в книге Джона Харрисона «Переосмысление заикания
advertisement
2 3 Будь тем, кто ты есть, потому что если ты не будешь тем, кто ты есть, это будешь не ты. Эпитафия, Кладбище Бутхилл, Тумстоун, Аризона Жизнь идет дальше и человек должен идти дальше. С момента, когда он отказывается от самого себя и в той мере, в какой он отказывается от самого себя, он совершенно незаметно начинает творить и пестовать своё псевдо-Я. Но это – «Я» без желаний. Он что-то делает, но не для развлечения или удовольствия, а потому, что так надо – он должен подчиняться. Впредь его будут разрывать на части неосознаваемые навязчивые порывы или неосознаваемые конфликты будут загонять в паралич. Каждый шаг и каждый миг будут разрушать его сущность и его целостность. Но все это время он будет казаться обычным человеком и должен будет вести себя как обычный человек! Гордон Олпорт, Цит. по: «К психологии существования» Нас изменяют не мысли, не прочитанные книги, а наши поступки. Уинстон Черчилль 4 5 ❈ В современном мире, характеризующемся невероятными социальными, технологическими и научными прорывами, вопросы заикания ухитрились остаться без точных ответов. Настала пора перемен. Время менять парадигму. Данная книга являет собой попытку сделать именно это. ❈ 6 ПРЕДИСЛОВИЕ К ак-то летним вечером в начале 80-х годов я сидел в гостиной Джона Альбака (John Ahlbach), исполнительного директора Национального проекта «Заикание» (NSP *). У нас было пиво, мы говорили о том, о сем. Было почти 11 часов ночи, совсем недавно завершилась встреча в отделении NSP в Сан-Франциско. Это была одна из тех скучных встреч, когда приходят лишь несколько человек. На самом деле, тем летом дела у нас в местном отделении шли не слишком удачно. На каждую встречу приходило по четыре человека, а иногда и того не было. Беседа проходила оживленно, поскольку у меня и у Джона было нечто общее, что оказало сильное воздействие на наши жизни: мы оба по жизни боролись с хроническим заиканием. И оба мы были одержимы желанием помочь другим вырваться из тюрьмы заикания. Мое нарушение проявилось внезапно, когда мне было три с половиной года. Моя мама уезжала на полтора месяца в Европу с моей бабушкой, а когда она вернулась, я повел ее в сад и, как она рассказывает, показал на грядку петуний со словами «мамочка, смо… смо... смо... смотри ка… ка… ка... какие цветы!» Хроническое заикания преследовало меня почти до 30 лет. Мое заикание никогда не было тяжелым, это было явно следствие того, что я никогда не позволял себе причуды во что бы то ни стало «продавить» речевой ступор. Я просто пережидал его, выдерживая длинные паузы. Тем не менее, при моей чувствительной натуре, эти необъяснимые длительные паузы меня просто убивали. Говорить я мог хорошо, только болтая с друзьями. Но если мне нужно было читать в классе, говорить с кем-то важным в моем представлении или остановить незнакомца на улице, чтобы задать ему вопрос, меня будто чем-то затыкало. В итоге я стал «скрытым» заикой, то есть, таким человеком, который может сойти за «нормального», но всегда опасается, что в любой момент его ужасный секрет раскроется. Не многое менялось в моем заикании, пока однажды, когда мне было 25 лет, я вдруг бросил свою работу в рекламном агентстве моего отца, загрузился в Боинг-707 и предпочел Нью-Йорку Сан-Франциско. Движение личностного роста в Калифорнии в начале 60-х годов только зарождалось, а Сан-Франциско был его эпицентром. Немедленно я оказался вовлеченным в различные мероприятия, связанные с развитием, включая встречи по интересам, 48-часовые марафоны без сна, посвященные самосознанию, несколько ЛСД-трипов, пару лет курсов психодрамы, группы гештальт-терапии, клубы ведущих, и тому подобное. Ко времени, когда 60-е подошли к концу, вследствие такого многостороннего собственного исследования, я имел уже большой опыт работы со своей внутренней сущностью. Побочным эффектом такой моей активности по собственному изучению стало постепенное исчезновение моего заикания. Более того, я почувствовал, что понимаю нечто, относящееся к сущности хронического заикания, о чем другие – даже профессионалы – не имеют представления. Я увидел, что мои проблемы с речью были, на *В 1999 году совет директоров NSP проголосовал за изменение названия организации, и она стала называться NSA (Национальная ассоциация заикающихся). К тому времени организация давно уже переросла рамки просто «проекта». Далее в книге будут ссылки и на NSP и на NSA. 7 самом деле, продолжением моих глобальных проблем, что заикание – это проблема, в которую я вовлечен полностью. Хотя я и рассматривал заикание как исходно проблему речи, оказалось, что на деле это мои трудности коммуникационного плана. Неудивительно, что я не заикался, когда был один. Но с кем я мог этим поделиться? Ответ нашелся в 1977 году, когда Боб Голдман и Майкл Шугерман (Bob Goldman & Michael Sugarman), два двадцатилетних парня из близлежащего местечка Walnut Creek, основали NSP (Национальный проект «Заикание»), организацию самопомощи людей с заиканием. У меня, наконец, появилось место, где мои идеи могли принести пользу. Я немедленно присоединился к NSP, где в конце концов на общественных началах стал заместителем директора и играл заметную роль в развитии организации… вот так и оказавшись тем вечером в гостиной Джона Альбака, и старавшимся вместе с ним вдохнуть жизнь в наше местное отделение NSP. Группы всегда проходили свои взлеты и падения, и наше отделение определенно переживала кризис. Такие колебания, несомненно, отражают многие вещи – групповую динамику, графики, погодные условия, личную инициативу, творчество и всякое такое. Каждая группа варится в своем собственном котле, и тем летом мы выглядели совсем печально. Сидели мы с Джоном, потягивали пиво, и наш разговор сводился к тому, что творилось в других группах. Хьюстон, конечно, был нашей путеводной звездой. В Филадельфии и Южной Калифорнии тоже было все в порядке. Но были и отделения, которые сообщали Джону о проблемах с посещаемостью, каковая была и у нас. Чем мы могли помочь им? Самой распространенной жалобой было недостаток направленности и целей деятельности. У нас действительно был стандартный формат встреч, описанный нами в пособии. Но даже при этом люди ощущали, что делают постоянно все одно и то же. Вот тогда мне в голову и пришла идея собирать все и написать книгу о публичных выступлениях. Хотя публичные выступления всегда страшили меня, было в них и нечто для меня притягивающее. В своем воображении я мог представить себя со всей страстью выступающим перед толпой. После того, как я присоединился к NSP, фантазии стали реальностью. Я стал находить возможности выступить перед другими в благоприятной обстановке. Я организовал и провел свой первый семинар – незабываемых два дня! – в 1982 году. Участвовало в семинаре примерно 15 членов NSP. Я проводил собрания местного отделения. Постепенно в роли спикера я стал чувствовать себя более-менее комфортно. Воодушевленный растущей уверенностью, я стал присматриваться к людям, которые были по-настоящему хорошие ораторы. Старался представить себя на их месте. Что они ощущают? Что они делают? Что придает им привлекательности? Откуда идет их уверенность? Когда я говорил с Джоном тем летним вечером, меня внезапно посетила мысль: почему бы не написать руководство по публичным выступлениям! В конце концов, я остановился на 10 уроках, каждый из которых отталкивается от соответствующего наблюдения, сделанного мной относительно хороших ораторов, и того, что они делали. В качестве размышлений, мной включено также и эссе о преодолении страхов выступления, которое для меня напрямую связано с опытом выступлений. Руководство, озаглавленное «Как победить свои страхи выступления перед людьми», в своем первом издании содержащее 50 страниц текста, было отпечатано на матричном принтере. Это руководство получило популярность в ряде отделений NSP. Упражнения были простыми, легкими в исполнении, а члены отделений получили возможность получать ценные отклики от товарищей. Понемногу, нововведение стало просачиваться в отделения и использоваться в качестве дополнения к регулярным программам. Отзывы были хорошими. Обнаружилось, 8 что информация и упражнения реально помогали уменьшить страх выступления перед группами, представляя эту речевую ситуацию в ином свете. Эта книга давала также инструментарий и методы выстраивания речевой ситуации в интересах говорящего. В течение последующих двух десятилетий я продолжал писать статьи для информационного бюллетеня NSA под названием Letting GO («Отпусти себя») и других изданий, а когда написанное представлялось подходящим для книги о публичных выступлениях, я включал его в последующее издание. Через какое-то время стало очевидным, что эти статьи описывали новый подход к заиканию и, зачастую, давали продуктивные ответы на вопросы, касающиеся заикания. В конце концов, название книги было заменено на «ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ЗАИКАНИЯ. Все о том, что такое борьба за речь». Книга состоит из восьми частей. Часть 1 вводит новый, целостный взгляд на заикание, позволяющий ответить на некоторые давние вопросы. Часть 2 исследует мышление заикающихся. Часть 3 рассматривает влияние восприятия на заикание. Часть 4 рассматривает заикание в плане генетики. Часть 5 представляет различные истории излечения. Часть 6 это трехлетняя эпопея выздоровления человека. Часть 7 содержит руководство по публичным выступлениям. Часть 8 представляет ресурсы для личностного роста и изменений. Я хочу выразить благодарность сотруднику NSA Paul Engelman, предложившему это новое название книги. Хочу также выразить огромную благодарность Richard Parent из Монреаля, выполнивший перевод книги на французский: Redéfinir Le Bégaiement: La vraie nature du Combat pour s’exprimer. И английская и французская версия книги в свободном доступе на сайте http://www.mnsu.edu/comdis/kuster/infoaboutstuttering.html#holistically Перевод на испанский одного ранних изданий книги доступен в Fundación Española de la Tartamudez. Адрес фонда: fundacionttmes@gmail.com Я надеюсь, что эта книга будет полезной для всех, кто хочет избавиться от страха речи, и кто хочет лучше понять, что на самом деле являют собой хроническое заикание и речевые ступоры. Джон Харрисон Сан- Франциско Август 2011 9 ПРОЛОГ Что такое заикание на самом деле? О тчего я не могу говорить? Почему мои слова застревают? Почему я могу говорить, пока я один, но не могу при других? Эти вопросы сводят с ума. На протяжении тысячелетий хроническое заикание является одной из самых загадочных, непонятных, ставящих в тупик и, кажется, неразрешимых, головоломок. В появлении заикания обвиняют и детскую травму, и ревность между детьми, и подавленный гнев, и детскую сексуальность, и дефекты языка, губ, нёба, челюстей, либо глотки, химический дисбаланс, чрезмерно строгое воспитание, чувство вины, конфликт притяжения – избегания и еще много чего. За заикание брались и врачи, и психологи, и философы, бихевиористы, семантики, генетики, специалисты и исследователи речи и языка, и, конечно же, множество шарлатанов. Тем не менее, несмотря на количество умов, занятых проблемой, количество боли и страданий за много веков, как это ни удивительно, но мы так и не смогли достичь консенсуса в вопросе сущности заикания и его причин. От нехватки теорий мы, однако, не страдали. Вероятно, вы слышали о Демосфене, известном полемисте из Афин, родившемся в 384 году до н.э, который вырос с заиканием и был замкнутым и одиноким, проведшим детство за книгами. Несмотря на его заикание, Демосфена обуревали амбиции и тяга к публичности. И ничего… ничего!.. не могло остановить его, даже его нарушенная речь. Чтобы укрепить свой голос, он вставал на берегу и упражнялся в речи с камешками во рту, пока его голос не становился слышен в грохоте волн. Он также поднимался на холмы с грузом, висящим на груди, чтоб развить силу легких. Но на каждого Демосфена приходились сотни страдальцев, которые прятались от публичных разговоров, либо униженные публично, либо жили в страхе, что их «секрет» будет раскрыт. И всегда стоял вопрос: «Что же такое заикание на самом деле?» По заключению Аристотеля, люди заикаются, потому что либо слишком много выпили, либо думают быстрее, чем могут говорить. В те же времена Гиппократ полагал, что проблема может возникнуть, если у говорящего «мысли о новых вещах появляются прежде, чем он успел выразить то, что у него уже было в мыслях». Раз язык и ротовая полость, очевидно, принимают участие в борьбе за речь, то и ранние подходы к решению задачи ограничивались исключительно этими частями тела. Многие «лечения» предписывали смеяться, закатывая при этом глаза. Другие заставят вас содрогнуться. Корнелий Цельс, римский врач и философ, полагал, что ответ лежит в полоскании горла отварами различных пряностей, жевании горчицы, лука и чеснока (в качестве стимулирующих средств). Он рекомендовал также втирать в язык лекарственные растения, чтобы помочь расслабить мышцы артикуляторы, а также массаж головы, шеи, рта и подбородка. Если результата не достигается, то, по его требованию, пациент погружал голову в холодную воду, употреблял хрен и рвотные средства. 10 Все идет еще с тех времен. Для тех, кто страдал этой проблемой с рождения, им предписывалось захватить язык щипцами, потом вытянуть его и подрезать крючком нижнюю поверхность языка. Противостоять хирургическим решениям было сложно. В 1608 году врач Фебрикус Хилданус подрезал уздечку языка – складку кожи под языком, которая крепится ко дну ротовой полости – в предположении, что ее аномальная толщина препятствует языку подниматься к нёбу или к зубам. В 1830 году хирург Эрве де Шегуэн предположил, что причина заикания либо в том, что слишком короткий язык, либо неправильно расположена уздечка, которую в таком случае рекомендовалось удалить. В 1841 году Иоганн Фридрих Диффенбах в Берлинском университете выдвинул гипотезу, что заикание вызывается спазмом голосовой щели, который передавался на язык в виде языковой судороги. Его воздействие состояло (приготовились?!) в вырезании треугольного клина из основания языка, чтобы эти импульсы могли проходить. То, что эти хирургические процедуры эффекта не давали, особого удивления не вызывает. «Эксперты» в Индии пробовали себя в изобретательных и более гуманных решениях, предписывающих упражнения для языка и употребление таких продуктов, как очищенное масло и семена баклажанов, смешанные с медом, и тмин и семена утесника, смешанные с солью. Кислые фрукты рекомендовались для стимуляции языка и ликвидации избытка мокроты. Из более позднего, есть пошаговое описание процедуры, в которой ядовитая змея, яд которой относительно безопасен, кусает заикающегося под язык. Англичане изобрели и собственные изощренные подходы. Д-р Джозеф Франк в своей «Практике медицины» полагал, что заикание – это порок, одолеть который могут регулярные побои. В списке методов лечения заикания значились еще, помимо прочих: инъекции французского средства от насекомых, которым обычно пользовали коров, прикладывание пиявок к губам и поедание козьих катышков. Как бы нелепо это и не выглядело сегодня, но суть такова: люди пытались найти решение загадки заикания, основываясь на тех знаниях, которыми они владели на тот момент. Проблема была в том, что знать им нужно было то, что тогда не было еще известно. Таким образом, ничего толкового придумано быть и не могло. Такое положение дел сохранилось и до наших дней. Конец 19-го века увидел переход от физического к психоаналитическому подходу. Зигмунд Фрейд пришел со своими собственными теориями, сделав в 1915 году предположение, что заикание может иметь какое-то отношение к конфликту, связанному с функцией дефекации. Поскольку нормальная речь может рассматриваться «актом отделения, изгнания чего-то из себя во внешний мир», он предположил, что заикание, особенно в форме речевого ступора, являет собой некую форму запора. Врач из Бостона Айсадор Кориат (Isador H. Coriat) заключил, что заикание было тяжелым психоневрозом, вызванным сохранением во взрослой жизни рефлексов грудных младенцев. По его мнению, в прегенитальной стадии развития либидо, той ранней стадии, когда еще сохраняются сосательные рефлексы и рефлексы кусания, соответствующие движения можно проследить практически у любого заикающегося. Короче говоря, заикание можно рассматривать как акт сосания некоего воображаемого соска. Звучит все это, конечно, нелепо, но помните, что Кориат, как и все те, что были до него, были вдохновляемы и ограничены идеями, актуальными на тот день. По мере продвижения в век двадцатый социальные науки становились все более изощренными, а поведение человека изучалось все более подробно. Сюда можно отнести и исследования причин заикания. Множество таких ранних исследований было проведено 11 в Университете Айовы при поддержке Карла Эмиля Сишора (Carl Emil Seashore), под чьим началом была создана кафедра Философии и Психологии. Первым выпускником кафедры был Ли Эдвард Трэвис (Lee Edward Travis), которым с 1924 по 1927 год была спроектирована и создана первая целевая лаборатория в Айове, занимавшаяся исследованиями коммуникационных нарушений. Вместе с Сэмюэлем Ортоном (Samuel Orton), главой кафедры Психиатрии в университете, они разработали «Теорию церебральной доминантности», в которой постулировалось, что заикание это результат конфликта между правым и левым полушариями головного мозга при управлении структурами мозга, используемыми при речи. Однако, после нескольких лет интенсивных исследований оказалось, что люди с заиканием в плане мозговой активности не имеют значимых отличий от людей без заикания. Новая программа, относящаяся к речи, и исследования в области теории церебральной доминантности в связи с заиканием привлекли в Университет Айовы многих перспективных исследователей, имевших интересы в заикании. В список таких людей, прибывших в Айову чтобы заняться исследованием проблемы, вошли такие известные имена как Уэндел Джонсон (Wendell Johnson), Чарльз Ван Рипер (Charles Van Riper), Оливер Блудштейн (Oliver Bloodstein) и Дин Уильямс (Dean Williams). После ранних работ по теории церебрального доминирования, эти исследователи со многими другими продолжили расширение исследованной области заикания. В эти исследования входили: Взаимосвязь личности и заикания. Возникновение и развитие заикания на ранних стадиях. Терапия заикания и ее эффективность. Восприятие заикания слушающими. Нейрофизиология заикания и беглой речи у людей с заиканием. Взаимодействие родитель-ребенок при заикании Подтипы и факторы риска при возникновении и развитии заикания Связь развития моторики и языка у детей с заиканием. Факторы, влияющие на результат лечения при заикании. Некоторые дефектологи пытались объяснить динамику заикания только с позиций поведения. Были проведены исследования, в которых испытуемые получали положительное или отрицательное вознаграждение в зависимости от того, насколько они были в состоянии сохранить беглость речи. Однако, убедительных результатов получено не было, и, в конечном итоге, чисто поведенческий подход ушел в небытие. Сегодня генетики ищут гены, «вызывающие» заикание. Как правило, средства массовой информации поднимают большую шумиху при каждом открытии такого сорта, снабжая его заголовками типа «Тайна раскрыта», но до сих пор никто не объяснил, как может мутантный ген вызывать заикание: механизмов до сих пор не предложено. Более того, ни одна из теорий не может установить, является ли этот ген причиной заикания, либо это просто один из его факторов. (В качестве аналогии, если вы проведете химический анализ говядины Бёф Бургиньон, вы обнаружите присутствие специи тимьяна. Но сможете ли вы утверждать, что именно в тимьяне вся суть Бёф Бургиньон? Вряд ли. Вам требуется куча ингредиентов. А потом вы должны смешить их особым образом). Таким образом, спустя многие годы, даже при всех этих умственных усилиях и проведенных исследованиях, определенного ответа так и не получено. Остается все тот же старый вопрос: «Что такое на самом деле заикание?» Терпят неудачу попытки построения парадигмы, или модели, достаточно широкой, чтобы охватить все вопросы, которые связаны с хроническим заиканием. ВСЕОБЪЕМЛЮЩАЯ КОНЦЕПЦИЯ 12 Эта книга являет собой попытку представления единой концепции – концепции достаточно общей, чтобы ответить на все старинные вопросы о заикании. Делается это путем пересмотра того, что такое заикание и речевой ступор. Но книга эта не могла пройти мимо семи ключевых событий, произошедших за последние полувека. Когнитивная психология. Когнитивная психология рассматривает то, как человек воспринимает свой опыт. Основной вклад на этом поприще был сделан Алфредом Коржибски (Alfred Korzybski), польско-американским философом и ученым, который запомнился более всего разработкой теории общей семантики – не путать с семантикой, никакого отношения к этому не имеющей. Работа Коржибски «Наука и психическое здоровье» (Science and Sanity), опубликованная в 1933 году, постулирует, что мы не в состоянии исследовать мир без посредников, в качестве которых выступают наша нервная система и использование языка. Иногда наше восприятие и наш язык на самом деле вводят нас в заблуждение относительно «фактов», с которыми мы должны иметь дело. Например, Коржибски предостерегал читателей относительно использования глагола «быть». Он указывает, что ярлыки, такие как «я заикаюсь» или «он заикается» претендуют на полное описание человека, в результате вгоняя человека в некие рамки, из которых человеку бывает невозможно выбраться. Таким образом, если «заикающийся» это то, что вы из себя представляете, то если вы не заикаетесь, у вас что-то утрачено из того образа, который вам соответствует. Работа Коржибски помогла подготовить почву для гештальт-терапии, рациональной эмотивной поведенческой терапии, нейро-лингвистического программирования, всех тех дисциплин, используемых сегодня, которые имеют отношение и применяются для управления и редуцирования заикания и речевых ступоров. Я открыл для себя труд Коржибски, когда начал посещать занятия по словесности в State College Сан-Франциско. Мне посчастливилось в том, что преподавателем у меня был известный автор, занимающийся общей семантикой С.И.Хаякава (S.I.Hayakawa), чей бестселлер «Язык в мыслях и действиях» (Language in Thought and Action) сыграл важную роль в популяризации работы Коржибски для широкой аудитории. Мое изучение общей семантики, наряду с увлекательным стилем преподавания Хаякавы, оказало большое влияние на мой образ мыслей. Дискуссии и идеи помогли мне понять, как мои привычные мыслительные процессы оказываются ориентированы на тип мышления, пригодный для выполнения задач, и как это, в свою очередь, подпитывает ограничения в моем поведении. Движение за развитие человеческого потенциала. В начале 60-х, люди, в особенности в возрасте от 20 до 30 лет, вдруг обнаружили, что они не привязаны к традиционному образу жизни, и что это отлично подходит для исследования других стилей жизни и поисков того, что сделает их жизнь счастливой и наполненной. Этот эмоциональный и интеллектуальный взрыв породил хиппи, психоделические эксперименты, район Хейт-Эшбери в Сан-Франциско и бесконечные эксперименты с новыми и разнообразными общинами и образом жизни. Группы по интересам. Ведут свое начало от тренингов групповой психотерапии (Тгруппы) конца 40-х и 50-х годов. Т-группы, в свою очередь, выросли из конференций по динамике малых групп, проведенных в Национальной лаборатории тренинга (National Training Laboratory) в Бетеле, штат Мэн, в 1947 году. С самого начала, эти группы были созданы, чтобы помочь руководителям и менеджерам более внимательно относиться к запросам своих сотрудников. Но к концу 50-х – началу 60-х годов они переросли в нечто большее и серьезное. Они получили известность как «группы по интересам» или «групповая психотерапия». В 60-х годах был всплеск интереса к групповой психотерапии, особенно в Северной Калифорнии. Район Сан-Франциско стал Меккой для людей со всех 13 американцев, которые хотели поэкспериментировать с новыми способами отношений между людьми. В типичной группе по интересам было от семи до пятнадцати человек, которые собирались, чтобы снять с себя вежливые социальные маски и выразить свои настоящие чувства. Акцент делался на вербальное взаимодействие, игры и другую деятельность, которая способствует открытому проявлению одобрения, критики, приязни и неприязни, и даже гневу и слезам, но не выдержке и подавлению экспрессивности, что правят обычно в нашем социуме. Системное мышление. С ростом технологий особый упор делался на развитие крупных и более сложных систем. Космическая программа США и высадка на Луне были всего лишь примером того, как системное мышление меняло наши представлениях о возможном. Группы самопомощи. Многие годы заикающиеся в решении своих проблем, связанных с заиканием, были вынуждены полагаться на логопедов и психологов. Но в начале 70-х годов сообщество заикающихся стало понимать, что принятие на себя ответственности за собственный рост и развитие имеет и свои преимущества. Заикающиеся стали понимать, что имеют некий определенный уровень знаний. Что им не следует всецело полагаться в своем продвижении на «экспертов». Они могли расширять свои возможности. В эту пору возникли организации типа Speakeasy («Легкая речь») и NSA (Национальная ассоциация заикающихся). Персональный компьютер. Что здесь сказать? Компьютер изменил все. Человек имеет теперь фантастические возможности для изучения, исследования, перемен и расширения сфер своей жизни. Интернет. Когда я был маленьким, было бы странным, если бы ребенок, который заикался, знал бы больше, чем другой мальчик, у которого были те же проблемы. Сегодня совершенно другое дело. Чаты в интернете, сайты типа Facebook и YouTube дают человеку с заиканием возможность общаться, делиться информацией, получать советы и решать общие проблемы совместно с людьми по всему земному шару. На самом деле, части этой книги начали свою жизнь как длинные сообщения на форумах Stutt-L и neurosemanticsofstuttering. Конечно, нельзя обойти вниманием и программу Skype, которая дает возможность поговорить с глазу на глаз с другими заикающимися по всему миру, если у них есть РС или Макинтош и линия связи. Все, что вам нужно, это Skype и дешевая камера для интернета. Вы можете даже проводить конференции, на которых могут одновременно присутствовать люди с полудесятка континентов. И все это свободно! ПОЛНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ Мое собственное заикание стало для меня загадкой с того момента, когда я в четвертом классе встал для ответа и, к ужасу своему, обнаружил, что не могу выдавить из себя ни слова. Все, казалось, заморожено. Сводило с ума то, насколько свободно я говорил в неформальной обстановке, но поставь меня перед классом, перед человеком, с которым я робею, или попроси остановить незнакомца, чтоб узнать дорогу, и с большой вероятностью я окажусь заперт, как барабан. Не скажу, что у меня были серьезные проблемы, как у кого-то, но этого было достаточным, чтоб в жизни моей появились озабоченность и непредсказуемость. Вопреки сложностям с речью, а, скорее, даже из-за них, я отказался от спокойной работы в рекламном агентстве моего отца, когда мне было двадцать пять лет, и поехал на запад. Я не знал, что именно с этого начинался путь к моему выздоровлению. 14 Я прибыл в Сан-Франциско из Нью-Йорка в начале 60-х. Моей первой работой было создание рекламных текстов, в основном в области технологий. Северная Калифорния, особенно окрестности Сан-Франциско, с 60-х годов начали именоваться «Силиконовой долиной» из-за быстрого роста компаний, связанных с технологиями. Хотя к технологиям я особого отношения и не имел (у меня было классическое английское университетское образование), я был в состоянии содействовать развитию бизнеса клиента, разрекламировав его продукцию. Диапазон продукции был от аналоговых компьютеров до электронных измерительных приборов. Особенно меня впечатляло то, как работали системы. Отдельные компоненты этих электронных устройств были выполнены на уровне достижений искусства. Но не это давало им такую мощь. Дело было в том, как эти компоненты взаимодействовали друг с другом. В немецком для этого есть слово – гештальт (gestalt). Это слово означает «организованное целое, которое больше, чем сумма его частей». Со временем, системное мышление начало оказывать влияние на мои размышления о заикании. Оно объясняло также, почему после многовековых попыток найти причину заикания, никто не нашел удовлетворительного решения, отвечающего на все вопросы. Возможно, произошло это потому, что не было заикания как такового. Вместо этого существовал гештальт заикания, система, которая проявлялась посредством определенной группы компонентов, особым образом организованной. ГРУППЫ ПО ИНТЕРЕСАМ Еще одной вещью, которая повлияла на мои раздумья о заикании, были группы по интересам. Моим приобщением к подобного рода опыту был Синанон (Synanon), группа самопомощи, организованная в 1958 году в Санта Монике, Калифорния, для наркоманов, правонарушителей и других групп асоциального поведения. В 1961 году Синанон открыл центр в старом здании склада в Сан-Франциско, и вскоре стал центром притяжения людей из общества, которым, как и мне, по субботним вечерам открывались двери, за которыми была хорошая музыка и закуски. Мы не были наркоманами – нас там называли «squares» («квадратами»)- мы восхищались жизненной силой и энергией членов клуба. Мы западали на ту откровенность и честность, которой так часто не хватает нам в нашей повседневной жизни. Каждый там казался нам настоящим и общительным. Сутью жизни Синанона была групповая активность, называемая игрой, в которой людей вынуждали быть честными и открытыми в том, о чем они думают, и что чувствуют. От всех участников Синанона требовалось ежедневное участие в этих играх. Игра проходила без ведущего, а центр внимания перемещался от одного человека к другому. Игра была более доступна, нежели терапия. Это была смесь хохота, слез, гнева и всех других эмоций, которые выходили наружу. Целью было помочь (направить) людям почувствовать свою сущность, стать честными. Чем более вы были нечестными или уходили от истины, тем большей была та яма, которую вы копали для самого себя. В начале 60-х Синанон открыл эти игры и для «квадратов» (т.е. для обычных граждан), подобных мне. Общей целью всех этих переживаний было для каждого из нас изучение своего поведения и ценностей, чтобы стать более жизнеспособными и успешными в межличностных отношениях. Еще один бонус: возникает понимание того, что на самом деле означает «быть честным». Еще мы многое узнали о людях вообще. Я участвовал в этих еженедельных играх в течение всех трех лет, пока я был связан с Синаноном. За это время я многое узнал о себе и выработал реальное понимание того, что такое мое хроническое заикание. Я узнал о заикании и то, что в речевые ступоры оказываюсь вовлечен я целиком полностью. Обратившись ко всем ключевым составляющим системы 15 заикания, включая и физические действия, которые я производил во время ступоров, я в конечном счете смог рассеять, а точнее сказать, растворить свое речевое нарушение. А в 1977 году, десять лет спустя, я оказался способен с пользой распорядиться этой информацией. Это был год, когда Майкл Шугарман и Боб Голдман основали Национальную ассоциацию заикания в Сан-Франциско. Я стал одним из первых ее членов. За 34 с лишним года я затратил довольно много времени на освещение вопросов заикания. Я участвовал в тысячах часов собраний отделения NSA. Написал уйму статей. Записал многие и многие интервью. Выступал. Вел семинары по всей Америке и в восьми странах на трех континентах. Выслушал истории жизни многих тысяч людей с заиканием. Основываясь на этом богатом опыте, я чувствую удовлетворение от того, что смог по-делу ответить на извечный вопрос: «а что же такое заикание на самом деле?» ОБ ЭТОЙ КНИГЕ Книга эта, по многим причинам, необычная. С одной стороны, она писалась – или записывалась и монтировалась – почти 30 лет. Многие из глав были статьями, созданными специально для бюллетеня NSA Letting GO. Какие-то главы начинались как длинные послания, писавшиеся в ранние утренние часы для пары форумов, в которых я активно участвовал. Ну и оставшиеся главы писались именно для этой книги. Некоторые фрагменты предоставлены членами сообщества заикающихся (в том числе и логопедами), в них, как мне показалось, есть что-то особенное и уникальное, что необходимо было включить в текст. Из-за того, что все эти фрагменты первоначально создавались как отдельные статьи, вы можете заметить, что некоторые вещи, такие, как описание Гексагона Заикания, появляются в разных частях этой книги. Это не досадная оплошность. Кроме того, что эти части были написаны в разное время, но большинство глав окажется не полным без ключевого материала, каковым является описание Гексагона. Когда появляется что-то новое, мне нужно услышать это много раз, прежде чем это уляжется в моей голове, потому надеюсь, что вы найдете эти повторения полезными. ССЫЛКИ Bobrick, B. Knotted Tongues: Stuttering in History and the Quest for a Cure. New York 1996. Stuttering Project at the University of Iowa. Wikipedia, The Free Encyclopedia. Retrieved 02:15, 2010, from http://www.iowa.edu/comsci/research/stuttering/history.html. 16 Оглавление ЧАСТЬ 1 ПОНИМАНИЕ СИСТЕМЫ ЗАИКАНИЯ к части Ч А С Т Ь 1..................................................................................................................................21 НЕ ТЕСНОВАТА ЛИ СТАРАЯ ПАРАДИГМА?....................................................................22 РАЗРАБОТКА НОВОЙ ПАРАДИГМЫ ЗАИКАНИЯ............................................................27 ЭФФЕКТ ХОТОРНА И ЕГО СВЯЗЬ С ЗАИКАНИЕМ......................................................46 ОТЧЕГО РЕЧЕВЫЕ СТУПОРЫ НАСТОЛЬКО НЕПРЕДСКАЗУЕМЫ?...........................70 ПОТЕРЯ ЖЕЛАНИЯ ГОВОРИТЬ............................................................................................87 ТРИНАДЦАТЬ ФАКТОВ О ЗАИКАЮЩИХСЯ...................................................................91 Ч А С Т Ь 2..................................................................................................................................94 ПОЧЕМУ ЛЕГЧЕ ГОВОРИТЬ, КОГДА ВЫ ПРИТВОРЯЕТЕСЬ КЕМ-ТО ДРУГИМ.........95 ПОЧЕМУ ЛЕГЧЕ ГОВОРИТЬ,................................................................................................100 КОГДА НИКОГО НЕТ РЯДОМ...............................................................................................100 ВЫ МОЖЕТЕ КОНТРОЛИРОВАТЬ ТО,..............................................................................103 КАК ДРУГИЕ ВИДЯТ ВАС...................................................................................................103 СОЗДАЕМ ОПРАВУ ДЛЯ СВОБОДНОЙ РЕЧИ.................................................................106 КОГДА ТЫ НЕ КАК ВСЕ.........................................................................................................109 Ч А С Т Ь 3................................................................................................................................113 СИЛА НАБЛЮДЕНИЯ............................................................................................................114 ВЫ ЗАИКА ИЛИ НЕТ?.............................................................................................................129 КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЗАИКАНИЯ ЗА 60 СЕКУНД....................................................133 ПОЛУЧАЙТЕ УДОВОЛЬСТВИЕ:...........................................................................................138 ЭТО СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ................................................................................138 ПРЕОДОЛЕНИЕ СТРАХА ДЕЙСТВОВАТЬ........................................................................144 ОЩУЩЕНИЕ СВОБОДНОЙ РЕЧИ......................................................................................151 АНАЛОГИЯ С ГОЛЬФОМ.....................................................................................................168 НАБЛЮДЕНИЯ.........................................................................................................................169 Хелен Винер..............................................................................................................................169 СОПРОТИВЛЕНИЕ ПЕРЕМЕНАМ.......................................................................................172 ПОСЛЕДНЯЯ ИГРА.................................................................................................................176 ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА...............................................................................................................185 Ч А С Т Ь 4................................................................................................................................188 НЕ В ГЕНЕТИКЕ ЛИ ПРИЧИНА ЗАИКАНИЯ?..............................................................190 НАУКА СВОБОДНОЙ РЕЧИ.................................................................................................200 17 ДЗЕН В ИСКУССТВЕ СВОБОДНОЙ РЕЧИ......................................................................209 Ч А С Т Ь 5................................................................................................................................215 ЗАИКАНИЕ – НЕ ТОЛЬКО РЕЧЕВАЯ ПРОБЛЕМА........................................................219 ИНТЕРВЬЮ С ДЖЕКОМ МЕНИРОМ: .................................................................................239 ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВЫЛЕЧИЛСЯ....................................................................................239 ОТ ЗАИКАНИЯ К СТАБИЛЬНОСТИ.....................................................................................253 СТРАТЕГИИ РАБОТЫ С ЭМОЦИЯМИ, РЕЧЬЮ И КОММУНИКАЦИЕЙ ПРИ ЗАИКАНИИ...............................................................................................................................262 ЗАИКАНИЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ГОВОРЯЩЕГО..................................................................268 ПРОЦЕСС ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ...............................................................................................274 СВОБОДНАЯ РЕЧЬ:................................................................................................................279 КАК Я ОДОЛЕЛ ЗАИКАНИЕ...............................................................................................279 РЕЧЬ БЕЗ ЗАПИНОК – ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ......................................................................295 МОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ К СЧАСТЬЮ..................................................................................298 МОЕ РАЗВИТИЕ, КАК ЧЕЛОВЕКА С ЗАИКАНИЕМ....................................................300 БЕСКОРЫСТНЫЙ ТРУД.........................................................................................................304 КОГДА ЖЕ ЗАГОРИТСЯ ЗЕЛЕНЫЙ?.................................................................................306 ПОДРУЖИТЬСЯ С ЧУДОВИЩЕМ -....................................................................................313 ВОТ КЛЮЧ К ИСЦЕЛЕНИЮ...............................................................................................313 КАК ГЕКСАГОН ИЗБАВЛЯЕТ ОТ СТРАХА РЕЧИ.........................................................320 КАК Я ИЗБАВИЛСЯ ОТ МНОГОЛЕТНЕГО ЗАИКАНИЯ..............................................338 Ч А С Т Ь 6................................................................................................................................354 ИСТОРИЯ ЭНДРЮ..................................................................................................................355 Ч А С Т Ь 7................................................................................................................................418 ВЫСТУПЛЕНИЕ 1: Заявление права на ваше пространство..............................................420 ВЫСТУПЛЕНИЕ 2: Говорим громко и четко.......................................................................425 ВЫСТУПЛЕНИЕ 3: Добавление музыки..............................................................................428 ВЫСТУПЛЕНИЕ 4: Учимся жить с паузами........................................................................431 ВЫСТУПЛЕНИЕ 5: Смотрите в глаза...................................................................................434 ВЫСТУПЛЕНИЕ 6: Показывайте свои чувства..................................................................437 ВЫСТУПЛЕНИЕ 7: Намеренное заикание...........................................................................441 ВЫСТУПЛЕНИЕ 8: Использование своего тела..................................................................445 ВЫСТУПЛЕНИЕ 9: Взаимодействие с аудиторией.............................................................447 ВЫСТУПЛЕНИЕ 10: Побуждение людей к действию........................................................450 Ч А С Т Ь 8................................................................................................................................455 ЦЕННОСТЬ ДИСКУССИОННЫХ ГРУПП В ИНТЕРНЕТЕ............................................461 РЕСУРСЫ ДЛЯ ПЕРЕМЕН....................................................................................................468 КНИГИ, КОТОРЫЕ МОГУТ ВАМ ПОМОЧЬ.......................................................................478 18 СЕМЬ СОВЕТОВ В ОБЩЕНИИ С ВАШИМ РЕБЕНКОМ...................................................483 СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ............................................................................................................484 СИЛА НАМЕРЕНИЯ...............................................................................................................489 19 ЧАСТЬ 1 ПОНИМАНИЕ СИСТЕМЫ ЗАИКАНИЯ 20 21 ЧАСТЬ 1 П ервоначально эта книга была опубликована под названием «Как преодолеть страх выступлений на публике» и была посвящена тому, как стать более эффективным оратором и чувствовать себя более комфортно во время публичного выступления. Но когда я закончил излагать десять упражнений, я осознал, что затронутые мной вопросы, например, как вы воспринимаете себя и других, характер восприятия, ваши убеждения, ваши физиологические реакции, и ваши традиционные способы мышления – это те же вопросы, которые необходимо рассматривать, чтобы успешно справиться со своим заиканием. Люди не осознают, что все взаимосвязано. Всем знакомы сетования: «Вот если бы я не заикался, то бы мог сделать то-то и то-то». Однако по моим наблюдениям ваша речь и ваша жизнь должны рассматриваться как сделанные из одного и того же теста. А те же самые силы, что движут вашим заиканием, управляют и другими сферами вашей жизни. В очерках Части 1 сделана попытка охарактеризовать систему заикания в целом и ответить на некоторые начальные вопросы о том, как функционирует хроническое заикание и почему именно таким образом. 22 НЕ ТЕСНОВАТА ЛИ СТАРАЯ ПАРАДИГМА? Е сли я спрошу вас, о какой стране вы подумаете при словах «наручные часы», вы, вероятно, ответите «о Швейцарии». И причина будет веская. На протяжении веков швейцарцы занимали лидирующую позицию в производстве часов. Они были в авангарде каждого новшества от самозаводящихся часов до водонепроницаемых. К 1968 году более 65 процентов всех часов, проданных в мире, были произведены в Швейцарии. И на их долю приходилось более 80 процентов прибыли с продаж. Однако к 1980 году уж только 10 процентов всех часов в мире были швейцарскими, а прибыль упала до 20 процентов. Что же случилось? Когда швейцарские ученые из исследовательского института кантона Невшатель изобрели первый в мире электронно-кварцевый механизм, существенно превосходящий по точности механические аналоги, они показали свое изобретение швейцарским часовщикам. Но к их удивлению, часовые компании со старинными традициями к новинке остались равнодушны. «И где здесь прецизионные пружины?» - поинтересовались они. – «Где все те ноухау, на которых держится наша репутация? Да, концепция интересна. Но это, конечно же, не может называться Часами». Затем было совершено две больших ошибки: (1) не был оформлен патент на кварцевый механизм, и (2) было сказано «Давайте представим изобретение на Всемирной конференции часовых производителей и посмотрим, что скажут люди». А кто там был на конференции? Догадываетесь, конечно. Сейко. Японские часовщики быстро смекнули, какой роскошный подарок свалился им на голову. И таким образом не швейцарцы, а японцы обогатились на разработке электронно-кварцевого механизма, став безусловными лидерами на мировом часовом рынке. Как получилось, что швейцарские компании упустили такую замечательную возможность? Швейцарские часовщики оказались зашорены в своих застывших представлениях о том, что такое наручные часы. Короче говоря, часовая промышленность Швейцарии пострадала от паралича парадигмы. Что такое паралич парадигмы? И что такое вообще парадигма? Существительное «парадигма» происходит от греческого слова paradeigma, которое означает «модель, принцип, образец». Парадигма – это набор предположений, идей и убеждений, которые определяют то, как мы формируем наши мысли. Благодаря парадигме в сознании существует заслонка или фильтр, который сдерживает поток мыслей и эмоций, не позволяя ему переполнить нас. Иначе информации было бы слишком много, и мы не могли бы отличить важное от несущественного. Парадигма определяет наше видение. Возьмем, к примеру, политические парадигмы: демократия, социалистическое государство, монархия, диктатура или тоталитарное государство. В каждом из перечисленных государств разное представление об индивиде и разные формы правления. Представьте себе, например, насколько поразному встретят в столице страны самопровозглашенного диктатора и законно Это текст презентации, сделанной Джоном Харрисоном на Первом всемирном конгрессе речевых нарушений. Конгресс спонсировался Международной ассоциацией свободной речи и проходил 01-05 августа 1994 года в Мюнхене. 23 избранного президента. Благодаря парадигме каждое событие в стране воспринимается человеком своим уникальным образом. Парадигмы побуждают нас замечать некоторые вещи и игнорировать другие, а также предугадывать вероятные события, основываясь на ряде предположений. Например, до 80-х годов 20 века считалось, что причиной язвы желудка и двенадцатиперстной кишки является стресс и неправильное питание, а упор при лечении делался на госпитализацию, постельный режим и специальную диету. Однако подобное лечение давало недостаточный эффект. Затем парадигма значительно изменилась. В 1982 году австралийские врачи Робин Уоррен и Бэрри Маршалл установили наличие связи между бактерией хеликобактер пилори (Helicobacter pylori) и возникновением язвы, и пришли к выводу, что именно хеликобактер пилори, а не стресс или неправильное питание, является причиной язвы желудка. Это открытие позволило медицинскому сообществу разработать соответствующие процедуры для эффективного лечения. Когда влияние парадигмы помешало нам составить точную картину происходящего (как, например, было в случае с язвой желудка и со швейцарскими производителями часов), можно назвать себя жертвами паралича парадигмы. НЕСЛОЖНАЯ ЗАГАДКА Попробуйте решить головоломку. Разгадать ее не сложно, если знать подход. Джордж Белфаст - человек, который умел быстро бегать и держал себя в превосходной физической форме. Он говорил с искренней гордостью: «В моей спальне до ближайшей к кровати лампы - 12 футов. Тем не менее, будучи один в комнате и не используя никаких проводов, веревок, приборов или иных хитроумных приспособлений, я могу выключить эту лампу и успеть лечь в кровать до того, как в комнате станет темно». Каким образом Джордж это делает? Сложно найти ответ? Тогда вы, вероятно, захотите понять, как вы формулируете проблему. Какие предположения вы делаете? Если вы никак не можете найти ответ, то возможно, вы используете неверную парадигму. (Решение загадки можно найти в конце этой главы.) А теперь о тупике, в который попадает большинство из нас при попытке понять заикание. Мы рассматриваем заикание как проблему познавательную. Как проблему поведенческую. Как проблему генетическую. Или как проблему психологическую. И, к сожалению, ни одна из перечисленных парадигм сама по себе не может дать ответы на все вопросы. Но если все наши знания о заикании истинны, то мы уже знаем все, что нам нужно знать. Нам остается просто создать парадигму, объединяющую все эти различные подходы. А для этого нужен человек, кто в состоянии это сделать. ЧЕЛОВЕК, СОЗДАЮЩИЙ ПАРАДИГМУ У Джоэла Баркера в его книге «Парадигмы. Приблизить будущее» (Joel Barker. Paradigms: the Business of Discovering the Future) получается, что человек, создающий новую парадигму, часто выглядит аутсайдером. Это человек, который умеет выходить за рамки привычного (то есть, за рамки доминирующей парадигмы), поскольку он или она не считает себя частью установленного порядка. Это человек, могущий взглянуть на ситуацию свежим взглядом. 24 Некоторые из нас, входящих в сообщество самопомощи заикающихся, вполне такому описанию соответствуют. Из-за того, что мы не получали образование как специалисты по речевым патологиям, у нас нет формальной приверженности классическим взглядам на заикание. Многие из нас, конечно, вполне разделяют традиционные точки зрения на роль логопедии. Но есть и другие, сделавшие значительные открытия посредством непредвзятого изучения и наблюдения… да и просто так получилось по жизни. Стоит ли уделять внимание таким озарениям? Не забывайте, что на логопедов мы не учились. У нас нет ученых степеней. Откуда мы можем знать, что может быть потом использовано профессионалами? НЕПРЕДВЗЯТОЕ НАБЛЮДЕНИЕ Философы Востока скажут, что истину можно постичь, просто наблюдая. Антрополог Маргарет Мэд (Margaret Mead) как-то отметила, что среди людей, работающих в ее области, есть тенденция слишком быстро увязывать увиденное с тем, что ожидалось увидеть. Она говорит, что для настоящего прорыва вы не можете работать таким вот образом. Вам следует наблюдать непредвзято. Вам нужно устроиться на древнем городище и просто осмотреться. В какой-то момент вы заметите, что вот эти ритуальные принадлежности имеют некую связь с ритуалами в другом месте. Хмм… Какое это может иметь отношение? Что бы это значило? Сложно сказать. Похоже, что надо понаблюдать еще. Смотрите еще… И может быть, что вы видите ожидаемые роли и ритуалы. А может быть и нет. Может быть, это чтото совершенно новое. Такой способ наблюдения ведет к прорывам в антропологии, так же, как и в других областях. Вот вам пример того, о чем я говорю. Обычно я заправлялся бензином на станции обслуживания недалеко от моего дома (это было еще до того, как ввели самообслуживание), и каждый раз, когда я ехал туда, я намеревался сказать оператору «заполните доверху» без каких-либо затруднений, без уловок и способов, позволяющих избежать запинок. Бывали дни, когда я мог это сделать, а бывало, что и не мог. Месяцами я задавался вопросом, отчего так? И я начал отмечать, что еще происходит в моей жизни в это же время. Я обнаружил, что никаких или практически никаких проблем с произнесением слов «заполните доверху» у меня не бывает в те дни, когда у меня все хорошо в отношениях с женой. Но в дни, когда мы не ладим друг с другом, когда я рассержен или обижен, и мне приходится сдерживать свои чувства, сказать фразу мне гораздо сложнее, и я вынужден прибегать хитрить и добавлять слова «для разгона», например: «Так, вы можете его заполнить доверху». В данном случае чувства, оставшиеся невыраженными по отношению к жене, переносятся на мой контакт с сотрудником станции обслуживания. У меня появился ктото, стоящий надо мной, я почувствовал себя в подчинении. Это, в свою очередь, включило мох страх авторитетов и страх проявить себя открыто и чрезмерно настойчиво. Спроси меня тогда – я бы ответил, что сдерживал меня страх заикания. Но на деле все было гораздо серьезнее. Постепенно я стал видеть более изощренные пути, которыми эмоции и иные факторы встраивались в систему заикания. Если бы я был заперт в рамках традиционной логопедии и сосредоточен был исключительно на заикании, я бы никогда не «включил» эти факторы. Большинство специалистов по патологии речи обучены работать в рамках парадигмы, которая призывает сосредоточить внимание почти исключительно на речи и на 25 эмоциях, тесно связанных с боязнью произнесения слов и речевых ситуаций. В результате, у клиентов не возникает даже мыслей взглянуть, что же стоит за их страхами заикания, таким образом клиенты остаются в неведении относительно факторов, которые хотя бы потенциально могут способствовать заиканию. НЕИСПОЛЬЗОВАННЫЙ РЕСУРС Среди множества заикающихся, которых я встретил в течение более чем 34-летнего членства в Национальной Ассоциации Заикающихся, я столкнулся с небольшой, но важной прослойкой людей, которые, как и я, излечились от заикания. Пути у многих из нас были разные. Один парень, который мне встретился в начале 80-х, успешно применил к речи философию и мышление, которые он взял из боевых единоборств. Что касается меня, то я приехал в Калифорнию 60-х – 70-х годов, поэтому у меня была возможность поучаствовать во множестве интенсивных практических курсов и программ личностного роста, которые проводились там в то время. Эти программы давали возможности для изучения себя, чего никогда не было ранее… для всех!... не только для тех, кто заикался. Программы дали мне уникальную стартовую площадку для устранения тех сил, которые подпитывали мои речевые ступоры. Люди, которые добились значительного прогресса в своей речи, а особенно те из них, которые излечились, являют собой огромную ценность для профессионального сообщества. Тем не менее, ссылки на эти факты достаточно редки. Например, я заикался 30 лет. И в возрасте за 40 полностью излечился. И как вы думаете, сколько специалистов по патологии речи поинтересовались у меня за первые годы: «Ну и дела, Джон! Это действительно интересно. Мне бы подробнее тебя попытать, как ты это сделал!» Ни единого! НОВАЯ ПАРАДИГМА ДЛЯ ЗАИКАНИЯ А задай они мне вопрос, я бы их ознакомил с той парадигмой заикания, которая возникла у меня из собственного жизненного опыта. Я пришел к пониманию заикания не просто как к речевой проблеме, а как к системе, вовлекающей всего человека интерактивной системе, состоящей не менее чем из шести компонент: поведения, эмоций, восприятия, убеждений, намерений и физиологических реакций. Эта система может быть представлена в виде шестиугольника, каждая вершина которого воздействует и подвергается воздействию со стороны всех остальных вершин. И этим динамическим взаимодействием шести компонентов система заикания поддерживается в относительном балансе. Я считаю, что такая концепция полезна, поскольку отвечает на вопрос, идет ли речевой ступор от эмоций, от восприятия, от физиологии, от генетики или от среды окружения. Работает это все сразу. Ступор – это не вопрос «или-или»: это система, которая включает в себя постоянное взаимодействие всех факторов. Каждая точка может воздействовать на другие либо позитивно, либо негативно. Отсюда и получается, что в системе, большинство точек которой смещены в отрицательную сторону, ждать сохранности свободной речи и легкости самовыражения практически не приходится. В то же время, если человек имеет бонусы во всех точках системы, это поддерживает и его свободу самовыражения и его речь. В следующей главе эта система описана более подробно. До недавнего времени существовали такие аспекты заикания, которые могли оказаться не исследованы и не получили объяснения, поскольку не доступны были те знания и идеи, которые бы сделали такие открытия возможными. Но сегодня, получив подпитку в виде новых концепций когнитивной психологии, а также в связи с развитием 26 групп самопомощи посредством интернета, позволяющего каждому, у кого есть компьютер и линия связи, легко обмениваться идеями со всем миром, мы готовы присоединить эти недостающие фрагменты. Эта открывшаяся возможность сотрудничества для всех членов сообщества заикающихся дает нам, наконец, отправную точку для разработки новой парадигмы заикания, могущей дать нам те ответы, которые мы ищем. Решение загадки: Джордж ложился спать днем. (Джон по какой-то причине не рассматривает варианта, что кровать Джорджа стоит рядом с выключателем – прим. перев.) 27 РАЗРАБОТКА НОВОЙ ПАРАДИГМЫ ЗАИКАНИЯ Е сть известная задачка, в которой девять точек собраны в квадрат по три точки в каждом ряду. Вам надо соединить все эти точки четырьмя прямыми линиями, не отрывая при этом пера от бумаги. Я помню свои попытки решить эту головоломку и разочарование, когда решения так и не находилось. После бесплодных усилий, когда казалось, что ничего так и не получится, я выбросил полотенце. Но просто так я сдаться не мог, и спустя некоторое время к задаче вернулся. Я спросил себя: «Что я предположил изначально? Как это меня ограничило?» И я действительно нашел решение. Как и большинство людей, я полагал, что линии должны располагаться в пределах квадрата из 9 точек. Как только я вышел за это ограничение, ответ был найден. Уроки этой истории можно напрямую перенести и на мое излечение от заикания. Как человек, чья профессиональная деятельность была связана с творчеством (в NSA я работал на общественных началах), я знал, что если я долго и безрезультатно борюсь с проблемой, то обычно задача изначально неверна. Как человек, прозаикавшийся 30 лет, и полностью излеченный1 после 40, я убежден, что парадигмы, традиционно использовавшиеся при описании речевых ступоров у взрослых заикающихся, дают не полную картину того, что лежит в основании этих проблем. Далее будет предложена другая парадигма, которая соответствует моему опыту превращения в человека с нормальной речью, а также моему более чем 30-летнему опыту пребывания в Национальной Ассоциации Заикающихся. Но перед этим несколько слов об истории моего заикания. Я всегда знал, что у меня есть какая-то проблема с речью. Когда мне было четыре с половиной года, меня отправили на несколько месяцев в Национальный госпиталь для больных с нарушениями слуха и речи в Нью-Йорке. Позже, когда мне было уже восемнадцать, я еще раз побывал в этом госпитале. В средних и старших классах школы, а также в университете у меня был болезненный и повергающий в уныние опыт, связанный с хроническим заиканием. Мое речевое нарушение приобрело форму полной невозможности сказать что-либо и проявлялось по ситуации. В целом у меня не было проблем поговорить с одноклассниками, но если я должен был отвечать перед классом, обратиться к незнакомому человеку на улице или поговорить с авторитетным для меня человеком, то меня, что называется, «переклинивало». Тот факт, что я заикался не всегда и не везде, делало эти эпизоды заикания еще более болезненными, я ощущал себя в подвешенном состоянии, поскольку не мог отнести себя ни к нормальным, ни к ненормальным. Если не считать тех двух моих посещений Национального госпиталя, то формально лечением речи я не занимался. Я говорю «формально», поскольку потратил в возрасте уже после 20 лет на дотошное наблюдение за процессом своего заикания, и со временем получил довольно обстоятельное знание о мышцах и других компонентах внешних проявлений речевого ступора. И еще я перебрался в Сан-Франциско и погрузился в 1Под излечением я понимаю вовсе не то, что я стал контролировать заикание. Я имею в виду то, что заикание у меня не просто исчезло, оно перестало вызывать у меня эмоциональный отклик. Страх речи в моей жизни тоже перестал играть роль. Фактически, я получаю удовольствие от любой возможности поговорить, говорю ли я по телефону, или обращаюсь к аудитории 28 атмосферу программ личностного роста, которые позже широко распространились по всей Калифорнии. КАК ИСЧЕЗАЛО МОЕ ЗАИКАНИЕ Люди часто спрашивают меня: «Когда вы перестали заикаться?» Обычно я отвечаю: «Я перестал заикаться задолго до того, как перестал заикаться». Я говорю так не для загадок, а для того, чтобы показать, как же происходила эта трансформация. После сотен часов участия в групповой терапии и другой групповой работе я обнаружил, что моя «проблема с речью», на самом деле, является совокупностью проблем. Да, я действительно производил такие действия губами, языком, голосовыми связками и грудной клеткой, которые препятствовали плавной речи, но это было не единственное, что выполнялось неверно. Мне не хватало самоутверждения. Я излишне стремился к совершенству. Я излишне заботился о том, как угодить другим. Я рассматривал жизнь как спектакль. Я не делился тем, что я чувствовал. Я даже не знал, что именно я чувствовал. Я верил в убеждения относительно себя, которые были ложны и препятствовали тем, которые отвечали действительности. Чем глубже я изучал себя за все эти годы, тем более меня поражало, насколько мои разнообразные проблемы были не только взаимосвязаны, но и выскакивали в моей речи каждый раз, когда у меня возникал ступор. Будто каждый речевой ступор, как кусок голограммы, содержал полное представление обо мне. Именно в этот период моего открытия себя и «пропало» мое заикание. Конечно, для исчезновения поведения, характерного для заикающегося, времени потребовалось больше. Но изменилось мое восприятие того, что происходило на самом деле. Я больше не определял свое поведение как «заикание». Именно ограниченность представлений о заикании и выставляет заикание такой противоречивой проблемой, которая крайне слабо поддается излечению. Обычно заикание рассматривается как проблема с речью. Но более точно под заиканием следует понимать систему, в которую вовлечен весь человек. Интерактивную систему, состоящую, как минимум, из шести основных компонентов: поведение, эмоции, ощущения, убеждения, намерения и физиологические реакции. Эта система может быть представлена как шестиугольник – или Гексагон Заикания, – в котором все вершины соединены и оказывают влияние друг на друга. Именно это непрерывное взаимодействие шести компонентов и поддерживает гомеостатическое равновесие системы в целом. ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Физиологические реакции Намерения Убеждения Поведение Эмоции Восприятие 29 Именно в силу того, что система имеет свойство поддерживать себя, и это ее основное свойство, так сложно вызвать долговременные изменения в одной единственной точке. Обычно бывает так, что после лечения у большинства заикающихся возникает рецидив. Происходит это потому, что многие методики лечения ориентированы только на контроль, относящийся только к речи. И ничего не делается для изменения всей системы, поддерживающей эту нарушенную речь. Стратегия исчезновения, с другой стороны, требует расчленить систему заикания на отдельные компоненты и проводить изменения одновременно на всех точках Гексагона Заикания – отдельно оперируя с эмоциями человека, его ощущениями, убеждениями и представлениями. Следование этой общей стратегии может привести к самоподдерживающейся системе свободной речи, поскольку работа идет не только со ступором, но также и с теми факторами, которые способствуют его возникновению. Такая стратегия также может привести к иному пониманию заикания. ВЫСТРАИВАНИЕ СИСТЕМНОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ Для того, чтобы понять, как изменение парадигмы системы может изменить ваше восприятие, рассмотрим следующую аналогию. Допустим, вы намерены продемонстрировать двум заинтересованным зрителям работу нового пульта дистанционного управления автомобилем, какие в магазинах Radio Shack стоят в пределах 50$. Один зритель – это двухлетний мальчик. Второй – инженер-механик. Мальчик видит машинку как единый целостный живой организм. Он будто живет своей собственной жизнью, дергаясь вперед, застывая, поворачивая, изучая что-то… будто маленькое капризное живое существо. Инженер, напротив, воспринимает все совершенно иначе. Он видит эту машинку не как живое существо, а как систему, состоящую из взаимодействующих частей. Он проверяет мотор, изучает электронику. Он пытается понять эти компоненты, и то, как они друг с другом взаимодействуют. Эта аналогия хорошо отражает разницу между тем, как я смотрел на заикание когда-то, и тем, как я вижу это сегодня. Будучи подростком, я относился к заиканию как к какому-то живому существу, поведение которого день ото дня я не могу предсказать. Теперь, «подняв капот» и заглянув вовнутрь, что это «существо», которое я называл заиканием, в действительности являет собой набор компонентов, находящихся между собой в особого рода отношениях. Но постойте. У нас есть проблема, потому что в данный момент вы не знаете точно, что я имею в виду под словом «заикание». Я говорю о том, как лепечет 8-летний Джонни, когда вы застаете его с рукой в коробке с печеньем? Или я говорю о той борьбе, которую ведет Джонни, когда я прошу назвать свое имя? Как нам продолжать эту дискуссию, если мы даже не уверены в том, что говорим об одной и той же проблеме? Для облегчения предстоящей задачи, в первую очередь следует сделать вот что: нам надо заменить слово «заикание». В письме редактору2 Журнала Речевых Нарушений (the Journal of Fluency Disorders) я рассматриваю, как слово «заикание» приводит к путанице, будучи слишком неопределенным и неконкретным. Я заметил, что легкие нарушения, которые многие испытывают в эмоциональные моменты, явно отличаются от битвы, сопутствующей полновесному речевому ступору. Первые – это просто рефлексы, срабатывающие под воздействием эмоций, и, вероятно, обусловленные влиянием наследственного фактора. Последние же – вызубренная стратегия, набор поведенческих приемов, предназначенных для преодоления и прорыва через ступор. Это указывает не только не на общность, но и является свидетельством совершенно иного явления. Используя общее название, мы подразумеваем связь и сходство, которого на деле 2 How to Rid Yourself of Stuttering in under 60 Seconds. John C. Harrison, J. Fluency Disord., 16 (1991) 327-333 30 существовать не может, и общее название «заикание» приводит только к бесконечной путанице, даже если мы и добавляем слова «первичное» и «вторичное». По этой причине я предлагаю отказаться от слова «заикание» (за исключением общих дискуссий) и различать пять типов поведения, присвоив им собственное название. Нарушения, связанные с изначальной патологией типа ДЦП или умственной отсталостью, назовем патологическими нарушениями. Нарушения, которые проявляются как детские, когда ребенок старается усвоить тонкости, назовем нарушениями развития. Такое нарушение имеет свою собственную модель развития, которая отделяется и отличается от модели развития поведения взрослого человека. Нарушения развития часто исчезают сами по себе, когда ребенок становится старше. Также они весьма восприимчивы к терапевтическому вмешательству, настолько, что при своевременном применении большинство детей получает нормальную речь без необходимости какого-либо контроля. Отметим, что и патологические нарушения, и нарушения развития не будут затронуты в этой главе, поскольку мы останавливаемся только на хроническом заикании. В случае легких неосознаваемых нарушений, проявляющихся у тех, кто испытывает временные затруднения или запинки, нам придется самим придумать слово, поскольку такового не существует. Назовем такое нарушение bobulating (в русском языке есть аналог – «запинки». Прим. перев.). Почти все начинают запинаться в определенных стрессовых ситуациях. Тем не менее, почти всегда это не хроническая проблема, и даже в этом случае человек обычно не осознает своей привычки, а потому вряд ли имеет к ней какое-то негативное отношение. Напряженные, делающие речь невозможной блокировки, возникающие, когда что-то перекрывает воздушный поток и сковывает мышцы, мы будем называть ступорами. Человек блокирует что-то в своем сознании (неудобные эмоции или самовосприятие), либо отгораживается от того, что может иметь отрицательные последствия. Это хроническое нарушение, которое большинство людей и имеют в виду, когда говорят о заикании, которое остается, хотя человек давно взрослый. В отличие от нарушений развития и запинок, ступоры – это стратегия, призванная защитить говорящего от неприятных последствий. И, наконец, пятый тип нарушений, связанный с ограничением, которое происходит, когда человек начинает повторять слово или слог, потому что ощущает страх того, что у него возникнет ступор на следующем слове или слоге. Поскольку он просто тянет время, пока не найдет в себе силы сказать то слово, которого опасается, назовем этот тип нарушений stalling (уловка, обман, задержка – прим.перев). Поскольку уловки – это стратения, представляющая собой альтернативу тому напряжению, которое возникает при речевых ступорах, то два последних типа речевых нарушений будут рассматриваться в едином русле. Я знаю, что многие читатели будут возмущены одной только мыслью отказаться от использования слова «заикание» во всех ситуациях. Но поскольку нарушения развития, запинки, ступоры и уловки могут выглядеть похожими для неопытного глаза (а, к 31 сожалению, бывает, что и для опытного), то сваливание всего в одну кучу может помочь только существенно запутать проблем34 ОБЩНОСТЬ СИСТЕМ Несколько лет назад на Седьмом ежегодном собрании Национальной ассоциации заикающихся в Далласе я проводил мини-семинар, посвященный Гексагону Заикания. «Кто из присутствующих когда-либо боролся с проблемой избыточного веса?» спросил я. Как и ожидалось, больше половины собравшихся подняли руки. Я подошел к лекционному плакату. «Как вы, возможно, знаете, исследования показывают, что более 85% людей, которые садятся на диету, со временем снова набирают сброшенный вес. А теперь давайте составим список причин, почему диеты не работают. С какими трудностями сталкивается человек, когда садится на диету? Люди стали называть свои причины. «Никакого удовольствия», - начал кто-то. «У меня возникает протест», - крикнул другой. «Легко получается отложить ‘на потом’», сказал кто-то еще. «При стрессах я сам себя не помню», - пожаловался четвертый. За несколько минут у меня образовалось 20-30 причин, по которым диеты обычно терпят фиаско. «Хорошо, а теперь смотрите, - сказал я. - Небольшой фокус». 3 Я не был первым, кто почувствовал, что одного слова «заикание» для точного описания явно недостаточно. Статья в Журнале Речевых Нарушений в декабре 1989 года, написанная R.M.Boehmler и S.I.Boehmler посвящена той же теме. Цитирую. «Специалисты по речевым и языковым нарушениям согласны с тем, что причина заикания неизвестна. Такой пробел связан не с отсутствием исследований на этот счет, а, возможно, с неправомерностью такой постановки вопроса. Мы бы рассказали о происхождении отдельных компонент, которые все вместе и образуют заикание, если бы нам были заданы более конкретные вопросы» Далее в статье говорится. «Термин ‘заикание’ используется для обозначения широкого спектра поведения, ощущений и явлений. Этот термин используется как обозначение абстрактной концепции. Использование таких абстракций в исследовательской работе может привести к постановке вопросов, не имеющих ответов в стандартах научной методологии. Невозможно получить конкретные научные ответы на абстрактные, нечетко поставленные вопросы. Вместо того, чтобы спрашивать «что вызывает заикание?», более продуктивным выглядит отделение вопросов о нарушениях от вопросов относительно ступоров… Вместо этого мы могли бы спросить «что вызывает неконтролируемые повторения?» или «что вызывает ступоры?». Клинически продуктивно было бы двигаться дальше и сформулировать гипотезы возникновения конкретных типов затруднений и подкатегорий традиционных видов речевых нарушений. Глоточный зажим вовсе не обязан вызываться той же причиной, что и языковый. Приписывать единое происхождение всем повторениям тоже не выглядит логичным». «…Полезность ориентации наших гипотез о происхождении на коллективные формы поведения, называемые нами «заиканием» не доказана. Liebetrau и др. (1981) указывают, что «заикание является не унитарным расстройством, а, скорее, общим названием для широкого круга смежных расстройств»… Наши исследования могли быть более продуктивны, а вмешательство более эффективным, если бы мы концентрировались на вполне определенных проявлениях, а не на набор смежных явлений.» «Мы убеждены, что причина заикания устанавливаема, а, возможно, в значительной степени уже известна, если вопрос будет ставиться в форме, допускающей получение ответа.» R.M.Boehmler & S.I.Boehmler “The Cause of Stuttering: What’s the Question?” J.Fluency Disord., 14(1989) 447-450 4Д-р Юджин Купер (Eugene B.Cooper) также солидарен с высказанными мнениями. В интервью, напечатанном в The Clinical Connection, Vol.4, No.1, pp.1-4, он высказывает мнение, что «с углублением понимания сложности речевых нарушений, термин «заикание», подобно термину «рак», просто не передает информации в том объеме, чтоб быть полезным при дискуссиях по данному вопросу. На деле, продолжение использования этого термина в качестве окончательного диагноза является контрпродуктивным. Его использование в качестве диагноза предполагает, что существует единственный тип нарушения по типу заикания и что единственной определяющей характеристикой нарушения является такое нарушение поведения, тогда как на самом деле клиническое заикание слагается из аффективных, когнитивных, а также поведенческих компонентов». 32 До сих пор у списка не было заголовка. А теперь я его написал: «Отчего у людей бывают проблемы с лечением речи». Все замолчали, размышляя над тем, что получилось на плакате. Удивительно, но те причины, по которым неэффективны диеты, почти совпадали с причинами, по которым 85% людей, проходящих курсы логопедии, в последующие месяцы сдают свои позиции. Успешное снижение веса и успешное избавление от речевых ступоров – это системные проблемы, к которым применима парадигма Гексагона. Чтобы лучше это понять, давайте расширим нашу аналогию и также в параллель рассмотрим подробнее то, каким образом парадигма Гексагона в равной степени оказывается применимой и для ступоров, и для лишнего веса. ШЕСТЬ ВЕРШИН ГЕКСАГОНА ЗАИКАНИЯ Физиологические реакции. Некоторые люди имеют предрасположенность к избыточному весу. Они рождаются с большей концентрацией жира в подкожной клетчатке, низким метаболизмом, проблемами в работе щитовидной железы. Аналогично, люди поразному реагируют и на стресс. Громкий автомобильный выхлоп может перенапрячь чьюто нервную систему, в то время как кто-то на такой раздражитель едва отреагирует. Как известно, стресс может вызвать расстройство речи, влияя на мелкую моторику. Физиологическую составляющую можно объяснить личными особенностями скорости мышечных реакций, нервной системы, порогов восприятия, координации дыхательной и речевой-моторной системы, речевого аппарата, планирования и исполнения. Но превратится ли расстройство речи в выматывающие ступоры или будет просто обычными спотыканиями (запинками), зависит от множества других факторов. Большинство дискуссий на тему, идет ли заикание от генетики, не делает отличий между физиологическими реакциями, связываемыми с запинками, ступорами или уловками. Это приводит к бесконечной путанице, потому что стороны не пришли к единому мнению, что именно понимать под «заиканием». Привычки. Препятствуют ли определенные привычки потере веса? Конечно. «Тяну вилку ко рту», «запускаю руку в коробку с печеньем», «облизываю мороженое» все это контрпродуктивно. Очевидно, что если вы сможете отказаться от подобного поведения, то вы сможете решить и проблему лишнего веса. Подобным же образом, существуют специфические привычки – задержка дыхания, напряжение на губах, смыкание голосовых связок, – которые препятствует плавности речи. Понятно, что если подобное поведение убрать, свободная речь возможна. Эмоции. Если вы когда-либо чувствовали себя некомфортно не вечеринке, возможно, вы помните, как сложно было умерить свой аппетит, когда рядом появлялся поднос с закусками. Люди едят, когда они встревожены: это еще один пример того, как эмоции управляют поведением. Однако поведение (переедание) также приводит к ожирению, что, в свою очередь, вызывает еще больше эмоций (самоуничижение, подавленность и т.д.), которые снова надо «заедать». Этот замкнутый круг демонстрирует как определенное поведение становится самоподдерживающимся. Таким же образом, при развитии хронического заикания ранние эмоциональные расстройства могут привести к появлению запинок. Если это, в свою очередь, вызовет появление избыточного контроля над речью и постоянные затруднения, тогда неспособность сказать что-то в нужный момент приведет к эмоциональным расстройствам - чувству неудовлетворенности, страху, смущению, подавленному настроению, ощущению беспомощности, - что может еще более усилить накал борьбы и тяжесть ступоров. Восприятие. Восприятие – это то, что мы испытываем в данный момент. Оно формируется нашими убеждениями, ожиданиями и душевным состоянием. Например, женщина, страдающая анорексией, может быть чрезвычайно худой, но когда она 33 смотрится в зеркало,она видит себя чересчур полной и думает, что неплохо бы еще похудеть. Если наш урожай зерновых гибнет на корню от нехватки дождей, мы иначе отнесемся к неожиданному ливню, нежели человек, дом которого находится под угрозой быстро надвигающегося наводнения. И если я верю, что выгляжу странно из-за своей речи, то могу принять на свой счет чьи-то перешептывания, хотя они, возможно, совсем не о том. Убеждения. В отличие от восприятия, которое может легко меняться в зависимости от того, как мы чувствуем себя в данный момент, убеждения относительно неизменны. Негативные убеждения, в частности, могут удерживать нас в проигрышной позиции и затруднять изменения к лучшему. Можно верить, что никогда не станешь худым. Можно верить, что симпатичные девушки (или парни) никогда не пойдут с тобой на свидание. Можно верить в то, что быть настойчивым – это неправильно. Можно верить, что из-за своего заикания мы не такие, как все. Наши убеждения формируются двумя различными способами. Во-первых, они появляются из всего, чему нас учили, особенно люди, обладающие авторитетом в наших глазах (например, наши родители). Они обладают таким большим кредитом доверия, что все ими сказанное мы сразу принимаем за истину. Мы уверены, что они говорят правду. Убеждения также строятся на личном опыте, который раз от разу заканчивается определенным образом. Например, соискатель, которому отказали по множеству вакансий, может прийти к мысли, что он к работе не пригоден. Как только наши убеждения сформированы, мы стремимся подогнать под них свое восприятие. В сущности, наши убеждения имеют такой же эффект как темные очки: окрашивают то, что мы видим и испытываем. Намерения. Также мы разрабатываем программы поведения, которые помогают нам справиться с повседневными жизненными тяготами. Эти программы (или «игры», как их назвал психиатр Эрик Берн), в итоге, могут начать работать против нас. Например, если мы отвергаем авторитеты, то можем воспринять любое дружеское пожелание как требование, что сподвигнет нас искать хитрые способы подрыва авторитета этого человека. Если пожеланием было похудеть - мы вместо этого идем к холодильнику. Если пожеланием было пройти курс логопедии, а внутри нас - скрытый гнев и возмущение, то это может заставить вести себя так, что все лечение пойдет прахом, зато авторитет будет явно развенчан (а мы правы!). Таким же образом, во время речевого ступора нашим явным намерением может быть сказать слово, тогда как скрытым намерением такой же силы может оказаться смолчать из страха раскрыть себя, свои недостатки и т.д. Когда наши намерения разрывают нас в противоположных направлениях, мы ощущаем ступор, и не способны двигаться. САМОПОДДЕРЖИВАЮЩАЯСЯ СИСТЕМА Гексагон способен поддерживать себя как систему, потому что все его вершины взаимодействуют друг с другом. Такое взаимодействие происходит постоянно в режиме реального времени. Например, не только убеждения имеют отношение к нашему восприятию. На восприятие влияют и эмоции, и поведение, скрытые убеждения и даже чувствительность, заложенная в нас генетически. Любое изменение на одной из вершин Гексагона откликается в других его точках. Этот принцип справедлив по отношению к любой точке Гексагона. СИСТЕМА, НЕ ПОДДЕРЖИВАЮЩАЯ БЕГЛУЮ РЕЧЬ Физиологические реакции (-) Новая речь (+) 34 Намерения (-) Убеждения (-) Эмоции (-) Восприятие (-) Из-за того, что улучшения не проведены во всех точках Гексагона, человек обнаружит, что очень трудно, если не невозможно, поддержать качество речи, достигнутое при лечении. Любые улучшения в речи будут сведены на нет, поскольку негативные тенденции системы способствуют возвращению всей системы в целом в негативное состояние. Важно помнить об этой взаимосвязи, когда работаешь над изменением речи. Пусть, скажем, человек успешно прошел курс логопедии. Он (или она) 5 получил достаточно беглую речь. Но в течение последующих нескольких недель и месяцев человек ничего не делает для того, чтобы изменить: 1) свои негативные эмоциональные реакции; 2) свое негативное восприятие; 3) считает возможным иметь отрицательные убеждения, включая любые убеждения относительно того, кто он и что он; 4) негативное психологическое программирование или модель поведения, которая вызывает в человеке реакции, работающие против него самого. Что, скорее всего, случится? У человека снова начнутся ступоры (или в случае с весом, человек снова наберет лишний вес). Так происходит, потому что каждая из вершин Гексагона оказывает непрерывное негативное влияние на единственную положительную точку в системе (точка №2 – плавная речь). Со временем речь человека постепенно откатится назад к старому знакомому заиканию. Система, которая сложилась изначально, снова восстановит себя. СИСТЕМА, ПОДДЕРЖИВАЮЩАЯ БЕГЛУЮ РЕЧЬ Физиологические реакции (+) Намерения (+) Убеждения (+) Нарушение речи (-) Эмоции (+) Восприятие (+) Хотя этот человек еще имеет нарушение речи, Гексагон усилит любое улучшение ее качества, поскольку тот мир, который он создал для себя, менее опасен и более благоприятен для самовыражения. Динамика гексагона также способна объяснить, почему некоторые люди проходят через речевую терапию (или диету) и оказываются способными удержать достигнутые результаты. Они уже провели серьезные изменения в точках Гексагона, поэтому их Гексагон поддерживает более свободную, выразительную, уверенную манеру речи. 5 Далее местоимение «она» подразумевается с каждым использованием местоимения «он» 35 ПЕРЕХОД НА ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ До этого момента я описывал систему Гексагона Заикания в общем. Я предположил, что есть как минимум шесть факторов, вызывающих речевой ступор: генетика, эмоции, восприятие, убеждения, поведение и стремления. Я предположил также, что каждый компонент непрерывно воздействует на другие, и сам подвержен их влиянию. Сейчас я хотел бы продемонстрировать работу Гексагона на функциональном уровне и показать подробно, как все это влияет на нашу речь… как реально возникает ступор. Я работаю на компьютере фирмы Макинтош, и один из программных продуктов, без которого я не могу жить, - это интерактивная проверка правописания. Каждое напечатанное мной слово компьютер сверяет с правильно написанным словом из словаря оперативной памяти. Если слово написано с ошибкой, оно подчеркивается. Подчеркивание появляется всего через несколько сотых секунды после того, как я заканчиваю набирать слово. По-всякому, это очень быстро. Но не так быстро, как работает человеческий мозг, и следующий случай это наглядно демонстрирует. Как-то ночью несколько лет назад я слушал новое ток-шоу на радио KCBS в СанФранциско. Ведущий говорил о возможностях трудового продвижения для женщин и сделал оговорку по Фрейду, которую он уловил и исправил так быстро, как я ни разу не слышал. (Этот случай произошел в те времена, когда движение в защиту прав женщин вело наступление по всем фронтам.) Ведущий сказал что-то вроде: «Что касается продвижения по служебной лестнице, я думаю, что девочки, я не могу поверить, что я это сказал, я думаю, что женщины заслуживают равных возможностей…», - и он продолжил свою скороговорку. Ведущий сделал скользкую оговорку. Назвал женщин девочками. Меня поразило то, как быстро он поправил себя. Он произнес слово «девочки», его слух обработал звук, его мозг обработал слово, уловил оговорку, нашел в памяти подходящее слово, доставил слово к речевому аппарату, который произнес поправку незамедлительно. Всё произошло мгновенно. Исходная фраза и поправка прошли как единое целое, без сколь-нибудь заметной паузы. Заметьте, этот человек не был из тех, кто разговаривает медленно. Как многие радио-ведущие он говорил примерно со скоростью 130 слов в минуту, то есть, каждый шаг процесса, который я описал, должно быть, измерялся миллисекундами. Вот с какой скоростью работает наш мозг! Я представляю, что когда человек с хроническим заиканием встречается с очередным словом, его сознание действует как радар на истребителе, летящем на высоте всего в несколько сотен футов над землей. Радар ищет опасности впереди, распознает гору или высокое здание, посылает данные назад в самолет, где бортовой компьютер анализирует информацию и дает нужные команды элеронам и другим плоскостям управления, которые поднимают самолет во избежание столкновения. В случае с речевым блоком, опасность может исходить от опасного ступора на конкретном слове, либо от опасной ситуации, в которой эмоции, связанные со свободно сказанным словом, опасны сами по себе. Поскольку мозг способен работать очень быстро, у него есть масса, чтобы заглянуть вперед, оценить безопасность каждого слова благодаря доступу к обширным запасам памяти, и в случае опасности спланировать и осуществить защитный маневр… маневр, который обязывает притормаживать, пока не минует опасность. Вместо того, чтобы возлагать вину за речевые ступоры на мифические проблемы с генетиков или на стечение неизвестных факторов, я предлагаю осмысленно использовать информацию, которая уже есть в наличии. Мы можем достаточно убедительно описать речевые ступоры как невероятно быструю последовательность событий, в ходе которых 36 мозг молниеносно оперирует с эмоциями, ощущениями, убеждениями и намерениями, а в результате, оценив опасность, с точностью до буквы исполняет защитный маневр. Вкратце, я предполагаю, что Гексагон Заикания является и концептуальной основой, и моделью обработки информации в реальном времени, которая описывает процесс совместной работы мозга и тела по обработке текущей ситуации и принятии мер коррекции. КАК РАБОТАЕТ ГЕКСАГОН Чтобы увидеть этот процесс в действии, смоделируем ситуацию, в которой Боб, стеснительный молодой человек, набирается смелости, чтобы подойти к привлекательной девушке в кафе (эмоций в такой ситуации всегда хватает). Он хочет сказать: «Привет, меня зовут Боб. Я только что прилетел из Сан-Франциско. Могу я предложить тебе коктейль?» Давайте вернемся назад и взглянем на его Гексагон Заикания. Боб ощущает привлекательность этой молодой женщины по имени Салли; он расположен к ней. Однако так как Боб не видит себя равным ей, он автоматически ставит ее выше себя, а точнее власть, наделяет ее правом оценивать себя. Таким образом, его восприятие негативно. Из-за того, что Боб склонен ставить себя ступенью ниже, он убежден, что для Салли он интереса не представляет. Она откажется от его предложения. То есть, его убеждения также негативны… и более того, поскольку по собственному опыту он убежден в том, что у него будут сложности с произнесением своего имени. Но Бобу действительно нравится Салли, поэтому он настойчив. Однако его восприятие и убеждения уже запустили толчею отрицательных эмоций : страх (быть отвергнутым), обида (следствие отказа) и гнев (реакция на будущую обиду). Итак, его эмоции негативны. А теперь посмотрим внимательней на слова, которые он хочет произнести. От природы Боб быстро реагирует на стресс, и его стрессовая реакция повышается по мере приближения момента, когда он должен назвать свое имя. Сказать имя особенно сложно, потому что он представляет, что люди ждут от него произнесения имени без задержки (в конце концов, свое-то собственное ему не нужно вспоминать), и это еще более поднимает уровень страха. Как следствие, взлетает уровень адреналина, поскольку телу уже идет команда «либо бей – либо беги». Учащается сердцебиение. Повышается давление. Кровь уходит от внутренних органов, приливая к мышцам. Растет напряжение в груди. Все это генетически заложенная реакция на опасность. Сейчас Боб реагирует на стрессовую ситуацию, готовый встретиться с угрозой. Однако это не физическая опасность, как предполагает тело. Это социальная угроза. Не имеет значения. Тело не видит разницы. И вот Боб, который старается выглядеть расслабленно и обыкновенно, в то время как его телу поступила команда отражать физическое нападение. Помогает ли все это повысить уверенность в себе? Нет, конечно. Поскольку его физиологическая реакция на опасность добавляет только дискомфорта и ненадежности. ПЕРВАЯ ПОПЫТКА БОБА СКАЗАТЬ СВОЕ ИМЯ Физиологические реакции (-) Намерения (-) Речевое поведение (-) Эмоции (-) 37 Убеждения (-) Восприятие (-) Поскольку все элементы этой системы смещены в негатив, все они оказывают угнетающее воздействие на способность Боба свободно произнести свое имя. Намерения Боба конфликтуют между собой. С одной стороны, ему хочется пообщаться с Салли. С другой стороны, он боится дать себе волю, полностью погрузиться в общение и, возможно, получить отказ. Итак, его скрытые намерения также негативны. Если Боб при представлении будет слишком настойчив, он выйдет за пределы своей зоны комфорта, за границы представления о самом себе. Таким образом, в то время как он собирается произнести слово «Боб», на поверхность выходят два всепоглощающих страха: страх перед речевым ступором и/или страх оказаться слишком нахальным. Как же поступит Боб? Он отступает в свою зону комфорта и сдерживает себя. Но в то же самое время он пытается выдавить из себя слово. Если желание Боба говорить по силе равно его стремлению молчать, он будет неспособен сделать ни то, ни другое, и у него будет ступор. В свою очередь, ступор вызовет ощущение паники, которое приведет Боба в состояние «невменяемости». Он потеряет связь с реальностью и с другим человеком. В отчаянии он может попытаться насильно вырваться из ступора, продавив слово хоть как-нибудь. Он прибегнет к так называемому маневру Вальсальвы6, действию, связанному с напряженными физическими усилиями. В то время, как Боб будет пытаться выдавить из себя слова, еще более усилится зажим в глотке, напрягутся мышцы брюшного пресса, и увеличится давление воздуха в груди. (В качестве альтернативы он может зациклиться на повторении слова «зовут» до тех пор, пока не почувствует готовность произнести имя «Боб»). Ступор исчезнет, как только начнет снижаться интенсивность панического состояния. Мышцы начнут расслабляться, и Боб внезапно сможет продолжить говорить. Как мы можем видеть, обычное поведение Боба также негативно. Таким образом, весь негатив усиливают друг друга, создавая самоподдерживающуюся систему, смещенную в негатив. Конечно, данная ситуация не единственная, в которой у Боба может возникнуть речевой ступор. Но надеюсь, что это убедительная демонстрация того, как совокупная работа частей Гексагона может заблокировать способность говорить. Подведем итог. Блокирующая система действует как радар, который предвидит будущие проблемы до того, как они происходят. Ситуация за ситуацией, слово за словом. Каждое слово имеет свой собственный Гексагон, который может содержать информацию негативного или позитивного свойства. Эту информацию, заключенную в Гексагоне Заикания, изучает наш мозг, который, словно локатор переднего обзора, находится в постоянном поиске приближающейся опасности. Если информация в этом Гексагоне представляет угрозу, слово будет помечено как «тяжелое», и система выживания Боба выберет путь избегания опасности путем сдерживания, пока угроза не минует. Таким образом, в плохие дни, когда самооценка Боба низка, большинство слов покажутся опасными. Хотя в те дни, когда Боб чувствует себя хорошо, те же самые слова ему будет произносить легче. Однако, какие-то слова, вероятно, сохранят свой негатив или позитив, несмотря на «хороший» или «плохой» день. «Тяжелые» слова, такие как «заикание», могут остаться неодолимым препятствием, даже если все хорошо. 6 Stuttering and the Valsalva Mechanism: A Hypothesis in Need of Investigation. William D.Parry, J. Fluency Disord., 10 (1985) 317-324 38 ИЗМЕНЕНИЕ СЦЕНАРИЯ А теперь давайте перепишем сценарий. Давайте посмотрим, как жизнь могла бы оживить эту сцену с помощью позитивного Гексагона, который сделает встречу Боба и Салли более приятной и, сказать по правде, более продуктивной. Вот тот же молодой человек, который пытается заговорить с той же девушкой в том же коктейль-баре. Однако в этой версии жизненные обстоятельства Боба изменились. Издательство в Нью-Йорке только что согласилось опубликовать книгу, над которой Боб работал последние три года. В результате Боб чувствует себя принятым, полезным, и его самооценка еще никогда не была так высока. В таком расположении духа он подходит к Салли в баре. Напомним, что он намеревается сказать ей: «Привет, меня зовут Боб». Он начинает. «Привет, меня зовут…» Пока все слова были нейтральны. Но вот приближается «тяжелое» слово – «Боб». Однако, негатив у слова сменился позитивом. Почему? Посмотрим на большой Гексагон жизни Боба. Давайте выяснять, отчего Бобу стало легче говорить. Его восприятие переместилось из негативной зоны в позитив. В предыдущей ситуации он чувствовал себя непризнанным. Сейчас же он оценен, и он ощущает сумасшедшую уверенность в себе. Его новое самоощущение на его убеждения. До этого он не был уверен в себе, будучи неизвестным писателем. С какой стати красивая женщина должна быть с ним? Что он может ей предложить? Но сейчас он чувствует себя достойным, так как он писатель, чей талант признан. Сейчас он тот, кто имеет право говорить и настаивать. Положительное восприятие и положительные убеждения вызывают позитивные эмоции. И конечно, позитивные эмоции приводят к более оптимистичным и восприятию, и убеждениям. Негатив в намерениях сдержать себя и спрятаться, который обычно сразу проявляется при его попытке сказать слово «Боб», больше не работает, поскольку его нет в новом позитивном Гексагоне. Имя «Боб» - это то, чем он теперь гордится. По той причине, что он более не зависим от одобрения Салли - то есть, она более не нужна Бобу для подтверждения собственной целостности, - ему уже не нужна такая опора на прежний опыт. Без того самого чувства неминуемой катастрофы, симпатическая нервная система Боба не генерурует реакцию «либо бей, либо беги». Он уже не ограничен сценарием, согласно которому должен либо сделать, либо умереть. В эмоциональном плане Боб остается уверенным и собранным, поэтому не поддается физиологической реакции – панике – которая приводила ранее к катастрофе. В рамках этой новой позитивной системы Боб больше не чувствует необходимости сдерживать себя. Наоборот, Боб хочет дать волю чувствам и поделиться своими хорошими эмоциями с каждым, кого он встретит. Он ожидает положительный отклик, поэтому открыто выражает свой позитивный настрой. Девушка отвечает таким же позитивом, и это еще более способствует уверенности. До тех пор, пока жизнь не внесет в Гексагон более устойчивые изменения, он будет уязвим для всех превратностей судьбы: от публикации книги, до бесцеремонного высказывания коллеги по работе. И каждое изменение в Гексагоне будет отражаться на 39 речи человека. В случае Боба, он, возможно, не будет осознавать, почему ему стало легче говорить. От только знает, что у него сегодня хороший день7. ВТОРАЯ ПОПЫТКА БОБА СКАЗАТЬ СВОЕ ИМЯ Физиологические реакции (+) Намерения (+) Убеждения (+) Речевое поведение (+) Эмоции (+) Восприятие (+) Теперь все элементы этой системы в позитиве, и Боб обнаруживает, что его имя произносится легко и открыто. Происходит это от того, что все точки Гексагона оказывают положительное влияние на способность Боба раскрепоститься и выразить себя. ОТВЕТЫ НА НЕКОТОРЫЕ ДАВНИЕ ВОПРОСЫ В парадигме Гексагона мне нравится то, что она дает осмысленные ответы, кажется, на всякий вопрос, который у меня когда-либо возникал по поводу заикания. Посмотрим, как Гексагон отвечает на несколько наиболее частых вопросов о заикании. Вопрос: Почему хроническое заикание передается в семьях? Не доказывает ли это, что природа заикания лежит в генетике? Ответ: Нет. Люди не берут в расчет то, что не только негативные гены, но и отрицательные эмоции, ощущения, убеждения и черты поведения также передаются от одного поколения к другому. Например, не случайно книга Дэна Гринберга «Как быть еврейской матерью» находит отклик среди разных поколений читателей-евреев. Отношения, ценности и обычаи путешествуют во времени внутри культур и внутри семей. Когда составляющие Гексагона Заикания существуют внутри семьи, рано или поздно благодаря обстоятельствам эти 7 Есть, однако, и другой сценарий, который может привести к ступору и в хороший день. Давайте посмотрим, как он может проиграться при встрече Боба и Салли. Вернемся и продолжим историю, будто Боб продолжает: «Я только что вернулся из…». Он собирается сказать слово «Сан». У него есть опыт, воплощенный в давнишнем убеждении, что у него всегда были проблемы со словами, начинающимися на «с», особенно словом «Сан» в «Сан-Франциско». Подходя к слову, он готовится к ожидаемой борьбе, настраивая мышцы на готовность к маневру Вальсальвы. Он готовит голосовые связки для смыкания с усилием. Такое смыкание будет необходимо, чтобы заблокировать поток воздуха и поднять давление в легких. Это даст максимальный эффект при проталкивании, без которого слово не вылетит. Помимо этого он готовит свой язык, чтоб заблокировать поток, придавив язык к небу. Готовит он к напряжению и мышцы брюшного пресса, и анальный сфинктер, поскольку все это также играет свою роль в процессе усилий. Боб добирается до слова «Сан». Мышцы для маневра Вальсальвы были готовы, поэтому они реагируют мгновенно и делают свое дело. Понятно, что сам маневр речи совсем не способствует. Тем не менее, в позитивном сознании Боба даже этот ступор выглядит как временная неудача. Полностью о маневре Вальсальвы можно найти в опубликованной в частном порядке книге «Понимание и контроль заикания. Новый комплексный подход, основанный на механизме Вальсальвы» Уильяма Пэрри. (Understanding and Controlling Stuttering: A comprehensive new approach based on the Valsalva Hypothesis by William D. Parry, Esq.) Книгу можно получить у автора по адресу: 520 Baird Road, Merion, PA 19066. 40 компоненты объединяются и достигают критической массы в жизни человека. Как только компоненты организуют себя в самоподдерживающуюся систему, возникает первый речевой блок. Вопрос: Почему большинство из тех детей, которые испытывают трудности с речью в раннем возрасте, не становятся хроническими заикающимися? Ответ: Дети с нарушениями в раннем возрасте либо запинаются, либо подвержены нарушениям развития. На то, чтобы выстроить те эмоции, ощущения, убеждения, страхи и черты поведения, которые приводят к речевым ступорам, требуется время. Если ребенок находится в окружении людей, которые его поддерживают, где нет стрессов, и необходимость произвести впечатление не оказывает влияние на его речь, тогда никогда не возникнет борьба и избегающее поведение, которые приводят к блокам. Другими словами, никогда не возникнет возможности для формирования Гексагона Заикания. Вопрос: Почему человек может свободно говорить с детьми, а минуту спустя не может сказать ни слова, если попросить его обратиться к взрослому? Ответ: Чтобы объяснить это, давайте смоделируем ситуацию. Давайте посмотрим, как Джин, молодая женщина, работающая в детском саду, чувствует себя в двух разных ситуациях. В классной комнате Джин ясно воспринимает себя как главного, ее эмоции по отношению к детям напоминают родительские, поддерживающие. Ее слово – закон, и никто не посягает на ее знания или авторитет, ее намерения всегда понятны. Таким образом, никакой речи о контроле быть не может. Не чувствует она также и оценки со стороны, потому воспитанники на это способны. В этом безопасном окружении ее убеждения относительно себя самой похожи на правду. Следовательно, нет причины сдерживать себя во время речи, и слова льются легко и свободно. ДЖИН В ОТНОШЕНИЯХ С ДЕТЬМИ Физиологические реакции (+) Намерения (+) Убеждения (+) Речевое поведение (+) Эмоции (+) Восприятие (+) Однако когда занятие заканчивается, и Джин идет к другим воспитателям, где ей предстоит сделать сообщение, она попадает в совершенно иное окружение, а это, в свою очередь, запускает действие совершенно другого гексагона. ДЖИН В ОТНОШЕНИЯХ СО ВЗРОСЛЫМИ Физиологические реакции (-) Речевое поведение (-) 41 Намерения (-) Убеждения (-) Эмоции (-) Восприятие (-) Во время встречи с коллегами активируется убеждение Джин, что ей необходимо соответствовать высоким стандартам. Она воспринимает других как судей, в частности директора, чей авторитет для нее особенно высок. В свою очередь, это вызывает эмоции страха и гнева, чувства, которые ей может быть сложно не только выразить, но и осознать. Представляя, что другие могут оценивать ее, Джин ощущает угрозу. Ее тело/разум, не делая различий между физической и социальной угрозой, запускает инстинктивный отклик «Бей или беги». В таком угрожающем окружении ее намерения раздваиваются. С одной стороны, Джин хочет сделать сообщение. С другой стороны, ей не хочется подвергать себя риску и становиться уязвимой. Последующий конфликт типа «приближение-избегание» становится заметен в нерешительной и рваной речи. Приведенный пример не является универсальным ответом на вопрос, отчего у людей бывают или не бывают ступоры, но он показывает, как изменения гексагона могут в значительной мере повлиять на человека, и как такие изменения выстраивают реальность, которая оказывает соответствующее влияние на речь. Вопрос: Почему речевые ступоры и/или клонированная речь иногда исчезают или значительно уменьшаются с возрастом? Ответ: С течением жизни люди продолжают вносить изменения в Гексагон Заикания. Улучшение навыков, переосмысление ценностей, установка систем поддержки и расширение жизненных перспектив может создать Гексагон, который поддерживает честность, любовь к себе, свободу выражения и способность отпустить себя. Это, в свою очередь, может вести к нормализации речи. Гексагон также может лежать в основе концепции Синдрома Хронического Стойкого Заикания (CPS), предложенной д-ром Евгением Купером (Eugene B. Cooper) презентацией на съезде Американской Ассоциации Речи, Языка и Слуха в 1986 году в Детройте. Д-р Купер описывает синдром CPS как «речевое нарушение, проявляющееся у подростков и взрослых, являющееся результатом множественного сосуществования физиологических, психологических факторов, а также фактора окружающей среды, отличающееся: (а) повторяющимися периодическими ремиссиями, (b) характерными паттернами когнитивных, аффективных и поведенческих реакций и (с) восприимчивостью к мерам, направленным на уменьшение, но, учитывая нынешнее состояние искусства врачевания, не могущим достичь полного устранения данного нарушения.» Гексагон Заикания может разъяснить синдром CPS. Человек с синдромом не желает или не в состоянии произвести все необходимые изменения, касающиеся Гексагона, для того, чтобы выстроить фундамент полного и окончательного излечения. Например, это могут быть эмоции, с которыми человек не готов иметь дело. Он может быть заперт в рамках отношений, которые вынуждают его воспринимать мир определенным образом. Это, в свою очередь, определяет нежелание прояснить основные убеждения относительно самого себя. В таких случаях логопедия, сама по себе, не может отключить ту систему, которая поддерживает ступоры, и всегда будет оставаться тенденция к удерживанию. 42 Гексагон Заикания может помочь выявить те области, где улучшения могут оказать наибольшее влияние на речь. Таким образом, если изменение восприятия у человека позволит ему снизить уровень стресса на 25%, получить на 25% больше эмоций, снизит на 25% перфекционизм, станет он на 25% более настойчивым, уменьшит на 25% уловки самозащиты, и все это будет в сочетании с курсами логопедии, то человек в итоге получит Гексагон, который новую речь будет поддерживать лучше на 25%. Правда, речь его, вероятно, не станет полностью свободной, но на некий новый уровень он уже выйдет. Короче говоря, Гексагон Заикания может указать человеку на его слабые места. И это может расширить поле зрения и врача и клиента, и они уже не будут столь настойчиво уделять внимание только речи, исключив другие факторы, на которые следовало бы обратить внимание. КАКИЕ-ТО ПРОБЛЕМЫ РЕШЕНЫ БЫТЬ НЕ МОГУТ Несколько слов о «лечении». Бытует мнение, что мы можем решить проблему заикания, будто это некая математическая задача. И вправду, вы можете, кажется, избавиться от привычки, если сосредоточить внимание на том, чтоб ее не повторять. Так и предлагается на курсах формирования плавной речи. Но пока вы не выполните дальнейший шаг, растворив и тот «клей», на котором держится вся система заикания, привычки практически неминуемо вернутся. Почему? Величайшая ирония состоит в том, что чем больше вы стараетесь решить проблему заикания, тем больше вы закрепляете его существование, поскольку для того, чтобы что-то решить, вы должны непрерывно это возобновлять. Означает ли это, что проблемы не могут быть решены? Вовсе нет. Вы можете решить сложную математическую задачу. Вы можете найти решение того, как реорганизовать корпорацию или где провести отпуск на будущий год. И все потому, что вы не пытаетесь заставить проблему с задачей, с корпорацией или с отпуском исчезнуть. Но когда вы хотите, чтобы что-то исчезло, например, заикание, то вам придется применить другой подход. Для того, чтобы что-то исчезло, вам надо его не «разрешить», а «растворить». Это не просто игра слов, между этими двумя подходами существует огромная разница. Когда вы решаете проблему, субъект продолжает существовать, хотя его обличье может быть изменено или замаскировано. С другой стороны, когда вы субъект растворяете, он исчезает: вы разобрали его, как в детстве, когда разбирали машину из Лего и складывали части обратно в коробку. У вас остались несвязанные фрагменты, которые больше друг с другом не взаимодействуют. Вы убрали проблему, разрушив ее структуру. Пусть, скажем, 10-летние Том, Дик и Гарри представляют собой банду непослушных малолеток, которую вам очень бы хотелось приструнить. Если вы имеете с ними дело как с бандой, успех у вас будет только локальным, поскольку чем больше вы адресуетесь напрямую к банде, тем больше вы подтверждаете ее наличие. Но если вы обратитесь к каждому из этих мальчиков, чтоб они присоединились к молодежной организации и предложите каждому свое дело, банда станет растворяться в структуре больших размеров. Структура, определяющая их банду, уже не доминирует, поскольку «части» ее разобраны и включены в другие структуры. По сути, та банда и ваши проблемы исчезли. Подобным же образом, сосредоточение только на заикании (как, к сожалению, многие логопедические методики и предлагают) служит закреплению его в психике индивида, тогда как развенчание не только разрушает оболочку, но и автоматически дает вам шесть тем вместо одной. Из моего собственного опыта, было гораздо продуктивнее 43 прекратить зацикливание на своей речи, занявшись этими шестью компонентами системы заикания. РОЛЬ ЛОГОПЕДА Какова роль логопеда в этой новой парадигме? Нужно ли ее пересматривать? Несколько лет назад я проводил несколько семинаров по Гексагону Заикания на Десятом ежегодном собрании NAS, состоявшемся в Вашингтоне. По дороге в аэропорт парень, который принимал участие на одном из моих семинаров, задал знакомый вопрос: «Реально ли ожидать, что логопед может выступать одновременно в столь разных ролях?» Это вопрос, который в точности вторил д-ру Дону Мауреру (Don Mowrer) из Университета Аризоны в наших интернетовских дискуссиях. Как указывает Маурер, маловероятно, что логопед окажется еще и психологом, а также будет обладать квалификацией, чтобы обучить напористости и целому спектру когнитивных и поведенческих навыков. Не ожидаю же я, что мой терапевт окажется к тому же квалифицированным ортопедом, урологом, кардиологом, дерматологом и еще всяким другим «-ологом», каким я только могу пожелать. Ценность терапевта в его навыках диагноста. Он может иметь свою собственную специальность, и тем не менее он бесценен в своем понимании того, как работает вся система в целом. Точно так же, хороший логопед должен быть специалистом в области речевой патологии, и при этом уметь распознать другие факторы, которые могут влиять на речь клиента. Тогда, как и мой терапевт, логопед должен быть в состоянии диагностировать проблему и, если у него или у нее нет необходимых навыков, быть готовым направить клиента к соответствующим лечебным ресурсам, когда такая квалифицированная помощь требуется. Но для этого логопед должен обладать пониманием системы заикания в целом, а не сосредотачиваться только на речевой моторике. ВЫВОДЫ Многие годы люди искали тот генетический «глюк», который является причиной речевых ступоров. По моему предположению, ступор на самом деле является продуктом интерактивной системы, состоящей из физиологических реакций человека, его поведения, эмоций, восприятия, убеждений и намерений. Эта система не статична. Скорее, это система, которая имеет приливы и отливы в зависимости от обстоятельств. А работает она следующим образом: 1. 2. 3. Все компоненты системы, образующей Гексагон, находятся в динамическом взаимодействии. Если большинство этих компонентов негативны, они создают больше негатива. Таким образом, если даже одна часть системы станет позитивной, например, речь улучшится после терапии, то под давлением оставшейся части системы все станет возвращаться к своему исходному негативному состоянию, чтобы восстановить целостность негативной системы. С другой стороны, если точки Гексагона в основном позитивны, они будут создавать позитивную систему, которая будет поддерживать любые позитивные изменения, такие, как более выразительную и свободную речь. В течение периодов хорошей речи, Гексагон будет иметь позитивный сдвиг и поддерживать состояние физического и эмоционального благополучия. И напротив, неудавшаяся затея, сломавшиеся отношения и другие несчастья вызовут негативные перемены во всем Гексагоне, а эти изменения отразятся на речи в худшую сторону. Каждое отдельное слово может иметь свой собственный Гексагон, зависящий от того, что для нас связано с этим словом, и тем контекстом, в котором оно используется. 44 Если человек чувствует дискомфорт от негатива, связанного с данным словом, он может прятать его, ступоря на слове, чтобы оградить себя от тех чувств, которые он испытывал в связи со словом. 4. Можно сказать, что мозг действует как направленный вперед локатор. Он высматривает впереди слова и ситуации, несущие угрозу, обрабатывает за миллисекунды эту информацию слово за словом и предпринимает «корректирующие» действия в виде речевого ступора. На подсознательном уровне речевой ступор воспринимается как необходимость, для защиты индивидуума от вредного воздействия – эмоционального, физического или социального. 5. Некоторые ситуации могут всегда казаться либо позитивными, либо негативными. Например, чтобы понять, отчего кому-то всегда сложно произнести свое имя, мы должны разобраться с его восприятием, убеждениями, эмоциями и намерениями в отношении своего имени. 6. Одним из эффективных способов блокирования своих чувств является блокирование основного механизма, посредством которого эмоция может быть выражена – речи. Задержка дыхания и/или напряжение речевого аппарата – надежный способ вызвать ступор. 7. Выполнение маневра Вальсальвы при попытке говорить – также вызывает блокировку речи. 8. Затягивание (stalling) – это еще один способ избежать проявления нежелательных ощущений. Затягивание возникает, когда человек продолжает повторять слово или слог из-за страха, что он запнется на следующем слове или слоге. 9. Нарушение развития, запинки, ступоры/затягивания – все они имеют различное происхождение. Это не просто элементы одного подмножества. Таким образом, все они требуют отдельной терминологии. 10. Позитивные изменения в жизни позитивно воздействуют и на Гексагон. Эти изменения зачастую выразятся как более свободная и выразительная речь. 11. Чем больше точек вы поменяете в Гексагоне, тем больший шанс у вас будет в построении позитивной самоподдерживающейся системы, которая ведет к более выразительной и свободной речи. Подобно игрушечному автомобилю с дистанционным управлением, о котором упоминалось ранее, речевой ступор всегда воспринимался ранее как нечто целостное, как внезапное, непредсказуемое существо, себе на уме. Мое собственное избавление от хронического заикания действительно началось, когда я решил исследовать эту концепцию, когда я «открыл капот», заглянул внутрь и понял, что вижу перед собой систему. Моя физиология формировала детали. Мои эмоции подпитывали двигатель. Мои убеждения переключали передачи. Мои действия соединяли все детали вместе. Мое восприятие указывало маршрут движения. А мои намерения заставляли двигаться в нужную сторону. Когда я определил составные части и то, как они работают, мое восприятие речевого ступора изменилось, и по мере того, как происходил прогресс в каждой из точек, система менялась, пока, со временем, заикание просто не растворилось. Я не полагаю сейчас, что каждый может сделать так, чтобы его ступоры полностью рассосались, но точно установив суть проблемы, можно максимизировать те усилия, которые делаются для улучшения своей способности говорить.. В следующей главе мы изучим Гексагон Заикания более детально. Вот решение задачи, о которой говорилось в этой главе. 45 46 ЭФФЕКТ ХОТОРНА И ЕГО СВЯЗЬ С ЗАИКАНИЕМ В 1927 году компания Western Electric Company на своем заводе в Хоторне, штат Иллинойс, начала серию исследований, посвященных нематериальным факторам на производстве, которые влияли на моральный дух и производительность рабочих. Эти исследования проф. Гаучи из Университета Брайанта назвал «возможно, самыми важными и оказавшими наибольшее влияние научными исследованиями, выполненными когда-либо в отношении психологии труда». Я помню исследования в Хоторне из «Социологии для начинающих». В общем, это единственное, что я запомнил из того курса. Но через 40 лет я вдруг понял, что исследования в Хоторне имеют глубокий смысл применительно к заиканию. ПОНИМАНИЕ ЭФФЕКТА ХОТОРНА Немного истории. Завод в Хоторне был производственным подразделением для телефонных компаний Bell System. На нем работало более 29000 мужчин и женщин, занятых производством телефонов, оборудованием для офисов, удлинительных катушек, телефонного провода, освинцованного кабеля, многожильного кабеля и другой аппаратуры. В середине 1920-х годов на заводе были начаты исследования, чтобы установить, что может повысить производительность труда работников. В частности, компания была заинтересована в том, чтобы понять, как могут влиять разные варианты освещения, график перерывов и другие условия на рабочем месте на рост выпуска продукции. Предполагалось, что даже небольшое улучшение может оказать существенное влияние на чистую прибыль компании, поскольку объемы продукции, выпускаемой заводом для сети Bell, были просто огромны. В первых экспериментах участвовала группа из шести женщин, работавших на линии намотки катушек. Эти добровольцы были сняты с линии и переведены в помещение меньшего размера, где можно было менять условия окружающей среды. В первом эксперименте проверялось, окажет ли положительное влияние на производительность изменение интенсивности освещения. Начали с той же самой интенсивности, что обычно использовалась на производственной линии. Затем освещенность слегка увеличили. Выпуск продукции пошел вверх. Вдохновленные результатом, освещенность повысили еще. Продукция снова увеличилась. Будучи уверенными, что они на правильном пути, исследователи продолжили понемногу повышать освещение. До тех пор, пока освещенность в помещении не превысило норму в несколько раз. И при каждом повышении производительность продолжала расти. В этот момент исследователи посчитали нужным проверить их гипотезу, что лучшее освещение способствует повышению выхода продукции, поэтому они вернули освещение на исходный уровень, затем слегка его понизили. К их удивлению, производство продолжило расти. Может, это случайность? Одновременно и заинтригованы и обеспокоены, исследователи снова понизили уровень освещения, и, конечно же, производство продолжило нарастать. В помещении становилось все тусклее. Производительность 47 понемногу, но продолжала расти. И это продолжалось, пока женщины только-только могли видеть свое рабочее место. В этот момент выход продукции стал выравниваться. Что происходило? Было понятно, что рост выпуска продукции не связан с улучшением освещенности, тем более, что производительность продолжала расти и при менее благоприятном освещении. После проверки других факторов ответ на вопрос появился. Хотя изменения условий и давали какой-то второстепенный эффект, но причиной роста продукции было то, что привлечение работниц позволило им образовать сплоченную группу, и именно возникновение такой групповой динамики оказало глубокое влияние на образ мыслей и производительность каждого отдельного члена группы. Чтобы лучше понять что произошло, давайте более подробно рассмотрим на разницу между двумя местами работы, и на то, как это различие повлияло на женщин, занятых на намотке катушек. Пока они были безымянными винтиками на производственной линии, женщины чувствовали недостаток собственной важности. Было взаимодействие с коллегами. Их взаимоотношения с начальником строились на антагонизме. Он (всегда «он») был в качестве погонщика, заставляющего их работать тщательнее и быстрее. Личной ответственности за выпуск качественного продукта у них было мало. Кто-то установил нормативы, и они просто делали все в соответствии с инструкциями. Гордости за то, что они делали, у них было не много. Это была только работа. Но все это изменилось, когда эти шестеро женщин были сняты с производственной линии и им было выделено собственное рабочее пространство. С самого начала они были окружены вниманием исследовательской группы. Каждая женщина стала не каким-то безликим объектом на линии. Теперь она стала «кем-то». Из-за того, что эти женщины были организованы в небольшую группу, им было легче общаться друг с другом, возникли дружеские отношения. Они начали общаться в нерабочее время, ходить друг к другу в гости, посещать вместе развлечения время. Отношения с их непосредственным начальником также претерпели изменения. Вместо босса, которого все боялись, их начальник стал тем, к кому они могли обратиться, кто знает их по имени, кто похвалит, если все делается хорошо. Тем, к кому каждая женщина могла обратиться непосредственно с проблемой. Сформировалась принадлежность к группе, а с этим и гордость за то, что они могли сделать. И все эти факторы способствовали более высокой производительности группы. Исследование в помещении для намотки катушек было лишь одним из многих экспериментов, проведенных за пять лет. Результаты исследований В Хоторне были в итоге запротоколированы и опубликованы в 600-страничном труде профессором Гарвардской высшей школы делового администрирования (Harvard Graduate School of Business Administration) и двух старших руководителей управления Western Electric Company’s Hawthorne Works. Из полученных заключений, возможно, самым важным был вывод, что позитивные изменения можно понять, только рассматривая каждую группу с позиций социума. Нельзя было выделить что-то такое, от чего вдруг повысилась производительность труда женщин-намотчиц. Это не освещенность, либо какие-то иные физические перемены на рабочем месте, хотя что-то из этого также оказалось полезным. Улучшения, которые произошли, объяснялись, прежде всего, воздействием сформированной социальной среды и теми способами, которыми это повлияло на производительность каждого отдельного члена группы. В заключительной части исследования авторы отмечают, что: Рабочую активность этой группы, а также их удовлетворенность и недовольство, пришлось рассматривать как проявления сложной системы взаимоотношений. Со временем, это явление стало известно как эффект Хоторна. 48 ЭФФЕКТ ХОТОРНА И ЗАИКАНИЕ Когда я наткнулся на эффект Хоторна, я был особенно взволнован, поскольку слова, используемые авторами, почти совпадали с теми словами, которые я использовал для описания явления заикания. Авторы описывали взаимоотношения в помещении для намотки катушек, как систему, «которую следует рассматривать как целое, поскольку каждая ее часть может рассматриваться только в связи со всеми остальными ее частями». ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Физиологические реакции Поведение Намерения Убеждения Эмоции Восприятие Подобным же образом, в предыдущем эссе я писал, что заикание более точно следует понимать как интерактивную систему, составленную по меньшей мере из шести основных компонентов: поведения, эмоций, убеждений, намерений, восприятия и физиологических реакций. В этой модели каждая точка влияет и подвержена влиянию со стороны каждой другой точки, так что любое изменение будет ощущаться в каждой точке сети, подобно капле, упавшей на паутину. Взгляд на заикание как на систему, однако, не простая концепция для многих людей, особенно для тех, кто привык к простым объяснениям. ПРОБЛЕМА С МНОЖЕСТВОМ ГРАНЕЙ Заманчиво было бы отыскать единственную причину заикания, поскольку представление его в виде унитарной проблемы существенно облегчает задачу. Есть исследователи, которые считают, что заикание вызывается каким-то «глюком» в мозге, и посвятили свою жизнь отысканию этой мозговой аномалии. Другие верят, что заикание – проблема эмоциональная. Или проблема времени. Или еще какая-то унитарная проблема. Мартин Шварц в своей книге «Проблема заикания решена» (Martin Schwartz. Stuttering Solved) даже уверен в том, что в один прекрасный день люди смогут сделать так, что их заикание исчезнет, просто приняв таблетку. Такой подход похож на то, как четверо слепых пытались описать слона, дотронувшись до различных частей его тела: хобота, ноги, уха и хвоста. Первый описал слона как нечто сморщенное, змееподобное, второй – как округлое, напоминающее дерево. Третий слепой описал слона как широкий, тонкий, похожий на лист пальмы. Четвертый – что слон маленький и похож на веревку. Людям свойственно формировать свое мышление в соответствии с тем, что у них под боком. Запутывает задачу то, что каждый человек в чем-то прав, поскольку, как и те четверо слепых, каждый в состоянии точно описать свой кусок паззла. 49 Предположим, например, что кто-то решил, что шестеро работниц из Хоторна в помещении, где они наматывали катушки, улучшили свои показатели, поскольку выработали более живое отношение к своей работе. Это заключение можно считать и правильным. Поскольку женщины никоим образом не могли улучшить отношение к менеджменту, работе и друг к другу без исходного сдвига в эмоциях. Тем не менее, изменениям способствовало нечто большее, нежели положительные эмоции. Их представления относительно менеджмента и относительно друг друга также испытали позитивный сдвиг. Менеджеры уже не казались бездушными эксплуататорами, а наоборот, были благожелательны и воспитаны. Сходным же образом, разительно поменялось их восприятие своего начальника. Они больше не делили людей на мы – они, для них все стали «наши». Усилия, направленные на улучшение, выглядели как «улучшения в интересах каждого», а менеджер воспринимался как хороший парень, заинтересованный и обеспокоенный их благополучием. Их намерения менялись по мере того, как они начали испытывать гордость способностью их маленькой группы выдавать больше продукции, нежели работницы в среднем по заводу. Они уже меньше сердились и ворчали, понизив тем самым уровень стрессовых физиологических реакций, могущих помешать их работе. Все эти факторы играли друг на друга и привели к образованию иной социальной среды, что, в свою очередь, дало начало иному типу поведения. Вовлеченность эмоций, конечно, существовала, но только в качестве фактора. Повышение удовлетворенности и производительности у женщин произошло в как побочный продукт эффекта Хоторна, в котором их эмоции, восприятие, убеждения, намерения и физиологические реакции взаимодействовали как система, создавая другой опыт работы. Если кто-то попробует понять происходившее, сосредоточившись только на одном аспекте этой системы, то не получит общей картины, необходимой для понимания сути вещей. Давайте посмотрит, как эффект Хоторна применим к заиканию и, в частности, к различной степени успешности прохождения людьми курсов лечения. ДИНАМИКА НАПРАВЛЕННОСТИ ЛЕЧЕНИЯ Еще в середине 60-х я читал книгу под названием «Лечение, ориентированное на клиента» психолога Карла Роджерса (Carl Rogers. Client-Centered Therapy). Книга, которая не могла оказаться у меня в более подходящее время. Я два года трижды в неделю посещал курс психоанализа, который, похоже, очень слабо на меня воздействовал. Затем я прочитал книгу Роджерса, что позволило мне немного понять, отчего я не получал пользы от лечения. В своей книге Роджерс предположил, что терапевту недостаточно быть последователем Фрейда или Юнга или кого-нибудь еще, чтобы у клиента было какое-то улучшение. Скорее, магически срабатывало восприятие клиентом качества взаимоотношений между ним (или ней) и терапевтом, создавая и доверие, поддержку и самооценку. Методика терапии у Роджерса была простой. Терапевт просто отзеркаливает благожелательно и заботливо то, что ему говорит клиент. Если клиент видит, что поддержка и забота неподдельны, то он или она чувствуют, что приняты, никаких угроз нет, можно переходить на следующий вопрос, нуждающийся в проработке. И очень медленно, лепесток за лепестком, человек будет раскрываться как цветок, при этом все больше его или ее скрытых страхов, ощущений и убеждений будут всплывать на поверхность, когда их и можно будет разрешить. И это все именно то, чего у меня в моих отношениях с психотерапевтом не возникало. Я знал, что психотерапевты не должны реагировать, но даже в этом случае, как правило, возникает ощущение того, есть ли у человека некая эмоциональная связь с вами. 50 Я думаю, что отсутствие реальной человеческой связи между нами и сделало наши отношения непродуктивными. Ощущение, что вы нравитесь и приняты, возможно, помогло бы мне войти в контакт с тем, что я чувствовал, но оно было упущено. В конце концов я прекратил отношения с тем психотерапевтом – это один из самых моих правильных поступков. Но какое отношение все это имеет к логопедии? На мой взгляд, очень даже прямое. То, что я предлагаю, это не просто различные методики улучшения речи, предлагаемые логопедом, которые, как считается, улучшат речь конкретного человека. В лучшем случае, техники плавной речи исправят определенное поведение, которое противоречит речи без усилий. В худшем, - это будет еще один уровень контроля в уже итак перегруженной контролем речи. Предлагаемое, скорее, это сочетание речевой терапии и воздействия эффекта Хоторна (отношения между врачом и клиентом), которое способствует прогрессу. ИЛЛЮСТРАЦИЯ Представим гипотетическую ситуацию. Пусть, скажем, вы заикаетесь, и решаете поработать с логопедом – назовем его Боб, - который создал двухнедельные интенсивные курсы для полудюжины клиентов и проводит их в местном центре для конференций. Вы будете не только участвовать в программе, но также и проживать в этом центре все это время. Вдобавок, скажем, Боб использует подход нормализации речи, включающий многочасовые практические занятия с голосовым монитором в течение первой недели. Это способ подсказывает вам, когда вы начинаете напрягать голосовые связки. За первую неделю вы также так много узнаете о том, как возникает речь, что сможете мысленно представить весь этот процесс. Вторая неделя уходит на практическое применение метода в реальных ситуациях, например, при разговорах по телефону и на улице. К концу первой недели вы начинаете видеть реальный прогресс. Вы развенчали свое заикание, узнав, что происходит с вашим речевым аппаратом и когда вы говорите, и когда у вас ступор. А из-за электронной обратной связи вы можете установить теперь отличие между напряженными и раскрепощенными голосовыми связками, о чем вы не знали раньше. Все это оказалось очень полезным. Но всё ли это? Не совсем. Есть нечто гораздо большее, то, что связано с эффектом Хоторна. По той причине, что Боб – это открытый и приятный человек, вы впервые чувствуете, что полностью принимаете себя, даже в сложных речевых ситуациях. Практически каждый контакт между вами и Бобом дает вам не только получаемую информацию, но и поддерживает вашу самооценку. Каждый фрагмент конструктивного отклика дает позитив, усиливающий чувство собственного я. Боб внимательно выслушивает все ваши проблемы, демонстрируя бесконечное терпение в рассмотрении ваших вопросов. Все сказанное вами получает какую-то ценность. Ко всем пациентам Бобо относится одинаково благосклонно. В этой полностью эйпсихической (то есть, подходящей для вашей психике) обстановке ваше самоощущение начинает меняться. Меняется не только ваша речь, но и ваша уверенность в себе, ваша самооценка, ваши самоограничения. Вы в большей степени готовы выразить свои чувства. Все эти новые позитивные изменения начинают объединяться в более оптимистичную, с более широкими правами и возможностями систему, которая усиливает и поддерживает ваше новое речевое поведение. Оставаясь в этом состоянии, различные компоненты этой новой системы продолжают усиливать друг друга. 