Г.В. Лютикова Едина ли объединенная Европа? Вопрос этот
advertisement
Г.В. Лютикова Едина ли объединенная Европа? Вопрос этот оживленно дискутировался на страницах европейских газет в процессе подготовки Конституции Европейского Союза; когда же проект Конституции не прошел парламентских чтений, дискуссия возобновилась с новой силой. Вступление в Европейский Союз в 2004 г. новых стран еще больше обострило проблему общеевропейской идентичности. «Журнал культурного обмена» (Zeitschrift für Kulturaustausch), издаваемый в Германии, собрал на своих страницах мнения представителей разных европейских стран в рамках дискуссии о европейской идентичности и проблемах внешней культурной политики Евросоюза. Тематический блок был озаглавлен: «Добро пожаловать в наш клуб. Европейский Союз в поисках своих граждан». Наиболее интересные материалы этого номера, вошедшие в Интернет-версию журнала, и послужили основой для настоящего обзора. Европейская идентичность Все журналисты, культурные деятели и политики едины во мнении, что Европа не достигла еще той степени единства, какая была бы желательна для успешного развития Европейского Союза как наднационального образования нового типа. Ни у кого не вызывает сомнения значительность успехов европейской интеграции в хозяйственной, социальной и отчасти политической сферах. Но они не обусловили, как оказалось, формирования новой — общеевропейской идентичности — граждан Европейского Союза. Наиболее емкое и одновременно краткое определение предлагает Ханс Арнольд: под европейской идентичностью следует понимать «сумму само собой разумеющихся идентификаций европейцев с целями и основами существования ЕС»; наиболее существенным ресурсом дальнейшего позитивного развития ЕС он считает освоение простыми гражданами целей, задач, сущности европейского единства [1]. Ютта Лимбах затрагивает еще один важный аспект европейской идентичности — легитимность институтов ЕС и их деятельности. До сих пор объединение Европы было проектом элит, демократическое участие граждан не являлось краеугольным камнем конструкции объединенной Европы. Постепенно и среди политиков созрело понимание того, что даже такому промежуточному образованию как ЕС, представляющему собой нечто большее, чем международная организация, но все же не являющемуся государством, необходима легитимность. Это тем более существенно, что граждане странчленов являются одновременно и гражданами ЕС. Большая часть общеевропейских законов обязательна к исполнению во всех странах-членах ЕС, что означает на практике — для всех граждан этих стран, а им не безразличны законодательные рамки существования ЕС. Отсюда и родилась идея Конституции ЕС [7]. Катинка Диттрих ван Веринг отмечает, что в европейской идентичности по аналогии с идентичностью национальной одна из важнейших составляющих — культурная. Но существует ли европейская идентичность за рамками общих экономических интересов? И что представляет собой Европа как единое культурное пространство? От ответов на эти вопросы зависит разрешение глобальных кризисов современности, в частности способность Европы достойно ответить на вызов международного терроризма, который опирается не только на чувство экономической, но и культурной неполноценности по отношению к американо-европейскому «Западу». Еще важнее возможность справиться цивилизованным способом со своим «внутренним» терроризмом. Европейская культурная идентичность может базироваться только на общепризнанных европейских ценностях: правовом государстве, демократии, уважении прав человека, защите культурного своеобразия и самостоятельности малых этнических групп, поддержке культурного и языкового многообразия, взаимном уважении культур, открытости, терпимости, готовности к диалогу, к разрешению конфликтов в рамках дискурса [3]. Другие авторы вполне поддерживают этот тезис, но отмечают, что данный резерв единения уже исчерпан, дальнейшая разработка идеи общих европейских ценностей не обеспечивает внутренней консолидации и не может служить надежной основой внешней европейской политики [1]. Отмечается, что расширение ЕС должно подвигнуть европейскую элиту на более глубокие, чем прежде, размышления об основах европейской идентичности, поскольку маскировать серьезные различия национальных ментальностей общими рассуждениями о европейских ценностях не представляется более возможным. В странах Восточной и Южной Европы, где после падения железного занавеса эти ценности интенсивно проверялись на практике, они вызывают подчас скорее сомнения, чем доверие. Предлагается воспользоваться критическим потенциалом восточноевропейской интеллектуальной элиты с тем, чтобы всерьез пересмотреть собственное