НОВАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ: ИСТОКИ И ИТОГИ
advertisement
ЧЕКМАРЁВ ВАСИЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ НОВАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ: ИСТОКИ И ИТОГИ Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова Центр общественных наук Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова В. В. Чекмарев НОВАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ: ИСТОКИ И ИТОГИ (Костромская инициатива) АКТОВЫЙ ДОКЛАД на теоретическом семинаре «Дискуссионные проблемы современной обществоведческой и экономической мысли» Москва–Кострома 2009 1 ББК 65.011 Ч–373 Печатается по решению редакционно-издательского совета КГУ им. Н. А. Некрасова Чекмарев, В. В. Ч–373 Новая политическая экономия: истоки и итоги (Костромская инициатива) : актовый доклад на теоретическом семинаре «Дискуссионные проблемы современной обществоведческой и экономической мысли», Москва, 20 октября 2009 г. / В. В. Чекмарев. – М. : МГУ им. М. В. Ломоносова. Центр общественных наук; Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2009 – 45 с. ISBN 978–5–7591–1030–9 В актовом докладе В. В Чекмарева, д.э.н., профессора, заведующего кафедрой экономической теории КГУ имени Н. А. Некрасова, сравниваются точки зрения на понимание нарождающегося феномена общей экономической теории, получившего название «новая политическая экономия»; очерчивается пространство новой политической экономии как научного направления, расширяющего предмет политической экономии; показывается эволюция традиционной политической экономии и оформляются представления об истоках новой политической экономии; характеризуется историческая необходимость сосредоточения научного поиска в парадигме новой политической экономии и подчеркивается объективность поиска через возникновение «семейства новых политэкономий» и кластеров ученых, исследующих проблемы новой политической экономии; фиксируются итоги разработки проблемы, полученные в рамках Костромской научной школы. Актовый доклад как вид аналитического доклада позволяет при сохранении индивидуальности каждого участника теоретического семинара создать возможность получения эмерджентного эффекта от обсуждения проблем за счет более «точечного» изложения взглядов на пути сближения различных подходов для решения единых задач. ББК 65.011 ISBN 978–5–7591–1030–9 © В. В. Чекмарев, 2009 © Центр общественных наук МГУ им. М. В. Ломоносова, 2009 © КГУ им Н. А. Некрасова, 2009 2 СОДЕРЖАНИЕ 1. Тайна политической экономии 2. О предмете новой политической экономии 3. Разные новые политэкономии 4. Близкие родственники 5. Новая политическая экономия в контексте ожиданий реализации прогностической функции экономической науки 6. Гамлетовский вопрос в экономической науке 7. Интересны ли экономические интересы 8. Некоторые итоги Приложения 1. Статья О. В. Иншакова. 2. Список книг, вышедших в серии «Новая политическая экономия». 3. Список рекомендательной литературы по проблемам новой политической экономии для начинающих исследователей. 3 1. ТАЙНА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ Политическая экономия – название экономической науки, впервые употребленное французским представителем меркантилизма А. Монкретьеном («Трактат политической экономии», 1615). Начало же политической экономии как науки было положено перенесением анализа из сферы обращения в сферу производства на основе изучения его внутренних закономерностей (У. Петти, А. Смит, Д. Рикардо, П. Буагильбер, Ф. Кэнэ и А. Тюрго). За четыреста лет существования политической экономии различные исследователи рядили её в разные одежды. И дело здесь не в том, кто произнес слово «политическая экономия», и не в том, что такое «экономия». Как справедливо отмечает академик Л. И. Абалкин «тайна политической экономии – в осмыслении её сути, в осознании природы хозяйственных отношений и их связей с другими сферами общественной науки. Раскрытие этой сути выдвигает одну из сложнейших и древнейших гуманитарных наук на ведущие позиции, её же забвение или игнорирование закрывает путь к познанию системы»1. Современное возвращение к политической экономии – трудный и мучительный процесс2, требующий серьезных раздумий и переосмысления многих стереотипов массового сознания. Становится совершенно очевидным тот факт, что политическая экономия уже не олицетворяет собой экономическую науку. Политическая экономия сегодня – это составная часть общей экономической теории. Соответственно, изменилось понимание функции политической экономии как науки. Эту функцию можно характеризовать как поиск ответа на вопрос: в чьих интересах осуществляется тот или иной экономический процесс. Другая составная часть экономической науки исторически оформилась с названием «экономикс», ее функцией является решение вопроса: как эффективнее осуществлять экономические процессы. Отсюда можно трактовать в качестве предмета политической экономии социально-политические отношения, а в качестве предмета экономикс – организационно-экономические отношения. Здесь мы подходим к пониманию причин возникновения новой политической экономии как науки, отвечающей на вопрос: в чьих интересах в новых исторических условиях организации способа производства. Другими словами, речь идет об изменении предмета политической экономии. Таким образом, прилагательное новая, применительно к политической экономии, означает трансформацию через расширение её предмета. Осмысление процесса трансформации предмета политической экономии привело профессора Матвея Исааковича Скаржинского и его учеников в начале девяностых годов ушедшего века к идентификации проблематики новой политической экономии. 2. О ПРЕДМЕТЕ НОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ Вопрос о предмете науки – это всегда вопрос о наличии, характере некоего пространства в реальной действительности пространства, в котором происходящие в нём процессы, их закономерности не стали предметом других наук. Применительно к предмету новой политэкономии вопрос этот далеко не прост. 1 Абалкин Л. И. Возвращение в политическую экономию // ЭКО. 2009. Дзарасов С., Меньшиков С., Попов Г. Судьба политической экономии и ее советского классика. – М.: Альпина Бизнес Букс, 2004. – 454 с. 2 4 Его сложность определяется тремя основными обстоятельствами. Во-первых, отказ от наименования экономической теории политической экономией и предложение перейти впредь к термину «экономика» (Economics) декларированы А. Маршаллом в книге с названием «Принципы политической экономии» (1890 ). И это не парадокс, а констатация преемственности научного пространства, на котором затем сформировалось неоклассическое направление экономической теории, микро- и макроэкономика, институционализм и неоинституционализм. В этом смысле получает оправдание отождествление политэкономии в широком смысле с современной экономической теорией. Но тогда теряют свою актуальность поиски какого-либо особого пространства для новой политической экономии. Во-вторых, когда речь заходит о политэкономии как о науке, имеющей свой собственный предмет, отличный от других направлений экономической теории, то в зарубежной литературе обычно имеются в виду исследования экономических функций государства, его роли и последствий в регулировании экономических процессов или даже только экономической политики как самостоятельной отрасли экономической науки3. Но, поскольку такие проблемы активно исследуются в теории общественного выбора (ответвлении от неоинституционализма), то выявление научного пространства для новой политэкономии выглядит достаточно проблематичным. В-третьих, в отечественных публикациях не изжита традиция признавать политической экономией исключительно классику – А. Смита, Д. Рикардо, трудовую теорию стоимости, марксизм в его санированном, очищенном от идеологических крайностей виде. Остается неясным, о каком течении в марксизме здесь идет речь. В XX веке выявились три основных направления в наследовании марксистского экономического учения: 1) теория ортодоксального марксизма (В. И. Ленин); 2) социал-демократические теории (Э. Берштейн) с последующим доминированием немарксистских экономических концепций; 3) традиционный, «старый» 4 институционализм (Т. Веблен) . Институциональные принципы исследования, привитые к стволу неоклассики, привели к формированию неоинституционализма. И объясняя экономически природу прав собственности, появление институтов рыночной экономики, включая государство, «неоинституционализм бросает вызов на его же собственной территории»5. С кризисом марксизма, следствием которого стало окончание социально-экономического эксперимента в «социалистических» странах, перчатка вызова повисает в воздухе. Однако проблема связей и различий неоинституционализма и политэкономии остается весьма актуальной и сложной. С самого своего возникновения институционализм выступил отрицанием традиционной политэкономии, включая, прежде всего, неоклассическое направление в экономической науке того времени – маржинализм, теорию равновесия, постулат об индивидуальной конкуренции. Т. Веблен назван «ведущей фигурой в разрушении 3 По моему мнению, экономическая политика является составной частью общей экономической теории наряду с политической экономией и экономикс. Подробнее см.: Чекмарев В. В. Книга об экономическом пространстве. – Кострома, 2001. – 341 с. 4 Нуреев P. M. Основы экономической теории: микроэкономика : учебник для вузов. – М.: Высш. шк., 1996. – С. 19. 5 Heijdra В., Lowenberg A., Mallick R. Marxism, Methodological Institutionalism, and New Institutional Economics // Journal of Institutional and Theoretical Economics. – 1988. – Vol. 144. – № 2. – Р. 297. Цит. по: Олейник А. Российская экономическая наука: история значима (об учебнике «Экономика» под ред. А. Архипова, А. Нестеренко, А. Большакова) // Вопросы экономики. – 1999. – № 1.– С. 227. 5 традиционной политэкономии в Америке»6. Но это – созидающее разрушение. Критика статического метода в экономической теории, помещение в основу динамических процессов экономического поведения рыночных субъектов и государства приближают в большой степени методологию институционализма к новой политэкономии при условии, однако, преодоления свойственной институционализму акцентированной и чрезмерной психологизации (особенно у У. Митчела) экономического поведения. Другая линия соприкосновения институционализма и новой политэкономии – междисциплинарный подход. Для институционализма характерно расширение пространства экономической теории путем включения в нее социологии, права, психологии. Новая политэкономия так же отказывается от жесткого ограничения чисто экономическими процессами. Но есть в этом весьма существенные отличия. Институционалистский постулат о примате права над экономикой, на основе чего Дж. Коммонс определял величину стоимости юридической процедурой по поводу трудовой сделки, новая политэкономия отвергает, но признает значимость правовых форм, в которых реализуются экономические отношения (экономическое поведение). Постулат о примате права получил особенное развитие и своего рода завершенность в неоинституционалистской теории прав собственности (property rights theory), где собственность представлена как совокупность частичных полномочий. Это права владения, пользования, управления, безотказности, перехода по наследству и так далее, всего, по Норту (North), одиннадцать полномочий7. Для новой политэкономии все эти полномочия – лишь правовые формы, в которых реализуются сложные процессы присвоения – отчуждения. Так называемый пучок прав собственности отражает дробление названных процессов на частичные и закрепление такой частичности правом. И в необходимости такого закрепления проявляется слитность, неразделимость экономического содержания собственности и ее правовой формы. Из общих корней классической политэкономии (А. Смит, Д. Рикардо) выросли различные и во многом противоположные друг другу неоклассическая экономическая теория – основной ствол – и отдельно от него – институционализм. Затем состоялся синтез: к «стволу» привиты новые «гены», в методологический арсенал неоклассической теории включились методологические принципы институционализма. Результат такого синтеза – неоинституционализм. При этом коренные изменения произошли как в неоклассической концепции, так и в методологии институционализма. Традиционный («старый») институционализм основывался на методологии холизма, что заметно сближало его с марксистской методологией. Для традиционного институционализма характерно объяснение интересов и поведения людей на основе анализа существующих социальноэкономических институтов (институты – первичны, поведение индивидов – вторично, обусловлено наличными институтами). Неоинституционализм воспринял доминирующее начало неоклассической экономической теории – методологический индивидуализм. Люди в соответствии со своими интересами структурируют взаимодействия в различных сферах, формируют правовые нормы, правила поведения и соответствующие организации – социально6 Kazin A. Native Grounds. – N.Y., 1942. – Р. 110. Цит. по: Всемирная история экономической мысли. – М.: Мысль, 1989. – Т. 3. – С. 221. 7 Левенчук А. Химия финансов // Компьютера. – 1998. – 30 мар. – (Приложение «Компьюномика»). – С. 14–15. 6 экономические институты. Индивиды – первичны, институты – вторичны. Сами институты – это «создаваемые людьми рамки поведения, которые структурируют политические, экономические и социальные взаимодействия»8. В новой политэкономии вопрос о первичности и вторичности людей и институтов снимается. Экономическое поведение индивида обусловлено мотивами, ценностной ориентацией, ограничениями, которые формируются институциональной средой, создаваемой людьми своим экономическим (социальным, политическим) поведением. В предмет новой политэкономии, таким образом, входит экономическое поведение человека во взаимодействии с системой социально-экономических институтов, в результате которого формируются социально-экономический статус индивида, его ролевые функции в этой системе, реализуется личный творческий потенциал индивида, конституируются и удовлетворяются его потребности. Понятие индивидуального экономического поведения в том значении, в каком оно входит в предмет новой политэкономии, очищается от личных психологических особенностей. Тогда образуются фокальные точки – спонтанно выбираемые всеми попадающими в данную ситуацию индивидами варианты поведения. И такой выбор подчиняется объективным закономерностям, требующим научного исследования. Исследования эти весьма актуальны, ибо «главным критерием успеха российских реформ и одновременно условием их дальнейшего продвижения является изменение поведения ведущих экономических субъектов»9. Как известно, в качестве ведущих экономических субъектов обычно принимаются домохозяйства, фирмы, банковские структуры, государство. Возникает вопрос о том, в каких взаимосвязях с ними реализуется индивидуальное экономическое поведение, каково его место в общей системе экономических отношений. В 60–70-х годах ХХ века в советской экономической литературе шло оживленное (и весьма догматическое) обсуждение вопросов об основном и исходном производственном отношении в «политической экономии социализма». В качестве их предполагались отношения собственности на средства производства, либо отношения товарищеского сотрудничества, взаимопомощи и коллективизма, либо отношения планомерности и так далее. Дискуссия эта оказалась показательно зряшной, и уже в 1983 году авторы монографии «История политической экономии социализма» зафиксировали результат: «До сих пор не может считаться решенным и вопрос об основном и исходном производственных отношениях социализма»10. Сегодня, конечно, достаточно ясно, что такой итог дискуссии был предопределен искусственным происхождением самой «политической экономии социализма». Но сам вопрос об исходном экономическом отношении вовсе не бесплоден. Отвечая на него, мы определяем исходные положения, с анализа которых начинается построение той или иной экономической теории. Для микроэкономики – это спрос и предложение, для макроэкономики – кругооборот ресурсов, продуктов, 8 North Douglass С. Institutions // Jornal of Economic Perspectives. – 1991. – Vol. 5(1). – Р. 97– 112. Цит. по: Руперт Ф. Й. Притуль. Коррупция, рентоориентированное поведение и организованная преступность в России. Исследование с позиций институциональной экономики // Politekonom. – 1997. – № 1. – С. 97. 9 Олейник А. Домашние хозяйства в переходной экономике: типы и особенности поведения на рынке // Вопросы экономики. – 1998. – № 12. – С. 66. 