Выборы как политическая перепись населения (кто не
advertisement
Махмутов Т.А. Выборы как политическая перепись населения (кто не выбирает в современной России) / Т.А. Махмутов. – Уфа : Лето, 2007. – 184 с. Т. А. Махмутов ВЫБОРЫ как политическая перепись населения (кто не выбирает в современной России) 2007 УДК 324 ББК 66.3(2 Рос).131 М 36 Рецензенты: Ю. Н. Дорожкин, д-р филос. наук, профессор Н. Б. Чувилина, канд. полит. наук, доцент М 36 Махмутов Т. А. Выборы как политическая перепись населения (кто не выбирает в современной России). – Уфа : Лето, 2007. – 184 с. ISBN 5-87308-024-0 В работе комплексно рассматривается проблема неучастия российских граждан в выборах. Определены факторы, влияющие на формирование в российском обществе процессов маргинализации, которые выражаются в отчужденности от политики. Выделены формы проявления политических последствий такого отчуждения социальных групп от общественно значимых процессов, прежде всего во время выборов в виде политического абсентеизма и протестного голосования. Проведен анализ альтернативных выборам механизмов волеизъявления граждан. На основе эмпирического исследования раскрыты социально-политический контекст и результаты проведения выборов на региональном уровне. Книга предназначена для политологов, социологов, научных работников и широкого круга читателей, интересующихся социально-политическими процессами в современной России. УДК 324 ББК 66.3(2 Рос).131 ©Т. А. Махмутов, 2007 ISBN 5-87308-024-0 2 СОДЕРЖАНИЕ Введение ................................................................................................. 4 1. Политические выборы в России как игра ....................................... 7 Социально-политический контекст игры ............................................................................... 7 Российские особенности электоральной политики ............................................................. 28 2. Если игра стала неинтересной или оборотная сторона дела ....... 46 Политический абсентеизм ...................................................................................................... 46 Электоральный протест .......................................................................................................... 57 3. Альтернативные механизмы волеизъявления граждан ............... 63 Обращения к Президенту ....................................................................................................... 63 Другие способы достучаться до власти ................................................................................ 70 4. Где «невыборы» важнее: пример одного российского региона .. 87 Региональный срез социально-политической ситуации в России: Республика Башкортостан ..................................................................................... 87 Общее и особенное в политическом поведении жителей Башкортостана ...................... 135 Заключение ........................................................................................ 155 Библиография .................................................................................... 159 3 Введение Россия постепенно приближается к очередному электоральному циклу (2007-2008 гг.). Как и предыдущие, этот период рассматривается в качестве судьбоносного, крайне значимого для будущего России, ее становления как эффективного государства. О проблеме 2007-2008 гг., особенно 2008 г., дискуссии идут почти непрерывно в течение последних 3-4 лет. Главными вопросами, которыми оказались увлечены лучшие умы экспертно-аналитического сообщества, стали выбор следующего Президента России (проблема преемника) и развитие в России партийной системы (проблема партии власти и оппозиции). Однако за этими обсуждениями практически потерялась тема вовлеченности российского общества в политический процесс, а именно в каких социальнополитических реалиях предстоит решать обозначенные выше проблемы. Лишь некоторые социологические замеры, прежде всего накануне региональных выборов, показывали верхушку айсберга проблем, связанных с отношением общества к политике. Самые очевидные данные могли озадачить любого политического стратега. Общество и политика оказались на значительном расстоянии друг от друга, на расстоянии, приближающемся к критическому показателю в рамках существующей политической действительности. Продолжая свое демократическое развитие, Россия не может не обращать внимания на тех, кто эту демократию в силу разных причин не замечает, не сопереживает ей, не соучаствует в ней. Наиболее ярко мы видим эти проявления в период выборов, которые выступают своеобразной политической переписью населения. 4 Однако в результате складывается далеко неполная картина, поскольку существует заметная группа тех, кто не участвует в выборах. Именно эта группа населения привлекает внимание, поскольку во многом в ней находятся ресурсы, способные сыграть определяющую роль дальнейшего социальнополитического развития России, за нее идет борьба, порой совсем нешуточная, между различными политическими игроками. Выход из «тени» этой группы населения дает прирост потенциала существующим политическим силам и, что немаловажно, закладывает основы для формирования новых участников политической жизни страны. Понимание причин отстранения общества от политики и их преодоление позволяет с большей долей уверенности прогнозировать эффективность проводимого политического курса, устанавливать степень внутренней устойчивости политической системы, планировать масштаб дальнейшего проведения реформ. Забегая немного вперед, отметим, что такого рода взгляд на проблему отношений между обществом и государством входит в более широкий контекст рассмотрения проблем маргинализации, сопутствующих политическому развитию переходных обществ, каковым продолжает оставаться Россия. Затянувшийся период трансформации России невольно привел граждан к стремлению оптимизировать свои усилия по адаптации к меняющимся условиям. В своеобразной пирамиде приоритетов долгого переходного периода одним из первых на выбывание стал пункт – участие в политической жизни страны. Его ненужность была продиктована наличием экономических проблем у населения, низким уровнем благосостояния граждан. В сознании людей произошло временное вытеснение политики 5 насущной экономикой. Однако нельзя забывать, что интерес широких слоев населения к политике может обостряться в момент отчаяния, и тогда решать накопившиеся проблемы стремятся радикальным путем. Известно, что в сути политики заложена стратегическая функция, построение планов на будущее. А если эти планы отсутствуют, неясны или вызывают неодобрение, то сначала создается ситуация утраты интереса к политике, затем развиваются чувства невыносимости сложившегося положения и, как итог, возникают новые точки роста политической активности. Таким образом, период от угасания интереса к политической сфере жизни общества до начала радикальных социальных преобразований, поддерживаемых большинством населения, требует наибольшего внимания исследователей и практиков. 6 1. Политические выборы в России как игра Социально-политический контекст игры Начало демократическим выборам в России было вновь положено в период тектонических изменений в жизни страны. Курс на политическое разнообразие и отказ от административнокомандной системы управления обеспечил демократическим выборам в трансформирующейся стране одну из важнейших составляющих – плюрализм. Все происходило по «классической формуле» С.Хантингтона: возрастание социальной фрустрации, которой, несомненно, было охвачено наше общество вследствие низкой эффективности мер, проводившихся в рамках политики «перестройки», «по сравнению с реальными возможностями мобильности приводят к политизации граждан и, в результате, к росту политического участия»1. При этом дополнительными стимулами к активной позиции граждан в сфере политических отношений стали надежды на быстрое достижение положительных результатов общественного развития, стремление участвовать в этом процессе, а также поиск новой социально-политической идентичности в изменяющихся условиях. Как отмечает М.А.Аюпов, «в условиях демократии граждане должны иметь институциональные возможности влиять на процесс принятия политических решений посредством участия в деятельности партий, групп интересов и давления»2. И даже если реальное участие в работе партий и общественно1 Huntington S. P. Political Order in Changing Societies. – New Haven : Yale University Press, 1968. 2 Аюпов М. А. Региональные особенности политико-трансформационных процессов в современной России. – Уфа : Гилем, 2003. – С. 266. 7 политических организаций было не столь высоким, то в российском обществе периода его первых лет постсоветского развития существовал определенный социальный запрос на публичность. Так на рубеже 1980-1990-х гг. в СССР, а затем и в РФ появилось множество политических партий и общественных движений, стремившихся публично заявить о своих взглядах, в том числе оппозиционных 3. Их разнообразие отразилось не только в количестве, но и в названиях, идеологической направленности. На политической арене того периода развития нашего государства находились такие политические образования, как Всесоюзная исламская партия возрождения (июнь 1990 г.), Всесоюзное народное движение «Союз» (май 1991 г.), Всесоюзное общество «Единство за ленинизм и коммунистические идеалы» (май 1989 г.), движение «Демократическая Россия» (октябрь 1990 г.), Демократическая партия России (май 1990 г.), Демократический союз (создан в мае 1988 г.), Коммунистическая партия Советского Союза (новая редакция третьей программы и устав приняты в 1986 г.), Конституционно-демократическая партия (сентябрь 1990 г.), Конфедерация анархо-синдикалистов (май 1989 г.), Конфедерация еврейских организаций и общин СССР (декабрь 1989 г.), Конфедерация труда СССР (май 1990 г.), Крестьянский союз СССР (июнь 1990 г.), Либерально-демократическая партия Советского Союза (март 1990 г.), Либертарианская партия (май 1989 г.), Марксистская рабочая партия (март 1990 г.), Народная партия России (май 1991 г.), Научно-промышленный союз СССР (июнь 1990 г.), Объединенный фронт трудящихся СССР (июль Дорожкин Ю. Н. Политическая оппозиция в постсоветской России : этапы и особенности становления. – Уфа : БАГСУ, 2007. – С. 31. 3 8 1989 г.), Партия конституционных демократов (май 1990 г.), Партия свободного труда (декабрь 1990 г.), Православная конституционно-монархическая партия России (май 1990 г.), Республиканская партия Российской Федерации (ноябрь 1990 г.), Российский союз «Щит» (октябрь 1989 г.), Российское христианское демократическое движение (апрель 1990 г.), Социал-демократическая партия России (май 1989 г.), Социалистическая партия (июнь 1990 г.), Социальноэкологический союз (декабрь 1988 г.), Христианскодемократический союз России (август 1989 г.) и многие другие 4. Важным стал фактор личной заинтересованности граждан в участии в политической жизни страны. Эйфория демократизации, ожидание резкого улучшения уровня жизни, возможность свободной и активной общественной деятельности вовлекала целый ряд людей в деятельность нарождающихся общественнополитических организаций. Политические выборы как один из главных результатов этой вовлеченности общества в политический процесс обретали черты игры для взрослых. В то же время изменения в политической и экономической жизни российского общества повлекли за собой радикальные перемены в социальном положении всех групп населения, большинство из которых в результате масштабных и скоропалительных реформ оказалось в сложных жизненных условиях. Это определило их отчужденность от политической жизни страны. На первый план вышла необходимость адаптации к меняющимся социально-экономическим условиям в стране, в ряде случаев решение проблемы выживания. См. подробнее: Левичева В. Ф., Нелюбин А. А. Политические партии и общественные движения в СССР. Информационно-аналитический справочник. – М. : Издательский дом «Ключ-С», 2002. 4 9 Политические и социально-экономические трансформации, затронувшие наше общество в конце 1980-х – начале 1990-х гг., привели к значительным изменениям в его социальной структуре, к появлению новых социально-политических ориентиров в обществе. Во многом эти преобразования носили стихийный и неуправляемый характер, что свидетельствовало об «отсутствии теоретически обоснованной и практически фундированной политики по социальной реконструкции России»5. Становление новой социальной структуры оказалось связано с массовой десоциализацией и ресоциализацией значительных по объему масс населения, с кризисом идентичности и неопределенностью социального статуса практически всех социальных слоев бывшего советского общества. Таким образом, в результате разрушения одной и попыток формирования другой социальной системы огромная часть населения новой России оказалась в переходном, «подвешенном» состоянии. В трансформирующемся российском обществе стали нарастать тенденции социально-политической маргинализации, т.е. отчуждения социальных групп от общественно значимых процессов, в том числе процесса принятия политических решений. Это сопровождалось усилением социального неравенства в самых разных общественных сферах. Процесс маргинализации и маргинальность как результат этого процесса являются неотъемлемой частью общественных трансформаций. Отмечается, что в развитом обществе маргинальная часть населения существует всегда, но государство обычно пристально следит за «температурой» этих слоев с целью избежать усиления социальной напряженности и возможных Голенкова З.Т. Динамика социокультурной трансформации в России // Социс. – 1998. – № 10. – С. 78. 5 10 социальных взрывов, а также предотвратить проникновение в эти слои политических радикалов6. Россия же в силу отсутствия устойчивой социально-экономической системы и прочной социальной структуры, что во многом связано с догоняющим типом ее модернизации, сохраняет значительный потенциал для развития маргинальности. Структурные изменения в России конца 1980-х – начала 1990-х гг. привели к структурной маргинализации. В целом структурная маргинальность предстает как результат процесса исключения индивидов или социальных групп из системы общественных связей. Это состояние исключенности может носить двоякий характер. Для одних маргинальность – во многом их собственный выбор, означающий степень их несогласия с существующими в обществе нормами, порядками, установлениями и системой общественных отношений, в частности, недовольство участниками политического процесса. Такая «активная» маргинальность находит свое отражение в деятельности интеллектуалов, настроенных крайне критично по отношению к власти, или появлении молодежных субкультур: поиске молодежью «своего», уютного и лишенного общественных формальностей мира. Для других маргинальность – это результат существенных изменений в социально-экономической сфере, что ставит этих людей в ранг маргиналов «поневоле». Некоторые из них находят возможность адаптироваться к новым условиям жизни. А другие опускаются на социальное дно и пополняют ряды самых низких слоев общества: люмпенов, бездомных, бедных. Дахин В.Н. Государство и маргинализация // Свободная мысль. – 1997. – № 4. – С. 57. 6 11 Как отмечает Е.Н.Стариков, маргинальность указывает на пограничность, периферийность или промежуточность по отношению к каким-либо социальным общностям. В условиях смены вектора развития все постсоветское российское общество оказалось в промежуточном положении между пережитым прошлым и неясным будущим. Стоит особо отметить у этого автора очень удачную характеристику маргинализации: её объективную нейтральность и в то же время её поливекторность. По своей сути, это лишь процесс перекомпоновки социальной мозаики, когда значительные по объему людские массы переходят из одних социальных групп в другие. Это своего рода болезнь роста социального организма. «Быть маргиналом само по себе ни плохо, ни хорошо. Даже в социумах с жестко фиксированной социальной структурой всегда были социальные перемещения. Есть и, так сказать, «запланированные» маргиналы: например, студенты, а если брать шире – молодежь в целом как специфическая переходная группа, находящаяся «на жизненном перепутье». Поэтому совершенно неверно отождествлять понятия «маргинал» и «люмпен». Люмпенизация – это предельный случай маргинализации. Все хорошо в меру, в том числе и маргинальность, поскольку она является признаком социальной мобильности лишь до определенного уровня, перейдя который она уже означает нестабильность социальной структуры» 7. В условиях общественных трансформаций маргинальные личности образуют маргинальные группы. Для таких групп с их «неопределенным статусом и неустойчивым положением характерна внешняя и внутренняя противоречивость и, как Стариков Е. Новые элементы социальной структуры // Коммунист. – 1990. – №5. – С. 35. 7 12 следствие, потенциальная поливекторность действий»8. Как субъект деятельности, маргинальная группа, образовавшись вследствие разрыва определенных социальных связей, стремится в своем развитии к выработке новой ценностно-нормативной системы. Такая система направлена на формирование устойчивых модифицированных механизмов идентификации, предохраняющих ее от последующей маргинализации. К сожалению, за годы реформ в начале-середине 1990-х гг. в России для возникновения механизмов демаргинализации в рамках самих маргинальных групп, появившихся в результате трансформации советского общества первых лет реформ, не были созданы ни социально-экономические, ни социальнополитические предпосылки. Более того, за этот период маргинальность прочно закрепилась за некоторыми социальными группами, слоями, стала их характерной чертой. Задолго до постсоветских трансформаций теоретическое осмысление сути маргинализации было представлено в работах Дж.Джермани, который отмечал, что «в любом определении маргинальности предполагается не просто отсутствие участия или невозможность осуществить социальные роли в тех или иных областях человеческой жизнедеятельности, а неучастие в тех сферах общества, которые рассматриваются как находящиеся в радиусе социальной активности или доступа к ней того или иного индивида, группы»9. Исходя из того, что маргинализация в области общественных отношений характеризуется отстранением от участия индивидов или социальных групп в тех сферах Сергеева О.А. Роль этнокультурной и социокультурной маргинальности в трансформации цивилизационных систем // Общественные науки и современность. – 2002. – № 5. – С.105. 9 Germani G. Marginality. – N. J., 1980. – P. 9. 8 13 общественной жизни, где это участие10 предполагается, можно выделить несколько типов маргинальных групп. К группе традиционных маргиналов можно отнести пенсионеров, инвалидов, бездомных. Усиление процесса демографического старения населения России, связанное с резким снижением рождаемости в конце 1980-х - начале 1990-х годов, привело к увеличению числа россиян пенсионного и предпенсионного возраста. При сопоставлении данных переписи населения 1989 г. и 2002 г. обнаруживается отрицательная динамика в группе «население моложе трудоспособного возраста (мужчины и женщины до 16 лет)» с 36 млн человек до 26,3 млн человек соответственно или в процентом отношении от общей численности населения России с 24,5 % до 18,1 %, положительная динамика в группе «население старше трудоспособного (мужчины 60 лет и более, женщины 55 лет и более)» с 27,2 млн человек (18,5% населения) до 29,8 млн человек (20,5 % населения). На начало 2004 г. в России по данным статистики насчитывалось 38164000 пенсионеров11. Как правило, они стремятся максимально сохранить тот уровень удовлетворения материальных потребностей, которого они уже достигли. Однако в российском обществе пенсионеры в силу необеспеченности представляют собой наиболее обездоленную группу населения. Это подтверждается социологическими опросами, проведенными как среди самих пенсионеров, так и В данном случае понятие участия трактуется в широком смысле. Имеется в виду вовлеченность как в производственно-трудовые процессы и возможность обеспечить себе и своей семье достойный уровень жизни, так и сопричастность, косвенно или напрямую, к процессам выработки политических решений на разных уровнях власти от местной до федеральной. 11 Россия в цифрах. 2004: Крат. стат. сб./ Федеральная служба государственной статистики. – М., 2004. 10 14 среди респондентов разного возраста. В обществе широко распространено мнение о том, что пожилые люди – это, прежде всего, обездоленные люди, нуждающиеся в адекватном социальном обеспечении (78% опрошенных, по данным исследования, проведенного А.В.Писаревым12). При этом 83% респондентов считают, что социальная политика государства нуждается в корректировке с целью большей социальной защиты пожилых 13. Мнение самих пенсионеров и лиц пожилого возраста нашло свое отражение в социологическом опросе, проведенном Фондом «Общественное мнение» (ФОМ) 28-29 апреля 2004 г. Согласно его данным, 61 % неработающих пенсионеров отмечают, что жизнь их ухудшилась после выхода на пенсию14. 80% опрошенных пенсии хватает только на покупку необходимых продуктов питания. Ситуация еще более ухудшилась с процессом монетизации льгот, поскольку был недостаточно продуман механизм индексации этих денежных выплат при увеличении уровня инфляции. В результате эта группа населения наиболее подвержена воздействиям со стороны политиков и является «благоприятной почвой для политических манипуляций» 15. Это в значительной мере проявляется в ходе предвыборных кампаний, где пенсионеры представляют существенный резерв голосов для того или иного кандидата. Проблемы инвалидов в российском обществе обсуждаются давно. Их маргинальность определяется не только низким уровнем доходов и недостаточной социальной защищенностью, Писарев А.В. Образ пожилых в современной России // Социс. – 2004. – № 4. – С. 51–60. 13 Там же. – С. 55. 14 http://bd.fom.ru/report/cat/societas/social_group/pensioner/tb041911/ 15 Дахин В.Н. Государство и маргинализация // Свободная мысль. – 1997. – № 4. – С. 52. 12 15 но и отношением к ним в обществе в целом. В развитых обществах западного типа всячески стараются нивелировать в массовом сознании чувство неприязни и отстраненности от людей с физическими особенностями и недостатками. Несмотря на это, соприкосновение с инаковым такого рода вызывает стремление к дистанцированию. Удаление от нужд инвалидов в России приводит к неутешительным результатам. Большинство инвалидов оказывается в числе самых бедных слоев нашего общества. Другую группу традиционных маргиналов составляют бездомные. Исходя уже из этимологии термина «бездомный», можно отметить, что представители этой социальной группы характеризуются отсутствием жилья, дома. Однако не всегда следует причислять к бездомным тех, у кого нет постоянного жилья. Так, например, цыгане не рассматриваются в качестве таковых, поскольку они находятся в рамках своей общины, которая как раз и определяет их особый общественный статус, дающий возможность чувствовать себя как дома практически везде. «Отсутствие постоянного жилья становится решающим фактором в идентификации индивида лишь тогда, когда нет инстанции, которая присваивала бы ему социально приемлемую роль в системе общественной занятости, семье, общине. Если же такой инстанции нет, то жизнь «на улице» приводит к необратимым последствиям» 16. Ситуация усугубляется отсутствием активной социальной политики государства по отношению к бездомным и нежеланием законодателей предпринимать какие-либо меры для того, чтобы названная категория граждан могла легализовать свое положение и Осинский И.И., Хабаева И.М., Балдаева И.Б. Бездомные – социальное дно общества // Социс. – 2003. – № 1. – С. 53. 16 16 защитить свои права. Анализ российского законодательства показал, что в нем не определен статус бездомного, а также отсутствует определение термина «без определенного места жительства», равно как и термина «бездомный»17. Таким образом, маргинальность такой социальной группы, как бездомные, определяется не только отсутствием жилья и устойчивых средств к существованию, но и фактическим лишением конституционных прав, в том числе прав политических, прав избирателя. Для того чтобы хоть как-то изменить ситуацию, необходимо иметь точное представление о причинах и масштабах распространения феномена бездомности в России. Среди наиболее значимых причин усиления этого явления российский ученый Л.С.Алексеева выделяет следующие: • выселение за неуплату, жилищные аферы и обманы при обмене, купле-продаже, переезд в другой город из-за катастроф и стихийных бедствий без получения соответствующего статуса беженца или мигранта (39,4% случаев); • выписка с жилой площади по желанию родственников или соседей в связи с судимостью и пребыванием в местах лишения свободы и отсутствием возможности впоследствии восстановить или получить право на утраченное жилье (25,5% случаев); • добровольно-принудительное оставление жилья по семейным обстоятельствам: супружеское насилие и жестокость, алкоголизм одного из супругов или См. Школяренко Е.А. Статус бездомных и лиц без определенного места жительства: необходимо четкое правовое регулирование // Журнал российского права. – 2004. – № 5. – С.63–70. 17 17 совместно проживающих родственников, болезнь и старческая недееспособность, выписка с жилой площади одного из супруга другим, их родственниками после оформления развода, обман при родственном обмене (18,6%); • продажа или утрата жилья в состоянии опьянения (10%); • добровольно осознанный выбор бездомного образа жизни (6,5%) 18. Что касается общего количества бездомных в современной России, то полноценная официальная статистика этой категории граждан не ведется. Однако существует ряд источников получения такого рода данных. Во-первых, есть статистические данные о количестве учреждений социальной помощи для лиц без определенного места жительства и занятий, а также о численности лиц, обслуживаемых в течение года в таких учреждениях. По данным статистики, в 2002 г. было 99 таких учреждений (против 89 в 2001 г.), в которых получили помощь 57430 человек (против 48378 человек в 2001 г.) 19. Конечно, это ничтожно малое число, поскольку только в Москве в 2002 г. по данным столичных властей к «бомжам» можно было отнести 30000 граждан. Во-вторых, данные поступают от правоохранительных органов, милиции, которая фиксирует и подсчитывает число задержанных бомжей. В-третьих, подобную информацию фиксируют в учреждениях здравоохранения и благотворительных организациях, куда бездомные обращаются за помощью. Обобщенные данные по данной категории граждан Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // Социс. – 2003. – № 9. – С. 54. 19 Школяренко Е.А. Статус бездомных и лиц без определенного места жительства: необходимо четкое правовое регулирование // Журнал российского права. – 2004. – № 5. – С.63. 18 18 приводит Институт социально-экономических проблем народонаселения РАН, который отмечает, что в России сегодня насчитывается 3,3 млн бездомных 20. При этом нужно особо отметить, что это лица, абсолютно исключенные из политической жизни общества и, по сути, не имеющие возможности какимлибо образом заявить о своем положении. В целом по стране 2,2% населения – это полностью бездомные взрослые люди; 2,8% – беспризорные дети 21. По своему социальному положению большинство бездомных – это бывшие рабочие, но отмечается тенденция заметного увеличения числа бывших служащих22. Подавляющее большинство опросов показывает, что «79,5% бездомных хотят изменить свою жизнь, причем, … 65% представляет нормальную жизнь точно так же, как среднестатистический житель России – семья, работа, жилье»23. Поэтому для преодоления маргинального положения бездомных в обществе должны существовать институциональные структуры, которые содействовали бы социализации и адаптации представителей указанной социальной группы. «Функционально это выражается в создании институтов ориентированных не на пассивное приспособление представителей маргинальных групп … к получению этой помощи, а на активное освоение и использование ими социокультурных навыков» 24, что в свою очередь сопряжено с преодолением кризиса в экономике, Гутов Р., Назаров А. Бездомные в России // Народонаселение. – 2001. – № 4. – С. 117–121. 21 Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // Социс. – 2003. – № 9. – С. 53. 22 См. Гутов Р., Назаров А. Бездомные в России // Народонаселение. – 2001. – № 4. – С. 117–121. 23 Алексеева Л.С. Бездомные как объект социальной дискредитации // Социс. – 2003. – № 9. – С. 56. 24 Там же. – С. 60. 20 19 социальной сфере и дальнейшего развития всего общественного организма. Результатом метаморфоз, которым подверглась Россия в первой половине 1990-х гг., стало появление такого класса маргиналов, как «постспециалисты». Именно так были обозначены одним из отечественных ученых25 специалисты, обладающие достаточно высоким уровнем образования и подготовки, но потерявшие в современной социальноэкономической ситуации прежний социально-профессиональный статус. Оказавшись в условиях невостребованности, они с трудом находят свое место в новых условиях. Как и любое явление, имеющее в своем названии приставку «пост», эта социальная группа находится в переходном состоянии, а ее члены характеризуются значительной степенью неопределенности их дальнейшего положения в рамках трансформирующегося общества. Учитывая всю сложность определения маргинальных групп в России, И.П.Попова делает попытку привести свою типологию постспециалистов и выделяет следующие группы. «Регионально-поселенческие — работники маленьких и средних городов со свертываемой монопромышленностью, трудоизбыточных и депрессивных регионов. Профессионально-отраслевые — работники отраслей (машиностроения, легкой, пищевой и т.д.) и профессий, специальностей (инженерно-технические работники), невостребованных современными экономическими условиями. См.: Попова И.П. Новые маргинальные группы в российском обществе (теоретические аспекты исследования) // Социс. – 1999. – № 7. – С. 62–71. 25 20 Бюджетные — работники реформируемых бюджетных отраслей науки, образования, армии»26. Как отмечает автор, главной причиной маргинальности этих групп выступает безработица. По смыслу схожее с постспециалистами, в научной литературе употребляется понятие «новые бедные». «Под новыми бедными понимается группа людей, которые переживают резкое понижение уровня жизни при сохранении профессионального статуса (под ним имеется в виду не только основное занятие, но и место работы - отрасль или организация)» 27. В таком положении оказались практически все работники бюджетной сферы, заработная плата которых оказалась ниже прожиточного минимума. В отличие от постспециалистов не все «новые бедные» обладают высоким уровнем образования, что не умаляет их профессиональных качеств. Названные категории во многом определяют такой параметр маргинальности, как бедность. По разным оценкам, количество бедных в России составляет около 30 % населения (в 2000 г. – 33 млн человек, в 2001 г. – 39,5 млн человек 28, в 2003 г. – 31,2 млн человек29). Резервом для бедности, пусть даже в некоторых случаях относительной, является невысокий уровень оплаты труда. Так, Маргинальность в современной России. Коллективная монография. Серия «Научные доклады», № 121. – М.: Московский общественный научный фонд, 2000. – С. 186–187. 27 См. Петрова Л.Е. «Новые бедные» ученые: жизненные стратегии в условиях кризиса // Экономическая социология. – 2001. – № 1. – Т. 2. – С. 26–42. 28 http://www.ntvru.com/ 29 См. Римашевская Н.М. Бедность и маргинализация населения // Социс. – 2004. – № 4. – С. 37. 26 21 85% респондентов, участвовавших в опросе, проведенном ФОМ в апреле 2004 г. в 200 населенных пунктах 63 областей, краев и республик всех экономико-географических зон, заявили о том, что не удовлетворены размером своей заработной платы30. Здесь речь даже не идет о приобретении каких-либо дорогостоящих предметов, а о простом поддержании нормального уровня жизнедеятельности. Обеспокоенность вызывает то обстоятельство, что значительное число «новых бедных» и, конечно, «старых» бедных в некотором роде привыкли к своему маргинальному статусу и сформировали соответствующую модель поведения, культуру бедности. Ее характеризует «низкий уровень запросов, иждивенчество, безответственность» 31. Кроме того, носители культуры бедности отличаются неучастием в работе основных институтов общества и не поддерживают их главные ценности. Им присущ низкий уровень либо полное отсутствие социальной самоорганизации, необходимой для формулирования и отстаивания своих интересов, а также «ощущение своей маргинальности, беспомощности, зависимости, неполноценности, смирения, фатализма»32. Такие устойчивые формы социального взаимодействия не только удерживают их носителей в постоянной бедности, но и ограничивают вертикальную мобильность последующих 30 http://bd.fom.ru/report/cat/humdrum/income/before-tax_contributions__/ of041706/printable/ 31 Балабанова Е.С. Андекласс: понятие и место в обществе // Социс. – 1999. – № 12. – С. 67. 32 См. The Culture of Poverty: A Critique. - New York, Simon and Schuster, 1971. 22 поколений33. Бедные родители воспроизводят бедных детей, что определяется здоровьем родителей, их образованием, полученной квалификацией. Социальные исследования устойчивости бедности показали, что люди, «рождающиеся как постоянно бедные», остаются таковыми в течение всей жизни34. Неудачи программ по борьбе с бедностью и социальным иждивенчеством заставляют пессимистично настроенных экспертов – политологов и социологов – говорить о необходимости поступиться принципами экономической эффективности рыночного общества ради социальной стабильности и минимизации государственных расходов. Поэтому перераспределение доходов от богатых к бедным видится ими более дешевым вариантом, чем создание рабочих мест для всех35. По понятным причинам в литературе, посвященной изучению проблем бедности и малообеспеченности, отдельное место отводится положению научных работников. Обращение к работникам науки продиктовано вполне объективными причинами. «Проблемы, описывающие современное состояние российской науки, касаются как объективных обстоятельств (идеологические перемены в государстве, источники и размер финансирования научных учреждений, востребованность фундаментальных научных исследований и пр.), так и субъективных, связанных с деятельностью ученых, поведенческими стратегиями в изменившихся условиях, Балабанова Е.С. Андекласс: понятие и место в обществе // Социс. – 1999. – № 12. – С. 65–70. 34 См. Римашевская Н., Овсянников А., Иудин А. Социальное дно: драма реальностей и реальность драмы // Литературная газета. 04.07.1996. 35 Балабанова Е.С. Андекласс: понятие и место в обществе // Социс. – 1999. – № 12. – С. 70. 33 23 отношению к ситуации» 36. Этой социальной группе стали присущи черты маргинальности: понижение статуса, пассивный социальный спуск. Определенное влияние на этот процесс оказывает и возрастной состав группы научных работников: в основном это люди предпенсионного возраста или пенсионеры. Интересно исследование, проведенное среди сотрудников научных институтов ВПК, расположенных в малых, прежде закрытых городах на Урале. Как отмечает М.