pdf 5.29Mb - Мир путешествий и приключений

нижка, которую кто-то забыл на черном кожаном кресле в Ургенчском аэропорту, называлась «Проблемы воздухоплавания» и была издана в Петербурге в 1910 году, когда воздухоплавание и в самом деле было еще нерешенной проблемой. Тогда еще горячо дебати ровались вопросы: за дирижаблями или за самоле тами будущее. На страницах иллюстрированных еже недельников красовались усатые и мужественные авиаторы в шлемах и кожаных куртках. Самолеты, похожие на бумажных змеев-переростков, да и недалеко ушедшие от бумажных змеев, болтались под сильным ветром, неуклюже размахивая велоси педными колесами. Авторы книги оказались людьми компетентными, они не только отлично разбирались в авиации свое го времени, но и были уверены, что именно за аппаратами тяжелее воздуха будущее. Хотя конкретные их прогнозы могли бы вызвать теперь лишь улыбку. Но это не удивительно. Нас разделяли полвека, и какие полвека... Я зачитался и не заметил, как ко мне подошла девушка в синей юбке. — Вас повезет Асеев, — сказала она. — По до роге забросите кровь в кишлак и к обеду возвра щайтесь — Гене придется еще раза два на ту сторону Аму-Дарьи сле тать, в Турткуль. Гена ждал меня у маленького ЯКа, такси с крылышками. Мы забрались в кабину и совсем по-земному захлопнули за собой дверцы. Пока Гена прогревал мотор, я смотрел на поле. ЯКи и АНнушки, выстроившиеся в ряд, готови лись к полетам. Они были похожи на носорогов или слонов, которые послушно открывают рот, чтобы ветеринар осмотрел им зубы. Они допуска ли механиков копаться в своих внутренностях, чистить их, мыть и чуть покачивали плоскостями, разминаясь перед длинным трудовым днем. Вереница пассажиров, подчиняясь сухому голосу репродуктора, потянулась от одноэтажного аэро вокзала к ближнему АН-2. Через пятнадцать минут самолет улетит в Нукус. Среди пассажиров было несколько узбекских бабушек — видно, гостили у родственников. Бабушки чувствовали себя на аэродроме как дома, хотя наверняка достигли уже солидного возраста, когда впервые узнали о том, что людям можно летать по воздуху. Вяло раскручивал стрекозиные крылья вертолет. — Нефтяники, — сказал Гена. — На работу ле тят. Где же ампулы? Ага, здесь, все в порядке. — Гена надел наушники. — Сейчас дадут «добро». Через пять минут мы вырулили на взлетную полосу, ЯК пробежал немного по ней и деловито принялся карабкаться в синее небо. Желтой лентой появилась впереди Аму-Дарья. Покачал нам крылья ми встречный самолетик. Внизу потянулись карты хлопковых полей. ТЫСЯЧИ МАШИН ПОДНИМАЮТСЯ НАД ЗЕМЛЕЙ, ЧТОБЫ НЕСТИ СВОЮ СЛУЖБУ. ТЫСЯЧИ ЛЮДЕЙ НАДЕВАЮТ ШЛЕМЫ, БЕРУТСЯ ЗА ШТУРВАЛ, ВГЛЯДЫВАЮТСЯ В ПРИБОРЫ. ДИСПЕТЧЕРЫ ОТДАЮТ КОМАНДЫ «ВАМ — ВЗЛЕТ!». НАЧИНАЕТСЯ ТРУДОВОЙ ДЕНЬ ВОЗДУШНОГО ФЛОТА СТРАНЫ. Журнал основан в 1861 году НАУЧНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ЖУРНАЛ ЦК ВЛКСМ ПУТЕШЕСТВИЙ, ПРИКЛЮЧЕНИЙ И ФАНТАСТИКИ НАВСТРЕЧУ ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЮ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ «СКОЛЬКО ПОТРЕБОВАЛОСЬ ТРУДА, ТА ЛАНТА, ПОДВИГОВ, СКОЛЬКО ПРИШЛОСЬ ПРЕОДОЛЕТЬ ВЫСОТ, СДЕЛАТЬ ОТКРЫ ТИЙ, ЧТОБЫ ВОТ ТАК ЕЖЕДНЕВНО, ЕЖЕ МИНУТНО ПРОИСХОДИЛО ВОКРУГ ОБЫК НОВЕННОЕ ЧУДО». ...О самолете, который ждут в больнице кишлака, и о летающих обсерваториях... Об испы тателях и первых дорогах в небе... О человеке, отвечавшем за то, чтобы все самолеты взле тали... СЛАВНЫЕ СТРАНИЦЫ СОВЕТСКОЙ АВИАЦИИ. ЗАПИСИ, ДОКУМЕНТЫ, ВОСПОМИНАНИЯ. РАС СКАЗЫ С БОРТОВ ЯК, АНТ-4, ЛИ-2, МИ-4... «СКЛОНИВ ГОЛОВЫ У ОБЛИЦОВАННОГО МРАМОРОМ ШУРФА, ЛЮДИ ВЗБИРАЮТСЯ ЗАТЕМ НА ТЕРРИКОН, ЧТОБЫ С ВЫСОТЫ ОКИНУТЬ ВЗГЛЯДОМ ГОРОД...» 25-ЛЕТИЮ ПОДПОЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ» ПОСВЯЩАЕТСЯ ФОТО ОЧЕРК О ЗЕМЛЕ КРАСНОДОНЦЕВ. «ИДУЩИЕ В ПОРТ КОРАБЛИ НЕОЖИДАН НО ИСЧЕЗАЮТ В ПЕСЧАНЫХ ДЮНАХ И ВДРУГ ОКАЗЫВАЮТСЯ В ПОКОЙНОЙ ЗЕ ЛЕНОВАТОЙ ВОДЕ НЕВИДИМОЙ С МОРЯ БУХТЫ. ЭТО, НАВЕРНО, ЕДИНСТВЕННЫЙ В МИРЕ ПОРТ, СОЗДАННЫЙ В ГОЛОЙ, ВЫЖЖЕННОЙ СОЛНЦЕМ СТЕПИ». О ГОРОДЕ-ГЕРОЕ ОДЕССЕ РАССКАЗЫВАЮТ НАШИ КОРРЕСПОНДЕНТЫ. Ф. СКОТТ ФИЦДЖЕРАЛЬД. Алмаз величиной с отель «РИЦ». МАРК ТВЕН. Беглые заметки об одной празд ной поездке. ДЖЕРАЛЬД ДАРРЕЛЛ. Звери-кинозвезды. «Джон Буль в цилиндре и в кепке» — штрихи английской жизни. Вести из Австралии, Алжира, Англии, Бра зилии, Голландии, Греции, Индии, с Каролинских островов, из Ливии, Мексики, ОАР, Перу, Рес публики Чад, США, Турции, Франции, Чехосло вакии, Швейцарии, Японии. 2 Гене нравилось лететь. У него было хорошее настроение. Он улыбнулся и крикнул мне: — Транспорт будущего! — и обвел рукой каби ну самолета. — Да и сейчас не было бы нас — что делать? Хоть удавись... Перелистанная только что книжка невольно за ставляла меня смотреть на окружающее как бы из прошлого, и то, что сейчас происходило со мною и вокруг меня, уже не казалось обыденностью. Поэтому и слова летчика настраивали на размыш ления. Тем временем наш ЯК снизился над белыми кубиками больницы и кружил, кружил над ней, торопя шофера «Скорой помощи» заводить машину и выезжать на окраину кишлака, где Гена собирал ся опуститься на минутку. Самолет летел уже так низко, что видно было: в белой комнате больницы, в операционной, сестры готовят инструменты. Сей час начнется операция. После больницы мы залетели к строителям кана ла в пустыне, прошлись над его трассой к верну лись, как обещали, к обеду. Перекусили в столовой у маленького зеленого хауза, в редкой тени поджарых кустов. Мне надо было возвращаться в город, а Гене — снова за штурвал. Рабочий день продолжался. Я смотрел, как взлетали над пыльным полем вертолеты, ЯКи и АНы. И подумал, что нечто подобное происходит сейчас на сотнях аэродромов нашей страны. Из бухты Тикси в Якутию везут рыбу — она нужна на алмазных приисках Мирно го; с вологодского базара возвращается домой, в Ве ликий Устюг, тетя Паша; воздушная экспедиция «Север-67» шлет машину с оборудованием в новый ледовый аэропорт «СП-15», а где-то в Челябинске пассажиры ТУ оживленно ругают Аэрофлот, кото рый уже пятый час не пускает их дальше — впереди плохая погода; и где-то на Камчат ке двойник Гены Асеева, может быть тоже Гена Асеев, кончает завтракать, чтобы везти ампулы с кровью в дальний поселок. Так ежедневно, еже минутно происходит вокруг обыкновенное чудо — люди поднимаются в воздух, чтобы сократить расстояние, чтобы скорее сделать свое дело, чтобы кому-то помочь или кого-то обрадовать. И их, пере секающих просторы страны по воздушным дорогам, миллионы, а точнее — ныне — пятьдесят три мил лиона в год. Уместно вспомнить также, что пятую часть мировых воздушных перевозок осуществля ют самолеты Аэрофлота. Технический прогресс... Но сколько же должно было произойти событий огромного социального значения, сколько потребо валось труда, таланта, подвигов, выучки, сколько пришлось преодолеть высот, сделать открытий, что бы вот так ежедневно, ежеминутно происходило вокруг это обыкновенное чудо! ЗАЖИГАЛКА ДЛЯ РОССИЙСКОГО 1919 году в Нижнем Новгороде, в 4-м Канавинском авиационном парке — скромном праотце будущих мощных заводов страны — состоялось небольшое торже ство. Парк посетил русский летчик-испытатель, один из первых советских пилотов, Российский. В память о встре че рабочие и летчики вручили Российскому зажигалку, сделанную в мастерских парка. Встреча же эта произошла по случаю первого перелета, совершенного с о в е т с к и м летчиком, перелета по марш руту Москва — Нижний Новгород — Казань — Самара — Нижний Новгород — Москва. Затеянный в разгар граждан ской войны, перелет преследовал отнюдь не спортивные цели. Задача его была очень важной — испытать новое горючее, изобретенное самим Российским. За десять лет до революции, студентом, Российский пришел в авиацию. Он сконструировал и построил пла нер, занимался у Жуковского, а потом перешел на за вод «Дукс» и стал одним из первых в России летчиковиспытателей. После Октябрьской революции Российский безоговороч но встал на сторону Советской власти. Как опытного и талантливого авиатора, его сделали председателем Воен но-революционного комитета по авиации. Советской власти в наследство от царской России до сталось три сотни самолетов самых различных марок и без запасных частей. У большинства из них скорости были малы и прочность невысока. Российский отвечал за то, чтобы самолеты взлетали, чтобы мастерские изготов ляли к ним запасные части, чтобы машины вовремя ре монтировались и даже строились — зачастую из облом ков старых аппаратов. Наконец, его заботой было и топ ливо. А достать его в те нелегкие годы было трудно. И Российский — человек изобретательный — нашел своеобразный выход из положения, он составил горючую смесь, которая могла заменить бензин. Правда, понача лу летчики скептически отнеслись к изобретению Россий ского, поэтому лететь на новой смеси пришлось ему са мому. Кончился этот перелет удачно. Командование объявило Российскому благодарность... И вот тут-то нужно сказать о втором обстоятельстве, сделавшем небольшой митинг в Канавинском авиапарке событием знаменательным. Па мятный подарок от имени коллектива вручил пилоту креп кий коренастый парень, пришедший в Красную Армию добровольцем, — слесарь авиапарка Валерий Чкалов. КАК ОТКРЫВАЮТ НЕБО то был один из самых ранних наших переле тов. Он предшествовал беспосадочным полетам через страну и через полюс. Нужно было узнать, на что способен новый самолет АНТ-4. В какой-то мере это была проверка и общих успехов нашей авиации, ее дебют в международном масштабе. Конечно, самый удобный — по глобусу — путь в Америку лежал через Европу. Но тогда, в 29-м году, он был непригоден. Лететь надо было не над глобусом. Слишком много было на пути враждеб ного неба, поэтому решено было лететь через Сибирь. В Омск следовало прибыть засветло, но не для того, чтобы знакомиться с городом, — просто ночные полеты и ночные аэродромы были тогда мечтой. Вот почему еще до восхода солнца самолет вырулил на линию костров и ушел в августовское небо. Перелет начался. И поначалу хорошо, если не считать строптивости одного мотора. После посадки в Красноярске он никак не хотел запус каться. Все же запустили. Впереди была Чита. До нее оставалось еще три часа лета, а самолет окружала ночь. Луна, сначала сопровождавшая его, спряталась у Яблонового хребта. Наступила полная темнота. За полчаса до Читы, когда там уже готовили костры для посадки, в кабину штурмана влетел бортмеханик: «Бензин кончается!» Почему это слу чилось? Его должно было хватить еще часа на полтора! Все это так и осталось тайной. Через пять минут моторы встали, и началось падение в ночь... Америка стала еще дальше, чем была в начале полета. Экипаж прорывался через тайгу, и далеко позади лежал разбитый АНТ-4, такой же темный, как ночные тени леса. Мастерство пилота, проч ный фюзеляж да, пожалуй, деревья спасли людей. Прорвать меридианы не удалось. Словно собран ные в пружину, они теперь отбрасывали экипаж назад. Без самолета. Тайга оставила его себе. О н и вернулись в Москву 22 августа. Но на дру гое утро... «На рассвете самолет «Страна Советов» возобно вил свой перелет в Нью-Йорк, — писала «Прав да»... — Экипаж самолета тот ж е : командир воз душного корабля Шестаков, морской летчик Боло тов, аэронавигатор Стерлигов и бортмеханик Фуфаев...» Снова все началось «от печки»... Их было всего Два — АНТ-4-х. Сейчас они летели на последнем. С капризными моторами БМВ-6 немецкой фирмы и без радиосвязи, с уста ревшими разномасштабными картами и без таких привычных теперь устройств, как автопилот или радиокомпас... Даже без парашютов! К тому же в Хабаровске машину нужно было превратить из ко лесной в гидро, а после океана снова в колесную. Для этого в Сиэтле дожидалось запасное колесное шасси, а в Хабаровске... В Хабаровске их подсте регала пресная вода. Обыкновенная пресная вода Амура! Поплавки испытывали на Черном море, а вода там плотнее амурской — и здесь самолет не мог взлететь, вода не отпускала его. Выгрузили все, что только можно, а он все равно не взлетал. Последней жертвой воде была часть горючего — рискованная жертва! Из баков капля за каплей выливались будущие километры полета, и только абсолютно прямой курс мог спасти положение. Это при боковых-то ветрах... Но зато — прощай, пресная вода! Уйдя от родного берега, самолет должен был пройти 1100 километров над открытым морем и выйти на островок Атту. Промахнувшись, он уже никуда прилететь не мог, только в волны — не хватило бы горючего. С борта все чаще падали навигационные бом бы — так измерялся снос. Но ошибка все копи лась и копилась. Самолет нес ее в себе. Только в середине пути удалось подняться выше облачности, и курс был исправлен по Солнцу. Первым остров увидел Болотов. Но и здесь не повезло. Ветер сделал бухту Чи чагова ловушкой. Три дня он дул в море. Машина все пыталась взлететь и не могла — ветер был попутный. Его бы в небе, а не на воде! Н а к о н е ц природа пришла на помощь... тайфуном. Нет худа без добра — тайфун помог подняться и долгое время дул в хвост. Скорость увеличилась почти вдвое. Но вошли в полосу дождей. Струи хлестали в открытые кабины, и самолет швыряло над волнами... Единственный раз он летел в солнечную погоду лишь на следующем отрезке пути. А впе реди была Ситка, это уже в Америке, и опять ту ман, дождь... Волны ходили под самыми крыльями, когда вдруг забарахлил левый мотор. Болотов чу дом держал самолет на 50—100 метрах. Садиться на штормовое море — это была смерть... «Представитель Амторга в Сиэтле сообщает, что на стр 6 3 ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО За последние годы в несколько раз увеличи лось число международ н ы х л и н и й , к о т о р ы е об служиваются советскими самолетами. Их теперь пятьдесят одна. Ныне на аэродромах Дели, Ран гуна, Токио, Монреаля, Лондона и Каира самоле ты Аэрофлота с к р а с н ы м флагом на хвостовом оперении стали явлением привычным и обыден н ы м . ТУ и ИЛы переби раются через Гималаи, перелетают Атлантику, проносятся над Сахарой. На м е ж д у н а р о д н ы х вы ставках и салонах н а ш и самолеты и вертолеты часто з а н и м а ю т первые места и, к у п л е н н ы е за граничными авиакомпа н и я м и , осваивают трас сы на всех к о н т и н е н т а х . Пассажиры вылетают из Токио у т р о м , и у т р о еще не успевает к о н ч и т ь с я , к а к они входят в вокзал Шереметьевского аэропорта. А вскоре, ко гда ТУ-114 у с т у п и т ме сто м е ж к о н т и н е н т а л ь н ы м ИЛ-62 и ТУ-144, кото рые будут развивать ско рость до двух с полови ной тысяч километров в час, тогда, вылетев из того же Токио днем по сле обеда, вы прилетите в Москву к раннему завтраку... Рисунок А. ГУСЕВА Над Авачинским вулканом. американское судно, разыскивающее «Страну Сове тов», нашло самолет невредимым на побережье Аляски, приблизительно в 120 милях от Ситки...» — писала «Правда» 4 октября 1929 года. «Агентство Ассошиэйтед Пресс сообщает из Грэга (на острове принца Уэльского), что два человека из экипажа «Страны Советов» прибыли туда и сообщили, что самолет вынужден был сде лать посадку вследствие дефекта в левом моторе. Посадка была сделана у водопада, в 12 милях от Грэга. Полет невозможно возобновить, пока не прибудет новый мотор из Сиэтла». Но это уже была Америка. Меридианы рассту пились! «14 октября, в 10 час. 10 мин., самолет «Страна 6 Советов» прилетел в Сиэтл. Весь путь пройден в тумане и при сильном шторме. Садиться при шлось в непогоду. (Командир американского крей сера «Челен», встречавший на рейде «Страну Со ветов», заявил, что в такую погоду не осмелился бы выйти в море.) Океан позади». Командир корабля Семен Александрович Шестаков не поста вил в своей телеграмме восклицательного знака. Но океан был позади! Начался триумфальный по лет над Америкой. И пусть госдепартамент отказался принять эки паж в Вашингтоне — он опасался, как бы офици альный прием советских летчиков не был истол кован как признание Советского правительства Соединенными Штатами. Но Америка буквально носила наших летчиков на руках, а крылья и фю- зеляж самолета были покрыты тысячами привет ственных надписей. Маршруты подобных перелетов превратились со временем в проверенные пассажирские трассы. Они стали обычными, как поездка в поезде. Регуляр ными рейсами летают самолеты через Атлантику и через полюс, по путям, пройденным советскими пионерами дальних перелетов. ...Несколько лет назад в Рангуне, столице Бирмы, все советские люди, кто жил там, собрались ночью на аэродроме. Один за другим на посадочную полосу опусти лись два самолета. Они не спеша, солидно подру лили к зданию аэропорта. Сто пассажиров сошли с самолетов, быстро пе ремешались с встречавшими и все вместе прошли в зал. У пассажиров этих самолетов был час или два времени, и они не хотели отдыхать: «На сле дующем отрезке пути выспимся. Вы лучше расска жите, как тут живете...» Это в Антарктиду летела смена зимовщиков. Летела по маршруту Москва — Мирный, через полземли. Первый межконтинентальный перелет в Антарк тиду проходил как обычный рейсовый полет. И, чи тая в газетах, слушая по радио краткие сообщения с борта: «Все в порядке, полет проходит благопо лучно», — просто трудно было себе представить, что наши летчики впервые пересекают планету через все ее пояса. Два рейсовых самолета ИЛ-18 и АН-12 — сверх комплекта на них дополнительные баки с горючим, а самолет АН-12 оборудован для дальнейшей рабо ты в Антарктике как «летающая обсерватория». Два экипажа, многие из членов которых летали уже не только на Дальнем Севере, но и в Антарктике. Все продумано, все подготовлено, все нацелено на то, чтобы перелет прошел по задуманному плану. И потому что пилоты, ведущие машины над континентами и морями к южному материку, как бы концентрировали в себе разум и волю, энергию и уменье всех их коллег и предшественников, имен но потому беспримерный перелет 1961 года Мос ква — Антарктида оказался таким обычным... У М Е Н Ь Е полярной авиации много дел, и с каждым годом становится все больше. Одно из них — помо гать науке. Два ЛИ-2 с небольшим интервалом стартовали с заснеженного полярного аэродрома и, подобрав лыжи, не теряя друг друга из виду, взяли курс на северо-восток. Шли на шестьсот, визуально, ниже облачности. Вскоре смутно белевший ровной пеленой лед за пестрел бесконечными грядами торосов, трещинами и зеркалами разводьев. Когда штурманы обоих самолетов, сверившись с береговыми пеленгаторами, подтвердили, что вы шли в означенный квадрат, машины развернулись и разошлись по заранее намеченным «углам». Начался поиск. С первого же взгляда стало по нятно — квадрат занозистый, трудно будет среди таких торосов отыскать площадку, подходящую для посадки. Но что поделаешь, если ученым во что бы то ни стало нужно установить свою ДАРМС — дрейфующую автоматическую радиометеостан цию — именно здесь. Два десятка автоматов уже дрейфовали по океану, передавая на материк цен ную информацию. Не сомневался никто, что и на этот раз будут «высажены» на лед еще одна, а может, две новые радиовехи, после чего можно будет спокойно разъехаться по домам... Летчики примеривались к вроде бы подходящей льдине и на бреющем утюжили ее. Через час Юлий Ефимович Векслер доложил по рации ко мандиру другого ЛИ-2 о том, что у него на при мете есть льдина метров на девятьсот. — А у меня, — ответил Иван Кириллович Коломиец, — тысячи «а полторы. — Иду к тебе, — последовал ответ. «Мы вместе осмотрели льдину, — рассказывал потом Векслер. — Подозрений она не вызвала ни у кого. Гидрологи после совещания тоже дали «добро». Сбросили дымовые шашки. Коломиец сообщил, что пойдет на посадку, Векслер стал пристраивать свой самолет ему в хвост. В задачу Векслера теперь входило наблюдение за цветом следа, оставляемого лыжами уже сколь зящего по льду самолета, чтобы в случае, если след будет темным, успеть предупредить об этом Коломийца. Тогда тот, не замедляя бега, переведет свою машину на взлетный режим и успеет поки нуть подозрительную льдину. Самолет Коломийца постепенно терял скорость, след был белым, Векслер прошел над ним и на некоторое время потерял из виду машину товарища. Когда же, удивленный молчанием Коломийца, Векс лер сделал разворот, то увидел: самолет приник ко льду носом. Было видно, как выскакивают через астролюк люди. Он пересчитал их. Сделал еще заход, отлегло от сердца — теперь на льдине были все. Коломиец покинул самолет последним. Надо садиться на ту же льдину. Снова и снова проходил Векслер над льдиной, еще тщательнее осматривая ее, взвешивая все «про тив» и «за». После одного из заходов, развернув шись, он увидел, что на том месте, где только что стоял самолет, чернела полынья. Ох и тоскливо же было смотреть на столпившуюся у края полыньи горстку людей... Наконец, нашли местечко, где проступавшие сквозь снег надолбы указывали, что лед здесь до статочно толст. Оставалось только сесть так, чтобы не поломать о них лыжи. Узкая была посадочная полоса и короткая. Но не зря полярных летчиков учат садиться в след приземлившегося ранее самолета. Векслер удачно посадил машину и взлетел, увозя экипаж затонув шего самолета. На разборе летного происшествия кто-то из чле нов комиссии спросил Векслера: не разумнее ли было вернуться на базу и вызвать для спасения людей вертолет? — Нет, — ответил Векслер. — Ждать было нельзя. Вертолета поблизости не было. Через пять часов после нашего возвращения нача лась ожидаемая пурга. Лишь через два дня мы смогли вылететь и на том месте, где утонул самолет, льдины не нашли. Под нами чернела чистая вода... 7 ПОЛЕТ В УЩЕЛЬЕ эродром в Душанбе, жаркий, на каленный, как аквариум без во ды, выставленный на целый день на солнце. Большой, шумный, деловитый. Отлета на Хорог пришлось ждать до вольно долго — нужна была ясная погода. Не просто ясная, а погода без единого облачка. ИЛ вклинился в ущелье — верши ны по сторонам поднимались на нес колько сот метров — и взял курс на ближайшую скальную стенку. Доле тев до нее, он резко повернул и оты скал еще одно ущелье, уже прежне го, круче прежнего, и пополз между скал, которые сходились иногда так близко, что казалось, высунь руку из окошка, дотронешься до черного кам ня, хранящего в расщелинах давниш ний снег. Час полета до Хорога — час бес конечного утомительного виляния по ущельям, которые экипаж должен знать назубок — самолет ведут ви зуально. И ясно, почему погода дол жна быть идеальной: чуть затянет облаками входы в ущелья Памира, можно ошибиться щелью. А обратно выхода нет, развернуться негде. Наконец впереди ущелье пошире ИСПЫТАНИЕ сли бы испытатель и вправду был человеком с плакатно-каменными скулами, который шутя сверлит взглядом кучевые облака, а перистые и за облака не считает... А он не каменный. И в полете с ним мысли, захвачен ные с земли. Со своим подопечным МИ-4 — замечательной машиной, изобретенной для мест, где самолет пока бессилен помочь людям, ибо ему негде при землиться, — Василий Петрович Колошенко побы вал почти в сорока странах и уже привык к роли полпреда советской техники. Теперь Индия. Несколько лет назад индийцы пригласили всех, кто хотел бы продавать свои вертолеты, чтобы сде лать выбор. Это был наш дебют, открытое сорев нование с лучшими машинами Запада. К американскому вертолету, когда его раскрыли, сбежались все, кто только мог. Белоснежный, сия ющий на солнце, он был великолепен. Василий Петрович тоже любовался им. Ну, посмотрели, ста ли открывать свой. Его везли через океан, от дождей дерево ящика разбухло, зажало болты — пришлось взламывать, не обращая внимания на зевак. Наконец раскры ли... Вертолет был зеленый, прямо из серии. 8 других. Самолет приземляется на ма ленькую посадочную полосу, чуть изогнутую — на прямую не хватило места в долине. Вылезают в све жесть памирских гор пассажиры, вы ходят поразмяться летчики, им надо будет возвращаться. И один из них, закуривая, говорит московским кор респондентам: — Вторая по сложности трасса в мире. Такое заявление, особенно сразу после полета, неизбежно вызывает вопрос: — А первая? — Первая где-то в Кордильерах. Впервые самолет прилетел сюда, на Памир, почти сорок лет назад. Это был маленький биплан. Перед тем как проложить воздушную трассу, пилоты прошли весь путь на лошадях и пе шком, по оврингам — головоломным тропам Памира. И потом летели по еще не изученным ориентирам, поч ти вслепую. И пролетели — ведь каждую трассу кто-то проходит в первый раз... Сегодня это трасса как трасса, и на ней действует самое обычное распи сание. Вот это и делает ее самой ин тересной в мире. Вскоре стали известны условия соревнований. Они были довольно необычны: все полеты должны проводиться каждой из команд совершенно тай но; никто не должен знать ни одного показателя соперника; заботу о секретности полетов берет на себя индийская правительственная комиссия; поле ты инспектируют индийские летчики; первый пере лет: Бомбей — Дели. Экипаж на борту. Индийский летчик в правом кресле — очень заметно, как ему это приятно. В английских машинах правое кресло — коман дирское. Пуск! Лопасти начинают разбег, будто щупают воздух, ищут опору. Интересно, что замечает этот чуть чопорный индиец? Колошенко поглядывает на него. Замкнутое лицо. Не много на таком прочтешь. Ры чаги перед ним исправно повторяют движения рук командира. А все-таки что он может заметить? Потом Колошенко узнает, что он замечал все. Деревья теряют стволы, превращаясь в кусты. Не сдвигаясь в стороны, уходит земля — просто отодвигается. Ее отталкивает столб, невидимо воз никший между ней и вертолетом, столб воздуха, упругий, как стена. Индиец что-то пишет. Буквы легли ровно и чет ко, словно он сидел за столом в тихой комнате. После полета Колошенко прочтет их. «Взлетели с Бомбейского аэродрома». Что нужно от этого полета? Колошенко не знает. Он может показать все. Но что должен записать индиец? Своими руками, лежащими на Аэропорт на «СП-13». рычагах, пилот продиктует ему каждое слово. Но какие слова нужны? Неизвестно. Равнина у горизонта застыла, но тут же поползла назад, будто ее потащили туда, медленно, плавно. «Легли на курс». А все-таки, что бы он там ни писал, отличная машина. Колошенко опять взглянул вправо и дал себе слово больше не смотреть туда — бесполезно. Надо просто думать. Груза на борту нет, подни маться под потолок тоже вроде незачем. Показы вать маневренность? Ни к чему, все еще впереди... Так, значит, скорость. Конечно же, скорость! Каж дая минута в воздухе влетает в копейку, и чем меньше быть в полете, тем лучше. «Полет проходит нормально». Равнина с прямоугольниками посадок уходит и уходит. Неважное здесь место — сушь. Колодцы темнеют внизу точными кругами — цементные ко лодцы. Возле них больше всего людей: раз не по лил — и все пропало... Опять пишет. Чего бы сейчас? «Прямо по курсу — горы». Муссон. Облачность до земли. Огибать нельзя, это — время. Да и куда огибать? Садиться?! Спо койно... «Подлетаем к горам. Сплошная облачность. Ка кое решение примет командир! Необходима по садка». Вертолет вошел в белизну. И сразу будто все застыло. Только шум винта. Лопасти вертелись где-то в белизне и, невидимые, будто оторванные от грузного тела машины, несли ее вперед. А каза лось, что вертолет крался в бесконечной облачно сти, но это только хотелось, чтобы он крался — тихо, осторожно, не ушибиться бы... А он стреми тельно пересекал спрятанное пространство, и где-то внизу летела земля, и одного ее шалого выступа вполне хватило бы, чтобы оборвать полет... Про свет — молоко, просвет — молоко... Вырвался! Колошенко взглянул направо. Он и забыл о своем судье. Что он запишет теперь? «Вошли в облачность. На борту было девять че ловек». Английские буквы прыгали, наползая друг на друга. ПОСТСКРИПТУМ Василий Петрович успел рассказать лишь о пер вом перелете, «самом интересном». У него сейчас начались ночные полеты, и днем ему надо «накап ливать энергию». Это будет новый вертолет, «сказать о нем пока нечего». А МИ-4 летают в Индии. Их там несколько де сятков. И тот индийский летчик сидит теперь в левом, командирском кресле. Его научил летать на МИ-4 Колошенко. Материалы готовили: Ю. ЛЕКСИН, И. МОЖЕЙКО, В. ОРЛОВ. Фото В. КУНЯЕВА, А. ЛЕХМУСА, Ю. МУРАВИНА, В. ОРЛОВА 9 Фантастическая повесть I жон Т. Энгер происходил из семьи, которая вот уже несколько поколе ний была хорошо из вестна в Гадесе 1 — маленьком городке на Миссисипи. Отец Джо на год за годом удерживал в жарких схватках звание чемпио на по гольфу среди игроков-лю бителей. Миссис Энгер славилась, по местному выражению, «от парников до турников» своими политическими речами, а юный Джон Т. Энгер, которому только что исполнилось шестнадцать, пе ретанцевал все последние ньюйоркские танцы еще до того, как сменил короткие штанишки на брюки. Теперь он покидал род ной дом — и надолго. Преклоне ние перед образованием, которое будто бы можно получить только в Новой Англии, — бич всех про винциальных городков, лишаю щий их самых многообещающих молодых людей, — обуяло роди телей Джона. Сын их должен был поступить в колледж Св. Мидаса близ Бостона — ничто другое их не устраивало. Гадес не был до 1 Г а д е с , или Аид, — в мифоло гии — подземное царство. — Прим. пер. 10 стоин воспитывать их любимого высокоталантливого сына. Надо сказать, что жителям Га деса — и вам это известно, если вы там бывали, — названия са мых модных приготовительных школ и колледжей говорят очень мало. Жители города так давно и далеко отстали от жизни боль шого света, что хоть и делают вид, будто следуют моде в одеж де, манерах и литературных вку сах, по существу, питаются слуха ми; и, например, торжественный прием, который в Гадесе счи тается изысканным, какая-нибудь чикагская мясная принцесса на верняка сочтет «чуточку безвкус ным». Джон Т. Энгер должен был вотвот уехать. Миссис Энгер с ма теринской безудержной заботли востью набила его чемоданы по лотняными костюмами и электри ческими вентиляторами, а мистер Энгер вручил сыну асбестовый бумажник, туго набитый деньгами. — Помни, тебя всегда здесь ждут, — сказал он. — Можешь быть уверен, мой мальчик, наш домашний очаг никогда не по тухнет. — Я знаю, — охрипшим голо сом ответил Джон. — Никогда не забывай, кто ты и откуда ты родом, — с горде ливым видом продолжал отец, — и ты не совершишь ничего дур ного. Ты Энгер... Из Гадеса. И вот отец и сын пожали друг другу руки, и Джон покинул дом, обливаясь слезами. Через десять минут он перешагнул границу города и остановился, чтобы бро сить назад прощальный взор. Старомодный викторианский де виз над воротами показался Джо ну удивительно милым. Отец его время от времени пытался спо собствовать тому, чтобы девиз этот сменили на что-нибудь более энергичное, более задорное, к примеру: «Гадес — твой шанс», или хотя бы на простое «Добро пожаловать» поверх сердечного рукопожатия из электрических лампочек. Старый девиз, по мне нию мистера Энгера, производил несколько удручающее впечатле ние, но сейчас... Итак, прежде чем решительно обратить лицо к цели, Джон оглянулся в последний раз, и в этот миг ему показалось, что огни Гадеса на фоне вечернего неба исполнены какой-то душев ной притягательной красоты. Колледж Св. Мидаса располо жен недалеко от Бостона, в по лучасе езды на «роллс-ройсе». Точного же расстояния никогда не узнают, ибо никто, кроме Джо на Т. Энгера, не прибывал и, ве роятно, не прибудет туда иначе как в «роллс-ройсе». Св. Мидас — самая дорогая и самая привилегированная на свете муж ская приготовительная школа. Первые два года прошли для Джона приятно. Отцы всех маль чиков были денежными тузами, и Джон проводил каждое лето у кого-нибудь в гостях на одном из модных курортов. Сами маль чики, которые его приглашали, ему вполне нравились, но их от цы... отцы были почему-то как две капли воды похожи друг на друга, и Джон на свой мальчи шеский лад задумывался над этой поразительной схожестью. Если он упоминал о своем род ном городе, они неизменно зада вали вопрос: «Небось жарковато там?», и Джон выдавливал из се бя подобие улыбки и ответ: «Да, действительно». Он отвечал бы куда искреннее, если бы эту шут ку отпускал не каждый из них. Но они в лучшем случае чередо вали ее с вопросом, не менее для него ненавистным: «Ну и как, вам жары хватает?» В середине второго года в клас се Джона появился спокойный красивый мальчик по имени Пер си Вашингтон. Новичок очень приятно держал себя и был на редкость хорошо одет, на ред кость даже для колледжа Св. Мидаса. Однако по неизвест ным причинам он сторонился остальных учеников. Единствен ный, с кем он подружился, был Джон Т. Энгер, но даже с ним он никогда не откровенничал и молчал обо всем, что касалось его дома и семьи. То, что он бо гат, разумелось само собой, но, помимо собственных заключений, Джон очень мало знал о своем товарище. Поэтому, когда Перси пригласил его провести лето «у нас на Западе», Джон, ожидая, что любопытство его будет щед ро вознаграждено, принял пред ложение не раздумывая. Только когда они очутились в поезде, Перси впервые сделал ся словоохотлив. В один прекрас ный час, когда они сидели за ленчем в вагоне-ресторане и об суждали недостатки своих соуче ников, Перси вдруг резко пере менил тему и сделал неожидан ное замечание: — Мой отец самый богатый человек в мире. — Да? — вежливо отозвался Джон. Он не мог придумать ни какого другого ответа на столь откровенное сообщение. Он хо тел было сказать «Приятно слы шать», но это прозвучало бы как-то фальшиво, чуть не сказал «Правда?», но вовремя удержал ся, так как это могло быть при нято за недоверие. А такое по разительное утверждение вряд ли подлежало сомнению. — Неизмеримо богаче всех, — повторил Перси. — Я читал во «Всемирном аль манахе», — начал Джон, — буд то в Америке есть один человек с годовым доходом свыше пяти миллионов и четверо с доходом свыше трех, а еще... — Подумаешь, — Перси пре зрительно скривил губы, — де шевые капиталисты, финансовая мелкая сошка, жалкие торговцы и ростовщики. Мой отец мог бы купить их всех с потрохами и не обеднеть ни на грош. — Но как ему удается... — Почему не зарегистрирован е г о подоходный налог? Да пото му, что он его не платит. Во вся ком случае, платит ничтожный, далеко не соответствующий его настоящему доходу. — Значит, он очень богат,— сказал Джон просто. — Я рад этому. Мне нравятся очень бога тые люди. Чем человек богаче, тем больше он мне нравится. — На его смуглом лице появилось выражение страстной искренно сти. — Прошлой пасхой я гостил у Шнлицер-Мэрфи. У Вивиан Шнлицер-Мэрфи есть рубины с куриное яйцо и сапфиры точно шары, светящиеся изнутри... — Я люблю драгоценные кам ни, — горячо согласился Пер си. — Мне бы, конечно, не хоте лось, чтобы в школе про это узнали, но у меня у самого на стоящая коллекция драгоценных камней. Я их собирал вместо ма рок. — И еще алмазы, — с жаром продолжал Джон. — У ШнлицерМэрфи я видел алмазы величи ной с грецкий орех... — Подумаешь. — Перси накло нился вперед и понизил голос. — Это пустяки. Вот у моего отца есть алмаз побольше отеля «Риц». II Заходящее солнце Монтаны ле жало между двух гор, словно ги гантский кровоподтек, от которо го во все стороны по ядовитого цвета небу разбегались темные жилки. Далеко внизу, припав к земле, затаилась деревушка Фиш, маленькая, унылая, позабы тая богом. Там, в этой деревушке Фиш, по слухам, жили двенадцать угрюмых загадочных душ и бук вально доили голую скалу, на которой их произвела на свет не кая таинственная населяющая си ла. Они давно уже стали особой расой, эти двенадцать из дере вушки Фиш, — природа, создав их когда-то из прихоти, по зре лом размышлении отказалась от них и предоставила самим бороться и вымирать. Из лилового кровоподтека на горизонте выползла длинная це почка движущихся огней, нару шив пустынность, и тогда двена дцать из деревушки Фиш собра лись, как привидения, у дощатой станции, чтобы поглазеть на семи часовой трансконтинентальный экспресс, идущий из Чикаго. Примерно шесть раз в году трансконтинентальный экспресс по чьему-то неведомому приказу останавливался у деревушки Фиш, и тогда из поезда высажи вались один или двое, влезали в появлявшуюся из сумерек дву колку и отъезжали в сторону багрово-синего заката. Наблюдать это необъяснимое, ни с чем не сообразное явление стало своего рода ритуалом для жителей дере вушки Фиш. Наблюдать — и только; у них ни на йоту не оста лось животворящей мысли, кото рая бы побудила их дивиться или размышлять, иначе из этих посещений могла бы вырасти религия. Но жители деревушки Фиш были по ту сторону всякой религии, даже наиболее нагие и примитивные догматы христиан ства не могли пустить корни на этой голой скале; поэтому не бы ло здесь ни алтаря, ни жреца, ни жертвы; лишь в семь часов — ежевечерняя немая сходка у до щатой хибарки, братство, возно сящее к небу смутное вялое удивление. В этот июньский вечер Вели кий Тормозной, которого жители деревушки, пожелай они обожест вить хоть что-нибудь, вполне мог ли бы счесть своим божествен ным избранником, повелел так, чтобы семичасовой поезд оставил свой человеческий (или бесчело вечный) груз в деревушке Фиш. В две минуты восьмого Перси Вашингтон и Джон Т. Энгер вы садились, быстро прошли под взглядом двенадцати заворожен но глядевших, широко раскрытых испуганных пар глаз, влезли в двуколку, которая вынырнула явно ниоткуда, и укатили прочь. Через полчаса, когда сумерки сгустились во мрак, молчаливый негр, который правил лошадьми, 11 лимузина. — Прости, что при окликнул какой-то неподвижный шлось везти тебя в двуколке, но, темный предмет, маячивший впе сам понимаешь, невозможно по реди. В ответ на оклик этот пред казывать наш автомобиль пасса мет направил на них светящийся жирам поезда или этим несчаст диск, который уставился на них ным деревенщинам. из бездонной тьмы, словно злоб — Вот это да! Какой автомо ное око. Двуколка продолжала биль! — восклицание это вырва двигаться дальше, и Джон скоро лось у Джона при виде внутрен увидел, что это задний фонарь ней отделки лимузина. Обивка громадного автомобиля, который представляла собой множество был больше и великолепнее всех прелестных миниатюрных гобеле виденных им автомобилей. Корпус нов, затканных шелком, шитых его из блестящего металла был драгоценными камнями и поло темнее никеля и светлее серебра, женных на фон из золотой парчи. втулки колес усажены искрящи Два кресла, в которые блаженно мися желто-зелеными геометри погрузились мальчики, были оби ческими фигурами. Джон не ты материей, напоминавшей бар осмелился предположить — стек хат, но сотканной как бы из не ло это или драгоценные камни. счетных разноцветных кончиков Подле автомобиля стояли на страусовых перьев. вытяжку два негра в сверкающих — Какой автомобиль! — снова ливреях, какие можно видеть на воскликнул потрясенный Джон. изображениях королевской про — Этот? — рассмеялся Пер цессии в Лондоне; они привет си. — Да это же старая развали ствовали юношей, когда те со на, он у нас вместо фургона. шли с двуколки, на непонятном Они уже плавно катились во языке, в котором гость уловил тьме к пролому между двумя го что-то похожее на негритянский рами. южный диалект. — Мы будем на месте через — Входи, — сказал Перси сво полтора часа, — сказал Перси, ему товарищу, когда их чемода ны забросили на чёрный верх - поглядев на часы, висевшие на стенке лимузина. — Должен тебя предупредить, ничего подобного ты еще не видел. Если автомобиль был залогом того, что предстояло увидеть Джону, то он заранее пригото вился изумляться. Наивная на божность, свойственная гражда нам Гадеса, предписывала прежде всего ревностно поклоняться бо гатству и безмерно его уважать. Испытывай Джон что-нибудь иное, кроме блаженного смире ния перед богачами, родители сочли бы это ужасным кощун ством. Они уже достигли пролома между двумя горами, и как только автомобиль въехал туда, дорога стала менее ровной. — Если бы сюда заглядывала луна, ты бы увидел, что мы сей час в глубоком ущелье, — ска зал Перси, пытаясь разглядеть что-либо за окном. Он сказал несколько слов в микрофон, и тотчас же ливрейный лакей вклю чил прожектор, и громадный луч заскользил по склонам. — Видишь, сплошные камни. Обыкновенный автомобиль раз бился бы вдребезги через каких- нибудь полчаса. Собственно, если не знать дороги, тут в пору прой ти только танку. Чувствуешь, мы поднимаемся. Дорога действительно заметно пошла вверх, и через несколько минут с гребня мальчики увидели вдали только что появившуюся тусклую луну. Неожиданно авто мобиль остановился, и из темно ты возникло несколько фигур — тоже негры. Снова юношей при ветствовали на том же смутно знакомом диалекте. Затем негры захлопотали вокруг лимузина, и в одну минуту четыре огромных троса, свисавших откуда-то сверху, зацепили крюками втулки огромных колес, усаженных дра гоценными камнями. Раздалось гулкое «Э-гей!», и Джон почув ствовал, что автомобиль медлен но отрывается от земли: выше, выше, вдоль самых высоких скал по обеим сторонам, еще, и, нако нец, перед ним открылась зали тая лунным светом извилистая долина, столь неожиданная после предшествующего нагромождения скал. Только с одной стороны у них еще оставалась скала, но вот пропала и она. Было очевидно, что их перенес ли через устремленный в небо гигантский каменный клинок, пе рекрывавший ущелье. Спустя мгновение они уже опускались вниз и вскоре с мягким стуком коснулись ровной земли. — Худшее позади, — прогово рил Перси, прижимаясь лицом к стеклу. — Осталось всего пять миль, да и то по нашей собствен ной дороге — до самого конца двухрядный кирпич. Это уже на ши владения. Здесь кончаются Соединенные Штаты, любит гово рить отец. — Мы в Канаде? — Отнюдь. Мы в центре Скали стых гор. Но ты сейчас находишь ся на тех пяти квадратных милях Монтаны, где никогда не производилась топографиче ская съемка. — Почему так? Забыли? — Нет, — Перси улыбался. — Они трижды пытались это сде лать. В первый раз дед подкупил целиком департамент штата, ве дающий топографической съем кой; во второй — специально для него подделали официальные карты Соединенных Штатов, это Рисунки В. ЧЕРНЕЦОВА дало пятнадцать лет отсрочки. Последний случай оказался труд нее. Отец устроил так, что их компасы оказались в сильнейшем искусственно созданном магнит ном поле. По его заказу был из готовлен комплект съемочных ин струментов с неуловимым дефек том, благодаря которому нашей территории как бы вообще не су ществовало, а затем этими инст рументами подменили те, кото рыми должны были производить съемку. Кроме того, пришлось из менить течение реки и соорудить на ее берегах подобие города, так что его можно было принять за городок, расположенный в до лине десятью милями дальше. Для нас страшно только одноединственное, что может нас обнаружить, — заключил Перси. — Что же это такое? Перси понизил голос. — Аэропланы, — шепнул он.