ПРАВОСУДИЕ И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА Российской Федерации В.В. Лазарев

ПРАВОСУДИЕ И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА
К вопросу о месте и роли решений Конституционного суда
Российской Федерации
В.В. Лазарев
Обсуждаются теоретические и практические аспекты проблемы полномочий Конституционного суда РФ, характер его взаимоотношений с законодательной властью в контексте теории государственного права и концепции разделения властей. Приведены примеры
нормотворческой деятельности Конституционного суда, в том числе связанные с отменой
отдельных норм и заполнением возникающих при этом пробелов. Перечислены особенности его решений, позволяющие квалифицировать их как полноценный источник права.
Показаны объективные границы участия Конституционного суда в законодательстве, в
том числе связанные с невозможностью установить позитивное и развернутое регулирование правоотношений в ходе конституционного судопроизводства.
Ключевые слова: разделение властей, негативное законодательство, пробелы в законодательстве, правотворчество, источник права, прецедент, конституционная норма.
Место и роль решений Конституционного суда определяется местом
данного органа в правовой системе. С некоторых пор вопросы эти стали дискуссионными. Кто-то ставит Конституционный суд над законодательным органом (может же он лишить закон юридической силы), а кто-то вровень с
ним, полагая, что и тот и другой творят право в определенных пределах (при
этом редко кто возражает, когда Конституционный суд именуют «негативным законодателем»), а кто-то является решительным противником какоголибо правотворчества Конституционного суда, ограничивая его деятельность
толкованием права. Сторонники «чистой» теории разделения властей и мысли не допускают, чтобы какая-либо судебная инстанция в своих актах устанавливала правовые нормы. В некоторых странах в этой связи как бы и выход находят: не помещают нормы о Конституционном суде в раздел о судебной системе. Однако никакая позиция, даже самая страусиная, никакие формальные манипуляции в законодательстве не могут затенить того обстоятельства, что Конституционный суд не может ограничиться толкованием
права и вынужден его развивать, становясь иногда на место законодателя, а
часто и над законодателем.
В числе других ученых автору приходилось отстаивать точку зрения, согласно которой решения Конституционного суда занимают особое место в
системе источников права 1. Однако полемика по этому вопросу обострилась
в связи с выходом статьи М.И. Байтина [4], противопоставляющего свои соображения позиции председателя Конституционного суда В.Д. Зорькина [5].
См. например: О взаимоотношениях Конституционного суда в России с органами законодательной власти.
Конституционный суд как гарант разделения властей: Сб. докладов. М.: Институт права и публичной политики, 2004. С. 45–60; Общая теория права и государства: Учебник. – М.: Юристъ, 2005. С. 184–185.
1
Лазарев В.В. К вопросу о месте и роли решений Конституционного суда
Российской Федерации
115
Коротко суть данной позиции состоит в том, что Конституционный суд
фактически осуществляет особого рода правотворчество и акты его практически равны юридической силе самой конституции. Основное возражение:
конституция закрепляет разделение властей и тем самым препятствует
гипертрофированному представлению о роли и месте судебной власти. На
вопрос, являются ли решения Конституционного суда источником права,
по мнению М.И. Байтина, «со всей определенностью следует заявить – нет!».
И далее М.И. Байтин недоумевает по поводу тех положений, которые, в частности, можно прочесть и в моей работе: «Конституция – тот сосуд, который постоянно пополняется не только законодателем, но и Конституционным судом. Результаты абстрактного толкования конституционных норм и те
положения, которые провозглашаются Конституционным судом в обоснование им решений по конкретным делам, составляют живое конституционное
право, право в действии» [6, с. 7].
Есть большая опасность продолжить спор глухих, немых и незрячих.
Однако заявляя о приверженности интегративной теории права, приходится
учитывать самые разные подходы, самое противоположное видение, находить то, что замалчивается.
Профессор В.Д. Зорькин, как представляется, исходит из того, что есть,
из того, каково законодательство, какова основанная на нем практика. Профессор М.И. Байтин исходит из идеала, из того, что должно или что может
быть. С его точки зрения, например, ч. 1 ст. 79 конституционного Федерального закона о Конституционном суде «по своей сути противоречит принципу
разделения властей, природе правового государства». Но норма действует, и
никакая теория не отменяет факта безоговорочной обязательности решений
Конституционного суда для любого другого органа.
Свойственные разделению властей сдержки и противовесы вполне уместны при гарантировании принципа разделения властей различными властями. Принципиальная позиция заключается в том, чтобы Конституционный
суд был гарантом принципа разделения властей там, где речь идет о разделении законодательной и исполнительной власти. Это обстоятельство в первую
очередь отражает взаимоотношение Конституционного суда с Федеральным
собранием. Конституционный суд по праву выступает в конституционном
споре о разделении властей – законодательной и исполнительной – в качестве высшей инстанции и единственного высшего гаранта нормы, закрепленной в ст. 10 российской конституции.
