Анна Котомина

Анна Котомина
Светский читатель XV века осваивает
пространство книги
В данной статье в центре внимания находятся введения и иллюстрации к двум рукописям второй половины XV в. Рукописные
книги близки по времени и месту происхождения. Они были изготовлены неизвестными мастерами в книгодельных мастерских одного из фландрских городов между 1450 и 1485 гг. Эти рукописи
сохранили для нас первые «публикации» одного литературного
произведения. Оно называется «Евангелия от Прях». Это образец
французской позднесредневековой развлекательной прозы, относящейся к литературе так называемого «бургундского круга». Это
произведение было создано и читалось в первое время в среде,
образованной грамотными приближенными бургундских герцогов.
Рукописные книги представляют одно произведение, однако при
подготовке второй из двух книг его текст был существенно отредактирован.
В статье предпринята попытка найти ответ на вопрос о назначении вводных частей и иллюстраций в данных книгах, что позволит выявить особенности восприятия этих последних читателями.
Мы будем исходить из предположения, что эти особенности историчны, то есть связаны с местом и временем происхождения книг.
Начнем с описания общих особенностей формы и содержания книг
рукописных «публикаций» «Евангелий от Прях».
Первая книга, рукопись Chantilly, musée Conde, 654, была изготовлена в книгодельных мастерских на продажу для относительно
состоятельных читателей, которые обладали достаточной платежеспособностью, чтобы купить дорогую книгу, и могли читать пофранцузски. Она была сборником разнородных фрагментов, предназначенных для чтения вслух в ходе светских вечеров. Создатели
данного сборника предлагали покупателю «сценарии» вечеринок с
участием кавалеров и дам 1. На это указывает состав сборника, отсутствие нумерации страниц и оглавления, которые помогли бы
ориентироваться в книге при последовательном чтении, а также
сам характер текста «Евангелий от Прях» в первой редакции.
Текст произведения пересказывает в краткой форме широко известные поверья и предания, которые бытовали в Северной Франции и во Фландрии в то время, когда была создана книга. Поверья
1
Roy B. Devinettes françaises du Moyen Age. Montréal-Paris, 1977. Р. 33.
105
были записаны в форме кратких фрагментов, «евангелий», которые
могли быть включены в контекст вечеринки, не нарушая ее хода, так
как сохраняли связь и с устными практиками, и с литературой.
Назначение произведения предопределило краткость введений,
характерных для первой редакции произведения. Более длинные
вводные части плохо воспринимались бы на слух. Сборник украшают две иллюстрации. Миниатюра, относящаяся к «Евангелиям
от Прях», открывает сборник. На ней акварельными красками
изображена группа прядущих женщин. Они не слишком сосредоточены на работе. Они смотрят друг на друга, протягивают руки в
том же направлении, куда направлены их взгляды. Женщины разговаривают. Вторая миниатюра, исполненная в той же технике,
украшает 19 лист рукописи и относится к произведению, именуемому «Любовные загадки». На ней дама и ее возлюбленный обмениваются вопросами. Обе иллюстрации к сборнику изображают
общающихся людей: на первой миниатюре мирно беседуют три
пряхи, на второй – двое влюбленных. Обе миниатюры, украшающие кодекс, просты по композиции и художественному воплощению (см. илл. 1). Облики изображенных персонажей достаточно
условны и грубы, рисунок был выполнен на скорую руку и не
несет индивидуального почерка мастера. Несмотря на нарядность
и пышность (в частности, использование позолоты в рамках миниатюр), оформление книги не блещет оригинальностью и замысловатостью. Особенности книги показывают, что, изготавливая ее,
мастера стремились к рациональной экономии усилий 2. В книге
отсутствует имя заказчика или владельца. Скорее всего, она была
изготовлена не для конкретного заказчика, а на продажу. Педантичное перечисление количества загадок, фрагментов, ребусов,
задач, которое мы встречаем в incipit отдельных частей сборника,
было нужно в такой книге, чтобы потенциальный покупатель мог
оценить «качество» товара, которое заключалось в разнообразии
предложенных развлечений. Специфика сюжетов миниатюр показывает, что они не только украшали книгу, но и помогали читателю-покупателю составить представление о назначении книги.
Вторая книга, рукопись Paris, B.N. fr. 2151 содержит одно произведение – собственно «Евангелия от Прях». Общий стиль изготовления этой книги отличает некоторая небрежность, почерк,
книжная бастарда, тот же, что и в первой книге, более близок к
Н. Луман считает, что поиск «экономичных» приемов и тенденция к
рационализации процесса производства была характерна для всех крупных мастерских позднего Средневековья: Луман Н. Медиа коммуникации.
М., 2005. С. 124.
2
106
скорописи. В отличие от акварельных миниатюр рукописи Chantilly, musée Conde, 654, темперный рисунок рукописи Paris, B.N.
fr. 2151 отличает лубочная, несколько карикатурная манера. Изготовитель, возможно, по незнанию или небрежности нарушил технологию миниатюры. На этот досадный факт указывает ее плохая
сохранность. Небрежность в рубрикации, как и небрежность в работе иллюстратора, косвенно указывают на то, что рукопись Paris,
B.N. fr. 2151 была изготовлена одним человеком, без привлечения
помощников, которые бы специализировались в рубрикации или
иллюстрировании и могли бы выполнить эти виды работ более
качественно. Небрежное исполнение делает облик рукописи Paris,
B.N. fr. 2151 более индивидуальным, в нем нет тенденции к единообразию, «стандартности» в приемах работы, которые прослеживаются в оформлении книги Chantilly, musée Conde, 654. Особенности рукописи позволяют выдвинуть предположение о том, что
рукопись Paris, B.N. fr. 2151 и рукопись Chantilly, musée Conde, 654
имели разное назначение. Рукопись Chantilly, musée Conde, 654,
была публикацией произведения в форме рукописной книги. Рукопись Paris, B.N. fr. 2151 – рукописной копией произведения, изготовленной для личного пользования 3.
Вторая книга предлагает редакцию текста, которая была на деле пародией на первый вариант: исправление текста первой редакции с переосмыслением, расстановкой совершенно новых смысловых акцентов. Человек, подготовивший вторую редакцию, переместил большие фрагменты текста друг относительно друга, и расширил вводные части, что существенно для нашей темы. Вторая
редакция произведения предназначалась уже для чтения вслух. На
это указывает сам характер текста, к примеру, наличие в нем внутренних ссылок, которые может заметить только человек, читающий текст подряд и в состоянии сосредоточения, когда может быть
актуализована память.
Рукопись со вторым вариантом текста имела в качестве своих
первых читателей людей, близких к бургундскому двору. Об этом
свидетельствует имя Марии де Люксембург (Marie de
Luxembourg), вписанное скорописью несколько ниже слов explicit
«Fin des euvangiles des quenoilles» на обороте 61 листа. Вскоре после появления рукописи вторая редакция «Евангелий от Прях»
была издана Коларом Мансьном, владельцем печатни в городе
3
О различии рукописных книг и рукописей для личного пользования в
позднем средневековье см. Люблинская А.Д. Латинская палеография. М.,
1969. С. 145.