51 В итоге, к концу самоподдерживающейся. двухнедельного курса, эта система становится КАК ЕЗДА НА ВЕЛОСИПЕДЕ Если вы встанете и подумаете, то установление самоподдерживающейся системы вряд ли является для вас чем-то новым. Помните, когда вы учились ездить на велосипеде? Мои воспоминания об этом все еще живы. Мой отец помогал мне научиться. Он бежал рядом со мной по улице, держа велосипед в вертикальном положении, а я крутил педали. Мы ездили туда и обратно. Помню, что через пару дней я уже думал, что это никогда не получится. На самом деле, я даже не знал, что такое «это», которого я добивался. Цель казалась совершенно недостижимой. Но мое тело училось на бессознательном уровне. И мало-помалу у меня начало возникать смутное ощущение того, на что должно быть похоже, когда получается оставаться в вертикальном положении без помощи со стороны. Я помню тот день, когда, наконец, все сошлось. В тот день я поставил свой велосипед на дорожку и прислонил его к калитке. Я сел на велосипед, придерживаясь за калитку, чтоб не упасть. Потом я оттолкнулся. Наверное, подсознание переварило предыдущий опыт вне моего сознания, потому что вдруг оказалось, что тело знает, как остаться в вертикальном положении. Все получилось, просто вот так. «Ничего себе! – думал я. – Вот, оказывается, что значит ездить на велосипеде!» Это похоже на те изменения, которые происходят при терапевтических отношениях, которые действительно являются эйпсихическими. Навыки, которые вы приобретаете, и те способы, которыми вы меняетесь за время обучения, начинают работать вместе, создавая новую реальность. Меняется не только ваша речь. Меняетесь вы. РЕЦИДИВЫ Тогда отчего, в отличие от езды на велосипеде, существует тенденция рецидивов после курсов логопедии? Отчего так много людей через несколько недель или месяцев сталкиваются с теми же старыми проблемами с речью? И снова, все это имеет отношение к эффекту Хоторна. Давайте снова обратимся к тем женщинам в помещении для намотки катушек. Вот вопрос, на который никогда не давался ответ: «Что было, когда эксперимент закончился, и те шестеро женщин вернулись к своим обычным местам работы на производственной линии. Продолжили ли они работать с новой, высокой производительностью?» Сомневаюсь. Поначалу они, может быть, и поддерживали свою высокую производительность. Новые эмоции, восприятие, убеждения и намерения продолжали усиливать друг друга какой-то время. Но без постоянной поддержки благоприятной среды женщины должны были постепенно и неосознанно реадаптироваться к старой среде, которая не поощряла инициативу, была безликой, среде, которая способствовала недружественным отношениям между работниками и руководством. В конце концов, этим женщинам суждено было стать снова «просто работницами». И их производительность упадет. Подобным же образом, клиент, покинувший кабинет врача, должен теперь вступить в мир, в котором люди, с которыми он сталкивается, не задумываются о выстраивании его самооценки, они не могут проявлять бесконечное терпение, пока он борется со своими речевыми заморочками. Люди во «внешнем» мире могут спешить, быть грубыми, неосведомленными, занятыми своими делами. Хуже того, клиенту, возможно, придется 52 вернуться в семью, где все замкнуты, относятся друг к другу предвзято, понятия не имеют о том, что ему нужно. Поскольку новая и позитивная внутренняя система, которую он выстроил в кабинете терапевта, еще очень ненадежна и хрупка, ее легко сломать отсутствием поддержки. Внезапно этот клиент, который имел такие явные успехи у клинике, оказывается парализован и не в состоянии говорить по возвращении домой или на работу. Техника речи, с таким трудом наработанная, кажется слишком сложной для применения при панике, возникающей в отдельных речевых ситуациях. Риск превышает допустимый уровень, и он (или она) возвращается к старой привычной речи. Есть масса логопедов, которые совершенно убеждены в том, что улучшение речи их клиентов связано в первую очередь с их успехами в конкретной методике. Эти практики попадают в ту же ловушку, что и исследователи в Хоторне, исходно делавшие попытку объяснить повышение производительности труда женщин в помещении для намотки катушек. Если бы исследователи не попытались объяснить свои выводы путем снижения освещенности в помещении для работы, они легко могли бы заключить, что улучшение производительности целиком и полностью связано с яркостью освещения. Таким же образом и врачи, которые сконцентрированы только на формировании хорошей речи, могут заключить, что улучшения – результат только тех методик, и не рассматривают влияние отношений между ними и клиентами. Оба примера – работницы на предприятии и клиенты логопеда – показывают значимость эффекта Хоторна, а во многих случаях и его доминирующую роль в любом повышении или снижении показателей. Более сложной задачей является закрепление новых эмоций, восприятия, убеждений, намерений и поведения даже в условиях недружественной среды. УСТАНОВКИ ПО УМОЛЧАНИЮ Прямо сейчас я работаю на моем компьютере Macintosh и пользуюсь популярным текстовым редактором Microsoft Word. Каждый раз, когда я открываю новый файл Word, экран устанавливается на определенные свойства документа. Поля каждого нового документа автоматически устанавливаются на 0 дюймов слева и 6 дюймов справа. Шрифт всегда Times Roman, 14-й кегль. Текст выравнивается по левой стороне, остается рваным справа. Это установки документа по умолчанию, и каждый новый файл, который я открываю, имеет такие настройки сразу. В этом нет никаких моих действий. Но если мне захочется, я могу поменять эти установки в любом документе, который я выберу. Пусть, скажем, я начинаю еще один документ. Я могу использовать различные выпадающие меню, чтоб поменять шрифт на Helvetica, 12 кегль. Я могу подправить печатаемое влево или вправо, сдвинуть поля к 1.5 дюйма с левой стороны и к 5 дюймам с правой. Могу подвинуть крайний левый табулятор на половину дюйма. Все, что будет напечатано в этом файле позже, будет отформатировано в соответствии с этими параметрами. Но когда я закрою этот документ и открою третий новый файл, его установками по умолчанию будут установки первого документа. Почему так? Почему установки третьего документа не такие, как у второго? Помимо всего прочего, второй документ содержал самые последние стилистические изменения. Ответ такой: я не поменял установки по умолчанию. Чтобы изменить установки по умолчанию в Microsoft Word, надо сделать кое-что еще. Я должен открыть меню, которое позволяет мне установить другой стиль текста. Я выбираю новые установки. Потом кликаю мышкой на кнопку, на которой написано «Использовать по умолчанию» (Use as default). Сделав это, я увижу, что уже не только 53 следующий документ, но и каждый новый документ, который я создам, будет иметь те параметры, которые я выбрал. Я создал установки по умолчанию. Способ функционирования моего текстового редактора аналогичен тому, как работает человеческая психика. Пусть, например, вы регулярно посещаете специалиста по речевым патологиям. В некий прекрасный день вам покажется, что достигнут заметный прогресс. Вы не встречаете ни единого ступора. Из-за того, что ваш терапевт беспокоится о вас, поддерживает и понимает, вы видите, насколько легко вам говорить при ее понимании. Потом вы покидаете ее кабинет и попадаете на улицу. Вы попадаете в новую среду (аналогично тому, что открываете новый файл). Вы идете к автобусной остановке и ждете автобуса, чтобы доехать до дома. Автобус подходит, вы платите за проезд, приходит время сообщить водителю, куда вам нужно. Опа! Слово на «t» (transfer)! Таких слов вы боитесь. Десятки, нет, сотни раз вы обнаруживали, что когда вам нужно сказать слово transfer, ваш язык оказывался прилипшим к небу. Почему же, после той легкости в кабинете, когда «t» слетало с вашего языка безо всяких усилий, как капля из неприкрытого крана, почему вы вдруг застряли на слове «transfer»? Именно чрезмерная напряженность момента заставила вас сорваться. Хотя ваш прогресс в кабинете логопеда и был очевиден, новое восприятие, убеждения и речевое поведение еще не набрали достаточную силу, чтоб стать установками по умолчанию. Они еще только должны организоваться в самоподдерживающуюся систему, то есть стать достаточно сильными, чтобы противостоять давлению внешнего мира. Давайте более подробно остановимся на различных установках по умолчанию и том, как они структурируются для совместной работы. Как описано в предыдущем разделе «Введение в новую парадигму заикания», я обнаружил, что к системе заикания относятся шесть элементов, которые необходимо рассматривать проявлениями сложной системы взаимоотношений. Эту систему я назвал Гексагоном Заикания. Каждая из этих точек имеет свои собственные настройки по умолчанию. И если вы не сможете поменять эти настройки, вы не сможете создать и новой самоподдерживающейся системы. УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ №1: ЭМОЦИИ Есть определенные чувства, которые люди всеми силами стараются избежать: страх, беспомощность, подавленность, гнев и уязвимость – среди тех, что сразу приходят на ум. Сильные эмоции могут вызвать обычное нарушение, которое мы назвали «запинки» (Джону пришлось придумать для этого новое слово, аналога которого в английском языке не нашлось – bobulating, прим перев.), которые возникают, когда люди расстроены, запутались или сбиты с толку. Но запинки, это не то же самое, что и ступоры, которые характерны для хронического заикания, и эмоциональная нагрузка у них совсем другая. На самом деле, люди запинаются регулярно и даже не осознают этого. Только тогда, когда они на самом деле не могут сказать ни слова, как бы они ни старались, они впадают в состояние паники. По умолчанию в этом случае имеем дело с тем, сколько и каких эмоций мы готовы вытерпеть. Возьмем, для примера, девушку, которой сложно выразить то, что она чувствует при личных отношениях. Есть множество чувств – гнев, боль, страх, отверженность, которые она не позволяет себе испытывать. То, с чем она хочет или не хочет иметь дело – это установка по умолчанию для ее чувств. Рассмотрим различные варианты того, каким образом эта установка вероятно проявится. 54 Джейн испытывает смешанные чувства по поводу расставания со своим другом. С одной стороны, эти отношения на нее давят. С другой стороны, она чувствует, что парень от нее зависим эмоционально и будет уничтожен, если она от него уйдет. Ситуация для нее безвыигрышная. Приходит тот вечер, когда она хочет сказать ему, что рвет с ним отношения, но та мысль, что она реально говорит это своему парню, настолько страшит ее, что когда она готова сообщить эту плохую новость, она ступорит почти на каждом слове. И то, что она говорит, произносится без особого чувства. Начальник Джейн хочет предложить ей новую должность, к которой она не чувствует себя готовой. Она хочет отклонить это предложение. Ей бы хотелось сказать: «Можно мне отказаться?», но ее страх того, что она окажется «плохим» человеком, удерживает ее от выражения своих ощущений. Тем не менее, ей нужно что-то сказать. Эта необходимость вгоняет ее в стресс. Это также переносит ее назад к контакту с парнем и всеми ее невысказанными эмоциями. Ее отклик по умолчанию – уйти от этого стресса и паники, чтобы не испытывать всего этого. Все заканчивается тем, что она сдерживает себя ступором на слове «Можно». Джейн останавливается для заправки на местной станции обслуживания. Ей нужен полный бак, и к ней подходит сотрудник, чтобы помочь. Она ощущает что-то похожее на борьбу авторитетов, и это приносит ей дискомфорт. С одной стороны, она здесь главная. Это ее машина. Это она покупает. Как заказчик – она командует. Тем не менее, она не чувствует, что она здесь рулит. Есть сотрудник, мужчина, стоящий рядом и ждущий ее. Каковы его ожидания? Что она, по его мнению, должна сделать? Что он ждет от нее? В этот момент ее отношения с сотрудником – как лоскутное одеяло из всех тех невысказанных мыслей и чувств, что она носит в себе. Сотрудник – просто манекен, на который проецируется весь ее эмоциональный багаж. Когда сотрудник спрашивает: « Что делаем?», она проецирует все эти свои темы на ситуацию, которая оказывается под рукой. Она хочет сказать: «Полный бак», но вдруг обнаруживает у себя ступор на слове «полный». В каждом из этих случаев Джейн прячет себя от произнесения «страшных» слов (которые, скажи она их, усилили бы ее эмоции) до тех пор, пока у нее не остается опасений, что выражение чувств вытолкнет ее за пределы зоны безопасности. УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ №2: УБЕЖДЕНИЯ Все мы имеем определенные убеждения относительно себя, других и ожиданий окружающих относительно нас. Убеждены ли мы в собственной ценности? Убеждены ли мы в том, что вправе говорить то, что хотим? Должны ли мы быть совершенны? Верим ли мы в то, что если кто-то говорит уверенно, то он знает правду? Верим ли мы, что всякий раз, когда мы отвечаем перед классом, обращаемся с вопросом к незнакомому человеку или разговариваем с родителями, либо с учителем, то нас всегда оценивают? Убеждения работают либо на нас, либо против нас. Наши убеждения или убеждения относительно нас не создают ступоров, но помогают сформировать мышление, которое провоцирует речевые ступоры: мышление, которое побуждает нас сдерживать себя и уходить от выражения того, что мы думаем и чувствуем, или того, в котором спонтанное самовыражение важно и ценно. Откуда происходят эти убеждения? Есть два варианта. 55 Первый, когда они идут от событий, происходящих с нами, и того, как мы их объясняем. Второй, когда они навязаны родителями, учителями и другими авторитетными для нас людьми, чьи слова мы воспринимаем как закон. Что бы ни знали и ни говорили эти «авторитеты», все для нас истина в последней инстанции. Почти всегда их интерпретация реальности имеет искажения, поскольку прошла через набор их собственных убеждений относительно вещей. Без вариантов. Если мы рассматриваем их как мудрых и знающих взрослых, и если они с таких позиций говорят о мире, то мы, как маленькие дети, вбираем это в себя без всяких вопросов. Когда эти убеждения становятся всеохватывающими и всепроникающими, когда они настолько плотно окутывают нас, что становятся невидимыми, как воздух, которым мы дышим, тогда мы уже не в состоянии рассмотреть и проверить их. Но иногда в системе есть трещина. Это может быть личный опыт, отношения, неожиданное происшествие, которое вдруг выталкивает такие привычки из тени и делает их осязаемыми. Иногда простая проверка таких коренных убеждений может иметь потрясающие и драматические последствия. Вот что произошло с молодым человеком из следующей истории, человеком, который провел всю свою жизнь в соответствии с образом «приличного мальчика». Этот молодой человек был клиентом Уильяма Перкинса (William Perkins, Ph.D.), бывшего директора Центра Заикания в Университете Южной Калифорнии, который утверждает, что это единственный человек, которого он знал, который начал с тяжелого заикания, но вдруг сам собой излечился. Перкинс вспоминает: Один молодой, симпатичный, успешный архитектор, живший до сих пор с матерью, никогда не встречался с женщинами. Он был мягким, вежливым, скромным, очень большим и очень привлекательным для женщин, но слишком робким, чтобы следовать своим интересам. Наши занятия были по вечерам в понедельник и в четверг. Зачастую они посвящались тем ограничениям, которые, по его мнению, накладывало на него заикание. Несколько недель я пытался понять, кем он мог бы быть, если б не прятался за заиканием. Каждый раз он меня долго благодарил в дверях, прощаясь. Спустя полгода занятий, на которых я уже привык к его манере общения «слово в минуту», я еще думал, насколько же разителен контраст его безукоризненной внешности, когда он молчит, и тем хаосом в поведении, когда он пытается что-то сказать. Я оказался совершенно не готовым к тому, что случилось дальше. Такое бывает буквально раз в жизни. Я едва узнал его, когда он пришел на очередное занятие. Он выглядел так, будто его сбил грузовик. Совершенно растрепанным, небритым, неухоженным, себя на помнящим, с мешками под глазами. Одежда его выглядела так, будто он в ней спал. Шок вызывало и то, насколько он взбудоражен. Обычно он казался спокойным, за исключением моментов речи. Но не сегодня. Он был сильно встревожен. Его возбуждение и внешний вид просто шокировали. Но еще более обескураживала его речь: она было совершенно свободной. В четверг, после нашего занятия, он, как обычно, лег спать. Говорит, что совершенно не ожидал того, что произойдет. Утром в пятницу он позвонил в свой офис, как обычно делал, чтобы понять, насколько сильным будет его заикание. К своему изумлению, заикания он не обнаружил. Ощущение было, что разверзлись небеса и дали ему, наконец, то, что он желал всю свою жизнь. Тем не менее, он знал, что долго так продолжаться не будет, поэтому он в тот день остался дома, чтобы позвонить всем своим друзьям, о которых только смог вспомнить. Ему хотелось наслаждаться свободой, пока она еще не кончилась. 56 Когда он проснулся в субботу, то ожидал, что будет заикаться снова, но как бы не так. Речь снова была свободной, так что он начал пробовать, может ли он заикаться. Не получилось. Когда он ложился спать, у него уже появилось опасение. Он точно знал, что это золотое время должно закончиться, но что, если нет?! Он понятия не имел, как существовать на этой неизведанной территории. Суббота закончилась, началось воскресенье. Теперь он действительно был напуган перспективой того, что не будет заикаться. К вечеру воскресенья, по его словам, он чувствовал себя, «будто голый на Таймс-сквер». В течение месяца он был сильно встревожен своим состоянием без заикания. Я мог только догадываться о том, что последует далее, по сокращению потока благодарностей в мой адрес за советы. Когда тревоги поутихли, миру явились серьезные личностные изменения. Вместе с заиканием ушел «отличный парень». Вместо благодарностей, даже при малейшем намеке на замечания, он едва не рычал. Он снял квартиру, купил кабриолет Thunderbird, и приступил к завоеванию женского населения ЛосАнджелеса. После примерно двух лет бума, одна из завоеванных завоевала и его. (Из «Языковых войн» Уильяма Перкинса (Tongue Wars by William H. Perkins, Athen Press, Inc), печатается с разрешения) В данном случай эти поразительные перемены были, по-видимому, вызваны пониманием, возможно полученным в ходе терапии, что этот молодой человек более не должен строить свою жизнь в соответствии с ожиданиями других людей. Он не должен было более поддерживать свои старые представления о том, что он должен быть «паинькой», которые цепями сковывали его бешеное, бурлящее, активное «я». В какой-то момент это понимание набрало «критическую массу» и возникло изменение восприятия. И он больше не должен был сдерживаться в том, кто он, и что он чувствует. И вдруг, о чудо! Он создал другую установку по умолчанию, которая создавала ему гораздо больше возможностей для маневра и действий в соответствии с его подлинной сущностью. УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ №3: ВОСПРИЯТИЕ Третий набор установок, контролирующих наше заикание, связан с нашим восприятием. Поговорите с пятью свидетелями автоаварии, и вы, вероятно, получите пять разных версий случившегося. Восприятие человека формируется его ожиданиями, предрассудками, предрасположенностью и тем, как у них все с утра сложилось. Люди часто путают восприятие и убеждения, поэтому давайте для начала разберемся, в чем тут дело. Убеждения это стабильные ожидания того, что есть и что будет. Например: Женщины – плохие водители. Я буду заикаться всегда, когда надо сказать свое имя. Джордж – хороший человек. Saturn – автомобильная компания, которая заботится о людях Убеждения могут существовать и при наличии доказательств обратного. Например, у вас есть Например, у вас есть Saturn, у вас может быть неприятный опыт в представительстве компании, когда вы забирали машину из ремонта. Возможно, механик забыл поменять вам масло, либо вы заплатили за работу, которая, фактически, не была выполнена полностью. И, тем не менее, вы все еще сохраняете свое убеждение, что компания заботится о своих клиентах, и что ваши неприятности с отделом обслуживания были просто известным исключением. 57 Восприятие, с другой стороны, это то, что происходит прямо сейчас, в реальном времени: Продавщица смеется надо мной. Понятно, человек уверен, раз он так говорит. Она по-настоящему прекрасна. Когда у меня был ступор, человек, с которым я разговаривал, сильно смутился. Понятно, что есть тесная связь убеждений и восприятия. Проявляется это в том, что ваши убеждения определяют суть того, что вы воспринимаете, а то, как вы воспринимаете, влияет на то, как вы отреагируете. Вот примеры: Девушка, страдающая анорексией, видит свой образ в зеркале, и по ней, она выглядит нормально. Это восприятие – ее установка. Прибавка в весе полкилокилограмм для нее послужит источником страхов, что она становится ужасно толстой, и обращению к процедурам сгонки веса, чтоб избавиться от нежелательных килограммов. Женщина с повышенной чувствительностью к критике верит, что для того, чтобы ее любили, она должна всегда быть совершенством. Ее установка в концентрации на ее бесчисленных «недостатках». У мужчины слабый голос. Настолько слабый, что другие с трудом его слышат. Тем не менее, для него его голос нормальный, и любое его усиление кажется чрезмерным. Слабый голос – это его установка. Что бы нами ни воспринималось – чьи-то ли сильные стороны, наши ли слабости – все это автоматически переходит в наши установки по умолчанию. УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ №4: НАМЕРЕНИЯ Намерения играют ключевую роль в создании речевого ступора. Чтобы лучше понять это, представим ситуацию, не имеющую отношения к речи, в которой человек обнаруживает себя в ступоре. У Джорджа есть любимая лошадь по имени Танцовщица, которая у него уже пятнадцать лет. Джордж ее очень любит. Фактически, Джордж растил ее с жеребенка. Однажды он оседлал ее и поехал прокатиться по округе. На скалистом участке, где тропа была очень неудобной, лошадь вдруг испугалась гремучей змеи. Танцовщица встает на дыбы, спотыкается, и, к ужасу Джорджа, ломает себе ногу. Перелом тяжелый, поправить ничего нельзя. Лошадь мучается. К сожалению, вопросов о гуманности действий здесь не стоит. В сумке на седле у Джорджа есть пистолет, который он берет с собой для защиты от змей и диких животных. Лошадь лежит на земле в явной агонии. Джордж становится перед лошадью, пистолет в руке, и направляет его между глаз лошади. Джордж собирается нажать на курок, но палец его онемел. Он не может им пошевелить. Он не может заставить себя убить одного из лучших своих друзей. В этот момент намерения Джоржда раздваиваются. Его оружие направлено в голову Танцовщицы. Он знает, что должен нажать на спусковой крючок, а его палец замер, потому что стоит им пошевелить, и прекрасные 15-летние отношения закончатся навсегда! Какой-то промежуток времени принуждение себя нажать на курок и не нажимать на него находятся в равновесии. Джордж в ступоре. 58 Как вы можете видеть, ступор образуется при наличии двух равновеликих сил, действующих в противоположных направлениях. Джордж не может двинуться ни туда, ни сюда. Как можно выбраться из ступора? Есть два варианта, и оба позволят ему освободиться. Джордж может выбрать не стрелять в лошадь, следовательно, избавив себя от боли прекращения отношений. Конечно, тогда ему придется иметь дело с другими вопросами. Джордж может выбрать принять всю тяжесть будущих эмоций и осознанно целенаправленно нажать на курок, освободив лошадь от боли. Любой ступор, речевой или какой-то еще, определяется так: существует пара сил, равных по величине, но противоположных по направлению. Ничего загадочного в этом нет. А теперь добавим сюда загадку, немного закрутив сюжет. Допустим, что Джордж не знает о своих глубоких чувствах к лошади. Чувства есть, все в порядке, но по какой-то причине они запрятаны так глубоко, что эмоции не поддаются его осознанию. Итак, Джордж поднимает пистолет, прицеливается в голову лошади. Собирается нажать на курок. А палец не двигается. Он пробует снова. Все, кажется, заморозилось. Как так может быть? Может, у него в мозгах какая-то таинственная аномалия, которая является тому причиной? Выглядит именно так, поскольку замерший палец иначе не объяснить. Настоящая причина, конечно, в том, что Джордж не хочет в тот момент нажимать на курок. Он не готов терпеть боль. Но он об этом не знает, вот почему палец кажется загадочным образом заблокированным. Та же самая ситуация возникает и при речи. Вы хотите сказать, и в то же самое время испытываете ощущение угрозы, что вы окажетесь за тем порогом, который у вас есть желание перейти. Поэтому вы сдерживаетесь, и в течение какого-то времени эти силы находятся в равновесии. Если это становится вашим обычным образом действий в стрессовых речевых ситуациях, то такой способ самовыражения будет вашей установкой по умолчанию, и вы будете обнаруживать себя привычно сваливающимся в заикание и ступоры, которые выглядят необъяснимыми. УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ №5: ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ РЕАКЦИИ Ваше тело генетически запрограммировано на реакцию типа «бей или беги» в любых ситуациях, когда обнаруживается угроза вашему физическому выживанию. Такая программа «прошита» в самой древней части мозга и появилась миллионы лет назад. Рассчитанная на то, чтобы давать вам дополнительный ресурс в любой ситуации, когда ваша физическая безопасность находится под угрозой, реакция «бей или беги» вызывается массой различных вещей, таких как шорох в высокой траве – признак того, что рядом скрывается хищник, готовый наброситься. 59 Молниеносные изменения происходящие в нашем теле несут с собой прилив сил, чтобы бороться со зверем или уносить ноги. Адреналин ускоряет прилив крови. Повышается кровяное давление, кровь из брюшной полости приливает к конечностям, давая вам больше возможностей для борьбы или бегства. Но если вы стоите в передней части автобуса, пытаясь произнести слово «transfer», бить или бежать вам вовсе не нужно. Вашему физическому существованию ничто не угрожает. Вы просто сообщаете, сколько вам нужно поменять денег. Тем не менее, ваше тело готово к борьбе не на жизнь, а на смерть. Удивляетесь? Ваша жизнь под угрозой! Под угрозой ваш собственный образ и ваша самооценка («я так унижен, я готов умереть!») Причина столь экстремальной физической реакции в том, что ваша генетическая запрограммированность не успевает за изменениями, вызванными цивилизацией. То есть, она не может отличить выживание при нападении саблезубого тигра от выживания под взглядами нетерпеливых людей в очереди, когда вы не можете выговорить слово «transfer». В обоих случаях, все ощущается подобно приближению смерти, и ваше тело реагирует соответственно. Эта реакция «бей или беги» проходит долгий путь, чтобы стать ответом на вопрос, в чем генетические корни заикания. Кто-то полагает, что есть участок в мозге, вызывающий заикание, и если мы только найдем способ коррекции этого участка, мы не будем заикаться. У меня с этим есть трудности. Если речевой ступор, лежащий в основе заикания, существует как конкретный элемент, я полагаю, что мы могли бы в конечном итоге найти ту часть мозга, в которой он находится. Но, на мой взгляд, будет поисками лунной пыли, принимая во внимание, что эффектом Хоторна можно объяснить даже самое странное поведение заикающихся. Какую часть заикания можно списать на генетику? Мой страх отпустить себя? Не думаю. Моя стратегия пережидания ступора или прорыва сквозь него? Это тоже выглядит маловероятным. И как вы тогда объясните аномалии, которые выявляются в мозге заикающихся? Мне кажется, что вполне логичным выглядит, что если существует подсознательное увеличение чувствительности или другие изменения, связанные с внезапной и сильной реакцией на стресс, то эти изменения будут регистрироваться в различных областях мозга. Тем не менее, я полагаю, что генетика свою роль играет. Позвольте мне упомянуть одну область, где я в этом совершенно уверен. В апрельском номере ежемесячного бюллетеня NSA “Letting GO” за 1998 год была статья Мэри Элизабет Ойлер, озаглавленная «Чувствительность и ранимость: благословение ли это?» (Sensitivity and Vulnerability: Are They a Blessing?). Статья базируется на диссертации д-ра Ойлер, в которой рассмотрены отношения между чувствительностью, ранимостью и заиканием. Цитирую д-ра Ойлер: В ходе моих исследовались произведено сравнение 25 заикающихся и 25 незаикающихся детей школьного возраста, подобранных по полу и возрасту. Заикающиеся дети обнаружили существенно большую степень чувствительности и ранимости, нежели незаикающиеся. Существовала также и тесная зависимость между чувствительностью и ранимостью. Те, кто был более уязвимым, был и более чувствительным и реагирующим на раздражители, особенно если эти стимулы были отрицательными. Это позволяло предположить определенную хрупкость и развития, и нервной системы… Поскольку заикающиеся люди со сверхчувствительной натурой для отзывчивости и отклика требуют меньший стимул, они могут быть чрезвычайно чувствительными к негативным реакциям других людей и более чувствительными к стрессу, цейтноту и шуму. Эта сверхчувствительность может также 60 вызывать у них более сильную реакцию и на собственное заикание. Это я знал и из личного опыта. Для меня все это имело смысл. Все это хорошо подтверждалось и тем, что я знал об эффекте Хоторна и о его воздействии на заикание. Если речевой ступор лежит в сердце этой проблемы, и если один из ключевых элементов Гексагона Заикания это физиологические реакции индивида, то само собой разумеется, что с нашей повышенной чувствительностью мы будем более склонны создавать стрессовые ситуации там, где с большой вероятностью возникнут сложности с речью. РАЗЛИЧНЫЕ ТИПЫ ЗАИКАНИЯ патологические нарушения нарушения развития инсульты травмы паркинсонизм легкие нарушения у детей, пропадающие у подростков физиологические реакции запинки легкие нарушения при смущении, расстройстве, путанице (лингвистическая неопределенность) рваная речь со ступорами, с попытками либо продавить либо избежать ступора физическое поведение РЕЧЕВОЙ СТУПОР намерения эмоции убеждения ступоры восприятие СТРАТЕГИИ ПО ПРЕОДОЛЕНИЮ СТУПОРА СТРАТЕГИИ ПО ИЗБЕГАНИЮ СТУПОРА протолкнуть повторять предыдущее слово или звук судорожные движения молчать, пока не пройдет ступор явная борьба явная борьба 61 тянуть звук заменить слово скрытая борьба дергать головой многоречивость гримасы, стиснутые зубы, пальцы молчать тотально 62 УСТАНОВКА ПО УМОЛЧАНИЮ №6: ФИЗИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ Как я уже сказал, эффектом Хоторна можно объяснить не только мышление, лежащее в основе хронического заикания, но описать и возникновение самого ступора. Теперь попробуем посмотреть на то, что осталось без внимания. По моим наблюдениям, заикание (тот его тип, когда человека «переклинивает» и он не может говорить) состоит из двух компонентов: речевой ступор и та стратегия, которая направлена либо на его преодоление, либо на его избегание. Речевой ступор характеризуется судорогой одной (или даже не одной) из частей речевого аппарата (языка, губ, голосовых связок, груди). При этом говорящий оказывается не способным к речи. Речевой ступор отличается от запинок и нарушений развития тем, что ему сопутствует ощущение беспомощности. Ступор создается эмоциями человека, его восприятием, убеждениями, намерениями, физиологической реакцией и речевым поведением, который сотканы вместе эффектом Хоторна в замысловатую вязь. Ни один из этих элементов сам по себе не создает заикание: ступор, скорее, является результатом того, что элементы взаимодействуют и усиливают друг друга. Различные варианты заикания – на самом деле стратегии, которыми человек пытается прорваться сквозь ступор или избежать его. Заметим, что эти стратегии не нужны тому, кто просто запинается, поскольку этот человек не ощущает помех и, вероятно, даже не осознает своих нарушений. Важно различать запинки и ступоры, поскольку многие логопеды не понимают, что происходит с их клиентом, и могут легко смешивать эти два вида нарушений вместе, тогда как в действительности они более чем различны. На прилагаемой схеме заикания вы можете более четко видеть различия между различными типами нарушений и отдельные стратегии, которыми люди пользуются в отношении речевых ступоров. ЭФФЕКТ ХОТОРНА В ДЕЙСТВИИ Теперь я хотел бы проиллюстрировать различные варианты работы эффекта Хоторна в ситуации, которая знакома любому заикающемуся. Мы создадим образ молодой женщины, которая заходит в местную мясную лавку, чтобы купить лосося. Салли, в свои под 30, работает менеджером по продажам в компании, связанной с высокими технологиями. Она всегда хорошо одета, у нее стильная стрижка, она уделяет большое значение своему профессиональному имиджу. Еще Салли заикается. Особенно сложно ей со словами, начинающимися на «с». Из-за того, что она очень беспокоится об имидже, ей совершенно претит выказывать явную борьбу со ступорами. Всякий раз, когда она чувствует, что вот-вот возникнет ступор, она просто делает вид, что забыла о том, что хотела сказать, причем до того момента, как почувствует, что снова сможет сказать «страшное» слово. С того момента, как она надевает пальто и выходит из дома, Салли охвачена беспокойством, сможет ли она сказать слово «salmon» (лосось). В отличие от профессионального игрока в гольф, который тратит какое-то время, чтобы представить удачный удар, перед тем, как подойти к мячу, Салли занята прямо противоположным: она представляет то, как она вовсе не хотела бы говорить. Не удивительно, что к тому времени, когда она подходит к лавке, ее исходная озабоченность превращается во всеобъемлющий страх. 63 Сосредоточенность на таком страхе имела бы под собой какую-то логику, если б она шла одна по району после полуночи. Учитывая последние сообщения о росте уличной преступности в ночное время, имело бы смысл постоянно быть в готовности к потенциальной опасности, чтобы быть готовой спастись в нужный момент. Но представлять то, чего она боится, - это явно неверная стратегия, если принять ее для преодоления предстоящих страхов. Салли не понимает того, что все, что она рисует в своем сознании, подсознание принимает к исполнению. (Более развернутое обсуждение природы страха выступления, того, как наши мысли программируют наши эмоции и поведение, я бы посоветовал прочитать в классическом труде Максвелла Малца «Психокибернетика» (Psycho-Cybernetics by Maxwell Maltz), а также во многих интересных публикациях по нейро-лингвистическому программированию (НЛП)). Чтобы противостоять этому страху, ей надо наполнить свое сознание позитивными образами и переживаниями. Но почему это так сложно? Почему так трудно не фокусироваться на своем страхе сказать «salmon»? Здесь дело в генетических программах. Всякий раз, когда мы сталкиваемся с угрозой, мы запрограммированы природой чувствовать страх и свою уязвимость. Это приводит к тому, что мы гарантированно будем сохранять бдительность и бороться с угрозой. Если не верите, то попробуйте не заметить противную сороконожку, которая ползет по полу в вашем направлении. Замеченная сороконожка может привести в ужас, но еще более страшно было бы не заметить ее, сосредоточившись на чем-то другом. В случае Салли, все, что она может делать, это зациклиться на страхе ступора, поскольку если она этого не сделает, то у нее появится ощущение, что «что-то произойдет, если я не обращу на это внимания». Этого ощущения она терпеть не желает. Таким образом, работают два убеждения: (1) у нее будет ступор, (2) она должна сосредоточиться на угрозе. Когда Салли входит в магазин, ее тело начинает инициировать реакцию «бей или беги», чтобы подготовить ее к решающему моменту. Все начинается понемногу: небольшое усиление сердцебиения, небольшое напряжение в горле и в груди, более поверхностное дыхание. Салли не осознает, что это все происходит. Она знает только, что есть некое ощущение, что у нее будет ступор. Пока Салли ждет в очереди, она начинает верить, что предстанет полной дурой, которая не может сказать слово «salmon». Это убеждение, в свою очередь, начинает формировать ее восприятие. Недобрый взгляд продавца за прилавком говорит, что день у него не задался, что он очень спешит, что он не переваривает любого, что его задерживает. Две девушки, что болтают в очереди позади нее, кажутся легкомысленными и осуждающими. Скорее всего, они будут смеяться или хихикать, когда увидят, что она не может сказать. Она тщетно ищет рядом дружеские лица, но не находит. Обратите внимание, как активизируются различные части Гексагона Заикания, и то, как эффект Хоторна переплетает их вместе, создавая ситуацию, в которой весьма вероятно возникновение речевого ступора. Она уверена, что будет заикаться и выставит себя дурой. У нее есть и много других убеждений, которые вносят свой вклад: убеждения, относящиеся к тому, как ей надо действовать, способ подачи себя, что хотят и ждут от нее другие люди, и так далее. Она все воспринимает так, будто люди вокруг ей совершенно не сочувствуют и не понимают ее. Ее физиология нагнетает полноценную реакцию «бей или беги». Ее эмоции полностью под властью страха и ужаса. Потом наступает ее очередь - ее разрозненные намерения вступают в игру. - Да, девушка. Чем могу помочь? - Так, м-м-мне бы два ф-ф-… Черт. Переклинило на слове «фунта». - Ммм… 64 Салли прикрывает глаза, будто задумалась. Ее тело вгоняет в кровь кубометры адреналина. Давление растет. Дыхание неровное. Вся кровь от внутренностей прилила к конечностям, чтоб придать сил. Тело готово бороться за свое существование… и все только потому, что она хочет сказать слово «фунта». Несколько мгновений, когда она не может сказать, кажутся вечностью. Потом эмоции немного притухают, и слово «фунты» слетает с губ. - .. фунтов.. Ее язык расположен, чтобы сказать слово «salmon», но воздух их легких не проходит. Салли разрывают две противоположные силы, два полюса ее разделенного намерения. Она хочет сказать «salmon» - ситуация того требует. Люди ждут, продавцу важно завершить покупку. Тем не менее, позволить себе заговорить – кто знает, что там вылетит у нее изо рта! Салли потом скажет вам, что боялась того, что начнет заикаться. Но, вероятно, это несколько большее. Вероятно, ее тело в полной готовности к реакции «бей или беги». Ее эмоции зашкаливают, хотя Салли и пытается удерживать самообладание. Если кто-то посмотрит на нее, то увидит просто довольно спокойную молодую девушку, не к месту задумавшуюся. А внутри происходит совсем другое. Скопилась паника, которую она выгоняет из своего сознания. Позволить себе сказать слово «salmon», значит выпустить эти ощущения на свободу. Что выйдет? Страх? Гнев? Печаль? Уязвленность? Может, она перестанет себя контролировать? Может, слово вылетит, будто выкрикнули? Может, она покажется слишком агрессивной? Для Салли это одна сплошная неизвестность, и она остается в плену конфликта сказать/не сказать. Одно ясно: сказать слово «salmon» пока небезопасно. - s… Когда слово «salmon» не получается, Салли прерывает поток воздуха и снова натягивает на лицо задумчивость. Молчание становится неловким. Она оборвала все связи с миров вокруг нее. Паника охватила ее всю. Тишина просто оглушительная. Но чувства на таком накале долго оставаться не могут, и через несколько мгновений уровень страха падает до безопасного отметки. -…salmon. Фу-у…. Кризис пройден. Продавец, наконец, знает, что ей нужно, идет отрезать ей пару фунтов лосося и заворачивает это в плотную белую бумагу. Ее снова окружают звуки магазина. Она чувствует, как пылает ее лицо. Вся эта сцена продолжается только десять секунд. Для Салли это тысячелетие. Смущенная, но свободная, Салли возвращается в свою квартиру и начинает готовить ужин. Вечером к ней должна прийти Карен, тоже молодой специалист и старая ее подруга, они договорились вместе поужинать. Как и планировалось, лосось в духовке, овощи тушатся на плите. Ровно в 7 часов раздается звонок в дверь. Это Карен. Две молодые женщины заканчивают готовку пищи, и после того, как все подано, Салли открывает бутылку шардоннэ. Они давние подруги, им есть что рассказать друг другу, поэтому ужин продолжается несколько часов. Беседа оживленная и интересная, и за это время у Салли происходит ни единого ступора. Она никогда и не вспоминает о сложностях в мясной лавке. В очередной раз мы видим то же самое, что происходило и на заводе в Хоторне. Исходно в речи Салли нет ничего неправильного. Но есть значительные отличия в эмоциях, восприятии, убеждениях, намерениях, физиологических реакциях и стратегиях речевого поведения у Салли в зависимости от ситуации. Именно эти различия делают ее речь либо легкой, либо трудной. На рынке Салли чувствует, что она должна это сделать, что на кону ее самооценка и собственный образ. Когда она собирается сказать «salmon», все идет в ход, и она замирает и не может сказать слово. 65 Дома с Карен все идет само собой. Ей не нужно что-то делать или кем-то быть, чтобы чувствовать любовь и привязанность подруги. Между женщинами существует огромное взаимное доверие. Все те элементы – негативные эмоции, восприятие, убеждения, намерения и физиологические реакции, - характеризовавшие ситуацию в мясной лавке, трансформированы в позитив. Нет энергетики борьбы. Никакой необходимости в том, чтобы хорошо выглядеть. Чтобы заслужить высокую оценку от Карен, ничего не требуется. Есть только свобода. Эти позитивные компоненты усиливают друг друга и создают доброкачественный Гексагон, в котором не остается места теме сдерживания. Таким образом, Салли обнаруживает, что сказать слово «salmon» очень просто, как и все остальное, о чем ей хочется поведать, а ее ступоры пропадают на целый вечер. Вы посмотрели эффект Хоторна в действии. Этот сценарий с Салли не может представлять все ситуации заикания, а просто демонстрирует, как эффект Хоторна создает ту обстановку, которая заставит человека либо сдерживаться, либо раскрепоститься. Не какая-то одна компонента Гексагона вызывает ступор, а все его компоненты. Как и то, как эти компоненты образуют этот Гексагон, и то, как они взаимодействуют друг с другом. ИЗМЕНЕНИЕ УСТАНОВОК ПО УМОЛЧАНИЮ Стабильные изменения в вашей речи произойдут только тогда, когда вы поменяете различные установки по умолчанию, касающиеся Гексагона Заикания. Исходные установки выставляются в течение длительного времени. Пока мы дети, мы упражняемся во вредных речевых привычках, и за месяцы и годы такого поведения устанавливаются автоматические рефлексы, в конечном итоге вытесняемые из осознанного понимания. Подобным же образом, привычные способы мышления, ощущения и реакции также превращаются в отклики по умолчанию. В конечном итоге, эти установки сливаются в самоподдерживающуюся систему, образующую Гексагон Заикания. Для того, чтобы изменения стали постоянными, вам необходимо начать сходный процесс создания изменений в вашем привычном способе мышления, ощущений и реакций, действуя таким образом достаточно долго, чтобы все это стало вашими новыми установками по умолчанию. В какой-то момент все превратится в более продуктивную самоподдерживающуюся систему. Мне хочется поделиться с вами небольшими соображениями на этот счет. Эмоции. Вы можете изменить свои эмоциональные реакции, ставя себя в ситуации, в которых возникает риск, но которые достаточно безопасны, чтоб у вас еще оставалось желание рискнуть и попробовать новые модели поведения. Важно найти удобную точку для старта. Если встречи Клуба Ведущих вам представляются слишком сомнительными, не надо начинать именно там. Начните на уровне, где риск пониже, например, на встречах ассоциации заикающихся. Если и это слишком рискованно, найдите какую-нибудь группу личностного роста. Или логопедическую группу. Или логопеда, практикующего в частном порядке. Потом, когда этот уровень вам станет комфортным, медленно переходите на следующий, по одной ступени за один раз. Каждый уровень представляет собой активность, предполагающую немного большую степень риска. Одной из высокоэффективных программ, решающей вопросы заикания одновременно на многих уровнях, является программа «Говорите Свободно». Эта программа ведется уже во многих отделениях Национальной Ассоциации Заикающихся. В следующих частях книги вам будет предложено подробное обсуждение программы. Рассказано об организации групп и запуске программы. 66 Помните, что пока вы остаетесь вне общения с людьми, ничего не произойдет. Заикание – явление социальное, потому очень немногие заикаются, будучи одни. Если вы не вовлечете себя в социум, ничего и не произойдет. Пока вы не найдете возможности обеспечить себя регулярным и частым положительным опытом, сочетающим в себе и риск, и безопасность, вы вряд ли измените свои настройки по умолчанию. Опыт, получаемый раз в месяц, тоже даст какой-то эффект, но если этот опыт не будет более частым, изменения, вероятно, будут очень медленными. Убеждения. Подвергайте сомнению и проверке все, в чем вы убеждены относительно и себя, и других, и о положении вещей. Люди застревают на чем-то, потому что им трудно выйти «за рамки». Чтобы изменить свои убеждения, вы должны читать. Вы должны задавать вопросы. Вы должны экспериментировать, даже если и не знаете заранее, как все это будет работать. Восприятие. Учитесь быть объективным наблюдателем и быть постоянно готовым поставить под сомнение свое восприятие. «Действительно ли этот человек смеется надо мной?» «Действительно ли люди ждут от меня совершенства?» «Будет ли то, что я попрошу этого человека перегнать свой автомобиль вперед, чтоб мне было где припарковаться, будет ли это наглостью и нахальством, или все в рамках приличий?» Ведите дневник своих наблюдений, и через какое-то время вы, вероятно, обнаружите какие-то стереотипы в своем поведении. Есть также превосходные книги и программы, которые можно найти по тематике общей семантики и нейролингвистического программирования, которые дают представление о том, как человек воспринимает и как можно изменить свои привычки мышления и восприятие. Намерения. Вопрос ваших намерений. Мне понадобились годы, чтобы понять, что в моя психику встроен «Троянский конь». Я записывал себя на один семинар по самосовершенствованию за другим, а на деле втайне от себя намеренно тянул и не пользовался тем, чему научился, в своей повседневной жизни. Ряд обстоятельств привели меня к выводу, что у меня есть некие скрытые намерения. Будучи ребенком, я очень старался быть хорошим. «Хороший» для меня было синонимом «тебя любят». Еще у меня была мама, которая всегда знала, что для меня правильно. Но если она была права, значит, я таковым быть не мог, так что, если был выбор между ее и моим путями, я бы следовал ее пути, тайно надеясь на то, что он не сработает. Поскольку если ее путь неверен, тогда мой мог бы оказаться правильным. После того, как я стал взрослым, «мама» во мне тянула «ребенка» во мне на разные курсы самоусовершенствования. Я делал то, что от меня требовала делать моя интернализированная мама, но мой интернализированный ребенок бунтовал и упирался. В конце концов, эти игры были выведены на свет, и я сократил (но не ликвидировал полностью!) проявления такого поведения. Физиологические реакции. Извините. Здесь вы можете сделать немногое. Эта физиология вам навязана, вы с ней родились. Однако, осуществляя некоторый контроль над своим восприятием, убеждениями и намерениями, вы сможете уменьшить ту частоту, с которой вы обнаружите у себя реакции типа «бей или беги». Речевое поведение. Логопеды могут сильно помочь вам, как хороший тренер поможет теннисисту серьезно улучшить свою игру в теннис. Если у вас плохая подача, то даже если вы очень хорошо отбиваетесь, то вы сможете только поддерживать игру, но не более того. Чтобы улучшить результаты, вам придется менять свою подачу, и вторая пара глаз может оказаться очень ценной. Точно так же, если вы не знаете, что творите, когда заикаетесь, то важно довести до вас понимание работы вашего речевого аппарата, чтоб он у вас был свободным и расслабленным, а не напрягался всякий раз, когда вы оказываетесь в состоянии стресса. Вы можете научиться этому и самостоятельно, но квалифицированный логопед может этот процесс облегчить. 67 Это очень краткий обзор того, как изменить свои установки по умолчанию. Но надеюсь, он подбросит вам некую идею для того, чтобы стартовать и того, как действовать в будущем. НЕКОТОРЫЕ МЫСЛИ НАПОСЛЕДОК Еще в 1993 году у меня была небольшая переписка в интернете с известным логопедом и бихевиористом из Австралии. Во время разговора с ним я упомянул, что заикание у меня было примерно 30 лет, но последние 20 с небольшим лет я им не страдаю. Я больше не борюсь с речевыми ступорами, при этом не занимаюсь самокопанием, страхами, ощущениями надвигающегося ступора, что со мной случалось ранее. Все ушло полностью. Он мне не поверил, и прислал следующий ответ: Всякий может видеть, что у людей с заиканием есть мышцы, которые не работают должным образом. Я утверждаю, что есть достаточно веские причины полагать, что сущность заикания – нарушение моторики. Мельчайшие отклонения, измеряемые миллисекундами, но, тем не менее, это физиологические отклонения. У всех вас, людей с заиканием, есть субъективные ощущения этих нарушений, которые мне представляются очень различными. Но я уверен, что все вы имеете существующие в вашей моторной системе некие микроскопические нарушения, которые и вызывают вашу проблему с речью. Почему я говорю, что заикание – это проблема физиологическая по сути, потому что состояние науки в этой области и вся наука в настоящее время придерживаются такого мнения. Может, когда-нибудь станут думать, что заикание это какое-то другое нарушение. Преобладает же нынче точка зрения, что это генетически передаваемое нарушение моторики речи. Он был уверен, что я просто нашел способ контролировать свое заикание, перехитрив тем самым свою генетическое наследственность. Я сказал ему, что ничего не контролирую и никого не обманываю, потому что мне больше не надо ничего контролировать. Вероятно, он не был переубежден, поскольку внезапно закончил диалог со мной и так ничего и не ответил. По-видимому, тот факт, что заикание из моей жизни исчезло полностью, для него вообще не имел никакого смысла. У него была уверенность, что наука с этой проблемой разобралась полностью, и ему было ясно, что «если ты заика, то это на всю жизнь». Однако тот факт, что кому-то удалось избавиться от проблемы полностью, проливает свет на истинную природу заикания. Тем не менее, поговорку «если ты заика, то это на всю жизнь» считает верной большая часть людей, столкнувшихся с проблемой. На решение проблемы обычно уходит так много сил, что в какой-то момент, по достижении некоторого уровня качества речи, с которым уже можно жить, энергия людей перенаправляется в другое русло. По достижении этого желанного уровня, степень успеха будет определяться уже его или ее обстоятельствами, опытом, мотивацией и личностными качествами. Привожу некоторые свои выводы относительно ключевых факторов, облегчивших для меня этот процесс: Мое заикание было очень ситуационным, очень похожим на заикание Салли из истории, описанной выше. У меня были трудности, если я был должен выступать в классе или говорить с авторитетным для меня человеком, либо остановить незнакомца на улице с вопросом. В таких случаях у меня возникали 68 знакомые всем страх и ужас. С другой стороны, у меня не было проблем поболтать с друзьями или с близкими. Из-за того, что я не было очень настойчивым, я никогда не пытался протолкнуть слова, когда не мог говорить. Таким образом, я никогда не вырабатывал вторичного поведения. Мое заикание заключалось в простейшем ступоре, так что в дальнейшем мне не пришлось много переучиваться. Поскольку мои ступоры были не очень «интересными», меня никогда не дразнили из-за моей речи. Раз у меня были только простые ступоры, и я никогда не подвергался речевой терапии, при которой зачастую делается упор на вопросы контроля, я не проникся убеждением в необходимости контроля своей речи. Следовательно, у меня никогда все не кончалось наложением еще одного уровня контроля на уже сверх всякой меры контролируемую речь. Я всегда знал, что хочу выступать перед публикой, так что мотивация к проработке проблемы была всегда. Когда я переехал в Сан-Франциско в начале 60-х, у меня было много возможностей для участия в программах личностного роста, движении, которое зародилось в культуре Калифорнии. Я имею склонность к фобии, при которой у человека имеется тенденция двигаться к тому, что его пугает, а не наоборот. Мне от рождения интересно, отчего человек становится таким, какой он есть, плюс к тому, я хороший наблюдатель, от того я отмечал и много размышлял практически над всем, что со мной случалось. Я хорошо замечаю взаимосвязи между вещами, которые обычно никак не связаны. Все перечисленное выше явно помогло мне, в то время как для кого-то с тяжелым заиканием, в неблагоприятном окружении, менее любопытного, с меньшими преимуществами, которые работали бы на него, времена могли быть очень тяжелые. Тем не менее, есть большие возможности для того, чтобы любой желающий мог значительно расширить свои горизонты. Сегодня все больше и больше программ, исповедующих целостный подход к заиканию. Вот некоторые из программ, которые сразу приходят на ум: Восточный вашингтонский университет, Американский институт заикания в Нью-Йорке, Программа МакГуайра в Великобритании, Ирландии, Норвегии и Австралии. Программа МакГуайра особенно интересна. Здесь признается важность изменения личных установок по ряду параметров, и того, что на эти изменения требуются существенные затраты времени. По этой причине, выпускникам программы предлагаются различные варианты продолжения работы после начального курса обучения. Например, выпускники могут проходить программу столько раз, сколько им захочется, причем за символическую плату. Они также могут взять на себя ответственность и самим стать тренерами. Тренер не только ведет тренинги, но и отвечает за поддержку контактов с выпускниками по телефону, всегда может посоветовать и оказать поддержку. (Лучший способ научиться чему-то – это научить этому других!). Этот уровень дает тренеру право участия во многих мероприятиях, которые способствуют личностному росту не только студентов, но и самого тренера. ЗАКЛЮЧЕНИЕ С той поры, когда исследователи в Хоторне, штат Иллинойс, изучали способы усиления мотивации работниц, пройден немалый путь. За это время люди достигли впечатляющих результатов в науке и в медицине. Выполнена пересадка сердца, создан 69 искусственный сустав, разработаны новые экзотические средства для улучшения работы мозга, созданы мощные антибиотики, способные победить самые упорные вирусы. Самое впечатляющее: расшифрован геном человека. Тем не менее, после целого века исследований, значительная часть людского и профессионального сообщества все еще топчется вокруг утверждения, что «никто по-настоящему не знает причин заикания». Как такое может быть? Возможно, такое отсутствие окончательного ответа является следствием того факта, что все эти годы, если говорить о заикании, мы пытались решать не ту проблему. Исследователи на заводе в Хоторне выяснили, что ответы иногда лежат не в области экзотики, а совсем рядом. Иногда ответ лежит у нас под носом, не в чем-то новом, а в понимании новых взаимоотношений, связывающих воедино элементы настолько привычные, что мы их просто не замечаем. В этом разделе утверждается, что заикание не является продуктом какого-то экзотического сбоя в генетике, что это продукт взаимосвязи обычных компонентов. Короче говоря, заикание - это система. Это не просто компоненты сами по себе, а синергетическое взаимодействие между ними, приводящее к возникновению заикания. Эта система называется Гексагоном Заикания, и состоит она из ваших эмоций, восприятия, убеждений, намерений, физиологических реакций и физического поведения. Сила, которая связывает эти компоненты воедино, называется Эффектом Хоторна. В результате получается живая система, которая действует в соответствии со своими законами и правилами, система, которая включает в себя не только вашу речь, но и всю вашу сущность. Понять эту систему и узнать, как она работает, означает признать, что заикание может быть изменено, ослаблено, а в некоторых случаях, даже уничтожено. С пониманием компонентов, образующих систему, проще становится наметить эффективные стратегии, дающие хороший шанс на получение долговременных улучшений, которые мы все долго искали. ССЫЛКИ Oyler, Mary Elizabeth. Sensitivity and vulnerability: are they a blessing? Letting GO, April 1998, 4. Roethlisberger, F.J.; Dickson, William J.; Wright, Harold A. (1946) Management and the Worker: An Account of a Research Program Conducted by the Western Electric Company, Hawthorne Works, Chicago. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press. 70 ОТЧЕГО РЕЧЕВЫЕ СТУПОРЫ НАСТОЛЬКО НЕПРЕДСКАЗУЕМЫ? М ного лет я ломал себе голову, пытаясь найти какое-то логическое объяснение для кажущегося таким капризным поведения речевых ступоров. - Отчего у меня бывают дни плохие и дни хорошие? - Почему ступоры иногда возникают на словах, которые обычно проскакивают безо всяких усилий? - Почему ощущение, что возникнет ступор, возникает ниоткуда и по непонятной причине? - Отчего у меня может быть три минуты без ступора, а потом вдруг все рушится? Бывало и такое, что, я думал, было бы лучше, если бы я заикался на каждом слове, а не только в особых ситуациях. Тогда, по крайней мере, моя жизнь была бы более предсказуемой. Люди незаикающиеся не имеют ни малейшего представления о неопределенностях, которые возникают, когда такая важная вещь, как речь, тормозит, трогается, дергается туда-сюда, как машина с неисправным карбюратором. И это бросает тень неопределенности на каждый аспект вашей жизни. Как-то раз я постарался объяснить это состояние другу без заикания. Представь, сказал я ему, идешь ты довольный по улице после того, как съездил затарился в универмаге Мэйси, и вдруг откуда-то прилетает кулак в перчатке – ШЛЕП!- ты получаешь по носу. Не сильно. Не так, чтобы пошла кровь. Но достаточно неожиданно, чтоб напугать. «Опа! – говоришь ты. И откуда это взялось?» Слегка озадаченный, ты продолжаешь движение. Идешь в банк, чтоб положить на депозит. Но когда ты подходишь к окошку кассы и открываешь рот, чтобы сказать, - из ниоткуда появляется рука в перчатке – ХЛОП! – снова по носу. Не сильно, но достаточно чувствительно, чтоб смутить тебя. Ты внес депозит и уходишь из банка. Идя к газетному киоску, ты чувствуешь себя слегка потрепанным и решаешь купить журнал, чтоб отвлечься от тревог. Собираешь мелочь, чтоб расплатиться, протягиваешь продавцу за прилавком, открываешь рот, чтоб сказать о журнале… вдруг эта рука в перчатке выскакивает откуда ни возьмись – ШЛЕП! – опять получаешь по носу. И каким ты теперь ощущаешь мир? Непредсказуемым. Время ланча, ты идешь в местную закусочную. Когда ты проходишь через дверь, то замечаешь, что делаешь то, что прежде никогда не делал. Ты осматриваешь помещение перед собой, отыскивая эту чертову руку в перчатке. Твой шнобель уже гудит от ударов. А так, вообще, ничего такого не происходит. Успокоившись, находишь свободный столик, садишься, открываешь меню. О! Сэндвич с ростбифом – это то, что надо. Подходит официант, чтобы принять ваш заказ. «Что заказываем?» - говорит он. «Ростбиф и чтоб хлеб цельнозерновой», - отвечаешь ты. «Еще что-то?» «Да, с картошкой фри». «А пить?» 71 «Миллер Лайт» «Еще раз, не расслышал?» «М….» Ты начал было повторять «Миллер Лайт», но тебе этого уже не суждено, потому что вдруг ниоткуда появляется рука в перчатке и – ШЛЕП! – снова тебе по носу. Хватит уже!! С какой стати?! Все это совершенно бессмысленно. Почему получается, что рубашку в Маки ты купил без приключений, потом прошел в ресторан и получил по носу? Эти постоянные сюрпризы сводят вас с ума. Мой друг сказал, что понял, отчего я считаю мир таким непредсказуемым. РЕЧЕВЫЕ ЗАПУСКА СТУПОРЫ ИМЕЮТ МНОГО МЕХАНИЗМОВ Традиционно говорят, что заикание – это все то, что мы делаем, когда боимся, что начнем заикаться. Логопеды и большинство заикающихся исповедуют эту точку зрения уже почти 80 лет. Но, как и многие объяснения заикания, это справедливо лишь отчасти. Страх заикания определенно заставляет заикаться еще больше, и отсюда также следует объяснение того, как заикание усиливает само себя. Но это отнюдь не объясняет причин всех речевых ступоров. Эта точка зрения ничего не дает для объяснения того, отчего заикание приходит и уходит как-то случайно, и часто кажется, что заикание живет собственной жизнью. В ходе процесса собственного излечения, я выделил много ситуаций, которые не имели ничего общего со страхом заикания самого по себе, и все же были вполне способны включить механизмы ступора. В этой работе мы собираемся отвлечься от знакомых и очевидных причин появления речевого ступора. Большинство из таких причин связаны со страхом заикания. Мы хотим поискать менее очевидные причины, которые зачастую играют ключевую роль в возникновении ступора. Но перед этим нам потребуется прояснить несколько вещей. Во-первых, я хочу разъяснить, что я имею ввиду, когда говорю «заикание». Я говорю вовсе не о запинках (Джон изобрел для этого собственное слово bobulating – прим. перев.) – сбивчивой речи без усилий, которую вы слышите, когда у кого-то возникает неопределенность, смущение, растерянность. Я говорю о речи, которая блокирована наглухо. Человек чувствует себя как бы взаперти, и совершенно беспомощен в попытках продолжить речь. Во-вторых, мне необходимо четко определиться со своим видением того, что такое ступоры в речи. Я пришел к пониманию ступоров (заикания) не просто как речевой проблемы, а как системы, вовлекающей в себя всего человека: интерактивной системы, которая состоит по меньшей мере из шести основных компонентов – поведения, эмоций, восприятия, убеждений, намерений и физиологических реакций. Эту систему можно наглядно представить в виде шестиугольника, каждая вершина которого влияет и находится под влияние всех остальных. Физиологические реакции Намерения ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Поведение Эмоции 72 Убеждения Восприятие То есть, ступоры вызываются не какой-то одной причиной. Это не могут быть только убеждения, или только эмоции, или только физиология вдруг приводит человека к тому, что его переклинивает, он ощущает беспомощность и не может ничего сказать. Именно динамическое взаимодействие всех шести компонентов ведет к проблемной речи. Мне также нужно пояснить свое понимание того, каким образом в возникновении речевых ступоров участвуют эмоции. ПРИСУТСТВИЕ ЭМОЦИЙ Если вы когда-либо видели кусок 35-мм кинопленки – такими пользуются в кинотеатрах – вы наверняка могли заметить одну или несколько волнистых линий слева от кадра с картинкой, которые постоянно меняются по ширине, как линия самописца сейсмографа, которым измеряют интенсивность землетрясений. Это оптическая звуковая дорожка, на которую записан звук для фильма. Независимо от того, что там происходит, эта оптическая звуковая дорожка есть всегда. Если звука нет, то визуально это просто прямая линия. Но запись есть всегда. оптические звуковые дорожки /\ 73 Пользуясь этим в качестве сравнения, представьте, что в каждый момент времени, когда вы бодрствуете, параллельно ведется такая же «запись эмоций», которая содержит основные эмоции, связанные с тем, что происходит. Ваш мозг постоянно обрабатывает данные, происходящее, значение и так далее. Если бы вы могли каким-то образом регистрировать «запись эмоций», вы увидели бы, как она непрерывно то сужается, то расширяется, в зависимости от чувств, связанных с конкретной обстановкой, о чем вы говорили, кому говорили, какие слова использовались, о чем думали и как себя чувствовали в тот момент. Наличие трудностей с отдельным словом, например, со словом «для», может и не означать, что слово трудно само по себе. Это может быть связано с тем, что происходило до того, как вы начали проговаривать это слово, или с вашими ожиданиями последующих событий, и с теми эмоциями, которые этот момент порождает. Если вы сопротивляетесь тому, чтобы испытать эти эмоции, вы будете склонны к собственному сдерживанию (блокированию) до того состояния, пока уровень эмоций не станет приемлемым. Как же работает дорожка эмоций? Пусть Джордж, человек, который заикается, встречается в данный момент с мистером Петерсом, своим боссом. Джордж вдруг вспоминает, что у него сейчас должна была быть еще одна встреча, о которой он забыл, и ему надо прервать начальника, чтобы узнать, сколько сейчас времени, поскольку ему, 74 возможно, придется этот разговор сильно сократить. Ему, вдобавок, немного неудобно, потому что он по-рассеянности оставил сегодня свои часы дома. Отмечаем, что слова «Excuse me» («извините») вызывают у Джорджа слабые эмоции. Но когда он начинает говорить слово «Peters» («Петерс»), у него появляется небольшой ступор, поскольку имя босса несет для него эмоциональный заряд. Этот заряд выбивает его состояние за пределы зоны комфорта, заставляет его сдерживаться какое-то время, пока интенсивность чувств не снизится. Ступор отмечен всплеском на записи эмоций, показавшим, что эмоции Джорджа внезапно выбиты из зоны комфорта. запись эмоций \ зона комфорта (Извините, мистер Петерс. Не подскажете, какое сейчас точное время?) Далее Джордж имеет дело с твердой согласной [k] в слове «can» («можете»). Проблема не только в том, что у него когда-то были проблемы с [k], но и в том, что он боится, что мистеру Петерсу не очень-то понравится, что разговор должен быть прерван. Расслабиться становится еще более трудно. Эмоции Джорджа снова прыгают на [t] в слове «tell» («сказать»), но настоящий пик эмоций приходится на [t] в слове «time» («времени»). Почему это происходит? Слово «time» («времени») не просто начинается со «страшного» звука [t], оно еще и завершает мысль. Как только он скажет «time», мистер Петерс будет знать, что у Джорджа есть проблема со временем, и ему хочется уйти со встречи. В предвидении раздражения мистера Петерса и того, насколько же ничтожным и нелюбимым он почувствует себя после сказанного, Джордж ступорит на [t] и только с третьей попытки ему удается вытолкнуть это слово. Удивительно то, что все это происходит, а Джордж ничего этого не осознает. Но тогда Джордж не осознает еще и многое другое. Он не осознает своих чувств по отношению к авторитетам, и того, насколько те его пугают. Он не осознает того, что принуждает себя угождать другим, чтоб быть уверенным в том, что всем он нравится. Самое главное, что Джордж не осознает того, что его ум запрограммирован на постоянную обработку своего опыта, на непрерывную оценку факторов, способствующих улучшению здоровья и выживанию, а также факторов, представляющих угрозу. На самом деле, утверждает НЛП, мы обрабатываем более двух миллионов бит информации, поступающей от наших сенсоров каждую секунду. Эта информация стирается, искажается и обобщается в ходе приспособления ее к нашим нуждам. Энтони Роббинс (Anthony Robbins), будучи мотивирующим оратором, говорит: «Все, что делаете вы и делаю я, делается либо для того, чтобы избежать боли, либо для того, чтобы удовлетворить желание получить удовольствие». Возможно, это звучит слишком примитивно, но практически вся 75 жизнь строится таким образом. Просто человеческий разум за мудреными словами стремится спрятать эту основную мотивацию. Никогда не бывает такого, что вы оказываетесь без дорожки эмоций. Иногда это запись покоя, например, в моменты глубокого расслабления. Но дорожка пишется всегда, чтоб увести вас от вещей, которые могут причинить боль, и привести к тому, что, вероятно, доставит вам удовольствие. Это то, что я вывел в процессе наблюдения зависимости между эмоциями и речевыми ступорами. Давайте теперь посмотрим на еще один ключевой аспект загадки: способ хранения нашего опыта. ЦЕЛОСТНЫЙ ХАРАКТЕР ИНГРАММЫ Когда я начал лучше понимать динамику ступоров и стратегии, используемые мной, чтобы выбраться или избежать ступора, то поведение, которое обычно казалось таким странным, больше таковым уже не выглядело. И это произошло в тот момент, когда я натолкнулся на концепцию инграммы, представившейся мне очень правдоподобным объяснением непредсказуемого характера этих самых чертовых ступоров. Инграмму можно определить как подробную, до мельчайших деталей, запись каждого воспринимаемого события в данный момент времени: что-то вроде органической голограммы, которая содержит всю информацию с пяти сенсоров – зрения, слуха, запаха, вкуса и осязания, а также всех мыслей, возникших в тот момент. Эта совокупность соответствующих сигналов впечатывается в ткани на клеточном уровне. Будучи неразрывно слит с телом, этот набор ведет себя как единое целое. Вот пример инграммы. Вы находитесь в торговом центре, покупаете пару джинсов, и вдруг внезапно слышите крик. Вы быстро оглядываетесь и видите, что длинноволосый плохо одетый человек с вытатуированным черепом на задней поверхности левого бицепса в джинсовой куртке наставил пистолет на бедную кассиршу и требует, чтоб она выдала ему содержимое кассового аппарата. Сразу же ваше сердце начинает колотиться. Человек забирает выручку у девушки и начинает двигаться прямиком в вашу сторону. В панике, вы задаетесь вопросом, что же делать. Бежать вам? Отвести взгляд? Стоять на месте? Человек смотрит прямо на вас, будто вы осмелились бросить ему вызов. Вы сразу же отводите взгляд и затаиваете дыхание. И в этот момент он смешивается с толпой. У вас вздох облегчения. Позади вас продавщица в истерике. Спустя десять минут вы, как очевидец происшедшего, даете показания об инциденте полиции службы безопасности торгового центра. Вы приблизительно называете его рост и вес. Вы описываете, как можете, его татуировку, то, как выглядела джинсовая куртка, в которую он был одет. Возможно, у вас было достаточно присутствия духа, чтобы заметить его обувь и цвет его волос. Но есть еще много других впечатлений, о которых вы не говорите. Частично потому, что они вам не представляются такими уж важными, частично потому, что вы сознательно не обращаете на них внимания. Все эти переживания переплетены вместе в единую инграмму. Например, в магазине в тот момент звучала песня в исполнении Мэрайи Кэрри. Если бы кто-то спросил, то вы, вероятно, не смогли бы вспомнить такой детали, но ваше подсознание записало песню, как часть инграммы. Когда грабитель шел мимо вас, ваше обоняние поймало запах моторного масла от пятна на его штанах. Ваше подсознание зафиксировало его грубое лицо и то, что у него есть небольшой шрам внизу на подбородке. Это тоже часть инграммы. Ваши глаза записали резкое освещение магазина, образуемое прозрачными сферами. Частью инграммы был также шум толпы в торговом центре, эмоциональная окраска криков кассирши, ощущения полового покрытия под ногами, напряжение в ногах и в теле, ваше ощущение жажды. И, конечно, там же и все 76 ваши эмоциональные реакции: страх, паника, неровное дыхание, тяжесть в шее, спазм в желудке. Все эти восприятия и многое другое были записаны и собраны в инграмму. Почему все это важно? Это важно, потому что инграмма играет важную роль в стратегиях выживания вашего организма и сознания. Особенно своему отношению к маленькому миндалевидному узелку в мозге, который представляет собой хранилище нашей эмоциональной памяти. МИНДАЛИНА Этот узел назван миндалиной и относится к лимбической системе, самой примитивной части мозга, которая имеет компоненты возрастом в сотню миллионов лет. Ее функция – реагировать: она отвечает за то, чтобы быстро включать реакцию типа «бейбеги» всегда, когда организм (то есть, вы) чувствует угрозу. Миндалина связана не только с вегетативной нервной системой, которая отвечает за физиологические рефлексы, как, например, за ритм сердечных сокращений и частоту дыхания, но и с областями мозга, отвечающими за обработку информации органов чувств. У нее есть особая высокоскоростная магистраль к глазам и ушам, дающая доступ к сырым необработанным сенсорным данным. Она похожа на нейронный центр с заземлением, который заливает огонь при малейшей опасности. Короче говоря, миндалина предназначена для обхода высших, сознательных отделов мозга, контролирующих когнитивную обработку, так что мы имеем возможность сначала действовать, а потом думать. Таким образом, когда мы воспринимаем угрозу, наше тело производит быструю пожарную последовательность действий, включая и реакцию на страх и мгновенный рефлекс отказа от всего того, что этот страх спровоцировало. Проблема в том, что миндалина не обладает особым умом или взыскательностью, и не отличает угрозу физическую (тигры, грабители, пожары) от угрозы социальной. Получая угрозу любого типа, миндалина интерпретирует ее с точки зрения физического выживания. Она активирует симпатическую нервную систему, и сразу и ваше дыхание учащается, и кровяное давление повышается, кровь приливает к конечностям, сердце колотится, адреналин вбрасывается в кровь: все те реакции, назначение которых дать вам физические ресурсы либо противостоять угрозе, либо спастись от нее бегством. Каким же образом миндалина узнает, когда запустить эти реакции? Запуск происходит при наличии в данный момент времени некоего фактора, который предположительно связан с угрожающей ситуацией. Таким образом, находясь через месяц в книжном магазине, вы вдруг почувствуете некоторое неудобство. Вы не осознаете, что это просто Мэрайя Кэрри поет ту же самую песню по аудиосистеме. Это одно сенсорное воспоминание будит все происшествие в магазине джинсов целиком. Тем не менее, вы этого не осознаете. Вы просто чувствуете, что ваше сердце вдруг куда-то поскакало. Позже, на неделе, вы едете в автобусе, и вдруг вам стало не по себе. Вы не понимаете, что парень, который сидит рядом с вами, работает в гараже, и вы поймали тот же запах моторного масла, который почувствовали в магазине джинсов. В закусочной быстрого питания парень позади вас имеет на плече татуировку. Вы чувствуете скованность. Спустя несколько дней вы входите в магазин одежды, в котором то же самое специфическое освещение, что было в магазине джинсов, и вас что-то кольнуло, непонятно почему. Человек, с которым вы разговариваете на работе, задает вам вопрос. Его голос имеет тот же тембр и похож на голос того грабителя, и, по своей реакции, вы понимаете, что вам очень хочется помолчать. 77 Обратите внимание, что вы совсем в других обстоятельствах, нежели те, что были в день, когда вы стали свидетелем ограбления. Вы в МакДональдсе, а не в магазине джинсов. Парень с татуировкой находится там, чтоб съесть гамбургер, а не ограбить магазин. И тем не менее, ваши эмоции вытворяют с вами такой номер. Причина этого в том, как работает ваш реактивный ум. Короче говоря, все, что выглядит или ощущается похожим, либо даже смутно напоминает вам исходное событие, имеет возможность возродить, напомнить, воссоздать то самое событие. Плохо одетый парень – это ограбление. Запах моторного масла – ограбление. Запись Мэрайи Кэрри – ограбление. Резкое освещение – ограбление. Голос сотрудника – ограбление. Каждый намек со стороны органов чувств работает так, будто это мельчайший кусочек голограммы. Посветите сильным лучом на этот маленький кусочек – и вы можете увидеть все событие целиком. Подобным же образом, самое «несущественное» событие для органов чувств имеет силу, чтоб восстановить всю инграмму и те же самые эмоции, сопутствующие ей. В случае речевых ступоров, самым очевидным спусковым крючком, который может вызвать «переклинивание» и невозможность говорить, является страх ступора. Но есть и множество других путей включить ту же реакцию. Давайте взглянем на некоторые обстоятельства, провоцирующие ступор, которые не относятся к заиканию. РЕАКЦИЯ НА ТОН ГОЛОСА Одним из таких триггеров является высота голоса человека. Фонд Delancey Street в Сан-Франциско занимается делами, связанными с реабилитацией наркоманов, проституток, осужденных, и другими, когда есть необходимость в корректировке нарушений поведения, и этот фонд преуспел в этом более, нежели какая-либо другая организация в мире. В течение 30 лет я периодически безвозмездно предоставлял свои услуги Delancey в качестве создателя рекламной продукции и всячески их поддерживал. В 1993 году я вызвался проводить занятия по публичным выступлениям в Delancey. Однажды, после того, как занятия закончились, я шел к своей машине, и вдруг решил заглянуть в их ресторан, расположенный в том же знании, чтоб поприветствовать Абэ, метрдотеля, которого знал уже 20 лет. Я не увидел Абэ, когда вошел, потому попросил работающего метрдотеля передать Абэ, что был Джон Харрисон и спрашивал о нем. Я повернулся, чтоб уйти, как вдруг парень, с которым я только что говорил, резко выпалил: «Как-как ты сказал тебя зовут?» Я развернулся, чтоб повторить свое имя, и вдруг почувствовал себя в ступоре. А точнее, я был в панике, застыл и не мог сказать ни слова. В совершенном волнении, в голове кавардак… меня отбросило на 30 лет назад, когда у меня регулярно в подобных ситуациях бывали ступоры. Полностью отдавая себе отчет, я остановился, сделал глубокий вдох и пришел, наконец, «в сознание» настолько, что смог выговорить «Джон Харрисон». Я ушел из ресторана расстроенным и озадаченным внезапным появлением старой реакции. Почему это произошло? Занятие прошло замечательно. Я люблю Delancey Street: людей и саму эту организацию. Это был наш любимый ресторан в Сан-Франциско. Я не думал о своей речи, она перестала для меня представлять проблему уже более двух десятков лет назад. Чем больше я думал об этом, тем больше чувствовал, что мой отклик был спровоцирован чем-то в тоне голоса того парня. Именно так работает инграмма. Чтобы вас «включить», вовсе нет необходимости попасть именно в ту самую ситуацию: достаточно лишь частички ее, напоминающей вам событие, несшее в себе какую-то угрозу. Возможно, была похожая ситуация, в которой у меня возник ступор. Или, возможно, что-то связанное с самим парнем. В конце концов, 78 почти все обитатели Delancey сидели в тюрьме. Почти все парни говорят грубо. Возможно, меня напугал тон его голоса. Может, он так прокричал мне вопрос, потому что видел, что я ухожу и подумал, что не совсем правильно расслышал мое имя. Может, это ввело его в беспокойство, а я, может, интерпретировал это беспокойство как что-то еще. Угроза? Команда? Тон его голоса поймал меня врасплох. Или, может, что-то крутилось у меня в голове в тот день, что просто заставило меня быть более восприимчивым к тону его голоса. Я никогда не узнаю. Но я точно знаю, что в тот момент я переживал инцидент, который имел место быть ранее. Единичные инциденты, подобные этому, случаются раз в несколько лет. Но когда они происходят, то дают вам практические лабораторные условия для изучения обстоятельств, приведших к возникновению речевого ступора. Большим отличием моей реакции этим вечером и той, что случилась 25 лет назад, было то, что после того, как инцидент был исчерпан, все закончилось. Хотя мне и было любопытно, я не переживаю об этом событии. Я не рассматриваю произошедшее как проблему со своей речью, потому оно не будит страх речи. Это просто одна из тех вещей, что иногда приходят к нам ниоткуда. Эта история – лишь один пример того, как ситуация, не связанная с заиканием, может внезапно вызвать подвижку в Гексагоне и спровоцировать речевой ступор. СЛЕДОВАНИЕ ЗНАКОМОМУ СЦЕНАРИЮ Теперь давайте вернемся в еще более ранние времена. К концу 1970-х годов я был свободен от речевых ступоров в течение более чем десяти лет, хотя каждые несколько лет меня удивляли отдельные случаи. Как и встреча в Delancey Street, эти случаи бывали так редко, что давали мне, как в лаборатории, возможность исследовать мысленным микроскопом внутреннюю механику ступора. Тот случай произошел в Litronix, производитель светодиодов в Купертино, Калифорния. Я работал в качестве составителя рекламных текстов, и вместе с Бобом Швайцером, делопроизводителем рекламного агентства, мы были в компании, чтобы представить текст и макет нового объявления. Нам было назначено на 10 утра, но поскольку мы пришли на несколько минут раньше, то болтались в дверях, ведущих к офису президента Linronix Брюса Блаккена, пока он заканчивал телефонный разговор. Стоя и болтая с Бобом, я вдруг почувствовал, что мне трудно представиться Блаккену, с кем я ранее не встречался. Это были старые ощущения, что возникнет ступор на моем имени. Это было немыслимо. Я не сталкивался со ступорами уже десяток лет. Я никогда не думал о заикании в таких ситуациях. Почему вдруг это ощущение неожиданно повторяется? Чем ближе у Блаккена представлялось завершение телефонного разговора, тем все более возрастало мое беспокойство, как же я представлюсь. В конце концов, Блаккен закончил разговор и жестом пригласил нас войти. Они с Бобом пожали руки, и Боб сразу представил меня, избавив от необходимости выговаривать свое имя. Мог ли я произнести это без ступора? Мне хотелось бы так думать, но в тот момент я был вовсе не уверен. У меня было чувство, что я сорвался с крючка. Позже вечером у себя дома я сел и поразмыслил над случившимся. Что происходило в Litronix? Откуда возникли эти ощущения, и почему они появились именно в тот момент? Я мысленно прокручивал ситуацию, рассматривал ее со всех сторон, пытаясь найти ключ, который бы объяснил мою реакцию. И, в конце концов, что-то начало склеиваться. За два десятка лет до этого я работал у своего отца в Нью-Йорке. Наше рекламное агентство было размещено в небольшом четырехэтажном здании на 50-й стрит. Работал я там внизу. Офис отца был на третьем этаже, и иногда я, бывало, поднимался к нему в 79 офис, когда он говорил по телефону. Посетители с улицы должны были исполнять официальный протокол: регистратор, зал ожидания, секретарь, затем бывали приняты. В отличие от них, я просто болтался в дверях, пока он не закончит разговор. В конце концов, я и работал там, и был еще и его сыном. Я мог позволить себе вольности. Ситуация в тот день в Litronix по ощущениям была удивительно похожей. Визит был неформальным, не надо было следовать никаким официальным церемониям. Мы ждали в приемной, чтоб нас провели в офис Блаккена, но после того, как молодая женщина проводила нас по коридору, она просто сказала: «Сейчас он освободится», и оставила нас в дверях. Со мной уже такое бывало. Моя эмоциональная память не признавала различий скорее, она откликнулась на сходство: глава компании, стояние в дверях, потребность в одобрении, отношение к авторитету. Это куски знакомой инграммы, которая напомнила те времена, когда я ждал, пока папа закончит телефонный разговор. Это не только напомнило прежний опыт, это стало прежним опытом. Он был моим папой. Я был его сыном, беспокоящимся о том, что он может не одобрить мой поступок. А следовательно, вернулись все те же старые ощущения. Что, в свою очередь, потянуло за собой отношения и чувства, которые были у меня, молодого в те времена человека, включая и осуждение и необходимость выполнения. Моя миндалина, отвечающая за защиту моего телесного здоровья, сделала еще одну ошибку. Она снова, подметив мое общее возбуждение, привела меня в готовность бороться или бежать от саблезубого тигра. СТРАХ ТОГО, ЧТО ВАШИ ИДЕИ ОТВЕРГНУТ Третий тип сценария страха речевого ступора предполагает разговор с учителями, работодателями, с людьми, которых мы ставим выше себя по той причине, что они знают, делают или могут сделать что-то с нами или для нас. Раньше я думал, что так всегда было потому, что я вроде бы должен перед ними заикаться. Но теперь я понимаю это лучше. Страх заикания действительно может играть свою роль. Но страх того, что могут быть отвергнуты твои мысли, что-то такое, что для тебя очень важно в тот момент, может быть столь же пугающим, даже если ты давно забыл о заикании. В середине 90-х я был на мастер-классе, спонсируемом северо-калифорнийским отделением Национальной Ассоциации Ораторов. Марьяна Нуньес, которая проводила занятие, была замечательным, готовым прийти на помощь человеком и опытной профессиональной ведущей. Среди вопросов, которые она рассматривала в ходе семинара, был вопрос о работающем названии доклада. У меня в то время было выступление, которое я делал в местных общественных организациях, шедшее под заголовком «Это удовольствие, или это работа?» Речь была о том, что мы склонны разделять работу и удовольствие, и о том, как выстроить отношение к работе, чтобы работа и удовольствие стали синонимами. Марьяна полагала, что мое название не дает людям четкого представления о сути доклада. Мне нравилось название, и я не хотел его менять. Она сказала, что во время семинара мы могли бы протестировать заголовки наших докладов на других членах группы. Прошла уже половина семинара, когда она спросила, нет ли у кого-нибудь названия, которое хотелось бы проверить. Сначала я НЕ поднимал руку. Кто-то попробовал свои заголовки, но я стеснялся. Здесь надо сказать, что почти все люди на мастер-классе были либо профессиональными дикторами, либо намеревались ими стать, так что уровень присутствующих был высок. Я робел. Предложить название своего выступления на этой группе означало, что меня оценивали бы те, чье мнение для меня много значит. У меня была боязнь, что мое название не одобрят. А я не хотел чувствовать себя отвергнутым, потому и не решался. 80 В конце концов, руку я поднял, но когда я это сделал, меня охватило старое знакомое ощущение. Было похоже, что у меня возникнет ступор. Заметьте, что к тому времени хронических ступоров у меня не было уже более 25 лет, хотя ситуации, которые могли бы поднять старые ощущения, время от времени и возникали. Несмотря на ощущение надвигающегося ступора, я четко понимал, что это не имеет ничего общего с моей речью. Дело было в моем раздвоившемся намерении. Мне, конечно, хотелось предложить свое название доклада, но, в то же самое время, я не хотел подвергать себя оценкам со стороны других. Так что в действительности я НЕ хотел говорить. Меня тянуло в разные стороны, и это создавало знакомое ощущение, что я заперт и не могу говорить. Мне бы хотелось сейчас рассказать, что я наплевал на всякие ощущения и заговорил, но, к стыду своему, признаюсь, что я, в конце концов, опустил руку и так и не поведал никому о своем названии. Сожалел потом об этом. И, тем не менее, я уверен, что дело было не в заикании. Дело было в ощущении собственной уязвимости. К счастью, два месяца спустя у меня появился еще один шанс, когда Марьяна проводила следующий семинар. Снова была возможность поделиться заголовками выступлений. На этот раз мои намерения были понятны, и моя рука поднялась второй. Когда я проговаривал название, слова просто текли. Мне было даже удивительно, насколько это было просто. Как вы видите, мое состояние было совершенно другим, поскольку намерения были четкими, взвешенными и точными. Ограничившись сразу только своим страхом заикания, я никогда не увидел бы большего, что также могло иметь связь со ступорами. И укрепил бы убеждение, что удержали меня наличие проблем с речью и страх начать заикаться. Я бы проглядел настоящие причины. Кстати, Марьяна была права. Название не понравилось. Оно не было коммуникативным. (Это открытие я пережил). Мое выступление сейчас называется «Почему работа не может приносить большее удовольствие?», и организациям гораздо понятнее, о чем будет идти речь. РАЗГОВОР С ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ НЕ РЕАГИРУЕТ Четвертая ситуация, в которой боязнь ступора может не иметь ничего общего со страхом речи, это ситуация, когда мы разговариваем с человеком, который совершенно не выдает реакции на произносимое. Человек просто сидит с каменным лицом. Бр-р-р… Даже сейчас меня от этого корежит. Я не получаю совершенно никаких подсказок тому, что же мне дальше делать. Необходимость быть услышанным – один из самых мощных мотиваторов в человеческой природе. Она имеет огромное влияние на наше развитие в детстве. Если тебя слушают – это средство, с помощью которого мы открываем себя как человека, которого понимают и принимают… или нет. Оно определяет разницу между принятием и отвержением. Отсюда также идет то, что непонятость – одно из самых болезненных переживаний для человека. Когда нас не оценили и не ответили нам, наши жизненные силы уходят, и мы чувствуем себя «сдувшимися». А еще мы можем закрыться. Разговор с человеком, который не проявляет никаких реакций, очень похож на то, будто ты вглядываешься в комнату, в которой царит кромешная темень. В эту темноту мы проецируем наших собственных воображаемых ужастиков. При отсутствии ответа пробуждается наша неуверенность, на нашу самооценку обрушивается град вопросов. 81 Может, я несу чушь? Ко мне хорошо относятся? Или я выгляжу как полный идиот: творю глупость и все болтаю и болтаю. Эти вопросы не были бы настолько важны, если бы мы не наделили слушающего властью над нами: властью оценивать нас, сообщать нам, что у нас все в порядке. А власть над нами есть, потому что мы чего-то ждем от него: одобрения, любви, признания. Иногда слушающие не дают нам этого, потому что у них такая позиция на этот счет. Но часто бывает, что мы просто приписываем им важность, а потом посредством их оцениваем себя. Наши страхи, конечно, в том, что они сделают все наоборот. Мы можем им не нравиться, можем им быть не нужны. И мы отчаянно пытаемся им угодить. Прячем свои недостатки. Мы пытаемся угадать, чего же они хотят, чтоб выдать им это или быть этим. Скрываем свою спотыкающуюся речь… свою настойчивость… свою спонтанность… свое настоящее я. Тщательно! Иначе человек что-то такое увидит и подумает, что ты какой-то агрессивный. Из-за того, что их лица непроницаемы и безэмоциональны, как у сфинкса, мы ходим вокруг на задних лапах, осторожно, как по битому стеклу. Мы все делаем, чтоб понравиться. А когда не видим реакции, то зажимаемся еще больше. Самый главный наш страх? Это то, что они вообще уйдут. Я называю это самым главным страхом, потому что в нашем состоянии «детскости», когда мы беспомощны и покинуты всеми, то это означает, что мы можем погибнуть. Неудивительно, что я вырос одержимым всегдашним желанием знать, понимают ли меня и воспримут ли то, что я должен сказать. Я постоянно искал невербальные подтверждения, говорящие мне, есть контакт или нет: улыбку, заинтересованный взгляд, внимание. Но некоторые люди просто неэмоциональны. Это вовсе не означает, что вы им не понравились, или что им безразлично то, что вы говорите. Настраиваться на собеседника просто не в их характере. Мне бы и хотелось вам сказать, что я перерос все это, но факт в том, что люди без ответной реакции так и доставляют мне дискомфорт. Это совершенно не связано со страхом заикания. Это связано с боязнью не быть оцененным, и 30 лет назад в таких ситуациях я, скорее всего, получил бы ступор. ЭФФЕКТ БУДИЛЬНИКА Один из участников интернетовской дискуссионной группы по нейро-семантике поднял интересный вопрос. Он звучал так: «Если человек ступорит, чтобы сдержать себя и избежать проявления эмоций и так далее, то как это отнести к нейтральным словам, которые не несут какого-либо смысла, к союзам, например, «и», «как», в отличие от слов с конкретным содержанием». Одним из объяснений, почему нас иногда «клинит» на «бессмысленных» словах, является то, которое я называю «Эффектом будильника». Здесь нет ничего, связанного с заиканием как таковым, зато есть то, что связано с ощущением, что мы говорим слишком много. Наши действия слишком активны, и нам пора бы уже угомониться. Когда я впервые, давным-давно, приехал в Сан-Франциско, и вступил в Клуб рекламы для молодежи, я периодически должен был подниматься и выступать перед группой. В связи с этим, я обратил внимание на интересное явление. На первых порах я мог говорить примерно секунд 10, пока не срабатывал мой «будильник», и уровень моего беспокойства повышался до дискомфорта, что вызывало у меня ступор. Это было связано с уровнем моего комфорта в данной ситуации и с тем, насколько долго я мог находиться в центре внимания (т.е, стоять перед группой), прежде чем мои эмоции вырастали за рамки комфортных. Таким образом, я мог ступорить на слове «для» не потому, что это слово для 82 меня было «страшным», а просто потому, что мне было позволено стоять перед группой слишком долго, и я уже чувствовал обязанность себя окоротить. (Подобный страх возникает в ситуации, когда при выступлении речь долгое время остается нормальной и без запинок. Возникающее при этом стремление удержать её в таком состоянии становится непреодолимым.) Однако, чем больше у меня было возможностей оказаться стоящим перед группой, тем более обыденными становились ощущения, тем более комфортной для меня становилась ситуация, и тем дольше я мог говорить - 30 секунд, 45, одну минуту – до того момента, как начинал звонить мой будильник. Это было показателем постепенного расширения зоны комфорта, а также роста готовности самоутверждения. С ростом вашей самооценки, с укреплением доверия к собственному самовыражению и с повышением комфортности при демонстрации своих возможностей, вы будете в состоянии говорить все более продолжительно без неизменных тормозов. Речь перестанет быть деятельностью, которая вас утомляет, а, скорее, будет заряжать вас, поскольку вы будете высвобождать все больше и больше энергии, впредь никогда не работая против самих себя. Ваш «будильник» будет позволять вам все большее продвижение без «звонка» и, в конце концов, может перестать звонить вообще. При анализе речевой ситуации возьмите себе в привычку отмечать, как вели себя ваши эмоции, и не вышли ли ваши чувства, перед тем, как вы попали в ступор, за пределы зоны комфорта, заставив вас притормозить. Потом спросите себя, в чем была угроза. Вы можете ускорить процесс обучения, если будете вести дневник или записывать происшествия, которые помните, в картотеку. Если бы будете делать это в течение достаточно долгого времени, вы начнете подмечать определенные тенденции и закономерности. А те, в свою очередь, покажут вам проблемные области, с которыми необходимо будет разбираться. КАК БЫТЬ ВСЕГДА? ЛЮДЯМ, КОТОРЫЕ, ПОХОЖЕ, ЗАИКАЮТСЯ В ходе моих более чем четвертьвековых контактов с NSA, я повидал любое заикание, которое вы себе только можете вообразить. Я встречал и людей, у которых бывали редкие случайные ступоры, и людей, которые боролись с каждым словом. Как объяснить наличие людей, которые, кажется, заикаются все время? Чтобы объяснить это, я придумал то, что я называю «Принципом перевернутого треугольника». Эта метафора отсылает ко временам детства, когда происходят отдельные ключевые события. Чем раньше они происходят, чем шире то воздействие, которое они окажут на жизнь человека впоследствии. Пусть, скажем, 18-летний выступает на занятии и подвергается резкой унизительной критике со стороны преподавателя-мужчины. Есть вероятность того, что у этого студента разовьется страх перед этим преподавателем или преподавателями мужского пола, и будет утрачен дальнейший интерес к этим занятиям. Если это событие произошло в возрасте 12 лет, то ученик может быть не настолько избирательным и спроецировать свой страх на всех учителей. Если это произошло в возрасте 8 лет, то все может закончиться тем, что человек будет испытывать боязнь взрослых. жизненный опыт влияние на опыт жизненный опыт влияние на опыт 83 важное событие (8 лет) важное событие (3 года) рождение рождение жизненный опыт жизненный опыт влияние на опыт влияние на опыт важное событие (13 лет) рождение важное событие (18 лет) рождение Если случилось в возрасте 3 лет, то страх может быть всеобщим, и распространяться не только на взрослых, но и на любую ситуацию, в которой ему предстоит проявить инициативу. В возрасте трех лет ребенок не столь связан со специфическими ситуациями, в которых он должен или не должен что-то сделать, как связан с тем, насколько безопасно можно выразить определенные эмоции в какой-то момент времени. Поток эмоций, например, является неотъемлемой частью секса, творчества, выражения гнева, ненависти, нежности и любви. Это часть эго. Если в ранние годы становления ребенка он пригасит выражение того, что он хочет, что ему нужно для того, чтобы выразить себя в этих проявлениях, его боязнь выражения сильных эмоций может легко оказаться обобщена. Он может сделать для себя вывод, что его истинное я никогда и ни при каких обстоятельствах не должно быть раскрыто. Самоутверждение как таковое может оказаться табу. Тогда практически все речевые ситуации окажутся угрожающими, и он обнаружит, что ему всегда и везде сложно обойтись без ступоров. Подобным же образом, если вы не были услышаны в самом раннем детстве, то это также будет иметь огромное влияние на вашу жизнь. Сравните теперь такого человека с человеком, у которого ключевое событие произошло позже, и чьи страхи ограничиваются только конкретными ситуациями. Как вы можете видеть на диаграммах, приведенных выше, чем раньше происходит ключевое событие, тем шире его влияние на жизнь человека, и тем большее распространение будет иметь возникновение речевых ступоров. ЗАПЕЧАТЛЕНИЕ В МОЗГЕ Применительно к поведению, изменение нежелательных привычек также более затруднительно при раннем возрасте возникновения таких привычек. Статья в журнале Time, опубликованная в феврале 1997, объясняет почему. Статья начинается с описания процесса установления нейронных цепочек: 1. Мозг эмбриона производит гораздо больше нейронов, или нервных клеток, чем необходимо, а затем этот избыток устраняет. 84 2. Оставшиеся нейроны вытягиваются в аксоны - нервные клетки для передачи на большие расстояния. На своих концах аксоны ветвятся на многочисленные окончания, чтоб обеспечить связь со многими объектами. 3. Спонтанные всплески электрической активности усиливают некоторые из этих связей, тогда как остальные, лишенные активности, атрофируются. 4. После рождения мозг проходит вторую фазу усиленного роста, при которой аксоны (которые посылают сигналы) и дендриты (приемники сигналов) обрастают новыми соединениями. Электрическая активность, вызванная потоком данных с сенсоров, настраивает мозговые схемы, определяя, какие соединения будут сохранены, а какие – удалены (выделено Дж.Харрисоном). В статье отмечается, что «к трем годам, ребенок, которого игнорируют или плохо с ним обращаются, имеет «шрамы», которые, если не невозможно, то чрезвычайно трудно удалить». Справедливо это и для детей, у которых есть тревожность самовыражения и которые придумывают стратегии и образцы поведения, призванные помочь им с этим справиться. Далее, из той же статьи: «Неврологи говорят, что мозг ребенка закрепляет повторяющийся опыт. Всякий раз, когда дите пытается прикоснуться к привлекающему его объекту, пристально рассматривает лицо или прислушивается к колыбельной, микроскопические электрические разряды проходят через мозг, выстраивают нейроны в цепи, точно так же, как происходит травление в кремниевом чипе». Этот процесс продолжается примерно до 10 лет, «когда баланс между созданием синапсов и их уничтожением резко меняется. В течение нескольких следующих лет мозг безжалостно уничтожает свои самые слабые синапсы, сохраняя только те, которые были волшебно преобразованы опытом». Неудивительно, что некоторые люди имеют такие непреодолимые трудности с речью. Повторяясь, их ранний страх самовыражения, со всеми сопутствующими впечатлениями, убеждениями и стратегиями реагирования, глубоко въелся в сознание и тело, и является частью личности человека. Аналогично, блокирующие стратегии, которые были приняты, также стали привычными. ПОБЕДИТЬ ЛИ РАННЮЮ ЗАПРОГРАММИРОВАННОСТЬ? Могу вас обрадовать: можно переформатировать рефреймингом свой ранний опыт таким образом, чтоб старые реакции оказались не востребованы. Вы можете обеспечить себе выбор откликов разработкой новых паттернов поведения и многократным их повторением до тех пор, пока вы не станете обращаться к ним автоматически, по умолчанию. Вам придется много потрудиться над созданием этих новых паттернов отклика, поскольку ваше сознание уже не чистый лист, и на отвыкание сейчас уйдет какоето время. Вам придется иметь дело с вещами гораздо более обширными, чем ваша речь. Вы должны будете обратиться и к восприятию, и к убеждениям, и к эмоциональным реакциям, и к конфликтующим намерениям, помогающим создать реактивные паттерны, целью которых являются ступоры. Можно ли это сделать? Можно, говорит Дэниел Гоулман (Daniel Goleman), автор книги «Эмоциональный интеллект (Emotional Intelligence). В своей книге он рассматривает проблему, которая, как и хроническое заикание, обычно начинается в раннем возрасте. Это обсессивнокомпульсивное расстройство (ОКР, или невроз навязчивых состояний). Он сообщает, что те люди, которых лечили от ОКР, которое является еще одним трудно прерываемым и глубоким нарушением, могли изменить свои ощущения и реакции. Они делали это, 85 противостоя своим страхам, проверяя свои убеждения и получая повторяющийся опыт позитивного характера. Одна из самых распространенных навязчивостей у людей, пораженных ОКР, это повторяющееся мытье рук. О такие людях известно, что они моют руки в течение дня сотни и сотни раз, движимые страхом того, что если они не будут этого делать, то подхватят болезнь и умрут. При лечении, исследуемых пациентов намеренно размещали около раковины, но не позволяли умываться. В то же время, им было рекомендовано анализировать свои страхи и проверять самые глубокие убеждения. Постепенно, после нескольких месяцев подобных курсов, навязчивости исчезали. Повторяющийся положительный опыт не уничтожал старую память. Она попрежнему существовала. Но он давал человеку различные способы ее интерпретации и альтернативные варианты реагирования. Человек не уподоблялся заезженной старой пластинке. Правда, требуются очень большие усилия, чтобы противодействовать старым реакциям, корни которых уходят далеко в раннее детство. Но мотивированные люди были в состоянии разрушить прежние паттерны реагирования и уменьшить симптоматику так же эффективно, как если бы они подверглись воздействию тяжелых наркотических антидепрессантов типа прозака. По словам Гоулмана, «мозг остается пластичным на протяжении всей жизни, хотя и не в той непостижимой степени, как в детстве. Любое обучение предполагает изменения в мозге, усиление синаптических связей. Изменения мозга у пациентов с ОКР показывают, что эмоциональные привычки, если приложить некие усилия, могут меняться на протяжении всей жизни, даже на уровне нейронов. То, что происходит с мозгом – это аналог эффекта, который дают многократные или интенсивные эмоциональные переживания, в лучшую или в худшую сторону». То же самый принцип применим и в случае хронических речевых ступоров. Выходя за пределы своей зоны комфорта, имея желание пройти опыт негативных эмоций, используя рефрейминг прежних навыков посредством НЛП, нейросемантики и других инструментов когнитивной психологии, вы можете выстроить альтернативные реакции, хотя прежняя память будет всегда храниться в вашем эмоциональном архиве. Слова «то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее» по-настоящему работают. Но чтобы эти изменения осуществились, вам нужно будет подвергнуть себя риску (по меньшей мере, в своем понимании) такими вещами, как поведать людям о своем заикании, настойчиво искать возможности для выступлений, находить возможность регулярно говорить, и особенно в тех ситуациях, которые представляются рискованными, но, по сути, безопасны, как, например, в клубах ведущих. Такая повторяющаяся рискованная активность имеет воздействие не только на вашу речь, но и на вас в целом. Она перепрограммирует вашу эмоциональную память. Поможет вам, построением позитивных убеждений, восприятия и эмоций, создать более развернутое, более честное и обоснованное понимание того, что вы из себя представляете на самом деле. По сути, вы меняете не только ваше скованное поведение, но и те основы, на которых зиждется такое поведение. Придавая вашему Гексагону Заикания более позитивный разворот, вы гарантируете, что прежние варианты сдерживания и блокирования для вашего нового, расширившегося и созидательного «я» более не подходят. ОХВАТЫВАЙТЕ ВСЮ СИТУАЦИЮ ЦЕЛИКОМ Признаюсь, меня по-настоящему разочаровывает, когда люди год за годом сохраняют свой зашоренный взгляд на заикание. В течение многих лет людей озадачивали их речевые ступоры. Никто не знал, что же это такое. Потом объявились доктора и 86 исследователи, которые дали простое и логичное объяснение: «Заикание – это то, что вы делаете, чтобы не заикаться». Мир с готовностью провозгласил, что это и есть Объяснение. «Ура! – сказали все. – Теперь у нас есть осмысленный ответ». Вот тогда и появились эти шоры. Люди перестали искать. Мы полагали, что это объяснение было исчерпывающим ответом. Мы ограничили свои горизонты. Мы перестали спрашивать, нет ли у проблемы еще каких-то составляющих, которые необходимо учитывать. К счастью, не все попали в эту ловушку. Я встречал многих, кто существенно или полностью избавился от заикания, и все они не ограничивались очевидным. У них была выработаны критерии жесткой самооценки себя, как человека. Они стремились проследить собственные мысли и чувства и соотнесли наблюдения и выводы со своей способностью говорить. В конце концов, они пришли к пониманию, что в основе их речевых ступоров лежит необходимость сдерживаться, и что причины для сдерживания связаны со многими аспектами их жизни, а не только со страхом заикания. Знание себя, которое они выстроили, стало неотъемлемой частью их выздоровления. Если вы один из тех, чьи постоянные усилия по установлению контроля над речью не приносят результата… или усилия, которые необходимо прилагать для получения плавной речи, стали непомерными… то, возможно, дело не в том, что вы прилагаете недостаточно усилий. Возможно, дело в том, что вы не установили Гексагон Свободной речи так, чтобы он поддерживал цели, над которыми вы работаете. Ваш Гексагон все еще строится на сдерживании, а не на раскрепощении. Если это так, то вам стоит взглянуть на проблему шире. Пришло время взглянуть за пределы страха заикания и начать исследование тех способов, которыми ваши речевые ступоры связаны с разнообразными аспектами вашего существования. ССЫЛКИ NASH, J. MADELEINE. (1997) Fertile minds from birth, a baby’s brain cells proliferate wildly, making connects that may shape a lifetime of experience. The first three years are critical. Time, 00:55, 47-56. ROBBINS, ANTHONY. (1991) Awaken the Giant Within. New York: Simon & Schuster, 53. GOLEMAN, DANIEL. (1995) Emotional Intelligence. New York: Bantam Books, 225-227. 87 ПОТЕРЯ ЖЕЛАНИЯ ГОВОРИТЬ П ару лет назад мы с женой ездили на сельскую ярмарку Сан-Матео, к югу от Сан- Франциско. Нам всегда нравились сельские ярмарки, потому что на них можно увидеть то, что городской обыватель увидит не часто: коров, экспонаты программы 4-Н, работу овчарок. И всегда там бывают какие-то сюрпризы. Мы собирались было уезжать, когда через динамики было объявлено, что известный гипнотизер Джордж ТакойТо через пять минут начнет свое шоу. Гипнотизеры меня восхищали с малолетства. Дорис тоже. Мы, конечно, все отложили и стали ждать шоу. Гипнотизер был довольно хороший. Он заставлял угловатых подростков неумело изображать рокера Тони Орландо, а неуклюжего футболиста – прыгать по эстраде как Кролик Питер. Но лучше всего я запомнил большого, здоровенного мотоциклиста, такой мог бы играть в волейбол холодильником. Гипнотизер сказал ему, что когда он разбудит его, тот не сможет оторваться от своего сиденья. И точно, парня разбудили, и гипнотизер через некоторое время попросил всех на сцене встать и потянуться. Все смогли, кроме бедного паренька. Как он ни старался, задницу от кресла ему оторвать так и не удалось. Публика была в истерике. Вдруг меня озарило. Может быть, именно так и бывает, когда возникает ступор?! Мы находимся под гипнозом! «Да ладно! – скажите вы. – Я заикаюсь, и никто в транс меня не вгонял». Минутку. Давайте посмотрим, как мы представляем то, что кто-то кого-то загипнотизировал. Субъекта призывают полностью довериться. Его призывают полностью сосредоточиться на том, что говорится, и в какой-то момент он настолько сконцентрирован, что утрачивает ощущение себя. Вся реальность для него заключена в голосе. В этот момент он ХОЧЕТ верить всему, что ему говорится, даже если это противоречит его собственному опыту. Все звучит знакомо? Несомненно. Похоже на то, как дети «гипнотизируются» взрослыми. Как и гипнотизируемый, ребенок крайне впечатлителен. Он видит в лице взрослого авторитет, который владеет ИСТИНОЙ. Он хочет верить и подчиняться. И хочет, чтоб этот взрослый опекал его. Следовательно, он склонен считать истиной то, что взрослый говорит ему… независимо от того, правда это или нет. Вуаля! Гипноз без транса. Эти постгипнотические внушения из детства переносятся во взрослую жизнь и контролируют то, как мы чувствуем и действуем. Ясно, что большая часть того, что говорят нам наши родители, полезна нам, если мы хотим хорошо вписаться в социум. Но иногда из лучших побуждений родитель или другой авторитет внушает нам то, что не отвечает нашим интересам. Например, «хороших детей должно быть видно, но не слышно», «хорошие дети не должны плакать и злиться, не должны хотеть того, что им вдруг захотелось», и так далее. Эти внушения отделяют нас от того, что мы на самом деле думаем и чувствуем, и если они не вызвали возражений, то будут управлять нами всю жизнь. КОРНИ УБЕЖДЕНИЙ ЗАБЫТЫ Но отчего же мы не знаем, что загипнотизированы? Ответ прост. Мы забыли, откуда взялись наши убеждения. 88 Со временем мы начинаем верить, что это маниакальное стремление быть хорошим, сдержанным в своих чувствах, идеально говорить, всегда угождать другим в ущерб собственным интересам – все это действительно хотим именно мы. Мы забываем, что следуем чьим-то наставлениям. Потому, когда мы хотим выразить наши действительные желания… попросить кого-то потушить сигарету там, где курить и не положено… мы останавливаемся и не знаем почему. Видите, насколько сходна эта ситуация с мотоциклистом во время сеанса гипноза? Ему сказано, что он не сможет оторвать себя от стула. И еще сказано, что он забудет все произошедшее. Потом его будят, просят встать и потянуться. Сколько он ни старайся, он встать не сможет. С одной стороны он действительно хочет встать. Это проявление его собственной воли. Но на более глубоком уровне, по-настоящему он встать не хочет. Он хочет до последней буквы исполнить директиву. Он хочет ей максимально соответствовать. Эта инструкция для него важнее собственного желания. О сделанном ему внушении заранее было сказано забыть, и со стороны все смотрится как наложенное заклятье. Он не помнит, что он сам выбрал оставаться сидящим. Посмотрим на ситуацию в отношении речевых ступоров. Вы замечали, что когда вы в ступоре, вас разрывает: говорить - не говорить? Это не слишком и сильно отличается от желания встать и сидеть в одно и то же время. Вы хотите сделать разом две противоположные вещи, и вы оказываетесь замороженным и неспособным двигаться. Но это же глупо. Отчего бы вам не хотеть поговорить? Когда ваши губы сжаты, и вы не можете сказать «масло» официантке в кафе, может быть, вы действуете в соответствии с усвоенной негласной директивой не быть настойчивым. Либо, как ребенок, вы можете воскресить убеждение, что каждое слово, вылетевшее из вашего рта, должно быть совершенным. Причин может быть много. Еще неспособность говорить может относиться к чувствам, испытываемым в момент произнесения слов, которые вы хотите сказать. Если обслуживающая женщина похожа на ненавистную учительницу в шестом классе, и вы имеете дело со внушением, что «нельзя» выражать (или даже чувствовать) злость или еще какие-то сильные эмоции, то вы оказываетесь захвачены той же самой ситуацией «делать/не делать». Вы хотите говорить в тот же самый момент, когда боитесь обнаружить свои настоящие намерения. Это доставляет дискомфорт. В результате, один внутренний голос говорит: «Опа! Нам бы лучше закрыть эту лавочку, пока не станет поспокойнее». А второй в то же время восклицает: «Но… но я должен сказать это НЕМЕДЛЕННО!» Вы в той же ситуации, что и байкер, который не может сойти со своего стула. Вы хотите сделать что-то, и в то же время оттаскиваете себя, исходя из убеждения (которое вам привито много лет назад), что не должны… запрет, о котором вы давным-давно забыли. Эта теория противоречивых намерений объясняет, почему 99% из нас говорят отлично, когда находятся одни: в этой ситуации просто нет противоречивых требований. По факту, «гипнотическое внушение» трудно определить точно. Единственная наметка с моей стороны, это то, что когда вы стараетесь и говорить и не говорить одновременно, то это выглядит, будто вы под гипнозом. МЫ НЕПРЕРЫВНО НАХОДИМСЯ ПОД ГИПНОЗОМ Большинство из нас не ощущает, до какой степени мы все загипнотизированы тем, что внушают нам масс-медиа, деловые партнеры, друзья и близкие. Вот типичный пример. Вы идете за покупками с подругой, мнению которой безусловно доверяете. В спортивном отделе Маки эта подруга находит рубашку, которая, по ее словам, выглядела бы на вас великолепно. Поначалу вам она не нравится. Не ваши цвета. Но чем больше она говорит, тем более вы меняете свое мнение, и вдруг решаете, что вам это подходит и 89 покупаете рубашку. Вы подверглись гипнозу. Вы отбрасываете ваш собственный опыт и начинаете видеть то, чего в действительности вы не видите. На то, как предложенное другими людьми может влиять на наше восприятие, мы взглянули. Теперь позвольте показать, как внушенное может повлиять на нас физически. Предположим, вы оказались на стыковочном рейсе из Питтсбурга в Уильямспорт, Пенсильвания, и в течение 30 минут испытываете острую потребность сходить в туалет. Ситуация критическая, потому что, как это обычно бывает на мелких пригородных самолетах, здесь на борту нет туалета. (Я бывал на таких рейсах, поэтому знаю). Ваш сосед по креслу (вашего же пола) в шутку говорит, что в крайнем случае можно воспользоваться гигиеническим пакетом и сделать свои дела туда (Предполагаю, что вы парень). Вы бы сделали так, если бы пришлось? Если вы такой же, как и все мы, то вы скорее умрете, чем решитесь на такое. Ваши родители, те самые ваши гипнотизеры из раннего детства, много раз говорили вам, что нельзя писать где попало. Только в туалете или за ним в кустиках. Эти запреты настолько сильны, что заставляют вытворять поистине удивительные подвиги самоконтроля, вот почему вы в состоянии сдерживаться. Наконец, самолет приземляется. Пока вы бежите через терминал к туалетам, вы замечаете нечто удивительное. Необходимость облегчиться и ужас от того, что вы не можете это сделать, растут прямо пропорционально расстоянию до туалетов. Чем вы ближе, тем больше чувствуете, что теряете контроль. Вы отчаянно расстегиваете джинсы, последние три секунды становятся настоящим адом. Но вы сделали это… просто сделали! Просто? Вы были в полете почти час. Неужто вы действительно так рассчитали время вплоть до последнего критического мгновения? Крайне маловероятно. Вы просто имеете возможность видеть, как ваше бессознательное программирование заставляет вас блокировать и разблокировать сфинктер. Ваша решимость не писать ослабевала по мере приближения к туалету, потому что вы знали, что в некий момент позволить себе это станет социально допустимым. Вот почему ваше Бессознательное стало отпускать контроль над вашим сфинктером, и почему вдруг обнаружилось, что вы не можете ждать ни секундой более. Только кажется, что вы рассчитали время посекундно, потому что процесс запирания/отпирания происходит вне вашего сознания. По моим наблюдениям, подобное происходит и с речевым ступором. Мы бессознательно зажимаем наш язык, губы, голосовые связки и диафрагму, когда наша экспрессивность становится угрожающей, и не позволяем себе расслабить эти мышцы, пока интенсивность чувств не спадет, и не станет безопасным говорить снова. Независимо от того, насколько сильно мы стараемся выдавить слова, наше желание сдержать себя сильнее. Как вы можете видеть, воздействие других людей может контролировать наши мысли, чувства и поведение. Подведем итоги наших наблюдений о гипнозе и заикании. - Кто-то может загипнотизировать вас, не вводя в транс. Вы оказываетесь под гипнозом, когда чья-то реальность становится более «реальна», чем ваша собственная. - Когда гипнотическое воздействие входит в конфликт с чем-то, что вы хотите делать, вы окажетесь заблокированы. Находиться в ступоре – следствие конфликта намерений ваших и намерений других. - Постгипнотическое воздействие это не более, чем принятие намерений других людей, сделав их значимее своих собственных. Следите, не происходит ли такое с вами. Именно вы сами выбираете довериться другому человеку и отдать ему или ей эту власть. - Речевой ступор может представлять собой тот же тип конфликта, который возник у мотоциклиста, который не мог слезть со своего стула. В этом случае существует бессознательная команда чего-то не делать. 90 - То, что мы называем хроническим заиканием (или речевыми ступорами) может оказаться результатом борьбы, когда мы пытаемся вытолкнуть слово, которое, в тот же самый момент, полны решимости не говорить. - Есть множество причин, по которым мы можем не хотеть сказать данное слово. Эти причины могут относиться к конкретным эмоциям, связанным с этим словом, эмоциям, которые мы боимся выказать, либо мы можем бояться говорить, поскольку боимся того, какое впечатление произведем на других. - Обычно мы не знаем, когда находимся в состоянии гипноза. Потому, вероятно, делаем что-то, либо, наоборот, не можем этого делать, и даже не знаем отчего. По всей видимости, из-за того, что мы забыли исходный выбор, блоки оказываются вне нашего контроля, и мы чувствуем свою беспомощность. - Мы не можем быть загипнотизированы без исходной потребности верить. Для этого может быть множество причин, таких как желания признания или любви другого человека, боязни действовать решительно в присутствии авторитетного человека, вера в то, что реальность другого человека более «реальна» чем наша собственная, и так далее. Гипноз включает в себя потерю воли, и, в случае речевых ступоров, это утрата нашего желания говорить. Если все сказанное выше правда, то как мы можем себя разгипнотизировать? Сделать это – трудная работа. Концепция проста, но выполнение потребует времени, сил и ответственности перед собой. Нужно будет вернуться в состояние гипноза. Если после гипноза произошла потеря воли, то для «пробуждения» потребуется выяснить, что же происходило на самом деле и вернуть свою волю. Вам нужно выявить то, что является истинным для вас, вместо того надуманного, подсказанного вам другими. Обращайте внимание на ваши действия, мнения, чувства. Взглянув на проблему шире, вы можете обнаружить, что ваши речевые ступоры отражают конфликт между двумя мощными противоборствующими силами: - вашим желанием следовать чужой воле; - вашим желанием высказать собственное мнение и выразить настоящие чувства. 91 ТРИНАДЦАТЬ ФАКТОВ О ЗАИКАЮЩИХСЯ З а многие годы самонаблюдения и находясь в тесном контакте с членами Национальной ассоциации заикающихся, я отметил у заикающихся ряд повторяющихся особенностей. Конечно, не все из списка ниже можно отнести ко всем людям, которых принято считать заикающимися, но эти особенности имеют достаточно общий характер. (Этот список первоначально был размещен в январском издании Letting GO 1982 года). 1. Нам сложно раскрепоститься, не только при речи, но и во всем, что касается чувств и что касается готовности к риску. 2. Мы не имеем почвы под ногами. У нас нет устойчивого мнения насчет того, кто мы есть, потому что мы слишком обеспокоены чужим мнением о нас. 3. Из-за того, что мы навязчиво сконцентрированы на том, чтобы угодить другим, мы постоянно беспокоимся о том, что другие подумают о нашем поведении… наших мыслях… наших желаниях… наших убеждениях… фактически, обо всем, касающемся нашей индивидуальности и самости. 4. Мы имеем очень ограниченную самооценку. Она не охватывает всего того, что мы из себя представляем. И мы постоянно пытаемся втиснуть себя в этот узкий формат. Эта самооценка не только чрезвычайно ограничена, но и очень жесткая. 5. Нам не хватает самоуверенности. Мы оцениваем каждый факт уверенности в себе как агрессивность, и это создает напряженность окружающего нас мира. Мы видим себя лишенными всяких прав. Поэтому когда мы действительно ощущаем себя на вершине, нам всегда кажется, что кто-то из-за этого пострадал (потому что на вершине горы место есть только для одного). 6. У нас есть глубочайшие заблуждения относительно приемлемого речевого поведения. Для кого-то нормально говорить громко и напористо, но когда мы сами говорим оживленно, нам это представляется слишком громким, подавляющим и чересчур бросающимся в глаза. 7. Идя рука об руку со страхом выглядеть слишком сильными, мы видим себя бессильными. Жертвами. Беспомощными. 8. Мы видим жизнь как спектакль. Это связано с нашей потребностью угодить другим. 9. Из-за того, что жизнь видится нам как спектакль, мы боимся делать ошибки, потому что нас могут осудить. 10. Из-за того, что мы боимся делать ошибки, мы боимся ответственности и принятия решений. 11. Из-за того, что мы бежим от себя, мы очень мало о себе знаем. Следовательно, имеем склонность зацикливаться на том, что мы видим – нашей несовершенной речи. И все наши проблемы мы склонны приписывать именно речи. 12. Из-за всего того, что упомянуто выше, мы рассматриваем себя, как принципиально отличающихся от других людей. 13. Таким образом, вовсе не удивительно, что у нас очень мало, если он вообще есть, положительного речевого опыта. 92 ЧАСТЬ 2 МЫШЛЕНИЕ ЗАИКАЮЩЕГОСЯ ЧЕЛОВЕКА 93 94 ЧАСТЬ 2 Д а, заикающийся человек мыслит особым образом. Такое мышление создается вследствие взаимодействия ваших эмоций, ощущений, убеждений и надежд. Это взаимодействие такое неуловимое, что, конечно, происходит без вашего в нём участия. Оно не кричит, оно шепчет. И послания, которые оно шлёт, не улавливаются вашим сознанием. Но всё же, этот шепоток оказывает сильное влияние на то, как вы думаете и на то, как вы переживаете ситуацию с речью. У людей, которые заикаются, обычно возникает много вопросов. Вот те, которые чаще всего приходят на ум: «Почему легче говорить, когда я один?» или «Почему легче, когда я говорю с акцентом или притворяюсь другим человеком?» Интересно, что эти головоломные вопросы перестают быть таковыми, если посмотреть на хроническое заикание и ступоры как на систему. Когда вы понимаете, как взаимодействуют между собой вершины Гексагона Заикания, ответы становятся удивительно доступными. 95 ПОЧЕМУ ЛЕГЧЕ ГОВОРИТЬ, КОГДА ВЫ ПРИТВОРЯЕТЕСЬ КЕМ-ТО ДРУГИМ В ам легче говорить, если вы представляете себя другим человеком? Почему многие люди не заикаются, когда они играют на сцене? Может быть, эта история поможет пролить свет на эту китайскую головоломку. Все школьные годы я жил в постоянном страхе от необходимости говорить перед аудиторией. У меня колени подгибались перед приближением постановки школьной пьесы, традиционного мероприятия в старших классах. Мне дали роль учителя французского, мсьё Кинша. Я должен был читать стихотворение, одновременно показывая мою удаль, как учителя и мой большой интерес к женщинам. (Это было что-то вроде шутки, поскольку мсье был довольно толстый, старомодный, всю жизнь просидевший за своим столом, диктуя неправильные глаголы, которые никто никогда не помнил.) Приближался вечер спектакля, и я уже страдал от ожидаемой реакции моего слабого желудка. Я не мог избавится от страха, что ничего не смогу сказать перед сотнями учителей, родителей и одноклассников и думал, смогу ли я вообще перенести весь этот позор. Но… удивление. Армагедон не наступил. Я встал перед аудиторией, открыл рот и, с сильным английским акцентом начал читать стихи. Я до сих пор помню первые строчки: I’m ze teachaire of ze houaire, I’m ze teachaire of ze year. My language is known from ‘ere to ‘ere to ‘ere. It’s ze language of savoir faire. Who am I? I’m Woodmere’s Pierre.” (Исковерканный английский вперемешку с французским) Я был мелодраматичен. Я был эффектен. И я абсолютно свободно говорил. Что же произошло? Как я смог всё это вынести? Почему я смог свободно говорить, когда представлял себя другим человеком? СОБСТВЕННОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О СЕБЕ И РЕАЛЬНОСТЬ Когда мы вырастаем, мы смотрим на самих себя по-особому. Моё представление о самом себе было таково: милый и застенчивый человек. Я всегда смешивался с толпой. Сильным чувствам не было места в моей жизни. И это не давало мне двигаться вперёд. Представим свой Собственный Образ в виде круга. А ведь есть ещё один я, более полный вариант, который мы назовём Полный Образ, потому что он представляет всю совокупность того, что составляет меня в реальности: мои мысли, способности, чувства, опыт, убеждения, моё физическое «я» - всё известное и неизвестное обо мне, мою деятельность. Мой полный образ представим вторым кругом. Теперь позвольте мне задать вопрос. Есть ли глобальное совпадение между этими двумя кругами, т.е. между тем, как я вижу самого себя и тем, чем я действительно являюсь? Иными словами, что я за человек? 96 Полный Образ (кто я в реальности) Собственный Образ (мое представление о себе) Область принятия себя Хорошо сбалансированный человек Вы правы. Я приму самого себя. Человека, твёрдо стоящего на ногах, потому что я всегда использую все свои возможности. Я увижу и приму разные стороны самого себя – мои силы, слабости, самонадеянность, чувство юмора, печали, заботы, зависть, щедрость. Очевидно, что не все мои черты будут входить в круг моих представлений о себе самом. У всех нас есть свойства или скрытые особенности, с которыми мы никогда не столкнёмся, по крайней мере, в этой жизни. Более того, определённое количество самозаблуждений – это часть человеческой натуры. Но, в общем и целом, если бОльшая часть того, что мы видим, является реальным изображением, это значит, что мы в хорошей форме. Теперь посмотрите на следующую пару кругов. Полный Образ (кто я в реальности) Собственный Образ (мое представление о себе) У этого человека нет области совпадения Какого человека мы здесь описываем? Явный психопат. Этот человек не принял в себе ничего. У него есть, конечно, представление о самом себе, но оно состоит из убеждений, которые не основаны на реальности. Хорошим примером может послужить клиент психбольницы, который полагает, что он Наполеон или Иисус Христос. Средний человек оказывается между этих двух крайних типов и может быть представлен следующей парой соединенных кругов. Как вы видите, есть большая область совпадения, где человек действительно такой, каким он себя сам представляет. В дополнение к этому, есть области поменьше, где человек не вполне осознает свои реальные особенности и где он видит некие качества и характеристики, которых, на самом деле, нет. 97 Полный Образ Область принятия себя Собственный Образ Среднестатистический человек Обратите внимание на ту часть круга «Моё представление о себе», которая находится справа от области частичного совпадения. Именно здесь и находится этот особый фальшивый образ нас самих – например, восприятие самого себя как беспомощного существа, когда на самом деле мы – что угодно, только не это. Теперь посмотрите на ту часть круга «Моё полное представление о себе», которая находится слева от области частичного совпадения – она показывает ту часть нашей личности, о которой можно сказать: «О, я и представить себе не мог, что буду делать такое!» , даже если это что-нибудь безобидное: танцевать чарльстон, приглашать кого-нибудь на свидание или добиться сдачи от чрезвычайно занятого продавца в газетном киоске. Когда мы делаем все эти вещи, у нас складывается ощущение, что это вовсе и не мы сами. Область слева –это именно то место, где был спрятан мой образ человека, выступающего публично. Я просто не мог представить себя человеком, который смог бы расслабиться и получать удовольствие в такой ситуации. (Хотя, будучи уже взрослым человеком, я обнаружил, что мне нравится говорить перед публикой). Поэтому, каждый раз, когда во время разговоров с людьми я начинал волноваться, я пытался подавить это возбуждение, зажимая губы, язык, голосовые связки или грудь до тех пор, пока запретные чувства не уходили. Таким образом, я избегал всяких переживаний – вот оно «владение собой» - мои разнообразные другие стороны и видел только сжатую, стянутую и заблокированную личность, которую я и принимал, как моё истинное «я». Как же тогда я смог так сильно отойти от этого образа в спектакле для старшеклассников? ПРИМЕРИТЬ НА СЕБЯ ЛИЧНОСТЬ ФРАНЦУЗА Я видел достаточно фильмов Мориса Шевалье, чтобы иметь представление о том, как должен выглядеть на сцене типичный француз – несдержанным, с яркой внешностью и жизнерадостным. Человеком, который не боится показывать то, что он чувствует, причем, не только словами, но и всем телом. (Насколько же это все отличалось от моего собственного представления о себе!) По мере того, как я осваивался с ролью француза, исчезала потребность в сдерживании, и не было ничего, что надо было бы блокировать. Я мог делать, что хочу и получать удовольствие потому что знал, что люди будут принимать мою спонтанность и энергию все время, пока я буду играть эту роль. Мое поведение было подходящим для 98 этого образа. Если бы нам нужно было схематически представить все, что происходило, то это выглядело бы вот так. Француз (мое заимствованное представление о себе) несдержанный, яркий, жизнерадостный Полный Образ Собственный образ (отмененный) Если бы вы спросили меня во время представления, я ли это был, то я бы ответил: «Что вы! Я совсем не такой!» Итак, я ли это был или нет? Конечно, это был я. Просто не тот, с кем я себя идентифицировал. Заметьте, что хотя, выступая в роли француза, я и выходил за рамки моего представления о себе, все же это было внутри той большой области, которая определялась как мой Полный Реальный Образ. Это должно было там быть. Если бы это был не я, я бы не смог сделать то, что я сделал. Какие предположения могли бы мы сделать насчет людей, которые заикаются. Насчет одного мы можем быть уверены: большинство из нас имеет такое представление о себе, которое ущемляет нас. За время долгих лет пребывания в Национальной Ассоциации Заикающихся, у меня сложилось впечатление, что большая часть тех из нас, кто взрослел с этой проблемой (заиканием) - более сильные личности, чем те, которые нам разрешает иметь наше представление о себе – более самоуверенные, более эмоциональные, более взволнованные (и более волнующие!), более интересные для других людей, более ответственные, более авторитетные (а также менее совершенные и милые) личности, чем те, которыми мы когда-либо мечтали быть. Но где-то на жизненном пути мы начинали назначать себя на более жалкую роль, часто на роль приспособленца, что-то вроде Уолтера Митти (литературный персонаж – типичный мечтатель и романтик, который в реальности мало на что способен – прим.перев.), который старался понравиться окружающим больше, чем самому себе (или себе самой). Мы препятствовали нашим треволнениям, естественному энтузиазму и жизнерадостности – нашему РЕАЛЬНОМУ Я – и учились как заблокировать эти качества так, чтобы никто, даже и мы сами, не могли этого увидеть. И это было совершенное преступление, потому что через некоторое время мы забывали, что когда-то была и другая часть нас самих, та, которую мы убили. Но состава преступления не было. Единственная вещь, которая осталась - это «дымящийся» пистолет в руке убийцы, явная улика, механизм, который мы создали, чтобы держать наше нежеланное Я под контролем – речевые ступоры. 99 В речевых ступорах есть кое-что коварное: фактически, любой вид блокировок, маскируя те наши стороны, где мы чувствуем себя некомфортно, помогает создавать ограниченное и иногда искаженное представление нас о самих себе, например, превращая «правильного округлого» индивидуума в «квадратного». Однажды это ложное представление закрепляется в нашем сознании, и потом мы интерпретируем все, что происходит, согласно этому представлению. Не удивительно, что мы получаемся обманутыми. Мы путаем наше представление о самих себе с тем, чем мы являемся на самом деле. И естественно, мы никогда не отваживаемся искать те другие, удивительные возможности, доступные нам. Мой полный образ Мое представление о себе Закрашенная часть показывает остатки нашего полного образа, который был заблокирован. Обратите внимание, как человек превратил себя в «квадрат» Если вам легче разговаривать, когда вы представляете себя кем-то другим, возможно, пришла пора посмотреть, что же происходит с вашим представлением о самом себе, представлением, которое не дает вам такую же свободу выражения. Найдите способ расширить ваше представление о себе таким образом, чтобы ещё какая-то часть вас самих могла там существовать. Вам нужно найти какие-нибудь безопасные ситуации, где вы могли бы попробовать себя в других ролях, место, где вы могли бы экспериментировать и искать настоящего себя. Это может быть терапия. Это могут быть тренинги для взрослых, такие как The Landmark forum. Это может быть курс Дейла Карнеги или Клубы Ведущих. Это могут быть заседания или практические занятия в Национальной Ассоциации Заикающихся. Что угодно. В конце концов, разве не настало время сбросить этот узкий и тесный пиджак, который называется жалкое представление о самом себе и не надеть то, что вам подходит? 