Бурлацкая37, результаты опросов этой группы респондентов показали их угнетенное психологическое состояние, которое определяется не столько бедностью, сколько резким падением их социального статуса, их положения в обществе. Свое отношение к возникшим проблемам респонденты формулировали по-разному. Одни более всего были озабочены тем, что люди дисквалифицируются. Другие больше переживали саму нестабильность положения – как своего, так и института, таких оказалось большинство. Третьих волновали, прежде всего, проблемы материальные: как кормить семью. Наконец, четвертые были озабочены всем в равной мере и затруднялись выделить какую-нибудь проблему как главную. Были и такие, кто вообще не видел никаких проблем – в их жизни ничего не изменилось с прежних времен, но таких – меньшинство. При рассмотрении социально-политических параметров маргинализации в особую категорию попадает молодежь. Поразному можно определять маргинальность в этой социальной группе: незапланированная, биологическая, духовная или чисто экономическая, но приходится признать, что маргинальное Петрова Л.Е. «Новые бедные» ученые: жизненные стратегии в условиях кризиса // Экономическая социология. – 2001. – № 1. – Т. 2. – С. 26–42. 37 См. Радаев В. Психологический ресурс аутсайдера // Первое сентября. – 2001. – № 8. 36 24 положение молодежи определено трудностями трансформационных процессов, протекающих в нашей стране в целом. Казалось бы, маргинальность молодежи в некотором роде объяснима и предсказуема, поскольку эту группу отличает окраинное положение в социально-экономической структуре общества. Для молодых людей является важным занять позицию, соответствующую их профессии и ожидаемым доходам, и это понятно. Но проблема заключается в другом. К сожалению, возможности реализации этих целей неоправданно ограничены в силу «объективных» обстоятельств, связанных, например, с проблемами трудоустройства. Особое внимание следует обратить и на такую составляющую, как развитие устойчивых социальных и нравственных ориентиров в молодежной среде, с тем, чтобы предотвратить тенденцию фактического превращения молодежи в скрытый резерв будущей маргинализации населения России. К сожалению, современную молодежь не всегда понимают, да и не всем она нравится. Опрос ФОМ, проведенный 13-14 июля 2002 г. в 100 населенных пунктах 44 субъектов РФ показал, что почти половине респондентов (45%) современная молодежь не нравится, и 35% ее не понимают. Одним из результатов такого непонимания становится асоциальное поведение молодых людей. Уже сейчас проявляются негативные тенденции, связанные с ростом уровня употребления наркотиков в студенческой среде. Выступая 26 января 2005 г. на первом Всероссийском совещании работников высшей школы и представителей общественных организаций о проблемах внедрения новых технологий профилактики наркомании в образовательной среде, министр образования и науки РФ А.Фурсенко заявил, что около 45% студентов российских вузов в 25 той или иной мере употребляли наркотические или психотропные вещества 38. «Только по официальной статистике сейчас в стране насчитывается до 4 млн людей, употребляющих наркотические вещества. Около 70% из них - молодые люди в возрасте до 25 лет», - отметил министр. По его словам, «среди причин, которые подталкивают их к употреблению наркотиков, треть из опрошенных молодых людей назвала одиночество, 60% бедность» 39. Это свидетельствует не только об отсутствии молодежной политики в стране, но и о крайне негативных перспективах развития социально-экономической и демографической ситуации в стране, которая в результате не самым лучшим образом отразится на политических настроениях в обществе. Наряду с социально-экономическими характеристиками маргинальности важную роль в определении ее эмоциональной атмосферы играют социально-психологические исследования. Внутренние ощущения маргинала, которые во многом индивидуальны, суммируясь, находят свое отражение на уровне общественных настроений. Об этом свидетельствуют опросы общественного мнения, проведенные Фондом «Общественное мнение». На вопрос «Вы строите или не строите планы на будущее?»40 44% респондентов ответили «не строю планов». А 38% респондентов при ответе на вопрос «Одни люди считают, что всё главное в их жизни уже произошло в прошлом, для других людей главное в жизни происходит в настоящем, а есть люди, которые полагают, что главное в их жизни произойдет в 38 http://www.newsru.com/ http://www.newsru.com/ 40 http://bd.fom.ru/ Опрос проводился 2-3 августа 2003 г. в 100 населенных пунктах 44 субъектов РФ. Выборка - 1500 респондентов. 39 26 будущем. К каким людям вы бы отнесли себя лично?»41 отвечают, что главное в их жизни произошло в прошлом. Все приведенные результаты свидетельствуют об определенной психологической «зажатости» россиян, их скептицизме в отношении будущего. И хотя опросы проводились в 2003 году, к сожалению, ситуация за последнее время значительно не улучшилась. Такой пессимизм в проекции на сферу политических отношений почти полностью нивелирует любые попытки по увеличению уровня политической активности населения. При изучении социально-политической маргинализации также интересно рассмотрение ответов россиян на вопрос об их настроении. Подобные опросы проводит ФОМ. В целом можно сделать вывод, что свыше 35 % опрошенных оценивают свое настроение как плохое, которое немного улучшается во время праздников42. Подобная ситуация не ограничивается только ухудшением качества межличностных отношений. В свое время, а именно в 1951 г., американский социолог Лео Сроул пытался нарисовать портрет своего современника жертвы социальной аномии. Им были сформулированы следующие утверждения, характерные для такого рода людей43. 1. Я чувствую, что влиятельные фигуры в обществе равнодушны к моим запросам и нуждам; 2. В обществе, где нет порядка и неизвестно, что случится завтра, мало чего можно добиться; 3. Шанс достигнуть важнейших для меня жизненных целей все меньше; http://bd.fom.ru/ Опрос проводился 2-3 августа 2003 г. в 100 населенных пунктах 44 субъектов РФ. Выборка – 1500 респондентов. 42 http://bd.fom.ru/ Опрос проводился 12-13 апреля 2003 г. в 100 населенных пунктах 44 субъектов РФ. Выборка – 1500 респондентов. 43 Фрумкина Р.М. Аномия // Знание – сила. – 1996. – №9. – С. 69–79. 41 27 4. Что бы я ни делал, получается, что жизнь проходит даром; 5. Я все больше убеждаюсь в том, что не могу рассчитывать на дружескую поддержку со стороны моего непосредственного окружения. И хотя конкретных социологических исследований с использованием таких фраз не проводилось в России, эмоциональное состояние многих россиян на рубеже 1990-2000-х гг. было близко к некоторым из вышеперечисленных пунктов. Российские особенности электоральной политики Принимая во внимание состояние российского общества в период трансформаций, а также негативные последствия быстро проводимых радикальных преобразований, обращают на себя внимание некоторые российские особенности, существенно влияющие на политический процесс в целом и на выборную игру в особенности. Речь пойдет о трех аспектах: социокультурном, демографическом и территориальном. Социально-политическое положение в России начала 1990-х гг. однозначно указывало на то, что маргинальное, вопреки этимологии этого слова, превратилось во всеохватное. Маргинальные группы в России составляли отнюдь не меньшинство, а, к сожалению, большинство населения. По оценкам Института социологии Российской академии наук, около 70% населения по инерции развития 1990-х гг. в начале 2000-х гг. оказались в зоне, близкой к «социальному дну», либо уже стали его частью44. Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации за 2004 год / под общ. ред. С. Н. Бобылева. – М. : Весь Мир, 2004. – С. 54. 44 28 Тем не менее, можно отметить, что в условиях, когда в обществе фиксируется высокий уровень маргинализации, фрагментированости, политической дезинтеграции не происходит. Маргинальные слои и их политические проекции в форме соответствующих партий и общественных организаций в целом демонстрируют конвенциональное отношение к политической сфере общественной жизни. В целом под конвенциональностью в области политических отношений принято понимать деятельность субъектов политики в рамках существующих в обществе правил и норм45. Значительная часть этих правил и норм отражена в законодательстве страны, поэтому конвенциональность зачастую отождествляется с законностью. Весьма значимую роль в структуре конвенциональности играет принцип моральности. Преобладание конвенциональности в действиях субъектов политики обеспечивает устойчивость политического процесса, поддерживает необходимый уровень легитимности политической системы и ее элементов46. Это особенно важно в период трансформации государства и общественных отношений. Несмотря на крайнюю неустойчивость политического процесса в 1991-1993 гг., когда, по сути, происходил отказ от принципов прежней советской конвенциональности в политических отношениях, а новые принципы еще не были сформированы, что повлекло за собой использование силы в решении политических вопросов, в современной российской См.: Сафронов В. В. Потенциал протеста и демократическая перспектива // Журнал социологии и социальной антропологии. – 1998. – Т. 1, вып. 4. – С. 116–132. 46 Джанда К., Берри Д. М., Голдман Д., Хула К. В.Трудным путем демократии: Процесс государственного управления в США. – М. : РОССПЭН, 2006. – С 420. 45 29 политике уровень конвенциональности никогда не пересекал критическую черту, за которой наступает дезинтеграция политического пространства. Обратимся к причинам такого уровня конвенциональности в политической сфере современной России в контексте социальнополитической маргинализации. В качестве основных укажем на такие факторы, как специфика отношений между обществом и государством в России и особенности политической культуры россиян. Характер отношений, установившихся в России между обществом и государством, придают нашему социуму черты патримониальности. В данном случае речь идет скорее о такой политической системе, которая построена «по принципу наследования власти и заведомо лишена способности эффективно реагировать на возникающие в обществе интересы и потребности» 47. Как считает Д.Дженсен, определение «патримониальное» наилучшим образом подходит к российскому государству. Под патримониальными он понимает государства, где «переплетены политический авторитаризм и частная собственность. В патримониальных режимах представители элиты … являются в своих глазах и в глазах подчиненных одновременно правителями и собственниками государства. Другими словами, в патримониальном государстве юридическое и фактическое разграничение между политической властью и частной собственностью либо отсутствуют вовсе, либо размыто» 48. Володин А.Г. Гражданское общество и модернизация в России (Истоки и современная проблематика) // Полис. – 2000. – № 3. – С. 104–116. 48 Donald Jensen on Putin's patrimony http://www.washingtontimes.com/ April 01, 2004. 47 30 В контексте политических отношений и политической культуры характер взаимодействий между государством и обществом в России определяется властецентричностью49, что приводит к маргинализации всего того в обществе, что не связано с властью. А поскольку «Русская Власть» отделена и отдалена от всего того, что ею порождено и сформировано, то остальные элементы «Русской Системы» составляют суть политической маргинальности российского социума. «Система функционирует так, что Власть препятствует полному или даже сколько-нибудь существенному оформлению различных групп, прежде всего привластных», […] и «не нуждается в социальных классах, ей нужны турбулентные группы и рыхлые структуры» 50. Такое положение дел накладывает заметный отпечаток на политическую культуру россиян, понимание ими своей роли в политическом процессе России. От СССР нашим обществом был унаследован достаточно высокий процент тех, кто не испытывает необходимости активно участвовать в политической жизни и не сильно беспокоится по поводу политической системы. Г.Алмонд и С.Верба назвали носителей такой стратегии политического поведения «поданные»51. Некоторые основания российской политической культуры: ее конфликтность, персонификация власти, мифологичность политического сознания, по мнению Н.Г.Щербининой, имеют глубокие корни и связаны с традиционно-архаическими истоками этого сознания. «Если согласиться с тем, что российское сознание постоянно стремится к воспроизведению своих истоков, См. Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. “Русская Система” как попытка понимания русской истории // Полис. – 2001. – № 4. – С. 37–48. 50 Там же. 51 См. Almond G.A., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. - Princeton, 1963. 49 31 делая архаику составной частью современной политической культуры, то вновь и вновь приживлять архаику помогает сакральность. Интенсивные поиски российской суперидеи, будто бы культурообразующей и судьбоносной, при анализе обнаруживают неосознанную потребность “легализовать” и оправдать сохранение сакральной подосновы политической культуры. Сакрализированное сознание неизбежно становится символическим. Передача политической символики — свойство любого общественного сознания, но архаически-традиционное сознание сохраняло главным образом содержательно-сакральные символы» 52. Такое представление о российской политической культуре возвращает нас к исходному пониманию патримониального общества, изучением которого занимался Ш.Эйзенштадт. В своей работе «Традиционный патримониализм и современный неопатримониализм»53 он указывал на то, что «патримониальные режимы возникали в обществах с низкой степенью социальной дифференциации и автономности различных социальных групп … . Власть центра в таких обществах основывалась на регуляции отношений таких разрозненных групп и на поддержании такой разрозненности» 54. Это понимание патримониального общества в проекции на современность показывает, что некритическое, опирающееся на мифы и стереотипы, восприятие политической действительности приводит к политико-правовому нигилизму, в значительной мере Щербинина Н.Г. Архаика в российской политической культуре // Полис. – 1997. – № 5. – С. 127–139. 53 Eisenstadt S.N. Traditional Patrimonialism and Modern Neo-Patrimonialism. Beverly Hills (CF): Sage, 1973. 54 Цит. по Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ: Сравнительное изучение цивилизаций / Ш. Эйзенштадт; Пер. с англ. А.В. Гордона; Под ред. Б.С. Ерасова. – М.: Аспект Пресс, 1999. – С. 10. 52 32 определяющему политическую маргинальность сегодняшней России. Кроме того, необходимо отметить, что на институциональном уровне патримониальный режим препятствует оформлению частных интересов, ослабляет неправительственные организации, которые по существу находятся в зависимом от государства положении либо сильно ограничены в своей деятельности установлениями органов власти, и тем самым мешает развитию институтов гражданского общества. Как отмечают А.Ю.Даниэль и Б.И.Беленкин, «парадокс общественной жизни в догорбачевскую эпоху состоял в том, что она происходила вне общества и без его участия. Строго говоря, … общества гражданского в стране просто не существовало. То, что называлось общественной жизнью при советской власти, было всего лишь одной из форм функционирования ряда государственных ведомств»55. Попытки же установить гражданскую самостоятельность наталкивались на существенные преграды. По словам Е.Н.Старикова, «огромные усилия прилагались государством для того, чтобы разорвать органично возникающие связи между людьми, разрушить совокупность спонтанно зарождающихся самоуправляемых организаций – классовых, профессиональных, творческих, территориальнопоселенческих, которые именуются гражданским обществом» 56. Однако патримониальная институциональная система советского государства утратила способность к саморазвитию и вступила в неразрешимый конфликт с логикой современного 10 лет без СССР. Материалы конференции и круглых столов, проведенных Общественно-политическим центром Горбачев-Фонда в 2001 г. – М.: Эслан, 2002. – С. 38. 56 Стариков Е.Н. Маргиналы // В человеческом измерении. Под ред. и с предисловием А.Г.Вишневского. – М.: Прогресс, 1989. – С. 186. 55 33 развития, потеряв контроль над экономическими и социальнополитическими процессами57. Сложилась ситуация, при которой «тогдашний правящий класс – советская номенклатура – оказался неспособным перевести либерализацию и демократизацию в системный процесс создания нового государства и режима на основе новых правил игры»58. По мнению А.Г.Володина, крах советской системы был обусловлен следующими факторами59: развитие гражданской жизни, начиная с определенного этапа, «по своему, не зависящему от партии-государства и его идеологических установок, вектору»; прогрессирующая социализация и быстрое гражданское «взросление» общества; стремление и готовность интеллектуально выйти за узкие рамки системы. «Естественно, увеличилось число людей, искавших источники информации, которые помогли бы составить по возможности объективное представление о политическом представительстве, о соревновательности избирательного процесса, о правах и свободах человека, о соотношении демократии политической и демократии социальной. […] Вышеперечисленные факторы отражали естественный и объективный процесс накопления элементов нового 60 политического качества внутри российского общества» . Однако широкий интерес к политике и стремление проявлять активность в этой сфере существенно упал со стороны См. Володин А.Г. Гражданское общество и модернизация в России (Истоки и современная проблематика) // Полис. – 2000. – № 3. – С. 104116. 58 10 лет без СССР. Материалы конференции и круглых столов, проведенных Общественно-политическим центром Горбачев-Фонда в 2001 г. – М.: Эслан, 2002. – С. 33. 59 Володин А.Г. Гражданское общество и модернизация в России (Истоки и современная проблематика) // Полис. – 2000. – № 3. – С. 104–116. 60 Там же. – С. 104–116. 57 34 многих слоев населения уже ко вторым выборам Президента РФ в 1996 г., и вновь проявились патримониальные основы нашего государства. Кроме того, президентские выборы в России показательны, поскольку в силу сложившей «самодержавной» политической традиции61 электоральная активность россиян на них выше, чем на парламентских выборах, что свидетельствует о сохранении в нашем обществе ориентации на единую фигуру руководителя государства, Президента, как человека, обладающего неоспоримой компетенцией и властью. Существенный толчок к продолжению маргинализации населения России, усилению апатии, причем не только политической, дали события, связанные с трансформацией нашего государства, и проведение широкомасштабных экономических реформ, имевших огромный социальный резонанс и по сути сыгравшие решающую роль в дискредитации политического в нашей стране. Действия властей по стабилизации ситуации в стране, предпринимавшиеся в начале 1990-х гг., не принесли желаемых результатов. Более того, доверие населения к органам государственной власти было подорвано все ухудшавшимся социально-экономическим положением большинства россиян. По данным Т.И.Заславской, «производство сократилось наполовину, более трети населения оказались за гранью бедности, еще четверть – на ее границе. Социальная поляризация усилилась в разы и сравнялась с отсталыми странами Африки. […] Значительная часть национальных богатств оказалась разрушенной, расхищенной, См., напр., Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. “Русская Система” как попытка понимания русской истории // Полис. – 2001. – № 4. – С. 37–48. 61 35 незаконно вывезенной за рубеж»62. В итоге российская действительность наполнилась такими феноменами, как «новые бедные» и «постспециалисты», сформировавшими определенную систему отношений к новой общественной реальности и ставшими основой для развития социально-экономической и усиления политической маргинализации. Отсутствие каналов институционального выражения недовольства этих групп населения против социальной несправедливости и непричастности к жизни общества приводило к массовой фрустрации и аномии. Зримым результатом таких настроений стали не только многочисленные забастовки и акции протеста, но и рост алкоголизации населения. При возросшей доступности алкогольной продукции эта тенденция усилилась, достигнув в России, по мнению экспертов, потребления в 14,5 литров спирта на душу населения в год63. Как отмечают А.В.Коротаев и Д.А.Халтурина в своем докладе «Пути преодоления демографического кризиса в России», сделанном на V международной конференции «Россия: тенденции и перспективы развития», «ущерб от потребления алкоголя в России огромен и колоссально недооценивается российским обществом, в котором широко распространены проалкогольные настроения». По оценкам специалистов, около трети всех смертей в России составляют прямые и непрямые потери в результате 10 лет без СССР. Материалы конференции и круглых столов, проведенных Общественно-политическим центром Горбачев-Фонда в 2001 г. – М.: Эслан, 2002. – С. 20. 63 Демин А.К., Демина И.А. Здоровье населения и алкогольная эпидемия в России: лекарство от жизни? // Алкоголь и здоровье населения России 1900-2000. Под ред. А.К. Демина. – М.: Российская Ассоциация общественного здоровья, 1998. – С. 15. 62 36 потребления алкоголя64. Именно алкоголь рассматривается в качестве первопричины 72,2% убийств, 42,1% самоубийств, 52,6% смертей от других внешних обстоятельств65, что стало зримым результатом отсутствия эффективной социальной политики и условий формирования механизма обратной связи между обществом и государством. Решение насущных жизненных проблем россиянами, не поддавшимися искушению уйти от жестокой реальности через алкоголизм или наркоманию, в условиях поляризации населения, недостаточной и неэффективной социальной защиты различных социальных слоев в трансформационный период, а также нестабильной выплаты заработной платы в бюджетных отраслях способствовало росту теневой экономики в России. За счет неучтенных доходов наши граждане надеялись найти дополнительные источники доходов для поддержания уровня жизни или улучшения своего материального положения. Так, например, появился «челночный» бизнес, объемы которого по разным оценкам на конец 90-х гг. достигал 7-9 млрд долларов в год66. Попытки правительства проводить сбалансированную социальную политику вызывали все меньше доверия. В результате теневой сектор российской экономики развивался ускоренными темпами, например, в 1992 г. по сравнению с 1991 г. его годовой объем вырос в 25 раз67. Такая тенденция сохранялась в течение всех 90-х гг., и уже к началу 1998 г. уровень теневой экономики достиг, по неофициальным оценкам, Немцов А.В. Алкогольная смертность в России // Население и общество. – 2003. – № 78. 65 Там же. 66 Ломакин В.К. Экономика РФ. – М.: Издательство МГИМО, 1999. – С. 35. 67 Там же. – С. 43. 64 37 почти 50% объема ВВП68. А это существенно сократило возможности последующих составов правительства иметь в своем распоряжении достаточные финансовые средства для новых социальных программ. Стало очевидным, что без комплексного решения социальных противоречий с участием разных структур российского социума, невозможно будет добиться стабильности в обществе. Именно в связи с этим уже в конце 1990-х – начале 2000-х гг. власти все чаще стали инициировать диалог с бизнесом о его социальной ответственности перед государством. Кроме бизнеса и власти в решении возникающих социальных вопросов должны принимать участие и различные институты гражданского общества. В этой связи вопрос о развитии гражданского общества в России, которое рискует исчезнуть, так и не достигнув каких-либо внятных форм, перешел в разряд определяющих перспективы демаргинализации российского общества. Прежде всего, это касается социально-экономической сферы, но здесь не нужно забывать и о важной роли гражданского общества в политическом процессе государства. Этот элемент политической системы должен иметь легальные возможности влиять на процесс выработки политических решений в государстве и не ограничиваться гуманитарной миссией, направленной на исправление ошибок, допущенных правительством. Трудности российских трансформаций в социальноэкономической сфере нашли определенное отражение и в области политических отношений. В новой политической обстановке стали проступать прежние патримониальные черты, правда, уже в другой редакции. Появление новых экономических агентов в России показало, что крупные частные компании и коммерческие 68 Там же. – С. 37. 38 предприятия успешно достигают своих целей благодаря тому, что имеют рычаги воздействия непосредственно на государство, и могут не прибегать к помощи политических партий или общественных групп для продвижения своих интересов и оказания противодействующей силы органам государственной власти. Такое отсутствие автономности экономических интересов от власти и существенное влияние неэкономических факторов на политику ставит российское общество в один ряд с другими плюральными обществами. Именно поэтому при проведении дальнейших преобразований в нем необходимо было учитывать наличие таких факторов, как культурные, религиозные, этнические особенности нашего многонационального государства. Здесь же логично проявляется влияние демографического фактора на электоральный процесс в постсоветской России. Рост городского населения за счет приезжих из сельской местности стал одной из причин маргинализации советского общества, что впоследствии было «унаследовано» обществом российским. К середине 1980-х гг. доля городского населения превысила 72% и практически закрепилась на этом уровне вплоть до сегодняшнего дня. Согласно переписи населения, проведенной в 2002 г., в России горожане составляют 73,3% населения69. Процесс урбанизации прежде проходил в стране интенсивными темпами: в 1950 г. 43,1% населения проживали в городе70, в 1960 г. – 53,5%, в 1970 г. – 62,3%, в 1980 г. – 69,8%, в 1985 г. – 72%, в 1988 г. – 73,2%. Но начиная с конца 1980-х гг., рост практически прекратился. Как отмечают демографы, «в 1980-е гг. расселение 69 http://www.gks.ru/PEREPIS/ Российский статистический ежегодник. – М.: Госкомстат России, 1999. – С. 53. 70 39 РФ в целом вступило в стадию так называемого «интегрированного расселения», когда сети городского и сельского населения интенсивно взаимодействуют друг с другом и по существу сливаются воедино на основе стабильных и ежедневных трудовых, торговых, бытовых, культурных, рекреационных и других видов связи. … Расселение в целом из некогда сплошного (повсеместного) и равномерного трансформировалось в «пятнистое», город и село без преувеличений становятся «сообщающимися сосудами» 71. При этом скорее можно говорить о возросшем миграционном оттоке молодежи из села, что приводило к образованию маргинальных групп в городской среде буквально по классическому образцу. Этот образец предполагает миграцию сельского жителя в город в поисках работы. Перестав быть крестьянином, он пока не усвоил нормы городской жизни. Главным признаком такой маргинализации выступает разрыв социальных связей, причем «последовательно рвутся экономические, социальные и духовные связи» 72. При включении такого маргинала в новую социальную реальность эти связи восстанавливаются, но уже на новом уровне. В то же время, найдя свое место в профессиональнотрудовой сфере городского общества и перестав быть маргиналом в абсолютном смысле, этот человек еще надолго остается носителем социальной и духовной маргинальности. Такая привязка к «корням», «истокам» может сохраняться у человека всю жизнь и, более того, в определенной мере передается его потомкам. Считается, что только горожане третьего поколения в достаточной мере усваивают нормы Город и деревня в Европейской России: сто лет перемен: Монографический сборник. – М.:ОГИ, 2001. – С. 57. 72 Стариков Е.Н. Маргиналы / В человеческом измерении. Под ред. и с предисловием А.Г.Вишневского. – М.: Прогресс, 1989. – С. 180. 71 40 городской жизни и становятся истинными горожанами. Как отмечает Е.Н.Стариков, в 1988 г. таковых насчитывали «в среднем не более 15 процентов наших городов» 73, что означает преимущественно сельское происхождение большинства людей, живущих в российских городах. Полностью включиться в жизнь города им не позволяет отставание социальной инфраструктуры, призванной интегрировать их в новых условиях, и неразвитость механизмов установления горизонтальных социальных связей в обществе. В результате возникает своя маргинальная культура, «в рамках которой обломки сельских традиций переплетались с наспех усвоенными «ценностями» квазигородской «пиджинцивилизации»74. По большому счету именно эта группа населения сегодня в значительной мере определяет маргинальный облик российского избирателя, с трудом разбирающегося в политической жизни страны, игнорирующего выборы, относящегося с недоверием к партиям и представительным органам власти. Таким образом, еще при анализе первых российских выборов исследователями была выявлена значимость размежевания город-село, которое стало с тех пор традиционно использоваться при изучении результатов голосования в России 75. В настоящее время вряд ли можно говорить о преодолении сложившейся ситуации. Оппозиция город-село, как показали социальные волнения в январе 2005 г., по-прежнему сохраняют актуальность для современной России. Кроме того, в массе своей не пришло еще и время третьего поколения горожан, предки Там же. – С. 185. Там же. – С. 184. 75 См. Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Итоги голосования и электоральное поведение // Второй электоральный цикл в России (1999-2000). – М.: Издательство «Весь мир», 2002. – С. 160. 73 74 41 которых когда-то покинули свои деревни и села ради работы или учебы в городе. Именно преобразования в духовной сфере занимают наибольшее время. Так, по мнению Э.Стоунквиста, процесс «трансформации социального, психического и эмоционального аспектов личности» может занимать около 20 лет76. Таким образом, по самым приблизительным оценкам только поколение начала 2000-х гг. сможет качественно усвоить нормы и правила городской жизни. При этом, конечно, одним из самых важных факторов, влияющих на качество этих молодых российских горожан, станет внимание государства к воспитанию этого поколения, созданию необходимых условий для его духовного и интеллектуального развития. Необходимо также отметить, что начало трансформации российского общества оказалось связанным с проблемой территориального устройства нашего государства и характером отношений между регионами. Федеративным договором о разграничении предметов ведения полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами власти субъектов РФ, подписанном в Москве 31 марта 1992 г., была заложена юридическая основа федеративных отношений в современной России. На самом деле было подписано три документа: Договор о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами власти (соответственно) − суверенных республик в составе РФ, − краев, областей, городов Москвы и СанктПетербурга РФ, 76 Stonequist E.V. The Marginal Man. A Study in personality and culture conflict. New Jork: Russel & Russel, 1961. – P. 92-93. 42 − автономной области, автономных округов в составе РФ. И здесь следует заметить, что Договором уже изначально было заложено несоответствие в статусе и объеме полномочий субъектов РФ. Тремя основными актами Договора были заложены три типа субъектов Федерации: национально-государственный (республики), национально-территориальный (автономные области, автономные округа), административно-территориальный (края, области) 77. Таким образом, наибольший объем полномочий фактически получили республики как «суверенные государства». Договором было установлено, что «республики (государства) в составе Российской Федерации обладают всей полнотой государственной (законодательной, исполнительной, судебной) власти на своей территории, кроме тех полномочий, которые переданы (отнесены) в ведение федеральных органов государственной власти Российской Федерации в соответствии с настоящим Договором». Получается, что в компетенцию республик входили все социально-экономические вопросы и проблемы, не оговоренные в Договоре. Кроме того, «республики в составе Российской Федерации являются самостоятельными участниками международных и внешнеэкономических отношений, соглашений с другими республиками, краями, областями, автономными областями, автономными округами Российской Федерации, если это не противоречит Конституции и законам Российской Федерации, настоящему Договору. Координация международных и внешнеэкономических отношений республик в составе Российской Федерации осуществляется федеральными 77 Федерализм: Энциклопедия. – М.: Изд-во МГУ, 2000. – С. 589. 43 органами государственной власти Российской Федерации совместно с республиками в составе Российской Федерации». Отдельно оговорен статус природных ресурсов: «земля и ее недра, воды, растительный и животный мир являются достоянием (собственностью) народов, проживающих на территории соответствующих республик. Вопросы владения, пользования и распоряжения землей, недрами, водными и другими природными ресурсами регулируются Основами законодательства Российской Федерации и законодательством республик в составе Российской Федерации. По взаимной договоренности федеральных органов государственной власти Российской Федерации и органов государственной власти республик в составе Российской Федерации определяется статус федеральных природных ресурсов». Описанными возможностями не преминули воспользоваться республики при заключении двусторонних договоров с федеральным центром. В некоторых случаях в договорах выделяются вопросы исключительного ведения данного субъекта Федерации. Договор с Татарстаном, например, относил к таковым «правовое регулирование семейных и жилищных отношений»; договор с Кабардино-Балкарией — «здравоохранение, образование, культуру, физическую культуру и спорт республиканского уровня», а также социальную защиту населения; договор с Башкортостаном — «республиканские программы в области… социального и культурного... развития»; договор с Якутией — «развитие республиканской науки, образования, здравоохранения, социальной защиты населения». Однако возник ряд нюансов. В момент заключения первых договоров с субъектами РФ (с республиками Татарстан, Кабардино-Балкария и Башкортостан в 1994 г.) соответствующая 44 процедура не была должным образом регламентирована, многие их положения противоречили Конституции РФ и федеральному законодательству. Регулирующий договорную практику закон был принят только в 1998 г. Хотя заключение Федеративного договора ввело в правовое русло нормотворчество отдельных регионов и республик, направленное на так или иначе толкуемое “совершенствование федеративных отношений”, и позволило остановить начинавшийся в РФ “парад суверенитетов”, на уровне межрегиональных отношений появились свои маргиналы, регионы-реципиенты или дотационные субъекты Федерации. В них особенно остро уже на нынешнем этапе развития России стали проявляться проблемы социально-экономической маргинальности. Прежде всего это коснулось тех групп населения, социальная защита которых входит в круг полномочий не только федерального центра, но и регионов. Кроме того, поспешное формирование политической и экономической элиты регионов дало шанс некоторым группам прорваться в сферу управления и перераспределения, минуя необходимые ступени профессиональной и образовательной подготовки, что привело к пассивной маргинализации тех групп населения, которые имели другие социальные устремления, например, работать в области материального производства. 