ФиЛОСОФиЯ КуЛьтуРЫ Феномен смерти и бессмертия человека
advertisement
философия культуры ■ Феномен смерти и бессмертия человека в творчестве Л. Н. Толстого УДК 128/129 Феномен смерти и бессмертия человека в творчестве Л. Н. Толстого (к 180-летию со дня рождения Л. Н. Толстого) П. С. Карако, доктор философских наук, профессор В статье раскрываются особенности освещения феномена смерти в некоторых направлениях современной философии. Особое внимание уделяется анализу идей Л. Н. Толстого относительно данного феномена, характера его обсуждения в художественных произведениях писателя. The Phenomena of Death and Immortality of Man in the Works of L.N. Tolstoy (to the 180th Anniversary of L.N. Tolstoy) P. Karako, PhD in Philosophy, Professor The author reveals the peculiarities of interpretation of the phenomenon of death in different schools of modern philosophy. The emphasis is made on the ideas of L.N. Tolstoy about the issue and on the specifics of the discussion of the issue in the writer’s works. Что есть смерть? Феномен смерти человека относится к числу фундаментальных в человекознании, соответствен­ но полноценный анализ бытия человека должен включать в себя и рассмотрение его смерти. На эту сторону человеческого бытия особое внимание об­ ращали русский философ Н. А. Бердяев. Он считал смерть «самым глубоким и самым значительным фактом жизни» каждого человека. Кроме того, сам «факт смерти» связывался им с вопросом о смысле жизни. «Жизнь в этом мире имеет смысл именно потому, – писал Бердяев, – что есть смерть, если бы в нашем мире не было смерти, то жизнь лишена была бы смысла» [1, с. 216]. Вот почему осмысление феномена смерти есть одна из важ­ нейших предпосылок постижения смысла жизни и ее завершения. Данные аспекты феномена смерти были в цен­ тре внимания не только Н. А. Бердяева. К его осмыслению обращался и Ж.-Ж. Руссо, который считал, что одна из особенностей человека, отли­ чающая его от животного, состоит в способности первого предвидеть завершенность своей жизни. Как только человек стал осознавать неизбежность данного процесса, он все более и более удалялся от животного. Именно «знание того, – писал Руссо, – что такое смерть и ужасы ее – это одно из первых приобретений, которые человек делает, отдаляясь от животного состояния» [2, с. 56]. Поэтому рас­ крытие сущности феномена смерти является, по убеждению Руссо, одним из важных направлений постижения человека. В ХХ веке феномен смерти весьма плодотворно обсуждался видными французскими писателями и философами-экзистенциалистами А. Камю и Ж.-П. Сартром. Этот феномен занимает определен­ ное место и в русской культурной традиции. У ее истоков стоит известный русский писатель и фило­ соф А. Н. Радищев (1749–1802). Его философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмер­ тии» привлек внимание к обсуждаемому вопросу многих представителей русской культуры. В после­ дующие годы тема смерти стала находить свое бо­ лее активное освещение в русской художественной литературе и религиозной философии. Так, глу­ бокие высказывания о смерти можно встретить в литературных произведениях Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова и других русских писателей и поэтов. Данная тема обсуждалась и в философских рабо­ тах В. С. Соловьева, С. Н. Трубецкого, Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова. В ХХ веке к этой теме обра­ щались видные советские философы – И. Т. Фролов, П. П. Гайденко, В. М. Розин. Но самые содержательные мысли относительно смерти, ее сущности и места в человекознании были высказаны в художественных произведениях, дневниковых записях и философских трактатах Л. Н. Толстого (1828–1910). Его повесть «Смерть Ивана Ильича» стала достоянием русской культу­ ры и оказала огромное влияние на европейскую традицию ХХ века в сфере осмыслении феномена 27 Философия культуры смерти. В силу этого представления Толстого о сущности смерти заслуживают пристального вни­ мания и должны стать предметом специального анализа. При этом необходимо учитывать, что в по­ следние годы феномен смерти стал программным в курсе философии, а тема смерти – включаться в учебники и учебные пособия по данному предмету, в которых зачастую