100 ПОЧЕМУ ЛЕГЧЕ ГОВОРИТЬ, КОГДА НИКОГО НЕТ РЯДОМ В споминаю ранние семидесятые. Я совершал регулярные ежедневные сорока- минутные поездки из Сан-Франциско в Пало-Альто, где я работал в рекламном агентстве. И каждый год бывал период ненастных дней, которые всегда ставили меня перед дилеммой. Если вы когда-нибудь ехали на машине сквозь густой туман, то понимаете о чем я. Туман это не настоящий дождь, но поскольку он достаточно густой, то регулярно бывает трудно смотреть через ветровое стекло. Моя дилемма была такова: мне ехать с включенными или выключенными дворниками. (Это было до того, как появились стеклоочистители, работающие в прерывистом режиме.) Обычно я склонялся к тому, чтобы делать то, что делают другие. Если у них дворники работают, то и мои будут работать. Если мои дворники работали, а у кого-то нет, то я испытывал сильное желание выключить и мои тоже. И обычно так делал. Однажды зимним вечером, возвращаясь домой с работы, я опять попал в эту ситуацию. Появился легкий туман, стало трудно видеть, и я включил дворники. Я хорошо помню этот момент. Я ехал по 101 магистрали мимо Кэндлстик Парка и подходил к повороту на 280. Я был уже почти у города, когда мимо меня промчался большой черный Форд Мустанг. Дворники у него не работали. Я забеспокоился. Я проехал ещё несколько секунд, прежде чем осознал то, что моя рука потянулась к переключателю и выключила дворники. Большая черная машина скрылась в сумерках, а я понял, что с превеликим трудом высматриваю что-то через муть, которая появилась на стекле. «Подожди-ка! - сказал я вслух громко. - ПОЧЕМУ Я ЭТО СДЕЛАЛ? Я ничего не вижу сквозь это чертово стекло!» «Ты прекрасно знаешь, почему ты выключил дворники, - сказало мое второе я. Потому что они не работали у черного мустанга». «Отлично, черт меня дери! - сказал я. Предположим, я не выключил бы дворники. Что бы произошло?» «Ну…, - сказал мой внутренний голос, - он подумал бы, что ты …странный». Я уже едва видел черную машину на большом расстоянии. Она только что свернула на Арми стрит. Я не знал никого, кто жил бы на этой улице. «Но я не знаю его. Он не знает меня. Возможно, что мы никогда не встретимся в этой жизни. И даже если я столкнусь с ним на улице или на вечеринке, очень маловероятно, что он меня узнает, и завопит, чтобы все слышали: «Я знаю тебя! Ты тот самый чудик, который 12 декабря прошлого года ехал по 101-му хайвею со включенными дворниками, когда у всех они были выключены.» Этого никогда бы не случилось. Зачем же мне нужно было выключать мои дворники? Тогда это меня поразило. Я выключил мои дворники потому, что не хотел отличаться от других. Я не хотел казаться странным… САМОМУ СЕБЕ. 101 И так было со времен моего детства. Я не хотел говорить по-смешному или делать что-то, что отличало бы меня от других людей. Я хотел быть принятым, хотел принадлежать. Поэтому я всегда воздерживался делать то, что выставляло бы меня как-то особняком. И было совсем иначе, когда я был один. Я мог разговаривать сам с собой, глядя в зеркало или читать вслух, не испытывая никаких проблем. Но как только кто-то появлялся в поле моего зрения, мой внутренний сторож давал мне пинка, и я сразу начинал оценивать себя. Как я это делаю? Правильно ли? Все ли у меня в порядке? Я рассматривал и оценивал себя газами другого человека. И именно тогда я начинал заикаться. В реальности, кроме как спросить, не было другого способа узнать, что действительно думает обо мне другой человек. Но на практике это не имело бы смысла: я всегда проецировал на другого человека то, что думал сам о себе. Реакцией на эту проекцию было заикание. С каждым ли это происходило? Конечно, нет, т.к. не каждого человека я квалифицировал, как соломенное чучело, способное отражать мои чувства. Я никогда не заикался в присутствии двухлетнего ребенка, т.к. не мог спроецировать на него свою оценку себя. Я не заикался с Дитто, моей собакой. Для того, чтобы кто-то мог запустить мои страхи по представлению самого себя в обществе, он должен быть достаточно взрослым и умным, чтобы я мог избрать его, как критика. Когда мое самосознание так сработало в первый раз? Могу только предположить, что с ранних пор. Когда я заключил, что для того, чтобы тебя любили, ты должен представать перед глазами людей в приемлемом для них образе. Взрослея, я продолжал все ту же игру: я переносил образ судьи на любого, кого находил подходящим для этой роли – учителей, водителей автобусов, владельцев магазинов, да вы и сами их назовете. Почему я это делал? Согласно концепции трансактного анализа, когда мы растем, мы учимся играть три главные роли: ребенок, родитель и взрослый. Двигаясь по жизни, мы перерастаем и меняем эти роли, в зависимости от типа взаимоотношений, в которых мы находимся, и от того, что происходит. Но складывается такое впечатление, что большинство людей, которые заикаются, сами выбирают для себя постоянный сценарий «родитель-ребенок». Годами я не мог приехать на заправку и сказать «залейте полный», без того, чтобы не испытать либо ощущение того, что я им командую (роль родителя), либо прошу его одобрения (роль ребенка). В любом случае, эти роли родителя или ребенка приносили мне большой дискомфорт и чувства, которые я не хотел бы испытывать. Так что при угрожающих ситуациях я компенсировал их тем, что не разрешал себе говорить. Я зажимался и создавал речевой ступор до тех пор, пока эти чувства не затихали. Есть много людей, которые заикаются и чувствуют себя, как дети, всякий раз, когда им приходится снимать трубку телефона, или чувствуют, что их оценивают, когда ктонибудь входит в комнату. Для тех, кто несет такой груз, единственное облегчение – это сделать усилие и увидеть мир… не таким, каков он, по их мнению, …а таким, каков он есть в действительности. Случается, что иногда я все ещё испытываю дискомфорт, когда мои дворники включены в то время, как у других они выключены. Старые ощущения ещё здесь. Возможно, я никогда не преодолею их полностью. Но вместо того, чтобы автоматически выключать мои дворники, я теперь останавливаюсь и спрашиваю себя: «Что ты хочешь?». Я выясняю, что важнее: моя потребность быть как другие люди или действия, которые позволят мне быть самим собой. Обычно, после этого я становлюсь более адекватным и могу выбрать то, что я хочу делать и чувствовать себя нормально. Если все же старое дает о себе знать, если для меня все ещё важно, чтобы другие водители на хайвее принимали меня, как своего, я расцениваю это как признак того, что не 102 все взаимоотношения в моей жизни складываются нормально. Где-то что-то идет не так. Я не нравлюсь самому себе и пытаюсь понять, что же происходит в действительности. Мне не всегда удается точно распознать проблему. Но уж точно, я понимаю одну вещь. А именно: дело не в каком-то анонимном водителе черного мустанга, одобрения которого я жду. Проблема во мне самом. 103 ВЫ МОЖЕТЕ КОНТРОЛИРОВАТЬ ТО, КАК ДРУГИЕ ВИДЯТ ВАС Д руг однажды дал мне очень полезный совет. «Ты хотел бы контролировать то, как другие люди воспринимают тебя?», - спросил он. Я в таких вопросах полный профан. «Это просто, - продолжал он. - Просто сыграй тот образ, в котором ты хотел бы, чтобы тебя видели. Люди не будут знать, ты ли это реальный или сыгранный тобой образ. Большинство из нас не старается разглядеть что-то сверх очевидного. Поэтому мы заглотнем то, что ты нам предложишь». Это правило действовало вовсю на последнем ежегодном собрании Национальной ассоциации заикающихся. Люди, которые никогда раньше не выступали перед большой аудиторией шли к микрофону и, объявив, что они напуганы до смерти, начинали рассказывать о себе так, как если бы они имели многолетний опыт таких выступлений. Я бы проголосовал за любого из них. Размышления о том, что «действуй, как бы ты хотел, чтобы тебя воспринимали» напомнили мне смешной случай, который произошел со мной 29 лет назад. Это было спустя год после того, как я закончил колледж. Я жил вместе с моим приятелем Доном в апартаментах на 84-й Вест-стрит в Нью-Иорке. Я учился вместе с Доном в школе. Он был любитель погулять, хороший спортсмен, с четкими чертами лица и грубоватым шармом. Это был мой самый старый друг, и мы весело проводили время вместе. Было в Доне коечто, что очень меня занимало. Он был абсолютно несознательным человеком. Ему было наплевать, что другие о нем думают. Как же мы с ним различались в этом вопросе. Я рос с проблемой заикания и был сверхчувствителен к тому, что (как я сам представлял) люди думают обо мне. У Дона была досадная привычка расхаживать голым по квартире с незадернутыми занавесками. Я все время приставал к нему по этому поводу, ссылаясь на соседей, но ему было все равно и, в конце концов, я уступал и просто задергивал шторы. Несмотря на то, что мы были совершенно разными людьми, мы неплохо ладили. Однажды в пятницу вечером около 6.30 я был в гостиной и пылесосил ковер. В комнате был беспорядок, а мы ждали гостей. Как обычно, я опаздывал и все ещё был в нижнем белье. Зазвонил дверной звонок. Дон пошел открывать. Черт! Мне ещё нужно было убрать сигаретный пепел, скопившийся на диване за неделю, поэтому я продолжал уборку, крикнув Дону, чтобы он придержал гостей на минутку пока я закончу. Опять я переоценил общественную сознательность Дона. «Входите», сказал Дон. До сих пор у меня перед глазами стоит Линда, смотрящая на меня через плечо Дона. Я знал Линду со школы. Она жила ниже нас по улице на Лонг Айленде. Да, она принарядилась для вечеринки. Шикарное коктейльное платье, жемчуг. Черт, они все были одеты с ног до головы. Это ведь был не захолустный городишко, это был Нью-Иорк в пятницу вечером, и они были шикарно выглядящими горожанами, готовыми к ночному 104 гулянью по городу и входили в нашу гостиную, где я пылесосил в нижнем белье, и это был не сон, ЭТО ПРОИСХОДИЛО РЕАЛЬНО! Пока они медленно и неуверенно входили в комнату, я принял решение. Это было, возможно, самое быстрое решение, которое я когда-либо принимал, потому что у меня не было и секунды, чтобы взвесить все возможные альтернативы: первое – выбежать из комнаты и выглядеть дураком, второе – выйти из комнаты и выглядеть дураком, третье – извиниться и не только выглядеть дураком, но и почувствовать себя таким и замолчать, как я обычно и делал, когда заикался. Четвертое было остаться там, где я и был. Я остался там, где был. «О, привет»,- сказал я так бесцеремонно, как только мог, делая вид, что такое происходило ежедневно. И продолжал пылесосить. И не только диван. Я повернулся и опять пропылесосил все около стола. «Буду готов через минуту», - сказал я. Я заметил, что они смотрели на меня с любопытством, словно я был какой-то диковиной. «В пробках стояли, когда к нам ехали?», - спросил я. (В тот момент дорожное движение интересовало меня так же, как цены на муравьиные фермы в Нигерии). «Нормально, - сказал кто-то, - не слишком плохо». Мои жокейские шорты, конечно, были разительным контрастом тому, во что были одеты другие мужчины в комнате. Они все были в шикарных синих костюмах. И в куртках. «Я чуть припоздал», - уточнил я, как если бы этот факт не был очевиден. Очень постепенно, с максимумом самоконтроля, я дюйм за дюймом пылесосил мой путь в коридор. «Я почти закончил», - прокричал я оттуда, - дайте мне пять минут». Казалось, столетия прошли за то время, пока я пылесосил свою дорогу в коридор, медленно огибая угол, со скоростью четыре дюйма в час. Я не могу вспомнить, показывал ли я когда-либо, до этого или после, такой уровень самообладания. Затем, наконец, я освободился. Я был свободен. Я был при смерти. Я хотел заползти куда-нибудь в нору. Но мои друзья этого не знали, так как, в сущности, я держался молодцом в этой ситуации. Я бы проклял самого себя, если бы позволил своему замешательству проявиться. Я быстро оделся и десять минут спустя уже снова был в комнате, наливая выпивку. Позже я узнал, что одна из девушек была недовольна моим неуместным поведением. Она подумала, что это «хипповское поведение» было моим обычным образом жизни. (И я мог с этим жить). Однако, поскольку было очевидно, что я не смущался, как и они тоже, после нескольких шуток на тему «одеваться по обстановке» никаких других комментариев не последовало. Я никогда не забуду тот вечер. (А кто бы забыл!) И никогда, могу добавить, не забуду тот урок, который тогда получил: «Люди относятся к тебе так, как ты сам относишься к себе». И это особенно верно по отношению к заиканию. Если тебе не комфортно, если ты смотришь в сторону, переступаешь с ноги на ногу, выглядишь паникующим, люди, с которыми ты разговариваешь, перенимают твои чувства и тоже начинают чувствовать себя некомфортно. Но если ты стоишь прямо, подняв голову, поддерживаешь контакт глазами и выглядишь так, что становится понятно, что ты хочешь быть там, где сейчас находишься (даже если ты пылесосишь в нижнем белье) ваших слушателей вряд ли оттолкнут запинки в вашей речи. Удивительно, но большинство людей действительно не знают, что именно они должны чувствовать, и поэтому ждут неких намеков. Кинорежиссеры это понимают. Когда головорез достает ружье, камера всегда показывает, как кто-то другой на это реагирует. Свидетель выглядит обеспокоенным? Хо-хо, вот проблема, и наш пульс ускоряется. Но режиссер уже показывает копа крупным планом. Смотрите! Это Сильвестр Сталлоне. Он – Кобра. Он крутой. Он знает что-то, что мы не знаем. Мы начинаем расслабляться. Вот что реально делает режиссер: он программирует то, как мы должны реагировать. 105 Пару лет назад, во время занятий драмой, я получил прекрасную возможность увидеть этот принцип в действии. Но сначала немного предыстории. Когда я учился в старших классах школы, я не знал, чего я больше боюсь: заикания (речевых ступоров) или потери памяти перед всем классом (ступоров памяти). Даже сейчас, стоит мне чуть почувствовать себя некомфортно, моя память на имена, факты и т.д. просто отключается. Однажды я даже забыл имя своей любимой тети на семейном вечере, и она до сих пор подсмеивается надо мной по этому поводу. Однако, годы с Дейлом Карнеги, курсами ведущих и, особенно, речевые экспромты на собраниях NSP сделали меня достаточно уверенным для того, чтобы попробовать обуздать этот страх. Поэтому я записался в школу актерского мастерства. Сейчас мы посмотрим, чем я занимался на первом курсе «Актерское мастерство для телевидения». (Хорошо ведь начать с чего-нибудь полегче, правда?) Одиннадцать часов вечера. Я стою перед 22-мя студентами. Плюс преподаватель. Плюс парень, который снимает на камеру. Я произношу монолог, который является самым трудным видом упражнений, потому что я там совсем один. Нет никого, кто бы подыграл. Это сцена из «Смерти продавца», и я играю роль Вилли Ломана. Преподаватель начинает обратный отсчет. «Пять…четыре…три…два…один» и дает мне знак. Красный огонек на камере начинает мигать. Я начинаю. Но все идет не так! Я не могу выключить мое самосознание. 20 секунд я стою, совершенно ничего не помню. Воплотились самые худшие опасения. Преподаватель говорил нам, что когда вы забываете строчку, вы должны оставаться в образе и понять, сможете ли вы её снова вспомнить. Поэтому, продолжая играть Вилли Ломана, я начал говорить, запинаясь. Я мямлил, нес отсебятину, городил чепуху… Ничего не помогало. Память отшибло напрочь. Наконец, между тридцатью секундами и тридцатью годами, я сказал «Стоп». И вот я снова «в нижнем белье», при смерти, и все смотрят на меня. «Черт», - сказал я громко. - Сорок пять лет я ждал, что это случится. И вот оно только что произошло». И я засмеялся. Тогда и все другие засмеялись. Это сняло напряжение. Я начал снова и прошел всю сцену. Я не супермен. Но я пережил свой худший страх. И что ещё важнее, люди в комнате поддержали меня. Вспоминая тот случай, я понимаю, что это был переломный момент. Можно было бы легко выстроить стену. Можно было бы позволить моему замешательству выгнать меня из класса. Но я не сделал этого. Публично признав мой провал в памяти и посмеявшись над самим собой, я точно указал моей аудитории, какую я хотел бы от них реакцию. И, как вы уже знаете, они в точности последовали моей инструкции. Поэтому в следующий раз, когда вы обнаружите себя в состоянии речевого ступора, не уверяйте себя, что все будут думать о вас плохо потому, что вы заикаетесь. Большинство людей не знают как реагировать. Вот почему они ждут от вас, что вы покажете им, что делать. Поэтому помните простое правило: Люди относятся к вам так же, как вы относитесь к себе. 106 СОЗДАЕМ ОПРАВУ ДЛЯ СВОБОДНОЙ РЕЧИ Е сть у вас кольцо с камнем? Наденьте его на палец и рассмотрите поближе. Замечаете, как точно подогнана оправа, в которую помещен этот камень? Замечаете, как удобно он там сидит? Предположим, что в вашем кольце бриллиант в один карат. Подумайте, сможете ли вы заменить его камнем в два карата? Без замены оправы это невозможно. Кажется очевидным, не правда ли? Хорошо. Подумайте вот о чем. Ваша речь является таким же элементом в системе. Вы – ваш полный образ – являетесь оправой для вашей речи. И единственный тип речи, с которым вам комфортно, это тот, который отражает вас самих. Вернемся к кольцу. Вы можете постараться и установите камень другой формы в эту оправу. Вы даже можете сделать, чтобы он там побыл… какое-то время. И знаете, что произойдет? Оправа какое-то время эту деформацию удержит. А потом, когда вы не будете смотреть …ХЛОП.. и камень выпадет. Не тот ли это эксперимент, который проводят столько заикающихся людей, проходящих программы терапии? Вы выбрасываете несколько тысяч долларов на программы по постановке свободной речи или правильному дыханию, или проводите месяцы, занимаясь с прибором, который воспроизводит вашу речь с задержкой. И у вас нет реального прогресса. Или, может быть, вам удается значительно улучшить речь, а потом наблюдать, как все возвращается обратно спустя недели и месяцы. «Почему? - спрашиваете вы. - Почему, почему, почему?» Вы не найдете ответа, пока ищете Святой Грааль (ту самую методику, которая работает). Вам куда больше повезет, если вы займетесь изменением той «оправы», которая поддерживает ваше особенное речевое поведение. Позвольте мне объяснить. ВСЕ ПРИВОДИТСЯ В СООТВЕТСТВИЕ Ваш разум и ваше тело – два чудесных взаимосвязанных механизма. Я ощущаю это каждые несколько месяцев, когда заглядываю к своему остеопату. Моя старая проблема – боль в нижней части спины: где-то глубоко внутри, и я сам не могу помассировать, но стоит наклониться - возникает боль. Доктор Чэпмен никогда не начинает с этого места. Им она будет заниматься потом. Она начинает с бедер, потом переходит к грудной клетке и расслабляет другие мускулы, об участии которых я и не подозревал. Что я открыл для себя – это то, что тело – это паутина взаимосвязей, и когда одна мышца повреждена, я бессознательно напрягаю другие, чтобы компенсировать ее. Доктору Чэпмен нужно не только ослабить спазм той нижней мышцы, но и расслабить поддерживающие мышцы в других частях моего тела. Если она не разрушит «систему», которую я создал, чтобы компенсировать спазм в моей больной мышце, то эта выздоровевшая мышца окажется в чужом для неё окружении – том, которое создалось для поддержки больной. И догадайтесь, что произойдет? Природа не терпит вакуума, и я 107 каким-то образом снова травмирую мышцу спины, чтобы компенсационная система, которую я уже создал, вновь оказалась в равновесии. Скажем об этом по-другому. Моя спазмированная спинная мышца – это «драгоценный камень». А все другие части тела – это оправа, которая удерживает этот камень на своем месте. Ваша психика работает таким же образом. Будучи ребенком с речевыми проблемами, вы психологически приспособились компенсировать вашу речь… особенно в плане негативных эмоций, связанных с заиканием. С течением лет, эти приспособления стали частью вашей личности. Например, вы взяли на себя роль беспомощного, зависящего от других человека, за которого должны будут говорить другие люди. Вы можете стараться избегать проявления чувств, потому что чувства – гнев, боль, даже радость могут усилить заикание. И конечно, люди, которые заикаются, никогда не будут уверены в себе, потому что их медленная речь – нагрузка для окружающих. С тех пор, как вы отчаянно нуждаетесь в одобрении окружающих, вы всегда вынуждены принимать извиняющуюся позу. Затем однажды, когда вам уже тридцать, вы читаете об этой потрясающей новой логопедической методике. Много отзывов об её эффективности от разных людей. Так что, вы решаете раскошелиться, настраиваете себя на борьбу, плюёте на нехватку времени и в путь! И вот, о чудо! Вы получаете результат. В комнате с логопедом вы впервые говорите свободно. Это очень воодушевляет. С благословением от логопеда вы выходите в мир, преодолеваете страх разговора с незнакомыми людьми, совершаете миллион звонков по поводу разных покупок, которых вы никогда не сделаете и, наконец, доказываете самому себе, что тот самый «монстр» - это просто колосс на глиняных ногах. Он может быть повержен. Конечно, не каждый достигает такого успеха, но почти каждый, кто затрачивал усилия, добивается хоть какого-то улучшения речи. Терапия заканчивается, и окрыленные успехом, вы идете жить как все. Но однажды вы понимаете, что все началось снова. Кто знает, чем это было вызвано. Это мог быть ваш начальник, который выступил в роли родителя. Это могла быть несбывшаяся надежда. Полученный вами отказ. Это могло быть, что угодно. Единственное, что вы знаете – это то, что вы опять оказались в том старом, ненавидимом и хорошо знакомом вам месте. Зажатым. Боящимся. Адски запинающимся. Этот заново возникший недостаток уверенности выбивает почву у вас из-под ног. В отчаянии, вы опять возвращаетесь к своим старым речевым привычкам, как будто и не было никогда того путешествия к новой жизни под руководством логопеда. Рецидив был вполне ожидаем. Вы думали, что сможете заменить камень без изменения оправы. Вы пытались делать что-нибудь с этим состоянием беспомощности? Или с вашим нежеланием выражать свои чувства? Или с недостатком уверенности в себе? Или с вашей неготовностью отвечать за всё? Или с вашей постоянной потребностью в одобрении? Ах, не пытались? Но ведь это все регулировочные механизмы, которые вы создали, чтобы поддержать заикаторские привычки. И если вы не меняете компоненты в этой системе, она будет ждать своей недостающей части – вашего заикания, которое не замедлит появиться. Я уверен, однажды оно появится. И все снова придет в равновесие. Тогда появится Национальная Ассоциация Заикающихся (или другая группа, предлагающая тренинги по личностному росту), которая скажет: «Настало время взять ответственность за свою жизнь. Прямо сейчас. До того, как ваша речь стала свободной. До того, как все наладилось. Именно в эту минуту. Вот она, эта прекрасная возможность»! 108 Боитесь принять ответственность на себя? Возьмите на себя какие-нибудь обязанности и помогите организации в развитии. Если вы боитесь говорить перед публикой, найдите отделение Клуба ораторов или Клуба ведущих и попробуйте себя там. Вряд ли вы найдете сообщество людей, которые поддержали бы вас больше, чем они. Боитесь пригласить девушку на свидание? Все равно пытайтесь, а в случае провала поделитесь с другими на форуме в интернете или на встрече взаимопомощи заикающихся. Если вы не знаете, как быть уверенным в себе – большинство из нас таковы, мы путаем уверенность с агрессивностью – запишитесь на занятия по развитию уверенности в себе. А если и это пугает, то купите книгу об этом и хотя бы прочитайте её! Все ваши усилия будут сполна оплачены, потому что они помогут вам изменить ваши самые негативные, подавляющие модели поведения, поддерживающие ваши речевые ступоры. Забавно, но только один человек из десяти попытается это сделать. Большинство из нас будут пытаться изменять свое заикание без изменения «оправы», которая прочно удерживает его на месте. Почему? Потому что мы уже много вложили в наше статус кво. Нам, может быть, и не нравится то, что у нас есть, но оно привычно и предсказуемо. Попробовать изменить чтото - означает сделать шаг в неизведанное. Большинство из нас ненавидит двигаться в неизвестность. Мы действуем как человек, который уронил ключи от машины на лужайку ночью, но упорно ищет их на обочине дороги под фонарями … просто там лучше видно. Мы не хотим рисковать. По правде говоря, вероятность успеха при безопасных, знакомых действиях очень невелика. Оцените степень ваших достижений в свиданиях. Чтобы найти то, что вы ищете, вам нужно искать там, где вы ещё никогда не были. Итак, вам нужен подходящий момент, чтобы начать? Давайте посмотрим, насколько серьезно вы настроены. Составьте список всего того, что, по вашему мнению, в вашей жизни произошло как следствие компенсации заикания. Поставьте галочку напротив того, от чего вы намерены отказаться. Составьте на отдельном листе список того, что вы хотите начать делать прямо сейчас, чтобы укрепить свои слабые места. И укажите, когда вы собираетесь начать что-то с этим делать. Я уверен, что вы сделаете первый шаг. Последнее замечание. Мне повезло познакомиться с довольно большим количеством людей, которые реально изменили свои коммуникационные возможности. Некоторые успешно прошли терапию. И все они, без исключения, уже многое изменили в своей жизни, чтобы закрепить более легкую и свободную речь. Помните, если вы хотите, чтобы в вашем кольце был камень большего размера, вам нужно поменять и оправу. 109 КОГДА ТЫ НЕ КАК ВСЕ В начале 70-х мы с женой провели две недели, полные приключений, в Марокко. На третий день поездки мы оказались в маленьком городке Чечауно, расположенном в горах. После завтрака мы отправились на экскурсию в медину – арабский квартал с 12летним мальчиком, который взял над нами шефство, став нашим «официальным» гидом. Когда мы шли по узким выбеленным улицам, мы увидели группу маленьких девочек, направлявшихся в школу. Какое-то время мы шли вместе с ними, и я получил прекрасную возможность попрактиковаться во французском языке. Для меня, как и всегда, пообщаться с людьми другой культуры и поговорить на их родном языке, было очень интересным и полезным делом. Оказалось, что мы с девочками легко понимаем друг друга, и я подумал, что неплохо было бы повеселиться, сыграв с ними в игру, которой я научился много лет назад у старого друга нашей семьи. «У меня мышка в кармане», - сказал я им, засовывая руку в карман и вынимая её слегка сжатой в кулак, как если бы у меня там действительно была мышь. «Послушайте, она сейчас заговорит». В этот момент, так же, как наш друг всегда и делал, я сжал мои ладони вместе несколько раз, а затем разъединил их, и каждый раз раздавался писклявый звук из-за того, что разъединялись прилипшие друг к другу ладони. Затем я показал оба кулака. «В какой руке мышка?», - спросил я одну из девочек. Она показала на один из кулаков. «Нет, - сказал я, - не там». Я раскрыл кулак, чтобы показать, что он пустой. Затем я сжал оба кулака опять. «Где мышка теперь?» Маленькая девочка указала на другой кулак. Я притворился, что перекладываю мышь из руки в руку, а затем открыл кулак, в котором как бы первоначально находилась мышь, чтобы показать, что он пустой. «Нет, её там нет». «Она в другой руке, - закричала маленькая девочка, - открой другую руку!» Опять я показал это шоу с предполагаемым перекладыванием мыши и раскрыл кулак, из которого «переложил» мышь. «Нет, её там нет», - сказал я, показывая девочкам пустую ладонь. Они подумали, что поймали меня. «Она в другой руке», - сказали они возбужденно. В этот момент я развел обе руки и одновременно раскрыл их, чтобы показать, что они обе пусты. «Она исчезла». Девочки застыли. Мышки нет. Наступил кульминационный момент моего трюка. Когда я был ребенком, наш друг в этот момент наклонялся к моему уху и говорил: «Вот она. Она была в твоем ухе». И он обхватывал мое ухо рукой и притворялся, что вытаскивает что-то оттуда. Затем он складывал ладони вместе, чтобы показать, что мышь снова находится в его руках в полной безопасности. «Ах, вот она где!», - сказал я и потянулся к уху ближайшей девочки. Как только моя рука приблизилась к её уху, она испуганно отскочила назад. Затем все девочки бросились бежать от меня, и мгновенно я оказался один. 110 Их реакция изумила меня, и мое сердце бешено забилось. Люди, с которыми у меня только что был близкий контакт, в ужасе убежали от меня. Я почувствовал себя как прокаженный. Стараясь изо всех сил не показать мое смущение, я продолжал игру и снова поскрипывал руками, показывая, что мышка снова спрятана у меня в ладонях. Девочки продолжали наблюдать за мной, но с безопасного расстояния. Потом, одна за другой они направились в школу, а Дорис, я и наш маленький гид продолжили экскурсию по медине. Я был расстроен этим событием, и переживал по этому поводу несколько дней. Это не поддавалось разумному объяснению. Казалось, что само по себе это событие не должно иметь такое значение. Однако, я сильно мучился и не мог вытряхнуть себя из этого состояния. Почему я реагировал на это так долго и мучительно? Какое это для меня вообще имело значение? Это меня заинтриговало. Чувства были знакомы. Я уже испытывал их раньше. Но где? О да, я вспомнил. Я испытывал их всегда, когда у меня случался длинный речевой ступор, и люди смотрели на меня удивленно. Я мог быть в школе или в любой речевой ситуации. Я зажимался, не мог говорить, а потом, после этого, бывал расстроен по нескольку дней, потому что думал, что показал себя странным человеком. Те чувства были такие же. Однако, тот случай в Чечауне был никак не связан с заиканием. Но если не заикание меня расстроило, то что? Это было как озарение. Оно пришло ко мне, когда мы покупали безделушки в маленьком магазинчике. Я боялся быть не как все. Быть другим означало то, что люди могли отвернуться от меня, и я мог потерять контакт с ними. Мой страх быть не как все имел очень важное значение в моей жизни. Пока мы ехали, наблюдая безлюдный марокканский пейзаж, к обширным рынкам Фезы, я повсякому обыгрывать эту свою мысль. Я спрашивал самого себя: «Предположим, что все четыре миллиарда человек в мире заикаются. Предположим, что заикание – норма. Были бы тогда мои речевые ступоры проблемой?» Конечно, нет. Что я понял тогда, когда мы ехали по хайвею, наблюдая застывший пейзаж, так это то, что мои отрицательные чувства по поводу того, что я – заика, никогда, даже в самые тяжелые мгновения, не были связаны с заиканием. Я боялся быть другим, боялся выглядеть странным. Я хотел быть как все другие люди. Я хотел, чтобы им было комфортно общаться со мной. Я хотел принадлежать к их сообществу. Поэтому, стараясь ни в коей мере не расстраивать других людей, я постоянно менял и регулировал себя, создавая такой образ, который им понравился бы, потому что я считал, что нравиться людям – это единственное, что мне оставалось. К сожалению, за то, что я менял себя в угоду другим, мне пришлось заплатить – я потерял контакт с самим собой, с тем, кем я был на самом деле. Это тяжело было принять. Но это было так. Годами я позволял контролировать себя другим людям, людям, которые, как я полагал, сделают меня нормальным, а по сути, всем людям. Я разрешал им определять мою жизнь, просто потому, что полагал, что мне от них что-то нужно. Я сделал бы что угодно, лишь бы не отличаться и поэтому всегда сдерживал свои естественные порывы, если чувствовал, что могу быть за них осужден. Годами я ограничивал себя в речи, и это сдерживание энергии лишь усиливало мои речевые ступоры. Теперь, я мог видеть совершенно ясно, что самоосуждение и сдерживание себя все ещё присутствуют в моей жизни. Сказать по правде, я не допустил того, чтобы реакция девочек помешала мне контактировать с ними. Это было хорошо. Но внутренне я весь сжался от того, что они отпрыгнули от меня. Я воспринял это на свой личный счет. 111 Со времени нашей поездки в Марокко прошло тридцать пять лет, но та неожиданная утренняя встреча в Чечауне, во всех деталях, до сих пор стоит у меня перед глазами. Я знаю, что всегда должен помнить об этой моей сверхчувствительности на реакцию других людей. Если я сдерживаюсь, или извиняюсь за то, что я такой, какой есть, или пытаюсь представить улучшенную версию себя, я начинаю думать о себе плохо. Если я делаю так слишком часто, то понимаю, что могу начать опускаться по спирали вниз. Если я позволю этому продолжаться слишком долго, то, кто знает… Возможно, я снова создам отношения, чувства и убеждения, которые создавали мое заикание. Вернутся ли тогда речевые ступоры? Теоретически, я полагаю, что вполне возможно. Но тогда перед тем, как это случилось бы, мне пришлось бы забыть обо всем, что я узнал и попробовал. Моя Марокканская встреча была полезна, потому что показала мне, насколько я еще ждал одобрения от других людей. А как насчет вас? Позволяете вы людям реагировать так, как они хотят, даже если их реакции не совпадают с вашими желаниями? Или вы все принимаете на свой счет? Вы сдерживаете себя только в речи или и в других жизненных ситуациях тоже? Насколько большую часть самого себя вы готовы отдать для того, чтобы кто-то другой сказал, что вы нормальный? Насколько сильно вы проклинаете свое заикание за неспособность делать то, что вы хотите делать, тогда как в реальности ваша проблема, возможно, лишь в том, что вы теряете свою энергию? Ели вы постоянно тормозите и воюете при речи, готовы ли вы смотреть этой проблеме в лицо? Или вы вынуждены скрывать, что с вами происходит в реальности, только чтобы вы могли чувствовать, что ничем не отличаетесь от других? Если вы боитесь оказаться не таким, как все, то как вы сможете говорить и делать то, что важно в вашей жизни? И если вы не показываете нам реального себя, тогда как вы собираетесь покончить с тем защитным поведением, которое лежит в основе всех речевых ступоров? Моё избавление от заикания началось тогда, когда я был готов отвечать за то, что я думал и чувствовал, когда я был готов не скрывать проблему. Я должен был не избегать рискованных ситуаций, испытывать дискомфорт, выходящий за привычные мне рамки, и в то же время не скрывать, кто я такой, и что я чувствую. Мне нужно было создать ситуацию, при которой мне было бы комфортно быть самим собой. Покончить с этим защитным поведением мне помогло осознание того, что, на самом деле, мы все разные. Нельзя сказать, что отличие – это плохо или это хорошо. Мы такие, какие есть, несмотря на то, что кто-то другой об этом думает. Понимая, кто мы такие и осознавая собственную уникальность, мы гораздо полнее можем использовать наши возможности, а это, в свою очередь, ведет к более легкой и выразительной речи. Когда мы высвобождаем эти наши возможности – как это осознал однажды Рас Хиггс, член Национальной ассоциации заикающихся, когда выиграл Третий Региональный Конкурс Юмористических Скетчей в борьбе с 30 000 членами клубов ведущих – люди будут относиться к нам позитивно, не важно, заикаемся мы или нет. Для марокканских девочек, которые теперь совсем взрослые, тот американец с «мышкой в руках», возможно, остался просто приятным и забавным воспоминанием. Для меня - это напоминание того, что, хотя, заикание и ушло, мышление остается прежним, и что впереди у меня ещё много работы. 112 ЧАСТЬ 3 ВСЕ В ТОМ, КАК ВЫ ЭТО ВИДИТЕ 113 ЧАСТЬ 3 Еще в школе мне стало очень любопытно, что же происходит с моей речью, и чем больше жизненного опыта у меня накапливалось, тем больше я видел, насколько тесно моя речь связана с аспектами моей жизни, на которые я даже не обращал внимание. Но наблюдение, как таковое, еще не гарантирует достижение истины. Это зависит еще и от того, как вы наблюдаете. Если вы видите только то, что хотите видеть, то у вас мало шансов вырваться «на свободу». Напротив, те, кто сможет наблюдать непредвзято, с открытым сердцем, имеют шанс выйти за рамки очевидного, открывая что-то новое, получая новые и новые перспективы. Что делает хороший наблюдатель? Хороший наблюдатель не воздействует на положение вещей, чтобы придать им какую-то осмысленность, если на деле в этом нет никакой необходимости. Он в состоянии видеть без предубеждений. Это означает непредвзятость, даже в том случае, если ответы не приходят. Величайший прорыв происходит, когда мы принимаем неизвестность, наблюдая с открытым к восприятию разумом и отказываясь от преждевременных выводов. Части этого раздела книги так или иначе имеют дело с силой наблюдения. Некоторые наблюдения таковы, что в корне противоречат установкам разума. Другие привлекают внимание к тем сторонам речи, которые настолько очевидны, что мы просто не замечаем их. Еще какие-то показывают, насколько иначе выглядит мир, стоит взглянуть на него под другим углом зрения. Когда вы будете читать эти материалы, вы откроете, что важнейший ключ к процессу излечения – быть хорошим и беспристрастным наблюдателем. 114 СИЛА НАБЛЮДЕНИЯ Несколько лет назад в Центре Холистической Медицины я услышал взбудоражившие меня слова Фриджофа Кейпры (Frijof Capra), автора эпохального труда «Дао Физики» (The Tao of Physics). Кейпра – один из той волны блестящих молодых физиков, которая помогла пересмотреть наши взгляды на зарождение Вселенной. Но Кейпра это более чем просто ученый. В 60-х годах он был совершенно очарован восточными религией и философией и затратил значительное время на исследование связей между учениями Запада и Востока. И его фундаментальный труд «Дао Физики» был синтезом его наблюдений. Более всего из его беседы мне запомнилось то, с каким восторгом и благоговением он относился к тому, насколько разными путями мыслители шли к одним и тем же заключениям. Он поведал нам, что более всего его поразило, как медитацией и размышлениями древние китайские провидцы пять тысяч лет назад получили примерно ту же картину Вселенной, которую Кейпра и его соратники в лице блестящих молодых физиков построили, используя методы современной физики. По словам Кейпры, наука вышла на эти передовые концепции благодаря скрупулезнейшим научным изысканиям, тогда как эти самые китайцы получили то же самое простым наблюдением. Люди недооценивают силу наблюдения. Я когда-то сильно разругался на интернетовском форуме заикающихся с членом NSP (ныне NSA – Национальная Ассоциация Заикающихся), который пришел в ярость, когда я осмелился продвигать в позитивном ключе мои наблюдения и мысли относительно заикания. Он полагал, что мне бы лучше помолчать и оставить при себе свои предложения людям в белых халатах, которые в этих делах разбираются получше и действительно отдают себе отчет в своих действиях. Он был убежден, что ответы на заикание в конце концов будут найдены учеными и выложены заикающимся на блюдечке с золотой каемочкой. Те из нас, кто рос в преклонении перед авторитетами, вероятно, так и будут сидеть сложа руки и дожидаться, пока те, чьи имена пишутся с большой буквы, прочтут наши мысли и изложат всё точно, потому что, как профессионалы, они «знают», что они делают. Поступая таким образом, мы сильно преуменьшаем наши собственные способности открыть что-то значимое путем простого самонаблюдения и наблюдения за поведением других людей. В конце концов, насколько важны могут быть наши собственные наблюдения? Мы не можем причислить себя к признанным авторитетам в этой области. Мы не читали и не писали «правильные» учебники. Что мы можем сказать о важности? Что же, в самом деле. Люди, встреченные мной, о которых можно сказать, что они существенно снизили степень или даже полностью избавились от заикания, являли собой очень хороших наблюдателей. Каждый из них имел свою точку зрения, то есть, мог говорить с позиций своего собственного опыта. Эти люди знали, как использовать свои наблюдения, чтобы прорваться через те путы, которые представляло собственное заикание. Девяносто пять процентов материала этой книги получено простым наблюдением моих собственных мыслей и чувств, а также изучением того, как другие люди описывают свои. На самом деле, процесс исчезновения заикания из моей жизни, когда скованность в 115 поведении исчезла окончательно, длился довольно долго. Я просто наблюдал за тем, что же я делаю, но с иной точки зрения. Когда я перестал отслеживать свою проблему только с позиций заикания, то заикание, по сути, и закончилось. То есть, я прекратил смотреть на свое поведение как на нечто, называемое «заиканием», на его месте возникло несколько других проблем, как-то связанных между собой, которые надо было как-то решать. При решении каждой из этих возникших задач реальная физическая скованность понемногу уменьшались и через некоторое время исчезла. Из этого опыта я вынес несколько полезных правил. Одно из самых действенных, это то, что все личные изменения начинаются с наблюдения. Но наблюдения особенного. Если мы собираемся рассматривать наши переживания сквозь привычные рамки, то те же самые привычные мнения и истины мы и увидим. «Окно», сквозь которое мы смотрим на проблему, имеет огромное влияние на формирование нашего восприятия. Например, голодающий будет смотреть на ресторанное меню несколько иначе, чем тот, у кого только что был обед из шести блюд. Местный метеоролог заметит в закате на Гавайях нечто иное, чем приезжий художник. А психиатрический социальный работник будет смотреть на осужденного преступника иначе, чем помощник окружного прокурора или начальник местной тюрьмы. В значительной степени, огромное влияние на наблюдаемое оказывает то, что важно для человека, или то, что он или она ожидают увидеть. Задача, следовательно, в том, чтобы научиться наблюдать объективно. КАК СТАТЬ ШЕРЛОКОМ ХОЛМСОМ В один из дней 1945 года инженер компании Raytheon по имени Перси ЛеБарон Спенсер сделал необычное открытие. Спенсер занимался созданием магнетронов – важных компонентов радаров. Однажды Спенсер полез в карман за плиткой арахиса в шоколаде, которая была у него в качестве перекуса, и обнаружил нечто поразительное. Плитка растаяла. Как это могло произойти? Что могло это вызвать? Спенсер начал думать. Чуть раньше он проходил мимо раструба включенного радара. Возможно, что энергия радара расплавила плитку. Заинтригованный, Спенсер попробовал провести эксперимент. Он поместил маленькую миску попкорна перед радаром, ничего особенного, но через несколько мгновений над миской взвился фонтан из попкорна. Сегодня миллионы людей, благодаря созданию микроволновой печи, считают, что процесс приготовления пищи стал проще и быстрее. Спенсер был хорошим наблюдателем, и вам, если вы хотите побороть свое заикание, тоже нужно стать хорошим наблюдателем. Это имеет гораздо большее отношение к заиканию, чем может показаться, а для того, чтобы добиться значительного успеха, вам придется наблюдать без всякого предубеждения. Вы должны оставить все свои ожидания и просто показать готовность видеть то, что вы можете видеть. Короче говоря, вам надо стать наблюдательным, как Шерлок Холмс. ПОИСК ТОГО, ЧТО ВЫ НЕ ИСКАЛИ Принципы Холмса были довольно просты: Будь наблюдателен. Принимай к сведению все, что видишь и испытываешь. Шерлок Холмс часто сводит в одно целое факты, которые обыватели просто упускают из виду, потому что он проницательный наблюдатель. Попробуйте, входя в комнату, бегло осмотреться, потом закрыть глаза и вспомнить как можно больше. Постарайтесь вспомнить, сколько было людей, во что они были одеты, обстановку в комнате, что висело на стенах и так далее. Это хорошее упражнение. 116 Будьте готовы ко всему. Холмс говорил, что когда вы отбросили все лишнее, то что бы ни осталось, как бы оно ни было невероятно, но это будет правдой. Итак, сначала наблюдайте. Потом смотрите, что идет не так. Все подвергайте сомнению. Шерлок Холмс говорил, что нет ничего более изощренного, чем очевидные вещи. Потому не принимайте что-то как факт только потому, что кто-то так сказал. Концепции, относящиеся к заиканию и информация в этой книге появились не из исследовательских проектов и не из статистических исследований. Это пришло не путем генетических исследований или МРТ-сканирования. Все в этой книге основано на наблюдениях, которые вы можете сделать самостоятельно. То, что вы можете почерпнуть из этой книги, оказалось полезно сотням и сотням людей с заиканием, которые либо значительно улучшили, а в некоторых случаях и полностью излечились от заикания и ступоров. По своей природе, мы, как правило, нетерпеливы. Мы любим получать быстрые ответы. В случае с заиканием это не проходит. Заикание затрагивает вас полностью. Оно включает в себя несколько компонент. Чтобы изменить всю систему, вы должны сначала идентифицировать ее составные части, а потом посмотреть на то, как все они складываются в единое целое. Все это требует от вас хорошей наблюдательности. Давайте рассмотрим пример, не связанный с заиканием. Допустим, вам дали следующую картинку и попросили сказать, что это может быть. Что же это могло быть? Сложно сказать. Немного похоже на полуостров, где расположена Испания. Но сказать что-то определенное мы пока не можем, и максимум, что мы можем сделать, это посмотреть на рисунок и отложить его пока в сторонку. Нам дают другой кусок. Форма странновата. Может, это книга с открытыми страницами, которая лежит на столе? Может быть. Ну, это попроще. Вы видите? Смеющееся лицо, которое смотрит вниз влево. 117 Наконец, мы получаем четвертый кусок. Это горный хребет? Или куча компоста? По-отдельности сказать о чем эти фрагменты сложно. Но когда вы начинаете поразному укладывать эти кусочки вместе, вы неожиданно можете наткнуться на взаимосвязи, которые не видели прежде. Опа. Это ж носорог! Уффф… не так быстро! Вам были показаны только куски пространства вокруг носорога, но этого оказалось достаточным, чтобы вы увидели, что же там такое. Тот же самый принцип применим и к вашему заиканию. Посмотрите непредвзято на все, что происходит вокруг вашей речи, и у вас появится хороший шанс открыть для себя много скрытых факторов, которые вносят свой вклад в ваше заикание. Обратите внимание, какие обстоятельства или ситуации оказываются для вас наиболее проблемными, а в каких вы чувствуете себя уверенно. Отметьте ситуации, в которых сложнее всего или проще всего говорить. Если вы попытаетесь уловить в этом смысл, то начнете создавать какие-то модели. Вы начнете понимать, как вы думаете и воспринимаете, что представляют собой ваши убеждения, и то, как это всё связано с вашей речью. Это путь к пониманию вашего заикания и возможность подняться над ним. Эта книга выстроена на наблюдениях речевых ситуаций, сделанных за 25 лет мной и рядом других людей. Читатели сообщают, что эта книга «Переосмысление заикания» помогла им пересмотреть свое восприятие заикания, так что сегодня они видят свое нарушение не просто как дефект речи, а как систему, включающую в себя все, чем они являются. РАЗРЫВ ШАБЛОНА 118 Большинство из нас – люди привычки, и наиболее явственно это проступает, когда речь идет о нашей способности к наблюдению. Кто-то, к примеру, несется как ужаленный и кричит: «Вы видели, что сотворил Боб?!». И начинает обвинять Боба во всех мыслимых и немыслимых грехах. И Боб у него неправ. И Боб у него безмозглый. И Боб то, и Боб это. И как же легко принять чужое мнение о Бобе, особенно если человек говорит все это с убежденностью. Потом мы налетаем на Боба, и у бедного Боба нет никаких шансов. Мы уже обозлены на Боба, хотя и не знаем наверняка, что же он сделал из того, в чем его обвиняет наш приятель. Мы начинаем интерпретировать все, что Боб говорит и что он делает, через призму гнева, потому что Боб ведет себя как-то «не так». То же самое происходит и при заикании. У нас есть ситуация, когда наша речь «зависает». Мы хотим говорить, но не можем. А кто-то ждет от нас каких-то слов. И на что же мы обращаем наше внимание? На речь, конечно. Мы рассматриваем проблему через призму заикания, поскольку что-то «не так» в том, как мы говорим. Выходим мы на улицу, садимся в автомобиль, заводим его, добавляем газу, но машина не трогается с места. В чем проблема? Следуя той же логике, мы, естественно, посмотрели бы на колеса. Они не крутятся, потому что что-то «не так» с колесами. Но в случае с машиной мы знаем побольше. Мы знаем, что колеса это только часть системы, которая движет наш автомобиль. После того, как мы убеждаемся, что колесам не мешает что-то там на дороге, мы расширяем наши догадки на другие части системы. Сцепление не работает? Что-то с дифференциалом? Поскольку нам уже доводилось заглядывать под капот, мы знаем, что наш автомобиль это система, составленная из сотен деталей, находящихся в определенной связи друг с другом. Если одна или несколько из этих составных частей не работают так, как положено, конечным результатом будет то, что колеса не крутятся. Причина, по которой мы не зацикливаемся на колесах, в том, что мы видим автомобиль через призму «системы». Привычные способы нашей оценки событий связаны с нашими знаниями и нашими представлениями. Без привязки к эмоциям, понятиям, представлениям, намерениям и физиологии, наше физическое поведение – это единственное, что мы можем видеть. А на основании увиденного сделать очень простой вывод, что в этом и кроется причина нашей проблемы. Если с нашей речью что-то «не так», то на нее и смотрим. Все логично. Логопеды, которые сосредоточены главным образом на речи, вероятно также вносят свой вклад в проблему, поскольку переносят фокус нашего внимания на физиологию речи. Более того, даже когда наши эмоции, понятия и убеждения как-то обсуждаются, они обычно представляются как результат нашего заикания, то есть, как вещи, которые должны быть рассмотрены, потому что мы заикаемся. Но это только половина правды. О чем обычно умалчивается, в основном по причине непонимания, так это о том, что наши эмоции, представления и убеждения могут также создавать скованность в поведении. Причина, по которой эта вторая половина упускается из виду, сама по себе имеет много общего со словом «заикание». Это слово не имеет под собой конструктива, поскольку заостряет внимание только на нашем поведении, вместо того, чтоб рассматривать движущие силы такого поведения, и, следовательно, не побуждает нас углубляться в корни проблемы. ЯЗЫК ФОРМИРУЕТ НАШ СПОСОБ ВОСПРИЯТИЯ Когда я рос в Нью-Йорке, я знал только четыре вида снега. Снежная каша – это когда сильный снегопад сопровождался дождем. Льдистый снег – это когда поверхность снега обледенела и стала хрустящей и ломкой. Сыпучий снег был как порошок податливым и легким, и всегда набивался ко мне в куртку, когда я катался. Но самым лучшим снегом 119 был мокрый снег, потому что из него можно было лепить снежки, строить иглу и катать снеговиков. Таким образом, если бы вы меня пятьдесят лет назад спросили, сколько я знаю видов снега, я ответил бы вам «четыре». И напротив, эскимосы имеют более 26 различных названий снега, потому что их выживание и даже жизнь зависят от выявления тонких особенностей. Каждое название характеризует свое качество или состояние снега. Этот расширенный словарный запас дает эскимосу гораздо более точное представление о снеге, чем у какого-нибудь мальчишки в Нью-Йорке, который со снежком в руке ждет, когда соседский мальчишка выйдет на улицу. Эскимос может увидеть больше, потому что он смотрит на снег через окно, которое больше и шире. Какое отношение это имеет к тому, как мы воспринимаем заикание? Многие люди знают только «немного заикается» и «сильно заикается» - первый термин описывает легкие запинки, второй – привычные ступоры и судорожные проявления. Оба термина используют общее слово «заикается», которое предполагает, что это ветви одного и того же дерева. Оба вида речевого поведения могут показаться похожими, но на самом деле они очень разные, и объединение их под вывеской «заикание» вынуждает нас делать предположения и придумывать связи, которые могут быть, а могут и не быть. Из-за этой возможной путаницы, я счел нужным внести свои пять копеек – новое слово bobulating (запинки), чтоб подчеркнуть существенное отличие между ступорами и спотыканиями, которые возникают, когда человек расстроен, запутался или сбит с толку. В следующем примере обратите внимание, насколько понятнее, когда у нас есть два слова для обозначения сходных по звучанию вариантов произнесения, которые в действительности весьма и весьма различны. Четырехлетний Ричи летит к своей маме и кричит: «Мамочка! Смотри, я нашел од-од-од-одуванчик!» Что мы видим? Ричи возбужден, его захлестывают эмоции, он борется с новым для него сложным словом «одуванчик». В то же время, его речь совершенно свободна. Он сосредоточен на том, чтобы сообщить о своем открытии. В этот момент его мир не менее увлекателен, чем мир для Томаса Эдисона в тот момент, когда он соединил два провода и заставил впервые в мире засветиться лампочку. Сравните этот случай с другим. Джордж, молодой первокурсник на первом свидании с Маршей, хорошенькой одноклассницей. Джордж по-настоящему увлечен Маршей и волнуется, поскольку не уверен, что будет соответствовать ее ожиданиям. После всяческих сомнений и тревог он приглашает Маршу на пикник и озабочен теперь тем, чтоб произвести на нее хорошее впечатление. И вот они вместе на лугу. Скатерть расстелена, ланч, приготовленный Джорджем с особым тщанием, выглядит прекрасно. Им бы уже устроиться поудобнее, когда Джордж замечает великолепный одуванчик. Он наклоняется, чтобы сорвать его, потом протягивает его Марше. «Посмотри на этот прекрасный од-од-од-одуванчик», - говорит он, и сердце его готово выпрыгнуть. У Джорджа есть страх, когда он говорит «одуванчик». У него хорошо получается сказать «од», но есть страх перед завершением слова. С другой стороны, еще больше он волнуется вообще что-то сказать, чтоб не сидеть и не молчать. Он начинает упорно долбить, повторяя «од» снова и снова, пока не находит в себе силы произнести это слово целиком. Повторения у Джорджа имеют совершенно иную природу, нежели повторения у Ричи. Хотя звучат они примерно одинаково. По этой причине очень важно иметь в наличии разные термины, чтобы описать происходящее с каждым человеком. Просто сказать, что и Ричи и Джордж заикаются – значит внести путаницу и завуалировать 120 действительные проблемы. В одном случае запинки это неосознанный рефлекторный акт, усилия, направленные на улучшения навыка речи, и, может быть, тенденция к слишком острой реакции на стресс. В другом случае – стратегия, обычно приправленная высокой степенью осознанности, того, как пробиться через кажущийся тяжелым и пугающим речевой ступор. Таким образом, если вы говорите, что Ричи запинается, а Джордж заикается, это значит, что вы в состоянии оценить значительную разницу. И более того, мама Ричи не сойдет немедленно с ума из-за того, что тот «заикается». Она знает разницу между запинками и заиканием, и ей будет проще решить, когда необходимо начинать предпринимать что-то по выправлению ситуации. Расширение моего лексикона, касающегося заикания было важно для моей способности отслеживать трудности в речи. Когда я рассматривал свою проблему не как «заикание», а как сочетание блокирования речи (ступора) и стратегии того, как проскочить или обойти этот ступор, я обращал свое внимание на сферы, на которые ранее и не подумал бы посмотреть. «Почему я заикаюсь?» - такой вот невнятный вопрос, на который трудно ответить, тем более, что у большинства людей нет четкого понимания что такое заикание, тогда как «отчего я так скован?» или, лучше, «что означают мои ступоры?» - это темы, которые потенциально более содержательны. Отсюда логически проистекает ряд вопросов, например: «Способны вы предположить, что у вас нет ограничений в этой ситуации? И что тогда будет?» Конечно, самым первым ответом большинства людей будет: «Скорее всего, начну заикаться». Но если вы не остановитесь на этом очевидном ответе, то сможете найти и другое, то, что вы боитесь вытащить наружу и вынуждены держать под контролем. Это может быть недопустимое проявление эмоций. Или, может, на эту тему вы не хотели бы вообще говорить. Это может быть чувство незащищенности, которое слишком велико, чтоб с ним можно было как-то совладать. Все это может тормозить вашу речь, пока вы не почувствуете к ней готовность. Как отмечает Тони Роббинс в своей книге «Пробудить в себе гиганта» (Tony Robbins: Awaken the Giant Within), «нами движет не реальная боль, а наши страхи, что что-то приведет к боли. Нами движет не реальность, а наши представления о реальности». Есть несколько дисциплин, которые могут помочь вам воспринимать реальность более ясно и точно. Я знаком с парой из них: Общей семантикой (ОС) и Нейролингвистическим программированием (НЛП). ОС имеет дело с тем, как мы воспринимаем мир, и с тем, как язык, которым мы пользуемся, влияет на формирование этого восприятия, часто ставя нас в определенные рамки. Вендел Джонсон (Wendell Johnson) более известен благодаря своим трудам по заиканию, но имеет также убедительные аргументы в пользу ОС, а его фундаментальный труд «Люди в затруднительных ситуациях» (People in Quandaries), по моему мнению, дает самое точное описание этой дисциплины. Еще одна хорошая книга по ОС: С.И.Хаякава, Язык в мыслях и действиях (S.I.Hayakawa: Language in Thought and Action), которая несколько лет назад стала бестселлером в своем сегменте. НЛП, пользующееся растущей популярностью во многих слоях населения, часто называют еще «программным обеспечением для мозга». Мозг, в данном случае, это человеческий компьютер, который принимает данные с сенсоров, обрабатывает их, упорядочивает и хранит. Созданное «программное обеспечение» мы используем в нашей повседневной жизни. Эти программы, как правило, образуются случайно людьми и событиями нашей жизни. НЛП – это набор средств для усиления, уточнения и изменения этих программ. Посредством НЛП возможно пролить свет на наше бессознательное, понять, оценить и изменить наши отношения, понятия и поведение, чтобы согласовать их с нашими самыми фундаментальными жизненными ценностями и целями. 121 Следующие четыре фрагмента книги написаны людьми, которые являются отличными наблюдателями, и которые сделали полезные и интересные открытия относительно своего заикания, позволив себе наблюдать непредвзято, задавать себе вопросы и изучать то, что они увидели. Наблюдая за собой подобным образом какое-то время, вы можете существенно помочь себе в изменении отношения к тому, как вы думаете, чувствуете и действуете в тех случаях, когда обнаруживаете ступор и собственные попытки что-то выговорить. ЧТО Я УЗНАЛ О ЗАИКАНИИ Бабэк Чарепю (Babak Charepoo) В тот момент, когда это было написано, Бабэку было 31 год, и жил он в Фениксе, Аризона. Он работал в консалтинговой фирме по проектированию коммуникационных сетей для корпораций. Выходец из Ирана, он жил в различных частях США с тех пор, как переехал сюда в возрасте 4 лет. С проблемой заикания я прожил большую часть своей жизни. Когда я был помоложе, мое заикание было своеобразное, у него было как бы два лица. Я никогда не заикался на публике, хотя нельзя сказать, что мой менталитет не позволял этого. Но когда я говорил с домашними, то можно было поспорить, даже на деньги, что я начну заикаться. Я долго не мог понять, отчего это происходило. Обучение в колледже прошло у меня без сучка и задоринки. У меня были устные выступления, я защищал свой диплом перед комиссией из четырех профессоров. Я никогда не заикался. У меня было много друзей, которые, до недавнего времени, никогда и не знали о моем заикании. Когда я иногда говорил им о своем заикании, они полагали, что это шутка такая. Но после того, как я закончил колледж, что-то произошло. Я чувствовал усталость и упадок сил. Хотя я и говорил гладко в ситуациях вне дома, я устал прятаться. Я хорошо говорил на улице, но считал себя заикой, и это разъедало меня изнутри. Я не понимал такое заикание. Я чувствовал беспомощность и одиночество. Но я знал, что должен быть выход, и я начал искать. Мой поиск начался в библиотеке. Я искал слово «заикание» и нашел примерно 20 книг. Я читал их часами. Мне стало полегче, потому что я понял, что не одинок. Но то, что было в этих книгах, не ответило на мои вопросы. Я продолжал поиски. Я нашел в Питтсбурге одного известного логопеда. Он помог мне раскрыть многие мои способности, в том числе позволившие мне начать собственный бизнес. Именно то, что я всегда хотел сделать! Но каким бы классным ни был этот логопед, у меня всегда оставались вопросы о заикании, на которые у него не было ответов. А вопросы были такие: «Почему я говорю свободно вне дома, а с семьей заикаюсь? Отчего так, что если я думаю о себе как о заике, то я буду заикаться, а когда забываю об этом, то говорю свободно?» Хочу уточнить, что в моей семье я не испытывал унижений. Мои родители и сестры относились ко мне с любовью и всегда терпеливо выслушивали то, что я хотел им сказать. Недавно я сделал несколько наблюдений по поводу моего заикания, с которыми хотел бы с вами поделиться. Эти открытия дали мне надежду найти выход. Одно такое наблюдение я сделал как-то ночью. Я был в местном клубе джаза с моим другом. Перед началом выступления музыкантов у меня с другом завязался разговор. Мое заикание проявилось в полной мере. Я ступорил в течение всего разговора, все время стесняясь начинать фразы, а также избегая определенных слов. 122 Потом что-то случилось. Группа начала играть очень громко. Мне приходилось кричать во всю глотку, чтоб быть услышанным другом. Но я был совершенно свободен! Я даже начинал какие-то новые темы в разговоре и забыл о том, что надо избегать каких-то слов. Потом музыка кончилась, и я снова вернулся в состояние ступоров. Я ничего не мог с собой поделать, а про себя думал: «Отчего я оно вернулось, когда нет громкой музыки?» Ответ был очевиден: я сдерживал себя. Я не мог себя сдерживать, когда музыка была громкой, потому что другу сложно было бы понять меня с моим заиканием на фоне музыки. Потому я позволил себе раскрепоститься и вопить во всю силу своих легких, чтобы быть понятым. Менталитет заики отошел на задний план. Я был свободным. Но что же держало меня, когда музыка не играла, а я заикался? Что я пытался заблокировать в своем сознании? Что такого я боялся сказать? О чем я боюсь проболтаться другу? У меня не было готовых ответов. Еще одно наблюдение возникло месяцем спустя. По моей религии у нас обязателен пост. Есть можно до восхода и после заката, но в промежутке между ними нельзя ни есть, ни пить. Как вы понимаете, это серьезное занятие, которое действительно проверяет способность ума управлять телом. В первые несколько дней поста идет привыкание. К полудню ваше тело кричит о пище и воде. Но вы должны научиться отпускать эти мысли и не позволять телу взять верх над разумом. Иногда в эти несколько дней со мной случались интересные вещи. Я становился свободным во многих таких ситуациях, в которых обычно у меня было заикание. Что происходило? Каким образом эта ситуация походила на ту, что возникла в клубе джаза? Я понял то, что мой ум был сосредоточен на базовых потребностях организма, и я забыл о заикании. Все, о чем я мог думать, было «Когда же я поем?! Слушай, а я ведь пить хочу!» Я даже не думал о себе, как о человеке, который заикается! А потом в один прекрасный день во время поста меня вызвал клиент и попросил устранить проблемы с его компьютером. Еще до того, как я прибыл в их офис, я поймал себя на ожидании того, как все пойдет с клиентом. Хотя я был очень голоден и хотел пить, у меня было знакомое чувство, и ничто более не удерживало моего внимания. Мой разум освободился для того, чтобы запускать сценарий ситуации снова и снова. Я начал чувствовать знакомое напряжение и стресс, которые сопровождают заикание, и, как вы догадываетесь, обнаружил, что снова заикаюсь. У нас уже были проблемы с этим клиентом, и иметь с ним дело мне всегда не хотелось. Из-за того, что клиенты любят получать выгоды сверх того, что прописано в контракте, мой супервайзер всегда говорит мне быть с ними построже. И с чем же мне приходится обычно иметь дело в таких стрессовых ситуациях как эта? Я прикидываю, что может случиться. Я стараюсь не терять под собой почвы, держать все под контролем, и чтоб мое слово всегда оставалось последним. Это означает, что я должен уверенно гнуть свою линию. Но что, если я зайду слишком далеко, и они разорвут контракт? Я окажусь виноват. Меня могут уволить. И что тогда мне делать? Вы уже догадались: я начал тормозить. И тем самым способом, которому я был научен, то есть заикаться и ступорить. Благодаря этим наблюдениям, я понял кое-что о базовых принципах, на которых стоит психология заикания. Я пользуюсь ступорами в своей речи для того, чтобы замаскировать чувства, которые мне представляются невыгодными, либо которые мне не хотелось бы испытать. Я видел эту картину снова и снова. И напротив, когда я действительно живу в данный момент, этих вопросов не возникает вообще, и я действительно свободен. Оснований для заикания нет. Вот некоторые наблюдения, сделанные мной относительно заикания, которые, я полагаю, могут быть полезными. Возможно, у вас появится желание задать себе те же вопросы. Не бойтесь, если вы не найдете ответы немедленно. Просто продолжайте 123 спрашивать. Через какое-то время вы заметите, что одни и те же картинки появляются снова и снова. Если вы начнете видеть закономерность, это будет означать, что вы сможете начать что-то менять. ДВА МОИХ ПРИЕМА ПРИ ЗАИКАНИИ Дэвид Крик, доктор философии (David Creek, Ph.D) Когда это писалось, Дэвид Крик был физиком, живущим в Англии и пишущим книгу о заикании, которую он надеялся закончить после выхода на пенсию. Этот отрывок взят из довольно длинной статьи в Ежеквартальном Бюллетене Британской Ассоциации Заикающихся Speaking Out Ожидаемый ступор начинает свою жизнь, когда я мысленно заглядываю вперед и утыкаюсь в какое-то слово. Это слово может быть уже из тех, которых я боюсь, но если оно и не из таковых, то таковым становится по мере приближения к нему. За короткий промежуток времени перед тем, как я попытаюсь сказать это слово, я уже знаю, что запнусь. Я обнаружил, что эти физические процессы начинаются с противного чувства под ложечкой, ощущения дежавю, «Господи, снова затык!» Все это тянется мучительно, ощущение очень сильное и очень противное. Потом я чувствую небольшую, но очень отчетливую напряженность в глотке, которую я не могу точно локализовать, но это определенно где-то в районе гортани. Может, это блокируются голосовые связки? Скорее всего, нет, потому что я могу вдыхать и выдыхать, хотя это напряжение присутствует. Когда я пытался сказать мое имя, это небольшое напряжение быстро перерастало в сильное, которое охватывало весь язык и горло. И явно превращалось в полновесный ступор. Происходящее было как бы растянуто во времени. В обычных обстоятельствах все происходит настолько быстро, что возникновение блока показалось бы мгновенным, и было бы совершенно непонятным, отчего это я вдруг повел себя столь странным образом. Позже, во время экспериментов с телефонными звонками, я как-то решил попытаться ослабить это небольшое напряжение в горле. Поначалу это требовало значительной концентрации и длительного времени: я делал три вдоха и выдоха. И, в конце концов, я почувствовал, что напряжение исчезло, горло освободилось. Я попробовал сказать свое имя, и был удивлен, когда слова «Дэйвид Крик» проскочили совершенно свободно. Я был удивлен, потому что неприятное чувство под ложечкой говорило мне о ступоре. Я ждал, что стану запинаться, и настраивал сознание и тело на то, что придется иметь дело с неприятным переживанием. Полная свобода была удивительным итогом. Дальнейший анализ привел меня к простому правилу: есть напряжение в горле начинаю заикаться, нет напряжения – речь будет свободной. Я чувствовал, что нахожусь на начале ответа на свою проблему напряжения в горле. Нормальный человек не ходит, напрягая «не те» мышцы в горле. Если я действительно хочу получить слитность речи, я должен отучить себя от этой вредной привычки, а научиться расслабляться. Но это еще не все. Пока все это происходило, я все более стал осознавать, что в ситуациях стресса мое дыхание становилось неровным и беспорядочным. Поначалу я этого не замечал, но потом меня озарило. Неровное дыхание было продуктом страха, паники в чистом виде. Особенно я боялся важных людей. Когда мне нужно было спросить о чем-то у человека, который знал больше меня, когда меня расспрашивали или выясняли мое мнение, я опускался ниже плинтуса, я буквально дрожал от страха. А когда страх охватывал меня, то мое дыхание, моя диафрагма выходили из-под контроля, и качество моей речи становилось хуже некуда. 124 В качестве иллюстрации, пошел я как-то в выходные в гости к родственникам. Для меня это не самая стрессовая ситуация. Я говорил очень хорошо, держал под контролем ожидаемые ступоры, пользуясь паузами и расслаблением горла. А на следующий день на работе я пошел к своему начальнику, приятному и мягкому человеку. И еще до того, как я начал говорить, на меня накатило это паническое дыхание. Это была почти гипервентиляция. Я мямлил чудовищно почти полминуты, прежде чем взял это дело под контроль. Бывало, что страх оказывался таким, что единственным способом обретения более спокойного состояния были длиннейшие паузы полного молчания. Сегодня обычно такое прерывистое дыхание у меня бывает только раз или два в день в самых стрессовых ситуациях, часто при разговоре с незнакомцами. И это неспроста. Если я вижу, что дыхание выходит из-под контроля, я представляю себе, что на самом деле это никакой не стресс, а самая обычная речевая обстановка. Я уверен, что раньше такое лихорадочное дыхание из-за страха возникало намного чаще, и способствовали этому безуспешные попытки применения «корректировки запинок», «спокойного выдоха» и других методов. Самая моя частая проблема это речевая судорога, которая, похоже, вызывается боязнью отдельных слов. Ступоры могут возникать каждые несколько секунд. Они не зависят от диафрагмы в том смысле, что дышу я в этот момент совершенно ровно, хотя в горле есть проблемы. Обычно я борюсь с ними сериями коротких пауз, в течение которых я быстро расслабляюсь. Конечный результат может звучать как нерешительная речь, либо я колеблюсь, в то время как на самом деле я делаю паузы и расслабляюсь. То, что я сказал, пригодится не всем. Кто-то уклоняется, кто-то не предчувствует, кто-то запинается вовсе не так, как я. Однако, я думаю, есть много заик, которые ведут себя примерно так же, как и я. ЕЖЕДНЕВНЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ Эндрю Джеймс Рис Избранное из интернет-переписки между мной и Эндрю Рисом, которому в ту пору было 24 года, и жил он в Уэльсе, а социологию и психологию изучал в университете Суонси. Эндрю отмечает следующее. «Я заикался с тех пор, как себя помню, но до 16 лет это были случайные запинки. А потом мое заикание усилилось. Ныне наблюдения дали мне совершенно новый взгляд на заикание. Я больше не смотрю на то, что со мной творится, как на заикание, и это позволяет мне воспринимать себя и мир совершенно по-новому». 4 марта 1999 Недавно я делал презентацию на семинаре. В результате, нервничал, конечно. Поначалу я сильно заикался, хотя и старался гладенько проходить через ступоры, но через некоторое время я начал замечать свое неглубокое дыхание. Я не пытался контролировать то, что воспринимаю. Я старался радоваться жизни и со ступорами. Потом я начал гасить свои страхи. Я старался не терять связи с тем, как я себя чувствую. Тогда я еще не дошел до того состояния, когда полностью погружен в то, о чем говорю, но это еще придет. Я не чувствовал жалости или ненависти к себе. Я чувствовал свою целостность, и ничего, кроме уважения, выдержки и характера. Я гордился собой. Как-то я останавливал прохожих на улице, чтобы поупражняться в задавании вопросов. То, что я обнаружил, по-настоящему открыло мне глаза. Когда я концентрировался только на том, чтобы выговорить слова, я сражался и боролся. Но когда я сфокусировался на том, чтобы войти в контакт с другим человеком и получить от этого позитив, слова просто сами вылетали без всякой суеты и беспокойства. Когда я чувствую, что начинаю заикаться, я стараюсь не впадать в панику. Я просто принимаю это, но знаю, что у меня есть выбор: поддаться ей или нет. Вместо того, чтобы 125 сосредотачиваться на своей речи, я стараюсь увидеть то, что мне хочется спрятать. Теперь я вижу, что все идет от желания что-то укрыть, и замечательно, что я это понял. 6 апреля 1999 На выходных у меня был телефонный разговор с подругой, которая находится в Милане. Сначала я наблюдал обычный контроль и предчувствия в голове. Но потом произошло интересное. Я попросил себя говорить то, что я в действительности хотел бы ответить на ее слова. Не думая о том, что она бы хотела услышать. Что бы я говорил, если б не заикался. Это было большим прорывом, потому что я просто говорил. Я попросил себя чувствовать и говорить то, что есть. Впервые за годы, без всяких поправок и тормозов. Это было похоже на то, будто я научился скользить по волнам, а не падать постоянно в воду и барахтаться там. У меня действительно были ступоры, но вот какая интересная вещь. Я действительно не обращал на них большого внимания. Я был слишком заинтересован в выражении моих собственных мыслей и чувств. Впервые за многие годы, то, что я хотел сказать, было важнее того, как мне это сказать. Когда я действительно заикался, я быстренько возвращался на мою доску для серфинга и ловил следующую волну, а не сидел в ожидании следующего ступора, позволяя ему расправляться со мной под водой. Я не могу рассказать, насколько хорошо это все чувствовалось. Мне кажется, что это было даже больше похоже на чувство полного раскрепощения. 28 апреля 1999 Сегодня было собеседование на работе, справедливости ради скажу, что я старательно прятал свои чувства. Моя речь совершенно разладилась. После собеседования трудно было не чувствовать смущение и досаду. И, тем не менее, я остался настроенным позитивно и постарался извлечь урок из того, что произошло. Честно сказать, я был совершенно скован во время всей беседы и слетел обратно к своим обычным попыткам спрятать свои эмоции. Я даже не осознавал, были ли они у меня. Я возвращаюсь назад и думаю: опа! И что же такое произошло? Тот факт, что я знаю в чем дело, это приятно, потому что в прошлом я думал, что это колдовство или происки злой силы. 30 апреля 1999 За несколько недель до собеседования, не знаю почему, но я уже был не в ладах с самим собой, был апатичен, ни жив, ни мертв. Меня поражает теперь, что я сдерживал себя за несколько недель до интервью, а мешало это речи во время интервью. Именно по этой причине моя внутренняя гармония была нарушена. А остальное было просто внешним проявлением того, что творилось внутри. Я всегда задавался вопросом, что означает «сдерживать» себя. По моему опыту это означает не позволять себе испытать отрицательные эмоции. Не позволяя себе почувствовать эти отрицательные эмоции, вы не позволяете себе достичь каких-то высот. Думаю, что теперь это стало мне немного понятнее. Большинство ступоров в речи это результат внутренней невозможности позволить потоку изливаться так, как он хочет. В этом, я полагаю, частично и заключена причина того, что меня постоянно «клинило» во время интервью. Собеседование еще трудно тем, что вы должны играть в нем некую роль, и это может быть сложно для тех, кому нужно согласовывать свои действия со своим состоянием. Такая роль может практически спрятать то, что человек в тот момент чувствует, если эти чувства неприемлемы для создания собственного благоприятного образа. Пару дней назад я чувствовал себя паршиво, и это было со мной целый день. Все, что я видел, я видел глазами человека, которому плохо. Мне вдруг пришло в голову, что не 126 так уж все и плохо, я сдерживал себя, не хотел принимать происходящее. Я стоял на краешке, боялся прыгнуть в холодную воду, боялся обжигающего холода от прикосновения воды. Если бы, однако, я просто прыгнул, то шок бы был, но он уменьшался бы по мере того, как мое тело привыкало к температуре. Вечером я вдруг понял, что я сделаю и позволил себе выплеснуть то, что накопилось. Я сел в автобус и то, как я говорил, отразило то, что я чувствовал, и это было хорошо. Примерно через полчаса расставания со своим негативом я почувствовал, что голова стала ясной, и настроение мое поднялось. 9 июня 1999 Я пошел в магазин, чтобы продать часть оборудования. Я даже не думал о заикании. Я был полностью поглощен попытками установить контакт с продавцом. Мне показалось, он хороший парень, даже хотелось с ним подружиться. Потом он рассказал мне, что ему нагрубили два магазинных вора, и он пригрозил им расправой. Я бы не хотел оказаться рядом с этим парнем, если от него идет какая-то угроза. Я старался стать незаметным. Я не хотел раздражать его, старался быть хорошим мальчиком. Это заставило меня быть сдержаннее. В воскресенье я смотрел грустный фильм, о котором я знал, что он грустный, потому что видел его раньше. В моей жизни в последнее время были неприятности, и я попытался найти возможность испытать те чувства, которые они вызвали. Я смотрел фильм и пользовался этим, чтобы прочувствовать все плохое, что со мной произошло (я расстался со своей подругой). Я плакал и действительно отпустил себя. Испытал боль. Я чувствовал что-то под ложечкой, но оставался с этим. Недавно я обсуждал то, что со мной происходит, с моими родителями. Я сказал им, что я не плакал уже много лет, да и не смеялся по-настоящему тоже. Недавно у меня был разговор с мамой, и я удивлялся, как это я был совершенно свободен с ней в течение часа, а потом начал сдерживаться. «Почему?», - задавал я вопрос. Я прокрутил разговор назад и обнаружил, что мне не хотелось думать об установщике покрытия для пола, о котором мама вскользь упомянула, что он может спуститься в мою квартиру и установить покрытие. Об этом было сказано очень кратко. Я знал этого человека и испытывал к нему негативные эмоции, точнее не к нему, а к его сыну. Я старался сдерживать эти чувства, и это привело к тому, что я прозаикался два часа, пока мама не ушла. Я не мог четко осознавать то, о чем говорилось, но уже не мог расслабиться. Теперь я знаю, что у меня может быть острая реакция на что-то, что я не осознаю отчетливо, и это может сковывать меня нескольких дней, а иногда недель и более. АНАТОМИЯ СТУПОРА Джон Харрисон Однажды поздней весной 1982 года я зашел в фотомагазин на 24-й улице, поблизости от того места, где я обитал в Сан-Франциско, чтобы забрать несколько фото. Служащая, хорошенькая молодая девушка, была у другого конца прилавка и, когда я вошел, двинулась в мою сторону, чтобы обслужить меня. «Как ваше имя?» - спросила она. Этот вопрос обычно вгонял меня в панику, поскольку я всегда ступорил на своем имени. Всегда. Но к 1982 году заикание уже не было для меня актуальным. Я уже о нем и не думал. Мне нравилось поговорить с людьми, и я никогда не беспокоился о речи, потому что мои ступоры почти исчезли. Я начал выговаривать «Харрисон», как вдруг обнаружил, что я в панике; я был полностью в тисках ступора. Вернулись старые знакомые ощущения. Я мог слышать, как 127 стучит мое сердце. Я остановился, набрал воздуху, позволил себе успокоиться и, пока девушка таращилась на меня, собрался с силами, что их хватило сказать «Харрисон». Я вышел из лавки со своими отпечатками, чувствуя себя вымотанным и совершенно озадаченным. Откуда вообще мог появиться этот ступор? С чего бы я вдруг повел себя по-старому? Заикание было последним, о чем бы я вспомнил, когда входил. Я никогда больше не думал о заикании, поскольку оно никогда не появлялось, поэтому я знал, что ступор вызван не страхами о заикании. Тогда я стал делать то, что делал всегда в те времена, когда заикание еще было проблемой. Я стал снова и снова прокручивать произошедшее в голове, стараясь поймать как можно больше деталей, чтобы суметь ухватиться за зацепку, которая помогла бы объяснить то, что, собственно, произошло. «Где была женщина, когда я пришел?» - спросил я себя. Давайте посмотрим. Вот план магазинчика. Я пришел и встал у кассы. Девушка была на другом конце стойки и с кем-то разговаривала. «Кто был этот человек? Это важно?» Это был парень. «И на кого он был похож?» Хммм. Опа! Он был байкер. Выглядел крепким. На руках татуировки, носит жилет от Ливая. «И что еще ты заметил?» А, этим двоим, по-видимому, нравилось общаться друг с другом. Парень, похоже, давно знал эту девушку. «Каким он тебе показался?» Выглядел пугающе. Напоминал драчунов в том районе, где я жил, когда был маленьким. Я помню тех ребят. Они жили в соседнем городке. У них были злые глаза, при них я всегда чувствовал оцепенение. «Как ты относился к таким, как он, когда был маленьким?» Ну, если я был на улице, когда там шли несколько таких забияк, я хотел стать невидимкой, чтоб они не могли меня увидеть и ко мне не пристали. Я прикладывал к этому все старания. Я бы слился с травой. Выглядел бы деревом, или кустом, или кирпичной стенкой. Ничто бы не выдало меня, пока они не прошли. Ничто. «Ты чувствовал и видел что-то еще по отношению к тому байкеру, которого встретил в магазинчике?» Я полагаю, что чувствовал что-то похожее на то, что прерываю важную беседу, потому что этим двоим было очень хорошо вместе. «Что заставило тебя почувствовать?» Я воспроизвел сцену еще раз, постаравшись вспомнить, что я чувствовал. Как именно я почувствовал? Я по-настоящему сосредоточился, и меня охватило некое неудобство. Потом оно стало очевидным. Я был обеспокоен тем, что парень был раздражен от того, что девушка отошла от него ко мне, заставив его ждать. «А каков был твой ответ в такой ситуации, когда ты был маленьким?» Я блокировал себя. Я не хотел выделяться. Я не хотел выглядеть слишком сильным или слишком самоуверенным. «Потому что…» Потому что это ввергло бы меня в опасность. Этот парень мог создать мне проблемы, поэтому мне не нужно было, что он «видел» меня. «Потому в фотомагазине ты…» Правильно. Я сполз в старый стереотип. Я блокировал себя. Маскировал свою энергию. Я старался стать незаметным, как это и было в прежние времена. Мне было подтвердить себе это, потому что у меня сразу расслабились мышцы шеи и плеч, те мышцы, которые были напряжены при панике в фотомагазине. Я понимаю, что вы думаете сейчас: это просто моя попытка объяснения произошедшего. Но это не тот случай. Спустя годы я заметил, что когда я выхожу на 128 настоящую правду, у меня появляется физическая реакция… расслабление. Это происходило неоднократно, потому я научился распознавать эти знаки. Поэтому сегодня у меня нет никаких сомнений, что ответ я получил. Этот небольшой опыт кое-чему меня научил. Обычно я думал, что я заикался, потому что боялся начать заикаться. Я думал, что все вертится вокруг моего страха запинки, и того, как люди могут отреагировать. И это действительно верно во многих случаях. Но не всегда. И явно не в этом случае, когда заикание сидело глубже в моем сознании. У меня был учитель рисования, который дал мне превосходный совет. Я брал тогда уроки рисования и у меня возникли трудности с наброском модели, которая стояла подбоченясь. Я просто не мог сделать так, чтобы ее руки выглядеть правильно. Учитель подошел, посмотрел несколько минут, а затем сказал: «Смотри на промежутки». «Что-что?» «Смотри на промежутки. Ты смотришь на контуры рук, посмотри на пространство около рук. Отмечай пустоты в середине, которые образуются, когда модель упирает руки в бока. Изучай форму этих промежутков. Потом их рисуй». Я проследил за этим. Я рисовал это. И тот самый рисунок волшебным образом получился. Вы можете научиться делать это и с заиканием, наблюдая за такими промежутками. Рассмотрите случаи, касающиеся ступоров, не просто как случаи заикания. Посмотрите, можете ли вы сказать, что тогда происходило. Что вы замечали? О чем думали, что чувствовали? Каковы были ваши ожидания, впечатления или понятия? В этом запрятаны многие из ответов на ступоры. Если вы держите ваш разум открытым и не позволяете себе перемещать фокус внимания только на речь, вы начнете открывать много интересного и полезного. 129 ВЫ ЗАИКА ИЛИ НЕТ? Я собираюсь раскрыть вам секрет, с которым я еще ни с кем не делился. Об этом моем секрете не знают даже мои лучшие друзья. Я вор. Вы не ослышались. Я вор. Честное слово, клянусь всеми святыми, самый настоящий вор. И провалиться мне на этом самом месте. И теперь, когда я сознался в воровстве, как вы отреагируете на это? Попрячете вы приличное серебро, если я приду на ужин? Попрятали бы? Я не удивлен. Навешивание ярлыка на ком-либо приводит к неким ожиданиям и заставляет относиться к человеку определенным образом. К примеру, вообразите: вваливаетесь вы в местный бар в маленьком сельском городишке на глухом юге и громогласно возглашаете всем серьезным местным завсегдатаям, что вы янки, Настоящий Американец. «Опа! Гляньте-ка кто к нам пришел. К нам пожаловал настоящий янки!» воскликнет кто-то, когда все повернутся и будут с удивлением таращиться на вас. Вам, наверное, продвигаться к стойке будет слегка некомфортно, поскольку вас будут сопровождать взгляды, которые дружелюбными не назовешь никак. Вы можете быть святым, как мать Тереза, либо популярным как Майкл Джордан. Но слово «янки» вызывает у всех в воображении чувства, связанные с Гражданской Войной. Народ знает, кто вы есть на самом деле. Слово «янки» говорит всё. ЯРЛЫКИ ОПРЕДЕЛЯЮТ, КАК ЛЮДИ ВИДЯТ ВАС Ярлыки – это мощное средство формирования восприятия. Они не только причина, по которой вы не видите того, что есть, но они же заставляют вас видеть то, чего нет. Например, если кто-то сказал вам, что я заика, а я проговорил час и за выступление ни разу не запнулся, не заикнулся, не повторился, на что бы вы обратили внимание? Действительно, на что? Вы ожидали подтверждения недостатка. Вы ждали, что я буду заикаться. Ваше знание основывалось на чем-то, что должно было случиться, но не случилось. Вы могли также неосознанно приписывать мне мысли и чувства, которых у меня не было – страхи, требовательность к себе, смещение фокуса внимания во время выступления и так далее, - потому что это то, что, как полагают, подразумевает слово «заика». Вы подменили меня на кого-то, кем я не был. Ярлыки устанавливают также рамки компетентности. Пару лет назад в СанФранциско Кроникл я видел статью о двух защитниках из местной футбольной команды, которые были также медиками. Я помню, какое же удивление я испытал. Мое представление о защитнике, которое формировалось годами, было как о большом, грубом, неуклюжем человеке, который мечтает покалечить противника. А с другой стороны, врач – это целитель, тот, кто поддерживает здоровье и хорошее самочувствие других. Я не мог совместить два этих представления. Такого просто не могло быть! И тут я обратил внимание на слово «защитник» и на то, как слово действовало на меня. «Читаешь ты о двух докторах, которые были еще и защитниками, - говорил я себе, ты воспринимаешь этих двух игроков иначе?». Да. Почему-то врач, который любит дать выход своей агрессии, был более приемлем, чем защитник, который хотел лечить людей. 130 Одни и те же люди, только ярлыки разные. БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ Когда вы вешаете кому-то ярлык, когда вы говорите, что кто-то – «это тот-то», вы относите этого человека к какой-то категории. Категории важны, особенно в науках, когда необходимо классифицировать и проанализировать огромное количество природных явлений. Например, скажет вам биолог, возможность классифицировать животное в пределах частного вида позволяет сделать определенные предположения относительно специфических особенностей животного и о его повадках. Проблема в том, что когда вы применяете тот же самый способ к людям, вы можете легко прилепить к ним то, что на самом деле неправда. Например, можете вы рассматривать Джимми Коннорса теннисистом? Конечно. С самого детства Коннорс жил и дышал теннисом. Как игрок, он заработал в про-туре миллионы долларов. Даже сегодня, услышав его имя, рисуешь в воображении его отчаянную и вдохновенную игру, которая была его визитной карточкой. Джимми Коннорс - теннисист до самой подошвы его туфель Адидас. Он видит мир сквозь очки, окрашенные теннисом. А теперь, скажем, некто по имени Джимми Камден решает заняться теннисом. Он идет в местный спортивный магазин, покупает новые кроссовки и полную теннисную экипировку, ракетки известного бренда и теннисные мячи в количестве, которого хватит на всю жизнь. Затем он записывается на уроки тенниса, и через три года занятий по выходным он уже выглядит довольно прилично. Джимми Камден это теннисист? Отчего же его так и не назвать? Но это не игрок в теннис в том же смысле, что и Джимми Коннорс. Теннис это не его жизнь. Он не мыслит и не дышит теннисом. Это просто парень, который играет в теннис. Так что, если вы предположите, что эти оба Джимми смотрят на жизнь одинаково, поскольку оба играют в теннис, то вы можете попасть впросак. Категория та же, но два различных человека. Когда вы вешаете на кого-то ярлык – вор, янки, защитник, доктор, теннисист, заика, - вы делаете утверждение относительно того, кто этот человек, и о том, что вы можете от него ожидать. Вот история, которая ярко иллюстрирует то, что развешивание ярлыков может привести к ситуации, граничащей с абсурдом. К примеру, на концерте симфонической музыки слушатель в зале в совершенном смятении от чувственного и вдохновенного исполнения виолончелиста. Не в силах сдержать себя, он толкает своего соседа и шепчет: «Он прекрасно играет, так ведь?!» «Да, - отвечает его друг. - Особенно для заики». Если же вы загоняете себя в определенные рамки, то эти вещи становятся особенно пагубными. Навешивая ярлык «заика» вы можете легко оформить собственную изоляцию от людей, потому что вы «другой». Вместо того чтобы искать точки общности с другими людьми, вы окончательно сфокусируетесь на том, что вас отличает. Вы можете найти для себя ограничения в карьерном росте, в круге людей, с которыми вы решили разделить свою жизнь, и/или в высоте планки успеха, которую вы смеете надеяться взять. «Увы, заика этого не может», - думаете вы. С другой стороны, если вы в состоянии понемногу снять этот ярлык и увидеть себя человеком, который заикается, вы уже не будете слепы к другим своим возможностям. Вам станет проще избежать попадания во «всеобщую» ловушку ярлыков и остаться более восприимчивым ко всему спектру возможностей, которые предлагает жизнь. И все же, отказ от ярлыка «заика» выглядит слишком кардинальным для большинства людей. Самые распространенные аргументы при этом звучат так: 131 - Ну, это вы просто боитесь признать то, что есть; - «Человек, который заикается» - это просто слишком длинно; - Я всегда пользовался словом «заика»; - Вы просто бежите от себя самого. Действительно, «человек, который заикается» - это более длинно. Всегда проще назвать кого-то вором, неудачником, калекой, хиппи, коммунякой, янки, республиканцем, качком, шовинистом, феминисткой, заикой или любым подходящим словом, приходящим в голову. Помещение людей в рамки удобно, поскольку не требует серьезных размышлений. Но при этом вы, в итоге, имеете шанс видеть реальность через окрашенное стекло. БЫТЬ ТЕМ, КТО ВЫ ЕСТЬ Есть, однако, моменты, когда очень важно признать себя заикой. Это когда человек в душе считает себя заикой, но по жизни всячески это отрицает. Ход мыслей при этом примерно такой: Кто я? Заика? Я не заика. Ну ладно, бывает, что я иногда запинаюсь или повторяю или ищу замену словам. Но я вовсе не отличаюсь от других. Никоим образом! Я, как и все. И что я? Заика? НИКОГДА! Чем больше он это отрицает, тем больше укрепляет свою мысль, что его потаенный страх это правда. Это то, что было и со мной. Когда мой отец предположил, что я заикаюсь, я категорически настаивал на том, что это не так. Я ужасно боялся слов на букву «с». «Я не заикаюсь, - нудил я, - я просто нерешительный». И это притом, что ступоры регулярно тормозили поток моей речи. Но причину, по которой я останавливался, я совершенно отрицал. Чтобы понять, что при всем этом отрицании вы в полном порядке, проведите простой эксперимент. Встаньте лицом к стене на расстоянии пары сантиметров, закройте глаза и, пока так стоите, скажите себе, что на самом деле вы перед открытой дверью. Передо мной нет стены! Я не идиот, чтобы сказать такое. Нет, нет и нет. Я на самом деле стою перед открытой дверью. И не принимаем во внимание какую-то причину, по которой каждый раз, когда мне надо пройти через эту дверь, я не могу это сделать. Что-то таинственное останавливает меня. Я не знаю, отчего я не могу идти прямо. (Должно быть, есть какой-то изъян в генах, который возвращает меня назад!). Я ЗНАЮ, что стою перед открытой дверью. Но ОТЧЕГО я не могу пройти через нее? Ясно, что для продвижения вперед вы должны сначала определиться, где находитесь. Если вы хотите пройти через дверь, вам сначала надо принять, что перед вами нет двери. Если вы противитесь тому, чтобы признать, где находитесь, то вы не сможете сделать следующий шаг, и ваше движение вперед приведет к неминуемой остановке. Я не предлагаю вам повесить на себя ярлык заики, и даже не считаю это правильным. Но я точно знаю, что в данном случае вы не хотите признать, что уже определили себя как заика. И пока вы не признаете и не примете этот факт, вы не сможете отказаться от эмоций, восприятий, убеждений и скрытой игры, которые сопутствуют ему. Вы будете подвержены всеобщему закону «я есть то, чему сопротивляюсь». Означает ли это, что слово «заика» никогда не надо использовать? На самом деле, я знаю, что старые привычки отмирают с трудом, и это слово будет у вас популярно. «Заика» слетает с языка намного проще, чем «человек, который заикается», и я даже 132 ловлю себя иногда на использовании слова «заика» в профессиональном общении и в других ситуациях представления. Но в разговоре с человеком или о человеке я всегда слежу за тем, чтобы случайно не включить в человеке режим самоограничения, поместив его в рамки с налепленным на них ярлыком. В таких случаях я всегда говорю «человек, который заикается». Так что, совет мой таков: используйте слово «заика», если вам это надо, но всегда помните, что «заика» - это ярлык, который может сформировать ваше восприятие, если вы дадите ему ход. Если вы можете держать его при себе, то возможностей исказить ваш мир у этого слова будет меньше. ХАРРИСОН ПРИЗНАЕТСЯ ВСЕМ И напоследок, вас, вероятно, разбирает любопытство относительно того признания, с которого началось это эссе. Вор ли я? Хорошо, вот эта история. Когда мне было восемь лет, я бессовестно украл из копилки моей кузины Пэт 24 пенни. По дороге домой, в нашем старом черном двухместном Форде, я чувствовал себя настолько виноватым в содеянном, что, в конце концов, сознался в этом отвратительном поступке своей матери. По счастью, моя мама была с пониманием, и хотя она строго меня отчитала на предмет понятий чести (и заставила меня, конечно, вернуть назад деньги), но этот эпизод нисколько не отразился на моей самооценке… потому что была одна вещь, которую моя мама не делала никогда. Она никогда не называла меня вором. 133 КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ЗАИКАНИЯ ЗА 60 СЕКУНД Тема этого эссе уже обсуждалась ранее, но не была проработана до такой степени, как здесь. Вариант этой статьи был опубликован в «Journal of Fluency Disorders». Кстати, когда дочитаете это, хотел бы пригласить вас к себе на ужин. Собираемся на барбекю из кошки. Что вы говорите? Как я могу творить такое? А в чем проблема? Мы собираемся есть сома (catfish – сом). А вы что подумали? Это не то, о чем вы подумали. Это вовсе не статья о быстром излечении от заикания. Это нечто более реальное, что-то такое, что работает на самом деле. Но прежде, чем я начну свой рассказ об этом, я хочу, чтоб вы прочли две цитаты, появившиеся в печати в этом году. Первая из статьи, которая сначала появилась в бюллетене AFS Newsletter, публикуемом Британской Ассоциацией Заикающихся. Возможности ребенка в плане беглости речи увеличиваются по мере его роста, но растут и требования к речи, предъявляемые ребенку слушающими его. Когда эти требования превышают возможности ребенка, возникает заикание. Если в дальнейшем ребенок развивается достаточно быстро, либо требования к нему увеличиваются достаточно медленно или не меняются совсем, то заикание уйдет само собой. Если же требования будут превышать возможности, заикание будет продолжаться. Эта статья подкреплена хорошими наблюдениями и типична для многих полезных и умных работ по ранним проявлениям заикания. Однако, приведенный выше фрагмент содержит утверждение, которое на самом деле не является истинным. Можете вы его найти? Теперь взгляните на отрывок из материала, полученного мной в почте Национального совета по заиканию. (Заикание) это сложный поведенческий комплекс, воздействующий на нормальную плавную речь, которую большинство людей считает единственно возможной… Многие маленькие дети заикаются, когда только учатся говорить. Большинство это перерастает, но для некоторых такая проблема продолжается в зрелом возрасте и переходит в хроническую форму. Информация более качественная, в которой также скрыта неправда. И в том, и в другом случае фантазия заключается в предположении того, что заикание у взрослых это продолжение той же проблемы из детства (прослеживается во фразе «заикание будет продолжаться и в зрелом возрасте»). Я полагаю, что это всеобщее заблуждение. На нескольких следующих страницах я хочу обратить ваше внимание на вопрос, который рассматривается очень редко, если вообще рассматривается. Я имею в виду лексику, относящуюся к проблеме заикания. Я имею ввиду, что слово «заикание» настолько удручающе несовершенно, что заслоняет ключевые различия, заставляет нас видеть и верить в ложные понятия и держит нас в неведении, из которого способны выбраться лишь немногие. 134 Я чувствую себя достаточно грамотным, чтобы говорить об этом, поскольку имел дело с хроническим заиканием в течение приблизительно 30 лет. Сегодня и за последние 40 лет, заикания в моей жизни не присутствовало, такой темы не существовало. Мое избавление не могло состояться без существенных сдвигов в восприятии, о которых я и намерен рассказать. Я хочу также показать вам путь выхода из этого неведения. ЯЗЫК ВЛИЯЕТ НА ТО, КАК МЫ ВОСПРИНИМАЕМ Некоторое время назад я заслушал доклад об уникальном диалекте, выработанном в пригороде Лос-Анжелеса, диалекте, на котором говорили суровые обитатели мексиканского района трущоб. Тезис доклада был в том, что преобладание грубых слов и полное отсутствие слов, передающих мягкость, буквально вынуждали этих людей иметь очень жесткий взгляд на мир, поскольку они общались на этом диалекте. Идея того, что язык формирует восприятие, вряд ли нова. Предмет общей семантики занимается именно этими вопросами, и Уэнделл Джонсон (Wendell Johnson) объясняет такие моменты с предельной ясностью в своей книге «Люди в затруднительных ситуациях» (People in Quandaries). Одно из положений общей семантики гласит, что сложно воспринимать и, следовательно, обращаться с тем, для чего у вас нет названия. К примеру, вы катаетесь в уикенд на лыжах в Скво-Велли. Раннее утро, и вы заняты тем, что мажете свои лыжи, чтоб подготовить их к дневному катанию на склонах. Если вы не знаете, что есть разные типы снега, такие, как порошкообразный и зернистый, то вы свои лыжи правильно не намажете. Наличие этикеток «порошок» и «зернистый снег» позволяет вам воспринимать различия, которые вы, в противном случае, могли и не заметить. Другой воображаемый пример. Скажем, вы вовлечены в оживленную дискуссию по поводу того, допустим ли секс до брака, но в вашем распоряжении нет слов, которые описывали бы различные степени сексуальной активности: поцелуи, ласки, половой акт и так далее. Можете ли вы представить, насколько запутанной станет беседа? Когда нехватка языковых средств заставит нас уравнивать поцелуи и половым актом, нам придется оставить за скобками значимые пласты сексуальных отношений. Эти недостатки ограничивают наши возможности в обсуждении (а, возможно, и в том, чтобы договориться) темы прямо сейчас, потому что у нас просто нет слов, чтобы очертить тему. Все, что мы можем сказать, сведется к выбору: да или нет. Эта проблема относится и к заиканию. Вам и мне внушили мысль о том, что «заикание» начинается в детстве и сохраняется в зрелом возрасте. Это просто не соответствует действительности. Запинки, которые поначалу возникают в детстве, а затем исчезают почти у всех сами по себе, отличаются от нарушений, которые сохраняются у взрослых. Одни не являются продолжением других. Это совершенно различные явления. Мы вынуждены рассматривать их в едином контексте только потому, что у нас есть единственное слово для их описания – заикание. Когда автор второй цитаты, говоря о заикании пишет: «большинство перерастают его, но для некоторых проблема сохраняется и в зрелом возрасте, становясь хронической», то он вынуждает нас полагать, что проблемы по сути одинаковы. Является ли одно следствием другого? Да. Но они совершенно не похожи. По правде говоря, их даже нельзя поместить в одну категорию. Одна – явление эмоциональное и (безусловно) имеет генетическую природу. Другая – стратегия, заученное поведение, выработанное нами в наших усилиях решить первую проблему. Как же нам тогда обойти эту путаницу, вызванную словом «заикание»? 135 Для решения не нужно 60 секунд. Достаточно и шести. Решение в использовании двух разных слов для описания двух различных явлений. Проблема в том, что до 1985 года пользовались только одним словом: заикание. Но это нас не остановило. Мы сделали то, что делает огромное количество людей в подобной ситуации. Мы придумали новое слово. И просто подождали, пока вам станет ясно, насколько проблема стала проясняться после того, как мы это сделали. ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ СБИТЫ С ТОЛКУ? Несколько лет назад я стал свидетелем дискуссии на канале CNN. Дискуссия шла под наблюдением Дэниэла Шорра (Daniel Schorr), ветерана журналистики, которого я знал в 60-х, когда работал помощником на шоу «ООН в действии». В какой-то момент дискуссии, пока Шорр пытался справиться с потоком своих мыслей, у него случилась самая длинная заминка в речи, которую я когда-либо слышал на медиа-ресурсах. «М-м-… Пфффф…Уфф…». Он все тянул и тянул это в течение секунд шести-восьми, пока не привел свои мысли в порядок. И откуда это у него пошло? Шорр достаточно спокойный человек. Что же такое происходило, что заставило его какое-то время выглядеть почти невменяемым? Не нужно быть доктором философии, чтоб найти ответ. Шорр был сбит с толку, и это повлияло на его способность к самовыражению. Девятое издание словаря Вебстера (Webster’s Ninth New World Dictionary) описывает состояние «сбит с толку» как состояние расстройства или смущения. Это состояние влияет на людей по-разному. Некоторые, по-видимому, никогда не теряют хладнокровия. Окажись они в эпицентре землетрясения, либо на встрече с президентом США, удиви их своим голым задом – они всегда, кажется, остаются такими, будто так оно и должно было быть. Их мысли выстраиваются последовательно, как домино, а слова вылетают без повторов и пауз. А у других все не так. Попросите их неожиданно поднять тост за жениха и невесту – они поднимут бокал с шампанским и словесно улетят в тартарары. Их тост будет состоять из «бэ» и «мэ» и может никогда не обнаружить какой-то связной мысли. Почему это происходит? Отчасти это сидит в генах. У некоторых людей симпатическая нервная система устроена так, что при реакции на сигнал мгновенно выдает перегрузку при малейшей возможности. Такие люди немедленно обнаруживают синдром «бей или беги» в комплекте с высоким уровнем адреналина и других гормонов стрессового происхождения. Маленькие дети особенно подвержены неожиданным стрессам, поскольку одновременно сражаются с интеллектуальным, эмоциональным и физическим ростом и требованиями и давлением незнакомой обстановки. И эти стрессы проявляются в их речи. Развитие речи также варьируется. Некоторым детям нужно больше времени, чтобы освоить речевые правила. Однако, связанные с этим речевые нарушения не усугубляются, а, напротив, исчезают по мере взросления ребенка. Они появляются снова, только когда стресс превышает допустимый уровень. Эти легкие речевые нарушения люди обычно и имеют в виду, когда говорят (с сочувствием): «А, я тоже заикаюсь, когда расстроен», но вы-то знаете, что они никогда не испытывали ступоров, которые могут испортить весь день напрочь. Они испытывают чтото другое. Поскольку эта растерянность играет большую роль в таком типе речевого нарушения, давайте дадим такому нарушению свое собственное название. Будем называть его «запинки» (bobulating – слово, придуманное Дж.Харрисоном). 136 ЗАПИНАТЬСЯ гл.: 1. Производить повторения во время речи легко, без усилий, неосознанно, страхов и смущения – ЗАПИНКА сущ. Посмотрим теперь, что мы получаем, используя для такого поведения отдельное слово. У вас только что был тяжелый ступор, и человек, который вас слышал, стараясь вас поддержать, выдает свою коронную фразу: «Слушай, не парься об этом. Когда у меня в голове бардак, я тоже заикаюсь». «Нет, нет. – Говорите вы. – Это не совсем то же. Ты запинаешься». И человек видит, что это разные вещи, поскольку вы использовали слово, которое описывает то, что он делает, а это отличается от того, что происходило с вами. «Тогда, - спрашивает он, - если я запинаюсь, то что ты делаешь?» «У меня нечто другое, - отвечаете вы, - я _________». Что? Вы могли бы сказать «заикаюсь», но это приведет к еще большей путанице, поскольку это слово уже имеет много смыслов и ассоциаций. Нам нужно другое слово. Слово, отличное от «запинаюсь». Слово, которое описывает усилия и невозможность сказать у человека, который испытывает все чувства и причуды того, с чем вы и я хорошо знакомы: паника, потеря рассудка, смущение, страх, разочарование и прочее. Все это образует собой синдром эмоций и поведения, который, через некоторое время, начинает подпитывать сам себя, становится самодостаточным по мере того, как он перерастает в самый настоящий страх выказать это публично. Давайте назовем этот вариант поведения ступором. СТУПОРИТЬ гл. 1: говорить через сопротивление, зажимать и напрягать компоненты голосообразования и дыхания; 2 создавать самоподдерживающиеся речевые нарушения, которые приводят к страхам, тревогам, самоконтролю, что часто приводит к избеганию отдельных слов и речевых ситуаций. СТУПОР сущ. Снова обращаясь к гипотетическому разговору с другом, вы объясняете ему: « Нет, то, что происходило с тобой, это совсем не то же самое. Твои слова получались со случайными сбоями, легко. Ты просто запинался. У меня происходит другое. У меня слова иногда останавливаются, по какой-то причине у меня получается вмешиваться в процесс речи. Я ступорил. Может, это и выглядит похожим, но это не так». Теперь товарищ может действительно почувствовать разницу, потому что каждый тип поведения обозначен своим словом. Посмотрите, насколько это понятнее, чем пытаться объяснить, что его заикание не похоже на ваше заикание! ПОХОЖИЕ, НО ВСЕ ЖЕ ОЧЕНЬ РАЗНЫЕ Наличие двух разных слов так же важно еще и потому, что запинки и ступоры могут выглядеть похоже. Пример вам – четырехлетний Ричи прибегает к маме и выпаливает: «Смотри, мам, я нашел од-од-од-одуванчик!» Что происходит? Он возбужден, его эмоции зашкаливают и он сражается с новым и сложным для него словом «одуванчик». В то же время, он совершенно не заботится о своей речи. Он сосредоточен на том, чтобы донести свое открытие. В этот момент его мир не менее увлекателен, чем мир для Томаса Эдисона, когда тот, наконец, постиг секрет создания электрической лампочки. И сравните этот случай с другим. Джордж – молодой первокурсник колледжа на первом свидании с Маршей, хорошенькой одноклассницей. Джордж по-настоящему увлечен Маршей и волнуется, поскольку не уверен, что будет соответствовать ее ожиданиям. После всяческих сомнений и тревог он приглашает Маршу на пикник и озабочен теперь тем, чтоб произвести на нее хорошее впечатление. И вот они вместе на лугу. Скатерть расстелена, ланч, приготовленный Джорджем с особым тщанием, выглядит 137 прекрасно. Им бы уже устроиться поудобнее, когда Джордж замечает великолепный одуванчик. Он наклоняется, чтобы сорвать его, потом протягивает его Марше. «Марша, вгляни на этот прекрасный од-од-од-одуванчик», - говорит он, и сердце его готово выпрыгнуть. У Джорджа есть страх, когда он говорит «одуванчик». У него хорошо получается сказать «од», но есть страх перед завершением слова. С другой стороны, еще больше он волнуется вообще что-то сказать, чтоб не сидеть и не молчать. Он начинает упорно долбить, повторяя «од» снова и снова, пока не находит в себе силы произнести это слово целиком. Повторения у Джорджа имеют совершенно иную природу, нежели повторения у Ричи. Хотя звучат они примерно одинаково. По этой причине очень важно иметь в наличии разные термины, чтобы описать происходящее с каждым человеком. Просто сказать, что и Ричи и Джордж заикаются – значит внести путаницу и завуалировать действительные проблемы. В одном случае запинки это неосознанный рефлекторный акт, вызванный новизной ситуации, усилия, направленные на улучшения навыка речи, и, может быть, генетическими факторами того или иного сорта. В другом случае – стратегия, обычно приправленная высокой степенью осознанности, того, как пробиться через кажущийся тяжелым и пугающим речевой ступор. Таким образом, если вы говорите, что Ричи запинается, а Джордж ступорит (на самом деле «клонирование» это частный случай ступора, когда повторы предыдущего слова или слога идут до тех пор, пока не появится чувство готовности выговорить слог или слово, которого опасаются), это значит, что вы в состоянии оценить значительную разницу. И более того, мама Ричи не сойдет немедленно с ума из-за того, что тот «заикается». Она знает разницу между запинками и ступорами, и ей будет проще решить, когда необходимо начинать предпринимать что-то по выправлению ситуации. СИЛА ДВУХ СЛОВ Выглядит как попытка принять желаемое за действительное, что наличие двух обычных слов может иметь такое значение. Но это действительно так. Два слова имеют громадное отличие. Например, становится намного проще решить вопрос о том, может ли «заикание» быть обусловлено генетикой, потому что теперь мы можем взглянуть на то, о какой стороне процесса заикания идет речь. Мы говорим о запинках? Тогда, конечно, здесь имеет место быть генетический фактор. С другой стороны, если мы говорим о тех уловках, которые используются в попытках одолеть ступор, то понятно, что генетика здесь ни при чем: генетики здесь не больше, чем в попытках обойти большой валун, перекрывший узкое горное ущелье. Наличие двух терминов прояснит родителям ситуацию, что их ребенок имеет проблему, которая требует консультации у логопеда. Это может помочь исследователям уточнить, какую же сторону феномена заикания они хотят исследовать. Это поможет каждому из нас более глубоко понять себя и прочувствовать, что же мы делаем, когда попадаем в ситуацию ступора. На деле, расширение лексикона, относящегося к заиканию, имеет столь важное значение на пути перемен, что я не вижу иного варианта для нас на пути сколь-нибудь значительного и устойчивого прогресса в лечении заикания. Так почему бы и не воспользоваться 60-секундным курсом лечения и избавления от заикания! Вместо него, по крайней мере мысленно, используя слова «запинка» и «ступор», либо другую пару слов собственного изобретения. Оцените: вам будет намного проще понять и решить проблему, имея под рукой такой инструмент. 138 ПОЛУЧАЙТЕ УДОВОЛЬСТВИЕ: ЭТО СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ Н ачало апреля. Мне 12 лет. Я снедаем страхом, потому что в нашем седьмом классе планируется постановка сцен из шекспировской пьесы «Сон в летнюю ночь», и у меня там роль второго плана. Я не могу вспомнить точно всю роль, но уже 45 лет точно помню ту особенную строку, которая въелась в мое сознание. Строка была такая: «Я пришел сюда с Хермией». Ожидание выговаривания этой строки на сцене целый месяц портило мне жизнь. Потому что скрываемая мной правда была в том, что я заикался, а один из звуков, на котором я заикался, был «х». Очень часто меня клинило на звуке «х». Я просто прекращал говорить. А потом, чтобы скрыть смущение, я, бывало, делал вид, что забыл, что я говорю, или менял слово на другое. Проблема была в том, что у меня застревали не просто слова, а слова самого Шекспира. Я не мог сделать замену. Потому недели три меня мучали кошмары, что я стою перед всей гимназией, а слово «Хермией» застряло у меня в глотке, и звенящая тишина зала бьется в моих ушах. Я проскочил этот спектакль просто чудом, обрушившись на слово «Хермией» с отрешенностью камикадзе, как парашютист во время своего первого прыжка. Моя тайна была спасена. Я выжил в этой речевой ситуации. Как вы понимаете, выступления не доставляли мне радости, когда я был ребенком. Как и для большинства людей, и молодых, и старых. Опрос общественного мнения относительно десяти самых больших страхов ставит публичное выступление на первое место в списке, тогда как смерть располагается на третьем-четвертом местах. В конце концов, я одолел проблему заикания. Но это было не просто, и над своей речью я много работал. Работал я также над своей способностью получать удовольствие при речи. Это снимало гнет выступления, позволяло мне быть в ладу с самим собой и превращало совершаемое в некий позитив. С тех пор я задумался, отчего удовольствие не имеет всеобщего признания в качестве одного из самых мощных катализаторов изменений. Удовольствие обычно представляют как глазурь на пирожном. Это немного неверное представление, и оно создало в моей жизни большую путаницу. Верным же, похоже, является то, что удовольствие это не просто глазурь, это и само пирожное; в нем источник моей силы, индивидуальности и созидательности. Представляю сейчас, как какая-нибудь замученная мать говорит: «Ради Бога, Джордж, пусть только дети это не читают!» Когда ваши дети хотят скакать вокруг именно в тот момент, когда они должны отмокать в ванной или корпеть над домашними заданиями, то самой последней вещью, которую вы хотите, чтоб они услышали, это то, что удовольствия это «то самое пирожное». Мы же знаем, что удовольствия – это не серьезно. Это то, что бывает после ванной и выполненных домашних заданий. Это отдых. Это… это… ну, это УДОВОЛЬСТВИЯ. Правда ведь? Мы продолжаем думать об удовольствии примерно так, как думаем о сладостях: это вкусно, пока не много, но когда много, то может стать и плохо. 139 А все совсем даже наоборот. Я видел, что может творить энергия удовольствия. ОСВОБОЖДАЮЩАЯ СИЛА УДОВОЛЬСТВИЯ Несколько лет назад во время встречи координаторов Национального Проекта по Заиканию мы по очереди делали короткие сообщения и, наконец, добрались до миниатюрной женщины по имени Лила. Когда Лила начала свое сообщение, она говорила своим обычным голосом, бесцветным, хрупким, прерывающимся частыми ступорами. Было ясно также, что это ее обычный режим выживания. Ну, вы знаете, неулыбчивая, глаза устремлены куда-то в пространство, выглядит, будто готова сделать что угодно, но только не сказать нам что-то. Я подумал, что, может, я смогу помочь ей, и посредине ее выступления взял на себя смелость прервать ее. «Лила, - сказал я,- вы испытываете сейчас какое-то удовольствие?» «Нет». «Отчего?» «Я боюсь, что вам не б-б-б-будет по д-д-д-душе, как я говорю». В это было легко поверить. Весь ее облик говорил: «Не сердись на меня. Я буду хорошей. Я буду делать это правильно». «Лила, - сказал я. Почему бы вам не начать все сначала, но на этот раз так, как вам всегда хотелось. Забудьте то, что мы хотим, делайте так, как хотите вы. Будьте театральной, глупой, сумасшедшей. Чтоб это вас заводило. Мы с восторгом примем все, что бы вы ни делали». Лила начала сначала, ее голос стал крепче, но еще оставался неуверенным. «Класс! - помогал я. Теперь еще добавьте энергии. Вдохните в это жизнь. Получайте удовольствие. Мы видим, что вы пока плохо играете!» Это задело за живое. Похоже, что в Лила жила артистка, и впервые мир не только обнаружил это, но и реально поощрял. Ей не нужно было притворяться застенчивой и робкой. Лила раскрепощалась, и ее энергетика, ее поведение менялись. Несколько минут она дурачилась, и, по мере того, как росла ее уверенность, она оживала. Но самым замечательным было то, что как только она начала получать удовольствие, она больше не заикалась. Да, мы не были логопедами. Мы только подтолкнули Лила на получение удовольствия, этого она, понятное дело, сама для себя делать не хотела. Удовольствие освободило ее силу; сделало ее свободной. А это, в свою очередь, высвободило ее способность выразить себя полностью. Тот вечер показал, насколько сильно на нас может влиять наше желание или нежелание получать удовольствие. КАК МЫ ЗАПРОГРАММИРОВАНЫ Если вы похожи на меня, то о массе вещей вам было сказано еще ребенком. Вам было сказано, как есть, одеваться, вести себя, расти. А позже, как зарабатывать, растить детей и, если вы читали Хемингуэя в English101 (101 – индекс для начинающих с азов, прим. перев.), умереть с изяществом. Но не так уж и много людей пролили мне свет на удовольствия. Да, они рассказали мне о том, что означает быть довольным, а что - недовольным. Но ответ на вопрос о получении удовольствия до меня так и не был доведен. Следовательно, я узнавал об этом 140 по принципу «узнавай как хочешь» и выработал несколько убеждений, которые могут быть вам знакомыми. Убеждение №1: Работа не может быть в радость. Мой отец надоумил меня об этом как-то летним днем, когда я еще учился в школе. Я подрабатывал в его офисе, печатая конверты. Это была скучная работа, и, видимо, я пожаловался, потому что он повернулся ко мне и сказал: «Работе и не положено быть веселой. Работа есть РАБОТА!» Понятно? Удовольствия – это в нерабочее время. Работа, это когда вы боретесь и решаете проблемы. Я слышал о налогах, плохих работниках, невыполнении в срок; слышал обо всем, что идет не так. Но очень редко мой отец или кто-либо еще, да и даже вообще никогда не рассказывали мне о том, что они любят или даже что им понравилось. Все только о работе. То же самое я еще наблюдаю и у себя и у других: мы говорим о том, что идет не так, но не затрачиваем столько же энергии на то, чтоб поговорить о том, что хорошо. Убеждение №2: Удовольствия – это награда за хорошее поведение. Это обратная сторона Убеждения №1. Звучит примерно так: «Сделай домашнее задание, либо никуда не пойдешь и играть не будешь». «Уберись у себя, либо не пойдешь со мной завтра в цирк». Я узнал, что получить удовольствие можно, отдав что-то взамен, и если ведешь себя определенным образом. Требовалось обычно хорошее поведение. Убеждение №3: Удовольствия всегда второстепенны. Я бы не сказал, что у меня было какое-то особенно трудное детство. Но я точно знаю, что средний класс на получении удовольствия акцента не ставил. Удовольствия всегда стояли после хорошей учебы и других явно обозначенных достижений. Типичный случай. Как-то я вернулся с поля для гольфа, причем не играл, а вместо этого просто тренировался. Я опорожнил три корзинки шаров пока упражнялся, руки стали красными, я действительно был очень доволен сделанным. Прошел немерянное расстояние. Когда я вошел в гостиную, отец поднял глаза от газеты. «Как все прошло?» - спросил он. «Хорошо», - ответил я. «Выиграл?» «Нет. Я просто тренировал удары». «Тебе надо играть, - сказал мой отец, едва скрыв свое разочарование. - Тебе нужно выигрывать, чтоб знать, как это делается». На этом разговор закончился. Ну, в чем-то он был прав. Никто никогда не выбьет 82 на тренировке. Но с другой стороны, мне не кажется, что было принято во внимание, что мне при этом было хорошо. Справедливости ради, должен сказать, что реакция моего отца не очень отличалась от того, что сказали бы отцы моих друзей. Может быть, это свойство их поколения, но я никогда не слышал от взрослых, чтобы они поставили удовольствия в один ряд с успехами. Убеждение №4: Другие знают, что доставляет тебе удовольствие. Они советуют вам Бог знает что. Когда вы ребенок, мир взрослых полон полезного: «Иди на улицу, поиграй в бейсбол. Это здорово». (Я ненавижу бейсбол. Они всегда ставили меня в центре поля, и я ронял каждый мяч, летящий ко мне). «Пойдем с нами. Тебе будет весело у тети Джесси». (Сидеть с кучей взрослых вряд ли сильно вдохновит, когда тебе 10 лет). «Удовольствие» - это пойти на детскую симфонию в Карнеги Холл, нежели выйти поиграть в ковбоев и индейцев с соседскими детьми. Так уж получается, что отношения формируются в детстве. На самом деле они не меняются, когда вы становитесь старше. Хотите знать, что такое удовольствие? Просто почитайте Плейбой, туристические буклеты или посмотрите рекламу пива на 141 телевидении. СМИ полны советов относительно хорошей жизни. И вот люди вечером в пятницу стекаются в бары в поисках приятного времяпрепровождения. Покупают навороченные машины, берут более продолжительные отпуска, и при этом их не отпускает мучительное чувство, что им чего-то не хватает. А правда в том, что удовольствие это процесс очень интимный, который включает не только то, что вы делаете, но еще и как, и почему вы это делаете. Следующую историю расскажу поподробнее. Еще в те далекие темные времена, когда мне было 25, я жил в Нью-Йорке с некоторыми моими школьными приятелями и возил белье в стирку к родителям на Лонг Айленд. Представляете картину. Однажды, почти спонтанно, я забронировал самолет до Сан-Франциско. Две недели спустя впервые в жизни я был в трех тысячах миль от дома и от себя самого. Это было удивительное приключение. Я нашел жилье, нашел хорошую работу и открыл, на что похожа независимость. Как-то ночью я был занят стиркой своих носков, и вдруг внезапно осознал, что эта суета доставляет мне настоящее удовольствие. Я не мог в это поверить. Я годами сопротивлялся делать что-то полезное по дому. И вот теперь я по локоть в Тайде, чавкающие носки в раковине, и ощущение хороших времен. У Будды его великое прозрение произошло под священным деревом. Мое откровение сошло на меня вот здесь, над раковиной, полной намыленных носков. В тот момент я понял, что получение удовольствия это другой способ сказать «я делаю то, что дает мне острое ощущение собственной значимости». Всю жизнь носки мне стирали другие люди. Теперь я был сам по себе, ухаживал за собой сам, и это было потрясающее чувство. Этот опыт получения удовольствия помог уяснить, чего же не хватало в моей жизни: моего собственного чувства независимости. И это помогло мне выбрать ориентиры на последующие годы жизни. (С тех пор, сделав свое дело, стирка носков снова стала скучным занятием). ПОИСК СВОЕГО ПУТИ То, что вы принимаете удовольствие всерьез, может быть чрезвычайно полезно в плане карьерного роста. Несколько лет назад я встретил женщину, которую звали Сьюзан Хэнан, она была директором по профессиональной деятельности крупного банка в Спокан, штат Вашингтон. Отзывчивая женщина, которой было хорошо за 30. Она получала глубокое удовлетворение в необходимости делать работу, которая была ей приятна. Как консультант по вопросам профессионального роста, она использовала принцип удовольствия в своих советах, касающихся карьеры. «Есть много людей, которые недовольны своей работой, - говорила она, - и, во многом, от того, что не работает то, что должно доставлять им удовольствие. Мы научены, что надо получить образование, выбрать карьеру и получить работу. Лотерея, да и только. И мы призваны делать все это, не принимая во внимания то, что нам нравится, к чему нас влечет, от чего мы получаем удовольствие. Так и не удивительно ли, что люди в 30 лет и старше проходят через кризисы личности в своей работе?» «Когда человек рассматривает перемены в карьере, мы предлагаем ему стратегию, которая выглядит удивительно простой. Мы говорим, танцевать надо от печки, а именно: прикиньте, что вам нравится делать. Ориентируйтесь на такую деятельности, которая заставляет вас чувствовать себя сильным, вовлеченным, волнует вас. Это помощь людям, решение проблем, управление? Определитесь. Потом поищите людей, чья деятельность включает в себя такие моменты. Узнайте, как они оказались на своем месте, где они находятся сейчас, и что нужно знать и делать, для того, чтобы оказаться на их месте самим. Просто удивительно, как это работает». 142 То есть, вспомните все, чему вас учили относительно выбора карьеры, и сделайте все наоборот. На передний план выходит удовольствие от работы, а статус, деньги и все остальное, что считается «правильным», отодвигаются в сторону. «Если вы попытаетесь искать работу таким образом, - продолжает Сьюзан, - может оказаться и так, в конце концов, что ваша нынешняя работа, та самая, которую вы подумывали сменить, идеально для вас подходит. Чтобы заставить ее работать на вас, вам, быть может, нужно просто рассматривать ее несколько шире, чтобы она включила в себя и то, что вам нравится делать». Так удовольствие превращается в своеобразный душевный компас. Даже в плохую погоду он может держать нас на правильном курсе, давая четкие указания на то, что действительно важно, причем не для кого-то, а именно для нас. Если вы задумаетесь об этом, то, вероятно, согласитесь, что чаще всего тогда, когда вы испытываете удовольствие, вы имеете четкое ощущение того, кто вы есть. Так бывает и тогда, и когда вы делаете самую хорошую для вас работу. С другой стороны, когда мы теряем способность получать удовольствие, мы готовы плыть по течению, иногда всю жизнь, или стать жертвой тех, кто имеет ясное понимание своего направления и цели, а мы внушаем себе, что они и есть наши собственные. Как же нам снова найти то, что есть удовольствие для нас? Вот несколько мыслей: Начните замечать то, что происходит. Путь прозрения, как говорят мастера Дзен, это наблюдение без суждений. В течение дня будьте внимательны к тому, что вы делаете, чувствуете, думаете. Это нелегко, но продолжайте наблюдение. Вы не должны воздействовать на наблюдаемое в этот момент. Просто сохраняйте внимание. Верьте тому, что вы видите. Тренинги персонального роста, такие, как EST и Lifespring, дали мне понимание того, что часто я не доверяю своим собственным наблюдениям. Другим я верю больше, чем самому себе. Неудивительно, что мне недоставало уверенности в себе и понимания того, что же мне нравится. Оцените объективность своих убеждений. Убеждения обманывают, поскольку мы тяготеем к тому, чтобы рассматривать их не как свои убеждения, а просто как «истинное положение вещей». Напоминает ту женщину на приеме у психиатра. «Расскажите мне, как вы проводите свой день», - говорит психиатр. «Значит так, - отвечает дама, - встаю с кровати, надеваю тапочки и халат, иду в ванную, чищу зубы, вызываю у себя рвоту,…» «Вы ВЫЗЫВАЕТЕ РВОТУ?» - удивляется психиатр. «Да, - отвечает дама. - А что, разве не все так делают?» Как показывает эта история, часто очень сложно отделить мир реальный от нашего представления о нем. Многие убеждения настолько укоренились, что требуется серьезное «вмешательство» (похоже на мое бегство в Сан-Франциско), чтоб продвинуться дальше. Джарет Элберт, рекламщик в Сан-Франциско и бывший житель Нью-Йорка, вспоминает некоторые свои бывшие представления относительно удовольствий. Она видит их частью культуры. «Мое общество смотрело на удовольствие примерно как на поедание кусочков шоколадного печенья. Питательной ценности в них было не много. Вы должны быть паинькой, чтоб вам что-то досталось. А если вам досталось слишком много, то у вас будет болеть живот или вас вырвет». «И еще», - добавляет она, - «можно было заранее сказать, что человек, у которого много удовольствий, не может быть очень глубоким». Расширяйте свою сферу удовольствий. Большинство людей видят удовольствие только как отдых. Но это только один вариант, есть и другие. Я получал удовольствие, например, пока писал этот текст, хотя и не раз молотил по клавиатуре, рвал на себе волосы (точнее, их остатки) в отчаянии и выбросил почти все из написанного. Проверьте, не установили ли вы себе ограничения на удовольствия. Зачастую, у людей стоит некий будильник, который говорит им, на какое количество удовольствий они 143 имеют право в такой-то момент времени. Прошло десять минут, десять часов или сколькото там – дзынннннь! – время вышло, веселье пора заканчивать. Если с вами примерно так и происходит, то попробуйте взглянуть на то, отчего вы не заслуживаете более, чем себе дозволяете. Подумайте об этом. Получение удовольствия это не что-то, что вы заслужили, это больше, чем вы «заслужили» две руки и две ноги. Это просто часть того, что вы из себя представляете. Важная часть. И она обладает замечательной способностью исцеления, о чем говорит в своей книге Норман Кузенс (Norman Cousins). Он описывает, как бросил вызов докторам и излечил опасное для жизни заболевание, просто увеличив свои возможности для получения удовольствий. Получать удовольствие это значит раскрывать ваше уникальное собственную личность и извлекать выгоду из ваших сильных сторон и качеств. Ну и что же, скажите на милость, вы ждете? 144 ПРЕОДОЛЕНИЕ СТРАХА ДЕЙСТВОВАТЬ Н есколько лет назад мы с другом пошли бегать трусцой в Марин Каунти, к северу от Сан-Франциско. Было отличное ясное воскресное утро, и я предвкушал эту шестимильную пробежку вокруг водохранилища. Когда мы добрались до этого самого водохранилища, то увидели, что дорога перекрыта для автомобильного движения цепью, натянутой между двумя столбиками. Мой друг Стив, который любит приключения, перепрыгнул через эту цепь. И я, подражая ему, попытался сделать то же самое. Я не рассчитал, что мои ноги уже слегка утратили свои кондиции, пока мы две мили шли до водоема. Я понял это внезапно, уже в полете, когда мои пальцы на ноге поймали одно из звеньев, и я споткнулся. Я скорее был удивлен, чем почувствовал боль; мое слегка ободранное колено не могло помешать мне продолжить пробежку, но с этого дня у меня появилось некоторое опасение по поводу прыжков через изгороди. Теперь перенесемся на шесть месяцев вперед. В один прекрасный день я бегу по сан-францисскому Марин, и вдруг мне приходит мысль, что, наверное, классно будет пробежать через яхт-клуб до конца мыса, который называется Маячный (Lighthouse Point). Я перехожу на маршрут, который ведет меня мимо рядов яхт и моторных лодок. Асфальт заканчивается, дорога становится грязной. И там, зловеще натянутая поперек тропы, висит незатейливая цепь. Первым моим инстинктивным порывом было эту цепь перепрыгнуть. Висит высоко, но это далеко не мой предел. И все же, за мгновение до того, как я приблизился к цепи, память о прежней неудаче путает все мои карты. Я иду на попятный и обегаю цепочку. На обратном пути делаю то же самое. Той ночью я мучился от того, что отказался от прыжка. Это очень похоже на мои прошлые битвы с заиканием. Хотя я, бывало, много раз отступал в последний момент и начинал свои предложения с «э-э…» или «хм», я всегда подходил к каждой речевой ситуации с позиции «на этот раз я собираюсь сказать слово без всяких уловок и замен». И вот я снова с другой проблемой, но все с теми же знакомыми чувствами. Я знаю, что собираюсь сделать: бежать снова, и знаю, что должен перепрыгнуть через эту цепь. Начинаются опасения. Представляю, как спотыкаюсь и получаю растяжение в колене, либо хуже того. Вижу себя с вывихнутой ногой у Lighthouse Point, рядом нет никого, кто помог бы вернуться. Может даже заработаю воспаление легких в сыром вечернем воздухе и умру. (Мои фантазии выдают мелодрамы и почище этой). Сколько бы я не уговаривал себя не прыгать через заграждение, настойчивое требование не оставляет меня в покое. Я должен перепрыгнуть! За многие годы я кое-что понял о том, как работает мой разум, и заметил, что в отношении меня от вытворяет один знакомый номер. Была книга пластического хирурга по имени Максвелл Малц (Maxwell Maltz), которая впервые помогла мне выявить этот фокус и в то же время дала мне мой первый полезный инструмент против ступоров. В своей книге Психокибернетика (Psycho-Cibernetics, ее до сих пор издают, и ее стоит почитать) Малц сравнивает работу ума с современным компьютером. Малц говорит, что самая мощная часть ума, подсознание, это безликий компьютер для решения задач, назначение которого - решать любые проблемы, которые ставит сознание. Сознание это «программист». Оно определяет проблему и доводит ее до 145 подсознания. «Язык» программирования, которым пользуется сознание, это «ментальные образы». Чтобы продемонстрировать свою точку зрения, Малц описывает инструктора по гольфу, который обучает гольфу в очень своеобразной манере. На первом своем занятии этот инструктор усадил бы ученика в удобное кресло. Затем он показал бы своему ученику, как должен выглядеть удар в гольфе. Он бы демонстрировал это снова и снова, пока ученик не получит четкую картину всего движения. Потом он сказал бы: «практикуй это движение мысленно каждый вечер по 10 минут в течение месяца, потом приходи на второе занятие. Прости сиди удобно и воображай картину того, как тебе надо ударить по мячу». И всегда на втором занятии, когда ученик уже участвует в настоящем раунде гольфа, он выполнял бы удары середины 90-х годов, для начинающего это достижение просто необыкновенное. Почему это работает? Малц объясняет, что воображаемый опыт, по сути, ничем не отличается от реального. Отличие только в интенсивности. В принципе, тело и ум могут обучаться воображением так же эффективно, как и посредством физического участия. Все спортсмены, достигшие какого-то уровня мастерства, скажут вам, что правильное мысленное представление важно для правильного исполнения. Джек Никлаус говорит, что никогда не выполняет удар по мячу для гольфа, не представив сначала в точности, как хочет провести этот удар. Действительно, вы смотрели когда-нибудь на прыгуна в высоту экстра-класса перед тем, как он начинает разбег к планке? Иногда вы можете захватить его в тот момент, когда он на мгновение закрывает глаза. В этот момент он представляет то, что он хочет от своего тела; по сути, он дает указания своему телу. Он создает яркую, четкую картину… картину, полную эмоций… это программа, которую он предлагает для решения своему подсознательному «компьютеру». Он знает, что без правильной картины он никогда не получит от своего тела выполнения того, что он от него хочет. Все это было прямо противоположно тому, что я делал перед цепью ограждения. Мои опасения создавали негативные образы, нечто, что я не хотел бы видеть случившимся. А еще, чем больше я думал о прыжке через цепь, тем больше я создавал этих самых негативных образов… буквальным образом программируя свою неудачу. Почему я делал это? Почему мне так сложно было остановиться? НАШЕ ГЕНЕТИЧЕСКОЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ Чтобы найти ответ, нам придется вернуться во времена, когда по Земле бродили первобытные люди. Подобно другим животным, человек был запрограммирован природой на важнейшую задачу: выживание. Все его инстинкты, так же, как и телесные функции, были подчинены обеспечению выживания в этой суровой среде обитания. Сегодня, хотя цивилизация радикально преобразила наш мир, наши тела еще по-прежнему запрограммированы на простейшую задачу выживания. Если мы заражены вирусом, антитела спешат уничтожить его. Если мы порезались, и у нас течет кровь, тромбоциты останавливают кровотечение. Если мы подверглись атаке, тело вырабатывает адреналин и другую химию, чтобы дать нам дополнительную энергию для того же выбора, что был и у первобытного человека: бей или делай ноги. Несмотря на наличие десятков тысяч лет, которые отделяют нас от тех доисторических времен, наши разум и тело продолжают управляться теми же базовыми эволюционными функциями. 