45 2. Если игра стала неинтересной или оборотная сторона дела Политический абсентеизм Доминирующей тенденцией в современной России стало пассивное отношение к политическому процессу, выразившееся в устранении от политического участия и безразличии к политике со стороны значительного количества россиян. Отсутствие активного интереса к политике оказалось связанным, с одной стороны, с нарастающей отчужденностью общества от власти, а с другой, с политической неграмотностью населения, незнанием и неумением пользоваться механизмами защиты своих интересов. Это становится основой политической маргинализации населения. Отношение маргинальных слоев к политике, как правило, характеризуется дистанцированностью от преобладающих течений. Отказ от участия в политической жизни общества может проявляться по-разному. С одной стороны, это стратегия активного неучастия, которая продиктована желанием выразить неудовлетворенность существующим соотношением политических сил путем отказа от участия в процессах принятия политических решений. Такая позиция может сопровождаться призывами к другим социальным группам отказать в поддержке существующим политическим силам. А с другой стороны, это стратегия пассивного неучастия вызвана апатией, деградацией социального статуса и социальной фрустрацией. Так, например, 14% россиян считает, что повлиять на власть не могут, а еще 52% затруднились ответить на вопрос: «Как именно, какими действиями граждане России могут 46 повлиять на власть, на решения, принимаемые властями?»78. Невысоко оценивают россияне и свои потенциальные возможности влиять на власть: 61% считают, что не имеют таких возможностей. Ситуация, когда мнение какого-либо индивида незначимо в политической жизни общества, приводит к чувству ненужности, самоизоляции, делает его политическим маргиналом. Поэтому в качестве основной конвенциональной формы проявления политических последствий маргинализации в современной России в группе пассивного отношения к политическому процессу рассмотрим политический абсентеизм. Политический абсентеизм является последствием социального недовольства в политической сфере и проявляется в форме отказа от участия в политической жизни общества. Наиболее ярко этот феномен предстает в период проведения выборов79. Именно поэтому политический абсентеизм чаще всего рассматривают как неучастие избирателей в голосовании при выборах кандидатов на должности в законодательные и исполнительные органы власти, а также неучастие в референдумах. По сути, это своего рода оборотная сторона права избирателя на добровольное участие в выборах. В избирательном законодательстве России в частности зафиксировано: «Участие гражданина Российской Федерации в выборах и референдуме является свободным и добровольным. Никто не вправе оказывать воздействие на гражданина Российской Федерации с целью Митинги, пикеты, демонстрации [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/d041510/ 15.04.2004. 79 Гудина Ю. В. Активность российских избирателей: теоретические модели и практика // Полис. – 2003. – № 1. – С. 112. 78 47 принудить его к участию или неучастию в выборах и референдуме …»80. Именно поэтому политический абсентеизм в полной мере относится к конвенциональной форме отношения к политическому процессу. Однако в условиях массовой маргинализации населения это явление заслуживает особого внимания, поскольку является прямым показателем степени утраты легитимности действующим политическим режимом и его активными сторонниками. Электоральная история современной России показывает, что интерес граждан к участию в выборах неуклонно падает. Так, на выборах депутатов Государственной Думы 2003 г. явка составила всего 55,75 % избирателей, включенных в списки, что на 4,74% ниже, чем на выборах 1999 г. 81. Динамика политического абсентеизма российских избирателей на парламентских выборах выглядит неутешительно. Приводимый ниже график показывает, что возрастает число тех, кто не ходит на выборы депутатов в Государственную Думу России. См.: ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» (ст. 3, п.3). 81 См.: Выборы во всем мире. Электоральная свобода и общественный прогресс. Энциклопедический справочник / сост. А. А. Танин-Львов. – М. : РОССПЭН, 2001. – С. 315–319. 80 48 % избирателей, не уч аств ов аших в голосов ании Вы боры в Государст венную Думу России 49,37 36,85 1993 1995 38,15 1999 44,25 2003 годы Составлено по 1) данным Федерального центра информатизации при ЦИК РФ (http://www.fci.ru). 2) Выборы во всем мире. Электоральная свобода и общественный прогресс: Энциклопедический справочник / Сост. А.А. Танин-Львов. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. Такая же тенденция наблюдалась и на выборах Президента РФ. На протяжении всей истории президентских выборов в современной России отказ избирателей участвовать в выборе главы государства становится все заметнее. 49 % избирателей, не уч астов ав ших в голосов ании Вы боры Президент а России 25,34 1991 30,28 1996 31,16 1996 31,26 2000 35,61 2004 годы Составлено по 1) данным Федерального центра информатизации при ЦИК РФ (http://www.fci.ru). 2) Выборы во всем мире. Электоральная свобода и общественный прогресс: Энциклопедический справочник / Сост. А.А. Танин-Львов. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. Конечно, как утверждают классики политической науки Г.Алмонд и С.Верба, демократия нуждается в некотором количестве пассивных людей82. Но ведь это утверждение верно лишь применительно к сбалансированной политической культуре, к странам с развитой системой представительства социальных интересов. В условиях, когда должна происходит «консолидация демократии» 83, формирование ее институтов, пусть даже с учетом их национальных особенностей, пассивность может стать губительной. Поэтому так важно выявить причины политического абсентеизма в современной России. См.: Almond G., Verba S. The Civic Culture Revisited. – Boston, 1980. См.: Linz J. J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation. – Baltimore&London, 1996. 82 83 50 Причины такой реакции на сферу политических отношений условно можно разделить на две группы. Во-первых, это общероссийский социально-экономический и политический контекст. Во-вторых, это особенности конкретной выборной кампании. Анализ неучастия избирателей в выборах разных уровней показал, что основной причиной является нерешенность ряда насущных проблем, зачастую связанных просто с выживанием в данных социальных условиях. Здесь важным критерием является уровень доходов и обеспеченность различных социальных групп современного российского общества. В опросах общественного мнения эта причина неучастия в выборах принимает форму ответа «хотел принять участие в голосовании, но не смог по причине занятости». И хотя такого рода абсентеистов опрометчиво называют «забывчивые граждане», их число достаточно велико: 35-50% тех, кто не пришел голосовать. При этом их «забывчивость» зачастую имеет весьма конкретные социально-экономические основания. К первой группе причин неучастия в выборах также относятся электоральная усталость и отсутствие мотивации к участию в выборах, вызванные состоянием разочарованности и недоверия политическим институтам. В данном случае политический абсентеизм усиливают отсутствие по-настоящему представительных партий с четкой и реализуемой политической программой и непредставленность интересов целого ряда групп российского общества, что отнюдь не способствует установлению стабильности в государстве. Как отмечают исследователи, реальный авторитет многих политических организаций у российских граждан крайне низок, 51 «их фактическая укорененность в народной среде пока что очень слаба» 84. Опросы общественного мнения фиксируют крайне низкий уровень доверия к политическим партиям. В 2003 г. лишь 5,7% опрошенных доверяли партиям и политическим объединениям85 и, как следствие, Государственной Думе (5%). Это напрямую связано с незначительной ролью, которую играют партии в жизни страны. Такого мнения придерживаются 49% респондентов, участвовавших в социологических опросах и интервью, проводившихся ФОМ 19-20 июня 2004 г. 86. Не доверяют россияне в массе своей и профсоюзам (уровень доверия колеблется около 20%87). 62% опрошенных ФОМ считают, что профсоюзы не защищают их интересы88. Причины недоверия основным политическим институтами и общественная пассивность россиян, как показали опросы общественного мнения, проведенные Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), кроются в нерешенности насущных проблем наших граждан – на это указали 44% респондентов – и уверенности в том, что их участие все равно ничего не изменит (43% опрошенных). Отказ от участия в выборах по последней причине указывает на такой вид Гордон Л. А. Общество недовольных // Полис. – 1998. – № 3. – С. 32–48. См.: Горшков М. К., Петухов В. В. Перспективы демократии в России: угрозы реальные и мнимые // Социс. – 2004. – № 8. – С. 23–33. 86 Мнения о партиях [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/d042509/ 24.06.2004. 87 См.: Горшков М. К., Петухов В. В. Перспективы демократии в России: угрозы реальные и мнимые // Социс. – 2004. – № 8. – С. 23–33. 88 Профсоюзы и их роль [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/d042512/ 24.06.2004. 84 85 52 абсентеизма, как абсентеизм безразличия89. На его долю приходится 10-15% от числа тех, кто не приходит на выборы. Таких абсентеистов нередко называют «фаталистами», уверенными в предрешенности результатов голосования без их участия. В связи с проблемой массовой отстраненности россиян от участия в политическом процессе отдельно хотелось бы отметить проблему политической маргинализации, проявляющуюся на институциональном уровне, а именно в межпартийной конкуренции. Здесь тоже есть свои маргиналы. После выборов в Государственную Думу 2003 г. стало понятно, кто оказался в окраинном положении. Это, прежде всего, правые политические силы. Конечно, в условиях трансформации, хотя и несколько затянувшейся, не все участники политического процесса имеют одинаковый вес при определении «правил игры». Однако «если на уровне политической элиты не удается достичь консенсуса относительно правил легитимации избирательной и партийной систем, то эти системы лишаются доверия и со стороны звеньев гражданского общества и отдельных граждан. В итоге будет возрастать число избирателей, не принимающих участия в выборах …» 90. В качестве еще одной причины неучастия в выборах называют распад прежних социальных связей и утрату прежних социальных статусов, что в контексте низкой эффективности работы политических институтов усиливает социальную фрустрацию. Как отмечает Ж.Т.Тощенко: «маргинальным Галкин А. А. О сенсации, которая не состоялась // Полис. – 2004. – № 1. – С. 7. 90 Елисеев С. М. Выйти из «Бермудского треугольника»: о методологии исследования посткоммунистических трансформаций // Полис. – 2002. – № 6. – С. 78. 89 53 группам присуща утрата ориентации на достижение комфорта своего социального положения»91. Похожее состояние, но только применительно к сфере политического участия, было названо американскими политологами Э.Мюллером и Т.Джукамом как “агрессивное политическое участие”92. В такой ситуации может наступить разрушение стабильности политических институтов, полная утрата доверия к ним, делегитимация режима. Именно поэтому усиление социальной фрустрации представляет опасность для государства. Немаловажной причиной низкого уровня политической активности в российском обществе является политико-правовой нигилизм93. Незнание и неумение пользоваться механизмами политической защиты своих интересов, безразличие к сфере политической жизнедеятельности общества, отсутствие представлений об избирательных процессах усиливают отчужденность общества от власти. Здесь особо следует отметить отстраненность российской молодежи от политики. 63% опрошенных в возрасте 18-29 лет не проявляют интереса к политике, а 81% исключают для себя возможность стать активистом какой-либо партии 94. Причины такой удаленности российской молодежи от политики связаны с Тощенко Ж. Т. Парадоксальный человек. – М. : Гардарики, 2001. – С. 103. 92 Цит. по: Макарычев А. С. Стабильность и нестабильность при демократии: методологические подходы и оценки // Полис. – 1998. – № 1. – С. 149–157. 93 Потякин А. А. Правовой нигилизм как вариант современного российского правосознания // Общество и политика: Современные исследования, поиск концепций / под ред. В. Ю. Большакова. – СПб. : Издво С.-Петерб. ун-та, 2000. – С. 342–360. 94 Аполитичная молодежь [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / А.С.Петрова ; Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/of040205/ 22.01.2004. 91 54 социальной дезориентацией и социальной неустроенностью этой группы населения. Низкий уровень культуры, вызванный негативным влиянием СМИ и отсутствием возможности образовательных учреждений закладывать у подрастающего поколения устойчивые социальные представления, оказывается тем фоном, на котором усиливается социально-политическая маргинализация. Вторая группа причин, вызывающая политический абсентеизм, связана с особенностями конкретной выборной кампании. Как правило, выделяют недоверие всем участникам соответствующих выборов, малоизвестность кандидатов, отсутствие настоящей соревновательности на выборах, предопределенность их результатов. Именно видимость предрешенности результатов выборов приводит к неуклонному снижению явки на президентских выборах. Тенденция явно усилилась с избранием В.В.Путина на пост Президента РФ в 2000 г. и его переизбранием в 2004 г. Усиление позиций «партии власти» на политической арене также отражается на активности избирателей. Если в 1995 г. был зафиксирован самый высокий процент явки на выборах в Государственную Думу (63%), что в достаточной мере объясняется заметной соревновательностью между прокремлевскими партиями и оппозицией, прежде всего, коммунистами, то на последующих парламентских выборах в 1999 г. и 2003 г. позиции «партии власти» становились более крепкими, а результаты выборов все более очевидными. Кроме того, коммунисты стали утрачивать позиции активных защитников левых идей. Эту эстафету подхватили многие другие партии. Решение вопросов социальной защищенности населения 55 опять осталось только на словах, а не на деле. Как следствие процент участвующих в выборах избирателей стал падать. Здесь необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что при сохранении тенденции неучастия в выборах может особенно остро встать вопрос о легитимности существующего режима. Наибольшие опасения здесь должно вызывать приближение к порогу легитимности, т.е. к тому уровню участия избирателей, при котором выборы считаются состоявшимися. И если для выборов депутатов ГД заранее был сделан задел (выборы в ГД считаются состоявшимися при явке в 25%)95, учитывающий особенности политической культуры россиян в переходный период, при котором население России в целом с недоверием относится к партиям и партийному строительству, то на президентских выборах наблюдается отрицательная динамика. Согласно избирательному законодательству России для того, чтобы выборы на должность Президента России считались состоявшимися, в них должны принять участие более 50% зарегистрированных избирателей 96. Однако на президентских выборах 2004 г. явка избирателей опустилась до рекордно низкой в постсоветский период отметки в 64%. Не последнюю роль в снижении интереса населения и его вовлеченности в политический процесс в форме участия в выборах сыграет отмена выборов глав исполнительной власти субъектов РФ, а также отмена возможности голосовать на выборах против всех кандидатов и партийных списков. При такого рода условиях возрастает вероятность использования потенциала политического абсентеизма в неконвенциональной См.: ФЗ «О выборах депутатов Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации» (ст. 82, п. 4). 96 См.: ФЗ «О выборах Президента Российской Федерации» (ст. 76, п. 4). 95 56 форме, в целях оппозиционных политических сил и радикально настроенных политических организаций97. Именно поэтому актуальной остается проблема институционализации политической жизни в России. Электоральный протест В современной России институционально оформленными и потому конвенциональными проявлениями явного несогласия с характером политического процесса и конкретными событиями общественной жизни предстают такие явления, как голосование на выборах «против всех», поддержка избирателями маргинальных партий, участие в работе этих партий, поддержка при создании таких партий, обращение в органы власти. Все эти формы конвенциональных проявлений маргинализации в политике образуют группу активного отношения к политическому процессу. Активное неприятие главных политических сил или политического процесса в целом характеризует весьма немногочисленную группу россиян по сравнению с теми, кто полностью не участвует в политической жизни страны, включая выборы. Эти граждане своими действиями выражают недовольство проводимым политическим курсом, но делают это либо подчиняясь логике электорального процесса, либо реагируя законными способами в момент возникновения ситуации, затрагивающей их интересы. Именно поэтому в рамках группы активных форм конвенциональных проявлений маргинализации в Казанцев А. А. Три сценария «цветной» революции в России (Моделирование сетевой динамики российской политии) // Полис. – 2006. – № 1. – С. 45–66. 97 57 политической сфере были выделены две подгруппы: электоральная и ситуативная. Электоральные формы связаны непосредственно с избирательным процессом. Учитывая специфику рассмотрения конвенционального отношения к политическому процессу в условиях маргинализации, в эту группу вошли такие формы, как голосование на выборах «против всех», поддержка избирателями маргинальных партий, участие при создании и работе этих партий. Голосование «против всех» – это особый тип голосования, мотивами которого служат сильное недовольство властями или одним из кандидатов, ходом избирательной кампании, общая неудовлетворенность социальной ситуацией, вызванные различными фрустрациями. Такая форма отношения к процедуре выборов характерна для избирателей, у которых на момент голосования отсутствуют или слишком слабы позитивные мотивы участия в выборах. Голосование «против всех» отличается низкой эмоциональной устойчивостью, низкой рациональностью мотивов, повышенной чувствительностью к любым сильным воздействиям агитации. Поэтому избиратели, настроенные на такое голосование, часто становятся легким объектом манипулирования, особенно со стороны маргинальных политических сил. Причины голосования «против всех» могут носить общеполитический характер и быть связаны с недоверием, существующим в данном регионе или в стране, органам власти в целом, самой системе власти. Это может быть свидетельством недовольства конкретной социально-экономической политикой и связано в целом с общими социально-экономическими 58 условиями, падением доходов, с ростом тарифов, в частности, на коммунальные услуги и так далее. Нередко причины голосования против всех носят конкретный электоральный характер. Как отмечают некоторые эксперты 98, именно голосование «против всех» дает возможность гражданскому обществу выразить свой протест против несправедливого снятия какого-либо из кандидатов на выборах или недопущения его к участию в выборах. Это в некотором смысле последняя лазейка, последний шанс для избирателя выразить неудовольствие тем, как идет кампания в принципе. Потому что, если эту возможность убрать, то у населения останется единственный способ электорального протеста – политический абсентеизм. Соответственно, именно голосование «против всех» дает возможность даже тем избирателям, у которых на этих выборах нет своего кандидата, нет своей партии, все равно прийти на избирательный участок. До сегодняшнего дня в России наблюдалась следующая динамика голосования «против всех» на выборах федерального уровня. % избирателей, проголосов ав ших против в сех Вы боры в Государст венную Думу России 4,7 4,22 2,83 1993 1995 3,36 1999 2003 годы Кынев А. Голосование «против всех» – последний оплот демократии? [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.democracy.ru/article.php?id=292 98 59 % избирателей, проголосовавших против всех Вы боры Президент а России 4,88 3,45 1,96 1,56 1,9 1991 1996 1996 2000 2004 годы Составлено по 1) данным Федерального центра информатизации при ЦИК РФ (http://www.fci.ru). 2) Выборы во всем мире. Электоральная свобода и общественный прогресс: Энциклопедический справочник / Сост. А.А. Танин-Львов. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001. В целом голосование «против всех» на федеральном уровне никогда не было значимым фактором. А те небольшие всплески такого голосования, которые наблюдались на последних парламентских и президентских выборах, оказались малозаметными проявлениями недовольства отсутствием на них реальной соревновательности и альтернативности. Гораздо ярче это недовольство проявилось на региональных и муниципальных выборах. Статистика региональных выборов продемонстрировала потенциал россиян в голосовании «против всех». Специфика протестного электората таких субъектов РФ как Приморский край, Свердловская, Ростовская, Воронежская, Нижегородская области и др., стала тому подтверждением. В Приморском крае в 2001 г. во втором туре губернаторских выборов решением Приморского краевого суда от участия в выборах был отстранен В.И.Черепков, и во втором туре приняли 60 участие С.М.Дарькин и Г.В.Апанасенко. В.И.Черепков призвал своих сторонников голосовать «против всех» и обратился к президенту РФ В.В.Путину с просьбой вмешаться в сложившуюся ситуацию, но существенного влияния на ход выборов он уже оказать не мог. В.В.Путин на просьбу отстраненного кандидата не отреагировал, Центризбирком РФ также не стал вмешиваться в приморские предвыборные истории. В результате при явке в 36% кандидат «против всех» занял второе место, набрав 33,71% поданных голосов и обойдя претендента на пост губернатора Г.В.Апанасенко (24,28% голосов). На втором месте кандидат «против всех» оказался и в Ростовской области в 2001 г. также на выборах губернатора области, правда, с более низким результатом – 12,68% (самый большой показатель протестного голосования был отмечен в Новочеркасске: против всех проголосовали 25,55% жителей этого города). Победивший на выборах В.Ф.Чуб получил 78,11% голосов, а его «конкурент» П.Я.Волошин – всего 7,34%. Причиной роста протестного голосования можно считать отказ Облизбиркома Ростовской области зарегистрировать Л.А.Иванченко в качестве кандидата на пост губернатора. Поводом послужили факты фальсификации подписных листов. Приведем еще в качестве примера Нижегородскую область. В 2001 г. в первом туре губернаторских выборов при явке в 37,31% голосование против всех кандидатов составило 8,17%, причем в Нижнем Новгороде – 11,55%. Уже во втором туре против всех проголосовали 10,42% избирателей, участвовавших в выборах. Таким образом, на региональном уровне достаточно остро встала проблема протестного голосования. По сути, основным 61 конкурентом лидеру избирательной гонки, в подавляющем большинстве случаев имеющему административную поддержку, стал кандидат «против всех». Такое положение дел вызывало растущее раздражение у руководителей разного уровня, потому что голосование «против всех» напрямую показывало растущий негативизм граждан по отношению к политической элите и проводимому ею курсу. Преодолеть проблему такого типа голосования было решено не за счет превращения выборов в действительно альтернативные, честные, состязательные для представителей от различных социальных групп, а путем исключения возможности для избирателей голосовать «против всех». При активной поддержке «партии власти», считающей наличие в избирательном бюллетене графы «против всех» историческим пережитком, 12 июля 2006 г. Президент России подписал федеральный закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части отмены формы голосования против всех кандидатов (против всех списков кандидатов)». Как результат такого решения возможен рост политического абсентеизма и усиления радикальных политических организаций. В то же время сторонники отмены графы «против всех» в избирательных бюллетенях предполагают, что активность протестного электората не трансформируется в политическую апатию, а будет направлена на поддержку конструктивной оппозиции. Тем самым предпринимается попытка сделать участие избирателей в выборах более продуктивным для развития партийной системы в стране. 62 3. Альтернативные механизмы волеизъявления граждан Обращения к Президенту В качестве ситуативной формы конвенциональных проявлений политических последствий маргинализации в современной России рассматриваются обращения граждан в органы власти. Такая форма общения членов российского общества с государством предусмотрена Конституцией РФ (статья 33), где зафиксировано, что «граждане Российской Федерации имеют право обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы и органы местного самоуправления». Это в полной мере соответствует признакам конвенциональности в сфере политических отношений. В то же время анализ обращений Президенту России (в Администрацию Президента РФ) и в Государственную Думу показал, что абсолютное большинство писем поступает от граждан, затронутых процессом маргинализации. Так, например, за период весенней сессии 2006 г. отделом по работе с обращениями граждан приемной Государственной Думы была рассмотрена пятьдесят одна тысяча (51000) обращений99. Авторами большинства из них были инвалиды, пенсионеры, ветераны войны и труда, работники бюджетной сферы, агропромышленного комплекса, военнослужащие и военные пенсионеры. Здесь и далее: Костин А. М. Об обращениях, рассмотренных отделом по работе с обращениями граждан (приёмной Государственной Думы) Управления по связям с общественностью и взаимодействию со СМИ [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.duma.gov.ru/ 99 63 Поступившая корреспонденция затрагивала широкий круг проблем социально-экономической политики, деятельности органов государственной власти и местного самоуправления, а также вопросы религии, национальной политики, обеспечения правопорядка и природоохранной сферы. Наибольшее количество обращений (63%) касалось вопросов социальной сферы. В них звучала критика в адрес государственной социальной политики, содержались жалобы на низкие размеры заработной платы работников бюджетных отраслей, пенсий по старости и инвалидности. Выражалась озабоченность по поводу роста цен на продукты питания, товары первой необходимости, тарифы и услуги в жилищнокоммунальной сфере, на транспорте. Две трети почты касались пенсионного обеспечения граждан. Пожилые люди критиковали действующий порядок начисления пенсий, размер которых в большинстве случаев не обеспечивает, по их словам, «даже жизненно важных потребностей». Одной из ключевых тем стала реализация Федерального закона от 22 августа 2004 г. № 122-ФЗ, предусматривающего замену льгот денежными компенсациями. В наиболее уязвимом положении, по мнению обращающихся в ГД, оказались инвалиды. Среди почты по проблемам бюджетной сферы наиболее заметными были обращения, затрагивающие отдельные аспекты реформирования здравоохранения и образования. Основной акцент был сделан на необходимости повышения уровня оплаты труда в данных отраслях. Достаточно большая часть вопросов затрагивала жилищные проблемы. Указывалось на неразработанность механизмов обеспечения жильем малоимущих слоев населения; также в связи 64 с резким ростом цен на жилье был сделан акцент на необходимость усиления контрольных функций исполнительных органов власти за ценообразованием в строительной отрасли. В каждом седьмом письме обращалось внимание на острейшие проблемы в части обеспечения военнослужащих и военных пенсионеров жильём. Авторы настаивали на принятии соответствующих правовых актов, гарантирующих военнослужащим и гражданам, уволенным в запас или вышедшим в отставку, право на получение жилья, в том числе, на отселение из закрытых военных городков. Вторым по частотности упоминаний был блок вопросов, касающийся государственного управления и конституционных прав граждан (18% обращений). Здесь авторы обращений в ГД указывали на недостаточно эффективную организацию работы органов местного самоуправления. В частности, отмечалось, что работа местного самоуправления сегодня во многом тормозится из-за нехватки средств в местных бюджетах. Наиболее массовый характер имели письма и телеграммы с требованием к Государственной Думе снять с рассмотрения проект закона «О персональных данных», направленный, по мнению граждан, на ограничение их прав и свобод. Кроме того, авторы считают, что централизация персональных данных увеличивает риск для физических лиц недобросовестного использования персональных данных, включая криминальные цели. Третий блок проблем, поднятых в обращениях граждан в ГД, касался обеспечения правопорядка и деятельности правоохранительных органов (10% всех обращений). В каждом десятом письме, рассмотренном отделом в весеннюю сессию, затрагивались эти проблемы. Более 35% писем касались работы прокуратуры и судов. В них указывалось на 65 неудовлетворительную, по мнению заявителей, подготовку дел к рассмотрению, неэффективный надзор вышестоящих судов за соблюдением законности судами первой инстанции, приводились факты длительного и необоснованного откладывания судебных заседаний. С просьбами о пересмотре уголовных и гражданских дел обратилась одна тысяча семьсот (1700) граждан. И, наконец, нельзя не отметить тот факт, что каждое четвёртое обращение в ГД содержало просьбу об индексации и выплате денежных вкладов населения, размещённых до 1 января 1992 года в учреждениях Сбербанка России. Анализ обращений граждан к Президенту России за тот же период, что и в Государственную Думу показал, что проблематика, затронутая в корреспонденции, направляемой в эти две инстанции, не столь различна. Попробуем выделить, согласно отчетам Управления по работе с обращениями граждан Администрации Президента РФ100, основные проблемные темы, вызывающие наибольшую обеспокоенность граждан. Каждое десятое письмо посвящено жилищным вопросам. Обращается внимание руководства страны на неэффективность принятых региональных программ обеспечения жильем молодых семей, высказывается несогласие с методами реализации жилищной реформы, которая ущемляет интересы значительной части населения, учитывая рост тарифов на коммунальные услуги и оплату жилья. По мнению обращающихся, структуру управления ЖКХ следует изменять поэтапно, предварив ее приведением всего жилого фонда и коммуникаций в соответствие с нормами технической эксплуатации. Признается необходимым Отчеты Управления по работе с обращениями граждан Администрации Президента РФ [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://president.kremlin.ru/sdocs/ppmail.shtml/ 100 66 установить ограничение размера тарифов на коммунальные услуги до 10% совокупного дохода семьи, оставить в муниципальной собственности объекты коммунального тепло- и водоснабжения, отменить ограничение сроков проведения бесплатной приватизации и деприватизации жилья, сохранить натуральные льготы на услуги ЖКХ. Целый ряд писем был посвящен проблеме защиты прав инвесторов-застройщиков. В коллективных обращениях соинвесторов строительства многоквартирных домов, в том числе принятых на собраниях и митингах, сообщается, что при попустительстве местных органов власти тысячи граждан остались без жилья и денег, вложив собственные средства в недобросовестные фирмы. Авторы писем просят на федеральном уровне выработать меры по упорядочению деятельности строительных компаний, по защите прав инвесторовзастройщиков и возмещению причиненного им вреда. Низкий уровень заработной платы указывался во многих обращениях, но, прежде всего, в корреспонденции от работников станций скорой помощи, учреждений дошкольного образования, почтовых отделений, особенно сельской местности. В ряде писем отмечается сложившаяся серьезная диспропорция в заработной плате медицинского персонала, вызванная реализацией национального проекта «Здоровье». В значительном числе обращений указывается на недостаточное пенсионное обеспечение граждан. Основная проблема заключается в неадекватной индексации пенсий в условиях роста цен на продукты ежедневного потребления. Для некоторых категорий пенсионеров, например, бывшие шахтеры, работники гражданской авиации, предлагается повысить пенсии с учетом сложности труда. 67 Среди обращений достаточно много писем от инвалидов. В качестве основных проблем в них указывается снижение уровня социальной защищенности этой категории населения. Ситуация усугубляется еще тем, что квотирование рабочих мест для инвалидов практически повсеместно не соблюдается, а местные власти не создают необходимых условий для обеспечения занятости инвалидов. Значительное внимание было уделено проблемам российской науки и реформе научной сферы. В целом ряде обращений отмечалось, что необходимо усилить социальную защиту ученых в условиях модернизации Российской академии наук, увеличить финансирование научной сферы в целом, пересмотреть проекты существенного сокращения численности работников научных подразделений с тем, чтобы сохранить научный потенциал России. Причины такой формы конвенционального отношения к политическому процессу, как обращения в органы власти, в условиях широкой маргинализации российского общества связаны, прежде всего, с отсутствием каналов артикуляции общественных интересов и их эффективного представительства, а также с отстраненностью от процесса принятия решений представителей различных социальных групп, особенно тех, которые испытывают на себе процесс маргинализации. Как видно из анализа обращений в Государственную Думу и Администрацию Президента России, большинство из них поступает от пенсионеров, инвалидов, безработных, одиноких матерей, малообеспеченных семей, члены которых работают в бюджетной сфере. Помимо конкретных просьб представители вышеуказанных категорий граждан обращают внимание на отсутствие действенного механизма защиты их интересов в целом. 