обращается отдельное внима­ ние студентов на идеи и мысли Л. Н. Толстого от­ носительно жизни и смерти человека. Данный методический прием следует признать обоснованным, поскольку отмеченные вопросы «пронизывают» все литературное и философское творчество великого писателя и мыслителя. Но чаще всего в учебной литературе приводятся от­ дельные высказывания Толстого о сущности жиз­ ни и смерти человека. При таком цитировании студентам остаются неизвестными многие другие положения и мысли Толстого, его литературных героев. Как глубокий мыслитель и тонкий наблю­ датель всех сторон бытия человека, он развивал весьма значимые положения относительно жизни и смерти человека. Знакомство с ними студентов может иметь большое значение для более глубоко­ го постижения проблем человека, способствовать формированию у молодых людей определенной мировоззренческой позиции по рассматриваемым вопросам. Необходимость обращения к анализу творчества Толстого, касающегося жизни и смерти человека, обусловливается и тем, что некоторые авторы учебных пособий основное внимание уделяют постмодернистским идеям и концепциям, посвя­ щенным проблеме смерти человека. Так, в одном из учебных пособий по философской антрополо­ гии раздел «Смерть человека» полностью посвя­ щен анализу рассуждений французского философа и теоретика культуры М. Фуко. При этом авторам данного пособия сделан акцент на анализе иссле­ дований М. Фуко по проблеме безумия, в которых встречается мысль, что смысл смерти «открыва­ ется человеку лишь в катастрофе безумия». По убеждению авторов пособия, только в «безумии че­ ловек выходит за рамки своей человечности и тем самым раздвигает рамки представлений о человеке вообще. Безумие многих великих мыслителей или художников принадлежало их произведениям, так же как их произведения принадлежали им самим. С одной стороны, безумие – это обрыв творчества, оно очерчивает линию низвержения в пропасть, за которой начинается пустота. Но, с другой стороны, безумие, крах мысли и есть то, посредством чего мысль получает выход в современный мир. Благо­ даря безумию, творчество вовлекает в себя время этого мира, подчиняет его себе и ведет вперед, 28 заставляет мир задаться вопросом о самом себе» [3, с. 151]. Однако, вызывает сомнение педаго­ гическая и методическая ценность подобных высказываний, поскольку они переводят одну из важных проблем философии человека из сферы философско-теоретического анализа в область художественных метафор и мистики. В этом, на мой взгляд, заключается существенный недоста­ ток постмодернистской интерпретации феномена человеческой смерти. «Смерть в деконструкции» (Ж. Деррида), «смерть автора» (Р. Барт), «смерть бога» (М. Фуко), «смерть субъекта» (М. Фуко) и другие метафорические выражения постмодер­ нистской философии и литературоведения не рас­ крывают сложности данного феномена. Они только «уводят» читателей их произведений от постиже­ ния его сущности. На наш взгляд, проблема смерти предстанет перед студентами более «привлекательной» и «по­ стигаемой», если их внимание будет сориентиро­ вано на те художественные произведения Толстого, в которых смерть обсуждается знакомыми литера­ турными персонажами. Опыт использования тако­ го материала автором настоящей статьи в процессе преподавания философии студентам и аспирантам Белгосуниверситета свидетельствует об эффектив­ ности такого методического приема в активизации внимания студентов к рассматриваемой проблеме. В наше время, когда многие гуманистические ценности стали размываться, и на первый план выходит нажива, стяжательство, пренебрежение к ценностям жизни, то освоение наследия великого писателя и гуманиста будет иметь существенное значение в становлении личности студента. В зна­ чимости этого наследия они убедятся сами, когда начнут знакомиться с особенностями обсуждения проблемы смерти литературными персонажами Толстого. Так, в романе «Анна Каренина» показывается, что не «безумного», а здравомыслящего помещи­ ка Левина волновали вопросы жизни и смерти человека. Они были предметом его пристального внимания. Мысли об этих феноменах «томили и мучили его то слабее, то сильнее, но никогда не покидали его». Особенно навязчивыми они стали после