект)
Отличительной особенностью Министерства коммерции было то, что учреждение должности
министра коммерции опередило по времени образование самого Министерства. Еще 13 сентября
1800 г. министром коммерции был назначен Г. П. Гагарин1, занимавший до этого должность президента Коммерц-коллегии. Тем самым были внесены изменения в руководящий состав Коммерцколлегии — министр коммерции стал, так сказать, главным директором2 Коммерц-коллегии (управляющим Коммерц-коллегией и главным начальником над всеми таможенными чиновниками), под
руководством которого продолжали действовать президент3, вице-президент и члены Коммерцколлегии.
В структуру и штатный состав Коммерц-коллегии были внесены лишь частичные изменения.
Коммерц-коллегия была разделена на 4 экспедиции, которым были подведомствены4: 1) дела по
внешней торговле; 2) дела по внутренней торговле; 3) дела по внутренней и внешней торговой коммуникации; 4) дела по таможенному управлению5. Канцелярия при президенте Коммерц-коллегии
была переименована в Канцелярию при министре коммерции6. В состав членов Коммерц-коллегии
были введены представители от купечества и владельцев мануфактур (всего 13 чел.)7.
Таким образом, в 1800 г. была учреждена только должность министра коммерции, без образования
самого Министерства коммерции. Г. П. Гагарин недолго занимал свою новую должность: 11 декабря
1801 г. его сменил Н. П. Румянцев8. К 1802 г. в состав учреждений подчиненных министру коммерции
входили9 Коммерц-коллегия, Канцелярия при министре коммерции и Санкт-Петербургская ликвидационная контора (до 3 сентября 1802 г.)10
При подготовке и разработке министерской реформы первоначально учреждение Министерства коммерции не планировалось11. Но на основе мнения, высказанного императором Александром I
на заседании Негласного комитета 12 мая 1802 г., было принято решение учредить Министерство
коммерции вместо Министерства государственного казначейства12. После этого Министерство коммерции вошло в полную и окончательную редакцию проекта учреждения министерств Н. Н. Новосильцева13. Манифестом «Об учреждении министерств» от 8 сентября 1802 г. было провозглашено
учреждение восьми министерств, в числе которых было и Министерство коммерции14.
Указом Сенату «Об образовании первых трех коллегий в образе производства государственных дел на прежнем основании и о лицах, избранных к управлению министерствами» от 8 сентября
1802 г., определившим персональный состав министров и Государственного казначея, было подтверждено, что «Коммерц-коллегия остается по-прежнему в управлении министра коммерции» Н. П. Румянцева15. По непонятным причинам в основных биографических статьях и исследованиях о Н. П.
Румянцеве16 и справочниках по истории государственных учреждений17 фигурирует ошибочная дата
его назначения министром коммерции 8 сентября 1802 г., хотя, архивные документы определенно
указывают на 11 декабря 1801 г.18 — дату именного указа Сенату19.
Первичная структурная организация Министерства коммерции была определена Манифестом «Об
учреждении министерств» весьма кратко: министр коммерции управляет Коммерц-коллегией и осуществляет главное начальство над всеми таможенными чиновниками20. Таким образом, фактически было подтверждено прежнее (до 1802 г.) организационное устройство «ведомства» министра коммерции — Коммерц-коллегия и Канцелярия при министре коммерции без каких-либо нововведений.
Компетенция же Министерства коммерции определялась основными предметами ведения
Коммерц-коллегии: 1) дела по внешней торговле — переписка с дипломатическими агентами и консулами по предметам торговли, сбор сведений о ценах, налогах, пошлинах, трактатах, регламентах, о
торговых связях иностранных государств; руководство торговыми предприятиями за границей; ведение баланса привоза и вывоза товаров, составление предположений об изменениях в тарифе, торго212
вых и купеческих уставах, о назначении консулов и учреждении контор; переписка с начальниками
портовых городов, вопросы транзитной торговли; контроль за соблюдением торговых трактатов;
2) дела по внутренней торговле — переписка по вопросам внутренней торговли с государственными
учреждениями, сбор справочной информации по губерниям о промыслах, фабриках, заводах и компаниях, количестве и качестве производимой продукции, спросе на нее, сбыте и возможности ее экспорта, наблюдение за торгами, ярмарками и морским промыслом; разработка и внедрение мер по
расширению промыслов, увеличению количества производимых товаров, обеспечению займами и
поддержанию внутреннего кредита; 3) дела по внутренней и внешней торговой коммуникации —
сбор и обработка сведений о торговых путях, портах, о судостроении, количестве морских и речных
судов, о путях торгового мореплавания; руководство купеческими верфями, кадровое обеспечение
торгового судоходства шкиперами и матросами, страхование судов, разработка предположений о
строительстве судостроительных предприятий; 4) дела по таможенному управлению — обработка и
ревизия документов таможен, дел по личному составу, устройству и содержанию таможен, дел о
конфискации товаров, судебных дел между российскими и английскими купцами21. Данные предметы ведения находились в управлении соответствующих экспедиций Коммерц-коллегии.
Следует отметить важное значение для торговли и таможенного управления России Манифеста «Об учреждении министерств» в плане установления гарантированного доступа или права личного доклада министров императору, закрепленного в нем22. Теперь это право зависело не от неформальной близости и личных отношений высших сановников с императором, а от министерской
должности, что существенным образом облегчило доступ министра коммерции к императору по вопросам управления торговлей и таможенным делом Российской империи.
Основные изменения затронули структуру Министерства коммерции лишь 8 января 1803 г.,
когда с утверждением Штата Департамента министра коммерции Канцелярия при министре коммерции была преобразована в Департамент министра коммерции23 в составе двух экспедиций24. Так установилась структура Министерства коммерции на основе двух структурных подразделений — Коммерц-коллегии и Департамента министра коммерции, которая определяла организационное
устройство Министерства коммерции на протяжении всего времени его деятельности.
Как показывает всеподданнейший доклад министра коммерции «Об устройстве коммерческого Департамента», представленный в Комитет министров 16 апреля 1803 г.25, производство дел в Министерстве коммерции осталось «на основании коллежского обряда»26. Кроме того, с 1803 г. министр
коммерции непосредственно сам осуществлял текущее управление Коммерц-коллегией, так как президент Коммерц-коллегии Ю. А. Головкин с 6 января 1803 г. находился в длительном отпуске в связи
с путешествием за границу27.
Наряду с Коммерц-коллегией, Н. П. Румянцев по званию главного директора водяных
коммуникаций руководил еще и Департаментом водяных коммуникаций, а также Экспедицией о
устроении дорог в государстве28.
В октябре 1804 г. было принято решение о преобразовании Счетной экспедиции (Экспедиции
для свидетельства таможенных счетов) Коммерц-коллегии в Экспедицию торговых балансов29. (К
сожалению, архивные документы не позволяют определить, произошло ли это преобразование на
практике30).
В мае 1805 г. Н. П. Румянцевым был представлен на рассмотрении Комитета министров
очередной всеподданнейший доклад «Об образовании Департамента коммерческих дел»31. Этот
доклад текстуально повторял аналогичный доклад 1803 г. и вновь свидетельствовал о продолжении
производства дел в Министерстве коммерции на основании коллежского обряда32.
С присоединением Российской империи в 1807 г. по Тильзитскому мирному договору к континентальной блокаде Англии 28 октября 1807 г. образуется Санкт-Петербургская ликвидационная
комиссия под руководством члена Коммерц-коллегии П. С. Байкова, а также подведомственные ей
ликвидационные комиссии в Риге и Архангельске33. В задачу комиссий входило заведование всеми
секвестрированными товарами и имуществом англичан и удовлетворение из этого имущества российских кредиторов34. Континентальная блокада весьма сильно подорвала внешнюю торговлю и вызвала расстройство в финансовой сфере России35.
В 1807 г. Н. П. Румянцев был назначен министром иностранных дел, что существенно повысило его управленческую нагрузку и отвлекло его внимание от дел Министерства коммерции.
В 1809 г. под ведением министра коммерции учреждается Санкт-Петербургская комиссия по
делам нейтрального мореплавания36 для рассмотрения дел о допуске в российские порты иностранных кораблей в период континентальной блокады.
213
К началу завершающего периода министерской реформы 1810–1811 гг.37 Министерство коммерции продолжало действовать в составе Департамента министра коммерции и Коммерц-коллегии,
а также Санкт-Петербургской ликвидационной комиссии и Санкт-Петербургской комиссии по делам
нейтрального мореплавания.
Уже первый правовой акт завершающего периода министерской реформы — Манифест «О
разделении государственных дел на особые управления, с означением предметов каждому управлению принадлежащих» от 25 июля 1810 г. — определил факт упразднения Министерства коммерции.
Оно не упоминалось среди прочих министерств, а его предметы ведения перешли в компетенцию
Министерства финансов и Министерства внутренних дел38. «Высочайше утвержденное разделение
государственных дел по министерствам» от 17 августа 1810 г. конкретизировало ликвидацию Министерства коммерции и определило точные категории дел, переходившие в Министерство финансов и
Министерство внутренних дел. В первое переходили дела по 1-й и 4-й экспедициям Коммерцколлегии, а во второе — дела по 2-й и 3-й экспедициям39. Коммерц-коллегия до окончания преобразования коммерческой части переходила под управление министра финансов, а вопросы по внутренней торговле решались по согласованию с министром внутренних дел40. Дела Департамента министра
коммерции также распределялись между Министерством финансов и Министерством внутренних
дел41. Кроме того, под надзор министра финансов переходили нейтральные и ликвидационные комиссии42. Окончание же дел Санкт-Петербургской ликвидационной комиссии было оставлено в ведении государственного канцлера Н. П. Румянцева43.
«Общее учреждение министерств» от 25 июня 1811 г. уже не упоминало о Министерстве
коммерции44. Указом Сенату от 31 декабря 1811 г. упразднение Коммерц-коллегии было официально
подтверждено. В Указе сообщалось о закрытии Коммерц-коллегии с 8 ноября 1811 г. и об открытии с
9 ноября 1811 г. Временного департамента Коммерц-коллегии для решения старых дел45, который в
составе 12 чиновников действовал в ведении Министерства финансов и под надзором директора Департамента внешней торговли46. Аналогичный Указ Сенату, подтверждавший факт упразднения Департамента министра коммерции, был издан 18 января 1812 г.47 Им же провозглашалось открытие
Департамента внешней торговли с 25 октября 1812 г.48
В июле 1813 г. была закрыта Санкт-Петербургская ликвидационная комиссия49, и в декабре
1815 г. прекратила свое существование Санкт-Петербургская комиссия по делам нейтрального мореплавания50. Последним учреждением так или иначе связанным с бывшим Министерством коммерции
был Временный департамент Коммерц-коллегии для решения старых дел, действовавший во многом
уже не как присутственное место, а в большей степени как справочное (архивное) учреждение, занимавшееся разбором и упорядочением старых дел Коммерц-коллегии. Деятельность Временного департамента Коммерц-коллегии продолжалась до 1823 г., когда Указом Сенату от 27 декабря 1823 г.
он был упразднен51.
Таким образом, учреждение Министерства коммерции не внесло кардинальных изменений в
систему управления внешней и внутренней торговлей и таможенным делом Российской империи. С
момента своей организации в 1802 г. и до окончательной ликвидации в 1811 г. оно не сумело преодолеть в своей структуре, порядке делопроизводства и штатном устройстве пережитки коллежской системы управления. И, несмотря на достаточно органично выделенную отрасль управления (внутренняя
и внешняя торговля и таможенное управление), Министерство коммерции было ликвидировано с
распределением дел между Министерством финансов и Министерством внутренних дел.
Примечания
1
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 26. № 19554. Ст. X–XV.
По аналогии с должностями главных директоров других государственных учреждений этого времени.
3
После назначения Г. П. Гагарина министром коммерции, должность президента Коммерц-коллегии оставалась вакантной
до 21 ноября 1800 г., когда на нее был назначен Ю. А. Головкин (РБС. Т. Гоголь–Гюне. М., 1997. С. 264).
4
Тем самым, общее количество структурных подразделений Коммерц-коллегии возросло до семи — 4 номерные экспедиции и существовавшие прежде Бухгалтерская (Бухгалтерия) и Секретная экспедиции и Экспедиция для свидетельства таможенных счетов (Счетная экспедиция) (Кайданов Н. И. Систематический каталог делам Государственной Коммерцколлегии. СПб., 1884. С. 2).
5
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 26. № 19554.
