Повседневная жизнь русского населения Харбина
advertisement
И. К. Капран Повседневная жизнь русского населения Харбина (конец XIX в. — 50-е гг. ХХ в.) Монография Владивосток Издательство Дальневосточного федерального университета 2011 УДК 94 (438).08:94(47) ББК 63.3 БК БК 20 Печатается по решению ученого совета Института массовых коммуникаций Дальневосточного федерального университета Рецензенты: Г.И. Каневская, доктор исторических наук, профессор ВИМО ДВФУ; С.И. Лазарева, кандидат исторических наук, старший сотрудник ИИАиЭ ДВО РАН Капран, И. К. ББК 20 Повседневная жизнь русского населения Харбина (конец XIX в. — 50-е гг. ХХ в.) : монография / И. К. Капран. — Владивосток : Изд-во Дальневост. федерал. ун-та, 2011. — 204 с.: ил. ISBN 978-5-7444-2526-5 Представлена оригинальная концепция истории русской колонии в Харбине на основе исследования жизненных условий (жилище, одежда, питание и лечение) в контексте адаптации русских в инокультурной среде. Для исследователей русского зарубежья, аспирантов, студентов, обучающихся по специальности «Отечественная история». УДК 94 (438).08:94(47) ББК 63.3 © Капран И.К., 2011 © Издательство Дальневосточного федерального университета оформление, 2011 ISBN 978-5-7444-2526-5 2 Оглавление Введение ...................................................................................................... 4 Глава 1. Политическая и экономическая обстановка в Харбине и полосе отчуждения КВЖД (конец ХIХ в. — 50-е гг. ХХ в.)................................................ 31 1.1. Политико-экономические аспекты истории русскогоХарбина................................................................. 31 1.2. Особенности социально-демографической ситуации в русском Харбине........................................64 Глава 2. Основные жизненные потребности русского населения Харбина (конец ХIХ в. — 50-е гг. ХХ в.)......... 108 2.1. Жилищные условия русских в Харбине ................... 108 2.2. Одежда русского населения Харбина....................... 127 2.3. Общественное и домашнее питание русских харбинцев..................................................... 141 2.4. Традиции русской медицины в лечении населения Харбина .................................................... 157 Заключение ...................................................................................... 188 Список использованных источников и литературы ....................... 191 3 Введение Актуальность темы исследования. В современной российской исторической науке с исчезновением идеологических преград возрос интерес исследователей к повседневной, частной жизни человека, к его индивидуальному существованию. К концу 90-х гг. ХХ в. история повседневности оформилась в новое направление в отечественных исторических исследованиях. Появился целый ряд работ, затрагивающих многие аспекты истории повседневности1. Несмотря на повышенный интерес к данной теме, малоизученной остается повседневная жизнь историко-культурной общности — российской колонии в Харбине, существовавшей там более полувека с конца ХIХ до 50-х гг. ХХ вв. и ставшей крупнейшим дальневосточным центром русской эмиграции, когда после Октябрьской революции и окончания Гражданской войны сотни тысяч русских граждан оказались за пределами своей этнической родины. Тема заявленного исследования рассматривается нами как изучение жизненных условий русского населения Харбина, такими, на наш взгляд, являются жилище, одежда, питание и лечение в контексте адаптации русских в инокультурной среде, по своему своеобразию представляющие феномен в истории русского зарубежья. В процессе адаптации в инокультурной среде русские эмигранты не только сохранили свой особый национальный мир, но и оставили заметный след в китайской и мировой культуре. Это явление уникально с точки зрения мировой истории, так как история и культура одного народа, русского, развивалась по разным направлениям. В отличие от советской России, повседневная жизнь русского населения Харбина сохраняла национальные и культурные традиции дореволюционной России. Обращение к истории и культурным традициям русского зарубежья может быть использовано в интересах возрождения и обновления современной России, для восстановления утраченных нравственных ценностей. Актуальность изучения истории русского зарубежья, в том числе повседневной жизни, на наш взгляд, в том, чтобы соединить историю российской диаспоры с единой историей России, для чего необходимо подробное исследование регионального аспекта. Без выявления общего и особенного в истории повседневной жизни русской колонии Харбина невозможна объективная картина истории дальневосточного зарубежья. 4 Историография истории русского Харбина. В отечественной исторической науке выделяют два этапа в изучении проблемы русской эмиграции, различающиеся по методологии и содержанию исследований: советский период — 20–80-е гг. ХХ века и постсоветский период — с 1990-х гг. до настоящего времени. Проблема эмиграции обозначилась еще в 20-е гг. ХХ в.: В. Белов «Белое похмелье», А. Киржениц «У порта Китая», И. Лупченков «За чужие грехи»2. Несмотря на столь раннее обращение к этой теме, вплоть до 80-х гг. исследования советских историков не были объективны, в них господствовали негативные оценочные суждения об эмиграции. Среди авторов следует назвать В. В. Комина, Г. Ф. Барихновского, Г. З. Иоффе, С. П. Федюкина, Ю. В. Мухачева, Л. К. Шкаренкова и других3. Благодаря введению в научный оборот архивных источников, с конца 80-х гг. ХХ в. ставших доступными широкому кругу исследователей историография российской эмиграции в 90-е гг. ХХ в. приняла качественно новое состояние. Этот период характеризуется объединением усилий исследователей, созданием центров изучения, выработкой новых подходов, разработкой терминологии темы, широким обменом информации, конференциями, обстоятельными публикациями. С получением новых документальных источников стало возможным более объективное и детальное исследование российской эмиграции, в том числе и дальневосточной. Дальневосточная ветвь русской эмиграции представляет интерес для исследователей своеобразием формирования и адаптации, юридическим и политическим положением, сохранением традиций русской культуры. Специальный раздел под названием «Русские в Китае» в научном и общественно-политическом журнале «Проблемы Дальнего Востока» (1996–2006 гг.) Института Дальнего Востока Российской академии наук способствовал привлечению внимания к проблеме дальневосточной эмиграции, здесь публиковались воспоминания, исследования, источники. Постепенно сформировались два направления в отечественной историографии по теме дальневосточного русского зарубежья: центральное и дальневосточное. Среди авторов центрального направления следует отметить Е. П. Таскину и Г. В. Мелихова, родившихся в Харбине. После приезда в СССР в 1950-е гг. они стали специализироваться на истории 5 и культуре дальневосточной ветви русского зарубежья. Их личные воспоминания и переживания подкреплены богатейшими документальными источниками и историческим подходом к рассмотрению событийного ряда. Книги Г. В. Мелихова «Маньчжурия далекая и близкая», «Российская эмиграция в Китае 1917–1924 гг.», «Белый Харбин. Середина 20-х гг.» богаты фактическими данными, достаточно полными персоналиями, представляют не только хронику истории русского Харбина, но и его общественную и культурную жизнь4. Автор решает важную научную задачу: изучая уникальный опыт совместного проживания в течение десятков лет в Маньчжурии представителей 35 народов и национальностей бывшей Российской империи, доказывает, что многонациональный Харбин потому и называют «русским», что русский язык и русская культура объединили все национальности и национальные культуры5. В процессе изучения темы российской эмиграции в Маньчжурии сформировалась основная проблематика исследований. По мнению академика Ю. А. Полякова, выделяются: филологическое направление (публикация произведений эмигрантской литературы), изучение политической жизни эмигрантских партий и течений, изучение творческого наследия крупных деятелей науки и культуры, проблемы адаптации. В ряду перечисленных проблем исследований значительный интерес представляет изучение адаптации русских эмигрантов в странахреципиентах. Руководствуясь цивилизационным подходом, Ю. А. Поляков рассматривает адаптацию как сложный многоступенчатый процесс, более зависящий от условий страны пребывания, чем от прежнего социального опыта эмигрантов6. На международной научной конференции «Российские диаспоры в XIX–XX вв. — выживание или исчезновение» в апреле 1999 г. в Москве подчеркивалось, что проблема адаптации российских эмигрантов различных волн по-прежнему актуальна и значима7. В этой связи возрос интерес исследователей к теоретическому осмыслению феномена диаспоры, ее механизмов и факторов влияния на процессы адаптации и ассимиляции. Данной проблематике посвящены публикации Ю. А. Полякова, Г. Я. Тарле, В. А. Тишкова, З. И. Левина, В. М. Селунской, В. Ф. Ершова, М. Г. Вандалковской, И. В. Сабенниковой и т.д.8 В своей монографии «Российская эмиграция (1917–1939): сравнительно-типологическое исследование» И. В. Сабенникова впер6 вые представила российскую эмиграцию как социокультурный феномен в сравнении с другими эмиграциями, дала анализ основных диаспор, в том числе дальневосточной ветви русской эмиграции. Автор отмечает, как особенность дальневосточной русской эмиграции, ее замкнутый характер, чему способствовали чуждая языковая среда и глубокие социально-культурные различия между местным населением и эмигрантами9. Монография В. П. Иванова «Российское зарубежье на Дальнем Востоке в 1920–1940 гг.», вышедшая в 2003 г., впервые представила малоизученные проблемы истории формирования и деятельности российской диаспоры на Дальнем Востоке, в Корее, Японии и Маньчжурии, выявила ее специфические признаки, количественные и качественные параметры. Автор сделал попытку системного анализа дальневосточной ветви зарубежной России, осветил такие темы, как реэмиграция российских беженцев в СССР в 1920–1940-е гг., правовое положение русской эмиграции в странах Дальнего Востока, ее общественная и культурная деятельность10. В монографии З. С. Бочаровой «…Не принявший иного подданства» поднимаются проблемы социально-правовой адаптации российской эмиграции в 1920–1930-е гг. в странах-реципиентах, в частности подробно представлены деятельность Лиги наций в урегулировании юридического статуса беженцев, создание и деятельность институтов правовой защиты и социальной адаптации эмигрантов в центрах рассеяния российской эмиграции, в том числе в Маньчжурии11. В работе белорусского историка Н. Е. Абловой «КВЖД и российская эмиграция в Китае» анализируется взаимосвязь истории дальневосточной ветви русской эмиграции на всем протяжении существования (20–50-е гг. ХХ в.) и истории КВЖД как объекта международных отношений на Дальнем Востоке12. Автором предпринята попытка создания периодизации истории русской эмиграции в Китае, исследованы основные ее этапы. Особое внимание уделено особенностям, характерным только для дальневосточного русского зарубежья. Одновременно с научными исследованиями историков центрального направления с конца 80-х гг. ХХ в. начало формироваться дальневосточное направление историографии российской эмиграции. Исследователи из Владивостока, Хабаровска, Благовещенска подняли большой спектр проблем, свойственных как всей российской эмиграции, так и только ее дальневосточной ветви. 7 В дальневосточном направлении историографии российской эмиграции первым исследованием, посвященным российской эмиграции в Китае, было учебное пособие В. В. Сонина «Крах белой эмиграции в Китае», вышедшее в 1987 г. в издательстве ДВГУ. В работе были освящены многие аспекты истории дальневосточной ветви российской эмиграции — от этапов эмиграции, политической и культурной жизни беженцев до социально-бытовых условий13. Несмотря на идеологический подход к разработке данной проблемы, свойственный эпохе, автор избежал стандартных штампов в характеристиках лидеров эмиграции и оценках их деятельности. Расширение круга источников значительно продвинуло изучение истории дальневосточной эмиграции. Эта тема стала предметом обсуждения на региональных и международных научных конференциях. Начиная с 1997 г., во Владивостоке состоялись три конференции «Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков», посвященные восточной ветви российской эмиграции. Организаторами конференций были Координационный совет международного конгресса стран АТР, Дальневосточный государственный университет, Приморский государственный объединенный музей им. Арсеньева, Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. В конференциях принимали ученые России, Китая, Австралии, США, соотечественники, проживающие за рубежом. Материалы конференций, изданные в виде сборников, позволяют проследить проблематику исследований: расселение и адаптация; экономическая и военно-политическая деятельность; судьбы религиозных общин; творческое наследие, литература и язык писателей-эмигрантов; источники и историография; экономические, геополитические и правовые аспекты сотрудничества; культурные связи. Специальный раздел «Говорят наши соотечественники» предоставил российским эмигрантам возможность рассказать о своей судьбе и поделиться воспоминаниями14. Конференции способствовали установлению научных контактов, диалога с соотечественниками, подтолкнули исследователей к написанию обобщающих монографий и статей. В коллективной монографии О. И. Кочубей и В. Ф. Печерицы «Исход и возвращение…: Русская эмиграция в Китае в 20–40-е гг.» (1998 г.) авторы дали характеристику военно-политической и хозяйственной деятельности россиян в Маньчжурии. По мнению авторов, 8 русская эмиграция оказала заметное влияние не только на экономическую ситуацию, но и на политическую, культурную и духовную жизнь Маньчжурии. В 1999 г. вышла работа д. и. н., профессора ДВГУ В. Ф. Печерицы, посвященная духовной культуре русской эмиграции в Китае в 20–40-е гг. ХХ в. Автор воссоздал малоизвестные страницы духовной жизни наших соотечественников в изгнании: роль церкви, значение школы и русских вузов в воспитании молодого поколения, вклад русских ученых в развитие культуры Маньчжурии15. Проблема социальной адаптации русской эмиграции в чужой этнической среде анализируется исследователями Института истории, археологии и этнографии Дальнего Востока ДВО РАН Н. Л. Горкавенко, Н. П. Гридиной на примере российской интеллигенции в Маньчжурии в монографии «Российская интеллигенция в изгнании: Маньчжурия 1917–1946 гг.»16. Авторы делают вывод о замкнутости научной и художественной интеллигенции в Маньчжурии, ее оторванности от основных центров русской эмиграции — Парижа, Праги, Берлина как отрицательном факторе развития, подчеркивают значение русской эмиграции в становлении системы высшего образования в Харбине. Н. Л. Горкавенко и Н. П. Гридина считают, что, несмотря на политические коллизии, у интеллигенции в Маньчжурии была хотя и относительная, но свобода творчества, способствовавшая сохранению и развитию русской национальной культуры в изгнании. Авторами предложена периодизация адаптационного процесса российской интеллигенции в Маньчжурии. История российской эмиграции в Китае стала предметом исследования Е. Е. Аурилене, историка из Хабаровска. В своей монографии 2003 г. «Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай, Шанхай (1920–1950-е гг.)» она выделяет три центра расселения русских беженцев в Китае. Особое внимание автор уделяет эмигрантской колонии Маньчжурии, которая к середине 1930-х гг. сформировалась в устойчивую национальную общину. Автор указывает на отсутствие единого механизма управления русской диаспорой в Маньчжурии, которая не была к тому же целостным организмом. Это обстоятельство мешало объединению эмиграции, но не разрушило работу по сохранению ее этнокультурной идентичности17. Совместная работа Е. Е. Аурилене и И. В. Потаповой «Русские в Маньчжоу-Ди-Го: Эмигрантское правительство», вышедшая в 2004 г., посвящена жизни русских эмигрантов в период японской оккупации и деятельности своеобразного «эмигрантского правительст9 ва», которым стало созданное японцами Бюро по делам российской эмиграции в Маньчжурской империи (БРЭМ). Авторы делают вывод о неоднозначной роли этой организации. С одной стороны, она поставила русских под тотальный контроль японских оккупационных властей, с другой — деятельность ее способствовала сохранению целостности эмигрантской колонии, завершив процесс формирования в относительно устойчивый социальный организм18. По результатам исследований Е. Е. Аурилене защитила докторскую диссертацию19. Монографии хабаровских исследователей, кандидатов архитектуры Н. П. Крадина и С. С. Левошко, посвященные вкладу русских архитекторов в градостроительство Маньчжурии, стали заметным явлением в изучении культурного наследия дальневосточного русского зарубежья20. Книги д. и. н., профессора Владивостокского университета экономики и сервиса А. А. Хисамутдинова «Следующая остановка — Китай: из истории русской эмиграции» (2003 г.), «В новом свете, или История русской диаспоры на Тихоокеанском побережье Северной Америки и Гавайских островах» (2003 г.), «По странам рассеяния» (2000 г.), состоящая из двух частей: «Русские в Китае» и «Русские в Японии, Америке и Австралии», дают представление о причинах эмиграции русских за столетний период (60-е гг. ХIХ — 80-е гг. ХХ вв.) и характеризуют процесс их адаптации. Первая монография посвящена истории русского присутствия в Китае, начиная с основания Харбина и до исхода русских в 1960-е гг. прошлого века. Автор выделяет Харбин, Шанхай, Тяньцзин, Пекин, Дайрен как центры русского рассеяния в Китае и характеризует их общественную и культурную жизнь. В своих работах, включая издания справочного характера: «Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке: Библиографический словарь» (2000 г.), «Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии» (2003 г.), автор анализирует широкий региональный аспект истории русского зарубежья, подчеркивает значительную роль дальневосточной эмиграции в сохранении и приумножении русской культуры21. Самой значительной из работ А. А. Хисамутдинова по объему представленной информации является «Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии» (2003 г.), которая содержит более тысячи статей о русской эмиграции в Китае (включая около 300 персона10 лий). Данная работа, несомненно, продвинула исследование истории восточной ветви русской эмиграции. В своих работах А. А. Хисамутдинов вводит в научный оборот большой пласт новых источников из архивов США и Европы, что является его неоспоримой заслугой. В статьях дальневосточных исследователей поднимается разнообразный спектр проблем русской эмиграции в Маньчжурии. Гендерные аспекты адаптации эмигрантов разрабатываются в работах Н. А. Василенко, С. И. Лазаревой, О. И. Сергеева, Н. Л. Горкавенко22. В их исследованиях дан анализ профессиональной и общественной деятельности женщин в дальневосточной эмиграции. Проблема эмигрантской молодежи не только в демографическом, но и в социально-политическом аспекте рассматривается в работах Е. Н. Чернолуцкой, Г. В. Прозоровой23. Вопросы этнической структуры российской эмиграции в Маньчжурии разрабатываются исследователями В. П. Черномаз, Е. Н. Чернолуцкой, В. В. Романовой24. От анализа отдельных проблем дальневосточные историки переходят к решению вопроса численности и динамики расселения русских в Китае, к осмыслению места дальневосточной эмиграции в общем историческом процессе. Это работы Ю. Н. Ципкина, С. И. Лазаревой, Е. Е. Аурилене25. Новым направлением исследований дальневосточных историков стало историографическое. Анализ дальневосточной историографии по проблемам восточной ветви российской эмиграции представлен в статьях Э. В. Ермаковой, Е. Е. Аурилене26. Таким образом, дальневосточная историография истории русского зарубежья поднимает исследование проблемы на качественно новую ступень. Выявление новых источников, рост числа публикаций способствуют более глубокой разработке темы, которая еще недавно была малоизученной. Зарубежная историография также обращалась к истории дальневосточной русской эмиграции. Выдающееся место среди работ по истории российской послереволюционной эмиграции на Дальнем Востоке занимает двухтомный труд П. П. Балакшина «Финал в Китае», оказавший громадное влияние на современную российскую и зарубежную историографию. Главный предмет исследования автора — политическая деятельность эмигрантских группировок и их лидеров, которая явилась 11 объектом манипуляций как советских, так и японских спецслужб. Лейтмотив «Финала в Китае» — трагедия русских эмигрантов, ставших заложниками политической ситуации. В основу положен богатейший исторический материал, включающий свидетельства непосредственных участников событий, документы иностранных спецслужб, международных беженских институтов и русских эмигрантских организаций, материалы русской и иностранной прессы, освещающие события по горячим следам27. Американский историк Дж. Стефан в книге «Русские фашисты. Трагедия и фарс в изгнании 1925–1945 гг.», увидевшей свет в 1978 г., выбрал объектом своего исследования политическую историю русской эмиграции: генезис, деятельность и крушение русского фашизма в Европе, на Дальнем Востоке и в США, его связь с японскими и гитлеровскими спецслужбами, идеология и практика антисоветской борьбы28. В 1990 г. в издательстве Оксфордского университета вышла книга М. Раева «Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919–1939 гг.». В этой работе эмиграция рассматривается с трех точек зрения: исторической, историко-культурной и, как указывает автор, историософской. Тематика исследования М. Раева охватывает пути формирования основных эмигрантских центров (Париж, Берлин, Прага, Белград, Харбин), правовое положение беженцев, русское образование и издательское дело, роль церкви в сохранении этнокультурной целостности русских диаспор, деятельность русских историков в изгнании. По мнению М. Раева, Харбин как центр русской эмиграции обладал «двумя существенными недостатками» по сравнению с европейскими центрами: во-первых, технический и административный персонал преобладал над творческой интеллигенцией; во-вторых, в силу географического положения Харбин не имел возможности устанавливать тесные контакты с культурными центрами русской диаспоры в Европе. По мнению автора, с которым нельзя согласиться, по этим причинам дальневосточный центр русской эмиграции не имел большого влияния в русском зарубежье. Значение его вклада в русскую культуру стало очевидным лишь после того, как многие представители интеллигенции эмигрировали из Харбина в Америку и Австралию. Существенным недостатком работы является неполное освещение культурной жизни Харбина. Автор заявляет, что в период японской оккупации культурная и творческая жизнь русского Харбина прекратилась29. 12 В 1994–1999 гг. Центр по изучению России и Восточной Европы Торонтского университета (Канада) издавал литературно-исторический ежегодник на русском языке «Россияне в Азии» под редакцией О. Бакич30. Целью ежегодника стала публикация материалов по истории российской эмиграции в странах Азии, среди которых Китай занимает особое место. На страницах этого издания увидели свет многие воспоминания и литературные произведения бывших харбинцев. В 1999 г. американский историк Дэвид Вольф в своей работе «The Harbin Station. The liberal alternative in Russian Manchuria, 1898–1914», выпущенной в Стэнфордском университете, представил свою версию строительства КВЖД и Харбина, анализируя при этом политику царского правительства на Дальнем Востоке. Книга снабжена большим количеством иллюстраций, фотографий и карт, которые помогают автору воссоздать подробную картину становления КВЖД и развития Харбина. Д. Вольф, опираясь на ценные архивные источники в России и США, негативно оценивает действия России в Маньчжурии. Выводы автора о причинах Русско-японской войны, взаимоотношениях русского и китайского населения полосы отчуждения КВЖД, роли евреев в становлении маньчжурской экономики и т.д. вызывают споры среди специалистов31. В книге театрального художника и историка Александра Васильева «Красота в изгнании», вышедшей в издательстве «Слово» в 1998 г., подробно рассматривается история русских домов моды в Берлине, Константинополе, Харбине32. Истории производства модной одежды в русском Харбине посвящена целая глава. Автор описывает швейное дело Харбина, указывает, что в нем традиционно преуспевали еврейские портные. Особенно подробно он рассматривает развитие театрального костюма на фоне активной культурной жизни города. Анализируя состояние индустрии моды в Харбине в 1920–1930-х гг., А. Васильев заявляет о существовании «культа красоты» в этом городе, поддерживаемом высоким уровнем театрального искусства. Харбинцы старались сохранять в одежде русские традиции, но в тоже время следовали последним модным тенденциям из Парижа. Автор приводит много фактов из воспоминаний бывших харбинцев, редкие фотографии, рекламу. Китайских исследователей также интересуют вопросы истории российской эмиграции в Китае. Для российских историков труды китайских авторов представляют несомненный интерес, так как содержат 13 немало сведений по истории русских в Китае. В 1998 г. среди участников международной научно-практической конференции, посвященной 60-летию Хабаровского края и 100-летию со дня начала строительства Китайско-Восточной железной дороги и города Харбина, «Дальний Восток России — Северо-восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества» были китайские исследователи Дуан Гуанда, Дяо Шаохуа, Жао Лянглун, Ли Шу Хиао33. Темы их выступлений касались вопросов историографии, истории русского предпринимательства, харбинской епархии, культурной и общественной жизни русской колонии Харбина. В 2001 г. в московском издательстве «МАКС Пресс» вышла работа китайского исследователя У Нань Линь «Проблемы адаптации русских эмигрантов в Китае 20–30 гг. ХХ в.»34. В своей работе автор подчеркивает актуальность темы адаптации русских эмигрантов на китайской земле, где сформировались центры скопления русских беженцев — Пекин, Шанхай, Тяньцзин, Харбин. Выявляя особенности адаптации российских эмигрантов в названных регионах, У Нань Линь связывает их с социальным составом беженцев и возможностями их использования в условиях того или иного производственного и социально-культурного развития. В 2003 г. вышла в издательстве Института истории археологии и этнографии народов ДВ ДВО РАН монография Н. А. Василенко «История российской эмиграции в освещении современной китайской историографии»35. В этой работе на основе переведенных китайских источников впервые анализируется современная китайская историография истории восточной ветви российского зарубежья. Обзор китайских источников дается автором, начиная с 1987 г. В общей сложности Н. А. Василенко перевела и проанализировала 15 монографий и 97 статей и рецензий китайских исследователей по проблеме русской эмиграции в Китае. Автор показала отличную от мнения российских историков точку зрения китайских исследователей на проблемы миграции и формирования российского населения в городах и провинциях Китая36. Китайские авторы подчеркивают положительное влияние на развитие экономики Маньчжурии строительства КВЖД и российской иммиграции. Они отмечают, что КВЖД хотя и служила орудием агрессии царской России в Маньчжурии, явилась мощным фактором заселения и освоения северо-востока Китая. В некоторых монографиях были представлены статистические и архивные сведения о на14 циональном и половозрастном составе иммигрантов, использованы труды по истории Китая на китайском, японском и русском языках. Касаясь коммерческой, финансовой, торгово-промышленной деятельности российских эмигрантов, китайские исследователи отмечают, что в Китае была благоприятная почва для развития российского предпринимательства. В качестве примера авторы анализируют деятельность харбинских еврейских банков, Дальневосточной кредитной компании, Российского торгового банка в Шанхае и рассматривают вопросы взаимного сотрудничества в области кредитов и займов. Особое место занимает оценка вклада российских эмигрантов в развитие образования, культуры и науки в Китае. Исследователи делают вывод, что российская эмиграция в Китае находилась в более благоприятных условиях на протяжении исследуемого периода, даже в годы японской агрессии русским приходилось легче, чем китайскому населению. В целом китайские исследователи приходят к выводу о неоднозначности влияния российской эмиграции на Китай. С одной стороны, она сыграла важную роль в экономике Маньчжурии, стимулируя развитие капитализма. Используя современные знания науки и культуры, российские эмигранты сделали серьезный вклад в изучение политики, экономики, культуры и науки Китая. Их деятельность способствовала сближению Китая с западным миром, улучшению взаимопонимания двух культур — русской и китайской, укрепляла сотрудничество. С другой стороны, китайские авторы отмечают и негативное влияние российской эмиграции. При заключении неравноправных договоров российская сторона получала в Китае большие доходы, что подрывало интересы китайского народа. С появлением в Харбине русских эмигрантов общественный порядок в городе был нарушен. Образовывались многочисленные партии и объединения, не подчинявшиеся никаким законам. Получили развитие фашистские и анархические идеи. Таким образом, монография Н. А. Василенко дает представление об этапах развития китайской историографии по истории дальневосточной ветви русского зарубежья, что, бесспорно, вносит значительный вклад в научную разработку темы истории дальневосточной эмиграции. В контексте рассмотрения проблемы социально-экономической адаптации русской эмиграции в странах-реципиентах несомненный интерес представляет, по нашему мнению, повседневная жизнь. 15 Благодаря сохранению национально-культурных традиций в повседневной жизни россиян решалась проблема национальной идентичности в инокультурной среде. В серии «Живая история. Повседневная жизнь человечества», издаваемой редакцией «Молодая гвардия» с 1999 г., в 2006 г. вышла книга Н. Д. Старосельской «Повседневная жизнь “русского” Китая»37. Старосельская Наталья Давидовна — кандидат филологических наук, литературный и театральный критик, пресс-секретарь Союза театральных деятелей РФ, руководитель Центра поддержки русских театров за рубежом, опираясь на воспоминания бывших русских жителей Китая, семейные архивы, газетные публикации, написала книгу, по ее словам, из побуждения донести до современников опыт русского Китая как особой, во многом загадочной части русского Рассеяния. С надеждой, что этот опыт эмоционально отзовется в читателях и чему-то обязательно научит. В работе Н. Д. Старосельской первая глава «”Русский” Китай» знакомит с историей появления русских в Китае с конца XIX века, особое значение придается строительству КВЖД, ставшей экономической основой существования российской диаспоры в Маньчжурии. Повседневной жизни русского Харбина посвящена одна глава, значительная по объему, далее в книге отражена повседневная жизнь русского Шанхая и Тяньцзиня. Среди использованных автором источников большой интерес вызывают воспоминания и фотографии из ранее неопубликованных семейных архивов Бородиных, Гоберник, Ильиных, Вертинских и др., которые благодаря этой книге стали доступны для исследователей. Несмотря на то, что работа Н. Д. Старосельской представляет несомненный интерес для специалистов по истории дальневосточного русского зарубежья, следует отметить ее публицистический характер, недостаточное количество архивных источников, отсутствие ссылок на использованные материалы. В целом работа Н. Д. Старосельской говорит об интересе к теме повседневности, но, по нашему мнению, необходим научный подход к ее разработке. Итак, историографический анализ исследований по изучению истории русского Харбина позволяет нам сделать вывод, что тема истории русской колонии в Харбине является наиболее разработанной в отечественной и зарубежной историографии истории дальневосточной русской эмиграции. Однако, несмотря на широкий круг исследуемых проблем, тема повседневной жизни русского населения 16 Харбина в исторической литературе представлена недостаточно. Единственная работа по этой теме — книга Н. Д. Старосельской «Повседневная жизнь “русского” Китая» — носит ненаучный характер. Малоизученность повседневной жизни русской колонии в Харбине и обусловила выбор автором данной темы для исследования. Цель исследования — на фоне политического и экономического развития русского Харбина и полосы отчуждения КВЖД воссоздать объективную картину необходимых условий повседневной жизни (жилье, одежда, питание, лечение) русского населения, выявить особенности феномена, исчезнувшего в процессе исторического развития страны-реципиента. Особенность рассмотрения этой проблемы заключается в том, что часть истории русского народа, его традиционной культуры стала частью истории Маньчжурии. Задачи исследования предполагают — выявление объективных условий жизнедеятельности русского населения Харбина, лежащих в сфере экономики и политики; — определение социально-демографической структуры русского населения, ее динамики и проблем, характеристику основных социальных групп; — анализ и оценку удовлетворения основных жизненных потребностей русского населения (жилище, одежда, питание, лечение) в разных социально-политических условиях; — определение степени адаптации на уровне повседневности россиян к культуре китайского народа; — отслеживание взаимовлияния двух культур — русской и китайской — на жителей Харбина в процессе повседневной жизни на достаточно продолжительном отрезке времени. Объектом исследования является повседневная жизнь русских жителей Харбина за весь период существования русской колонии в контексте проблемы ее адаптации в инокультурной среде. Предмет исследования — жизненные условия русского населения Харбина как элементы повседневности в контексте функций и динамики исторического развития. Таковыми являются жилище, питание, одежда, лечение, учитывая политические, экономические и социальные процессы, протекающие в русской колонии Харбина. Взаимосвязь и взаимодействие быта, повседневности и истории утверждают культурную и историческую значимость повседневности и позволяют реконструировать материальную среду обитания человека. Хронологические рамки исследования: проблема повседневной жизни русского населения Харбина рассматривается нами за 17 весь период существования русской колонии в Маньчжурии с 1898 г., с момента строительства г. Харбина до исхода русских жителей из Харбина в 50-х гг. XX в. Географическими рамками исследования являются: Харбин, административный и экономический центр полосы отчуждения КВЖД, ставший в 1920–1940-х гг. крупнейшим центром российской эмиграции в Манчжурии. Методология исследования. Тема истории повседневной жизни стала актуальной проблемой в современной мировой исторической науке с конца 60-х гг. ХХ в. Основоположником историкоантропологического направления принято считать немецкого философа Э. Гуссерля (1859–1938 гг.). Он первым из философов обратил внимание на значимость таких теоретических понятий, как «сферы человеческой обыденности, повседневности», «жизненный мир»38. Продолжателем идей Э. Гуссерля стал А. Шюц (1899–1959 гг.), который ввел в научный оборот понятие «обыденный здравый смысл» как несущее в себе черты коллективного разделяемого опыта людей39. Постепенно в американской и европейской исторической науке сложилось несколько разных подходов к изучению истории повседневной жизни. Различные подходы к изучению повседневности объединила междисциплинарность, связь с психологией, социологией, этнологией. В современной российской историографии понятие «повседневность» как предмет исторических исследований употребляется с начала 1990-х гг. Этой теме были посвящены работы П. Л. Юрганова, М. М. Крома, Ю. А. Полякова, В. Д. Лелеко, Н. Л. Пушкаревой и других40. Исследователи истории повседневности определяют повседневную жизнь как всю жизненную среду человека, сферу непосредственного потребления, удовлетворения материальных и духовных потребностей, связанные с этим обычаи, ритуалы, формы поведения, привычки сознания41. По мнению академика Ю. А. Полякова, история по существу — это повседневная жизнь человека в ее историческом развитии, проявлении стабильных, постоянных, неизменных свойств и качеств в соответствии с географическими и временными условиями, рождением и закреплением новых форм жизни, питания, перемещения, работы, досуга42. К концу 90-х гг. ХХ в. история повседневности сформировалась в новую отрасль российской исторической науки. В общей 18 истории повседневности выделяются направления: историкодемографическое, гендерное, жизненных условий, досуговое43. С точки зрения теории повседневности тема «Повседневная жизнь русского населения Харбина (конец XIX в. — 50-е гг. ХХ в.)» рассматривается нами как исследование динамики русского населения и его жизненных условий в инокультурной среде, представляющих своеобразный феномен в истории русского зарубежья. Благодаря сохранению национально-культурных традиций, в том числе и в повседневной жизни, решалась проблема национальной идентичности русского населения в инокультурной среде. В качестве методологического обоснования данного исследования использован принцип историзма, требующий изучения любого явления истории в его генезисе и развитии. Для реконструкции повседневной жизни русских в Харбине в работе применялись следующие методы: метод историко-системного анализа, метод описания элементов повседневности в контексте исторического развития, интервьюирование как метод сбора информации, биографический, историко-генетический и историко-сравнительный методы. Последние два метода позволяют показать причинно-следственные связи условий повседневной жизни русских в Харбине и возможность сопоставления изменений повседневных жизненных условий в зависимости от политической и экономической обстановки в Маньчжурии в разные периоды существования русской колонии в Харбине. Сочетание указанных методов исследования сделало возможным рассмотрение заявленной проблемы с учетом характеристики пространства, времени и событий в данных хронологических рамках. Для определения этнокультурного взаимодействия русского и китайского населения Харбина в повседневной жизни в работе использовался термин «аккультурация», обозначающий социальноэтническую адаптацию, т.е. приспособление человека или социальной общности к иноэтничной среде. Термины «сепарация» и «интеграция» применялись нами для определения типов аккультурации. Сепарация трактуется как отрицание эмигрантом культуры страныреципиента и сохранение собственной этнической культуры, интеграция — это идентификация мигранта с культурой страныреципиента и собственной этнической группы*. * Ставров И. В. История этнокультурного взаимодействия народов России и Китая в Маньчжурии в 1930–1940 годы // IV Гродековские чтения. Материалы науч. конф. — Хабаровск, 2004. — С. 80–84. 19 Термин «колония», употребляемый в работе, означает «сообщество, совокупность людей какой-нибудь страны, земляков, живущих в чужой стране, в чужом городе»**. Источниковой базой данного исследования послужили опубликованные и неопубликованные материалы. Значительную часть неопубликованных источников составили документы архивов. Основной массив документов архивов — это материалы, хранящиеся в Государственном архиве Хабаровского края: Главного Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ) ГАХК Ф. 830 и Харбинского комитета помощи русским беженцам (ХКПРБ) ГАХК Ф. 1128, вывезенные из Харбина в 1945 г. В период японской оккупации БРЭМ (1934–1945 гг.) отводилась роль административного центра, контролирующего общественную жизнь русской колонии Харбина, и связующего звена между русскими эмигрантами и правительственными и административными организациями. Без регистрации в Бюро невозможно было устроиться на работу, открыть свое дело, получить материальную помощь. Материалы ГАХК Ф. 830 содержат личные регистрационные дела эмигрантов, документы делопроизводства культурно-просветительного, регистрационного, хозяйственно-финансового и благотворительного отделов БРЭМ44. Благотворительная общественная организация Харбинский комитет помощи русским беженцам, существовавшая с 1924 по 1945 гг., содействовала русским беженцам в поисках работы, организовывала бесплатные и дешевые пункты питания и жилья, оказывала медицинскую, юридическую помощь, регистрировала беженцев. Документы ХКПРБ ГАХК Ф. 1128 также содержат материалы по деятельности этой организации: отчеты, ходатайства, прошения эмигрантов, общественных организаций, учебных заведений45. Сведения о деятельности японской политической организации Кио-Ва-Кай содержит Фонд 831 — Особый отдел Биньцзянского штаба Кио-Ва-Кай. Общество единения народов в Маньчжурской империи Кио-Ва-Кай 1932–1945 гг. представляло собой идеологическую организацию, призванную обеспечить политическое единство многонационального населения Маньчжурии46. Материалы этого фонда помогают определить политическое положение русских эмигрантов в Манчжурии в период японской оккупации. ** Ожегов С. И. Словарь русского языка. — М., 1973. — С. 261. 20 Материалы этих фондов дают достаточно полное представление о нуждах и проблемах русских в Маньчжурии в 20–40-е гг. ХХ в., реконструируют адаптационный процесс в среде российской эмиграции. В работе были использованы документы из Государственного архива Российской Федерации из коллекции, известной как Русский заграничный исторический архив в Праге, переданный в 1946 г. в СССР. Эта коллекция (ГАРФ Ф. 6081) содержит документы Управления КВЖД за 1903–1924 гг. о положении служащих в этот период47. Отдельные документы конца XIX и начала ХХ вв. были обнаружены в Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока (РГИА ДВ): Фонд 1 Приморского областного правления, Фонд 702 Генерал-губернатора Приамурского края. Документы этих фондов представляют собой деловую переписку между административными учреждениями Приамурского края, Министерством торговли и промышленности и организациями Харбина, Владивостока (Управление КВЖД, Харбинский биржевой комитет, Владивостокский биржевой комитет). Указанные документы являются ценным источником для изучения периода строительства КВЖД, определения статуса ее служащих и всех русских, проживающих в полосе отчуждения КВЖД. Несомненный интерес в ряду неопубликованных источников представляют устные интервью и личные архивы бывших харбинцев, ныне граждан России, США, Японии: М. К. Зуева (Россия), Л. Н. Менько (США), Н. Ямасита (Япония). Автор имела возможность непосредственно общаться с представителями последнего поколения русских харбинцев, ныне находящимися в преклонном возрасте. Пережившие в детстве и юности японскую оккупацию и освобождение Советской армией Харбина, они сохранили непосредственное восприятие харбинских реалий тех лет48. Среди опубликованных источников значимое место занимают законодательные акты и уставные документы Общества КВЖД, выявленные в «Полном своде законов Российской империи», определяющие расход финансовых средств, статус служащих КВЖД, утверждающие форму обмундирования49. Особая группа источников — это мемуары бывших харбинцев, характеризующие жизнь русских в различные периоды истории русской диаспоры в Харбине. Так, нами были использованы воспоминания Ю. В. Крузенштерн-Петерец, М. П. Гинце, Е. Рачинской, Т. Золотаревой, опубликованные за рубежом, в тех странах, где ныне проживают авторы50. 21 Воспоминания россиян — бывших харбинцев, изданные в нашей стране в разные годы: И. Абросимова, Н. Ильиной, Е. Орлова, О. Ильиной-Лаиль, Л. Лопато, Е. Якобсон, И. Лободы и других51. Е. П. Таскина является составителем, автором и комментатором прекрасных сборников по истории русского Харбина52. Редкие документальные материалы, воспоминания и иллюстрации освещают в основном культурную жизнь Харбина в 20–40-х гг. ХХ в. Книги снабжены комментариями автора и сведениями о малоизвестных в России русских артистах, художниках, ученых, краеведах и т.д., открывавших миру Маньчжурию и Китай, обогативших своими достижениями мировую культуру. Все мемуары объединяет ностальгия о годах, прожитых в Харбине. Впечатление усиливается тем, что Харбин в памяти его русских жителей остался как некий сказочный город — незабываемым и неповторимым. Иногда встречается явная идеализация русского Харбина. Авторы как представители различных социальных групп отмечают отличительные особенности жизненных условий в разные периоды истории Харбина. Несмотря на субъективность, в целом воспоминания являются ценным источником в изучении повседневной жизни русских в Харбине, однако требуют уточнения по документальным источникам. Достаточно важную группу источников исследования составили периодические издания — харбинские газеты 1914–1935 гг. «Харбинский вестник», «Новости жизни», «Рупор», «Свет», «Новый мир»53 и журналы «Рубеж», «Вестник Маньчжурии», «Известия Харбинского общественного управления», «Известия Харбинского юридического факультета», содержащие сведения информационного характера о событиях, фактах и личностях в истории русского Харбина54. Периодические издания, выпускаемые бывшими харбинцами в России и в других странах, содержат интересные сведения по изучаемой проблеме. Газета «На сопках Маньчжурии» Новосибирской ассоциации «Харбин» публикует на своих страницах воспоминания бывших харбинцев55. Журнал «Русская Атлантида», который издается харбинцами в Челябинске с 1998 г., также печатает статьи, воспоминания и редкие фотоснимки из личных архивов56. Использованы были и аналогичные периодические издания, выпущенные за рубежом. Это журнал «Политехник», издаваемый с 1969 г. в Сиднее (Австралия) Объединением инженеров, окончивших Харбинский политехнический институт. Особенно ценен как источник по теме 22 исследования «Политехник» № 10, 1979 г., который стал энциклопедией русской жизни Харбина. Статьи этого номера освещают все сферы жизни и деятельности русских в Харбине: экономика и политика, образование и культура, быт и досуг57. Литературно-исторический журнал «Австралиада. Русская летопись», выходящий в Сиднее с 1994 г., публикует на своих страницах информацию о русских в Австралии, среди которых большое количество выходцев из Китая, в том числе из Харбина58. В 1998–2000 гг. в связи со столетием со дня основания Харбина вышли два тома приложения к «Австралиаде» — «Русские харбинцы в Австралии». Издания знакомят с биографиями наиболее известных русских австралийцев, выходцев из Китая59. Важное значение для исследования имеет эмигрантская пресса из европейских стран, в частности газета «Русская мысль». Это ежемесячное литературно-политическое издание издавалось с 1921 г. до 1927 г. сначала в Софии, затем в Праге. С 1947 по 1991 гг. газета выходила в Париже. На ее страницах были опубликованы воспоминания харбинцев старшего поколения, переселившихся в Маньчжурию до революции в России60. Фотографии из личных архивов харбинцев, а также уже опубликованные в мемуарной, справочной, публицистической и научной литературе составили еще одну группу источников, которые визуально характеризовали эпоху русского Харбина. Редкое издание — фотоальбом «Россияне в Харбине» — было выпущено в рамках мероприятий в честь объявления 2006 г. годом дружбы между Россией и Китаем редакцией Пресс-бюро народного правительства города Харбина61. В нем впервые опубликованы редкие снимки из государственных архивов Китая и частных коллекций. Сопроводительный текст представлен на русском и китайском языках. Специальную группу источников составили издания общеисторического и справочного характера62. Разносторонняя информация по экономике Маньчжурии и предпринимательской деятельности русских содержится в книге Е. Х. Нилуса «Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1898–1923 гг.». В деловом сборнике «Коммерческий Харбин (1931–1932)» находится информация о состоянии экономики Харбина, разнообразные статистические данные, в том числе о количестве русского населения. Уникальным изданием периода Маньчжоу-Ди-Го является юбилейный сборник «Великая Маньчжурская империя», который со23 держит сведения по истории марионеточной империи, о роли русского населения в развитии экономики и культуры Маньчжурии, о структуре и деятельности БРЭМ. В исследовании использовались монографии и статьи отечественных и зарубежных авторов, сайты Интернет63, которые дают обзоры фондов архивов, музеев, библиотек по теме «Русское зарубежье», представляют книжные новинки, информацию о конференциях и форумах соотечественников. Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые предпринята попытка комплексного исследования повседневной жизни русского населения Харбина за весь период его существования. В работе на основе новых подходов дан анализ региональных особенностей повседневной жизни в контексте адаптационного процесса русской эмиграции в иноэтничной среде. На основе ранее неизвестных или малоизвестных документальных материалов в работе рассматриваются аспекты истории русского Харбина, прежде не получившие глубокого освещения в научной литературе. В исследовании впервые введены в научный оборот некоторые архивные документы, сведения и исторические факты, биографические данные. Апробация результатов исследования. Основные положения были представлены и обсуждены на международных научных конференциях: Вторая и Третья международные научно-практические конференции «Российские соотечественники в АзиатскоТихоокеанском регионе» (г. Владивосток, 1999 г.; 5–7 сентября 2001 г.), Третьи Гродековские чтения «Дальний Восток России: исторический опыт и современные проблемы освоения территории» (г. Хабаровск, 2001 г.), «История и культура Востока Азии» (г. Новосибирск, 9–11 декабря 2002 г.), «Россия и Восток: взгляд из Сибири» (г. Иркутск, 20–22 мая 2004 г.), «Правовое положение российской эмиграции в 1920–1930-е годы: история, историография, источники» (г. Санкт-Петербург, 25–27 октября 2005 г.), на Всероссийской научной конференции «Проблемы изучения культуры русского зарубежья» (г. Москва, 9–11 ноября 2006 г.). Ссылки и примечания 1 Араловец Н. А. Городская семья в России 1897–1926 гг. Историкодемографический аспект. — М. : Институт российской истории РАН, 24 2 3 4 5 6 7 8 2003. — 233 с.; Федосюк Ю. А. Что непонятно у классиков, или энциклопедия русского быта XIX в. — М. : Наука, 2003. — 264 с.; Политковская Е. В. Как одевались в Москве и ее окрестностях в XVI–XVIII вв. — М.: Флинта. Наука, 2004. — 176 с.; Чередникова А. Ю. Повседневная жизнь российской эмиграции в Веймарской республике // Проблемы истории русского зарубежья: материалы и исследования: сб. науч. тр. / Ин-т всеобщ. истории. — М. : Наука, 2005. — Вып. 1. — 453 с. Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае. Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай. 1920–1950-е гг. — Хабаровск, 2003. — С. 3–4. Комин В. В. Политический и идейный крах российской монархической контрреволюции за рубежом. — Калинин, 1977; Барихновский Г. Ф. Идейно-политический крах белой эмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921–1924 гг.). — Л., 1978; Иоффе Г. З. Крах российской монархической контрреволюции. — М., 1977; Федюкин С. П. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к НЭПу. — М., 1977. — 352 c.; Мухачев Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов реставраторства в СССР. — М., 1982; Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. — М., 1987. — 236 c. Мелихов Г. В. Маньчжурия далекая и близкая. — М.: Наука, 1991. — 320 с.; Мелихов Г. В. Российская эмиграция в Китае (1917–1924 гг.). — М.: Ин-т российской истории РАН, 1997. — 245 с.; Мелихов Г. В. Белый Харбин: середина 20-х гг. — М.: Русский путь, 2003. — 440 с. Мелихов Г. В. Белый Харбин: середина 20-х гг. — М.: «Русский путь», 2003. — С. 3. Поляков Ю. А. Адаптация и миграция — важные факторы исторического процесса / История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX–XX вв. — М.: Изд. центр Института российской истории РАН, 1996. — С. 14–18. Социально-экономическая адаптация российских эмигрантов конца XIX-XX вв. — М.: Наука, 1999. — 226 с. Поляков Ю. А. Адаптация и миграция — важные факторы исторического процесса // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX–XX вв.: сборник — М.: Изд. центр Института российской истории РАН, 1996 — С. 14–18; Тарле Г. Я. Об особенностях изучения истории адаптации российских эмигрантов в XIX–XX вв. // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX–XX вв.: сборник. М. : Изд. центр Института российской истории РАН, 1996. — С. 19–33. Селунская В. М. Проблемы адаптации эмигрантов из России в европейском зарубежье 20–30-х гг. ХХ в. (По материалам эмигрантской мемуаристики) // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX–XX вв.: сборник. М. : Изд. центр Института российской истории РАН, 1996. — С. 308–318. Ершов В. Ф. Адаптация российской военной эмиграции в странах размещения в 1920-е гг. // История российского 25 зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX–XX вв.: сборник. — М. : Изд. центр Института российской истории РАН, 1996. — С. 118–124. Вандалковская М. Г. Некоторые аспекты адаптации научной и политической эмиграции (1920–30-е гг.). — С. 126–130; Тишков В. А. Исторический феномен диаспоры // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX– XX вв.: сборник статей / под ред. Ю. А. Полякова и Г. Я. Тарле. — М.: Изд. центр Института российской истории РАН, 2001. — С. 29–44. 9 Сабенникова И. В. Российская эмиграция (1917–1939): сравнительнотипологическое исследование. — Тверь: Золотая буква, 2002. — 306 с. 10 Иванов В. П. Российское зарубежье на Дальнем Востоке в 1920–1940–е гг. — М.: МГОУ, 2003. — 130 с. 11 Бочарова З. С. Не принявший иного подданства. Проблемы социальноправовой адаптации российской эмиграции в 1920–30-е гг. — СПб: Нестор, 2005. — 250 с. 12 Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае. Международные и политические аспекты истории (первая половина ХХ в.). — М.: Русская панорама, 2005. — 429 с. 13 Сонин В. В. Крах белой эмиграции в Китае. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1987. — 64 с. 14 Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: материалы 1-й междунар. науч.-практ. конф.: в 2 кн. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1999; Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: материалы 2-й междунар. науч.-практ. конф., Владивосток, 28 августа — 3 сентября 1999 г. — Владивосток: Издво Дальневост. ун-та, 2001. — 190 с.; Российские соотечественники в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Перспективы сотрудничества: Материалы 3й междунар. науч.-практ. конф., Владивосток, 5–7сентября 2001 г. — Владивосток: «Комсомолка ДВ», 2003. —344 с. 15 Кочубей О. И., Печерица В. Ф. Исход и возвращение…: Русская эмиграция в Китае в 20–40-е гг. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1998. — 250 с.; Печерица В. Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1999. — 276 с. 16 Горкавенко Н. Л., Гридина Н. П. Российская интеллигенция в изгнании. Маньчжурия 1917–1946 гг. — Владивосток, 2002. — 148 с. 17 Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае. Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай. 1920–1950-е гг. — Хабаровск, 2003. — 250 с. 18 Аурилене Е. Е., Потапова И. В. Русские в Маньчжоу-Ди-Го: «Эмигрантское правительство». — Хабаровск: Изд-во ХККМ им. Н. И. Гродекова, 2004. — 128 с. 19 Аурилене Е. Е. Российская эмиграция в Китае (1920–1950-е гг.): автореф. дис. док. ист. наук. — Хабаровск, 2004. — 46 с. 20 Крадин Н. П. Харбин — русская Атлантида. — Хабаровск: Изд. Хворов А. Ю., 2001. — 352 с.; Левошко С. С. Русская архитектура в Маньчжу26 рии: Конец XIX — первая половина XX века. — Хабаровск: Частная коллекция, 2003. — 176 с. 21 Хисамутдинов А. А. По странам рассеяния. — Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2000. — 120 с.; Хисамутдинов А. А. Российская эмиграция в АзиатскоТихоокеанском регионе и Южной Америке. Библиографический словарь. — Владивосток, 2000. — 359 с.; Хисамутдинов А. А. Следующая остановкаКитай: из истории русской эмиграции. — Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2003. — 244 с.; Хисамутдинов А. А. В Новом Свете, или История русской диаспоры на тихоокеанском побережье Северной Америки и Гавайских островах. