104 М. В. Селеменева КОНЦЕПТОСФЕРА ГОРОДСКОЙ ПРОЗЫ

М. В. Селеменева
КОНЦЕПТОСФЕРА ГОРОДСКОЙ ПРОЗЫ Ю. В. ТРИФОНОВА
Статья посвящена исследованию художественных концептов городской
прозы Ю. В. Трифонова, формирующих культурно-философскую парадигму его
творчества. В результате реконструкции концептосферы писателя выявлены
концепты-доминанты, в числе которых «время», «место», «вода», «дом»,
«жизнь», «сон», «смерть», «память». Использование лингвокультурологического
метода позволяет назвать основной принцип концептуализации в творчестве
Трифонова – расширение семантического поля концепта за счет его насыщения
индивидуально-авторскими
ассоциациями,
дополняющими
или
переосмысливающими традиционное значение.
Юрий Валентинович Трифонов вошел в историю русской литературы ХХ
века как основоположник городской прозы и заслужил репутацию творца
уникального художественного мира, не вписывающегося в жесткие рамки
тематических групп и направлений. По мнению критика Л. Аннинского, подобная
обособленность явилась причиной «странного одиночества» Трифонова в
отечественной словесности [1. С. 11]. С момента возникновения и становления
трифоноведения
как
самостоятельной
литературоведческой
отрасли
исследователи заговорили о цельности и системности всего художественного
массива его прозы. И. Велембовская, рецензируя последние прижизненные
издания сочинений Трифонова, назвала всю его прозу «человеческой комедией»,
в которой «судьбы как бы переплелись, ситуации дополнили друг друга,
характеры наложились один на другой» [2. С. 255]. И. Дедков в обстоятельной
статье «Вертикали Юрия Трифонова» определил художественный мир писателя
как «средоточие памяти, идей, настроений, вымышленных и воскрешенных
людей, их терзаний, страхов, героических и низких деяний, их высоких и
будничных страстей, где все крепчайшим образом переплетено, социально и
психологически связано, исторически сближено, сращено до прорастания одного
в другое, до упорных повторов и перекличек и где ничто теперь, кажется, не
существует и не может быть понято в совершенной отдельности от целого»
[3. С. 224]. Эти наблюдения резюмировал В. М. Пискунов, обозначивший мир
прозы Трифонова как диалектическое единство двух граней таланта: «Итак, с
одной стороны, жажда постоянного самообновления, с другой, – подчеркнутая
цикличность, повторяемость, упорное возвращение на круги своя. В результате –
своеобразнейшая,
вполне
сложившаяся
и
одновременно
подвижная
художественная система…» [5. С. 473].
На наш взгляд, восприятию мира прозы Трифонова как системного
литературного явления способствует наличие сквозных художественных
элементов, выполняющих роли опорных смысловых единиц. Эти элементы в
литературоведческом и лингвокультурологическом дискурсах определяются как
концепты. В современном гуманитарном знании существует три традиционных
подхода к пониманию сути концепта: культурологический, лингвистический и
синтетический. Сторонники первого подхода (Ю. С. Степанов, В. Н. Телия,
Р. М. Фрумкина) понимают концепт как ячейку культуры; представители второго
(Н. Д. Арутюнова, Т. В. Булыгина, А. Д. Шмелев, Н. Ф. Алефиренко) – как
единицу когнитивной семантики; основатели третьего подхода (который можно
104
также назвать коммуникативным или функциональным) считают, что концепт
есть результат столкновения семантики слова с индивидуальным и национальным
опытом человека. На наш взгляд, третий подход (обозначенный в трудах
Д. С. Лихачева, Ю. Д. Апресяна, А. Вежбицкой, Е. С. Кубряковой) является
самым продуктивным, т. к. он синтезирует знания из области культурологии и
лингвистики и опирается на функцию трансляции национального и личного опыта
посредством языка. В соответствии с этим подходом мы обозначим
художественную концептосферу писателя как лингвокультурологическую
область, в которой представлены концепты, соединяющие в себе общекультурную
и индивидуально-авторскую семантику. Наряду с термином «концептосфера» для
обозначения аналогичного явления используют термины «концептуальная
область» (Ю. С. Степанов) и «концептуальная система» (Р. Павиленис), но, на
наш взгляд, первое определение точнее других подчеркивает художественное
единство творчества автора.