68 Кроме того, значительное количество обращений в органы власти федерального уровня объясняется неэффективностью реализации государственных решений на местах. Это связано не только с проблемами организации государственного управления на региональном уровне или результативности муниципального управления, но и с непроработанностью ряда вопросов государственной политики, направление развития которых задает федеральный центр. С этим, очевидно, связаны сложности реализации некоторых национальных проектов, в частности в области здравоохранения, образования, предоставления доступного жилья. Исходя из обозначенных выше причин, гражданам проще обращаться напрямую в органы исполнительной и законодательной власти федерального уровня. Но и здесь есть свои особенности. Большее количество обращений от граждан приходит в Администрацию Президента РФ, чем в Государственную Думу. Причина заключена в существенной роли, которую играет исполнительная власть всех уровней, а федерального – в особенности, в российском обществе. Тем более, что целый ряд обращений граждан берется Администрацией Президента РФ на контроль и по этим обращениям принимаются конкретные решения. Так, в течение 2005 г. взято на контроль более 26 тысяч обращений, что на 3 тысячи больше, чем в 2004 г. По каждому шестому контрольному обращению были приняты положительные решения, а по каждому третьему были приняты меры к частичному удовлетворению просьб заявителей 101. О работе с обращениями граждан в 2005 году [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://president.kremlin.ru/sdocs/ppmail.shtml/ 101 69 Учитывая вышеназванные обстоятельства, есть все основания предполагать, что обращения в органы власти, прежде всего исполнительной, пока остаются одним из наиболее действенных механизмов решения проблем как отдельных граждан, так и целых коллективов, акцентирования внимания руководства государства на проблемных областях развития страны. Это предположение в целом подтверждается статистикой обращений в Администрацию Президента России. Как отмечается в докладе Управления по работе с обращениями граждан Администрации Президента РФ, в 2005 г. рассмотрено свыше 859 тысяч обращений российских и иностранных граждан, что на 155 тысяч больше, чем в 2004 г. Более того, по итогам 2005 года документооборот, связанный с обращениями граждан, резко возрос и составил 9029804 единицы документов, что по сравнению с 2004 г. означает троекратный рост102. Другие способы достучаться до власти Неконвенциональное участие – незаконное либо противоречащее общепринятым политическим нормам поведение. Оно проявляется в формах несанкционированного протеста, в неповиновении государственной власти. К подобным акциям граждане прибегают в тех случаях, когда отсутствуют институциональные каналы выражения их интересов или традиционные формы участия оказываются неэффективными, а сами люди испытывают недоверие к политической системе. То есть, граждане демонстрируют протестное поведение, если традиционное политическое поведение оказывается неэффективным, либо если необходимо привлечь внимание О работе с обращениями граждан в 2005 году [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://president.kremlin.ru/sdocs/ppmail.shtml/ 102 70 общественности и властей к какому-либо событию. Стимулом активности являются социальные проблемы, осознаваемые субъектом как несоответствие обыденной жизни собственным потребностям. Определяющим импульсом выступают показатели социального самочувствия и социальные ожидания людей. Неконвенциональные формы воздействия на политический процесс подразделяются на ненасильственные и насильственные. К первым можно отнести митинги и марши протеста против какихлибо действий официальной власти, пикеты, сидячие забастовки в общественных местах и под окнами правительственных зданий, перекрытие транспортных магистралей. Эти действия могут осуществляться с нарушением действующего законодательства. Сознательный отказ подчиняться законам, проведение несанкционированных акций протеста, прекращение всякой деловой активности – все эти действия объединяются названием «гражданское неповиновение». Существует и более дробная классификация. Традиционно отождествляя неконвенциональное воздействие на сферу политики с протестом, в политологии выделяют три его основных вида: ненасильственное легитимное воздействие (демонстрации, митинги, пикеты, бойкоты, захват зданий и т.д., не связанные с нарушением действующего законодательства); ненасильственное иллегитимное воздействие («гражданское неповиновение», когда граждане по морально-политическим мотивам избегают выполнять законы, но не применяют по отношению к представителям власти насилие); насильственное воздействие (охватывает спектр действий от бунтов до покушений на жизнь людей)103. Таким образом, далеко не всякие Баталов Э. Я. Политическая культура современного американского общества. – М. : Наука, 1990. – С. 216. 103 71 акции протеста достигают результата, более того, они могут перерасти в формы конфронтации с использованием насилия. Подробный анализ и определение форм политического насилия как неконвенционального способа воздействия на политический процесс предлагают А.В.Дмитриев и И.Ю.Залысин104. Рассматривая только внутригосударственное насилие, они приводят следующую типологию. 1. Бунт – это неорганизованные локальные волнения, носящие коллективный характер. Бунты возникают стихийно как непосредственная реакция на какие-то провоцирующие события. Современные бунты относительно непродолжительны. Они длятся от нескольких часов до нескольких дней, ограничены небольшими территориями (как правило, размерами населенного пункта – города, поселка и т.д.). Чаще всего бунты выливаются в уличные беспорядки. Однако они могут охватывать и производственные единицы, культурные и образовательные центры и т.д. Акты насилия, совершаемые в ходе бунтов, имеют беспорядочный характер, сопровождаются разрушением собственности (транспортных средств, зданий и т.д.), грабежами и нападениями на лиц, зачастую выбранных случайно. Бунты могут возникать как на социально-экономической основе, так и на основе этнических, религиозных, расовых конфликтов. Бунты могут не иметь четко обозначенных политических целей и, как правило, не являются выступлениями против существующего политического строя в целом. Бунты – это форма проявления демонстрационного насилия, т.к. их участники стремятся главным образом выразить свое Дмитриев А. В., Залысин И. Ю. Насилие: социо-политический анализ. – М. : РОССПЭН, 2000. – С. 41–57. 104 72 недовольство, негодование, ненависть и другие эмоции по поводу тех или иных событий, действий властей 105, а не добиться какихто конструктивных результатов. 2. Столкновения между политическими группировками как форма насилия характеризуются рядом отличий от таких разновидностей насилия, как бунт, гражданская и партизанская войны. Как и бунт, политические столкновения имеют коллективный характер, но редко достигают масштаба и интенсивности, присущих гражданской и партизанской войнам. В отличие от бунта, внутренних войн, столкновения политических группировок, как правило, не направлены против властей. Однако они всегда вызывают их вмешательство с целью наведения порядка. Участники столкновений не являются субъектами государственной власти, хотя некоторые из них могут занимать проправительственные позиции. Они могут происходить на социально-классовой, этнической или религиозной основе, сопровождать избирательные кампании, митинги, демонстрации, забастовки и т.д. Толчком к столкновениям служат какие-то политические события, индивидуальные стычки между представителями враждебных группировок. Столкновения могут иметь как демонстрационный (открытое выражение неприязни к оппонентам, их дискредитация), так и инструментальный характер (ослабление позиций противников). 3. Восстание – это форма политического насилия в виде массового вооруженного выступления с целью осуществления изменений во властных отношениях. Поскольку восстания являются одним из средств осуществления социальных См., напр.: Макаркин А. Бунт с оранжевым оттенком // Россия в глобальной политике. – 2005. – № 2. – С. 16–22. 105 73 революций, они могут либо предшествовать, служить толчком процессу революционных преобразований, либо происходить в ходе политического противоборства, связанного с завоеванием или сохранением государственной власти. Восстание – это разновидность организованного насилия. В отличие от бунта оно всегда имеет руководящие структуры, пытающиеся направлять действия масс в соответствии с определенным планом. Восстания различаются по территории распространения. Так, они могут охватывать отдельные населенные пункты или целые регионы страны. 4. Гражданская война – это крупномасштабное вооруженное противоборство за обладание политической властью между общественными группами в рамках одного государства. Гражданская война представляет собой организованную борьбу, которую ведут главным образом регулярные вооруженные силы (правительственные войска, крупные вооруженные отряды оппозиции, проправительственных группировок), действующие на постоянной основе и имеющие определенную военную дисциплину, организацию и т.д. Это позволяет противникам проводить широкомасштабные военные операции с использованием различных видов вооружений. Гражданские войны предполагают деление территории страны на части, контролируемые противоборствующими сторонами. Поскольку гражданские войны являются результатом глубинных противоречий в обществе, носят широкомасштабный и продолжительный характер, они оказывают значительное воздействие на экономику и социокультурную среду стран, их переживших106. Посадский А. В. Гражданская война в России под углом зрения политической конфликтологии // Полис. – 2002. – № 3. – С. 72. 106 74 5. Партизанская война – это вооруженная борьба против правительства, которую ведут немногочисленные отряды оппозиционеров, имеющие постоянные места дислокации на небольшой части территории страны. На этой территории, защищенной определенными естественными преградами (горы, лес и т.д.), партизаны имеют свои опорные пункты, базы. Партизанские действия отличаются особой тактикой107. Она состоит в периодических нападениях на противника (засады, налеты) без открытого и масштабного столкновения с ним. Цели партизанской войны заключаются в том, чтобы малыми силами с помощью саботажа, диверсий, внезапных нападений нанести максимальный материальный и моральный ущерб противнику. Таким образом, партизанская война как особая форма насилия сочетает в себе демонстративные и инструментальные способы воздействия. 6. Переворот – это захват власти относительно небольшой группой заговорщиков. Эта группа может состоять из высокопоставленных лиц, представляющих ближайшее окружение свергаемого главы государства, или возглавляться самим главой государства, стремящимся расширить свои полномочия. Независимо от степени непосредственного участия военных в организации переворота, заговорщики всегда стремятся заручиться поддержкой силовых структур (армии, службы безопасности, полиции). Это объясняется тем, что они либо не хотят, либо не могут опереться на массовую поддержку населения (демонстрации, стачки, восстания) в момент переворота. Хотя перевороты не являются массовой формой насилия, их руководители стремятся добиться поддержки народа после того, как власть захвачена. Для Малашенко А., Тренин Д. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России / Моск. Центр Карнеги. – М. : Гендальф, 2002. – С. 244. 107 75 этого используются различного рода популистские меры, пропагандистские кампании. Государственные перевороты, как правило, непосредственно не связаны с широкомасштабными насильственными действиями. Но с другой стороны, государственный переворот в ряде случаев является результатом массовой насильственной конфронтации в обществе, служит реакцией на острые внутриполитические конфликты. 7. Терроризм – это метод политической борьбы, который состоит в систематическом применении ничем не ограниченного, не связанного с военными действиями физического принуждения, имеющего целью достижение определенных результатов путем устрашения политических противников. Следовательно, политический терроризм рассчитан на демонстрационный эффект, морально-психологическое воздействие на оппонентов. Для этого совершаются террористические акты: убийства политических деятелей, высших чиновников, военнослужащих или рядовых граждан, захваты заложников, осуществляются взрывы, нападения на банки, склады оружия, угоны самолетов и т.д. В террористическом акте, как справедливо отмечают некоторые исследователи108, следует различать непосредственный объект (жертву) и отдаленный объект, влияние на который является конечной целью деятельности террористов. Поскольку прямой объект действия террористов является лишь средством запугивания определенных политических противников, терроризм См., напр.: Терроризм в современной России: состояние и тенденции («круглый стол») // Социс. – 2001. – № 5. – С. 3–11; Федотова В.Г. Терроризм: от старого к новому // Философские науки. – 2003. – № 2. – С. 5–26; Петров К.Е. Структура концепта «терроризм» // Полис. – 2003. – № 4. – С. 130–141. 108 76 носит беспорядочный и неограниченный характер, т.е. он может быть направлен на любого индивида или группу, независимо от их «виновности» или «невиновности». В нашей стране «взрыв» различных форм политической активности наблюдался в конце 1980-х – начале 1990-х гг. Это дало основание исследователям-обществоведам отметить тот факт, что в России протестное участие носит выраженный неконвенциональный характер, т.е. политические действия не соответствуют законным и традиционным нормам режима (захваты зданий, забастовки, несанкционированные митинги и демонстрации, применение физической силы по отношению к политическим противникам). Политические события октября 1993 года в значительной мере соответствовали выше приведенным характеристикам переворота, сопровождавшегося и другими формами неконвенционального поведения, например, захват сторонниками Парламента РФ здания телецентра «Останкино». В российской действительности с началом проведения силовых операций в Чечне ярко проступили контуры такой формы политического насилия, как терроризм. Цели его носят вполне политический характер и явно предполагают дезинтеграцию политической системы России в целом. В самой же Чечне выступающие против федерального центра силы явно прибегают к тактике партизанской войны109. Следует отметить и еще одну составляющую потенциала политического насилия в современной России. Это столкновение между молодежными политическими группировками. И хотя в настоящее время можно говорить лишь о единичных таких случаях, необходимо учитывать общий аполитичный настрой Малашенко А., Тренин Д. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России. – М. : Гендальф, 2002. – С. 136. 109 77 российской молодежи, на фоне которого стремление ряда политических сил все-таки вовлечь молодежь в активную политику может оказать определенный поляризующий социальный эффект. Однако чаще, чем политическое насилие, ощущение ненужности государству, неуверенности в завтрашнем дне, неуспеха и недоверия происходящему выливается в открытые формы протестного поведения в виде забастовок, митингов, пикетов. Можно выделить четыре группы факторов, 110 обусловливающих такие формы протеста . Это экономические, политические, информационные и социальные факторы. Под экономическими подразумеваются факторы, непосредственно влияющие на материальное положение людей: размер их заработной платы и задолженность предприятий по ее выплате, а также общий рост цен. Политические факторы предусматривают активность отдельных партий и движений, политических и профсоюзных лидеров, которая может существенным образом повлиять на протестный потенциал населения. Как пишет Ю.Левада, «главная проблема массового недовольства и протеста – это проблема использования ее различными организованными силами «элитарного» происхождения. То, что принято было называть «борьбой за массы», по сути дела, всегда и везде сводилось к конкуренции за использование массового недовольства в интересах определенной элитарной группы»111. Стребков Д.О. Экономические детерминанты протестного поведения населения России // Экономическая социология. – 2000. – Т. 1, № 1. – С. 48–49. 111 Левада Ю. Массовый протест: потенциал и пределы // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. – 1997. – № 3. – С. 12. 110 78 Информационное воздействие – это воздействие на людей со стороны средств массовой информации. Очень часто газеты, радио и телевидение преподносят факты в искаженном виде, сгущая краски, нагнетая массовую истерию, ловко манипулируя общественным мнением112. Наконец, последняя группа переменных охватывает такие явления, как безработица, преступность, национальные конфликты и т.п., дающие нам представление о социальной стабильности в обществе. В современной России протестное движение зародилось на рубеже 1980–1990-х годов. В первые перестроечные годы население страны ожидало быстрых и ощутимых перемен во многих областях жизни и, прежде всего, самых насущных. При этом наряду с ростом ожиданий, происходила политизация массового сознания. В июне 1991 года доля тех, кто «очень интересовался» или «интересовался» политикой составляла 87%. Нарастал разрыв между первоначальными ожиданиями и ухудшением положения дел в реальности. Это, в свою очередь, привело к явлениям фрустрационного порядка и нарастанию активности участия в различных формах политического протеста. Пик последнего приходился на период 1990-91 гг. В идеологическом плане протестная активность в большей степени была сопряжена с ценностями либерального, антисоциалистического порядка113. В последующие годы наблюдался процесс падения интереса широких слоев населения к феномену политики в целом, который, в свою очередь, сопровождался уменьшением протестной активности. Климов И.А. Протестное движение в России: взаимная обусловленность стратегий сторон // Полис. – 1999. – № 1. – С. 148–161. 113 Назаров М.М. Политический протест: опыт эмпирического анализа // Социс. – 1995. – № 1. – С. 47–59. 112 79 За 1990-е годы протестное поведение, наряду с другими формами политического участия (за исключением выборов), не только не развивалось, но и сократилось в сравнении с ситуацией пика перестройки, т.е. с концом 1980-х годов 114. В 1995 г. В.Бойков предполагал, что причины такой пассивности населения следует искать в его субъективной реакции на изменение своего социального положения: несмотря на снижение реальных доходов, распределение самооценок уровня жизни не ухудшилось 115. Возможно, все дело в том, что в настоящее время в обществе отсутствуют четко выраженные, оформленные политические интересы и партийные преференции. Все чаще причиной недовольства в форме неконвенционального политического участия становятся экономические проблемы. В 2000-е гг., как отмечают социологи из ФОМ, протестные настроения характеризуются настороженностью и одновременно ожиданием партнерства со стороны власти. Вместе с тем, сохранилось «пассивное» или «фоновое» недовольство, выразившееся, например, в отношении некоторых социальных групп к переписи населения (протест был не очень распространенным, но четко выраженным мотивом неучастия в переписи). Акции протеста стали больше носить предметный характер, т.е. были привязаны к определенным проблемным ситуациям: принятие нового трудового кодекса, реформа ЖКХ, проблемы с отоплением или заменой льгот денежными компенсациями. Зоркая Н. Политическое участие и доверие населения к политическим институтам и политическим лидерам // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. – 1999. – № 1. – С. 24–27. 115 Бойков В.Э. Социально-политические факторы развития российского общества // Социс. – 1995. – № 11. – С. 42–53. 114 80 Подводя итоги 2004 г., еженедельник «КоммерсантъВласть» со ссылкой на Федеральную службу государственной статистики привел следующие данные по числу россиян, участвовавших в забастовках (в тысячах). 887,3 663,9 489,4 530,8 238,4 195 30,9 13 3,9 5,7 1995 1996 1997 1998 1999 2000 2001 2002 2003 2004 Так же отмечается, что в октябре 2004 г. акции протеста прошли в 5907 организациях: из них 95,6% – организации образования, 2,5% – организации культуры и искусства, 1,86% – здравоохранения, физической культуры и социального обеспечения. Основная причина забастовок – проблемы, касающиеся заработной платы116. В 2005-2006 гг. остро встала проблема тех, кто вложил деньги в строительство жилья, но не получил желаемой квартиры. В результате обманутые дольщики предприняли ряд акций с целью привлечения внимания властей к этой проблеме. Таким образом, характер проблем, которые волнуют россиян сегодня, показывает, что протестный потенциал остается на достаточно высоком уровне. Вардуль Н. «Газпром» среди ясного неба // Коммерсантъ-Власть. – 2004. – № 50. – С. 26. 116 81 Что больше всего волнует россиян? (в % от числа опрошенных)117 Высокие цены на жилищнокоммунальные услуги Рост цен, инфляция Нехватка денег на продукты и товары Высокие цены на медицинские услуги и лекарства Алкоголизм Невозможность найти хорошую работу Произвол чиновников Наркомания Преступность, криминальная обстановка Плохие дороги, бездорожье Нехватка жилья, его дороговизна 46 39 35 33 28 24 22 21 19 18 17 Такая обстановка является благоприятным полем для активизации экстремистских и радикальных политических сил, основными отличительными признаками которых от других участников политической жизни можно считать следующие: • склонность к использованию насилия в качестве средства для достижения любых политических целей, а также пропаганда и прямые призывы к совершению актов насилия; создание при таких политических организациях военизированных формирований, т.е. групп, построенных на дисциплине, проходящих боевую подготовку и имеющих оружие; • призывы и деятельность, направленные на насильственное изменение существующего государственного строя или захвата власти; Что больше всего волнует россиян? [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / А. Петрова, Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/of042407/ 24.06.2004. 117 82 • пропаганда нарушения прав человека в любой форме, в том числе в виде установления диктатуры, этнической дискриминации и расизма, нетерпимости к наличию плюрализма мнений и интересов118. В настоящее время в той или иной мере этим критериям соответствует целый ряд организаций. Среди них достаточно организованную активность развивают такие как Националбольшевистская партия (НБП, во главе с Э.В.Лимоновым), Народная национальная партия (ННП, А.К.Иванов (Сухаревский)), Революционный коммунистический союз молодежи (РКСМ, В.А.Сычёв), Российская коммунистическая рабочая партия – Революционная партия коммунистов (РКРПРПК, В.А.Тюлькин), Русское Национальное Единство (РНЕ, А.П.Баркашов). Эти организации и некоторые другие экстремистские политические силы в той или форме принимали участие в массовых акциях протеста против закона о замене натуральных льгот денежными выплатами, а также реформ, проводимых в настоящее время правительством. Кроме того, целый ряд таких политических образований, например, РНЕ, НБП, ННП, активно пропагандирует построение государства русских – государства, основанного на традициях русского народа. Они выступают против всего зарубежного, против переноса и использования опыта, накопленного за границей, в том числе в социально-политической сфере, испытывают крайнюю враждебность ко всему иностранному. Такие заявления не могут не усиливать чувство ксенофобии, особенно в молодежной среде. На этой волне поднялись так называемые скинхеды. Как заявил в прямом эфире радиостанции Верховский А., Папп А., Прибыловский В. Политический экстремизм в России. – М.: Институт экспериментальной социологии, 1996. – С. 8–10. 118 83 «Эхо Москвы» содиректор Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс» А.Тарасов, в России сегодня насчитывается не менее 55 тысяч скинхедов119. По его словам, впечатление о том, что скинхедов в России гораздо больше (например, газета «Монд» со ссылкой на неправительственные организации, работающие в России, пишет о 60 тысячах человек120), вызвано агрессивностью этой субкультуры. Распространение данной субкультуры в России является следствием «общественных и экономических процессов, которые прошли в стране», но уже существующих скинхедов многие экстремистские политические организации «используют в своих целях». С участившимися в последнее время проявлениями расизма можно бороться только с помощью «общественного сопротивления», уверен А.Тарасов, что, по сути, означает усиление самоорганизации граждан, готовых напрямую и самостоятельно решать проблемы повседневности. Такие решения не должны откладываться надолго. Уже сегодня эксперты отмечают, что Россию в ближайшие 7-10 лет ожидает увеличение потока трудовых мигрантов. При сохранении прежней миграционной политики можно говорить об удвоении масштабов нелегальной миграции, сопровождающейся «ослаблением контроля над экономической и демографической Тарасов А. Что противопоставить расизму и нетерпимости [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://echo.msk.ru/ 16 октября 2004. 120 Jégo M. La spécificité du génocide des juifs a été niée en Russie // Le Monde. – 2005. - le 28 Janvier. 119 84 ситуацией в отдельных регионах и в стране в целом, ростом коррупции, социальной и политической напряженности»121. К этому добавится ускорение процессов сокращения численности русского населения и увеличение в структуре населения страны доли этнических меньшинств, имеющих высокий уровень рождаемости. Кроме того, как отмечает А.В.Малашенко, «растущая этническая миграция в крупные российские города еще заметнее усилит позиции выходцев с Кавказа и из Центральной Азии в экономике, особенно в торговле. Иными словами, Россия во все большей степени будет превращаться в полиэтническое и поликонфессиональное общество»122, что повлечет за собой усиление этнополитических аспектов маргинализации. Фактически лишь к 2012 г. можно ожидать, что проблема миграции, в том числе незаконной миграции, реально станет одной из центральных тем политического дискурса в России. Необходимо уже сейчас обратиться к опыту стран-членов Европейского союза (ЕС), где эта проблема стоит так же остро, как и институциональное обустройство ЕС и принятие Европейской конституции. Главный политологический вывод из складывающейся ситуации состоит в том, что эти обстоятельства могут вызвать рост русского этнонационализма. «Показательно, что во время выборного цикла 2003-2004 годов на националистических Витковская Г. Миграционные вызовы ближайшего десятилетия // Россия: Ближайшее десятилетие : сб. статей к десятилетию Московского Центра Карнеги / Под ред. Э. Качинса и Д. Тренина; Моск. Центр Карнеги. – М.: Гендальф, 2004. – С. 89. 122 Малашенко А. Непредсказуемый национализм и предсказуемый ислам // Россия: Ближайшее десятилетие: сб. статей к десятилетию Московского Центра Карнеги / Под ред. Э. Качинса и Д. Тренина; Моск. Центр Карнеги. – М.: Гендальф, 2004. – С. 63–64. 121 85 чувствах избирателей регулярно и открыто играли не только левые и популистские силы, но и центристы, а в замаскированной форме и правые политики. Эта тенденция, видимо, закрепится» 123. А может и усилиться, если принять во внимание предложения ряда экспертов по реализации стратегии, нацеленной на замедление сокращения населения России за счет активного привлечения в страну иммигрантов124. Итак, анализ неконвенционального воздействия на политический процесс в современной России показал, что такая реакция возникла преимущественно в связи с ситуациями, затрагивающими жизненные интересы граждан. Основными причинами несанкционированных политических акций в ненасильственной форме (забастовки, митинги, пикеты) за последнее время стали задержки с выплатой заработной платы, повышение оплаты услуг ЖКХ, замена льгот денежными компенсациями, обман соинвесторов строительства жилья. Крайними, насильственными, формами воздействия на политический процесс выступают террористические акты, оказавшие серьезное воздействие на жизнь общества современной России. Опасную тенденцию задает деятельность организаций, усиливающих уровень этнической нетерпимости и ксенофобии в стране. Там же. – С. 64. См., напр.: Вишневский А. Альтернативы миграционной стратегии // Россия в глобальной политике. – 2004. – Т. 2, № 6. – С. 28–46. 123 124 86 4. Где «невыборы» важнее: пример одного российского региона Региональный срез социально-политической ситуации в России: Республика Башкортостан Политические выборы и регионы России – две вещи нераздельные. Именно так можно было бы описать взаимодействие двух политических явлений: избирательного процесса и федерализма. По образному выражению М.А.Аюпова, регион претендует на рассмотрение «в качестве социополитического референта современной России»125. Как уже отмечалось в начале работы, где рассматривались особенности России, наша страна фактически представляет собой федеративное образование ассиметричного типа, т.е. такую федерацию, где составляющие ее субъекты существенно различны по своему потенциалу. Мы видим, что развитие России со времени превращения ее в федерацию в известной мере характеризуется растущей дифференциацией между регионами – субъектами Российской Федерации (РФ). Существующее неравенство между регионами находит свое отражение в степени разработанности различных направлений региональной политики: политико-правового, социально-экономического, экологического, научно-образовательного, информационного, национально-культурного. Успехи в этих направлениях показывают, что в современной России существуют регионылидеры и отстающие (проблемные) регионы. В терминах экономической эффективности проводимой в регионах политики Аюпов М. А. Региональные особенности политико-трансформационных процессов в современной России. – Уфа : Гилем, 2003. – С. 5. 125 87 такая дихотомия выглядит следующим образом: регионы-доноры и регионы-реципиенты (бюджетонедостаточные регионы). Отсюда проистекает степень значимости результатов политических выборов – федеральных или региональных – по субъектам РФ. Эта степень различна в зависимости от уже обозначенных направлений региональной политики, напрямую отражающих наличие соответствующих ресурсов того или иного субъекта России, обеспечивающих ему также определенный уровень самостоятельности в принятии решений. В таком контексте качество и результаты выборов в республиках – субъектах РФ носят практически системообразующий характер. С полной уверенностью можно сказать, что от уровня конвергенции таких регионов, их согласованного развития будет зависеть устойчивость и динамика развития России в целом, в том числе и как федеративного государства. Фактически речь идет об управлении согласованным развитием наиболее продвинутых регионов в рамках одного государственного образования. А это задача не из простых. Именно поэтому провал выборов – «невыборы» – в любом из таких регионов, большинство из которых составляют республики, однозначно указывает на существенную потерю равновесия государственного развития России. В таком положении возникает соблазн рассматривать «отличившийся» субъект РФ вне контекста российской политической системы. В период «парада суверенитетов» 1990-х гг. эта тема не раз обращала на себя внимание. Таким образом, представляется, что «невыборы» или растущий потенциал такой ситуации в субъекте РФ, обладающем значительными ресурсами, будут иметь самые глубокие последствия. 88 Что означает провал выборов в регионе? Прежде всего, когда речь идет о федеральной избирательной кампании, «невыборы» говорят о недоверии населения соответствующего региона существующему политическому режиму, представленному в том числе на местах в лице главы региона. Наихудший сценарий может заключаться в стремлении связать это недовольство с желанием обособить регион, придать ему больше прав. Другая сторона вопроса о выборах – это выборы регионального уровня. Их основным достижением в ряде регионов в течение долгого времени был высокий процент протестного голосования, что свидетельствует о низком уровне государственного управления на местах, вызывающего такую негативную реакцию у населения. Эта проблема была во многом «преодолена» двумя встречными мерами: с одной стороны, была отменена графа «против всех» в бюллетене для голосования, с другой стороны, выбор глав регионов перестал напрямую зависеть от народного волеизъявления и по сути перешел под контроль федерального центра. Можно отметить в определенной мере позитивный эффект этих преобразований, в том числе и в российских республиках. В настоящее время республики – субъекты РФ демонстрируют наибольшую поддержку федеральному центру. Подтверждением этому служат высокие рейтинги Президента, формально высокая активность избирателей на выборах, поддержка партии власти. Благодаря такой внешней поддержке создается достаточно прочная сетка политических отношений между центром и регионами. Фактически устойчивость социально-политического положения в субъекте РФ обеспечивает согласованное развитие федерации в целом. Этот 89 вопрос приобрел особую значимость и практическую ценность в связи с реализацией проектов по объединению субъектов РФ. Перед новыми регионами главной задачей станет интеграция в политическое пространство России в новом, объединенном качестве. Эта задача казалась бы относительно несложной, если не учитывать полиэтничность новообразований, их крайнюю социально-экономическую разнородность, которые могут значительно усиливать процессы маргинализации. На примере уже существующего полиэтничного социально и экономически развитого и стабильного региона – Республики Башкортостан – мы рассмотрим возможные проявления маргинализации в сфере общественно-политических отношений. Как уже было отмечено, особое внимание аналитиков126 все больше стали привлекать к себе регионы-лидеры, одним из которых является Республика Башкортостан (РБ), поскольку любое состояние нестабильности в этих районах страны может пагубно отразиться на общероссийском уровне. Нельзя сказать, что такие субъекты Федерации не испытывают трудностей развития. Их единственным преимуществом является наличие ресурсов, позволяющих справляться с возникающими проблемами и стабилизировать социально-политическую обстановку. Именно поэтому в качестве поля для исследования региональных аспектов маргинальных процессов была выбрана Республика Башкортостан. Конечно, по объективным социально-экономическим показателям Башкортостан нельзя отнести к регионам с высоким Например, Чувилина Н. Б. Тенденции эволюции электорального поведения и политических ориентаций избирателей Республики Башкортостан (1988-2005 гг.) // Башкортостан в составе России : диалектика взаимодействия: сб. науч. статей респ. общ.-полит.чтений. – Уфа : РИО БАГСУ,2006.-С.174-182. 126 90 уровнем маргинальности. В 2005 году уровень жизни населения был отмечен следующими показателями 127. Название показателя Среднемесячная заработная плата (номинальная; январь-ноябрь) 6587,4 руб. Среднемесячная пенсия 2353,6 руб. Среднемесячный доход на душу населения (номинальный; январь-ноябрь) 6181,3 руб. Прожиточный минимум (3 квартал) Безработица 2371 руб. 7,3% Однако нас интересовало прежде всего определение параметров социально-политического сознания жителей Республики и потенциала политической маргинальности в регионе. Это тем более важно, поскольку от знания о видимых и скрытых параметрах социально-политической маргинальности, в некоторой степени определяющей политические риски, зависит в том числе и успех социально-экономического развития. Исследование проводилось в ноябре 2004 года в г. Уфе. Выбор жителей г. Уфы в качестве респондентов был неслучаен. Во внимание были приняты следующие факторы. 1. Маргинальность как социальный феномен проявляется в большинстве случаев в крупных городах, где ритм жизни выше, чем в сельской местности, и, следовательно, существует более насыщенная информационная среда. В этом случае город выступает тем фоном, на котором проступает вся гамма 127 http://www.bashstat.ru/Docs/INFORM/pub12_05.shtm 91 общественных противоречий, тем местом, где актуализируются противоположные мнения и труднопримиримые позиции. 