Сомнению не без оснований подвергаются те решения Конституционного суда, в которых он, в нарушение принципа разделения властей, позволяет
себе ставить себя на место законодателя. Ни одна правовая система, во всяком случае, ни одна континентальная правовая система не разрешает конституционному суду, если таковой орган создан, быть законодателем. И в российском законодательстве за Конституционным судом закрепляется только
116
Правосудие и права человека
роль «негативного» законодателя, но не роль творца законов. Однако необходим спокойный и тщательный анализ реальной ситуации. Тем более что
вопросы о роли судебных решений, судебной практики и иных источников
права дискутировались всегда, в том числе и в советское время, а разным источникам права в разных государствах в разное время придавалось разное
значение. Сегодня не без оснований многие отечественные и зарубежные исследователи признают сближение правовых систем по сути решаемых вопросов, хотя бы одни из них прямо признавали прецедентное право, а другие –
только фактически.
На наш взгляд, невозможно игнорировать три обстоятельства. Первое:
по целому ряду объективных параметров решения Конституционного суда
являются источниками права. Второе: жизнь (правовой порядок) требует незамедлительного преодоления возникающих в результате решений Конституционного суда пробелов в законодательстве, и впредь до их восполнения
законодателем необходимости официально признать нормативное значение
определенных положений, если на них покоится резолютивная часть решения Конституционного суда. Третье: как бы это ни казалось парадоксальным,
но в реалии у Конституционного суда больше возможностей развивать собственно конституционные нормы, чем у законодателя.
Для уяснения этих обстоятельств приведем примеры. Наилучшей иллюстрацией того, как Конституционный суд выходит из положения, когда сам
создает ситуацию пробела в законе, служит характерное в этом отношении
Постановление Конституционного суда РФ от 12 марта 2001 г. № 4, где указано: «Для приведения действующего порядка возбуждения производства по
делам о банкротстве в соответствие с Конституцией Российской Федерации
необходимо нормативное закрепление как права должника обжаловать в судебную инстанцию определение о принятии заявления о признании должника банкротом, так и возможности представить суду (судье) в той или иной
процессуальной форме свои разъяснения и возражения по требованиям заявителя до принятия арбитражным судом решения о введении наблюдения.
До внесения федеральным законодателем необходимых изменений и дополнений в Федеральный закон “О несостоятельности (банкротстве)” арбитражные суды на основании формальной проверки заявления о признании
должника банкротом и представленных в соответствии с требованиями названного Федерального закона документов вправе вынести определение о
принятии данного заявления; вопрос же о введении наблюдения должен решаться после получения от должника разъяснений и возражений на заявление и оформляться отдельным определением» [1, с. 67].
Все изложенное позволяет констатировать следующее:
– Конституционный суд своим решением породил пробел в законе, поскольку признал неконституционной норму ст. 56 Федерального закона
«О несостоятельности (банкротстве)», которая позволяла вводить на стадии
Лазарев В.В. К вопросу о месте и роли решений Конституционного суда
Российской Федерации
117
возбуждения производства по делу о банкротстве наблюдение на основании
заявления о признании должника банкротом без предоставления ему возможности своевременно заявить свои возражения;
– Конституционный суд фактически ввел новую норму права процессуального характера;
– установленная норма права является нормативным руководством для
арбитражных судов, которым в том же постановлении рекомендовано применять по аналогии п. 3 ст. 68 Федерального закона «О несостоятельности
(банкротстве)», предусматривающий возможность обжалования определения
арбитражного суда о введении внешнего управления;
– Конституционный суд не берет на себя функцию окончательного восполнения пробела и обращается к законодателю;
– обращение к законодателю произведено в такой корректной форме, которая может быть принята за образец.
В качестве другого бесспорного примера установления Конституционным судом новой нормы права, причем явно конституционной нормы, следует сослаться на его Постановление от 31 октября 1995 г. № 12-П по делу о
толковании ст. 136 Конституции, которым вводился новый вид федерального
закона – закона Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации [2, с. 29–33]. Можно сослаться также на Постановление
Конституционного суда РФ от 18 июля 2003 г. № 13-П, где содержится правовая позиция, нашедшая воплощение в резолютивной части решения: «…
Закрепленные федеральными законами полномочия органов прокуратуры,
осуществляя обеспечение исполнения Конституции Российской Федерации,
соответствия ей конституций (уставов), законов и иных правовых актов
субъектов Российской Федерации, обращаться в суд с заявлениями о проверке нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации, с одной
стороны, и исключительные полномочия Конституционного суда Российской
Федерации в области судебного конституционного контроля – с другой, предопределяют для Генерального прокурора Российской Федерации возможность обращаться в Конституционный суд Российской Федерации по вопросу
о соответствии Конституции Российской Федерации конституций и уставов
субъектов Российской Федерации, в том числе вне связи с их применением
в конкретном деле» [3].