отношение к пресловутым европейским ценностям [7]. Европейская культура как основа и как препятствие европейского единства По словам историка Карла Шлёгеля, приведенным Юттой Лимбах, Европа обретет единство только тогда, когда распадется внутреннее единство как западного, так и восточного блоков и все многообразие культур вступит в новые взаимоотношения. Целью европейской интеграции не может быть сглаживание различий национальных и региональных культур. Напротив — европейское культурное сотрудничество должно сохранить разнообразие культур и языков, европейская интеграция зависит от разумной гармонизации культурных различий [7]. Но как совместить эти два противоположных вектора в развитии культурной идентичности европейцев? Для поддержания многообразия необходимо сохранять различия, а для формирования единства необходимо искать общее. Пиус Кнюсель полагает, что объединенной Европе следует стремиться к осуществлению швейцарской модели сосуществования и сотрудничества культур. Швейцария, которая упорно не хочет вступать в ЕС, сохраняет по-прежнему интенсивные двусторонние связи со своими европейскими соседями. Свое особое место она видит в том, что сама является прообразом единой Европы. Уже несколько столетий в рамках Швейцарской конфедерации успешно осуществляется то, к чему стремится объединенная Европа: четыре культуры под одной государственной крышей, все обладают равными правами, при этом более слабые пользуются усиленной финансовой поддержкой для предотвращения их исчезновения, поскольку выживаемость культуры, в конечном счете, связана с экономикой. Этот союз обеспечивается несколькими основными факторами: 1) развитая экономика, производящая достаточно благ, чтобы позволить себе роскошь поддержки культуры; 2) всемерная поддержка различий культур; 3) общие ценности, но не закрепленные законодательно, а живущие именно в культуре, где важную роль играет современное искусство как источник и инструмент современного самосознания; 4) культура признана как решающий экономический фактор, креативность рассматривается как возобновляющийся ресурс. Европейская общность не может заключаться в общем содержании или в общих стандартах, она может проявляться только во всеобщем признании значимости культуры, ее ведущей функции [6]. Европейская общественность как основа европейской идентичности Многообразие — основа и гарантия жизнеспособности европейской культуры, однако оно может быть и тормозом дальнейшего единения, поскольку больше всего европейцы боятся утратить собственное своеобразие, они всегда будут выступать против объединения, если под ним будет подразумеваться культурная унификация. Маастрихтское соглашение закрепляет важное положение о том, что в единой Европе необходимо всемерно поддерживать и развивать культурное многообразие (статья 151). Это же соглашение устанавливает принцип субсидиарности, в соответствии с которым государства сотрудничают только в том случае, когда тот или иной проект неосуществим каждым государством в отдельности. На современном этапе эти принципы активно противоречат и мешают друг другу. Усугубляет ситуацию и расширение Европейского Союза, сильно увеличившее число национальных языков и осложнив тем самым внутреннюю межкультурную коммуникацию, а следовательно, формирование общеевропейской общественности, аналогичной общественности самостоятельного государства. Это в свою очередь затрудняет идентификацию европейцев со своей Европой (1). Политики обращаются к институтам гражданского общества во всех странахчленах ЕС с призывом более интенсивно включаться в работу на общеевропейском уровне; ВРЕЗКА 1. национальные культурные институты в силу присущей им дискурсивности как нельзя более подходят на роль катализатора процессов, ведущих к формированию общеевропейской общественности. КОНЕЦ ВРЕЗКИ. Чрезвычайно важна здесь роль средств массовой информации. Возможность и желание граждан иметь и выражать свое мнение — это жизненный эликсир любой демократии, тем более — такого сложного образования как ЕС. Национальная пресса, радио и телевидение все больше внимания уделяют европейским проблемам и отводят все больше места дискуссиям по европейским вопросам, но все это делается в той или иной национальной перспективе. Пока еще не приходится говорить о существовании публики, мыслящей по-европейски, и средств информации, способных освещать и дискутировать проблемы именно в общеевропейской перспективе [7]. Многие авторы отмечают, что формирование общеевропейской демократической общественности невозможно без существования свободной общеевропейской прессы, и наоборот. Хотя распространение национальных газет по всем странам Европы налажено очень