Мифологическая семантика женских образов в произведении В

Полина
Ткачёва
МИФОЛОГИЧЕСКАЯ СЕМАНТИКА ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ
В ПРОИЗВЕДЕНИИ В. ВЫСОЦКОГО «ДВЕ СУДЬБЫ»
В творчестве В. Высоцкого женские образы менее заметны на фо­
не ярких и объемных образов солдата, туриста, пьяницы, недотепы,
лодыря, ребенка (подростка, образ военного детства), заключенно­
го, шофера, канатоходца, парашютиста, подводника и др. Между
тем надо отметить, что в творческой лаборатории писателя сущест­
вует целая система женских образов — от наивно-простоватой, со­
вершенно реальной Зины из «Диалога у телевизора» до мифологи­
ческих русалок, лешачих [1, 105-109], среди них есть образы с ярко
выраженной мифологической семантикой, как, например, в произ­
ведении «Две судьбы». Само название имеет прямое отношение к
двум женским образам, созданным в данном произведении. Вопервых, две судьбы — это, по признанию главного героя, «две судьбы
мои — Кривая да Нелегкая», во-вторых, уже в самом названии зало­
жена как мифологическая основа, так и основной смысл произведе­
ния. Слово «судьба» интересно прежде всего тем, что оно одного
корня со словом «судить» и в мифологических представлениях на­
рода означает то, что предопределено (суждено) человеку. В. Даль
определяет судьбу, как «Суд Божий» [2, 302]. В древних памятниках
письменности слово «суд» прямо употребляется в значении судьбы.
Например, в «Слове о полку Игореве» сказано: «Ни хытру, ни го¬
разду, ни птицю горазду суда Божиа (судьбы) не минути» [3, 511].
Однако в нашем случае речь идет не об одной, а о двух судьбах (или
о двух судах). В принципе, для славянских сказок рассказывать о
двух судьбах (двух долях) явление характерное. «Жили два брата:
один был бедный, а другой богатый...»; «Были две дочери: работя­
щая и ленивая...». Однако в каждом из этих случаев есть так назы­
ваемый «выбор» судьбы, поскольку строится сказка именно на ан­
тиномиях: бедность — богатство, трудолюбие — лень, доля — недоля.
В нашем случае — это две судьбы, но выбор не богат: одна «Кривая»,
а другая «Нелегкая», причем Кривая судьба (исходя из самого опре­
деления судьбы как суда) — это кривой суд, а «кривой суд или кри¬
восуд — кривда, неправда» [2, 114]. Главный герой произведения
предстает перед нами уже со сложившейся жизненной позицией. В
экспозиции произведения мы немного узнаём о его жизни, которую
он прожил, особо не задумываясь ни о чем:
Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете —
по учению,
Жил безбедно и при деле,
Плыл, куда глаза глядели, —
по течению.
240
Заскрипит ли в повороте,
Затрещит в водовороте —
я не слушаю.
То разуюсь, то обуюсь,
На себя в воде любуюсь —
брагу кушаю [4, 341].
Или другой вариант:
Крутанет ли в повороте,
завернет в водовороте —
все исправится.
То разуюсь, то обуюсь,
на себя в воде любуюсь —
очень нравится! [5, 219].
И еще из второго варианта:
Слышал, с берега вначале
мне о помощи кричали,
о спасении...
Не дождались, бедолаги:
я лежал, чумной от браги,
в расслаблении [5, 218-219].
Такая жизненная позиция главного героя — плыть по течению
(для создания данного образа автор использует каламбур: плыть по
течению в лодке и плыть по течению в переносном смысле) предо­
пределила все то, что произойдет с ним. Появление в дальнейшем
нечистой силы закономерно и логично:
И пока я наслаждался,
Пал туман и оказался
в гиблом месте я... [4, 341].
Между тем закономерен вопрос: почему герой встречает именно
две судьбы, двух персонажей в женском обличье с явно выраженной
мифологической семантикой? Почему в этом гиблом месте попросту
не встретить лешего или черта? Почему образы именно женские?
Мифологические представления о девах судьбы А. Афанасьев возво­
дил к семантическому комплексу облачных дев: «Облачные девы,
как хранительницы живой воды, наделяющей мудростью и предви­
дением, как спутницы бога грозовых бурь, призванные, с одной сто­
роны, приносить на землю младенческие души, а с другой — увле­
кать души усопших в загробное царство, являлись устроительница­
ми судьбы человеческой. Согласно с этим, древние племена при­
сваивали им эпитеты, обозначавшие их вещий характер и влияние
на рождение, смерть и вообще на всю жизнь человека» [3, 505].
Следовательно, судьба — олицетворение всемогущих, то благотвор­
ных, то разрушительных, но всегда неотвратимых сил, представлен­
ных в образах дев (богинь) судьбы. В соответствии с этим наш герой
встречает две свои судьбы именно в женском обличье (они являются
олицетворением разрушительных сил), отсюда также два суда за все
241
сделанное (и не сделанное) ранее. Образы двух судеб весьма коло­
ритны, описаны живо и ярко.
