Л.М. Павшок. Роль поэта и концепция творчества в ранней

Л. М. ПАВШОК
РОЛЬ ПОЭТА И КОНЦЕПЦИЯ ТВОРЧЕСТВА
В РАННЕЙ ПОЭЗИИ А.ТЕННИСОНА*
Ключевой вопрос в творчестве любого поэта – вопрос о смысле
и задаче поэзии. В викторианский период особенно актуальным
становится отдельный аспект этого вопроса, касающийся
соотношения субъективного и объективного, личного и
общественного в творчестве. С одной стороны, викторианская
поэзия находилась под сильным влиянием романтизма, для которого
характерна крайняя субъективность и культ романтического героя –
творческой личности, осознающей собственную уникальность и
резко противопоставляющей себя обществу. С другой стороны,
новое время диктовало свои условия. Если в романтический период
преобладала лирика, то ведущим жанром викторианской эпохи стал
роман, широко освещающий актуальные общественные проблемы.
Для того чтобы выдержать конкуренцию с романом, поэты были
вынуждены отказаться от однородной субъективной лирики,
экспериментируя как в формальном плане (смешение жанров и
родов литературы, появление жанров-гибридов, например,
драматического монолога), так и на содержательном уровне
(тенденция к объективности и освещению современных социальных
проблем).
Однако вопрос о степени объективности и социальной
активности оставался открытым, и каждый поэт решал его посвоему. Более того, некоторые поэты – в частности, Альфред
Теннисон – по-разному решали его на протяжении своего
творческого пути. Соотношение личного и общественного
варьируется на разных этапах его творчества: личное и социальное
могут быть отделены друг от друга, взаимосвязаны, а иногда
смешаны и перепутаны.
Ранняя поэзия Теннисона почти целиком посвящена вопросу о
роли поэта и смысле искусства1. Ранний Теннисон все еще
находится под сильным влиянием романтизма, и поэтому много
внимания уделяется вопросам ценности творчества, избранности
поэта и уникальности поэтического дара, отличающего его от
остальных людей. Тем не менее Теннисон осознает свой долг перед
человечеством, который не позволяет ему замкнуться в собственном
идеальном мире, отказавшись от главной задачи – улучшения
ущербной реальности и бескорыстного служения на благо обществу.
Ранняя поэзия Теннисона – попытка найти баланс между
субъективным романтическим представлением о поэте и
современными тенденциями, навязывающими художнику-творцу
социально активную роль.
Этим объясняется неоднозначная трактовка роли поэта и задачи
поэзии в двух ранних сборниках Теннисона – «Poems, Chiefly
Lyrical» (1830) и «Poems» (1833). В них включены разнообразные
стихотворения, как те, в которых романтический эскапизм достигает
своей крайней формы, так и другие, где поэт отказывается от идеи
чистого искусства, предпочитая ему служение людям.
Изоляция поэта от всего остального мира – сквозная тема
ранних сборников Теннисона. Так, в «The Poet’s Mind» поэтическое
сознание уподобляется прекрасному саду, который поэт
характеризует как «holy ground»2. В этот сад не может проникнуть
софист, обладающий острым умом, но не способный из-за своей
пустоты постичь поэта – человека тонкой душевной организации,
обладающего необычайной ясностью и глубиной мировосприятия
(«the poet’s mind» характеризуется Теннисоном как «bright as light,
and clear as wind» [14]). Конечный вывод поэта неутешителен:
софист в силу собственной ущербности и ограниченности никогда
не сможет услышать голос поэта или проникнуть в чудесный сад,
созданный его воображением:
And yet, tho’ its voice be so clear and full // You never would hear it, your
ears are so dull, // So keep where you are; you are foul with sin; // It would
shrink to the earth if you came in [14].
Таким образом, стихотворение представляет собой типично
романтическую ситуацию оппозиции поэта и толпы: только
немногим дано услышать и понять его голос.
Тему избранности поэта и его сверхъестественных
способностей продолжает стихотворение «The Poet» (1830). С
момента своего рождения он отличается от других людей: «The poet
in a golden chime was born, / With golden stars above» [13], – и
обладает уникальным духовным зрением: «He saw thro’ life and
death, thro’ good and ill, // He saw thro’ his own soul» [13]. Более того,
поэт обладает мудростью, позволяющей ему воздействовать на
окружающий мир: «…But one poor poet’s scroll, and with his word //
She shook the world» [14]. Данное стихотворение также целиком
вписывается в контекст романтической традиции; поэт
рассматривается как наделенный необычайными способностями
человек, выделяющийся из толпы; сила его поэтического дара
настолько велика, что он способен сотрясти мир до самого
основания.
