Л. Ржевский. Двое на камне. ТЗП, Мюнхен, 1960. EBook 2011

advertisement
Л.
РЖЕВСКИЙ
ДВОЕ НА К А М Н Е
Товарищество
Мюнхен
Зарубежных
Писателей
1960
Copyright by the author
Alle Rechte vorbehalten
Склад
издания:
Г. Андреев, ЦОПЭ-Бюро, Мюнхен 19, Ренаташтр. 77
Satz und Druck: Georg В и tow, Munchen 5, KohlstraBe 3 b, Tel. 29 51 36.
ДВОЕ НА КАМНЕ
«Иные, лучшие мне дороги права,
Иная, лучшая, потребна мне свобода».
(А. Пушкин)
1.
«О Господи, если б мог я писать так, к а к мне хочется!» —
Ж а л о б у эту, то в голос, то шопотом, а то и вовсе невыговоренную, спрятанную где-то в д р о ж и пальцев и губ, с л ы х и в а л я
не р а з от и н ы х страстотерпцев пера. Но один из них, о ком
хочу рассказать, произнес ее, помнится, с т а к и м буйным н а д ­
рывом, что до с и х пор не забыть. З в а л и его Лишин, А л е к ­
сандр Лишин, уменьшительно — Саша Лишин, — это немного
ш у р ш а л о , к а к полускомканные черновики, которые он посто­
янно носил в к а р м а н а х . Чтобы р а с с к а з а т ь обо всем внятно,
нужно, однако, р а з б е ж а т ь с я и з д а л е к а — от самой первой н а ­
шей с ним встречи в Москве, лет двадцать назад, в тридцать
каком-то, точно не помню, году.
Я увидел его, в о з в р а щ а я с ь под вечер в свой примонастырский переулок, п а х н у в ш и й мокрой травой и холодеющим к а м ­
нем. Он картинно сидел на тротуарной тумбе, к а к р а з н а п р о ­
тив моих ворот, т а к что я едва не споткнулся, в х о д я в к а л и т ­
ку, об его вещевой лопоухий мешок, в а л я в ш и й с я рядом. Го­
воря «картинно», я подразумеваю не позу, а общую ж и в о п и с ­
ность, так сказать, композиции: серая на каменной тумбе ф и ­
гура в почти что отрепьях, но с круто белевшим лбом, вокруг
синева первобытного б у л ы ж н и к а , а вдали, к а к фон, к р а й сле­
п ы х монастырских ворот и стены, с которой еще н е успело
сползти немного вечернего солнца. Так, подумалось мне тогда,
иной х у д о ж н и к из п е р е д в и ж н и к о в мог б ы изобразить п р и б ы ­
тие «На ученье в Москву» какого-либо нового Ломоносова. С
этой мыслью вошел во двор, поднялся в свою мансарду и би­
т ы х полчаса п ы т а л с я и н е мог н а ч а т ь очередную главу дис-
сертации, н а д к о т о р о й трудился тогда. Потом стемнело, в от­
к р ы т о м окне по ж е л т ы м к л е н о в ы м листам залопотал дождь;
я в к л ю ч и л свет и тотчас ж е понял, что именно этот б р о д я ж к а
на тумбе, з а другой стеной дома, мешает мне сосредоточиться.
Н е у ж е л и т а к все еще и сидит? . .
Он все еще сидел — видно б ы л о в потемках, к а к почернели
от д о ж д я п л е ч и его в а т н и к а и мешок подле, но он т а к з а д у ­
мался, что, верно, н е с л ы ш а л д о ж д я , к а к и моих шагов, д а ж е
вздрогнул, когда я с ним заговорил. После п е р в ы х ж е его от­
в е т н ы х слов, п р о з в у ч а в ш и х отнюдь н е по-бродяжьи, а к а к бы
и с лоском в выговоре, я и с п ы т а л некую суетную гордость:
вот ведь угадал в нем что-то ломоносовское. В самом деле: он
т о л ь к о что п р и б ы л из Ч и т ы — поступать «на ура» в один из
московских вузов. «Литературный к а к о й - н и б у д ь » . . . — о б ъ ­
я с н и л он и представился, н а з в а в себя. Когда он при этом с т я ­
н у л с головы мокрую к е п к у , я установил, что он б ы л очень
молод, не старше двадцати, что у него не только лоб, но и все
узкое лицо было матовой бледности, и ч т о он иногда з а и к а л ­
ся н а «м» н е то н а «н» — особым манером, с какой-то п е в у ­
чей вибрацией, к а к если разогревают, н а ж и м а я н а кнопку,
з а с т ы в ш и й автомобильный мотор. Выяснилось т а к ж е , что он
сидел т а к долго на тумбе, о ж и д а я темноты, чтобы отправить­
ся в п р и в о к з а л ь н у ю н о ч л е ж к у , к у д а засветло не пускали.
Потом я в з я л его с его у ш а с т ы м мешком к себе в комнату.
В мешке, помимо в я з а н к и книг, трусов и майки, оказалась
м е д в е ж ь я побитая молью ш к у р а , которую кто-то и з доброже­
лателей-сибиряков снабдил его в путь, взамен в а л ю т ы на п е р ­
в ы е дни московского существования («М-м-м-ожно продать,
м ы д у м а л и » . . . ) , — денег у него не было. Потом, после д в у х и л и трехчасового пестрого разговора з а чаем, я у л о ж и л его у
окна на р а с к л а д у ш к е . Потом — он остался в этой моей ман­
сарде насовсем.
*
В ж и л с я он в мансардный быт к а к - т о необыкновенно скоро
и естественно, — потому, вероятно, что этого быта вокруг себя
особенно и н е замечал, а помещался в нем сам и р а з м е щ а л
свои п о ж и т к и — к н и ж к и ли, м а й к у ли в коридоре д л я с у ш к и
— с той ж е беззаботностью, с к а к о й к у к у ш к а к л а д е т яйца в
ч у ж о е гнездо. Странным образом ему п р о щ а л и и эти м о к р ы е
майки, и л у ж и под раковиной после у м ы в а н ь я , и рассеянно
гулкий топ и скрип по лестнице в поздние часы, т а к что я н а ­
прасно опасался в н а ч а л е неприятностей и з - з а него с х о з я е в а ­
ми. В ы ш л о совсем д а ж е напротив. Домик п р и н а д л е ж а л в е с ь ­
ма пожилой и чопорной «смолянке» — Аглайде Ивановне,
дальней моей родственнице, з а м у ж е м за т о ж е весьма неподат­
л и в ы м старичком, довольно известным по Москве а р х и т е к т о ­
ром. О нем стоило б ы р а с с к а з а т ь особо — очень был и н т е р е ­
сен, и н а р у ж н о с т ь ю (из пушистой поросли н а лице в ы г л я д ы ­
вал, к а к у ежа, только нос), и непримиримым ко всему «ново­
му» остроумием — я точно знаю, что известное к р ы л а т о е и з ­
речение по поводу разорения церквей: «Добыча к и р п и ч а по
способу Ильича» — п р и н а д л е ж и т именно ему; р а с п л а т и л с я он
за него совсем легкой отсидкой, благодаря «высотным» с в я з я м
с кем-то и з старой комгвардии и заслугам: в ы с т р о и л под Мос­
квой одно показательное у ч р е ж д е н и е по последнему слову
техники и в стиле «знай наших». Р а д и этих ж е с в я з е й оста­
вили им и домик, хоть и в с е л и л и в самую б о л ь ш у ю к о м н а т у
какого-то гладиатора, боровшегося с медведем (медведь, ж и л
тут ж е в о дворе, в сарайчике).
Так вот оба старичка п р и н я л и моего внезапного с о ж и т е л я
на удивление терпимо, а в д а л ь н е й ш е м д а ж е , я б ы сказал, с
умилением, х о т я он сам об этом н е заботился нимало. А г л а и да Ивановна п р я м о - т а к и н а ч а л а его вскорости опекать — н е
знаю, в к а к о й м е р е способствовало этому спасение к о ш е к , к о ­
торое Саша, «ни vrai heros»*), к а к она говорила, в ы п о л н я л
иногда по ее просьбе. Их, кошек, б ы л о у нее ш т у к восемнад­
цать, все к р и в ы х , с подбитой ногой, бесхвостых и вообще убо­
гих. Эта к о ш а ч ь я и н в а л и д н а я команда очень любила почемуто взбираться на дерево перед н а ш и м окном. Особенно один
кот, самый д р я х л ы й и фаворит, которого, помню, з в а л и В а в ­
кой. Вавка в с к а р а б к и в а л с я всегда на самый высокий х л и б к и й
сук и потом, когда сук н а ч и н а л под ним р а с к а ч и в а т ь с я от т я ­
жести и ветра, — пугался с л е з а т ь и повисал мешком, р а з е в а я
в беззвучном м я у к а н ь е противно-розовый б е з з у б ы й рот. Са­
ша в ы р у ч а л его и з нашего окошка с помощью, к а ж е т с я , гла­
дильной доски и потом в ы с л у ш и в а л д и ф и р а м б ы своей отваге
и доброму сердцу.
*) настоящий герой (фр).
Впрочем, Саша н р а в и л с я и м н е самому. Весьма трогатель­
н у ю его биографию з н а л я в общих ч е р т а х в п е р в ы й у ж е в е ­
чер, то есть знал, что он был сирота, что их с отцом несколь­
к о лет н а з а д в ы с л а л и на поселение из Ленинграда (вот откуда
в з я л а с ь у него н е к а я изысканность в произношении), что по­
том, после смерти отца ,он к а к - т о умудрился стереть с себя
р ж а в ь происхождения, д а ж е в ы д в и н у т ь с я в местных газетах
и ж у р н а л а х , д а ж е вот п о л у ч и т ь «направление» в Москву. З а ­
тем, когда он и на самом деле устроился в один из московских
л и т е р а т у р н ы х вузов, а со мной освоился вполне, у з н а л я и
некоторые подробности этой ж и з н и полубеспризорника («од­
ни валенки, знаете, на троих, и в старой баньке жили»), полу­
активиста («со стенгазет н а ч и н а т ь пришлось, но потом стали
з в а т ь и в настоящие»). В ы к а р а б к а т ь с я из нее непокоробленным помогла ему, видимо, не только талантливость — кому
п о м е ш а л т а л а н т свихнуться в быт, в рюмку, в литературное
мелкое ловкачество, — а, к а к я п о з ж е установил, некоторая
к а к б ы одонструнность н а т у р ы : он ж и в о , иногда до наивности,
о т к л и к а л с я только на то, что к а с а л о с ь л и т е р а т у р ы , а очень
многого в ж и з н и словно б ы и н е замечал, к а к и беспорядка,
который оставлял после себя в ванной комнате.
Но т а л а н т б ы л у него несомненный. Это я в ы я с н и л несколь­
ко п о з ж е , когда в один долгий осенний вечер м ы оба оказа­
лись дома. Он сидел на своей р а с к л а д у ш к е , недвижимо уста­
вившись в угол темными т я ж е л о в а т ы м и г л а з а м и (кстати: они у
него были с падучинкой, т. е. я замечал, что у людей с таким
в ы р а ж е н и е м глаз с л у ч а ю т с я либо п р е ж д е когда-то случались
припадки). Потом полез вдруг в свой м е ш о к и в ы т а щ и л в
у з е л к е рукописи и бумаги. Р а з л о ж и л передо мной на столе:
— Вот, я хотел бы, чтобы в ы посмотрели. И, е с л и можно,
откровенное в а ш е м н е н и е . . .
Это б ы л и два и л и т р и в ы р е з а н н ы х и з ж у р н а л о в рассказа,
несколько стихотворений, т о ж е в ы р е з к и , и толстый рукопис­
н ы й перевод «Слова о п о л к у Игореве», в стихах. К а к вспо­
минаю теперь, я в з я л с я за чтение н е без опасения разочаро­
в а т ь с я (что тогда говорить?) — в то в р е м я к а к он следил за
мной сверху, п о г л а ж и в а я нервно волосы — тонкие русые в о ­
лосы, з а к и н у т ы е назад, которые впрочем сильно у него лезли.
Опасение исчезло, когда я п е р е л и с т а л у ж е п е р в ы е две-три
страницы: он б ы л завидно т а л а н т л и в . — И в прозе, хоть и в ы ­
у т ю ж е н н о й обязательной у нас боязнью п о к а з а т ь с я кому-ни-
будь непонятным, и особенно в стихах: перевод «Слова» б ы л
превосходен. К а к установил я после, удавались ему т а к ж е
пародии и экспромты. Вот один эпизод. В октябрьский п р а з д ­
ник вернулся он с демонстрации у ж е затемно, бледный, с на­
липшей на лоб п р я д ь ю т о н к и х волос, потный, несмотря на си­
верко, и так и п о в а л и л с я на р а с к л а д у ш к у с необскребанными
подметками.
— Устали, Саша? — спросил я, отрываясь от книги, но он
не ответил, будто н е с л ы х а л , и почти полчаса, д о л ж н о быть,
стояло у нас молчание и ш о р о х мокрого снега в окно.
— Хотите я прочту вам «Поэму о Красном»? — поднялся он
вдруг с кровати, смахнув со лба волосы. — То есть н е поэму,
конечно, а так, в р о д е пародии. Сегодня сочинил, на ходу, в
колонне. Н е м н о ж к о «контр», н о . . . к а к о е это м-м-м-учение,
этот красный цвет в таком сумасшедшем количестве! Я п о ­
нимаю: пропаганда и символ, но н е до бесчувствия ж е . . . Я
смотрел-смотрел, и вдруг, знаете, замутило к а к - т о . . . И стал
сочинять, чтобы успокоиться. Прочесть?
Я ж а л е ю , что не мог запомнить всего (записывать мы, р а ­
зумеется, не записывали); в начале, помнится, и з о б р а ж а л о с ь
нагромождение всякой праздничной бутафории — звезд,
транспарантов, знамен, к о т о р ы е . . .
опестрили серое
оперенье у л и ц ы .
Улица в миллионах к р а с н ы х брызг.
Улица,
будто з а р е з а н н а я курица,
брызгами
крови
изгваздана
вдрызг...
Далее у героя этой поэмки-пародии, терзаемого
половодьем, начинается к а к б ы бред н а я в у :
От красного гаснет,
мутится сознание,
в т я ж е л у ю голову
приходит на миг,
что это н е Россия,
красным
а п о п р и щ и н е к а я Испания,
только я сам
н е Фердинанд,
а — бык...
О щ у т и в себя быком, герой вступает с к р а с н ы м маревом в
р е ш и т е л ь н ы й , но н е р а в н ы й бой:
И тщетно, в свободное от красного ход ища,
я исступленный
бросаю
шаг —
из к а ж д о г о мною истерзанного полотнища
вздымается
новый
кровавый
стяг,
окутывает голову,
снова и снова,
и нет у ж сил д л я нового р ы в к а . . .
Мгновенье — и в легкие,
р а з б у х ш и е от рева,
в о н з а е т с я к о п ь е знаменного д р е в к а . . .
Падаю.
Гляжу
невидящим взором
в предсмертной, дымной тоске:
это не п л а щ ,
б р о ш е н н ы й тореадором,
это к р о в ь м о я
на п е с к е . . .
Т а к приблизительно в ы г л я д е л а она, эта «Поэма о Красном»,
к а к он ее н а з в а л . Не шедевр, конечно, но д л я экспромта не^дурно. И все-таки, подумал я тогда, значит задевает его за
ж и в о е н е одна только л и т е р а т у р а . . .
Боюсь, что слишком п р и т о р м а ж и в а ю рассказ, останавлива­
ясь на второстепенном и начальном, тем более, что самое глав­
ное с Сашей, о чем хочу рассказать, случилось у ж года три с
небольшим после н а ш е й встречи, когда он был на третьем,
к а ж е т с я , к у р с е . И ж и л и м ы с н и м тогда на р а з н ы х к в а р т и р а х .
То есть он, к а к я у п о м я н у л в ы ш е , остался в мансарде, под
опекой старичков, а с ъ е х а л я : мне стало- с н и м в тягость.
Странным образом, когда я б ы л з а н я т своей диссертацией,
п р о с и ж и в а я над ней иногда до утра, я очень мало з а м е ч а л его
присутствие в комнате. Когда ж е с т а л посвободнее — н а ч а л и
меня р а з д р а ж а т ь к о е - к а к и е в нем ш т р и х и : п р е ж д е всего, п о ­
ж а л у й , этот н е п о д в и ж н ы й в з г л я д в угол, к о т о р ы й о щ у щ а л с я
иногда за спиной и л и сбоку, словно какой-то самостоятельный
и т р е в о ж а щ и й предмет; потом — п р и в ы ч к а подрагивать к о ­
ленкой, пускать в м у н д ш т у к слюну, чтобы потушить папирос­
ку, и многое другое, вполне незначительное и мелкое, что з а ­
мечается только, если ж и в е ш ь вдвоем в комнате в двенадцать
метров, часть к о т о р ы х вдобавок к р а д у т скошенные н а д голо­
вой (так что не выпрямиться) потолки. Я ценил С а ш у и знал,
к а к часто мелкое р а з д р а ж е н и е (он его, с л а в а Богу, н е з а м е ­
чал) может перерасти в лютую в р а ж д у : поэтому рад был, ког­
да случай переметнул м е н я на другую ж и л п л о щ а д ь , в более
бойких местах, у новостроек, но удобную.
С Сашей расстались м ы впрочем н е л ь з я сердечней.
2.
Б ы в а л он у меня на новой к в а р т и р е к о е - к а к : то п р о п а д а л
месяцами, то забегал через день; ч а щ е всего — по к н и ж н ы м
делам: я собирал тогда библиотеку, а Саша был в е л и к и й м а ­
стер в ы у ж и в а т ь к н и г и — и у букинистов, и из-под п р и л а в к а
магазинных старушек, и просто откуда-то «с рук», д е н е ж н ы м
соблазном или «в обменку». Вокруг книг, главным образом, и
велись у нас с н и м разговоры (он непостижимо много ч и т а л ,
и память б ы л а и з у м и т е л ь н а я — ж и в о й справочник и к а р т о ­
тека цитат). Говорили, конечно, и о л и т е р а т у р н ы х делах, в том
числе о его институтских, однако довольно вяло, без в с я к и х
особых «порывов души».
И темп и п о р ы в ы появились позднее, когда Саша влюбился.
Обнаружилось это после его в о з в р а щ е н и я и з какого-то дома
отдыха на юге, к а ж е т с я — в Г е л е н д ж и к е . Помню, очень м е н я
удивило, что с н и м т а к о е случилось: я в о о б р а ж а л его себе
и н а ч е — думал, он прошагает в ж и з н и мимо любовного в о ­
сторга. Не тут-то было! И з него, к а к из пульверизатора, т а к и
брызгал этот самый восторг, когда он я в и л с я к о мне одним
августовским утром, и он напрасно п ы т а л с я з а к а м у ф л и р о в а т ь
этот восторг морем, которое-де «чудо к а к хорошо! никогда да­
ж е и не подозревал, что т а к замечательно!» Он затопил меня
своими морскими стихами, и в г л а з а х его, когда он читал, вме­
сто б ы л о й т я ж е л о в а т о й сосредоточенности, стоял некий под­
в и ж н ы й почти наркотический полублеск. Стихов не помню,
конечно, р а з в е только отдельные строчки. Вроде:
Зноен день, и в ы с о к а вершина,
Плещет синим в золото прибой.
Угости из своего к у в ш и н а
Ледяной серебряной в о д о й . . .
Иное он обрывал, н е кончив, перескакивая, ч и т а л галопом,
явно спеша, к а к я понимал, добраться до т е м ы «о ней». И до­
брался:
«Капитан» по и к р ы в пене бродит,
В золоте и и к р ы и спина,
И робеет до девичьих бедер
Доплеснуть п р о х л а д н а я в о л н а . . .
— К т о это «капитан» с девичьими бедрами, Саша?
— Д е в у ш к а одна. Там, в Геленджике, познакомились. В ы
знаете Геленджик? Там б у х т а и два мыса — Тонкий и Тол­
стый. На Тонком чудесный песок и к у п а н ь е . И р и ф ы — гряд­
к а т а к а я в море. М ы все туда п л а в а л и . . .
. « — Вон туда!» — с в е р к н у л а р у к а мне
Б р ы з г а м и , в синеву. —
«Вот на том отдохнем на камне.»
«Есть, капитан. Плыву!»
И д а л е е все в т а к о м ж е приблизительно духе. Б ы л о воскре­
сенье, и м ы т а к и провели весь день вместе, в к л ю ч а я обед в
П а р к е к у л ь т у р ы и чай у меня, — за стихами и разговорами.
Самое ж е главное: я у з н а л , что встреча с «капитаном» вдо­
хновила С а ш у т а к ж е и на прозу, которой, по его словам, от
него давно ж д а л и , д а ж е требовали в творческом институтском
семинаре. Тема д о л ж н а была быть что-то вроде «любовь в ы ­
прямляет», и л и в о всяком с л у ч а е способствует всяким, в том
числе и трудовым, подвигам. Ч т о ж , н е п л о х а я тема: и совре­
менная, и с д у ш о й . . .
— Я хотел роман, но боюсь, н е осилю. М-м-м-ало времени.
И щ у еще з а г л а в и е . . . Вертится где-то вокруг «Рука об руку»,
но это, конечно, банально. Я хотел «Двое на камне», но нет,
не годится и это, Тесемкина у д а р хватит, если у с л ы ш и т , он
меня и без того в декадентстве п о д о з р е в а е т . . .
Тесемкин был у н и х ф а к у л ь т е т с к и й парторг и одновремен­
но — творческий С а ш и н руководитель. Я его з н а л : помимо
курносой бдительности, в лице его ж и л о что-то несомненно
пришибеевское, особенно в с к л а д к а х лба. Г л я д я н а него, я
всегда думал с грустью о пестуемых им т а л а н т а х .
— Да, разумеется, «Двое на камне» Тесемкину вынести
трудно. Ничего, придумаете другое. Ж е л а ю успеха, С а ш а . . .
На этом он ушел, оставив мне стихи — ж и д е н ь к у ю т е т р а д к у
и черновики из к а р м а н а — д л я более подробного знакомства.
«До утра. Утром м н е у ж е понадобится, забегу к в а м » . . . —
сказал он, и я понял, что «капитан» с золотыми и к р а м и н и к а к
не остался в Геленджикской бухте, а доплавывает теперь ос­
таток сезона где-нибудь совсем неподалеку, в московских
пресных водах. С т и х и оказались довольно слабыми: к а к это
часто бывает в т а к и х случаях, читатель не видел за строчка­
ми того, что от восторженности в и д е л сам автор. Понятно, го­
ворить об этом Саше, когда он поутру за ними п р и б е ж а л , было
не время.
#
#
#
А потом он пропал. — Н е п о к а з ы в а л с я всю осень, весь к о ­
нец года; ничего н е ответил мне на о т к р ы т к у насчет новогод­
ней встречи. Т е л е ф о н а у него дома не было (старики т е л е ф о н а
не признавали). К концу, к а ж е т с я , ф е в р а л я , у ж е затемно, я
отправился к нему сам.
В своем новом районе я поотвык у ж е от тихости старой
Москвы. Синий заметенный снегом п е р е у л о к с одним только
заговорщицким пятном ф о н а р я , з а ш т р и х о в а н н ы м медленно
спускающимися снежинками, в ы г л я д е л к а к з а к л и н а н и е в н е ­
кую вековой давности б ы л ь , и я, помню, д а ж е з а м е д л и л шаги
навстречу его снежно-летаргическому ритму. М а л е н ь к и й двор
внутри б ы л т о ж е весь в сугробах по стенам, к а к в л ю л ь к е . К о ­
сячок фонарного света, к л е т ч а т ы й от п о п у т н ы х веток, п а д а л
на дверь сарая, где ж и л медведь. Когда я скрипнул калиткой,
медведь заворочался, забренчал цепью и вдруг забарабанил в
дверь лапой, со свистом дьппа в щ е л ь и подревывая, — верно,
з а б ы л и на ночь его покормить. Я р е ш и л вынести ему на об­
ратном пути хлеба и, отыскав н а о щ у п ь кнопку, позвонил к о ­
р о т к и х т р и раза.
Но дверь мне о т к р ы л старичок-архитектор, в ермолке, по­
х о ж и й в красноватом п о л у м р а к е коридора, пахнувшего к р а ­
ской и к о ш к а м и , на врубелевского «Пана», — он еще больше,
к а к мне показалось, заволосатился.
— Ю н о ш и нет дома! — с к а з а л архитектор. — Но п р о ш у ко
м н е . . . Нет, нет, без у в и л и в а н и я , вас давно у ж е ж д е т распек а н ц и я , хотел д а ж е п и с а т ь . . . — И притворно насупившись,
он п о т а щ и л м е н я за р у к а в , к а к за ухо, в кабинет. Там я сел
н а к у ш е т к у , з а в а л е н н у ю ватманами и к а л ь к о й , в р у л о н а х и
свернувшейся, к а к береста, а он з а б р а л с я с ногами в топкие
р а з в а л и н ы кресла.
— В ы что ж е это забросили своего подопечного? — начал
архитектор строго, сдувая с губ м е ш а в ш у ю говорить волоса­
тость и сопя. — Известно л и вам, что он тут у нас последний
месяц чуть было н е сбрендил? А? Эту свою академию, где т е ­
п е р ь ф а б р и к у ю т П у ш к и н ы х да Спиноз, забросил, манкирует,
в к о м н а т е в с ю ночь свет, а днем спит, и умываться, к а ж и с ь ,
перестал — в ванной л у ж и пропали. Словом, задурил, или
к а к это говорится т е п е р ь . . . за-психовал! Получаю от особого
отдела — от А г л а и д ы И в а н о в н ы сирень — рапорт за р а п о р ­
том: д а ж е , мол, и н е ест ничего, — к а к б ы т ь и что делать? А
я почем знаю, что я — психиатр? У м е н я свое. Меня вот на
старости лет опять в к о н к у р с в т я н у л и , — он к и в н у л бородой
на ч е р т е ж и , — с л ы ш а л и ? (Я не слышал). — К а к ж е , новый
небоскреб проектируем д л я у к р а ш е н и я н а ш е й «бобровой ш а п ­
ки» и д л я п ы л и в глаза заморским гостям. Что ж , многие ведь
в п е ч а т л я ю т с я . «Эх, ж и в у т ж е люди!» с к а з а л , говорят, один
нищий, у в и д я богатые п о х о р о н ы . . . Но вернемся к юноше. По­
живописнее и с подробностями могла бы в а м сообщить о нем
Аглаида Ивановна. «Аглаида Ивановна!» — з а к р и ч а л он
вдруг, но тут ж е испуганно сам на себя з а м а х а л руками. —
Совсем п о з а б ы л б ы л о — у н е е мигрень, и значит не выйдет,
х о т ь и будет потом страдать, что не могла вам излиться. Да­
в а й т е - к а л у ч ш е поднимемся с в а м и к нему в берлогу. Оно и
нагляднее, к а к сами у в и д и т е . . .
— Аглаида Ивановна, — п р о д о л ж а л он в п е р е м е ж к у с о д ы ш ­
кой, когда м ы поднимались по лестнице, — страсть к а к все
переживает. «Что в ы волнуетесь? — говорю ей. — Ведь это
не в а ш подкидыш? его», — в а ш , то есть. — К у д а там! Особую
слабость питает ко всем д е ф е к т и в н ы м . И з н а ш и х о к а я н н ы х
котов, в ы ж е знаете, половина бесхвостых. Особенно ее т р е в о ­
жило, м е ж д у прочим, что он бриться отставил — в усах ходит
и бороде, хоть икону п и ш и с него, н о щ е к и в т я н у л о и г л а з а
дурные. Вот она, его д в е р ь . . . Свет, конечно, н е в ы к л ю ч е н .
Входите и н е п у г а й т е с ь . . .
В мансарде стоял к а в а р д а к : гурты б у м а ж н ы х к а т ы ш к о в
(черновики) на п о л у и в углах, о к у р к и на столе, на л е ж а н к е
— в т а р е л к а х вприплюску, в консервных коробках, н а в а л е н ­
н ы х горкой вместе с хлебными корками, д а ж е в п ы л ь н о й б у ­
т ы л к е из-под кагора — в о т к н у т ы в горлышко. О н и п р е ж д е
много к у р и л , а теперь, видно, в з я л с я и вовсе без м е р ы — в о з ­
дух в комнате б ы л горек и сиз, к а к в театральной к у р и л к е
после антракта.
— Он, значит, п и ш е т что-то? — спросил я .
— Пишет, в о т именно, — с к а з а л архитектор, — в том-то и
сила. Взял, говорит, на себя обязательство сочинить за месяц
вместо т р е х лет «Войну и мир» и л и что-нибудь вроде, н и к а к
н е менее значительное. И в с е сроки пропустил: н е выходит,
видите ли. Обо всем этом р а з у з н а л я, подстрекаемый А г л а и дой Ивановной, путем весьма р е ш и т е л ь н ы м и д а ж е л у к а в ы м :
в з я л и з а ш е л к нему в один из к р и т и ч е с к и х вечеров, к а к бы
за справкой, и п р и х в а т и л с собой эту вот б у т ы л к у (он к и в н у л
на л е ж а н к у ) под предлогом м и н у в ш и х праздников. Разговор
сперва не з а в я з ы в а л с я ни в к а к у ю . Н у а п о т о м . . . он, к а к в ы
знаете, алкоголя н е приемлет, и когда м ы ц е р к о в н ы й этот н а ­
питок роспили, к а к я и предвидел, обмяк и обрел дар речи.
Все тут б ы л о : и д е к л а м а ц и я , и в п р о з е ч и т а л со своих лист­
ков, и исповедь — такой в и н е г р е т ! . . Столько сумбура з а р а з я
никогда н е с л ы х и в а л . Особенно много было стихов, в коих,
к а к в ы знаете, в а ш покорный слуга мало смыслит. Но с п о ­
мощью, т а к сказать, в ы с ш е й математики к о е - к а к р а з о б р а л с я
во всем. Первое: существует девица, знакомство с которой со­
стоялось где-то среди утесов и с к а л , и от которой, к а к водится,
весь сыр-бор загорелся. С л ы х а л и про это?
Я кивнул.
— Н у в о т . . . Роман с этой девицей — ж и в о й , т а к сказать,
роман — д о л ж е н был, видите ли,. составлять основу литера­
турного шедевра, за который он принялся. Отсюда, заметьте,
и в ы ш л а самая что ни на есть роковая загвоздка. Именно: в
ж и в о м романе что-то вдруг сорвалось непредвиденное, и, зна­
чит, застопорилось все и в литературном. Что именно сорва­
лось, неизвестно: здесь он особенно большого туману н а п у ­
стил — н е то изменила девица, не то стряслось что-то с ней. В
итоге двойная н е у в я з к а . И — трагедия: в этом п у н к т е беседа
у нас ч у т ь не н а в з р ы д пошла. Да, да, не до шуток. Аглаида
Ивановна наутро все в е р е в к и с ч е р д а к а посниЕмала. Не дай
Бог, с о б л а з н и т с я . . . Ну а я пытался, разумеется, его наставить,
ц е л ы й т р а к т а т ф и л о с о ф с к и й прочел — разговор з а т я н у л с я
ведь з а полночь. З а Платоном вниз сбегал. — К у д а там! На
Платоне он вовсе раскис и стал к л е в а т ь носом. Вот ведь что
было!..
— В ы все говорите «было», в прошедшем, — а теперь что?
— Теперь кончилось. Я нарочно сначала страшное, чтобы
в вас совесть з а г о в о р и л а . . . Третьего дня к вечеру явился к
нам и — н е б ы в а л ы й случай! — попросил у Аглаиды Ивановны
какого-нибудь провианту — голоден, мол. Ну, Аглаида Ива­
новна, от радости себя не помня, ч у т ь л и не т е л ь ц а ему п р и ­
миренного ж а р и т ь п р и н я л а с ь . А я в ы г л я н у л , в и ж у : глаза
о ж и л и , румянец г о р и т . . . A propos о р у м я н ц е : в ы б ы велели
ему к в р а ч а м сходить, легкие в ы с т у к а т ь . . . Да, в общем —
сияет! «Шторм улегся!» — говорит мне. «Корабль продолжа­
ет плаванье!»
А р х и т е к т о р р а с с к а з а л еще кое-что и з С а ш и н ы х подвигов,
но у ж е приустал, видно, и все водил недовольно носом по воз­
д у х у — очень б ы л о прокурено кругом; потом вдруг, забавно
сморщившись, т а к что нос и губы собрались в одно розовое
пятно среди сплошной волосатости, — чихнул; когда ж е полез
в карман, вместе с п л а т к о м выскочили оттуда мелкие к а к и е то бомбочки, р а з б е ж а в ш и с ь в п р и п р ы ж к у по углам.
— А х в ы , обезьянки! — ласково с к а з а л он, следя з а ними
из-под р а с п р а в и в ш и х с я бровей, но тотчас ж е снова насупил­
ся: — «Пектус», т а б л е т к и от носа-горла, постоянный ведь
насморк, иначе непременно бы сам это стойло п р о в е т р и л . . . А
в ы у ж до дому? Да, такие вот события у нас, в древнем нашем
углу. В ы обратили внимание: когда подходишь к нашему до­
му теперь, в в е ч е р у — чистый семнадцатый век! И надо бы в
этой келье 'сидеть какому-нибудь Пимену-летописцу, вести н е ­
лицеприятную хронику, ан вместо того вон к а к а я бурлит
суета. В ы это д л я мишки? — спросил он, увидя, что я в з я л
было несколько корок с л е ж а н к и . — Он, правда, голоден, но
лучше не надо: что д л я м и ш к и две корки? Только растравите,
начнет б л а ж и т ь , а у ' А г л а и д ы И в а н о в н ы мигрень, и к о т ы бес­
покоятся. . .
3.
Старичок-архитектор обещал известить, если снова что с л у ­
чится. Но Саша на другой ж е день позвонил сам — из авто­
мата с очередью, судя по поспешности разговора. «У меня все
в порядке!» — п р о к р и ч а л он в т р у б к у (он всегда к р и ч а л в т е ­
лефон). «Сижу над повестью и в конце марта п р и т а щ у в а м на
с у д . . . Н е сердитесь, что долго не б ы л . . . » И т а к далее.
Но прошел и март, и апрель — за это время м ы встретились
раза два-три мельком, — а повесть все еще н е б ы л а готова.
Только после майских праздников, когда я в е р н у л с я вечером
из загородных гостей, принесла мне Поля, домработница, п у х ­
л ы й пакет и с а ш и н у записку, написанную, видно, тут ж е в
передней, возмутительным почерком — я т а к и не р а с ш и ф р о ­
в а л всего: что-то про то, что очень долго д е р ж а л а рукопись
машинистка, а затем просьба прочитать к а к можно скорее и
назначить вечер — «ради Бога, ц е л ы й вечер, не меньше» —
д л я совместного обсуждения. Я тут ж е , помню, несмотря на
поздний час, н а ч а л ч и т а т ь . . .
#
Повесть (скорее рассказ: было там всего около сорока стра­
ниц) н а з ы в а л а с ь «Не в одиночестве». Я с р а з у заподозрил (так
оно после и оказалось), что заглавие подсказано С а ш е на
«творческих консультациях», очевидно Тесемкиным, — к а к и
кое-что другое в трактовке сюжета и героя. Вот с о д е р ж а н и е :
студент педагогического института Алексей Гришин, в п р о ш ­
лом из беспризорников, — т а л а н т л и в , пишет стихи, прозу,
д а ж е печатается не в одной только институтской стенгазете.
Но будущей своей специальностью, школьного учителя, он н е
вдохновлен н и ч у т ь — воспитывать и у ч и т ь «вихрастых», к а к
к а ж е т с я ему, дело некоей «Марь-ванны», а д л я него... Он мно­
го читает и на прочую студенческую серость поглядывает иной
р а з сверху в н и з . . . З а работу в стенгазете дают ему п у т е в к у
в один из ю ж н ы х домов отдыха, к у д а он н а п р а в л я е т с я не без
байроновского п о з е в ы в а н и я и с х о л о д к о м . . .
Надо с к а з а т ь , что особой зримости главного образа у Саши
не получилось, к а к это нередко случается, когда кое-что д л я
героя берут от себя. Героиня, т о ж е с т о л и ч н а я студентка, в ы ­
ш л а много портретнее. Ее зовут Вера, она начинается с чер­
номорского автобуса, к о т о р ы й мчит обоих к прибрежному
солнцу. Веру Алексей зовет «капитаном» — не за м у ж е с т в е н ­
ность — она хрупкого с л о ж е н и я и д в и ж е н и я у нее с к у п ы е и
н е ж н ы е , и н е з а страсть плавать, а з а н е к у ю покоряющую в
ней силу, которой он к а к - т о опрометью подчиняется весь. Об
этом было в повести несколько превосходных страниц, вместе
с описанием, к а к они отдыхают, к а к бродят по ж а р к о й кромке
берега, засыпанной ювелирными к а м е ш к а м и всех цветов, к а к
з а п л ы в а ю т в море на камни, раскаленно-серые на поверхно­
сти и с к л и з к и е , холодные в глуби, если коснуться ногой, — и
л е ж а т т а м часами, в ы г л я д ы в а я в дальнем сверканьи глянце­
в о - ч е р н ы й п у н к т и р к у в ы р к а ю щ и х с я д е л ь ф и н о в . Да, это было
л у ч ш е е место в повести.
Б ы л в ней и другой «пафос», вероятно н а в я з а н н ы й автору,
но от близости к главному согретый и довольно правдоподоб­
н ы й : Вера к а к бы «выпрямляет» героя, отучая его от взглядов
«искоса» н а многое — на ремесло учителя, например (она сама
б у д у щ а я учительница): «Вы посмотрите только на их лица за
партами!» — говорит она про «вихрастых», — к а к у н и х гла­
з е н к и блестят, к а к ж д у т они от вас живого, интересного»...
Р а з , к его неудовольствию, она пригласила п л ы т ь с ними на
к а м н и невыразительного учителя, к о т о р ы й ж и л с Алексеем в
к о м н а т е и досмерти ему надоел, — и у ч и т е л ь вдруг о к а з а л с я
в е л и к о л е п н ы м знатоком р ы б и моллюсков и настоящим п о ­
этом в р а с с к а з а х о них. П р и ш л о с ь согласиться, что учитель
«замечательный ч е л о в е к » . . .
З а т е м Алексей, к а к на к р ы л ь я х , у ж е почти исцеленный от
опасного индивидуализма, в о з в р а щ а е т с я в Москву, дает ком­
соргу соцобязательство провести на «отлично» пробный урок
и сделать д о к л а д «Горький и интеллигенция» — в к р у ж к е по
и з у ч е н и ю марксизма-ленинизма. Оба снова встречаются, и од-
на из встреч в старой половине П а р к а к у л ь т у р ы и отдыха,
бывшем Нескучном, в звездопад, когда они н и к а к н е могут
найти в темной ш у р ш а щ е й а л л е е скамейки, — описана очень
хорошо. Отношения м е ж д у героями, впрочем, т а к и остаются
на прежней начальной дистанции м е ж д у «капитаном» и ю н ­
гой, но Алексей с ч а с т л и в . . .
Здесь, к а к установил я потом, следовало бы и оборвать п о ­
весть: д а л ь ш е с автором и его сюжетом я в н о происходило чтото неблагополучное — оба у т р а ч и в а л и вдруг непосредствен­
ность, переставали идти р у к а об р у к у — автор т е п е р ь нево­
лил сюжет, т а щ и л его, к а к к о н я за недоуздок на д а л ь н и й н е ­
верный водопой, к з а в е р ш е н и ю «темы», а он, то есть сюжет,
упираясь упрямо, х и р е л и л и н я л на глазах. Эта н е у д а ч н а я
часть повести н а ч и н а л а с ь с того, что н а одно и з п р и в ы ч н ы х
свиданий в П а р к е Вера вдруг не п р и ш л а . Но здесь я приведу
для наглядности Сашин п о д л и н н ы й текст (потом объясню,
почему и к а к оказалось это возможным) — несколько главок,
которые у него н а з ы в а л и с ь «звеньями».
«ЗВЕНО ОДИННАДЦАТОЕ»
Вера н е п р и ш л а .
Солнце у ж е завалилось з а н а б е р е ж н ы й борт п а р к а . На пест­
рую клумбовую п л о щ а д к у в ы п о л з а ю т из-под кустов и с к а м е е к
кособокие синие тени, и от н и х сразу — осенний сырой х о л о ­
док. . .
«Я п р и ш е л в бесе-е-дку, где-е с тобой в с т р е ч а - а - л и с ь » . . . —
поет репродуктор у главного входа. У ж не в одиночку, а к о н ­
вейером сочится через к а л и т к у народ.
Алексей больше часу м а я ч и т по п о л у к р у ж ь ю к л у м б ы , з а х о ­
дит и в л у ч и дорожек — н а к о р о т к и е т о л ь к о дистанции: не
прозевать бы! Курит, к у р и т . . . Вот у ж е в к а р м а н е одна оберт­
к а осталась от п а ч к и . И п о л у с м я т ы е ч е р н о в и к и — стихи п р и ­
готовил п р о ч е с т ь . . .
Н е п р и ш л а ! Она всегда б ы л а точной, «капитан». С к о л ь к о
они р а з встречались у ж е до сегодня? Ч е т ы р е , нет — т р и т о л ь ­
ко. Зато последний р а з — допоздна. Смотрели с речной б а л люстрады, к а к засыпает на другой стороне город, к а к погру­
ж а е т с я в синь, постепенно з а л и в а я с ь огнями, о п р о к и д ы в а я и
в р е к у эти свои огни — д р о ж а щ и е , г о ф р и р о в а н н ы е . . . П р и е х а в
в п е р в ы е в Москву, Алексей осудил б ы л о про себя ее архитек­
т у р н у ю растрепанность, некоторую д а ж е косопузость. То ли
дело — Ленинград! Но к а к посмотрела на него Вера говоря­
щ и м и своими глазами, которым д л я упрека, д а ж е самого стро­
гого, не н у ж н о было ни прищура, ни д в и ж е н ь я бровей! Нет,
он скоро понял, что ошибался, что было в облике этого города,
ее города, в лоскутной его пестроте, что-то свое, пусть растре­
панное, но родное и м а т е р и н с к о е . . .
Вот у ж в с п ы х н у л и ф о н а р и по аллеям, р а з д е л и в полусумрак
на л у ч и и потемки. Теперь бесполезно у ж е и стоять тут: тем­
но, все равно н е увидишь. К а к - т о незаметно сложилась у
к л у м б ы т о л к у ч к а — задевают д а ж е л о к т я м и . . . Да, ж д а т ь бес­
полезно! Р е п р о д у к т о р наигрывает теперь какой-то з а д и р и ­
стый м а р ш . Вдали, в глубине, т о ж е играют оркестры, к а ж д ы й
свое. Странно, когда они б ы л и здесь с Верой, он вовсе не з а ­
м е ч а л этого разнообразия звуков. К а к , впрочем, и т о л п ы —
парк казался безлюдным...