хорошо, бросается в глаза отсутствие специальной газеты для ЕС. Существующие европейские телеканалы Euronews и Arte не могут пока избавиться от национального акцента в зависимости от расположения центрального офиса. К сожалению, диалог европейцев часто напоминает разговор глухих, иными словами, европейцы много говорят друг о друге, но очень мало — друг с другом. Но самое печальное, что этот дефицит общеевропейского медийного пространства не осознается как таковой: и Европейская Комиссия и Брюссельский аппарат довольствуются статус-кво, не предпринимая никаких решительных попыток к его изменению. Эта тенденция становится еще более опасной в свете расширения ЕС, так как делает всю конструкцию более шаткой. Даже прессе сравнительно крупных европейских стран, не говоря уж малых государствах, не достает ресурсов, чтобы освещать события не только в Брюсселе, но во всех других европейских странах. Питер Престон в качестве образца предлагает США, где полноценный диалог многих национальных и культурных сообществ возможен благодаря существованию и абсолютной доступности таких серьезных общеамериканских изданий, как USA Today, The Wall Street Journal и The New York Times. Попытки создания общеевропейской газеты были, но все они разбивались о следующие проблемы: процесс перевода со многих языков на многие был слишком дорогим и недостаточно оперативным, традиции и стили газетных жанров слишком различны в европейских странах; жесткие границы национальных рынков рекламы не позволяют организовать эффективную политику привлечения рекламы и объявлений, что подрывает финансовую самостоятельность издания; отсутствие интернациональной читательской аудитории [9]. Эти неудачи следует учитывать при последующих попытках создания общеевропейских средств массовой информации. Главное — не надеяться на государственную поддержку, подчеркивает Престон. Есть другой путь — Интернет. Сам по себе Интернет не является печатным органом, но является источником информации и оперативным средством обмена информации. Образцом здесь может послужить опять американский опыт, а именно портал PolicalWire.com, который собирает сообщения и комментарии по американской политике буквально со всей страны [9]. В Европе это может выглядеть следующим образом: небольшая группа первоклассных специалистов, при них переводческая служба (как минимум пять основных европейский языков), которые собирают и переводят сообщения и комментарии к событиям общеевропейского значения. Разумеется, в этом случае необходимы какие-то послабления в области авторских прав, которые позволяли бы перепечатывать лучшие статьи в оперативном порядке. Дополнительно необходимо создать информационную базу тем и дат для радио- и тележурналистов, чтобы они постоянно были в курсе общеевропейской жизни. Этот проект можно было бы осуществить без больших затрат, но он принесет хорошие плоды — не только формирование европейской общественности, но и бóльшую интегрированность малых стран в общеевропейскую жизнь [9]. Существуют и другие инициативы на европейском уровне. Так, Институт международных отношений Германии внес предложение о создании международного культурного журнала. Это должно быть издание принципиально нового типа с представительством в редакции разных европейских стран. Предполагается, что журнал будет иметь некое общеевропейское ядро, которое в той или иной стране будет сопровождаться материалами национального значения и на национальном языке, что сделает журнал интересным и доступным для любого жителя Европы. В настоящее время проводятся маркетинговые исследования, которые финансируются немецкими и испанскими культурными фондами [8]. Культурная политика как средство укрепления единства европейской идентичности Очевидно, что формирование европейской общественности возможно только в процессе общественной дискуссии. Но каков должен быть предмет этой дискуссии? Цели, сфера ответственности и границы активности ЕС, — считает Ютта Лимбах. Одна из важнейших тем в этом контексте: что лежит в основе самоопределения ЕС — культурный или универсалистский принцип? В первом случае неизбежна опора на христианские традиции, во втором — осознание Европейского Союза как части будущего мирового государства. К сожалению, это не только культурологический или философский вопрос, но и политический. Ибо в случае принятия культурного принципа появляется формальное основание заведомо отсечь от ЕС мусульманские страны, независимо от их географического положения [7]. Можно с уверенностью утверждать, что объединение европейцев является сегодня больше чем когда-либо культурным проектом, а в отсутствии европейской общественности ВРЕЗКА 2. задачу формирования