95 Хомич Е. В. Метаморфозы одиночества в сети

Хомич Елена Викторовна,
Метаморфозы одиночества в сети.
кандидат философских наук, доцент,
доцент кафедры философии и
методологии науки, Белорусский
государственный университет,
г. Минск, Беларусь.
МЕТАМОРФОЗЫ ОДИНОЧЕСТВА В СЕТИ
Хомич Е. В.
Белорусский государственный университет
Одиночество является относительно недавним изобретением
человечества. Любопытным обстоятельством является тот факт, что о нем
впервые заговорили не в классические эпохи «бездомности» типа позднего
эллинизма или барокко, а в конце «антропологически благополучного»
Просвещения. В общекультурный дискурс эту тему вводят романтики,
которые, разочаровавшись в лейбницевском оптимизме по поводу
«предустановленной гармонии», сохранили декартовскую ставку на ego
как на абсолютную инстанцию истины.
В начале XIX века романтическое одиночество становится символом
избранности, глубины чувств и свободы. В отличие от его последующих
форм, оно во многом было связано со своеобразным «переизбытком»
творчества, доставшимся в наследие от богатого им Просвещения.
Романтический герой – это не тот, кто не может реализовать себя в
обществе, но он по-своему играет с обществом, заставляя принимать свои
правила игры. Зачитывавшаяся Байроном светская публика, достаточно
благосклонно относилась к его последователям. Маска романтического
героя была верным козырем для достижения успеха у дам и уважения у
мужчин. «Общество» и одиночество здесь в равной мере нашли друг
друга: одиночеству было выигрышно стать другим, обществу –
похвастаться наличием другого. «Другой» при этом был своим же,
знакомым с детства по мамам, папам, бабушкам, тетушкам и т.д.,
снисходительно взиравшим на очередные забавы молодости.
Следующий век одиночества связан с экзистенциализмом,
действительно
прочувствовавшим
реальный
его
трагизм.
Экзистенциальное одиночество, в отличие от романтического, уже не знает
доверия к Богу, природе или любви. Бог умер, природа была побеждена
городом, а любовь после Фрейда и Сартра редуцировалась к варианту
431
невроза с садомазохистским оттенком. Центрировав мир на человеке,
экзистенциализм в конечном итоге оставил человека наедине с самим
собой, указав на онтологическую субстанциальность его одиночества.
Своеобразным открытием экзистенциализма стало введение в
философское и культурное пространство образа Другого. Для романтиков
другой значим лишь как маркер для подчеркивания собственной
исключительности (в стиле лермонтовского: «Нет, я не Байрон, я
другой…»). В экзистенциализме Другой – это принципиально отличная от
меня величина, замкнутая на себе монада, которую я не могу понять, и
которая никогда не сможет полностью понять меня. Его «бытие-в-себе» –
это стратегия постороннего, которому по большому счету безразличны
мои искания и проблемы. Вместе с тем именно со взгляда Другого
начинается наше собственное самоопределение.
Взгляд при этом играет двойственную роль. С одной стороны, он
обеспечивает первичные межличностные связи, делающие возможным
преодоление одиночества через сопричастность Я иному опыту. С другой
стороны, эти связи «связывают» мое собственное пространство и свободу,
заставляя примерять на себя ту внешнюю норму и оценку, которая
диктуется «посторонним». Особая опасность данной «мерки» состоит в
том, что из внешне-принудительной она становится значимым элементом
внутреннего опыта. Другой в нас самих начинает оценивать наши
поступки взглядом внешнего наблюдателя, соотнося их со своими
нормами и канонами. Чувства стыда или внутреннего дискомфорта
диктуются не просто моим несоответствием взгляду Другого, но
присутствием Другого во мне самом как знания об этом несоответствии.
Дискомфорт требует своего преодоления, и, соответственно, Я и Я-Другой
вступают во внутренний диалог ради преодоления в себе Другого и
конституирования собственного проекта. Круг одиночества замыкается, и
каждый новый шаг навстречу Другому лишь расширяет его границы.
Обреченность на одиночество становится в экзистенциализме такой же
судьбой, как и сопряженная с ним свобода.
Последний (из имеющихся) век одиночества приходится на наше
время. Казалось бы, достаточно спорно говорить об одиночестве в
ситуации «коммуникативного поворота» в современной культуре и
философии, обусловленного бурным развитием новых форм и средств
общения. Мобильник, интернет, twitter и т.д. максимально упростили
возможности межличностных контактов, устранив пространственные и
временные границы, сделав Я принципиально доступным для Другого.
432
Парадокс ситуации состоит в том, что данные «идолы» цивилизации,
придуманные
для
облегчения
общения,
в
действительности
способствовали его девальвации. Реальные контакты между людьми
постепенно вытесняются сетевыми, которые не столько преодолевают
одиночество, сколько его маскируют.
Одиночество виртуализируется, переходя в плоскость новой
реальности, дарующей мощную иллюзию того, что я не один. Сеть
действительно предлагает великолепные возможности для победы над
основными «рубиконами» одиночества: проблемами самоопределения и
саморепрезентации. Однако победа над ними осуществляется также
виртуальным способом, а соответственно, столь же виртуальным может
оказаться и ее «триумфальный» эффект.