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003. — 323 с.; Хисамутдинов А. А. Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии. — Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2002. — 360 с. 22 Лазарева С. И., Сергеев О. И., Горкавенко Н. Л., Василенко Н. А. Российские женщины в Маньчжурии. — Владивосток, 1996. — 93 с.; Горкавенко Н. Л. Проблемы социально-психологической адаптации русских женщин-эмигранток в Маньчжурии в 1920–30-е гг. // Российские соотечественники в АТР: материалы третьей международной научнопрактической конференции. Владивосток, 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток, 2003. — С. 91–99. 23 Чернолуцкая Е. Н. Еврейская эмигрантская молодежная организация «Брит-Трумпельдор» в Маньчжурии (1930–40-е гг.) // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. — Владивосток: Дальнаука, 2000. — С. 107– 116; Прозорова Г. В. Скаутизм русского восточного зарубежья // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. — Владивосток: Дальнаука, 2000. — С. 100–106. 24 Черномаз В. А. Украинский клуб в Харбине (1907–1927) // Российские соотечественники в АТР… — С. 107–116; Чернолуцкая Е. Н. Из истории латышской общины Харбина (конец 1910-х — начало 1920-х гг.) // Российские соотечественники в АТР… — С. 123–128; Романова В. В. Русские евреи в Харбине // Вестник международного центра азиатских исследований 1999. — Иркутск, 1999. — № 2. — С. 134–139; Романова В. В. Евреи в становлении экономической жизни русского Харбина // Азиатско-Тихоокеанский регион в глобальной политике, экономике и культуре XXI в. Междунар. науч. конф. 22–23 октября 2002 г. — Хабаровск, 2002. — С. 59–64. 25 Ципкин Ю. Н. Положение российских эмигрантов в Харбине в начале 20-х гг. (По материалам ХКПРБ) // Дальний Восток России — Северо-восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: материалы международной научно-практической конференции. — Хабаровск: Частная коллекция, 1998. — С. 107–111; Лазарева С. И. Из истории хозяйственно-экономической деятельности русских эмигрантов в Маньчжурии (1920–1930-е годы) // Российские соотечественники в Азиатско27 Тихоокеанском регионе. Перспективы сотрудничества: материалы 3-й междунар. науч. — практ. конф., Владивосток, 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток: «Комсомолка ДВ», 2003. — С. 69–76; Сергеев О. И., Лазарева С. И. Российская Эмиграция в Китае как составная часть «Общего дома» России // Третьи Гродековские чтения Ч.2 — Хабаровск, 2001. — С. 47–51; Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае. Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай. 1920–1950-е гг. — Хабаровск: Хабаровский пограничный институт ФСБ РФ, 2003. — 191 с. 26 Ермакова Э. В. Некоторые проблемы историографии российской дальневосточной эмиграции // Российские соотечественники в АзиатскоТихоокеанском регионе. Перспективы сотрудничества: Материалы 3-й междунар. науч.-практ. конф., Владивосток, 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток: «Комсомолка ДВ», 2003. — С. 26–34; Ермакова Э. В. История российской эмиграции в дальневосточной историографии (конец 90-х гг. XX — начало ХХI вв.) // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. Выпуск 7. — СПб.: Сударыня, 2007. — С. 35–37; Аурилене Е. Е. Дальневосточная историография Зарубежной России в конце ХХ — начале ХХI вв. // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. Выпуск 7. — СПб.: Сударыня, 2007. — С. 38–39. 27 Балакшин П. П. Финал в Китае. — Сан-Франциско — Париж — НьюЙорк: Сириус, 1959: в 2 т. Т. 1. — С. 117–121. 28 Стефан Дж. Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции 1925– 1945. — М., 1992. — 441 с. 29 Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции 1919– 1939. — М.: Прогресс — Академия, 1994. — 296 с. 30 Россияне в Азии. — Торонто, 1994–1999. — № 1–4. 31 Wolff David. To the Harbin Station: The liberal Alternative in Russian Manchuria, 1898–1914. — Stanford, 1999. — 255 р. 32 Васильев А. Красота в изгнании. Творчество русских эмигрантов первой волны: искусство и мода. — М.: Слово, 1998. — 480 с. 33 Дальний Восток России — Северо-восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества. — Хабаровск: Частная коллекция, 1998. — 320 с. 34 У Нань Линь. Проблемы адаптации русских эмигрантов в Китае 20–30 гг. ХХ в. — М.: МАКС Пресс, 2001. — 34 с. 35 Василенко Н. А. История российской эмиграции в освещении современной китайской историографии. — Владивосток: Ин-т ИАиЭ, 2003. — 219 с. 36 Там же. — С. 13. 37 Старосельская Н. Д. Повседневная жизнь «русского» Китая. — М.: Молодая гвардия, 2006. — 289 с. 38 Какабадзе З. М. Проблема «экзистенциального кризиса» и «трансцендентальная феноменология» Э. Гуссерля. — Тбилиси, 1966. — 94 с. 28 39 Ионин Л. Г. Понимающая социология: историко-критический анализ. — М., 1979. — 116 с. 40 Юрганов П. Л. Опыт исторической феноменологии // Вопросы истории. — 2001. — № 9. — С. 36–51; Кром М. М. Герменевтика, феноменология и загадки русского средневекового сознания // Отечественная история. — 2000. — № 1. — С. 94–101; Поляков Ю. П. Человек в повседневности // Отечественная история. — 2000. — № 3. — С. 125–132; Лелеко В. Д. Пространство повседневности в европейской культуре. — СПб., 2002. — С. 3– 301; Пушкарева Н. Л. Предмет и методы изучения «Истории повседневности» // Этнографическое обозрение. — 2004. — № 5. — С. 3–19. 41 Ястребицкая А. Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. 1991. — М., 1991. — С. 95; Лелеко В. Д. Повседневность в исторических исследованиях. Материалы междунар. науч. конф. Историзм в культуре. 24–25 ноября 1997 г. — СПб.: СПбГАК, 1998. — С. 161–167. 42 Поляков Ю. А. Человек в повседневности (исторические аспекты) // Отечественная история. — 2000. — № 3. — С. 125–132. 43 Поляков Ю. А. Указ. соч. — С. 127–129. 44 ГАКХ. Ф. 830 Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи 1932–1945 гг. Оп. 1. Д. 2, 218, 73, 42, 8, 189, 59, 62, 86, 23, 56, 114, 734, 131, 74, 95, 218, 219, 285; Оп. 2. Д. 106, 117; Оп. 3. Д. 44166, 11798, 55501, 29247. 45 ГАХК. Ф. 1128 Харбинский комитет помощи русским беженцам 1923– 1942 гг. Оп. 1. Д. 2, 8, 18, 30, 65, 86, 102, 103. 46 ГАКХ. Ф. 831 Общество единения народов в Маньчжурской империи Кио-Ва-Кай 1938–1943 гг. Оп. 1. Д. 39, 409. 47 ГАРФ. Ф. р–6081 Управления КВЖД. Оп. 1. Д. 27, 28, 29, 31, 32, 33, 34, 75, 81. 48 Интервью автора с М. К. Зуевым, 2005 г.; интервью с Л. Н. Менько, 2004–2005 гг.; интервью с Н. Ямасита, 2005 г. 49 Полное собрание законов Российской империи. — 3-е изд. — Т. 18, 19, 20, 22. — СПб., 1899–1904. 50 Крузенштерн-Петерец Ю. В. У каждого человека своя Родина // Россияне в Азии. — Торонто, 1994. — № 1. — С. 17–133; Гинце М. П. Русская семья дома и в Маньчжурии. — Сидней, 1986. — 332 с.; Золотарева Т. Маньчжурские были. — Сидней, 2000. — 229 с.; Рачинская Е. Перелетные птицы. — Сан-Франциско, 1982. — 189 с. 51 Абросимов И. Под чужим небом. — М.: Молодая гвардия, 1990. — С. 350; Ильина Н. Дороги и судьбы. — М.: Советский писатель, 1985. — 471 с.; Орлов Е. Дым отечества. — Красноярск: Оперативная типография, 2001. — 264 с.; Ильина-Лаиль О. Восточная нить. — СПб.: Звезда, 2003. — 286 с.; Якобсон Е. Пересекая границы: Революционная Рос29 сия — Китай — Америка. — М.: Русский путь, 2004. — 272 с.; Лопато Л. Волшебное зеркало воспоминаний. — М.: Захаров, 2003. — 227 с.; Лобода И. Харбиночка. — Хабаровск: Дальневосточная народная академия наук, 2002. — 72 с. 52 Таскина Е. П. Харбин. Ветка русского дерева. — Новосибирск, 1991. — 397 с.; Таскина Е. П. Неизвестный Харбин. — М., 1994. — 192 с.; Таскина Е. П. Русский Харбин. — М.: Изд. Моск. гос. ун-та: ЧеРо, 1998. — 272 с. 53 Харбинский вестник. — Харбин, 1916; Новости жизни. — Харбин, 1915; Рупор. — Харбин, 1927; Свет. — Харбин, 1920; Новый мир. — Харбин, 1920. 54 Рубеж. — Харбин, 1928–1935; Вестник Маньчжурии. — Харбин, 1929; Известия Харбинского общественного управления. — 1914; Известия Харбинского юридического факультета. — 1936. 55 На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 1996. — № 34, 36; 1997. — № 45; 1999. — № 33; 2000. — № 78. 56 Русская Атлантида. — Челябинск, 2005. — № 14. 57 Политехник. — Сидней, 1969–2004. — № 1–16. 58 Австралиада. Русская летопись. — Сидней, 1994–2006. — № 1 — 50. 59 Русские харбинцы в Австралии. — Сидней, 1998. — № 1; 2000. — № 2. 60 Янинова О. Жизнь русских в Маньчжурии, 1919–1949 г. // Русская мысль. — 1956. — 28 февраля. — С. 6–9. 61 Россияне в Харбине. — Харбин: Шеньчженское ООО цветной печати «Сяньцзюньлун», 2006. — С. 166. 62 Исторический обзор КВЖД (1896–1923) / сост. Е. Х. Нилус. — Харбин: Типография КВЖД, 1923. — 690 с.; Коммерческий Харбин 1931–32 гг. — Харбин: Информатор, 1932. — 135 с.; Великая Маньчжурская империя: К десятилетнему юбилею. — Харбин: Кио-Ва-Кай, 1942. — 416 с. 63 www.zarub.db/irex.ru; httр://xxx.irex.ru/db/zarub/index.asp. 30 Глава 1 ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА В ХАРБИНЕ И ПОЛОСЕ ОТЧУЖДЕНИЯ КВЖД (конец XIX в. — 50-е гг. ХХ в.) Повседневность — один из аспектов человеческого бытия. Все ежедневные события, происходящие в жизни человека и окружающем его мире, должны быть им восприняты, пережиты и оценены. В понятии истории повседневной жизни традиционно содержится два уровня смыслов — это микро-история человека или социальной общности, в данном исследовании — русского населения Харбина, и макро-история — контекст внешних событий в экономике, политике, демографии. 1.1. Политико-экономические аспекты истории русского Харбина В конце ХIХ в. капиталистические государства обратили внимание на Китай как на объект вывоза капитала. Борьба за получение концессий, прежде всего железнодорожных, после японо-китайской войны 1894–1895 гг. стала одной из определяющих черт их политики в Китае. Наиболее активную колониальную политику проводила Англия, за ней следовали Франция и США. Политика России в отношении Китая отличалась от западноевропейских государств и США. Через Кяхту шел оживленный торговый обмен. Во второй половине ХIХ в. заселение и хозяйственное освоение российского Дальнего Востока сопровождалось установлением экономических отношений с соседними странами, в том числе с Китаем. Торговые связи двух стран имели большое значение для обеих сторон. Они обуславливались потребностями населения русского Дальнего Востока в сельскохозяйственной продукции, а населения Маньчжурии — в промышленных товарах, ввозимых из европейской части России. Для увеличения торгового оборота необходимы были новые удобные пути сообщений. 22 мая 1896 г. был подписан секретный русско-китайский договор, оформивший военный союз против Японии. Он давал России право на постройку железной дороги до Владивостока через Мань31 чжурию с разрешением перевозить по ней русские войска, а также использовать в случае необходимости китайские порты1. Большинство исследователей (Г. В. Мелехов, Е. П. Таскина, Н. Е. Аблова и другие) выделяют политический фактор как основополагающий в периодизации истории русского Харбина2. Исходя из этой концепции, по нашему мнению, появление и расселение русских в Маньчжурии можно разделить на следующие периоды: 1. 1898–1920 гг. — КВЖД существовала как российское предприятие, и проживающие в полосе отчуждения КВЖД русские имели право экстерриториальности. 2. 1920–1924 гг. — Установление международного контроля на КВЖД Межсоюзным техническим советом. Подчинение русского населения Маньчжурии китайской правовой системе. Полоса отчуждения КВЖД вошла в состав Особого района Восточных провинций. 3. 1924–1935 гг. — Паритетное управление КВЖД СССР и Китаем. Совместное проживание на одной территории граждан с разными политическими идеологиями. Начало японской оккупации и образование марионеточного государства Маньчжоу-Ди-Го. 4. 1935–1945 гг. — Период существования Маньчжоу-Ди-Го. Продажа КВЖД Японии. Деятельность БРЭМ по защите интересов русских. 5. 1945–1950-е гг. — Освобождение Советской армией территории Маньчжурии от японской оккупации. Репрессии в среде русской эмиграции со стороны советских военных властей. Исход русских из Харбина. Большую роль в ускорении сооружения КВЖД сыграло назначение на должность управляющего министерством путей сообщения, а затем и министра финансов С. Ю. Витте. При его непосредственном участии финансовые круги России и Франции учредили Русско-китайский банк. 27 августа 1896 г. в Берлине китайский посланник Сюй Цзинчэн от имени правительства своей страны и правление Русскокитайского банка со стороны правительства России заключили соглашение о предоставлении этому банку права постройки и эксплуатации железной дороги в Маньчжурии. Срок концессии устанавливался в 80 лет, после окончания строительства. По истечении этого срока построенная дорога со всем имуществом должна была перейти в собственность китайского правительства. Через 36 лет оно имело право выкупить дорогу3. 32 Строительством Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД, с 1945 г. КЧЖД) царское правительство России решало несколько задач. Стратегическая задача состояла в усилении позиции России на Дальнем Востоке, скорейшем соединении железнодорожным транспортом дальневосточной окраины с центральными областями страны. Решение экономической задачи предполагало улучшение условий и увеличение масштабов товарообмена России с Китаем, увеличение экспорта в Китай русских товаров и тем самым выравнивание резко дефицитного для России торгового баланса, налаживание регулярных транзитных перевозок из европейской части России на Дальний Восток и обратно. По условиям русско-китайского договора 1896 г. товары, ввозимые в Китай по КВЖД, а также вывозимые в Россию, должны были облагаться пошлиной на 1/3 меньшей, чем в морских портах Китая. Если товары отправлялись во внутренние провинции Китая, то они подлежали оплате транзитной пошлиной, равной половине ввозимой4. Для строительства и эксплуатации дороги Русско-китайский банк учредил Общество КВЖД, акции которого могли приобретать только подданные Китая и России. Обществу КВЖД предоставлялось право безусловного управления своими землями в полосе отчуждения, т. е. отведенными на постройку и эксплуатацию железной дороги. Всего полоса отчуждения занимала общую площадь 113 951,03 га, из них Харбин — 11 990,39 га5. Предварительные работы по строительству дороги продолжались с 1897 по 1899 гг., около трех лет. Н. Е. Аблова приводит для сравнения сведения, что подобные работы на Канадской Тихоокеанской железной дороге потребовали десять лет (с 1869 г. по 1879 г.)6. По расчетам инженеров-изыскателей необходимо было построить 2450 км рельсового пути, обходные и станционные ветки, разъезды, вспомогательные сооружения, станционные здания и т.п. Строительство велось по 13 железнодорожным веткам. Основной рабочей силой были китайские подданные (30 тыс.), которых поставляли подрядчики. Китайские рабочие получали очень низкую заработную плату, равную 25 коп. в сутки, находились на собственном содержании. Для сравнения: на Амурской железной дороге русский рабочий получал 2 руб. 65 коп. в сутки на полном довольствии работодателя. Однако Управление КВЖД рассчитывалось с китайскими рабочими через подрядчика, который оставлял им только от 6 коп. до 12 коп., вследствие чего рабочие не могли прокормить себя. Периодически возникали беспорядки среди китайцев, 33 тогда доставалось не только китайским подрядчикам, но и русским десятникам. Об этом сообщал в секретном донесении приамурскому генерал-губернатору Н. Л. Гондатти чиновник по дипломатической части подполковник Б. Громбчевский7. По российско-китайскому договору запрещалось вводить в полосу отчуждения регулярные войска. Поэтому для охраны КВЖД были созданы железнодорожные войска — Охранная стража. Первоначально в январе 1898 г. она состояла лишь из 5 сотен казаковдобровольцев, но уже в 1899 г. насчитывала 14 казачьих сотен и 8 рот8. Русская охрана сопровождала немногочисленных железнодорожных агентов — инженеров и техников — в составе небольших групп по 4–6 человек. Охрана также несла почтовую службу, осматривала железнодорожные пути и даже пасла табуны9. В 1901 г. Охранная стража КВЖД была включена в состав Особого Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи, подчинявшегося непосредственно министру финансов графу Витте. Эти войска участвовали в подавлении боксерского восстания 1898– 1901 гг., а затем в Русско-японской войне, после окончания которой они представляли внушительную силу: шесть конных полков, шесть пехотных, артиллерия и пулеметные команды. В самом Харбине стояли 1-й и 2-й конные полки, 3-й пехотный и артиллерийская батарея. Остальные войска были расквартированы вдоль полосы отчуждения и несли регулярную службу по охране дороги10. В 1901 г. открылось временное движение поездов, началась перевозка пассажиров и грузов. Окончательная передача строительного управления дороги эксплуатационному состоялась 1 июня 1903 г. Общая стоимость КВЖД на 1 января 1904 г. составила 406 млн золотых рублей. Каждая верста КВЖД стоила на 80% дороже версты Сибирской железной дороги11. После открытия в 1903 г. движения по КВЖД, условия товарообмена между Россией и Китаем значительно улучшились. По данным Департамента таможенных сборов России, экспорт русских товаров в Китай увеличился по сравнению с 1902 г. с 9,3 млн до 22,4 млн руб., т.е. более чем вдвое. Если в 1900 г. импорт России превышал экспорт в 7 раз, то в 1903 г. — только в 2,5 раза12. Отдельно правительство субсидировало из государственного казначейства около 320 тыс. руб. на транспортные перевозки из Владивостока в отдаленные порты Охотского и Берингова морей, которые осуществлялись Обществом КВЖД13. 34 Строительство южно-маньчжурской ветви КВЖД от портов Далянь и Порт-Артур обеспечивало срочную доставку необходимых для дороги грузов и рабочих в период строительства КВЖД. Для дальнейшей эксплуатации КВЖД эта ветка также имела значение, т.к. связывала конечные пункты с главными портами Китая, Японии и Кореи посредством пароходного сообщения. Для покрытия расходов были выпущены облигации, которые специально предназначались для потребностей порта морского пароходства. На облигации начислялись 6% годовых. Таможенные пошлины взимались за счет китайской стороны. Китайскому правительству предоставлялось право назначать гражданского чиновника, который являлся его агентом при таможне14. В функции Управления КВЖД, созданного по окончании строительства, входило как руководство эксплуатацией дороги и вспомогательными предприятиями, так и решение вопросов, связанных с пребыванием подданных России в полосе отчуждения дороги. Управляющим дорогой (по соглашению министра финансов С. Ю. Витте с военным министром) был назначен бывший начальник Закаспийской железной дороги полковник (позже — генераллейтенант) Д. Л. Хорват15. Этот выбор был очень удачным для русского населения Маньчжурии. Благодаря успешному руководству Д. Л. Хорвата с 1903 г. до 1920 г. полосу отчуждения КВЖД в народе называли «счастливой Хорватией». Судьба этого незаурядного человека, талантливого руководителя и истинного гражданина России заслуживает более пристального внимания. Хорват Дмитрий Леонидович (1859, Херсон — 1937, Пекин) родился в семье помещика-дворянина. Окончил Николаевское военно-инженерное училище в 1878 г. Был участником Русскотурецкой войны (1877–1878 гг.). Успешно окончил в 1885 г. Николаевскую военно-инженерную академию. Служил на Закаспийской железной дороге, затем на Уссурийской железной дороге. Был управляющим Среднеазиатской железной дороги (бывшей Закаспийской) в 1899–1903 гг. Занимал пост управляющего КВЖД с 1903 г. по 1918 г.16 Д. Л. Хорват в 1903 г. принял дорогу в эксплуатацию с недоделками в размере 57 млн руб. Кроме решения сложных задач по управлению железной дорогой, уделял много внимания формированию железнодорожных батальонов, опыт использования которых был им накоплен на предыдущей службе. На КВЖД этот воинский контингент обеспечивал занятость около 7 тыс. железнодорожных 35 агентов и рабочих разных специальностей. Неоценимую работу выполнил Д. Л. Хорват во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. К тому времени дорога была еще не полностью закончена, но пропускная способность грузов была увеличена в 4 раза. После окончания войны он уделял много внимания развитию коммерческой деятельности железной дороги, привлекая на нее грузы и пассажиров, повышая доходность и удешевляя расходы на ее эксплуатацию17. Во время Гражданской войны Д. Л. Хорват проявил себя как активный сторонник белого движения. Глава «Делового кабинета» в Харбине и Владивостоке летом 1918 г., не признав власти большевиков, объявил себя «временным Верховным Российским правителем». В октябре 1918 г. был назначен на должность Верховного уполномоченного правительства Директории на Дальнем Востоке, с подчинением ему всех войск и военных флотилий Дальнего Востока. Впоследствии признал власть адмирала А. В. Колчака и являлся уполномоченным его правительства на Дальнем Востоке до августа 1919 г. В то же время был назначен сенатором и главнокомандующим над русскими учреждениями в полосе отчуждения КВЖД. Занимал пост директорараспорядителя КВЖД до ноября 1920 г. Затем как эмигрант жил в Пекине. Занимался политической и общественной деятельностью. Был советником Общества КВЖД в Пекине в 1921–1924 гг. С 1924 г. — председатель отдела Русского общевоинского союза (РОВС) в Китае. Похоронен у стены храма Мучеников в Пекинской духовной миссии18. В ходе строительства КВЖД и обслуживающих ее предприятий в Маньчжурии возникли первые торгово-промышленные центры, такие как Харбин, поселки Маньчжурия, Хайлар и др. Харбин стал главным торговым центром Маньчжурии, будучи расположенным на пересечении железнодорожных и водных сообщений. Здесь находилось Управление КВЖД и отсюда все финансы растекались по перифериям. В 1903 г. Харбин находился в состоянии строительства. Многие капитальные здания были не достроены, было мало вымощенных улиц, часто встречались пустыри. Центральный район города — Новый Харбин — непосредственно примыкал к железнодорожной станции и состоял из административных зданий и жилых домов для железнодорожных служащих согласно их рангам. В период Русскояпонской войны 1904–1905 гг., когда Харбин стал базой русской армии, интенсивно стали строиться пригородные районы города: Корпусной городок, Госпитальный городок, Алексеевка и др.19 36 Железная дорога предоставила для военных нужд в Харбине и на линиях все имеющиеся помещения — жилые и общественные (школы, железнодорожные гостиницы и пр.) и даже служебные (депо, мастерские, вокзалы, казармы). В этот период было сооружено большое количество построек для военных нужд (военные госпитали, бани, хлебопекарни, склады и пр.), новые деревянные мосты, дополнительные телеграфные линии, временные казармы. Военные корреспонденты удивлялись громадному размаху строительства на КВЖД и особенно тому, как дорога смогла обеспечить кровом более чем полумиллионную российскую армию. Во время Русско-японской войны активно проявила себя в Маньчжурии российская общественная Общеземская организация. Благодаря ее благотворительной деятельности склад медикаментов своевременно пополнялся поставками из Москвы, а вагоны с медицинским персоналом и перевязочным материалом доставлялись к месту боевых действий. Особенно важна была быстрая медицинская помощь раненым солдатам в зимнее время. В целом земские отряды выполняли на войне в зависимости от обстоятельств самые разнообразные функции: разворачивали врачебнопитательные этапные пункты, лазареты, стационарные госпитали, работали в санитарных поездах, на перевязочных пунктах, устраивали столовые и чайные, пекли белый хлеб, раздавали больным и раненым одежду, обувь, белье, подарки. В зиму 1904–1905 гг. были приобретены 2 750 единиц теплых вещей на сумму 31 571 руб. 90 коп. Израсходовав за два года 1 700 000 руб., что было меньше половины того, что расходовала Россия на войну в течение одного дня, земцы принесли посильную помощь в обстановке войны армии и населению, налаживая быт русских людей, оказавшихся в экстремальной ситуации20. Во время Русско-японской войны и первые годы после нее КВЖД была занята всецело воинскими перевозками, коммерческие — практически прекратились. Во время войны цены на продукты колебались достаточно сильно. Рынок зависел от поставок местных предпринимателей, которым было сложно провести свой груз среди военных и казенных железнодорожных составов. После прибытия вагонов частных поставщиков цены на продукты сразу быстро падали, т.к. население стремилось пополнить свои запасы, после чего цены опять поднимались. Так, пуд манной крупы стоил в течение одного и того же 37 месяца от 6 до 14 руб. Цены на дрова зимой и весной 1904–1905 гг. составляли от 55 до 100 руб. за куб. м21. Регулярная работа КВЖД по перевозкам частных грузов и пассажиров возобновилась лишь с 1907 г. По итогам Портсмутского мира Япония получала безвозмездно Южно-Маньчжурскую железную дорогу между Порт-Артуром и станцией Куанченцзы (ныне Чанчунь) со всеми ее ответвлениями, правами и привилегиями. Единственным портом, оставшимся в распоряжении КВЖД, был Владивосток22. Именно в период Русско-японской войны Харбин не только наполнился предпринимателями, иностранцами, авантюристами, но и получил дополнительный источник развития как база российской армии. С уходом войск опустели новостройки, наступил коммерческий кризис, окончившийся лишь к 1907 г. С ростом российского населения и строительством новых населенных пунктов возникла потребность административного управления полосой отчуждения. В начале строительства дороги были открыты дипломатические бюро для исполнения консульских функций в провинциях Хэйлунцзян, Гирин, Фэнтань. В 1907 г. российские консульства и вице-консульства были открыты в Харбине, Цицикаре, Хайларе, Куаньченцзы (Чаньчунь), Мукдене (Шэньян), Дальнем (Далянь). После Портсмутского мира 1905 г. правительство России возложило всю полноту административной власти на КВЖД. Непосредственное осуществление поручалось специально созданному Управлению гражданской частью, состоявшему из нескольких отделов (Гражданская, Полицейская, Врачебная и Ветеринарная части, Земельный отдел и Отдел сношений с китайскими властями), деятельность которых контролировалась Министерством финансов России23. В 1907 г. было принято Положение об административных правах и обязанностях Управляющего КВЖД. В нем определялись права периодических изданий в полосе отчуждения: харбинская печать была полностью приравнена ко всей русской прессе, а социалдемократические издания стали выходить только нелегально24. С 1907 г. стала действовать российская железнодорожная полиция, с 1908 г. — сыскное отделение, активно боровшееся с наркоманией и другими преступлениями. В судебном отношении полоса отчуждения находилась в юрисдикции Владивостокского и Читинского судов. Для Южной ветки КВЖД был создан Порт-Артурский суд, в 1906 г. — переведен в Харбин как Пограничный суд25. 38 В 1910–1917 гг. для более строгого контроля за деятельностью железнодорожной администрации всех уровней при Управляющем дорогой был создан Особый совет из помощника управляющего по гражданской части, российского Генерального консула в Харбине, председателя и прокурора Пограничного суда26. В 1908 г. на основе российского положения о городском самоуправлении в Харбине было введено городское самоуправление — Харбинское общественное управление (ХОУ), которое почти без денег налаживало городское хозяйство и заботилось об оздоровлении беспорядочно застроенного, загрязненного города. Муниципальные управления были созданы и в других городах полосы отчуждения: Маньчжурии, Хайларе, Цицикаре, Бухеду, Ханьдаохэцзы. По образцу Москвы, Петербурга, Одессы имели возможность избираться в городское общественное управление не только домовладельцы, но и съемщики квартир, платившие не менее 600 руб. в год. С 1911 г. в муниципалитеты стали входить представители китайского населения. Так, в Харбинское ГОУ входило 3 китайца. С 1914 г. по соглашению с иностранными консулами подданные других стран, проживающие в Харбине, должны были платить налоги и имели право входить в органы городского самоуправления27. Городской бюджет Харбина состоял на 75% из всех поступлений от налогов и на 25% — из доходов от городских предприятий. Основным источником доходов в городскую казну стал попудный сбор с грузов, прибывших и отправленных со станции в Харбине. Именно на эти средства в городе стали мостить улицы. Качество харбинских мостовых было значительно лучше, чем во многих российских городах. Практика же российского самоуправления диктовала обратное соотношение поступлений средств в городской бюджет. Для правильного баланса городского бюджета необходимо было развитие системы городских предприятий. Благодаря финансовой поддержке КВЖД были построены торговые ряды на Пристани, приобретен рефрижератор. В распоряжение ХОУ были переданы бойня и пожарная команда, принадлежавшие КВЖД28. В составе ХОУ проявили себя как общественные деятели многие представители деловых кругов и творческой интеллигенции. Так, первым председателем ХОУ с 1908 по 1910 гг. был Е. Э. Берг, председатель Харбинского биржевого комитета. После его смерти с 1910 по 1911 гг. — Е.Л. Дыновский, представитель коммерческих 39 кругов Харбина, после него с 1911 по 1917 гг. — М. С. Уманский, присяжный поверенный, но дольше всех занимал этот пост П. С. Тищенко — с 1917 по 1926 гг.29 О последнем мы имеем наиболее подробные биографические данные. Петр Семенович Тищенко (1879 г., с. Карловка Полтавской губернии — 1946 г., ?) в 1906 г. окончил китайско-монгольское отделение Восточного института во Владивостоке30. После переезда в Харбин в 1906–1917 гг. занимал должность редактора газеты «Харбинский вестник». П. С. Тищенко владел английским, немецким, китайским языками. Преподавал в Институте ориентальных и коммерческих наук, который работал в Харбине в 1925–1941 гг. После ликвидации русского городского самоуправления в 1926 г. П. С. Тищенко продолжал заниматься общественной деятельностью. Он был активным членом Украинской национальной колонии (УНК). В 1936 г. П. С. Тищенко стал инициатором создания Общества старожилов Харбина и Северной Маньчжурии. Обществом издавался альманах «Харбинская старина», редактором которого был также П. С. Тищенко31. В период существования русского ХОУ (1908–1926) была заложена основная инфраструктура города. Расходы по благоустройству, организации медицинской и санитарно-ветеринарных служб, образованию, благотворительности, которые ранее несла казна КВЖД, теперь оплачивались из городского бюджета. В последние годы существования ХОУ много трудов было положено на решение вопроса о трамвайном сообщении и городской электрической станции. Этот налаженный порядок городского самоуправления сохранялся в полосе отчуждения до 30 марта 1926 г., новый муниципалитет возглавил Чжан-Тин-го, глава известной в Харбине фирмы «Сон Хо-Шин и Ко», большинство должностей заняли представители китайской национальности. Но были в муниципалитете и русские. Так, секретарем Харбинской Городской Управы состоял А. А. Братановский. При его непосредственном участии был составлен Муниципальный справочник (свод практически важных для населения правил и распоряжений Харбинского городского самоуправления, изданный в Харбине в 1928 г.) 32. Таким образом, жизнь русского населения в Харбине и во всех населенных пунктах на линии шла по законам Российской империи, и до 1917 г. понятие русско-китайской границы было условным. Для поощрения развития в регионе отечественной промышленности и облегчения условий конкуренции с иностранными фирмами, товар которых в изобилии заполнял дальневосточный рынок, с 40 1900 по 1909 гг. был введен режим порто-франко33. После Русскояпонской войны, когда южная ветвь КВЖД оказалась в руках японцев, России необходимо было изменить тарифную политику и снизить стоимость экспортных операций. Харбинский биржевой комитет с этой целью обращался к министру финансов с докладной запиской, в которой приводился ряд предложений, изменявших ситуацию. Это возможность перегружать зерно на склад по выбору покупателя, устройство хлебной биржи во Владивостоке, строительство открытых складов Коммерческой части КВЖД на мысе Эгершельд, возможность купли-продажи в кредит34. Были установлены пошлины, прежде всего на продукцию обрабатывающей промышленности. Сельскохозяйственные продукты, кроме муки, которая в целях поощрения местного мукомольного производства была обложена пошлиной, по-прежнему допускались к свободному ввозу, как и предметы, необходимые для развития в крае сельского хозяйства, фабрично-заводской промышленности и ремесел (сельскохозяйственные машины, орудия ремесла, строительные материалы, металлы). Беспошлинно привозились также китайские товары, кроме чая и спиртных напитков35. Таблица 1 Экспорт русских товаров в Китай36 Год 1899 1903 1905 1906 1907 Оборот экспорта в руб. 7 52 000 22 440 000 31 588 000 57 529 000 26 440 000 Экспорт русских товаров в Китай увеличился с 1899 г. по 1903 г. втрое (табл. 1). Особенно возрос он в период Русскояпонской войны за счет поставок для армии. В то же время в Харбине многие товары исчезли из продажи, некоторые стали дефицитом. В 1906 г. количество ввозимых товаров достигло максимального значения, но уже в 1907 г., когда торговля на Дальнем Востоке вошла в нормальное русло, ввоз русских товаров упал на 52% и достиг довоенного уровня с небольшим увеличением. В целом русский товар составлял от 6 до 12% маньчжурского рынка. 41 Значение Харбина как центра маньчжурской торговли и промышленности год от года возрастало. По мнению известного в то время журналиста Н. Штейнфельда, именно из Харбина китайские купцы развозили товар по всему Китаю. Русские папиросы, сахар, мука, ситцы, скобяные изделия проникли вплоть до Пекина. В китайских захолустьях появились керосиновые лампы, в быту стали применять больше мыла и печь хлеб37. Размер торгового оборота Харбина с русскими пригородами и с китайским предместьем Фудзядань насчитывал в 1910 г. 34 300 000 руб. В тоже время оборот всей полосы отчуждения КВЖД составлял 50 800 000 руб.38 Харбин как торгово-промышленный центр русской колонии совершал торговые обороты от 30 до 35 млн руб. в год (по данным ХБК). При уменьшении ассигнований от Управления КВЖД на развитие торговли постоянно увеличивалось количество грузов для КВЖД. Так, только хлебные перевозки увеличились с 11,8 млн пудов в 1907 г. до 17 млн в 1908 г. В 1909 г. они уже составили 31 млн пудов. В 1909 г. из Харбина и его районов было вывезено до 16 млн пудов экспортных грузов, что было вдвое больше, чем в 1908 г. Своим экспортом Маньчжурия снабжала не только Японию, южные провинции Китая и Приамурья, но и Англию. За указанный год были отправлены 50 пароходов с соевыми бобами. Увеличился подвоз в Харбин мануфактуры, сахара, каменного угля, цемента и др. Харбин превратился в центр крупных операций китайской соляной монополии, открылись экспортные конторы. В течение короткого времени были построены хлебные амбары, сушилки, соляные и каменноугольные склады39. Основной экспортный оборот Харбина в 1910 г. давали зерно, зерновые продукты и мука (табл. 2). Другим значительным продуктом экспорта после зерна являлись скот и мясо. Скот закупался в Монголии для внутреннего харбинского рынка и для экспорта в Приамурье. В соседних с Харбином 10 княжествах Чжеримского сейма насчитывалось до 168 тыс. голов, в княжествах Чжоудасского сейма — 275 тыс. голов, в княжестве Дарханвань Чжасактусского сейма — до 150 тыс., всего по Монголии — около 600 тыс. голов скота. Перевозился скот как гужевым способом, так и по КВЖД и по р. Сунгари. 42 Таблица 2 Основные товары, экспортируемые в Харбин в 1910 г.40 Наименование товара 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. Хлеб, зерновые продукты и жмыхи Мука и отруби Мануфактура европейская, японская, китайская Скот и мясо Бакалея (и фрукты) Спирт, водка, ханша (китайская водка) Соль Металлы и металлические изделия Табак, папиросы и сигары Готовое платье Вино, сахар, лес, пиво Торговый оборот в руб. 8 000 000 5 000 000 3 500 000 2 500 000 2 000 000 2 000 000 1 300 000 1 200 000 1 200 000 1 000 000 1 000 000 Для увеличения объемов экспорта скота и мяса Харбинский биржевой комитет ходатайствовал перед Министерством торговли и промышленности: о понижении тарифов, об открытии отделений Русско-азиатского банка или любого другого в Монголии, устройстве в Харбине при городской бойне трихиноскопической станции для выдачи ветеринарных удостоверений, о строительстве скотоперегонных дворов во Владивостоке, Хабаровске, о продлении срока для убоя скота до 3-х недель, об отмене особых пропускных свидетельств от Министерства внутренних дел41. Рост торговых оборотов сырьевых продуктов требовал устройства перерабатывающих предприятий. Русские предприниматели заложили основы обрабатывающей промышленности в Маньчжурии. Она слагалась из мукомольных, винокуренных, пивоваренных, лесопильных, механических, мыловаренных, конфетных, колбасных, макаронных, маслоделательных, папиросных, кожевенных, кирпичных и др. предприятий. Главной отраслью харбинской экономики была мукомольная промышленность. В 1910 г. Русское мукомольное товарищество насчитывало 4 паровых мельницы42. Самыми первыми фирмами, вложившими капитал в развитие маньчжурской экономики, были русский торговый дом Н.Я. Чурин и Ко и гамбургский Кунста и Альберса. Крупными торговыми предприятиями стали Москов43 ские торговые ряды, Чайное дело Чистякова, Пассаж товарищества братьев Самсонович и др. Вся остальная частная русская торговля и промышленность создавалась путем самозарождения на месте, на капиталы подрядчиков и железнодорожных служащих. Обрабатывающая промышленность Харбина, по данным Харбинского биржевого Комитета, на 1909 г. производила различных товаров на сумму не менее 13 млн руб. Продукты поставлялись не только на внутренний рынок, но и на экспорт в Приамурье и Забайкалье, где обрабатывающая промышленность была развита слабо по причине недостатка сырья и рабочих рук. В связи с этим ХБК настаивал на пересмотре ст. 939 Таможенного устава или закона от 16 января 1909 г. для понижения таможенного тарифа на товары из Маньчжурии, чтобы размер ставок не превышал стоимости железнодорожной доставки аналогичных товаров по России до Владивостока, что уравнивало бы конкуренцию товаров43. Хотя после Русско-японской войны Харбин находился в финансовом кризисе, при отсутствии поземельного кредита он продолжал строиться, увеличивая количество торговых и промышленных предприятий. Харбин со своим растущим торговым оборотом нуждался в крупных источниках коммерческого кредита. Русско-китайский банк, являвшийся финансовым гарантом КВЖД, располагал капиталом в 3 250 000 руб. для поддержания русской мукомольной промышленности и торговли зерновыми продуктами. Однако эти деньги не всегда пускались в оборот, иногда даже во вред русской коммерции. Так, зимой 1909–1910 гг., когда цены на зерно и бобы были низкими, русские экспортеры не могли покупать их из-за недостатка денег. В результате этого японская фирма Мицуй-Буссан-Кайша, субсидированная правительственным банком г. Йокогамы, вывезла в Англию до 7 млн пудов бобов. Русские мукомолы получили отказ в кредите, когда цена на пшеницу была 55–60 коп., затем платили за нее от 85 до 87 коп., потеряв 1½ млн руб. Отчасти это объяснялось тем, что немалая доля капиталов Русско-китайского банка была вложена в предприятия Южной Маньчжурии, которая после Русско-японской войны отошла к Японии. В результате такой недальновидной политики убытки банка составили 7 млн руб. В 1906 г. большая часть государственных акций банка была продана по заниженной цене французским банкам. В 1910 г. Русско-китайский банк трансформировался в Русско-азиатский банк44. 44 Русские коммерсанты Харбина, зная о трудностях Русскокитайского банка, чаще обращались в Общество взаимного кредита, которое действовало с 1908 г. с капиталом в 28 тыс. руб. За год работы общество превратилось в крупный банк, совершавший миллионные обороты45. Особенностью денежного рынка Северной Маньчжурии было хождение местной китайской валюты и русского золотого рубля. Русские деньги были надежным средством платежа, и китайцы абсолютно ему доверяли. При нестабильных курсах китайских денег рубль получил широкое распространение. В связи с колебанием курса китайских денежных знаков («дяо») по отношению к рублю Харбинский биржевой комитет предложил в 1910 г. выпустить банкноты в «дяо». Курс рубля удерживал бы их размен на серебро по фиксированной цене (20–25 коп. за «дяо») 46. Экономическое развитие полосы отчуждения определило и все возрастающий грузооборот КВЖД. Харбин превращался в мощный транспортный узел. В мае 1911 г. для проверки работы дороги была создана комиссия в составе: управляющего КВЖД, помощника по гражданской части, представителей всех служб Управления, помощника начальника Заамурского округа, заместителя начальника Заамурской железнодорожной бригады. Комиссия констатировала, что на 8-м участке КВЖД, где находятся пакгаузы, главный материальный склад, большие мастерские, административные здания, коммерческое училище и др., необходимо строить отдельную товарную станцию, которая могла бы ускорить оборот вагонов и груза. Комиссия указала также на потребность в строительстве новой пристани на правом берегу р. Сунгари в дополнение к пристани на левом берегу. Таким образом, эти портовые сооружения укрепили бы береговую линию, подверженную разрушениям во время наводнений47. Об уровне технической оснащенности служб КВЖД говорит тот факт, что главный материальный склад был электрифицирован и телефонизирован. После 1909 г. были построены депо для заправки и лакировки паровозов. На крыше переоборудованного здания главных мастерских сооружен «световой фонарь», что делало рабочее помещение в дневное время более светлым. В Харбине, который быстро развивался, строились новые улицы и площади, особенно в Новом городе и на Пристани48. Несмотря на успешное развитие КВЖД, в 1912 г. в центральной и местной печати был поднят вопрос о ее целесообразности. Во время 45 своего визита в г. Санкт-Петербург председатель Владивостокского биржевого комитета С. Д. Меркулов издал брошюру «Вопросы колонизации Приамурского края», опубликовал ряд статей в газетах, выступил в Обществе содействия русской промышленности и торговли. Основные положения С. Д. Меркулова сводились к тому, что дешевый маньчжурский хлеб подрывает развитие земледелия в Приамурье. Для изменения ситуации он предложил обложить дополнительной пошлиной поставки хлеба из Маньчжурии, хотя эта мера уменьшила бы вывоз зерна и соответственно сократила бы доходы КВЖД. Деятельность КВЖД, по мнению С. Д. Меркулова, приносила убытков казне не менее 25 млн рублей. Отвлечение грузов от морского транспорта на железную дорогу снизило доходы от пошлин на 16 млн рублей. Опасность для колонизации Дальнего Востока представлял, по его мнению, и перевоз по КВЖД китайских рабочих, для уменьшения количества которых Меркулов предложил сделать высоким паспортный сбор. Взятая в аренду КВЖД казенная Уссурийская железная дорога эксплуатировалась не в интересах местной промышленности и судоходства, что лишь увеличивало дефицит Уссурийской железной дороги49. По поводу предложений С. Д. Меркулова в Обществе содействия русской промышленности и торговли в Петербурге состоялись прения, и было принято решение о создании комиссии из 7 человек для оценки данных об убыточности КВЖД50. Под влиянием выступлений С. Д. Меркулова член Государственной Думы от Приморской области А. И. Шило 13 апреля 1912 г. при рассмотрении сметы железнодорожного департамента высказал предложение о продаже КВЖД Китаю, которое после должного отпора со стороны члена Государственной Думы от Амурской области Ф.М. Чиликина было отклонено51. В газете «Железнодорожная жизнь» от 22 апреля 1912 г. было опубликовано письмо товарища председателя Правления КВЖД А. Н. Вентцеля (с 1903 по 1918 гг. — фактический глава дороги) с опровержением выводов С. Д. Меркулова и отчетом о деятельности КВЖД за последнее время. В частности, в нем говорится о том, что закон от 21 июня 1910 г. об ограничении пользования трудом лиц иностранного подданства в Приамурье и Забайкалье касался лишь казенных учреждений и на Уссурийскую железную дорогу, состоявшую в эксплуатации частного общества, не распространялся52. 46 Однако администрация Общества КВЖД с конца 1911 г. принимала все возможные меры по замене иностранных рабочих русскими. Так, на особом межведомственном совещании под председательством сенатора Иваницкого по рабочему вопросу на Дальнем Востоке председателем правления Общества КВЖД было возбуждено ходатайство о предоставлении Уссурийской железной дороге права пользоваться льготой по перевозке рабочих из России, которое распространялось на государственное строительное управление. Ходатайство было удовлетворено и с 1912 г. претврялось в жизнь53. По мнению А. Н. Венцеля, хлебные грузы не являлись основными в общем грузообороте КВЖД. В 1910 г. вывоз зерна в Уссурийский край и Забайкалье составил 14% по отношению к общему количеству коммерческих грузов по КВЖД, объем же вывезенного в Приамурье зерна составил всего 8%. Дешевый хлеб в Маньчжурии также отсутствовал, так как по сравнению с 1904 г. цены поднялись на 50–75%. Последнее время пшеница из Маньчжурии стоила во Владивостоке так же, как в Одессе. Увеличенный объем ввоза зерна в Приамурье связан был лишь с его недостатком на этой территории, особенно для расположенных там войсковых частей. Увеличение пошлины на ввозимый хлеб повлекло бы удорожание жизни на дальневосточной окраине. С удорожанием жизни и соответствующим повышением заработной платы замена китайского труда русским стала бы еще более проблематичной и убыточной, что повлекло бы за собой отрицательное влияние на молодую экономику края. Таким образом, после убедительных доводов А. Н. Венцеля предложения С. Д. Меркулова были отклонены54. Это событие только приветствовалось со стороны мукомольных предприятий Харбина, а особенно Уссурийского края, владельцы которых вложили в развитие своих предприятий до полутора миллиона рублей, рассчитывая перемалывать маньчжурское зерно, за неимением местного. При условии обложения зерна из Маньчжурии пошлиной производство муки стало бы убыточным, и его пришлось бы остановить55. Возникший на китайской земле русский город своими быстрыми темпами роста привлекал деловых людей со всех концов России. Быстро богатели те, кто занимался подрядами на строительстве дороги, в лесообрабатывающей промышленности, в торговле. Часто баснословные состояния, созданные со сказочной быстротой, так же стремительно проматывались. 47 Русские капиталы традиционно вкладывались и в лесную промышленность Маньчжурии. Первые предприятия по переработке леса, принадлежавшие русским, появились в 1914 г., когда российским гражданам братьям Воронцовым был передан в эксплуатацию ряд лесных площадей. В 1920–1930-х гг. существовало несколько лесных концессий, являвшихся собственностью выходцев из России В. Ф. Ковальского, братьев Скидельских, братьев Воронцовых и др.56 Лесопильная промышленность также была сосредоточена в руках русских предпринимателей. Крупнейшими русскими деревообрабатывающими заводами в Северной Маньчжурии были лесопильные заводы КВЖД, завод В. Ф. Ковальского, заводы фирмы «Наследники Скидельского». Постоянно растущий спрос создавал благоприятные условия для возникновения предприятий, нацеленных на удовлетворение хозяйственных и бытовых потребностей русского населения. Благодаря хозяйственной деятельности русских здесь сформировался самостоятельный рынок производства и потребления. Первая мировая война нарушила устоявшуюся размеренную жизнь. В эти годы выдвинулись на первый план функции КВЖД как звена Великого Сибирского пути, соединявшего Россию с единственным выходом к океану — портом Владивосток. Как пишет В. Петров, в это время Харбин опустел, «ушли на фронт заамурцы, чтобы уже больше не вернуться в Харбин, опустели ряды харбинской молодежи, но, тем не менее, железная дорога продолжала работать безотказно»57. В полосе отчуждения наблюдался колоссальный взлет денежных и торговых операций. По подсчетам коммерческой части КВЖД, в течение 1914 г. объем экспортных грузов, вывезенных через Владивосток и Маньчжурию, составил 19 319 991 пуд. Общее количество перевезенных грузов насчитывало 26 095 992 пуда58. К 1914 г. в черте Харбинского Общественного управления насчитывалось 1009 торгово-промышленных предприятий, принадлежащих русским и иностранным предпринимателям. Обороты торговли за 1914 г., по статистическим данным таможен о ввозе и вывозе грузов по железной дороге и морским транспортом, составляли 54 млн руб. Большая часть их приходилась на экспорт бобов (13 млн 500 тыс. руб.), зерна и муки (8 млн 800 тыс. руб.), а также импорт и транзит мануфактуры и пряжи (7 200 тыс. руб.)59. В годы Первой мировой войны особенно возрос спрос на соевые бобы. В странах Западной Европы бобовое масло использовалось 48 для изготовления взрывчатых веществ и других технических нужд. В этот период экспорт маньчжурских бобов составлял главную статью вывоза в грузообороте Владивостокского порта (до 85% в 1917 г.), что говорило о выгодности транзита маньчжурских сельскохозяйственных грузов через Владивосток60. Однако из-за возросшего влияния Японии в Южной Маньчжурии постепенно руководящая роль в экспортной торговле перешла к иностранцам, которые оставили русским купцам роль только посредников. Харбин имел постоянную связь с центром России. Князь С.Н. Хилков возглавил Харбинский комитет Всероссийского союза городов, благотворительной организации, цель которой заключалась в мобилизации возможностей русской промышленности для снабжения действующей армии61. В 1915 г. по инициативе этой организации был учрежден ВоенноПромышленный Комитет, в который вошли представители Харбинского Общественного Управления, торгово-промышленных кругов, агентов КВЖД и чинов Военного ведомства. Одним из удачных мероприятий комитета было изготовление в короткие сроки при мастерских службы телеграфа дистанционных трубок для взрывных работ62. Несмотря на увеличение грузооборота, с началом Первой мировой войны положение КВЖД ухудшилось по следующим причинам: часть подвижного состава была передана на дороги России, оставшаяся часть, не получая должного ремонта, быстро износилась, прервалось снабжение подвижного состава запасными частями, призывы в Россию новобранцев и запасных ослабили кадровый состав железнодорожников. В этой ситуации свершившаяся в России революция в феврале 1917 г. еще более усугубила положение на КВЖД. Упала работоспособность рабочих и служащих в связи с повышением их политической активности. Введение 8-часового рабочего дня потребовало от Управления КВЖД найма дополнительного числа рабочих и служащих, что принесло дополнительные расходы. Падение курса рубля, необходимость повышения окладов и тарифов привели к затруднениям в финансовом отношении63. После Октябрьской революции 1917 г. нарушились сообщения с рынками в Сибири и в центральной России, из-за чего прекратилось регулярное снабжение дороги запасными деталями и материалами для подвижного состава. Железнодорожные войска были расформированы. Более 3000 служащих и рабочих ушли по различным 49 причинам. Опытные служащие были заменены менее опытными. На доходы КВЖД повлияло эмбарго, принятое китайским правительством в начале 1918 г. За перевозки иностранных войск, с августа 1918 г. осуществляемые в кредит, иностранные государства задолжали КВЖД свыше 5 млн долларов. Падение курса рубля закончилось финансовой катастрофой для дороги, так как лишило ее всех денежных запасов. Периодически возникал дефицит дров и угля64. Обострение ситуации привело к забастовкам (в сентябре 1918 г., в августе 1919 г.) служащих КВЖД, требования носили смешанный (политический и экономический) характер. Для защиты от проникновения большевистского влияния на КВЖД акционеры приняли решение создать Межсоюзный технический комитет под председательством американского инженера Джона Стивенса65. Генерал Д. Л. Хорват вошел в состав нового правления КВЖД в качестве директора-распорядителя, а управление дорогой было возложено на помощника управляющего по железнодорожной части, инженера В. Д. Лачинова, который был управляющим с 1918 по 1920 гг., а затем на Д. П. Казакевича. Деятельность этих управляющих протекала в неблагоприятных условиях, но благодаря огромной трудоспособности и редкой честности они смогли предотвратить полное разрушение хозяйства КВЖД. Василий Дмитриевич Лачинов (1872, С-Петербург — 1933, Харбин) в 1889 г. окончил реальное училище, а в 1895 г. — механическое отделение Технологического института. Прошел обязательную воинскую службу в 1895–1896 гг. в составе Военно-инженерного корпуса. С 1896 г. по 1903 г. работал на Николаевской железной дороге в Службе тяги в разных должностях. В июне 1903 г. В. Д. Лачинов был назначен помощником начальника Службы тяги на КВЖД. С октября 1907 г. по март 1918 г. занимал должность начальника этой важнейшей службы. С апреля 1918 г. по ноябрь 1920 г. исполнял обязанности Управляющего дорогой. Товарищ председателя Правления Общества КВЖД с 6 ноября 1920 г. по 5 июля 1921 г., старший консультант Правления общества с июля 1921 г. по октябрь 1924 г.66 Преемником В. Д. Лачинова на посту Управляющего КВЖД с 7 ноября 1920 г. стал Дмитрий Петрович Казакевич (1869, С.-Петербург — 1924, Сиэтл)67. Его отец, представитель знатного дворянского рода П. В. Казакевич, был ближайшим соратником графа Н. Н. Муравьева-Амурского, первого генерал-губернатора 50 Приамурского края. Д. П. Казакевич окончил Институт инженеров путей сообщения в г. Санкт-Петербурге. Поступил на службу Общества КВЖД в 1902 г., исполнял обязанности начальника одного из строительных участков около Хайлара. Во время Русскояпонской войны находился в г. С.-Петербурге. Вновь приехал в Маньчжурию в 1911 г. и был назначен помощником начальника Службы пути Немчинова, после отъезда которого с 1915 г. принял его должность. С июня 1918 г. по ноябрь 1920 г. Казакевич исполнял обязанности помощника Управляющего дорогой по Железнодорожной части. Был назначен Управляющим дорогой в ноябре 1920 г. и оставался на своем посту до февраля 1921 г. Затем уехал в США и вскоре погиб на лесопилке в результате несчастного случая68. В начале 1921 г. собрание акционеров Русско-азиатского банка и представителей администрации КВЖД постановило пригласить на должность управляющего Бориса Васильевича Остроумова (1879, Саратов — 1944, Вьетнам), который имел прекрасное образование инженера путей сообщения, полученное в Санкт-Петербургском институте путей сообщения в 1902 г. Во время Гражданской войны находился в Омске, затем был в командировке в США и Европе69. Благодаря энергии Б. В. Остроумова, этого незаурядного человека, КВЖД из убыточного быстро превратилось в процветающее коммерческое предприятие. За год с небольшим дорога была возвращена к нормальной жизни. Он поддерживал тесные контакты с коммерсантами, экспортерами, владельцами угольных копей, с лесными концессионерами и т.д. Именно при нем Харбин «похорошел», а его жители, особенно это касалось железнодорожных служащих, ощутили на себе заботу нового управляющего КВЖД. Он жестко требовал соблюдения трудовой дисциплины и быстро установил на дороге образцовый порядок. Б. В. Остроумов поощрял жилищное строительство, предоставляя всем желающим в аренду земельные участки за минимальные суммы. Выдавал ссуды на строительство. Это привело к образованию новых районов Харбина — Остроумовского городка и Славянского (Гондатьевки). Выходные пособия уволившимся и пенсионерам КВЖД выдавались своевременно. Врачебно-санитарной частью дороги был создан ряд курортов для железнодорожников70. Русские учебные заведения пользовались финансовой поддержкой КВЖД. При непосредственном участии управляющего КВЖД был организован Харбинский политехнический институт (ХПИ). 