— У нас есть шесть зенитных пу шек, и до сих пор мы справля лись с этой проблемой. Правда, бывали смертельные исходы и набралось порядочно пленных. Нас с отцом, сам понимаешь, это не волнует, но маме и девочкам неприятно. И потом всегда есть риск, что когда-нибудь нам не удастся справиться. Лоскутья и обрывки нежных шиншилловых облаков скользили по зеленой луне, словно драго ценные восточные шелка, вы ставляемые напоказ перед та тарским ханом. Джону почуди лось, будто сейчас день и будто в небе над ним парят юноши и сыплют сверху религиозные бро шюры и проспекты патентован ных средств, что сулят надежду отчаявшимся, закованным в ка мень деревушкам. Ему чудилось, будто юноши выглядывают из-за облаков и всматриваются, всмат риваются в то, что есть там, куда везут Джона. А что дальше? Вы нудит ли их спуститься какое-ни будь хитроумное устройство и они останутся там, в заточении/ вдали от патентованных средств и от брошюр, до самого судного дня? Или же, если они ускольз нут из ловушки, внезапный клуб дыма и разорвавшийся снаряд повергнут их на землю и тем до ставят «неприятность» матери и сестрам Перси? Джон тряхнул головой, и с полураскрытых губ его сорвалось беззвучное подо бие смеха. Какое безрассудство там скрывалось? Какая благовид ная уловка чудака-креза? Какая страшная золотая тайна? Шиншилловые облака проплы ли мимо, и горная ночь сдела- 13 лась светла как день. Кирпичная дорога мягко льнула к толстым шинам; путешественники обогну ли тихое озеро в лунном свете, на миг погрузились во мрак сос нового бора, прохладный и остропахнущий, и вдруг очутились в широкой аллее, которая перехо дила в большую лужайку, и воз глас восторга, вырвавшийся у Джона, раздался одновременно с лаконичным «мы приехали», произнесенным Перси. На берегу озера, выделяясь в ярком свете звезд, вздымался прекрасный замок; сияя мрамо ром, он достигал середины при мыкающей горы и, полный изя щества, совершенной симметрии и полупрозрачной женственной томности, как бы растворялся, сливаясь с густой чернотой сос нового бора. Многочисленные башни, стройный рисунок наклон ных парапетов, чудо высеченных в стене окон — овалов, семи угольников и треугольников золо того света, размытая мягкость перемежающихся плоскостей из звездного света и синих теней — все отдалось аккордом в душе Джона. На верхушке одной из башен, самой высокой, с самым массивным основанием, какое-то открытое устройство из ламп со здавало впечатление плывущей волшебной страны; и в то время как околдованный Джон востор женно смотрел вверх, оттуда до носились тихие флажолеты скри пок — музыка такая вычурная и старомодная, какой он никогда на слыхал. Еще миг — и автомо биль остановился перед высокой мраморной лестницей, вокруг которой в ночном воздухе реял аромат мириад цветов. На верхней площадке бесшумно рас пахнулись большие двери, в тем ноту выплеснулся янтарный свет, очертив изящный женский силу эт, и женщина с высокой причес кой протянула к ним руки. — Мама, — сказал Перси, — это мой друг, Джон Энгер из Гадеса. У Джона осталось от этого первого вечера ошеломляющее впечатление множества красок, мимолетных физических ощуще ний, нежной, как любовный ше пот, музыки, красоты предметов, огней и теней, движений и лиц. Там был мужчина, который стоя пил переливающийся всеми цве тами радуги напиток из хрусталь ного наперстка на золотом стеб ле. Там была девочка с лицом, похожим на цветок, одетая как Титания, с сапфирами в волосах. Там была комната, где стены из 14 сплошного неяркого золота пода лись под его рукой, и была ком ната, как бы воплотившая пред ставление Платона о последней темнице: потолок, пол, стены — все было сплошь выложено ал мазами, алмазами всевозможных размеров и форм, так что, осве щенная высокими фиолетовыми лампами, стоящими по углам, комната слепила глаза белым блеском, ни с чем не сравнимым, существующим за пределами че ловеческого желания или мечты. Мальчики бродили по лабиринту этих комнат. Иногда пол у них под ногами вспыхивал сверкаю щими узорами, подсвеченны ми снизу, варварски дисгар моничными по краскам, и узо рами пастельно-нежными, и узо рами чистейшей белизны, и узорами, представлявшими собой сложнейшую, искусной работы, мозаику, которую вывезли из какой-нибудь мечети на Адриа тическом море. Иногда под тол стым слоем хрусталя просвечи вала вихрящаяся синяя или зеленоватая вода, населенная быстро мелькающими рыбами и радужными водорослями. Маль чики ступали по меху самых разнообразных животных и по бледной слоновой кости, без всяких стыков, будто пол был вырезан целиком из одного ги гантского бивня мастодонта. Затем смутно запомнившийся переход — и они очутились за обеденным столом, где каждая тарелка состояла из двух едва различимых алмазных пластин, между которыми необъяснимым образом был вделан изумруд — ломтик зеленого воздуха. Музы ка, протяжная и всепроникаю щая, струилась издали по кори дорам, стул, на котором сидел Джон, был воздушно мягок, пре дательски облегал спину и, ка залось, поглотил Джона, одолел, как только тот выпил рюмку портвейна. Джон сонно попытал ся ответить на чей-то вопрос, но сладчайшая роскошь, сжимавшая тисками его тело, еще усиливала ощущение сна; драгоценные кам ни, ткани, вина, металлы — все плыло перед его глазами в сла достном тумане... — Да, — вежливо ответил он, наконец, сделав над собой уси лие,— жары там хватает. Он даже умудрился слабо за смеяться, но вдруг без единого движения, без сопротивления словно уплыл куда-то, оставив нетронутым замороженный де серт, розовый как греза... Когда он проснулся, то понял, что проспал несколько часов. Он находился в просторной спо койной комнате со стенами из черного дерева и тусклым осве щением, слишком притушенным, слишком неуловимым, чтобы на зываться светом. Молодой хо зяин стоял около него. — Ты заснул прямо за сто лом, — сказал Перси. — Я и сам чуть не уснул: такое наслажде ние — домашний комфорт после целого года в школе. Слуги тебя раздели и вымыли в ванне, а ты так и не проснулся. — Это постель или облако? — вздохнул Джон. — Перси, Пер си... Я хочу попросить у тебя прощения, пока ты не ушел. — За что? — За то, что не поверил тебе, когда ты сказал про алмаз вели чиной с отель «Риц». Перси улыбнулся. — Я так и думал, что ты не поверил. Алмаз — это гора под нами, понимаешь? — Как — гора? — Гора, на которой стоит за мок. Для горы она не очень ве лика, но зато, если не считать примерно пятнадцати метров дерна и гравия, ниже — сплош ной алмаз. Один цельный алмаз объемом с кубическую милю, без единой трещинки. Да ты слы шишь? Знаешь... Но Джон Т. Энгер снова спал. Ill Утро. Приоткрыв глаза, он сквозь дрему заметил, что ком нату залило солнце: эбеновая панель в одной из стен отъехала на роликах вбок, впустив в ком нату день. Возле постели стоял рослый негр в белой униформе. — Добрый вечер, — пробор мотал Джон, пытаясь привести в порядок сонные мысли. — Доброе утро, сэр. Вы гото вы принять ванну, сэр? Нет, не вставайте, я вас сам положу, если вы соблаговолите расстегнуть пижаму. Вот и все. Благодарю вас, сэр. Джон лежал не двигаясь, пока с него стаскивали пижаму, его это забавляло и восхищало. Он ожидал, что этот заботливый черный Гаргантюа понесет его на руках, как ребенка, но ничего подобного не случилось; он вдруг почувствовал, что кровать слегка наклонилась и он покатился к сте не, немного испуганный неожи данностью; но когда он толкнул ся в стену, драпировка рассту- пилась, он проехался еще около двух метров по ворсистому скату и мягко шлепнулся в воду, тем пература которой соответствовала температуре тела. Он огляделся. Дорожка, по которой он спустился, вернее ска тился, бесшумно убралась. Его выдвинули в другую комнату, и теперь он сидел в ванне, утоп ленной в полу, так что лицо его оказалось на уровне пола. Со всех сторон, образуя стены ком наты, борта и дно самой ванны, его окружал голубой аквариум. Сквозь хрустальную поверхность Джон видел под собой рыб, ко торые мелькали между янтарных ламп и даже равнодушно шны ряли мимо его вытянутых ног, отделенные от них лишь толщи ной хрусталя. Над головой сквозь стекло цвета морской во ды проходил солнечный свет. — Я думаю, сэр, сегодня ут ром вам подошла бы горячая розовая вода с мыльной пеной, сэр, а под конец, пожалуй, хо лодная морская вода. Негр стоял тут же, рядом. — Хорошо, — согласился Джон, бессмысленно улыбаясь, — как вам угодно. — Ему казалось са монадеянным и даже немного безнравственным заказывать ван ну соответственно своим убогим мерилам. Негр нажал кнопку, и теплый дождь обрушился как бы с не ба, а на самом деле, как тут же обнаружил Джон, из фонтанчи ка неподалеку. Вода сделалась бледно-розовой, и одновременно струи жидкого мыла забили вдруг из четырех миниатюрных моржовых голов в углах ванны. В один миг десяток гребных ко лесиков, укрепленных по бокам ванны, взбили смесь, и перели вающаяся всеми цветами радуги восхитительно легкая пена нежно обволокла Джона, покрыв его тело сверкающими розовыми пу зырьками. — Включить проекционный ап парат, сэр? — почтительно пред ложил негр. — Сегодня заправле на недурная одночастная коме дия, а если желаете, могу бы стро заменить ее серьезной фильмой. — Нет, спасибо, — вежливо, но твердо ответил Джон. Нас лаждение его было таким пол ным, что он не хотел больше никаких развлечений. Однако развлечение все-таки последова ло: через минуту он уже увле ченно прислушивался к звукам флейт, доносившимся ниоткуда. Флейты словно роняли капли, и мелодия рождала образ падаю щей воды, прохладной и зеленой, как сама комната, а на этом фоне звучало кружевное соло пикколо, более зыбкое, чем при крывавшая и ласкавшая Джона пена. После бодрящей морской воды и холодного освежающего душа Джон был принят в мохнатый халат и на кушетке, крытой та кой же мохнатой тканью, растерт маслом со спиртом и пряностя ми. Потом его усадили в разне живающее кресло, побрили и причесали. — Мистер Перси ждет в вашей гостиной, — сказал негр, когда все операции были закончены.— Меня зовут Гигсум, сэр. Моя обя занность заботиться о мистере Энгере по утрам. Джон вышел в оживленную солнечную гостиную, где его ждали завтрак и Перси, велико лепный в белых лайковых брид жах; он курил, сидя в кресле. IV Вот краткая история семьи Вашингтонов, которую Перси из ложил Джону за завтраком. Отец нынешнего мистера Ва шингтона был виргинцем, пря мым потомком Джорджа Вашинг тона и лордом Балтимор. Граж данскую войну он закончил двадцатипятилетним полковником, имеющим никуда не годную плантацию и тысячу долларов золотом. Фиц-Норман Колпепер Вашинг тон (таково было имя молодого полковника) решил передать по местье в Виргинии младшему брату, а сам податься на Запад. Он отобрал двадцать пять наи более преданных негров, которые, как водится, его обожали, и купил двадцать шесть билетов на поезд, собираясь приобрести на Западе на имя негров землю и завести ранчо с овцами и ро гатым скотом. Он пробыл в Монтане почти месяц, но дела его нисколько не сдвинулись с места. Тут-то и свершилось его Великое От крытие. Однажды он поехал вер хом в горы, заблудился, проплу тал целый день и сильно прого лодался. Ружья он с собой не захватил и поэтому, увидев бел ку, пустился за ней бегом, пы таясь поймать ее голыми руками Преследуя белку, он заметил, что во рту она несет что-то блестя щее. Перед тем как скрыться в дупле (ибо провидению не бы ло угодно, чтобы эта белка уто лила голод Фиц-Нормана), она выронила свою ношу. Фиц-Нор ман присел на землю, чтобы обдумать свое положение, и кра ем глаза уловил какой-то блеск рядом в траве. В последующие десять секунд он начисто утратил аппетит, но зато приобрел сто тысяч долларов. Белка, которая с несносным упорством отказы валась стать его пищей, подарила ему крупный безупречный алмаз. К ночи он добрался до лагеря, а двенадцать часов спустя все его негры уже остервенело копали склон в окрестностях беличьего жилища. Фиц-Норман сказал им, что напал на жилу стра з о в — фальшивых бриллиантов; и так как за малым исключением никто из них в глаза не видел даже плохоньких алмазов, ему поверили безоговорочно. Когда он осознал все значение своего открытия, он пришел в замеша тельство. Гора была не что иное, как сплошной, цельный алмаз. Он набил четыре седельных мешка сверкающими образцами и пустился верхом в Сент-Пол. Там ему удалось сбыть полдю жины мелких алмазов, но, когда он предъявил лавочнику более крупный камешек, тот упал в об морок, а Фиц-Нормана арестова ли как нарушителя спокойствия. Из тюрьмы он удрал и сел в поезд, шедший в Нью-Йорк, там продал несколько средних алмазов и выручил за них около двухсот тысяч долларов золотом. Но самые выдающиеся камни он показать не решился и, по прав де говоря, покинул Нью-Йорк как раз вовремя. В ювелирных кру гах началось невероятное волне ние, вызванное не столько вели чиной алмазов, сколько загадкой их появления в городе. Распро странились слухи, будто бы об наружена алмазная жила в горах Кэтскил, на побережье Джерси, на Лонг-Айленде, под Вашинг тон-сквер. От Нью-Йорка в эти пригородные Эльдорадо начали ежечасно отходить поезда, бит ком набитые мужчинами с кир ками и лопатами. Тем временем молодой Фиц-Норман держал путь обратно в Монтану. К концу второй недели он уже определил, что алмаз в его горе приблизительно равен всем име ющимся в мире алмазам, вместе взятым. Однако оценить его пу тем обычных расчетов было не возможно — алмаз был цельный. А если бы предложить его на продажу, то это не только вы звало бы кризис на мировом рынке, но и — при условии, что 15 цена росла бы как обычно, в за висимости от величины камня, в арифметической прогрессии, — в мире не хватило бы золота, чтобы купить и десятую часть алмаза-горы. Да и что делать с алмазом такой величины? Положение создалось нелепей шее/ Он был, можно сказать, богатейшим человеком из всех, когда-либо живших на земле, — и вместе с тем чего он, в сущ ности, стоил? Выплыви его тайна наружу — неизвестно, к каким бы мерам прибегло правитель- НА ВСЕХ Сам же Фиц-Норман отправил ся в чужеземные страны, имея при себе сто тысяч долларов и два сундука, полные неотшли фованных алмазов всевозможных размеров. Он отплыл в Россию на китайской джонке и шесть месяцев спустя после отъезда из Монтаны очутился в СанктгПетербурге. Он снял укромную квартиру, не теряя времени на ведался к придворному ювелиру и объявил, что у него есть для царя алмаз. Он прожил в СанктПетербурге две недели, непре- ПАРУСАХ Организатор этого рейса Жан дю Буше влюблен в пустыню. Пожалуй, он знает Сахару так же доско нально, как Чичестер или Табарли — Атлантику и Тихий океан. Что натолкнуло его на мысль о таком рейсе? Не толь ко ж а ж д а необычайных приключений, но и неистощимая изобретательность. На парусниках по суше! Ведь Сахара — знаменитая «страна ветров». Они расчерчивают ее вдоль и поперек, не встречая препятствий. Прекрасный природ ный двигатель, не правда ли? — Я слышал о попытках езды под парусами по пляжам. Это было во Франции, в Туке и Берке. Кораблики тогда только вылезли на берег. В 1958 году я прочел о первой ре гате сухопутных парусников. Представляете, как я загорел ся!.. Тогда же я познакомился с инженером Демури, усо вершенствовавшим конструкции наземных яхт, и начал участвовать в соревнованиях. Свое первое плавание по Пустыне дю Буше совершил в июне 1960 года. Он прошел от Форта-Тринке до мав ританского города Айн-Бен-Тили на яхте новой модели Демури. Его прежний «ромб» был слишком неповоротлив и капризен. Новый корабль, названный «ББ», весит 170 килограммов и сделан с устойчивой треугольной рамой на деревянных полозьях. — После первого одиночного рейса я только и жил иде ей группового похода через Сахару. Трудов это стоило немалых. Но нам помогли алжирские и мавританские ор ганизации... Выделили эскорт машин с водой и питанием. Их было двенадцать, этих новоявленных «кораблей пустыни». Целая флотилия. Экипажи составили спортсме ство, чтобы предотвратить панику на золотом да и на алмазном рынке. Оно могло немедленно отнять заявку и установить свою монополию. Выбора не было — гору следо вало распродавать тайно. Он по слал на Юг за младшим бра том и поставил его присматри вать за черными рабами, которые даже не подозревали, что рабст во отменено. Чтобы закрепить их неведение, он огласил состав ленную им самим прокламацию, в которой говорилось, что гене рал Форрест реорганизовал рас сеянные армии южан и разбил наголову северян в одном тща тельно подготовленном сражении. Негры поверили безоговорочно. Они сочли это известие добрым и совершили по его поводу свои примитивные обряды. 2 «Вокруг света» № 9 ЧЕРЕЗ времени Фиц-Норман оценивал свое состояние в миллиард дол ларов. Одно обстоятельство неизменно способствовало со хранению его тайны. Стоило лю бому из его крупных алмазов всплыть на поверхность на не делю — и алмаз оказывался в гуще такого обилия роковых сте чений, интриг, переворотов и войн, что их хватило бы на всю историю человечества от основа ния Вавилонского царства. С 1870 года до его смерти, последовавшей в 1900 году, САХАРУ ны из шести стран Европы. Они собрались в начале фев раля в алжирском городе Колон-Бешар — том самом, что называют «портом Сахары», — собрались, чтобы отпра виться в путешествие до мавританской столицы Нуакшот. С севера на юго-запад теоретически предстояло пройти 2600 километров по пескам пустыни. Однако на самом де ле, маневрируя и улавливая ветер в свои паруса, корабли покрыли почти вдвое большее расстояние. На трассе было два серьезных испытания: опасная пу стыня Раль-Аман, в редких колодцах которой, если толь ко они не высушены зноем, едва удерживается зеленова тая вода, и дюны Азефалля, коварные, ползущие и рас сыпающиеся от прикосновения, — в них ничего не стоит завязнуть. Одному экипажу пришлось особенно тяжело: яхту на стигли пустынные «дьяволы». Еще их называют «коша чьими хвостами»: эти вихри захватывают парус в воз душную спираль и крутят его по пескам... Пробег показал, на что способны корабли. Три машины «супер-люкс» не выдержали. Две другие пришлось пере строить на ходу. Конечно, любопытно знать скорость сухопутных яхт. Просто невероятно: по шоссе парусники дают 90 кило метров в час и до 70 километров — по плотному грунту. И вот, первая, после горячих километров пустыни, останов ка на берегу океана. Терпкий, соленый ветер Атлантики, слепящая бесконечная синева — и ощущение победы. Здесь дю Буше было решено присудить символическую золотую медаль, как первому навигатору Сахары. рывно подвергаясь опасности быть убитым, перебираясь с квартиры на квартиру, и за все пребывание в русской столице навестил свои сундуки всего тричетыре раза. Его с трудом отпустили в Ин дию, взяв обещание вернуться через год с еще более крупны ми и красивыми алмазами. Но прежде чем он уехал, при дворный казначей положил для него в американские банки пят надцать миллионов долларов — на четыре вымышленных имени. Фиц-Норман вернулся в Аме рику в 1868 году, пропутешество вав более двух лет. Он посетил столицы двадцати двух госу дарств и беседовал с пятью императорами, одиннадцатью ко ролями, тремя принцами, с ша хом, ханом и султаном. К этому Б. ПИСЬМЕННЫЙ жизнь Фиц-Нормана Вашингтона была одной сплошной поэмой, написанной золотыми буквами. Разумеется, имели место и вто ростепенные события: он старал ся избегать топографических съемок; он женился на одной виргинской леди, от которой у не го родился единственный сын; в результате ряда досадных осложнений был вынужден убить своего брата, чья не менее до садная привычка напиваться до потери всякого благоразумия неоднократно подвергала опасно сти их жизнь. Но в целом очень мало убийств омрачало эти без облачные годы успеха и даль нейшего обогащения. Незадолго до смерти он пере менил свою политику, и все свое непомерное состояние, за исключением нескольких миллио- 17 нов долларов, употребил на по купку оптом редких металлов, которые и поместил в большие сейфы банков по всему миру, за регистрировав их как безделуш ки. Его сын, Брэддок Тарлтон Вашингтон, придал этой политике еще большую напряженность и размах. Металлы были обра щены в редчайший из химических элементов — радий, так что экви валент миллиарда долларов зо лотом уместился в хранилище размером не больше коробки из-под сигар. Когда со смерти Фиц-Нормана прошло три года, его сын Брэд док решил, что дело пора сво рачивать. Богатство, которое они с отцом извлекли из горы, не поддавалось точному исчислению. Брэддок вел записную книжку, где шифром обозначал прибли зительное количество радия в каждом из тысячи банков, по стоянным клиентом которых он был, а также записывал псевдо нимы, под которыми помещал радий. Затем он сделал очень простую вещь: он закрыл жилу. Он закрыл жилу. То, что было получено от горы, должно было обеспечить всем будущим поко лениям Вашингтонов беспример ную роскошь. Отныне единствен ной его заботой было оберегать тайну, дабы в той панике, кото рая могла сопутствовать ее раскрытию, он, заодно со всеми акционерами мира, не превра тился бы в нищего. Такова была семья, куда при ехал в гости Джон Т. Энгер. Такова была история, которую он услышал в своей гостиной с се ребряными стенами на следую щее утро после приезда. V После завтрака Джон вышел через высокий мраморный пор тал на площадку наружной лест ницы и с любопытством стал осматривать открывшийся вид. Вся долина — от алмазной горы до высокого гранитного утеса в пяти милях от замка — была, словно собственным дыханием, окутана золотистой дымкой, ко торая лениво висела над пре красными просторными лугами, озерами и парком. Там и сям вязы группировались в изящные тенистые рощицы, представляя удивительный контраст с плотной массой соснового леса, сжимав шей горы в тисках темно-синей зелени. Глядя на все это, Джон заметил в полумиле от замка 18 трех молодых оленей, которые гуськом вышли из одной рощицы и неуклюжей веселой рысцой направились в полосатый полу мрак другой. Джон не удивился бы, если бы увидел фавна, мель кающего с флейтой среди де ревьев, или розовокожую нимфу и ее разлетающиеся желтые во лосы меж ярко-зеленой листвы. Он даже надеялся на это. И с такой дерзкой надеждой в душе он спустился по мрамор ным ступеням, потревожив сон двух дремавших внизу овчарок, и направил свои шаги по дорож ке, выложенной белыми и синими кирпичиками, которая вела не понятно куда. Он наслаждался окружающим, насколько был способен. В том и счастье и неполноценность мо лодости, что она не умеет жить настоящим, она всегда меряет его по тому лучезарному буду щему, которое существует в ее воображении: цветы и золото, женщины и звезды — всего лишь прообразы и пророчества этой несравненной и недостижимой юношеской мечты. Дорожка сделала плавный по ворот, и Джон, обойдя густые кусты роз, что наполняли воздух тяжелым ароматом, зашагал че рез парк в ту сторону, где вид нелся под деревьями мох. Джон никогда не лежал на мху и те перь хотел проверить, справед ливо ли употребляют сравнение со мхом, когда говорят о мягко сти. И тут он вдруг увидел де вочку, шедшую по траве ему навстречу. Красивее он никогда никого не встречал. На ней было короткое белое платьице, едва закрывавшее ко лени, на голове — венок из ре зеды, перехваченный в несколь ких местах синими полосками сапфира. Ее босые розовые ноги разбрызгивали росу, Она была немножко моложе Джона — не старше шестнадцати. — Здравствуй, — тихонько ок ликнула она его, — я Кисмин. Но для Джона она была уже куда больше, чем просто Кис мин. Он подошел к ней осторож но, едва переставляя ноги, боясь отдавить ей пальцы. — Ты меня еще не видел, — сказал ее нежный голос. А си ние глаза добавили: «И много потерял!» — Вчера вечером ты видел мою сестру Жасмин, а я вчера отравилась латуком, — про должал ее голос, а глаза добави ли: «А когда я больна, я очень мила, и когда здорова — тоже». «Ты произвела на меня потря сающее впечатление, — ответи ли глаза Джона, — я и сам все вижу, не такой уж я тупица». — Здравствуй, — ответил он. — Надеюсь, ты уже здорова? — «Ду шенька», — трепетно добавили его глаза. Джон заметил, что они идут по тропинке. По ее предложе нию они уселись на мох, и Джон даже не вспомнил, что хотел оп ределить его мягкость. Он придирчиво судил женщин. Любой недостаток — толстая щи колотка, хрипловатый голос, не подвижный взгляд — совершенно его отвращали. А тут впервые он сидел рядом с девушкой, ко торая казалась ему воплощением физического совершенства. — Ты с востока? — спросила Кисмин, проявляя очарователь ный интерес к нему. — Нет, — ответил Джон про сто, — я из Гадеса. То ли она никогда не слыхала о таком месте, то ли не нашлась что сказать, но только она оста вила эту тему. — Я поеду этой осенью на во сток, в школу, — сказала она. — Как ты думаешь, понравится мне там? Я поступлю в Нью-Йорке к мисс Балдж. Там очень строгие правила, но субботы и воскре сенья я все-таки буду отдыхать в нашем нью-йоркском доме, со своими. А то отец слыхал, будто там девочки обязаны всегда хо дить попарно. — Твой отец хочет, чтобы вы были гордыми, — заметил Джон. — Мы и так гордые, — отве тила она с достоинством, сверк нув глазами. — Никого из нас в детстве ни разу не наказыва ли. Отец так велел, Однажды, когда Жасмин была маленькой, она столкнула отца с лестницы. так и то он просто встал и, хро мая, ушел. Мама была... э... удивлена, — продолжала Кисмин, — когда уз нала, что ты из... ну, оттуда, откуда ты, понимаешь. Она ска зала, что во времена ее моло дости... Но видишь ли, она испанка и у нее старомодные взгляды, — Вы тут подолгу живете? — спросил Джон, желая скрыть, что его задела последняя фраза. Намек на его провинциальность показался ему обидным. — Перси, Жасмин и я прово дим здесь каждое лето, но на следующий год Жасмин едет в Ньюпорт. А потом осенью де бютирует в Лондоне. Она будет представлена при дворе, — А знаешь, — нерешительно начал Джон, — ты гораздо со временнее, чем кажешься на пер вый взгляд. — Нет, нет, неправда, — то ропливо воскликнула она, — я ни за что не хочу быть современ ной! Я считаю, что современные молодые девушки ужасно вуль гарны, а ты? Нет, нисколько я не современная. Если ты скажешь еще раз, будто я современная, я заплачу. Она была так огорчена, что губы у нее дрожали. Джон по спешил разуверить ее. — Я сказал это нарочно, про сто подразнить тебя. — Я бы не протестовала, если бы это была правда, — продол жала она настаивать, — но это не так. Я очень наивна и совсем еще девочка. Я не курю, не пью, ничего не читаю, кроме поэзии. Я почти не знаю математики или химии. И одеваюсь я очень просто: в сущности, я никак не одеваюсь. По-моему, «современ ная» ко мне меньше всего под ходит. Я считаю, что девушки должны в юности вести здоро вый образ жизни. — Я тоже так считаю, — горя чо поддержал ее Джон. Кисмин опять повеселела. Она улыбнулась ему, и из уголка одного ее синего глаза выкати лась запоздалая слезинка. — Ты мне нравишься, — шеп нула она доверчиво. — Ты со бираешься проводить все время с Перси, пока ты здесь, или мне ты тоже будешь уделять не множко внимания? Только поду май — ведь я абсолютно не тронутая почва. В меня еще ни один мальчик не влюблялся. Мне даже никогда и не разрешали видеться с мальчиками наеди не — только при Перси. Я на рочно забралась сюда так дале ко, чтобы нечаянно встретить тебя одного, без старших. Глубоко польщенный, Джон встал и поклонился, низко, от пояса, как его учили на уроках танцев в Гадесе. — А теперь пойдем, — ласко во сказала Кисмин. — Мне надо в одиннадцать быть у мамы. Ты даже не попросил разрешения меня поцеловать. Я думала, те перь мальчики всегда целуют девочек, Джон горделиво выпрямился. — Может быть, некоторые так и поступают, но только не я. Де вочки так себя не ведут — у нас в Гадесе. И они пошли рядышком к дому. 2* VI Джон стоял напротив мистера Брэддока Вашингтона и разгляды вал его при ярком солнечном свете. Это был сорокалетний мужчина с надменным неподвиж ным лицом, умными глазами и крепкой фигурой. По утрам от него пахло лошадьми — отлич ными лошадьми. В руке он дер жал простую березовую трость с рукоятью из одного крупного опала. Они с Перси показывали Джону поместье. — Вот здесь живут рабы. — Мистер Брэддок указал тростью на мраморную крытую аркаду в изящном готическом стиле, ко торая тянулась слева от них вдоль склона. — В молодости я пережил период нелепого идеа лизма, который отвлек меня на время от деловой стороны жизни. В тот период они жили в роско ши. Я, например, снабдил каждую семью кафельной ванной. — Вероятно, они держали в ваннах уголь? — отважился вста вить Джон, заискивающе засме явшись. — Мистер ШнлицерМэрфи рассказывал мне, что однажды он... — Полагаю, что мнения мисте ра Шнлицера-Мэрфи не пред ставляют большого интереса,— прервал его Брэддок Вашингтон ледяным тоном. — Мои рабы не держали там уголь. Им было приказано принимать ванну каж дый день, и они повиновались. Если бы они этого не делали, я мог бы назначить шампунь из серной кислоты. Я отменил ван ны по совсем иной причине. Не сколько негров простудились и умерли. Для некоторых рас вода вредна — она годится для них только как напиток. Джон засмеялся, а потом ре шил рассудительно кивнуть в знак согласия. В присутствии Брэддока Вашингтона ему ста новилось не по себе. — Все эти негры — потомки тех, кого мой отец привез с со бой на Север. Теперь их около двухсот пятидесяти. Вы замечае те, они так долго жили вдали от мира, что их первоначальный диалект превратился в почти не разборчивый особый язык. Не скольких из них мы с детства обучали английскому — моего секретаря и еще кое-кого из до машних слуг. А это площадка для гольфа, — продолжал он, когда они ступили на бархати стую траву. — Как видите, иде альный луг — никаких неровно стей, выбоин, помех. Он любезно улыбнулся Джону. — Много народу в клетке, отец? — спросил вдруг Перси. Брэддок Вашингтон споткнулся и непроизвольно выбранился. — На одного меньше, чем нужно, — хмуро сказал он и по том добавил: — У нас были коекакие неприятности. — Мама мне говорила, — под хватил Перси, — что итальянский учитель... — Роковая ошибка, — недо вольно отозвался Брэддок Ва шингтон. — Конечно, вполне ве роятно, что нам удастся схватить его. Возможно, он погиб в лесу или свалился с утеса. И потом всегда есть шанс, что если он и выбрался, то россказням ни кто не поверит. Как бы то ни было, мною наняты двадцать пять человек, которые ищут его в ближайших городах. — И безуспешно? — Нет, не совсем. Четырна дцать из них доложили моему агенту, что каждый убил по че ловеку с соответствующими при метами, но, может быть, они просто погнались за наградой... Он замолчал. Они дошли до большой, размером с карусель, впадины в земле, покрытой креп кой железной решеткой. Брэддок Вашингтон поманил Джона и по казал тростью на решетку. Джон шагнул к краю и глянул вниз. Тотчас же его оглушили раздав шиеся снизу крики: — Милости просим в ад! — Привет, паренек, как там у вас дышится? — Эй! Киньте сюда веревку! — Нет ли у тебя завалящего пончика, приятель, или парочки подержанных сандвичей? — Слушай, братец, столкни-ка сюда того парня рядом с тобой, увидишь фокус: был — и нет! — Набей ему за меня морду, ладно? В яме было темно, и Джон не мог ничего разглядеть, но, судя по вульгарному оптимизму и грубой энергичности голосов и высказываний, там находились типичные темпераментные аме риканцы. Мистер Вашингтон про тянул трость, дотронулся до кнопки в траве, и сцена внизу озарилась светом. — Это все предприимчивые конкистадоры, имевшие несчастье обнаружить наше Эльдорадо, — заметил он. Под ногами у них разверзлась громадная яма, имевшая форму чаши с крутыми стенками, види мо, из полированного стекла; на слегка вогнутом дне стояли че- 19 ловек двадцать пять в полуграж данском, полувоенном — авиато ры. Их лица, обращенные вверх с выражением гнева, злобы, от чаяния, циничной насмешки, об росли длинной щетиной. За исключением нескольких че ловек, которые явно осунулись, все они выглядели сытыми и здо ровыми. Брэддок Вашингтон придвинул к краю ямы садовый стул и сел. — Как поживаете, ребятки? — спросил он добродушно. В воздухе повис хор прокля тий, к нему присоединились все, кроме тех немногих, которые были слишком удручены. Брэд док Вашингтон слушал с совер шенно невозмутимым видом. Ко гда затихли последние крики, он снова заговорил: — Придумали вы для себя выход из создавшегося поло жения? Раздались возгласы: — Мы остаемся тут навсегда, нам тут понравилось! — Подымайте нас наверх, мы уж найдем выход! Брэддок Вашингтон дождался, когда в яме опять угомонились, и тогда продолжал: — Я уже объяснял вам. Мне вы здесь не нужны. Я бы пред почел никогда с вами не встре чаться. Вы попались исключитель но из-за собственного любопыт ства, и как только вы предложи те выход, который не повредит мне и моим интересам, я с удо вольствием его рассмотрю. Но если вы будете заниматься только подкопами — да, да, мне известно, что вы принялись за новый, — вы далеко не уйдете. Вам не так уж тяжко приходится, как вы изображаете, и все ваши вопли о близких, оставленных дома, ничего не стоят. Если бы вы были из тех, кто тоскует о близких, то вы бы не стали авиаторами. Высокий человек отделился от остальных и поднял руку, требуя внимания от властителя. — Разрешите задать вам не сколько вопросов! — крикнул он. — Вы делаете вид, что вы че ловек справедливый. — Какой абсурд! Как может человек в моем положении быть справедливым по отношению к вам? С таким же успехом мож но требовать справедливости от голодного по отношению к биф штексу. При этом циничном ответе ли ца у двадцати пяти бифштексов вытянулись, однако высокий про должал: — Пусть так! Мы уже спорили на эту тему. Вы не филантроп, и вы несправедливы, но в конце концов вы человек, по крайней мере считаете себя человеком, неужели вы не способны пред ставить себя на нашем месте и понять, как... как... — Что именно? — холодно спросил Вашингтон. — ...как бесполезно... — Только не с моей точки зрения. — Ну... к а к ж е с т о к о . . . — Это уже обсуждалось. Же стокость не в счет, когда речь идет о самосохранении. Вы лю ди военные, вам это известно. Придумайте что-нибудь еще. — Ну... как бессмысленно. — Допускаю. Но у меня нет выбора. Я предлагал любого из вас или всех — дело ваше — безболезненно лишить жизни. Я предлагал похитить ваших жен, возлюбленных, детей и матерей и доставить сюда. Я расширю вам помещение, буду кормить и одевать вас до конца жизни. Если бы существовал способ вы звать непроходящую амнезию 1, я приказал бы вас всех проопе рировать и немедленно выпустил бы за пределы моих владений. Но больше мне ничего не прихо дит на ум. — А если поверить нам, что мы на вас не донесем? — раз дался чей-то голос. — За кого вы меня принимае те? — с презрением отозвался Вашингтон. — Одного из вас я вы пустил, чтобы он учил мою дочь итальянскому языку. На прошлой неделе он сбежал. Из двадцати пяти глоток вы рвался дикий вопль восторга, и началось адское ликование. Пленники плясали, стучали каблу ками, кричали «ура», пели на ти рольский манер, боролись друг с другом, как исступленные. Они даже взбегали вверх по стеклян ным стенкам, насколько могли, и съезжали вниз на своих при родных подушках. Высокий чело век затянул песню, все подхва тили ее: Мы кайзера повесим На яблоне гнилой... Брэддок Вашингтон ждал в за гадочном молчании, когда они кончат. .—. Вот видите, — заметил он, как только смог опять завладеть их вниманием, — я не желаю вам 1 Ослабление Прим. пер. или потеря памяти. — ЧСМ-НА ВАХТЕ зла. Мне приятно смотреть, как вы веселитесь. Поэтому я и не рассказал вам всего до конца. Беглец... как там его звали? Кричикелло убит — мои агенты стреляли в него четырнадцать. раз. Не догадываясь, что агенты стреляли в четырнадцать разных людей, пленники сразу приуныли, буйная радость прекратилась. — Но все-таки он пытался убе жать! — с некоторым гневом воскликнул Вашингтон. — Неуже ли после этого я, по-вашему, рискну еще кого-нибудь выпу стить? Снова послышались возгласы: — Давайте, рискните! — А ваша дочка не хочет вы учить китайский? — Эй, я тоже говорю по-италь янски! Моя мать эмигрировала из Италии. — А нью-йоркский ей не под ходит? — Если она та куколка с сини ми глазищами, я берусь научить ее кое-чему поинтереснее италь янского! —А я знаю ирландские песни! Мистер Вашингтон неожиданно протянул трость и нажал кнопку, сцена внизу померкла, и осталась только огромная пасть с черными зубьями решетки. — Эй! — послышался снизу одинокий голос. — Что же вы, благословите на прощанье! Но мистер Вашингтон, а за ним мальчики уже шагали к девятой лунке поля, как будто оставшая ся позади яма с ее содержимым была всего лишь помехой на по ле, которую они с легкостью и победоносно преодолели. (Окончание следует) Перевела с английского Н. РАХМАНОВА з года в год весеннее полово дье превращало Восточно-Сло вацкую низменность в болото. А летом, когда вода спадала, почва твердела и покрывалась много угольными трещинами. Только пыль да самую малость жесткой травы, которую не ели даже овцы, рождала эта земля. ...