европейской идентичности способна выполнить только культурная политика — так коротко резюмируются мнения практически всех без исключения участников дискурса о новой европейской идентичности. КОНЕЦ ВРЕЗКИ. Как изменится культурная политика внутри расширенного Европейского Союза? Подошло ли время для общей европейской внешней культурной политики? Эти два вопроса были в центре внимания ученых, политиков и практиков в области внешней культурной политики из 24 европейских стран, которые приняли участие в конференции, организованной в октябре 2003 года Институтом международных отношений совместно с Министерством иностранных дел ФРГ в берлинском университете Konstanz [8]. Все европейские страны имеют довольно развитую сеть культурных институтов, выполняющих роль культурных представительств в других странах, как внутри, так и вне Европы; после расширения ЕС число таких институтов достигло 290. Однако их число и географическое размещение со временем существенно изменится. «Старые» члены ЕС будут перестраивать свою сеть таким образом, чтобы предоставить больше пространства внутри своих стран новым партнерам по Союзу, усиливая одновременно культурное сотрудничество с ними на принципах взаимности, и чтобы расширить сеть институтов за границами ЕС [8]. Большинство стран, вступающих в ЕС в 2004 году, находятся на этапе поисков стратегии инструментализации и использования культуры для нужд внешней политики, в том числе и европейской. Сравнительно малые средства заставляют их работать с меньшим количеством институтов, но зато более интенсивно и креативно. Их основной целью является на данном этапе демонстрация своей культурной специфики, своего вклада в культурную жизнь Европы. В некоторых из этих странах протекает оживленная дискуссия по поводу их собственной национальной идентичности в Европе [8]. С вступлением в ЕС десяти новых членов проблема внешней культурной политики в рамках Союза перестает быть только институциональной. Расширение ЕС требует пересмотра основных положений внешней культурной политики. Во-первых, следует прояснить, кто является теперь адресатом внешней культурной политики, а во-вторых — в каком духе необходимо ее проводить. Ни в одной другой сфере вопросы стиля не имеют такого решающего значения. «Старым» членам ЕС необходимо отринуть всякое высокомерие и менторский тон. Приходит конец однобокому восприятию стран бывшего восточного блока как своеобразного «дикого Востока», подчиненного к тому же капризам моды. Требуется нечто большее — понимание, а оно возможно только при отказе от любого намека на превосходство [7]. Ведущими принципами внешней культурной политики должны стать открытость и гибкость, поскольку сила европейской культуры заключается в ее многообразии, а для поддержания этого многообразия и требуется постоянная балансировка между тем, что различает культуры, и тем, что их объединяет. Именно мозаичность европейской культуры необходимо культивировать и не опасаться, что европейская идентичность будет отличаться от национальной или региональной — европейская идентичность тоже будет мозаичной, состоящей из разных сегментов, многоязычие постепенно станет нормой. В этой связи особая роль предстоит писателям, задача же культурной политики будет состоять в том, чтобы обеспечить им возможности для общения, облегчить процесс перевода произведений на многие европейские языки. Впрочем, это касается не только литературы, но и других форм бытования культуры. Образ Европы как мозаики, части которой находятся в постоянном движении и вступают друг с другом во все новые связи, — очень плодотворен для будущего Европы [7]. Ханс Арнольд, не ограничиваясь общими положениями о необходимости расстановки новых акцентов в международной культурной политике внутри ЕС, выдвигает несколько практических предложений, осуществление которых способно, по его мнению, существенно изменить к лучшему взаимопонимание культур внутри Союза, способствуя тем самым формированию общеевропейской культурной идентичности. Вопервых, речь идет о повышении статуса предмета преподавания «Европа». Эта тема затрагивается в рамках многих других предметов (географии, истории, культуры, социологии, иностранных языков), а должна стать самостоятельным и важным предметом уже в общеобразовательной школе. Во-вторых, о «европеизации» внутриевропейского культурного обмена, а именно — о смене приоритетов, в частности в области изучения иностранных языков. Принцип «Выучи мой язык, чтобы понимать меня» необходимо заменить принципом «Я хочу выучить твой язык, чтобы понимать тебя». Практически это может выглядеть так: каждая страна направляет половину средств, выделяемых обычно на преподавание