51 Личное влияние Остроумова в общественной жизни русского Харбина было огромным. Оживилась культурная жизнь, регулярными стали балы и концерты в Железнодорожном собрании, где сформировались постоянные труппы русской оперы, драматический коллектив, симфонический оркестр. При финансовой дотации КВЖД строились культовые здания различных конфессий71. В 1923 г. состоялся 25-летний юбилей КВЖД. По инициативе Б. В. Остроумова он был отмечен с большой пышностью. Все перечисленные мероприятия нового управляющего улучшили качество жизни всего русского населения в полосе отчуждения КВЖД, помогали в процессе адаптации беженцев из России. В результате усилий Межсоюзного технического комитета и администрации КВЖД пассажирское движение осуществлялось по дороге в вагонах определенных классов, товарное движение улучшилось с увеличением количества вагонов. Стало регулярным снабжение дровами и углем, были сделаны необходимые запасы. Таким образом, первый период в истории русского Харбина (1898– 1920 гг.) характеризуется тем, что под российской юрисдикцией был построен русский город на китайской земле — Харбин, который стал не только административным центром полосы отчуждения КВЖД, но и крупнейшим торгово-промышленным городом Маньчжурии. После потери политического влияния России в 1920 г. здесь сохранилась инфраструктура русского уклада жизни, ставшая материальной и духовной базой для дальнейшего развития русской колонии. КВЖД перестала быть русской железной дорогой, и хотя русские продолжали оставаться на службе, их правовое и финансовоэкономическое положение заметно ухудшилось. В 1920 г. декретом президента Китайской республики русские в Маньчжурии были лишены права экстерриториальности и должны были подчиняться китайским властям и законам. Специальные «Правила административного подчинения проживающих в Китае русских граждан», изданные правительством Китайской республики 30 октября 1920 г., вводили такие ограничения для русского населения, как проживание только в определенных районах Китая, переезд с разрешения китайской полиции и т.д. Каждый «благонадежный» русский эмигрант, имеющий определенное занятие, должен был получить вид на жительство. Русский эмигрант вынужден был оформлять ежегодно паспорт на каждого члена семьи старше 16 лет, плата за который год от года росла и составляла значительную сумму72. 52 Отношение китайских властей к массовому наплыву русских беженцев было двояким: с одной стороны, они демонстрировали лояльность к жертвам большевистской революции, а с другой — не предпринимали никаких усилий для их правовой защиты. Правовое бесправие в отношении русских (когда его мог избить даже китайский полицейский), по мнению В. П. Иванова, вынуждало их искать какую-то законность в отношении себя другими методами: подкуп судей и должностных лиц, оказание услуг полицейским и т. п.73 В связи с этим русские служащие КВЖД были защищены от произвола властей мощной корпорацией и могли рассчитывать на помощь с ее стороны в различных областях своей жизни. Таким образом, для второго периода (1920–1924 гг.) в истории русской колонии Харбина характерно сохранение экономического потенциала КВЖД благодаря грамотному руководству. Дорога превратилась в процветающее предприятие, дававшее населению города щедрые дотации на культурные и благотворительные цели. В 1924 г. правовое положение служащих КВЖД коренным образом изменилось. Было введено паритетное управление дорогой, и служащие были вынуждены выбирать себе гражданство. После подписания советско-китайских соглашений по КВЖД эмигранты, не принявшие советского или китайского гражданства, были лишены права работать на КВЖД, служить в охранных и полицейских подразделениях74. Количество штатных служащих КВЖД к январю 1923 г. составляло 18 362 человека, из них русских — 11 710, китайцев — 6 65275. Мнения исследователей по вопросу численности принявших то или иное гражданство расходятся. По данным исследователя Н. Н. Аблажей, к июню 1925 г. около 2 тыс. эмигрантов были уволены по «несоответствию гражданства», 1 тыс. русских работников КВЖД оформила китайское гражданство, остальные советское76. В. П. Иванов утверждает, что 20 тыс. русских жителей Харбина получили советские паспорта77. Хотя Н. Е. Аблова считает, что большинство служащих дороги приняли китайское гражданство78. На наш взгляд, убедительно выглядит мнение В. П. Иванова, т. к. принятие советского гражданства гарантировало работу на КВЖД, получение стабильного и достаточно высокого жалования. Для сравнения: годовая зарплата штатного железнодорожного служащего в 1920-е гг. была около 1000 руб., в то время как средняя зарплата русского на небольшом предприятии составляла 472 руб. в год, что обеспечивало самый минимальный доход79. 53 Поэтому многие служащие принимали советское гражданство для удобства. Среди харбинцев их называли «редисками»: красные снаружи, белые внутри. При увольнении русские работники получали значительное выходное пособие и вкладывали свои сбережения в экономику Маньчжурии, открывая свои предприятия, мастерские, магазины. К 1931 г. выплаты КВЖД своим служащим составили 750 млн зол. руб.80 В 1926 г., по данным оценочно-статистического бюро ХОУ, из 1154 предприятий Харбина 530 (46%) находились в собственности бывших подданных России81. Некоторые русские в сложившихся условиях приняли китайское гражданство. К началу 30-х гг. ХХ в. его приняли 15 тыс. эмигрантов. Другие получили паспорта Лиги наций, временные удостоверения личности, введенные для лиц, лишенных гражданства, и беженцев по инициативе ее бывшего верховного комиссара по делам военнопленных Ф. Нансена. Такой паспорт стоил до 40 долларов и был достаточно дорогим для эмигрантов82. По воспоминаниям харбинцев, многие железнодорожники после увольнения с дороги обзаводились хозяйством, разводили коров, овец, лошадей на линиях КВЖД, имели сады, пасеки. Много домов среднего и мелкого типа было построено бывшими железнодорожными служащими на полученные после увольнения деньги. Служащие, занимавшие на дороге высокие должности, строили благоустроенные особняки в районе Нового города. Все остальные строились в пригородах Харбина, Гондатьевке, Славянском и Саманном городках83. Начиная с 1924 г. на территории Маньчжурии сложился феномен, когда бок о бок вынуждены были существовать граждане противоположных политических систем и идеологий. Русские эмигранты оказались в эпицентре политической борьбы, а затем и открытых военных столкновений (конфликт на КВЖД 1929 г.). Их использовали для организации антисоветских акций. Они же становились легкой добычей разведок СССР и Японии, которые в 1920–1930-е гг. активно действовали в Маньчжурии. Одни соглашались на сотрудничество по идейным соображениям, другие за деньги84. Правовую незащищенность русских эмигрантов, в том числе и служащих КВЖД, пыталась компенсировать своими действиями эмигрантская общественность, которая в 1924 г. учредила Харбинский комитет помощи русским беженцам (ХКПРБ), существовавший до 54 1945 г. Эта организация выступала посредником между властями и эмигрантами, оказывая последним содействие в получении вида на жительство и, соответственно, определении их правового статуса. Средства для комитета поступали из различных источников: от международного комитета помощи беженцам, от иностранных миссий и фирм в Харбине, от китайских правительственных органов. Население Харбина также откликалось на призывы о помощи комитету85. Несмотря на активную социальную защиту русских эмигрантов со стороны общественных организаций, политика китайских властей была направлена на максимальное правовое подчинение русского населения, лишение его каких-либо дополнительных прав, связанных с положением бывших подданных Российской империи. При этом доходы от эксплуатации КВЖД на паритетных началах имели тенденцию к росту, в 1929 г. они составили 36,6 млн зол. руб.86 Политическое противостояние двух систем достигло накала к 1928–1929 гг. Китайская сторона допускала самые грубые нарушения советско-китайских соглашений и норм международного права. К подобным фактам относится налет на советское генеральное консульство в Харбине в мае 1929 г. В июле 1929 г. были разорваны дипломатические отношения между СССР и Китаем. К концу лета советско-китайские отношения обострились до вооруженных столкновений. Поставленный во главе КВЖД Фань Цигуань увольнял совграждан с КВЖД, выселял с семьями из квартир. Частыми стали аресты и покушения на жизнь советских служащих. Несмотря на продолжительные попытки советской стороны уладить возникшие проблемы мирным путем, только военное вмешательство СССР позволило окончательно разрешить конфликт. Особая Дальневосточная Армия под командованием В. К. Блюхера, перейдя границу с Китаем, заняла населенные пункты Чжалайнор, г. Маньчжурию, был взят в плен командующий Северозападным фронтом генерал Лин Чжуцзян со своим штабом, около 250 офицеров и 9 тысяч солдат87. В сентябре 1929 г. советский карательный отряд учинил расправу над мирным населением эмигрантских поселков Трехречья, совершив, таким образом, «акт возмездия» за набеги «белобандитов» на территорию СССР88. Тысячи беженцев из районов Трехречья и боевых действий потянулись в Харбин в поисках убежища. ХКПРБ и другие организации обеспечивали пострадавших жильем, одеждой, горячим пита55 нием, медицинским обслуживанием. Закончилось противостояние сторон подписанием «Хабаровского протокола об урегулировании конфликта на КВЖД» 22 декабря 1929 г.89 После военного конфликта Китая и СССР значительная часть русских служащих, сохранивших нейтралитет, была вынуждена оставить работу на дороге. По мнению Н. Е. Абловой, после подписания Хабаровского протокола антисоветская деятельность русской эмиграции в Маньчжурии заметно активизировалась и воспринималась последней как «борьба за возрождение великой России»90. Очередным серьезным политическим событием в Маньчжурии стала японская оккупация и образование марионеточного государства Маньчжоу-Ди-Го 1 марта 1932 г. Харбин наводнили японцы. Началось усиленное строительство, открывались новые коммерческие и индустриальные предприятия. Если в начале 1920-х гг. сумма всего харбинского экспорта достигла 60 млн руб., то к середине 1930-х гг. эта цифра возросла в несколько раз. Общая сумма капиталовложений русских в различные предприятия Харбина составила в 1940-х годах около 29,5 млн американских долларов, а в домовладение и торговлю — 73,7 млн долл.91 В таких сферах хозяйственной деятельности, как лесная, пищевая, горнодобывающая промышленность, производство сахара, русские предприниматели занимали ведущее место. Если в 1927– 1928 гг. в Харбине насчитывалось около 1200, то в 1940 г. — свыше 1800 торговых и промышленных предприятий, многие из которых были русскими. В городе находилось более 200 магазинов, огромное количество лавок, складов, мастерских92. Несмотря на значительный вклад русских в развитие маньчжурской экономики, их правовое положение было нестабильным. В апреле 1932 г. в Маньчжурию прибыла комиссия Лиги наций во главе с лордом Литтоном с целью изучения причин оккупации. Это событие было использовано эмиграцией для привлечения внимания мировой общественности к своим проблемам. Специально для комиссии был подготовлен специальный доклад Русского общества в Маньчжурии и Монголии «О правовом и экономическом положении русских эмигрантов в Маньчжурии»93. Этот документ дает представление об основных правовых и социальных проблемах, стоящих перед российской эмиграцией в Маньчжурии накануне японской оккупации. В докладе отмечалась доволь56 но высокая стоимость паспортов (для семьи в количестве 3–4 человек плата за паспорта составляла 30–40 долл. в год), обращалось внимание на бесправное положение русских эмигрантов, усугублявшееся открытым беззаконием. За каждой провинностью русского эмигранта следовал штраф, размер которого зависел от настроения полицейского чиновника. В суде русский эмигрант всегда проигрывал. Осложняла положение сложившаяся система поборов и притеснений. В конце доклада были перечислены меры, необходимые для обеспечения жизнедеятельности эмигрантского населения, в числе самых основных были указаны признание за русскими прав нацменьшинств согласно статуту Лиги наций, предоставление прав, равноценных с правами граждан Маньчжурии. Обращение русской эмиграции в Маньчжурии к мировой общественности не могло изменить ситуацию в положительном направлении. Тем не менее, имея в виду выводы комиссии, Лига наций осудила агрессию Японии и отказалась признать Маньчжоу-Ди-Го. Политическая обстановка в Маньчжурии накалялась. Правительство МаньчжоуДи-Го и японское командование проводили политику вытеснения СССР с КВЖД. С этой целью проводились многочисленные антисоветские акции с активным использованием российских эмигрантов. Китайские власти целенаправленно использовали аресты советских служащих КВЖД как систему давления на СССР в решении политических вопросов. К 1934 г. массовый характер приняли аресты, грабежи и даже убийства совслужащих КВЖД и членов их семей. На 1 октября 1934 г. общее число находящихся под арестом в Северной Маньчжурии советских граждан составило 167 человек94. На должности арестованных советских служащих назначались японцы или русские эмигранты. В сложившейся ситуации дорога стала убыточным предприятием, провокации угрожали перерасти в крупный советско-японский конфликт. Чтобы избежать обострения отношений, советское руководство начало переговоры с правительством Маньчжоу-Ди-Го о продаже своей части КВЖД. Договор о продаже КВЖД был подписан в Токио 23 марта 1935 г.95 В 1935 г. преобладающее большинство советских служащих уехало в СССР. Некоторые, как А. М. Кудрявцев, остались, сдав советский паспорт и перейдя на положение эмигрантов96. На момент продажи советской стороной своей части КВЖД в Харбине проживало 23 тыс. граждан СССР, 92% из них выехало в Советский Союз97. 57 Таким образом, очередной период в истории русского Харбина (1924–1935 гг.) характеризуется формированием структуры русской колонии, состоящей из бывших российских подданных, беженцев из России и советских граждан, служащих КВЖД и ее предприятий. В это время город получил мощный толчок для экономического развития. Это был расцвет русского Харбина, его экономики и культуры. Благодаря существованию традиционного русского уклада жизни процесс адаптации послеоктябрьской эмиграции был мягче, чем в других центрах русского рассеяния. Оставшееся русское население Харбина по распоряжению японских властей было объединено 28 декабря 1934 г. в официальный центр руководства всей жизнью русской эмиграции в Маньчжурии — Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ)98. Все русские эмигранты должны были зарегистрироваться в Бюро и ежемесячно отчислять в его фонды 1% от заработков или других доходов. Под контроль Бюро была поставлена буквально вся жизнь русской эмиграции в Маньчжурии. Оно ведало снабжением русских эмигрантов продовольствием и товарами, трудоустройством, организацией школ, постановкой в них учебного дела, культурной жизнью россиян, медицинской помощью, юридическими консультациями, благотворительной деятельностью. Многие технические специалисты, которые раньше с трудом находили работу, нашли применение своим знаниям. Японцы охотно пользовались услугами русских специалистов, хорошо знакомых с местными условиями. На 15 декабря 1935 г. на учете в Бюро состояло 23 500 эмигрантов в возрасте от 17 лет персонально и 163 эмигрантских организации. Согласно статистическим данным Главного бюро, на 1 октября 1942 г. в Харбине было зарегистрировано 36 711 чел., в других городах и населенных пунктах — 22 99899. Для решения проблемы безработицы среди русских железнодорожных служащих в структуре БРЭМ был учрежден железнодорожный отдел во главе с М. А. Матковским. Через Бюро труда, организованное при газете «Харбинское время», была проведена регистрация безработных по специальностям. Благодаря этому к марту 1935 г. были устроены на работу 1016 человек100. Затем состоялась регистрация всех желающих работать на КВЖД. Для тех, кто прошел отбор, были организованы курсы. За каждой категорией новых служащих КВЖД в Харбине и на линиях были закреп58 лены уполномоченные от железнодорожного отдела БРЭМ, которые отчитывались перед руководством, получали от него инструкции и указания. Общее число русских железнодорожных служащих, числящихся в Железнодорожном отделе БРЭМ, на 1 декабря 1935 г. составило 1910 человек. В то же время общее число безработных исчислялось в 6750 человек, из них 25% — железнодорожники101. Имея целью защиту правовых, служебных и материальных интересов русских служащих дороги, железнодорожный отдел создал специальную Комиссию по вопросам расчетов бывших служащих КВЖД, составил и направил в надлежащие инстанции проект норм оплаты труда русских служащих. Старания комиссии не всегда увенчивалась успехом, но именно благодаря ее работе русские студенты ХПИ (43 чел.) смогли в 1935 г. пройти практику на КВЖД102. В декабре 1935 г. после реорганизации проблемами трудоустройства стал заниматься трудовой подотдел 6-го отдела. В конце 1935 г. на учете состояло 25% от общего числа русских эмигрантов103. Правовой статус русских жителей Маньчжурии подтверждался законодательством Маньчжоу-Ди-Го с 1935 г. как «коренных законопризнанных народностей»104. Однако на протяжении всего периода японской оккупации русские испытали на себе «равноправие народов по-японски»: они получали заработную плату меньшую, чем японцы, при любой возможности их заменяли японскими работниками. В период Второй мировой войны в Маньчжурии была введена карточная система, русским и китайцам не продавали мясо, рис, сахар и другие продукты. В дефиците были медикаменты. Русские часто становились жертвами японской жандармерии105. Гражданские дела русских, не затрагивающие государственные интересы Маньчжоу-Ди-Го или Японии, рассматривал Арбитражный суд при БРЭМ. За отказ от подчинения решению суда следовало административное наказание, вплоть до снятия с учета в Бюро со всеми вытекающими последствиями106. В условиях военной диктатуры, когда правозащитные возможности БРЭМ были сильно ограничены, в рамках своей компетенции эта организация защищала, и достаточно эффективно, гражданские и социальные права россиян. Но несмотря на изменения в политической жизни Китая, КВЖД со своей инфраструктурой (больницы, школы, клубы, театры и т.д.) как мощное градообразующее предприятие гарантировало своим 59 служащим предоставление некоторых социально-экономических льгот, улучшающих условия их жизни. Это обеспечивало более мягкую адаптацию для русских эмигрантов, особенно инженернотехнических специальностей. Если в Европе русские инженеры, технические работники вынуждены были трудиться кем придется, то в Маньчжурии благодаря КВЖД они имели возможность заниматься квалифицированным трудом. Процесс адаптации русских в инокультурной среде смягчала активная деятельность эмигрантской общественности. Организация таких крупных координирующих центров, как ХКПРБ и БРЭМ, способствовала решению некоторых правовых и социально-экономических проблем русских жителей. Создав БРЭМ, японские власти решили проблему объединения русской эмиграции для подготовки ее к борьбе с Коминтерном за возрождение России, возможное при установлении японского «нового порядка» в Восточной Азии. Весомое положение в БРЭМ занимали представители фашистской партии (РФП). Руководитель РФП К. В. Родзаевский руководил идеологической и культурнопросветительской работой. М. А. Матковский, один из тех, кто стоял у истоков РФП, возглавил административный отдел, являвшийся основным инструментом контроля над эмигрантами. Японские оккупационные власти провозгласили равноправие всего населения Маньчжурии и обещали создать условия для сохранения и процветания культуры каждой национальности. Проблему сохранения русской национальной культуры решал культурно-просветительный отдел БРЭМ. Направления работы этого отдела определяла специальная инструкция № 14, утвержденная руководством БРЭМ в январе 1944 г. Основные положения инструкции касались: формирования общего сознания многонациональной российской эмиграции, изучения основ русской культуры, сохранения наследия предыдущих поколений и пополнения его новыми культурными достижениями107. Благодаря незаурядным организаторским и дипломатическим способностям К. В. Родзаевского японские власти и городская администрация хотя и неохотно, но все же финансировала некоторые проекты БРЭМ в области культуры, образования, морального и физического воспитания молодого поколения русских эмигрантов. Таким образом, период японской оккупации Маньчжурии в истории русского Харбина имел двоякое влияние на судьбу эмигрантов. С одной стороны, в жизнь русской диаспоры вошли новые официальные церемонии и правила поведения, направленные на подчинение япон60 ским властям и почитание их нации. Цензура поставила под контроль все сферы деятельности русских в Маньчжурии: репертуары театров, программы общественных мероприятий, деятельность творческих коллективов и культурно-просветительных учреждений. В русских учебных заведениях был введен японский язык, проводились церемонии поклонения Аматерасу. С другой стороны, созданием эмигрантского административного органа БРЭМ японцы обеспечили превращение русской колонии Харбина в устойчивый социальный организм, сохраняющий свою этнокультурную самобытность. После капитуляции Японии в 1945 г. БРЭМ был ликвидирован. На смену ему советскими властями было сформировано Общество граждан СССР, которое находилось непосредственно под контролем генерального консульства СССР в Харбине. Гражданами СССР стали многие эмигранты, т.к. в 1946 г. по Указу Верховного Совета СССР всем гражданам бывшей российской империи, проживавшим на территории Маньчжурии, были выданы «заграничные паспорта». Это были скорее своеобразные виды на жительство, т.к. такие паспорта были недействительными даже для выезда в Советскую Россию108. Архив БРЭМ перешел в ведомство Общества граждан СССР и дал советским органам НКВД полные сведения о тех эмигрантах, которые сотрудничали с японцами, служили в воинских подразделениях Квантунской армии, состояли в антисоветских организациях и т.д. Были разгромлены редакции крупнейших русских газет «Харбинское время» и «Заря», журнала «Рубеж». Были арестованы и интернированы в СССР вожди белой эмиграции генералы Г. М. Семенов, Л. Ф. Власьевский, А. П. Бакшеев, К. В. Родзаевский, Б. Н. Шепунов, Л. П. Охотин, И. А. Михайлов, Н. А. Ухтомский. В августе 1946 г. в Москве по приговору суда Л. П. Охотин и Н. А. Ухтомский получили по 20 и 15 лет лагерей соответственно, остальные были казнены как военные преступники109. От репрессий советской военной администрации в большей мере пострадали простые харбинцы. Многих людей арестовали без какой-либо вины, прямо на улице. Пострадали целые семьи. По воспоминаниям Е. Орлова, в семье Весениных были арестованы отец, мать и старшая дочь110. Среди арестованных были и хозяин шашлычной «Иверия» ТерАкопов, и артист драмы В. Лавров, и скрипач А. Дзыгарь, и дирижер молодежного оркестра Г. Кожевников, поэты Арсений Несмелов и 61 Алексей Ачаир, прозаик Б. М. Юльский, бывшие гимназисты и другие люди, чаще всего повинные лишь в том, что они харбинцы111. Из 36 711 чел. русских жителей, зарегистрированных БРЭМ на 1 октября 1942 г., около 15 тыс. русских харбинцев было арестовано в августе — сентябре 1945 г. сотрудниками управления контразведки СМЕРШ112. Кроме насильно увезенных харбинцев были и те, кто уехал в Советский Союз добровольно. Ряд указов Президиума Верховного Совета СССР 1946–1948 гг. предоставлял право получения советского гражданства бывшим подданным Российской империи, открыв дорогу на родину русским из Франции, Китая, США, Бельгии, Югославии, Канады113. Большая часть возвратившихся в СССР людей проходила через фильтрационные лагеря, и многие получали различные сроки заключения. Но и оставшихся русских в Харбине ожидали не лучшие времена. Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи, а также соглашение о Китайско-Чанчуньской железной дороге (КВЖД), Порт-Артуре и Дальнем были подписаны 14 февраля 1950 г. в Москве114. Эти документы предусматривали безвозмездную передачу советским правительством прав по управлению КЧЖД правительству КНР. После подписания Заключительного протокола 31 декабря 1952 г. начались массовые увольнения русских служащих дороги, ее предприятий и учреждений. Условия жизни русских харбинцев ухудшались. Советские власти ничего не делали для того, чтобы смягчить их положение. Просьбы о разрешении выехать за границу расценивались как предательство. Новая власть в Китае также не была благосклонна к эмигрантам. Пристально наблюдала за их образом жизни, уплотняла жилплощадь, ущемляла в снабжении продовольствием и топливом115. В 1954 г. советское правительство разрешило русским эмигрантам, ставшим советскими гражданами, возвратиться в СССР, но только при условии участия в освоении целинных земель. Безвыходность жизни в Маньчжурии под китайским режимом и бесконечные преграды для выезда в другие страны сыграли свою роль. С 1954 по 1956 гг. продолжался отъезд русского населения Маньчжурии в СССР. Генконсульство СССР, действуя через Общество граждан СССР, поощряло и делало все, вплоть до увольнения с работы и шантажа, чтобы ускорить отъезд русских на целину. Советские служащие объезжали китайские учреждения и предприятия, на которых работали русские, и требовали уволить их, чтобы вынудить к отъезду в СССР116. 62 Во многих семьях эмигрантов отъезд из Харбина стал причиной трагедий. Одни члены семьи имели желание ехать в СССР, другие категорически от этого отказывались. На почве семейных расколов происходили самоубийства. Советское консульство заключило с Департаментом Общественной Безопасности КНР (ДОБ) негласный договор, по которому ДОБ не должен был давать разрешение лицам, желающим выехать за границу, в Австралию, в Америку, в Бразилию. Иногда увольняли с работы по причине того, что человек имел иное мировоззрение, не марксистское, которое не соответствовало советскому учреждению или школе. Среди мер по вынуждению к отъезду в СССР были и лишение заработка, и усиленная пропаганда среди молодежи, и помощь «лицам, провинившимся в нарушении закона» — или китайская тюрьма или путь на Родину117. Последний этап в истории русского Харбина (1945–1950-е гг.) завершился к концу 1950-х гг. За исключением немногих оставшихся большинство русских жителей покинуло Харбин, уехав либо в СССР, либо в другие страны. С исчезновением русской колонии феномен «русского Харбина» перестал существовать. К началу 1980-х гг. среди двухмиллионного населения Харбина насчитывалось всего 62 представителя некогда многотысячной русской колонии. Все они были преклонного возраста и доживали свой век на мизерную китайскую пенсию118. Таким образом, Харбин своим возникновением обязан строительству КВЖД. На быстрое развитие города оказали влияние благоприятные политические и экономические условия и огромные капиталовложения России. Харбин в дореволюционный период совместил в себе две тенденции развития. С одной стороны, как русский губернский город, с другой стороны — как типичный колониальный. Особенностью российской диаспоры в Маньчжурии, в отличие от других стран, стало сохранение национальных и культурных традиций благодаря русскому укладу жизни, созданному при строительстве КВЖД. На наш взгляд, отсутствие ассимиляции и сохранение этнического начала у последующих поколений русских эмигрантов в результате и явились причинами их окончательного исхода из Китая. 63 1.2. Особенности социально-демографической ситуации в русском Харбине К началу строительства КВЖД Маньчжурия представляла собою слабо заселенную и малоосвоенную окраину Цинской империи, по утверждению и российских, и китайских историков119. На ее территории проживали немногочисленные тунгусо-маньчжурские и монгольские племена: маньчжуры, монголы, хэчжэ, орочи, эвенки, дауры и другие народности. Для китайцев (ханьцев) эта область страны была под запретом. Ситуация изменилась после превращения Китая в полуколонию капиталистических государств, что вынудило его отказаться от политики изоляции и войти в мировую торговлю. Так северо-восток Китая стал открытым для переселенцев-ханьцев. В связи со строительством КВЖД усилилось прежде всего внутреннее переселенческое движение. Китайцы ехали по контракту на строительство КВЖД, селились вблизи дороги и осваивали земли под сельское хозяйство, занимались торговлей и ремеслами. Строительство КВЖД изменило этнодемографическую структуру населения северо-востока Китая. По контракту между Россией и Китаем, подбором рабочих для строительства и обслуживания ведало Общество КВЖД. Китайское правительство обязано было оказывать содействие при постройке дороги поставкой рабочих, необходимых строительных материалов, транспортом, продовольствием. Однако китайская сторона не всегда выполняла свои обязательства относительно рабочих кадров, что предопределяло спрос на рабочих из России. Первыми рабочими на строительстве КВЖД были поданные Китая, которых насчитывалось до 30 тыс., с оплатой труда 25 коп. в сутки, что было очень дешево по российским меркам120. Недовольство китайских рабочих доходило до столкновений с русской администрацией и охраной. Как выход из создавшейся ситуации предполагалось после завершения основного строительства уменьшить число китайских рабочих121. Для привлечения русских рабочих и специалистов предлагались льготы и повышенные денежные выплаты. Приглашенным на штатные должности КВЖД из европейских и азиатских областей России выдавались подъемные деньги в следующих размерах: прибывшие из Европейской России и Средней Азии получали сумму в 64 размере 3-месячного оклада содержания; рабочим из Западной Сибири выдавали 2-месячный оклад, а выходцам из Приамурья и Забайкалья — месячный оклад122. Уволенные в запас нижние чины железнодорожной охраны и Заамурского округа Пограничной стражи могли оставаться на временное жительство в Маньчжурии с правом возвращения за казенный счет в течение пяти лет со дня увольнения. Им выдавалось единовременное пособие в размере 300–450 руб., что было в 3–3,5 раза больше, чем в Приамурском крае. Для обучения желающих железнодорожным специальностям создавались учебные батальоны123. Поставку инженерно-технических кадров для КВЖД обеспечивали в основном Уссурийская и Рязано-Уральская железная дороги. Служащим КВЖД предоставлялся бесплатный проезд вместе с семьей и багажом по казенным железным дорогам, возмещалась оплата проезда по частным железным дорогам124. Принимаемые меры способствовали формированию стабильного населения в полосе отчуждения. На основании «Временных положений о служащих КВЖД» на службу принимались как русские, так и китайские поданные, достигшие 16-летнего возраста. При поступлении на службу необходимо было иметь документ о подданстве125. Особым положением от 18 марта 1898 г. российское правительство установило паспорта для служащих по постройке КВЖД и всех лиц, участвующих в ее строительстве, сроком на 5 лет с правом неоднократного перехода границы. Паспорта выдавались бесплатно канцеляриями Приамурского генерал-губернатора, военных губернаторов Забайкальской, Амурской и Приамурской областей, в экстренных случаях — главным инженером КВЖД126. Министерство внутренних дел России совместно с министерствами Иностранных дел и финансов определило форму специальных заграничных паспортов для тех, кто направлялся в Маньчжурию и Монголию для службы на КВЖД127. В паспорте указывалось, что подданному Российской империи по существующему между двумя государствами договору китайские власти должны оказать свободный пропуск и покровительство. К паспорту прилагалось свидетельство Городского полицейского управления, в котором указывалось, что человек перед законом чист. Для передвижения по линиям КВЖД, например в Порт-Артур, также необходимо было подтверждение полиции, что лицо не участвовало в противоправных действиях. 65 Кроме этих документов для направлявшегося на службу на КВЖД необходим был паспорт российского подданного, который выдавался сроком на 1 год для передвижения в разные города Российской империи. В нем указывались дата рождения, вероисповедание, род занятий, семейное положение, отношение к воинской повинности. Обязательна была личная подпись, если человек был неграмотным, то ставился крест. Это говорило об образовательном уровне человека. Не всегда в паспорте было фото, но обязательно описывались рост, цвет волос и глаз, особые приметы. Служащим руководящего состава КВЖД удостоверения выдавались непосредственно правлением Общества КВЖД из СанктПетербурга. По этому документу они могли беспрепятственно передвигаться по городам Сибири и Дальнего Востока в Маньчжурию128. В 1903 г., в год начала эксплуатации КВЖД, на службе уже состояло 39 114 человек различных национальностей: 18 123 русских, 20 948 китайцев, 17 австрийцев, 9 корейцев, 17 японцев и др.129 По данным на 1 января 1910 г., в Харбине насчитывалось 5775 штатных и 7500 временных поденных рабочих и чинов железнодорожного батальона. На крупных станциях КВЖД, таких как Пограничная, служили до 610 человек, в Хайларе — 450, Цицикаре — 340, на небольших станциях — до 50 человек130. Численность русского населения Харбина и всей полосы отчуждения интересует многих исследователей дальневосточного зарубежья, как в России, так и за ее пределами. Особенно это важно для учета русских беженцев в период 1920-х гг. Г. В. Мелехов приводит данные в 400 тыс. человек русских, проживающих в Китае, с учетом реэмиграции и репатриации131. С ним согласны В. Ф. Печерица, О.Л. Воронин и др.132 Н. Е. Аблова, ссылаясь на справочник «Весь Харбин на 1923 г.», составленный Земельным отделом КВЖД, называет число русских жителей Харбина — 165 857 человек из 300–350 тыс. человек всего населения города133. По мнению исследователя, эта цифра наиболее близка к истине, поскольку статистические исследования этого учреждения были всегда на самом высоком уровне. На наш взгляд, изучение численности русских в Харбине неотделимо от периодизации существования русской колонии. Нами была обнаружена в газете «Приамурские ведомости» цифра русских поселенцев в Маньчжурии в 83 тыс. человек на 1903 г., характеризующая начальный период истории Харбина134. 66 О более точных данных о количестве русских в Харбине можно говорить только после 1913 г. Регистрация движения населения в Харбине была организована Статистическим бюро Городского общественного управления с 1913 г. по специальным карточкам, которые заполнялись конфессиональными приходами в момент совершения обрядов крещения (или обрезания), венчания, отпевания. Но и эти статистические данные не были полными, так как регистрация населения учитывала европейское население и велась по метрическим записям. По однодневной переписи на 24 февраля 1914 г., в Харбине проживало европейцев 44 553 человека обоего пола135. По данным того же Статистического бюро на февраль 1915 г., в Харбине проживало русских подданных 26 257 чел. мужского пола и 17 434 чел. женского пола, что составляло 43 691 чел. обоего пола136. Учет русских подданных вели и консульства. Это подтверждает объявление в газете «Харбинский вестник», в котором указывается, что после опубликования постановления Генерального консула Российской империи от 1 апреля 1916 г. все русские подданные, проживающие в Харбине, обязаны были в течение 6 недель явиться в консульство для регистрации. О своем передвижении должны были информировать консульство на протяжении месяца. Регистрация проводилась также и через доверенных лиц137. Результаты этой регистрации нам не удалось обнаружить. Но по данным другого источника — доклада Русского Общества в Маньчжурии и Монголии «О правовом и экономическом положении русских в Маньчжурии» 1932 г., сведения о численности русской колонии были наиболее точны до 1920 г., т.к. русские консульства систематически проводили учет русского населения138. Авторы доклада приводят анализ численности русской колонии Харбина до 1932 г. на основе данных русского консульства, морской таможни Китая, полицейского управления, муниципалитетов. Указывается, что с 1912 г. по 1917 г. русских в Китае насчитывалось до 50 тыс. человек. Начиная с 1918 г. происходит резкое увеличение численности русского населения, доходя до 150 тыс. человек в 1920 г. К 1930 г. из 125 тыс. русских в Китае 110 тыс. проживало в Маньчжурии, из них 50 тыс. человек были подданными СССР, 60 тыс. человек — эмигрантами139. Ю. Н. Ципкин приводит цифру в 250 тыс. русских в Маньчжурии на 1930 г., из которых 100 тыс. составляли эмигранты, 15 тыс. — китайские подданные, 150 тыс. — граждане СССР140. 67 По нашему мнению, данные из доклада более убедительны. Согласно другим статистическим данным, опубликованным в деловом сборнике «Коммерческий Харбин 1931–32 гг.», в Харбине проживало 30 044 русских эмигрантов, 26 633 советских граждан и 6 793 россиян, принявших китайское гражданство141. Обобщая данные исследователей и различных источников, можно последить динамику численности русской колонии Харбина. Приток русского населения пришелся на период 1920–1922 гг., после окончания Гражданской войны на Дальнем Востоке, и на 1929– 1930 гг., когда беженцы из Советской России, не согласные с политикой коллективизации, искали спасения в Маньчжурии. Значительный отток русского населения из Харбина происходил в 1929 г. во время советско-китайского конфликта и в 1935 г. — после продажи советской стороной своих прав на КВЖД. На 1 октября 1942 г., согласно статистическим данным БРЭМ, в Харбине было зарегистрировано 36 711 человек российских эмигрантов142. Таким образом, основным фактором, влиявшим на динамику численности русских в Харбине, был политический. Все политические процессы в России, Китае, Японии непосредственно касались Харбина, изменяя жизнь русского населения. Особенностью миграционного процесса российской диаспоры в Маньчжурии было наличие многочисленной категории эмигрантов, открыто поддерживающих советскую власть и заявлявших о своем желании вернуться на родину. Близость территории Маньчжурии к границам СССР, существование советских учреждений на КВЖД определили особое отношение русских эмигрантов к возвращению на родину. В 1920–1930-е гг. получила развитие открытая просоветская деятельность «Объединенной конференции профессиональных, политических и общественных организаций полосы отчуждения КВЖД». Функционировал ее печатный орган — газета «Вперед». После 1936 г. активизировал свою деятельность «Союз возвращенцев на родину», который вел интенсивную пропаганду марксизма-ленинизма, советской конституции, социалистического строя. Пропагандистское воздействие усиливало стремление эмигрантов к возвращению в СССР. Победа СССР в Великой Отечественной войне вызвала всплеск патриотизма и увеличила число желающих вернуться на историческую родину. Этим пользовались советские спецслужбы, преследуя определенную цель: ослабить российскую диаспору на Дальнем Востоке. 68 Трансляция радиостанции «Отчизна» с территории Сибири (февраль 1945 г.), распространение нелегальной газеты «Харбинская правда» (март 1945 г.), деятельность «Ассоциации советских граждан» (1945–1946 гг.) — эти активные мероприятия советской стороны усиливали патриотические настроения у представителей русской колонии Харбина и приводили к принятию ими решения стать гражданами СССР143. Кроме харбинцев, арестованных органами НКВД и вывезенных в СССР, были те, кто добровольно вернулся на родину. В октябре 1945 г. был официально оглашен Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии всем эмигрантам и о разрешении им беспрепятственно вернуться на родину. Эмигрантам предоставлялось право забрать с собой имущество, денежные суммы и т.п., а также право выбора места жительства. До порта Находка им полагался бесплатный проезд на пароходе. По данным В. П. Иванова, осенью 1946 г. из Китая в СССР выехало 2,5 тыс. семей российских эмигрантов144. Большинство эмигрантов, отбывших на родину, подверглось репрессиям, и просачивающиеся об этом сведения приостановили новую волну реэмигрантов. Вновь активизировалось движение за отъезд в СССР в 1954 г., после опубликования решения правительства СССР о разрешении выехать советским гражданам, проживающим на территории КНР, для освоения целинных земель. Однако предопределило окончательный исход русских из Маньчжурии подписание Заключительного протокола о передаче КЧЖД Китаю 31 декабря 1952 г.145 Русские служащие дороги и вспомогательных предприятий были уволены. Были закрыты все русские учебные учреждения. Русские жители Харбина лишились своей основной экономической базы КВЖД—КЧЖД, которая многие годы давала им возможность сохранять национальный уклад жизни. После опубликования призыва советского правительства 1954 г. начался массовый исход русских из Маньчжурии, сначала в СССР, а затем оставшихся — в другие страны — Северную и Южную Америку, Австралию, Европу. Так, только в Австралию выехало 16 тыс. человек146. Исход русских из Харбина закончился к началу 1960-х годов. Русская колония Харбина была не только самой многочисленной в Китае, но и отличалась своим социальным составом от других центров дальневосточной эмиграции, во многом благодаря строительству и эксплуатации КВЖД. 69 Значительная часть жителей Харбина трудилась на железной дороге и ее предприятиях. По данным Всероссийской переписи в Харбине в 1914 г., из лиц обоего пола были заняты: в промышленности — 14 742 человека, на транспорте — 18 462 человека, в торговле — 11 654 человека. Харбинцы, занятые в непроизводственной сфере, — 17 926 человек, без личных занятий — 5 759 человек147. В Харбине численность трудоспособного населения, которое само для себя являлось источником существования, по данным переписи, составляла 64% от общего числа, т.е. 2/3 населения. В Москве, для сравнения, по данным переписи 1902 г., эта цифра составляла 69,1%, в Петрограде — 66,2%, в Одессе — 51,1%, в Париже — 62,1%, в Вене — 55,1%, в Берлине — 51,2%148. Таким образом, по численности трудоспособного населения Харбин находился на уровне мировых столиц. Это обстоятельство обуславливалось тем, что в Харбине, городе молодом и все время строящемся, проживало меньше детей и стариков, составлявших неработающее население, много транзитных жителей, солдат и сезонных рабочих. На КВЖД требовались специалисты со средним и высшим техническим образованием, поэтому Харбин отличался от других городов России высокой численностью образованного населения. Харбинское Общественное Управление опубликовало результаты однодневной переписи, проведенной 24 февраля 1913 г., которые можно увидеть в таблице 3. Таблица 3 Уровень образованности населения Харбина149 I. Окончившие русские учебные заведения Высшие учебные заведения Средние учебные заведения Низшие учебные заведения Начальные школы II. Получившие домашнее образование Мужчин Женщин 320 906 900 7 276 12 574 31 1 289 188 1 634 4 194 Обоего пола 351 2 195 1 088 8 910 16 768 Исходя из представленных в таблице 3 данных, большинство грамотного населения Харбина получило домашнее образование. Лиц, получивших начальное образование, насчитывалась 1/4 от общего числа грамотного населения. Лица со средним образованием 70 составляли 1/13, с высшим образованием — 1/77 от общего числа грамотного населения. Причем процент мужчин с высшим образованием был в 3,5 раза больше, чем женщин. Среди женщин — в 4 раза больше процент имеющих среднее образование, чем среди мужчин. По сравнению со статическими данными по Москве в Харбине число лиц мужского пола со средним, низшим и начальным образованием было выше, так же как и лиц женского пола с высшим, средним и низшим образованием150. В процессе исследования нами была обнаружена информация о социальных группах мужского и женского населения Харбина на 1912 г., проживающих в самых густонаселенных районах города — Пристань и Новый город. Таблицы с численностью групп по роду занятий были приведены в отчете главного врача КВЖД Ф. А. Ясенского «Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД», опубликованном в 1912 г.151 Многочисленными социальными группами в Харбине являлись служащие КВЖД и лица, занятые в коммерции и торговле (табл. 4). В общественной жизни города возрастала роль торговопромышленной буржуазии. Следуя приведенным в таблице 4 данным, можно сделать вывод о превращении Харбина в торгово-промышленный центр полосы отчуждения. В районе Новый город располагались административные учреждения КВЖД, города, войск. На Пристани традиционно селились коммерсанты и торговцы. Эти районы были самыми густонаселенными европейцами, большую часть которых составляли русские. Данные по роду занятий женского европейского населения указывают на занятость женщин в сфере обслуживания (прислуга) и изготовления одежды (табл. 5). Это говорит о наличии среди населения значительной группы обеспеченных людей, способных содержать прислугу. Большие группы учащихся среди мужчин и женщин свидетельствуют о внимании к образованию молодежи со стороны администрации дороги. Благодаря капиталовложениям и активной деятельности администрации КВЖД с 1898 г. по 1920-е гг. была создана сеть учебных заведений: дошкольные, начальные, средние, высшие, специальные и частные. 71 Таблица 4 Численность мужского европейского населения Харбина (р-ны Пристань, Новый город) на 1912 г.152 Европейцы мужского пола по занятиям и профессиям Священнослужители Люди свободных профессий Инженеры, механики, техники Преподаватели Домовладельцы Владельцы предприятий, подрядчики Коммерсанты, купцы, комиссионеры Лавочники, торговцы Служащие КВЖД, контор, почты Приказчики Мясники Парикмахеры Портные Сапожники Шапочники Часовые мастера, точильщики, кровельщики и т.п. Столяры, плотники, токари Маляры, печники Слесаря, кузнецы, литейщики Наборщики, литографы, типографы Пекари, кондитеры Извозчики, развозчики Разносчики, курьеры Кондуктора, машинисты Служащие пароходства, матросы Караульные, дворники, сторожа Садовники Прислуга Чернорабочие Безработные Всего Ученики учебных заведений Итого 72 Районы Харбина Новый Пристань город 5 5 168 77 47 51 28 14 196 28 297 51 440 42 286 74 734 1 094 291 148 39 8 33 6 63 24 31 22 15 – 92 14 138 45 382 69 36 125 40 53 11 147 2 164 313 179 4 469 385 4 854 38 13 59 6 7 7 128 280 1 146 4 93 260 26 2 726 331 3 057 Итого 10 245 98 42 224 348 482 360 1 828 439 47 39 87 53 15 106 176 58 441 75 43 132 168 333 12 293 6 257 573 205 7 195 716 7 911 Таблица 5 Численность женского европейского населения Харбина (р-ны Пристань, Новый город) на 1912 г. 153 Европейцы женского пола по занятиям и профессиям Районы Харбина Новый Пристань город 245 337 23 8 25 16 22 – 18 1 25 18 55 64 157 28 270 277 37 18 31 – 909 766 Ученицы учебных заведений Врачи, зубные врачи, акушерки Учительницы Артистки Владельцы предприятий Домовладельцы Приказчицы, кассиры, служащие Модистки, белошвейки Кухарки, горничные, няньки Прачки, поденщицы Проститутки Итого Итого 582 31 41 22 19 43 119 185 547 55 31 1675 По нашему мнению, ценность приведенного источника состоит в том, что это одни из первых статистических исследований социального состава населения Харбина до 1917 г. КВЖД была основой экономики Харбина, что определило складывание самой многочисленной профессиональной группы — железнодорожных служащих. В период строительства КВЖД (1898– 1903 гг.) возникла контрактная (трудовая) эмиграция, или миграция трудовых ресурсов. Она способствовала ускорению социальноэкономического развития Маньчжурии154. Правительством России для работников КВЖД был предусмотрен ряд льгот и привилегий: более высокая по сравнению с внутрироссийскими железными дорогами заработная плата, обеспечение квартирами, различные единовременные денежные пособия, бесплатное лечение и проезд по КВЖД и российским железным дорогам. Все это привлекало россиян в Маньчжурию. Как и на всех железных дорогах России, рабочие и служащие КВЖД подразделялись на три группы: штатных (постоянных), временных и поденных. Штатные служащие КВЖД подразделялись на 6 категорий. В первую категорию входили служащие Управления контор, начальников 73 отделений и участков. Вторая категория включала в себя мастеровых и рабочих Службы тяги, контор, мастерских, депо, материальных складов. К служащим 3 и 4 категорий относились старшие и рядовые ремонтные рабочие и дежурные. В 5 и 6 категории входили: управляющий дорогой, начальники служб и отделений, все старшие агенты, получавшие вознаграждение свыше 3 тыс. рублей155. Заработная плата штатных служащих состояла из оплаты исполнения служебных обязанностей, дополнительного вознаграждения и льгот. К числу льгот, имевших целью оказание материальной помощи служащим, относились единовременные денежные пособия, бесплатное лечение и получение медикаментов, удешевленный и бесплатный проезд по КВЖД и казенным дорогам, сохранение содержания во время болезни и отпуска. Оплата труда на КВЖД служащих, квалифицированных рабочих и мастеровых была выше в 1,5-2 раза, чем в Европейской России. На 1920 г. оклады на КВЖД колебались от 15 руб. до 125 руб. в месяц156. Помимо основных выплат рабочие и служащие КВЖД получали добавочные вознаграждения на период войны (приказ Управляющего КВЖД № 125 — 1916 г.) за сверхурочные часы, за краткосрочные отпуска, дополнительно выплачивались суммы с учетом дороговизны жизни (с 1918 г. по 1919 г. они составляли до 100%). Циркулярным распоряжением управляющего дорогой от 18 декабря 1919 г. увеличивались сдельные заработки в 3 раза, стоимость неурочного часа — в 2 раза157. С 1 июля 1920 г. жалование стало выдаваться в золотых рублях в связи с растущей инфляцией158. В категорию дополнительного вознаграждения входили выплаты поверстных, которые за отработанные поездки получали служащие паровозных и кондукторских бригад. Для поднятия производительности труда выплачивались премии: за сверхурочные работы, за замещение другой должности, за безупречную службу и особые заслуги. Для каждой категории служащих условия получения дополнительного вознаграждения были определены особо. Так, 1 категория служащих получала за сверхурочные, если они составляли не менее 3 часов, оплата не должна была превышать 50% месячного оклада. Вторая категория служащих имела дополнительное вознаграждение из расчета и по нормам, указанным в расчетной книге. Для служащих 3, 4 и 5 категорий сверхурочная работа не была предусмотрена. Шестой категории служащих, к которой относилось руководство Управления КВЖД, вознаграждение за сверхурочные 74 часы не полагалось, так как заработная плата этой категории в среднем составляла 3000 руб. и выше. После революции 1905 г. изменились условия труда некоторых категорий рабочих. Управляющим КВЖД были приняты постановления, регламентирующие сверхурочные работы. Так, ремонтный рабочий, по необходимости обслуживающий паровозы ночью, имел право работать с 9 часов вечера до 6 часов утра. Перерыв с 1 часа ночи до 2 часов в счет рабочих часов не включался. В ночное время должен был преобладать ручной труд. Непрерывные работы для каждого рабочего не должны были превышать одной недели (7 ночей). В течение месяца один и тот же рабочий мог быть назначен на непрерывные ночные работы только один раз, с обязательным предоставлением отдыха перед этим не менее 9 часов. Общее количество рабочего времени в сутки не должно было превышать 13,5 часов. Во всех случаях руководству к мастеровым и рабочим необходимо было обращаться на «Вы»159. Ежегодно служащий мог получить денежную награду за исправную работу из фонда, определенного для этой цели Правлением Общества КВЖД. К исключительным денежным наградам относились выплаты сумм за предупреждения несчастных случаев с людьми или имущественного ущерба дороги, за особо выдающиеся служебные отличия. Назначение такого рода оклада служащим, чье содержание превышало 2400 руб. в год, утверждалось Правлением Общества КВЖД160. Предусматривались отдельные премии для агентов КВЖД за обнаружение безбилетных пассажиров и неправильного провоза пассажиров и багажа161. Жизнь для обывателя в Маньчжурии до Первой мировой войны была относительно дешева, а труд оплачивался сравнительно высоко. Так, рядовой счетовод получал 1200–1300 руб. в год, конторщик — 700–1000 руб. — при цене хлеба 4–5 коп. фунт, бутылки молока — 8–10 коп., мяса — 10–15 коп. фунт; шевиотовый костюм стоил 18–20 руб., а драповое пальто — 25 руб. В первые годы существования Харбина впервые приехавших в этот город поражало несоответствие цен: так, за пустую бутылку китайские крестьяне давали курицу, а побриться у парикмахера стоило 2 руб. золотом.162 Материальное благополучие населения достигалось за счет значительных государственных средств, вложенных в развитие КВЖД и всей инфраструктуры полосы отчуждения. Администрация КВЖД вкладывала огромные средства в строительство жилых зданий, школ, 75 больниц, храмов, средств связи и т.п., заботилась об устройстве именно русского быта и русского образа жизни на чужой земле. Все это, а также русская духовная и культурная жизнь создали феномен Харбина — уникального города, не имевшего аналогов в мире. В годы существования КВЖД ежегодно выпускалась «Справочная книга по личному составу служащих КВЖД». В ней содержались сведения о каждом служащем. Согласно этой «Книге», на 1 января 1917 г. Управляющий КВЖД генерал-лейтенант Д.А. Хорват получал годовое содержание 25 тыс. руб. и 10 тыс. «лично присвоенных» (т.е. за личные заслуги), помощник управляющего по технической части, инженер путей сообщения П. К. Гинце имел в год 15 тыс. руб. содержания и 3 тыс. руб. «лично присвоенных». Чиновник особых поручений 7-го класса Министерства финансов Г. Г. Авенариус получал в год 4800 руб. Главный юрисконсульт Б. П. Гартунг имел жалование 6 тыс. руб. в год. К менее оплачиваемым категориям относились учителя — 1120 руб. в год, врачи — до 950 руб., служащие телеграфа — 670 руб. Самая низкая заработная была у переездного сторожа и сцепщика вагонов —120 руб.163 Штатные служащие КВЖД имели право на ежегодный отпуск. Краткосрочный отпуск составлял 10 дней и полагался один раз в год. Долгосрочный отпуск разрешался служащим, отработавшим непрерывно более 1 года. На 2 и 3 году службы отпуск предоставлялся сроком на 1 месяц. Если отпуск не был использован на 2 году службы, он увеличивался вдвое на третий год. Если отпуск за первые три года не реализовался, то на 4 год он составлял 4 месяца, а затем после его использования служащий вновь набирал отпуск как начинающий службу164. Дорога предоставляла право бесплатного и льготного проезда по железным дорогам России служащим КВЖД и членам их семей. Право бесплатного проезда на скорых поездах принадлежало лицам, имевшим особые билеты, с отметкой в бланке на это право. Проезд по бесплатным билетам допускался только по служебной необходимости, для личных целей выдавались льготные билеты по предъявлению льготного свидетельства165. По воспоминаниям М. А. Гинце, его семья во главе с отцом, принадлежавшим к той категории служащих КВЖД, коим полагался бесплатный проезд, свой долговременный отпуск в 1910 г. проводила в Швейцарии166. 76 Железная дорога заботилась о своих служащих и после выхода их на пенсию. Для этого с 1 июля 1908 г. были введены в действие пенсионные кассы, созданные на всех линиях российских железных дорог167. В пенсионной кассе должны были состоять все служащие, не достигшие 60 лет. Освобождались лица, состоявшие на государственной службе, поденные мастеровые и рабочие, временные служащие, приглашенные на срок не выше одного года, чины Железнодорожного батальона, Пограничной стражи, китайцы, состоявшие на низших должностях. С каждого служащего удерживалось 6% с месячного оклада в течение всего 1-го года участия и 6% — со всего денежного довольствия, исключая разъездные, квартирные, командировочные, 10% с наградных и при увеличении содержания — 3-месячная разница окладов с рассрочкой на 3 месяца. Пенсия полагалась служащим после 10-летнего срока службы и более. Причинами пенсионного обеспечения могли стать: потеря трудоспособности, лишение возможности продолжать службу на данной дороге и в данной должности. При начислении пенсии учитывались интересы жены. Доплата на содержание жены к пенсии служащего составляла половину суммы. При необходимости участнику пенсионной кассы предоставлялось право получить всю сумму единовременно. Так называемая усиленная пенсия полагалась после 10 лет работы на КВЖД в связи с уходом со службы по нетрудоспособности. Ее размер зависел от возраста работника при поступлении на службу, например: 20 лет — 17,5% прав участника пенсионной кассы, 30 лет — 16,6%168. При назначении пенсии вдове служащего учитывалась выслуга покойным минимального срока, т.