Не п р и ш л а !
Ш у р ш а непрочтенными стихами в кармане, Алексей бредет
к выходу.
Дома, в общежитии, сидит над «Педагогикой» долговязый
Б а б е н к о ; сопя, отчеркивает что-то по л и н е й к е в тетрадке к р а с ­
н ы м к а р а н д а ш о м — д о л ж н о быть, составляет конспект. В и к ­
тор Скворцов, другой с о ж и т е л ь , маленький, жилистый, до сизости на п л е ч а х загорелый, л е ж и т на кровати в одних трусах,
и от него на всю к о м н а т у несет потом.
— Чего ж н ы н ч е т а к рано? — спрашивает Виктор, опуская
и поднимая суховатую ногу — она у него ч у т ь короче другой.
— А читалка?
— Голова болит.
— М - м - м . . . Но, м е ж д у прочим, папироску брось, либо в а л и
в коридор. Договорились ведь.
Алексей послушно выходит, а Виктор садится и п р и щ у р и ­
вается ему вслед недоверчиво, приподняв бровь, к а к делает
один известный комик, очень ему н р а в и в ш и й с я :
— Голова! П о х о ж е больше: свидание н е состоялось. Судя
по р о ж е . К а к думаешь, Бабенко?
— А не бреши! — отмахивается Бабенко линейкой.
— Я-то не брешу! — Виктор начинает ходить по комнате,
подхрамьшая и разводя р у к и в т а к т д ы х а н и ю . — Чертовски
сегодня досталось! Т ы знаешь, у нас скоро м е ж в у з о в с к и е по
волейболу, — т а к по шесть часов в к а л ы в а е м (по хромоногости
Виктор занимался только волейболом — «девичьим спортом»).
— Я не брешу! — останавливается Виктор з а спиной Бабенко.
Я, брат, неделю н а з а д собственноручно в и д е л его с девушкой.
В Парке к у л ь т у р ы . Т а к что «в тихом о м у т е » . . . и т а к далее.
Учись быть наблюдательным, к а к педагогу, тебе п р и г о д и т с я . . .
Когда Алексей, вернувшись, л о ж и т с я на кровать, Виктор
все с тем ж е хитрецким п р и щ у р о м скандирует, словно бы п р о ­
д о л ж а я разговор:
Т ы не мучь на-пра-сно в з о - р ы :
Не придет о н . . . и л и «она»
т а к ж е вот,
К а к на зим-ни-е озе-ра
Летний лебедь н е п р и - д е т . . .
— Так, к а ж е т с я , у Уткина, Бабенко, помнишь? По-моему,
Горький з р я п р и д р а л с я к нему и з - з а этого «так ж е вот», что
получается, дескать, « ж и в о т » . . . К а к т ы считаешь, А л е ш к а ?
— Не знаю.
— Кто ж е тогда знает? Ведь — поэт! Я т а к думаю, что р а з
в этой строфе про свиданье и вообще про лирическое, то н и ­
кто т а к н е воспримет: «живот». Свиданье и ж и в о т — к а к а я
тут ассоциация? Не т а к ли?
— А иди к чорту! — обрывает его Алексей и поворачивает­
ся к стене. Бабенко, п о л о ж и в л и н е й к у на стол, р а с к р ы в а е т
вдруг большой рот и смеется.
— Ну вот, — сердится Виктор. — Один лается, другой р ж е т
ни с того ни с сего. А разговор в п о л н е академический. Ведь
если у Уткина....
Алексей н е слушает. Ему муторно от множества в ы к у р е н ­
н ы х папирос, тоскливо — от несостоявшейся встречи. Виктор
п о д т р у н и в а е т . . . К а ж е т с я , они видели его в п а р к е в прошлое
свиданье. Впрочем, Бог с ним совсем. Что могло помешать В е ­
ре? В последний р а з она д а ж е з а п ы х а л а с ь немного, спешила,
чтобы не опоздать... З а ж м у р я с ь , Алексей видит ее гладко
причесанную голову с к р у г л ы м и к р у п н ы м и з а в и т к а м и на
висках, особенный, т о л ь к о ей п р и н а д л е ж а щ и й , поворот лица,
когда она слушает, — н е в т р и четверти поворот, а в к а к у ю то другую бесконечно н е ж н у ю дробь; родиминку, крупную, с
майского ж у к а , п р я ч у щ у ю с я под завитком, которая, если и
п о к а з ы в а е т с я , нисколько не портит лица, напротив — отте­
н я е т д а ж е светлую л и н и ю лба л несколько ш и р е обычного
р а с с т а в л е н н ы е глаза — темные, теплые, слушающие, — они
б ы л и к а к аккомпанимент, эти глаза, когда он ч и т а л ей стихи,
и строчки, казалось, становились от н и х к р ы л а т ы м и . . . Груст­
н е е всего неизвестность: когда теперь встретятся? О первой
встрече договаривались еще на юге, потом ш л о за разом раз,
то есть всего два раза, м е ж д у которыми были долгие интерва­
л ы , но легкие, в почти праздничном ожидании. Пойти к ней
домой? Алексей знает п е р е у л о к на Плющихе, где ж и в е т Вера,
но идти — нет, идти неловко. Почему неловко? Почему у не­
го, в отличие от какого-нибудь Бабенко, не с к а ж и у ж — В и к ­
тора, нет простоты, и л и , к а к любит говорить Зина, их комсорг,
«товарищеского подхода» к девушкам? Впрочем, Вера, конеч­
но, о с о б о е . . . Очень неопределенны все-таки и х отношения
друг к другу, н е р а в н ы . У нее это, м о ж е т быть, только т а к —
простое курортное з н а к о м с т в о . . . Алексей ворошит в памяти
и х разговоры, Верины обращенные к нему слова, перебирает
их, к а к когда-то на берегу перебирали они морские камешки,
и щ а о с о б е н н ы х . . . Нет «особенных»...
Алексей н е замечает, к а к Виктор и Бабенко, сыграв партию
в ш а ш к и , расходятся по кроватям, и Бабенко т у ш и т лампу
под б у м а ж н ы м самодельным абажуром с к о р и ч н е в ы м п р о ж ­
ж е н н ы м пятном сбоку, п о х о ж и м на спиленный сук. Он воро­
чается на кровати, все еще одетый, к а к лег придя, и думает,
д у м а е т . . . Можно позвонить. Т е л е ф о н а он н е знает, но м о ж н о
посмотреть в к н и ж к е . Верин отец — профессор и в книге, к о ­
нечно, е с т ь . . . Хотя, к а ж е т с я , Вера с к а з а л а к а к - т о , что они
ж и в у т в коммунальной к в а р т и р е . Все равно, м о ж н о узнать
на р а б о т е . . .
В комнате м р а к . В верхнем синем переплете окна т у с к л ы е
з в е з д ы . У двери храпит, на каком-то особенно низком реги­
стре, Бабенко. Да, п о з в о н и т ь . . . думает Алексей. Позвоню по­
слезавтра! . .
«ЗВЕНО ДВЕНАДЦАТОЕ».
Но позвонил он у ж е на следующее утро, около одиннадцати— Кого надо-то? — спросил ж е н с к и й голос, пребойкий, в
который мешались где-то п о н и ж е трубки с ы п а в ш и е с я детские
выкрики и звонкий собачий л а й (телефон, значит, в самом д е ­
ле был общим, и подошла к а к а я - н и б у д ь ж и л и ч к а ) . — Кого?
Веру? У н и х ведь неблагополучно, в ы знаете?
— € кем н е б л а . . гополучно — спросил Алексей, добрав на
середине слова д ы х а н и е .
— Да в ы откуда? А н у замолчите, лешенята, не слыхать
из-за вас, — с к а з а л а ж е н щ и н а вниз, мимо трубки, и детские
голоса п р и м о л к л и . — Кто, говорю, спрашивает?
Алексей н а з в а л себя.
— А, с т у д е н т . . . В е р а а к к у р а т в л а в к у побежела, за х л е ­
бом. Минут через п я т ь воротится. Тогда обратно позвоните.
Или, может, зайдете? О н а . . .
— Я з а й д у . . . В двенадцать! — с к а з а л Алексей для себя са­
мого неожиданно и с т а л подрагивающей р у к о й н а ц е п л я т ь ры­
чажок трубки, в которой еще б у л ь к а л и , к а ж е т с я , слова. По­
том машинально проверил, не выдаст л и обратно н и к е л и р о ­
ванный я щ и ч е к с ш а р н и р н о й дверкой гривенник (ошибка точ­
ной механики, которой неизменно пользовались все в обще­
житии), и в ы ш е л из д у ш н о й кабинки.
«Почему я с к а з а л : в двенадцать? — д у м а л он, поднимаясь
в свой э т а ж . — Она м о ж е т снова уйти куда-нибудь, и все сно­
ва н а р у ш и т с я . . . Что-то случилось, значит, с отцом или с ма­
терью. Что?» Он встретил о д н а ж д ы В е р у с родителями н а Д е ­
вичьем поле — п р о ш е л мимо скамейки, на которой сидели они
втроем: низкого роста старичок с т а к и м ж е , к а к у Веры, от­
к р ы т ы м лбом и с седой немного задорной бородкой — т и п и ч ­
ный профессор, и мать, полная, р ы х л а я , с черными в ы п у к л ы ­
ми глазами — близорукими, с у д я по тому, к а к близко к ним
поднесла она газету и л и ж у р н а л , к о т о р ы й р а з г л я д ы в а л а .
Помнится, он огорчился, что Вера не познакомила его со свои­
ми, только кивнула. Н е у ж е л и умер кто и з них? Да, это было
глупо сказать «в двенадцать». М о ж е т быть, чем-нибудь мог б ы
д а ж е помочь, а теперь в ы ж и д а й еще ц е л ы й ч а с . . .
В длинном коридоре хлопали двери — все спешили вниз,
и Алексей вспомнил, что в одиннадцать было назначено об-
щ е ф а к у л ь т е т е к о е собрание п о поводу в ы з о в а на соцсоревно­
вание другого какого-то в у з а . З а д у м а в ш и с ь , он н е р а з л и ч а л
в с т р е ч а в ш и х с я лиц, пока не в о з н и к л о вдруг перед ним вплот­
ную круглое, в скуластом р у м я н ц е лицо З и н ы , комсорга.
— А т ы что ж н а собрание? — спросила Зина, к а к всегда
з а п ы х а в ш и с ь и д ы ш а через рот, т а к что видны б ы л и из-под
в е р х н е й п у х л о й губы р е д к и е остренькие зубы. — И потом —
добавила она, почти п р и д е р ж а в его в ы п у к л о й грудью, т а к к а к
он попробовал посторониться, — сегодня в час консультация
по п е д п р а к т и к е . Твой урок н е за горами, а обязался на от­
лично. Н е з а б у д ь ! . .
— Да, да, помню, конечно, — с к а з а л он у ж е в пустоту, по­
тому что З и н а понеслась д а л ь ш е , н е с л у ш а я , и в о ш е л в свою
комнату.
Там не б ы л о никого и, отыскав у Виктора под подушкой
з е р к а л ь ц е , он долго и неумело п о в я з ы в а л галстук.
К п о л у д н ю с т а л н а к р а п ы в а т ь д о ж д ь ; покуда Алексей до­
ш е л до Вериного п е р е у л к а , д о ж д ь п р е в р а т и л с я в проливень
— в ы м о ч и л всего, особенно лицо и волосы (он был без кепки).
Т о ж е и р у к и он долго в ы т и р а л п л а т к о м и после совал в к а р ­
маны, чтобы согрелись, — т а к и м и вспухшими от холода и сы­
р ы м и лапами н е л ь з я будет дотронуться до В е р и н ы х рук, а ему
казалось, что сегодня он непременно, вместе с теплыми сло­
в а м и сочувствия, возьмет обе ее маленькие р у к и в с в о и . . .
В доме, где ж и л а Вера, — низком, старомодной стройки
(крупный э т а ж на улицу, два м е л к и х — во двор) — действо­
в а л л и ш ь ч е р н ы й ход, п а р а д н ы й стоял заколоченный. В х о ­
дить м о ж н о б ы л о и через сад, но Вера говорила как-то, что
в сад выходит одно из и х окон, и Алексей п о ш е л в обход, дво­
ром, чувствуя себя с к а ж д ы м шагом скованнее.
Дверь в к у х н ю б ы л а отперта. Оттуда несся д р у ж н ы й ш и п
примусов и з а п а х подгоревшего л у к а . Три ж е н с к и х тулова,
к а ч н у в ш и с ь в сине^сером чаду, повернулись к нему передни­
ками, а н а д п е р е д н и к а м и — т р е м я парами любопытных глаз.
В одной и з э т и х п а р — н а веснущатом лице с двойным подбо­
родком — он почему-то угадал ту, с которой давеча говорил
по телефону, к и в н у л ей. Она в ответ п о ш л а из кухни, в ы т и р а я
на ходу о ф а р т у к толстые п а л ь ц ы , и с порога поманила его. Он
прошел за ней в коридор, в о л н у я с ь п р и мысли, что сейчас
встретит Веру, и сам у д и в л я я с ь этому волнению. Но ж е н щ и н а
в веснушках остановила его у окна, под светом, и ж и в о осмот­
рела, как ощипала, г л а з а м и - г л я д е л к а м и его м я т ы й п л а щ , н а ­
мокшие волосы. «Что ей т а к интересно? А где ж е Вера?»
— Верочка в больницу поехала! — с к а з а л а ж е н щ и н а , все
еще п р о д о л ж а я осмотр — теперь н а очереди б ы л и его не п е р ­
вой крепости ботинки, наследившие н а полу. — А к к у р а т с
двенадцати п р и е м н ы е часы. Я ей о вас д о к л а д ы в а л а . . .
Она не сразу в ы к о л у п н у л а в л а ж н ы м еще п а л ь ц е м из ф а р ­
тучного мелкого к а р м а ш к а записку, с л о ж е н н у ю к в а д р а т и к о м
во много р а з .
«Папа при смерти», — прочел он. «Я все дни в к л и н и к е .
Ж д е м исхода. Сейчас мне н е до встреч, А л е ш а . Привет. Вера».
— Что с ним, с профессором? — спросил Алексей, н е с р а з у
опуская записку.
— Сердечный удар! — Р ы ж и е в е с н у ш к и остановились на
нем значительно, но тотчас ж е снова двинулись в сторону, ког­
да она н е то с сочувствием к нему, не то наставительно, до­
бавила:
— Убивается В е р а . . . Не до гостей! Т о ж е ж е в е д ь и другие
приход ют. Р а з в е ж время? . .
К а ж е т с я , он н е с к а з а л е й д а ж е «до свиданья». Н е поблаго­
дарил за записку. Впрочем, стоит ли д у м а т ь о таком п у с т я к е
после того, что случилось. Хотя, что именно случилось? . .
Тучи на небе расползлись, в ы п у с т и л и солнце. На неровной
б у л ы ж н о й мостовой и на выщербленном тротуаре в с п ы х н у л и
серые л у ж и ц ы , светлые, с голубоватыми небесными л о с к у т к а ­
ми, не п о х о ж и е на осенние. З а т о на бульваре все ш у р ш а л о и
липло осенним листом. Алексей сел на скамейку, бугристую
от д о ж д е в ы х брызг по масляной к р а с к е . Что ж е с л у ч и л о с ь то? — «Да ничего!» говорил в нем чей-то голос, п о х о ж и й на
голос Виктора. «У к а ж д о й д е в у ш к и есть папа-мама и прочие
предки, с которыми всегда м о ж е т что-нибудь стрястись, по
древности лет. Тревоги и т р а у р , однако, в р е м е н н ы » . . . Но д р у ­
гой голос, к а ж е т с я , его собственный, не соглашался, о б ъ я в л я л
с д р о ж ь ю , что эта записка, сухая и скудная, — горькое под­
т в е р ж д е н и е д а в е ш н и х м ы с л е й о неравенстве и х отношений.
«Не до встреч» — к а к все-таки легко это она написала. Что ж ,
у нее, конечно, много з н а к о м ы х . . . «Тоже и другие прихо­
дят». . . Д а . . . А е м у . . . чем е м у заполнить это страшное в о з ­
н и к ш е е вдруг одиночество?
С бессолнечной стороны неба, и з - з а домов, принесся т я ­
гучий ф а б р и ч н ы й гудок. «Красная роза», ш е л к о в а я фабрика.
Ч а с д н я . . . Ч а с д н я ! К о н с у л ь т а ц и я по педпрактике. Зина. —
«Не забудь! О б я з а л с я на о т л и ч н о » . . . Что значит, что «обязал­
ся», когда весь мир сейчас д л я него н а к р е н и л с я на самом ос­
новном направлении.
О н долго е щ е сидел н а мокрой скамейке, с к л а д ы в а я в м е л ь ­
ч а й ш и е и з в о з м о ж н ы х к в а д р а т и к о в и вновь р а з в е р т ы в а я и
ч и т а я з а п и с к у Веры. Т а к и застали его за этим занятием В и к ­
т о р и Бабенко, в о з в р а щ а я с ь и з столовки.
— Т ы что ж обедать-то? — спросил Виктор, и на лице его
на этот р а з н е было' почему-то обычной иронической у х ­
мылки. ,.
4.
Б ы л о у ж е за полночь, когда я дочитал до этого места, а ос­
т а в ш и е с я шесть-семь страниц т о л ь к о перелистал — они, на
мой взгляд, б ы л и еще слабее. И д е й н ы й замысел повести «за­
к р у г л я л с я » в н и х вовсе примитивно: «коллектив», т. е. обри­
сованные в ы ш е Виктор, Б а б е н к о и комсорг Зина, помогают
Алексею преодолеть одиночество. З и н а сама прорабатывает с
ним п л а н опытного урока; Бабенко достает д л я него какие-то
справки, не то ц и т а т ы ; Виктор знакомится с Верой и н е о ж и ­
данно привозит счастливое известие: н е к и й удивительный х и ­
рург, вроде Платона Кречета, делает Вериному отцу удиви­
т е л ь н у ю операцию сердца. Верин отец спасен. Герой и герои­
ня, наконец, встречаются и, в ы я с н и в свои подлинные друг к
другу чувства, шествуют р у к а об р у к у по празднично убран­
ному предоктябрьскому г о р о д у . . . Вот к а к о й хеппи-энд!
К а к у ж е я говорил, в с е это, по сравнению с романтической
первой частью, было в я л о , натянуто (конфликт, например, в
связи с болезнью профессора — особенно). Вместе с тем б ы л о
ясно, что и эту вторую часть повести С а ш а п и с а л о себе, о
пережитом, — писал, очевидно, в те самые вечера, когда «чуть
не сбрендил», по в ы р а ж е н и ю старичка-архитектора. Что ж е
переживал он там, в мансарде, з а с ы п а в все вокруг ч е р н о в и к а ­
ми и окурками? И если п е р е ж и в а л , почему т а к бледно в ы ш л о
литературное претворение?
Помню, кончив читать, я долго об этом р а з д у м ы в а л , несмот­
ря на позднее в р е м я . П о т у ш и л свет, о т к и н у л штору: за п ы л ь ­
ным стеклом (давно надо б ы вымыть!) ночь чернела, к а к омут,
с б л е к л о - ж е л т ы м и к л я к с а м и звезд. Р а с к р ы л окно, и она, эта
ночь, стала шелково-синей, прозрачной, засияла, з а и с к р и л а с ь ,
умытая с т ы л ы м весенним воздухом Москвы, которым надо
подышать, чтобы представить себе, — р а с с к а з ы в а т ь о к о т о ­
ром бессмысленно. В этой лирической позиции у окна — я
должен теперь п р и з н а т ь с я — з а н и м а л а м е н я тогда, и д а ж е
захватывала, не столько собственно повесть, сколько другое,
побочное, т а к сказать, но в п о л н е примечательное обстоятель­
ство: я з н а л С а ш и н у героиню! — ц е л ы й р я д л ю б о п ы т н ы х
штрихов и совпадений в повести у б е ж д а л м е н я в этом, не го­
воря о портретности: автор д а ж е родимого п я т н а «величиной
с майского ж у к а » не захотел отнять у героини. Да, я з н а л эту
его Веру в ж и з н и , хоть м ы давно у ж е н е видались. Он, р а з у ­
меется, изменил имя. В ж и з н и она з в а л а с ь и н а ч е . . .
На одну-две с т р а н и ч к и я д о л ж е н повернуть свое повество­
вание вспять — в раннюю весну минувшего года. Я ч и т а л
тогда лекции на одних к у р с а х по подготовке в в у з , на Мохо­
вой. З а передним столом, к а к р а з против меня, сидела п р и ­
метная пара — п а р е н е к и девушка, оба черноголовые, в о л н и стоволосые, с темными внимательными глазами. К этим г л а ­
зам я постепенно, к а к это с л у ч а е т с я с лекторами, и п р и в ы к
преимущественно обращаться, в ы д е л я я и з прочих. П а р е н е к
был сыном весьма известного литературного к р и т и к а , ф а м и ­
лию ж е отца д е в у ш к и , этнографа М., я т о ж е в с т р е ч а л в п е ­
чати. Ее самое з в а л и Виктория, коротко — Вика. Оба б ы л и ,
видимо, очень д р у ж н ы , но потом п а р е н е к пропал, и последние
весенние м е с я ц ы встречал я, г л я д я по п р и в ы ч к е на этот п е р ­
вый стол, т о л ь к о одну с л у ш а ю щ у ю п а р у глаз. О д н а ж д ы , оде­
ваясь у в е ш а л к и после лекции, я почувствовал эти г л а з а з а
своей спиной и, к т о знает почему, к а к это часто бывает, по­
н я л , что она сейчас ко мне подойдет. Она и подошла, у ж е у
выхода, — спросить что-то об одном драматурге, о котором
говорил я (в тот вечер. Покуда я отвечал, м ы прошли Универ­
ситет и всю В о з д в и ж е н к у ( удивительно хорошо она с л у ш а ­
ла!). Потом посидели немного на Гоголевском бульваре. Да,
она удивительно хорошо слушала, а в диалогах как-то схва­
т ы в а л а д а ж е не высказанное, а л и ш ь подуманное, без слов. На
бульваре, впрочем, сидели м ы почти у ж молча, р а з г л я д ы в а я
р а з н ы е вечерние э ф ф е к т ы : пропитанное невидимым светом,
пунцово плескалось на меловой колонне какое-то первомай­
ское полотнище, а н а д головами у нас, сквозь переплет еще
острых почек и словно б ы бронзовых ветвей, сочился на в ы ­
сокой невидимой проволоке у л и ч н ы й голубовато-молочный
фонарь...
Неделю спустя и л и две м ы п о ш л и с ней в театр на пьесу
того ж е интересовавшего ее драматурга. Иногда на з а н я т и я
приносил я ей книги, которые трудно было достать. Послед­
ние несколько книг дал ей у ж е летом, в июле, на вечере —
с м у з ы к о й , танцами и д а ж е вином — по случаю окончания
курсов. Она с к а з а л а , что собирается на юг и возьмет и х с со­
бою в дом отдыха. В сентябре получил я эти книги обратно с
посыльным, а по т е л е ф о н у — всяческие п р и в е т ы и к р а т к и й
отчет: сдала благополучно э к з а м е н ы и поступила в такой-то
педагогический институт. С тех пор не встречал ее больше,
то есть вот у ж е полгода, и з а это время, о к а з ы в а е т с я , она ус­
пела перекочевать н а страницы Сашиной повести, где я снова
ее обрел.
Потом, с т а р а я с ь з а с н у т ь (назавтра было воскресенье, и я
хотел е х а т ь за город снимать дачу), все думал о том, к а к это
любопытно — сопоставлять чьи-либо з н а к о м ы е ч е р т ы с их
л и т е р а т у р н о й репродукцией, в общем все-таки довольно у д а в ­
ш е й с я С а ш е ; его Вера б ы л а очень п о х о ж а я В и к а . . .
А наутро эта с а м а я Вика-Вера м н е позвонила.
#
Позвонила В и к а т а к просто, к а к будто н е был этот ее зво­
нок т о ж е вполне п р и м е ч а т е л ь н ы м совпадением (для нее-то,
п о ж а л у й , и не был): после н е с к о л ь к и х слов приветствий и —
о том, что долго не виделись, с к а з а л а :
— У меня к вам есть д е л о . . . То есть очень н у ж н о спросить
кой о чем. Не могли б ы м ы сегодня увидеться? Если, конечно,
у вас есть в р е м я . . .
Я ответил, что вот к а к р а з собираюсь за город, но вернусь
часов в шесть.
—• Вечер занят у м е н я . . . Ах, к а к обидно! — Трубка у моего
уха вздохнула т а к жалобно, что поездка на дачу, к а к я по­
чувствовал, повисла на ниточке. Впрочем, б ы л еще в ы х о д :
— Поедемте вместе. День весенний, т е п л ы н ь . А озеро там
великолепное.
Мы условились встретиться на Октябрьском в о к з а л е , у в ы ­
хода на перрон, з а полчаса до отхода поезда, чтобы з а х в а т и т ь
места. Но она опоздала, Вика, т а к что м ы едва вскочили, оп­
рометью, в последний вагон и долго, н а ч и н а я у ж е с подножки,
протискивались вовнутрь. Ей это удалось, все к а к - т о ее пропу­
скали, а я з а с т р я л в проходе — ни поговорить, ни д а ж е р а з ­
глядеть друг друга в дороге не пришлось. У ж е к концу, когда
немного повылез народ, увидел я ее и з д а л и у окна, м е ж д у
тесно обсиженными скамьями — поезд б е ж а л через лес, и
солнечные полосы-взблестки от л е с н ы х просек и сквозин п р о ­
носились по темным ее волосам, обливая их на миг серебром,
и пестрили п л а щ , обидно уродливой в ы д е л к и . П л а щ она с р а з у
отдала мне, когда м ы с о ш л и на горячую щебенку полустанка
и потом по дощатой лесенке спустились на белую тропу вдоль
насыпи. Н а с ы п ь б ы л а вся в росе и одуванчиках, а справа, на
солнце, тепло п а х смолою р а з б е ж а в ш и й с я по м х а м ельник.
Непривычно нежно д л я городского у х а что-то в нем ш е л е с т е ­
ло и посвистывало. К а к всегда, в п е р в у ю весеннюю в ы л а з к у
за город, все к а з а л о с ь ослепительно ярким, хмельным, н е о ж и ­
данным. З а к и н у в лицо, п р и щ у р и в ш и с ь , Вика долго в ы г л я д ы ­
вала жаворонка. А я смотрел на нее: очень стала тонка — т о ­
го гляди сломится; впрочем, может быть, это от свитера: в и ш ­
невого цвета, только что, видно, стиранный, он к р е п к о обтя­
гивал у з к у ю т а л и ю и едва в ы п у к л у ю м е ж х у д е н ь к и х п л е ч
грудь.
Мы пересекли м о к р ы й луг, на котором росли ж е л т ы е м е л ­
кие с лакированными листиками п о л е в ы е к у п а в к и (Вика н а ­
брала и х несколько горстей, все отбегая с тропинки), п о д н я ­
лись потом на холм, в в ы с е л к и , где я в ы б р а л дачу. Здесь, на
даче, то есть в избе, за струганым столом у мелкостворчатого
окошка с видом на луг, откуда п р и ш л и , и на с в е р к а ю щ и й
к р а е ш е к озера, — я рассмотрел В и к у к а к следует. Да, поху­
дела и на лицо: под пунцовой родинкой, к а к всегда п р и к р ы ­
той к р у т ы м завитком, только намек на румянец, щ е к и бледны
и в т я н у т ы — н е портит ее, но старит, п о ж а л у й . Она недоволь­
но отвернулась, увидев, что я ее р а з г л я д ы в а ю .
— В ы п о х у д е л и очень, — с к а з а л я. — А о чем будем разго­
варивать?
— Н е м н о ж к о п о з ж е , когда никто не станет мешать, — от­
в е т и л а она суховато. — И л и м ы т а к и останемся в этой избе?
Тогда другое д е л о . . .
К о р е н а с т а я х о з я й к а , стуча р у м я н ы м и п я т к а м и по н а к р а ­
шенному полу, принесла сдачу с задатка, к р и н к у молока, ста­
к а н ы . Села рядом, на с а м ы й к р а е ш е к скамьи, в с я настороже,
к а к воробей, от у с л у ж л и в о с т и и любопытства. Вика молча в ы ­
т я н у л а свой стакан, ч у т ь н а к л о н и в голову «в н е ж н у ю дробь»,
к а к писал в повести С а ш а , и в ы ж и д а т е л ь н о г л я д я на меня
уголками глаз. Вот и глаза ее С а ш а п ы т а л с я описать в пове­
сти — без успеха, по-моему: не было в н и х н и к а к и х в ы д а ю ­
щ и х с я черт, р а з в е что б ы л и расставлены немного ш и р е обыч­
ного и к а з а л и с ь от этого тенистей и сосредоточенней. Я бы
т о ж е не н а ш е л д л я н и х нового эпитета — где у ж в з я т ь его,
новый, все и с т р а ч е н ы дочиста, а просто отметил бы, что х о ­
роши. . .
— М ы м о ж е м в з я т ь л о д к у и поехать по озеру! — предло­
ж и л я, и Вика в п е р в ы й р а з з а эту встречу улыбнулась обрадованно, а х о з я й к а п р и н я л а с ь объяснять долго и путано доро­
гу к какому-то «дедке», если лодочная секция еще не открыла
прокат.
«Секция» действительно н е действовала еще: с п о л д ю ж и н ы
с в е ж е к р а ш е н н ы х лодок к и л е м в в е р х л е ж а л и на глинистом
берегу и душно п а х л и о л и ф о й . З а т о «дедка», шибко п о х о ж и й
на пушкинского мельника, с ц ы п к а м и на т о щ и х босых ногах,
охотно предоставил н а м к а к у ю - т о р а с ш и в у — посудину н е ­
померной в е л и ч и н ы и р а з л а т о с т и с одной т о л ь к о парой у к л ю ­
ч и н в середке и скользким з е л е н ы м п л ю ш е м по бортам. Он
долго в ы ч е р п ы в а л и з нее воду и г р у ш е ч н ы м р ж а в ы м ведерком.
Потом, в ы п р я м л я я с ь , с к а з а л :
— Хорош! Моторку на ей, конечное дело, н е обгонишь, ну
да в а м в е д ь н е д л я э с т а ф е т ы , а так, погулять т о л ь к о . . . — И
у п е р ш и с ь в борт жилистой, в глине ступней, отпихнул лодку,
добавив:
«Что текёт чуток, не п р и д а в а й т е в н и м а н и я : б о л ь ­
ше вершка не набежит, х о ш ь до утра плавай» . . .
Грузная расшива п а х а л а воду, к а к плуг. Я едва двигал ее
шершавыми от старости веслами разной д л и н ы . Выгребши на
середину, я в ы т я н у л их, переводя д ы х а н и е , и посудина тот­
час стала, чуть к р е н я с ь в стороны и х л ю п а я . В и к а на корме
р а з г л я д ы в а л а берег из-под л а д о ш к и — солнце п е к л о к а к
летом.
Солнце пекло к а к летом, но от в о д ы с т р у и л с я еще холодок
— б е ж а л вместе с ветром и замшевой рябью к д а л ь н е м у а к в а ­
рельному берегу из одних только полутонов: с е р о - л и л о в ы х
— хвойного леса, п а л е в ы х и ш о к о л а д н ы х — прибережного
ивняка, и яично-зеленых, того непонятного цвета, которым
сквозят по весеннему небу и в о з д у х у только что лопнувшие
почки берез.
Когда я отдохнул, Вика с к а з а л а :
— Т а к вот: я хотела спросить вашего м н е н и я об одной в е ­
щи. . . Об одной литературной в е щ и . . .
— Не о Сашиной ли повести?
— Угадали. Я х о т я знала, что он вам, конечно, п о к а ж е т .
И, верно, с биографическими р а з н ы м и комментариями?
— Нет — без в с я к и х . Что в ы знакомы, о т к р ы л я только и з
повести.
— Да? — очень почему-то удивилась она и на мгновение д а ж е
задумалась, п о п р а в л я я маленькими п а л ь ц а м и на виске з а в и ­
ток. Потом, нагнувшись за плащом, достала из к а р м а н а в
складках э к з е м п л я р повести, такой ж е к а к у меня, но с ж и р ­
ной авторской надписью поперек титульного листа, х р у с т н у ­
л а им в воздухе:
— Вот. Вы, конечно, ч и т а л и . С к а ж и т е , п о ж а л у й с т а , в а ш е
с у ж д е н и е . . . откровенно. Что это, удача? Мне очень-очень
важно з н а т ь . . .
В этом двойном «очень» был какой-то чрезмерный н а ж и м ,
— помню, я посмотрел на нее вопросительно: в самом деле,
мол, очень? — и она ч у т ь к а к будто смутилась, но тут ж е к и в ­
н у л а упрямо: Да, очень! Впрочем, все это было без слов. В с л у х
я сказал:
— В первой части есть п р е к р а с н ы е места. Это там, где про
юг и где автор н а з ы в а е т почему-то свою героиню «капита­
ном». Зато дальше, в самой п о ж а л у й ответственной половине,
все ф а л ь ш и в о и бледно. Например, эта болезнь отца, к а к п о -
вод д л я п е р е ж и в а н и я г е р о я . . . Что, м е ж д у прочим, это т о ж е
биографично? и л и . . .
Я не докончил вопроса: с т а к и м недоумением, почти что с
испугом посмотрела на меня Вика.
— Т а к в ы ничего не знаете? . . Не знали? — спросила она
тихо.
— Что именно?
— Что папа б ы л арестован. Е щ е в ноябре. Сидел больше
т р е х месяцев. Я д у м а л а в ы . . . вам р а с с к а з ы в а л к т о - н и б у д ь . . .
Я п о к а ч а л головой отрицательно.
— Господи, что это были за три месяца! Мама и сейчас ин­
валид. А я до сих пор во сне в и ж у , что х о ж у мимо часовых
к этим ж у т к и м окнам, справочным и д л я передач. . . У п а п ы
на с л у ж б е проводили, конечно, собрание, осуждали, к л е й м и ­
ли. . . В институт пришлось не ходить. Да и дома, знаете, ж и ­
ли м ы эти три месяца, к а к зачумленные, в своей коммунальной
к в а р т и р е , — все нас обходили, а если заговорит кто с огляд­
кой, то с ч и т а л за геройство. Н у да в ы з н а е т е . . . Теперь реаби­
литировали. Д а ж е з а р п л а т у всю в ы д а л и . . .
— Он дома теперь?
— В санатории. В нервном. И еще около месяца пробудет.
Ужасно боюсь, что т а к и не переборет того, что п р и ш л о с ь . . .
что случилось. Последний раз, когда была у него, такой б ы л
странный, и словно ему все равно, там или д о м а . . .
Она р а с с к а з ы в а л а , отвернув немного в сторону лицо, об­
х в а т и в тонкими р у к а м и колени, видимо, многое все еще пере­
ж и в а я , к а к заново, а я смотрел на ее щеки, родимое пятно,
в ы г л я д ы в а в ш е е из-под обращенного ко мне сейчас бронзового
на солнце завитка, — и д у м а л . . . Нет, передать всю толчею
м ы с л е й и чувств, одолевших меня тогда, конечно, немысли­
мо, да и не нужно, — приведу л и ш ь с а м ы е идущие к делу. —
Я думал о том, к а к теперь, после горького ее рассказа, все про­
яснялось, становилось на свои места — и С а ш и н ы зимние п е ­
р е ж и в а н и я в мансарде, и страда его с повестью, когда он л о ­
м а л голову, чем заменить запретную правду. Еще — о том,
что в эти три месяца т р а в м ы и загнанности Вика, вероятно,
подозревала, что я знаю о происшедшем, но не хочу звонить
и л и видеться из осторожности, — не отсюда л и холодок, кото­
рый, я чувствовал, ш е л от нее в эту встречу? . .
М ы помолчали, с л у ш а я вокруг т и ш и н у и в ней мокрое чмо­
к а н ь е н а ш е й расшивы, д а л ь н и й к р я к утки («Какая это, д и к а я
или домашняя?» — .спросила Вика), глухие в ы х л о п ы к а к о г о то мотора с чуть видного берега.
— Поговорим теперь еще немного о повести, — н а ч а л а В и ­
ка снова. — Все-таки, р а з в е нет н е п л о х и х мест и во второй
части? А конец?
— Конец особенно неудачен. Автору надо бы п о к а з а т ь ге­
роя немножко д а ж е одуревшим от счастья: одиночество кон­
чилось, он снова любим и т а к далее, а вместо этого герой, ш е ­
ствуя под занавес с любимой, р а з г л я д ы в а е т в с я к у ю п р а з д н и ч ­
ную бутафорию на улице и портреты в о ж д е й ! Очень ф а л ь ­
шиво. Тем более, что с ю ж е т и здесь а в т о б и о г р а ф и ч е с к и й . . .
Тут она, к а ж е т с я , хотела в о з р а з и т ь что-то, но с д е р ж а л а с ь .
— Прочтите, пожалуйста, что-нибудь вслух, д л я н а г л я д н о ­
сти. . . — попросила она, протягивая мне рукопись. Я н а ч а л
было послушно, но прочел всего несколько абзацев: Вика, з а ­
думавшись, не с л у ш а л а , и я замолчал.
— Д и к а я утка! — сказала вдруг она о ж и в и в ш и с ь . Смотрите!
Верно. Нырок. Только что в ы с к о ч и л вдруг, к а к п у з ы р е к , на
поверхность, метрах в пяти от лодки. Ч у т ь в н я т н ы м и т о л ч к а ­
ми, зигзагами п о п л ы л прямо на нас, ослепший, б ы т ь может,
на миг от солнца, в ы р е з а я две т о н к и х в о л н ы треугольником,
повернулся в т р и четверти, в п р о ф и л ь , углядел нас и пропал,
как лопнул, почти без к р у ж к а на воде.
— Вот я знаю: вон на той дальней ряби в ы н ы р н е т , смотри­
те! — говорила Вика. И действительно, через минуту там
вдруг возникла п р я м а я , к а к свечка, ч е р н а я ш е й к а и
тотчас исчезла. М ы стали следить и угадывать, где появится
снова, но потом, присмотревшись, о т к р ы л и е щ е и других —
целую стайку. Они д е р ж а л и с ь б л и ж е к тому берегу, у ж е л т о зеленых зарослей к а м ы ш а , образующих внутренние озерца и
з а л и в ы , если отсюда смотреть — голубые и синие.
— Может, поедем туда? — п р е д л о ж и л а Вика, и я в з я л с я за
весла. Дед, х о з я и н расшивы, все-таки нас обманул: только я
сдвинулся с места — от носа к корме п о б е ж а л а по днищу к о ­
р и ч н е в а я волна — течи за час набралось у ж е больше в е р ш ­
ка, и Вика п о д ж а л а под себя ноги.
— Да, я согласна с вами, — задумчиво с к а з а л а она. — Вто­
р а я часть повести будто на г л и н я н ы х ногах. К а к а я это т р а ­
гедия, что невозможно писать о главном — о с т р а д а н и я х ч е ­
ловека, о несправедливостях. На этом ведь выросла н а ш а ста­
р а я литература, которой будто бы м ы наследники. Но сейчас
эти наследники молчат, к а к ослепли н а в с е . . . Когда я об этом
думаю, мне хочется стать телефонисткой, а не учительницей...
М е ж д у прочим, я т о ж е хочу грести. Б у д е м вдвоем, к а ж д о м у
по веслу. Ничего, что мокро, я сейчас разуюсь!
Она перебралась к о мне, р а з б р ы з г и в а я коричневую воду
почти детскими ступнями с золотистой д у ж к о й загара на у з ­
к о м подъеме. Ничего, гребла она в такт, и м ы д а ж е разогнали
р а с ш и в у — со скрипом, и хлюпом, и визгом у к л ю ч и н — на
р ы с ь ; но Вике было трудно; я видел ее н а п р я ж е н н у ю , к а к
п р у ж и н к а , спину, когда она нагибалась вперед, и округленные
усилием слабые м у с к у л ы и грудь — когда, откидываясь на­
зад, закусив губу, т я н у л а на себя весло. Ей было т я ж е л о , но
к а ж д ы й раз, когда я п р е д л а г а л бросить, она мотала отрица­
тельно головой и я не настаивал — было необыкновенно п р и ­
я т н о чувствовать ее плечо и шевеленье т а к рядом со мной,
почти под моим подбородком. М ы догребли до Камышевых
заливов, где о к а з а л а с ь мель, поросшая водорослями, и весла
стали цепляться. Потом Вика свое совсем у в я з и л а в тине, н а ­
легла грудью на н е у к л ю ж у ю р у к о я т к у — весло хрупнуло и
сломалось.
— Вот т а к т а к ! что ж е д е л а т ь теперь? — повернулась она
к о мне виноватым р а з г о р я ч е н н ы м лицом. Совсем близко — я
д а ж е чувствовал, к а к льется с ее щ е к т е п л о . . . Вот и теперь,
лет двадцать спустя, числю я в р я д у р а з н ы х больших и обыч­
но совсем н е н у ж н ы х побед над собою самим и эту — что, п о ­
думав о Саше, поднялся тогда и с к а з а л :
— Не беда! Здесь есть в л о д к е багор, будем отпихиваться
до берега.
И я отпихивался, стоя у кормы, до самой дедовой будки, а
В и к а сидела, грустная, на средней широкой скамейке, с нога­
ми, утопленными по у з е н ь к у ю щиколотку, и маленькие ее
ступни под п е р е к а т ы в а ю щ е й с я сверху мутной водой розово
просвечивали, к а к р а к о в и н к и . . .
Возвратились м ы в Москву, помнится, скучноватые, но и
чем-то к а к будто счастливые, одурманенные слегка, к а к это
бывает всегда, первой щедрой порцией загородного воздуха.
Когда в ы х о д и л и у ж е из метро, перед тем, к а к прощаться, В и ­
ка, г л я д я мимо меня, спросила:
— В ы скоро увидите Сашу?
— На днях. Он придет к о м н е р а з б и р а т ь свою повесть.
— Знаете: я ведь н е говорила ему, что м ы с в а м и з н а к о м ы .
Он не з н а е т . . .
— Вот к а к ?
— Да, как-то не было с л у ч а я . . . Н е говорите и в ы .
— Почему?
— Н у . . . — з а м я л а с ь она, — т а к мне хочется. Впрочем, если
вы считаете н у ж н ы м . . .
— Нет, нет, хорошо, не с к а ж у ! — пообещал я .
На том и расстались.
5.
Саша п р и ш е л через день, худой, с н а т я н у в ш е й с я на с к у л а х
кожей, но в бородке, красиво подстриженной, и вообще п р и
туалете — только галстук б ы л мят и п о в я з а н морским к а к и м то узлом. Я хотел было поболтать с ним сперва о всяком ж и ­
тейском, но он весь п ы л а л нетерпением к а к можно скорей у с ­
л ы ш а т ь о повести, уселся на п у ш к и н с к и й мой диван (куплен­
н ы й на гонорар з а юбилейные л е к ц и и о поэте) и поставил
подле себя на в а л и к самую большую из моих пепельниц. Н е ­
чего было делать: я в з я л со стола его рукопись со своими з а ­
кладками и пометками на п о л я х и н а ч а л .