своего языка за границей, на организацию на своей территории языковых курсов стран-соседей. И, наконец, третье: расширение практики преподавания иностранных языков в школе в основном за счет более раннего начала изучения, т. е. еще в начальной школе. Все три предложения базируются на положительном опыте некоторых земель ФРГ. Для осуществления этих предложений не требуется дополнительных средств — только политическая воля стран-членов ЕС [1]. Ответ на второй вопрос, обсуждавшийся на Конференции в Берлине, — об общей внешней культурной политике — оказался несколько неожиданным. Большинство участников сошлись на том, что время единой культурной политики для ЕС пока не пришло. Тем не менее, никто из участников не поставил под сомнение очевидную связь культурной политики с внешней политикой как таковой. Прозвучало даже смелое предложение вообще строить внешнюю политику ЕС на базе культурных взаимоотношений. На сегодняшний день основная тяжесть внешней культурной политики вне Европейского Союза по-прежнему ложится на национальные институты [8]. В публикациях, посвященных внешней культурной политике ЕС за его пределами, нет недостатка в проектах и предложениях по организации такой политики. В обсуждавшемся варианте Конституции предусматривался пост министра иностранных дел ЕС, аппарат которого обязан заниматься также и культурными связями. Это дает шанс на институализацию общеевропейской внешней культурной политики, необходимость чего подчеркивается всеми авторами без исключения. Вероятнее всего это приведет в будущем и к увеличению финансирования культурных проектов, которое сегодня не превышает 0,4 % всего бюджета ЕС. Эта цифра в среде культурных политиков и деятелей культуры воспринимается с неизменным возмущением. Просматривается, однако, и другая тенденция. Например, Эдда Рыдзи выдвигает тезис о том, что культурная политика как внутри ЕС, так и за ее пределами должна опиратьсяя на более широкую философскую основу. Она должна выйти за рамки выбивания денег для осуществления культурных проектов. В основе новой культурной политики должно лежать более широкое понимание культуры как системы отношений человека с миром, в том числе с окружающей средой. Тогда культура неизбежно будет связываться с цивилизационным процессом, а культурная политика пониматься как политика общественная. И тогда становится очевидным, что только культурная политика может эффективно пропагандировать европейские ценности вне Европы. Культурное многообразие ценно не только само по себе, но как резервуар для стратегий разрешения конфликтов, ведь страны-члены ЕС объединились не ради многообразия как такового, а ради разрешения четко сформулированных спорных ситуаций. Речь идет о самом важном и трудном: сохранении мира, устойчивом развитии, социальном прогрессе. Европейская культурная политика может стать питательной почвой цивилизации процесса глобализации. Она должна только захотеть этого [10]. Транслировать за границы единой Европы ее культурный образ — такая задача отвечает самым разнообразным интересам Европы, включая и экономические, и политические. Не секрет, что Европейский Союз воспринимается многими соседями на Востоке и даже новыми странами-членами из Восточной Европы как некая крепость, враждебно ощетинившаяся против своего окружения. Такое представление может быть разрушено только при условии, что внешняя политика ЕС будет значительно обогащена культурной компонентой. После расширения Европейский Союз станет еще более мощным экономическим и политическим образованием. И, следовательно, может вызвать у соседей опасения в намерении политики гегемонии. Но Европа, пестующая культурное и этническое многообразие, открытая контактам вовне, сможет вызывать доверие, а не страх. Более того — такая Европа, в которой благодаря культурному и этническому многообразию постоянно самоподдерживается пространство конкуренции, и не позволит Европейскому Союзу проводить политику гегемонии, даже если планы по построению европейской системы безопасности действительно осуществятся. Знаменитая европейская культурная мозаика может стать своеобразным фирменным знаком. На сегодняшний день Европа остается единственным в мире межгосударственным образованием, которое при таком разнообразии достигло такой степени единства. Этим опытом могут воспользоваться и другие регионы мира [3]. Но одного лишь распространения привлекательного образа Европы явно недостаточно для создания доверительных отношений. Необходимо активизировать вовлечение иностранных партнеров в европейские культурные проекты и широко информировать об этом. Одновременно следует стимулировать интерес граждан единой Европы жизнью своих