Поначалу герой не видит нечистую силу, а только слышит ее по­
явление:
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо,
Злая бестия.
Я кричу, — не слышу крика,
Не вяжу от страха лыка,
вижу плохо я,
На ветру меня качает...
«Кто здесь?» Слышу — отвечает:
«Я, Нелегкая!»... [4,341].
В народном творчестве, в частности в быличках, мы также встре­
чаемся с явлением, когда признаки нечистой силы не заметны: либо
завуалированы под обычного человека, либо и вовсе не видны, «так
как нечистая сила «отводит глаза» окружающим ее людям» [6, 373].
Однако нечистую силу можно увидеть во всем ее страшном обличье,
«если перекреститься, помолиться и т. д. (в этом случае можно уви­
деть и настоящий облик нечистой силы)» [6, 373]. Именно это и
происходит с нашим героем. Как только он крестится и обращается
к Богородице за помощью, он начинает видеть то, что происходит
вокруг него:
Брось креститься, причитая, —
Не спасет тебя святая
Богородица:
Кто рули да вёсла бросит,
Тех Нелегкая заносит —
так уж водится! [4, 341-342].
Предстают перед ним два чудовищных образа, две судьбы, явив­
шиеся к главному герою в виде двух старух (так девы судьбы в данном
произведении перевоплощаются в старух), причем за героем гонится
Нелегкая, а навстречу ему идет Кривая. Перед нами антропоморфный
облик нечистой силы, который наиболее распространен в поверьях,
где нечистая сила довольно часто принимает образ старухи.
«К внешним признакам нечистой силы относятся и такие характер­
ные аномальные для человека проявления, как сиплый или громкий
голос, немота, шум, треск, гул, вой» [6, 373]. Нелегкая обладает гром­
ким голосом, она пугает героя, хохоча ему в ухо, от чего он кричит не­
мым криком. Образ Нелегкой создан автором при помощи каламбура,
построенного посредством соединения в одном образе двух значений
слова «нелегкая» (нелегкая — в смысле тяжелая — это прямое значе­
ние). Вот как автор описывает Нелегкую:
И с отдышкой, ожиреньем
Ломит, тварь, по пням, кореньям
тяжкой поступью [4, 342].
242
Или еще:
Ты, Нелегкая, маманя!
Хочешь истины в стакане —
на лечение?
Тяжело же столько весить,
А хлебнешь стаканов десять —
облегчение! [4, 343].
Или другой вариант:
Вот споткнулась о коренья,
от большого ожиренья
гнусно охая,
у нее одышка даже,
а заносит ведь туда же,
тварь нелегкая [5, 220].
Заметим, что в последней строчке «нелегкая» написано с малень­
кой буквы, так как является не именем героини, а описанием, опре­
деляющим ее внешний вид. Очевидно, что с прямым соединяется
переносное значение нелегкой, или же нечистой, силы:
Кто рули да вёсла бросит,
Тех Нелегкая заносит —
т а к уж водится! [4, 342].
Образ второй старухи — Кривой частично напоминает образ Горя
из сказок. «Пришел мужик домой, а Горе зовет его в кабак. «Денег
нет! — отвечал бедняк. «Ох, ты, мужик! На что тебе деньги? Вишь, на
тебе полушубок надет, а на что он? Скоро лето будет, все равно но­
сить не станешь! Пойдем в кабак, да полушубок побоку...». Мужик и
Горе пошли в кабак и пропили полушубок» [3, 517]. Примерно то же
самое происходит и с героем произведения «Две судьбы», он подда­
ется на заверения Кривой «вывезти», залезает ей на горб и пытается
таким образом спастись, но:
Взвыл я, ворот разрывая:
«Вывози меня, Кривая, —
я на привязи!
Мне плевать, что кривобока,
Криворука, кривоока, —
только вывези!»
Влез на горб к ней с перепугу, —
Но Кривая шла по кругу —
ноги разные.
Падал я и полз на брюхе —
И хихикали старухи
безобразные [4, 342].
Образ Кривой также построен при помощи каламбура: с одной
стороны, Кривая — кривая во всех отношениях (кривонога, кривобо­
ка, криворука, кривоока, да еще и горбата), а с другой стороны, в пе243
реносном смысле, — кривая дорога. Образ Кривой антропоморфен,
однако имеет ряд признаков, присущих нечистой силе, аномальных
для нормального человека: хромота, гиперболизированная кривиз­
на и др. В. Высоцкий характеризует кривую как «колченогая Кри­
вая». «Колченогий, — по определению В. Даля, — колтыногий, хро­
мой, особенно если одна нога короче или ступня выворочена или
берца кривы...» [2, 101].