Вспоминая теперь о том вечере, я у п р е к а ю себя за ч р е з м е р ­
ную резкость суждений, без оглядки на взволнованность а в ­
тора и в о з м о ж н ы е тайные тревоги его (о к о т о р ы х я впрочем
не знал). Главное ж е : з а н я т ы й своим разбором и цитатами, я
почти н а него н е смотрел — видел, что сидит молча, д р о ж и т
ногой и дымит непрестанно, но ни т р я с у щ и х с я губ, н и того,
что он т а к разгорается, с л у ш а я , не заметил, покуда он не
взорвался. Это случилось у ж в самом конце, когда я, подводя
итоги, сказал, что повесть его — головастик, да и головастикто почти без хвоста, так к а к последние г л а в ы н е в ы ш л и . Тут
он и вскинулся и, заметавшись по комнате, н а ч а л п л а ч у щ и м
голосом свой монолог, первой ф р а з о й которого я о т к р ы л эту
повесть:
— Господи, если б ы мот я писать, к а к м н е хочется! Голо­
вастик — в ы говорите? Думаете, я н е понимаю сам, что не то?
Но кто виноват? М-м-м-отив к о л л е к т и в а ! Его н а в я з а л мне Т е семкин, к а к ж е р н о в на шею, н у и все потянуло к о дну. Он
ж е и л и ч н ы й мотив у д у ш и л налету. В ы говорите: болезнь на­
думана. А что соответствует ей в ж и з н и , знаете? — Арест!
(Он р а с с к а з а л у ж е знакомую мне историю — бегло, не н а з ы ­
в а я имен, но я очень был рад, что не н у ж н о было теперь п р и ­
т в о р я т ь с я ничего не знающим). Да, так в о т . . . Мог я об этом
писать? Пропустил бы Тесемкин? цензура? Впрочем, что это
я — «цензура»? Это, может, р а н ь ш е была у нас цензура, а те­
перь ведь — бойня, в ы ж е з н а е т е . . . И не только готовое —
сами творческие идеи убиваются н а корню. Про «даль сво­
бодного романа» и «магический кристалл» мог писать П у ш ­
кин. А сейчас у меня, вместо этого к р и с т а л л а — тесемкинские
инструкции. С а ж у с ь за стол, вспоминаю эти инструкции —
и, понимаете, м ы с л ь и образы под пером корчатся и погибают
в з а р о д ы ш е . А х ты, Б о ж е мой, да разве н у ж н а тесемкиным
литература! Им подавай пропагандный барабан, д л я него они,
коли надо, сдерут ш к у р у с самого твоего задушевного з а м ы ­
сла. Не пойму, почему о р а з н ы х там п ы т к а х ф и з и ч е с к и х либо
терроре, хоть и шопотом, но говорят и ужасаются, а с этой
вот ж и в о д е р н е й д у х а все т а к смирились? Почему, скажите?
Он снова бросился было на диван, схватив со стола п а п и ­
росу. Теперь, когда его лицо и плечи попали в ж е л т ы й блик
абажура, видно было, к а к землисто он бледен и к а к прыгает
его р у к а с з а ж ж е н н о й спичкой. Г л я д е л я на него, помнится, с
удивлением, почти с испугом, не только и з - з а неожиданности
этой в с п ы ш к и , но и и з - з а необычности в его устах т а к и х го­
рячих и т о ч н ы х
протестующих слов. Теперь, так много
времени спустя, восстанавливая здесь его монолог, я все бо­
юсь, к а к бы не прибавить «своего», притом позднего. Нет, к а ­
ж е т с я , ничего не п р и б а в л я ю . . . Я не ответил на его вопрос,
скорее, видимо, риторический: не хотел перебивать. Впрочем
он тотчас ж е снова забегал по комнате.
— Вот в ы говорили, что к а ж д ы й д о л ж е н искать
свою
тему, чтобы нутром п е р е ж и т ь , чтобы могла р а з в и т ь с я гармо­
ния. Где, где т а к у ю найти? В личном, в любви, например,
н е л ь з я — это, видите ли, не актуально, И з прочих тем самая
ж г у ч а я — тема страдания. Но и о страданиях нельзя, страда­
н и я у нас теперь основное «табу». Это п р е ж д е было преступ­
но не написать о «семи повешенных», это п р е ж д е была тра­
диция. . . А теперь? Молчит «пророк»! Но если молчит и, зна­
чит, не пророк, то есть л и творчество? Б е з этой традиции что
дает мне. . . ну, я м а л е н ь к и й человек, пусть не мне, — что
дает х у д о ж н и к у современная ж и з н ь ? К а к и е идеи, если, к о ­
нечно, я не хочу считать идеей повышение удоя молока? . .
Не знаю, в ы старше меня, прошлое б л и ж е видели. К а ж е т с я
мне иногда: в старой России к у д а больше было красок и тем.
А? к а к в ы думаете? Почитать х о т я бы Лескова, Печерского,
Горького д а ж е . . . Б у я н ы , бродяги, отшельники, самодуры, —
да, и самодуры, пусть. Но к а к все богато! Конечно, насилие,
несправедливость, но ведь они в ы з ы в а л и протест. Д а ж е и
выстрел иной р а з раздавался, в ы ж е знаете. Власть т ь м ы ,
окуровщина, м е щ а н с т в о . . . Но и х н и к т о не возводил в идеал,
на н и х шли, к а к говорится, в ш т ы к и , и поэтому, несмотря ни
на что, рождались и романтика и г е р о и . . .
Он передохнул, з а к у р и л , стал ходить чуть помедленнее.
— Насчет приспособленчества и х а л т у р ы . Помню, в ы гово­
рили: терпеть и писать, писать в долгий я щ и к , д л я себя. Но
я не могу, не хочу в я щ и к ! В я щ и к может — кто у ж себя ис­
пытал, х в а т и л с л а в ы . А м ы — м-м-м-олодежь, нам надо себя
услышать, проверить: что мы, г р а ф о м а н ы и л и голос имеем?
Да, м ы т а к и начинаем иной р а з — применительно к подло­
сти. Ш в ы р я й т е в нас камни! К л е й м и т е б е з д а р н о с т я м и ! . .
Он говорил е щ е долго. Пока у ж вовсе не обессилел и, окон­
чательно повалившись на диван, стал в ы т и р а т ь п л а т к о м л и п ­
кий в ы п у к л ы й лоб. О т в л е к а я его от «роковых вопросов», я
попытался повернуть разговор на р а з н ы е мелочи в повести
— провинциализмы, н е у д а ч н ы е сравнения и прочее. Это у д а ­
лось. М ы о т к р ы л и окно, чтобы прогнать дымовую завесу,
включили радио. Я достал из буфета б у т ы л к у какого-то к р а с ­
ного, сыр. Тут, за вином, Саша вовсе утих, а по поводу сыра
д а ж е рассказал анекдот (должно быть, из р е п е р т у а р а с т а р и ч ­
к а архитектора) — про учительницу, которая ч и т а л а в ш к о л е
«Вороне где-то Бог послал кусочек сыру» и боялась н а ч а л ь ­
ства. «Вы, конечно, знаете, дети, что Бога нет?» — поспешила
она прибавить. «А сыр есть?» — спросил кто-то с п а р т ы . . .
Но и р а с с к а з ы в а я анекдот, С а ш а не у л ы б н у л с я ни р а з у —
что-то беспокойное, тоскливое было во всем его облике.
— В ы стали мрачны, Саша! — заметил я ему, п о д л и в а я в
бокалы. — Удивляюсь немало: в институте все у вас своим ч е ­
редом. Повесть, несмотря на р а з н ы е промахи, т о ж е семиверст­
ный шаг на в а ш е й литературной дороге. И потом, простите,
судя по повести и отчасти по в а ш и м п р е ж н и м рассказам, вас
и в другом кое в чем не обходит судьба. У вас — т у т я з а м е д -
лил, в ы б и р а я слова,— есть б л и з к и й друг, д е в у ш к а . В ы л ю ­
бимы. . .
— Нет! — с к а з а л он, потемнев вдруг лицом и глазами, и
на с к у л а х его р а з г л я д е л я в п е р в ы е нехороший румянец. —
Нет, не л ю б и м . . . — повторил он, словно бы про себя, и от­
вернувшись стал с т р я х и в а т ь в свой бокал пепел. — Но не бу­
дем об этом. И вообще я надоел вам, наверно. Пора у ж . . .
Если бы в тот час, когда м ы молча допивали бутылку, слу­
ш а я негромкое радио и — к а к п л ы в е т за окном над вечерни­
ми к р ы ш а м и у ж е сочная, к р е п к о в о ш е д ш а я в силу весна и
где-то совсем близко з а нашим домом, р о ж д а я чуть внятную
д р о ж ь под нотами, в ы л е т а е т на горб речной эстакады под­
з е м н ы й сверкающий поезд, — если бы в тот час мне с к а з а ­
ли, что в и ж у я Сашу в последний раз, — я бы, конечно, оста­
в и л его у себя, у л о ж и л бы на п у ш к и н с к о м диване, расспро­
с и л б ы про все без остатка. Но никто предсказать мне такого
н е мог. И я проводил его, г л я д я из двери прихожей, к а к он,
с у т у л я у з к и е плечи, сшагнул три с т у п е н ь к и в синеватую тьму
палисадника.
А больше я его никогда н е видал.
6.
Б о л ь ш е я его никогда не видал. Но история с его повестью
не кончена. Здесь мне надо сделать и з р я д н ы й скачок сквозь
пространство и время. — Это было в Б а в а р и и , в 46-ом или
47-ом году, когда я н а ш е л вдруг в одном ротаторном ж у р н а л ь ­
ч и к е на ш е р ш а в о й бумаге два С а ш и н ы х стихотворения — х о ­
рошо известных мне стихотворения из его «южного цикла»,
вдохновленного встречей с Верой-Викой. Подпись под ними
стояла «А. Лаев» — псевдоним, но м о ж е т быть кто-нибудь
и смошенничал, в ы д а в С а ш и н о за свое? Ж у р н а л ь ч и к изда­
в а л с я в одном из б е ж е н с к и х лагерей под Мюнхеном, и я
стремглав написал редактору, ф а м и л и я которого значилась на
обложке, прося сообщить адрес автора: д л я большей убеди­
тельности в ы д а л д а ж е Сашу за родственника, которого вне­
запно н а ш е л . Р е д а к т о р ответил, что — да, Лаев-поэт су­
ществует, ж и в е т где-то в Австрии, по слухам — болен ч а ­
хоткой, но адрес на конверте с его стихами написан до того
дурным почерком, что ничего не п о н я т ь . Он, редактор, з а п р о ­
сит знакомого в Австрии и мне сообщит.
Я стал ж д а т ь : теперь было у ж е две в е р н ы х п р и м е т ы : п о ­
черк и болезнь — я припомнил, что Саша писал мне в Р., к у ­
да перед самой войной у е х а л я читать лекции, что у него н а ­
ш л и что-то неладное в легких и что он хочет проситься на юг,
в редакцию одной из к р ы м с к и х газет, — д л я п р а к т и к и и д л я
здоровья. Очень возможно, что там застали его н е м ц ы и в ы ­
везли. Я ж д а л и все п р е д с т а в л я л себе, к а к м ы с ним встретим­
ся, что вспомним и что он р а с с к а ж е т (позже ведь м е н я у е х а л
из Москвы).
Ж д а л я всю осень. А в декабре, к а ж е т с я , п р и ш е л вдруг до­
вольно т я ж е л ы й , свернутый трубкой п а к е т — к а н ц е л я р с к а я
папка с бумагами. К ней п р и к р е п л е н б ы л листок — письмо.
Я прочел:
«М. Г.
По просьбе г-на р е д а к т о р а . . . , имею честь с п р и с к о р ­
бием сообщить Вам, что ж у р н а л и с т А. Лаев, В а ш родст­
венник, скончался 20 ноября с. г. в санатории в К. (Ав­
стрия) от туберкулеза легких. Он з н а л ч е р е з меня о В а ­
шем запросе и очень обрадовался, собрался Вам писать,
но, повидимому, о т к л а д ы в а л , ибо, к а к В ы знаете, этого
рода больные не отдают себе отчета в близости своего
конца. Движимого имущества после него не осталось.
Небольшой л и ч н ы й а р х и в покойного, б ы в ш и й в пере­
данном мне портфеле (не имеющем ценности ввиду и з н о ­
шенности к о ж и ) я п р и сем Вам пересылаю.
С совершенным у в а ж е н и е м — М. К - о в ,
б. штаб-ротмистр 12-го гусарского Ахтырского
Е. И. В. В. К . О. А. полка».
Таков б ы л Сашин конец. «Движимого имущества н е оста­
лось». . . Кроме п а п к и . В ней, этой палевой, неровно в ы ц в е т ­
шей папке, были с л е ж а в ш и е с я газетные в ы р е з к и , несколько
исписанных в к р и в ь и вкось черновых полулистов и — с т а р ы й
знакомый! — э к з е м п л я р Сашиной повести, правда, весь и с к а ­
леченный в ы р е з к а м и , исправлениями, в к л е й к а м и и пометками
на п о л я х — все тем ж е о т ч а я н н ы м почерком, в котором к а ж ­
дая буковка, казалось, словно расколота молоточком, к а к орех,
либо сплющена в ниточку.
Перелистав повесть, я увидел, что это был собственно н о ­
в ы й ее вариант. Автор и заглавие в з я л другое — «Двое на
камне» — то, которое когда-то с самого н а ч а л а придумал.
Впрочем, часть первая, «южная», мало содержала поправок,
но была безнадежно загублена огромным свинцового цвета с
фиолетовыми к р а я м и пятном — д о л ж н о быть, каким-то л е ­
карственным, на всю первую страницу. Пятно, понемножку
у м е н ь ш а я с ь в диаметре, прососалось до двадцатой страницы
— здесь это б ы л а только небольшая р ы ж е в а т а я к л я к с а , но
все равно сквозь нее немыслимо было прочитать в ы ц в е т ш и х
букв. Д а л ь ш е следовало несколько страниц почти без попра­
вок — главки, которые я в ы ш е п р и в е л в этом своем повество­
вании. Но у ж е в последней из н и х — когда Алексей в доме
В е р ы узнает о болезни профессора — почти все переделано:
в е с н у щ а т а я ж е н щ и н а с двойным подбородком рассказывает
теперь — шопотом и с оглядкой — не о болезни, а об а р е ­
с т е , — и я поразился, до чего эта, по-новому написанная,
сцена вдруг ожила, запульсировала. П р е ж н и й текст на этом
и к о н ч а л с я . Все остальное — «роль коллектива», парадный
конец — было выброшено; на небольшой в к л е й к е р а с с к а з ы в а ­
лось, к а к профессор, отец героини, в о з в р а щ а е т с я домой после
полугода т ю р ь м ы и больницы, а затем ш л о с д ю ж и н у совер­
шенно н е р а з б о р ч и в ы х р у к о п и с н ы х страниц — д р у г о й в а ­
р и а н т окончания.
Помню, в з я л с я я его р а с ш и ф р о в ы в а т ь вечером, в о о р у ж и в ­
шись л у п о й и одиночеством, — все у ш л и и з дому, кроме меня
и Арго, хозяйского волка, к о т о р ы й где-то во дворе, у забора,
то с к у л и л тоненько, то в з л а и в а л басом в ш е в е л я щ у ю с я беле­
сую мглу — б ы л снегопад, довольно необычный в эту пору
д л я этой местности, и, верно, псу было не по себе: т а к плотно
п р и к р ы л снег п р и в ы ч н ы е шорохи на земле, на дороге, а сам
ш у р ш а л и ш у р ш а л . . . Мне т о ж е было не по себе, когда я рас­
к р ы л перед собой С а ш и н ы к а р а к у л и — и т а к вдруг и встали
в у ш а х его голос, его интонации, д а ж е з а и к а н и е . . . Я не был
уверен, что хватит у м е н я терпения все разобрать, но одолев
всего л и ш ь полстраницы — т а к и остался за столом, к а к п р и ­
к л е е н н ы й , без п а у з ы , не в ы п у с к а я изо рта сигареты. — То,
что я читал, не было только переработкой сюжета, это было
п р о д о л ж е н и е — Саша писал о д а л ь н е й ш е й судьбе своих
героев — Вики, ее отца, себя самого — после того, к а к я с ним
расстался, после н а ч а л а войны; да, я был уверен, что все это
было т о ж е автобиографично, т а к и случилось, к а к он расска­
зывал. Я читал, з а д е р ж и в а я д ы х а н и е , не и щ а у ж з н а ч е н и я
отдельных к а р а к у л е к - с л о в , а наспех с х в а т ы в а я смысл ц е л ы х
абзацев. Это у ж е после, п е р е р а б а т ы в а я все сам, я обращал
внимание на Сашин я з ы к и отдельные изобразительные уда­
чи. Тогда ж е мне было не до того: я р а з б и р а л рукопись к а к
живое письмо о т т у д а . Кончив к полуночи, т а к у ж и не
заснул до у т р а — ходил, о т к р ы в а л окно, бросал Арго корки,
чтоб не скулил, и снова ходил, х о д и л . . .
Но теперь я просто п р и в е д у здесь последние страницы этого
нового варианта повести — два з а к л ю ч и т е л ь н ы х «звена».
«ЗВЕНО ПЯТНАДЦАТОЕ»
Дверь в к у х н ю , к а к и тогда, во в р е м я первого его визита,
была полуоткрыта. Безбровое лицо в б р ы з г а х веснушек (они
стали теперь еще р ы ж е е , чем прежде) приветливо, к а к з н а к о ­
мому, кивнуло ему сквозь с и з ы й примусный чад; она будто
ж д а л а его, эта ж е н щ и н а , его информатор в несчастьи, — п р о ­
вела в свою комнату, п а х н у в ш у ю известкой от стен и непро­
ветриваемым духом сна, с огромной к р о в а т ь ю в коричневой
сыпи по пазам деревянной спинки.
«Присядьте, я сейчас, только сполосну р у к и ! — с к а з а л а она,
и он сел послушно, озираясь на глиняные ф и г у р к и , свистуль­
ки и вазочки с подложенными под н и х д ы р ч а т ы м и с а л ф е т о ч ­
ками — на комоде и полках. Она тут ж е вернулась, к а к и
тогда, находу в ы т и р а я о передник к р а с н ы е р у к и и находу ж е
в ы ч и т ы в а я на его лице, знает или не знает он о случившемся.
Не отгадав, села, вздохнула наскоро:
— Вот к а к у н а с . . . что стряслось-то. С л ы х а л и ?
— С л ы ш а л . . . — с к а з а л Алексей. — К у д а они п е р е е х а л и ,
Вера с матерью?
— Кто ж знает-то! Говорят, к з н а к о м ы м куда-то. А Москва
в е л и к а . . . После похорон воротятся. У е х а л и с одним чемодан­
чиком. И то сказать: ж у т к о им б ы л о здесь оставаться сразу
после в с е г о . . . Ведь такой страх к о ш м а р н ы й ! Господи т ы
м о й . . . Я до сих пор без сна, в ы поверите! К а к лягу, глаза
закрою — т а к и встанет он передо мной — голову уронил,,
я з ы к высунутый, ш е й к а тоненькая-претоненькая, а от нее —
бечевочка. Ведь к а к б ы л о - т о . . .
Алексей п р и п о д н я л с я — ему к а з а л о с ь н е под силу в ы с л у ­
ш и в а т ь все это сейчас, но — нет, н е л ь з я н е дать ей выгово­
риться, обидеть, — и он снова сел, опустив голову, г л я д я на
лупившийся, к а к к о ж а от загара, к р а ш е н н ы й масляной к р а с ­
к о й пол.
Она выговаривалась долго, во всех подробностях. — И на
к а к о й именно к р ю к («от з е р к а л а — т я ж е л о е у них зеркало —
антик, в серебряной раме») з а ц е п и л профессор ш н у р , и к а к
д о л ж е н б ы л стать на колени, чтобы з а т я н у т ь петлю, и к а к
«обмерла» профессорша, войдя к нему утром с кофеем, и к а к
Вера («в одной к а к есть сорочке») билась у телефона, в ы з ы ­
в а я у ж е н е н у ж н у ю скорую п о м о щ ь . . .
Потом она п е р е ш л а к п р е н и я м :
— М ы т а к думаем, ж и л ь ц ы , что он у ж е б ы л тронувшись,
профессор. У ж е с т е х ден, к а к и з тюрьмы выпустили. В сана­
тории п р и г л я д ы в а л и , а тут, дома, никому невдомек, вот он и
суродовал этакое. Неделю только и п о ж и л , подумать только!
А кто говорит: это от гордости. Там в е д ь . . . — она перешла на
шепот — к а к д о п р а ш и в а ю т . . . ух, не приведи Бог! Потом хоть
и обелили, а не мог вынести. Г о р д ы й . . .
Она снова к о л ы х н у л а с ь во вздохе. Помолчала. Ее немного
смущала безучастность собеседника.
— Чтой-то в ы у ж очень бледный какой? — с к а з а л а она,
всматриваясь. — Ничего, все перейдет! Обратно с Верой встре­
чаться будете. Она к в а м душевна, я знаю, был раз разговор.
Н у а сейчас, конечно, себя не помнит. И с матерью горе ей —
р ы х л а я она у них, и т о ж е вроде к а к не в себе сделалась. Та­
к о е вдруг п е р е ж и т ь . Ведь к а к радовались т о г д а ! . .
— Когда радовались?
— Ну, когда отпустили и з п р е д в а р и л к и . В больницу пере­
вели. В я н в а р е это было. Помню, вдруг Верочка — шасть в
к у х н ю с мороза. Щ е к и горят, глаза горят, едва д у х перево­
дит — т а к б е ж а л а . «Освободили папу!» — к р и ч и т нам и мимо
идет. М ы примуса побросали. — К а к ? Что? Постой, р а с с к а ж и
толком! — К у д а там! — топ-топ к а б л у ч к а м и . . . Я за ней, в
коридор. Ш п и ц ихний забрехала навстречу. Она дверь в к о м ­
н а т у — толк, а не з а к р ы л а плотно. Я в щ е л ь в и ж у : «сама»
поднялась, лицо б е л о е . . . Вера к ней на ш е ю . . . Вроде ничего
и не сказала, только слышу, она — б у х на колени, а ведь г р у з ­
ная, весь дом ходуном пошел, и — в голос: «Отче наш, и ж е
е с и . . . У с л ы ш а л т ы н а ш и м о л и т в ы » . . . Слов-то у ж не помню,
но так у меня в горле и п е р е х в а т и л о . . . — У нее и сейчас б л е ­
снуло слезой под редкими р ы ж е в а т ы м и ресницами. — Да, с о ­
бирались ж и т ь , а п р и ш л о с ь вот х о р о н и т ь , . .
— А когда похороны?
— О т к у д а ж кто знает, когда! День с е г о д н я . . . — она з а г н у ­
ла несколько толстых пальцев, — день у ж ч е т в е р т ы й . Мо­
жет, у ж и схоронили, в морге долго не д е р ж у т .
— А в к а к о й морг его в з я л и ? — снова спросил Алексей.
— Говорят, в институт какой-то судебный.
— Судебной экспертизы? — А л е к с е й в п е р в ы й р а з з а это
неладное утро ощутил вдруг н е в н я т н ы й п о р ы в п р е д п р и н я т ь
что-то, действовать и поднялся. — Если так, то это ведь совсем
близко отсюда. Можно спросить. Я п о п ы т а ю с ь . . .
— Попытай, м и л ы й ! — с к а з а л а ж е н щ и н а , о ж и в и в ш и с ь и п е ­
реходя почему-то на «ты». — П о п ы т а й непременно! И не в
службу, а в д р у ж б у : забеги с к а з а т ь , если у з н а е ш ь что. З а р а ­
ди Бога. М ы ведь тут многие на похороны хочем, ж и л ь ц ы . . .
*
К а ж е т с я , вовсе не н у ж н о было пересекать Девичье поле, но
он машинально (потом он вспоминал, что в этот день все д е ­
л а л машинально, в какой-то полуошеломленности) повторил
осенний м а р ш р у т . Тогда эта ж и л и ч к а в в е с н у ш к а х р а с с к а з а л а
ему об аресте Вериного отца, теперь — о смерти. Все повто­
ряется. Только в тот р а з эта аллея, скамейки, серые п л о т н ы е
л у ж и тоже б ы л и словно в в е с н у ш к а х — х р у п к и х или к л я к л ы х в е с н у ш к а х палого листа. Теперь солнце проворно и в е ­
село сушило голубые н е п р о ч н ы е л у ж и ц ы весеннего ночного
д о ж д я . . . У в ы х о д а и з аллеи, у ж е совсем по-летнему, чинили
тротуар: к р у г л а я п е ч к а - к о т е л с черной к а л е н о й к р у п и ч а т о й
к а ш е й а с ф а л ь т а ядовито д ы м и л а н а всю улицу. Институт с
моргом был наискось, через дым.
Почему-то он сразу н а ш е л дорогу — с к в о з ь с о л н е ч н ы й с
клумбами двор и вниз, ш е с т ь т р е с н у т ы х с е р ы х ступенек в
полуподвал, к двери — «Посторонним вход в о с п р е . . . » — и
р ж а в а я кнопка на месте оторванного уголка. Он т о л к н у л
дверь, в о ш е л и, с у ж а с о м глотнув л и п к у ю волну ф о р м а л и н а
и тлена, х л ы н у в ш у ю в лицо, остановился, д е р ж а с ь з а дверь
сзади рукою.
Т р у п ы вдоль стен, на столах, стали в и д н ы не сразу — л и ш ь
постепенно, к а к на киноэкране, в ы п л ы л и из зеленоватого по­
лумрака, ж е с т к о и в ы п у к л о , и от матовой их б е л и з н ы в р ы ­
ж и х и синих п о д п а л и н а х у него подкатило к горлу. Он стал
смотреть под ноги, в и д я теперь только кусок цементного пола
в м о к р ы х п я т н а х и чугунную н о ж к у ближнего стола. Потом
р а з д а л с я шорох, и в это серое поле з р е н и я в о ш л и р ы ж и е
опорки под ш т а н а м и в бахроме, к р а й клеенчатого ф а р т у к а в
р о з о в ы х п о т е к а х и, когда он поднял глаза, — лицо в седой
щетине, напоминавшее странным образом лицо одного из в о ж ­
дей, но запущенное, без холи.
— Вам чего? — спросил сторож.
— Я с п р о с и т ь . . . Тут у вас, я с л ы ш а л , профессор л е ж и т . . .
— Удавленник? Л е ж и т . В ы что, родственник?
— Нет, я только у з н а т ь . . . когда хоронят.
П о х о ж и й н а в о ж д я с т о р о ж звучно поскреб ногтем щетину
на щ е к е (отвечать ли вообще?). Потом с к а з а л :
— В ч е т ы р е заберут. Гроб у ж тут и о д ё ж а . . . Править сей­
час будем — вон к а к его с к у к о ж и л о . . .
Алексей не хотел и все-таки г л я н у л в н а п р а в л е н и и его
к и в к а на это ж у т к о е , что долго потом м а я ч и л о в глазах:
острые восковые коленки, з н а к о м а я бородка под синей скрю­
ченной ш е е й . . . Он вздрогнул и отвернулся было к двери —
около нее и в самом деле прислонился гроб, узкий, к р а ш е н ы й
под дуб, и рядом е щ е один, н е к р а ш е н ы й , и в ногах еще два,
крохотные, к а к бонбоньерки. Он вспомнил:
— А где будут похороны?
— На Ваганьковом, г д е . . . Н е н а Красной ж е .
— Нет, я думал, м о ж е т быть, в крематории?
Сторож промолчал неодобрительно.
— Н у спасибо.
— Не на чем! — И у ж е в спину:
— Т а м на д в е р я х «Посторонним заходить воспрещается».
Читать н а д о . . .
Виктор к а к - т о у в е р я л в общежитии, будто на к л а д б и щ а х по
весне пахнет покойниками («мелко з а к а п ы в а ю т . . . оттает,
осыпется — ну и несет»...), но — вздор! Н а Ваганькове свежо
пахло листвой, м о к р ы м песком — где д о р о ж к и были р а с ч и щ е ­
ны, и буйным з е л е н ы м б ы л ь е м — в местах, особенно з а б ы т ы х
и забурьяненных. Времени до полпятого оставалось много —
Алексей долго бродил по просекам и м е ж м о г и л ь н ы м тропкам,
читал надписи — к л а д б и щ е н с к у ю книгу ж а л о б человеческих,
отыскал обидно н е у х о ж е н н у ю могилу опального поэта, п р о ­
шел по «летному уголку» — с пропеллерами вместо крестов
и стандартными п а м я т н и к а м и с серпом-молотом, п о х о ж и м и на
перронные автоматы. Потом, в ы й д я из ворот, с т а л ходить
вдоль низкой облезло-розовой к л а д б и щ е н с к о й с т е н ы — к а к
бы не прозевать: почему-то сочинил себе сам в воображении
медленные ч е р н ы е дроги, либо д а ж е к а т а ф а л к с горсточкой
провожающих, — и х и и с к а л глазами на д в у х п р и т е к а ю щ и х
улицах и совсем не заметил было, к а к п р о к а т и л в ворота а в ­
тобус (обычный д л я г л а з а автобус, если бы не ч е р н ы й по р е б ­
рам поясок, к о т о р ы й не вдруг рассмотришь), остановился и
р а с к р ы л темный зев в тыльной стенке; тотчас двое детин с
тугими багровыми ш е я м и и веревками через плечо мигом в ы ­
т я н у л и из него у з к и й гроб. В боковую дверку, около ш о ф е р а ,
в ы ш е л старичок в мятом п л а щ е и Вера, вся в черном. Оба
долго вынимали из автобуса профессоршу, т о ж е в черном,
грузную, распухшую всем телом. Д а л ь ш е Алексей н е смотрел
— бросился к ж е н щ и н е , к о т о р а я сидела у ворот с п у ч к а м и
каких-то к в е л ы х л и л о в ы х цветов и с и н е - ж е л т ы х «Иван да
Марья» в корзинке, долго ш а р и л в к а р м а н а х , где были только
талоны в студенческую столовку; вспомнил, что у ж е второй
раз ищет сегодня деньги (первый — когда собирался доехать
до Пресни на трамвае); е щ е вспомнил, что п о з а б ы л с к а з а т ь
ж и л и ч к е с в е с н у ш к а м и насчет похорон, к а к она просила, — и
смущенно отошел от к о р з и н ы . Гроб у ж е несли, п о к а ч и в а я ,
вдоль стены, по боковой д о р о ж к е ; человек десять ш л о за ним,
если не больше; кто — Алексей не р а з г л я д ы в а л , — смотрел
только н а Веру, тоненькую, к а к струнка, п о х о ж у ю сейчас на
монашенку, — вместе со старичком она в е л а под р у к у мать.
Откуда-то сбоку, и з солнца и пятен м е ж д у крестов и могиль­
н ы х решеток, поднялась вдруг н е б о л ь ш а я ф и г у р к а в рясе, то­
ропливо п о ш л а навстречу, на ходу н а д е в а я епитрахиль. Яма
ж е л т е л а тут ж е . . .
Священник с л у ж и л один, но ему кто-то подтягивал и з п р и ­
сутствующих. Алексей р а н ь ш е никогда н е с л ы х а л панихиды,
и от этих напевов порой т а к и з а к и п а л и с л е з ы в глазах. После
одной т я ж к о й п а у з ы , к а к только н а ч а л и «Со с в я т ы м и . . . » , про­
фессорша вдруг охнула в голос, повалилась грудью на ограду
рядом, — и все бросились к ней подымать, боясь, что она по­
ранит себя о р ж а в ы е острия р е ш е т к и .
Когда все кончилось, Алексей т а к и остался стоять на к р а ю
дорожки, у дерева, неловко в ы т я г и в а я с ь и п р о п у с к а я всех м и ­
мо. Впрочем никто н а него н е смотрел. Только Вера — теперь
они с матерью и старичком ш л и последними, — только Вера,
к а ж е т с я , заметила и к и в н у л а чуть внятно. Алексей долго
смотрел вслед. Старуха едва ш л а , п р и п а д а я на обе р а с п у х л ы е
ноги, и к а з а л о с ь — вот-вот оступится и рухнет, осядет, п р е ­
в р а т и т с я в сплошную р ы х л у ю страшную массу. С п р о в о ж а ­
т ы м и по бокам она з а н и м а л а всю ш и р и н у дорожки, и Вера не
могла обойти л у ж и ц у самой бровки, которых не успевало
здесь в ы с у ш и т ь солнце. Алексей видел, к а к глубоко ступала
она в эти л у ж и ц ы к р о х о т н ы м и т у ф л я м и на тонких подошевк а х , и, п о е ж и в а я с ь , чувствовал, к а к у него самого зябко с ы ­
реют н о г и . . .
*
Переулок был сер и тенист от набившихся в него сумерок.
Те ж е сумерки, чуть п о в ы ш е , в о к о н н ы х стеклах и просветах
м е ж д у домами, е щ е играли всеми переливами апельсина и
пламени: вечер не хотел в ы ц в е т а т ь . Потом тени прислонились
к заборам, мостовая стала на с т р е ж н е синей — где-то над
к р ы ш а м и н а ч и н а л а с ь новолунная н о ч ь . . .
А л е к с е й и сосчитать не мог, сколько р а з он прошел туда и
обратно («взад-назад» — говорят иные) мимо Вериного дома.
У н и х б ы л огонь, в и х окне. Вера, значит, могла в ы й т и зачемлибо на улицу, либо в сад, и л и просто в ы г л я н у т ь в окошко,
мало л и ч т о . . . — и он поговорит с ней. З а й т и самому? нет, на
это у него д у х у н е станет, и с чем, спрашивается, кроме ба­
нального соболезнования, мог он к ней обратиться? (Только
два д н я п р о ш л о с похорон). Другое дело, если с л у ч а й н о . . .
Почему-то он твердо в е р и л в эту случайность именно сегодня
вечером и ходил, ходил. Дойдя до конца переулка, заворачи­
в а л за угол: здесь, на п ы л ь н о м большом пустыре, с п о л д ю ж и ­
н ы р е б я т и ш е к носились в потемках в «палочку-выручалочку».
Носились с визгом, улюлюканьем, вкусно, и он останавливал-
ся, глядел. Потом голоса и х исчезли, стало очень тихо, и он
вдруг с удивлением и почти испугом у с л ы ш а л , к а к гулко з в у ­
чат теперь в этом пустом п е р е у л к е его ш а г и — с другого н е ­
видного конца, словно в теннис ракеткой, п о д к и д ы в а л о и бро­
сало обратно и х эхо. Он попробовал с т а в и т ь не т а к с л и ш к о м
у ж прямо ступни, но это не всегда получалось, и было н е л о в ­
ко. В одну и з т а к и х попыток — он к а к р а з проходил мимо
Вериного дома и сада — там, в этом саду, р а с с ы п а л с я з в о н к и й
лай. Он з а с т ы л на месте.
— А л е к с е й . . . А л е ш а ! — п о з в а л Верин голос.
— М ы с л ы ш а л и твои шаги, м ы с Гунькой! — говорила В е ­
ра, п р и д е р ж и в а я ш п и ц а з а ошейник (а м о ж е т б ы т ь она н а ­
рочно отворачивала исхудавшее лицо от его и в темноте с и я ­
ющих глаз). — Но я ни на секунду теперь уйти не м о г у . . .
Мама все п л а ч е т . . . Сейчас будто уснула. Пойдем в сад, на
скамейку, мне надо кое-что с к а з а т ь . . .
Когда они сели, Вера помолчала минутку, к а к бы что-то
обдумывая. Потом с к а з а л а :
— З н а е ш ь , послезавтра м ы у е з ж а е м .
— Далеко?
— На Волгу, в К. Там у м а м ы сестра, учительствует в с р е д ­
ней школе. Т а к вот к н е й , . .
— Надолго?
— Надолго. М о ж е т быть, н а с о в с е м . . . — ответила она тихо,
но тут ж е , п о л о ж и в на плечо ему руку, добавила р е ш и т е л ь н е е :
— Здесь нам оставаться немыслимо, Алеша, м и л ы й . Н е го­
в о р я о разном другом, самое главное — мама совсем не м о ж е т
одна. Здесь я р и с к у ю . . . ох, д а ж е п р и мысли одной д р о ж у —
и ее потерять. Там н а м будет легче. Б у д у преподавать я з ы к
и литературу в с е м и л е т к е . . .
«А я?» — хотелось ему з а д а т ь вопрос, с а м ы й ж г у ч и й сейчас
д л я него, но вместо этого в ы ш л о :
— А институт?
— Что ж институт! — ответила она дрогнувшим голосом,
и он понял, что эта тема была, м о ж е т быть, самой ж г у ч е й д л я
н е е . — Сейчас я б ы т а м все равно н е м о г л а . . . Р а з в е после,
когда все забудется. А с е й ч а с . . . Господи! — в ы т я н у л а она
перед собой тоненькие руки, х р у с т н у в пальцами, — если б ы
кто знал, к а к а я теперь вокруг м е н я и во мне пустота! Когда
что-то внезапно потухло, ушло, и чувствуешь, что т е б я . . . что
тебе н е ч е м ж и т ь . . . — Конечно, у м е н я остались л р и в я -
занности, но привязанности это ведь н е . . . — Она вдруг обо­
р в а л а сама себя, тревожно п р и с л у ш а в ш и с ь . — Мама плачет:
надо б е ж а т ь . А л е ш а , я не хочу прощаться сейчас, позвони
з а в т р а — я с к а ж у , когда п р и е х а т ь на в о к з а л . Не огорчайся,
м о ж е т б ы т ь е щ е после и в с т р е т и м с я . . . Гунька, Гунька! —
позвала она собачку и посвистела тоненько, — Домой!!
«ЗВЕНО Ш Е С Т Н А Д Ц А Т О Е И
ПОСЛЕДНЕЕ»
Он в ы ш е л на Зубовскую, сейчас темную и пустынную;
плоский, к а к плющ, свет стенной лампочки на углу обозначал
огромное устье Садовой, т о ж е темной теперь, с потушенными
л у н а м и ф о н а р е й . Лет п я т ь н а з а д здесь об эту пору все кипело
листвой: зеленое липовое опоясье облегало Москву, — его по­
секли, п о в ы к о р ч е в а л и , п р и ж г л и конопатость асфальтом, п р и ­
т к н у л и ф о н а р и к а м и . Вероятно, кому-то к а з а л о с ь этак к р а с и ­
вей, н у ж н е й . Может быть, и в самом деле было так л у ч ш е и
привязанностью москвичей к с т а р ы м б у л ь в а р а м стоило п р е ­
небречь. «Привязанности — это ведь н е . . . » Что она хотела
сказать, Вера? «Привязанности — это не любовь?» Да, р а з у ­
меется, не любовь, поэтому они легко в ы к о р ч е в ы в а ю т с я . Впро­
чем, сейчас все легко в ы к о р ч е в ы в а е т с я — дружба, например,
да и сама ж и з н ь . Надо всем будто что-то в и с и т . . . к а к топор.
Вот и над ними — им и Верой — тоже, он чувствовал это
у ж е в первую и х встречу, д а ж е в самые солнечные м и н у т ы . . .
Море блестит, Вера п л ы в е т к нему, в с к и д ы в а я против солнца
м о к р ы е м а л е н ь к и е ладони, к р и ч и т что-то веселое, в брызгах,
а у него щемит сердце предчувствием мимолетности всего это­
го, не то беды. Хотя, конечно, он с т а р а л с я тогда т у ш и т ь т р е ­
вогу. Восхищаться. Д а ж е в с т и х а х :
«Вон туда!» — сверкнула р у к а мне
брызгами в синеву, —
«Вон на том отдохнем на камне!»
«Есть, к а п и т а н ! Плыву!»
Б л и з к и е сердцу, но к а к и е ж а л к и е стихи! Ж а л к и е — пото­
му, что не об этом мотыльковом счастье надо было писать, а
о ж и з н и , к о т о р а я не одним только м о т ы л ь к а м обрывает, в ы ­
л а м ы в а е т к р ы л ь я . Да, об этой вот ж и з н и и писать, в ы р в а в ­
шись из л ж и в к а к у ю ни на есть, пусть самую наивную п р а в -
ду, — хотя бы к К а р а м з и н у , например, к «Бедной Лизе». Вот
и писать об этих «бедных Лизах», к о т о р ы х теперь у ж не об­
м а н у т а я любовь, а нечто невпример более страшное т а щ и т в
омут, которые, з а л а м ы в а я р у к и , т о ж е восклицают « н е ч е м
ж и т ь ! » и молят, чтобы «поглотила их земля», и л и к а к это
там, в карамзинской п о в е с т и . . . О н и х и писать. Не об и д и л л и ­
ческом морском камне, горяче-шершавом, навевающем «сла­
достный сон», а о камне, которым одевают человеческую
ж и з н ь , — ледяном, сплошном и безжалостном, на котором и
двое, и четверо, и т ы с я ч и — всегда в неизменном и страшном
одиночестве. По п л е ч у б ы л а бы мне т а к а я тема? — с п р а ш и ­
вал он себя. — М о ж е т быть, и по плечу. Если б мог, если бы
только мог писать, к а к х о ч е т с я . . .
Прошел к Девичьему последний, д о л ж н о быть, ночной т р а м ­
вай, н а л и т ы й внутри синим з а щ и т н ы м светом. П р о п о л з а я под
узлами проводов, в ы ч и р к н у л искру, ослепительную, к а к
в с п ы ш к а магния, сдернувшую на мгновенье с п л о щ а д и ночь.
Алексей свернул во тьму на Садовую: надо было что-то до­
думать. . . Но тьма, чем д а л ь ш е он шел, тем заметнее синела
и т а я л а : серо-лунно, асфальтовой заводью, в ы л е г л а перед ним
улица, т а к а я ш и р о к а я , что едва р а з л и ч а л и с ь каменно-рваные
очертания домов на той стороне. Гулко несся н а д нею стук
его шагов, но эхо на этот р а з не было — з в у к о в и шорохов не
возвращал н а з а д д а л ь н и й к а м е н н ы й б е р е г . . .
7.
Таков был новый конец повести — н е м н о ж к о наивный, но
правдивый и свежий, к а к м н е к а ж е т с я (я все боялся «соста­
рить» его своими поправками и реконструкциями); главное
ж е — д о к у м е н т а л ь н ы й : Саша только сместил в р е м я
немного н а з а д — правда, сделав одну предательскую ошибку
(не знаю, бросается ли она в глаза): р а з в я з к а повести проис­
ходит у него до войны, а в з а к л ю ч и т е л ь н о й главке — С а д о в а я
вечером без фонарей, и в т р а м в а е синие лампочки.
Эти синие «противовоздушные» лампочки мгновенно напом­
нили мне собственные мои московские п р е д ф р о н т о в ы е встре­
чи и, ч и т а я С а ш и н ы к а р а к у л и , я невольно сопоставлял С а ш и ­
но и свое, вчера и сегодня, бывшее и несбывшееся никогда.