Проект Вихорлатской стройки был разработан в Братиславе. Предстояло построить плотину и водохранилище, куда должны сте кать вспухшие весенние потоки. Летом же — в засуху — эти во ды будут орошать иссохшую землю. Союз молодежи взял шефство над проектом. К подножью Вихорлатских гор съехались парни и девушки со всех концов республи ки. На летние каникулы к буду щему морю приезжали отряды студентов. Воды нового моря используются для орошения, а его берега стали местом отдыха и туризма. В этом году здесь открылся первый летний сезон: кемпинги, дачные домики, кафе. На очере ди — строительство гостиницьь Восточнословацкое море не пер вое в республике. Несколько лет назад после возведения Оравской плотины налилось Словацкое море. Потом появились Слапское и Липненское водохранилища во Влтавском каскаде. Впрочем, «морские эпопеи» — далеко не единственное дело че хословацкой молодежи. Вот лишь несколько названий строек, уже завершенных и тех, где еще кипит работа; строек, над которыми Ч С М взял шефство: гидростанция в Есенице и цементный завод в Лохкове, завод синтетического каучука в Кралупах и шахтные поселки в Иркове, Восточнословацкий металлургический комби нат и десять госхозов, располо женных у западной границы, элек тростанция в Новаках и шахта имени Ч С М в Станаве. Когда на фестивале советской и чехословацкой молодежи, который происходил в июле во Львове, за шел разговор о трудовых делах, чехословацким комсомольцам было что рассказать. В конце концов даже на фестиваль они приехали по новой ширококолейной дороге, построенной молодыми руками, от чешского города Кошице к со ветской границе. 21 1 конце февраля я вернулся с соболиной охоты и в тот же день отправился к Ни колаю Ивановичу Олянову. Меня встретил коренастый мужчина с от крытым, добродушным лицом. В простом кургузом пиджаке и мятой узенькой кепке, сидевшей на са мой макушке, Олянов скорей был похож на русско го мастерового. Но вся обстановка в доме Олянова свидетельствовала, что здесь живет бывалый таеж ник. Около дверей в углу висят охотничьи ружья, патронташи, набитые патронами, клинки с костяны ми ручками. Вдоль стены на самодельных тумбах — чучела ширококрылого ястреба и черного лебедя, кстати весьма редкого в этих местах. А над кро ватью растянута отливающая глянцем каждой остин ки шкура рыси. Искусные руки охотника сумели придать звериной морде почти живой облик: ярост но блестели красноватые глаза, из полуоткрытой пасти торчали острые, слегка тронутые желтизной клыки, а над верхней вывороченной губой топорщи лись длинные седоватые усы. — Давно убили? — спросил я. — Прошлой осенью, — ответил Олянов. — Не легко далась, коварная. Пришлось повозиться. — Мне удэгейцы говорили, что рысь опаснее тиг ра, верно это? — Правильно говорили. Уссурийский тигр на че ловека не нападает. А рысь, когда идешь по тайге, так и следит за каждым твоим шагом. Чуть зазева ешься, она и прыгнет с дерева тебе на плечи. Тут уж кто кого как говорится... Пока завтракали, Николай Иванович рассказал, что чуть ли не с детских лет живет в таежных мес тах. В 1918 году юношей ушел в партизаны. Когда беляков и самураев в океан сбросили, Олянов посе лился в Имане, в то время небольшом селеньице, а в 1932 году переехал на Бикин. Долгое время он был единственным русским среди удэге. Вместе с ними соболевал, стрелял белку, добывал корень женьшень. А когда женился на Анастасии Петровне, построил себе хату и поступил в лесничество. — Так что дружба с удэге у нас давняя. Отличные, скажу я вам, люди. Смелости им не занимать. Но до недавнего времени верили в бога лесов. Почи тали тигра, священного зверя — куты-мафу. Помню, когда впервые собрался тигренка обловить, встре вожились мои друзья. «Как же ты, Николай Ивано вич, согласился куты-мафу трогать?» Долго объяс нял им, что не собираюсь куты-мафу стрелять, что, ежели удастся тигренка выследить и отбить от ма тери, в город отправлю, в зверинец. Там его бу дут детишкам показывать. Все равно не поверили. Пришлось во Владивосток телеграмму отбивать, что отказываюсь от поручения. Так дело и заглохло. Поскольку речь зашла о тигре, я попросил Нико лая Ивановича рассказать о двух тигрятах, кото рых он отловил недавно. — Было дело, — улыбнулся Олянов. — Ладно, начну по порядку... 2 Телеграмму принесли ночью. Услыхав сквозь сон, что стучатся в окно, Николай Иванович встал, наки нул на плечи полушубок и вышел в сени. — Кто там? — спросил он не без тревоги, поду мав, что в поселке случилась беда, но, услышав зна комый голос девушки с почты, успокоился. — С чем пожаловала, Катя? — «Молния»! — Средь лютой зимы — и молния... — пошутил Олянов. Когда девушка ушла, Николай Иванович еще дол го сидел за столом, перечитывал телеграмму. «Старшему лесничему Олянову. Срочно сообщите согласие возможность отлова двух молодых уссурий ских тигров отправки цирк. Оплата согласно утверж денным расценкам. Доставка город самолетом. Ди ректор Охотсоюза». Едва стало светать, Олянов быстро оделся и ос торожно, чтобы не скрипеть дверью, вышел на ули цу. Над долиной лежал густой морозный туман. До мик Чауны стоял на краю поселка, в излучине реки. Олянов не удивился, увидав в такую рань Чауну Селендзюгу во дворе, выстругивающего поворотный шест для нарты. — Сородэ! — поздоровался Олянов по-удэгейски. — Сородэ! — ответил Чауна. — С делом пришел, конечно? — А ты, я вижу, Чауна Симович, опять в тайгу собираешься? Только с соболевки вернулся и уже опять нарту готовишь? Чауна, ниже среднего роста, узкогрудый, с редкой бородкой клинышком, сдвинул на затылок шапкуушанку, улыбнулся маленькими, косо поставленными глазами. — Угадал, Иванович. Когда с соболевки возвра щался, сохатого застрелил. Надо привезти, а то, гля дишь, куты-мафа утащит. Олянов присел на край нарты, достал пачку «Се вера», протянул Чауне. Тот отложил в сторону то пор, взял две папироски, смял их, запихал в трубку. СЕМ. БЫТОВОЙ 23 Когда закурили, Николай Иванович спросил: — Помнишь, Чауна Симович, ты мне про тигрицу с выводком говорил? Далече отсюда следы видел? — Далече, Иванович. По-над самым перевалом, на Татиби, в дубках. Когда с соболевки ехал» видел на снегу много кабаньих следов, а с краю, в сто ронке, куты-мафа с детишками бродил. Наверно, ка банов из стада таскали... — Как думаешь, Чауна Симович, далеко за это время хищница ушла? — Сам знаешь, куда кабаны, туда и она... Однако, думаю, недалеко. В дубках нынче желудей богато. — И, посмотрев в упор на Олянова, поинтересовался: — Зачем про куты-мафу говоришь? — Город запрашивает... — Олянов прочитал теле грамму.— Ну как, согласен на такое дело? — Наш брат удэ куты-мафу не стреляет! — отру бил Чауна. — Стрелять тигра не будем. Это, сам знаешь, за коном запрещено. Живых город просит — в цирк, к дрессировщику. Ну как, Чауна Симович, согласен в компанию? — Подумаю. — Правильно. Пока за сохатым туда-обратно по едешь, как раз будет у тебя время и подумать. А я, пожалуй, к Маяке Догдовичу схожу. — Верно, Оляныч, сходи к Канчуге. Он много больше понимает, — сказал Чауна. Тем временем совсем рассвело. Туман почти пол ностью освободил долину реки, которая стала видна до самой дальней излучины. На восточном горизон те, будто красные чернила сквозь промокашку, про ступала заря, обещая тихий светлый день. — Отец дома? — спросил Олянов, встретив Дим ку, сына Маяки. Димка, несмотря на такую рань, уже возвращался с зимней рыбалки с тремя сигами и щукой. В избе на топчане, устланном медвежьей шкурой, лежал дедушка Догдо, глава удэгейского рода Канчуга. Сколько старику лет — ни сам Догдо, ни его сородичи в точности не знали. — На моих глазах на берегах многих рек тай га в рост пошла! — отвечал старый Канчуга, когда его спрашивали, сколько зим живет он на свете. Когда Олянов заговорил с Маякой о деле, Догдо приподнялся на локте, стал прислушиваться. Маяка несколько раз перечитал телеграмму из Охотсоюза, потом громко обратился к Догдо: — Олянов на куты-мафу людей собирает. Что ска зать ему? — Помню, давно дело было, — не сразу ответил старик. — Фулянка из рода Кимонко в амбу стре лу из лука пустил, бог лесов сильно разгневался. Речки из берегов так далеко угнал, что все лето в тайге большая вода стояла. Много наших людей от голода погибло... Маяка объяснил деду суть дела, и, к радости Ни колая Ивановича, Догдо вспомнил случай, когда рус ские охотники поймали в верховье Имана молодого тигренка и ничего плохого не случилось. — А меня, дядя Коля, возьмете? — неожиданно спросил Димка. — Если отец разрешит, я не против. — Отец, мне можно с вами? В свою очередь, Маяка спросил деда — Пускай идет, — ответил Догдо. Осталось найти пятого. На почте Олянов связался по телефону со своим старым другом, тоже лесничим, Романом Киселевым. Тот пообещал завтра же приехать. 24 3 Киселев привез с собой двух псов — Трезора и Думку, широких в кости, специально приученных ходить на хищного зверя. И это было кстати, пото му что из трех лаек, имевшихся у Олянова, в дело годилась только одна Таска — шустрая, с рыжими подпалинами на боках, обладавшая исключительно острым чутьем. Две другие, старые, разопсевшие, едва годились сторожить подворье, и Олянов дер жал их просто из жалости, за прежние заслуги. Пока шли сборы, сытно кормили только ездовых собак. Димка два раза — утром и вечером — давал каждому псу по вяленой горбуше-юколе. Охотничь их, чтобы они были позлее, держали впроголодь. Трезор и Думка, запертые в сарае, по ночам страш но выли. Сидевший на привязи Рекс (эту грозную, похожую на волка немецкую овчарку привел на по водке Димка), которого тоже вдруг перестали сыт но кормить, подбегая к сараю, кидался грудью на дверь, грыз зубами замок и захлебывался лаем. Более спокойно вела себя Таска, гулявшая на воле. Пока Олянов с Маякой Догдовичем закупали про дукты: мясные консервы, крупы, масло, сахар и чай, — Киселев мастерил из листового железа пе чурку, а Чауна Симович чинил кожаные постромки для упряжек, переклеивал мех на лыжах. Утром седьмого января, едва взошло солнце, вы ехали в тайгу. На первой нарте были Чауна, Маяка и Димка, который правил упряжкой. На второй — Олянов с Киселевым. Сразу же за поселком начиналась тайга. Деревья, отяжелев от снега, стояли притихшие. Медленно поднималось зимнее солнце, однако лучи его сразу проникали в самые глухие уголки леса. Начали про буждаться птицы. Взъерошенные, нахохлившиеся, они медленно перелетали с дерева на дерево. Когда за работу принялись дятлы, из-под лиственничной хвои выпорхнули стайки синиц и огласили треску чими голосами тайгу. Только въехали в кедровник, появились белки. Димка Канчуга достал ружье и хотел было прице литься в белку, но отец остановил: — Нельзя, бата, самочку стрелять! Удэге, когда выходят на отстрел белок, стара ются бить только самцов — у них и шкурки круп ней и мех пушистый, а самок щадят. Ведь каждая самка два раза в год приносит по пять-шесть бель чат. Правда, не всякий различит, где самка и где самец, но удэгейцы узнают их по повадкам. Самцы, например, почуяв опасность, обычно прикрываются своим широким, как труба, хвостом, а самки вытя гиваются вдоль сука, прячут голову под лапу и опу скают хвост. Димка еще этого не знал, и Маяка объяснил ему. — Потом охота на белок недавно кончилась, план сдали, а лишнего, бата, стрелять не надо... ...До горного перевала, где решили заночевать, ехали целиной. Ориентировались по зарубкам на де ревьях. Но часто попадались унылые гари, где не было ни деревца, ни кустика, и Димка не знал, в какую сторону повернуть упряжку. — Лево, бата, лево, — поспешно говорил Маяка перехватывая у сына остол. — Скоро опять добрый лес будет. И верно, через каких-нибудь двадцать-тридцать минут гарь кончалась и начинался синий кедрач. На многих стволах виднелись «затиры». Это изю бры терлись рогами перед тем, как сбросить их. Сле ды изюбров были и на слежавшемся снегу, и Рекс сразу прихватив их, побежал сперва несмело, верх ним чутьем, потом шибче, низко опустив морду. К Рексу присоединились Трезор, Думка и Таска. Но изюбр успел, видимо, уйти далеко, и собаки вскоре вернулись возбужденные, злые. — Ярые, — сказал Роман Киселев. — Тигра, ду маю, не испугаются... — Только бы не стравить их ему, — заметил Олянов. Чем ближе к перевалу, тем сумрачней становилось в тайге. В шестом часу солнце уже зашло за остро верхие вершины сопок, и в сумерках не сразу оты скали шалаш, который замело снегом. В шалаше было темно и сыро. Стены покрыты толстым слоем льда. На берестяной полочке в кон сервных банках Олянов обнаружил немного крупной соли, листовой табак-самосад, коробок спичек... После ужина все, кроме Чауны, быстро заснули. Чауна, добавив в печурку дров, чтобы хватило на всю ночь, тихонько поднялся, вышел из зимовья. Над вершиной горного хребта, словно зацепив шись за нее, висел серп молодого месяца. Свет от него падал неровный, тусклый. Из глубины леса до носился монотонный шум, прерываемый треском со сен, которые насквозь пробрал сорокаградусный мороз. Чауна отошел от шалаша, прислушался, оглядел ся, потом присел на пенёк. Неладное творилось на душе у Селендзюги. Не мог забыть он обычаев пред ков: при встрече с тигром уступать ему дорогу, по тому что нет греха больше, чем осмелиться поднять руку на амбу, чей гордый дух живет в сердце удэ ге... И Чауна пожалел, что рассказал Олянову о сле дах амбы, которые видел на берегу Татиби, когда возвращался с соболевки. Лучше бы молчал... На рассвете, обнаружив, что неподалеку от зимо вья снег испещрен следами диких свиней, Каичуга кинулся будить товарищей. Это была добрая весть. За свиньями обычно идет и тигр, идет не торо пится. И, как давно заметили таежники, не шкодит, не крадет лишнего. Наевшись досыта, отвалит куданибудь в сторону, ляжет на солнцепеке, не беспоко ясь о завтрашнем дне. Через трое-четверо суток, ого лодав, быстро догоняет стадо и, подождав до но чи, заходит с надветренной стороны на кабанью тро пу. Улучив момент, двумя-тремя прыжками насти гает жертву и берет ее прямо с лежки. И так «пасется» чуть ли не всю зиму. Пока варилась пшенная каша на завтрак и таял в чайнике снег, звероловы обсуждали предстоящий путь через перевал, куда, по словам Маяки, ушло кабанье стадо. Решили оставить упряжки с нартами здесь, около зимовья, которое будет служить основным лагерем. Дальше двигаться на лыжах, а запас продуктов раз местить в четырех рюкзаках. Димку от поклажи освободили: хватит ему сворки собак, за которыми теперь особенно нужен глаз, чтобы они не разбега лись в поисках «давленины» — задавленных тигром свиней. 4 Лишь на третий день пути, далеко за перевалом, Роман Киселев неожиданно» остановился и подал ру кой знак: следы тигра! К Роману подбежали Олянов с Маякой. По самому краю пади, где снег не слишком сле жался, тянулись довольно ясные круглые следы. Тигр, видимо, был сыт, спокоен и не очень торо пился, потому шёл в одном направлении да еще с убранными когтями. Когда же амба чует опас ность или преследует жертву, он обычно петляет в зарослях, запутывает следы, выпускает когти, ко торые довольно отчетливо отпечатываются на снегу. Охотники склонились над следами. Наконец Чауна заключил, что это ходил именно тот куты-мафа, ко торого он видел две недели назад. — А котята где же? — вслух подумал Олянов. — Наверно, припрятал. Местами следы, как говорят охотники, зачерстве ли, то есть были схвачены тонким ледком, а кое-где их припушило снегом, и можно было предположить, что они по крайней мере пяти-шестидневной дав ности. — Димка, пускай вперед сворку! — велел Олянов. Охотники шли около двух часов, ни на минуту не теряя тигровых следов. Как только следы приве ли в узкое ущелье между двумя безлесными сопка ми, Трезор и Думка с такой силой рванулись впе ред, что Димка не мог сдержать их. Хорошо, что подоспевший Роман перехватил поводок и осадил собак. Тревога романовских тигрятниц тут же пере далась Таске, а от Таски к Рексу: рванувшись, он повис на ошейнике. Олянов с Киселевым быстро спустились в ущелье. Снежное ложе ущелья было . испещрено следами тигров. Рядом с крупными следами тигрицы разбро санной, вихляющей цепочкой тянулись отпечатки лап двух тигрят. На другой стороне ущелья, в зарослях молодого орешника, звероловы обнаружили скелет дикой сви ньи, рваные куски шкуры с черной, склеенной измо розью и птичьим пометом щетиной. Значит, здесь уже успели побывать вороны. Судя по костям и черепу, кабан был огромный, возможно, даже секач. Слишком глубокие, неровные и частые следы, которые тигрица оставила здесь, го ворили, что хищница несла тушу на спине, спрятала ее в кустах, потом привела сюда тигрят кормиться. Но странное дело, кабаньих следов поблизости не было. — Наверно, так, — после длительного молчания сказал Чауна. — Амба прямо с Татиби кабана та скала. — С Татиби? — удивился Олянов.— До Татиби не так близко, не меньше тридцати километров. — Верно, — подтвердил Чауна. — Так просто тайгой ходить, три солнца надо. А через сопку Загези перевалом — сразу Татиби видно. — И показал, что следы тигров от кабаньей туши ведут к склону высоченной, поросшей кедрачом сопки. 5 К верховью Татиби вышли к вечеру, когда над тайгой спустились сумерки. Звероловы уже были близки к цели. Беспокойст во охватило всех. Чауна с Маякой не захотели оста ваться в палатке. Они соорудили из елового лапника шалашик и, с трудом втиснувшись в него, долго сидели у костра. Несколько раз, чередуясь, выходи ли на волю, прислушиваясь к монотонному шуму тайги. Только Димка бестревожно спал на своей короткой барсучьей шкурке, подложив под голову кусок ке дровой коры. Когда чуть свет Николай Иванович позвал удэгей цев в палатку, чтобы обсудить предстоящий поход вдоль берегов Татиби, он велел разбудить и Димку. Хотя еще не было твердой уверенности, что именно 25 сегодня, как говорят таежники, «пофартит», нужно все продумать, распределить обязанности, чтобы ка ждый знал, как ему действовать при встрече с хищ ником. Первым делом нужно отпугнуть выстрелами тигрицу. Нужно вовремя осадить собак, увести их подальше от нее, а то стравишь их — потом без сворки и с котятами не управишься. Когда отобьешь котенка, прижмешь его рогульками, кому-то придет ся надевать намордник, кому-то спутывать правую переднюю лапу, кому-то левую, а кому-то обе зад ние... — Я буду правую переднюю лапу тигренка вя зать! — крикнул Димка. — Что ты, бата! — испуганно произнес Маяка, слегка шлепнув сына по затылку. — Тебя близко к амбе не пущу... 26 — Почему не пус тишь? — обиженно спро сил Димка. — Ты, паря, будешь все время из ружья пу лять, тигрицу отпуги вать, — сказал Олянов.— Тоже дело ответствен ное! Димка, нахмурившись, промолчал. Место для засады вы брали за крутым холмом, в кустах, в кило метре от ивняка, где ле жали две свиные туши, припрятанные тигрицей. Для костра, чтобы горел тихо и не трещал, нару били веток ясеня. Но ни ночью, ни на следующее утро тигры не появились. Значит. где-то были у них при прятаны другие туши. И верно: не успели охот ники пройти вдоль лево го берега Татиби кило метра, два, как навстречу им с земли поднялось воронье. Охотники оста новились, проследили. куда полетят птицы. Ми нут через десять Чауна сказал: — Думаю. летят в Кедровую падь... Путь по Кедровой па ди оказался довольно трудным. Зарубки на де ревьях — их оставили искатели женьшеня — вели через завалы буре лома, которые приходи лось обходить. К сча стью, в воздухе все вре мя кружились вороны. Они и вывели охотников как раз к тому месту, где лежала кабанья ту ша. У кабана были об глоданы обе лопатки, съедена часть спины. Однако охотников до крайности удивило, что тигры неожиданно, точно им помешали, разошлись в разные стороны. Котята ушли вдоль берега Та тиби, а мать — через кедровник в горы. Трудно бы ло допустить, чтобы тигрица, почуяв опасность, бро сила своих детенышей. Нет, так не бывает! Скорей всего она угнала их в логово, а сама отправилась в разведку, одновременно запутывая следы и отвле кая опасность на себя. Олянов велел Киселеву и Чауне обследовать след тигрицы, а сам с Маякой пошел по следам котят. Димка остался с собаками. Когда они через полчаса снова собрались, Кисе лев доложил: — У матери след тревожный. Местами перепры гивала через кусты. Потом останавливалась. Види- мо, оглядывалась на котят. Да и когти у нее выпу щены до отказа. Не иначе, учуяла нас. — Верно говорит, Оляныч, — подтвердил слова Киселева Чауна. — Чует амба, что люди близко... — Ну, а котята как? — спросил Роман. — Разно, — сказал Олянов, — у одного когти выпущены, у другого — нет. Маяка Догдович ут верждает, что один из них постарше — годовалый, а второй «совсем бата», с полгодика ему, не бо лее... — Тигрята то шли рядом, близко друг к дру гу, то меньшой, будто приустав, начинал отставать. Хватившись, бежал вдогонку за старшим. — И заклю чил: — Пойдем за котятами. Однако будьте все на чеку, помните, что кому поручено! Киселев перехватил у Димки сворку и пошел впе ред. За ним кучно, держа наготове ружья, шли остальные. Неожиданно перед охотниками вырос завал. Его венчала сломанная пополам толстая ель с побурев шей хвоей на обвислых ветках. Всю эту бесформен ную гору трухлявого дерева много раз засыпало снегом, и, если бы собаки не кинулись туда, даже опытным охотникам трудно было бы догадаться, что здесь медвежья берлога. Когда подошли поближе, увидели, как толстый слой снега на буреломе слегка поднимается и опускается. — Медведь дышит! — сказал Киселев, осаживая собак. Не успели обойти берлогу — вдруг в просветах между деревьями мелькнула полосатая спина. Пер вым увидел ее Чауна. — Куты-мафа! — закричал он и упал на снег. — Что ты, дядя Чауна?! — вздрогнув, прошептал Димка и испуганно попятился. Подбежавший Маяка хотел было поднять Чауну, но возглас Олянова «Залп!» остановил Канчугу. Последовало три выстрела в воздух. Чуткое зим нее эхо не успело повторить их, как Роман закри чал: — Спускаю сворку! — Стравишь! — остановил Олянов. Но собаки, особенно Трезор и Думка, рвались вперед, и Роман еле удерживал их. — Ну что там с Чауной? — глянув через плечо на Селендзюгу, спросил Олянов. — Или лыжу сло мал? — И снова скомандовал: — Залп! Одна из охотничьих бригад в Уссурийской тайге в районе реки Иман. Фото Н. БОХОНОВА Лишь после того как Олянов, Маяка и Димка ра зом выстрелили, грянул одиночный, запоздавший выстрел Чауны. Все случилось так, как предполагали охотники: пока они шли по следу котят, тигрица успела сде лать крюк по тайге, прискочить к своим детенышам и теперь уводила их от опасности. Огласив громким рычанием тайгу, она бежала, перепрыгивая через колодины, и рядом с ней с двух сторон мчались тиг рята. Тот, что бежал слева, был ростом чуть пони же матери. По правую сторону, делая короткие, не уверенные прыжки, боясь отстать, бежал неболь шой, полугодовалый тигренок. — Залп! — опять скомандовал бригадир. — Отпу гивай мать! Тигрица сразу стала уходить длинными прыжками, а тигрята побежали недружно, вразброд. Старший вскоре догнал ее, а маленький несколько отстал. Собаки рвались с поводков. Шерсть у них на спи не вздыбилась. Они надрывались от лая. — Рогулины рубить! — крикнул Олянов и, вы хватив из-за пояса топорик, подбежал к ильме и не сколькими замахами срубил сперва одну, потом вторую ветку. Быстро, на бегу, очистил их, затесав на конце развилку. Одну рогульку оставил себе, дру гую бросил Роману Киселеву, который держал сворку. Примеру бригадира последовали Маяка и Чауна, а Димка несся на лыжах и палил из ружья в воз дух. Среди кустов мелькала огненно-рыжая полосатая спина. Старший тигренок не отставал от матери, а меньший, сделав прыжок, погружался в глубокий снег и с трудом выбирался из сугроба. Неожиданно тигрица прыгнула к нему, ловким движением вски нула котенка на спину и помчалась в заросли. Несколько минут она несла его на спине, но как только снова раздались залпы, сбросила и прыгнула в сторону. Оставшись без защиты, тигрята ненадолго смеша лись, забили хвостами, зарычали. Тотчас им из ку стов ответила громким рыком тигрица. — Все, спускаю собак! — крикнул Киселев. Четыре пса, почуяв волю, прихватывая свежий след, устремились к тигрятам. Охотники, держа на готове рогульки, едва поспевали за ними: — Пуляй, паря! — закричал Олянов Димке, кото рый бежал сбоку, заряжая ружье. Но ружье, видно, заклинило. Тогда бежавший позади Маяка отдал сы ну свою берданку: — Из моего, бата, стреляй! Димка перехватил берданку, нажал на спуск. Когда до тигрят осталось не более пятидесяти шагов, вперед вырвался Рекс. Огромный, сильный, похожий на волка, он несколькими прыжками настиг меньшего тигренка. Тот быстро изогнулся, рыкнул на собаку, стал отбиваться. Рекс отскочил, но тут же, опомнившись, снова напал. В какое-то мгновение, ломая мерзлые кусты, прямо на Рекса прыгнула большая тигрица. Считанные секунды потребовались ей, чтобы разделаться с овчаркой и увести малого тигренка. За то второму, большему, уйти не удалось. Только он кинулся было в сторону, его окружили Трезор, Дум ка и Таска и принялись с ожесточением облаивать. Тигр заметался, стал отбиваться лапами, пытаясь сграбастать наседавших псов. Но они ловко отскаки вали, чтобы тут же снова насесть. Грянули выстрелы. Тигр вздрогнул, сжался весь, прищурился. Трезор, 28 изловчившись, впился ему зубами в загривок, но, получив сильнейший удар лапой, с визгом откатился назад. Тотчас же тигр вскочил, рявкнул, забил хво стом, приготовившись померяться силой с Думкой и Таской, но к нему уже приближались охотники. Ког да до него оставалось шагов двадцать, Олянов вы дернул из-за пояса рваный рукав от старого ват ника, который заранее припас, надел его на рогуль ку и выставил вперед. В это время очухался от уда ра Трезор и снова кинулся к зверю, а с боков стали наседать Таска с Думкой. Хищник опять начал от биваться, но все теснее сжималось вокруг него кольцо. Страх перед людьми вышиб из него, каза лось, прежнюю ярость. Он весь изогнулся, стал кру титься на одном месте, выбрасывая передние лапы и широко разевая пасть. Олянов только и ждал этого: с размаху сунул ему в раскрытую пасть ру кав, пропахший мазутом. Тигр от неожиданности припал к земле и, тут же опомнившись, начал рвать рукав в клочья. Острые клыки, вонзившись в ста рую, слежавшуюся вату, словно завязли в ней. — Рогульки, ребята! — крикнул Олянов и сзади навалился на тигра, изо всех сил сдавив ему руками шею. Рогульки впились в тело хищника острыми краями, прижимая его поглубже в снег. Минуты две-три тигр еще пробовал сопротив ляться. Бил хвостом, пытался высвободить лапы, но, почувствовав полнейшую беспомощность, сник и глу хо, жалобно зарычал, взывая к матери, которую Димка отпугивал выстрелами и не подпускал близко. Пока Роман Киселев набрасывал намордник и стя гивал ремешком, Маяка, придавив тигру коленями правую переднюю лапу, опутывал ее жгутом из льняных полотенец. А у Чауны Симовича что-то не клеилось с левой лапой. Он несколько раз хватал ее дрожащими руками, но удержать не мог. — Ловчее бери, Чауна Симович. Оттягивай в сто рону, — советовал Олянов. Чауна, крепко ухватился за тигриную лапу, но слишком низко, у самых выпущенных когтей, и, пока поднимал с земли вязку, тигр дернул лапой, запу стив свои когти в правую руку Чауны. Удэгеец, вскрикнув от боли, откатился. — Ну что ты, Симович?! — вскрикнул Олянов. Димка Канчуга, стоя в стороне и беспрерывно заряжая ружье, не спускал, однако, глаз со старших. Как только Чауна Симович, обливаясь кровью, от катился назад, Димка, успев выстрелить, подскочил к тигру. — Не надо, бата! — крикнул сыну Маяка. Но тот, словно не слыша отца, схватил обеими ру ками лапу тигра как можно выше когтей, рванул ее на себя и, подобрав вязку, три раза, как это делал отец, опутал ее. Только после этого Роман Киселев, изловчившись, быстро окрутил веревкой обе задние лапы. Потом вместе с Маякой связали их с перед ними. Дело было сделано. Но стоило Олянову подняться, притихший было тигр оживился, попробовал разорвать путы, потом стал кататься по снегу. Снова кинулись на него со баки, но Роман Киселев рогулькой отогнал их, по добрал поводки и привязал сворку к дереву. — Ну что ж, лиха беда начало! — сказал Нико лай Иванович, переводя дух. — Один есть. А за малышом завтра двинемся. Следы свежие. Собаки натасканы, быстро их прихватят... — Наверно, тигрица далеко малыша уведет? — спросил Димка. — Возможно, и так, — сказал Олянов. — Где за собой поведет, а где, чтобы следы скрыть, на себе понесет... Она и старшего не оставит. Не одни, паря, сутки будет петлять около. Особенно ночью. Словом, пока будем нести по тайге котенка, только гляди да оглядывайся... — А я стрелять буду, дядя Николай, — выпалил Димка. — Придется, — улыбнулся Олянов. — На тебя вся надежда. — Вот только Рекса моего жаль, — вздохнул Димка. Подошел Чауна с забинтованной рукой, которую держал впереди себя на весу. Он был бледен, мол чалив, часто посасывал трубку. — Как, больно? — спросил Олянов. — Мало-мало есть... — А все потому, Чауна Симович, получилось, что замешкался. — И, посмотрев ему в лицо, спросил:— Испугался, наверно, амбы, да? — Первый раз на куты-мафу ходи, — стал он оп равдываться. — Маяка тоже скажет тебе, прежнее время наш брат удэ на куты-мафу сроду не ходи... Быстро стало смеркаться. Ранние зимние сумерки окутали лес. Киселев с Маякой нарубили впрок сос нового лапника для шалаша и для подстилки тиг ренку, чтобы он не простудился, лежа всю ночь на снегу. На этот раз костер разожгли большой, из су хого, промерзшего хвороста. Пусть с треском, отпугивая тигрицу... горит высоко, — Вот и вся быль про наших охотников-тигроло вов, — заключил Олянов свой рассказ; — А как же, Николай Иванович, со вторым тиг ренком? — С малышом-то проще было. Тигрица кружила с ним в том же районе. Мы за ней, а она за нами. Все же на вторые сутки в полдень наши собачки прихватили след. В конце концов мы так загнали котенка, что он совершенно выбился из сил. Попал в бурелом и завяз, как говорится с коготками. Там и взяли его. — Без Чауны управились? — А Димка его и на сей раз вполне заменил. — И прибавил ласково: — До дерзости смелый паре нек. Настоящий удэге. Вот в ком живет дух амбы! — Ну, а Чауна? Чауна как Чауна! — сказал Олянов с доброй улыбкой. — На днях в гости ко мне заходил. Жа ловался, слабо у него эту зиму с соболем. «Ты бы, Оляныч, в город позвонил, может, куты-мафу надо. Нынче опять на Татиби видел. Котенка. Совсем, зна ешь, бата».. — «Опять на Татиби?» — «На Татиби, Оляныч, на Татиби!» СООБЩАЕТ ЧИТАТЕЛЬ К О П Ь Е Т Е Б У Л О С-М Т А о время восхождения на вершину Тебулос-Мта, в юго-восточной части Чече но-Ингушетии, мы нашли на вы соте свыше трех тысяч метров несколько наконечников стрел и сломанное копье. Кто же мог подняться в древ ности на эту труднодоступную гору? И что заставило горовосхо дителей уйти с обжитых мест на безлюдную и неприступную вер шину? Судя по нашим находкам, это было в XII—XIII веках» В го ды, когда на территорию ЧеченоИнгушетии вторглись орды ко чевников, когда шла кровавая война с чужеземцами, легенды о которой ходят до сих пор. Есть среди них и легенды о ТебулосМта. Одну из них нам рассказал старейший житель аула Гелестанжид Арзгири Хазитов. «...Узнав о нашествии несмет ных полчищ вражеских всадни ков, которые закрыли землю, как черные тучи в ненастье закрывают солнце, люди решили уйти в горы, куда не подняться коням... Двенадцать молодых чеченцев во главе с пятидесятилетним охотником Идигом пошли на раз ведку горы Тебулос-Мта, так как старики указали именно на эту вершину. Идиг предложил подни- маться на гору с той стороны, откуда появляется солнце. С во стока. Много дней они шли по скалам и ледникам, сквозь дож ди и бураны. И когда до верши ны оставалось триста шагов, на летела лавина и смела смельчаков. Только три разведчика остались в живых. Послали тогда на Тебулос-Мта второй отряд, так как все ближе подходили орды ханов Субеда, Сарта и Менга. Отряд пошел другим путем, с юга, откуда дует горячий ветер. И этот путь привел к вершине. Разведчики спустились к своему племени и повели его на Тебу лос-Мта. Больше месяца люди поднима лись на вершину. Потом больше месяца заготовляли пищу, воду и топливо, строили укрепления. И едва успели они построить их, как орды врагов подошли к Те булос-Мта. Первая осада дли лась месяц. Но вот выпал снег, и враги ушли на юг. На следую щий год, с наступлением лета, они пришли вновь. И снова им не удалось захватить гору, на ко торой засели отважные чеченцы. Так продолжалось двенадцать лет. И только тогда, когда не стало у храбрецов ни воды, ни пищи и не осталось ни одной стрелы, враг овладел Тебулос-Мта...» Трудно сказать, насколько точ на в деталях эта легенда, но со бытия, описанные во многих рус ских летописях и хрониках ино земных путешественников, пере кликаются с рассказом старого горца. В легенде, например, упоми наются хан Субед, и хан Менга, а позднейшие русские летописи указывают, что «отряд Субедея совершил поход» на Кавказ в 1236 году. Затем, говорится в летописи, отряды Менгу-хана и Кадана ходили на черкесов. А в середине XIII века папский посол на Руси Плано Карпини со общал, что кочевники уже в те чение двенадцати лет ведут оса ду одной горы на Кавказе. Конечно, все это еще не дока зательство того, что копье и на конечники стрел, найденные на Тебулос-Мта, — свидетели именно этих оживших в легенде битв. Но, с другой стороны, слиш ком велико совпадение легенды с достоверными историческими свидетельствами, чтобы отнес тись к ней лишь как к красиво му сказанию. А. КРАСНОВ, кандидат исторических наук, г. Калинин 29 В. К О Н С Т А Н Т И Н О В , наш спец. корр. Фото автора ЗЕМЛЯ КРАСНОДОНЦЕВ авно над шах той 1-БИС не тлеет т е р р и к о н . Спрессовалась порода в нем, и вре мя сгладило, сгорби ло е г о к о г д а - т о заост р е н н ы й верх. Шахта вы работана, но д о р о г а , по к о т о р о й теперь не сту пают т я ж е л ы е шахтер ские сапоги, как и преж д е , б е ж и т к шахте р о в на и с в е ж а . М н о г о л ю д е й из м н о г и х стран, из всех республик Союза вот у ж е м н о г о лет п о д р я д п о - п р е ж н е м у идут к этой шахте. Склонив г о ловы у облицованного м р а м о р о м шурфа, люди взбираются затем на т е р р и к о н , чтобы с вы соты окинуть взглядом город... Курящиеся терриконы д е й с т в у ю щ и х шахт в з я ли е г о в свое кольцо. Будто с о п к и , встают о н и среди поблескивающих красно-белой черепи цей к р ы ш , с р е д и у т о п а ю щих в зелени окраин. Обычный старый шах терский г о р о д , где до мам не суждено ра сти выше четвертого этажа из-за п е р е с е к а ю щихся п о д н и м и шахт ных штолен. В солнеч н о м м а р е в е тают синие о б м а н ч и в ы е дали — там нет ни о з е р а , ни реки. Поблизости даже ручей ка не найти, и каждое дерево, выросшее т у т , — результат т р у д а забот ливых человеческих р у к . Таков этот г о р о д , к о лыбель героев... Я видел их м а т е р е й . Пожилых, поседевших ж е н щ и н в темных, п о старушечьи повязанных платках. В р я д о к встали о н и у памятника с в о и м «деткам» — ведь для них т а к и м и останутся о н и на всегда, а напротив выст роились ребята, с о б р а в шиеся со всех концов страны. «Берегите, б е р е гите, берегите мир!» — повторяли они вместе, как клятву, слова с т р о г о й песни. М а т е р и не в силах были с к р ы т ь слез, п о т о м у что д е т и , стоявшие напротив, были п о х о ж и на их детей. Та ж е р е ш и м о с т ь светилась в эти м и н у т ы в их глазах. Г е р о и не у м и р а ю т . На вечно о н и остаются ж и т ь в памяти л ю д с к о й . П р о д о л ж а е т ж и т ь их д е л о . Н е п о д а л е к у от старо го города, среди коло сящихся нив, г д е все ле то звенят жаворонки, растет город новый. П о д ъ е з ж а я к н е м у , ви дишь сначала краны, строящиеся з д а н и я , со единенные эстакадами, пульпопровод, убегаю щ и й к шахте. «Самсоновская Ц О Ф — Централь ная обогатительная фаб р и к а , — с о о б щ а е т транс парант. — Республикан ская комсомольская стройка». Л дальше над пись — и м я р а с т у щ е г о города — Молодогвард е й с к . Ю н ы й сын Крас нодона, современный, замахнувшийся сразу на высотность — з а с т р о й к а его спланирована так, что шахты не м е ш а ю т г о р о д у расти вверх. На строительстве г о р о д а , на прокладке уникальных глубинных шахт трудят ся б р и г а д ы , в к о т о р ы е — к а к р а б о ч и е , к а к шах т е р ы — навечно зачис лены члены п о д п о л ь н о й организации «Молодая гвардия», родившейся двадцать пять лет на зад. ОДЕССА ождливый рассвет застал теплоход «АбрауДюрсо», когда он входил в одесский порт. Светло-серое небо, такая же светлая вода, и воздух цвета воды и неба сливались в ровную водянистую гамму. Предметы не имели теней, и ненужные огни на молах и кораблях казались под вешенными в сыром и блеклом пространстве. Палу ба перестала покачиваться под ногами, и я понял, что теплоход прошел рейдовый мол. Порт со свои ми гаванями, причальными стенками показался про сторней, чем я представлял. Странно, обычно все, что хранит память, на самом деле оказывается меньше. Оптический обман произошел потому, что раньше я всегда видел порт с высоты бульвара и помнил его лежащим далеко внизу, а теперь смот рел со стороны открытого моря. Теплоход прилаживался к стенке, нависая бортом над мокрым пирсом. Матрос на пирсе поймал чал ку. Из таможенного зала вышли пограничники и остановились, ожидая, пока опустят трап. Это было два года тому назад. А я помнил порт, когда буксиры, вытягивая на рейд пароходы, с трудом пробирались среди судов. Сейчас же только у стенок военной гавани, пассажирского порта и угольных складов жались к прича лам корабли. Дело в том, что в тридцати кило метрах от Одессы, в бывшем селе Ильичевка, на лимане, построен новый порт. Идущие в порт корабли неожиданно исчезают в песчаных дюнах берега и вдруг оказываются в покой ной зеленоватой воде невидимой с моря бухты. Это, наверно, единственный в мире порт, создан ный в голой, выжженной солнцем степи. Простое решение соединить лиман с морем позволило соз дать великолепную, очень удобную для стоянок бухту. Порт открыт всего несколько лет назад, но все выглядит обжитым и уже приработавшим ся: причальные стенки обросли длинными космами водорослей, подъездные пути пропитались мазутом, а над бывшим лиманом прочно обосновались чайки. Первыми жителями нового порта Ильичевск ста ли капитаны буксиров, портовые грузчики и морят ки-пенсионеры, которые не могут прожить дня, чтобы не потолкаться в порту, глядя на погрузку и разгрузку пароходов. В городе построены пятиэтажные, похожие друг на друга панельные дома, заасфальтированы улицы, разбиты скверы. Вдоль тротуаров высажены моло дые деревья, похожие на палки с привязанными к вершинкам листьями. Внешне Ильичевску далеко до породившей его Одессы. Я имел неосторожность сказать об этом вслух