107
Брюгге 4. Поскольку печатник выбрал для воспроизведения именно
вторую редакцию, хотя держал в руках и первую 5, можно утверждать, что будущее было именно за тем вариантом текста, который был предназначен для чтения вслух. Этот факт указывает на
то, что читатели XV в. постепенно переходили от коллективного
чтения к индивидуальному чтению про себя.
Как уже было сказано, в каждой из рукописных «публикаций»
«Евангелий от Прях» есть отделенные от основного текста вводные и заключительные части и есть иллюстрирующие текст миниатюры. Сборник Chantilly, musée Conde, 654 начинается с миниатюры, относящейся к «Евангелиям от Прях». Ее размер – 11,3 на 7
см. 9. Она привлекает взгляд, занимая примерно одну треть первого листа рукописи. Ниже иллюстрации следует выделенная цветом
фраза incipit с названием произведения, которая переходит в короткое введение в несколько строк. Далее начинаются главы основного текста. В первой редакции произведение делится на три
большие части, именуемые «вечерами». Каждый из «вечеров»
снабжен отдельным вступлением и заключением, которое поддерживает текст первого введения. Всего «обрамляющие части» в
первой редакции занимают 14 строк (по критическому изданию).
Книга Paris, B.N. fr. 2151 также начинается с миниатюры размером
9 на 9 см. Ниже следует фраза incipit и текст введения, который
украшает иллюминированный инициал «М». Пространное введение второй редакции имеет разделы, отделенные подзаголовками.
Как и в первой редакции, основная часть произведения делится на
большие части, которых во второй редакции шесть и они именуются «днями». Каждый день имеет свои вступления и заключения,
которые тесно связаны с текстом основного введения. Вводные
части второй редакции имеют объем 506 строк, превосходя объем
введений и заключений первой редакции в 36 раз.
Если говорить о книге как о пространстве, внутри которого
размещен текст, то вводные части и иллюстрации располагаются
на границе текста. Стройная взаимосвязь вводных частей «Евангелий от Прях» позволяет описывать устройство произведения при
помощи архитектурных метафор. Можно сказать, что вводные части и иллюстрации образуют «портал», через который читатель
входит в текст, или «фасад», с которого он начинает знакомство с
произведением.
В первой редакции вводные и заключительные части не слишком развернуты. Несмотря на краткость, «обрамляющие» части
4
5
Les Évangiles des Quenouilles / Éd. par C. Mansion. Bruge, s.d.
Roy B. Op. cit. P. 33.
108
первой редакции текста повествовательны. Они представляют читателям образы рассказчиц, от лица которых пересказаны поверья
основной части. Изображается ситуация, в которой были «произнесены» поверья: на вечерних собраниях пожилых деревенских
женщин, которые в ходе этих собраний «прочли» и «удостоверили» «евангелия». Вступление к первому вечеру говорит о времени
(«холодное время года») и месте действия («собрание прях, которое во Франции называется посиделки, в Артуа – вечерки, в Эно –
засветки» 6), и называет героиню, «которая была первой, кто когдато начал «Евангелия от Прях»». Вступление второго вечера указывает на благородную цель, с которой «произносятся рассказы»:
«чтобы каждый мог услышать». Вступление третьего вечера сообщает скупые подробности организации собраний: «все собрались,
расселись и взялись за веретена, и было запрещено, чтобы
хоть один мужчина входил туда» 7. Эта забавная деталь подчеркивает интимную замкнутость чисто женской компании.
Заключения всех трех вечеров выражают формальную связь между
частями текста, объявляя об окончании «евангелий» очередного
вечера 8.
Героиня, «которая была первой, кто когда-то начал «Евангелия
от Прях»», названа по имени, она получает в прологе к первому
вечеру короткую характеристику: «Деревенская женщина по имени Transeline. Она была уже стара, и, как говорили, ревновала своего мужа, молодого и красивого, за которым часто следила день и
ночь, и часто пустыми упреками ему докучала» 9. Остальные
участницы посиделок названы и определены по отношению к
«первой, кто начала говорить». Их точное число в первой редакции
назвать невозможно. Во вступлении третьего вечера упоминается
имя еще одной участницы «собраний» – Sebille, «самой старой из всех и лучше всех знакомой с Transeline».
Во фразе incipit персонажи-рассказчицы именуются «Quenouilles», «Пряхи», в моем переводе 10, или, более точно, «Верете6
«Concistoire des filleresses que l'en dit en France la série, en Artois la siete et
en Haynnau l'escriene» (Les Évangiles des Quenouilles / Ed. critique, introduction et notes par M.Jeay. Montréal, 1985. Р. 117).
7
«Et que toutes furent venues, assises et mises au filler, deffendu fut que encoires nulz homs n'y entreroit» (Ibid. P. 134).
8
«A tant finent les euvangilles de la seconde série» (Ibid.).
9
«Une demiselle de village nommée Transeline, ja toute vielle et, comme l'en
dist, jalouse de son mary bel et jenne sur qui maint aguet jour et nuit mettoit et
maint preschement en vain lui présentoir» (Ibid. Р. 117).
10
Я предлагаю переводить «Пряхи», так как в русском языке главным
предметом, указывающим на женское участие в ткачестве и метонимиче-
109
на»: «Здесь содержатся Евангелия тех, кого называют Пряхами,
которые прочли и удостоверили женщины, да исполнятся желания
и стремления лучших из них». Слово «веретена» написано в рукописном оригинале с заглавной буквы, что позволяет провести параллели в использовании этого слова с традицией использования
имен существительных для именования персонажей аллегорических произведений. Называя героинь, создатель первой редакции
использует метонимию, указывая на занятие рассказчиц и на самих
рассказчиц через один из атрибутов «их ремесла». Далее по тексту
вступления рассказчиц называют «filleresses», «пряхи». В тексте
введения слово пишется со строчной буквы: «Вот начинаются
Евангелия от Прях третьих вечерок, посиделок или досветок,
достоверность которых подтверждена старыми пряхами, и
другими там присутствовавшими…»
Илл.1. Миниатюра фронтисписа рукописи Chantilly,
musée Conde, 654.
Иллюстрация так же как и текстовое введение представляет образ рассказчиц и изображает ситуацию «произнесения» «евангелий» (Илл. 1). В пространстве книги Chantilly, musée Conde, 654
она занимает больше места, чем текстовое введение. Это позволяет
ски обозначающее женщину вообще, ее социальную роль, является именно слово «прялка» и слова от нее производные.
110
говорить о том, что в книге первой редакции произведения зрительные образы играют в представлении героинь не меньше роли,
чем образы, созданные словесным описанием. На миниатюре
изображены 6 женщин, непринужденно рассевшихся у окна достаточно просторной комнаты с белеными стенами и деревянными
полами. Фигуры двух из женщин срезаны рамкой миниатюры, что
позволяет зрителю предполагать, что в комнате их может быть
больше, чем шесть. Как и общее число персонажей-рассказчиков в
тексте введения, так и общее число предполагаемых участников
изображенной сцены определить, благодаря особенностям компоновки миниатюры, невозможно. Женщины сидят со своими «орудиями труда». При всей условности рисунка хорошо различимы 4
прялки, 2 веретена, мотовило.