6
Высшие и центральные государственные учреждения России, 1801–1917. СПб., 2002. Т. 3. С. 109.
7
На короткое время до 16 марта 1801 г. (ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 26. № 15792).
8
РГИА. Ф. 1329. Оп. 1. Д. 24. Л. 66.
9
По всей видимости, Департамент Коммерц-коллегии для окончания дел по старым откупам и поставкам, об открытии которого было провозглашено в Указе Сената от 29 марта 1800 г. (ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 26. № 19351), действовал недолго.
2
214
10
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 27. № 20402.
Правда, в наиболее ранних черновых записях проекта учреждения министерств Н. Н. Новосильцева фигурировало Министерство внешней торговли, вычеркнутое самим Новосильцевым из текста проекта (ОР РНБ. Ф. 526. Оп. 1. Д. 71. № 2. Л. 1).
12
РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. 12. Л. 50–50 об.
13
Архив СПбИИ. Кол. 115. Оп. 1. Д. 1186. Л. 39 об.–40; РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. 9. Л. 18, 28 об.
14
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 27. № 20406.
15
Там же. № 20409.
16
Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли… М., 1836. Ч. 4. С. 339; Старчевский А. В. Справочный энциклопедический словарь. СПб., 1855. Т. 9, ч. 2. С. 224; Ивановский А. Д. Государственный канцлер граф Николай Петрович Румянцов: Биогр. очерк. СПб., 1871. С. 24; Барсов Е. В. Государственный канцлер граф Н. П. Румянцев //
Древняя и новая Россия. 1877. № 5. С. 6; Энциклопедический словарь Русского библиографического ин-та Гранат. М., Б. г.
Т. 23. С. 647; Советская историческая энциклопедия. М., 1969. Т. 12. С. 307; Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи, 1802–1917: Главы высших и центр. учреждений: Биобиблиогр. справ. 2-е изд. СПб., 2002. С. 639, 872; Молчанов В. Ф. Государственный канцлер России Н. П. Румянцев. М., 2004. С. 210.
17
Государственность России. Государственные и церковные учреждения, сословные органы и органы местного самоуправления, единицы административно-территориального, церковного и ведомственного деления (конец XV века — февраль
1917 года): Слов.-справ. М., 2001. Кн. 3. С. 86; Высшие и центральные государственные учреждения России. Т. 3. С. 108.
18
РГАДА. Ф. 276. Оп. 3. Д. 1729. Л. 1–2.
19
РГИА. Ф. 1329. Оп. 1. Д. 24. Л. 66.
20
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 27. № 20406. Ст. 6.
21
Высшие и центральные государственные учреждения России. Т. 3. С. 111.
22
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 27. № 20406.
23
Там же. Т. 42, ч. 2. Отд. 4. № 20747. Табл. 2.
24
РГИА. Ф. 13. Оп. 2. Д. 804. Л. 20 об.–25 об.
25
Дата передачи доклада Н. П. Румянцева на рассмотрение Комитета министров (РГИА. Ф. 13. Оп. 2. Д. 804. Л. 2–3).
26
РГИА. Ф. 13. Оп. 2. Д. 804. Л. 19–19 об.
27
РБС. Т. Гоголь–Гюне. С. 264.
28
В отношении Экспедиции о устроении дорог в государстве в основном кураторские полномочия для обеспечения связи
между Экспедицией и императором.
29
РГИА. Ф. 1260. Оп. 1. Д. 562. Л. 43–48.
30
И в последующих документах продолжала упоминаться именно Счетная экспедиция Коммерц-коллегии (РГАДА. Ф. 276.
Оп. 3. Д. 2118. Л. 8; РГИА. Ф. 559. Оп. 1. Д. 150. Л. 2).
31
РГИА. Ф. 1260. Оп. 1. Д. 562. Л. 2–48.
32
Там же. Л. 6 об.
33
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 29. № 22664.
34
Кайданов Н. И. Систематический каталог делам Сибирского приказа, Московского комиссарства и других бывших учреждений по части промышленности и торговли, хранящимся в Архиве Департамента таможенных сборов. СПб., 1888. С. 53.
35
Покровский В. И. Краткий очерк внешней торговли и таможенных доходов России за 1894 г. СПб., 1896. С. 171; Злотников М. Ф. Континентальная блокада и Россия. М., 1966. С. 9, 290, 355–356.
36
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 30. № 23710.
37
К этому времени (с 1809 г.) Н. П. Румянцев перестал быть главным директором водяных коммуникаций.
38
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 31. № 24307.
39
Там же. № 24326.
40
Там же.
41
Высшие и центральные государственные учреждения России. Т. 3. С. 109.
42
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 31. № 24326.
43
Там же.
44
Там же. Собр. 1. Т. 31. № 24686.
45
Там же. № 24938.
46
РГИА. Ф. 559. Оп. 1. Д. 150. Л. 2–3.
47
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 32. № 24955.
48
Там же.
49
Высшие и центральные государственные учреждения России. Т. 3. С. 113.
50
Там же. СПб., 2001. Т. 2. С. 113–114.
51
ПСЗРИ. Т. 38. № 29717.
11
А. С. Минаков
ГОДОВЫЕ ОТЧЕТЫ ГУБЕРНАТОРОВ КАК ИСТОЧНИК
ПО ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ РОССИИ XIX — НАЧАЛА ХХ вв.
Ежегодные всеподданнейшие отчеты губернаторов хорошо известны историкам. За период с
XIX по начало ХХ в. они являются одним из наиболее систематизированных, в целом хорошо сохранившихся и удобных для прочтения источников по самому широкому спектру общественнополитических и социально-экономических вопросов истории России. Пожалуй, в большей степени
215
губернаторские отчеты нашли свое применение в исследованиях по аграрной истории. Зарождение и
формирование системы годовой губернаторской отчетности совпало со временем интенсивного развития отечественной торговли. В XIX столетии, особенно в пореформенное время, продолжал свое
формирование всероссийский рынок. Он развивался несмотря на многоукладность экономических
отношений, низкую покупательную способность основной массы населения. В это время укреплялись
торговые связи между регионами, шло углубление их хозяйственной специализации. Роль крупнейших торговых центров играли ярмарки всероссийского и местного значения. Кроме того, развивалась
и внешняя торговля, отечественные товары выходили на мировой рынок. Поэтому отражение уровня
и характера торгово-экономического развития регионов на страницах губернаторских отчетов демонстрировало обоснованный интерес правительства к этому важному сектору экономики.
Сведения торгово-экономической проблематики присутствовали в губернаторских отчетах
всегда. Еще в начале XIX в., когда по инициативе Министерства внутренних дел (МВД) губернаторы
начали систематическую подготовку своих годовых отчетов, ярмарки и торговые операции в целом
уже были одним из объектов внимания. Эти сведения включались главой МВД в его ежегодный доклад императору. Император обратил внимание на полезность заведенного министром внутренних дел
порядка и повелел доставлять отчеты из губерний ежегодно.
Информация о состоянии торговли стала особенно необходима, после того как в 1810 г. было
ликвидировано Министерство коммерции, а его полномочия по руководству внутренней торговлей
были переданы МВД. Даже после перехода в 1819 г. руководства внутренней торговлей к Министерству финансов сведения о торговых операциях все равно продолжали помещаться в губернаторские
отчеты. Так, например, отчет о состоянии Орловской губ. за период с 1 июня 1821 по 1822 г. имел
раздел «О коммерции», а также в качестве приложения записку «о всех ярмарках, бывших в Орловской губернии»1.
С утверждением 3 июня 1837 г. «Общего наказа гражданским губернаторам» ежегодные отчеты губернаторов получили «высочайший» статус. В Наказе содержалась программа этого документа, который стал официально называться «отчет о состоянии губернии и управлению ею». Вместо
прежнего министерского (департаментского) членения отчета устанавливались 16 «статей», которые
давали возможность разностороннего освещения всех направлений развития края. Одна из статей,
седьмая по счету, предписывала сообщать об учреждении новых городов, посадов, местечек, селений,
а также «ярмарок и торгов»2.
Выход новой программы принципиально не изменил качества губернаторских отчетов. В правительстве их критиковали главным образом за неполноту и неточность сведений. В целях исправления положения время от времени издавались циркулярные распоряжения МВД, где губернаторам
указывалось на недостатки документа и предлагались конкретные меры их устранения. Самой распространенной было преподнесение своего рода образцового варианта отчета. В наиболее развернутой форме он отразился в циркуляре 13 июня 1853 г. По нему отчет должен был состоять из двенадцати пунктов, первым из которых значился «Естественные и производительные силы губернии». В
нем нужно было сообщать о состоянии торговли, судоходстве, ярмарках. В качестве приложений к
отчету должны были присылаться 27 ведомостей, отражавших цифровые данные развития различных
отраслей хозяйства губернии3. Среди них были ведомости «Об оборотах на ярмарках» и «О справочных и торговых ценах на разные роды хлеба в течение года». Последняя ведомость сообщала справочные и торговые цены на зиму, весну, лето и осень. По каждому уезду приводились цены на рожь,
пшеницу, овес, гречу, просо, горох, ячмень, а с 1847 г. сообщались данные по ценам на картофель.
Н. Н. Улащик, изучавший отчеты губернаторов Литвы и Западной Белоруссии первой половины XIX в., отмечал, что содержащиеся в них сведения о ярмарочных оборотах являются уникальной в своем роде информацией. Других источников, которые могли дополнить, впрочем, как и проверить эти данные, нет. Кроме того, Н. Н. Улащик пишет, что в Виленской, Гродненской и
Ковенской губ. ярмарочная торговля значительно уступала магазинной. Поэтому он справедливо утверждал, что «при развитии магазинной торговли делать выводы о размерах торговли в крае, ссылаясь только на данные ярмарочных оборотов нельзя, так как, очевидно, основная торговля происходила, минуя ярмарки»4.
Начавшаяся с 1860-х гг. череда крупномасштабных реформ нивелировала все старания МВД.
С каждым годом, с каждой новой реформой программа губернаторского отчета все более утрачивала
связь с реальным положением дел. Создатели «образцового» отчета, конечно, не могли предвидеть
многих изменений пореформенного времени. В этой ситуации губернаторы, вооруженные формуляром отчета, образца 1853 г., не имели возможности в полной мере объективно отражать результаты
развития управляемого ими края. Между тем, власть вовсе не была молчаливым наблюдателем ста216
рения такого важного документа, причем понимание необходимости усовершенствования формуляра
отчета было как у центральной власти, так и у местной.
Уже вскоре после начала реализации «Великих реформ», в конце 60-х гг. XIX в., появились
первые ходатайства губернаторов, в которых они просили МВД рассмотреть вопрос о необходимости
изменения форм губернаторского отчета. Центральное руководство со своей стороны также прекрасно понимало, что всеподданнейшие отчеты в том виде, каком они существуют, перестали объективно
отражать все многообразие различных сторон жизни губерний.
Результатом такой двусторонней заинтересованности стала разработанная МВД и утвержденная 19 июня 1870 г. новая программа губернаторских отчетов. Теперь отчет представлял текстовую,
собственно «отчетную» часть и статистические приложения к нему. Статистические приложения к
губернаторскому отчету по новой программе приобрели аналитический характер. Они представляли
собой «не просто набор “ведомостей”, а связное изложение фактов и их комментирование»5. Им было
дано официальное название «Обзор губернии». В дальнейшем приложения к всеподданнейшим отчетам приобрели полусамостоятельное значение. Они стали изготавливаться типографским способом,
имели специальный список рассылки обязательных экземпляров, а губернаторы даже отправляли их
друг другу для ознакомления и обмена полезным опытом.
Обзоры губерний, как неотъемлемая составляющая часть губернаторских отчетов, также содержат
немало интересной информации по торгово-экономической проблематике. Согласно программе 1870 г.,
они начинались с раздела «Естественные и производительные силы губернии и экономическая деятельность ее населения», который включал в себя подпункт д) «торговля». В нем требовалось сообщать о количестве выданных торговых свидетельств по сравнению с предыдущим годом. Необходимо было объяснить разницу в цифрах и указати, «в каких именно городах и почему торговля особенно увеличилась или
уменьшилась». Сведения о грузообороте в речных и морских портах, а также на железнодорожных станциях помещались, «если в торговом движении по рекам, железным дорогам и таможням произошли значительные перемены, имевшие влияние на экономический быт жителей губернии». Подобным образом освещалось устройство новых железных дорог. В отличие от предыдущей программы отчета, ведомости об
оборотах ярмарок теперь не подавались, но приводились «обстоятельные сведения о торговых оборотах
самых значительных ярмарок с указанием на уменьшение или усиление сих оборотов и зависимости этих
обстоятельств от местных или общих, случайных или постоянных условий». Наконец, в заключение раздела требовалось сообщить обстоятельства препятствия развития какой-либо отрасли торговли при наличии
причин местного характера6.