и в качестве примера привел незамысловатую архитектуру города. Мне тут же возразили: — Вам нужна архитектура или вам надо удобно жить? Я не стал спорить. Может быть, действительно не столь важно, какие с виду дома, важно, кем они заселены. Пройдет пара десятков лет, и бес покойный соревновательный дух подскажет ново селам, что рядом с таким городом, как Одесса, не могут соседствовать однообразные коробки. Одес ситы умеют украшать свой город. Памятник потемкинцам на площади того же названия кажется та ким же вечным, как и памятник дюку Ришелье, хотя воздвигнут недавно. а здесь доцветали каштаны. В Одессе меня порази ла тишина. Особая ночная тишина южного города. Было темно, тихо и тепло. Дождь прошел. На оста новке троллейбуса слышно было, как, стекая, сту кают по листьям капли. Уличные огни просвечива ли между деревьями, отражались в мокром асфаль те. На остановке собралось довольно много людей. Они стояли молча, а если и разговаривали, то по чему-то вполголоса. С троллейбусной остановки видны были вымытые дождем улицы, расходящиеся от привокзальной площади, черные купы деревьев на сквере, неясные очертания домов. Из сквера на освещенную улицу выходили прохожие. Они выходили из-под деревь ев, как из грота, и шли по мокрому асфальту. Их провожали глазами, как будто они были людьмц другого мира. Мимо всей очереди прошла старая, рыхлая жен щина на коротких болезненно толстых ногах, в бе лом пыльнике, какие носили сразу после войны. Она остановилась и грозно посмотрела вдоль оче реди. Ее второй подбородок, как воротник, закры вал шею, покоясь на груди. Подошел троллейбус, и я помог женщине подняться в салон, чувствуя рукой тяжесть ее старого, потерявшего подвиж ность тела. Она села одна посредине переднего си денья, почти заполнив его собой. Она выглядела так, что трудно было представить ее юной, тонень кой, кем-то любимой. — Где мне лучше сойти, чтобы попасть в гости ницу «Одесса»? — спросил я, потому что хотел услышать ее голос. — Гостиница «Одесса»? Понятия не имею, — сказала она с одышкой и типичной для одесситов интонацией. — Бывшая Лондонская... — Это другое дело. Лёндонская гостиница на бульварах. Вам обеспечен номер? Это гостиница интуриста. Кто вы такой? Можете сесть. — Она отодвинулась к окну, освобождая мне место. — На до доехать до Дерибасовской, пройдете до Поль ского спуска... Мне захотелось дать понять этой женщине, что я кое-что знаю в этом городе, и я сказал, чтобы вызвать ее доверие: —- Кажется, теперь Польский спуск называется... — Не знаю, как он называется, — перебила женщина. — Когда я родилась, он назывался Поль ским спуском. Когда родились мои родители, он тоже назывался Польским спуском. И когда мой прадед Томазини приехал в Одессу, улица уже называлась Польским спуском. Она называется так с тех пор, как Одесса стала Одессой. Вам сейчас выходить... И вот снова Одесса. И снова над городом про лился дождь. В Москве едва проклевывались почки, ОДЕССКИЙ МАЯК. 32 БОРИС БАЛТЕР, ВАЛЕРИЙ ОРЛОВ (фото), специальные корреспонденты «Вокруг света» Мой вам совет, никогда не спорьте с одесситами, ничего хорошего от этого не будет. Одесситы всег да правы. Когда я выходил, женщина снова сидела одна, занимая двухместное сиденье в переполнен ном троллейбусе. Мокрые листья деревьев блестели, подсвеченные фонарями, и шаги прохожих слышались задолго до того, как прохожие появлялись. Тонкие нити лучей тянулись от перекрестков улиц, рассеивались в черном и теплом воздухе. Короткая улица вдоль бульвара была пустынной и тихой. Она даже днем не бывала многолюдной — многолюдным бывал бульвар. Ровно тридцать лет назад по улице мимо огромных окон ресторана шел курсант Киевского пехотного училища. Курсант проходил стажировку в военных лагерях недалеко от Одессы и приехал в Одессу развлечься. Тяжелые двери гостиницы с полуметровыми дверными ручками из меди прята лись в глубине портика. В кармане у курсанта было десять рублей, на которые надо было про жить сутки и купить билет на обратную дорогу. Где он проведет ночь, курсант не знал. В его годы это не имело никакого значения. Ему принадле жала вся жизнь. Он полагал, что жизнь только по тому и существует, что живет он. При этом ему даже в голову не приходило, что можно войти в эту роскошную гостиницу и провести в ней ночь, настолько несбыточной была сама мысль об этом. Он довольствовался тем, что, проходя, разглядывал в зеркальных стеклах огромных окон свою поджа рую фигуру, туго перетянутую широким комсоставским ремнем, а заодно снисходительно посмат ривал на тех, кто сидел за столиками. Тем курсан том был я. Теперь за тяжелыми дверьми меня ждал номер, заранее заказанный. Меня и его разделяли тридцать лет! Я приглядывался к нему, хотя и знал его теперь лучше, чем он знал себя тогда. Хорошо это или плохо? Для него, наверное, хорошо. Если бы он знал о себе тогда то, что я знаю о нем теперь, он бы не засматривался с таким самодо вольством на собственное отражение в зеркальных стеклах. Медная дощечка под ногами сообщала: «Плитка фабрики Маривиль. Представители — торговый дом Ж. Дофин и П. Магидович. Одесса». Медная рамка блестела, начищенная подошвами, так же, как блестела тогда. Я сразу вспомнил ее, значит, и тогда, проходя, обратил на нее внимание. Она была вделана в плитки из цветной керамики с ребристой поверхностью. Все плитки были целы, разве что покрылись новыми трещинками, похо жими на морщины. С тех пор как была построена гостиница, прошло почти семьдесят лет. Ее по строили, когда на юг России хлынула петербург ская знать, а с моря прибывали корабли с теми, кто уже много слышал о городе, бросившем вызов Парижу. По этим плиткам проходили белые офицеры, когда в гостинице разместился штаб деникинцев, по ним проходили кованые каблуки красноармейских сапог и матросских ботинок, когда последний па роход вывез на рейд разбитые остатки белой гвар дии... Сколько же тонн человеческого груза пере несли они! Это я подумал теперь. А что думал курсант тогда - не помню. Наверно, ничего не ПОТЕМКИНСКАЯ ЛЕСТНИЦА. ДЕРИБАСОВСКАЯ. думал. Просто дощечка задержала его внимание необычностью слов «торговый дом» и фамилиями «бывших». Их давно уже нет. Так же, как нет предпринимателя Томазини, правнучку которого я встретил. Дежурный администратор, женщина с усталым лицом и молодыми глазами, сказала, возвращая мне паспорт: — Я думала, вы одессит... — Нет. Но проигрываю от этого только я. Женщина улыбнулась. — Если бы у меня была власть, я бы всех хоро ших людей переселила в Одессу. — Спасибо. Я не встречал в Одессе ни одного плохого человека. Мы расстались довольные друг другом. Спать не хотелось, и не было сил оставаться одному в огромном номере с огромными окнами от пола до потолка. В пустом и гулком вестибюле женщина-админи стратор сидела в кресле и разговаривала со швей царом. Они замолчали, отчего я понял, что гово рили обо мне. — Скучно? — спросила женщина. — Сезон понастоящему еще не начался. Через две недели при дет «Александр Пушкин». Черный теплоход с белыми надстройками. Очень красиво. — Париж не Одесса. Вот Одесса — это Па риж, — сказал я. — А что? Разве не так? Женщина и швейцар рассмеялись. — Вам повезло. Я уже не помню, чтобы кашта ны цвели так, как в этом году. Советую посидеть на бульварах, — сказал, швейцар. Он прошел впе ред и открыл дверь. ОДЕССИТКИ. ПРИМОРСКИЙ БУЛЬВАР. ОДЕССА НАЧИНАЕТСЯ У ПРИЧАЛОВ,.. ГРУЗЧИКИ. КОНСЕРВАТОРИЯ. В сущности, очень легко завоевать недоверчивые сердца одесситов, сказав что-нибудь приятное об их городе. Бульвар в Одессе один. Но настоящий одессит обязательно скажет: бульвары! Почему? Все просто, как правда. В Париже есть Большие бульвары, так почему же не быть бульварам в Одессе? В этом большом южнорусском городе есть нечто такое, что выделяет его из всех южнорусских го родов. Прежде всего необычна сама история го рода. Он возник на месте древнегреческого поселе ния Одессос. Потом на побережье высадились турки и построили город Хаджибей и крепость, которую не раз успешно осаждали запорожские казаки. Когда в конце восемнадцатого века город окончательно перешел в наши руки и был назван Одессой, его населяли потомки запорожских каза ков, итальянцы, англичане, албанцы, греки, евреи и турки. В 1803 году градоначальником Одессы был назначен герцог Ришелье. Покинув Францию, гер цог тосковал по ней и ненавидел ее. Он начал строить город, который мог бы затмить Париж. Приморская часть города — с перекидными мос тами над крутыми, мощенными булыжником спуска ми, глухие, почерневшие от времени стены домов, увитые плющом, — похожа на сказочный город Грина Зурбаган. Схожесть не случайная. Грин пи сал свой город с Одессы... Умеренный роялист, приверженец конституцион ной монархии Арман-Эммануэль Дюплесси Ри шелье эмигрировал из революционной Франции и вложил свою душу в город, который стал одним из очагов революции на юге России. Еще один парадокс человеческой истории. Через сто шестна дцать лет соотечественники герцога восстали на кораблях французской эскадры и корабли покинули одесский рейд, положив начало распаду интервен ции. Герцога одесситы ласково и фамильярно на зывали просто «дюк». На том месте, с которого начал застраиваться город, поставлен памятник. Дюк стоит лицом к морю, и от его ног начинается та самая широкая лестница с двумя тысячами сту пеней. Когда в 1815 году Ришелье вернулся во Францию и занял пост министра иностранных дел, одесситы говорили: — Французскому королю не хватает французов — ему понадобился на пост министра одессит! К своему столетнему юбилею Одесса была чет вертым городом Российской империи после СанктПетербурга, Москвы и Варшавы. Со всех россий ских губерний в Одессу устремились предприимчи вые и смелые люди. Город стал второй родиной для многих англичан, итальянцев, французов, для всех тех, кому не хватило места там, где они ро дились. Всем им город обязан неповторимым язы ковым и бытовым своеобразием, своеобразием сво их домов, улиц, площадей, своей непохожестью на все другие города мира. С бульвара казалось, что портовые краны под нимались прямо из воды. Краны загораживали освещенное огнями море. Вращающийся фонарь берегового маяка выплескивал свет, и за волноло мом море вспыхивало сполохами, отодвигая на мгновение мглистый горизонт. Море в этом месте некрасивое, перегороженное портовыми сооруже ниями. Море-труженик, море-работяга. Но именно оно сделало Одессу портом, известным морякам всего мира. В городе есть еще одно море. Оно от деляется от порта мысом. За ним начинаются сады Ланжерона и Аркадии, песчаные спуски Большого фонтана над широкими пляжами. Когда-то здесь были загородные рестораны, в которые по вечерам съезжалась вся праздная Одесса. Здесь на собст венных или арендованных дачах жили аристократы и знаменитые одесские дельцы. Одесские пляжи раздвинулись далеко за линии прежних границ. За шестнадцатой станцией Боль шого фонтана, где песчаные обрывы, поросшие кустами маслин и полыни, повисли над морем, рас паханы новые пляжи. Сюда приезжает летом мно го полярников. Это стало традицией — приезжать сюда и прогревать до костей закоченевшее от дол гих зимовок тело. Но модным курортом Одесса так и не стала. Здесь тихо даже в разгар летнего сезона. Днем все на пляжах, а по вечерам возбуж денные солнцем люди прячутся в теплой прохладе парков или уезжают развлечься в город. Но и тогда и теперь ритм городской жизни регулируется мо рем. Зимой затихает порт, и корабли отстаиваются на якорях с притушенными огнями. Пустуют гости ницы, и снег на пляжах сливается с белой кромкой морского припая. Я сидел на бульваре. Вокруг был избыток тиши ны, и чего-то не хватало. Мне не хватало запаха акаций. В это время он обычно наполнял улицы, проникал в дома. Береговой бриз уносил пряный и беспокойный запах в море. Акации вырубили во время войны, когда в осажденном городе не чем было согревать промерзшие дома... Мое пребывание в Одессе совпало с праздником Дня Победы. После митингов на заводах и в пор ту, которые проводились за два дня до праздника, после военного парада на Куликовом поле и обще городского митинга в парке имени Шевченко со стоялось народное гулянье. С пяти часов вечера по направлению к парку шли толпы народа. Весь городской транспорт и легковые автомобили были оттеснены в боковые улицы, и только трамваи ползли по своим маршрутам... и вагоноважатые не прерывно трезвонили. Ехать трамваем не имело никакого смысла. Идти пешком было куда быстрее. В самом парке над морем на всех эстрадах игра ли оркестры. Толпы людей кружили по широким аллеям и только вокруг эстрад замирали непо движными островками. В толпе выделялись тем, что не смешивались с нею, парень и девушка. На ее длинных ногах были черные туфли с разбитыми каблуками. Она была в черной юбке и белой нейлоновой блузке без рукавов, приспущенной с покатых плеч. Парень шел, держа перед собой транзистор, в черных, сильно потертых брюках с широкими раструбами и двумя медными пуговицами внизу — по две пу говицы на каждой штанине — и в трикотажной тель ной рубашке с короткими рукавами. У него была длинная шея и хорошо подстриженный красивый затылок. Я заметил их у входа. Они оставались одни среди множества людей. Рука девушки лежа ла на согнутой руке парня, и он прижимал ее локтем. Они не разговаривали, но ни на мгновенье не переставали чувствовать друг друга. Я хорошо знал таких, как он, королей черноморских городов. От их любви девчонки теряют головы, и, как бы потом ни сложилась судьба, королей помнят всю жизнь. Кто в жизни этот король? Матрос, студент, рабочий судоремонтного завода? Не знаю. Доста точно, что он одессит, хозяин всего побережья и города. Я потерял их из виду, когда остановился возле эстрады. В глубине раковины открылась дверь, и на эстраду вышла женщина, а за нею несколько пожилых людей в военных и штатских костюмах, но все при орденах. Женщина устремилась к мик рофону и радостно сообщила: — Дорогие товарищи! К нам в гости пришли прославленнее ветераны войны и обороны Одессы. Пока ветераны усаживались, женщина называла их воинские звания и фамилии. Женщина объя вила: — Товарищи! Слово предоставляется капитану первого ранга Цымракову... — Она передала рос лому человеку в черном штатском костюме, заве шанному орденами, ручной микрофон. — Одесситы-ы-ы, я вас приветствую, — сказал он. Он говорил на хорошем одесском диалекте, и слушали его с удовольствием. — Сдается мне, что на Западе хотят забыть, кто выиграл войну. Но мы, одесситы, это хорошо знаем. Мы с вами праздну ем День Победы, а между тем многих, кто выр вал ее из фашистских лап, сегодня нет, и их моги лы разбросаны по земле. Но мы их помним. Сегод ня в столице нашей Родины Москве зажгли вечный огонь памятника Неизвестному солдату. И теперь наши дорогие матери, которые потеряли сыновей и не знают, где их могилы, могут прийти к тому памятнику и поплакать!.. — Я передаю слова каперанга со стенографической точностью, а то, что не успел записать, не хочу пересказывать... Я не сентиментален. Но после речи каперанга мне захотелось побыть одному и, быть может, вы пить. После финской войны я служил в Москве в пехотном училище имени Верховного Совета РСФСР — это бывшая Кремлевская школа крас ных командиров... В моем взводе был курсант Люкшин. Я встретил его на фронте лейтенантом. Мы оба были лейтенанты и вместе лежали в наспех отрытом окопе, обрадованные и оглушенные не обычностью случайной встречи. В ста метрах за проселком были немцы. Мы слышали их голоса. Люкшин спросил: — Неужели доживем, товарищ лейтенант, когда можно будет ходить не сгибаясь? — Он обращал ся ко мне по привычке, как к своему бывшему командиру, полагая, что командир обязан все знать. К тому времени прошло только три месяца войны. Люкшина убили на рассвете. Я не мог его похоронить, потому что под лопатой сразу про ступала вода. Его несли на плащ-палатке. У Люк шина была жена. Когда я первый раз ее увидел за проходной, она показалась мне девочкой. Она и была девочкой — эта восемнадцатилетняя женщи на, только что окончившая десятый класс. Она стояла в стороне от других девушек и женщин, еще не привыкшая к положению солдатской жены. Потом я видел ее еще несколько раз, всегда оди нокую и ожидающую... Метров триста над морем, на оголенном мысу в парке стоит памятник Неизвестному матросу. Подножие обелиска в тот день было завалено гру дой цветов. Для того чтобы положить новые, их приходилось подбрасывать вверх... Обелиск прямо и строго поднимался к небу. Я бы повернул его лицом к морю, чтобы с палуб уходящих и прихо дящих кораблей видно было пламя вечного огня, символ очищения сердца и памяти. 39 сть много способов снимать фильмы о животных. Веро ятно, один из лучших — снарядить группу операто ров, скажем, года на два куданибудь в тропики, чтобы они там снимали зверей в естественной среде. К сожалению, способ этот слишком дорогостоящий и, если вы не располагаете временем и ресурсами Голливуда, он исклю чается. Для таких людей, как я, свя занных и временем и средствами, единственный доступный путь — снимать в искусственных услови ях. Съемка животных в тропиче ском лесу влечет за собой такие трудности, которые могут обеску ражить даже самого рьяного опе ратора. Во-первых, диких живот ных почти невозможно увидеть, и если даже вы их увидите, то ско рее всего мельком, когда они ис чезают в зарослях. Только чудом можно в нужную минуту оказать ся в нужном месте — камера го това к съемке, выдержка рассчи тана правильно, фон подходя щий, и животное перед вами, за нятое чем-то интересным, что бу дет смотреться на экране. Чтобы не зависеть от чуда, остается од но: поймать нужного зверя и при учить его к неволе. Когда страх перед человеком поумерится, мож но начинать работу с животным. В большом, огороженном сетью «павильоне» вы создаете пейзаж, возможно более похожий на есте ственный, но вместе с тем подхо дящий и для съемок. Другими словами, поменьше нор, куда бы мог спрятаться оробелый зверек, не слишком густые заросли, чтобы не мешали тени, и так далее. По сле этого вы помещаете животное в «павильон» и даете ему при выкнуть; на это уходит от одного часа до двух-трех дней. Разумеется, надо хорошо знать повадки животного, предвидеть, как оно поведет себя в тех или иных условиях. Скажем, если го лодная мешетчатая крыса найдет на земле в «павильоне» вдоволь лесных плодов, она поспешит на бить ими вместительные защечные мешки, и вид у нее будет такой, словно она поражена тяжелой формой свинки. Если вы не хотите все свести к ряду скучных кадров, показы вающих, как животное бесцельно бродит взад-вперед среди кустов, нужно создать такую обстановку, чтобы «актер» мог действовать или показать «лицом» какую-ни будь свою интересную повадку. Но даже когда обстановка будет создана, вам необходимы еще две вещи: терпение и удача. Зверь, даже ручной, не актер, ему не втолкуешь, что надо делать. Бы вает, животное изо дня в день неделями выполняет какое-то дей ствие, а перед камерой вдруг впа дает в панику и отказывается «играть». Когда вы несколько ча сов под лучами палящего солнца готовили съемку и сталкиваетесь с таким капризом, вам хочется убивать. Прекрасной иллюстрацией того, что значит снимать животных, служат, на мой взгляд, наши зло ключения с водяным оленьком. Это прелестная маленькая анти лопа не больше фокстерьера, тем но-каштановая шерсть красиво расцвечена белыми полосами и пятнами. Изящный водяной оленек исключительно фотогеничен. У него есть интересные особенно сти. Например, на воле он ведет наполовину водный образ жизни. Почти все время эта маленькая антилопа бродит и плавает в лес ных ручьях и речушках, она даже может довольно долго плыть под водой. Еще одна своеобразная черта: оленек обожает улиток и жуков. Для антилоп такие пло тоядные повадки большая ред кость. Третья особенность — он чрез вычайно спокоен и его легко при ручить. Был случай, когда оле нек, доставленный нам через час после поимки, сразу принял пищу из моих рук и позволил мне че сать ему за ушами. Можно было подумать, что он родился в нево ле. Это удивительно ручное су щество обожало, когда ему чеса ли голову и живот, и, не скрывая своего удовольствия, пожирало сколько угодно улиток и жуков, только поспевай заготавливать. А когда маленькая антилопа не ела, она занималась тем, что пыталась искупаться в тазу с питьевой водой, где еле-еле — да и то с превеликим трудом — помещалась лишь задняя часть ее туловища. Чтобы антилопа могла показать свою плотоядность и пристрастие к воде, я оборудовал съемочную площадку, включающую участок речного берега. Заросли распола гались так, что наилучшим обра зом подчеркивали защитную окра ску оленька, — здесь уж мы по старались. Однажды утром, когда выдалось безоблачное небо и солнце было в нужном месте, мы отнесли клетку с оленьком на площадку и приготовились выпу стить его. — Я только одного боюсь, — сказал я своей жене Джеки, — что не смогу заставить его дви гаться. Ты же знаешь, какой он тихий... Выйдет на середину пло щадки и замрет. — А мы с другой стороны по кажем ему улитку или еще чтонибудь, и он пойдет дальше, — предложила Джеки. — Лишь бы не торчал на ме сте, как корова на лугу. Мне ну жно хоть какое-нибудь движе ние, — сказал я. Действительность превзошла все мои ожидания. Как только двер ца клетки поднялась, оленек вы шел грациозной походкой и нере шительно остановился, держа на весу тонкое копытце. Я нажал спуск кинокамеры, чтобы снять его следующий шаг. Он оказался совершенно непредвиденным. Оле нек ракетой промчался через пло щадку, которую я так тщательно готовил, проскочил через ограж дающую сетку, словно ее не было вовсе, и исчез в зарослях по со седству, прежде чем кто-либо из нас успел сдвинуться с места. Мы меньше всего ожидали такого оборота, поэтому реагировали медленно, но, когда мой драгоцен ный оленек скрылся из виду, я из дал вопль, исполненный такого страдания, что все, включая на шего повара Филиппа, бросили свои дела и, как по мановению волшебного жезла, появились на площадке. — Водяной зверь убежал! — кричал я. — Десять шиллингов тому, кто его поймает! Моя щедрость возымела немед ленное действие. Не прошло и пя ти минут, как Филипп, издавая торжествующие вопли своей фельдфебельской глоткой, выныр нул из кустов, прижимая к живо ту отбивающуюся, брыкающуюся антилопу. Попав снова в клетку, она спокойно воззрилась на нас невинными глазами, словно оза даченная всей этой суматохой. Ласково облизала мою руку, а когда я почесал у нее за ухом, наполовину закрыла глаза и, как обычно, погрузилась в транс. Весь 4] Рисунки автора день ушел у нас на попытки снять это скверное животное. В клетке оленек вел себя образцово — пле скался в тазу, показывая, как лю бит воду, ел жуков и улиток, по казывая, какой он плотоядный, но стоило выпустить его в «па вильон», как он бросался наутек, словно за ним гналась свора лео пардов. К концу дня я, распарен ный и измученный, заснял пять десят футов пленки, на которых было видно, как оленек неподвиж но стоит перед клеткой, готовый сорваться с места. Уныло отне сли мы обратно клетку с безмя тежно лежащей на подстилке из банановых листьев, уписывающей жуков антилопой. Больше мы не пытались снимать водяного оленька. Другое существо, которое при чинило мне неописуемые муки на поприще кинематографии, — мо лодая сова Вудфорда, не особен но оригинально прозванная нами Вуди. Совы Вудфорда очень кра сивы, их шоколадное оперение обильно расцвечено белыми пятна ми, а таких прекрасных глаз, на верно, нет больше ни у кого из отряда совиных: огромные, тем ные, влажные, с тяжелыми розо вато-лиловыми веками. Сова мед ленно поднимает и опускает эти веки, словно престарелая киноакт риса, подумывающая о том, чтобы снова стать звездой экрана. Обольстительное подмигивание со провождается громким кастаньетным щелканьем клюва. Когда пти ца взволнована, веки двигаются особенно выразительно, сова пока чивается на насесте из стороны в сторону, словно собираясь тан цевать хулу-хулу, потом вдруг раскрывает крылья и щелкает клювом — ни дать ни взять хи мера, символ какой-нибудь особо лютой религии. Вуди все это от лично исполнял у себя в клетке, даже по заказу, если ему показы вали что-нибудь вкусненькое, вро 42 де мышонка. Я не сомневался, что надо только поместить Вуди на подходящем фоне, и я смогу лег ко отснять его номер. В обнесенном сеткой «павильо не», где я фотографировал птиц, мы соорудили нечто вроде боль шого дерева, опутанного ползучи ми растениями и иными паразита ми, а задником служила зеленая листва и синее небо. Сюда я при нес Вуди и посадил его на ветку в самой гуще зелени. Сцена, кото рую я задумал, была проста и естественна, вполне посильная, по моим расчетам, даже для совино го ума. Если Вуди не станет ар тачиться, я управлюсь за десять минут. Сидя на ветке, сова тара щила на нас исполненные ужаса глаза. Я стал за камеру. Только я нажал кнопку, как Вуди быст ро моргнул и решительно отвер нулся от нас с таким видом, буд то мы внушаем ему крайнее от вращение. Твердя себе, что терпе ние важнее всего для киноопера тора-анималиста, я смахнул пот с глаз, подошел к ветке, повернул сову кругом и возвратился к ка мере. Пока я дошел до нее, Вуди опять сел спиной к нам. Может быть, свет слишком яркий? Я по слал людей за ветками, которые мы разместили так, что они при крыли птицу от прямых лучей солнца. Но Вуди упрямо показы вал нам спину. Было очевидно: если я хочу его снять, надо все переставить и зайти с другой сто роны. Изрядно вспотев, мы пере тащили около тонны зарослей. Пусть Вуди смотрит в ту сторону, которая ему больше нравится. Пока мы, обливаясь потом, та скали толстые сучья и ветки лиан, он сидел, удивленно разглядывая нас. Великодушно позволил мне правильно установить камеру (это было отнюдь не просто, потому что теперь я снимал почти прямо против солнца) и спокойно по вернулся к ней спиной. Я готов был удушить его. Тут на небе, го товясь поглотить солнце, появи лись зловещие черные тучи, и снимать стало невозможно. Я снял камеру с треноги и в самом убий ственном настроении пошел к вет ке, чтобы забрать свою кинозвез ду. Тотчас Вуди повернулся ко мне, восхищенно защелкал клю вом, исполнил лихую хулу-хулу, потом расправил крылья и покло нился мне с напускной скромно стью артиста, выходящего на сем надцатый вызов. Наши съемки чрезвычайно зани мали всех местных жителей, вклю чая вождя Фона. Они лишь пол тора года назад впервые увидели кино. И когда приехали мы, они все еще горячо обсуждали уви денный тогда фильм. Полагая, что Фону и его совет никам интересно будет побольше узнать о том, как делают фильмы, я предложил им прийти как-ни будь, утром и посмотреть съемку. Они с радостью согласились. — Что ты будешь снимать? — спросила Джеки. — Все равно, лишь бы побезобиднее, — ответил я. — Почему побезобиднее? — ос ведомилась монтажница Софи. — А зачем рисковать... Если ка кая-нибудь тварь укусит Фона, вряд ли я после этого останусь персона грата, верно? — Что ты, что ты, этого нель зя допускать, — сказал Боб. — А что же ты все-таки наметил? — У меня все равно задумано несколько кадров с мешетчатыми крысами, вот их и снимем. Они даже мухи не обидят. На следующее утро мы все при готовили. На особом помосте уст роили съемочную площадку, ими тирующую участок лесной почвы. Рядом растянули нейлоновый тент, чтобы Фон мог сидеть под ним со своею свитой, и поставили столик с напитками. И послали сказать Фону, что мы его ждем. Глядя, как он и члены совета идут к нам через широкий двор, мы залюбовались этим зрелищем. Впереди — Фон, в красивой го лубой с белым мантии, рядом с ним, заслоняя супруга от солн ца огромным оранжево-красным зонтом, семенила его любимая же на. Далее шествовали советники в развевающихся мантиях зеле ного, красного, оранжевого, алого, белого и желтого цвета. Вокруг этой красочной процессии сновали и прыгали сорок с лишним детей Фона — будто маленькие черные жуки суетились вокруг огромной пестрой гусеницы. — Доброе утро, мой друг! — улыбаясь, воскликнул Фон. — Мы пришли посмотреть на твое кино. — Добро пожаловать, мой друг, — ответил я. — Ты не про тив, если мы сперва выпьем? — Ва! Конечно, не против, — сказал Фон, осторожно опускаясь на складной стул. Мы пригубили стаканы, и я стал объяснять Фону тайны киносъем ки, показал ему, как работает ка мера, как выглядит пленка, рас сказал, что каждый маленький кадр отвечает отдельному движе нию. — А когда мы увидим фильм, который ты 'снимаешь? — спросил Фон, усвоив основные принципы. — Я должен сперва отвезти его в свою страну, чтобы закончить,— с сожалением ответил я, — так что придется тебе подождать до следующего раза, когда я приеду в Камерун. — Вот и хорошо, — сказал Фон. — Когда ты опять приедешь сюда, мы повеселимся и ты пока жешь мне свой фильм. Мы выпили еще за мое буду щее возвращение в Бафут. Теперь можно было продемонст рировать Фону, как снимают ки ноэпизод. Софи, в брюках, руба шке, темных очках и большущей соломенной шляпе, заняла шаткую позицию на маленьком складном стуле, держа наготове блокнот и карандаш, чтобы записывать все касающееся отснятых кадров. Воз ле нее Джеки, обвешанная фото аппаратами, присела на корточках около звукозаписывающего аппа рата. Рядтж со съемочной пло щадкой стоял исполняющий роль режиссера Боб. Мой друг-зоолог держал в руках прутик и клетку, в которой отчаянно пищали наши звезды. Я установил камеру, за нял позицию и подал знак: на чали! Затаив дыхание Фон и его советники смотрели, как Боб бе режно вытряхивает двух крыс из клетки на площадку и направляет их прутиком. Я нажал спуск, и зрители одобрительными возгла сами встретили тонкое жужжание камеры. В эту самую секунду на площадке появился мальчуган с калебасом и, не замечая толпы, направился со своим приношени ем к Бобу. Мой взгляд был при кован к видоискателю, и я не очень-то прислушивался к разгово ру, завязавшемуся между Бобом и ребенком. — Ну, что тут у тебя? — спро сил Боб, принимая закупоренный зелеными листьями калебас. — Зверь, — кратко ответил ре бенок. Вместо того чтобы выяснить, что за зверь, Боб извлек затычку из калебаса. Результат поразил не только его, но и всех остальных. Из калебаса пулей выскочила разъяренная шестифутовая зеле ная мамба и упала на землю. — Берегите ноги! — предосте регающе крикнул Боб. Я оторвал глаза от видоиска теля и увидел картину, от кото рой мне стало чуточку не по себе: зеленая мамба целеустремленно скользила между опорами треноги ко мне. Я прыгнул вверх и назад с воздушной грацией, которую мо гла бы превзойти только звезда балета, наступившая со всего маху на гвоздик. Началось столпотво рение. Змея, миновав меня, с хо рошей скоростью поползла к Со фи. Той было довольно одного взгляда на рептилию, чтобы ре шить, что сейчас скромность луч шая доблесть. Схватив карандаш, блокнот и невесть почему склад ной стул, она словно заяц помча лась к сбившимся в кучу советни кам. Увы, змея избрала то же на правление и устремилась следом за Софи. Советники посмотрели на нашу монтажницу, которая ве ла змею за собой прямо к ним, и, не медля ни секунды, все как один обратились в бегство. Толь ко Фон будто прирос к стулу: стол с напитками не давал ему встать. — Палку! — крикнул я Бобу и кинулся вдогонку за змеей. Я, конечно, знал, что змея са ма ни на кого не нападет. Она думала только о том, как бы уйти подальше от нас. Но когда кру гом мечутся полсотни ошалевших от страха людей, среди которых ползает испуганная смертельно ядовитая змея, недалеко до беды. Говоря словами Джеки, сцена была фантастическая. Члены со вета мчались через усадьбу, их догоняла Софи, ее догоняла змея, за которой гнался я, а за мной гнался Боб с палкой. К моему великому облегчению, мамба про ползла мимо Фона. И так как волна события схлынула, не за дев его, он остался сидеть на ме сте, ограничившись тем, что на лил себе еще стаканчик, чтобы ус покоить нервы. В конце концов нам с Бобом удалось загнать мамбу в угол около крыльца. Здесь мы прижа ли ее палкой к земле, подняли на воздух и сунули в помести тельный мешок для змей. Я вер нулся к Фону и увидел, как члены совета стекаются назад к своему вождю с разных сторон. В лю бой другой части света, если бы вы обратили в бегство кучку са новников, подбросив им змею, на чались бы упреки, обиды и всяче ские проявления уязвленного до стоинства. Но африканцы не та ковы. Фон сидел на стуле, широко улыбаясь. Советники на ходу бол тали и смеялись, щелкали паль цами, вспоминая минувшую опас ность, подшучивали друг над дру гом (вот задал стрекача!) и во обще наслаждались юмористической стороной случившегося. — Ну как, вы ее поймали? — спросил Фон, щедрой рукой нали вая мне добрую дозу моего виски. — Да, — ответил я, с благо дарностью принимая стакан, — мы ее поймали. Фон наклонился ко мне с озор ной улыбкой. — Видел, как улепетывали мои люди? — спросил он. — Да, здорово они бежали, — подтвердил я. — Они испугались, — объяснил Фон. — Да. Это плохая змея. — Верно, верно, — согласился Фон. — Эти людишки сильно ис пугались змеи. -Да. — А я не испугался, — продол жал Фон. — Мои люди все раз бежались... они здорово испуга лись... а я не убежал. — Верно, мой друг, верно... ты не убежал. — Я не испугался этой змеи, — сказал Фон на тот случай, если до меня не дошло самое главное. — Верно. Зато змея испугалась тебя. — Она меня испугалась? — удивленно спросил Фон. — Да, змея не посмела тебя укусить... плохая змея, но она не может убить Фона Бафута. Фон взрывом смеха встретил эту неприкрытую лесть, потом, вспомнив, как улепетывали его советники, опять расхохотался, и советники присоединились к нему. Наконец, покачиваясь от смеха, они ушли, но мы еще долго слы шали их веселые голоса и шум ный хохот. Перевел с английского Л. ЖДАНОВ еликий Тьермес, бог-громовик, гонит грозо вые тучи. Голова его в небо уходит, де сять кряжевых сосен — его рост. В руках его -- радуга-лук; он молниями бросает стрелы. Тьермес видит добычу, и Тьермес смеется, и гро мы грохочут, и небо высоко уходит, высоко и па дает вниз... Гонит Тьермес добычу. То олень бежит златорогий. Белый он — его шерсть серебристее снега. Черную голову держит высоко, закинул рога и на невидимых крыльях летит. Ветры вольные — его дыхание, они несут его в полете, в его пути. Глаза его полузакрыты. Но не смотри в них, чело век, — от силы их ты будешь слеп. Закрой свои уши, когда услышишь бег, — от той силы ты бу дешь глух. Горячего дыхания его коснешься ты — и будешь нем. Знай: то Мяндаш-пырре...» ...Но посмотрел Мастер в глаза его — и не ослеп, услышал бег его — и не оглох, коснулся дыхания горячего его — и не онемел. А отлил он «вечный бег» златорогого оленя в красной меди и бронзе, что бы и тысячелетия спустя увидели Мяндаша люди и коснулось их его дыхание. Волны выносят молодого и прекрас ного оленя на берег... Открывшаяся в Перми выставка произведений древней пластики народов Прикамья будто пере носит нас в сказочный мир поэтических легенд и преданий северных народов. Но кто он, Мастер, открывший нам этот мир? Ка кой народ создал эти маленькие шедевры скульпту ры, и сейчас поражающие ясностью композиции, тон кой ритмичностью и монументальностью пластики? Это до сих пор не известно окончательно. Камское предание указывает на загадочное, легендарное пле мя чудь. «Жила долго ли коротко Чудь белогла зая — и не стало ее. То ли совсем сгинула, то ли ушла куда-нибудь на Север...» И может быть, именно поэтому бляхи и украше ния, найденные в Прикамье, словно иллюстрируют сказания о Мяндаше, записанные в Кольской тунд ре !, — «ушла чудь» в тундру, на Север, и унесла свои легенды, оставив на земле предков лишь за стывшего в бронзе Мяндаша... 