В к а н у н моего о т ъ е з д а на ф р о н т у м е н я б ы л а лекция. О ней
о б ъ я в л я л и в «Вечерней Москве», поэтому п р и ш л о порядком
з н а к о м ы х — н е столько послушать, сколько проводить. После
л е к ц и и я п р и г л а с и л кое-кого к себе. М ы в ы п и л и у ж е по не­
скольку «посошков», когда у дверей позвонили. — Вика!
— Я знала, что у вас гости, и вот р е ш и л а п р о с т и т ь с я . . . —
с к а з а л а она с горячими от т а к о й решимости щеками, но с той
милой естественностью слов и движений, которую я у нее л ю ­
бил. М ы просидели всей компанией почти до полночи, стара­
ясь, к а к это обычно бывает, смехом и ш у т к а м и п е р е к р и ч а т ь
грусть. Потом, после многочисленных т р я с к и х рукопожатий,
я п о ш е л В и к у п р о в о ж а т ь . Н о ч н а я в о е н н а я Москва была н а ­
сторожена и п у с т ы н н а : у л и ц ы темны, и небо над ними от
этого особенно звездно и таинственно. М ы ш л и к а к р а з по Са­
довой, к о т о р а я описывается в конце Сашиной повести, и —
в самом деле, к а к о й бескрайной к а з а л а с ь в потемках ее серов ы п у к л а я а с ф а л ь т о в а я ширина. О самом С а ш е по дороге было
сказано несколько беглых слов. — Да, он очень мил и т а л а н т ­
л и в ! — отозвалась В и к а на мою похвалу. — Но его надо по­
стоянно, к а к б ы это в ы р а з и т ь с я , в ы п р я м л я т ь и п о д д е р ж и ­
вать, очень много отдавать этому в р е м е н и . . .
— Что ж , ведь у вас к р е п к а я д р у ж б а ! — заметил я.
— Одной д р у ж б ы д л я этого мало, а у м е н я . . . Я т а к сейчас
занята, — з а к о н ч и л а она, вероятно, иначе, чем хотела в н а ч а ­
ле. — Ч е р е з неделю вернется из санатория папа, и дел еще
пуще прибавится...
В повести Саша поселил героиню в особнячке (для большей
поэтичности, вероятно, и чтобы п р и д е л а т ь сад). На самом деле
Вика ж и л а в новостройке, н а третьем э т а ж е . В подъезде и на
лестнице б р е з ж и л синий едва р а з л и ч и м ы й свет.
— З а й д и т е на минуточку к нам, — с к а з а л а Вика. — Я хочу
познакомить вас с мамой.
Собака, з а л а я в ш а я нам навстречу, т о ж е оказалась не
шпиц, к а к у Саши, а с т а р а я такса, по имени Д ж и л ь д а , вся в
в и с л ы х с к л а д к а х и с белыми, з л ы м и ободьями глаз. Она р е в ­
ниво облаяла меня, когда я здоровался с ее хозяйкой. У В и к и ной м а м ы были отекшие ж е л т ы е щ е к и , и подрагивала, когда
она разговаривала, голова. У с л ы ш а в мою ф а м и л и ю , она спро­
сила об одном моем родственнике, женатом, оказывается, на
ее двоюродной, либо еще д а л ь ш е , сестре.
— Мама, что ж т ы р а н ь ш е н е с к а з а л а , что м ы , выходит,
свойственники? — огорченно спросила Вика.
— Ни к чему к а к - т о было. И думала, что просто о д н о ф а ­
мильцы. . . А теперь в ы что ж е , н а фронт?
— Да, завтра.
Она т я ж е л о поднялась с кресла, ш а г н у л а к о мне, неровно
дыша:
— Ну, х р а н и вас Г о с п о д ь . . .
Потом м ы в ы ш л и с Викой на лестничную п л о щ а д к у , всю в
голубых потемках.
— Вам не к а ж е т с я , — спросила В и к а тихо, хрустнув п а л ь ­
цами, — что м ы оба п р о ш л и мимо чего-то важного, что п р и ­
н а д л е ж а л о только н а м . . . одним? . .
Я видел б л и з к о перед собой ее без р у м я н ц а горевшие щ е к и ,
такие большие и скорбные в п о л у м р а к е глаза и к а к - т о вдруг
понял, в одно с н е й д ы х а н и е — да, п р о ш л и мимо, в о и с т и н у . . .
— Встретимся ли когда-нибудь? — ш е п н у л а она еще бли­
ж е , и я, к а к тогда на озере, чувствовал ж а р и с в е ж е с т ь ее
лица. В ответ на мой поцелуй она п р и ж а л а с ь ко мне, с х в а т и в ­
шись тонкими п а л ь ч и к а м и за мои п л е ч и ; ее всю сводило от
сдерживаемых слез, от горечи и какой-то особой безжалост­
ности этой нашей в с т р е ч и . . .
К а к все перепутано в ж и з н и , трагическое и смешное!
Джильда, такса, вдруг з а р ы ч а л а у м е н я под ногами и — з а ­
лилась на всю лестницу, т о п ы р я с ь на нас своими короткими
лапами и в с к и д ы в а я в в е р х глупую у з к у ю морду. Так, помню,
и снял я с себя осторожно В и к и н ы р у к и и п о ш е л вниз по р а с пльшающимся перед глазами ступеням — под этот п р о к л я т ы й
подхваченный гулким к а м е н н ы м эхо р а з д и р а ю щ и й у ш и л а й . . .
Это « п р о ш л и м и м о » в ш о м и н а л о с ь потом н е р а з — н а
фронте, в плену, в лагерях. С к в о з ь вздох, конечно: в окопах,
тем более — за проволокой, слова «прошло», «прошли мимо»
и прочие в этом роде содержат всегда неодолимую, почти м и ­
стическую г р у с т ь . . .
Но и она в прошлом.
Теперь, когда все улеглось, когда не за горами у ж е то един­
ственное, чего миновать не может никто, — стало к а к - т о я с ­
нее, что п р о х о д и т ь м и м о у в ы ! и значит собственно
жить...
1956 г.
СЕНТИМЕНТАЛЬНАЯ
ПОВЕСТЬ
О память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной!
К.
Батюшков
1.
Эту повесть я н а ч а л в Москве! Москва! Когда, з а ж м у р и в ­
шись, произношу я это имя, я с л ы ш у московский воздух. Один
мой друг и земляк, объехавший мир, уверял, что любую сто­
л и ц у узнает с з а к р ы т ы м и глазами, если в ы с а д я т его в ней,
с к а ж е м , с самолета. По запаху. Воздух Москвы, говорил он,
необыкновенно тонко пахнет с в е ж е р а с п и л е н н ы м деревом и
ю ф т ь ю . По веснам — сиренью и ю ф т ь ю . Пахнет чисто, свежо,
к а к ни в одном другом из городов-громадин мира. Не знаю,
п р а в л и он в отношении других городов, но именно т а к о й в о з ­
д у х в д ы х а ю я, вспоминая Москву. И в и ж у ее — Москву того
времени, когда н а ч и н а л писать эту повесть. Б ы л а эта Москва
майская, предвоенная. То есть, значит, почти совсем безноч­
ная, когда на поздних в е ч е р и н к а х последняя б у т ы л к а каберне
распивалась под шопот (чтобы не в ы ш л о скандала с соседями),
а к о ф е за ней подавали у ж е — п р и сиреневой щ е л и в гардине,
в раскрытую форточку вываливался дым и втекала нежная
россыпь п р и г л у ш е н н ы х утренней сыростью звонков первого
трамвая. Потом гости уходили. И, з а м е ч а л я, если они охотно
уходили гурьбой в другое в р е м я года, — в эти весенние зори
уходили непременно поодиночке: к а ж д о м у хотелось н а д ы ­
шаться московским рассветом вдосталь, без разговоров и
суеты. И я уходил один и вбирал в себя рассвет, его сирене­
вую свежесть, его тающую сизость, ш и п е н ь е заспанного е щ е
дворницкого брандспойта, шорохи р а с т е к а в ш е й с я по т р о т у а р у
водяной струи и м ч а щ и х с я в стороны в о д я н ы х к а п е л ь , з а к у -
т а в ш и х с я в п ы л ь и песчинки, л и п к и й трепет и причмокивание
п о п а в ш и х под струю недавно в ы с а ж е н н ы х вдоль тротуаров
липок. А воздух! воздух! Он с р ы в а л с я со всех семи москов­
с к и х холмов, л и л с я в прокуренное горло вдохновительно
пестрый и п ь я н ы й , к а к к о к т е й л ь : с Кремлевского — прохлад­
ный, торжественно-бронзовый, от Нескучного — березовый, от
в з л е т а ю щ и х н а д рекою мостов — в л а ж н о - р ы б н ы й с зеленой
гранитной п л е с е н ь ю . . .
А если это м о и гости от м е н я уходили, я п р о в о ж а л и х через
весь н а ш — в т р а в е по к р а я м — поленовский дворик, до скри­
пучей, т я ж е л о й , в ж е л е з н ы х тугих воротах к а л и т к и с высо­
ким, почти до колена и потому особенно, почти символически,
уютным порожком. Если ж е гости б ы л и очень м и л ы е — п е ­
р е в а л и в а л вместе с ними п о р о ж е к и ш е л дальше, переулками
с щербатой мостовой, до Девичьего поля. Они входили в еще
синюю, сырую, еще совсем пустынную аллею, а я оставался в
устье ее, около скамейки, испещренной росой и перочинными
вздохами влюбленных, и, не садясь, смотрел, к а к голубела
лиственная глубь, и вот в ы ч е р т и л с я под с т р и ж е н ы м обшла­
гом акаций, на своей клумбе каменно-безрукий Лев Толстой,
а немного левее в с п ы х н у л над ним р ы ж и й портал недавно в ы ­
махнувшего на весь бульвар здания. На верхний к р а й порта­
ла, скалясь пушкой, громоздко н а е з ж а л танк, бронзовый
впрозелень, а сейчас — весь в н е ж н е й ш е м румянце. Очень мне
н р а в и л с я этот портал, и т а н к — особенно, и когда, о к а з а в ш и с ь
о д н а ж д ы во внутреннем з а л е р ы ж е г о здания, увидел я в окно
с к а ф е д р ы у ж е совсем близкий — рукой подать — этот т а н к
с о т щ е п и в ш е й с я сбоку истлевшей фанерой, крашеной зеленью,
я б ы л по-ребячьи огорчен, что бронза оказалась бутафорией...
А когда в о з в р а щ а л с я в свой переулок, он у ж е шевелился
спросонья: моргал то там, то тут форточкой, а то и целой
р а с п а х и в а ю щ е й с я рамой с в ы д у в а в ш е й с я вслед занавеской,
з в я к а л по к о м м у н а л ь н ы м к у х н я м прочищаемыми примусами.
В чердачном окне переднего дома на нашем дворе несовершен­
нолетний гангстер голубиного спорта, в е с н у щ а т ы й и длинно­
ш е и й В а л ь к а , то высовываясь, то исчезая, к а к часовая к у к у ш ­
ка, в ы ш в ы р и в а л с чердака белосизых турманов в п у ш и с т ы х
г а м а ш а х . Они в з м ы в а л и в у ж е солнечную л а з у р ь , сверлили,
резали, м о т а л и и р а з м а т ы в а л и ее, то растворяясь в ней, то
в з б л е с к и в а я серебряно, а Валька, выбросив последнего, дико
свистел в п а л ь ц ы вдогонку, гикал, ухал, извивался, к а к мо-
т ы л ь на крючке, т а н ц у я на х р у с т я щ е й под ним к р ы ш е голу­
биный танец команчей. Внизу, на к р ы л е ч к о в ы х о д и л в это
время В а л ь к и н в е ч н ы й болельщик — «фабрикантов сын» А р ­
темий Небедома, которого повсеместно з в а л и «Не-все-дома» и
за пол-литра п р и г л а ш а л и на п о м ы в к у полов. Не-все-дома,
устремив вверх сивую щ е т и н у подбородка и обе р у к и , к а к бы
д и р и ж и р о в а л голубиным мельканьем, опуская р у к у только,
чтобы подтянуть ш т а н ы , сползавшие с его втянутого живота,
или смахнуть слезу, н а к о п и в ш у ю с я в углу глаза от с л е п и т е л ь ного с о з е р ц а н и я . . . А из б ы в ш е й дворницкой во дворе семе­
нила мне навстречу б ы в ш а я монашка, иссушенная в в а н и л ь ­
ный стручок антирелигиозностью эпохи и ядом собственного
характера, и, издалека еще с к л а д ы в а я с ь поперек в поклоне,
пела в безгубой у л ы б к е : «Раненечко, раненечко поднялись.
Денек-то к а к о й будет п р и м е ч а т е л ь н ы й . . . А Артемий-то А р ­
темьевич н а ш — все по птичьей части: стоят, к а к угоднички
Божие, с воздетыми к небу р у ч к а м и . Голубки-то их совсем ис­
сушили!». . .
*
*
Сама повесть, к а к действительность, возникла р а н ь ш е м а я .
— В марте, помнится, потому что это к а к р а з в м а р т е на всех
перекрестках Москвы начинают торчать в корзинах, в ведрах,
в зевах киосков и раскачиваться в р у к а х п р о х о ж и х — вовсе
не красивые п ы л ь н о - ж е л т ы е цветы, н а з ы в а е м ы е мимозами,
которым только р и ф м а «слезы», повидимому, сделала р е к л а ­
му. И именно с т а к и м ж е л т ы м пучком подошла ко мне Ж е н я
на верхних н а ш и х институтских хорах. Неожиданно, потому
что в этот день у нее не было з а н я т и й . И — з а в я з а л а повесть,
И вела ее под знаком того скрытого, но безудержного кипения,
которым всегда была полна сама, — в е л а до кульминации, т о ж е
неожиданной, и оборвала ее сама ж е , когда, кроме нее, у ж е
никто не в силах был дать повести сколько-нибудь гармониче­
ского з а в е р ш е н и я . . . Но об этом после. Сейчас ж е Ж е н я подо­
ш л а ко мне (как всегда в последнее время, я еще р а н ь ш е о к л и ­
ка почувствовал шаги ее по п а р к е т у за спиной и — собствен­
ный пульс) и п о л о ж и л а р у к у с ж е л т ы м п у ч к о м на ш и р о к и е
выбеленные мелом перила.
— В ы здесь? Я вас очень искала. — Она уголками глаз по­
смотрела в сторону, где у п е р и л мог стоять еще кто-нибудь, но
где не было никого, и сама смутилась этой своей осторожно­
стью, сняла р у к у с мимозами с барьера и с досадой в ы т е р л а о
голубой свитер з а п а ч к а н н у ю мелом т ы л ь н у ю розовую поду­
ш е ч к у кисти; потом, подойдя к перилам вплотную, заглянула,
к а ч н у в ш и с ь вниз, на статую Ленина у входа в аудиторию и
ш а р к а ю щ у ю по вестибюлю студенческую суету. Только тогда
— снова повернулась ко мне, и теперь на порозовевшем лице
командовали брови — две широкие темные блесткие прядки,
не з н а в ш и е к р а с к и и щипцов, сейчас сдвинутые к переносью,
т а к что почти к а с а л и с ь друг друга пушистыми к р а я м и через
строгую поперечную складочку. — Когда в ы — домой? Можно
мне проводить вас немного? Очень н у ж н о п о г о в о р и т ь . . .
— Конечно, можно, Евгения Н и . . . — з а п н у л с я я в ответе:
Ж е н я о д н а ж д ы в специально сделанной паузе, с той особой
з а д у ш е в н о й и вместе строгой серьезностью, к о т о р а я ее отли­
чала, попросила не н а з ы в а т ь ее по отчеству. С к л а д к а м е ж д у
бровями стала глубже, а к р у т о й надменный подбородок тро­
нуло недоумение: что ж е я, забыл, что л и . . . Приподняв голо­
ву, она посмотрела сбоку, из-под ресниц: у ж не хочу ли, чтобы
попросила о том ж е е щ е р а з — терпеть не могла жеманства.
— Ж е н я ! — поправился я к а к можно деловитее, и она к и в ­
нула удовлетворенно. — Конечно, можно. Вот только Н е в с к а я
просила меня зачем-то зайти. З а й м е т это не больше десяти
м и н у т . . . — И тут ж е увидел, что она к а к будто огорчилась
этой отсрочкой — б ы л а возбуждена и л и просто з а п ы х а л а с ь ,
бегая по лестницам, только у ж два р а з а поднесла р у к у к гор­
лу, к а к бы у т и ш а я прерывистое дыхание. — Если очень спеш­
но, пойдемте прямо сейчас. Невскую можно перенести на-после.
— Нет, это хорошо — через десять минут! — сказала она и
посмотрела н а к р у п н ы е (из к а р м а н н ы х ) ч а с ы в к о ж а н о м гру­
бом браслете, надетом п о в е р х р у к а в а . Эти громоздкие часы
рядом с у з к и м запястьем и м а л е н ь к и м и п а л ь ц а м и с кое-как
под самую м я к о т ь обстриженными ногтями — о п я т ь сообщали
ей что-то нарочно, по-детски серьезное, что составляло одну
и з м и л ы х ее особенностей. — В ы ч и т а л и статью Чистякова?
Впрочем, об этом п о с л е . . . В общем — в п я т ь ноль-ноль! Я
подойду к в а м у в ы х о д а . . . — Эти т р и - ч е т ы р е последних слова
говорила она, у ж е уходя, а я поворачивался на к а б л у к а х , сле­
дя, к а к она уходила, покуда не проглотил ее у меня лестнич-
ный провал. А когда проглотил, не у д е р ж а л с я : подойдя к п е ­
рилам, з а г л я н у л вниз, на н и ж н и й ярус, где она д о л ж н а б ы л а
пройти. И действительно, тотчас м е л ь к н у л о в пролете голубое
плечо и с т р и ж е н а я с х в а ч е н н а я на з а т ы л к е гребенкой г р я д к а
р у с ы х волос. К а к много п о в ы д у м ы в а л и пословиц насчет п л а ­
тья, которое будто бы «делает людей». Д а ж е у Горького есть
что-то о том, что хороший-де костюм «украшает человека»,
дурной — «искажает его». А этот голубой м н о г а ж д ы ш т о п а н ­
ный на л о к т я х и м а н ж е т а х свитер, о б р ы ж е в ш а я по ш в а м к о ­
ричневая юбка, обтянувшая девичью в ы п у к л о с т ь бедра, —
нет, они ничего не и с к а ж а ю т , — напротив, становится ясно,
что Ж е н е н и к а к и х подчеркиваний, ничего у к р а ш а ю щ е г о к то­
му, что она есть, н е т р е б у е т с я . . .
И я т о ж е и з м а з а л ладонь о беленые п а р и л а — о то место,
где полминуты н а з а д л е ж а л Ж е н и н ж е л т ы й букетик. Уперев­
шись в них, все сторожил глазами сводчатые в н и з у пролеты.
Только потом догадался обернуться — посмотреть, не следит
ли кто-нибудь за этой неуместной в мои годы романтикой.
Увы! б ы л о кому следить: по коридору ш а г а л Ч и с т я к о в —
аспирант к а ф е д р ы русского я з ы к а , невысокий, к в а д р а т н ы й , с
мелкой по сравнению с размахом п л е ч головой и с к л а д ч а т ы м
лбом, — ш а г а л и улыбался, злодей: видел! Д о л ж е н сказать,
что он и в самом деле несет в моей повести две злодейских
нагрузки: злодей академический, к а к видно будет д а л ь ш е , он
ж е и злодей романтический, ибо всюду и неизменно — на к а ­
федре и у в е ш а л к и , на в е ч е р а х самодеятельности и комсо­
мольских собраниях преследовал Ж е н ю , которая п р и з н а в а л а с ь
мне, что боится его, к а к к р ы с . К беллетристической чести сво­
ей д о л ж е н сказать, что сам я н е п р и я з н и к Ч и с т я к о в у не ч у в ­
ствовал, — напротив: за его восторженность Ж е н е й п р о щ а л
ему д а ж е несомненную бездарность и, когда в к у л у а р а х к а ­
ф е д р ы обсуждали, к у д а его девать, п р е д л о ж и л пустить его по
античным я з ы к а м , т. е. в у ч и т е л я л а т ы н и д л я какого-нибудь
фармацевтического техникума, — единственное употребление,
на которое он годился.
К а к у ю это «статью» мог написать Чистяков, заинтересовав­
ш у ю Ж е н ю ? В стенной р а з в е газете? — Он п р о ш а г а л мимо —
теперь я р а з г л я д е л — какой-то т о р ж е с т в е н н ы й , сам себе у л ы ­
бающийся (не до меня), чуть л и н е снисходительно к и н у в
«привет!», я ж е отправился искать Невскую. До пяти остава­
лось всего семь минут. О чем хотела говорить со мной Ж е н я ?
Идет он ей, этот военный я з ы к : «пять ноль-ноль»? Ей все идет,
что она н и говорит и к а к . Где найти Невскую? В эту пору дня
она обычно располагалась в профессорской, проводя там свои
«интервью», ч а щ е всего — разносные. Я н а з в а л ее за эти р а з ­
носы «мать-командиршей», к а к о й б ы л а она и по м у ж у —
крупного чина военному (потом, в годы немецкого нашествия,
вскочил он у ж е прямо на г о л о в о к р у ж и т е л ь н у ю высоту, но и
перед войной и м я его н а з ы в а л о с ь с придыханием). Невскую,
М у з у по имени, я з н а л е щ е по институту, который м ы с ней
вместе к о н ч а л и лет п я т н а д ц а т ь назад. Тоненькая, с большим
лбом и острым подбородком, помню, она с недоверчивостью
провинциальной комсомолочки, хоть и не враждебно, т а р а щ и ­
лась на мои галстухи. Теперь ж е подбородок покруглел, и и з под него, когда Муза смеялась, предательски-уютный высо­
в ы в а л с я второй, глаза ж е смотрели покровительственно.
В профессорской М у з ы не было, и вообще не было никого. В
широченное окно уныло серело напротив слепое з д а н и е а р ­
хива — вместо окон были д л и н н ы е у з к и е впадины. И х сума­
тошно, т о л к а я друг друга к р ы л ь я м и , к а к люди — локтями,
пробиваясь в трамвай, ш т у р м о в а л и галки, к а р к а я хором, и ч а ­
совой у ворот бдительно и тревожно з а д и р а л к в е р х у голову.
М у з ы не было, но на к у р и т е л ь н о м столике перед топким к о ­
ж а н ы м креслом р а з д у в а л с я ж е л т ы й п о р т ф е л ь со знакомой мо­
нограммой, и я и д в у х р а з не поглядел на часы (до п я т и всего
ч е т ы р е минуты!), к а к Муза, вместе с запахом «магнолии»,
в п л ы л а в учительскую и — в кресло.
— Ну, с л ы ш а л т ы о Чистякове? — спросила она п р и щ у р и в ­
шись.
(Опять о Чистякове!) — Видел его только что, к а к ваксой
начищенного. Орден, надеюсь, н е дали ему з а у ч е н ы е заслуги?
— М у з а щ е л к н у л а замочком п о р т ф е л я и в ы т а щ и л а газету с
ж и р н о обведенными к р а с н ы м т р е м я колонками:
— Вот!
Это б ы л а «Педагогическая газета».
«Кто он, этот ученый?» — прочел я заголовок, а н и ж е под­
пись: Чистяков.
— Ну, кто ж е он, этот ученый? — повторил я, пробегая по
строчкам. — Нет, н е м о ж е т быть! Теперь у ж и Радов попадает
под обстрел!
— Да, да, — Р а д о в ! — к а ч н у л а головой М у з а и р а с к р ы л а
серебряный портеигарчик с тоненькими, к а к соломинка, п а п и ­
росками. — Хочешь?
— Постой: Владимир Владимирович Радов, к р у п н е й ш и й у ч е ­
ный, и о нем — Чистяков! Ведь это, по меньшей мере, нелепо!
Она выпустила дымок и с к а з а л а снисходительно:
— Не думаешь л и ты, что Ч и с т я к о в действует по своей и н и ­
циативе?
— Гм...
— Этим вопросом з а н я т сейчас профессор Лованько.
— Гм . . . (Лованько б ы л парторгом и з а в е д ы в а л кафедрой).
— То-то и «гм». Т ы с я д ь . . .
— Прости, Муза, милая, у меня срочное заседание.
— Да? — она недовольно в ы д в и н у л а н и ж н ю ю , осторожно
подкрашенную губку.
— Тогда только м и н у т у . . . Где-то я з а п и с ы в а л а . . . Вот, н а ­
шла! До сих пор нет твоих соцобязательств.
— У меня с собой. Давно приготовил.
Она развернула, посмотрела все три пункта, отреагировав
на к а ж д ы й все той ж е о ж и в л е н н о й губой. На п у н к т е первом,
в котором перечислялось то, что собственно д о л ж е н б ы л я де­
лать и без всякого соревнования, губа пренебрежительно п о выпятилась. П у н к т второй — о том, что обязуюсь в семинаре
обеспечить столько-то процентов о т л и ч н ы х студенческих р е ­
фератов, заставил губку успокоенно податься назад, а на т р е ­
тьем, в котором обещал сдать к 1 м а я небольшую работку в
«Ученые записки» (давно у ж е л е ж а в ш у ю в письменном моем
столе без употребления), губка п о д ж а л а с ь совсем удовлетво­
ренно и значительно. Муза с л о ж и л а «обязательства» и снова
прищурилась на м е н я смеющимися глазами (нет, она не была
у нас никакой «парт-тетей Мотей» и д а ж е обладала чувством
юмора!).
— Е щ е секунда: правда ли, что т ы с к а з а л о д н а ж д ы студен­
там, что если кто-нибудь не понял чего на лекции, то м о ж е т
не приходить и на консультации — все равно не поймет и там?
— Муза, что-то в этом роде я, к а ж е т с я , говорил. Плохой п е -
дагог, п о н и м а е ш ь . . . Но сейчас у меня, честное слово, ни се­
кунды времени...
— Ну-ну! — п о к а ч а л а она головой. — Ладно, перенесем этот
вопрос на следующий раз. В с е г о . . .
Э т а к а я саврасовская «Грачи прилетели» б ы л а пора весны,
только перенесенная в город, в Москву, и без снега, который
выскребли, в ы в е з л и и с а м ы й след п р и с ы п а л и золой и песком.
— Стоял сухой морозец, и в о з д у х б ы л льдист, ломался и
словно п о х р у с т ы в а л во рту. У в ы х о д а Ж е н и не было. Я про­
ш е л в д о л ь главного корпуса, з а в е р н у л за п о л у к р у г л ы й край,
к парадному подъезду. Здесь з а д у л о ветром, и я стал в нишу.
Ветер б ы л п р о н з и т е л ь н ы й , с Москвы-реки: в е т л ы перед сле­
п ы м архивом (второй р а з торчат у меня перед глазами сего­
дня!) ворошились ветками, и все те ж е галки с н е з р я ч и х окон
п а д а л и на эти ветки, р а с к а ч и в а л и с ь и, отчаянно к а р к а я , не в
силах утвердиться, в ы х л о п ы в а л и к р ы л ь я м и , к а к м о т о ц и к л . . .
Помню, в ту пору я собирался вскоре у е х а т ь на год-два и з Мо­
с к в ы в Р я з а н ь , и л и во всяком случае н а е з ж а т ь туда д л я рабо­
ты, и поэтому особенно ж и в о вбирал в себя напоследок все,
д а ж е самые мелкие, в п е ч а т л е н и я Москвы. Вот и эти галочьи
н е у к л ю ж и е к р ы л ь я в с л е п ы х г л а з н и ц а х бетонной стены и н а
голых, по-весеннему г л я н ц е в ы х , ветках, и бесснежный моро­
зец, и ветер с Воробьёвых гор — все запоминалось!
У меня у ж е растекалась по плечам та в я ж у щ а я , к а к к л е й ,
неловкость, к о т о р а я я в л я е т с я от о ж и д а н и я на холоде и — на
л ю д я х (несколько ш у м н ы х студенческих стаек просыпало ми­
мо и, хоть к а ж е т с я , з а н я т ы по у ш и своим, — а ведь всё з а м е ­
чают!), к а к в двери з а спиной повернулся к л ю ч и из о т к р ы в ­
ш е й с я щ е л и дунуло теплом и гулом голосов. Странно: я знал,
что дверь эта — только д л я университетской администрации
и гостей, но з н а л и то, что в ы ш л а из нее — Ж е н я .
— Простите, з а д е р ж а л а с ь ! — с к а з а л а она виновато, тронув
м е н я за р у к а в . — Б ы л а в деканате. У меня с е г о д н я . . . Но нет,
идемте, я д о р о г о й . . . — Д в у м я крохотными в а р е ж к а м и попра­
в и л а она с е р ы й берет, т р я х н у л а головой и, спрыгнув со сту­
пеньки, р а с к а т и л а с ь на тротуаре по ледяному я з ы к у , с кото-
рого, верно, т а к и е ж е неугомонные ноги стерли иней и д в о р ­
ницкую посыпку. — Идемте!
Нет, и эта толстая, с л и ш к о м м у ж с к а я д л я нее, к у р т к а не
портила ее ф и г у р ы , — да она и не застегивала в е р х н и х пуго­
виц, т а к что свободно голубели и двигались м е ж д у р а с п а х н у ­
тыми бортами плечи и грудь. Она почувствовала, что смотрю
на нее, и, повернувшись на н и з к и х к а б л у ч к а х , п о д о ж д а л а , п о ­
ка с ней поравняюсь.
— Сдала сегодня «хвост» по ф о л ь к л о р у . Вот и хочется р е з ­
виться. А так, вообще, нисколько н е весело. В ы знаете, о чем
я хотела с вами разговаривать? Я вас п р о в о ж у .
— Вероятно, о Чистякове. М н е . . .
— Ч и т а л и его статью? — перебила она. — Н е п р а в д а л и ,
возмутительно?
— Не ч и т а л еще. Но поговорить об этом до дома моего н е ­
хватит времени. Л у ч ш е давайте походим немного.
— Я очень з л а на него. Ведь э т о , . . — она опять скользнула
по очередной ледяной прогалинке и почти упала, чиркнув по
тротуару обтрепанным портфеликом, но ловко, к а к на к а т к е ,
сбалансировала руками. — Мне к полшестому в Музей Л е н и ­
на. . . Радов — к р у п н е й ш и й н а ш специалист по современному
я з ы к у ! Н а ш а гордость!
— Я вас п р о в о ж у до музея. Пойдемте по мостовой, там н е
скользко, и нет и с к у ш е н и я сломать себе ногу.
— И к а к и е глупые выдвигает обвинения! — п р о д о л ж а л а
Ж е н я , н е заметив этой перемены в том, к т о кого п р о в о ж а е т
(нет, заметила: по подбородку пролегла и мгновенно р а с т а я л а
к а к а я - т о горделиво-удовлетворенная тень). — Я вам дам газе­
ту. В метро. Представьте, п е р в ы й чистяковский тезис: Радов
будто б ы у н и ж а е т н а ш н а ц и о н а л ь н ы й я з ы к тем, что отме­
чает влияние на него французского, через салонные стили к а рамзинской эпохи. Второе: — она сняла в а р е ж к у с левой р у к и
и загнула близко перед моими глазами два п а л ь ц а на м а л е н ь ­
к у ю ладонь, — он приводит якобы безответственные по п о д ­
бору п р и м е р ы в своей «Грамматике», «беспринципные» —
пишет Чистяков. Например, на с у ф ф и к с «К»: с т у д е н т - к - а
и рядом: и н т е р в е н т - к - а. Н у р а з в е не ерунда? Третье: он,
Радов, будто б ы . . .
Она п р о д о л ж а л а , горячась, з а д е в а я меня н а ходу то локтем,
то плечом, и совсем рядом со мной виднелась ее розовая, з а ­
метно в ы п у к л е е обычного, скула (она б ы л а п о л у т а т а р к а , Ж е -
ня), и за скулой в с к и д ы в а л и с ь и п а д а л и ресницы; а я слушал
и не с л у ш а л , и с п ы т ы в а я то неловкое и вместе насладительное
состояние, когда о щ у щ а е ш ь говорящего с тобой не пятью, а
будто шестью чувствами, и шестое перебивает все и становит­
ся самым главным, то есть с а м ы м главным и радостным стано­
вится, что этот кто-то рядом с тобой и к тебе обращается, а со­
д е р ж а н и е слов н е в а ж н о . . .
Б ы л и ч а с ы «пик», и в дверь павильона метро на Крымской
п л о щ а д и в т е к а л а пестрая т о р о п я щ а я с я л ю д с к а я струя. С ней
потекли и м ы с Ж е н е й по длинному в молочном к а ф е л е к о р и ­
дору. Ш л и , притиснутые плечо к плечу, молча, и не знаю,
м е л ь к н у л о ли у Ж е н и , а у м е н я вдруг загорячело во-всю взбу­
д о р а ж е н н о е и счастливое чувство первой связанности двоих
друг с другом. Е щ е н и в чем не в ы р а ж е н н о й , вполне, так с к а ­
зать, неконституционной, может быть, на минуту только и
явившейся, но — связанности. Я смотрел на щ е к у с пунцовой
скулой, горячую, верно, если дотронуться, и вспоминал наше
первое знакомство. Тогда были т о ж е эти ж е вот горячие щеки,
но до «я п р о в о ж у вас, Ж е н я » — было далеко: «тогда» — было
год тому назад. То есть я з н а л Ж е н ю и р а н ь ш е : ее н е л ь з я
б ы л о не в ы д е л и т ь и з других. — Не по красоте: она, собствен­
но, не т а к у ж была и красива, но по какой-то особой п р и т я г а ­
тельности, с к р ы т о й в ее д в и ж е н и я х , в голосе, когда она гово­
р и л а . — Голос у нее б ы л из тех, за к а к и е хватаются радиосту­
дии: контральтовый, вибрирующей полноты (я с л ы ш а л раз,
к а к она о б ъ я в л я л а номера на вечере самодеятельности). Еще
б ы л в ней тот сплав силы, женственности и свежести телесной
и душевной, к о т о р ы й т а к нередок у н а ш и х девушек, но кото­
р ы й у нее б ы л к а к о й - т о особенно обаятельной концентрации.
Словом, я помнил ее е щ е второкурсницей. Встречал и на засе­
д а н и я х к а ф е д р ы , где бывала она в качестве члена комсомоль­
ского бюро ф а к у л ь т е т а . А в п р о ш л о м году, после одного засе­
дания, она ко мне подошла. На заседании этом я в ы с к а з а л с я ,
помнится, в з а щ и т у студентов, у д р у ч е н н ы х устроенным им
к а к и м - т о необычайно с л о ж н ы м диктантом. Диктант, по-моему,
с о д е р ж а л много трудностей, которые и учителей загнали б ы
в тупик. З а щ и т а неожиданно удалась, а потом, в коридоре, и
м е л ь к н у л и передо мной р а с к а л е н н ы е с к у л ы , и Ж е н и н голос
с к а з а л : «Вот спасибо! Очень хорошо выступили!» А п о т о м . . .
— потом росло и с к л а д ы в а л о с ь у нас обоих чувство осторож­
ной и несколько странной при разности лет д р у ж б ы и ж е л а ­
н и я п р я т а т ь ее от других и почти — от себя. З а т е м у м е н я это
чувство п р и н я л о ф о р м у . . . — ах, несчастный к н и ж н ы й я з ы к !
— потеряло в с я к у ю форму, п р е в р а т и в ш и с ь в нечто б е с ф о р ­
менное, отчаянное иногда, к а к «караул». А у Ж е н и — не знаю.
То есть р а н ь ш е н е знал. Теперь, когда б е ж а л и , к а с а я с ь друг
друга плечом, в борзом людском потоке по молочному т у н н е ­
лю станции «Парк к у л ь т у р ы » , — мне к а з а л о с ь , что з н а ю . . .
В вагоне метро т о л к у ч к а заслонила сверканье с т е к л а и п о ­
лировку, о к о т о р ы х п р и н я т о говорить, ж и в о п и с у я н а ш у под­
земку, и нас с Ж е н е й т а к вдавило в к р а с н о к о ж и й п р у ж и н н ы й
угол, что она едва смогла в ы т я н у т ь и расправить на чьей-то
спине четвертушку все той ж е «Педагогической газеты».
— Да я в общем смотрел у ж е , — с к а з а л я. Не очень у в е р е н ­
но, т а к к а к это б ы л о преувеличение, — но к а к не хотелось эти
семь минут до Охотного р я д а тратить на глупую статью.
«Сойдемте у Ленинской» — п р е д л о ж и л я, и Ж е н я к и в н у л а ,
опять к а к будто не заметив и п р и н я в к а к само собой р а з у м е ю ­
щееся, что мне хотелось пройти от Моховой пешком, чтобы
побыть вместе подольше. К и в н у л а , но газеты н е с п р я т а л а , —
напротив, когда спина, с л у ж и в ш а я подставкой, отделилась и
в ы л е з л а у «Дворца Советов» (самой красивой на мой в к у с по
простоте станции с белыми, похожими на с т а л а к т и т ы к о л о н ­
нами, освещенными за капителями), стала д е р ж а т ь сама перед
моим носом статью одной рукой, а другой водила пальцем по
особо в а ж н ы м абзацам. А б з а ц ы б ы л и отчеркнуты лиловыми
чернилами, и в т а к и х ж е ч е р н и л а х в ы м а з а н был с внутренней
стороны Ж е н и н п а л е ц с обкусанным ноготком, и я п о л з а л за
ним глазами по строчкам, не вполне у л а в л и в а я с о д е р ж а н и е :
опять было мне безвольно-хорошо, оттого что это б ы л ее п а ­
лец и что она сидела рядом. «Ленинскую библиотеку» м ы п р о ­
ехали. . .
Есть еще много москвичей-«консерваторов», которые и п о ­
ныне пытаются о т ы с к и в а т ь в Москве, когда надо поговорить
вдвоем, тихие уголки вроде какой-нибудь Собачьей п л о щ а д к и
или наименее к у л ь т у р н ы х а л л е й «Парка к у л ь т у р ы » вроде
Нескучного сада. Я давно у ж е , ш а г а я в ногу с индустриальным
строительством, установил, что самое подходящее место д л я
т а к и х рандеву — станция метро в часы «пик». Там м ы и про­
сидели остававшиеся у Ж е н и двенадцать минут — на краснобурой мраморной скамеище, спустившись в красно-бурый ж е
котлован смежного с «Охотным рядом» вокзала. По обе сторо­
н ы с п л ы в а л и на нас т ы с я ч е л и к и м оползнем п р и ж а т ы е одна к
другой головы; с п л ы в , в ы п р ы с к и в а л и с ь и з лестничного рас­
труба, к а к и з пульверизатора, обретая туловища, стремитель­
но б е ж а л и вправо-влево, в арки-воротца, к перронам. Проле­
т а л и мимо нас опрометью, не видя. С глухим туннельным вор­
чанием подходили поезда, в и з ж а л и тормозами, ш и п е л и пнев­
матическими дверьми; с к р е ж е т н у в моторами, убегали дальше.
Разом, к а к в р е в ю или в мейерхольдовском «Ревизоре» в сце­
не взяток, — изо всех арок-проходов в п р ы г и в а л и в вестибюль
приехавшие, к и д а л и с ь к эскалаторам, снова прессовались,
теперь у ж з а т ы л к а м и , и у п л ы в а л и вверх. И все эти ф и г у р ы
— т у д а и обратно — глядели на нас, к а к в ничто, не замечая,
— м ы б ы л и одни. А может быть (да, конечно, очень может
быть) не замечали и х м ы, но не все л и это равно в данном
случае?
Ч е р е з двенадцать минут разговор был окончен. После оче­
редного Ж е н и н о г о : «Ну, пошли!» я у ж е стоял, прислонившись
к мраморной стенке, а сама Ж е н я почему-то еще сидела, з а ­
к и н у в ногу на ногу, с р а с к р ы т о й на к о л е н я х к н и ж к о й , свисав­
ш е й вниз из р у к и . К н и ж к а эта б ы л а учебник Лованько, в кото­
ром Ж е н я о т ы с к а л а т о ж е «антинациональные» у т в е р ж д е н и я
о в л и я н и и на русский л и т е р а т у р н ы й я з ы к французского син­
таксиса. «Вот видите: у самого Лованько! А Ч и с т я к о в . . . В об­
щем, надо ему возразить. К а к следует. Это несправедливо. Мне
очень ж а л ь Радова». — «Очень ж а л ь Р а д о в а . . . Надо возра­
зить» — и б ы л о существом нашего разговора. А итогом было
то, что я согласился, по ж е л а н и ю Ж е н и , выступить против Чис­
т я к о в а и «в з а щ и т у науки» — на предполагаемом академичес­
к о м совещании («О нем говорю вам совершенно к о н ф и д е н ц и ­
ально, но, вероятно, на д н я х все равно будет объявлено», —
с к а з а л а строго Ж е н я ) . Что ж , я был учеником Радова, очень
ему предан и привести несколько самоочевидных истин в оп­
р о в е р ж е н и е чистяковских домыслов ничего мне не стоило. К
тому ж е , если устраивалось совещание, то, будь оно д а ж е толь­
ко инсценировкой, кто-то д о л ж е н ж е говорить против, х о т я бы
для в и д и м о с т и . . . Словом, разговор был окончен, и его а к а д е ­
мическая часть не интересовала меня больше. Я смотрел н а
Ж е н ю — она т е п е р ь ч у т ь п о к а ч и в а л а ногой в плотном сером
чулке с небольшой, в горошину, розовой дырочкой над щ и к о лодкой, — и соображал смятенно: на кого она сейчас п о х о ж а ,
в этой вот позе и с к н и ж к о й на коленке? Где я в и д е л ее такой?
Когда? — Вопрос потому, вероятно, и п р и в я з а л с я , что им п р е ­
одолевалось смятение: я вдруг почувствовал, что это н а ш е
подземное с Ж е н е й свидание не м о ж е т одним только деловым
разговором и кончиться. «Судьбоносное», к а к любят говорить
авторы газетных передовиц, продолжение непременно д о л ж н о
было последовать, но вот з а д е р ж и в а л о с ь . И что Ж е н я после
своего «Ну, пошли!» п р о д о л ж а е т сидеть на скамье, значило,
что и она т о ж е о щ у щ а л а неловкость. Я посмотрел искоса: но­
га в сером ч у л к е п р о д о л ж а л а покачиваться, а лицо отверну­
лось — виден самый к р а е ш е к разгоревшейся с к у л ы и п о д х в а ­
т ы в а ю щ а я русую гривку гребенка с к р о х о т н ы м блестящим
камешком. М о л ч и м ! . . От н а п р я ж е н н о с т и этого м о л ч а н и я ста­
ли вдруг необыкновенно отчетливо с л ы ш н ы г у л ы в обоих т у н ­
нелях. Вот п р и ш е л поезд слева. Б а , сколько в ы л е з л о народу!
— ц е л ы й полк! сыплют мимо и нет и м к о н ц а . . . «Га-атов!»