10 История политической экономии социализма. – Л.: Изд–во ЛГУ, 1983. – С. 44. 7 доходов и система национального счетоводства, для новой политэкономии – индивидуальное экономическое поведение, закономерности его выбора человеком. Исследовав эти закономерности, мы получим ключ к анализу социальноэкономической природы домохозяйств, их поведения, нацеленного на максимизацию доходов от реализации собственности на ресурсы, на возможно более полное удовлетворение потребностей, на рационализацию соотношения между потреблением и сбережением. Исследование индивидуального экономического поведения существенно в выявлении глубинных основ тех отношений, которые складываются внутри фирм и между ними, в анализе экономической роли государства и поведения государственных чиновников. Теперь подойдем к определению предмета новой политэкономии с другой стороны. Развившись на стволе неоклассики как главного течения (mainstream) в экономической науке, неоинституционализм далее разветвился на ряд современных теорий – общественного выбора (public choice), прав собственности, трансакционных издержек, проблемы хозяина и его агента (Principal – Agent Problem). Можно указать на целый ряд категорий, незримо присутствующих за понятийным аппаратом названных теорий, но которые, не входя непосредственно в их проблематику, требуют общего фундаментального подхода с позиций новой политической экономии. Развитие науки обычно сопровождается ее дифференциацией, в результате чего отпочковываются разные направления и формируются частные теории. Это закономерный процесс, отражающий усложнение объектов науки и наших знаний о них. Но вслед за дифференциацией научного знания возникает необходимость своего рода интеграции, выделения и исследования неких общих для разных направлений категорий и процессов, которые, по сравнению с проблематикой частных теорий, носят более фундаментальный характер. Это именно то пространство, в каком находится предмет новой политической экономии. Выделим некоторые проблемы политэкономии. Проблема первая – современные отношения собственности («черная дыра»). Выше уже отмечалось, что за так называемым пучком полномочий, прав собственности скрываются сложные отношения присвоения – отчуждения. Эта фундаментальная дихотомия проявляется в поиске и захвате ренты (теория общественного выбора); в противоречиях, связанных с отделением функций управления и сосредоточением их у менеджеров (Р-а problem); в перераспределении дохода из-за трансакционных издержек. Для новой политэкономии важно исследовать, в частности, взаимосвязи развития отношений присвоения – отчуждения с современными рыночными процессами, когда «движение собственности заменяется движением прав, оформленных как фининструменты»11, которые затем заменяются записями в компьютерной памяти, а распределение редких ресурсов постепенно уходит из сферы материального мира в мир виртуальный. Проблема вторая – превращение информации («белое пятно») в главный объект, по поводу которого складываются экономические отношения. Опять же заметим, что во всех ответвлениях институциональной экономики информация занимает центральное место, асимметричность ее порождает трансакционные издержки, позволяет менеджеру уклоняться от соблюдения интересов собственника и извлекать дополнительные доходы. Для новой политэкономии принципиальное 11 Левенчук А. Химия финансов // Компьютерра. – 1998. – 30 мар. – (Приложение «Компьюномика»). – С. 15. 8 значение имеет то, что современные экономические отношения – это, главным образом, отношения по производству, распределению, обмену и потреблению не материальных благ, а информации. Проблема третья – система экономических интересов («черная дыра»). И функционирование основных экономических субъектов (домохозяйства, фирмы, государство), и институциональная среда, в которой эти функции реализуются, и индивидуальное экономическое поведение – все это формируется под воздействием экономических интересов и, вместе с тем, отражает их сложную структуру. Видимо, сохраняет свою оправданность известная формулировка Ф. Энгельса: «Экономические отношения каждого данного общества проявляются, прежде всего, как интересы»12. Хотя можно выразиться несколько иначе: экономические отношения возникают как механизм (способ) реализации интересов субъектов этих отношений. Для новой политэкономии особенно значимы выяснение структуры экономических интересов (особенно – в трансформационные периоды), отношений противостояния и согласования их как конфликтно-компромиссных, механизма реализации интересов в экономическом поведении индивидов, домохозяйств, фирм, государства и его чиновников. Немалую роль играют так же, как нам уже приходилось об этом писать, сила представительства экономических интересов и условия их структуризации13. Объективности ради заметим, однако, что представители теории общественного выбора (ОВ-подход) конкурентно претендуют на исследование проблем интересов: «Для того, чтобы объяснить, почему “народные избранники” и государственные чиновники не всегда ведут себя так, чтобы защищать интересы всех членов общества, а именно это мы наблюдаем на практике, сейчас чаще используют политэкономическую терминологию, а не ту, которую приписывает ОВ-подход. С точки зрения ОВ-подхода политический процесс персонализируется: политики и бюрократы»14. Конечно, если имеется в виду терминология традиционной («старой») политэкономии, оперировавшей лишь агрегированными категориями, классовыми отношениями, не доходя до индивидуального экономического поведения, то приведенное выше суждение справедливо. Что же касается новой политэкономии, то при всей близости к неоинституционалистским теориям она отличается от них предметом и методологией исследования и своим, как мы об этом еще скажем ниже, метатеоретическим характером. Проблема четвертая – исследование экономических отношений (экономического поведения), связанных с крупномасштабными (включая глобальные) процессами (интернационализация экономических отношений – «белое пятно»). К их числу относятся: экологическая составляющая этих отношений; проблематика «настоящее – будущее», включающая сегодняшнюю эксплуатацию ресурсов за счет будущих поколений; трансформационные процессы в переходной экономике; соотношение инвестиций и физического, социального и человеческого капитала; глобальные условия выживания человечества и так далее. При понятных специфических особенностях каждой из таких проблем общей для них выступает 12 Маркс К., Энгельс Ф. – Соч. – Т. 18. – С. 271. Скаржинский М. И. Проблемы новой политической экономии. – Кострома, 1998. – С. 5–8. 14 Хиллман А. Х. Западноэкономические теории и переход от социализма к рыночной экономике. Перспективы общественного выбора // Экономика и математические методы. – 1996. – № 4. – С. 84. 13 9 фундаментальность, предполагающая политэкономические методы исследования в сопряжении с экологией, политикой, правом, этикой. Поэтому можно согласиться с тем, что «основные понятия и идеи экономических наук, имеющие этические, экологические, правовые и политические аспекты, целесообразно исследовать в рамках метатеории экономических наук, то есть метаэкономики»15. Такие метатеоретические свойства новой политэкономии, однако, вовсе не следует рассматривать как ее претензии на тот особый статус главной экономической науки, методологической основы для всех других наук по экономике, которым наделялась в советские времена марксистская политэкономия. Речь идет лишь об особенностях того пространства, на котором могут осуществляться исследования новой политической экономии, то есть о специфике ее предмета. 3. РАЗНЫЕ НОВЫЕ ПОЛИТЭКОНОМИИ Под названием «новая политическая экономия» в США и Великобритании сформировалось научное направление со своими исследовательскими центрами и периодическими изданиями. Начало этому направлению было положено работами нобелевского лауреата Джеймса Бьюкенена. Предложенная им теория общественного выбора стала называться новой политической экономией. Теория общественного выбора фокусирует свое внимание на поведении человека в сфере политики, используя для этого методологический инструментарий неоклассики: максимизация рациональным индивидом своей целевой функции – полезности – путем выбора и предпочтений, теории цены и издержек, достижения стабильности политического равновесия и его оценки в соответствии с принципом эффективности по Парето. Исследуются проблемы выбора и предоставления общественных благ в условиях прямой и представительной демократии, механизмы функционирования политического рынка, политический деловой цикл и политическая рента, парадоксы голосования и т. п. Иначе говоря, новая политическая экономия, в таком понимании, сосредотачивается на проблемах функционирования власти, государства, отношениях между ними и бизнесом. В нашем понимании, предмет новой политической экономии гораздо шире: он генетически наследует традиции классической политэкономии, но имеет и ряд принципиальных отличий. Как и в классической политэкономии, в центре исследований находятся экономические отношения и выражение их через экономические интересы. Общим является так же и то, что за внешними формами экономических процессов новая политэкономия стремится обнаружить их глубинную сущность, она раскрывается анализом экономических отношений и интересов. Однако исследование этих отношений и интересов ведется с учетом новых экономических реалий. Они уже не сводятся к функционированию трех субъектов (землевладелец, капиталист, наемный работник), а держат в поле своего внимания гораздо более сложную совокупность экономических отношений между различными слоями общества, социальными группами, подгруппами в разных отраслях и регионах. А объектами этих отношений выступают не только земля, капитал и труд, 15 Чекмарев В. В., Дружинин Ю. В. Иеримиада или политэкономии // Вестник КГПУ. – 1998. – Спец. выпуск. – С. 43. 10 гносеологические пролегомены но и информация, знания, инновации, интеллектуальные ценности. В отличие от классической новая политэкономия рассматривает экономические отношения не как антагонистические, а как конфликтно-компромиссные, определяет пути согласования различных экономических интересов, способы и формы достижения социальных компромиссов. В нормативных суждениях новая политэкономия ориентируется не на революционные катаклизмы, а на эволюцию экономических отношений. Новая политическая экономия, как и классическая, придает большое значение нормативному анализу, но осуществляет его не в декларировании социальных проектов будущего (в известной мере утопических), а трактует нормативный анализ как фазу в исследовании, следующую за фазой позитивного анализа и вносящую в исследование экономических процессов оценочные элементы. Новая политэкономия придает большое значение системности, системному подходу, восприятию целостной картины экономической жизни, холизму как методологическому методу исследования, в этом она продолжает традиции классической политэкономии. Но в отличие от последней не отрицает и свойственный неоклассике методологический индивидуализм, устанавливаются возможности взаимодополнения этих противоположных методологических подходов. Новая политическая экономия не противопоставляет себя другим течениям экономической мысли, а, напротив, стремится опираться на продуктивные результаты, достигнутые другими экономическими направлениями, включая неоклассическую, институциональную, эволюционные теории. В предмет новой политэкономии входит так же и то, что исследуется под тем же названием экономической наукой в США и Великобритании, – это, прежде всего, совокупность экономических отношений между государством и обществом, между политической властью и бизнесом. В наследство от классической политэкономии остались и не решенные пока проблемы («белые пятна»). Речь идет о возможностях количественных измерений, формализации и математического моделирования процессов изменений в системе экономических отношений. Здесь остается еще много работы, как и в поиске способов эмпирической проверки нормативных суждений. Сохраняется и вероятность того, что при более близком рассмотрении эти проблемы окажутся трудно решаемыми, что «белые пятна» окажутся «черными дырами»16. Вышеотмеченное позволило представителям Костромской школы новой политической экономии определить в качестве предмета новой политической экономии экономические отношения, возникающие по поводу использования нефизического (человеческого, социального) капитала и продуктов производства в форме услуг17. 4. БЛИЗКИЕ РОДСТВЕННИКИ Новой политической экономии методологически близки институциональные теории: традиционный («старый») институционализм, неоинституционализм, новая институциональная экономическая теория. Т. Веблен считал необходимым переход в экономической науке от статически 16 Скаржинский М. И., Чекмарев В. В. «Белые пятна» и «черные дыры» новой политической экономии // Свет и цвет в экономике и обществе / под ред. д-ра экон. наук. О. В. Иншакова. – Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2008. – С. 123–134. 17 Подробнее см.: Чекмарев В. В. Нефизические объекты экономической науки (к вопросу о новой политической экономии). – Кострома, 1998. – 34 с. 11 понимаемого равновесия, как это имеет место в неоклассике, к динамической (эволюционной) интерпретации экономических процессов. Этот принцип весьма близок методологии новой политэкономии, анализирующей экономические отношения не в их статике, а в динамике как экономическое поведение. Методологически близко новой политэкономии выделение Т. Вебленом социальных групп и классов в дихотомии индустрии и бизнеса, целостное (вопреки фрагментарному) видение экономической системы, восстановление холистического подхода к экономическому анализу, ограничивающее значение методологического индивидуализма, особое внимание к проблематике экономических интересов представителей бизнеса, реальной экономики, с одной стороны, и «праздного класса», с другой стороны. Дж. Коммонс, как и другие институционалисты, вступал в серьезный научный диалог с традиционной («старой») политической экономией – марксизмом. Признавая факт обнищания пролетариата лишь для ранней стадии капитализма, Коммонс критиковал Маркса за недооценку возможностей профсоюзов и роли социальных реформ в улучшении положения рабочего класса. В корпорациях, профсоюзах, политических партиях как институтах Коммонс усматривал возможности коллективного направления в поведении индивидов, создания «групп давления» для защиты экономических интересов различных социальных слоев общества. Пронизывающие все работы Коммонса идеи преодоления антагонизмов, замена их компромиссным разрешением конфликтов, соглашениями, учитывающими противоположные экономические интересы – эти идеи вполне созвучны методологическим принципам новой политической экономии. В дальнейшем обручение институционализма с неоклассической экономической теорией, формирование современной новой институциональной экономической теории означали создание логически стройной и в то же время достаточно операционной науки о современной экономике. Но, вместе с тем, произошло и некоторое отдаление от методологических принципов новой политэкономии. В работах многих представителей нового институционализма проблемы (и даже упоминания о них) экономических отношений, их проявления в системе интересов остаются за пределами исследовательского внимания, что не исключает почтительные реверансы в стороны марксизма: «Хотя экономические труды К. Маркса были написаны задолго до возникновения современного системного подхода, в них идеология этого подхода нашла такое отражение, какого не удавалось достичь другим экономистам»18. Но как бы ни относились институционалисты к проблемам экономических отношений, само понятие «институт» в реальности неразрывно с ними взаимосвязано. Существуют различные определения сути институтов, наиболее авторитетным из которых принято считать определение, данное Д. Нортом: «Институты – это «правила игры» в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми»19. Приводя различные определения института, В. Л. Тамбовцев предлагает свое: «Институт – это совокупность, состоящая из правил или нескольких правил и 18 Ходжсон Джеффри. Экономическая теория и институты. Манифест современной институциональной экономической теории. – М.: Дело, 2003. – С. 50. 19 Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М.: Начала, 1997. – С. 17. 