2. В Уфе проживает каждый четвертый житель Республики, что дает основания считать опрос, проведенный в этом городе, в определенной мере репрезентативным в целом для этого субъекта РФ. 3. Опрос в Уфе позволяет учесть полиэтническую специфику Башкортостана, в котором совместно проживают множество национальностей: русские, башкиры, татары, чуваши, марийцы, украинцы и др. В ходе исследования, проведенного с помощью анкетирования, было опрошено 920 человек. Респондентов можно условно разделить на 8 групп: студенты, медицинские работники, безработные, работники сферы права, пенсионеры, инвалиды, работники сферы образования и науки, предприниматели. В процентом отношении в исследовании они представлены следующим образом. инвалиды; 8% предприниматели; 11% работники сферы права; 12% медицинские работники; 15% студенты; 28% безработные; 13% работники сферы образования и науки; 11% 92 пенсионеры; 2% При определении групп респондентов были учтены представления о маргинальности и маргинальных группах, нашедшие свое отражение в работах отечественных и зарубежных ученых, а также специфика трансформационных процессов в России, которые затрагивают все субъекты Федерации и определяют параметры социальной структуры российского общества в целом. Как уже отмечалось, пожилые люди, пенсионеры, инвалиды, а также безработные традиционно выделяются как маргинальные слои общества: одни – в силу своей недостаточной социальной защищенности, другие – в виду своего окраинного положения в структуре социально-экономических связей и отсутствия устойчивого дохода. Студенты оказались в ряду маргиналов по ряду причин. Во-первых, как и пожилые люди, молодежь находится в пограничной зоне профессионально-трудовой сферы, что обусловлено отсутствием у нее развитых навыков и опыта работы. Во-вторых, за годы реформ 1990-х годов социальная политика государства в направлении помощи молодежи показала свою низкую эффективность. Медицинские работники и работники сферы образования и науки в новых российских реалиях относятся к классу «работающие бедные» или «новые бедные», в более широком контексте. Их маргинальность определена невысокими доходами, по сути не соответствующими их социально-профессиональному статусу и уровню полученного образования. Предприниматели в современной России стали новым элементом экономических и социально-политических отношений. Вместе с этим возникли и новые трудности. Маргинальность этой группы проявляется скорее на фоне ее отношений с государством и результируется в двух планах: 93 административном (незащищенность интересов) и эмоциональном (тревожность в отношении будущего своего дела). В рамках данного исследования проблем маргинальности группа работников сферы права выступает в качестве своеобразной контрольной группы. Выдвинуто предположение о том, что именно группа работников сферы права занимает наиболее четкие общественно-политические позиции и выступает в качестве одной их основ сохранения социального порядка в контурах существующих правовых установлений. Кроме того, представителей этой группы нельзя считать маргиналами ни по уровню доходов (в целом они имеют высокие и постоянные доходы), ни по характеру своей идентичности (в сфере права особенно сильны профессиональные связи и корпоративность). Характер рассмотренных групп респондентов уже свидетельствует о том, что в опросе принимали участие люди разных возрастов. 61-65; 2% 66-70; 2% старше 70; 3% нет ответа; 2% до 20; 14% 56-60; 3% 51-55; 7% 21-25; 25% 46-50; 10% 41-45; 6% 36-40; 8% 31-35; 9% 94 26-30; 9% Наибольший процент (25%) имеет категория «21-25 лет» и предшествовавшая ей «до 20 лет» (14%). Такой высокий процент опрошенной молодежи не случаен. Одной из посылок исследования является значимость молодого поколения в формирующихся социально-политических отношениях. Именно эта группа населения в среднесрочной перспективе будет определять характер процессов, протекающих в обществе. Поэтому так необходимы данные о представлениях молодежи в отношении политической сферы. Опрос также подтвердил отмечаемое демографами превышение женского населения над мужским. Среди опрошенных было 36,2% мужчин и 60,5% женщин, еще 3,3% респондентов отказались указать свой пол. Образовательный уровень опрошенных был достаточно высоким: 47% - люди с высшим образованием, и 24% - с неполным высшим образованием, подавляющая часть которых – студенты. нет ответа; 2% неполное среднее; 2% среднее; 10% среднее специальное; 15% высшее; 47% неполное высшее; 24% 95 Эти данные свидетельствуют о том влиянии, которое оказывает на человека городская среда, а именно необходимость адаптироваться к интенсивным социальным отношениям, основанным на возросшей информативности, приводит к повышению уровня образования. Содержательная часть анкеты (помимо сведений о возрасте, поле, уровне образования, профессии и национальности респондентов) включала в себя 34 вопроса. Условно их можно разделить на следующие группы. 1. Положение респондентов в структуре общества. 2. Политические взгляды и общественно-политическая активность. 3. Отношение к политическим институтам и политической элите. 4. Отношение к человеку в политике. 5. Этнополитические ориентации. Под этими же заголовками представлено содержание полученных результатов исследования и их анализ. Положение респондентов в структуре общества Интерес к представлениям опрошенных о своем положении в социальной структуре продиктован спецификой российского общества, возникшей в ходе реформ. Эта специфика заключается в несовпадении социального статуса представителей ряда социальных групп социальному слою, к которому они себя относят, т.е. в маргинальности. В данном случае социальный статус во многом определяется уровнем доходов и престижностью рода занятий, а идентификация с определенным социальным слоем имеет в своей основе систему представлений об общих интересах и способах их реализации. Поэтому респондентам было задано 2 вопроса: один об их социальном 96 статусе, а другой – о социальном слое, к которому они себя относят. Предполагалось, что потенциальная маргинализация социальной роли определяется как раз несовпадением ответов на эти вопросы. Причем можно выделить как отрицательную маргинализацию – понижение уровня статусности при относительном сохранении высокого положения в прежнем социальном слое, так и положительную маргинализацию – повышение статусности при соотнесении с относительно низким социальным слоем. В итоге анализа данных, полученных в ходе анкетирования, оказалось, что процент тех, кто имеет стратегию отрицательной маргинализации, равно как и тех, кто имеет стратегию положительной маргинализации, невысок (10,4% и 11,3% соответственно). Получается, что эти два показателя практически перекрывают друг друга. Это в достаточной мере объясняется социально-экономической стабильностью в республике. В целом по выборке высоким социальным статусом обладает 4,1% опрошенных, выше среднего – 14,8%, средним – 65,9%, ниже среднего – 7,8%, низким – 5,4%. Здесь отдельно следует отметить, что в агрегированной группе респондентов с социальным статусом ниже среднего и низким лидирующие позиции (47,5%) занимают работники сферы науки, образования и здравоохранения. И хотя в целом по выборке этот показатель оказывается малозаметным (6,3%), он сущностно значим, поскольку положение представителей этих социальнопрофессиональных групп в известной мере служит показателем социальной направленности развития государства. Что касается идентификации респондентов с социальным слоем, то с высоким себя соотносит 3,3%, с выше среднего – 14%, со средним – 69,4%, с ниже среднего – 8,2%, с низшим – 2,6%. В 97 целом можно сделать вывод о достаточно сбалансированной структуре общества, где значительную долю занимают средние слои, к которым относят себя 92,2% работников сферы образования, здравоохранения и науки, 94,3 % работников сферы услуг, связи, транспорта и торговли, 88,6% служащих органов власти и управления, 91,7% работников сферы материального производства, 96,3% работников культуры и искусства, 85,7% представителей других профессиональных групп. К высшему слою себя причисляет 1,4% работников сферы услуг, связи, транспорта и торговли, 2,4% работников сферы образования, здравоохранения и науки, 11,4% служащих органов власти и управления, 6% представителей других профессиональных групп. С низшим слоем себя идентифицирует 5,6% работников сферы материального производства, 1,4% работников сферы услуг, связи, транспорта и торговли, 4,2% работников сферы образования, здравоохранения и науки, 2,4% представителей других профессиональных групп. Примечательно, что в группе работников в сфере права нет представителей ни высшего, ни низшего слоев общества, что подтверждает наше предположение о социально устойчивом характере этой группы. В то же время нельзя снова не отметить показательный процент (46%) работников сферы образования, здравоохранения и науки в числе тех, кто относит себя к низкому и ниже среднего слоям общества. Это заставляет нас обратить внимание и на такой признак маргинализации, как разрыв между уровнем образования и социальным статусом, слоем, с которым идентифицирует себя респондент. Анализ собранных материалов показал, что хотя опрошенные с высшим образованием по преимуществу относят себя к среднему (68,4%) слою общества и выше среднего (16,7%), а также в большинстве своем указывают 98 на такой же социальный статус (средний – 65,6%, выше среднего – 17,2%), но они же составляют основу и тех, кто оказался в группе респондентов низшего слоя общества (41,7%), а также ниже среднего (44,7%), и среди тех, кто обладает низким социальным статусом (36%) и ниже среднего (33,3%). Вместе с тем, необходимо отметить, что в сходной ситуации оказались респонденты со средним специальным образованием. Их доля среди тех, кто указал на свой низкий социальный статус и ниже среднего, составила 32% и 30,6% соответственно, а среди тех, кто отнес себя к низшему слою общества и ниже среднего, – 41,7% и 23,7% соответственно. При этом лица со средним специальным образованием внутри своей группы преимущественно оказались среди средних слоев. Интересен также тот факт, что лица со средним образованием (без специального) оказались более социально мобильными, чем те, кто имеет среднее специальное образование, и нашли возможным пополнить ряды высокостатусной группы (15,8% от группы респондентов с высоким социальным статусом) и быть среди представителей высшего слоя общества (13,3% опрошенных, указавших свою принадлежность к высшему слою общества). Такое положение дел стало следствием не только кардинального изменения профессионально-статусной структуры российского общества в целом в трансформационный период начала 1990-х годов, когда статус целого ряда специальностей и профессий резко упал, но и неспособности людей, обладающих специальными знаниями, найти применение своим навыкам в сфере деятельности, адекватной прежней. Именно отсутствие узкой специальности в период резких общественных перемен и, по всей видимости, личная предприимчивость помогла тем, у 99 кого было только среднее образование, адаптироваться к новому ритму жизни и уже на новом этапе приобрести недостающее образование. Политические взгляды и общественно-политическая активность Характер структуры общества, профессиональный состав и уровень образования респондентов нашли отражение в их политических взглядах. О близости к демократическим взглядам заявили 50,5% человек, к либеральным – 5,4%, к коммунистическим – 11,3%, к монархическим – 2%, к анархическим – 0,7%. При этом 6,5% считают, что их политические взгляды не близки ни к каким из перечисленных. Важно отметить, что почти четверть опрошенных (23,6%) затруднились ответить на поставленный вопрос. Это является свидетельством неопределенности политической идентификации у некоторых групп населения, несформированности их политического сознания или отсутствия четких ориентиров в сфере политики, а в частности, при поддержке различных программ или идей различных политических партий и политиков. Причиной этого может быть как неопределенность ценностных основ политических акторов, что вызывает замешательство у электората при политической самоидентификации, так и отсутствие в обществе интереса к политике как таковой. Так, например, большинство в группе «неопределившихся» (53,2%) составляют респонденты в возрасте 18-30 лет. Условно такую группу можно назвать «молодежь». Именно для молодежи сегодня так важны качественные механизмы обретения политических взглядов, необходимые для формирования самостоятельных суждений и ориентации в мире политического. Кроме того, отсутствие в заявлениях политиков четких и 100 выполнимых предложений, направленных на поддержку этой группы населения, а не пустых обещаний, дискредитирует политику в глазах молодежи. Вторая по величине возрастная группа «неопределившихся» (18,3%) – это респонденты в возрасте от 31 до 40 лет. Это те, чья сознательная политическая социализация и ее реализация через обретение права голосовать и, соответственно, участие в выборах по достижению 18-летнего возраста совпали с началом преобразований в стране во второй половине 1980-х годов и последующим кризисом советской системы, а впоследствии радикальными реформами уже «новой» России начала 1990-х годов. Если обратиться к профессиональному составу тех, кто затруднился ответить на вопрос о своих политических взглядах, то особенно хочется отметить группу работников сферы образования, здравоохранения и науки (34% затруднившихся ответить). Их интересы наименее выражены политическими силами, обладающими реальной властью. В результате представителям этой группы достаточно тяжело определить свою политическую идентичность, что свидетельствует об их маргинальном положении по отношению к политике. Такая неопределенность политических взглядов в обозначенных группах создает условия для применения в отношении них политических технологий с целью манипулирования и ускоренного взращивания политических предпочтений заданной направленности. Как и следовало ожидать, большинство приверженцев демократических взглядов составляют представители средних слоев. В то же время они в большинстве своем не отвечают основным социально-политическим характеристикам среднего 101 слоя: наличие определенного уровня экономической независимости, а также возможность оказывать влияние, возможно опосредованное, но действенное, на сферу принятия политических решений через институты гражданского общества. Именно по последнему параметру в наибольшей мере проявляется маргинализация средних слоев. Наше исследование показало, что среди представителей средних слоев доля тех, кто считают этот слой общества невлияющим на политическую жизнь страны, составила 41,5%. Этот показатель выше только среди низших слоев (74%). В целом по выборке 44% респондентов считают, что относятся к социальному слою, не влияющему на политическую жизнь страны. В профессиональном плане наиболее маргинализованными оказались работники в сфере образования и здравоохранения (среди них 43% полагают, что не имеют влияния на политику в стране) и работники сферы услуг, связи, транспорта и торговли (у них этот показатель составляет 19%). Это означает, что мнения и интересы этих профессиональных групп политически не представлены. Отсюда и соответствующее отношение в обществе к политическим институтам, призванным отражать интересы различных социальных групп. Отмеченные представления респондентов об их низком уровне влияния на сферу политических отношений находят свое отражение в их политическом поведении, которое приобретает черты пассивности и неучастия в процедурах, призванных обеспечить легитимность существующей политической системы. Ряд параметров свидетельствует об этом. Уровень неучастия в политических выборах разного уровня среди опрошенных составил 43%. Наименьший интерес у респондентов вызывали выборы в Государственную Думу РФ, региональные выборы и 102 выборы в органы местного самоуправления. Уровень неучастия на них находился в диапазоне 47-52%. Традиционно наибольшая активность была на выборах Президента РФ. 11% опрошенных прямо отметили, что не хотят участвовать в выборах и не видят смысла в них. Еще 6,3% просто не ответили на вопрос об участии в выборах. Эти два показателя мы решили рассмотреть более подробно. В первом случае портрет тех, кто не хочет участвовать в выборах и не видит смысла в них, выглядит следующим образом. Преимущественно (66,7%) это лица с высшим или неполным высшим образованием, представляющие две возрастные группы: молодежь (до 26 лет – 67%) и люди среднего возраста (31-40 лет – 15,6%), относящие себя в основном (82%) к средним слоям общества. Для этих возрастных групп особенно показательна несформированность политических взглядов, приводящая к нежеланию или ощущению бессмысленности участия в выборах. В тоже время наибольший интерес вызвал тот факт, что большинство (33%) из неучаствовавших в выборах ввиду отсутствия смысла в этой процедуре придерживаются демократических взглядов, которые по сути предполагают обратное. Этот факт лишний раз свидетельствует о низкой политической культуре выборов в нашем обществе, где они не обладают той ценностью, которая присуща демократическому обществу. Некоторые основания такой низкой значимости выборов можно найти в том числе и в нераспространенности процедуры конкурентных и открытых выборов в рамках трудовых коллективов, что способствовало бы формированию ценности как самой процедуры избрания, так и участия в ней. Только 7% опрошенных считают, что участвовали в качестве избирателя на выборах по месту работы. 103 Во втором случае – это те, кто не дал ответа на вопрос об участии в выборах (6,3% в целом по выборке), – мы имеем дело преимущественно с молодежью (58,6%), также данную возрастную группу дополняют 31-35-летние (13,8%). Как и в предыдущей группе, это в основном представители средних слоев общества (82,5%). А вот в образовательном плане к лицам с высшим или неполным высшим образованием (55%) еще добавились респонденты со средним образованием (27,6%). Их политические взгляды также, как и в первом случае, в основном ближе к демократическим (38%), однако стоит указать и на относительно высокий процент приверженцев коммунистических идей (10%), для которых в целом было несвойственно скрывать свое участие в выборах. Особо нужно отметить, что среди тех, кто не дал ответа на вопрос о своем участии в выборах, высок процент одобряющих различные формы протестного поведения как способа достижение политических требований. Составляя 38%, этот показатель в 2,4 раза выше, чем среди тех, кто не хочет участвовать в выборах и не видит смысла в них, и на 8 процентных пункта выше, чем в целом по выборке. Таким образом, данная группа демонстрирует определенный потенциал прямого политического действия в виде митингов, забастовок, манифестаций и т.п. и свидетельствует о том, что в целом ряде случаев выразить свои политические предпочтения удобнее посредством акций протеста, чем на избирательном участке. В целом можно заметить, что ценностно низкая оценка практики изъявления воли посредством выборов и установка на то, что «от участия в выборах ничего не зависит», лишь усиливают протестный потенциал, подпитываемый проблемами экономического развития страны. И хотя среди участников нашего опроса доля реально участвовавших в акциях протеста 104 невелика (10%), уровень общественной поддержки такой формы достижения политических требований достигает 30%. Определенным резервом для активного выражения недовольства может быть также часть тех, кто не определился со своим отношением к протестному поведению в политических целях, а их в целом по выборке 37,5%. Таким образом, рассмотрение политических взглядов и общественно-политической активности участников опроса выявило, что несмотря на демократическую направленность большей части респондентов, основные механизмы демократического устройства государства (а именно, участие в выборах) далеко не всегда обладают высокой политической ценностью для избирателей. Более того, существует серьезный потенциал прямого политического действия (участие в митингах, пикетах, забастовках и т.п.), участниками которого может быть образованная молодежь, не имеющая конкретных идеологических предпочтений. А другой полюс – это отстраненность лиц среднего возраста от политических процессов в силу неопределенности их политической идентичности, безразличного отношения к политической сфере в целом. Отношение к политическим институтам и политической элите Неопределенность политических взглядов респондентов, а также высокий процент неучастия в политических выборах среди них во многом определяется отношением населения к органам власти, общественным институтам и политической элите. Легитимность последних напрямую связана с тем, насколько полно они отражают интересы различных слоев и групп общества. Именно эта связь: социальные группы – лица и организации, участвующие в принятии политических решений, 105 определяет адекватность этих решений в данном социальном контексте и устойчивость политического процесса в регионе и в стране в целом. Вопрос о представителях политических интересов наших респондентов показал, что в наибольшей степени эту функцию выполняют Президент России (на это указали 38% опрошенных 128) и Президент Республики Башкортостан (31%). На третьем месте оказался ответ «никто не представляет мои политические интересы»: такого мнения придерживаются 30,6% участников опроса. Если президентская власть оказалась близка для 90% пенсионеров, 40-46% студентов, работников образования и науки, инвалидам, предпринимателям, 36% работников сферы права, то в маргинальном положении относительно представительства своих политических интересов оказались в основном медицинские работники (42% в данной группе респондентов), безработные (42%), а также часть студенчества (32,5%) и работников сферы права (38%). Кроме того, в возрастном плане наименее представлены интересы лиц наиболее активного трудового возраста 30-40 лет. В этой возрастной группе доля тех, кто не имеет представителя своих интересов на политической арене, равна 41%. Второй по степени непредставленности своих политических интересов оказалась молодежь: в возрастной группе до 26 лет этот показатель составил 35,5%. К этому значению близко количество 46-50-летних: среди них 35% считают свои интересы непредставленными на политическом уровне. В остальных возрастных группах показатель непредставленности При ответе на вопрос возможно было указать несколько вариантов, поэтому сумма ответов превышает 100%. 128 106 политических интересов политическими акторами не превышает среднего значения в 30% и колеблется в диапазоне 19-27%. С точки зрения образования респондентов, чьи политические интересы никто не представляет, вполне закономерно оказалось большое число лиц со средним и неполным высшим образованием, которые по сути являются представителями молодого поколения. Однако наибольший уровень политической маргинализации с позиции образования респондента был отмечен среди тех, кто имеет среднеспециальное образование (38%), а это люди прикладных, рабочих специальностей, связанных с повседневным функционированием общества, например, младший медицинский персонал, строитель, механик, водитель, токарь, портной и др. Также к этому близок показатель в группе опрошенных с неполным средним образованием (37,5%), по преимуществу относящихся к либо к пенсионерам, либо к инвалидам. На этом фоне вполне естественно выглядит высокий процент (63%) тех, кто считает, что, не имея представителей своих политических интересов, относится к слою общества, не влияющему на политическую жизнь страны. В то же время, оставшиеся 31%, за исключением не давших ответа на вопрос о влиянии его социального слоя на политическую жизнь страны, считают, что оказывают какое-то воздействие на политический процесс, хотя ни в ком и ни в чем не видят выразителей своих политических интересов. Учитывая их приверженность демократическим взглядам, высокий уровень образования, а также их средний и выше среднего социальный статус, можно отнести этих респондентов к числу граждан, чуждых всякой политической ангажированности и предпочитающих действовать самостоятельно, делать осознанный, во многом рациональный 107 выбор исходя из ситуации, принимать собственные решения, опираться на собственные суждения, а также с интересом относящихся к своей трудовой и интеллектуальной деятельности. Именно эта группа составляет большинство тех, кто считает, что имеет демократические убеждения, но его политические интересы никто не представляет. С точки зрения политической идентичности также среди наименее представленных оказались приверженцы коммунистических идей. Это и понятно, поскольку представители КПРФ потеряли значительную долю влияния не только на уровне Государственной Думы, но и на уровне региональных парламентов, получив низкие результаты в соответствующих выборных кампаниях 2003-2005 гг. Но на самом краю политического представительства с высокой степенью предсказуемости, как и в случае с теми, кто относит себя к слою, не влияющему на политическую жизнь страны, оказались респонденты, не обнаружившие близость ни к каким политическим взглядам. Среди них 60% выразили мнение, что никто не представляет их политические интересы. С гораздо меньшей частотностью, чем президенты, в качестве представителей политических интересов нашими респондентами упоминались депутаты – члены законодательных органов власти различных уровней: от федерального до муниципального, которые по сути должны в наибольшей мере отвечать многообразию общественных интересов. Так, депутаты Государственной Думы лишь в 12% случаев рассматриваются как представители политических интересов наших респондентов, депутаты республиканского парламента – в 8% случаев, депутаты органов местного самоуправления – в 13% случаев. Они в наибольшей мере отвечают чаяньям работников сферы 108 образования и науки (12-16% в данной группе респондентов), работников сферы права (12-19%), пенсионеров (10%). Но и здесь есть свои особенности. Пенсионеры чаще представителей других групп респондентов видят в лице депутатов Государственной Думы защитников своих политических интересов. Однако в наименьшей мере это относится к студентам и безработным. На уровне республиканского парламента представительство депутатами политических интересов различных групп респондентов, несмотря на общий низкий уровень, выглядит более сбалансировано. В то же время интересы безработных попрежнему остаются самыми недопредставленными и на этом уровне. В таком контексте депутаты органов местного самоуправления выглядят относительными лидерами по частотности упоминаний в качестве представителей политических интересов законодательными органами власти. Они оказались наиболее близки таким группам респондентов, как предприниматели, работники сферы права и медицинские работники. Не оказались без внимания и безработные. Однако наименее всего депутаты органов местного самоуправления отвечают интересам инвалидов. В возрастном плане в этом сегменте представительства политических интересов сложилась следующая ситуация. Депутаты Государственной Думы в целом охватывают интересы респондентов всех возрастных групп, хотя проглядывается тенденция к большему представительству интересов в возрастных группах старше 56 лет. А вот депутаты республиканского парламента и органов местного самоуправления напротив скорее отвечают интересам респондентов в возрастных группах от 26 до 40 лет и от 20 до 60 109 лет соответственно. А с точки зрения образования сохраняется тенденция маргинализации политических интересов тех, кто имеет среднее специальное образование. Особое внимание обратили на себя ответы респондентов об их отношении к политическим партиям в целом, профсоюзам, общественным организациям. Именно активность и связь с реальными общественными интересами этих политических организаций в наибольшей мере отвечает принципам представительной демократии, о которой так часто упоминают в своих выступлениях российские политики, близкие к принятию политических решений. По результатам нашего опроса респонденты менее всего считали представителями своих политических интересов как раз партии (4,3% в целом по выборке) и общественные организации (2,4% в целом по выборке). К профсоюзам отмечается несколько большее внимание: 10% опрошенных видят в них выразителей своих политических интересов. На партии в основном обращают внимание пенсионеры (50% в этой группе) и предприниматели (12% в этой группе). Общественные организации интересны 4% студентов, медицинских работников и предпринимателей. А профсоюзы близки 20% медицинских работников, 18% инвалидов, 10% безработных, 8% студентов. Отметим также, что политические партии как представители политических интересов преимущественно интересовали респондентов в возрастной группе 60-70 лет (35% в данной группе). У остальных же этот показатель не превышал 7%. Среди 50-60-летних вообще не обнаружилось тех, кто считает, что российские политические партии выполняют функцию артикуляции политических интересов в обществе. Общественным организациям было уделено еще меньше внимания. Интерес к 110 ним проявляли лишь в возрастных группах до 26 лет и 31-50летних (менее 10% в соответствующих группах). В остальных случаях респонденты не рассматривали их как представителей своих политических интересов. При этом политические партии скорее отвечали интересам лиц со средним и высшим образованием, общественные организации – лицам со средним специальным и высшим образованием. Уже отмечавшаяся маргинализация политических интересов лиц со средним специальным образованием на уровне представительных органов власти в некоторой мере преодолевается за счет профсоюзных организаций, отвечающих интересам 11% респондентов в данной группе, а также 13% опрошенных со средним образованием и 10% с высшим образованием. Также профсоюзы почти в равной степени отвечают интересам практических всех возрастных групп старше 21 года. Легитимность и эффективность всех вышеназванных политических акторов во многом определяется и тем, в какой степени они отражают интересы различных слоев общества. Об этом уже шла речь. Уточним некоторые аспекты. Прежде всего, наблюдается практически классический тип социально-экономической маргинализации, при которой там, где политические акторы в целом не отвечают интересам безработных, интересы предпринимателей учитываются наиболее полно. Это с достаточной очевидностью проявилось применительно к таким политическим игрокам, как Президент России и депутаты Государственной Думы, а в определенной мере и к политическим партиям в целом. Такое положение дел усиливает и закрепляет социальный разрыв между бедными и богатыми, а также служит дополнительной основой для недовольства качеством социальной политики в России. 111 Затем, достаточно тревожным представляется относительно высокий процент работников сферы управления (почти 20% в данной группе), считающих, что Президент РФ совершенно не отражает их политические интересы. Почти такая же ситуация складывается и в отношении Президента РБ: среди работников сферы управления 15% не видят в нем выразителя своих политических интересов. Это не может не отразиться на эффективности реализации программ, проводимой исполнительной властью в целом. А в период трансформационных процессов отсутствие консенсуса прежде всего в среде тех, кто призван обеспечивать реализацию принятых решений, может существенно замедлить формирование устойчивой социально-экономической и политической структуры общества. И, наконец, большинство среди тех, кто считает, что из предложенного списка субъектов общественно-политической жизни никто не выражает их политические интересы, хотя бы отчасти, составляет молодежь (лица до 26 лет – 50%). Кроме того, именно в этой возрастной группе наибольший процент тех, кто отказывает в политическом доверии партиям (57% не видят в них представителей своих политических интересов), общественным организациям (53% не считают их представителями интересов на политической арене), депутатам всех уровней представительной власти (45-47% полагают, что депутаты совершенно не отражают политические интересы молодежи). Такой социально-политический контекст ставит под большую угрозу любые попытки ускоренного развития партийной системы в России, для которой требуется создание прежде всего эффективных механизмов вертикальной мобильности для молодежи, в том числе в деле создания 112 кадрового резерва партий, а также формирование имиджа партий, адекватного запросам различных социальных групп российского общества. По-видимому, немаловажную роль по установлению связи между общественными интересами и государственной политикой, формированию доверия общества к политическим институтам, созданию условий, при которых значительная часть населения ощущает сопричастность политическому процессу в стране, должны играть политические элиты. Характер политической элиты и уровень ее значимости в обществе во многом определяет эффективность указанных выше задач. Наше исследование показало, что далеко не все респонденты готовы указать фамилии тех, кто для них представляет политическую элиту на региональном уровне, т.е. в Башкортостане, а кто на федеральном, т.е. в рамках страны в целом. Лишь 53% смогли указать представителей политической элиты Республики Башкортостан. 60% опрошенных смогли вспомнить фамилии политических фигур, заметных на общероссийской арене. Остальные затруднились с ответом. Среди них в основном люди молодого возраста (до 26 лет – 42%, 26-35 лет – 22%), имеющие образование выше среднего (среднее специальное – 18%, неполное высшее – 29%, высшее – 37%) и на момент опроса являвшиеся либо студентами (35%), либо безработными (22%). Их незнание политической элиты объясняется скорее отсутствием всякого интереса к политической жизни, вызванное низким доверием к политикам в целом, их заявлениям, а также необходимостью решать насущные проблемы жизнеустройства. Список самых заметных политиков в Башкортостане открывает Президент республики М.Г.Рахимов (91% 113 респондентов, указавших фамилию представителя республиканской политической элиты). За ним по частотности упоминаний следуют 2 фамилии: Байдавлетов Р.И. – премьерминистр Правительства Республики Башкортостан (48%) и Толкачев К.Б. – председатель Государственного Собрания – Курултая – Республики Башкортостан (30%). Среди названных представителей политической элиты России в подавляющем большинстве случаев (90,3%) назывался Президент России В.В.Путин. Члены Правительства РФ и Федерального Собрания упоминались в 40% случаев. Здесь наиболее часто встречались имена таких политических деятелей как М.Е.Фрадков (18,3%), Б.В.Грызлов (13,3%), С.Б.Иванов (13%), Г.А.Зюганов (8,3%), В.В.Жириновский (8%), С.К.