Во второй редакции введение решает те же задачи, что и введение первой редакции – представляет рассказчиков и описывает
ситуацию создания «евангелий». Однако автор второй редакции
уделил созданию коллективного образа героинь-рассказчиц значительно больше внимания. Изображено не просто «произнесение»,
но и запись рассказов прях, превращение их в письменный текст. С
этой целью чисто женский состав сообщества неграмотных рассказчиц был «разбавлен» введением персонажа-мужчины, умеющего писать. Во вводных частях повествование идет от лица этого
нового персонажа, который относится к пряхам и их разговорам с
большой долей иронии.
Во введении сообщаются причины, по которым автор, мужчина-«секретарь», «дерзнул» приступить к созданию этого произведения, вторая его часть полностью посвящена представлению
прях: во второй редакции 6 основных рассказчиц, в каждом «дне»
повествование идет от лица новой рассказчицы, перечислены имена каждой из них. Далее следует рассказ об обстоятельствах, при
которых началась серия вечерних разговоров за прялками, запись
которых и привела, как утверждает автор, к созданию произведения; о первой встрече прях и их будущего секретаря. Отдельная
часть введения описывает «распорядок», которого собираются
придерживаться участники ежевечерних встреч. Как и в первой
редакции, отдельно названа и описана «первая, кто начал говорить». Со свойственной пожилым людям обстоятельностью секретарь рассказывает о ее положении, происхождении, внешности и
возрасте.
111
Илл. 2. Первый лист рукописи Paris, B.N. fr. 2151.
На миниатюре, украшающей книгу Paris, B.N. fr. 2151, как и на
первой миниатюре к сборнику Chantilly, musée Conde, 654, изображены прядущие женщины, «вооруженные» как минимум пятью
прялками и несколькими веретенами (Илл. 2). Если сравнивать две
эти иллюстрации, то видно, что на миниатюре ко второй редакции
пряхи разместились в комнате несколько в ином порядке. По оси
миниатюры появилось возвышение, на котором восседает на фоне
затемненной ниши «председательница» собраний. Ее фигура несколько больше размером, чем фигуры остальных героинь. Этот
прием подчеркивает ее главенствующее положение, на которое
112
указывает и текст введения: «Одна из них, самая старшая, по имени госпожа Ysengrine du Glay, начала говорить, получив добро от
всех своих товарок…Место для госпожи Ysengrine было приготовлено в сторонке, оно было немного выше всех остальных, …все
помощницы повернулись лицом и обратили взгляды к госпоже
Ysengrine». Остальные пряхи, которых на данной миниатюре десять, изображены сидящими по левую и правую руку от нее. На
этой миниатюре пряхи сидят достаточно тесно, нет срезанных рамой фигур.
В тексте введения сказано, что место для секретаря было приготовлено рядом с местом для председательницы собраний: «Место для госпожи Ysengrine было приготовлено в сторонке, оно было немного выше всех остальных, а мое – рядом с ней; передо
мной колода, на которой был и масляный светильник, чтобы освещать мой труд». Однако, на миниатюре фигурка пишущего мужчины помещена внутри большого инициала М, за рамкой миниатюры, то есть на значительном удалении от «госпожи председательницы». Размещая секретаря внутри инициала, а не внутри
рамки миниатюры, иллюстратор ушел от буквального следования
за описательным текстом введения. Он отделил этого героя от
остальных, выражая таким образом ту дистанцию между мужчиной-«секретарем» и почтенными «дамами»-рассказчицами., которую сам секретарь все время подчеркивает, иронизируя над «евангелиями» и «евангелистками».
Сопоставление миниатюр и вводных частей показывает, что
при подготовке книги Paris, B.N. fr. 2151, «фасад» был изменен так
же как и сам текст произведения. Попытаемся осмыслить эти изменения.
Помимо появления персонажа мужчины в женской компании
героинь-рассказчиц, и появлением инициала с изображением пишущего мужчины во второй книге, можно отметить не существенное на первый взгляд изменение одной из деталей в изображения
комнаты, в которой сидят пряхи. На миниатюре в первой книге
пряхи сидят у большого открытого окна, за которым виднеется
пустошь, поросшая кустарником. Окно обращает на себя внимание, так как занимает существенную часть пространства миниатюры и располагается практически по центру. На миниатюре из второй книги за спинами прях мы видим ниши и углубления, а также
левее центральной оси стрельчатое окно, гораздо более скромного
размера, чем окно, которое изображено на первой миниатюре с
пряхами. Миниатюра существенно попорчена, но при этом можно
разглядеть за окном стены и часть крыши другого дома, то есть
населенное пространство, а не «дикую» пустошь. Таким образом,
113
если на первой миниатюре пряхи изображены сидящими в помещении, которое располагается вне городских стен, то на второй
миниатюре дом, в котором находятся пряхи, изображен окруженным другими домами. Различия в «локализации» места проведения
собраний, подмеченные нами на миниатюрах, прослеживаются и
на уровне текстов введений.
Введение к первой редакции называет первую рассказчицу «деревенская женщина», а само собрание – «посиделками, засветками,
вечерками». Это единственный случай использования просторечных слов в тексте введения. Автор выбрал эти слова, чтобы указать на то, что собрания прях имели место в деревне, где их могли
так называть сами женщины: «Во Франции они называются…в
Эно…В Артуа…». На миниатюре достаточно хорошо различимо
расположенное по центру окно, за которым нет ни домов, ни улиц,
ни людей.
Во второй редакции место проведения «собраний» описано как
дом одной из соседок, который мог располагаться равным образом
и в городе, и в сельской местности: «В доме Maroie Ployarde, где
мы имеем обыкновение собираться около семи часов вечера, чтобы скоротать вечерок» 11. Редактор убирает из пролога название
вечеринок на разных диалектах, собрание прях называют «чтениями», иронически используя слово из лексического пласта, относящегося к ученой культуре, или еще более высокопарно – «действами»: «Все собрались, чтобы внимать действу, которое должно
было там произойти». Создатель второй редакции уходит от описания собрания прях как деревенских посиделок.
Если первый вариант произведения сразу называет главную героиню деревенской женщиной, то во втором варианте героинирассказчицы не названы деревенскими. Их с пиететом именуют
«докторессы и первые изобретательницы». Во фразе incipit слово
«женщины» первого варианта автор заменяет словом «дамы», при
помощи которого вряд ли когда-либо называли крестьянок: «Евангелия,…которые прочли и удостоверили женщины» / «Трактат,…составленный для прославления и во исполнение просьб
дам». Таким образом во втором варианте образы прях уже не связаны непосредственно с деревенской тематикой.
На обеих миниатюрах лица и одежда персонажей изображены
достаточно условно. На миниатюре из первой книги каждая из шести женщин лишена каких-либо индивидуальных черт или особенного выражения на лице. Можно определенно утверждать, что
11
«Nous assemblissons en l'ostel de Maroie Ployarde ou l'en a acoustumé de
tenir la série environ sept heures du vesper»(Les Évangiles des Quenouilles. P. 81).
