К ВОПРОСУ СОДЕРЖАНИЯ И СООТНОШЕНИЯ ПОНЯТИЙ

УДК 343.23(477)
Е. В. Шевченко,
канд. юрид. наук, доцент
Национальный университет «Юридическая
академия Украины имени Ярослава Мудрого»,
г. Харьков
К ВОПРОСУ СОДЕРЖАНИЯ И СООТНОШЕНИЯ ПОНЯТИЙ «СМЕШАННАЯ», «ДВОЙНАЯ» И
«СЛОЖНАЯ ФОРМА ВИНЫ»
В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ
Действующий УК Украины (далее – УК) в статьях 23, 24 и 25 предусматривает наличие 2-х форм вины –
умысел и неосторожность. Однако исходя из особенностей законодательных конструкций некоторых
составов преступлений в теории уголовного права выделяют особое отношение лица к совершенному им
деянию и его последствиям, которое получило название «смешанная» [См.: 2, с. 141; 4, с. 13 и др.],
«двойная» [10, с. 138] или «сложная» [1, с. 20] форма вины. Признает наличие специфического
субъективного содержания, присущего отдельным составам преступлений, и судебная практика [9, абз. 13,
14]. Это, как правило, случаи, когда в пределах одного деликта имеют место признаки умысла (прямого или
непрямого) и неосторожности (преступной самонадеянности или небрежности). Отдельные правоведы
также считают, что смешанная (двойная, сложная) форма вины может иметь место и при стечении прямого
умысла с непрямым, а также преступной самонадеянности с небрежностью.
Затронутая в данной публикации проблема не является новеллой для уголовного права. Вопросам
вины в нем уделяли внимание такие ученые, как М. И. Бажанов, Ю. В. Баулин, В. И. Борисов, Я. М.
Брайнин, Ф. Г. Бурчак, В. П. Емельянов, М. И. Коржанский, П. С. Матишевский, А. А. Пинаев, А. Я.
Светлов, С. А. Тарарухин и др. Еще в начале XIX ст. известный немецкий криминалист А. Фейербах
обращал внимание на способность человеческого поведения (преступного) вызывать кроме желаемых также
сопутствующие последствия, психическое отношение виновного лица к которым содержит признаки
неосторожности. Ученый отмечал, что существуют случаи, когда злое намерение и неосмотрительность
стекаются вместе: когда преступник ставит себе целью именно определенное противоправное последствие,
которое он как возможное событие или следствие своего деяния или предусматривал, или мог
предусмотреть. По мнению ученого, здесь имеет место злое намерение (dolus) относительно цели, которой
преступник действительно желал достичь, и неосмотрительность (culpa) относительно следствия, которое
выплывало без его намерения из деяния, направленного на иную цель. Следовательно, и побуждение воли,
как основание такого нарушения, можно назвать неосмотрительностью, вызванной злым намерением (culpa
dolo determinata) [13, с. 56, 57].. Именно такие случаи соединения психического отношения виновного к
желаемому и производному вреду, причиняемому объекту уголовно-правовой охраны, позволили А.
Фейербаху предложить выделять 3-ю самостоятельную форму вины, которую он назвал «смешанная».
Явление «смешанная виновность» было известно и дореволюционной отечественной теории
уголовного права. Ее наличие связывалось с тем, что тогдашний законодатель все чаще при
конструировании составов преступлений стал учитывать способность преступных деяний определенного
вида вызывать вместе с основным еще и дополнительный вред общественным отношениям, который не
предусматривался виновным [12, с. 627]. В частности, В. Д. Спасович отмечал, что иногда в одном и том же
деянии соединяются умысел и неосторожность. Это происходит, когда преступник совершает
преднамеренное преступление, из которого вытекает другое правонарушение – неосторожное, которое он
должен был предусмотреть, если бы действовал более осмотрительно [11, с. 160].
В советский период исследуемый нами вопрос не потерял актуальности. Его рассмотрением
занимался О. А. Пионтковский, который еще в 1925 г. писал, что повышение наказания за последствия
совершенного деяния может иметь место при условии констатирования психического отношения субъекта
преступления к квалифицирующему это деяние объективному последствию в форме неосторожности [7, с.