Между тем, после 1870 г., всеподданнейшие отчеты губернаторов все равно не устраивали центральную власть. Поэтому вопрос о недостатках отчетов был вновь поставлен правительством, что привело в 1897 г. к очередному изменению в программе этого документа. Она не устанавливала новой структуры, а конкретизировала подачу требуемого материала, расставляла акценты на отчетных сведениях.
Большинство губернаторов восприняли это как отмену формуляра. Одно из таких распространенных нарушений, как несоблюдение формуляра отчета, стало теперь обычным явлением.
Губернаторы очень часто придерживались своей, произвольной структуры отчета. Разрабатывая собственную программу отчета, губернаторы стремились заострить внимание императора на наиболее важных проблемах развития своего края. Это касалось, в том числе и сведений о состоянии
торговли. Особенно интересную информацию присылали губернаторы пограничных регионов. Помимо данных о внутренней торговле, их отчеты содержат также информацию о внешнеэкономической деятельности. Например, в обзоре Кутаисской губернии за 1906 г. раздел «Торговля» включал в
себя три пункта: «Внутренняя», «Базары и ярмарки» и «Внешняя». По поводу внутренней торговли
сообщалось о числе выданных в губернии торговых свидетельств. В подразделе «Базары и ярмарки»
указывались ведущие торговые пункты, ассортимент продаваемых товаров, оборот базаров и ярмарок, распорядок их открытия и работы. Наконец, относительно внешней торговли, приводились данные о движении судов в двух морских портах губернии — Поти и Анаклии. Сведения были представлены в виде таблицы, где по каждому порту указывалось число пришедших и ушедших судов,
общая стоимость грузов с разделением на иностранные и российские, а также дальние и каботажные
плавания7.
Интересные аналитические выкладки содержались в отчетах дальневосточных начальников.
Например, в отчетах о состоянии Амурской обл. за 1905 и 1908 гг. имелись разделы «Торговля»,
«Порто-франко» и «Торговля», «Деятельность таможенной заставы» соответственно8. В дальнейшем,
оценивая перспективы развития Амурской обл. за 1911 г., губернатор снова уделял внимание состоянию местной таможни и таможенной политике в крае в целом. Он, в частности, считал, что система
217
покупки интендантством местного хлеба придает неестественный характер торговле, полагая, что
лишь ввозная пошлина может упорядочить хлебную торговлю9.
Важные сведения, представляющие серьезный научный интерес, содержатся в предварительных сведениях к отчетам с мест и документации по их рассмотрению в правительстве. Отношение
центральной власти к предложениям губернаторов могут уточнить высочайшие резолюции на отчетах. Многие из них становились предметом обсуждения в правительстве и в дальнейшем могли учитываться при разработке каких-либо общегосударственных мероприятий. Например, в отчете бессарабского губернатора за 1910 г. император отчеркнул высказывание, «что с устройством
Жебриановского порта припрутские русские грузы, ныне усиленно перехватываемые румынскими
портами Галацом и Браиловым, а также отвлекаемые вследствие особо льготного тарифа, установленного для ближайших к Рени железнодорожных станций, от Рени на Одессу, будут направляться
естественным путем к ближайшим нашим дунайским портам». 10 ноября 1912 г. данная резолюция
рассматривалась на заседании Совета министров и о выгодах, которую приобретет экспортная торговля посредством устройства Жебриановского порта, был уведомлен министр торговли и промышленности10. По поводу сообщения об успешном проведении Коренной и конской ярмарок в отчете
курского губернатора за 1894 г. император начертал: «удачно»11. Подобным образом, как показатель
благосостояния, император оценивал сообщение о росте ярмарочных оборотов в Воронежской губ. в
1900 г.: «Весьма отрадное явление»12.
Ведущую роль в сборе подготовительной информации играли полицейские учреждения, хотя
в подготовке всеподданнейших отчетов были задействованы почти все органы губернской администрации13. В Орловской губ. местные власти проявили творческую инициативу, усовершенствовав сбор
данных для отчета. С 1887 г. уездные исправники стали представлять сведения о состоянии своего
уезда в виде ответов на специальные вопросники14. Наряду с вопросами о сельскохозяйственном
производстве, промысловых занятиях, капитальном строительстве, чрезвычайных происшествиях
и др. в них также отражалась информация торгово-экономической проблематики.
Первоначально уездным исправникам предлагалось ответить на три серии вопросных пунктов. Из 48 вопросов 7 прямо или косвенно касались торговой проблематики. Чтобы увидеть, что конкретно интересовало губернатора, приведем их формулировки:
— Подробное обозначение цен на все хлеба вообще за четверть и пуд (ржи, озимой пшеницы,
яровой, овса, гречихи, конопли, картофеля и проч.) по каждому их роду и виду и на главные сельскохозяйственные продукты и произведения (муку, пеньку, конопляное масло, жмыхи и проч.), а также
за сено. Примерные сравнительные данные о ценах весною и по уборке урожая на главные хлеба.
(Колебания цен на хлеба в течение года);
— Средние цены на землю при продаже и покупке имений;
— Какую примерно сумму вырабатывает население от местных промыслов, не соединенных с
производством;
— Какие преобладают отхожие промыслы. Сколько примерно лиц занимаются отхожим промыслом и какая сумма выручается или ими через таковой промысел;
— Переименовать существующие в городе и уезде ярмарки, с обозначением примерно торгового оборота каждой из них и главных предметов торговли. В каких селениях и когда бывают торжки
и базары, до какой примерно суммы простираются обороты на этих базарах. В какие дни бывают таковые же базары в городе, примерный оборот этих базаров за весь год;
— Обозначить примерный оборот торговли и промышленности в городе за отчетный год;
— Какое примерно количество хлеба и какого именно продано в уезде и городе в течение года. Куда отправляется покупаемый хлеб. Обозначить примерное количество других сельскохозяйственных произведений (каких именно), сбываемых за пределы уезда;
В дальнейшем три серии вопросных пунктов были объединены в одну. Количество вопросов
уменьшилось до 42. Информация торгового характера по прежнему занимала важное место, хотя и
подверглась сокращению. В новой серии ее отражали следующие 5 вопросов:
— Подробное обозначение цен на все хлеба вообще за четверть и пуд (ржи, озимой пшеницы,
яровой, овса, гречихи, конопли, картофеля и проч.) по каждому их роду и виду и на главные сельскохозяйственные продукты и произведения (муку, пеньку, конопляное масло, жмыхи и проч.), а также и
за сено. Примерные сравнительные данные о ценах весною и по уборке урожая на главные хлеба.
(Колебания цен на хлеба в течение года);
— Средние цены на землю при продаже и покупке имений;
— Какую примерно сумму вырабатывает население от местных промыслов;
218
— Какие преобладают отхожие промыслы. Сколько примерно лиц занимаются отхожим промыслом и какая сумма выручается ими через таковой промысел;
— Переименовать существующие в городе и уезде ярмарки с обозначением примерно торгового оборота каждой из них и главных предметов торговли. В каких селениях и когда бывают торжки
и базары. В какие дни бывают таковые же базары в городе.
Сравнение этих групп вопросов показывает их схожесть. Большинство пунктов сохранило
формулировки, а некоторые подверглись редакции. Остается добавить, что брянский городской голова ежегодно представлял сведения об оборотах Свенской ярмарки.
Заметим, что похожим образом еще ранее усовершенствовали сбор статистических материалов саратовские чиновники. В 1841 г. появилась специальная программа, разработанная Саратовским
губернским статистическим комитетом также предназначавшаяся для уездных исправников. В их донесениях был раздел «Промышленность» с подразделами «о хлебопашестве, садоводстве, огородничестве, лесоводстве, скотоводстве, пчеловодстве, рыболовстве, птицеводстве, охоте, “ископаемости”,
фабриках, заводах, ремеслах, торговле»15.
В Рязанской губ. при составлении годового губернаторского отчета также использовались
специальные вопросники и ведомости. Например, при подготовке отчета за 1867 г. рязанские начальники уездных и городских полицейских управлений присылали сведения, сгруппированные в подразделы, среди которых были «Торговля» и «Ярмарки»16. Практика предварительной группировки сведений демонстрировала устойчивость. Сбор материалов для всеподданнейшего отчета за 1875 г.
производился примерно похожим способом. Например, рязанский уездный исправник в первом разделе своего донесения «Относительно народного хозяйства и экономической деятельности населения» выделял пункт о торговле17.
С началом Первой мировой войны подача всеподданнейших отчетов прекращается. Последние по времени охвата губернаторские отчеты составлены главным образом за 1914 г. Однако в правительстве не спешили хоронить этот важный инструмент делопроизводственного взаимодействия. В
1915 г. был подготовлен проект новой программы губернаторских отчетов. В ней сведениям торговоэкономической проблематики было уделено повышенное внимание. Предполагаемый раздел о торговле должен был включать следующую информацию: «Сведения о числе торговых и промышленных предприятий и о сумме их оборотов в отчетном году. Статистика торговых документов. Перечень всех ярмарок, бывших в отчетном году. Цены на хлебные продукты. Цены на фураж. Цены на
пищевые продукты. Цены живого скота, лошадей и проч. Сведения об элеваторах и зернохранилищах»18.
Таким образом, всеподданнейшие отчеты являются сложным, многоаспектным источником
по торгово-экономической истории России. Принципиальное значение имеет взгляд на них как на
источниковый комплекс, состоящий не только из текста отчета и приложений. Важное, порой самостоятельное значение имеют предварительные материалы к отчетам и документы по их рассмотрению в правительстве. Они могут дать более развернутую картину развития торговли, таможенного
дела в стране, существенно дополнить официальный отредактированный текст. Кроме того, на их основе может строиться критика губернаторских отчетов, ведь вопрос об их достоверности
по-прежнему открыт. Все это расширит исследовательские горизонты при использовании информационного потенциала этого источника.
Примечания
1
РГИА. Ф. 1281. Оп. 11. Д. 96.
Высочайше утвержденный общий наказ губернаторам 3 июня 1837. § 319 // ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 12. № 10303.
3
Сборник циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел с учреждения Министерства по 1 октября 1853 года.
СПб., 1854. Т. 1. С. 318–334.
4
Улащик Н. Н. Отчеты губернаторов Литвы и Западной Белоруссии как исторический источник (1804–1861 гг.) // Проблемы
источниковедения. М., 1961. Т. 9. С. 52.
5
Литвак Б. Г. Очерки источниковедения массовой документации XIX — начала XX в. М., 1979. С. 153.
6
Формы или программы для составления губернаторских отчетов. 19 июня 1870 // ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 45. Отд. 1. № 48502.
7
Обзор Кутаисской губернии за 1906 год. Кутаис, 1908. С. 44–47.
8
РГИАДВ. Ф. 704. Оп. 1. Д. 368. Л. 1–2; Д. 344. Л. 1–11 об.
9
РГИА. Ф. «Библиотека I отделения». Д. 3. Л. 130–141.
10
Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909–1917 гг. 1912 год. М., 2004. С. 333, 341.
11
РГИА. Ф. «Библиотека I отделения». Д. 48. Л. 43 об.
12
Там же. Д. 18. Л. 56–56 об.
2
219
13
См.: Минаков А. С. Всеподданнейшие отчеты губернаторов как источник по изучению взаимоотношений центральной и
местной власти в России второй половины XIX — начала ХХ веков // ОИ. 2005. № 3. С. 171.
14
ГАОрлО. Ф. 580. Ст. 3. Д. 4721. Л. 1–1 об., 5–6 об., 7–8 об., 9–10 об.
15
Цит. по: Литвак Б. Г. Очерки источниковедения… С. 172.
16
ГАРязО. Ф. 5. Оп. 2. Д. 1216. Л. 488–489 об.; 363–365 об.
17
Там же. Д. 1545. Л. 325.
18
РГИА. Ф. 1290. Оп. 2. Д. 865. Л. 7–7 об.
В. Л. Степанов
ОТ ФРИТРЕДЕРСТВА К ПРОТЕКЦИОНИЗМУ:
ЭВОЛЮЦИЯ ТАМОЖЕННОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ В XIX в.