114
обобщенность образов персонажей миниатюры связана с позицией
художника, а не с отсутствием мастерства. Художник небрежен в
передаче индивидуальных различий между женщинами, но при
этом точен в деталях изображения орудий труда. На миниатюре их
изображение окна с деревенским пейзажем и изображения «орудий
труда» располагаются близко к центральной оси, к зрительному и
смысловому центру изображения. Две из четырех прялок располагаются прямо на центральной оси миниатюры. Наблюдение над
местом характеризующих рассказчиц деталей на миниатюре к первой редакции позволяет понять особенности средств раскрытия
образов рассказчиц на стыке между текстом и изображением в
первой книге.
Все участницы посиделок в тексте первой редакции названы и
определены по отношению к Transeline, одной из двух прях, которые названы по имени. В третьей части появляется Sebille, подруга Transeline. В тексте нет других имен, нет портретов, даже таких
условных, какие появляются во второй редакции. Таким образом,
все героини получают коллективную характеристику через одного
персонажа. Это позволяет говорить о том, что в тексте введения к
первой редакции образы рассказчиков подаются обобщенно. На
миниатюре, как и в тексте, они изображены так, что мы не можем
определить, сколько их, ясно только, что их много. Так зрительно
воплощена тенденция к обобщенной подаче персонажей.
При всей краткости введения и обобщенности образов рассказчиц все же в тексте о них говориться, что они – пряхи и что они из
деревни. Данные детали не только упомянуты во введении, но и
зрительно акцентированы на миниатюре. Значит, они важны для
раскрытия образов рассказчиц в первой редакции текста. Занятие и
место проведение вечеринок связано со свойствами рассказчиц,
которые и создают смысловое ядро этих слабо индивидуализированных образов.
Называя героинь через их занятие, а их занятие через один из
атрибутов их ремесла, автор выражал пренебрежительное отношение к ним, понятное носителям языка. В среднефранцузском языке
слово «quenouille», «веретено», имело не только прямой, но и переносный смысл. Оно могло служить обобщающей и несколько
пренебрежительной заменой слов «жена», «замужняя женщина».
А. Грейма приводит несколько клишированных оборотов, поговорок, использующих слово «quenouille» в указанном значении.
«Eviter la quenouille» («избежать веретена»), – так в XV в. говорили, подразумевая необходимость избежать перехода престола
Франции к женщине, намекая на обстоятельства, которые послужили основанием для начала Столетней войны. Выражение «Porter
115
deux quenouilles» («иметь при себе два веретена») обозначало
двоеженство 12. Образы рассказчиц формируются через объединение прямого и переносного значения слова «веретено».
Вводя единственного названного по имени персонажа, Transeline, автор упоминает о ее страсти к молодому мужчине. Пожилой возраст в сочетании с такими чертами, как похотливость и
сварливость («Была стара…ревновала своего мужа, молодого и
красивого, за которым часто следила день и ночь, и часто пустыми
упреками ему докучала») воспринимался в XV в. как комическая
деталь. Облик главной героини, созданный во вступлении, распространяется на весь коллектив рассказчиц, так как поддерживается
ремарками в начале 18 первых фрагментов каждого из вечеров
основной части: «Старая пряха, которая сидела поблизости, слушая Transeline, сказала: Нет ничего более верного, что человек,
который…» 13; Ремарки типа «старая пряха, которая сидела поблизости, слушая Transeline, сказала»; «другая старушка следом сказала»; «другая знакомая старушка сказала» делают акцент на
пожилом возрасте героинь. Характерные детали помещали образы
рассказчиц в ряд типичных героев фольклорных анекдотов и фарсов женоненавистнической направленности, а также бытовых сказок о злых женах, и с похотливыми и хитрыми персонажами фаблио. Однако персонажи фаблио сварливые похотливые старухи, не
обязательно живут в деревне. Место, где собираются вместе рассказчицы «Евангелий от Прях», располагается вне городских стен,
так как вера в поверья, которую демонстрируют героини, пересказывая свои «евангелия», воспринималась как часть жизни в деревне.
А. Попер-Буше в статье «Мудрые женщины или ведьмы? Старухи в «Евангелиях от Прях» 14, справедливо отмечает, что подчеркивание таких качеств героинь как старость и похотливость была
способом выразить пренебрежение к поверьям и преданиям и к
«неотесанным крестьянам», которые в них верят. Особенности
изображения рассказчиц, выбор пола и способа их наименования
подчеркивали наличие социальной и эстетической дистанции между изображаемым деревенским миром и миром образованных людей, читателей, для которых это изображение было создано. Со12
Dictionnaire du moyen français. La Renaissance / Éd. A.J. Greimas,
T.M. Keane. P., 1992. P. 266.
13
«La prochaine vielle filleresse, aiant ouy Transeline dist: Il n'est rien plus vray
que, homme qui…»(Les Évangiles des Quenouilles. P. 81).
14
Paupert-Bouchez A. Sages femmes au sorcières? Les vielles femmes des
Évangiles des Quenouilles // Vieillissement au Moyen Age. Senefiance. N 19.
Aix-en-Provence, 1987. P. 269-270.
116
здавая образы рассказчиц, авторы указывали читателям на то, что
они не обязаны были верить в «евангелия», правдивость которых
«удостоверялась» персонажами с такой неоднозначной репутацией.
Назначение зрительных и литературных образов введений и
иллюстраций «Евангелий от Прях» – направлять читательское
восприятие поверий, изложенных в основной части. Автор первой
редакции предлагает читателями подробно записанные поверья
как часть экзотического для них, горожан, мира за городскими
стенами. При этом сами поверья как таковые и возможность верить в них сомнению не подвергаются, но все же изображаются
как принадлежащие к иному в социальном и в культурном отношении миру, миру, к которому можно относиться с некоторой долей пренебрежения. Образы введений и иллюстрации первой редакции помогали читателю понять общий смысл произведения,
привязывали его к определенному месту в иерархии жанров и одновременно указывая на место передаваемого в нем материала в
социальном пространстве. Любопытно, что отношение к тексту
выражено не словами, но через героев, которые в конечном итоге в
воображении читателей должно было принимать формы зримых
образов. Зримые, наглядные образы формировали в сознании читателей того пути овладения общим смыслом письменного текста.
Подход к конструированию образов рассказчиц сближает их с
героинями аллегорических произведений, популярных в живописи, литературе и театре позднего средневековья. Внутренние свойства являются в аллегорических образах через материально изображенные атрибуты, становятся «зримыми». Чтобы понять общий
облик рассказчиц, прочесть смысл этих образов, достаточно было
знать смысл переносного значения слово «веретено». Миниатюра в
первой книге не добавляла новых нюансов к созданным в тексте
образам, но подчеркивала распределение смысла между главными
и второстепенными деталями.
Назначение образов рассказчиков во второй редакции такое же,
как и в первой: подсказать читателям, как надо относиться к материалу, изложенному от их лица в основной части произведения, к
поверьям. Во второй книге применяются несколько иные способы
раскрытия образов рассказчиц и в тексте и на иллюстрации. Постараемся разобраться в них.