З а ш и п е л и двери. Тронулся!И справа, к а ж е т с я , н а т е к а е т г у л . . .
И вдруг:
— Я давно хотела спросить: в ы — что ,надолго собираетесь
в Рязань? В н а ш е м институте совсем оставите работу? — И
поднялась. Должно быть потому, что т а к легче ей было со­
хранить непринужденность. — Слишком подчеркнутую д л я
обычной Ж е н и н о й простоты: вот к а к небрежно смотрит мимо
меня, на грядку убегающих в в е р х м е ж д у текучими лестницами
фонарей, а с к у л ы п ы л а ю т , и подбородок совсем отчаянной
налился независимостью. Впрочем, если бы кто с ф о т о г р а ф и ­
ровал тогда мою физиономию, он бы и в ней не н а ш е л к а м е н ­
ного спокойствия, даром, что мне полагалось б ы т ь в ы д е р ж а н ­
нее Ж е н и на пятнадцать лет. — Я понимал, что значит Ж е н и н
вопрос — после этой п а у з ы , п о к а ч и в а ю щ е й с я ноги и горячих
щек. Охотнее всего я обнял б ы ее, милую, рядом, но д л я этого
«тихий уголок» метро н е годился никак. Да и з а Ж е н и н ы м в о ­
просом, знал я, п р я т а л о с ь с д ю ж и н у других, на к о т о р ы е одна
только ласка не могла бы ответить. Например: все в институ­
те знали, что я ж е н а т , что мне не удалась ж е н а т а я ж и з н ь , что
ж и л и м ы с ж е н о й н а р а з н ы х к в а р т и р а х , но что р а з в е д е н ы н е
были. Встречаясь, м ы теперь наперебой уступали друг другу,
р а з навсегда убедившись, что эта уступчивость нас ни к чему
не обязывает; развод ж е по м н о ж е с т в у бытовых соображе­
ний о т к л а д ы в а л с я до «пока». Это «пока» нами не выговарива­
лось, но означало н е к у ю р е ш и т е л ь н у ю перемену в судьбе к о ­
го-либо из нас. В последнее в р е м я я знал, что такое «пока»
у ж е приблизилось к биографии моей ж е н ы . Д л я меня ж е оно
было и л и отъездом, и л и . . . Где могло б ы т ь мое «пока»? Не оно
ли вот только что сидело на мраморной скамейке, покачивая
ногой в сером чулке, а сейчас стояло с горячими скулами, р я ­
дом, совсем близко, и с к а ж д о й секундой будто п р и б л и ж а я с ь
все б л и ж е и становясь чем б л и ж е , тем невероятнее? Вот оно,
моё «пока», выбитое из равновесия немыслимо затянувшейся
паузой, встревоженно и самолюбиво сдвинуло брови над пере­
носьем. — Сохраню ли я работу в Москве? — Думая об этом,
я неизменно отвечал себе, что сохраню н е п р е м е н н о , ес­
ли Ж е н ю не отправят в какую-нибудь Тмуторокань, а оставят,
например, аспиранткой п р и институте . . .
— А к а к в а ш и ш а н с ы на аспирантуру? — спросил я, и она,
полуобернувшись, посмотрела мне прямо в глаза, насторожен­
н а я этим вопросом на вопрос. Помню, весь коротенький разго­
вор т а к и п р о д о л ж а л с я : глаза в глаза, т а к что с к у п ы е слова
в з а п у с к и обгонялись невыговоренными, з в у ч а щ и м и про себя.
— Т а к - н а - т а к ! за и против приблизительно одинаковы.
— А когда ж окончательный ответ?
— Перед распределительной комиссией.
— А когда комиссия?
— Говорят, в середине м а я . К этому времени все в ы я с ­
нится . . .
— Вот тогда и у м е н я выяснится, расстанусь ли я с Институ­
том и л и буду п р и е з ж а т ь . . .
Окончила это объяснение т о ж е пауза, совсем к о р о т к а я на
этот р а з ; помню, к а к помягчел Ж е н и н подбородок и н а п р я ж е н ­
н ы й лоб, а потом она с у н у л а в р ы ж и й п о р т ф е л и к книгу Ло­
в а н ь к о и сказала, п р я ч а от меня глаза: «Теперь у ж побегу!»
У обитой медью гребенки, из-под которой в ы т е к а л а лестница,
я в з я л ее под р у к у и вместе сделали шаг. Потом лестница под
ногами с т а л а члениться, образуя ступени, и Ж е н я осталась на
одной, а я о ч у т и л с я в ы ш е , только немного к а с а я с ь ее локтем.
Вдруг она п р и д в и н у л а с ь к о мне плотнее, мне показалось, что
надменный подбородок п р и ж а л с я н а с е к у н д у к моему рукаву,
и я перестал н а какое-то в р е м я чувствовать д в и ж е н и е л е с т н и ­
ц ы : оно остановилось, и т о л ь к о молочные ш а р ы ламп, продол­
ж а л и сплывать на м е н я сверху, яркие, растекшиеся, чуть что
не задевая за щ е к у . Но тут ж е лестницу стало ровнять. Ж е н и н о
лицо подросло к моему, улыбнулось не глядя, и вот она у ж е
шагнула на медную н е п о д в и ж н у ю грань, под которую у п о л з а л а
рубчатая лента. Толчок! — Пол . . .Я едва догнал ее у в ы х о д а .
«Я вас найду в и н с т и т у т е . . . Пока!» — с к а з а л а Ж е н я , м а х н у в
маленькой в а р е ж к о й , и н ы р н у л а в ч е т ы р е х лопастную в ы х о д ­
ную в е р т у ш к у . . .
Вот и потом, и теперь я не совсем могу объяснить себе эту
сдержанность, скупоеловность нашего тогдашнего свидания,
д л я которого задним числом находил столько слов. Не знаю: в
словах, в целом ф е й е р в е р к е н е ж н ы х слов я тогда чувствовал
прямо-таки голодную потребность. И п о з ж е , когда впервые, в
майский один рассвет, стал з а п и с ы в а т ь эту сентиментальную
повесть. И — когда вернулся без надобности в красно-бурое
подземелье, чтобы увидеть еще р а з скамейку. Потом п р о ш е л
в б л и ж а й ш у ю арку, ведущую на перрон, и остановился, очень
может быть, что и м е ш а я всем. Стоял — к а к только что с Ж е ­
ней, в многолюдстве один, и во в н е ш н и й мир в к л ю ч е н о было,
верно, только одно чувство: слух, который ловил з а к и п а ю щ и й
в туннеле грохот. Не знаю, может быть, я и у л ы б а л с я д а ж е !
А когда включилось зрение, увидел прямо перед глазами с е ­
рую, в ы п у к л у ю ногу в т я ж е л о м б а ш м а к е , в ы ш е — колено и
раскрытую книгу. — Я забыл с к а з а т ь , что в ы х о д н ы е на перрон
арки этой станции б ы л и у к р а ш е н ы большими, в рост, бронзо­
выми скульптурами — крестьянин, рабочий, в о и н . . . — Бог с
ними! Но скульптура, перед которой о к а з а л с я я, и з о б р а ж а л а
девушку, с и д я щ у ю нога на ногу, за к н и ж к о й . Я едва д у х п е ­
ревел от изумления: т а к вот, с кем припоминал я сходство
п я т ь минут тому назад, г л я д я на Ж е н ю ! Конечно ж е , я много
р а з видел эту бронзовую д е в у ш к у — их б ы л о четыре здесь, по­
тому что мотивы повторялись. Конечно, она б ы л а до и з у м л е ­
н и я похожа н а Ж е н ю , а Ж е н я на нее: те ж е ч у т ь к р у п н ы е
скулы, надменный подбородок, та ж е фигура, постав головы и
— странно: та ж е «магнитная аномалия» притягательности. В
чем она? Эта, бронзовая, с лицом грубоватым, з а с т ы л ы м , у ж
вовсе н е была красавицей. Тело везде скрыто одеждой, сов-
сем скупое д е к о л ь т е , и грудь — без этого обычного, назойли­
вого, к а к п л о х а я р и ф м а , п о д ч е р к и в а н и я девичьих округлостей
и сосков под т к а н ь ю . Где нашел, в чем нашел, к а к сумел р а с ­
с к а з а т ь ее обаяние скульптор? . .
Я пропустил свой поезд, а потом, под н а п л ы в а ю щ и й рокот
следующего, наговорил каменной Ж е н е ц е л ы й ворох самых
л а с к о в ы х слов, к о т о р ы х н е с к а з а л (никогда не сказал!) Ж е н е
настоящей...
2.
Я ничего не понимаю в архитектуре. Пробовал заполнять этот
пробел: рассматривал толстые ф о л и а н т ы с иллюстрациями и
ч и т а л критиков-специалистов; в п а м я т и осталось несколько
соборов и с п о л д ю ж и н ы цитат, которыми никогда не восполь­
зовался по той ж е причине, по которой не носят ч у ж и х галстухов, если нет своего . . .
В Москве — две Ленинских библиотеки: новая, огромно-се­
р а я , с барельефной галереей по порталу, з а м ы к а е м о й М а я к о в ­
ским и Шота Руставели, и — старая, она ж е Румянцевская,
она ж е — дом Пашкова. Дом стоит н а холме, с которого сияли
теперь р е ш е т к у . Б е з р е ш е т к и стало, по-моему, лучше, к а к п р е ­
красному лицу без в у а л и . Холм д ы ш и т теперь («дышит» и бук­
вально, потому что сюда в ы в е л и вентиляционное окно д л я
легких расположенной в н и з у станции). Я ничего не понимаю в
архитектуре, но б ы л в л ю б л е н в эту архитектурную красавицу
на зеленом пьедестале, перед которой новое здание, хоть и по
последнему слову техники, просто — (гигантский солдат в буд­
ке. Такой, п р е д с т а в л я е т с я мне, в революционные п р а з д н и к и
р ы ч и т в э ф и р на особом парадном диалекте «под вождя»: Саа л д а т ы и а - а ф и ц е р ы . . . П'ариветствую и п а-зда-равляю в а с » . . .
и т а к далее.
Дней десять после разговора в метро я и о к а з а л с я в Старой
Ленинской. С л у ч а й н о : в трудовом моем конвейере того дня в ы ­
п а л о два ч а с а — н е помню теперь, к а к и х , где, почему, — и
потянуло вдруг в эту у м н у ю тишину, с непередаваемым з а п а ­
хом старой книги, п р и г л у ш е н н ы м шопотом за стойками и ш е -
лестом переворачиваемых страниц. Потянуло — к а к н а сви­
данье. Не знаю, п р и з н а в а л с я ли тогда сам себе, что я и ч а я л
свиданья: неделю не в и д е л Ж е н ю и знал, что ей на д н я х сда­
вать «восемнадцатый век» и что, значит, она м о ж е т быть там.
Б ы л впрочем и деловой повод: б и б л и о г р а ф и ч е с к а я справка,
н у ж н а я мне д л я з а в е р ш е н и я т р а к т а т а в з а щ и т у Радова. Н е ­
делю тому н а з а д состоялось заседание к а ф е д р ы . Председатель­
ствовавший Лованько «заострил» и поставил на обсуждение
«поднятый в н а ш е й прессе товарищем Ч и с т я к о в ы м вопрос о
н а у ч н ы х т р у д а х профессора Радова». Сам Чистяков сидел р я ­
дом с Лованько, н а п р я ж е н н ы й , к а к опухоль, с н е в о з м о ж н ы м
количеством п л о т н ы х складок н а лбу и у ж а т ы м и в я м и н к у
губами — это д о л ж н о было означать высокое чувство ответ­
ственности. С т а к и м ж е точно в ы р а ж е н и е м значительности,
делавшим его лицо глупее обычного, он, перед к а ф е д р о й , т е ­
ребя меня з а р у к а в , объяснял, что, конечно, знает, что я, к а к
ученик Радова, вероятно со статьей не согласен, но что знает
т а к ж е , что я настоящий советский у ч е н ы й и педагог и потому
понимаю в а ж н о с т ь передовой и откровенной критики, н а п р а в ­
ленной н а . . . — и т а к далее в том ж е влусе.
Когда Лованько кончил, Чистяков еще г у щ е п о к р ы л с я
складками, в ы с м а т р и в а я по сторонам, не будет л и в о з р а ж е ­
ний. — М ы п е р е г л я н у л и с ь с Ж е н е й , и она, нагнувшись над
р а с к р ы т ы м п о р т ф е л ь ч и к о м , с п р я т а л а т у д а усмешку. После
нудной п а у з ы Ловаиьке в о з р а з и л неожиданно ф о л ь к л о р и с т
Грушинский — сгорбленный, в академической ермолке, ж и д кобородый, п о х о ж и й на В а с и л и я Шуйского. — В о з р а з и л т а к
осторожно, словно через р е к у перебирался в ледоход, и сама
осторожность эта к а к бы п о д т в е р ж д а л а обвинение. — Я сра­
зу заподозрил, что в ы с т у п и т ь ему п р и к а з а л и сами организа­
торы. «Видите, к а к а я демократия! — ш е п н у л м н е справа до­
цент Б е л е н ь к и й , всегда иронический, л ю б и в ш и й небезопасную
шутку, — сразу и оппонент налицо» . . .
«Что ж е это за в о з р а ж е н и я ? — Смешно!» — п р и с л а л а мне
записку Ж е н я , и я подтвердил, что смешно, и в ответе п р и п и ­
сал, что обязательно хочу проводить ее до о б щ е ж и т и я . Совсем
не с л ы ш а л , что говорил Лованько: следил, к а к ч и т а л а она з а ­
писку, а прочитав, к и в н у л а и, н а к л о н я с ь снова, стала з а щ е л ­
к и в а т ь з а р ж а в е в ш и й , вероятно, замочек. А Лованько, о к а з ы ­
вается, сообщил, что н а конец а п р е л я н а з н а ч а е т с я р а с ш и р е н -
н е е заседание к а ф е д р ы по радовскому вопросу с п р и г л а ш е н и ­
ем академиков — то, о котором мне говорила Ж е н я .
Побыть ж е вдвоем н а м н е удалось: « Ж е н я , — к р и к н у л а ч е ­
р е з стол Невская, когда з а к о н ч и л а с ь к а ф е д р а , — з а д е р ж и с ь
на полчасика! Я тебя потом подвезу на машине» . . . — и я
с к р е п я сердце у ш е л один.
Эта р а з д е в а л к а с р а з б у х ш и м и в е ш а л к а м и и ожиданием, «ког­
да освободится номерок», м р а м о р н а я лестница со статуями,
к о н т р о л ь н а я ж е н щ и н а у д в е р е й — обыкновенная, к а к т р а м ­
в а й н ы й кондуктор, но в к а к у ю величественную т и ш и н у о х р а ­
н я ю щ а я вход, — сколько ж е лет, н а ч и н а я с самой безусой мо­
лодости, все это знакомо! И т а к ж е в з б е ж а л сейчас через две
ступеньки н а хоры, чтобы оттуда, перегнувшись ч е р е з перила,
заглянуть в читальный зал.
У ж е з а ж г л и л а м п ы , ж из-под н е п р о з р а ч н ы х а б а ж у р н ы х ова­
лов т е к щ е д р ы й о р а н ж е в ы й свет н а спины, п л е ч и и головы,
к у р ч а в ы е и в п л е ш и н а х , в проборах и бобриком, руки, блестя­
щ и е в е ч н ы м и п е р ь я м и и к а р а н д а ш н ы м и набалдашниками,
причудливо рассыпанную к а н и т е л ь б у м а ж н ы х — печатных, ис­
писанных и ч и с т ы х — листов и листочков, убегающую сверка­
ю щ е й строчкой через весь з а л . Нет, Ж е н и я н е у в и д е л и п о ­
ш е л в к у р и т е л ь н у ю . Вот и эта, без мебели почти, с т я ж к о й ч у ­
гунной дверью к у р и т е л ь н а я , где бойкий вентилятор взвизги­
в а е т от бессилия в ы д е р н у т ь н а р у ж у из-под потолка сизые про­
стыни дыма, — с к о л ь к о встреч и тем здесь пережито и пере­
говорено! К а к всегда, т р и - ч е т ы р е ф и г у р ы бродят в д ы м у в з а д вперед по всем в о з м о ж н ы м диагоналям. К а к всегда, в уголке,
одна против другой, к а к трилистник, з а х л е б ы в а я с ь дымом и но­
востями, цветут т р и л и т е р а т у р н ы х б а р ы ш н и . Когда я з а к у р и л
подле них, они попримолкли, потом заговорили снова, и я р а с ­
с л ы ш а л : «.. .институт имени . . . - н е к о г о . . . Р а д о в . . . » По­
том та, что стояла лицом к о мне, с м у ж с к и м бантиком-бабоч­
кой под острым подбородком, вдруг п о ш е п т а л а с ь с остальными
и исчезла. Когда ж е я т у ш и л папиросу о подоконник, — в к у ­
р и т е л ь н у ю в о ш л а Л и л я Шапиро, з а в е д у ю щ а я справочным от­
делом библиотеки.
— А м н е у ж е сообщили, что в ы в к у р и л к е ! — с к а з а л а она
(значит, л и т е р а т у р н а я б а р ы ш н я с бантиком з н а л а меня в лицо
— с к а ж и п о ж а л у й с т а ! впрочем — они знают всех), — и я р е -
ш и л а перехватить вас здесь. Расспросить: что это у вас там д е ­
лается?
М ы с Лилей б ы л и д р у ж н ы в юности: вместе, к а к и с Н е в ­
ской, к о н ч а л и институт; в агатовых ее н е в е с е л ы х г л а з а х свети­
лось сейчас, к а к и всегда, п о д к у п а ю щ е е участие, и я с удо­
вольствием встал ей навстречу.
— В ы это — про чистяковскую историю?
— Ну да, о Радове. Об этом все говорят . . .
Я рассказал ей, что з н а л и что она, по всей вероятности, з н а ­
ла и сама превосходно. Д а ж е , м о ж е т б ы т ь , и л у ч ш е м е н я : по
с л у ж б е встречалась со многими «высокими и именитыми», кто
только снисходил до посещения библиотеки, вместо того, что­
бы требовать к н и г и на дом.
— Не везет Радову! — вздохнула Л и л я . — Ч е л о в е к у ж от­
был три года н а севере, а теперь . . . Говорят, его н и к у д а н е р е ­
шаются пригласить, и он читает в каком-то институте д л я д е ­
ф е к т и в н ы х или немых. Правда? Наверное, и ж и в е т д а ж е в Мос­
кве без прописки. Когда это совещание, в ы говорите? У ж е п о ­
слезавтра? Постараюсь придти. А сейчас з а н я т а у ж а с н о . До
свиданья. Р а д а б ы л а . . . Сами в ы , наверное, и н е з а г л я н у л и
бы ко мне?
— Обязательно з а г л я н у л бы. — Видите? — я п о к а з а л Л и л е
карточку со своей темой. — С п р а в к а н у ж н а . Но и не только
ради справки, конечно . . .
— Не думаете ли в ы в ы с т у п и т ь на совещании? — сразу до­
гадалась она, прочитав, и в уголках глаз, м н е показалось, п р о ­
глянуло беспокойство.
— Думаю, а что?
— Стоит ли? Ведь в т а к и х с л у ч а я х з а щ и т а никакого з н а ч е ­
ния не имеет. Да и н у ж н а л и она Радову, ученому такого м а с ­
штаба? Тут и без вас . . . Я хочу сказать, что в а ж н ы здесь т о л ь ­
ко аргументы обвинения и откуда идет. Т а к я думаю.
— Вот и р а с с к а ж и т е подробнее, что в ы думаете и что с л ы ш ­
но в к у л у а р а х ?
— В к у л у а р а х почти все из «значительных», с кем разгова­
ривала, — на стороне Радова. И вообще мне к а ж е т с я , — она
понизила голос, — ему эта история особенно не угрожает. Ему
не то, что приписать что-нибудь хотят, а . . . к а к б ы это с к а ­
зать, — Л и л я с силой с ж а л а в к у л а ч о к х у д ы е п а л ь ц ы , — п е ­
реломить, что ли, в ы ш и б и т ь из аполитичности. Он слишком
человек науки. Но вот неизвестно: сам Лованько все это р е -
ш и л провернуть, и л и по у к а з а н и ю , и — с насколько высокого
верха? Вам, если хотите выступить, это особенно в а ж н о знать.
Я б ы впрочем, на в а ш е м месте, не в ы с т у п а л а б ы . . . Бесполезно
и т о л ь к о повредит.
— Ничего! Бог н е в ы д а с т . . .
— С м о т р и т е . . . С п р а в к у м о ж е т е п о л у ч и т ь через четверть
часа, вместо д в у х . По б л а т у !
«Ничего!» — к а к легко о т м а х н у л с я я тот р а з от мудрого Л и линого совета! И к а к скоро у ж е припомнился мне этот р а з ­
говор! . . .
Ч е т в е р т ь часа у ш л о на к р и т и к а - ф е т о в е д а , встретившегося
на хорах. И к р и т и к и Ф е т б ы л и сильно н е в моде, и я у ж а с ­
н у л с я той «нотушенности», к о т о р а я сгибала теперь этого се­
дого, с д у р н ы м д ы х а н и е м , человека: помнил его в блеске в н е ­
шности и славы. Протаскав м е н я р а з двадцать туда и обратно
по коридору, он сообщил полушопотом, оглядываясь, к а к заго­
ворщик, что н а ш е л одну «несомненно актуальную» тему д л я
исследования: историю в р а ж д ы Тургенева с Достоевским, над
которой он у ж е и п р и н я л с я работать. Я не хотел огорчать его
сомнением в актуальности Достоевского и п о ж е л а л ему успеха.
На п р о щ а н ь е — н е с ним: он у ж е спускался, горбясь, по лест­
нице, — а с Ленинской, — з а г л я н у л опять вниз, н а а б а ж у р ы ,
и у в и д е л Ж е н ю . Она, вероятно, меняла или п о л у ч а л а книги и
только что сию м и н у т у п р и ш л а : я н е мог н е заметить ее р а н ь ­
ш е . С е д е л а она совсем близко от входа, чуть л и не за тем сто­
лом, на котором стояла т а б л и ч к а : «Здесь в таком-то году р а ­
ботал Владимир И л ь и ч Ленин», — н е знаю, не видно было
сейчас таблички. А Ж е н ю было видно отчетливо, х о т ь и з а ­
г о р а ж и в а л ее чей-то м о щ н ы й соседний торс. Светился мраморно лоб и р у с ы й зачес волос с к о р о т к и м пробором-дорожкой,
убегавшим под гребенку. Странно: не з а м е ч а л п р е ж д е пробо­
ра. Очень тесно и в с е места з а н я т ы ! Со стула слева в ы ш л и !
К а к н а зло, н у ж н о у ж е у е з ж а т ь — самое б о л ь ш е е п я т ь минут
остается...
К р а с н о л и ц ы й д я д я , против Ж е н и , с орденом «Знак почета»
на мятом л а ц к а н е п и д ж а к а , покосился подозрительно, когда я
осторожно пролез н а свободный рядом с Ж е н е й стул. Перед
моими г л а з а м и л е ж а л а р а с к р ы т а я книга в обтершейся к о ж е
по углам, с к у р ч а в ы м ш р и ф т о м и ж е л т о й с ы п ь ю т л е н и я по
страницам, к а ж е т с я — «Трудолюбивая пчела» Сумарокова. На
разгибе — Ж е н и н а рука, к а ж у щ а я с я еще меньше от н а п л ы в а в ­
шего на к и с т ь голубого вязаного р у к а в а с б о л ь ш и м к о ж а н ы м
браслетом часов, п е р е д е л а н н ы х и з к а р м а н н ы х . Р у к а очень з а ­
нята: одновременно п р и д е р ж и в а е т тугой разгиб и место, до
которого прочитано. Другая р у к а быстро-быстро вписывает
что-то в к л е е н ч а т у ю тетрадь. П р о ф и л ь с н а п р я ж е н н о й п р я д ­
кой брови — средоточие работы обеих м а л е н ь к и х р у к .
П р о ф и л ь потвердел чуть-чуть, и п а л ь ц ы передо мной стро­
н у л и книгу вправо: Ж е н я почувствовала, что на нее смотрят.
А я молчал, х о т я и видел, что краснолицего это почему-то т р е ­
вожит, — я хотел, чтобы Ж е н я обернулась.
Она обернулась. — У м е н я з а в т р а восемнадцатый век, —
сказала она шопотом, после той горячей п а у з ы , когда встреча­
ются в з г л я д ы , которую н е припоминаю, ч т о б ы н е у в е л и ч и в а т ь
и без того сентиментального колорита повести, — восемнадца­
т ы й век, и я очень волнуюсь!
— Х-гм! — к а ш л я н у л краснолицый.
— Выйдем на минуточку! — п р е д л о ж и л я. — Ж е н я п о к р у ­
тила нерешительно к а р а н д а ш . Потом перевернула в к л е е н ч а т о й
тетрадке страницу, написала быстро, пододвинув т е т р а д ь к о
мне:
«Мне еще только полчаса. Хотите — пойдемте вместе д о ­
мой?»
— Да вот н а д о у е з ж а т ь . — Л е к ц и я !
— Тогда — до послезавтра. К а к в а ш е выступление? Го­
тово?
— Почти.
— Очень ж а л ь Радова. Непременно, непременно надо с к а ­
зать «за»...
— Х-гм! Х-гм!
— Пойдемте, я спрошу к н и г у з а к а з а н н у ю , — ш е п н у л а Ж е ­
ня, поднявшись.
М ы п р о ш л и к правой к а ф е д р е . К н и г и не было
старушка в
синей спецовке отрицательно п о к а ч а л а головой н а д Ж е н и н ы м
номером. Б ы л о неуютно стоять около стойки на в и д у — м ы
отошли в с т о р о н у . . .
— Кому в ы сдаете завтра?
— Дудзию. Но будет, говорят, Лованько. Ч и с т я к о в у г р о ж а л
придти.
— Это зачем?
— А к т и в . От аспирантуры. К с т а т и : после последней к а ф е д ­
ры, когда м ы с вами, помните, обменялись записками, он х о ­
дит за мной по п я т а м и порет в с я к у ю ч у ш ь . Видели: и сейчас он
— за моим столом, несколько стульев д а л ь ш е к окнам
В об­
щем — не стоит о н е м . . . Но ужасно волнуюсь!
— П у с т я к и ! все будет отлично!
Она снова п о к р у т и л а в п а л ь ц а х к а р а н д а ш . Уронила. Нагну­
лась, и п р я д к а волос отделилась от зачеса, у п а л а на розовую
скулу. Ж е н я в ы п р я м и л а с ь , подхватила п р я д к у гребенкой, ска­
з а л а нерешительно: — В ы спешите, я теперь п о й д у . . .
П е р е л и с т ы в а ю сейчас в с е эти подробности — к а к странички
в старой, записной к н и ж к е . Среди мелочей — вдруг обведенное
рамкой и л и ж и р н о подчеркнутое, что особенно помнишь. У ж е
прощаясь, я спросил:
— С л ы ш н о что-нибудь насчет в а ш е й аспирантуры?
— Нет! То есть, д а . . . То есть не такое у ж важное. — Она
вдруг необычно д л я себя смутилась и п р о д о л ж а л а скороговор­
кой. — В общем: я разговаривала вчера с Невской и она ска­
зала, ч т о если м е н я н е оставят, чтобы я не беспокоилась, что
устроят так, чтобы н е у с ы л а л и д а л е к о . . .
— Куда же?
У нее совсем пунцово в с п ы х н у л и с к у л ы , и с досады встала
н а д переносицей складочка.
— Ну, к у д а - н и б у д ь . . . в б л и ж н и е т о ч к и . . . Она сама еще не
знает, где будут м е с т а . . . В общем: до свидания. Пока!
« Б л и ж н и е точки». И к а к ж е с к о н ф у з и л а с ь ! Медленно и д я к
в ы х о д у из зала, я следил з а ней: вот обогнула к р а й стола, про­
б и р а я с ь м е ж д у с т у л ь я м и в приглушенном а б а ж у р а м и полусве­
те. Вот опустилась в н и з , и снова в ярком световом овале мраморно з а б е л е л и лоб и в з м е л ь к н у в ш и е р у к и . Несколько стуль­
ев д а л ь ш е — да, вот он, Чистяков! Н а п р у ж и л в мою сторону
с к л а д к и и р а з г л я д ы в а е т ! « Б л и ж н и е точки»! Моя Р я з а н ь — то*
ж е « б л и ж н я я точка». Всего ч е т ы р е часа езды. Да, т о ж е «ближ­
н я я точка» . . .
Я з а б ы л з а й т и к Л и л е за справкой.
*
Я з а б ы л з а й т и к Л и л е з а справкой и потом долго и з в и н я л с я
по телефону, и Л и л я по т е л е ф о н у ж е передала мне заголовки
д в у х н у ж н ы х статей. Еще одна, предпоследняя перед совеща-
нием, ночь — и мое в ы с т у п л е н и е в з а щ и т у Радова было готово.
Часа в три утра, подобрав п о п о р я д к у листочки, черствым от
курева горлом п р о ч и т а л я написанное вслух, ч т о б ы проверить
время. — В ы ш л о н а д в а д ц а т ь минут и, к а ж е т с я , в ы ш л о э ф ­
фектно. В п р о ч е м . . . — С этим «впрочем», помню, н а ч а л с я н е ­
в н я т н ы й еще, к а к к о м а р и н ы й звон, скепсис.
— Чем собственно достигался э ф ф е к т ? Цитатами, в к о т о ­
р ы х доказывалось, ч т о Р а д о в неповинен в п р и п и с ы в а е м ы х ему
ересях? Но кто ж е из п р и г л а ш е н н ы х на совещание в этом со­
мневался? Стоило ли, х о т я б ы и э ф ф е к т н о , ломиться в о т к р ы ­
тую дверь? Нет, острие моего т р а к т а т а составляли вовсе не ц и ­
таты, а о б л и ч е н и я , разгром и чистяковской статьи и Л о ­
ванько. Тут в ы с т у п л е н и е било в цель. С треском. Не слишком
ли с большим треском? Эти ш п и л ь к и во многих местах, д в е три остроты — н у ж н ы они? — «Бесполезно и повредит» — с к а ­
зала Л и л я . . . Ч и с т я к о в и Лованько т о ж е не в е р я т в свои об­
винения. З н а ч и т и здесь — о т к р ы т а я дверь. «Бесполезно и п о ­
вредит» . . . Скепсис у ж е н е з в е н е л по-комариному, он ж а л и л .
Коварное «повредит» в з м ы л о , к а к р а к е т а , оставив хвостом за
собой п о д л ы й т р е в о ж н ы й зуд. Помню, я снова в к л ю ч и л н а ­
стольную лампу, от которой у ж е ломило в о лбу. З а к у р и л , п е ­
релистал листки. Да, конечно, фельетон, а не академическое в ы ­
ступление! — Долой это, и то вон т а м — т о ж е долой! И — все
равно н и к у д а не годится! Все равно в ы п и р а е т протест в о о б щ е : против т а к о г о обращения с наукой, т а к о й к р и т и ­
к и . . . Все т а к и поймут. И если не п р и к и д ы в а т ь с я б р а в ы м сол­
датом Швейком, то выступать по этому делу, в котором кого-то
хотят «переломить», немыслимо. Радову не принесет это ни м а ­
лейшей п о л ь з ы . Меня, мои п л а н ы , самые заветные, — пустит
по ветру... Нет, категорически: в ы с т у п л е н и е состояться не м о ­
жет и н е д о л ж н о ! Я точас п р е д с т а в и л себе аудиторию, лица,
Ж е н и н ы в ы ж и д а ю щ и е глаза. — Н е м о ж е т и не должно?
— Помню, стало мне д у ш н о . Т о л к н у л ф о р т о ч к у — никакого
воздуха! Осторожно, чтобы н е разбудить Полю, прислугу,
спавшую в прихожей, в ы ш е л ч е р е з тамбур парадного в п а л и ­
садник. Там тесно и путано к у с т и л а с ь сирень. Н а утреннем
небе, к а к тушью, рисовались ее п е р в ы е листья-сердечки и —
острыми стрелками — будущие гроздья цветов. М е ж д у стрел­
ками и сердечками тек зеленоватый весенний ж и в и т е л ь н ы й
воздух. На секунду показалось: у т р о в е ч е р а мудренее. Спать!
— Нет, вот у ж оно и тут, утро, и нисколько не д е л а е т с я м у 7в
д р е н е й . . . В з д о х н у л и спугнул к а к у ю - т о птицу: в ы п о р х н у л а
из-под сиреневых сердечек на к р ы ш у с а р а я и т о ж е с к а з а л а
в з ъ е р о ш е н н о : спа-ать!
Вернулся, поставил б у д и л ь н и к на десять, з а р а н е е зная, что
не понадобится: придет б е с с о н н и ц а . . .
Странно: одни эпизоды той беспокойной п о р ы словно бы в ы ­
т а т у и р о в а н ы в памяти. От других — нет почти ничего. От само­
го совещания, например, — только воспоминание о нетерпели­
вом, ноющем о ж и д а н и и конца: чтобы в ы р в а л и и з тебя, худо
ли, хорошо, к а к в ы р ы в а ю т зуб, — тревогу. И з впечатлений
з р и т е л ь н ы х остались лица — множество с сомкнутыми губами
говорящих лиц. Первое лицо, которое я увидел в субботу, пе­
ред кабинетом марксизма-ленинизма, где д о л ж н о было состо­
я т ь с я совещание, б ы л о Ж е н и н о . Ж е н я выходила и з дверей к а ­
бинета с высокой стопкой к а к и х - т о брошюр — такой высокой,
что она п р и д е р ж и в а л а стопку подбородком. В глазах, смотрев­
ш и х на м е н я исподлобья, б ы л и радость, возбуждение, почти
обожание. — Почти, потому что д л я этого чувства Ж е н я б ы л а
слишком самостоятельна. Но б ы л о ясно: она горда сейчас на­
ш е й д р у ж б о й и тем, чего ж д е т от м е н я . . . Сильнее всего на
свете х о т е л я (и в бессонницах своих все п р и д у м ы в а л — как?)
не обмануть "в этот вечер ее о ж и д а н и я : еще до совещания
р а с с к а з а т ь ей о сомнениях. Но з а д е р ж а т ь ее теперь, с книга­
ми, н е л ь з я было, да и народ подходил. «Вы до н а ч а л а освобо­
дитесь?» — спросил я ее вполголоса. Она чуть подкинула стоп­
к у на р у к а х : «Вот видите! и еще две т а к и х успеть надо». И т и ­
х о : «Поговорим после вашего в ы с т у п л е н и я . Я подожду вас» . . .
И п о б е ж а л а со своей стопкой. Да, д л я нее все совещание в к а ­
кой-то степени было п р е ж д е всего — мое в ы с т у п л е н и е . . .
В кабинет у ж е входили, р а с с а ж и в а л и с ь . Коридор все напол­
н я л с я и н а п о л н я л с я с лестницы. П р о м а р ш и р о в а л мимо Ч и с т я ­
к о в и, х о т ь всегда подходил к р у к о п о ж а т и ю , сейчас только
п р о д о х н у л ч е р е з с к л а д к у губ «Привет!». Т о ж е ж д е т моего в ы ­
с т у п л е н и я . Ясно! Но чтобы это было ясно и читателю, надо
р а с с к а з а т ь о в ч е р а ш н е м разговоре с Музою. — Вот она, кстати,
«взошла», к а к солнышко, по п а р а д н о освещенным ступеням, а
за п о л н ы м и ногами ее, снизу, в с п л ы л и седоватая грива и п л е ­
ч и Лованько. О т х о ж у по коридору, чтобы не пришлось заго­
в а р и в а т ь . Вчера обоих их з а с т а л в профессорской. Увидя ме-
ня, сделали вид, что ничего не обсуждали, и Лованько з а к р и ­
ч а л : «А, р я з а н е ц ! Неплохо п р и д у м а л : к о н ч и л л е к ц и и — п о ш е л
себе р ы б а л и т ь на т и х у ю Оку. З а в и д у ю . У ж и в е т с я он там, в
тишине-то? К а к думаешь, Муза?»
— В р я д л и . . . — с к а з а л а Муза, щ у р я с ь на меня неодобри­
тельно (теперь мне показалось, что до моего п о я в л е н и я р а з г о ­
варивали они именно про меня).
— А может, — усмехнулся Лованько значительно, — посо­
бить ему как-нибудь, чтобы не скучно одному было? В общем
разговаривайте, разговаривайте. Я п о ш е л . . .
— Да нет, разговора у нас н е намечалось, — в о з р а з и л я ему
вдогонку («что это з а «пособить»?).
— Пожалуйста, не говори за других! — в о р ч л и в о с к а з а л а
Муза. — Это д а ж е и н е в е ж л и в о : у м е н я к а к р а з з а п л а н и р о в а н
разговор с тобой. Серьезно, Алексей Ф и л а т о в и ч . Садись вот
с ю д а . . . У тебя сейчас семинар? — коротко, в д в у х словах: т ы
завтра думаешь «защищать» (она выговорила это с большим
пренебрежением) Радова? Н е т а к ли?
— Откуда т ы в з я л а ?
— Откуда б ы то н и было. Д у м а е ш ь и л и нет?
— Ну, предположим, думаю. Что тогда?
— Ничего. Дискуссия свободдая, и это твое право. Я хотела
только с к а з а т ь , что от к а ф е д р ы у ж е есть в ы с т у п а ю щ и й «за»
— К р у ш и н с к и й . . . (она внимательно поискала н а моем л и ц е
в ы р а ж е н и я сомнения в том, м о ж н о ли считать Крушинского
чему-нибудь оппонентом, но я нарочно и бровью н е повел, и
она в ы н у ж д е н а б ы л а в о з р а з и т ь себе сама). Да, он не блестя­
щий оратор, и я нарочно с н и м говорила, чтобы с к а з а л поубе­
дительнее и без к а ш и во рту. Во всяком случае о ф и ц и а л ь н ы й
оппонент есть.
— Ну, и . . . ?
— Н у и второе. По-товарищески, м е ж д у н а м и . . . — Она
т к н у л а в пепельницу папиросу и в з я л а мою р у к у в свою —
небольшую, цепкую, с в ы к р а ш е н н ы м и б е л ы м л а к о м ногтями.
— Почему т ы думаешь, что Р а д о в а необходимо з а щ и щ а т ь ?
— К а к «почему»? Потому что Ч и с т я к о в в с т а т ь е своей порет
вздор. В о т . . . — я в ы н у л и з к а р м а н а несколько к а р т о ч е к с ц и ­
татами и з радовских книг и п о к а з а л н а п о д ч е р к н у т ы е к р а с ­
ным к а р а н д а ш о м строки. — Вот места, в к о т о р ы х Радов гово­
рит совершенно обратное тому, в чем его обвиняют, и . . .
— Это не в а ж н о ! — перебила Муза. — П о к а ж и - к а . . . («не­
важно», а к а к заинтересовалась моими выписками!). — Это не
в а ж н о ! В а ж н о другое: т ы знаешь, я т о ж е училась у Радова и
ценю его не меньше, чем ты. Однако, если вопрос поставлен в
прессе и так далее, значит об этом люди думали. Понимаешь:
ду-ма-ли! Никто не собирается шельмовать Радова, к а к уче­
ного, ни п р и ш и в а т ь ему н е п р и я т н ы х дел, н о . . . — она преболь­
но с ж а л а мою р у к у и п р о д о л ж а л а сквозь зубы, вдруг покрас­
нев: — Пойми: н е л ь з я почти четверть в е к а после победы со­
ветской в л а с т и писать о я з ы к е так, будто Октябрьской рево­
люции, Маркса, Энгельса, Ленина никогда н е существовало'.
Нель-зя!! Впрочем — она ослабила п а л ь ц ы , — я уверена, что
т ы это сам отлично понимаешь. И потому говорю по-товари­
щески: в о з д е р ж и с ь завтра.
— А если я все-таки? . . Опасно?
Она отпустила мою р у к у совсем. — Нет, просто глупо. Голову
тебе, конечно, никто не откусит, н о . . . Заметь: к а ф е д р а и парт­
организация к р е п к о тебе идут навстречу. Во многом, чего, мо­
ж е т , и н е предполагаешь («опять намек?»). И если отвернутся
— очень почувствуешь. Учти.
— Учту.
— Эх, Алексей Ф и л а т ы ч , Алексей Ф и л а т ы ч ! — п р о т я н у л а
Муза баском, в с т а в а я и потягиваясь, т а к что шевельнулись в
н а т я н у в ш и х с я п е т л я х пуговки на груди. Эта п р и с к а з к а у мно­
гих известных мне парт-тетей и парт-дядей носила вполне ц е ­
леустремленный х а р а к т е р : за ней следовала обычно анкета
д л я вступления в ВКЩб), которых л е ж а л о у меня дома не
меньше п я т и . Сейчас однако н и к а к и х а н к е т н ы х намеков Муза
не предприняла.
— До завтра! — с к а з а л а она.
Вот к а к о й б ы л разговор!
Лованько о т к р ы л совещание, сам себе передал слово и гово­
рил, г о в о р и л . . . По временам, когда обращался к аудитории с
особой задушевностью, — прочесывал пятерней седевшую
свою гриву, п о х о ж у ю на мейерхольдовскую, но — ох, сколь не
гениальное в е н ч а ю щ у ю чело.
В кабинете было тесно: за столами, в центре — приглашен­
ные, вдоль стен, на стульях, — местные, н а ш и сплошным ба-
гетом лиц. Я у ж е говорил, что от того вечера запомнились мне
главным образом лица: прямо передо мной, в небольшой н и ­
ше напротив, бледнее обычного лицо Радова, — его з а г о р а ж и ­
в а л и головы сидевших б л и ж е академиков Обновского и Ч е р пы. Справа от меня, стульев через пять-шесть, — с к л а д ч а т ы й
лоб и щ е к и Чистякова, д а л ь ш е — насмешливое лицо Б е л е н ь ­
кого, еще д а л ь ш е , это у ж е подле Лованько, — строго п о д ж а ­
тые губы М у з ы . Самое в а ж н о е , самое значительное д л я м е н я
лицо т о ж е пряталось за ч у ж и м и головами: Ж е н я села у самой
двери, ей надо было сильно н а к л о н и т ь с я вперед и л и встать,
чтобы м ы могли встретиться глазами. Отчего-то мигало э л е к ­
тричество в м а т о в ы х л и л и я х большой люстры, — после бессон­
ницы и томления д у х а перед совещанием миганье это действо­
вало, к а к в з в и з г . . . Лованько, видимо, т щ а т е л ь н о готовился к
выступлению: основной упор довольно ловко с д е л а л на п а р ­
тийности н а у к и и ценности метода, оплодотворенного д и а л е к ­
тикой. Затем п о х в а л и л академика Обновского за патриотич­
ность и з ы с к а н и й о «Русской правде», а академика Мещанино­
ва, котировавшегося в то в р е м я на б и р ж е генеральной линии
марксистом, — за новаторство. Все это, по с м ы с л у его речи,
противостояло рутинной методологии Радова. К а к о п ы т н ы й
пропагандист, свои з а к л ю ч е н и я огородил он т а к густо рогат­
ками авторитетов, что в о з р а ж а т ь ему, не зацепив за эти рогат­
ки, было трудно, к а к п р и игре в б и р ю л ь к и .