В XIX столетии таможенная политика России, как и в других странах, характеризовалась колебаниями между фритредерскими и протекционистскими тенденциями. При ее формировании ставились несколько взаимосвязанных целей: расширение экспортно-импортных операций, повышение
доходов казны, активизация торгового баланса, поддержка отечественной промышленности. Эволюция правительственного курса зависела от развития внутреннего производства, состояния денежновалютной системы, перемен в мировых внешнеторговых отношениях и международной коммерческой конъюнктуре. Под воздействием этих факторов в «верхах» и обществе в разные периоды приоритетным вниманием пользовались либерально-фритредерская и протекционистская концепции.
Российские фритредеры следовали тезисам классической школы в политэкономии о невмешательстве государства в развитие народного хозяйства, свободе торговли и международном разделении труда. А. Смит, Ж. Сисмонди, Ж. Б. Сэй, Д. Рикардо и другие теоретики утверждали, что только
свободный товарообмен между странами может обеспечить благоденствие государств и народов. Их
сторонники в России во многом выражали интересы аграриев, заинтересованных в потреблении заграничных товаров и экспорте сельскохозяйственной продукции. Фритредеры считали, что покровительственные пошлины препятствуют рациональному товарообмену на мировом рынке, повышают
цену как иностранных, так и отечественных товаров, сдерживают рост народного богатства, отвлекают капиталы от земледелия в промышленность, которая дает более высокий доход. Однако, выступая против искусственного насаждения промышленных предприятий, они отнюдь не были противниками индустриализации. Более того, фритредеры заявляли, что свободная иностранная конкуренция
даст стимул российской промышленности, страдающей от монопольной власти отечественных фабрикантов на внутреннем рынке, и очистит ее от нежизнеспособных предприятий. Вместе с тем они
считались с реалиями России — низким уровнем доходов основной массы населения, узостью внутреннего рынка для сбыта заграничных товаров, слабостью торговых оборотов, неудовлетворительными путями сообщения. Фритредеры были вынуждены мириться с перспективой длительного существования охранительной системы, либерализация которой могла проводиться очень постепенно.
Противники свободы торговли ориентировались на идеи немецкой экономической науки, которые пропагандировались в трудах Ф. Листа, а также представителей «старой» и «молодой» исторической школы (В. Рошера, Б. Гильдебранда, К. Книса, Г. Шмоллера, Л. Брентано, К. Бюхера и др.).
Стремлению фритредеров к всемирной глобализации эти ученые противопоставляли национально-государственные интересы, доказывали правомерность вмешательства «верховной власти» в экономическую жизнь, обосновывали необходимость протекционизма и автаркии. Их российские единомышленники считали, что отсталая Россия с ее слаборазвитой промышленностью не может
выдержать на внешних рынках конкуренцию с передовыми странами Европы. Они рассматривали
протекционизм как механизм для защиты национальной экономики от иностранной экспансии, подчеркивали его важность для индустриализации страны, активизации внешней торговли и решения
социальных задач. Протекционисты утверждали, что высокие пошлины способствуют развитию мелкой крестьянской промышленности и повышению жизненного уровня населения1.
Таможенная политика России первой четверти XIX в. складывалась под влиянием острых международных конфликтов и военных столкновений. Протекционистский тариф 19 декабря 1810 г.,
принятый накануне войны с Наполеоном для защиты отечественной экономики в условиях континентальной блокады, запрещал импорт всех иностранных изделий, облагал высокой пошлиной полуфабрикаты и объявлял беспошлинным ввоз сырья, необходимого для мануфактур и ремесел2. Этот акт
стимулировал промышленное развитие страны и способствовал росту внешней торговли. Окончание
наполеоновских войн сразу же отразилось на уровне таможенной охраны. Тариф 31 марта 1816 г.
220
снял многие запреты с импорта промышленных товаров3, а тариф 20 ноября 1819 г. установил сравнительно низкие ставки обложения и отменил все ограничения на ввоз изделий4.
Эти меры были уступкой союзникам по антинаполеоновской коалиции, прежде всего Великобритании и Пруссии, заинтересованным в расширении торговых связей с Россией. Кроме того, дворянство выражало сильное недовольство дороговизной отечественной продукции. Однако оба тарифа
совершенно не соответствовали экономическим интересам страны. Смягчение таможенной охраны
привело к резкому возрастанию импорта иностранных товаров, сокращению числа промышленных
предприятий и объема выпускаемой продукции, ухудшению торгового баланса. Современники считали либеральный тариф 1819 г. вторым разорением России после наполеоновского нашествия. Правительство приняло во внимание интересы народного хозяйства и отечественных производителей.
Вторая четверть XIX в. стала эпохой ужесточения таможенного режима. По тарифу 12 марта 1822 г.
были повышены пошлины на ввоз предметов роскоши и ряд мануфактурных изделий, запрещен ввоз
товаров, которые могли составить конкуренцию российским промышленникам5. Тем самым произошел возврат к протекционистскому курсу. Тариф оказал положительное влияние на развитие хлопчатобумажного производства, привел к изменению сальдо торгового баланса в пользу России, росту
таможенных доходов, способствовал созданию предпосылок для промышленной революции.
Вместе с тем высокие таможенные барьеры со временем стали отрицательно сказываться на
прогрессе в отраслях тяжелой промышленности, так как из-за слабости собственной металлургической и машиностроительной базы экономика нуждалась в импорте иностранных материалов и оборудования для предприятий и железных дорог. Кроме того, повышение пошлин в значительной степени
изолировало страну от мирового рынка и затрудняло экспорт сельскохозяйственной продукции, что
наносило удар помещичьему хозяйству. Поэтому Министерство финансов старалось проводить гибкую политику, сочетая повышение и понижение пошлин на ввозимые товары с целью постепенного
перехода от жесткой запретительной системы к охранительной. Это диктовалось и изменением ситуации на мировом рынке. В Великобритании одержала победу «манчестерская партия», и с отменой
в 1846 г. хлебных законов начался переход к политике свободы торговли. Либерализация английской
таможенной политики вызвала цепную реакцию по всей Европе. На этот путь встали Франция, Германский таможенный союз, Австрия, Италия и другие страны6.
Россия не могла оставаться в стороне от этого процесса. Третья четверть XIX в. ознаменовалась усилением фритредерских тенденций. 13 октября 1850 г. был введен умеренно-охранительный
тариф, согласно которому значительно сокращалось число статей, снижались пошлины на импорт
сырых полуфабрикатов и изделий, необходимых для развития промышленности7. Запрет на ввоз оставался лишь для нескольких десятков товаров. С целью расширения сбыта сельскохозяйственных
товаров вывозные тарифные ставки на них понижались или вообще отменялись. Министерство финансов рассчитывало за счет увеличения ввозимой товарной массы значительно повысить таможенный доход. Результатом действия тарифа стали успехи в развитии промышленности, оживление
внешней торговли, рост экспорта хлеба, ввоза машин и других изделий. Тем самым начался переход
от запретительной системы к умеренному покровительству.
Этот курс получил дальнейшее развитие с утверждением тарифа 28 мая 1857 г.8 В нем в полной мере отразился расцвет популярности идей экономического либерализма, который переживала
Россия после Крымской войны 1853–1856 гг. При поддержке правительства в стране оживилось
предпринимательство, возникла сеть частных банков, развернулось сооружение железных дорог акционерными компаниями. По новому тарифу пошлины были понижены на 25–30 % почти по всем
статьям. Переход к умеренно-охранительной системе завершился принятием тарифа 5 июля 1868 г.9
Он предусматривал еще большее снижение ставок на ввоз изделий и металлов для тяжелой промышленности. Итогом тарифов 1857 и 1868 гг. стало значительное смягчение таможенной защиты. Если в
1851 г. пошлины составляли 26,1 % стоимости ввезенных товаров, то в 1875 г. — 11,7 %10.
Умеренно-охранительная система способствовала обеспечению отечественной промышленности необходимыми товарами и расширению внешнеторговых связей России. Таможенный доход в
1868–1878 гг. возрос с 37,5 млн. до 80,7 млн. руб.11 Однако уже через несколько лет возникла острая
необходимость в дальнейшей корректировке действующего тарифа. Министерство финансов пыталось активизировать торговый баланс, всячески форсируя экспорт сельскохозяйственной продукции.
Однако эти усилия не дали положительного результата. Из-за преобладания ввоза над вывозом баланс из года в год сводился с пассивным сальдо. Без его активизации было невозможно улучшить и
платежный баланс, который постоянно складывался не в пользу России. Это в свою очередь препятствовало стабилизации денежного обращения, которое после Крымской войны находилось в расстро-
221
енном состоянии. Следствием отрицательного платежного баланса был значительный отлив золота за
границу, усиление инфляции и нехватка платежных средств.
Кроме того, под влиянием мирового экономического кризиса 1873 г. в России осенью 1875 г.
начался кризис перепроизводства, который выразился в замедлении темпов развития основных отраслей промышленности, снижении товарных цен, сокращении торговых оборотов, уменьшении объема экспорта. Последствия эпохи «экономической свободы» вызвали сильное общественное недовольство. В печати развернулась критика фритредерской доктрины, упала прежняя популярность
классической политэкономии. Кризисные явления, которые переживало народное хозяйство, совпали
с обострением международной обстановки. Россия находилась накануне столкновения с Турцией. С
целью покрытия предстоящих военных расходов и поддержки оказавшейся в кризисе промышленности по закону 10 ноября 1876 г. пошлины с 1 января 1877 г. стали приниматься в золотой валюте, что
по тогдашнему курсу кредитного рубля означало их повышение на 30 %12.
Возрождение протекционизма отражало изменение экономической ситуации в стране. Смягчение таможенной политики было целесообразно лишь на стадии становления российской индустрии, когда она остро нуждалась в притоке сравнительно дешевых иностранных товаров. Но со временем по мере развития собственного производства конкуренция западной продукции стала наносить
все больший ущерб отечественной промышленности. К концу 1870-х гг., в отличие от предшествующего двадцатилетия, Россия нуждалась не столько в импорте товаров, сколько в привлечении иностранных капиталов, для помещения которых в стране существовали выгодные условия — высокая
норма прибыли в промышленности и более дешевая, чем на Западе, рабочая сила.
Поворот к протекционизму был общеевропейской тенденцией. После мирового экономического кризиса 1873 г. либерально-фритредерские идеи на Западе окончательно утратили былую популярность. В 1879 г. Германия в связи с появлением на европейском рынке огромного количества
дешевого хлеба из Австралии, Америки и Индии установила высокие ввозные пошлины на сельскохозяйственные товары. За ней последовали Франция, Италия, Австро-Венгрия и другие страны. Это
объяснялось трудностями экономического развития Европы последних десятилетий XIX в., осложненной мировым аграрным кризисом, который вскоре охватил и Россию.
Происходившее в 1880-е гг. систематическое увеличение российских пошлин завершилось
принятием ультрапротекционистского тарифа 11 июня 1891 г.13, который не имел равных в Европе по
уровню таможенной охраны. Ставки были повышены для 63 % ввоза, для 35 % оставлены без изменений, для 1 % понижены, для 1 % округлены14. Если в 1881 г. пошлины по всем границам империи
составляли 16,5 % стоимости ввезенных товаров, то в 1892 г. — 33.1 %15. Таможенный доход в 1881–
1892 гг. увеличился с 85,8 млн. до 130,6 млн. руб.16 Ограничение импорта сопровождалось беспрецедентным форсированием вывоза сельскохозяйственной продукции, несмотря на то, что цена на хлеб
постоянно падала под влиянием аграрного кризиса. В итоге это позволило изменить торговый и платежный балансы в пользу России. Тем самым таможенная политика в сочетании с другими антикризисными мероприятиями способствовала стабилизации финансов и началу подготовки денежной реформы.
Однако вскоре после введения тарифа 1891 г. возникла необходимость в его дальнейшей корректировке. На Западе был поставлен на очередь вопрос о новых торговых договорах, так как к тому
времени срок прежних уже заканчивался. Эти договора представляли собой сепаратные соглашения,
допускавшие значительные уступки, не распространявшиеся на другие страны. В конце 1891 г. Германия заключила торговые договоры с Австро-Венгрией, Бельгией, Испанией и Швейцарией, в которых были впервые установлены сниженные на 30 % ставки на ввоз хлеба. Поскольку Россия не имела
подобного договора с Германией, то эти льготы создавали для нее невыгодные условия при конкуренции в хлебной торговле. Поэтому правительство стремилось к заключению договора с Германией
и рядом других стран. Однако это было затруднительно при действии в России единого автономного
тарифа, который предоставлял всем импортерам равные условия. 1 июня 1893 г. последовал закон о
двойном таможенном обложении, действовавшем одновременно, но дифференцированно по отношению к торговым партнерам. Минимальный тариф создавался путем конвенционных снижений ставок
для стран, предоставлявших России право наибольшего благоприятствования, максимальный — путем надбавок в размере 15, 20 и 30 % для остальных стран17.