ближайших соседей, чему будут способствовать система стажировок, гуманитарной помощи и т. п. Все эти задачи не могут быть решены в рамках национальных институтов культурной политики, необходим единый орган. В странахчленах ЕС успешно осуществляется несколько моделей внешней культурной политики, которые могли бы послужить прообразом этого единого органа. Особенно интересен опыт Германии, где сеть Институтов Гёте является самостоятельным институтом под эгидой Министерства иностранных дел, но при этом находится на достаточной дистанции от государства. Однако, если внешняя культурная политика сосредоточится в таких «китах», как Институт Гёте, Британский Совет по культуре или Французский институт, неизбежно возникнут конфликты внутри ЕС. Для их профилактики необходимо будет не менее активно развивать традиционные культурные связи каждой из Европейских стран с другими за границами ЕС и даже за границами Европы (например, тесные культурные связи Испании со странами Латинской Америкой и т. п.) [3]. Итоги и перспективы Проблема европейской идентичности, столь актуальная сегодня, явилась неожиданной как для сторонних наблюдателей, так и для самих европейцев. К моменту подписания Маастрихтского соглашения вопрос об общей европейской идентичности не только не ставился — объединение европейских стран и не имело целью формирование такой идентичности. Более того, принимались все возможные меры, чтобы на уровне культуры и культурной политики всемерно противодействовать любой тенденции унификации. Всячески подчеркивалось, что объединение европейских стран в Союз ставит экономические цели, с которыми неизбежно были связаны социальные вопросы, тогда как внешняя политика и культурное сотрудничество оставались прерогативой национальных государств. Сфера культуры с самого начала была признана сферой наименьшего политического регулирования. Но интенсивное развитие институтов регулирования и организации в других областях не давало покоя культурным политикам, которые были вынуждены постоянно доказывать и демонстрировать значимость культуры для европейской интеграции и соответственно собственную значимость. Надо сказать, что избранная ими стратегия — поиск и демонстрация значимых связей культуры со всеми другими сферами общеевропейской политики — принесла свои плоды. Прочие институты и фонды все более охотно выделяли средства на культурные проекты помимо прямого финансирования из европейского бюджета. Такая простая мера, как преимущественное финансирование культурных проектов с возможно большим числом национальных участников, привела к невероятному росту числа проектов. Как оказалось, граждане стран-членов Союза в отличие от большинства политиков относятся к европейской интеграции амбивалентно. С одной стороны, они совсем не прочь пользоваться благами системы социального обеспечения независимо от того, в какой Союз они пустили корни, с другой — они не так уж охотно делились своими достижениями с более слабыми соседями. Весьма болезненным был процесс прощания с национальными валютами, на пропаганду евро затрачены были крупные суммы. Дебаты вокруг евро на национальных уровнях продемонстрировали Брюссельскому аппарату, что Европа совсем не так едина, как они себе представляли. Как всегда, «человеческий фактор» оказался неожиданностью для чиновников, которые, несмотря на тщательное соблюдение демократической риторики, привыкли оперировать цифрами и статистическими данными, экономическими и политическими понятиями. Невозможность прямой демократии на общеевропейском уровне породила в рядах европейских чиновников что-то вроде управленческой эйфории. В отличие от своих собратьев в странах они не находились под постоянным контролем общественности, поскольку европейской общественности просто не существовало. Этим можно, наверное, отчасти объяснить череду скандалов, связанных со злоупотреблением власти как крупных, так и мелких чиновников общеевропейских структур. Это же, в свою очередь, усилило недоверие простых граждан по отношению к европейским структурам. Не удивительно, что в этой тупиковой ситуации взоры политиков обратились к сфере культурных взаимоотношений, — этой единственной на сегодня сфере внутриевропейских отношений, не исчерпавшей свой интеграционный потенциал. В какой-то мере сфера эта неисчерпаема, поскольку культурные связи — процесс, не имеющий конца, в отличие от правовой, социальной и экономической интеграции, где предел полагается рамками законодательства. Законодательство в культурной сфере носит скорее охранно-стимулирующий, чем регулирующий характер и таким образом не становится преградой в развитии интеграции. Хотя культурные политики, как видно из изложенного