В семантическом поле концепта можно выделить две части – культурный
квант и личностно окрашенное представление о нем. Р. М. Фрумкина предложила
подобным образом разделять ядро и периферию. Иной точки зрения
придерживается В. А. Маслова, считающая необходимым выделение в составе
концепта трех составляющих – ядра, приядерной зоны и периферии. При этом под
ядром концепта понимается его «когнитивно-пропозиционная структура», под
приядерной зоной – «иные лексические репрезентации», под периферией –
«ассоциативно-образные репрезентации» [4. С. 30]. На наш взгляд, приядерная
зона неотделима от ядра, т. к. это семантическое поле имеет общую задачу –
воплощать универсальное, словарное значение концепта, тогда как периферия
включает в свой состав индивидуальные ассоциативные значения, передающие
субъективный опыт.
В художественном мире Ю. В. Трифонова можно выделить ряд концептов,
составляющих идейно-философское ядро его прозы, – это «время», «вода» (и все
разновидности – река, поток), «ветер», «место» (так Трифонов обозначал
пространство – московское, дачное, периферийное), «дом», «обмен», «брак»,
«льдина», «сон», «смерть» (как вариант – «исчезновение» и «прощание»),
«жизнь» (данная в неразрывном единстве со смертью, «жизне-смерть»), «память».
Трифонов на протяжении всего творческого пути стремился соотнести те
или иные явления своего художественного мира с историческими или
метафизическими координатами, т. е. определить время и место каждого героя,
поступка, события. В своем итоговом романе «Время и место» писатель создает
контрапункт страха («нет страшнее, чем узнать свое место и время» [6. С. 619]) и
радости от обнаружения своих личных координат («…не было времени лучше,
чем то, которое он прожил. И нет места лучше…» [6. С. 622]), определив тем
самым приоритетное значение данных концептов в индивидуально-авторской
концептосфере. Концепты вода и ветер образуют у Трифонова синонимичный
ряд с концептом время: время – «ветровая, надземная сила», «нечаянный
водоворот», «маленькая речушка» [6. С. 413, 480, 582]. В его художественном
мире сами сюжеты подобны водному потоку: «…нельзя ничего остановить, все
плывет, двигается, отдаляется от чего-то, приближается к чему-то. <…>
Неподвижной воды нет, а в той, которая кажется стоячей, тоже происходит
движение – она испаряется или гниет» [6. С. 589–590]. В традициях
архетипического мировосприятия писатель передает чувство времени как
ощущение земных стихий, в результате чего периферийные зоны концептов
105
«время», «вода» и «ветер» в творчестве Трифонова являются контекстуальносинонимичными.
Место в трифоновской прозе – это, как правило, Москва и ее окрестности:
дачный мир, соотнесенный с миром детства. Частным вариантом
пространственного концепта становится дом – либо коммунальный,
«опрокинутый», «чернеющий нежильем» (аналог бездомья), либо уютный и
светлый, обитель семьи и источник душевных сил (такой дом, как правило,
существовал в прошлом, в детской памяти героя и остался недостижимым
идеалом «хорошей жизни»). Опрокинутый дом «расплескивается, расслаивается,
отражаясь в воде», «плавает кусками» [8, IV. С. 223], этот дом-корабль,
потерпевший кораблекрушение, ассоциируется со временем, разбивающим
вдребезги иллюзии и обрекающим людей на бездомье. Дом с садом Петра
Александровича Телепнева (в повести «Долгое прощание»), дом на набережной (в
одноименной повести), дом на Трубной (в романе «Время и место»), опрокинутый
дом в деревне Репихово (в одноименном цикле) – это частные реализации
концепта «дом», наглядно демонстрирующие авторский взгляд на традиционно
сакральное, семейное, уютное и обжитое пространство как на жертву эпохи,
отказавшейся от перечисленных ценностей (семантика данного концепта
вызывает ассоциации с чеховским образом вишневого сада – символом
прекрасного, но безвозвратно уходящего в прошлое мира, невостребованного
новым поколением).