После принятия закона о двойном тарифе Германия повысила пошлины на российские товары
на 50 %. Между двумя странами началась таможенная война, завершившаяся подписанием 29 января
1894 г. торгового договора сроком на 10 лет18. Германии были сделаны существенные уступки в пошлинах на импорт железа, стали, химических продуктов, машин и тканей. Взамен она понизила ставки на ввоз российского хлеба. Вместе с тем, хотя договор формально был построен на принципах
222
равноправия, он был невыгоден для России и в определенной степени превращал ее в аграрный придаток Германии. После заключения конвенционных договоров с Францией, Германией и АвстроВенгрией российское правительство распространило действие подобных тарифов на остальных торговых партнеров.
Однако применение конвенционных тарифов привело к возрастанию ввоза иностранных товаров, отрицательно сказалось на торговом балансе и таможенном доходе России. В начале XX в. эта
система подверглась сильной критике в экономической литературе и печати как не отвечавшая интересам страны, а выгодная только Германии и другим основным торговым партнерам. Преобладающим было мнение о возвращении к автономному тарифу. Благоприятный момент для этого наступил
после истечения срока торгового договора с Германией и введения в 1902 г. германского таможенного тарифа, неблагоприятного для российского экспорта. 13 января 1903 г. в России был принят последний автономный тариф, который по уровню таможенной охраны превосходил тариф 1891 г.19 Он
был специально разработан для облегчения переговоров с Германией о новом соглашении. Многие
пошлины были настолько высоки, что импорт становился возможным только при условии уступок по
торговым договорам.
Таможенный протекционизм, утвердившийся в России в последней четверти XIX в., был одним из проявлений правительственной политики, направленной на расширение государственного
вмешательства в экономику, наряду с выкупом частных железных дорог в казну, введением винной
монополии, созданием казенного ипотечного кредита и другими мерами этатистского характера. Запретительная система во внешней торговле способствовала индустриализации страны, стала одним
из основных факторов промышленного подъема 1893–1898 гг. В этот период в народном хозяйстве на
базе достижений мирового технического прогресса заметно ускорились процессы механизации и интенсификации производства. Со второй половины 1880-х гг. промышленная революция в России
вступила в завершающий этап, в ходе которого окончательно победила крупная машинная индустрия20.
Однако протекционизм при всех его плюсах имел и отрицательные стороны. Он неизбежно
вел к монополизации промышленности, подавлял развитие свободной конкуренции и служил интересам не всей буржуазии, а лишь отдельных ее слоев. Заградительные таможенные барьеры в условиях
отсталости России, с одной стороны, обеспечивали сохранение искусственно вздутых цен на товары,
что приводило к сокращению внутреннего спроса и потребления, а с другой — тормозили технический прогресс в производстве, так как гарантировали высокую прибыль предприятиям с устаревшим
оборудованием. Ограничение ввоза топлива и металлов наносило ущерб некоторым отраслям промышленности, сдерживание экспорта сельскохозяйственных машин тормозило рост производительности труда в деревне. Постоянно повышаемые пошлины ложились на плечи не только состоятельных социальных групп, но и широких кругов населения.
Тем не менее жесткая таможенная охрана, как и этатистская модель развития народного хозяйства в целом, соответствовали исторически сложившимся традициям экономической жизни России. Современные исследователи, сравнивая «фритредерский» и «протекционистский» периоды таможенной политики, отдают явное предпочтение правительственному курсу последних десятилетий
XIX в. В коллективной монографии о процессах российской модернизации подчеркивается: «При
всей сложности чисто экономической оценки фритредерства и протекционизма, зависящих от множества переменных факторов, модернизационный характер экономической политики в период правления Александра III заключался, прежде всего, в создании устойчивого, защищенного разумными
протекционистскими барьерами геоэкономического пространства страны, что в перспективе оказывалось гораздо более ценным, чем следование текущей рыночной конъюнктуре в “открытом” пространстве мировой экономики»21.
Примечания
1
О взглядах фритредеров и протекционистов, а также дискуссиях между ними см.: Соболев М. Н. Таможенная политика
России во второй половине XIX века. Томск, 1911; Куприянова Л. В. Таможенно-промышленный протекционизм и российские предприниматели (40–80-е гг. XIX в.). М., 1994; Обухов Н. П. Внешнеторговая, таможенно-тарифная и промышленнофинансовая политика России в XIX — первой половине XX вв. (1800–1945). М., 2007.
2
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 31. № 24464.
3
Там же. Т. 33. № 26218.
4
Там же. Т. 36. № 27987, 27988.
5
Там же. Т. 38. № 28964.
223
6
Янжул И. И. Английская свободная торговля: Ист. очерк развития идей свобод. конкуренции и начал гос. вмешательства.
М., 1882. Вып. 2. С. 304–393.
7
ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 25. Отд. 2. № 24533.
8
Там же. Т. 32. Отд. 1. № 31881.
9
Там же. Т. 43. Отд. 2. № 46079.
10
Соболев М. Н. Таможенная политика… С. 822.
11
Министерство финансов. СПб., 1902. Ч. 2. С. 632.
12
ПСЗРИ. Собр. 2. Т. 51. Отд. 2. № 56573.
13
Там же. Собр. 3. Т. 11. № 7811.
14
Кун Е. Развитие нашего таможенного обложения в последние десятилетия. Пг., 1917. С. 9.
15
Соболев М. Н. Таможенная политика… С. 823.
16
Министерство финансов. Ч. 2. С. 640.
17
ПСЗРИ. Собр. 3. Т. 13. № 9705.
18
Там же. Т. 14. № 10409.
19
Там же. Т. 23. Отд. 1. № 22389.
20
Соловьева А. М. Промышленная революция в России в XIX в. М., 1990. С. 208, 269.
21
Опыт российских модернизаций: XVIII–XX вв. М., 2000. С. 116–117.
О. В. Морозов
ТАМОЖЕННАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ И ПРУССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХІХ в.
Первой страной в западном мире, где таможенная политика превратилась в инструмент решения общенациональных задач, была Британия и произошло это в ходе изменений британского общества и государства под воздействием революции 1640–1649 гг. В государствах континентальной Европы и России этот процесс затянулся почти на полтора столетия и приобрел черты
общенациональной политики в конце XVIII — начале ХІХ в.
В указанный период в России и Пруссии состоялась трансформация сути и содержания таможенной политики, она постепенно переходила от обслуживания интересов узкой прослойки дворянства к выполнению общенациональных задач. Особенно — в тот период, когда народные хозяйства
этих стран вступили в фазу промышленного переворота.
Целью статьи является исследование генезиса таможенной политики Российской империи и
Прусского королевства в первой половине ХІХ в., определение факторов, которые влияли на ее
формирование и осуществление.
Активное исследование таможенной политики России эпохи Александра І и первых лет
правления Николая І началось в 1880-х гг. Среди дореволюционных исследователей следует отметить
К. Н. Лодыженского1, М. Н. Соболева2. В советской историографии эта тематика приобрела освещение после Великой Отечественной войны в работах П. И. Лященко3, П. А. Хромова4, С. А. Покровского5, В. Л. Полякова6. Роль таможенной политики в процессе «собирания» германских земель вокруг Пруссии раскрыта в работах Б. Ф. Калиновского7.
Начало правления императора Александра І совпало с существенными геополитическими изменениями в Европе и нарождающимся кризисом социальной структуры внутри России. Значительное влияние на внутренние процессы в России оказали наполеоновские войны и в первую очередь
система «континентальной блокады». Так сложилось, что суть системы «континентальной блокады»
в историографии раскрывают лишь как инструмент военной стратегии Наполеона І, который использовал ее в условиях обострения конфликта с Англией. Однако французская историография объясняет
содержание мероприятий под названием «континентальная блокада» как нечто иное. «Континентальная блокада» — это комплексный механизм борьбы с экономической экспансией Англии на европейском континенте. Французская промышленность требовала защиты, невзирая на цену за это. Фактически были интегрированы интерес буржуазии Франции и административная воля государственного
аппарата. На создание этого альянса повлияли и удачные военные кампании французской армии.
Континентальная Европа было под контролем французской армии, и это позволяло реализовать идею
самодостаточного европейского рынка, защищенного от английской товарной экспансии высокими
тарифами и военной силой. Следует отметить, что Англия за время действия «континентальной блокады» пережила два острейших кризиса (1808 и 1811 гг.). В первом квартале 1808 г. доходы от экспорта упали по сравнению с 1807 г. с 9000 млн. до 7244 млн. ф. ст., во втором — с 10754 млн. ф. ст.
до 7688 млн.8
Россия присоединилась к «континентальной блокаде» с 20 марта 1807 г. Императорский указ
вводил полный запрет на английский импорт. На английские суда и имущество купцов, которое на224
ходилось в российских портах, накладывался арест. Но не следует думать, что присоединение России
к условиям «континентальной блокады» было осуществлено лишь под давлением военной машины
Наполеона. На наш взгляд, присоединение к блокадной системе совпало с той экономической политикой, которую проводило российское правительство в это время. Во внутренней политике Александр І был вынужден уделять все больше внимания новому слою промышленников и идти навстречу их требованиям. Так, указ от 16 января 1806 г. предоставлял таможенные льготы для
производителей и экспортеров чугуна и железа, а 20 мая того же года издается указ о разрешении
беспошлинного ввоза машин и оборудования для сельского хозяйства и промышленности. 1 января
1807 г. издан указ «О дарованных купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий”9. 27 июня 1808 г. создается Главное
правление мануфактур для осуществления руководства всеми фабриками и заводами. Оно должно
было проявлять заботу об увеличении объемов выпускаемой продукции.
Таким образом, русское самодержавие в начале ХІХ в., используя протекционные мероприятия, решало для себя две проблемы: первая — подтягивание страны в промышленном развитии согласно потребностям времени; вторая — русской буржуазии предоставлялись экономические привилегии в расчете на то, что она не будет претендовать на политические права. Но присоединение
России к «континентальной» блокаде вызвало не столько экономические трудности, сколько оппозицию со стороны состоятельного дворянства, ориентированного на экспортирование аграрного сырья
в Англию. Под влиянием внутренних факторов и дипломатического давления Англии 19 декабря
1810 г. императорским манифестом вводится в действие «Положение о нейтральной торговле на
1811 г. в портах Белого, Балтийского, Черного и Азовского морей и по всей западной сухопутной
границе» и новый таможенный тариф, разработчиком которого выступил М. М. Сперанский. «Положение о торговле» фактически выводило Россию из системы блокады и разрешало принимать в российских портах суда под нейтральным флагом, что открывало путь к российскому рынку британским
товарам. Согласно новому тарифу значительно увеличивались пошлины на вина, которые производились на территории Франции, Италии, Австрии, Греции, на сахар, кофе, французские шелковые ткани. Одновременно освобождались от таможенных сборов следующие экспортные товары: железные
полуфабрикаты, зерно, меха, кожи, льняные ткани. По низким пошлинам разрешалось импортировать
ткацкие станки, шерсть, бумагу10. В целом тариф 1811 г. отвечал интересам экспортеров сырья, т. е.
дворянства. Его смело можно назвать проанглийским тарифом. Единственную уступку, которые
смогли получить русские промышленники и купечество — возможность почти беспошлинно покупать импортные станки для мануфактур. Нужно отметить, что именно в тарифе 1811 г. винодельческая и сахарная отрасли получили постоянную протекционистскую защиту от государства. В то же
время фискальные ожидания этот тариф так и не оправдал. Если оценивать стратегическую перспективу участия России в «континентальной блокаде» и тариф 1811 г., то можно говорить о проигрыше
на фискальном направлении (недоборы по пошлинам составили 3,6 млн. руб.) и победе на индустриальном. Об этом свидетельствует промышленная статистика: в 1804 г. — произведено 6 млн. аршин
хлопчатобумажной ткани, занят в производстве 8181 работник; в 1814 г. — 26 млн. и 39210, соответственно. Общее число фабрик: в 1804 г. — 2399, работников — 95,2 тыс., в 1814 г. — 3731 и
170,6 тыс., соответственно. Ежегодное производство сахара не изменяло показатели с 1801 по 1808 г.
