Зыховская Н. Л.

advertisement
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 5 (259).
Филология. Искусствоведение. Вып. 63. С. 60–62.
Н. Л. Зыховская
ОСНОВНЫЕ ОТЛИЧИЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ЗАПАХОВ
В ПОЭТИЧЕСКИХ И ПРОЗАИЧЕСКИХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ТЕКСТАХ
Статья посвящена сравнительному анализу вербализации одорических впечатлений в прозе
и поэзии. Автор предлагает рассматривать ряд принципиальных отличий самих условий вербализации запахов в этих художественных системах.
Ключевые слова: ольфакторий, одоризмы, поэзия, проза, вербализация обонятельных ощущений.
Проблема вербализации запахов в художественном тексте интенсивно разрабатывается в
отечественной гуманитарной науке, начиная с
70-х годов ХХ века, однако подлинного размаха эта разработка достигает только во второй
половине нулевых годов XXI века. Благодаря
ряду основательных исследований в сфере изучения одорических включений в художественных текстах появилась возможность серьезных
обобщений этой части поэтики литературы.
Целью настоящей статьи является разграничение вербализации запахов в прозаическом и
поэтическом текстах.
Прежде всего, такое разграничение несколько затруднено тем, что сами понятия «прозы» и «поэзии» чрезвычайно размыты, как бы
странно это ни выглядело. В словарной статье
М. М. Гиршмана «Проза» словаря актуальных
терминов и понятий «Поэтика», выпущенного под редакцией Н. Д. Тамарченко, ключевое
отличие прозы от стиха формулируется так:
«Ритмическое многообразие, разноязычие и
разноречие соотносятся с еще одной отличительной особенностью художественной прозы
сравнительно со стихом – переносом центра
тяжести с высказываемого в слове субъективного состояния на изображаемую словом и
в слове действительность в ее объективной и
субъективной многоплановости» [5. С. 190]. Из
этой позиции можно вывести интересующую
нас разницу условий вербализации ощущений
в прозе и стихе. Если в поэзии упор делается
на восприятие, то в прозе – на отражение действительности.
Теперь логично было бы объяснить, что
именно подлежит вербализации в тексте, когда
речь идет об одорическом компоненте. Теоретически значимо, что семантическая возможность реализации концепта «запах» в русском
языке исчерпывается тремя глаголами – «потребления запаха» (который может быть ак-
тивным – «нюхать» и пассивным – «обонять»)
и собственно «производства» запаха как такового – «пахнуть» [3]. Так задается строгая
трехсегментная формула отношения к запаху
в тексте (можно использовать и принцип точки
зрения – в каком сегменте находится описание,
является ли оно описанием субъектных действий, либо пассивно-объектным фиксированием воздействия запаха).
Если обратиться к различиям поэзии и
прозы по этому основанию, то мы обнаружим преимущественное внимание поэзии к
пассивно-объектной форме. Фиксирование
субъективного состояния предполагает погружение в переживания, спровоцированные
запахом, который, по словам Н. С. Павловой,
может «струиться, литься, обдавать» и т. п.
При этом поэзия принципиально внимательна
не к характеристикам запаха как таковым, но
к ассоциативному полю пассивного объекта,
воспринимающего запах. Фактически здесь
субъект лирического высказывания выступает
воспринимающей инстанцией по отношению
к активно заполняющему пространство его
духовного мира запаху. Очевидно, что родовое свойство поэзии переозначивать смыслы
слов работает на расширение самих возможностей вербализации запаха с помощью неисчислимого множества ассоциаций и, по словам
Р. Якобсона, эквивалентностей. А. Г. Степанов
замечает: «В условиях “единства и тесноты
стихового ряда” (Ю. Н. Тынянов) язык вынужден “изворачиваться, напрягать все свои запасные силы… использовать необычные слова и
обороты” (М. Л. Гаспаров). С одной стороны,
“нет ничего в стихе, чего не было бы в языке” (Л. И. Тимофеев), с другой – “в языке нет
самого явления стиха” (Б. В. Томашевский).
Отсюда впечатление, что “слово в стихе значит больше, чем оно значит” (О. И. Федотов)»
[5. С. 251]. Поэзия, таким образом, самими сво-
Основные отличия репрезентации запахов...
ими конституционными признаками обеспечивает ревербализацию запаха в тексте.
Остановимся на этой позиции подробнее.
Принцип осложнения и умножения смыслов за
счет ритмических соответствий, создаваемого
за счет ритма «коридора повторов» обеспечивает возможность заведомо осложненного изображения впечатлений и ощущений обоняющего субъекта.
Проза с ее неартикуляционным чтением,
«скольжением» по словам, по выражению
Б. В. Томашевского, создает условие для наррации одорических впечатлений, их процессуальности, где на первый план выходит субъект
активный, потребляющий запах произвольно, другими словами, не столько обоняющий,
сколько именно нюхающий. В классическом
примере из романа Марселя Пруста процесс
принюхивания становится триггером перехода героя в состояние воспоминания, которое и
организует прозаический текст. Здесь точное и
упрощенное, приближенное к нехудожественному описание запаха оказывается значимым,
поскольку возникает необходимость вербализации точки перехода от нюхания к воспоминанию. Отметим, что в определенном смысле
само описание запаха может быть подменено ассоциативным следствием принюхивания (такова художественная логика рассказа
И. А. Бунина «Антоновские яблоки»).
Еще одной важной позицией различения
прозаической и поэтической вербализации запахов следует признать оппозицию ольфакторного ощущения и ольфакторного ориентира.