Нравственной нормой типичного интеллигента своего времени Трифонов
считал обмен – компромисс с властью и с собственной совестью (этот концепт
имеет несколько семантических уровней – квартирный обмен, психологический,
моральный, социальный). Особое внимание писатель уделял проблеме семьи и
семейных ценностей, считая любой брак «сшибкой двух кланов, двух миров»
[7. С. 246], а крушение брака (разрыв любовных или дружеских отношений) –
расколом льдины, которая символизирует максимальное охлаждение, отчуждение
некогда близких людей. В частности, герои «Времени и места» Тетерин и Киянов,
в прошлом – лучшие друзья, «стояли на льдине, которая раскололась, понесло в
разные стороны, и теперь уж назад выше сил человеческих, неохота прыгать»
[6. С. 544]; писатель Антипов и его жена Таня расставались так, словно «медленно
отъезжали друг от друга две половины треснувшей льдины» [6. С. 589]. Концепт
«льдина» у Трифонова включает в свое поле не только значения холода,
одиночества (эта семантика находится в периферийной части), но и составляющие
ядро смысла значения разрыва, разлада, развода, разлуки. Этот концепт
актуализируется тогда, когда автор хочет показать финал каких-либо отношений
(после предательства от старой дружбы не остается «ничего, кроме ледяной
памяти» [8, IV. С. 203]) или крах какой-либо идеи, иллюзии, системы
(отступление немцев от Москвы осмыслено как «отползший ледник», время
смерти Сталина – как «ледяной март» [6. С. 413, 513]).
Концепт «сон» способствует выявлению в городской прозе, опирающейся
на поэтику повседневности, философско-метафизических граней. У Трифонова
описания сновидений выполняют семиотическую функцию ключа к пониманию
внутреннего мира героя. По точному замечанию В. А. Масловой, «состояние сна и
сновидения оцениваются в нашей культуре как источник символических образов,
которые нужно истолковывать, интерпретировать» [4. С. 123]. Верная
интерпретация сна любого трифоновского героя помогает не только раскрыть
авторское отношение к его характеру, поступку, нравственному выбору, но и
106
предугадать дальнейшее развитие событий. Например, повторяющийся сон
Геннадия Сергеевича, героя повести «Предварительные итоги», раскрывает его
нереализованность, недовольство собой, страх потерять работу: «Будто
поднимаюсь по каким-то бесконечным ступеням, каждый шаг всё тяжелей, все
невозможней, не хватает дыхания…» [7. С. 82]. Этот сон предвосхищает
кульминационное событие повести – сердечный приступ, заставивший героя
пересмотреть прожитую жизнь, подвести предварительные итоги и, вопреки
ожиданиям, вернуться в привычную колею, т. к. духовного потенциала для
выхода за привычный круг существования у него нет. Можно утверждать, что в
концептосфере Трифонова сновидениям отведена прогностическая роль.