146 Давайте еще раз взглянем на доисторического человека. Он жил в опасные времена. Если бы он не обращал внимания на подстерегающие его опасности, он не мог бы не оказаться мясом к обеду множества плотоядных любителей поживиться. Следовательно, его сознание, как и сознание всех животных, было спроектировано так, чтобы защитить от опасности посредством создания ментальных образов любой возможной угрозы. Например, если он обитал в местности, где водятся тигры, его разум создавал бы визуальные образы угрожающих тигров. Эти картины держали бы его в постоянной тревоге и не допускали бы фатальных провалов во внимании. Поскольку если бы таких тревожных картинок у него не было, он мог быть захвачен врасплох… и съеден! Наши умы так и продолжают работать тем же самым образом. Когда мы прогуливаемся ночью по пустынной городской улице, большинство из нас помнят об опасности быть ограбленными, иначе нас бы сильно удивляли и обчищали, хорошо, если только кошельки, а не что-нибудь похуже. Подобным же образом, если дерево на заднем дворе наклоняется слишком сильно над домом, наши опасения создают воображаемую картину сломанной крыши, которая побуждает нас принять меры до того, как дерево упадет. Как вы можете видеть, наш ум работает с таким расчетом, чтобы обеспечить наше выживание. Но эволюция не предусматривала современного общества, она не предвидела и новых разнообразных видов опасности, которые относятся не к нашему физическому выживанию, а к выживанию нашего эго в ситуации социума. Многие из этих страхов вращаются вокруг задач, которые мы должны выполнять. Как другие подумают о нас? Примут ли они нас? Или мы умрем от нехватки любви и признания? Если мы действительно представляем наши поступки в терминах жизни или смерти, наше тело/разум будет реагировать так, будто мы встретились с физической угрозой. Оно построит в нашем сознании образ опасности, и мы будем иметь с ним дело. Что можно привести в качестве примера таких образов? Вот несколько распространенных: - представляете кого-то, ошибшись именем; - попадаете не в ту ноту, когда подбираете мелодию на пианино; - цепляетесь ногой, когда перепрыгиваете через препятствие; - ставите пятно на ковре; - ловите ступор на слове «Биг», когда заказываете БигМак. Все это тоже примеры страха сделать что-то. Сейчас прыжок на 2 м 15 см уже не является вопросом жизни и смерти в буквальном смысле. Но предположим, что от этого прыжка зависит ваша стипендия или ваше признание на государственном уровне! Игра на фортепиано для ваших школьных одноклассников или доклад шефу не должны быть для вас травмоопасными. Но может оказаться, что вам не обойтись без одобрения ваших одноклассников или вашего шефа. Так уж устроены наши мозги: выжить, это значит выжить. Все опасности воспринимаются как потенциально представляющие угрозу для жизни. И способ, который генетически заложен для устранения угроз, это проецирование их на уровень сознания, чтобы мы могли быть к ним готовы. Что же происходит, если мы угрозу игнорируем? Наше тело и разум запрограммированы таким образом, чтобы чувствовать себя уязвимыми и незащищенными. Другими словами, нам становится очень и очень дискомфортно, если мы принимаем решение не обращать внимания на приближающуюся опасность. Это имеет смысл, если мы имеем дело с физической опасностью. (Угроза: идет динозавр. Картинка: динозавр ест нас на обед. Решение: завалить этими камнями вход в пещеру, чтобы можно было спрятаться внутри и пересидеть в безопасности). Но когда мы 147 оказываемся перед страхом что-то сделать (а при заикании как-раз такой страх), процесс, спасительный для тела, на самом деле работает против нас. Чтобы лучше понять это, вернемся к исходному примеру, когда мне нужно было перепрыгнуть через цепь. Воспринятая угроза состояла в том, что если я прыгнул бы через цепь и зацепился ногой, то споткнулся бы и упал. Мое сознание прочло это просто как «ОПАСНОСТЬ! Приготовься. Подготовь себя». Моя генетическая программа заставила мозг выдать картинку этой опасности в мое сознание, чтоб я мог себя защитить. Но погодите! Мое сознание для подсознания также выступает в качестве программиста. Когда я ухватился за яркие мысленные картины того, как я цепляюсь за цепь, мое подсознание было поднято по тревоге. «Ого! - сказал мой подсознательный компьютер. – Это задача новая, интересная, требующая решения. Давайте-ка рассмотрим подробнее, что же это такое на «экране». А что было на экране? Картина того, как я спотыкаюсь о цепь. «Так, - сказало подсознание. – Если проблема в этом, то давайте-ка найдем для Джона самый лучший способ зацепиться ногой и упасть». Звучит безумно? И вовсе нет. Помните, что перед вашим подсознанием нет задачи быть разумным. Оно просто решает ту проблему, которая перед ним стоит. Оно не делает различий между «умной» задачей и бестолковой задачей. Все задачи оно старается разрешить с равным усердием и решимостью. ВЫХОД ИЗ ЗОНЫ КОМФОРТА «Хорошо, - говорите вы. – Наверное, это легко решаемо. Все, что мне нужно сделать, это представить то, что я хочу, и позволить подсознанию решить эту задачу». Все не так просто. Наши тело и ум имеют способ заставить нас обратить внимание на опасность. Попробуйте не заметить большого черного паука, который ползет к вам по полу. Как вы себя чувствуете? Уязвимым, незащищенным, неконтролирующим ситуацию, и все потому, что вы ничего не делаете по отношению к опасности. Большинство из нас предпочитают бояться, но быть готовыми, а не верить в благие намерения тарантула. Вот как мы запрограммированы реагировать. Мы вынуждены обращать свое внимание на все, что нам угрожает. Именно поэтому, пока я с этим боролся, мне было очень нелегко отвлечься от картины, когда я падаю, цепляясь за цепь. Тогда почему же я не зацепился, когда, наконец, одолел эту цепь? Спасибо Максвеллу Малцу и его книге… и еще годам оттачивания мастерства визуализации… я оказался в состоянии пойти вразрез с моими природными инстинктами самосохранения. Я смог заставить себя не думать об опасности. А вместо этого рисовал себе образ того, как перелетаю через цепь. Представлял это снова и снова. Но это было не все. Я также не сопротивлялся чувству уязвимости и общего дискомфорта, связанному с тем, что я не имел дело с опасностью напрямую. Это было не так просто. Представь я себя, перелетающего цепь, и у меня закрались бы сомнения. Я бы почувствовал беспокойство. Тогда я должен был бы снова возвращаться, мысленно и эмоционально, к положительному опыту перепрыгивания. И это бы длилось до очередного витка сомнений в своих силах. Процесс бы повторялся… снова и снова. Ключ находился в том, чтобы быть в состоянии терпеть дискомфорт. 148 После представления успешных прыжков в течение довольно длительного времени, начало происходить нечто интересное. Моя психика, которая (как говорит Максвелл Малц) в основном не различает опыт реальный и опыт воображаемый, начала испытывать положительные эмоции относительно прыжков через цепь. Будто бы я и на самом деле прыгал через ограждение много раз, и все у меня всегда получалось. У меня появился архив таких успешных прыжков. Это, в свою очередь, сделало мысль о реальном прыжке менее пугающей. Страхи начали утихать. Стало легче сосредоточиться на том, что я хотел совершить. И, о чудо, реальный прыжок, когда я его, наконец, сделал, стал как кусок торта в подарок. Было ли все, что я делал, гарантией того, что в реальности прыжок будет успешным? Нет. Никаких гарантий не было. Но в мою пользу было два момента. Во-первых, моя готовность жить в условиях дискомфорта и неопределенности того, что я делал. Во-вторых, я получил уверенность в том, что физически я не делаю ничего такого, что заставит меня споткнуться. Чтобы навык был правильным, вы должны использовать метод, который способен принести желаемый результат. Мне нужно было убедиться, что я не волочу ногу, не делаю еще какую-нибудь мелочь, которая станет причиной того, что я не достигну цели. ОПЫТ ХОРОШЕЙ РЕЧИ С тех пор, как я себя помню, моя речь всегда оставалась субъектом того самого страха действовать, о котором мы говорили. Я никогда не говорил спонтанно и бездумно, как это делали мои одноклассники. Моей речи нужно было быть «правильной», потому что если бы это было не так, то я не был бы хорошим. Мои ступоры были грозой для меня, для моей самооценки и для восприятия меня другими. Всякий раз, когда я должен был стоять и говорить в классе, либо в других речевых ситуациях, которых я так боялся, мой разум воспринимал это как ситуацию жизни и смерти. Что меня так пугало? Ступор. Что делал мой мозг? Он транслировал угрозу в мое сознание, чтобы я мог с ней что-то делать. А что делало мое подсознание? Оно «решало» задачу (то есть, образ), которую я перед ним ставил, созданием самого лучшего варианта ступора. И то, насколько далеко эти ступоры заходили, создавало все эти прелести. Как я обходил это? Уже давно я начал понимать, что должны чувствовать те, кому нравится выступать перед людьми. Они говорили не просто свободно. Они были свободны и получали удовольствие сами от себя. Я помню, как впервые посетил занятие у Дейла Карнеги. Мне было 24 года. Тем вечером я сидел на занятии и был потрясен волнением проводящего тренинг, поскольку тот сам был в полном восторге от того, что он делает. И вот однажды я сказал себе, что сам хочу испытать все это целиком; не только его свободную речь, но и все то, что он испытывает. За несколько лет эти образы начали выстраиваться. Каждый раз, когда я слушал особенно хорошего оратора, я старался понять, что он должен чувствовать. Я старался почувствовать себя в его шкуре. Поначалу мысль пугала меня, потому что такой тип сильного, напористого человека не соответствовал моей самооценке. Но с течением времени это изменилось. А оставь я все это как есть, моя речь могла бы остаться просто приятной, даже если бы в ней присутствовали ступоры. Но я изменил и технику речи. За эти годы я обнаружил, что делал конкретные вещи, которые мешали моей речи. Моя техника речи была никудышной. Я прижимал язык к 149 нёбу. Напрягал голосовые связки. Напрягал губы. И даже задерживал дыхание. Все это могло (а так и происходило!) мешать мне говорить. В большинстве своем, все это делалось бессознательно. Много времени мной было потрачено на дотошное (именно дотошное!) изучение того, что я делаю во время ступора. Я ознакомился с образцами своей речи настолько хорошо, что мог по желанию воспроизводить полную картину моего ступора. Шаг за шагом я понял, на что похоже расслабление всех этих центров напряжения, а потом изучил, что означает говорить при полном расслаблении. Однажды, это было очень похоже на тот день, когда я впервые поехал на велосипеде, все совпало. Впервые в ситуации давления я испытал всеобъемлющее чувство того, что бывает, когда все делается правильно. (Между прочим, это было жутковато). В какой-то момент, независимо от того, что вы пытаетесь натренировать, вы должны отвлечься от техники и сосредоточиться на общем. Пианист должен оттачивать и оттачивать новую пьесу, сознательно уделяя внимание тому, как и где должны располагаться пальцы на клавишах. Но когда он, наконец, готов представить пьесу, такие мелкие детали будут мешать его игре. Иными словами, как только техника становится второй натурой, он должны забыть о ней и сконцентрироваться на общем исполнении произведения. Он должен прочувствовать ее как целое. Он должен позволить себе быть унесенным. А это означает не пытаться сознательно контролировать то, что он делает. Если у меня есть какие-то претензии к различного рода программам формирования свободной речи, так это те, что многие из них требуют от вас веры в то, что вы должны всегда быть сосредоточены на вашей речи. Они упускают главное. Концентрация на речи обязательна при овладении новой техникой. Но в какой-то момент вы должны развивать чувство того, как это все выглядит в комплексе. Затем нужно научиться воспроизводить это ощущение. Именно в этот момент позитивная картина имеет наибольший эффект. Те, кто научились технике плавной речи без развития своей способности доверять собственной спонтанности, могут прийти к большому разочарованию. Да, они будут знать механику свободного словообразования. И, тем не менее, всякий раз при разговоре они будут испытывать потребность сдерживаться. Они будут разрываемы противоположными тенденциями. Вот почему заикающиеся часто разочарованы, когда их научили говорить без запинок, поскольку обнаруживают, что сопротивляются использованию такого умения. А пока давайте завершим, вкратце перечислив основные моменты: Наши тела запрограммированы на выживание. На генном уровне нам гарантировано, что все угрозы нашему благополучию будут отслежены, чтобы мы могли принять соответствующие меры. Эволюция не готовила наши бессознательные рефлексы отличать физическую угрозу от угрозы нашему социальному благополучию. Наше тело и ум воспринимают эти угрозы в общем контексте выживания. Наше подсознание это безличный компьютер для решения проблем. Бессмысленные задачи он решает с той же энергией и тщанием, как и осмысленные. Он будет решать все, что мы ему предложим. Речь (как и любой другой вид деятельности) требует от нас визуализации того, что мы хотим получить, иначе случится то, чего мы боимся. Умышленно не обозначая непосредственную опасность, мы рождаем в себе чувство уязвимости. Если мы хотим избежать зацикленности на опасности, нам придется примириться с чувством уязвимости, незащищенности и неопределенности. Создание позитивных ментальных и эмоциональных образов будет воздействовать на нашу нервную систему точно так же, как и реальный жизненный 150 опыт. Единственное отличие между реальным и воображаемым опытом в интенсивности. Мы должны быть привержены тому, что мы делаем. Твердая приверженность заставит нас двигаться вперед, когда ситуация становится жесткой. Мы должны иметь достаточно знаний о нашей технике речи, чтобы определить момент, когда мы начинаем что-то делать неверно. Нам надо развивать в себе чувство того, что такое «делать правильно». Мы должны быть готовыми отпустить себя. За сотни тысяч лет природа превратила человека в способное, находчивое существо. И единственной областью, которую она не охватила вниманием, был страх спросить гамбургер и картошку-фри в МакДональдсе. Ну и, само собой, страх публичного выступления на занятиях. Чтобы преодолеть их, вам придется идти вразрез с какими-то вашими естественными инстинктами. Но это можно сделать. 151 ОЩУЩЕНИЕ СВОБОДНОЙ РЕЧИ Н а что же похоже ощущение свободы? Что тогда хочется на самом деле? Когда заикающиеся думают о легкости и плавности, они почти всегда сфокусированы на своей речи, а не на ощущениях. Они видят в плавности только отсутствие остановок. Они полагают, что, став свободными, они будут точно теми же самыми людьми, что и сейчас, изменится только их речь. Но свобода простирается гораздо дальше. Свобода это состояние бытия. Это состояние, когда человек любые действия совершает спонтанно. Реальная свобода не в контроле над речью… и вообще не в каком-либо контроле над чем-нибудь. Она в том, чтобы отпустить себя, чтобы блоков в вашем свободном сознании не осталось. Настоящая свобода в том, чтобы говорить без самоконтроля. Вы намерены выразить какую-то мысль или идею, и вдруг обнаруживаете, что уже это делаете. Это просто происходит. Такое положение будет существовать не только в отношении речи, но также и в отношении других форм самовыражения, когда человек оперирует свободно и интуитивно, не обращаясь при этом к своему Я. Ниже приводятся несколько личных историй, которые иллюстрируют те составляющие, которые требуются для создания опыта переживания настоящей свободы. Почему я решил воспользоваться историями? Я как-то обнаружил, что лучший способ распространения идей - иллюстрация их примерами из жизни. Вы можете подумать, что некоторые детали можно было бы и опустить. И, тем не менее, я нашел, что когда я хочу понять то, что кто-то уже испытал, мне помогает понять их мысли и чувства, если я побуду там с людьми, почувствую себя в их шкуре. Я хочу почувствовать то, что чувствовали они. Так что позвольте мне пригласить вас на несколько человеческих историй, которые помогли мне уяснить собственные затруднения с ощущением свободы. НЕОБХОДИМОСТЬ СДАТЬСЯ История первая это рассказ о том, как я научился читать со скоростью 3000 слов в минуту, а потом потерял это умение, потому что не смог вытерпеть чувство свободы. «Ух! – вероятно подумаете вы. – Люди не могут читать так быстро и действительно понимать, что же они читают». Неправда. Какой-то процент населения относится к людям, которые быстро читают. Президент Джон Ф.Кеннеди был одним из таких людей. Моя сестра Джоан также. Еще в гимназии для Джоан было обычным делом читать по две-три книги за выходные. И она усваивала все, что читала. Большинство людей ползают на скорости от 200 до 300 слов в минуту. Они постоянно возвращаются, чтобы перечитать предложения и абзацы. Для сравнения, Джоан могла прочитать целый роман, пока была в книжном магазине, и потом могла вам весь его пересказать. Я встречал людей, скорость чтения которых была 10000 слов в минуту. А 152 слышал о некоей женщине, которая выдавала 50000 слов в минуту, пробегая глазами вниз по одной странице, а возвращаясь вверх по соседней. Я знаю, что звучит это неправдоподобно. Для меня тоже. И если бы я не научился читать по 3000 за минуту, я бы никогда не поверил в это. Есть некоторые любопытные параллели между беглостью речи и беглостью чтения. Они включают в себя схожесть мышления. Я хочу рассказать вам о том, как я научился читать с суперскоростью, как я потерял эту способность и что я вынес из этого опыта, прямо относящееся к моему заиканию. ДИНАМИЧЕСКОЕ ЧТЕНИЕ Как-то, еще в середине 60-х годов, я случайно увидел заметку в газете о программе по скорости чтения. Она называлась «Динамическое чтение», и я был совершенно ошеломлен тем, о чем в ней утверждалось. Обычная реклама курсов по улучшению качества чтения заявляет об удвоении или утроении скорости чтения. И это, само по себе, выглядит впечатляющим. Но реклама «Динамического чтения» обещала гораздо большее. «Представьте себе, - говорилось в объявлении, - что вы могли бы читать со скоростью 4000 или 5000 слов в минуту». «Невозможно, - подумал я. – Должна быть опечатка». Я перечитал снова. Нет, все так: те же скорости упоминались в объявлении в нескольких местах. В те времена я выдавал при чтении примерно 200-300 слов в минуту, так что мысль о повышении скорости моего чтения в 15 раз не лезла ни в какие ворота. Тем не менее, в заметке были цитаты людей, говоривших, что они читают на таких астрономических скоростях. Конечно, сопротивляться я не мог, и на следующей неделе записался. На первом занятии, оно проходило в гостинице в центре города, инструктор, Дорин, объяснила, что это будет совершенно другое чтение, нежели то, с чем мы сталкивались прежде. «Вы хотите сказать, что мы будем как бы снимать пенки», - высказался кто-то. «Нет, - ответила она. - Вы на самом деле будете видеть все слова, но использовать глаза и мозг будете иначе». Дорин объяснила, что обычный человек сканирует текст слева направо, строка за строкой. А мы же будем читать зигзагом, следуя глазами за рукой, которая будет опускаться по странице вниз. «А как вы можете понять, что вы читаете?» - спросил кто-то. «Это не проблема, - сказала она. – Давайте я покажу». Дорин объяснила, что наш глаз способен мгновенно ухватить фрагменты текста, и если мы сосредоточены не на словах, а используем все поле зрения и следуем мысли, выраженной в тексте, то наш мозг автоматически собирает слова и складывает их воедино. И мы полностью понимаем прочитанное. Но чтобы такого достичь, нужна, конечно, большая практика. Потом она взяла книгу в мягкой обложке, которую кто-то купил в магазине внизу буквально за несколько минут до начала занятия. «Найдите мне несколько страниц, чтоб прочитать», - сказала она одному из участников, подав ему книгу. Тот наугад раскрыл книгу. «Вот, - сказал он, - прочитайте следующие три страницы». Когда все успокоились, Дорин зигзагообразно провела рукой вниз по первой странице, потом по второй и по третьей. Она затратила на эти три страницы примерно 12 секунд. Потом вернула книгу ученику. «Хорошо, позвольте мне рассказать то, что я прочитала». За три минуты Дорин в деталях поведала о только что прочитанном, а студент в это время согласно кивал сказанному. Она действительно прочитала и поняла все то, что было на этих трех страницах. Вот это да! 153 Видеть, как кто-то читает с такой скоростью, это здорово! Но мое собственное чтение с такой скоростью – это совсем другое дело. КРАЙНЕЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ На первом занятии этой 10-недельной программы нас попросили отказаться от старого способа чтения и начать пользоваться новым. Это было чрезвычайно сложно. Неделя за неделей, но никто из нас не мог даже приблизиться к пониманию того, что мы читаем, когда делаем это новым способом. Правда, некоторое общее впечатление уже удавалось получить, но сказать, что я понимаю то, что «читает» мой глаз, было бы преувеличением. Единственной вещью, которая мной было сделана, это то, что было изжевана куча карандашей. «Не волнуйтесь, - сказала Дорин. – Все будет. Просто продолжайте работать». На восьмой неделе занятий произошло нечто, что меня вдохновило. Я выполнял очередное практическое упражнение, от которых у меня было одно расстройство, и вдруг одна девушка взволнованно вскрикнула: «У меня получается! Ух ты! Вот это круто!» Нифигасе! Кто-то прорвался. Мой соревновательный дух загорелся. Черт побери! Если та женщина смогла, то почему я не смогу? Рвения у меня прибавилось. Все, о чем я мог думать, это не отстать от человека, который сделал то, что я не мог сделать. Это бы уже никуда не годилось. Девятая неделя застала меня в еще большем отчаянии. Это просто не работало. Какой такой опыт я искал? Это было не понятно. Я просто не мог себе представить, как это мой глаз зигзагом идет по странице, а я при этом все понимаю из прочитанного. Как можно вообще что-то прочитать таким образом? Правда, что-то из материала я воспринимал, примерно так же, как если бы я его просто просматривал. Но это было не «чтение». Тем не менее, я добросовестно продолжал ежевечерние упражнения. На последней, десятой, неделе занятий у меня еще не было ощущения прорыва, но я отметил какое-то отличие. У меня было чувство, что что-то должно произойти. Я не мог сказать что. Просто было чувство, что я к чему-то близок. Хотя на последнем занятии не произошло ничего существенного, это чувство ожидания продолжало висеть надо мной. Обучение официально заканчивалось. Но я решил поприсутствовать на практике, которая была в субботу, чтоб попробовать в последний раз. У меня было чувство решимости и отчаяния одновременно. Так и было. Если я не сделаю это сейчас, то я потратился напрасно. Кроме того, была же женщина, у которой получилось, а возможно и у других тоже. Я просто ненавидел, когда оказывался последним. ПРОРЫВ Половину занятия я читал короткую новеллу Джона Стейнбека «Жемчужина». Написанное было очень наглядно и живо, и текст было легко понять. Я обнаружил, что продвигаюсь все быстрее и быстрее, чтоб увидеть, чем закончилась история. Тогда это и случилось. Внезапно я уже больше не читал. Я понимал книгу. История разворачивалась у меня в голове. Я будто смотрел кино. Пока моя рука ходила туда-сюда вниз по странице, ощущение было, будто я зачерпывал текст и забрасывал его прямо в мозг. Для этого не нужно было усилий. Я летел, и все, что мне нужно было делать, это удерживать внимание на странице. Смысл, казалось, плавал над текстом, будто история со всеми ее образами проигрывалась сама собой на моем внутреннем экране. Я читал, но это было совсем не то, как я это делал обычно. 154 Когда я читал этим новым способом, я воспринимал все иначе. Это было необъяснимое, мощное, свободное состояние, будто я мог предсказывать будущее или двигать карандаши силой разума. Я был опьянен успехом. Я ехал на автобусе к себе домой и на обратном пути сделал еще одно интересное открытие. Я мог пробежать взглядом по рекламе внутри автобуса и мгновенно уяснить, в чем ее суть. Мне не нужно было читать ее обычным способом. Мгновенный взгляд, и я мог рассказать, что было на конкретном листе. Мой глаз и мозг работали сейчас особым образом. НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ Я получил новое умение. И внезапно обнаружил себя перед новыми проблемами. Новый навык был для меня неудобен. Да, это правда: я могу читать роман со скоростью 3000 слов в минуту. Это здорово! Но я чувствовал себя неуютно от того, что должен довериться взгляду на страницу. Трудно было доверять такому процессу. Сложно было подчиниться. Всю свою жизнь я стремился к тому, чтобы контролировать себя. Я никогда не доверял интуиции. Я никогда не отдавал себя инстинктам. Я всегда боялся, что сделаю что-то неправильно. У меня всегда был жесткий контроль над эмоциями. Однако, этот способ чтения требовал все делать наоборот. Я должен был отпустить себя и отказаться от контроля. Я должен был сдаться и просто следовать мысленно. Я должен был подчиниться, и это заставляло меня чувствовать свою уязвимость. Я просто не хотел принимать новую реальность. Поэтому вместо того, чтобы попрактиковаться для удобства чтения на такой скорости, как это мне было рекомендовано, я пошел другим путем. Я начал замедлять скорость, чтоб быть уверенным в том, что я ничего не пропускаю. Я начал ухватывать смысл. То, что я делал, было попытками получить «контроль» над процессом чтения, как тогда, когда я пытался получить контроль над своей речью. Постепенно скорость моего чтения падала все ниже и ниже по мере того, как я старался не упустить каждую деталь. 2000 слов в минуту… 1500 слов в минуту… 1000 в минуту… с каждым днем я читал немного медленнее, пока в один прекрасный момент не начал читать так медленно, что связь глаз/мозг уже не работала, и я не обнаружил, к своему огорчению, что мой навык утрачен. При всех моих стараниях, я уже не смог получить его обратно. НЕЖЕЛАНИЕ ПЕРЕМЕН Отчего же я не смог сохранить свой навык? Понятно, что в то время я не был готов к тому, чтобы позволить себе тот уровень доверия и подчинения, который требовался для «динамического» чтения. Требуемое было слишком некомфортно для меня и несовместимо с моими притязаниями на контроль. Впоследствии я выполнил исследования для своей магистерской диссертации по динамическому чтению в Государственном Колледже Сан-Франциско. В процессе подготовки я проинтервьюировал несколько инструкторов того самого курса. Мне было очень любопытно узнать, обладателям каких профессий было проще всего овладеть динамическим чтением, а кому было сложнее всего. «Проще всего музыкантам, - ответила мне Дорин, та инструктор, что руководила мной при прохождении курса. – Они привыкли работать интуитивно. Музыканты понимают, что это примерно то же, что и отдаться музыке. Они признают важность доверия полученному опыту, доверяют своим чувствам и не контролируют сознательно то, 155 что они делают. Я полагаю, что в такие моменты вы бы сказали, что ими руководит музыка». Одной из лучших инструкторов программы была опытная органистка. Когда она подсчитала, что в некоторых сложных пьесах, которые она исполняла, темп обработки нот должен превышать 10000 в минуту, ей стало понятно, что соответствующий склад мышления у нее уже присутствует; это к вопросу аналогичности ощущений при чтении. Фактически она сказала мне, что музыканты, которые могут действительно мысленно «слышать» музыку при чтении нот, используют ту же самую технику динамического чтения. «Интересно, - спросил я ее, - каким профессиям наиболее сложно освоить динамическое чтение?» «Юристам», - ответила Дорин. Конечно. Юристы не могут автоматически доверять словам. Они всегда ищут оттенки смысла. Неверная формулировка может решить судьбу, поэтому они вынуждены тщательно проверять каждое слово. Из-за этой привычки к обдумыванию, адвокаты, как правило, не добиваются успехов при обучении динамическому чтению. Один из выводов, полученных мной в результате исследований, заключался в том, что большинство людей не в состоянии освоить динамическое чтение. Судя по всему, организация «Динамическое Чтение» в конечном итоге пришла к тому же выводу. В конце концов, они изменили свои рекламные утверждения, обещая лишь утроение скорости чтения. Я предполагаю, что «сдаться» - это не то, с чем могут примириться большинство людей. Я определенно был не из их числа. Правда, я быстро смог разрешить эту проблему, как только во мне взыграл дух соперничества. Я прорвался, потому что увидел, как требуемое получилось во время занятий у другого человека. Но дух конкуренции быстро иссяк. А вместе с ним и мой навык. А без костылей соперничества поддерживать навык динамического чтения я был не в состоянии. ПОХОЖИЕ СЛУЧАИ Некоторое время спустя у меня появилось еще более глубокое видение своей способности понимать смысл, когда моя жена Дорис вместе со мной занимались разговорным испанским при подготовке к предстоящей поездке в Мексику. Моим учителем был Ральф, переводчик с испанского в компании, где мы оба работали. На все у нас было только шесть недель перед поездкой в Мехико. Во время наших часовых бесед с Ральфом он натаскивал нас на обычные фразы. И к своему восторгу, я заметил, что в конце концов, если он говорил медленно и четко, я мог точно понять, что он говорил, но только при условии, что я не сосредотачивался на словах. Если я сосредотачивался на смысле, то я мог следовать его мысли. Мозг вычленял суть сказанного. Но если я беспокоился о том, как бы чего не пропустить, и смещал фокус на сами слова, то все, что он говорил превращалось в тарабарщину. Это было то же самое динамическое чтение. Чтобы понять испанский, мне надо было поддаться. Я должен был просто позволить своему сознанию следовать общей канве того, что говорил Ральф, и доверять тому, что я понимаю, не беспокоясь о том, что я могу что-то пропустить. Я не мог ухватить смысла. Я должен был позволить ему возникнуть во мне. По мере того, как я знакомился со все большим числом слов и фраз, я оказывался в состоянии понимать все больше и больше из того, что говорил мне Ральф. Но если я в какой-то момент пугался, что пропадет смысл слова, и смещал фокус на сами слова, я немедленно терял поток мысли. Короче говоря, я не мог напрямую контролировать получаемое для того, чтобы им овладеть. Навык приходил только через повторение, доверие и подчинение. 156 Это прямая параллель с моими ранними экспериментами с заиканием. Еще в школе я не мог автоматически поверить в то, что у меня все будет хорошо, когда я буду говорить с кем-то. Мой комфорт при беседе состоял из непрерывных циклов приливов и отливов. Часто я боялся, что это пойдет как-то не так. Я не доверял. Было что-то еще, что я упускал, а что, я и сам не мог точно сказать. «Самосознание – это самое большое препятствие выполнения любого физического действия». – Брюс Ли. для правильного При динамическом чтении вы работаете с высшими мозговыми центрами. Эти высшие центры запросто позволяют человеку делать удивительные вещи. Я был свидетелем, как другие люди совершают чудеса ловкости, которые могут быть возможны только при обращении к своему высшему разуму. Наверняка, что-то такое вы тоже видели. - Я впервые видел, как молодая гимнастка на Олимпиаде работает на бревне, причем не просто балансирует, а делает обратное сальто без помощи рук. А следующая участница поразила меня еще больше. Она оказалась на бревне, вспрыгнув с трамплина, сделав при этом сальто вперед и приземлившись точно на бревно. Как можно до такой степени верить в себя, чтобы совершить действие, которое выглядит столь опасным? Это было просто ошеломляющим. - Я видел еще более поразительные чудеса веры в себя. Несколько лет назад в СанФранциско приехал Русский цирк. Выступления на канате – обычное дело для любого цирка. Но в этом цирке я видел артиста, который поднимался по наклонной оттяжке, которая поддерживала канат с земли. Можете представить, как это трудно? А потом он совершил совершенно «невозможное». На этой оттяжке он сделал обратное сальто. Я до сих пор не представляю, как кто-то мог сделать обратное сальто на наклонной проволоке. А он это делал шесть раз в неделю! - Вы когда-нибудь наблюдали выступления Голубых Ангелов – безбашенной группы воздушной акробатики, которая показывает свои воздушные шоу по всему миру? В некоторых номерах два самолета летят навстречу друг другу со скоростями выше 350 миль в час. Они проскакивают в дюймах друг от друга с суммарной скоростью более 700 миль в час. Вот оно, доверие. - А что вы скажете о пианисте, выступающем с симфоническим оркестром и исполняющем Голубую Рапсодию Гершвина, даже не глядя на страницы с нотами. Он помнит музыку, аппликатуру, всё. Он просто верит, что его память и тело всё сделают, и пока он играет, музыка в его сознании раскручивается автоматически, как рулон перфоленты, который управляет его роялем. - То же самое и с актером, который растворяется в роли Гамлета. Прекрасные фразы на английском эпохи Елизаветы слетают с его языка, и он просто верит, что они получатся надлежащим образом и в нужном порядке. - Практикующие айкидо должны перестроиться, чтобы иначе реагировать, когда они подвергаются атаке. Вместо защитных действий против атакующего они делают так, что их тело работает в унисон с телом противника, чтоб затем повергнуть его на землю. Поначалу такая реакция нелогична. Человек, естественно, хочет принять оборонительную стойку, выставить руку, чтобы заблокировать удар, либо прямо противостоять атакующему. Обучаемый должен верить, что проверенные техники айкидо будут работать более эффективно, и добиться такой уверенности потребует времени и месяцев практики. - Любой пилот при обучении будет рассказывать вам о том, как он или она в первый раз самостоятельно выполнили посадку. Это все об уверенности в себе. - Можно сказать и об участнике теннисного чемпионата, который, в шаге от поражения, находясь на грани, полагается на высшие силы, ставит ва-банк на один форхенд. Он полностью отдается моменту, возвращает свою игру и, в итоге, выигрывает турнир. 157 - Есть такой Дзен-лучник, который, почти не целясь, посылает стрелу в яблочко… а потом расщепляет первую стрелу второй. Суровые тренировки лучника Дзен описаны в эпохальном труде «Дзен в искусстве стрельбы из лука» (Zen in the Art of Archery), написанном в начале 50-х годов Эугеном Херригелом (Eugen Herrigel). Что меня поразило, когда я читал автобиографические истоки книги, это та степень, с которой ученик должен был посвящать себя дисциплине. Способ, которым это практиковалось, для меня выглядит совершенно чуждым: - Он должен выпустить тысячи стрел, которые пройдут совершенно мимо цели, и быть не обескуражен своими неудачами. - Он должен обучить свои инстинкты, а не пытаться действовать сознательно. - У него не должно быть временнЫх ограничений на достижение успеха, а должна быть просто установка, что это займет ровно столько времени, сколько будет нужно. - Он должен забыть о своем Эго и полностью посвятить себя опыту: то есть, никакой связи своего «я» с успехами или с неудачами. - Он должен руководствоваться и быть ведомым только своим намерением. Что же это такое, что вдохновляет некоторых на риск в ситуации, когда для достижения успеха они должны довериться высшей силе, которую они не могут сознательно контролировать? Почему кто-то пользуется этой возможностью, а другие действовать боятся? И что заставляет быть готовыми на риск? Что придает мужества, чтобы действовать? Частично это доверие. Вы должны отпускать себя и верить. Это первое требование свободы. Второе требование это убежденность и четкое намерение. Следующая история поможет пролить свет на этот вопрос. 2600 ФУТОВ НАД КАЛИСТОГОЙ Мои ноги подкашивались, в животе было нехорошо, когда я смотрел вниз на улицу с восемьдесят шестого этажа. Мне было 10 лет, и я пошел с родителями посетить Эмпайр Стейт Билдинг в Нью-Йорке. Мы были на внешней смотровой площадке восемьдесят шестого этажа над улицами Манхэттена. Сегодня вы не сможете взглянуть прямо вниз из-за проволочного ограждения. Его установили в начале 50-х, чтобы предотвратить самоубийства после того, как оттуда выбросилось несколько охваченных депрессией душ. Но если вернуться к моему посещению Эмпайр Стейт Билдинг, то вы могли свеситься вниз, смотреть прямо с 86 этажа и чувствовать дрожь в коленках. Я был под впечатлением этого события. А еще я ненавидел его. Я боялся упасть. И вот 17 лет спустя я стоял на металлической планке за дверью маленького самолета над Калистогой, штат Калифорния. Ветер толкал меня на скорости 80 миль в час, заставляя сжимать ручку на второй планке, к которой я был привязан для страховки. Я собирался впервые прыгнуть с парашютом. «Так, - размышляете вы, - если Джон не любит высоты и боится падения, что же он делает привязанным к самолету на высоте 2600 футов?». Позвольте мне все объяснить. Вернемся в Нью-Йорк в конце 50-х. Я как-то читал номер Эскуайр и наткнулся там на статью о спорте, называемом скайдайвинг. Несколько отважных парили в свободном падении с самолета над маленьким городком Орандж, НьюДжерси. Представьте. Люди намеренно выпрыгивали из самолетов. И как ни сложно мне было с высотой, я начал подумывать, что именно это я просто обязан сделать. Я всегда думал, что за моим страхом высоты стоит тайное желание прыгнуть. Просто вдруг броситься вниз. Почему? Может, я буду прав только отчасти. Я слышал, что 158 страх падения аналогичен страху сорваться. Может и так. Я точно знал, что не доверяю высоте, и что когда-нибудь я должен встретиться с этим страхом, прыгнув с самолета. Через год после того, как я прибыл в Калифорнию, я встретил молодого парня, Джерри, на встрече армейского резерва. Он регулярно прыгал в аэропорту Калистога, примерно в часе о Сан-Франциско. Он почувствовал мой интерес и пригласил меня прокатиться с ним посмотреть в эти выходные. Я так и сделал, и это еще больше подогрело мой интерес. На следующей неделе я вступил в парашютный клуб Америки и договорился о наземных тренировках, которые и закончил неделей спустя. В день своего первого прыжка я написал коротенькое завещание и положил его в ящик для носков в своем комоде. Потом я захватил Дорис, с которой у нас тогда все только начиналось, пересек мост Золотые Ворота и направился на север к Калистоге. Калистога это спокойный маленький городок в местности, где делают вино, примерно в 60 милях к северо-востоку от Сан-Франциско. Он известен своими минеральными водами, а также своими горячими источниками, где вы можете принять грязевую ванну, а потом почувствовать прелести жизни после расслабляющего массажа. Есть там также большой бассейн с природным подогревом, где семьи плещутся и развлекаются в летние месяцы. Вдобавок ко всему, у них есть маленький аэродром, где в наше время затаскивают планеристов на 5000 футов, потом отпускают, и они долго парят в горячих потоках, кому как повезет. В 1962 году никаких планеров не было, были только парашютисты. В больших количествах. Когда я добрался до аэродрома, Джерри был уже там. «Привет, - сказал он. - Опаздываешь, а еще надо упаковать парашют». Вот новость! « Я думал, что получу упакованный парашют, - ответил я. - Я не представляю как упаковывается этот чертов парашют». «Это просто. Я покажу, - сказал Джерри. – Мы всегда свои пакуем». Я живо вообразил, как тяну за вытяжной тросик, а надо мной ничего, кроме перепутанных стропов и шелка, римская свеча (это когда парашют не раскрылся). Мы вошли в ангар. Джерри подошел к углу и взял груду, похожую на большую кучу белья. «Вот парашют, - сказал он. – Показываю как это делается». Он вытянул парашют в длину, затем стал собирать в сборки и складывать купол. Всякий раз, как у него набиралось достаточно, он оборачивал это резинкой, чтоб это держалось вместе. «Вот так это делается. И все». Я встал на колени и попробовал повторить то, что делал Джерри. Не считая того, что он собирал и связывал собранное каждые 15 секунд, а у меня на это уходила целая минута. Я пытался сделать, чтоб каждая моя связка была одинаковой длины. «Ради Бога, - сказал Джерри нетерпеливо. – Это не операция на головном мозге. Тебе нужно просто собрать это в пакет, и все будет нормально». Меня это не убедило. Я торопился, как только мог. Когда это было сделано, Джерри подогнал и закрепил на мне амуницию. Мы постояли так несколько минут, пока не пришло время идти, потом пошли к самолету. Это был Пайпер Клаб, у которого дверь была удалена со стороны пассажира. Прямо у входа к корпусу были приварены две металлических планки. Одна была опорой для ног, когда вы выходили из люка, а вторая в качестве поручня. Мы сели в самолет, я оказался вторым от люка. Самолет взлетел и неспеша поднимался ленивыми кругами. Я отметил про себя, что самолет, по альтиметру, достиг 1500 футов, думая при этом «Боже мой, я действительно собираюсь это сделать». Сегодня, если вам нужно свободное падение, вы можете сделать прыжок тандемом с 12000 футов или более, в одной связке с инструктором. Но в начале 60-х тандемом не прыгали, и новичкам свободное падение не дозволялось, пока не совершены первые пять прыжков со статической веревки. Это контролируемые прыжки, когда вытяжной трос 159 прикрепляется к самолету, так что парашют открывается автоматически, когда парашютист прыгает. Такой прыжок мы и делали. Когда мы достигли прыжковой высоты в 2600 футов и были прямо над полем приземления, инструктор сбросил индикатор бокового ветра. Это грузик с небольшим парашютиком, который имитирует смещение и скорость снижения парашютиста с полностью раскрывшимся парашютом. То, насколько далеко от зоны приземления падает индикатор, говорит инструктору, в какой момент нужно выпускать парашютиста с другой стороны от зоны, чтобы тот продрейфовал и приземлился примерно в центр площадки. Через несколько минут первый парашютист осторожно встал за дверью на 80мильном ветру. Он стоял там на расстоянии вытянутой руки от меня … и вдруг он исчез! Потом я получил знак, что теперь моя очередь, и выбрался из проема. Меня удивила сила ветра. А пока я крепко держался за металлический поручень, не спуская глаз с инструктора, который внимательно смотрел на землю внизу. Вдруг он сказал: «Пошел!» Я отпустил руки и оттолкнулся. Я и хотел бы рассказать вам о тех первых двух секундах до раскрытия парашюта, но, по правде говоря, волнений было столько, что ничего об этом не помню. Я помню только, что когда парашют раскрылся, самолет преспокойно летел своим курсом, оставив меня болтаться в небесах. Это было круто. Я потянул за управление и повернулся сначала в одну сторону, потом в другую. Все нормально! Потом начал осматриваться. Видимость была отличной. Центр Калистоги был подо мной с виноградниками и домами, простиравшимися, насколько мог видеть глаз. Все было настолько ново и захватывало, что о страхах я и не вспоминал: водонапорные башни, телефонные линии, общественный бассейн, виноградник с сотнями деревянных кольев, грозно торчащих в мою сторону. Поле пересекал забор, все было очень маленьким, а что-то я так и не мог узнать. Но это все не имело значения. Я чувствовал себя на вершине мира (я сам был этой самой вершиной!) При приземлении я был сосредоточен на том, чтоб держать себя на ветер. В какойто момент показалось, что я могу опуститься на большую белую лошадь, которая паслась на поле. Но в последний момент я пролетел мимо испуганной лошади, почувствовал касание с землей и сделал то, что делают парашютисты при приземлении: обычный кувырок, которому меня научили в парашютной школе. Дорис и Джерри бежали ко мне, а я чувствовал себя так, будто только что прогулялся по Луне. В течение следующей недели я грелся в лучах собственной сумасшедшей храбрости. Я казался себе крутейшим перцем. Ну, может, и не совсем, конечно. Некоторые новички старались как можно быстрее отпрыгать требуемые пять статических прыжков, некоторые делали по два прыжка в день. Это давало им возможность завершить статику на третий уик-энд, а кто-то уже и прыгнул свободно. В отличие от этого, я растянул свои пять прыжков на шесть недель. Потом был короткий период непогоды. Я ездил в Калистогу несколько раз, но ветер был слишком сильным для новичков, и дело кончалось тем, что я сидел у аэродрома и смотрел, как более опытные ребята совершают свои свободные падения. Вот тогда моих нервов и стало не хватать. Может быть, у меня было слишком много времени, чтобы думать об этом. Может быть, любопытство уже было удовлетворено, и новизна уже приелась. А может, сидение на аэродроме в разговорах с другими парашютистами было не для меня. Как бы то ни было, но свободное падение начало для меня терять свою привлекательность, мое намерение ослабло, мой ум переключился на опасности. Поскольку интерес к свободному падению понемногу начал уходить, у меня стали возникать образы приземления в винограднике, либо потери курса и попадания в водонапорную башню, и даже появления новостей в местных газетах о том, что я поджарил себя на линии электропередачи, либо покалечил кого-то, приземлившись в 160 плавательный бассейн. Предположим, что основной парашют не раскрылся. Хватит ли у меня присутствия духа, чтоб открыть запасной? Чем больше я думал об опасностях, тем больше понимал, что не хочу рисковать. Если бы я пострадал от того, о чем не позаботился в достаточной мере, никогда бы не простил себя за это. И вот однажды, чувствуя себя совершенно неполноценным, я отказался от своей мечты о свободном падении. ЧТО Я УЗНАЛ Со временем мое разочарование прошло, но только много лет спустя я понял значение этих событий в отношении заикания. У меня возникала уверенность, когда я делал что-то, что я по-настоящему хотел сделать, и этой уверенности не ощущалось, когда был недостаток желания. Неуверенный, я начинал беспокоиться об опасностях. При серьезных намерениях я концентрировался только на цели. В школе, из-за того, что мои собственные чувства редко были для меня понятны, я всегда сдерживал себя при выступлениях в классе, при обращении к незнакомым или к значимым для меня людям. Из-за того, что я никогда не основывался на том, что я хотел, я всегда принимал во внимание то, что, как мне казалось, хотел бы услышать другой человек, и мне было боязно высказать собственное мнение. Я боялся, что не имею на это права. Это, в свою очередь, подрывало мою самооценку. Если вы знаете, что вам нравится и что вам хочется, то вы имеете опору для действия, особенно, если действие сопряжено с риском. В Калистоге потеря присутствия духа началась с потери энтузиазма прыгнуть. То же самое случилось и с моей речью. РАСКРЫТИЕ СЕКРЕТА Как вы можете изменить свою способность к доверию? Для начала, вам надо понять, что вообще происходит. Личностные изменения требуют самонаблюдения, поскольку без этого вы находитесь в полном тумане. Одно из самых первых наблюдений, которое у меня появилось относительно стойкости, намерений и готовности к риску, относится к моему тринадцатому дню рождения. Мои родители посещали храм Еврейской Реформации (Reform Jewish temple). В начале того года я решил, что хотел бы стать бар-мицва. Откровенно говоря, я не был настолько религиозен, но другие в классе праздновали свою бар-мицву, и мне показалось, что неплохо бы оказаться в их компании. Службы в нашем храме были довольно светскими в сравнении с близлежащим храмом Консервативного Еврейства, и вместо того, чтобы изучать иврит и читать Тору, как делали мои друзья, посещавшие другую синагогу, все, что я должен был делать, это читать один параграф транслитерации Иврита. Ах да, и еще одно требование. По традиции, согласно которой мальчик бар-мицва участвует в пятничной вечерней службе, там же накануне вечером в конце службы он подходит к кафедре и зачитывает объявления. Вот и получилось, что я стою и читаю объявления с листа, который мне передали только что. «Сссс… ссссобрание….ммужского……..клуба…. будет….. в ….хххх ….ххххраме …..в… сссс…… ссследующий…… вторник…. вечером……. в… сссс…. ссссссссемь……. часов». И так продолжалось, одну мучительную минуту за другой, пока я не закончил все объявления. Тот стыд и унижение, которые я чувствовал, пока шел с красным лицом от кафедры, еще жгут мою память, полвека спустя. 161 А на следующий день произошедшее со мной было на удивление другим. Хотя я и беспокоился о том, как все пройдет с моим коротким выступлением на иврите, все прошло без сучка и задоринки. Проблем не было вообще. Я отметил этот день, когда произошло то, что позже родилось в моих наблюдениях. Я отметил, что если у меня есть нечто компактное, что я могу запомнить, как заметку, и если я могу пробежать ее много-много раз, если я могу сделать ее как бы частью меня, чтоб я прочувствовал ее, чтоб это было моей «собственностью», а я хочу с этим поделиться, то вероятность ступор значительно снижается. В то время это меня озадачило. Позже я начал понимать, почему это было так. Когда я повторял что-то снова и снова, пока это не становилось для меня родным и близким, я делал это частью себя, и чувствовал себя совершенно уверенно. Я знал и верил в то, что я должен сказать. Я мог чувствовать собственную связь с этими словами. Не было никакой двусмысленности, никакой неоднозначности. Спустя 20 лет я поставил себе другой вопрос: «Отчего я не чувствую той же уверенности и основательности, когда я говорю спонтанно?» В конце концов, я ответил на него. Спонтанная речь включает в себя сомнения и неопределенность, и мне было трудно говорить с полной убежденностью, поскольку я никогда не знал, доверяю ли я этому, и правда это или нет. При повторении материала чувство уверенности приходило с повторами. Я мог быть спонтанным в своем выступлении, потому что все слова были уже проверены, обезврежены, доказаны. Я становился привязанным к этим словам. Я утверждал их как свои собственные. У меня не было оснований беспокоиться об их правильности. Это было дело верное. Это одна из причин, отчего люди не заикаются, когда поют. Там всё – слова, цели, эмоции – всё продумано заранее. Я знаю, что эта тема очень распространена в среде заикающихся. Заикающиеся говорят о страхе быть отвергнутыми. Мы настолько зависим от личностных оценок, что несоответствие им становится вопросом выживания. На кону стоит риск оказаться отверженным и духовная смерть. Доверить себе говорить спонтанно и отпустить себя было сродни прыжку с самолета в отсутствии уверенности, что парашют раскроется. Без уверенности, что я делаю свое дело и делаю его правильно, я просто не мог рисковать. ЛУЧШИЕ ИСПОЛНИТЕЛИ СОЗНАТЕЛЬНОГО КОНТРОЛЯ ОТКАЗЫВАЮТСЯ ОТ Подходим к сути этого эссе - фактору, который вплетен во все, о чем мы говорили. Это фактор доверия. Чтобы делать что-то свободно, вы должны отказаться от сознательного контроля и просто довериться. Отпустить и довериться. Ученик лучника-Дзен должен посылать в цель стрелу за стрелой, веря, что если он следует наставлениям мастера, делает все правильно и применяет правильную технику, то стрелы в конце концов будут ложиться одна в одну. Он должен делать это без раздумий и без попыток какого-либо сознательного контроля того, что он делает. Он должен выпустить в цель тысячи и тысячи стрел, пока его внутренний управляющий, таинственное «оно» не возьмет на себя и не начнет направлять его усилия. Каждый, кто достигает высокого уровня свободы, будь то - канатоходец - гимнаст на Олимпийских играх - цирковой артист на трапеции - горнолыжник на скоростном спуске - концертирующий пианист 162 - прима-балерина - жонглер - актер - каллиграф - автогонщик - мастер айкидо - оратор-мотиватор - изучающий Динамическое Чтение должны принять отношения доверия. Они делают все, что может поднять уровень их мастерства, и в какой-то момент должны отказаться от сознательного контроля и просто доверять. Они должны доверять, потому сложность того, что они стараются сделать, и тот уровень, на который они должны выйти, превышают их возможности контролировать это сознательно. На самом деле, если канатоходец начнет думать о своих ногах, он рискует потерять равновесие. Концертирующий пианист, который одержим контролем над своими пальцами, может закончить ошибками исполнения. Мастер айкидо, который думает о том, что делать, когда противник наносит удар, может потерять концентрацию и проиграть схватку. Профессиональный актер, который беспокоится о том, помнит ли он свои реплики, вероятно выдаст деревянное исполнение. Его фокус будет смещен с «Как я хочу» на «Могу ли я?» Чтобы выполнить все эти задачи успешно, практикующий передает контроль над этим высшей силе. Он сам более не контролирует то, что делает. Выполняемое контролируется его намерением. Для свободного применения всех этим навыков он должен довериться собственной спонтанности, устранив самого себя, чтобы сделать требуемое. ОБНАРУЖЕНИЕ СОЗНАНИЯ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ Было это в октябре 1968 года. Я сидел в парикмахерском кресле в клубе Амбассадор Хелс Клаб на Сатер Стрит в Сан-Франциско, листая последний выпуск Sports Illustrated. Неожиданно я наткнулся на статью, привлекшую мое внимание. Статья называлась «Инстинктивная Стрельба» и рассказывала об Лаки МакДэниеле (Lucky McDaniel), молодом 33-летнем инструкторе из Апсон Каунти (Upson County), штат Джорджия, который мог кого угодно обучить стрельбе немногим более, чем за час. Мартин Кейн (Martin Kane), автор статьи, начал с описания типичного подхода к искусству стрельбы. Большинство навыков позволяют вам достичь определенного уровня мастерства посредством сознательного контроля. Хороший пример – стрельба по мишени. Вы тщательно прицеливаетесь. Вы четко контролируете свое дыхание. Вы наблюдаете через прицел, как мишень движется взад и вперед. Вы знаете, что эти колебания невозможно контролировать, но надеетесь, что найдете их ритм, что позволит вам выпустить пулю в нужный момент. Поэтому вы стараетесь рассчитать по времени колебания прицела, удары сердца, возмущения от вашего самого спокойного дыхания. Пока вы считаете, что еще не нашли этот ритм, вы не нажимаете на курок. Вы нажмете его как можно более плавно, будучи уверенным, что при этом сдерживаете дыхание. Вы стараетесь рассчитать момент нажатия так, чтобы пуля была выпущена между ударами сердца. 163 Выглядит очень похожим на то, как я обычно готовился сказать что-то. Но у Лаки МакДэниела был другой подход. Он назвал его «инстинктивная стрельба», и его способ приносит удивительные результаты. В этой статье Кейн рассказал следующее… Чуть больше, чем за час, он научил меня стрелять с такой фантастической точностью, что вскоре я сбивал ползающих жуков из пневматики, причем редко промахивался. Впервые с того дня, как я взял пистолет, я могу выхватывать его и расстреливать сосновые шишки на дороге примерно с 20 футов, шесть попаданий из шести, стреляя от бедра. Для человека как я, полностью контролирующего себя, это было ересью. Как кто-то мог этому научиться? Читаю далее… Обучающийся методу Лаки МакДэниела («Система мышечной координации и синхронизации глаза и руки Лаки МакДэниела») не тратится по мелочам. Настоящий последователь Лаки МакДэниела заходит так далеко, что убирает прицел со своего оружия, потому что тот ему мешает. Для него навести винтовку или пистолет так же естественно, как указать пальцем. Многие из хороших стрелков вообще поступают так: взгляд на цель и, не заботясь о положении оружия и своем дыхании, нажатие на спусковой крючок. Они даже не нажимают на крючок. Они могут просто хлопнуть по нему, как иногда и делают. И всё. И попадают в цель, которая может быть летящим десятицентовиком или таблеткой Алко-Зельцера, которую подбросил Лаки. К этому времени я перелистывал страницы в совершенном недоверии. Для того, кто обнаружил, как трудно отпустить себя и говорить, идея такой импульсивной стрельбы с такими результатами в реальный опыт никак не вписывается. Немного далее в статье Кейн описал метод обучения МакДэниела. Метод обучения Лаки – чудо простоты. Инструктаж Лаки, на самом деле, очень невелик, поскольку Лаки не хочет загромождать сознание ученика запретами. Ученик получает пневматическое оружие и указание выстрелить из него пару раз просто так. После этого ему задается вопрос, видел ли он, как пуля вылетает из ствола. Когда он убеждает Лаки, что он это действительно видел, ученику дозволяется стрелять по объектам, подброшенным в воздух Лаки, который стоит справа и на полшага сзади. Практически единственный совет, который получает ученик, это слегка приложить оружие к щеке и смотреть на объект без прицеливания вдоль ствола. «Приложи и стреляй»,- говорит Лаки ученику при подбрасывании первой цели, довольно большой металлической шайбы, немногим больше серебряного доллара. Ученик обычно промахивается. «Куда ушла пуля?» - спрашивает Лаки. Ученик отвечает, что видел, как пуля прошла под целью. «Правильно, - говорит Лаки и снова подбрасывает шайбу. – Приложи и стреляй». Ученик промахивается снова, снова его спрашивают где прошла пуля, и снова он отвечает, что под целью. Лаки согласен, что именно так. Но на четвертом или пятом промахе ученик может сказать, что видел, как пуля прошла над целью. «Нет, - настаивает Лаки, - она никогда не проходит выше. Ты никогда не промахнешься, стреляя над целью. Сейчас старайся выстрелить над ней и ты попадешь». Ученик старается выстрелить над шайбой. Он попадает в нее. С этого момента он становится стрелком, бьющим влет. Все меньшие и меньшие шайбы подбрасываются в воздух, а промахи становятся очень редкими. В конце концов, ученик поражает шайбы размером с пенни и может делать это высоко или низко, как скажет Лаки. Это происходит в течении нескольких невероятных минут, обычно через полчаса занятий. В течение этого времени стрелок очень занят. Лаки не дает ему времени на размышления о том, что же он делает, никакого времени на теоретизирование, никакого времени, чтобы напрячься. Мишени взлетают одна за другой очень быстро, в то время как Лаки непрерывно тараторит фразы, довольно отчетливо подразумевающие то, что 164 у него просто замечательный ученик, каких он, может, и не встречал прежде. Ученик склонен думать примерно так же. После того, как он стал экспертом в стрельбе из пневматического пистолета, стрелок переходит на винтовку калибра 0.22. Процедура здесь во многом та же самая, за исключением того, что мишени могут быть любыми от глиняных тарелочек до брикетов древесного угля, каждая из которых замечательно рассыпается в пыль при попадании в нее пули. Каких-либо сложностей при переходе на 0.22 почти не бывает. У стрелка уже укрепилась способность противостоять искушению целиться. Он просто смотрит на цель и нажимает на спусковой крючок, когда каким-то образом ощущает, что момент выбран правильно. Это чувство очень определенное, хотя его и трудно описать. Это чувство общности с целью. Выработка этого «чувства» и есть фундамент, на котором построено обучение у Лаки. Мне кажется, что то же самое происходит и с детьми, когда они учатся говорить. Если нет страха споткнуться или сделать ошибку, если они не приобретают случайно неправильных речевых навыков, то они движутся путем бессмысленных стараний, неудач, попыток снова и снова до тех пор, пока контроль не берет на себя некий внутренний механизм. И тогда, о чудо, у них начинают получаться слова. Кейн продолжает: В качестве одной из причин того, чтобы видеть, как пуля вылетает из ружья, Лаки называет ту, что он хочет, чтобы ученик «научился концентрироваться на единственном объекте, не обращая внимания на то, что происходит вокруг». «Я говорю ему держать ружье у щеки свободно, а не вдавливать его в щеку, как обычно, - объясняет он. – Как только он начинает стрелять, я знаю, что он делает неправильно. Есть тысячи вещей, которые он может делать неправильно. Но я не дергаю его. Вы должны давать ему уверенность, либо он будет закрепощен. Я говорю ему, что нужно попасть в цель, и, в основном, хвалю его. Когда он попадает выше, я не просто говорю куда нужно стрелять. Я подбрасываю объекты и, пока бросаю, даю указания. Я делаю это непрерывно, поэтому он будет как бы входить в такое состояние. Еще я постоянно смещаю цели, будто перехожу с места на место на земле, поэтому мы не зациклены на одной мишени. Это инстинктивная стрельба, и это должно происходить легко». Сравните этот способ стрельбы с первым, который был описан в этом разделе, когда стрелок мучительно и продуманно пытается проконтролировать каждый фактор. По мне, прежний способ напоминает метод точного формирования свободной речи, когда человек пытается сознательно проконтролировать каждый аспект своей речи. Разница между двумя способами в том, что второй – свободный: все происходит естественно. Первый – не свободный, несмотря на то, что речевые ступоры при его использовании могут и отсутствовать. Свобода не означает отсутствия ступоров. Она в наличии потока. Чтобы создать поток, и спонтанный стрелок, и человек, говорящий спонтанно, должны обладать одним – доверием. Вы должны доверять тому, что вы не в состоянии почувствовать, дотронуться или сознательно проконтролировать. Именно в этом у нас, как у людей заикающихся и ступорящих, и есть проблема. В то время как обучиться стрельбе из винтовки вы можете «традиционным способом», осуществляя сознательный контроль и получая сносные результаты, свободная выразительная речь является сложным процессом, который требует от вас работы на интуитивном уровне. Проще и понятнее: вы не можете тщательно контролировать свою речь и испытывать при этом чувство свободы. Дело в том, что наличествует слишком много процессов, которые нужно координировать одновременно. Чтобы достичь легкости речевого потока, он должен контролироваться вашим намерением, вашим подсознанием, или тем, что мастер Дзен назвал бы «оно». Вот что всем управляет. 165 Когда вы стараетесь намеренно контролировать свою речь, вы заканчиваете вмешательством в спонтанный акт. На этом свобода прекращается. Вы можете быть в состоянии говорить без заикания, но многие люди, встреченные мною за многие годы, люди, которые старались контролировать речь, прекратили использование техники свободной речи, которую они недавно освоили. Причина отказа у них та же самая. «Конечно, я могу так говорить, - по их словам, - но когда я так делаю, я не чувствую себя самим собой». И это не удивительно. Самовыражение это спонтанный акт. Он включает в себя тонкие вариации темпа, громкости, тональности и прочего. Вы не можете сознательно контролировать все это и чувствовать при этом свободу полного выражения себя. Если вы не доверяете себе быть спонтанными… если вы не можете отдаться моменту… если вы в конфликте со своими намерениями… если вы не можете практиковать навык, а потом забыть о практике и просто проявить этот навык… вмешательство, скорее всего, поменяет ваше самосознание. И вы начнете отступление. Чтобы быть по-настоящему свободной, речь должна происходить спонтанно, так же, как динамическое чтение должно осуществляться интуитивно. И гимнастика. И ходьба по канату. И айкидо. И игра на музыкальном инструменте. И все другие умения, которые требуют исполнения на самом высоком уровне, чтоб все получилось так, как должно. Я полагаю, что все это относится и к беглости речи. КАК ПОЛУЧИТЬ НАСТОЯЩУЮ БЕГЛОСТЬ РЕЧИ? В 1985 году, готовясь к выступлению по первой национальной конвенции на Национальной Ассоциации Заикающихся, я как-то сел посмотреть, могу ли найти такую парадигму заикания, которая охватывала бы все, что я знаю по теме, и то, как я от этого избавился. После нескольких лет программ личностного роста я уже видел заикание не просто как речевую проблему, а как систему, включающую меня всего: интерактивную систему, содержащую, как минимум, шесть основных компонентов: поведение, эмоции, восприятие, убеждения, намерения и физиологические реакции. Эту систему можно представить неким шестиугольником, назовем его Гексагоном Заикания, каждая точка которого влияет и подвержена влиянию всех остальных точек. Именно динамическое взаимодействие тех шести компонентов, которые поддерживают гомеостаз системы, делают изменение системы очень трудным для изменения. Эта модель объясняет, почему вы не можете просто так пойти к логопеду, поработать с речью, и на этом все закончится. Чтобы сделать эти изменения постоянными, вам нужно поменять всю систему, это и поддержит вашу новую речь. Короче говоря, для того, чтобы изменить вашу речь, вы должны измениться сами. Я считаю концепцию Гексагона полезной, поскольку она позволяет ответить на вопрос о том, является ли речевой ступор эмоциональным, физическим, генетическим или возникшим от влияния окружения. В соответствии с этой парадигмой, вы можете видеть, что заикание/сдерживание это вопрос не либо/либо, а, скорее, система, которая включает постоянное взаимодействие всех факторов. Блокирование – это и эмоции, и физика, и восприятие, и генетика, и окружение. Каждая точка может оказывать либо негативное, либо позитивное воздействие на остальные. Таким образом, в системе, где большинство пунктов не поддерживает вашу способность к доверию и проявлению себя, крайне маловероятно, что успехи в беглости и легкости самовыражения окажутся продолжительными. С другой стороны, если сделанное вами охватывает весь Гексагон, то это будет еще более поддерживать слитность речи, поскольку вы не просто изменили свою речь, вы поменяли ту систему, которая побуждала вас сдерживаться. 166 ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Физиологические реакции Поведение Намерения Эмоции Убеждения Восприятие Только переменами во всей системе вы можете создать спонтанную, без тормозов и посторонних мыслей, настоящую беглость речи. К сожалению, многие терапевтические программы применяют стратегию, в которой весь фокус почти полностью сосредоточен на создании намеренной, физической плавности речи. Это может привести к контролируемой плавности, но в действительности создает паттерн, который работает против спонтанности. Это помешает вам когда-либо испытать чувство свободы, которое бездумно, спонтанно и выразительно. Итак, что же мне делать, чтобы добиться спонтанной беглости речи? Я не мог изменить свою физиологию. Это была данность. Это было закодировано в генах. Как я реагировал на стресс и как быстро переключался на борьбу или бегство, это было жестко предопределено. Не предопределено то, как я интерпретирую свой получаемый опыт. Если бы я не представлял ситуацию как кризисную, я не «придумал» бы и стратегию выхода из нее (ступоры). Я поменял свои убеждения. Не только относительно моей речи, но и относительно себя и других людей. Это, в свою очередь, изменило то, как я воспринимаю свой опыт, шаг за шагом. Я разрешил конфликты в своих намерениях: конфликты, которые подпитывали мое желание говорить и удерживали меня в то же самое время. Я научился более комфортно сосуществовать со своими эмоциями. Я лучше понял, что я делаю физически, когда возникает ступор, и научился расслаблять мышцы, которые его вызывали. Со временем у меня произошло много изменений. Я тренировал публичные выступления. Я научился быть напористым. Мне стало удобно выражать то, что я чувствую. Я изменил восприятие своего опыта. В конце концов, я развеял всю свою систему заикания и перестал думать о заикании вообще. Мало-помалу, я завершил построение системы, в которой спонтанная беглость речи и самовыражение стали синонимами. ЗАКЛЮЧЕНИЕ 167 Хотя вы можете это и не осознавать, но вся ваша жизнь протекает в интуитивном режиме. Когда вы только учились ходить, вы концентрировались на том, как ставить ноги одну за другой. Потом, в один прекрасный день, вы стали делать это инстинктивно. Подобным же образом, когда вы делали свои первые попытки езды на велосипеде, вы испытывали трудности с равновесием. Вы сдерживали себя, опирались на вспомогательные колеса и пользовались тормозом при каждой возможности. И вдруг, это как-то все пришло разом. Возникло равновесие, и выстроилась уверенность: можно успокоиться и катиться, получать удовольствие от свободной езды. При обучении вождению автомобиля вы поначалу упорно сосредотачивались на педалях, вашем положении на дороге, других автомобилях. Вы чрезмерно отвлекались на пешеходов на пешеходных переходах. Через некоторое время вы расслабились, вождение стало автоматическим… и свободным. В программе Динамическое Чтение, у Лаки МакДэниела, прыжках с парашютом и истории с бар-мицва мы увидели, что развитие беглости в сложных навыках идет через: - наличие четкого намерения; - бездумное повторение, без заботы о последствиях; - развитие доверия к себе и к процессу. И, тем не менее, когда дело дошло до овладения речью, что-то пошло не так. Мы перестали доверять себе. Мы начали себя тормозить. За дни, недели и месяцы, это удерживание себя, которое за день случалось у нас много-много раз, имело свои последствия. Мы запинались. Мы сражались. Мы «изобретали» модели бессознательного избегания. Это привело к ощущению беспомощности, а также к потоку негативных убеждений и поведения. В конечном итоге, мы перестали верить в то, что можно доверять своей речи, другим людям, и даже самим себе. В заключение такая вам мысль. Хорошо потрудиться, чтобы избавиться от выматывающих ступоров, - это великолепно. Но просто отсутствие ступоров (т.е. слитность речи любой ценой) может оказаться не тем, что вы искали на самом деле. Вероятно, конечная цель для большинства из нас – возможность быть самими собой и выразить себя. Чтобы получить ощущение истинной свободы речи, мы должны сначала вернуть доверие к себе. ССЫЛКИ Gallwey, T. (1979) The inner game of tennis. New York: Bantam Books Green, B. & Gallwey, T. (1987) The inner game of music. New York: Pan Books Herrigel, E. (1989) Zen in the art of archery. New York: Vintage Books Sightless in Georgia: Lucky McDaniel teaches instinct shooting, Sports Illustrated, 26:5, January 9, 1967 168 АНАЛОГИЯ С ГОЛЬФОМ Джейк Дин [Если вы когда-либо сомневались в том, встречается ли скованность, какая бывает при заикании, и в других формах человеческой активности, то история с гольфом, рассказанная Джейком Дином, должна положить вас на лопатки. Когда я получил этот материал, Джейк был первокурсником Корнельского Университета в Итаке, штат НьюЙорк. (прим. Дж.Харрисона)] П ривет! Я учусь на первом курсе в Корнелле. Примерно в течение шести лет у меня есть проблемы со ступорами в речи. Я читал вашу статью, и она полностью относится ко мне. Я получаю кое-какие консультации в кампусе сейчас, чтоб попытаться как-то улучшить положение. Когда я один (так бывает со многими), то всё хорошо, но как только наступает момент, когда я должен говорить с другими, то мне приходится туго, очень похоже на тот эпизод в Сан-Франциско, о котором вы рассказывали. Только у меня такие случаи не исключительны: они у меня происходят целыми днями. Другим это не очень заметно, но меня сильно расстраивает. Я прикидываю наперед слова, которые собираюсь произнести, и когда дело доходит, всегда останавливаюсь перед ними. Интересно то, что ТОЧНО ТО ЖЕ САМОЕ у меня происходило и с ударами в гольфе. В соревнованиях по гольфу я начал участвовать с 12 лет, и для меня стал важен каждый удар. Я выработал привычку тянуться за шаром, следовать за ним и не мог вернуть клюшку обратно. Такое чувство, что руки были заморожены и вообще не могли двигаться. В конце концов, это ощущение притуплялось, удар я срывал реже, но в полную силу я уже не играл. Интересно то, что когда шара не было, то я мог проводить удар без проблем. Можно провести аналогию с тем фактом, что я мог говорить без ступоров, если рядом никого не было. Весной в выпускном классе школы я вышел на поле для гольфа и сказал себе: «Все! Теперь это для меня не имеет никакого значения». Потому что я знал, что в колледже играть в гольф не буду. И эти ощущения немедленно пропали. И я уже мог контролировать себя и выбирать то, о чем я хотел думать. Уже год, как такой ступор у меня не появлялся. И это довольно примечательно, поскольку шесть лет это происходило во время каждого удара. Я действительно думаю, что есть связь всего этого с моим заиканием. 169 НАБЛЮДЕНИЯ Хелен Винер Я давно уже думаю, что покончила с заиканием, которое мучило меня в течение 46 лет. Я долго работала, используя дыхательную технику (разработанную программой McGuire), которая позволила мне контролировать речевые ступоры. Вдобавок, я действительно очень много работала над изменением своего мировоззрения или, как называет это Джон Харрисон, своего Гексагона Заикания. Я по праву горжусь всем тем, чего я достигла. Я больше не перекладываю на когото те слова, которые должна говорить, даже если я нахожусь в состоянии стресса или имею дело с трудной ситуацией. Моя вновь обретенная уверенность и самооценка позволяют мне принимать на себя роли, о которых я никогда и не мечтала. От ведения собраний до добровольной работы с молодыми правонарушителями, до споров и отстаивания своей точки зрения. Я не боюсь любой речевой ситуации. Чтобы расширить свою зону комфорта, я даже принимала участие в драмкружке (что я никогда не сделала бы, будучи заикающейся), и как-то раз в этой обстановке все мои старые страхи вылились в громадный мегаступор. Немного предыстории. Хотя я и считала себя человеком, у которого больше нет проблем с речью, я еще чувствовала, что есть возможности для ее улучшения. Не касаемо речи как таковой, а того, что я не могу ее пока по-настоящему отпустить. Так что драмкружок, который требовал импровизации, казался мне решением. И хотя я не была полностью удовлетворена полученным опытом, каждое занятие было вызовом, и я всегда уходила, чувствуя пользу от того, чего я достигла. На одном из занятий педагог попросила нас разбиться на группы по четыре человека. Она дала нам набросок короткой сцены, а мы должны были наполнить ее содержанием. Наша группа обсуждала, как мы должны играть эту сцену, и каждый предлагал что-то, с чем я была не согласна. Но альтернативы у меня не было. Я чувствовала, что у меня нет иного варианта, кроме как следовать придуманному в конце концов группой. Проблема была в том, что мне не нравился сценарий. И хотя я была согласна со всеми, но ощущения того, что это действительно мой выбор, у меня не было. Более того, мне была поручена роль телерепортера, я эту роль не выбирала и считала, что мне эта роль совершенно не подходит. Чтобы все согласовать, один из нашей группы, довольно разговорчивый и любящий верховодить парень, начал диктовать мне, как, по его мнению, я сыграть свою роль. Я не чувствовала себя уверенно, в частности из-за того, что не понимала, что же должно было получиться. Я чувствовала, что эта роль мне навязана. Я не отвечала. А самое обидное, я обнаружила у себя речевой ступор. Через несколько дней я стала понимать смысл произошедшего. Я поняла, что в тот момент я попала в свое старое состояние и истратила всю свою энергию. Я была расстроена, потому что не испытывала такого уже очень давно, и это воскресило все те болезненные ощущения, которые я испытывала при заикании. Я думала также, что могу потерять свободу речи и начать заикаться снова (чего, кстати, не произошло). 170 Короче говоря, я съехала обратно в роль ребенка, который был вынужден угождать другим, ребенка, который заикался и ступорил. Но что любопытно, была одна эмоция, которую я не испытывала. Это смущение. В старые времена, я бы покрыла себя несмываемым позором и зациклилась на том, что другие подумали обо мне. Они считают меня дурой? Я им еще нравлюсь? Захотят ли они снова со мной работать? Я обнаружила, что этой тропой я не пошла, и открыть в себе такое было удивительным. Как только мне стало ясно, откуда у меня возник ступор, у меня заметно поднялось настроение. Я ободрилась, поскольку это был хороший урок, который позволил мне понять проблемы, которые прятались за моими речевыми ступорами многие годы. Я считаю, что это по-настоящему позитивный и поучительный опыт. КАК МОЕ УВЛЕЧЕНИЕ ГОЛЬФОМ УСИЛИЛО ЗАИКАНИЕ Примерно через три года после того, как я прошла программу McGuire, я уже считала себя довольно прилично излечившейся. Я была уверена, что могу войти в любую речевую ситуацию без страха заикания, и, по правде говоря, ступоры у меня были очень редкими. Потом я занялась гольфом. Я взяла уроки у профессионалов и, к своему удивлению, обнаружила, что эта игра гораздо сложнее и несет больше разочарований, чем мной ожидалось. И вот тогда случилось нечто странное. Мало-помалу я стала понимать, что мое заикание, над которым я так долго трудилась и успешно его одолела, стало возвращаться. Не как-то там драматически – больших ступоров не было, не было и признаков борьбы – но случалось, что моя речь уже не была такой гладкой, как бывало. И, как следствие, уверенность, с которой я могла войти в любую речевую ситуацию, стала постепенно ослабевать. Сначала я думала, что это просто одна из тех вещей – что, возможно, мне нужно побольше поработать над речью: стать более дисциплинированной в вопросе техники дыхания, которое стало моим недостатком. Или, может, я должна ставить себя перед более сложными речевыми ситуациями. Но в глубине души, я не думала, что это действительно серьезно. Постепенно я начала анализировать происходящее. Хотя я успешно изменила мой Гексагон в том, что касалось меня и моей речи, я понимала, что столкнись я с совершенно новым испытанием, испытанием, которое, казалось бы, совершенно не имеет отношения к речи, все те характеристики, которые я проявляла как заикающаяся, там могут выйти наружу. То, что у меня получилось с гольфом, стало для меня очень важным. Так же, как я не хотела выставлять себя, когда я заикалась, повторилось на поле для гольфа. Так же, как беспокоило меня то, что могут подумать обо мне, когда я заикалась, беспокоило меня сейчас, когда люди видели, как я прохожу свой маршрут на поле для гольфа. Хотя умом я понимала, что мое заикание не имеет никакой важности для других, эмоционально я согласиться с этим не могла. Подобным же образом, хотя умом я понимала, что никому дела нет до того, как я играю в гольф (гольфисты слишком погружены в собственную игру, чтобы следить еще за кем-то), согласиться с этим я не могла. Я была охвачена теми же ощущением несовершенства, с которым я боролась по отношению к заиканию. Я чувствовала себя точно так же. Так же, как я злилась и ругала себя, когда я заикалась, так же я злилась и изводила себя, когда у меня плохо получался удар. Я сосредотачивалась только на впечатлении. Все свое внимание я направляла на то, чтобы не сделать плохой удар. Из-за того, что я настолько боялась «провала», я не давала себе свободы выражения. Я не могла раскрепоститься. 171 Короче говоря, была скованной. И как следствие, я вырабатывала «гольфное заикание». У меня возникли ступоры в гольфе вместо речевых ступоров!! И чем все происходившее закончилось. А произошли две вещи. Первая… слава Богу! Мой гольф улучшился. Отпустив себя и получая удовольствие на поле для гольфа, не концентрируясь исключительно на том, как я выгляжу, я улучшила свою игру. Не думаю, что Тайгеру Вудсу пора начинать беспокоиться, но следите за новостями! Во-вторых, моя речь вернулась к той, что была. Конечно, это не речь вернулась, это мой Гексагон снова стал сбалансированным. Я знала эту теорию. Я знала концепцию Гексагона, но понять реальность было намного сложнее: то мое представление себя это отражение меня целиком – того, как я думаю, воспринимаю, чувствую, во что я верю. У меня бы и в мыслях не было, что может быть какая-то связь между игрой в гольф и речью. Теперь я знаю, что она есть. 172 СОПРОТИВЛЕНИЕ ПЕРЕМЕНАМ История Марианны За время моих первых десяти лет в National Stuttering Project (NSP, ныне NSA – Национальная Ассоциация Заикающихся) я регулярно посещал встречи филиала проекта в Сан-Франциско. Заседания, обычно проводившиеся в апартаментах исполнительного директора Джона Албаха (John Ahlbach), были настоящей школой для людей, которые представляли заикающееся население. В те дни у нас была основная группа постоянных клиентов, которые испытывали острую необходимость в дружеском общении и возможности поговорить в непринужденной, неофициальной обстановке, встречи они почти никогда не пропускали. Заходили к нам и люди, чье присутствие было нерегулярным, но они, тем не менее, старались связи поддерживать. Были также и те, кто в Сан-Франциско был проездом, хотел зайти и навестить друзей. И, наконец, большое количество отчаявшихся людей, которые слышали о нас, они приходили, потому что полагали, что у нас есть волшебная палочка. Неизменно они бывали разочарованы и обычно пропадали в течение месяца. Человеком, воспоминания о котором с той поры у меня остаются неизменно яркими, была Марианна (имя изменено из соображений конфиденциальности). Она регулярно присутствовала на встречах. Марианна была застенчивой, замкнутой в себе, 30летней женщиной с умеренным заиканием. Всякий раз, когда у Марианны случался ступор, она широко открывала рот, молча пытаясь вытолкнуть страшное для нее слово. Марианна была учителем начальной школы и, как я подозреваю, учителем хорошим. Замужем, с несколькими детьми, она была чрезвычайно доброй и заботливой и, как от постоянного участника, от нее во многом зависел дух и настрой группы. Хотя Марианна обычно участвовала в разговорах, она всячески стремилась избежать любой возможности быть ведущей встречи. По этой причине мне очень хотелось, чтобы Марианна расширила свою зону комфорта, попробовав себя в роли ведущей. Наконец, однажды такое согласие с ее стороны было получено. Стандартный формат встреч был разработан таким образом, чтобы помочь заикающимся побывать в комфортных и доверительных условиях при речевой ситуации. Первая половина встречи резервировалась под общую беседу. Не было ли у кого-нибудь неудач, чтоб, проговорив, как-то ослабить их последствия? Сделаны какие-то открытия? Такого рода вопросы затрагивались во время первой половины встречи. Вторая половина отводилась под выступления. Каждому полагалось записать тему выступления и положить бумажку в шляпу. Потом шляпа проходила по кругу, и каждый вытягивал какую-то тему. Говорить именно по теме было не обязательно, но мы призывали людей выстраивать доверие к себе, выступая экспромтом. Выступления выводили людей за их зону комфорта, но не настолько, чтоб они закрылись. Акцент был на то, чтобы речь приносила удовольствие. Человеку предлагалось говорить столько, сколько ему хочется, но не более трех минут, после чего он получал свою порцию аплодисментов. Затем его просили поделиться впечатлениями о произошедшем. Наконец, наступало время для положительных отзывов. Это был очень удобный формат, поскольку не требовалось привлекать обученных ведущих для проведения встречи. Это мог сделать каждый. 173 Роль ведущего включала в себя и объяснение новичкам того, как будет проходить встреча, и именно эта часть – стоять перед группой и рассказывать правила, - как призналась Марианна, была для нее самой непростой. Когда настал тот вечер, когда надо было вести встречу, пришло только четыре человека, причем все были старожилы. Увидев такое небольшое присутствие, Марианна испытала явное облегчение. Она подумала, что ей не придется играть свою роль, поскольку правила уже все знали. На самом деле, ведущий может оказаться и не востребован. Все шло к тому, что она ушла с крючка. Тогда я пошел в наступление. - Марианна, - сказал я, - нет ли у тебя желания все-таки побыть в роли ведущего? Это застало ее врасплох. Она уже думала, что спокойно пойдет домой. - Знаешь, - продолжил я, - только для практики. Она задумалась, прежде чем ответить. - Пожалуй, да. Марианна встала, готовясь начать встречу, ее дискомфорт был явственным. - Прежде, чем начать… Есть у тебя речевые ситуации, в которых ты чувствуешь себя совершенно уверенно и комфортно? Марианна задумалась на мгновение. - Когда я учу в своих классах. - Тогда ты заикаешься? - Никогда. Никогда в классе не заикаюсь. - Интересно, - заметил я. – Хотела бы ты попробовать что-то необычное? Марианна посмотрела подозрительно. - Дело невеликое. Ты получишь удовольствие. - Ну, хорошо. – Решила она попробовать. - Замечательно. Дело вот в чем. Трое из нас будут шестилетками, совершенно неуправляемыми и себе на уме. Мы хотим устроить тебе трудные времена, а твоя задача нас приструнить. Думаешь, сможешь? - Полагаю, что да. - Тогда начнем. С этого момента трое из нас стали вести себя как трое детсадовцев, на которых никто не обращает внимания. Мы творили что хотели. Болтали. Ерзали. Бросали вещи друг в друга. Были в непрерывном движении. И вдруг, будто произошел фокус, Марианна перевоплотилась прямо на наших глазах. Из сомневающейся она вдруг превратилась в авторитетную, требовательную, уверенную в себе учительницу, которая была абсолютно уверена в своей способности нас утихомирить. То, что действительно привлекло мое внимание, так это то, насколько изменилась ее эмоциональность, что психологи называют аффектом. Из той, чье эмоциональное присутствие не было заметным, она превратилась в даму, которая взяла ситуацию под свой полный эмоциональный контроль. Она совершенно недвусмысленно объяснила нам, что можно делать, а что нельзя, и при ее новой немыслимой уверенности в себе, не подчиниться для нас не было никакой возможности. Да, и еще одна вещь. Марианна была совершенно свободна. Абсолютно. Я помню свою реакцию. Я всегда немного сомневался в Марианне, возможно потому, что всегда видел, насколько она скованна. Но сейчас степень ее раскрепощенности довела меня до слез. Я был в полном восторге от ее разительной перемены. Марианна оставалась в своей роли, насколько могла. Потом сказала: «Вот и все». И села. - Как это было? – спросил я. - Хорошо. - Ты готова продлить это еще немного? 174 Ой-ей. Я мог заметить в ее глазах море страха. - В каком смысле? - Можешь ты вернуться в контакт со своими ощущениями, когда ты имела с нами дело как учитель? - Да… -Хорошо. Задача такая. Поговорить с нами как со взрослыми. Представь, что мы новички, и введи нас в курс того, как должна проходить вторая половина встречи, но с теми же ощущениями, которые были, когда ты была учительницей, а мы шестилетками. Перенеси те ощущения на эту ситуацию. Сможешь это, как думаешь? - Хорошо… (длинная пауза)... ладно. Марианна начала объяснять, как будет проходить вторая половина встречи. Но, Боже мой, она держалась на том же самом высоком уровне уверенности и эмоционального присутствия, который она выдавала в роли учителя. Моя челюсть отвисла. Я никогда не испытывал ее таким образом. Она была совершенно другим человеком. Я мог почувствовать ее присутствие. Она была энергичной, доминирующей. Полностью заряженной. Эта женщина имела опыт перевоплощения! И еще раз повторюсь, она была совершенно свободна. Марианна оставалась такой примерно 90 секунд, по-видимому, пока она могла выдерживать такие эмоции. Потом снова села с жестом завершенности. Это определенно означало ее состояние на остаток вечера. - И как? – спросил я. - Хорошо. «Хорошо?! – Подумал я про себя. – Бога ради! У тебя только что было прозрение. Ты не понимаешь что произошло? Ты не понимаешь о своей скрытой стороне… о себе настоящей… которая прорвалась» Похоже, ничего такого она не увидела, потому что вечер вскоре закончился, и мы разошлись практически без обсуждения. Я пришел той ночью домой в приподнятом настроении. Я чувствовал, что помог кому-то пройти момент перевоплощения. Уверен, что она будет возвращаться к тому, что произошло, и увидит значение всего этого в связи со своей речью. Имея возможность обдумать произошедшее, Марианна вернется на следующей неделе совершенно ошеломленной и попробует повторить этот опыт. Она увидит связь между ее убеждениями, ощущениями и беглостью речи. Она вернется с сумасшедшими планами продолжать свою трансформацию. Мы разработаем новые эксперименты для Марианны, и как только она обнаружит новые способы освобождения своей энергии, в ее речи произойдут быстрые и необратимые изменения. Я не мог дождаться следующей встречи. Но Марианна так и не появилась. Ни на следующую, ни на другие встречи. Ее не было восемь месяцев, затем, однажды вечером, она пришла, но потом опять исчезла, на этот раз навсегда. НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ Я много думал о Марианне в последующие годы и делал предположения о том, что происходило в ее голове. Я полагал, что она в восторге от высвобождения и свободы, с которыми внезапно столкнулась. Но ясно, что это не тот случай. Испугалась ли Марианна той другой, более сильной своей ипостаси? Полагаю, что да. Опыт привел меня к убеждению, что излечение от хронического заикания это более, чем вопрос речи. Это вопрос собственного «я». Чтобы избавиться, вам нужно найти 175 свое настоящее «я». Вы должны добраться до той точки, в которой примете новую самость как ваше настоящее «я». Чтобы излечение было необратимым, ваш Гексагон Заикания (то есть, все ваши компоненты, вовлеченные в проблему) должен поменяться. Но вы должны быть готовы к такому изменению. Ясно, что Марианна не была готова. Не тогда, во всяком случае. Но несколько лет спустя, до меня дошли слухи, что Марианна рассталась с мужем и детьми и проживала одна в квартире в другом городе. Мне интересно, что должно было пройти через ее сознание, и повлияло ли на нее то, что произошло в тот вечер. Запустило ли это процесс самопознания? Не обнаружила ли она внезапно, что ее жизненный выбор на самом деле не поддерживает ее, и что есть более мощное «я», которое только и ждет, чтобы стать свободным? Был ли обрыв связей и высвобождение ее самой той единственной альтернативой, которая у нее имелась? Я никогда не узнаю. 176 ПОСЛЕДНЯЯ ИГРА Джон Харрисон Этот рассказ был написан мною, когда мне было двадцать четыре. Это было началом трудного времени, когда я не знал, кто я и каково мое мнение о чем бы то ни было. И тем не менее, в разгар всей этой неустроенности, у меня было чувство, что я начал понимать что-то о своей речи, и о том, что стояло за моими трудностями самовыражения. И вот однажды вечером я сел написать рассказ, который мог бы зафиксировать некоторые мои предвидения, так что перед вами результат этого действия. События в рассказе вымышлены, но чувства реальны. К огда Роберт шел по улице, то знал, что он близко к парку, из-за криков и смеха мальчишек, достигавших его ушей нестройными, неровными всплесками. Была пятница. Школа выпустила его не далее, чем полчаса назад, но он, тем не менее, уже ощущал легкомыслие и жизнерадостность выходных, долгожданных, которые, наконец, наступали. Он чувствовал себя свободным как легкий ветерок, ласкающий его руки и чело, приводивший его длинноватые светлые волосы в полный беспорядок. Никто не покушался на его время и не призывал его к порядку. Это было настоящее роскошество жизни. Он шел по потрескавшемуся и продавленному тротуару, осторожно ступая по сухим, бурым листьям, которые дробились и разлетались на сотни мелких кусочков. Это было поздней осенью, уже перевалившей то время, когда деревья творят свой блестящий финальный аккорд. Осень была временем умирания. Умирало все. Деревья являли собой скелеты прежнего великолепия. Эфемерная красота полей уходила медленно, по мере того, как в неминуемом распаде желтела и увядала высокая трава. Стрекочущий народец, который очаровывал его все лето своей сухой, ритмичной трескотней, был мертв или ушел на покой в застывающую землю, такие подробности были ему неведомы. И все же в этом тоже была красота, даже в этой неотвратимой предсмертной маске природы. В этом была глубокая и умудренная печаль, которая никогда не трогала его, когда он осенью бродил в одиночестве. Там и сям по улице перед каждым домом листья были свалены в высокие или рассыпавшиеся кучами, извергавшими дым, либо, если подует ветерок, лизавшими воздух колеблющимся пламенем. Для Роберта этот дым был благоухающим, почти благовонием, ибо пах лесом и свежестью. Иногда горящие листья поправляли садовники бамбуковыми или металлическими граблями. Они стояли безучастно, попыхивая трубками или свисающими между губ забытыми сигаретами и наблюдая, как дым поднимается, а пламя трепещет в полуденном ветерке. Иногда они подталкивали ветки или выравнивали горящие кучи граблями. Но, в основном, они просто стояли и созерцали завораживающее превращение листвы в золу и дым. Роберт свернул за угол бакалейной лавки Манделла и подошел к парку. Парк был не настолько велик, какие теперь бывают парки, но вполне подходил для пригорода, в котором жил Роберт. Там были посыпанные гравием дорожки, равномерно утыканные скамейками, и каменные фонтаны, в которых непрерывно журчала вода. Под дубами и кленами, которые летом прятали в своей тени гуляющих, были няньки в накрахмаленных 177 белых униформах, которые выгуливали малышню, семенившую мелкими быстрыми шажками и издающую разные умильные звуки. Старухи сидели на скамейках и наблюдали кончину еще одного нескончаемого года, точный номер которого было уже не важен и подзабыт. Часть парка была открытой, на одном конце ее был бейсбольный ромб, убранный за забор. Роберт шел вдоль периметра парка, пока не оказался достаточно близко, чтоб можно было заглянуть за забор и посмотреть, что там происходит. Он мог видеть, как мальчишки делились на команды. Крики, споры, ругань… они стояли гурьбой и ждали своей очереди. Почиталось за честь быть выбранным первыми, и Роберт мог видеть, как портилось настроение у остававшихся, а последних вообще разобрали нехотя. Наконец, с командами было все понятно, и капитаны бросили жребий, кто начинает. Роберт незаметно обошел ограждение и поднялся на деревянные трибуны. Трибуны были старые и выветрившиеся; они пережили иного лет снега, солнца и весенних дождей. Он осторожно переходил с уровня на уровень, стараясь не ушибить коленки или пальцы на разбитых досках. Он поднимался, пока не добрался до верха, и сел смотреть игру. Приятно было сидеть одному на трибунах, так высоко и в одиночку, наблюдая бейсбол прекрасным осенним днем. Иногда он приходил в выходные, чтоб посмотреть игру, но тогда трибуны бывали переполнены шумными беспокойными людьми, а это было совсем не то же самое. Сейчас почему-то игра имела экзотический, живописный вид, как рисунок на открытке. Со своего места на трибунах он мог видеть весь парк с унылыми деревьями и медленно движущихся людей. За парком по улице лениво двигались машины. Солнце во второй половине дня уже было низко на небе, и каждый мальчик отбрасывал тень вдвое длиннее собственного роста. У Монти Кафассо тень была самой длинной. Роберт знал его по школе. Это был высокий, крепкий парень, слишком крупный для восьмого класса, который, говорили, он одолевал уже во второй раз. У него были резкие, грубые черты и прямые, темные волосы, которые он убирал с глаз быстрым движением головы. Может, ума Монти и не доставало, но он компенсировал это спортивными достижениями, поскольку преуспел во всех видах спорта. Говорили, что он запросто попадет в высшую лигу, если только закончит школу. Монти сам назначал себя капитаном в каждой игре, так же, как и Джонни Сорро, который, конечно, был менее одаренным, но все же очень уважаемым игроком. Если Монти был темным и плотным, то Джонни был стройным, быстрым и светлым блондином. А еще он был вспыльчив и подкреплял авторитет кулаками. Роберт удовлетворенно вытянул руки и ноги на трибуне и устроился поудобнее, чтоб смотреть игру. Он любил наблюдать за чем-то и часто проводил время в одиночестве в лесу или поле, наблюдая безумства дикой природы. Иногда он гулял и по центру города, рассматривая витрины и спешивших людей. Ему нравилось смотреть, как что-то происходит, и он часто следовал за полицейским на безопасном расстоянии, наблюдая, как тот штрафует припаркованные автомобили и спорит с их владельцами, которые подошли, но, увы, слишком поздно. Он видел три пожара, а однажды ему посчастливилось стать свидетелем настоящей аварии. Полевые игроки начали перекидываться мячом, в то время как кэтчер надевал амуницию. Кто-то бросал мяч на внешнее поле, крича «Думайте быстрее!», и начиналось выяснение, кто же может его поймать. Домашняя команда собралась вокруг дома, размахивали битами, пошучивали. Иногда Роберт тоже представлял себя размахивающим битой и пошучивающим. Наконец, Монти, который был питчером, закричал: «Окей! Давайте начнем!». И бэттер пошел на площадку. Он махнул пару раз битой и замер. Монти сплюнул на руки и вытер их об рубашку. Роберт мог видеть, какие от них остались пятна на светлом рисунке в клетку. Монти взял мяч в правую руку и уверенно взглянул на бьющего. Затем преувеличенно замахнулся, провел мяч на мгновение к груди и выпалил в сторону бэттера. 178 «Страааайк!» - закричал судья, который был толстяком и первый год в средней школе. Бэттер вышел из своего квадрата, взял немного грязи и растер ее в руках. Монти снова кинул на него уверенный взгляд. Он сдвинулся вперед, завел мяч за спину, попрежнему глядя на бэттера. Бэттер несколько раз качнул битой и застыл неподвижно. Все были настолько увлечены игрой, что никто, кроме Роберта, не замечал маленькую девочку, пока она не оказалась рядом. «Гарри!», - крикнула она вдруг, и все сразу расслабились и оглянулись на нее. Ей было около десяти лет, у нее были длинные светло-русые волосы, а личико прекрасно смотрелось бы на семейной воскресной прогулке. На ней были красные шорты и белая футболка, а в толпу парней она вошла с полнейшей уверенностью. «Гарри, мама хочет, чтоб ты немедленно шел домой», - она наполовину хныкала, наполовину кривлялась, неподражаемый плаксивый голос маленькой девочки, которая вдруг почувствовала свою власть. «С чего бы?» - спросил мальчик на второй базе. «Мама просила сказать, чтоб ты немедленно шел домой, потому что у тебя не сделана арифметика, и ты еще не садился за домашнюю работу». «Сделаю ее после ужина», - мальчик сказал так, будто он этот вопрос решил раз и навсегда. Он ударил пару раз перчаткой, чтобы разгладить карман ловушки. Похоже, что девочка к этому была готова, потому что продолжала в той же самой манере: «Мама велела, чтоб я тебе сказала, - настаивала она, - что если ты немедленно не вернешься домой, то получишь». «Да? И что она хочет сделать?» - спросил Гарри, слегка растерявшийся после такой неопределенной угрозы, но стараясь держать марку. «Она не сказала, - ответила девочка. – Она просто сказала, - заныла она, - что если ты сразу не придешь, то получишь». Мальчик был в нерешительности. «Ладно, - сказал он. – Скажи, что сейчас приду». «Сейчас!» - настаивала девочка. «Хорошо», - сказал мальчик и засеменил с поля. Лицо его покраснело, глаза были опущены. «Бай-бай, Фрэнки», - крикнул кто-то с внешнего поля и помахал перчаткой. «Бай-бай», - кричали все и смеялись. «Заткнитесь!» - сказал парень перед тем, как скрыться за изгородью. Все посмеялись еще немного, потом замолчали и смотрели друг на друга. Джонни Сорро нарушил оцепенение. «Нам нужен человек, - сказал он. – Есть у кого идеи?» «Может, Джимми Кент?» - спросил парень с третьей базы. «Он болеет». «Мизвински», - откликнулся еще кто-то. «Он переехал». Снова тишина. «Может, ЕГО?» «Кого?» «ЕГО!» Вдруг Роберт понял, что все смотрят на него. «Эй, парень, - крикнул ему Монти. – Эй… как его зовут-то?», - спросил он. «Принс». «Эй, Принс, не хочешь поиграть в мяч?» Роберт чувствовал, как в животе образовался ком, он почувствовал тошноту. Он почувствовал, как горит его шея и потеют ладони. Лицо его зудело, а сердце гулко билось в ушах. Он боролся со словом, стараясь вытолкнуть «нет», но горло его зажалось, возник спазм, он понимал, что ответить не сможет, и придется сдаться. 179 Каждая секунда была годом. Он чувствовал, как они ждут, ждут, пока он что-то скажет, подаст знак. Он встал, все смотрели на него. Он начал спускаться, перешагивая медленно через разбитые, гниющие сиденья, вниз с одного ряда на другой, отчаянно надеясь, что какой-нибудь незнакомый парень вдруг окажется за забором и спросит: «Эй, не найдется ли для меня местечко?» Когда он спустился, все для него выглядело неестественно большим. Монти выглядел великаном. Он только сейчас осознал, что его обступили парни, увидел их биты белого цвета, грязь на площадке дома и любопытный взгляд Монти. «Ты будешь держать их на правом поле», - сказал Монти. «Джой, - распоряжался он, - ты играешь центра, а Кип пусть будет на втором». Переход был сделан, и кто-то бросил Роберту перчатку. Он поймал и надел ее, потом постучал по изгороди кулаком. «Вперед, - сказал Монти. – У нас не так много времени». Роберт побежал и пересек внутреннее поле, чувствуя то, какой он маленький и худющий. Он переместился на правое поле, вышел из тени деревьев, а его собственная тень запрыгала по газону. Она выглядела похожей на тени других мальчиков, как они виделись ему сверху. Роберт стоял на правом поле, его глаза щурились от солнца, и ему хотелось узнать, что эти парни думали о нем, когда он сидел на трибунах, не говоря ни слова. Может, они думают, что он глупый, потому что не ответил? Должны же они о чем-то догадываться. По крайней мере некоторые из них видели его, когда он делал домашние задания, и знали, что он из себя представляет. Может, и жалели его. Они могли бы играть и восемью игроками. Он им был не нужен. Смотрите, куда его поставили… на правом поле. Никто и не ударит никогда на правое поле. Он нужен как манекен, для комплекта. Он надеялся, что никто случайно не угодит на правое поле. Он молил Бога, чтоб этого не случилось. «Ну-ка, выдайте им что-нибудь!» - прокричал Монти с питчеровской горки. «Эй, нет бэттера, нет бэттера», - понеслись в ответ бейсбольные кричалки. «Так держать, малыш Монти!» «Выбить их там всех!» «Не можешь бить, так получи» «Так и выбивай», - Роберт прокричал голосом, который показался ему высоким и тоненьким. Он постарался еще разок, пытаясь подражать хриплому, язвительному голосу центрового. «Так и выбивай, Монти». – Получилось немного лучше. Роберт перенес свой вес на одну ногу и стоял, ожидая пока Монти бросит мяч. Он пару раз ударил по карману перчаткой. В ногах чувствовалась слабость, и тошнота, которую он испытал еще на трибунах, так и не покидала его. Он чувствовал, что его очень легко может и стошнить. Он увидел, как центровой посмотрел на него, и опустил глаза, чтобы избежать взгляда. Он подумал: а что, если и другая команда смотрит на него. Он представил, что они говорят. Он боялся угадать. Монти почти сразу созвал всех. Роберт бросил перчатку на землю и побежал в направлении стенки, стараясь угадать, что тот задумал. Все собрались вокруг Монти, которые раздавал порядок отбивания. Роберт незаметно пристроился за спинами и ждал своего имени. Оно прозвучало последним. «Где этот… как его там?» - спросил Монти. «Принс», - подсказал кто-то. «Здесь я», - сказал Роберт поспешно, залпом, не давая себе времени подумать. Группа расступилась, и Роберт обнаружил себя лицом к лицу с Монти. Тот был весь в поту, и волосы свисали на глаза. «Как у тебя с ударом?» 180 «Й-й-й-я н-н-н-н-е знаю», - сказал Роберт, стараясь сохранять спокойствие и обдумывая каждое слово, прежде чем сказать его. («Роберт слишком быстро думает», - говорили его тетки. – Роберт заикается, потому что его мозг слишком быстр для его речи»). И Роберт старался думать много раз о каждом слове перед тем, как его скажет, но хорошо получалось у него это очень редко. «Ладно, - сказал Монти, - пока будешь последним, но если бьешь, то переставим тебя повыше. Похоже, в команде есть парочка игроков, которых надо отправить в самый низ, они так бьют по мячу, будто хотят его проветрить или что-нибудь вроде того». Толпа захихикала. «Бэттер, давай», - крикнул со своей горки питчер. Группа разошлась, а бэттер, который начинал, взял биту и пошел на пластину. Роберт хотелось стать невидимым. Он тихонько шел от стенки и думал о том, насколько же это отличается от того, что видишь с верхнего ряда трибун. Удовольствия там было гораздо больше. И видеть он мог все получше. Парень на пластине отбил по земле на шортстоппера. Тот немедленно перепасовал на первого. Аут. К бите подошел другой мальчик. «Ты в седьмом?» Роберт поднял глаза. «Ты в седьмом?» - повторил мальчик. Его звали Джулиан Харрод. Его семья была из Англии, в седьмых классах его все знали. «Д-д-д-да», - ответил Роберт. Черты у англичанина были резкими и прямыми, как и у Роберта; глаза – мягкие и понимающие. (Его мама часто повторяла: «Робби, ты выглядишь как английский король, когда он был мальчиком. Так же красиво и утонченно».) «Сказал бы, - заметил Джулиан, - что как-то тебя не видел». «Й-й-й-я в С-с-с-с-скэнлонской до-домашней комнате. Ты в П-пауэровской». «А после школы…» «Я иду домой, - не дал ему договорить Роберт. – Моей маме н-н-нужно, чтоб я всегда был п-п-..дома», - соврал он. «Понятно, - сказал Джулиан. – Нам бы здесь неплохо иметь лишнего парня. Такие вещи часто случаются. Если не Гарри, то кто-нибудь еще. Думаешь, твоя мама не сможет обойтись без тебя после обеда, по крайней мере, пока снега не будет или не станет холодно играть?» «Не знаю, - ответил Роберт, польщенный и удивленный нежданным интересом к нему. Он почему-то считал, что Джулиан избегал его, и был слегка шокирован открытием, что мальчик его даже не замечал». «Я могу спросить у нее». «Спроси, - сказал Джулиан. – Мы б тебя использовали». Отбивающий бил по крученому мячу и получил страйк. «Ладно, поглядим как у меня получится такой отбить, - сказал Джулиан, когда наклонился выбрать биту. – Пожелай удачи». Он повернулся и пошел к площадке. «Удачи», - сказал Роберт. Он подумал, что с какого-то момента почти вообще не заикался. Джулиан занял позицию на плите и ждал броска питчера. Он отбил первый бросок, и мяч просвистел над головой центрального филдера. Пока центр бегал за мячом, Джулиан бежал, как кошка, высоко вскидывая колени. Джулиан заскочил на третью, побежал было к дому, но потом вернулся на третью базу, потому что мяч уже вернули на внутреннее поле. Команда ликовала, и Джулиан отсалютовал им кепкой. Двое были выбиты и игрок на третьей. «Хэнк, - крикнул Монти. – Давай, вставай, добивай Джули». 181 Хэнк был длинным, угловатым мальчиком с ястребиным носом и черными вьющимися волосами. Он побрел к пластине, разок махнул битой и ждал броска. Когда бросок прошел, он сделал ужасный замах и пропустил мяч в ноги. «Хенк, черт тебя дери, - проворчал Монти. – Ты махнул еще до того, как он бросил этот чертов мяч!» Хэнк снова занял позицию и ждал. Мяч полетел в его сторону, и Хэнк, снова сотворив свой ужасный замах, пропустил мяч еще более нелепо. «Почти зацепил», - сказал Хэнк. «Ага, - ответил Монти, - тень его». Другие смеялись. Роберт понял, что ему стыдно за Хэнка. Хэнк занял позицию еще раз. На этот раз он попробовал замах дважды. Питчер посмотрел на него, раздумывая, согнулся пружиной и выдал обманный бросок, который пошел прямо на площадку. Хэнк начал движение, когда мяч был уже на полпути. Только шелест и шлепок мяча в перчатку кэтчера. Монти был вне себя от ярости. «Проворонил, сразу мог валить к чертям». «Ах-ах, пожалуйста», - сказал Хэнк, бросая биту и уходя в поле, потому что стороны уже менялись. Роберт бросил взгляд на Монти и, к своему удивлению, увидел, что тот усмехается. «Смеется над Хэнком, - подумалось ему, - потому что Хэнк вылетел». Потом тоже побежал на внешнее поле. Пока Роберт стоял, с перчаткой в руке, ожидая, как Монти бросит первый мяч, он начал чувствовать себя более уверенно. Не то, чтоб он был полностью пришел в себя, но тошноты уже не было, дрожь в ногах прошла. Он чувствовал азарт и силу, и почти хотел, чтоб кто-то послал мяч его сторону. Не сильно и не высоко, конечно. Во всяком случае, не сейчас. Просто, чтобы он мог легко поймать и бросить на внутреннее поле, и бегущего моментально осалили. Попозже сегодня или, может, завтра, он мог бы попытаться поймать и длинный, высокий мяч, такой, за которым бегут и ловят ловушкой в прыжке под крики товарищей по команде. Было бы очень здорово, если бы Джулиан пригласил его прийти завтра. Может, если он будет часто приходить, то станет классным, и Монти тогда позволит ему играть на внутреннем поле. Он бы хотел играть на третьей базе. Часто, оставаясь один на своем дворе, он упражнялся с теннисным мячом, бросая его в стену белого, оштукатуренного дома. Он бросал мяч в мишень из черной бумаги: круг, прикрепленный к стене скотчем. (Его мама думала, что он такой умным и внимательный, что так заботится, чтобы не осталось грязных следов на стене. Скотч, как она заметила отцу как-то за обедом, не оставляет следов, когда его отдираешь). Когда он попадал в черное пятно три раза подряд, он был очень горд, поскольку знал, что никто, может, кроме Монти, так не может. Да, он хотел бы играть на третьей базе, тогда он бы показал себя, показал, как быстро и точно он мог бы бросать на первую. Монти бросил мяч. Бэттер махнул, и это был страйк. Было очень классно играть в бейсбол, намного приятнее, чем просто смотреть за ним с трибун. В конце иннинга он бы возвращался и шутил с парнями за площадкой дома. Может быть, если бы он получше концентрировался, по-настоящему, он мог бы говорить и без заикания. Тогда не было бы никаких сомнений, что он это часть команды. Монти бросил третий страйк, и бэттер выбыл. Другой подошел, чтоб занять его место. Он надеялся, что может бить. Он был не большим, но знал, что если он действительно заведется, то зарядить по мячу может хорошо. Не хоум ран. Но двойной может. Ел бы он побольше, стал бы тяжелее, тогда, может, он мог бы пробить и тройной.. или даже домашний. Они бы трясли его руку, когда он сходил с пластины, а он бы усмехался и приподнимал шляпу, как Джулиан, когда сделал удар. Монти мог бы даже поставить его наверх списка бэттеров. Он был бы «чистильщиком», номером три в списке 182 бэттеров. На него бы рассчитывали. Монти бы говорил: «Ну-ка, покажи этим чайникам как надо бить». А Роберт бы кивал, показывал на центра и говорил: «Смотри туда, Монти», а Монти бы смотрел, как мяч летит к центру поля, и видел бы, как Роберт словно кошка обегает базы. А Джулиан хлопал бы его по плечу и говорил: «Классное выступление». Монти бросил, бэттер ударил немного неуклюжим стелющимся ударом на бейсмена второй базы, который бросил на первого и заработал аут. На площадку встал другой бэттер. Солнце было оранжевым, воздух чистым и холодным. Кое-где листья еще горели, и слабый древесный запах достигал его ноздрей. Далекие голоса слышались приятными и мелодичными. Под ногами трава была зеленой, хотя были и высохшие участки, где умерло все. Позади него к станции громыхал поезд, и он мог слышать детские крики. Он вспоминал, как часто ходил на вокзал, чтобы посмотреть, как приходят поезда, и даже сейчас он мог представить людей с газетами и усталыми лицами, устало шагавших от платформы… Все произошло внезапно. Сначала Роберт увидел мяч, простершийся высоко в воздухе и двигающийся по направлению к нему. В голове у него началась паника, разум отказывался соображать. Он смотрел на мяч в верхней точке траектории. Мяч мог проскочить. Роберт начал пятиться. Неужели все на него смотрят! Он бежал пятясь, наблюдая, как мяч опускается. И будто летит все быстрее. Мяч шел на него. Роберт протянул руку, понял, что мяч пройдет чуть выше ловушки. Он почувствовал, что мяч проходит через пальцы, повернулся и увидел, что мяч ударился о землю и покатился. Он побежал за ним, срывая с руки перчатку, сбрасывая ее, чтобы было удобнее. Он сделал большой шаг, чтобы остановить мяч ногой. Промах. Пробежал и выставил ногу снова. На этот раз остановил. Схватил его в тот момент, когда мяч еще не совсем остановился. Чуть не выронил снова. Бросил изо всех сил во внутреннее поле. Почувствовал, как напряглись непривычные мышцы, когда он выбрасывал мяч. Видел, как мяч упал, запрыгал. Видел, как шортстоппер взял мяч и бросил в направлении дома. Видел, как мяч долетел до пластины секундой позже бегущего. Видел, как на третьей базе игрок с досадой швырнул свою перчатку. Видел, как те хлопают по спине своего раннера. Видел Монти, когда он смотрел на игрока правого поля. Увидел на себе его глаза, жесткие и холодные. Роберт вернулся к своей перчатке, в ушах стучало. Он не чувствовал ничего, за исключением этих ударов и того, как горело его лицо. Он тяжело дышал, задыхаясь, засасывая воздух. Он чувствовал себя больным, хотел быть больным, хотел, чтоб боль стала такой, чтоб он потерял сознание. Он хотел бы очнуться только тогда, когда фигуры над ним говорят «Как он? В порядке? Вызовите доктора. Надеюсь, с ним все в порядке». Он задыхался и думал, что его может и вырвать, но этого не случилось. Игра шла где-то вдали от него. Наконец, стороны поменялись, и Роберт медленно побрел с позиции правого поля. Он прошел через внутреннее поле, всем своим видом показывая огорчение, но глаза Монти поймали его еще до того, как он добрался до площадки дома. «Эй… ты…, - Монти никак не мог вспомнить его имени. – Эй, Принс, что ты там делал, спал или что? Тебе надо-то было - только отступить и протянуть руку. Это стоило нам двух ранов, теперь мы позади». «И-и-и-и-изв-в-в-виняюсь», - прозаикался Роберт, его лицо изказила гримаса усилий. В голове все путалось, был полный бардак. Он был уверен, что все смотрят на него, и был в ужасе от того, что оказался центром внимания. «Ты и бэттер такой же хреновый, как полевой?» - спросил Монти. Роберт попытался ответить. Где-то глубоко внутри него менторский голос сказал: «Думай перед тем, как говорить, Робби, думай перед тем, как говорить». 183 Он и старался думать, но как-то не мог делать это отчетливо. «Я н…. Я н… Я н.. Я н-н-н-не з-з-знаю», - пробормотал он. Монти посмотрел на него и ухмыльнулся так же, как ухмыльнулся над Хэнком, когда тот сделал идиотский, ужасный замах и был выбит. «Он смеется надо мной, подумал Роберт. – Он смеется надо мной, потому что я не могу говорить правильно, и потому, что я не смог поймать летящий мяч». Роберт отвернулся, раздавленный, и без оглядки пошел к стенке, где никто бы его не мог увидеть. Он надеялся, что Джулиана близко не было. Он посмотрел, не видит ли его кто-нибудь, потом украдкой обошел изгородь и выбрался на тротуар. Он не оборачивался. Он боялся, что если увидит, что кто-то смотрит на него, то он не сможет уйти. Он прошел немного по улице, потом побежал. Он бежал, пока у него не начала кружиться голова, пока земля не начала вращаться у него под ногами, и казалось, что это будет продолжаться вечно. Он бежал, наклонившись вперед, проталкивая себя вперед как раз тогда, когда, казалось, уже падает. Его ноги болели, желудок выворачивало. Он бежал, пока не добрался до пустыря рядом с домом. Там он рухнул в высокую сухую траву, сотрясаемый рыданиями, от которых все в голове шло наперекосяк. Он пролежал довольно долго, пока дыхание снова не стало спокойным. Роберт лежал в высокой траве и смотрел на солнце. Оно теперь было темнооранжевым, как это всегда бывает перед закатом. Облака были красными, оранжевыми, желтыми, переходящими от одного оттенка к другому равномерным цветным ковром. Ветерок шелестел верхушками высокой травы, заставляя их качаться и ходить волнами, как океан. Роберт ощущал ветерок, он нравился ему очень и очень. Ему нравилось, какой прохладой овевалось его лицо, и та энергия, с которой он бежал. Ему нравилось оранжевое солнце и дом по пути, который зловеще мерцал, когда вечером там включили свет. Ему нравилось, как ночь пришла с востока, темно-синее небо, превращаясь в черное на горизонте, и то, как темно-красные облака пробивали свой путь по небу. Пока он лежал на спине, муравей сновал по его боку и по животу. Роберт наблюдал за его безумным путешествием и спрашивал себя, действительно ли у него есть куда спешить. Муравьи всегда спешили, даже когда они потерялись. Через какое-то время он поднялся на ноги и вышел с пустыря на свою улицу. Люди возвращались к ужину. Некоторые на машинах, некоторые пешком, хлопали дверьми, приветствуя друг друга. Презентабельные мужчины в шляпах и темных костюмах. Парни с битами, перчатками и масками кэтчеров махали друг другу на прощание, говорили «увидимся» и «хорошей игры», и расходились каждый своей дорогой. Роберт любил, когда приходил вечер. Все собирались где-то. Каждый шел домой. У него было глубокое ощущение всеобщего братства. Мальчик, мужчина, ветер, вечернее солнце, все было частью единого целого. Он шел по улице к своему дому, белому оштукатуренному дому с зелеными ставнями и остроконечной крышей. Солнце превратило белый цвет стен дома в сливочный, и Роберту подумалось, что дом смотрится особенно хорошо. Внутри мать накрывала на стол. «Робби», сказала она. «Да, мам». «Что ты делал сегодня?» «Я и-и-и-играл в б-б-бейсбол, мам». «Это здорово. Весело было?» «Да, мам». «Ужин почти готов. Поднимайся, умывайся». «Да, мам». Роберт поднялся наверх, ополоснул руки и лицо. Спускаясь, он остановился, чтобы посмотреть в окно на солнце. Солнце уже зашло, и небо быстро темнело. Свет от 184 автомобилей проник на улицу. Роберт подумал, что вечер это самое хорошее время для всех. 185 ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА Джеймс О’Хара [Несколько лет назад я видел захватывающий фильм о шерифе небольшого западного городка, который не избегает противостояния с наемными убийцами. Этот фильм, насколько я могу помнить, называется «Высокая Луна» (High Noon). Фильм содержал для меня серьезное послание, а именно: чтобы быть свободным от страха, вы не должны от него бегать. Единственный способ преодолеть его, это встать и сказать: «Вот он я. Давай разбираться». Очевидно, что такое отношение очень важно для тех, кто борется со своим заиканием. Многочисленные воодушевляющие статьи в ежемесячном бюллетене Национальной Ассоциации Заикающихся «Освобождаемся» отражают такой подходуже многие годы. Это эссе Джима О’Хары – одно из таких.] Р асстояние было двадцать футов. Хотя каждый фут от складного стула до импровизированного подиума, скособоченного и покрытого линялыми пятнами, казался длинной и извилистой милей. С того момента, когда я поднялся и начал свой путь мимо сотни с небольшим людей, удивленных и недоумевающих именно из-за того, что я собираюсь что-то сказать, я шел в сопровождении призраков бесчисленных унижений, разочарований и слез. Хотя звучали и жили эти призраки во мне, но были они отражениями разнообразного отношения ко мне многих людей на протяжении почти четырех десятков лет: это было и сострадание («Боже! Этому бедному юноше так трудно говорить!»), и безразличие («Что же в мире не так, если такое творится?») и оскорбления («Давай, давай, рожай быстрее, Поросенок Порки!»). Да, это расстояние было в двадцать футов. А еще, мне потребовалось двадцать четыре года, чтобы его пройти. Это было долгое время ожидания, и еще нужно будет много-много времени, чтобы все стерлось. Тем теплым влажным вечером я поднялся высоко… но я все еще полностью не распрямился. 13 августа 1988 года было совершенно не похоже на другие дни того угнетающе жаркого и скучного лета. В зале Рыцарей Колумба, на самом востоке Сидар Рэпидс, штат Айова, было собрание выпускников 1968 года школы Ла-Саль в честь празднования двадцатилетия свершений, поражений, славы и печали. Обычные бонусы в виде ужина, счастливого часа и танцев для меня были перекрыты событием, о котором большинство и не подозревало. Видите ли, я намеревался за ужином обратиться к моим одноклассникам… одноклассникам, которым было хорошо известно, что я заикался в те времена… они знали, что я и сейчас заикаюсь. Хотя я вскоре и понял, что мои проблемы с речью мало кого волновали, для меня это всегда было источником терзаний, заставляло бояться того, что меня никто не воспринимает всерьез, и что я всегда «со странностями» или «бедный парень», который не может говорить. Все эти терзания, а также то обстоятельство, что я достиг определенных успехов как оратор в клубе ведущих, привели меня в начале весны к решению подготовить выступление относительно своих мытарств 1968 года с конкретной целью довести все это до одноклассников. Я всегда имел дело с парой демонов-искусителей. Эти демоны, страх и неуверенность, облекались в человеческие образы ни в чем не повинных людей, которые проходили передо мной. Эти демоны обитали в темных областях моей души в течение 24 186 лет… с того самого первого дня, когда мы вошли в двери школы Ла-Саль. Это были друзья, которые, за редким исключением, испытывали на себе все прелести моего заикания с тем же упорством, как и я сам. Если я хочу порвать с прошлым… прошлым, наполненным стыдом и чувством вины, потому что я не был готов выставить себя заикой… и если когда-нибудь хочу примириться с человеком, которого каждое утро вижу в зеркале, я должен пройти эти двадцать пять футов, впервые признавшись, что я действительно заика, и идти дальше! Я должен отпустить всех тех призраков, демонов, воспоминания и самобичевание. И я должен сделать это сейчас! Со струйками пота на лбу, на подгибающихся коленках, совершенно мокрый, я начал свое абсолютно добровольное заявление: «Как вы знаете, - я говорил, глядя всем в глаза, - я заикаюсь всю свою жизнь. Пока мы все были вместе в Ла-Саль, многие, возможно, что они сейчас сидят и здесь, полагали, что публичные выступления это не мое, и мне лучше даже не пробовать. В течение многих лет… гораздо дольше, чем бы мне хотелось... я этому также верил. Тем не менее, в мае этого года я выступил с речью на ту же тему, что и сейчас, и даже получил за нее приз. Полагаю, что я их обманул, правда ведь?» Аплодисменты были не просто громоподобными, они перешли в овацию, когда свою речь я, наконец, закончил. Некоторые даже плакали… сам я тоже без слез не обошелся. Когда шел обратно к креслу, я понимал, что я вытащил наружу, наконец, вгляделся и оторвал от себя самого влиятельного призрака в своей жизни. Все это настолько сильно на меня подействовало, что я решил разобраться в тех эмоциях, что испытал в тот вечер и, более того, изложить их на бумаге. Чувство гордости, облегчения и выполненного долга, которые я испытывал, со временем, конечно, слегка потускнело, но то воздействие, которое было оказано на мой дух, останется, вероятно, навсегда. Но настоящее открытие, настоящее откровение августа 13-го, то, что произвело на меня самое сильное и яркое впечатление, это та истина, что мое заикание для этих людей было совершенно безразлично… ну, или большинству из них! А теперь я попрошу вас остановиться и поразмыслить над этим утверждением. Без сомнения, это имеет отношение к каждому из вас! Довольно часто наше восприятие того, как другие относятся к нашему заиканию, не имеет под собой никаких оснований. И как результат, мы часто упускаем возможности для сближения с людьми, собственного роста, получения удовольствия и просто веселья, потому что твердо придерживаемся необоснованного убеждения, что наше заикание мешает нам жить настоящей жизнью. Мы больше и больше прячемся от окружающих и все глубже погружаемся в болото неверия в собственные силы, ненависти и жалости к себе. Не делайте ошибки, я в этих трех тюрьмах провел большую часть моей жизни. Но в какой-то момент, при встрече выпускников школы в окружении кукурузных полей Айовы, все это изменилось. Я призвал все свои более чем скромные храбрость и гордость и рискнул отпустить всех этих призраков! Мне потребовалось двадцать четыре года. Сколько еще можно ждать? В заключение я должен сказать вам, что я еще заикаюсь… довольно явственно время от времени. В этом смысле, мое заикание так или иначе не было «излечено». Но с того летнего вечера я не могу рассматривать себя, свое заикание или мир, в котором я живу, как раньше. Я больше не тот «чудак со странностями» и не тот «бедный молодой человек». Скорее, я тот, что смотрит в лицо своему самому большому страху… и пусть тот страх отведет глаза первым! И, наконец, скажу еще, что я смог подняться на подиум в тот вечер во многом благодаря поддержке и помощи, которые я получил от NSP (ныне NSA – национальная ассоциация заикающихся). NSP может действительно изменить жизнь, и я хочу выразить свою благодарность всем участникам проекта. И все мы глубоко признательны проекту за ту работу, которая проводится в его рамках 187 ЧАСТЬ 4 РОЛЬ ГЕНЕТИКИ 188 ЧАСТЬ 4 З а эти годы я уже и не помню, сколько раз слышал, что заикание наследственно, хотя в подтверждение такого заявления, видимо, данных явно не хватало. Хотя к концу первого десятилетия нового века могло показаться, что положение изменилось. Результаты работы нескольких исследовательских групп, появившиеся в начале 2010 года, свидетельствуют о том, что заикание может вызываться генетическим фактором. И все, включая широкую общественность, общество самопомощи заикающихся и профессиональный мир, быстро перешли на повальное увлечение генетической доктриной. Вот примеры высказываний на различных сайтах и в блогах в июне 2011. Я тоже полагаю, что мозги у заикающихся устроены по-другому, и, надеюсь, вскоре придут к тому, что реально нужно. То, что заикание не лечится, это известный факт. Заикание – это изъян в неврологии. – Заикающийся Я считаю, что да, мозг устроен иначе, и мозговые импульсы типа застревают или вроде того. – Родитель заикающегося ребенка Это потрясающее открытие. Оно подтверждает наши взгляды, что заикание имеет и наследственный компонент и что это не поведенческая реакция. Эмоциональные факторы не вызывают заикания. – Председатель совета Национальной ассоциации заикающихся. Очень немногие люди – печально, что это относится к большинству заикающихся – понимают, что заикание это симптом состояния, при котором нейронные цепи мозга, отвечающие за речь, имеют нарушения. – Председатель совета Британской ассоциации заикающихся. Исследования позволили получить доказательства того, что заикание это не расстройство поведения, а имеет в своей основе генетическое проявление аномальной активности нейронов. Недавние достижения в области томографии мозга и фармакологии позволили нам сделать вывод, что заикание связано с аномальной нейрофизиологией. – Джералд А. Магуайр (Gerald A.Maguire), доктор медицины, доцент кафедры Клинической психиатрии Калифорнийского университета, школа медицины Ирвайна Сотни лет причина заикания остается загадкой для исследователей и специалистов в области здравоохранения, не говоря уже о самих заикающихся и членах их семей. Это первое исследование, проливающее свет на конкретные мутации генов, как на возможную причину заикания, расстройства, которому подвержены три миллиона американцев. – Джеймс Ф. Бэтти-младший, доктор медицины, доктор философии, директор NIDCD 189 Заикание может быть результатом сбоя в обычном процессе, при котором разрушаются и перерабатываются клеточные компоненты в ключевых областях мозга. – 10 февраля, первый онлайн-выпуск Медицинского журнала Новой Англии. Так что отныне нет ничего зазорного в поиске генетического фактора. Но что, если все эти генетические факторы не вызывают заикание как таковое, а, скорее, создают благоприятные условия для заикания, примерно как песчинка внутри оболочки моллюска создает благоприятные условия для роста жемчужины. Другими словами, вместо прямого влияния на плавность речи, эти генетические факторы только повышают вероятность того, что ребенок будет учиться прятаться и сдерживать себя. Это было бы ответом на вопрос, как те же самые факторы, проявляющиеся в детстве, могут приводить к заиканию в одних случаях и не иметь видимого влияния в других. В этой книге мы пытаемся показать, что заикание это не генетическая проблема сама по себе, а интерактивная самоподдерживающаяся система, которая охватывает всю личность, и что изменением того, как эта система функционирует, мы можем устранить заикание и речевые ступоры. Конечно, генетика играет какую-то роль, но мы полагаем, что генетика не вызывает заикание само по себе, а скорее проявляется косвенно в личности, в ее физическом и эмоциональном обличии. Например, исследователи открыли «гены ожирения». Но означает ли это, что все тучные люди имеют эти гены? Нет, это не обязательно. И это также не означает, что обладатели таких генов будут страдать ожирением безотносительно их диеты и образа жизни. Или то, что они никогда не смогут избавиться от лишнего веса. В случае ожирения, иметь генетическую предрасположенность к нему означает только, что какие-то люди набирают вес легче, чем средний человек, и для них сложнее сбросить вес и похудеть. И точно так же, как нам известно множество случаев, когда человек с избыточным весом стал стройным и спортивным, так есть и множество людей, которые заикались, но стали чрезвычайно общительны и либо полностью устранили заикание, либо свели его к минимуму. Убедит вас это или нет, но три фрагмента этой части книги, мы надеемся, заставят задуматься. Первый фрагмент – исследование обычных представлений о заикании с позиций здравого смысла. Здесь обращается внимание на те факторы, которые выбивают нас из колеи. Автор второго эссе - Анна Марголина, Ph.D., человек, имеющий отношение к науке - не только ставит под сомнение интерпретацию результатов исследований, но и представляет свой альтернативное и очень правдоподобное объяснение напряжению при речи. Третье эссе разъясняет принцип дзеновского подхода к умению и показывает то, как свободная слитная речь может быть получена при следовании путем Дзен. 190 НЕ В ГЕНЕТИКЕ ЛИ ПРИЧИНА ЗАИКАНИЯ? Н е запрятано ли глубоко в наших хромосомах нечто, что является корнем заикания – ген заикания, если хотите, который влияет на нас так же, как незамечаемые генетические нарушения приводят к рассеянному склерозу и раку? Если нам не обращаться к генетике, то как мы сможем объяснить тот факт, что заикание часто носит семейный характер? Я бы хотел начать это исследование одним неожиданным сравнением и поговорить о вещах, далеких от заикания, - о геноциде в Косово в 1999 году. Как и многие люди, я был потрясен, впервые услышав об «этнических чистках». И еще более я был ошеломлен, когда узнал, что история плохих отношений между сербами и этническими албанцами уходит в давние времена, еще в четырнадцатый век. В битве при Косово в 1389 году сербы были побиты вторгшимися османскими турками, и к середине пятнадцатого столетия вся Сербия, включая Косово, подпало под турецкое владычество. С этого момента началась миграция сербов на север в Боснию, и вытеснение сербов, в основном, мусульманами албанцами, которые пришли на плодородные земли Косова с более засушливых горных районов Албании. По сей день Сербия еще видит в Косово свои земли, тогда как албанские националисты в Косово продолжают настаивать на независимости. И в этом споре за землю вражда между сербами и этническими албанцами продолжает тлеть. Но чтобы 500 лет?! Должно же быть какое-то объяснение живучести такой озлобленности. Каким образом эта вражда передается из поколения в поколение с такой эффективностью? У меня такое объяснение есть. В его основе лежит предположение, что сербы должны иметь генетическую предрасположенность убивать албанцев, в то время как албанцы – сербов. Это бы объясняло все. Заключение абсурдное, конечно. Генетические предрасположенности это не единственный определяющий фактор, который столетиями может передаваться по крови. Другие факторы также могут передаваться от поколения к поколению. Но эти факторы никогда не принимаются во внимание, когда дело доходит до заикания, из-за тенденции привлечения одной тайны (в данном случае, генетики) для объяснения другой. Генетика является одним из таких ответов на все случаи жизни, к которым люди обращаются, когда исчерпаны все варианты объяснения неизвестного. Например, я услышал это однажды, я услышал это сотни раз: «Раз мой отец (мать, дядя, тетя, брат и т.