С романтической точки зрения трактуется искусство и в
стихотворении «The Lotos-Eaters» (1833). Здесь речь также идет об
изоляции поэта от всего остального мира. Символом этой изоляции
становится остров, на котором живут пожиратели лотоса. Их песня –
апофеоз романтического эскапизма. Обычная жизнь представляется
им невыносимым бременем, полным тягот и страданий («trouble on
trouble, pain on pain,/ Long labour unto aged breath» [53]), в то время
как их собственное существование – никогда не прекращающееся
наслаждение земными радостями. Пожиратели лотоса не только
выбирают себе жизнь, полную удовольствий, но и сознательно
отворачиваются от реальности:
…they smile in secret, looking over wasted land, // Blight and famine,
plague and earthquake, roaring deeps and fiery sands, // Clanging fights, and
flaming towns, and sinking ships, and praying hands. // But they smile, they find
a music centered in a doleful song // Steaming up, a lamentation and an ancient
tale of wrong; // Like a tale of little meaning tho’ the words are strong [53].
Стихотворение не дает прямой оценки этой жизненной
философии: прибывшие на остров моряки, наблюдая за
пожирателями лотоса и слушая, как они описывают все радости
чувственных наслаждений, испытывают искушение остаться; но из
текста не очевидно, остаются ли они или покидают остров.
В отличие от «The Lotos-Eaters», два из наиболее известных
ранних стихотворений Теннисона, «The Palace of Art» (1833) и «The
Lady of Shalott» (1832), дают однозначный ответ на вопрос о том,
насколько поэт должен быть вовлечен в общественную жизнь.
Стихотворения имеют сходную структуру. В очередной раз
возникает мотив изоляции поэта от всего остального мира. В «The
Palace of Art» поэт удаляется во дворец, в котором собрано
множество произведений искусства. Это не просто замкнутое
пространство, это идеальное с эстетической точки зрения место,
поскольку только здесь поэт постоянно находится в состоянии
эстетического наслаждения: вдали от уродливого, ущербного мира
он любуется совершенными картинами.
В стихотворении «The Lady of Shalott» описывается
расположенный рядом с Камелотом остров, на котором живет леди
Шэлотт. В данном случае героиня не просто изолирована от мира.
Она даже не может увидеть реальность такой, какая она есть на
самом деле, так как вынуждена смотреть на мир через волшебное
зеркало. Действительность видится ей в виде игры теней, и на
основе этих теней она вышивает образы на ткани.
В обоих случаях Теннисон создает идеальную для
романтического поэта обстановку: отделенный от остальных людей,
не стесненный никакими условностями, не разочарованный
непониманием окружающих, он может свободно творить,
руководствуясь своим воображением.
Сначала
подобная
жизнь
действительно
доставляет
удовольствие и поэту в «The Palace of Art», и леди Шэлотт. Однако
некоторое время спустя они осознают ущербность своего
замкнутого мира. В темных углах дворца прячутся уродливые
призраки, и он из «lordly pleasure» [43] превращается в «crumbling
tomb» [47]; «I am half sick of shadows» [27], – говорит леди Шэлотт.
Финал двух стихотворений также схож. Леди Шэлотт,
охваченная любовью к Ланселоту, смотрит на него в окно из своей
башни, хотя знает, что на ней лежит проклятье, которое позволяет ей
видеть действительность только через волшебное зеркало. Это
результат сознательного выбора: леди Шэлотт, даже зная, что
обречена на смерть, предпочитает волшебному зеркалу реальный
мир.
Нечто подобное происходит и с поэтом в «The Palace of Art». В
отличие от леди Шэлотт, на нем не лежит проклятие, так что он
абсолютно свободен в своем выборе. В начале стихотворения поэт
сам создает себе дворец и скрывается в нем; в конце стихотворения
он понимает, что должен покинуть свое убежище. Дворец попрежнему прекрасен, но он испытывает чувство вины за то, что
столько времени провел вдали от людей, и собирается искупить
свою вину: «Perchance I may return with others there // When I have
purged my guilt» [48].
Итак, несмотря на склонность Теннисона к романтической
концепции чистого субъективного искусства, несмотря на то что он
понимает, что реальность часто бывает уродливой и ужасной, он не
считает себя вправе отвернуться от этой реальности, замкнувшись в
собственном совершенном мире.
Теннисон пытается выработать идеальную эстетическую
систему, соединив романтический субъективизм и викторианское
стремление к объективности, сохранить роль поэта-творца,
обладающего особыми способностями, отличающими его от других
людей, и одновременно сделать его творчество доступным и
понятным для всех. Уже на раннем этапе своего творчества, при
всем влиянии романтической эстетики, Теннисон понимал, что в его
эпоху поэт не имеет права отворачиваться от реальности, прячась в
башне из слоновой кости.
Примечания
Павшок Л.М. Роль поэта и концепция творчества в ранней поэзии
А. Теннисона // Литература XX века: итоги и перспективы изучения.
Материалы Пятых Андреевских чтений. Под редакцией Н.Н.
Андреевой, Н.А. Литвиненко и Н. Т. Пахсарьян. М., 2007. С. 86 – 89.
*
1
Как пишет Дж. Г. Бакли о его раннем творчестве, «its real concern was
with the Essence of art itself and the function of the artist in a more or less
misapprehending society» (Buckley J. H. Tennyson. The Growth of a Poet.
Cambridge, 1961. P. 47).
2
Tennyson A. The Works of Tennyson. NY, 1913. P. 14. Далее все цитаты по
этому изданию с указанием страницы в тексте статьи.