Лованько еще не кончил, к а к я у ж е п о л у ч и л записку от Ч и ­
стякова и, повернув голову, встретил его лицо — с к л а д к и н а
лбу т а к и ходили ходуном: он волновался. — «Будете ли в ы
выступать, А. Ф.? Если нет, — я т о ж е не буду». — стояло на
выдранном второпях и з блокнота листочке. Вот к а к р а с к р ы ­
в а л свои к а р т ы ! Я с особым удовлетворением написал на обо­
роте: «Еще подумаю!» и пустил з а п и с к у обратно по р у к а м .
К а к и следовало ожидать, после пролога Лованько никакого
«оживленного обсуждения», к а к п и ш у т репортеры, не п о л у ч и ­
лось, и в ы с к а з ы в а н и я р о ж д а л и с ь медленно и со скрипом. С к а ­
з а л что-то о н а у ч н ы х заслугах Радова академик Черпа; 0 6 новский сухо отвел п о х в а л ы научному своему патриотизму;
узкий, к а к спаржа, Мещанинов поскорбел о замедленности
проникновения марксизма в языковедение. С л у ш а л и и х с н а ­
п р я ж е н и е м и, к а ж е т с я , с разочарованием, я особенно: никто и з
них д а ж е мимоходом, локотком, не коснулся расставленных
Лованько рогаток — не в з я л под сомнение ни самого обвине-
ния, н и его тенденции. (Впрочем, академикам было чего осте­
регаться: всего год тому назад, в этом ж е зале, выносились р е ­
золюции о «суровом наказании» д л я нескольких институтских
профессоров; р е з о л ю ц и я м т о ж е предшествовало «осуждение
метода», и все это п о м н и л и . . . А я-то предполагал сперва
строить свое выступление н а «обличениях»! Хорош бы б ы л ! . .
З а академиками наступила н у д н а я пауза, когда после в о ­
проса «кто просит слова»? присутствующие начинают слоить­
ся, к а к пудинг: одни, знающие, что от н и х речей не ожидает*
ся, беззастенчиво ш а р я т глазами ораторов, сами ж е эти в о з ­
м о ж н ы е ораторы — актив — с отсутствующими лицами р а з м и ­
нают п а л ь ц а м и папиросы. Переглянувшись с Лованько, п а у з у
оборвал К р у ш и н с к и й : в ы п о л з и з к р е с л а под ж е л т у ю на в ы ­
сокой подставке л а м п у и, близоруко перебирая старческими
п а л ь ц а м и листки, з а ч и т а л свою з а щ и т у . Сгорбленный, в ч е р ­
ной ермолке, он под кругом а б а ж у р а был п о х о ж на бактерию,
р а з г л я д ы в а е м у ю в микроскоп. И почти с р а з у ж е , к а к он н а ­
чал, мне стало ж а р к о от волнения: К р у ш и н с к и й меня обкра­
д ы в а л ! Объяснюсь, если не говорил у ж е этого где-нибудь в ы ­
ш е : я ш е л на совещание с твердой решимостью в о з д е р ж а т ь с я
от в ы с т у п л е н и я . Решимость исчезла, к а к только увидел я Ж е ­
нино воодушевленное лицо, и я перерешил, что выступлю, но
т о л ь к о в п р е д е л а х подобранных цитат. К р у ш и н с к и й в ы б и в а л
почву из-под этого р е ш е н и я : то, что он читал, и были м о и
цитаты, — одна з а другой ц и т а т ы из тех, которые я с т а к и м
упорством в ы и с к и в а л . Оставалось всего две, собственно — д а ­
ж е одна, но т а к а я полноценная, что к ней можно было п р и ц е ­
п и т ь с а м ы й короткий пояснительный поводок — и в ы с т у п л е ­
ние было бы готово. Я б ы л почти совсем спокоен, совсем у в е ­
рен, что К р у ш и н с к о м у не о т к р ы т ь ее в том печатном з а к о у л ­
ке, где н а ш е л ее я. И вдруг вспомнил Музу: к а к внимательно,
почти х и щ н о рассматривала она в ч е р а мои заметки. Могла
о н а . . . Ну, конечно ж е ! это ведь у н и х — н о в а я этика, в к о ­
торую они честно в е р я т . В данном с л у ч а е это н а з ы в а е т с я —
вмешательством к о л л е к т и в а , чтобы направить, предотвратить
« д р у ж е с к и » . . . А средства б е з р а з л и ч н ы . В б е з р а з л и ч и и средств
и новизна всего. Что поделаешь: в с я к а я революция, з а т я г и ­
ваясь, р о ж д а е т д е г е н е р а т о в . . . П р о к л я т и е ! К р у ш и н с к и й п р о ­
ч е л и эту цитату, ограбив м е н я до нитки. Если что-либо было
мне т е п е р ь ясно, т а к это то, что без цитат в ы с т у п и т ь мне н е ­
мыслимо. Импровизацией, этим единственным подлинным да-
ром речи, я не в л а д е л : все самые у д а ч н ы е свои л е к ц и и состав­
л я л заранее. Говорить без подготовки умел только в р а з д р а ­
жении, но к а к р а з оно-то и б ы л о сейчас вполне н е ко двору.
К р у ш и н с к и й , кончив, снова с п л ы л в свое кресло, и мне ста­
ло ясно, что именно теперь, после него, ш л а очередь м о е г о
выступления. Все, кто этого в ы с т у п л е н и я о ж и д а л , у ж е смо­
трели в мою сторону. К р о в ь сначала т о л к н у л а с ь в лицо, потом
куда-то о т х л ы н у л а , и я т а к и сидел до конца этого ж у т к о г о
вечера с л е д я н ы м и руками. В п е р в у ю невыносимую п а у з у спас
меня ленинградец Смолокур (мир его праху, умер у ж е теперь!)
Его речь б ы л а энергичнее всех произнесенных ранее, в з а к л ю ­
чение он р а з р е ш и л себе д а ж е и пинок — и з тех, к о т о р ы м и я
вначале предполагал уснастить свое выступление. «Товарищ
Чистяков, с к а з а л Смолокур, обвиняет профессора Радова в
беспринципности примеров, п р и в е д е н н ы х в одной из его книг,
где поставлены рядом: с т у д е н т - к - а и и н т е р в е н т к - а. Но здесь сопоставляется не смысл слов, а только з н а ч е ­
ние суффикса. В е д ь если я с к а ж у , например, что ф а м и л и и
Р а д о в и Ч и с т я к о в имеют общий с у ф ф и к с «ов», это не
значит, что я хоть на минуту — он усмехнулся — сравниваю
ученого Радова с Ч и с т я к о в ы м » . . .
По стенам захлопали, и Лованько п о д н я л с я несколько торо­
пливее обычного.
«Есть е щ е желающие?» — спросил он с той непередаваемой
интонацией, которая говорит, что ж е л а ю щ и е более у ж н е ж е ­
лательны, и т а к и з а с т ы л в ожидании с поднятой в в о з д у х в о ­
просительным з н а к о м рукой.
Возникла в т о р а я о т ч а я н н а я п а у з а . Страннее всего было, что
я, мгновенье тому н а з а д не допускавший и м ы с л и в з я т ь слово,
сейчас вдруг почувствовал, что колеблюсь. Не з н а ю : м о ж е т
быть, расшевелил м е н я т а к смолокуровский задор, и л и —
сверкнуло откуда-то, к а к зарница, тревожное лицо (вот с о в ­
сем не помню, в самом деле наклонилась Ж е н я мимо загора­
ж и в а ю щ и х голов, и л и я только у г а д ы в а л это), но д р о ж ь т а к
и трясла меня, т а к и подмывало встать и сказать: «Да, п р о ш у
с л о в а » . . . И — к а к в воду с в ы ш к и !
Эта пауза! Передать ее вибрацию мог бы р а з в е что к и н о ­
оператор. Он з а с н я л б ы одни глаза и лица. Л и ц а и глаза. —
Чистяковские, настороженно обмигивающиеся под н а л и т ы м и
кровью с к л а д к а м и лба; прищуренно-иронические г л а з а Б е ­
ленького, м а л е н ь к и е и п о д о з р и т е л ь н ы е — М у з ы . И наконец —
самые з н а ч и т е л ь н ы е д л я меня тогда — горячие, нетерпели­
в ы е Ж е н и н ы глаза. Потом кинооператор снял бы крупно
Лованько с повисшей в в о з д у х е пятерней. Он не смотрел на
меня, Лованько, но я чувствовал, что зацеплен за какой-то из
этих настороженных, в ы ж и д а ю щ и х пальцев, к а к какой-ни­
будь альт — з а палец д и р и ж е р а . Далее оператор п о к а з а л бы
мое, ж а л к о - н е р е ш и т е л ь н о е , лицо и — опять глаза, б о л е е
к р у п н ы м п л а н о м . Еще р а з Лованько — и еще р а з г л а з а, теперь, м о ж е т быть, только одну п а р у глаз: недоуменных,
с искрами негодования н а д п ы л а ю щ и м и скулами. СОВСЕМ
КРУПНО!
— Нет ж е л а ю щ и х ? — з а к л ю ч и л Лованько, — и все глаза от­
вернулись. — Слово предоставляется профессору Радову.
Я совсем не помню, что именно говорил Радов. Помню т о л ь ­
ко его лицо с п о л у з а к р ы т ы м и глазами (у него б ы л а привычка
приспускать веки, когда говорил), с у с и л и е м спокойное
лицо т р а в и м о г о . Г л я д я тогда на это лицо, я подумал, что
во всех «защитах» на этом совещании, к а к и в обвинениях,
именно вот это оскорбленное ч е л о в е ч е с к о е , личное, пренебрегалось, обходилось совсем, к а к будто его и не было. И
еще подумал: прогнать это в ы р а ж е н и е затравленности к а к р а з
и можно было вполне «бесполезным» выступлением, х о т я бы
и вовсе без цитат, но и без оглядки на целесообразность и по­
следствия. И в ы с т у п л е н и е это и было б ы самое ц е н н о е . . .
М ы с л ь эта отстоялась и стала отчетливой у меня у ж многомного п о з ж е , — тогда ж е она только м е л ь к н у л а мгновенно,
к а к сквозняк, и п р о п а л а . Я только быстро протискался м е ж д у
столами к Радову, с т о я в ш е м у одиноко у своей ниши, и п о ж а л
ему руку. Потом — обернулся к двери, где сидела Ж е н я и
где ее больше не было.
С бьющимся к а к попало сердцем обошел коридор, сбежал
в р а з д е в а л к у . Ж е н и не было и здесь. П р о п и х и в а я р у к у в ш и ­
рокоплечий р у к а в пальто, спросил вполголоса Б е л е н ь к и й :
— А я с л ы ш а л , будто в ы собирались к у с а т ь с я за Радова?
А? И л и о т с т а в и л и . . . с т р а х а ради иудейска?
Не знаю, к а к я посмотрел на него, но привычное ирониче­
ское в ы р а ж е н и е стерлось с его лица мгновенно.
— Ш у ч у ! — с к а з а л он. — Одесситы — ш у т л и в ы й народ. —
И еще т и ш е : — Но все понимаю и с о ч у в с т в у ю . . .
Нет, у подъезда Ж е н и н е оказалось. Исчезла.
3.
Ж е н я исчезла вообще с моего неба. То есть в те два дня,
когда бывал я в институте, нигде не м е л ь к а л голубой ее сви­
тер, и д а ж е з а г л я д ы в а я в аудитории, где могла бы она быть,
не заставал я ее. А на доске объявлений прочел о д н а ж д ы
свернувшееся на кнопке ,как лоскуток бересты, какое-то и з в е ­
щение с ее размашистой подписью — свежей, по дате судя.
Вывод сделать было н е т р у д н о . . .
К а к рассказать д а л ь ш е , чтобы в ы ш л о и искренне, и не ба­
нально: увы, это почти синонимы! — Припоминаю, что я н и ­
сколько не чувствовал перед Ж е н е й виноватости, н и д а ж е н е ­
ловкости. Напротив: ее очевидный бойкот сердил меня. К а к !
н е у ж е л и она не видела, что в ы с т у п л е н и е мое в з а щ и т у Р а д о в а
было бы бессмыслицей и принесло б ы нам только осложнения
и неприятности (я т а к и говорил иногда «нам», р а с с у ж д а я сам
с собой). Да, я почти негодовал, но кислороду мне без Ж е н и
нехватало, и я стал з а д ы х а т ь с я . В н а ч а л е крепился, и мне, на­
пример, казалось немыслимым позвонить в общежитие: там
старались угадать голос, приставали: кто? кто? с к а ж и ! — И
у ж е через два д н я позвонил. — Ж е н и не было. Е щ е м е н ь ш е
допускал я — письмо. И написал. Очень короткое и сухое, но
просил встретиться в дни моих з а н я т и й и л и ответить т о ж е
письмом. Д о ж и д а я с ь этого ответа, пропустил одну из загород­
н ы х своих л е к ц и й . . . Но ответа не было. А потом п р и ш е л
Май...
#
#
Это б ы л п е р в ы й из двадцати с чем-то московских Первомаев, который я просидел дома. Писал и к у р и л . К у р и л и писал,
а когда п р и о т к р ы в а л форточку, в л е т а л в нее воздух, с м е ш а н ­
ный с солнцем и звоном д а л е к и х оркестров, и становилось
одиноко. З а рубежом часто п и ш у т о принудительности этих
праздничных процессий. Н е знаю ,может быть, в ноябре —
там п р а з д н и к иногда приходится в самую слякоть, но Первого
м а я . . . Н у ж н о л и принуждение, чтобы в ы м а н и т ь людей, если
у н и х нет ф л ю с а или р а з м о л в к и с любимой, к о т о р а я сегодня
начальником колонны, — чтобы в ы м а н и т ь людей с и х тесной,
скукой поросшей, ж и л п л о щ а д и — в сиреневую рань, всегда
солнечную, н а свежий, д ы м я щ и й с я от поливки а с ф а л ь т улиц,
особенно ш и р о к и х и в о л ь н ы х , потому что — без трамваев и
автобусов, где загорелым шагом, белея и голубея майками, те­
чет спортивная молодость; и неспортивная, без загорелости,
но — т о ж е в яркости л и ц и нарядов, в песнях и х о х о т е . . . Эту
д л и н н ю щ у ю ф р а з у н а ч а л я с вопроса: н у ж н о л и здесь п р и ­
нуждение? — Нет, конечно, не н у ж н о . . .
Далеко во вторую половину дня, когда в переулке з а ш а р к а ­
л и по тротуарам, з а х л о п а л и к а л и т к а м и и дверьми, а в комна­
т а х — т а р е л к а м и и стопочками (вернулись с Красной п л о щ а ­
ди, где четверть суток без отдыха, и з последних сил, улыба­
лись с м а в з о л е я вожди), — все е щ е н е перебродила во мне до­
сада, что остался один.
Е щ е одна т о с к у ю щ а я д у ш а слонялась по п у с т ы р ю перед
н и з к и м моим окошком — В а л ь к а , голубиный гангстер, к
п р а з д н и к у с к а т и в ш и й с я со своей голубятней к р ы ш и и сломав­
ш и й ногу. Он волочил ее сейчас, п о х о ж у ю в л у б к е на огрызок
водопроводной трубы, м е ж д у здоровой ногой и костылем, спле­
в ы в а я набок и о т ы с к и в а я хоть к а к у ю - н и б у д ь з а п я т у ю д л я
п р и л о ж е н и я неизрасходованной энергии. В э т у часть двора
п р и в л е к л и его сейчас мощи яблони — единственный п е р е ­
ж и т о к когда-то б у й н ы х здесь «зеленых насаждений» дорево­
люционной давности. Н а с а ж д е н и я в то в р е м я отгораживались
от соседнего дома и внутреннего двора высоким заборчиком и
п р и н а д л е ж а л и только ж и л ь ц а м нашего особнячка. Яблони и
ж и д к и й вишенник, смородиновые к у с т ы , рябина, к л у м б ы с
пионами и д а ж е двухметровый гибкий, к а к балерина, тополек
у самого окна — посверкивали по у т р а м росой, просыхавшей
потом на весь двор мятной в л а ж н о с т ь ю . Когда н а ш и смеж­
н ы е дома превратились в «жилтоварищество», заборчик
у п р а з д н и л и на основании трудноопровержимого довода: «дру­
гие т о ж е хочут», и н а с а ж д е н и я в рекордно короткий срок са­
моистребились с корнями. К этому маю п л о щ а д к а перед моим
окном б ы л а подлинное Гоби в миниатюре, и по ней от образо­
вавшегося после с н я т и я заборов с к в о з н я к а пробегали д а ж е
иногда невысокие п ы л е в ы е смерчики. Председатель ж и л т о в а рищества стал в ы п у с к а т ь сюда своих к у р , и эти ж е р т в ы ц и ­
в и л и з а ц и и , я и ч н ы е дегенераты пернатого царства, копаясь у
стены, в з д ы м а л и ф о н т а н ы п ы л и в мою форточку. Я послал
Полю сказать, что остаюсь последовательным противником
частной собственности в к о м м у н а л ь н ы х в л а д е н и я х и, если
пернатых из-под моего окна не уберут, буду стрелять и х из
мелкокалиберной в и н т о в к и с подоконника. К у р у б р а л и . . .
Я следил за тем, к а к В а л ь к а , ловко и с к а к и м - т о особенным
вывертом (видно было, что эта система п е р е д в и ж е н и я , несмо­
т р я ни н а что, з а н и м а л а его н о в и з н ы ради), д о к о в ы л я л до
останков яблони и что-то р а з г л я д ы в а л . Что — установил я
тут ж е с изумлением: яблоня, о к а з ы в а е т с я , была еще не совсем
покойницей: ж и л один сук, весь в буграх, к а к в подагре, и я
ясно р а з г л я д е л на нем ч е р е з стекло две бархатистые белозеленые почки. В а л ь к а оперся п о д м ы ш к о й о к о с т ы л ь и п о т я ­
нул другой рукой з а с у к — останки яблони испуганно з а д р о ­
ж а л и в в о з д у х е ч е р н ы м и подагрическими ветками. Он и з б о ­
чился сильнее — п о д т я н у л с я на р у к е к в е р х у , — с у к к р я к н у л
и сломился, повиснув на у з к о м серо-зеленом я з ы ч к е к о ж и ц ы .
Покончив с п е р е ж и т к а м и , В а л ь к а п о к о в ы л я л обратно.
Я ж е п р о д о л ж а л писать до самой иллюминации.
#
#
Писал я и весь второй п р а з д н и ч н ы й день. Поле велено было
говорить всем, за единственным — н е в е р о я т н ы м — и с к л ю ч е ­
нием: «уехал за город». И с к л ю ч е н и я н е случилось, и я п р о п и ­
сал до закатного солнца в окошко.
Писал я нечто пространное, ч т о н а з в а л тогда: «Сентимен­
т а л ь н а я повесть». С этой моей т о г д а ш н я я «Сентиментальная»
сходна л и ш ь общностью т е м ы и действующих лиц, но совер­
шенно отлична по своему лирическому бурлению: после р а з ­
молвки с Ж е н е й бурление это было — к а к паводок, и я и м е н ­
но д л я у к р о щ е н и я п р и д у м а л п е р е к л ю ч и т ь его в некое с ю ж е т ­
ное русло. История с Р а д о в ы м была у меня, разумеется, з а ш и ­
фрована, к а к ребус. Р а д о в в этой повести б ы л х и м и к о м - и з о ­
бретателем, подвергшимся за неполную сознательность «обще­
ственному перевоспитанию». Д а л е е б ы л у м е н я и п а р т и й н ы й
«злодей», соответствующий Голованьке, и герой с «расщепле­
нием»: становиться или н е т на з а щ и т у перевоспитуемого. Б о ­
юсь, что с моей теперешней т о ч к и з р е н и я аргументы з а невме­
шательство были у ж не столь убедительны, но, т а к и л и иначе,
герой остался пассивным, а героиня, сперва от него отвернув­
шаяся, потом, к чудесному весеннему «хеппи энд», признает
его правоту.
Вот к а к а я повесть! Писалась она на курьерских, потому что
б ы л а у ж е заранее просватана в один и з н е очень толстых
ж у р н а л о в : редактору актуальность т е м ы понравилась, и он
обещал п е ч а т а т ь повесть с р а з у ж е , к а к будет готова — такие
темпы! Но в п е р в у ю очередь, конечно, она д о л ж н а б ы л а слу­
ж и т ь ответом настоящей, н е выдуманной моей героине. — Ж е ­
н я ж а д н о л ю б и л а л и т е р а т у р у и с той особенной, драгоценной
д л я авторов, серьезностью, которая, к а ж е т с я , только н а ш е й
молодежи и свойственна, готова б ы л а часами обсуждать р е п ­
л и к и и поступки героев, к а к если бы они были ее — через
стенку — соседями. То немногое и малозначительное, что б ы ­
ло тогда напечатано из моих писаний, принимала она т а к ж е
всерьез, хоть и весьма критически. Наконец, она, Ж е н я , н а ­
писала и сама один рассказ, и эта история настолько д л я нее
показательна, что стоит вспомнить: однажды, осенью п р о ш ­
лого года, Ж е н я подошла к о мне в коридоре, р а з м а х и в а я пись­
мом со штампом редакции известного пионерского ж у р н а л а . —
Вот, — с к а з а л а она, смеясь, — просят нас, комсомольцев,
стать писателями! Д л я ребят!
— Ну что ж , в ы и попробуйте.
— Смеетесь!
— Ничуть. Хотите, попробуем вместе? У меня к а к р а з кон­
сультация, и никого нет. Вот и напишем.
М ы и написали. То есть я продиктовал Ж е н е маленький, в
две всего странички, рассказик на одну из модных тогда в з я ­
т ы х н а воспитательское в о о р у ж е н и е тем. Я настоял, конечно,
чтобы Ж е н я подписала рассказ своим именем. Она и подписа­
ла, хохоча. А когда ч е р е з недели три рассказ п о я в и л с я в ж у р ­
нале, и с иллюстрациями, — очень б ы л а смущена: р а з а три к р я ­
ду в с т р е ч а л а м е н я с самолюбивой складкой м е ж д у бровями и
с н а д у т ы м подбородком. А потом — вот что делает гордость!
— принесла мне другой рассказ, на этот р а з у ж е ею самой,
без посторонней помощи, написанный. И написанный хорошо!
Р а с с к а з т о ж е напечатали.
Я сидел и п и с а л в папиросном д ы м у и сирени. «Сирени»
здесь н е сентиментальность, по к р а й н е й мере — в этом месте
повести. Просто-напросто П о л я поставила в мою комнату, п р я ­
мо на пол, два п р е б о л ь ш и х ведра, к а ж д о е — с лиловой горой
распустившихся и нераспустившихся и теперь будто приза-
дохнувшихся от табачного дыма сиреневых веток. Это соседи
по квартире с р е з а л и всю сирень в нашем палисаднике, опа­
саясь «сиреневого налета» с у л и ц ы . Н а л е т ч и к и , ортодоксаль­
н ы е враги всякой собственности, о д н а ж д ы д а ж е обе в ы х о д н ы х
н а ш и двери п р и п е р л и упорами, чтобы им не п о м е ш а л и до
конца экспроприации. Мудрое р е ш е н и е — с р е з а т ь все ц в е т ы
заранее — было принято на о б щ е ж и л и щ н о м собрании. Я ос­
тавался против: я предпочитал видеть в палисаднике хоть н е ­
сколько з а б ы т ы х н а л е т ч и к а м и л и л о в ы х кистей, свободно к а ­
чающихся в воздухе, чем ц е л у ю груду их, сдавленную, к а к
головы на эскалаторе, — в моей комнате, где ведра вдобавок
надо было обходить, чтобы не споткнуться. Но — что поде­
лаешь! это было решено голосованием, х о т я еще 200 лет т о ­
му н а з а д Сумароков, которого недавно сдавала Ж е н я , у д и в ­
л я л с я тому, что «вещи по большей части у т в е р ж д а ю т с я боль­
шинством голосов, х о т я н е в е ж д больше, чем просвещенных
людей.»
Кстати, о головах на эскалаторе: когда вечернее солнце
вползло оранжево в окно, я к а к р а з описывал сцену в метро,
у ж е знакомую читателям. Только п р е ж н е е — московское —
описание было много сентиментальней и чуть что не с мисти­
кой — не думаю, чтобы его пропустил редактор. Например: ге­
рой, проводив свою девушку, в о з в р а щ а е т с я вниз, в подзем­
н ы й вокзал, и видит вдруг т а к необыкновенно п о х о ж у ю на
нее другую д е в у ш к у — каменную. Это — к а к у меня теперь,
но д а л ь ш е . . . Д а л ь ш е он глядит на нее, глядит, и такова его
влюбленная, восторженная взбудораженность, что на мгно­
венье каменные ч е р т ы сливаются в его воображении с настоя­
щими, теплыми, ж и в ы м и . . . И н а ч е : к а м е н н ы е ч е р т ы оживают,
и вот она, в ответ на слова, которые шепчет он ей про себя,
отняла лицо от книги, посмотрела на него, и что-то мягкое,
виновато-нежное дрогнуло на ее горделивом подбородке. Он
протянул р у к у и помог ей сойти с постамента. И они п о ш л и
по пестрой мраморной мозаике пола к бегущей по обе стороны
матовых фонарей лестнице. Стремительно в ы с к а к и в а в ш и е
справа-слева ф и г у р ы б е ж а л и по бокам, обгоняли, с т а л к и в а ­
лись, смыкались плечами, з а с л о н я я вдруг ее ф и г у р у (он ш е л
не рядом, а сзади, чтобы все в р е м я на нее смотреть), и он и с ­
пуганно прибавлял ш а г . . . И все восхищался, и находил д л я
нее какие-то новые ласково-восторженные слова, и п ы т а л с я
у л о ж и т ь эти слова в ритм, к о т о р ы й с л ы ш а л , в р и ф м ы , кото-
р ы е т о ж е где-то в нем пели, и, не сумев, повторял по многу
р а з вдруг п р и ш е д ш е е ч у ж о е , готовое, вроде, например, п а стернаковского:
К р а с а в и ц а моя, в с я стать,
Вся суть твоя мне по сердцу,
В с я хочет м у з ы к о ю стать,
И в с я на р и ф м ы п р о с и т с я . . .
И опять:
К р а с а в и ц а моя, в с я с т а т ь . . .
Да, т а к вот и писалось тогда. И помню: только записал я по­
следнюю стихотворную строчку, р а з м а х н у в ш и с ь на много бо­
лее, чем н у ж н о , точек, к а к что-то золотистое качнулось на
мгновенье передо мной за окном, оставив, т о ж е н а миг, что-то
розовое и быстрое. Это быстрое — р у к а — постучало в стекло
пальцами, оборвало повесть (навсегда, окончательно и о б ж а ­
лованию н е подлежит) и с к о л ь з н у л о за ставень.
Выбегая из комнаты, я больно споткнулся об одно и з с и р е ­
н е в ы х ведер.
Золотистое б ы л Ж е н и н с а р а ф а н . И з какой-то простенькой
материи кофейного цвета с искоркой, взблескивающей на
солнце, и к а ж е т с я в м е л к и х цветах — не помню. Вся девичья
весенне-летняя Москва цвела в т а к и х с а р а ф а н а х — золоти­
стых, голубых, к р а с н ы х , в букеты, в к а н и т е л ь , горошком —
к р у ж и л а с ь в П а р к а х отдыха, в ы с ы п а л а и з пригородных к а ­
з а н с к и х и я р о с л а в с к и х поездов (Осторожно! в ы с о к и е п л а т ­
формы!), т е к л а по просекам М а л а х о в к и и К л я з ь м ы к горячим
р е ч н ы м п л я ж а м и подмосковным атласным прудам.
З о л о т и с т ы были лоб и щ е к и Ж е н и (когда успела столько
вобрать в себя солнца?), и р у к и из-под короткого р у к а в а . Л и ­
цо очень похудело, и р у м я н ц а — только на с к у л а х кусочек.
Смотрит в сторону, х о т ь и с л ы ш и т у ж е шаги, и к а к о й м и р н ы й
подбородок, будто грустный д а ж е . . . Все это я, н е р а з г л я д ы ­
вая, вобрал в себя, подходя; но никогда, ни тогда, ни после, не
мог объяснить, почему, х о т ь и ходило во мне все ходуном от
возбужденности и восторга, т а к з а т я г и в а л шаг, т а к медленно
о т к р ы л - п р и к р ы л р е ш е т ч а т у ю дверцу, е щ е медленнее обошел
изгородь. Кому, д л я чего н у ж н а была эта н а д у м а н н а я сдер­
жанность? . .
— Здравствуйте! — обернулась Ж е н я . Когда обернулась,
позднее солнце плеснулось ей в лицо, и она, ч у т ь с о щ у р и в ­
шись, отступила н а ш а г от меня, в тень. — О п я т ь н е п р о щ у
себе никогда д в у х - т р е х секунд возникшего после этого холод­
ного молчания.
— Я принесла вам д в е в а ш и х к н и ж к и . Вот! — с к а з а л а Ж е ­
ня.
Действительно, к н и ж к и . Д в е к н и ж к и по восемнадцатому в е ­
ку, которые д а в а л ей д л я экзамена. — З а ж а т ы под бронзовым
локтем. В з я л к н и ж к и .
— Только затем, чтобы отдать к н и ж к и , и п р и ш л и , Ж е н я ?
— Нет, не совсем з а т е м . . . — И во в з г л я д е — мимо м е н я —
и в п а у з е после этих ее слов гнездилось о ж и д а н и е .
— Получили в ы мое письмо?
— Получила. Но н и к а к не собралась ответить. А честно с к а ­
зать — знала, что з а й д у к в а м сама.
— Да, нам н у ж н о п о г о в о р и т ь . . . Я х о т е л вам непременно и з ­
л о ж и т ь свою п о з и ц и ю . . .
— К а к у ю . . . позицию? — спросила она, г л я д я т е п е р ь у ж е
не в сторону, а вниз, н а свои т а п о ч к и — резиновые, с ж е л т о й
полоской, спортивные тапочки, надетые на босу ногу. К а к
они н а п р я ж е н ы были, эти тапочки! Особенно — одна, под к р у ­
то в ы к р у г л и в ш и м с я , с голубой ж и л к о й , подъемом, р а с т и р а в ­
ш а я носком песок — мелкими, у п р я м ы м и п о л у к р у ж ь я м и - т о л ­
чками: раз, другой, е щ е . . . До чего з а п е ч а т л е л и с ь они в п а м я ­
ти, эти тапочки, о ж и д а ю щ и е , что я с к а ж у .
— Позицию в этой истории Радова. Тогда, на с о в е щ а н и и . . .
— Не стоит об этом с е й ч а с . . .
— Почему? Я целую повесть задумал. На этот с ю ж е т . Обя­
зательно хочу п о к а з а т ь в а м понагляднее, почему я б ы л п р а в .
Т р у д и в ш а я с я на песке тапочка с т а л а вдруг на всю ступню,
застыла.
— Прав? — переспросила Ж е н я . — В ы б ы л прав?
Откуда в з я л о с ь у н е е это нелепое единственное число? И
откуда у меня, хоть я и чувствовал, что р е ш а е т с я что-то г л а в ­
ное, — откуда у м е н я достало холодного внимания, чтобы от­
метить про себя э т у ее ошибку? С п р а ш и в а я , Ж е н я в з г л я н у л а
мне в глаза, и т е п е р ь н е о ж и д а н и е было в н и х и л и неловкость,
а почти отчуждение. — Г л а з а в глаза, — и я п е р в ы й отвел
свои. И з переднего дома во двор в ы п р ы г н у л ф у т б о л ь н ы й мяч,
за ним, в и х л я я с ь «по ступеням с костылем и культяпкой, —
В а л ь к а . М я ч покатился на нас. В а л ь к а з а к о в ы л я л следом.
— М о ж е т быть, пройдем ко мне? или в палисадник? — п р е д ­
л о ж и л я. — Там есть скамейка.
— Нет, мне через п я т ь минут — на бюро. С п а с и б о . . . Еще
хотела сказать вам: я р е ш и л а на комиссии проситься на рабо­
ту к себе, в Б .
Ничего не мог 'бы ответить, если б и хотел: т а к было н е о ж и ­
данно.
— С аспирантурой все еще н е решено, а если на п е р и ф е ­
рию, то самое правильное, я считаю, в родные места, — по­
яснила она.
Она говорила это медленно, со слишком у ж убедительными
д в и ж е н и я м и головы и подбородка. Именно потому мне снова
стало к а з а т ь с я , что з а к а ж д ы м словом своим ж д а л а она в о з ­
гласа. А я м о л ч а л . . . До него б ы л о около д в у х суток езды от
Москвы, до этого городишки Б . Г л у х а я провинция! И этот
п л а н у нее — не игра! Это значило, что я действительно
скоро больше ее не у в и ж у . Представить себе этого я не мог —
сразу сделалось холодно. Почему-то казалось, однако, что ска­
з а т ь можно только «караул»! или напротив — что-нибудь х о ­
лодно-сдержанное, в стиле, который т а к усвоил себе тогда.
И я, с т а р а я с ь д ы ш а т ь ровнее, с к а з а л :
— Вот к а к !
В а л ь к а звучно поддал м я ч в ы ш е чердачного окна.
Я почувствовал, к а к почти вздрогнула Ж е н я от этого « вот
как»!
— В общем, Алексей Филатович, — заговорила она вдруг
звонко, словно с эстрады о б ъ я в л я л а номера, — увидимся, в е р ­
но, до моего отъезда. М о ж е т — на заключительном вечере. А
сейчас я пойду.
— Да постойте, п р о в о ж у вас до института, по крайней
мере...
— Нет, нет, не надо! В ы . . . она в з г л я н у л а на мою п и ж а м у
и к а ч н у л а головой отрицательно (проклятие! я т а к и в ы ш е л
в п и ж а м н о й к у р т к е , вместо п и д ж а к а , надетой без ничего) —
в ы т а к не м о ж е т е н а улицу, а мне н е л ь з я ж д а т ь . Я б е г о м . . .
— Б у ц ! — это В а л ь к а наподдал м я ч в новую свечку.
— Пока! — с к а з а л а Ж е н я все т а к ж е звонко, т р я х н у в мою
р у к у , и повернулась идти. К а к р а з в т у секунду мяч, в ы й д я
из свечки, ударился в р е ш е т к у палисадника, совсем рядом с
нею, и, отпрыгнув, п о к а т и л с я к воротам, пестря л а т к а м и на
покрышке. Нет, конечно, не из спортивного р е ф л е к с а , а ч у в ­
ствуя на себе мой в з г л я д и чтобы к а к м о ж н о скорее от него
скрыться — п о б е ж а л а Ж е н я за мячом вдогонку. Я стоял по­
терянно. Я в и д е л и п е р е ж и в а л одно: к а к она от м е н я о т д а л я ­
лась. А д у м а л . . . Думал, верно, что если счастье умеет бегать,
то у него н и к а к и е другие, а имено эти вот в з б л е с к и в а ю щ и е
золотистыми икрами ноги, к о т о р ы е сейчас убегали от меня.
Вот, миновав мяч, п о ш е д ш и й в сторону, они остановились на
секунду перед к а л и т к о й . Одна перелетела, другая, сверкнув
до колена, медленно п е р е к а т и л а с ь через в ы с о к и й ч у г у н н ы й
порожек, д а ж е з а д е р ж а л а с ь немного на нем, и — словно вет­
ром к а ч н у л о ее з а серую створку ворот, — к а к цветок.
Все!
Так оборвалась повесть.
4.
Т а к оборвалась повесть. И было это т а к невыносимо, что
у ж е минуту спустя после того, к а к исчезла Ж е н я за моими в о ­
ротами, и п о з ж е — тринадцать ц е л ы х лет — я н е переставал
придумывать п р о д о л ж е н и я . Я дописывал ее на фронте, в
письмах в Москву, — сколько их отправил я в неизвестность
(мы были у ж е н а д е ж н о о к р у ж е н ы ) ! Дописывал, собрав всю
нежность, на которую только б ы л способен, на которую т о л ь ­
ко и можно быть способным — в каменной т я ж е с т и шинели,
набухшей дождем и грязью, когда т щ и ш ь с я задремать не п о ­
тому, что не спал неделю, а чтобы забыться, и в дреме обре­
т а е ш ь эту самую нежность, невиданной концентрации. — Но
ответного письма не было, и повесть оставалась без конца. Я
дописывал ее в белорусском лесистом наболотье, с п р е л ы м в о з ­
духом, пополам с комарами, и коричневой водой, пополам с
головастиками, в т е к а в ш е й в окоп вместе с п е р в ы м ж е тычком
лопаты. И потом, когда м и н ы и к о м а р ы сменились лагерными
колючками; и п о з ж е , когда в ы п у с т и л и и з барачного у д у ш ь я
на воздух, и я с т а л говорить з а какие-то «против» и против
каких-то «за», чувствуя себя п р и дневном свете борцом з а эти
«против-за», а по ночам — и з м е н н и к о м . . . Бесполезно! Моя
сентиментальная повесть оставалась недописанной, потому
что у нее и н е могло быть конца!
О сентиментальности: помню, когда-то, на скучной д о л ж н о ­
сти дегустатора бездарностей и талантов в одном и з столич­
н ы х издательств, к а к сурово обрушивался я сам на «сентименты» в подсовываемых рукописях! И сколько з н а л т а к и х
ж е , к а к я, гонителей сентиментального из нетерпимой когорты
критиков, литературоведов и прочих фарисеев и к н и ж н и к о в !
Но все это было « д о » . . . То есть, я хочу сказать, что на войне
я не в с т р е ч а л ни одного и з н и х и им подобных, кто не б ы л б ы
иногда смешно сентиментален. Кто, в ожидании назначенной
на рассвете атаки, не с л у ш а л бы всю нестреляную ночь н а ­
пролет, боясь прозевать слово, самый немудреный, самый на­
и в н ы й р а с с к а з о доме и о н е й . . . Б о л ь ш е того: кто, п е р е ж и в
эту ночь и эту атаку, не остался бы верен этой сентименталь­
ности на всю ж и з н ь , не в к л ю ч и л б ы ее в непременные усло­
в и я ж и з н и . Нет, право: в эту войну вовсе несентименталь­
н ы б ы л и только б е з н а д е ж н ы е с у х а р и и л и лицемеры. Е щ е —
кретины...
. . . Лесная воронка. Темень, д о ж д ь , промозглость. Полевой
телефон, у к р ы т ы й палаткой, и рядом в с х р а п ы в а ю щ и й связист,
которому позволено отдохнуть, чтобы самому стеречь, чтобы
самому не пропустить, если оживет и з а ж у ж ж и т зуммер и еще
один р а з принесет с п а с е н и е . . . В с п ы ш к и где-то н а д головой, и
совсем рядом — в ы с т р е л ы , и дробь д о ж д я п о шинели, п а л а т ­
ке, сучьям, и в схватке со сном секундами куда-то смещаешь­
с я прочь, и п л ы в у т вдруг мимо самые м и л ы е лица, и звучат
вдруг с а м ы е н е ж н ы е слова. И, в ж и з н и не будучи сентимен­
т а л ь н ы м , вдруг в о р о ш и ш ь в памяти ч у ж и е сусальной з а д у ­
шевности мелодии, р и ф м ы , с т р о ч к и . . . Совсем ни к чему, сов­
сем ни о чем подходящем. Вроде: «О л а з у р н о е царство! Я в и ­
дел тебя во сне». Н у — зачем это и откуда? — Все равно,
т в е р д и ш ь и т в е р д и ш ь , у ж е очнувшись совсем,под р а к е т ы , под
д о ж д ь , под м о л ч а н и е зуммера: «О л а з у р н о е царство! Я видел
тебя во сне!»
Связист храпит, з а х л е б ы в а е т с я . Д о ж д ь сечет. Ш и н е л ь не­
сгибаема и каменна, и страшно повернуть ш е ю . . .
«О л а з у р н о е царство! Я в и д е л тебя во сне» . . .
Н у не ерунда ли?
#
Но именно от этих сентиментальностей, так ч у р а ю щ и х с я
скепсиса и расчета, брел я в своих р а з м ы ш л е н и я х там, на
фронте, да и позднее. От них п р и ш е л к чувству виновности
своей в рассказанной в ы ш е московской истории, виновности
перед самим собой и другими. Это Ж е н и н о : « В ы . . . прав?»,
чем оборвалась повесть, звенело в углах, потому что тогда н е
сумел ей ответить: «Нет, виноват! И очень.» А р а з в е н е этого
ж д а л а она от меня? Этого, конечно. М о ж е т быть, еще и друго­
го признания, но оба в конце концов составляли о д н о . К а ­
кие странные, неощутимые, к а к атмосферное давление, но
прочные п у т ы все во мне с в я з ы в а л и тогда, все и с к а ж а л и : мою
правду (потому что н е мог ж е я, хоть в глубине, хоть н а самом
донышке сознания, не з н а т ь , ч т о я д о л ж е н б ы л делать, не
лукавя, по человечеству) и мое отношение к Ж е н е , Бог знает
какими н е н у ж н ы м и перегородками отгороженное от ее ко м н е
ясности и простоты. И если б ы отбросить эти п у т ы , р а з р у ш и т ь
перегородки, к а к а я б ы — т а к мне теперь к а з а л о с ь — могла
возникнуть во всем г а р м о н и я ! . .
Так мне казалось. И в сознании своей виновности в том, что
никакой гармонии не осуществилось, я все п р и д у м ы в а л д л я
повести никогда не сбывшиеся окончания.
•
И опять ф а к у л ь т е т с к а я доска объявлений, в с я ш е в е л я щ а я ­
ся клочками, оповещающими об э к с т р е н н ы х собраниях, о п о ­
ходе в противогазах, об и н с т р у к т а ж е ПВО, о первом з а н я т и и
курсов медсестер. Москве военной — шесть дней, а я в ч е р а
вернулся и з Р я з а н и , к у д а п о е х а л б ы л о д л я лекций, а п у щ е
— от Ж е н и , то есть от ж е л а н и я ее видеть и неосуществимо­
сти этого ж е л а н и я : после последней встречи, во дворе, ничем
не давала о себе знать. Вот и сейчас: я р а з г л я д ы в а л о б ъ я в л е ­
ния, за спиной ш а р к а л и и п о с т у к и в а л и шаги, и я знал, что это
ни за что не о к а ж у т с я ее шаги. Впрочем: московской моей
ж и з н и оставалась всего н е д е л я — второго и ю л я я у е з ж а л н а
фронт, и от этого многое, что было п р е ж д е в а ж н ы м , в том
числе и у к о л ы самолюбию, к а з а л о с ь теперь н е стоящим н и к а -
кого внимания. И Ж е н е , наверное, т о ж е . Но в Москве ли она?