п.) заикался, то у меня в семье должна быть генетическая предрасположенность к заиканию». Многие исследователи на эту приманку клюнули. В научной среде были предприняты значительные усилия на то, чтобы найти и выделить ген заикания, или, по крайней мере, ключевой генетический фактор, который бы являл собой основную причину заикания. Может быть, как предполагалось, это будет рассинхронизация речи, или, может быть, дефект слуховой обратной связи. Какова бы ни была причина, росло число людей, которые сделали МРТ головного мозга, либо сдали кровь на анализ ученым, искавшим ключ к заиканию по образцам ДНК на пленке. Их настойчивость заслуживает уважения, но я подозреваю, что история в конце концов докажет тщетность их усилий. Есть гораздо более простое объяснение того, что заикание часто наследуется. 191 Хотя это объяснение, похоже, ускользает от исследователей речевой патологии. Почему? Потому что все они страдают одной общей болезнью. Той, которую называют парадигмой паралича, или неспособностью выйти за рамки текущих представлений. ОГРАНИЧЕННОСТЬ МЫШЛЕНИЯ Парадигма – это модель, общий набор предположений о том, как мы воспринимаем мир. Парадигмы диктуют нам, на что мы должны обратить внимание, а что мы можем спокойно проигнорировать. Парадигмы имеют важное значение, поскольку, не обладая способностью отфильтровывать важное от неважного, мы должны были бы иметь дело со слишком большим объемом данных и слишком большим количеством сенсорной информации. Но иногда парадигма работает и против нас. Это случается, когда парадигма отсекает вещи, которые действительно важны: данные, впечатления, информацию, которая должна быть отмечена и принята во внимание. Я полагаю, что именно это произошло и с заиканием. Когда-то исследователи решили, что хроническое заикание это унитарное расстройство, вызванное дефектом речевого аппарата. Они не были точно уверены в том, где именно было нарушение. Но уверены в том, что если они как следует поищут, то ответ будет найден, и что-то будет обнаружено в темных закоулках мозга. Будучи поглощенным этой уверенностью, их мышление оказалось парализованным. Оставаясь в рамках привычной парадигмы, они ограничили исследования по альтернативным вариантам. Их мышление оказалось зашоренным. По этой причине они позволяли вероятной причине заикания пройти сквозь пальцы. Для лучшего понимания того, почему их рассуждения пошли неверным путем, давайте рассмотрим четыре ключевых положения, на которых зиждутся генетические изыскания в области заикания. Мы все пришли к единому мнению, что означает «заикание». Мы можем точно определить, когда человек в ступоре. Только генетический фактор может передаваться из поколения в поколение. Можно выполнить имеющее ценность исследование, не имея четкого представления о том, что именно надо найти. ПОЛОЖЕНИЕ №1: МЫ ЕДИНЫ В ОПРЕДЕЛЕНИИ СЛОВА «ЗАИКАНИЕ» При определении того, заложено ли заикание в генах, исследователи рассматривают «заикание» как нечто очень специфическое. Но так ли это? Предположим, что у нас есть четверо заикающихся. Один страдает от физического нарушения типа паркинсонизма, второй – это маленький ребенок, который только учится говорить, третья спотыкается, когда взволнована, четвертый регулярно обнаруживает, что его речь заблокирована, он не может говорить, пока ступор не пройдет. Из-за отсутствия полезных слов, позволяющих разграничить речевые паттерны, исследователь вынужден называть все их «заикание». Это смешение различных проявлений не может помочь, а только замыливает восприятие исследователя и делает практически невозможным получение достоверных данных о заикании, потому что предмет изучения (то есть, заикание) оказывается нечетко определенным. Эта ситуация частично объясняется скудостью лексики, используемой для описания заикания. Вообразите, что вы изучаете хамелеонов, но всегда называете объекты 192 изучения рептилиями. Конечно, мы-то знаем, о чем идет речь, но кто-то другой может вообразить и другой вид рептилий: змей, к примеру, или игуан. Это не помогло бы, а только вводило в заблуждение. Не точно ли то же самое происходит, когда мы принимаемся за исследование генетических причин заикания? У нас есть четыре типа заикания, но только одно слово, чтоб все их идентифицировать. Один из способов решения этой проблемы – иметь различные слова или выражения на каждый вид неплавности речи. Например, первый тип заикания – патологическое нарушение речи, чтобы обозначить рваную речь, возникающую при физических нарушениях типа поражения головного мозга или паркинсонизма. Второй – речевое нарушение развития, оно описывает речь ребенка, который изо всех сил старается устранить неоднозначности в общении. Третий тип заикания – запинки (Харрисон придумал слово bobulating – прим. перев.) – легкие спотыкания в речи, когда человек находится под властью эмоций или сбит с толку. Наконец, ступор, когда человек заблокирован и не может ничего выговорить. Заменяя слово «заикание» этими словами, получаем возможность уточнить предмет исследования. Эти уточнения, как правило, не делаются в тот момент, когда исследователи проводят свои изыскания, так что когда говорится «мы ищем генетические причины заикания», это означает, что люди не знают, что же они на самом деле ищут. Еще одна проблема, которая обычно упускается из виду, это то, что хроническое заикание – это, на самом деле, составная проблема. Она состоит из (1) речевого блока и (2) того, что человек делает для того, чтобы одолеть ступор или избежать его (см. диаграмму в Части 1 этой книги). Следовательно, если вы заинтересованы в проведении эффективных исследований, вы должны решить, какую компоненту проблемы вы намерены изучать, то есть, разложить проблему на ее элементарные составляющие. Если провести аналогию, то представьте себе, что ваша машина стала дергаться, когда вы ее заводите утром. После нескольких дней мучений, вы, наконец, идете к Гунарту, местному автомеханику. Гунарт проводит тщательное обследование и приглашает вас на следующий день, чтобы рассказать в чем дело. «И в чем?» - спрашиваете вы. «Система зажигания», - говорит Гунарт. «Уже лучше», - думаете вы. «Проблема решена». Так ведь? Вот схема системы зажигания вашего автомобиля. Поскольку система зажигания это система, она, по определению, состоит из более чем одного компонента. Таким образом, хотя вы и знаете, в общем, в чем состоит проблема, Гунарт должен провести гораздо более тщательное исследование, прежде чем он скажет вам, в чем конкретно эта проблема выражается. Тем не менее, большинство исследований в области возможных генетических причин заикания не имеют той логики, которой пользуется Гунарт при диагностике вашего авто. Они не разделяют хроническое заикание на его компоненты, а вместо этого рассматривают всю систему, будто это некий целостный унитарный механизм. ПОЛОЖЕНИЕ №2: МЫ МОЖЕМ КОГДА У ЧЕЛОВЕКА СТУПОР ТОЧНО ОПРЕДЕЛИТЬ, Как-то я сказал одному логопеду, что я вырос с хроническим заиканием, что я боролся с ним лет 30, но теперь полностью излечился. Она на это отвлеченно кивнула, но потом призналась, что могла бы сказать, что я заикался, поскольку могла видеть следы заикания в моих случайных запинках. 193 Для меня это было новостью. Мое определение хронического заикания довольно просто. Если в моей речи есть ступоры, которые не дают мне спонтанно произнести отдельное слово или звук, то у меня есть проблема. (Здесь не о том, что я испытываю в этот момент вообще). С другой стороны, если в моей речи проскакивает случайная запинка, но я не чувствую никакого сопротивления при речи и даже не осознаю эти мелкие запинки, то у меня проблемы нет. Разница между моей речью сейчас и сорок лет назад в том, что у меня нет ступоров. Нет ступора – нет проблемы. И все же большинство исследователей не в состоянии сделать этого различия, а следовательно, они, в конечном итоге, смешивают яблоки с апельсинами. Например, какая-то женщина говорит «Й-й-й-й-я не могу сделать этого сегодня вечером», спотыкаясь на слове «я», потому что она чем-то расстроена, может звучать точно так же, как женщина, которая повторяет слово «я», потому что в ужасе от того, что никогда не может выговорить «я не могу». В одном случае говорящая в нерешительности, смущении, выбита из колеи, а в другом случае она в ступоре. Тем не менее, исследователь оба этих случая назовет примером «заикания». Или другой пример. Человек с совершенно свободной спонтанной речью и человек, постоянно употребляющий замены, чтобы избежать ступоров. И все же исследователь оба этих случая назовет «свободная речь». Делают исследователи такие различия? В общем, нет. Если кто-то выказывает нарушения, он заикается. Нет нарушений – не заикается. Исследователь не оценивает субъективные переживания человека, чтобы сказать, что же происходит в действительности. Следовательно, значимость обнародованных открытий понять сложно. ПОЛОЖЕНИЕ №3: ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЕ ПЕРЕДАЮТСЯ ТОЛЬКО ГЕНЕТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ Это такое логичное предположение. Заикающийся складывает губы, но звука не издает. Он находится ступоре, прокручивая «ра-ра-ра-ра-ра-ра» перед тем, как у него изо рта залпом реактивного миномета вылетит слово «рапорт». Несомненно, существует какое-то механическое или невротическое препятствие для его речи, и, несомненно, проблема имеет глубокие генетические корни. А как еще можно объяснить, что такое поведение часто существует в семьях из поколения в поколение? И, тем не менее, как мы видели на примере противостояния сербов и этнических албанцев, взгляды и убеждения также могут передаваться от деда к отцу и сыну. Но почему то же самое не может происходить и в случае заикания? И если взгляды и убеждения на самом деле являются главным фактором, то отчего они ранее никогда не принимались во внимание? Это происходит из-за того, что наше мышление парализовано устаревшей парадигмой. Старая парадигма гласит, что заикание – унитарная проблема, обусловленная генетическими факторами. Таким образом, наши представления и убеждения следует рассматривать только как следствия заикания. В качестве причины они не рассматриваются. Хроническое заикание в новой парадигме представляется не унитарной проблемой, а системой шести ключевых компонент, находящихся в динамической зависимости, при которой каждая компонента влияет на все остальные и в то же время подвержена влиянию остальных. ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Физиологические реакции Поведение 194 Намерения Эмоции Убеждения Восприятие Например, хочет человек спросить у прохожей «Не подскажете время?» и подсаживается на «в-в-в-в-в-в-в». В этот момент работает набор взаимодействий. Рассмотрим некоторые составляющие этой системы. Начнем с проблемы остановить прохожую, чтобы задать ей вопрос. Заикающийся осознает, что он полностью во власти страха произнести слово «время». Он уверен, что окажется в ступоре, и страшное слово добавляется к его реакции «бей-или-беги». Но единственный ли это спусковой механизм для отклика? Вряд ли. Существует также тема незнакомого человека. Что это за человек? Как выглядит? В чем будет опасность? Она хорошенькая, а хорошо ли я выгляжу, чтоб что-то у нее спрашивать? Как отреагирует? Как посмотрит на эту встречу? А этот мимолетный взгляд перед тем, как она действительно стала смотреть на него? Она раздражена? Боится? Торопится? Возмущена тем, что ее притормозил совершенно незнакомый человек? Как она все это воспринимает? Чувствуешь, что должен говорить идеально? Или быть совершенным? Есть мнение о том, каким хочешь увидеть ее ответ? Полагаешь, что она по такому сценарию не пойдет? Может, все вообще еще хуже? Сколько я могу вытерпеть? Насколько остро все чувствую? Может, сразу пойдет паника? Нет ли склонности к слишком острой реакции? Как у меня сегодня с настроением? Позитивный и уверенный я сегодня, или все плохо и настроения никакого? Убеждения заикающегося и то, как он оценивает происходящее, будут иметь огромное влияние на его чувства. Многие из взаимодействий, возникающие в этот момент, не имеют ничего общего со страхом заикания как таковым, но отвечают за реакцию на окружение. А поскольку эти силы обычно не осознаются, единственное, что он может осознавать, это страх речи. ПОЛОЖЕНИЕ №4: МОЖНО ПРОВЕСТИ ПОЛЕЗНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ, НЕ ИМЕЯ ЧЕТКОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ТОМ, ЧТО ИЩЕШЬ Все исследования в области поиска генетической причины заикания, по-видимому, имею одну общую черту: исследователи за своими изысканиями не имеют надежной теоретической базы. Другими словами, они не знают точно, что они ищут. Эта курьезная ситуации возникает, поскольку для многих, а возможно, и большинства исследователей, заикание это плохо очерченная речевая аномалия, точное определение которой, видимо, обитает в неизвестности. Но, как говорит Уильям Перкинс (William Perkins), почетный профессор Университета Южной Калифорнии и бывший директор Центра Заикания в том же университете, если вы хотите провести полезное исследование, то вам надо начать с надежной теории, а потом использовать методологию, чтобы проверить то, что из этой теории вытекает. 195 В выпуске бюллетеня NSA Letting GO c январе/феврале 1997 Перкинс эту свою мысль развивает: Низводя развитие теории заикания до уровня спекуляции, исследователи оказываются в сомнительном положении. Они сидят с хорошим мощным оборудованием. Но у них нет какой-то завершенной научной теории, чтобы воспользоваться ей и показать причинно-следственные связи. Вместо этого, исследования заикания сродни ловле рыбы неводом, который тянут, а потом смотрят, что там вытянули. При этом руководствуются мыслью, что если можно будет собрать достаточно материала, то причина заикания станет очевидной… На самом деле, большинство исследований фокусируются даже не на заикании как таковом, а на условиях, сопутствующих заиканию. Особенно это относится к области неврологии, где исследования редко базируются на теории. Они служат лишь для подтверждения каких-либо идей. Одна из основ науки – то, что теория должна согласовываться со всеми полученными данными, и именно это, пожалуй, более всего отвечает за увековечение убежденности, что проблема заикания неразрешима. И вот почему. Практически все исследования, направленные на лучшее понимание заикания, ведутся с группами субъектов: фактически, чем больше группа, тем лучше. На первый взгляд, это кажется разумным. Один субъект или малая группа не дадут результата, который бы с уверенностью можно было отнести ко всем заикающимся в целом. Но при работе с группой данные каждого отдельного индивидуума игнорируются в пользу средних по группе значений величины пауз, количества запинок и прочего. Это означает, что результаты по группе, вероятно, не описывают каждого отдельного индивидуума, принимавшего участие в исследовании. Не было бы проблемы, если бы все заикались одинаково. Но группа же не заикается. Заикается индивидуум. И причина заикания меняется от одного человека к другому. Только после выяснения индивидуальных причин возникает понимание, что групповые исследования могут помочь узнать, насколько широко распространены эти причины в среде заикающихся. Но начать сразу с группы? Это гарантия того, что суть заикания никогда не будет выявлена при таком подходе. Единственное, что исследователи, по-видимому, в состоянии уяснить, это то, что при заикании у человека что-то происходит в определенных частях мозга. Но что это такое, и как это может или не может повлиять на возникновение заикания, полностью относится к области спекуляций. И, тем не менее, только наличие факта, что что-то происходит, не препятствует исследователям с уверенностью заявлять о существовании генетических факторов возникновения заикания. Иначе, утверждают они, эти ответы не давали бы такую высокую статистическую достоверность в семьях, в которых наблюдается заикание. Но являются ли причиной заикания эти факторы или это побочный продукт других событий, они определить не в состоянии. И наконец, если заикание не прослеживается в 75% семей людей, которые заикаются, то можно ли утверждать, что заикание наследуемо? Могут ли другие болезни, доказанно имеющие генетическую предопределенность, давать такую низкую статистику в семьях, в которых существует наследование? ГДЕ ЖЕ ПРЯЧЕТСЯ ЭТА ГЕНЕТИКА? Исходя из моего собственного опыта излечения от заикания, а также исходя из более чем 33-летнего опыта активного участия в движении самопомощи заикающихся, я вынес наблюдение, что заикание являет собой комплекс, в котором наличествует 196 взаимодействие шести ключевых компонентов: эмоций, восприятия, убеждений, намерений, физиологических реакций и поведения. Эти компоненты формируют самоподдерживающуюся поведенческую систему. Какие-то элементы этой системы могут в реальной жизни передаваться от родителя к ребенку, а именно: представления и взгляды на жизнь, правильное поведение и то, что следует ожидать от других. Это элементы, которые могут достаточно свободно мигрировать во времени, несомненно, способствуют высокой вероятности возникновения заикания в некоторых семьях. Есть, однако, и генетическая компонента, которая, я уверен, играет роль в заикании. Она не касается речи напрямую, но влияет на то, как человек реагирует на стресс. Это чтото, что может существовать в фамильных генах. Что-то, связанное с той частью мозга, которая наиболее связана с хранением эмоциональной памяти. ОТКРЫТИЕ Как-то летом, тогда я еще учился в колледже, я работал в комнате почты в почтовом агентстве моего отца. В этой комнате почты был черный телефон, который был напрямую соединен с домом, где делались фотокопии, в нескольких кварталах отсюда. Дважды, а может и трижды в день, один из арт-директоров с верхнего этажа звонил вниз и просил меня дозвониться до копировщиков и попросить пикап. Я жил в постоянном страхе этого телефона, поскольку меня всегда ступорил на «п». Обычно первый запрос на пикап был примерно в полдень, после того, как я уже добрую половину дня просидел в страхе этого звонка, поэтому, когда я делал звонок, мои нервы были уже на пределе. Тем не менее, мое врожденное упрямство наполняло меня решимостью. В тот момент я себе клялся, что скажу «пикап» без всякого «стартового» звука типа «хм» или «а-а», или слов для разгона типа «Так! Можете вы подогнать пикап?» И каждый раз я шел на попятный, когда мне отвечал грубый голос на том конце провода. Однажды утром все эти офисные эмоции проявились особенно ярко. Примерно около 10 утра был первый звонок относительно пикапа. Поскольку это произошло очень рано, то у меня не было много времени на накручивание страхов. Я решил по-настоящему идти ва-банк и сказать «пикап» без всякого «читтерства». Я поднял трубку. Голос сказал: «Привет». Бросаясь в омут головой, я глубоко вздохнул и сказал: «Пикап». Я не использовал слова для разгона. Я не ступорил. Горло и губы были расслаблены. В тот момент я был поражен наплывом чувств, восторгом, которых я не испытывал ранее. «Ничего себе!» - думал я, возвращая на место трубку. - «Откуда это взялось?» Я чувствовал, что открыл то, что стояло за речевым ступором, и что было бы, если бы я не ступорил и не избегал слова. Я открыл, что оберегаю себя от наплыва неодолимого чувства восторга. Я и знать не знал до этого момента, какие же там эмоции у меня запрятаны. Для меня это обернулось чрезвычайно полезным открытием. Страх быть переполненным внезапным приливом чувств прошел долгий путь, успев мне рассказать о ступорах всё, а мои убеждения были подтверждены годами работы в программах личностного роста. Чем более удобно мне становилось выражать свои эмоции, тем менее обнаруживалась склонность к речевым ступорам. Это не означает, что хроническое заикание обусловлено подавлением нежелательных эмоций. Но я скажу, что сдерживание эмоций, по-видимому, является важной компонентой общей системы заикания. Для лучшего понимания этого полезно кое-что знать о работе части мозга, которая называется миндалины. 197 РОЛЬ МИНДАЛИН Миндалины – кластеры взаимосвязанных структур миндалевидной формы, расположенные над стволом головного мозга в нижней части лимбического кольца, которые работают как хранилища эмоциональной памяти. Это один из самых примитивных отделов мозга, развившихся за сотни тысяч лет до того, как стала развиваться кора головного мозга, отвечающая за рациональное мышление. Первоначальная роль миндалин была в обеспечении животных особенно яркими воспоминаниями того, что им угрожало или было особенно полезно. Как своеобразные нейронные растяжки, всякий раз, когда животное было под угрозой, миндалины пересылали срочные сообщения во все главные отделы мозга, чтобы вызвать выработку гормонов, отвечающих реакции тела «бей-или-беги», активизирующих сердечнососудистую систему, приводящих мышцы в состояние готовности к действию. Таким образом, если первобытный человек слышал рычание и шелест травы, чуткая реакция его миндалин позволяла ему предпринять действия до того, как хищник-людоед мог застать его врасплох. Хотя современный человек и обладает высокоразвитой корой головного мозга, дающей ему способность к абстрактному мышлению, миндалины по-прежнему занимают привилегированное положение, и в случае чрезвычайных событий как эмоционального, так и физического и социального плана, миндалины берут на себя управление мозгом, включая отделы, отвечающие за рассудок. Таким образом, если вы имели несчастье столкнуться с гоночным автомобилем, когда решили осмотреться на Трансамериканской магистрали (как это было с моей женой несколько лет назад), то скрип тормозов на городской улице будет достаточным, чтобы мгновенно включилась реакция «бей-илибеги». В действительности, миндалины могут включить эмоциональную реакцию задолго до того, как корковые центры полностью поняли, что же вообще происходит, будто наши эмоции имеют свой собственный разум, который действует независимо от нашего сознания. В бестселлере «Эмоциональный интеллект» Даниэла Гоулмана (Emotional Intelligence, Daniel Goleman), который рекомендую прочитать всем заикающимся, автор отмечает, что некоторые люди рождаются с нейрохимией, которая делает эту схему особенно легко включаемой. Например, говорит Гоулман, высокочувствительные люди «могут унаследовать хронически высокий уровень норадреналина или других нейромедиаторов, которые активируют миндалины и таким образом понижают порог возбудимости, заставляя миндалины срабатывать еще быстрее». В своей книге «Высокочувствительный человек» Элейн Арон (The Highly Sensitive Person, Elaine Aron) говорит, что 20 процентов населения можно рассматривать как высокочувствительные и, таким образом, как более подверженные влиянию людей, событий и факторов окружающей среды. А что с сообществом заикающихся? Существуют здесь генетические различия? Если следовать выводам доктора Либби Ойлер (Ph.D. Libby Oyler), сделанным в ее диссертации по патологии речи, то ответ будет утвердительным. В статье ежемесячного бюллетеня Letting Go Национальной ассоциации заикающихся, вышедшей в апреле 1998 года, Ойлер сообщила, что 84 процента из числа обследованных заикающихся показали более высокий уровень чувствительности относительно незаикающихся. Это заставляет предположить, что некоторые дети более подвержены влиянию тонких изменений в тоне голоса, жестикуляции, мимолетных эмоций или других невербальных форм коммуникации. Так что, хотя ребенок может и не иметь «гена заикания» как такового, он или она могут иметь высокую реактивность, что способствует развитию Гексагона Заикания. То есть, если кто-то хочет провести исследования, касающиеся влияния генетических факторов на хроническое заикание, то, следовательно, было бы гораздо 198 продуктивнее взглянуть на индивидуальную чувствительность к окружающей среде и его или ее способность реагировать на угрозы, нежели на системы, связанные с производством речи как таковой… но всегда надо делать оговорку, что не высокий уровень возбудимости сам по себе вызывает хроническое заикание. В конце концов, есть много людей, которые не заикаются, но имеют те же самые симптомы. Именно наличие чрезмерной возбудимости в сочетании с другими элементами Гексагона Заикания приводит к речевому ступору. РЕЗЮМЕ Как бывший редактор бюллетеня Letting GO, я регулярно получал письма от исследователей, которые просили, чтобы мы опубликовали их объявления о наборе субъектов исследований в области генетической причины заикания. Я был бы и рад помочь. Но я не мог этого сделать, поскольку видел, что эти исследования имеют своей целью получение данных, имеющих локальное значение и малую практическую ценность. И вот почему я так думал: 1. Исследователи рассматривают заикание как конкретный, четко очерченный феномен, тогда как большинство из нас даже не пришли к соглашению, что же означает слово «заикание», не говоря уже о том, что же в действительности происходит, когда человека «заклинило» и он не может продолжить говорить. 2. Ученые, проводящие генетические исследования, рассматривают заикание как унитарную проблему, тогда как хроническое заикание правильнее определить как совокупность речевых ступоров и приемов их преодоления и избежания. Из-за того, что это комплексная проблема, исследователям было проще изучать самый простой компонент – речевой ступор, нежели ступор в комплексе со стратегиями самосохранения. 3. Большинство исследователей для определения того, заикается человек или нет, смотрят только на наличие заметных речевых нарушений, но люди, которые запинаются, когда они возбуждены, вовсе не обязательно имеют осознанные речевые затруднения как таковые. Классическим примером неверного распознавания хронического заикания можно назвать случай, произошедший несколько лет назад на Мэрилу-шоу на ТВ, на котором приглашенные гости были либо логопедами, либо людьми с заиканием. Актер Гордон Клэпп также был приглашен на это шоу, чтобы рассказать о своем очень симпатичном изображении персонажа с заиканием в ТВ-драме «Полиция Нью-Йорка». Один из членов NSA в аудитории даже назвал Клэппа героем за то, что он выступал в качестве положительного примера для заикающихся. Лейтенант Мидавой, нью-йоркский детектив, которого играл Клэпп, на самом деле демонстрирует случайные нарушения речи, но при этом в его поведении нет признаков напряжения и замкнутости на себе, обычно связанных с речевыми ступорами. И никогда Клэпп не рассматривает заикание как проблему, когда выписывает характер своего персонажа. Я всегда чувствовал, что актер слегка смущен своим присутствием на Мэрилу-шоу. 4. Исследователи полагают, что из поколения в поколение могут передаваться только генетические факторы, хотя в семьях могут передаваться и взгляды, и убеждения. Причина, по которой этот фактор не принимается во внимание, лежит в узости парадигмы, используемой для определения хронического заикания. Однако, если вы рассматриваете заикание как нечто, построенное из простых элементов, то взгляды и убеждения становятся источниками причины, и вам не придется больше привлекать генетику, чтобы объяснить, отчего хроническое заикание часто передается по наследству. И, тем не менее, генетические факторы, имеющие отношение к заиканию, вероятно, существуют, но отношение это косвенное. Речь идет о степени чувствительности индивидуума и уровня отклика при реакции на стресс, факторов, которые могут передаваться от родителя к ребенку. 199 5. Наконец, исследование генетических причин заикания традиционно включает в себя «траление» ответов по принципу «бросай сеть – потом разберемся». За неимением надежной теории. Исследователь зачастую сам не знает, что же он ищет. Он просто надеется, что будет что-то интересное, что само по себе в высшей степени спекулятивно. Я четко осознаю, что это эссе, вероятно, будет непопулярно среди тех, кто занимался генетическими изысканиями в заикании. Но я рассчитываю не на враждебность отношения, а на то, что вопросы, которые я поднял, послужат толчком для размышлений и, возможно, помогут более четко обозначить цели. ССЫЛКИ Aron, Elaine, The Highly Sensitive Person. New York: Broadway Books, 1998. Goleman, Daniel. Emotional Intelligence. New York: Bantam Books, 1995. Oyler, Mary Elizabeth. Sensitivity and vulnerability: are they a blessing? Letting GO, April 1998, 4. 200 НАУКА СВОБОДНОЙ РЕЧИ Анна Марголина, Ph.D. «О тчего вы постоянно улыбаетесь?» Это вопрос, который Джон Харрисон задал мне в одной из наших первых встреч по Скайпу. А я даже и не знала за собой такой привычки. Но когда я начала обращать на это внимание, то вскоре поняла, что это действительно так. Похоже на то, что этот маленький нервный смешок выходил у меня каждый раз, когда содержание сказанного становилось слишком эмоциональным. Я не знала, как мне выразить свои эмоции, потому прятала их за улыбку. Я вышла на контакт с Джоном Харрисоном вскоре после того, как нашла и проглотила его книгу «Переосмысление заикания». В то время у меня были сплошные неприятности. Я очень плохо контролировала свою речь: мой голос легко становился крикливым (я об этом также не знала, пока Джон не указал мне на это), а темп речи часто был очень высок. Эта ускоренная речь часто прерывалась болезненными усилиями, ступорами, которые могли продолжаться до семи секунд (это официальные замеры). Время от времени я попадала в речевой ступор, из которого не могла выйти, и эти усилия могли продолжаться по-настоящему долго. Еще хуже было то, что ступоры сопровождались сильными гримасами, подмигиванием, надуванием щек и другими непроизвольными движениями. Даже один такой эпизод мог разрушить любое приятное воспоминание, скажем, вечеринку с друзьями. Вместо воспоминаний о счастливых мгновениях, я прокручивала в голове то, что не могла рассказать конец анекдота, превращая этим попытку рассмешить в неловкое испытание. Я воображала, конечно, что все за столом помнили о моем ступоре так же, как и я. ПРЕВРАТНОСТИ ПРОЦЕССА ИЗЛЕЧЕНИЯ Для человека, который заикался в течение почти 40 лет, я была в блаженном неведении. Мои знания о заикании легко можно обобщить одной фразой: «это не лечится». Это фраза снова и снова повторялась многими логопедами и накрепко засела в моем сознании. Но как только это убеждение было разрушено множеством реальных примеров успешного избавления от заикания, не осталось ничего, что могло бы мне помешать воспринимать новые идеи. Сначала, вдохновленная книгой «Переосмысление заикания», я принялась за эксперименты с собственной речью, но вскоре поняла, что это может оказаться слишком долгим. Я была слишком сильно эмоционально вовлечена в свое заикание, и с ним было связано слишком много вопросов. Я чувствовала, что потеряюсь в этих джунглях. Мне нужен был путеводитель и проводник. Джон Харрисон, как человек, одолевший свое заикание, казался идеальным кандидатом. По мере продвижения в изучении моих речевых привычек, я накапливала все больше и больше доказательств моей склонности сдерживаться и блокировать себя во время речи. Чтобы позволить эмоциям проявиться, Джон посоветовал мне замедлить речь и почаще делать паузы. Вскоре я заметила, что замедление речи и окрашивание ее эмоциями ведет к большей плавности, позволяя мне оставаться в контакте с собой. В речи 201 еще оставалось много моментов проявления заикания, но управляться с жесткими ступорами стало проще. Вдобавок к занятиям с Джоном Харрисоном, я начала занятия с практиком НЛП Бобом Боденхеймером (Bob Bodenhamer), автором книги «Создание блоков и заикание» (Mastering Blocking and Stuttering). У меня было подозрение, что мое стремление сдерживать эмоции берет начало в детских воспоминаниях. После одного из занятий чтото щелкнуло, и я вдруг начала говорить удивительно свободно. Однако, я вскоре обнаружила, что процесс излечения не настолько гладок, как это представлялось поначалу. Он имеет свои взлеты и падения. Около четырех недель я говорила свободно и легко, о чем и мечтать не могла. Потом как-то возник небольшой ступор, после которого я видела сон, в котором заикаюсь так же ужасно, как и раньше. Когда я проснулась, я почувствовала напряжение в горле. В тот день у меня были небольшие ступоры. И в то время я вспомнила совет Джона замедлиться и постараться выражать свои эмоции настолько свободно, насколько это возможно, для того, чтобы восстановить плавность и беглость речи. Мое заикание оставалось очень слабым и возникало только в некоторых ситуациях, но, тем не менее, я мечтала о том состоянии свободы и легкости, которое испытала и которое не могла забыть. КЛЮЧ К СВОБОДНОЙ РЕЧИ В ходе того, как я практиковалась в искусстве медленной и выразительной речи, сначала с Джоном, потом в качестве ведущей и, наконец, в моей клоунской театральной труппе (в которую я вступила, чтобы изучить свои слабые и сильные стороны), я пыталась найти ключ к состоянию свободной текущей речи. Ясно, что это состояние имеет свои отличительные характеристики. Слова мягко срывались с моего языка. Я не планировала то, что скажу. Моментом, когда я знала, какое слово скажу, был тот момент, когда я его говорила. Я не вслушивалась в свою речь и не управляла ей. Я плыла по течению. Для меня было легко видеть, насколько отличным было состояние при заикании, поскольку оно теперь возникало очень редко. При заикании я вдруг становилась осознающей себя. Мне было известно то слово, которое я собиралась сказать, и я была уверена, что на этом слове возникнет ступор. Иногда так и было, а иногда я могла избежать этого, замедляясь и стараясь говорить более выразительно. Было нечто, чего я не могла объяснить. Как так могло быть, что я была свободной, потом возвращалась в заикание, а потом снова становилась свободной? И что такого было в медленной и выразительной речи, что она даже мое заикливое состояние делала более свободным? Все это происходило в 2010 году, примерно в то время, когда масс-медиа подняли большой шум относительно открытия «генов заикания». Многие журналисты славили открытие, как разрешившее, наконец, «тайну заикания» и сделавшее все остальные теории устаревшими. К моему ужасу, это спровоцировало серьезные дискуссии с участием, с одной стороны, Джона Харрисона, Боба Боденхеймера и людей, которые помогали заикающимся поставить более свободную речь, которые реально могли очень хорошо помочь им, и, с другой стороны, людей, лелеявших нереалистичные фантазии, за которыми следовал неминуемый жестокий возврат обратно в суровую отрезвляющую реальность. ПОИСК ОТВЕТОВ Для меня все эти разговоры о том, что заикание – это генетическое, следовательно, неизлечимо, мало интересовали из-за моей новоприобретенной беглости речи. Это было то, что не дала мне никакая другая терапия. Но поскольку у меня медицинское и 202 биологическое образование, плюс степень доктора философии в биологии, у меня возникло любопытство, насколько существование генетических аномалий, связанных с заиканием, может вписаться теорию Джона Харрисона о Гексагоне Заикания. Определенно, такая возможность была, потому что одна из точек Гексагона была названа «физиологические реакции». Я знала, что физиологические реакции подвержены влиянию генетики, но мне нужно было большее понимание. Главным препятствием к пониманию было отсутствие специфических познаний в области исследований мозга. Однако, общие идеи я понять могла, так же, как я и могла видеть, может ли предлагаемая теория быть применена ко всему тому, что я наблюдала в процессе собственного излечения. Моей целью было найти что-то, что я бы могла использовать не только для объяснения изменений в моей речи, но также и для разработки стратегии борьбы со случайными ступорами, а также для гарантии того, что мои старые ступоры более не вернутся. В ходе генетического обследования было выявлено, что в некоторых семьях заикание встречается более часто (хотя это и не мой случай). При анализе данных одного большого семейства в Пакистане было показано, что многие заикающиеся в этой семье имеют мутацию в гене GNPTAB. Но трое в этой семье не имели такой мутации и явно заикались по другой причине. Еще более интригующим было то, что 11 человек из той же самой семьи имели одну или две копии этой мутации, но «в настоящий момент не заикались» (из статьи было неясно заикались они или нет до этого). Эта мутация обнаружена была также у двух заикающихся, не имевших родственных связей, а также у человека, который не заикался. Однако, никто из обследованных заикающихся северо-американского и британского происхождения такой мутации не имел, даже несмотря на то, что все они имели заикание в семьях (один из имевших такую мутацию отказался от азиатско-индийского гражданства). Если говорить о чем-то глобальном, как заикание, то, конечно, считать таковой мутацию, которая появляется только у определенной национальности, не приходится. Две другие мутации были в генах GNPTG и NAGPA. Однако, ни одна из этих мутаций не была выявлена у пакистанских заикающихся, которые были обследованы. Хорошо, может быть эти мутации обычны хотя бы среди северо-американских заикающихся? Это тоже будет неправдой. Среди 270 неродственных северо-американских и британских заикающихся только у нескольких были обнаружены такие мутации. Четверо имели мутацию гена GNPTG и шестеро (все европейского происхождения) - гена NAGPA. Общая частота обеих мутаций – менее 3%. Исследователи не нашли мутаций этих генов в контрольной группе, что привело их к констатации факта, что те мутации, которые они нашли, это причина заикания. Этот вывод показался мне, по меньшей мере, смелым. Во-первых, исследователи отобрали только тех заикающихся, которые имели четкую историю заикания в семье. Следовательно, осталось неизвестным, насколько часто это мутации возникают в оставшейся части популяции заикающихся. Во-вторых, что можно сказать о тех, кто заикался, пока был ребенком, а позже вылечился? А что о тех, у кого речь стала свободной уже во взрослом возрасте? Вероятно, самой интригующей находкой в ходе исследований было то, что все вышеупомянутые мутации затронули определенные энзимы, присутствующие в лизосомах – станциях удаления отходов клеток. Однако, остается невыясненным, как именно эти мутации влияют на беглость речи. Что конкретно они изменили в мозге? Из-за отсутствия доступной генетической карты человеческого мозга, исследователи воспользовались картами мозга мыши и обнаружили, что гены GNPTG и NAGPA были выражены преимущественно в областях, ответственных за эмоции и моторику. Как отмечено авторами «эмоциональное состояние человека может оказывать сильное влияние на степень тяжести заикания [1]». С такой трактовкой я уже согласиться не могу. 203 Еще одно исследование генетических признаков человека из Бразилии со сложными проблемами речевого и языкового характера, включая заикание, выявило мутацию в совершенно другом гене – CNTNAP2, который связан с различными патологиями речи/языка и аутизмом [2]. Также другая мутация, на этот раз в гене DRD2, была выявлена у некоторых заикающихся народности хань в Китае [3]. В целом, эти генетические исследования показали, что в очень ограниченном числе случаев люди с заиканием имели состояние генов, которое каким-то неясным образом могло влиять на речь. Но до сих пор остается неясным, что именно в речи зависит от генетики, поскольку большинство заикающихся могут говорить свободно в каких-то обстоятельствах. Кроме того, поскольку есть много людей, которые заикаются, но в состоянии придать речи значительную беглость и плавность, то маловероятно, что какаято из этих мутаций может быть прямой причиной прерывания речевого потока. ТАЙНА ЗАИКАЮЩЕГОСЯ МОЗГА Томография мозга позволила ученым накопить огромное количество данных о «заикающемся мозге». На первый взгляд, наука смотрелась очень убедительно: в мозге заикающихся действительно были обнаружены некоторые явные отличия серого и белого вещества. Однако, эти различия были гораздо менее заметны у детей 9-12 лет, нежели у взрослых заикающихся. Например, дети 9-12 лет не имеют асимметрии правого полушария, которая обнаружена у взрослых заикающихся [4]. По словам исследователей, технически невозможно выполнить такое исследование у детей младшего возраста, другими словами, у тех, кто находится в самом начале заикания. Но те, кто принял участие в исследовании, уже имели за собой несколько лет заикания, которое возникло в годы их наиболее интенсивного формирования. Выглядит так, будто мозг 9-12 летнего заикающегося ребенка занимает некое промежуточное положение, будто он еще меняется. Что его меняет? Есть ли эти различия причина заикания или это его следствие? Как хорошо известно сейчас, мозг, даже у взрослых, пластичен и претерпевает структурные изменения. Например, известное исследование мозга лондонских таксистов показало увеличение области, ответственной за навигацию [4]. Конечно, если вождение такси за несколько лет может изменить ваш мозг, то речь с заиканием за несколько десятилетий может это сделать не менее успешно. Более того, есть явные доказательства того, что различные вмешательства могут вызвать структурные изменение в мозге. СТРУКТУРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ Например, обнаружено, что целенаправленное лечение от заикания с помощью профессионалов действительно вызывает изменения в структуре мозга, в сравнении с ненаправленным (спонтанным) излечением у взрослых. Стоит отметить, что спонтанное излечение было связано с более глубоким восстановлением по сравнению с лечением посредством медицины. Например, те, кто излечился самостоятельно, во взрослом возрасте, не имеют аномалий белого вещества, наблюдаемых у заикающихся, хотя отличия серого вещества сохраняются. Тем не менее, эти отличия, безотносительно к их причинам, видимо, не позволяют людям говорить свободно [5]. И все же, вся эта наука не могла объяснить тех изменений, которые я видела в своей собственной речи. Если мое заикание было вызвано генами или аномалиями мозга, то что произошло со всеми этими факторами, когда я начала говорить свободно? Они взяли отпуска? Или погрузились в долгий-долгий сон, а потом проснутся, чтобы донимать меня еще больше? 204 НАУКА СВОБОДНОЙ РЕЧИ В 2011 году я наткнулась на увлекательную статью, которая проливала свет на заданные вопросы. В статье под называнием «Моделирование обратной связи и прогнозирующего управления при заикании» обсуждалась возможность того, что заикание вызвано различиями методов контроля качества у человека с нормальной речью и у заикающегося [7]. Авторы рассматривали два основных метода контроля речи в человеческом мозге: обратную связь и прогноз. Обратная связь требует непрерывного слухового контроля производимой речи. Такой мониторинг имеет решающее значение для развития языка. Младенец сначала слышит звуки речи, непрерывно пополняя звуковую базу данных в головном мозге. Потом младенец начинает лепетать и воспроизводить широкий спектр звуков, которые подбираются так, чтобы соответствовать звукам, хранимым в мозге. Всякий раз, когда обнаружена ошибка, корректируется положение артикуляторов, и новый звук согласуется с «правильным ответом». Такой мониторинг, основанный на ошибках, позволяет ребенку регулировать движения языка, челюстей и губ в тот момент, когда производится верный звук. Вероятно, то же самое происходит и с грамматическими структурами. Когда ребенок говорит, его или ее мозг обнаруживает ошибки несоответствия в структуре предложений и нужным образом корректирует сигналы. Но свободная речь требует другого способа контроля, называемого прогнозным или прямым, по причине высокой скорости и сложности. Этот метод контроля является необходимым условием для беглой речи и не основан на ошибках. Мозг контролирует сигналы (команды) при посылке артикуляторам, с минимальным контролем результата. Команды настолько отрепетированы, что им можно доверить получение результата без непрерывной проверки на наличие ошибок. Согласно авторам, последовательность в такой модели следующая: 1. Настройка контрольной системы обратной связи при лепетной речи (самостоятельно генерируются звуки речи). 2. Обучение воспроизведению нового звука при поступлении его образца. 3. Обучение прямой команде воспроизведения звука на практике. Авторы выдвигают гипотезу, что у человека с заиканием прямой контроль слаб, поэтому доминирующей формой контроля речи остается обратная связь. Отмечено, что заикание обычно начинается примерно в тот период, когда у детей начинается переключение контроля с обратной связи на прогнозный. По моему мнению, авторами упущена прекрасная возможность обсудить то, какие факторы, помимо генетики или аномалий мозга, могут препятствовать или отсрочить естественный переход к прямой форме контроля. Используя компьютеризованную модель образования речи, авторы показали, что большие отклонения, зафиксированные механизмом обратной связи, могут заставить систему перезагрузиться и повторить звук. Продемонстрировано также, что контроль посредством обратной связи может быть подавлен введением белого шума. Белый шум делает аудиальную обратную связь невозможной и заставляет обратиться к прямому контролю. Это явление было давно известно и используется в некоторых устройствах, призванных способствовать плавности речи. Громкий шум мешает заикающемуся слышать свой собственный голос. В большинстве случаев маскировка собственной речи волшебным образом убирает заикание. 205 Авторы полагают, что их теория объясняет также, отчего заикание чаще встречается в начале речи или слова. Обратная связь бесполезна, когда речь еще не началась, и попытки контролировать то, чего нет, могут в результате привести к появлению ступора. (Я представляю это как сомнения, которые появляются, когда кому-то, находящемуся в сомнительных физических кондициях, нужно перепрыгнуть через широкую траншею. Если вы перед этим перепрыгнули много таких траншей, вы просто перепрыгнете и всё. Но если вы начинаете думать о том, как там встанут при толчке ваши ноги, и знаете, что когда будете прыгать, то это уже никак не проверишь, вы будете чувствовать себя довольно скованно). Эта догадка подтверждала мои собственные наблюдения, что свободная речь ощущается отличной от речи с заиканием. Также это согласуется и со статьей Джона Харрисона «Дзен в исскустве свободной речи», где он сравнивает свободную речь с не предпринимающими никаких усилий, но точными в своих действиях Дзен-лучниками, которые поражают цель без сознательного прицеливания. Также согласуется это и с тем, чему я научилась в моей актерской группе, а именно, с тем, что исполнитель должен быть способен отказаться от самоосознания и полностью погрузиться в поток момента, иначе у него будет скованность на сцене. Короче говоря, когда мы начинаем смотреть за ошибками, у нас, скорее всего, все уже «поехало». Но мне не удалось понять, почему авторы полагают, что такое чрезмерное увлечение обратной связью может быть единственно результатом какой-то аномалии мозга. Например, известно, что прямой контроль имеет решающее значение в спорте, поскольку спортсмены часто должны действовать автоматически. Такой автоматизм требует многих часов практики. Когда будет выстроен достаточный уровень доверия к своей способности выполнить действие, спортсмен отпускает это из-под контроля и переходит в автоматический режим. Однако, при травме или при серьезной неудаче до того момента, когда такой переход произошел, переключения может и не произойти вообще. Таким образом, представляется весьма вероятным, что в тот момент, когда родители или учителя привлекают внимание ребенка к его или ее «заиканию» (запинки естественным порядком встречаются у большого процента детей), они придают любым малейшим сбоям или повторениям в речи новый пугающий смысл. Этот дефицит доверия своим способностям может привести к отказу перейти к прямой форме речевого контроля. ОТПУСТИТЬ КОНТРОЛЬ В получившем премии фильме «Речь короля» (The King’s Speech) есть сцена, в которой Лайонел (логопед) раздражает своего пациента, короля Англии Георга VI, до того состояния, что король взрывается. На этой вспышке злости король вдруг говорит свободно. Эта сцена напомнила мне о моем собственном опыте, в котором начало появления сильных эмоций сопровождалось увеличением ступоров, но после достижения некоей критической отметки (как говорится, взорвался и «сорвало крышу»), моя речь становилась совершенно свободной. Почему? Потому что в тот момент я перестала заботиться о последствиях. Многие заикающиеся говорят, что сильные эмоции доставляют им дискомфорт и они стараются подавить эти эмоции, вместо того, чтобы их выразить. Поскольку голос это выразитель эмоций, осознанная необходимость контролировать эти эмоции может, как правило, привести к чрезмерной зависимости от контроля речи по типу «обратной связи». 206 ВОПРОС ДОВЕРИЯ Другая возможная причина недоверия себе – страх негативной реакции. Например, если муж возвращается домой поздно, и жена спрашивает у него «Где был?» - вопрос, на который у него хорошего ответа нет – он будет отвечать очень сдержанно, тщательно подбирая слова. Точно так же, ребенок, который часто не уверен, не шарахнут ли ему бумерангом его или ее слова или поступки, может также проявлять повышенную степень контроля в речи. На самом деле, может быть много факторов, которые препятствуют ребенку в своевременном переходе на прямой или «прогнозный» контроль речи. Благодаря надежности адаптационных механизмов ребенка в раннем возрасте, тем не менее, переход на прямой контроль еще может случиться спонтанно. Высокая степень излечения (80%) детей от заикания в детстве указывает на широкий диапазон возможностей, когда естественное переключение на прямой контроль еще возможно. Но если необходимость оставаться в режиме обратной связи углубляется и пускает корни, то этот переход становится осуществить все труднее. Я не исключаю возможности, что могут быть и физиологические причины того, что некоторым людям сложно развить у себя прямой контроль, и что обратная связь начинает доминировать во время стресса, но мне это представляется не обязательным. Особенно для людей, которые могут говорить свободно в некоторых обстоятельствах, для них можно найти и множество других объяснений. Например, если вас часто ругали и осуждали в детстве, вы можете носить с собой этого «судью» все время и чувствовать при этом необходимость контролировать свои действия. Это может объяснить, почему чтение хором и обращение к животным часто дает свободную речь. Это действия, которые оставляют «судью» за скобками. Трудно представить, что ваша собака станет оценивать вашу речь. А в хоре голосов, вы просто голос среди многих других. Многие люди не заикаются наедине с собой. С другой стороны, некоторые люди заикаются, даже если они одни, поскольку даже в этом случае они не могут не быть своим собственным судьей. Страх определенных «трудных» звуков также вызывает к жизни контроль по типу «обратной связи», и вы никогда от него не освободитесь, имея красные флажки по всему алфавиту. ЧТО СКАЗАТЬ ОБО МНЕ? Поскольку я свободно говорила после сеансов НЛП, я знала, что у меня нет ничего, что может мне физически препятствовать в использовании прямого контроля над речью, дело только в моем нежелании отпустить ее и в недостатке практики использования такого контроля в повседневной жизни. Я полагаю, что именно после того памятного сеанса Боба Боденхеймера, когда я начала говорить свободно, я поняла, что мне не нужно контролировать свою речь и я могу довериться своей способности говорить. Выкорчевывание детских болячек позволило мне пересмотреть свой жизненный опыт, который привел к неверию в свою способность просто отпустить себя и говорить. Точно так же отпала и необходимость в постоянном контроле над речью на наличие ошибок. Я внезапно поняла, что мое убеждение в том, что я никогда не заговорю нормально, не основано ни на чем, кроме пустых слов, услышанных в детстве. Я поняла, что мой страх заикания не имеет отношения к моей взрослой жизни, и тот негатив, который у меня с детства связан с речью, мог быть вызван проблемами в моей речи по причинам, не связанным с заиканием. Не слишком ли быстро я говорю? Не глотаю ли окончания слов? Может, у меня мысли гуляют так, что никто не может их понять? Я не знаю и не собираюсь искать 207 ответы. Но у меня было стойкое ощущение, что как бы то ни было, я, как взрослый человек, не должна бояться того, что преследовало меня в детстве. Такой позитивный пересмотр взглядов снял тот невидимый барьер, который мешал проявить себя механизму прогнозного контроля (системы автоматического контроля речи). И когда это все случилось, возникла свободная речь. Я обнаружила, однако, что прогресс редко идет только по нарастающей. Однажды у меня возник неожиданный ступор, открылись ворота старому недоверию. Еще большее недоверие вызвал сон, в котором я очень ярко увидела себя с прежними тяжелыми ступорами. Результатом стало возвращение каких-то задержек, обусловленных вернувшимся контролем по типу «обратной связи». Но поскольку у меня уже нет той же самой реакции на ступоры, которая у меня была до сеансов НЛП, и поскольку я сама намеренно замедляю свою речь, понижая таким образом вероятность ошибок, у меня появляются только небольшие нарушения и ничего похожего на старые тяжелые ступоры. ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО Когда я смотрю в будущее, я вижу всеобщую теорию заикания, разработанную при сотрудничестве нейрофизиологов, бихевиористов, психологов и людей, которые заикаются. Эта теория будет включать влияние событий личной жизни, последствия взросления с заиканием, личные эмоциональные проявления, а также нейрофизиологию и генетику. Эта теория в значительной степени будет напоминать Гексагон Джона Харрисона и будет представлять заикание системой множества взаимодействующих и взаимозависимых компонентов. Но так как этого пока еще не произошло, мне бы хотелось сделать свой небольшой вклад и добавить в центр Гексагона два дополнительных компонента: 1) Способность включать и поддерживать прямой прогнозирующий контроль речи 2) Уровень индивидуальной реакции на недостатки (реальные или предполагаемые) в своей речи. Заикание в виде повторений или небольших заминок часто встречается, когда человек говорит с высоким уровнем самоконтроля, непрерывно проверяя свою речь на ошибки. Такое «заикание» часто появляется в речи свободно говорящих в минуты неуверенности в себе или тревоги. Тем не менее, заикающиеся также имеют высокую степень нетерпимости к любым нарушениям в своей речи. Они научились противодействовать этому сдерживанием дыхания и напряжением голосовых связок и мускулов, вовлеченных в артикуляцию. Такое поведение приводит к еще более заметным и сильным ступорам. Обширный«архив» трудных слов и ситуаций, хранящийся в памяти большинства взрослых заикающихся, делает задачу отключения контроля еще более сложной. Состояние свободы, которое большинство населения достигает, не прикладывая никаких усилий, очень похоже на состояние спортсмена, который может доверить достижение цели автоматическим, хорошо выученным движениям, не обращая внимание на мелкие недочеты. Если спортсмен начнет думать «ох, здесь на прошлой игре я упал, не упасть бы мне здесь и сегодня», это будет иметь катастрофические последствия. Понятно, что они так не делают. Создание такого доверия, после десятилетий удерживания себя в узде, дело не простое. Однако, все это достижимо. И хотя, может быть, кому-то из заикающихся сначала придется даже увеличить контроль над речью, чтобы научиться новому образцу речи (например, говорить медленнее, использовать более эффективный тип дыхания и т.п.), конечной целью должны быть именно естественная свобода, состояние полного погружения в поток разговора и отказ от контроля. 208 На тот момент, когда эта статья написана, моя речь почти полностью свободна, под свободой я понимаю легкую беспроблемную речь при очень незначительном контроле, которая ощущается очень приятной (на контрасте с прошлыми страданиями и потрясениями). Хотя у меня иногда и бывают ситуации (сейчас очень редкие), когда я чувствую ступор. В этих ситуациях я снижаю темп и стараюсь вновь поймать свободное состояние. В основном, за очень редкими исключениями, я могу вернуться на дорогу свободы и отказа от контроля. Ощущение свободы для меня похоже на сильное течение, которое подхватывает меня и несет через разговор, при этом слова катятся без усилий, волна за волной. Очень приятное ощущение. Я знаю, что у меня могли быть какие-то проблемы с речью, когда я была маленьким ребенком: проблемы, когда мое окружение слишком грубо воздействовало на меня, и я оказалась убеждена, что не должна доверять своей способности говорить. Те страхи могли привести к невероятной сложности переключения на бессознательный контроль в обычные сроки. Но сегодня нет ничего, что мешало бы мне говорить свободно. ССЫЛКИ 1. Kang C, Riazuddin S, Mundorff J, Krasnewich D, Friedman P, Mullikin JC, Drayna D. Mutations in the lysosomal enzyme-targeting pathway and persistent stuttering. N Engl J Med. 2010 Feb 25;362(8):677-85. 2. Petrin AL, Giacheti CM, Maximino LP, Abramides DV, Zanchetta S, Rossi NF, Richieri-Costa A, Murray JC Identification of a microdeletion at the 7q33-q35 disrupting the CNTNAP2 gene in a Brazilian stuttering case. Am J Med Genet A. 2010;152A(12):3164-72. 3. Lan J, Song M, Pan C, Zhuang G, Wang Y, Ma W, Chu Q, Lai Q, Xu F, Li Y, Liu L, Wang W. Association between dopaminergic genes (SLC6A3 and DRD2) and stuttering among Han Chinese. J Hum Genet. 2009 ;54(8):457-60. 4. Chang SE, Erickson KI, Ambrose NG, Hasegawa-Johnson MA, Ludlow CL. Brain anatomy differences in childhood stuttering. Neuroimage. 2008;1;39(3):1333-44. 5. Maguire EA, Gadian DG, Johnsrude IS, Good CD, Ashburner J, Frackowiak RS, Frith CD. Navigation-related structural change in the hippocampi of taxi drivers. Proc Natl Acad Sci U S A. 2000; 11;97(8):4398-403. 6.Kell CA, Neumann K, von Kriegstein K, Posenenske C, von Gudenberg AW, Euler H, Giraud AL.How the brain repairs stuttering. Brain. 2009;132(Pt 10):2747-60. 7. Civier O., Tasko S.M., Guenther F.H. Overreliance on auditory feedback may lead to sound/syllable repetitions: simulations of stuttering and fluency-inducing conditions with a neural model of speech production. J. Fluency Disord. 2010;35(3):246-79. Вы можете посмотреть несколько видео с выступлениями Анны на тренингах ведущих (ссылки действующие): May 15, 2009 “Quest for Fluency” http://www.youtube.com/watch?v=j2XOifWF-0Q January 15, 2011, “John Harrison’s Speaking Exercises” http://www.youtube.com/watch?v=K0XAdT6cvy8 May 2011,”Where Is the Raven” http://www.youtube.com/watch?v=qAXJzOfnYDM 209 ДЗЕН В ИСКУССТВЕ СВОБОДНОЙ РЕЧИ К ак-то одним воскресеньем, несколько лет назад, мы поехали в гости к Ричу и Марсии, нашим друзьям, живущим по другую сторону залива Сан-Франциско. Каждый наш визит заканчивается тем, что я играю с Ричем в настольный теннис, но в тот день дома был 14-летний сын Рича Энди, а поскольку Энди считался довольно приличным игроком, Рич сказал, почему бы мне не сыграть с ним несколько партий. Я согласился. Энди был более чем хорош. Его защита была потрясающей, и к моему огорчению, в первой партии я был разбит наголову. Всю игру я пытался резко бить по шарику, но был напряжен и нескоординирован, и все удары уходили куда попало. Когда началась вторая партия, я обнаружил, что стал сдерживать себя и не бил уже, как прежде. Честно говоря, я беспокоился о том, что унизительно будет проиграть еще партию 14-летнему. Я начал играть осторожно. Прошла четверть партии, пока я, наконец, понял, что я делаю. «Держись, Джон, думал я про себя. – Так дело не пойдет. Если ты не выложишься целиком, Энди снова вытрет об тебя ноги, потому что он просто хорош». Так что я выбрал, что лучше опозориться с проигрышем Энди, и вернулся к своим ударам… и промахам… и вскоре Энди снова был впереди. Но примерно в середине партии что-то случилось. Может быть, я разогрелся. Либо промазал уже столько раз, что меня это перестало волновать. Может, все вместе. Но по каким-то причинам я почувствовал перемену. Я стал вдруг уверен, точен и сконцентрирован. У меня пошли удары и справа и слева. Я нападал даже с подачи Энди. Я добавил топ-спины, боковые подкрутки, подрезал, и все работало. Бедный Энди. С того момента у него не было шансов. Из того, что произошло, я извлек урок. Я понял, насколько важно было сказать «Какого черта!» и не беспокоиться о последствиях. Если бы я пошел на поводу моих опасений и старался контролировать нестабильные движения ракетки, то никогда не поймал бы свою старую игру. Чрезмерный контроль над ракеткой только добавил бы напряжения и нарушил мой ритм, поскольку это было бы еще одним элементом контроля впридачу к уже имевшимся. Большинство из нас, выросших с заиканием, смотрят на наши речевые ступоры как на угрозу, на то, что нам надо контролировать. Вместо того, чтобы понять, когда нам надо сосредоточиться на технике, а когда на речи вообще, мы сосредотачиваемся всегда исключительно на технике. Конечно, важно признавать и исправлять неверную механику производства речи. Но в какой-то момент нам также следует научиться видеть, когда надо переключиться с механики речи на доверие и освобождение, даже если это и не приведет немедленно к желаемому результату. Нам нужно последовать примеру Дзен-лучников, которые могут выдавать чудеса мастерства без видимых усилий. УРОКИ МАСТЕРА ДЗЕН Процесс действа без усилий превосходно описан в классическом труде «Дзен в искусстве стрельбы из лука» (Zen in the Art of Archery). Эта книга была написана в начале 210 1950-х Ойгеном Херригелем (Eugen Herrigel), немецким философом, который был приглашен преподавать в чечение нескольких лет в университете Токио. Херригель воспринял свое пребывание в Японии как уникальную возможность узнать страну и ее народ, но, прежде всего, получить более глубокое понимание буддизма и «интроспективную практику мистицизма». «Я много слышал о том, - сказал Херригель, - что в Японии были тщательно оберегаемые живые традиции Дзен, искусство обучения, проверенное веками, и, самое главное, учителя Дзен, которые удивительно владеют искусством духовного руководства». Но профессору было сказано, что «совершенно бесполезно европейцу пытаться проникнуть в это царство духовной жизни – возможно, самое удивительное, что может дать Дальний Восток, - если он не начнет изучение одного из японских искусств, связанных с Дзен». Так и случилось, что Херригель начал с поисков мастера, который мог бы стать для него наставником в «безыскусном искусстве» Дзен-лучника, и, в соответствии с планом, договорился с Дзен-мастером Кензо Ава (Kenzo Awa) взять его в качестве ученика. Эта небольшая книга представляет собой увлекательный отчет Херригеля о том, что он преодолел в ходе приобретения умений… путем Дзен. Преподаватель философии описывает первую демонстрацию, когда Мастер Кензо Ава кладет стрелу на тетиву, натягивает лук и без заметного прицеливания посылает стрелу точно в центр мишени за много ярдов. Херригель впечатлен. Но как такого можно достичь? Как учили Херригеля, чтобы достичь мастерства, стрелок Дзен должен перестать стараться выпустить стрелу точно. Он должен отделить себя от результата. Он должен научиться расслаблять тело именно в тот момент, когда он обычно бывает напряжен, натянуть лук «духовно», не прикладывая усилий, и «отречься от себя», передав управление своему высшему я. Когда он сможет передавать контроль «ОНО», стрелы полетят в яблочко, хотя лучник будет едва прицеливаться. Это легче сказать, чем сделать. Чтобы достичь такого уровня мастерства, лучник должен быть готов выпустить тысячи стрел в молоко, не заботясь о том, что делает, и не пытаясь сознательно контролировать полет стрелы. Если он попытается контролировать сознательно, он будет отказывать и не доверять высшим силам, а мастерство от него будет ускользать. Особенно меня поразило, когда я читал эту книгу, то, что большую часть года Херригель потратил на то, как правильно натягивать лук. Индикатор успеха, это когда мистическое «ОНО» натягивает лук, бессознательно и без усилий, а сам профессор даже не знает, что это произошло. ДОВЕРЬТЕ КОНТРОЛЬ ВЫСШЕМУ Я «ОНО». Некоторые называют «высшее я». До недавнего времени для человека запада это было чем-то сторонним, а теперь все ближе многим калифорнийцам, получившим доступ к восточным доктринам с 1960-х годов. Один из таких людей Запада, успешно адаптировавший эти концепции к современным условиям жизни, - Тим Голвэй (Tim Gallwey). Его книга «Внутренняя игра в теннис» (The Inner Game of Tennis), которая стала бестселлером, применяет те же самые принципы Дзен к теннису. Подход Гэлви предлагает не опираться на сознание, а просто смотреть, расслабляться и доверять контроль внутреннему Я. Подход призывает развивать умения в спорте, уменьшая сознательные усилия и «старание». Идеи, выраженные в книге «Внутренняя игра в теннис», почти идеально подходят и для установки на свободную речь, если каждое слово «теннис» в книге вы замените на «речь». 211 Еще один замечательный пример Дзен-подхода можно найти в статье Sports Illustrated, появившейся в конце 1960-х. Статья о Лаки МакДэниеле (Lucky McDaniel), стрелковом инструкторе из Джорджии, чьи ученики добились замечательных успехов. МакДэниел применял неортодоксальный метод обучения. Вместо того, чтобы начинать обучение с винтовки 22-го калибра, он начинал с пневматики. Это позволяло человеку непосредственно видеть заряд, летящий к цели. Человеку предлагалось не целиться, а просто смотреть на цель, быстро прикладываться и стрелять, и смотреть, куда уходит заряд. Просто повторять это снова и снова. Из-за того, что человек мог видеть пульку, он мог сказать, насколько далеко она прошла и сделать поправки в следующий выстрел. Тренируя свое подсознание… свое «ОНО»... производить выстрел, человек достигал той точки, когда он мог автоматически поразить цель пулькой, без видимого прицеливания. В этот момент человек мог переходить на 22-й калибр, получая выдающиеся результаты. Такой подход чрезвычайно похож на тот, который демонстрировал Дзен-лучник. Как это все относится к речи? Дети автоматически обучаются речи способом Дзен: не думая об этом, но ощущая продвижение в процессе, наблюдая, делая, подражая, ошибаясь, повторяя снова и снова, пока не заработает. Это процесс, происходящий в обход сознания. Речь – это такое сложное дело, и должно случаться настолько быстро и автоматично, что Дзен-подход, на самом деле, единственный способ, которым речь может быть освоена и выполняться. Если вы так не думаете, то просто послушайте любую спортивную трансляцию. Или послушайте работу синхронного переводчика. Там не может существовать намеренного контроля, поскольку на него элементарно нет времени. Подобно Дзен-лучнику, человек просто реагирует. Конечно, дети затрачивают много усилий, когда учатся говорить, но они не делают это сознательно. Они действуют интуитивно, точно так же, как ученик Дзен-лучника, который стреляет, стреляет… стреляет… стреляет… пока в один прекрасный день всё вдруг не приходит разом, и весь процесс начинает выполняться автоматически . Анна Марголина, соратник по интернетовской группе, имеющей дело с подходом к заиканию, описывает этот процесс в приложении к игре на музыкальном инструменте: «Сначала вы осваиваете аппликатуру и играете медленно, наблюдая за тем, что получается. Но после многих часов практики вы даете себе свободу и уже не контролируете каждый звук. Вы просто играете. Как сказал кто-то из великих музыкантов, пугает, когда видишь летающие руки, и спрашиваешь себя, чьи это руки, и как они могут такое вытворять. То же самое и с речью. Сначала вы лепечете что-то, учитесь говорить, потом даете себе свободу и просто говорите то, что хотите сказать. В этом процессе вы не должны задумываться об отдельных словах, которые приходят. То есть, у вас не должно быть мыслей типа «ох, я не смогу сказать это слово». У вас есть просто поток сознания, а эти слова слетают с вашего языка». КОГДА СИСТЕМА ДАЕТ СБОЙ Что же заставляет ребенка начать задумываться о своей речи и устанавливать за ней контроль? Я вижу три потенциальных сценария: (1) осознавание речи может включиться после речевых ступоров, образующихся, когда ребенок старается самоутвердиться, но при этом сдерживает свои чувства (классический конфликт приближения-избегания); (2) осознавание может быть вызвано ступорами, когда ребенок пытается согласовать медленный волевой контроль артикуляции с высокоскоростным автоматическим вокальнослоговым контролем; (3) наконец, осознавание может быть вызвано ступорами, когда ребенок считает необходимым очень постараться, чтобы сказать слова и получает маневр Вальсальвы (попытка выдоха при перекрытой носоглотке и голосовых связках – прим. перев.), который совсем не способствует речи. Какой бы из сценариев не был доминирующим (может, один, а, может, и все три), попытка осуществления контроля над спонтанным актом заканчивается нарушением процесса, ребенок остается с ощущением беспомощности, в панике, и боится следующей речевой ситуации. 212 По иронии судьбы, точно так же, как ребенок учится говорить, следуя принципам Дзен, происходит и процесс научения использованию поведения, безусловно вредного для речи. Он делает это путем Дзен, повторяя такое поведение снова и снова, пока оно не становится автоматическим, происходящим вне осознания. Когда этот бессознательный контроль мешает ритму и спонтанности речи (или когда страх и паника уже не осознаются человеком как причина, по которой человек уходит в длинные, продолжительный ступор), он становится хронической, самоподдерживающейся проблемой. Как только ребенок подпадает под социальные последствия недостатков своей речи, он меняет и свое отношение к себе и к окружающим. У него вырабатывается социальная стратегия для защиты себя от стыда и смущения. Вырабатывается стратегия «выталкивания» трудных слов, либо их маскировки. Когда эти изменения начинают оказывать влияние и усиливают друг друга, проблема становится самовоспроизводящейся. Реакция ребенка похожа на реакцию профессионального гольфиста, который старается максимально сосредоточиться на простейшем трехфутовом ударе, который ему нужен, чтобы выиграть турнир, он напрягается, дергает клюшкой влево или вправо и пролетает со своим шансом на почет и уважение. А потом он еще усиливает свои страхи относительно простеньких трехфутовых ударов. Он начинает верить в то, что в критический момент такой удар выполнить не может. Его самооценка превращается в самооценку неудачника и… ну, остальное вы знаете. Когда терапия заканчивается набором инструментов для контроля над речью, это уже сверхконтроль страхов и ожиданий. Человек просто наслаивает еще один уровень контроля на уже существующий. С другой стороны, если человек рассматривает всю систему в целом, если он видит не только ступоры при речи, но и то, насколько он зажат в человеческом плане, он постепенно становится готовым и к проработке страхов, которые его держат. Когда человек начинает вырабатывать более реалистичную самооценку, он может начать освобождаться и просто примет то, что есть. То, как у меня было, когда я играл в настольный теннис с Энди. Я знал, что у меня хорошая подача, которую я нарабатывал годами. Мне просто надо было решиться отпустить себя, принять последствия такого решения. Подобным же образом, заикающийся должен освоить технику речи, для того, чтобы осознавать тонкие моменты, когда он влияет на спонтанный процесс речи. Затем он должен переключить сознание с механики речи на общий процесс, как на акт самовыражения. Он должен решиться на то, что останется один на один с последствиями такого освобождения. Только тогда его спонтанность может быть свободным выражением его высшего я, его «ОНО», которое возьмет на себя полное управление процессом речи. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ Таким образом, есть две различные стратегии формирования плавности речи. Одна заключается в постоянном сознательном контроле за нарушениями. Такой способ вы можете обнаружить во многих логопедических программах. Это работает, но люди зачастую остаются с ощущением искусственности, с чувством нереальности и оторванности от их настоящего «я». («Уверен, метод работает, когда я им пользуюсь, но я просто не чувствую себя собой».) Конечно, кто-то может достичь беглости речи посредством контроля, так же, как и лучник может прилично стрелять, сознательно натягивая тетиву. Но точно так же, как сознательные усилия препятствуют ученику в достижении легкости и точности Дзенлучника, так же и сознательный контроль речи не даст заикающемуся достичь понастоящему спонтанного самовыражения. Ирония ироний в том, что непреодолимый барьер создается тем же самым способом, какой предложен для избавления от проблемы. 213 Альтернативный подход состоит в практиковании соответствующей механики речи, а затем в надлежащий момент выходе из нее и предоставлении себе свободы. Когда в игру вступает визуализация. Всякий раз, когда я нахожусь в аудитории и захвачен экспрессией выступающего, я спрашиваю у себя: «Что он ощущает? На что это похоже, когда находишься в таком состоянии? Как бы я себя чувствовал, если бы, как он, мог действительно получать удовольствие, когда говорю?» Чтобы помочь себе вернуться к спонтанной речи, я придумал эмоциональную картину того, что чувствую при этом, и потом использовал, обращаясь к этой картине тогда, когда освобождался от контроля. Всякий, кто учился играть на музыкальном инструменте, уже понимает, что нужно отпустить себя и просто делать свое дело. Когда вы впервые обращаетесь к произведению, вам нужно сосредоточиться на нотах и на аппликатуре. Но когда вы даете концерт, ваше внимание должно переместиться на то, чтобы слить все воедино и выразить себя. Если бы вы были сосредоточены на нотах и на аппликатуре во время выступления, то ваша игра была бы, в лучшем случае, деревянной, а в худшем, такая сосредоточенность на исполнении и собственной осознанности могла бы привести к тому, что вы полностью забыли ноты. Люди, которые полностью избавились от заикания, то есть, люди, которые научились говорить спонтанно, способом Дзен, расскажут вам, что пришлось поменять не только речь, но и другие ключевые аспекты своей жизни. Со временем, эти изменения образовали новую систему, которая могла поддерживать легкость, раскованность самовыражения. Они создали систему свободной речи, в которой их новое речевое поведение, так же как их эмоции, восприятие, убеждения, намерения и физиологические реакции все время поддерживали друг друга. Они научились отслеживать момент, когда наступает время воспользоваться сознательным подходом, а когда пора вернуться, передав контроль «ОНО», и позволить себе плыть на волнах спонтанности. Я вовсе не имею в виду, что добиться этого очень просто. Окончательный уход заикания из вашей жизни, чтобы не проскакивал даже малейший ступор, - это сложное и масштабное мероприятие. Обычно это происходит постепенно, шаг за шагом, и этот процесс у людей идет с разной степенью успеха. Успех будет зависеть от ряда факторов, таких как объем и интенсивность отрицательных моментов, пережитых человеком, интенсивность переживаний, которые были испытаны и управляли человеком, количество вредных речевых привычек, которые необходимо осознать, уровень поддержки ближайшего окружения человека, генетические факторы, которые могут влиять на процесс речи, мотивация человека, уровень перфекционизма, с которым живет человек, его убеждения, квалификация логопеда и отношения с ним в процессе терапии. Но если вы понимаете характер системы, суть подхода Дзен, и то, как он работает, вы можете определить, что в вашей жизни, помимо речи, также необходимо пересмотреть. По крайней мере, этот подход научит вас лучше играть в пинг-понг. ССЫЛКИ Gallwey, T. (1979) The inner game of tennis. New York: Bantam Books Herrigel, E. (1989) Zen in the art of archery. New York: Vintage Books Sightless in Georgia: Lucky McDaniel teaches instinct shooting, Sports Illustrated, 26:5, January 9, 1967 214 ЧАСТЬ 5 ПУТЬ К ИЗЛЕЧЕНИЮ 215 ЧАСТЬ 5 К сожалению, выздоровление при хроническом заикании не происходит в один момент, исключая, конечно, какие-нибудь редкие случаи. Выздоровление – это обычно такой постепенный процесс, что заметить изменения дольно трудно. Представьте себе, как меняется яблоня, когда она проходит свой цикл роста. Сначала появляются первые ростки – облачко из листочков, затем, когда весна уже совсем близко, цветочное море покрывает дерево. Постепенно цветы умирают, и появляются незрелые плоды. Приходит лето. Фрукты растут и созревают до тех пор, пока их не собирают. Изменения происходят постоянно, но они малозаметны, и если даже вы будете, не отрываясь, смотреть на дерево целый час, вряд ли вы что-нибудь заметите. За те 35 лет что я находился в сообществе людей, которые помогают самим себе и другим бороться с заиканием, я своими собственными глазами видел, как менялась речь сотен людей с течением времени. Я знаю тех, кто полностью выздоровел, и чья речь не носит и следа прежних изнуряющих ступоров. Я знаю многих заикающихся, которые значительно улучшили свою речь, и тех, которые стали уверенными и убедительными ораторами. Я даже встречал людей, чье заикание исчезло полностью после всего нескольких сеансов НЛП или другой терапии. В целом, такой «быстро выздоровевший» человек занимался своим личностным ростом какое-то время до того, как с ним начинали терапию, и его свободная речь лишь ждала своего часа, чтобы проявиться в полной мере. Выздоровление может иметь совершенно разный смысл для разных людей. Для меня оно означает то, что ты можешь сосредоточиться на том, что говоришь, и говорить с естественной легкостью, не ждать ступоров и не менять своего поведения. Речь больше не является проблемой для вас. Но все же, многие хотят знать, что нужно для того, чтобы заставить речевые ступоры исчезнуть полностью. «Каковы мои шансы?», спрашивают они. Думаю, что я бы разделил личностные качества, которые, по моим наблюдениям, улучшают шансы на исчезновение блоков и пять стадий выздоровления, которые те, у кого получается, обычно проходят. ЛИЧНЫЕ КАЧЕСТВА Активное любопытство. Кажется, что люди, о которых я знаю, что они успешно преодолели хроническое заикание, всегда интересовались окружающим миром: что? как? и почему? Вместо того, чтобы ждать от логопеда ответов на все вопросы, они спрашивают почему они заикаются в этой ситуации, а не в той, или почему вдруг, разговаривая свободно, они начинают запинаться. Как могли они свободно разговаривать целую неделю, а потом им становится трудно поговорить без запинок 20 секунд. Что изменилось? Они беспокоятся по поводу всего, что не имеет смысла и продолжают задавать вопросы. Это часто приводит к значительным открытиям. Хороший наблюдатель. Они замечают все, что происходит вокруг них и отмечают то, что, как им кажется, имеет отношение к их речи. Движимые своими целями. Вместо того, чтобы позволить своим ожиданиям управлять своей жизнью, они живут в соответствии со своими целями (что также означает 216 определение своих целей). Это дает им чувство осознания того, что они сами управляют своей жизнью. Любители пообщаться. Даже не смотря на то, что их речь может быть далеко не гладкой, они всегда не упускают возможности пообщаться с другими людьми. Это может означать обмен личными мнениями и продвижение своих инициатив на интернет-форумах или по Скайпу, а также участие в местных группах взаимоподдержки заикающихся, на курсах ведущих мероприятий или в клубах ораторов. Терпеливые. Они понимают, что Рим не за один день построился, и рады праздновать даже самый маленький успех. Открытые новым идеям. Генетика ответственна за заикание? Может быть. А может, это приобретенное качество. Они не сосредотачиваются на какой-то определенной позиции и не смотрят на все проблемы из одного окна. Их разум открыт для новых идей, и они на все смотрят широко. Они читают не только книжки про заикание, но обо всем, что дает им понимание человеческой природы. Имеющие чувство юмора. Даже когда кажется, что все вокруг них рушится, они продолжают смотреть вперед. Они знают, что все может измениться. Оптимисты по жизни вообще. У них есть способность не зацикливаться на том, что не работает, а просто замечать результаты и двигаться вперед. Однако, тут может возникнуть спорный вопрос: а что конкретно заставило заикание исчезнуть? Как человек, который испытал такое вот выздоровление, я думаю, что могу как-то отчитаться об этом процессе. При этом, я не могу утверждать, что каждый, кто пройдет весь этот путь, пройдет все мои стадии трансформирования. Но я подозреваю, что у большого процента людей будет именно так. ПЯТЬ СТАДИЙ ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ СТАДИЯ №1: Отрицание. Почти все люди с хроническим заиканием, которых я встречал, проводили свои молодые годы с позицией отрицания. Почему моя речь внезапно прекращается - всегда было для меня загадкой. Я просто знал, что это случается, и страшно боялся социальных последствий. Я сам осознавал и был сверхчувствительным по поводу своего отклонения от нормы. Поэтому, как и другие заикающиеся, я выработал свои способы, чтобы скрывать речевые ступоры настолько, насколько мог. СТАДИЯ №2: Принятие. Представьте, что вы обнаружили себя стоящим в глубокой яме. «Бог мой, - говорите вы, - да я попал в яму», и пытаетесь выбраться. Но предположим, вы считаете, что умные и сообразительные люди никогда не попадают в такие ямы, и как только вы захотели, чтобы люди думали о вас хорошо, вы немедленно начали отрицать вашу текущую ситуацию. «Я? В яме? Да это безумие! Зачем мне это? - спрашиваете вы. - Это было бы глупо». Но затем, когда вы собираетесь идти дальше, вы вдруг обнаруживаете, что не можете этого сделать. По какой-то причине вы не можете двигаться вперед. Но если вы примите вашу ситуацию, то вы сможете увидеть, что стоите в яме. И даже если понимание этого сделает вас дураком, это освободит ваш разум для размышлений о том, как выбраться и что делать, чтобы продолжить путь. СТАДИЯ №3: Понимание. Оно приводит к тому, что рядом с вами появляются люди, с которыми вы можете говорить о своих устремлениях и делиться успехами и разочарованиями. Вы можете много чего узнать, рассказывая о своих мыслях и слушая других заикающихся в группах поддержки или на интернет-форумах по заиканию. Мой опыт участия в группах терапии с разными людьми показал, как хорошо они выглядели, когда были полностью искренними, открытыми и готовыми к будущему. И как плохо они выглядели, когда пытались закрыться и представить себя не такими, какими они есть. И не 217 важно, какие это были программы - исправление речи или личностный рост. Важно то, что вы должны быть хорошим наблюдателем и иметь настойчивое желание раскрыть свою сущность. СТАДИЯ №4: Преодоление. Изменение вашего неправильного пердставления о самом себе занимает какое-то время. Но, по мере того, как вы наблюдаете за самим собой, формируется новая картинка. Вы не можете вдруг оказаться таким милым и хорошим как вы, возможно, думали о себе. Возможно, вы увидите, как уступаете тем, кого считаете сильнее или более знающими, чем вы. Возможно, вы вплотную столкнетесь с тем гневом, страхом и тоской, с которыми вы живете с малых лет. Может быть, вы будете сопротивляться знакомству и экспериментам с тем, что является вашим реальным «я». Вашим испуганным «я». Вашим сердитым «я». Вашим сильным «я». Вашим уверенным «я». Со всеми вашими подавленными много лет назад «я», когда вы впервые поняли то, что взрослый мир хочет от вас. Ваша способность к самовыражению будет подобна джинну, однажды выпущенному из бутылки. Если вы сможете совместить самопознание с любым речевым тренингом, который вы проходили – Ведущих мероприятия или Клубы ораторов – ваш прогресс будет ещё быстрее. И вы обнаружите, что вы гораздо сильнее, крепче и способнее, чем когда-либо могли себе представить. СТАДИЯ №5: Перепрограммирование. Изменение поведения, по умолчанию, происходит, как и изменение чего угодно – с помощью практики и настойчивости. Это как человек, изучающий боевые искусства, вдруг обнаруживает, что автоматически делает правильные движения, когда его атакует противник. Выздоравливающий от заикания человек однажды понимает, что он больше автоматически не зажимается, когда сталкивается с пугающей или беспокойной ситуацией. И даже если возникнет ступор, то удар будет не такой силы, как прежде. «О, посмотрите на это. Я только что заблокировался», говорит он. «Хотелось бы знать, что же происходит?». Затем он может проанализировать то, что с ним случилось, что он делал и лучше понять тот автоматический испуг, который у него произошел. И, делая таким образом, он может предотвратить ситуацию паники у самого себя. Если он (или она) изучали подходы к управлению заиканием и блоками, такие как методика МакГуайра, свободное дыхание и формирование свободной речи, он может свести все эти проблемы к мини-кризисам, а затем снова перейти к наработанной речи. Постепенно, для тех, кто преодолевает хроническое заикание и зажимы, общение становится развлечением, и они приветствуют любую возможность поговорить. Помните, что абсолютно свободная речь – не главный результат. Некоторые люди, конечно, будут говорить свободно. Другие будут запинаться в сложных ситуациях. Практический результат – это ситуация, когда вы сможете сказать то, что вы хотите. Сказать, как вы хотите. Сказать, кому вы хотите. Сказать, когда вы хотите. НА ЧТО ЖЕ ПОХОЖЕ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ? Все люди, которые рассказывают о своем выздоровлении в этой части книги, одолели своего монстра заикания и смогли подняться. Большинство больше не считают себя заикающимися. И хотя некоторые из них могут иногда случайно запнуться, это быстро проходит и не ведет к прежней постоянной борьбе с заиканием. Истории все разные, потому что и люди все разные. Рецепт выздоровления – не четко расписанная процедура. Каждый успех отражает уникальность личности конкретного человека. 218 Пятая часть также включает очень важный пункт – статью доктора Марка Ирвина о новом клинико-диагностическом термине, который определяет многомерность хронического заикания и блоков, и которого нам всегда не хватало. 219 ЗАИКАНИЕ – НЕ ТОЛЬКО РЕЧЕВАЯ ПРОБЛЕМА Алан Бэдминтон М еня зовут Алан Бэдминтон. Вы не представляете, какое для меня удовольствие говорить это перед аудиторией. Видите ли, больше пятидесяти лет мне было крайне трудно говорить людям, кто я такой. Да, эта простая задача, которую большинство людей решают безо всяких затруднений, всегда вызывала у меня столько разочарований, беспокойства и болей в сердце. Я знаю, что начал заикаться примерно с трех лет и, хотя меня сразу начали лечить, не помню больших затруднений до тех пор, пока я не пошел в грамматическую школу (школа с очень высокими стандартами обучения) в возрасте 11 лет. В первый же день когда заполняли журналы, я испытал огромные трудности, чтобы сказать моё имя и адрес перед тридцатью другими учениками, большинство из которых были мне совершенно незнакомы. Эти воспоминания до сих пор стоят у меня перед глазами. Чтение вслух перед классом было ещё одной катастрофой. Поскольку все читали по порядку, я точно высчитывал (десять парт передо мной) какой абзац я буду читать. Пораженный тем, что в моем отрывке полно слов, в которых я знал, что у меня будут проблемы, я отказывался и молчал. Чтение переходило к следующему ученику. Это был один из первых примеров приближения и избегания опасной ситуации, которые я могу вспомнить. Дальнейшая речевая терапия проходила без большого успеха. Я мог читать вслух у логопеда, но не мог задавать вопросы или отвечать на них в классе. Я знал ответы, но не мог осмелиться поднять руку из страха выставить себя дураком. Другие ученики получали похвалы за ответы, подсказанные мной. Я учился, и ситуация ухудшалась. Пришло понимание того, что я никогда не смогу говорить перед аудиторией. Я чувствовал, что мне также крайне тяжело разговаривать с малознакомыми людьми. В компании близких друзей я был достаточно раскован, а в присутствии незнакомых ( и малознакомых) людей мне всегда было трудно говорить. Понимаете, у меня всегда были особые проблемы со словами, начинающимися на букву «b» (к несчастью, моя фамилия Badmington). Также я испытывал проблемы с «c, d, f, g, j, k, m, n, p, s, t» и «v». Следовательно, я старался не употреблять эти слова и заменять их на синонимы, которые не начинались с этих жутких букв. Мое участие в беседе было, без вариантов, коротким (состоящим из нескольких наспех придуманных и тщательно отобранных слов), и я выходил из разговора. Я никогда не мог давать подробных объяснений – я специально вмешивался в разговор, когда другие говорили, чтобы внимание не фокусировалось на мне, когда я начну говорить. Итак, в столь раннем возрасте мои негативные убеждения уже формировались. Я полагал, например, что: - я не смогу говорить перед группой людей или людьми, которых я не знаю лично; - я не смогу использовать слова, начинающиеся на «b, c, d» и т.д. - я никогда не смогу давать подробные объяснения; - я никогда не смогу говорить, если буду в центре внимания окружающих людей; - только другие люди могут выступать в вышеописанных ситуациях (и я завидовал тем, кто может говорить, не задумываясь и безо всякого волнения). 220 Как хороший спортсмен я выступал в школьных командах и имел преимущества перед другими в моей возрастной группе. Мои ровесники мной восхищались и, в отличие от многих присутствующих здесь людей, я не могу вспомнить, чтобы надо мной смеялись или дразнили из-за моего заикания. Раньше, я уже говорил, что у меня были проблемы с тем, чтобы сказать мое имя. И вот, когда однажды меня выбрали участвовать в престижном спортивном мероприятии, случился провал, о котором мне больно вспомнить. Я вовремя пришел к месту соревнований со своим снаряжением, но не нашел в себе достаточно храбрости, чтобы подойти к стойке регистрации и представиться. Они не знали меня, я не мог им сказать – в итоге я не участвовал в игре. ПОСТУПЛЕНИЕ НА СЛУЖБУ В ПОЛИЦИЮ В возрасте 19 лет я принял очень важное решение в своей жизни. И именно под влиянием того, что я заикался. Я осознавал, что заикающийся человек может сознательно пойти по вполне безопасному для себя жизненному пути, если будет избегать социального общения, т.е. выберет для себя работу, где не надо будет много говорить и будет мало ситуаций, в которых он будет вовлечен в общение с другими людьми. Просто, не правда ли? Если вы не говорите, вы не заикаетесь. У меня был выбор таких профессий, но я решил, что этот путь не для меня. Я чувствовал, что готов принять вызов и поэтому поступил на службу в полицию. В то время процедура собеседования была короткой и несложной и состояла всего из нескольких вопросов (связанных с проверкой характера). Избегая проблемных слов, я отвечал на вопросы очень внимательно и меня приняли. Поразмыслив, я пришел к выводу, что вероятно на решение повлиял и тот факт, что мой дядя долгое время работал сотрудником местной администрации. Сегодня такое собеседование длится два дня и включает большое количество речевых ситуаций. Если бы так было и в то время, меня не взяли бы на эту работу. Патрулируя улицы, мне удавалось достойно выполнять свои обязанности, прибегая к многочисленным уловкам избегания речи, например, я рисовал людям картинки, когда меня спрашивали о том, как пройти куда-либо. Кошмар наступил, когда мне пришлось давать показания в суде в первый раз. Я не смог дать присягу. Я не смог перейти через второе слово «клянусь». До сих пор я помню как заходил за стойку свидетелей, клал левую руку на библию, поднимал мою правую руку и говорил «Я к-к-к-…, я к-к-к-…, я к-к-к-…, я к-к-к-…». Больше из моего рта ничего не выходило. Я боролся с маленькой фразой, которая была неотъемлемой частью моей профессии. Мои глаза закрывались, пульс зашкаливал, и я весь вспотел от борьбы со словом из нескольких букв. (По иронии судьбы, будь там слово на одну букву короче я, возможно, не имел бы никаких проблем.) Члены суда и публика явно не верили своим глазам. Хотя я мог только догадываться об их реакции, потому что пришел в полубессознательное состояние, не замечая ничего вокруг себя. Я увлекался сочинением лимериков, так что позже это появилось в стихах: Полицейский в суде. C заиканием Приносит присягу с дрожанием. Начал: «Я к-к...к-к-к…к-к-к…», Написал «Я клянусь» на доске, Текст забыл… замирает в молчании. И ведь это был не конец. Мне и потом нужно было давать присягу. Как я уже упоминал раньше, моя жизнь вертелась вокруг избегания речевых ситуаций и замещения 221 слов на синонимы. Но я не мог изменить имя подсудимого. Я не мог изменить названия дороги, где было совершено правонарушение. Не мог изменить день, дату, марку машины обвиняемого и её регистрационный номер. Об этом не могло быть и речи. Это было невозможно и впоследствии меня перевели на офисную работу, подальше от контактов с людьми, в которых я так нуждался. Я лишь укрепился в своем убеждении, что не могу говорить некоторые слова. В том, что не могу говорить, когда нахожусь в центре внимания. Эти негативные убеждения зацементировались во мне – моё поведение и моя личность приспособлялись к тому, чтобы вместить моё заикание. А ведь несколькими часами раньше я стоял в том же самом зале заседаний и давал те же показания без проблем. Но обстоятельства были совсем другими. В тот момент зал заседаний был пуст, и в нем не было людей, которые позже присутствовали на моем «выступлении». Я репетировал мою речь заранее, до реального выступления и ясно продемонстрировал сам себе, что все мои речевые механизмы исправны. Это было слабым утешением, когда позже я позорно провалился под пристальным вниманием окружающих. Позднее один из моих начальников написал обо мне: «Когда этот офицер дает показания в суде, это проблема для всех». Это укрепило мои убеждения, что людям некомфортно, когда они слышат моё заикание. Он также написал в рапорте (несколько лет спустя): «Единственная причина, по которой его не выдвинули на повышение – его невозможность говорить». (У меня все ещё хранятся копии этих рапортов.) Будучи ещё очень молодым на службе я сдавал национальные квалификационные экзамены и получил третий результат по Великобритании (точнее, по Англии и Уэльсу). Это давало мне возможность продвижения, обучаясь по ускоренной программе в престижном Национальном полицейском колледже, которая позволила бы мне получить очередное звание раньше положенного срока. Меня туда не приняли из-за моего заикания. Поэтому я был убеждён, что никогда не продвинусь по службе в полиции. Что я хотел бы подчеркнуть, это то, что тот негативный опыт, с которым я столкнулся, и сформировал мои убеждения о себе самом, убеждения, которые потянулись за мной и во взрослую жизнь. Несколько лет спустя я прошел речевой курс, после которого я заговорил практически свободно. За несколько недель, после того, как та контролируемая среда была покинута, я потерял свободу речи и вернулся к своему прежнему поведению заикающегося человека. Понимаете, просто потом не было поддержки. На самом деле, я сделал и вторую попытку, но повторилось то же самое. Я уверился в том, что никогда не смогу преодолеть мое заикание. Где-то в 1977 году я сделал очередную попытку и приобрел слуховое устройство обратной связи, которое называлось Edinburgh Masker. Это был маленький электронный аппарат, который заглушал мой собственный голос, имитируя дьявольское жужжание каждый раз, когда я начинал говорить. Это было ужасно. Представьте себе офицера полиции в форме, у которого закреплен горловой микрофон и два наушника, соединенные с аппаратом длинными проводами, которые протянуты под одеждой и волосами. На самом деле, поначалу этот аппарат был оснащен чем-то вроде врачебного стетоскопа. Это было неприемлемо с эстетической точки зрения, поэтому я сделал кое-какие усовершенствования, чтобы закрепить наушники отдельно. Аппарат работал по принципу, что если вы не слышите свой голос, то вероятность заикания уменьшается. Я стал настолько зависеть от этого аппарата, что не ходил никуда без него. Я менял стиль своей речи, чтобы встроить её в маскирующий звук – растягивал слова, чтобы звук продолжался. Это звучало ненатурально, но помогало. Я продолжал думать, что не могу существовать без этого аппарата и поэтому имел множество запасных частей для него на случай поломки. Я полагал, что не смогу говорить 222 без проблем, если я буду слышать мой собственный голос, и я внимательно прислушивался к своему голосу, когда разговаривал без аппарата. На самом деле, это было сущим кошмаром (я все время был вынужден слышать жужжание, когда говорил), и мне приходилось читать по губам, если кто-то вдруг решал заговорить, когда говорил я. Я носил аппарат по десять, двенадцать, четырнадцать часов каждый день примерно в течение двадцати лет, имея постоянные головные боли и ушные инфекции. Но без него я бы не смог существовать в своей профессии. Несколько лет спустя я убедил мое начальство разрешить мне вернуться к оперативной работе. С помощью аппарата я возобновил контакты с людьми, то, чего я был лишен столько лет. Я давал показания в суде, разбирался на происшествиях и даже пытался чуть-чуть читать лекции. Последнее было, конечно, неудачным, но, по крайней мере, аппарат дал мне возможность попытаться. Прежде я никогда этого не пробовал. Таким образом, мои убеждения изменились от «я не могу говорить перед группой» до «когда со мной аппарат, я могу говорить перед группой с меньшими затруднениями». Мне нравилось то, как я себя чувствовал после выступления с лекцией. Мне нравилось пробовать выступать перед людьми. Я начинал думать о себе все лучше и лучше. Я также носил аппарат в быту и видел, что это дает мне большую уверенность в разных обстоятельствах. Я встречал десятки людей ежедневно и расширял мои зоны комфортного общения. Моя речь бывала лучше и хуже в разных обстоятельствах, но я никогда не говорил свободно. Я носил аппарат все время – он стал моим костылем. Без него я не мог выполнять мои обязанности. Я постоянно жил с угрозой того, что он подведет меня, и однажды это случилось, да ещё как. Развивая свое умение писать для того, чтобы скомпенсировать мои речевые проблемы, я стал редактором газеты Форс. Однажды меня пригласили участвовать в подготовке именной книги «Это ваша жизнь» для уходящего на пенсию старшего констебля. С аппаратом я набрался храбрости, чтобы представить ему эту книгу перед примерно двумястами человек. ( Меня не просили, я сам вызвался. Я написал речь и рассчитывал на заслуженное уважение). Первые пять минут я говорил довольно хорошо и если заикался, то незначительно. Затем произошло несчастье. Один из проводов выскочил из гнезда и звук прекратился. Я услышал мой голос. Я с трудом закончил презентацию, и когда я это сделал, моя одежда вся была мокрая от пота. Я был раздавлен и опустошен перед такой уважаемой аудиторией. А ведь всего несколькими минутами ранее (перед тем как аппарат сломался) у меня получалось справляться с ролью человека, представляющего книгу, хотя и не так, как это делал Майкл Аспел. (Ведущий популярной передачи «Это ваша жизнь» - Д.Х.) Когда аппарат работал, я полагал, что могу говорить довольно хорошо. Я не слышал свой голос и находился вне реальной обстановки. Однако, стоило маскирующему звуку исчезнуть, как я начинал испытывать большие трудности и возвращался к старому речевому поведению. И вот я не избежал проблемы. Был еще случай, когда я играл роль Златовласки в пантомиме (особое Рождественское представление в Великобритании, где главную женскую роль исполняет мужчина – Д.Х.), которую я написал для Рождественской вечеринки. Там я все время говорил женским голосом и не испытывал проблем. Это ведь был не уверенный в себе Алан Бэдминтон, а Златовласка. Для неё было нормально говорить громко и уверенно перед целой толпой, но не для меня. Старший офицер, присутствовавший на представлении, выразил мнение, что мне всегда следовало бы говорить пронзительным голосом. Я отклонил его предложение, но с того дня я был убежден, что сделал бы карьеру в отделе женщин-полицейских. Я всецело наслаждался ролью трагического актера – я делал что-то совершенно чуждое моему 223 нормальному поведению. Мне понравилось удерживать внимание целого зала и захотелось выступать ещё. Аппарат продолжал подводить меня в по-настоящему важных ситуациях. Я мог нормально беседовать с коллегами (с аппаратом), но он неизменно отказывал на комиссиях по карьерному продвижению и в других важных ситуациях. Отказывал настолько, что один раз в середине такого интервью раздраженный старший констебль сказал мне, чтобы я не тратил его время в следующий раз. Он совершенно ясно дал понять, что не будет рассматривать вопрос о моем карьерном росте. Это ещё раз подтвердило мое мнение о том, что мне не сделать карьеры из-за моего заикания. Я ушел на пенсию из полиции в 1993 году и прекратил носить аппарат регулярно. Я пользовался им в отдельных случаях и всегда держал его около телефона дома. Моя речь ухудшилась, и мои зоны комфорта очень сузились. В 1996 году я попал в ДТП и был вынужден находиться дома. Я не мог использовать аппарат из-за ран на шее. Я отказался от роли консультанта в телевизионном сериале и не имел практически никаких контактов с людьми кроме моей семьи. Моя речь опустилась на самое дно, настроение и самооценка были хуже некуда. У меня всё болело, я не мог отвечать на телефонные звонки, лишая себя и тех малых социальных контактов, что у меня были. Зато было много времени, чтобы подумать о своей речи. В мае 2000 года все изменилось. Моя жена убедила меня (при моем большом сопротивлении) пройти курсы улучшения речи. Именно там я впервые услышал про Джона Харрисона, одного из первых членов Национального Проекта по Заиканию и его бывшего Ассоциированого Директора. Эта организация потом стала называться Национальной Ассоциацией Заикающихся, и Джон был редактором информационного бюллетеня Letting GO в течение многих лет. Мы с ним стали большими друзьями со дня нашей первой встречи в Калифорнии в прошлом августе, и я знаю, что говорю сегодня с его полного благословения. Джон Харрисон понимает заикание не просто как проблему с речью, а как систему, которая охватывает человека целиком – интерактивная систему, которая состоит, по крайней мере, из шести основных элементов: физиологические реакции, поведение, эмоции, восприятие, убеждения и намерения. Для того чтобы проще объяснить свою парадигму (или модель, если хотите), Джон Харрисон разработал шестиугольную диаграмму, которую он называет Гексагоном Заикания. Если вы получаете лечение или посещаете речевые курсы, то вы можете видеть, насколько улучшается ваша речь во время этих занятий. Происходит это потому, что в дополнение к разнообразным техникам контроля, которые вы используете, на ваше представление о самом себе, на ваши убеждения, эмоции и восприятие положительно влияют отношения с тем, кто с вами занимается. Но этого недостаточно. Если вы не прилагаете усилий, чтобы изменить остальные параметры вашей жизни (самоограничения, ваш давно устоявшийся образ, травмирующие вас негативные убеждения, ваше нежелание идти на риск и т.д.) другие вершины Гексагона Заикания, скорее всего, потянут вашу речь обратно, чтобы сбалансировать всю систему. Постепенно вы обнаружите, что вернулись к прежнему речевому поведению. ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Наши тела генетически запрограммированы так, чтобы бороться или бежать, если возникает угроза нашему физическому существованию. Повышается количество адреналина в крови, учащается сердцебиение и запускаются другие механизмы, чтобы встретить угрозу. Но страх речи – это обычно не реакция на физическую опасность. Это 224 реакция на опасность социальную. Но ваше тело не может отделить одно от другого. Оно реагирует одинаково, только прибавляя вам тревожности и дискомфорта. Вы мало что можете сделать, чтобы изменить физиологическую систему, данную вам от рождения. Однако, когда вы встречаете нетерпеливый взгляд продавца или его откровенную грубость, контролем других компонент гексагона вы можете уменьшить частоту появления этой самой реакции «бей или беги». Есть, например, специфическое поведение, которое противоестественно для свободной речи: задержка дыхания, сжимание губ и голосовых связок и т.д. Все это у меня было. Если человек минимизирует такие действия или улучшает свою технику, легкость речи может быть увеличена. Есть определенные чувства, которые усиливают или являются результатом заикания. Вы их знаете: страх, боль, гнев, разочарования, беспомощность, подавленность, стыд и уязвимость. Те из нас, кто заикается, всегда пытались сокращать речевой опыт, потому что речь приносила вам боль. Мы не желали испытывать эти чувства больше, чем это было необходимо. Мы избегали смотреть в глаза, мы отделяли самих себя от речевых ситуаций, мы отступали. Вот эта привычка отступать и помогает создавать и закреплять наши речевые ступоры. Моя способность прятаться от этих чувств была настолько автоматической, что я уже не осознавал, что эти чувства реально существовали. Когда мы заикаемся, возникает чувство паники, и мы не воспринимаем то, что происходит вокруг нас. Мы даже не понимаем, какие чувства мы испытываем в этот момент, потому что забываем все на свете. (Именно так было у меня в суде). Вместо того, чтобы подавлять эти сильные ощущения, я учился испытывать их по мере появления и использовать для энергетической подпитки моей речи подобно тому, как актеры используют свою нервозность и подъем адреналина в крови для того, чтобы усилить энергетику своего выступления. Я учился понимать разницу между креативным и негативным дискомфортом. Негативный дискомфорт расстраивает нас. Обычно он связан с тем, что мы вынуждены сдерживать то, что просится наружу. Напротив, креативный дискомфорт мы испытываем тогда, когда разрешаем себе полностью самовыражаться. Восприятие также вступает в игру. Если мы чувствуем, что выглядим странно из-за своей речи, то мы, конечно, слышим и перешептывания по поводу себя. Например, если я, когда входил в зал заседаний, проходил мимо группы сомнительных личностей, и они начинали шептаться, мне, с большой долей вероятности, казалось, что они говорят обо мне и о моей речи, в то время как они, возможно, говорили о том, что кто-то из их компании соблазнил дочку инспектора в прошлый уикенд. Одним словом, скорее всего, их поведение никак не было связано со мной. Если ваш гексагон находится в негативной области (любая из его вершин), это будет влиять на то, как вы реагируете или смотрите на ситуацию. Если вы поругались со своей подружкой или женой (или с обеими) или просто сильно заикались, говоря по телефону, вы будете чувствовать себя совсем не на высоте, и это повлияет на ваши убеждения и, соответственно, на ваши ощущения отрицательным образом. Люди, которые заикаются, имеют обыкновение связывать все, что происходит в их жизни со своей речью. Речь – это главный предмет их размышлений. Они и спать идут ложиться, думая о своей речи. Речь, речь, речь. Она поглощает их целиком. Наше иррациональное мышление о нашей речи определяет наши ощущения полностью. Практически каждый раз, когда я говорю, я представляю, что меня оценивают. Мои убеждения относительно своего заикания возникли двумя путями, но часто без каких-либо реальных причин. Во-первых, они создаются всем тем, что происходит вокруг меня. Во-вторых, они складываются вследствие контактов с авторитетными для меня людьми (родители, учителя, коллеги полицейские и т.д.). На самом деле, такое отношение может передаваться и следуя семейной традиции. 225 Я считал, что не смогу продвинуться по служебной лестнице из-за своей речи. (Мой бывший начальник сформировал у меня это убеждение). Я считал, что мне следует избегать пауз в речи любой ценой. Раз уж мне удалось начать, считал я, нужно продолжать говорить, пока это получается достаточно свободно. Мы можем полагать, что никогда не станем успешными ораторами. И у меня было точно такое же убеждение до прошлого года. Многие заикающиеся люди считают себя дефективными из-за своего заикания. Они считают, что должны нравиться окружающим и должны быть совершенными, чтобы их любили и принимали. Это было неоспоримым для меня всегда, сколько я себя помню. Я чувствовал, что должен как-то скомпенсировать мои речевые проблемы, чувствовал, что для этого должен быть совершенным во всем другом, что я делал (спорт, написание рапортов, внешность, пунктуальность и т.д.) и выполнять намного больше работы, чем мои коллеги с нормальной речью. Заикающиеся люди думают, что паника и страхи, которые они испытывают, выступая перед другими людьми, уникальны, и что «нормально говорящие» люди не испытывают таких чувств, когда выступают или обращаются к группе людей. (Исследования ясно показывают, что это не так. Говорить на публике – один из главных общечеловеческих страхов. Он не уникален только для заикающихся людей. Когда я вступил в клуб ораторов в прошлом году, я обнаружил там немало людей, которые страшно волновались перед началом своего выступления.) Ваши убеждения оказывают наиболее сильное и долгосрочное влияние на ваш Гексагон, и кажется, что это последнее, что вам нужно будет изменить, когда вы справитесь со всеми остальными частями Гексагона. На самом деле, я сказал бы, что убеждения – это самое главное в реальном изменении вашей личности. Как только вы меняете ваши убеждения в позитивном направлении, вы начинаете двигаться по правильному пути. Сформировав однажды свои убеждения, я подгонял под них и мои ощущения. В результате, мои убеждения действовали как темные солнечные очки: они окрашивали мой жизненный путь и опыт в определенный цвет. По мере того, как я менял мои убеждения, ситуация с речью становилась все менее угрожающей. И наконец, когда я стал лучше осознавать мои скрытые намерения (мои намерения говорить и сдерживаться одновременно), я смог напрямую заняться этим конфликтом. СЛЕДУЯ ПРИНЦИПАМ Позвольте теперь мне соотнести то, что я узнал про Гексагон Заикания с некоторыми речевыми ситуациями, которые я испытывал в жизни. Вы можете вспомнить, как я рассказывал вам про мою ситуацию в суде и то, сколько проблем мне это доставило. Семена сомнений были посеяны за несколько недель до моего появления в суде, когда я узнал, что мне придется давать там показания. Я, должно быть, раз сто повторил присягу, когда был один. Я знал и про второе слово, начинающееся со страшной буквы «к» (клянусь) и то, что присяга содержит много других проблемных букв. Давайте проанализируем эти убеждения и посмотрим, как они создали набор негативных ожиданий: Благодаря моим предыдущим трудностям с этими буквами, я полагал, что буду заикаться и выглядеть дураком. Я полагал, что не смогу говорить перед аудиторией, если буду находиться в центре внимания. Я считал, что не смогу сказать ни присягу, ни своё имя. 226 Я полагал, что меня будут оценивать по моему выступлению (особенно как молодого офицера, проходящего стажировку). Я думал, что все в суде ожидают от меня безукоризненного выступления. Я верил в то, что буду выступать перед людьми, которые не понимают и относятся отрицательно к моей проблеме. Мои ощущения (во время выступления в суде) были таковы: Группа молодых людей, сидевших в заднем ряду зала заседаний, с которыми я сталкивался пару недель раньше по поводу уличных беспорядков, разговаривали обо мне и с наслаждением ждали моего заикания. Я выглядел как дурак, и слух об этом, который быстро распространился, стал постоянным поводом для смеха. Моя физиологическая система готовилась к обороне по всем фронтам. Тело выбрасывало адреналин в кровь, давление поднималось и т.д. Мои эмоции были сфокусированы на страхе и терроре. (Во всяком случае, я испытал серьезные проблемы во время того позорного судебного заседания, несмотря на то, что я проходил специальные курсы несколькими месяцами ранее). Я намеревался сказать слова присяги, а затем давать показания. Но моя речь подвела меня. Две противоположные силы раздирали меня – два противоположных желания. Я хотел сказать присягу. Ситуация требовала, чтобы я сказал присягу. И я до смерти боялся заикнуться. Я боялся раскрыть мой секрет, мои недостатки каждому из присутствующих и поэтому сдерживался и ступорил. Давайте проследим мои действия двумя часами ранее судебного заседания. Я пришел в суд раньше всех с коллегой (моим личным другом), чтобы прорепетировать мои показания. Я прошел тем же путем к стойке свидетеля, поднялся на возвышение, положил мою левую руку на ту же самую библию и произнес: «Я клянусь именем Господа нашего, что показания, которые я буду давать – правда и ничего кроме правды». Идеально. Сказать вам почему? Все элементы – негативные эмоции, ощущения, убеждения, намерения и физиологические реакции, которые характеризуют реальное событие, отсутствовали. Вместо них были позитивные силы. Я хорошо знал другого офицера и считал его другом. Я верил, что смогу говорить перед ним без больших затруднений. Я знал, что мне не надо выступить безукоризненно для того, чтобы заслужить его уважение. И он не оценивал меня. Я знал, что он знает, что я заикаюсь, и поэтому не было страха, что мой секрет будет раскрыт. Я знал, что все будет просто и без церемоний. Я знал, что моё возможное заикание будет мало, что значить. Я знал, что это всего лишь репетиция. Позитивные силы укрепили друг друга, чтобы создать благожелательный гексагон – тот, при котором нет нужды сдерживаться. Таким образом, у меня было мало, если вообще были, проблем с ужасными словами во время присяги, и во время дальнейшей дачи показаний. Я знал, что на меня не обратиться взор никакой враждебной силы. Поскольку я не сдерживался, то не создавал и ступоров. Я не боялся того, как буду выглядеть во время выступления. КАКОВ КОНТРАСТ! СВАДЕБНЫЙ ОПЫТ Давайте также посмотрим, что происходило на моей свадьбе несколько лет назад. Я по опыту знал, что когда кто-то ещё говорит или читает одновременно со мной, я не испытываю каких-либо проблем с речью. Я извлек из этого большую пользу, когда пришло время говорить мою свадебную клятву. На репетиции церемонии мы с викарием договорились, что он прочитает строчку, а затем будет её тихо повторять, когда я буду произносить её. 227 Чего я не учел, так это того, что моя заботливая невеста, для того, чтобы быть точно уверенной, что у меня не будет проблем, также присоединится к моим клятвам. Только представьте это – викарий скажет строчку, а затем мы трое будем её повторять. Конечно, я говорил громче всех и был более заметен, т.к. двое других практически шептали. Но я знал о поддержке. Больше никто не заметил, что мы делали, и все прошло великолепно. Теперь давайте проанализируем этот эпизод. Я был убежден, что могу говорить, когда кто-то говорит со мной одновременно (как я это видел), если я не буду в центре внимания. Подобно многим заикающимся людям, я испытывал дискомфорт, когда слышал собственный голос, ассоциируя его со всем стыдом и затруднениями, которые я испытывал все эти годы. Таким образом, женой и викарием, которые присоединились ко мне, я был отделен от моей речи, и негативные чувства не возникли. Я воспринимал викария и жену, как дружелюбных и поддерживающих меня людей. Поскольку я не беспокоился из-за ситуации, я не испытал обычных чувств страха и паники (физиологических реакций). Я намеревался сказать клятву и не сдерживался. Т.к. не было конфликта (противоположных намерений), речевые ступоры не возникли, что позволило моей речи прозвучать нормально. Каждый компонент в Гексагоне был позитивным и взаимодействовал с другими позитивным образом. Есть и другой пример того, как работает Гексагон. Сказав, что все шло хорошо, я все же замечу, что есть ещё несколько моментов в том эпизоде, на которые я хочу обратить внимание. Я часто лежу ночью без сна и мучаюсь над следующими вопросами: Я женат на моей жене? Я женат на викарии? Моя жена замужем за викарием? Мы все трое вступили в брачный союз? Сопоставьте это с тем, что произошло несколько часов спустя на праздничном приеме. Я встал, чтобы произнести речь перед гостями, и у меня возникли ужасные проблемы. Я сказал несколько фраз и начал ступорить без конца. Это было настолько ужасно, что одна из моих тетушек вмешалась и начала петь застольную здравицу жениху. Все присоединились, а я сел - разочарованный и униженный жених. Поспешу объяснить, что разочарован я был вовсе не женой, а невозможностью завершить речь, которую я репетировал неделями. Никаких органических изменений с моей речью не произошло, но значительно изменились эмоции, ощущения, намерения, физиологические реакции и напряжение, относящееся к речи в двух разных ситуациях. В отличие от ситуации в церкви, когда я читал клятву, все изменилось. Давайте рассмотрим на этот печальный эпизод более детально. Я считал, что не смогу говорить перед большой толпой людей и буду выглядеть, как дурак – так и произошло. Я считал, что не смогу говорить, пока буду находиться в центре внимания. (Я не слишком беспокоился о страшных словах, потому что написал речь сам и тщательно исключил все начальные буквы, которые представляли для меня проблему.) Я всегда говорил короткими залпами и полагал, что не могу ораторствовать в более продолжительной манере (хотя бы кусочками в восемь-десять строчек). Я думал, что большинству гостей будет некомфортно, когда (не ЕСЛИ)я буду заикаться. Я чувствовал, что многие из присутствующих не понимают мою проблему. Я полагал, что люди, знающие о моем заикании, будут ждать, когда я споткнусь. 228 Я чувствовал, что моя жена и родители беспокоятся за меня. Мои физиологические реакции создали обычный конфликт или реакцию борьбы, сопровождающуюся телесными изменениями. Мои эмоции были полностью погружены в страх, панику, уязвимость и затруднения. Я был захвачен конфликтом: говорить или не говорить. Я хотел продолжать говорить – это ведь был счастливейший день в моей жизни. Но я был полон страхом заикания и предстал перед всеми, раскрывая мои проблемы с речью. Эта борьба за власть заставила меня зажаться, и неизбежные речевые блоки появились. Всё было отрицательным, каждый компонент взаимодействовал с другими отрицательным образом, и это произвело разрушительный эффект на моё речевое поведение. ПРЕОДОЛЕВ САМОЕ ТРУДНОЕ В мае 2000 года всё изменилось, когда моя жена убедила меня предпринять ещё одну, последнюю попытку преодолеть моё заикание. Я сопротивлялся до последнего, но она – очень настойчивая леди. Я столько раз в жизни страшно страдал от разочарований (в результате неудачных попыток лечения), что я поклялся никогда больше не оказываться в такой ситуации. Я ушел в отставку со службы в полиции, и моя речь перестала быть проблемой в отношении представительства. Во всяком случае, я сомневался, что у меня хватит энтузиазма или просто интереса для новой попытки, потому что чувствовал себя комфортно в том ограниченном пространстве, в котором я оказался после того ДТП. В то время я почти не носил мой аппарат и фактически имел минимальные социальные контакты. Я редко решался расстаться с комфортом моего дома. Если звонил телефон, я часто просто не брал трубку. Моя жена умоляла меня попробовать последний раз и наконец, с большой долей скептицизма, я неохотно согласился. Программа, на которую я записался, предполагала комплексный подход к лечению, и именно там, во время прохождения первого курса 16 месяцев назад я узнал про Джона Харрисона. Джон не является активным участником программы, но он любезно разрешил сократить некоторые версии своих тренингов (разработанные для преодоления страха перед публичными выступлениями), чтобы они вошли в эту программу. Джон не ведет тренинги сам; используются лишь его концепции и идеи. Итак, всего 16 месяцев назад я впервые узнал о существовании Гексагона Заикания. И впервые в своей жизни я понял, что моё заикание зависит от того, как я себя чувствую в конкретный момент времени. Я увидел, что на мою способность говорить влияет множество факторов. Я узнал, как физически преодолевать речевые ступоры. Мне дали инструменты для того, чтобы значительно уменьшить вероятность появления ступоров, а также чтобы снимать ступор, если он возник. Вооруженный этим и многими другими ценными знаниями, (включая понимание физиологических и психологических сторон заикания) я вступил на путь выздоровления. На второй день четырехдневного курса я летал, как на крыльях. Я говорил так, как никогда раньше, и мне это ужасно нравилось. Я впервые говорил перед группами людей без своего аппарата. Я слышал свой голос – он привел меня в замешательство – но мне понравилось то, что я услышал. Когда эти четыре дня прошли, я уже знал, чего я хочу достигнуть. Конечно, мне случалось и раньше говорить без запинок (хотя я не мог этим управлять), но я никогда не мог сохранять эту плавность речи хоть на какое-то время, находясь вне безопасной 229 обстановки речевых курсов. Я чувствовал, что на это раз всё по-другому. Я знал намного больше о заикании и о самом себе, я знал, что у меня пожизненная поддержка этой программы. «Постоянно двигайся вперед» и «Расширяй свои зоны комфорта» - вот два правила из многих, которые я постоянно держал в голове. Бог свидетель, я услышал их достаточное количество раз за эти четыре дня. Я знал, что если хочу сохранить то, чего я достиг, мне обязательно нужно следовать этим установкам. Поэтому, используя новую технику, которой меня обучили, я немедленно принялся разбирать тот психологический каркас, который я построил для того, чтобы поддерживать себя в жизни с заиканием. Мне было нужно ликвидировать множество негативных убеждений, ощущений, эмоций и порочных практик. Я знал, что мне нужно создать систему свободной речи, в которой моё новое речевое поведение, так же как и эмоции, ощущения, убеждения и физиологические реакции будут интерактивно поддерживать друг друга. Я начал сам создавать себе такие ситуации, в которых я делал то, что раньше даже и не пытался. Я знал, что должен встретиться лицом к лицу со своими страхами, со своими негативными убеждениями и чувствами, которые я сам развил в себе (во многих случаях бессознательно) в течение многих лет и, кроме того, я решил прекратить практику избегания опасных ситуаций. Я не буду больше поддаваться искушению заменять трудные слова на легкие, и я пообещал сам себе, что не буду избегать никаких речевых ситуаций. Фактически, многое из этого я начал делать, когда в ходе своего курса делал упражнения Харрисона, которые, в своей основе, были предназначены для улучшения навыков говорения перед аудиторией, а также чтобы показать, как можно повлиять и изменить некоторые жизненные привычки. Это предполагало выступления перед группами людей, используя специальную, «преувеличенную» технику, которая помогала помочь нам раскрепоститься. Тут были такие задачи как постановка голоса, установление зрительного контакта, использование необычайно ________ длинных ________ пауз, говорение с чувством, добавление «музыки» в голос. Там было много чего. Было некомфортно делать то, чего я всегда избегал, но это и было целью упражнения. Я учился испытывать позитивный дискомфорт. Вы БУДЕТЕ чувствовать себя некомфортно в первый раз, во второй раз дискомфорт уменьшается и т.д. Постепенно дискомфорт исчезает, и говорить так становится нормальным. Это было здорово, и я все ещё хожу на эти занятия. Мне легко, и это доставляет мне наслаждение. Моя зажатость ушла. Вот это и был НАСТОЯЩИЙ я. Ваша способность терпеть короткие периоды дискомфорта – это ключ к изменениям. Если вы хотите воспользоваться шансом и начать, вы можете добиться значительного сдвига в вашем настрое и самооценке. Возвращаясь домой, я часами говорил по телефону с людьми, которые раньше посещали такие курсы. Многие были иностранцы, и это было ещё более интересным испытанием. Моя уверенность возросла до небес, когда я разговаривал, и я начал относиться к себе гораздо лучше. Если я сбивался с техники, то более опытный собеседник на другом конце линии меня поправлял. В дополнение к этому я регулярно посещал группы поддержки, которые вели люди, прошедшие программу. И здесь снова и снова я расширял мои зоны комфорта и укреплял речевую технику. Возможно, наиболее важным было то, что я укрепился в убеждении, что мое выздоровление не временное и очень «хрупкое» (как было в предыдущих случаях). Каждый день я проводил много времени с телефоном в обнимку, названивая по телефонному справочнику в разные конторы с деловыми вопросами, предъявляя иногда самые невероятные требования. Все телефоны были бесплатны, поэтому у меня не было никаких расходов. С каждым телефонным звонком страх уменьшался. Я продемонстрировал сам себе, что могу говорить авторитетно во время продолжительных разговоров с совершенно 230 незнакомыми людьми. Конечно, я испытывал страх, но я всегда держал в голове слова американского психолога Сьюзан Джефферс «Чувствуй страх, но все равно делай». Со времен моей женитьбы моя жена всегда договаривалась для меня о визитах к врачу, дантисту и т.д., но сейчас это нужно было менять. Через несколько дней после первого курса я смело пошел в аптеку. И перед толпой людей, настроив голос, сказал: «Пожалуйста, можно мне получить по рецепту для Алана Бэдминтона». Раньше моя жена забирала рецепты, или я предъявлял мой страховой полис (любой клочок бумаги с именем), где стояло мое имя. Я не говорю, что я не нервничал, но я посмотрел в лицо страху, сказал сам себе, что я могу это сделать и получил награду. С того момента я делал это много раз, укрепляя таким образом мои позитивные убеждения. Возвращаясь к практике написания имени на клочке бумаги: я помню день (много лет назад), когда я отнес одежду в химчистку. Я не взял с собой свою привычную записку, и когда сотрудник спросил мое имя, я запаниковал и сказал: Эдриан Адамс (с гласными у меня проблем никогда не было). И все бы ничего, да через несколько дней моя квартирная хозяйка захотела оказать мне услугу и забрать мою одежду из химчистки. Она надлежащим образом назвала мое имя «Алан Бэдминтон», но в химчистке я не был под ним записан. Мне пришлось давать кучу объяснений. Сейчас же, успех следовал за успехом, и я чувствовал, как изменяется моё представление о самом себе. Я начинал верить в себя. У меня не было негативных ощущений и сомнений в себе. Вот так внутри моего Гексагона пошла позитивная цепная реакция, которая оказала положительное влияние на мою речь. Во время курса меня мотивировали вступать в беседы с незнакомыми людьми на улице, и однажды я поговорил с 300 человек за день. Я сказал многим из них, что лечусь от заикания и был удивлен интересом и словами одобрения, которые я услышал. Совершенно независимо от того факта, что сам я считал себя заикающимся человеком, я стал гораздо спокойнее относиться к самой ситуации. Я начал понимать, что могу разговаривать с незнакомыми людьми о моей речевой проблеме (или на любую другую тему), и мои негативные ощущения от того, что им будет сложно слушать меня или, что они будут смеяться надо мной, заместились позитивными ощущениями. ПОЕЗДКА В АМЕРИКУ Обстоятельства сложились для меня невероятным образом в августе 2000г. когда я приехал в Калифорнию, чтобы помочь запустить первую Американскую программу. Моя задача состояла в рекламировании предстоящего события; я должен был рассказать мою историю. Пока я летел один через Атлантику в Сан-Франциско, я размышлял над тем, как я ввязался во все это, и сам себе удивлялся. Всего три месяца назад (после более полувека заикания) мне было трудно говорить моё имя. И вот сейчас я нахожусь за тысячи миль от дома и знаю, что мне предстоит представляться огромному количеству людей. Я буквально стучался в двери газетных редакций, радиостанций и телевизионных студий на всем пространстве от Сан-Франциско до Северной Невады. Я поехал на две недели, а остался на шесть – вот приключение! За это время я тысячи раз трансформировал мой Гексагон Заикания. Пятьдесят лет он был негативным, а сейчас постоянно менялся. Я делал то, что до этого считал абсолютно невозможным. Вы не можете себе представить то огромное удовлетворение, которое я получал, разговаривая во всех этих средствах массовой информации. Перед тем как я продолжу, позвольте мне уделить несколько минут рассказу о том, как мой Гексагон получил большой позитивный импульс в начале этого американского приключения. Сразу по прибытии в Сан-Франциско я встретился с Джоном Харрисоном в первый раз. Мы сразу же поладили и стали хорошими друзьями. 231 Джон любезно пригласил меня несколько раз пообедать с ним в ресторане. Каждый раз мы много разговаривали. Джон сказал мне две вещи, которые оказали большое положительное влияние на мой Гексагон, а потом и на мою жизнь в целом. Когда он провожал меня вечером в гостиницу, он вдруг сказал мне: «Алан, вы замечательный собеседник и способны вдохновить кого угодно». Можете себе представить, как это на меня повлияло. Больше пятидесяти лет я боролся за то, чтобы говорить с людьми. Меня не продвигали по карьерной лестнице из-за того, как я говорил в суде. Начальник полиции преждевременно закончил со мной собеседование на повышение по службе, потому что я «напрасно тратил его время». Я позорно провалился на собственной свадьбе, когда пытался выступить с речью. Мне потребовалось время, чтобы осознать то, что сказал мне Джон. Я сказал ему, что никогда и не думал, что обладаю хотя бы одним из этих качеств. Джон повторил свои слова. В тот вечер компоненты моего Гексагона значительно изменились: Я поверил, что людям нравится слушать меня; Я поверил, что могу вдохновлять других людей; Я поверил, что могу говорить хорошо и интересно в течение долгого времени; Я поверил, что другие люди хотят слышать моё мнение; Мои предыдущие застарелые убеждения о том, что людям тяжело меня слушать поменялись на положительные; Мои эмоции вышли на новый качественный уровень: я был окрылен и страшно рад своим усилиям; Моё представление о самом себе расширилось и, и мне понравился человек, которым я стал; Я получил огромный позитивный опыт во время моих перемещений по Неваде и Калифорнии, что даже не могу обо всем рассказать. Однако, позвольте мне рассказать об одном эпизоде отдельно, чтобы продемонстрировать Гексагон в действии. Я был с визитом на одной из основных TV станции в Сан-Франсиско. Из-за требований службы безопасности, которые довольно жесткие в главных городах страны, я должен был рассказать мою историю по обычному телефону, сидя за столом, который располагался прямо в центре зала ожидания, где было, по крайней мере, 25-30 человек. Это был…настоящий кошмар заики, который должен говорить по телефону перед слушающей аудиторией. Сначала я почувствовал замешательство, но потом, через некоторое время, стал меньше думать о том, что происходило вокруг меня. Когда я положил трубку, несколько человек подошли ко мне и, проявляя большой интерес к процессу моего выздоровления, пожелали мне дальнейших успехов. (Поскольку было очевидно, что все слышали, как я говорил, я счел возможным поставить себе высший балл за то, как звучал мой голос). Было ещё много ситуаций, когда мне приходилось звонить по телефону на публике, но я знал, что смогу сделать это, потому что смог сделать это раньше, и ещё раньше до этого. Совершенно независимо от увеличения моей веры в самого себя, мои ощущения от того, как будут реагировать слушающие меня люди, тоже изменились коренным образом. Им не было тяжело слушать меня; я знал это точно. Мои эмоции стали позитивными, и я говорил хорошо. На протяжении всего моего путешествия в Неваду я открыто говорил о моём выздоровлении при каждом удобном случае. Я заговаривал с незнакомыми людьми в ресторанах, на улицах, мотелях, казино, магазинах, химчистках – везде. Реакции, с которыми я столкнулся, были невероятны: все были вежливы и практически каждый знал какого-нибудь заикающегося человека. Моя сверхчувствительность пропала, а мои ощущения и убеждения по поводу того, что другие думают о моей речи стали позитивными. 