12 внешнего механизма принуждения индивидов к исполнению этого правила»20. Итак «человек» (надо думать – общество, социальные группы) создает правила игры, ограничительные рамки, «которые организуют взаимоотношения между людьми». Очевидно, что таким образом фиксируются сложившиеся экономические отношения и реализуются определенные экономические интересы. В институционалистских работах это важное обстоятельство не обсуждается, оставаясь своеобразным «белым пятном». Такое обсуждение возможно при синтезе институционализма и новой политической экономии. Во взаимодействии институтов с экономическими отношениями вопрос о первичности и вторичности тех или других не представляется правомерным. Отражая и фиксируя сложившиеся экономические отношения, институты выглядят вторичными, производными от них. Но, с другой стороны, институты активно учувствуют в формировании и развитии экономических отношений, образуя для них созидательные импульсы. Несубординированная взаимосвязь сама по себе представляет интересный объект теоретического исследования21. Новая политическая экономия декларирует свою близость институциональным экономическим теориям, и представителям последних нет резона от этого близкого родства отказываться. И дело здесь в следующем. Институты являют собой условия и механизмы формирования и осуществления экономической политики как части экономической теории. Сошлемся на понимание этого факта коллегами из Белоруссии, изложенного в работе «Современная политическая экономия»22. Авторы названной работы отмечают, что анализ экономической политики основывается на понимании того, что политический выбор в экономике определяется усилиями групп давления, политиков, политических партий, индивидов, администраторовисполнителей, преследующих собственные интересы. Этот позитивный анализ подвергает сомнению характерный для нормативного подхода взгляд на правительство как всезнающее и радеющее только об общественных интересах. В его рамках анализируются причины расхождения между рецептами, предлагаемыми экономической наукой, и практическими экономическими результатами деятельности органов государственной власти. Вместо проблемы неудач рынка на первый план выдвигается проблема неудач правительства при осуществлении им микроэкономического регулирования. (Для понимания причин этих неудач, как считает чешский экономист и политик В. Клаус, вместо нормативной теории планирования необходимо создать позитивную теорию поведения плановика.) Опыт долголетней практики социалистического планирования вызывает сомнения в его гипотетической «коллективной» рациональности, нейтральности интересов, полной информированности. Э. Даунсом выдвинуты две гипотезы, которые в той или иной степени были использованы позднее многими авторами. Первая утверждает, что граждане ведут себя в политике рационально, т. е. преследуют, прежде всего, личную выгоду. Вторая гипотеза Э. Даунса: политики (и политические партии) создают свои политические программы с целью максимизировать голоса избирателей, видят в них только средство остаться у власти или прийти к власти. Предположение личной 20 Институциональная экономика: новая институциональная экономическая теория. – М.: ИНФРА–М, 2005. – С. 23. 21 Гибало Н. П., Скаржинский М. И., Скаржинская Е. М., Чекмарев В. В. Проблемы институционализации экономики России. – Кострома, 2002. – 276 с.; Гибало Н. П., Свиридов Н. Н., Скаржинский М. И., Чекмарев В. В. Институты и экономические отношения. – Кострома, 2003. – 288 с. 22 Современная политическая экономия / Т. И. Адамович, С. А. Бородич, П. С. Лемещенко и др. ; под общ. ред. П. С. Лемещенко. – Мн.: Книжный Дом, 2008. 13 выгоды в политике не принимается Э. Даунсом как постулат применительно к любому конкретному человеку и в каждом случае. Он допускает, что у некоторых политиков, администраторов или избирателей в какие-то периоды могут проявиться альтруистские побуждения, но только как исключение из правила. На основе данных гипотез Э. Даунс обосновывает ряд предположений о воздействии партий и индивидов на экономическую политику. Это сделало возможным моделирование взаимодействия избирателей, политиков и политических партий в политическом процессе принятия экономических решений. Теория общественного выбора Дж. Бьюкенена и Г. Таллока основывается на трех важнейших методологических положениях. Во-первых, ее авторы согласны с Даунсом, что индивиды в любой политической роли ведут себя рационально. Вовторых, Бьюкенен и Таллок отрицают существование коллективной рациональности (А как же сети??! – В.Ч.). Ни законодательные, ни исполнительные органы власти не являются сориентированными только на одну цель – заботу об общественном благополучии. Депутаты представительных органов власти или администраторы заинтересованы в общественном благополучии в той же степени, как и избиратели, и не более. В-третьих, политика – это сложная система обмена между индивидами, стремящимися к достижению своих частных целей, которые не могут быть реализованы путем обычного рыночного обмена. Индивиды согласны подчиняться принуждению со стороны государства, только если конечные результаты политического «обмена» соответствуют их интересам. Но обычно государство имеет тенденцию переходить приемлемые для индивидов рамки своего вмешательства в экономику. Как добиться, чтобы политический обмен приносил только выгоду всем и каждому? Дж. Бьюкенен дает ответ на этот вопрос с позиций разработанной им теории конституционного контракта. Дж. Бьюкенен и Г. Таллок обратили также внимание на более высокую эффективность коллективных действий, объединенных в коалиции производителей в лоббировании своих интересов в отличие от индивидуальных действий обособленных товаропроизводителей. М. Ольсон в дальнейшем развил теорию коллективного действия, связав эффективность последнего с затратами по организации групп давления. Обозначенные методологические подходы лежат в основе разнообразных моделей государственного регулирования экономики. В моделях голосования согласование различных интересов определяется типом политической системы. При диктатуре доминируют предпочтения диктатора. В условиях демократической политической системы решающим становится процесс голосования. При этом имеет большое значение, существует ли прямая или представительная демократия. В условиях прямой демократии, когда решения принимаются большинством голосов избирателей, предпочтения медианного участника голосования являются определяющими. Модель с медианным избирателем широко применяется как в теоретических, так и в эмпирических исследованиях. В условиях представительной демократии нужно учитывать мотивы и поведение участников голосования, партий и законодателей. Модели голосования трактуют политиков (политические партии) как активно ищущих избрания (переизбрания), формирующих правительственную политику в обмен на политическую поддержку избирателей. Среди факторов, которые могут быть отмечены как особо важные, – издержки на получение информации и интересы политических партий в предоставлении подобной информации. Суть проблемы в том, 14 что для избирателей является более рациональным не информировать себя по многим пунктам (гипотеза Э. Даунса о неведении рациональных избирателей), так как издержки сбора информации зачастую перевешивают доходы от ее получения. С этим связано появление важного канала влияния политических партий на избирателей. Поведение бюрократии, на которую обычно возлагается исполнение законодательства, явилось предметом научных изысканий В. Нискейнена, А. Бретона, а также целого ряда их последователей. Бюрократические модели придают особое значение ограниченному контролю избирателей над многими аспектами процесса принятия экономических решений и целям тех, кто осуществляет государственную политику. Индивиды в любой политической роли действуют в соответствии с собственными интересами. В чем интересы бюрократии? В. Нискейнен, например, считает, что бюрократы стремятся увеличить размер своего ведомства. Они заинтересованы в зарплате, привилегиях, благоприятном общественном мнении, покровительстве, которые определены размером ведомства. Бюрократы стремятся увеличить деятельность своей организации теми же способами, что и частные фирмы. Они конкурируют между собой за выделяемые государственные средства. Вместе с тем, существует тенденция к все большей централизации внутри бюрократии. Это связано со стремлением «рационализировать» бюрократию, обеспечить, чтобы два государственных ведомства не выполняли дублирующих функций. В результате сокращается «бюрократическая» конкуренция, и интересы бюрократии и общества значительно расходятся. Стремление бюрократов увеличить размер своего бюджета дает объяснение многим аспектам бюрократического поведения. Но имеются и иные существенные факторы мотивации деятельности бюрократии, например, фактор нерасположенности к риску, особенно в инновационных вопросах. В последние три десятилетия ХХ века усилиями М. Ольсона, Дж. Стиглера, Р. Познера, С. Пельцмана, Г. Беккера разработаны модели групп давления. Политикам, политическим партиям и избирателям уделяется в этих моделях мало внимания. Существуют, по крайней мере, три механизма, через которые группы со специальными интересами могут реализоваться. Во-первых, группы со специальными интересами могут снизить издержки голосования и приобретения информации, особенно для тех избирателей, которые, вероятнее всего, их поддержат, сделать для них информацию более доступной. Во-вторых, группы со специфическими интересами, обладая монополией на информацию, именно через обеспечение информацией политиков реализуют свое влияние. Третий механизм заключается в том, что группы давления обеспечивают поддержку в финансовой и иных формах тех политиков, которые представляют их интересы. Следуя теории М. Ольсона о коллективном действии, модели групп давления значительный акцент делают на организационных издержках и «эффекте безбилетников». Последний характеризуется тем, что отдельные члены группы давления не имеют стимула вкладывать средства в поддержку своей группы, но хотят получать блага от ее лоббистской деятельности. Характерной особенностью этих моделей является использование функции влияния для того, чтобы представить предложение правительственной политики как реакцию на групповое давление. Г. Беккер создал теорию конкуренции групп давления за политическое влияние. Он полагает, что влияние каждой группы зависит от производимого ею расходования ресурсов, от давления других групп и от внешней политико-институциональной структуры. Отдельные модели разработаны для групп, которые делают вклады в политические кампании с целью увеличения вероятности выбора поддерживаемого 15 политика или анализируют взаимодействие между правительством и группами давления посредством влияния через предоставление информации. К моделям групп давления можно отнести и марксистскую теорию государства. Классики марксизма возникновение государства связывали с расколом общества на непримиримо враждебные классы. Они считали, что государство – это орган господства одного класса над другим, соответственно, баланс сил между классами в обществе, а также внутриклассовые конфликты определяют уровень и направленность государственного вмешательства в экономику. Несомненный способ проверки обоснованности представленных подходов отсутствует. Но есть достаточные основания полагать, что и группы давления, и избиратели, и политики, и бюрократы оказывают значительное влияние на политический процесс принятия экономических решений. Поэтому необходимо анализировать все стороны политического процесса, в рамках которого происходит согласование интересов избирателей, бюрократов, политиков (политических партий) и групп давления. Вышеотмеченное позволяет утверждать, что близкие родственники у новой политической экономии есть. 5. НОВАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ В КОНТЕКСТЕ ОЖИДАНИЙ РЕАЛИЗАЦИИ ПРОГНОСТИЧЕСКОЙ ФУНКЦИИ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ «В настоящее время люди особенно ждут более глубокого диагноза, особенно готовы принять его и испробовать на деле все, что будет казаться имеющим хоть какие-нибудь шансы на успех. Но даже и помимо этого современного умонастроения, идеи экономистов и политических мыслителей – и когда они правы, и когда ошибаются, – имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голос с неба, извлекают сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад»23. Эти слова хоть и написаны много лет тому назад, однако сегодня любой прочитавший их ощутит, насколько актуальны они для нашего периода, характеризующегося катастрофическим положением дел в экономике и неопределенностью будущего, как это было в годы великой депрессии. Причем, занятые своими внутренними делами и проблемами, мы не замечаем того, что такая, хотя и общая, но достаточно жесткая оценка нынешней ситуации в полной мере относится не только к так называемым постсоциалистическим государствам, но и к странам, которые сегодня относятся к наиболее благополучным. Дело в том, что глубокие и стремительные перемены, заявившие о себе еще в конце 1960-х годов ХХ века в разных регионах мира, в очередной раз испытывают на прочность способность людей в новом тысячелетии внести коррективы в свои мысли, желания и действия, чтобы обеспечить тем самым поступательное, гармоничное и устойчивое развитие общества, согласуясь при этом с 23 Кейнс Дж. М. Общая теория занятости; процента и денег. – М., 1993. – С. 518. 16 естественными законами всей среды обитания. Безусловно, что степень сложности и острота этих проблем весьма различны в каждой из стран, делающих, впрочем, последние неповторимыми и непохожими друг на друга. Поэтому вполне естественным выглядит попытка ученых на теоретическом, политиков и хозяйственников на практическом уровне предложить действенные и эффективные шаги по преодолению национальных проблем. Экономисты, руководители разного ранга, многочисленные граждане, ставшие по воле необходимости экономистами и политиками, не являются исключением, предлагая широкий набор рецептов по выздоровлению экономики. Однако кардинальных изменений, дающих выход на устойчивую перспективу, даже на гипотетическом уровне не происходит. Причины называются, хотя и не оригинальные, но самые разные – от плохого некомпетентного руководства до врагов «демократических преобразований». Не перечисляя их далее, отметим, что, конечно, в той или иной степени они будут влиять на существующее положение дел в экономике страны. Но в рамках нашей компетенции хотелось бы обратить внимание на научное обеспечение так называемой системной реформы. Если учесть непредсказуемость перемен, происшедших и происходящих в большинстве стран, крайне низкую результативность этой реформы на протяжении достаточно большого промежутка времени, неопределенность и пессимизм в оценке не только будущего, но и исторического прошлого, то все это выступает серьезным основанием для критики экономической науки, которая в той или иной мере перестала справляться со своими внутренне присущими функциями. Иначе говоря, если несколько упрощенно взглянуть на весьма сложную проблему взаимодействия экономической теории и практики и попытаться уйти от традиционного поиска врагов реформ, а также во все времена сопровождающих любые реформы консерваторов, то можно однозначно сказать, что наше реальное экономическое положение, именуемое без особого осмысления «кризисом», есть всего лишь следствие кризиса экономической науки, являющейся, что также важно подчеркнуть, лишь некоторой ветвью как мирового, так и отечественного гуманитарного знания. Следовательно, от того, каким и в какой степени мы владеем категориальным аппаратом экономической науки, как он используется для анализа реальных процессов хозяйственной жизни, формирования адекватных теоретических конструкций и схем, а также от того, как и кем оказывается востребовано это полученное новое знание с отражением главных, существенных проблем наряду с оптимально выверенными предложениями по их решению, в полной мере зависит и наша жизнь во всех ее проявлениях. К сожалению или к счастью, но референдумами истина хотя бы даже по определению вектора экономического развития не достигается, впрочем, как и многое другое, что требует серьезной и высоко профессиональной аналитической работы. Однако не следует думать, что экономическая наука представляет лишь определенный набор идей, постулатов, готовых схем и рецептов, которые находятся где-то за университетско-академической дверью и только ждут своего применения. Наука, так же как и практика, – явление развивающееся, готовое неискушенному исследователю преподнести сюрприз в виде модного, но все же лжеоткрытия, либо искаженного представления о реальной действительности как в своей стране, так и за ее пределами, полученного через призму упрощенных, аксиоматических экономических категорий или понятий давно забытых дней, а, следовательно, и опровергнутых самой историей. 