Шойгу (7,6%). Остальные видные российские политические фигуры упоминались значительно реже. Итак, мы видим, что помимо вполне оправданного интереса участников опроса к президентам, главам исполнительной и законодательной ветвей власти, а также лидерам ведущих российских политических партий, определенное внимание уделяется руководителям министерств и ведомств, обеспечивающих безопасность государства как от внешних, так и от внутренних угроз. Указанная тенденция, существенно подкрепляемая деятельностью СМИ, проявляется и в ответах респондентов на вопрос, в котором их просят указать учреждения и организации, формирующие образ политической элиты. Первые три позиции в порядке убывания занимают соответственно партии и парламент, правительство, силовые структуры (ФСБ, МВД, МЧС, внешняя разведка). Тем самым подчеркивается попрежнему существующий в обществе запрос на стабильность и, прежде всего, обеспечение физической безопасности государства 114 и его граждан. Далеко не последнюю роль в формировании этого общественного запроса играют средства массовой информации, которые нередко превращают силовые структуры в одних из главных «делателей новостей». В целом политическая элита как в России, так и в Башкортостане имеет характер публичности, хотя значительная часть респондентов не готова вспомнить конкретные имена, что во многом связано с низкой эффективностью работы некоторых представителей политической элиты. К этому следует добавить заметное участие в рядах политической элиты представителей так называемых «силовых структур». Возвращаясь к вопросу о степени представительства политических интересов респондентов, еще раз отметим, что хотя в наибольшей степени эту функцию осуществляют президенты, остальные участники общественно-политической жизни, прежде всего партии и общественные организации, практически не справляются с выполнением задачи по агрегации и артикуляции интересов различных социальных слоев. При этом среди тех, чьи интересы оказались не представленными или представленными в наименьшей степени политическими акторами, большинство составляют безработные и студенты, отчасти инвалиды. По сферам занятости, а также прежнего или будущего места работы, это преимущественно работники медицинских учреждений, сферы науки и образования, отчасти сферы услуг, связи и транспорта, работники сферы культуры и искусства. Кроме этого, учитывая возрастной состав (в основном лица до 36 лет) этих политически маргинализованных групп и их образовательный уровень (преимущественно среднее специальное и высшее образование), следует обратить пристальное внимание на формирование эффективных механизмов, способствующих процессам социальной 115 мобильности и консолидации общества. Без таких механизмов будет невозможно преодолеть маргинализацию указанных социальных групп и в дальнейшем обеспечивать легитимность существующего политического режима. Отношение к человеку в политике В данном пункте в отличие от двух предыдущих, где проблема маргинальности рассматривалась по отношению к сфере политики и политических отношений в целом, обратим внимание на факторы маргинальности внутри самой политической сферы. Прежде всего, укажем на некоторые черты российского политика, которые, по мнению участников нашего анкетирования, соответствуют его статусу и характеру занятий. Во-первых, это человек, специально подготовленный для такого рода деятельности, преимущественно в специализированных учебных заведениях, по примеру Академий при Президенте, Правительстве (так думает 67,5% опрошенных). Только 10% респондентов считают, что не требуется специальной подготовки для осуществления политической деятельности. Во-вторых, оптимальный возраст для политика – 41-50 лет (на это указывают 50% респондентов). В то же время нельзя не заметить симпатии 34% опрошенных к более молодым политическим фигурам в возрасте 31-40 лет. И, наконец, политик – это богатый человек, так считает большинство опрошенных (52%). Однако здесь необходимо отметить, что высок процент и тех, кто верит в возможность стать политиком при ограниченных финансовых возможностях (34,5%), что свидетельствует об укорененности в общественном сознании представления о «политической фигуре от народа». Это в свою очередь усиливает вероятность появления на политической сцене популистов, пытающихся добиться внимания масс своим происхождением из «простых людей». 116 Приведенные признаки сразу обозначили наличие двух качественно разных условий, ограничивающих вхождение в сферу реальных политических отношений и прямого участия в принятии политических решений. Назовем их статусность – фактор, обозначающий возможность изменять отношение к себе в зависимости от уровня образования, финансовой состоятельности и т.п., – и социобиологические особенности, обусловленные полом, возрастом или наличием ограниченных физических возможностей (инвалидностью). Сочетание этих факторов означает более легкое вхождение в политическую элиту для одних и заведомо существующие трудности для других. Если образование и наличие финансовой обеспеченности позволяют человеку достаточно быстро обретать новые, более статусные социальные роли и наблюдать соответствующее изменение отношения к себе со стороны окружающих, то такие факторы возможного ограничения в становлении политической карьеры, как пол, возраст или инвалидность являются неизменными и могут служить серьезным препятствием при продвижении по социальной лестнице, хотя бы потому, что ограничения, основанные на этих факторах, опираются на стереотипы общественного сознания. Именно поэтому в качестве факторов маргинализации внутри политической сферы в нашем исследовании были выбраны эти три параметра: пол, возраст, наличие ограниченных физических возможностей. Проблема участия женщин в политике прочно вошла в политический дискурс и стала основной темой при обсуждении проблем равноправного участия мужчин и женщин в политических процессах и связанной с этим участием дискриминации по признаку пола. Определенные шаги по преодолению неравенства в этой общественной сфере дают свои результаты. В 1970-е годы 117 международное сообщество сделало ряд решительных шагов по обеспечению женского равноправия. 1975 год был объявлен Генеральной Ассамблеей ООН Международным годом женщины, а период с 1976 по 1985 годы – Десятилетием женщины под девизом: “Равенство, развитие, мир”. В 1979 году ООН приняла Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин129. Существенный вклад в процесс достижения женщинами реального равноправия в обществе внесли Международные конференции по положению женщин. Наши респонденты своими ответами подтвердили складывающуюся в общественном сознании тенденцию положительного отношения к установлению между обоими полами равных прав и равных возможностей по их реализации, а также увеличению потенциала для проявления женщинами своей активности в политической сфере. Так, например, 83% опрошенных считают, что женщины, имеющие равный с мужчинами профессиональный опыт, должны заниматься политикой, а 90% в той или иной мере согласны с утверждением, что женщины-политики могут быть выразителями интересов различных социальных групп. При этом нужно отметить, что такую позицию разделяют не только свыше 90% женщин, но более 70% мужчин, участвовавших в опросе. В то же время, несмотря на позитивное восприятие женщин в политике, отмечаемое в общественном сознании, реальное положение дел несколько отличается, и участие российских женщин в политике не столь очевидно. С целью выяснить, насколько заметны российские женщины-политики в общественной жизни, мы попросили респондентов указать известные им фамилии. Среди наиболее упоминаемых оказалось всего 3 фамилии (Матвиенко, 129 СССР ратифицировал эту конвенцию в 1980 году. 118 Слиска, Хакамада); вторую по упоминаемости группу составили Панфилова, Горячева, Новодворская. Это в целом совпадает и с всероссийским опросом экспертов, который проводит «Независимая газета» при составлении рейтинга 100 ведущих российских политиков за год130, в котором фигурирует только две женщины-политика: Л.К.Слиска и В.И.Матвиенко. Таким образом, в реальной политике участие женщин практически не заметно, что вызвано не столько недоверием женщине как политику-профессионалу, сколько отсутствием возможностей для женщин вести такого рода деятельность, занимая в том числе политические должности очень высокого ранга. Возрастные ограничения участия в активной политике, т.е. в реализации пассивного избирательного права, вполне определенно прописаны в Конституции и соответствующих законодательных актах РФ и ее субъектов. Так, например, Президентом России может быть избран гражданин России не моложе 35 лет, а депутатом Государственной Думы – гражданин России, достигший 21 года131. А в Башкортостане президентом республики может быть избран гражданин Республики Башкортостан, не моложе 30 лет132. Тем не менее, общественное мнение на каждом конкретном этапе развития государства конкретизирует свои предпочтения относительно оптимального возраста политика для осуществления им своей политической деятельности. Участники нашего опроса в большинстве своем (46%) считают, что 41-50 лет – самый удачный возраст для российского политика. Эта точка зрения поддерживается в равной степени во всех возрастных группах до 56 лет. Есть среди Независимая газета. 14.01.2005. См. Конституцию Российской Федерации (статьи 81 и 97). 132 См. Конституцию Республики Башкортостан (статья 83). 130 131 119 респондентов и значительная доля (31,5%) тех, кто хотел бы видеть в активной политике еще более молодых, от 31 до 40 лет. Такого мнения придерживается большинство опрошенных в возрасте до 26 лет, что вполне соответствует их возрастным предпочтениям. Зато политики старше 61 года отвечают ожиданиям менее чем 2% респондентов. Таким образом, участники нашего опроса охотно поддержали бы молодых политиков. Это оправдано не только их возможностью работать активно, но и быстро реагировать на происходящие общественные изменения. Однако нужно отметить, что такое положение дел несколько не соответствует реальному возрастному составу политической элиты в России. Так, например, среди 100 наиболее влиятельных политиков России за 2004 год, согласно экспертному опросу, проведенному «Независимой газетой»133, политиков в возрасте 41-50 лет – 35%, а 31-40-летних – 10%. Более всего политических деятелей в возрастной группе 51-60 лет – 39%. А в группе старше 61 года – 15%. Мы наблюдаем явные расхождения с ожиданиями общества относительно возраста политического деятеля. Особенно эти ожидания завышены по отношению к молодым политикам (31-40 лет), которые не попадают в политическую верхушку, в том числе и в силу негласных возрастных ограничений. В то же время среди все тех же 100 наиболее влиятельных политиков России за 2004 год 19% относились к лицам пенсионного возраста (старше 60 лет у мужчин и старше 55 лет у женщин)134. При этом 30% респондентов считают, что нужно Независимая газета. 14.01.2005. Согласно ФЗ РФ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» (статья 7). 133 134 120 ограничивать доступ граждан в органы власти по признаку возраста дополнительно к тем случаям, которые уже предусмотрены законом. Если учесть, что среди тех, кто выразил такое мнение, большинство (65%) составляют респонденты от 21 до 50 лет, то речь идет скорее об ограничении сверху. Наблюдается нежелание видеть пожилых политиков у власти. И, наконец, наличие ограниченных физических возможностей может быть серьезным препятствием в становлении и продолжении политической карьеры. Участники нашего опроса неоднозначно оценили такого рода критерий маргинализации в рамках политической элиты. С одной стороны, 54% считают, что такого рода люди могут стать политическими деятелями, с другой стороны, четверть этих же респондентов указывает на наличие ограниченных физических возможностей как дополнительный критерий недопуска граждан в органы власти. Все же в целом отношение к участию инвалидов в политической деятельности можно оценить как позитивное. Участники опроса предполагают, что люди с ограниченными физическими возможностями могут работать в основном на муниципальном уровне (43%), но не исключают возможности работать на региональном (29%) и федеральном (27,5%) уровне. Что касается формы политической деятельности таких людей, то респоденты указывают в основном на работу в общественных организациях (25%), участие в выборных кампаниях (25%), а также посещение собраний (20%) и даже консультирование госструктур (19%). Итак, отношение к человеку в политике среди участников опроса можно охарактеризовать как конструктивное. Во-первых, в представлениях респондентов нет отрицательного отношения к участию женщин в политике, скорее наблюдается обратное. Во121 вторых, отдается предпочтение политикам самого активного возраста 31-50 лет. В-третьих, наличие ограниченных физических возможностей в целом не рассматривается как отсутствие или лишение возможности заниматься политической деятельностью. Этнополитические ориентации В рамках полиэтнического общества, каковым без сомнения является Башкортостан, особый интерес приобретают этнополитические установки различных групп населения, что впоследствии находит свое отражение в политическом процессе. По данным Всероссийской переписи населения 2002 г. в Республике Башкортостан зарегистрировано 130 этносов135. Из них наибольшую долю в структуре населения республики имеют русские, башкиры и татары. В нашем исследовании респонденты по этническому признаку распределились следующим образом: русские (33,8%), татары (33,6%), башкиры (23,6%), чуваши (1,3%), марийцы (0,9%), украинцы (0,9%). Это в известной мере соответствует соотношению основных этносов, живущих в Башкортостане. Примечательно, что такая полиэтничность имеет достаточно укорененный характер. Так, например, 84% опрошенных разных национальностей считают себя коренными жителями республики. В то же время от этноса к этносу несколько разнится степень локальной идентичности. И если коренными жителями себя считают 90,8% титульной нации Республики Башкортостан, то среди русских, татар, чувашей, марийцев этот показатель немного ниже – 82,7%, 85,2%, 83,3%, 75% соответственно. Этот факт накладывает отпечаток на этнополитические процессы в республике. Для их более детального изучения в ходе опроса проверялись некоторые гипотезы. 135 http://www.perepis2002.ru/ct/html/TOM_04_03_4.htm 122 Мы предположили, что коренные жители придают большее значение, чем некоренные, национальности политика, которая должна соответствовать их собственной. Проверка этой гипотезы через анализ таблиц сопряженности показала, что лишь для 49% коренных жителей значима национальность политика. Причем среди них лишь 29% отметили, что для них национальность политика «имеет большое значение», и 71% указали на «не столь важное» значение национальности политика. В ответе на вопрос о соответствии национальности политика национальности участника опроса мнения респондентов, считающих себя коренными жителями и отмечающих для себя высокую значимость национальности политика, разделились поровну: 50% считают, что должна соответствовать, 50% – нет. Такие результаты проверки выдвинутой гипотезы заставили нас ввести дополнительный критерий изучения этого вопроса, а именно: представители каких национальностей в данном случае акцентируют внимание на совпадении национальности политика со своей. Согласно этому критерию, с достаточной очевидностью стало ясно, что лидирующую позицию в этом вопросе занимают представители башкир. Их доля среди тех, кому важна национальность политика, совпадающая с их собственной, составила 52,9%. Это и понятно, ведь сама система подбора кадров на государственную службу в Башкортостане устроена так, что в целом в структуре государственных органов республики представительство башкир по всем должностям на 20% выше их доли в численности населения Башкортостана136. В Администрации Президента РБ это превышение среди Здесь и далее: Тощенко Ж.Т. Этнократия: История и современность. Социологические очерки. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. – С. 274. 136 123 руководителей и их заместителей составляет около 20%, в кабинете министров республики – на 33 %, среди глав администраций городов и районов – на 25%. Такое положение дел указывает на основы возможного этнополитического конфликта, а такая форма рекрутирования республиканской политической элиты, где этногеографическое происхождение играет одну из приоритетных ролей, создает зону скрытой политической напряженности в РБ. Именно адекватное политическое представительство интересов всех основных этносов республики является условием устойчивого этнополитического баланса. Пока только для 45% башкир президент республики является представителем их политических интересов. Для русских и татар этот показатель гораздо меньше и составляет 25% и 29% соответственно. При этом среди русских выявилась доминирующая привязка к институтам общефедерального, а не республиканского масштаба. Их политические интересы представлены несколько в большей степени, чем среди башкир и татар, такими политическими акторами, как Президент России (43% русских против 34% башкир и 35,5% татар), депутаты Государственной Думы (14% против 12% и 7%), профсоюз (13% против 8% и 8%). Среди башкир наблюдалась обратная ситуация. Помимо уже указанного представительства их интересов преимущественно Президентом РБ в числе определенно значимых оказались депутаты республиканского парламента (13% башкир считают, что они представляют их политические интересы, против 7% русских и 4,5% татар) и депутаты органов местного самоуправления (20% против 10% и 11%). В целом такая ситуация указывает на маргинализованность нетитульных этносов в региональных политических процессах, что выражается в том числе и в 124 неадекватном этническому составу республики представительству политических интересов на уровне республиканских органов власти. Однако ситуацию нельзя считать неустойчивой или близкой к дестабилизации. Даже при реализации пессимистического сценария – возможного нарастания этнополитической напряженности в республике – потенциал решения таких этнополитических противоречий лежит в поле принятия, прежде всего, политических и экономических, а также в некоторой степени идеологических, но не военно-силовых мер. Именно такие приоритеты разрешения возможных и существующих межэтнических конфликтов выстраивают участники нашего опроса. В то же время, вероятно, что и для самих основных этнических групп РБ, считающих себя коренными жителями, национальность приобретает более инструментальный характер, связанный с узнаваемостью политика, его образованием, возрастом, проживанием на территории республики. Для проверки этой гипотезы были построены соответствующие таблицы сопряженности. Выяснилось, что 69,2% тех, кому значима национальность политика, считают, что нужно с рождения жить в той местности, коренным жителем которой считается человек. Среди ответивших таким образом почти в равной мере представлены основные этносы Башкортостана: 33,3% башкир, 28,9% русских и 28,9% татар, что, безусловно, поддерживает определенный баланс этнополитических предпочтений. Следовательно, политики, «пришлые» из других регионов, при прочих равных условиях имеют невысокий шанс завоевать ведущие позиции в РБ, даже при наличии этнической 125 близости к основным этническим группам, проживающим в республике. Немаловажным является и такой аспект, как узнаваемостью политика. Лидерами рейтинга в республике согласно нашему опросу стали: 1. Рахимов М.Г. – президент Республики Башкортостан (91%137 указавших фамилию представителя политической элиты РБ), 2. Байдавлетов Р.И. – премьер-министр Правительства Республики Башкортостан (48%), 3. Толкачев К.Б. – председатель Государственного Собрания – Курултая – Республики Башкортостан (30%), 4. Ямалтдинов Ф.А. – заместитель премьер-министра Правительства Республики Башкортостан, министр труда и социальной защиты населения Республики Башкортостан, бывший глава администрации г. Уфы (5%). Нужно отметить, что эти фамилии почти в равной степени упомянуты представителями всех трех крупнейших этносов РБ. Таким образом, результаты исследования показали, что выбор персоны республиканской политической элиты зависит скорее не от национальности политика и ее соответствия или несоответствия национальности респондента, а от занимаемой должности, которая и определяет интерес к ней со стороны опрошенных. Это лишний раз подчеркивает общероссийскую Этот пункт анкеты был составлен в качестве открытого вопроса (можно было указать любые персоналии), поэтому сумма процентов по фамилиям превышает 100%. 137 126 особенность политического процесса: «должность красит человека». И, наконец, респонденты, указавшие на то, что национальность политика в той или иной мере значима для них, но не обязательно должна соответствовать их собственной (это 42% от выборки в целом), отмечают необходимость наличия дополнительных ограничителей для тех, кто стремится получить доступ в органы власти. Наиболее часто в этой группе опрошенных упоминались следующие критерии – уровень образования (35,5%), возраст (26%), наличие ограниченных физических возможностей (17%). Приведенные ограничители однозначно свидетельствуют в пользу инструментализации представлений респондентов в отношении своих «национальных» политиков. В этническом разрезе порядок приведенных выше критериев сохраняется в каждой из трех крупнейших этнических групп РБ без изменений, но при этом в соответствующих группах колеблется степень значимости этих критериев. Так, например, важность уровня образования отмечается у 45% русских, 28% башкир и 34% татар, участвовавших в опросе. Такой высокий численный показатель среди русских легко можно объяснить тем, что в их представлении образованный человек хорошо понимает и ценит не только язык и культуру титульной нации, но и интересы русского населения республики. Для возрастного ограничителя эти показатели составили 30% русских, 17% башкир и 28% татар. И здесь проявилась особенность, свойственная этносам, близким к восточной культуре. Респонденты, указавшие свою принадлежность к башкирам и татарам, скорее склонны видеть у власти человека в возрасте от 41 до 50 лет, что могло бы свидетельствовать о его 127 определенном, устоявшемся жизненном опыте при сохранении возможности динамично работать. Такого мнения придерживается 57% башкир и 50% татар, участвовавших в опросе. Предпочтения же русских респондентов в отношении оптимального возраста для политика разделились почти поровну между политиками 31-40 лет, (таких хотят видеть 40,5% русских) и политиками 41-50 лет (45,5% русских). Отсюда и более заостренное внимание в русской среде к наличию у политика ограниченных физических возможностей (21% русских), по всей видимости, вызванных более пожилым возрастом по сравнению с молодыми политиками в возрасте 31-40 лет, что препятствовало бы динамичному осуществлению ими своих обязанностей. Среди башкир и татар упоминаемость этого критерия, ограничивающего вхождение во власть, несколько ниже и составляет 12% и 16% соответственно. Что касается других, упомянутых в меньшей степени, ограничителей для тех, кто стремится получить доступ в органы власти, то среди русских, башкир и татар выявились соответствующие особенности этнических представлений о политической фигуре. Так 9% башкир отдельно заострили внимание на месте жительства политика. А для 5% татар в числе ограничителей оказался уровень дохода политика. Почти одинаково значимым для русских, башкир и татар (по 3-4% в каждой группе) оказался такой параметр, как наличие судимости у политика. Примечателен также тот факт, что ни один представитель крупнейших этносов РБ не отметил пол как критерий недопущения во власть. Среди дополнительных параметров ограничения вхождения во власть, указанных респондентами – русскими, башкирами и татарами – на свободной строке, были указаны следующие: склонность к 128 наркотикам (русский); незнание истории и государственных языков Башкортостана, отсутствие моральных качеств, ограниченность (башкиры); непрофессионализм, отсутствие человечности, невменяемость (татары). Итак, рассмотрение этнополитических ориентаций участников опроса позволило выявить определенные контуры общественных этнополитических предпочтений в республике. Во-первых, для большинства населения РБ национальность политика не имеет большого значения. Среди тех же, для кого этническая самоидентичность с политиком играет важную роль, более половины являются представителями титульной нации (башкиры). Во-вторых, национальность политика больше воспринимается инструментально и предполагает соответствие ряду критериев, таких как постоянное проживание (с рождения) на территории республики, высокий уровень образования, зрелый возраст (41-50 лет), отсутствие ограниченных физических возможностей, высокая занимаемая должность. И, наконец, общественный запрос на использование политических и экономических инструментов в ходе разрешения возможных конфликтов и противоречий между этническими группами ставит политического деятеля перед необходимостью быть гибким и дипломатичным в регулировании межэтнических отношений. В таком контексте одной из главных политических задач становится сохранение стабильности межэтнических отношений в республике при всемерном развитии механизмов, позволяющих адекватно учитывать и представлять, в том числе и на политическом уровне, интересы крупнейших этнических групп, проживающих в Башкортостане. * * * 129 Подводя итоги проведенному исследованию социальнополитической маргинализации части российского социума на примере Республики Башкортостан, выделим основные параметры этой маргинализации. Во-первых, был отмечен недопустимо высокий уровень работников сферы образования, науки и здравоохранения в числе тех, кто имеет низкий и ниже среднего социальный статус или относит себя к ниже среднего и низшему слою общества. Здесь проявляется не только качество развития социального государства в России, но и выходит на поверхность проблема соотношения степени образованности с социальным престижем. Принимая во внимание то обстоятельство, что на лица с высшим образованием приходится существенная доля социальных «низов», нельзя не заметить, что образование не гарантирует социальный успех. Во-вторых, целый ряд признаков социально-политической маргинализации оказался связан с такой социальной группой, как молодежь. Именно лица в возрасте до 26 лет (в некоторых случаях до 30 лет) в наибольшей степени отмечают непредставленность своих политических интересов субъектами общественно-политической жизни и, как следствие, не участвуют в выборах, так как либо просто не хотят, либо не видят в них смысла. В то же время среди них находится большое число тех, кто считает возможным донести свое мнение путем прямого политического действия, т.е. участвуя в акциях протеста (30%). И это в определенной мере является результатом воздействия на эту социальную группу политических технологий, ведь именно среди молодежи, как показало наше исследование, самый высокий процент тех, кто затрудняется ответить на вопрос о своих политических взглядах. 130 В-третьих, несмотря на подавляющее число приверженцев демократических взглядов среди наших респондентов, часть из них имеет достаточно противоречивое представление об основных идеях этой демократии, что показательно не только для регионов, но и для России в целом. Так, например, они составляют треть тех, кто не хочет или не видит смысла участвовать в политических выборах, и половину тех, кто считает, что политические партии не являются представителями их политических интересов. Такое положение дел скорее свидетельствует о неразвитости некоторых институтов российской и региональной политической системы, прежде всего институтов политического представительства интересов различных социальных групп, чем об отсутствии демократических навыков у участников проведенного опроса. В-четвертых, на фоне достаточно активного интереса респондентов к президентской власти в деле представительства их политических интересов совершенно маргинальные позиции в осуществлении этой же функции играют другие политические акторы, прежде всего партии и общественные организации. Причина этого не только в институциональном дизайне российской политической системы и ее региональных производных, но и в характере электоральной поддержки соответствующих партий, основу которой составляют предприниматели и пенсионеры, т.е. те, кто обеспечивает партии двумя необходимыми для них ресурсами в предвыборный период: финансовыми средствами и голосами. В-пятых, просматривается существенная дистанция между обществом и лицами, принимающими политические решения. Почти треть респондентов считают, что никто не представляет их политические интересы, а более 40% затруднились указать 131 фамилии тех, кого они могли бы отнести к политической элите. Отчужденность значительной части населения от процесса формулирования требований и контроля за принятием соответствующих политических решений приводит их к ощущению принадлежности к социальному слою, не влияющему на политическую жизнь страны. Именно такое ощущение чаще возникает у уже упоминавшейся молодежи, безработных и инвалидов. Это их интересы представлены в наименьшей степени, что говорит о наличии в социуме буквально классического типа социально-политической маргинализации. А профессиональный и возрастной состав тех, чьи интересы практически не представлены – а это преимущественно лица до 50 лет, работники сферы здравоохранения, образования, науки, связи, транспорта – существенно усложняет процесс маргинализации и делает его уже небезопасным для целостности социума и стабильности политического режима. Дополнительные штрихи к общей картине социальнополитической маргинализации в Башкортостане накладывают этнополитические особенности общественных процессов в республике. Хотя для большинства участников нашего опроса национальность политика не имеет значения или его значение не столь важно для них, представители коренных этносов отмечают, что должны существовать дополнительные критерии, позволяющие участвовать в региональной политике. Для русских наибольшую значимость имеет образование политика, для башкир – его проживание на территории республики с рождения, для татар – возраст и уровень дохода политического деятеля. И не всегда реальные политики удовлетворяют всем этим критериям, что в свою очередь может создавать дополнительную социально-политическую напряженность в периоды активизации 132 региональных политических процессов. Также необходимо добавить, что в республике наблюдаются определенные этнические предпочтения относительно политических акторов, способных представлять интересы соответствующих этнических групп на политической арене. Так у русских проявилась доминирующая привязка своих политических интересов к институтам общероссийского масштаба (Президент России, депутаты Государственной Думы, профсоюз), а у башкир – к институтам республиканского уровня (Президент РБ, депутаты Курултая, депутаты органов местного самоуправления). Такая ситуация свидетельствует о маргинализации политического представительства нетитульного этноса на республиканском уровне и незначительном интересе представителей титульного этноса к общефедеральным институтам. Обозначенные проблемные области социальнополитического развития республики, а также соответствующие им параметры маргинализации могут перейти из категории потенциальных или неявно выраженных в весьма заметные в целом ряде случаев: при ухудшении социально-экономического положения населения региона, особенно при обострении проблем занятости и оплаты труда; усилении диспропорций в национальной политике, прежде всего в сфере доступа к каналам вертикальной социальной мобильности для представителей коренных этносов РБ; увеличении дистанции между политической элитой республики и обществом, отсутствии условий для дальнейшего развития институтов гражданского общества, общественных организаций. 133 Более глобальные негативные последствия и существенное усиление маргинализации в РБ возможны в случае реализации проектов по укрупнению субъектов РФ в данном регионе страны. А такие планы переустройства государства периодически возникают в среде экспертного сообщества. Так, например, некоторые исследователи считают, что «поскольку некоторые регионы РФ не способны в полной мере обеспечивать социальные потребности своих граждан и не могут выполнять функции полноценных субъектов Федерации, требуется провести реформу административно-территориального устройства страны, обязательным элементом которой стало бы укрупнение ряда субъектов РФ и придание части регионов статуса автономий (национальных, территориальных)»138. Не делая акцент на такого рода фундаментальных изменениях, руководство страны все же оказалось перед необходимостью решения острых социальных проблем в существующих субъектах Российской Федерации. По сути речь идет о преодолении уже ставшей для всех очевидной социальной маргинализации населения, имеющей в таком состоянии значительный политический потенциал, вектор которого может быть направлен в том числе и против существующего политического режима. Именно с этим, по всей видимости, связана разработка приоритетных национальных проектов в области образования, здравоохранения, обеспечения доступным жильем и развития сельского хозяйства, о реализации которых заявил Президент России В.В.Путин 5 сентября 2005 года на встрече с членами Правительства, Совета Федерации, президиума Государственного Совета и депутатами Государственной Думы. Галкин А.А., Федосов П.А., Валентей С.Д., Соловей В.Д. Федерализм и публичная сфера в России // Полис. - 2001. - №4. - С. 153-154. 138 134 Представляется, что последовательная реализация этих проектов, в том числе в Башкортостане как одном из ключевых субъектов РФ в условиях его значительного экономического потенциала и отмечаемого в нашем исследовании конструктивного отношения к политическим деятелям со стороны представителей различных социальных групп, может внести существенный вклад в процесс демаргинализации российского социума в целом. Общее и особенное в политическом поведении жителей Башкортостана Полученные результаты были проанализированы и сопоставлены с показателями и оценками политических процессов в Башкортостане, преимущественно в период подготовки и проведения на территории республики в последние годы выборов федерального и регионального уровней (16 марта 2003 г. выборы в Государственное Собрание – Курултай – Республики Башкортостан, 7 декабря 2003 г. – выборы в Государственную Думу России и первый тур выборов Президента Республики Башкортостан, 21 декабря 2003 г. – второй тур выборов Президента Республики Башкортостан, 14 марта 2004 г. – выборы Президента России), а также деятельности региональной оппозиции в последние годы. Таким образом, были определены причины и потенциал различных форм конвенционального и неконвенционального воздействия на политический процесс в РБ и региональную составляющую политического процесса Российской Федерации в целом в контексте маргинализации. 135 Исходным положением изучения политических последствий маргинализации в Башкортостане было представление об общей схожести форм конвенционального и неконвенционального воздействия на политический процесс на федеральном и региональном уровне. Поэтому в качестве форм конвенционального воздействия на политический процесс в условиях маргинализации в Башкортостане, прежде всего, рассматривались такие, как политический абсентеизм, голосование «против всех», поддержка на выборах маргинальных партий, участие в работе и при создании таких партий, обращения граждан и групп граждан в органы власти. Изучение неконвенционального воздействия на политический процесс в регионе, главным образом, относится к ненасильственным формам, а именно – несанкционированным политическим акциям, митингам. При анализе этих форм проявлений политических последствий маргинализации в Башкортостане были выявлены региональные особенности, в которых прослеживается определенная взаимосвязь с развитием указанных выше политических проявлений маргинализации. Политический абсентеизм, рассматриваемый нами на федеральном уровне как устойчивая тенденция роста числа избирателей, не участвующих в выборах и референдумах, в Башкортостане не имеет столь выраженного характера. Наиболее ярко в таком аспекте этот феномен проявлялся на выборах в Государственное Собрание – Курултай – Республики Башкортостан, на которых неявка в разные годы составляла от 38,7% до 42,7%. 