232 Разные газеты печатали мою историю, и мне пришлось дать много интервью на радио и телевидении. Мои зоны комфорта продолжали расширяться, так же как и мое предыдущее суженное представление о самом себе. РАСШИРЯЯ ГОРИЗОНТЫ По возвращении домой в Англию я записался в три ораторских клуба и сейчас регулярно выступаю с подготовленными речами и с экспромтами. Один старый член клуба, который в течение 25 лет был наставником по ораторскому мастерству, признался (слушая мои дилетантские речи), что и предположить бы не мог того, что у меня были проблемы с речью. Я это говорю для того, чтобы помочь поменять наше узкое и негативное восприятие нас самих, которое у нас было долгое время. Несколько месяцев назад я устроил так, что как бы случайно встретился с моим бывшим начальником, старшим констеблем на похоронах коллеги. Я знал, что он будет там присутствовать и разыскал его. Я испытал несколько мучительных моментов, разговаривая с ним в прошлые годы, и хотел изгнать эти воспоминания-призраки. Он широко улыбнулся и сказал, что не помнит меня, как офицера, служившего под его началом, которому он отказал в продвижении по службе. Получив такой ответ, мой гексагон взлетел в позитив, и это было незадолго до того, как я перешел к следующей стадии демонтажа конструкции моего заикания. Интервью по радио следовали одно за другим (не только про заикание, но и на другие темы), и я упорно стремился к выздоровлению. Мне не стыдно признаться, что я регулярно прослушиваю записи этих передач в машине. Не из каких-то эгоистических соображений, а для позитивного подтверждения того, что я могу. С детства заикание подпитывало боль и унижение, которые я испытывал. Более полувека я напоминал себе о том, что я НЕ могу сделать, и об ужасных последствиях попыток говорить в определенных ситуациях. Я годами собирал воспоминания о плохих речевых ситуациях, стараясь придать им особую остроту; именно так мое заикание развивалось и расцветало. Чем больше я укреплял и поддерживал его, тем больше оно закреплялось. Я не извиняюсь за то, что возвращаюсь к этой характерной особенности характера. Червячок сомнений шевелится, и я постоянно напоминаю себе об успехе, который меня радует. Никогда не упускайте возможность сказать себе о том, насколько многого вы смогли добиться. Однажды радио-интервью продолжалось 15 минут. (Изначально оно было рассчитано на семь минут, но я все говорил и говорил). Я даже водички не подумал попить и когда, в заключение, ведущий сказал: «Какой воодушевляющий разговор! Алан, человек с более чем полувековым стажем заикания, и вы бы никогда об этом не узнали!» Конечно, такие слова поддерживают мой Гексагон в позитивном состоянии. Я получил ещё одну мощную поддержку, когда полицейская газета (она доставляется всем находящимся на пенсии сотрудникам) сообщила о моем выздоровлении. Там говорилось: «Вы все помните Алана, который служил в управлении. Он страдал от заикания, которое было большой проблемой для него во время службы и, определенным образом, препятствовало его продвижению по службе». Ссылаясь на мои первые интервью на радио Би-Би-Си Уэльса, статья сообщала: «Удивительно слышать Алана Бэдминтона, говорящего с такой уверенностью и без малейших следов заикания». Ничто уже не смягчит мою боль в сердце и не изменит список того, что я потерял из-за заикания на службе, но, по крайней мере, мои бывшие коллеги увидят меня совсем в другом свете. Мои убеждения, ощущения и эмоции теперь позитивны. (Хочу упомянуть, что статья была написана не по моей инициативе, а просто потому, что кто-то услышал моё выступление по радио.) 233 В течение следующих месяцев я ещё расширил мои зоны комфорта, решив выступить с серией лекций в университете штате Арканзас. Профессор по риторике и патологиям речи решил, что будет очень полезно, если я дам его студентам, будущим логопедам, возможность посмотреть на проблему заикания изнутри и расскажу им о своем опыте жизни с заиканием. После последней лекции мне подарили праздничный торт по случаю первой годовщины начала моего выздоровления и фигурку черепахи, с тем значением, что черепаха может двигаться вперед, только если высунет голову из-под панциря. Профессор сказал, что я определенно высунул голову из панциря за последние двенадцать месяцев. В течение всей моей жизни, страдая от социальных последствий моего заикания, я менял свое отношение к себе и другим. Я развивал стратегии поведения, чтобы защитить себя от позора и трудностей. Я изобретал способы, как выталкивать или, наоборот, прятать трудные слова. Когда эти уловки начинали укреплять и взаимно влиять друг на друга, проблема стала вечной. И все это было сделано, чтобы лишь укрепить мое заикание. Я знал, что если я не изменю компоненты этой системы, то они будут ждать, когда недостающий компонент – заикание – появится вновь. Я не мог позволить этому свершиться. Поэтому каждый день (даже сейчас) я ставил себе новые цели, тем самым вытравливая и разрушая то негативное, что влияло на мою речь и жизнь так долго. Я уверен, что мое прежнее поведение заикающегося человека никогда не вернется. Я показываю себя миру совсем другим образом, и мир реагирует на меня по-другому. Моя программа предполагает, что личностные изменения не произойдут за один день и предлагает выпускникам повторять курс столько раз, сколько им будет нужно. К настоящему моменту я прошел девять курсов. У меня не было необходимости возвращаться туда столько раз. Это был мой личный выбор. (Вы можете продолжать посещать занятия практически бесплатно, выполняя функции наставника для новых студентов). С того времени я приобрел опыт, как наставник и закрепил мое собственное выздоровление, чем подтвердил известное высказывание о том, что если хочешь чему-то научиться, начни учить этому других. Как человек, который заикался, я имел очень узкое представление о самом себе. Всё, что не вписывалось в это представление, я представлял как угрозу для моего существования. Но когда представление о себе слишком узкое и не дает вместить всю нашу личность полностью, мы оказываемся в «тюрьме». Это принуждает нас сокращать нашу активность таким образом, чтобы мы могли действовать прежним образом. Заикающиеся люди избегают расширения своих комфортных зон. Многие ограничивают свою жизнь и делают только то, что позволяет им чувствовать себя в безопасности. Мы сами себя назначаем на приниженную роль и продолжаем оставаться в той же самой старой безопасности, в предсказуемом мире, поддерживая свой статус-кво. C другой стороны, если мы сможем расширить наше представление о самих себе так, чтобы там нашлось место для всех сторон нашей личности, мы сможем играть все эти роли и чувствовать себя при этом комфортно. В тот момент, когда вы захотите избавиться от вашего старого образа, вы обнаружите, что есть невероятные возможности для изменения. Но если вы не будете менять ваш Гексагон заикания, вы будете бороться с любыми изменениями в вашей речи, потому что она не будет подходить под ваш привычный образ. Для того, чтобы этого достичь, вам нужно будет делать некоторые вещи снова и снова, пока такое поведение не станет привычным и вы не привыкнете видеть себя в новых ролях. Только тогда они станут положительной и приемлемой частью вашего «реального» я. Пока не произойдут постоянные изменения – через постепенное расширение – Гексагон будет оставаться непрочным. Сейчас я понимаю, что, хотя, я и не знал о концепции Джона Харрисона до прошлого года, я произвел значительные изменения в моем собственном Гексагоне за несколько лет, конечно, с помощью моего аппарата (Edinburgh Masker). Несмотря на не 234 удачи, я уже создал систему, которая могла обеспечивать большую свободу речи и более полное самовыражение. Я понимаю, что я очень благодарен программе MакГуайра за ту последнюю деталь в мозаике, что я складывал и, подобно лазерному лучу, вся моя деятельность теперь направлена в этом направлении. Я уверен, что мои проблемы в общении были связаны не просто с механикой речи. Надеюсь, что мне удалось представить вам причины, дающие мне основание воскликнуть: «Заикание – это не просто проблема речи». Необходимости преодолевать страх я уделил особое внимание в своей презентации, и сейчас я хотел бы закончить, прочитав вам наспех придуманный лимерик, в котором, как мне кажется, отражены эти мои чувства: Заикаюсь… говорю иногда, как пьяный. Понимает тогда меня только мама. Понапрасну себя не жалей, Разобраться со страхом сумей Вот такая надежды твоя программа. Алан Бэдминтон с удовольствием общается с людьми по всему миру. Его адрес: alan@highfieldstile.fsnet.co.uk Тем, кто хочет больше узнать о программе МакГуайр, адрес сайта организации: www.mcguirepregramme.com 235 И ЗАИКАНИЕ ПРОСТО ИСЧЕЗАЕТ8 Джек Менир [В начале 1982 года я натолкнулся на довольно необычную статью, которую ктото прислал в Национальную ассоциацию заикающихся. Ее автор, Джек Менир, повидимому, вылечился от заикания и объяснял свое излечение тем, что он изменил образ мыслей. Эти идеи, пусть и выраженные иными словами, были удивительно похожи на то, что я к тому времени понял о своем заикании. Возможно, эти идеи были более универсальными, чем я думал. В конце концов, мы дважды опубликовали данную статью по разным поводам на страницах «Letting GO», и она вызвала больше откликов и комментариев со стороны читателей, чем любая другая статья до того времени. – Джон Харрисон] Я заикался более 20 лет, и казалось, что нет места, где мне смогут оказать реальную помощь. Однако по прошествии одного года самостоятельного анализа этой проблемы выход начал вырисовываться. Поскольку я никогда не вставал на путь логопедического лечения, мой подход к сглаживанию речи не является стандартным. Сейчас очевидно, что заикание – это целый образ жизни, основанный на ложных ментальных привычках. Когда мы осознаем, что речевые ступоры – это внешнее проявление этих ментальных привычек, с этого момента эти привычки могут быть изменены и заикание просто исчезает. Важно отметить пассивный характер данного подхода. Вместо «борьбы с заиканием» я сосредоточился на искоренении тех ментальных привычек, которые вызывали его. Заикание исчезает без прямой борьбы с ним. Следовательно, классическая модель коррекции речи в моменты перед, во время и после ступоров не играет роли. ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ТЕЗИСЫ О ЗАИКАНИИ Малкольм Фрейзер (основатель Фонда помощи заикающимся Америки) высказывает интересную мысль о заикании: «…можно сказать, что заикание это в основном то, что заикающийся делает, пытаясь не заикаться. Другими словами, это удивительный трюк, который Вы проделываете сами с собой из-за своего всепоглощающего желания говорить гладко». Фрейзер верно улавливает причину заикания: мы заикаемся потому, что боимся, что мы можем заикаться. Далее в той же главе он продолжает: «Если бы Вы могли каким-либо образом избавить свой разум от страха или не думать о страхе, вероятно, это решило бы все проблемы. Или если бы Вы могли забыть, что Вы заика, вероятно, Вы бы не заикались, но мы не знаем, как добиться такого забывания». По понятным причинам люди не могут добиться «забывания». Чем усерднее Вы пытаетесь не думать о чем-либо, тем больше Вы на самом деле думаете об этом. Вы можете сказать себе: «Я не думаю о заикании. Я не думаю о заикании. Я не думаю о заикании». Но при этом Вы все равно думаете о нем. Какой досадный замкнутый круг! Однако я не думаю, что следует отказаться от этого пути. Нужно просто сделать его более окольным – и это самый быстрый способ решить проблему заикания. Кроме того, 8 Эта статья впервые опубликована в ежемесячном бюллетене Национального проекта заикающихся «Letting GO» в январе 1982 г. 236 если Вы выбираете этот путь, Вы больше не будете зависеть от техник преодоления ступоров или уловок. А поскольку этот путь правдив и честен, он гарантирует надежность результатов. В целом, для «забывания» о заикании надо перестать бороться с ним и даже с его причинами. Просто будьте готовы отказаться от тех паттернов мышления, которые провоцируют заикание. Не сражайтесь и не усердствуйте – просто дайте заиканию уйти. МЕНТАЛЬНЫЕ ПАТТЕРНЫ, КОТОРЫЕ ВЫЗЫВАЮТ ЗАИКАНИЕ Для понимания ментальных паттернов, вызывающих заикание, необходимо рассмотреть: (1) различия между мыслями в процессе говорения у обычного человека и у заикающегося, (2) различия между тем, что мы, заикающиеся, чувствуем при гладкой и негладкой речи. Это факт, что мы привыкли ожидать и пытаться контролировать речь, что вызывает страх и напряжение, которые, в конечном счете, ведут к заиканию. Вероятно, заикающиеся как категория – это самые обращенные внутрь себя люди в мире. Сама по себе мысль о заикании так пугает, что она весь мир обращает внутрь человека. Со временем сосредоточенность на себе заполняет всю нашу жизнь. Мы начинаем считать само собой разумеющимся, что мы должны сознательно предвидеть каждый момент говорения. Фанатичная борьба за контроль над речью становится всепоглощающей: до момента реального говорения мы «проживаем» этот момент сотню раз в своей голове. При ожидании и попытках контролирования речи мы позволяем страху заикания прибрести такую силу, что он вынуждает нас заикаться. Если мы избавимся от ментальных привычек ожидания и контролирования, мы станем нечувствительны к страху заикания, вследствие чего заикание просто исчезнет. В сущности, мы позволим себе думать о речи как обычные, незаикающиеся люди. Обычный человек просто дает своим словам литься, ему никогда не придет в голову предвидеть момент речи или контролировать процесс произнесения каждого слова. К счастью (или, к сожалению) заикание – это не единственный недуг, вызванный страхом перед страхом. Заикающийся боится, что у него (или у нее) может быть страх заикания; агорафобы (люди, боящиеся покинуть свой безопасный дом) тоже страдают от страха перед страхом. Разумеется, это связано с ожиданием и потребностью контролировать тот момент, когда человек начинает какое-то дело. Доктор Клэр Уикс предложила четыре простых правила, которые оказали действенную помощь агорафобам. Эти правила в равной степени годятся и для заикающихся. Вот правила доктора Уикс (с замечаниями, объясняющими, как эти правила применять заикающимся). (1) Смотрите в лицо страхам, не избегайте их. Когда у Вас появляются мысли об ожидании и контроле речи, посмотрите прямо им в лицо. Не подавляйте их и не прячьтесь от них; опознайте и сформулируйте для себя эти страхи. (2) Примите страхи, не боритесь с ними. Спокойно признайте, что та или иная нежелательная мысль появилась. (3) Двигайтесь дальше, не заостряйте внимание на страхах. Нежелательная мысль есть, но Вам не нужно контролировать ее (хотя у Вас есть привычка длить эту мысль). Просто «позвольте ей уйти». (4) Пусть пройдет время, будьте терпеливы. Заикание не исчезнет сразу в момент, когда Вы познакомились с этой концепцией. Это многолетняя привычка, и на ее полное исчезновение уйдет время. Вы не «боретесь с заиканием», а просто тренируетесь отпускать нежелательные мысли. В результате заикание будет становиться все слабее, и проявляться будет все реже. 237 Для изменения ментальных привычек нужна уверенность в себе и сознание того, что «я нормальный». Из-за сложности феномена заикания и смущения перед ним легко могут закрасться мысли типа «я ненормальный» (как пример – нежелание сказать другим людям, что Вы заика). Давайте посмотрим правде в глаза. Вы и я попались в ловушку заикания. Мы хотели бы не попадаться, но мы попались. Однако нет причин чувствовать себя ненормальными. Возможно заикание – это не нормально, но Вы и заикание – это не одно и то же. У Вас есть много чего, кроме заикания, и Вы имеете право чувствовать себя нормальным. Вы имеете столько же прав чувствовать себя нормальным, сколько любой человек на земле. В то время, когда Вы избавляетесь от заикания, дайте этому чувству «я нормальный», проникнуть в Ваше сознание. Я не говорю о том, чтобы искать подтверждения свой нормальности. Я имею в виду, что эта мысль должна быть принята Вашим сознанием и подсознанием посредством честного взгляда внутрь себя. Откройтесь сами себе. Да, Вы заикаетесь, и что? У Вас много достоинств. Вы любите людей. Вы честный человек. У Вас было немало приключений. Вы можете гордиться собой. Обратите внимание на все свои истинные чувства. Если Вы замечаете что-то, что Вам не нравится, не считайте это недостатком; это просто то, что Вы хотите изменить. Будьте на 100% открытыми; Вам не от кого прятаться. И когда Вы посмотрите на себя без самообмана, Вы сможете построить свое чувство «я нормальный» на правдивых основаниях. И оно будет устойчивым! НАСТРЕЧУ НЕИЗВЕДАННОМУ Годы привычки становятся образом жизни. Страх, напряжение, ожидание и неустанная потребность в контроле управляют каждым шагом заикающегося человека. И вот Вы решили прекратить это. На рациональном уровне Вы говорите себе: «Я хочу это прекратить». Но Ваш внутренний ум хочет держаться за старое. Страх, напряженность, ожидание и контроль – вот всё, что ему известно. Это, возможно, плохо, зато привычно, а привычка дает определенное чувство комфорта. Вы должны будете отказаться от этого комфорта и освоить абсолютно новый образ мыслей и образ жизни. Не позволяйте прошлому удерживать Вас. Предстоящий путь стоит того, чтобы его пройти. Другие уже прошли его. И так как Вы чувствуете себя нормальным, Вы заслуживаете перемен. Вы заслуживаете такой жизни, какую Вы хотите. Все, что я сказал до сих пор, было на рациональном уровне. Чтобы Вы прочувствовали, каково это – думать как не-заика, я хотел бы изложить некоторые мысли и чувства, с которыми я солидарен. Я полностью себя сознаю и чувствую спокойствие. Я сознаю свои действия и устремления, но при этом просто плыву по течению от одного момента моей жизни к другому; я довольствуюсь тем, что решаю проблемы по мере их поступления, не пытаясь ничего предвидеть. Мой рассудок спокоен. Обычно он был заполнен бесконечной болтовней. Но теперь я выбираю то, о чем я хочу думать, и «не вслушиваюсь» в мыслительный мусор. В результате меньше слов вертятся в моей голове в единицу времени. Мой ум не озабочен мыслями о нападении или обороне. Я пообещал самому себе плыть по жизни, используя свое истинное Я для решения проблем по мере их поступления. Иногда я вынужден играть некую роль (например, на работе), но я сознаю эту роль, и когда я ее играю, я стараюсь оставаться самим собой, насколько считаю возможным. Я не боюсь возникающих мыслей о заикании, потому что я знаю, что я могу позволить им уйти. Я говорю самому себе: «Это всего лишь снова заикающееся 238 сознание». И я решаю для себя, что я не буду обращать на него внимание или потакать ему. Я стараюсь быть полностью вовлеченным во всё, что я делаю, но я не озабочен результатами моих действий. Иногда я чувствую себя почти лишенным ответственности и цели, когда я просто плыву по течению от одного мгновения к другому, но я знаю, что это только так кажется по контрасту с постоянным ожиданием речи и жестким контролем, которые были у меня раньше. Раньше было неправильно, а теперь правильно, что доказывается солидным увеличением моей эффективности во всех делах (включая работу, где необходимо соблюдать режим и выполнять распоряжения). Я знаю, что заикание уходит, но мне все равно, каким путем. Иногда я буду заикаться, но в целом так редко, что это не имеет значения. Я сознаю, что это может произойти, но мне все равно. Фактически я никак не могу контролировать, буду я заикаться или нет. Все, что я могу сделать, – это отказаться от ожиданий и контроля речи. Конечно, я не хочу бороться с заиканием. Я не обязан говорить всему миру, что я заикаюсь. Но если бы я почувствовал, что это необходимо сказать кому-то, я не колебался бы, потому что я нормальный. Я имею право жить без ненужного страха. Любой, кто готов отвечать за последствия его образа жизни, должен принять это решение. Это его выбор. Я никогда не «репетирую» предстоящий разговор в своей голове (ожидание и желание контроля), и при этом я не избегаю разговоров (потому что избегание вызывается страхом, а я имею право жить без лишних страхов). ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ Так как контроль был значительной частью Ваших мыслей в течение многих лет, Вам будет трудно представить, как можно жить, не контролируя каждый момент. Вы можете подумать, что без контроля Вы превратитесь в бесцельную вялую амебу. Вам может показаться, что Вы будете безоружными перед опасностями, или что Вы не сможете справляться с возникающими ситуациями. Не поддавайтесь: это Ваши привычки контроля и ожидания речи всего лишь пытаются восстановить свой статус. Правда такова, что без назойливой болтовни в Вашей голове, Вы будете воспринимать ситуации более четко и реагировать на них с позиции «я нормальный». Не боритесь и не бойтесь. С нетерпением ждите каждого нового момента и встречайте его без страха. Двигайтесь вперед. 239 ИНТЕРВЬЮ С ДЖЕКОМ МЕНИРОМ: ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВЫЛЕЧИЛСЯ [В номере «Letting GO» за январь 1982 года Национальный проект заикающихся опубликовал статью Джека Менира «И заикание просто исчезает», в которой были представлены некоторые оригинальные соображения о ментальных привычках, связанных с заиканием. В статье также подробно рассказывалось, как человек может диаметрально переменить эти привычки, чтобы добиться гладкости, не работая над речью как таковой. Как и многие другие, я жаждал узнать, как Джек пришел к своим озарениям и решил разыскать его. Мое письмо догнало его в Сан-Антонио, Техас, куда он недавно переехал и где он работал застройщиком (хотя теперь он вернулся к своей первоначальной профессии химика). После подготовительных контактов я организовал полуторачасовое интервью по телефону, которое я записал на бумаге. Мы опубликовали это интервью в качестве специальной вставки в «Letting GO». Это был первый подобный опыт, но я считал, что история Джека была захватывающей и исключительно полезной для других участников Национального проекта заикающихся. Джек был первым встреченным мной человеком, который полностью справился с проблемой заикания. (Джек не только говорил совершенно гладко, но и казался лишенным всех мыслей, типичных при «беглом заикании».) Еще реже мне попадались люди, которые могли настолько четко изложить шаг за шагом процесс избавления от своего заикания. Это долгое интервью, которое отнимет у Вас определенное время. Но я гарантирую, что чтение стоит того. Вы познакомитесь с некоторыми радикальными мыслями о сущности заикания. А главное, Вы обнаружите, каким образом заикание отражает жизнь человека. – Джон Харрисон] Джон Харрисон: Расскажите мне немного о Вашем опыте заикания. Каким было Ваше детство? Что оно из себя представляло? Насколько плохой была Ваша речь? Джек Менир: Я сказал бы, что речь была очень плохой в средних и старших классах школы. Она была достаточно плохой в колледже, когда я предпочитал не задавать вопрос в аудитории, а найти ответ в книгах позже. С этой точки зрения она была плохой. Я чувствовал, что она действительно ограничивает меня. И, как и у многих, заикание было волнообразным: иногда очень сильным, иногда совсем слабым. Создавалось впечатление, что я не заикаюсь, когда гуляю и пью с друзьями. Поэтому я пил много. Раньше я не связывал эти две вещи. Я шел на гулянку, раскрепощался и переставал беспокоиться о речи. Обычно я достигал точки, в которой я мог контролировать речь. Я оказывался в некоей точке спокойствия и мог говорить слово за словом. Но конечно такой способ не всегда работает. Это жестокий способ. И борьба все равно имеет место. Мне никогда не удавалось действительно решить проблему заикания вплоть до последних нескольких лет. Оно всегда оставалось, и если я не заикался, у меня все равно были напряженность и беспокойство. Заикание всегда оставалось. Возможно, со стороны это было не видно, но внутри я заикался. ДжХ: Как Ваше заикание проявлялось? Как повторы или безмолвные ступоры? ДжМ: Могло быть и так, и так. Правда, я никогда особо не вникал в симптомы. Я просто знал, что не могу говорить. 240 ДжХ: Полностью не могли из-за ступоров? ДжМ: Иногда я начинал говорить что-то, но первый слог повторялся много раз. Но обычно, если я не мог что-то сказать – значит, не мог. ДжХ: То есть это началось в старших классах? ДжМ: Я бы сказал, в средних классах. ДжХ: Вы заикались, когда были маленьким? ДжМ: Нет. Это началось именно в средних классах. Я помню даже первый случай заикания. Это произошло на уроке географии. В классе был еще один заикающийся ребенок. Вероятно, я думал: «О Боже, я надеюсь, со мной такого никогда не будет». И однажды в классе я, должно быть, сосредоточился на этом страхе настолько, что процесс пошел. Один парень задал мне вопрос, а я не смог ответить. Это было просто ужасно. Заикание надолго стало очень сильным. Просто ужасным. Как и большинство людей, я пытался в то время добиться некоторого контроля над речью. И я достиг приемлемого уровня. Но знаете, я не особенно любил гулянки и подобные вещи. ДжХ: Итак, заикание встало на Вашем пути. ДжМ: Да, оно мешало моей жизни в обществе. ДжХ: Какие обстоятельства привели Вас ко всем тем оригинальным идеям? И как вообще все началось? ДжМ: Главное, что произошло, – это то, что я сделал первый шаг. Я попробовал все. Я попробовал гипноз. Я делал все эти вещи, ну Вы представляете. Вероятно, все, что я пробовал, приносило небольшое облегчение. Но оно никогда не было устойчивым, и я никогда не знал, когда случится рецидив. Он всегда как с неба сваливался. Какое-то время заикания не было, а потом оно внезапно возвращалось. Я решил, что поменяю работу. Я разорву свой нынешний социальный круг, чтобы проводить все время в одиночестве. ДжХ: Кем Вы работали? ДжМ: Я был маркетинговым парнем. Я пошел в маркетинг, потому что я чувствовал, что мне нужно говорить с людьми, и это было моим способом добиться этого. Но потом начался этот период самоанализа. Это было рождественское время, и люди уехали из дома, где я жил. Я понял, что если я хочу изменить заикание, мне нужно понемногу изменить всё. Мне нужно стать другим человеком. ДжХ: Как увлекательно. Продолжайте. JM: Произошло то, что я сменил работу, я переехал. И это была самая трудная часть дела. Я не заводил новых друзей. Причина состояла в том, что я очень скупо тратил свое время. Я тратить его на себя. Каждый вечер я писал дневник. Кстати, я сомневаюсь, что можно сломать свою привычку заикаться без ведения дневника. Это очень сильное средство, потому что дневник связывает всё воедино. Он показывает тенденции. ДжХ: Он помогает Вам быть наблюдателем того, что происходит. ДжМ: Да. И так как Ваша цель – не думать о заикании, то если Вы записываете все на бумагу, Вам и не приходится о нем думать. Вам не приходится носить мысли о заикании в голове. Если Вы сделали что-то правильно, то Вам нет нужды запоминать, как именно Вы сделали это. Дневник всегда под рукой. Это постоянная хроника Вашего прошлого. Мой дневник был просто бесценным. Но сейчас я вне себя. Кто-то украл мой дневник. Я записывал все, шаг за шагом, весь мой путь. Весь процесс. Я ничего не забыл, но было бы лучше, если бы я сохранил большую часть того материала. Как бы там ни было, я приходил домой и каждый вечер действительно погружался в спокойствие. И я 241 стал открытым для всего происходящего. Я начал определять направление и выяснять логически, что я могу сделать. Многое приходило как озарение. Вы знаете, когда Вы очень расслаблены, мысль приходит. Я старался сразу же фиксировать ее на бумаге. Иногда я не понимал, что она означает. Иногда мне казалось, что ручка сама ходит по бумаге, а я лишь наблюдатель. И мысль появлялась. Постепенно я стал сводить все воедино. Появлялся смысл. Но я никогда по-настоящему полностью не открывался. Тем вечером я лежал, растянувшись в гостиной, и думал о заикании. Это вызвало весь букет сокровенных мыслей и я, в конце концов, добрался до одной области, где я чувствовал, что, если я буду думать об этом, я сойду с ума. Я помню этот зрительный образ. Эти горящие ворота, и я знал, что если я пройду через них, я сойду с ума. Но я подумал: наплевать, мне это надоело. Я в любом случае пройду через них. И вот я прошел через них и ничего не случилось. Облегчение, которое я чувствовал той ночью, означало, что я больше не буду бояться пойти до конца любой мысли. И тут заикание начало исчезать очень, очень быстро. ДжХ: Как интересно. То, куда Вы вошли, имело какой-то личностный характер, Вы наблюдали там что-то личное? ДжМ: Да. Это было довольно личное. Но тогда я не знал, что я найду там. Оказалось, что мысль была совершенно безвредна. Пожалуй, сейчас я даже больше не помню, что это была за мысль. Но я боялся посмотреть этой мысли в глаза. Как только я совладал с этим страхом, я понял, что нет ни одной мысли, которая могла бы причинить мне боль. ДжХ: Сколько Вам было лет тогда? ДжМ: За 30. ДжХ: Сколько Вам лет сейчас? ДжМ: 38. ДжХ: Таким образом, Вам нужно было взглянуть на то, чего Вы боялись. И, похоже, Вы постепенно начали лучше сознавать себя и то, что происходит, особенно то, что Вы, возможно, сдерживали. ДжМ: Точно! Интересно, что Вы используете эти слова. Поскольку вот мысль, которую я записал для парня, с которым я работал некоторое время назад. Насколько я знаю, этот парень больше не заикается. У нас были хорошие беседы. Но потом он уехал приблизительно на шесть месяцев. Он ходил в школу в Стэнфорде, и непосредственно перед окончанием школы он позвонил мне и спросил меня, не хотел бы я пообедать с ним. У нас была очень бойкая беседа. Это было здорово. Вот как я прокомментировал его речь: «Без четкого осознания своих внутренних ощущений скованность, беспокойство и нервозность никуда не исчезнут». И затем в скобках: «Иногда они проявляются как сдерживание или боязливая тревога перед тем, что сейчас произойдет». Это точно Ваше восприятие. Даже слова те же самые, что и у Вас. ДжХ: Если Вы используете слово «заикание», Вы указываете на видимую часть проблемы. ДжМ: Точно. ДжХ: Но если Вы используете слова «сдерживание», Вы поднимаете вопрос «Что я сдерживаю?» – и это подталкивает Вас посмотреть глубже. ДжМ: Именно поэтому мне понравились Тринадцать Пунктов («13 наблюдений за людьми, которые заикаются» – опубликовано в номере «Letting GO» за январь 1982 года). Моя статья лишь слегка касалась развития самосознания. Но я понял, что без идей, 242 подобных Вашим «13 пунктам», люди не смогут отпустить свое заикание, пока они не будут готовы выяснить, что их сдерживает. ДжХ: Вы упоминали, что занимались боевыми искусствами. У меня было ощущение, что Ваши занятия помогли Вам глубже постичь природу речевых ступоров. Могли бы Вы рассказать, что именно из боевых искусств помогло Вам сформулировать идеи о заикании? ДжМ: Действительно, одну вещь я узнал из боевых искусств, – это то, что вместо того, чтобы пытаться написать Ваш сценарий жизни, просто позвольте ей течь. Отпустите ее на волю. ДжХ: Просто позвольте сценарию самому писать себя, так сказать. ДжМ: Позвольте ему самому писать себя. Вы можете по-прежнему иметь планы и знать, куда Вы хотите двигаться. Но не пытайтесь управлять каждой секундой. Не пытайтесь управлять каждым разговором. Скорее будьте частью большой картины. Не воспринимайте себя как центр. Это уже пошла восточная философия. Но боевые искусства того требуют. Я уверяю, что в тренировочном бою Вы проиграете, если будете в своей голове выражать мысли словами. Но если Вы выходите на бой, и у Вас в голове нет никаких вербально оформленных мыслей, Вы, вероятно, победите. Другими словами, если Вы сознательно думаете, когда выходите на циновку, если Вы видите удар противника и фиксируете его сознательно, Вы уже проиграли. Но если Вы отпустите свое тело, то покажется, что Ваша рука сама поднялась и блокировала удар в тот самый миг, когда Вы его увидели. Таким образом, боевые искусства научили меня не думать слишком много. Затем я купил пистолет, чтобы изучить мою идею еще лучше. В стрельбе из пистолета Вы должны нажимать на курок, пока пистолет не выстрелит. Но если Вы пытаетесь предвидеть момент выстрела, Ваши успехи будут ничтожны. С другой стороны, если Вы просто прицеливаетесь и нажимаете курок и если каждый момент выстрела для Вас неожиданный, – тогда у Вас большое будущее. ДжХ: Вы читали книгу «Дзэн и искусство стрельбы из лука»? ДжМ: Да. Она подтолкнула меня к стрельбе из пистолета. Я купил лук, но его было слишком тяжело натягивать. Это слишком походило на труд. Из пистолета стрелять легче, но смысл тот же. ДжХ: По моим наблюдениям речевые привычки людей – это в действительности продолжение их образа жизни. Так, когда человек изменяет что-то фундаментальное, например, то, как он думает или как он относится к другим людям, его речь часто тоже меняется. ДжМ: Одна вещь, которая действительно помогла, – это изменение осанки. Стоя прямо около своего дома, я принимал осанку очень уверенного в себе человека. Я наблюдал, что я чувствую. Я чувствовал себя совершенно ненормально. Когда я стоял с широко раздвинутыми плечами, высоко поднятой головой, прямой шеей, открытым взглядом, – это не было моей естественной позой. Это была поза уверенного в себе человека. Тогда я возвращался к своей типичной неуклюжей позе и изучал контраст. Он многому меня научил. Вообще я недавно закончил курс из 10 сеансов массажа «ролфинг», нацеленного на работу с той неуклюжей осанкой, доставшейся мне от заикания. Я прошел эти 10 сеансов и теперь могу естественным образом стоять очень прямо. (Ролфинг – это глубокий мышечный массаж, ориентированный на расслабление связок, которые удерживают мышцы в определенном положении. – ДжХ) ДжХ: Ролфинг – это то, о чем я тоже думал. 243 ДжМ: О, я бы рекомендовал этот массаж. Из всех вещей, которые я делал в своей жизни, ролфинг – это одно из самых незабываемых. Результаты поразят Вас. Теперь, когда я стою в своем естественном положении, это напоминает об уверенной позе, которую раньше я разыгрывал. Как Вы знаете, мысли отражаются в Вашем теле... в Вашем сознании-теле. Я изменил свое сознание и перестал заикаться, но мое тело не успело за изменениями. Именно поэтому я занялся ролфингом. Несколько вечеров каждую неделю я делал много растяжек, перекрутов и тяжелых упражнений, чтобы снова выпрямить себя. Но я понял, что мне нужно, чтобы кто-нибудь исправил мои мышцы таким образом, чтобы я имел естественную прямую осанку. Я очень рекомендую этот массаж. Мне бы хотелось поговорить с Вами после того, как Вы им займетесь. Вы получите море удовольствия. ДжХ: Я не сомневаюсь. ДжМ: Массаж многому научил меня. Как бы там ни было, моя основная мысль – это очень тесная связь между Вашей физической осанкой, тем как Вы стоите на ногах и тем, как Вы думаете. ДжХ: Что Вы можете сказать тому, кто ничего не знает о ролфинге или для кого ролфинг не доступен? ДжМ: Люди умели изменять себя задолго до того, как появился ролфинг. Я сказал лишь, что ролфинг был хорошим последним штрихом. ДжХ: Вы знакомы с книгами по ассертивному тренингу? ДжМ: Я знаю о них. Мне никогда не приходилось читать их. Я всегда был достаточно агрессивным. ДжХ: То, что Вы говорите, фактически подкрепляет мой тезис, потому что ассертивность и агрессивность – не одно и то же. ДжМ: Я бы сказал, что я был скорее ассертивным, чем агрессивным. Заикание могло бы помешать мне делать все вещи, которые я хотел сделать. Но я обычно не позволял ему мешать мне. Я, так или иначе, делал то, что хотел. Если я спотыкался, становилось труднее, но я не останавливался. ДжХ: Вероятно, раньше в Вашем поведении присутствовала именно агрессивность, а потом благодаря освоению новых моделей поведения Вы перешли от агрессивности к ассертивности. Ассертивность может быть тихой и спокойной. Она означает в сущности, что человек сознает себя как личность и свои права как личности независимо от того, что кто-то другой делает или говорит. ДжМ: Знаете, возможно, это правда. Поскольку теперь я чувствую, что могу только делать то, что я хочу делать. Я думаю агрессивность, которая у меня была раньше, – это была своего рода нахрапистость. Это как если бы я закопал свои ноги в землю и говорил бы: «Вы меня не сдвинете». Вот такая агрессивность. ДжХ: Разница в том, что, когда Вы агрессивны, это всегда за счет кого-то другого. ДжМ: Я никогда не был агрессивен в этом смысле. Я всегда был весьма чувствителен к другим людям. ДжХ: Я тоже. Но, скажем, если я собирался попросить у кого-то пачку сигарет, это часто ощущалось скорее как агрессивное действие, а не ассертивное. Каким-то образом в своей голове я истолковывал любое отстаивание своих прав (ассертивность) как угрозу кому-то еще. Как будто, когда я «побеждаю», другой человек должен «проиграть». ДжМ: Было ли это во время заикания, Джон? ДжХ: Нет, это было моим характером в целом. 244 ДжМ: Тогда возможно это следствие заикания. Заикание внушает нашему сознанию мысль о том, что каждый раз, когда Вы задаете даже простой вопрос, Вы должны бороться. ДжХ: Я всегда боялся слишком наступать на другого человека. Ассертивность часто воспринималась как конфронтация, потому что я путал ассертивность с агрессивностью. Вы помните игру «Король горы»? Я переносил тот тип мышления на все, что я делал. Либо кто-то другой был на вершине горы и я должен был скинуть его, либо я был на вершине горы и другие должны были скинуть меня. Но после того как я прошел много тренингов личностного роста, этот образ мира изменился на образ мира, в котором у каждого была своя собственная гора. Вместо мира с одной горой появился мир с бесконечным количеством гор и каждый имел возможность подняться на вершину своей горы. ДжМ: Да, прекрасный образ. Я не помню точно, чувствовал ли я то же самое или нет. Однако, этот образ как бы объединяет все, чему я научился. ДжХ: Вы замечали другие изменения в своей жизни, когда Ваша речь изменилась? ДжМ: Я начал видеть более целостную картину. После того, как я прошел через заикание, я начал понимать, как разум ограничивает тело. Следующее, что я решил сделать, – это взять систему Бэйтса для того, чтобы улучшить зрение. И теперь я вижу очень хорошо без очков. ДжХ: Сколько времени это отняло у Вас? ДжМ: Приблизительно полтора года. Потребовалось много усилий и раздумий. Но я уверен на 100%, со зрением все то же самое, что и с заиканием. Если я смотрел на Ваше лицо и видел слишком много деталей, это было слишком агрессивно. Поэтому я не видел их. Если я бродил взглядом по всему Вашему лицу, это было нахальство. Вы могли бы это не вытерпеть. Это было не совсем приемлемо. ДжХ: Как интересно. ДжМ: Я не был единственным. Это было общим явлением среди учеников в моем классе. Они не были заиками, но их зрение было связано с мышлением. Я использовал свой опыт заикания, чтобы справиться со слабым зрением. Статью, которую я написал о том, как преодолеть заикание, люди сначала воспринимают на теоретическом уровне – это их первый шаг. Если они застрянут на этом уровне, то ничего не произойдет. Однако если они выработают привычку отпускать свои мысли, заикание исчезнет. Если Вы делаете упражнения Бэйтса и понимаете логически, как перемещать Ваши глаза, открывать свою периферию и т.д., это останется просто упражнением, которое Вы периодически делаете в классе. Но если Вы сделаете это своей целью на всю жизнь, тогда Ваше зрение улучшится. ДжХ: Что общего Вы нашли между работой со зрением и с речью? ДжМ: Та же картина. Сдерживание. ДжХ: Вы говорили раньше, что Ваш правый глаз фактически не видел. ДжМ: Да, он мог реагировать на свет, но не мог различать... полностью видеть. Я видел только левым глазом. Если бы я говорил с Вами, правый глаз щурился бы. Он был бы закрыт большую часть времени, или почти закрыт. Он совсем не работал. Он только формально был у меня. Мне еще нужно много работать над ним. Поскольку теперь, когда оба моих глаза видят, моя следующая задача – заставить их работать вместе. Теперь у меня есть системы для этого. У меня есть эти игральные карты. Я ношу эту красную линзу и эту зеленую линзу. И один глаз может видеть одну карту, а другой глаз может видеть другую карту. Если я вижу обоими глазами, оба полушария моего мозга работают. Дело еще не 245 закончено, но оба глаза уже действительно работают. Я думаю, что мы отходим от темы заикания. ДжХ: Не особенно. ДжМ: Но вещь, которая мешала зрению... У меня было плохое зрение до того, как я начал заикаться, но когда я оглядываюсь назад и анализирую, что именно было необходимо для лечения, я понимаю, что проблема была в том же самом мышлении, в том же самом сдерживании. Та же самая неспособность позволить чему-то функционировать так, как ему предназначено функционировать. Я собирался контролировать, верно? Я не хотел позволить телу работать так, как ему предназначено работать. Я хотел делать за него его работу. И это все портило. ДжХ: Потрясающе. Вы только что сказали изумительные вещи. Вы только что связали все вместе. В нашей беседе вчера, я упоминал, что одно из моих наблюдений о Программе тщательного формирования беглости речи состоит в том, что если кто-то готов к переменам, программа действительно помогает улучшить речь... частично благодаря практике, которая проводится после окончания курса. ДжМ: Я не назвал бы это практикой. Это скорее интегрирование упражнений в Вашу жизнь. ДжХ: Они должны именно практиковаться определенное количество часов в течение следующего года, потому что они учатся расслаблять определенные мышцы. ДжМ: Смысл в том, чтобы привнести это в Вашу повседневную жизнь, чтобы это стало частью Вас. Чтобы это стало не упражнением, а привычкой. ДжХ: Дело в том, что Вы должны быть на той стадии в Вашей жизни, когда Вы действительно желаете и стремитесь сделать следующий шаг, так сказать. ДжМ: Я Вас понимаю. ДжХ: Я замечаю, что некоторые люди не произвели этой перемены в своей жизни, поэтому, даже приобретя новый навык, они продолжают постоянно бороться с ним, потому что этот навык не вписывается в то, как они видят себя. ДжМ: Верно. Для закрепления этого навыка, они должны отказаться от чего-то знакомого и привычного, но они не делают этого. Я перестал ездить и выступать на эту тему, потому что я почувствовал, что это не работает. Обычно я приносил свою статью и просто разговаривал с людьми. Я говорил по тексту статьи, а потом я предлагал им задавать любые вопросы. Но оказалось, что, если я пытался помочь им, никто не получал никакой помощи. А если они пришли встретиться со мной... особенно как один парень по имени Марк Готтлейб. Однажды вечером Марк позвонил мне и сказал, что он слышал, что я собираюсь сделать доклад и он очень хочет присутствовать, но именно в тот вечер он не может. Поэтому он спросил, не могу ли я прислать ему копию своей статьи. Я послал ему. Он прочитал статью и тут же перезвонил мне, предложил встретиться и поговорить. Мы встретились, поужинали и поговорили о статье. Он был заряжен на то, чтобы учиться. Он был по-настоящему мотивирован. Интересный парень. У него также был большой опыт йоги. Поэтому когда я говорил об отпускании мыслей и о позиции наблюдателя, он был очень солидарен со мной. Он звонил мне пару раз впоследствии, чтобы рассказать о небольших затруднениях здесь, здесь и здесь. Мы поговорили об этом и снова встретились поужинать. К тому времени его речь стала достаточно гладкой. Потом он исчез на несколько месяцев. Я видел его прежде, чем он уехал, и он говорил совершенно гладко. Но началось-то с того, что он пришел ко мне. Он пришел в поисках. Он был готов к переменам. ДжХ: Его взгляды также стимулировались йогой. 246 ДжМ: Я думаю, что йога очень помогла ему. Вообще, как только я узнал, что он занимается йогой, я предложил то, что я сам делал вначале. Я назвал это калиброванием сознания. Каждое утро я применял концепцию «чистого сознания» из йоги. Кажется, они называют это созерцанием свечи… у них миллион названий для этого. Вы садитесь и стараетесь не думать ни о чем. Конечно, если Вы попытаетесь силой выгнать все мысли из головы, Вы получите только еще больше мыслей. Но когда Вы соглашаетесь просто сидеть перед лицом урагана, мысли исчезают. Тогда Вы можете начать брать верх над Вашим сознанием. Парень очень проникся всем этим. И он делал это; каждое утро он вставал и в течение первого получаса приходил в «чистое сознание». Смысл в том, чтобы пронести чистое сознание через всю жизнь. Если Вы сможете это, Вы не будете заикаться, потому что не будете ожидать заикание. ДжХ: Знаете, кто-то недавно заметил, что ожидание лишает нас связи с текущим опытом. ДжМ: О, да. ДжХ: Проблема в том, что когда мы оторваны от текущего опыта, мы не можем правильно реагировать на то, что происходит. Таким образом, Ваши реакции скорее неосознанные и автоматические. ДжМ: Я полностью согласен с этим. Если Вы сознательно выражаете словами свои мысли, Вы больше не находитесь в текущем опыте. Вы больше не в состоянии полностью воспринимать то, что происходит. Поскольку Вы либо в прошлом, либо в будущем. ДжХ: В то время как, когда Вы находитесь действительно в текущем опыте, Вы даже не осознаете, что это именно Вы говорите. Скорее говорение происходит само по себе. ДжМ: Да, да. Я не думаю, что я вполне на этой стадии. Я хотел бы быть на ней. Это моя цель. Я стремлюсь к ней. Я думаю, что я делаю успехи год от года. Я думаю, что есть много, много уровней понимания и мне предстоит еще длинный путь. ДжХ: Несколько месяцев назад я участвовал в занятиях по импровизации (актерскому мастерству), на которых требовалась именно спонтанность. Я вряд ли смог бы этим заниматься несколько лет назад, потому что я бы перегружал себя мыслями и сам себе мешал. Импровизация требует, чтобы Вы были готовы доверять тому, что происходит, и просто позволяли, чтобы все шло само собой, как бы глупо Вы при этом себя ни чувствовали. ДжМ: Совершенно верно. Это как мы говорили: не развивайте сценарий силой, просто проживайте его. Мы возвращаемся к исходному положению о чувстве комфорта… к Вашим 13 общим характеристикам заикающихся. Если Вы знаете, каков Вы есть, Вам легко будет просто направить всего себя навстречу каждому новому мгновению жизни. Если Вы не знаете, каков Вы есть, Вы не уверены, что сможете справиться с той или иной ситуацией. ДжХ: Похоже, Вы имеете в виду, что трудно произвести изменения без хотя бы минимального знания самого себя. Поскольку без этого знания Вы, вероятно, будете работать против самого себя. ДжМ: Да, внутри Вас всегда будут какие-то неизвестные факторы, которые будут сдерживать Вас. Если Вы не имеете мужество посмотреть внутрь себя..., это очень сложно. Я бы хотел знать, как объяснить людям это. Но если Вы блокируете сами себя своими чувствами и мыслями... Ваше представление о том, каков Вы есть... О, Боже, Вы можете просто испугаться этого. Все неизвестное пугает. Поэтому я рад, что Ваши 13 пунктов появились в том же номере, что и моя статья. Они действительно дополняют друг друга. 247 Поскольку, если люди не узнают о Ваших 13 пунктах, тогда то, что я написал, будет просто упражнением для мозга: люди могут похвалить его, но не извлекут из него никакой пользы. ДжХ: Мы рекомендовали людям est или Lifespring (программы личностного роста, которые начались на западном побережье и потом стали проводиться по всей стране. – ДжХ), или один из других тренингов личностного роста для того, чтобы начать ощущать себя личностью. Я заметил, что именно заикающиеся необычно мало осознают себя как личностей. И особенно в момент, когда человек заикается или ступорит, возникает чувство паники и полное неосознание того, что происходит. Люди даже не знают, что у них есть чувства в этот момент. У них случается этот неконтролируемый ступор, и они не связывают его ни с чем, в частности, они не дают себе отчета, что речевой ступор может быть связан с каким-то чувством, которое они хотят заблокировать. В результате ступор оказывается ни с чем не связанным явлением. Даже наш язык подкрепляет это представление: «Меня настиг ступор» – как будто кто-то сбросил ступор на нас с верхнего этажа, хотя скорее мы сами создаем свои ступоры. ДжМ: Я чувствовал нечто подобное, когда я заикался: никто не может помочь мне, никто не может понять это. Ступор возникает из ниоткуда. Хотя нет, он не возникал из ниоткуда. Я сам создавал каждый ступор. Я говорил людям, когда они видели мою статью в первый раз, что я не предлагаю способ вылечить заикание. Я предлагаю всего лишь способ перестать создавать его. Поскольку Вы создаете его снова и снова. ДжХ: Точно. И что удивительно – и что люди тоже с трудом понимают – это то, что заикание исчезает как побочный результат какой-то другой активности. ДжХ: Несомненно. В этом весь смысл того, что я попытался написать. Вы не атакуете заикание. Вы меняетесь. И тогда заикание оказывается атрибутом другого сознания. Или прошлого образа жизни. И если во время ремиссии Вы снова проваливаетесь в заикание, подумайте, что произошло в Вашей жизни, и Вы обнаружите, что Вы вернулись к тому же старому сознанию. Но если Вы можете зафиксировать этот возврат, если Вы можете опознать старое сознание, то Вы можете снова выпрыгнуть из него. ДжХ: Таким образом, ступоры, заикание может быть действительно хорошим индикатором того, что происходит в Вашей жизни... как некая шкала или эталон. То есть вместо того, чтобы убегать от заикания, Вы можете использовать его. Это Ваше тело говорит с Вами. Это то же самое, что боль от выполнения слишком большого количества упражнений. Или боль от неправильного использования своего тела. Ваше тело говорит Вам что-то. И Ваша речь, будучи частью Вашего тела, также говорит Вам что-то. ДжМ: Это точно сигнал. Я уверен, что Вы чувствуете то же самое, так как Вы также прошли через это. Вы узнали невероятно много о том, как работают Ваш разум и тело. Я думаю, что это козырь. Я бы не сказал, что я рад тому, что когда-то заикался, но в моем нынешнем положении я чувствую, что у меня есть очень большое преимущество перед многими людьми с точки зрения понимания самого себя. Я думаю, что эта способность приобретается, когда Вы проходите через заикание, поэтому те, кто начинает работу над собой, достигнут гораздо большего, чем просто перестанут заикаться. Их жизнь действительно изменится в лучшую сторону. ДжХ: Назовите некоторые вопросы, которые люди задают Вам, когда Вы представляете им свои идеи, Джек? ДжМ: Чаще всего люди, с которыми я работал полтора года назад, спрашивали меня: «А как я могу отслеживать мой прогресс?» И это был очень серьезный вопрос, потому что, Вы помните, Вы не боретесь с симптомами заикания. Вы боретесь с 248 сознанием, которое создает их. Таким образом, Вы добиваетесь успеха, когда Вы не думаете о заикании. Я был в ужасе, когда услышал, как люди говорят о процентах гладкости речи – что за чушь! В сущности, они просто измеряют частоту симптома. То, что Вам действительно нужно, если Вы хотите отследить динамику Вашего заикания, – это отправиться в горы на весь день и бродить по Мьюирскому лесу. И если Вы весь день будете думать о деревьях, о природе, о траве, свежем воздухе и солнце, Вам станет лучше. Поскольку Вы не думали о заикании. Если Вы придете домой, поставите свой любимый музыкальный альбом и прослушаете его весь, не думая о заикании, Вам станет лучше. Таким образом, единственный реальный критерий Вашего прогресса – это то, насколько Вы можете сосредоточиться на том, что Вы делаете. Вот как можно измерить прогресс. ДжХ: То есть Вы хотите сказать, что если мы чего-то боимся, нужно сделать что-то неестественное, например, просто отставить в сторону то, чего мы боимся. Пусть оно остается, но мы не будем обращать на него внимание. Вместо этого сосредоточимся на вещах, которыми мы действительно хотим заниматься. Нужно вникнуть в детали, в суть дела, подумать, что и как мы хотим сделать. ДжМ: Если, когда приходит мысль о страхе, Вы помещаете ее прямо в центр и идентифицируете себя с ней, она поглотит Вас. И Вы занервничаете, потому что боитесь. Другой вариант – это сказать себе: «О да, эта мысль о страхе – это лишь противоположность другой моей мысли, мысли об успехе.» ДжХ: Вы просто фиксируете мысль о страхе как факт. ДжМ: Вы фиксируете ее как факт и говорите себе: «Пожалуй, я лучше сосредоточусь на мысли об успехе». Другими словами, это будет Ваш выбор, как часто бывает в жизни. ДжХ: Это различие между тем, чтобы «быть» с мыслью и «иметь» мысль. ДжМ: Да, очень хорошо. Когда Вы «есть» с мыслью, она побеждает. Она вступает во владение Вашим телом. Когда Вы умеете владеть своими мыслями, Вы можете просто наблюдать их, брать, извлекать из них, что Вам нужно, но они всегда остаются лишь мыслями. ДжХ: Еще один наш «враг» – это ярлык «заика». Заговорите о том, что Вы заика, и ярлык покажет свою гнусную сущность. Ярлыки загоняют нас в темницу с четырьмя стенами и без двери. Если Вы «есть» что-то, то уже нет выхода. Напротив, когда меняете «заику» на «человека, который заикается», Вы меняете терминологию – меняете «быть» на «иметь». Различие между человеком, который рассматривает себя как заику, и человеком, который рассматривает себя просто как человека, который иногда заикается, хорошо иллюстрируется следующим примером. Если я говорю в течение часа и не заикаюсь, но при этом рассматриваю себя как заику, тогда этот час выглядит как отсутствие чего-то, что должно быть. Напротив, если я – человек, который заикается, и если я говорю в течение часа без труда, то, значит, так тому и быть. У меня нет чувства пропажи чего-то. Нет чувства, что я должен заикаться, но не делаю этого. ДжМ: Именно поэтому в конце своей статьи я рассматриваю много мыслей, которые являются оборотной стороной страха. Это мысли типа: «Эй, как хорошо я говорю!» Это самоубийство. Поскольку на этом начинается движение вниз. Вы окажитесь в ступоре в ту самую минуту, когда подумаете о нем, потому что ступор укрепит Вашу мысль: «Эй, я избавился от заикания на один час». ДжХ: Да, но Ваш контекст, Ваша система взглядов не изменилась. Окно, через которое Вы смотрите на мир, не изменилось. Если Вы говорите себе «Эй, я говорю хорошо», Вы по-прежнему смотрите через окно речевых успехов, которое означает, что Вы должны говорить хорошо и что есть много вещей, которые Вы делаете неправильно. 249 ДжМ: Верно. И здесь можно сделать только одно – решить, что Вы измените этот образ мыслей. Люди есть то, что они думают. Следовательно, если Вы хотите измениться, то измените мысли, которые занимают Ваш ум большую часть времени. Скажем, одно из изменений, которые Вы хотите произвести, – это убрать страх того, что Вы можете заикаться. Это двойной страх: страх перед страхом заикания. Это наш враг. Таким образом, Вы должны сказать себе: «Все, я решил, что я больше не хочу жить с этим страхом. Я знаю, что не могу помешать ему прийти ко мне в голову, но я больше не хочу увязать в нем». ДжХ: Звучит хорошо. Но часто этого недостаточно, если у Вас нет чего-то положительного, к чему Вы можете двигаться. Я слышал от людей, что когда они делают все эти вещи, они не просто избавляются от подобных мыслей. Они двигаются к совершенно новому образу мыслей и восприятию своей жизни. Не только своей речи, но своей жизни в целом. Я думаю, что людям важно это знать: если они ограничивают свое изменение только своей речью, то будут проблемы. ДжМ: Если вся Ваша жизнь посвящена только отказу от чего-то, что Вам не нравится, Вы, вероятно, потерпите неудачу. Но если Вы решаете, что Вы действительно хотите измениться, перейти в новое качество, это Ваша цель, Ваш ориентир, то в таком случае очень помогает дневник. Он помогает найти направление. И тогда у Вас появляется ориентир, куда двигаться. Когда я впервые понял, что я сам создавал свое заикание, тогда я принял эту концепцию чистого сознания. Было немного жутко, потому что мой разум оказался как бы в вакууме. Я имею в виду, что в голове не было ничего. И я начал чувствовать себя одиноким. Я начал немного пугаться, потому что внутри была пустота. Я выкинул то, что занимало около 90 % моего сознания, и заменить эти 90% было нечем. Я сказал себе: так, если внутри ничего не появится, я прямо сойду с ума. Я подумал, что лучше всего будет начать читать. Поэтому я начал читать на разные темы. Я прочитал немало книг в тот период. Я старался, чтобы это были приятные книги, книги, которые расширяли бы мой кругозор, книги о приключениях, книги, которые могли бы показать мне, как другие люди смотрят на мир. Книги показали мне жизненные альтернативы, доступные для меня. Годилась даже художественная литература. Я, конечно, не хочу становиться мачо или кем-то подобным, но у меня теперь есть некоторые альтернативы. В тот момент я начал полностью погружаться в свою работу и общественную жизнь после работы. И моя жизнь начала заполняться. ДжХ: Таким образом, вся Ваша жизнь постепенно повернулась в другом направлении и приобрела новое качество. ДжМ: Сейчас я в значительной степени другой человек по сравнению с тем, каким я был в тот момент, когда я начал меняться. Я оглядываюсь назад и понимаю, что мне действительно нравились некоторые вещи в себе. Я думаю, что в те времена у меня было лучше чувство юмора, но и сейчас я не потерял его полностью. Но я думаю, что частично тот юмор был связан с моей неуверенностью в себе. Теперь, по крайней мере, когда я хорошо провожу время, я знаю, что я хорошо провожу время. Раньше мне было проще следовать за более сильными людьми, потому что я не должен был сам решать и не должен был ничего планировать. И иногда мне было трудно сказать «нет». Я понял, что в той или иной мере мной руководило то, что хотели другие люди, а не то, что хотел я. Большое изменение состояло в том, что я решил сам играть руководящую роль. ДжХ: Это один из компонентов развития ассертивности. ДжМ: Как правило, я замечал, что когда все шло хорошо в моей жизни, мне было очень легко давать себе волю и использовать ту технику, которую я разработал для себя, но когда не все шло хорошо, то становилось действительно трудно. Я прятался от отрицательных, печальных или истощающих эмоций. Обычно я просто отодвигал их на 250 задний план и закрывал приятными эмоциями. Больше я так не делаю. Если что-то идет не так, если я чем-то расстроен, я испытываю именно эти эмоции. Иногда я прихожу домой и буквально кричу о том, что я чувствую, если это необходимо и дает мне почувствовать, каково это – грустить. Это чувство тоже имеет право быть. Так погрузитесь в него. Проживите его. И оно тоже пройдет. Но на выходе Вы будете знать, что Вы прожили плохой период мгновение за мгновением точно так же, как Вы прожили хорошие периоды. Но нет никаких оснований возвращаться к заиканию, потому что дела идут плохо. Если Вы живете мгновение за мгновением, если Вы просто плывете по волнам жизни, Вы проплывете через хорошие отрезки и через плохие отрезки. Вы живете полной жизнью. ДжХ: Этого не было, когда Вы были моложе? ДжМ: Этого и не могло быть. Я всегда прятался от печальных эмоций. ДжХ: То есть Вы принимали только то, что было Вам удобным, а то, что Вам не нравилось, Вы блокировали. Я догадываюсь, что главный способ блокировать плохие чувства был через речь..., так как речь – это главный способ выражать чувства. ДжМ: Несомненно, так и было. И я думаю, что мне еще много предстоит узнать об этом. Мне все еще немного затруднительно испытывать чувства настоящей печали и гнева. Гнева и злости. ДжХ: Обычная проблема людей, которые выросли с заиканием. ДжМ: Только что я начал посещать школу боевых искусств, чтобы заниматься полноконтактным каратэ, просто почувствовать себя снова в игре. Очевидно, я не показываю гнев, когда нахожусь на циновке. Но потом я буду приходить домой и практиковаться в этом. У меня есть боксерская груша. Я как придурок буду доводить себя белого каления и бить по груше, как будто хочу убить ее. И я чувствую что... как будто хочу убить ее. Просто чтобы испытать это чувство. Не нужно делать это каждый день и не нужно выплескивать эти эмоции на людей. Но само чувство имеет право быть. И прятаться от гнева – это столь же плохо, как прятаться от чего-либо еще. Все чувства имеют право быть. Вы должны быть в состоянии испытывать все чувства. И я думаю, что в моей программе все еще есть несколько пробелов, которые я, по крайней мере, осознаю. ДжХ: Как Вы обнаружили потребность испытывать все эти чувства? Этот кардинальный сдвиг в мировоззрении. ДжМ: Это результат сна про горящие ворота. Когда я прошел через те ворота, я остался цел. Я понял, что я прошел через страх перед взглядом в лицо опасности. И в тот момент мне больше не от чего было прятаться. Поэтому я стал просто позволять этим мыслям появляться такими, какие они есть, и я, кажется, исписал два дневника в течение месяца. Я приходил домой и писал в течение многих часов, в то время как материал просто выплескивался наружу. Он выходил на волю. Я думал: «Если эта мысль появится, я буду, по крайней мере, следовать за нею, чтобы удостовериться, что я не прячусь от нее. Я буду просто следовать за ней, пока не начну понимать ее. А затем я просто отпущу ее и позволю ей быть частью меня с этого момента». Это было исходным пунктом. Как и все остальное, понимание имеет несколько уровней. Я начал понимать немного больше о приемлемости различных чувств. ДжХ: Вы знаете, что было моим исходным пунктом? В год, когда я закончил колледж, я работал в рекламном агентстве моего отца в Нью-Йорке. Я работал в почтовом отделе. У них был черный телефон, который соединялся напрямую с фотокопировальной мастерской. И несколько раз день я должен был поднимать трубку и говорить «pickup» («заберите»). Вы знаете, буква «p» – это всегда проблема. Но я продолжал пробовать. В один день я поднял трубку – вероятно, это был хороший день и чувствовал я себя более уверенно. Парень на другом конце отозвался своим грубым голосом: «Да?» Я собрал в 251 кулак всю свою концентрацию, расслабил все свои мышцы и сказал «backup» («поддержите»)9 – я сказал это без ступора. Я заметил, что, когда не было ступора, на меня находил сильный страх. Впервые я понял, что ступор выполнял функцию не допускать эти чувства в мое сознание, чтобы мне не пришлось испытывать их, тем более преодолевать их. Это был мой рубеж. ДжМ: Значит, Вы понимаете. Вы понимаете, что заикание – это механизм, который останавливает Вас от проникновения внутрь себя. Это как бы предназначение заикания. Раньше, когда я заикался, ступор означал полную блокировку всего и вся. Я переставал чувствовать что-либо, пока ступор не проходил. ДжХ: В сущности, это чувство паники. Это полное неосознавание того, что происходит. ДжМ: Так и есть. Это тотальное напряжение. Полная невосприимчивость. ДжХ: Таким образом, часть того, что мы должны делать, – это, прежде всего, помогать людям сознавать себя. Какой-нибудь человек встает, чтобы выступить, но он очень напряжен и говорит нам: «Нет, я не хочу выступать, потому что я чувствую себя глупо». А мы ему отвечаем: «Хорошо, Вы можете поговорить всего одну минуту и прочувствовать это – выглядеть глупым, испытайте это, позвольте этому ощущению немного побыть с Вами». Тогда человек говорит: «Ну ладно». Начинает выступать, но скоро заявляет: «Теперь я чувствую, что я слишком агрессивен». На это мы говорим: «Хорошо, Вы можете позволить и этим чувствам быть с Вами? Пусть они просто будут, оставайтесь в контакте с ними. И продолжите говорить». И тут, как по волшебству, происходят две вещи. Во-первых, человек неожиданно обнаруживает, что говорит без ступоров, и во-вторых, качество его голоса волшебным образом меняется, что психологи называют «аффектом», переходом на уровень эмоций. Неожиданно, вместо того тяжелого, неподатливого, зажатого голоса появляется полнозвучность, так как чувства выходят наружу. Дело просто в том, чтобы позволить людям осознать, что происходит и оставаться в контакте с происходящим, пока они говорят. ДжМ: Вы знаете, я думаю, как только люди открываются, как только они готовы испытывать свои чувства, тогда они на своем пути. Если Вы не боитесь своих чувств, тогда они не могут причинить Вам боль. И они становятся ценными. ДжХ: Чувства есть чувства, Вы знаете. Вы проходили какие-нибудь тренинги личностного роста, например est или Lifespring? ДжМ: Никогда не проходил, но я много читал о них. ДжХ: Они очень развивают личный опыт. В частности, они помогли мне понять, что я способен испытывать любые чувства. Я могу плакать. Я могу сердиться. Все что угодно. ДжМ: Мне потребовалось много времени, чтобы дойти до этого. ДжХ: Я думаю, это трудно для многих. И тем более трудно для людей, которые заикаются. Теперь я гораздо лучше сознаю свои чувства. И, следовательно, мое представление о себе стало гораздо шире, потому что оно вобрало в себя намного больше всего. ДжМ: Точно. Конечно, мне нравится моя жизнь гораздо больше с того момента, когда я понял все это, и до сегодняшнего дня – она мне нравится гораздо больше, чем 9 По-видимому, Джон Харрисон подменил слова, схожие по звучанию и значению, но «backup» ему было произнести легче, чем «pickup». – Примечание переводчика. 252 раньше. В жизни гораздо больше всего, чем можно наслаждаться, что можно делать, что можно испытывать. 253 ОТ ЗАИКАНИЯ К СТАБИЛЬНОСТИ Линда Раундс П редставьте, что наступило завтрашнее утро, и, как и во всякое другое утро, Вы просыпаетесь, чтобы встретить новый день как человек, который заикается. Вы начинаете свои обычные утренние процедуры, которые во всем похожи на утренние процедуры любого незаикающегося человека. Фактически, единственное отличие Вашего утра и утра незаикающегося человека – это то, что происходит в Вашей голове. В то время как незаикающийся человек озабочен тем, что ему надеть и не предстоит ли ему тяжелый день, Вы прокручиваете события дня вперед в своей голове в поисках коммуникативных угроз, которые могут Вас ожидать. Вы наперед чувствуете беспокойство, опасения и начинаете прикидывать, как избежать угрожающих ситуаций. День разворачивается, как Вы ожидали. Вы смогли избежать одних ситуаций, а других нет. Когда Вы приходите домой вечером, Вы эмоционально истощены и израсходовали всю свою энергию, пытаясь свести Вашу проблему заикания к минимуму или скрыть ее полностью. Но что если в один конкретный вечер, когда Вы пришли домой, Вам дадут эмоциональные инструменты, чтобы непосредственно управлять заиканием? Слишком хорошо, чтобы быть правдой? Еще одно пустое обещание? Не судите быстро, это действительно произошло со мной. Я начала заикаться в возрасте пяти лет, и к семи годам я уже была матерым заикой. У меня были все эмоции и убеждения, необходимые для настоящего заикания. Я носила эти эмоции и убеждения с собой повсюду, в том числе и когда стала взрослой. В школьные годы, один раз в неделю, вместо того, чтобы играть на улице, я должна была идти на логопедические курсы. В старших классах мои учителя, преисполненные лучших побуждений, считали, что я преодолею заикание, если они предоставят мне возможность постоянно выступать перед классом. Их намерения были благими, но они заставили меня чувствовать себя еще более неполноценной и робкой. Мне стало ясно, что не только я чувствовала свое отличие от других детей, но и взрослые воспринимали меня также. После 18 лет я пошла в армию на 4 года, чтобы скопить денег на учебу в колледже. Армейский вербовщик обещал, что армия поможет мне преодолеть заикание. Однако он не сказал мне, что их техника заключалась в том, чтобы испугом изгонять из человека заикание. Ни один из этих методов не был особо полезным. Когда мне было 19 лет, я приняла самое важное решение в своей жизни. Нет, я не говорю о браке, хотя он тоже сыграл большую роль. Я говорю о решении принять христианство. С того момента мой взгляд на жизнь и мир повернулся на 180°. Однако, обращение в христианство не избавило меня от заикания, и много лет я испытывала разочарование от кажущегося безразличия Бога к моей речевой проблеме. Но я вернусь к этому вопросу немного позже. Итак, Вы думаете, что большинство заикающихся избегают профессий, которые требуют много говорить? Возможно, это правда, однако, по непонятной причине, 12 лет назад я выбрала профессию, которая не только требовала много говорить, но и делать это на публике. В принципе, именно динамичность моей профессии поставила меня на путь неуклонного избавления от заикания. 254 ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЕ ЛЕЧЕНИЕ Перед тем, как я расскажу о переходе от заикания к стабильности, я думаю, что необходимо упомянуть, что я попробовала некоторые наиболее популярные методики лечения заикания с ничтожным успехом. Во всем разочаровавшись (и лишившись нескольких тысяч долларов), я начала собственные исследования в поисках ключа к тайне моего заикания. Знаете, меня всегда раздражали теории о том, что заикание вызвано физическим дефектом в речевом механизме и/или мозге. Они заставляли меня чувствовать себя бессильной, как будто единственный выход – это ждать, пока кто-нибудь изобретет волшебную таблетку от заикания. Также не требовалось большого ума, чтобы понять, что мои речевой аппарат вполне работоспособен, поскольку даже самые трудные слова я могла произносить гладко в определенных ситуациях. И, кроме того, это вездесущее беспокойство, которое всегда предшествовало заиканию. Хм, я задумалась, что произойдет, если не будет никакого беспокойства? Тут начинается самое интересное. Однажды несколько месяцев назад я бродила по вебсайту Национальной ассоциации заикающихся и наткнулась на книгу «Как победить страх выступлений перед людьми» Джона Харрисона. Я заказала книгу, и когда ее прислали, я немедленно погрузилась в чтение. Первая часть книги была посвящена специальным техникам, которые заикающиеся могут использовать, чтобы успешно выступать на публике. Если эта часть книги была просто хороша, то вторая часть была как глоток свежего воздуха. Вторая часть содержала размышления Джона о заикании, включая положение, что если Вы безуспешно пытаетесь решить проблему, вероятно, Вы пытаетесь решить не ту проблему. Он указывал, что многие методики лечения заикания недостаточно комплексные, чтобы полностью описать динамику заикания. Далее Джон рассказывал о так называемом «Гексагоне заикания», о взаимосвязанной системе из шести точек – поведение, эмоции, восприятие, убеждения, намерения и физиологические реакции. Каждая точка связана со всеми остальными точками. Джон объяснял, что, если заикающийся раньше работал над одной точкой Гексагона, например, над речепорождением, но не старался изменить какие-либо другие точки, например, эмоции или убеждения, эти другие части будут продолжать оказывать отрицательное воздействие на систему в целом. Они будут продолжать расстраивать всю систему, а человек будет оставаться уязвимым перед заиканием. Таким образом, необходимо эффективно работать с каждой точкой. Он утверждал, что для того, чтобы заикание исчезло, Вы не должны сосредоточиваться на том, чтобы решить проблему заикания; Вы должны сосредоточиться на том, чтобы оно растворилось. Другими словами, чтобы устранить проблему, Вы должны разрушить ее структуру. Гексагон заикания Джона Харрисона был самым точным описанием тайны заикания, которое я когда-либо встречала. И тот факт, что после 25 или 30 лет заикания, он смог сам победить его, заставил меня окончательно поверить, что я тоже могу преодолеть заикание. Однако какой бы превосходной ни была книга Джона, она никогда не предназначалась, чтобы быть программой лечения или излагать технику гладкой речи. В результате, в конце книги у меня остался вопрос: «Как добиться правильной настройки всех точек Гексагона?» Я не догадывалась, что скоро найду ответ. НЕЙРОСЕМАНТИКА В книге Джон неоднократно рекомендует несколько других книг для прочтения, одна из которых – «Пробуди гиганта внутри себя» Энтони Роббинса. Эта книга Энтони Роббинса была моим первым знакомством с нейролингвистическим программированием 255 (НЛП). В конечном счете, она привела меня к всеобъемлющему «Руководству по использованию мозга», которое представляет собой практический курс НЛП и написана Бобом Боденхеймером, Д. Мином и Майклом Холлом, сооснователями нейросемантики. Когда я читала книги по НЛП, меня очень воодушевил потенциал этих техник для настройки Гексагона заикания в положительном ключе, поскольку это имело отношение к моей неспособности говорить гладко. Практическое применение некоторых методов, изложенных в книге «Пробуди гиганта внутри себя», дало некоторый эффект. У меня оставалась надежда, что НЛП наконец даст мне механизм речевой стабильности. Я чувствовала, что если бы я поработала с кем-нибудь, кто обучен нейролингвистическому программированию, то он бы познакомил меня с техниками, которые оказались бы наиболее эффективными в избавлении от заикания. Шанс представился сам собой, когда на середине «Руководства по использованию мозга» авторы дали адрес веб-сайта по нейросемантике. На следующий день я зашла на этот сайт и обнаружила, что они дают частные консультации. Бинго!!! Я написала электронное письмо Бобу Боденхеймеру и попросила о консультации. Когда я получила ответное электронное письмо от Боба, в котором говорилось о его готовности работать со мной, я была в восторге. Он указывал, что у него есть небольшой опыт с четырьмя или пятью заикающимися клиентами, которые достигли успеха с помощью навыков нейролингвистического программирования и нейросемантики. Боб также считал, что есть реальный шанс помочь мне по телефону, что избавило меня от необходимости лететь в Северную Каролину, чтобы встретиться с ним. Мы назначили первую телефонную консультацию на следующую пятницу. ЧТО ТАКОЕ НЕЙРОЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ? Нейролингвистическое программирование – это метод, который помогает Вам взять на себя управление своим собственным мозгом, обнаруживая выбивающие из колеи мысли, ценности, убеждения и восприятия и перестраивая их так, чтобы они, наоборот, вселяли уверенность. Нейросемантика работает с мыслительными процессами высшего уровня. Она намеренно затрагивает наши мысли/чувства относительно наших мыслей, эмоций, воспоминаний, фантазий, убеждений и т.д. (например, страх перед страхом заикания). Боб так обобщает одно из главных положений НЛП/нейросемантики: «В НЛП/нейросемантике мы придерживаемся убеждения, что у каждого человека есть все необходимые ресурсы для того, чтобы «отремонтировать любую неисправность», связанную с познавательными (мыслительными) процессами». Я не знаю, как для Вас, но для меня это как бальзам на душу. Важно понимать, что нейросемантика использует собственные ресурсы человека, чтобы вызвать изменения. Каждый человек, независимо от того, на каком этапе в жизни он находится, действует, исходя из системы убеждений. Мы опираемся на эту систему убеждений, когда определяем свою самооценку, свои личные ограничения, свое понимание смысла жизни, как другие воспринимают нас, чего мы можем и чего не можем достичь в жизни, и выносим все остальные суждения о самих себе, других людях и мире, в котором мы живем. Сколько людей, столько и систем убеждений. Помогая людям решать когнитивные проблемы, нейросемантика сначала пытается понять уникальную систему убеждений данного человека и затем использует это понимание для того, чтобы вызвать изменение. 256 ПОДГОТОВКА УСЛОВИЙ Позвольте мне рассказать Вам о дне, когда мне дали эмоциональные инструменты для прямого контроля над заиканием. Первый инструмент был фактически дан мне Бобом в электронном письме, которое он послал мне в тот же день, когда я попросила о консультации. По предыдущему письму он уже определил, что у меня сильные христианские убеждения, и теперь он использовал эту систему убеждений, чтобы изменить мое восприятие заикания. Он сказал: «Я уверен, что есть большой шанс помочь делу путем телефонных консультаций и электронных писем. Ведь что произойдет, когда Ваши страхи, беспокойство и/или фобии окажутся перед Богом?” Когда я прочитала это письмо, моей первой реакцией был шок. Потом смех, когда я быстро представила себе трех крохотных человечков по имени Страх, Беспокойство и Фобия, съеживающихся и пятящихся назад перед величественным Богом. Боб эффективно использовал мою веру в Бога для рефрейминга моих мыслей о страхе, беспокойстве и фобии, столкнув эти мысли с моей верой и хорошо понимая, что они не смогут сосуществовать. (Примечание Боба Боденхеймера. В НЛП/нейросемантике мы придерживаемся убеждения, что каждый человек располагает ресурсами, необходимыми для самостоятельного исцеления. Мы также верим в возможность использования этих индивидуальных ресурсов. Мы не оцениваем ресурсы; мы просто используем их. В случае Линды ее главным ресурсом была ее христианская вера. Я понял за долгие годы, что религиозные верования человека обычно представляют собой наиболее эффективный ресурс и что когда их направляют на решение некой проблемы, происходит самое явное улучшение. Однако даже если у Вас нет никаких религиозных верований, мы полагаем, что у Вас все же есть достаточные ресурсы, чтобы преодолеть любые когнитивные проблемы. Причина: каждый человек имеет прочные убеждения, ценности и пр., которые могут стать превосходными ресурсами для излечения.) КОНСУЛЬТАЦИЯ Потом была консультация по телефону. После краткой ознакомительной части Боб сосредоточился на чувстве беспокойства, которое так знакомо мне и многим другим заикающимся. Он использовал технику под названием «Вниз насквозь», основанную на работах Альфреда Коржибского, в частности, на его классическом труде «Наука и рассудок». [Это фундаментальная работа, излагающая базовые правила общей семантики, дисциплины, которая показывает, как наши взгляды и наша жизнь обусловлены тем, как мы используем язык.] Техника разработана для апелляции к неосознаваемым мыслям, которые, в частности, вызывают заикание. Следующая цитата взята из терапевтических заметок Боба. В нашей первой телефонной беседе я сосредоточил пациентку на ее беспокойстве, что, в сущности, означает, что я заставил ее почувствовать беспокойство. У нее было «тяжелое и давящее» чувство в желудке, чувство, которое она описала как «сдерживание». Теперь передвиньте это чувство выше до мышц, которые управляют голосовыми связками, и Вы получите заикание. Из состояния переживания этого «тяжелого и давящего» чувства в желудке я попросил ее провалиться вниз сквозь чувство. Боб: Что Вы чувствуете под этим чувством? 257 Линда: Я чувствую страх. Там страх! (Заметьте, что здесь мы имеем мысль о страхе, которая прямо связана с беспокойством.) Боб: Провалитесь вниз сквозь страх. Что Вы чувствуете под страхом? Линда: Ничего. Я ничего не чувствую. Боб: Хорошо. Теперь, просто представьте, что Вы открываете это «ничего» и проваливаетесь вниз сквозь него, на другую сторону «ничего»? Линда: Я вижу людей. Мне немного страшно. Они наблюдают за мной. Они ожидают, что я скажу что-то. Боб: Да. И, что это значит для Вас? Линда: Ну, я чувствую, что хочу уйти и спрятаться. Боб: Хорошо. Это очень типично для того, кто заикается, когда он или она говорит с группой людей. Теперь, просто провалитесь вниз свкозь эту мысль-чувство. Что Вы чувствуете ниже? Линда: Хммм, я чувствую себя в безопасности. Теперь я вполне в безопасности. Боб: Вы сейчас очень далеко продвинулись. Это хорошо, но будет еще лучше. Теперь, просто провалитесь вниз сквозь чувство безопасности. Кто или что там под ним? Линда: Я чувствую удовлетворенность. Я чувствую себя в одиночестве, но в безопасности. Боб: Теперь, просто провалитесь вниз сквозь это чувство удовлетворенности и безопасности. Кого или что Вы чувствуете ниже него? Линда: Теплоту. Полное одобрение! Я чувствую полное одобрение. Там нет никакого осуждения. Я вижу желтый свет. Боб: Отлично. Свет очень яркий? Линда: Да, яркий. Очень яркий. «Да, я знаю, что он очень яркий. И, кто сказал: «Он есть свет мира»?» Линда: Иисус. БОБ: Верно, и Он здесь, не так ли? Линда: Да, это Бог. Он есть Яркий Свет. Боб: Очень хорошо, просто оставайтесь там с Богом в тепле и полном одобрении. Итак, что происходит с беспокойством в присутствии Бога? Линда: Оно ушло. Боб: Что происходит со страхом в присутствии Бога? Линда: Он ушел. Боб: Что происходит с желанием убежать и спрятаться в присутствие Бога? Линда: Оно исчезло. Боб: То есть они все исчезли, не так ли? Линда: Да, исчезли. Боб: В присутствии Бога – что происходит с заиканием? Линда: Оно исчезло. Боб: Да, и будучи там, в присутствии Бога, заметьте, что Вы видите, слышите и чувствуете. Прикрепите слово или фразу к этому состоянию, чтобы, когда Вы вспомните это слово или фразу, Вы немедленно оказались перед Богом. Всегда, когда у Вас появляется чувство, что Вы можете начать заикаться, просто окажитесь перед Богом, и Вы получите полный контроль над заиканием. Боб использовал мои убеждения для того, чтобы я «донесла отрицательные мысли до сферы присутствия Бога», а моя вера во Всемогущего Бога означала, что эти мысли не могут существовать там, где есть Бог. 258 После завершения этого упражнения Боб попросил меня вспомнить тот первый раз, когда я чувствовала беспокойство, связанное с заиканием. Мое первое воспоминание о чувстве беспокойства было связано с моей мамой. Мне казалось, что мама была недовольна моим заиканием, и, будучи ребенком, я легко могла распознать ее неудовлетворенность моими речевыми возможностями. Боб переформатировал это воспоминание, что эффективно устранило негативное воздействие тех прошлых ощущений. ПЕРВЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ Как это работало в последующие дни после 45-минутного телефонного разговора с Бобом? Я наблюдала. В следующие понедельник и вторник на работе у меня было девять случаев, когда начиналось беспокойство. В восьми случаях из девяти я использовала технику Боба, которую он применил во время нашей консультации по телефону, и слова произносились как по маслу. Однако, один раз откуда ни возьмись случился ступор (без предупреждения свалился на голову!). Прогресс был явным, но теперь я хотела быть уверенной, что неожиданных ступоров больше не будет. Поэтому, я назначила еще один разговор с Бобом на вечер следующей среды. В тот вечер мы целый час разговаривали по телефону о вещах, про которые я даже не подозревала, что они посеяли семена, из которых выросло заикание. Эти вещи не имели ничего общего с заиканием как таковым, но напрямую относились к беспокойству, которое стоит за заиканием. Они всплывали по мере того, как Боб пытался понять, что именно я делала, чтобы вызвать речевой ступор. Я рассказала, что самое сложное для меня – это говорить перед группой людей по сравнению с беседой тет-а-тет. Мы обнаружили различные эмоции, связанные с выступлениями перед группами людей, – в частности, ощущение себя в меньшинстве, чувства бессилия, уязвимости и беззащитности. Однако полное осознание этих чувств вызвало лишь незначительный дискомфорт. Но были другие, более глубинные мысли и чувства, с которыми не так легко иметь дело. По мере того, как Боб работал со мной, пытаясь обнаружить эти «другие» мысли, они, наконец, проникли в мое сознание, пронзили его как истошный крик ночную тишину. Мой разум немедленно начал внутреннюю борьбу «сказать или не сказать». После, как казалось, неприлично долгого увиливания от ответа на вопрос Боба, я пришла к выводу, что, если я хочу когда-либо на 100 % избавиться от заикания, я должна выйти из укрытия и взглянуть в лицо неудобным мыслям и чувствам. Я знала, что могу обойти их стороной, повесить трубку и остаться с прежним уровнем речевых затруднений, или я могу посмотреть в лицо своим глубинным мыслям и чувствам и преодолеть заикание. Эти глубинные мысли и чувства, пусть и не были причиной моего заикания, но, безусловно, сыграли роль в создании и поддержании системы заикания. Отказываясь осознать и испытать те чувства, которые прятались за заиканием, я постоянно подпитывала свои речевые ступоры. Одним из больших достоинств нейросемантики является то, что нет необходимости обсуждать специфику каждой ситуации. (Поскольку наш мозг руководствуется в большей мере схемой, чем конкретным содержанием, специалисту по нейросемантике обычно нужно совсем немного содержательной информации, чтобы помочь клиенту в решении той или иной проблемы.) Я должна была обычно рассказывать только о вершине айсберга. Но я должна была быть готова сама работать со своими неудобными мыслями и чувствами. Это не всегда легко. Однако, возвращаясь к Гексагону заикания Джона, глубинные мысли и чувства должны были быть подвергнуты эффективному рефреймингу, чтобы изменить все точки шестиугольника в положительную сторону. Неожиданные блоки, вероятно, никогда не исчезли бы без правильной работы со всеми мыслями и чувствами, стоящими за беспокойством и страхом. 259 В оставшееся время беседы Боб использовал определенные нейросемантические техники для моей десенсибилизации по отношению к мыслям и убеждениям, которые развились у меня, начиная с пятилетнего возраста. К концу беседы мы обнаружили очевидное раздражение во мне в отношении некоторых обстоятельств моего детства, но еще важнее, что мы обнаружили, что я чувствовала раздражение по отношению к себе как ребенку. В сущности, я винила себя за свою неполноценность и за то, что было неправильного в моей молодости. Беседа подошла к концу, и мы договорились снова пообщаться на следующей неделе. Интересно, что после этой беседы речевые ступоры полностью исчезли. Когнитивные проблемы не были полностью решены, но очевидно, что с ними достаточно поработали, чтобы ступоры прекратились. У меня все еще было много старых знакомых мыслей, и иногда возникало физическое ощущение, что возникнет заикание или ступор, но они не возникали. В основном физиологические аспекты еще оставались, что Боб позже объяснил тем, что мышцы сохраняли свою неврологическую программу (еще одна точка Гексагона заикания). Я не уверена, но я бы рискнула сказать, что заикание, возможно, в конечном счете, возвратилось бы, если мы не уделили время работе с тем раздражением, которое я чувствовала к себе как к ребенку. Прежде, чем я перейду к третьей и заключительной беседе, следует упомянуть, что в течение трех недель, когда у меня были телефонные консультации с Бобом, я читала книгу «Игры для преодоления страха», также написанную Майклом Холлом и Бобом Боденхеймером. В книге я натолкнулась на их обсуждение декартовской логики. Это способ бросить вызов мышлению человека, включающий в себя четыре вопроса, последний из которых: «Что не произошло бы, если бы Вы не держались за свою фобию (т.е. заикание)?» Я ответила на первые три вопроса относительно легко, но когда я добралась до заключительного вопроса, я долго не могла придумать ответ, пока, откуда ни возьмись, не возникла следующая формула и с грохотом не обрушилась на мое сознание: «Люди не держались бы от меня на расстоянии». Я была поражена и попыталась понять, откуда взялась эта формула. Она звучала почти смехотворно, потому что мне всегда нравилось быть окруженной людьми. Но так же быстро, как эта формула пришла мне в голову, я поняла ее точный смысл. Четыре вопроса декартовской логики наиболее эффективны при критическом мышлении. В контексте заикания спросите себя: 1. Что произойдет, если я продолжу заикаться? 2. Что произойдет, если я прекращу заикаться? 3. Что не произойдет, если я продолжу заикаться? 4. Что не произойдет, если я не прекращу заикаться? Доверяйте своему бессознательному, оно даст Вам ответы. Иногда лучше, чтобы кто-то другой задал Вам эти вопросы, а Вы можете сконцентрироваться на ответах. Хотя люди играют очень важную роль в моей жизни, я с ранних лет научилась прятать свои самые сокровенные мысли и ощущения. Теперь я вспоминала много случаев, когда встречавшиеся мне люди отмечали, насколько я «скрытная» по части личных мыслей и чувств. Заикание было способом удерживать людей, которые мне нравились, в своей жизни..., но на безопасном расстоянии. Оказалось, что у меня противоречивые намерения. С одной стороны, я хотела говорить, чтобы угодить моим друзьям и семье, но с другой стороны, я хотела сдерживаться, чтобы угодить себе и чувствовать себя в безопасности. Это в конечном счете привело к речевым ступорам. Поняв это, я могла отмотать свою жизнь назад и понять причину, по которой я чувствовала необходимость в такой большой закрытости, а также оценить, следует ли до сих пор придерживаться этой модели поведения. Я пришла к выводу, что, став взрослой, мне больше не нужно защищать себя от других, сдерживая себя так же, как я это делала в 260 детстве. Теперь я могу на другой основе оценивать, чем можно делиться с людьми, а что нужно хранить в секрете. Правила моего детства больше не действуют. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ БЕСЕДА Перейдем к заключительной беседе. Во время нее Боб и я обратились непосредственно к тому раздражению, которое я чувствовала к себе в детстве. Эта беседа была самой трудной из трех. Боб заставил меня вернуться в детство и навестить ту маленькую девочку семи лет. Он попросил, чтобы я представила, что эта девочка оказалась перед Богом, но сначала я не смогла себе этого представить, потому что я чувствовала, что она не заслуживала быть перед Богом. В сущности, мне казалось, что сам Бог не захотел бы ее видеть перед собой. Разумом я понимала, насколько нелепыми были эти мысли, но мои эмоции были заполнены раздражением и презрением к маленькой девочке. В конечном счете, Боб смог заставить меня представить себе маленькую девочку перед Богом, но картина оставалась ненатуральной, и я злилась на девочку за ее вторжение в мои отношения с Богом. Тогда мы изменили тактику. Теперь в фокусе были ощущения маленькой девочки. Я сказала Бобу, что она была «злой как собака». Когда Боб спросил, на кого или на что она злилась, я упомянула неудачи и разочарования прошлого, но в основном ее гнев был направлен на меня взрослую. Она была сердита, что я упрекаю ее и не хочу устроить свою жизнь. Она хотела, чтобы я перестала так много думать о прошлом и просто начала жить как взрослая. Ничего себе! Спустя 30 минут Боб прервал беседу, чтобы дать мне время осмыслить все, что только что произошло. Это было главным поворотным моментом. На следующий день я послала Бобу следующее электронное письмо: После того, как я повесила трубку, я много думала, мысли проносились у меня в голове. Я думала о своей семилетней племяннице. Когда она родилась, она покорила меня. Я очень любила ее и поклялась себе сделать все, что в моих силах, чтобы она никогда не испытывала тех неудач и разочарований, которые испытала я. Но потом я поняла, что полностью защитить ее я не смогу. Даже моя сестра и ее муж не смогли бы полностью защитить свою дочь. Тогда я решила делать то, что Бог действительно дал мне возможность делать, – любить ее всем сердцем несмотря ни на что, быть ее защитником в течение всей жизни, подбадривать ее и научить любить Бога и других людей. Затем я начала задаваться вопросом, почему я в состоянии любить свою племянницу так сильно независимо от того, что происходит с нею. Если бы с ней случилось что-нибудь, что вызвало бы у нее чувство неполноценности, я бы захотела просто крепко обнимать ее, пока боль не пройдет. Какая же разница между моей семилетней племянницей и мной самой в детстве? Я оглядываюсь на саму себя 31 год назад и кричу этой маленькой девочке: «Собирай вещи и выметайся из моей жизни!» Маленькая девочка смотрит на 31 год вперед и кричит: «Повзрослей, ты же взрослая! Решение не в прошлом!» Меня осенило, что она права. Неважно, сколько раз я перемотаю кинопленку прошлого в своей голове, я не получу ответа от маленькой девочки. Маленькая девочка сделала все, что могла, с теми ресурсами, которые у нее были. Она не знает ответов. Она слишком маленькая. Тогда я прокричала снова в прошлое, обращаясь к ней: «Держись, я возвращаюсь». 261 Теперь маленькая девочка улыбается. Я, женщина 38 лет с твердой системой убеждений, начинаю возвращаться к ней. Когда я достигаю ее, я раскрываю ей свои объятия и дарю ей такую же любовь, какую я обычно дарю своей племяннице. Я шепчу маленькой девочке: «Дело было не в тебе». Потом я иду дальше и сопровождаю эту маленькую девочку в каждом моменте ее жизни, когда она чувствовала себя неполноценной, и повторяю ту же схему. В результате теперь мои отношения с этой маленькой девочкой стали лучше. Я не знаю, что будет завтра, но сегодня я не только выгляжу взрослой, но и думаю как взрослая. Моя первая телефонная беседа с Бобом состоялась 18 января 2002 года. Непосредственные результаты были потрясающими. Моя вторая телефонная беседа была 23 января 2002 года. С тех пор у меня не было ни одного речевого ступора. Моя третья телефонная беседа была 30 января 2002 года. С тех пор я больше не злюсь на маленькую девочку. В заключение я бы хотела сказать, что для меня нейросемантика стала очень эффективным инструментом изменения точек Гексагона в позитивном ключе. Хотя я верю, что нейросемантика может помочь подавляющему большинству людей, которые заикаются, я также допускаю, что полученные мной быстрые результаты были частично связаны с работой, которую я (не вполне осознавая это) делала в течение многих лет, а именно – посещала семинары самопомощи, собирала журналы, изучала гомеопатическую медицину и читала множество книг. Все это внесло вклад в позитивное изменение точек Гексагона. Я узнала, что корни проблемы могут быть разными у разных людей, но симптомы (беспокойство, страх, напряжение мышц голосовых связок и живота и т.д.) и результат (запинки и ступоры), как правило, одинаковы. Если, как предполагается, чувства страха и беспокойства являются ключевыми составляющими Гексагона заикания, то нейросемантика дает некоторые полезные инструменты для сглаживания этих неосознаваемых отрицательных эмоций и проведения серьезных изменений во всей системе заикания. БИБЛИОГРАФИЯ Bodenhamer, Bobby G. and Hall, L. Michael. (1997). Time-lining: patterns for adventuring in “time.” Wales, United Kingdom: Anglo-American Books. Bodenhamer and Hall. (1999). The User’s Manual for the Brain. Bancyfelin, Carmarthen, Wales: Crown House Publishers Limited. Hall, L. Michael (1995-2001). Meta-states: A domain of logical levels, self-reflexive consciousness in human states of consciousness. Grand Jct. CO: Empowerment Technologies. Bodenhamer and Hall. (2001). Games for Mastering Fear. Grand Jct. CO NeuroSemantics Publication. Korzybski, Alfred. (1941/1994). Science and sanity: An introduction to nonaristotelian systems and general semantics, (4th Ed & 5th Ed). Lakeville, CN: International Non-Aristotelian Harrison, John C. (1989-2002). How to Conquer Your Fears of Speaking Before People. Anaheim Hills, California: National Stuttering Association Более подробную информацию о нейролингвистическом программировании и нейросемантике Вы можете получить на сайте Международного общества по нейросемантике www.neurosemantics.com 262 СТРАТЕГИИ РАБОТЫ С ЭМОЦИЯМИ, РЕЧЬЮ И КОММУНИКАЦИЕЙ ПРИ ЗАИКАНИИ Марк Ирвин, доктор стоматологии Я заикался, начиная с четырехлетнего возраста, но приспособился скрывать свое заикание – заменяя слова, избегая общения и изображая неосведомленность, когда мне задавали какой-либо вопрос. Когда мне было 24 и я начал свою частную практику дантиста, моя речь была ужасна. В те дни мне казалось, что ситуация безвыходная. Изображать неосведомленность в ответ на вопросы пациентов (единственная доступная мне стратегия «выживания», так как заменять научные и анатомические термины сложно) было для меня столь же неловко, как и заикаться. К возрасту 30 у меня было от 10 до 16 пациентов в день. Я старался говорить как можно меньше, вменив в обязанности моих сотрудников отвечать на все телефонные звонки и общаться с пациентами. Однако, в течение первых лет практики моя речь немного улучшилась и вследствие этого я начал замечать кое-что интересное. В любой день гладкость моей речи изменялась от пациента к пациенту. С очень молодыми, очень пожилыми и очень тревожными пациентами я говорил относительно гладко, но с очень нетерпеливыми, быстро говорящими и требовательными бизнесменами, у меня по-прежнему были серьезные затруднения. Между этими двумя крайностями был диапазон речевых успехов в зависимости от обстоятельств. В конечном счете, для меня стало очевидно, что моя речь была функцией от того, как я воспринимал взаимодействие между мной и другим человеком. Оказалось, что мои ступоры более связаны с моим восприятием, чем с моей физиологической способностью к речи (я мог говорить вполне гладко с самим собой). Следовательно, я чувствовал, что если я смогу изменить свое восприятие, то я смогу изменить свою речь. ЧТО Я ПРЕДПРИНЯЛ Я стал более ассертивным. Как бы глупо это ни звучало, но даже уже будучи дантистом, я должен был осознать свое право быть на своем месте и занимать столько времени, сколько мне нужно. Я же отдавал власть собеседнику при общении и с пациентами, и с другими людьми вне работы. Моя стратегия состояла в том, чтобы наблюдать за ассертивными людьми (вживую, по телевизору или в кино) или быть рядом с ними, чтобы их поведение передалось мне. Для меня было очень важно учиться через наблюдение. Я повышал самооценку и уверенность в себе. Я решил больше знать, больше читать, посещать больше курсов. Моей целью была коммуникация. Я прочитал все, что мог о языке тела, улучшил свое владение английским языком, свою грамматику и лексикон, для общего развития изучал психологию, антропологию и историю. Я понял, что, если я хочу говорить хорошо, мне нужно знать, что сказать. И широкий кругозор должен увеличить мою уверенность в себе. Я сосредоточился на том, что я делал хорошо в процессе коммуникации, а не на том, что я делал плохо. Я прекратил быть зацикленным на своих запинках. Я научился больше улыбаться, расслабляться, слушать и дышать одновременно! 263 Я отслеживал свой уровень беспокойства относительно уровня беспокойства собеседника. Я разработал технику, которую я назвал Контролируемым эмоциональным откликом. Я просто сосредоточивался на присоединении к эмоциональным реакциям человека, с которым я общался (вместо того, чтобы волноваться о том, как я говорю!), давая этим реакциям оценку от нуля до 10 в зависимости от того, насколько велик был уровень беспокойства собеседника в моем восприятии. Затем я сосредоточивался на том, чтобы достаточно расслабиться и достичь для самого себя уровня беспокойства, который был бы равен уровню беспокойства собеседника или даже был бы меньше его. Таким образом, я мог быть начеку и не позволять давно знакомому чувству беспокойства захлестывать меня, как раньше. Я также снимал напряжение с себя, сосредоточиваясь на ком-то другом. Кроме того, внимание к тому, что чувствует другой человек, содействовало коммуникации в целом. Я реструктурировал негативные ассоциации. Я использовал положительную переигровку. Если по какой-то причине у меня случался отрицательный опыт, я не казнил себя из-за него (как я всегда делал в прошлом), я переигрывал ситуацию в своем уме. Но при переигровке я изменял ход дела так, чтобы он был положительным для меня, т.е. в своем воображении я делал все так, как я бы предпочел в прошедшей ситуации и в любой подобной ситуации в будущем. Таким способом я тренировал себя на автоматический положительный отклик, когда такая же ситуация возникнет снова. Я понизил свой средний уровень беспокойства. Я разработал технику так называемой «сбалансированной речи» (POISE), которая включала в себя медитацию и самогипноз. Вы замечали, как некоторые люди кажутся более расслабленными, чем другие? Я заметил это и решил сам стать более расслабленным. Я понял, что так долго беспокоился, что состояние гипер-беспокойства стало частью меня. Я так привык беспокоиться, что это стало нормально для меня. Поэтому я изучил медитацию и самогипноз и разработал мантру для себя. Медитация. Я садился на стул в тихой комнате и практиковал расслабление. В идеале это следует делать три раза в день. Если Вы возвращаетесь на этот стул каждый раз, стул скоро станет ассоциироваться с расслаблением, Вам будет все легче войти в более глубокое состояние расслабления, и Вы будете входить в него все быстрее каждый раз, когда Вы сидите там. Сидя на этом стуле, сосредоточьтесь на кончике огня свечи, пока Вы не «увидите» линию энергии между Вашими глазами и пламенем свечи. Вдохните энергию от пламени, называя ее последовательно «равновесие», «сила» и «уверенность в себе». Выдохните стресс, беспокойство и смущение. Другой вариант – это «увидеть», что стресс, беспокойство и смущение засунуты в каноэ, оно падает с водопадом и волны уносят его в море … вон из Вашей жизни! Самогипноз. Я бы начал самогипноз, сидя на том же любимом стуле и представляя себе людей, которых я считаю выдающимися мастерами общения. Потом я бы проговаривал следующие строки: «По мере того, как ты становишься... и как ты остаешься... более уверенными в себе и расслабленным каждый день..., ты станешь более уверенным в себе и расслабленным в присутствии других людей... независимо от того, много их или мало... независимо от того, друзья они или незнакомцы. В повседневной жизни… у тебя будут возможности говорить... говори с интонацией, ритмом и поддерживай речь дыханием... говоря так, ты будешь полностью расслабляться и душевно, и физически… будешь спокойным и невозмутимым. Если… в какой-то момент… ты почувствуешь, что тебе трудно произнести то или иное слово..., тотчас остановись на секунду или на две... И во время этого короткого периода безмолвия мышцы твоего лица... твоего горла... твоего языка и твоих губ... и мышцы твоей груди полностью расслабятся... и когда ты заговоришь снова, трудное слово легко выскользнет. Ты будешь приучать себя к «сбалансированной речи» (POISE), где «P» обозначает «полногласие», «полнозвучие» (projection of voice), «O» напоминает тебе открывать рот и 264 четко артикулировать каждый звук, «I» напоминает о вдохе (inhale), «S» обозначает улыбку (smile), а «E» напоминает о выдохе (exhale) и речи без усилий (effortless)». В дополнение к этому подходу, который, я уверен, принес большую пользу, я также программировал свой ум перед отходом ко сну, напоминая себе обо всем, что я сделал хорошо в этот день, и планируя делать еще лучше на следующий день. Я практиковал успех. Слишком часто в прошлом я пытался справиться со своей речью, просто настраивая себя на положительный лад, собираясь с духом и бросаясь вперед. Слишком часто я терпел неудачу. Либо я запинался, либо казалось, что я иду по тонкому льду, и моя гладкая речь может развалиться в любой момент. Однако после чтения книги Леонарда Морхауса «Теория максимальной эффективности» я понял, что мне нужно увязать успех с чувством легкости и удовольствия и с ожиданием дальнейшего успеха. Центральной идеей книги Морхауса является важность тренировок в выигрышных условиях. Другими словами, нужно не только тренироваться играть, но и тренироваться побеждать, тренировать вкус победы. Для подкрепления этой идеи Морхаус ссылается на исследование, в котором две группы людей – в одной были профессиональные спортсмены, а в другой обычные люди – должны были научиться играть в гольф. Исследователи проанализировали различные стратегии, используемые людьми в каждой группе для того, чтобы освоить игру в гольф. Оказалось, что люди в общей группе быстро брались за самую трудную деревянную клюшку (1-вуд, драйвер) и пытались забросить мячик как можно дальше. Напротив, группа спортсменов предпочитала накапливать успешный опыт. Их подход состоял в том, чтобы начинать с одной из самых легких клюшек, с клюшки с железным наконечником 9-айрон, и практиковать относительно легкие подсечки перед тем, как перейти к более трудным клюшкам. Драйвер – это последняя клюшка, за которую они брались! Люди в общей группе имели ограниченный успех и часто сдавались в расстройстве, в то время как профессиональные спортсмены использовали каждый новый успех, чтобы наращивать уверенность в себе, и затем с удовольствием переходили на более сложный уровень. Я применил эту стратегию, чтобы научиться разговаривать по телефону. Я так боялся телефона, что мне пришлось сделать свои «шаги успеха» очень маленькими, чтобы иметь достаточные шансы на речевую победу в каждой ситуации. Мои последовательные шаги были такими: учусь расслабляться на моем любимом стуле (в тихом углу моей спальни), учусь расслабляться на моем любимом стуле, смотря на телефон, учусь расслабляться на моем любимом стуле, слыша телефонный звонок, учусь расслабляться на моем любимом стуле, держа телефон у уха, учусь расслабляться, смотря на себя в зеркало, когда я держу телефон, учусь расслабляться, говоря с телефонной трубкой и наблюдая себя в зеркале, учусь расслабляться, звоня и говоря с другом по телефону, учусь расслабляться, звоня незнакомым людям (в гостиницы и авиакомпании), учусь расслабляться, говоря по другим телефонам не в своей спальне! (Звучит смешно, но некоторое время я мог гладко говорить только по телефону в спальне.) учусь расслабляться, используя телефон в присутствии других людей. После успеха на каждом этапе я переходил дальше к следующему этапу с чувством ожидания и волнения. Но изучая психологию, я узнал, что нужно закреплять свой успех. Просто сделать один раз недостаточно. Мне было необходимо практиковать каждый шаг два или три раза в день и делать, по крайней мере, 10 звонков в день. Я также узнал из исследований по психологии, что практика должна быть постоянной. Чем больше времени 265 проходило между тренировочными заходами, тем больше было шансов, что вернутся старые страхи. Я также использовал эту стратегию для развития своих коммуникативных навыков и рад сообщить, что я уже достиг уровня дивизиона на Соревнованиях мастеров тостов. Мои шаги включали в себя следующее: учусь говорить хорошо, когда я один (чтение вслух и репетирование своей речи), учусь говорить хорошо на собраниях группы взаимопомощи заикающихся, учусь говорить хорошо перед обычной аудиторией с помощью устройства с запаздыванием слуховой обратной связи, учусь говорить хорошо на Соревнованиях мастеров тостов. Мой следующий шаг – говорить хорошо на публике всегда и везде. Я научился не сбиваться с пути. Очень полезно присоединиться к группе взаимопомощи. Общепризнано, что группы взаимопомощи сами по себе оказывают терапевтическое воздействие. Я нашел в них много плюсов. Там собираются люди с общими интересами и поддерживают друг друга в реализации своих планов. Эта общность также обеспечивает возможность развиться в социальном отношении. (Это важно для заикающихся, которые должны наверстать упущенное время, когда они избегали ситуаций общения.) Но еще важнее привлекать других к дискуссиям, потому что это помогает нам формулировать свои идеи, развивать свою идентичность и испытывать эмоции при реальном общении. (Заикающиеся, не участвующие в дискуссиях, упускают хорошую возможность для саморазвития.) Важность этого для нашей психики нельзя недооценивать. Другой плюс групп взаимопомощи состоит в том, что они предоставляют возможность помогать другим. Я уверен, что это главная потребность человека. Этого требует наша душа. Помогая другим, мы становимся более уравновешенными, чувствуем более полное расслабление, улучшаем свои навыки речи и общения. Я изменил образ себя как оратора. Мой совет: ведите дневник. Записывайте свои успехи. Фиксируйте каждый раз, когда Вы говорили хорошо (опишите, с кем Вы говорили, когда и где). Я обнаружил, что просматривать постоянно увеличивающийся список случаев успешного общения чрезвычайно важно для изменения образа себя как оратора. Я думаю, что заикающиеся слишком часто преувеличивают ограниченность своих коммуникативных возможностей. По-моему, следует искать, где только можно подтверждения своих ораторских способностей и тем самым корректировать это ложное представление. Дневник помог мне в этом. Я развивал чувство юмора и реалистичный взгляд на жизнь. Как бы мы себя ни ощущали, заикание – не худшая вещь, которую люди испытывали в истории человечества. Я замечаю, что я общаюсь лучше всего, когда я позволяю себе немного запинаться и отказываюсь от задачи говорить идеально. Когда случаются запинки, я воспринимаю их как сигнал, чтобы замедлиться и лучше дышать. Я больше не чувствую в себе такого смущения, стыда и напряжения как раньше. Я уверен, что этот подход не только корректирует заикливую речь, но и ослабляет, если не устраняет совсем, заикливые эмоции, которые, в конечном счете, являются настоящей причиной страданий от заикания. НЕСКОЛЬКО ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ СООБРАЖЕНИЙ Мой взгляд на жизнь вдохновлен следующими формулами. 266 Жизнь – это путь без конечной точки. Поездка на 1000 миль начинается с первого шага. Препятствия – это просто скрытые возможности. Самое маленькое действие лучше, чем самое благое намерение. Вышеупомянутые пункты соответствуют определенным действиям, которые могут быть предприняты, чтобы улучшить речь и общение. Но я также думаю, что важно иметь ясную философию жизни, чтобы построить фундамент, на котором Вы можете действовать. Я почерпнул чувство внутреннего спокойствия (которое, я уверен, обеспечивает мне общее расслабление, улучшает речь и общение) из философского стихотворения, написанного Максом Эрманом в 1927 году и известного как Desiderata: Среди суеты и шума безмятежно иди по жизни своей, и помни о том, что можно покой в тишине обрести. По возможности, без лишних уступок, будь в ладу со всеми людьми. Правду свою говори спокойно и ясно; других тоже выслушай, ведь даже дураку и невежде есть, что сказать. Избегай крикунов и нахалов; они лишь раздражают твой дух. Если станешь сравнивать себя с другими, тщеславие и досада могут овладеть тобой, ибо всегда найдутся те, кто будет лучше или хуже тебя. Радуйся достижениям и планам своим. Стремись к успеху, пусть даже скромному. лишь он один – твоё подлинное достояние в этом изменчивом мире. Будь осторожен в делах своих, так как мир полон мошенничества. Но не позволяй злу заслонить для тебя добродетели этого мира: в нем многие стремятся к высоким идеалам, и повсюду жизнь полна героизма. Будь самим собой. В особенности, не притворяйся, что любишь. Также не будь циничным в любви, ведь среди скуки и разочарований лишь она одна, подобно траве, возрождается вновь и вновь. С благодарностью принимай течение времени и без сожалений расставайся с тем, что радовало тебя в молодости. Развивай силу духа, чтобы была она тебе защитой от ударов судьбы. Но не позволяй грезам сбивать тебя с пути. Усталость и одиночество порождают множество страхов. Не забывая о дисциплине, будь добрым к самому себе. Ты, подобно деревьям и звёздам, рождён Вселенной. И у тебя есть право быть здесь. Осознаёшь ты или нет, но Вселенная развивается так, как надо. Поэтому живи в мире с Богом, каким бы ты Его себе ни представлял. И каковы бы ни были твои дела и устремления, среди шума и неразберихи сохраняй покой в душе своей. Несмотря на фальшь, тяжкий труд и несбывшиеся мечты, наш мир всё же прекрасен. Береги себя. И постарайся быть счастливым. (перевод И. Ефремова http://hobbymaker.narod.ru/Fiction/09_Desiderata.htm, немного скорректированный alexogor) 267 Я получил идеи, вдохновение и поддержку из многих источников. Моим друзьям и попутчикам, которые помогли моим начинаниям, я говорю «спасибо». Люди, которые заикаются, зачастую излишне суровы к себе и к другим. Я очень ценю поддержку, которую я получил, и надеюсь, что эта статья послужит руководством для других, идущих тем же путем. 268 ЗАИКАНИЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ГОВОРЯЩЕГО Марк Ирвин, доктор стоматологии Клинический психолог Джозеф Шиан, сам заикающийся, умерший в 1983 году, написал, будучи на смертном ложе, следующие строки: «Когда мы определяем заикание как проблему гладкости речи... мы игнорируем человека – игнорируем его восприятие самого себя, игнорируем роль заикания в его жизни, игнорируем... функцию заикания как «буфера» между человеком и миром, поддержание которого создает чувство ущербности во многих случаях; игнорируем принцип, по которому клиницисты автоматически рассматривают заикание как главную проблему заикающегося человека». Цит. по: Perkins (90, p. 379). До сих пор у нас нет диагностического термина, который учитывал бы многогранность хронического заикания. Следовательно, простой диагноз «заикание» часто ведет к тому, что клиницисты оставляют без внимания важные эмоциональные и психологические проблемы, связанные с заиканием и требующие работы с ними. Данная статья исправляет ситуацию, вводя новый клинический термин, чтобы помочь специалистам эффективнее диагностировать и решать проблему заикания/ступоров. Д жо Шиан умер за два года до того, как в Диагностическом и статистическом руководстве по расстройствам психики (DSM 111-R) Американской ассоциации психиатров было расширено определение «социального беспокойства», в которое были включены страх и расстройство в большинстве ситуаций (Berman and Schneier, 2004). Впоследствии «социальное тревожное расстройство» (SAD), особенно в комбинации с другими диагнозами, было признано общей причиной психиатрических заболеваний и серьезного разрушения ролевого поведения людей. Связывая заикание с социальным тревожным расстройством, данная статья стремится найти решение для поставленных Шианом проблем и прояснить смысл следующего высказывания известного клинициста Уильяма Перкинса: «По моему опыту у тех пациентов, кто больше всего жаловался на заикание и боялся его, я редко слышал заикание, если вообще когда-либо слышал. Сказать, что они не заикаются, значило бы отрицать, что они считают себя заиками». Цит. по: Perkins (90, p. 375). Если говорить кратко, то в этой статье предлагаются термины и определения, которые, как автор надеется, позволяют рассматривать заикание с точки зрения говорящего. В свою очередь это дает возможность ставить дифференцированные диагнозы заикания и более точно и эффективно информировать общественность о проблемах заикания. НЫНЕШНЯЯ СИТУАЦИЯ Когда речь заходит о заикании, его трактуют по-разному – как негладкую речь (поведенческий феномен) или как синдром, включающий в себя негладкую речь и реакции на нее. Это порождает проблему. Как измерить силу заикания – по частоте запинок или по степени реакции на них? 269 Это влечет за собой другие вопросы. Следует ли измерять силу заикания только по проценту слогов, на которых случаются запинки, или еще и по замене слов? Как описывать синдром заикания, если известно, что высокая частота запинок (поведенческий феномен) не связана напрямую с силой внутренних реакций (психопатология)? Кроме того, учитывая наличие общей психопатологии у заикающихся («социальное тревожное расстройство» наблюдается у взрослых в количестве от 50 % (Kraaimaaat et al, 2002) до 75 % (Stein et al, 1996)), не следует ли ввести новую терминологию, чтобы привлечь внимание к этому факту? Заикание с «социальным тревожным расстройством» – это совсем не то же самое, что заикание без него. Можно сказать, что именно «социальное тревожное расстройство» подчеркивает ситуативную специфику заикания, а также вызывает чувство паники и потери контроля. Кроме того, именно «социальное тревожное расстройство» виновно в нарушении ролевого поведения и ухудшении качества жизни. Есть ли у нас слова / термины / ярлыки, чтобы описать это и дать ответы на поставленные выше вопросы? Представим себе следующую ситуацию. Трое мужчин болтают в баре. Заикание Тома наиболее явное. Том: Я зззаикаюсь. Когда я иду поразвлечься, мммне сссложнее заказать пппиво. Дик: Я зззаикаюсь. Я заказываю виски, потому что я не могу сказать пппиво. Гарри: Я зззаикаюсь. И это меня очень смущает и расстраивает. Я редко выхожу поразвлечься. Я избегаю отношений. Одинаковая ли проблема у этих трех людей? У кого из них тяжелое заикание? Как их дифференцировать? Принесла бы им пользу одинаковая терапия? Сначала давайте подумаем: что такое заикание? Это.... а) негладкая речь, которую слышит слушающий? (Том) б) негладкая речь, которую слышит слушающий, а говорящий прячет? (Дик) в) негладкая речь и ее влияние на качество жизни? (Гарри) г) все вышеупомянутое СУЩЕСТВУЮЩАЯ ПРОБЛЕМА Изучение литературы и просмотр веб-сайтов наводит на мысль, что на вопрос «Что такое заикание?» следует ответить г) все вышеупомянутое. Тот факт, что заикание может проявляться как любой из этих трех вариантов, создает очевидную проблему для дискуссий о заикании. Конкретно проблема состоит в изучении и измерении частоты и силы заикания. В настоящее время заикание и его психосоциальный эффект описываются одним и тем же словом – «заикание». «Заикание» обозначает и синдром, и симптом. Однако, как показывает пример выше, заикание может иметь психосоциальный эффект, не связанный ни с частотой запинок, ни с интенсивностью борьбы с запинками. Проблема определения заикания признана Американской ассоциацией речи и слуха (ASHA). В своих текущих директивах они дают 4 определения заикания, отмечая «было бы серьезной ошибкой выбрать какое-либо одно из определений заикания, предполагая, что оно одинаково хорошо подходило бы для целей преподавания, лечения, научных исследований, дел потребителей и дел о выплатах компенсации третьим лицам». Кроме того, они указывают, что «гладкая речь также описывается непоследовательной, запутанной терминологией». Цит. по: ASHA Guidelines (99, p. 29). РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ Решением является разработка языковых средств для ясного описания и различения случаев Тома, Дика и Гарри. Как это сделать? Необходимы два шага. 270 1. Прояснить использование термина «скрытое заикание» (а именно разграничить «уход от трудностей» (escape behavior) и «избегание трудностей» (avoidance behavior), а затем отделить оба эти понятия от «психосоциального эффекта»). 2. Ввести новый термин «Синдром Заикливой Речи» (чтобы связать негладкую речь при заикании с, как правило, сопутствующей ей психопатологией). Прояснение термина «скрытое заикание». В случае с заиканием слово «скрытый» имеет много значений. В литературе оно используется в отношении: а) речевых симптомов, намеренно скрываемых говорящим (пропуск и подмена слов), б) избегания ситуаций общения, в) того, что происходит в сознании говорящего (отношение и эмоции), г) того, что не известно или не общепризнано касательно заикания. Разные значения создают путаницу и осложняют точную передачу смысла. Один вариант состоит в том, чтобы считать «скрытым заиканием» только речевые симптомы, намеренно скрываемые говорящим (что иначе описывается как уход от трудностей после формулировки предложения). Говорящий (в данном случае Дик) пропускает, заменяет слова или перефразирует предложение с тем, чтобы скрыть то, что иначе было бы, на его взгляд, открытым заиканием. По-другому выглядит избегание трудностей (на примере Гарри). Это разграничение необходимо, если мы хотим ограничить наше определение заикания и измерять его только симптомами негладкой речи в восприятии говорящего (обратите внимание: «уход» и «избегание» – устоявшиеся психологические термины). В строгом смысле слово «скрытый» означает «умалчиваемый или намеренно спрятанный» в противоположность просто «спрятанному». Когда мы описываем эмоциональные / мировоззренческие реакции как «скрытые», мы тем самым закладываем потенциальную неточность. Они могут быть «скрытыми», если о них умалчивают или намеренно прячут, но их нельзя считать скрытыми просто потому, что они не видны или их существование не общеизвестно. Это важно с клинической точки зрения. Независимо от наличия психопатологии человек с незначительными открытыми запинками может испытывать частые скрытые запинки. Благодаря этой новой терминологии становится понятен тот факт, что заикающиеся дети могут нуждаться в терапии, даже если у них лишь незначительные открытые запинки. Они, вполне вероятно, испытывают частые скрытые запинки. СИНДРОМ ЗАИКЛИВОЙ РЕЧИ Отрицательные эмоциональные, поведенческие и оценочные реакции (также известные как аффективные, поведенческие и когнитивные реакции) на заикание не всегда присутствуют или не всегда достаточно существенны, чтобы можно было диагностировать психопатологию. Ясно, что их нет у Тома, но они играют чрезвычайно большую роль в жизни Гарри. Конечно, у Тома есть некоторые помехи, но заикание не оказывает никакого существенного воздействия на его жизнь. Один способ прояснить и описать это различие в воздействии заикания на жизнь – это связать заикание с социальным тревожным расстройством (также известным как социофобия) и ввести новый термин – «синдром заикливой речи». Социальное тревожное расстройство – это особое нарушение, которое может либо быть связано с определенными социальными ситуациями, либо проявляться в большей их части. Подавляющее большинство людей с социальным тревожным расстройством полагают, что их карьера, учеба и общее функционирование в социуме серьезно страдают из-за их страхов. У 70–80 % лиц с социальным тревожным расстройством есть основания диагностировать и другие нарушения; в большинстве случаев социальное тревожное расстройство предшествует развитию нескольких хронических заболеваний. Кроме того, 271 социальное тревожное расстройство обычно начинается в раннем детстве (Эти факты наводят на мысли о причине заикания, однако их лучше оставить для будущих исследований и обсудить на следующей онлайн-конференции! Что возникает сначала – тревожное расстройство или заикание? Интересно, что селективный мутизм – это социальное тревожное расстройство, при котором симптомы беспокойства делают речь невозможной. Очевидно, что беспокойство влияет на речепорождение). Поскольку социальное стеснение из-за заикания негативным образом сказывается на поведении и ведет к увеличению запинок и социального стеснения, постольку трудно отделить заикание от социального тревожного расстройства. Вместо этого необходимо создать новый термин, скажем «синдром заикливой речи», который описывает симптомы у лиц с двойным нарушением – с негладкой речью и социальным тревожным расстройством. То есть два человека могут заикаться, но только у одного может быть синдром заикливой речи (заикание плюс социальное тревожное расстройство). Конечно, некоторые могут возразить, что социальное тревожное расстройство может быть связано с другими нарушениями, при которых симптомы заметны для окружающих, например, дрожание при болезни Паркинсона, и что поэтому нет необходимости выделять связь между социальным тревожным расстройством и заиканием в качестве особого случая. Однако контраргумент гласит, что социальное тревожное расстройство не увеличивает болезнь Паркинсона, тогда как оно явно увеличивает заикание. Кроме того, связь социального тревожного расстройства и заикания настолько распространена (50–75 %), что удобнее иметь один языковой термин для обоих феноменов. Связующий термин «синдром заикливой речи» вносит ясность относительно заикания таким же образом, как «нервная анорексия» (anorexia neurosa) вносит ясность относительно недостаточного веса. Дело в том, что «недостаточный вес» это одно, а «искаженное представление о телосложении» – другое. Термин «нервная анорексия» описывает сосуществование обоих этих феноменов. При лечении заикания важно знать о существовании синдрома заикливой речи. Ранее было установлено, что люди с такими фобиями, как социальное тревожное расстройство, неспособны ясно думать. Лорбербаум и др. (2004) сообщают, что при фобиях реакции обусловлены не столько разумом, сколько автоматическими эмоциями. При слишком большом волнении люди с фобиями могут быть неспособны достаточно ясно думать и следовать рациональным советам. Просто учить технике речи заикающегося с сопутствующим социальным тревожным расстройством – это значит давать совет, который этот человек не может использовать в условиях, провоцирующих тревогу. Эти люди действуют в основном исходя из условных эмоциональных реакций, и поэтому не способны следовать совету, каким бы логичным он ни был. Было установлено, что наличие социального тревожного расстройства (или любого другого психического расстройства) приводит к рецидиву после корректирующего речь лечения (Iverach et al, 2009). Еще один момент: стратегии поведения, осваиваемые как часть корректирующего речь лечения, могут становиться моделями безопасного поведения, но при этом поддерживать или даже усиливать социальное тревожное расстройство и препятствовать действию стандартных когнитивных поведенческих терапевтических техник, сохраняя ощущение угрозы (Lovibond et al, 2009). С другой стороны, социальное тревожное расстройство (также известное как социофобия) может быть преодолено, даже если трудно устранить все симптомы заикания. Штайн, Бейрд и Уолкер (1996) указывают, что социальное тревожное расстройство не следует недооценивать как потенциально лечебный источник стресса и дискомфорта для людей, которые заикаются. 272 ДИАГНОСТИРОВАНИЕ СИНДРОМА ЗАИКЛИВОЙ РЕЧИ Диагноз «синдром заикливой речи» может быть поставлен, когда присутствуют оба нарушения – заикание и социальное тревожное расстройство. В то время как открытое заикание очевидно для слушающего, а и открытое, и скрытое заикание очевидны для говорящего, существование социального тревожного расстройства может быть установлено за счет средств самоанализа, например, Анкеты уровня социального беспокойства Либовитца (LSAS). LSAS – стандартный диагностический инструмент в области психиатрии, который доказал свою эффективность для отслеживания воздействий фармакологии и когнитивной поведенческой терапии (Fresco et al., 2001). ВЕРНЕМСЯ В БАР Прояснив старый термин «скрытое заикание» и введя новый термин «синдром заикливой речи», теперь можно поставить краткий дифференцированный диагноз Тому, Дику и Гарри. Том: Мой специалист по патологии речи диагностировал у меня открытое заикание без скрытого заикания или сопутствующей психопатологии. Мне рекомендовано по-новому тренировать мышцы речевого аппарата, следить за дыханием и контролировать скорость речи. Дик: Мой специалист по патологии речи провела обследование на предмет социального тревожного расстройства. Оно не было обнаружено, но врач обратила внимание на мое скрытое заикание. Я понимаю, что должен преодолеть свой страх и стеснение из-за открытого заикания, иначе может развиться психопатология социального тревожного расстройства. Если это произойдет, мне поставят диагноз «синдром заикливой речи». Гарри: Мой специалист по патологии речи провел обследование на предмет социального тревожного расстройства и обнаружил острый синдром заикливой речи. Мне было сказано, что я должен сделать что-то со своим социальным тревожным расстройством прежде, чем я смогу ожидать эффекта от любого корректирующего речь лечения. Когнитивная поведенческая терапия и участие в группах взаимопомощи – две из предложенных мне форм лечения. Мне были выданы направления. В будущем идеальном мире все они могли бы жить счастливо. Том продолжал заикаться, потому что привычку трудно искоренить, и потому что заикание мало влияло на его жизнь, у него не было достаточной мотивации, чтобы меняться. Дик упорно работал над своим мировоззрением, восприятием, убеждениями, эмоциями и преодолел свое скрытое заикание. Пусть он иногда открыто заикается, но он в состоянии заказать себе то пиво, которое хочет. Гарри прошел когнитивную поведенческую терапию и теперь активно социализируется и радуется жизни. Он заикается больше, чем раньше, потому что он говорит больше и не заменяет слова. Его запинки стали чаще, но они больше не связаны с чувством паники и потери контроля. Его синдром заикливой речи вылечен. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Поскольку не все заикающиеся страдают социофобией или скрывают свое заиканием путем пропуска, замены слов или перефразирования, необходима различная терминология для описания заикания. Оставляя в стороне вопросы о причинах заикания и его неврологических, генетических и биохимических аспектах, наиболее продуктивными представляются следующие определения. 273 Заикание, stutter (синоним – «запинание», stammer) – это негладкая речь, характеризующаяся в открытой форме повторениями, замедлениями и ступорами, а в скрытой форме избеганием, заменой слов и перефразированием. Открытое заикание – это повторения, замедления и ступоры. Скрытое заикание – это пропуск, замена слов и перефразирование, направленные на сокрытие того, что в восприятии говорящего было бы открытым заиканием. Для тех, кто предпочел бы более академичное определение, следующее было бы самым точным: Заикание – это временная неспособность, открытая или скрытая, порождать гладкую лингвистически оформленную речь. Perkins (84, p. 431). Связь заикания с определением социофобии, относящимся к периоду после 1985 года, лучше всего подчеркивает новый термин: Синдром заикливой речи – симптомы, вызванные сосуществованием заикания и социального тревожного расстройства (социофобии). В частности, эти симптомы включают в себя заикливую речь с чувством паники и потери контроля, избегание ситуаций общения, малую уверенность в себе и низкую самооценку, эмоции расстройства и беспокойства. Автор высоко оценивает поддержку ведущих специалистов в области патологии речи при разработке идей, изложенных в данной статье. ССЫЛКИ American Speech-Language-Hearing Association Special Interest Division 4: Fluency and Fluency Disorders (1999 March) Terminology pertaining to fluency and fluency disorders: Guidelines. ASHA, 41 (Suppl. 19), 29-36 Berman, R.M. and Schneier, F.R. (2004) In Bandelow, B. & Stein, D.J. (eds) Social Anxiety Disorder. N.Y. Marcel Dekker, Inc. Fresco, D. M., Coles, M E., Heimberg, R.C., Liebowitz, M.R., Hami S., Stein, M. R., Goetz, D. (2001). The Liebowitz Social Anxiety Scale: a comparison of the psychometeric properties of self-report and clinician administered formats. Psychological Medicine, 31, (6) 1025 —1035. Lorberbaum, J.P., M. R., Klose S., Johnson, M. R., Arana, G. W., Sullivan, L. K., Hamner, M. B., Ballenger, J.C., Lydiard, R.B., Broderick, P.S., George, M. S., (2004). Neural correlates of speech anticipatory anxiety in generalized social phobia. NeuroReport 15, 18. Iverach, L., Jones, M. O'Brian, S., Block, S., Lincoln, M., Harrison, E., Onslow, M. (2009). The relationship between mental health disorders and treatment outcomes among adults who stutter. Journal of Fluency Disorders, 34, 29-47. Kraaimaat, F.W., Vanryckeghem, M. & Van Dam-Baggen, R. (2002). Stuttering and Social Anxiety. Journal of Fluency Disorders. 27. 319-331. Lovibond, P.F., Mitchell, C.J., Mindral, E., Brady, A., Myers R.G., (2009) Safety behaviours preserve threat belief: Protection from extinction of human fear conditioning by an avoidance response. Behaviour Research and Therapy, 47, 716-720 Perkins, W.H. (1984). Stuttering as a Categorical Event: Barking Up the Wrong Tree – Reply to Wingate. Journal of Speech and Hearing Disorders, 49, 429-441. Perkins, W. H. (1990). What is stuttering? Journal of Speech and Hearing Disorders, 55, 370-382. Stein, M.B., Baird, A., & Walker, J.R. (1996). Social Phobia in Adults With Stuttering. American Journal of Psychiatry, 153 (2), 278-280. 