138]. Развивая далее этот тезис, ученый отмечал, что психическое отношение лица к действию в подобных
случаях может выступать только в форме умысла, а к последствиям – в форме неосторожности или
непрямого умысла [8, с. 215 и др.].
В середине 60-х годов XX ст. дискуссия относительно существования особенной формы вины
приобрела последующее развитие. В этот период специалисты по теории уголовного права разработали
новые дефиниции указанного уголовно-правового явления – «двойная» и «сложная форма вины». И, хотя
большинство ученых соглашались с выделением смешанной вины как отдельной (особенной) формы
психического отношения к совершенному деянию в случаях, когда в пределах одного состава преступления
одновременно присутствовали признаки, свойственные как умыслу (прямому или непрямому), так и
неосторожности (самонадеянность или небрежность), за разрешение вопроса относительно установления
всего перечня рассматриваемых преступлений не взялся никто. Чаще всего специфическую субъективную
сторону стали связывать с такими составами преступлений, как «умышленное тяжкое телесное повреждение
..., повлекшее смерть потерпевшего» (ч.2 ст.121 УК), «изнасилование, повлекшее особо тяжкие последствия
...» (ч.4 ст.152 УК), «умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества, повлекшее гибель
людей или иные тяжкие последствия» ( ч.2 ст.194 УК) и др.
Если проанализировать признаки вышеперечисленных деликтов, можем прийти к выводу, что все
они имеют следующие особенности: а) у них всегда есть место как минимум для 2-х последствий –
основного (промежуточного) и дополнительного (производного); б) эти последствия наступают
хронологически (последовательно друг за другом) в результате совершения лицом одного общественно
опасного деяния [14, с. 31]. Это значит, что практически каждый из упомянутых составов преступлений
является примером одного из видов законодательно предусмотренной так называемой идеальной
совокупности умышленного и неосторожного преступлений. А если это так, то хотя и на уровне абстракции,
но каждый из них действительно можно разделить на 2 (или больше) самостоятельных составов
преступления, ответственность за которые предусмотрена разными статьями УК. Для таких случаев логично
ставить вопрос об установлении отдельно вины относительно каждого из преступлений, которые
охватываются подобным составом: а) деяния и промежуточного последствия и б) деяния и последствия
производного. Например, при причинении тяжелых телесных повреждений, повлекших смерть
потерпевшего, это имеет такой вид: умышленное тяжкое телесное повреждение + убийство по
неосторожности. Следовательно, смешанная форма вины, а именно наличие в пределах одного состава
преступления признаков умысла и неосторожности, действительно может иметь место в преступлениях,
сконструированных с учетом вышеперечисленных признаков.
Ради справедливости заметим, что среди теоретиков уголовного права наряду со сторонниками
смешанной формы вины также высказывались мнения относительно ошибочности данной концепции.
Например, А. Б. Сахаров писал, что дробление понятия «вина» в составе единичного преступления
теоретически является несостоятельным и путаным. А. Я. Светлов утверждал, что концепция смешанной
формы вины не дает возможности установить критерий, позволяющий отмежевать данные преступления от
подобных им. По его мнению, очень трудно отличить умышленное тяжкое телесное повреждение,
повлекшее смерть потерпевшего, от неосторожного убийства. В то же время убедительных аргументов
против смешанной формы вины названные ученые не приводили.
Признав наличие специфического субъективного содержания, присущего некоторым из составов
преступлений, ученые столкнулись с иной проблемой. При отсутствии единого понимания этого уголовноправового явления в его толковании появилось несколько направлений. Суть первого, который отстаивался
П. С. Дагелем, заключается в распространении концепции смешанной формы вины не только на
квалифицированные, но и на простые составы преступлений, основной состав которых сконструирован как
формальный, а квалифицирующим признаком является указание на конкретные последствия при условии
неосторожного к ним отношения (например, в ч. 2 ст. 151 УК речь идет о незаконном помещении в
психиатрическое заведение, что повлекло тяжелые последствия).