17 Во многих странах не оказалось ни политического, ни идеологического, ни экономического, ни других стабилизаторов, придающих устойчивость любой социально-экономической системе, и трансакционные издержки, порождаемые реформами, значительно превысили их полезный эффект. Эта ситуация обострилась состоянием неопределенности и размытости нравственно-этических ценностей и мотивов различных социальных групп и классов, регламентирующих поведение людей. В свою же очередь, огромную лепту в создание условий для дестабилизации общей социально-экономической ситуации и углублению «кризиса» внесла экономическая наука, сама оказавшаяся в гносеологическом тупике. По сути дела до сих пор практически не сделан анализ прошлого. Причем это касается экономик всех государств, включая относительно благополучные. Экономика нуждается в системном и углубленном анализе, дающем не гипотетическое рассуждение, а адекватное отражение современности24. Как и любая другая страна, Россия, претендующая на цивилизованное развитие, может осуществить это, лишь опираясь на науку, а не на широко распространенный в настоящее время метод проб и ошибок. Но, обращаясь к науке, надо учитывать, что это весьма специфический вид деятельности. Ее нельзя заставить неким приказом или указом сделать открытие, выработать безошибочную концепцию развития, создав очередную структуру советников, как, впрочем, нельзя окончательно и запретить. Причем в отличие от традиционной производственной деятельности в науке исключена так называемая помощь «всем миром», а использование уже имеющихся открытий в рамках той или иной системы государственного устройства предполагает их органическое вплетение с учетом всех специфических особенностей, начиная от образа мышления до потребительского поведения, отличающих одну систему от другой. Обособившись от других сфер человеческой деятельности и других наук, экономическая наука, определив свой предмет, методологию и инструментарий исследования (соответственно историческому развитию общества), выступила мощным кумулятивным началом общественного прогресса. И хотя, как иронично отмечал В. Леонтьев, золотой век экономической науки еще и не наступил, трудно себе представить более или менее благополучное будущее всего мира и отдельных государств без науки об экономике. Таким образом, учитывая обстоятельства важности и назначения экономической науки, ее очевидные внутренние проблемы, опосредованные онтологическими и гносеологическими изменениями, состояние дел в конечном итоге предопределило нацеленность авторского коллектива под руководством М. И. Скаржинского на изучение аспектов методологии экономики в части нормативного и позитивного принципов анализа применительно к той ее части, которая идентифицируется как новая политическая экономия, инвентаризацию ее идей, закономерностей логики и истории экономического анализа. Авторский подход выразился в отношении к самой новой политической экономии, ее определению в структуре экономической теории, направленности и назначению. На сегодняшний день, эволюционируя вместе с хозяйственной практикой, экономическая теория уже уходит от одномерной, статичной и функциональной оценки различного уровня социально-экономических тенденций и явлений. На рубеже XXI века встал вопрос о направлениях и перспективах развития мирового экономического сообщества и отдельных национальных экономик, 24 Подробнее см.: Ананьин О. Структура экономико-математического знания: Методологический анализ. – М., 2005. – 244 с. 18 формирующих региональные взаимосвязи и отношения. Вместе с тем, очевидна необходимость вскрытия на более высоком, по сравнению даже с восьмидесятыми годами прошлого столетия, уровне развития техники и технологии, качества трудовых ресурсов, закономерностей функционирования экономической системы. Немалый потенциал более эффективного использования ресурсов заложен при процедуре принятия решений, реализации экономической политики. Вот этим проблемам и посвящены исследования проблем новой политической экономии, способствующие разрешению мнимой дискуссионности, особенно характерной для отечественных экономистов, пытающихся, например, предать забвению политэкономию, заменив ее «Экономиксом» или же, наоборот, – характеризовать традиционный «Экономикс» ненужной экономической теорией, поскольку она обслуживает класс имущих. Очевидно, что в современных условиях каждая часть экономической науки имеет весьма важное как теоретическое, так и практическое значение. Вместе с тем очевидны и слабости в разрешающей способности существующего инструментария теории новой политической экономии. Ситуацию с состоянием и проблемой развития экономической теории в целом очень удачно охарактеризовал в своей работе «Единственный критерий истины – согласие с данными опыта» лауреат нобелевской премии по экономике М. Алле: «Как физика нуждается сегодня в единой теории всеобщего тяготения, так и гуманитарные науки нуждаются в единой теории поведения людей»25. Данный тезис означает, что, обращаясь к мировому теоретическому опыту, мы в своей научной работе должны уже заранее учитывать те погрешности, которые будут присутствовать при использовании аналитического аппарата традиционной или ортодоксальной экономической теории. Разрешению гносеологического тупика должно способствовать «созидательное разрушение», позволяющее выйти на качественно новый уровень восприятия происходящих сложных и динамичных социальноэкономических процессов. А это уже первый необходимый важный шаг для преодоления практических проблем. М. И. Скаржинский утверждает, что новая политическая экономия сочетает в себе творческую юность, исследовательский задор к углубленному познанию структурных элементов общества, степени прочности его экономического фундамента и накопленной веками мудрости поколений, воплощенных в устойчивых социальных формах экономического прогресса, многочисленных трудах ученых, отмеченных историей и экономической жизнью. Однако данный тезис должен быть подкреплен раскрытием сущности новой политической экономии и ее отличием от политической теории труда и капитала. В связи с этим обстоятельством отметим следующее. Классическая политическая экономия, положив в основу трудовую теорию стоимости, даже в лице своих лучших представителей не смогла последовательно провести через анализ всей совокупности производственных отношений ее фундаментальные положения, высветить внутреннюю систему жизнеобеспечения капиталистического строя действием закона стоимости, дать логически непротиворечивое ее изложение и толкование. Объясняя многие поверхностные формы буржуазных экономических отношений, анализируя количественные 25 Алле М. Единственный критерий истины – согласие с данными опыта // Мировая экономика и международные отношения. – 1989. – № 11. – С. 27. 19 зависимости, она не ощущала потребности проникновения в их внутренний мир, внутреннюю сущность, что не позволило показать, как и почему они должны неизбежно изменяться, одни формы в процессе развития превращаться в другие. Окрыленная приходом к политической власти буржуазии, политическая экономия торжествовала. Но капитал – не вещь, а отношение между капиталистами и наемными рабочими. Стало быть, для полноты раскрытия экономических проблем капитала, перспектив, тенденций его развития необходимо его освещение и со стороны, с позиций рабочего класса, нужна политическая экономия труда. Нельзя сказать, что трудовая теория стоимости классической буржуазной политэкономии вовсе не замечала или игнорировала труд (рабочий класс), но она смотрела на него со стороны класса капиталистов, с позиций капитала. С этих позиций невозможно увидеть чтолибо существенное, что-либо вразумительное добавить в трудовую теорию стоимости. Образовался, таким образом, существенный пробел в теоретическом анализе капитала и в самой теории трудовой стоимости, а значит в историческом процессе формирования экономических знаний, в развитии политической экономии. Слабость английской классической школы политической экономии была в том, что она подвергала анализу экономическую жизнь капитала, как она видится с поверхности, те ее формы, которые очевидны каждому: товар, обмен, меновая стоимость, цена, деньги, труд, заработная плата, прибыль, рента и т. п. Она фиксировала поверхностно очевидный факт: товары создаются трудом, стоимость, ее величина – рабочим временем, затраченным на производство товара. А вот каков он, этот труд, создающий товар, его качественная характеристика и структура, эта школа изначально не принимала во внимание. Ее поиски остановились на труде, каким он виден стороннему наблюдателю, а не исследователю; труде, каков он есть – труде вообще, а не только в сельском хозяйстве, как утверждали в свое время физиократы. У Карла Маркса – основателя новой школы в политической экономии, источником которой стала английская классическая школа, ее трудовая теория стоимости, – труд как целесообразная деятельность человека, направленная на видоизменение предметов природы и приспособление их к потребностям людей, характеризуется большим разнообразием – простой и сложный, частный и общественный, индивидуальный и личный, производительный и непроизводительный, необходимый и прибавочный, конкретный и абстрактный. Это совокупность разновидностей труда, всякий труд. Всякий же труд выступает, прежде всего, как взаимодействие человека с природой, ее силами. Но он и неотъемлемое свойство любого социального организма, каждый индивид которого вступает во взаимодействие с другими людьми; это общественное, социальное действие. Раз люди работают друг на друга, их труд получает общественную форму, становится общественным. Таковым является труд раба, крепостного, наемного рабочего, добывающего необходимые блага в совместной трудовой кооперации рода или общины. Названное выше общее свойство общественного труда дополняется проникновением в специфические особенности каждого из них, изучением каждой специфической формы, особенностей ее. Этого требует и философское положение: абстрактной истины нет, она всегда конкретна. Общие абстрактные понятия не позволяют через них вскрыть его специфические особенности, проникнуть в его сущность, понять его. Совокупность экономических отношений в политической экономии – это не сумма всех ее элементов, собранных в произвольном порядке, а система 20 взаимосвязанных звеньев, в едином жизнедеятельном организме. В чистом виде эта система, образующая органическое единство генетически связанных и соответственно по отношению друг к другу расположенных звеньев. Экономические отношения (связи) между людьми как агентами экономических систем существуют в формах координации и субординации. Поскольку экономические отношения в науке выражаются соответствующими понятиями, категориями, то в субординированных связях находятся и категории политической экономии – каждая должна быть поставлена на свое место. Понять какое-либо явление (особенно экономическое) – значит выразить, изложить его в понятиях данной системы. Современное состояние политической экономии позволяет выделить следующие группы категорий: 1) общие и специфические; 2) первичные и вторичные – производные вообще; 3) классические и переходные; 4) фундаментальные и перенесенные; 5) превращенные и иррациональные. Общие категории выражают, фиксируют явления экономической жизни, имеющиеся во всех обществах. Они, так или иначе, связаны с производительными силами или являются элементами их. В своей основе это материальный субстрат общественного производства, выступающий в теоретическом осмыслении в обнаженном от специфических социальных форм виде (как материальный остов, своеобразный скелет или итог деятельности), или общие формы производственных отношений, в которых не фиксируются социально-экономические различия агентов общественного производства. Сюда относятся категории типа: производство, труд, средства производства, предметы потребления, продукт, собственность, общественный труд, прибавочный продукт и др. Они выражают отношения, взаимодействие человека с природой, ее силами вообще или между людьми вообще, вне их социальных ролей. В принципе их можно разделить на экономические категории и категории политической экономии. Последние выражают отношения между людьми, не фиксируя внимания на их социальном статусе, то есть между людьми вообще. В общих категориях фиксируется то, что свойственно всякому общественному производству. Может возникнуть вопрос, не выходят ли они (общие категории) за рамки предмета новой политической экономии? Ведь некоторые из них отражают взаимодействие человека с силами природы, средствами производства в каждом обществе, не фиксируя внимания на специфических особенностях этого взаимодействия, на социальных характеристиках участников общественного производства. Они, однако, важны для новой политической экономии, поскольку фиксируют то общее, что избавляет от необходимости повторять его в каждом отдельном случае: во-первых, позволяют четко выделить сугубо социальноэкономические, политико-экономические отношения для их анализа; во-вторых, они образуют материальный субстрат, материальную основу, из чего складываются политико-экономические отношения, облекающиеся в категории политической экономии. Начало XXI века с его стремительными изменениями в очередной раз испытывает на прочность человеческое сообщество, а, следовательно, его сформированные целевые установки, господствующие нравственно-этические нормы, формы общественного сознания, среди которых экономической науке принадлежит решающее значение. И история стран с их разнообразными характеристиками подтверждает это, равно как и то, что сама наука не представляет собой набор догм или раз и навсегда застывших истин. Экономическая наука, отражая динамично 21 развивающийся хозяйственный мир, также изменяет свой объект, предмет, методологические подходы, инструменты анализа. Обогащение понятийнокатегориального аппарата, дающего прирост знания – так в общем виде можно сформулировать главную задачу науки об экономике. Именно решению названной задачи и служат исследования представителей Костромской школы новой политической экономии, посвященные формированию методологии новой политической экономии26, определение сущности которой будет произведено далее в силу того, что хозяйственный мир имеет крайне сложную содержательную структуру, а человеческое знание о нем всегда ограничено. Общий образ, целостное отражение социально-экономической системы через призму законов, принципов и совокупность производственных отношений дает новая политическая экономия. Как показывает исторический экскурс эволюции политэкономии, именно в исследовании системы объективных экономических законов и отношений человеческого общения (производства, распределения, обмена и потребления) оформился предмет экономики как науки в ее классической интерпретации. С этого начался старт той индустриально-экономической цивилизации, очередной этап существования которой мы сейчас переживаем. Как фундаментальная наука новая политэкономия на этой и других наиболее значимых стадиях своего развития позволяет, во-первых, определить стратегию и динамику политэкономического и социокультурного развития, во-вторых, сообразуясь с предметной определенностью, методологией, категориальным аппаратом, выявить потенциал, движущие силы складывающегося способа производства, эпохи с выявлением ограниченности и перспективности одних экономических форм по сравнению с другими. В-третьих, зафиксировать «несущую конструкцию» или основу общественно-экономического устройства как органическую составляющую определенного технологического способа производства, общественного уклада, экономической и морально-этической нормы поведения, политико-правового механизма координации и защиты интересов индивидов, их собственности. В-четвертых, на основе складывающихся тенденций в траектории институциональных изменений определить прогноз возможных противоречий развития с выявлением соответствующих форм их разрешения. Наконец, новая политэкономия дает методологическую и инструментальную основу для анализа другим более конкретным экономическим дисциплинам. И реальная практика пользовалась и пользуется подобного рода выводами. Однако анализ проблем, методологических