274 ПРОЦЕСС ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ Д-р Уолт Мэннинг В 1996 году меня попросили принять участие в комитете «вылечившихся заикающихся» на ежегодном общенациональном съезде моей профессиональной ассоциации, Американской ассоциации речи, языка и слуха, в Сиэтле. Во многих отношениях это было важной вехой в моем долгом путешествии к гладкой речи. Раньше я не мог представить даже в самых смелых мечтах, что я когда-нибудь буду выступать перед аудиторией в несколько сотен человек и говорить достаточно гладко. Как ни удивительно, теперь я с нетерпением ждал этого события. Много лет назад я посетил подобное мероприятие на ежегодном съезде. Я сидел в заднем ряду большой комнаты и поражался способностям этих людей, которые достигли гладкой речи. Многие из них были хорошо известны в этой области. Я помню, как я завидовал, что их гладкая речь позволяет им быть в составе комитета. Кажется, я был также впечатлен профессиональной репутацией, которую они заработали. Я не мог и предположить тогда, что через какие-нибудь 20 лет я буду стоять там среди них. Пока я стоял на сцене в Сиэтле тем утром и ждал, что меня представят, я думал: как получилось так, что я стою здесь и с нетерпением жду своего участия? Я попытаюсь объяснить, как, по-видимому, это произошло. Хотя мои соображения перекликаются с другими подобными рассказами, я помню, что один из моих преподавателей однажды сказал мне, что есть много тропинок к вершине гладкой речи. Вообще мне кажется, что при лечении самое главное – это выбор времени: выбор момента, когда Вы готовы к переменам, плюс удача найти хорошего специалиста. Вы также должны оценить количество времени, которое потребуется для практикования поведенческих техник, пока они не будут вызубрены до автоматизма и Вы сможете их применять несмотря на стрессы реальной жизни. Кроме того, важно понять, что перемены в эмоциональной и когнитивной сфере происходят медленнее, чем изменения в поведении. Если бы я мог вспомнить, когда я начал заикаться, это могло бы помочь мне понять историю моего заикания. Было бы замечательно иметь аудио- или видеозаписи, чтобы по ним анализировать симптомы заикания. К сожалению, в 1950-х годах в нашем распоряжении были только беззвучные фильмы, которые запечатлели, как я и мои братья щуримся на огромные, как на стадионе, фонари, которые прикреплялись к кинокамерам тех лет. Хотя я точно не помню своих ощущений, я уверен, что заикался и вероятно до некоторой степени избегал речевых ситуаций к концу начальной школы (6-й класс). Когда я пошел в младшую среднюю школу (7-й класс), я был, несомненно, заикающимся. С того момента мой выбор в жизни зачастую был продиктован наличием заикания или его вероятностью. У меня было много пугающих и смущающих речевых ситуаций, в основном в классе в связи с необходимостью отвечать устно, особенно делать презентации. Хотя я учился достаточно хорошо и был вполне счастлив в годы средней школы (9-12-й классы) и колледжа, я часто чувствовал себя как бы на краю пропасти и осторожно произносил слова, чтобы не свалиться с кромки гладкой речи в бездну заикания. Хотя мне удавалось жить с заиканием, я часто расстраивался и иногда злился из-за того, что не могу раскрыть то, что я ощущал как больший потенциал в себе. Я часто был 275 осторожен, когда говорил, и не позволял себе сказать что-либо, предварительно не прокрутив фразу в голове в поисках опасных слов. Спустя годы я понял, что мне действительно было что сказать, но я отказывался даже попробовать. Из-за своего страха перед заиканием я даже не думал об участии в некоторых разговорах или мероприятиях, таких как презентации или школьные пьесы. Возможно, еще важнее, что я начал понимать, что у меня есть идеи, о которых я даже не подозревал. Это как написать сценарий и не знать, какие идеи Вы в него вложили, пока Вы не увидите готовый фильм. А затем эти идеи вызывают новые мысли, которые иначе не возникли бы. Поскольку я тратил так много сил, убегая от своего заикания, избегая ситуаций общения и заменяя слова, я часто не позволял себе точно знать, что я на самом деле думал, и у моих мыслей никогда не было шанса развиться. В нескольких случаях во время младшей и старшей средней школы я решался на лечение. В то время во многих школах не было специалистов по патологии речи. В восьмом классе я проходил лечение в местной больнице. Клиницисты были преисполнены лучших побуждений и очевидно знали кое-что о заикании. Однако я не думаю, что они знали много о жизни с заиканием и о том, каково это – быть заикающимся. Если они и знали, они так и не смогли передать мне свои мысли, свои чувства. Они давали мне задания, ни одно из которых я не помню. Вряд ли они просили меня специально заикаться, потому что я наверняка воспротивился бы этому. Я вспоминаю, что меня просили вести себя умеренно ассертивно – разговаривать с людьми и звонить по телефону. Что я точно помню, так это то, что я выполнял их задания, каковы бы они ни были, ничуть не более усердно, чем тренировался играть на пианино в интервалах между моими запланированными уроками игры на пианино. В моей речи мало что менялось, и через несколько месяцев я перестал ходить к этим специалистам. Так или иначе, пришло время поступать в колледж. Несмотря на мнение моего методиста средней школы, что я, «вероятно, человек не для колледжа», я решил попробовать колледж, расположенный в моем родном городе в Пенсильвании. Колледж Лайкоминг был и остается «маленьким христианским колледжем». Не в смысле, что все студенты маленькие, а в смысле, что в него относительно маленький набор (около 1100 человек) независимо от религии и происхождения. Хотя я официально специализировался по социологии, я чувствовал, что главное для меня – участие в команде пловцов. Я упоминаю это, потому что мой опыт участия в команде пловцов сыграет большую роль в моей жизни вообще и в моих попытках достичь гладкости речи в частности. До того времени я никогда не плавал на соревнованиях, но ко второму курсу я обнаружил в себе некоторые способности и начал выигрывать соревнования. Мой опыт плавания и общения с товарищами по команде стал главной частью моей самоидентичности в годы колледжа. На третьем и четвертом курсе я побил несколько рекордов колледжа и был избран капитаном команды. Я закончил колледж и получил степень, но я знал, что заикание станет главным камнем преткновения при устройстве на работу. Я пытался записаться на программу подготовки кандидатов в офицеры морских пехотинцев, но меня отвергли, когда я добрался до второго предложения «Истории о дедушке» [тест на чтение вслух] и застопорился (кажется, на слове «сюртук»). В принципе, идея стать Морским офицером, вероятно, была не такой уж хорошей, так как это был 1964 год и некоторые из моих приятелей, которые лучше, чем я, прошли отбор в Школу кандидатов в офицеры (OCS), потом не вернулись из Вьетнама. Итак, что я решил делать дальше? Я попытался пробиться в Школу кандидатов в офицеры Воздушных сил. (Возможно, мой методист средней школы был прав, в конце концов?) На сей раз я добрался приблизительно до шестой строчки «Новобранца Артура» прежде, чем они попросили меня уйти. Я был опустошен не столько потому, что я так никогда и не узнал, что случилось с молодым Артуром, сколько потому, что понятия не имел, что делать дальше. Очевидным вариантом было, конечно, пойти в армию и через несколько недель я уже стоял в нижнем белье и 276 люди, казавшиеся не очень дружелюбными, проверяли мой слух (и другие вещи). Я полагал, что буду отобран и отправлен в лагерь для новобранцев – оставалось лишь несколько месяцев временной работы на складе, где я грузил искусственные рождественские елки в товарные вагоны. Но, увы, даже по линии ограниченной воинской повинности меня не взяли, когда они обнаружили у меня серьезную потерю слуха на высоких частотах. Казалось, что я никуда не гожусь. ГОТОВНОСТЬ К ПЕРЕМЕНАМ Я помню вечер, когда я решил пойти лечиться. Я гулял по округе, сел на бордюр и решил, что пора обратиться за помощью. Я знал, что моя жизнь будет чередой тупиков, или, по крайней мере, узких тропинок, если я не смогу свободно выражаться. Я думаю, что это был первый раз в моей жизни, когда я полностью признал, что я заикаюсь. Это был, конечно, первый раз, когда я был действительно готов сделать что-то со своим заиканием. Я понятия не имел, что я буду делать в жизни в долгосрочной перспективе, но пока я должен был сделать что-то со своей речью. Я был готов сделать все, что необходимо. Мне было все равно, сколько времени это займет или сколько это будет стоить. На следующий день я поехал в местную больницу, в которой я лечился, когда был в восьмом классе. Некоторые из прежних сотрудников были все еще там, включая директора. В тот день там был и профессор Эйса Берлин, приехавший из Университета штата Пенсильвания. Он рассказал мне о молодом ученом, который только что устроился в университетскую клинику. Юджин Купер был новым профессором-ассистентом, который руководил в стационаре интенсивной Программой терапии для взрослых заикающихся, таких, как я. Пересечение наших жизней станет одним из ключевых событий в моей судьбе. Я не знал этого в то время, но Джин вскоре станет моим профессиональным наставником. Я получил некоторое финансирование по линии Реабилитационного обслуживания и израсходовал буквально все мои скудные сбережения. Я посещал программу в Университете Пенсильвании в течение двух последовательных семестров, и результаты были неплохими. Юджин и другие клиницисты, работавшие по программе, придерживались единых взглядов относительно сущности и хода лечения. Я узнал, что такое заикание и чем оно не является. Заикание перестало быть такой большой тайной. Я начал десенсибилизироваться в отношении заикания и стал разговаривать несколько более ассертивно. Самое главное, лечение помогло мне понять, что у меня есть выбор; необязательно чувствовать себя беспомощным, когда я заикаюсь. Я начал видеть некоторые причинно-следственные связи между моим заиканием и моей реакцией на него. Я обнаружил, что если я избегаю тех или иных слов, они приобретают бóльшую власть. С другой стороны, если я стараюсь не избегать слов, даже заикаясь на них, слова становятся менее страшными. Я начал видеть, что я могу иногда стоять на своем и сопротивляться таким факторам, как реакция слушателей и нехватка времени. Я понемногу начал постигать и юмористические аспекты моей речи и моего положения. После завершения программы я возвратился домой на лето, чтобы найти временную работу. Трудно возвращаться в места, когда прежде много раз не удавалось говорить гладко. Я помню, как я избегал некоторых мест, людей, слов и звуков. Я был далеко не свободен. Я также помню давление, которое я чувствовал, когда должен был придерживаться гладкой речи при разговоре с людьми, которые знали, что я был на программе лечения. Мой опыт лечения познакомил меня с областью, о существовании которой я до этого не знал, и вот осенью того года я поехал назад в Университет Пенсильвании, чтобы начать двухлетний курс магистратуры по патологии речи. 277 Во время моего последующего обучения в Университете Пенсильвании, затем в течение двух лет работы логопедом-дефектологом в муниципальных школах рядом с Филадельфией и снова во время учебы в Университете штата Мичиган моя речь оставалась достаточно гладкой. Однако у меня все еще было много страхов, связанных с заиканием. Как я понимаю, когнитивные и мировоззренческие изменения, необходимые для успеха, отставали от освоения мной поведенческих техник гладкой речи. Пройдет еще 15 лет прежде, чем я буду уверенно владеть и использовать техники, что обеспечит высокий уровень почти спонтанной гладкости – уровень, на котором мне больше не нужно будет старательно следить за речью или чувствовать себя ущербным из-за заикания. КЛЮЧЕВЫЕ ФАКТОРЫ Когда я с позиций сегодняшнего дня окидываю взглядом прошедшие несколько десятилетий, я могу выделить некоторые ключевые факторы, обеспечившие мое продвижение к гладкости речи. Это не был какой-то один поступок или событие. Это был процесс изменения, который все еще продолжается. Я уверен, что чрезвычайно важную роль сыграла моя отчаянная готовность к изменениям. Я понял, что в моей жизни – что бы судьба мне ни готовила – не будет всего, что могло бы быть, если я не займусь своей проблемой. Этому научили меня разные отказы, по серьезным делам и по мелочам, которые я получал из-за заикания. Когда я был готов, я смог найти людей, которые помогли мне. У них был опыт, и они совсем не боялись заикания. Они ориентировались и знали путь по территории, которая мне казалась очень враждебной. Они были готовы подталкивать и иногда тянуть меня силой по правильному пути. На мой взгляд, особенно важно, что они были готовы идти по этому пути вместе со мной, моделируя поведение и образ мыслей, которые я должен был примерять и испытывать. Я полагаю, что опыт соревнований по плаванию в колледже дал мне больше, чем я осознавал в то время. Я понял, как важно тренироваться по многу часов, чтобы не просто освоить технику, но и чтобы она стала частью тебя и ты был уверен в своем навыке. Я узнал, что упорство позволяет тебе совершенствоваться и достигать уровней, которые казались невозможными в начале занятий. Оказывается, ты можешь плыть быстрее, чем когда-либо представлял себе, и бить рекорды, которые выглядели недостижимыми. Я верю, что опыт плавания проецировался на мою речь. Я обнаружил, что могу добиваться успеха, несмотря на страх. Я обнаружил, что если пытаться выйти за границы возможного, то можно достигать небольших побед и постепенно двигаться в нужном направлении. Я обнаружил, если я буду достаточно настойчивым и буду сильно стремиться к успеху, он рано или поздно придет. Поэтому я продолжал звонить по телефону, читать лекции и делать презентации. Долгое время у меня не очень получалось. Но я делал именно то, что хотел, и, в конечном счете, результаты стали лучше. Наконец, я полагаю, что другим важным фактором была поддержка, которую мне оказывали. Мои клиницисты верили в меня, и я всегда получал разнообразную поддержку от моей семьи и друзей. Позже я получал поддержку от людей, работа которых состоит, по большей части, в заботе и понимании других людей. К сожалению, я не был членом официальной группы взаимопомощи в течение тех лет, когда у меня происходили существенные перемены, но я знаю, что участие в таких группах может быть бесценным. В течение последних приблизительно 20 лет я не чувствую абсолютно никакой ущербности в связи с моей речью. С другой стороны, я совершенно спокойно воспринимаю, когда меня идентифицируют как человека, который заикается. Дело только в том, что я заикаюсь не очень часто – возможно два или три раза в месяц. Когда я заикаюсь, я не ухожу от разговора, я не склонен паниковать, и у меня есть уверенность, что я могу сделать паузу и сгладить разрыв в речи. Возможно, самое главное, что вероятность заикания больше не влияет на мои жизненные решения. Заикание больше не 278 является фактором, когда я решаю, говорить ли с людьми, звонить ли по телефону, сделать ли заказ в ресторане, задать ли вопрос или принять ли приглашение выступить где-либо. В течение нескольких лет у меня было желание извиняться за свою гладкую речь, когда я выступал перед группами взаимопомощи заикающихся, но я больше не делаю этого. Я горжусь своей гладкой речью и полагаю, что после стольких лет усилий я заслужил право быть довольным своей речью. Я также рад возможности представить свои мысли профессионалам на семинарах по всей стране. Я обнаружил, что взаимодействие с аудиторией дает бодрость и энергию. Почти всегда выступление на публике дает мне какой-то новый опыт, и я благодарен, что могу активно сотрудничать с людьми, которыми я восхищаюсь. Я также счастлив, что могу общаться с людьми, которые иначе остались бы лишь незнакомцами в магазине, в самолете или в дороге. Я благодарен, что был в состоянии облекать свои мысли в гладкую речь и в хорошие времена, и в плохие. Я был в состоянии говорить хвалебные речи в честь дорогих друзей, коллег и родителей. Я бы предпочел избежать этого, но это было честью для меня и я очень горд, что говорил хорошо. Наконец, важно заметить, что я доволен своей гладкой речью. Для этого требуется время и существенное изменение в том, как Вы видите себя. Я бы не хотел создавать впечатление, что путь был легким, без страхов и неудач. Но, в общем и целом, это было хорошее приключение. Я пришел к тому, чтобы воспринимать свое заикание не как демона, а как подарок, как что-то, что подтолкнуло меня к посещению удивительных мест, дало мне возможности личностного роста и помогло встретить замечательных людей, которых я иначе не встретил бы. За эти годы я слышал эти же слова от других заикающихся, и я уверен, что они вкладывают в них тот же смысл. 279 СВОБОДНАЯ РЕЧЬ: КАК Я ОДОЛЕЛ ЗАИКАНИЕ Тим Макеси (Tim Mackesey) БОКА РАТОН Вторая неделя второго курса университета в Бока Ратон, Флорида. Занятие по бухгалтерскому учету. Только что материализовался мой кошмар из кошмаров. Преподаватель только что объявил, что мы по рядам один за другим будем по очереди зачитывать вопросы домашнего задания и давать свои ответы. Я в полной панике. Все мои прошлые воспоминания, все трудности с чтением вслух перед классом, с детства и до этого момента, воплотились в один сплошной ужас. Самый страшный страх моей жизни встал сейчас передо мной. Я должен читать. Я не могу выйти из аудитории. Многие годы я обычно выходил из класса, говоря, что мне надо в умывальник. Страх заикания вынуждал меня к бегству. А сейчас я чувствовал себя голым, безоружным рыцарем, загнанным в угол огнедышащим драконом. И вот я заикаюсь почти на каждом слове. Я задыхаюсь, горло мое перехвачено, у меня жесточайшие ступоры. Замечаю, что некоторые мои однокашники смотрят на меня с удивлением, поскольку никогда не слышали, как я говорю. Похоже, для них это большой сюрприз. До этого на занятиях я всегда молчал... Я шел тогда с занятия совершенно подавленным. Я зашел в учебную часть и пропустил остаток дня. Чего-то я в тот день не узнал, но получил для себя стимул, чтобы, наконец, начать изменения. Именно так. Дальше это продолжаться не могло. Позже, в тот же день, я сидел в своей комнате один. Я читал вслух тот же самый текст, который читал на занятии. Читал совершенно свободно и легко. Я думаю, что это выглядело, будто я корреспондент новостного канала или актер. Богатый голос, грудь расслаблена, свободная артикуляция. От звука к звуку, от слога к слогу… легко и свободно. Это мои фантазии, или я действительно могу так говорить? В тот момент я был в другой реальности. Моя «личность сама по себе» не ожидала, либо не знала, как заикаться. Потом у меня появилась мысль записать себя. Я пошел и нажал на кнопку записи, начал читать и немедленно начал заикаться. Я с отвращением выключил аппарат. Такое бывало с телефонным автоответчиком. Знаете, я почти десять лет просто вешал трубку вместо того, чтобы оставлять сообщения на автоответчиках. Автоматический определитель номера еще не изобрели. И вот я вижу, что делаю что-то такое, от чего речь становится невозможной. Я полагал, что поскольку могу говорить абсолютно свободно, когда я один, то Господь создал меня без изъяна. В тот момент мне было настолько плохо, что я, наконец, нашел для себя недостающую мотивацию. Если это меня настолько убивает, то я обязан достичь своей цели: речи свободной, без ступоров. «У ЛЮБОГО ПУТИ ЕСТЬ И НАЧАЛО, И КОНЕЦ» - СУФИИ В то время, а было мне 19 лет, я жил, как сказал Джозеф Шихан (Joseph Sheehan), «великаном в цепях комплексов». Подобно тому, как великана в «Путешествиях Гулливера» пришпилили к земле лилипуты, я чувствовал себя в оковах заикания. Свое заикание я винил во всем. Например, менеджер эксклюзивного ресторана, где я работал, несколько раз предлагал мне повышение от помощника официанта до официанта. А я несколько раз сочинял совершенно нелогичные причины и отказывался. Мог бы получать 280 вместо 50$ за ночь примерно 200$. Вина была свалена на заикание. Я не встречался с женщинами во многом из-за того, что не мог бы позвонить ни одной из них. Отказ от звонков женщинам был вроде навязанной себе пытки. Я понял, что когда люди, наконец, начинают действовать, то они движимы либо болью, либо удовольствием: болью от продолжающейся борьбы в том виде, как она есть, либо удовольствием от преодоления возникших препятствий. Как тот осел, который погиб от голода между двух стогов сена, я был обездвижен собственной нерешительностью. Я много лет отказывался от логопедии. Я застыл посредине, страдая, но бездействуя. По иронии судьбы, это было в Бока, что по-испански значит «рот». Именно здесь боли оказалось достаточно, чтобы начать действовать. Ратон – по-испански «крыса». До этого я чувствовал, будто у меня в мозгах и во рту обитают грызуны. «ТИММИ, ТЫ ЗАИКАЕШЬСЯ!» До второго класса я и понятия не имел, что с моей речью что-то «не то». Я был светленьким голубоглазым мальчиком, бегущим по жизни. Как-то в младших классах мы сажали семена в маленьких стаканчиках с землей. Видимо, я заикался. Учительница взяла меня за запястье, вывела в коридор, закрыла дверь и, когда нас никто не мог услышать, посмотрела на меня и сказала: «Тимми, ты заикаешься!» На ее лице читалось беспокойство и озабоченность. До этого я никогда не слышал слова «заикаться», но понял, видя ее лицо, что это, должно быть, плохо, тем более, что это заставило ее вывести меня в коридор, чтоб сообщить эту новость. Во мне она увидела свою задачу. Она стала заставлять меня говорить больше, чем это делали другие. Она назначила меня на главную роль в пьесе «Монетка с Линкольном». Помню, как в один прекрасный день я стою перед маленьким залом и заикаюсь перед всеми родителями, в том числе и моей мамой. Намерения у учительницы были добрые. Она хотела помочь мне. И она, и все, кого я, бывало, винил в своих горестях, связанных с заиканием, прощены полностью (важный шаг к исцелению). Не ее вина в том, что я заикался. Заикание было в семье по отцовской линии. Хотя дома и не помнят о каком-то заикании до этого, но у меня, видимо, какие-то возрастные нарушения речи и были. В любом случае, никакой пользы эти экскурсы в историю не приносят. Каковы бы ни были у меня проблемы с речью, для окружающих все это было очень серьезно. Помню, что меня ненадолго направляли на логопедические занятия, которые проходили в подсобке моей начальной школы. Там были Тим, швабра, ведро, несколько игрушек и мой учитель речи. Вскоре я от этих занятий был освобожден. Ранее, в первом классе, мне нравилось, что меня выделяли за мои успехи. Видимо, я красиво писал для своего возраста. Меня часто просили выйти перед классом и писать на доске мелом. Выделиться – было предметом моей гордости. В третьем, четвертом и пятом я стал выпендриваться в классе еще больше. Я для этого выбрал роль шутника и приколиста. Заикание у меня оставалось примерно на одном уровне все начальные классы. В начальной школе меня несколько раз откровенно дразнили и издевались надо мной. Одна девочка, в частности, всегда была у меня как заноза. Видя, насколько она может меня достать, она подговорила несколько своих подружек и они устроили целый спектакль с пантомимой, а меня при этом называли «заикающейся попой». Однажды выхожу из класса в коридор, а они встречают меня своей новой танцевальной программой. Многие спрашивали, отчего я заикался, или передразнивали меня. Теперь я вижу, что моя реакция на эти вещи и стала причиной, по которой я запрограммировал себя на предотвращение заикания. Много лет спустя я встретил у Чарльза ван Рипера (Charles Van Riper) фразу: «заикание – это все то, что мы делаем, чтобы не заикаться». 281 СРЕДНИЕ КЛАССЫ В свой первый день в шестом классе, собравшись кружком в комнате для приготовления уроков, мы знакомились друг с другом. Прямо напротив меня сидела девочка, которая для меня была самой красивой из всех, кого я когда-либо видел. Случайно увидел ее летом и думал, каким же счастливчиком мне надо было быть, чтоб увидеть ее в своем классе! Нам надо было назвать свои имена и рассказать, что мы делали прошедшим летом. Я пытался переглядываться с ней, чтоб вызвать у нее интерес. Когда подошла моя очередь, я был в беспокойстве, ожидая заикания. Когда я начал заикаться, она отвела глаза, а когда снова взглянула на меня, то уже с неприятной усмешкой. Она знала теперь мой секрет. Я пытался сделать вид, что ничего такого не произошло. Количество событий, в которые оказалось вовлечено заикание – событий, которые помогли вырастить мою речевую фобию, – в средней школе быстро выросло. Чтение вслух было самым большим моим кошмаром до восьмого класса. Устные доклады вскоре также станут мукой. Телефон приносил столько боли, будто это кусок раскаленного угля. Ориентируясь на принцип или убеждение типа «сложностей не будет, если буду молчать, либо пользоваться уловками»… и переводя это на язык физического поведения, получаем то, что когнитивный психолог Л.Майкл Холл назвал «мышечной памятью». Физическими образами моего страха речи являются такие особенности поведения, как избегание зрительного контакта, замены слов, желание сжаться за партой в классе, вешание телефонной трубки вместо того, чтобы оставить сообщение на автоответчике, звуки-паразиты типа «э-э-…» или «м-м-м..» в качестве слов-заменителей при заикании, специфический голос, речь на остатках воздуха в легких, повышение высоты голоса, подергивание головой при ступорах и так далее. Со временем эти стратегии избегания превратились в автоматические и бессознательные привычки. Все причуды поведения выросли из положительных намерений, но в конечном итоге не приносили мне ничего хорошего вообще! К средним классам школы я начал связывать страхи со вполне конкретными словами. Например, наша улица называлась «Йеллоустоун Драйв». Если меня спрашивали, на какой улице я живу, я вспоминал прошлые случаи заикания на этих словах, и у меня начиналась паника. Помню заказ пиццы с доставкой к нам домой, когда вопрос с названием улицы приводил к надежному речевому ступору. Позже я назвал этот механизм в мозге, когда происходит сканирование прошлого и/или предстоящего на предмет «страшных» слов, Лингвистическим Механизмом Поиска. Вернусь к логопедии. Мне помогала прекрасная женщина с самыми добрыми намерениями. Мне было сказано, что если я скажу пять слов, сделаю новый вдох и скажу еще пять слов, то все должно получиться легко и свободно. За день до запланированного устного выступления в классе я пришел к ней в очень большом волнении. Я поделился с ней своими страхами заикания. Она сказала: «Не беспокойся. Начинаешь, говоришь свои пять слов, делаешь вдох, и дальше по пять слов с каждым новым вдохом, и все у тебя пройдет абсолютно гладко». Я пришел в класс в тот день, стоял перед классом, заикался, некоторые надо мной посмеялись. Логопед в моих глазах утратила всякое доверие, и я убедил родителей позволить мне прекратить занятия. Они предложили свозить меня в местную университетскую клинику, но я отказался. Я совершенно не мог предположить, что в конечном итоге в этой самой клинике много лет спустя я начну изгонять тех самых крыс из своего рта и головы. СТАРШИЕ КЛАССЫ По правде сказать, старшие классы школы были сущим кошмаром. Я научился массе приемов, чтобы уйти от заикания. На занятиях я садился пониже, чтоб учителю 282 сложнее было меня заметить. Я представлялся больным, когда должен был отвечать устно. В одном классе я договорился, чтоб мне поставили низкую оценку, чтоб только не делать доклад. Не поверите, но учитель согласился и ничего не сказал моим родителям. Только я отвечаю за свой трусливый выбор, и, в то же время, очень хотелось бы узнать, что бы было, если бы я позволил себе встретиться лицом к лицу со своим драконом. Я просил некоторых учителей освободить меня от чтения вслух. Я заменял слова и выдавал такие загогулины, что меня часто переспрашивали после сказанного: «Что вы сказали?» Тогда мне приходилось уже через заикание проговаривать то, что я намеревался сказать изначально. Очень неэффективный и портящий настроение способ общения. Я почти десять лет делал все возможное, чтоб избежать телефонных звонков. Встречи я просто саботировал. Бывало, что я предлагал девушке встретиться, но потом так ей и не звонил. Такие неоднозначные оценки – в школе все здорово, но звонить не стану – длительным отношениям не способствуют. Если бы я признался, что заикаюсь и мне неловко звонить по телефону, то это могло бы разрешить всю проблему в целом. Но я считал заикание большим для себя позором. Я представлял себе, что думают люди, которые меня слышат, и в голове появлялись всякие ядовитые мысли: «А что подумает ее мама, если услышит мое заикание?» Некоторые из имен этих девушек продолжали вызывать у меня страх и в дальнейшем. В то время мы были связаны с загородным клубом. Гольф для меня был отдушиной. Поскольку я был членом клуба, то имел право договориться о времени начала игры, просто подняв телефонную трубку. Вместо этого, я обычно брал велосипед и ехал примерно 10 миль, чтобы записать себя в лист ожидания в магазине инвентаря, а потом два часа ждать игры с людьми, которых я зачастую и не знал вовсе. Я мог видеть детей моего возраста, организовавших четверки и постоянно игравших вместе. Эта сознательно выбранная роль изгоя была для меня мучительной. УНИВЕРСИТЕТ ВИСКОНСИНА Перед переездом в Бока Ратон я провел первый год в Университете Висконсина в Мэдисоне. Этот год в общежитии был годом пьянок, заикания и понимания того, что я совершенно не представляю, что мне делать с учебой. Выпив, я забывал о заикании и речь становилась более плавной, текла как вода. Переезд в Бока давал мне возможность свернуть с этого пути и переосмыслить свою жизнь. Первое, что я сделал по возвращении в Мэдисон на третьем курсе университета – пошел в клинику речи и слуха договориться о курсе логопедии. Очередь там была более, чем на год. В клинике я повстречал Флоренс Фили, или просто Фло, руководителя клиники. Я почувствовал, что она может заглянуть ко мне в душу, в мою заикающуюся душу. У меня с ней было несколько частных консультаций, пока не пришел телефонный вызов из этой клиники. Проводя оценку степени моего заикания, обследовавший меня дипломник сказал: «Тим, по-настоящему твое заикание мы просто не слышим». Я понял, что мне вежливо намекают на то, что я перестарался с заменами слов и уловками. Я ответил: «Дайте мне что-нибудь почитать». Когда я начал читать, маска слетела, и чудовище изо рта предстало во всей красе. Два семестра я занимался логопедией с дипломниками под руководством Фло. Я начал понимать, что у меня есть выбор: не заикаться так, как я заикаюсь, и не пользоваться уловками в той степени, как это я делаю. Я выполнял все рекомендации и жаждал узнать что-то еще. Хотя с моими завуалированными уловками работы оставалось еще много. Я помню, как молился в церкви на территории кампуса. Я ходил туда один между занятиями и плакал на передней скамье. Я испытывал внутреннее смятение, когда в конце 283 концов сталкивался со своим драконом – заиканием. Он дышал пламенем на меня, осмелившегося поднять свой меч. Во время речевых функциональных тренировок в местном торговом центре моей задачей было намеренно позаикаться с сотрудниками центра. Когда я это выполнял, я шел потом, и меня прямо распирало от эйфории. Еще бы! Я же делал то, чего боялся больше всего на свете. Как я узнал позже, там же в теле располагался и эпицентр тревожного ожидания, предшествующего заиканию. Я устроился работать таксистом. Как оказалось, это было одним из самых серьезных испытаний в моей жизни. Здесь передо мной стояла задача говорить с незнакомыми мне людьми в машине, а также общаться по радиосвязи. Я установил, какие ситуации для меня были самыми страшными. Самые тяжелые ступоры, какие я когда-либо испытывал, были у меня с диспетчерами такси, а также с другими водителями и сотрудниками. Я стал бояться произносить названия определенных улиц и обычных точек посадки пассажиров. После нескольких сильных ступоров на слове «hound», я заменил слово «Greyhound» на «Greydog». Другим водителям и диспетчерам это показалось настолько милым, что они сами стали так переиначивать слово («серая собака» вместо «борзая» - прим. перев.). Если в машине меня могли слышать люди, то я заикался по рации еще сильнее. Я узнал, что менять названия улиц – бывает и проблемой. Хенри Стрит (Henry Street) это главная улица университетского кампуса. Как-то меня вызвали и спросили, где я нахожусь. Я сказал название прилегающей улицы, чтоб не говорить «страшное» слово «Henry», слово, на котором у меня возникал ступор. Проезжавший в тот момент мимо еще один наш водитель услышал другое название улицы и сообщил об этом, как о попытке скрыть часть выручки. Могу сказать, что даже не представляю, где там можно было схитрить, то есть, никаких выгод мне вранье о том, что я был за квартал от своего действительного положения, не давало. Тем не менее, с самим собой я был нечестным. Однажды я столкнулся для себя с моментом истины. Я подобрал на Хенри Стрит трех привлекательных девушек. При них я должен был позвонить и сообщить, что беру плату с Хенри Стрит и до пункта их назначения. Логопедией я был научен традиционному приему мягкой атаки. Этот прием используется, когда слово начинается с гласной, и состоит в мягком продолжительном озвучивании. Это был спектакль! Я решил, что скажу как есть. Я сделал все возможное, чтоб успокоить и свое сознание, и волнующуюся грудь, чтобы выполнить мягкую атаку слова «Хенри». Вряд ли эти девушки представляли, что для меня предстоящий подвиг можно было сравнить с заключительным ударом в гольфе, выигрывающим Открытый Чемпионат США, причем на глазах у миллионов телезрителей. Я начал слово, пропуская воздух через гортань и растянув [h] на пару секунд. Когда «Хенри Стрит» покинуло мой рот без запинок, мне хотелось припарковаться и устроить грандиозную вечеринку прямо на улице. Этот момент изменил мою жизнь. Я не мог дождаться, когда же расскажу об этом на следующем логопедическом занятии. Это событие, когда я сказал «Хенри Стрит» без заикания, поставил меня на этот путь перемен. Я четко увидел, что могу контролировать мое чудовище во рту. Если я был тем самым великаном в цепях, то я только что начал ломать некоторые из звеньев. Фло дала мне копию статьи под названием «И это заикание просто умирает», которая была написана человеком, звавшимся Джек Миниар (Jack Menear), который свое заикание одолел. Родилась вера. Вера, раз другие заикание преодолевают. Истории, подобные этой, это те образцы, которые стимулировали мою решимость. Все то время, когда я проходил логотерапию, об этом никто не знал, за исключением нескольких человек. Когда друзья видели меня выходящим из здания, они могли только поинтересоваться, какой курс я прохожу здесь, поскольку для них этот корпус был совершенно незнаком. Я обычно врал и говорил, что был здесь в туалете. В какой-то момент я даже попросил моего врача, чтоб она пересылала мне официальные 284 сообщения о ходе лечения в простом конверте вместо стандартного, на котором был адрес клиники. Хорошо, что там отказались. Перед выпуском, весной 1987 года, врачи в университетской клинике спросили меня, когда, по моему мнению, работа над улучшением речи будет закончена. Я ответил: «В мае». Боже, как же это смешно сейчас выглядит! Зная, что я планирую перебраться в Атланту, мне рекомендовали продолжить занятия с логопедом, когда я там появлюсь. Мне интересно, прочитают ли это те дипломники, которые мне помогали. Надеюсь, что да. По всему миру люди с коммуникационными нарушениями должны благодарить тех преподавателей и студентов-медиков, которые делают широко доступной логопедию на базе университетских клиник. СТОЙКА РЕГИСТРАЦИИ Я переехал в Атланту весной 1987 года со 150 долларами в кармане. Днем я работал разнорабочим в агентстве по временному трудоустройству. Я зарабатывал примерно 9 долларов в час, перевозя листовую шпатлевку. Еще я был принят на курсы подготовки страховых агентов, куда надо было ходить по вечерам. В программу подготовки входил телефонный опрос 500 клиентов. Во время этих звонков постоянные замены слов перемежались у меня со ступорами. Испытание для меня было слишком тяжелым, и я курсы забросил. Но я был настойчив. Я нашел работу на стойке регистрации крупного конференцотеля в центре Атланты. Я должен был регистрировать посетителей, отвечать на звонки, звонить постояльцам в номера. Я должен был говорить с руководителями, посещать учебные мероприятия и разговаривать, а также брать на себя другие обязанности. Меня явно сталкивало с моим драконом; а вообще, на самом деле, это можно еще назвать полным погружением. И снова появился перечень ситуаций, которых я боялся. Одной из таких ситуаций были ответы по отдельной линии помощника менеджера. Нам положено было снимать трубку телефона не позже первых двух гудков и говорить: «Вы на линии помощника менеджера, меня зовут Тим. Чем могу вам помочь?» После нескольких тяжелых ступоров на словах «помощник» и «менеджера» я стал прибегать к уловкам. Я прикидывался сильно занятым и предлагал ответить на звонок другим. Бывали и такие ситуации, например, когда сам помощник менеджера стоял рядом, когда я вынужден был отвечать. Я отворачивался так, чтобы он или она не слышали меня и запускал свой ступор. Несколько раз гости, которые чем-то были сильно недовольны и звонили пожаловаться, бросали: «Вам легче сказать» или издевались надо мной, когда теряли терпение. Когда я был на собеседовании на должность обучающего персонал в отеле, мой начальник спросил, справлюсь ли я с этим при моем заикании. Я покраснел, но ответил «да». Интересно, что говорил я о своем заикании только нескольким конкретным людям, но знали об этом все. Перед моим увольнением для поступления в магистратуру у меня под управлением было 120 человек. В целом, это был полезный и решающий тренировочный бой с моим драконом. Я действительно выбрал делать то, чего боялся больше всего: пользоваться телефоном, вести разговоры, представляться, вести презентации и так далее. Я привыкал к своему заиканию и наработал запас уверенности. Позже я изучил процесс возникновения страха перед словом. Это помогло мне понять, по какой причине у меня в детстве появились «страшные» слова Многие из них, хотя я уже и был взрослым, еще вызывали у меня страх на этом этапе моего выздоровления. В университете и в начале карьеры, такие слова, как «Хенри Стрит», «менеджер» и другие, стали частью моего повседневного словарного запаса. Когда я начал заикаться на этих словах, я запоминал их, пользуясь так называемой соматической памятью или памятью тела. Мой мозг запоминал их как «опасные» слова. Присоединение 285 к эпизоду заикания смысла и эмоций создавало в памяти яркие картины. Я мысленно прокручивал эти эпизоды в голове, слыша, ощущая и видя моменты заикания. Позже, когда я сталкивался с этими словами, у меня в груди возникало предчувствие, своего рода паника типа «бей или беги», а затем либо следовала уловка, либо суетливость и заикание. САМОПОМОЩЬ На этом этапе моего избавления я прочитал огромное количество книг, посвященных заиканию, и просмотрел много материалов Американского Фонда Заикания. Я также организовал в Атланте филиал Национальной Ассоциации Заикающихся (NAS), и несколько лет был его президентом. Я видел успешных деловых людей с заиканием, и это сильно уменьшило мой страх не найти в будущем хорошо оплачиваемую работу. Открыться, сказать о заикании и исключить уловки – вот вещи, имевшие важное значение для моего выздоровления. КЛУБ ВЕДУЩИХ Вскоре после прибытия в Атланту я решил противостоять самому моему большому страху – страху публичных выступлений. Начиная с восьмого класса школы и по бакалавриат, я сбегал с уроков, увиливал, пропускал занятия, менял преподавателей и делал все, что было в моих силах, чтобы избежать выступлений перед группой. И мне это удавалось на 100%. И вот однажды в местной газете я нашел объявление о Клубе Ведущих. Ближайшее отделение было в президентском зале местного университета. Я ничего не знал о формате встреч. Я явился туда в джинсах и хоккейной майке. Я пришел с опозданием, вошел в помещение со стенами, покрытыми панелями из дерева, с масляной живописью. Все там были профессионалами, и одеты были в соответствии с родом своей деятельности. Позже я узнал, что в большинстве своем это были риэлторы, юристы и люди, занимающиеся продажами. В конце встречи меня попросили подняться, представиться и рассказать о том, как я оказался на встрече. Я оказался в засаде, но на этот раз я собирался хоть как-то, но сказать все. Комната закружилась, мне казалось, что меня сейчас вырвет. Поднявшись, я сдержал данное себе слово и рассказал всем, что заикаюсь и что хочу улучшить свою речь. Представляясь, я заикался жесточайшим образом. После собрания ко мне подошли несколько человек, пожали мне руку и сказали, что будут меня поддерживать. Я был в Клубе в течение пяти лет. Были перерывы, когда я переезжал в Атланте и переходил в новый клуб поближе к месту проживания. На первой же встрече в каждом новом клубе я представлялся и говорил всем о своем заикании. Я знал, что с объявлением этого факта у меня убывают страхи и уловки. Я заработал два титула «Толковый ведущий» (Competent Toastmaster), «Умелый ведущий» (Able Toastmaster) и «Бронзовый Умелый ведущий». Я участвовал в некоторых местных конкурсах выступлений и получил множество наградных лент на вечерах встреч. У меня есть приз за первое место в юмористическом конкурсе. Когда я только записался в Клуб, меня угнетало собственное в черно-белое восприятие речи. Критерием качества выступления было у меня количество ступоров. Три-четыре серьезных ступора за пятиминутное выступление – уже повод сильно ругать себя. Первый год участия – постоянные качели. Люди понимающие, знающие о моих речевых проблемах, подбадривали меня. Они говорили примерно такое: «Тим, не так уж все и плохо. Просто расслабься». У них были хорошие побуждения и желание мне помочь, но поскольку о многом в своем заикании я умалчивал, то и не давал им верный посыл. Важно, чтобы человек, который заикается, «устанавливал правила (или рамки)» для своего 286 заикания. То есть, помог бы людям разобраться в том, как говорить об этом, когда говорить об этом, и прояснил для них все остальные моменты, которые важны для заикающегося. Общение в чем-то похоже на вальс. Иногда вам нужно сказать партнеру, чтоб тот не наступал вам на ноги. Если вы пытаетесь скрыть ваше заикание и стесняетесь об этом сказать, то ваш партнер может топтаться по вашим ногам, не замечая этого. Избегание зрительного контакта, замены слов, бесконечные «э-э..» и другие уловки могут сделать так, что вы откажетесь от самого вальса. Я, наконец, оказался там, где мои тревоги и страхи трансформировались в адреналин. Я сидел на собраниях, с нетерпением ожидая своей очереди, чтобы выступить с подготовленной речью. На каждом собрании я выступал с места или давал оценки. В моем черно-белом мышлении начали появляться оттенки серого. Я получал удовольствие от личностного роста. Недостатки подмечались обратной связью. Если случалось поскользнуться, у меня было право повторить. Образцом для подражания для меня всегда был конькобежец Дэн Дженсен (Dan Jansen). В юности, после того, как он с самого детства тренировался для участия на Олимпийских Играх, у него было падение на Олимпиаде в Альбервилле. Через четыре года, на следующих Олимпийских Играх, он узнал, что его сестра умерла незадолго до его забега, и снова был падение. Еще четыре года тренировок, финал Олимпиады, и снова он падает в своем забеге, где у него было почти гарантированное золото. У него оставался единственный шанс – дистанция 1000 м. Дэн в мировом рейтинге на дистанции 1000 м стоял третьим. Его спортивный психолог рекомендовал ему все время повторять «я люблю эту тысячу». Его команду и семью попросили слушать и подтверждать, когда он это говорил. На своей третьей Олимпиаде, в своем финальном забеге, в обстоятельствах, когда он не был фаворитом, он выиграл золото. Вы можете даже помнить, как ему принесли его ребенка, когда он делал круг почета. Что для него было важнее, чем падение? Как можно было поддержать Дэна? Как ему было заглушить мысли типа «все тебя осуждают… все кончено… ты никогда не победишь». Его цель – золотая медаль и личное искупление – должна была мотивировать его претерпеть все несчастья. В 1983 году, в Бока Ратон, я увидел свою собственную свободную речь как ту самую золотую медаль, которую просто обязан был получить. МАГИСТРАТУРА Думаю, что изначально я поступал в магистратуру с намерением научиться, как же все-таки убить своего дракона заикания. Я поставил неразумную цель излечить свое заикание, пока учусь в магистратуре. Я открыто говорил об этом, и мои однокашники знали, что я заикаюсь. Человек с заиканием, попадающий в сферу изучения языковой и речевой патологии, неминуемо столкнется с рядом специфических «пунктиков». У меня таковыми были: «Что подумают люди о заикающемся специалисте по речевым нарушениям?», «Как посмотрит руководство, если их специалист будет заикаться при клиентах?», «К выпускному я свое заикание обязан одолеть!». Как студенту-дипломнику в клинике речевых и языковых патологий мне полагалось провести занятие, когда руководители и родители наблюдают за тобой через полупрозрачное зеркало. Я быстро понял, как это: быть золотой рыбкой в аквариуме. Мне было очень не по себе перед родителями тех детей, с которыми я работал, из-за того, что я мог начать заикаться. И все из-за того смысла и того значения, которые я придавал заиканию. Я полагал, что заикание уменьшает доверие ко мне. Для меня всегда составляло трудность сказать «речевая патология» и «речевая терапия», поскольку был страх заикания именно на этих словах. Все это от того, что мне казалось, будто я умею читать чужие 287 мысли. То есть, как бы предвижу реакцию слушающего. Позже я оценил весь юмор ситуации, когда являл собой знатока речевых нарушений, специализирующегося на заикании, и сам при этом заикался. И опять, все идет от того, персонализирую ли я заикание, пронизывает ли оно мою личность, полагаю ли я, что теряю из-за заикания, как человек, и что по той же причине теряю я и доверие. Пока я был в магистратуре, в 1991, я работал в качестве специалиста Программы Успешного Контроля над Заиканием (SSMP – Successful Stuttering Management Program) в штате Вашингтон. Все усилия здесь направлялись на непосредственное противостояние заиканию. Под руководством доктора Дорвана Брайтенфельдта (Dorvan Breitenfeldt), терапевты и заикающиеся выходили в университетский городок, рассказывали людям, что они заикаются (рекламировали себя) и брали у них интервью, расспрашивая о том, что они думают о заикании. Телефонные звонки, речь перед зеркалом, поездки в торговый центр, чтоб задавать людям вопросы, - все это составляющие программы. Среди того важного, что я узнал на программе, было и то, что слушающие не реагируют на мое заикание так, как это мне представлялось. Я учился заикаться намеренно. Я расширил свой круг речевых ситуаций. Смысл, который я придавал заиканию, все более менялся. К тому моменту, как я ушел из SSMP, мой дракон получил еще несколько ощутимых ударов. ОБЕД С ДИНОМ УИЛЬЯМСОМ (DEAN WILLIAMS) В 1992 году, в Ноксвилле, штат Теннесси, я имел редкое удовольствие пообедать с покойным Дином Уильямсом, первопроходцем в терапии заикания и человеком, который заикался. Я собрал все свое мужество, чтобы в компании нескольких сидящих рядом авторитетов, спросить у него напрямую: «Как вы считаете, в чем секрет преодоления заикания?» Он ответил: «Я должен был захотеть узнать, что происходит, когда заикаюсь». В тот момент я почувствовал себя почти обманутым: настолько краток был ответ. Однако, когда я на следующий день поехал обратно в Атланту, мне стало ясно, что его ответ был очень глубок. До сих пор улыбаюсь, когда вспоминаю, насколько же он был афористичен. Я уверен, что он имел ввиду, знаю ли я, что происходило до, во время и после речевого ступора. Какие мысли и чувства предшествовали заиканию, что я делал во время ступора и как отреагировал на испытанный ступор. КЛИНИКИ Как логопед с лицензией я начал работать с 1992 года. Я работал с острыми формами речевых нарушений, консультируя амбулаторных пациентов в их палатах. Еще я, вместе с другими терапевтами, медсестрами, диетологами и докторами, состоял в бригаде, устраняющей последствия инсультов. Оглядываясь назад, считаю, что это также был критический период моей жизни. Значимость того факта, что я логопед, хотя сам и заикаюсь, четко проявлялась в ситуационном заикании. Процент моих речевых нарушений и то, как я представлялся, заметно улучшились с момента начала моего обучения в магистратуре. Клубы ведущих и участие в программе улучшения речи сыграли в этом значительную роль. Однако, у меня все еще были специфические речевые ситуации, в которых я постоянно чувствовал тревогу и заикался. Красноречивее всего о моем состоянии в то время свидетельствует уровень комфорта и свободы речи у постели пациента при разговоре с пациентом и его семьей. Когда по палате ходила медсестра, я был более обеспокоен из-за возможного заикания, что, в свою очередь, делало более вероятным его возникновение. Формальные тесты, когда я должен был что-то читать пациенту, вызывали у меня заикание, особенно если в палате работала медсестра. Эта тревожность была прямым следствием моего опыта 288 чтения в средних классах школы. Память о тех ситуациях, особенно то, как я чувствовал себя в то время (соматическая память), все еще оказывала огромное влияние на ход моей жизни. Самые тяжелые ступоры возникали при разговорах с врачами. Когда они входили в палату, я просто разрывался. Если я прежде заикался в присутствии этого доктора, я вспоминал это и получал то, чего боялся. Если я этого доктора не знал, у меня возникала тревожность из-за желания заикание скрыть. Проблематичнее всего было, обычно, позвонить в кабинет врача, чтобы тот посмотрел пациента. В этом было, конечно, сочетание моего давнего избегания телефона и того значения, которое я придавал заиканию, как специалист по речевым нарушениям. Я полагал, что если врач слышал мое заикание, то я падаю в его или ее глазах, и он начинает меньше доверять мне. Как правило, мое заикание включалось памятью конкретного телефонного звонка 20-летней давности, при котором я заикался. То смущение и стыд, которые для меня были связаны с этими давними звонками, объясняли мою способность вспоминать их настолько ярко. Это были те самые давние ощущения – соматическая память, - которые объясняли, отчего у меня возникают такие беспокоящие ощущения в животе и в груди перед звонком. Было все так, будто я испытываю эти давнишние ломки снова и снова. Я считал, что оставить голосовое сообщение – это еще хуже, чем поговорить с человеком вживую. Если я заикался, то этому осталась бы документальное подтверждение в истории. Так я думал, полагая, что мои соображения о чужих мыслях – это все истинно так и на самом деле. Позже я понял, что все это были только мои проекции. Как-то раз, когда я позвонил в кабинет врача и представился регистратору, у меня возник тяжелый ступор на моем имени и на слове «логопед». Как реакция на мое заикание, у медсестры начался смех. Я сказал: «Видимо, вы смеялись, потому что я заикаюсь, хотя и представился логопедом? Получается, что я логопед, который заикается». Когда она начала извиняться, я ее успокоил, что на ее месте я бы посмеялся тоже. Возможно, она поначалу подумала, что звонит какой-то шутник. Принимая во внимание, что она была представителем публики, которая практически ничего не знала о заикании, я вижу теперь весь юмор ситуации. Мы разговорились, и она сказала мне, что у нее начала заикаться внучка. По внутренней почте клиники я переслал ей материалы Американского фонда заикания (Stuttering Foundation of America). Диалог поддерживался пару месяцев, в течение которых я продолжал консультировать ее и ее дочь. Моя готовность видеть ситуацию чужими глазами принесла пользу ее внучке. Я понял и принял то, что медсестра могла испытать, когда я впервые позвонил и начал заикаться. Встав на позицию слушающего, находя во всем этом смешные стороны и сразу же простив ее смех, я оказался в беспроигрышной ситуации. А отреагируй я обычным образом и подожми хвост, это было бы проигрышем не только для нас обоих, но и для ее внучки тоже. Как то я разговаривал с неврологом, с которым мне часто приходилось общаться. Мы сидели у пульта дежурной, и он спросил у меня, отчего я вообще пошел в сферу речевой патологии. Он сказал, что я был первым мужчиной, которого он видит как специалиста в области языковых и речевых нарушений. Я ответил, что заикаюсь и потому пришел сюда, чтобы помочь и себе и другим. Он сказал: «Знаешь, мне кажется, что я слышал, как ты несколько раз заикался. И я подумал, что ты идеально подходишь для этой работы. Когда ты идешь взглянуть на моих пациентов после инсульта, которые не могут говорить, у тебя есть сострадание, которого нет у других». Я помню, насколько волнительным для меня был этот момент. У меня просто наворачивались слезы, когда я надиктовывал эту фразу в компьютерную систему распознавания голоса. Этот момент для меня был как тот пресловутый удар по лбу. Немедленно прекратились лишенные всякой логики многолетние размышления лет на тему «как быть, 289 если логопед сам заикается». Время от времени люди выдают что-то, казалось бы, совершенно простое, что вдруг переворачивает ваше сознание. Это было то, что мне было известно, но во что я отказывался верить из-за своей привычки «читать» чужие мысли. Этот момент по-прежнему оказывает глубокое влияние на мою жизнь. Другим важным звеном в цепочке моего исцеления от заикания был момент, когда мне нужно сориентировать пациентов в клинике, и мне было сказано, что я должен сделать объявление по громкой связи. Это означало, что меня услышало бы сразу несколько сотен человек. Ядовитые мысли полезли в мою голову, будто мой дракон дохнул на меня своим смрадом. Я быстро пролистал те ментальные «заготовки», которые контролировали мои мысли в тот момент. Всех их можно свести к следующему: «Если я стану заикаться, люди спросят, кто это? А, это новый специалист по речевым нарушениям. Кто его нанял? Они берут на работу кого попало!» Я знал, что мне было просто необходимо объявить что-то в тот день. Иначе я заработал бы фобию. Несмотря на то, что я никогда в жизни не имел дела с громкой связью, я проецировал страх, основанный на опыте ступоров при телефонных звонках и у окошек заказов. Я приготовился объявить, что терапия дыхания (respiratory therapy) проводится в кабинете, где я работал. Мой внутренний сканер немедленно сообщил, что я поймаю ступор на слове «respiratory». Я почувствовал панику, но решил брать быка за рога. Я пошел к пульту регистратуры, прямо под микрофон. Несколько человек явно должны были понять, что именно мой голос прозвучит по громкой связи. Я взглянул на дежурную и выдал протяжный звук «р-р-р»… объявление прошло без заикания. Мне потребовалось сделать большое усилие над собой, чтоб не сплясать напоследок и не щелкнуть по микрофону. Радар моей психики приподнял ядовитые завесы моих мыслей, я столкнулся с драконом и победил его. За восемь лет работы в качестве специалиста по речевым и языковым нарушениям, моя речь улучшилась, стала более свободной. Через меня прошло несколько сот пациентов, и только два раза родители потенциального клиента упомянули остатки моего заикания, которое они услышали по телефону во время первого контакта, в качестве причины, по которой они намереваются искать услуги в другом месте. Я сбился со счета, сколько раз родители заикающихся детей и сами заикающиеся говорили, что именно моя история стала причиной того, что они предпочли работать со мной. На мой взгляд, учитывать это соотношение очень важно. Телефон был моим последним звеном в цепи. Иногда месяцами продолжался период, когда мне было относительно легко обращаться с телефоном. А иногда соматическая память прежних катастроф запускала мою тревожность, и я должен был понастоящему сосредотачиваться на моих приемах уменьшения заикания: мягкой атаке, делении на смысловые отрезки и прочих. Они работали почти всегда, но именно «почти». В процессе излечения всегда бывают времена, когда тревожность человека настолько высока, что никакие приемы не срабатывают. Вот почему необходимо разрабатывать стратегии, чтоб начинала работать не только ваша речь, но подключался и ваш разум. НЕЙРО-ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ Впервые обратил внимание на книги по НЛП я в 1995 году. Когда я их читал, то находил описание терапевтических процедур, которые выглядели применимыми к терапии заикания. Они говорили о таких понятиях, как перепроживание болезненных воспоминаний, визуализация ожидаемых событий, разговорный рефрейминг, обучение расслаблению в течение нескольких секунд, достижение взаимопонимания с людьми, управление своим ментальным и физическим состоянием. Я знал, что мое заикание было более, чем просто проблемы с речевой моторикой. В этой теории было слишком много несоответствий. Как так получается, что во многих ситуациях я остаюсь спонтанным и 290 свободным, не прибегая ни к каким искусственным приемам вообще? Каким образом я «включал свое заикание» при конкретных людях или в конкретных ситуациях? Как так, что определенные слова из детства могут провоцировать приступы паники? Казалось, что НЛП на какие-то вопросы может дать ответ. НЛП – это общее название множества терапевтических процедур, берущих начало в когнитивно-поведенческих дисциплинах. Пионеры НЛП использовали гештальт-терапию, рационально-эмотивную поведенческую терапию, трансактный анализ, консультирование по Карлу Роджерсу, рефрейминг и многие других подходы. Перенос подходов психотерапии не нов для речевых патологий, а понижение уровня реакции на заикание для полного излечения абсолютно необходимо. Убедившись в актуальности подходов НЛП для традиционных речевых нарушений, я решил получить сертификат как практик НЛП. Было 150 часов практических занятий в аудитории. Последний уикенд включал открытый ropes course (курс личностного тренинга). Каждый вид деятельности на ropes course являл собой метафору перемен. Мы выявляем препятствие в нашей жизни – мысль или ощущение. Есть физическое проявление этого препятствия – это задача, которую мы должны решить. Я начинаю перемены изнутри наружу. Я начинаю изучать стратегии, запускающие мой мозг. Все это применимо, и это касается не только моего излечения, но и подтверждается всей моей практикой. С 2001 ГОДА И ПО НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ В течение 15 лет к 2001 году основными моими приемами в избавлении от заикания были: приемы редуцирования заикания, понижение чувствительности, намеренное заикание и увеличение объемов речевой практики. Мое заикание стало настолько ситуативным и зависимым от обстоятельств, что победа над ним представлялась мне всего лишь вопросом времени. Сконцентрируйся я на тех нескольких задачах, и осознай их, - я бы в конце концов получил спонтанную речь. Я знал, что завершающие штрихи всегда трудно выполнить. Тем не менее, я понимал, что никакого другого исхода уже быть не может. Как сказал Винс Ломбарди, бывший тренер футбольного клуба Green Bay Packer: «Чем больше ты работаешь, тем сложнее отступить». У меня началась профессиональная переписка с Бобом Боденхеймером, обучавшим НЛП и нейро-семантике. Я нашел, наконец, авторитета НЛП, явно заинтересованного в помощи заикающимся. Он помог мне найти конкретные терапевтические процедуры НЛП для выявления мыслительных паттернов, вызвавших заикание. Он провел меня через эти процедуры и научил меня, как их строить. Продолжая разбираться со своими остатками заикания, я отметил, что мое заикание, скорее всего, следовало такой схеме (1-2-3): 1. Негативные мысли. Обстоятельства, приводящие к ступору, обычно начинались с негатива в мыслях. После 15 лет напряженных усилий, мое заикание стало очень зависимым от конкретных условий. Я мог назвать довольно много имен людей, мест и слов, на которых я еще заикался. Ступорам обычно предшествовали негативные мысли типа «я ожидаю заикание», «я не хочу заикаться при этом человеке», «это слово мне сложно сказать». 2. Упреждающая тревога. Это явление известно также как синдром общего возбуждения или реакция «бей или беги». Негативные мысли мгновенно вызывали тревогу ожидания. В ожидании заикания в меня всегда возникало тревожное ощущение под ложечкой, очень похожее на панику. Уровень паники обычно зависел от ситуации. 291 3. Точка выбора. Кто-то однажды сказал, что «между стимулом и реакцией стоит выбор». В прошлом, как только мысль о заикании №1 вызывала тревогу ожидания (№2), я делал одно из двух: а) избегать: использование уловок типа «э-э-э…», замены слов, отказ от ответов на уроках и другие приемы, которые позволяют избежать заикания. В данной ситуации моим намерением была защита себя от тех неприятностей, которые несло с собой заикание, и, что более важно, защита себя от всего плохого, что означало для меня заикание. б) начать заикаться: это тот импульс, который я передаю от сознания к мышцам. В состоянии паники, для того, чтобы избавить себя от страха заикания, я «впрыгиваю» в слово и получаю либо частично, либо все сразу, знакомые мне симптомы заикания (клонирование, ступоры, судороги лицевой мускулатуры, избегание зрительного контакта и так далее). Очень важно, чтобы человек, который заикается, замедлил свое сознание и свое тело так, чтоб он или она мог выбирать и пользоваться новыми моделями поведения. Это называется «прерывание паттерна» или «разрыв состояния». Таким образом, оказываясь в тревоге о возможном заикании или реально заикаясь, я должен был найти способы прекратить это состояние. Согласно традиционной логопедии, я был обучен выходу из ступора с использованием «вплывания» в речь. Такое вплывание выполняется удлинением первого звука слова при легком смыкании артикуляторов. Если я начинал заикаться, я использовал «перезагрузку», то есть: прекращаю заикаться, делаю паузу и говорю слово с «вплыванием». Но когда тревога «зашкаливает», разум оказывается в оцепенении, и все стратегии становится трудно, а иногда и невозможно использовать. Классические приемы за 15 лет действительно помогли мне редуцировать степень моего заикания, но я понимал, что даже при использовании перезагрузки и «вплывания» в речь, в гортани, во рту и в теле остается некоторое напряжение. Степень беспокойства относительно заикания определяет уровень этого остаточного напряжения. И по иронии судьбы, чем больше бы я старался предотвратить заикание, тем большее напряжение я бы и создавал. Прежде я никогда не обращал особого внимания на ощущения в теле. Я не думал, что они имеют какое-то значение. Я всегда сосредотачивался на контроле над заиканием в области между гортанью и ртом, пользуясь мягкой атакой и перезагрузкой. Но теперь я делаю все и для уменьшения собственной чувствительности в том числе. Я вижу важность более глубокого исследования и понимания моей тревоги ожидания. Поскольку чувство тревоги в груди было посланием, которое говорило мне, что пора воспользоваться «вплыванием» в речь и перезагрузкой, я спросил себя, что будет, если я смогу убрать эту самую тревожность. Получалось, что эти мои мысли и чувства о заикании, которые приводили меня в беспокойство, и были сутью проблемы. Могу ли я научиться говорить эти слова без всякой тревоги, остаточного напряжения и без прибегания к перезагрузкам и прочему? Вот тогда я и начал менять свою цель, переходя от сосредоточенности на моторных навыках к устранению того процесса, который создавал тревожность. Мой выбор пал на нейро-семантическую технику разрешения тревоги ожидания. Техника называется «Раскрыться посредством» (Drop-Down Through). Она помогала мне пересмотреть свои мысли, чтобы устранить чувство паники, возникающее во мне перед речью. И теперь вместо сосредоточенности на приемах плавной речи, таких как мягкое начало, я все свое внимание и энергию уделяю высвобождении тревожности. Если техника раскрытия проведена грамотно, слово произносится без всякого остаточного напряжения на артикуляторах. Летом 2002 я получил сертификат мастера-практика НЛП. Это было во время 14дневных интенсивных курсов Боба и Майкла Холлов. 292 ЧЕМУ Я НАУЧИЛСЯ В свете моей семейной истории заикания, предрасположенность к тому, чтобы оказаться в группе риска, у меня, видимо, была. Как бы то ни было, я могу сказать, какие факторы для меня были ключевыми в возникновении заикания, и что было мне необходимо для излечения. Выкладываю несколько концепций, приемов и методов, которые могут оказаться для вас полезными. Соматическая память. Как сказано выше, относится к физическим ощущениям, привязанным к прошедшему событию: типа фильма, прокручивающегося в голове, в котором мы можем повторно испытать то, что реально ощущали ранее. Попробуйте! Посмотрите, сможете ли вы ярко восстановить в памяти замечательный отпуск или каникулы. Обратите внимание на позитив. Если это были каникулы на побережье, отметьте тепло от солнца на вашей коже. Ощутите соленый воздух. Почувствуйте песок под ногами. Воспоминание о таких приятных моментах поможет вам вспомнить добрые чувства, связанные с этим прежним опытом. Однако, верно и обратное. Воспоминания о негативных моментах включают дискомфортные ощущения. Я начинал составлять список конкретных ситуаций, людей и слов, в которых предвидел заикание. Я четко определил, что эти моменты для меня значат, и выявил определенные паттерны ощущений. Например, когда я намеревался воспользоваться громкой связью в той клинике, даже хотя я никогда ей и не пользовался ранее, ситуация воскресила в памяти мою фобию микрофонов, которая, в свою очередь, породила ощущение, что я начну заикаться. Ситуация оживила и мою привычку приписывать слушающим собственные фантазии относительно того, что они подумают, если я начну заикаться. Другими такими ситуациями в списке страхов были телефоны, чтение вслух, устные выступления, определенные имена девушек, название моей улицы, мое собственное имя и произнесение слова «заикание». Я начал понимать, что если я сижу в классе, зная о том, что должен читать вслух, то соматическая память извлечет панические ощущения, связанные со схожими неприятными переживаниями в прошлом. За этим неизбежно последует заикание и ступоры. Возникает большой вопрос: «А что я могу с этим поделать?» Хорошая новость состоит в том, что эти негативные воспоминания можно уничтожить, заменив их на соматическую память о позитивных моментах. Эти «позаимствованные» позитивные эмоции могут помочь вам трансформировать отрицательный опыт в положительный. Якоря. Якорь – это специфическое воспоминание, которое позволяет вам подключиться к ощущениям и смыслу опыта, полученного ранее. Например, вспоминаете вы любимую песню. Вы можете вернуться в прошлое и полностью представить себе где, когда и с кем вы ее слушали, что вы при этом чувствовали, и так далее. Вы можете прокрутить эту песню снова и вновь испытать то, что чувствовали тогда. Эта песня становится якорем того старого, позитивного настроя. Именно возврат тех прошлых приятных событий и объясняет, почему нам нравится снова и снова прослушивать определенные песни, просматривать альбомы и фильмы. Я выработал некую шкалу заикания с якорями для многих «страшных» слов и ситуаций. Всякий раз, попадая на один из этих якорей заикания, я соскальзываю в знакомое состояние паники. Например, когда я слышал вызов помощника менеджера в отеле, я тут же цеплялся за прошедшее событие, связанное со страхом речи, и немедленно впадал в состояние паники. С другой стороны, если при первом признаке страха я мог бы заякорить себя на позитивный опыт из прошлого, я мог бы быстро свернуть эту панику, не дав ей дальнейшего развития. 293 Временная шкала. Каждая ситуация, в которой я заикался и краснел, стыдился и расстраивался, становилась очередной точкой на линии моего заикания. В конечном итоге, эта линия растянулась более чем на 30 лет. Точки на этой линии стали соматической памятью и якорями для конкретных моментов заикания, и в значительной степени влияли на текущее поведение и выбор. Например, откуда бы я мог знать, как предвидеть и избегать определенные слова или ситуации, если бы у меня не было предшествующего опыта? Иногда я ловлю себя на том, что вспоминаю прошлое и прокручиваю в голове прошлые моменты заикания, или представляю, что это мое заикание виновато в том, что события развивались не так, как хотелось бы. Нейро-лингвистическое программирование предложило подход временнОго реимпринтинга. Возвращаясь и меняя то значение, которое я придавал заиканию, возникавшему, когда я читал вслух, и проделав это по всей временной шкале, я убрал тревогу ожидания, которая всегда предшествовала чтению вслух. И теперь это очень полезно, когда читаешь дословно во время устной презентации или когда сидишь на диване с детьми и читаешь им истории без всякого намека на заикание. Система языкового поиска. Относится к механизму в нашем мозге, который позволяет мгновенно отслеживать «страшные» слова. Эта система подобно локатору на истребителе, летящему низко над землей. Он направлен вперед, позволяет уклониться от потенциальной опасности. При заикании механизм тоже действует с упреждением и мгновенно выявляет слово, представляющее опасность. Например, когда я приехал в Атланту из Висконсина, если меня вдруг спрашивали, откуда я, моя система отслеживания сигнализировала мне об опасном слове (Висконсин). Я впадал в панику и говорил «с севера», либо начинал ступорить. Многие говорили мне о том, что сканируют тот кусок текста, который должны прочитать, и выхватывают из него отдельные слова, на которых опасаются заикания. При реимпринтинге нашей соматической памяти «опасных» речевых ситуаций и удалении из них негативного содержания, мы испытываем все меньше и меньше необходимости включать систему языкового поиска. Единственной причиной, по которой мы в первую очередь помним слова, на которых заикались, является то, что мы придаем значение тому прошедшему моменту заикания. Таким образом, когда механизм поиска больше не работает, мы целиком полагаемся на себя и живем в настоящем. Рефрейминг. Если события, связанные с заиканием, были эмоционально нейтральны для нас, то будем ли мы вспоминать о заикании, подбирать слова для замены, отводить взгляд, избегать и делать другие подобные вещи? Думаю, что нет. Предвидение заикания, ощущение паники, память об определенных словах, звуках, речевых ситуациях, и все прочее, касающееся прошлых эпизодов заикания, все это возможно только благодаря тому, что мы придаем этому значение (негативное). Альфред Коржибски, разработчик общей семантики, сказал: «Человеческие существа - это семантический вид живых организмов». Он имел в виду, что человек запрограммирован наделять свой опыт смыслом. Мы делаем это путем создания смысловых рамок. Следовательно, важно пересмотреть тот смысл, который мы придаем нашему заиканию. Помните, что я полагал, будто мое заикание означает, что не будет мне доверия, как доктору? В том случае именно этот негатив включал панику и приводил к заиканию. Марк Аврелий как-то сказал: «Людей волнуют не вещи, а их ценность». Он имел в виду то значение, которое мы придаем вещам. Потому, одна из составляющих процесса излечения, это пересмотр значения тех моментов нашей жизни, которые связаны с речью: превращение негатива в позитив. Разрушение состояния. Мне пришлось научиться определять, когда я готов перейти в состояние заикания, и разрушить, или прервать, это состояние. Когда я понимал, что чувствую в груди наступление заикания, для меня это было знаком взглянуть в себя поглубже и посмотреть, что я могу изменить. Применяя time-line терапию, рефрейминг, 294 технику раскрытия проведением, и другие НЛП и нейро-семантические техники, я смог постепенно растворить панический страх, который предшествует заиканию. Моя речь становилась все более и более спонтанной, даже без прибегания к моим старым приемам, способствующим плавности речи. Я просто говорил без препятствий. ИЗМЕНЕНИЯ МЕДЛЕННЫЕ, НО НЕУКЛОННЫЕ Резюмируя, очень важно, что я перепрожил свою жизнь, то есть, переосмыслил и пересмотрел тот негативный жизненный опыт, который имел отношение к речи, таким образом, чтобы воспоминания о бедах, связанных с заиканием, не вызывали тревожное ожидание в моей нынешней жизни. Перепроживание эпизодов заикания стерло тот негативный смысл, который имели для меня такие ситуации, как чтение вслух, телефонные звонки и устные презентации. Могло ли статься, что Дин Уильямс в 1991 году посадил в моем сознании то самое семя, спросив у меня, не хочется ли мне узнать, что я делаю, когда заикаюсь? Мне хотелось бы так думать. Свидетельство моего выздоровления в том, что у меня больше нет ни мыслей о заикании, ни опоры на поведенческие стратегии для получения плавной речи. У меня более нет никакого чувства тревоги в груди. Я просто говорю. На момент написания этой статьи, в марте 2003 года, я ожидал заикания пять раз за последние шесть месяцев. Это все были старые адреса, старые «страшные» слова, которые оживали в языковом поисковом механизме. Один случай произошел, когда я попросил поговорить с менеджером отеля. Так же, как и в остальных четырех случаях, я применил техники нейро-семантики, такие, как рефрейминг или раскрытие проведением, снял беспокойство и смог говорить свободно. Сегодня перед выступлением на публике я сконцентрирован на выработке навыков самовыражения. А еще у меня есть типичные нормальные речевые нарушения, которые есть у любого оратора (повторения слов, например), но моя скованность и мучения – это уже история. Это еще одно свидетельство степени освобождения моей головы от постоянных мыслей о заикании. Я на 100% уверен, что у меня есть оболочка, ну, как тефлон, устойчивая ко всяким рецидивам. Пройдя так далеко по этому пути, не жалею ли я о том, что мне пришлось более двух десятков лет прожить с заиканием, наказывая самого себя? Я бы так не сказал. Рядом со способностью Кристофера Рива радоваться жизни при полном параличе и способностью Виктора Франкла иначе взглянуть на свою жизнь в концлагере, моя история выглядит слишком простой, хотя я и знаю, что это не так. Я полагаю, что во мне много сострадания, я хороший родитель и супруг, и еще я люблю свою работу логопеда. Путешествие сквозь заикание – для меня это метафора того, что я могу всё. Пламя дракона потушено. Если вы хотите узнать больше о различных техниках нейро-семантики, упомянутых в этой статье, например, Drop Down Through, посмотрите сайт Института Нейро-Семантики www.neurosemantics.com Тима Макеси можно найти на сайте fluency@bellsouth.com его личный сайт: www.stuttering-specialist.com 295 РЕЧЬ БЕЗ ЗАПИНОК – ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЕ Джефф Ингрэм [Программы, обеспечивающие речь без запинок, существуют уже давно, и кому-то они могут послужить панацеей от заикания. Мне кажется, у них есть один потенциальный недостаток: почти все они ориентированы на механические аспекты речи, а не на всю систему заикания в целом. Тим Макеси (Tim Mackesey), специалист по речевым нарушениям, сам избавившийся от заикания, прислал мне этот очень убедительный фрагмент, написанный одним из его клиентов. Подход Тима к лечению включает в себя несколько моментов. Тим – приверженец когнитивной терапии и практик НЛП. Этот отрывок – прекрасный пример того, как наблюдательность приводит к четкому разграничению свободной речи и речи без формальных запинок. – прим. Дж.Харрисона] П одобно многим людям, встреченным мной, я «закончил» такие курсы излечения от заикания и столкнулся потом с рецидивом. Меня сильно смущало и заставляло чувствовать себя виноватым понимание того, что все большие и большие объемы занятий, направленных на достижение той самой цели, не приносят результата. Единственная рекомендация, предлагаемая программой по окончании курсов, гласила: «побольше практики!» Многие из моих основных страхов и тревог программой получения хорошей речи во внимание не принимались. Если мной овладевал страх, то я не мог контролировать свой язык, губы и связки в той степени, чтобы получить результат. Многочисленные выпускники курсов рассказывали мне о том же самом. Я пытался достичь результата снова и снова, не имея видимого прогресса, от чего ощущение собственной вины у меня нарастало. Тим Макеси помог мне снять завесу тайны с заикания. Самым первым постулатом программ избавления от заикания является то, что заикающийся в состоянии сохранять спокойствие, находчивость и контроль над моторикой речевого аппарата в проблемных ситуациях. У каждого подростка и каждого взрослого заикающегося, которых я встречал, был длинный список своих страхов и спусковых механизмов, вводящих в панику. Я хорошо изучил страх, называемый боязнью социума, страхом ожидания, либо реакцией «бей или беги». Мой подробный список страхов и опасений программа излечения от заикания не рассматривала. Курс лечения, по-видимому, лечил симптомы, а не корни проблемы. Отчего заикающиеся заменяют слова и уходят от разговора? У них страх заикания. Тема каждой поддерживающей консультации для заикающихся, на которых я только побывал, затрагивала страхи и ощущения, относящиеся к заиканию. Еще в 80-х я проходил курс лечения от заикания … ДВАЖДЫ. Курс был весьма интенсивным и очень дорогим. Исходной посылкой курса являлось восстановление речи путем обучения очень медленному темпу. Например, односложное слово должно было быть растянуто на две секунды. По мере прохождения трехнедельного курса темп ускорялся до секунды на слог с полусекундными интервалами между слогами. 296 Одной из составляющих курса были звонки в организации с вопросами типа «когда вы открываетесь?» В конце курса мы шли в местный торговый центр и задавали людям массу вопросов. Все это время мы старались четко следовать установкам (полная схема дыхания и протяжное выговаривание по слогам). Да, наша речь иногда была «гладкой», но звучала она монотонно и роботизированно. Это можно было бы считать и успехом, если бы не малый срок жизни такой вот плавной речи. Реальность такова, что процесс общения в мире идет гораздо быстрее, а на такой скорости выполнять установки сложно. Даже после ежедневных упражнений у себя дома, с использованием секундомера для определения продолжительности проговаривания слогов, я возвращался к своей старой речи. Я считаю, что безопасность и изоляция в относительно комфортном окружении для заикающегося в течение продолжительного времени ненадолго снижают страх. Но мои специфические страхи, связанные с необходимостью обзвонить клиентов и кратко представиться, например, ждали моего возвращения домой. Я узнал, что такое внутреннее противодействие. Его еще можно назвать раздвоением намерений. Виной всему здесь вторая предпосылка, что заикающиеся должны выполнять определенные установки. Нудная речь нараспев выглядит совершенно неестественно. Думаю, что заикающиеся боятся потерять свое лицо, начав пользоваться такой бросающейся в глаза замедленной речью. Темп речи, паузы и громкость – это средства, которые позволяют человеку выразить свою индивидуальность, так ведь? Люди не хотят терять эту свою самобытность, вот почему такая роботизированная речь их не устраивает. Предполагается, что заикающийся вернется на свою работу, в свою семью, в социум со своей новой речью и будет вести себя так, будто так и надо. Это требует от заикающегося существенного личностного сдвига. Один из моих сотоварищей по выпуску после прохождения курса сказал: «Выполнение установок привлекает еще больше внимания к моей речи!» Мы проходили курс, и многие из нас думали про себя: «Так я буду говорить здесь, но не дома». То есть, для многих заикающихся эта методика обречена из-за наличия внутреннего противодействия. Я понял, что раздвоение моих намерений может действительно спровоцировать речевой ступор. Я вспоминаю рабочее совещание, на котором нам надо было по очереди представиться. Я чувствовал, что внутри меня сидит тянитолкай: одна голова кричит «следуй установкам!», а другая твердит «ты точно будешь не как все со своими установками, потому что так никто не говорит». Это напоминает мне спортсмена, к примеру, питчера на подаче в бейсболе, совершающего дальний бросок баскетболиста, гольфиста на завершающем ударе. Прямо в тот момент, когда все упирается только в моторные навыки, у него не должно в голове звучать «СМОТРИ, НЕ УПУСТИ ШАНС!». Тот голос, который в голове человека говорит «я буду выглядеть ненормальным со своей затянутой занудной речью», вызовет внутренний конфликт, который, скорее всего, приведет к речевому ступору. Когда заикающийся в панике, старается не заикнуться и не выдать себя, то никакие мягкие атаки и другие установки, как правило, уже не возможно выполнить. Он хочет и говорить, и, в то же время, пытается спрятаться. Когда эти силы равны и тянут в противоположные стороны, человек начинает заикаться. Еще до встречи с Тимом, я потратился на устройство, которое нужно было вставлять в слуховой проход. Я видел, что это устройство представляли на шоу Опры (Oprah Winfrey), как некое «медицинское чудо». Я был разочарован своими попытками получить свободную речь, и очень хотел быстрого избавления, какое видел у Опры. Оказалось, что это устройство отвлекает внимание, когда пытаешься что-то сказать. Уровень шума был просто невыносимым. Но снова все портил страх ожидания: при волнении я не мог сосредоточиться на эхе, звучащем у меня в ухе. Я занимаюсь 297 продажами, и это устройство не работало именно тогда, когда я в нем более всего нуждался! Этот способ избавления тоже не принимает во внимание эмоциональные причины заикания. Когда в 2000 году я переехал в Атланту, я просмотрел местные логопедические клиники и попал на специалиста по речевым нарушениям Тима Макеси (Tim Mackesey). Всего лишь после нескольких занятий с Тимом я понял, наконец, каким образом и отчего у меня возникают ступоры, и я начинаю заикаться. Курс формирования плавной речи сосредоточен, главным образом, на физическом аспекте заикания. В противоположность этому, Тим больше внимания уделяет на страхам ожидания, которые делают речевые установки столь ненадежными. Он познакомил меня с нейро-лингвистическим программированием (НЛП) и с нейросемантикой (НС). Нейросемантика – новое ответвление НЛП. НЛП подобен большому набору стратегий, которые помогают людям поменять их мысли и чувства, способствующие страхам и, в конечном итоге, заиканию. По сути, вы перепрограммируете свой мозг таким образом, чтоб пережить свой жизненный опыт по-другому. Если вы ворошите старую память о заикании и переживаете те же самые эмоции, то память работает так, будто вы переживаете подобную ситуацию сегодня. Например, когда я учился в школе, я помню, делал устный пересказ книги и ужасно заикался перед классом. Эти травмирующие переживания были перенесены в мою взрослую жизнь и заставляют меня бояться выступать перед людьми… даже перед небольшой группой. Тим перенес меня назад во времени (т.е, назад по событиям моей жизни) и создал новое «кино» для моего сознания. Мы «переиграли» тот и многие другие моменты, которые были для меня травмирующими в момент их совершения. Как результат, эти воспоминания уже не причиняли боли. Точно так же я узнал, как пересмотреть свой опыт телефонного звонка и выступления на собрании, поэтому сегодня я больше не пребываю в тревожном ожидании. Я могу, как и большинство людей, чувствовать прилив адреналина, но теперь я испытываю этот прилив как волнение, а не как страх. Все это применимо также и к отдельным словам и звукам. Я могу теперь превратить эти ранние переживания в приятные воспоминания и перенести их в мою теперешнюю жизнь. В результате, управление моими запинками проходит теперь ГОРАЗДО легче, поскольку я знаю, как управлять своим сознанием, оставаясь при этом спокойным. Это совершенно новый и эффективный метод работы с заиканием! Мне очень приятно сообщить, что мои продажи сейчас идут очень успешно. Также я очень активен и разговорчив в своих церковных делах. Я понимаю теперь заикание, настоящий контроль и стал более стойким. 298 МОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ К СЧАСТЬЮ Антонио Раско [Есть такая старая поговорка: «Чтобы узнать, каков пудинг, надо его съесть». Однажды утром в середине 2011 года я получил это письмо от 36-летнего Антонио Раско. Ранее Антонио прочитал о Гексагоне Заикания. Для него это было очень важно, и он привело эту концепцию в жизнь, получив исключительный результат. Антонио показывает, что простое изменение точки зрения может поменять всё. – прим. Дж.Харрисона] М « еня зовут Хуан». И пусть меня зовут Антонио, но именно так я ответил своему университетскому преподавателю, когда он спросил, как меня зовут. Происходило это перед аудиторией. Мне в то время было 22 года. Выговорить имя «Антонио» было для меня сущим кошмаром, и я применил одну из своих уловок, чтобы скрыть сам факт моего заикания. Если я возвращаюсь к своему Гексагону Заикания, то понимаю, как много работы я должен был сделать, чтобы превратить его из сугубо негативного в позитивный. Без этих усилий было не обойтись, чтобы… ну нельзя сказать, чтобы стать совершенно свободным, но принять себя, быть счастливым, ну и получить власть над своей речью в качестве побочного продукта. Я мог бы бесконечно говорить о многих вещах, которые я сделал, чтобы улучшить свою жизнь, но постараюсь главное уместить в несколько абзацев. Я анализировал свои мысли, убеждения и, как результат, свое поведение. Я изучил их и выработал такое правило: не прекращать делать того, что мне хочется, из-за заикания. Этот лозунг останется со мной до конца моих дней. Например, я обычно думал, что люди станут дразнить меня или подумают, что я идиот, если у меня будет ступор. Конечно, вы столкнетесь с такими уникумами, но мой опыт, полученный во многих таких ситуациях, в том, что, попросту говоря, людей совершенно не заботит ваше заикание. Они озабочены своими проблемами. А если их это не беспокоит, то почему это должно беспокоить вас? Самым важным для меня было то, что я знал, что должен предпринять какие-то меры. Вот неполный список того, что я сделал, столкнувшись со своими страхами: - вступил в клуб ораторов; - вступил в лигу сквоша, чтоб иметь возможность разговаривать с незнакомцами; - вступил в кружки речи, организованные NHS; - присоединился к программе МакГуайра; - прочел много материалов типа книги Джона Харрисона, книг по медитации и книг по НЛП; - за год имел 5000 контактов (останавливал людей на улицах, задавал вопросы в магазинах, звонил людям, с которыми боялся разговаривать и так далее); - был максимально открыт (теперь я могу говорить о своем заикании так, будто говорю о своем предстоящем отпуске). На днях мне пришлось давать интервью группе из трех человек. Ситуация была бы похожа на гангстерский боевик, произойди это, когда я был молодым человеком в университете. Только на этот раз я говорил так много, что похоже было на то, что они 299 слегка приустали слушать меня. Я говорил медленно, сразу дал им понять о своей речи и использовал свое заикание, чтобы показать им мои способности бороться в жизни. Потом выяснилось, что я эту работу не получил, но знаете что. Меня не сильно это и озаботило, поскольку, когда я шел с интервью, я шел с высоко поднятой головой. Меня распирала гордость. Я говорил себе: ты не мог бы сделать это лучше! Я чувствовал себя СЧАСТЛИВЫМ. Если сравнить Антонио на том интервью и тем Антонио, который сказал преподавателю, что его зовут Хуан, то разница огромна. Я тот же самый человек, но я поддержан гораздо более позитивным Гексагоном. Следующая переписка показывает, что работу Гексагона Заикания Антонио понимает просто отлично. АНТОНИО: Как по-вашему, верно ли, что если человек заикается на собственном имени, то у него нет ни настоящего понимания того, кто он есть, ни принятия многих собственных качеств в собственную самооценку? ДЖОН: Думаю, что вы правы в обоих аспектах. А еще, все полагают, что человек знает свое имя, поэтому при представлении возникают проблемы, если вы из-за боязни не можете его сказать. АНТОНИО: Если ваш Гексакон не поддерживающий, то преуменьшаете собственную значимость, как человека. Наше имя – это часть нас, потому мы заикаемся из-за того, что не гордимся собой. ДЖОН: И снова вы правы. Кстати, то, что вы говорите, будет еще понятнее, если заменить «сдерживаться, ограничить себя» на «заикаться», иногда я призываю людей, как коуч, поступать таким образом. АНТОНИО: Обычно я видел себя как недостойного, даже если говорилось и не о заикании. Типичный пример: люди, которые меня хорошо знали, часто говорили мне: «Почему ты считаешь, что ты не достаточно хорош или не компетентен? Поверь, с тобой все в порядке!!» Но мне всегда казалось, что они просто добры ко мне. ДЖОН: Со мной тоже такое было. Когда мне было 14 и когда я был в летнем лагере, помню, там был парень постарше по имени Ласкер Харрис, которым я всегда восхищался и который всегда был благожелателен ко мне, когда мы врезались друг в друга. Я всегда полагал, что он такой добренький, потому что знает, что я готов сквозь землю провалиться (хотя откуда мне это было знать), и только поэтому хорошо ко мне относится. АНТОНИО: После проработки своего Гексагона я понял, что если я смог выучить с нуля иностранный язык и получить самую высокую квалификацию в английском бухгалтерском деле, то, возможно, люди относились ко мне хорошо неспроста! ДЖОН: Когда ваш Гексагон меняется – всегда открываются удивительные вещи. АНТОНИО: Пока мой Гексагон был слабым, я был совершенно слеп, и это работало на мою плохую самооценку не только как оратора, но и как человека вообще. ДЖОН: Вы понимаете суть Гексагона лучше, чем большинство людей, которых я знаю. 300 МОЕ РАЗВИТИЕ, КАК ЧЕЛОВЕКА С ЗАИКАНИЕМ Кристина Дитц [Этот отрывок появился на форуме Yahoo neurosemanticsofstuttering за авторством Кристины Дитц (Christine Dits) в конце 2006 года, когда она была в выпускном классе школы. В нем рассматривается проблема, которая стоит перед всеми заикающимися: как найти сочувствующих и понимающих людей, чтобы поговорить с ними на темы, связанные с заиканием? Особенно остры эти проблемы для школьников в переходном возрасте, когда происходят резкие и, зачастую, болезненные трансформации в отношении к жизни и к себе. Сегодня у интернета есть огромнейшие возможности, чтобы помочь заикающимся, и особенно молодому поколению. Это и сотни онлайн публикаций, и многие сотни людей, готовых поделиться своими мыслями, чувствами и опытом относительно собственного заикания. На сегодня даже реально, в связи с доступностью коммуникационного обеспечения типа Skype и технологий, подобным интернетовским видеокамерам, заикающемуся в Чикаго иметь доверительную беседу с глазу на глаз с кем-нибудь в Сиднее, Праге или Йоханесбурге… и все это бесплатно. Одним из лучших мест в интернете для того, чтобы человек любого возраста мог поделиться своими мыслями, идеями и чувствами, является форум Yahoo neurosemanticsofstuttering имеющий адрес: http://health.groups.yahoo.com/group/neurosemanticsofstuttering - прим. Дж.Харрисона] М еня зовут Кристина Дитц, мне 18 лет, и я заикаюсь. Я начала заикаться в возрасте между шестью и девятью годами: тогда мои тетя и бабушка замечали, что я как бы замираю, когда приходит черед мне что-то сказать. Я сама заметила, что повторяю много слогов и звуков, в возрасте около 12 или 13 лет. Это было и время, когда решили развестись мои родители. Говорю об этом, поскольку считаю, что развод родителей несомненно повлиял на мой Гексагон Заикания (термин Джона Харрисона). Гексагон Заикания – это модель, которая описывает эмоции, поведение, восприятие, физиологический отклик, намерения и убеждения человека, который заикается. Джон полагает, что если взять даже только одну точку Гексагона Заикания и начать ее раскачивать, разрушать или сдвигать со своего места, то заикающийся попадет в состояние речевого ступора и заикания. Могу сказать, что я чувствовала это во многих моментах из своей жизни. Один конкретный пример из жизни. Помню ночь, когда я ужинала в компании примерно девяти взрослых, включая отца и мою сестру. Я сидела тихо, чувствовала себя довольно стесненно, не особенно участвовала в общем разговоре, пока не решила что-то сказать. Я начала рассказывать всем о фильме, который посмотрела: «Взломщики сердец» (I Heart Huckabees). Но когда дело дошло до названия фильма, то непроизвольно начала заикаться на слове «heart», сделав примерно четыре-пять «заходов». Я застряла на «I Heart» на какое-то время, и знаю, что должна была выглядеть полной дурой. Я 301 почувствовала, что краснею, а от всей ситуации остался для меня только этот злосчастный момент заикания. Я чувствовала, что делаю все бессознательно, это самое обычное состояние у заикающихся при ступоре. Моя сестра, которая сидела рядом со мной, по доброте душевной помогла мне, и я завершила фразу с ее помощью. Хотя и было бы хорошо закончить фразу самой, но мне позарез нужен был кто-то, кто бы за меня заступился. Я была совершенно подавлена. В этой ситуации мои детские убеждения удерживали меня от того, чтобы выразиться четко и спокойно. У меня было глубокое подсознательное убеждение, что взрослые превосходят меня, что они умнее, они более ясно выражают свои мысли. Моими намерениями в тот момент было произвести впечатление на всех взрослых своей свободной, умной речью, тогда как в реальности взрослые, скорее всего, не ожидали от меня ничего вообще. Они просто хотели увидеться со мной, также как и со всеми, и вкусно поесть. Кого беспокоило, заикаюсь я или нет? Я ПРИЗНАЮ ПРОБЛЕМУ В середине учебного года, который был за два года до выпускного, я, наконец, поняла, что у меня проблемы с речью. Я очень хорошо видела, что чаще, чем нужно, задумываюсь о том, как сказать. Заметила я также, что чаще обычного повторяю начала слов и фраз. «Что же со мной не так?» - задумывалась я снова и снова. Интересно, что я настолько уживалась с моей так называемой проблемой заикания (мне, в конце концов, пришлось ее так назвать), что я часто заговаривала о ней с подругами в различных ситуациях – на обеде, на занятиях, на переменах. Я знаю, что еще не беспокоилась об этом в той степени, как это было на следующий, предвыпускной год. Помню, что все лето перед этим учебным годом я молилась о том, чтоб мое заикание прекратилось. К моему удивлению, в большой степени это сбылось. Я стала очень общительной тем летом и всегда очень хотела быть среди людей. Однако, осенью заикание вернулось и снова стало преследовать меня. Я была под постоянным стрессом и давлением со стороны школы, а также необходимостью снова приспосабливаться, и, таким образом, начала сдерживать свое экспрессивное, свободное «я», расцветшее несколькими неделями ранее. В начале сентября своего предвыпускного года, когда я просматривала интернет, я наткнулась на форум yahoo под названием neurosemanticsofstuttering.com. Это было место, где можно было поговорить с сотнями других заикающихся о том, как одолеть заикание. Я немедленно зарегистрировалась на форуме и еженедельно посылала туда сообщения. За недели и месяцы у меня появилось более глубокое понимание заикания и того, как отвязаться от этой проблемы раз и навсегда. Я до сих пор довольно активная участница этого форума, на котором сейчас зарегистрировано около 700 участников, и который все растет. Я участвовала во многих интересных и познавательных дискуссиях на тему заикания: как избавиться от него, какие методики наиболее перспективны, где можно найти дополнительную поддержку, как пережить «трудные» времена. Я встречалась с логопедами, со специалистами НЛП (нейролингвистического программирования), со взрослыми, у которых заикаются дети, с заикающимися взрослыми, с детьми моего возраста, которые заикаются, и, главное, со взрослыми, для которых заикание уже в прошлом. Я готова общаться со своими коллегами по форуму каждую неделю и узнавать все больше об этой смущающей меня проблеме, называемой заиканием. 302 ЧТО ДЛЯ МЕНЯ БЫЛО ПОЛЕЗНЫМ Форум neurosemanticsofstuttering помог мне вырасти не только как человеку с заиканием, но и как женщине, как другу, как человеку, которому можно довериться, и просто как человеку. Я узнала, как лучше найти общий язык с братом, как научить людей быть терпеливыми при общении со мной, когда у меня бывают ступоры, как постоять за себя, когда кто-то подсмеивается над тобой, и самое главное, как говорить более уверенно, выразительно и именно то, что хочешь сказать. Я узнала о самых рекомендуемых книгах в помощь заикающимся, чтобы одолеть чувство стыда, боязни, горести и смущения. Прочитала множество вдохновляющих цитат, помогающих мне переживать тяжелые времена. Получила различные ссылки на статьи и сайты, помогающие выстроить углубленное понимание заикания. Самое главное, я пообщалась со многими понимающими людьми с форума, которые подтолкнули меня сделать свой выбор в преодолении заикания. Эти люди также дали мне массу советов в поддержку и наставлений в те тяжелые дни. Я получила, и получаю до сих пор вдохновение и мотивацию в каждом, кто входит со мной в контакт на форуме. У меня появилось много близких друзей, и я в долгу перед этими людьми за всю ту помощь, поддержку и любовь, которыми они одарили меня за эти последние 15 месяцев. Группа neurosemanticsofstuttering поставила меня на ноги, чтоб я смогла, наконец, начать решать свои проблемы с заиканием, и я за это очень благодарна. Вдобавок к тем открытиям, что я сделала на форуме, я кое-что открыла и в отношении логопедии. В сентябре 2006 года я начала курс логопедии. Я полагала, что логопедия будет последним элементов в паззле заикания, но это было не так. Я не хочу отрицать логопедию, но, как бы то ни было, хочу предупредить, что сама по себе логопедия не может быть тем самым решением или тем самым лекарством от заикания. Допускаю, что кто-то одолевает заикание при правильной логопедии, но в моем случае я пока так не скажу. Я прохожу курс только примерно три месяца, поэтому не могу вам сказать, когда покончу с заиканием, а даже если это и произойдет, то будет ли это заслугой только логопедии. Тем не менее, у меня и уже есть, и еще происходят существенные сдвиги, это было заметно даже после месяца или двух месяцев посещения логопеда. На занятиях с логопедом я узнала о многих способах и средствах коррекции заикания, о том, как улучшить плавность речи и существенно повысить уверенность в себе. Я поговорила о своих задачах с логопедом и постепенно начала их выполнять. Поскольку я занимаюсь с логопедом только последние пару месяцев и встречаюсь с ним раз в неделю, у меня еще не было особых возможностей по-настоящему опробовать свои наработки дома с семьей, с друзьями и даже с незнакомыми людьми, что для меня самое главное. Однако, у меня как-то уже был поход в библиотеку, и я попробовала там то, чему научилась, и все прошло очень хорошо. При общении с работниками библиотеки мне было немного страшно, но я поняла, что вполне могу себе такое позволить. Работники библиотеки только немного поулыбались и похихикали, когда я начала заикаться. Но я знаю, что мое заикание и близко не трогает их настолько, насколько это задевает меня. Вероятно, они и даже и не думают об этом. Помните, что людям на самом деле глубоко все равно, что мы заикаемся. Только потому, что мы сами так все воспринимаем, они в какой-то момент обращают на это внимание и реагируют соответственно. К нам относятся так, как к любому человеку с нормальной речью, который подойдет после нас. 303 ВСЕ ДЕЛО В ОЖИДАНИЯХ Как и любой отчаявшийся в хорошей речи заикающийся, я ожидала быстрого результата. Но вскоре поняла, что восстановление речи займет много времени. Нам, как заикающимся, не следует просто так ждать, что это самое заикание, которое так прикипело к нам, которое нам настолько привычно, уйдет просто так, если мы применим выбранную технику, либо уделим этому немного внимания. Поначалу я ожидала быстрой перемены, но желаемого результата не видела. Я занималась самообманом. Я шла на поводу своих ожиданий, а не намерений. Я ожидала быстрого успеха, а когда он не пришел, была сильно разочарована. Вместо этого, как говорит Джон Харрисон, позвольте себя вести своим намерениям, а не ожиданиям, потому что тогда вы не ориентируете себя на разочарование; четко обозначайте свои цели, и ваша мотивация всегда будет на уровне. Я только начинаю следовать этому, и уже обнаруживаю все больше согласия с собой и с окружающим меня миром. Я, наконец, согласилась с тем, что заикание это часть меня. Это то, что делает меня Кристиной, и это, в конечном счете, образ жизни, с которым я должна иметь дело. У МЕНЯ ЕСТЬ ВЫБОР Даже несмотря на то, что заикание на данный момент является моим образом жизни, я не позволяю, чтоб оно управляло мной, не позволяю самой себе следовать установкам моего прежнего заикания. У меня сейчас есть выбор: либо отрицать свое заикание и всякую надежду на улучшение оставшейся части моей жизни, либо найти пути для работы с ним, для контроля над ним, для жизни с ним. Я выбрала последнее, конечно, потому что знаю, что у меня есть надежда. Я приняла свое заикание, даже если оно мне и не нравится временами, и приняла решение жить своей жизнью, вопреки небольшой проблеме с заиканием. Самым последним, что произошло со мной вследствие занятий с логопедом, стали перемены в том, как я вижу себя и свое заикание. В самом начале курса логопедии в сентябре моей целью было получить, наконец, свободную речь. Моя цель сегодня, в середине декабря, - чтоб я устраивала саму себя при разговоре. Я вижу эту цель гораздо более реалистичной и здравой, и мой логопед полностью со мной согласен. Выбор довольствоваться своей речью более реалистичен хотя бы потому, что никто не обладает идеальной речью, абсолютно и полностью свободной. Цель, чтобы речь всегда была плавной, слишком хороша, чтобы быть правдой, и практически недостижима. Мой совет всем заикающимся: найти время и спросить у себя, какую вы ставите себе конечную цель. Помните, что вы – тот единственный человек, которого стоит принимать во внимание. Вам предстоит прожить с собой всю свою жизнь. Вы, и только вы будете определять, на что будет похожа эта жизнь, и как вы будете чувствовать себя изо дня в день. 304 БЕСКОРЫСТНЫЙ ТРУД Ричард Пэрент В середине 80-х я переводил статьи о заикании на французский (французский – для меня родной язык, а переводы – мое хобби) для группы самопомощи в Монреале. Тогда я впервые встретил оригинальную статью Джона Харрисона о Гексагоне Заикания. Для меня этот перевод стал настоящим прорывом: я впервые что-то узнал о природе заикания и о том, что это, по сути, система со множеством граней. Я подозревал, что мое умеренное заикание было проблемой скорее психологической, нежели физической, но я не знал, что мне делать, поскольку был не в состоянии четко это уяснить. Статья о Гексагоне Заикания дала мне то, в чем я нуждался, чтобы начать свой путь. Вскоре после этого я приобрел одно из первых изданий руководства Джона по публичным выступлениям. Поскольку еженедельные встречи для нашей группы были темой непроработанной, я перевел 10 упражнений (они входят в книгу, которую вы сейчас читаете) и организовал группу, чтобы с этим попробовать. Все участники получили огромный опыт. В возрасте 40 лет я обнаружил, что могу не только выступать перед другими, но и получать от этого удовольствие. Какое же это открытие для заикающегося! Год спустя я вступил в Клуб Ведущих. Ух ты! Еще одно открытие. Этот четырехлетний опыт изменил мое представление о том, кто я. У меня стало больше связей с моим настоящим Я. После интроверта и неуверенного в себе человека, считавшего необходимостью угодить другим, я вдруг понял, что вовсе не должен ограничивать свою жизнь из-за возникающего вдруг заикания. Я мог развиваться и как личность, и как яркий и доходчивый оратор. Клуб Ведущих был для меня тем лекарством, которое требовалось, чтобы излечить «внутреннего человека». Мы хотели, чтобы Джон поделился своими мыслями с другими, поэтому пригласили его в Монреаль в июне 1994 года при содействии Еврейской Больницы общего профиля Монреаля. Он обратился в профессиональное сообщество Квебека и договорился о проведении семинара, который он вел в крупных городах США. Был успех при полном аншлаге. Потом был 14-летний перерыв, когда между мной и Джоном контакты практически прекратились. Мы обменивались Рождественскими открытками, но каждый из нас занимался своей собственной жизнью. В 2008 году я обнаружил, что книга Джона подрастала все эти годы, и состояла теперь уже более чем из 500 страниц. Поскольку Джон оставил книгу в свободном доступе в виде файла PDF, я скачал ее и электронной почтой выразил ему свою признательность. Его ответ пришел мгновенно: «Эй, Рик! Может, тебе будет интересно перевести некоторые из этих статей на французский?». Конечно же, я согласился. И вот я приступил к работе, начав с тех статей, которые были для меня наиболее интересны. Тогда ни Джон, ни я не ожидали, что я стану переводить всю книгу целиком. Но я быстро обнаружил, что все в книге было для меня интересным. Я мог видеть собственное отражение в каждом комментарии Джона и его соратников. В какой-то момент я понял, что обязан перевести всю книгу. Что я и сделал. Как и английское издание, французская версия книги доступна в бесплатном варианте. 305 Помимо этого, я начал распространение концепции Гексагона Заикания во франкоязычном мире, и мы получаем много благодарностей, в основном из Африки, континента, где недостаток материалов для заикающихся особенно чувствуется. Я помог также с переводом книги на испанский, связав Джона с Арасели Эррерой, который перевел ее для Испанского Фонда Заикания (Fundación Española de la Tartamudez), распространив, таким образом, концепцию Гексагона Заикания в той части земного шара, которая говорит на совершенно другом языке. 306 КОГДА ЖЕ ЗАГОРИТСЯ ЗЕЛЕНЫЙ? Хэйзел Перси В опрос «когда же загорится зеленый?» выглядит как начало веселой шутки! Тем не менее, я считаю светофор очень подходящей метафорой, когда рассказываю о своем пути к здоровой речи. Надеюсь, что в моей истории люди, которые заикаются, смогут найти помощь и поддержку. КРАСНЫЙ Мне 40 лет. Замужем, живу в Великобритании, имею проблемы с заиканием с раннего детства. Хотя оно и началось с легкого, но значительно усилилось в подростковом возрасте. С того времени я все больше видела перед собой по жизни «красный», будучи не в состоянии двигаться вперед из-за опасений по поводу речи. Поскольку заикалась я в любой речевой ситуации (кроме, может, когда сама с собой, хотя и здесь абсолютной плавности не было), то чувствовала себя взаперти, когда дело касалось выбора жизненного пути. Например, выбор работы был обусловлен не моими способностями или интересами, а тем, как много мне придется говорить. Я выбирала самый легкий путь избегания и, следовательно, зачастую была занята чем-то скучным, не приносящим удовлетворения и чувствовала себя не в своей тарелке. Когда я работала, то иногда избегала деловых переговоров по телефону, а когда набиралась смелости их начать, то чувствовала стыд, унижение и ощущала большое физическое напряжение при разговоре. Социальные контакты были также затруднительны, даже в относительно комфортной зоне собственного дома с семьей и друзьями. Много раз я предпочитала промолчать, когда должна была что-то сказать, потому что знала, что стоит мне открыть рот, как начнется та самая физическая борьба, которая оставит после себя эмоциональное и физическое опустошение. Если я видела наших соседей, занятых в своем саду, я частенько избегала разговоров с ними. Либо ждала, пока они уйдут, чтобы выйти самой, либо делала вид, что не вижу их, либо изображала слишком сильную занятость, будто мне не до разговоров. Что они должны были подумать! И не то, что я хотела бы быть недружелюбной: мне просто было слишком неловко и боязно стоять и заикаться при них. Вскоре после рождения нашей первой дочери, в июне 1999 года, я четко помню, как сказала мужу, что он сам должен читать все сказки на ночь. Я не видела для себя ни малейшей возможности делать это самой. Короче говоря, из-за своего заикания я ставила себя ниже других людей, притом несостоявшейся как человек. В результате этого я всегда все усложняла в попытках как-то скомпенсировать свой речевой недостаток. Хотя у меня и было заметное и довольно сильное заикание, я особо не пользовалась его преимуществами. Это значит, например, что только в крайних случаях я могла заменить «трудное» слово на «легкое». На мой взгляд, любое слово бывает сложно сказать, поэтому, как правило, я не вижу особого смысла в попытках замены! Единственным исключением был день свадьбы, когда страх начать заикаться прилюдно был особенно велик. По этому случаю, брачная церемония была изменена таким образом, что все, что 307 мне пришлось сказать самой было «я согласна», а потом просто надо было повторять какие-то слова вместе с мужем, что, конечно, сделать было не сложно. Такое положение вещей дало мне громадную мотивацию что-то пытаться изменить. Когда я была еще подростком, я прошла несколько курсов традиционной логопедии, но они оказались бесполезны. Когда мне было уже за двадцать, я побывала на нескольких курсах в Великобритании, которые проводили люди, одолевшие собственные проблемы с речью. Хотя помощь какая-то и была, по крайней мере, это позволило мне облегчить общение с близкими и друзьями, но говорить приходилось настолько медленно, что его сложно было использовать в ситуациях реальной жизни. Со временем, я понемногу отошла от него и вернулась к своей старой речи. Тем не менее, в сентябре 2000, когда мне было 34, в моей жизни произошел драматический поворот. Я услышала о программе МакГуайра. Программе, в которой затрагиваются как физические, так и психологические аспекты заикания. Я почувствовала, что надо ее попробовать. В конце концов, я ничего не теряла. Именно во время моего первого прохождения курса я поверила, что «красный» поменялся на «желтый». ЖЕЛТЫЙ В моем случае этап «Желтого» продлился в течение пяти лет и был временем перемен во многих отношениях. Это было также временем подготовки к дальнейшим переменам, для продвижения к «Зеленому» или «Идите», но об этом чуть позже. Я присоединилась к программе МакГуайра и впервые почувствовала вкус того, чего была лишена все эти годы - вкус жизни без ограничений и заикания. В ходе этого четырехдневного курса я услышала себя говорящей свободно настолько, насколько мне оставалось только мечтать. Не только в условиях кабинета, но и на улицах с обычными людьми и даже при публичных выступлениях на городской площади! Впервые с детства я увидела, что физически могу произносить именно те слова, которые хотела сказать, в присутствии другого человека; и для меня это было удивительно и восхитительно! С этого момента я поняла, что моя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде. Так оно и случилось. Когда я вернулась домой, то обнаружила, что обрела возможность почувствовать новую свободу в изрядном количестве речевых ситуаций. Но, в то же самое время, сделать это трудно и физически и психологически, и иногда я, бывало, смотрела на «нормальных людей» и удивлялась: «отчего мне нужно затратить столько усилий, чтобы сказать что-то, когда другим это настолько легко?» Более того, вопреки всем моим усилиям, мне иногда было сложно воспользоваться новой техникой речи в определенных ситуациях, и я не понимала, в чем была причина! В то время я полагала, что заикание вызывалось неким мозговым нарушением, и что контроль физического поведения – это единственная возможность двигаться вперед. Помимо этого, я, в общем, не особо обращала внимание на мысли, которые возникали у меня до речевого ступора. За многие годы, они оказались вне пределов осознания. Более того, хотя я всегда чувствовала тревогу и напряжение и до и в процессе ступора, я ни в коей мере не приравнивала их к факторам, способствующим такому поведению. Просветы в моей голове появились, когда в 2003 я прочитала книгу Джона Харрисона «Как побороть свой страх публичного выступления» (нынешнее название - «Переосмысление заикания»). Что касается меня, то книга Джона ответила на массу вопросов относительно природы ступоров и заикания; и впервые в своей жизни я изменила убеждение, что моя проблема с речью вызвана каким-то неизлечимым мозговым нарушением. Вместо этого я укрепилась в том, что заикание - это самодостаточная система («Гексагон Заикания»), которую я создала и лелеяла многие годы. История собственного излечения Джона, его 308 понимание проблемы, дали мне настоящую надежду на то, что однажды я смогу и сама стать полностью свободной! Помимо того, что книга Джона дала мне прилив вдохновения, я получила и инструмент для работы над собой. Получив новые знания, что именно должна я теперь предпринять? Надо ли поменять курс в отношении собственного излечения? В конце концов, если я иду по пути контроля симптомов заикания, то тот ли это путь, по которому мне следует двигаться? И вот, с легкой руки Джона, начались несколько месяцев внутреннего конфликта и метаний с моими раздумьями на эту тему. Хотя я и оставалась как-то связанной с программой МакГуайра, но я была совершенно не уверена в правильности взятого курса. Озарило меня в июне 2004 года, когда я принимала пищу в окружении 100 человек или, может, побольше. Все, казалось, болтали и весело проводили время. Все, кроме меня. Я сидела за столом, чувствуя растерянность и подавленность от того, настолько я боялась показать свое заикание перед людьми. Что-то надо было менять, и как можно быстрее. Примерно тогда же я начала просматривать интернет в поисках того, что еще могло бы помочь заикающемуся, и наткнулась на сайт www.masteringstuttering.com. Сайт нейросемантики. Я начала читать там статьи о ступорах и заикании и вскоре полностью погрузилась в эту тему. Прочитанное имело для меня громадное значение и способствовало углублению понимания сути речевых ступоров. Особенно меня привлекли утверждения Тима Макеси (Tim Mackesey), и летом 2004 года я договорилась с ним о нескольких консультациях по телефону. Именно в ходе этих консультаций я впервые начала применять паттерны нейросемантики (и НЛП) к своей речевой проблеме. Тим провел меня через различные паттерны, но самым полезным, по моему мнению, был для меня реимпринтинг на линии времени (Time-Line Reimprinting). Используя этот паттерн, я провела дома в одиночестве много времени, перепроживая прошлые обидные воспоминания о своих ступорах. Я просмотрела в свете своего высшего духовного источника все свои обиды, связанные с этим, простила всех, кто непреднамеренно причинил мне душевную боль. И конечно, должна была простить и себя, поскольку, просматривая свои мысли, поняла, что очень часто судила своих слушателей слишком сурово! По мере выполнения всего этого (с помощью Тима) я постепенно стала менять свое представление о других людях и, в частности, об их реакции на мое заикание. Кроме того, я решила провести один эксперимент. Несколько недель я звонила по многим магазинам и конторам, задавала короткие и не очень конкретные вопросы, позволяя себе при этом открыто заикаться. Моей целью было посмотреть, как слушающие меня будут реагировать на мою заикливую речь. Должна признаться, что результат для меня был поразителен! В девяти случаях из десяти никакой реакции не было вообще. Люди слушали и, похоже, больше интересовались тем, что я хочу сказать, нежели тем, как я это говорю! Единственной реакцией, которую я заметила, было «простите», если кто-то не совсем уловил то, что я пыталась сказать. Подобным же образом, я позадавала вопросы и в местных магазинах. Я всегда устанавливала зрительный контакт, улыбалась, смотрела настолько уверенно, как только могла, и говорила то, что хотела сказать. Снова я позволила себе заикаться «в открытую», и снова люди, кажется, уважали меня и выслушивали то, что я должна была сказать. В это же время я поступила на курсы публичных выступлений в местном колледже. Эти курсы представляли собой 30 вечерних занятий, проводимых в течение года. Моей целью было дальнейшее понижение собственной чувствительности к своему заиканию перед людьми. По мере прохождения курса по ответной реакции я могла вдруг замечать, что веду себя уверенно, спокойно, речь моя интересна, несмотря на присутствие заикания. Мое первоначальное суждение о чужой реакции на свое заикание было совершенно неверным, а результатом стало изменение таких воззрений. Другие люди – это просто другие люди, они похожи на меня, со своими собственными заботами и проблемами. 309 Конечно, существует и меньшинство, которое не настолько терпеливо и понимающе, когда встречается с заиканием (возможно, они просто мало о заикании знают), но эта их реакция – полностью их проблема. Когда занятия с Тимом закончились, я снова встала перед выбором: что же делать дальше. У меня еще оставался очень большой интерес к нейросемантике, но еще я остро понимала, что мне нужно вытащить наружу те негативные мысли, убеждения, восприятия и эмоции, которые составляли основу моего заикания. В то время на этот счет у меня особых идей не было. Пришло время, я связалась с Джоном Харрисоном снова, и посредством электронной почты он помог мне сориентироваться, чтоб я начала получать представление о глубинных процессах, происходящих на самом деле. Джон предложил мне также стать членом neurosemanticsofstuttering. Я вошла в группу в декабре 2004, и это решение было более чем правильное! Потом было шесть месяцев глубоких раздумий! У меня было очень много вопросов, и я видела, что ответы, которые я получала от различных людей, были понастоящему прочувствованными, полезными и заставляющими задуматься. И вот пришла ночь на 8 января 2005 года! Лежа в постели, я почувствовала, будто открылись шлюзы в моем сознании! Было чувство, что хлынул поток похороненного мной негатива, убеждений и представлений. Все оказалось на поверхности. Помимо всего прочего, стало ясно, что я всегда ждала одобрения со стороны других (признак низкой самооценки). Кроме того, я боялась отторжения со стороны социума, и чувствовала собственную ущербность как человека, из-за своего заикания. Этот процесс шел волнами всю ночь. Конечно же, мне просто необходимо было написать об этом, поскольку к утру я чувствовала себя обломком кораблекрушения! Еще я чувствовала себя переполненной всем этим. Передо мной предстала огромная куча дерьма, имеющего отношение ко мне, к моему заиканию, и с которым надо было что-то решать. В какой-то момент я подумала, что хочу потерять все это и забыть. Но рассудок взял вверх (как мне кажется). Я поняла, что нужно проработать все это с психотерапевтом, а поскольку Боб Боденхеймер был христианином, как и я, то мне показалось, что нужно выйти на него. За пять месяцев у меня состоялось несколько консультаций с Бобом. Я поняла, что путаю свое понимание себя, как человека, с заиканием и связанным с ним поведением, и это нужно как-то отделить друг от друга. В ходе занятий Боб часто погружал меня в воспоминания, относящиеся к заиканию (иногда детские), и проводил меня через появляющиеся паттерны. Я была совершенно потрясена негативом в мыслях, чувствах и утверждениях относительно себя, по мере того, как проходила слой за слоем. Во что-то я даже не могла поверить, пока Боб не разъяснил, что это всё идет из моей детской компоненты. Затем я рассматривала каждый негативный момент с позиций своего высшего духовного Я. После этого негатив уходил, замещаясь на более мощный позитив. Я продолжала делать это дома, работая с другими воспоминаниями по мере их возникновения. Таким образом, мое осознание себя, как человека, понемногу отделялось от поведения, связанного с заиканием. В результате всего этого, я поняла, что моя ценность как человека не зависит от того, как я говорю, и что мне более не нужно чужое одобрение. Следуя полученному от Боба, я продолжала много времени проводить в мысленном обращении к своему высшему Я. По мере того, как я это делала, это новое восприятие себя усиливалось, и моя самооценка росла. Но затем я достигла точки, когда снова не была уверена в том, в чем состоит следующий этап. Я чувствовала себя в полном порядке как человек, у меня были позитивные представления о себе, несмотря на заикание. И это заикание было еще на большинстве слов, хотя на этом этапе ступоры были короткими и имели слабую интенсивность. Видимо, будучи в какой-то степени скептиком, я не верила, что это самое заикание может исчезнуть само собой настолько легко! То, что я иногда говорю относительно свободно, мне уже было недостаточно. И я решила снова обратиться к программе МакГуайра. Для меня это решение, насколько я понимаю, было самым 310 правильным. Постепенно, с помощью собратьев по программе, у меня стало появляться больше свободы в речи, но я все еще чувствовала, что чего-то не хватает. В сентябре 2005 года я посетила семинар Боба «Управление ступорами и заиканием» в Лондоне. Это было замечательно. А когда я слушала наставления и принимала участие в занятиях группы, то поняла, что действительно изменилась внутренне. Это подтвердило факт того, что у меня произошли довольно радикальные изменения в убеждениях относительно себя за последние месяцы, и моя личность, как человека, явно более не была связана с тем, как я говорю. Я поняла также, насколько полезным бывает следовать паттерну Собственной Воли (Power Zone Pattern). Это подтвердило, как мне кажется, тот факт, что я и только я контролирую то, что я думаю и чувствую, то, как я веду себя и говорю. Я поняла также и то, насколько важно позволить другим иметь свои собственные представления, вместо того, чтобы приписывать им то, что они могут или не могут думать. Хотя то, что другие думают обо мне, и не играло более ключевой роли в моей жизни, очень хорошо было напомнить себе об этом. На том семинаре я впервые имела честь встретиться с Джоном Харрисоном. За прошедшие пару лет или около того, он уже имел дело с образцами моей «умной речи», и пока мы говорили, отметил, что я закрепощена, в частности, в отношении силы своего голоса. После многих лет заикания, я привыкла говорить довольно тихо (либо не говорить вообще!). Обычно я хотела быть незаметной или не выделяться как-то в толпе, особенно при разговоре. Однако, я не думала, что это имеет такое большое значение. Мне казалось, что моя речь выглядит довольно естественно, потому что я так делала всегда. Но я доверилась представлениям Джона, поэтому в конце одного из занятий я согласилась на участие в эксперименте по громкости, стоя перед другими участниками. Состояло это в том, что я несколько раз говорила вдвое громче обычного, а потом мы сравнивали то, как это все воспринималось мной и другими. Полагаю, что этот эксперимент был очень важен. Я поняла, что моя оценка собственного голоса сильно отличается от оценки со стороны. Мне представлялось, что я говорила слишком сильно и громко, другие же подумали, что это выглядит более уверенным и живым. Я решила, что после того, как занятие закончится, попробую «громкий» голос на людях и посмотрю, какой эффект это произведет. Еще я поняла, что мне нужно придать голосу больше выразительности. И снова, многолетнее заикание не позволяло мне когда-либо поупражняться в этом направлении. Единственным моим беспокойством было «как же мне выговорить это слово?». И в результате, я привыкла говорить таким вот монотонным голосом. Был еще момент, о котором сказал на занятиях Джон, и который задел меня за живое. Он подчеркнул, что ступоры можно рассматривать как некую форму сдерживания себя, форму лишения себя энергии в попытке слиться с фоном и стать «невидимкой». Я призналась себе, что в моем случае это определенно имело место многие годы. Я всегда оберегала себя от излишнего экспонирования, даже в неречевых ситуациях. К этому времени я уже довольно спокойно относилась к спотыканиям и заиканию перед людьми. Я не чувствовала больше смущения, и не особенно боялась выставлять это прилюдно, хотя поведение такого сорта еще присутствовало, и выставляться таким образом мне было неудобно! Конечно, противоположностью закрепощенности является раскованность, и я понимала, что громкий разговор – проявление именно этого. Но теперь я чувствовала свою готовность сделать этот шаг. Потому, при возвращении домой, я усилила громкость! Поначалу ощущалось это действительно странно, было слишком громко, но когда я продержалась несколько недель, я постепенно привыкла к этому. Я отметила также, что когда я действительно говорю громко, я чувствую себя более уверенной и мне на самом деле легче говорить. А потом я начала получать удовольствие от новой манеры речи, и, в конце концов, настал момент, когда я предпочла ее старой! 311 С повышением уверенности, я решила, что настало время попытаться решить проблему той самой единственной речевой ситуации, которую я до сих пор избегала. После программы МакГуайра я более или менее отказалась от практики избегания ситуаций, хотя иногда и откладывала момент вхождения в них. Была, однако, одна ситуация, связанная с речью перед определенной небольшой группой людей, в которую я все пыталась войти уже несколько месяцев. И всегда, когда приходило время, я трусила. Я не следовала своим намерениям и знала, что это плохо влияет на мой «Гексагон». И вот как-то вечером я этот шаг сделала, а сделав его, увидела, что это и вполовину не так страшно, как я себе воображала. В общем-то, я даже получила удовольствие, и часто вхожу в эту ситуацию и говорю в ней до сих пор. Для меня ситуаций избегания больше нет! Мне очень нравился собственный прогресс, и все же для меня был заготовлен еще один сюрприз! В ноябре прошлого года было уже почти пять лет с начала моего посещения курсов МакГуайра. И снова я понимала, насколько же я изменилась за это время. Теперь я чувствовала себя намного более комфортно при разговоре с людьми. Не только с посетителями курсов, но и абсолютно со всеми! А здесь я получила на вооружение еще пару инструментов. В ходе этого курса занятий наш инструктор, Мартин Кумбс (Martin Coombs), нацелил нас на необходимость использования «намеренных запинок», то есть, намеренного удлинения первого звука слова или слов, либо имитации ступора, затем немедленного его освобождения и проговаривания слова заново. Смысл этого был в том, чтобы выставлять себя человеком, лечащимся от заикания, но очень достойным и продуманным образом, без настоящих ступоров. Когда он это говорил, я понимала, что чувствую себя неловко, представив себя выполняющей такое. Это совершенно не укладывалось в голове: заикаться перед людьми, реально «раскачивать лодку», выдавая запинки и ступоры там, где их на самом деле и не было! Но я понимала и то, что если я чувствую дискомфорт, то это признак того, что мне нужно это сделать! И второе. Нам показали способ сделать голос более низким, не говоря ни слова, который я для себя сочла очень полезным. Хотя эти два инструмента были у меня в наличии, но я никогда не применяла их на практике. И вот с этими двумя дополнительными средствами я вернулась домой и принялась внедрять в жизнь то, чему нас научили. Именно тогда я и поняла, что в ходе этого курса у меня сошлись все звезды. Я повернула за угол и поменяла «желтый» на «зеленый», или «ВПЕРЕД!» ЗЕЛЕНЫЙ Как только я начала заикаться намеренно в каждой речевой ситуации, раскрыв перед всеми свое заикание, я обнаружила, насколько это расширило мои возможности! Теперь я была в роли водителя. Я могла выбирать, продолжать или нет, в зависимости от того, насколько мне самой нравилось. Могла имитировать ступор и освобождение от него, не испытывая настоящего «бесконтрольного» ступора. Сколько же в этом было свободы и удовольствия! Я выставляла себя всем как человека, который иногда заикается, но способом, который выбирала сама. Еще я обнаружила у себя ненасытное желание говорить, говорить и говорить. Тогда же я заметила, что в том, как я говорила, была какая-то логика. Я входила во всевозможные ситуации и могла удерживать новый способ речи большую часть времени. Более того, я уже не находила, что это требует таких уж и больших физических и умственных усилий, как это было пять лет назад. На этот раз все представлялось мне гораздо более естественным и простым: полагаю, что это явилось следствием тех внутренних изменений, которые произошли в моем сознании. Я начала посещать Клуб Ведущих (Toastmasters) и на втором заседании меня пригласили поучаствовать в застольной беседе. Я ухватилась за эту возможность! Я 312 поднялась и проговорила перед примерно 30 людьми, которых едва знала, используя намеренное заикание, это был короткий юморной скетч. Выступление прошло прекрасно. На самом деле меня даже признали лучшим спецом по застольным беседам в тот вечер! В декабре я зачитала стихотворение перед примерно 400 людьми в церкви. И снова все прошло великолепно, и мне понравилась каждая минута этого выступления! И так все и продолжается. Иногда у меня то тут, то там возникают мелкие запинки, но ничего серьезного, и это никоим образом не влияет на мою повседневную жизнь. Если я начинаю замечать, что сдерживаю себя по какой-то причине, то либо переосмысливаю ситуацию, в которой оказалась, немедленно, либо потом анализирую, что же происходило в моей голове. И всегда нахожу, что имеет место некий небольшой конфликт между «принять» и «избежать». Иногда я понимаю, что необычное мое поведение в ситуации разговора, это «настоящая Хэйзел», не похожая на ту, что была прежде, а поскольку для меня это сравнительно новый опыт, то и чувствую я себя слегка некомфортно. И как результат, иногда проявлялась легкая тенденция постараться и спрятать эти чувства, сдерживая себя. Однако, я понимаю, что мне нужно позволять себе дискомфорт, что это только ощущения. И еще я знаю, что чем больше я так делаю, тем легче мне будет. Какова бы ни была причина для сдерживания, я получу опыт и приму все необходимое в следующий раз, когда окажусь в подобной ситуации. Когда я оглядываюсь назад, на мои последние пять лет, я понимаю, что на разных этапах я работала с каждой точкой своего Гексагона Заикания, и привносила в каждую немного позитива. В частности, нейросемантика сыграла ключевую роль в том, чтобы помочь мне поменять мои убеждения о себе и мое восприятие других людей. И здесь я хотела бы воспользоваться случаем, чтобы поблагодарить Боба и Тима (Bob Bodenhamer, Tim Mackesey) за всю их помощь и за все, что они делают, чтобы помочь заикающимся. Я хотела бы также поблагодарить Джона, замечательные догадки которого в огромной степени воздействовали на меня и помогли, особенно в части моего восприятия и эмоций. И, конечно же, всех моих коллег и друзей по программе МакГуайра, которые помогали, поддерживали и вдохновляли меня во многом. Я прекрасно осознаю, что новая манера речи и способ представления себя миру нуждаются в ежедневном укреплении, чтобы стать, наконец, привычными, стать моей второй натурой. Вот почему я сейчас получаю удовольствие, расширяя свою зону комфорта и используя каждую возможность для речи. Например, находясь в магазине, я обычно начинаю разговаривать с продавцом (если за мной, конечно, нет длинной очереди!). Если я в очереди, чтобы заплатить за что-то, я часто обращаюсь к людям передо мной или позади меня с вопросом о времени. А еще я люблю поговорить с людьми у школьных ворот, где я каждый день дожидаюсь из школы своих детей. Насколько же другой стала теперь моя жизнь! Вместо того, чтобы подниматься утром с тяжелым чувством, предвидя, что меня ожидает в каждой ситуации, где придется говорить, я просыпаюсь теперь с надеждами получить как можно больше удовольствия от речи. Я, наконец, могу показать людям себя в истинном свете! © Hazel Percy, January 2006 E-mail: hazelpercy@talktalk.net 313 ПОДРУЖИТЬСЯ С ЧУДОВИЩЕМ ВОТ КЛЮЧ К ИСЦЕЛЕНИЮ Анна Марголина, Ph.D Я больше не смотрю на собеседника, беседа неожиданно прервалась. Рот у меня широко открыт, но слов из него не вылетает. Пока я стараюсь выдавить из себя звук, я чувствую, как немая слепая сила, которой нет дела до моих рассуждений, давит на мои челюсти, сжимает их, сводит их вместе. Мир вокруг меня застыл, и хотя я знаю, что мое лицо искажено жуткой гримасой, я не в моих силах прекратить это. Несколько бесконечных секунд я остаюсь одна, наедине со своим собственным чудовищем – моим заиканием. НАЧАЛО По словам моей мамы, я начала заикаться, когда мне было четыре года. Она полагает, что меня испугала большая собака. По мне, так это чепуха. Я люблю собак. Я никогда не заикаюсь, когда разговариваю с собакой. Не то, что с людьми. Безразлично, говорю ли я с близкими друзьями, с домашними или случайным прохожим, это чудовище всегда здесь, сжимает мое горло всякий раз, когда я пытаюсь заговорить. Свою речь я вспоминаю как всегдашнюю борьбу, на которую уходят все мои силы. И даже если бывали моменты, когда я оказывалась более свободной, моя память их не сохранила. Мне повезло, что я выросла в Советском Союзе, где медицина была бесплатной, а лечение доступно всем заикающимся. У меня было множество логопедов, я изучила различные методики плавной речи, например, особым образом организованное дыхание, когда перед каждой фразой делался мягкий выдох, слова соединялись в предложение с едва слышимым гудением, а согласные произносились очень мягко в воздушном потоке. Все эти методы борьбы со ступорами были довольно эффективными, но их недостатком было то, что они делали мою речь «другой» и «неестественной» (мне так казалось). Именно этого я и боялась больше всего. Если бы они давали мне свободу, то и с этим можно было бы согласиться. Но когда я пользовалась такими техниками, в душе я понимала, что все-таки заикаюсь, и боялась, что моя ужасная тайна всплывет, если метод вдруг даст осечку. Что бы я ни делала, мое чудовище всегда было при мне, запрятанное где-то на задворках моего сознания, готовое наброситься, заставляющее меня чувствовать себя маленькой, беспомощной и недостойной, отличающейся от людей, которые говорят свободно. Неудивительно, что, в конце концов, я отказывалась от предложенных методик, погружаясь в свое привычное заикание. И это неизбежно возвращало мне ступоры и запинки. Другим популярным подходом были тренинги, на которых обыгрывались разные житейские ситуации, повышалась уверенность в себе и способность отстаивать собственные позиции. Еще были сеансы гипноза, акупунктура и психотерапия. Было и такое, что отец возил меня в глухую деревню к бабке, которая капала мне на голову воск и бормотала что-то под нос. Я доверяла отцу и все время надеялась, что открою я рот, и речь 314 моя польется свободно. Но первое же слово получалось с усилием, так что никакого улучшения не было. Несмотря на рецидивы после каждого курса лечения, со временем моя речь понемногу улучшилась, так что, когда я выросла, я более или менее могла выражать свои мысли. Страхи у меня еще были, но не такие частые, как в детстве, и я в какой-то степени справлялась с ними, пользуясь методиками плавной речи. СТАРАЯ БОРЬБА И НОВАЯ НАДЕЖДА В 2001 году мы с мужем переехали в США. И здесь, за несколько месяцев, качество моей речи ухудшилось настолько, что без тяжелых ступоров мне невозможно было сказать даже несколько слов. Причина была в том, что с самого детства я была твердо убеждена, что четкая и грамматически правильная речь – это важный признак высокого интеллекта и образованности. Это было аксиомой. А я теперь говорила с выраженным русским акцентом и болезненно это чувствовала. Я знала, что моя речь никоим образом не четкая или правильная, и люди с превеликим трудом понимают то, что я говорю. Короче говоря, моя речь сильно отличалась, в общем, была неприемлема. Это привело к усилению ступоров, а ступоры делали речь еще более неразборчивой, что добавляло волнений и усиливало проблему. Этот процесс был настолько губительным для моей самооценки, что вся моя самонадеянность пошла коту под хвост вместе с неустойчивой плавной речью. Я решила найти лечение. Во-первых, прошла несколько сеансов гипноза, вовторых, потратила деньги на курсы терапии в Handle Institute Сиэттла, считавшиеся высокоэффективными. На этих курсах меня научили различным упражнениям, улучшавшим связи между двумя полушариями головного мозга. Эффект от обоих подходов оказался незначительным. Расстроенная и разочарованная, я не выдержала и в течение следующих нескольких лет в плане улучшения речи не делала ничего. Однако, в конце концов, меня настолько вывела из себя собственная неспособность освоить приличный английский, что в 2009 году я взяла телефон и набрала номер, который нашла в местной газете под объявлением «Логопедия. Уменьшение акцента». Самым своим лучшим голосом, используя все доступные мне приемы плавной речи, я сказала: «Мне бы хотелось исправить свой акцент». На другом конце было долгое молчание, наконец женский голос ответил: «Вы уверены, что это единственная проблема, над которой вы хотели бы поработать?» «Да, конечно, - ответила я. – Еще я заикаюсь, но знаю, что это не лечится. А с акцентом у меня есть надежды». Каким-то образом она убедила меня поработать с ней над обеими проблемами. Я была вся в сомнениях, но все-таки решила предпринять последнюю попытку. Я и понятия не имела, что, поступая таким образом, я делаю первый шаг к выздоровлению. НАМЕРЕННОЕ ЗАИКАНИЕ Поначалу мне казалось, что мои сомнения относительно логопедии были оправданными, поскольку мы начали с изучения приемов плавной речи, очень сходных с теми, что были известны мне с детства. Может ли быть такое, что за четыре десятка лет в логопедии ничего не изменилось? Но как-то логопед спросила у меня, могу ли я заикаться намеренно. В этом точно было что-то новое, и, конечно, звучало для меня странновато. Но на другой день, когда я оказалась в тяжелом долгом ступоре, я решила попробовать. К своему удивлению, сразу после того, как я намеренно напрягла свои мышцы, ступор исчез, и следующий речевой кусок проскочил почти свободно. 