1 Сказания о Мяндаше собраны в книге В. В. Чарнолусского «Легенда о человеке-олене» (Изд-во «Наука», 1965). ВАЛЕНТИН ГОРЧУКОВ Фото автора и А. КЛИМЕНТЬЕВА Одна из Кольских легенд, например, рассказывает о том, что Мяндаш на пороге своего жилища, где ждет его жена, «дочь человеческая», и дети его, пре вращается в человека. И когда однажды он не смог обернуться человеком и навсегда убежал в тундру, «то и все дети его, все Мяндаш-парнь, ре бятки его, все за ним побежали один за другим. И даже самый маленький, тот, что на коленях у матери был и грудь сосал, и тот встрепенулся, обернулся пыжиком-олененочком, соскочил с коле ней матери и туда же, в тундру, за оленями побе жал. Вскочила Мяндаш-каб, метнулась, зовет малень кого: — К маме, домой поди! Поди к маме, поди! У мамы теплые колени и грудь... А Мяндаш-парнь отвечает ей: — Не могу я вернуться, мама, не могу! Олений зов меня влечет. Жар молодых рогов — мой восторг! Игра пургой — моя радость! И хруст копытец — мое весельство! Не могу я вернуться, не могу вернуться, мама...» И вот на некоторых пермских миниатюрах мы видим человека с головой оленя и ребенка-оленя, сидящего на теплых коленях матери. А сюжет одного изделия, найденного более полу века назад в Чердынском уезде, едва ли не пол ностью совпадает с сюжетом древнего Кольского сказания о том, что шкура убитого оленя, попав в морскую пучину и испытав ряд превращений, на гребне волны возрождается к новой жизни. Волны выносят молодого и прекрасного оленя на берег — И снова начинает Мяндаш свой веч ный путь по бескрайней тундре... и снова начинает Мяндаш свой вечный путь по бес крайней тундре... И будет Земля, пока Мяндаш бе жит по ней, и будет Солнце, пока Мяндаш видит его... Выставка древних металлургов Прикамья — зна чительное явление в художественной жизни страны. Она открыла нам новую яркую страницу рукотвор ного творчества народа: теперь становится ясно, что пермская деревянная скульптура XVII—XVIII веков (см. «Вокруг света» № 6, 1966 год) непосредственно продолжила пластический поиск светлого и поэти ческого языческого искусства народов Севера, обогатив его новыми сюжетами и высокими художест венными традициями древнерусского искусства... А легенда об Олене-человеке, вечном и свободном, гордом и прекрасном, как бы олицетворяет вечно меняющееся и возрождающееся в новой форме жи вое искусство народа... «Из-за Каменского, из-за Имандры, из нутра ма тери-земли бежит Мяндаш — дикий олень. Мяндашпырре имя ему, он начало жизни. От края до края земли Мяндаш-пырре бежит, златорогий олень. Путь его — солнца путь, туда ему бег...» Мяндаш на пороге своего жилища, где ждет его жена, «дочь человече ская», и дети его, превращается в че ловека... «Мы прозреваем дали других обитаемых миров...» Разум на других планетах — каков он? «Слепа» или «зряча» эволюция? Почему у осьминога не возник интеллект? Палеонтология — окно в космос? ОБ ЭТОМ ШЛА БЕСЕДА НАШЕГО КОРРЕСПОНДЕНТА Д. А. БИЛЕНКИНА С ИЗВЕСТНЫМ УЧЕНЫМ И ПИ САТЕЛЕМ-ФАНТАСТОМ ПРОФЕССОРОМ И. А. ЕФРЕ МОВЫМ. В разговоре участвовали трое: И. А. Ефремов, я и... Впрочем, о третьем собеседнике речь будет впереди. — Допустим, — сказал я, — уже идут палеонто логические раскопки на Марсе, Венере или — меч тать так мечтать! — на планете звезды-61 Лебедя. Иван Антонович, как палеонтолог, чего вы ждете от таких раскопок? — Многого. Даже если планеты окажутся необи таемыми, то, может быть, пласты горных пород на их поверхности сохранят остатки когда-то бывшей и затем исчезнувшей жизни. Мы прочтем ее трагиче скую историю, заставив омертвелый мир раскрыть катастрофу, стершую живую материю с планеты. На обитаемых, но не населенных разумными суще ствами планетах мы, изучив древние окаменелости, сможем понять причину, по которой мысль не вспых нула в этой точке пространства, и яснее представить себе закономерности ее возникновения из неживой материи. Что касается миров, где разум создал уже циви лизации одного с нами уровня или даже более вы сокие, то их обитатели, без сомнения, сами проник ли в глубь своей предыстории и при контакте с на ми покажут весь путь исторического развития жиз ни, приведший к возникновению интеллекта, познаю щего природу и себя. Но есть возможность, что мы увидим эту историю раньше, чем сами начнем раскопки на планетах иных звездных систем. — Не с помощью ли чего-то похожего на «Вели кое кольцо» разумного общения? — Да. В своем фантастическом романе «Туман ность Андромеды» я высказал предположение о раз витии связи с другими мирами путем передачи изо бражений от одной населенной планеты к другой. Позднее эту же точку зрения обосновал известный астрофизик Фред Хойл. Я думаю, что связь с по- материалистом) бесцельности существования жизни». Я не мог не согласиться с замечанием, что тыся челетние представления антропоцентризма, будто мы единственное в мире творение, обладающее разу мом, все еще властвуют над мыслями некоторых исследователей. Какие же выводы современной науки противопо ставляет им И. А. Ефремов? Вывод астрофизики: планетные системы у звезд не редкость; в наихуд шем случае только в нашей Галактике их миллионы Вывод геофизики, геохимии, астрофизики: первичные атмосферы известных нам планет (и Земли, разу меется) по составу, видимо, походили на теперешние атмосферы Юпитера, Сатурна, Урана, Нептуна. В таких «неземных» метаново-аммиачных атмосфе рах, как доказали лабораторные опыты, под воздей ствием молний и других факторов (ультрафиолет Солнца, радиация горных пород) способны возни кать первичные молекулы жизни— аминокислоты. мощью волновых колебаний, движущихся со ско ростью света, осуществить безусловно легче, чем звездолетам выйти в бездны космического простран ства (разумеется, в том случае, если мы не сумеем найти «обходный путь» сквозь пространство, на воз можность которого есть пока очень смутные наме ки). Поэтому мне кажется, что мы сначала именно так встретимся с братьями по разуму. — Если они существуют... — Это главный вопрос! Существуют ли они, эти братья? Каковы вообще могут быть жизненные фор мы на планетах отдаленных звезд? Не ока жутся ли эти виды жизни настолько не похожими на наши земные, что даже если они будут разумны, мы никогда не найдем их и тем более не пой мем друг друга? Я воспользовался паузой, что Б ы т ь может, люди, сами того не подозревая, уже много раз бывали на берегах марсианских «каналов»... бы сверить набежавшие мысли с Быть, может, во вселенной немало небесных тел-невидимок, в кото последней научной работой И. А. рых время «спит»... Ефремова — статьей «Космос и Быть может, разумные существа даже далеких галактик похожи на зем лян. палеонтология», предназначенной Быть может... В этом номере журнала «Вокруг света» вы найдете рас для сборника «Населенный кос сказы о всех этих столь необычных гипотезах. мос», который сейчас готовится к Какое же место в науке занимают гипотезы, каково их значение и по чему практически любой рассказ о научных достижениях будет неполным печати издательством «Наука». без изложения современных гипотез видных советских и зарубежных уче Об этой работе как раз и шла ных? Ответить на эти вопросы лучше всего словами Ф. Энгельса: «Формой беседа, она-то и была третьим со развития естествознания, поскольку оно мыслит, является гипотеза. Наблю дение открывает какой-нибудь новый факт, делающий невозможным преж беседником. ний способ объяснения фактов, относящихся к той же самой группе. С этого момента возникает потребность в новых способах объясне Наука первой половины ве ния, опирающегося сперва только на ограниченное количество фактов и ка — мой взгляд бежал по стра наблюдений. Дальнейший опытный материал приводит к очищению этих ницам рукописи — пессимистично гипотез, устраняет одни из них, исправляет другие, пока, наконец, не будет установлен в чистом виде закон. Если бы мы захотели ждать, по смотрела на возможность встре ка материал будет готов в чистом виде для закона, то это значило бы чи с братьями по разуму. В аст приостановить до тех пор, мыслящее исследование, и уже по одному этому рономии гипотеза Д. Джинса до мы никогда не получили бы закона». Последнее десятилетие исследований космоса, начавшееся с запуска казывала, что планетные системы первого в мире советского искусственного спутника, принесло огромное ко у звезд — редчайший случай. личество новых фактов. Естественно, появилось и много новых гипотез, В биологии ей вторила фанатич стремящихся связать воедино добытые факты и объяснить их. Эта тема — тема познания космоса — объединяет нашу подборку. ная теория отрицания ортогене за, то есть направленности эволю ции. Эволюция уподоблялась блужданиям слепца: она отдава лась в полное подчинение случай ностям и хаосу естественного отбора. Отсюда неиз Изначальный тип атмосфер, разительно несхожий с бежно следовал вывод о неповторимости, уникаль обликом современной земной атмосферы, выходит, ности эволюции земной жизни. Получалось, что на был благоприятен для возникновения жизни. других планетах, в условиях пусть даже чуть от Наша Земля оказалась гораздо старше, чем при личных, чем на Земле, слепая эволюция должна нято было думать, — ее древнейшим породам, как была облечь разум в непредсказуемую форму и свидетельствуют данные ядерной физики, 5—б мил химический состав. Человечество, оставь надежду на лиардов лет. Не удивительны поэтому недавние на встречу с безмерно редким во вселенной разу ходки остатков жизни 2—2,5 миллиардолетней дав мом! — таким был вывод. И даже случись эта ности. В распоряжении эволюции был — мы это те встреча, мы все равно не поймем друг друга, по перь видим — огромный запас времени. тому что интеллект других планет чужд земному. Наконец, кибернетика вкупе с теорией информа «Мировоззренчески,—прочитал я в статье, — уни ции сокрушила последние крепости прежнего антро кальность земной органической эволюции порожда поцентрического мышления. Мы приблизились к по ла печальное чувство беспредельного космического ниманию универсальности общих законов мышления, одиночества и (если оставаться последовательным не зависящих от типа материальной структуры но сителя. Здесь тот же Фред Хойл справедливо обра тил внимание, что вся наследственная информация, необходимая для построения столь сложного суще ства, как человек, заключена в клетке (спермато зоиде) объемом чуть более 15 кубических микрон! 47 Вряд ли случайно, что эволюция, давным-давно сделав это «изобретение», не заменила его потом ничем иным. Очевидно, прав Хойл, считая, что столь выдающееся достижение эволюции используется в главном потоке жизни во вселенной. — Такое впечатление, что открытия разных наук, подобно стрелкам разных компасов, указывают сей час один и тот же полюс. Жизнь в подходящих ус ловиях — неизбежная стадия эволюции материи. Огромность числа планет означает множественность обитаемых миров. Разум — закономерный этап эво люции. Во вселенной действуют одни и те же зако ны мышления. — Это я и хотел подчеркнуть в своей работе, — сказал И. А. Ефремов. — Вы, правда, перечислили не все доказательства, приводимые мной в статье, но общий вывод верен. Посмотрим, однако, что скажет нам палеонтология, то есть фактическая докумен тация пути исторического развития земной жизни. Гигантские пробелы в документации, обусловленные закономерными перерывами в отложении осадков и размыванием ранее отложенных, очень ограничи вают наши возможности. Тем не менее сумма па леонтологических данных дает нам неопровержимую картину общего постепенного усложнения и усовер шенствования растительных и животных форм по мере хода геологического времени. Лестница этого восхождения непрерывна и последовательна, несмо тря на вымирание одних групп, расцвет других или угнетенное, скрытное существование третьих. — Но ведь очень живы представления о скачках эволюции, о периодах расцвета и катастроф. Верно ли я понял из вашей работы, что их источник — непонимание особенностей эволюционного процес са? Вот система ваших доказательств, если я не утрирую. В биологии есть меткий термин: эколо гическая ниша. Подразумевается некая ограничен ность места, не обязательно географическая, чаще биологическая. Область, за пределами которой для вида, к ней приспособленного, нет ни пищи, ни подходящей среды обитания (как для крокодила, скажем, за пределами русла тропических рек). При способление, «подгонка» путем естественного отбора мелких мутаций позволяет тем или иным видам овладеть конкретной «нишей». Чем успешней при способление, чем уже специализация, тем благо приятней для вида данная «ниша», тем интенсивней идет размножение. Но возможности «ниши» не бес- предельны. Когда плотность обитания здесь достигает критической точки, наступают голод, болезни, массо вая гибель. К тем же результатам ведут изменения внешней среды (вид слишком хорошо приспособился к прежней!). В итоге впечатляющие кладбища останков животных, вид которых и приводит мысль исследователя к выводу о каких-то гигантских ка тастрофах, чему способствует разорванность геологопалеонтологической документации. — А на самом деле эти случаи нисколько не отра жались на других видах, кроме связанных кормовой базой с гибнущими, и вовсе не означали серьезных потрясений нашей планеты. Более того, неуклонное восхождение исторического развития от низших форм к высшим (считая высшими более сложные и универсальные) вне всякого сомнения доказывает чрезвычайно длительную устойчивость среды обита ния на поверхности нашей планеты. Хрупкие, чрез вычайно чувствительные в космических масштабах индикаторы — наземные животные и растения неос поримо говорят нам об этом, подтверждая, что звезды типа нашего Солнца и системы, подобные солнечной, обладают стабильностью, исчисляющейся миллиардами лет, то есть допускают развитие выс ших форм жизни. — Действительно, одно-единственное серьезное всепланетное потрясение оставило бы на эволюции след тяжеловесного катка... — Вот именно! Вторым очень существенным фак том, наблюдаемым во всей великой истории жизни, является направленность ее развития. Эволюция не идет в любом, случайном направлении... Иван Антонович перешел к самой важной (и са мой специальной!) части своих исследований. Я сде лал по ней записи, в которых стремился не к акаде мической манере, не к передаче своеобразия стиля писателя и ученого И. А. Ефремова: главным для меня было ярче прорисовать ход мыслей моего собеседника. Вот эти записи. ЗАПИСЬ ПЕРВАЯ Для эволюции характерна так называемая кон вергенция — приобретение разными организмами по хожих форм, образа жизни, питания и поведения. Ведь число «ниш» ограничено: новым, лучше орга низованным видам достаются «ниши» предшествен ников. Потому дельфины, к примеру, чрезвычайно похожи на ихтиозавров, хотя их разделяет полто раста миллионов лет и хотя одни млекопитающие, а другие пресмыкающиеся. Еще параллель: 300 000 000 лет назад в древних лесах жили земно водные, по форме аналогичные змеям. А прототип крокодила еще древней! Чем ближе к современности, тем биологическая конвергенция — важнейший факт! — чаще и глуб же. Ископаемые млекопитающие Южной Америки похожи на главные формы млекопитающих Евразии и Африки. Сумчатые Австралии повторяют грызунов, волков, тигров Старого Света... Млекопитающие всей планеты будто стараются придерживаться одних и тех же стандартов! Очень давно и у самых отдаленных исходных групп возникают особенности, отличающие ныне це лые классы и подклассы животных и растений. Кормление детенышей молоком известно, к примеру, у некоторых птиц и даже рыб. Современный облик деревьев с ветвями и органами фотосинтеза сложил ся, едва они возникли — сотни миллионов лет назад. Объем мозга и сложность извилин у китооб разных выше, чем у человека, но древнее на 15 мил лионов лет. Еще ближе сходство органов чувств, поведения, нервной и гормональной регулировки. Бинокулярное стереоскопическое зрение человека однотипно со зре нием спрута, птиц, не говоря уже о млекопитающих. Общие законы нервной проводимости можно изу чать и на обезьянах и на лягушках. Примеров био логической конвергенции масса. О чем они говорят? О том, что эволюция ставит перед организмами одни и те же задачи, требует одинаковых «изобрете ний». И следовательно, она имеет направленность. 4 «Вокруг света» № 9 49 ЗАПИСЬ ВТОРАЯ В палеонтологических захоронениях наблюдаются два типа групп животных. Главная масса остатков предоставлена подчас причудливо приспособленными, но немногими видами, однотипными по уровню эво люционного развития. Реже встречаются остатки, принадлежащие группам как бы стандартного обли ка, за которым, однако, скрывается усложненная организация. Эти хорошо известные факты застави ли исследователей сделать вывод о двух путях эволюционного развития: либо ювелирное приспо собление к временным и местным условиям, либо усложнение, универсализация организма, повышение его энергетики, ведущие ко все большей независи мости от внешней среды — к гомеостазису. Вот две дороги эволюции. Одна — приспособительная; она ведет в тупик, кончающийся вымиранием. Другая направлена к непрерывному восхождению и макси мальному совершенствованию организмов. Итак, путь наибольшей независимости от внешней среды, универсализации, усложнения. Подчеркнем здесь лишь одно обстоятельство. Прогрессирующие к независимости организмы, помимо защищенности от колебаний температуры, влажности, механических воздействий, должны еще обладать умением отыски вать и распознавать пищу в самых разных ее обли ках и в самых разнообразных условиях. Отсюда неизбежное совершенствование систем переработки и хранения информации, неизбежное формирование все более крупного и сложного мозга. Но для раз витого мозга требуется соответствующая база, пре жде всего энергетическая, поскольку мозг не может существовать без постоянного и усиленного питания (обстоятельство, печально известное медикам; при остановке дыхания и кровообращения лишь пять минут отделяют наш мозг от гибели). Энергетические же уровни биологических машин — организмов жестко ограничены, и переход со сту пени на ступень требовал немало миллионов лет эволюции. Энергозапасы, скажем, в печени пресмы кающегося раз в пятьдесят меньше, чем у высшего млекопитающего. Потому длительность бега кроко дила по суше просто несоизмерима с многочасовым бегом льва или антилопы. Но чем выше энергетика, тем больше потребность в пище, тем шире должна быть кормовая база. От организма требуются все более крепкие мускулы и все более совершенный мозг. Противоречия как бы сдавливают жизнь не преодолимыми барьерами необходимости, неким направляющим коридором естественного отбора. От универсализма к еще большему универсализму, от менее совершенного гомеостазиса к более совершен ному — вот магистраль прогрессирующих видов. Конечно, оба «пути» со всеми их ответвлениями лишь две стороны единого диалектического процес са, в котором «великая необходимость» усовершен ствования организма прокладывает дорогу сквозь дебри случайных приспособлений. Именно в этом смысле слепая сила естественного отбора становится «зрячей» и получает направленность. Становится по нятной та упорная борьба за независимость от сре ды обитания, которую вели миллионы поколений животных и растений. Становится понятной неиз бежность появления интеллекта, который обеспечи вает высшую форму независимости от природных условий. И еще одно — никакой скороспелой разумной жизни в низших формах, вроде плесени, грибов, растений, крабов, тем более мыслящего океана быть не может. 50 ЗАПИСЬ ТРЕТЬЯ Попытки развития высокоорганизованного мозга делались не раз в истории Земли. Одни из них были преждевременны, поскольку организмы, как, напри мер, спруты, еще не поднялись на нужный уровень энергетики и гомеостазиса. В другом случае велико лепный мозг дельфинов возник тогда, когда их организм настолько приспособился к водной среде, что переход в иную среду оказался исключенным. Человек не характерен никакими особыми приспо соблениями для какой-либо узкой экологической ни ши, и это одно из самых поразительных его свойств. Жизненная форма человека столь же примитивна, как и у его отдаленных предков. Однако внешняя архаичность совмещается с высокой энергетикой, фи зиологией, организацией. Этот уровень способен к несению огромной нагрузки — мозга. Благодаря ему человек так смог облегчить для себя внешние условия, расширить свою кормовую базу, что созда лась возможность для его расселения по всей пла нете, для познания природы и ее переделки. Огром ные возможности овладения силами природы, кото рые будут у человека коммунистического общества, позволят окончательно сбросить гнет среды, властвовавшей над жизнью с момента ее зарож дения. ЗАПИСЬ ЧЕТВЕРТАЯ Если окинуть взглядом весь живой мир Земли, как современный, так и вымерший, то станет оче видным, что на поверхности одной-единственной пла неты развились практически все мыслимые формы, заполнив все пригодные для жизни экологические ниши. Легко ли соревноваться фантазии в выдумы вании существ иных планет, если на Земле есть погонофоры, которые переваривают пищу между щупальцами, морские лилии, повторяющие формы растений, растительные хищники — росянки, му равьи, состоящие как бы из свободных индивидуу мов, но образующие единый организм, и тысячи дру гих существ, нередко настолько чуждых нам, будто они пришельцы с другой планеты? Но примечатель но и важно вот что: чрезвычайное разнообразие низших форм контрастирует с подобием и частой конвергенцией высших животных. И наиболее конвергентен в биологическом смысле человек, чьи предки нигде и никогда не образовывали специали зированные виды, а только подвиды, как пробные ступеньки для развития мозга и способностей к труду. Если сравнивать лестницу эволюции с ле нинской спиралью развития, каковой она, по суще ству, и является, то спираль будет широкой в осно вании и более узкой в вершине. Размахи витков ее по мере хода времени все меньше, и спираль скручивается все жестче. Не отражена ли здесь некая общая закономерность развития вселен ной? ЗАПИСЬ ПЯТАЯ Единство физико-химических законов вселенной логически должно иметь продолжение в единстве биологических законов той же вселенной. Если при нять с очень большой долей вероятности, что белково-кислородно-водяная жизнь наиболее распростра нена во вселенной, то мы должны изучать нашу планету как гигантскую лабораторию эволюции та кой жизни на путях ее самоусовершенствования. Здесь изучение палеонтологических документов и их сопряжение с биологией ныне живущих форм поз волит понять и даже предсказать ход жизни на других мирах. Последний виток развития форм зем ной жизни сравнительно узок и туго скручен: есть все основания полагать, что уже в силу одного этого мыслящие существа вселенной принципиально подоб ны нам. Еще один вывод. Закономерность появления интел лекта как способа разрешения объективных проти воречий биологической эволюции материи, неслучай ность явления биологической конвергенции дают ос нование думать, что коммуникация с разумными существами любой планеты, прошедшими неизбеж ный путь исторического развития и получившими мозг для решения тех же самых задач и по тем же законам, возможна. Если не эмоционально-социаль ное взаимопонимание на первых порах, то уж тех- нически-информационное достигнуто будет. Мир един в своей основе, а следовательно, едины фило софские формы его познания, едины выводы, какому бы разуму они ни принадлежали. — И последнее, — сказал в заключение беседы И. А. Ефремов. — Палеонтология, наука, погружен ная, казалось бы, в недра планеты, послужит окном в космос, через которое мы научимся видеть зако номерности жизни и появления мыслящих существ. В недрах планеты есть интереснейший и загадочный мир вымершей жизни, нас ждет великое множество странных, удивительных форм, изучая которые мы не только глубже понимаем самих себя, но и прозре ваем пока недоступные дали других обитаемых ми ров... Ключ к тайне Марса —на Земле? первые их обнаружил знаменитый Скиапарелли. Долгие ночи провел он у телескопа, напряженно вглядываясь в направлении Марса, который летом 1877 года пожаловал к Земле на великое противо стояние. Карандаш астронома придирчиво повторял на бу маге контуры физиономии далекого небесного сосе да. Медленно рождалась под грифелем первая мар сианская карта. На оранжевато-красную поверхность легли пепельно-серые пятна причудливых очертаний. Между ними разбросались пятна посветлее. И тут Скиапарелли увлекся «мелочами». Ему не давала по коя таинственная паутина из каких-то удивитель ных, тоненьких, геометрически правильных ниточек, повсюду заполнивших пространство между пятнами. Они, словно морщинки, покрывали древний лик Марса. Скиапарелли назвал их сетью «каналов». Но «лучшему небесному наблюдателю века» так и не удалось раскрыть их тайну. И вот уже девяносто лет она заставляет лихорадочно работать человече скую мысль. Выдвигались разные гипотезы: что «ка налы» — это искусственные постройки; что это по лосы лавы; что это следы падения метеоритов. И так далее. Однако все эти гипотезы при дальней шем изучении Марса оказывались несостоятельными. Тем временем в последние годы весьма земная наука — геофизика пришла к любопытному выводу. Вся земная кора, как выяснилось, рассечена глубин ными разломами. Вот, к примеру, гигантский раз лом срединно-океанического хребта, чья протяжен ность равна 60 тысячам километров (это поистине всепланетная горная система). Внешне разлом выра жен хребтами, меж которыми находится узкая и глубокая впадина. На дне ее выходят глубинные породы нижних этажей коры и даже мантии — таинственного слоя, обволакивающего ядро Земли. Планета наша, оказывается, похожа на футбольный мяч, лопнувший по швам и залатанный! Но глубинные разломы могут быть и более непри метными. Трудно увидеть в полосе разнохарактер ного рельефа, протянувшейся от Мертвого моря че рез Красное море к великим африканским озерам, глубинный разлом планеты. Тут и провалы, запол ненные водой, тут и горы! Тем не менее под ними сеть разломов. Существенно то, что они характер нейшая и броская черта Земли, заметная, если мож но было бы снять покров воды и облаков, далеко из космоса. Но Марс, Венера, даже Луна — небес ные тела, подобные Земле. Значит... 4* Известный советский геофизик профессор В. В. Федынский обратил внимание, что глубинные разломы земной коры образуют отрезки дуги большого кру га. Обнаружилось, что на Луне есть формы рельефа подобной же геометрии. И рисунок земных разло мов по форме близок к схеме марсианских «кана лов». Так возникла гипотеза, что «каналы» суть глу бинные разломы марсианской коры. И что такие же разломы должны быть и на других планетах зем ного типа — Венере, Меркурии. Интересно, что к сходным выводам («каналы» — это трещины) независимо от В. В. Федынского пришел известный американский астроном К. Томбо, обнаруживший в свое время планету Плутон. И не он один. Однако вот какое неожиданное обстоятельство! Американский исследователь А. Уэбб совсем недавно провел метаматический анализ сети марсианских «каналов». И получил результат: сеть «каналов» не похожа ни на сеть трещин, ни на сеть ущелий, хреб тов, ни на сеть полос, образуемых растительностью. Те обычно образуют простые сети. А марсианские «каналы» сплетаются в очень сложную сетку. Своей пестротой, запутанностью она напоминает сеть же лезнодорожных линий промышленных районов. Ина че говоря, марсианским «каналам» не нашлось ана лога в земной природе: он обнаружен в созданиях земного разума! Ошеломляющий вывод. Но значит ли это, что от стройной и столь наглядно правдоподобной гипотезы глубинных разломов следует отказаться? Нет. Вне запно — у вас еще не пошла голова кругом? — по следовала другая сенсация. Недавняя радиолокация Марса, проведенная американцами, дала неожидан ный результат. Темные участки Марса, оказывается, континенты, светлые — ложа высохших океанов, «каналы» — это горные цепи. Мне придется оставить вас на распутье. Чему же верить? Затрудняюсь ответить. Пожалуй, никогда еще загадка марсианских «каналов» не выглядела столь головоломной. И это понятно. Никогда еще Марс не изучался столь пристально и упорно, как сейчас. Мы узнали о нем массу новых фактов. След ствие этого — обилие новых гипотез. Так всегда бывает при прорыве в глубь неизвестного. А яс ность — она не за горами; автоматические станции уже прокладывают дорогу к Марсу. С. ГЛУШНЕВ, кандидат технических наук 51 Звезда, в которой время «спит»... Научно-фантастический очерк риборы звездолета только что П обнаружили рядом звезду. Я смотрел в указанную ими точ ку пространства. Там ничего не было. Вселенная была открыта взгля ду. Вся — с радужными пятныш ками туманностей, с точками бес численных звезд, с млечной осью нашей Галактики, как бы соткан ной из стеклянных пылинок. сконцентрированная теперь в нич тожном объеме. Как в полном соответствии с краеугольным за коном мироздания количество пе решло в качество, как сверхмощ ное поле тяготения согласно тео рии Эйнштейна замкнуло прост ранство вокруг останков моей звезды, как замедлился и замер ход времени... Как это «замкнулось простран Р а с ч е т ы Л. Ландау, Р. Оппенгеймера и других ученых показали, что при огромной плотности масса любого вещества займет объем меньше не коего критического радиуса и окажется в чрезвычайно своеобразном сос тоянии гравитационного Коллапса. Устойчивой, правда, будет не любая из масс. Но те, которые окажутся в состоянии устойчивого коллапса, будут обладать, казалось бы, невероятными свойствами, описанными ниже. Я и, независимо от меня, академик М. А. Марков выдвинули предположение, что в таком состоянии могут находиться д а ж е особые гипотетические частицы (планкеоны), меньшие по размерам, чем электрон, и имеющие плотность 1095 граммов на кубический сантиметр. Научно-фантастический очерк Б. Дмитриева, по-моему, интересная попытка образно представить встречу с материей в состоянии коллапса. Следует только помнить, что гипотезы коллапса, лежащие сейчас в главном русле современной науки, все же лишь попытка объяснить некоторые явления во вселенной, которые не ук ладываются в рамки прежних физических представлений. Истина же мо жет оказаться совсем иной. К. СТАНЮКОВИЧ, профессор «Моей» звезды я не видел, хотя она была рядом. И не мог увидеть — это я знал заранее. Все же оторопь брала при мысли, что поблизости нахо дится масса вещества, ставшая невидимкой — коллапсом. Нахо дись эта масса в обычном состоя нии передо мной, не исключено, вырос бы пламенеющий диск вполнеба. А вместо этого — ни что, пустота, прозрачность. Все еще безотчетно вглядываясь в пространство, я попытался мыс ленно проследить эволюцию небес ного тела, находящегося сейчас в состоянии коллапса. Я попробо вал представить изначальную мас су — звезду, зримую, пылающую, яркую, которая стремительно сжи мается, так что ломаются ядра атомов ее вещества. Тут мое вооб ражение работало безотказно — на помощь пришли десятки жи тейских аналогий. Столь же лег ко я представил, как чудовищный пресс сжатия превратил мою ги гантскую, размером с Солнце, звезду в маленький шарик диа метром в несколько десятков мет ров. Как невиданно возросла плотность ее поля тяготения, 52 ство»? Как это «замер ход време ни»? Опять же физическая сущ ность явления была ясна мне, как и любому человеку, знакомому с теорией относительности. Но об раз, образ! Зримого представле ния не получалось. Мои размышления прервала необходимость уравнять ход звез долета со скоростью движения коллапса. Приборы не давали точного представления о расстоя нии до него, и маневр, который я проводил, был связан с риском врезаться в невидимую массу. Врезаться? Слово из земного лексикона, вряд ли уместное здесь. Что произойдет, если я вой ду в соприкосновение с коллап сом? Очевидно, я и миллиардотонный звездолет мгновенно со жмутся в микроскопическую кру пинку материи. Ладно, будем рассуждать по следовательно. Мысленно опустим на поверхность моей стягиваю щейся к центру звезды вообра жаемый радиопередатчик (уж это-то я могу представить!). Он запрограммирован на посылку ра диосигнала через каждые пять минут. Но поле тяготения сгу щается, оно, словно канатами,тя нет к поверхности все улетающие в пространство кванты света, все мыслимые виды радиоволн. Пе риодичность сигналов замедляет ся. Интервал в десять минут, пол часа, час... Квантам все труднее и труднее вырваться из поля тя готения. Чем мои радиосигналы не часы? И вот они идут все медленней, медленней... Стоп! Сиг налов больше не поступает. Кван ты стремятся, но не могут поки нуть поверхность, они мчатся... оставаясь неподвижными. Ничто уж не в состоянии уйти в прост ранство — ни свет, ни радиовол на, ни поток частиц. Ничто уже не отразится от поверхности. Все это и есть гравитационный кол лапс. А если ничто не излучается телом и Ничто не отражается от него, то оно невидимо! Мне стало легко и ясно. Ока зывается, даже самое невероятное физическое явление кое-как мож но представить наглядно, если эта наглядность точна лишь условно. Подожди, тут же сказал я себе, а как же быть с ходом времени там, в невидимости? С временем, которое идет — как бы точнее сказать?— идет, стоя на месте? Нет, оно идет, как в древ ней легенде о железной горе, ухо дящей за облака, к подножью ко торой раз в тысячелетие приле тает воробей чистить свой клюв. И только когда воробей сотрет своим клювом гору до основания, во вселенной пройдет один миг вечности... Да, именно так идет время в коллапсе. Будут вспыхивать и снова гаснуть звезды, а там... Страшно подумать: там ничего за метного не успеет произойти! А что тут невозможного? — тут же ответил я сам себе. Давнымдавно зная, что время относитель но, чему я изумляюсь? И тут я вспомнил... Я вспомнил Энгельса. «Именно потому, что время отлично, независимо от изменения, его можно измерять посредством изменения... Время, в течение которого не происходит никаких заметных изменений, да леко от того, чтобы совсем не быть временем; оно, напротив, есть чистое, не затронутое никаки ми чуждыми примесями, следова тельно, истинное время, время как таковое». Но это относится и к состоя нию материи в коллапсе! Время здесь словно в летаргическом сне. Коллапс может быть разбужен лишь энергичным столкновением с другой массой. Я невольно зажмурился, пред ставив себе такое столкновение. Будто вспыхнуло все вокруг! Ведь в гравитационном коллапсе за ключена такая грандиозная энер гия, что перед ней термоядерный синтез что спичка по сравнению с костром. Я раскрыл глаза. Вселенная бы ла чиста и спокойна; мое вообра жение слишком разыгралось. Воз можно, что энергия коллапса пи тает взрывающиеся ядра галактик и сверхзвезды — квазары, чья яркость соизмерима с яркостью 10 000 миллиардов обычных звезд ЧЕЧАКО типа Солнца. Но здесь она спит. Теперь недолго ей спать: моя встреча с ней, возможно, начало ее пробуждения. Прежде всего надо установить, какого рода масса действительно заключена в этом коллапсе — масса, равная сверхзвезде, просто звезде, плане те или элементарной частице? Мо жет быть, это и есть гипотетиче ский планкеон — частичка того дозвездного вещества, которое многие миллиарды лет назад да ло начало нашей Метагалактике? Возможность существования ос татков его предположил еще ака ИГРАЮТ Более 200 тысяч человек, увязая в снегах Юкона, спешили сюда днем и ночью. Длинная людская змея поднималась в горы и терялась в белесой дымке на вершине. Цена за доставку грузов через Чилкутский перевал была невероятно высока, и старатели-золото добытчики, спешившие в Клондайк, тащили на себе все: пожитки, инвентарь, лодки, съестные припасы, чтобы не умереть с голоду там, где «золото грудами лежало на земле». «Чечако», так опытные старатели-ветераны Кали форнии, Австралии и Южной Африки именовали желторотых новичков, не выдерживали этой гонки за золотом. Одни, когда неудача становилась явной, пу скали себе пулю в лоб, другие сходили с ума, третьи, озлобившись на весь белый свет, с ножом бросались на друзей. Или просто погибали в снегах. Едва 50 тысяч из великой многонацио нальной «золотой» армии добра лись до цели, еще меньше верну лось назад... Но вот спустя полвека история повторилась вновь — только на сей раз в виде фарса. Ежегодно в небольшой городок Уикенберг в штате Аризона 14 февраля съезжаются со всей округи «вольные старатели». В этот день местные лавочники зарабатывают больше, чем за пол года неспешной жизни захолуст ного городка. Из-за чего же разгорается весь сыр-бор? А вот из-за чего: в этот день муниципалитет города во главе с мэром зарывает в специ ально отведенном месте золотой самородок и рассыпает в ручье золотой песок. 14 февраля в Уикенберге ищут золото. Вот они, оседлав русло ручья, замерли, ожидая сигнала: опытные ветераны и «чечако». Работают сначала шутя, улыба- В демик В. А. Амбарцумян. А рас четы профессора К. П. Станюко вича показали, что средняя плот ность планкеонов во вселенной достаточно велика: одна частица на куб пространства со стороной, равной тысяче километров. Может быть. Твердо я знал од но: надо приниматься за иссле дования. За познанием следует использование. И тогда, когда мы овладеем тайной коллапса, мы обретем энергию поистине галак тических масштабов. Я принялся за работу. Б. ДМИТРИЕВ СТАРАТЕЛЕЙ ясь, затем становясь все более серьезными: в про шлом году кое-кому повезло, трое намыли золота на 30 долларов, а счастливчику досталась «изюминка» — золотой самородок. В начале нашего века Марк Твен, посетив эти мес та, писал о золотой калифорнийской лихорадке: «По гоня за богатством, связанная с золотоискательством, породила ту жажду, которая стала сегодня при вычкой, ту жестокость, тот цинизм, которые пред ставляют собой дни нашего времени». Конечно же, уикенбергская ассамблея старателей всего лишь фарс. Но выглядит он уж как-то очень жестоко: слишком натурально имитирует недавнюю драму. Г. БОСОВ В этих путевых заметках Марк Твен описывает поездку на Бер м у д с к и е о с т р о в а , к о т о р у ю о н со в е р ш и л в м а е 1877 года вместе со с в о и м д р у г о м с в я щ е н н и к о м Дж. Т в и ч е л о м (Твен н а з ы в а е т его в тексте Преподобный). На русском языке очерк полностью публи куется впервые. I аныне, если я куда выез жал, то всякий раз по де лам. Приятная майская погода навела меня на мысль о чем-то новом, а именно: не отправиться ли в путешествие только для развлечения, отбро сив всякие заботы о куске хлеба с маслом? Преподобный сказал, что он тоже поедет со мной. Это хороший человек, на редкость хо роший, хотя и священник. К один надцати вечера мы прибыли в Нью-Хейвен и сели на пароходик, идущий в Нью-Йорк. Взяв биле ты, мы стали прогуливаться по нашему суденышку, наслаждаясь свободой, праздностью и созна нием, что уходили все дальше от почты и телеграфа. Немного погодя я спустился в свою каюту и разделся, но ночь была слишком чарующей, мне не хотелось ложиться в по стель. Мы плыли теперь по зали ву, и было приятно стоять у окна, ощущая дуновение свежего ноч ного бриза, и смотреть на мед МАРК ленно скользящие мимо береговые огни. Вскоре на скамейке под окном уселись двое пожилых мужчин, и между ними начался разговор. Их беседа, строго гово ря, меня не касалась, но я был исполнен дружелюбия ко всему миру, меня тянуло к людям. Че рез короткое время я понял, что это братья, что живут они в ма леньком поселке в Коннектикуте и что речь у них идет о кладби ще. Один из них сказал: — Значит, Джон, мы обо всем этом поговорили между собой и вот что мы сделали. Понимаешь ли, все покидали старое кладбище, и наши близкие остались там, можно сказать, в одиночестве. Да и тесно им было на старом кладбище, сам знаешь. Главное, конечно, наш участок был маловат. Так что, когда в прошлом году умерла жена Сета, мы едва ее втиснули. Получилось, что она как бы залез ла на участок дьякона Шорба, и тот дулся на нее, так сказать, да и на всех нас тоже. Ну вот, мы обсудили все это, и я говорю: давайте найдем мес течко на новом кладбище, что на холме. Ладно, го ворят, мы не прочь, лишь бы недорого. Так вот, два самых лучших, просторных участка — это вось мой и девятый. Хорошее, удобное место для два дцати шести человек — двадцати шести рослых лю дей, понятно. А с детьми и прочими коротышками, если взять на круг, можно поместить, скажу тебе, тридцать, а то и тридцать два или три, и поместить очень прилично, без давки, ТВЕН БЕГЛЫЕ 54 ЗАМЕТКИ ПРАЗДНОЙ — Хватит за глаза, Вильям. Какой же участок ты купил? — Сейчас скажу, Джон. Ну, значит, восьмой стоил тринадцать долларов, а девятый четырна дцать... — Понятно. Так ты взял восьмой. — Погоди. Я взял девятый. И вот почему. Преж де всего на него зарился дьякон Шорб, А он вытво рял такие штучки, когда жена Сета его потеснила, что я бы его непременно вышиб с девятого участка, пусть это стоило бы мне два лишних доллара, не то что один. Вот так-то! Что значит, говорю, этот доллар, если подумать? Жизнь, говорю, это только паломничество, мы здесь не останемся вечно, с со бой его, этот доллар, не захватишь. Ну я и выло жил его, зная, что господь не позволит доброму делу пропасть даром и авось я еще у кого вытяну этот доллар, когда случится что продать. Потом бы ла и другая причина, Джон. Девятый участок куда удобнее всех других на кладбище, он на самом кра- ОБ ОДНОЙ ПОЕЗДКЕ сивом месте. Он прямо на макушке холма, как раз в середине погоста. Оттуда и Миллпорт виден, и Трэси, и Хоппер-Маунт, да еще уйма всяких ферм и всего прочего. Ни на одном кладбище в нашем штате нет местечка, откуда открывался бы та кой красивый вид. Это Сай Хиггинс сказал, а уж он-то знает. И это еще не все, Джон. Шорбу теперь придется взять восьмой участок, куда ему деваться? Ну, а восьмой участок тут же, возле девятого, да только он на склоне холма, так что всякий раз, как пойдет дождь, вода потечет прямо вниз и промо чит Шорбов. Сай Хиггинс говорит, что, когда дьяко ну придет время умирать, пусть уж он сразу заст рахует свои останки и от огня и от воды. Послышался тихий, безмятежный смех, в нем зву чали одобрение и довольство. — Теперь, Джон, вот на этом клочке бумаги я сделал маленький черновой набросок участка. Сю да, в левый угол, мы уложили покойников. Брали со старого кладбища и клали одного к другому. Держались правила: кто раньше пришел, того рань ше и обслужат, никакого пристрастия не было. На чали с дедушки Джонса, просто так получилось, а закончили, никого не обижая, близнецами Сета. Маленько тесновато, пожалуй, в конце участка, да уж мы так рассудили — близнецов лучше не раз лучать. Ну хорошо, теперь перейдем к живым. Вот тут, где помечено буквой А, это для Мэриеры с ее семьей, когда господь их призовет; где Б — там бу дет брат Хоузи со своими, а В — для Кэлвина и его близких. Остались эти два клочка земли вот здесь — что ни на есть самые лучшие на всем участке и по своему виду и по кругозору, какой с них открывается. Они для меня с моей семьей и для тебя и всех твоих. На каком бы ты хотел, чтоб тебя похоронили? — Ей-богу, Вильям, ты меня застал врасплох! Такое дело, что в дрожь бросает. Я все прикиды вал, как бы устроить поудобнее других, а как меня самого похоронят и не думал. — Наша жизнь скоротечна, Джон. Всем нам ра но или поздно суждено покинуть этот мир. Умереть с чистой совестью — вот самое главное. Да, в сущно сти, только об этом и стоит заботиться, Джон. — Верно, Вильям, верно. Что тут говорить? Какой же из этих участков ты