е. 10 лет, и участие его в кассе не менее этого срока. Если служащий отработал этот срок, то размер пенсии вдове был повышенным. Например, если муж умер в 30 лет, оставив жену, которой 30 лет, то ее пенсия составляла 36% его личного счета, если жена была старше на 3 года, то сумма равнялась 40%, моложе на 3 года — 33% и т.д. Если имелись дети, то пенсионный счет делился между ними и вдовой. Круглым сиротам полагалась пенсия на 50% больше. Детям, обучавшимся в средних учебных заведениях или железнодорожных технических училищах, пенсия выплачивалась до 21 года. При желании увеличить свой личный счет служащий мог вносить в кассу дополнительные средства169. 77 Таким образом, благодаря высокой заработной плате, льготам и поощрениям русское правительство привлекало квалифицированных железнодорожных служащих для работы на КВЖД. Эти меры помогли сформировать такую значительную и достаточно устойчивую социальную группу русского населения Харбина, как железнодорожные рабочие и служащие. Второй по численности профессиональной группой харбинского общества были военные. По контракту на постройку КВЖД российская сторона имела право содержать свою Охранную стражу для защиты дороги. Охрана КВЖД необходима была для обеспечения работы на линиях КВЖД, особенно на горных участках, где хунхузы совершали набеги на железнодорожные поселки. Из отчета к 10-летию Комитета Сибирской железной дороги (1907 г.) следовало, что содержание охраны КВЖД ежегодно поглощает столько же, сколько содержание всего железнодорожного штата, и приводит к повышению тарифов на этой дороге ввиду «особых условий»170. Охрану КВЖД и населения полосы отчуждения осуществляли Заамурский корпус и Железнодорожная бригада Пограничной стражи. В 1902 г. Заамурский округ Пограничной стражи состоял из 500 офицеров и 25 тыс. солдат171. После Русско-японской войны определял численность стражи Портсмудский договор 1905 г., исходя из расчета по 15 человек на километр железнодорожной линии172. По окончании войны части Охранной стражи были включены в состав регулярных войск. Командные должности занимали, как правило, строевые офицеры. До Русско-японской войны Заамурский округ комплектовался казаками и обученными солдатами из различных полков европейской части России. После войны он стал пополняться новобранцами. Командовал Заамурским округом Пограничной стражи генераллейтенант Н. М. Чичагов, который заботился не только о боевой готовности своих войск, но и об их бытовом устройстве. Солдаты жили в благоустроенных казармах на 37 человек. Офицеры с семьями — в казенных квартирах. Организовывались классы для обучения неграмотных новобранцев. Во всех частях имелись хорошие библиотеки173. Солдаты Железнодорожной бригады подчинялись непосредственно Управлению КВЖД и были подготовлены так, чтобы в случае забастовок заменить весь дорожный персонал для бесперебойной работы174. Офицерские и классные чины Заамурского округа и Железнодорожной бригады Пограничной стражи, прослужившие в Маньчжурии 78 более 10 лет, имели право на особую пенсию, которая назначалась при отставке или при переходе на службу в другую местность. Пенсия выплачивалась из средств государственного казначейства в размере 1/8 от общей пенсии за 10 лет выслуги, ¼ за 15 лет175. После окончания срока службы в Охранной страже казаки в большинстве своем оставались в Маньчжурии, селились на линиях КВЖД, создавали собственные хозяйства. Основными местами расселения казаков были Западная линия КВЖД, г. Маньчжурия, г. Хайлар и Трехречье. В марте 1915 г. полки Заамурского округа были отправлены на фронт и в Харбин уже не вернулись176. В июле 1920 г. после приказа китайского правительства были расформированы Охранная стража и русская полиция. Но некоторые чины вошли в состав китайской полиции177. Строительство города Харбина и его окрестностей диктовало и развитие его промышленной инфраструктуры. В период до 1917 г. в городе на русском капитале работало свыше 2 тысяч крупных и мелких торговых предприятий178. Поэтому социальная группа, включавшая коммерсантов и лиц, занятых в промышленности и торговле, была одной из крупнейших в харбинском обществе вплоть до начала 1930-х гг. Из торговых фирм одной из первых и самых значительных был «Торговый дом Чурин и Ко», проводивший крупные операции во многих городах Дальнего Востока. После 1917 г. все активы торгового дома из России были переведены в Маньчжурию. Восстановленные связи с американскими и европейскими промышленными центрами быстро возместили убытки, нанесенные революцией. В 1922 г. в Харбин переехал из Москвы главный руководитель фирмы А. В. Касьянов (1851, Иркутск — 1925, Харбин) (см. вклейку, стр. III). Александр Васильевич Касьянов был компаньоном и совладельцем фирмы «Чурин и Ко». С уходом от дела И. Я. Чурина (см. вклейку, стр. III) он был избран остальными компаньонами распорядителем фирмы, обязанности которого исполнял долгое время. Торговый дом был самым крупным поставщиком для КВЖД. Товары были не только импортные, но и собственного производства. Фирма имела собственные фабрики: папиросная, гильзовая, чайная, парфюмерная, колбасная, лаков и красок, водочный завод и винные подвалы, мыловаренный, уксусный, кожевенный заводы. К 1927 г. только в Харбине фирма насчитывала до 500 служащих и 79 рабочих179. Работа в магазинах и на предприятиях считалась престижной и хорошо оплачиваемой, поэтому многие русские трудились по несколько десятков лет. После 1945 г. фирма «Акционерное общество И. Я. Чурин и Ко» вошла в систему Внешторга СССР. В 1953 г. Правительство СССР безвозмездно передало свои права на фирму Чурина правительству КНР. И сейчас здание центрального магазина Чурина используется по назначению, и даже остановка городского транспорта около него называется «Чулин» — так покитайски произносится «Чурин»180. Известна была в Харбине чайная торговая фирма «И. Ф. Чистяков и преемники», основанная в 1902 г. Ее основатель Иван Федорович Чистяков (?–1922, Харбин) прибыл из Екатеринбурга, где около 20 лет имел свое дело. К 1914 г. чаи Чистякова широко распространились по всей Сибири, европейской части России, вплоть до Москвы, где ежегодно продавалось до 50 тыс. фунтов этого чая. И. Ф. Чистяков занимался благотворительной деятельностью, на его средства был построен в Харбине Софийский храм. После революции глава фирмы не смог перенести больших финансовых потерь и в 1923 г. скончался. Дело продолжили сотрудники фирмы И. П. Воротилин, И. И. Максунов, Н. Д. Попов, которым вдова передала свои права. Фирма снова заняла ведущее место на маньчжурском чайном рынке181. Прекрасным качеством отличалась продукция табачной фирмы «Торговый дом И. А. Лопато и сыновья». О том, как можно было преуспеть в Харбине на почве коммерции, можно убедиться по биографии Ивана Ароновича Лопато (1874, ?–1934, Париж) (см. вклейку, стр. II). Приехав в Харбин в 1904 г., он открыл небольшую фабрику, которая к 1909 г. превратилась в торговый дом. В 1913 г. при поддержке иностранного капитала организуется «Акционерное общество И. А. Лопато и сыновья». На его прекрасно оборудованной фабрике трудились около тысячи человек. И. А. Лопато уделял много внимания общественной работе. В 1913 г. он был избран городским уполномоченным Харбинского Общественного управления, в 1815 г. стал членом Харбинской биржевой Арбитражной комиссии, а с 1916 г. — старшиной Харбинского Биржевого комитета. И. А. Лопато состоял членом правления Харбинского политехнического института и попечительского совета Общественного коммерческого училища, избирался членом и председателем в Дальбанке и Банке Харбинских домовладельцев182. 80 Многие коммерсанты работали в Харбинском Общественном управлении (М. С. Уманский, Е. И. Добисов, В. А. Семянников и др.), т.е. непосредственно участвовали в устройстве общественной жизни Харбина183. С новой волной эмиграции в 1922 г. значение Харбина как торгово-промышленного центра возросло. Если в начале 1920-х гг. сумма всего харбинского экспорта составляла 60 млн рублей, то к середине 1930-х гг. эта сумма возросла вдвое. Общая сумма капиталовложений русских в различные предприятия Харбина составляла к 1940 г. около 29,5 млн американских долларов, а в домовладение и торговлю — 73,7 млн долларов184. В городе русским принадлежало несколько мукомольных заводов и мельниц, кирпичный, пивоваренный, мыловаренный, кожевенные заводы, заводы искусственных минеральных и фруктовых вод, конфетная и макаронная фабрика, электрическая станция и другие предприятия. В Харбине были представительства московских купцов и промышленников Морозовых и Коноваловых. Городские магазины пестрели русскими вывесками, предлагающими готовое платье, обувь, меха, галантерею. Интересы предпринимателей защищал Харбинский биржевой комитет, основанный в 1906 г. В него входили крупные капиталисты Ковальский, Кабалкин, Бринер и др. Крупным сахаропромышленником и общественным деятелем в Маньчжурии был Л. А. Цыкман. Руководителем и душой биржевого комитета многие годы был Н. Д. Буяновский — талантливый банкир, возглавлявший Маньчжурское отделение Русско-азиатского банка в 1922–1924 гг., в 1930 г. — Франко-азиатский банк185. В 1927 г. русские коммерсанты и промышленники объединились в Торгово-промышленный союз. Председателем этой организации стал Виктор Иванович Колокольников (1860, ?–1941, Харбин). Прибыв в Харбин в 1922 г., В. И. Колокольников занимался коммерцией и с 1923 по 1936 гг. возглавлял Харбинский комитет помощи русским беженцам (ХКПРБ). С 1931 по 1935 гг. В. И. Колокольников работал директором 1-го Харбинского русского реального училища. В 1938–1941 гг. был лектором и профессором Северо-Маньчжурского университета на кафедре товароведения186. Русская колония Харбина, сформировавшаяся благодаря строительству КВЖД, жила своей размеренной жизнью. Имела свои охранные войска, суд, средние и высшие учебные заведения, множество газет и журналов, десятки православных церквей, монастыри. 81 Это был своеобразный русский мир среди чужого культурного пространства восточной страны. После Октябрьской революции и Гражданской войны в район полосы отчуждения КВЖД и, конечно, в Харбин как центр торговопромышленной и культурной жизни русской диаспоры хлынул поток беженцев, ставших новой социальной группой. Среди нового потока эмиграции были лица с достаточно крупным капиталом, который был добыт нечестным путем. По мнению В. П. Иванова, предпринимательская деятельность русских на Дальнем Востоке в 1930-е гг. была криминализирована в силу специфики бизнеса в данном регионе187. Многие деловые люди в 1920-е гг. находили себя в сфере спекуляции, наркоторговли, проституции. Адаптироваться в деловой среде Китая и Маньчжурии российским эмигрантам было достаточно трудно из-за отсутствия у них клановых связей с хозяевами китайского бизнеса, плохого знания языка, неумения строить отношения в бизнесе «по-азиатски». Поэтому чаще всего российские эмигранты занимали ниши в сфере криминала: торговля наркотиками, рэкет. Российская диаспора в Китае в 1920–1930-е гг. достаточно эффективно использовала свои теневые структуры в получении средств к существованию. Заметную роль в этом играли бывшие военные, в большей мере привыкшие к организованности и дисциплине, умело владеющие оружием. Российская эмиграция в Маньчжурии была самой поздней, т.к. последний белый режим во Владивостоке пал в конце октября 1922 г. В 1920–1922 гг. полоса отчуждения официально считалась частью территории Дальневосточной республики, но фактически хозяином здесь был местный диктатор генерал Чжан Цзолин. В 1924 г. были восстановлены дипломатические отношения между СССР и Китаем. Советское правительство отказалось от прав и привилегий, касающихся всех концессий, приобретенных царским правительством, а также от прав экстерриториальности и консульской юрисдикции. КВЖД объявлялась коммерческим предприятием, управляемым на паритетных началах. Согласно этому соглашению на дороге могли работать только советские или китайские граждане. По данным китайских историков, в 1927 г. советских граждан насчитывалось 25 637, бесподданых — 30 322; к 1931 г. — соответственно 27 617 и 41 188188. По воспоминаниям О. Яниновой, лица, подавшие заявление на принятие советского гражданства, получали квитанцию. Их называ82 ли «квитподдаными». Документы рассматривались в Москве, иногда по несколько лет. Но люди могли служить на КВЖД и пользоваться всеми льготами и материальными благами189. По воспоминаниям писателя В. Петрова, в этот период многие эмигранты, уволившиеся с КВЖД и получившие солидные денежные выплаты, устраивались в частные фирмы или открывали свои. В городе работало бесчисленное количество мелких магазинов, мастерских белья, ресторанов, столовых. Молодежь устраивалась водителями такси или автобусов. Однако косвенно все зависели от высоких зарплат служащих КВЖД190. Несмотря на многочисленность предприятий малого бизнеса в Харбине уровень их технического оснащения был низким. По результатам обследования оценочно-статистического бюро Харбинского общественного управления в 1926 г. (из 1154 предприятий Харбина 530 принадлежало бывшим подданным России), большинство из них были оборудованы лишь ручными станками, размещались в неприспособленных помещениях. Всего на мелких и средних предприятиях было занято 1300 русских работников191. По мнению Е. Е. Аурилене, первая половина 1920-х гг. — период количественного роста и структурирования русской эмигрантской диаспоры192. На 14 декабря 1918 г., по данным переписи, российских подданных в Харбине проживало 38 024 человека193. Несмотря на то, что новая социальная группа населения — беженцы попала в атмосферу русского уклада жизни в полосе отчуждения КВЖД, она испытала все тяготы борьбы за выживание в чужой стране. Судя по анкетным данным беженцев, зарегистрированных в Харбинском комитете помощи русским беженцам (ХКПРБ), в составе эмигрантов, прибывших в Харбин в 1918–1923 гг., преобладали крестьяне (40,6%), мещане (24,7%), казаки (15%), рабочие (7,1%). Представители дворянского сословия составляли не более 2,4%, примерно 2,5% — лица купеческого и духовного сословий. Более половины прошедших регистрацию в прошлом состояли на службе в белом движении194. Харбинский комитет помощи русским беженцам (ХКПРБ), организованный в 1924 г. инициативной группой эмигрантов, был посредником между властью и эмигрантами, занимался регистрацией последних, оказывал им юридическую, медицинскую и благотворительную помощь. В 1927 г. Лига наций обратилась к мировому сообществу с призывом оказать помощь русским беженцам в Китае. Во многих странах проходил сбор денег, одежды и продуктов, которые отправля83 лись эмигрантам. По просьбе Американского комитета содействия русским эмигрантам в Харбине информационное бюро в Нью-Йорке через американское консульство и ХКПРБ сделало общеизвестной анкету с «Объяснительной запиской», в которой говорилось о нуждах и бедствиях российских эмигрантов в Маньчжурии195. Анализируя анкетные карточки ХКПРБ, Ю. Н. Ципкин определил доли социальных групп в составе харбинской эмиграции. Им были обработаны 1576 анкет, заполненных в 1932 г. Среди карточек 137 принадлежали эмигрантам, осевшим в Маньчжурии до революции (8,7%). Остальные карточки принадлежали следующим социальным группам: 44,8% — крестьяне, 17,5% — казаки, 9,5% — мещане, купцы и духовенство, военные — 4,95%, дворяне — 3,6%. Не указали сословие 10,9% (к этой категории могли принадлежать чиновники, учителя, врачи, люди свободных профессий)196. Анализ социально-сословного состава анкетируемых харбинских эмигрантов показывает, что основную массу эмиграции составляли социальные низы, так как состав белой армии формировался также из них как наиболее многочисленных. Большинству военнослужащих бывших белых армий на Дальнем Востоке пришлось особенно тяжело: они готовы были браться за любую работу, но конкурировать с крайне дешевым китайским трудом им было чрезвычайно трудно. Эта невозможность конкурировать в неквалифицированном труде с китайскими рабочими являлась коренной особенностью, отличавшей российских эмигрантов в Китае от российской диаспоры в других, особенно в европейских, странах российского рассеяния в 1920– 1945 гг. По данным заполненных в 1925 г. анкет (в количестве 360), 9,3% эмигрантов имели постоянное место работы; 5,3% занимались поденной и случайной работой; служащими были 9,3%; домохозяйками — 2,5%; коммерсантами — 1,7%, людьми свободных профессий (журналистика, театр, медицина и др.) — 5%, не указали род занятий — 9,3%. Большую долю составляли безработные — 56,2%, что подтверждало неконкурентоспособность «белого» труда с малооплачиваемым «желтым», по причине дешевизны последнего197. Таким образом, русская эмиграция, находясь в условиях чужой этнокультурной среды, вынуждена была искать возможность выжить. В связи с трудностями социально-бытовой адаптации в диаспоре складывалась система институтов социальной защиты соотечественников в лице 13 благотворительных организаций. Обездо84 ленных, больных и стариков брали под свою защиту православная церковь, религиозные и национальные общины, эмигрантские общественные организации, предприятия и частные лица. КВЖД в 1920–1930-е гг. являлась стабилизирующим фактором в проблеме занятости русского населения Харбина. Все изменения в работе КВЖД (паритетное управление Китая и СССР с 1924 г., затем продажа советской стороной своих прав в 1935 г.) болезненно отражались на жизни русской колонии, пополнялось число безработных, составлявших отдельную группу населения Харбина. Именно они вынесли на своих плечах все тяготы нелегкой эмигрантской жизни. Из-за массового увольнения с КВЖД (свыше 5 тыс. чел.), сокращения в частных предприятиях, закрытия собственных дел безработица возрастала. К 1932 г. она охватила около 20 тыс. русских эмигрантов, т.е. 25% являлись безработными или имеющими временную или неопределенную работу198. Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ) принимало непосредственное участие в изменении ситуации в сфере занятости русской эмиграции. Трудовой подотдел взял на учет всех безработных, независимо от специальности и квалификации. В декабре 1935 г. среди русских эмигрантов было зарегистрировано 6750 человек безработных, из них 2300 — женщины. Хотя реальная цифра безработных была на 25% выше, по мнению руководства подотдела199. Как указывалось в документах, в этот период времени русские эмигранты остро чувствовали нехватку жилья, больниц и школ. Эмигранты не имели права свободного передвижения по стране, были лишены права заниматься деятельностью в ряде отраслей (пароходство, горное дело). Вследствие роста безработицы среди беженцев многие из них пополняли преступный мир. Особенно тяжело найти работу было женщинам. Русская колония по половому признаку в 1929 г. делилась приблизительно поровну. Так, на 100 мужчин русских эмигрантов приходилось 97 женщин200. На 1929 г. все 30 362 человека русских эмигрантов составляли 8 156 семейств, что давало 3,7 человека на одну семью. ХКПРБ активно помогал в адаптации и трудоустройстве женщин-беженок201. В составе ХКПРБ 15% от общего числа членов были женщины. Созданный в 1929 г. для защиты интересов женщин Дамский кружок к концу 1930-х гг. насчитывал 92 чел.202 Он был очень популярен в женской среде Харбина, регулярно проводил вечера поэзии, музыки, организо85 вывал лотереи, школьные базары, балы, изыскивал средства для помощи нуждающимся. В 1933 г. были открыты курсы кройки и шитья, сестер милосердия, которые окончили 165 человек. Безысходность заставляла женщин идти на железную дорогу в должности истопника или дровоклада на складе топлива или получать профессию шофера, как, например, Л. Гусева в 1927 г.203 Многие женщины, кто не мог трудоустроиться, шли на панель. Газеты того времени пестрели объявлениями двусмысленного содержания с предложениями работы в барах, дансингах, кафе. Предпочтение отдавалось интеллигентным девушкам. Это была девальвация интеллектуального женского труда — одна из трагедий русской эмиграции. На ситуацию, когда женщины от безысходности становятся живым товаром, обратил внимание епископ Нестор. Он первым выступил в газете «Рупор» в 1927 г., защищая права русских женщин от посягательств торговцев живым товаром. Он напомнил властям, что в конце ХIХ в. было принято постановление международной конференции о защите прав женщин, попавших в руки дельцов, контролирующих публичные дома. Он обратился к харбинцам с призывом организовать в городе Общество защиты женщин, чтобы остановить проституцию среди эмигранток204. Тяжелая беспросветная повседневная жизнь, отягощенная экономическими неурядицами, равнодушием местных властей, толкала женщин к суициду. Но главным толчком становилась, как правило, измена мужа, распад семьи. По мнению Н. Л. Горковенко, пик суицидов приходится на конец 1920-х гг. Среди покончивших с собой преобладали женщины в возрасте от 20 до 40 лет, по сословной принадлежности — дворянки, мещанки, интеллигентных профессий. Смешанные браки между русскими и китайцами в 1920–1930 гг. были крайне редки. Китайское правительство в 1927 г. выработало закон о заключении таких браков. Русская женщина должна была, согласно этому закону, принять китайское гражданство и получить разрешение на брак от китайских властей. Ее дети становились китайскими подданными и обязаны были изучать китайский язык. После смерти мужа жена становилась наследницей наравне с детьми. Если же она была бездетной, то имела право лишь на получение пособия205. В целом можно сказать, что адаптация русских женщинэмигранток в Маньчжурии происходила весьма сложно, без интеграции в инонациональную среду, с рядом особенностей. Так, Н. Л. Горковенко считает, что к ним относится состояние психоло86 гической раздвоенности и униженности: разрыв между реальной жизнью и ностальгией по прошлому, нежелание изучать китайский язык и соприкасаться с китайской культурой, восприятие эмиграции как стихийного бедствия. Проблема безработицы остро ощущалась в среде русской эмиграции вплоть до 1945 г. Общественные организации (землячества, союзы по профессиональной принадлежности, артели) в качестве одной из основных задач в своих уставных документах определяли помощь в трудоустройстве, материальную поддержку своих членов. Так, Пермское землячество, основанное в 1933 г., входившее в состав Харбинского комитета помощи русским беженцам, активно принимало участие в трудоустройстве своих членов, выдавало ссуды, оказывало помощь в оплате обучения учащимся из бедных семей и обеспечивало бесплатное лечение, как амбулаторное, так и стационарное, нуждающихся своих членов206. В уставе первого русского Автокружка предусматривалась рекомендация и помощь в устройстве на службу русским водителям — членам кружка. Общество владельцев ресторанных предприятий в г. Харбине в письме БРЭМ от 29.12.1940 г. указывало, что на 72 предприятиях общества трудоустроено 700 человек российских эмигрантов207. Для решения проблемы безработицы и трудоустройства эмигрантского населения БРЭМ практиковал организацию трудовых артелей, крестьянских, пчеловодческих и садоводческих хозяйств. Усилиями Трудового подотдела были созданы касса взаимопомощи, служба страхования и охраны труда малолетних, фонд безработных, в который отчисляли 1% от заработной платы лица, получившие работу при помощи БРЭМ. Особенностью деятельности БРЭМ в 1930–1940-е гг. было стремление открыть предприятия, где могли работать русские эмигранты. «Комиссией трудовой помощи» при Харбинском комитете Союза городов была организована слесарно-ремонтная мастерская (по починке пишущих машин, велосипедов и т.п.), в помещении Харбинского биржевого комитета было открыто Бюро переводов208. Рынок рабочей силы в Китае был достаточно насыщен, но не хватало высококвалифицированных специалистов: инженеров, врачей, военных, ученых. В условиях китайского общества, развивавшегося по «догоняющему принципу», люди этих профессий оказались востребованы. Это положительно отличало восточную ветвь российской эмиг87 рации от западной, где значительной была доля людей интеллигентных профессий, занимающихся неквалифицированным трудом. Российская научно-техническая интеллигенция обогатила своими знаниями научный и производственный мир китайского общества, оказала большое влияние на развитие китайского образования и технологий. Как правило, русские специалисты занимали административные должности в руководстве предприятий, учреждений и организаций в 1920–1930-е гг. В период японской оккупации на высших должностях их сменили японцы. Российская интеллигенция в Харбине создала систему высшего образования, тем самым обеспечив передачу научных традиций молодому поколению. Харбинский политехнический институт (1922 г.) и юридический факультет (1920 г.) и другие учебные заведения дали замечательных специалистов не только Китаю, но и другим странам209. Создание научных объединений российской интеллигенции в Маньчжурии в 1920–1930-е гг. происходило по профессиональной ориентации. Деятельность Русского учительского общества с 1925 г. по 1943 г. была чрезвычайно плодотворной. Периодически проводились концерты, так называемые чашки чая, «День русского ребенка», средства шли на поддержку общества. В течение десяти лет с 1929 г. просуществовало Общество российских врачей, которое активно участвовало в санитарном просвещении населения, боролось с эпидемиями, ежегодно проводило конкурс здорового ребенка210. С 1933 г. до 1943 г. действовало Объединение русских журналистов. Своей целью оно имело защиту профессиональных, экономических и правовых интересов эмигрантов-журналистов, а также повышение их квалификации211. На базе Общества русских инженеров, объединившего в своих рядах лиц, получивших высшее техническое образование в специальных учебных заведениях императорской России, в апреле 1940 г. был создан Союз российских инженеров, в состав которого вошли инженеры, получившие высшее техническое образование в Маньчжурии и других странах212. Назначение Союза состояло в объединении русских инженеров независимо от возраста для использования их специальных знаний и опыта в области науки и техники, а также для оказания материальной помощи, защиты чести и достоинства. В процессе адаптации научной интеллигенции большую роль сыграли научные общества, созданные русскими эмигрантами до 1917 г. Члены Общества русских ориенталистов (ОРО), действовавшего с 88 1909 г. по 1927 г., внесли значительный вклад в изучение СевероВосточной Азии и Маньчжурии. Их деятельность содействовала сближению культур китайского и русского народов. Общество имело свой печатный орган журнал «Вестник Азии», в котором публиковались научные статьи и работы его членов. Научные труды востоковедов-харбинцев не потеряли своего значения и в наше время213. Значительную роль в развитии востоковедения в Харбине сыграли выпускники Восточного института (1899–1920 гг.) во Владивостоке. В Харбине в разные годы проживали 17 выпускников: И. Г. Баранов, Л. А. Богословский, А. П. Болобан, П. Г. Васкевич, И. Н. Веревкин, С. Г. Вологодский, Ф. Ф. Даниленко, Е. В. Даниэль, И. А. Доброловский, П. Н. Меньшиков, Н. К. Новиков, И. И. Петелин, Г. А. Софоклов, А. В. Спицин, П. С. Тишенко, А. П. Хионин, П. В. Шкуркин. Все они принимали участие в деятельности ОРО214. Одним из активных деятелей ОРО был Алексей Павлович Хионин (1879, Владимир — 1971, Сидней), выпускник китайско-монгольского отделения Восточного института 1908 г. После окончания института он занимался дипломатической работой. С 1922 г. переехал в Харбин, служил в конторе Русско-китайско-японского лесопромышленного общества, затем в правлении ЮМЖД215. В 1925 г. он стал одним из инициаторов создания в Харбине Института ориентальных и коммерческих наук (ИОКН, 1925–1941 гг.) и был его бессменным директором до 1940 г. Институт готовил востоковедов-практиков, ответственных сотрудников для правительственных и частных учреждений и преподавателей. Алексей Павлович преподавал китайский язык и экономику стран Дальнего Востока. С 1924 по 1927 гг. А. П. Хионин фактически руководил деятельностью ОРО, а с 1927 г. был председателем секции ориенталистов в Обществе изучения Маньчжурского края. В 1940 г. он занимал должность экономиста и монголоведа в Правлении ЮМЖД в Дайрене. После войны в 1945–1948 гг. служил драгоманом Главной военной комендатуры в г. Дальнем, затем работал юрисконсультом по вопросам китайского права на КЧЖД. С 1950 по 1959 гг. состоял профессором русского языка в Китайском институте и Китайском университете в Дальнем. В 1960 г. вместе с семьей переехал в Австралию216. В 1927 г. Общество русских ориенталистов соединилось с Обществом изучения Маньчжурского края (ОИМК). ОИМК начало свою деятельность с подготовки выставки по случаю 25-летия деятельности КВЖД в 1923 г. и открытия Музея Северной Маньчжурии в Харбине в 89 1926 г. Деятельность ОИМК не ограничилась этим. Общество имело секции по различным научным направлениям, Биологическую станцию на р. Сунгари, Ботанический сад, библиотеку. Издавались «Известия ОИМК», монографии членов общества. Периодически члены общества читали лекции для учителей, учащихся и широкой публики. В целом деятельность ОИМК способствовала широкому научному изучению региона специалистами, активно проводилась научнопопулярная работа среди русского населения Харбина217. Распространением и внедрением научных знаний в практику активно занималось Маньчжурское сельскохозяйственное общество (1912–1927 гг.). Главной задачей этого общества было распространение сельскохозяйственных знаний для улучшения работы в области местного животноводства и растениеводства Северной Маньчжурии. Программа общества предусматривала создание опытных полей, сельскохозяйственной лаборатории (1913 г.), своего печатного органа218. Большой популярностью среди харбинской молодежи пользовалась Национальная организация исследователей-пржевальцев, созданная в 1928 г. группой краеведов при Харбинском музее. Руководил этой организацией известный в харбинских научных кругах археолог и этнограф В. В. Поносов. Основная цель ее состояла в приобщении молодежи к краеведческой работе219. Многих краеведов и молодежь привлекала другая подобная организация — Клуб естествознания и географии Христианского союза молодых людей (ХСМЛ), просуществовавшая с 1929 по 1946 гг.220 Широко известным в русском зарубежье было Дальневосточное объединение русских, окончивших высшие учебные заведения за рубежом (Дальоровуз). Основная цель этой организации, созданной в 1932 г., состояла в оказании моральной и материальной помощи студенчеству, в устройстве на работу специалистов221. Благодаря деятельности научных и общественных организаций, которые возникли в 1920–1930-е годы в Харбине, процесс адаптации интеллигенции был смягчен. Деятельность организаций имела огромное значение в передаче опыта и знаний молодым ученым, подготовленным непосредственно в Маньчжурии. Следует отметить, что Харбин изначально складывался как город многонациональный, и каждая из населявших его этнических групп занимала свою экономическую нишу. Точных данных о численности этнических групп нам найти не удалось. Характеристика Харбина 90 1904 г. дается автором очерка «В Маньчжурии» Сергеем Руничем: «Кроме русских и китайцев среди горожан можно увидеть и татар, в бешметах и плоских каракулевых шапочках, с резкими скулами лица, и кавказцев, обвешанных оружием, в высоких папахах, и греков, низеньких и юрких, и балканских славян, нередко одетых в свои национальные костюмы, и японцев с как бы застывшим бесстрастным выражением лица. Уже тогда многие специализации в промышленности имели национальную специфику. Так, булочными владели греки, торговля мануфактурными товарами находилась в руках татар, японцы содержали парикмахерские и дома терпимости, русские купцы держали лавки по продаже бакалеи и вина»222. По подсчетам американского исследователя Дэвида Вольфа, население Харбина в 1913 г. в самой большой возрастной группе от 20 до 25 лет распределялось по национальности так: русских — 25,7%, поляков — 42,8%, евреев — 8,3%, китайцев — 17%, японцев — 22,6%. По его мнению, демографическую стабильность определяло соотношение количества мужского и женского населения. Так, у евреев на 100 мужчин приходилась 91 женщина, у русских это соотношение составляло 100 к 67, для китайцев 100 к 19223. Подчеркивая многонациональный характер Харбина, Г. В. Мелехов отмечает, что в городе в 1920-е гг. проживали представители 35 разных национальностей224. На основе харбинских архивных данных Н. Е. Аблова приводит цифру 28 национальностей в 1920-е гг.225 После революции численность русских, так же как и других национальных групп, значительно возросла. В Харбине на 1929 г. насчитывалось 30 362 русских эмигранта, из них 15 411 мужчин и 14 951 женщина. Из 26 812 чел. советских подданных мужчин насчитывалось 13 688 чел., женщин — 13 124 чел. По половому признаку преобладало мужское население226. По семейному положению русская эмиграция Харбина в 1929 г. представляла следующую картину: русские эмигранты составляли 8156 семей, или в среднем 3,7 чел. на одну семью; 26812 советских подданных составляли 6544 семьи, или в среднем 4 чел. на одну семью227. В Харбине и в районе линии КВЖД жили, в основном, семейные люди, в районах концессий, копей — преимущественно бессемейные. Из 60 тыс. эмигрантов ОРВП треть — 20 тыс. человек — составляли дети и подростки до 18 лет; среди остальных 40 тыс. заметно преобладали мужчины в возрасте от 20 до 45 лет228. 91 Представители национальных групп объединялись в общества, возникшие еще в дореволюционный период, основными целями которых были сохранение национальных культурных традиций и благотворительная деятельность. Т. В. Ревякина отмечает, что объединение эмигрантов в землячества и общины по национальному признаку наиболее характерно именно для восточной ветви российской эмиграции229. Поляки организовали общество «Лютня», позже переименованное в «Господа Польска» (1907 г.). Польская молодежь объединилась вокруг «Союза польской молодежи в Харбине» (1921 г.). Надо сказать, польская колония была достаточно многочисленной, к началу 1920-х гг. насчитывала несколько десятков тысяч человек. После восстановления независимости Польши многие стали уезжать на родину, и в 1931– 32 гг. польская колония в Харбине составляла 1 041 чел.230 Были среди поляков-харбинцев люди выдающиеся, такие как Владислав Федотович Ковальский (1871, Ново-Утице Подольской губернии — 1940, Харбин) — один из пионеров освоения Дальнего Востока и Маньчжурии, крупнейший подрядчик КВЖД и лесопромышленник231. В 1911 г. он получил шесть концессий, из которых две самые большие были на ст. Яблоня, а остальные — на станциях Имяньпо, Хайлин, Ханьдаохэцзы и Мулин. Свое огромное состояние В. Ф. Ковальский щедро тратил на благотворительность. Его бывшие служащие вспоминали, что они на концессиях имели прекрасные квартиры, отличный стол, полное содержание и возможность обеспечить себя на будущее. Он активно занимался общественной деятельностью: был уполномоченным Общественного управления, имел влиятельное положение в Биржевом комитете, играл исключительно важную роль в «Господе Польской». Во время японской оккупации В. Ф. Ковальский был полностью разорен и умер в 1940 г. в нищете232. После 1945 г. польская колония уменьшилась за счет отъезжающих в Польшу и другие страны. В 1949 г. в Маньчжурии проживало около 3 тыс. поляков. Ежегодно польская колония устраивала традиционные балы, которые славились своими декорациями и пользовались успехом у публики. В Харбине функционировали 3 польских учебных заведения: гимназия имени Генриха Сенкевича, школа доктора Лозовского при «Господа Польска», 3-я польская начальная школа. Последняя польская школа при обществе «Господа Польска», находившаяся в ведении польского консульства, работала до 1949 г.233 92 Известно было в Харбине своей просветительной и благотворительной деятельностью и грузинское общество «Соэрто», основанное в 1905 г. В своих рядах оно насчитывало 2356 человек. Общество открыло Библиотеку-читальню для общественного пользования, которая спустя недолгое время насчитывала 1500 книг, а в 1935 г. — уже 15 000 томов. За 20 лет деятельности Грузинского общества были организованы общественно-культурные учреждения: библиотека, бухгалтерские курсы, школа, аптека, амбулатория и др. С 1932 г. в двух учебных заведениях — в Коммерческом училище и Пушкинской гимназии в программу обучения было введено обязательное изучение грузинского языка234. Таким образом, благодаря активной позиции членов Грузинского общества молодое поколение эмиграции данной этнической группы воспитывалось в духе сохранения национальных, культурных традиций. Изучая жизнь еврейской общины в Харбине, исследователь В. В. Романова приходит к выводу, что она была богаче и разнообразнее, чем в любом другом городе российского Дальнего Востока, где евреи часто страдали от различных ограничений и периодических выселений235. Количественный рост еврейской общины Харбина происходил после первой русской революции 1905 г. Перед Первой мировой войной и после Октябрьской революции, чтобы избежать мобилизации на фронт 1917 г., еврейская молодежь бежала в Маньчжурию. По сообщениям полиции Харбина, в 1916 г. в результате проведенной облавы на притоны с целью обнаружить лиц, скрывающихся от военной повинности, были задержаны 17 человек еврейской национальности с сомнительными документами236. Нельзя не согласится с мнением В. В. Романовой, что прагматизм подхода центральной власти к политике в «еврейском вопросе» на данной территории обусловил высокую степень участия общины в становлении экономики Харбина. Во многих отраслях промышленности и торговли лидирующее положение занимали еврейские предприниматели. В экспорте соевых бобов — Р. М. Кабалкин; в экспорте пшеницы, соевых бобов — С. Соскин, в лесоперерабатывающей промышленности — Л. С. Скидельский, в сахарной промышленности — Л. Цыкман, в винокуренной — Д. И. Альтшулер, С. И. Фриде, Л. Мордохович. В составе Харбинского биржевого комитета из 114 членов в 1907 г. 27 были евреями237. 93 Предпринимательская активность еврейской общины объясняется характерными чертами этой нации, выработанными веками, которые В. Дятлов определил как диаспоральные. На первое место он выдвигает способность российских евреев «найти свое особое место в системе разделения труда и социальных ролей принимающего общества, чему способствовали особые культурные и психологические характеристики и специфическая ментальность»238. По мнению Н. А. Василенко, еврейская диаспора в развитии экономики Маньчжурии сыграла, несомненно, положительную роль. Однако в ее деятельности существовали и негативные моменты, такие как спекуляция, контрабанда на русско-китайской границе, игорный бизнес и т.п.239 Харбинской еврейской духовной общиной (ХЕДО), созданной в 1903 г., в 1909 г. была открыта синагога, в 1912 г. — еврейская общественная библиотека, работало Дамское благотворительное общество, школа. Численность ХЕДО к концу 1930-х гг. доходила до 2500 человек240. Решением российского правительства в августе 1915 г. была отменена «черта оседлости» для проживания евреев, это облегчило условия для миграции, и многие из них направились в Америку. Харбин превратился в одну из главных перевалочных баз российских евреев, выезжающих в США. Большинство эмигрантов ехало без всяких средств к существованию, надеясь на помощь местного еврейства. Для оказания такой помощи харбинской еврейской общиной была создана эмиграционная комиссия. Еврейская община, испытывая на себе трудности, обусловленные статусом эмигранта, особенностями самого города Харбина, атмосферой международных отношений в 20–30 гг. ХХ в., вместе с тем наряду со всеми остальными национальными общинами пользовалась свободой вероисповедания, имела возможность следовать своим обычаям и традициям, сохранять и развивать свою национальную культуру241. В 1920-е гг. деятельность ХЕДО охватывала все стороны жизни харбинских евреев. Она включала религиозные организации (синагоги и «Погребальное братство»), политические организации, многочисленные благотворительные общества, культурнопросветительные учреждения (школы, библиотеки, детские сады), а также молодежные (спортивные и военно-спортивные) организации. Издавались периодические издания — журналы «Сибирь — Палестина» (1920 г.), «Еврейская жизнь» (1925 г.). 94 С 1923 г. в Харбине функционировал Еврейский народный банк, учрежденный российскими евреями, который выгодно отличался от других банковских учреждений тем, что каждый пайщик имел право только одного голоса. Тем самым пайщики были защищены от влияния финансовых группировок. Банк обслуживал крупных и мелких коммерсантов, домовладельцев, промышленников, мелкий бизнес, служащих различных учреждений, лиц свободных профессий (адвокатов, врачей, учителей и др.). В числе корреспондентов банка состояли крупные банковские учреждения в Берлине, Париже, Нью-Йорке, Лондоне242. Благодаря либеральным порядкам российской администрации в полосе отчуждения КВЖД (в отличие, например, от Владивостока) украинцы Харбина организовали легальную организацию — Украинский клуб (1907 г.)243. Это был первый украинский клуб в Российской империи, который получил официальное разрешение на деятельность. С его созданием национальная жизнь украинских жителей Харбина приобрела организованный характер. Клуб объединял около 300 членов. При нем работали библиотека-читальня, театральный кружок, хор под руководством регента харбинского Св.-Николаевского кафедрального собора П. Машина. Украинская колония отмечала свои национальные даты концертами, театральными постановками, которые проходили в залах коммерческого и железнодорожного собраний, в цирке Данилова, в театре «Портсмут». Украинцы Харбина жили общей духовной жизнью с украинцами Российской империи, поддерживая связь со своей родиной, с украинскими организациями в Москве и Петербурге. Строился дом Украинского клуба на средства от проведения регулярных гуляний в Городском саду на Пристани244. Ежегодно устраивались Шевченковские вечера, отмечались юбилеи Н. Лысенко, И. Франко и других деятелей национальной культуры, проводились концерты, спектакли. С июня 1917 г. стала выходить газета «Вести Украинского клуба». Осенью 1921 г. была открыта семиклассная украинская гимназия, в которой преподавали на русском языке, на украинском изучалось украиноведение245. Украинский клуб в 1923–1924 гг. стал ареной столкновения просоветских элементов и старых членов колонии. В этой борьбе последние потерпели поражение. С 1924 г. по 1927 г. руководство Украинского клуба было просоветским. В украинской гимназии произошло измене95 ние программы обучения с дореволюционной на советскую, и в среде учащихся возрос процент детей советских служащих246. В 1927 г. в связи с долгами украинского общества Управлению КВЖД здание Украинского клуба и имущество были арестованы и переданы в распоряжение Земельного управления. Украинские жители Харбина смогли восстановить свои права на это здание только в 1933 г. В 1935 г. объединение украинцев получило название «Украинская национальная колония» (УНК). В ее программе стоял пункт о стремлении к самостоятельности украинского народа и выделении Украины как самостоятельного государства247. В период японской оккупации 1930–1940-х гг. члены Украинской национальной колонии и их дети продолжали традиции украинской общественной деятельности не только в Харбине, но и в других городах Китая: Циндао, Тяньцзине, Шанхае. Одной из многочисленных этнических групп в Харбине были латыши, которые также стремились к объединению и сохранению национальных традиций. При поддержке консула Латвии в Харбине Э. Зилгалва в сентябре 1920 г. состоялось совещание делегатов всех латышских общественных организаций Китая с целью выработки проекта устава Латвийского национального комитета248. Предполагалось, что комитет сосредоточит свою деятельность на двух направлениях — реэвакуации на родину и этнокультурном просвещении. Ежегодно устраивались празднования провозглашения самостоятельности Латвии. Вторая годовщина отмечалась 21 ноября 1920 г. в помещении польского общества «Господа Польска». В торжественной части прозвучали выступления консула Э. Зилгалва, и. о. пастора евангельско-лютеранской церкви в Харбине П. Лассмана. В концертной части выступали солисты и хор с латышскими народными песнями. Завершился праздник танцами и хороводом249. В начале 1920-х гг. многие латышские национальные вечера, концерты проводились с целью сбора средств для помощи беженцам. В Харбине в 1920–1921 гг. действовал при гимназии Дризуля кружок самообразования «Старс»250. Среди его функций были реэвакуация, помощь беженцам, культурно-просветительная работа. В рамках последней при гимназии была открыта библиотека, в которой проводились национальные вечера. В 1930-х гг. в журнале «Рубеж» появились упоминания о культурно-просветительной деятельности Общества латвийских граждан под руководством инженера Экиса. Благотворительные вечера и обеды имели целью сбор 96 средств для нуждающихся членов национальной общины251. По данным сборника «Коммерческий Харбин 1931–32 гг.», латвийская община в 1931 г. насчитывала 248 человек252. В самом начале ХХ в. в городах Хайлар, Маньчжурия, Харбин возникли тюрко-татарские мусульманские общины. В 1906 г. в Харбине была построена первая мечеть, позже еще две, в 1908 г. — открыты тюрко-татарская школа и библиотека с изданиями на татарском, арабском и русском языках. В 1934 г. было создано «Общество изучения культуры тюрко-татар Идель-Урала», имевшее свой печатный орган — еженедельник «Национальное знамя». В 1944 г. в Маньчжурии проживало 1373 мусульманина253. Кроме упомянутых национальные общины имели армяне, белорусы, эстонцы. Для большинства бывших российских граждан, живших в Харбине и Маньчжурии, характерно чувство общей родины — России и активное участие в культурной и духовной жизни русской общественности. Складывание феномена русской колонии в Харбине как уникального социально-культурного явления происходило в тесной связи с политическими и социально-экономическими процессами, проистекавшими в России и Китае в 1920–1940-х гг. Основа русской колонии Харбина была заложена в дореволюционный период. Основными профессиональными группами в то время были железнодорожные служащие, военнослужащие, предприниматели. Журналист С. В. Рунич охарактеризовал Харбин начала ХХ в. как типичный губернский город, каждая из социальных групп которого живет своей обособленной жизнью254. Наличие созданной Россией в Маньчжурии в дореволюционный период инфраструктуры государственных и общественных учреждений, сохранение традиций в повседневной, культурной, общественной жизни русской колонии помогли эмиграции в сложном процессе адаптации в инокультурной среде. Нельзя не согласиться с мнением О. И. Сергеева и С. И. Лазаревой, что постреволюционная волна эмиграции представляла собой некий социум — Россию вне ее границ255. Русская эмиграция в Маньчжурии не подвергалась ассимиляционным процессам. В окружении чуждой им культуры русские стремились сохранить собственную культуру и воспитать новое поколение на идеях патриотизма и любви к России. Этому способствовали развитая система образования, духовная и культурная 97 жизнь русской колонии Харбина. Подводя итоги первой главы, можно сделать следующие выводы. В начале ХХ века Харбин превращается в крупнейший торгово-промышленный центр Северной Маньчжурии благодаря в первую очередь экспорту сельскохозяйственной продукции. Активный торговый баланс способствовал накоплению капиталов и расцвету города. В местной промышленности получили развитие перерабатывающие отрасли: мукомольная, винокуренная, маслодельная и др. К факторам, тормозящим развитие города, следует отнести нестабильное политическое положение России в регионе, негибкую тарифную политику, недостаток частного капитала. Сложившаяся ситуация впоследствии привела к тому, что русские коммерсанты постепенно уступали свои позиции в торговле иностранцам, в основном японцам и китайцам. Русское влияние оставалось достаточно сильным в Маньчжурии до 1926 г. Харбин управлялся русской администрацией, русский сектор занимал в городской экономике ведущее место. В 20-е гг. ХХ в. Харбин переживал период экономического и культурного расцвета. В период японской оккупации благодаря деятельности БРЭМ происходило формирование русской колонии в устойчивый социум. В целом условия жизни русского населения Харбина зависели от изменений в политической и экономической ситуации в Маньчжурии, от социального и имущественного положения индивидуума. Динамика социальных групп русского населения Харбина зависела от международной политики России, Китая и Японии. Благодаря КВЖД эмиграция в Манчжурию до 1917 г. может быть охарактеризована как трудовая. Послереволюционная дальневосточная эмиграция, в отличие от европейской, состояла из социальных низов, с преобладанием мужского населения. Национальный состав населения Харбина представлял конгломерат разнообразных культур и конфессий. Атмосфера национальной и веротерпимости способствовала развитию и сохранению самобытности национальных групп населения Харбина. Формирование этого социума обусловило ряд факторов, самые важные из них — интенсивность и многочисленность исхода в эмиграцию в 1920–1930-е гг., а также наличие значительной доли людей интеллектуальных, общественно-активных. В отличие от ситуации в европейских странах, русская эмигрантская интеллигенция в Маньчжурии имела возможность заниматься интеллектуальным и квали98 фицированным трудом — благодаря КВЖД и ее мощной инфраструктуре. Приток интеллигенции способствовал еще большему развитию национальной культуры русской колонии Харбина. Ссылки и примечания 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Гримм Э. Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842–1925). — М., 1927. — С. 44–45, 47–48. Мелихов Г. В. Маньчжурия далекая и близкая. — М.: Наука, 1991. — 320 с.; Таскина Е. П. Харбин. Ветка русского дерева. — Новосибирск, 1991. — С. 3–36; Таскина Е. П. Неизвестный Харбин. — М., 1994; Таскина Е. П. Русский Харбин. — М.: Изд. МГУ ЧеРо, 1998. — 272 с.; Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае. Международные и политические аспекты истории (первая половина ХХ в.). — М.: Русская панорама, 2005. — 429 с. Гримм Э. Д. Указ. соч. — С. 110–113. Исторический обзор КВЖД (1896–1923) / сост. Е. Х. Нилус. — Харбин: Тип. КВЖД и т-ва «ОЗО», 1923. — Т. 1. — С. 31. Там же. — С. 31–32. Аблова Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае: междунар. и полит. аспекты истории (первая половина ХХ в.). — М.: НП ИД «Русская панорама», 2004. — С. 54. РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 1. Л. 4. Там же. — Л. 4–5. Крузенштерн-Петерец Ю. В. У каждого человека своя Родина // Россияне в Азии. — Торонто, 1994. — № 1. — С. 27. Там же. — С. 28. Исторический обзор КВЖД (1896–1923) / сост. Е. Х. Нилус. — Харбин: Тип. КВЖД и т-ва «ОЗО», 1923. — Т.1. — С. 123. Романова Г. Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке, ХIХ — начало ХХ в. — М.: Наука, 1987. — С. 88. Высочайше утвержденное мнение соединенных департаментов государственной экономики, промышленности, науки и торговли Государственного совета // Полное собрание законов Российской империи. — 3-е изд. — СПб., 1904. — Т. 22. — С. 165. Первое дополнение к Уставу Общества КВЖД // Полное собрание законов Российской империи. — 3-е изд. — СПб, 1904. — Т. 19. — С. 109–110. Исторический обзор КВЖД (1896–1923) / сост. Е. Х. Нилус. — Харбин: Тип. КВЖД и тов-ва «ОЗО», 1923. — Т. 1. — С. 32. Волков Е. В., Егоров Н. Д., Купцов И. В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: Биографический справочник. — М.: Русский путь, 2003. — С. 218–219. 99 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 Авенариус Г. Н. На славном посту // Харбинская старина. — 1938. — С. 35–37. Волков Е. В., Егоров Н. Д., Купцов И. В. Указ. соч. — С. 219. Спутник по Сибири, Маньчжурии, Амуру и Уссурийскому краю. — Владивосток: Тип. Уссур. ж. д., 1907. — С. 38. Общеземская организация на Дальнем Востоке. — М., 1910. — Т. 2. — С. 458–468. Там же. — С. 466. Великая Маньчжурская империя: к десятилетнему юбилею. — Харбин: Кио-Ва-Кай, 1942. — С. 265. Там же. — С . 265. Там же. — С. 265–266. Там же. — С. 266. Аблова Н. Е. Указ. соч. С. 67–68. Великая Маньчжурская империя… — С. 268. Там же. — С. 268. ГАХК. Ф. 830. Оп. 3. Д. 44166. Л. 1–2. Там же. — Л. 2–8. Там же. — Л. 4–5. Муниципальный справочник (свод практически важных для населения правил и распоряжений Харбинского городского самоуправления). — Харбин, 1928. — 191 с. Романова Г. Н. Указ. соч. — С. 87. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 465. Л.73, 81, 95. Штейнфельд Н. Б. // Быт и культура Востока. — 1910. — № 4. — С. 65. Штейнфельд Н. Б. Роль и значение г. Харбина в экономической жизни русской Маньчжурии // Быт и культура Востока. — 1910. — № 3. — С. 47. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 465. Л. 95–100. Там же. — Л. 100. Отчет Харбинского биржевого комитета за 1909 г. — Харбин, 1910. — С. 80. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 810. А. Л. 1–6. Штейнфельд Н. Указ. соч. — С. 50; Северная Маньчжурия: отчет по командировке агентов коммерческой части КВЖД П. Н. Меньшикова и др. Т. I. — Харбин, 1916. — С. 628–630. Штейнфельд Н. Указ. соч. — С. 50–51. РГИА ДВ. Ф.702. Оп. 2. Д. 465. Л. 107. Штейнфельд Н. Указ. соч. — С. 50. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 810. А. Л. 1–6. Там же. — Л. 5–6. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 27. Л. 1–4. Там же. — Л. 3–4. 100 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 810. А. Л. 5–6. Там же. — Л. 5–6. Там же. — Л. 6. Там же. — Л. 6. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 810. А. Л. 6–7. Там же. — Л. 7. Там же. — Л. 7. Петров В. Город на Сунгари. — Вашингтон: Д.К., 1984. — С. 8. Там же. — С. 10. Романова Г. Н. Указ. соч. — С. 117. Северная Маньчжурия: отчет по командировке агентов коммерческой части КВЖД / П. Н. Меньшикова и др. — Харбин,1916. — Т. 1. — С. 628–630. ГАРФ. Ф. р–6081. Оп. 1. Д. 28. Л. 1. ГАРФ. Ф. р–6081. Оп. 1. Д. 34. Л. 1–5. Там же. — Л. 5–6. Там же. — Л. 5. ГАРФ. Ф. Р–6081. Оп. 1. Д. 31. Л. 1–3. Там же. — Л. 3. Мелехов Г. В. Белый Харбин, середина 20-х. — М.: Русский путь, 2003. — С. 189–190. Там же. — С. 190. Хисамутдинов А. А. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке: Биобиблиогр. словарь. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. — С. 230. Мелихов Г. В. Указ. соч. — С. 238. Там же. — С. 238–240. Там же. — С. 241. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 218. Л. 9–11. Иванов В. П. Российское зарубежье на Дальнем Востоке в 1920–40-е гг. — М.: Изд-во МГОУ, 2003. — С. 54. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 157. Лазарева С. И. Из истории хозяйственно-экономической деятельности русских эмигрантов в Маньчжурии (1920–1930-е гг.) // Российские соотечественники в АТР: материалы третьей научно-практ. конф. 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток: ИРА «Комсомолка ДВ», 2003. — С. 69. Аблажей Н. Н. Хозяйственно–экономическая деятельность российских эмигрантов в Северной Маньчжурии // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. — Благовещенск: Изд-во АМГУ, 2001. — С. 131–132. Иванов В. П. Указ. соч. — С. 55. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 157. Вестник Маньчжурии. — Харбин, 1929. — № 2. — С. 16. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1 Д. 65. Л. 2–6. 101 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 Лазарева С. И. Указ. соч. — С. 73. Сонин В. В. Крах белоэмигрантов в Китае. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1987. — С. 20. Политехник. — Сидней, 1979. — № 10. — С. 75–76. Иванов В. П. Указ. соч. — С. 57. Харбинский комитет помощи русским беженцам. — Харбин, 1938. — С. 10–36. Шиляев Е. Общественно-культурная, религиозная и политическая жизнь Харбина // Записки русской академической группы в США. Т. ХХVI. — Нью-Йорк, 1994. — С. 228. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 200–215. Аурилене Е. Е. Конфликт на КВЖД: малоизученные аспекты проблемы // ХХ век и военные конфликты на Дальнем Востоке: тез. докл. межд. науч. конф. 18–20 апреля 1995. — Хабаровск, 1995. — С. 155–158. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 212. Там же. — С. 220. Там же. — С. 232. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 218. Л. 1–27. Там же. — Л. 9, 24, 25. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 272–274. Там же. — С. 275. Кудрявцев А. М. Мирное житие в Китае // Русская Атлантида — Челябинск, 2005. — № 14. — С. 21. Иванов В. П. Указ. соч. — С. 78. Аурилене Е. Е., Потапова И. В. Русские в Маньчжоу-Ди-Го. Эмигрантское правительство. — Хабаровск: ХККМ им. Н. И. Гродекова, 2004. — С. 38. Там же. — С. 40. Там же. — С. 45. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 2. Л. 100–110. Там же. — Л. 107–108. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 2. Л. 42. Аурилене Е. Е., Потапова И. В. Указ. соч. — С. 41. Там же. — С. 45. Положение об арбитражном суде при БРЭМ — Харбин, б. г. — С. 8. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 73. Л. 16. Там же. — Л. 16. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 68. Орлов Е. Дым отечества. — Красноярск, 2001. — С. 22. Там же. — С. 23. Аурилене Е. Е., Потапова И. В. Указ. соч. — С. 77. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 68. Там же. — С. 69. 102 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 Золотарева Т. Маньчжурские были. — Сидней, 2000. — С. 229. Там же. — С. 230. Рачинская Е. Перелетные птицы. — Сан-Франциско, 1982. — С. 89. Аурилене Е. Е., Потапова И. В. Указ. соч. — С. 79. Василенко Н. А. История российской эмиграции в освещении современной китайской историографии. — Владивосток: Ин-т истории, археологии и этнологии ДВО РАН, 2003. — С. 39. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 310. Л. 2. Там же. — Л. 3. Временное положение о служащих КВЖД. — Харбин, 1914. — С. 3–13. Там же. — С. 3–5. Там же. — С. 5. Там же. — С. 5. Положение об установлении особых паспортов для служащих по постройке КВЖД // Третье полное собрание законов российской империи. — СПб., 1901. — Т. 18. — С. 185. РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 1487. Л. 102, 103, 115. Там же. — Л. 115. Приамурские ведомости. — Хабаровск, 1904. — 15 февраля. Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке. — 1910. — № 46–47. — С. 6–7. Мелихов Г. В. Российская эмиграция в Китае (1917–1924 гг.). — М.: ИРИ РАН, 1997. — С. 58. Воронин О. Л. Русская белая эмиграция в политической жизни Китая 20-х гг. ХХ в. // Народы Востока: основные тенденции и противоречия: тез. докл. к регион. конф. — Иркутск, 1986. — С. 22–24; Печерица В. Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1999. — С. 264. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 125–126. Приамурские ведомости. — Хабаровск, 1904. — 15 февраля. Известия Харбинского общественного управления. — Харбин, 1914. — № 7. — С. 51. Новости жизни. — Харбин, 1915. — 7 февраля. Харбинский вестник. — Харбин,1916. — 1 апреля. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 218. Л. 3–7. Там же. — Л. 5–7. Ципкин Ю. Н. Социальный состав белой армии на Дальнем Востоке в 1918–1922 гг. // Миграционные процессы в Восточной Азии: Междунар. науч.-практ. конф. — Владивосток, 1994. — С. 80. Коммерческий Харбин 1931–32 гг. — Харбин, 1932. — С. 18. ГАХК. Ф. 830. Оп. 2. Д. 42. Л. 100, 109. Иванов В. П. Указ соч. — С. 78. Там же. — С. 83. Аблова Н. Е.Указ. соч. — С. 386. 103 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 Каневская Г. И. Русская эмиграция из Китая в Австралию (20–80-е гг. ХХ в.) // Дальний восток России — Северо-восток Китая. — Владивосток: Ин-т истории, археологии, этнографии ДВО РАН. — С. 149. Известия Харбинского Общественного управления. — Харбин, 1914. — № 7. — С. 3. Там же. — С. 3. Известия Харбинского Общественного управления. — Харбин, 1914. — № 4. — С. 17–18. Там же. — С. 18. Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД / под ред. В. Ф. Ясенского. — Харбин, 1912. — С. 256. Там же. — С. 256. Там же. — С. 257. Василенко Н. А. Проблема внешней миграции в период заселения и освоения российского Дальнего Востока // Третьи Гродековские чтения. — Хабаровск: ХККМ им. Н. И. Гродекова, 2001. — С. 39. Временное положение о служащих КВЖД. — Харбин, 1914. — С. 8. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 29. Л. 6. ГАРФ. Ф. 6081.Оп. 1. Д. 29. Л. 70. Справка о нормах оплаты труда от 21.02.1924. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81. Л. 340. Системный сборник распоряжений по КВЖД (с 1 июля 1903 г. по 1 июля 1913 г.). — Харбин, 1914. — Т. 2 — С. 1270. Там же. — С. 1270. Там же. — С. 1270. Политехник. — Сидней, 1979. — № 10. — С. 75–76. Там же. — С. 76. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81. С. 340. Там же. — С. 351. Гинце М. А. Русская семья дома и в Маньчжурии. — Сидней, 1986. — С. 120. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81. С. 340. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 75. Л. 1–3. Там же. — Л. 2. Спутник по Сибири, Маньчжурии, Амуру и Уссурийскому краю. — Владивосток, 1907. — С. 40. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 33. Л. 20. Байков М. А. Мой приезд в Маньчжурию 1902 // Русский Харбин. — М.: Изд-во МГУ, 1998 — С. 11–12. Гинце М. А. Указ. соч. — С. 79. Крузенштерн-Петерец Ю. В. У каждого человека своя Родина // Россияне в Азии. — Торонто, 1994. — № 1. — С. 27. Новости жизни. — Харбин. — 1915. — № 19, 11 января. 104 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 Крузенштерн-Петерец Ю. В. Указ. соч. — С. 119. Мелехов Г. В. Белый Харбин: середина 20-х. — М.: Русский путь, 2003. — С. 190–191. Василенко Н. А. Указ. соч. — С. 39. Фиалковский П. Торговый дом И. Я. Чурина в Харбине // На сопках Маньчжурии — Новосибирск, 1996. — октябрь. — № 36. — С. 2. Там же. — С. 2. Юбилейный сборник Харбинского Биржевого комитета. — Харбин, 1934. — С. 390. Рубеж. — 1929. — № 6. — С. 10. Известия Харбинского общественного управления. — 1914. — № 3. — С. 13. Известия Харбинского юридического факультета. — 1936. — Т. Х. — С. 1. Там же. — С. 3. Типикина Л. Жизненно и прочно одно добро // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 2000. — № 75, май. — С. 4. Иванов В. П. Российское зарубежье на Дальнем Востоке в 1920–1940-е гг. — М.: МГОУ, 2003. — С. 65. Василенко Н. А. История российской эмиграции… — С. 56. Янинова О. Жизнь русских в Маньчжурии 1919–1949 гг. // Русская мысль. — 1956. — 16 февраля. — С. 6. Петров В. Город на Сунгари. — Вашингтон, 1984. — С. 33. Малицкий В. С. Кустарная промышленность Харбина // Вестник Маньчжурии. — Харбин, 1929. — № 2. — С. 12–16. Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай. 1920–50-е гг. — Хабаровск: ХПИ ФСБ РФ, 2003. — С. 27. Мелихов Г. В. Маньчжурия далекая и близкая. — М.: Наука, 999. — С. 51. Ципкин Ю. Н. Социальный состав белой армии на Дальнем Востоке в 1918–1922 гг. // Миграционные процессы в Восточной Азии: Межд. науч. практ. конф. — Владивосток, 1994. — С. 80–81. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 30. Л. 3. Ципкин Ю. Н. Указ. соч. — С. 80–81. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 8. Л. 10. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 218. Л. 23. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 189. Л. 150, 162. ГАХК. Ф.830. Оп. 1. Д. 218. Л. 8. Там же. — С. 8–9. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 2. Л. 36. Горкавенко Н. А. Проблема социально-психологической адаптации русских женщин-эмигранток в Маньчжурии в 1920–30 гг. // Российские соотечественники в АТР: материалы науч.-практ. конф. — Владивосток, 2003. — С. 97. Рупор. — Харбин, 1927. — 31 октября. — С. 5. 105 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 Горкавенко Н. А. Указ. соч. — С. 97–98. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 103. Л. 82. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 14. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 74. Л. 12–17. Горкавенко Н. А., Гридина Н. П. Российская интеллигенция в изгнании: Маньчжурия. 1917 — 1946 гг. — Владивосток, 2002. — С. 20. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 86. Л. 56–59. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 62. Л. 60. Горкавенко Н. А., Гридина Н. П. Указ. соч. С. 22. Павловская М. А. История общества русских ориенталистов (Харбин, 1909–1927 гг.) // Российские соотечественники в АТР. — Владивосток, 2001. — С. 60–67. Каневская Г. И., Капран И. К., Дорофеева М. А. О чем напомнили фотографии… Выпускники Восточного института в Зарубежье // Берега: информ.-аналитический сборник. — СПб., 2006. — С. 10. ГАХК. Ф. 830. Оп. 3. Д. 11798. Л. 31, 38–39. Жернаков В. Н. Алексей Павлович Хионин. — Мельбурн, 1973. — С. 2–5. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 23. Л. 7. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 56. Л. 1. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 114. Л. 5. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 734. Л. 46. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 131. Л. 139. Рунич С. В Маньчжурии // Исторический вестник. — 1904. — № 3. — С. 937. Wolff D. To the Harbin Station. — Stanford, 1999. — P. 102. Мелехов Г. В. Белый Харбин… — С. 219. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 128. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 218. Л. 8. Там же. — Л. 2. Там же. — Л. 2–8. Ревякина Т. В. Российская эмиграция в Китае. Проблемы адаптации (20–40 годы ХХ в.) // Информ. материалы. Сер. Б.: Международные отношения стран Сев.-Вост. Азии. — Вып. 11. — М.: Ин-т ДВ, 2002. — С. 22. Захарова (Яблонская) А. Начало и конец польской колонии // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 1997. — август. — № 45. — С. 2–3. Петренко А. В. Ф. Ковальский — выдающийся хозяйственник Маньчжурии // На сопках Маньчжурии. — 1996. — август. — № 34. — С. 4. Там же. — С. 4. Национальные группы в Харбине // Политехник. — Сидней, 1979. — № 10. — С. 242. Юбилейный сборник Грузинского общества в Маньчжоу-Ди-Го. — Харбин, 1935. — С. 107. 106 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 Романова В. В. Русские евреи в Харбине // Вестник международного центра азиатских исследований. — Иркутск, 1999. — № 2. — С. 135. Харбинский вестник. — Харбин, 1916. — 20 января. Романова В. В. Евреи в становлении экономической жизни русского Харбина // Азиатско-Тихоокеанский регион в глобальной политике, экономике, культуре ХХI в.: Междунар. науч.-практ. конф. 22–23 октября 2002 г. — Хабаровск, 2002. — С. 62–63. Дятлов В. Диаспора: попытка определиться в понятиях // Диаспоры: независимый журнал. — М., 1999. — № 1. — С. 14. Василенко Н. А. Указ. соч. — С. 39–40. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 129. Мелехов Г. В. Белый Харбин: Середина 20-х. — С. 214–215. Юбилейный сборник Харбинского Биржевого комитета. — Харбин, 1934. — С. 381–382. Черномаз В. П. Украинский клуб в Харбине (1907–1922) // Российские соотечественники в АТР: материалы 3-й междунар. науч.-практ. конф. 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток, 2001. — С. 107–108. Свет. — Харбин, 1920. — 8 августа. Черномаз В. П. Указ соч. — С. 108–109. Там же. — С. 111–113. Там же. — С. 114–115. Чернолуцкая Е. Н. Из истории латышской общины Харбина (к. 1910 — н. 1920 гг.) // Российские соотечественники в АТР: материалы третьей международной научно-практ. конф. Владивосток 5–7 сентября 2001 г. — С. 125–127. Новый мир. — Харбин, 1920. — 2 декабря. Чернолуцкая Е. Н. Указ. соч. — С. 127. Рубеж. — 1934. — № 38. — С. 18. Коммерческий Харбин 1931–32 гг. — Харбин, 1932. — С. 19. Аблова Н. Е. Указ. соч. — С. 131. Рунич С. В. Указ. соч. — С. 938. Сергеев О. И., Лазарева С. И. Российская эмиграция в Китае как составная часть «Общего дома» России // Третьи гродековские чтения. Ч. 2. — Хабаровск, 2001. — С. 48. 107 Глава 2 ОСНОВНЫЕ ЖИЗНЕННЫЕ ПОТРЕБНОСТИ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ ХАРБИНА (конец ХIХ в. — 50-е гг. ХХ в.) Для реконструкции повседневной жизни историко-культурной общности — русской колонии Харбина необходимо рассмотреть жизненные потребности индивидуума, такие как жилье, одежда, питание и лечение. Эта сфера материальных потребностей русского населения несет в себе черты своеобразия данного периода времени и региона, что стало особенно актуальным с исчезновением этой историко-культурной общности. Жизненные условия как аспект повседневности анализируются нами на фоне исторических процессов, как в данном регионе, так и внутри колонии, в контексте проблемы адаптации русских в инокультурной среде. 2.1. Жилищные условия русских в Харбине Русский писатель-эмигрант Виктор Петров в своей книге «Город на Сунгари» сравнил Харбин по бурным темпам его роста с американскими городами Дикого Запада. Новый для России колониальный опыт привлекал как специалистов-инженеров, строителей, так и людей, ищущих быстрой наживы, коммерсантов и деловых людей1. Харбин за короткий срок превратился из небольшого поселка в современный индустриальный и коммерческий центр Маньчжурии благодаря вложенному русским правительством капиталу. В общей сложности только постройки в Харбине обошлись России в 45 млн руб.2 Первые строители — отряд строительного управления КВЖД под руководством заместителя главного инженера С. В. Игнациуса — прибыли из Владивостока на пароходе «Благовещенск» 28 мая 1898 г. Чуть позже приехал главный инженер Строительного управления КВЖД А. И. Югович. Строительство первых домов рабочего поселка началось около ханшинного завода и на берегу Сунгари, недалеко от причала. Дома строились по китайскому образцу — саманными, т.е. из необожженного кирпича, только отапливались не каннами, а голландскими печами, а вместо земляного пола был деревянный. В таких домах и поселились первые строители города, образовав поселок Старый Харбин3. 108 Административный центр Харбина — Новый город строили по утвержденному в 1899 г. Правлением общества КВЖД Генплану, в котором изначально предусматривалось повсеместное озеленение. Основу планировки п. Сунгари, так первоначально назывался Харбин, составляла регулярная схема из прямоугольных кварталов. Пересечение диагоналей было акцентировано круглыми и прямоугольными площадями с подсистемой лучевых улиц. В плане предусматривались большие и малые парки, скверы и бульвары4. Надзор за возведением городских построек, в том числе жилых кварталов, лежал на Гражданском управлении КВЖД, которое через своего архитектора, руководствуясь строительным Уставом, осуществляло надзор за всеми постройками в городе. Строительство велось интенсивными темпами. Инженеры и строители руководствовались только что изготовленными чертежами Технического отдела КВЖД. До боксерского восстания 1900 г. были построены около 5 тыс. кв. саженей жилых домов, преимущественно деревянных5. После боксерского восстания, когда большая часть деревянных строений была сожжена, предпочтение стали отдавать таким надежным строительным материалам, как кирпич и природный камень. В первые годы для строительства жилых зданий использовался кирпич китайского производства. Но вскоре Строительное управление КВЖД построило свой собственный кирпичный завод, где кирпич изготавливался по европейской технологии. Ежегодно производилось около 20 млн штук кирпича. Природный камень добывался на каменоломнях в Лошангоу в 45 верстах от Харбина6. По свидетельству Е. Х. Нилуса, историка КВЖД, генплан Харбина был разработан по указанию вице-председателя Правления общества КВЖД С. И. Кербедза, считавшего, что Харбин навсегда останется лишь крупным поселком при станции дороги7. По мнению С. Левошко, непосредственными авторами проекта были служащие технического отдела Строительного управления КВЖД под руководством инженера А. К. Левтеева (1868–1925), которые видели перспективу в развитии Харбина и разрабатывали свои проекты в этом направлении8. Инженер А. К. Левтеев оставил службу на КВЖД в 1901 г. и переехал в Порт-Артур. Впоследствии он построил много интересных зданий в г. Хабаровске, где с 1912 г. занимал должность городского архитектора9. На посту руководителя Строительного управления А. К. Левтеева сменил инженер Чайковский, до этого недолго возглавлявший 109 Технический отдел Строительного управления КВЖД. В 1903 г. его сменил И. И. Обломиевский (1871, Полтава — 1924, Маньчжурия), и, в сущности, под его руководством был построен Новый город. В 1907 г. И. И. Обломиевский перешел в Службу эксплуатации КВЖД. С 1920 по 1921 гг. был начальником этой службы10. Трагически сложилась дальнейшая судьба этого человека. Выйдя в отставку, он занялся коммерцией, но, потерпев финансовую неудачу, покончил жизнь самоубийством11. Инженеры-первостроители Харбина при его планировке и застройке реализовали одну из прогрессивных идей градостроительства ХIХ — начала ХХ вв. — идею «города-сада». Опираясь на предложения известного архитектора-новатора середины 90-х гг. ХIХ в. Д.А. Лебедева, разработка генерального плана Харбина и других поселений в Сибири и на Дальнем Востоке должна была учитывать следующие принципы: усадебный тип жилой застройки, промежутки между домами должны занимать посадки деревьев, устройство общественных садов и бульваров, вынос промышленности за городскую черту. Все эти принципы были осуществлены при строительстве жилых районов в Харбине12. Новый город служил центром всего городского поселения. В 1902 г. здесь было построено более 300 каменных домов. По воспоминаниям М. А. Гинце, прибывшего в Харбин в июле 1906 г., на Большом проспекте по левую сторону стояли жилые дома железнодорожников — кирпичные одноэтажные здания, каждое из которых было окружено хорошо возделанным садом. Правая сторона проспекта была предназначена для парка. Служащие руководящего состава КВЖД жили в двухэтажных коттеджах с необходимыми хозяйственными постройками13. Наибольшая часть жилых домов для железнодорожных служащих строилась в Новом городе, располагаясь на обширной территории от Железнодорожного проспекта до ул. Речной и от ул. Гиринской до ул. Соборной и Бригадной. Дома были в основном одноэтажными на 2 квартиры или двухэтажными на 4–6 квартир. Другая группа домов, предназначенных для рабочих и служащих Главных механических мастерских КВЖД, была построена по тому же принципу на Пристани. Для служащих Депо были построены двухквартирные дома около станции Старый Харбин14. Все эти дома были кирпичными или каменными, оборудованы водопроводом и цен110 тральным отоплением, с кровлей из китайской черепицы, полами из толстых сосновых досок и двойными потолками с опилочной изоляцией15. Обеспечение многочисленного состава железнодорожных служащих экономичным и комфортабельным жильем было одним из пунктов реализации социально-экономической программы освоения Маньчжурии. Семейным железнодорожным служащим Управление КВЖД предоставляло казенную квартиру или доплату к зарплате, так называемые «квартирные» для съема жилья. Холостые рабочие могли проживать в общежитии16. Служащие, которые пользовались казенными квартирами, освобождались от оплаты отопления и освещения. Получавшие «квартирные» этой льготой не пользовались. В случае увольнения казенное жилье необходимо было освободить в двухнедельный срок. После смерти служащего КВЖД семья должна была сдать квартиру администрации дороги через шесть недель17. Размещение служащих по квартирам и контроль за их содержанием находились в ведении Службы пути и сооружений КВЖД. Каждый служащий принимал квартиру по акту от агента службы и нес ответственность за соблюдение правил ее эксплуатации, которые включали требования: закрывать краны водоснабжения, не накалять до предела печь, докладывать вовремя обо всех неисправностях. Квартиросъемщики должны были содержать в чистоте здания, дворы, надворные постройки. Очистка ям, выгребов, надворных построек проводилась за счет средств КВЖД. За порядком выполнения этих правил в общежитиях, где жили несемейные рабочие и служащие, следили заведующие, в домах с общим двором — один из выборных жильцов. Служебная квартира не могла сдаваться внаем18. Контроль за выселением из казенного жилья семьи работника дороги по причине увольнения или смерти последнего возлагался на начальников квартирных подкомиссий и начальника службы пути. В случае неподчинения их требованиям в дело вступали Жандармское полицейское управление КВЖД и полицмейстер Харбина. Но насильственное выселение как крайняя мера в каждом отдельном случае рассматривалось Управляющим КВЖД19. Если не было возможности обеспечить работника жильем, администрация дороги доплачивала так называемые «квартирные» в размере ¼ к основному окладу. Но эта доплата не должна была превышать 1500 руб. в год для служащих с годовым окладом 6000 руб. и выше20. 111 Работники дороги обеспечивались жильем не только в Харбине, но и по всей линии КВЖД. Так, путевые сторожа обеспечивались в обязательном порядке казенным домом, но по специальной инструкции имели ряд ограничений в пользовании этим жильем. Они не должны были перестраивать свое жилье как все пользователи казенных построек, делать пристройки и навесы, держать внутри дома какую-либо живность. Устройство палисадников, огородов могло производиться только с разрешения начальника участка. Сторож обязан был содержать в чистоте свое жилье. Для этого предусматривалась обязательная побелка два раза в год, мытье полов, дверей и окон каждую неделю. На постой к сторожу могли прибыть только ближайшие родственники и только после регистрации в местной полиции или с разрешения начальника участка. Под категорическим запретом для сторожа была торговая деятельность, особенно продажа спиртных напитков21. К 1913 г., по данным переписи, в районе Пристани насчитывалось 5412 жилых квартир казенных и частных, в Новом городе — 3096, в Старом Харбине — 42222. Ю. Крузенштерн-Петерец вспоминает о домах, построенных из серого природного камня, и о тех, которые были оштукатурены и побелены. Они предназначались под квартиры для офицеров и казармы для солдат. Особенно ей запомнилась ул. Офицерская, где она жила с родителями. Отец был офицером Первого Заамурского конного полка. На этой улице слева стояли казармы, а справа — построенные из красного кирпича особнячки. Все были окружены палисадниками, за каждым домом была обширная территория, предназначенная под сад или огород. Дома были оснащены электричеством, которое, как и отопление, было за казенный счет. В одном из новых домов поселилась семья Крузенштерн. В самой большой комнате, служившей одновременно гостиной и столовой, стояла большая печь. Обстановка квартир заамурских офицеров не отличалась роскошью. В интерьере квартиры семьи Крузенштерн наряду со скромной казенной мебелью и видавшим виды роялем использовались японские столики и этажерки черного лака23. Особенно активно Харбин строился во время Русско-японской войны 1904–1905 гг., т.к. с открытием военных действий кроме функции административного центра полосы отчуждения КВЖД город стал еще и средоточением учреждений тыла русской армии. 112 Для размещения госпиталей, складов оружия, медикаментов, продовольствия, казарм и т.д. стали строиться дома временного и постоянного типов. Так, в Харбине появились пригороды: Госпитальный, Корпусный, Московские казармы и др.24 Во время войны большое количество жилых домов было отдано действующей армии. По окончании войны остро встал вопрос о нехватке казенного жилья. С целью решить эту проблему была создана Центральная квартирная комиссия при Управлении дороги. Председателем комиссии стал помощник управляющего по железнодорожной части. В состав комиссии входили начальники служб и отделов Управления, их заместители. Городская квартирная подкомиссия под председательством начальника городского участка в составе представителей служб и отделов распределяла находящиеся в Харбине квартиры площадью менее 20 кв. метров25. В эти же годы усилилось частное домостроение, которое стало развиваться с началом постройки дороги. Именно тогда в Харбин прибыло достаточно много людей, пытавшихся заработать на коммерции или собственной предприимчивости. Были случаи самовольного завладения земельными участками для постройки дома. Но Управление КВЖД вскоре взяло под свой контроль отвод земли для пришлого населения. Таким образом, возникла главная улица коммерческого района Харбина Пристани — Китайская. Первые дома на ней были саманными, но с годами их сменили роскошные каменные здания. Менее зажиточный класс тяготел к периферии, строил временное, недорогое жилье. Так, рабочие, строившие Сунгарийский мост, стали основателями Мостового поселка, извозчики, ремесленники и беднейшая часть населения положили начало на юго-востоке Харбина поселку Алексеевка и т.д.26 Как сообщалось в «Спутнике по Сибири, Маньчжурии, Амуру и Уссурийскому краю», изданном в 1907 г. И. С. Кларком, бывшим начальником конторы движения Уссурийской железной дороги, на постройку Харбина за 9 лет русское правительство потратило больше миллиарда рублей. Здесь же автор приводит описание города. По его мнению, наиболее жилой вид имел Старый Харбин, он был похож на маленький уездный городок. В Новом городе активно велось строительство. Строились дома для железнодорожных служащих: кирпичные, одноэтажные, с прилегающими хозяйственными постройками. Из крупных зданий выделялись Управление КВЖД, гимназия штаба Заамурского округа. 113 Названия города, по словам автора, заслуживал только один район Харбина — Пристань. Близость к пристани привлекала торговый люд, в том числе иностранцев, для строительства в этом месте домов, магазинов, лавок. В этом районе был особенно заметен контраст роскошных особняков и лачужек. В целом Харбин к 1907 г. был в состоянии активного строительства. Многие здания были не достроены, мало было замощенных улиц, часто встречались пустыри27. Антисанитарное состояние городских улиц беспокоило руководство КВЖД, особенно в обстановке постоянной опасности эпидемий холеры и чумы. Но только с введением в 1908 г. городского самоуправления стали планомерно выполняться технические и санитарные требования к постройкам: осушение затопленных земельных участков, дренирование почвы, мощение улиц28. В мае 1911 г. комиссия во главе с управляющим дорогой Д. Л. Хорватом и представителями служб Управления КВЖД и Заамурского округа констатировала, что при строительстве новых районов Харбина — Нового города и Пристани — прогрессирует планировка и мощение улиц и площадей, озеленение жилых кварталов29. Облик цивилизованного города Харбину придавали мощеные улицы и дороги. По воспоминаниям старожилов, первые улицы мостили простым булыжником, проспекты Большой и Вокзальный были покрыты камнем правильной формы. Бордюры изготавливались из камня или булыжника. Тротуары не имели покрытия и просто посыпались крупным песком30. Городское самоуправление постоянно заботилось о состоянии дорог. В 1916 г. «Харбинский вестник» сообщал, что на должность городского инженера поступил специалист по сооружению мостовых и шоссейных дорог инженер Збытневский. До прибытия в Харбин он исполнял обязанности городского инженера г. Львова. Збытневский, применяя новейшие технологии в строительстве мостовых, должен был создать новый тип мостовых в Харбине, которые выдерживали бы тяжесть китайских арб, разрушавших обычную мостовую31. Но, несмотря на старания муниципалитета, только в последующие годы были построены мостовые с крепким покрытием: Старохарбинское шоссе было заасфальтировано, Китайская улица покрыта ровным камнем по бетонному такелажу, вдоль Первой улицы уложили бетонные колеи. Тротуары стали мостить цементом и бетонными плитами32. 114 В общем виде схема перспективного развития Харбина представляла композицию, включавшую концентрические, восьмиугольные бульвары с сетью диагональных и перпендикулярных улиц. На последующих планах города 1916 г., 1920 г., 1933 г. (см. вклейку, стр. I) заметно влияние схемы идеального «города-сада», исчезающее только на планах реконструкции Харбина 1934–1937 гг. и совершенно исчезнувшее к сегодняшнему дню33. Невозможность следования идеальному плану определялось стремительным ростом Харбина. Приток беженцев в 1920-е гг. привел к уплотнению застройки. Быстро возникали в пригородах Харбина дешевые (саманные и засыпные) дома. Иногда дома строились самовольно, так возник целый микрорайон «Нахаловка». Рост населения города требовал уплотнения застройки и повышения этажности зданий. Это привело к отказу от частной индивидуальной застройки с садами при каждом доме. Для города с большим количеством населения необходимы были мощные транспортные магистрали, связывающие окраины города с центром. Эту задачу решали уже японские и русские архитекторы в 1934–1937 гг. Учитывая острый дефицит жилья для железнодорожных служащих и рабочих, администрация КВЖД не препятствовала желанию коммерсантов и деловых людей строить жилые дома на затопляемой территории Пристани. Поэтому этот район стал самым населенным. Земельный отдел КВЖД сдавал в долгосрочную аренду земельные участки под усадьбу, огороды, сенокос, пахотьбу русским подданным и отчасти местным китайцам, а также для потомственного пользования без права продажи и залога нижним чинам, оставшимся в Маньчжурии по окончании срока военной службы34. Сроки аренды варьировались от 1 года до 50 лет. Цены на землю зависели от места расположения предполагаемой застройки. Служащие дороги имели большие скидки в арендной плате, больше, чем другие частные лица. Финансовая состоятельность хозяина участка влияла на стоимость застройки. В Харбине считались достопримечательностями особняки нотариуса Кайдо, барона Дистерло, генерала Мешака и др. Людмила Лопато, дочь известного в Харбине владельца табачной компании, мецената и общественного деятеля И. А. Лопато, описывает особняк своей семьи в Новом городе. На территории, окружавшей большой просторный дом, находились теннисный корт, фруктовый сад, каток, турецкие бани и три флигеля для прислуги35. 115 После революции в России стабильная жизнь в Харбине резко изменилась. Приток беженцев обострил «квартирный вопрос». Цены на квартиры стремительно возросли. Съем комнаты с кухней в 1920 г. стоил от 50 до 100 йен в месяц, и хозяева просили оплату за полгода вперед36. А. Кудрявцев вспоминает, что в 1919–1920 гг. цена за одну комнату доходила до 200 йен и ему, служащему дороги, до предоставления служебной квартиры приходилось ютиться с семьей в этом тесном помещении и отдавать за него все свое месячное жалование37. Позже цены несколько выровнялись. Во время массового притока эмигрантов в Харбин обострились социальные контрасты. Обеспеченные люди, имевшие свой бизнес или успевшие вывезти капиталы и драгоценности из России, приобретали более престижное жилье. Большинство же беженцев селилось в малопривлекательных местах. Так, в книге «Дороги и судьбы» Натальи Ильиной приводятся дневниковые записи ее матери и собственные воспоминания о жизни в Харбине в начале 1930-х гг. Их семья, состоявшая из 3-х человек, жила в съемных крошечных квартирах, каждая последующая, по ее словам, была хуже предыдущей38. Квартира из трех маленьких комнат стоила 35 йен. Мать читала лекции в Институте ориентальных и коммерческих наук. Делала переводы для газет, давала частные уроки. Но денег всегда не хватало, и она вынуждена была искать более дешевую квартиру. В то же время Б. Бринер, владелец транспортной компании «Бринер и Ко», со своей второй женой Е. Корнаковой имел возможность поселиться в перестроенной шестикомнатной квартире на ул. Садовой в Новом городе39. Одну из квартир Бринеров Н. Ильина подробно описывает, сравнивает ее интерьер с обстановкой квартир американцев и англичан, живших в Китае, и называет этот стиль «кулерлокаль». Комната условно называлась «корейская гостиная». В помещении располагались «…диван во всю стену, низкий лакированный столик, торшер с абажуром из промасленной бумаги, на столе торшера красовались огромные крылья бабочки из тонкой позолоченной жести. Везде одноцветные коврики-бобрики и сияющие медные пепельницы»40. Но Н. Ильина указывает на нетипичность этой обстановки для квартир русских харбинцев, интерьер в жилых помещениях которых соответствовал их социальному статусу и финансовым возможностям. Мебель в семьях мастеровых и рабочих, как пра116 вило, была кустарного производства или изготовлена собственноручно. Предметы восточного быта своим колоритом, несомненно, привлекали внимание русских. Поэтому китайские фарфоровые вазочки и посуда, веера, фонарики, пуфики, коврики находили место в интерьере квартир русского населения Харбина41. Чтобы снять проблему нехватки жилья, Земельный отдел КВЖД регулярно выставлял на торги земельные участки под постройку домов. Служащие дороги со стажем более 15 лет имели первоочередное право на получение участка. В августе 1920 г. на торги было выставлено 1100 участков для 400 железнодорожных служащих и 700 частных лиц, при общем количестве заявлений 15 тыс.42 Желающие участвовать в торгах должны были внести залог в 10% оценочной стоимости участка (35 золотых руб. за кв. сажень) в Земельный отдел КВЖД не позднее 3 дней до торгов43. На приобретенные участки предусматривалась рассрочка оплаты на 5 лет с начислением 10% на сумму покупки. Служащий дороги, купив участок земли, обязан был сдать казенную квартиру44. Ажиотаж вокруг приобретения земельных участков привел к тому, что цены на землю колебались от 25 центов до 1 доллара за 1 кв. сажень, а сроки аренды — от 15 до 90 лет. Цены на землю и сроки аренды зависели от района города. Участки приобретались по любой цене, даже явно спекулятивной: по 3 руб. золотом в год за 1 кв. сажень45. Имущие люди стремились купить землю в наиболее удобном с точки зрения комфорта и экологии районе города. Таким местом в Харбине к середине 1920-х гг. стал район трамвайной станции — Центральное Модягоу. Эта местность славилась чистым воздухом, ключевой водой и фруктовыми садами, так как находилась на возвышенности. На обширных участках строились роскошные виллы на манер барских усадеб. Транспортное сообщение с центром города обеспечивали автобусы и трамваи, что еще больше привлекало желающих строиться в этом месте46. Беженцы, мастеровые и рабочие селились в пригороде часто самовольно. Так между станцией Харбин и главными механическими мастерскими появился Сунгарийский городок, в простонародье названный «Нахаловкой». Чтобы разрешить квартирный кризис, служащим дороги Управление дороги разрешило строить саманные дома по соседству 117 с Корпусным городком. Владельцы таких домов имели право последующего выкупа этих участков в рассрочку на несколько лет47. В это время активно строились так называемые «фаршированные дома», когда сколачивались две стены из тонких досок и засыпались опилками. Эти дома строились быстро, были недорогими, но очень холодными, особенно в сильные зимние морозы48. Даже в не обустроенных пригородах Харбина: Ченхэ, Корпусном, Славянском городках, Новом Модягоу — земельные участки стоили от 25 до 47 руб. золотом за кв. сажень. Землю покупали по любой цене, лишь бы иметь возможность построить свое жилье. Эта ситуация привела к росту арендной платы за землю. Она становилась такой высокой, что мелкие домовладельцы не могли ее выплачивать и разорялись49. Крупные домовладельцы еще в 1912 г. объединились в Харбинское общество домовладельцев, защищали интересы арендаторовзастройщиков. Члены Общества были представлены в Харбинском общественном управлении (20 из 60 мандатов). Важнейшие деловые комиссии включали в свой состав представителей от домовладельцев. Еще в период застройки Харбина в 1903–1905 гг. при непосредственном участии домовладельцев решались вопросы об устройстве мостовых и тротуаров, освещении улиц, содержании ночных сторожей и т.д.50 Общество харбинских домовладельцев было довольно авторитетным, и с его мнением считались власти Маньчжурии. К 1932 г., по данным муниципалитета Харбина, из 6567 домовладений 5 тыс. принадлежало русским. Группа русских домовладельцев уплачивала в год крупные суммы налогов — до 1 млн долларов в земельной аренде и до 300 тыс. долларов оценочного сбора51. Владельцы домов в Харбине платили налог с недвижимости из расчета общей их стоимости, поэтому налог получил название «оценочного». Размер такого налога в 1908 г. составлял 1% от стоимости недвижимости. Но иногда ценность земельного участка превышала стоимость дома, который на нем стоял, и тогда для домовладельца налог становился тяжким бременем. Со временем муниципалитет стал практиковать раздельное налогообложение земли и возведенных на ней строений. Эта система действовала до 1937 г.52 Традиции регулярного пополнения муниципального бюджета за счет отчислений владельцев домов и квартир были заложены еще основателями города. Городской управой был установлен 20% 118 квартирный налог от годового жалования служащего53. От этого налога освобождались духовные лица всех религий, консулы, дипломатические сотрудники всех стран, подданные иностранных государств, а также служебные помещения административных и общественных учреждений, больниц, амбулаторий, промышленных и торговых предприятий, общежития рабочих, школьников и студентов, научные и благотворительные учреждения, помещения, арендная плата за которые не превышала 700 долларов в год54. Работа Общества домовладельцев способствовала урегулированию спорных вопросов между русским домовладением и властями Маньчжурии. Его работа велась в следующих направлениях: закрепление прав на землю за русскими домовладельцами, урегулирование квартирного вопроса, укрепление финансового базиса домовладения, контроль за справедливым и равномерным распределением налогов, облегчение условий страхования, защита прав русских домовладельцев, политическая, общественная, культурнопросветительская и благотворительная деятельность. Финансовой опорой Общества стало Ссудо-сберегательное товарищество, основанное в 1913 г., затем преобразованное в Банк домовладельцев55. Общество домовладельцев принимало активное участие в решении вопросов благоустройства Харбина, превращении его в цивилизованный столичный город. Так, в 1914 г. в Городское общественное управление выдвигались 72 кандидата от Общества домовладельцев. Самым актуальным вопросом в программах кандидатов было устройство городского водопровода и канализации, т.к. последняя была самой примитивной, а питьевая вода в городе была очень плохого качества. Кроме этого в программах уделялось внимание решению таких проблем, как бесплатная медицинская помощь, нормирование цен на продукты первой необходимости, устройство базаров в разных частях города, строительный надзор за возведением городской больницы, нескольких зданий, театра и т.д.56 На протяжении всей истории Общества домовладельцев им руководили яркие, неординарные личности, которые внесли немалый вклад в развитие и Харбина, и Северной Маньчжурии. Первым председателем Общества был избран в 1912 г. К. И. Кайдо (1870– 1921 гг.). Выпускник юридического факультета Московского университета, он служил судебным следователем во Владивостоке, затем мировым судьей во Владивостокском окружном суде, район действия которого простирался на Восточную, Южно-Маньчжурскую ветки 119 КВЖД и Харбин. В 1904 г. он вышел в отставку и стал нотариусом. Продолжительное время К. И. Кайдо был единственным нотариусом в Харбине. В 1921 г. он был убит в своем доме на о. Путятин57. С 1921 г. председателем Общества домовладельцев избран В. Н. Мичков (1873–1939 гг.) — один из пионеров освоения края. Прибыл на строительство КВЖД в 1898 г. в качестве мастерового, затем открыл в Харбине собственную кузницу. Во многих начинаниях он был первым: ввел в эксплуатацию первую электрическую станцию, первые общественные бани, сахарный завод; первый автомобиль в городе принадлежал В. Н. Мичкову58. Он был в числе инициаторов, учредителей и постоянных членов Общества домовладельцев, от которого входил в качестве уполномоченного в Харбинское общественное управление с момента его возникновения и до его роспуска. Благодаря его личным качествам работа общества в сложный период политической и экономической нестабильности была продуктивной. Один из острых вопросов, которые встали перед Харбинскими домовладельцами в послеоктябрьский период, — снижение доходности от сдачи квартир внаем. После обесценивания на рынке валют «романовок» проникновение «керенок», «сибирских», использование местных китайских денег, японских йен и т.д. нарушали порядок своевременной оплаты жилья. Поступления от квартирной платы не покрывали расходов на сдаваемое жилье. Спорные вопросы между владельцами и нанимателями жилья решала квартирная комиссия, созданная в 1917 г. Квартирная комиссия выработала нормировочную таксу оплаты квартир и временные правила о квартирных примирительных камерах. Для справедливого решения конфликтов по поводу жилья были выделены 12 членов от Общества домовладельцев59. Для борьбы со злостными неплательщиками при Обществе было создано «Бюро по регистрации неплательщиков — арендаторов квартир». Членам Общества домовладельцев предлагалось не сдавать жилье лицам, входившим в списки неплательщиков60. В 1924 г. с восстановлением советско-китайских дипломатических отношений и подписанием соглашения о паритетном управлении КВЖД земельные вопросы стали решаться только по согласованию с китайскими властями. Первым препятствием для дальнейшего существования Общества стал отказ властей утвердить измененный устав. Общество было вынуждено изменить свое название на «Харбинское общество русских и китайских землевладельцев и домовла120 дельцев». Новый устав общества был утвержден 23 октября 1925 г. По новому уставу членами общества могли быть и китайские домовладельцы. Но это было сделано, скорее, для проформы: из пяти членов ревизионной комиссии только один был от китайской стороны. С 1925 г. новым председателем Общества был избран Н. Л. Гондатти (1860, Москва — 1946, Харбин)61. Личность нового председателя способствовала активной деятельности общества. Бывший Приамурский генерал-губернатор (1911–1917 гг.), затем начальник Земельного отдела КВЖД, основатель гимназии им. Достоевского в Харбине Николай Львович Гондатти был ярым противником японской агрессии в Маньчжурии, не принял деятельность БРЭМ. Последние годы жизни провел в нужде, потеряв имущество, деньги и привилегии. Для приобретения лекарств на его лечение семья вынуждена была продавать книги из библиотеки62. В 1935 г. на посту председателя Общества Н. Л. Гондатти сменил Д. В. Усков. В Маньчжурии Д. В. Усков в 1913 г. начал работать преподавателем в торговой школе КВЖД и в гимназии Генерозовой. В 1917 г. он оставил педагогическую деятельность, занялся коммерцией и подрядно-строительными работами, в то же время принимал активное участие в общественной и политической жизни Харбина. С 1920 г. по 1924 г. состоял членом правления и Совета выборных Общества домовладельцев. Затем был перерыв в его общественной работе, когда он больше времени уделял коммерческой деятельности. В 1933 г. Д. В. Усков был выбран членом Правления и заместителем председателя вышеупомянутого общества. В 1935 г. стал председателем, а в 1937 г. был вновь переизбран на эту должность63. В своей деятельности на посту председателя Д. В. Усков реализовывал цель создания наиболее благоприятных условий для частного домовладения в Харбине. Период японской оккупации был тяжелым испытанием для русских жителей. Еще не пережив последствий мирового экономического кризиса 1929–1933 гг., в результате которого упала платежеспособность и квартиросъемщиков, и владельцев жилья, русские домовладельцы оказались в условиях выживания, когда приоритет отдавался всему японскому. При расширении жилого домовладения на 75%, что требовало крупных капиталовложений, к середине 1930-х гг. 3500 русских домовладельцев оказались в числе должников по арендным взносам в муниципалитет64. 121 Долги квартиросъемщиков домовладельцам стали носить хронический характер, домовладение стало превращаться из доходного бизнеса в разорительный. Новые нормативные документы, принятые властями, только ухудшили положение. 1 декабря 1937 г. был принят новый Гражданский кодекс Маньчжоу-Ди-Го, который включал Закон о контроле над квартирной платой и нормировании цен. Квартирная плата, согласно закону, определялась по налогу от доходности строений. Эта мера была принята без учета действительной площади квартиры, ее состояния и фактической цены, приемлемой для хозяина и квартиронанимателя. Перед принятием этого закона Пошлинное бюро не провело должной ревизии, что повлекло за собой неразбериху в нумерации квартир65. Общество домовладельцев приняло активное участие в устранении этих ошибок. В БРЭМ был подготовлен Доклад домовладельческой квартирно-строительной комиссии под председательством Д. П. Жемчужина от 26 июня 1942 г. с ходатайством к губернскому съезду КиоВа-Кай о рассмотрении вопроса о приостановлении введения новых цен на квартиры, т.к. существующее положение подрывает экономическую стабильность группы русских домовладельцев66. Как выход из создавшегося положения комиссия предлагала разрешить домовладельцам поднимать цены от 10 до 60% от нормированной стоимости квартиры и надбавку на квартиры с центральным отоплением до 30% от квартплаты. В карточках с объявленной нормированной ценой должно быть указано, что отопление, освящение, водоснабжение, канализация оплачиваются за счет квартирантов. Еще сложнее обстояла ситуация с арендаторами комнат. Цены за комнату были снижены с 15 руб. до 6 руб. Это привело к разорению тех русских семей, которые сдавали 1–2 комнаты в своих квартирах и за счет этого могли выжить какое-то время. Так как нанимателями комнат были в основном японцы, то цена была установлена в их интересах67. С 1938 г. изменилась налоговая политика в отношении владельцев недвижимости. Был введен налог на постройки по единому признаку — валовой доходности. Общество домовладельцев ходатайствовало о взимании налога с чистого дохода, но добилось только уменьшения налога до 15% владельцам домов с центральным отоплением, принимая во внимание расходы на топливо. Кроме основного налога (налог с валовой доходности недвижимости) японские власти ввели налоги на разницу в цене на землю, на переход иму122 щества в другие руки и т.д. В результате ужесточения налоговой политики многие русские домовладельцы оказались в критическом финансовом положении. Особенно трудно приходилось мелким домовладельцам, которых было большинство. Они были не в состоянии своевременно выплачивать арендную плату, из-за чего накапливались недоимки, и они вынуждены были продавать свое имущество68. Общество домовладельцев до 1945 г. продолжало защищать интересы русских владельцев недвижимости, сотрудничая с БРЭМ и обращаясь с ходатайствами к властям. В 1945 г. после освобождения Харбина советскими войсками с ликвидацией БРЭМ деятельность общества прекратилась. В 1937 г. вышел юбилейный сборник, посвященный 25-летию Общества домовладельцев Харбина, который является источником по истории этой организации. Представители русского домовладения имели большое значение в истории Харбина, т.к. бюджет города был на две трети построен из налоговых обложений, основным из которых являлся сбор с земельных участков, домов и строений. В Харбине существовал квартирный налог, которого не было в других городах Маньчжурии, и выплачивался он в основном русским населением, в конце 1930-х гг. поступления составляли до 65% от всех доходов города69. К тому же именно в 1930-е гг. Харбин получил мощный импульс в строительстве. К началу 1930-х гг. естественная граница города включала 15 поселков и районов. Но если основные районы развивались планово, под контролем городского управления, то окраинные поселки развивались скорее стихийно и своей запущенностью тормозили развитие города. В 1932 г. городской голова Харбина Бао Гуань-чжень предложил идею преобразования Харбина в Великий город Маньчжурской империи. Правительство издало указ о создании Великого Харбина и о назначении городского головы председателем комиссии по реализации указа, который предусматривал полную перепланировку Харбина. Руководили этим проектом японские инженеры и архитекторы во главе с Ямазаки, одним из авторов планировки Токио. В марте 1935 г. был утвержден проект перепланировки Харбина, включавший интенсивное строительство жилья в районе главных мастерских, на окраинах поселка Чэнхэ, застройку пустырей в районе Пристани. Новый план застройки определял точные границы города, предполагал возведение дамбы вдоль берега Сунгари для защиты города от наводнения70. Ос123 новным достоинством проекта «Великий Харбин» было строительство крупных многоэтажных зданий, отвечающих современным требованиям. В результате реализации этого плана в Харбине были построены пятиэтажное здание японской торгово-промышленной палаты (1936 г.), комфортабельные отели «Ямато-отель», «Нью-Харбин» (1937 г.) и др. Но идея строительства Великого Харбина не была осуществлена, по специальному указу от 1 июля 1937 г. Харбин превращался в город обычного типа — и с этого момента слово «великий» даже запрещалось употреблять. Однако период с 1932 по 1942 гг. в истории Харбина был наиболее активным по перестройке и благоустройству города. Улицы вымостили брусчаткой, осветили при помощи электричества, появились новые парки и скверы, которые объединили районы города. В районе городской больницы вместо зданий барачного типа поднялись новые благоустроенные корпуса. В это время было построено много школ и гимназий, мощная железобетонная дамба вдоль правого берега Сунгари защитила город от наводнений71. Архитектура Харбина на протяжении всего изучаемого времени была представлена стилями модерн, неоклассицизм и др., популярными в Европе и в России в начале ХХ в. С. С. Левошко отмечает влияние на русское архитектурное творчество в Харбине китайской народной традиции и выделяет это как аспект аккультурации72. По нашему мнению, такие элементы архитектуры, как «китайский» стиль станционных построек КВЖД, использование в строительстве зданий азиатской формы крыши, черепичной кровли с мифологическими существами на коньках, восточный декор в кирпичной кладке и внешнем оформлении зданий и т.д., являются интеграционными, обогатившими русское градостроительное искусство и придавшими своеобразный колорит архитектуре Харбина. В свою очередь, русские архитекторы и инженеры принесли в Азию традиции европейской градостроительной культуры, заложили основы подготовки специалистов инженеров-строителей из представителей китайского населения. Инженерно-строительный факультет Харбинского политехнического института (ХПИ) с момента основания 20 апреля 1922 г. до 1952 г. обучал кроме русских эмигрантов и студентов-китайцев. И хотя точных данных о количестве подготовленных специалистов-китайцев нет, известно, что в 1930 г. только на подготовительных курсах обучалось 123 слушателя китайской национальности. В 1940 г. в списках ХПИ значилось 124 479 студентов-китайцев. В 1928 г. при финансировании Управления КВЖД было построено в районе «Зеленого базара» 3-этажное здание общежития для китайских студентов73. Ярким примером интеграции в градостроительстве, на наш взгляд, является здание гимназии «Пу-Юй». Здание было построено русской строительной фирмой «Волга» в 1927 г. по проекту архитектора В. К. Вельса (1873–1933 гг.) В. К. Вельс, выпускник Петербургского института гражданских инженеров, был одним из первостроителей Харбина. В 1907 г. занимал должность архитектора пути КВЖД, совмещая с работой архитектора Гражданского управления. С 1927 г. возглавил отдел гражданских сооружений74. Здание гимназии «ПуЮй», как справедливо отмечали журналисты того времени, было первым удачным опытом постройки здания в смешанном европейскокитайском стиле с применением ряда технических новшеств75. Основа жилого фонда города была построена на русский капитал, русскими архитекторами и инженерами-строителями в дореволюционный период, по передовым градостроительным проектам. Русская строительная фирма «Волга» была одной из старейших в Харбине. Основана была в Самаре в 1895 г., а с 1919 г. обосновалась в Харбине. Руководитель фирмы И. Л. Рапопорт имел собственные заводы — кирпичный, лесопильный, известковый, применял новые технологии в строительном деле76. Фирма выполняла самые разнообразные строительные работы, возводила доходные дома, административные, общественные, промышленные здания. Фирма «Волга» закупала новейшие строительные механизмы, приобрела патент на искусственный мрамор и широко применяла его в отделке фасадов, внутренних стен, полов, была представителем английской фирмы «Трансфорт» — ведущего мирового производителя в сфере отопления и вентиляции. В начале 1930 г. фирма «Волга» приступила к строительству жилого дома по новейшим строительным технологиям на базе европейского и американского опыта. Для жителей предлагались такие новшества, как фильтр для идеальной очистки воды. Будущее здание было так разрекламировано, что количество заявок превысило количество квартир77. Кроме фирмы «Волга» здания в Харбине проектировали и строили другие русские фирмы. В 1940 г. существовало крупное совместное японо-русское строительное акционерное общество во главе с инженером А. С. Витковским. На протяжении 20 лет успешно работала строительная фирма Л. С. Сафарьянца. Были в Харбине известны своими работами Восточно-строительное товарищество, Дальневосточная 125 строительно-техническая компания, Дальневосточная строительная контора Д. В. Ускова, Техническо-строительный подотдел БРЭМ, возглавляемый инженером И. И. Кораблевым78. В целом строительство жилья является важным фактором для прикрепления людей к определенной местности. В дореволюционный период одним из пунктов своей программы освоения Маньчжурии российское правительство ставило обеспечение казенным жильем служащих КВЖД. Традиция обеспечения служебными квартирами железнодорожников была продолжена и в 1920–1940-е гг. Квартирный дефицит для остальных категорий населения покрывался за счет частного строительства. Русские предприниматели вкладывали личные капиталы в строительство зданий, многие из которых и сейчас являются архитектурной достопримечательностью Харбина. Налоги, получаемые с русского домовладения и землевладения, пополняли муниципальный бюджет больше, чем остальные доходы, и шли на благоустройство города. Особенностью Харбина с 1920 г. и до середины 1950-х гг. была контрастность жилья. Все зависело от финансовой возможности человека. Обеспеченные могли позволить себе жить в комфортабельной квартире или личном особняке, большая же часть эмигрантов ютилась в небольших съемных квартирах, которые стоили достаточно дорого. Внутренняя обстановка жилья русских харбинцев была в европейском стиле. Предметы восточной культуры присутствовали в той или иной степени в интерьере в зависимости от благосостояния хозяев. На наш взгляд, жилищные условия русских харбинцев зависели от экономических условий в полосе отчуждения, деятельности КВЖД и русского муниципалитета, активной работы Харбинского общества домовладельцев. Во время японской оккупации многие вопросы, возникающие между домовладельцами и квартирантами, решал БРЭМ при активном участии Общества русских и китайских домовладельцев и землевладельцев. Среди вопросов, которые ставились Обществом перед властями, были следующие: о введении в районе Харбина права собственности на землю, об ограждении правового положения домовладельцев через суд, об усилении представительства русских домовладельческих кругов в местном муниципалитете, о восстановлении табличек с наименованиями городских улиц на русском языке. В 50-е гг. ХХ в. жилищные условия русских в Харбине ухудшились. По воспоминаниям харбинцев, из-за притеснения китайских властей 126 многие вынуждены были продавать свои дома и уезжать в Советский Союз или в другие страны. Те, кто остался работать на КЧЖД, получали казенную квартиру или квартирные доплаты к зарплате. Цены съемных квартир были достаточно высокие. Несмотря на тяготы эмигрантской жизни, русское население Харбина приумножило построенное первыми русскими жителями Маньчжурии. Новые поколения эмигрантов, родившиеся в Маньчжурии, жили в атмосфере сохранения русского уклада жизни, в том числе и в плане градостроительного искусства и использования жилья в повседневной культуре. Несомненно, русское население Харбина, проживая в инокультурной среде, не могло не участвовать в сложном процессе адаптации, ведущим типом которой принято считать аккультурацию. По нашему мнению, в процессе аккультурации русского населения в Харбине можно выделить некоторые элементы интеграции: применение труда китайских рабочих в строительстве домов, особенно в доэмигранский период, использование восточной символики и китайских архитектурных традиций в русских постройках; подготовка квалифицированных специалистов — инженеров-строителей в Харбинском политехническом институте из числа местного китайского населения. 