Другое направление, сторонником которого был Б. А. Куринов, предусматривало определение вины
не только посредством психического отношение к деянию и его последствиям, но и к иным признакам, не
являющимися последствиями преступления (например, отношение виновного к возрасту изнасилованного
лица – ч. 3 в. 152 УК). Представители третьего направления (к примеру, В. Ф. Кириченко) утверждали, что
смешанная форма вины имеет место также в составах убийства и тяжкого телесного повреждения при
превышении пределов необходимой обороны. Наконец, некоторые ученые к числу таких деликтов наряду с
идеальной совокупностью 2-х (или более) преступлений относили сочетание в пределах одного состава
преступления административного и уголовно-правового правонарушений (например, “нарушение правил
безопасности дорожного движения или эксплуатации транспорта лицом, управляющим транспортным
средством, что повлекло смерть потерпевшего или причинение тяжкого телесного повреждения” – ч. 2 ст.
286 УК). Заметим, что именно последняя точка зрения доминирует в современной научной и учебной
юридической литературе [5, с. 170 и др.]. Конечно, данная позиция не является бесспорной, однако, с нашей
точки зрения, она все же наиболее аргументирована и отвечает именно классической концепции смешанной
виновности. Вот почему при рассмотрении вопроса, который мы поставим далее в настоящей статье, будем
опираться именно на нее.
Дискуссия относительно существования и содержания смешанной виновности обусловила и
терминологические разногласия в ее определении. Так, А. И. Рарог в связи с тем, что в данном явлении
имеют место 2 формы вины достаточно часто со всеми (как на примере из ч.2 ст.121 УК) свойственными им
признаками, считал, что более логично вести речь именно о «двойной форме вины», чем применять термин
«смешанная» (или любой другой), поскольку никакого смешивания (соединения внутри одного состава
преступления отдельных признаков разных форм вины) в этих случаях, по его мнению, нет.
А. А. Пинаев, соглашаясь, в принципе, с отмеченной аргументацией, в своих рассуждениях пошел
значительно дальше и предложил дифференцировать различные случаи усложненной вины [6, с. 32]. Наряду
с категорией «двойная вина» он рекомендовал использовать понятие «смешана форма вины», различая их
между собой. Последнее, с его точки зрения, пригодное для определения субъективной стороны тех
преступлений, деяние в которых заключается в нарушении специальных правил, предопределяющих
наступление общественно опасных последствий. К их числу, например, может быть отнесено преступление,
предусмотренное ст. 286 УК "Нарушение правил безопасности дорожного движения или эксплуатации
транспорта лицами, управляющими транспортными средствами", в составе которого, на его взгляд,
действительно имеет место смешивание признаков умысла и неосторожности. Следовательно, как считал
ученый, категория «смешанная форма вины» является более пригодной для случаев сочетания в пределах
одного состава преступления административного и уголовно наказуемого деяний с различным психическим
отношением виновного лица к их совершению.
Я. М. Брайнин и Н. М. Король для характеристики отмеченных явлений предложили категорию
«сложная форма вины». Понятие «двойная вина», с их точки зрения, является неточным и создает
впечатление, что в этих случаях якобы существует двойная ответственность за совершенное преступление
относительно деяния и его последствия. Но в одном преступлении, что является достаточно справедливым
замечанием, вина может быть только одна. Как подчеркивали эти ученые, можно ставить в вину те или иные
обстоятельства, но нельзя говорить о вине (а тем более разной) относительно этих обстоятельств [1, с. 20].
Спорной, на их взгляд, представляется и понятие «смешанная вина». По этому поводу, они указывали, что в
случаях, которые именуются как «смешана вина» в действительности никакого смешивания нет. И хотя
институт с этим же названием существует в праве гражданском, он там имеет совсем иной смысл: в
причиненном вреде признаются виновными обе стороны соответствующих правоотношений [1, с. 21].
Следовательно, по мнению ученых, понятие «сложная форма вины» является наиболее удачной именно
потому, что ее содержание подчеркивает в первую очередь сложность установления психического
отношения виновного к преступлению в целом.