посоветуешь мне взять? — Как посмотреть, Джон. Ты очень держишься за то, чтобы оттуда был хороший вид? — Не скажу да, Вильям, не скажу и нет. По правде говоря, не знаю. Но важнее всего, думается, чтобы участок был обращен на юг. — Это легко уладить, Джон. Они оба смотрят на юг. Они забирают солнце, а Шорбам достается тень. — А какая там почва, Вильям? — Где Д, там песчаная, а Е — по большей части глина. — Тогда дай мне Е, Вильям. Песок оседает, надо подправлять могилу, тратить деньги. — Ладно, Джон, поставь свое имя здесь, под буквой Е. А теперь, если не возражаешь, уплати мне свою долю из этих четырнадцати долларов, Джон, и мы покончим с этим делом. После некоторых пререканий и ожесточенного тор га деньги были выплачены, Джон пожелал своему брату спокойной ночи и ушел. Несколько минут бы ло тихо. Потом донесся приглушенный смех сидев шего в одиночестве Вильяма. Он пробормотал: — Однако я не промахнулся. Это Д глинистый участок, а не Е. Джон попался, ему все-таки дос танется песок. Снова послышался тихий смех, и Вильям тоже пошел спать. На другой день в Нью-Йорке была жара. Все же нам удалось провести время довольно приятно. Вскоре после полудня мы со всеми своими пожит ками поднялись на борт большого парохода «Бермуда» и начали искать местечко в тени. Стояла знойная летняя погода, пока мы не прошли полпу ти к выходу из гавани. Тут я плотно застегнул пиджак. Спустя полчаса я надел весеннее пальто и застегнул его. А когда мы миновали плавучий маяк, Я надел поверх еще одно широкое пальто и повязал платком воротник, чтобы он тесно приле гал к шее. Так быстро миновало лето и наступила опять зима! К заходу солнца мы уплыли далеко в море, нигде не было видно земли. Ни телеграмм не могло прий ти сюда, ни писем, ни новостей. Блаженная мысль, особенно если вспомнить, что миллионы истерзан- 55 — Остались эти два клочка земли вот здесь... На каком бы ты хотел, чтоб тебя похоронили? ных людей, оставшихся на берегу, страдают, как всегда. Следующий день застал нас на пустынных про сторах Атлантики, мы ушли из затянутых дымкой прибрежных вод в глубокую, бездонную синеву. Ни одного корабля не видно на широком океане. Ничего, кроме буревестников, быстро проносящихся в воздухе, кружащихся, скользящих над волнами в солнечных лучах. Среди пассажиров были люди, много плававшие по морям, и разговор у нас зашел о кораблях и моряках. Кто-то заметил, что выражение «точно, как стрелка к полюсу» неудачно: стрелка редко на правлена на полюс. Компас корабля не соблюдает верности какой-либо определенной точке, это самый ненадежный, самый вероломный слуга человека. Его показания все время меняются, они меняются каждый день в году, и каждый день надо вычислять отклонения стрелки, делать поправки, иначе моряк собьется с пути. Еще кто-то сказал, что огромные богатства ждут гения, который изобретет компас, не подверженный влиянию железного корпуса ко рабля. Есть только одна тварь, сказал он, еще ме нее надежная, чем компас деревянного корабля,— это компас железного корабля. Потом вспомнили о хорошо известном факте: опытный моряк, взгля нув на компас нового железного судна за тысячи миль от того места, где оно появилось на свет, может сказать, в какую сторону был направлен нос корабля во время его постройки. Один старый капитан принялся рассказывать, что за люди попадались в командах китобойных судов в дни его молодости. — Бывали у нас иногда студенты из колледжей, — сказал он. — Странный народ! Невежды? Да куда уж больше, не знали кат-балки главного браса. Но если сочтете их за дураков, то ошибетесь, по верьте. За месяц могли научиться большему, чем кто другой за год. Был у нас один на «Мэри-Энн», пришел на судно в золотых очках. Да и оснащен он был, от бушприта до бизани, самой модной одеж дой, такой на баке никогда не видели. А еще пол ный сундук с собой захватил: плащи, пиджаки тон- 56 кого сукна, бархатные жилеты, все эдакое шикарное, понимаете. И что же, соленая вода заставила его от всего этого отказаться? Как бы не так! Ну вот, мы вышли в море, и помощник капитана при казывает ему подняться на марс и помочь распус тить фор-брамсели. Он в своих очках лезет на фор-марс, а минутой позже спускается, вид у него надутый. — Ты зачем вернулся? — говорит помощник. — Вы, наверно, не заметили, там, наверху, нет лестницы. Понимаете, у нас не было вантов над фор-марсом. Наши ребята как загрохочут, вы, думаю, никогда такого смеха не слыхали. Следующей ночью, а она была темной, дождливой, помощник капитана при казал этому парню подняться зачем-то на марс, так он, ей-ей, полез наверх с зонтиком и фонарем! Но ничего, раньше чем мы закончили плавание, он стал чертовски хорошим моряком, пришлось нам искать кого другого для насмешек. Много лет спус тя, уж я его совсем забыл, пришлось мне как-то попасть в Бостон, был я тогда помощником капита на. Я слонялся по городу со вторым помощником, и мы забрели в «Ревере-хауз», авось, думаем, най дется для нас в этой большой харчевне по куску солонины, хотелось, что называется, перехватить на скорую руку. Рядом с нами сидели какие-то люди, один из них сказал: «Вон там новый губернатор Массачусетса, вот за тем столом, с дамами». Мы оба вылупили глаза, я и второй помощник, ведь ни один из нас никогда раньше не видел губернато ра. Я все смотрел и смотрел на его лицо, и вдруг меня осенило! Но я и виду не показал. — Помощник, — говорю, — я думаю пойти пожать ему руку. — Хотел бы посмотреть, Том, как ты это сдела ешь. — А я все-таки пойду. — Ну да, еще бы! Может, хочешь побиться об заклад, Том, что пойдешь? — Что ж, готов поставить пять долларов. — Ставь! — Вот они, — говорю и выложил деньги. Это его удивило. Но он тоже положил свою бу мажку и говорит довольно язвительно: — Может, Том, тебе лучше уж и пообедать с гу бернатором и его дамами? — А что, если подумать, возьму и пообедаю. — Ну, Том, ты дурак. — Может быть, дурак, а может быть, и нет. А ты лучше скажи: хочешь поставить еще два с по ловиной доллара, что мне этого не сделать? — Пусть будет пять. — Идет, — говорю. Я встаю, а он хихикает и хлопает рукой по ляжке, так уж ему весело. Я подхожу, опираюсь руками о стол и с минуту гляжу губернатору в ли цо, потом спрашиваю: «Мистер Гарднер, вы меня узнаете?» Он смотрит на меня, я на него, а он все глядит и глядит. Потом вдруг как вскрикнет: «Том Боулинг, вот те на! Леди, это Том Боулинг, я вам о нем говорил, мы вместе на «Мэри-Энн» плавали». Встает, жмет мне руку, этак сердечно,— я тут успел оглянуться, мой помощник глаза выпучил, — а по том он, губернатор, говорит: «Усаживайся, Том, усаживайся! Я тебе не позволю сняться с якоря, по ка не закусишь вместе со мной и дамами!» Я са жусь себе за стол, рядом с губернатором, озираюсь на помощника. Так вот, сэр, он пялит глаза, точно иллюминаторы, а рот разинул так широко, что хоть окорок в него суй — не заметит. Когда старый капитан замолк, слушатели шумно одобрили его рассказ. Потом наступило минутное молчание, и тут один из пассажиров, бледный и пе чальный юноша, спросил: — А вы раньше встречали губернатора? Старый капитан внимательно посмотрел на него, затем встал и ушел, не ответив ни слова. Пассажи ры один за другим украдкой бросали взгляд на бледного и печального юношу, но, ничего не поняв, оставили его в покое. Не без труда удалось нала дить нарушенный ход говорильной машины. Но, на конец, завязался разговор о важном и ревностно хранимом приборе — судовом хронометре. Говорили о его исключительной точности и о том, что откло нение хронометра на ничтожное, казалось бы, мгно вение от верного времени приводило иногда к кру шениям и гибели. И вот тут-то мой спутник, Препо добный, воспользовался попутным ветром и, подняв паруса, пустился рассказывать нам свою историю. Это тоже была правдивая история, правдивая во всех деталях, — о крушении корабля капитана Ронсевиля. Вот что он нам рассказал. Корабль капитана Ронсевиля потерпел крушение посредине Атлантики, погибла его жена с двумя маленькими детьми. Капитан Ронсевиль и еще се меро моряков спаслись, им удалось сохранить жизнь, но больше почти ничего. Восемь дней провели они на тесном, грубо сколоченном плоту. Ни воды, ни продовольствия у них не было, почти не было и одежды, только у одного капитана осталась куртка. Эта куртка все время переходила из рук в руки, погода стояла холодная. Когда кого-нибудь одоле вал холод, на него надевали куртку и клали между двумя товарищами, чтобы те своими телами отогре ли его и вернули к жизни. Среди моряков был один португалец, не знавший ни слова по-англий ски. Казалось, он забыл о своей беде, думал толь ко о горе капитана, потерявшего жену и детей. Днем он выражал капитану немое сочувствие, гля дя ему в лицо, а ночью, когда дождь хлестал не счастных, когда волны обдавали их брызгами, он в темноте подползал к капитану, поглаживал его по плечу. Но вот, когда голод и жажда уверенно шли в наступление на силы и дух людей, они увидели вдалеке на волнах бочонок. Счастливая находка, думали они, в нем, конечно, найдется какая-то пи ща. Один смельчак поплыл к бочонку, после долгих и изнурительных усилий подогнал его к плоту. Бо чонок поспешно открыли. В нем оказалась магнезия! На пятый день заметили болтающуюся на волнах луковицу. Матрос бросился в море и поймал ее. Он был смертельно голоден, но не притронулся к ней и передал ее капитану. История плаваний по морям показывает, что среди голодных, потерпевших крушение людей эгоизм редок, они обычно про являют изумительную самоотверженность. Луковицу разделили на восемь равных частей и съели. Наконец, на восьмой день они увидели вдалеке корабль. Они хотели поднять на весле куртку капи- Все опустились на колени у весла, на котором развевалась, как сигнал, куртка капитана Ронсевиля... Рисунки Г. ФИЛИППОВСКОГО тана Ронсевиля, чтобы дать сигнал. Они долго би лись над этим, у них не было сил, они преврати лись в скелеты. В конце концов сигнал подняли, но он не помог. Корабль скрылся на горизонте, оста вив за собой отчаяние. Скоро показался еще один корабль, он прошел совсем близко, все устремили на него загоревшиеся радостью глаза, готовясь встретить лодку, посланную для их спасения. Но и этот корабль проплыл мимо, к люди на плоту с безнадежной тоской смотрели друг на друга, оше ломленные, с посеревшими лицами. На исходе дня они опять увидели вдалеке корабль, но с острой болью убедились, что при его курсе он не пройдет близко от них. Остатки их жизненных сил почти иссякли; их губы и языки вздулись, потрескались, пересохли от восьмидневной жажды; их тела были изнурены голодом; и вот последний шанс на спа сение неумолимо ускользает от них; их не будет в живых, когда на следующее утро взойдет солн це. Уже день или два они лишились голоса, не мог ли произнести ни слова, но сейчас капитан Ронсевиль прошептал: «Помолимся». Португалец похло пал его по плечу в знак одобрения. Все опустились на колени у весла, на котором развевалась, как сиг нал, куртка капитана Ронсевиля, и склонили голо вы. Волны вздымались и падали; солнце — багро вый, лишенный лучей диск —стояло низко над го ризонтом на западе. Когда немного спустя они подняли головы, то закричали бы от радости, если бы могли, — паруса корабля висели складками и полоскались на ветру у мачт, корабль менял курс! Наконец-то пришло спасение, оно пришло в самую последнюю минуту! Но нет, еще не спасение, а толь ко надежда на близкое спасение. Багровый диск погрузился в море, тьма заволокла корабль. Но вот скоро донеслись ласкающие ухо звуки —скрип ве сел в уключинах. Все ближе, ближе, в тридцати —А что это спросил он. такое, хронометр господа бога? — шагах, но ничего не видно. Послышался голос: «Эй, где вы?» С плота не могли ответить, распухшие языки отказывались служить. Лодка кружилась и кружилась вокруг плота, вот она отошла — о ужас! — потом опять вернулась, люди на лодке бро сили весла: они совсем рядом, наверно, прислуши ваются. Опять голос: «Эй, где вы, морячки?» Капи тан Ронсевиль едва слышно пролепетал: «Шепчите громче, ребята! Ну, все разом!» Восемь глоток за хрипели: «Здесь!» Если их услышат — жизнь, если нет—смерть. Капитан Ронсевиль, когда очнулся на борту корабля, не мог вспомнить, что произошло по сле этой критической минуты. Заканчивая свой рассказ, Преподобный сказал: — Лишь одно ничтожное мгновение плот был ви ден с корабля, только мгновение. И если бы это мимолетное мгновение ничего не принесло, судьба этих людей была бы решена. Настолько точно гос подь с первого дня сотворения мира предопределил все, что произойдет на земле. Когда солнце достиг ло в тот день кромки воды, капитан корабля сидел на палубе, читая молитвенник. Но вот он выронил его, наклонился поднять и случайно бросил взгляд на солнце. И как раз в этот момент далекий плот на один лишь миг показался на фоне багрового диска, весло с малюсеньким флагом резко обозна чилось черной иглой на яркой поверхности. Но этот корабль, этот капитан и все, что свершилось в это мгновение, все это было предопределено на заре всех времен и должно было исполниться. Хронометр господа бога никогда не ошибается! Наступило глубокое молчание, все задумались. Немного спустя тишину нарушил голос бледного и печального юноши. — А что это такое, хронометр господа бога? — спросил он. II К обеду, в шесть вечера, за столом собрались все те же, с кем мы коротали время в разговорах на палубе и кого видели за утренним завтраком и лен чем, а накануне вечером за обедом. То есть три ка питана, едущих как пассажиры, бостонский лавоч ник и бермудец, возвращающийся на свои острова, где он не был тринадцать лет; они сидели с правой стороны. Слева сидел Преподобный на почетном месте; бледный юноша рядом с ним; дальше я; рядом со мной старик бермудец, едущий на свои солнечные острова после двадцатисемилетнего от сутствия. Разумеется, капитан сидел во главе сто ла, напротив — казначей. Маленькая компания, но маленькие компании самые приятные. На столе нет никаких сеток для посуды на слу чай качки; небо чистое, сияет солнце, на синем мо ре едва заметная рябь. Что же сталось с четырьмя супружескими парами, тремя холостяками и жизне радостным любезным доктором из сельского райо на Пенсильвании? Все они были на палубе, когда мы выходили из нью-йоркской гавани. Вот объяснение. Я цитирую свой дневник: «Четверг, 3 часа 30 минут дня. Плывем, минова ли батарею. Большая компания — четыре супруже ские пары, три холостяка и веселый, жизнерадост ный доктор из пенсильванской глуши — очевидно, путешествуют вместе. Все, кроме доктора, сидят в шезлонгах на палубе. Прошли мимо главного форта. Доктор принадле жит к числу людей, имеющих «верное средство» от морской болезни. Он порхает по палубе, раздает его своим друзьям и говорит: «Не бойтесь, я знаю это лекарство. Абсолютно верное, приготовлено под моим наблюдением». Отважно принимает и сам дозу. 4 часа 15 минут. Две дамы капитулировали, не смотря на «верное средство». Они сошли вниз. У двух других признаки недомогания. 5 часов. Исчез один из мужей, за ним холостяк. Они были нагружены «верным средством», когда поднялись с места, но достигли трапа без него. 5 часов 10 минут. Третья дама, два холостяка и еще один из мужей ушли вниз, имея свое собствен ное мнение о «верном средстве». 5 часов 20 минут. Плывем мимо карантинного пункта. «Верное средство» одолело всех, кроме же ны шотландца и изобретателя этого страшного ле карства. Приближаемся к плавучему маяку. Жена шот ландца покинула сцену, уронив голову на плечо стюардессы. Выходим в открытое море. Исчез доктор!» Разгром, видимо, окончательный; отсюда — поре девшая компания за столом с самого начала пла вания, Наш капитан — важный и статный тридцати пятилетний Геркулес, его загорелая рука таких внушительных размеров, что, любуясь ею, забыва ешь о еде. Интересно, хватит ли шкуры теленка, чтобы одеть ее в перчатку? Общего разговора нет, гудят голоса отдельных собеседников. Ловишь бро шенные тут и там фразы. Вот говорит бермудец, не бывший на родине тринадцать лет: «Женщинам свойственно задавать тривиальные, не относящиеся к делу и назойливые вопросы, они любят переливать из пустого в порожнее». Отвечает бермудец, отсутст вовавший двадцать семь лет: «Да, но представьте, у них логичные, аналитические умы, они умеют спо рить. Вы заметили, они оживляются, как только в воздухе запахнет спором». Ясно, это философы. С тех пор как мы вышли из порта, машины на шего судна два раза останавливались на минутудругую. Сейчас они опять стали. Бледный юноша задумчиво сказал: — Ну вот, механик снова присел отдохнуть. Тяжелый взгляд капитана, чьи мощные челюсти перестали работать, а поддетая на вилку картошка остановилась на полпути к открытому рту. Медлен но и веско он спрашивает: — Так вы полагаете, что механик крутит ручку и двигает судно вперед? Бледный юноша, немного подумав, поднимает свои простодушные глаза и говорит: — А разве нет? Вот так мягко он нанес смертельный удар нашей беседе, и обед тянется к концу в задумчивом мол чании, тишину нарушает только приглушенный плеск моря и сдерживаемый хруст жующих челюстей. Покурив и прогулявшись по палубе, где качка не мешала нашим шагам, мы решили сыграть партию в вист. Мы спросили живую и расторопную стюар дессу-ирландку, найдутся ли на судне карты. — Еще бы, дорогой, конечно, есть. Колода, прав да, не полная, да не так уж много карт затерялось, можно обойтись. Я вспомнил, что у меня есть новая колода в сафь яновом футляре, который я положил в чемодан по ошибке, думая, что в нем фляжка с кой-какой жид костью. Итак, несколько партий помогли нашей ком пании одолеть вечернюю скуку, и к шести склян кам по морскому времени, когда дается сигнал вы ключить свет, мы были готовы ко сну. Сегодня я наслушался в курилке после завтрака — Так вы полагаете, что механик крутит ручку и двигает судно вперед? всяких историй, по большей части это были рас сказы старых капитанов-китобоев. Капитан Том Боулинг говорил без умолку. Он отличался, подоб но многим болтунам, любовью к мелким подробно стям, порождаемой уединенной сельской жизнью или жизнью на море при долгих плаваниях, когда нечего делать и сколько угодно свободного време ни. Пустившись рассказывать и добравшись как раз до самого интересного места своей истории, он говорил: «Значит, руль отказал, шторм гонит судно, оно несется вперед, прямо на айсберг, все затаили дыхание, окаменели, верхний рангоут сорвало, пару са — в клочья, валится мачта, за ней другая, все разнесло вдребезги, все падает, грохочет, только спасай голову, берегись! И вот бежит Джонни Род жерс, держит в руках вымбовку, глаза горят, воло сы растрепало ветром... нет, постойте, это был не Джонни Роджерс... дайте подумать... кажется, Джонни Роджерса с нами в это плавание не было. Он плавал с нами один раз, это я прекрасно пом ню, и как будто подписал контракт на это плавание, но... но... был он с нами или нет... может, остался или что случилось...» И так далее, все в том же духе, пока возбужде ние не ослабело и никого уже не интересует, на скочило судно на айсберг или нет. Продолжая разглагольствовать, он принялся раз бирать достоинства судов, построенных в Новой Англии. Он сказал: «Вот дают вам судно, что со шло со стапелей в Мэне, ну, к примеру, в Бате. Что получается? Прежде всего вы хотите поставить его на ремонт — вот что получается! Хорошо, сэр, 59 не пройдет и недели после ремонта, а сквозь швы пролезет собака. Посылаете судно в море. Что по лучается? Законопачено, а пакля промокла в пер вом же рейсе! Спросите любого, вам скажут. Лад но, вы даете построить судно нашим ребятам, ну, скажем, в Нью-Бедфорде. Что получается? Так вот, сэр, вы можете взять и спустить на воду это судно и держать его на воде полгода — оно не проронит ни слезинки!» Все, и сухопутные жители и другие, оценили вы разительность этой риторической фигуры и стали аплодировать старику, что очень его обрадовало. Минутой позже кроткие глаза бледного юноши, о котором мы уже говорили, медленно поднялись, за держались на лице старика, и начал открываться кроткий рот. — Заткни глотку! — рявкнул старый моряк. Это было для всех нас неожиданностью, но до стигло цели. Наша беседа потекла дальше, она бы ла избавлена от гибели. Заговорили о разных происшествиях на море, и тут один сухопутный житель понес обычную чепуху о том, как несчастный моряк блуждает по океанам, его гонят бури, преследуют опасности, а на родине его друзья, уютно расположившиеся у камина, при каждом порыве ветра или ударе грома в небесах жалеют страдальца моряка, молятся за его спасе ние. Капитан Боулинг терпеливо слушал некоторое время, потом взорвался и высказал новый взгляд на это дело. — Довольно, отставить все это! — воскликнул ка питан.— Всю жизнь читаю подобный вздор в стихах, рассказах и прочей дребедени. Пожалейте беднягу моряка! Посочувствуйте бедняге моряку! Да, верно, но иначе, чем пишут в стихах. Пожалейте жену моряка! Опять верно, но иначе, чем в стихах! По слушайте! Чья в мире жизнь всего безопаснее? Бедняги моряка. Посмотрите статистику и поймете. Что зря болтать о сочувствии бедняге моряку, его лишениях, страданиях, опасностях? Пусть поэты рассказывают все эти басни. Давайте посмотрим на это с другой стороны. Вот капитан Брейс, ему со рок лет, тридцать он провел на море. Он едет сей час принять командование над судном, отплываю щим с Бермудских островов на юг. На следующей неделе он будет в пути. Беззаботная жизнь, ком форт, пассажиры, приятная компания. Вполне доста точно для хорошего настроения, можно не скучать. Он король на своем судне, хозяин над всеми. Тридцать лет безопасности научили его, что профессия его не рискованнее других. А теперь оглянитесь на его дом. Жена его слабая женщина; в Нью-Йорке она чу жая; сидит взаперти в раскаленной или промозглой квартире — смотря по сезону; почти ни с кем не встречается, живет наедине со своими мыслями; муж уезжает сразу на полгода. Она родила вось мерых детей, пятерых похоронила, муж их даже не видел. Она сидела над ними долгие ночи, когда они умирали,— он на море жил спокойно. Она про вожала их в могилу, у нее сердце разрывалось, ког да комья земли падали на гроб, — он все так же спокойно жил на море. Она оплакивала их неде лю за неделей, вспоминая о них каждый день и каждый час, — он радовался жизни на море, не зная об этом ничего. Подумайте теперь минутку, переверните это в уме так и сяк, вникните: она рожала детей — кругом чужие, его не было с нею, чтобы ее ободрить; она хоронила детей — его с нею не было, чтобы ее утешить. Подумайте об этом! Со чувствовать опасной жизни бедняги моряка — это 60 вздор. Его жену —вот кого надо пожалеть. В сти хах изображают, что жена моряка только об одном и тревожится — об опасностях, что грозят ее мужу. Есть у нее заботы поважнее, скажу я вам. Поэты все жалеют моряка, ему, мол, угрожают на море всякие беды. Уж лучше, черт возьми, пожалейте его за то, что он не спит ночами, думая о жене, по кинутой накануне родов, живущей в одиночестве, без друзей, в самой гуще болезней, горя, смертей. Сильнее всего на свете меня бесят эти глупые, тош нотворные стихи о моряках! Капитан Брейс был тихий, мягкий, молчаливый человек, на его загорелом лице сквозила какая-то горечь: что казалось нам раньше тайной, стало по нятным теперь, когда мы узнали его историю. Он восемнадцать раз уходил в Средиземное море, семь раз — в Индию, однажды участвовал в экспедиции к Северному полюсу, а «в промежутках» побывал в самых далеких уголках всех морей и океанов зем ного шара. Однако, сказал он, двенадцать лет назад ради своей семьи он «осел» и перестал скитаться. Но, как вы думаете, что подразумевает этот просто душный человек, проведший в странствиях всю жизнь, когда он говорит, что осел на месте и боль ше не скитается? Два пятимесячных рейса в год между Суринамом и Бостоном за сахаром и ме лассой! Говорили мы и о многом другом, и я сегодня, между прочим, узнал, что на китобойных судах не берут с собой в плавание врача. Лечение добавляет к своим обязанностям капитан. Он дает лекарства, он же и врачует, по своему разумению, переломы рук и ног, а то и отпиливает ногу и сам же заши вает культю, если ампутация покажется ему более желательной. У капитана есть аптечка, лекарства в ней не названы, а обозначены номерами. К аптеч ке приложена книжечка, в ней перечислены болезни с их симптомами и даются наставления: «Принимать по чайной ложке № 9 через час», или: «Принимать по десять зернышек № 12 каждые полчаса» и т. д. Один из плывших вместе с нами капитанов рас сказал, что однажды он встретил на севере Тихого океана судно, шкипер которого находился в состоя нии величайшего удивления и недоумения. — Что-то неладное с этой аптечкой, — жаловался он. — Один мой матрос заболел — так, ничего осо бенного. Заглядываю в книжку. Там сказано: дать ему чайную ложку № 15. Подхожу к аптечке и ви жу — 15-го номера не осталось. Значит, думаю, на до сделать какую-то смесь, чтобы получилась нуж ная цифра. Вкатил парню пол-ложки № 8 и пол ложки № 7. Провалиться на месте — через пятна дцать минут он протянул ноги! Есть во всей этой затее с аптечками нечто такое, что мне не по моз гам. Много занятных историй рассказывали сегодня о старом капитане Джонсе с Тихого океана, по про звищу Ураган, мир праху его! Двое или трое из нас знали его. Я очень хорошо его знал, четыре раза с ним плавал. Замечательный был человек! Родился он на корабле, и все его скудное образование огра ничивалось тем, чего он набрался от товарищей по плаваниям. Начал он свою жизнь в матросском куб рике и понемногу выкарабкался в капитаны. Боль ше пятидесяти лет из своих шестидесяти пяти он провел в море. Он плавал по всем океанам, по видал все страны, его кожу дубили все климаты. Если человек пятьдесят лет прожил на море, он, разумеется, ничего не знает о людях, имеет разве только внешнее представление о мире, ему неведомы ни мысли, волнующие мир, ни завоеванные им зна ния, если не говорить о самих начатках знаний, да и то затуманенных и искаженных несфокусированны ми линзами его нетренированного ума. Это, в сущ ности, седой, бородатый ребенок. Вот таким и был капитан Джонс, по прозвищу Ураган, — просто наивное и милое старое дитя. Когда дух его спо коен, он был мягким и кротким, как девочка; если охвачен гневом — точно ураган, и его прозвище отражало лишь скучную правду, не больше. Он был страшным противником, так как отличался огромной силой и неукротимой храбростью. С головы до пят кожу его покрывала татуировка — рисунки и сло вечки, выведенные красной и синей тушью. Я был с ним в одном плавании, когда ему сделали татуи ровку на последнем свободном местечке — это сво бодное местечко нашлось на лодыжке его левой но ги. Три дня он ковылял по кораблю с обнаженной распухшей лодыжкой, на воспаленной коже резко выделялись в облачке туши красные буквы: «В са мой добродетели наша награ...» (дальше не хватило места). Он был глубоко и искренне верующим, а ругался, как базарная торговка. Ругань не порок, говорил он, матросы не поймут приказа, не разукра шенного крепкими словечками. Он досконально знал библию, вернее, он сам думал, что знает ее. Он ве рил всему, что сказано в библии, но достигал этой веры своим собственным методом. Он принадлежал, можно сказать, к «передовой» школе мыслителей и пользовался законами естествознания для истол кования всех чудес, вроде людей, изображающих шесть дней сотворения мира как шесть геологиче ских эпох и тому подобное. Сам того не понимая, он являл собой довольно жестокую сатиру на ны нешних теоретиков, пытающихся научно обосновать религию. А такие люди всегда бывают страшно до тошными и отчаянными спорщиками. Это всякому известно, незачем и говорить. На корабле капитана Джонса в одном плавании был священник, но капитан не знал, что он священ ник, так как в списке пассажиров об этом не гово рилось. Капитан очень полюбил преподобного Питерса и подолгу с ним разговаривал. Он рассказывал ему всякие истории, награждал его лакомыми ку сочками из своей собственной жизни, вплетая в сло весную ткань беседы сверкающую нить богохульст ва, которая освежала ум, утомленный скучной серо стью ничем не расцвеченной речи. Однажды капитан спросил: — Питере, вам случалось читать библию? — М-м-м... да. — По ответу видно — не часто. А вы попробуйте разок взяться за нее всерьез и увидите — стоящее дело! Только не отступайте, держитесь крепко. Сперва ничего не поймете. Но понемногу все начнет проясняться, и тогда уж вы от нее не оторветесь, не отложите в сторону даже для еды. — Да, я слышал... — Так оно и есть, уж поверьте. Ни одна книга с библией не сравнится. Куда им до нее! Есть в ней очень непонятные вещи, что тут скрывать, так вы ухватитесь за них, обмозгуйте их хорошенько, и, как только доберетесь, что за ними кроется, все станет ясно, как день. — Чудеса тоже, капитан? — Да, сэр! Чудеса тоже. Каждое. Ну, скажем, есть там эта история с пророками Ваала. Навер но, она вас озадачила? — Право, не знаю, но... — Признайтесь, озадачила. Меня это не удивляет. У вас нет опыта, вам не приходилось распутывать подобные вещи, и, понятно, это вам не по плечу. Хотите, я все вам объясню и покажу, как дойти до корня в этих вопросах? — Конечно, капитан, если вас не затруднит. — Ничуть, я с удовольствием, — начал капи тан. — Так, значит, я все читал и читал, все думал и думал, пока не понял, какого сорта были эти люди в древние библейские времена, и тогда все стало ясно и просто. Вот как мне представилось все это дело с Исааком и пророками Ваала. В те далекие дни среди тогдашних заправил тоже попадались чертовски хитрые, продувные ребята, и как раз та ким был Исаак. У Исаака были свои недостатки, хоть отбавляй, мне нечего его оправдывать. Он на дул пророков Ваала, и, думается, винить его в этом нельзя, слишком уж все обернулось против него. Нет, я только хочу сказать, что никакого чуда вов се и не было. Я вам все расскажу по порядку, так что вы сами поймете. Так вот, пришло время, когда все тяжелее жи лось пророкам, то есть, разумеется, пророкам Исаакова вероисповедания. Там было четыреста пятьде сят пророков Ваала и только один пресвитерианец, конечно, если Исаак в самом деле был пресвитери анцем, а я думаю, что был, хотя об этом ничего не сказано. Ясное дело, пророки Ваала захватили всю клиентуру. Исаак, наверно, сильно приуныл, но он был человек упорный и, несомненно, не терял времени даром и всюду проповедовал, а сам прики дывался, что занят регистрацией земельных участ ков. Да только это не помогло. Сколотить хоть какую-нибудь кучку противников пророков Ваала он не смог. Мало-помалу попал он в отчаянное поло жение. Тут он стал ворочать мозгами, все как сле дует обдумал, и... что же он делает? Начинает рас пускать слухи, что другие, дескать, то да се, ничего определенного, может быть, а все-таки потихоньку подрывает их репутацию. Пошли разговоры, конечно, и, наконец, дошло до царя. Царь спрашивает Исаа ка, что значат эти разговоры. А Исаак говорит: «О, ничего особенного. Только вот могут ли они так помолиться, чтобы небесный огонь сошел на алтарь? Это, пожалуй, не очень трудно, ваше величество, но могут ли они это сделать?» Царя это очень взволновало, он пошел к пророкам Ваала, а те го ворят довольно беспечно, что если алтарь у вас го тов, то и мы готовы. И еще намекнули, что пусть лучше царь его застрахует. Следующим утром на площади собрались все де ти Израиля и прочий люд. Большая толпа проро ков Ваала теснилась по одну сторону алтаря, а по другую Исаак в полном одиночестве прогуливался взад и вперед, готовясь осуществить свой замысел. Пришло назначенное время, и тут Исаак, напустив на себя спокойный и равнодушный вид, говорит дру гой команде: пусть она начинает игру. И они, все четыреста пятьдесят, принялись молиться у алтаря, молились очень усердно, с твердой надеждой на успех. Молятся час, два, три, все молятся и мо лятся, до самого полудня. А толку никакого, ниче го не получается. Понятно, им стало стыдно перед собравшимися людьми — и было отчего. Теперь ска жите, как поступил бы великодушный человек? Мол чал бы, так ведь? Конечно. А что сделал Исаак? Он поносил пророков». Ваала как только мог. «Вам, — говорит, — надо молиться погромче. Ваш бог, наверно, заснул или, может, вышел погулять. Признайтесь, вам плакать хочется!» Или что-то 61 в этом духе, точно не припомню. Нет, я не оправ дываю Исаака, у него были свои недостатки. Ну, значит, пророки Ваала целый день молились, а хоть бы искра! К заходу солнца они совсем вы бились из сил, признали свое поражение и ушли. Что же делает Исаак? Подходит и говорит своим друзьям: «Вылейте четыре барреля воды на алтарь!» Все очень удивились: как-никак, а ведь те, другие, над сухим алтарем молились, да и то начисто про играли. Что ж, вылили воду. Исаак тогда говорит: «Лейте еще четыре барреля!» А потом: «Еще четы ре!» Всего, значит, двенадцать баррелей. Весь алтарь залило, вода растеклась во все сто роны, заполнила канавку вокруг алтаря — туда, думаю, влезло не меньше двух бочек, в библии сказано два «сата», да это, наверно, и есть пример но сорокаведерные бочки. Кое-кто из собравшихся кругом уже хотел уходить — решили, что Исаак, видимо, рехнулся. Да только, выходит, плохо они знали Исаака. А он, Исаак, тем временем опустился на колени и принялся громко молиться. Плел и плел всякую всячину, о чем только ни говорил, — тут и язычники в дальних странах, и братские церкви, и всякие там дела в своем штате и во всей стране, не забыл сказать и о тех, что стоят у власти в пра вительстве, — словом, вся обычная программа, вы сами знаете, и, наконец, всем это надоело, люди стали думать о другом, и вот тогда-то, неожиданно, когда никто ничего не заметил, он полез за спичкой, чиркнул о подошву — и паф! — вся штука запы лала, точно охваченный пожаром дом. Двенадцать баррелей воды? Нефти, сэр, нефти! Вот что это было! — Нефти, капитан? — Да, сэр, нефти. В стране было полным-полно нефти. Исаак это знал. Говорю вам, читайте библию. Есть трудные места, да вы не смущайтесь. Не такие уж трудные, если хорошенько подумать. В библий все верно, до последнего слова! Нужно только рев ностно над ней поработать, с молитвой на устах, и разобраться, как было дело. 62 В восемь часов на третье утро после отплытия из Нью-Йорка кто-то из наших пассажиров увидел землю. Далеко за озаренными солнцем волнами он заметил неясную темную полоску, протянувшуюся ниже горизонта, или притворялся, что видит ее, что бы похвалиться своим зрением. Даже Преподобный сказал, что различает острова, хотя это явно не соответствовало истине. Но я никогда не встречал человека, у которого хватило бы силы духа при знаться, что он не может разглядеть землю, если другие говорят, что видят ее. Понемногу стали хорошо видны Бермудские остро ва. Вдали лежал на воде главный остров — длин ная тусклая масса с гребнем низких холмов, про резанных долинами. Мы не могли подойти прямо к нему, пришлось плыть кругом, в шестнадцати ми лях от берега, так как остров огорожен скрытыми под водой коралловыми рифами. Наконец мы уви дели буи, качающиеся на волнах, проскользнули че рез узкий канал между ними, миновали рифы и вышли на голубое мелководье. Море все мельчало, стало бледно-зеленым, его поверхность была подер нута едва заметной рябью. И тогда настал час вос крешения из мертвых, каюты разверзлись и вернули тех, кто был в них погребен. Что это за бледные призраки в цилиндрах и шелковых платьях с обор ками поднимаются гуськом по трапу и печальной процессией выходят на палубу? Это те, кто в ньюйоркской гавани приняли «верное средство» от мор ской болезни, а потом пропали и были забыты. Показались еще два или три человека, которых до сих пор никто не видел. Так и хочется у них спро сить — где же вы сели на пароход? Мы долго плыли тесным проливом, близко по обе стороны была суша — низкие холмы, которые хо телось бы видеть зелеными, покрытыми травой, но они были сухими, блеклыми. Но зажатая между бе регами полоска воды была красивой с ее сверкаю щими голубыми и зелеными поясами на сравнитель но глубоких местах и широкими, темно-коричневыми пятнами там, где к поверхности поднимались скалы. Все на корабле были настроены радостно, и даже Было воскресенье, и на пирсе собралась сотня или две бермудцев. бледный и печальный юноша (которого стали назы вать между собой ослом) теперь пользовался друже ственным вниманием, что было в общем-то правиль но: он был безобидный человек. Наконец мы прошли между двумя скалами, ка менные челюсти которых едва оставляли место для корпуса корабля, и перед нами открылся Гамильтон, раскинувшийся на вершинах и склонах холмов, — скопление таких ослепительно белых, стоящих на уступах зданий, каких, пожалуй, нет больше нигде в мире. Было воскресенье, и на пирсе собралась сотня или две бермудцев, половина из них черные, поло вина белые, и все в праздничной одежде. К пароходу подплыло несколько лодок, с них под нялись на борт местные жители. Один из них — миниатюрный, поблекший старый джентльмен — по дошел к нашему самому дряхлому пассажиру и с детской радостью в моргающих глазах остановил ся перед ним, открыл объятия и сказал, изо всех сил улыбаясь и выражая простодушный восторг: — Ты не узнал меня, Джон? Ну, скажи откровен но, не узнал? Старик пассажир уставился на него в растерян ности, смотрел на его изношенный, потертый костюм старинного покроя, добросовестно несший воскресную службу невесть сколько лет, смотрел на диковинную высокую шляпу, еще более древнего и почтенного фасона, с жалкими и трогательными выгоревшими полями, нескладно заломленными с претензией на щегольство, и бормотал в нерешительности, выда вавшей напряженные усилия припомнить, кем бы могло быть это кроткое старое существо: — Как же... сейчас подумаю... вот напасть... есть что-то... мм... мм... двадцать семь лет не был на Бермудах и... гм... гм... странно, никак не могу... но есть что-то очень знакомое... — Наверно, его шляпа, — пролепетал печальный юноша, наблюдавший за ними с наивным, сочувст венным интересом. —Ты не узнал меня, Джон? Ну, скажи от кровенно, не узнал? Перевел с английского Г. БАБЕНЫШЕВ 63 ДЖОН БУЛЬ В ЦИЛИНДРЕ И В КЕПКЕ Т о , что английский «паблик-хауз», а сокращенно «паб», — пивная, верно. Но то, что это просто пивная, — категорически неправильно. Это нечто неизмеримо более широкое. Это один из значительных институтов английской общественной жизни, своеобразный клуб. Но не вздумайте в Англии назвать паб клубом. Английский паб — это паб. В то время как клуб, включающий в себя множество элементов, общих с пивной, рестораном, гостиницей, узким поли тическим кружком и тому подобное, сохраняет свою уникальную индивидуальность. Клуб — это тоже институт. О нем, как и о пабе, вы прочтете ниже. Англичанин очень ценит «прайвеси» — состояние, когда он может оставаться наедине с са мим собой, свободным от влияния каких бы то ни было внешних раздражителей. И в то же время он не в силах жить без общества. Мне, проработавшему корреспондентом в Англии больше четырех лет, думается, что подобное сочетание общительности и замкнутости — ха рактернейшая черта англичан. В этом, возможно, причина словесных крайностей в оценках, которые дают англичанам ино странцы. Англичане живут в мире понятий и слов узких, точных и в то же время удивительно широ ких, емких. Формально сити, например, — это город. Любой большой старинный город. Но называют этим словом только лондонское Сити — небольшую центральную, деловую часть огромного города. И в то же время сити — это могущественная система деловых связей бри танского бизнеса. Уайт-холл — название лондонской улицы — все воспринимают как прави тельство. Если вы одеваетесь на улице Бонд-стрит или в магазине «Хэрродс», это означает принадлежность к высшему обществу. В магазине «Си энд Эй» практически то же, что и у «Хэрродса», платье стоит чуть не вдесятеро дешевле. Но это «Си энд Эй» — магазин для про стонародья. И человеку, заботящемуся о поддержании своего престижа в высшем обществе, появляться там неприлично. Если вы живете в Мэйфейр, то, пока один продавец заворачивает вашу покупку, другой не будет срочно звонить в банк, справляясь, надежно ли обеспечен только что выписанный клиентом чек. А жителю Ист-Энда товар отпустят только за наличные. Со времен Вильгельма Завоевателя на английской земле не было войн. Понятия, обычаи и традиции в Британии складывались и оттачивались веками. При внешней их вычурности в основе всегда лежали рационализм, выгодность и удобства. Большинство из них, внешне архаичные, удобны и сейчас — так же, как удобны старинные громоздкие кресла. Некоторые из традиций кажутся смешными потому, что изменились условия, в которых они были по нятны, ушли люди, которым они были нужны. Но если ставшие внешне смешными традиции все еще остаются, это значит, что остаются люди, которым они выгодны и удобны. На Британских островах вы не встретите надписи: «Только для белых». Однако темнокожие, которых там уже более миллиона, практически не имеют никаких шансов подняться по об щественной лестнице выше положения водителя автобуса. А в районе Паддингтон «приличному» лондонцу селиться не пристало, ибо там живут «цветные». Формально дети миллионеров и мусорщиков обладают равными возможностями получить образование и сделать карьеру. Одна ко практически и те и другие идут путями своих отцов. И это социальное неравенство тоже «освящено» ворохом традиций. Помимо чисто материальных факторов, на страже сохранения традиционного классового рас слоения английского общества стоят разнообразные традиции, живущие в немалом числе и сейчас, когда меняется столь многое. Б. ГУРНОВ ВОЙЦЕХ ЗЫМС КАНИКУЛЫ В ПАБЕ «ПОД БЫКОМ» одно прекрасное утро в начале студенческих каникул во мне созрело решение: я должен найти работу. Соотношение наличных фи нансов и свободного времени было таково: первых слишком мало, второго — достаточно. Не сколько трехпенсовых монет опущено в телефонный автомат, и вот после очередного разговора знакомый англичанин радует меня сообщением: «У меня есть приятель, владелец отеля и бара в Нитльбеде. Ка жется, ему нужен помощник». Дорога из Ридинга (где я учусь) до Нитльбеда занимает около получаса. Наконец маленький авто бус цвета слегка подгнившего апельсина доставляет меня на место. Весь Нитльбед, строго говоря, является собствен ностью одного человека. Полковник Питер Флемминг, брат и наследник небезызвестного Яна Флемминга, создателя пресловутого Джеймса Бонда, за владел почти всем городком с прилегающими к не му окрестностями. К изрядным доходам от романов и фильмов, живописующих деяния «агента 007», прибавились участки, сдаваемые в аренду, и всевоз можная недвижимость. 