2.2. Одежда русского населения Харбина Одежда городского населения Харбина в дореволюционный период имела сословный характер, свойственный обществу Российской империи. Традиции сословной одежды сохранялись в течение всего периода существования русской колонии. В 1954 г. советский комендант Харбина генерал-майор Скворцов был поражен тем, что на улицах этого города можно было встретить бородатого русского извозчика в поддевке, гимназисток, мастерового в рубахе-косоворотке, православного священника в традиционном облачении79. Прочны были традиции национального костюма в среде рабочих, религиозных общин (староверы), казачества. В процессе адаптации русского населения Харбина в инокультурной среде одежда как жизненно важная потребность приобрела ряд характерных особенностей. Мужской гардероб в Харбинском обществе конца XIX в. — начала ХХ вв. отличался присутствием форменной одежды, так как значительная часть мужского населения Харбина являлась служащими КВЖД или военными. 127 Инженеры — служащие КВЖД носили форму согласно Табели о рангах, определявшей в дореволюционной России положение всех чиновников, служащих. Форма инженеров была однотипной и отличалась только цветом петлиц, кантов, материалом, чеканом и цветом пуговиц, а также шитьем парадных мундиров. Головной убор инженеров — фуражка с суконной тульей, бархатным околышем и черным козырьком. На околыше значок — эмблема той или иной инженерной специальности, на тулье — чиновничья кокарда. Летом на фуражку надевался белый чехол80. В холодное время года инженеры носили шинель черного цвета на теплой подкладке, с каракулевым воротником. Обозначениями специальностей и ведомств служили петлицы и канты, а на петлицах — вышитые звездочки и полоски, указывающие на звание. Металлическая или вышитая эмблема была одинаковой с эмблемой на фуражке. Каждодневной одеждой инженерам служил однобортный китель из темно-синего или черного сукна со стоячим воротником, с верхними накладными карманами, с клапанами и форменными пуговицами. Петлицы и канты на кителе носили редко. Летний китель был белым, синим, зеленоватым, из хлопчатобумажной ткани81 (см. вклейку, стр. III). В декабре 1898 г. были внесены изменения в форменную одежду представителей Министерства путей сообщения. К концу 1900 г. руководством железнодорожного ведомства была подготовлена обстоятельная записка: «Об изменениях и дополнениях ныне действующего описания форменной одежды и правил ношения оной чинами ведомства путей сообщения». В ней рассматривались обязательные условия, которым должна была соответствовать форменная одежда: «удобство, соответствие климату, простота, возможное изящество, внешние отличия, национальный характер и исторические традиции, дешевизна»82. Проект формы служащих-путейцев был подготовлен министром путей сообщения князем М. И. Хилковым. Он предполагал ношение мундиров (военного покроя) и мундирного фрака для должностей VI класса и выше; чиновникам низших классов в качестве мундира полагался сюртук с отложным бархатным воротником. Предусматривалось ношение укороченного пальто (тужурки) в холодное время года. Для всех чинов ведомства устанавливались плечевые знаки — продольные для должностей не ниже VIII класса и поперечные для остальных. 24 августа 1904 г. в рамках общего изменения форменной одежды гражданских ведомств была реформирована и одежда чиновников ве128 домства путей сообщения. Для тех, кто занимал должности VI класса и старше, вновь вводились темно-зеленые однобортные общегражданские полукафтаны (одинаковые для инженеров и чиновников) с серебряным шитьем двух узоров — образца 1834 г. и 1867 г. Младшие чины в качестве парадной одежды должны были носить сюртуки — двубортные, на шесть пуговиц, с отложным воротником и открытым воротником. В качестве обыкновенной формы сюртуки имелись и у должностных лиц высших рангов. Ранг должности обозначался только количеством шитья на сюртуках и воротниковыми петлицами на пальто. Плечевые знаки — погоны имели большое значение для внешнего различия служащих при работе с публикой и рабочими, а также с точки зрения экономии это было гораздо дешевле, чем шитье83. Представление о гардеробе железнодорожного служащего дает составленный прожиточный минимум служащего КВЖД на 1919 г., который учитывал расходы одинокого человека. Норма расходов на одежду составляла 37,66%, это 3046 руб. от заработной платы. Потребность в одежде, обуви и белье была определена в следующем перечне: 1 зимнее пальто на 5 лет, 1 осеннее пальто на 3 года, 1 костюм на 1 год, белье 6 пар на 1 год, ботинки 2 пары в год, носки, чулки 12 пар на год, платки носовые 12 шт. на год, простыни 4 шт. на год, шляпа и шапка на 3 года, наволочек 6 шт. на 2 года, полотенца 6 шт. на 2 года84. Военные Охранной стражи КВЖД носили форму, которая была похожа на таможенную, только дополнительно отделана зеленым кантом и золотым набором. У казаков Охранной стражи были черные открытые тужурки и синие рейтузы с желтыми лампасами, фуражки с желтым кантом и тульей. Погоны не предусматривались. Кокарда на папахах изображала в миниатюре знамя КВЖД — полотнище, которое делилось по диагонали на два цвета: белый и желтый. В верхнем углу — российский триколор, на другой половине — солнце и дракон. Казаки как истинные христиане не могли носить на себе изображение дракона — знак дьявола, поэтому одевали папахи задом наперед, кокардой на затылок85. 4 декабря 1900 г. император издал указ об изменениях формы обмундирования Охранной (Пограничной) стражи КВЖД, принимая во внимание ее отличную службу и боевые подвиги. Предоставлялось право начальству Охранной стражи, т.е. Министерству финансов, «…допускать для чинов изменения в форме, которые по местным усло129 виям кажутся необходимыми, а также разрешить казакам Терского и Кубанского войска носить форму Кавказских казачьих войск»86. В Харбине начала ХХ в. обмундированием военных занималось Офицерское экономическое общество, где офицеры заказывали себе мундиры, фуражки, сапоги, покупали эполеты, шпоры и все необходимое для экипировки. В просторечии эта мастерская из-за высоких цен называлась «обдиральной» или «обдираловкой»87. Кроме служащих КВЖД и военных форменную одежду носили студенты, учащиеся реальных и коммерческих училищ, гимназисты. Студенческая форма одежды была принята по типу формы российских высших технических учебных заведений: с зелёными и синими кантами и наплечниками. Причём последним уделялось большое внимание. Так, наплечник Харбинского политехнического института был утверждён после конкурса проектов, в котором победил проект студента Ю. Смирнова, отличавшийся немалым художественным талантом88. Форма учащихся средних учебных заведений была схожа по фасону, который имел полувоенный характер. Фуражки, шинели, гимнастерки отличались цветом, кантами, пуговицами и эмблемами. Форма гимназистов состояла из суконной гимнастерки синего цвета, подпоясанной черным лакированным ремнем, черных брюк и светло-синей фуражки с тремя белыми кантами и черным козырьком. Эмблема прикреплялась к околышу и представляла собой две серебряные пальмовые ветви, между которыми размещались инициалы города, номер гимназии и буква «Г». Фуражки носили зимой и летом. Зимой надевали наушники из черного фетра на байковой подкладке или башлык цвета натуральной верблюжьей шерсти, отделанный серой тесьмой. Шинели были серого цвета89. Учащиеся реальных училищ носили однотипную с гимназистами форму, отличающуюся черным цветом и эмблемой. Фуражки были с желто-оранжевым кантом. Эмблема включала буквы «РУ». Форма коммерческих училищ повторяла форму реальных училищ, с той только разницей, что фуражка имела зеленый кант и околыш, а эмблемой был жезл Меркурия, олицетворяющий торговлю и промышленность90. Одежда гражданского населения города зависела от модных тенденций. Последнее десятилетие ХIХ в. в истории искусства характеризуется стилем «модерн» (от французского — новейший, современный). Для мужской одежды в моде был стоячий воротник с 130 отворотами. Манжеты рубашек так туго крахмалились, что на них можно было писать. Костюм стал более бесформенным. В моду вошли широкие и сужающиеся книзу брюки «французского покроя»91. Развитие техники, транспорта, популярность спорта изменили образ жизни людей, оказывая большое влияние и на одежду. В мужском костюме появляются цветные рубашки, короткие брюки типа «гольф», легкие куртки, мягкая фетровая шляпа. Стремление женщин к эмансипации, образованию, занятиям спортом (верховая езда, велосипед, крокет, теннис, плавание) диктовали изменения в женской одежде. В это время широко распространяется женский английский костюм: блузка, юбка и жакет. Юбка повседневного платья укорачивается до щиколотки. Из верхней одежды женщины носили пальто с пелериной и стоячим воротником, манто, мантильи, жакеты. Стиль «модерн» характеризовался новой цветовой гаммой: белый, бледно-серый, болотный, грязновато-зеленый, бледно-желтый, розовый цвета. Особенно модными были шелковые ткани: крепдешин, тафта, шифон, муслин — и мягкие переливчатых тонов — плюш, репс, бархат92. Из головных уборов в моде были шляпы с большими полями, украшенные тонким шелковым тюлем, вуалью, лентами, с маленькими полями и высокой тульей. Носили также чепчик, украшенный кружевом, цветами из материи и птичьими перьями. Дамы носили длинные бусы, цепи, боа из лебяжьего пуха и страусовых перьев, маленькие сумочки на длинном шнурке, перчатки, летом — кружевные зонтики. Обувь была признаком социального положения владельца. Аристократическая женская обувь была узкой в ступне, остроносой и на фигурном каблуке. Носили кожаные (черные и цветные), замшевые, атласные, шелковые туфли с пряжками, бантами, розетками, сапожки и высокие ботинки на шнурках, пуговицах и крючках. Мужчины одевали сапоги, полусапоги и штиблеты93. Большинство харбинцев старалось одеваться по европейской моде, следуя указаниям модных парижских журналов. Одежду покупали в модных магазинах или заказывали у портных. Уже в 1900 г. известный на Дальнем Востоке торговый дом «И. Я. Чурин и Ко» открыл в Старом Харбине свой магазин с большим отделом женского и мужского готового платья. Здесь была постоянно представлена мода европейской части России и известных фирм Европы. 131 Специфика харбинской моды состояла в «русской замкнутости» города, где все были «свои». Если в других городах Европы или Востока русские составляли лишь часть иностранной колонии, то Харбин был «русским» городом. Поэтому удивлять русскими вышивками и мехами никого не приходилось. По воспоминаниям бывших харбинок Мэри Гуревич и Н. А. Давиденко, у Чурина была мастерская, где около 10 русских женщин шили европейские модели по выкройкам из журнала «Вог». Там же были шляпная и обувная мастерские. Ткани, как правило, были харбинские, местного производства, изредка импортные94. Во время революции и Гражданской войны 1917–1920 гг. особо ценились меховые вещи, которые в суровые российские зимы были просто необходимы. Именно меховые вещи мужского и женского гардероба первыми попали в багаж русских господ, вынужденных бежать за границу после большевистского переворота. Они странствовали со своими хозяевами из города в город, из страны в страну. Приключения одной котиковой шубки блистательно описывает в своих воспоминаниях писательница Надежда Тэффи: «Котиковая шубка — эпоха женской беженской жизни. Ее надевали, уезжая из России, даже летом, потому что оставлять ее было жалко, она представляла некоторую ценность и была теплая. Котиковая шуба встречалась новая с блестящим мехом в Киеве и Одессе. Потом в Новороссийске ее можно было увидеть обтёртую, с плешью на боку. Затем в Константинополе с обмызганным воротником, со стыдливо подоткнутыми обшлагами и, наконец, в Париже протертую до блестящей кожи, укороченную до колен, с воротником и обшлагами из нового меха. В 1924 г. шубка исчезла»95. В период притока беженцев в Харбин из России в 1920-е гг. появилось большое количество частных фирм по пошиву одежды, магазинов, специализирующихся на продаже готового платья, белья, обуви и т.д. Все они были ориентированы на служащих КВЖД, высокая заработная плата которых была источником их материального благополучия96. Среди фирм, специализирующихся на продаже готовой одежды, в 1920–1930-е гг. была известна фирма «Волга-Байкал», принадлежавшая братьям А. Л. и С. Л. Кринкевичам, А. Д. Кириллову и И. Д. Камову. Она располагалась на Китайской улице в доме 61. Специальный магазин готового платья держал И. Консовский, также на Китайской улице, в доме № 168. На той же улице в до132 ме 152 располагалось «Венское товарищество», которым управляли И. Г. Каршей, Л. А. Хуторянский и А. Л. Бляхман, магазин Н. С. Петрова, торговавший «пальто, манто и костюмами», магазин «Оборот», принадлежавший З. А. Мазурскому и И. М. Янкилович, ателье «Лувр», которым заправляли Е. Т. Казачков и Н. А. Бергольсон97. Большинство магазинов, связанных с модой и пошивочными ателье, располагалось в Харбине на Китайской улице, которая была торговым и коммерческим центром (см. вклейку, стр. IV). Много магазинов концентрировалось на Мостовой улице, среди них «Люкс», «Маньчжурское товарищество», «Одежда», «Дешевый базар», «Депо готового платья». О. С. Коренева вспоминает, что при салоне «Люкс» была мастерская и шили мастерицы, которые даже брали шитье на дом. Здесь же была шляпная мастерская, где продавали дамские шляпы. Салон помимо платьев шил блузки, вышитые крестом, которые имели успех98. Большой популярностью пользовался модный салон «Антуанетт» на Рыночной улице при магазине «Лувр». Клиентка этого салона известная в Харбине оперная певица, лирико-колоратурное сопрано Галина Ачаир-Добротворская вспоминает, что платья этого салона были достаточно дороги, но очень красивые99. В Харбине процветали дома дамского и мужского белья. «Волга-Байкал» предлагал покупателям: «Сорочки фрачные, зефирные, шелковые, поплиновые и др. Воротники всех фасонов, галстуки, подтяжки, запонки. Дамское белье — готовое и на заказ, пижамы. Трикотажное белье — шерстяное, шелковое и фильдекосовое». В 1920-е гг. процветали салон белья «Белосол», ателье Г. А. Рыбаченко на Новоторговой улице, салон братьев Г. и М. Эскиных и салон «Конрос» братьев Тысменицких. Из корсетных мастерских в 1920-е гг. бывшие харбинцы выделяют салон «Элегант» А. А. Толстогановой, салон С. М. Браун, мастерские Е. П. Евстегнеевой, Э.К. Павловской, А. А. Червинской, ателье «Обь-Енисей»100. В связи с притоком в Харбин эмигрантов, а после 1924 г. — советских работников КВЖД население города значительно возросло, и спрос на одежду постоянно увеличивался. Многие опытные портнихи и вчерашние выпускницы курсов кройки и шитья открывали свои домашние ателье. Так, по информации А. Васильева, Н.Т. Ватутина шила на заказ платья и шляпы, П. В. Зозулинская имела маленькое дело «Венский шик», С. И. Орлова — ателье «Мадам Софи», ателье «Рекорд» владела М. Г. Вараксина101. 133 В общей сложности в Харбине работало более 70 дамских, мужских и смешанных портных, которые шили платья на все случаи жизни. Наиболее заметными среди смешанных мужских и дамских мастерских были «Рижская портняжная мастерская» В. Петровского, «Товарищество портных» Р. А. Цивьяна, дело Б. М. Гриншпунт, Р. И. Обертика, ателье А. И. Алексеева102. Вошедшая в моду вышивка побудила некоторых эмигранток заняться этим ремеслом. Вышивальные мастерские держали Н. Г. Захарова, З. В. Евдокимова, Ю. И. Симоченко, Н. А. Стрежешевская. В зимние холода большой популярностью пользовались вязаные вещи ателье «Салон вязаных вещей» В. Г. Билана103. Торговля обувью в Харбине было поставлена достаточно хорошо. Магазин «Чурин» торговал всевозможной модной и теплой обувью. Существовали специальные обувные магазины: «Нижегородские товары» (владелец М. С. Борисов), «Братья Атоян», «Вера», «Дон». В 1920-е и 1930-е гг. силуэт женского костюма становится иным, за счет завоеваний женской эмансипации. В моде того времени царил образ женщины-мальчика с длинными ногами, узкими бедрами, плоской грудью. Женщины носили короткие стрижки, ярко красили ногти, губы и глаза. Основа дамских туалетов того времени, и повседневных, и вечерних, — так называемое «Сэк-мини»: ровная рубашка со швами по бокам и пояс, спущенный на бедра. Платье по длине было до колен. В фасонах применяли ассиметричные драпировки, декольте на груди и на спине. В женскую моду стали входить брюки. Женщины носили маленькие шляпки, надвинутые на лоб. Особенно модной считалась шапочка «колокольчик», которая закрывала всю голову и уши. Из украшений использовались броши и колье из искусственных материалов, крупные искусственные цветы прикалывались на платья и головные уборы, шарфы и шали из набивного и искусственного шелка были с крупным стилизованным рисунком, с отделкой длинной бахромой. Из обуви носили туфли с глубоким вырезом из тонкой кожи и ботинки на шнурках104. Самым популярным видом искусства, начиная с 1920-х гг. ХХ в., было кино. Образы, созданные популярными актрисами того времени Гретой Гарбо, Марлен Дитрих, отличались романтичностью, эксцентричностью и в то же время были спортивными и независимыми. Наряды киноактрис также диктовали тенденции в моде. С середины 1930-х гг. силуэт женской одежды удлиняется, юбка опускается ниже 134 икр, плечи расширяются за счет подбивки. В моду входят шерсть и трикотаж (шерстяной, хлопчатобумажный, шелковый)105. Как вспоминала Ирина Василевская, работавшая в 1930-е гг. в магазине «Выгода» на улице Китайской, иногда возникала мода, оживлявшая торговлю. Например, возникший бум на мужские сорочки ярких однотонных цветов, пошитые из искусственного шёлка «спорт», с галстуками из этой же ткани. Были модны чулки цвета «топ» — тёмно-серого — их раскупали модницы и носили с белыми туфлями. Большой популярностью пользовалось отличное мужское бельё «под егеря», из тонкой шерсти106. В харбинском обществе существовали свои каноны соблюдения модных тенденций в одежде. Их диктовал и суровый климат Маньчжурии, и европейский этикет, к которому склонялись харбинцы, в отличие, например, от русских шанхайцев, проживавших в других климатических условиях. В летней моде харбинок неизменно были популярны шляпки. При их выборе не упускалось ничего: ни размер (большая шляпа — не для маленькой женщины), ни выражение лица (к печальному лицу не подбирали легкомысленную шляпку). Украшениями для шляпок служили перья, цветы, ленты, кисея и вуалевая сетка. Зимой в морозы надевалась шляпка «фик-фок — на один бок» или пуховый берет с двумя пушистыми помпонами на длинных шнурах. Большими и меховыми были воротники пальто, цвет которого был черным, серым или бежевым, и муфты. Муфта, бывало, даже из собачьего меха, в то же время была и сумочкой, в карман ее бросались пудра, духи, деньги, платки. В зимний период среди харбинок начиналось настоящее соревнование по меховым изделиям107. Суровый климат, морозные и снежные зимы, относительная дешевизна делали меховые изделия очень популярными. Магазины мехов располагались на Китайской улице (см. вклейку, стр. IV). Среди них заметными были магазины «Балыков и Григорьев», «Братья Я. и А. Бент», «Б. И. Палей» и др. На улице Мостовой были крупные магазины мехов: «Барнаульское товарищество» и «Торговый дом А. К. Винокуров и сыновья», магазин С. Гуревича, который славился своей мастерской по переделке меховых изделий. В конце 1920-х гг. в моду вошли крашенные меха, и ателье «Кондор», принадлежавшее И. Е. Терехову, специализировалось на окраске мехов108. Вопросы моды и красоты обсуждались на «Страничке женщины» в журнале «Рубеж», который выходил с 1926 г. по 1945 г., вна135 чале еженедельно, затем 3 раза в месяц. Темы женской странички были разнообразны: «Уход за кожей», «Модная линия», «Спасайтесь от веснушек и морщин», «Элегантность в простоте» и т.д. О влиянии мужского костюма на женскую моду журнал писал в 1935 г.: «Брюки никогда не будут идти женщине. Иных спортсменок украшают, но это исключение. Но костюм из толстой шерсти в клетку, с узкой юбкой и жакетом — несомненно, изящен, удобен и носит черты мужской моды…»109. На каждый сезон журнал не только давал рекомендации, какие наряды шить, какие прически делать, как ухаживать за лицом, но и рекламировал мастерские и ателье, где могли высполнить заказ в русле модных тенденций. Например, в сезон весны 1935 г. журнал давал совет дамам сохранить женственность. Для этого нужно было использовать в нарядах кружево, шифон, глубокие декольте, маленькие шапочки. Для причесок рекомендовались локоны, цветы. Строгость английского костюма уместно было смягчить ниткой жемчуга или нарядным шарфом. Желтые перчатки и шляпка, по мнению журнала, придавали солнечность синему, коричневому или черному пальто110. На лето того же года журнал предлагал следовать «Элегантности в простоте», т.е. летние костюмы и платья должны быть простого покроя, из белого, голубого, розового, желтого шелкового или простого полотна. Особенной популярностью пользовались темные блузки под светлый костюм111. Как вспоминает Л. Дземешкевич, харбинцы придерживались сезонных традиций в одежде, и если на улицах появлялись мужчины в светлых шляпах, это означало наступление весны, как и то, что когда женщины надевали белые платья, это возвещало о лете112. Так, в журнале «Рубеж» для обновления гардероба в весенний сезон 1935 г. жительницам Харбина предлагалось посетить салон «Антуанетт» (шляпы), салон дамских платьев М. С. Ольмерт в Московском магазине, салон «Люкс», салон Е. Н. Обухова по изготовлению зимнего и весеннего пальто, салон мадам Здоровениной по изготовлению платьев и белья, мастерскую вязаных, шерстяных и шелковых изделий Л. А. Храмченко, салон дамских нарядов «Прима», салон И. В. Фомина. Все эти ателье предлагали элегантный парижский академический покрой и качественный пошив113. В русле модных тенденций журнал рекомендовал разнообразные блузки: вязаные, из тонкой шерсти, твида, кашемира пастельных то136 нов. Они заменяли даже парадные туалеты, т.к. сменить блузку было гораздо дешевле, чем купить новое платье. Блузки, вышитые крестом или гладью яркими шелковыми нитками, с басками, с красивыми пуговицами пользовались популярностью у небогатых харбинок114. В отличие от повседневной одежды традиции бальной моды сохранялись длительное время. В дореволюционном Харбине частыми были балы в Гарнизонном или Железнодорожном собраниях, на которых присутствовали представители высшего света харбинского общества. Один из балов описывает в своих воспоминаниях М. И. Гинце, по рассказам своей сестры Натальи. Дамы были в платьях с декольте и шлейфами, непременными по тогдашней моде, с подчеркнутой талией. Бальное платье было декольтированным, без рукавов или же с рукавом типа «фонарик», корсет стягивал талию до 55 см в объеме, шлейф отстегивался на время танцев115. Девушки были одеты в шелковые платья, в руках держали веера из страусовых перьев. Прически дам открывали лоб и уши, впереди волосы лежали волнами. Мужская бальная мода диктовала, что мужчины-военные должны быть одеты в мундиры, штатские — во фраки116. В харбинском обществе 1920–1930-х гг. были приняты различные балы: «Политехнический бал», «Бал весны», «Розовый бал», благотворительные балы в Железнодорожном и Коммерческом собраниях. Работали как фешенебельные кабаре, такие как «Помпея», «Фантазия», «Этна», так и кабаре третьесортные — «Палерно», «Сорренто», «Таверна». Для молодых женщин это была возможность блеснуть своей красотой и нарядами. В арсенале харбинских красавиц имелись и изящные туфельки на высоком каблуке с тонкой перепонкой на подъеме, и черное кружевное платье в пол, подбитое рубиновым атласом с пурпурной розой на плече, черная из соломки шляпка, перчатки из лайки с застежкой на кнопки117. В то же время для семьи с весьма скромным достатком выпускной бал по случаю окончания учебного заведения дочерью или сыном был настоящим испытанием. По воспоминаниям О. ИльинойЛаиль, для подготовки к ее выпускному балу мать заложила последнее бриллиантовое кольцо. На полученные деньги было сшито длинное белое платье, украшенное серебряным кружевом, с приколотым к лифу букетом из цветов и кружева118. В журнале «Рубеж» № 6 за 1928 г. так освещался бал «За милых дам», который проходил в «Модерне» — фешенебельном дансинге: 137 «Публики было очень много, были переполнены белый, театральный залы, зимний сад, пришлось даже поставить столики в холле. Своими туалетами собравшихся особо поразили г-жи Кореневская, Баренсон, Брэн, Иконникова, Левитина, Каспе, Кабалкина, Лембич, Лакк, Дигуда, Панова, Алексич, Вейликун, Мейсон, Бент и др., особенно — костюм «Коломбина» г-жи Маджар. Необыкновенным успехом пользовался фокстрот «За милых женщин» в исполнении артиста итальянской оперы А. Шеманского119. В Харбине женщины следили за модой, поэтому популярными были курсы кройки и шитья. Для женщин-беженок это была возможность научиться одевать себя и свою семью предельно экономично. Наиболее известными курсами были «Женское дело» Крашенинниковой, Кошелевой, Жербениной, Курдюмовой, Роткегель и Миллер, «Ворт» Е. И. Емельяновой, «Теодор» Е. А. Жилиной и «Уроки Владимира Ивановича Южанова»120. Систематически проводились выставки рукоделия и художественных работ. Так, в апреле 1929 г. в залах Коммерческого собрания проходила выставка швейного творчества, организованная женским отделом газеты «Рупор». Выставку посетило свыше 1500 человек. Местные учебные заведения устраивали специальные экскурсии на эту выставку. Многие экспонаты были проданы. Сбор от выставки поступил в фонд помощи нуждающимся женщинам121. В период японской оккупации Маньчжурии 1932–1945 гг. в докладе Хозяйственной комиссии БРЭМ съезду Кио-Ва-Кай 6 июня 1942 г. говорилось о том, что остро стоит вопрос снабжения русского населения текстильными материалами и обувью. В основном донашивали старые вещи, т.к. приобрести новые было невозможно из-за высоких цен122. Во время японской оккупации в семьях рабочих КВЖД (как семья Зуевых) детскую одежду шили дома, взрослую готовую покупали в магазине или заказывали у портных. Зимнюю одежду шили из шкур овец «романовской» породы, отличавшихся теплом. Из зимней обуви предпочтение отдавалось традиционным русским валенкам, изготовленным в домашних условиях. Китайцы держали мастерские по пошиву одежды и обуви, которые славились хорошим качеством и быстрым изготовлением изделий. Шили иногда без примерки, только взглянув на заказчика, но заказ был всегда готов в срок и подходил по размеру. Был большой выбор китайских и европейских тканей. Японские ткани были очень плохого 138 качества. По воспоминаниям М. К. Зуева, новый костюм японского производства, попав под дождь, расползался буквально на глазах123. Как указывает И. Василевская, с появлением в Харбине японцев в торговлю стали поступать их «несерьёзные», мягко говоря, товары. Такие, как зонты от солнца, бамбуковые, обтянутые тончайшей тканью «фанза», веера, соломенные сумочки. На чулках «Канебо» очень быстро спускались петли, и это создавало некий промысел китаянкам — они быстро и незаметно их поднимали, к удовольствию заказчиц124. В своих воспоминаниях О. Янинова приводит сведения о том, что японцы запрещали носить шубы из каракуля. Однажды японский военный изрубил шубу из каракуля, сорвав её с жены управляющего Торговым домом «Чурин и Ко». Но когда выяснилось, что управляющий по национальности немец, оккупационным властям пришлось извиняться и возмещать убытки во избежание международного конфликта. Японцы пытались показывать европейцам пример экономности своей жизни на выставке, где была представлена в сравнении одежда и мебель японская и европейская с ценами. Лейтмотив выставки был в том, чтобы показать европейцам их непрактичность. Во время японской оккупации у русских харбинцев в быту прижились традиционные японские «фуросики» — кусок красивой ткани, в которую завязывали узелком книги, документы и т.д.125 В Харбине в 1930–1940-е гг. особенно обострились социальные контрасты. Люди перебивались, думая прежде всего о выживании. Высокие цены также не позволяли часто обновлять гардероб. Наталья Ильина в своей книге приводит пример, что она за урок получила 15 «гоби», а понравившаяся ей кофточка стоила 10 «гоби». После ее приобретения Наталью ожидала бурная сцена с матерью, которая рассчитывала на эти деньги для решения насущных бытовых вопросов126. Во время японской оккупации на харбинских улицах появились японские переселенцы в своих национальных кимоно. В суровые маньчжурские зимы они носили шерстяные «набрюшники» и респираторы. Японские военные летом носили суконную одежду цвета хаки, кожаные ботинки. Зимой, соответственно климату, надевали крытый тканью полушубок, меховые шапки-ушанки, теплые ботинки127. Так как одежда изнашивалась быстрее, чем покупалась, русские женщины вынимали из гардероба старые вещи и перекраивали их по новой моде. Иногда шили комбинированные вещи. Так, мужские спортивные куртки кроили с однотонной кокеткой при клетчатой спинке128. 139 Военное время 1940-х гг. ХХ в. диктовало и изменения в моде. Женская одежда стала носить черты форменной. Плечевой пояс увеличился за счет высоких плечевых прокладок. Длина платья укоротилась до колен. Пояс был широким и туго затягивал талию. Но широко применяли чисто женские детали: кружевные воротнички, жабо, баски в виде воланов, банты. Одежда была в зеленых и коричневых тонах129. Харбинские рукодельницы мягко сочетали цвет, тон и качество материи, соединяя парчу с кисеей и органди с маркизетом. В послевоенных фасонах 1940-х гг. широко применялись декольте, разрезы на юбках, даже разрезы на рукавах от плеча до локтя. У харбинских модниц обязательными аксессуарами были китайский веер и японский зонтик от солнца. Русские женщины перешивали из оставленного японцами военного имущества зимние мужские халаты из дорогой шерсти с норковым воротником на женские пальто130. В 1950-е гг. традиции ношения форменной одежды служащих КЧЖД, студентов и учащихся школ сохранялись с некоторым изменением атрибутики на кокардах и ремнях. Одежда городского населения менялась в соответствии с модными тенденциями и временем года. В русских семьях предпочитали готовую одежду, производство которой в Харбине было хорошо налажено, но часто из-за недостатка средств одежду для детей шили сами131. Таким образом, одежда русского населения Харбина с конца XIX в. до 1950-х гг. XX в. менялась под влиянием европейской моды. КВЖД, начиная с первых лет своей эксплуатации, как мощная транспортная артерия связывала Маньчжурию с внешним миром, поставляя готовую одежду из Европы. Инфраструктура изготовления верхней, лёгкой одежды и обуви в Харбине была развитой и представлена как русскими и еврейскими мастерскими, так и китайскими. Одежда как индикатор показывала желание русских сохранить свои национальные традиции, например в применении такой отделки одежды, как вышивка, вязание, кружево. По нашему мнению, этнокультурное взаимодействие, сложившееся в Харбине в конце XIX в. и до 1950-х гг. XX в., на примере одежды более подходит под тип аккультурации — сепарацию, т.е. адаптация русского населения происходила с сохранением собственной этнической идентичности. Интеграция наблюдалась в области производства одежды и обуви, где себя проявили китайские мастера. Влияние китайской и японской культур на русскую одежду в Харбине происходило на уровне заимствования некоторых элемен140 тов одежды (кимоно, воротник-стойка) и аксессуаров (зонтик, фуросики, веер). В то же время европейская мода повлияла на китайский уклад жизни к концу 1940-х гг. XX в.: мужчины-китайцы перестали носить длинные косы, а женщинам прекратили бинтовать ноги, уродуя их ступни. На примере изготовления одежды в Харбине можно отметить положительне влияние взамиодействия культур русского и китайского народов. 2.3. Общественное и домашнее питание русских харбинцев Питание (кухня) и традиции употребления пищи (застолье) — значительная и достаточно устойчивая часть национальной культуры. Питание как одна из основных жизненных потребностей человека имело в Харбине свои особенности. Воспоминания русских старожилов Харбина иллюстрируют время, когда отсутствовали многие продукты питания, к которым они привыкли в России. Продукты были привозными и в небольшом количестве. Первые русские жители Харбина страдали от недостатка ржаного хлеба и гречневой крупы. Говядина, капуста, картофель, сливочное масло были редкостью, их завозили из Сибири132. Благоприятный климат никак не использовался местным населением для выращивания огородных и садовых культур. На полях китайцев росли гаолян, сяомидза и бобы, на огородах высаживались красный и белый редис, лук и китайская капуста. Ягоды и окультуренные фрукты полностью отсутствовали. Первый опыт закупки семян овощных культур и ягодных кустарников принадлежал агроному Н. Н. Прикащикову (Москва, июнь 1898 г.). Первый огород был им высажен на ст. Сюнюэчен в 1898 г. Разные сорта капусты, столовая свекла, морковь, петрушка, укроп, горох, фасоль, картофель — все это впервые в Маньчжурии дало урожай летом 1899 г.133 Впоследствии ст. Сюнюэчен славилась своими садами и виноградниками. Ежегодно со станции отправлялись вагоны винограда. Н. Н. Прикащиков в 1908 г. развел питомник на ст. Яомынь. Особенно хорошо развивались сливы десертного сорта, крупные сорта абрикосов, малина красная и белая. Китайцы заинтересовались и стали просить заказать им семена овощей, саженцы плодовых деревьев и постепенно стали осваивать новую для них технологию выращивания сельскохозяйственных культур. 141 К 1906 г. китайцы уже снабжали русских поселенцев зеленью, овощами, фруктами, молоком, сладостями. Уличные торговцы были особенностью Харбина. За небольшие деньги они снабжали горожан продуктами. Китайцы, предприимчивые от природы, открывали для русского населения продовольственные и мелочные лавки, где продавали товар в кредит. Таких лавок было много в районе Нового города и Пристани. Они отличались большим разнообразием иногда несочетаемых товаров из разных стран: водка от Смирнова, Хавтаси, Антипаса, коньяк из Франции или «Динар» от Файницкого, кетовая икра отделения Дайрен — Ямагата — Дори, марсельское мыло на оливковом масле, брезентовые туфли от Шитухина, краска «Коиол» для волос, печенье и бонбоньерки с конфетами от «Марса», сигареты «Кэмэл» и папиросы «Лопато», колбаса 10 сортов от Лейтлова, тянучки из патоки, пробные духи «Суар де пари» и кружево «Валансье», яблоки «шестой» номер из Чифу и т.д. Причем хозяин лавки с готовностью все товары мог продать в долговременный кредит134. В Харбине китайцы прямо на улице держали огромные самовары, продавая кипяток: за копейку — чайник, за 5 копеек — ведро. С 6 часов утра свисток самовара оповещал всю округу о том, что кипяток готов. Русские горожане с благодарностью пользовались этой услугой135. Фирмы, поставлявшие в Харбин продовольствие, были и русскимт, и иностранными. Датская компания «Вассард» и японская «Мицуй» специализировались на торговле и экспорте соевых бобов. Английская продуктово-экспортная компания, принадлежавшая всемирно известной фирме «Вести», вывозила мороженую дичь и птицу, используя вагоны-ледники. Чайная торговля была в руках И. Ф. Чистякова. Табачная фирма И. А. Лопато была известна русскому населению всей Маньчжурии. Крупнейшие универсальные магазины «Чурин и Ко», японские «Восходящее солнце» и «Мацуура» продавали разнообразный и качественный товар136. Акционерная англо-китайская восточная торговая компания, основанная Р. М. Кабалкиным в 1908 г., специализировалась на выпуске бобового рафинированного салатного масла «Acetco», которое было широко известно на дальневосточном рынке. Кроме масла фирма выпускала мыло и олифу. За образцовое оборудование завода фирма получила золотую медаль на маньчжурской выставке в Дайрене в 1933 г. Отделения фирмы находились в Шанхае, Дайрене, Кобэ (Япония), Владивостоке, Сиэтле (США). Другое популяр142 ное в 1930-е гг. салатное и столовое рафинированное масло «Гвоздика» выпускал завод И. Д. Бородина, основанный в 1928 г. Качество его продукции было оценено очень высоко на ЯпоноМаньчжурской торгово-промышленной выставке в 1932 г. и на выставке в Дайрене в 1933 г. Ему был присужден первый приз — Большая золотая медаль, а также серебряная с дипломом137. Экспорт мясных продуктов и их переработка находились также в руках русских купцов. Близкое соседство Монголии (где к 1910 г. в 12 княжествах насчитывалось около 600 тыс. голов скота) не только обеспечивало регулярные поставки мяса харбинскому населению, но и в период войны 1904–1905 гг. позволило снабжать продовольствием многомиллионную русскую армию138. Кроме того, мясо экспортировалось из Харбина в Приамурье по железной дороге. В период навигации судами осуществлялись поставки в Хабаровск и Николаевск, летом в виде живого скота, зимой — мороженного мяса. Известный харбинский публицист Н. Штейнфельд отмечал в 1910 г., что продовольственные товары в Харбине дешевле, чем в каком-либо городе России: мясо, рыба, птица, яйца, овощи вдвое и втрое дешевле, сахар, чай, табак, спички, водка дешевле на сумму акциза, который в Маньчжурии не взимался139. Рынок продуктов изменялся в зависимости от политической ситуации. Так, в период Русско-японской войны 1904–1905 гг. цены на рынке колебались в зависимости от прорвавшихся вагонов частных предпринимателей среди потока казенных и воинских грузов. Цены на привезенные продукты сразу росли, так как население спешно пополняло свои запасы. Например, пуд манной крупы стоил в течение одного и того же месяца от 6 до 14 руб.140 В период Первой мировой войны цены на продукты питания также возросли. В 1916 г. газета «Харбинский вестник» сообщала, что с каждым днем продукты дорожают. Цены на сахар повышаются через каждую неделю на 1–2 копейки за фунт. Картофель повысился в цене с 55 коп. до 80 коп. за пуд. Мясо подорожало до 18 коп. за фунт141. В связи с ростом цен на продукты питания (и особенно на хлеб) Продовольственная комиссия при Городском Совете 3 марта 1916 г. решала вопрос об обеспечении малоимущего населения мукой, продавая ее по доступным ценам в Торговых рядах на Пристани142. Для стабилизации цен на хлеб Харбинское общественное управление и Городской Совет приняли определенные ставки цен на хлеб: из муки 1-го сорта — 143 8 коп. за булку, 2-го сорта — 7¾ коп., 3-го сорта — 7½ коп., 4-го сорта — 6¾ коп., из ржаной муки — 5½ коп.143 После окончания военных действий мирная жизнь населения, его растущие потребности требовали и новых форм обеспечения населения продовольствием. В деле снабжения населения продуктами харбинским магазинам 1920–1930-х гг. не было равных. Гастрономические магазины Церцвадзе, Гурченко, Тарасенко, Микабадзе, Дзомилидзе, Клестова, Кутузова, Опица, Чурина привлекали покупателей богатством выбора всевозможных продуктов: колбасы и окорока фабрики Лейтлова, свежеприготовленные салаты, винегреты, баклажановая икра, холодцы, фаршированный перец, заливные блюда. Из рыбных изделий предлагались различные сорта копченой рыбы: семга, балыки, угри, сельди. В огромных бочках стояла красная икра, которую продавали на вес144. В продаже непременно присутствовали спиртные напитки, как заграничные, так и местного производства. Водочно-ликерный завод Г. Д. Антипаса снабжал дальневосточный рынок своей продукцией с 1899 г. Лучшая водка его завода «№ 50» была приготовлена из первосортного хлебного спирта и дистиллированной воды. Водка, различные настойки изготавливались местными заводами: Никитиной, Лазариди, Чурина. Популярной водкой были «Империал», «Нега», «Жемчуг». Шаньдунские вина местного производства могли конкурировать с заграничными по своим вкусовым качествам145. Безалкогольными напитками: пивом, искусственными минеральными и фруктовыми водами — снабжало население Харбина Товарищество соединенных заводов пивоваренных, искусственных минеральных и фруктовых вод, являющееся одним из крупнейших торгово-промышленных предприятий Маньчжурии. И хотя оно было основано в 1905 г., все предприятия товарищества имели новейшее техническое оборудование. Производство и более 100 рабочих предприятий постоянно находились под санитарно-гигиеническим надзором врача. Пиво, приготовленное на заводах товарищества из маньчжурского ячменя лучшего качества и хмеля, выписанного из Чехословакии и Германии, было любимым напитком харбинцев146. Кроме магазинов продукты питания можно было приобрести на рынках: на Пристани, в Новом городе и на Зеленом базаре. Первый находился между улицами Новгородняя, Участковая, Мостовая и Русская. На нем можно было купить оптом и в розницу мясную, рыбную, 144 молочную, овощную, масляную продукцию. Магазины всего Харбина брали здесь товар оптом. Все население Пристани имело возможность купить здесь дешевый и качественный товар. В Новом городе по ул. Новоторговой располагался базар, рассчитанный на богатых иностранцев и служащих в администрации КВЖД. Зеленый базар снабжал в основном средний класс железнодорожников. Продукты сюда доставлялись свежими: мясо со скотобойни Нового города, рыба с р. Сунгари, молоко поездом с разъездов и станций147. В Харбине была налажена система общественного питания. До 1920 г. круглосуточное питание служащих КВЖД и военнослужащих Заамурского округа Пограничной стражи обеспечивали пункты питания: столовые-чайные, рестораны Гарнизонного и Железнодорожного собраний. Для снабжения служащих и рабочих горячей и дешевой пищей на станциях КВЖД в 1912 г. были учреждены столовые-чайные. За их работой следили комитеты, выбранные из служащих данной станции, во главе с начальником службы эксплуатации дороги. Помещение для чайной отводилось бесплатно при дежурных кондукторских комнатах. На оборудование по ходатайству комитета Управление КВЖД отпускало субсидию-аванс, которая погашалась в установленные сроки148. Для дежурных кондукторских бригад отпускалась горячая пища из ротных котлов железнодорожных батальонов с 9 утра до 10 вечера. Обед состоял из супа, борща или щей, сваренных из фунта мяса, каши и 2 фунтов хлеба. На ужин полагалось то же самое, только норма хлеба сокращалась до 1 фунта. Плата за обед составляла 20 копеек, за ужин — 8 копеек149. Для приобретения товаров по более низким ценам служащими КВЖД в сентябре 1905 г. было учреждено Общество потребителей. Обществом были открыты магазины с товарами, отпускаемыми в кредит. Удерживаемые с покупателей по спискам и платежным ведомостям суммы главная бухгалтерия сдавала в Русско-китайский банк на текущий счет Общества потребителей150. Для работников станций, подъездных путей, железнодорожных мастерских и т.д. Обществом потребителей КВЖД были организованы вагоны-лавки. Вагон размещался в середине товарного поезда, должен был останавливаться вблизи станционного здания, на путях, где производилось движение. Отпускались товары только служащим дороги. О прохождении вагона-лавки Общество потребителей телеграфирова145 ло начальникам станций и других отделов, дороги с целью своевременного уведомления служащих дороги151. Столовая-чайная 6-го отряда заамурцев занимала длинный одноэтажный корпус одной из казарм на Офицерской улице. Здесь не только питались, но и отмечали полковые праздники, ставили новогоднюю елку, позднее — два раза в месяц устраивали кинематографические сеансы152. В Железнодорожном и Гарнизонном собраниях были рестораны, по воспоминаниям Ю. В. Крузенштерн-Петерец, обеспечивающие обедами высшее гражданское и военное руководство, а публика поскромнее собиралась здесь в определенные дни на семейные вечера. В меню этих заведений были рябчики, котлеты-марешаль и неизменные пирожки с рисом и морковью153. Пункты городского общественного питания предлагали меню для разных слоев населения. Первое кафе-шантан появилось в Харбине благодаря инициативе грузина, ссыльнопоселенца Гамартели. В деревянном, построенном из подручного материала помещении в районе, где проживали первопоселенцы, Старом Харбине, в 1900 г. начало работать кафе-шантан «Бельвю»154. Перед Русско-японской войной Гамартели открыл ресторан «Бристоль», уже на Пристани. В это же время на Пристани открылся ресторан «Казанская столовая». Здесь обедали в основном мусульмане — выходцы с Кавказа, татары, поэтому в этом заведении никогда не готовили из свинины. Работали на Пристани и другие кафе-шантаны, привлекая по вечерам разношерстную публику, которая развлекалась карточной игрой, гремел оркестр, выступал доморощенный кордебалет. Во время Русско-японской войны открылись новые заведения подобного типа. Особенно примечателен был ресторан «Портсмут» в Новом городе. Это заведение располагало собственной гостиницей, большим зрительным залом, электростанцией мощностью в несколько десятков лошадиных сил, которая снабжала электричеством прилегающие кварталы города. Доход ресторан приносил очень высокий — от 10 до 25 тыс. золотых рублей в день. Но после окончания Русско-японской войны доход резко сократился — до 250 руб. в день, и в 1907 г. ресторан закрылся. Рестораны, кафешантаны, которых в период войны насчитывалось около десятка, привлекали толпы кутил, настроенных «хоть день, да мой»155. В годы Первой мировой войны популярными становятся кафешантаны: «Полерно», «Баян», «Колхида», работавшие и летом, и 146 зимой. Эти заведения держали грузины. В 1920-е гг. в связи с революцией и Гражданской войной в Харбине появились беженцы из России и новые кутилы, которые каким-то образом завладели крупными деньгами и ценностями. В кафе и ресторанах Харбина опять стало оживленно. Открывались новые пункты общественного питания: кафе-шантаны, рестораны, закусочные, предлагавшие блюда русской, французской, грузинской кухни. Газета «Свет» в 1920 г. поместила большую рекламу кафересторана Т. Н. Суринова при Собрании Охранной стражи (бывшее Гарнизонное) в Новом городе, где предлагались дешевые ужины: для членов Собрания по 35 центов, для посторонних — 50 центов. Завтраки, обеды и ужины были дешевле, чем в других подобных заведениях Харбина. Шеф-повар ресторана Я. Покс имел многолетний опыт работы в Английском клубе Петрограда. Для устройства банкетов предлагался зал на 300 человек. Собственный завод при ресторане обеспечивал посетителей фруктовыми водами «Вишняк» и «Шампанье»156. В период 1920–1930 гг., когда Харбин превратился в крупнейший международный торгово-промышленный центр на Дальнем Востоке, его постоянно посещали торговые представители и деловые люди из разных стран мира, а также представители культуры и искусства. В это время получил развитие ряд отелей и гостиниц. Такие фешенебельные отели, как «Гранд-отель» и «Ориант» в Новом городе, «Модерн» на Пристани, могли конкурировать с лучшими отелями мира. Рестораны при этих отелях отличались роскошным интерьером и первоклассной кухней. На столах стояли хрустальная, серебряная посуда, цветы157. К ресторанам классом пониже в этот период относили «Яхтклуб», «Бар Лукулл», «Миниатюр», «Стоп-Сигнал», «Пляж». Последний был особенно популярен в летнее время и находился в одном из красивейших уголков левого берега Сунгари. Резная двухъярусная деревянная веранда ресторана в стиле ампир была украшением этих мест. Пользовались особым успехом у посетителей «подвесные ложи», из них открывался вид на реку и город. По вечерам играл оркестр, и посетители танцевали на свежем воздухе. Многочисленные кафе Харбина предлагали вкусную и недорогую пищу. Они открывались в оживленных местах города, днем в них устраивали деловые встречи, вечером развлекались. Работали они с 8.30 утра и до 22.00 вечера. Кафе-ресторан «Крыша» располагался на плоской крыше одного из домов на ул. Китайской, посетителям 147 предлагались блюда французской и кавказской кухни, разнообразные коктейли и американские напитки. Метрдотель кафе владел английским, французским, немецким языками. Кафе имело свой оркестр и распорядителя танцами158. Популярными кафе были «Марс», «Виктория» на Пристани, кафе Зазунова на ул. Новоторговой, кафе Азадовского в Новом городе, кафе Аспетяна славилось в Харбине своими конфетами и пирожными «Пьяная вишня». Для любителей кавказской кухни работали шашлычные «Татос», «Рогозинский», «Новый Казбек», «Кавказ», «Алла-Верды», «Иверия». Блюда подавались в этих заведениях с горячим хлебцем, с салатами и настоящими кавказскими винами. В летний период открывались многочисленные кафе, бары, киоски, где можно было быстро и плотно перекусить на открытом воздухе. Эти заведения носили иногда довольно комичные названия: «Яша — свой человек», «Привал трех бродяг», «Вася, заходи». Один из номеров журнала «Рубеж» за 1935 г. был издан под девизом «На пляж» и целиком посвящен летнему отдыху и развлечениям. В том числе в нем была помещена реклама всевозможных прохладительных напитков: «Чем и где утолить летом жажду». В рекламе предлагались мороженое всевозможных сортов, кефир, простокваша, варенец, пиво, чай «Тян-чин», томато-джюсс «ДельМонтэ», своеобразный напиток «Буза» от завода Н. И. Ипсиланти, минеральные воды курорта Эрценцзянцзы. Посетителей приглашали в жаркий день посетить кафе «Эрмис», «Миниатюр», Кафеверанду, буфет «Восточные сладости»159. В зимнее время после катания на горках, «толкай-толкай», парусных буерах по ледяной Сунгари отдыхающие заходили в рестораны «Дед-Винодел», «Стоп-Сигнал», где подавались горячие и сочные блины и пельмени, играла музыка, было оживленно и весело160. В годы японской оккупации многие рестораны и кафе пришли в упадок. Напряженная, мрачная обстановка при всеобщем контроле, низкая заработная плата, карточки на продукты питания не располагали к развлечениям. После освобождения от японской оккупации в 1945 г. основными посетителями кафе и ресторанов были военные Советской армии. До 1950-х гг. работали кафе «Иверия», «Эдем», «Великий океан», «Алла-Верды», «Алкогрот». Рестораны «Якорь», «Олимпик», ресторан в Советском клубе работали до начала 1960-х гг.161 148 В Харбине можно было получить обед не только в роскошном ресторане, но и так называемые «домашние обеды» в частных домах, где предприимчивые хозяева отводили для желающих поесть по-домашнему пару комнат и 2–3 столика. Обеды были свежими и питательными. За 10–15 центов подавали тарелку густого борща со сметаной и куском вареного мяса. Хлеб получали бесплатно в любом количестве. При желании можно было заказать второе блюдо. Весь обед обходился около 40 центов. Этими пунктами питания пользовались студенты, водители автобусов, все, кто хотел быстро и недорого поесть162. Примечательными были в Харбине «молочные кафе» Стрельникова, Ражева, Воронцова. Они отличались большим ассортиментом молочных продуктов: молоко, сливки, простокваша, варенец, творог, сметана, обрат, кефир, «молочное шампанское». Здесь же продавалась свежая выпечка: всевозможные булочки, коржики, калачи, баранки, сухари. Посетители при желании могли и поесть в кафе, и взять продукцию с собой. Революция в России, Гражданская война изменили уклад жизни русского населения Харбина, в том числе и домашнего питания. Начались перебои со снабжением продовольствием. Для улучшения положения рабочих и служащих КВЖД в январе 1918 г. был сформирован Главный продовольственный комитет КВЖД. Своими целями он считал снабжение служащих и рабочих продуктами и предметами первой необходимости по самым низким ценам, организацию сельскохозяйственного производства, содействие в организации потребительских обществ (кооперативов). В состав комитета входили лица, избранные на железнодорожном съезде из числа служащих, мастеровых и рабочих, не более 10 человек, сроком на один год. Средства комитета складывались из оборотного и специального капиталов, хранившихся в Русско-азиатском банке на особом условном счете163. Дважды в год комитет предоставлял отчеты о движении финансовых потоков комитета в Управление КВЖД и Обществу КВЖД. В случае ликвидации Главного продовольственного комитета все капиталы и все имущество с разрешения Правления Общества КВЖД могли быть переданы в порядке, установленном железнодорожным съездом, кооперативам164. Изменения жизненных условий русского населения коснулись прежде всего доходов. Прожиточный минимум служащего КВЖД на ноябрь 1919 г. составлял 705 735 руб. В эту цифру не входили расходы 149 на воспитание и обучение детей, на культурные потребности. Однако служащие не получали полностью этой суммы и были вынуждены добывать себе средства другими путями, не всегда законными165. В основу определения прожиточного минимума на 1919 г. были положены данные Министерства труда, исчисленные на сибирские знаки (деньги колчаковского правительства). С переходом железной дороги на взимание тарифов по курсу золотого рубля цены на все товары возросли более чем втрое, а местные фирмы переоценили товары на «йены» и сибирские знаки по курсу. Прожиточный минимум служащего на 1919 г. состоял из расходов на пищевые продукты: мясо — 70%, рыба — 20%, колбаса 10% на сумму 1202,80 руб., масло 30%, сало 70% на сумму 480 руб., овощи: картофель 50%, капуста 25%, свекла 10%, морковь 5%, петрушка 3%, лук 7% на 143,61 руб., крупа: гречневая 15%, рис 25%, перловая, манная 10%, пшенная 10%, горох 10%, макароны 20% на 166,69 руб., мука на 281,25 руб., соль 2 фунта на 75 руб. Министерство труда не учитывало приобретение таких продуктов, как молоко, яйца и сахар. Их покупка в месяц обходилась в среднем в 628 руб. Добавка от КВЖД к жалованию служащего на дороговизну товаров составляла 55%, что было крайне недостаточно, особенно для одинокого человека. Питание вне дома, включающее утренний чай, обед, ужин составляло 3600 руб. на одного человека. По подсчетам Управления КВЖД, самая большая статья расходов — питание — составляла 53,03% от дохода служащих166. В этот период администрация КВЖД прилагала всевозможные усилия, чтобы уровень жизни ее служащих не падал столь катастрофически, как по всей России. Администрация дороги старалась выплачивать все надбавки к заработным платам служащих и меняла их в сторону повышения. Так, с 1918 г. по 1919 г. доплаты, выплачиваемые с учетом дороговизны жизни, достигали 100%. Циркулярным распоряжением Управляющего дорогой от 18 декабря 1919 г. сдельные заработки увеличивались в 3 раза, стоимость неурочного часа — в 2 раза167. В связи с инфляцией с 1 июля 1919 г. жалование стало выдаваться в золотом рубле168. Рацион питания русских харбинцев зависил от социального положения и финансовых возможностей. Питание высшего руководства КВЖД и Заамурского округа отличалось пышностью, разнообразием и было традиционным для дореволюционного периода. Праздничный обед у генерала Чичагова — начальника Заамурского 150 округа Пограничной стражи описывает М. А. Гинце. Перечень холодных закусок включал в себя: тайменя, красную и черную икру, осетровый балык, семгу, краба, заливное из рыбы, холодец, отварного поросенока, селедку, кильку, шпроты, паштеты, зеленый перец, фаршированный морковью, копченый язык. Горячие блюда начинались с супа — «крема из спаржи» с маленькими пирожками, следующими были форели, варенные на пару, с польским яичным соусом. Жареный телячий окорок подавался с крокетами, а цветная капуста — с соусом из поджаренных в сливочном масле сухарных крошек. Что касается напитков, то для дам предлагались марсала, херес, для мужчин — рябиновка, зубровка, померанцевая, настойки на черносмородиновых почках и вишне169. Ежедневный домашний стол в семьях военных и железнодорожников состоял из блюд русской кухни. В меню присутствовали обязательно холодные закуски, из горячих блюд — борщ и каши, из печеностей — пирожки и пироги. Во многих обеспеченных и среднего достатка семьях служили поварами китайцы, приучая русских к своим ароматным специям, благодаря которым привычные блюда меняли вкус170. В семьях офицеров Заамурского округа пограничной станции, по воспоминаниям Ю. В. Крузенштерн-Петерец, кладовые и ледник всегда были полны продуктов. Запасы продуктов были необходимы для семей военных, особенно во время ночных маневров. На сборы «по тревоге» давалось время от 10 до 30 минут, за это время хозяйка успевала набить вьюк продуктами. Мясо закупалось по казенным ценам: 1 фунт стоил 6 копеек171. Складывался обычай в ягодную пору в семьях офицеров устраивать прием гостей на «первые пенки» варенья, которое варили из различных ягод и фруктов. Расположившись в беседках в саду, гости дегустировали варенье за чаем и вели неспешные беседы. При высокой зарплате, например, служащего КВЖД и сравнительно невысоких ценах на продукты питания в 1920-х гг. для ежедневного рациона семьи могли готовить блюда из мяса и птицы. Были и бедствующие эмигрантские семьи, питавшиеся главным образом овощами, которые у разносчиков-китайцев стоили копейки. Соседство с китайской кухней вносило разнообразие в рацион питания русских жителей Харбина. Из овощей готовили экзотические для России блюда из традиционной китайской кухни: бобовые ростки в сое, жареную тофу (соевый сыр), китайские кукурузные блины тянь-бины, которые начинялись творогом и обжаривались до хрустящей корочки и т.