материала, уже осознали сдерживающий характер даже таких мягких систем, как законодательство в области авторских прав и принцип всемерного поддержания культурного многообразия, прописанный в Маастрихтском соглашении. Провал первого проекта Европейской Конституции стал переломным моментом в развитии единой Европы. Стало очевидным, что интеграция, с одной стороны, не может стоять на месте, а с другой — исчерпана база для ее развития. И действительно: как возможно единогласное одобрение единой конституции для столь большого числа столь различных стран, если люди, которым предстоит жить в соответствии с этой конституцией, не осознают себя гражданами наднационального объединения. Выражается это в своеобразном всеобщем национальном эгоизме: все готовы воспользоваться преимуществами европейской интеграции, но никто не хочет поступиться хотя бы толикой национально-государственной идентичности. Тем не менее, очевидно, что европейская идентичность возможна только за счет национальной. До вступления в Европейский Союз каждая из стран была самодостаточной во всех отношениях, и национальная идентичность в них давно устоялась, а возникавшие время от времени дискуссии по поводу ее содержания лишь доказывали этот факт. По мере расширения и углубления европейской интеграции усилилась региональная идентичность, уже откусывая понемногу от пирога национальной; развитие региональной идентичности возможно только в процессе дальнейшей регионализации. Формирование европейской идентичности неизбежно сделает национальный слой еще тоньше. Если домыслить эту линию развития до логического конца, то национальная идентичность должна будет почти полностью перераспределиться между европейской и региональной. Кстати, жителям стран, вступившим в ЕС в 2004 году, европейская идентичность, возможно, будет даваться даже легче, поскольку отчасти будет компенсировать не до конца сформировавшуюся национальную идентичность. Иначе говоря, кредо «мы не такие, как вы, но мы ваши братья» гораздо продуктивнее здесь, чем кредо «мы братья, но мы не такие, как вы». Нельзя не заметить, что культурная политика также находится пока в состоянии некоторой раздвоенности. Все осознают, что единственная гарантия сохранения культурной самобытности народов Европы и Европы как целого — это сохранение ее культурного многообразия, даже превращение мозаичности Европы в своеобразный товарный знак на арене международных отношений. Одновременно стремление придать больший вес культурно-политическому компоненту внутри Союза чревато опасностью перегрузить культурную сферу общественно значимыми функциями — именно на культуру возлагаются надежды в связи с формированием европейской идентичности. Любопытно предложение известного журналиста из Великобритании взять за образец США в деле развития европейской общественности. На первый взгляд, учитывая конфронтационные отношения Европы и мирового лидера, особенно в сфере политики, это может показаться и странным, и не реалистичным. Кроме того ситуация в США проще по сравнению с европейской, так как этнокультурные группы там не обладают никакой, даже частичной государственностью. Со стороны отчетливо видно, насколько Европейский Союз структурно и по духу сродни системе взаимоотношений наций и штатов в рамках единого правового государства с общей конституцией, но с достаточными различиями в региональных законодательствах, с полной свободой самовыражения граждан, с высоким уровнем жизни и высокими социальными стандартами на всей территории. Оборотная сторона социального, образовательного, культурного неравенства — сохранение конкурентной среды, наличие эталонных групп, в которые стоит стремиться, а все вместе обеспечивает высокую жизнеспособность социума, общественности, общества в целом, не приводя к унификации в культурно-этнической сфере. Именно США сегодня демонстрируют миру жизнеспособную модель, хотя популярный в массах миф рисует американцев как некую унифицирующую силу. В своем страхе перед экономической и военной мощью супердержавы европейцы, антиамерикански настроенные, упускают из виду именно ту закономерность, на которую как на желательную для Европы указала Катинка Диттрих ван Веринг [3]: сильное в политическом и экономическом отношении образование, отличающееся одновременно культурным и этническим разнообразием, вряд ли будет проводить политику всеобщей унификации. Ключевое понятие здесь — полимасштабность обустройства жизни во всех ее проявлениях. Каждый человек вписан одновременно в несколько систем, не вложенных иерархически одна в другую, но и не существующих параллельно, а имеющих значительные области пересечения. Ни одна из этих систем не самодостаточна, полноту