НЕМАТЕРИАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ: К МЕТОДОЛОГИИ

© 2014 г.
Л.А. БЕЛЯЕВА
НЕМАТЕРИАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ:
К МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ
БЕЛЯЕВА Людмила Александровна – доктор социологических наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН (E-mail: bela46@mail.ru).
Аннотация. Рассматриваются основные понятия, структура, формы, уровни
нематериального капитала, который представлен как единство человеческого,
культурного и социального капиталов. На основе данных всероссийских опросов
рассмотрено состояние социального капитала в контексте задач по модернизации
российского общества. Обосновывается вывод, что переход к инновационному развитию возможен только с ростом и совершенствованием нематериального капитала
и его основных компонентов.
Ключевые слова: нематериальный капитал • культурный капитал • человеческий капитал • социальный капитал • символический капитал
Постановка проблемы. Сегодня активно обсуждается проблема факторов и
стимулов экономического развития в контексте модернизации российского общества.
Среди них все чаще называются научные знания, информация, профессиональные и
культурные характеристики населения, персонала предприятия и организации, качество институтов и коммуникаций и т.п. нематериальные факторы, способные определять эффективность экономики. Для изучения этих нематериальных факторов/
активов экономисты, а вслед за ними и философы, социологи, политологи стали использовать понятие “нематериального капитала”. Однако четкого его определения до
сих пор не выработано. Часто он сводится к интеллектуальному или человеческому
капиталу, в него иногда включают организационный капитал наряду с культурным.
В самом общем виде капитал можно отождествлять с богатством нации, которое
представляет собой совокупность ресурсов, способных приносить доход, выгоды, блага на разных уровнях общества – отдельному человеку, предприятию, организации,
территории, обществу в целом. При таком подходе выделяются три вида ресурсов
(богатств): природные, капитал, созданный человеком и нематериальный. По данным
сравнительного исследования стран о размерах этих видов капитала, выполненного
Всемирным банком, в 2005 г. (на сегодня это единственные найденные нами сравнительные данные по нематериальному капиталу) Россия опережала США более чем
в 2 раза в природных богатствах в расчете на душу населения (табл. 1). Но Россия
значительно отставала от развитых стран по созданному человеком богатству (предприятия, дороги, школы, больницы и т.д.) на душу населения, например, более 5 раз
от США). А отставание нашей страны от более успешных стран по обеспеченности
нематериальным капиталом (уровню и качеству образования, качеству медицинской
помощи, эффективности институтов, предназначенных для управления, предоставления государственных услуг и регулирования предпринимательской деятельности)
составляло в то время от США 26 раз. Общий объем богатства на душу населения в
США был в 10 раз выше, чем в России. Объем и структура другого обобщенного показателя – ВВП на душу населения – также заметно отличается в развитых странах от
российского. По данным международных сопоставлений, опубликованным Росстатом,
на долю образования, здравоохранения, социальных и прочих услуг в России в 2012 г.
приходилось 15,1% ВВП, тогда как в Италии 21%, Японии – 31,5% (табл. 2).
36
Таблица 1
Богатства на душу населения, 2005 г. (в долл. США)
Страны
Природные
Созданный человеком
материальный капитал
Россия
31000
США
14000
* Без иностранных активов
Нематериальный
капитал
Всего
богатства*
24000
627000
73000
734000
18000
100000
Источник: [The Changing Wealth…, 2011: 179, 181].
Таблица 2
Отраслевая структура валового внутреннего продукта
В том числе в отраслях
Страна
Россия
Италия
Германия
Франция
США
Япония
Год
Валовый
внутренний
продукт
сельское
и лесное
хозяйство, охота, рыболовство
промышленность
2011
2012
2008
2008
2009
2007
2004
100
100
100
100
100
100
100
4,4
3,9
2,0
0,9
1,7
1,3
1,6
30,2
29,6
20,9
25,6
12,4
17,1
22,8
финансовая образодеятельвание,
торговность,
здравострои- транс- ля, гооперации с
охранетель- порт и стиницы недвижимым ние, соство
связь и ресто- имуществом, циальные
раны
аренда и
услуги,
предоставпрочие
ление услуг
услуги
6,5
6,5
6,2
4,3
6,4
4,7
6,2
8,4
8,2
7,3
5,7
6,6
…
6,8
20,7
20,6
14,8
12,0
12,4
19,0
13,0
16,0
16,1
28,0
29,4
33,7
33,0
18,1
13,8
15,1
21,0
22,1
26,7
24,9
31,5
Источник: Россия…, 2013: 73; Россия…, 2012: 84–85.