(0,2 тыс. пудов)11, а в 1809 г. его выработка возросла до 1 тыс. пудов. Резко увеличилась добыча соли
на юге и в северо-восточных районах. Поэтому вывод историков ХІХ в., что тариф 1811 г. стал прямым поводом для начала новой войны Франции против России, на современном этапе можно считать
ошибочным. Начиная русскую кампанию, Наполеон старался выйти из стратегического кризиса, в
котором он оказался. Поражение России открывало путь к победе над Англией. Поэтому британский
кабинет старался при любых условиях втянуть Александра І в конфликт с Наполеоном, что ему и
удалось. В конце июня 1812 г. английская олигархия ощутила себя спасенной. Наполеон начал русскую военную кампанию.
Одним из важных вопросов экономической политики российского правительства после завершения наполеоновских войн был вопрос о таможенной политике. В то же время для удержания
власти и сохранения господствующего положения в стране российскому дворянству необходимо было приспосабливаться к новым экономическим условиям. От избранного курса таможенной политики
зависел дальнейший путь экономического развития России — аграрный или промышленный. Это в
свою очередь прямо влияло на социальную структуру общества, на политические процессы.
Российские промышленники и купечество в первой четверти XIX в. еще не были готовы выступить как самостоятельная экономическая и общественная сила. Поэтому их представители присоединялись к разным политическим группам господствующего класса и таким образом боролись за
225
эволюцию его политики в выгодном для себя направлении12. Консервативные круги дворянства выступили единым фронтом против развития промышленности за счет их коммерческих интересов, а
также против радикальных протекционистских тарифов, защищая преимущества свободной торговли13. Что касается купечества и владельцев мануфактур, то они активно выступали в защиту протекционистской политики, за сохранение запретительного тарифа. Борьба этих двух идей и стала причиной создания в правительстве Александра І двух группировок, которые боролись за определение
перспективного курса таможенной политики. Обе стороны понимали, что невозможно обеспечить
государственный суверенитет при экономической зависимости от других государств, но сословный
эгоизм и экономическая заинтересованность отдельных групп дворянства преобладали над интересами общегосударственными. Развитием экономических связей с Европой русское правительство старалось укрепить позиции дворянства. Но развитие товарно-денежных отношений в дворянских хозяйствах, в конце концов, разрушало основы феодализма. Проведение государством даже умеренной
протекционистской таможенной политики приводило к укреплению фабричного производства и усилению позиций промышленной буржуазии и как следствие — разрушению феодальной формации.
В этих условиях политика протекционизма вызывала сопротивление со стороны значительной
части феодального сословия. На уровне правительства фритредерское направление отстаивал министр финансов Д. А. Гурьев. Его поддерживали приближенные к императору В. П. Кочубей, П. А.
Строганов, Н. Н. Новосильцев, государственный канцлер Н. П. Румянцев14. Группу протекционистов,
отстаивавшую интересы дворян-предпринимателей и купечества, возглавлял в тот период министр
внутренних дел О. П. Козодавлев. В нее входили также Н. С. Мордвинов и М. М. Сперанский.
Еще с 1813 г. правительство начинает постепенный отход от принципов защитного тарифа, а
19 марта 1815 г. создается особый комитет для подготовки нового варианта закона о таможенном тарифе.
Председателем этого комитета назначили В. П. Кочубея. Таким образом, поворот правительства в таможенной политике стал фактом и были сделаны шаги навстречу фритредерским настроениям дворянства15.
На внутреннюю борьбу фритредеров и протекционистов значительное влияние оказывали и
внешние события. Александр І стал активным творцом и участником Венского конгресса. Во время
работы этого международного органа неоднократно высказывалось пожелание по улучшению торговых связей между европейскими странами, устранению таможенных препятствий для международной торговли. Под влиянием этих идей Александр І согласился подвергнуть ревизии русский таможенный тариф в сторону его либерализации16. Таким образом, работа особого комитета Д. А. Гурьева
нашла свое воплощение в манифесте о вступлении в силу Закона о таможенном тарифе 31 марта
1816 г. В манифесте отмечалось: «<…> по восстановлении свободных политических и торговых отношений между европейскими государствами признано за благо, для пользы общественной допустить некоторые перемены в запретительной торговой системе и разрешить привоз разных иностранных товаров, ранее запрещенных в течение многих лет»17.
Всего было запрещено импортировать 175 наименований разных товаров, в том числе сырьевые ресурсы для промышленной обработки, продукты питания, вина, а также другие товары, которые
производились русским сельским хозяйством. Таким образом, учитывались интересы прежде всего
дворян-землевладельцев, которые получили возможность реализовывать продукцию своих имений
без иностранной конкуренции. Тарифная ставка в размере от 15 до 35 % стоимости применялась относительно 251 предметов торговли, а все другие товары, которые составляли больше половины импорта, разрешалось ввозить беспошлинно. Среди них были все виды машин для промышленности. По
мнению авторов тарифа 1816 г., это поддерживало российскую буржуазию. Значительная часть товаров, производимых в Российской империи, экспортировалась за границу. Дворянство получило выгодные условия и при помощи доходов от экспорта могло улучшить финансовое состояние своих
крепостных хозяйств. Фактически интересы российской экономики того времени были принесены в
жертву политическим интересам Священного союза. Были созданы предпосылки для навязывания
российскому правительству печально известного тарифа 1819 г., который, по словам министра финансова (с 1823 по 1844 г.) Е. Ф. Канкрина, «убил русскую промышленность»18.
Тариф 1819 г. нанес мощный удар мануфактурной промышленности России. Это произошло
вследствие радикального снижения большинства таможенных ставок на импортные товары. Космополитические мечты о благах, которые подарит свободный товарообмен государству и обществу под
давлением реальных дел быстро исчезли. И вдобавок европейские государства, пропагандируя идеи
таможенного либерализма, совсем не собирались подменять собственные национальные интересы
общеевропейскими. Так, в Пруссии в 1817–1823 гг. наблюдался зерновой бум и прусское правительство, защищая интересы юнкерства, ввело высокие пошлины на аграрный импорт, что ударило в первую очередь по российским экспортерам зерна19. В то же время таможенный либерализм не оправдал
226
теоретических ожиданий фритредеров относительно уменьшения контрабанды при низких пошлинах. Объемы контрабанды лишь возрастали, особенно на границах с Пруссией и Австрией. В таких
условиях оставался единственный выход — возврат к протекционистскому таможенному тарифу.
Тариф 1822 г. ознаменовал собой «окончание периода влияния политических союзов на таможенную политику». Инициатором нового таможенного тарифа стал Е. Ф. Канкрин, который будучи министром финансов, превратил тарифное дело из узкой фискальной функции в комплекс мероприятий государства, направленных на защиту в первую очередь промышленных отраслей. Новым
тарифом было запрещено экспортировать 21 и импортировать 3110 видов товаров. Согласно тарифу
1822 г. все импортные товары распределялись на четыре группы. В первую вошли товары, которые
могли ввозиться беспошлинно. Запрещены были к ввозу льняные изделия, пенька, шерсть, кожи. Разрешалось ввозить после уплаты высокой тарифной ставки лишь те виды шерстяных тканей, которые
в силу естественных условий не могли изготовляться в России. С внедрением нового защитного тарифа российская промышленность была на некоторое время защищена от непосильной конкуренции
со стороны более технологичных иностранных товаров. Но это был необходимый шаг. Именно в период действия тарифа 1822 г. в России начался процесс механизации производства. Тариф 1822 г.
неоднократно пересматривался. В 1824, 1825, 1830, 1831, 1836, 1838 и 1841 гг. в него вносились изменения, которые зависели от состояния развития той или другой отрасли экономики. С началом
правления императора Николая І таможенная политика приобрела прогнозируемый и последовательный характер. Результаты этой таможенной политики были в целом благоприятные. Таможенные доходы бюджета в период с 1823 по 1844 г. возросли на 250 % (с 11 до 26 млн. руб.)20. Промышленность под защитой тарифа 1822 г. также достигла заметных успехов. Если брать промышленную
статистику, то в период с 1814 по 1825 г. количество суконных предприятий выросло с 235 до 324; в
период с 1825 по 1850 г. — с 324 до 492. Число металлургических предприятий в период с 1814 по
1825 г. возросло с 75 до 170; в период с 1825 по 1850 г. — со 170 до 41621.
Не одно экономическое событие в новейшее время не вызвало столь многочисленных толкований, как Прусский таможенный союз. Важные последствия, которые из него проистекали не только
для Германии, но и для других государств, заставляют нас рассмотреть его историю.
Пруссия вступила в ХІХ в. аграрным государством. Охранительная таможенная политика
Фридриха II не смогла решить полностью задачу по созданию развитой промышленности. К тому же,
подобно и российской действительности, первую скрипку в торговой политике государства играло
прусское дворянство, ориентированное на экспорт аграрного сырья. В период наполеоновских войн
это привело к тому, что Пруссия всячески саботировала континентальную блокаду, в то время как
промышленно развитые рейнские земли оставались верными союзниками Наполеона в самых критических ситуациях, поддерживая его таможенную политику, направленную на создание евпропейской
промышленности22.
После завершения наполеоновских войн и начала эпохи Священного союза таможенная политика Пруссии начинает движение в стороне умеренного протекционизма. Тенденция эта была положена в основу королевского постановления, изданного в 1818 г., по которому вывоз и привоз всех
сырых произведений объявлялись свободными, а с обработанных изделий надлежало взимать максимальную пошлину в 10 % с фактурной стоимости товара. В то же время все внутренние заставы были
уничтожены и введено однообразие мер и весов. Для сравнения: в России подобная таможенная реформа была осуществлена П. И. Шуваловым еще в 1753–1762 гг. Прусское правительство понимало,
что успехи промышленности в государстве невозможны при существовавшей тогда политической и
экономической раздробленности Германии, внутри которой купец на протяжении каждых 4–5 миль
встречал таможенную заставу и должен был дорого оплачивать свои товары. Поэтому вслед за изданием закона последовало объявление, в котором было сказано, что Пруссия готова заключить торговый трактат с остальными германскими землями в соответствии с положениями своего нового тарифа
и признать для их подданных все те права, которыми пользуются собственные ее жители. Княжества
Ангальтские и Шварцбург-Зондерсгаузен первыми откликнулись на этот призыв и заключили в
1819 г. с Пруссией трактат на предложенных условиях. Спустя 9 лет к нему присоединилось и великое герцогство Гессен-Дармштадское.
Однако этот союз сформировал в других германских государствах элементы конкуренции и
противодействия Пруссии. В этом же году образовался центральный торговый союз в Касселе, в который вступили: королевства Ганноверское и Саксонское, курфюршество Гессенское, а также Брауншвейг, Нассау, Ольденбург, герцогства Саксонские, княжества Рейс, Шварцбург-Рудольштат и
вольные города Бремен и Гамбург. Кроме этого, несколько раньше был заключен торговый договор
между Вюртембергом и Баварией, а на севере Ганновер, Брауншвейг и Ольденбург образовали между
227
собой таможенно-акцизный союз (Zoll- und Steuerverein). Но ни центральный, ни БаварскоВюртембергский союзы не нашли опоры в Германском сейме. По своему географическому положению, не будучи в состоянии ввести однообразное таможенное управление, они должны были распасться и мало-помалу интегрироваться к Пруссии, которая и в финансовом отношении представляла
гораздо более выгодного партнера, и в политическом плане не угрожала (чего больше всего опасались) ни одному государству потерей его самостоятельности. Осторожной политикой Берлинский
кабинет сумел развеять недоверчивость к себе, и в 1834 г. Прусский таможенный союз, получивший
к этому времени название Германского, состоял уже из 11 государств, занимающих пространство в
7719 кв. км с населением около 23,5 млн. чел.; протяженность его границ составляла 1097 миль. К
1857 г. территория Таможенного союза после присоединения к нему Ганноверского союза увеличилась до 9000 кв. км., а население возросло до 33 млн. чел.
С момента формирования таможенного союза союзный (а точнее прусский) таможенный тариф несколько раз изменялся — главным образом в духе протекционистской системы с целью поддержки местных промышленников в их конкурентной борьбе с французской буржуазией.
Следует отметить, что прусская экономическая политика и принятые ею охранительные пошлины не были столь обременительными для потребителей, как в других континентальных державах.