На первый взгляд персонажи второго введения еще больше
напоминают героинь аллегорических произведений. Здесь их не
называют больше деревенскими женщинами, а называют «дамами». У этих «дам» загадочные имена: Transeline du Croq, Ysengrine
du Glay, Abonde du Four, Sebile des Mares, Gomberde la Faee, de
Corne, Berthe de Corne. Имена всех дам, кроме одной, Berthe de
117
Corne, не содержат в основе конвенционального имени собственного, и по форме напоминают имена героинь-персонификаций аллегорических произведений. В серьезных произведениях олицетворения персонифицируют абстрактные понятия, а в более поздних произведениях – группы людей (Двор, Дворянство). Согласно
сюжету повествования «рамы», имена призваны выразить их
склонность героинь к литературным занятиям и ученость. Однако,
к основному «литературному» или латинизированному имени
прибавляется вторая часть, снижающая. Это придает именам шести рассказчиц-прях сходство с прозвищами. Так образованы все
имена рассказчиц: Abonde du Four (Изобилие у Печи); Ysengrine du
Glay (Волчица в Суматохе); Transeline du Croq (Крючкотворное
Умолчание); Gombеrde la Faée (Фея-Выпивоха/Волшебное Обучение); Sébile des Mares (Сивилла Болот), Berthe de Corne (Рогатая
Берта). Имена героинь оставлены без перевода, так как их смысл
заключается в игре с многозначными словами. Все варианты перевода, которые предлагаются, не могут исчерпывать смыслов, заложенных в имена, так как, изобретая имена, автор хотел, чтобы
смыслы накладывались друг на друга, перекликались. В частности,
персонаж с именем Abonde есть в «Романе о Розе» 15. Four, «печь»
могло одновременно комически снижать, в соответствии с духом
хозяйственных рекомендаций, имя, заимствованное из «Романа о
Розе», и выражать эротические коннотации, так как второе значение этого слова – «пыл, жар, темень». В этом значении слово употребляется, в частности, у Фруассара и в «Пятнадцати радостях
брака» 16. Имя Ysengrine образовано на основании искажения латинского имени Ysengrimus, которое носит персонификация волка,
– главный герой латинской поэмы, которая является аван-текстом
«Романа о Ренаре» 17. Герой поэмы – волк, склонный к проделкам и
шутовству, антропоморфное животное с ярко выраженной маскулинностью, получает во втором варианте произведения «женского
двойника». Первая часть имен Gombеrde и Transeline (унаследованы из первой редакции) образована на основании французских
Roman de la Rose / Éd. E. Langlois. Т. 3. P., 1914. V. 18397, 18458.
Dictionnaire du moyen français. La Renaissance. P. 304.
17
Roman de Renart / Éd. E. Martin. Т. 3. Strasbourg-Paris, 1882-1887. Поэма
написана в 1148-1149 гг., автор происходил из окрестностей Гента, возможно, это был аббат монастыря Сен-Бертен. Произведение происходит
из того же региона, что и «Евангелия от Прях», и связано с местной фольклорной традицией. См. об Ysengrimus: Dictionnaire des letters françaises /
Éd G. Hasenohr et M. Zink. P., 1992. P. 1505.
15
16
118
искажений слов «вульгарной латыни» 18. Transeline образовано от
transilimus тем же способом, что Ysengrine от Ysengrimus. Слово
«transilimus» – производное от «transilire» в значении «умалчивать», а также «проходить, протекать». Gomberde образовано от
вульгаризированного глагола «combibere», который имеет значение «впитывать», а так же «быстро усваивать», «обучаться». Собственная часть имен Sébile des Mares и Berthe de Corne взята из
первой редакции произведения. Во второй редакции они так же,
как и другие имена, получают «снижающую» вторую часть. Имя
Sébile происходит из античной мифологии и, так же как и имя
Abonde используется в нескольких дидактических аллегорических
произведениях изучаемого времени, например, в «Раю королевы
Сивиллы» А. де Ла Саля 19 и «О пророчестве Сивиллы о наказании
грешников» Эсташа Дешана 20. Игра слов позволяет говорить о
том, что имена рассказчиц второй редакции пародируют имена
аллегорических героинь-олицетворений.
Как уже говорилось выше, во второй части введения пожилых
и крикливых рассказчиц-прях именуют «дамами», «премудрыми
докторессами и первые изобретательницами», их собрания – «действами», и вообще всячески «превозносят» «великое благородство
дам и великие блага, которые от них проистекают». В том же ключе описаны высокопарные цели «собраний», на которых женщины
болтают о пустяках: «Чтобы их (главы. – А.К.) сохранить и запечатлеть на вечную память», «Чтобы оные не пропали в забвении, и
могли попасть в руки тех, кому еще предстоит появиться на свет»,
потому что каждая из «глав» «была наполнена глубоким смыслом
и имела огромную важность». Представляя героинь, повествование
второй редакции поднимает их престиж на небывалую высоту,
сравнивая с евангелистами: «Чтобы письменно изложить и увековечить для христиан истинные и верные слова и славные подвиги и
деяния нашего блаженного спасителя и искупителя Иисуса Христа
и святых апостолов, из тех, кто был исполнен истины и добродетелей для свершения этого святого и таинственного дела, были избраны четыре достойных человека, которые назвали себя евангелистами…Подобно этому, чтобы утвердить и обосновать слова и
Шутки на основании искажения латинских слов были, видимо, в ходу
среди французских школяров на протяжении всего периода средних веков,
они попадаются даже у Андрея Капеллана. В XV-XVIвв. этот прием попадает
в большую литературу благодаря Ф. Вийону и Ф. Рабле: Roy B. Une art
d’aimer, pour qui? // Une Culture de l'équivoque. Montréal et Paris, 1992. P. 47-49.
19
Antoine de La Sale. La Paradis de la reine Sibylle // Éd. F. Desonay. P., 1930.
20
Eustache Deschamps. Sur la prophétie de Sebile de la vengeance des
pecheurs // Oeuvres complètes / Éd. par G. Raynaud. V. 5. P., 1880.
18
119
влияние женщин былых времен…были найдены шесть мудрых и
благоразумных матрон, чтобы пересказать и прочесть названные
Евангелия от Прях способом, который будет описан ниже» 21.
Называя прях «дамами», их посиделки – «действами» и т.д., автор
второй редакции использует прием, именуемый «антифазисом»,
который мы часто встречаем у Ф. Вийона 22. Антифазис создается
через контраст между использованием слов из высокого регистра
речи для именования героинь и фарсовых мотивов в создании их
образов. Нелепая перегруженность и высокопарность стиля этой
части введения особенно чувствуется по контрасту с речью прях,
от лица которых пересказываются фрагменты. «Шутовская похвала» первых частей пролога второго варианта произведения пародирует цветистый и пышный стиль «бургундской прозы».