Поскольку состояние сна является временным переходом в иную
реальность, концепт «сна» традиционно воспринимают как семантически близкий
концепту «смерть». Смерть близкого человека для героев прозы Трифонова
всегда становится экзистенциальной ситуацией, проверяющей характер, волю,
силу духа, способность сохранять любовь к жизни. Концепт «смерть» содержит в
себе семантику остановившегося времени (героиня рассказа «В грибную осень»
Надя, потерявшая мать, слышит слово «завтра» и не понимает его значения
[8, IV. С. 180]; Ольга Васильевна из повести «Другая жизнь» после смерти мужа
осознала, что «продолжение жизни не имело смысла» [7. С. 341]), сиротства (это
состояние не зависит от возраста – после смерти Сергея Троицкого осиротевшими
чувствуют себя как его дочь Иринка, так и вдова Ольга Васильевна), «убега» из
повседневной жизни. Последняя семантическая зона содержит в себе и убег как
добровольный отказ от суеты и пошлости, конфликтов и лжи (судьбы историка
Сергея Троицкого из повести «Другая жизнь», писателя Киянова из романа
«Время и место»), и исчезновение как насильственную разлуку с жизнью (истории
Бориса Евгеньевича из рассказа «Голубиная гибель», родственников Виктора
Дмитриева из повести «Обмен», отца Саши Антипова из романа «Время и
место»). При этом Трифонов не стремился к актуализации архетипической
оппозиции «жизнь – смерть», он воспринимал смерть как обязательную
составляющую жизни, постепенно, с приближением старости образующую с ней
единое целое, «какую-то странную, не имеющую имени смесь, некое
сверхъестественное целое, жизне-смерть» [8, III. С. 450].
С концептом «жизнь» у Трифонова также неразрывно связан концепт
«память» (их семантические поля даже содержат ряд субъективно-синонимичных
элементов). В романе «Старик» писатель включает в периферийную зону этого
концепта семантику огня и страдания («память назначена нам как негасимый,
опаляющий нас самосуд, или, лучше сказать, самоказнь») наряду с ядерными
значениями опыта, истории, связи поколений («в страданиях памяти есть отрада»,
в ней заключено «наше бедное бессмертие» [8, III. С. 418]). В романе «Время и
место» Трифонов утверждает, что «вспоминать и жить – это цельно, слитно, не
уничтожаемо одно без другого и составляет вместе некий глагол, которому
названия нет» [6. С. 334]. Писатель сознательно выстраивает очередной
контрапункт, сталкивая сомнение («надо ли вспоминать…») и утверждение
сверхценности памяти («вспоминать и жить – это цельно…»): его концептосфера
строится как опровержение идеи целительного забвения и доказательство
неразрывности связки «жизнь – память».
Исследование концептосферы городской прозы Ю. В. Трифонова
позволяет утверждать, что основой так часто упоминаемой трифоноведами
цельности творчества писателя является философский склад художественного
107
мировидения, отраженный в системе концептов – семантических «квантов»
текста, имеющих не только лингвокультурологическое, но и этико-философское
значение.
Список литературы
1. Аннинский, Л. Рассечение корня : О публицистике Юрия Трифонова :
вступ. ст. / Л. Аннинский // Трифонов, Ю. В. Как слово наше отзовется… – М.
: Сов. Россия, 1985. – С. 3–20.
2. Велембовская, И. Симпатии и антипатии Ю. Трифонова / И. Велембовская //
Новый мир / – 1980. – № 9. – С. 255–258.
3. Дедков, И. Вертикали Юрия Трифонова / И. Дедков // Новый мир. – 1985. –
№ 8. – С. 220–235.
4. Маслова, В. А. Поэт и культура : концептосфера Марины Цветаевой : учеб.
пособие / В. А. Маслова. – М. : Флинта : Наука, 2004. – 256 с.
5. Пискунов, В. М. Чистый ритм Мнемозины / В. М. Пискунов. – М. : Альфа-М,
2005. – 608 c.
6. Трифонов, Ю. В. Дом на набережной : сб. / Ю. В. Трифонов; сост.
О. Р. Трифонова. – М. : АСТ ; Астрель ; Ермак, 2004. – 763 с.
7. Трифонов, Ю. В. Избранное: Повести / Ю. В. Трифонов. – М. : ТЕРРА, 1997. –
496 с.
8. Трифонов, Ю. В. Собр. соч.: в 4 т. – Т. 1. Студенты : Повесть ; Утоление
жажды: Роман. Т. 2 : Повести. Т. 3 : Нетерпение ; Старик : Романы. Т. 4 .
Отблеск костра: Документальная повесть. Рассказы ; Время и место : Роман ;
Статьи / Ю. В. Трифонов. – М., 1986.
108