Не у е х а л а ли? И вдруг в самом уголке доски, совсем мирное:
«Экскурсия в Г А Б Т на «Травиату». Дебют артистки Чецкой.
Места — балкон второго яруса, ц е н а . . . Ж е л а ю щ и е : . . . Среди
подписей ж е л а ю щ и х — Ж е н и н а подпись!
Вспомнил, что у ж е с л ы ш а л историю этого необычайного ч
советской т е а т р а л ь н о й ж и з н и дебюта: певицу Чецкую, чтобы
выдвинуть, п о к а з а л и в К р е м л е «самому». «Почему она не в
Б о л ь ш о м театре?» — спросил «сам», которому певица понра­
вилась. И вот она у ж е и в Б о л ь ш о м т е а т р е . . . А от листочка,
где л и л о в е л а з н а к о м а я остро-размашистая подпись, несколь­
ко л и ш н и х секунд не хотелось отходить: представил себе, к а к
Ж е н я расписывалась, тут ж е на доске, чуть нахмурившись и
п р и д е р ж и в а я листочек за угол и з м а з а н н ы м и в л и л о в ы х чер­
н и л а х пальцами.
#
Это было вполне безнадежно — рассчитывать на билет в
кассе н а к а н у н е дебюта, на который непременно ринется вся
т е а т р а л ь н а я Москва, но я все-таки з а ш е л в один из боковых
подъездов слева от колонн, в у н ы л о серую, не по месту, ком­
нату с окошком за перилами. Седая голова в окошке к а ч н у л а
«нет». Но у ж е в коридоре, п р е ж д е чем потянул дверь, задела
локтем небритая фигура, и д р у г а я голова, в к е п к е по самый
нос, с к а з а л а с к в о з ь з у б ы : «Два на Чецкую. Партер второй» . . .
Вот и сидел н а з а в т р а в «партере втором», рядом с зеваю­
щ и м пустотой креслом, в зале, наполненном до последнего
страпонтена, с шеей, ломившей от беспрестанного верчения и
бинокля, и с т я ж е л о й от сыпавшегося со всех сторон грохота
головой: очень х л о п а л и ! В самом деле: голос был великолеп­
ный, ювелирной отделки, чуть, м о ж е т быть, холодноватый и
слишком блестящий д л я Виолетты. — Хлопали, впрочем, и по­
тому, что А л ь ф р е д а п е л один и з двух теноров, р а з д е л и в ш и х
девичью Москву н а д в е в р а ж д у ю щ и х секты. Сектантки одари­
в а л и капельдинера артистической з а то, чтобы постоять в
«его» (не капельдинера, конечно) к а л о ш а х , и по-птичьи, сует­
л и в ы м и толпочками, у которых, к а з а л о с ь , один восторжен-
н ы й рот и одни блестящие, к а к у синиц, глаза, ж д а л и после
занавеса у подъезда в ы х о д а своего к у м и р а . Неистовствовали
сектантки и в тот вечер. Помню, справа надо мной, в литерной
ложе, сидела бледная ж е р т в а м у ж н и н о й с л а в ы — ж е н а тено­
ра. М ы были з н а к о м ы и, встретившись глазами, п о м а х а л и
друг другу рукой, — и тотчас н а л и п л и на нас обоих, п е р е л е ­
т а я с нее на м е н я и обратно, к а к мухи, п о д о з р и т е л ь н ы е (мне)
и неприязненные (ей) в з г л я д ы .
Эти впечатления, к о т о р ы е ворошу сейчас, отстоялись в п а ­
мяти у ж е много позднее: в тот вечер все они б ы л и в з б о л т а н ы
до неотделимости, и я мало что замечал, — в тот в е ч е р б ы л о
мне редкостно т я ж е л о . Часто п р е ж д е , с л у ш а я «Травиату»,
всю растасканную по граммофонным пластинкам, почти по
шарманкам, оставался я равнодушен. Теперь — п е р е ж и в а л ,
все проектируя на себя. К а ж д а я трагическая нотка, к а ж д ы й
вскрик скрипки, к а з а л о с ь мне, тоскует вместе со мной о том, что
с л ы ш у и х — в последний р а з . Это ощущение, — что именно в по­
следний р а з в и ж у этот вот занавес, бархатно-красный с золотом
зал и л е т я щ и е на п л а ф о н е ф и г у р ы — было пронзительно. Но,
может быть, еще пронзительнее б ы л а пустота кресла рядом.
Ж е н и я не видел. Снова и снова, в к а ж д о м антракте, обводил
ярусы биноклем — хорошим, м о щ н ы м биноклем, в котором ш е ­
велились головы с розовыми, свежими, и мятыми, пудренными
щеками, н а т у р а л ь н ы м и и нарисованными ртами, р у к и , р а в н о ­
душно обмахивающиеся программами, и р у к и со сплетенными
пальцами, с ж а т ы м и от в о л н е н и я так, что вот-вот кровь б р ы з ­
нет. — Ж е н и не было среди них. М и н у я правительственную
л о ж у (Молотов, Ж е м ч у ж и н а , М и к о я н . . . ) — быстро м и н у я эту
широкую л о ж у , ш а р и л по л о ж а м узким, справа и слева, и тут
вползали в круг п а р и к м а х е р с к и е прически и п л о т н ы е груда­
стые декольте, — нет, здесь и н е могло б ы т ь . Нет ее! Т а к и
сидел с этим «нет е е » . . .
К а к тихо чувство светлое
Мне д у ш у н а п о л н я е т . . .
— выводил тенор. — Мне н е наполняет. То есть наполняет, но
совсем не с в е т л о е . . . Ах, убрать с этого отчаявшегося к р е с л а
программку — п у с т ь кто-нибудь сядет. Спросит р а з р е ш е н и я
и сядет...
Перед смертью Виолетты я в с е - т а к и Ж е н ю н а ш е л . Это был
а м ф и т е а т р , л е в а я сторона и с а м а я глубь, которую зацепил я
биноклем совершенно случайно. Очевидно, дополнительно р а з ­
добыли билеты и тут. С Ж е н е й рядом мельтешило несколько
знакомых, коридорно з н а к о м ы х лиц. А н т р а к т только начался,
и лица, поднявшись над р я д а м и стульев, п л ы л и влево, к в ы ­
ходу. Я заторопился, почти п о б е ж а л по п у т а н ы м переходам
и л е с т н и ц а м . . . Б ы л о и недоумение, и будто неловкость на­
встречу, когда подходил к з а ж а т о й м е ж д у рядами студенче­
ской стайке, но все сменилось тревожным, глубоким, почти ма­
теринским теплом, когда с к а з а л : «Через п я т ь дней еду».
— Пойдемте, Ж е н я , в партер, у меня два места.
Она посмотрела виновато-просительно: ей не хотелось пере*
ходить, может быть — и з - з а костюма: б ы л а на ней новая ш е л ­
к о в а я блузка, а юбка все т а ж е , старенькая, коричневая,
истертая по швам. Оба м ы разом в з г л я н у л и на соседей, и би­
л е т ы мои у ш л и мгновенно: все понимали, что н а м с Ж е н е й х о ­
чется побыть рядом. И м ы остались рядом.
Теперь я чувствовал справа от себя Ж е н и н т е п л ы й локоть
на вытертом бархате р у ч к и . Говорить не хотелось. Когда по­
т у ш и л и свет, я видел, к а к Ж е н я , зацепив носком за высокий
каблук, стянула одну за другой л а к и р о в а н н ы е «лодочки» (оче­
видно, в з я т ы е напрокат) и т а к и осталась сидеть с серыми п я ­
точками поверх задников. « Ж м у т , не мои!» — ш е п н у л а она
мне, повернув на секунду лицо. И п о л о ж и л а потом горячую
м а л е н ь к у ю ладонь н а мою р у к у . Т а к просидели весь п л а к у ­
чий последний акт. Трагическая м у з ы к а теперь, когда Ж е н я
была подле, проектировалась на меня по-иному: да, р а з л у к а ,
д а ж е и смерть, все это близко, б ы т ь может, но эта м и л а я р у к а
на моей — к а к якорек, который всегда, где бы ни довелось
быть, в к а к о й н и на есть могиле, будет поддерживать, п р и т я ­
гивать, з в а т ь н а з а д . . . — В таком, примерно, роде думалось.
Под неистовый р е в и бесконечные в ы х о д ы на авансцене
протискались м ы сквозь г у щ у сектанток в коридор и на лест­
ницу. Ох, к а к много их оказалось, Ж е н и н ы х экскурсантов! И
— Ч и с т я к о в , непременный спутник! Б ы л о неловко отделяться,
вместе в ы ш л и на строгую, чернильно-черную (затемнение!) Т е ­
атральную. И т о ж е не удалось, к а к х о т е л — пешком, а сели
всей к у ч е й в синий трамвай, то есть т р а м в а й с синими проти­
в о в о з д у ш н ы м и лампочками, от к о т о р ы х все к а з а л и с ь луннозаговорщицкого цвета и д а ж е говорили шонотом. М ы с Ж е н е й
не разговаривали и здесь, до самого Нов о девичьего, до конца.
На остановке снова было чернильно темно, и, воспользовав­
шись этим, я повернул с Ж е н е й в сторону от о б щ е ж и т и я , к
монастырю. Ч е р е з несколько секунд оказалось, что он виден
отлично: м р а к т у ш ь ю с т е к а л со ступенчатой колокольни, и
она в ы р и с о в ы в а л а с ь черносине на сером воздухе. И б а ш н я
в с п л ы л а Софьина, и мерцающей светотенью п р о р е з а л и с ь з у б ­
ц ы стены, внизу ж е она п о п р е ж н е м у п р о п а д а л а в черноте. М ы
пошли на невидную угловую башню, обогнули, и справа блес­
н у л пруд, один из «бедно-Лизиных» прудов, но не настоящий.
Только в нем я увидел, почему б ы л о темно: у в и д е л рогатый
огрызок месяца, беспомощно б а р а х т а ю щ и й с я в воде т у с к л ы м
серебром под п л о т н ы м и белесыми облачками, которые одно з а
другим п е р е к а т ы в а л и с ь ч е р е з него и т о л к а л и в воду, словно
п ы т а я с ь утопить. М ы молча смотрели на эту игру с к в о з ь вет­
к и и д а л ь ш е не п о ш л и . От стен ли,из-под берега ли, несло п л е ­
сенью, а вообще со всех сторон — весной. И я с к а з а л :
— Я виноват был, Ж е н я . . . Простите.
Она молчала.
— В ы знаете: виноват, потому ч т о . . .
— Знаю...
— И, к а к когда-то в метро, коснулась моего п л е ч а подбо­
родком. . .
— Вот к а к о й якорек! П у т е в к а на в о з в р а щ е н и е ! . .
Н е было ничего этого! Ничего! Все выдумано много п о з ж е . . ,
То есть, б ы л театр, Ч е ц к а я , аплодисменты, чувство, что все
это в последний р а з . Не б ы л о — Ж е н и .
На другой день после панической ночной стрельбы и з всего,
что было противовоздушного, — первой и т а к напугавшей мо­
сквичей «пробной» тревоги, к а к потом писали в газетах, — я
не в ы д е р ж а л : з а ш е л в институт спросить про Ж е н ю у М у з ы .
— Уехала по заданию бюро в Малоярославец! — с к а з а л а
мне Муза. — А т ы не знал? Когда т ы едешь? второго? М о ж е т
б ы т ь . . . — нет, е щ е н е вернется. У ж а с н о д о с а д н о ! . .
#
#
т
«Дальние проводы — л и ш н и е слезы». Вот и эта мудрость,
к а к и н а п а д к и на сентиментальность, в ы м у д р е н а б ы л а д о по-
следней войны, до тоталитаризмов и ж е л е з н ы х занавесей. По­
тому ч т о «лишних» с л е з п р и р а з л у к е н а в е ч н о не бывает.
Чего б ы н е отдал я за одну только слезу, к о т о р а я к а п н у л а бы
мне на щ е к у с другой, п р и ж а в ш е й с я щеки, когда я у е з ж а л из
Москвы. Не было такой с л е з ы . Н и л и ш н е й и никакой. Что ме­
н я никто не п р о в о ж а л , получилось довольно просто: к тому
времени из б л и з к и х оставалась у м е н я в Москве только сестра,
готовясь э в а к у и р о в а т ь с я куда-то до или еще д а л ь ш е Урала. У
нее было достаточно своих печалей и я, прощаясь, оставил ей
к о е - к а к и е бумаги и рукописи (и неоконченную повесть свою
т о ж е оставил, надеясь, что, м о ж е т быть, зайдет Ж е н я ) и сам
отговорил п р о в о ж а т ь . А многие из друзей — с ними раньше
простился — думали, вероятно, что н е надо м е ш а т ь другим
«задушевным» проводам, которые подозревали и к о т о р ы х не
состоялось. Да и мудрено было это — проводить на фронт: н и ­
кто не знал, когда и к у д а повезут нас со сборного пункта.
Меня п р и в е з л и на К и е в с к и й в о к з а л , неуютный и словно
всегда недостроенный, но милый, мой вокзал, с которого я ез­
ж и в а л на д а ч у столько в е с е л ы х и невеселых, беспечных и оза­
боченных р а з .
Громадная коробка ожидального з а л а б ы л а сейчас — в к а ж ­
дом уголке и на к а ж д о й п а р к е т и н к е — ареной расставаний, и
в о з д у х в ней в с х л и п ы в а л . Лица морщеные, в с л е з а х по мор­
щинам, и с в е ж и е — в мокром румянце, разгоревшемся и от
горя р а з л у к и , и от п е р в ы х , на людях, объятий с любимым;
лица, смятые отчаянием, и лица с отвердевшими слезами в
г л а з а х и надрывно бодрыми у л ы б к а м и . . . Сколько их! и к а к
тесно! — я с трудом п р о т а л к и в а л с я к в ы х о д у на перрон, сам
не з н а я зачем спеша. То ж е было и на перроне: матери, ба­
бушки, дети, подруги, тоскливого тембра р а з л у к и глухой р а с с т а в а л ь н ы й гул, и детские в ы к л и к и : «Папа, а т ы . . . »
«А к о г д а . . . » .
Поезд был третьеклассный. Переполнен, головы из окон
торчали гроздьями. Но именно поэтому я легко н а ш е л себе
место у противоположной стены, в т ы л у н а л и п ш и х на окна
спин.
«Дальние проводы — л и ш н и е слезы». Помню, когда за о к ­
ном по перрону п р о п е ч а т а л и т в е р д ы е чьи-то шаги, а другие,
нетвердые, табунком, затоптались, з а ш а р к а л и , и кто-то в го­
лос з а п л а к а л , и спины, совавшиеся в окна, совсем налегли
друг н а д р у ж к у , — я не в ы д е р ж а л : протискался сквозь к о р и -
дар и п л о щ а д к у н а б у ф е р а — т а к хотелось т о ж е и д л я себя
перехватить контрабандой — нет, н е слезу, а х о т ь бы один
п р о в о ж а ю щ и й в з г л я д : тоже, мол, едет, бедняга, на ф р о н т . . .
как н а ш . . .
И поезд тронулся.
— Пройдите, товарищ, на п л о щ а д к у , тут не р а з р е ш е н о ! —
сказал ж е л е з н о д о р о ж н и к . — П р о й д и . . . — он посмотрел мне
в лицо, и отошел с к о н ф у ж е н н о . И я отшагнул с б у ф е р а , но
т а к и е х а л на мостике, р а з ъ е з ж а ю щ е м с я туда-сюда н о ж н и ц а ­
ми: пугало набитое т о с к л и в ы м и человечьими глазами в а ­
гонное нутро, и хотелось увидеть, к а к п р о б е ж и т мимо П е р е ­
делкино, охнет д е р е в я н н а я п л а т ф о р м а , холодком пахнет парк,
а за ним, в р а з р ы в е елового дальнего гребня, мигнет в ы с о к а я
ш и ф е р н а я к р ы ш а дачи. Где ж и л и .
Стоял я и после Переделкина. И после Апрелевки. Помню,
в сумбурном сцеплении м ы с л е й и холодного, ломящего, к а к во
льду, одиночества, п р и ш е л почему-то н а п а м я т ь Радов — тот,
на совещании: с п о л у п р и к р ы т ы м и глазами и с д е р ж и в а е м ы м
в ы р а ж е н и е м затравленности на лице. «Непременно, непремен­
но надо с к а з а т ь з а . . . » Это — Ж е н я . Вот, п о н я л а и встала за
человека...
Колотит по стыкам поезд! 48-ой километр, Алабино! З д е с ь
отслуживал в л а г е р я х свои армейские полгода, и потом —
летние повторные сборы. Р е ч к а , которая, когда с ы п а л и с ь в
нее палаточные ж и т е л и в перерыв или после маршей, дела­
лась шоколадной, в п у з ы р ь к а х , выбегала из собственной п о ­
стели — т а к а я была н е о б и л ь н а я . . . Вот он, мостик! И грибной
лес...
Думалось, думалось пестро и стремительно, к а к к а р у с е л ь .
Ж е н я , Радов, в с я история наша. Что это все? Я не уверен, что
теперь, припоминая, я не переосмысливаю тогдашних своих
мыслей немножко на теперешний лад. Но в с е - т а к и в истоках
своих б ы л и они, к а ж е т с я , и тогда и сейчас одинаковы. Ж е н я . . .
кто она? Я вот ч и т а л много лет п о з ж е , (читаю, случается, и
теперь) о воспитании во л ж и , нивочтоневерии и цинизме. А
тут — к а к а я брезгливость ко всякой д а ж е искусно з а м а с к и ­
рованной ф а л ь ш и , к а к а я нетерпимость к соглашению с сове­
стью! К а к а я ж а ж д а п р а в д ы ! К т о о к а з а л с я более бескомпро­
миссным? Ж е н я или я? Н у пусть Ж е н я — особенная, в с я в к р у ­
тую, упрямая, к а к ее подбородок, но р а з в е не з н а л я других —
белобрысых, задорных, в в е с н у ш к а х . . . Вот они, т а к и стоят
перед глазами, и бунтуют, и м а ш у т руками, и спрашивают:
н у ж е ! А в ы кто? А м ы — кто? . . . И они в их отрицании под­
лости готовы п о ж е р т в о в а т ь д а ж е теплом любви — единствен­
н ы м своим простым, бесприданным с ч а с т ь е м . . .
Т а к и д о е х а л я н а сцепе до Наро-Фоминска. Здесь слез п о ­
ходить. С т о я л еще один поезд, к а к н а ш , полувоинский, а м е ж ­
ду ним и н а ш и м — обратный, домой. И з окон его в обе сторо­
н ы г л я д е л и н а о т ъ е з ж а ю щ и х сочувственные глаза. Я прошел
по узкому и душному межвагонному коридорчику почти до
паровозика, мелкого, п ы х т я щ е г о трубой на Москву. Прошел,
г л я д я на колеса — в зеленоватом м а з у т е у оси и п ы л ь н ы е к
ободам; п р а в ы е — те, что на Москву, к а з а л и с ь мне б леще и р а ­
достнее. Когда повернул, паровозик к р и к н у л тенором, и мутнозеленый, в б л я ш к а х - з а к л е п к а х , н и ж н и й к р а й вагона п о п л ы л
в д о л ь моего п л е ч а . П р о п л ы л а дощечка, белая в потеках, с над­
писью «Малоярославец». Малоярославец! С этим поездом могла
б ы в о з в р а щ а т ь с я в Москву Ж е н я . Могла бы! Я п о д н я л глаза —
и у в и д е л ее в последнем н а п л ы в а ю щ е м н а м е н я окошке. Она
сильно высунулась, м а х а я рукой, — она заметила м е н я р а н ь ­
ше, когда подходил. — К а к у ю радость, о т ч а я н и е и — что еще,
т а к о е ж е драгоценное, н у ж н о е мне, к а к воздух, в ы р а ж а л о ее
лицо? К а к он у ж е быстро ш е л , поезд!
Она рывком, от самой талии, п е р е к и н у л а с ь к о мне. Осто­
рожно, Ж е н я моя!
— В ы на фронт? У ж е ? Я н е у с п е л а . . .
— Я виноват п е р е д вами, Ж е н я .
— Что в ы ! Я . . . Осторожно! Ах, не надо р у к у . . .
— Пишите, Ж е н я .
— Непременно. Я б у д у ж д а т ь . . .
— Да?
— Счастливо! Р а д и Бога, здесь колесо! С ч а с т л и в о . . .
Вот он, «якорек»! И я успел т о л ь к о . . .
Ничего я не успел! Не б ы л о и этой встречи: я в ы д у м а л ее
тогда, р а с х а ж и в а я м е ж д у вагонами, под ч у ж и м и взглядами
сверху. Встречи не было. М ы н е увиделись. Т а к и у е х а л я с
трещиной в д у ш е , и — к а к знать, не в эту л и т р е щ и н у вдуло
потом спасительное ли, пагубное л и безразличие, холод бес­
цельности противиться судьбе, — в эту и в иные т р е щ и н ы и
травмы, в ы в е з е н н ы е из дому и пронесенные с к в о з ь войну в
изгнание. Впрочем, к т о и з нас, теперешних, принес в и з г н а ­
ние родину гармоническую? М ы ее не знали. Она м е р е щ и т с я
р а з в е что тем давним беглецам, которые, у е х а в из к р а я т е н и ­
стых еще усадьб и р у м я н ы х еще тургеневских Х о р ь - К а л и н ы чей, сохранили и х образ навеки и в е ч н у ю к ним любовь! —
Любовь к «до» и ненависть к «после», ибо «после» д л я н и х
у ж е перестало б ы т ь Россией. Я з н а л родину негармоническую,
родину усадьб р а з р у ш е н н ы х и к о е - к а к , с протезами, подни­
мающихся н а другой у ж е лад, и тургеневских м у ж и к о в , в б е ­
дах и ожесточении давно п о т е р я в ш и х п р е ж н е е классическое
обличье. Свою родину я у ж е не мог и з о б р а ж а т ь только ч е р ­
но-белым, с осью, рассекающей ее на «после» и «до». Да и
не хотел: я любил ее и «до» и «после», «после», п о ж а л у й , и
больнее любил, потому что сам был частью этого «после» и не
мог рассечь своего сознания по одному только временному
признаку. Все живое, хоть б ы и негармоническое, всегда л ю ­
бят больше, чем дорогих покойников, потому что т а к о в а и в о ­
обще любовь, потому что любовь к музейному — не любовь
вовсе, а почитание, потому что любовь — никогда н е пасто­
раль, потому что, к а к писал один поэт:
Землю,
где воздух,
к а к с л а д к и й морс,
бросишь
и м ч и ш ь колеся, —
но землю,
с которою
вместе мерз, —
вовек
разлюбить нельзя.
#
Но — мимо' всех этих л и р и ч е с к и х отступлений, — к а к о е п о ­
добрать к повести з а м ы к а ю щ е е сюжетное звено? Б ы л о оно
вообще?
Б ы л о , хоть и хрупкое, но очень д л я меня в а ж н о е — всю за­
в е р ш и л о цепь!
Б ы л о это — в местечке Б р о в а р ы , под Киевом. В «питомни­
ке» командирского запаса, откуда нас распределяли по п о л ­
кам. К а к р а з и б ы л о н а к а н у н е переброски на передовую. Н а ш
тамошний лагерь — это сосны и сосеночки, в п р и т ы к друг к
другу и р а з р е ж е н н ы е , на п е с ч а н ы х дюнах различной ж е л т и з ­
ны. М е ж д у сосенками — п а л а т к и , в к о т о р ы х мы, а подальше
— к и р п и ч н ы й штаб. Много суеты, и немцы сверху заметили
и бомбили. Ч а щ е всего — без т о л к у : м ы пооткопали щели, и
только д е р е в ь я с т р а д а л и безропотно. О д н а ж д ы прошумел л и ­
вень, и щ е л и (наш участок был в лощине) з а л и л о почти до
краев. Я д ы м и л махоркой, сидя в специальной лесной к а н а в ­
к а м и окопанной «курилке», когда в в е р х у пророкотало мимо, и
бомба з а с к р е ж е т а л а , п а д а я . Только и успел п р и ж а т ь с я к мок­
рой земле, но видел, к а к и с к а ж е н н ы й страхом (дрожал п р и
одном сигнале «воздух»!) с б е ж а л с горушки н а ш взводный п и ­
сарь Шик, и почти одновременно с бомбой, с разбегу — плюх
в щ е л ь ! — и з - з а веера брызг, помню, торчала н а д ж е л т о й п у ­
з ы р ч а т о й водой одна голова с бледными отдувающимися щ е ­
ками и белками, вертящимися, к а к н а мультипликации.
Бомбу только одну и сбросили в тот раз, а когда отгремело
два грома: уносящейся «штуки» и хохота над черной, облиплой, в г л и н я н ы х м а з к а х и потеках, фигурой Ш и к а , к а р а б к а в ­
шегося из окопа, он, н е ш и к а р н ы й этот Ш и к , порывшись в ч а в ­
к а ю щ е м к а р м а ш к е , о т ы с к а л глазами м е н я и с к о н ф у ж е н н о п о ­
дал что-то расползающееся, л и п к о е — н а ладони.
— Телеграмма вам, — с к а з а л он хрипло. — Я и з в и н я ю с ь . . .
Телеграмма, которую я н е р а з в е р н у л , а р а з д у л дыханьем,
едва касаясь, б ы л а от сестры:
«С е г . . н я . . . ж а ю . . . л я б и н с к» — сегодня у е з ж а ю в
Челябинск, — прочел я уверенно. А д а л ь ш е : «Была . . н я
. . луем». Б ы л а Ж е н я , ц е л у е м . . . » Это т о ж е казалось, хотело
к а з а т ь с я , совершенно несомненным: «.. ня» значило «Женя»,
непременно и только « Ж е н я » , — про в с я к о е другое «.. ня» се­
стра н е н а п и с а л а бы «целуем». И вообще не написала б ы . . .
Дорого д а л бы я (если п р и з н а т ь с я честно), чтобы и две п е р ­
в ы е б у к в ы не р а з м ы л а г л у п а я вода! Но поверил и в р а з м ы ­
тые, и верю и сейчас: слово б ы л о « Ж е н я » . Значит, сестра от­
д а л а ей мою неоконченную повесть, и Ж е н я прочла, и в н е -
доступном нам теперь разговоре очередное слово — з а мной!
К а к довести мне это слово до нее?
В бесчеловечной н а ш е й отрезанности, когда и д в у х строчек
отправить домой н е л ь з я , н е повредив близким, мои писания
з д е с ь всегда к а з а л и с ь мне призрачной тропкой т у д а : а
вдруг и дойдут, и прочтут т а м . . . И вот, вместо ответа на мно­
го вопросов и объяснений ж и в ы м и словами, я дописал эту п о ­
весть, начатую в Москве. Может быть, прочтут. П р о ч т е т . . .
Иллюзия? — Но ведь и верить в то, что те т а м , кого м ы
любили, ж и в ы еще и помнят еще о нас, д а ж е ж д у т , — т о ж е
иллюзия. Но т а к — легче.
М и л а я Ж е н я , я дописал эту повесть д л я т е б я '
1954 г.
ПОЛДЮЖИНЫ ТАЛАНТОВ
1.
У ж е перед самым отъездом домой, на север, в конце августа,
я забрел с удочкой на одно преуютное баварское озерцо, в к о ­
тором знал, что водились к а р п ы . Х о з я й к а озерца ( т а к ж е и
трактирчика, и к у п а л ь н ы х будок на берегу), немоложаво ж е ­
манная и в к у д р я ш к а х , долго ломалась пустить, ссылаясь на
везде расставленные столбики с надписью «Naturschutzgebiet»*),
но все ж е сдалась, наконец, заставив поклясться, что не стану
ловить у всех на г л а з а х , а и з к а м ы ш е й , где н е видно, и что
п р е д ъ я в л ю ей улов п р и в ы х о д е д л я весов и оплаты. Слово
«забрел» — анахронизм: н е забрел, а з а е х а л , на машине, и,
получив разрешение удить, порядрчно еще- ж д а л , покуда от­
кроют мне запертую на з а м о к п е р е к л а д и н у в ъ е з д а . О т к р ы л
вахтер, п о ж и л о й и п р и х р а м ь ю а ю щ и й , в мятом комбинезоне и
форменной ш а п к е . Когда я з а п а р к о в а л с я (а вот это у ж новое
слово, придуманное, к а ж е т с я , русскими в эмиграции), содрал с
меня ц е л ы х три м а р к и : м а р к у за «паркен» и две вообще з а
визит. Долго и неловко о т л е п л я л з а г р у б е л ы м и п а л ь ц а м и л и ­
сток от листка, в ы д а в а я к в и т а н ц и ю и объясняя, что к ч е м у . . .
Акцент ж е п р и этом был настолько славянский, что я спросил
наугад:
— В ы русский?
— Русский, — ответил он, без всякого энтузиазма, а скорее
с недоумением, и несколько мгновений стоял, не зная, что ска­
зать д а л ь ш е и делать. Потом, повернувшись, с т а л снова в д е ­
вать перекладину; а я, з а х в а т и в снасть п о д м ы ш к у и в б а н к е
червей, отправился к берегу. Уходя, я чувствовал, к а к он
смотрел мне в спину, и з н а л почему-то, что непременно п р и ­
дет поговорить.
*) Заповедник (нем.)
Он и п р и ш е л , правда, только к полудню, когда я у ж и поза­
б ы л про него, п е р е п о л з а я то и дело в тень от наступавшего
солнца и п е р е к и д ы в а я у д о ч к у (ни р а з у не клюнуло); д а ж е и
испугал меня, з а ш у р ш а в з а моей спиной к а м ы ш о м и к а ш л я ­
нув:
— Не помешаю?
У ж е п о к а он, п р и х р а м ы в а я и страдальчески морщась от
бьющего в лицо с озера солнца, пробирался ко мне по берегу,
я составил себе о нем некоторое понятие. — Б ы л о что-то био­
графически-интеллигентское в его неловко балансирующей по
м о к р ы м к о ч к а м фигуре, в контрасте м е ж д у словно бы брез­
гливыми д в и ж е н и я м и и рабочим комбинезоном с на латанными
н а к о л е н н и к а м и на ш и р о к и х ш т а н а х , м е ж д у б а р с к и - з а м ш е в ы ­
ми с к л а д к а м и узкого л и ц а и д у р а ц к и м форменным картузом
с надписью Wachter золотой канителью. Впрочем к а р т у з он
тотчас снял, умостившись н а плоском камешке, и я увидел
большой его лоб в два поперечных цвета (загара и белого) под
седым бобриком и глаза, то и дело останавливающиеся в р а з ­
думье н а д иной в ы с к а з а н н о й ф р а з о й (своей и л и чужой) — то­
ж е непререкаемо интеллигентский п р и з н а к .
— Н е помешаю?
Тут я в ы п у с к а ю о б ы ч н ы е и столь надоевшие в такого типа
р а с с к а з а х «Мы р а з г о в о р и л и с ь » . . . «Он о к а з а л с я » . . . и тому п о ­
добное, то есть приблизительно полчаса ознакомительного д и ­
алога, и п е р е с к а к и в а ю к моменту, когда у меня вдруг дернуло
поплавок, до того б е з н а д е ж н о т о л к а в ш и й с я в мелкой солнеч­
ной зыби. Дернуло и повело к к а м ы ш а м , в матово затененную
гладь. Я подсек — неудача! П е р е к и н у л накоротке в т у ж е
тень — снова с р а з у будто б ы тронуло, и поплавок з а с т ы л т е ­
п е р ь у самой к а м ы ш е в о й зеленоногой стенки, у ж е не бессмысленно-лежебоко, а к а к сеттер на стойке, словно н а л и т ы й
весь невидимой д р о ж ь ю , н а п р у ж е н н ы й и с т о р о ж к и й . . . Вотвот. . . Я н е в ы д е р ж а л — полез к нему в воду, з а к а т а в брюки.
Мой н о в ы й знакомец, н а к а м н е рядом, зашевелился, что-то
в ы т а щ и л и з кармана, к а ж е т с я , блокнот, з а ш у р ш а л листочка­
ми. . . — м н е б ы л о не до него: и з в е с т н а я издевка над у д и л ь щ и ­
к а м и : «На одном конце червяк, на д р у г о м » . . . и т а к далее —
справедлива, если не в части «дурака», то в части слиянности обоих концов. — У берега, с удилищем в р у к е и морщась
от острых камней под ногами, стояло л и ш ь мое материальное
тело, а второе, астральное, т а к сказать, все перекинулось на
на
проткнутую п е р ы ш к о м неподвижную к р а с н у ю пробку, н и ч е ­
го не слыхало и не видело — н и человека на к а м е ш к е , ни в о ­
дяную к у р о ч к у , п е т л я в ш у ю в к а м ы ш а х , ни к у в ы р к а ю щ и х с я
вдали уток — т о л ь к о в ы с л е ж и в а л о с пробкою вместе х р и з о ­
литовую неподвижность вокруг, два м е л к и х с е р ы х п у з ы р и к а ,
лопнувших вдруг под боком, только в с л у ш и в а л о с ь в у г а д ы ­
ваемую н и ж е ж и з н ь , всем ухом в г л у б ь . . . И вот поплавок
нырнул! Да к а к ! У д и л и щ е в дугу свело от р ы в к а , а т я ж е с т ь ,
когда подсек, б ы л а т а к а я , словно з а ц е п и л з а корягу. И вот,
мотая к а т у ш к у , я повел эту т я ж е с т ь к себе, о щ у щ а я ее ж и ­
вую упругую д р о ж ь и толчки, то п у г а ю щ е податливые, то
снова у п р я м ы е , — повел с тем замиранием сердца и страхом,
и алчностью, к о т о р ы х не знают остряки, у т е ш а ю щ и е себя з а
неполноту своей ж и з н и приведенной в ы ш е антирыбацкой по­
говоркой. К а к о й б ы л к а р п ! Чудовище! Он сопел и ф ы р к а л ,
как еж, когда я, в ы т а щ и в и з его толстой стеклянной испуган­
но откляченной губы крючок, п и х а л неверными пальцами его,
склизкого, горбатого, колючего, с в ы т о л к н у т ы м и на меня г л а ­
зами, в к р у г л у ю сетчатую к о р з и н к у . . .
Но я отвлекся от т е м ы и от соседа н а камне. Когда, после
порядочной-таки возни, к о р з и н к а с уловом пристроена б ы л а
в воду и к тростнику (на веревочке), — он п р о т я н у л мне л и ­
сток и з блокнота с к а р а н д а ш н ы м наброском, и з о б р а ж а ю щ и м
нас с поплавком в к а м ы ш а х . П о х о ж е б ы л о до у д и в л е н и я и
очень умело, насколько я мог судить, — л и н и и народность
с к у п ы е и точные. По этому поводу и з а в я з а л с я у нас п е р в ы й
значительный разговор.
— Да, у ч и л с я . . . — с к а з а л он в ответ на мои п о л у п о х в а л ы полувопросы и стал набивать трубку, г л я д я в сторону оста­
новившимся (на воспоминаниях, д о л ж н о быть) взглядом, т а к
что половина т а б а к у из-под вслепую д в и г а в ш и х с я п а л ь ц е в
сыпалась наземь; я ж е в третий р а з , украдкой, его о г л я д ы в а л
— несомненно незаурядное лицо и п р о ф и л ь , на переносице
— к р у п н а я , с Ягодину, бородавка, т о ж е стильная (он теребил
ее иногда, раздумывая), у виска, заросшего с е р ы м к у д р я в ы м
пухом, попрыгивает м е л к и й т и к . . .
— Учился во Вхутемасе, — п р о д о л ж а л он з а к у р и в а я . —
Знаете? б ы в ш е м Строгановском. Год однако всего: за у в л е ч е ­
ние Врубелем и з а задор — вычистили. Г л а в н ы м образом —
з а задор: много у ж п о з ж е постиг н а у к у п о д л а ж и в а т ь с я . В ы ч и ­
стили н е т а к чтобы у ж в ш е ю : п р е д л о ж и л и , понимаете ли, п е -
рейти н а архитектурное. Ну, а я метил в Рембрандты, оскор­
бился, конечно, да так, что и кисти с к р а с к а м и и з окна в ы ­
ш в ы р н у л . . . Вообще мои данные по части искусства (он вздох­
нул) ф о р т у н а не охотно п о д д е р ж и в а л а . . .
— А были еще и другие данные?
. — Б ы л и . Голос был, например. Баритон. Это, конечно, дар
больше ф и з и ч е с к и й и случайный, к а к , с к а ж е м , большой нос
или плоскоступье, — недаром среди этого рода артистов т а к
много неодушевленностей, но в с е - т а к и . . . Пел д а ж е и на к р у п ­
н ы х концертах. Опять ж е недолго: баритон в з я л и пропал. До
сих пор не знаю п р и ч и н ы — т а к прямо и в ы т е к и з горла в од­
ну неделю, к а к под землю ушел. Тогда, отравленный у ж е а п ­
лодисментами, я т о л к н у л с я на сцену. Способности обнаружи­
лись и здесь.
— Где ж е в ы играли?
— В подмосковном одном городишке. Там в голодные годы
много московских спасалось, из « с л и в о к » . . . П р и е з ж а л р а з
как-то, помню, И в а н М и х а л ы ч Москвин посмотреть на н а ш
коронный с п е к т а к л ь — «Гибель «Надежды», я играл там Б а ренда. После занавеса потребовал меня к себе. «У вас, говорит,
дорогуша, не ж и л к а сценическая, а ж и л и щ а . Н е партизаньте
здесь, е з ж а й т е в Москву». Дал письмо. С ним поехал я к М.
— был он тогда, помните, в самой силе. Ну, встретил благо­
склонно, а потом, когда заставил попрыгать и кое-что почи­
тать, т а к и вовсе восторженно. П р и н я л к себе, дал рольки две
в ы х о д н ы х , т о ж е прыгающих, х в а л и л . Д а л потом и одну по­
крупнее, настоящую, но тут-то и сорвалось. К с т а т и : в ы что ж е
карпов-то? З а п о п л а в к о м н е следите?
— Нет, я смотрю одним глазом, — с к а з а л я (и ему, я видел,
понравилось, что я с к а з а л неправду, то есть, значит, интере­
суюсь его рассказами). Т а к почему ж сорвалось?
— Понимаете ли, п о ж е л а л , чтобы и з этой роли сделал я д у ­
рака. Любил балаган, покойник; да кроме того выходило так,
по-его, пропаганднее. Н у а в тексте нет д у р а к а , и я не хотел
уродовать. Возразил. Слово за слово и — к р а х ! Сняли меня
с актерства, перевели на режиссерскую линию, в м о л о д е ж н ы е
к а д р ы . Хлопотно было, а главное — нудно: массовые эти сце­
ны, чертежи, геометрия, людей расставляй, к а к к у б и к и . . . И
я остыл. Остыл и повернул, понимаете ли, в поисках своего
пути на сто восемьдесят градусов. — В н а у к у !
Гм...
— Да. З а н я л с я химией. Вот в ы с к а з а л и «Гм...», а я в а м
с к а ж у : до сих пор убежден, что тут-то мое настоящее п р и з в а ­
ние и скрывалось. Ведь к а к захватило! с м а к у ш к о й ! З а два
всего года институтской учебы я почти что к а р ь е р у ученую
сделал. Эксперимент поставил один, с углеводами, по пищевой
части, практический, н о . . . В общем — был шум, н а п е ч а т а л и
и д а ж е , с л ы х а т ь было, немецкий один ж у р н а л перевел. Ч у в ­
ствовал я себя без пяти минут Менделеевым, и вдруг — хлоп!
Все опять к у в ы р к о м ! На этот р а з И в а н М у з ы к а н о ж к у подста­
вил. Недоумеваете? Это т а к а я подпись была под доносом —
в дирекцию Института, парторганизацию и профком, три к о ­
пии, — «Иван М у з ы к а » . Я этого «Музыку», сочинителя, знал,
спали через к о й к у в общежитии. Не поделили м ы с ним, в и ­
дите ли, одну д е в у ш к у и одного профессора, научного нашего
руководителя, — оба предпочли меня, н у того и заело. Ах,
к а к подвел, щ у к и н сын! Я, знаете, в этих н а ш и х п р о с т ы н н ы х
анкетах всегда обычно все правдиво у к а з ы в а л , так, например,
и писал: «Из дворян». Что ж , в конце концов, не дворяне р а з ­
ве сделали нам революцию? Но в одном единственном п у н к т е
— «Место рождения» — допустил н е з н а ч и т е л ь н у ю п е р е д е р ж ­
ку: у к а з а л наше бывшее именьице и полустанок того ж е н а ­
звания, теперь исчезнувшие с лица земли; это — вместо Мо­
сквы, где крестился, — чтобы не н а п а л и на метрику: у меня
там восприемники совершенно, понимаете ли, были неподхо­
дящие. Вот Иван М у з ы к а невинный этот т р ю к и разоблачил,
и на этот р а з в ы ш и б л и меня, к а к говорится, с волчьим б и л е ­
том. Никуда д а ж е невозможно было податься, кроме к а к р а з ­
ве в заочники. Я и подался, и опять с поворотом: т е п е р ь у ж е
в науки гуманитарные. Увлекся, понимаете ли, марксизмом.
Вас как, от Маркса, не корчит? С п р а ш и в а ю потому, что здесь,
в эмиграции, ему, к а к известно, у ж и рога и к о п ы т а п р и д е л а ­
ли. Теперь-то я давно не марксист, но, говоря откровенно, н е ­
смотря ни на что, очень ведь стройное было учение. Главное
ж е — универсальное и потому д л я людей с известным с к л а ­
дом ума совершенно убедительное и неотразимое. Я, во всяком
случае, в те свои юные годы н а х о д и л гениальным и до того
вгрызся, что первые ж е дре к о н т р о л ь н ы х работы, по почте,
в ы ш л и у меня целыми диссертациями. Ну, на месте, конечно,
заинтересовались, и в р е з у л ь т а т е н е только что допустили,
но сами, ч у т ь что не с музыкой, перевели меня в «очники», и т а к
п о п а л я на ФОН.*) Год с небольшим п р о д о л ж а л р а з г р ы з а т ь
д и а л е к т и к у , большую с т я ж а л себе популярность. А п о т о м . . .
У вас клюет, к а ж е т с я . . .
Верно, к л е в а л о , но покуда с х в а т и л с я за удилище — от к л е ­
ва остались только почти у ж на-нет р а з б е ж а в ш и е с я круги на
воде и м о к р ы й поплавок посередине, больше не ш е в е л и в ш и й ­
ся. — Т а к что ж е было лотом? — спросил я, снова пристроив
на берегу удочку.