Рассмотрим более подробно ту часть введения, где говорится о
цели создания произведения. «Евангелия от Прях» во второй редакции иронически названы «трактатом». О цели его создания говорит фраза: «Вот, стало быть, затем, чтобы воспрепятствовать
подобным (антиженским. – А.К.) обвинениям…». Дамы от своего
имени также помещают замысел «трактата» в контекст полемики
между сторонниками и противниками женского пола: «Мужчины
нашего времени неустанно сочиняют и пишут лживые пасквили и
скверные книги, порочащие достоинство нашего пола. И все же,
принимая во внимание то, что и они, и мы, все созданы одним
творцом, произойдя один от другого, и даже, с позволения сказать,
появились и произошли из более возвышенного и достойного места, и сделаны из материи более чистой и более просветленной,
чем они, – я полагаю, что было бы хорошо, если вы все не против,
чтобы мы создали с помощью нашего друга и секретаря неболь21
«Pour mettre et rédiger par escript a la mémoire perpetuele des crestiens, les
sainctes et vraies parolles ensemble les vertueux euvres et fais de nostre benoit
sauveur et rédempteur Jhesucrist et de ses sains apostres, furent esleus quatre
preudhommes d'entr'eulx plains de vérité et vertus pour faire cestui sainct mistere, qui se nomment euvangelistes … A semblable doncques, pour veriffier et
mettre avant les parolles et auctoritez des femmes de jadis… ont esté trouveez
six matrones sages et prudentes pour réciter et lire les dittes Euvangiles des
Queneules en la manière que cy après sera declairié» (Les Évangiles des Quenouilles. Р. 78).
22
«Принцип его (Ф. Вийона. – А.К.) поэзии – ироническая игра со всем
твердым, общепринятым, раз и навсегда установленным. Излюбленные
средства этой игры – антифазис (употребление слов в противоположном
значении) и двусмысленность»: Косиков Г.К. Франсуа Вийон // Вийон Ф.
Стихи. М., 2002. С. 21.
120
шой трактат» 23. Аргумент о более достойном по сравнению с мужчинами происхождении женщин (из ребра Адама, а не из «праха
земного») был общим местом произведений о превосходстве женского пола над мужским 24. Пролог второй редакции «Евангелий от
Прях» представляет произведение как реплику в литературной
«дискуссии о женщинах», которая разворачивалась среди французских интеллектуалов и литераторов в XIV-XV вв. на почве полемики с антиженскими высказываниями автора второй части
«Романа о Розе» 25.
Благодаря тому, что произведение подается читателю во введении как реплика в литературной «дискуссии о женщинах», повествование «рамы» приобретает комический смысл, связанный не
только с возрастом или происхождением персонажей, как это было
в прологе к первой редакции, но и с их литературными амбициями.
Во второй редакции произведения «секретарь» постоянно упрекает
«дам», в том, что они не в состоянии навести порядок на своих
собраниях и в своих мыслях и этим осложняют его работу: «Короче, все это напоминало базар, где ничего другого не продавалось,
как слова и суждения по всяким незначительным и пустым поводам» 26; «Их манера говорить была весьма своеобразной, и, по моему мнению, им казалось, что они будут вскоре управлять миром в
соответствии с этими установлениями и заповедями» 27; «Голова
была совершенно пуста после их запутанных рассуждений, которые мой разум отказывался понимать» 28; «Все то, что они говори23
«Les hommes du temps présent ne cessent de escripre et faire libelles diffamatoires et livres contagieux poingnans l'onneur de nostre sexe. Et toutesfois, attendu que eulx et nous sommes fais tous d'un ouvrier, descendans l'un de l'autre,
et aincoires puis que dire le me convient, sommes venues et descendues de plus
hault et plus noble lieu qu'ilz ne sont, et faittes de matière plus nette et plus
clariffiee que eulx, il m'est avis, a correction de vous toutes, que bon seroit que
a l'ayde de cestui nostre secrétaire et ami, nous feissons un petit traittié» (Les
Évangiles des Quenouilles. P. 80).
24
Angenot M. Les Champions des femmes. Montréal, 1977. P. 12, 102.
25
См. Christine de Pisan, Jean Gerson, Jaen de Montreuil, Gontier et Pierre
Col. Le débat sur le Roman de la Rose // Bibliothèque du XVe siècle. 43. P.,
1977. P. I-LIII.
26
«Et brief ce sembloit a veoir un droit marchié ou l'en ne vendoit que parolles
et raisons, a divers propos de pou d'effect et de petite valeur» (Les Évangiles
des Quenouilles. P. 82).
27
«Car certes la manière qu'elles tenoient estoit moult estrange et, a mon avis, il
leur sembloit que le monde par ces constitutions et chappitres se devoir cy après
gouverner et régir par elles» (Ibid. P. 105).
28
«Car la teste avoie fort vuide pour les raisons traversaines d'elles que mon
entendement n'avoit peut comprendre» (Ibid. P. 111).
121
ли, было без смысла и какой-либо взаимосвязи, как мне и поначалу
казалось» 29. В заключении «секретарь» подводит итог: «Воспринимайте все, что было прочитано и записано, как доказательство
несостоятельности тех, которые подобным образом болтают, кода
собираются вместе. Ведь я услышал от них еще больше, чем записал. Но с меня хватит того, что перед вами; надеюсь, придет другой, кто это продолжит» 30.
В повествовании «рамы» второго варианта процесс создания
произведения показан как неравная борьба мужчины, который
ищет смысл и пытается внести порядок в запутанные рассуждения,
и женщин, которые довольны собой и не замечают его отчаянья.
Рассказ о совместной работе шести прях и пожилого секретаря над
«трактатом», который призван защитить «честь и достоинство
женского пола», остроумно высмеивает женские литературные
амбиции. Возможно, мишенью острот была и женщина-литератор
Кристина Пизанская, которая принимала активное участие в полемике вокруг «Романа о Розе» 31.
Третья часть введения повествует о первой встрече между шестью пожилыми соседками-пряхами и не слишком юным глуховатым и подслеповатым «слугой» и «секретарем» дам. Благодаря
этой встрече и появилось на свет произведение. Сюжет, описывающий обстоятельства начала создания произведения, пародийно
переосмысливает зачины прозиметров 32. Литературная форма прозиметра считалась в изучаемое время среди людей, искушенных в
литературе, наиболее совершенной. В этом жанре поэты, в том
числе и принадлежавшие к «бургундскому кругу», раскрывали
серьезные философские темы, рассуждали о смысле жизни. Прозиметры сочетали описание событий происходящих или произошедших с героем-рассказчиком с аллегорическим истолкованием
этих событий.
Зимним вечером после ужина, тогда, когда герой уже мог бы
лечь спать, он вместо этого отправляется к соседке, у которой
встречает «шесть дам». Повествование оставляет неясным, были
29
«Ce que ce qu'elles avoient dit rne sembloient choses toutes sans aucune raison ou bonne conséquence, comme j'avoie au commencement pensé» (Ibid. P. 115).
30
«Et aincoires plus en ay oy d'elles que n'en y ay mis. Mais il puet soufire
quant a présent pour ma part; espoir que un autre vendra qui les augmentera»
(Ibid. P. 117).