смерти его брата, Николая Левина. Вот поче­ му он много читал специальной литературы и раз­ мышлял над мучавшими его вопросами. Но «чем больше он читал и думал, тем дальше чувствовал себя от преследуемой им цели». Он пытается най­ ти ответы на поставленные вопросы в материали­ стической философии. Однако, «убедившись, что в материалистах он не найдет ответа, он перечитал и вновь прочел и Платона, и Спинозу, и Канта, и Шеллинга, и Гегеля, и Шопенгауэра – тех фило­ Философия культуры софов, которые не материалистически объясняли жизнь». Хотя и у отмеченных философов Левин также не нашел ответов на мучившие его вопро­ сы, но он констатирует историко-философскую традицию осмысления феноменов жизни и смерти в философии. У истоков этой традиции стоит Пла­ тон. В этой связи возникает вопрос: что мог найти значимое для себя Левин в творчестве Платона по интересовавшим его вопросам? Видимо, таким значимым могла быть постанов­ ка вопроса: что есть смерть для человека? В словах выступавшего на суде Сократа она звучала так: «Ведь никто не знает ни того, что такое смерть, ни даже того, не есть ли она для человека величайшее из благ, между тем ее боятся, словно знают навер­ ное, что она – величайшее из зол» [4, с. 97–98]. Как видим, обсуждение проблемы смерти Платон вводит в сферу нравственности и ее категорий – блага и зла. С нравственных оценок феномена смерти начинает его рассматривать и Толстой. В 1860 году в письме к А. А. Фету он описывает процесс умирания брата Николая и отмечает те впечатления, которые произвела на него эта смерть. В письме он констатирует, что «хуже смерти ничего нет. А как хорошенько подумать, что она все-таки конец всего, так и хуже жизни ничего нет». Смерть лишает смысла саму жизнь. Она обессмысливает жизнь. Сама же смерть есть что-то мучительное и ужасное. Толстой отмечает, что брат за несколько минут до своей смерти задремал и внезапно про­ снулся и с «ужасом прошептал: «Да что же это такое?». Это он ее увидел – это поглощение себя в ничто» [5, с. 553]. Отрадным в смерти может быть только то, пишет далее Толстой, что если ты «из земли взят», то и в «землю пойдешь» и там в при­ роде что-нибудь «останется и найдется» от тебя. В последующих размышлениях многих литера­ турных героев Толстого и его собственных мыслях даются другие оценки природы смерти, расши­ ряется категориальный аппарат ее обсуждения. В этой связи представляется важным начать анализ проблемы смерти по литературным произведениям Толстого, особенностей ее осмысления известны­ ми студентам персонажами. Смерть как «счастие» и «радость» Характерными сторонами освещения проблемы смерти в художественном творчестве Толстого является, во-первых, то, что оно осуществляется в целостной системе нравственных категорий – ра­ дости, любви, страданий, счастья и т. д. Во-вторых, смерть рассматривается как противоположность жизни. С тайной смерти диалектически связыва­ ется и тайна зарождения, рождения, расцвета и повышения жизненной энергии других жизней. В-третьих, сама проблема смерти рассматривается в развитии: постановка проблемы – ее обсуждение – и определенное решение. Именно с постановки связи расцвета жизни и смерти, ее тайны начинают «разворачиваться» все основные события, описываемые Толстым в романе-эпопее «Война и мир». Гимн пробуж­ дающейся жизни, ее торжество показывается уже в самом начале романа – на страницах, где описы­ ваются именины юной и жизнерадостной Наташи Ростовой. Но, в «то время как у Ростовых танце­ вали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшивых музыкантов и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безуховым сде­ лался шестой уже удар». Доктора, осмотревшие графа, вынуждены были сообщить, что «надежды к выздоровлению нет». В этой связи больному была дана «глухая исповедь и причастие», а родственни­ ками делались «приготовления для соборования». Все окружавшие графа люди пребывали в ожида­ нии его смерти. Умирающий граф не высказывает никаких мыслей относительно своего физического и духовного состояния. Только в последние мину­ ты жизни старого графа, стоящий возле него сын Пьер заметил, как на лице отца появилась «слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы на­ смешку над своим собственным бессилием». Сам процесс умирания старого графа остается тайной. Только вышедший из комнаты, где умер граф, князь Василий произнес: «Все кончится смертью, все. Смерть ужасна». Как видим, с нравственных оценок и категории «ужас» начинается постановка проблемы смерти в названном романе. На последующих его страницах эта проблема становится предметом размышлений ряда персонажей. Так, Андрей Болконский, ране­ ный в Аустерлицком сражении и выставленный в числе таких же русских офицеров перед Наполео­ ном, не желал давать ответы на его вопросы. В эти минуты князю Андрею «так ничтожны казались… все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщесла­ вием и радостью победы, в сравнении с тем высо­ ким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему». Но не только «справедливое и доброе небо» определяло духовное состояние раненого князя Андрея. Ему «все казалось бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным стро­ ем мысли, который вызвали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей ду­ мал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой ни­ 29 Философия культуры кто не мог понять и объяснить из живущих». Хотя в цитируемых мыслях князя Андрея и фиксируется отсутствие понимания и объяснения смысла смер­ ти, но в них появляется категория страдания, как одна из ступенек на подходе к выявлению этого смысла. Дальше данная категория используется в романе для фиксации смерти маленькой княгини Болкон­ ской. Именно в «муках страданий» проходило у нее самое «торжественнейшее в мире» таинство – роды. Ее страдания завершаются рождением здо­ рового ребенка и собственной смертью. Так, на фоне появления новой жизни и перенесенных мучительных страданий заканчивается жизнь другого человека. Здесь писателем с наибольшей очевидностью фиксируется основное противо­ речие жизни: рождение и смерть, начало жизни и ее конец. Причем они еще являются тайнами для персонажей романа. В тайне смерти возникает и тайна появления новой жизни. Через категорию страдания пытается осмыслить процесс умирания своего отца, старого князя Бол­ конского, княжна Марья. Видя его «беспамятное» состояние, она думала, что причинами такого со­ стояния являются его «физические и нравствен­ ные» страдания. Сама же княжна испытывает при этом особую «силу нежности к нему». Более того, «никогда ей так жалко не было, так страшно не бы­ ло потерять его. Она вспомнила всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней». Вот почему ей было чуждым даже восприятие мысли о возможности его смерти. Когда же она свершилась, то смерть стала для нее полнейшей неожиданностью. Она не могла себе представить, что установившаяся между нею и отцом любовь может быть прервана. Но когда это произошло, то и смерть предстала для нее как «что-то чуждое и враждебное», как «какая-то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна…». Определенную разгадку этой «тайны» пытается осуществить раненый в Бородинском сражении Андрей Болконский: «Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умира­ ет, что он уже умер наполовину. Он испытывал со­ знание отчужденности от всего земного и радост­ ной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое». Последнее способствовало преодолению страха смерти. Но особую роль в этом он отводит любви. 30 Когда в его душе «распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней». Особенно жизнеутверждающей для раненого князя Андрея стала его любовь к Наташе Ростовой. Любовь к этой девушке «незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни». Он не только признается Наташе в своей любви к ней, но и пытается осмыслить роль любви в жизни человека: «Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только по­ тому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительными. Но это были только мысли. В реальности же его физические страдания нарастали. Да и в «нравственной борьбе между жизнью и смертью» последняя «одержала победу». Свою смерть он видит во время сна. Она вламывается в закрытую дверь его комнаты. Все его усилия не дать ей войти в комнату были «тщет­ ны». Смерть вошла в комнату и «князь Андрей умер». Но в то же