д.172 151 В семье Зуевых, например, покупали к столу горячее соевое молоко, его продавали на улицах китайские продавцы. Очень в этой семье любили соевый сыр — тофу173. Китайцы были поставщиками на дом для русского населения хлебобулочных изделий, свежей рыбы, яиц и кур, овощей, молока. Часто продавали продукты в долговременный кредит. Отдельного упоминания заслуживают китайские сладости, которыми уличные торговцы привлекали, прежде всего, детвору. Русские харбинцы помнят «липучки» — палочки из сладкой тягучей массы, посыпанные кунжутным семенем, мороженные груши, «таху-лу» — нанизанная на бамбуковую палочку боярка со вставленной в надрез долькой мандарина или бобовым орехом и заглазированная сахаром, «кау-цзы» — выпечка, напоминающая хворост, свежие жареные каштаны и т.д.174 Соседствовала китайская кухня с русской даже в высших учебных заведениях. Как вспоминает бывший харбинец В. Ерофеев, в Харбинском политехническом институте были две студенческие столовые: русская и китайская. Студенты часто посещали китайскую, в которой подавали по 4 пампушки на человека и неограниченное количество супа. Однажды В. Ерофеев, поспорив со своим другом В. Савчинкиным, кто из них съест больше пампушек, проиграл со счетом 37:41. После того, как они съели 4–5 тарелок супа, вернулись на занятия и отдыхали175. В Харбине в повседневной жизни русских сохранялся православный календарь. В традиционные религиозные праздники — Рождество, Пасха — в русских семьях стол изобиловал мясными и рыбными блюдами, солениями, куличами, тортами, пасхами и т.д. Сохранялись и традиции застолья. В домах устраивались приемы визитеров, как правило, между 11 и 14 часами. Так, в богатом доме И. Л. Хаиндрова (?–1938, Харбин), председателя грузинской колонии и Общества старожилов Харбина, на Пасху в 1930-е гг. накрывались в течение трех дней 2 стола: обычный и сладкий. Причем столы должны были выглядеть нетронутыми. Поэтому запеченные поросята, барашки, птица постоянно менялись. Обновлялся и сладкий стол. Армия визитеров разных национальностей: грузины (как сам хозяин дома), русские, поляки, евреи, армяне, китайцы, японцы, священники из разных церквей — все хотели поздравить доброго, отзывчивого человека и щедрого мецената. И всех гостей угощали на славу176. 152 Однажды бывшему харбинцу М. К. Зуеву удалось побывать в 1940-х гг. в семье молокан на праздничном обеде. Основным блюдом застолья была наваристая куриная лапша. Варёные куры подавались отдельно с варёной и жареной картошкой. Овощи были солёные и квашенные: капуста, огурцы, помидоры. К чаю подавались шанежки, пирожки и блинцы, которые были необычайно тонкими. Ели их со сметаной, мёдом, вареньем. Из крепких напитков на столе был только квас типа браги177. Однако в период японской оккупации Маньчжурии 1932– 1945 гг. питание русских эмигрантов резко ухудшилось. Хозяйственный отдел БРЭМ занимался снабжением эмигрантов продовольствием. Уже в 1938 г. начались перебои с мукой, что заставило городские власти учредить Комитет по распределению муки в Харбине. Но, несмотря на все усилия комитета, цены на муку росли, процветала спекуляция. Только после включения представителя комитета в состав Продовольственной комиссии БРЭМ удалось наладить снабжение мукой эмигрантских организаций и учреждений. В 1942 г. Продовольственная комиссия БРЭМ констатировала, что в Харбине российский эмигрант получал продукты первой необходимости, среди которых хлеб — 400 г в день, мука — 1 кг в месяц (в среднем), сахар — 500–750 г в месяц, соль — 250 г в месяц, спички в достаточном количестве, масло растительное — 400 г в месяц, гречневая крупа — 400 г, однако последние 2 продукта выдавались нерегулярно. Председатель продовольственной комиссии М. Н. Гордеев среди пожеланий к губернскому съезду Кио-Ва-Кай высказывал, что снабжение эмигрантского населения должно быть централизовано при Главном Бюро БРЭМ. По его мнению, было необходимо введение карточек на мясо178. Проблема снабжения мукой вызвала перебои с хлебом. Этот вопрос беспокоил владельцев русских хлебопекарен и кондитерских. Благодаря объединению представителей этих предприятий в Союз с сентября 1940 г. было налажено получение муки для выпечки хлеба из расчета 1 фунт хлеба на едока. Более упорядочилось снабжение продуктами с введением карточек, но с растительным маслом перебои продолжались. Так, в декабре 1940 г. 24 эмигрантских предприятия получили только 500 кг бобового масла179. Жители Харбина испытывали недостаток в снабжении сливочным маслом. Хозяйства, расположенные на железнодорожной линии, поставлявшие в Харбин масло, увеличили цену с 6.50 до 8 гоби за 1 кг 153 ввиду отсутствия кормов для скота и падения удоев180. Перебои с поставкой мяса привели к поднятию цен и огромным очередям в мясные лавки. Спекулянты предлагали мясо в два раза дороже обычной цены181. Населению по нормам выдавалось мясо плохого качества, в мясных лавках оно было лучше, но по завышенной цене. Рестораны же в избытке предлагали мясные блюда и вовсе по баснословно высоким ценам. Таким образом, мясо как один из важнейших продуктов питания европейского населения стало доступно только богатым людям. Поднимались цены и на птицу. Так, за сутки цена на утку могла подняться с 2 до 3 гоби за штуку182. При отсутствии мяса на рынке некоторые фирмы продолжали выпускать колбасные изделия, иногда из мяса «не употребляемых в пищу животных», конского и ослиного мяса. После закрытия властями сомнительных предприятий единственными крупными заведениями, выпускавшими колбасные изделия отличного качества, но по высоким ценам были «Гастроном» и «Магазин Лейтлова»183. Как один из выходов из создавшегося положения Продовольственная комиссия БРЭМ предлагала взять в аренду предприятие, ликвидировавшее свои дела, — Товарищество «Сибирь». При протекционизме властей это предприятие могло стать диктатором и регулятором цен на местном рынке колбасных изделий. В связи с дороговизной мясо-молочной продукции население Харбина стало потреблять больше овощей, на которые цена тоже значительно поднялась. Так, цена на картофель за 10 дней октября 1942 г. поднялась с 6,50 до 10 гоби184. Ситуацией на продовольственном рынке пользовались предприимчивые дельцы-спекулянты, которые намеренно, путем сговора поднимали цену на все, что имело тенденцию к дефициту. Скупая товар, а затем спуская его по завышенным ценам, они имели в месяц прибыль, до 300% превышающую первоначальную стоимость. Спекуляция продуктами в этот период наносила ущерб не только населению, но и государству, понижая ценность государственной валюты. В пожеланиях Продовольственной комиссии БРЭМ к губернскому съезду Кио-Ва-Кай в 1942 г. предлагалось ввести порядок распределения мяса через квартальных старост: для взрослого европейца 3–4 кг в неделю, для детей до 10 лет — 1 кг. Проблемы спекуляции и продажи некачественных мясо-молочных продуктов пытался решить Особый совещательный комитет из представителей органов власти, русских предприятий и общественных ор154 ганизаций: жандармерии, Кио-Ва-Кай, Биньцзянского губернского управления, городского управления, полиции, Торговой палаты, от кооперативов БРЭМ, Союза бакалейных торговцев, кондитерских, конфетно-шоколадных фабрик, кафе, Союза рестораторов, Красного Креста, больниц и городских участков «Тонари-гуми». Для улучшения качества хлеба, по мнению комиссии, необходимо было открыть независимые от Союза пекарей 3–4 пекарни под контролем «Тонаригуми». Увеличить выдачу муки, растительного масла, сахара и соли в некоторых бакалейных магазинов для выпечки булочек и пирогов высокого качества для населения по доступной цене185. В связи с контролем над ценами на продукты первой необходимости в Харбине при Департаменте полиции был создан Экономический подотдел Охранного отдела Департамента полиции. Чиновники этого подотдела вели себя бесцеремонно как с продавцами, так и с покупателями, любой национальности. Были даже случаи рукоприкладства к покупателям, приобретавшим продукты в неположенный день. Иногда по незнанию языка русские жители покупали тот или иной продукт не в дни выдач. Японские власти не сообщали русским через средства массовой информации о днях выдачи тех или иных продуктов, об изменении цен, о новых законах в экономической области186. Как вспоминает М. К. Зуев, во время японской оккупации в повседневном рационе питания русских присутствовали в основном блюда из круп (рис, просо, чумиза, гаолян). Ели с молоком. Китайскую крахмальную лапшу-фунчозу применяли как начинку для пирогов. Мясо выдавали на праздники по карточкам: свинину, баранину, конину. Мясо готовили с картошкой, окорока жарили в печи. Примечательно, что в рабочей семье Зуевых в 1940-е гг. предпочтение отдавалось качественной посуде производства Германии, фирмы Зингер. Использовали эмалированные кастрюли, чугунные сковороды. Противни, формы для выпечки сдобы и хлеба изготовлялись кустарным способом из чёрной жести. Куличи были очень высокие по сравнению с современными, т.к. печи в домах клали традиционные русские или голландские187. В ситуации постоянного дефицита продуктов питания в период японской оккупации русские женщины все-таки умудрялись что-то продать, выменять, добыть нужный продукт, особенно к праздникам. Как вспоминает священник И. А. Дьяков, «…к праздникам населению выдавали по распределительным карточкам только водку и хлеб, иногда 155 более энергичные доставали кусочек колбасы, полугнилой рыбы или что-нибудь в этом роде…»188. Остальные продукты (муку, мясо, рис, чай, сахар) запрещено было покупать под страхом репрессий. Но русские женщины даже в таких условиях умели приготовить праздничный стол. И угощали японцев тем же рисом. Это умение русского человека из ничего сделать нечто поражало японцев189. С приходом Советской армии в Харбин в 1945 г. ухудшилось качество хлеба, который продолжали распределять по карточкам. В семье Л. Н. Менько продукты приобретались в магазинах, на базарах, в китайских лавках. В повседневном меню семьи всегда были первые блюда: борщ и супы. Из вторых блюд предпочитали каши и овощи. Прохладительные напитки в будние дни были в основном домашнего приготовления: квас, простокваша, крепкие — настойки из малины и черемухи. К праздникам покупали в магазине вина и водку. Праздничными блюдами неизменно были пельмени, пирожки и пироги со всевозможной начинкой190. В своих воспоминаниях о жизни в Харбине в 1950-е гг. Н. Заика рассказывает о той незабываемой атмосфере праздничного настроения в ее семье, когда на Рождество заготавливались пельмени, печеные изделия: мятные грибочки и медовые пряники; на Пасху — куличи, сырные пасхи, разноцветные яйца. С приходом весны пекли «жаворонков», и запах этих печений витал по всему городу. На Яблочный Спас церкви украшались ветвями с ранетками, а в домах на столе в изобилии были печености с яблочной начинкой191. Отличительной особенностью питания русских в Харбине было соседство с традиционной китайской кухней. Соответственно многие блюда, такие как сладости, пельмени, присутствовали в ежедневном рационе питания русских жителей. Некоторые блюда китайской кухни и сейчас готовят бывшие харбинцы. Судя по воспоминаниям харбинцев, в семейном быту употребляли преимущественно блюда традиционной русской кухни. Особенно в праздники: Пасха, Рождество, Крещение. В местах общественного питания готовили блюда русской, грузинской, французской кухни. В рекламных объявлениях, как правило, отсутствовало упоминание о блюдах китайской кухни. В популярном журнале «Рубеж» в 1920–1930-х гг. в рубрике «Страничка женщины» рецепты китайских блюд не публиковались. Таким образом, российская эмиграция в Харбине в основной своей 156 массе тяготела в рационе питания к традиционной русской и европейской кухне. Несмотря на долговременное соседство с традиционной китайской кухней, радикального изменения вкуса у русских не произошло. В свою очередь, китайцы от русских научились печь хлеб. В их лексике появились новые слова: «леба» — хлеб, «гэвасы» — квас, «базаши» — базар, «бечика» — печка. Благодаря многолетнему общению с русскими китайское население стало выращивать многие овощные (капусту, свеклу, морковь, картофель) и садовые (сливы, абрикосы, малину) культуры. Таким образом, в сложном адаптационном процессе межэтнического взаимодействия русских и китайцев в Харбине на примере питания русского населения, по нашему мнению, наблюдались в большей степени элементы сепарации и в меньшей степени — интеграции. 2.4. Традиции русской медицины в лечении населения Харбина Лечение — одно из важных условий повседневной жизни русской колонии Харбина — имело ряд характерных особенностей. КВЖД, начиная с конца XIX в., как мощное градообразующее предприятие финансировало создание медицинской инфраструктуры Харбина. Контролировал это направление деятельности Врачебно-санитарный отдел Управления КВЖД. Городское самоуправление было учреждено в Харбине только в 1908 г. При проблемах растущего муниципального хозяйства городские учреждения здравоохранения финансировались недостаточно. Не хватало специалистов и оборудования. Поэтому не только служащие КВЖД, но и остальные горожане предпочитали пользоваться услугами казённых железнодорожных больниц и врачей. В перечень льгот для служащих дороги входило и медицинское обслуживание. Согласно Временному положению о служащих КВЖД бесплатным лечением за счёт дороги могли пользоваться не только железнодорожные служащие, члены их семей и прислуга, но и чины Заамурского округа Пограничной стражи, Заамурской железнодорожной бригады, Жандармской полиции и ученики железнодорожных училищ во время своего обучения192. Правом бесплатного лечения в общих палатах больницы пользовались лица, пострадавшие от несчастных случаев, все работники КВЖД и их семьи, при условии, что годовой оклад служащего не превышал 1800 руб. в год. Лечение на дому вышеперечисленных ка157 тегорий было также бесплатным. Бесплатно выдавались лекарства по рецептам врачей КВЖД согласно спискам лекарств, утверждённым администрацией дороги. По рецептам частных врачей служащие дороги могли получить лекарства с 50% скидкой. Дорога возмещала издержки на доставку врача к больному по письменному подтверждению о нетранспортабельности последнего193. На время болезни до 4 месяцев за служащими сохранялось содержание на основании бюллетеня врача. Особо оговаривалось содержание работников КВЖД, получивших психическое расстройство. Служащие КВЖД с психическими заболеваниями могли пользоваться бесплатным лечением за счёт КВЖД не более 4 месяцев, члены их семей — не более 2 месяцев, далее стоимость лечения удерживалась из денежного содержания работника194. Если больной находился в профильном казённом или общественном медицинском учреждении, за ним сохранялось место службы в течение года и содержание, которое выдавалось жене, при её отсутствии — детям или опекуну. По истечении года больной мог быть уволен со службы с выдачей единовременного пособия на попечение семьи или опекуна195. Ввиду увольнения со службы по болезни работнику КВЖД после заключения врачебной комиссии во главе с главным врачом Управления КВЖД по потере трудоспособности на 50% полагалось пособие в размере полумесячного оклада за каждый год службы, но не более полного годового оклада. Через год больной имел право пройти повторное освидетельствование комиссии и при условии восстановления трудоспособности мог быть вновь принят на работу196. Система здравоохранения КВЖД включала в себя участковых врачей. Особое внимание в их работе уделялось сохранению здоровья учащихся железнодорожных школ. Врачам предписывалось проводить периодические осмотры учащихся, предотвращать развитие заразных болезней, вплоть до закрытия школ. Всем учащимся во время болезни выдавалось медицинское пособие с выдачей бесплатных лекарств197. К 1912 г. в Харбине сложилась система учреждений здравоохранения КВЖД, включавшая больницу на 249 кроватей в Новом городе, приёмный покой с амбулаторией и больницу для проституток. Для обслуживания рожениц на дому имелось 3 акушерки. Наблюдение за санитарным состоянием города было поручено 2 врачам198. В ведомстве муниципалитета был 1 врач, который обслуживал амбулаторных больных, 1 санитарный врач и 1 акушерка. 158 Не работавших на КВЖД и всех нуждающихся обслуживали больница Красного Креста на 40 коек и частная лечебница для стационарных больных доктора Кирчева, а также небольшая Лечебница группы врачей. Заамурский округ отдельного корпуса Пограничной стражи для лечения своих служащих имел госпиталь на 485 коек в Госпитальном городке и лазарет в Новом городе на 25 коек. Всего на 1912 г. в Харбине насчитывалось 17 врачей — служащих КВЖД, 14 врачей Заамурского округа отдельного корпуса Пограничной стражи, 3 врача войск железнодорожной бригады, 2 городских врача, 11 частных врачей, 5 японских врачей, 6 врачей китайской, корейской и тибетской медицины199. По оценке главного врача КВЖД Ф. А. Ясенского, санитарное состояние Харбина в период его строительства и первое десятилетие существования было удовлетворительным, но со временем возникли проблемы, главной из которых была угроза чумы. Из-за постоянного спроса на китайских рабочих рядом с русским городом Харбином на правом берегу р. Сунгари постепенно вырос китайский город Фудзядань. Этот населённый пункт был своеобразным постоялым двором. В нём насчитывалось около 100 ночлежек, 60 гостиниц, 100 публичных домов, 400 столовых, 200 харчевен. К 1910 г. в городе проживало 30 тыс. человек. Постройки были временные в виде фанз, только изредка строились кирпичные. Скученность жильцов, антисанитария привели здесь к вспышкам эпидемии чумы в октябре 1910 г., от которой погибло в Фудзядане, по скромным подсчетам, около 6 тыс. человек200. Близость китайского города к русскому Харбину поставила под угрозу безопасность здоровья русских жителей. Спешно была сформирована Городская санитарно-исполнительная комиссия, в состав которой вошли начальник Харбинского городского участка Службы пути инженер Захаров, доктор Петин, полицмейстер Харбина фон Арнольд и др.201 Городская врачебно-санитарная комиссия находилась в ведении Харбинского Городского самоуправления (ХОУ), регулярно проводила свои заседания и контролировала обеспечение санитарного состояния города. В 1916 г. в состав Врачебно-санитарной комиссии входили старший санитарный врач КВЖД П. А. Лощилов, врач госпиталя Заамурского округа Пограничной стражи доктор Козубовский, городской санитарный врач Гольдберг, доктор Ионов. Одно из заседаний было посвящено очистке городских улиц от мусора. Городское самоуправление конста159 тировало постоянный рост бюджета на развитие здравоохранения в Харбине. Предусмотренный бюджет на 1914 г. в 35 тыс. руб. фактически вырос до 50 тыс. руб.202 Основной задачей, стоявшей перед Харбинской городской санитарно-исполнительной комиссией, было предупреждение дальнейшего развития эпидемии. Город был поделен на 5 врачебно-санитарных участков под контролем врачей: врача железнодорожной бригады Зеленко, санитарного врача Гольдберга, частных врачей Грабовского, Берладского, Бельнович. В помощь каждому врачу были откомандированы 2 фельдшера и санитарка, им поручалось проводить санитарные осмотры вверенных им участков и сообщать о каждом случае заболевания специальному «летучему отряду» под руководством доктора Зеленко для дальнейшей изоляции и лечения больного. Позже Управление КВЖД командировало на борьбу с чумой еще несколько врачей: врачей Центральной железнодорожной больницы Петина и Петрова, санитарно-тюремного врача Ольшевского, участковых врачей с линий КВЖД: Белявского, Морова, Мигдисова203. Была организована специальная больница для изоляции и лечения больных чумой. Она размещалась в 2-этажном каменном здании и в нескольких одноэтажных каменных корпусах. Предусмотрены были помещения для изоляции больных, для караула, для бани и кладовой, для аптеки, для размещения фельдшера и санитаров, для полицейского надзирателя и прислуги. Как следует из отчета «Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД», опубликованного в 1912 г. в Харбине под редакцией главного врача КВЖД Ф. А. Ясенского, в результате противочумных мероприятий, организованных Управлением КВЖД, была не только остановлена эпидемия чумы, но и создана система предупреждения этого грозного заболевания204. Для этого открылась Противочумная станция для прививания противочумной сывороткой скота как основного разносчика этой инфекции. Причем для скота из личных хозяйств служащих КВЖД прививки были бесплатными. С каждым годом доходы станции росли. В 1913 г. она давала 14 808 руб., в 1914 г. — 32 285 руб., в 1915 г. — 37 623 руб. Большое количество сыворотки закупалось мясоторговцами для прививания скота в Монголии, что давало основной доход станции205. Из приведенных данных о количестве и социальном составе жителей, пользующихся услугами медицинских учреждений, явно 160 следует преимущество служащих, получающих бесплатное лечение. Поэтому самой популярной больницей у железнодорожников и военных были больницы КВЖД и госпиталь. В городской газете «Харбинский вестник» за январь 1916 г. приводились сведения о движении больных в медицинских учреждениях города. Так, за неделю с 23 по 29 декабря 1916 г. в больницах КВЖД находилось 588 человек. Поступило 190 человек, выписалось 187, умерло 7. Среди стационарных больных служащих КВЖД было 162 чел., чинов железнодорожной бригады — 233, чинов военных ведомств — 17, пограничной стражи — 31, частных больных — 128206. В больнице Красного Креста, по информации той же газеты, только за декабрь месяц 1915 г. в амбулаторию было сделано 1378 посещений, из них бесплатных только 180, платных — 1198. В стационаре на 1 декабря 1916 г. находилось 36 человек207. В городской больнице на 1 января 1916 г. находилось 50 человек. Причем 4 из них были китайцы. Средняя продолжительность пребывания в городской больнице составляла 21 день208. С развитием города Харбина росли и доходы его муниципалитета, росла статья расходов на здравоохранение. В районе Пристани были построены родильный барак и амбулатория. В 1919 г. выстроен барак для терапевтических и инфекционных больных. Затем появился барак для родильного отделения и венерических больных. На бюджете муниципалитета находились 2 санитарных врача, Пастеровская станция, амбулатория с привлечением врачей-специалистов, автомобиль скорой помощи, экипаж для перевозки инфекционных больных. В задачи ветеринарно-санитарного отдела входила охрана молочного скота от инфекционных болезней. С этой целью муниципалитетом был открыт пункт амбулаторного приема и стационарного лечения животных. При городской бойне был устроен городской карантинный пункт и утилизационный (альбуминный) завод209. После реформы городского самоуправления 1 ноября 1926 г., как свидетельствует «Муниципальный справочник Харбина» за 1928 г., надзор за городским здравоохранением осуществлял отдел здравоохранения Городской Управы, исполнительного органа Харбинского муниципалитета. В отдел входили 2 подотдела: общественной гигиены и дезинфекционный. В ведении отдела здравоохранения находились 1-я и 2-я городские больницы, бойня, аптека, амбулатория, лаборатория, ветеринарный пункт, ветеринарносанитарный надзор и карета скорой помощи210. 161 Заведующим отделом здравоохранения в 1928 г. и главным врачом 1-й городской больницы в Новом городе состоял китайский государственный служащий Ван Я-Лянь. Но заведующими отделениями больницы были русские врачи. Так, терапевтическим отделением заведовал И. Д. Князев, гинекологическим и родильным — В. А. Сорокин, инфекционным отделением — В. А. Савицкий, венерическим — А. К. Перлин, хирургическим — Г. А. Бергман. При больнице служили драгоманами (переводчиками) китайцы, многие из технического и обслуживающего персонала также были китайцами. Главным врачом 2-й Городской больницы был доктор Н. И. Христенко. Русские врачи возглавляли городскую амбулаторию, ветеринарный пункт, ветеринарно-санитарный надзор в городе211. Лечение в городских больницах было платным. Лица, не имеющие возможности оплатить свое лечение из-за отсутствия средств, могли быть освобождены от уплаты на основании удостоверения, выданного им Городской Управой. Для них в 1-й городской больнице имелось 130 бесплатных мест. Все остальные пациенты больницы должны были платить по 50 йен за каждый амбулаторный прием, оплачивали и стационарное лечение в зависимости от палаты, срока и объема лечения. Некоторые расценки были опубликованы в Муниципальном справочнике. Так, стоимость пребывания в одиночной палате 1 разряда составляла 5 долларов, в палате второго разряда на 2–3 человека — 3 доллара, в палате третьего разряда (более 3-х человек) — 1 доллар 50 центов. При поступлении в больницу пациенты должны были предоставить письменную гарантию от поручителя за своевременную оплату больничных услуг. Поручитель нес полную ответственность за оплату пациентом больничных расходов и должен был выплачивать авансом за лечение в течение 10 дней212. Прием в Городскую больницу был ограничен. Правила приема, опубликованные в Муниципальном справочнике, предупреждали о том, что в больницу не принимались лица душевнобольные, неизлечимые, нуждающиеся в уходе по старости и инвалидности. Приезжие из пригородов и других мест могли поступить на лечение при наличии свободных мест. Больные тяжелыми инфекционными заболеваниями (дифтеритом, тифом, дизентерией и т.д.) принимались бесплатно, если были свободные места. В то же время больные корью, коклюшем, свинкой, ветряной оспой не принимались213. Рацион питания больных определялся в зависимости от тяжести заболевания. Так, обед состоял из различных по калорийности 162 порций: общей, полуслабой, молочной и слабой порции. Общая порция состояла из мяса, супа, хлеба. В полуслабую входили бульон, рубленое мясо, хлеб. Молочная порция состояла из молочного супа, каши и сухарей. Состав слабой порции включал бульон, молоко или кисель. Белье предоставлялось больничное, которое менялось 1 раз в неделю, для тяжелых и хирургических больных — по мере необходимости. Запрещалось курить в больничном помещении и играть в карты, шашки, маджан на деньги 214. Харбинская городская амбулатория вела бесплатный прием. Штат состоял из 4 врачей, 5 фельдшеров, которые проводили прием в отделениях: внутренних болезней, хирургических, детских болезней, глазных болезней, гинекологических, кожных и венерических болезней, отделении по ушным, носовым и горловым болезням. Больные могли пользоваться услугами лаборатории для проведения необходимых анализов. Нормы оплаты анализов для посторонних лиц приводились в Муниципальном справочнике. Городская управа для перемещения и доставки больных содержала бесплатные автомобиль и карету скорой помощи. Использовались эти транспортные средства для перевозки больных в случае тяжелой болезни, отравления, тяжелого инфекционного заболевания. Обслуживающий персонал состоял из 2-х врачей и 2-х санитаров. Не обслуживались лица, больные психическими расстройствами, и не тяжелобольные215. Отличительной особенностью практики русских врачей в Харбине был контроль над ними со стороны муниципальных органов. Для предоставления права на их практику проводились письменные, устные и практические испытания. Для врачей, практикующих в Китае, экзамен состоял из 13 медицинских предметов. Кроме врачебной специализации обязательны были испытания по терапевтике и фармакологии. Для врачей, получивших образование за рубежом, обязательны были проверочные знания в письменной и устной форме по предметам общей теории медицины, анатомии, биологии, патологии и т.д., по предметам клинической медицины, терапевтике, хирургии, гинекологии и т.д. Уровень знаний оценивался по 100-бальной системе, получившие за письменную работу 70 баллов считались прошедшими испытание и допускались к устному экзамену216. Врачи, получившие образование в Китае, освобождались от сдачи экзаменов при наличии дипломов Министерства внутренних дел Китая. Не сдавали экзамен и те, кто окончил не менее чем 3-летний курс китайских медицинских школ или курсы, утвержден163 ные Министерством народного просвещения или одним из провинциальных правительств. Врачи, проработавшие более 3-х лет в казенной или городской больнице в Харбине, врачи со стажем работы более 5 лет и имевшие письменные поручительства и удостоверения также освобождались от сдачи экзаменов. По результатам испытаний Городская управа выдавала удостоверения, а список врачей, получивших право практики, передавался в Полицейское управление. Врачам, не получившим разрешение, запрещалась частная практика. Нарушители облагались штрафом от 10 до 200 долларов. Иногда Полицейское управление за ряд нарушений отбирало у врача разрешение на частную практику217. Русские жители Харбина больше доверяли русским врачам, поэтому пользовались их услугами. Наиболее популярна из муниципальных медицинских учреждений была Центральная больница КВЖД, построенная в 1904 г. Она представляла собой целый комплекс зданий, включавший: контору, архив, амбулаторию, зубоврачебный и технический отделы, аптеку, лаборатории, хирургическое отделение, терапевтическое, кожно-венерологическое, инфекционное, глазное, детское, родильное, кухню, прозекторскую, морг, часовню. Все здания окружали зеленые насаждения218. Отопление при постройке больницы было воздушное с автоматическим регулированием влажности. Больница была укомплектована новейшими техническими достижениями в области медицины. Отделение, рассчитанное на 150–200 больных, включало в себя ряд общих и отдельных палат, одну большую операционную, две вспомогательные, перевязочную, рентгеновский кабинет, комнату для заседаний, кабинет старшего врача, ванные, вестибюль и вешалку. Пол в хирургическом отделении был сделан из особого материала — смеси пробковой пыли с цементом, что делало его звуконепроницаемым и теплым. Операционная была полукруглая, с хорошим освещением, специальным столом, Цейссовской не теневой лампой и хорошим набором инструментов. Переливание крови осуществлялось от проверенных доноров, штат которых имелся при больнице. Все стерильные растворы для внутривенного и подкожного введения готовились в собственной аптечной лаборатории. Во время японской оккупации были построены 2 филиала, так называемая Мантэцовская больница, в ней разместились два туберкулезных отделения. С 1945 г. Центральная больница КВЖД пере164 шла в ведение КЧЖД при новой администрации во главе с доктором Трубниковым. Затем, когда руководство больницей стало китайским, главным врачом оставался русский доктор Львов. Начальником отдела здравоохранения был доктор Моносзон, главным хирургом — доктор Н. П. Голубев219. Доктор Н. П. Голубев занимал выдающееся место в истории харбинской медицины. Николай Павлович Голубев (1887, Оханск — 1965, Сидней) в 1907 г. окончил гимназию в г. Тобольске и в 1915 г. был призван на военную службу, будучи студентоммедиком Томского университета. В 1918 г. получил диплом врача. До 1929 г. Н. П. Голубев имел свою клинику на ст. Пограничная. В Харбин приехал в 1930 г., где открыл собственную лечебницу с операционной, рентгеновским кабинетом, лабораторией, отдельными и общими палатами. В 1958 г. доктор Н. П. Голубев уехал в Австралию, где работал до конца жизни. Он оставил о себе среди харбинцев добрую память как о гуманном, отзывчивом человеке220. В начале 1920-х гг. в связи с притоком русского населения из России пополнился корпус харбинских медиков врачами высокой квалификации, которые стали вести частную практику. Далеко не все могли открыть свои клиники. Как сообщает Г. В. Мелехов, некто Н., врач, в условиях безработицы начинал свою деятельность с бесплатного обхода больных на Зеленом базаре, где проживал в основном рабочий люд, далеко не богатые люди. После того, как пациенты в него поверили, он стал брать с них плату — 30 копеек за визит221. Среди частных клиник Харбина была знаменита своими специалистами основанная в 1920 г. «Лечебница врачейспециалистов», директор — А. В. Линдер. Она считалась одной из крупнейших в городе частных больниц. Имела свою амбулаторию, стационар, родильное отделение. Палаты были прекрасно оборудованы. В год лечебницу посещало от 6 до 10 тыс. человек больных222. В этой больнице работали лучшие врачи города: Н. П. Голубев, К. Н. Огильви, В. Ф. Серебряков, М. П. Соколов, Б. А. Шуляков и др. Больных привлекали большие светлые палаты, оборудованные по последнему слову техники врачебные кабинеты, операционный зал, рентгеновский кабинет и т.д.223 Лечебница была известна в городе тем, что готовила квалифицированных врачей-стоматологов в своей зубоврачебной школе. В марте 1929 г. был произведен первый выпуск зубных врачей в количестве 115 человек. В школе работали 12 преподавателей, она была ос165 нащена всеми передовыми технологиями, новейшим оборудованием, необходимыми учебными пособиями. Кроме того, в школе оказывалась бесплатная помощь жителям города. Ежедневно клинику посещало до 800 человек. За первый год существования было сделано 8930 посещений, поставлено 898 пломб. Наиболее известными врачами зубоврачебной школы были ее директор К. Л. Сахарова, Коренев, Карницкий, Смирнов224. Харбинские врачи занимались пропагандой новейших медицинских достижений, передовых взглядов в вопросах гигиены и профилактики заболеваний. Врач 1-й Харбинской зубоврачебной школы Евгений Александрович Насонов (1896, Пермь — ?) был известным автором ряда статей, помещенных в «Медицинском еженедельнике», приложении газеты «Гун-Бао». Статьи касались зубоврачебного образования в Америке, применения алюминия в зубном протезировании, профилактики. Е. А. Насонов имел уникальную и единственную на Дальнем Востоке библиотеку по протезированию. По харбинскому радио он читал свою лекцию «Зубы наших детей и уход за ними». В 1952 г. эмигрировал в Австралию, где и закончил жизнь225. Чрезвычайно популярен был в Харбине врач Владимир Алексеевич Казем-Бек (1892, Казань — 1931, Харбин). В 1914 г. он получил диплом врача, окончив Казанский университет. В 1920 г. эмигрировал из Владивостока в Харбин. Повышал свою квалификацию в европейских клиниках в 1925–1926 гг. Имел звание профессора медицины. Своим благородным и бескорыстным отношением к больным он снискал поистине всенародную любовь среди жителей Харбина. Часто оказывал пациентам бесплатную медицинскую помощь и давал лекарства. Умер, заразившись от больной скарлатиной девочки. Похоронен на Новом кладбище в Харбине226. Безвременная смерть этого замечательного врача дала новый толчок делу создания в Харбине благотворительных общественных больниц. При Обществе русских врачей был создан специальный строительный комитет по увековечению памяти скончавшегося на своем посту врача. В комитет входили не только медики, но и представители общественных и религиозных кругов, члены Дамского кружка. Они начали сбор средств на достройку уже почти готового здания больницы при Казанско-Богородицком мужском монастыре в пригороде Харбина — Гондатьевке. Средства поступали от частных лиц, торговых фирм и общественных организаций. Так, только через Общество 166 врачей поступило свыше 4000 долларов. На собранные средства были построены два здания, в одном из них помещалась больница, в другом — аптека, амбулатория, частные квартиры, сдаваемые внаем. Открытие больницы состоялось 1 ноября 1931 г. и было результатом деятельности широкой общественности Харбина: православной церкви, врачей, предпринимателей, благотворительных организаций227. Средства на последующее содержание больницы поступали от пожертвований купцов и сборов от лотерей, проводимых Дамским кружком. После наводнения 1932 г., когда больница сильно пострадала, именно на средства, собранные Русским общественным комитетом, здание было отремонтировано за 20 дней. Как отмечалось в отчете, за шесть лет работы больницы было принято на лечение свыше 2 тыс. больных, которые провели в больнице свыше 45 тыс. койко-дней, из них 20 тыс. были бесплатными. Учитывая то, что больница имела всего 35 коек и минимальный штат: 2 врача, 3 сестры милосердия, 1 санитар, 1 делопроизводитель, 2 сиделки, повариха, посудница и уборщица, количество обслуженных больных поражает воображение228. Монастырская больница являлась и учебно-вспомогательным учреждением, на базе которого проводились занятия фельдшерскоакушерской школы и курсов сестер милосердия. Во главе больницы стоял доктор Б. Н. Чистяков и доктор С. К. Сажин. Особой симпатией среди общественности Харбина пользовался Семен Константинович Сажин (1887, Тобольск — 1972, Сидней). Окончил медицинский факультет Казанского университета в 1913 г. Работал земским врачом в Енисейской губернии. Во время Гражданской войны был врачом в армии А. В. Колчака, затем назначен главным врачом НикольскУссурийского госпиталя. В 1922 г. вместе с воинскими частями белой армии прибыл в Маньчжурию. Работал врачом и преподавателем гигиены в русской эмигрантской гимназии в Чанчуне с 1923 г. по 1925 г. В 1929–1931 гг. С. К. Сажин — врач лесных концессий на ст. Шитохэдзы. С 1931 по 1954 гг. работал в Общедоступной монастырской больнице им. доктора Казем-Бека в Харбине. Он не только обладал широкой эрудицией в области медицины, но и был активным деятелем харбинской интеллигенции в различных сферах жизни города. Читал лекции, писал статьи, которые были опубликованы в двух томах в 1938–1943 гг. Трагически сложилась его судьба. За публикацию в январе 1953 г. «Акафист Сталину — извергу рода человеческого», копия которого попала в руки советского консульства, был арестован китай167 скими властями за «антисталинские высказывания». Больше года С. К. Сажин просидел в тюрьме в железной клетке в ожидании суда. Был осужден на семь лет каторжных работ. После освобождения в 1961 г. работал заместителем главного врача Общедоступной больницы памяти Казем-Бека. В 1962 г. уехал в Австралию, где продолжал читать доклады, писать научные статьи и воспоминания. В ознаменование 50-летия врачебного звания доктора С. К. Сажина в 1966 г. был опубликован сборник его научно-популярных статей. Последние годы жизни провел в Сиднейском приюте для престарелых им. Преподобного Сергия Радонежского и умер в 1972 г.229 Еще одна больница в память доктора В. А. Казем-Бека была детищем харбинской общественности. В состав учредителей общедоступной больницы в память доктора В. А. Казем-Бека вошли лица разных национальностей, вероисповеданий и общественного положения. Одним из учредителей и почетным попечителем был архиепископ Нестор, а председателем правления — известный греческий коммерсант Г. П. Тулиатос. Открытие состоялось 15 ноября 1931 г. При больнице имелись горное солнце, радиотерапия, лаборатория, рентгеновский аппарат. За 10 лет ее существования было произведено 6103 операции, 369087 амбулаторных приемов и 120567 койко-дней. Платные больные в ней составляли 20%, бесплатных было 30%, остальные получали медицинскую помощь на льготных условиях230. Большую благотворительную работу в Харбине и на линии КВЖД проводила Мариинская община сестер милосердия Российского общества Красного Креста. Эта организация с первых лет существования Харбина, продолжая традиции Российского Красного Креста в 1920– 1930-е гг., часто оказывала бескорыстную помощь беженцам и малоимущим. Мариинская община имела свою амбулаторию и регулярно проводила медицинские курсы для подготовки сестер милосердия, акушерок, фармацевтов. В амбулатории пациенты имели возможность получить бесплатную медицинскую помощь. Доля бесплатно пролеченных больных за 1933–1935 гг. составила около 18,2 %231. По сведениям БРЭМ, только за июль 1944 г. амбулаторией Мариинской общины была оказана помощь 75 больным, из них 5 бесплатных и 5 льготных. Курсы сестер милосердия были двухгодичными, а акушерские курсы — годичными. Так, в июле 1944 г. на курсах обучалось около 60 человек, из них 5 бесплатно, 4 — за 50% оплаты232. Лечебница Мариинской общины, возглавляемая С. Я. Топаз, обслуживалась русским персоналом и просуществовала до 1957 г.233 168 Еще одним примером бескорыстного служения людям был учрежденный епископом Нестером при Иверском кружке сестричества в 1923 г. патронат для нервнобольных. Врачом патроната была М. А. Краснова, вспомогательный медицинский персонал составляли В. А. Оксаковская, Д. И. Цирулин, А. И. Донченко и др.234 Общественные эмигрантские организации были координаторами бесплатной медицинской помощи для неимущих беженцев и всех страждущих. В период массового притока русских беженцев в 1920– 1930 гг. основная медицинская помощь оказывалась через Харбинский комитет помощи русским беженцам (ХКПРБ), или, как его называли, Беженский комитет. Только за период с 7 августа по 31 декабря 1932 г. была оказана помощь 2600 людям235. В период японской оккупации БРЭМ через свой Благотворительный отдел оказывал бесплатную медицинскую помощь нуждающимся, обеспечивал бесплатными лекарствами и т.д. В отчете отдела за август 1936 г. указывалось, что из 15 больных, направленных от БРЭМ в больницы, 6 больным необходима была операция. Амбулаторная помощь оказана 10 больным. Выдано 44 рецепта на бесплатное получение лекарств236. Медицинская помощь, оказываемая БРЭМ, была самой затратной статьей благотворительного отдела, годовой бюджет которого составил к концу 1930-х гг. около 17 тыс. долларов. Ежемесячные расходы на медицинскую помощь доходили до 800 долларов. В 1936 г. была открыта собственная амбулатория БРЭМ. За февраль 1936 г. было принято 256 платных больных (стоимость приема — 25 фэн) и 153 бесплатных, было сделано 23 бесплатных выезда к больным на дом. Для развития амбулатории были приобретены на средства меценатов медицинские инструменты, стерилизатор, пишущая машинка «Минск»237. Кроме оказания медицинской помощи благотворительные организации занимались решением таких проблем, как выдача денежного пособия на погребение умерших, помощь нуждающимся семьям, содержание детей-сирот, одиноких вдов и стариков. Национальные общины также внесли свою лепту в развитие медицинского обслуживания жителей Харбина. Видное место в городской жизни занимала Еврейская больница, основанная в 1937 г. доктором А. И. Кауфманом (1885–1971 гг.), известным врачом, крупным общественным деятелем, прожившим в Харбине более 34 лет238. 169 Абрам Иосифович Кауфман (1885, Мглин Черниговской губернии — 1971, Тель-Авив) образование врача получил в Бернском университете (Швейцария). В 1904 г. он принимал участие в 6-м Базельском сионистском конгрессе. В 1909 г. получил звание доктора медицины. В том же году с семьей вернулся в Россию. В 1911 г. был приглашен на работу Еврейской общиной Харбина. Доктор А. И. Кауфман возглавлял местный отдел Сионистской организации, основал Национальный комитет евреев Дальнего Востока, объединяющий еврейские общины Китая, Японии, Маньчжурии. С 1918 г. по 1921 г. участвовал в Белом движении. После демобилизации вновь вернулся в Харбин. В 1921–1923 гг. в качестве председателя Харбинского общественного комитета помощи голодающим осуществил отправку в Россию 14 эшелонов с продовольствием. После 1945 г. судьба этого человека была драматичной. Он был арестован советскими оккупационными властями и депортирован в СССР. Пережил все ужасы сталинских лагерей. В 1956 г., после вмешательства в судьбу Кауфмана посла Израиля в СССР Голды Меир, он был освобожден. Только в 1961 г. смог выехать в Израиль и воссоединиться с семьей. Уже после смерти вышла книга его воспоминаний «Лагерный врач: 16 лет в Советском Союзе — воспоминания сиониста» (Тель-Авив, 1973 г.)239. Еврейская больница включала амбулаторию, рентгеновский кабинет, операционную и ряд общих и отдельных палат. Врачиспециалисты оказывали квалифицированную и своевременную помощь. С 1945 г. по 1952 г. старшим врачом больницы был доктор Чаплик, а в 1952–1954 гг. — доктор Радина. В 1954 г. больница была продана китайским властям240. В мемуарной литературе упоминаются Больница доктора Ильина, которая работала с 1930 г. по 1946 г., больница врачей Челахсаева и Тарновского, действовавшая с конца 1920-х гг. до 1945 г., и др.241 Кроме указанных крупных медицинских учреждений в Харбине работали мелкие лечебницы и врачи, практикующие частный прием. В Харбине, судя по рекламе в популярном журнале «Рубеж», в 1920– 1930-е гг. культивировался дух красоты и здоровья. Аптеки, магазины, косметические салоны предлагали разнообразные мази, лосьоны, крема. Косметические салоны рекламировали новые технологии ухода за лицом с помощью аппаратов и массажа. В журнале «Рубеж» за 1928 г. была опубликована статья об открытии в Харбине Института красоты242. Хозяйка этого заведения мадам Блодиг закончила медикокосметические курсы в Европе. В Институте красоты большое внимание 170 уделялось грязелечению, парафинолечению, светолечению и т.д. Особенно активно эти методы применялись для избавления от ожирения. Высокая квалификация харбинских врачей, которые имели дипломы высших медицинских учреждении России и Европы, позволила им организовать передачу своего опыта и мастерства посредством медицинских учебных учреждений. Одним из первых медицинских учебных заведений была Первая Харбинская зубоврачебная школа, основанная в 1913 г. В 1920 г. были открыты Высшие медицинские курсы. Развитие медицинского образования поддерживалось Центральной больницей КВЖД, получало материальную помощь от Общества КВЖД и Харбинского муниципалитета. В 1925 г., когда советская администрация дороги прекратила выделять деньги, курсы пришлось закрыть243. В 1920–1930-е гг. периодически осуществляли подготовку средних медицинских кадров (зубные техники, фельдшеры, сестры милосердия) Вторая зубоврачебная школа, Монастырская больница имени В. А. Казем-Бека, Мариинская община сестер милосердия Российского общества Красного Креста. Как сообщает Ирина Лобода, в 1938 г. при Больнице памяти доктора Казем-Бека были открыты врачебно-медицинские курсы. Директором курсов был старший врач больницы В. Ф. Серебряков244. Курсы были организованы специально для студентов последнего 6 семестра 1-й Харбинской русской частной фельдшерско-акушерской школы, которая была закрыта по распоряжению японских властей. Студенты прослушали дополнительный двухгодичный курс и выдержали экзамен не в объеме фельдшерской школы, а по программе медицинских институтов. Студенты проходили теоретический и практический курс, занимались с 8 часов утра до 20 часов вечера, включая праздничные дни. Практические занятия велись в течение всех пяти лет обучения. После прохождения указанного курса студенты экзаменовались по всем предметам по программе медицинских институтов, а затем были допущены к государственным экзаменам, после сдачи которых в Бинцзянском управлении им было выдано право на врачебную практику. Из-за тяжелых условий, когда студенты были вынуждены работать, чтобы оплатить учебу, к последнему семестру подошли только 11 студентов, а закончили и получили дипломы 4 человека. В их числе была и мать И. Лободы — Вера Васильевна Корженкова-Котт, которая работала с 1935 г. по 1937 г. в частных больницах докторов Ильина и Голубева, а затем в Еврейской больнице. С 1938 г. 171 по 1940 г. занимала должность врача-интерна при Больнице памяти доктора Казем-Бека245. С 1940 г. по 1943 г. работала по специальности «ухо, горло, нос», имела амбулаторную частную клинику, будучи одновременно ассистенткой доктора Жуковского. В 1940 г. В. В. Корженкова стала членом Общества русских врачей. Ценой ее упорного труда, когда учеба совмещалась с бесконечными ночными дежурствами, подработками, стало серьезное заболевание — туберкулез. Временно В. В. Корженкова вынуждена была оставить врачебную практику. Через год обеспокоенный судьбой своей ученицы доктор В. Ф. Серебряков предложил ей поработать в клинике Жуковского. После этого В. В. Корженкова вышла и на самостоятельный прием246. В становлении В. В. Корженковой-Котт как квалифицированного врача принимали участие харбинские врачи, представители русской интеллигенции. Работая самостоятельно, В. В. Корженкова продолжала общаться со своими бывшими учителями. Особенно теплые воспоминания у нее сохранились о докторе Н. П. Голубеве. Понимая, насколько ей трудно учиться и зарабатывать деньги на обучение, он помогал своей ученице в поисках дежурств по уходу за тяжелыми больными. Его огромная медицинская библиотека всегда была доступна для нее, т.к. приобретать книги на свой скромный заработок она не могла. О добросовестном труде Веры Васильевны в клинике доктор Н. П. Голубев выдал справку, где особо указал на ее превосходное знание специальности и человеческие качества. Сама В. В. Корженкова, по словам своей дочери, всегда подчеркивала, что их наставники учили будущих врачей прежде всего состраданию и добру. При отъезде семьи В. В. Корженковой-Котт в СССР ей были вручены благодарственные письма от 8-го Сунгарийского отделения Общества граждан СССР и местной китайской администрации. В обоих письмах отмечалась готовность русского врача-женщины оказать бесплатную медицинскую помощь страждущим людям независимо от времени суток, национальной принадлежности больного, его социального статуса. Для оказания помощи китайскому населению В. В. Корженкова специально выучила китайский язык. В письмах особо отмечалась ее любовь к выбранной профессии. Свой профессиональный долг В. В. Корженкова достойно выполняла и в Советском Союзе247. Стремление русских врачей передать свои знания молодому поколению было велико. В 1941 г. японскими властями в Харбине был открыт Медицинский институт с 4-годичным курсом обучения. Детям российских эмигрантов предоставлялось 10 вакансий, но фак172 тически в институте обучалось 8 русских студентов. Лекции читались на японском и русском языках. С 3-го курса предусматривалась обязательная практика в городской больнице. Возглавлял институт японский генерал Ихара. Преподавательский состав насчитывал 20 человек. Институт работал до 1945 г.248 В 1947 г. в Харбине был открыт Медицинский техникум. К. Гордеев, выпускник этого техникума 1952 г., вспоминает, что в год его поступления (1949 г.) насчитывалось 60 человек студентов, из них большинство — русские, а также 2 китайца, кореец и монгол249. Директором техникума был назначен доктор Н. Н. Львов. Среди преподавателей были известные в Харбине специалисты в различных областях медицины: Файницкий, Успенский, Плешков, Сементовский, Бухалов, Серебряков, Шитухин, Добрынин, Цариков, Валентинович, Колчанов. Студенты проходили медицинскую практику в больнице Общества Красного Креста и в Центральной железнодорожной больнице, в которой тогда работало много врачей из Советского Союза. Помимо учебы и практики в техникуме активно развивалась общественная жизнь: изучалась Конституция СССР, работал Союз советской молодежи, был создан студенческий профсоюз, который оказывал материальную помощь неимущим студентам, занимались художественной самодеятельностью, устраивали вечера танцев250. Медицинский техникум дал своим выпускникам глубокие знания в плане как теории, так и практики. Это позволило в дальнейшем многим из выпускников продолжить образование в высших медицинских заведениях и стать высококлассными специалистами как в Советском Союзе, так и в тех странах, куда их забросила судьба. Врачи Харбина на протяжении всей истории вели общественную благотворительную работу. Активная позиция русских врачей г. Харбина привела к созданию в 1929 г. Общества русских врачей. Учредителем его стала группа известных врачей: Г. А. Бергман, А. В. Линдер, М. К. Коровко, С. Е. Мазин, В. Г. Завалишин, Ф. К. Раунах, М. Н. Слободин, В. Ф. Серебряков. В 1930 г. председателем общества был избран А. В. Линдер, человек энергичный, имевший большой авторитет среди своих коллег251. Андрей Васильевич Линдер — уроженец Екатеринбурга, выпускник казанского университета. До 1917 г. он вел врачебную практику в Екатеринбурге. Участвовал в боевых действиях на стороне Белого движения. В 1919 г. был избран главным врачом Союза городов в Томске. За общественную деятельность награжден ордена173 ми Св. Станислава, Св. Анны IV степени, юбилейной медалью 300-летия Дома Романовых. В 1920 г. эмигрировал в Харбин, где в 1921–1927 гг. служил в Центральной больнице КВЖД ординатором, вел активную общественную жизнь252. Общество русских врачей просуществовало 10 лет, за это время было проведено 102 научных заседания, на которых демонстрировались новые методы консервативного и операционного лечения, рентгенограммы. Ежегодно общество проводило конкурс здорового ребенка. Итоги конкурса подводились на страницах журнала «Рубеж»253. Особенно важное значение для сохранения здоровья русских эмигрантов имела деятельность Общества русских врачей в период японской оккупации. При содействии БРЭМ Обществу русских удалось создать врачебно-санитарную комиссию, деятельность которой была направлена на профилактику и борьбу с эпидемиями, контроль и помощь эмигрантским медицинским учреждениям. В 1942 г. вопросы медицинского обслуживания и санитарного контроля в Маньчжоу-Ди-Го обсуждались на очередном съезде Кио-Ва-Кай. В докладе, подготовленном Обществом русских врачей, подчеркивались проблемы, требующие скорейшего разрешения: борьба с распространением наркомании и удешевление лечения наркоманов, льготное лечение малоимущих душевнобольных людей, бесплатный прием в больницу тифозных больных, разрешение на продажу импортных медикаментов, которые невозможно заменить японскими, и т.д.254 К сожалению, официальные власти не обратили должного внимания на медико-санитарные проблемы русского населения. Городская больница продолжала требовать плату за лечение тифозных больных, аптеки торговали преимущественно японскими медикаментами, борьба с наркоманией велась формально — по причине получения от продажи наркотиков солидной прибыли как китайской, так и японской сторонами. В годы войны ситуация с медицинским обслуживанием эмигрантов значительно ухудшилась. Стационарное лечение стало почти недоступным, т.к. больницы и госпитали были переполнены ранеными японскими военными. Из-за обеспечения медикаментами фронта в тылу возник их дефицит. После перехода на карточную систему обеспечения продуктами больницы лишились возможности закупать в торговых предприятиях мясо, жиры, муку, хлеб, сахар, крупу и овощи. Не хватало 174 больничного белья и транспортных средств для перевозки больных255. БРЭМ предпринимало шаги для упорядоченного распределения продуктов питания, медикаментов, топлива и предметов первой необходимости среди эмигрантского населения. В первую очередь оказывалась помощь малолетним детям и больным. Активная деятельность БРЭМ и Общества русских врачей спасла жизнь многим харбинцам. Отдельно необходимо рассказать об аптеках в Харбине. Первая аптека была открыта при Центральной железнодорожной больнице в 1900 г. и обслуживала служащих КВЖД. Первая частная аптека — «Общедоступная аптека Коташевича» — появилась на Аптекарской улице (Пристань). Позднее открылись и другие аптеки: «Грузинская», «Пристанская», аптека Ватнера (на Пристани). В Новом городе одними из первых были аптеки «Пушкинская», «Аптека врачей-специалистов», Томсон, Пуле. Все больницы содержали свои аптеки. Первыми и известными провизорами были Скибневский, Пуле (магистр фармации), Банкевич, Ватнер256. Харбин хотя и находился вдалеке от Европы и Америки, имел в своих аптеках широкий ассортимент продукции известных мировых марок: Байера, Шеринга, Парк-Дэвиса, Мэрка и др. Харбинские врачи, придерживаясь устоявшейся традиции в России и Европе, выписывали лекарства по индивидуальному рецепту (учитывая возраст, вес и т.д. больного). До 1922 г. для открытия аптеки необходима была лицензия, выдаваемая провизору. Позже аптека могла работать вовсе без провизора. В 1932 г. было организовано Общество русских фармацевтов, существовавшее под контролем БРЭМ. Оно и распределяло патенты, регулировало цены257. В 1940 г. в БРЭМ было зарегистрировано Общество русских и иностранных фармацевтов. Общество объединяло 121 российского эмигранта и 23 иностранцев. Своей целью оно ставило создание фонда взаимопомощи и проведение научно-просветительской работы для своих членов258. В материалах БРЭМ 1940 г. встречается упоминание о Союзе аптекарей, который обращался за поддержкой к Бюро в решении вопроса снабжения аптек веществами, не входившими в план обязательных поставок: маслом «Ацетко», сахарной пудрой, бензином и т.