Как видится, разрешение вопроса относительно определения содержания понятий для обозначения
специфической субъективной стороны отдельных составов преступлений нуждается в иных подходах и не
может строиться только на семантическом толковании того или иного термина. Проблема является сложнее,
нежели кажется на первый взгляд. Имеющиеся в правовой литературе точки зрения считаем несколько
односторонними, основанными на анализе отдельных (хотя и подобных, но все же различных по своей
юридической природе) деликтов с усложненной субъективной стороной. Общим недостатком
рассмотренных нами научных концепций является необоснованное распространение выводов, касающихся
частных случаев, на всю группу преступлений, которым присущи соответствующие особенности
субъективной стороны.
Поэтому при выборе терминологии для обозначения рассматриваемого уголовно-правового явления
надо, как представляется, исходить не только с позиции содержания вины, но и с учетом конструктивных
особенностей деликтов, в которых оно встречается. Вот почему сначала стоит определиться с перечнем
преступлений, в которых наблюдается разное психическое отношение субъекта к совершенному деянию и
его последствиям [15, с.202 и др.], а уже потом детально анализировать каждый из их составов.
Проведенное исследование позволяет разделить указанные преступления на несколько групп.
К первой группе можно отнести деликты, имеющие признаки единичных усложненных
преступлений, которые именуются как «составные». Формула субъективной стороны в них может быть
записана как "умысел + неосторожность". Такие преступления всегда характеризуются 2-мя разными
формами вины – умыслом к промежуточному последствию и неосторожностью к последствиям
производным. К этой группе преступлений, в частности, относятся: «умышленное тяжкое телесное
повреждение ..., повлекшее смерть потерпевшего» (ч.2 ст.121 УК), «умышленное уничтожение или
повреждение чужого имущества, повлекшее гибель людей или иные тяжкие последствия» (ч.2 ст.194 УК) и
некоторые другие подобные составы. Поскольку они представляют собой учтенную законодателем
идеальную совокупность 2-х (или более) преступлений, а их субъективная сторона, как уже отмечалось,
всегда характеризуется 2-мя различными формами вины, для определения таких случаев, на наш взгляд,
наиболее приемлемым является применение категории «преступления с двойной формой вины». Эта
категория одновременно отражает как их конструктивные особенности – то, что 2 (или более) преступления
объединены законодателем в рамках одного состава, так и особые свойства их субъективной стороны –
наличие признаков 2-х разных форм вины.
Вторую группу составляют деликты, в которых психическое отношение виновного к производному
последствию может характеризоваться как умышленной, так и неосторожной формой вины. К их числу
можно отнести, например, такое преступление, как доведение лица до самоубийства или к покушению на
самоубийство, которое является следствием жестокого с ним обращения, шантажа, принуждения к
противоправным действиям или систематическому унижению его человеческого достоинства (ст. 120 УК).
Как известно, психическое отношение лица к такому производному последствию, как самоубийство, может
быть или умышленным (косвенный умысел), или неосторожным. Понятно, что в приведенном примере
самоубийство или покушение на него стоит рассматривать как производный вред от такого деяния, как
жестокое обращение с потерпевшим, который охватывает собой, к примеру, различные виды телесных
повреждений, причиненных потерпевшему, которые выступают в качестве последствия промежуточного.
Таким образом, субъективная сторона рассматриваемого преступления может быть определена как
«прямой умысел + косвенный умысел», или как «умысел + неосторожность (самонадеянность или
небрежность)». К тому же следует иметь в виду, что указанный деликт, с учетом его конструктивных
особенностей нельзя отнести к составным преступлениям, так как в нем нет объединения 2-х отдельных
составов (сам по себе акт суицида не предусматривается действующим законом в качестве преступления).
Для определения субъективной стороны таких деликтов, а также для их отграничения от преступлений с
двойной формой вины наиболее удачным, как видится, будет использование понятия «преступления со
сложной формой вины».
К этой же группе деяний следует отнести и те, в которых в рамках одного состава законодатель
объединяет административный и уголовно-правовой деликты. В частности, это деяния, предусмотренные ст.