Каковы же особенности «одиночества в сети» по сравнению с его
более ранними прототипами? Главным основанием одиночества и для
романтиков, и для экзистенциалистов была свобода. Пониматься она могла
по-разному: либо как стихия эстетического творчества, либо как
напряженность экзистенциального выбора. Однако именно с пафосом
свободы всегда связывались инаковость и уникальность личности, ее права
на собственное лицо и жизненный сюжет. Мечта об абсолютной свободе
наконец-то осуществилась, однако вместо авторской самобытности Я она
воплотилась в его анонимности. Будучи в виртуале, я свободен быть
Наполеоном, Эйнштейном или просто Вовой, главное, чтобы такой логин
до меня никто раньше не придумал, что, впрочем, не так и страшно,
поскольку можно стать Наполеоном 2-м, 3-м и т.д. При этом всем понятно,
что вы не Наполеон, а может даже и не Вова, а Маша. Здесь царит
абсолютная либеральность взглядов: кем хотите, тем и будьте, можно даже
примериться к нескольким аватарам.
Подобное расщепление Я в психологии диагностируется как
шизофрения. В 70-е годы прошлого века Ж. Делёз писал, что «наше
общество производит шизофреников так же, как оно производит шампунь
и автомобили, с той лишь разницей, что первых нельзя продать» [1].
Продать их и сегодня сложно, однако найти область распространения
легко: сеть, которая в основе своего функционирования воспроизводит
шизофренический дискурс. Речь идет не только о расщепленности Я на
разные маски, но и о самом принципе организации сетевого общения, где
один голос (вернее, пост) перебивает другой, темы набегают друг на друга,
и главная задача, скорее высказаться, чем быть услышанным, поскольку
мало ли кто и как вас услышит и откомментирует. Возвращаясь к
433
заявленной теме, сложно однозначно ответить, одинок ли шизофреник. С
позиции внешнего наблюдателя, скорее да, чем нет; с позиции внутренней
самооценки, скорее нет, чем да. А может, и шизофрениками становятся от
одиночества?
Безусловно, далеко не все формы общения в сети связаны с
анонимной
вседозволенностью.
Напротив,
в
своем
исконном
предназначении социальные сети (например, FaceBook, LifeJournal,
Одноклассники и др.) задумывались как формы виртуальной
репрезентации реальной личности. Честь им и хвала, поскольку уже их
грандиозный успех свидетельствует об эффективности таких новых форм
общения. Люди действительно находят и старых, и новых друзей, а вместе
с ними обретают дополнительные стимулы для самоопределения,
саморепрезентации, саморазвития. Однако, тот же успех не есть ли
следствие реального одиночества, вариант его виртуальной сублимации?
В свое время романтики ввели моду на личные дневники.
Предполагалось, что бумаге можно доверить то, что трудно проговорить о
себе другим людям. Безусловно, совсем личными они никогда не были. Их
можно было показать другу как акт исключительного доверия, барышни
могли просить интересующую их личность сделать запись в своем
дневнике, писатели охотно их публиковали. Однако, в своей основе, это
все-таки были личные тексты, адресованные скорее себе, чем другому.
Личные страницы в современных социальных сетях изначально
ориентированы на другого, при этом, чем больше у тебя читателей, тем
лучше. Куда там Гёте или Торо, в свое время опубликовавших дневники,
до популярности отдельных страниц в LifeJournal, которые ежедневно
могут просматриваться тысячами в поисках интересной темы или сюжета.
Конечно, это замечательно, когда тобой интересуются, но не есть ли это
интерес «случайного попутчика», которому легко рассказать о себе самое
сокровенное именно потому, что завтра он о тебе навсегда забудет. Есть,
однако, не просто случайные посетители чужих сайтов, но и те, кто
«записались в друзья». Исключительно новая форма дружбы – по записи,
которая ни к чему серьезному не обязывает, но видимость дружеского
окружения создает.
Основная причина удобства такого рода общения связана с реальным
отсутствием Другого. Та напряженность взгляда, о которой писали
экзистенциалисты, растворилась в сети. Другой, которого ты
одновременно любил и ненавидел, стал очередным посторонним, не
имеющим к тебе никакого отношения, или просто «другом по записи», к
434
которому можно зайти на сайт и посмотреть на фото его детей и собаки без
того, чтобы навещать его в реале и выслушивать разговоры об их
достоинствах и проблемах. Взгляд, который напрягал, но заставлял поновому корректировать свою жизненную стратегию, редуцировался к
приятному во всех отношениях смайлику, который по определению не
может никого потревожить.
Существует ли все-таки одиночество в сети? Пожалуй, что нет,
поскольку по своему замыслу она связывает одно виртуальное Я с другим.
Сегодня множество людей «нашлись» благодаря Интернету. Однако,
наверное, не меньшее число потерялось благодаря виртуальной простоте
общения. Когда в твиттере какой-нибудь Вова сообщает миру, что он
любит Машу, хочется спросить, а знает ли Маша об этом. Реальный
разговор, а уж тем более, объяснение в любви, всегда сложнее и
драматичнее. Вместе с тем только реальный собеседник может быть
гарантом того, что ты не один, в то время как бегство от него (в искусство,
в самопроектирование или в сеть) – симптом одиночества. Виртуально
преодолеваясь в сети, оно по-своему усугубляется в реальной жизни. Тем
самым бегство от реальности, как и бегство от одиночества, знаменуют
собой две встречные тенденции современности.
Литература
1. Делёз, Ж. Шизо-потоки и погребальная аксиоматика
капиталистического социума / Ж. Делёз // Кризис сознания: сборник работ
по «философии кризиса». – М., 2009. – С. 59–67.
435