д.259 Профессиональные кадры для аптек подготавливались на специальных фармацевтических курсах. В 1924 г. были открыты Харбинские фармацевтические курсы в районе Пристани (ул. Пекарная, 175 № 72), выпускникам которых выдавались аттестаты на звание помощника провизора. Директором этих курсов был провизор Н. Г. Банкевич. Курсы просуществовали 10 лет260. Работали курсы и при аптеках. Так, старейшая и одна из последних русских харбинок Е. А. Никифорова прошла обучение в 1930–1933 гг. в городской аптеке на ул. Кэнцзе261. После получения квалификации фармацевта Никифорова осталась работать в этой аптеке. С 1936 г. по 1978 г. была фармацевтом в больнице Общества русских эмигрантов, потом — в аптеке на ул. Гоголя. Квалификационное удостоверение фармацевта было выдано ей повторно в 1949 г. отделом здравоохранения Административного комитета Северо-востока Китая262. При Харбинском медицинском техникуме с 1947 г. по 1954 г. на фармацевтическом отделении выпустились несколько сот квалифицированных фармацевтов, которые затем успешно работали в аптеках Харбина, Советского Союза и других стран263. Касаясь такого жизненного условия, как лечение в повседневной жизни харбинцев, необходимо указать на одну особенность. В связи с параллельным существованием китайской медицины нужно отметить, что она по своим принципам лечения человека значительно отличается от европейской. Если европейская медицина изучает форму, строение органов человека, взаимную связь между ними, изучаются и классифицируются болезни, то китайская медицина разделяет тело человека на две части — верхнюю и нижнюю (по движению крови), и баланс между ними указывает на состояние здоровья человека. В китайской фармакопее важное место отводилось травам, лекарства из которых изготавливались в разных видах — порошках, таблетках, микстурах. Из трав особенно почитался корень женьшеня; считалось, что он обладает магическими свойствами. Китайцы иногда целенаправленно высаживали женьшень на специальных плантациях в лесу. Под угрозой нападения хунхузов, которые нередко отнимали весь урожай, они выращивали на продажу этот чудо-корень. Лекарства из женьшеня и в современной медицине способствуют укреплению здоровья и омоложению264. В китайской медицине, по свидетельству русских харбинцев, был популярен кипяток, который предлагали выпить мелкими глотками при различных недугах. Многие харбинцы продолжают и сейчас в повседневной жизни использовать этот старый китайский метод лечения: попить несколько дней такой кипяток. Причем, по их ощущениям, хотя этот метод и очень простой, но достаточно эффективный265. 176 Популярнейший метод лечения китайских медиков — массаж ступней ног, на которых, как известно, расположены рефлекторные точки, — в дальнейшем получил широкое распространение в Европе и Америке. Также были популярны акупунктура, прокалывание рефлекторных точек на теле человека. Сейчас этот метод широко применяется в современной медицине, как в России, так и в других странах мира. В целом китайская медицина была весьма своеобразна, и мистика занимала в ней не последнее место. Лекарства химического происхождения в ней не применялись266. В семьях русских харбинцев обязательно хранили небольшое количество опия в домашних аптечках на случай расстройства желудочнокишечной системы, что в обстановке эпидемиологической опасности (тиф, дизентерия, холера) было довольно частым явлением. В случае уже разыгравшегося желудочно-кишечного заболевания часто применяли лечебное питание из традиционной китайской медицины: ели разваренный до киселеобразного состояния рис, свежие помидоры, красный перец. Обязательным было присутствие в рационе питания лука и чеснока, обладающих бактерицидными свойствами267. В целом на примере лечения как одного из условий повседневной жизни в русском Харбине с конца XIX в. до 50-х гг. XX в. можно сделать вывод о преобладании в процессе аккультурации эмигрантской среды в иноязычном обществе сепарации, т.е. отрицания культуры страны-реципиента и сохранения собственно этнической культуры. Но, несмотря на сохранение достаточно квалифицированной традиционной русской системы здравоохранения в Харбине, в повседневной жизни русских использовались некоторые методы лечения и лекарства китайской медицины. Настойка опия, женьшеня, питье кипятка, массаж, иглоукалывание, как вспоминают многие бывшие харбинцы, присутствовали в жизни русских в Харбине. Исторический материал дает основание для периодизации развития системы здравоохранения в Харбине, которая, на наш взгляд, напрямую зависела от социально-политических процессов, происходящих в России и в Китае в обозначенный период. Эта периодизация совпадает с периодизацией истории русского Харбина: Первый период — конец XIX в. — 1920 г. — отличался присутствием больниц, финансируемых КВЖД и российским государством. Второй период — 1920–1935 гг. — характеризовался созданием частных и общедоступных благотворительных лечебниц. 177 Третий период — 1935–1945 гг. — период японской оккупации Маньчжурии и Второй мировой войны, когда не хватало медикаментов, питания, перевязочного материала и т.д. Многие клиники получали помощь от БРЭМ и выжили благодаря активной позиции русской общественности. Развитие медицинского образования. Четвертый период — 1945–1950-е гг. — переход к китайской системе здравоохранения, отъезд русских врачей. Подводя итоги второй главы, мы можем сделать следующие выводы. Изменения политической и экономической ситуации в Харбине оказывали влияние на формирование повседневной жизни русского населения. Русскими архитекторами и строителями в конце ХIХ в. был создан жилой фонд Харбина. Жилищные условия зависели от финансовых возможностей русских харбинцев. Железнодорожные служащие, в отличие от остальных жителей, имели возможность получить жилье за счет КВЖД. Одевались в Харбине в зависимости от социального статуса. Обеспеченные люди одевались разнообразно и дорого. Остальные — по мере своих возможностей. Особенно трудно пришлось в годы войны людям с небольшим достатком. Об этом указывается в воспоминаниях многих харбинцев. Наибольший расцвет кафе, ресторанов, снабжения продовольственными товарами лавок и магазинов пришелся на 1920–1935 гг. После революции и Гражданской войны из России в Харбин прибыла новая волна коммерсантов, предприимчивых людей, которые вкладывали свои капиталы в инфраструктуру города. Ухудшение ситуации в снабжении продовольствием и, соответственно, в питании русских жителей Харбина произошло в период японской оккупации, когда была введена нормированная выдача продуктов по карточкам и запрещен к продаже ряд продуктов. Характерной чертой развития медицины Харбина была роль русских врачей как личностей с активной жизненной позицией. Особенно ярко это проявилось в 1920–1930 гг., в период массового переселения беженцев из России. Стараниями русских врачей была сохранена и приумножена система здравоохранения в Харбине, основы которой были заложены при строительстве КВЖД, поддерживалась преемственность в передаче медицинских знаний, чему способствовало развитие меди178 цинского образования. Русское население Харбина имело возможность получать квалифицированную медицинскую помощь независимо от исторической обстановки. Ссылки и примечания 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Петров В. Город на Сунгари. — Вашингтон, 1984. — С. 11. Меньшиков П. К русско-китайскому договору // Вестник Азии. — 1911. — № 8. — С. 21. Б. Г. К. Город Харбин // Политехник — 1979. — № 10. — С. 94. Исторический обзор КВЖД 1896–1923 / сост. Е. Х. Нилус — Харбин: Тип. КВЖД, 1923. — С. 142. Там же. — С. 142. Левошко С. С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец ХIХ — первая половина ХХ вв. — Хабаровск: Частная коллекция, 2003. — С. 29. Исторический обзор КВЖД 1896–1923 / сост. Е. Х. Нилус — Харбин: Тип. КВЖД, 1923. — С. 144. Левошко С. С. Указ. соч. — С. 31. Там же. — С. 162. Нилус Е. Х. Указ. соч. — С. 147. Хисамутдинов А. А. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке: биобиблиогр. словарь. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. — С. 225. Левошко С. Указ.соч. — С. 36. Гинце М. Русская семья дома и в Маньчжурии. — Сидней, 1986. — С. 34. Крузенштерн-Петерец Ю. В. У каждого человека есть своя Родина// Россияне в Азии. — 1994. — № 1. — С. 38–41. Б. Г. К. Город Харбин // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 95. Исторический обзор КВЖД 1896–1923 / сост. Е. Х. Нилус — Харбин: Тип. КВЖД, 1923. — С. 149. Байков Н. А. Записки заамурца // Россияне в Азии. — 1997. — № 4. — С. 90. Б. Г. К. Город Харбин // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 96. Спутник по Сибири, Маньчжурии, Амуру и Уссурийскому краю. — Владивосток, 1907. — С. 53–54. Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД. — Харбин, 1912. — С. 253. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 27. Л. 1–4. Б. Г. К. Город Харбин // Политехник — 1979. — № 10 — С. 99. Харбинский вестник. — 1916. — 4 февраля. Б. Г. К. Город Харбин // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 100. Крадин Н. П. Харбин — русская Атлантида. — Хабаровск, 2001. — С. 76. 179 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 Временное положение о служащих КВЖД. — Харбин, 1914. — С. 9–10. Там же. — С. 10. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81. С. 340. Там же. — С. 499. Там же. — С. 500. Там же. — С. 500. Правила содержания построек, в которых живут сторожа: инструкция № 308 путевым сторожам КВЖД. Служба пути и сооружений. — Харбин: Тип. КВЖД, 1904. — С. 31–33. ГАХК. Ф. 831. Оп. 1. Д. 409. Л. 129. Василенко Н. А. Из истории Харбинского общества русских домовладельцев // Российские соотечественники в АТР: материалы 3 международной научно-практ. конф. — Владивосток 5–7 сентября. 2001 г. — Владивосток, 2003. — С. 52–53. Лопато Л. Волшебное зеркало воспоминаний. — М.: Захаров, 2003. — С. 32–33. Свет. — 1920. — 6 июля. Кудрявцев А. М. Мирное житие в Китае: (воспоминания) // Русская Атлантида. — 2005. — № 14. — С. 18–21. Ильина Н. Дороги и судьбы. — М.: Сов. писатель, 1985. — С. 90. Там же. — С. 90. Там же. — С. 91. Интервью с М. К. Зуевым, июль 2005 г. Свет. — 1920. — 27 августа. Свет. — 1920. — 26 августа. Свет. — 1920. — 11 августа. Доклад Правления Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев чрезвычайному общему собранию домовладельцев г. Харбина. — Харбин, 1942. — С. 12–13. О минувшем из старой газеты // На сопках Маньчжурии. — 1999. — № 62 (март). — С. 6. ГАРХ. Ф. 831. Оп. 1. Д. 39. Л. 91. Петров В. Указ. соч. — С. 22. Доклад Правления Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев чрезвычайному Общему собранию домовладельцев г. Харбина. — Харбин, 1942. — С. 13. Юбилейный сборник Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев. — Харбин, 1937. — С. 59. Доклад Правления Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев чрезвычайному Общему собранию домовладельцев г. Харбина. — Харбин, 1942. — С. 9. Муниципальный справочник. — Харбин, 1928. — С. 94–95. 180 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 Там же. — С. 10. Юбилейный сборник Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев. — Харбин, 1937. — С. 83. Там же. — С. 14–15. Там же. — С. 14–15. Там же. — С. 11. Там же. — С. 23. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 18. Л. 131; Юбилейный сборник Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев. — Харбин, 1937. — С. 83. Юбилейный сборник Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев. — Харбин, 1937. — С. 67. Дубинина Н. И. Приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти. — Хабаровск: Приамурское географ. об-во, 1997. — 208 с. Хисамутдинов А. А. Указ. соч. — С. 93–94. Юбилейный сборник Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев. — Харбин, 1937. — С. 37–38. Доклад Правления Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев чрезвычайному Общему собранию домовладельцев г. Харбина. — Харбин, 1942. — С. 9. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 52. Там же. — Л. 52–53. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 62. Л. 22–23; Доклад Правления Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев чрезвычайному Общему собранию домовладельцев г. Харбина. — Харбин, 1942. — С. 9. Юбилейный сборник Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев. — Харбин, 1937. — С. 83–91. Доклад Правления Харбинского Общества землевладельцев и домовладельцев чрезвычайному Общему собранию домовладельцев г. Харбина. — Харбин, 1942. — С. 35. Крадин Н. П. Харбин — русская Атлантида. — Хабаровск, 2001. — С. 72 . Там же. — С. 74. Левошко С. С. Указ. соч. — С. 141. Калугин Н. П. Политехнический институт в Харбине // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 8–16. Хисамутдинов А. А. Указ. соч. — С. 70. Крадин Н. П. Указ. соч. — С. 80–81. Там же. — С. 81. Там же. — С. 82. Там же. — С. 82. Старосельская Н. Повседневная жизнь «русского» Китая. — М.: Молодая гвардия. — 2006. — С. 62. Ривош Я. Н. Время и вещи. — М.: Искусство, 1990. — С. 137. 181 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 Там же. — С. 137. Шепелев Л. Е. Чиновничий мир России ХVIII — н. ХХ вв. — СПб, 1999. — С. 288. ГАРФ. Ф.6081. Оп. 1. Д. 29. Л. 9. Э. Б. Из жизни казаков Охранной стражи КВЖД // Политехник. — 1975 — № 7. — С. 102–104. Об изменении формы обмундирования чинов Охранной стражи КВЖД // Полное собрание законов Российской империи. — 3-е изд. — СПб., 1902. — Т. 20. — С. 1077. Крузенштерн-Петерец Ю. В. У каждого человека есть своя родина // Россияне в Азии. — 1994. — № 1. — С. 38. Калугин Н. П. Политехнический институт в Харбине // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 12. Ривош Я. Н. Указ. соч. — С. 194. Там же. — С. 196. Дудникова Г. П. История костюма. — Ростов н/Д: Феникс, 2003. — С. 354. Там же. — С. 356. Там же. — С. 357. Васильев А. Красота в изгнании. — М.: Слово, 2000. — С. 115. Там же. — С. 115–116. Петров В. Город на Сунгари. — Вашингтон, 1984. — С. 33. Васильев А. Указ. соч. — С. 115. Там же. — С. 116. Там же. — С. 116. Там же. — С. 117. Там же. — С. 117. Васильев А. — С. 118. Там же. — С. 118. Дудникова Г. П. Указ. соч. — С. 374. Там же. — С. 374. Василевская И. В Харбине тридцатых годов // На сопках Маньчжурии. — 1996. — № 33. — С. 4–5. Дземешкевич Л. Дон-Кихот Харбинский. — Омск, 2001. — С. 67–68. Васильев А. Указ. соч. — С. 117. Рубеж. — 1930. — № 7. — С. 8. Рубеж. — 1935. — № 4. — С. 9 Рубеж. — 1935. — № 18. — С. 3. Дземешкевич Л. Указ. соч. — С. 50. Рубеж. — 1935. — № 19. — С. 6. Рубеж. — 1935. — № 4. — С. 12. Гинце М. А. Русская семья дома и в Маньчжурии. — Сидней, 1986. — С. 85. 182 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 Там же. — С. 86. Дземешкевич Л. Указ. соч. — С. 50. Ильина-Лаиль, О. Восточная нить. — СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2003. — С. 79. Рубеж. — 1928. — № 6. — С. 10. Васильев А. Указ. соч. — С. 116. Рубеж. — 1929. — № 19. — С. 19 ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 115. Интервью с М. К. Зуевым, июль 2005 г. Василевская И. В. Указ. соч. — С. 5. Янинова О. Жизнь русских в Маньчжурии, 1919–1949 г. // Русская мысль. — 1956. — 28 февраля. — С. 6. Ильина Н. Дороги и судьбы. — М.: Сов. писатель, 1985. — С. 27. Таскина Е. П. На перекрестке эпох и культур // Русский Харбин. — М.: Изд-во МГУ, 1998. — С. 45. Дземешкевич Л. Указ. соч. — С. 67. Дудникова Г. П. Указ. соч. — С. 376. Дземешкевич Л. Указ. соч. — С. 67. Интервью с Л. Н. Менько, январь 2005 г.; интервью с Н. Ямасита, июль 2005 г. Янинова О. Указ. соч. — С. 6. Приказчиков Н. Н. К истории русского садоводства в Маньчжурии // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 75. Там же. — С. 215. Дземешкевич Л. Дон Кихот Харбинский. — Омск, 2001. — С. 55 — 56. Там же. — С. 57. Гинце М. Русская семья дома и в Маньчжурии. — Сидней, 1986. — С. 332. Юбилейный сборник Харбинского биржевого комитета. — Харбин, 1934. — С. 374–376. РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 465. Л. 100. Штейнфельд Н. Роль и значение г. Харбина в экономической жизни русской Маньчжурии // Быт и культура Востока. — 1910. — № 3. — С. 47–50. Общеземская организация на Дальнем Востоке. — М., 1910. — Т.2. — С. 74. Харбинский вестник. — 1916. — 29 января. Харбинский вестник. — 1916. — 5 марта. Харбинский вестник. — 1916. — 9 марта. Козловский Б. Заметки о харбинской жизни // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 232–233. Там же. — С. 232–233. Там же. — С. 233. Юбилейный сборник Харбинского биржевого комитета. — Харбин, 1934. — С. 375. 183 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81. С. 716. Там же. — С. 716. Там же. — С. 718. Крузенштерн-Петерец Ю. В. Указ. соч. — С. 27. Таиров М. Как развлекались в Харбине // Политехник. — 1972. — № 6. — С. 41–43. Там же. — С. 43. Свет. — 1920. — 3 августа . Таиров М. Указ. соч. — С. 43. Там же. — С. 385. Рубеж. — 1928. — 10 июня (№ 20); Там же. — С. 718–719. Рубеж. — 1935. — 15 июня (№ 25). Козловский Б. Развлечения на свежем воздухе // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 230. Таиров М. Указ. соч. — С. 43. Козловский Б. Указ соч. — С. 232. Дземешкевич Л. Харбинские были. — Омск, 1999. — С. 150. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 32. Л. 1. Там же. — Л. 206. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 29. Л. 9. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81. С. 340. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 29. Л. 70. Гинце М. Указ. соч. — С. 82. Там же. — С. 82. Крузенштерн-Петерец Ю. В. Указ. соч. — С. 63. Дземешкевич Л. Дон Кихот Харбинский. — Омск, 2001. — С. 58. Интервью с М. К. Зуевым, июль 2005 г. Козловский Б. Уличные лакомства // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 238–239. Ерофеев В. Защита дипломных проектов Х.П.И. // Политехник — 1971. — № 3. — С. 51–54. Дземешкевич Л. Дон Кихот Харбинский. — Омск, 2001. — С. 59. Интервью с М. К. Зуевым, июль 2005 г. Аурилене Е. Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай. 1920–50-е гг. — Хабаровск: ХПИ ФСБ РФ, 2003. — С. 65. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 66. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 23. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 115. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 105. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 219. Л. 2. Там же. — Л. 12. Там же. — Л. 2–3. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 105–106. 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 Интервью с М. К. Зуевым, июль 2005 г. Дьяков И. О. О пережитом в Маньчжурии за веру и отечество. — М.: Св. Троице-Сергиева лавра, 2000. — С. 46. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 107; Ф. 830. Оп. 1. Д. 219. Л. 22–23. Интервью с Л. Н. Менько, январь 2005 г. Заика Н. Класс 58 года и соученики. — Сидней, 1999. — С. 160–174. Василенко Н. А. История российской эмиграции в освещении современной китайской историографии. — Владивосток, 2003. — С. 203. Приказчиков Н. Н. Указ соч. — С. 75. ГАРФ. Ф. 6081 Оп. 1. Д. 81. — С. 825. Там же. — С. 826. Временное положение о служащих КВЖД. — Харбин, 1914. — С. 24. Там же. — С. 20. Там же. — С. 19. ГАРФ. Ф. 6081. Оп. 1. Д. 81. — С. 827. Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД. — Харбин, 1912. — С. 255. Там же. — С. 255. Там же. — С. 257. Цит. по кн. Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД. — Харбин, 1912. — С. 255. Там же. — С. 258. Там же. — С. 258. Там же. — С. 259. Харбинский вестник. — 1916. — 14 января. Харбинский вестник. — 1916. — 24 января. Известия Харбинского Общественного управления. — 1914. — № 3. — С. 14. Харбинский вестник. — 1916. — 10 января. Харбинский вестник. — 1916. — 11 января. Харбинский вестник. — 1916. — 12 февраля. Великая Маньчжурская империя. — Харбин, 1942. — С. 270. Муниципальный справочник. — Харбин, 1928. — С. 8–10. Там же. — С. 125. Там же. — С. 125. Там же. — С. 126. Там же. — С. 137. Там же. — С. 137. Муниципальный справочник. — Харбин, 1928. — С. 164–170. Там же. — С. 170. Хисамутдинов А. А. Российская эмиграция в АТР и Южной Америке. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. — С. 92; Варбола Э. Медицинский мир Харбина // Политехник. — Сидней, 1979. — № 10. — С. 196. 185 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 Там же. — С. 197. Там же. — С. 197. Мелихов Г. В. Белый Харбин: середина 20-х гг. — М., 2003. — С. 290. Рубеж. — 1929. — № 42. — С. 15. Рубеж. — 1931. — № 7. — С. 17; Хисамутдинов А. А. Указ. соч. — С. 216. Рубеж. — 1929. — № 42. — С. 15–16; Хисамутдинов А. А. Указ. соч. — С. 144. Хисамутдинов А. А. Указ. соч. — С. 144. ГАХК. Ф. 830. Оп. 2. Д. 106. Л. 74–75. Рубеж. — 1929. — № 45. — С. 18; Хисамутдинов А. А. Указ. соч. — С. 266; Семен Константинович Сажин // Русские харбинцы в Австралии. — Сидней, 1998. — № 1. — С. 21. ГАХК. Ф. 830. Оп. 2. Д. 106. Л. 74–75. ГАХК. Ф. 830. Оп. 2. Д. 106. Л. 75. Там же. — Л. 75. ГАХК. Ф. 830. Оп. 2. Д. 117. Л. 97. Варбола Э. Указ соч. — С. 197.; Таскина Е. Русские врачи в Харбине // Политехник. — Сидней, 2004. — № 16. — С. 148. ГАХК. Ф. 1128. Оп. 1. Д. 102. Л. 45–47. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 285. Л. 130–131. ГАХК. Ф. 830. Оп. 2. Д. 106. Л. 2. ГАХК. Ф. 830. Оп. 2. Д. 106. Л. 91, 13. Мелихов Г. В. Указ. соч. — С. 216–217; Хисамутдинов А. А. Указ. соч. — С. 151. Варбола Э. Указ. соч. — С. 198. Таскина Е. Русские врачи в Харбине // Политехник. — Сидней, 2004. — № 16. — С. 148. Рубеж. — 1928. — № 20. — С. 12. Хисамутдинов А. А. Следующая остановка Китая. — Владивосток, 2003. — С. 83. Лобода И. Харбиночка. — Хабаровск: Изд-во Дальневост. нар. АН, 2003. — С. 5–21. Там же. — С. 20–21. Там же. — С. 21. Там же. С. 21. Великая Маньчжурская империя. — С. 345. Гордеев К. Харбинский медицинский техникум, 9 выпуск 1952 г. // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 2000. — № 78. — С. 7. Цит. по ст. Гордеев К. Указ. соч. — С. 7. ГАХК. Ф. 830. Оп. 3. Д. 83. Л. 4. Там же. — Л. 4. Великая Маньчжурская империя. — С. 311. 186 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 95. Л. 83. Там же. — Л. 83; Аурелене Е. Е., Потапова И. В. Русские в МаньчжоуДи-Го: «Эмигрантское правительство». — Хабаровск, 2004. — С. 58. Цит. по ст. Варбола Э. Указ. соч. — С. 198–199. Там же. — С. 199. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 40. ГАХК. Ф. 830. Оп. 1. Д. 59. Л. 36. Варбола Э. Указ. соч. — С. 198. Петров А. И. «Советская бабушка» в Харбине // Россия и АТР. — Владивосток, 2004. — № 3. — С. 115–116. Там же. — С. 120. Варбола Э. Указ. соч. — С. 198. Золотарева Т. Китайская медицина и фармакопея // Политехник. — Сидней, 1992. — № 13. — С. 163–164. Интервью с М. К. Зуевым, июль 2005. Золотарева Т. Указ. соч. — С. 163–164. Интервью с Л. Н. Менько, январь 2005.; Интервью с М. К. Зуевым, июль 2005. 187 Заключение В настоящее время Харбин остался русским только в памяти его бывших жителей. Однако значение этого явления для истории русской эмиграции велико, т.к. особенностью его было не только сохранение традиционной русской дореволюционной культуры, уклада жизни, быта в атмосфере глубокого различия с местной этнокультурной средой, но и развитие в этих условиях собственной культуры и науки, общественной жизни. Существование и своеобразие Русского Харбина уникально не только для истории двух стран — России и Китая, но и для мировой истории. Русская колония сформировалась на северо-востоке Китая с центром в г. Харбине благодаря строительству КВЖД, которая играла весьма заметную роль в международных отношениях на Дальнем Востоке на протяжении всей первой половины ХХ в. Это было обусловлено ее важным экономическим, политическим и военно-стратегическим значением в регионе. Русские жители Харбина бережно сохраняли и культивировали традиции повседневной жизни и культуры дореволюционной России. Сохранение русским населением Харбина своей этнической идентификации на протяжении более 50 лет является феноменом в истории русского зарубежья. Благодаря созданной при строительстве КВЖД российской инфраструктуре в экономике и культуре Маньчжурии в последующие годы сохранялась национальная идентичность русского населения среди не только недавних беженцев из России, но и их потомков. Опираясь на заявленную периодизацию истории русской колонии Харбина, следует отметить, что для дореволюционного периода до 1920 г. характерно складывание уникального типа города и его населения. Важное значение в становлении и стабилизации русской колонии Харбина имело строительство КВЖД при огромных капиталовложениях и под юрисдикцией России. Для создания более устойчивого социума в полосе отчуждения КВЖД правительство России предоставляло ряд льгот для служащих дороги и военных. Это бесплатный проезд на железнодорожном транспорте, повышенные денежные выплаты, льготы в обеспечении жизненных условий: питания, одежды, жилья, лечения. После 1920 г., когда изменилась правовая основа существования русской колонии в Харбине, повседневная жизнь зависела от полити188 ческих и экономических процессов, происходивших в этом регионе. Российская добровольно-вынужденная эмиграция 1917–1922 гг. значительно увеличила численность русских в Харбине, тем самым образовав крупнейший дальневосточный центр русской эмиграции, имевший ряд особенностей, связанных с географической отдаленностью от основных эмигрантских центров, экономическими, социальнополитическими и культурными условиями страны-реципиента. Процесс адаптации послереволюционной эмиграции в Харбине происходил в соответствии с русским укладом жизни, по традициям дореволюционной России, и был мягким в сравнении с другими центрами русского рассеяния. Русскому населению Харбина были чужды национализм и расовая дискриминация. Наоборот, воображение современников поражала терпимость, существовавшая в многонациональном и поликонфессиональном Харбине. В контексте повседневной жизни русского населения необходимые жизненные условия: питание, одежда, жилье, лечение — обеспечивались в зависимости от финансовых возможностей индивидуума. Служащие КВЖД, составлявшие значительную часть населения Харбина, имели высокое жалование, льготы и были в более привилегированном положении, чем другие группы населения. Дополнительными преимуществами пользовались они и при получении жилья и лечения. Большинство железнодорожных служащих после увольнения вкладывали свои сбережения в экономику Харбина, обзаводились домашним хозяйством, открывали мелкие предприятия, строили дома. Это была самая многочисленная и экономически устойчивая группа русского населения Харбина. Остальные группы населения (предприниматели, военные, интеллигенция, беженцы, безработные) были более зависимы от изменений в политической и экономической ситуации в Маньчжурии. В дореволюционный период истории Харбина был создан жилой фонд города, начала создаваться инфраструктура производства одежды и питания, медицинского обслуживания. В эмигрантский период в связи с увеличением населения города и притоком частного капитала система удовлетворения жизненных потребностей харбинцев получила дополнительный импульс. Многочисленные магазины, лавки, базары, уличные торговцы предлагали продукты питания для русского населения разного материального достатка. В го189 роде открылись новые магазины одежды и обуви, ателье. Среди частных портных были и китайские мастера. Медицинские учреждения Харбина пополнились клиниками и высококлассными специалистами. В харбинских периодических изданиях 1920-х гг. пропагандировался культ красоты и здоровья. В период японской оккупации, когда резко ухудшились жизненные условия русских в Харбине, проблемы снабжения продовольствием, одеждой, жильем, лечения решало Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ), обеспечивающее руководство общественной жизнью, защиту правовых, экономических, культурных интересов русской эмиграции в Маньчжоу-Ди-Го. Значительную помощь нуждающимся русским жителям оказывали Харбинский комитет помощи русским беженцам и другие общественные, национальные, религиозные организации. В 1940–1950-е гг. национальные традиции кухни и застолья, изготовления домашней одежды и обуви сохранялись в семьях русских харбинцев. Жилищные условия и медицинское обслуживание зависели от финансовых возможностей человека, но русские оставались верны традициям национальной культуры. На примере повседневной жизни нами выделены признаки взаимовлияния культур, русской и китайской. Особенно благотворным было влияние русской культуры на китайцев. Изменились устоявшиеся веками традиции: мужчины-китайцы перестали носить длинные косы, а женщины — бинтовать ноги, уродуя ступни. Китайцы от русских научились печь хлеб и выращивать овощные и садовые культуры. В их лексике появились новые слова. Китайское население пользовалось услугами русских врачей и медицинских и образовательных учреждений. Проведя анализ жизненных условий (жилье, одежда, питание, лечение) русского населения Харбина в инокультурной среде, мы пришли к выводу, что аккультурация — тип адаптации, приспособление индивидуума к другой этнической среде — проходила в форме сепарации и интеграции. Таким образом, в Харбине в длительном процессе адаптации русского населения, в том числе и в повседневной жизни, сформировался феномен в истории русского зарубежья — существование историкокультурной общности — русской колонии Харбина в инокультурной среде с сохранением собственной этнической идентичности. 190 Список использованных источников и литературы Источники Неопубликованные: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Фонд Р-6081. Управление КВЖД. Оп. 1. Д. 27, 28, 29, 31, 32, 33, 34, 34, 75, 81. Российский государственный архив Дальнего Востока (РГИА ДВ) Фонд 1. Приморское областное правление. Оп. 2. Д. 1487. Фонд 702. Генерал-губернатора Приамурского края. Оп. 1. Д. 310; Оп. 2. Д. 465, 810 А. Государственный архив Хабаровского края (ГАХК) Фонд 830. Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи 1932–1945 гг. Оп. 1. Д. 2, 218, 73, 42, 8, 189, 59, 62, 86, 23, 56, 114, 734, 131, 74, 95, 218, 219, 285; Оп. 2. Д. 106, 117; Оп. 3. Д. 44166, 11798, 55501, 29247. Фонд 831. Общество единения народов в Маньчжурской империи КиоВа-Кай 1938–1943 гг. Оп. 1. Д. 39, 409. Фонд 1128. Харбинский комитет помощи русским беженцам 1923– 1942 гг. Оп. 1. Д. 65, 30, 8, 2, 103, 86, 18, 102. Личный архив И. К. Капран 1. Интервью с М. К. Зуевым. — 2005, июль. Рукопись. — 30 с. 2. Интервью с Л. Н. Менько. — 2004, январь. Рукопись. — 4 с. 3. Интервью с Н. Ямасита. — 2005, июнь. Рукопись. — 3 с. Опубликованные: Законодательные, нормативные акты и официальные издания 4. Положение об установлении особых паспортов для служащих по постройке КВЖД // Полн. собр. законов Рос. империи. — 3-е изд. — СПб., 1901. — Т. 18. — С. 185. 5. Об изменении формы обмундирования чинов Охранной стражи КВЖД // Полн. собр. законов Рос. империи. — 3-е изд. — СПб., 1902. — Т. 20. — С. 1077. 191 6. Высочайше утвержденное мнение соединенных департаментов государственной экономики, промышленности, науки и торговли Государственного совета // Полн. собр. законов Рос. империи. — 3-е изд. — СПб., 1904. — Т. 22. — С. 165. 7. Первое дополнение к Уставу Общества КВЖД // Полн. собр. законов Рос. Империи. — 3-е изд. — СПб., 1904. — Т. 19. — С. 109– 110. 8. Полное собрание законов Российской империи. — 3-е изд. — СПб., 1899–1904. — Т. 18, 19, 20, 22. 9. Гримм, Э. Д. Сборник договоров и других документов по истории международных отношений на Дальнем Востоке (1842–1925) / Э. Д. Гримм. — М., 1927. — С. 44–45, 47–48. 10. Временное положение о служащих КВЖД. — Харбин: Тип. КВЖД, 1914. — 26 с. 11. Доклад правления Харбинского общества землевладельцев и домовладельцев чрезвычайному общему собранию домовладельцев г. Харбина. — Харбин, 1942. — 38 с. 12. Муниципальный справочник (свод практически важных для населения правил и распоряжений Харбинского городского самоуправления). — Харбин, 1928. — 191 с. 13. Общеземская организация на Дальнем Востоке. — М., 1910. — Т. 2. — 497 с. 14. Отчет Харбинского биржевого комитета за 1909 г. — Харбин: Тип. В. Г. Редкина, 1910. — 89 с. 15. Положение об арбитражном суде при БРЭМ. — Харбин, [б. г.]. — 8 с. 16. Правила содержания построек, в которых живут сторожа: инструкция № 308 путевым сторожам КВЖД // Служба пути и сооружений. — Харбин: Тип. КВЖД, 1904. — 33 с. 17. Северная Маньчжурия: отчет по командировке агентов коммерческой части КВЖД / П. Н. Меньшикова, П. Н. Смольникова, А. И. Чиркова в 1914 и 1915 гг. — Харбин: Тип. КВЖД, 1916. — Т. 1. — 656 с. 18. Системный сборник распоряжений по КВЖД (с 1 июля 1903 г. по 1 июля 1913 г.) — Харбин: Тип КВЖД, 1914 — Т. 2. — 1443 с. 19. Харбинский комитет помощи русским беженцам. 1923–1938: отчет о деятельности. — Харбин, 1938. — 73 с. 20. Чумные эпидемии на Дальнем Востоке и противочумные мероприятия Управления КВЖД / под ред. В. Ф. Ясенского. — Харбин, 1912. — 391 с. 192 Мемуары 21. Абросимов, И. Под чужим небом / И. Абросимов. — М.: Мол. гвардия, 1990. — 350 с. 22. Авенариус, Г. Н. На славном посту / Г. Н. Авенариус // Харбинская старина. — Харбин, 1938. — С. 35–37. 23. Байков, Н. А. Мой приезд в Маньчжурию 1902 / Н. А. Байков // Русский Харбин. — М.: Изд-во МГУ, 1998. — С. 11–12. 24. Байков, Н. А. Записки заамурца / Н. А. Байков // Россияне в Азии. — Торонто, 1997. — № 4. — С. 90–101. 25. Балакшин, П. П. Финал в Китае / П. П. Балакшин. — СанФранциско; Париж; Нью-Йорк: Сириус, 1959. — Т. 1. — 430 с. 26. Варбола, Э. Медицинский мир Харбина / Э. Варбола // Политехник. — Сидней, 1979. — № 1. — С. 196–199. 27. Василевская, И. В Харбине тридцатых годов / И. Василевская // На сопках Маньчжурии. — 1996. — № 33 (июль). — С. 4–5. 28. Выпуск 58 года и одноклассники. — Сидней, 1999. — 323 с. 29. Гинце, М. П. Русская семья дома и в Маньчжурии / М. П. Гинце. — Сидней, 1986. — 332 с. 30. Гордеев, К. Харбинский медицинский техникум, 9 выпуск 1952 г. / К. Гордеев // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 2000. — № 78. — С. 7. 31. Дземешкевич, Л. К. Харбинские были / Л. К. Дземешкевич. — Омск: Изд-во ОмГПУ, 1999. — 284 с. 32. Дземешкевич, Л. К. Дон-Кихот Харбинский / Л. К. Дземешкевич. — Омск, 2001. — 348 с. 33. Дьяков, И. О. О пережитом в Маньчжурии за веру и отечество / И. О. Дьяков. — М.: Св. Троице-Сергеева лавра, 2000. — 100 с. 34. Жернаков, В. Н. Алексей Павлович Хионин / В. Н. Жернаков. — Мельбурн, 1973. — 8 с. 35. Захарова (Яблонская), А. Начало и конец польской колонии / А. Захарова (Яблонская) // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 1997. — № 45 (август). — С. 2-3. 36. Золотарева, Т. Китайская медицина и фармакопея / Т. Золотарева // Политехник. — Сидней, 1992. — № 13. — С. 163-164. 37. Золотарева, Т. Маньчжурские были / Т. Золотарева. — Сидней, 2000. — 229 с. 38. Ильина, Н. Дороги и судьбы / Н. Ильина. — М.: Сов. писатель, 1985. — 471 с. 39. Ильина-Лаиль, О. Восточная нить / О. Ильина-Лаиль. — СПб.: Звезда, 2003. — 286 с. 193 40. Крузенштерн-Петерец, Ю. В. У каждого человека своя Родина / Ю. В. Крузенштерн-Петерец // Россияне в Азии. — Торонто, 1994. — № 1. — С. 17–133. 41. Кудрявцев, А. М. Мирное житие в Китае: (воспоминания) / А. М. Кудрявцев // Русская Атлантида. — Челябинск, 2005. — № 14. — С. 21. 42. Лобода, И. Харбиночка / И. Лобода. — Хабаровск: Дальневост. народ. академия наук, 2002. — 72 с. 43. Лопато, Л. Волшебное зеркало воспоминаний / Л. Лопато. — М.: Захаров, 2003. — 227 с. 44. Орлов, Е. Дым отечества / Е. Орлов. — Красноярск: Оперативная типография, 2001. — 264 с. 45. Петренко, А. В. Ф. Ковальский — выдающийся хозяйственник Маньчжурии / А. В. Петренко // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 1996. — № 34 (август). — С. 4. 46. Петров, В. Город на Сунгари / В. Петров. — Вашингтон: Д. К., 1984. — 98 с. 47. Рачинская, Е. Перелетные птицы / Е. Рачинская. — СанФранциско, 1982. — 189 с. 48. С. И. З. Национальные группы в Харбине // Политехник. — 1979. — № 10. — С. 240–243. 49. Таскина, Е. П. На перекрестке эпох и культур / Е. П. Таскина // Русский Харбин. — М.: Изд-во МГУ, 1998. — С. 35–50. 50. Таскина, Е. Русские врачи в Харбине / Е. Таскина // Политехник. — Сидней, 2004. — № 16. — С. 148–152. 51. Типикина, Л. Жизненно и прочно одно добро / Л. Типикина // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 2000. — № 75(май). — С. 4–5. 52. Фиалковский, П. Торговый дом И. Я. Чурина в Харбине / П. Фиалковский // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 1996. —№ 36 (октябрь). — С. 2. 53. Шиляев, Е. Общественно-культурная, религиозная и политическая жизнь Харбина / Е. Шиляев // Записки русской академической группы в США. Т. ХХVI. — Нью-Йорк, 1994. — 228 с. 54. Якобсон, Е. Пересекая границы: Революционная Россия — Китай — Америка / Е. Якобсон. — М. : Русский путь, 2004. — 272 с. 55. Янинова, О. Жизнь русских в Маньчжурии 1919–1949 гг. / О. Янинова // Русская мысль. — 1956. — 14 февр., 16 февр., 21 февр., 28 февр., 1 марта, 6 марта, 8 марта, 13 марта — С. 6–9. 194 Периодические издания 56. 57. 58. 59. 60. 61. 62. 63. 64. 65. 66. 67. 68. 69. 70. 71. 72. Австралиада. Русская летопись. — Сидней, 1994–2006. — № 1–50. Вестник Маньчжурии. — Харбин, 1929. Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке. — Харбин, 1910. Известия Харбинского общественного управления. — Харбин, 1914. Известия Харбинского юридического факультета. — Харбин, 1936. Новости жизни. — Харбин, 1915. Новый мир. — Харбин, 1920. Политехник. — Сидней, 1969–2004. Приамурские ведомости. — Хабаровск, 1904. Русские харбинцы в Австралии. — Сидней, 1998. — № 1; 2000. — № 2. Россияне в Азии. — Торонто, 1994–1999. Рубеж. — Харбин, 1928–1935. Рупор. — Харбин, 1927. Русская Атлантида. — Челябинск, 2004–2006. Русская мысль. — Париж, 1956. Свет. — Харбин, 1920. Харбинский вестник. — Харбин, 1912, 1916. Исследования 73. Аблажей, Н. Н. Хозяйственно-экономическая деятельность российских эмигрантов в Северной Маньчжурии / Н. Н. Аблажей // Россия и Китай на дальневосточных рубежах: материалы научн. конф. Благовещенск, май 2001 г. — Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2001. — С. 130–136. 74. Аблова, Н. Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае: международные и политические аспекты истории (первая половина ХХ в.) / Н. Е. Аблова. — М.: Русская панорама, 2005. — 429 с. 75. Араловец, Н. А. Городская семья в России 1897–1926 гг. Историкодемографический аспект / Н. А. Араловец. — М.: ИРИ РАН, 2003. — 233 с. 76. Аурилене, Е. Е. Конфликт на КВЖД: малоизученные аспекты проблемы / Е. Е. Аурилене // ХХ век и военные конфликты на Дальнем Востоке: тез. докл. междунар. науч. конф. 18-20 апреля 1995. — Хабаровск, 1995. — С. 155–158. 77. Аурилене, Е. Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай. 1920–50-е гг. / Е. Е. Аурилене. — Хабаровск: Изд-во ХПИ ФСБ РФ, 2003. — 191 c. 195 78. Аурилене, Е. Е. Российская эмиграция в Китае (1920–1950-е гг.): автореф. дис. док. ист. наук / Е. Е. Аурилене. — Хабаровск, 2004. — 46 с. 79. Аурилене, Е. Е. Русские в Маньчжоу-Ди-Го: Эмигрантское правительство / Е. Е. Аурилене, И. В. Потапова. — Хабаровск: Изд-во ХККМ им. Н. И. Гродекова, 2004. — 125 с. 80. Аурилене, Е. Е. Дальневосточная историография Зарубежной России в конце ХХ — начале ХХI вв. / Е. Е. Аурилене // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. — СПб.: Сударыня, 2007. — Вып. 7. — С. 38–39. 81. Барихновский, Г. Ф. Идейно-политический крах белой эмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921–1924 гг.) / Г. Ф. Барихновский. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. — 160 с. 82. Бочарова, З. С. Не принявший иного подданства: проблемы социально-правовой адаптации российской эмиграции в 1920-30-е гг. / З. С. Бочарова. — СПб.: Нестор, 2005. — 250 с. 83. Вандалковская, М. Г. Некоторые аспекты адаптации научной и политической эмиграции (1920–30-е гг.) / М. Г. Вандалковская // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX–XX вв.: сборник статей / под ред. Ю. А. Полякова и Г. Я. Тарле. — М.: Изд. центр ИРИ РАН, 2001. — С. 126–130. 84. Василенко, Н. А. Из истории Харбинского общества русских домовладельцев / Н. А. Василенко // Российские соотечественники в АТР: материалы 3-й междунар. научн.-практ. конф. Владивосток 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток, 2003. — С. 52–53. 85. Василенко, Н. А. История российской эмиграции в освещении современной китайской историографии / Н. А. Василенко. — Владивосток: Изд-во ДВО РАН, 2003. — 219 с. 86. Василенко, Н. А. Проблема внешней миграции в период заселения и освоения российского Дальнего Востока / Н. А. Василенко // Третьи Гродековские чтения. — Хабаровск: Изд-во ХККМ им. Н. И. Гродекова, 2001. — С. 37–40. 87. Васильев, А. Красота в изгнании: Творчество русских эмигрантов первой волны: искусство и мода / А. Васильев. — М.: Слово, 1998. — 480 с. 88. Воронин, О.Л. Русская белая эмиграция в политической жизни Китая 20-х гг. ХХ в. // Народы Востока: основные тенденции и противоречия: тез. докл. к регион. конф. — Иркутск, 1986. — С. 22–24. 89. Горкавенко, Н. Л. Проблемы социально-психологической адаптации русских женщин-эмигранток в Маньчжурии в 1920–30-е гг. / Н. Л. Горкавенко // Российские соотечественники в АТР: материа196 лы 3-й междунар. научн.-практ. конф. Владивосток 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток, 2003. — С. 91–99. 90. Горкавенко, Н. А. Российская интеллигенция в изгнании: Маньчжурия 1917–1946 гг. / Н. А. Горкавенко, Н. П. Гридина. — Владивосток: Ин-т Истории, археологии и этнографии народов ДВ ДВО РАН, 2002. — 146 с. 91. Дальний Восток России — Северо-восток Китая: ист. опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: материалы междунар. научн.-практ. конф. Хабаровск, 1–3 июня 1998 г. — Хабаровск: Частная коллекция, 1998. — 297 с. 92. Дубинина, Н. И. Приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти / Н. И. Дубинина. — Хабаровск: Приамур. географ. об-во, 1997. — 208 с. 93. Дудникова, Г. П. История костюма / Г. П. Дудникова. — Ростов-наДону: Феникс, 2003. — 442 с. 94. Дятлов, В. Диаспора: попытка определиться в понятиях / В. Дятлов // Диаспоры: независимый журнал. — М., 1999. — № 1. — С. 14–18. 95. Ермакова, Э. В. Некоторые проблемы историографии российской дальневосточной эмиграции / Э. В. Ермакова // Российские соотечественники в АТР. — Владивосток, 2001. — С. 26–34. 96. Ермакова, Э. В. История российской эмиграции в дальневосточной историографии (конец 90-х гг. XX — начало ХХI вв.) / Э. В. Ермакова // Берега: Информационно-аналитический сборник о русском зарубежье. — СПб.: Сударыня, 2007. — Вып. 7. — С. 35–37. 97. Ершов, В. Ф. Адаптация российской военной эмиграции в странах размещения в 1920-е гг. / В. Ф. Ершов // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX–XX вв.: сборник статей / под ред. Ю. А. Полякова, Г. Я. Тарле. — М.: Изд. центр ИРИ РАН, 2001. — С. 118–124. 98. Иванов, В. П. Российское зарубежье на Дальнем Востоке в 1920–40-е гг. / В. П. Иванов. — М.: Изд-во МГОУ, 2003. — 160 с. 99. Ионин, Л. Г. Понимающая социология: историко-критический анализ / Л. Г. Ионин. — М., 1979. — 116 с. 100. Иоффе, Г. З. Крах российской монархической контрреволюции / Г. З. Иоффе. — М.: Наука, 1977. — 320 с. 101. Какабадзе, З. М. Проблема «экзистенциального кризиса» и «трансцендентальная феноменология» Э. Гуссерля / З. М. Какабадзе. — Тбилиси, 1966. — 94 с. 102. Каневская, Г. И. О чем напомнили фотографии…: выпускники Восточного института в Зарубежье / Г. И. Каневская, И. К. Капран, М. А. Дорофеева // Берега: информ.-аналит. сб. — СПб., 2006. — С. 10–14. 197 103. Каневская, Г. И. Русская эмиграция из Китая в Австралию (20–80-е гг. ХХ в.) / Г. И. Каневская // Дальний Восток России — Северо-восток Китая. — Хабаровск, 1998. — С. 149–151. 104. Комин, В. В. Политический и идейный крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом / В. В. Комин. — Калинин: КГУ, 1977. — 121 с. 105. Кочубей, О. И. Исход и возвращение…: Русская эмиграция в Китае в 20–40-е гг. / О. И. Кочубей, В. Ф. Печерица. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1998. — 250 с. 106. Крадин, Н. П. Харбин — русская Атлантида / Н. П. Крадин. — Хабаровск: Изд. Хворов А. Ю., 2001. — 352 с. 107. Кром, М. М. Герменевтика, феноменология и загадки русского средневекового сознания / М. М. Кром // Отечественная история. — М., 2000. — № 1. — С. 94–101. 108. Лазарева, С. И. Из истории хозяйственно-экономической деятельности русских эмигрантов в Маньчжурии (1920–1930-е гг.) / С. И. Лазарева // Российские соотечественники в АТР: материалы 3-й междунар. научн.-практ. конф. Владивосток 5–7 сент. 2001 г. — Владивосток, 2003. — С. 69–76. 109. Левошко, С. С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец ХIХ — первая половина ХХ вв. / С. С. Левошко. — Хабаровск: Частная коллекция, 2003. — 175 с. 110. Лелеко, В. Д. Повседневность в исторических исследованиях / В. Д. Лелеко // Историзм в культуре: материалы междунар. науч. конф. 24–25 ноября 1997 г. — СПб.: СПбГАК, 1998. — С. 161–167. 111. Лелеко, В. Д. Пространство повседневности в европейской культуре / В. Д. Лелеко. — СПб.: Санкт-Петербургский гос. ун-т культуры и искусств, 2002. — 301 с. 112. Малицкий, В. С. Кустарная промышленность Харбина / В. С. Малицкий // Вестник Маньчжурии. — Харбин, 1929. — № 2. — С. 12–16. 113. Мелихов, Г. В. Белый Харбин: середина 20-х гг. / Г. В. Мелихов. — М.: Русский путь, 2003. — 440 с. 114. Мелихов, Г. В. Маньчжурия далекая и близкая / Г. В. Мелихов. — М.: Наука, 1991. — 320 с. 115. Мелихов, Г. В. Российская эмиграция в Китае (1917–1924 гг.) / Г. В. Мелихов. — М.: Ин-т рос. истории РАН, 1997. — 245 с. 116. Меньшиков, П. К. К русско-китайскому договору / П. К. Меньшиков // Вестник Азии. — Харбин, 1911. — № 8. — С. 21. 198 117. Мотрошилова, Н. В. Принципы и противоречия феноменологической философии / Н. В. Мотрошилова. — М.: Высшая школа, 1968. — 128 с. 118. Мухачев, Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов реставраторства в СССР / Ю. В. Мухачёв. — М.: Мысль, 1982. — 270 с. 119. О минувшем из старой газеты // На сопках Маньчжурии. — Новосибирск, 1999. — № 62 (март). — С. 6. 120. Павловская, М. А. История общества русских ориенталистов (Харбин, 1909–1927 гг.) / М. А. Павловская // Российские соотечественники в АТР. — Владивосток, 2003. — С. 60–67. 121. Петров, А. И. «Советская бабушка» в Харбине / А. И. Петров // Россия и АТР. — Владивосток, 2004. — № 3. — С. 115–116. 122. Печерица, В. Ф. Восточная ветвь русской эмиграции / В. Ф. Печерица. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1994. — 188 с. 123. Печерица, В. Ф. Духовная культура русской эмиграции в Китае / В. Ф. Печерица. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1999. — 276 с. 124. Политковская, Е. В. Как одевались в Москве и ее окрестностях в XVI–XVIII вв. / Е. В. Политковская. — М.: Флинта; Наука, 2004. — 176 с. 125. Поляков, Ю. А. Адаптация и миграция — важные факторы исторического процесса / Ю. А. Поляков // История российского зарубежья: Проблемы адаптации мигрантов в XIX–XX вв.: сборник. — М.: Изд. центр ИРИ РАН, 1996. — С. 14–18. 126. Поляков, Ю. А. Человек в повседневности / Ю. А. Поляков // Отечественная история. — М., 2000. — № 3. — С. 125–132. 127. Прозорова, Г. В. Скаутизм русского восточного зарубежья / Г. В. Прозорова // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. — Владивосток: Дальнаука, 2000. — С. 100–106. 128. Пушкарева, Н. Л. Предмет и методы изучения «Истории повседневности» / Н. Л. Пушкарёва // Этнографическое обозрение. — 2004. — № 5. — С. 3–19. 129. Раев, М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции 1919–1939 / М. Раев. — М.: Прогресс — Академия, 1994. — 296 с. 130. Ревякина, Т. В. Российская эмиграция в Китае: Проблемы адаптации (20–40 годы ХХ в.) / Т.В. Ревякина // Информ. материалы. Сер. Б.: Междунар. отношения стран Сев.-Вост. Азии. Вып. 11. — М.: Ин-т ДВ РАН, 2002. — С. 22–26. 131. Ривош, Я. Н. Время и вещи / Я. Н. Ривош. — М.: Искусство, 1990. — 303 с. 199 132. Романова, В. В. Евреи в становлении экономической жизни русского Харбина / В. В. Романова // Азиатско-Тихоокеанский регион в глобальной политике, экономике и культуре XXI в.: Междунар. научн. конф. 22–23 октября 2002 г. — Хабаровск, 2002. — С. 59–64. 133. Романова, В. В. Русские евреи в Харбине / В. В. Романова // Вестник международного центра азиатских исследований 1999. — Иркутск, 1999. — № 2. — С. 134–139. 134. Романова, Г. Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке: ХIХ — начало ХХ в. / Г. Н. Романова. — М.: Наука, 1987. — 166 с. 135. Российские женщины в Маньчжурии / С. И. Лазарева, О. И. Сергеев, Н. Л. Горкавенко, Н. А. Василенко. — Владивосток, 1996. — 93 с. 136. Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: материалы 1-й междунар. науч.-практ. конф.: в 2-х кн. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1999. 137. Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков: материалы 2-й междунар. науч.-практ. конф., Владивосток, 28 августа — 3 сентября 1999 г. — Владивосток: Издво Дальневост. ун-та, 2001. — 190 с. 138. Российские соотечественники в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Перспективы сотрудничества: материалы 3-й междунар. науч.-практ. конф., Владивосток, 5–7 сентября 2001 г. — Владивосток: «Комсомолка ДВ», 2003. — 344 с. 139. Рунич, С. В. В Маньчжурии / С. В. Рунич // Исторический вестник. — 1904. — № 3. — С. 937–945. 140. Сабенникова, И. В. Российская эмиграция (1917–1939): сравнительно-типологическое исследование / И. В. Сабенникова. — Тверь: Золотая буква, 2002. — 306 с. 141. Селунская, В. М. Проблемы адаптации эмигрантов из России в европейском зарубежье 20–30-х гг. ХХ в. (по материалам эмигрантской мемуаристики) / В. М. Селунская // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX–XX вв.: сборник статей / под ред. Ю. А. Полякова, Г. Я. Тарле. — М.: Изд. центр Ин-та рос. истории РАН, 2001. — С. 308–318. 142. Сергеев, О. И. Российская эмиграция в Китае как составная часть «Общего дома» России / О. И. Сергеев, С. И. Лазарева // Третьи Гродековские чтения. Ч. 2. — Хабаровск, 2001. — С. 47–51. 143. Сонин, В. В. Крах белоэмигрантов в Китае / В. В. Сонин. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1987. — 64 с. 200 144. Стефан, Дж. Русские фашисты: трагедия и фарс в эмиграции 1925–1945 / Дж. Стефан. — М., 1992. — 441 с. 145. Социально-экономическая адаптация российских эмигрантов конца XIX–XX вв.: сборник статей. — М.: Наука, 1999. — 266 с. 146. Старосельская, Н. Д. Повседневная жизнь «русского» Китая / Н. Д. Старосельская. — М.: Молодая гвардия, 2006. — 289 с. 147. Тарле, Г. Я. Об особенностях изучения истории адаптации российских эмигрантов в XIX–XX вв. / Г. Я. Тарле // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в ХIХ–ХХ веках. — М.: Изд. центр ИРИ РАН, 1996. — С. 19–33. 148. Таскина, Е. П. Неизвестный Харбин / Е. П. Таскина. — М.: Прометей, 1994. — 192 с. 149. Таскина, Е. П. Русский Харбин / Е. П. Таскина. — М.: Изд-во Моск. гос. ун-та: ЧеРо, 1998. — 272 с. 150. Таскина, Е. П. Харбин. Ветка русского дерева / Е. П. Таскина. — Новосибирск, 1991. — 397 с. 151. Тишков, В. А. Исторический феномен диаспоры / В. А. Тишков // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX–XX вв.: сборник статей / под ред. Ю. А. Полякова, Г. Я. Тарле. — М.: Изд. центр ИРИ РАН, 2001. — С. 29–44. 152. У Нань Линь. Проблемы адаптации русских эмигрантов в Китае в 20– 30 гг. ХХ в. / У Нань Линь. — М.: МАКС Пресс, 2001. — 34 с. 153. Федосюк, Ю. А. Что непонятно у классиков, или энциклопедия русского быта XIX в. / Ю. А. Федосюк. — М.: Наука, 2003. — 264 с. 154. Федюкин, С. П. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к НЭПу / С. П. Федюкин. — М., 1977. — 297 с. 155. Хисамутдинов, А. А. Следующая остановка — Китай: из истории русской эмиграции / А. А. Хисамутдинов. — Владивосток: Издво ВГУЭС, 2003. — 243 с. 156. Хисамутдинов, А. А. В Новом Свете, или История русской диаспоры на тихоокеанском побережье Северной Америки и Гавайских островах / А. А. Хисамутдинов. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003. — 323 с. 157. Ципкин, Ю. Н. Положение российских эмигрантов в Харбине в начале 20-х гг. (по материалам ХКПРБ) / Ю. Н. Ципкин // Дальний Восток России — Северо-восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества: материалы междунар. научн.-практ. конф. — Хабаровск: Частная коллекция, 1998. — С. 107–111. 158. Ципкин, Ю. Н. Социальный состав белой армии на Дальнем Востоке в 1918–1922 гг. / Ю. Н. Ципкин // Миграционные процессы в 201 159. 160. 161. 162. 163. 164. 165. 166. 167. 168. 169. 170. Восточной Азии: Междунар. научн.-практ. конф. — Владивосток, 1994. — С. 80–82. Чернолуцкая, Е. Н. Еврейская эмигрантская молодежная организация «Брит-Трумпельдор» в Маньчжурии (1930–40-е гг.) / Е. Н. Чернолуцкая // Российская эмиграция на Дальнем Востоке. — Владивосток: Дальнаука, 2000. — С. 107–116. Чернолуцкая, Е. Н. Из истории латышской общины Харбина (конец 1910 — начало 1920 гг.) / Е. Н. Чернолуцкая // Российские соотечественники в АТР: материалы 3-й Междунар. научн.практ. конф. Владивосток 5–7 сент. 2001 г. — Владивосток, 2003. — С. 125–127. Черномаз, В. А. Украинский клуб в Харбине (1907–1922) / В. А. Черномаз // Российские соотечественники в АТР: материалы 3-й Междунар. научн.-практ. конф. 5–7 сент. 2001 г. — Владивосток, 2003. — С. 107–108. Шепелев, Л. Е. Чиновничий мир России: ХVIII — начало ХХ вв. / Л. Е. Шепелев. — СПб., 1999. — 289 с. Шкаренков, Л. К. Агония белой эмиграции / Л. К. Шкаренко. — М., 1987. — 250 с. Штейнфельд, Н. Б. [Экономическая характеристика Харбина] / Н. Штейнфельд // Быт и культура Востока. — 1910. — № 4. — С. 65–70. Штейнфельд, Н. Роль и значение г. Харбина в экономической жизни русской Маньчжурии / Н. Штейнфельд // Быт и культура Востока. — 1910. — № 3. — С. 47–50. Юбилейный сборник Грузинского общества в Маньчжоу-Ди-Го. 1905–1935. — Харбин, 1937. — 120 с. Юбилейный сборник Харбинского Биржевого комитета 1907– 1932. — Харбин, 1934. — 405 с. Юбилейный сборник Харбинского общества землевладельцев и домовладельцев. — Харбин, 1937. — 132 с. Юрганов, П. Л. Опыт исторической феноменологии / П. Л. Юрганов // Вопросы истории. — М., 2001. — № 9. — С. 36–51. Wolff, David. To the Harbin Station: The liberal Alternative in Russian Manchuria, 1898—1914 / David Wolff. — Stanford, 1999. — 255 p. Справочные издания 171. Великая Маньчжурская империя: к десятилетнему юбилею. — Харбин: Кио-Ва-Кай, 1942. — 416 с. 202 172. Волков, Е. В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: биограф. справочник / Е. В. Волков, Н. Д. Егоров, И. В. Купцов. — М.: Русский путь, 2003. — 238 с. 173. Исторический обзор КВЖД (1896–1923) / сост. Е. Х. Нилус. — Харбин: Тип. КВЖД и т-ва «ОЗО», 1923. — Т. 1. — 690 с. 174. Коммерческий Харбин: 1931–1932: Cправ. кн. — Харбин: Информатор, 1932. — 135 с. 175. Муниципальный справочник: (свод практически важных для населения правил и распоряжений Харбинского городского самоуправления). — Харбин, 1928. — 191 с. 176. Россияне в Харбине. — Харбин: Шеньчженское ООО цвет. печати «Сяньцзюньлун», 2006. — 165 с. 177. Справочник по Северной Маньчжурии и КВЖД. — Харбин: Издво Эк. Бюро КВЖД, 1927. — 607 с. 178. Спутник по Сибири, Маньчжурии, Амуру и Уссурийскому краю. — Владивосток: Тип. Уссур. ж. д., 1907. — 88 с. 179. Хисамутдинов, А. А. Российская эмиграция в АзиатскоТихоокеанском регионе и Южной Америке: Биобиблиограф. словарь / А. А. Хисамутдинов. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. — 359 с. 180. Хисамутдинов, А. А. Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии / А. А. Хисамутдинов. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2002. — 360 с. 203 Научное издание Капран Инесса Константиновна Повседневная жизнь русского населения Харбина (конец XIX в. — 50-е гг. ХХ в.) Монография Редакторы В. А. Авдеева, А. А. Авдеев Технический редактор А. А. Лядичева Компьютерная вёрстка В. А. Рассказовой Подписано в печать 25.02.2011. Формат 60х84/16. Усл. печ. л. 11,86. Уч.-изд. л. 12,73. Тираж 170 экз. Заказ 22. Издательство Дальневосточного федерального университета 690950, г. Владивосток, ул. Октябрьская, 27 Отпечатано в типографии Издательско-полиграфического комплекса ДВФУ 690950, г. Владивосток, ул. Алеутская, 56 204