подходов и других свойств современной экономической науки позволяет выделить несколько направлений именно политической экономии, которые позволяют заключить, что данная дисциплина скорее живое ищущее творчество, чем мертвая история. Хорошим примером является возрождение в 60-е годы XX века политэкономии в классических традициях. Распределение доходов, проблема власти, монополистического и транснационального капитала – центральные проблемы этого направления 26 Скаржинский М. И., Чекмарев В. В. Методология экономической науки. – Кострома, 2005; Нормативные и позитивный принципы анализа новой политической экономии : в 3 ч. Ч. I. Новая политическая экономия / науч. ред. В. В. Чекмарев. – Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2007. – 328 с.; Нормативные и позитивный принципы анализа новой политической экономии : в 3 ч. Ч. II. Принципы экономического анализа / науч. ред. В. В. Чекмарев. – Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2007. – 323 с.; Нормативные и позитивный принципы анализа новой политической экономии : в 3\ ч. Ч. III. Практика применения методологии позитивного и нормативного анализа в новой политической экономии / науч. ред. В. В. Чекмарев. – Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2007. – 525 с. 22 политэкономии. Многие направления исследований, которые сегодня рассматриваются как междисциплинарные, Смит, Милль или Маркс отнесли бы исключительно к области политической экономии. Дж. Альт и А. Алезина рассматривают политическую экономию как область знания, выходящего за пределы экономики. Они характеризуют современную политическую экономию как отрасль социальных наук, стремящуюся к более широкому осмыслению экономических проблем, чем это делается в рамках основных направлений. Эта дисциплина рассматривает институты скорее как эндогенные феномены, применяя междисциплинарные методы исследования, теорию игр, сближая макроэкономику с политикой, правом, историей, социологией, экологией, этикой. Размер дохода и богатства в данном контексте рассматривается как функция от формируемых институтов: y = f (I1, I2, …In), In), где I1,.. In – это институциональные изменения. Если еще два десятка лет некоторые проблемы получали лишь свою формулировку, то сегодня ряд из них уже получил свое некоторое теоретическое и практическое разрешение. Например, это относится к исследованиям межпартийной борьбы Э. Даунса и теории У. Райкера о формировании правительственных коалиций, описывающих роль распределительной политики при формировании правительств. К числу крупнейших достижений политэкономии XX века относятся теорема невозможности К. Эрроу и доказательство произвольности совокупных правил социального выбора, которые плохо согласуются с либерально-демократическими мифами о «воле народа». Среди важнейших достижений следует отметить модель бюрократии, монопольно регулирующей информационные услуги (У. Нисканен, Г. Миллер, Т. Мо), теорию политических циклов деловой активности (У. Нордхаус, Д. Гиббс), влияющей на экономические результаты. Особое значение и серьезную прикладную проработку занимает проблема формирования и распределения бюджета, имеющая свои частные ответвления: теория сглаживания налогов, концепция перераспределения государственного долга между поколениями, модель политического конфликта и исследования по институциональному отбору, зависящему от использования бюджетных средств, которыми распоряжается избранное демократическим путем правительство или законодатели. Буквально во все разделы экономической науки проникла идея Р. Коуза о трансакционных издержках. Сама постановка вопроса об их положительной величине в условиях разделения труда и обмена, а также гипотеза о необходимости спецификации прав собственности, на наш взгляд, является типично политико-экономическим достижением на новом уровне теоретического осмысления рыночного хозяйства. «Политическая экономия голода» А. Сена и И. Дрейзе не только опровергает Парето-оптимальность, но и институциональными отличиями (средой, политикой, законами распределения) объясняет причину 20 % мировой бедности и нищеты. Перспективы новой политэкономии выстраиваются из проблем, которые не попадают по каким-то причинам в исследовательское поле экономической науки, а также тех проблем, которые обозначили себя наиболее остро. За пределами внимания мэйнстрима науки, например, остается до сих пор возникшая огромная сфера новой экономики, глобальные проблемы и собственно мир-экономика как феноменальное явление современности. Футурологи, политологи, социологи своими работами всетаки подтолкнули и экономистов к освоению иных предметных областей. Собственно, это является хорошим и естественным признаком развития как самой 23 экономической науки, так и, естественно, хозяйственной практики, поскольку последняя крайне нуждается в дополнительной информации для выверенных и рациональных политико-экономических решений. Оформившаяся мир-экономика предопределяет поиск не только и не столько содержание отношений и законов на национальном уровне, чем занималась классическая политическая экономия, сколько адекватное отражение сложившегося мирохозяйственного порядка с его приоритетом ценностей, вектором международных и национальных интересов. Извлечение глобальной ренты требует, по крайней мере, упорядочения принципов и механизмов ее распределения, поскольку начинают активно применяться военно-силовые методы, усиливая современную ситуацию неопределенности. Факторы и условия экономического роста, заложенные парадигмой неоклассической теории, исчерпаны, поэтому требуется выработка новой стратегии социально-экономического развития, где экономический рост является всего лишь ее частным случаем. А это уже предметная область политэкономии. Здесь кратко можно заметить, что информационный фактор, преодолевающий национальные границы прежних моделей экономики, в развитых странах определяет 50–70 % добавленной стоимости. Создание глобальной сети выявило совершенно новые качества отношений труда и капитала, трудовых отношений, отношений между капиталами, их организационными формами, а также взаимодействия с институтом государства и другими институтами. М. Кастельс пишет: «...Капитал и труд оказываются разнесены в разное пространство и время. Они живут друг за счет друга, но друг с другом не связаны, ибо жизнь глобального капитала все меньше зависит от конкретного труда и все больше от объема накопленного труда как такового, которым управляет небольшой мозговой центр, обитающий в виртуальных дворцах глобальных сетей. Борьба между многообразными капиталистами перетекает в категорию более глубинного противоречия между логикой потоков капитала и культурными ценностями человеческого бытия»27. Есть и другие принципиальные изменения, требующие именно политико-экономических подходов, дающих целостный образ современной экономической картины мира. Известен плодотворный методологический подход к современной хозяйственной системе (именно хозяйственной, а не экономической) определить нормы национального поведения, имеющей деятельный, человеческий характер. Л. Мизес эту отрасль науки назвал праксиологией. Он писал: «Недостаточно далее заниматься экономическими проблемами в рамках традиционной структуры. Теорию каталлактики (науку об обмене, рынке) необходимо выстроить на твердом фундаменте человеческой деятельности»28. В философии, экономической методологии, понятийном аппарате наук, «работающих» на основе предметных областей, уже достаточно накопленной информации, выводов, чтобы очертить контуры новой синтетической науки, ее предмет, методологию и прочие атрибутивные свойства. Это не должно расцениваться как некая фантазия или вымысел. Об интерпретации частных наук говорит их предметный анализ, их стремление к междисциплинарности. И действительно, прав М. Алле и другие авторы, которые пишут, что, как и наука 2001. 27 Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура : пер. с англ. – М., 28 Мизес Л. Теория и история. – М., 2001. 24 физика, где стоит проблема интегрального объединения или хотя бы единого объяснения теории всеобщего тяготения, электромагнетизма и квантовой механики, так и гуманитарные науки нуждаются в единой парадигмальной теории, объясняющей поведение людей. В качестве таковой представителями Костромской школы экономистов выдвинута концепция общего экономического пространства. Она фиксирует другой уровень развития политической экономии, как интегральной идеальной конструкции, отражающей широкий, но обобщающий спектр современных технологических, правовых, социально-экономических процессов, нравственноэтических и культурологических тенденций. В ней стоимость и ценность, как базовые категории классической политэкономии и неоклассической теории, интегрируются в категорию «институциональная ценность». Именно последняя является тем общественным нормативом, подобным стоимости или ценности, который уже регламентирует поведение людей в «новой экономике». И затем, если быть до конца последовательными, то сам факт признания «новой экономики», которая сегодня уже охватывает около 75 % трудящихся, означает признание необходимости возникновения новой науки об этой сфере деятельности, принципиально изменившей всю современную хозяйственную систему. Ведь, как писал главный редактор журнала «Бизнес Уик», мы знаем, как измерить продукцию старой экономики, но абсолютно не знаем, как измерить ее в высокотехнологичной экономике. Поэтому наш тезис – не назад к политэкономии, а вперед к новой политэкономии как обобщающей науке о современной мирохозяйственной политико-экономической системе. Для этого есть как онтологические, так и гносеологические предпосылки. Итак, можно отметить, что новая политэкономия – это особая сфера человеческого сознания, общей и экономической культуры, самым существенным образом влияющая на условия и, следовательно, результаты хозяйственной деятельности. Это не набор каких-то готовых догм, рекомендаций, а скорее метод, интеллектуальный инструмент, техника мышления, помогающая тому, кто владеет ею, приходить к правильному решению. Чтобы теории не мешали, а многознание учило мудрости, необходимо видеть основание экономических дисциплин, которые фиксируются политэкономией. Однако, на наш взгляд, данное название применимо лишь к тому предмету, который сформировал эту научную дисциплину с ее аналитическим инструментарием. Новые проблемы, явления, имеющиеся методологические подходы требуют и нового названия науки (рис. 1). Это естественный итог развития общественно-экономической системы и самой науки. 25 Рис. 1. Структура институционально-эволюционного направления29 Подводя итог размышлениям, произведенным в настоящем разделе, еще раз напомним позицию представителей Костромской школы новой политической экономии. Новая политическая экономия – это не политическая экономия труда или капитала, это политическая экономия информационного общества. И такое определение ее содержания требует выявления возможностей позитивного или нормативного принципов анализа (их границ) как основных научных принципов. 6. ГАМЛЕТОВСКИЙ ВОПРОС В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКЕ Быть или не быть в экономической науке сущностному анализу? Следует ли исследователю стремиться за внешними формами экономических взаимодействий находить скрывающиеся за этими формами глубинные сущности? Неоклассическая экономическая теория, развившаяся на философской основе позитивизма, дает на эти вопросы однозначно отрицательные ответы. Представлено и методологическое обоснование отказа от сущностного анализа. «Каким образом мы намерены определять, что есть сущность экономических явлений, которая должна быть описана в рамках теоретических построений, если мы отказываемся принять какой бы, то ни было эмпирический критерий для обоснования наших теорий?.. И вообще, – продолжает М. Блауг, – надо отказаться от пахнущего нафталином аристотелевского метода осмысления научных проблем»30. Вместе с отказом от рассмотрения сущностей экономических процессов устраняются из пространства научных исследований причинно-следственные связи, они заменяются связями функциональными. Уже не ставятся вопросы о том, в чем суть данного экономического феномена и почему, вследствие чего он возник. Дело 29 30 Данная схема является модификацией схемы О. Уильямсона. Блауг М. Несложный урок экономической методологии // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. – 1994. – № 4. – С. 59. 26 ограничивается лишь тем, как функционирует этот феномен, как он работает: «Экономика – это дисциплина, изучающая, каким образом общество с ограниченными, дефицитными ресурсами решает, что, как и для кого производить»31. Отказ мейнстрима в современной экономической науке от исследования сущностей экономических процессов, анализа причинно-следственных связей, выпадение из предмета экономической теории проблем экономических отношений привели к возникновению большого «белого пятна» в научных исследованиях. Именно это «белое пятно» призвана закрыть новая политическая экономия, что впрочем не означает закрытие самой дискуссии вокруг названных проблем. Классическая политэкономия методами логического (диалектического) мышления анализировала, в частности, капитал не как вещь, а как принимающее форму вещи общественное производственное отношение. Сохраняются ли сегодня возможность и необходимость в раскрытии за вещными формами реальных экономических отношений между людьми, социальными группами, классами? Ниже мы дадим ответ при рассмотрении сущности и правовых форм отношений собственности. А пока заметим важное обстоятельство: новая политическая экономия принимает в наследство вместе с «белыми пятнами» и «черные дыры» экономической науки. Притягательной, но очень трудно разрешимой проблемой остается степень операциональности в исследованиях экономических отношений. Прав ли Марк Блауг, считая очевидным, что в любом случае «сущностный подход не оставляет места для какого-либо количественного анализа»32? Собственность: экономическое содержание и правовые формы. Парадоксальный факт: в традиционной (классической) политэкономии, для которой, казалось бы, категория собственности имеет ключевое, основополагающее значение, мы не найдем сколь либо удовлетворительное и достаточно внятное ее определение. Оно обычно подавалось в таком виде: «собственность – исторически сложившаяся определенная форма присвоения материальных благ»33 или «собственность – исторически определенный способ присвоения людьми предметов производительного и непроизводительного потребления»34. Итак, собственность есть присвоение (его форма, способ), а присвоение – это собственность в другом словесном оформлении. Такую тавтологию видел и сам Маркс: «Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать, что собственность (присвоение) есть условие производства»35. В понимании Маркса «собственность» и «присвоение» явно синонимичные понятия, но что тогда остается от определения собственности через присвоение? Новая политическая экономия дает ответ на этот вопрос. Одним из ее методологических принципов является восприятие экономических сущностей не в статике, а в динамике. В отличие от статичности понятия «собственность» понятие «присвоение», являясь отглагольной формой (присвоить, присваивать), динамично, выражает процесс. При этом присвоение того или иного объекта собственности одним экономическим субъектом означает отчуждение этого объекта собственности 31 Фишер С., Дорнбуш Р., Шмалензи Р. Экономика. – М.: Дело, 1999. – С. 1. Блауг М. Несложный урок экономической методологии // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. – 1994. – № 4. – С. 59. 33 Краткий экономический словарь. – М.: Политиздат, 1958. – С. 205. 34 Философский энциклопедический словарь. – М., 1983. – С. 619. 35 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 46. Ч. I. – С. 23. 