136 % избирателей, не уч аств ов аших в голосов ании Выборы в Государст венное Собрание Курулт ай - Республики Башкорт ост ан 42,7 41 38,7 1995 1999 2003 годы Составлено по данным Центральной избирательной комиссии Республики Башкортостан [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bashkortostan.izbirkom.ru/ На выборах Президента Республики Башкортостан, напротив, наблюдалась заметная устойчивость количества избирателей, не участвующих в выборах. С 1998 г. этот показатель находится в диапазоне от 24% до 31%. На федеральных выборах в Государственную Думу в 2003 г. и на должность Президента России в 2004 г. избирателей Башкортостана, не пришедших на голосование, было еще меньше: 24% и 11% соответственно 139. Причины таких результатов электоральной активности в РБ связаны с двумя основными факторами: типом электорального поведения и степенью политической представленности общественных интересов участниками избирательного процесса. Результаты выборов в Государственную Думу и на должность Президента России [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.cikrf.ru/ 139 137 Сложившийся и во многом укрепившийся в период развития современной России тип электорального поведения в Башкортостане получил название в политологической литературе «советский». Его характерной чертой выступает тесная и непосредственная связь между управляемыми и управляющими, основанная на личной зависимости и покровительстве140, что позволяет в достаточной мере обеспечивать явку на выборы любого уровня и контролировать их результаты. В связи с этим указанный тип занял в республике доминирующее положение на селе и среди горожан, этнически и культурно связанных с селом,141 что обеспечивает не только электоральную активность заданной направленности на федеральных выборах, но и необходимый уровень представительства титульного этноса в региональных органах власти. Именно результаты голосования в районах с преимущественно сельским населением, где явка, например, на выборах в Государственную Думу России в 2003 г. порой доходила до 90-96%, позволили скрасить относительно высокий политический абсентеизм населения крупных городов РБ, прежде всего Уфы. Наш опрос, проведенный в Уфе, показал, что уровень неучастия в политических выборах разного уровня среди жителей столицы республики составил 43%. Наименьший интерес у респондентов вызывали выборы в Государственную Думу РФ, региональные выборы и выборы в органы местного самоуправления. Уровень неучастия в них находился в диапазоне Афанасьев М.Н. Поведение избирателей и электоральная политика в России // Полис. – 1995. – №3. – С. 112. 141 Анохина Н.В., Мелешкина Е.Ю. Итоги голосования и электоральное поведение // Второй электоральный цикл в России (1999–2000). – М., 2002. – С. 158–185; Селиванов А.И. Башкортостан – «неизвестная земля» на политической карте России // Полис. – 1995. – № 6. – С. 138. 140 138 47-52%. Традиционно наибольшая активность наблюдалась на выборах Президента РФ: процент неучаствовавших в выборах здесь не превысил 23%. Конвенциональные формы активного воздействия на политический процесс в РБ в контексте маргинализации проявляются, главным образом, в виде протестного голосования, поддержки маргинальных политических организаций, участия в их работе. Все это так или иначе связано с избирательным процессом и подчиняется его логике. Протестное голосование в форме голосования «против всех» в РБ выражено недостаточно отчетливо. На выборах в Государственное Собрание Республики в 2003 г. этот показатель составил 8,19%142, зафиксировав верхнюю планку для такого типа голосования в избирательном цикле 2003-2004 гг. Соответственно на выборах в Государственную Думу, выборах Президента РБ (1 и 2 туры) и Президента РФ в рассматриваемый период кандидат «против всех» набирал незначительные проценты: 2,79%; 2,41% (1 тур), 4,07% (2 тур); 0,71% 143. Общая динамика региональных выборов в РБ также свидетельствует об уменьшении числа голосов, поданных против всех кандидатов, списков кандидатов. Результаты выборов в Государственное Собрание – Курултай – Республики Башкортостан 16 марта 2003 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bashkortostan.izbirkom.ru/ 143 Результаты выборов в Государственную Думу и на должность Президента России [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.cikrf.ru/ 142 139 % избирателей, п роголосов ав ших п ротив в сех Выборы Президент а РБ 17,1 2,41 1998 4,07 2003 2003 годы % избирателей, п роголосов ав ших п ротив в сех Выборы в Государст венное Собрание Курулт ай - РБ 11,38 8,19 1999 2003 годы Составлено по данным Центральной избирательной комиссии Республики Башкортостан [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bashkortostan.izbirkom.ru/ Причины такой динамики скорее связаны с административным вмешательством республиканских органов исполнительной власти в избирательный процесс, в частности в процесс нарезки избирательных округов, деятельность избирательных комиссий144. В то же время необходимо отметить, что общий уровень протестного голосования в республике достаточно высок. Избиратели осваивают его «новые» формы. Так, например, Орешкин Д.Б. География электоральной культуры и цельность России // Полис. – 2001. – № 1. – С. 86. 144 140 особенностью выборов в Башкортостане стал достаточно высокий процент недействительных бюллетеней, получаемых избирательными комиссиями. Как правило, это связано с намеренной порчей бюллетеня избирателем. Такая форма выражения протеста на выборах может быть вызвана недоверием избирателей к процедуре выборов как таковой ввиду непрозрачности проведения подготовки к голосованию и подсчета бюллетеней, в силу недоверия всем кандидатам, а также обусловлена общественным недовольством социальнополитической ситуацией в регионе, существенным разрывом между политической элитой и обществом. Нередко бюллетени становятся недействительными по причине голосования за кандидата, уже выбывшего из электоральной гонки. Показательными в этом плане были выборы, прошедшие в декабре 2003 г. Тогда на выборах в Государственную Думу процент недействительных бюллетеней по Башкортостану превышал общероссийский показатель почти в 2 раза, составив 2,8%. На выборах Президента РБ эта цифра была того же порядка: по результатам первого тура – 1,84%, по результатам второго тура – 2,1%145. При этом ни в первом, ни во втором случае едва ли можно предположить, что избиратели не умели обращаться с бюллетенями. Почти половина всех недействительных бюллетеней (43,5% на выборах в Государственную Думу, 34% по итогам первого тура выборов Президента РБ, 46,6% по итогам второго тура) была опущена в избирательные урны городскими жителями, которые в подавляющем большинстве осведомлены о Результаты выборов в Государственную Думу РФ 7 декабря 2003 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.cikrf.ru/; Результаты выборов на должность Президента РБ 7 и 21 декабря 2003 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bashkortostan.izbirkom.ru/ 145 141 порядке голосования и способны понять, а также правильно выполнить несложные правила заполнения бюллетеня. Кроме того, спустя без малого 3 месяца, на выборах Президента РФ 14 марта 2004 г., ситуация кардинальным образом изменилась. Число недействительных бюллетеней по РБ составило менее 0,5%, что в 1,8 раза меньше, чем в целом по России. Учитывая отношение избирателей к соответствующим избирательным кампаниям и уровень доверия представленным на них кандидатам – электоральный рейтинг В.В.Путина в рассматриваемый период составлял 77-79%146, – несложно прийти к выводу, что такая форма протестного голосования, как порча бюллетеней служит индикатором легитимности проводимых выборов. Наиболее отчетливо такое голосование проявляется пока на региональных выборах. Помимо Башкортостана показательными в этом смысле оказались выборы в Московскую городскую Думу 4 декабря 2005 г. Количество недействительных бюллетеней составило 5,44% 147. По сути, такой результат во многом означал несогласие избирателей с изменениями в региональном избирательном законодательстве, отменившими голосование против всех, и недовольство по поводу решения Верховного суда, не допустившего к выборам партию «Родина». Таким образом, вполне возможно, что практика голосования, при которой будет много недействительных бюллетеней, может найти более широкое применение и выйти за См.: Результаты еженедельных опросов населения [Электронный ресурс] / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/map/projects/dominant/ 147 Результаты выборов депутатов Московской городской Думы четвертого созыва 4 декабря 2005 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.moscow_city.izbirkom.ru/ 146 142 рамки региональных выборов, особенно после отмены формы голосования «против всех». Заметной конвенционной формой проявления политических последствий маргинализации в Башкортостане является отсутствие межпартийной конкуренции, в последнее время обусловленное монополизацией партийного пространства в республике партией «Единая Россия». В Государственном Собрании – Курултае – Республики Башкортостан, сформированном по итогам выборов 2003 г., 87% депутатов являются членами и сторонниками партии «Единая Россия». Из 9 избирательных объединений, участвовавших в выборах в республиканский парламент, помимо «Единой России» смогли получить депутатский мандат представители только 4 партий: Союз правых сил, Яблоко, Народная партия, Аграрная партия и 1 регионального общественного объединения «Трудовая Башкирия». Причинами такой маргинализации целого ряда партий на политическом пространстве республики выступают: во-первых, организационная неразвитость большинства российских партий, которые зачастую имеют в регионе лишь номинальное представительство; во-вторых, неконкурентоспособность большинства партий при условии отсутствия у них административной поддержки на местах148. Кроме того, социальная опора для российских партий в РБ недостаточно крепка. В нашем опросе более 90% респондентов отметили, что не состоят ни в каких партиях. В целом в Воронцова А.Б., Звоновский В.Б. Административный ресурс как феномен российского избирательного процесса // Полис. – 2003. – № 6. – С. 114–124. 148 143 настоящее время отмечается незначительный интерес к деятельности партий на территории республики. При этом нельзя не отметить, что на рубеже 1980-1990-х гг., также как и на общероссийском уровне, особенно заметной конвенциональной формой активных проявлений политических последствий маргинализации в РБ стало формирование новых общественных и политических организаций. Тогда рост политической активности в республике был обусловлен началом трансформаций, которые переживало все российское общество. В Башкортостане этот процесс приобрел свою специфику, связанную с влиянием этнополитических факторов на региональную политическую жизнь. Политическая маргинализация в РБ рассматривалась целым рядом политических сил с этнической точки зрения, что создало дополнительные условия для становления и дальнейшего развития национально ориентированных общественнополитических организаций. Наибольшую политическую активность проявили организации, представляющие интересы трех крупнейших этносов, проживающих на территории РБ: русских, башкир и татар. Создание этих организаций пришлось практически на 19891990 гг. В результате национальные интересы башкир стремились отстаивать такие общественно-политические образования, как Башкирский народный центр «Урал» (БНЦ «Урал»), Башкирская народная партия, Союз башкирской молодежи (СБМ). Главной целью этих организаций было всемерное развитие независимости РБ, защита и реализация прав титульного этноса республики в различных сферах жизни: общественно-политической, социально-экономической, культурно-языковой. 144 Активную реакцию на создание башкирских общественнополитических организаций продемонстрировали представители татар, проживающих в РБ. Наиболее ярко проявили себя такие организации, как Татарский общественный центр РБ (ТОЦ РБ), Татарская демократическая партия «Идель-Урал», Милли Меджлис татар Республики Башкортостан. Их основной целью стало расширение и укрепление статуса татарского народа в РБ. Это, прежде всего, касалось политической, образовательной, культурной сфер. Среди республиканских организаций, отстаивающих интересы русского населения РБ, преимущественное положение занимало общественное объединение «Русь», оформившееся несколько позже других национальных организаций в 1992 г. С момента создания его целью стала реализация и защита гражданских, экономических, социальных, политических, культурных прав и свобод русского и других народов РБ, подъем активности и самодеятельности русских, их участия в управлении государством и общественными делами в республике. Попытка национальных организаций РБ преодолеть, прежде всего, собственную маргинализацию, чем тех групп, которые они представляли, приводили их к поиску политических партнеров. Так, например, в 1995 г. Башкирская народная партия вошла в региональное отделение Всероссийского общественнополитического движения партии «Наш дом – Россия» и на президентских выборах 1996 г. поддерживала Б.Ельцина. В ходе предвыборной кампании в Государственную Думу в 1995 г. представители Татарского общественного центра РБ агитировали голосовать за А.Аринина, председателя общественного объединения «Русь». 145 С целью определить этнополитические настроения в РБ и социально-политический потенциал национальных движений и организаций в настоящее время в проведенное нами анкетирование были включены соответствующие вопросы. Были рассмотрены следующие аспекты: • значимость национальности политика и политические предпочтения представителей крупнейших этносов, проживающих в РБ, • возможности повлиять на этнополитический баланс в республике. Конвенциональные формы ситуативного проявления маргинализации в политической жизни РБ связаны с реализацией гражданами республики своего конституционного права на обращение в органы государственной власти. В Башкортостане это право в дополнение к федеральному законодательству регулируется Законом Республики Башкортостан от 7 апреля 1997 г. «Об обращениях граждан в Республике Башкортостан». Наибольшее количество обращений от граждан поступило в органы исполнительной власти. Так, например, по информации Администрации Президента Республики Башкортостан, в 2005 г. на имя главы республики поступило 7698 письменных обращений граждан149. Анализ поступивших в 2005 г. обращений свидетельствует о том, что в них в определенной степени нашли отражение политические, социальные и экономические события в стране и республике. Их авторы активно указывали на отдельные недостатки в различных сферах государственной и общественной деятельности. Информация о работе с обращениями граждан в Администрации Президента Республики Башкортостан в 2005 году [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bashkortostan.ru/index.cfm?id=4947 149 146 Тематика во многом схожа с обращениями граждан в федеральные органы власти, прежде всего в Администрацию Президента России. Наиболее актуальными и многочисленными остаются письма по жилищным (31,7%) и социальным (19,3%) проблемам. На тему жилья и жилищно-коммунального обслуживания в Администрацию Президента РБ обращались практически все категории граждан. В этом контексте особое внимание привлекает к себе проблема жилья для молодых семей. Несмотря на то, что в Башкортостане принята и реализуется республиканская молодежная жилищная программа, в действительности молодые семьи порой с большим трудом добиваются льготных условий для покупки жилья. Традиционно велика активность среди обращающихся к Президенту РБ одной из самых маргинализованных групп российского общества – инвалидов и ветеранов войны. Основными темами их обращений являются проблемы жилья и трудности, возникшие в связи с прошедшей монетизацией льгот. Определенную озабоченность в своих обращениях на имя Президента РБ граждане выражают в отношении деятельности органов прокуратуры, юстиции, судов и МВД. Этим вопросам в 2005 г. было посвящено 12,5% обращений, определенная часть которых стала реакцией на действия милиции в ходе наведения общественного порядка в городе Благовещенске. И наконец, отдельная группа обращений (4,3%) затрагивает вопросы здравоохранения. Одними из наиболее часто поднимаемых проблем в этой сфере являются: • низкое качество медицинского обслуживания, во многом вызванное отсутствием действенных механизмов защиты прав пациента; 147 • недостаточное обеспечение лекарственными препаратами, являющееся следствием реализации закона о монетизации льгот; • закрытие лечебных учреждений в сельской местности, что усиливает маргинализацию сельских врачей. Сопоставление количества обращений в Администрацию Президента РБ с числом тех, что приходят от граждан в республиканский парламент, показывает значительное превышение первых над вторыми, что однозначно свидетельствует о существенно большей роли, которую играют исполнительные органы власти в региональной системе властных отношений. Дополнительный политический вес им придает изучение на месте особо проблемных ситуаций, указанных в обращениях, ответственными работниками Администрации Президента РБ. Кроме того, адресат обращений граждан в органы власти определяется также общественными представлениями о политической элите, т.е. тех, кто может повлиять на ситуацию, способствовать скорейшему положительному разрешению существующих проблем. По итогам нашего исследования высокий рейтинг представителей региональной политической элиты подтверждает значимость и влиятельность исполнительной ветви власти в регионе. При анализе такой конвенциональной формы ситуативного воздействия на политический процесс в Башкортостане, как обращение граждан в органы власти, были выявлены некоторые региональные особенности. Во-первых, это снижение числа письменных обращений граждан в Администрацию Президента РБ за последнее время. В 2005 г. общее количество писем уменьшилось на 12% по 148 сравнению с 2004 г.150 притом, что 2005 г. был наполнен массой событий, вызывающих общественную реакцию. Обратная тенденция наблюдалась в отношении обращений граждан в федеральные органы власти, среди которых был целый ряд писем из Башкортостана. Такое положение дел может быть вызвано недостаточной действенностью региональных властей в рассмотрении обращений, затрагивающих острые общероссийские социальные проблемы, что заставляет граждан писать напрямую в федеральный центр. Ситуация усугубляется некоторой неопределенностью в разделении ответственности между федеральной и региональной властями в отношении реализации социальной политики. Во-вторых, это значительное количество личных обращений граждан к Президенту РБ. В 2005 г. это число даже превышало корреспонденцию, поступившую в Администрацию Президента РБ. Во многом это объясняется географической доступностью региональной власти для граждан из отдаленных районов по сравнению с федеральными органами власти, личное обращение в которые доступно далеко не многим гражданам, проживающим на значительном расстоянии от Москвы. Неконвенциональное воздействие на политический процесс в РБ представлено главным образом в ненасильственной форме, а после ряда активных политических акций 1990-х гг. уже в 2000-х гг. в целом проявляется достаточно скоординированно и в некоторых случаях с определенной систематичностью. Направленность неконвенциональных форм проявления маргинализации в политической жизни республики в Информация о работе с обращениями граждан в Администрации Президента Республики Башкортостан в 2005 году [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.bashkortostan.ru/index.cfm?id=4947 150 149 значительной степени связана с характером отношений между РБ и федеральным центром. Особенностью проявления неконвенционального воздействия на политический процесс в РБ на современном этапе стало более интенсивное, чем прежде, обращение оппозиционных сил к авторитету федеральных властей с целью оказать давление на республиканские органы власти. Именно такие мотивы легли в основу политических акций, катализатором к которым послужили массовые акции протеста против реализации федерального закона о замете льгот денежными компенсациями в январе 2005 г. Социальные требования на митингах в Уфе достаточно быстро трансформировались в политические, главным из которых была отставка М.Г.Рахимова с поста Президента РБ. Помимо попыток объединенной башкирской оппозиции обратить внимание федеральных властей на политическую ситуацию в РБ путем проведения многочисленных митингов, проходивших в Уфе достаточно интенсивно в течение февраля-апреля 2005 г., 7 апреля 2005 г. был проведен митинг в центре Москвы. Более 200 активистов оппозиции, прибывших на самолете из республики, требовали от федеральных властей немедленной отставки действующего Президента РБ. Однако неконвенциональное воздействие на политический процесс в РБ этим не исчерпывалось. В ходе акций протеста 16 апреля 2005 г. некоторыми наблюдателями была отмечена такая форма политического взаимодействия неконвенционального характера, как столкновение между политическими группировками: пенсионерами «Трудовой России», некоторыми участниками объединенной башкирской оппозиции, в частности Народного фронта Башкортостана, с одной стороны, и 150 представителями Евразийского молодежного союза в лице членов Союза башкирской молодежи, с другой стороны. После непродолжительного затишья с мая по октябрь 2005 г. вторая волна протестов, активными участниками которых были сторонники таких политических организаций, как КПРФ, Российская Коммунистическая рабочая партия, Союз коммунистической молодежи РФ, Российская партия пенсионеров, «Яблоко», «Русь», Союз татарских общественных организаций, выступавшие практически с прежними требованиями: остановить рост тарифов на жилищнокоммунальное обслуживание, отправить в отставку Президента РБ и распустить Государственное Собрание РБ, прокатилась по Уфе в январе-марте 2006 г. Потенциал проведения вышеуказанных протестных мероприятий, направленных против существующего политического порядка и реализуемой социальной политики не только в РБ, но и в России в целом был отмечен нами еще в конце 2004 г. по результатам проведенного анкетирования. Тогда 30% респондентов с уверенностью высказались, что акции протеста являются приемлемым способом достижения политических требований, при этом каждый пятый среди них уже имел опыт участия в подобных акциях. Определенным резервом для активного выражения недовольства тогда рассматривалась также часть тех, кто не определился со своим отношением к протестному поведению в политических целях, а их в целом по выборке насчитывалось 24%. По итогам анализа ответов участников нашего опроса наиболее заметными группами среди тех, кого можно было мобилизовать на протестные акции, были молодежь в возрасте до 30 лет (каждый третий готов был поддержать мероприятия 151 прямого политического действия) и «молодые» пенсионеры – группа респондентов в возрасте от 61 до 65 лет (каждый второй был готов выйти на митинг). По политическим взглядам наиболее ориентированными на протест были респонденты, указавшие на близость своих политических взглядов к коммунистам, либералам и анархистам. Выше названные участники проходивших акций протеста умело воспользовались этими настроениями и смогли вывести на улицы ряд своих сторонников. В то же время необходимо отметить высокий потенциал внутренней устойчивости большей части этнических групп к политическим волнениям в республике. Как показали события, использование этнического фактора имеет крайне ограниченное действие. Кроме того, большинство наших респондентов видит разрешение возможных противоречий между этносами, прежде всего, в принятии политических решений – на это указали почти 80% и реализации экономических мер – 75%. Поэтому вероятность дальнейшего нагнетания напряженности в РБ, особенно при помощи обострения отношений между представителями живущих в республике этносов, рассматривается как незначительная. Итак, исследование политических проявлений маргинализации в Республике Башкортостан в их конвенциональной и неконвенциональной формах показало, что целый ряд из них, наблюдаемых на общероссийском уровне, в РБ представлен неявно. В то же время были установлены региональные особенности проявлений маргинализации в политической сфере. Во-первых, политический абсентеизм в целом по РБ не имеет ярко выраженного характера, прежде всего в силу 152 значительной политической активности избирателей в сельской местности. Городские жители, напротив, демонстрируют индифферентное отношение к процедуре выборов. Однако при этом все же прослеживается общероссийская тенденция более активного участия в президентских выборах, чем в парламентских, в которых активность снижается от выборов федерального уровня к региональным. Во-вторых, конвенциональное воздействие на политический процесс в форме протестного голосования в РБ имеет свои особенности. При снижении количества голосов, поданных на выборах в республике «против всех», возрастает число недействительных испорченных избирателями бюллетеней. Особенно заметна такая форма электорального протеста в городах и районах РБ, где высок уровень недоверия населения к республиканским органам власти. Определенная зависимость количества испорченных бюллетеней прослеживается и от того, насколько полно отвечают общественным интересам участники соответствующих избирательных кампаний. В-третьих, участие негосударственных акторов в политическом процессе РБ имеет две характерные черты: • отсутствие межпартийной конкуренции, в последнее время обусловленное монополизацией партийного пространства в республике партией «Единая Россия»; • значимая роль национально ориентированных общественнополитических организаций в отношениях «региональная власть– оппозиция». В-четвертых, важной формой конвенционального воздействия на политический процесс в РБ, как и в РФ, стали обращения граждан в органы власти. Преимущественно корреспонденция адресована представителям исполнительной 153 власти, прежде всего Президенту, что отвечает институциональному дизайну российской политической системы и ее региональным производным, при котором исполнительная власть играет главенствующую роль. И, наконец, неконвенциональное воздействие на политический процесс в РБ осуществляется преимущественно в ненасильственной форме: митинги, пикеты. Особенностью проведения таких акций в последние годы стало более интенсивное, чем прежде, обращение региональных оппозиционных сил к авторитету федеральных властей: проведение митинга в Москве, обращения к Президенту РФ с требованием об отставке М.Г.Рахимова с поста Президента РБ, целью которых было оказать давление на республиканские органы власти. 154 Заключение Разностороннее рассмотрение такого явления политической действительности современной России, как неучастие в политических выборах, позволило более четко обозначить влияние этого фактора на общественные отношения в нашей стране. Мы видим, что количество тех, кто не голосует в России, остается достаточно большим. Причины такого положения дел носят комплексный характер. С одной стороны, достаточно обоснованным можно считать влияние социально-экономического фактора на политическое поведение россиян. Эта логика полностью отвечает рациональным представлениям о взаимосвязи степени политического участия и решенности насущных жизненных проблем граждан и отдельных социальных групп. В процессе утверждения новой политической системы важную роль играют историко-культурные предпосылки. Социокультурная составляющая политического поведения становится особенно заметной при окончании в обществе периода переходности, когда появляются существенные признаки улучшения, или наоборот ситуация качественно становится хуже. Дополнительными факторами, влияющими на интерес к выборам, выступают особенности протекания общественно-политических процессов в регионах и внешнее воздействие таких явлений, как миграция. Стремление комплексно подойти к рассмотрению феномена неучастия в политических выборах привело к использованию в данной работе понятий маргинальности и маргинализации, которые позволили объединить в себе многие из вышеназванных факторов. 155 В таком контексте маргинализация предстает как процесс, при котором социальные группы, отдельные общественные и политические организации оказываются в условиях отсутствия у них устойчивых каналов влияния на процесс выработки и корректировки политических решений. Это вызывает у одних политическую апатию, а у других порождает желание изменить существующую расстановку политических сил и действующие «правила игры». Тем самым определяется характер и вид воздействия субъектов политики на политический процесс, который принимает либо конвенциональную, либо неконвенциональную форму. Конвенциональная форма находится в рамках дозволенного законом поведения и обладает определенным корректирующим воздействием на политический процесс. Неконвенциональная форма выходит за рамки законности и нацелена на коренное изменение статус-кво политических акторов. Важным результатом проделанной работы стало определение следующего явления. Если неконвенциональное воздействие на политический процесс является прямым и закономерным следствием маргинализации, то содержание конвенционального отношения к политике в условиях маргинализации может приобретать особое звучание. Некоторые формы конвенционального отношения к политике, менее заметные в условиях устойчивого развития, в период кризисов становятся показателем низкого уровня легитимности политической системы. Неразвитые механизмы политического представительства и защиты общественных интересов приводят, с одной стороны, к политическому абсентеизму, а с другой, к усилению значимости прямых политических действий. Таким образом, отмечается потенциал 156 трансформации приемлемых, конвенциональных форм политического несогласия в крайние формы. Эта ситуация может крайне ухудшиться из-за отсутствия новых эффективных каналов выражения особых мнений в обществе, приемлемых как для ряда недовольных текущим социально-политическим положением, так и для действующей власти. Главным показателем эффективности таких механизмов должны стать системность и конструктивность реакции властей на проявление недовольства. В этой связи необходимо отметить, что преодоление тенденции социально-политической маргинализации современного российского общества невозможно без дальнейшего развития институтов гражданского общества, которое может быть весьма затруднительным без выработки механизмов его поддержки со стороны государства. Роль государства в этой сфере должна быть направлена на содействие в создании неформальных общественных организаций, союзов, ассоциаций и т.п. Такое содействие связано не только с решением финансовых вопросов, но и с тем уровнем влиятельности, которое государство намерено делегировать этим организациям. Представляется, что до тех пор, пока мнение общественных организаций, отражающих позиции ученых, высококвалифицированных рабочих, профессионалов самых разных специальностей, не будет учитываться в достаточной мере государством, Россию с трудом можно будет назвать демократическим правовым государством. От политической представленности интересов названных социальных групп зависит степень взаимодействия государства и общества, их способность совместно находить оптимальные решения возникающих социально-политических проблем. 157 Пока наблюдается огромный разрыв между государством и обществом, растущее недоверие к органам власти и политической системе в целом, что вызвано, в том числе, отсутствием действенных механизмов институционального влияния общества на процесс принятия политических решений. Политические партии, призванные обеспечить связь общества с государством и трансляцию его интересов в сфере политических отношений, не справляются в полной мере со своей функцией и оказываются в конце списка политических институтов, проранжированных по уровню доверия. Итак, в современной России едва ли можно говорить о преодолении политических последствий маргинализации, а также социально-политической демаргинализации значительных групп российского общества «естественным» путем. Если рассматривать трансформацию общества как «сочетание потребностей рынка, возможностей государства, демократической открытости политического процесса и активности гражданского общества»151, то от всех участников политической жизни требуется активная позиция, призванная не допустить расширения и углубления российской маргинализации. Аюпов М. А. Государственная власть и политико-трансформационные процессы в переходном обществе. Учеб. пособие. – М. : Изд-во РАГС, 2003. – С. 181. 151 158 Библиография Законодательные акты и официальные документы 1. Конституция Российской Федерации : офиц. текст. – М. : НОРМА, 2006. – 125 с. 2. Конституция Республики Башкортостан. – Уфа, 2005. – 62 с. 3. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части отмены формы голосования против всех кандидатов (против всех списков кандидатов) : федер. закон : [принят Гос. Думой 30 июня 2006 г. : одобр. Советом Федерации 7 июля 2006 г.] // Российская газета. – 2006. – 15 июля. 4. О выборах депутатов Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации : федер. закон : [принят Гос. Думой 22 апреля 2005 г. : одобр. Советом Федерации 11 мая 2005 г.]. – М. : ЭЛИТ, 2003. – 172 с. 5. О выборах Президента Российской Федерации : федер. закон : [принят Гос. Думой 24 дек. 2002 г. : одобр. Советом Федерации 27 дек. 2002 г.]. –М. : ЭЛИТ, 2003. – 143 с. 6. О политических партиях : федер. закон : [принят Гос. Думой 21 июня 2001 г. : одобр. Советом Федерации 29 июня 2001 г.]. – [4-е изд.]. – М. : Ось-89, 2004. – 48 с. 7. Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации : федер. закон : [принят Гос. Думой 22 мая 2002 г. : одобр. Советом Федерации 29 мая 2002 г. : по состоянию на 23 июня 2003 г.]. – М. : Рос. фонд свобод. выборов, 2003. – 287 с. 8. Россия в цифрах. 2004 : крат. стат. сб. / Федер. служба гос. статистики. – М., 2004. – 431 с. 159 9. Россия в цифрах. 2005 : крат. стат. сб. / Федер. служба гос. статистики. – М., 2005. – 478 с. Научная литература и периодические издания 10. Авторитаризм и демократия в развивающихся странах / В. Г. Хорос, Г. И. Мирский, К. Л. Майданик и др.; Отв. ред. В. Г. Хорос; Рос. акад. наук, Ин-т мировой экономики и междунар. отношений. – М. : Наука, 1996. – 334 с. 11. Азнагулов В. Г. Парламентаризм в Башкортостане: традиции и тенденции развития / В. Г. Азнагулов, С. Н. Лаврентьев, В. Л. Савичев. – Уфа : Гилем, 2005. – 184 с. 12. Алексеева Л. М. «Третий сектор» и власть / Л. М. Алексеева // Обществ. науки и современность. – 2002. – № 6. – С. 52–58. 13. Алексеева Л. С. Бездомные как объект социальной дискредитации / Л. С. Алексеева // Социол. исслед. – 2003. – № 9. – С. 52–61. 14. Анохина Н. В. Итоги голосования и электоральное поведение / Н. В. Анохина, Е. Ю. Мелешкина // Второй электоральный цикл в России (1999–2000). – М., 2002. – С. 158–185. 