Принимая среднюю цену всех привозимых товаров в сложности за 15 лет (1835–1849 гг.) в
187,5 млн. руб., а таможенный доход в 21,25 млн. руб., фактически пошлина не превышала 12 %
стоимости ввозимых товаров23. Между тем выгоды ликвидации внутренних государственных границ
проявились очень быстро. Таможенный доход союзных государств быстро увеличился с 13,6 руб. в
1834 г. до 26 млн. в 1845 г., то есть в течении 12 лет почти удвоился. В то же время издержки по
управлению таможнями значительно уменьшились (с 15 до 10 % таможенного дохода в тот же период времени). Внешняя торговля таможенного союза постоянно развивалась. Так, с 1837 по 1841 г.
совокупная стоимость привезенных и вывезенных товаров составила в нем 310 млн. руб., а с 1847 по
1851 г. она увеличилась до 361 млн. руб.
В 1851 г. Пруссия достигла стратегической цели, заключив торговый договор с Северным таможенно-акцизным союзом, т. е. с королевством Ганноверским, великим герцогством Ольденбургским и герцогством Брауншвейгским, вследствие чего порты Северного (Немецкого) моря сделались доступными
для ее торговых отношений. Расчет Пруссии был верен: последующие события оправдали ее таможенную
политику созданием на фундаменте таможенного союза второй Германской империи.
Таким образом, в первой половине ХІХ в. российская и прусская таможенная политика прошла сложный процесс трансформации от узко фискальной к комплексной, учитывавшей интересы
народного хозяйства страны и политические интересы в целом. Эта эволюция проходила в сложных
условиях борьбы приверженцев аграрного и промышленного развития. В то же время таможенная
политика России начала ХІХ в. демонстрировала отрицательный опыт влияния собственно политических факторов, когда национальные задачи поглощались мифическими идеями абсолютизма. Пример
действия таможенных тарифов первой половины ХІX в. подтвердил кризис дворянства как лидера
общественного развития. Дворянство оставалось носителем консервативных, во многом космополитических в экономике идей, которые уже не отвечали морали и ценностям индустриальной цивилизации, в том числе в сфере международного права. В начале ХІХ в. резко проявилась следующая закономерность: индустриальная слабость государства порождала слабость на международной арене. А
таможенный тариф теперь выступал как комплексный инструмент ускорения развития или стагнации
экономики. Таможенный тариф 1822 г. для России и таможенный союз 1818 г. для Пруссии ознаменовали новую эпоху в тарифном регулировании, освободив его от непостоянства внешнеполитической конъюнктуры. Одновременно опыт использования этого тарифа указал российским государственным деятелям на следующую закономерность. В условиях индустриальной экономики одним
таможенным тарифом невозможно было эффективно влиять на экономический процесс. В новых условиях таможенный тариф действовал лишь в тандеме с такими мероприятиями, как развитие внутреннего потребительского рынка, развитие банковской системы, развитие путей сообщения. Но понимание этого пришло российским чиновникам уже в годы буржуазных реформ 1860–1870-х гг.
Примечания
1
Лодыженский К. Н. История русского таможенного тарифа. Челябинск, 2005.
Соболев М. Н. Таможенная политика России во второй половине ХІХ века. Томск, 1911.
3
Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. М., 1956. Т. 1.
4
Хромов П. А. Экономическое развитие России в ХІХ–ХХ веках: 1800–1917. [М.], 1950.
2
228
5
Покровский С. А. Внешняя торговля и внешняя торговая политика России. М., 1947.
Поляков В. Л. Таможенная политика царского правительства и ее влияние на развитие отечественной промышленности в
период разложения феодальной системы: (Конец XVIII — первая четверть XIX вв.): Автореф. дис. … докт. ист. наук.
Л., 1976.
7
Калиновский Б. Ф. О развитии и распространении идеи свободной торговли и о применении ее к положительным законодательствам в главных западно-европейских государствах. СПб., 1859.
8
Тюлар Ж. Наполеон, или Миф о «спасителе». М., 1996.
9
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 29. № 22222, 22418, 22430; Т. 30. № 23126, 23679, 23757 а.
10
Там же. Т. 31. № 24456.
11
Карцов Ю. С., Военский К. А. Причины войны 1812 года. СПб., 1911. С. 49.
12
Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. 1. С. 456–457.
13
Блюмин И. Г. Очерки экономической мысли в России в первой половине ХІХ века. М.; Л., 1940. С. 129–130.
14
Туган-Барановский М. И. Русская фабрика в прошлом и настоящем: Ист.-экон. исслед. 2-е изд. СПб., 1900. С. 262.
15
Лодыженский К. Н. История русского таможенного тарифа. С. 176.
16
Там же. С. 175.
17
Туган-Барановский М. И. Русская фабрика… С. 176.
18
Витчевский В. Торговая таможенная и промышленная политика России со времен Петра Великого до наших дней.
СПб., 1909. С. 46.
19
Кулишер И. М. Основные вопросы международной торговой политики. М., 2002. С. 162.
20
Шапошников Н. Н. Таможенная политика России до и после Революции. М.; Л., 1924. С. 13.
21
Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т. 2. С. 411– 412, 594.
22
Свечин А. А. Эволюция военного искусства. М., 2002.
23
Hübner O. Die Zolleinigung und die Industrie des Zollvereins und Oestreich. Berlin, 1850. S. 34–37.
6
М. В. Кобрин
ОРГАНИЗАЦИЯ ТАМОЖЕННОЙ (ПОГРАНИЧНОЙ) СЛУЖБЫ
НА ЗАПАДНОЙ ГРАНИЦЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (1819–1822 гг.)
На проведение таможенной политики Российской империи в первой четверти XIX в. повлияли внешние обстоятельства. Выполняя решения Венских соглашений 1815 г., Российская империя
вынуждена была отказаться от протекционистской политики. Под влиянием Пруссии, Австрии и Великобритании она в 1816 г. ввела таможенный тариф, который для России являлся компромиссным.
По этому тарифу разрешалось ввозить в Россию товары мануфактурного производства и предметы
роскоши, запрещенные по таможенному тарифу 1810 г. Однако тариф 1816 г. не касался организации
торговли в Царстве Польском, являвшимся провинцией Российской империи. Она регламентировалась договорами России с Австрией и Пруссией от 3 мая 1815 г. Поэтому затем состоялись российско-прусско-австрийские переговоры о торговле на польских землях. В них принимали участие и
польские уполномоченные. Результатом стало подписание двухсторонних соглашений между Россией и Пруссией, Россией и Австрией, согласно которым провозглашалась свобода торговли и судоходства на реках Царства Польского1.
2 декабря 1819 г. был введен в действие Общий тариф европейской торговли, а 26 декабря
1819 г. император Александр I утвердил «Таможенный устав Европейской торговли»2, согласно которому ликвидировалась таможенная граница между Российской империей и Царством Польским.
Статья 691 устава гласила: «Пограничные таможни российские и польские, которые теперь существуют между Империей и Царством Польским, упрощаются и сама граница ликвидируется. Вместо
этого на средней линии основываются контрольные российские и польские таможни»3. Российская
таможенная линия была вынесена на внешние границы Царства Польского, что привело к созданию
таможенного союза между Царством Польским и Российской империей.
Общий тариф Европейской торговли и устав 1819 г. позволили свободно выйти польскому
сырью, полуфабрикатам и промышленным изделиям на российский внутренний рынок. С этой стороны тариф 1819 г. был выгоден для экономики Царства Польского. Но отмена почти всех запрещений
на ввоз в Царство Польское вызвало наплыв иностранных товаров, особенно прусских. Это привело к
тому, что сальдо в польской внешней торговле оставалось пассивным. Для российской экономики
тариф 1819 г. оказался очень невыгодным: он принес прибыль западноевропейским странам.
Согласно уставу 1819 г. для растаможивания товаров создавались российские таможни и заставы по всей сухопутной и морской границах, а также внутри империи и в Царстве Польском. Все
таможни делились на четыре класса: 1-го класса — складываемые, 2-го — главные таможни сухопутные и морские, 3-го — декларационные, 4-го — таможенные сухопутные и морские заставы, а
также контрольные таможни на средней линии.
229
На складываемых таможнях принимали на сохранение и оформление все иностранные товары, которые хранились до 8 месяцев. На главных таможнях оформлялись все разрешенные товары, а
также товары, которые направлялись на складываемые таможни. Срок оформления товаров на таможнях 2-го класса не превышал двух месяцев. Главные таможни имели на реках вооруженные катера и шлюпки4.
На декларационных таможнях пропускали все товары. При этом часть товаров оформлялась
на этих таможнях, другая — направлялась на какую-нибудь складываемую таможню для уплаты пошлины («очистки»). Однако на декларационных таможнях в Царстве Польском не разрешалось брать
пошлины с привозных товаров и их отправляли на главные таможни5.
Таможни и таможенные заставы 4-го класса оформляли ограниченный перечень товаров. На
их «очистку» отводился месяц. На другие таможни товары для дальнейшего оформления направлять
не разрешалось. Все контрольные таможни на средней линии между Российской империей и Царством Польским пропускали товары, за которые были уплачены пошлины на варшавской, люблинской
и новодворской таможнях. При желании на контрольных таможнях можно было внести плату за провоз товара в империю, при этом разрешалось не довозить его на главную таможню. Но перечень товаров, за которые нужно было вносить платежи на контрольных таможнях, был ограниченным. Кроме того, Брест-Литовская и Устилужская контрольные таможни имели право пропускать товары,
которые поступали на складываемые таможни в Российской империи6.
Вывоз товаров из внутренних районов Российской империи разрешалось производить через
все виды таможен, однако пошлина бралась только на некоторых из них. При вывозе товаров за пределы Царства Польского пошлина бралась главными или декларационными российскими таможнями
в Царстве Польском7. Пошлина бралась на таможнях, которые находились на границе с Пруссией
(палангенская, гарждовская, юрбургская) и Австрией (дружкопольской, радивиловской, волочинской,
гусятинской, исаковецкой), а также на всех портовых таможнях.
В Царстве Польском были основаны: российская складываемая таможня 1-го класса в Варшаве, 4 главные таможни 2-го класса в Люблине и Новодворе и контрольные таможни на средней линии
в Гродно и Ковно; 13 декларационных таможен 3-го класса на внешней границе Царства Польского
(Вербален, Рачки, Щучин, Кольно, Харжели, Нешава, Слупцы, Калиш, Пражка, Челядь — на границе
с Пруссией; Красеница — на границе области вольного города Кракова; Завихост, Далгобышев — на
границе с Австрией); 7 контрольных таможен 4-го класса на средней линии (брестская, устилужская,
ганиондская, харощинская, техановецкая, нурецкая). Из них гродненская главная таможня и 7 контрольных таможен вошли в состав Гродненского таможенного округа, который был создан в 1819 г.
Существование такой сложной системы российского таможенного контроля определялось
тем, что, находясь в составе Российской империи, Царство Польское имело государственные границы
как с таможнями на востоке, так и на западе. Поэтому грузы, которые приходили из Царства Польского на территорию Российской империи, облагались таможенными пошлинами, как иностранные.
Таким образом, по новому «Таможенному уставу» планировалось вынесение таможенной линии
на внешние границы Царства Польского, что потребовало административной перестройки российского и
польского таможенного аппарата. Для выработки условий реорганизации таможенного управления в Царстве Польском в октябре 1819 г. в Варшаве был создан Особый комитет. В него вошли: сенатор М. М. Новосильцев, председатель правительственной комиссии финансов и казначейства А. А. Венглинский, статссекретарь И. В. Соболевский, генерал-майор А. Я. Ланг, действительные статские советники Л. С. Байков и
Ф. Х. Вирст, рефендарий Государственного совета Царства Польского А. А. Грайбнер8.
Для управления российскими таможнями в Царстве Польском создавалось Главное управление торговых и таможенных дел, которому подчинялись российские таможни. Оно вело торговые
дела в Царстве Польском и на сухопутной границе от Палангена до Дубосар. Главное управление начало свою работу 19 января 1820 г., и его возглавил начальник российских таможенных и торговых
дел генерал-майор А. Я. Ланг.
Потери, которая понесла российская экономика в результате действия тарифа 1819 г., а также
невыполнение западноевропейскими странами Венских соглашений о свободной торговле убедили
правительство Александра I в необходимости введения протекционизма на российские товары.