31
Christine de Pisan, Jean Gerson. P. XXXIII-XXXV.
32
О прозиметрах: Евдокимова Л.В. Французская поэзия позднего средневековья (XIV – первая половина XV в.) М. 1990. С. 18; Она же. Проза и стихи
во французских произиметрах XV в. // Пятнадцатый век в европейском литературном развитии / Ред. А.Д. Михайлов. М., 2001. С. 290-320.
122
ли дамы знакомы автору. Встреча с ними была для него неожиданностью: «Но на этот раз там собрались шесть дам, которые были
весьма озабочены, каждая по своей причине, что было заметно по
великому нетерпению, в котором они стремились сказать каждая о
своем, они перебивали одна другую, и говорили все разом. Я же,
несколько смущенный тем, что столь неожиданно среди них появился, хотел было убраться восвояси, и попрощался с ними, выходя оттуда; но внезапно они меня окликнули, и одна из них даже
схватила меня за полу, вот так, наполовину по принуждению,
наполовину по просьбе, я вернулся и уселся среди них…» 33 Этой
драматической встрече и обязаны мы, как рассказывает нам сам
«секретарь дам», появлением на свет трактата, озаглавленного
«Евангелия от Прях».
Сцена из пролога второго варианта «Евангелий от Прях», описывающая поэта, переживающего видение, в котором героюрассказчику являются одна или несколько героинь-олицетворений,
открывает «Утешение философией» Боэция, «Танец слепых»
П. Мишо, «Обманутого придворного». Правда, в прозиметрах поэт, как правило, благороден и хорош собой, а в «Евангелиях от
Прях» – стар, глух и ворчлив. Как правило, героиниолицетворения в зачинах прозиметров являются герою во сне. В
прологе второго варианта текста героини-рассказчицы с откровенно комическими именами являются своему «секретарю» поздним
вечером, когда он находится в полусонном состоянии, о чем все
время упоминает. Они обращаются к протагонисту с речью, содержащей просьбу записать «их евангелия». Пафос речи соответствует торжественности пародируемой ситуации. Страстная
просьба, в частности, подкрепляется напоминаниями о заслугах
автора перед женским полом, о необходимости исполнить высшее
предназначение: «Одна вызвалась говорить за всех остальных и
сказала мне, что, воистину, я для них желанный гость, и что я
лучший из мужчин, которые были им знакомы в этом мире, и что
им кажется, что это Бог меня туда привел им на подмогу, услышав
33
«Mais pour ceste fois estoient illec les six dames assembleez qui moult fort
estoient empeschies de diverses raisons, et souvent de la grant haste qu'elles
avoient de dire leurs propos, elles anticipoient l'une l'autre et parloient toutes
ensemble.Moy, aucunement honteux de ceste ma soudaine avenue entr'elles, me
voulz retraire arrière et pris congié d'elles en moy départant d'illec; mais soudainement je fus d'elles rappeliez et de fait arrestez par la robe par l'une d'elles,
dont, moitié forcé, moitié requesté, je retournay et m’assiz entr'elles, et leur
priay moult humblement qu'elles me pardonnaissent de ce que si franchement et si
baudement me estoie embatus entre elles» (Les Évangiles des Quenouilles. Р. 79).
123
о деле, которым они были в данный момент заняты и озабочены, и
что я лучший, кто (может) для них изложить их замысел и идею,
ведь они видели, что раньше и по другому поводу я уже много писал о дамах ради их прославления; потом она попросила меня
нынче соблаговолить исполнить то в чем их высшее предназначение» 34. Цель этой записи заключалась в том, как они объяснили
своему новоиспеченному «секретарю», чтобы сохранить «вековую
мудрость женщин» для последующих поколений 35. Пафос снижается комичным поведением героинь, которые перебивают друг
друга, а также тем, что дамы держат протагониста, стремящегося
убежать, за рубашку, а также пытаются заинтересовать «материально», суля ему вознаграждение. Союз «поэта» и «его муз» происходил в стиле поэтики фарсов не без применения последними
физической силы и подкупа. В данной части пролога повествование рамки в духе раблезианского «гротескного реализма» не только пародийно удваивает, но переосмысляет, «снижая, приземляя,
отелеснивая» «духовное, отвлеченное, идеальное» содержание
прозиметорв.
На миниатюре из второй книги изображения вида за окном и
орудий труда «уходят» из смыслового центра иллюстрации. В центре находятся сами персонажи. Если прибегнуть к аналогии с фотографиями, можно сказать, что на миниатюре из второй книги
героини находятся в фокусе изображения. Такое впечатление создается благодаря тому, что персонажи почти не срезаны рамкой,
группа сидит плотнее и организована вокруг председательницы,
расположившейся по оси изображения. На этой миниатюре лица
прях также лишены индивидуальных черт, однако мы можем рассмотреть, что выражения их лиц несколько отличаются одно от
34
«L'une prist la parolle pour toutes les autres et me dist que vraiement je leur
estoie le très bien venus, et le mieulx que homme qu'elles sceussent en ce
monde, et qu'il leur sembloit que Dieu m'avoit illec amené pour estre en leur
ayde, attendu le fait en quoy elles estoient pour ceste heure occuppeez et empeschies, et que mieulx leur drescheroie leur euvre et concept, veu que autresfois en autres matières, avoie escript des dames fort a leur honneur; et
aincoires de présent me prioient que le pareil voulsisse faire a cestui leur très
grant besoing, et elles en temps oportun, par elles ou par leurs successeurs, me
feraient tête rémunération que jusques a souffire, me priant en oultre que vousisse entreprendre de mettre par escript un petit volume qui pour son nom prenderoit les Euvangiles des Quenoilles, en mémoire et souvenance perpetuele
d'elles et a l'adreschement de toutes celles qui après elles vendroient» (Ibid. P.
79).
35
Ibid. P. 77-81.
124
другого, благодаря чему вся изображенная сцена выглядит более
динамичной и живой, чем та же сцена на миниатюре из первой
книги.
Илл. 3. Дуччио из Сиены. Сцена сошествия Святого Духа на
апостолов.
Изображение собрания прях, сгрудившихся вокруг фигуры
председательницы, на фоне ниши и окон напоминает сцену сошествия Святого Духа на апостолов. (Илл. 3). В частности на миниатюре кисти мастера из Брюгге Гийома Врелана из рукописи того
же времени, хранящейся в Британском Музее, как и на других миниатюрах со сценой сошествия Святого Духа на апостолов, в центре изображена сидящая (часто на возвышении) Богоматерь, которую окружают сидящие апостолы и верующие, которых около 10.
Сцена происходит в помещении, о чем свидетельствуют арки и
другие архитектурные элементы на заднем плане. (Илл. 4). Расположение фигур, их позы, их распределение в пространстве миниатюры позволяет говорить о миниатюре, иллюстрирующей вторую
редакцию «Евангелий от Прях», как о пародии. Пародия использует хорошо известную на протяжении нескольких столетий и сложившуюся к моменту создания книги иконографическую традицию в решение данной сцены.