32 27 от другого (других) экономического субъекта. Процесс присвоения – отчуждения и есть то экономическое отношение между людьми (между теми, кто присваивает, и теми, от кого отчуждают), которое представляет собой скрытое за правовыми формами экономическое содержание собственности. Когда собственность определяется исключительно в виде пучка правомочий, экономическое содержание собственности остается невыявленным. П. Игнатовский справедливо замечал, что «в годы реформ в нашей стране собственность стала рассматриваться в основном как юридическая категория, без учета ее экономического содержания. Под собственностью подразумеваются преимущественные права на какие-то объекты, которыми владеет человек, вступая в жизнь, в свою деятельность, общение. Вопрос об истоках отношений собственности при этом не ставится…»36. Игнорирование вопроса о скрытом за юридическими аспектами собственности ее экономического содержания имело и продолжает иметь весьма негативные последствия. Это как раз тот случай, когда, казалось бы, чисто теоретическое, академическое обсуждение приобретает большой практический смысл. Наглядное свидетельство – опыт приватизации государственной собственности в России с помощью приватизационных чеков (ваучеров). В реально существующем экономическом содержании собственности как отношений присвоения – отчуждения внимание сместилось в сторону присвоения: формирование слоя крупных собственников (ставших впоследствии олигархами), перспективы повышения эффективности собственности и т. д. И вне поля внимания оказалась другая, противоположная, но неразрывно связанная с первой сторона – процесс отчуждения. Практически такое непонимание экономического содержания собственности как процесса присвоения – отчуждения выразилось в том, что власти не озадачились проблемами компенсации ущерба для тех, от кого объекты собственности отчуждаются, принятием мер по кооперированию мелких, формальных собственников, образовавшихся при обмене ваучеров на акции, по их консолидации, созданию соответствующих институтов, что позволило бы объединить голоса в противовес владельцам крупных пакетов акций, иметь своих представителей в дирекциях и других руководящих органах акционерных обществ. Ущерб оказался многосторонним – экономическим, социальным, политическим. А сама собственность не могла приобрести легитимность в восприятии населением. И сейчас, в происходящих ныне актах приватизации федеральных и муниципальных объектов собственности органическая взаимосвязь присвоения и отчуждения как двух полюсов в экономическом содержании отношений собственности продолжает восприниматься не в должной мере. В совокупности функций собственности особо выделяются функции контроля и доходности, непосредственно связанные с самой экономической сущностью собственности. Принципиальное отличие от других функций собственности – управление, использование, распоряжение (доверительное управление, аренда и т. д.) – функции контроля и доходности неделегируемые, с их передачей другому актору меняется собственник. Так, в реальности, проявляется различие между сущностными и формальными свойствами отношений собственности. Очень привлекательны поиски путей количественного выражения различных функций собственности, эндогенных и экзогенных факторов, переменных величин, с 36 Игнатовский П. Собственность, ее истоки в настоящем и будущем // Экономист. – 1999. – № 11. – С. 43–54. 28 использованием которых можно было бы построить соответствующие модели и тем самым снять упреки в том, что «сущностный подход не оставляет места для какоголибо количественного анализа». Но это – сложная проблема, хотя для категорического отказа от ее решения нет оснований. 7. ИНТЕРЕСНЫ ЛИ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ Известная формула Ф. Энгельса: «Экономические отношения проявляются, прежде всего, как интересы», – никем не опровергнута. Действительно, интересы есть первичная форма проявления экономических отношений, их сложности и многообразия. На наш взгляд, современная наука много теряет от того, что экономические интересы остаются «белыми пятнами» в теоретических конструкциях. Вот, например, концепция полезности (предельной полезности), которая в неоклассической экономической теории служит одной из фундаментальных, несущих конструкций. Полезность – способность удовлетворять потребности. Максимизация полезности (предельной полезности) образует мотив в экономическом поведении субъектов. Приняв этот тезис, нельзя не остановиться перед тем весьма важным обстоятельством, что восприятие и оценка полезности для каждого отдельного индивида зависят от его социального статуса и имущественного состояния. Это столь очевидно и реально наблюдаемо, что не требуются какие-то дополнительные доказательства. Различия в восприятии и оценке разного рода полезностей учувствуют в формировании большого многообразия экономических интересов. И в конечном итоге индивид осуществляет свой выбор, руководствуясь экономическими интересами. Абстрагирование от них в хорошо известных моделях экономического поведения делает эти модели мало пригодными для обоснования решений, которые реально принимаются субъектами экономических отношений. Попробуйте найти реального экономического субъекта (будь то фирма, домохозяйство или индивид), который принимает хозяйственное решение и организует маркетинговую политику на основе моделей функции полезности. И это также служит аргументом для утверждения того, что количественный анализ и математическое моделирование при отсутствии или при не достаточности сущностного подхода не приближают теоретические конструкции к реальным запросам жизни и функционирования субъектов экономических отношений. Современное общество наполнено разнообразием экономических интересов. Интересы различных социальных групп, старшего и младшего поколения людей, производителей и потребителей, государства и предпринимателей, акторов в топливно-энергетическом, аграрном комплексах, обрабатывающей промышленности, центра и регионов, донорских и дотационных регионов, во внутрифирменных экономических отношениях, между собственниками (крупными и мелкими акционерами), менеджерами разного уровня, наемными работниками различной квалификации и так далее. Как учесть это разнообразие, как его снабдить количественным выражением, как ввести соответствующие величины в формулы и модели – «белое пятно» и большая проблема для науки. Но существует и проблема другого рода. Носители экономических интересов (особенно – распыленные) выражают и защищают свои 29 интересы не непосредственно, а через своих представителей. Но эти представители обладают разной переговорной силой и к тому же имеют и свои собственные, отличные от носителей интересы. Тем самым проблема количественного выражения и формального моделирования отдельных экономических интересов и их совокупностей еще более усложняется. Проблему можно назвать и «черной дырой», но притягательность и важное практическое значение поисков ее решения чрезвычайной сложностью не умоляются. Но, даже оставаясь в границах не количественного, а качественного подхода к изучению экономических интересов, их природы, противоречий, возможностей согласования, экономическая наука способна строить теоретические конструкции позитивного характера и, переходя к нормативному анализу, разрабатывать рекомендации, которые способны усиливать научную обоснованность практически принимаемых решений. 8. НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ Итак, анализ таких «черных дыр» как отношения собственности и экономические интересы и таких «белых пятен» как превращение информации в главный объект, по поводу которого складываются экономические отношения, и интернационализация экономических отношений в условиях процессов глобализации позволяют с большой степенью уверенности предположить, что судьба «белых пятен» – это превращение их в «черные дыры». Однако такая постановка вопроса для очень многих исследователей может показаться всего лишь схоластическим упражнением, успокаивающим «философскую совесть экономистов» (Н. А. Макашева). В связи с означенным приведу некоторые количественные и качественные параметры полученных результатов; некоторые, так как какая-то часть результатов выше изложена. Добавим к ним (в рамках практической ориентированности новой политической экономии и ее нравственной обусловленности) такие как: 1. Разрабатываются: – Теория экономического пространства (как новое начало в экономической науке) (В. В. Чекмарев, С. В. Чистяков); – Экономическая теория образования (В. В. Чекмарев, А И. Субетто, В. Ю.Мелихов); – Экономическая теория семьи (Е. В. Коновалова, В. В. Чекмарев); – Экономическая теория инноваций (на основе проблемы «образования как инновации для социально-экономической системы общества») (Ю. В. Беляева, В. В Чекмарев); – Методология новой политической экономии на основе проблемы соотношения нормативного и позитивного в экономическом анализе) (В. В. Чекмарев, Е. М. Скаржинская); – Теория богатства и бедности в информационном обществе (А. Ю. Тимонин, В. А. Ивков, В. В. Чекмарев); – Теория формирования экономической структуры общества и рентоориентированного поведения (на основе оценки реальных возможностей и значения социальных наук, «границ социального познания» (С. Н. Булгаков)) (Н. А. Александрова, В. В. Чекмарев). 30 Вышеотмеченные научные направления реализуются на основе выявленных предпосылок формирования новой политической экономии и осуществленной ретроспективы взглядов на новую политическую экономию (совместно с А. Н. Данковым, сотрудником ЦЭМИ РАН), а также на основе осуществленных методологических разработок возможностей количественного и качественного анализа. 2. Издания: – 53 книги в серии «Новая политическая экономия» (приложение 2 к настоящему докладу). – С 1999 года и по настоящее время выходит журнал «Проблемы новой политической экономии». (Рецензия на журнал приведена в приложении 1 к настоящему докладу). 3. Защиты диссертаций. Состоялись защиты 19 докторских и 98 кандидатских диссертаций. В настоящее время готовятся защиты 5 докторских и 15 кандидатских диссертаций. Таковы некоторые итоги работы по проблемам новой политической экономии в Костромском государственном университете имени Н. А. Некрасова. 31 ПРИЛОЖЕНИЕ 1 О. В. Иншаков ЖУРНАЛ «ПРОБЛЕМЫ НОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ»: ПЯТЬ ЛЕТ В ПУТИ37 В Костромском государственном университете с начала 1999 г. ежеквартально выходит в свет международный научно-методический журнал «Проблемы новой политической экономии». После реорганизации общероссийского журнала «Экономические науки» в «Российский экономический журнал» с соответствующей эволюцией его содержания в сторону разнообразия и расширения проблематики рецензируемый журнал пока остается единственным в России периодическим изданием, полностью посвященным политической экономии. Анализ издания по истечении пяти лет его жизни позволяет сделать вывод, что международный научно-методический журнал «Проблемы новой политической экономии» точно и емко отражает современную интерпретацию предмета данной науки и оригинальность создавшей его школы. Журнал привлекает внимание читателей удачным сочетанием традиции и новации, естественностью и актуальностью научноконцептуального тона. Характер издания демонстрирует отсутствие политической ангажированности, критической резкости, идеологической обработки прошлых и настоящих концепций, футурологических амбиций, погони за научной сенсационностью. В публикуемых статьях редакция стремится к тому, чтобы со страниц журнала говорил настоящий исследователь актуальной проблемы, и чтобы его собеседником тоже был сложившийся или будущий профессионал. Прочитав вышедшие номера издания, можно достаточно объективно оценить костромское «зеркало» российской трансформации в оправе мировой экономической мысли. Стратегическую магистраль и миссию, приоритеты и императивы журнала определяют его издатели: Н. П. Гибало (главный редактор), В. В. Чекмарев, В. Л. Тамбовцев, М. И. Скаржинский, Н. Н. Свиридов, Б. Д. Бабаев, А. И. Добрынин, С. А. Дятлов и др. люди, не только увлеченные наукой, но целеустремленные организаторы, опытные и ответственные исследователи, не чуждые экспериментов. Авторами журнала стали ученые нашей необъятной страны: из Москвы, СанктПетербурга, Нижнего Новгорода, Самары, Тулы, Тамбова, Воронежа, Астрахани, Новосибирска, Казани, Омска, Ярославля, Иванова, Владимира, Брянска, Вологды, Волгограда и т.д. Они представляют значительную часть научно-образовательных учреждений России. В журнале публикуются статьи иностранных ученых из США, Германии, Франции, Норвегии, Италии, Турции, Испании, Голландии, Великобритании, Польши, Финляндии, Украины, Беларуси, Литвы, Латвии, Эстонии, Швеции и др. стран. Достаточно значителен и тираж, составляющий 1000 экземпляров, что сопоставимо с такими журналами, как «Вопросы экономики», «Российский экономический журнал» и др. С 2003 г. журнал внесен в каталог «Роспечати» для подписки. Распространение журнала удачно осуществляется посредством реестра в основном через соучредителей журнала. Важно, что оно идет не только в России (в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Воронеже, Самаре, Тамбове, Новосибирске, Вологде, Волгограде, Казани, Владимире, Иванове, Астрахани, Ярославле и др.), но и за рубежом. Журнал также поступает в США, Германию, Францию, Норвегию, на Украину, в Финляндию, Великобританию, Польшу. Однако еще имеются большие резервы в освоении им пространства СНГ, Восточной Европы, Средней Азии. 37 Источник: Иншаков О. В. «Проблемы новой политической экономии»: пять лет в пути // Экономическая наука в современной России. – 2004. – № 3. – С. 147–152. 32 Но главное – это содержание данного научно-образовательного издания. У политэкономии как науки – долгая и драматическая история. На первых шагах своего развития (начиная с меркантилистов – А. Монкретьен, Т. Мен, А. Сера и физиократов – Ф. Кенэ, А. Тюрго, В. Мирабо), а затем и в классический период (В. Петти, А. Смит, Д. Рикардо), эта наука была обращена к проблемам богатства государства. Этим исходно обусловлена тесная связь в ее предмете экономики и политики. Экономическое учение К. Маркса, Ф. Энгельса и их последователей совершало поворот к проблемам положения и борьбы социальных классов, а также к природе и специфике, основному противоречию и кризисам, объективным законам и исторической тенденции развития капитализма как общественного способа производства. В XIX в. произошло разделение науки на два непримиримых направления: пролетарское и непролетарское. Первое проповедовало классовый подход, который часто искажал понимание истинных причин, факторов, условий, интересов, законов и механизмов экономической эволюции общества. Наука подчинилась целям политической революционной борьбы. Одновременно развивалось второе направление, ставшее постепенно главным течением (mainstream) западной экономической науки. Обращение к проблемам максимизации полезности при минимизации затрат ограниченных ресурсов, механизмам рынка и его равновесия, к математической формализации экономических отношений побудило А. Маршалла, а вслед за ним и других исследователей, отказаться от названия науки политической экономией, заменив его на economics - обобщенную экономическую теорию. Но в СССР, в странах социализма и некоторых капиталистических странах Европы продолжалось изучение и преподавание политической экономии в различных вариантах. В процессе коренных социально-экономических преобразований в России в конце XX в. mainstream частично захватил и отечественную экономическую науку, став предметом преподавания в учебных заведениях. В научном отношении возникли двоякого рода последствия. С одной стороны, российские экономисты-теоретики получили полный доступ к мировой экономической науке, ее инструментарию, возможность влиться своими исследованиями в этот общий поток. Но, с другой стороны, все более нарастало и ощущение неудовлетворенности. Ее неверно было бы свести к ностальгии по покинутому марксизму или к давлению прежней научной квалификации. Причина значительно сложнее – отказ представителей mainstream'а от исследования сущности и глубинных причин хозяйственных процессов, непонимание первичности относительно правовых экономических отношений в обществе, доминирование прагматичного и поверхностного при полном отрицании формационного подхода, разрыв экономики и политики, господство теории трех факторов производства, ущербность гипотез о рациональном выборе, совершенной конкуренции, единственности равновесия, естественной природы монополии. Все это убедительно критиковалось в эволюционной и институциональной экономических теориях. Но особенно неудовлетворенность обусловлена неадекватностью многих моделей и теоретических положений economics'a реальной экономической жизни как в условиях социально-рыночной трансформации экономики современной России, так и в условиях глобализации мирового хозяйства. Среди новейших направлений экономической науки уже возникли исследовательские программы под общим названием «новая политическая экономия» (NPE). Однако в этих программах обсуждаются главным образом взаимодействия индивидов, фирм и других экономических субъектов с государством, развивая тем самым методологию и проблематику теории общественного выбора. Научная и практическая значимость данного направления не вызывают сомнений, но экономическое пространство при этом значительно сужается и опустошается. Все же совокупность экономических отношений, традиционно составляющая предмет политической экономии, значительно сложнее и не сводится к проблематике взаимоотношений бизнеса и государства. Куда же деваются межгосударственные и внутрифирменные отношения? 