64 Возле овощного магазина — большая вывеска с изображением белого быка и надписью: «ОТЕЛЬ «ПОД БЫКОМ». Это здесь. У входа меня встреча ет владелец с большой кружкой крепкого пива в руке: «Выпьем?» Рост — метр девяносто, вес на глаз — свыше ста килограммов; это впечатляет, я не смею отказаться, Входим в бар. Меня представляют постоянным по сетителям. Несколько стереотипных вопросов о Поль ше и обо мне. В мои обязанности будет входить по полнение запасов алкогольных напитков на полках, уборка бара и присмотр за постоянно пылающим камином. На следующее утро, прежде чем приняться за ра боту, я решил поподробней расспросить обо всем владельца. Оказывается, и отель и бар существуют уже свыше 400 лет. В XVI веке это была почтовая гостиница, что-то вроде постоялого двора. В то вре мя в названии отеля фигурировал вовсе не бык (the bull), а папская булла (paper bull) — грамота, ко торая разрешала останавливаться тут путешествен никам, направляющимся из Оксфорда в Кентербери. Первый владелец, француз Гасконь, имел также и королевскую грамоту, даровавшую ему право чеканить соб ственную монету. В начале XVII ве ка владелец умер, наследники про дали постоялый двор англичанину, который, как всякий уважающий се бя протестант, сразу же переделал название отеля, и с того времени оно стало означать попросту «Под быком». После этого разъяснения я уже другими глазами начал смотреть на наш зал. Низкий потолок зала под держивают тяжелые толстые балки, в окнах маленькие кусочки стекла, оправленные в свинец, огромный, об лицованный камнем камин. На стене старая сабля, образцы чеканенных когда-то в отеле монет и правила для приезжих: «Запрещается спать в одной кровати более чем пяти ли цам», «Запрещается спать в сапогах», «Стоимость корма для лошадей включена в стоимость обеда» и тому подобное. Около полудня в дверях бара по являются первые гости. Все они пре красно знают друг друга и зовут просто по имени. В маленьком зале собирается довольно своеобразное общество. Каждый старый паб, или бар, скрывает какую-нибудь изюминку в своей истории, обстановке или, что проще и чаще, названии. В опреде ленном смысле явление это совер шенно исключительное, и оно харак терно не только для этого, но и для всех баров Англии. Я знаю паб, где династия вла дельцев за двести лет собрала кол лекцию китайских фигурок и фар фора стоимостью в миллион долларов. В другом на ходится одна из богатейших коллекций оружия. В некоторых аккуратно ведутся книги гостей, на первых страницах которых можно найти автографы Диккенса и других знаменитостей. Существуют, на конец, пабы для снобов, как, например, знаменитый лондонский «Dirty Diggs» (что в переводе звучит приблизительно как «Грязная конура»), известный тем, что его уже много лет не касалась щетка убор щика; гости, а здесь это нередко — дамы в длин ных платьях и джентльмены в смокингах, ходят прямо по мусору, толстым слоем покрывающе му пол. У пабов при всех их различиях существует одна общая черта. Рядом с членом палаты лордов там можно встретить скромного служащего из Сити, а рядом с артистом — водителя грузовика. Пожа луй, нет места, где сближение между людьми проис ходило бы так быстро, как в пабе. Совершенно чу жие люди становятся друзьями уже после десяти минут, проведенных с кружкой пива в руке. Дружба, однако, кончается за порогом. Она может и вер нуться на следующий вечер, но только в том же месте и на такое же короткое время. Через десять дней мне пришлось поработать за бармена, когда мой шеф Эванс поехал за покупка ми в Хенли. Тогда-то я и убедился, что идеальней5 «Вокруг света» № 9 шим местом наблюдения за людьми служит место по другую сторону стойки. Бармен, или «пабликен», то есть владелец ], — су щество обычно многоликое: друг, поверенный, испо ведник, а порой и кредитор. Но в первую очередь он должен быть хорошим психологом и тем, что в Англии зовется «индивидуальностью». От этого за висит посещаемость паба, состав клиентуры и, ко нечно, атмосфера. Дэвид Эванс, владелец «Под быком», — личность совершенно исключительная. Поистине он неисчер паемый кладезь историй и анекдотов. Чего стоит одно его обращение к клиентам: «Эй, вы, англича не!» Сам-то он наполовину валлиец, наполовину ир ландец. Главный его козырь — замечательный голос, а главный номер программы — гимн валлийской команды регби. Мелодия гимна такова, что не пони мающие по-валлийски англичане часто поднимаются с мест, думая, что это национальный гимн. Дэвид поет его полностью, а потом переводит на англий ский куплет за куплетом. Гимн оказывается весьма запутанной историей об игроке, плохо сыгравшем 1 Точнее говоря, бармен чаще всего бывает только арен датором или агентом пивоваренного завода. Большие ан глийские пивоваренные заводы фактически контролируют большинство пабов. — Прим. авт. 65 в матче, потому что майка у него выскочила из трусов и мешала ему как следует играть. Тут сле дует подробное описание-майки, числа и цвета по лосок на ней, количества пуговиц и т. д. Песня кон чается призывом: «Иди ты, парень, домой и не пока зывайся на поле, пока не поймешь, что майку сле дует носить заправленной в трусы». Дэвид, наверное, единственный «пабликен», кото рый не заинтересован в клиентах. Он заинтересован в друзьях. Поэтому отбор новых клиентов очень строг. Я был однажды свидетелем того, как был выставлен посетитель — поклонник голландского тру бочного табака, которого Дэвид не выносит. Другой раз гость выразил недовольство качеством заказан ного им пива. В ответ он услышал: «Будем считать, что вы пили у меня плохое пиво даром. Но я буду признателен, если в следующий раз вы посетите паб напротив. Там вы, возможно, получите пиво получ ше, но, боюсь, вам придется за него заплатить». Даже обычное наливание пива представляет на стоящий ритуал. В нашем баре 18 сортов пива, ливио капуто Перевод В. МОГИЛЕВА из польского журнала «Пшекруй» ПРИОТКРЫВ ДВЕРИ КЛУБА... ондонская улица изысканных магазинов Бондстрит предлагает джентльменам не только идеальные фраки и смокинги, не только любимые виски и сигары, но и свой стиль — вернее, стиль своих покупателей. В один из таких магазинов, известный, как первый среди лучших магазинов морской формы, позвонил как-то актер Лоутон, снимавшийся в то время в ро ли капитана Блая в фильме «Мятежники Баунти». — Я бы хотел получить кое-какие сведения отно сительно формы, которую вы некоторое время назад поставили вашему клиенту капитану Уильяму Блаю, — сказал в трубку Лоутон. — Если можно, уточните время выдачи формы, сэр, — попросил в ответ служащий. — 1787 год. — Вам придется подождать одну минуту, сэр, — не меняясь в голосе, сказал служащий и через минуту зачитал сведения об объеме талии, ширине грудной клетки и бедер капитана Блая. В том же Лондоне рядом с Бонд-стрит есть улица Берлингтон Аркейд — улица привычных моционов денди и дам «света». Неписаные, но строго дейст вующие правила до сих пор запрещают, находясь на этой улице, свистеть, бежать, петь, играть, нести большие свертки, возить коляски с детьми и откры вать зонтики. Иногда такую вот Англию называют старой, доб рой. Именно от нее в сегодняшний день перешли традиции, сравнимые, пожалуй, с ритуалами. Порой они только забавны, порой рациональны и удобны, порой смешны, как смешон всякий снобизм. ...Врывается однажды полиция в помещение одного сомнительного заведения на Лестер-Скуэр, — расска зывает лондонская устная хроника. — Заведение это было известно тем, что каждый вечер там собира лись джентльмены определенного возраста, а когда через пару часов они выходили на улицу, вид у них был довольно оживленный. Агенты полиции полага ли, что это заведение не иначе, как «дом свиданий». Внутри они, однако, обнаружили лишь четырех джентльменов, увлеченных беседой, разбавляемой только редким глотком портвейна. «Ваше имя?» — строго спросил у первого собеседника инспектор, ре 66 и каждый из них необходимо подавать особым обра зом. Наливая один сорт, надо непременно держать бутылку на свету, другой — подавать в овальных стаканах, третий — в продолговатых. ...Наконец подошло время моего отъезда. Послед ний визит в бар — уже в качестве гостя. Все чо каются со мной, желают успехов. За эти два месяца мы сдружились. Сердечное прощанье с Дэвидом и его семьей, а также с тремя девушками, работающи ми на кухне. Они заслуживают особого упоминания. Мэг, Пэм и Дженни по двадцать лет. Все три за кончили отделение гастрономической школы в Ист борне, обучение в которой стоит за год дороже уни верситетского. В таких школах девушки из так на зываемых хороших семей учатся мастерству устраи вать приемы. По окончании школы Мэг, Пэм и Дженни попали на практику к Дэвиду. Должны бы ли проработать три месяца, а задержались на год. И не жалеют. шивший раз и навсегда покончить с этой лавочкой чего бы это ему ни стоило. «Я лорд, хранитель пе чати», — смущенно улыбаясь, ответил тот. «Гм... А вы?» — обратился полицейский ко второму. «Ар хиепископ Кентерберийский». — «Очень рад. Ну, а вы?» — «Президент Английского банка». — «Чем дальше, тем хуже», — не выдержав, пробормотал себе под нос инспектор. Наконец, повернувшись к четвертому собеседнику, инспектор, не скрывая иронии, спросил: «А вы уж, верно, будете не меньше чем премьер-министр?» — «Боюсь, что это именно так», — несколько потупившись, ответил ему премьер-министр Артур Бальфур. Все та же хроника утверждает, что сцена эта происходила где-то между 1902 и 1905 годом в клу бе «Бифстейк» на Ирвинг-стрит. Впрочем, эта исто рия могла происходить и в современном Лондоне несколько лет назад, когда премьером был старей ший и активнейший член этого клуба Гарольд Макмиллан. Его преемник сэр Алек Дуглас Хьюм не был почитателем застольной беседы. Он состоял членом трех других клубов — «Карлтон», «Тревеллерс» и «Бакс», в любом из которых он мог повстречать трех самых влиятельных после него людей королев ства. Ничего, впрочем, удивительного в этом нет, ведь даже географическое положение знаменитых клубов определяет состав их членов: клубы находят ся как бы внутри треугольника, у которого один угол — столица фунта Сити, второй угол — столи ца политики Уайт-холл, а третий — столица свет ской жизни Мэйфейр. Стоит ли тогда удивляться всеобщему убеждению, что именно здесь, среди рос кошных залов, обсуждаются, а часто и решаются вопросы, связанные с будущей судьбой страны. Сейчас, когда у власти стоят лейбористы, многое изменилось, но все же и поныне клубы в глазах непосвященных окутаны дымкой тайны. Ежедневно в час завтрака к апартаментам клубов подкатывают черные «роллс-ройсы» и «хамберы», не торопясь, вы ходят из них джентльмены, облаченные во все чер ное, и, пройдя между склоненными проборами слуг, исчезают в дверях. Когда через полтора часа они вновь появляются в дверях, вид у них такой, будто они только что перекроили наш мир. Когда-то это, верно, так и было. За последние два века Гарольд Вильсон — первый премьер бри танского правительства, не состоящий членом какогонибудь клуба, часть же министров его правительства похваляется нетерпимым отношением к этому инсти туту. На скамейках нового большинства до сих пор не забыли о случае, происшедшем в 1950 году с ми нистром-социалистом Бевином. Тогда министра, ре шившего посетить клуб «Уайт», уже на пороге встре тил с кулаками аристократ Джон Фокс-Стренджуэйз, до глубины души оскорбленный появлением предста вителя «толпы» в тех стенах, где бывали лишь люди «голубой крови». Хотя широко распространено мнение, что клубы — институт чисто англосаксонский, первый из них — «Уайт» был основан в 1693 году итальянцем Франческо Бьянко. Его члены известны «остальному ми ру» прежде всего экстравагантностью пари, тщатель но зафиксированных в огромном фолианте, храня щемся в библиотеке клуба. Три тысячи фунтов стер лингов поставили два уважаемых «клабмена», поспо рив о том, какая из двух дождевых капель упадет раньше другой. Тысяча фунтов стерлингов была премией тому, кто выиграет в споре,— какая из двух знакомых графинь наставит больше рогов своему мужу. Еще не так давно граф Портлендский вы играл здесь полмиллиона в карты, а член парламен та Саттон — приличную сумму за то, что в час «пик» ему удалось докатить мяч для гольфа от пор тала Английского банка до подъезда клуба всего за 197 ударов. До наших дней сохранились в не прикосновенности условия приема новых членов в «Уайт»: кандидату необходимо терпеливо дожи даться приема десять лет, не получить при голосо5* вании ни одного черного шара и не запятнать био графию коммерческой деятельностью. У «Уайта» десятки соперников. Грубо говоря, все они делятся на две категории: клубы, в которых члены отдыхают от общества, и клубы, в которых члены наслаждаются обществом. В первых из них, например в «Тревеллерс», не принято обращаться к члену клуба, если он не был представлен вам ра нее. Да и вообще разговоры в «Тревеллерс» не при ветствуются. По этому поводу рассказывают множе ство анекдотов. Однажды старый генерал прочитал в «Тайме», что у судьи, с которым он, хотя и не имел счастья перекинуться ни единым словом, все же сидел в со седнем кресле вот уже десять лет, умерла жена. Генерал счел возможным нарушить молчание и за метить: «Примите мои искренние соболезнования, сэр. Я знаю, вы на днях похоронили свою жену». На это судья, явно раздраженный назойливостью генерала, пробормотал: «А что мне еще оставалось делать!.. Ведь она умерла». Когда же старому лорду Шелбурну кто-то легко мысленно заметил: «Какой сегодня прекрасный день», — лорд выбежал из клуба с криком: «О бо же! Даже здесь нет ни минуты покоя! В какое вре мя мы живем!» Персонал, обслуживающий этих колоритных ми зантропов, тщательно проинструктирован охранять их святой покой. Однажды официант «Тревеллерс» обратился к секретарю клуба: «Я боюсь, что с сэ ром П. что-то неладно. Он лежит, накрывшись га зетой». — «Ничего странного я в этом не вижу», — ответил секретарь. «Да, но газета-то позавчераш няя», — продолжал официант. Впрочем, и это не особенно встревожило опытного секретаря. Недаром одно из обычных приказаний в клубе звучит так: «Принеси две бутылки портвейна на мой ночной столик и разбуди меня послезавтра утром». Существуют, естественно, и другие клубы — те, в которые люди ходят общаться. Но и здесь — ка кой же это тогда английский клуб? — существует свой набор условностей-ритуалов. Например, услов ность непримиримости ко всяким условностям. У входа в клуб «Эксентрик» висят двое часов: стрелки одних идут в обратном направлении, вторые имеют на циферблате лишь две цифры — 12 и 4. Когда-то «клабмены» собирались «повеселиться» только в эти ночные часы. В определенном смысле часы, идущие в обратном направлении, характерны почти для всех английских клубов. Вульгарные финансовые затруднения не поз воляют уже сохранять многие традиции. Раньше, например, был и такой обычай: нанимать в слуги только тех людей, которых звали Джордж. Так бы ло легче — не нужно было напрягать память, и — что немаловажно — джентльмены могли не опасать ся попасть в неудобное положение. Конечно, Англия не настолько обедняла миллионерами, которые могли бы поддержать эти курьезные окаменелости, но, увы, все эти люди запятнали себя торговлей или какой другой, достойной сожаления, деятельностью. Бур ная, суетливая жизнь ломится в двери клубов, и, похоже, кулаками ее не остановить. — Сколько еще протянут клубы? — спросили у одного из постоянных посетителей клуба, который носит весьма странное для такого традиционного за ведения название «Реформы». — До тех пор, пока не оскудеют их винные подва лы. По моим подсчетам, до 1985 года... Перевод И. ГОРЕЛОВА из итальянского журнала «Эпока» 67 «Любая страны, в из страны ...Кража археологическая находка является собственностью которой она найдена, и не может быть вывезена без специального на то разрешения... археологических объектов карается законом...» (Из документов ЮНЕСКО) «Международная преступность зиждется сегодня на трех китах: наркотиках, торговле «живым товаром», контрабанде золота и археологических антиквариев... Борьба с ними нео бычайно сложна и бесперспективна: в любом из трех случаев мы сталкиваемся с хорошо налаженной и продуманной орга низацией, в которой дилетантам делать нечего...» (Из беседы ответственного сотрудника Интерпола с корреспондентом журнала «Лайф») В Т И Х О М ПЕРЕУЛКЕ. В о д н о м из тихих п е р е у л к о в Ж е н е в ы находится лавка древностей господина Гобе. Х о з я и н , седовласый м у ж ч и н а с м а н е р а м и графа или, на худой к о н е ц , г р а ф с к о г о д в о р е ц к о г о , сам о б служивает клиентов. Их бывает н е м н о г о , но, судя по м а ш и н а м , что останавливаются за у г л о м , народ все состоятельный. Господин Гобе принимает покупате лей в кабинете, обставленном с респектабельной с т а р о м о д н о с т ь ю . Владелец лавки и клиент ведут п р и м е р н о такой р а з г о в о р : Г-Н ГОБЕ: — Обратите внимание на этот золотой к у в ш и н ч и к , сэр. Ему почти две тысячи лет. Он вели к о л е п н о украсит вашу квартиру... Желаете сделать д о р о г о й п о д а р о к вашей даме, сэр? М о г у п р е д л о жить вам у н и к а л ь н у ю вещицу. Эта золотая б р о ш ь — взгляните — принадлежала ацтекской принцессе... КЛИЕНТ Г-НА ГОБЕ: — Вы у в е р е н ы , что это не подделка? Г-Н ГОБЕ: — Сэр, я т о р г у ю только уникальными вещами только п о д л и н н и к а м и . К наиболее ц е н н ы м вещам я п р и л а г а ю акт эксперта, п о д т в е р ж д а ю щ и й п р о и с х о ж д е н и е вещи с у к а з а н и е м века и к у л ь т у р ы . Иногда ф о т о г р а ф и ю с места р а с к о п о к . ...Время от в р е м е н и в т и х о м п е р е у л к е появляются агенты Интерпола: к о г д а о г р а б л е н к а к о й - н и б у д ь м у з е й , богатое частное собрание или же к о г д а из р у к таможенников ускользают ловкие контрабандисты, по сведениям полиции п р о я в л я ю щ и е интерес к а р хеологии. И все же неусыпная с л е ж к а за антиквар ными магазинами Ж е н е в ы , Ц ю р и х а , Базеля, Берна или Л о з а н н ы р е д к о приносит плоды... Господин Гобе разводит р у к а м и : «Нет, не »видел... Не было... Что вы, что вы, как м о ж н о ! » Еще б ы ! У него ведь солидные клиенты, а не к а кая-нибудь шантрапа. ...За о к н а м и п о л у м р а к . Хозяин лавки и п о к у п а тель ведут неспешный р а з г о в о р . Стоит ли т о р о п и т ь ся — сделка ведь не копеечная. — Вы гарантируете подлинность? — А б с о л ю т н о . Я и м е ю дело т о л ь к о со специа листами. В тех местах дилетанту делать нечего. МАСТЕР КОПАЕТ В О Д И Н О Ч К У . . . — Этот человек с д и п л о м о м Д о р д о н ь с к о г о университета избрал сво ей профессией экзотическое ремесло «грабителя могил», — рассказывает французская ж у р н а л и с т к а К л о д Малуа. — Его имя Робер Вернье. П о д в и ж н о е загорелое лицо п о к р ы т о густой сетью м о р щ и н («Солнце, п р о к л я т о е солнце!» — улыбается Вернье). — Что вы делаете в Париже? — П р о д а ю антикварам то, что нашел там. «Там» — это Бокас-дель-Торо, район на границе Панамы и Коста-Рики. ( М н е рассказывали, что р е д к о к т о осмеливается п р о н и к н у т ь в этот затерянный р а й он у п о д н о ж и я К о р д и л ь е р , и те смельчаки, к о т о р ы е туда попадают, б ы с т р о исчезают в сельве, где п о д сплошным покровом тропических джунглей одни лишь ядовитые з м е и , ягуары и оцелоты.) ОБЫКНОВЕННЫЙ БИЗНЕС Г. ЕРЕМИН — Как вам удается работать в этом з е л е н о м аду? — Вопрос п р и в ы ч к и . — В Сан-Хосе м н е рассказывал о вас Луис Хартман. Старик Хартман... В свое в р е м я он продавал з о лото на к и л о г р а м м ы — к а к д р у г и е п р о д а ю т мясо. «Человек-волк» — зовут е г о в Коста-Рике. Десять е г о сыновей — точная к о п и я отца. О н и т о ж е п р о ф е с с и о налы, наследственные, так сказать. — На свете всего человек десять-пятнадцать зна ют о Бокас-дель-Торо, — г о в о р и т Вернье. — Вы думаете вернуться туда? — Разумеется. — Вы заявляете властям о найденных сокро вищах? Он смотрит на меня с и з у м л е н и е м . — Н а с к о л ь к о м н е известно, л ю д и в р о д е меня не состоят в списках налогоплательщиков. Проходить к а ж д ы й день по двенадцать часов, сутками обходиться без е д ы , спать на земле п о д д о ж д е м или под п о к р о в о м давящей тишины т р о пической ночи и рыть, рыть, рыть — неделями, м е сяцами,.. Робер поднимается, подходит к б ю р о , вытаскива ет б о л ь ш у ю к а р т о н н у ю к о р о б к у и раскрывает ее. — Смотрите. П е р е д м о и м и глазами вспыхивает к а л е й д о с к о п у к р а ш е н и й : золотые к р а б ы , ящерицы, фигурки, кольца, р е з н ы е д р а г о ц е н н ы е к а м н и . Н а х о д к и , к о т о р ы е сделали бы честь л ю б о м у а р х е о л о г и ч е с к о м у м у з е ю м и р а и к о т о р ы е , увы, теперь это т о ч н о извест но, у ж е навсегда п о т е р я н ы и для (науки и для ш и рокой п у б л и к и . Ж е р т в ы прихотливой м о д ы , они украсят туалет какой-нибудь б о г а т о й баварской б ю р г е р ш и или голливудской кинозвезды... От т а к о г о количества золота зарябило в глазах. Д а ж е на не искушенный взгляд стоимость к о л л е к ц и и была ни к а к не м е н ь ш е нескольких тысяч долларов. — Вы ф о т о г р а ф и р у е т е свои раскопки? — А как ж е ! Ведь н е к о т о р ы е недоверчивые кли енты т р е б у ю т вещественных доказательств. Боятся подделки. В е г о словах прозвучала явная насмешка. — Вот одна из фотографий. Правда, для т о г о чтобы ее сделать, я бы м о г и не ходить так да леко. Лопата в р у к е , грязная сырая рубаха, б а с к с к и й берет на голове — по словам Робера, он лучше всего защищает от солнца, и сам он, о б р о с ш и й , п о старевший. С н и м о к сделан в Бокас-дель-Торо. — У вас м н о г о конкурентов? — П о - м о е м у , в тех краях я о д и н . По крайней м е ре, — он к р и в о улыбнулся, — м н е бы так хоте лось... — У вас есть сын, не думаете ли вы, что и он когда-нибудь займется вашим ремеслом? 69 1 — Рано, е м у всего двенадцать лет, а у а к е р о — так у нас зовут л ю д е й м о е г о дела — профессия не из легких. Но она сделает из мальчика мужчину... В п р о ч е м , е м у надо учиться... Наша профессия т р е бует знаний в истории, а р х е о л о г и и , этнографии. — Д а в н о вы стали уакеро? — В 1955 г о д у . Тогда м н е было 27 лет... Я путе шествовал по Центральной А м е р и к е , хотел написать к н и г у . И м е н н о тогда я понял, в ч е м м о е призвание. З о л о т о ! Это слово витало в воздухе, к о г д а я р а з говаривал с индейцами в деревнях п о д К о п а н о м , Паленке, У ш м а л е м , а теперь о н о п о в с ю д у : здесь, в этой к о м н а т е , в к а ж д о м ее углу, в б о л ь ш о й к а р тонной к о р о б к е с д р а г о ц е н н о с т я м и . — И в к а ж д о й м о г и л е вы находите золото? — Нет. Иной раз работаешь н е д е л я м и , к а к вол, и ничего не находишь. В п р о ш л о м г о д у , н а п р и м е р , я работал в к о м п а н и и с с ы н о в ь я м и с т а р о г о Хартмана. О т к р ы л и две м о г и л ы : они нашли м н о г о утвари и украшений, например, золотого орла весом в 300 г р а м м о в . Такой о р е л тянул тысяч на пять д о л ларов. Я же ничего не нашел. — О ч е в и д н о , удачу и неудачу вы делите пополам? — Н и к о г д а ! Наш девиз — к а ж д ы й за себя. Ч е р е з н е с к о л ь к о дней повезло и м н е . — А в к а к и х местах Центральной А м е р и к и есть еще д р е в н и е захоронения? — В р а й о н е Ч и р и к и хотя б ы , но он л е г к о д о с т у пен, так что большинство м о г и л у ж е р а з г р а б л е н о . Найти, к о н е ч н о , что-нибудь м о ж н о , но это д а ж е не оправдывает затрат на д о р о г у . С л и ш к о м м н о г о р а з велось любителей л е г к о й наживы... К т о м у же м о д а на в с я к у ю а н т и к в а р н у ю д р е б е д е н ь требует все боль ше и б о л ь ш е раритетов. Робер р е д к о отправляется на п о и с к и а р х е о л о г и ч е ских с о к р о в и щ с к о м п а н ь о н а м и , чаще всего он р а ботает о д и н . — Так п р о щ е , не н у ж н о заботиться, если к о г о нибудь укусит змея... К т о м у же к а ж д ы й к о м п а н ь он — к о н к у р е н т , а в джунглях, сами понимаете, это к д о б р у не приводит. Был у м е н я приятель — Ф е д е р и к о . . . П о г и б , бедняга, повстречался с я г у а р о м . . . В т о р о м у , Сальваторе, влепили п у л ю в затылок в М е к с и к е . Кинтана-Роо, слышали? 1 У а к е р о на языке индейцев-кечуа — осквернитель мо гил. — Прим. авт. ЛИВИЯ. Летом 1962 года группа американских офицеров с военной ба зы, расположенной неподалеку от Триполи, в свободное от службы вре мя занялась археологическими рас копками. Гробокопателям повезло — они нашли золотую статую Афродиты. Американцы и не подумали отдавать свою находку в музей. Они расплави ли уникальную скульптуру и подели ли золото между собой. МЕКСИКА. По сообщению мекси канской газеты «Сигло Вейнте», за последние пять лет из Мексики не легально вывезено археологических сокровищ на 5 миллионов долларов. Весной 1966 года в Веракрусе была похищена древняя скульптура весом в... полторы тонны. «Обычно скульптуры распиливаются на части, — рассказывал журнали стам полицейский комиссар, — затем на небольших самолетах с секретных аэродромов переправляют в США или же через границу в соседний Британ ский Гондурас». 70 АРХЕОЛОГИ С П У Л Е М Е Т О М . Кинтана-Роо з н а м е н и та не т о л ь к о своими с у х и м и д ж у н г л я м и , к и ш а щ и м и з м е я м и и к о в а р н ы м и «тигрес» — я г у а р а м и . КинтанаРоо славится о б и л и е м овальных холмов с к а м е н н ы ми к в а д р а т н ы м и плитами на в е р ш и н е . П о д к а ж д о й из плит — клад. Сотни копателей м о г и л устремились в эту « з е м л ю о б е т о в а н н у ю » . Пусть искателей счастья больше, ч е м м о г и л , — с п о р ы в д ж у н г л я х р е ш а ю т с я предельно п р о с т о . «Кинтана-Роо объявлена на о с а д н о м п о л о ж е н и и , и туда введены войска», — сообщила о с е н ь ю п р о ш л о г о года а м е р и к а н с к а я газета « Н ь ю - Й о р к геральд трибюн». Путь в Кинтана-Роо начинается во Ф л о р и д е ( С Ш А ) и заканчивается ночной высадкой где-нибудь на п у с т ы н н о м п о б е р е ж ь е Юкатана, в с т о р о н е от м а р ш рутов к о р а б л е й мексиканской береговой охраны. Но этот д о л г и й , опасный и утомительный м а р ш р у т — для н о в и ч к о в , на последние д е н ь г и к у п и в ш и х «билет в ад». А с ы п р е д п о ч и т а ю т более к о р о т к и й путь — воздухом. Как заявил недавно д и р е к т о р Н а ц и о н а л ь н о г о ин ститута а р х е о л о г и и и истории д о к т о р Э у с е б и о Д а в а лос, «для защиты наших а р х е о л о г и ч е с к и х о б ъ е к т о в понадобится по к р а й н е й м е р е по о х р а н н и к у на к а ж дое з а х о р о н е н и е . У нас же всего о д и н взвод на в с ю страну...» И г р е м я т выстрелы в Кинтана-Роо... С е г о д н я ш н и й «антикварный б у м » начался лет пятьсемь т о м у назад и был вызван ц е л ы м р я д о м с е н сационных а р х е о л о г и ч е с к и х о т к р ы т и й в С т а р о м и Н о в о м Свете. На интересе к а р х е о л о г и и , и с т о р и и , на сенсационности з а г а д о к д р е в н е г о м и р а с ы г р а л и дельцы. П р е д м е т ы античной к у л ь т у р ы , к о т о р ы е к о г да-то интересовали лишь з н а т о к о в , с е г о д н я стали м о д н ы м т о в а р о м . К р у п н ы е м а г а з и н ы Б р ю с с е л я , Па рижа, Л о н д о н а , Рима, Н ь ю - Й о р к а создали у себя б о л ь ш и е антикварные отделы. Боссы а н т и к в а р н о г о бизнеса о б л ю б о в а л и Ш в е й ц а р и ю . В эту страну их привлекли у д о б н о е г е о г р а ф и ч е с к о е п о л о ж е н и е , п р е к р а с н ы е пути с о о б щ е н и я — десятки авиалиний и ж е л е з н ы х д о р о г ; наплыв с о ПЕРУ. Перуанская газета «Новеда лее де Куско» сообщила: «Полиция города Куско ищет вора, присвоив шего ценные археологические наход ки, обнаруженные в руинах древнего города инков, раскопки которого про изводятся близ деревни Вилькабамба. Грабителя Вилькабамбы задержали. Им оказался американский археолог Джин Савой, который по приглаше нию правительства Перу вел раскоп ки в стране. Савой отправил в Куско несколько ящиков с находками, но по пути ящики таинственно исчезли. Вслед за ними скрылся и ученый...» БРАЗИЛИЯ. В треугольнике, об разуемом реками Санг и Аринос, око ло 800 индейцев племени тапанхума окружены авантюристами. Племени угрожает полное истребление. К не счастью, оно живет на территории, где немало богатых и неисследованных руин. ОАР. Летом 1965 года в ОАР была раскрыта крупная, хорошо организо ванная и технически оснащенная шай ка грабителей могил, связанная с крупными антикварными дельцами За падной Европы и Америки. Шайка орудовала в обширном районе от Саккара до Гизе. Полиция обыскала все дома в ра диусе двадцати километров вокруг Саккара и Гизе. Среди конфискованных ценностей сотни статуй и статуэток из дерева, гранита и бронзы, похоронные при надлежности и ритуальная одежда фараонов. ГРЕЦИЯ. Летом 1966 года англий ский миллионер Джильберт Колин Дэвис был задержан при попытке вы везти из Греции древности. Когда пограничники остановили его яхту «Джабула», любитель античности вместе с женой, сыном и дочерью вступил в настоящий бой с охраной. ТУРЦИЯ. Генеральный консул США в Стамбуле Коллинз вместе с женой был задержан полицией во время ра скопок в районе Сиде на юге Турции. Когда «любителю древностей» напом нили, что для ведения таких раско- стоятельных туристов, охваченных страстью к седой старине, и, к о н е ч н о , граница в горах, столь удобная с точки зрения контрабандистов. Здесь собрались о р г а н и з а ц и и , с к у п а ю щ и е « п р о д у к т » подпольных рас к о п о к во всех частях м и р а . О т с ю д а рассылаются по к р у п н е й ш и м антикварным м а г а з и н а м м и р а каталоги и приглашения на ц ю р и х с к и й или базельский аук ционы. О т имени к р у п н ы х дельцов, д и к т у ю щ и х с в о ю волю на аукционах Лондона, Базеля, Ц ю р и х а , П а р и ж а , Н ь ю - Й о р к а , Брюсселя, А м с т е р д а м а , Рима, эти о р г а низации устанавливают к о н т а к т с п о д п о л ь н ы м и ар х е о л о г а м и , т а к и м и , как у а к е р о Вернье. С к у п щ и к и на местах располагают к р у п н ы м и с у м м а м и , и м е ю т сеть «наводчиков», б ы с т р о х о д н ы й транспорт, ш п и о нов — за полицией и за г р о б о к о п а т е л я м и . . . Боссы из центра отдают р а с п о р я ж е н и я о рас к о п к а х в той или иной стране, к а к если бы у них были полномочия официальных археологических ведомств. Есть е щ е более странные п е р е к у п щ и к и древностей, к о т о р ы е п р и о б р е т а ю т м о г и л ы н а к о р н ю , е щ е до их р а с к о п о к , так сказать, в «нераспа к о в а н н о м » виде. Риск, безусловно, есть, но иногда «кот в м е ш к е » м о ж е т оказаться исключительно р е д к о й породы... Специализация дошла до т о г о , что н е к о т о р ы е ан тикварные гангстеры захватили ч е р е з спекулянтов целые а р х е о л о г и ч е с к и е р а й о н ы и д а ж е сдают от дельные участки в аренду. Официальные лица, ни ч е г о «не знают» о подобных «государствах в г о с у дарстве»... В п р о ч е м , их молчание всегда х о р о ш о о п лачивается. Античная ваза, за к о т о р у ю м о г и л о к о п а тели получат, н а п р и м е р , 100 тысяч итальянских л и р , продается за полтора-два миллиона в знаменитых магазинах Базеля, Л ю ц е р н ы , Ц ю р и х а . О размахе подпольного антикварного бизнеса в последнее в р е м я м о ж н о судить по о д н о й Италии: по приблизительным подсчетам итальянского архео лога Д и н о Адаместеану, утечка археологических на х о д о к достигает суммы порядка миллиарда л и р в день. А кто подсчитает, сколько ценностей по всему миру навсегда гибнет для науки, а значит, и для всего человечества, делаясь забавой состоятельных клиентов господина Гобе и прис ных? пок необходимо иметь соответствую щее разрешение, Коллинз с раздра жением заявил: он-де дипломат и «может делать все, что захочет». В то время как Коллинз препирал ся с задержавшими его полицейски ми, его жена попыталась незаметно выбросить из своей сумки найденные старинные монеты. Виновные не по несли наказания... РЕСПУБЛИКА ЧАД. В самом серд це Сахары скрывается от правосудия бывший капитан гитлеровского танко вого корпуса Роммеля. С бандой таких же, как и он сам, авантюри стов, обосновавшихся в древней кре пости в горах Тибести, капитан совер шает регулярные набеги на сахарскую археологию. Громкую славу среди грабителей могил заслужил его ме тод раскопок с помощью... динамита. Взорвав очередной неисследованный памятник, капитан уносит богатую добычу в свою «штаб-квартиру». Че рез некоторое время сахарские древ ности появляются на рынках Танже ра или Касабланки... ГЕОГРАФИЯ ОБЫКНОВЕННОГО БИЗНЕСА УШЕДШИЕ КОРНЯМИ В ЗЕМЛЮ Человек живет на земле. Это так обычно и просто, что можно не думать об этом. Не думать, как не ду мают о здоровом сердце. Но если земле плохо, человек узнает об этом. Беда пришла в деревню Рийо-сюр-Сернья, располо женную на склонах Швейцарских Альп. Апрельской ночью жителей разбудили глухие взрывы. Земля лопа лась, как сухая кожа; в подвалах, по фундаментам домов побежали глубокие трещины, и почва поднима лась, как при вулканическом извержении. — Деревня обречена, — резюмировал событие швей царский еженедельник «Иллюстре». — Населению пред писано покинуть свои дома в течение четырех дней. Не исключено, что весь склон вместе с постройками сползет в долину. Что же могло вызвать катастрофу? Эрозия? Проры вы грунтовых вод? Наверно, и то и другое. Правда, здесь никогда не было спокойно. Еще в 30-е го ды замечали, что горные потоки неожиданно быстро меняют свое русло. А с 1960 года на холмах Альере начали падать деревья. Их корни были начисто срезаны мощным движением пластов почвы. И столетние гиган ты, потеряв связь с землей, падали как свечки... Теперь перекашиваются фундаменты домов и накре няются стены. На трещины накладывают перемычки из гипса. В деревне их чаще зовут гипсовыми свидетелями, по ним заметно, как с каждым днем ширина трещин растет. А вот небольшой мост, глубоко заделанный в скалы, тот остался висеть, хотя дорога опустилась под ним на 5—6 метров. Жители перебираются в соседнее селение Брок, ста рики ложатся в больницу: не перестает болеть сердце, оно не каменное. — Природа сильнее нас, — сокрушается старик Левре.— Своими руками строил я когда-то дом, таскал тяжелен ные мешки с цементом — триста метров вверх от до роги, триста метров вниз, выбирал солнечный участок рядом с ручьем. Теперь все надо начинать с нуля. — Что поделаешь, — бросают молодые, уходя из селе ния. Но тем, кто прожил здесь жизнь с ее горестями и радостями, уйти не так-то просто. Потому что не только деревья уходят корнями в землю... П. БОРИСОВ 71 Раз в год в Вашингтоне происходит публичная церемония: президент Соеди ненных Штатов пожимает руки вождям индейских племен. Фоторепортеры спе шат запечатлеть улыбающегося Доброго Большого Белого Отца и его Красноко жих Детей, чьи головные уборы укра шены орлиными перьями. Раз в год жи тели США вспоминают, что они живут на земле, которая некогда принадлежала индейцам. А сами индейцы сегодня чужие на собственной земле. 400 тысяч индейцев, загнанных в ре зервации, влачат нищенское сущест вование. Они «...