Document 2241928
advertisement
среди корней на сухой земле. Он тыкался в изгородь мордочкой, стучал по ней передней лапой, что-то мурлыча сам себе. Она потрепала Джеймса по холке, но кот не обратил на нее внимания. — Старый ты дуралей, — сказала ему Анна, — ну что ты здесь нашел? Какие-то остывшие ошметки и обрывки плоти, раскиданные по земле. Если не считать размера и цвета, совсем как внутренности. Изгибы напомнили ей свиную печенку. Органы слабо светились. Анна подобрала с земли кусок и тут же уронила — он был теплый. Кот восхищенно подскочил, поймал кусок и принялся его трепать. — Джеймс, — сказала Анна, — ты отвратителен. Потом, натянув садовые перчатки, в каких обычно подрезала бархатцы, Анна сунула пару-тройку объектов в пластиковый пакет и отнесла обратно в дом. Опорожнила на стеклянное блюдо. Выложенные на рабочий стол, выглядели они как любая требуха — непривычными являть себя миру. Цветом вроде настоек в колбах, которые Анна девчонкой еще видела на витринах аптек, — синие, зеленые, глубоко-марганцовые, но уже слегка поблекшие и обретающие на свету галогеновой лампы кислотные оттенки. Анна выудила из шкафчика свой лучший вюстхофский нож, но тут же, разнервничавшись, положила обратно. Осмотрев содержимое блюда с разных ракурсов, она отправилась звонить Марни. — Ты зачем звонишь? — спросила Марни минут через пять. — Я так думаю... я просто хотела с тобой поделиться своим счастьем. По разным поводам. Я так счастлива была. Анна понимала, что на первый взгляд это утверждение абсурдно. На третьем десятке она страдала анорексией и дважды неудачно покушалась на самоубийство. Первый муж, Майкл, — не лучший выбор — однажды ночью ушел в море на МэннХилл-Бич к югу от Бостона и не вернулся. Тела его так и не нашли. Талантливый человек, но весьма неуравновешенный. «Он был замечательным человеком, — говорила Анна тем, кто спрашивал о Майкле, — но принимал многие вещи слишком близко к сердцу». С тех пор она успела снова выйти замуж, родить Марни и прожить жизнь. Ее совместную жизнь с отцом Марни, довольно неплохую, сперва в Лондоне, а затем в этом тихом дорогом доме у реки. Майкла такая жизнь не устроила бы. Ему жизнь вообще давалась с трудом, как своеобразное наказание. — Никто из нас толком не понимал, как жить, — сказала Анна. — Анна... — У него были трудности. Марни молчала. — Ну, ты знаешь, — сказала Анна. — На сексуальной почве. Твой отец в этом отношении был куда лучше. — Анна, эта информация для меня избыточна. Марни родилась из чувства вины и облегчения, вызванного пропажей — потерей — Майкла в ту ночь на МэннХилл-Бич. Озадаченная Анна вернулась домой в Лондон и бросилась в постель к первому встречному. Только так можно было примириться с собой, особенно на таком расстоянии оттуда. Она ни о чем не жалела, хотя временами воспоминания заставляли ее относиться к Марни с особенной нежностью. Тут ее посетила внезапная обескураживающая вспышка: Майкл согнулся над ней во тьме, и кто-то из них говорит нечто вроде: «Искры! Везде искры!» — Анна? Анна, мне идти надо. Поздно уже. Полночь. — Ой, правда, дорогая? — Тебе завтра к доктору Альперт, — напомнила ей Марни. — Боюсь, что я не помню в деталях зачем, — ответила Анна неуверенным, но исполненным протеста тоном. — Хорошо, что я все записала. Анна, испытав неожиданный прилив зависти и любви, произнесла: — О, Марни, надеюсь, тебе нравится секс. Было бы отвратительно думать, что ты лишена столь прекрасной услады.