Как известно, ст. 125 Конституции РФ не называет генерального прокурора в числе тех, кто обращается с запросами в Конституционный суд.
Много новых норм создавалось именно Конституционным судом в период подготовки УПК Российской Федерации. Они вошли потом в УПК.
Причем не только в решениях, но и в определениях Конституционного суда
содержатся прецеденты. Например, прецедентный характер, несомненно,
имеет одно из последних определений, вынесенное в связи с запросами Московской городской думы и правительства Москвы по объектам исторического и культурного наследия (от 6 апреля 2006 г.).
118
Правосудие и права человека
Решения Конституционного суда представляют собой полноценные источники права в том смысле, что они:
 акты федерального органа власти;
 носят нормативный характер;
 принимаются в строго установленном порядке;
 по формулированию правовых положений часто приближаются к законодательным текстам, хотя и имеют особенности в плане законодательной техники;
 содержат целый набор обязательных внешних атрибутов;
 являются официально публикуемыми текстами;
 всегда обязательны не только для своих адресатов;
 действуют непосредственно;
 окончательны;
 влекут утрату юридической силы правовых норм;
 адресатами их является в большинстве случаев относительно неопределенный круг лиц (физических, должностных, юридических);
 участники правовых отношений всегда вынуждены руководствоваться решениями конституционного суда;
 государство обеспечивает обязательность решений Конституционного суда не только соответствующими нормативными актами, но и соответствующими организационно-принудительными мерами.
Может возникнуть вопрос: если решения Конституционного суда служат
источниками права, то нужна ли законодательная деятельность? Ведь эти
решения имеют прямое действие. Не перемещается ли тогда вопрос в плоскость того, чьи акты являются актами более высокой юридической силы?
Нет. Все дело в том, что во многих случаях даже откровенные сторонники
правотворчества этого суда вынуждены признать его невозможность установить в ходе конституционного судопроизводства надлежащее позитивное и
развернутое регулирование, а поэтому не избежать постановки вопроса о
взаимоотношениях законодателя и Конституционного суда. Отсюда и возникает проблема инициирования законодательной деятельности. Вряд ли ктонибудь станет возражать против того, чтобы определенный круг отношений
регулировался исключительно в законе и только посредством закона. Даже
временные процентные ставки налога ни один суд ни при каких обстоятельствах установить не может.
Таким образом, доктрина и законодательство не могут отрываться от
жизни. Необходимы диалектичные подходы, своего рода изъятия и исключения из принципа. Главное в том, чтобы эти исключения были строго оговорены в законе и четко просматривались пределы правотворческой роли Конституционного суда.
Лазарев В.В. К вопросу о месте и роли решений Конституционного суда
Российской Федерации
119
Конституционный суд Российской Федерации занимает, на наш взгляд,
столь высокое положение, что может в определенном смысле и до определенных пределов возвыситься и над международными органами, развивая и
уточняя их решения в системе национального и международного права, в такой их связи, которая не всегда позволяет отдавать преимущество нормам
международного права. Последние, согласно Конституции Российской Федерации, являются составной частью правовой системы Российской Федерации,
но в отличие, например, от Конституции ФРГ не входят в ее право – ни в
систему права, ни в систему законодательства. Наш тезис требует пояснений.
Но для этого следовало бы тщательно проанализировать Постановление Федерального Конституционного суда Федеративной Республики Германии от
14 октября 2004 г., согласно которому текст Конвенции о правах человека и
судебная практика Европейского суда по правам человека служат на уровне
конституционного права ориентирами для толкования при определении содержания и сферы действия основных прав и конституционных принципов
Основного закона при условии, что это не ведет к ограничению или умалению защиты основных прав личности по Основному закону. К сожалению,
для такого анализа здесь места нет.
Литература
1. Конституционный суд Российской Федерации. Постановления. Определения.
2001. – М., 2002.
2. Конституционный суд Российской Федерации. Постановления. Определения.
1992–1996. – М., 1997.
3. СЗ РФ. 2003. № 30. Ст. 3101.
4. Байтин М.И. О юридической природе решений Конституционного суда Российской
Федерации // Государство и право. 2006. № 1; Вопросы теории государства и права:
Межвузовский сб. научных трудов. Вып. 5. – Саратов, 2006.
5. Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного суда Российской Федерации // Журнал российского права. – 2004. – № 12.
6. Научно-практический комментарий к Конституции Российской Федерации. –
М.: Спарк, 2004.