24 марта 1822 г. был подписан манифест, который провозглашал введение протекционистского тарифа по европейской торговле. В зависимости от нужд народного хозяйства тариф делил все предметы
импорта на четыре группы. Товары, которые относились к 1-й группе, были запрещены к вывозу, 2-я
группа товаров облагалась высокой пошлиной, 3-я группа — умеренной пошлиной, а 4-я группа с
товарами первой необходимости объявлялась беспошлинной. Таким образом, экспорт товаров по тарифу 1822 г. был чрезмерно облегчен. В 1822 г. в Царстве Польском был введен отдельный тариф,
230
который не носил запретного характера. Это было уступкой западноевропейским странам, потому
что их товары могли легко попадать на польский, а потом и на российский рынок.
С 1810 по 1822 г. для охраны границы привлекалась казацкая пограничная охрана, которая
частично выполняла функцию наблюдения за таможенной охраной. Перенос российской государственной границы на внешние границы Царства Польского и ликвидация внутренней границы с Царством Польским (заменена средней линией) сделали ненужным использование казацкой пограничной
охраны для военного прикрытия внутренних границ. Поэтому в начале 1820-х гг. на участке средней
линии казацкую охрану перенесли на второй эшелон.
9 июля 1822 г. было принято решение, согласно которому таможенная охрана стала размещаться на первой линии охраны границы. Цепь, которая состояла из донских и бугских казаков, с
границы была снята и размещена после таможенной границы на расстоянии от 3 до 5 верст. Эти меры
принимались для того, чтобы охрана «не решалась на злоупотребления»9. Казацкой военной охране
было приказано вести наблюдение за действиями таможенной охраны, осуществлять поиск контрабандистов и других нарушителей границы, которые смогли обмануть охранников первой линии. Таким образом, казацкая охрана преобразовалась в контролирующую структуру, которая следила за
деятельностью таможни и прекращала попытки контрабандного перевоза товаров. В свою очередь и
казаки не имели возможности вести противозаконную торговлю.
Однако казацкая охрана переводилась на вторую линию не полностью по западной границе.
Правительство Российской империи решало эту проблему исходя из условий, которые складывались
на конкретных участках.
В 1822 г. таможенную (пограничную) охрану было решено пополнять воинскими нижними
чинами, в первую очередь из кавалерийских частей, а также из отставных солдат и инвалидов. Для
более надежной охраны границы на отдельных ее участках через каждые пять верст были построены
казенные дома, а между ними биваки. С 1823 г. в дополнение к конным объездчикам были выделены
для несения охраны еще и стражники — пешие воины.
Однако принятые меры не привели к уменьшению контрабанды. После введения манифеста,
который носил протекционистский характер, ввоз многочисленных иностранных товаров — предметов роскоши и товаров мануфактурного производства — в Россию был или совсем запрещен, или обложен высокими пошлинами. Это привело к резкому увеличению контрабандных товаров. Вольнонаемные объездчики и казаки не справлялись с охраной границы, потому что не хватало специалистов и
средств. Например, на одном из западных участков границы в каждом из шести пунктов было только
по одному таможенному смотрителю и 10–12 конных объездчиков. В Радзивиловском таможенном
округе (продолжительность 483 версты) службу несли только 332 конных объездчика, а в Любовском
(437 верст) — 64 конных объездчика и 56 сторожей10.
Руководству российских таможенных и торговых дел не удалось покончить с коррупцией и
взятками. Очень часто местные объездчики заключали соглашение с контрабандистами, получая
часть прибыли. Так, например, в пропуске контрабандных товаров в первой половине 1820-х гг. были
обвинены объездчики ганензнской таможенной дистанции. Контрабандные товары были спрятаны в
доме объездчика на кордоне в деревне Бела Новацкая. В занятии контрабандой обвинялись таможенный чиновник Букинский и таможенный смотритель Мошанский11.
Таким образом, реорганизация таможенной службы на западной границе Российской империи
была следствием принятия Россией Таможенного устава европейской торговли 1819 г., тарифа
1819 г. и манифеста 1822 г. В этих документах нашли отражение условия Венского конгресса о свободе торговли в границах Речи Посполитой 1772 г. Ликвидация таможенной границы между Российской империей и Царством Польским и установление таможенного союза двух государств — Царства
Польского и Российской империей — потянула за собой реорганизацию всего таможенного командования, а также системы военного прикрытия границы. В связи с переносом основной границы империи на внешнюю границу Царства Польского использование казаков на охране средней линии стало
менее необходимым, и они были переведены во второй эшелон. С 1822 г. основные функции по охране западной границы были переданы Министерству финансов.
Примечания
1 Страхова Н. П. Тариф 1819 г. во внешнеполитических планах России // Вестник Московского ун-та. Сер. 8. История. 1990.
№ 3. С. 48–49.
2
ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 36. № 28030.
3
Там же. С. 489.
231
4
Там же. С. 418.
Там же. С. 419.
6
Там же.
7
Там же. С.420.
8
Обушенкова Л. А. Королевство Польское в 1815–1830 гг.: Экон. и соц. развитие. М., 1979. С. 229.
9
На страже границ Отечества: История погранич. службы. М., 1998. С. 170.
10
Там же. С. 183.
11 НИАГро. Ф. 1. Оп. 2. Д. 48. Л. 1.
5
К. Лятавец
МЕСТО ТАМОЖЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ ЦАРСТВА ПОЛЬСКОГО
В ФИНАНСОВОЙ СИСТЕМЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 70-х гг. ХIХ в.
Ликвидация внутренней таможенной границы, отделявшей Царство Польское от остальных
земель Российской империи, произошла 1/13 января 1851 г. Реализация нового таможенного закона
привела к складыванию в Царстве Польском российской модели таможенной администрации. Здесь
были учреждены таможни четырех классов. Все пространство Царства Польского было разделено на
таможенные округа: Вержболовский, Калишский и Завихвостский1.
В начале 1851 г. в Царстве Польском действовали 10 таможен 1-го класса, 8 — 2-го класса, 11
— 3-го класса, 18 таможенных застав и складочная таможня в Варшаве2. Класс таможни зависел от
объема потока проходящих через нее товаров. На статус таможни влиял также район отправки товаров. В таможнях 1-го класса облагали пошлиной все товары, ввезенные в империю. В отношении остальных таможенных органов действовали ограничения, вытекающие из особых инструкций Департамента внешней торговли (Департамента таможенных сборов) Министерства финансов.
Размещение органов таможенного контроля в Царстве Польском на границе с Австрией и Пруссией было предварено глубоким анализом данных о товарных потоках. При этом учитывался ранее имевшийся опыт. В этой связи необходимо упомянуть о деятельности Правительственной комиссии, решения
которой, утвержденные Государственным Советом, вступили в силу до конца 1850 г.3
При анализе географического размещения таможенных органов заметно, что они были устроены на наиболее важных дорогах, идущих через границы империи с вышеупомянутыми государствами. Это были как сухопутные, так и железные дороги. Исключение представляла собой таможня у
Границы, которая занималась досмотром пассажиров и товаров на железной дороге из Вены в Варшаву. Надо также упомянуть о складочной таможне в Варшаве, которая была значительно удалена от
границ империи.
Со временем в структуре таможенной администрации Царства Польского произошли достаточно серьезные изменения. Они были обусловлены рядом факторов. К ним относятся развитие железных дорог и возникновение специальных пограничных переходов, изменения в объеме потока товаров на территории Российской империи и др. В январе 1867 г. в Царстве Польском
функционировало 8 таможен 1-го класса, 6 — 2-го класса, 11 — 3-го класса, 10 тажоженных застав и
22 погранперехода, служащих только для личного передвижения4.
Указанная система местных таможенных органов претерпевала непрерывную эволюцию. В
первой половине 1870-х гг. в Царстве Польском (Варшавском генерал-губернаторстве) действовали
10 таможен 1-го класса (Вержболовская, Граевская, Пеплувская, Нешавская, Александровская, Щипиорнская, Верушовская, Сосновицкая, Границкая, Михаловицкая). Однако число аналогичных учреждений 2-го класса уменьшилось до 3 (Томашевская, Гербская, Прашская). Число таможен 3-го
класса не претерпело изменений, как и число переходных пунктов. Зато сеть таможенных застав увеличилась до 145.
Департамент таможенных сборов старался не увеличивать расходы по содержанию подчиненных ему структур. С этим связано понижение в статусе некоторых таможен 2-го класса до уровня
мелких таможенных застав. При этом была создана новая таможня 1-го класса в Александрове Пограничном (Александрове Куявском). Действия таможенного департамента, надзирающего за поступлениями в бюджет таможенных пошлин, имели основания. Возникновение пограничного железнодорожного перехода с Германией привело к переносу товаропотока именно к вновь образованному
учреждению. Аналогичным образом обстояло дело, например, в 1877 г., когда железнодорожную линию Ковель — Люблин — Варшава — Млава довели до границы с Германией. Тогда в Млаве вместо
232
переходного пункта была образована таможня 1-го класса. Лежащая же поблизости от Млавы Пеплувская таможня 1-го класса деградировала до уровня таможенной заставы6.
Географическое положение таможенных учреждений играло немаловажное значение в таможенной политике и торговле. Импорт и экспорт товаров по сухопутным дорогам из Европы в Россию
проходил через таможенные учреждения, действовавшие в Царстве Польском. Анализ сумм таможенных пошлин, собранных этими учреждениями, указывает на их достаточно серьезную роль. В
1870–1876 гг. из 20 таможен Российской империи, приносящих наиболее крупные поступления в казначейство, 5 находилось на территории Варшавского генерал-губернаторства.
Среди таможенных органов Царства Польского на первое место по поступлениям таможенных пошлин выдвинулась Вержболовская таможня. Через эту таможню проходили товары из северовосточной части Германии в Россию. Перевозили их прежде всего по железной дороге Крулевец —
Вильно. Таможенный переход был расположен в посаде Кибарты в нескольких верстах от
г. Вержболово.
Второй по величине собираемых таможенных пошлин была таможня в Варшаве. Она представляла собой типичный таможенный склад, в котором оценивались товары, подвергавшиеся обложению сборами. Действовала она на таких же принципах, что и таможня в Москве. Однако, в отличие
от Московской таможни, Варшавская приносила значительно меньшие доходы.
Таможни Александровская, Граевская, Границкая, Сосновицкая, как и Вержболовская, были
расположены на железнодорожных линиях. На первой из них облагались пошлинами товары,
перевозимые по линии Варшава — Торунь. В 1876 г. с этого учреждения получили 2257682 руб.
пошлин. В 1873 г. в Царстве Польском появился очень важный элемент в сети таможенных
учреждений. По случаю проведения железной дороги из Бреста в Граево и дальше к немецкому
Крулевцу в этой местности решили учредить таможню. Уже к концу 1874 г. она дала поступлений
почти на миллион рублей. На границе с Германией действовала также Сосновицкая таможня, через
которую шли товары по железной дороге из Варшавы во Вроцлав (Бреслау).
Упомянутые таможни (за исключением Варшавской) действовали на железных дорогах из
Германии в Россию. Поступления таможенных пошлин из этих учреждений в 1876 г. составили почти
9,2 млн. руб. Такой результат был обусловлен прежде всего развитием торгового обмена между двумя государствами.
На границе с Австрией действовала Границкая таможня на дороге из Варшавы в Вену. В
1876 г. она принесла 945426 руб. таможенных пошлин.
Другие таможни в Царстве Польском принадлежали к типичным учреждениям, обслуживающим путешественников и товары, перемещавшиеся по сухопутным дорогам (шоссе). Из них выделяется складочная таможня в Варшаве. Положение этого города, имевшего важное административное и
торговое значение, непосредственным образом влияло на доходы местной таможни. Особое значение
имело расположение Варшавы на транзитных дорогах, идущих от границы с Германией и Австрией
вглубь Российской империи. Различные сборы варшавской таможни достигали после 1871 г.
3 млн. руб.
Одной из наиболее значимых была таможня в Щипиорне. Она находилась на дороге, идущей
из губернского города Калиша к границе с Германией. Однако по объемам перевозимых товаров и
размерам собираемых пошлин ее нельзя сравнивать с аналогичными учреждениями на железных дорогах. В отношении сумм полученных пошлин Щипиорнскую таможню можно сравнить с Нешавской, действовавшей также на границе с Германией.
Наиболее значительными таможнями на границе с Австро-Венгрией были таможни в Михаловицах Келецкой губ., Сандомире Радомской губ. и Кршешове Люблинской губ.. Остальные таможни приносили доходов не более 100000 руб. Это свидетельствует о небольшом объеме товаропотока
через данные учреждения на территорию России.