Первая часть оппозиции характеризует процесс вербализации одорических впечатлений
в поэтическом тексте. Лирика изначально ориентирована на субъективное переживание действительности, а не на ее объективно-имперсональное упорядочивание, тогда как проза (тоже
изначально) тяготеет именно к классифицированию объектов окружающего мира, их точному означиванию и помещению в размеченные
когнитивные структуры, задача которых – прояснение и укрепление так называемой наивной
картины мира (правильнее было бы называть
ее «нативной», врожденной, априорной, не
связанной с интериоризацией дополнительного «чужого» знания о мире). Н. Б. Мечковская
заявляет: «Язык заключает в себе самую простую, элементарную картину мира; религия
– самую сложную, при этом в содержание религии входят компоненты разной психической
природы (чувственно-наглядной, логической,
61
эмоциональной, интуитивной, трансцендентной). Язык выступает как предпосылка и универсальная форма, оболочка всех других форм
общественного сознания; религия – как универсальное содержание, исторически первый
источник, из которого развилось все последующее содержание общественного сознания.
Можно сказать, что язык – это универсальное
средство, техника общения; религия – это
универсальные смыслы, транслируемые в общении, заветные смыслы, самые важные для
человека и общества» [2. С. 6]. В этом высказывании противопоставление языка как «пластилина», из которого «слеплена» смысловая
сторона сознания, представляется не совсем
точной. Правильнее было бы рассуждать о
предзаданной заложенности в языке ментальных обобщений, и тогда религия из формулы
Н. Б. Мечковской могла бы быть трансформирована в любую форму опосредованного,
рефлективного знания и понимания. Наивная
картина мира, формируемая на уровне освоения языка, несомненно, прозаична по своей
сути (даже если в ее формировании значительное место занимает, например, фольклорная
поэзия). Прозаичность и выражается в сущностном упорядочении объектов мира. Поэзия
же в таком случае как раз и будет выступать
системой осложнения и умножения наивных /
нативных смыслов и элементов картины мира.
Применительно к миру запахов это рассуждение может выглядеть так: проза работает с
ольфакторными ориентирами, располагая их в
горизонтальных осях, наполняя ими мир и создавая особую многоуровневую навигацию среди этих ориентиров. Что же касается поэзии, то
она вербализует ольфакторные ощущения, во
многом весьма произвольно связанные с ольфакторными ориентирами, их вызывающими.
В то же время, разумеется, было бы неправомерно «разводить» прозу и поэзию «по разные
стороны баррикад» ольфактория. Несомненно,
что художественная проза, «вырастая» из развитой поэтической традиции и эксплуатируя
ее, оказывается «сколком» поэтического мирочувствования. Но тем не менее невозможно
«спутать» стих, имитирующий прозаический
текст, и прозу, нарочито оформленную как
стихи [3]. Еще одним «различителем» прозаического и поэтического освоения ольфакторного пространства можно считать реализацию
телесного.
Проза, играющая на границах поэтического
(высокого, того, чего нет в языке, по выраже-
62
нию Томашевского) и обыденной речи, ежедневной коммуникации, несомненно тяготеет к
переозначиванию телесного, к его помещению
в пространство художественного текста по законам эстетики при одновременной апелляции
к реальности, ощутимости, «трехмерности»
телесности. Когда Э. Кирккопельто замечает,
что «чаще всего язык пытается скрыть свою
операцию означивания, свою внешнюю сторону, свою материальность и создать у нас впечатление максимального присутствия вещей, о
которых он говорит», то, несомненно, вслед за
Ж. Дерридой имеет в виду прозу, а не поэзию
[1. С. 39]. Поэзия, несомненно, использующая
в своей операциональности те же референции
к реальности, сублимирует телесное, возвышает его над его собственной «прагматикой».
Это уже процесс не переозначивания, а назначения телесному иных, не-телесных значений,
причем процесс этот откровенен, выставлен
напоказ. Н. А. Рогачева формулирует эту идею
применительно к творчеству И. Анненского
следующим образом: «Запахи (а не риторические ароматы) принадлежат к тому глубинному слою восприятия, где сливаются “я” и
“не-я”, субъективное и объективное, реальное
и фантастическое» [6. С. 121]. Запахи, прочно
связанные со сферой телесного, оказываются
в поэзии именно знаками метафизических состояний, обобщений, становятся символами
«иных сфер». В прозе запах тела вербализуется
именно как антропознак, маркер индивидуаль-
Н. Л. Зыховская
ной физиологичности и одновременно характеристика «социального тела». Это характерно
для разных периодов словесности и вполне может рассматриваться как инвариант.
Важно, что эти принципы должны приниматься в расчет как «нулевая точка» шкалы,
позволяющая анализировать конкретные тексты в категориях отклонения. Репрезентация
запахов в поэзии и прозе принципиально различна, хотя многообразие художественных
практик позволит нам найти исключения для
каждой конкретной позиции.
Список литературы
1. Кирккопельто, Э. Голос Афины // Нов.
лит. обозрение. 2004. № 69. С. 38–52.
2. Мечковская, Н. Б. Язык и религия. М. :
ФАИР, 1998. 352 с.
3. Орлицкий, Ю. Б. Стих и проза в русской
литературе. М. : РГГУ, 2002. 688 с.
4. Павлова, Н. С. Лексика с семой ‘запах’
в языке, речи и тексте : автореф. дис. … канд.
филол. наук. Екатеринбург, 2006.
5. Поэтика : словарь актуальных терминов и
понятий / под ред. Н. Д. Тамарченко. М. : Издво Кулагиной, 2008. 358 с.
6. Рогачева, Н. А. Ольфакторное пространство русской поэзии конца XIX – начала ХХ
вв. : проблемы поэтики : монография. Тюмень :
Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2010. 404 с.
Download