социального, культурного, экономического и политического существования обеспечивает именно совокупность всех систем как целое. Это не только гарантирует политические свободы, неприкосновенность личности, равные стартовые возможности и т. п., но имеет и экзистенциальное измерение: необходимость жить одновременно в рамках и по правилам различных систем способствует развитию социальной гибкости, внутреннему росту личности. Конечно, процесс это не автоматический, так как не каждый желает и в состоянии воспользоваться всеми или хотя бы несколькими имеющимися возможностями. Принцип полимасштабности осуществим в государствах или надгосударственных структурах любого рода и размера. Проблемы, дискутирующиеся в среде культурных деятелей и культурных политиков в Европейском Союзе, актуальны, по-видимому, для любого многонационального государства, особенно с федеративным устройством. Весьма поучительно, что кризис стимулирует общественность европейских стран не к паническим настроениям, а к оживленной дискуссии, поиску новых решений. Казалось бы европейцы должны болезненно относиться к критике так называемых «европейских ценностей», которая за последнее время усилилась со стороны стран Восточной Европы, но поскольку они сами заинтересованы в том, чтобы эти ценности не превращались в пустую формулу, то критика воспринимается, скорее, конструктивно, хотя это отнюдь не единодушная реакция. Важно, что она есть. Пример построения единой Европы показателен и для современной России. Так, вопрос об обустройстве общероссийского медийного пространства, в котором могла бы формироваться и развиваться общероссийская общественность, — актуален для России как никогда. Проблема многоязычия не стоит так остро, как в Европейском Союзе, поскольку в наследство от СССР России достался «язык межнационального общения». Но проблема отсутствия общественности и несостоятельности диалога очень «российская». Так называемая «центральная пресса» имеет очень сильный «московский акцент». Российской культурной политике явно не достает заботы о культурах народов помимо русской, причем последствия такого пренебрежения не осознаются, хотя многие трепещут за единство и неделимость России. Недостаток внимания со стороны центральной власти и со стороны соседей неизбежно компенсируется усилением региональной идентификации, усиливает тенденцию национально-культурного изоляционизма. Проблема полимасштабного обустройства социума актуальна для России больше, чем для всех посткоммунистических стран. Столь крупная конструкция может быть устойчивой и жизнеспособной, т. е. способной к развитию, только при условии наращивания внутреннего разнообразия. Полимасштабность — это неотъемлемый спутник демократии. Российская идентичность представляется сегодня гораздо большей проблемой, чем европейская, и одновременно более насущной, поскольку речь идет об одном государстве. К сожалению, у общественности нет возможности вступить в дискуссию по этой проблеме, поскольку не существует модели российской идентичности помимо евразийской; остальные модели, претендующие на общероссийскую идентичность (православная, русско-националистическая, имперско-государственническая) не могут конкурировать с ней по всей совокупности составляющих культурной идентичности. Список участников дискуссии о европейской идентичности и проблемах внешней культурной политики Евросоюза 1. Ханс Арнольд (Arnold, Hans) — дипломат в отставке, в 1972—1977 гг. — руководитель отдела культуры в Министерстве иностранных дел ФРГ, автор книги «Сколько единства необходимо Европе» (2004) 2. Робин Бекер (Backer, Robin) — заместитель директора Британского Совета по культуре 3. Катинка Диттрих ван Веринг (Dittrich van Weringh, Kathinka) — председатель попечительского совета Европейского фонда культуры 4. Нилес Хальм (Halm, Niles) — руководитель международного секретариата по культуре в Дании 5. Ойарс Кальнинш (Kalnins, Ojars) — директор Латышского института, в 1993—2000 гг. — посол Латвии в США 6. Пиус Кнюсель (Knüsel, Pius) — директор крупнейшего швейцарского культурного фонда Pro Helvetia 7. Ютта Лимбах (Limbach, Jutta) — профессор, доктор юридических наук, президент Института Гёте 8. Курт-Юрген Маас (Maaß, Kurt-Jürgen)— генеральный секретарь Института международных отношений, издатель «Журнала культурного обмена» (Zeitschrift für Kulturaustausch ) 9. Питер Престон (Preston, Peter) — ведущий колонки в английской газете The Guardian, прошлом — ее главный редактор, директор «Фонда Гардиан» 10. Эдда Рыдзи (Rydzy, Edda) — философ, писательница, член немецкого отделения Европейского фонда культуры По материалам Zeitschrift für Kulturaustausch Г.В. Лютикова