живут в деревенских трущобах, более жалких, чем самые худшие из худших негритянских гет то», — пишет американский журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт». Грязь, нищета, голод, болезни, необы чайно высокая детская смертность — вот что такое жизнь в резервациях. Ес ли в 1940 году в штате Северная Каро лина жило 22,5 тысячи индейцев, то се годня их осталось там не более 3 тысяч. Публикуемый нами в сокращенном виде очерк из американского журнала «Аргосиэ рассказывает об одном из эпи зодов упорной борьбы, которую ведут «последние могикане». та война началась в тот день, когда власти американского штата Вашингтон нарушили данное сто лет назад слово и объявили, что четыре индей ских племени отныне лишаются сво их исконных угодий и не могут ло вить лосося в студеных реках, низ вергающихся с Каскадных гор в за лив Пьюджет-Саунд. Отныне им предстояло довольствоваться скудной добычей лосося — главной статьи их питания и дохода — в пределах кро хотных резерваций. Дело было перед новым, 1854 го дом. Индейцы съехались к дому гу бернатора Айзека Стивенса — Ма ленького Белого Отца. После обиль ного возлияния губернатор произнес заплетающимся языком: «Тем пле менам индейцев, что живут по берегам рек, да будет всегда позволено ловить рыбу в привычных местах, пока солнце всходит, реки текут и травы растут». Прошло время, и появилась доходная рыбокон сервная промышленность. Тут дельцы спохватились: у «диких» индейцев были слишком обширные угодья. Поднялся крик о хищнической рыбной ловле, об уничтожении молоди. Правительство штата решило поддержать эту травлю. Начались аресты, страсти накалялись. Произошли первые столкновения с пред ставителями властей. Вскоре они поняли, что ведут борьбу не с «шайкой» непокорных индейцев, а с целым племенем от мала до велика. Война была объявлена. ...Три инспектора неслышно пробирались через густые заросли к реке, откуда доносились гортан ные голоса индейцев. Инспектора довольно улыба лись: наконец-тс они отомстят За все! Просто не верится, что через несколько секунд они поймают вождя Большого Лосося на месте преступления: незаконное уженье далеко за пределами резервации. Осторожно раздвинув ветки, они выглянули из за рослей. 72 Д. Х Ь Ю С Т О Н На берегу три индейца забрасывали сеть с бле стящими лакированными поплавками. Инспектора выскочили из засады: — Вы арестованы! Индейцы в испуге отпрянули. Потом самый вы сокий выступил вперед. — По какому обвинению, капитан? — спросил он. — Я, Сатиакум, вождь племени пьюаллепов из штата Вашингтон, желаю знать, что происходит. — Ты и сам прекрасно знаешь, вождь Сатиа кум, Большой Лосось, или как ты еще там назы ваешься. Ты ловишь рыбу вопреки законам. Можешь ловить кого тебе вздумается и жить по индейским обычаям, но только в резервации... Вы тащите сеть и конфискуйте ее как улику, — повер нулся старший инспектор к сотрудникам. — И черт меня подери, если каждый из них не получит по полгода тюрьмы. Полицейские ухватились за поплавки. Снасть бы ла подозрительно легкой. Вместо отяжелевшей нейло новой сети из воды показался тонкий плетеный шнур. Потом вынырнуло что-то массивное, похожее на белугу. Один из инспекторов выхватил рыбину и поднял ее повыше, Осталась несколько ярдов сети. И тут они увидели... две штуки, фунтов по пять каждая. «Повстанец» ткнулся в берег. Настала очередь стражей за кона: — Вы арестованы. Т ы , Сатиакум, и вы, мистер Брандо. Брандо и вождя тут же от правили в тюрьму. Однако суд не состоялся, обвинение было снято: власти не захотели при давать делу нежелательную огласку. Еще более дерзким был «за хват» индейцами линкора «Миссури», того самого, на ко тором был подписан акт о ка питуляции Японии во второй мировой войне. Линкор уже давно превратился в плавучий музей. Ежедневно сотни тури стов бродили по палубе, почти тельно поглядывая на громад ные орудия. Это был лосось. Искусно вырезанный из дерева лосось. А на нем большими черными буквами напи сано: ВЕРНИТЕ Н А Ш И УГОДЬЯ! Вождь не стал наслаждаться победой — она была слишком ничтожна в той войне за справедливость, которую он ведет. Вождь понимал, что без поддержки общественно сти, без широкой огласки единоборство с блюсти телями несправедливого закона обречено на неуда чу. На стороне племени пьюаллепов выступил изве стный киноактер Марлон Брандо. На совете войны было решено, что Брандо и Сатиакум устроят «не легальную» рыбалку, о чем заранее предупредят га зетчиков и телерепортеров. На следующее утро, ничуть не таясь, нарочито беззаботно Брандо и Сатиакум столкнули каноэ вождя «Повстанец» в темную воду реки Пьюаллеп. С берега из-за кустов за их действиями следили бо лее ста инспекторов и их помощников. Вождь греб, Брандо забрасывал снасть. Проплыв с полмили, они стали вытаскивать сеть. Ничего. Только несколько перегнивших сучков и веток. Вождь посмотрел на Брандо. «Хоть бы одна рыб ка. Если мы не поймаем ни одной, мы проиграли. Нас засмеют». И вот однажды вождь с дву мя индейцами направился в ка ноэ к линкору. Единственным оружием вождя был традици онный топорик. С воинственными криками индейцы забрались на палубу. — От имени племени пьюаллепов и федерации индейских племен объявляю о взятии линкора «Миссури»! — вос кликнул вождь. Туристы ли ковали. Они решили, что этот спектакль входит в ритуал осмотра. Высоко подняв головы, ин дейцы помахали восхищенным туристам, вернулись в свою лодку и с достоинством отплы ли к берегу. Дело было сделано: и эта история по пала на газетные полосы. — Я стремлюсь вернуть моему народу то, что принадлежит ему по праву, — сказал вождь впо следствии. — Но я не хочу запятнать чести моей страны. Я хочу только, чтобы обратили внимание на наше существование. Спустя некоторое время вождь обратился к адво катам. По ходу дела было сделано поразительное открытие: согласно архивным документам, город Та кома, насчитывающий примерно 150 тысяч жителей, является частью резервации пьюаллепов. На следующий день на всех автострадах, ведущих в город, заняли стратегические позиции вооружен ные луками и тамагавками воины Сатиакума. Они вручали водителю каждой въезжавшей в город ма шины листок, где было написано: «Вы въезжаете на территорию пьюаллепов. Этот документ дает вам право безопасного проезда. Не бойтесь белых, которых вы можете встретить, хотя они и пришель цы-правонарушители. Поезжайте с миром. Это американская земля. Хозяева Такомы, племя индейцев пьюаллеп...» Перевела с английского И. СТАМ 73 ДРЕВНИЙ СТАДИОН МЕХИКО При создании спортивного ком плекса на территории олимпий ской деревни в Мехико обнару жено древнее захоронение, кото рому 2300 лет. Открыты погребальницы и земляной вал, кото рый, как предполагают археологи, входил в древний спортивный комплекс. «КОСМИЧЕСКОЕ» ПУТЕШЕСТВИЕ В АВТОМОБИЛЕ ЖИВЫЕ РЕПРОДУКТОРЫ Японские морские власти дали объявле ние о приеме на работу женщин. «Работа нетрудная и хорошо оплачиваемая», — го ворилось в объявлении. Как выяснилось, работа заключалась в следующем: стоять на прибрежных скалах и время от вре мени пронзительно кричать, оповещая про ходящие суда о грозящей опасности. Мор ское ведомство считает, что «сирены» обойдутся гораздо дешевле, чем маяки. К удивлению «новаторов», женщины отне слись к их идее без энтузиазма. Американец Роберт Смит посе тил Юпитер, Венеру, Луну, Неп тун и Плутон. Такие названия носят небольшие города во Фло риде, Луизиане, Техасе, Вирги нии, Нью-Джерси и Калифорнии. ЧУДО-АССИСТЕНТ «ВЫ ВВОДИТЕ В Фокусники любят работать с ли липутами — их ведь так легко спря тать в самом неожиданном ме сте. Испанский же иллюзионист Габриэль сам выглядит карликом рядом со своим ассистентом мозамбикцем Монтаной. Рост Мон таны — два метра сорок санти метров. Так просто его в волшеб ную шкатулку не упрячешь. ЗАБЛУЖДЕНИЕ...» Именно такую рекламацию получила из Англии одна европейская фирма по экс порту кондитерских изделий. Англичане отказались принять присланные им конфе ты только потому, что на обертке был изображен... рак. А по английским обы чаям на обертке должно быть нарисовано только то, что под ней находится. ЛИСТАЯ СТАРЫЕ СТРАНИЦЫ „Вокруг света" 1909—1910 гг. ФОТОГРАФИРОВАНИЕ С ПОМОЩЬЮ ПОЧТОВЫХ ГОЛУБЕЙ Придворный аптекарь доктор Нейброннер в Таунусе приспособил поч тового голубя к новому полезному делу. Он воспользовался им для сня тия фотографических видов с высоты птичьего полета; раньше для этой цели употреблялись воздушные шары, бумажные змеи и ракеты. Легкий фотографический аппарат был заказан им в механической мас терской Шредера во Франкфурте-наМайне. С целью получения различ ных снимков в одно и то же время аппарат был снабжен двумя объек тивами: один из них устроен с пе редней стороны, другой с нижней. Аппарат надевается с помощью эла стических тесемок, которые перекре щиваются на спине голубя и засте гиваются механическими кнопками. Никоим образом не следует, однако, думать, что новое изобретение слу жит только для забавы. Совершенно наоборот — голуби могут доставлять нам снимки всевозможных недоступ ных местностей, и благодаря этому можно добывать полезные сведения во время различных научных экспе диций. Кроме того, для фотографов-люби телей открылась новая интересная область — фотографирование с по мощью почтовых голубей. НОГАМИ ПО ПОТОЛКУ Байльи-Громан, известный исследо ватель Тироля, пишет: в Бранденбургской долине и еще двух-трех местностях Тироля, отличающихся крепким коренастым населением и особенно здоровыми женщинами, со хранился танец, при котором тан цорка, покружившись и попрыгав со своим кавалером, схватывает его за руки и подбрасывает кверху, — ко нечно, танцор при этом сам делает соответствующее движение и, опи раясь обеими руками на ее плечи, в такт музыке отбивает танец по низкому потолку комнаты. Девушка тем временем тоже продолжает пля сать, поддерживая на плечах свою нелегкую ношу. Подобные танцы быстро выходят из употребления, и теперь уже ту ристу не часто приходится любо ваться силой и ловкостью белоку рых красавиц, которые в состоянии служить опорой шестифутовому мо лодцу; но кому выпадет на долю такой случай, тот не может не ув лечься той заразительной весело стью. которой дышат здоровые лица посетителей деревенского трак тира, куда молодежь собирается по веселиться каждое воскресенье пос ле обеда. ЛЬВЫ ЗАСЛУЖИЛИ ПОКОЙ Некто Том Форью из СанФранциско, будучи навеселе, про гуливался по зоосаду и по чистой случайности забрался в клетку ко львам. Там он и улегся спать. Че рез несколько часов Том был вы дворен оттуда полицией и приго ворен к штрафу за то, что «не только подверг опасности соб ственную жизнь, но своим оглу шительным храпом нарушил сон львов, которые вполне заслужили покой». БРИТЬСЯ — НА ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ ПОЧТОВЫЙ Один из парикмахеров Заандама (Голландия) поставил ря дом со своей лавкой светофор. Красный свет означает, что у не го полно клиентов, при желтом — у вас все шансы недолго томить ся в очереди, а когда горит зеле ный — идите смело, кресло сво бодно. НАШЕСТВИЕ КРОКОДИЛ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО МУРАВЬЕВ В городе Ганнибал (штат Мис сури) на несколько часов оказа лось парализовано автомобильное движение. Причиной явились... му равьи. За одну ночь колония на секомых соорудила на мосту це лый городок из песчаных холми ков и заселила его. Понадобилась специальная команда дорожных рабочих, чтобы освободить мост от пришельцев. В ТРАМВАЙ Почтовый ящик на трамвае выглядит необычно; впрочем, жители голландской столицы к этому уже привыкли. Ящик опорожняют на остановке «Центральная почта». ТОЛКУЧКА ПО ЗАКАЗУ Сигнал — и толпа бросается в вагон. Новая команда — толпа устремляется обратно. Вагоностро ители из английского города Дон кастера таким способом создают часы «пик» в лабораторных усло виях, чтобы установить, как вагон «переносит перегрузку». УПРЯЖКЕ Кто бы мог подумать, что аллига тора — эту громадную ящерицу — можно заставить исполнять какуюнибудь работу, а между тем этого достиг некто Кампбелл, владелец фермы в Арканзасе, у горячих клю чей, на которой у него разводятся аллигаторы. Кампбеллу не сразу удалось при учить животное к упряжке. Во вре мя обучения пресмыкающееся снача ла проявляло свой норов и три раза разбивало вдребезги тележку своим могучим хвостом. Однако фермер не терял терпения и теперь еже дневно объезжает свою ферму на удивительном коне. МУЗЫКА В ЛЕЧЕБНОГО ПРОТИВ АКУЛ Физиологам известно, что рыбы, попав в электромагнитное поле, плывут в на правлении положительного полюса. Это яв ление используют для лова рыбы, а со всем недавно решили применить против акул. На некоторых пляжах Индии и Ав стралии установили электрические барь еры. Отрицательные электроды расположе ны вдоль береговой линии, а положитель ные — далеко в море. Акулы поэтому удаляются от берега. Для вящего спокойствия купающихся вдоль пляжа все-таки установлена метал лическая сетка. КАЧЕСТВЕ СРЕДСТВА Недавно парижский зубной врач Донье начал употреблять фонограф для утоления боли при извлечении зубов. Во время его многолетней практики он убеждался неоднократ но, что пациенты, которым приходи лось давать наркотические средства, жаловались на сильные головные бо ли и на тяжелые, угнетающие сны. Донье решил прибегнуть к помощи фонографа. Усадив пациента для операции на стул, врач вставлял ему в уши фонографные трубки и пу скал аппарат в ход, после чего уже подвергал больного наркозу. После нескольких сеансов Донье пришел к заключению, что при этом способе его пациенты быстрее и легче теряли сознание под действием наркоза. Операция проходила благополучно, больные просыпались в превосходном расположении духа. сделать на поле плугом 20 борозд, после чего следовала остановка, и лошадь эта всегда останавливалась на 20-й борозде; ни разу не было, что бы она остановилась на 19-й или на 21-й. Другая лошадь считала вер стовые столбы, расставленные вдоль дороги, и останавливалась, достиг нув 15-го или 25-го столба, где в на граду за счет ей давали корм. ЛОШАДЬ-СЧЕТОВОД Один русский врач, долгое время занимавшийся исследованием умст венных способностей животных, на шел, что лошади более способны к счету, чем другие звери и птицы, и могут считать лучше их всех. Ока зывается, что попугай может считать до 4; кошка — до 6; ворон доходит до 10, а некоторые собаки — даже до 20. Но лошади ведут счет еще дальше. Так, например, одной ло шади во время пахоты приходилось Рис. В. ЧИЖИКОВА 75 СРЕДИ КНИГ ПУТЕШЕСТВУЮЩИЕ О ПУТЕШЕСТВИЯХ аходило солнце в красном об лаке, и поднималась красная луна, и небо густо, уже по-ноч ному, синело. Со стен белой кре пости далеко видны были склоны холмов с выступающими серыми лбами камней и тропинка — от избы к избе. Было в этой картине что-то тревожное — казалось, вот-вот из-за холмов поднимется враже ское войско и, блестя щитами и копьями, ринется на штурм Изборска... Что подтолкнуло тогда мое воображение? Необычное освеще ние, или ветер, шумевший опадаю щей листвой, или, может быть, ослепительно белые возрожденные стены крепости? Недавно в руки мне попал пер вый выпуск нового издания «Ве тер странствий» («Физкультура и спорт», Москва). Предисловие к книге было созвучно моим мыс лям, родившимся во время недол гого, но богатого впечатлениями путешествия по псковским и нов городским землям. «Читатель, ты не профессионалпутешественник. Путешествие — твое увлечение. Так пусть же оно — маленькое, на воскресный день, или большое, на весь от пуск, — будет красивым и содер жательный. Пусть оно будет трудным, лишь бы надолго оста лось в памяти...» Сразу захотелось полистать кни гу, рассмотреть карты маршрутов (география их удивительно разно образна), вглядеться в рисунки, серьезные и юмористические, полю боваться этюдными фотография ми. Даже при первом просмотре книги вырисовывается ее «архи тектура»: линия литературная — очерки, рассказы, зарисовки — пе реплетается с линией сугубо прак тической — здесь и сообщения о новых маршрутах и советы бы валых путешественников. Авторы книги — туристы: инженеры, науч ные работники, художники. Соз дается ощущение, что «Ветер странствий» — это большой разго вор, который ведут туристы ве чером у костра, после дневного перехода, наслаждаясь отдыхом и с удовольствием вспоминая труд ности и радости походной жизни. 76 Уже сама по себе мысль — объединить впечатления людей путешествующих, людей ищущих, но которые, может быть, первый раз взялись за перо очеркиста, — интересна. ...Они шли на байдарках по бурной Каре. Их ждали скручен ные в жгуты струи, водяные во ронки, камни, скрытые под пенис тыми волнами. Было трудно, но «без порогов, — пишет Евгений Черненко, автор очерка «Карские этюды», — мы, кажется, не могли бы так остро ощущать молчание тундровых пространств, до боли глаз синюю Кару и на горизонте голубое сияние Полярного Ура ла». И далее: «Порог — схватка двух начал: вечно подвижного — воды — и извечно недвижного — камня. Может быть, и в каждом человеке борются всегда эти на чала, и борьба их означает жизнь. Может быть, мерой их и соотно шение определяется значитель ность каждого из нас...» Открытие порога... Но могут быть открытия и совсем другого рода, и о них рассказывает чита телям «Ветер странствий». Можно пройти на лодке по сибирской ре ке Большой Кас, своими глаза ми увидеть береговые укрепления старого Обь-Енисейского канала и представить, по каким таежным дебрям придется прокладывать новую трассу... Можно собирать ненецкие сядобичу — сказки и удивляться их поэтичности и реа листичности. Можно открыть для себя весну света — месяц март, неповторимое время снега и солнца, Открытие, по замыслу тех, кто составлял и готовил «Ветер стран ствий», должно быть в каждом рассказе и очерке тем стержнем, на который наматываются кило метры пройденных туристами до рог. Но на этом пути автора-ту риста, как и во всяком путеше ствии, подстерегают свои труднос ти. Пожалуй, самыми распростра ненными и не всегда преодолевае мыми, судя по материалам выпус ка, препятствиями являются голая описательность и чисто внешняя энциклопедичность. В первом случае у читателя непре менно возникает роковой во прос — ну и что? Еще одно путе шествие?.. Во втором — читателя подавляет обилие информации, не осмысленной автором и потому, естественно, не запоминающейся. В двух очерках выпуска «Самый малый вперед!» и «По Крыму», на мой взгляд, наиболее четко вырисовываются эти недостатки. Любопытные научно-популярные заметки «Причуды рек и озер», «По древним новгородским тор говым путям» и т. п. также могли бы быть гораздо интереснее, если бы носили не отвлеченно-просве тительный характер, а сообщали бы, что не исследовано такое-то озеро или что мало изучен фольк лор такого-то народа, то есть вос принимались бы читателем-турис том как руководство к действию, как предложение нового путеше ствия, таящего в себе открытие. У «Ветра странствий» много родственных изданий: сборник «Бригантина», книги о путешест виях, выпускаемые «Молодой гвардией», журнал «Турист» В этот поток литературы о путешествиях «Ветер странствий» вно сит свою лепту. Устами туристов он говорит о главном — смысле путешествий. Л. ЧЕШКОВА ДЖОН УИНДЕМ, английский писатель Фантастический рассказ конце декабря 1966 года мистер Астер явился в солидную нотариальную контору «Кроптон, Дэггит и Хоув» по ее приглашению. Он был встре чен вежливым молодым человеком не старше три дцати лет. Несмотря на молодость, мистер Фреттон уже был законным преемником господ Кроптона, Дэггита и Хоува на посту директора конторы. Когда мистер Астер узнал от мистера Фреттона, что согласно завещанию покойного сэра Эндрью Винселла он наследует ни много ни мало шесть ты сяч Обыкновенных Акций компании «Бритиш Ви ни вил», до него не сразу дошел смысл этого сооб щения. В завещании пояснялось, что настоящий дар сделан в знак признательности за неоценимую услугу, которую однажды мистер Астер оказал по койному. Какую именно услугу оказал мистер Астер, в завещании не говорилось, и, хотя мистер Фреттон, разумеется, не имел права интересоваться этим во просом, он с трудом сдерживал свое любопытство. Неожиданное счастье (каждая акция стоила 83 фунта 6 пенсов) привалило как раз вовремя. Не значительной части акций вполне хватило, чтобы урегулировать наиболее неотложные финансовые проблемы, и в процессе их решения мистеру Астеру пришлось неоднократно встречаться с мистером Фреттоном. Настало время, когда Любопытство за ставило мистера Фреттона переступить ту грань де ловой скромности, которая требовалась от человека его профессии. — Вы ведь не очень хорошо знали сэра Эндрью, не так ли? — как бы невзначай заметил он од нажды. Конечно, мистеру Астеру ничего не стоило пре сечь подобные поползновения, но он и не подумал сделать это. Он задумчиво глядел на мистера Фрет тона, о чем-то размышляя. — Я виделся с сэром Эндрью всего один раз в жизни, — произнес он наконец, — и в течение каких-нибудь полутора часов. — Т а к я и предполагал, — сказал мистер Фрет- тон, нисколько не заботясь о том, чтобы скрыть свое смущение. — В июне прошлого года, не так ли? — Двадцать пятого, — уточнил мистер Астер. — А до этого никогда? — Ни до, ни после. Мистер Фреттон покачал головой. — В этой истории очень много странного. Послу шайте, вы свободны завтра вечером? Мистер Фреттон был свободен. На следующий день они встретились в клубе и после кофе удобно устроились в укромном уголке гостиной. — По правде говоря, я бы чувствовал себя куда более счастливым, если бы в этой истории оказа лось меньше странностей и загадок, которые я не могу понять... Во всем этом есть нечто из ряда вон выходящее, — задумчиво начал мистер Астер свой рассказ. — Впрочем, лучше по порядку. Вот как это произошло. Несмотря на дождливое лето, вечер 25 июня был на редкость хорош. Наслаждаясь чудесной ПОГОДОЙ, я неторопливо шел домой и только подумал: «Не заглянуть ли мне в ближайший кабачок про пустить рюмку виски», — как заметил этого старика. Схватившись за барьер, отделяющий тротуар Тенетстрит от мостовой, он беспомощно и изумленно оглядывался. Конечно, в нашей части Лондона, осо бенно летом, можно встретить иностранца из лю бой части света. Вид у некоторых из них бывает довольно растерянный, но этот старик (на вид ему было за семьдесят) был не из туристов. Его очень хорошо характеризовало одно слово — «элегант ность». Оно-то сразу и пришло мне на ум. Аккурат но подстриженная бородка клинышком, черная фет ровая шляпа, превосходного покроя темный костюм, дорогие туфли и неброский, но изысканный галстук создавали законченный портрет джентльмена в наи более полном смысле этого слова. Конечно, и людям его круга случается заглядывать в нашу часть горо да, хоть они и чувствуют себя здесь не в своей 77 тарелке; но чтобы стоять вот так, на виду у всех, в одиночестве, изумленно оглядываясь по сторонам, — такое здесь увидишь не часто. Два-три прохожих бегло взглянули на незнакомца и, объяснив его со стояние по-своему, прошли мимо. Я этого не сделал. На меня старик не произвел впечатления подвыпив шего человека. Нет. Мне показалось, что он сильно испуган. Я остановился: — Вам нездоровится? Если хотите, я найду такси. Он растерянно обернулся, но не сразу увидел ме ня, будто я был неизмеримо далеко. Ему потребова лась минута, чтобы рассмотреть меня; еще больше времени и напряжения понадобилось ему для ответа. — Не надо, — сказал он неуверенно, — не надо, благодарю вас. Я... я здоров. Я почувствовал, что он чего-то недоговаривает. В словах старика не слышалось просьбы оставить его в покое, а раз уж я подошел, то не следовало бросать его на произвол судьбы. — Вас что-то потрясло? — спросил я. Не отрывая глаз от снующих по улице машин, он молча кивнул. — Поблизости есть больница... — начал было я. — Не надо, — повторил он вновь и снова отри цательно покачал головой. — Две-три минуты, и я приду в себя. Он и на этот раз не попросил меня оставить его. Мне даже показалось, будто он не хочет, чтобы я уходил. Он все оглядывался. Потом напрягся, за мер и с неподдельным изумлением уставился на свою одежду. Отпустив барьер, он поднял руку и взглянул на рукав. Затем поглядел на кисть руки — красивую, холеную, худую от старости, с усохшими суставами и вздувшимися голубыми венами. Мизи нец украшало золотое кольцо с печаткой. Кто из нас не слышал о «глазах, готовых выско чить из орбит»? Но прежде я никогда не видел, чтобы такое случалось на самом деле. Его глаза действительно готовы были выскочить из орбит, а поднятая рука вдруг задрожала. Он попытался что-то сказать, у меня возникло опасение, что его вот-вот хватит удар. — Больница, — повторил я, но он снова отрица тельно покачал головой. Я просто не знал, что делать. Во всяком случае, присесть ему было необходимо. «Быть может, ему поможет рюмка коньяку?» — подумал я. Не ответив и на это мое предложение, он все же покорно по следовал за мной через дорогу, в отель «Вилберн». Я усадил его и заказал две рюмки бренди. Отпу стив официанта и повернувшись к своему незнаком цу, я увидел, что тот с ужасом смотрит в противо положный угол бара, в зеркало. Не отрывая от него взгляда, он снял шляпу, дрожащей рукой прикоснул ся к бородке, к серебряным волосам и снова замер, все так же пристально вглядываясь в свое отраже ние. Наконец принесли бренди. Добавив в рюмку со довой, он выпил ее залпом. Рука его перестала дро жать, и щеки порозовели. Неожиданно он встал, словно принял какое-то важное решение. — Прошу прощения, я вернусь через мину ту, — сказал он, пересек зал и... остановился у зеркала. Он стоял минуты две почти вплотную к зеркалу и внимательно себя изучал. Затем вернулся к сто лику, если и не успокоенный, то несколько приобод рившийся, и указал официанту на наши пустые рюмки. 78 — Я обязан перед вами извиниться, — произнес он, как-то странно глядя на меня. — Вы были чрез вычайно добры. — Не стоит благодарности, — ответил я, — рад, что мог вам быть полезным. Вы, вероятно, испыта ли какое-то сильное потрясение? — Не одно,— согласился он и тут же добавил:— До чего же порой правдоподобны бывают наши сны! Я счел за лучшее промолчать, не имея понятия, что ответить на это. — Сначала немного жутковато, — продолжал он с наигранной веселостью. — Что с вами произошло? — спросил я, все еще ничего не понимая. — Во всем виноват я сам. Только я, и никто другой... Но я так торопился, — объяснил он. — Я переходил дорогу позади трамвая... за ним ока зался встречный... Наверное, он меня сшиб. — Вот оно что, понятно... Где это произошло? — В двух шагах отсюда. На Тенет-стрит. — Но... но вы, кажется, не ранены, — заметил я, опешив. — Похоже, что нет, — с сомнением в голосе со гласился он, — кажется, не ранен. На нем не было ни царапины, одежда его была в безупречном состоянии, а самое главное — трам вайные рельсы убрали с Тенет-стрит двадцать пять лет назад. Поразмыслив, я решил пока не говорить ему об этом. Официант принес рюмки. Старик сунул руку в жилетный карман и снова растерянно уста вился в одну точку. — Мои золотые! Мои часы! — воскликнул он. Я протянул официанту банкнот в один фунт. Ста рик внимательно наблюдал, как тот отсчитывает мне сдачу. — Извините меня, с э р , — сказал ему я, когда офи циант удалился, — но мне кажется, что испытан ное вами потрясение вызвало провал в памяти. Пом ните ли... помните ли вы, кто вы такой? Продолжая держать палец в жилетном кармане, он посмотрел на меня пристально и несколько по дозрительно. — Кто я такой? Я Эндрью Винселл. Живу здесь рядом, на Харт-стрит. — Раньше здесь действительно была Харт-стрит, но ее переименовали в начале тридцатых годов, во всяком случае, еще до войны, — после некоторого колебания сказал я. Если до этого казалось, что старик приободрился и пришел в себя, то после моих слов от его бодро сти снова не осталось и следа. В течение несколь ких минут он не проронил ни слова. Затем ощупал карман пиджака и достал бумажник с золотыми уголками и тиснеными инициалами «Э. В.». С уди влением взирая на бумажник, старик положил его на стол. Потом открыл его, из левого отделения вынул однофунтовую кредитку (при этом он озада ченно нахмурился), затем еще одну, пятифунтовую, которая озадачила его еще больше. Он снова молча полез в карман и вытащил элегантную записную книжку, одного цвета с бумажником. В нижнем пра вом углу можно было заметить все те же инициалы, а в верхнем было вытеснено: «Блокнот 1966». Ста рик долго разглядывал книжку, прежде чем обра тил свой взор на меня. — Девятьсот шестьдесят шестой? — спросил он, запинаясь. — Именно, — подтвердил я. Последовала продолжительная пауза. — Не... не понимаю, — сказал он совсем по-дет ски. — Моя жизнь! Что стало с моей жизнью?! На лице его появилось жалкое, убитое выраже ние. Я придвинул ему рюмку, и он отпил немного бренди. — Господи! — простонал он, открыв записную книжку. — Все это слишком правдоподобно. Что, что со мной случилось?! — Частичная потеря памяти, — заметил я сочув с т в е н н о , — как известно, нередко наблюдается после потрясений. Обычно это скоро проходит. Загляните туда еще раз, — указал я на бумажник.— Быть может, вы обнаружите то, что поможет вам вспом нить... После некоторого колебания он сунул руку в пра вое отделение бумажника. На свет появилась цвет ная любительская фотография семейной группы, в центре которой находился он сам, только пятьюшестью годами моложе, рядом — очень похожий на него мужчина лет сорока, две женщины помоложе и два подростка. За ухоженным газоном виднелся старинный особняк. — Думаю, вам не приходится жаловаться на жизнь, — заметил я. — Похоже, что вы недурно про жили свой век. За фотографией последовали три визитные кар точки, на которых стояло только: «Сэр Эндрью Винселл», но не было никакого адреса. Кроме этого, там был еще конверт, адресованный сэру Эндрью Винселлу, Бритиш Пластик, Лондон. Он покачал головой, отхлебнул бренди, снова взглянул на конверт и невесело усмехнулся. Затем с замет ным усилием взял себя в руки и решительно зая вил: — Это какой-то сон, глупый сон. Как бы про снуться? — Он закрыл глаза и произнес в н я т н о : — Я Эндрью Винселл. Мне двадцать три года. Я живу на Харт-стрит, сорок восемь. Я ученик бухгалтера в фирме «Пенбери и Тралл». Сейчас двенадцатое июля 1906 года. Сегодня утром на Тенет-стрит ме ня сшиб трамвай. Наверное, поэтому меня пресле дуют галлюцинации. Ну, а теперь — хватит! Он открыл глаза и искренне удивился тому, что я не исчез. Потом взглянул на конверт, и лицо его зло скривилось. — «Сэр Эндрью Винселл»! — презрительно про изнес он. — «Пластики». Что это, черт возьми, мо жет означать? — Естественно предположить, — сказал я, — что вы компаньон этой фирмы. Судя по всему, даже один из ее директоров. — Но что такое пластики? — воскликнул он. — Это что же, имеет отношение к пластилину? С ка кой стати я стал бы заниматься этим? Я колебался. Потрясение, каково бы оно ни было, вычеркнуло из его памяти полвека с лишним. Может быть, подумал я, разговор на близкую, важную для него и, несомненно, знакомую тему поможет вернуть ему память... Я постучал по крышке стола. — Вот вам, к примеру, один из пластиков. Он внимательно осмотрел крышку, даже поцара пал ее ногтем. — Какой же это пластик? Ведь это совершенно твердое вещество, — заметил он. Я попытался объяснить: — Сначала было мягким, потом затвердело. Су ществует много различных пластиков. Пепельница, сиденье стула, эта ручка, обложка моей чековой книжки, плащ женщины за соседним столиком, ручка ее зонтика, сумочка, сотни предметов вокруг нас, и даже моя рубашка, — все это из пластика. С возрастающим вниманием он переводил взгляд с одного предмета на другой. Наконец пристально поглядел на меня. Голос его едва заметно дрогнул, когда он повторил свой вопрос: — Сейчас действительно 1966 год? — Разумеется, — подтвердил я. — Если не ве рите своему собственному календарю, взгляните на календарь вон там, за стойкой бара. — Ни одной лошади, — пробормотал он себе под нос. — Да и деревья в сквере слишком высоки... Сон иногда бывает последовательным. Но не до такой же степени... С минуту он молчал, потом неожиданно восклик нул: — Господи, господи, если все это в самом деле...— Он снова повернулся ко мне. Глаза его горели. — Расскажите подробнее об этих пластиках, — нетерпе ливо потребовал он. Я не химик и в пластиках разбираюсь не лучше чем, скажем, первый встречный на улице, но он был так явно заинтересован, что я решил попы таться. Кроме того, я надеялся, что это поможет вернуть ему память. Я указал пальцем на пепель ницу. — Мне сдается, что это бакелит, один из самых первых термопласткков. Человек по фамилии Баке лит запатентовал его году так в... 1909. Это имеет какое-то отношение к фенолу и формальдеги дам. — Термопластик? — переспросил он. — Что это означает? Я объяснил, как мог, то немногое, что было мне известно о молекулярных цепях, о их расположении, о полимеризации и тому подобных штуках, а также о некоторых наиболее характерных способах их при менения. При этом у меня совсем не было чувства, что я «учу ученого». Вовсе нет. Напротив, он слу шал с сосредоточенным вниманием и время от вре мени повторял то или иное слово,. словно пытаясь лучше запомнить, его. Само собой разумеется, мне было в высшей степени лестно слышать, как он за зубривает сказанные слова, но я не мог обманывать ся — все это вряд ли способствовало возвращению его памяти. Должно быть, мы — вернее, я — проговорили око ло часа. Наконец я заметил, что бодрость, появив шаяся под воздействием двух рюмок бренди, иссяк ла и он снова чувствует себя скверно. — Будет лучше, если я провожу вас домой, — сказал я. — Помните ли вы, где находится ваш дом? — Харт-стрит, сорок восемь, — ответил он. — Я говорю о вашем теперешнем доме, — настаи вал я. Он будто не слышал меня. — Если бы только я смог все это вспомнить... если бы только я смог вспомнить, когда проснусь...— в отчаянии бормотал он. Неожиданно он снова взглянул на меня. — Как ваше имя? Я ответил. — Постараюсь запомнить, если мне это удастся, — уверил он меня с самым серьезным видом. 79 № 9 СЕНТЯБРЬ 1967 СОДЕРЖАНИЕ В А М — ВЗЛЕТ! З а ж и г а л к а для Российского . . . . . . Как о т к р ы в а ю т небо Обыкновенное чудо Уменье Полет в ущелье Испытание Ф. СКОТТ Ф И Ц Д Ж Е Р А Л Ь Д — А л м а з величиной с отель «Риц» . Б. ПИСЬМЕННЫЙ — На всех парусах ч е р е з Сахару . . . . . Ч С М — н а вахте . СЕМ. БЫТОВОЙ — Татиби A. КРАСНОВ — Копье Тебулос-Мта B. КОНСТАНТИНОВ — Земля к р а с н о д о н ц е в БОРИС БАЛТЕР, ВАЛЕРИЙ ОРЛОВ — Одесса . . . . . . . Д Ж Е Р А Л Ь Д ДАРРЕЛЛ — З в е р и - к и н о з в е з д ы ВАЛЕНТИН ГОРЧУКОВ — Л е г е н д а о в е ч н о м олене . . . . . К О С М О С НАСЕЛЕННЫЙ, П У С Т Ы Н Н Ы Й , З А Г А Д О Ч Н Ь Й И. А. ЕФРЕМОВ, Д. БИЛЕНКИН — « М ы п р о з р е в а е м дали д р у г и х обитаемых миров...» С. ГЛУШНЕВ — К л ю ч к тайне М а р с а — на Земле? . . Б. ДМИТРИЕВ — Звезда, в к о т о р о й в р е м я «спит» Г. БОСОВ — Чечако играют в старателей М А Р К ТВЕН — Беглые з а м е т к и об о д н о й п р а з д н о й п о е з д к е Б. ГУРНОВ — Д ж о н Буль в цилиндре и в к е п к е ВОЙЦЕХ З Ы М С — Каникулы в пабе «Под б ы к о м » ЛИВИО К А П У Т О — П р и о т к р ы в д в е р и к л у б а Г. ЕРЕМИН — Цивилизация — на а у к ц и о н е . География о б ы к н о в е н н о г о бизнеса П. БОРИСОВ — У ш е д ш и е к о р н я м и о з е м л ю Д. ХЬЮСТОН — Большой Лосось идет на а б о р д а ж . . . Пестрый м и р . Листая старые страницы Л . ПЕШКОВА — Путешествующие о путешествиях . . . Д Ж О Н У И Н Д Е М — Странная история 1 2 3 4 7 8 8 10 17 21 22 29 30 32 40 44 46 51 52 53 54 64 64 66 6 8 70 71 72 74 74 76 77 Главный редактор В. С. САП АРИН Члены редакционной к о л л е г и и: В. И. АККУРАТОВ, И. М. ЗАБЕЛИН, М. М. КОНДРАТЬЕВА, В. Л. КУДРЯВЦЕВ, А. А. НОДИЯ (заместитель главного редактора), К. Г. ПАУСТОВСКИЙ, П. Н. РЕ ШЕТО В, Ю. Б. САВЕНКОВ (ответственный секретарь), А. И. СО ЛОВЬЕВ, В. С. ЧЕРНЕЦОВ, Л. А. ЧЕШКОВА, В. М. ЧИЧКОВ. Перегнувшись через стол, я от крыл его записную книжку и, как ожидал, обнаружил адрес: он-жил где-то в районе Гросвенор-стрит. Сложив бумажник и книжку вме сте, я сунул их ему в руку. Он машинально убрал их в карман и сидел с отрешенным видом, пока официант вызывал такси. Пожилая горничная распахнула перед нами двери внушительной квартиры. Я посоветовал ей вы звать личного доктора сэра Эндрью, дождался его прихода и рас сказал о происшествии. На следующий вечер я позво нил и справился о здоровье ста рика. Мне ответили, что сэр Эндрью хорошо выспался, наутро проснулся немного усталым, но без каких-либо признаков провала памяти. Доктор не видел причин для беспокойства, сказали мне, поблагодарив за то, что я поза ботился доставить старика домой. На этом разговор закончился. От кровенно говоря, я и не вспомнил об этой истории до самого де кабря, когда в газетах появилось сообщение о его смерти. Мистер Фреттон некоторое вре мя молчал, попыхивая сигарой, и, наконец, высказал свое не оченьто глубокомысленное заключение: — Странная история. — То-то и оно, что странная, — согласился мистер Астер. — Я хочу сказать, — пояснил мистер Фреттон, — что вы ока зали ему немалую услугу, но, если позволите, все же не такую, чтобы ее оценивать в шесть тысяч акций, каждая из которых стоит по те перешнему курсу восемьдесят три фунта шесть пенсов. На первой странице об ложки: Девушка с острова Яп. Стройные красивые люди — микронезийцы — живут на этом острове. Каролинского архипелага. Как и тысячу лет назад, главным занятием островитян остается рыболовство, разведение кокосовой пальмы и сахарного тростника. Здесь поют те же песни, исполняют те же танцы, что и тысячу лет назад. Оформление В. Чернецова и Т. Гороховской Р у к о п и с и не возвращаются. Т е х н и ч е с к и й редактор А. Бугрова ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ» Наш адрес: Москва, А-30, Сущевская, 2 1 . Телефон для справок Д 1-15-00, доб. 2-29; отделы: «Наша Родина» — 4-09; и н о с т р а н н ы й — 2-85; литературы — 3-58; 3-93; н а у к и — 3-38; писем — 2-68; иллю с т р а ц и й — 3-16; приложение «Искатель» — 4-10. Сдано в набор 10/VII 1967 г. Подп. к печ. 2/IX 1967 г. А01349. Формат 84xl08Vi6. Печ. л. 5 (усл. 8,4). Уч.-изд. л. 12. Тираж 2 800 000 экз. 80 Заказ 1386. Цена 60 коп. Типография изд-ва ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Москва, А-30, Сущевская, 21. К СВЕДЕНИЮ ЧИТАТЕЛЕЙ Началась подписка на журнал «Вокруг света» на 1968 год. Подписаться мож но в пунктах подписки «Со юзпечати», а также в отде лениях связи. — Вот именно, — согласился мистер Астер. — Но самое странное, — про должал мистер Фреттон, — что вы встретились с сэром Эндрью в прошлом году, а завещание бы ло составлено и подписано им семь лет назад. Некоторое время он снова зани мался своей сигарой, потом ска зал: — Думаю, что я ничем не на рушу доверия своих клиентов, ес ли сообщу вам, что и этому за вещанию предшествовало другое, написанное двенадцатью годами раньше, в котором опять-таки имеется относящийся к вам пункт. — Лично я уже отказался от желания что-нибудь понять, — сказал мистер Астер, — но если говорить о странных вещах, то, наверное, вам будет интересно взглянуть на это. — Он извлек из кармана записную книжку и достал из нее газетную вырезку. Это был некролог, озаглавленный; «Сэр Эндрью Винселл — пионер пластиков». «Интересно отме тить, — говорилось в некроло ге, — что в молодые годы ничто не говорило о будущем призвании сэра Эндрью. Он был обыкно венным учеником бухгалтера круп ной фирмы «Пенбери и Тралл». Однако в 1906 году, в возрасте двадцати трех лет, он внезапно бросил службу и целиком посвя тил себя химии. Спустя несколь ко лет им было сделано первое серьезное открытие, которое и по служило основанием для созда ния ныне могущественной компа нии». — Гмм... — хмыкнул мистер Фреттон. — А известно ли вам, что его д е й с т в и т е л ь н о сшиб трамвай на Тенет-стрит в 1906 году? — Конечно, ведь он сам гово рил мне об этом. Мистер Фреттон покачал голо вой. — Все это чрезвычайно стран но, — заметил он. — Да, очень странно, — согла сился мистер Астер. Перевели с английского В. ДРОБЫШЕВ и Г. КАПЛУНОВ Рисунки В. ЧУМАКОВА

pdf 5.29Mb - Мир путешествий и приключений

Related documents

Products

Support

pdf 5.29Mb - Мир путешествий и приключений

Related documents

Add this document to collection(s)

Add this document to saved

Suggest us how to improve StudyLib