В связи с описанием Кривой (ее кривоногостью, кривобокостью,
криворукостью, кривоокостью, а также с ее действиями) есть прямое
сходство этого образа и с таким мифологическим образом восточно­
славянской мифологии, как Лихо: «Лихо Одноглазое — в восточно­
славянской мифологии персонификация злой доли, горя, несчастья,
беды. В поверьях лихо — демоническое существо, имеющее обычно
облик худой одноглазой женщины или великанши ростом выше де­
ревьев; ее появление предвещает беду. Так, по поверьям, лихо ино­
гда бродит по земле и нападает на людей; на человека, к которому
она «привязалась», начинают обрушиваться всяческие беды: он за­
болевает, становится нищим, теряет родных и т. д. Кроме того, счи­
талось, что встреча с лихом нередко приводит к потере парных час­
тей тела (руки, глаза и т. д.) или даже к гибели человека. Отделаться
от лиха бывает очень сложно: говорили, что «от лиха не уйдешь»;
«Лихо не лежит тихо, либо катится, либо валится, либо по плечам
рассыпается» [6, 329]. Следует заметить, однако, что в нашем случае
не «лихо по плечам рассыпается», а главный герой залезает на пле­
чи к Кривой.
В действиях Кривой просматривается прямая связь с проделками
нечистой силы, описываемыми в быличках. «В быличках описыва­
ются преимущественно злые проделки нечистой силы...» [6, 373].
Кривая, как и леший в быличках, «водила» героя и не вывезла его, а
притащила к опасному обрыву:
Не до жиру — быть бы живым, —
Много горя над обрывом,
а в обрыве — зла [4, 342].
Понимая, что ему угрожает большая опасность, главный герой
идет на хитрость и предлагает старухам выпить:
«Слышь, Кривая, четверть ставлю —
Кривизну твою исправлю,
раз не вывезла!
Ты, Нелегкая, маманя!
Хочешь истины в стакане —
на лечение?
Тяжело же столько весить,
А хлебнешь стаканов десять —
облегчение!»
И припали две старухи
244
Ко бутыли медовухи —
пьянь с ханыгою... [4, 342-343].
То, что герой в конце произведения потчует старух медовухой, хоть и
косвенно, но также указывает на мифологическую семантику этих об­
разов. Сам герой — наш современник, и иметь при себе водку, пиво или
коньяк для него более характерно, чем медовуху (кстати, любимый на­
питок лешего). И все же у главного героя оказалась с собой именно бу­
тыль медовухи. Старухи напиваются, а герою удается спастись:
Я пока за кочки прячусь,
К бережку тихонько пячусь —
с кручи прыгаю.
Огляделся — лодка рядом, —
А за мною по корягам,
дико охая,
Припустились, подвывая,
Две судьбы мои —
Кривая да Нелегкая.
Греб до умопомраченья,
Правил против ли теченья,
на стремнину ли, —
А Нелегкая с Кривою
От досады, с перепою
там и сгинули! [4, 343].
Почему герою удается спастись? Вопрос сложный. Помогла ли крепкая
медовуха, или герой раскаялся (он ведь обращался за спасением к святой
Богородице) в своей прошлой жизни и осознал бесцельность своего тако­
го существования, и, наверное, ему был дан еще один шанс? Возможно,
автор, показав в данном произведении минимодель нашего общества, все
же оставил нам маленькую надежду на спасение. Отчасти, может быть,
верно как первое, так и второе, и третье. Ведь произведение прочитывает­
ся не как сказка про нечистую силу, а как реальное действо, которое про­
изошло сегодня или вчера. Удивительным в этом произведении является
то, что оно построено на контрасте образов. Образ главного героя — это
образ вполне реального современного человека, с которым можно встре­
титься на улице, а образы двух старух — это антропоморфные образы с
ярко выраженной мифологической семантикой. На противопоставлении
образа современного героя и мифологизированных женских образов и
построено произведение. Вводя в свое произведение с современным под­
текстом столь странные женские образы, автор, на наш взгляд, пытается
показать всю неотвратимость ответственности за прожитую жизнь. Две
судьбы, два суда, два пути — все это имеет философский контекст, ибо эти
два пути ведут в два тупика, а выход из тупика — это коренное изменение
судьбы.
245
ЛИТЕРАТУРА
1. Ткачева П. Разрушение границ жанра сказки в современной поэзии
(В. С. Высоцкий «Лукоморья больше нет...»)
//
Фалькларыстычныя
даследаванш, Кантэкст. Тыпалопя. Сувязк зб. арт. Мн., гооб. Вып. з.
2. Даль В. И. Большой иллюстрированный толковый словарь русского языка.
М., 2005.
3. Афанасьев А. Н. Мифология Древней Руси. М., 2006.
4. Высоцкий В. С. Антология Сатиры и Юмора России XX века. М., 2005. Т. 22.
5. Высоцкий В. С. Нерв: стихи. М., 1982.
6. Шапарова Я. С. Краткая энциклопедия славянской мифологии. М., 2001.