мгновение, «как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит» и сделав над со­ бою усилие, он просыпается. «Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывав­ шая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его». В последние мгновения жизни князя Андрея проходило не только пробуждение его ото сна, но и «пробуждение от жизни». Так приоткрывается занавес над тайной смерти самим умирающим. Некоторые стороны процесса умирания раскры­ вают мысли и действия других, здоровых людей, наблюдающих это умирание. Так, после смерти князя Андрея, Наташа и княжна Марья «плакали не от своего личного горя; они плакали от благо­ говейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними». Именно «простота» процесса завершения жизни князя Ан­ дрея и вызвала у них «благоговейное умиление». Для Наташи смерть была и тем пусковым ме­ ханизмом, который придал ей новые силы для продолжения ее жизни. Но это было связано со смертью ее брата Пети. Смерть самого меньшего и всеми любимого в семье Ростовых Пети была тяжелым ударом для членов семьи. Особенно тяже­ ло перенесла его смерть графиня Ростова: «Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего Философия культуры ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой». Но оказывается, что «та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни». У Наташи вновь возрождается чувство любви. Но любви к матери. Это чувство придало ей не только физические силы, но и новые ду­ ховные устремления, осознание необходимости и важности своей жизни: «Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь». Любовь к матери придала Наташе жизненные силы. Она становится деятельной натурой. Наташа оказалась способной полюбить Пьера и выйти за него замуж. В конце романа она предстает в об­ разе «сильной, красивой и плодовитой самки». Нак на примере Наташи писатель продемонстрировал единство жизни и смерти, торжество первой над второй. Определенное решение проблемы «таинства смерти» осуществляется Толстым в романе «Анна Каренина». В нем особый интерес вызывает худо­ жественное выражение процесса умирания Нико­ лая Левина. В романе много места отводится опи­ санию его физических и духовных страданий. Да и сам больной на все вопросы о его самочувствии, «с выражением злобы и упрека», отвечал: «Страдаю, ужасно, невыносимо!». Эти страдания были так мучительны для больного, что они «приготовляли его к смерти». На самом деле: «Не было положе­ ния, в котором бы он не страдал, не было минуты, в которую бы он не забылся, не было места, члена его тела, которые бы не болели, не мучали его». Даже воспоминания и мысли, «вид других людей и их мысли» «возбуждали в нем такое же отвраще­ ние, как и само тело». Вот почему «вся его жизнь» в это время «сливалась в одно чувство страдания и желания избавиться от него». Это желание он увязывает со смертью. В душе Николая совершается «тот переворот, который дол­ жен был заставить его смотреть на смерть как на удовлетворение его желаний, как на счастие». Для него смерть была «счастием», поскольку только она избавляла его «от всех страданий и их ис­ точника, тела». Смерти Николая желали и все те, кто в это время видел его и общался с ним. Для них его смерть была воспринята как благо, по­ скольку только она избавляла его от страданий. А в душе его брата происходит и переоценка смысла смерти. Вместо ранее сформированного в нем «чувства ужаса», смерть стала восприниматься как «неизбежное» завершение жизни одних и за­ рождения жизни других, продолжения жизни уже существующих людей. Возросшее за период ухода за больным братом чувство любви к жене с новой силой порождало в нем «необходимость жить и любить». А у его жены Китти доктор определил беременность. Конец и начало жизни оказались взаимосвязанными: мучительное умирание Нико­ лая Левина и радость, любовь, зарождение новой жизни в семье Левина и Кити. В этой связи становится понятным и «таинство смерти» Анны Карениной. Гибнет она не за свой «грех» – измену мужу, а за то, что от ее связи с Вронским рождается девочка, которую она не смог­ ла полюбить. В этой девочке, по признанию самой Анны, ничто «не забирало за сердце». Если «на первого ребенка, хотя и от нелюбимого человека, были