125
Илл. 4. Гийом Врелан. Сцена сошествия Святого Духа на
апостолов
При конструировании образов персонажей иллюстрация ко второй
книге не пытается сделать внутренние свойства наглядными и
зримыми, как иллюстрация к первой редакции: здесь они проявляются через аналогию с другим изображением.
Как и в случае с изображением секретаря, иллюстратор уходит
от буквального воплощения текста в рисунке. В тексте рассказчицы сравниваются с евангелистами, а на миниатюре – с апостола ми.
Это сравнение открывает в тексте введения новый смысловой
пласт. В момент сошествия Святого Духа на апостолов все присутствовавшие при этом апостолы и верующие заговорили на едином,
126
чужом для них языке. Миниатюра представляет создание «Евангелий от Прях» как результат сошествия божественного вдохновения, которое позволило всем участникам собраний найти общий
язык и создать совместно литературное произведение, то есть в
некотором отношении «заговорить» на новом для них языке. При
этом сумятица, переполох и шум, которые, согласно тексту введения, постоянно сопровождают процесс создания текста и мешают
секретарю его закончить, пародийно снижают намеченную миниатюрой аналогию.
Фигура секретаря вписана во второй книге в заглавную букву
М. Текст начинается с другой буквы. Возможно, эта буква выбрана
для инициала с пишущим клерком внутри из-за того, что с нее
начинается родовое имя издателя из Брюгге, Колара Мансьона.
Издательский знак Мансьона, сохранившийся в издании «Сочинения» Дионисия Ареопагита, представлял украшенную полумесяцем букву «М» 36. Месяц появился на знаке, намекая на буквальное
прочтение фамилии издателя: mansion=месяц. Возможно, фигура
персонажа, вписанная именно в букву М, была намеком на причастность издателя к созданию второй редакции текста. В историографии существует гипотеза, что именно Колар Мансьон скомпилировал вторую редакцию произведения на основании первой,
рукопись которой он, безусловно, держал в руках при подготовке
издания «Любовных Загадок» 37. Однако исчерпывающих доказательств ни для авторства К. Мансьона в отношении второй редакции, ни в отношении гипотезы о дополнительном значении буквицы в иллюстрированной рукописи второй редакции мы не имеем.
Анализ «фасада» второй книги позволяет проследить изменения в ожидаемом читательском восприятии второй редакции текста произведения. Отношение к тексту во второй, как и в первой
редакции выражено не словами, но через героев. Образы рассказчиц перестали во второй редакции напрямую связываться с деревенским миром. Они направляли читателя к несколько другому
восприятию примет и поверий, чем то, что предполагалось в первой редакции. Приметы и поверья во второй редакции более не
рассматриваются как часть отношения к жизни, свойственного
ограниченным деревенским старухам, но как частный случай проявления человеческой глупости.
36
Dionysius Areopagita. Opera / Éd. par C. Mansion. Bruge, 1479.
Colombo-Timelli M. Le Purgatoire des mauvais maris. Introduction // Le
Purgatoire des mauvais maris / Romania. 1998. Т. 116; Paupert-Bouchez A. Op.
cit.; Les Évangiles des Quenouilles / Éd. par P. Jannet. P., 1855.
37
127
Наблюдая за направлением редактирования текста, мы видим
на примере приемов конструирования образов героев, как усложняется ожидаемое читательское восприятие. Образы миниатюр и
введения перестают быть наглядными, прямо указывая на место
поверий и примет в социальном пространстве. Сочетание миниатюры и письменного текста не только руководит читательским
восприятием текста, но стимулирует воображение самостоятельно
порождать новые добавочные образы и смыслы с опорой на ассоциации, которые сознание должно самостоятельно находить и выстраивать. Во второй редакции текста образы прях и общий смысл
текста перестают быть конкретными, наглядными и «обозримыми». Они более многозначны, общий смысл произведения «мерцает», смыслы просвечивают один из-под другого, требуя от читателя активности в их самостоятельном достраивании.
* * *
Рукописи Chantilly, musée Conde, 654 и Paris, B.N. fr. 2151 возникли в момент, когда уже изобрели книгопечатанье и происходил
переход от рукописной книги к печатной. Их происхождение связано с небольшим и изолированным сообществом светских читателей. Книги были переписаны на французском языке в стране, где
большинство населения говорило на фламандском языке. Это сообщество, круг приближенных бургундского герцога, владевшего
землями в богатой и урбанизированной Северной Фландрии, достаточно хорошо изучено, так как создало самобытную культуру и
литературу. В частности, интеллектуальные потребности этих людей обслуживали книгодельные мастерские и печатня, созданная в
70-х гг. XV в. Данное сообщество создало свою структуру воспроизводства и накопления книг, так как оно не только читало все
больше и больше, но и создавало для себя новые тексты, изменяло,
приспосабливая для себя, уже существующие. Некоторые из этих
текстов кажутся нам довольно необычными, как, например, «Евангелия от Прях», пересказывающие, как приворожить неверного
мужа или надоить больше молока от бодливой коровы. При чтении
этого произведения возникает закономерный вопрос: зачем было
записывать эти поверья и «делать из них литературу». Скорее всего, создателями и первыми читателями этого произведения руководило любопытство к устной культуре и склонность к нарушению
предписаний высокой культуры, к определенной доле эпатажа.
Появление таких произведений показывает нам, как именно литература и чтение как занятие входит в быт людей без университетских дипломов, как она постепенно перестает быть особенным
редким занятием, «обмирщается».
128
Изучение двух отдельных рукописей с произведением, созданным в этом кругу, показало, что накануне появления книгопечатанья читатели не только стали читать больше книг, но стали читать
несколько иначе. В частности, они стали более активно относиться
к тексту, погружаться в него воображением при чтении. Следом за
расширением возможностей читательского восприятия текстов
менялась и сама литература. Сопоставление «редактирования»
интересующих нас частей двух редакций одного произведения
показало, как происходила эволюция литературных образов: от
буквальности образов позднего средневековья, сконструированных
по образцу аллегорий, к многозначности образов нового времени,
сконструированных по образцу ребусов, когда индивидуальное воображение читателя их самостоятельно достраивало и разгадывало.
Основная часть произведения наполнена привлекательными
для читателей того времени образами народной культуры. Образы
поверий, домовые, лешие, волки-оборотни, были по происхождению связаны с традиционной культурой, но уже оторвались от магических корней и практической жизни, стали чистым вымыслом,
литературой, во всяком случае, для городских образованных читателей. Общая роль иллюстраций и вступлений в данных книгах –
ввести читателя в текст, подготовить его воображение к восприятию вымысла. «Границы» текста, его «фасад», образованный введениями и иллюстрациями, приобретают в этой ситуации особенное значение. По мере развития привычки читать и додумывать,
продолжать в своем воображении мысли, выраженные в письменной форме создателем текста, и привычки к чтению вымысла, то
есть метафорических, сложно описывающих реальность текстов,
читательская потребность в введениях и иллюстрациях уменьшается. В литературе нового времени введения начнут играть другую
роль в тексте. В печатных изданиях текста «Евангелий от Прях»
иллюстраций уже нет.
129