286 УК. Особенностью здесь является то, что в этих преступлениях возможно соединение умысла
относительно деяния, образующего административное правонарушение, с неосторожностью по поводу
производного вреда (например, причинение вреда здоровью пострадавшего или его смерть). Умышленное
же отношение к последствиям, из-за которых деяние приобретает уголовно-правовое значение (имеется в
виду производные последствия), здесь невозможно, иначе совершенное будет подлежать квалификации, по
общим правилам, в соответствии с направленностью умысла. С учетом сложностей при определении
субъективной стороны таких деяний (как и в предыдущем случае) считаем, что наиболее приемлемым для
их обозначения тоже является понятие «преступления со сложной формой вины».
К третьей группе рассматриваемых нами деликтов можно отнести преступления с альтернативно
изложенными производными последствиями, которые могут наступать одновременно. Это случаи, когда
общественно опасное деяние способно порождать сразу 2, 3 и более видов производного вреда. При этом
отдельные последствия могут образовывать собой самостоятельные преступления, иные же – нет. К тому же
относительно одних последствий психическое отношение виновного может характеризоваться формой вины
умышленной, других – неосторожной (прямой умысел + косвенный умысел + один из видов
неосторожности). Такая ситуация встречается при совершении деяния, предусмотренного частями 2 и 3 ст.
277 УК. Вина лица относительно производных последствий преступления, которыми являются, например,
авария поезда, нарушение нормальной работы транспорта и т. п., может иногда выражаться в прямом или
косвенном умысле. Однако, как правило, речь идет о неосторожном отношении к указанным последствиям.
Учитывая, что умышленное разрушение или повреждение путей сообщения, повлекшее указанные
последствия, может быть причиной аварии, выступающей в качестве самостоятельного производного вреда
и, в свою очередь, способной повлечь причинение средней тяжести или тяжелых телесных повреждений
(как одному потерпевшему, так и нескольким), которые являются отдельным производным вредом, не
исключена ситуация с одновременным их наступлением, т. е., суммой производных последствий.
Психическое же отношение к каждому из них совсем не обязательно будет характеризоваться одной и той
же формой вины. Кроме того, в таком случае одни последствия могут образовывать собой отдельный состав
преступления и тогда будет иметь место законодательно учтенная идеальная совокупность, а в других
ситуациях (например, при загрязнении воздуха) – нет. Следовательно, в деяниях, принадлежащих к этой
группе, наблюдается определенная комбинация, при которой рядом с особенностями, которые имеют
преступления со сложной формой вины, присутствуют и признаки, присущие преступлениям с двойной
виной. Для подобных случаев В. И. Касинюк предлагал ввести отдельную категорию: «преступления с
комбинированной формой вины» [3, с. 42], которая, на наш взгляд, достаточно удачно подчеркивает
особенности законодательной конструкции и квалификации вышеуказанных деликтов.
Высказанное позволяет утверждать, что в пределах специфического субъективного содержания,
присущего некоторым из составов преступлений, имеют место 3 разные по своей сути уголовно-правовые
явления, определять которые можно с одновременным использованием таких терминов, как «двойная»,
«сложная» и «комбинированная формы вины». Их не следует противопоставлять друг другу, ибо они
отображают особенные свойства, которые имеет тот или иной состав преступления с точки зрения
построения его субъективной стороны.
Таким образом, научная дискуссия относительно выяснения, какое именно понятие
характеризовало бы различное психическое отношение субъекта к совершенному деянию и его
последствиям, является актуальной исключительно с позиции ответа на вопрос: какие из рассмотренных
случаев целесообразнее называть так или иначе, чтобы должным образом отразить их специфические
особенности. По нашему убеждению, каждая из высказанных в науке позиций в защиту того или иного
термина для обозначения преступлений с усложненной субъективной стороной является полностью
обоснованной (если учитывать не только субъективный критерий, но и особенности их законодательной
конструкции и квалификации) и не должна исключаться из научного оборота. Классическая же категория
(которая существует уже не один век) – «смешанная форма вины» – может использоваться как родовое
понятие, указывающее на усложненность субъективной стороны деликтов определенного вида (кстати,
именно такое его содержание, как нам представляется, и имел в виду А. Фейербах). При таком понимании
правовые категории «смешанная вина» и «двойная», «сложная» и «комбинированная формы вины» будут
соотноситься как родовое и видовые понятия. Считаем, что предложенный нами подход позволит устранить
противоречия относительно их толкования и разграничения, поскольку он, с одной стороны, удостоверяет
одинаковую юридическую природу отмеченного явления (усложненность субъективной стороны отдельных
преступлений), а с другой – демонстрирует видовые отличия (особенности), которые могут иметь место при
установлении вины в конкретном преступлении.