33 Поэтому можно признать вполне объяснимым возникновение в Костромском госуниверситете научной школы политэкономии, лидерами которой стали профессора В. В. Чекмарев, Н. П. Гибало, М. И. Скаржинский, Н. Н. Свиридов, объединившие доцентов, докторантов и аспирантов в большую творческую группу единомышленников. Журнал «Проблемы новой политической экономии» публикует (в свет вышло уже более 20 номеров) не только результаты исследования этой школы, но также многих других авторов, разделяющих методологически политико-экономический подход в исследовании хозяйственной системы общества. В первом номере журнала в 1999 году его основная концептуальная позиция была определена так: «Новая политическая экономия отличается от прежней, традиционной, от трудовой теории стоимости и прибавочной стоимости, прежде всего тем, что (1) базируется на иной философии и методологии; (2) исследует экономические отношения не в их статике..., а в динамике как поведение субъектов производственных отношений; (3) не является в принципе конфронтационной; (4) оперирует не только социальными агрегатами (класс, страта, социальная группа), но и обращена непосредственно к человеку, его индивидуальной ответственной свободе выбора в экономическом поведении; (5) преодолевает жесткие, догматические конструкции прежних понятий производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки с тщательным отграничением экономической теории от других наук, а, напротив, в русле современного институционализма стремится к междисциплинарному подходу, включая в пространство своих непосредственных научных интересов проблемы социологии, права, психологии, если они оказываются неотделимыми от целей экономических исследований»38. С этих методологических позиций в журнале изначально был предложен подход к интерпретации собственности как экономической категории, в системе единства отношений присвоения—отчуждения. Она выходит за пределы характеристики Д. Норта одиннадцати правомочий в «пучке прав» и европейской традиции рассматривать три опять же правовые стороны собственности: владение, распоряжение, использование. Исследуется взаимосвязь экономического содержания и правовых форм собственности, механизм ее функционирования, выводится понятие эффективной собственности. «Собственность эффективна, если достигается максимально возможное совмещение микро- и макроэкономических целей — доходность (прибыльность, рентабельность), на основе технологического и организационного обновления, рабочие места с высокой и своевременно выплачиваемой заработной платой, с приемлемыми условиями труда и социальными гарантиями, достаточные налоговые поступления в федеральный и местный бюджеты, способствование макроэкономическому росту и структурной реорганизации экономики страны».39 Проблемы новой политической экономии анализируются в контексте других направлений экономической науки, связываются с историей ее развития. В журнале опубликован целый ряд статей, в которых новая политическая экономия плодотворно позиционируется относительно классических, неоклассических и современных концепций Исследование проблем новой политической экономии оказалось взаимосвязанным с рядом положений институциональной теории, новой институциональной экономики. Но если в институциональных теориях регуляторами экономических взаимодействий выступают институты и нормы, то новая политическая экономия ищет основу этих взаимодействий в системе экономических связей и отношений. Близость методологии новой политической экономии институциональным теориям позволила разработать проект исследований «Институциональные факторы динамики транзитивных экономических отношений в России», на который был получен грант 38 39 См.: Проблемы новой политической экономии. – 1999. – № 1. См.: Проблемы новой политической экономии. – 1999. – № 4. 34 РГНФ. Такое особое внимание к институциональным проблемам обусловило участие в журнале известного специалиста, работающего в этом направлении, п р о ф е с с о р а МГ У им . М . В. Ломоносо ва В. Л. Тамбовцева в качестве заместителя главного редактора. Результатом научного поиска в рамках предмета институциональной экономики стал цикл статей, опубликованных в журнале. В них многосторонне раскрывался процесс институционального переустройства современной российской экономики. Научному анализу подвергались институциональные факторы деформации экономических отношений, улучшения инвестиционного климата, недостаточность институциональной среды российской экономики, институциональная природа противоречий, конфликтов и компромиссов, столкновение интересов государства, корпораций и граждан как субъектов собственности, проблемы институционализации сферы образования. Идеи, высказанные в журнале, обсуждались в дискуссиях и реализовались в выполнении диссертационных работ под руководством М. И. Скаржинского. и Н. П. Гибало на кафедре экономической теории Костромского госуниверситета. На основе критического переосмысления неоклассики были выполнены и успешно защищены докторские диссертации В. В. Чекмарева, А. И. Тяжова, Н. Н. Свиридова и Е. М. Скаржинской. Идейным вдохновителем организации журнала безусловно является Заслуженный деятель науки РФ Скаржинский М. И., а большую организационно-практическую работу, которая часто бывает не менее трудной и важной, ведет Чекмарев В. В. Именно Скаржинский М.И. задавал основную теоретическую и концептуальную ноту, начиная с первого номера журнала. Это послужило методологической базой для других авторов и развертывания широкой дискуссии по общетеоретическим и частным направлениям развития экономической мысли. Особенно значимыми стали его статьи о предмете и месте собственности в системе категорий новой политэкономии, о теории факторов и их роли в динамике экономических отношений в России, об определении статуса и идентификации признаков новой теории, об индивидуальном экономическом поведении, о фирме как субъекте экономических отношений. Гибало Н. П. успешно развивает направление, в рамках которого исследуется эволюция переходной экономики современной России. Синтез различных подходов и идей неоклассики, традиционного и нового институционализма проецируется на российскую действительность. Интересные результаты и выводы наиболее удачно изложены им в ряде статей разных лет. Предметом анализа стали связи новой политэкономии с неоинституционализмом, теорией малой фирмы, неоклассическими принципами и функциональными связями экономической теории А. Маршалла, «кейнсианской революцией» в экономической теории», этическими концепциями, концептуальными основами парадигмы Ф. Хайека о спонтанно-рыночном порядке, гуманитарными проблемами, альтернативными поисками взаимодействия факторов производства и неоклассической моделью производственной функции, российской экономико-математической школой. Пока даже в центральных научных журналах встречается мало работ, теоретически осмысливающих российскую действительность с позиций эволюционной экономики. Надо сказать, что это направление находится на начальном этапе развития в мировой экономической науке. Но эволюционный подход становится все более актуальным в связи с активизацией процессов, трансформации, регионализации, интеграции и глобализации хозяйственных систем различных уровней и масштабов. В этом русле интересны представленные журналом статьи об институциональной эволюции и новой политэкономии. В них обсуждались: теорема Р. Коуза в современной структуре рыночной экономики, конвенционные когерентно-тензиометрические метаморфозы в новой институциональной парадигме, эволюционный аспект экономических знаний, институциональная архитектоника теории регуляции и ее субституции, институциональная структура системной трансформации, верификационный 35 и коммутационный алгоритмы формально-неформальных институциональных норм, институциональный модус экономической системы. На страницах журнала активно взаимодействуют прошлая и настоящая экономическая мысль, авторы находят актуальные аспекты устоявшихся концепций. Поэтому журнал только выглядит принципиально аполитичным (в нем не встретишь «актуальной» публицистики), но глубокие теоретические основы экономической политики остаются его предметом обсуждения, как и во времена раннего и классического периода развития науки. Такой подход реализовался при исследовании экономических интересов как институциональной константе формально-неформального равенства и неравенства. С позиций нерешенных задач современной России раскрываются классическая политэкономия А. Смита, актуальные координаты теории Д. Рикардо, неоинституциональная парадигма Дж. К. Гэлбрейта, методология монетарной экономической теории М. Фридмена, глобальные масштабы концепции В. В. Леонтьева, обосновывается траектория формирования новой институциональной методологии. Авторы, разрабатывая начало новой политической экономии, стремятся глубоко осмыслить институциональную стабильность в системе равновеснонеравновесных социально-экономических отношений, рассмотреть саму природу и институционализацию трудовых контрактных отношений, найти аргументированное обоснование продуктивных предпосылок устойчивой институционализации экономических отношений. В публикациях профессора В. В. Чекмарева последовательно и логично разработана оригинальная концепция, охватывающая недостаточно изученный отечественными учеными аспект современной науки – экономическое пространство. Активная работа позволила издать 10 монографий по различным аспектам изучаемых проблем и подготовить 5 докторов наук. Развивается и научное направление, исследующее диалектику национального и глобального в экономическом пространстве. Это перспективное, но еще формирующееся направление в экономической теории, на котором современным исследователям следовало бы сосредоточить более значительные усилия. Авторская интерпретация экономического пространства концептуально и континуально была изложена в публикациях журнала в единстве онтологического и гносеологического аспектов. Ее предметом стали межуровневые взаимосвязи в системе экономических отношений; временные и пространственные условия формирования и использования экономических теорий; конфликтный потенциал отношений как эгрегор экономического пространства; рынок ролей и будущее экономических концепций; содержание, структура, тенденции развития антропо-геосферы; институционализация, сотово-сетевая организация и глобализация экономического пространства. Неизбежно В. В. Чекмаревым затрагиваются и философские проблемы исследования пространственно-временного континуума хозяйства, связанные с нормативностью и позитивностью, операциональностью и инструментальностью используемой системы категорий. Переход от понимания экономического пространства в духе XVIII в. к современной эволюционной концепции сродни переходу от ньютоновской к квантовой физике. Экономическое пространство сегодня выступает как «насыщенное» субъектами и объектами экономических отношений, сетями их взаимодействий, как обладающее собственной энергетикой, характеризующееся структурой и плотностью. В этом переходе заложен огромный эвристический потенциал. В развитом виде новая концепция экономического пространства позволит выдвинуть ряд интересных гипотез, изменить традиционные представления о системе хозяйства в глобальном масштабе. Многие публикации, предложенные за 5-летний период, посвящены теоретикометодологическим проблемам, что в полной мере соответствует названию и концепции журнала. Однако журнал значительно выигрывает, когда другие авторы (Свиридов Н. Н., Пефтиев В. И., Тяжов А. И., Гутман Г. В., Парфенова Л. Б. и др.) 36 раскрывают на большом фактическом материале конкретные социально-экономические проблемы современной России. В этом аспекте особый интерес представляют работы, посвященные региональным проблемам, земельным отношениям, использованию трудового потенциала, экономической безопасности. Все это дает основание считать, что журнал пытается перейти к комплексному освещению социально-экономического развития России. При этом важно не потерять то привлекательное и особенное, что отличает его от других журналов. Учредители не монополизировали свои концепции, а привлекли широкий круг авторов, не только охватывающий большую часть российского научнообразовательного пространства, но и отражающий различные точки зрения, создавая дискуссионное поле для столкновения противоречивых мнений разных школ и направлений в экономической науке современной России. Это особенно видно из статей профессоров Сироткина С. П. и Бабаева Б. Д. Совершенно очевидно, что работа такого масштаба, как издание журнала требует много энергии, настойчивости, да и финансовых ресурсов. Журнал «Проблемы новой политэкономии» прошел нелегкий путь становления, было все: и экономические трудности, и заведомо критическое отношение к этому начинанию. К счастью журнал преодолел все препятствия на своем пути, стал интереснее и многограннее, осознал промахи, обрел новые силы. Редакция полна оптимизма и профессионализма, выступая единой командой, состоящая из преданных общему делу компетентных ученых. Не все статьи журнала равноценны по своему научному и практическому значению, что естественно в период становления нового издания. Пока не удалось создать достаточно «толстого» и представительного портфеля рукописей, чтобы избежать доминирования публикаций членов редакционной коллегии. Для решения этой задачи надо привлекать больше постоянных и новых читателей. Хотелось бы значительно расширить круг авторов за счет представителей из разных регионов России и зарубежья. Немало приводится спорных и гипотетических положений, требующих создания систем надежной аргументации, стимулирующих проведение читательских дискуссий, которые следует активнее организовывать редколлегии. Ведь само существование политэкономического журнала предоставляет возможность для таких дискуссий, а главное – может послужить сильным стимулом для развития перспективных новаторских исследований, актуальность которых в особенности для современной России представляется бесспорной. При создании нового политэкономического журнала в период социальнорыночной трансформации российской экономики пришлось преодолеть немало трудностей. Остается пожелать успехов инициативной редколлегии. Легче на тернистых тропах современной экономической науки не будет, но надо продолжать свое дело с надеждой и верой в успешное продвижение к истине. Хочется от души пожелать в новом 5-летии творческих успехов и удачи в начатом благородном начинании. 37 ПРИЛОЖЕНИЕ 3 СПИСОК РЕКОМЕНДАТЕЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ПО ПРОБЛЕМАМ НОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ 1. Альт Д., Алезина А. Политическая экономия: общие проблемы / Политическая наука: новые направления / под ред. Р. Гудин и Х.-Д. Клингеманн. – М.: Вече, 1999. – С. 625– 656. 2. Аткинсон А. Политэкономия: вчера и сегодня /Политическая наука: новые направления / под ред. Р. Гудин и Х.-Д. Клингеманн. – М.: Вече, 1999. – С. 685. 3. Бабаев Б. Д. Советская традиция и принципы обновления политической экономии // Проблемы новой политической экономии. – 2000. – № 1 (5). – С. 62–70. 4. Бабаев Б. Д. Бабаев Д. Б. Повышение интереса к политической экономии – вызов времени // Проблемы новой политической экономии. – 2004. – № 4. – С. 14–20. 5. Бьюкенен Дж. Конституция экономической политики // Вопросы экономики. 1994. – № 6. – С. 107–108. 6. Гибало Н. П. Институциональная структура как основа новой политэкономии и системной трансформации // Проблемы новой политической экономии. – 2001. - № 3. – С. 10–21. 7. Гибало Н. П., Скаржинский М. И., Чекмарев В. В. Новая ли новая политическая экономия? // Проблемы новой политической экономии. 2000. № 1. – С. 70-80. 8. Данков А. Н. Ретроспектива меняющихся парадигм новой политической экономии Часть 1 // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. Серия Экономические науки «Проблемы новой политической экономии». 2006. № 1. – С. 37-49. 9. Данков А. Н. Ретроспектива меняющихся парадигм новой политической экономии Часть 2 // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. Серия Экономические науки «Проблемы новой политической экономии». 