положены все силы любви, не получавшие удовлетворения; девочка была рождена в самых тяжелых условиях, и на нее не было положено и сотой доли тех забот, которые были положены на первого». А все это было связано с тем, что она не желала иметь детей от связи с Вронским. Рождение девочки было случайным для Анны. Ее любовь к Вронскому была бесплодной. Носители такой любви не могут способствовать продолжению и расцвету жизни. Жизнь таких людей противоесте­ ственна, а потому они и уходят из жизни соответ­ ствующим образом. Завершающее описание процесса умирания осу­ ществляется Толстым в повести «Смерть Ивана Ильича». По свидетельству самого писателя, про­ образом основного персонажа повести явился член Тульского окружного суда Иван Ильич Мечников. История его болезни, предсмертные мысли и раз­ мышления о бесплодности прожитой им жизни, помыслы и желания скорейшего ухода из этой жизни были известны Толстому. Они и состави­ ли основной сюжет повести. В ней смерть рас­ сматривается как закономерный итог завершения страданий и избавления от них. Для главного пер­ сонажа повести, Ивана Ильича, смерть выступила единственным средством избавления своих родных и самого себя от страданий. Осознание неизбежно­ сти своей смерти лишает его чувства страха перед ней. В последние минуты своей жизни Иван Ильич «искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был свет. – Так вот что! – вдруг проговорил он. – Какая радость!». В следующее мгновение он произносит, правда, только в «своей душе»: «Кончена смерть, – сказал он себе, – ее нет больше». После чего он и умирает. Для Ивана Ильича, как и для Николая Левина, смерть была благом, поскольку она избавляла их от тяжких мук страданий. Их мнение относительно 31 Философия культуры роли смерти в жизни человека близка к той оценке смерти, которую высказывал и Платон. Словами Сократа он утверждает, что «неправильно мнение всех тех, кто думает, будто смерть – это зло». Для Платона смерть – «это благо» и «удивительное приобретение». Вот почему и человеку «не следует ожидать ничего плохого от смерти» [4, с. 110–112]. Герои произведений Толстого и Платона пришли, в конечном итоге, к единому пониманию феномена смерти. Для них она лишена своей таинственности и не может быть предметом страха для человека, а в нравственном плане она есть для него – благо. Литературные персонажи Толстого пытаются осмыслить феномен смерти не только с пози­ ций нравственности, дать ей оценку с помощью категорий любви, страданий, страха и т. д. Они демонстрируют желание раскрыть естественные основы процесса умирания. В этом плане весьма характерными могут быть размышления Левина: «С той минуты, как при виде любимого умирающе­ го брата Левин в первый раз взглянул на вопросы жизни и смерти сквозь те новые, как он назвал их, убеждения, которые незаметно для него, в период от двадцати до тридцати четырех лет, заменили его детские и юношеские верования: он ужаснулся не столько смерти, сколько жизни без малейшего знания о том, откуда, для чего, зачем и что она такое. Организм, разрушение его, неистребимость 32 материи, закон сохранения силы, развитие – были те слова, которые заменили ему прежнюю веру». В последних мыслях Левина в какой-то мере выражаются желания и попытки самого Толстого объяснить явление смерти. Левин выступает свя­ зующим звеном между литературными персонажа­ ми Толстого и самим писателем. Но мысли автора литературных произведений не всегда совпадают с суждениями их героев. Подобное «расхождение» мыслей характерно и для Толстого. Вот почему представляется важным обратиться к анализу соб­ ственных мыслей писателя по проблеме смерти. Их он излагает в своих философских работах, дневниковых записях и письмах к своим совре­ менникам. Список цитированных источников 1. Бердяев, Н. А. О назначении человека / Н. А. Бердяев. – М., 1993. 2. Руссо, Ж.-Ж. Трактаты / Ж.-Ж. Руссо. – М., 1969. 3. Губин, В. Д. Философская антропология / В. Д. Губин. – М., 2000. 4. Платон. Апология Сократа / Платон // Сочинения: в 3 т. / Платон. – М., 1968. – Т. 1. 5. Толстой, Л. Н. Собрание сочинений: в 22 т. / Л. Н. Толстой. – М., 1984. – Т. 18. (Продолжение следует) Дата поступления статьи в редакцию: 20.06.2008.