15. Атоян А. И. Социальная маргиналистика. О предпосылках нового междисциплинарного и культурно-исторического синтеза / А. И. Атоян // Полит. исслед. – 1993. – № 6. – С. 29–38. 16. Атоян А. Маргинальность и право / А. Атоян // Соц.полит. журн. – 1994. – № 7-8. – С. 158–159. 17. Афанасьев М. Н. Поведение избирателей и электоральная политика в России / М. Н. Афанасьев // Полит. исслед. – 1995. – №3. – С. 105–116. 18. Аюпов М. А. Государственная власть и политикотрансформационные процессы в переходном обществе : учеб. пособие / М. А. Аюпов. – М. : Изд-во РАГС, 2003. – 206 с. 160 Аюпов М. А. Региональные особенности политикотрансформационных процессов в современной России / М. А. Аюпов. – Уфа : Гилем, 2003. – 328 с. 20. Балабанова Е. С. Андекласс: понятие и место в обществе / Е. С. Балабанова // Социол. исслед. – 1999. – № 12. – С. 65–70. 21. Банс В. Элементы неопределенности в переходный период / В. Банс // Полит. исслед. – 1993. – № 1. – С. 44–51. 22. Баньковская С. П. Роберт Парк / С. П. Баньковская // Современная американская социология : сб. ст. / под ред. В. И. Добренькова. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1994. – С. 3–19. 23. Баталов Э. Я. Политическая культура современного американского общества / Э. Я. Баталов. – М. : Наука, 1990. – 252 с. 24. Бойков В. Э. Социально-политические факторы развития российского общества / В. Э. Бойков // Социол. исслед. – 1995. – № 11. – С. 42–53. 25. Буржуазное общество в поисках стабильности / А. А. Галкин, А. М. Салмин, С. В. Михайлов [и др.] ; отв. ред. А. А. Галкин ; Акад. наук СССР, Ин-т междунар. рабочего движения. – М. : Наука, 1991. – 267 с. 26. Вазагов В. М. Российская экономическая внелегальность / В. М. Вазагов, В. В. Вазагов. – Ростов н/Д : Ростиздат, 2001. – 288 с. 27. Вардуль Н. «Газпром» среди ясного неба / Н. Вардуль // Коммерсантъ-Власть. – 2004. – № 50. – С. 24–28. 28. Верховский А. Политический экстремизм в России / А. Верховский, А. Папп, В. Прибыловский. – М. : Ин-т эксперим. социологии, 1996. – 356 с. 29. Витковская Г. Миграционные вызовы ближайшего десятилетия / Г. Витковская // Россия: ближайшее десятилетие : сб. 19. 161 ст. к десятилетию Моск. Центра Карнеги / под ред. Э. Качинса и Д. Тренина ; Моск. Центр Карнеги. – М. : Гендальф, 2004 – С. 83–89. 30. Вишневский А. Альтернативы миграционной стратегии / А. Вишневский // Россия в глобальной политике. – 2004. –Т. 2, № 6. – С. 28–46. 31. Володин А. Г. Гражданское общество и модернизация в России (Истоки и современная проблематика) / А. Г. Володин // Полит. исслед. – 2000. – № 3. – С. 104–116. 32. Володин А. Г. Современные теории модернизации: кризис парадигмы / А. Г. Володин // Полит. наука. – 2003. – № 2. – С. 8–29. 33. Воронцова А. Б. Административный ресурс как феномен российского избирательного процесса / А. Б. Воронцова, В. Б. Звоновский // Полит. исслед. – 2003. – № 6. – С. 114–124. 34. Выборы во всем мире. Электоральная свобода и общественный прогресс : энцикл. справ. / сост. А. А. ТанинЛьвов. – М. : РОССПЭН, 2001. – 1112 с. 35. Галкин А. А. Россия на перепутье. Авторитаризм или демократия: варианты развития / А. А. Галкин, Ю. А. Красин; ИСП Рос. акад. наук, Рос. ассоц. полит. науки. – М. : Весь мир, 1998. – 163 с. 36. Галкин А. А. О сенсации, которая не состоялась / А. А. Галкин // Полит. исслед. – 2004. – № 1. – С. 6–9. 37. Гельман В. Я. Региональная власть в современной России: институты, режимы и практики / В. Я. Гельман // Полит. исслед. – 1998. – № 1. – С. 87–105. 38. Гельман В. Я. Возвращение Левиафана? (Политика рецентрализации в современной России) / В. Я. Гельман // Полит. исслед. – 2006. – № 2. – С. 90–109. 162 Германия: трансформация через объединение / В. Цапф, Р. Хабих, Т. Бульман, Я. Делей // Социол. исслед. – 2002. – № 5. – С.19–37. 40. Голенкова З. Т. Динамика социокультурной трансформации в России / З. Т. Голенкова // Социол. исслед. – 1998. – № 10. – С. 77–84. 41. Голенкова З. Т. Маргинальный слой: феномен социальной самоидентификации / З. Т. Голенкова, Е. Д. Игитханян, И. В. Казаринова // Социол. исслед. – 1996. – № 8. – С. 12–17. 42. Голосов Г. В. Поведение избирателей в России: теоретические перспективы и результаты региональных выборов / Г. В. Голосов // Полит. исслед. – 1997. – № 4. – С. 44–56. 43. Голосов Г. В. “Партии власти” и российский институциональный дизайн: теоретический анализ / Г. В. Голосов, А. В. Лихтенштейн // Полит. исслед. – 2001. – № 1. – С. 6–14. 44. Голосов Г. В. Измерения российских региональных избирательных систем / Г. В. Голосов // Полит. исслед. – 2001. – № 4. – С. 71–85. 45. Гордон Л. А. Общество недовольных / Л. А. Гордон // Полит. исслед. – 1998. – № 3. – С. 32–48. 46. Горшков М. К. Перспективы демократии в России: угрозы реальные и мнимые / М. К. Горшков, В. В. Петухов // Социол. исслед. – 2004. – № 8. – С. 23–33. 47. Гудина Ю. В. Активность российских избирателей: теоретические модели и практика / Ю. В. Гудина // Полит. исслед. – 2003. – № 1. – С. 112–124. 48. Гутов Р. Бездомные в России / Р. Гутов, А. Назаров // Народонаселение. – 2001. – № 4. – С. 117–121. 49. Дахин В. Н. Государство и маргинализация / В. Н. Дахин // Свобод. мысль. – 1997. – № 4. – С. 46–57. 39. 163 10 лет без СССР : материалы конференции и круглых столов, проведенных Общественно-политическим центром Горбачев-Фонда в 2001 г. – М. : Эслан, 2002. – 110 с. 51. Джанда К. Трудным путем демократии: Процесс государственного управления в США / К. Джанда, Д. М. Берри, Д. Голдман, К. В. Хула. – М. : РОССПЭН, 2006. – 656 с. 52. Дискин И. Российская модель социальной трансформации / И. Дискин // Pro et contra. – Лето 1999. – Т. 4, № 3. – С. 5–40. 53. Дмитриев А. В. Насилие: социо-политический анализ / А. В. Дмитриев, И. Ю. Залысин. – М. : РОССПЭН, 2000. – 328 с. 54. Добреньков В. И. Социология : Учеб. для студентов вузов, обучающихся по специальностям социологии / В. И. Добреньков, И. Кравченко. – М. : ИНФРА-М, 2001. – 623 с. 55. Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации за 2004 год / под общ. ред. С. Н. Бобылева. – М. : Весь Мир, 2004. – 160 с. 56. Дорожкин Ю. Н. Молодежь Республики Башкортостан: ориентации в условиях политических и социально-экономических реформ / Э. С. Гареев, Ю. Н. Дорожкин, Т. А. Зайцева; Уфим. гос. нефт. техн. ун-т. – Уфа : УГНТУ, 1995. – 83 с. 57. Дорожкин Ю. Н. Политическая оппозиция в постсоветской России : этапы и особенности становления / Ю. Н. Дорожкин, Л. М. Мусина, С. Н. Шкель. – Уфа : БАГСУ, 2007. – 127 с. 58. Елисеев С. М. Выйти из «бермудского треугольника»: о методологии исследования посткоммунистических трансформаций / С. М. Елисеев // Полит. исслед. – 2002. – № 6. – С. 71–82. 59. Зоркая Н. Политическое участие и доверие населения к политическим институтам и политическим лидерам / Н. Зоркая // 50. 164 Экономические и социальные перемены: мониторинг обществ. мнения. – 1999. – № 1. – С. 24–27. 60. Казанцев А. А. Три сценария «цветной» революции в России (Моделирование сетевой динамики российской политии) / А. А. Казанцев // Полит. исслед. – 2006. – № 1. – С. 45–66. 61. Карозерс Т. Конец парадигмы транзита / Т. Карозерс // Политическая наука. – 2003. – № 2. – С. 42–65. 62. Карпикова И. Экономическая маргинализация и формирование трудового потенциала / И. Карпикова // Человек и труд. – 2001. – № 2. – С. 45–48. 63. Климов И. А. Протестное движение в России: взаимная обусловленность стратегий сторон / И. А. Климов // Полит. исслед. – 1999. – № 1. – С. 148–161. 64. Коктыш К. Е. Закономерности и динамика развития социальных онтологий / К. Е. Коктыш // Полит. исслед. – 2002. – № 3. – С. 41–56. 65. Коровицына Н. В. Сравнительный опыт общественных преобразований в постсоциалистических странах / Н. В. Коровицина // Социол. исслед. – 2002. – № 5. – С. 9–18. 66. Лаврентьев С. Н. Партии как институты гражданского общества / С. Н. Лаврентьев // Местная власть: новые подходы и технологии. – Уфа : ИПС при АН РБ, 2002. – С. 44–50. 67. Лаврентьев С. Н. Проблемы становления и развития многопартийности и цивилизованного плюрализма в Российском обществе / С. Н. Лаврентьев // Экономические и политические проблемы развития России: региональный взгляд : сб. – Уфа : БАГСУ, 2003. 68. Ланцов С. А. Политическое развитие и модернизация / С. А. Ланцов // Политология: Проблемы теории. – СПб. : Лань, 2000. – С. 304–344. 165 Левада Ю. Массовый протест: потенциал и пределы / Ю. Левада // Экон. и соц. перемены: мониторинг обществ. мнения. – 1997. – № 3. – С. 7–12. 70. Левичева В. Ф. Политические партии и общественные движения в СССР / В. Ф. Левичева, А. А. Нелюбин : информ.аналит. справ. – М. : Ключ-С, 2002. – 384 с. 71. Макаркин А. Бунт с оранжевым оттенком / А. Макаркин // Россия в глобальной политике. – 2005. – № 2. – С. 16–22. 72. Макарычев А. С. Стабильность и нестабильность при демократии: методологические подходы и оценки / А. С. Макарычев // Полит. исслед. – 1998. – № 1. – С. 149–157. 73. Малашенко А. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России / А. Малашенко, Д. Тренин / Моск. Центр Карнеги. – М. : Гендальф, 2002. – 267 с. 74. Малашенко А. Непредсказуемый национализм и предсказуемый ислам / А. Малашенко // Россия: ближайшее десятилетие : сб. ст. к десятилетию Моск. Центра Карнеги / под ред. Э. Качинса и Д. Тренина ; Моск. Центр Карнеги. – М. : Гендальф, 2004 – С. 62–67. 75. Маргинальность в современной России : коллектив. моногр. / Е. С. Балабанова, М. Г. Бурлуцкая, А. Н. Демин [и др.]. – М. : Моск. обществ. науч. фонд, 2000. – 208 с. – (Сер. «Научные доклады», № 121). 76. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. – Изд. 2-е. – Т. 23. – М.: Государственное издательство политической литературы, 1960. 77. Махмутов Т. А. Трансформация государства, экономики и общества // Труды Вольного экономического общества России. – 2000. – Том 23. – С. 152–157. 69. 166 Махмутов Т. А. Маргинальность в общественных трансформациях. – М. : Издательство «Гуманитарий» Академия гуманитарных исследований, 2003. – 179 с. 79. Махмутов Т. А. Категория маргинальности в изучении общественных процессов // Актуальные проблемы политической теории : сборник научных работ кафедры политической теории. – Выпуск 2. – М. : МГИМО (У) МИД России, 2005. – С. 77–95. 80. Махмутов Т. А. Маргинальность и ее проявления в трансформационный период в России // Проблемы бедности в трансформационный период. Препринт научного доклада. – Уфа : РИО БАГСУ, 2006. – С. 192–213. 81. Махмутов Т. А. Конвенциональные и неконвенциональные формы проявления политических последствий маргинализации в современной России : автореф. дис. … канд. полит. наук / Т. А. Махмутов. – Уфа, 2006. – 24 с. 82. Медведева С. В. Маргинальные социальные группы на восточноевропейском рынке труда / С. В. Медведева, В. Хинкрис // Обществ. науки за рубежом. Сер. 11. Социология : РЖ. – М., 1992. – №2. – С. 77–79. 83. Микаэлян Н. Р. Личность в процессах социокультурной адаптации на Востоке. Новые направления западной социологии / Н. Р. Микаэлян // Народы Азии и Африки. – 1990. – №5. – С. 167–178. 84. Можина М. А. Изменения в уровне жизни населения России за годы реформ / М. А. Можина // Народонаселение. – 1999. – №1. – С. 20–26. 85. Моррис Л. Понятие underclass’а / Л. Моррис // Экономическая социология. – 2000. – Т. 1, № 1. – С. 67–92. 86. Мюллер Р. Смена парадигм посткоммунистических трансформаций / Р. Мюллер, А. Пикель // Социол. исслед. – 2002. – № 9. – С. 67–82. 78. 167 На изломах социальной структуры / рук. авт. коллектива А. А. Галкин. – М. : Мысль, 1987. – 316 с. 88. Назаров М. М. Политический протест: опыт эмпирического анализа / М. М. Назаров // Социол. исслед. – 1995. – № 1. – С. 47–59. 89. Неформальная экономика. Россия и мир / Моск. шк. соц. и экон. наук ; ред. Т. Шанин, пер. и редактирование И. Давыдовой [и др]. – М. : Логос, 1999. – 574 с. 90. Никифоров Ю. Н. Политические институты в российском регионе / Ю. Н. Никифоров / Россия. Политические вызовы XXI века : Второй всерос. конгресс политологов, 21–23 апр. 2000 г. – М. : РОССПЭН, 2001. – С. 333–334. 91. Никифоров Ю. Н. Статус политических партий в постсоветской России: особенности формирования, типология, тенденции развития / Ю. Н. Никифоров, А. Ю. Никифоров. – Уфа : ВЭГУ, 2002. – 124 с. 92. Новая философская энциклопедия : в 4 т. Т. 1. – М. : Мысль, 2000. – 724 с. 93. Образы власти в политической культуре России : сб. ст. / Моск. обществ. науч. фонд ; под ред. Е. Б. Шестопал. – М. : Моск. обществ. науч. фонд, 2000. – 242 с. – (Новая перспектива / Моск. обществ. науч. фонд ; Вып. XIX). 94. Орешкин Д. Б. География электоральной культуры и цельность России / Д. Б. Орешкин // Полит. исслед. – 2001. – № 1. – С. 73–93. 95. Осинский И. И. Бездомные – социальное дно общества / И. И. Осинский, И. М. Хабаева, И. Б. Балдаева // Социол. исслед. – 2003. – № 1. – С. 53–58. 87. 168 Пантин В. И. Политическое самоопределение российского общества / В. И. Пантин // Обществ. науки и современность. – 2006. – № 4. – С. 78–87. 97. Пастухов В. Б. Затерянный мир. Русское общество и государство в межкультурном пространстве / В. Б. Пастухов // Обществ. науки и современность. – 2006. – № 2. – С. 5–28. 98. Петренко Е. Провинциальная Россия: выборы прошлые и будущие / Е. Петренко // Власть. – 1996. – № 10. – С. 6–12. 99. Петров Д. В. Молодежные субкультуры / Д. В. Петров ; под ред. В. Н. Ярской. – Саратов, 1996. – 17 с. 100. Петров К. Е. Структура концепта «терроризм» / К. Е. Петров // Полит. исслед. – 2003. – № 4. – С. 130–141. 101. Петрова Л. Е. «Новые бедные» ученые: жизненные стратегии в условиях кризиса / Л. Е. Петрова // Экон. социология. – 2001. – Т. 2, № 1. – С. 26–42. 102. Пивоваров Ю. С. “Русская Система” как попытка понимания русской истории / Ю. С. Пивоваров, А. И. Фурсов // Полит. исслед. – 2001. – № 4. – С. 37–48. 103. Писарев А. В. Образ пожилых в современной России / А. В. Писарев // Социол. исслед. – 2004. – № 4. – С. 51–60. 104. Платон. Государство // Собр.соч. : в 4 т.– М., 1994. – Т.3. – С. 79–420. 105. Политология: Проблемы теории. / В. А. Ачкасов, В. А. Ачкасова, В. А. Гуторов и др.; отв. ред. В. А. Гуторов. – СПб. : Лань, 2000. – 383 с. 106. Попова И. П. Новые маргинальные группы в российском обществе (теоретические аспекты исследования) / И. П. Попова // Социол. исслед. – 1999. – № 7. – С. 62–71. 96. 169 107. Посадский А. В. Гражданская война в России под углом зрения политической конфликтологии / А. В. Посадский // Полит. исслед. – 2002. – № 3. – С. 72–80. 108. Потякин А. А. Правовой нигилизм как вариант современного российского правосознания / А. А. Потякин // Общество и политика: Современные исследования, поиск концепций / под ред. В. Ю. Большакова. – СПб. : Изд-во С.Петерб. ун-та, 2000. – С. 342–360. 109. Прокоп А. В. Маргинализация молодежи как социальный феномен / А. В. Прокоп ; Рос. ун-т дружбы народов. – М., 1996. – 35 с. – Деп. в ИНИОН Рос. акад. наук 10.01.97, № 52227. 110. Рабочий класс в странах Западной Европы : К изуч. социал. основ полит. поведения / А. А. Галкин, С. И. Васильцов, А. М. Салмин, С. В. Михайлов ; отв. ред. А. А. Галкин; Акад.наук СССР, Ин-т междунар. рабочего движения. – М. : Наука, 1982. – 375 с. 111. Радаев В. В. Работающие бедные: велик ли запас прочности / В. В. Радаев // Социол. исслед. – 2000. – № 8. – С. 28–37. 112. Развивающиеся страны в современном мире: Единство и многообразие / И. Д. Иванов, И. В. Алешина, В. Л. Чешков, и др. / отв. ред. И. В. Алешина и др. ; Акад наук СССР, Ин-т мировой экономики и междунар. отношений. – М. : Наука, 1983. – 304 с. 113. Рашковский Е. Маргиналы / Е. Рашковский // 50/50: опыт словаря нового мышления / под общ. ред. Ю. Афанасьева и М. Ферро. – М. : Прогресс, 1989. – С. 146–149. 114. Римашевская Н. М. Бедность и маргинализация населения / Н. М. Римашевская // Социол. исслед. – 2004. – № 4. – С. 33–44. 115. Римашевская Н. Социальное дно: драма реальностей и реальность драмы / Н. Римашевская, А. Овсянников, А. Иудин // Лит. газ. –1996.– 4 июля. 170 116. Рябов А. В. Материалы круглых столов. I. Безальтернативные президентские выборы 2004 года: а могло ли быть иначе? // Вестник аналитики. – 2004. – №2. – С. 108. 117. Рябов А. В. Современное политическое развитие России: проблемы и перспективы / А. В. Рябов // Свобод. мысль. – 2004. – № 3. – С. 3–12. 118. Савичев В. Л. Электоральное поле в Республике Башкортостан: состояние, динамика, основные тенденции : автореф. дис. ... канд. полит. наук : 23.00.02 / В. Л. Савичев. – Уфа, 1998. – 26 с. 119. Сафронов В. В. Потенциал протеста и демократическая перспектива / В. В. Сафронов // Журнал социологии и социальной антропологии. – 1998. – Т. 1, вып. 4. – С. 116–130. 120. Седов Л. А. Традиционные черты российской политической культуры в их современном преломлении / Л. А. Седов // Обществ. науки и современность. – 2006. – № 3. – С. 67–74. 121. Селиванов А. И. Башкортостан – «неизвестная земля» на политической карте России / А. И. Селиванов // Полит. исслед. – 1995. – № 6. – С. 138–144. 122. Сергеева О. А. Роль этнокультурной и социокультурной маргинальности в трансформации цивилизационных систем / О. А. Сергеева // Обществ. науки и современность. – 2002. – № 5. – С. 104–114. 123. Соловьев А. И. Электоральный дефолт и деинституционализация политического рынка / А. И. Соловьев // Полит. исслед. – 2004. – № 1. – С. 12–14. 124. Стариков Е. Маргиналы и маргинальность в советском обществе / Е. Стариков // Рабочий класс и соврем. мир. –1989. – № 4. – С. 142–155. 171 125. Стариков Е. Н. Маргиналы / Е. Н. Стариков // В человеческом измерении / Под ред. и с предисловием А. Г. Вишневского. – М. : Прогресс, 1989. – С. 180–203. 126. Стариков Е. Новые элементы социальной структуры / Е. Стариков // Коммунист. – 1990. – №5. – С. 30–41. 127. Стребков Д. О. Экономические детерминанты протестного поведения населения России / Д. О. Стребков // Экон. социология. – 2000. –Т.1, № 1. – С. 48–66. 128. Терроризм в современной России: состояние и тенденции («круглый стол») // Социол. исслед. – 2001. – № 5. – С. 3–11. 129. Тощенко Ж. Т. Парадоксальный человек / Ж. Т. Тощенко. – М. : Гардарики, 2001. – 400 с. 130. Тощенко Ж. Т. Этнократия: история и современность : социол. очерки / Ж. Т. Тощенко. – М. : РОССПЭН, 2003. – 432 с. 131. Фарж А. Маргиналы / А. Фарж // 50/50 : опыт словаря нового мышления / под общ. ред. Ю. Афанасьева и М. Ферро. – М. : Прогресс, 1989. – С. 143–146. 132. Федерализм и публичная сфера в России / А. А. Галкин, П. А. Федосов, С. Д. Валентей, В. Д. Соловей // Полит. исслед. – 2001. – №4. – С. 132–161. 133. Федотова В. Г. Терроризм: от старого к новому / В. Г. Федотова // Философские науки. – 2003. – № 2. – С. 5–26. 134. Феофанов К. А. Социальная маргинальность: характеристика основных концепций и подходов в современной социологии / К. А. Феофанов // Обществ. науки за рубежом. Сер. 11. Социология : РЖ. – М., 1992. – №2. – С. 70–83. 135. Фролова Н. А. Маргиналы и маргинальность в современном обществе / Н. А. Фролова ; Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова, – М., 1993. – 24 с. – Деп. в ИНИОН Рос. акад. наук 01.12.93, № 48687. 172 136. Фрумкина Р. М. Аномия / Р. М. Фрумкина // Знание – сила. – 1996. – №9. – С. 69–79. 137. Фуко М. Интеллектуалы и власть / М. Фуко // Интеллектуалы и власть : Избранные политические статьи, выступления и интервью ; пер. с франц. С. Ч. Офертаса ; под общ. ред. В. П. Визгина и Б. М. Скуратова. – М. : Праксис, 2002. – С. 66–80. 138. Холодковский К. Г. Бюрократическая Дума / К. Г. Холодовский // Полит. исслед. – 2004. – № 1. – С. 9–11. 139. Хорос В. Г. Гражданское общество: как оно формируется (и сформируется ли) в постсоветской России? / В. Г. Хорос // Мировая экономика и междунар. отношения. – 1997. – № 5. – С. 87–98. 140. Чередниченко Г. А. Молодежь России: социальные ориентации и жизненные пути / Г. А. Чередниченко. – СПб. : Изд-во РХГИ, 2004. – 504 с. 141. Чувилина Н. Б. Тенденции эволюции электорального поведения и политических ориентаций избирателей Республики Башкортостан (1988-2005 гг.) / Н. Б. Чувилина // Башкортостан в составе России : диалектика взаимодействия : сб. науч. статей респ. общ.-полит. чтений. – Уфа : РИО БАГСУ, 2006. – С.174–182. 142. Чугров С. Электоральное поведение российских регионов: (Статистический анализ выборов дек. 1995 г.) / С. Чугров // Мировая экономика и междунар. отношения. – 1996. – № 6. – С. 27–39. 143. Шанин Т. Формы хозяйства вне систем / Т. Шанин // Вопр. философии. – 1990. – № 8. – С. 109–114. 144. Шибутани Т. Социальная психология. – М. ; Ростов н/Д : АСТ : Феникс, 1999. – 538 с. 145. Шикунова О. Г. Теневая экономика: состояние, проблемы, способы противодействия / О. Г. Шикунова. – М. : Наука, 2002. – 182 с. 173 146. Школяренко Е. А. Статус бездомных и лиц без определенного места жительства: необходимо четкое правовое регулирование / Е. А. Школяренко // Журн. рос. права. – 2004. – № 5. – С. 63–70. 147. Щербинина Н. Г. Архаика в российской политической культуре / Н. Г. Щербинина // Полит. исслед. – 1997. – № 5. – С. 127–139. 148. Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций / Ш. Эйзенштадт ; пер. с англ. А. В. Гордона; науч. ред. пер. Б. С. Ерасов. – М. : Аспект Пресс, 1999. – 415 с. 149. Ядов В. Россия как трансформирующееся общество / В. Ядов // Общество и экономика. – 1999. – № 10–11. – С. 65–72. 150. Ярошенко С. С. Синдром бедности / С. С. Ярошенко // Социол. журн. – 1994. – № 2. – С. 43–50. Литература на иностранном языке 151. Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. – Princeton (N J) : Princeton University Press, 1963. – 562 p. 152. Almond G., Verba S. The Civic Culture Revisited. – Boston : Little, Brown, 1980. – 421 p. 153. Antonovsky A. Toward a refinement of the “marginal man” concept // Social forces. – 1956. – Vol. 35, № 1–2. – P. 57–62. 154. Bunce V. Comparing East and South // Journal of Democracy. – 1995. – Vol. 6, № 3. – P. 87–100. 155. Bunce V. Should Transitologists Be Grounded? // Slavic Review. – 1995. – Vol. 54, № 1. – P. 111–127. 156. Carothers Th. the End of the Transition Paradigm // Journal of Democracy. – 2002. – № 13. – P. 5–21. 174 157. The Culture of Poverty: A Critique / ed. by E. B. Leacock. – N.Y. : Simon and Schuster, 1971. – 382 p. 158. Denver D., Hands G. Marginality and Turnout in British General Elections in the 1970s’ // British Journal of Political Science. – 1974. – №15. – P. 381–388. 159. Diamond L. Developing Democracy: Toward Consolidation. – Baltimore : Johns Hopkins University Press, 1999. – 362 p. 160. Easton D. The political system: An inquiry into the state of political science. – 2d ed. – N.Y. : Knopf, 1971. – 377 p. 161. Eisenstadt S. N. Traditional Patrimonialism and Modern Neo-Patrimonialism. – Beverly Hills (CF) : Sage, 1973. – 95 p. 162. L’exclusion l’état des savoir / sous la direction de Paugam S. – P. : La Découverte, 1996. – 583 p. 163. Germany G. Marginality. – New Brunswick (NJ) : Transaction Books, 1980. – 99 p. 164. Gill G. The Dynamics of Democratization. Elites, Civil Society and the Transition Process. – Houndmills usw. : MacMillan Press, 2000. – 287 p. 165. Glass R. Insiders – Outsiders: The position of minorities // New left rev. – 1962. – № 17. – P. 34–45. 166. Gordon M. M. Assimilation in American life. – N.Y. : Oxford University Press, 1964. – 276 p. 167. Heath A., Taylor B. New Sources of Abstention? // Critical Elections. – London : Sage, 1999. – P. 164–180. 168. Herrick R. The paradox of marginality // Our sociological eye: Personal essays on soc. Culture. – Port Washington (NY) : Alfred, 1977. – P. 67–77. 169. Hughes E. C. Social change and status protest: An essay on the marginal man // Phylon. – 1945. – Vol. 10, № 1. – P. 58–65. 175 170. Huntington S. P. Political Order in Changing Societies. – New Haven: Yale University Press, 1968. – 488 p. 171. Jégo M. La spécificité du génocide des juifs a été niée en Russie // Le Monde. – 2005. - le 28 Janvier. 172. Johnston R., Pattie Ch. Towards an Understanding of Turnout at British General Elections: Voluntary and Involuntary Abstention in 1992 // Parliamentary Affairs. – 1997. – №52. – P. 280–291. 173. Kavanagh D. Political Science and Political Behaviour. – London–Boston : Allen & Unwin, 1983. – 225 p. 174. Lazarsfeld P., Berelson B., Guadet H. The people’s choice. How Voter makes up his mind in a Presidential Campaign. – N.Y., L. : Columbia University Press, 1968. – 178 p. 175. Lijphart A. Unequal Participation: Democracy’s Unresolved Dilemma // American Political Science Review. – 1997. – № 91. – P. 1–14. 176. Linz J. J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation. – Baltimore & London : Johns Hopkins University Press, 1996. – 479 p. 177. Marsh A. Protest and Political Consciousness. – Beverly Hills (CA) : Sage Publications, 1977. – 271 p. 178. Merton R. K. Social theory and social structure. – New York : Free Press, 1968. – 702 p. 179. Milbrath L. W., Goel M. L. Political Participation. How and Why Do People Get Involved in Politics? – Chicago : Rand McNally College Publishing Company, 1977. – 223 p. 180. Miller A. H., Gurin G., Malanchuk O. Group Consciousness and Political Participation // American Journal of Political Science. – 1981. – Vol. 25, №3. – Р. 494–511. 176 181. Miller W. E. The Socio-Economic Analysis of Political Behavior // Midwest Journal of Political Science. – 1958. – № 2. – P. 239–255. 182. Nie N. H., Verba S. Political Participation // The Handbook of Political Science. – 1975. – Vol. 4. – P. 1–74. 183. O’Donnell G., Schmitter P. C. Transitions from Authoritarian Rule: Tentative Conclusions About Uncertain Democracies. – Baltimore : Johns Hopkins University Press, 1986. – 190 p. 184. Park R. E. Human migration and the marginal man // American Journal of Sociology. – 1928. – Vol. 33, № 6. – Р. 881–893. 185. Park R. E. Race and culture. – Glencoe : Free press, 1950. – 403 p. 186. Parsons T. The Structure of Social Action. – New York– London : The Free Press, Collier Macmillan Publishers, 1949. – 817 p. 187. Parsons T. The Social System. – London : Routledge and Kegan Paul Ltd, 1951. – 575 p. 188. Pattie Ch., Johnston R. A Low Turnout Landslide: Abstention at the British General Election of 1997 // Political Studies. – 2001. – № 49. – P. 286–305. 189. Putnam R. D. Making Democracy Work. Civic Traditions in Modern Italy. – Princeton (N J) : Princeton University Press, 1993. – 258 p. 190. Raban С. Marginalisierung und Wohlfahrsstaat – von der Theorie zur Praxis // Marginalisierung im Sozialstaat: Beitr. aus Großbritannien u. der Bundesrep. / Autorengruppe: Blahusch F., Gekeler G., Mitchell M. et al. - Marburg: VAG, 1986. – S. 9–12. 191. Rustow D. A World of Nations: Problems of Modernization. Washington (DC) : The Brookings Institution, 1967. – 306 p. 192. Rustow D. Transitions to Democracy // Comparative Politics. – 1970. – №2. – Р. 337–363. 177 193. Schopf R. Versuch einer Eingrenzung des Begriffs “Marginalisierung” // Marginalisierung im Sozialstaat: Beitr. aus Großbritannien u. der Bundesrep. / Autorengruppe: Blahusch F., Gekeler G., Mitchell M. et al. – Marburg: VAG, 1986. – S. 36–38. 194. Sidler N. Am Rande leben, abweichen, arm sein: Konzepte und Theorien zu sozialen Problemen. – Freiburg im Breisgau: Lambertus, 1989. – 189 S. 195. Stonequist E. V. The Marginal Man. A Study in personality and culture conflict. – New York : Russel & Russel, 1961. – 228 p. 196. Terry S. M. Thinking about Post-Communist Transitions: How Different Are They? // Slavic Review. – 1993. – Vol. 52, № 2. – P. 333–337. 197. Törnquist O. Politics and Development: a Critical Introduction. – L. : Thousand Oaks, 1999. – 197 p. 198. Vaskovics L. Marginalität // Wörterbuch der Sociology. – Stuttgart : Ferdinand Enke Verlag, 1989. – Band 2. – S. 413–416. 199. Wood M. M. The stranger: A study in social relationship. – N.Y. : Columbia University Press, 1984. – 298 p. Электронные ресурсы 200. Аполитичная молодежь [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / А. С. Петрова ; Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/of040205/ 22.01.2004. 201. Информация о работе с обращениями граждан в Администрации Президента Республики Башкортостан в 2005 году [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.bashkortostan.ru/index.cfm?id=4947 202. Костин А. М. Об обращениях, рассмотренных отделом по работе с обращениями граждан (приёмной Государственной 178 Думы) Управления по связям с общественностью и взаимодействию со СМИ [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.duma.gov.ru/ 203. Кынев А. Голосование «против всех» – последний оплот демократии? [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.democracy.ru/article.php?id=292 204. Махмутов Т. А. Социально-экономические и социально-политические проявления маргинальности в постсоветской России // Российский экономический ИнтернетЖурнал [Электронный ресурс]. – Электронный научный журнал. – М. : Академия труда и социальных отношений, 2006. – Режим доступа к журн. : http://www.e-rej.ru/. 205. Митинги, пикеты, демонстрации [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/d041510/ 15.04.2004. 206. Мнения о партиях [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/d042509/ 24.06.2004. 207. Неработающие пенсионеры: уровень и образ жизни [Электронный ресурс] : опрос населения : таблица / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/cat/societas/social_group/pensioner/tb041911/ 20.05.2004. 208. Основные социально-экономические показатели Республики Башкортостан в январе-декабре 2005 г. // Прессвыпуск № 02-11/1 / Башкортостанстат [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.bashstat.ru/ 18.01.2006. 209. Отчеты Управления по работе с обращениями граждан Администрации Президента РФ [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://president.kremlin.ru/sdocs/ppmail.shtml/ 179 210. Профсоюзы и их роль [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/d042512/ 24.06.2004. 211. Результаты выборов депутатов Государственного Собрания – Курултая – Республики Башкортостан 16 марта 2003 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.bashkortostan.izbirkom.ru/ 212. Результаты выборов депутатов Государственной Думы Российской Федерации 7 декабря 2003 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.cikrf.ru/ 213. Результаты выборов депутатов Московской городской Думы четвертого созыва 4 декабря 2005 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.moscow_city.izbirkom.ru/ 214. Результаты выборов Президента Республики Башкортостан 7 и 21 декабря 2003 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.bashkortostan.izbirkom.ru/ 215. Результаты выборов Президента Российской Федерации 14 марта 2004 г. [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.cikrf.ru/ 216. Результаты еженедельных опросов населения [Электронный ресурс] / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/map/projects/dominant/ 217. Тарасов А. Что противопоставить расизму и нетерпимости [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://echo.msk.ru/ 16 октября 2004. 218. Человек и его будущее [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / Фонд «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/d033109/ 07.08.2003. 219. Что больше всего волнует россиян? [Электронный ресурс] : опрос населения : отчет / А. Петрова, Фонд 180 «Общественное мнение». – Режим доступа : http://bd.fom.ru/report/map/of042407/ 24.06.2004. 220. Шумилова М. В Башкортостане завершилась первая выборная кампания этого года – избран новый состав Государственного Собрания – Курултая – Республики Башкортостан [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.bashinform.ru/ 01 апреля 2003. 221. Donald Jensen on Putin's patrimony [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://www.washingtontimes.com/ April 01, 2004. 181 ANNOTATION Makhmutov Timur Anvarovich «Elections as a political census (who do not vote in the contemporary Russia)» The organization of elections and the outcome of the elections not only set the mechanism of determining those exercising the power, but reveal the quality of political life in the society. For all importance that characteristics of political activity have, the parameters of political non-participation are of the same significance when analyzing political processes. In this work the problem of non-participation of Russians in the elections as voters is regarded from different angles. There were determined socio-political, socio-economic, sociocultural, demographic, territorial factors that contribute to the emergence of detachment from politics in the Russian society. In its turn this tendency is a consequence of more profound processes that Russia undergoes in the transformation period – marginalization is among them. The conducted analysis helped to distinguish forms of political consequences of such social detachment from socially important processes, especially during elections in the forms of political abstention and protest voting. At the same time there were pointed out other means (which are not directly linked to elections) to express public interests. On the basis of empirical research conducted by the author there were examined socio-political context and elections results on the level of the Russian region. The book may be helpful for all those interested in political process of the contemporary Russia. 182 ANNOTATION Makhmoutov Timour Anvarovich «Elections comme un recensement politique (qui ne vote pas en Russie contemporaine)» L’organization des élections politiques et leur résultats permettent de choisir ceux qui exerceront le pouvior ainsi qu’ils représentent la qualité de la vie politique dans la société. Avec toute importance des caractéristiques de l’activité politique les dimensions de la non-participation politique sont aussi essentielles pour l’analyse des processus politiques. Dans ce travail le problème de la non-participation des citoyens russes aux élections en tant qu’électeurs est examiné d’une manière cohérente. On a determiné les facteurs socio-politiques, socioéconomiques, socioculturels, démographiques, territoriaux qui contribuent à l’apparition de l’éloignement de la politique dans la société russe. A son tour cette tendance découle de processus plus profonds qui connaissait la Russie pendant la période transitoire. La marginalization est un exemple significatif. L’analyse réalisé dans ce livre a permis de déterminer les formes des conséquences politiques de cet éloignement des groupes sociaux de processus sociallement importants, surtout au cours des élections sous forme de l’abstention politique et du vote de protestation. Par ailleurs, d’autres moyens d’exprimer des intérêts sociaux ont été mis en relief. En se basant sur la recherche empirique faite par l’auteur, il est examiné dans cet ouvrage le contexte socio-politique et les résultats des élections au niveau d’un région russe. Le livre est destiné à ceux qui s’intéressent aux processus sociopolitiques en Russie contemporaine. 183 Махмутов Тимур Анварович ВЫБОРЫ как политическая перепись населения (кто не выбирает в современной России) Научное издание Редактор Г.Г. Синайская Компьютерная верстка Э. З. Фролкова Изд. лиц. № 0270 от 15.07.1998 Издательство «Лето» 450005 г. Уфа, ул. 50-летия Октября, 7 а/я 220 Тел./факс (347)2768912, (347)2720496 Подписано в печать с оригинал-макета 15.06.2007 Формат 60х84 1/16. Печать офсет. Объем 11,5 п.л. Тираж 1000 экз. Заказ № 343 184