Список литературы: 1. Брайнін Я. М., Король М. М. Складна форма вини в радянському кримінальному праві // Рад. право.
– 1976. – № 2. – С. 19-23. 2. Дагель П. С. Проблемы вины в советском уголовном праве. Учен. зап. – Владивосток: ДГУ. – 1968. – Вып.
21. – Ч. 1. – 187 с. 3. Касынюк В. И. Уголовная ответственность за повреждение путей сообщения и транспортных средств: Текст
лекций. – Харьков: Юрид. ин-т, 1979. – 58 с. 4. Кириченко В. Ф. Смешанные формы вины // Сов. юстиция – 1966. – № 19. – С. 13-14. 5.
Кримінальне право України: Заг. ч.: Підруч. / За ред. В. В. Сташиса, В. Я. Тація. – 4-те вид., перероб. і доп. – Х.: Право, 2010. – 456 с. 6.
Пинаев А. А. Особенности составов преступлений с двойной и смешаной формами вины: Учеб. пособ. – Харьков: Юрид. ин-т, 1984. –
51 с. 7. Пионтковский О. А. Уголовное право РСФСР: Общ. ч.: Учеб. – М.: Госюриздат, 1925. – 216 с. 8. Пионтковский О. А. Советское
уголовное право: Особ. ч. : Учеб. – М.-Л.: Госиздат, 1928. – Т.2. – 252 с. 9. Про практику застосування судами кримінального
законодавства про повторність, сукупність і рецидив злочинів та їх правові наслідки. Пост. Пленуму Верхов. Суду України № 7 від 04.
06. 2010 р. // Вісн. Верхов. Суду України. – 2010. – № 7 (119) – 65 с. 10. Советское уголовное право: Ч. Общ.: Учеб. – М.: Юрид. лит.,
1964. – 458 с. 11. Спасович В. Д. Учебник уголовного права. – Спб.: Тип. И.Огрызко, 1863. – Т.1. – Вып. 1. – 428 с. 12. Таганцев М. С.
Русское уголовное право: Лекции: Ч. Общ. – Спб.: Изд-во гос. тип., 1902. – Т.1. – 815 с. 13. Фейербах А. Уголовное право: Соч. – Спб.:
Изд-во. мед. тип., 1810. – 329 с. 14. Шевченко Є. В. Злочини з похідними наслідками в кримінальному праві: Дис. …канд. юрид. наук. –
Х., 2001. – 201 с. 15. Шевченко Є. В. Злочини з похідними наслідками. – Х.: Вид-во СПД ФО «Вапнярчук», 2005. – 215 с.
К ВОПРОСУ СОДЕРЖАНИЯ И СООТНОШЕНИЯ ПОНЯТИЙ «СМЕШАННАЯ», «ДВОЙНАЯ» И «СЛОЖНАЯ
ФОРМА ВИНЫ»
В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ
Шевченко Е.В.
В статье рассматриваются содержание и соотношение таких понятий в теории уголовного права, как «смешанная»,
«двойная» и «сложная форма вины». Анализируются особенности конструирования некоторых составов преступлений,
влияющих на усложненность их субъективной стороны.
Ключевые слова: единичные преступления, преступления с производными последствиями, смешанная форма вины,
уголовное право.
THE QUESTION OF CONTENTS AND CORRELATION ON THE CONCEPTS “MIXED”, “DOUBLE”, “COMPLEX
FORM OF GUILT”
IN CRIMINAL LAW
Shevchenko E.V.
The article deals with the content and relation of the concepts “mixed”, “double”, “complex form of guilt” in the criminal law
theory. The features of desing some corpus delicte that influence the complicity of their subjective side are analyzed.
Key words: isolated crime, the crime with additional consequence, mixed form of guilt, criminal law.
Поступила в редакцию11.01.2011 г.