315 Это повергло меня в такое изумление, что я решила побольше узнать об этом методе и начала собирать всю доступную информацию, касающуюся намеренного заикания. В ходе поисков я наткнулась на очень необычную книгу, «Переосмысление заикания», написанную Джоном Харрисоном. Это была книга, которая перевернула всю мою жизнь. Согласно ей, все, что я знала и в чем была убеждена относительно заикания, оказалось неверным. А еще оказалось, что я все время пыталась разрешить не ту проблему. ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Всю свою жизнь я была поглощена борьбой со «своим заиканием» - «вещью», которой награждена была с детства и которая была моей с той же определенностью, как, например, нос на моем лице. Это было одной из моих характеристик, частью моего имиджа, моим страшным чудовищем. Но по Джону Харрисону, заикание может быть устранено, выкорчевано или, как он говорит, «растворено». Его собственный пример – лучшее тому доказательство. На самом деле стать свободным от заикания? Я похоронила эту мечту много лет назад. Но его доводы были настолько осмысленными, что я почувствовала, что мои надежды воскресли. Самый важный момент, который Харрисон затрагивает в своей книге, - это то, что заикание не есть какая-то определенная, четко обозначенная патология. Это система, с которой и следует обращаться как с системой. Для начала он предложил избегать использования слова «заикание», поскольку, по его мнению, оно размывает действительную проблему. Вместо этого он рекомендует говорить о «ступорах» или о «сдерживании», концентрируясь на всех факторах, которые вызвали такие явления как напряженные голосовые связки, зажатые челюсти и другие моменты, которые не способствуют плавной свободной речи. Согласно Харрисону, такое блокирующее поведение возникает из-за переплетающегося влияния наших убеждений (например, «заикание неприемлемо, и его следует избегать любой ценой»), ощущений («люди осуждают мою речь»), эмоций (стыд, гнев и т.д.), взаимоисключающих намерений (говорить или не говорить) и физиологии (реакция на стресс, нервная возбудимость и т.д.). Эти шесть компонентов – поведение, убеждения, восприятие, намерения, эмоции и физиологический отклик – могут быть представлены вершинами Гексагона Заикания, все точки которого динамически взаимодействуют и усиливают друг друга. Это был совершенно новый подход. Вместо того, чтобы бороться с заиканием как с целостным явлением, Харрисон предложил вариант поблочного демонтажа системы. Еще одна новая идея была в том, что заикание это только часть гораздо более обширной проблемы, охватывающей опыт общения и мое отношение к людям и окружающему миру. В каком-то смысле, я излечилась от заикания прямо сразу, даже еще до того, как стала применять принципы, изложенные в книге, поскольку проблема, которую мне предстояло «растворить» была вовсе не той же самой, с которой я имела дело прежде. Хотя я и смотрела пока на заикание как на «мое чудовище», я уже могла видеть, что оно построено из разнообразных, но вполне обозримых проблем, решение которых уже существовало. Конечно, на практике все было не так просто. Поскольку заикание у меня началось в детстве довольно рано, путаницу непродуктивных моделей поведения в обществе (избегание речевых ситуаций, к примеру), страхов (робость перед авторитетами, боязнь телефонных звонков, публичных выступлений), ограничивающих убеждений («все думают, что я глупая», «мою речь очень утомительно слушать» и т.д.) и противоположных намерений (сказать или промолчать?) вкупе с повышенной чувствительностью к эмоциям стало очень сложно распутать к моему более чем сорокалетнему возрасту. 316 Тем не менее, мне очень хотелось попробовать, и с того момента моя битва с заиканием пошла по совершенно иному сценарию. Я до сих пор консультируюсь у логопеда, но приложение моих усилий теперь сместилось на активность вне логопедического кабинета. Врач продолжала наблюдать за моими успехами с заиканием, мы продолжали работать над английским, но методики достижения плавности речи были заброшены полностью. ТРЕНИНГИ ВЕДУЩИХ - ЦЕННЫЙ РЕСУРС Честно говоря, я не знаю, насколько далеко я бы смогла продвинуться самостоятельно, но однажды, повинуясь какому-то импульсу, я послала Джону Харрисону электронное письмо и выразила глубокое восхищение его книгой. Диалог имел продолжение, и в какой-то момент он согласился быть моим наставником посредством Скайпа. Я не ожидала, что он согласится меня «лечить». На самом деле, у меня не было особых ожиданий, я чувствовала себя скорее исследователем, плывущим в поисках неизвестного континента, и готовым принять все то, что встретит. И после оформления договоренности с таким опытным проводником, я начала свои изыскания. Первое, что я сделала, это присоединилась к местному Клубу Ведущих, где и начала применять методы успешных выступлений, которые Джон включил в свою книгу. Я бы очень рекомендовала всем, кто приступает к демонтажу системы заикания, найти место, похожее на Клуб Ведущих. Но для того, чтобы сделать этот опыт менее стрессовым и более приятным, вам нужно разработать личный план и устанавливать на каждое выступление реальные цели. Нет никакого смысла начинать, равняясь на лучших ораторов мира. Такой подход приведет вас к разочарованиям и неудачам. Вместо этого вы должны сосредотачиваться на простых и реальных целях на каждое свое выступление. Например, говорить громко, или удерживать хороший визуальный контакт даже при ступорах, или попробовать заикаться намеренно. Ключ в том, чтобы выбирать только одну цель, стимулировать себя следовать только ей и не беспокоиться о любых других недостатках, которые у вас могут быть, как у оратора. Важно также быть уверенным в том, что в клубе Ведущих, который вы выберете, была теплая поддерживающая атмосфера. Чтобы сберечь себя от случайных неприятных моментов, лучше сразу сказать о своих проблемах с речью во время представления в клубе и объяснить, чего вы добиваетесь, став членом клуба. Я пользовалась упражнениями для публичных выступлений, изложенными в книге Джона Харрисона. Например, во время своего первого выступления я пользовалась длинными паузами и медленным темпом. В своем втором выступлении я использовала преувеличенную жестикуляцию и поддерживала зрительный контакт. На третьем – голос повышенной громкости и изменение его высоты. Если при выступлении я попадала в ступор, то старалась помнить, что не надо стараться его одолеть силой (это мой обычный прием обращения со ступорами). Вместо этого нужно намеренно продлить его, будто говоря своему заиканию «давай, приятель, посмотрим, кто первым сдастся». Техника намеренного заикания дает удивительный эффект снятия напряжения и, самое главное, эмоционального раскрепощения. После целой жизни, потраченной на бесплодные попытки смешаться с толпой и быть как все, я чистосердечно позволяла себе быть другой. Как же хорошо мне было! ПЕРВЫЕ УСПЕХИ 317 Эти «мертвые» ступоры ушли первыми. Для меня это было очень большой победой, поскольку моменты безмолвной борьбы были самыми болезненными, так как я их совершенно не могла контролировать, и они, вдобавок, сопровождались причудливыми гримасами. Думаю, что если бы эти ступоры сохранялись, то через пару выступлений я бы ушла из клуба, поскольку не вынесла бы такого для себя унижения. Но раз сильных ступоров у меня на пути больше не стояло, а смелость и авантюризм были, то я продолжала произносить речи и вскоре обрела известность, как один из самых активных ораторов в округе. Самым важным было то, что я перестала переживать за свои неудачи. Я перестала бояться. На самом деле, я была настолько очарована своим чудовищем, что решила подружиться с ним. С тех пор все действия, которые я предпринимала в плане излечения, диктовались не только моим желанием одолеть заикание, но и научным интересом в сочетании с глубочайшим любопытством. ВЫЯВЛЕНИЕ КОРНЕЙ С расширением моих знаний и ростом уверенности, росла и моя свобода. Я начала чувствовать, что все более и более контролирую свою речь. И все же чувствовалось, что что-то еще скрывается за моими ступорами. То, что я не могу точно определить, но что приносит ощущение беспомощности, страха и неполноценности, будто я вдруг стала неумехой. В такие моменты я чувствовала себя маленькой и бессильной, и не знаю почему. Мне не хотелось обнаруживать себя или вступать в контакты с другими. Мне хотелось уйти и спрятаться. Ответ пришел с книгой Боба Боденхеймера «Контроль над блоками и заикание» (Bob Bodenhamer, Mastering Blocking and Stuttering). Благодаря этой книге я сделала потрясающее открытие. По-видимому, моя система убеждений, согласно которой я оцениваю себя и отношения с другими, построена на логических выводах и предположениях, сделанных ребенком. Гораздо моложе меня. Девочкой между четырьмя и восемью годами. Вот почему я чувствую себя такой маленькой. Вот почему я так сильно уступала, когда сравнивала себя с другими взрослыми. Вот почему я настолько отчаялась стать как все, быть принятой и одобряемой. Это было откровением. По счастью для меня, существовал инструмент, с помощью которого я могла это исправить. Техника, называемая Нейро-Лингвистическое Программирование или НЛП, которая успешно применялась при лечении в самых разных условиях. НЛП это разновидность когнитивной психотерапии, которая дает человеку возможность пересмотреть свое прошлое и оценить его с других точек зрения. Это смещение точки зрения (иначе рефрейминг) – то, что помогает человеку в получении иных оценок. Особенно это полезно, если применяется к опыту, полученному в детстве, поскольку мы можем использовать наш зрелый мозг, наши взрослые знания и опыт нашей жизни для того, чтобы исправить недостатки логики маленького ребенка. Раз Боб Боденхеймер был первым, кто начал использовать НЛП при заикании, а я прочитала восхитительную историю Линды Раундс (Linda Rounds), которая избавилась от заикания после его сеансов, то было решено связаться с ним. К моей радости, он согласился провести несколько сеансов терапии. Всего-навсего за пять или шесть сеансов мы заново пересмотрели мое детство, произвели досмотр корней моей системы убеждений и заменили негодные фрагменты теми, которые были более содержательны и пригодны. Я продолжила сеансы и после, всего их было примерно 10 - 12, но самые большие и важные изменения произошли в ходе тех первых сеансов. 318 Что интересно, все эпизоды детства, которые в ходе тех сеансов были нами пересмотрены заново с изменением точки зрения, смотрелись со стороны совершенно незначительными. Было трудно поверить, что они могут привести к таким тяжелым последствиям, как заикание. Как я понимаю сейчас, они создали определенную карту, среду, в которой монстр заикания чувствовал себя как дома. После изменения карты моя речь потекла гораздо легче, и большая часть тех напряжений, которые сопровождают речевые ситуации, ушли навсегда. Как я понимаю это сейчас, изменение моих убеждений был самой сложной частью моей «гексагонной терапии», и использование НЛП сберегло для меня многие месяцы или даже годы усилий, не говоря уже о разочарованиях, которые неизбежно сопутствуют самостоятельным попыткам борьбы с детскими страхами. ИЗМЕНЕНИЕ СИТУАЦИИ Год кропотливой и напряженной работы ушел у меня на то, чтобы достичь спонтанности в разговоре. Без страхов и колебаний, без поправок на заикание. Это был не простой год. Мне пришлось отказаться от многого, чтобы выкроить время из своей занятой жизни. Еще год мне потребовался для тонкой настройки моей речи, и, честно говоря, работа эта все еще продолжается. Впридачу к сеансам с Джоном Харрисоном и Бобом Боденхеймером я читала все, что было каким-то образом связано с моей проблемой. Я читала все посты на форуме нейросемантики и сама писала туда почти ежедневно. Я обязала себя присутствовать на всех встречах Клуба Ведущих. Я даже поступила в школу клоунов, чтобы чувствовать себя более комфортно перед аудиторией, и на Шекспировские актерские курсы – большое испытание для людей, для которых родной язык не английский. Помимо этого, когда была возможность, я упражнялась в своих разговорных навыках со случайными прохожими, ставя себя во все более и более сложные ситуации. Я научилась говорить о своем заикании открыто и доброжелательно, не чувствуя стыда или еще того хуже. Все эти усилия, хотя и отнимали много времени, дали мне очень многое. Результатом этих серьезных усилий стало то, что никакое лечение до этого мне не приносило, а именно: свободу. Я была свободна от изнуряющей борьбы, которая до этого была атрибутом всех моих разговоров. Я была свободна от страхов и чувства неполноценности. Самое важное, я была свободна от убеждений, которыми ограничивала себя на пути собственных достижений. Я всегда полагала, что не должна выступать на публике, поскольку моя речь утомляет людей, и ее просто больно слушать. Клуб Ведущих изменил это убеждение. В 2011 году я приняла участие в конкурсе ораторов Клуба и победила в двух номинациях: клубной и на уровне штата, а на уровне региона заняла второе место. Помню, как один из зрителей позже подошел ко мне и сказал: «Это лучшее выступление, которое я слышал более чем за 10 лет в Клубе». В том же самом году я совершила то, что мне казалось совершенно невозможным: я стала вторым человеком в команде моего Клуба, получив должность вице-президента по обучению. Кроме того, меня дважды признали «выдающимся членом Клуба Ведущих». Я поняла, что люблю говорить, и, в частности, получаю большое удовольствие от публичных выступлений. Прежние сражения давно уже ушли в прошлое, и я открыла, что нет таких речевых ситуаций, которых бы я опасалась или старалась бы избежать. И это для меня имеет гораздо большую ценность, чем та искусственная плавность речи, которая требовала от меня контроля дыхания и определенного способа проговаривания звуков, и которая грозила исчезнуть в тот самый момент, когда она была нужна мне более всего. ЭТО НАВСЕГДА? 319 После того, как моя речь вдруг полностью развалилась в 2001 году, когда мне пришлось говорить на новом языке, я должна была бы всегда держать в уме вопрос о том, насколько стабильна моя вновь приобретенная свобода речи. Однако, сейчас у меня таких опасений нет. Как только я поняла, что заикание это не какая-то константа, над которой у меня нет никакого контроля, а система, все компоненты которой управляемы, возможность рецидива больше не представляется мне концом света. На самом деле, у меня было несколько моментов, когда я вдруг ловила себя на том, что в каких-то ситуациях ступоры возвращались. А еще я до сих пор обнаруживаю некоторую зависимость вариаций плавности речи от своего эмоционального состояния. Например, мне все еще сложно поддерживать эмоциональный разговор, особенно если я боюсь обидеть кого-то. Я еще чувствую укол, когда сталкиваюсь с невнимательным слушателем, который может прервать меня на полуслове и начать говорить о чем-то еще. Есть у меня такие моменты. Но я знаю, что делать. Я могу увидеть признаки того, что сползаю в свое старое состояние, успеть поймать себя и вернуть на путь свободной речи. Такие эпизоды меня не пугают. Я понимаю, что такое вполне может быть, пока чудовище заикания не ушло полностью, освободив территорию. Но поскольку те времена, когда я вела с ним безмолвную битву, уже довольно давно прошли, я чувствую, что оно потеряло всю свою силу. Я чувствую, что то заикание, которое я знала, ушло. Мое состояние заикающегося человека ушло. Мои страхи и неуверенность в себе ушли. Я знаю, что это такое – быть свободной. На самом деле это очень просто: достаточно открыть рот и отдаться потоку слов. И это не то, что я когда-нибудь смогу забыть. Выступления Анны в Клубе Ведущих можно посмотреть на сайте: www.amargolina.com/fluency 320 КАК ГЕКСАГОН ИЗБАВЛЯЕТ ОТ СТРАХА РЕЧИ Рут Мид «Не плачьте. Не возмущайтесь. Понимайте». Спиноза Д вижущей силой моего бытия было стремление к пониманию. Необходимость более глубокого изучения всегда преследовала меня, и ничто не расстраивало меня так сильно, как остаться в неведении относительно чего-то, что я не только хотела понять, но и испытывала в этом необходимость. Дело в том, что заикание для меня всегда было загадкой, вероятно поэтому оно так долго мне не поддавалось. Заикание всегда представлялось мне в образе этакого громилы с бейсбольной битой, который неожиданно налетает на меня сзади и лупит меня по затылку со всей своей силы. И каждый раз, когда это случалось, я была смущена и удивлена, как и в предыдущий. И где здесь логика? Это что, все шутка? Или это сумасшествие? Все это для меня просто не имело смысла. Я прошла долгий путь от “озадаченной ” до “понимающей ”. И прежде чем ситуация начала проясняться, я уже не заикалась в течение многих лет. А что я ожидала? Понимание всегда приходит позже. Тот факт, что я добилась плавной речи прежде, чем поняла процессы, лежащие в основе заикания, научил меня тому, что понимание не обязательно предшествует исцелению, да и не обязательно ведет к нему. Мое понимание возникло изначально из моего опыта заикающегося человека, а затем уже и не заикающегося, из моих наблюдений, которым позже, прочитав книгу Джона Харрисона «Переосмысление заикания», я смогла дать имена. Что, в конце концов, помогло мне собрать отдельные элементы в одно неделимое целое. СДЕРЖИВАТЬ СЕБЯ Одна из самых первых вещей, которую Харрисон предлагает сделать немедленно, это обозначить различие в том, как рассматривать заикание. Он предложил заменить слово “заикаться” на слово “сдерживаться”, во всех случаях, когда я говорю о своей проблеме. Что оказалось очень полезным для понимания того, что же происходит на самом деле. Само понятие «сдерживаться» подразумевает наличие цели в ситуациях ступоров, в которые я попадала. Это подразумевает также вашу ответственность в таких ситуациях. К тому времени я уже начинала избавляться от изначального своего понимания заикания как парня с бейсбольной битой, которым мне ни за что не научиться управлять. Так что когда я говорю здесь о заикании, я понимаю, что «заикаться» - это слово с набором значений. Полагая, что «сдерживать себя» лучше отражает то, что происходит, когда мы заикаемся, Харрисон пишет: «Постоянно называя его (заикание) так, будто это нечто целостное, мы придаем ему некую реальность, что, в свою очередь, маскирует то, что происходит на самом деле. Даже замена на «блокировка» уже выглядит лучше, поскольку предполагает нечто такое, что заблокировано». 321 ВСЕОБЩАЯ ВНУТРЕННЯЯ СВЯЗЬ Джон Харрисон писал: «Заикание - это созвездие разнообразных проблем, включая сложности с самоутверждением, неверную самооценку, неохотное выражение своих эмоций, небезупречный речевой аппарат и так далее». Относительно взаимосвязей я кое-что начала понимать, хотя на тот момент была еще не способна связать свои представления о жизни и заикание. Я вдруг поняла, как одни стороны моей жизни влияют на другие. И, в конце концов, поняла, что практически все, происходящее со мной, так или иначе влияет на мое заикание. Если я разговаривала с человеком, которого ставила выше себя, и который вдруг начинал стряхивать воображаемые пылинки с моего плеча, я заикалась больше. Если я думала о заикании, зацикливалась на том, как правильно произнести слово, я заикалась больше. Если, наоборот, я была слишком занята, чтобы волноваться из-за него, я заикалась меньше. Если я начинала концентрироваться на ощущениях до того, как произнесу слово, я заикалась больше. В окружении друзей я заикалась меньше. Если я говорила под «тик-так» метронома, а потом наставало время перенести эту технику в класс, то новый способ речи вступал в конфликт с моим здравым смыслом. «Чего ты добиваешься? Доказать всем, что ты говоришь как робот? Да… это так и есть … тупой робот. Давай возвращайся к заиканию. Это будет получше». В конце концов две концепции в моей голове превращались в двух поросят в джутовом мешке, а речь заметно ухудшалась. Мои эмоции влияли на заикание. Плохое самочувствие влияло на заикание. Общество критически настроенных людей влияло на мое заикание. Попытки исправить речь влияли на заикание. Зацикленность на заикании катастрофически ухудшала речь. Таким образом, на мою речь влияло всё. Любой успех влиял на мое настроение, и это, в общем-то, уменьшало заикание. Понимание того, как все в моей жизни связано, началось с одной необычной и немного глупой истории, которая, тем не менее, вывела меня на суть того, что происходит с моей речью. Когда это история произошла, я, по счастью, уже исписывала свободной записью каждый день кучи страниц, поэтому записала и ее (как делала почти со всем, что происходило в моей жизни в это время). БОЛЬШИЕ КРАСНЫЕ ПЯТНА Мы с подружками пошли на «мейк-ап вечеринку», где можно было сделать необычный макияж и попробовать известную косметику. И когда потребовались добровольцы, моя рука поднялась сама собой, так как мне очень хотелось посмотреть, что широко разрекламированные средства смогут сделать с моей кожей. И вот, замечательно… десять стульев, выставленных в ряд… я сидела ближе к концу. Я была взволнована, так мне хотелось опробовать замечательное средство, о котором в Далласе кричали на каждом углу. Для начала девушка, ведущая презентацию, рассказала нам о чудесных свойствах этого косметического средства, заверив нас, что наша кожа станет «гладкой, блестящей и эластичной». Меня будто кольнуло что-то в этот момент… будто что-то было «не так». А в голове неожиданно всплыл образ кожаного седла, висящего в сарае у моего родственника. Я наблюдала, как колдовали над моими подругами, и была очень этим впечатлена. Наконец, настала моя очередь. Девушка нанесла крем на мое лицо, и оно преобразилось. Кожа стала выглядеть привлекательной и словно засветилась. 322 Ведущая была довольна. Она продолжила наносить средство оставшимся девушкам, а я тем временем подсела к своим подругам, которые смотрели на происходящее. Все мы были в полном восторге от полученного эффекта. Я прошла на кухню, чтобы принести всем кофе, и тут я услышала: «Смотри, смотри что с твоим лицом”. Я бросилась в ванную и ужаснулась: отражение в зеркале повергло меня в шок. В отличие от других, у меня была реакция на крем, и все мое лицо покрылось уродливыми красными пятнами. И тут я вспомнила о предчувствии, которое возникло у меня, когда ведущая использовала слова «гладкая, блестящая и эластичная», и как мое подсознание связало их с образом конского кожаного седла. Я засыпала девушку вопросами о составе крема и т.д. Она достала буклеты, написанные создателями косметических средств, и громко прочитала их вслух, чтоб все услышали. Одна из подруг, что были на вечеринке, достала ее средство для очистки кожи и все были шокированы тем, что некоторые ингредиенты косметики совпали с теми, что были в очистителе кожи. Я вернулась домой с вечеринки и записала: «Как это странно, что чьи-то представления могут создать формулу, эта формула становится продуктом, а этот продукт приводит к появлению на моем лице красных пятен». Для меня было удивительно, как же на свете всё взаимосвязано. Представление о коже: «нечто такое, что требуется сохранить гладким и эластичным», привело к появлению продукта, ингредиенты которого, предположительно, должны были сохранять кожу гладкой, блестящей и здоровой и защищать ее. Такое представление имеет под собой внешний эффект. В моем случае после применения продукта были как эмоциональные (испуг, досада), так и физические изменения (большие красные пятна). И хотя сейчас это для меня очевидно, но в то время взаимосвязь событий не казалась для меня такой уж понятной. УСТРАНЕНИЕ СИМПТОМОВ Общей чертой между большими красными прыщами и заиканием было то, что я сама была очень похожа на того врача, который боролся лишь с симптомами заболевания, дав мне небольшой тюбик крема, который не помогал. Так и я многие годы имела дело только с симптоматикой, которая была налицо, когда я говорила: «сильные ступоры и запинки». Я начинала понимать в то время, что заикание - это лишь видимый симптом чего-то более глубокого и сложного (как и те мои красные пятна). Но тогда я еще не пыталась разобраться в том, что бы это могло быть. Как врач, который лечит симптомы, и никогда, вероятно, о них потом не вспомнит, я боролась только со ступорами и запинками, не заботясь о том, что их вызвало. Я хорошо помню Абрахама Маслоу (Abraham Maslow) и других «великих» в движении «самоактуализации» и понимала, что он сказал очень верно: если вам нужна отправная точка, «точка зеро», для какой-то, как вам кажется, отдельной проблемы, обратитесь к вашему мировоззрению, посмотрите на ситуацию шире. Учение Абрахама Маслоу позволило мне смотреть на то, что казалось изолированным, как крем для лица, и знать, что если взглянуть назад, все дальше, и дальше, и дальше, то можно добраться до истинного замысла создателя (или архитектора). Если замысел неверен, то продукт либо не будет работать в долгосрочной перспективе, либо будет вреден. Здесь все мне было совершенно понятно. Когда Маслоу говорит о мировоззрении, он не имеет ввиду то, как мы оцениваем себя, свою персону, он имеет в виду то, как мы смотрим на мир. Он был убежден, что мы это те, кто изучает мир, а не является объектами собственного изучения. Поэтому когда он говорит «мировоззрение», он вовсе не имеет в виду самооценку или уверенность в себе 323 (хотя это тоже важно). Он говорит о том, насколько реалистично мы воспринимаем окружающий нас мир. Эти идеи я впервые перенесла на свое понимание заикания. Правильно ли я понимаю причину заикания? А может быть, заикание это побочный продукт сложной согласованной системы, примерно как асфальт это побочный продукт переработки нефти в Техасе? Если мои ступоры побочный продукт какой-то внутреннего конфликта, то попытка контролировать заикание ничем не лучше попытки лечиться от больших красных пятен. СЛИВАЕМСЯ С ПРИРОДОЙ Природа как река. Эта река проходит сквозь меня. Речь - часть этого спонтанного речного потока. Эта моя «речная» составляющая (моя спонтанная, изначальная, приходящая бессознательно/подсознательно сущность) движется по пути наименьшего сопротивления. Есть и другая моя составляющая, которую я называю «сопротивление этому потоку». Ее еще мы называем «сознание, воля, сознательное намерение, мысли, убеждения, представления». Причина, по которой наше сознание находится в конфликте с природой, заключается в том, что я называю «врожденный условный рефлекс». Этот рефлекс похож на тормозную систему в машине. Он сопротивляется легкомысленной природной спонтанности, так как наш разум смотрит на все спонтанное и натуральное свысока. Все мы наследуем эти условные рефлексы и передаем их из поколения в поколение, пока не переключим свой великий интеллект на свои убеждения, отношения и ценности. Когда я заикалась, конфликт между потоком и сопротивлением потоку становился очевиден. Поток я представляю как реку, а сопротивление - как плотину, которую мы сами и соорудили, чтоб перекрыть течение. Начав с того, откуда речь возникает («Речь – производная моего сознания»), я пришла к «логическому» выводу: «Если речь это процесс сознательный, то я должна продумывать каждое слово, которое намерена сказать, думать о каждом вдохе, который делаю, а еще мне надо тщательно планировать что и как я собираюсь говорить». Эти убеждения, в свою очередь, привели к определенному поведению (чем больше я думала о речи, тем больше я заикалась). А чем больше я заикалась, тем сильнее это сказывалось на моем настроении: чувство беспомощности, гнев, полное бессилие чтолибо изменить. Страх наложил отпечаток на все мои эмоции, и это повлияло на мое отношение к себе, а это, в свою очередь, сказалось на моей индивидуальности (так как я все больше и больше зацикливалась на моем желании заставить себя говорить). Ничто так не вредит индивидуальности, как контроль со стороны критически настроенного сознания. И конечно, сознательные усилия и спонтанность работали в обратной пропорции: чем больше я усилий я прикладывала к речи, тем меньше во мне было спонтанности. Другими словами, как только мое сознание взяло на себя контроль над процессом спонтанной речи, так я окончательно разрушила речевой процесс, и это всерьез заставило меня опасаться за будущее своей речи. Попытка сознательно контролировать свою речь оказалась главным виновником, поскольку сознательный контроль разрушает поток спонтанной речи. ЭМОЦИИ: ЯЙЦО ИЛИ КУРИЦА? Применительно к заиканию этот вопрос звучит так: «Что появилось первым: заикание или эмоции?» Или так: «Что первично: навязчивый страх перед незнакомыми речевыми ситуациями или заикание?» 324 Для меня было абсолютно неважно, что появилось первым. Я знала только, что существует связь между заиканием и страхом. Когда мне нужно было говорить, были и страх речи и страх предстоящей ситуации. Я узнала у Маслоу кое-что еще, а именно: страх это реакция. Чувства это реакции: иногда на события, иногда на поведение, иногда на убеждения, ценности или отношения. Все что я могу сказать, это то, что когда-то я ужасно заикалась, а сейчас не заикаюсь… и вместе с заиканием ушел и страх. Я знала, что точно так же, как и в той ситуации с макияжем, когда мои эмоции были реакцией на большие красные пятна (Господи, это ужасно и отвратительно!), в ситуации с заиканием имеем то же самое: чувство беспомощности и страха было реакцией на что-то, а этим «чем-то» было поведение, которое мы называем заиканием. Заикание всегда предшествовало моему страху заикания, а мое неверное восприятие окружающего мира всегда предшествовало заиканию. Более того, по-видимому, все это вместе влияло на все в моей жизни. Это и привело меня к убеждению, что как только исчезнет заикание (неважно по какой причине оно возникло), уйдет и страх. Так в итоге и получилось. Но я не могла заставить исчезнуть заикание. Мой мозг был не способен управлять им. Мне пришлось осознать, как ступоры связаны со всем происходящим. Возможно ли, что запинки были побочным продуктом моих ложных убеждений по поводу того, что я должна делать, чтобы улучшить свою речь? Возможно ли, что запинки это побочный продукт того, что моя воля перехватывает управление процессом, который должен быть спонтанным и естественным. В то время я услышала слова Кришнамурти. Он говорил примерно так: «Возможно ли для вас избавиться от страха прямо сейчас? Не отрицать его существование, не сопротивляться и не притворяться, что вы его не чувствуете. Это наша сегодняшняя задача: избавиться от страха. И если у нас это не получится, значит, мы зря потратили время». После этого он показал, как страх связан со всем остальным. Страха не существовало бы, если бы человек не мог мыслить. А для того, чтобы понять наши мысли, нужно научится отделять мысли от наблюдения. Так что даже страх связан со всем происходящим. АНАЛИЗ ПАРАЛИЗУЕТ Мои ступоры были похожи на паралич. Паралич из-за анализа. Когда я пыталась проанализировать то, что происходит в момент речи, появлялись ступоры. Когда я пыталась исправить свою речь, я заикалась. Когда я рассматривала свою речь как представление, я заикалась (я не просто относилась так к своей речи, я и вела себя так, будто моя речь это представление). Я увидела еще кое-что, что приводило к появлению ступоров. В случае, если не удавалось синхронизировать взаимодействие между интуитивным и спонтанным Большим Я и интеллектуальным сознательным Малым Я, заикание было сильнее. Если во время речи мое сознание перехватывало управление и начинало заниматься критикой, энтузиазм у меня тут же пропадал, и я теряла всякий интерес к тому, что хотела сказать. Это привело меня к убеждению, что чем сильнее влияние сознательной части моего разума, тем слабее поток спонтанной речи. Как собрать это воедино? Я не знала, но намерена была разобраться. СВЯЗИ, СВЯЗИ, СВЯЗИ Бакминстер Фуллер говаривал: “Раздумья отделяют события одно от другого, а Понимание соединяет их. Понимать, - заявлял он, - это значит установить взаимосвязь между событиями”. 325 Как-то я выписала то, что получалось из моих наблюдений относительно взаимосвязи элементов речи. Долгое время мне внушали, что я могу исправить свою речь, используя специальные речевые техники, поэтому я полагала, что моя речь - результат работы моего разума. Логически следуют соответствующие установки, касающиеся речи: мне нужно думать о речи, прилагать максимальные усилия, чтобы правильно дышать, заранее обдумывать слова, практиковаться. Ступоры не исчезнут, пока мой цензор в голове не одобрит то, что я хочу сказать. Говорить было не просто, но я верила, что чем больше усилий я приложу, тем лучше, мне думалось, буду говорить. И я старалась: вымучивала звуки, преодолевая спазмы. Но ситуация заморозилась. Ничего у меня не получалось, несмотря на все мои мучения. Эта остановка ввергала меня в растерянность. Я была в тупике и в отчаянии. Полный беспорядок начался и в моем физическом состоянии: сердце колотилось, лицо пылало жаром. Мне надо было что-то делать. Мое тело отвечало ступорами, и не важно, что я говорила, мой внутренний критик отвергал все. У меня всякий раз повторялись и поведение, и заикание, и отсутствие прогресса. Мой разум действовал все настойчивее, прикладываемые усилия для преодоления сопротивления (ими же выстроенного) возрастали. Сознательные намерения (воля) всё более укреплялись. Царила сумятица. Я была расстроена, так как верила в то, что моему разуму под силу решить эту задачу, и все же каждый раз это не удавалось. Когда мое сознание пыталось взять на себя контроль над спонтанным актом речи, я, на самом деле, разрушала речевой процесс. После этого у меня оставались опасения за будущее, разочарование, настоящая паника и ощущение беспомощности. Весь этот ужас заставлял меня заикаться и ступорить еще больше. Все это было очень похоже на порочный круг. ВЛИЯНИЕ РАЗМЫШЛЕНИЙ НА МОЮ РЕЧЬ Если вам когда-нибудь приходилось управлять машиной с механической коробкой передач, то вы наверняка обращали внимание на то, как же все синхронно происходит. А теперь представьте, что вы поднимаетесь на вершину холма, позади вас колонна машин, и вдруг вас посещает мысль «Боже, что же мне дальше-то делать?» И вы начинаете судорожно соображать, как и в какой последовательности вам надо что-то делать. Как вы думаете, повлияло бы это на синхронность? Нечто похожее происходило и с моей речью. Некоторые люди говорят: «Ты слишком много думаешь об этом, постарайся не думать о каждом своем шаге». Конечно, вы знаете, что это глупо, потому что чем больше ты думаешь о том, чтоб не думать, тем больше ты об этом думаешь. Фраза “Не думай, когда ты говоришь” подразумевает, что сознательный контроль полностью исключен из процесса. Когда ты действуешь синхронно, твое тело работает инстинктивно, без всяких лишних рассуждений, полагаясь лишь на скрытые подсознательные импульсы. ГЕКСАГОН ХАРРИСОНА Детальные наблюдения своего заикания и других заикающихся в Мюнхене, дали мне лишь смутные представления о заикании вообще. Помимо этого, в течение многих лет я занималась по специальным методикам в США и в Германии. Я часами занималась свободным письмом, и после нескольких месяцев выписывания «реки» (так я называла свой спонтанный поток) мое заикание ушло. Естественно, мне очень хотелось разобраться, что же все-таки произошло. Откройте книгу Джона Харрисона “Переосмысление заикания”. В это книге Харрисон дает понимание того, что заикание формируется не какой-то одной причиной, а комплексом взаимосвязанных друг с другом факторов. Для наглядного объяснения своей 326 теории он придумал Гексагон, пометив каждую из шести его вершин своим именем или ярлыком. Вот эти шесть вершин Гексагона: - Восприятие - Убеждения - Поведение - Эмоции - Физиологический отклик - Намерение. Когда я дошла до этой части книги, в моей голове неожиданно высветилось огромное красное слово «Achtung!», и я вся обратилась во внимание. ПОВОРОТНЫЙ МОМЕНТ ХЭЛЕН КЕЛЛЕР Вы помните историю со слепой девочкой Хэлен Келлер? Для того, чтобы научить ее произносить слово «Вода», учитель выливала воду ей на руки. Она повторяла это раз за разом, пока девочка, не соединила физическое ощущение воды со словом «вода». Вы помните, что это простое упражнение стало для нее поворотной точкой? Похожий эффект оказал на меня Гексагон Харрисона. Все с чем я сталкивалась до этого момента, вдруг получило свои имена, и эти имена имели смысл. Стоит отметить, что Харрисон не просто перечислил шесть методов или шесть теорий. Он перечислил шесть элементов, которые были мне хорошо знакомы. Взаимосвязи, найденные мной, обрели смысл. Просто потому, что Харрисон сумел дать им названия. Опа, подумала я, да это же все знакомые места! Неясные смутные очертания вдруг приняли вид знакомого пейзажа. Смотрите, я в знакомом месте… теперь я точно не заблужусь. Я чувствовала себя как дома. То, что я называла «взглядом», «мировоззрением» или «способом, с помощью которого я смотрю на мир», походило на то, что у Харрисона называлось «Восприятием». Используя логику, я анализировала свои мысли, формируя выводы, объясняющие что-то. Многие из этих объяснений оказались ложными. Я создала целую систему идей подтверждающих, что моя воля способна улучшить мою речь. Эти идеи соответствовали тому, что Харрисон назвал «Убеждением». Когда я переносила свои убеждения в жизнь (затрачивая много усилий на правильное дыхание, планируя слова и упражняясь), эти сознательные усилия приводили к нерешительности, к ступорам и запинкам. У Харрисона это было слово «Поведение». Когда на свое поведение я реагировала смущением или когда с помощью письма мне удалось избавиться от неприятного эмоционального осадка и освободить заблокированную энергию, то самым подходящим словом здесь «Эмоции». Когда я собиралась говорить плавно и терпела неудачу, или мой разум разрывался на две части между спонтанной и сознательной речью, это назвалось «Намерением». И, наконец, когда мое сердце готово выпрыгнуть из груди, я краснею в ответ на поведение или эмоциональную реакцию, Харрисон использует понятие «Физиологический Отклик». Я вдруг ясно осознала, как мои эмоции формируют мое поведение, как физиология влияет на мои намерения. Как мои убеждения влияют на поведение, а поведение влияет на эмоции… Все элементы влияют друг на друга и усиливают друг друга. Когда улучшается мое самочувствие, ослабевает и заикание. Как только меняется убеждение, меняется и поведение. Моя интуиция позволяет мне использовать мои самые глубокие чувства и восприятия. Все в нашем мире взаимосвязано. 327 НЕГАТИВНЫЕ ЭФФЕКТЫ МЫШЛЕНИЯ Задолго до того, как я услышала о Гексагоне, в тот период, когда я говорила плохо как никогда, я увлеклась идеями «Позитивного Мышления». Я совершенно была этим увлечена. Иногда позитивное мышление рассматривается как нечто связанное с философией нового времени или связанное каким-то образом с законом притяжения, но тогда позитивное мышление считалось большой причудой. Я не замечала связи между моей все ухудшающейся речью и моим новым «позитивным» отношением к жизни. Когда я приехала в очередной раз навестить моих родителей, я рассказала о позитивном мышлении отцу. Мой папа, консультирующий попавших в депрессию людей, крайне несерьезно отнесся к самой идее позитивного мышления. Он заметил мне, что почти каждый, кто приходил к нему на консультацию, приносил с собой книгу «Сила позитивного мышления» (The Power of Positive Thinking), пусть даже спрятав ее подмышкой, либо хотя бы вспомнив про нее. Мой отец даже об авторе книге говорил иронично, называя его не Норман Винсент Пил (Norman Vincent Peale), а Норми (Normy) Винсент Пил. Я заявила своему папе, что хочу быть позитивной, несмотря ни на что. На что он ответил: «Хорошо, удачи. Опасность в том, что довольно скоро ты перестанешь соображать, что ты видишь и что ты слышишь, и перестанешь понимать, где правда и реальность». И я сказала моему здравомыслящему отцу: «Не будь таким негативным. Не бывает так, что это не работает вообще. Это просто не работает для тебя». Мой отец напомнил мне: «Если это не работает – это не работает и точка. Если ты не можешь плавать, держась за бортик бассейна, это значит, что Линдберг младшая не может плавать, держась за бортик бассейна». Он сравнил позитивное мышление с «хорошей миной при плохой игре». И когда я ответила, что не хочу слышать негатив, он уверил меня, что воспринимая реальность негативной, я доверяю своей интуиции. На вопрос «почему это так?», он ответил (напомнив мне, сколько раз меня спасала моя интуиция), что интуиция, особенно предчувствия, часто выдает «негатив». Он сказал мне, что позитивное мышление - это все-таки просто мышление, а «позитивное» - это всего лишь ярлык. Он сказал: «Не тебе решать, негативная реальность или позитивная. Единственный вопрос, на который ты можешь дать ответ, «правда ли это?». И когда я его спросила, как я могу распознать что есть правда, а что нет, он ответил, будучи прагматиком: «Это работает? Это ты знаешь. Если ты точно можешь плавать, пока держишься за стенку, то это будет работать (ты способна плавать, держась за стенку бассейна)». Он продолжал “Ты сама знаешь, какой помехой для нормального хода вещей, может стать одержимость чем-либо (он знал, как хорошо я это чувствую). И это не ‘время от времени’. Это так всегда». Он не хотел напоминать мне о том, что моя одержимость по поводу моей речи всегда ухудшала речь (об этом я ему часто говорила), потому что он всегда был очень тактичен и никогда сам не поднимал тему моего заикания. Еще цитирую слова моего папы на его любимую тему правды: «Если ты хочешь решить проблему, важно сказать себе, что в действительности происходит в этот момент, а не давать каких-то выборочных оценок». Он говорил мне, что объективная оценка крайне необходима, если я хочу решить те проблемы, с которыми я столкнулась. 328 КАК УБЕЖДЕНИЯ ВЛИЯЮТ НА СДЕРЖИВАНИЕ Мой отец считал, что контроль и оценка моего близкого окружения перешли в самоконтроль, который негативно повлиял на мою спонтанность и, в конце концов, заставил меня сдерживаться. Мои родители стали замечать, что заикание стало брать свое. Часто я энергично вступала в разговор, но через несколько секунд или минут я могла остановиться на середине фразы, даже не заботясь о том, чтобы завершить начатую мысль. Мои друзья часто мне говорили: «Давай, закончи предложение. Что ты хотела сказать?» Даже когда я просто записывала то, что происходило с моей речью, мои предложения часто оставались незаконченными. И раз уж такое происходило даже на бумаге, можно представить, что творилось у меня в голове. Дальше я привожу некоторые заметки, которые я написала после истории с большими красными пятнами. «Вот так да! Кто в здравом уме положил бы химикаты в крем для лица? Эта девушка должна быть сумасшедшей!» «Не будь такой строгой. Она очень приятная, и люди к ней хорошо относились». «И что с того, что она приятная. Этим продуктом можно только покойникам пользоваться». «Да, но ведь ты заметила, что у других девушек не было реакции». «И что это должно значить?» «Оставь свой негатив. Не суди. У каждого может быть свое мнение». «Каждый может иметь право на собственное мнение. Но не может иметь права на собственные факты». «Опять ты начинаешь. Кто ты такая, чтоб говорить, что она не права? Перестань быть такой негативной. Хватит судить людей». «Ты знаешь, чего я хочу? Я хочу, чтобы ты была на моей стороне. Ты всегда говоришь мне не судить, но сама же осуждаешь меня за мое осуждение. Мне нужно, чтобы ты выслушала меня без критика. Просто будь на моей стороне. Я уже так устала…» И здесь, на середине фразы, запись обрывается. Так в очередной раз я наблюдала, как сдерживающие убеждения приводят к моему собственному сдерживанию (такое сдерживание появляется и в речи и в письме). НАДЗИРАЮЩЕЕ ВОСПРИЯТИЕ Первый звонок для меня прозвучал, когда родители упомянули о самоконтроле. В течение нескольких лет (заикание было - хуже не придумаешь) я зорко следила за своим восприятием и за своими ответными реакциями, осуждая себя за то, как я говорю и как я смотрю на это (разве не забавно, что я называла эту цензуру «позитивным мышлением»?). И чем больше я себя контролировала, тем сильнее я ступорила, заикалась, плевалась и сдерживалась. Словно критически настроенная часть моего разума ополчилась на мою собственную интуицию и чувство здравого смысла. Я, которая всегда говорила «скажи так, как ты думаешь», абсолютно перестала заботиться о том, что же на самом деле я хочу сказать. Я просто хотела выдавить из себя все необходимые слова и убежать к черту прочь от всего этого. А убежать я пыталась (не сознавая этого) от контроля моего пытающегося главенствовать разума. В глубине я знала что и как сказать без всякого размышления об этом. Я знала, что мне нужно делать (начиная твердо и имея самые серьезные намерения), но мой Цензор всё это браковал. Он осуждал меня, пугал, и меня охватывало тяжелое чувство неудачи, добавляя еще и чувство вины за то, что я не имею право на свое мнение. А если у меня даже и было это право на собственное мнение, то у меня не было права выражать его вслух. 329 Это было похоже на то, будто мой интеллект затормозил прямо на середине предложения, поднял руку (как охранник на переходе у школы) и сказал: «Эй, стоп, задний ход!». И ничего определенного я не могла сказать вообще. ДОКУЧЛИВЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ К моменту, когда я покидала родительский дом, моя одержимость Позитивным Мышлением сошла на нет. Произошло это из-за того, что одна из гуру ПМ окончательно добила мою речь своей установкой, что перед тем, как что-либо произнести, нужно убедиться, что сказанное будет соответствовать трем критериям: 1) есть ли позитив? 2) есть ли необходимость? 3) приятно ли это? Когда я пыталась проделать все это на практике, я заикалась настолько сильно, что нельзя было понять вообще ничего. Моя мама улыбалась, когда я прощалась, уезжая. ВЫЙТИ ИЗ СЕБЯ В свой книге «Переосмысление заикания» Джон Харрисон писал, что большинство заикающихся с трудом проявляют гнев. Это было сказано как раз обо мне. Даже будучи совсем еще ребенком, я очень беспокоилась, когда люди ругались друг с другом. Моя мама рассказывала, что когда мне было года четыре и они с папой ругались, я тащила стул, ставила его между ними, забиралась на него, брала их за руки и молча соединяла их. Это производило настолько сильный эффект, что спор сразу утихал. Со мной раз или два было такое, что я сама не понимала. Однажды на групповых занятиях нам задавали вопросы, чтобы мы смогли познакомиться и лучше узнать друг друга. Один из таких вопросов был «каков ваш любимый цвет?». Я оглядывала комнату и думала: «Что это со мной? У меня нет такого цвета. Все здесь знают, что они любят, а я нет. Мне нравится зеленый, если это трава, но если небо, то не нравится». И тут парень, сидящий рядом, встает и говорит: «Мой любимый цвет синий. Синий - единственный цвет, который мне нравится». Так что, я была следующей и просто сказала «зеленый», потому как слово «зеленый» было сказать проще всего. И этот цвет ко мне прицепился. Я постоянно получала зеленые ленточки, карандаши и блокноты, ведь это «твой любимый цвет». Но, даже не смотря на то, что я не могла определиться с любимым цветом, фильмом, и другими любимыми вещами, в отношении себя я во многом оставалась реалистом. Когда меня просили поучаствовать в обсуждении, я говорила: «Нет, я заикаюсь». Те, кто спрашивал, оставались под впечатлением. Они начинали бормотать что-то вроде «не наговаривай на себя» или «мы даже и не замечали, что ты заикаешься» (будто мне не полагалось знать и признавать, что я заикаюсь). Я всегда отвечала: «Да, я неглупая, и иногда со мной весело, я легко схожусь с людьми. А еще я и заикаюсь». Для человека заикающегося признаваться в этом было неслыханно. НЕУЖЕЛИ ЗАИКАНИЕ ИЗ-ЗА КОНТРОЛЯ? Первый намек на то, что причиной ступоров и задержек мог бы быть чрезмерный контроль, я получила в 13 лет, когда логопед задал вопрос моей маме, не считает ли она, что в моей семье кто-то слишком сильно контролирует. В то время никто еще не говорил о таких проблемах, к тому же считалось признаком хорошего тона, когда один из членов семью брал на себя роль «босса». Часто можно было встретить слова «организующий» и «управляющий», но никогда слово «контролирующий». Поэтому моя мама молча посмотрела на логопеда, ее серые глаза, очки, и как всегда вежливо ответила: «Нет, дорогая, я не думаю, что кто-то в нашей семье может чрезмерно контролировать». 330 Позже, этим вечером, я слышала, как она рассказывала моему отцу о том, что произошло в клинике. И когда она перешла к «я не думаю, что кто-то в наше семье может чрезмерно контролировать», папа остановил ее : «Ты слышала, что произошло сегодня утром, перед тем как она пошла в школу?» Нет, она ничего такого не припоминала. Он продолжил, рассказав о том, как этим весенним утром я вышла прогуляться перед школой. И только я на несколько секунд присела на качели, как послышался голос сестры. Та, увидев в каком я хорошем настроении, громко закричала: «Смотрите на нее! Сидит здесь! Качается на качелях! Нельзя болтаться на улице перед школой!». Мне не приходило в голову удивляться, какое дело моей сестре до того, как я провожу свое время. «Живи и давай жить другим» - под таким девизом я жила, и не собиралась позволять кому-то портить мое настроение. ЗАИКАНИЕ ПОХОЖЕ НА БУРКУ Я часто слышала от людей, что их заикание не очень мешает им в жизни. Меня из этого списка можно смело исключить. По мне, жить с заиканием - это как носить бурку. Что бы вы делали, если бы вам было нужно носить ее всюду? Она бы ограничивала вас во всех ваших начинаниях. Собрались поплавать? Ой, подождите, я не могу плавать в моей бурке. Как на счет прогуляться по пляжу? Замечательно! Но какой смысл делать это в ней? Прогулка на велосипеде? Отлично, люблю это дело. Стоп… моя бурка может попасть между спицами. Заикание затрагивало все сферы моей жизни. Помнишь ту смешную историю? Мне она очень нравится. Погоди-ка, лучше я подожду с этой историей. Я наверняка застряну на самом интересном. Твои друзья болтают об Элвисе Пресли. И хотя твои родители жили через дорогу от Элвиса, а твоя мама каждый день выгуливала его собаку …. Нет, нет, нет… уж лучше помалкивать в тряпочку. Ты зависнешь на слове «Элвис» по меньшей мере минуты на две, а все вдруг уставятся на свои ботинки. И слово «Элвис» ничем ты не заменишь! Ты не можешь сказать «этот парень в синих замшевых ботинках», не рискуя увидеть, как твоим друзьям вдруг срочно понадобилось посетить ванную комнату, чтобы прочистить горло... всем сразу... А как насчет…как насчет ситуации, когда на работе на прошлой неделе понадобилось решить непростую задачу, и ты придумал нечто уникальное. Но мямлил так неуверенно, что тебя никто не стал даже слушать, кроме того парня, который сидел рядом с тобой (чтобы заработать на твоих идеях), и который затем нахально вышел перед всеми и предложил твои идеи как свои собственные. Постойте! Я совсем забыл! Он уже больше не у нас… на прошлом месяце его повысили до топ-менеджера. Я знала парня, который тайно был влюблен в девушку больше двух лет и который не мог выдавить из себя ни слова после «п-п-привет». А теперь… видите того парня… да-да, того самого прилизанного мужлана, который любит покровительственно похлопать по плечу. И вот когда мой знакомый, наконец, сумел справиться с нервами и через два года отважился пригласить девушку на свидание, этот «красавчик» его опередил и пригласил ее на «Призрак Оперы». Когда мой друг узнал об этом, он сразу же ушел с работы, завалился к себе домой, рухнул на кровать, натянув себе одеяло на голову и пролежал так несколько часов совершенно убитым. У меня всю жизнь было много ограничений. Если позволите, я бы предположила, что, возможно, одной из главных причин, по которой я была настолько терпелива, было то, что я была вынуждена встречаться лицом к лицу с теми же проблемами, с которыми сталкиваются все люди, заикающиеся так же сильно, как я. ГЛУПАЯ ТЕРПИМОСТЬ 331 Терпимость не всегда настолько полезна. Примером такой чрезмерной терпеливости была одна история, которая запомнилась моим соседям. Мне тогда было 28. Все мои четверо детей были еще очень малы. И вот в один из вечеров мне решила нанести визит дама, которая приехала в наш маленький городок из Восточной Германии. Эта дама ждала своей очереди в парикмахерской, когда я оказалась там с детьми. Дама сообщила мне, что когда я ушла, парикмахер сказал (обо мне): «Это наша городская сумасшедшая». Раз уж эта крошечной дамочке так нравилось вгонять в тоску людей, то что может быть для этого лучшей мишенью, чем счастливый человек? Вы ведь не можете сильно подействовать на человека, которому и так плохо? Но Счастливая Ханна – совсем другое дело, здесь есть к чему приложить руку! Как бы то ни было, но в тот же день, примерно в 7 вечера, она постучала к нам в дверь. Мы только что поужинали, и я как раз напекла большой противень роллов с корицей (роскошные роллы, много масла и корицы, покрытые глазурью из коричневой сахарной карамели толщиной в полдюйма). Я оставила их остывать на печи, чтобы съесть утром на завтрак. Итак, эта дама, которую, кстати, звали Шарлотта, уселась и начала рассказывать мне о своей жизни в «старой стране», и как умер ее муж, и даже вспомнила о своей ссоре с директором школы в том городе в тот же день. Директор провел с ней беседу по поводу ее дочери, сказал, что та небрежна и неаккуратна в домашних заданиях и не сдает их вовремя, на что Шарлотта возразила (как она рассказывала): «Я хочу чтобы вы знали, что моя дочь Анни очень прилежная, перед тем как пойти в школу она очень тщательно моет все свои важные места». После этого я поняла, с чем мне предстоит иметь дело в этот вечер. А она продолжила рассказ о своем муже, похороненном на городском кладбище. «Я скасала моим тетям: ‘Тэтки, это корошо что Хельмут умер. Теперь мы знаем где он."» Несколько минут спустя она добавила. “Снаешь Рууут, у Хельмута совсем не растут цветы. Никаких цветов. Никаких! И я говорю себе… говорю ‘Шарлотта, может, цветы не растут, потому что он плохой шеловек, нет? ‘». Даже потом, когда я уже везла домой свою новую знакомую, она всё повторяла «трава не растёт... плохой шеловек … плохой, плохой шеловек». У меня не осталось иллюзий, что передо мной психически нездоровый человек. Но время шло, стрелка указала на 8, потом на 9, наступила полночь, потом 2 часа, потом 4. Когда она только пришла, я предложила ей роллы с корицей, она отказалась. Но затем она попросила тарелку и съела 3 штуки, после чего попросила вилку и принялась за работу. К 4 утра она уничтожила целый противень, а я все так же сидела напротив нее, наблюдая то, что происходит, даже не намекая, что, может быть, было бы лучше, если б она поехала домой, поскольку мне через несколько часов везти детей в школу. Я даже не подумала о том, что эта женщина просто использует меня, мою еду, время и энергию. Наконец я сказала: «Давай я отвезу тебя домой». На что она ответила: «Так уже почти утро. Я могла бы просто остаться и позавтракать с твоей семьей». Но я спустилась в гараж, выгнала машину, и, к своей чести, отвезла ее домой. Один из соседей видел, как я в 5 утра ехала в машине с Шарлоттой. После того, как я отвезла детей в школу, соседи поинтересовались, что там у меня вообще происходило. Когда я рассказала эту историю, они не смеялись. Они вообще не увидели в ней ничего смешного. Они сказали мне примерно так: «Что с тобой, девушка?», или «Да любой в здравом уме взбесился бы, попадись ему такая тетка». Или «У тебя, вообще, с головой все в порядке?» Из всей этой истории, а также из многих похожих, я вынесла поучительный урок о том, что лучше всего отправлять Гарольда Снодграса домой после 8 вечера... и это будет правильно. 332 СДЕРЖИВАНИЕ ЭМОЦИЙ В Мюнхене я была знакома с людьми, которые заикаются. Все они были мужчины, и все без исключения не были способны разозлиться. Один парень был ученым, он был женат на хрупкой маленькой женщине, которая всегда действовала с позиции силы. И несмотря на то, что все свое время она проводила в спа-салонах и ни дня не проработала, она целыми днями рассчитывала бюджет семьи, подсчитывая доходы. Унизительнее всего было то, что своего мужа она поставила на довольствие, как маленького ребенка, требуя от него обращаться за разрешением всякий раз, когда он собирался потратить несколько центов сверх определенной суммы. Все мы делились своими историями на наших собраниях, что способствовало веселой атмосфере. Однажды на группе меня спросили, отчего, по моему мнению, я никогда не злилась в своей жизни. Я ответила, что, возможно, это связано с тем, что я часто сталкивалась с разными ограничениями и бестолковыми методиками, это и послужило прививкой от злости. Возможно, я была отчасти горда собой, называя себя «Хорошим игроком» или другими лестными прозвищами. Однажды я решила, что когда я разозлюсь на когонибудь, то я не буду использовать слово «злость». Я буду говорить «Праведный гнев». Злость - плохое слово, а Праведный гнев - замечательный термин, напоминающий мне о Боге на горе Синай, который предъявляет ультиматум стоящим внизу людям. За несколько месяцев до того, как я разозлилась по-настоящему, я была на общесемейном сборе, и меня вывела из себя моя сестра, допустившая замечание по поводу моего “местонахождения”. Вспышка гнева тогда не была такой уж ужасной, просто для меня это было необычно. Мне было 31, и до этого дня я никогда не сердилась. Просто не могла себя заставить. Что-то со мной было не так? Никогда я не задавалась вопросом, оправданна или нет моя злость. Я считала, что если я выйду из себя, то этому не будет никаких оправданий. После этой истории я вернулась домой в Мюнхен, а также и к своим речевым занятиям. Может быть, логопед, ведущая занятия, и преуспела во всем, что касается управления группой, но, как мне показалось, это стоило ей мыслительных способностей и индивидуальности. Фрау Вейбар (так это звучало по-немецки) говорила на плохом английском, с гортанным немецким акцентом, и имела довольно причудливые представления по поводу того, как остановить заикание. Моим партнером по этим занятиям был немец по имени Ганс, еще один заикающийся, который утверждал, что он никогда не позволял себе разозлиться. Пока фрау Вейбар не начинала свое занудство, мы обычно беседовали. Мы посмеивались над тем, что же там с нами должно быть не так, раз мы не можем как следует разозлиться. Ганс рассказывал мне о своих друзьях, выйти из себя для которых было практически нереально. Как бы то ни было, занятие возобновилось, мы занимались тем, чем обычно занимаются люди с заиканием: вставали, вдыхали, выдыхали, внимательно слушали фрау Вейбар, которая в «надцатый» раз поведала нам о том, что заикание появляется из-за поверхностного дыхания. И если бы она смогла просто заставить нас дышать глубоко (в то время это называлось «диафрагмальное дыхание»), то, возможно, мы бы не заикались так сильно (хотя, по правде сказать, в слово «исцеление» она не верила). Затем она начала свой монолог. Свою обличительную речь фрау начала с утверждения: «Заикание невероятно разрушительно… это очень плохо, так?» Я уже знала что произойдет, ответь я утвердительно, но до Ганса, похоже, не дошло. Он совершил ошибку, согласно кивнув в ответ на ее вопрос. После этого фрау повернулась к Гансу. «А потом что? Что????» Она подразумевала этим вопросом, что Ганс никогда бы не заикался, если бы не получал от этого какую-то выгоду. Она не раз давала понять, что люди которые имеют проблемы с речью, намеренно 333 не хотят говорить правильно. Либо для того, чтобы манипулировать людьми, либо просто играют на публику. Ганс всегда выглядел так, будто бы только что проснулся после ночного кошмара. И этот Ганс со своими торчащими волосами, быстро собрал свои вещи, пробормотал что-то про невыключенную плиту и ушел. Бросил меня одну наедине с фрау Вейбар. И она продолжила допрос: «А ты Руууут. У тебя был плохой тетство?» Я ответила, что нет. Когда она пошутила насчет американской привычки рано приучать детей к горшку (утверждение совершенно необоснованное), мне очень хотелось соврать ей, сказать, что я до двух лет ходила в памперсах, но я продолжала: вдох, выдох, вдох, выдох… Я уже знала, что наедине с собой я могла читать вслух без малейших ступоров на протяжении многих часов. И я очень хотела спросить, отчего это так, ведь и в том и в другом случае, заикаюсь я или нет, я использую тот же самый речевой механизм. Поэтому я на минуту прекратила свои упражнения и спокойно спросила: «Могу я задать вам вопрос?» «Мы сейчас как-раз на полпути, чтобы узнать что-то новое», - ответила фрау Вейбар. «Но это совсем не ново для меня», - я ответила. «Это момент обучения. Мы позже найдем время для момент говорения», убеждала она меня. Она всегда отвечала в стиле почтовых телеграмм. «Может быть, мы найдем время на момент понимания и сейчас и потом?», - сказала я, и мой голос оставался таким же спокойным. «Тебе нужно работать над дыханием»,- ответила фрау. «Но почему?»,- спросила я. «Потому что неправильное дыхание - причина заикания». «Да я знаю: это то, во что вы верите»,- отвечала я. «Я не верю в это, я это знаю». «То есть, вы хотите мне сказать, что когда я говорю, мне нужно останавливаться каждый раз, чтобы напомнить себе ’cделай глубокий вдох’?» «Глубокий вдох с диафрагма»,- поправила она меня. «Хорошо, хорошо. Но когда я думаю о дыхании, я заикаюсь сильнее», - я объясняла просто. «Вам не стоит посещать занятия, если вы не верите в ту методику, которую мы предлагаем, мисс Рууут». Внезапно мне стало все равно. Я устала быть покладистой. Я устала от ее нотаций, от грубости и от тех идей, которые она проповедовала, и которые никак не соответствовали моему собственному опыту и собственным наблюдениям. Я все еще делала вдох-выдох, вдруг БУМ!! Я не могла себя больше сдерживать. Мой голос задрожал… «Так… да, было бы очень интересно узнать, что же, по-вашему, вызывает и излечивает заикание». Я старалась скрыть, как дрожит мой голос. «Это уже лет 10, как известно специалистам, Рут»,- заверила меня фрау Вейбар. И тут это случилось. Мой голос дрожал как сумасшедший, но мне было уже все равно: «Вы знаете, что вы, преподаватели, делаете?». Я почти захлебывалась: «Вы заставляете таких людей, как я, не доверять своей природе, отбрасывать свои наблюдения. Вы требуете от меня не задавать вопросов, или не хотите отвечать на них, когда я спрашиваю. Я просто в бешенстве и не собираюсь это больше выносить». Я видела свое лицо в маленьком квадратном зеркале, украшенном противными золотистыми крапинками, которое висело на противоположной стене. И вид был не из приятных. Я видела тетку лет на 30 с хвостиком со всклокоченными рыжими волосами и красным лицом. Никогда бы не подумала, послушав эту фурию в зеркале, что она когдалибо заикалась. Водянистые голубые глаза фрау Вейбар за очками в бирюзовой оправе расширились. Пока я кричала, она напряженно разглядывала что-то в календаре, после 334 чего выдала эффектную фразу: «Ты была рождена, чтобы стать великой силой в этом мире». Я почти уверена, что она вычитала эту фразу в календаре, от которого все не могла оторвать глаз. «Но я не могу контролировать эту силу»,- кричала я. «Я устала от того, что не могу высказать то, что считаю нужным! И чем больше я думаю о том, как говорить, как дышать, тем больше во мне этот конфликт, тем хуже я заикаюсь. Эти мысли и портят все…» «Будет лучше, если ты уйдешь. Уйдешь и больше не вернешься. Гертруда приготовит счет». ОБЛЕГЧЕНИЕ ОТ ВЫСКАЗАННОГО Когда я расплатилась по счету и вышла в благоухающий вечер площади Карлсплац, я чувствовала свободу… свободу и счастье и прилив сил. Это было так, словно какое-то другое мое Я взяло управление на себя в тот момент, когда я была на грани. И даже более того, будто я получала удовольствие от силы и напора того другого Я, которое мне явно было неподконтрольно. И когда я слышу людей, которые рассказывают о том, как нечто вдохновляет их, я понимаю теперь, о чем они говорят. Я точно знаю, что там не было такого, что я сначала «думала», а потом «говорила». Внутренний поток говорил сам, не спрашивая моего разрешения. Когда я увидела свое поведение и свои эмоции, какие они есть (как барометр того, что творится у меня внутри), это помогло мне неимоверно. Я не могу решать, испытывать мне эмоции или нет. Эмоции - это просто отражение происходящего во мне. Важно заметить, что после этой вспышки гнева я временно не заикалась в течение нескольких недель. Но еще раз, слово «временно» здесь – это то, о чем надо помнить. СИЛА НАБЛЮДЕНИЯ Джон Харрисон написал немало о внутреннем наблюдении. Отслеживание собственных убеждений, ценностей и позиций оказалось именно тем, что необходимо сделать для того, чтобы вытащить себя из ложных убеждений, негативных влияний, неверного восприятия и т.д.. Наблюдение позволяет нам осознать то, что происходит. Осознать, как мы сами создаем ложные убеждения, которые засасывают нас и заставляют нас сдерживаться. Мне ясно, что произошло с того времени, когда я ступорила и сдерживала себя, до нынешнего, когда я стала говорить свободно (когда сигнал на сдерживание пропал): мой Гексагон поменялся с негативного на позитивный. Вот прежний Гексагон, Гексагон Заикания: 1. Я считала, что речь создается кропотливой работой моей сознательной воли/намерения (Восприятие). 2. Мой разум был в убеждении, что сознательное научение (обучение, навыки, таланты, усилия) необходимо, чтобы говорить хорошо. Моя унаследованная система ценностей придавала большое значение «продукту совершенному» в ущерб естественности и спонтанности (Убеждения). 3. Эта зависимость стала повсеместным барьером для речевого потока. Чем усерднее я старалась говорить хорошо, тем больше сдерживала свою речь (Поведение). 4. Чем больше блоков было в моей речи, тем хуже я себя чувствовала (Эмоции). 5. Мое восприятие, убеждения и эмоции влияли на мое тело. Мое сердце стучало, возникал стресс (Физиологический отклик). 6. Я каждое утро просыпалась с решимостью говорить гладко, но неудача разрушала эту решимость (Намерение). 335 МОЙ ГЕКСАГОН БЕЗ ЗАИКАНИЯ Мой новый Гексагон, Гексагон без заикания: 1. Моя речь это дар, текущая река, которая не зависит от сознательного контроля. Речь это часть моей спонтанной природы, она не создается моим разумом (Восприятие). 2. Мое восприятие того, как происходит речь, меняет мое убеждения. Мне не нужно больше “выстраивать” мою речь, поэтому говорить стало легко. Я больше не верю в то, что мне нужно подумать перед тем, как сказать. Когда мое сознание пытается вмешиваться, я расцениваю это, как препятствие потоку (Убеждение). 3. Я говорю свободно, когда я иду с потоком. Я говорю то, что думаю, и знаю, о чем говорю. Я смотрю на собеседника, оцениваю, понимает ли он меня (Поведение). 4. Свободная и легкая речь влияет на мои эмоции. Мне больше не нужно стараться. Усилия и беспорядок исчезли. Я чувствую умиротворение. Я спокойна. Я свободно реагирую на то, что ты говоришь, и отмечаю, как ты мне отвечаешь. (Эмоции). 5. Мои мышцы расслаблены. Я чувствую тепло, когда позволяю сознательному контролю исчезнуть. Я чувствую, что стресс, давление, нервозность исчезли. Сердце больше не выпрыгивает из груди, больше не возникает желания сбежать (Физиологический отклик). 6. Теперь я могу осуществлять то, что задумала. Для меня это означает успех. Как только я отпустила контроль над своей речью, я достигла чистого не замутненного состояния удовлетворения. У меня появилась твердая решимость говорить то, что я думаю и думать о том, что я говорю, и я могу делать это без сдерживания (Намерение). ВЗГЛЯД НА КАРТИНУ В ЦЕЛОМ Работа по всем шести элементам гексагона оказалось очень полезной. Поначалу я уделяла внимание только элементу Поведение. Хотя я смогла достичь относительного успеха в определенных обстоятельствах (в дружественной обстановке, например), на этот успех влияли отдельные компоненты Гексагона, особенно Эмоция, но успех оказывался временным. Очень часто после встреч с людьми, которые меня поддерживали, я чувствовала временные улучшения, но я чувствовала, что мне нужно двигаться дальше. Я обратилась к другим элементам Гексагона, в частности, к элементам Восприятие и Убеждения. И только после этого я действительно почувствовала стабильное улучшение. Убеждения – это тот элемент Гексагона, от которого шло мое сдерживание. В моем случае это были ложные и искаженные убеждения. Тяжелые ступоры – следствие самых дремучих убеждений. Мой унаследованный менталитет отдавал предпочтение скорее «совершенству» и «качественному продукту», чем оригинальности, выразительности и спонтанности. Именно эти условности, без сомнения, тормозили естественный спонтанный поток. Я верила также и в то, что сознательные наработки (таланты, усилия, способности) необходимы для того, чтобы говорить хорошо (отрицая тот факт, что речь это естественный путь выражения своего спонтанного интеллекта). И тот день, когда я смогла, наконец, пролить свет на особенно назойливые сомнительные скрытые убеждения, был самым лучшим днем в моей жизни. Я писала о комке в горле, который мне нужно было преодолевать, чтобы произнести звук. Но как только эти слова легли на бумагу, я прочитала их и БУМ!!! Вот оно! Прямо здесь, черным по белому! То, во что я верила! Это было невероятно! Я даже не пыталась приукрасить слова, написанные на бумаге. Я не оценивала эти слова или не пыталась объяснить их. Я просто впервые осознала, что это ущербное, кривое, мелкое убеждение вместе с ему подобными, упрятанными в темные закоулки моего сознания, создавало мне проблемы, пока я его не заметила. Я ухватила его за шкирку и выдернула наружу. 336 В тот момент, когда я обнаружила это нелепое убеждение… пуфф, оно испарилось. Я даже не пыталась изменить это убеждение. Мне не нужно было говорить об этом. Мне нужно было только посветить на эту глупость, она исчезла и больше не возвращалась. Как только исчезло убеждение, исчез и мой страх. Снова и снова я обнаруживала, что нелепые, невыявленные убеждения тесно связаны с эмоциями, и когда уходило убеждение, исчезал и мой страх. НАДУМАННЫЕ УБЕЖДЕНИЯ Все это напомнило мне историю с моими детьми, которые, когда были маленькими, верили, что по ночам в темном углу скрывается Страшный Паяц Бугимэн. И как только я включала свет… пуфф ... страх исчезал (пока их воображение не придумывало другого бугимена… и еще… и еще… ). Но в момент включения света вера и страх испарялись начисто. Когда я обнаружила, что свое ложное убеждение я сама высосала из воздуха (убеждение, что у меня ком в горле), я начала брать на себя ответственность за возникновение ступоров. Я осознала, что ступоры, с которым я сталкиваюсь, не возникают просто так. Мое воображение (часть моего Малого Я), большую часть моей жизни было занято созданием бугименов. Я заставила себя открыть глаза и быть внимательной, отслеживая эти искажения и критически их оценивая… и у меня это довольно прилично получается. Моя способность видеть (воспринимать) происходящее в моей жизни заставила страхи отступить. ВАШИ ГЛАЗА - ЧТОБЫ ВИДЕТЬ Уделила я внимание и тому, что Харрисон называет Восприятием. Я не смогла бы избавиться от заблуждений без восприятия. Иногда я называю эту деятельность наблюдением, вниманием или обнаружением. Пришел и тот день, когда мое надуманное отношение к речи начало ослабевать. Тот памятный день, когда я спросила одного пожилого джентльмена, не кажется ли ему утомительным процесс речи. На что он ответил: «Нет, путешествие меня немного утомляет, но речь никогда». Я спросила «Вы имеете ввиду, что не думаете о каждом слове перед тем, как его произнести, как сформировать его во рту, как замедлиться при разговоре, как сделать глубокий вдох перед длинной фразой?» Это приятный мужчина был озадачен и, в конце концов, спросил, не шучу ли я. И когда я уверила его, что абсолютно серьезна, он вежливо поинтересовался: «Почему вы об этом спрашиваете? Вы это проделываете, когда говорите?» А когда я кивнула «да», его глаза расширились, челюсть отвисла, он покачал головой недоверчиво: «Я даже представить не могу, насколько бы я умаялся, если бы делал все это. Пожалуй, я бы и слова не сказал». Почему мне не приходило в голову задать этот вопрос раньше? Я считала очевидным, что другим речь дается так же тяжело, как и мне. И ответ моего знакомого на мой вопрос поверг меня в шок. Человек, речь которого была легкой, спонтанной и автоматичной, сидел за столом напротив меня, полагающей, что речь - сложный процесс, требующий контроля. Взгляды моего знакомого опирались на его свободную речь, а результатом моих воззрений были лишние ненужные мысли, перепроверки, чрезмерный контроль над речью. Итак, мои взгляды на речь начали эволюционировать вместе с моими убеждениями. Я создала мощные метафоры, которые помогли мне изменить само понимание процесса речи. Но я бы не смогла добиться долговременных изменений, если бы мое Восприятие или Убеждения остались бы без внимания и, как следствие, не корректировались. Работа 337 по всем шести элементам Гексагона уничтожила блоки и ступоры в одной сфере моей жизни (в речи). Сейчас я пользуюсь тем же самым Гексагоном, который избавил меня от блоков в письме. Люди, которые заикаются, это «творцы блоков», и я полагаю, что Джон Харрисон своим Гексагоном создал структуру, которая помогает освободиться от блоков в любой сфере, в которой мы сдерживаемся или заблокированы. 338 КАК Я ИЗБАВИЛСЯ ОТ МНОГОЛЕТНЕГО ЗАИКАНИЯ Джон Харрисон Я знал, что в какой-то момент мне надо будет подробно остановиться и на собственной истории излечения, и это меня немного пугало. Насколько подробным должен быть рассказ? Что мне придется вынести на всеобщее обозрение? И я этот момент как-то все откладывал. А потом я был приглашен сделать головной доклад на ежегодном собрании Британской Ассоциации Заикающихся 8 сентября 2002 года в Лондоне. Это была идеальная возможность свести, наконец, воедино все существенные события моей жизни, относящиеся к речи. А также продемонстрировать, что означает для меня трансформация Гексагона Заикания. Я решил собрать все свои скитания по заиканию в 90-минутное выступление. А здесь представлена слегка отредактированная версия моей речи в Имперском Колледже. В лияние заикания на мою жизнь шло несколькими путями. Оно влияло на то, как я себя видел. Оно повлияло на выбор вариантов моей карьеры. Оно окрашивало мои амбиции. Оно внесло свой вклад в зыбкость моих представлений о мире и жизни вообще. Заикание оказалось вплетено в самую суть моего существования, и так или иначе я боролся с ним в течение 30 лет. Мое заикание работало по ситуации. В кругу друзей я, как правило, говорил без затруднений. Но если я должен был что-то сказать в классе, обратиться к человеку, которого считал значительной фигурой, войти в автобус и сказать куда еду, либо остановить незнакомца на улице, я впадал в ступор. А уж что касается того, чтоб встать и выступить перед группой… забудьте об этом. И все же я исцелился. Когда я говорю, что исцелился, это не означает, что я контролирую заикание. Это значит, что у меня более нет рефлекторной блокировки речи. Это все исчезло. По мнению большинства людей, такое не должно было случиться. Я слышал сотни и сотни раз: «Заикание не лечится». «Если заикаешься, то это навсегда». «Никто не знает, отчего возникает заикание». И зачастую это мнение профессионалов. Главным образом, они говорят о контроле заикания. Но не говорят о его исчезновении. То, что, по крайней мере, несколько человек заставили свое заикание исчезнуть, – а я встретил таковых – важное указание на сущность заикания. РЕШЕНИЕ НЕРАЗРЕШИМОГО Причина, по которой успехи в решении проблемы заикания были не столь значительны, в том, что заикание в 1920-х годах классифицировано как патология речи. Мое мнение, и число сторонников такого взгляда растет, эта классификация в корне неверна. Неверна сама точка отсчета. Решалась не та проблема. Если вы стараетесь решить задачу, то, как вы обозначили и очертили задачу, во многом определяет, найдете ли вы решение. Верная точка отсчета очень важна, поскольку она служит фильтром входящей информации. Все, что не подпадает под выбранные критерии, считается не важным и не 339 уместным, хотя многое из того, что остается незамеченным, может оказаться необходимым для решения проблемы. Другая причина, по которой мы застряли на наших представлениях о заикании, это то, что, по большому счету, большинство из нас занимаются поисками ответов там, где нам это привычно делать. Похоже на анекдот, когда человек ночью по дороге домой встречает мужика, ползающего на коленках под фонарем и явно что-то ищущего: «Что, парень? Помочь?» «Неплохо бы, - отвечает мужичок. – Я потерял ключи от машины». «Помочь – это святое», - отзывается прохожий. Следующие пять минут они оба протирают коленки под фонарем. Наконец, прохожий интересуется: «А точно здесь потерял?» «Нет, конечно! Они выпали где-то там», - мужик показывает на заросли в темени. «И какого черта мы здесь ползаем?» - прохожий в полном недоумении. «Здесь посветлее». Причина, по которой я сейчас выступаю перед вами, а мое заикание исчезло, в том, в частности, что я никогда не искал ответов в знакомых «хорошо освещенных» местах. Почему? Ну, во-первых, у меня были простые ступоры, и они не провоцировали меня на различные варианты вторичного поведения. Следовательно, я никогда не имел дело с логопедами. Следовательно, у меня не было возможности получить традиционное представление о заикании, как о чем-то, что надо контролировать. Следовательно, мои поиски ответов не имели налета чужих мнений. Мне не было сказано о том, что важно, а что нет. У меня не было очков, через которые большинство людей видят заикание. По этой причине я мог более подробно разобраться в том, что же происходит с моей речью. И в конце концов я понял, что мое заикание – проблема не в моей речи как таковой. Это вопрос моего комфорта при общении с другими. Это проблема, в которую я вовлечен полностью – как я думаю, как чувствую, как говорю, как запрограммирован на ответ. Кстати, когда я говорю «заикание», я не говорю о небольших бессознательных запинках, которые бывают у многих людей, когда они расстроены, смущены, раздосадованы, не определились, сбиты с толку. Я говорю о речи с усилием, ступорами, когда вы не можете сказать одно или несколько слов при необходимости, когда чувствуете, что речь «заклинило». Хотя я приводил эпизоды своей истории излечения, я никогда прежде не делился ей целиком. Это я и намерен сейчас сделать. Я хочу остановиться на ключевых факторах, способствовавших моему выздоровлению. А также связать это с Гексагоном Заикания, чтобы у вас была возможность проследить, как изменения в моей речи отражали мои изменения в личностном плане. ПОЯВЛЕНИЕ ЗАИКАНИЯ Сбои в моей речи начались, когда мне было три года. Мои мама и бабушка уезжали на шесть недель в Европу, а в тот день, когда мама вернулась, я позвал ее в сад и сказал: «Мамочка, посмо-посмо-посмотри на этот цветок». Я не помню этот день. Но я точно знаю, что когда мне было четыре года, мой отец уже был очень обеспокоен моей речью и начал возить меня по разным специалистам. Один из них сказал ему, что я нервный ребенок, а я, похоже, заикался больше, когда рядом была мама. Есть также признаки того, что хотя начиналось все с очень близких и доверительных отношений с моей мамой, случилось что-то, от чего все поменялось. Я не знаю, что это было. Но к семи или восьми годам мне более не хотелось ее объятий. Я был 340 склонен сдерживать свои чувства. Я помню также, что был чрезвычайно чувствительным ребенком, и чтобы обидеть меня, требовалось совсем не много. ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ И ЗАИКАНИЕ Член Национальной Ассоциации Заикающихся Либби Ойлер (Libby Oyler), которая и заикается и является логопедом, провела для своей докторской диссертации некоторые интересные исследования в отношении чувствительности и заикания. Цифры, которые она мне дала, привели меня в изумление. Либби обнаружила, что в массе своей от 15 до 20 процентов населения может быть отнесено к людям с высокой чувствительностью, но этот процент возрастает до поразительных 83, если рассматривать только заикающихся. Что означает «высокая чувствительность»? Есть и плюсы: у вас более высокая интуиция, вам подвластны чувства и тонкие аспекты коммуникации, и вербальные и невербальные, которые не даны людям менее чувствительным. Но есть и минусы: вы быстрее и возбуждаетесь, ваши чувства легче простимулировать и, иногда, перегрузить, вы более остро реагируете, когда кто-то кричит на вас, вы быстрее приходите в восторг и в уныние. Если кому-то не нравятся ваши действия, он не должен кричать на вас или открыто вас высмеивать, чтоб дать вам это понять. Ему достаточно поднять бровь или бросить на вас взгляд, чтобы мысль была понята четко и ясно. Исследования Либби выявили и кое-что еще. Примерно от 10 до 15 процентов популяции имеет угнетенное поведение. Этим людям приходится трудно во внешнем мире. Эти люди глубоко уязвимы. Они более подвержены перевозбуждению. Из сложно успокоить. Их мозг плохо управляется со всей совокупностью сенсоров в целом и не фильтрует информацию в достаточной мере, чтоб они могли успокоиться. Для заикающихся, людей с угнетенным поведением уже не 10-15, а 42 процента. Сходная информация была опубликована в рассылке Британской Ассоциации Заикающихся в июле 2002 в краткой статье об исследовании, проведенной исследователем речевых нарушений Барри Гитаром (Barry Guitar). Заикающиеся были более нервными, либо напряженными, либо чрезмерно возбудимыми, чем люди, которые не заикались. Они имели также более высокую стартовую реакцию. Относилось ли все это ко мне? Полагаю, что да. Если кто-то был не согласен со мной, либо просто повышал голос, я бывал расстроен. Я был полностью сосредоточен на том, чтобы другим было со мной хорошо, и я бы был им приятен. А из-за того, что я был очень чувствителен, я быстро реагировал на любые признаки неодобрения. Не гиперчувствительность ли явилась причиной моего заикания? Нет. Но составной его частью она была несомненно. ЛИЧНОСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ Помню, что когда я был маленьким, то мои ночные молитвы к Богу всегда начинались так: «Пожалуйста, Господи, помоги мне говорить без заикания, быть стойким, и чтоб не было войны». Помоги мне быть стойким! Какой нормальный мальчишка будет просить об этом? А я вам расскажу какой. Это мальчишка, который не чувствовал, что ему хорошо просто так, и который полностью сосредоточен на том, чтоб его маме было хорошо. А теперь представьте, насколько мне было важно быть стойким, что я включил эту просьбу в свои молитвы, и прикиньте, чем же таким по важности для меня было заикание, если я поставил его в молитве вообще под номером один. И еще некоторые подробности о себе. Я никогда не сердился. Действительно, мне было неловко проявлять какие-то эмоции, как и всем членам моей семьи. Я до 30 лет не 341 представлял себе, что могу разозлиться или вспылить на кого-то. Вообразите! Я прожил 30 лет, и никогда не сердился. И полагал, что это совершенно естественно. А еще была навязчивая потребность делать все правильно. В средней школе, если я писал букву, к примеру, «а» или «е» слишком быстро, я зачеркивал ее и писал правильно над зачеркнутым… пока учитель, наконец, в приказном порядке не заставил меня прекратить так делать. Мог этот перфекционизм стать причиной моего заикания? Нет, не мог. Но свое дело он сделал. Мое самое раннее воспоминание о том, что было реально страшно говорить, - это когда наш седьмой класс должен был поставить сценку из пьесы на общем собрании школы. Это была пьеса Шекспира «Сон в летнюю ночь», а я играл роль Пака. У меня была всего пара строк, которая начиналась со слов «Я пришел сюда с Хермией». Ну да, и я переживал из-за этого четыре недели! Я боялся, что не смогу сказать слово на «х». Я был в панике, что встану перед сотней детей с учителями и буду стоять с открытым ртом, потому что не смогу сказать слово… и все из-за этой своей речевой проблемы. Сошелся клином белый свет. Вот такая у меня была проблема. Я проскочил через это, потому что у меня был некий приемчик. Я обнаружил, что если выжму воздух из легких, то могу на остатках воздуха выдавить и слово. Именно это я и сделал. Когда настал момент, я сказал: «Я пришел с (длинный выдох) Хермией». Да, несколько насмешливых взглядов я поймал. Но слово я сказал. Тем не менее, этот случай и многие другие, похожие на него, укрепили мое убеждение в том, что у меня есть проблема с речью. Как же я ошибался! У меня не было такой проблемы. Я мог говорить просто идеально, когда оставался один. Проблема была в моем отношении к людям, к которым я обращался. Проблема с коммуникацией. Я боялся именно выразить себя таким образом. И эта боязнь проявлялась посредством моей речи. МОЙ ИСХОДНЫЙ ГЕКСАГОН Давайте посмотрим, как же выглядел мой Гексагон в возрасте 12 лет. Я полагал, что свои эмоции выражать небезопасно. Что опасно быть напористым. Полагал, что я все должен делать правильно. Полагал, что все меня оценивают… не речь, а именно меня. У меня была очень низкая самооценка. Что бы я ни делал, я опасался, что это будет не достаточно хорошо. Я боялся проявить характер при такой самооценке. Говорить громко перед всей школой, с другой стороны, требовало соответствующей самооценки. Следовательно, налицо был конфликт, который я разрешал, сдерживая себя. К двенадцати годам я настолько настроил себя на соответствие ожиданиям окружающих, что даже не знал, кто я есть на самом деле. Возвращаясь к моменту с «Хермией», совершенно очевидно, что я боялся. Я боялся выдать себя. Я прятался, используя такие приемы, как зажим голосовых связок, напряжение губ, удерживание дыхания. По каким-то причинам, в демонстрации себя было что-то плохое. Как это могло произойти? Каким образом я оторвался от моего реального Я? Как вдруг кто-то из нас оказывается настолько отрезан от того, чем он является на деле, что появляется надобность прятаться и создавать ложную личину? ПОТЕРЯ СЕБЯ Одно из самых элегантных описаний того, как мы теряем себя, появилось в 1962 году в книге Абрахама Маслоу (Abraham Maslow). Маслоу входил в группу, называвшуюся «психологи третьей силы». Это были психологи, чей основной интерес лежал не в отклонениях от нормы. Им нужно было понять человека, который самореализовался. Человека, который был более чем здоров, уровень работоспособности которого был выше, 342 чем у любого из нас. Человека, часто получавшего то, что мы называем «пиковые переживания». Что удерживает нас от того, чтобы достичь такого же уровня функционирования? Когда мы еще маленькие дети, мы нуждаемся в одобрении других. Нам нужно это для обеспечения безопасности, для еды, для любви и уважения. Перспектива потери всего этого ужасна. Потому, если у нас есть выбор между быть любимым и быть самим собой, то здесь вариантов нет. Мы отказываемся от себя и как бы умираем душой незаметно для всех. Маслоу написал основополагающую работу «К психологии бытия», в которой рассматривает эти вопросы. В этой книге прекрасное описание, принадлежащее Г.Оллпорту (G.Allport), того, как можно потерять себя и изолировать себя от сокровенных источников энергии… и даже не знать о содеянном. Посмотрите, как Оллпорт описывает ребенка, который был вынужден сделать такой выбор: Он не принял себя таким, каким он был. «О, его ‘любят’, но хотят от него, либо заставляют, либо ждут, чтоб он был другим! Следовательно, такой он не годится. Сам он учится в это верить, и, в конце концов, даже принимает это как должное. Он действительно сдался. И без разницы теперь, подчинится ли он им, будет пытаться удержаться, восстанет или подпишет поражение: его поведение, его подача себя – вот в чем суть. Его «центр тяжести» находится не в нем самом, а в «них». И он это отмечает в таких масштабах, что полагает, что так и должно быть. А в целом вполне вероятно: все невидимо, на автомате и анонимно! Это совершеннейший парадокс. Все выглядит нормально: никакого состава преступления, ни трупов, ни виновных. Все, что мы можем видеть, это то, что солнце восходит и заходит как обычно. Ну а что случилось? Он был отвергнут, причем не только ими, но и самим собой (а он на самом деле оказался без своего «я»). И что он потерял? Только ту самую истинную и жизненно важную часть себя: собственное чувство истинности, которое являет собой его потенциал к росту, его корни. Но, увы, он не умер. «Жизнь» продолжается, и он тоже. С того момента, как он отдает себя порядку, и в той степени, в которой надлежит, он неосознанно приступает к созданию и постройке псевдо-я. Но это и выгодно – «я» без желаний. Его должны любить (или бояться) где прежде презирали, он будет сильным, где был слаб, должен пройти через все дерьмо (о, они еще и смеются!) не ради смеха и забавы, а для собственного выживания, не просто потому что хочется двигаться, а из послушания. Эта необходимость это не жизнь – не его жизнь – это защитный механизм против смерти. Отныне он будет раздираем неосознаваемыми потребностями и парализован неосознаваемыми конфликтами, каждое движение и каждый момент времени отрицают его сущность, его целостность; и все это время он маскируется под нормального человека и ведет себя ожидаемо, как нормальный человек! Вот что это было, с моей боязнью сказать «я пришел сюда с Хермией»: ощущение, что не хорошо быть самим собой перед всей школой. Но все, что я мог видеть, это то, что у меня есть проблема с речью. ОГРАНИЧЕНИЕ КОНТАКТОВ Отношения с окружающими – это то, что вносит большой вклад в процесс сдерживания себя. Вы заметили, что с кем-то говорить очень легко, а с кем-то без заикания говорить совершенно невозможно? Я это заметил. Пока я учился в школе, я был застенчивым и скромным. Мое присутствие в классе было не очень заметно. Но был один случай в то время, который заставил меня задуматься. 343 У моих родителей были друзья, которые жили в Нью-Джерси, а у них была дочь по имени Барбара Ли. Нас пригласили туда как-то на уикенд, и я провел два дня с Барбарой Ли и ее компанией. Я с трудом узнавал себя. Я был открыт, раскрепощен, весел и не заикался. Люди выслушивали меня, когда мне надо было что-то сказать. Потом я вернулся домой и снова стал застенчивым тихим ребенком, которого никто не слушал. Застенчивым, тихим ребенком, который вел себя очень скромно и который заикался. Оглядываясь назад, как стало ясно спустя много лет, мои друзья ожидали видеть меня скромным и застенчивым и в соответствии с этим ко мне и относились. Ну и я, в свою очередь, относился к ним в соответствии с тем, как они относились ко мне, и вуаля! Я был в рамках собственной роли, за которые не мог выйти. За последние 26 лет я видел множество примеров того, как человек не может выйти из какой-то роли, и как это влияет на его речь. В качестве одного из таких примеров можно привести случай на одной из встреч филиала NSA лет 20 назад. Фрэнк (имя изменено) был старшим сотрудником, хорошим, скромным парнем. Он умеренно заикался. Однажды вечером, когда была моя очередь вести встречу, я пришел с простенькими стихами, чтоб люди их почитали. Фрэнку я дал строфы из «Алисы в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла, в которых Черепаха Квази (Mock Turtle) поет эту жалостливую песню голосом, который душат рыдания. Имейте ввиду, что Фрэнк был инженеромпрограммистом. Стихотворение такое (вариант перевода): Еда вечерняя, любимый Суп морской! Когда сияешь ты, зеленый и густой, – Кто не вдохнет, кто не поймет тебя тогда, Еда вечерняя, блаженная Еда! Еда вечерняя, блаженная Еда! Блаже-э-нная Е-да-а! Блаже-э-нная Е-да-а! Еда вече-е-рняя, Блаженная, блаженная Еда! Я попросил Фрэнка сыграть это, и постараться выглядеть придурковатым и уродливым, насколько только это возможно. Он так и сделал. Он выглядел совершеннейшим придурком. Вместо того, чтобы говорить своим обычным бесцветным голосом, он был по-настоящему выразителен, и говорил совершенно гладко. В конце встречи я спросил у Фрэнка, как ему удалось настолько преобразиться. Знаете, что он ответил? «Ты мне разрешил». Интересно, что жена Фрэнка также пришла на встречу. Это была строгая женщина с безучастным ко всему происходящему лицом. Всю встречу она провела, занимаясь вязанием. Я смотрел на нее и думал: «Я знаю, отчего Фрэнк не может отпустить себя и быть собой. Он женился на своей маме. Он все еще старается быть хорошим мальчиком». То есть, люди в вашем окружении и ваше отношение к ним будут иметь большое влияние на вашу готовность отпустить себя: это выглядит, будто вы выбираете передать им свою силу. Из своего собственного опыта излечения, в самой сердцевине его лежит то, что заикание не является проблемой процесса выговаривания. Все из нас могут говорить просто прекрасно, когда рядом никого нет. Это проблема с опытом говорения. Это проблема нашего дискомфорта, когда мы общаемся с определенными людьми и в определенных ситуациях. И речь идет о стратегиях, которые мы используем, чтобы приспособиться к этому дискомфорту. 344 По-настоящему расстраивало меня в школе то, что в какой-то момент я мог говорить, а уже в следующий был в полном ступоре и не мог сказать ни слова. Я мог болтать с друзьями на школьном дворе и говорить совершенно свободно, но выступая перед классом, где сидели те же самые друзья, я выжимал из себя считанные слова в промежутках между полными ступорами. Иногда мне хотелось, чтоб я заикался всегда. По крайней мере, тогда я знал бы, кто я есть. ПЕРВЫЕ ОТКРЫТИЯ Я часами сидел в своей комнате, пытаясь установить, что же происходит с моей речью, когда меня переклинивает. Я напрягал язык или сжимал губы, но это было вовсе не то. Когда я ступорил на самом деле, казалось, что со мной что-то происходит. Фактически, никакого прогресса с речью у меня не было, пока я не поступил в колледж. На втором курсе у меня была практика публичных выступлений, а поскольку я сильно беспокоился за свое заикание, я решил честно сказать преподавателю, что у меня есть проблема. Он очень хотел мне помочь и пригласил зайти после занятий. Он сделал следующее: дал мне несколько книг и иллюстраций, а еще объяснил мне, как возникает речь. Выглядит вполне естественно, но никто до того момента этого не делал. Почти 20 лет я был в полном неведении относительно того, что творится у меня в горле и в груди, когда я говорю и когда я ступорю. И теперь, впервые, у меня появилось представление о механике речи… на что это похоже. С процесса речи, хотя бы частично, был убран некий мистический флер, - это тоже результат той встречи. Я мог представить себе картину того, что происходит при ступоре. Не знаю как вы, а я, если что-то понимаю, начинаю меньше бояться. Большим прорывом для меня стало и то, что я на занятиях впервые публично говорил о заикании. Реакция группы была замечательной. Людям было интересно. Я не ощущал себя человеком со странностями, и это делало процесс выступлений по ходу семестра все более простым. К тому времени, как я закончил колледж, я еще оставался скованным, хотя уже и в меньшей степени. Но еще важнее было то, что я начал наблюдать, причем не просто заикание, но и все то, что с ним соприкасалось. И хотя у меня еще не было ответов, но вопросы стали появляться. СИЛА НАБЛЮДЕНИЯ Способность к наблюдению имеет абсолютную ценность, если вы хотите каким-то образом изменить себя. Наблюдение, в своей высшей форме, называется осознанностью. Этот термин относится к медитации: очистить сознание и просто следить за происходящим. Не так-то просто отслеживать знакомые вещи. Видеть все, насколько это возможно, бесстрастно, без оценок. Когда вы сможете делать это, когда вы сможете наблюдать без попыток вписать увиденное в рамки существующих представлений, обнаруженное вами может вас сильно удивить. Например, если вернуться в 60-е, когда нельзя было самостоятельно заправляться, то мне надо было ехать на станцию обслуживания по соседству с домом, где я жил, и говорить там работнику «заправьте полный». Бывали периоды, когда я мог выговорить это идеально, без сучка и задоринки. Но иногда, когда служащий подходил, я уже знал, что начну ступорить, и вынужден был выдавать фразу примерно такую: «Мммм… это… короче, типа… доверху, окей?» Почему дни оказывались настолько разными? Если остановиться только на речи, я никогда бы не смог объяснить этого. Но к тому времени я в обязательном порядке рассматривал речевую ситуацию со всех сторон. И 345 знаете что я понял в конце концов? В те дни, когда у меня дома было все в порядке, то проблем не было. А тогда, когда я чувствовал себя обиженным, либо сердитым, либо больным, и скрывал свои эмоции и чувства, в такие дни у меня начинались проблемы. А почему проблемы были с обслуживающим персоналом? Я же не сердился на них, они не причинили мне никакого вреда! Я понимал, что если позволю себе личное общение с кем-то еще или, говорят, стычку, открытый, прямой контакт, то те другие эмоции могут выплеснуться наружу. Это пугало. Я не хотел выставлять на всеобщее обозрение те подавленные эмоции. То есть, я как бы получал сигнал опасности от моего тела, что мне есть чего бояться, и моей реакцией по умолчанию было сдержаться и заблокировать. Что подтолкнуло меня делать такого рода наблюдения? Надо мной никогда не довлели аксиомы ортодоксальной логопедии и, в том числе, самая главная: держать свою речь под контролем. Потому я смотрел на вещи шире, и найденное было, зачастую, удивительно. Большинство людей не отнесешь к хорошим наблюдателям. Но этому можно научиться. А это важно, если вы хотите разрешить свою проблему. Формально логопедией, за исключением своей собственной, я никогда не пользовался. Работали вы с логопедом или нет, есть масса вещей, которые вы можете делать самостоятельно. К примеру, просто пробуя, я обнаружил, что если выпустить из легких немного воздуха до того, как начать говорить, то ступор становится менее вероятен. Позже узнаю, что этот способ рекомендует доктор Мартин Шварц (Martin Schwartz) из Нью-Йорка. Если ступор все-таки случился, то лучшее, что я могу сделать в этом случае, это повторить этот самый ступор, а потом сказать это слово так, как я хочу, уже без ступора. Узнал потом, что найденное мной – это метод «отмены», разработанный Чарлзом Ван Райпером (Charles Van Riper). Я обнаружил, что если действительно напряжен и сделаю глубокий вдох, то это поможет мне расслабиться. Это очень похоже на межреберное дыхание, которое является неотъемлемой частью программы МакГуайр (McGuire program). Только не поймите меня неправильно. Я не против логопедии. Если говорить начистоту, то я занимался самой настоящей логопедией. Только своей собственной. И это действительно помогает разобраться в том, что происходит, когда вы заикаетесь, разобраться в этом настолько хорошо, что вы сможете делать это намеренно и учиться расслаблять мышцы, которые вы напрягаете. Примерно как тренировать удары в теннисе. Причина, по которой вы слишком много мячей отправляете в сетку, может быть в том, что вы боитесь выполнить действие. Но, может быть, вы просто неправильно выполняете удар. Если вы поменяете свою технику удара, то станете вы играть как Серена Уильямс? Скорее всего, нет. Но правильная техника удара – это один из признаков хорошего теннисиста. И говорить так, чтобы не мешать самому процессу речи, – это один из факторов, которому вы вынуждены будете уделить внимание в процессе излечения. Итак, еще раз, правильная техника это еще не все. Но это очень важно. НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА ПОЛЕЗНЫ Отдельные черты характера могут также сыграть свою роль в процессе излечения. Я просто ненавижу, когда что-то работает не так. Как может вам подтвердить моя жена Дорис, я могу много ночей копаться до 3 часов ночи, если что-то не работает в моем Макинтоше. Иногда такая навязчивость делает меня похожим на сумасшедшего, но в случае с заиканием это сыграло мне на пользу. Потому что всякий раз, когда я не мог говорить, я настойчиво выискивал почему. Помогает также, если вы идете против страхов. Когда я боюсь чего-либо, то страх заставляет меня идти в сторону угрозы и иметь с ней дело напрямую, а не бежать от нее. 346 Например, всякий раз, когда я садился в автобус, я должен был уточнить куда он едет, хотел я этого или нет. Иногда я мог это сделать, иногда, и как правило, не мог. Но должен был из себя это выдавить, потому что боялся того, что со мной случится, если я этого не сделаю. У меня был страх этого не сделать. СООБЩЕСТВО ПРОИЗНОСЯЩИХ ТОСТЫ В возрасте 25 лет я оставил удобную работу в рекламном агентстве моего отца и покинул Нью-Йорк, сев на самолет в Калифорнию. Самое умное из того, что я когда-либо предпринимал. Мне нужны были эти 3000 миль между мной и семьей. Не потому что, что я все время был под колпаком у семьи: это нужно было, чтобы понять для себя, кто же я. В Калифорнии костылей у меня не было. Впервые в жизни я по-настоящему был самим собой. Я нашел работу в качестве рекламного агента. Я нашел жилье. И вступил в Клуб молодежной рекламы. Самое первая встреча, было 45 человек, сидящих вокруг очень большого стола, и президент клуба сказал: «Начнем с того, что дадим друг другу возможность представиться». Я был предпоследним. Я не мог бы стать членом этого клуба, если бы на каждой встрече мне предстояло пройти через этот ужас самопредставления. Я должен был найти способ выйти на свои страхи напрямую, тогда я вступил и в Клуб мастеров произнесения тостов. Мастера тостов – одна из действительно полезных организаций для тех, у кого есть страх речи, поскольку дает вам возможность выступать перед другими, ничем не рискуя. Ой! Я сказал «не рискуя»? Не совсем, конечно. Никаких последствий того, что у вас вдруг возник ступор, или пропал голос, или даже вы вдруг остановились с открытым ртом и замолчали. Никто вас за это не собирается увольнять. А люди в этом обществе всегда очень отзывчивы. Но риск есть. Это риск для вашего Эго и для вашей самооценки. Я уже и не помню, сколько раз я уходил после встречи с чувством, что все прошло хуже некуда. И все-таки, эти три года пребывания в обществе Мастеров Тоста обеспечили меня местом, где наряду с абсолютной безопасностью я получал и опыт риска. Безопасность была в том, что даже если я впаду в ступор, буду молчать или полностью облажаюсь, то это не приведет ни к каким последствиям. Никто не предложил бы мне поискать другую работу. Никто не начал бы подсмеиваться надо мной. Люди были нацелены на то, чтобы поддержать меня в стремлении стать хорошим оратором. Рискованность была в том, что мое Эго выставлялось на передний край. Иногда бывало, что я шел домой полностью убитым мыслями о том, как ужасно я выглядел на встрече. Наверное, я не был совсем уж плох. Это было проявлением моей старой самооценки и перфекционизма. Но, неделя за неделей, мне понемногу становилось все более комфортно при выступлениях перед людьми. Очень медленно начинало изменяться то, как я видел себя. И это сильно ускорилось после того, как я был вовлечен в организацию под названием Синанон (Synanon). СИЛА ИГРЫ СИНАНОН Чтобы вы представляли немного – Синанон была уникальной 24-часовой, постоянно действующей программой самопомощи при реабилитации. Участниками программы были проститутки, наркоманы, воры, гопники и другие бывшие уголовные элементы, которых вы отнесли бы к людям с расстроенное психикой. Я был одним из активистов проекта, как, впрочем, и многие другие в сообществе. Одно из уникальных достояний Синанона – форма групповой терапии, называемая Синанон-игра. До наркоманов и прочих рецидивистов очень трудно достучаться, поскольку они очень манипулятивны. Будучи наученными, они знают все «правильные» 347 слова, чтобы убаюкать психиатра или консультанта. Это делает их очень трудными в плане попыток изменить их поведение. Потому родоначальник Синанона, бывший алкоголик по имени Чак Дедерич (Chuck Dederich), организовал очень эффективную групповую работу, при которой можно было научиться влиять друг на друга, говоря правду. Единственная возможность «победить» в этой игре – это быть честным и откровенным. Если вы таким не становитесь, вами манипулируют все, кому не лень, а выглядите вы совершенно тупым и глупым. Внимание группы перемещается от человека к человеку. В какой-то момент вы оказываетесь на горячей сковороде. Часом позже вы начинаете отыгрываться на ком-то еще. Эта игра была хороша еще тем, что помимо того, что вы вынуждены были говорить правду, вы учились контактам с окружающими, а также учились понимать свои чувства. Однажды вечером в 1965 году я и группа активных участников играли в Синанонигру в гостиной в Саусалито (Sausalito), что через залив от Сан-Франциско. В группе были строитель, юрист, турагент, карикатурист и еще примерно дюжина людей, всех нас вы бы назвали обычными людьми. С нами был также один из учредителей Синанона по имени Джек Херст. Во время игры он сказал мне: «Джон, если у тебя найдется время, то мы сделаем так, что твое заикание исчезнет». После трехлетнего лицезрения людьми самых темных моих сторон, я однажды обнаружил, что пророчество Джека сбылось. Мои ступоры еще случались, но после того, как я общался с сотнями и сотнями людей в очень интимных обстоятельствах, у меня появилось другое восприятие и себя, и моей речи, и других людей. Я понял, что ступоры возникают не потому, что я как-то неправильно говорю. Они были из-за того, что у меня есть трудности в части общения с другими, особенно в некоторых ситуациях. Будто я, наконец, поднял капот машины, чтобы посмотреть, что же на самом деле заставляет ее ехать. А там было вовсе не то, что я ожидал увидеть. И что же я нашел? Ну, смотрите сами. У меня были сложности с самоутверждением. Я увидел, что мне трудно выразить мои чувства. Мой перфекционизм не имел никаких границ. Я был чрезмерно чувствительным. Как правило, я не знал, что я чувствую, и даже когда я это знал, я часто ничего не предпринимал из-за ожидаемой реакции других людей. У меня была очень низкая самооценка. Я был одержим идеей быть хорошим и приятным для других. Я постоянно страдал от собственных противоречивых намерений. И еще, конечно, я имел привычку сдерживать дыхание и напрягать горло, когда уходил слишком далеко от моей области комфорта. Чтобы выжить в тех Играх, я должен был чем-то пожертвовать. Я не мог выжить, будучи хорошим и стараясь угодить каждому, потому что всякий раз, когда я делал так, я оказывался загнанным в угол и выглядел полным дураком. Понимаете, люди хотели, чтоб вы определились с тем, кто же ВЫ есть. Что ВЫ хотели. Что ВЫ из себя представляли. Я начинал, не имея ответов на эти вопросы, но со временем ответы стали приходить. В этих Играх я также получил первое представление о сильных эмоциях. В моей семье никто не хохотал, не рыдал и не спорил до хрипоты. Мы всегда были сдержанны и настороже. Но в Играх все было наоборот. Люди много смеялись, много плакали. И иногда становились по-настоящему злыми и взрывались. Будучи сам далеко не из пугливых, я обнаруживал ту энергию, которая в такие моменты будто эскадрилья низколетящих реактивных истребителей грохочет над головой, и каждая ваша частица резонирует с этим ревом. Когда я, наконец, отпустил себя и позволил себе выплеснуться на кого-то, это было чувство глубочайшего удовлетворения! После многих и многих часов общения с партнерами по Играм, я перестал видеть в том, что я делаю, то, что называлось «заиканием». Я стал смотреть на это как на систему поведения и личностных характеристик, которые организованы таким образом, что вызывают у меня сдерживание и ступоры. 348 Одним из самых больших откровений для меня было то, насколько же я похож на всех остальных. Поначалу я чувствовал разницу, отчасти оттого, что я заикался. Но неделя за неделей, слушая истории других людей, я начал видеть, что все мы очень и очень похожи. Люди как люди. В каждой игре это становилось очевидным уже минут через десять, когда у меня с каждым из присутствующих находились точки соприкосновения. С.И.ХАЯКАВА ОТКРЫВАЕТ ДВЕРИ А еще у меня изменилось отношение к авторитетам. Вы не находите, что сложнее разговаривать с авторитетными людьми, например, с начальником или с родителем, или с экспертом в отношении чего-либо? Мое отношение к авторитетам начало меняться, когда я был на выпускных курсах Государственного Колледжа Сан-Франциско в середине 60-х. Самым значимым в этот период было для меня знакомство с известным семантиком С.И.Хаякавой (S.I.Hayakawa), автором фундаментального труда «Язык в мыслях и действиях» (Language in Thought and Action). Хаякава был самым большим новатором и неортодоксом среди преподавателей, с которыми я только сталкивался. На первом же курсе Хаякава рассказал о своей системе оценок. «Каждый на курсе гарантирует себе ‘B’, - сказал он. - Безотносительно к тому, что он делает, он уже имеет ‘B’. В конце семестра, если вы чувствуете, что заслуживаете ‘A’, все, что вам нужно сделать, это подойти и сказать мне об этом, и я поставлю вам ‘A’. Вопросов не будет. Я только оставляю за собой право поставить ‘A’ тем, кто, по моему мнению, заслуживает этого, но слишком стесняется об этом сказать». Я был потрясен и не верил своим ушам. Впервые за время учебы никто не требовал от меня что-то делать. Именно на курсе Хаякавы я впервые осознал, насколько я пугаюсь авторитета, и как это подрывает мое самоощущение. Хаякава попросил нас сделать письменное задание: написать за неделю все, что бы мы хотели. Размер любой. Тема любая. Язык любой. Поскольку нет никаких требований, то каждое слово, начиная с самого первого, будет моим словом. Я написал о том, о чем мне хотелось. Какое же замечательное (и странное) впечатление у меня это оставило! Еще в колледже, если преподаватель просил нас написать работу на 1000 слов, то моя работа началась бы с 1001 слова. Но в классе Хаякавы с каждым словом, которое я писал, я получал опыт того, что значит чувствовать себя самим собой, писать от души, при поддержке и признании собственного авторитета. Медленно, но я становился авторитетом для самого себя. Вы знаете, как начинались занятия? Представьте, двадцать пять человек разместились большим кругом. Время около 7 вечера. Хаякава входит неспеша, садится, осматривается и говорит: «Итак, о чем поговорим сегодня?» Кого-то пугало отсутствие порядка. А МНЕ ОЧЕНЬ НРАВИЛОСЬ!!! Это было свободой! Я, наконец, мог свободно вздохнуть и быть собой. Такое было со мной только в детстве. Люди всегда говорили мне что и как делать. Я никогда не знал, что это такое – говорить спонтанно, свободно и честно в присутствии непредвзятого авторитетного человека и ощущать полную поддержку. В общей семантике, которую преподавал Хаякава, я узнал, как структура языка формировала мое ощущение реальности. Я начал видеть способ, которым английский язык заставляет меня выбирать «или – или», и как навешиваются ярлыки. Я успешен. Я неудачник. Я заика. Я не заика. Я хороший. Я плохой. Постепенно до меня дошло, что своими привычными мыслями я создавал свой собственный мир, полный стрессов. Общая семантика дала мне инструменты, чтобы обойти эти проблемы. Меня постоянно вынуждали оценивать свое собственное восприятие. Если я ступорил, а кто-то улыбался, то я автоматически относил эти улыбки на свой счет. Общая 349 семантика научила меня исследовать такого сорта явления. Она научила меня, что мое восприятие реальности не было самой реальностью никоим образом. Это только мое восприятие. У человека может быть куча причин, чтоб улыбаться. Может быть, я просто сказал что-то такое, что ему вспомнилось что-то веселое. А может, у него слишком тесные подштанники, и улыбка была гримасой боли. Подобным же образом, мои убеждения были отнюдь не реальностью. Это просто карта реальности. И я научился задавать вопрос, насколько точна моя карта, и не принимать все таким, каким оно видится на первый взгляд. Что еще я понял, так это то, что когда я был расстроен, то автоматически думал, что это я что-то такое сделал. Это создавало дополнительный стресс, повергало меня в еще большее уныние и создавало почву для возникновения ступоров. Как только я взял в привычку исследование моего восприятия, я начал видеть, что большинство событий имеет множество объяснений. Перемены в образе моего мышления сыграли важную роль в моем выздоровлении. Было еще много-много вещей подобных тем, что я только что описал, способствовавших расширению видения себя и мира в целом. Но я надеюсь, что затронутые здесь некоторые основные моменты дадут вам возможность почувствовать аромат процесса выздоровления… и вы увидите заикание проблемой, в которую вы вовлечены целиком и полностью. Все ли перфекционисты заикаются? Нет. Заикается ли каждый, кто сдерживает свои эмоции? Нет. Верно ли, что все люди с высокой чувствительностью подвержены заиканию? Нет. Все ли люди, у которых с детства сбивчивая речь, становятся заиками? Нет. Заикаются ли все люди, которые уходят от своего истинного «Я», а создают себе ложное? Нет. Заикаются ли все люди, которые используют язык не в своих интересах? Нет. Но что же получается, когда вы берете все эти факторы и объединяете их? Если это выполнено надлежащим образом, то создается самоподдерживающаяся система, большая, чем просто сумма составляющих. Это не просто части: то, как они соединены, может привести к возникновению ограничений в поведении, которые большинство людей назовет заиканием. Помните, что если вы не перестроите эти компоненты правильно, то заикание у вас никогда не кончится. ТРАНСФОРМАЦИЯ ГЕКСАГОНА К 35 годам заикание в значительной степени ушло из моей жизни. Чтобы понять почему, наверное, будет полезным сравнить мои гексагоны в подростковом возрасте и в возрасте середины четвертого десятка. Джон, 15 лет Джон, 35 лет Убеждения Я недостойный человек (низкая самооценка). Убеждения Я достойный человек (высокая самооценка). Я должен быть самим собой. То, что я должен сказать, очень важно. Я должен нравиться себе. Все заняты собой. Мир хочет, чтобы я был собой. Выражение чувств желательно. Мир совершенен сам по себе. Я должен быть хорошим любой ценой. То, что я должен сказать, не важно. Я должен всем нравиться. Все смотрят на меня. Мир хочет, чтоб я был хорошим. Выражать чувства – это плохо. Мир должен соответствовать стандартам моей матери. 350 Мои потребности всегда на втором месте. Я могу решать, когда мои потребности важнее. Восприятие Люди оценивают меня. Я не отвечаю требованиям. Я агрессивен. Другие говорят «правду». Восприятие Я единственный, кто может меня судить. Я делаю всё, что могу. Я предприимчив. Другие могут говорить правду (но, может, и нет) Намерения Мои намерения говорить и не говорить борются друг с другом. Намерения Мои намерения в равновесии. Я четко знаю, когда хочу говорить. Я знаю также, когда я не хочу говорить. Физиологические реакции Я чувствителен и быстро реагирую. Физиологические реакции Я чувствителен и быстро реагирую. Физические действия Физические действия Я зажимаю губы, голосовые связки и Я свободен и расслаблен. сдерживаю дыхание, когда обеспокоен речью. Я скован. Я раскрепощен. Как вы можете видеть, изменилась не только моя речь. Изменился я весь. Расширилось мое представление о самом себе. Расширилось представление об окружающем меня мире. Стало более комфортно жить со своими чувствами, ощущать себя в собственной шкуре. Свободная речь – это не просто результат исправления вредной речевой привычки, она равносильна собственному раскрепощению и возможности быть просто самим собой. ПОНИМАНИЕ ЗАИКАНИЯ РАСШИРЯЕТСЯ Что сейчас происходит с заиканием вообще? Происходит ли сейчас некий прогресс? Думаю, что да. Мне кажется, что в середине этого десятилетия мы получим четкие ответы на вопросы о том, что такое хроническое заикание, и каков должен быть к нему подход. На самом деле, я полагаю, что на большинство вопросов ответы есть уже и сейчас, стоит только систематизировать то, что мы знаем. Я полагаю, что здесь полная аналогия с проектом SETI. Проект SETI, как вы наверняка знаете, это программа поиска внеземного разума, программа, объединившая усилия по поиску разумной жизни в космосе. Помимо прочего, эта программа занимается приемом очень большого объема радиосигналов из глубин космического пространства. Эти данные должны быть обработаны и проанализированы на предмет признаков интеллекта, что, в свою очередь, предполагает гигантские вычислительные мощности, каковых в распоряжении организации никогда не будет. Как же можно было взять на себя в этом случае такую задачу? Решение, найденное несколько лет назад, было поистине гениальным. Разбить эту информацию на мелкие порции и разослать на сотни тысяч домашних компьютеров. Вместо экранных заставок, пока компьютер стоит без дела, владельцы могут позволить своим машинам обрабатывать полезную информацию. А результаты потом переслать обратно в SETI для дальнейшей обработки. 351 Сходные процессы происходят и в отношении заикания. Сотни тысяч потребителей работают над решением проблемы, и с применением интернета, как инструмента для обмена опытом, мы имеем мощности для решения проблемы, которая считалась неразрешимой. Потому что каждый сегодня может внести свой вклад в решение. Поиск ответов сегодня уже не является прерогативой исключительно профессионалов. Усилие объединяет нас всех. Смотрите, например, сколько людей находятся в Stuttering Chat и сколько присутствуют на всяких интернет-форумах, имеющих отношение к заиканию. Вследствие этого всеобъемлющего диалога, обычные люди делают необычные вещи. Они пишут книги. От них идут предложения по методикам. Они помогают исследователям и дефектологам, поставляя им информацию. В 2002 году на ежегодной конференции Национальной Ассоциации Заикающихся мы провели первый совместный симпозиум исследователей и пользователей. Эта встреча, которая готовилась в течение двух лет, является, насколько я знаю, первой такой встречей в истории исследований в области заикания. Она специально разрабатывалась таким образом, чтобы максимально упростить взаимодействие в среде исследователей и пользователей наработок в вопросах речевых нарушений. Полтора дня пятьдесят ученых и клиницистов в присутствии пятнадцати защитников потребительских прав, обсуждали текущее и будущее исследований заикания, предлагали идеи для будущих исследований. Вот о каком сотрудничестве я говорю. Присутствовало там и ряд профессионалов в области речи, тесным образом связанных с сообществом заикающихся с начала 90-х годов и через интернет, и посредством встреч и конференций, организуемых филиалами NSA. Было интересно посмотреть, насколько они выросли и насколько за это время поменялись их взгляды. ЧТО БЫ ВЫ МОГЛИ СДЕЛАТЬ Может, вы скажете: «Здорово! Но что я могу сделать? Как мне начать перестройку своего Гексагона Заикания? Как мне начать обходить ступоры? Как мне начать получать удовольствие от речи?» Для начала, начните читать. Не только о заикании. Расширьте ваш круг чтения на все те области, которые имеют отношение к вопросу «Что вы из себя представляете как человеческое существо?» Начните становиться хорошим наблюдателем. Замечайте мельчайшие детали того, как ваша человеческая жизнь влияет на вашу речь. Начните задавать вопросы типа «Что случится, если я в этой ситуации у меня не будет ступора?» Не удовлетворяйтесь очевидными ответами, вроде того, что «Ну, если бы не было ступора, то я бы и позаикался». Смотрите глубже. Что еще произошло бы, если бы вы выказали себя в полной мере, какой вы есть? Ведите дневник. Выйдите из своей зоны комфорта. Пробуйте. Пробуйте новое. Помните, что, очень вероятно, ответы лежат не под фонарем, а в темноте, и вам надо исследовать все пространство вокруг. Участвуйте в программах, способствующих вашему личностному росту, таких как Landmark Forum (Форум «Поворотный момент»), ToastMasters («Мастерство тоста») или Speaking Freely («Говорите свободно»). Изучите мельчайшие подробности своего заикания, чтобы вы могли воспроизводить его намеренно, вплоть до самых мелких деталей. Выясните, что вы делаете во время ступора. Не позволяйте себе бессознательных действий. Работайте с логопедами, если вам это требуется, чтобы набить руку на этом. И, ради Бога, если вы этого еще не сделали, то подключитесь к интернету, чтобы войти в контакт с людьми, которым всегда найдется, чем полезным с вами поделиться. 352 Я хотел бы закончить парой электронных писем, размещенных на интернетовском форуме по нейросемантике ( http://groups.yahoo.com/group/neurosemanticsofstuttering ) его членами. Это люди, которых сильно вовлекли развернувшиеся там дискуссии. Первое сообщение от Роберта Стронга из Новой Зеландии. Хочу поделиться своими открытиями, которые еще полгода назад было совершенно невозможно представить. Я, как, вероятно, и большинство из вас, хотел сознательно избавиться от заикания. Теперь я понимаю, что просто отпустить заикание означало бы остаться таким, какой я был, только без заикания. Если бы я «узаконил» свое заикание, жизнь, возможно, стала бы легче, но я остался бы в той же модели своего мира. Излечить нужно было самого себя. Собственное исцеление дает мне возможность поменять жизнь к лучшему… Я начал новое путешествие с того, что даже не понимал, что же мне нужно. И вот его эпохальное окончание: следствием его стало то, что заикание у меня исчезает. Да! Именно уходит, причем добровольно. Вот так! Я не знаю, как вы, а я в полном улете! И, наконец, от Прасуна Сонвалкара. В то время Прасун был в аспирантуре в Англии. Эта группа (речь о форуме нейросемантики) действительно меняет жизни людей. Восхитительно, насколько это становится проще при использовании технологий. У меня перемены зашли довольно далеко, и я достиг понимания того, что говорить эффективно – это гораздо больше, чем только не заикаться! В последний месяц или около того, я уже не беспокоюсь о том, заикаюсь я или нет, это не настолько важно, как было еще недавно. Концепция «свободного падения» Джона [в более раннем сообщении я сравнил «отпустить себя» со спасением из самолета] очень полезна, и когда я свободно падаю в тех ситуациях, которых ранее старательно избегал, все получается очень здорово! Вообще, напряжения гораздо меньше, лихорадочности, бескокойства… может быть, проявляется реальное Я. Самое главное, конечно, то, что значительно улучшилось мое отношение к самому себе. Что бы мы делали без этой группы! Дамы и господа! В наших представлениях о заикании сегодня происходят серьезные изменения. Это происходит именно сейчас, и эти перемены - результат участия тысяч людей! Присоединяйтесь! Получите большое удовольствие! ССЫЛКИ Carroll, L. (1965). Alice's Adventures in Wonderland. In R.L. Green (Ed.) The Works of Lewis Carroll. Paul Hamlyn Ltd. London. Maslow, A. (1962). Towards a Psychology of Being. D. Van Nostrand and Company. New York. 353 ЧАСТЬ 6 ТРЕХЛЕТНЯЯ ЭПОПЕЯ ЭНДРЮ 354 ЧАСТЬ 6 Э та трехлетняя электронная переписка с Эндрю Рисом (Andrew Reis) достаточно объемна, но я думаю, что вы найдете ее поучительной. В частности, вы увидите, как важно сохранять ясное намерение, когда путь становится трудным, и сколько нужно терпения, чтобы произошли серьезные изменения. Хотя я провожу формальные сессии коучинга для заикающихся, в случае с Эндрю я выступал не как коуч. Я отвечал просто как заинтересованный друг. Тем не менее, диалог демонстрирует, насколько полезным оказывается иметь знающего стороннего наблюдателя, который может предложить свое видение происходящего. Этот вид обратной связи – идет ли он от членов группы в виде дискуссий, от опытного профессионала, или от сведущего друга – предохраняет вас от того, чтобы стать жертвой собственной субъективности. Особенно это относится к тем случаям, когда вы чувствуете себя деморализованными из-за того, что изменения происходят медленно, или не происходят совсем. А факт в том, что если у вас есть четкое намерение, и вы продолжаете прилагать усилия, то, в конце концов, вы увидите прогресс. 355 ИСТОРИЯ ЭНДРЮ Трехлетняя переписка по интернету 17.11.98 Привет Джон, это Эндрю. Передо мной встают новые вызовы. Я должен постоянно помнить, откуда я иду. Моя речь стала очень беглой. Последнее время я был очень жестким по отношению к себе. Не должно быть ни единой ошибки, а это опасно, и я видел это. Когда ты находишься под таким прессом, твои намерения ускользают от тебя. Ты используешь разные уловки, чтобы убежать от самого себя, потому что сам ты становишься похож на строгого директора школы. Я заметил это и почувствовал, что мой гексагон изменился за последнюю ночь. Я попросил себя изменить его, подробно рассмотрев, что же я делаю. Если возникает этот страх, хотя все шло достаточно хорошо, значит, я не достаточно сосредоточен, и я прекращал попытки практиковаться в реальных жизненных ситуациях. Я чувствовал, что таким образом я снова маскировал свое истинное Я. В реальных жизненных ситуациях мне нужна уверенность в том, что я действительно хочу сказать то, что несут мои слова. Мне пришла в голову занятная аналогия. Это относится к методу МакГуайра и касается борьбы со словами, которых боишься. Ты должен ставить себя и человека, с которым разговариваешь, по одну сторону баррикад, против этого самого слова, честно, а не противопоставлять себя и слову, и человеку, пытаясь представить себя тем, кем на самом деле не являешься (как твое сравнение с двумя кругами). Все сводится к тому, чтобы не терять из виду то самое принятие себя. Я уходил от моего приниженного Я через мое Эго, которое расширялось по мере возрастания беглости речи. Сейчас я чувствую себя освобожденным. Я поменял все для поддержки беглости, точнее сказать, в поддержку того, чтобы не потерять свою беглость. Я хотел встретиться с тобой лично в Дублине (я должен был проводить там семинар - Дж.Х.), но финансовая ситуация складывается не лучшим образом на данный момент. Береги себя. Спасибо за твое время, Эндрю. 07.12.98 [Я спросил Эндрю, могу ли я использовать в книге фрагменты его писем мне.] Привет Джон, конечно можно, я сочту это за честь. С того времени, когда я писал тебе в последний раз, я кое-что открыл относительно моего сдерживающего поведения. Во-первых, когда человек сдерживает себя, - речь являет собой демонстрацию этого. Когда человек решается отпустить себя, меняется установка, и это то, что прорывает ступоры. Недавно у меня были кое-какие волнения, но я рад этому опыту. Теперь я знаю, что каждый раз, когда это происходит, я имею возможность увидеть, отчего я ступорю, я знаю, что я должен быть близок к завершению борьбы. Может быть, борьба – неправильное слово. Может быть, правильнее сказать – просветление. В последнее время я ощущаю себя как змея, сбрасывающая свою кожу, благодаря курсу Дэйва (т.е., программе МакГуайра). Если ты не сбросишь старую кожу достаточно быстро – ты снова впадешь в старое состояние. Нужно менять правила игры и влезать в новую кожу, которая поддерживает и поощряет выздоровление от заикания, даже если вы чувствуете, что уже здоровы. В этом вызов. Это – граница, которую нужно перейти. Многие люди, как и я сам, переживали рецидивы, потому что пытались выздороветь в старой коже. Это не работает, потому что в старой коже Гексагон выстроен не под выздоровление. Я до сих пор могу застрять, задавая вопросы людям разных 356 национальностей. У меня все нормально с «правильными» вопросами типа «сколько сейчас времени?», «не подскажете, который час?», но вопрос «время сколько?» – все еще большая проблема. И вроде нет ничего такого, но я часто начинаю запинаться, потому что иностранцы никогда не учили такой фразы. Когда я подхожу к ним, то знаю, что он