2006. Спец. выпуск. – С. 30-43. 10. Иншаков О. В. Журнал «Проблемы новой политической экономии»: пять лет в пути // Проблемы новой политической экономии. 2005. № 1 (25). – С. 4-9. 11. Капелюшников Р. «Где начало нового конца?..» //Вопросы экономики. 2001. № 1. – С. 140. 12. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура /Пер. с англ. – М.: ГУ ВШЭ, 2000. 13. Нормативный и позитивный принципы анализа новой политической экономии. В 3-х ч. / В. В. Чекмарев, М. И. Скаржинский, С. В. Матвеев, и др.; науч. ред. В. В. Чекмарев. – Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2006. 14. Оценка политик и новая политическая экономия: инструменты анализа экономических реформ / Сб. статей под ред. А. Н. Данкова, Д. Б. Цыганкова. – М.: НЭМИ РАН, 2006. – 155 с. 15. Парухин С. Н. Проблемы новой политэкономии в фундаментальных монографиях // Проблемы новой политической экономии. 1999. № 3. – С. 76-77. 16. Сироткин С. П. Старая и новая политическая экономия: диалектика взаимосвязи // Проблемы новой политической экономии. 1999. № 1. – С. 114-120. 17. Скаржинский М. И. О предмете новой политической экономии // Проблемы новой политической экономии. 1999. № 2. – С. 3-8. 18. Скаржинский М. И. Проблемы классовой идентификации и предмет новой политической экономии // Проблемы новой политической экономии. 2003. № 3 (19). – С. 3-9. 19. Скаржинский М. И. Теория факторов производства в новой политической экономии // Проблемы новой политической экономии. 2000. № 1 (5). – С. 40-46. 38 20. Скаржинский М. И. Асимметричная информация в трансакционных отношениях собственности. В бр. Проблемы новой политической экономии. – Кострома, 1998. С.9-13. 21. Скаржинский М. И. Категория собственности в новой политической экономии // Проблемы новой политической экономии. 1999. № 4. – С. 19-24. 22. Скаржинский М. И. Проблемы новой политической экономии. Кострома, 1998. – С. 9-13. 23. Чекмарев В. В., Дружинин Ю. В. Межуровневые взаимосвязи в системе экономических отношений и предмет новой политэкономии // Проблемы новой политической экономии. 1999. № 1. – С. 16. 24. Чекмарев В. В. Политэкономические проблемы XXI века в контексте концепции общего экономического пространства // Проблемы новой политической экономии. 2004. № 4 (24). – С. 25-41. 25. Чекмарев В. В., Дружинин Ю. В. Иеримиада или гносеологические пролегомены политэкономии // Вестник КГПУ. 1998. Специальный выпуск. – С. 43. 26. Aghion P., Alesina A. and F. Trebbi, Endogenous Political Institutions. NBER Working Papers #W9006, 2002. 27. Alt J. and A. Chrysral, Political economics. Berkeley: University of California Press, 1983. 28. Alt J.. The Politics of Economic Decline. Cambridge: Cambridge University Press, 1979 29. Arrow K., , Social choice and individual value. New Haven: Yale University Press, 1951. 30. Austen-Smith D. and J. Banks, 1988, Elections, Coalitions and Legislative Outcomes //American Political Science Review, #82. pp. 407-422. 31. Austen-Smith D. Interest Groups: Money, Information and Influence / in Perspectives on Public Choice. Ed by D. Mueller NY: Cambridge University Press, 1997. - pp. 296-321. 32. Austen-Smith D., Interest Groups, Campaign Contributions and Probabilistic Voting. // Public Choice, #54, 1987. - pp. 123-139. 33. Baron D., A Spatial Bargaining Theory of Government Formation in Parliamentary Systems //American Political Science Review, 1985. pp.137-165. 34. Batler D. and D. Stokes, Political Change in Britain. London: Macmillan, 1969. – p. 15 35. Bawn K. The Logic of Institutional Preferences: German Electoral Law as a Social Choice Outcome //American Journal of Political Science, #37, 1993. - pp.965-989. 36. Berle A. and G. Means, The Modern Corporation and Private Property. NY: Harcourt, Brace & World, 1932 37. Blum R. Organisationsprinzipien der Volkswirtschaft. Frankfurt am Main — New York, 1983. 38. Brennan G. and J. Buchanan, Voter Choice: Evaluating Political Alternatives //American Behavioral Scientist, #28, 1984.- pp.185-201. 39. Brown L. (ed.), The New Shorter Oxford English Dictionary, 1993. – Р. 782. 40. Buchanan J. and G. Tullock, The Calculus of Consent. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1962. 41. Cogan J., The Congressional Budget Process and the Federal Budget Deficit //Encyclopedia of the American Legislative System / Ed. by J. Silbey. NY.: Scribner’s., 1994. pp.1333-1345. 42. Cool T., Voting theory for democracy, 2001. 43. Cowhey P. and M. McCubbins, Structure and Policy in Japan and the United States. NY.: Cambridge University Press, 1995. 44. Cox G. and F. Rosenblath, The Electoral Fortunes of Legislative Factions in Japan //American Political Science Review, #87, 1993. - pp.577-589. 45. Cox G. and M. McCubbins, Legislative Leviathan. Berkely: University of California Press, 1993. 39 46. Crouch C., Sharing Public Space and Organized Interest in Western Europe / States in History. Ed. by J. Hall. –Oxford: Blackwell, 1986. - P.162-184. 47. Crystal D. (ed.), Cambridge Encyclopedia. Cambrige: Cambrige University Press, 1990. – Р. 958. 48. Dahl R., Modern Political Analysis. Englewood Cliffs (N.J.): Prentice Hall, 1963. 49. Diermeier D. and R. Stevenson, Cabinet Survival and Competing Risks //American Journal of Political Science, №43, 1999.-.pp.1051-1098. 50. Downs A. Okonomische Theorie der Demokratie. Tubingen, 1968. 51. Downs, A., An Economic Theory of Democracy, New York: Harper & Row, 1957. 52. Dreze J. and A. Sen, Introduction /The Political Economy of Hunger. Ed. by Dreze J., Sen A. and A. Hussian. Oxford:Oxford University Press, 1995.– p. 14-15 53. Economics. Англо-русский словарь-справочник. - М., 1994. 54. Elster J., The Cement of Society. NY. Cambridge University Press, 1989. 55. Erikson R., Wright G. and J. McIver, Statehouse Democracy: Public Opinion and Policy in the American States. NY.: Cambridge University Press, 1993.– p. 78. 56. Eskridge W., Reneging on History? Playing the Court/Congress/President Civil Rights Game //California Law Review, #79, 1991. - pp.613-684. 57. Ferejohn J. and C. Shipan, Congress and Telecommunications Policy: The Role of Committees / in New Directions in Telecommunications Policy. Ed by P. Newberg. Duke University Press, 1989. 58. Ferejohn J. and D. Satz, Unification, Universalism and Rational Choice Theory. Critical Review, 1995. – p. 83 59. Fiorina M., Congress: Keystone of the Washington Establishment. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1989. 60. Fiorina M., Retrospective Voting in American National Elections. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1981. 61. Foderalismus / Hrsg.: G. Kirsch. Stuttgart - New York, 1977. 62. Frey B.S. Demokratische Wirtschaftspolitik: Theorie und Anwendung. 3 Aufl. Miinchen, 2002. 63. Frey B.S. Moderne Politische Okonomie. Munchen – Zurich, 1977. 64. Friedman M, Essay on Positive Economics. Chicago: University of Chicago Press, 1953. 65. Gerber E., Legislative Response of Threats of Popular Initiatives //American Journal of Political Science, #40, 1996. 66. Green D. and I. Shapiro, Pathologies of Rational Choice Theory. A Critique of Applications in Political Science. New Haven: Yale University Press, 1994. 67. Grossman G. and E. Helpman, Competing for Endorsements //American Economics Review, #89, 1999. - pp.501-524. 68. Hardin R., Why a Constitution? /The Federalist Papers and the New Institutionalism/ Ed. by B. Grofman, D. Wittman. NY.: Agathon Press, 1989 - pp.100-120. 69. Hayek F.A. von. Recht, Gesetzgebung und Freiheit. Band 1-3. Miinchen, 1981, 1986. 70. Heijdra В., Lowenberg A., Mallick R. Marxism, Methodological Institutionalism, and New Institutional Economics. - Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1988, vol. 144, № 2, p. 297. 71. Herring P., Group Representation before Congress. Washington (D.C.): Brookings Institutions, 1929. 72. Hodgson G. Evolution and Institutions. On Evolutionary Economics and the Evolution of Economics. Edward Elgar Cheltenham, UK, Northampton, MA. , USA, 1999. –р. 2. 73. Horn M., The Political Economy of Public Administration. NY.: Cambridge University Press, 1995. 74. Kazin A. Native Grounds. N.Y., 1942, p. 110. 75. Keynes J., The General Theory of Employment, Interest and Money, 1936. 40 76. Kiewiet R. and M. McCubbins, The Logic of Delegation. Chicago: University of Chicago Press, 1991. 77. Kirsch G. Okonomische Theorie der Politik. Tubingen — Diisseldorf, 1974. 78. Kollman, K., Miller J. and S. Page, Political Institutions and Sorting in a Tiebout Model. American Economic Review, 1997. 79. Kousser J., The Shaping of Southern Politics. New Haven (Conn.): Yale University Press, 1974. 80. Krehbiel K., Information and Legislative Organization. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1991. 81. Landes D. and R. Posner, The Independent Judiciary in an Interest Group Perspective //Journal of Law and Economics, #18, 1975. - pp.875-901. 82. Lasswell H., The Analysis of Political Behaviour. An Empirical Approach. – L.:Routledge & Kegan Paul Limited, 1948. - 314 p. 83. Laver M. and K. Shepsle, Making and Breaking Governments: Cabinets and Legislatures in Parliamentary Democracies. NY: Cambridge University Press, 1996. 84. Laver M. and N. Schofield, Multi Party governments. Oxford: Oxford University Press, 1990. 85. Lazersfeld P., Berselson B. and H. Gaudet, The People’s Choice. NY: Columbia University Press, 1944. 86. Leontief W. Letter in Science, # 217, 9 July, 1982. - p. 104. 87. Levi M., A Logic of Institutional Change / The Limits of Rationality. Ed. by K. Cook and M. Levi. Chicago: University of Chicago Press, 1990. - pp.405. 88. March J. and J. Olsen, Rediscovering Institutions. –NY: Free Press, 1989. 89. March J. and J. Olsen, The New Institutionalism: Organizational Factors in Political Life //American Political Science Review, #78, 1984. - pp.736-737. 90. March J. and J. Olsen, The New Institutionalism: Organizational Factors in Political Life // American Political Science Review, #78, 1984. - pp.734-749. 91. Matthews S., Veto Threats: Rhetoric in Bargaining //Quarterly Journal of Economics, #104, 1989. - pp.347-369. 92. McCubbins M. and T. Schwartz, Oversight Overlooked: Police Patrols vs. Fire Alarms // American Journal of Political Science, #28, 1984. - pp.165-179. 93. McCubbins M., Noll R. and B. Weingast, Administrative Procedures as Instrument of Political Control //Journal of Law, Economics and Organization, #3, 1987. - pp. 243-277. 94. McCubbins M., Noll R. and B. Weingast, Structure and Process politics and Policy // Virginia Law Review, #75, 1989. - pp. 431-483. 95. McCubbins M., Party Governance and US Budget Deficit: Divided Government and Fiscal Stalemate /Politics and Economics in the Eighties. Ed by. A. Alesina and G. Carliner. Chicago: University of Chicago Press, 1989. - pp.83-111. 96. Miller G. and T. Мое, Bureaucrats, Legislators and the Size of Government // American Political Science Review, #77, 1983. - pp. 297-322. 97. Moe T., Interests, Institutions and Positive Theory: The Politics of the NLRB // Studies in American Political Development, #2, 1987. - pp.236-299. 98. Moe T., Political Institutions: The Neglect Side of the Story //Journal of Law, Economics and Organization, #6, 1990. - pp. 213-253. 99. Moe T., The Political Structure of Agencies / Can the Government Govern? Ed. by J. Chubb and P. Peterson. Washington (D.C.): Brooking Institutions, 1989. - pp.267-329. 100. Moe T., The Politicized Presidency /The New Direction in American Politics. Ed. by J. Chubb and P. Peterson. Washington (D.C.): Brooking Institutions, 1985. - pp.235-271. 101. Mueller D.C. Public Choice III. Cambridge, 2003. 102. Niskanen W., Bureaucracy and Representative Government. Chicago: AldineAtherton, 1971. 41 103. Noll R., Economic Perspectives on the Politics of Regulation /Handbook of Industrial Organization. Ed. by R. Schmalensee and R. Willig. Amsterdam: North-Holland, 1989, Vol 2. pp.1253-1287. 104. Noll R., The Political Foundations of Regulatory Policy /Congress: Structure and Policy. Ed. by M. McCubbins and T. Sullivan. NY.: Cambridge University Press, 1987. - pp.462492. 105. Nordhaus W., The Political Business Cycle //Review of Economic Studies, 1975. pp. 169-190. 106. North D. Institutions// Journal of Economic Perspectives, 1991, vol.5, №1. 107. North D., Institutions, Intuitional Change in Economic Performance. NY.: Cambridge University Press, 1990. 108. North Douglass С. Institutions // Jornal of Economic Perspectives. - 1991. - vol.5(1), p. 97-112. 109. Olson M., The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge: Harvard University Press, 1965. 110. Olters, J.-P., Modeling Politics with Economic Tools: A Critical Survey of the Literature. Washington: IMF. Working Paper WP/01/10, 2001. 111. Ordeschook P., Constitutional Stability //Constitutional Political Economy, #3, 1993. - pp.137-175. 112. Persson T. and G. Tabellini, 2000, Political Economics: Explaining Economic. 113. Persson T. and G. Tabellini, Political Economics: Explaining Economic, 2000. 114. Riker, W. and P. Ordeshook, An Introduction to Positive Political Theory, Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1973. 115. Rodrigues D., The Positive Political Dimensions of Regulatory Reform // Washington University Law Quarterly, #72, 1994. - pp.1-150. 116. Roemer J., Political Competition: Theory and Applications. Harvard University Press, 2001. - 335 p. 117. Roemer J., Political Competition: Theory and Applications. Harvard University Press, 2001. - 335 p. 118. Roemer J., Political Competition: Theory and Applications. Harvard University Press, 2001. - 335 p. 119. Rothenberg L., Regulation, Organizations and Politics. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1994. 120. Scharpf F., Optionen des Föderalismus in Deutschland und Europa. Frankfurt: Campus, 1994. 121. Schattschneider E., Politics, Pressures and the Tariff. Englewood Cliffs, NY: Prentice Hall, 1935. 122. Schofield N., A Theory of Coalition Government in a Spatial Model of Voting. Working Paper. Center of Political Economy, Washington University, 1992. 123. Schofield N., Party Competition in a Spatial Model of Coalition Formation /in Political Economy: Institutions, Competition and Representations. Ed. by Barnett W., Hinch M. and N. Schofield Cambridge: Cambridge University Press, 1993. - pp.135-174. 124. Schumpeter J., Capitalism, Socialism and Democracy. NY.: Harper, 1947. – р. 269. 125. Selznick P., The Moral Commonwealth: Social Theory and the Promise of Community. Berkley: University of California Press, 1992. 126. Simon H. A., Models of Man Social and Rational. Mathematical Essays on Rational Human Behavior in a Social Setting. – N.Y.: John Wiley & Sons, Inc, 1957. – 287 p. 127. Snyder J., On Buying Legislature //Economics and Politics, #3, 1991. - pp.93-110. 128. Steinmo S. and K. Theken, Historical Institutionalism in Comparative Politics /Structuring Politics: Historical Institutionalism in Comparative Politics. Ed. by S. Steinmo, K. Theken and F. Longstreth. NY.: Cambridge University Press, 1992. 42 129. Stigler G. J. , Stigler S. M. And Friedlend C. The Journals of Economics of Political Economy, 1995, Vol. 105, №2, p. 342. 130. Vlachos, J., Who Wants Political Integration? Evidence from the Swedish EuMembership Referendum, 2003. 131. Weingast B. and M. Moran, Bureaucratic Discretion of Congressional Control: Regulatory Policy-Making by the FTC // Journal of Political Economy, #91, 1983. - pp.765-800. 132. Weingast B., The Economic Role of Political Institutions: Federalism, Markets and Economic Development //Journal of Law, Economics and Organization, #11, 1995. - pp.1-31. 133. Wildawsky A., The Goldwater Phenomenon: Purists, Politicians and the Two-Party System // Review of Politics, #27, 1965. - pp.386-413. 134. Zimmermann H., Henke K.-D. Finanzwissenschaft. 8 Aufl. Miinchen, 2001. 43 Научное издание ЧЕКМАРЕВ Василий Владимирович НОВАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ: ИСТОКИ И ИТОГИ (Костромская инициатива) АКТОВЫЙ ДОКЛАД на теоретическом семинаре «Дискуссионные проблемы современной обществоведческой и экономической мысли» Подписано в печать 16.10.2009 Формат 60х90/16 Уч.-изд. л. 2,7 Тираж 100 экз. Изд. № 457 Центр общественных наук МГУ им. М. В. Ломоносова Костромской государственный университет им. Н. А. Некрасова 156961, г. Кострома, ул. 1 Мая, 14 44