— Т а к то ж е самое, что и п р е ж д е , — ответил он, покусы­
в а я в углу рта погасшую трубочку. — У меня, знаете ли, р а з ­
нообразились только ф о р м ы , а ф и н а л б ы л стандартный. На
этот р а з «отгрохал» я, к а к у нас говорилось, на семинаре до­
к л а д на тему «О базисе и надстройках в н а ш е й революцион­
ной современности!» Надо вам с к а з а т ь , что, хоть и у в л е к а л с я
я Марксом, но у ж и тогда понимал, что именно к нашей-то
тогдашней современности притягивают его, т а к сказать, за бо­
роду. Странным образом к а к р а з это крамольное соображение
и п р о з в у ч а л о в моем д о к л а д е во весь, понимаете, голос. Сам
н е знаю, к а к это в ы ш л о , потому что и задор мой к тому вре­
мени у ж ополовинился, и н а и в н ы м я не был, но — в ы ш л о . Все
растерялись: и сам, и слушатели, и руководительница — это
б ы л а К. (он н а з в а л фамилию), теперь, с л ы ш а л , а к а д е м и к . . .
Ну, представляете себе резонанс! П р и н и м а я во внимание, что
подавал н а д е ж д ы , а время было еще не столь у ж свирепое, —
п р е д л о ж и л и мне перейти н а . . . педологический ф а к у л ь т е т .
Д е к а н в разговоре по д у ш а м д а ж е намекал, что разумнее б ы
всего и благонадежнее специализироваться на глухонемых. Я
всякого рода д е ф е к т и в н ы х органически не перевариваю и
прямо сказал, что л у ч ш е пойду в п о ж а р н и к и . Сторговались
на литературно-лингвистическом отделении. Здесь я удер­
ж а л с я у ж е до в ы п у с к а . . .
— На этом истребление в а ш и х дарований и кончилось?
— Не совсем. В процессе педагогического, т а к сказать, опы­
та, открылось еще красноречие. Я бы, п о ж а л у й , и не заметил,
но н а ч а л и понемногу со всех сторон: «златоуст! златоуст!» —
Я сам к себе п р и с л у ш а л с я и в и ж у : да, словно бы и получает­
ся. П о д н а ж а л , и вскоре пригласили меня в Центральное л е к ­
ционное бюро — знаете, было такое у нас — читать п о п у л я р ­
н ы е массовые л е к ц и и . По этой боковой линии снова пошел
*) Факультет Общественных Наук.
было в гору. Да к а к ! Отбою н е было от персональных п р и г л а ­
шений и вызовов. Н у и, конечно, отрава: х л о п к и , «восторжен­
н ы х п о х в а л м и н у т н ы й шум» и прочее. С т а к и м и у ж т у з а м и
начал конкурировать, что самому иной р а з и лестно, и с т р а ш ­
но было. Н о . . .
Я у ж е ж д а л этого «но» и, у л ы б н у в ш и с ь невольно, п о в е р н у л ­
ся совсем в его сторону, спиной к удочке. У л ы б к и он не з а м е ­
тил, снова принявшись набивать свою т р у б к у и соря табаком
на з а л а т а н н ы е коленки.
— Продолжение, или, точнее, ф и н а л , в ы , вероятно, себе
представляете? — спросил он. — Н у да, в ы п е р л и . Эта м о я
очередная к а р ь е р а лопнула с треском, к а к в о з д у ш н ы й игру­
шечный шарик, если поднести к нему папироску. Поднес к т о то из с л у ш а т е л е й одной моей лекции, о Маяковском, — к а к о й нибудь мученик бдительности, вероятно, либо профессионал. Я
позволил себе несколько вольную т р а к т о в к у народности это­
го поэта. Трагическая ведь ф и г у р а — его, бедного, окончатель­
но поставили на голову. Причислили к соцреалистам, х о т я он,
по роду своей поэтики, формалист весьма чистой воды; объ­
я в и л и «трибуном» и «рупором масс», х о т я он всегда б ы л и н ­
дивидуалистом по духовному своему облику, массы ж е р а с п е ­
в а л и себе «Ты ж и в а еще, моя старушка», а к трибуну относи­
лись вполне равнодушно и с л у ш а л и его стихи, к а к с л у ш а ю т
барабан. Этого всего я, разумеется, не с к а з а л на лекции, но
мысль б ы л а ясна и отпереться, когда п о з в а л и к расчету, не
было возможности, ибо энтузиаст бдительности п р и л о ж и л к
доносу застенографированную в ы д е р ж к у . С к а н д а л б ы л гром­
кий, я д а ж е не надеялся отделаться одной только в ы к и д к о й
— в т р и д ц а т ы х ведь у ж годах происходило дело. Во в с я к о м
случае это б ы л а у ж действительно последняя п о п ы т к а п р о ­
двинуть скромные свои, к а к в ы в ы р а з и л и с ь , дарования.
— Я не в ы р а з и л с я , что «скромные», — и х п р е ж д е всего и
по количеству много: х у д о ж н и к , актер, баритон, исследова­
тель, л е к т о р . . . Ш у т к а ли!
— Добавьте и литератора, и это было. Всего ведь не расска­
жешь. ..
— Ну вот, видите, сколько талантов!
— Да, на ш е с т е р ы х б ы хватило, если б поделить. У м е н я ж
не расцвел ни один, к а к , знаете, если в цветочный м е л к и й гор­
шок набросать разносортных семян, все и заглохнут. С одного,
впрочем, и посейчас п о л у ч а ю небольшие проценты, — он к и в -
н у л на блокнотный листочек с рисунком, л е ж а в ш и й на моем
р ю к з а к е . — Рисую иногда на з а к а з з н а к о м ы х баварцев в к о ­
р о т к и х ш т а н а х и с альпийским бритвенным помазком на ш л я ­
пе. Нравится. Нет, в ы м о ж е т е в з я т ь бесплатно, — добавил он
быстро, поймав, д о л ж н о быть, на моем лице внезапную м ы с л ь замешательство. — В а м дарю на память. Давайте и подпишу
теперешним своим псевдонимом. Вот, пожалуйста. Не разби­
раете? Ш у с т е р — моя ф а м и л и я . Теодор Шустер. Проще не мог
подобрать. Проще у ж только н е п р и л и ч н ы е какие-нибудь или
комические. А хотелось именно п р о щ е . . . Потому что у ж и
тогда еще, дома, после этой истории с Маяковским, п р и ш е л к
убеждению, что «премудрый пескарь» был мудр по-настояще­
му и что ж и т ь надо к а к м о ж н о т и ш е и проще, без в с я к и х там
талантов и поклонников...
— И «поклонниц?» — спросил я. — Потому что были, на­
верное?
— Г м . . . — с к а з а л он, теребя бородавку на переносице. —
Б ы л и , конечно, и интересовали, признаться, н о . . . Не д е л а л из
них ни кумира, ни з а н я т и я . Хоть и ж е н и л с я д в а ж д ы на своих
ученицах. Оба р а з а — печально, то есть больше д л я себя пе­
чально, не д л я них. Они как-то через меня просто-напросто
перешагивали... на очередную, в ы с ш у ю , т а к сказать, ступень...
Нет, именно, без талантов и без поклонников. Я тогда д а ж е
от л и т е р а т у р ы о т к а з а л с я — стал, знаете, в ш к о л а х военное
дело преподавать. Т а к и трубил в этом качестве до самой до
войны. Точная, знаете ли, и спокойная н а у к а : сборка-разборка
винтовки образца 91-го года, и к а к устроен противогаз. Всерь­
ез никто не берет и не стенографируют: лишнего здесь не ска­
ж е ш ь и талантов нет надобности п р о я в л я т ь . Д а . . . Тогда мне
к а з а л о с ь это дорогой к безопасности. Теперь, после войны и
д в у х пленов — немецкого и платтлинговского — думаю, что
это и дорога к с ч а с т ь ю . Потому что только теперь, когда
я всего л и ш ь Шустер, стерегущий фольксвагены, я оконча­
тельно и совершенно с ч а с т л и в . . .
«Вот т а к так!» — с к а з а л я себе. «Какой-то т а й н ы й м а ж о р я
прозевал, д о л ж н о быть, в его р а с с к а з а х : концовка о счастье
у ж очень внезапна». Снова, в к о т о р ы й у ж раз, оглядел я м е л ь ­
ком в я л у ю его позу на к а м е ш к е и с т ы л ы й взгляд, не на озе­
ро в горной лиловой к р о м к е в д а л и — это б ы л о бы подходя­
щ и м аккомпаниментом к утверждению, — а вниз, на мокрые
кочки, почти под ноги. Любопытство и недоверие з а ш е в е л и ­
лись во мне.
— А к а к насчет ностальгии? — спросил я . — Эмигрантского
недуга?
— Не страдаю. Н и в м а л е й ш е й степени. С л у ш а ю иной р а з
Москву, все эти «выполним-перевыполним» насчет мяса, моло­
к а и преданности, и дико, знаете, и странно становится: к а к
могут люди с л у ш а т ь эту пошлость вот у ж е четыре десятка
лет и сохранять человеческое достоинство? Что до меня, то
к а ж д ы й р а з , в ы к л ю ч а я , п о д ы т о ж и в а ю : «Благодарю тебя, Го­
споди, что унес меня из этой несчастной страны»! Нет, повто­
р я ю : здесь я с ч а с т л и в . . .
Он произносил это «счастлив» с нажимом, но, к а к мне п о к а з а ­
лось, без того внутреннего д р о ж а н и я и тепла, с к а к и м обы­
кновенно выговаривают это редкое слово применительно к с а ­
мим себе. Б ы л а убедительность — не было убежденности. И
у ж во всяком с л у ч а е подразумевался необычный д л я подлин­
ного счастливца дедуктивный п у т ь у т в е р ж д е н и я : «счастлив,
потому ч т о » . . . и д а л ь ш е по пунктам. Ладно, попытаемся у з ­
нать — п о ч е м у . . .
— Что ж , много свободного времени? Пишете что-нибудь?
— продолжал я допрашивать.
— Нет, т а к б о л ь ш е . . . р а з м ы ш л я ю про себя. Философствую.
Писать — к у д а ж е ? От эмиграции я в стороне. А иначе —
я з ы к и надо, а я . . . Не помню, кто это с к а з а л , что некоторые
хорошо я з ы к и усваивают, потому что в головах у н и х много
пустого места. У меня нет пустого. Я думаю! Д у м а ю и . . .
— The-0-dor! — принесся со стороны к р ы ш и к у п а л е н (наши
к а м ы ш и б ы л и ш а г а х в полутораста от них) ж е н с к и й тонкий
с металлическим дребезгом голос — и моего собеседника т а к
и подкинуло н а камне с полуслова.
— Бог мой, заболтался! — п о д н я л с я он, о т р я х и в а я к а р т у ­
зом табак с коленок. — Совсем позабыл, что Эрика ведь д е ­
ж у р и т там з а меня, с машинами. А время у ж о б е д а т ь . . . К с т а ­
ти насчет у ж е н ь я : тут один мой приятель, кнехт здешний, л о ­
вит на сыр. Б е л ы й такой сыр, вроде н а ш е й брынзы. В ы бы п о ­
пробовали. . .
— Да где ж его в з я т ь сейчас, сыр?
— The-o-do-or! — прилетело снова, на ноту еще п р о н з и ­
тельнее.
— Иду, иду! — к и в н у л он сам себе, п у с к а я с ь у ж без осмот­
рительности к берегу через кочки и л у ж и ц ы и п р о д о л ж а я на
п р ы ж к а х скороговоркой: — С ы р есть у нас, могу дать. Вы,
верно, т о ж е проголодались? Здесь кормят прилично. Я вас
найду в ресторанчике. А сейчас бегу, п р о с т и т е . . .
— The-o-do-o-or!
Он и в самом деле почти побежал, в ы б р а в ш и с ь на тропинку,
м а х а я рукой с картузом и п р и х р а м ы в а я . А я колебался: л о ­
в и т ь — н е ловить: было знойно и душно, поплавок б е з н а д е ж ­
но подобрался к самым у ж е к а м ы ш а м и дремал, хотя червяк
о к а з а л с я целехонек. З а м а с к и р о в а в к о р з и н к у и удочку, я п о ­
ш е л вслед з а Шустером: обед — обедом, но больше толкала
охота к продолжению встречи и разговора с этим необычным
«счастливцем».
2.
Я к у р и л у ж е вторую послеобеденную сигарету, когда он,
д ы м я трубкой, п о к а з а л с я м е ж столиков, у ж без к а р т у з а , с з а ­
к а т а н н ы м и р у к а в а м и и немного опростевшим, по-крестьянски
красноватым после еды лицом.
— Поднимемся, если хотите, ко мне. Тут м ы и живем. Дам
сыр и потолкуем. У нас п р о х л а д н о . . .
М ы в о ш л и в какие-то сени, п а х н у в ш и е п а р н ы м молоком и
коровами. По ветхой лесенке и потом еще по другой, у ж е п р я ­
мо поющей, поднялись в з а с т а в л е н н ы й коридор, на второй
э т а ж , а оттуда — в к о м н а т у ш к у с у з к и м з а в е ш е н н ы м чем-то
окном, самодельным столом посередке и полками; и з нее,
правда, б ы л а дверь и в другую, видимо, спальню, сквозившую
и з - з а дверной цветастой гардинки ж е л т ы м полированным бо­
ком к р о в а т и и белизной. Впрочем, все это заметил я у ж е п о ­
сле, а сперва — только ж е н с к у ю м е л к у ю ф и г у р к у у стола, в
полумраке, над небольшой бадейкой с горячей, судя по пару,
водой и посудой.
— Эрика, м о я ж е н а , — с к а з а л Шустер, к а ч н у в ш и с ь в сто­
рону бадейки. — Унд даст ист херр, мейн л а н д с м а н . . . — про­
д о л ж а л он на своем российско-немецком я з ы к е , покуда м ы
р а с к л а н и в а л и с ь . То есть р а с к л а н я л с я я, а она только к и в н у л а
острым подбородком, не в ы н и м а я и з бадейки р у к . Она, эта
Эрика, п о к а з а л а с ь мне в полупотемках необыкновенно урод­
ливой: тонкая, к а к муравей, в брючках-дудочках, и в с я к о л ю ­
ч а я : острые плечи, остреньким треугольничком лицо, в ы т я ­
н у т ы й нос, подбородок — все т о ж е острое и колкое. Словно
д л я того, чтобы я л у ч ш е ее рассмотрел, а вернее и з з а м е ш а ­
тельства, Шустер п о д к о в ы л я л к о к о ш к у и, сдвинув шторку,
впустил в комнату такой в з р ы в озерного слепительного света,
что д а ж е сам п р и з а ж м у р и л е я и растерянно н а ч а л с т р я х и в а т ь
набухшую в т р у б к е золу в цветочный горшок на подоконни­
ке.
— Was machst du denn, Theodor! — к р и к н у л а Э р и к а все т е м
ж е , что и н а озере, п р о н з и т е л ь н ы м голосом с металлическим
лязгом, — и он торопливо стал сгребать п а л ь ц а м и сброшен­
ный пепел в горсточку.
Теперь, п р и свете и когда Эрика вскинула сердито к в е р х у
колючий подбородок, я мог рассмотреть е е пристальнее: да,
очень невзрачна, сера, д а ж е к а к - т о без возраста — тридцать
ли, сорок, не р а з б е р е ш ь ; неприятное скошенное вглубь п о д лобье — глаз не видно, одна переносица. А волосы, з а л и з а н ­
ные в м е л к и й п у ч о к н а м а к у ш к е , — с зеленоватым отливом.
«Кикиморка!» — п р и ш л о вдруг мне в голову, и, Бог знает
почему, я ч у т ь не у л ы б н у л с я п р и этом, поскорее переведя
глаза на Шустера.
— Садитесь, пожалуйста! — с к а з а л он в ответ. Я сейчас с ы ру.
Над бадейкой теперь в з л е т а л и , к а к бабочки, посверкивая,
тарелки, на миг потухали в в и т к а х полотенца и, снова сверк­
нув, плавно опускались н а стол. Проворству этих д а ж е н е
видных в м е л ь к а н и и р у к , в ы т и р а в ш и х посуду, мог позавидо­
вать любой фокусник. Острый подбородок в з л е т а л т о ж е от
времени до времени, следя з а тем, к а к Ш у с т е р ш а р и л по
полкам.
«Кикиморка!» — подумал я снова, тут ж е припомнив, где и
когда в п е р в ы й р а з у с л ы ш а л я это словцо в применении к
повествовательной, т а к сказать, героине. — В сказке, которую
мне, совсем еще м а л ы ш у , р а с с к а з ы в а л а одна в ы ш н е в о л о ц к а я
бабка, в мелочную деревенскую л а в о ч к у которой прибегали
м ы покупать запретную дома к о в р и ж к у . В этой с к а з к е , д о ­
вольно сумбурной и после мне никогда н е встречавшейся, К и ­
киморка была неким миниатюрным чудом, вроде Дюймовочки
и л и Мальчика-с-^пальчика, родившимся непонятным образом
у «жили б ы л и старик и старуха», в утешение и х старости <*
в ответ н а молитвы. Т о ж е б ы л а зеленоволосая, сперва хохо­
т у ш к а и непоседлива — э т а к и й м а л е н ь к и й порох, к у з н е ч и к с
бубенчиком: «Все ш и р к - ш и р к по углам, минуты на л а в к е не
усидит», — говорила бабка. А потом случилось, что в поисках
чем б ы полакомиться, забралась она с загнетка в только что
истопленную русскую печь. Там ее, по недоразумению, и при­
к р ы л и заслонкой. А когда спохватились и в ы т а щ и л и , — тут
бабка, сложив и без того печеное личико в самые ж а л о с т н ы е
морщинки, т я н у л а слезливым голосом: «она — чуть ж и в а , в ы ­
сохла в с я и п о ж е л к л а . . . А главное дело — д у ш к а у нее вся
от ж а р у повьгкипела, з л а я стала, к а к крыса, к у с а ч а я . . . Сов­
сем б ы л о стариков заела. В одну ночь р а з к а к - т о перекокала
всю посуду и в лес у б е ж а л а » . . .
Такова была К и к и м о р к а в сказке, а К и к и м о р к а в комнате,
покуда я вспоминал да п р и к у р и в а л , отмелькавши посудой,
к а к - т о во мгновение ока у ж и пристроила все, и бадейку, на
полки, что-то там д о т и р а я в углу.
Шустер т о ж е подсел к столу, напротив меня, с кусочками
сыра в газетной б у м а ж к е . Я д е р ж а л сигарету и ж ж е н у ю спич­
к у в руке, боясь уронить.
— Theodor! — с к а з а л а К и к и м о р к а из угла (не т а к громко
на этот р а з , но оба м ы вздрогнули), — Haben wir keine Aschenbecher? Нет у нас пепельницы? — Она смерила Шустера свер­
х у вниз взглядом, от которого, если б ы п р и д а т ь ему вещест­
венную остроту, д о л ж е н б ы тот р а з в а л и т ь с я на две половин­
ки, к а к яблоко, «ширкнула» куда-то в сторону — и пепельни­
ца села на к р а й стола стремительно и неслышно, к а к планер;
потом метнулась к дверям и оттуда опять позвала «Theodor!»,
у ж е совсем негромко, но повелительно.
— Vergiss nicht! — с к а з а л а она, когда он подошел, и ее
темные глаза, казалось, буравили его насквозь (спина у него
ежилась). — Du hast nur eine Viertelstunde zu p l a u d e r n . . .
—тут она п е р е ш л а на свистящий шопот и диалект, который
понимал я плохо. Мне показалось, что м е л ь к н у л о т а м что-то
вроде «Immer schreiben und schreiben!» — и это было интере­
сно, потому что, значит, Шустер утаил, что п и ш е т . . . Исчезла
К и к и м о р к а незаметно, к а к п а р — я не у с л ы ш а л д а ж е , к а к от­
к р ы л а с ь и з а к р ы л а с ь дверь, а только — т и ш и н у в комнате и
к а к посапывает Шустер, снова подсаживаясь к столу.
— Через четверть часа, — н а ч а л он несколько виновато, —
придется мне уходить. Пригласили, понимаете ли, в соседнюю
д е р е в у ш к у на «помочь», к а к у нас говорилось. Со средствами
несколько туговато, портретики мои приносят сущую ерунду,
важно, значит, заработать что-нибудь «экстра». Вот м ы и х о ­
дим оба посменно на о т х о ж и е промыслы. Эрика строго следит,
чтобы я не отлынивал. И правильно: я ведь ленив, п р и з н а т ь ­
ся, и беспорядочен, а она у меня н а с т о я щ а я муза труда и ор­
ганизованности. К а к она умудряется при н а ш и х доходах не
только кормить нас обоих, я бы сказал, первоклассно, но еще
и п р и к а п л и в а т ь — непостижимо уму! Эта вот, например,
спальня. — Он, наклонившись, откинул немного гардинку с две­
ри, откуда блестел ж е л т ы й л а к и снежность подушек, — к у п ­
лена недавно на одни только ее сбережения. Теперь на оче­
реди у нас «в о н ц и м м е р», чтобы выбросить эту всю само­
дельщину, чтобы н е стыдно было п р и н я т ь . . . Не знаю, к а к
вы, а я п р е ж д е не понимал, только теперь н а ч а л понимать,
какое это дает удовлетворение. Не понимал, потому что в ы ­
вез сюда н а ш е российское интеллигентское, либо по л у интел­
лигентское, пренебрежение к «барахлу» и к а н а р е й к а м (обяза­
тельно заведу себе одну, если разбогатею), — пренебрежение,
за которым ведь ничего не стоит, решительно ничего, кроме
позы и ф р а з ы , кроме н а ш е й душевной растрепанности и не­
способности к конкретному м ы ш л е н и ю . Да! Потому что не
могли и не можем понять, ф ы р к а я на западное мещанство,
что за ним, за этими с а л а т н ы м и грядками по линейке, с п а л ь ­
нями и канарейками, стоит ч е л о в е к — его п р и в ы ч к и , т р а ­
диции, то есть, значит, его воля, его человеческое достоинст­
во: моя спальня, моя канарейка, мой дом, моя ж и з н ь — «хочу
с к а ш е й ем, хочу масло пахтаю», моя свобода! — да, да! вот
куда это идет! А мы? Не за то л и ж а л и и ж м у т нас сорок
вот у ж е лет, что м ы от своих спален и собственных грядок с
такой готовностью и т а к форсисто отказались? Ах, о т к а з а ­
лись? Так и валяйтесь на нарах, я в л я й т е жертвенность, в к а ­
лывайте день и ночь, к а к средневековые рабы, до седых р а н ­
них волос и после. Только рабам, кстати сказать, обещано б ы ­
ло за это Царствие небесное, а что обещали нам? . .
Он порывисто, с подергивающимся виском, в з я л с я за
трубку, продул, р а з б р ы з г и в а я по столу зловонные ж е л т ы е к а ­
пельки, стал потом набивать, к а к и р а н ь ш е недвижно уста-
в и в ш и с ь куда-то мимо моей головы и щедро п р о с ы п а я на пол
табак.
— А я, понимаете ли, в этой пресловутой меркантильности
З а п а д а р а з л и ч а ю традиционный д у х прометеевского человека,
который почпрежнему по уголечку, по искорке крадет у богов
огонь, з а ж и г а я от него собственную свою свечку. Я не о р а ­
зумном эгоизме и не из Штирнера, а есть в этой вещной ор­
ганизации своей ж и з н и что-то в в ы с ш е й степени подкупаю­
щее, естественное, и недаром Робинзон К р у з о , после Еванге­
л и я и библии с а м а я распространенная книга в мире. Да, чтото естественное, стройное и гармоническое. В русской ж е ду­
ш е стройность и пропорция всегда отсутствовали, гармония и
не ночевала. Вот у ж поистине, возьмите кого угодно, от к а ­
кого-нибудь пропойцы, ловящего на р у к а в е з е л е н ы х чертей,
и до Достоевского, д а ж е Толстого, — всю почти н а ш у возь­
мите л и т е р а т у р у и поэзию после П у ш к и н а — что это, к а к не
совершенное отсутствие гармонии? А у м е н я . . . Вот давеча я
говорил вам, что счастлив. Да, счастлив, потому что чувствую:
здесь, на З а п а д е , начинаю обретать, наконец, гармоническое
начало, оно входит в меня, заполняет постепенно в качестве,
если хотите, очередного таланта, седьмого таланта — таланта
ж и т ь г а р м о н и ч е с к и . . . Ну, конечно, тут главное — Эрика, по­
с л а н н а я мне Небом в компенсацию за все п р о ш л ы е терзания,
неудачи и пустоту. Она теперь д л я м е н я . . . — в ней д л я меня
весь д у х и гармония З а п а д а . Именно, гармония. В ы не пред­
ставляете себе, к а к гармонически слиты в ней воедино разум,
воля, энергия, привязанность, ж е н с т в е н н о с т ь . . .
Он похрипел трубкой, высосав из нее несколько тощих
к л у б к о в дыма, посмотрел н а меня и з - з а них, добавил:
— У нее, к а к в ы , конечно, заметили, нет этого внешнего
блеску и красивости — сколько р а з обманывали они меня на
моем веку, хватит! Н о . . . р а з в е красива, скажем, платина, са­
м ы й драгоценный металл?
Монолог з в у ч а л ж и в о , что и говорить. Но, странным обра­
зом, несмотря на патетику, снова о щ у щ а л я в нем какую-то
трещину, д е л а в ш у ю его больше разговором с самим собой,
вслух...
— Я случайно подслушал, к а к в а ш а супруга говорила про
в а ш е писанье, — с к а з а л я. — А в ы п р и з н а в а л и с ь только в
том, что философствуете мысленно.
— Г м . . . философствую, н у и записываю иногда кое-что из
пришедшего в голову. Примем такой компромисс. Грешен!
— Но о чем, не р а с с к а ж е т е ли? Я сам немного пишу, п о ­
этому — и н т е р е с н о . . .
— Да все о том ж е . . . О п р а к т и ч е с к о й гармонии в ж и з н и . В
частности, сейчас вот к а к р а з — о проблеме времени в челове­
ческом бытии. Но надо н а ч а т ь от п е ч к и . . . Вам сколько лет,
если можно узнать?
Я сказал.
— Ну, не намного меньше. Это хорошо, то есть я хочу с к а ­
зать, удобнее д л я понимания. Видите л и : теперь, когда с т а л я
счастлив, я стал вдруг чувствовать старость, само п о н я т и е
старости, т а к сказать. П р е ж д е , т а м , и теперь т а к ж е здесь,
до женитьбы, в п о п ы х а х и в отчаянии, к а к - т о не замечал. А
теперь ощущаю, и не как-нибудь лирически, «куда, к у д а в ы
удалились!» а, понимаете ли, к а к боль, постоянную, ноющую,
вроде з у б н о й . . . А случается — и взрывом, непереносимую,
когда хочется — об стенку 'головой и з а п л а к а т ь , з а в ы т ь позвериному: К а р а у л ! Ограбили! Кто? Когда? К а к не заметил?
и так далее. Поводом д л я в з р ы в а иногда — самое что-нибудь
незначительное. Не знаю, случалось ли с вами: попадется в а м
на улице где-нибудь либо на п л я ж е красавица. Цветет вам
навстречу, к а к л а н д ы ш , сирень, резеда, д у ш и с т ы й горошек и
прочее — и вот в ы у ж е з а д ы ш а л и всей грудью, тянетесь, п о ­
нимаете ли, на аромат, к а к к цветку, и вдруг — скользнет по
вас взгляд, совершенно невидящий, отсутствующий, к а к по
забору... взгляд — к а к локтем в травмае, нет — х у ж е , пото­
му что вполне и безукоризненно б е з р а з л и ч н ы й . В ы не поду­
майте: я не ловелас и не сексуален, но — так, д л я примера.
Д а . . . и вот, значит, вдруг камнем на п л е ч и — твои почти
шестьдесят, и едва двигаешь ноги в кошмарном и к а ж д ы й
раз новом открытии, что ж и з н ь - т о прошла, что только мизера
н ы й и полупригодный кусочек о с т а л с я . . . К с т а т и : это «сколь­
к о осталось» не т а к у ж остро и больше у ж е головное. Но вот
с ним я к а к р а з сейчас и в о ж у с ь : к а к бы не р а с т р а н ж и р и т ь
остатка-то или, может быть, д а ж е к а к р а с ш и р и т ь ?
Не
поймите неправильно, я не про омоложение и не про теорию
относительности, у меня все это — только в психологической
плоскости, в смысле такой организации в о с п р и я т и я в р е ­
мени, когда оно распределялось бы во мне полнее и д л и т е л ь ­
нее. И я в н е м . . . Н е понимаете? .
— Признаюсь, несовсем.
— Б у д е м проще: течение времени, к а к в ы знаете, может
нам представляться р а з л и ч н о по скорости. Время т я н е т с я ,
говорим мы, иногда, в поезде, когда весь день едем, глазея в
окно, и з а б ы л и в з я т ь с собой к р и м и н а л ь н ы й роман. Время
л е т и т — говорим, когда в хлопотах и не поспеваем с чемлибо управиться. Налицо, таким образом, два типа восприя­
т и я времени, или две установки: суета и созерцание. С созер­
цания, кстати, я все и начинаю. З д е ш н и й покой, тишина, ж и ­
вописность декорации очень этому способствуют. Ну-с, созер­
ц а т ь м ы у ж е не умеем, о т в ы к л и и потеряли вкус. В темп мо­
тора включились, вместо темпа т р а в ы . Созерцать, говорят, не
з а б ы л и еще на Востоке, а у н а с . . . До чего это ж а л ь и ошиб­
к а ! Есть, если в ы р а ж а т ь с я высоким штилем, чудесный мир,
н е о б ъ я т н ы й сад и музей нерукотворного и непостижимо
прекрасного, куда впускают человека на тридцать, примерно,
лет полнокровного любования, а он морщится, забивается в
щ е л ь , откуда ничего не видать, и к л я н е т эту щ е л ь , принимая
ее з а в с е л е н н у ю . . . Но оставим это. Перцепция времени в смы­
сле полноты его и течения зависит вообще от того, как, под
к а к и м углом и к а к и м и глазами смотреть. Тот ж е пример с
поездом: смотрите в ы в окно, и сразу ж е за ним, поблизости,
все летит к у в ы р к о м , стремглав до невнятности: столбы, к у ­
сты, будки и п р о ч е е . . . В з г л я н у л и немного подальше — все
бежит у ж е медленнее. А там, совсем вдалеке, церковь к а к а я нибудь или б а ш е н к а будто и вовсе не движется, а стоит, и
только у ж когда совсем приглядеться, заметишь: нет, т о ж е
плывет, у п л ы в а е т куда-то от вашего взора, но покуда исчез­
нет совсем, протечет иной р а з — т а к п о к а ж е т с я — ц е л а я в е ч ­
ность. . . В ы следите за мыслью? Перцепцию времени можно
изменить, воспитать в себе по-другому, понимаете? Время
можно р а з д в и н у т ь . Можно...
— Theodo-or! — раздалось за окном.
— Ведь вот с к а ж и т е , к а к перебила! — р а з в е л он руками и
вздохнул. — П у с т я к и ведь осталось договорить. А теперь в ы
к а к ? У е з ж а е т е и з н а ш и х мест?
— З а в т р а утром. До следующего лета!
— Досадно. Значит, только через г о д . . . Ну, переписывать­
ся не предлагаю: в письмах многого не и з л о ж и ш ь , другое дело
— поболтать. Отсутствие собеседника единственное, что здесь
тяготит. Да, д о с а д н о . . .
Он, я видел, б ы л огорчен искренне, д а ж е к а к - т о сразу у в я л
и словно уменьшился весь.. Вообще в этих последних его р а с ­
суждениях о возрасте и «раздвмжении» времени было боль­
ше искренности и чего-то непосредственно от себя, чем в
прежних.
— Theodo-or!
— Иду, и д у . . . Сыр не забудьте, в ы ведь сейчас снова р ы ­
бачить? Иду! — к р и к н у л он в третий р а з в сторону окошка и,
засунув в к а р м а н ы табак и трубку, п о ш е л п о х р а м ы в а я к
двери.
Когда он спускался впереди меня по с к р и п у ч е й лесенке,
«колдыбая», к а к говорят в Смоленщине, со ступеньки на сту­
п е н ь к у одной ногой и оглядываясь, — мне снова бросился в
глаза контраст м е ж д у его устало-неловкими д в и ж е н и я м и т о ­
ропящегося на «помочь» б а т р а к а и бледным большелобым про­
ф и л е м с седым бобриком. К а к - т о обиженно, если смотреть
сверху, сутулились у него под широким, вероятно ч у ж и м ,
комбинезоном плечи, и мне стало немножко не по с е б е . . .
И з послеобеденного у ж е н ь я ничего, стоящего рассказать, не
получилось: я к нему у ж е и поостыл, но, в ы т а щ и в из воды
посмотреть металлическую д ы р ч а т у ю к о р з и н к у с карпом (он
сидел в ней этакой грузной двухкилограммовой флегмой,
оранжево-розовый от тесноты), — воодушевился и поймал
еще двух окуньков (на червяка: сыр только к р о ш и л с я , и на
него ни р а з у не клюнуло). Один из окуньков, ш к у р н и ч е с к и энергичный, завел поплавок в самый тростник и з а п у т а л так,
что пришлось, отцепляя, и в ы к у п а т ь с я . . .
*
Автоплощадка, когда я собрался домой, рассчитавшись с х о ­
зяйкой, п о х о ж а б ы л а на солнечную сковородку, на которой
поджаривалось, сверкая и чуть не ш и п я р а с к а л е н н ы м лаком,
с десяток машин. Я р а с п а х н у л д в е р ц ы в своей, т о ж е горячей,
к а к духовка, и осмотрелся: к воротцам у в ы е з д а подбегала
Кикиморка, з а м е н и в ш а я на д е ж у р с т в е м у ж а .
Позвякивая
ключами в связке, проворно сняла замок, отмахнула п е р е к л а ­
дину в сторону. Потом ш м ы г н у л а ко мне, я думал — погла­
зеть на улов: к а к р а з у к л а д ы в а л к о р з и н к у с подпрыгиваю­
щим нутром в ноги у переднего сиденья. — Нет, любопытства
К и к и м о р к а н е проявила, а ч у т ь посторонив меня острым лок­
тем, о т щ е л к н у л а — р а з - д в а ! — дворники и принялась тереть
з а п ы л е н н о е ветровое стекло неизвестно откуда в з я в ш е й с я
тряпочной ветошью. М у р а в ь и н а я ф и г у р к а ее с ломкой талией
в с я п р у ж и н и л а , р у к и м е л ь к а л и по стеклу, к а к усики, выводя
и з него на поверхность поистине первобытный блеск. Мне в и ­
дна была ее щ е к а — теперь почему-то не землисто-серая, к а к
в комнате, а смуглая, с очень тонкой к о ж е й , просвечиваю­
щ е й н а солнце. Нет, ей не могло быть и т р и д ц а т и . . .
Кончив, она обернулась к о мне, слегка з а п ы х а в ш и с ь , в п е р ­
в ы й р а з близко, лицом к лицу. Т о ж е и глаза оказались теперь
вовсе н е буравчато-темными, к а к представлялось раньше, а
ж е л т о в а т ы м и , светлыми и п р о з р а ч н ы м и в черни глубоких
глазниц.
— Glanzend!*) — с к а з а л я, и м е я в виду работу.
Она у л ы б н у л а с ь тонкими п о д к р а ш е н н ы м и губами, углами
к в е р х у , и на секунду с лица ее непонятным образом исчезла
колючесть.
Я д а л е й две марки.
— Danke! — к и в н у л а она, толкнув м н е р е б р ы ш к о м руку,
сухую, т е п л у ю и т а к у ю мелкую, что в с я кисть проскочила в
мою, — т о ж е и на запястье к о ж а была необыкновенно ш е л ­
ковиста на ощупь и горяча.
— Гм! — подумал я, забираясь за руль, — если она вся т а ­
к а я ш е л к о в а я и горячая, К и к и м о р к а , всем телом, то можно в
известной мере и объяснить шустеровекие восторги. Мысль
эта, несколько ф р и в о л ь н а я в и з л о ж е н и и , никакой, однако,
фривольности в истоках своих не имела: мне всерьез хоте­
лось разобраться в обстоятельствах встречи с этой необыден­
ной парой. Думал о ней всю дорогу, нарочно в ы б и р а я подлин­
нее маршрут, и только упруго-отчаянные т о л ч к и под ногами,
в к о р з и н к е (окуньки! к а р п страдал надвижимо) побуждали
у в е л и ч и в а т ь скорость: хотелось довести и х ж и в ь е м и, может
б ы т ь , д а ж е п о п л а в а т ь д а т ь в ванне до того, к а к и х выпотро­
шат. ..
*) Замечательно! (нем.)
128
3.
Уехав из Б а в а р и и , я з а п и с а л этот эпизод к о е - к а к , в виде
очерка и о т л о ж и л впрок. Мне казалось, что если и повто­
рится через год эта встреча, нового чегоннибудь в р я д л и п р и ­
бавится. Встреча не повторилась, но, тем не менее, очерк
о ж и л и д а ж е вот вырос в р а с с к а з — потому что возникло
неожиданное продолжение.
Следующее лето у баварских озер было несносно д о ж д л и ­
вое, особенно в первое время после приезда: лило недели три
сплошь — ни в лес, ни на воду с удочкой, н и в гости, ни к т е ­
бе кто. Наконец, выдохлось, стало течь с перерывами, и в п е р ­
в у ю ж е солнечную п а у з у я поехал на озерко, б о л ь ш е д л я Ш у стера, чем ради ловли.
По случаю несезонной погоды там было все серо и забро­
шено: перекладина у в ъ е з д а снята, м о к р ы е столики — один
на другом, чехардой; в ресторанчике (я з а г л я н у л в окно) р е ­
монт — лесенки, л и п к и е ведра в известке и к л я к с ы на полу,
устланном газетами.
Хозяйка, заметив меня, в ы с у н у л а с ь по пояс из другого
окошка, откуда обычно продавались напитки, поспешно nor
п р а в л я я у в я д ш и е на безлюдьи к у д р я ш к и :
— Wieder in Bayern? Herzlich willkommen! Fischen?*)
Я объяснил, что да, «фишен», и, главное, повидать г-на Ш у стера, земляка. У нее высоко, д в у м я аксансирконфлексами,
взлетели брови:
— Sie wissen nichts? В ы ничего не знаете? Его ж е у нас нет.
Он п р о п а л ! . .
— К а к пропал? Когда?
— Месяца два у ж е , в мае. В з я л и у ш е л от нас, почти без
вещей и д а ж е без ш л я п ы . Неизвестно куда.
— А . . . Эрика?
— Она у б е ж а л а от него еще в апреле, весной. Т о ж е не з н а ­
ли? О mei, о mei.. . Это ж е ц е л а я и с т о р и я ! . . Нет, я в и ж у , вам
н у ж н о все по п о р я д к у . . . Могу я п р е д л о ж и т ь ч а ш к у кофе? . .
*) Снова в Баварии? Добро пожаловать! Рыбачить? (нем.)
У нее д а ж е к у д р я ш к и п р ы г а л и — т а к не терпелось расска­
з а т ь «историю» с в е ж е м у слушателю. Мне не терпелось тоже
— у с л ы ш а т ь . М ы уселись во второй, задней комнате ресто­
ранчика, у ж е обновленной.
— Когда у ш л а Эрика, — р а с с к а з ы в а л а она «по порядку»,
— он слег. M e i n Gott! Это такой был д л я него удар! М ы не­
делю кормили его в кровати, почти с л о ж е ч к и . Потом п о д н я л ­
ся, но — к а к тень (wie Gespenst), д а ж е не отвечал, когда спра­
ш и в а л и . . . О д н а ж д ы вечером в ы ш е л , никто не заметил, как, и
— исчез, не вернулся. М ы д а ж е все глубокие места у к у п а ­
лен осматривали, подозревали, ч т о . . . в ы понимаете? З а я в и ­
л и в полицию. Там т о ж е принимали м е р ы . . . О mei, что было!
Две, три н е д е л и . . . (она сделала п а у з у отчаяния). И только н е ­
давно вот, в конце июня, и з полиции сообщили, что пришло от
него Abmeldung*). . .
— Ах, так? Все-таки? . .
— Да, но подумайте: ц е л ы й месяц! И ничего, ничего не ска­
зать! ..
— Отчего ж е бросила его Эрика?
— О mei, о mei. . . Все ее осуждают. Очень было жестоко с
ее стороны. Но ведь ей всего только двадцать два года, а ему...
И она т а к хотела к а к следует (ordentlich) ж и т ь . Теперь у ж
о ней все нам известно. Недавно прислала грузовик за с п а л ь ­
ней. Н о в ы й ее д р у ж о к т о ж е совсем еще м о л о д . . .
Тут я, признаться, н е очень и слушал, з а н я т ы й собственны­
ми м ы с л я м и : куда теперь мог податься Шустер со своим «со­
зерцанием» и поисками «гармонии?» — В ы говорите: Abmel­
dimg, — спросил я х о з я й к у . — А откуда, и з какого города?
— О mei, р а з в е я не сказала? — И з Н. Он, м е ж д у прочим,
п о л у ч а л оттуда и письма. Я н а ш л а . . . Правда, только конвер­
т ы . Я сейчас п о к а ж у . . .
Она п р и т а щ и л а конверты, ш т у к пять, все — с бланком од­
ного эмигрантского издательства. Ч у в с т в у я себя чуть-чуть
Шерлоком Холмсом, я разобрал на почтовых ш т е м п е л я х да­
ты, сравнил — все о к а з а л и с ь недавние и довольно близкие од­
на к другой. Действительно, у него была весьма о ж и в л е н н а я
переписка с этим городом.
*) Заявление в полицию об отписке.
— Может быть, он т а м теперь и поселится? Н а ш е л , м о ж е т
быть, работу? З н а к о м ы х ? — наседала хозяйка, д р о ж а з а в и ­
тушками.
Я т о ж е с к а з а л «может быть» (что е щ е было ответить!), по­
благодарил за к о ф е и п о ш е л на берег, р а з д у м ы в а я , стоит л и
з а к и д ы в а т ь : на солнце в п о л з а л и тучи, у т ю ж а по озеру се­
рыми косяками теней — вот-вот польет с н о в а . . . Место у к а ­
мышей, где сидели с Шустером, заболотилось и р а с к л я к л о , не
подберешься; плоский к а м е ш е к торчал весь в воде. Нет,
у ж е н ь е не состоится, к а к не состоялось и продолжение р а з г о ­
вора об «укрощении времени» и т а л а н т е «гармонически ж и т ь » .
На самом деле чувствовал он в себе этот талант или только
примыслил? — д у м а л я, в о з в р а щ а я с ь к к у п а л ь н я м . Где-то у
Горького: люди, искавшие подо льдом утонувшего мальчика,
начинают вдруг сомневаться: «Да б ы л л и мальчик? Может,
мальчика-то и н е было?» Не т а к л и и тут? . . А вера в К и к и морку и гармоническое в ней начало б ы л а у него на самом
деле? Любовь, к а ж е т с я , была, и потому, когда я, бывало, вспо­
минал и х обоих, т а к а я ж е с т о к а я р а з в я з к а н и р а з у не п р и х о ­
дила мне в голову. Где теперь станет искать он замену? . ,
Пошел д о ж д ь . . .
1958 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Двое на к а м н е
Сентиментальная повесть
П о л д ю ж и н ы талантов
5
55
109
Download