“Проклятье газовой и нефтяной трубы” многими рассматривается как серьезное
препятствие для модернизации российского общества и его экономики, не позволяющее использовать современные нематериальные ресурсы [Явлинский, 2004]. Но богатые природные ресурсы при правильном их использовании создают возможности для
инвестиций в высокотехнологические отрасли и в развитие человеческого капитала.
Проблема состоит в правильном понимании и выстраивании интересов общества,
предприятий/корпораций и человека. По мнению главного экономиста Всемирного
банка Г. Тиммера, России и некоторым другим евразийским странам, обладающим
большим природным капиталом, можно многому научиться у таких стран, как Австралия, Канада, Чили и Норвегия, которые накопили огромный опыт управления своими природными богатствами. Эти страны достигли успехов в своем экономическом
развитии во многом благодаря инвестициям в широкий спектр активов, в том числе
в “неосязаемый” капитал – институты, образование, частное предпринимательство.
Следует признать, что в России механизмы управления неадекватны реалиям сегодняшнего мира и, по сути, блокируют выход России на траекторию всеобъемлющего
инновационного развития, охватывающего политическую, экономическую, социальную и духовную жизнь страны [Рефлексивные…, 2013]. Для выработки таких механизмов весьма полезно изучить и оценить нематериальный капитал, существующий в
современной России, его особенности в различных региональных сообществах, имея в
виду, что такой капитал оказывает воздействие на различные уровни общественного
устройства – макроуровень общества, мезоуровень предприятия, организации, микро-
37
уровень человека. В зависимости от объема и качества нематериального капитала на
каждом уровне общество имеет свой темп развития в условиях настоятельной необходимости перехода к инновационной экономике.
Нематериальный капитал: определение, структура, элементы, уровни, масштаб. Нематериальный капитал – это комплекс долгосрочных ресурсов развития общества/предприятия/индивида, воплощенных в объектах, не имеющих физического,
материального существования. При широком подходе он не сводится к интеллектуальному, или культурному, или человеческому капиталу. Некоторые исследователи
рассматривают нематериальный капитал как совокупность накапливаемых и капитализированных знаний, информации и иных подобных ресурсов, как нематериальную
составляющую основного капитала [Брацило, 2010: 8]. Здесь очевидно узкое понимание нематериального капитала. Возможно, так сложилось исторически, поскольку
именно с данной проблематики началось освоение и разработка интересующей нас
темы. Но изучение социального и символического капиталов, их свойств и влияния
на общественное устройство и самочувствие людей дает основание также относить
их к нематериальному капиталу. Таким образом, последний имеет сложное строение.
Сейчас можно выделить человеческий, культурный, социальный и символический
капиталы как составные элементы нематериального. Отличительная особенность
всех этих элементов – их тесная взаимосвязь и взаимообусловленность. Проявление
и действие каждого элемента зависит от всех остальных. Например, при развитых человеческом и культурном капиталах (что характерно для России) отдача от них значительно ниже, чем в других странах с близкими показателями. Препятствия создают
особенности социального капитала в стране, которые не дают полноценно использовать культурные и человеческие ресурсы для создания процветающего общества.
Основной вклад в разработку элементов нематериального капитала внесли
Т. Шульц, П. Бурдье, Г. Беккер, Коулман, Р. Патнэм, Ф. Фукуяма. Авторы теории человеческого капитала Т. Шульц и Г. Беккер в середине 1960-х гг. выступили против
традиционного подхода к экономическим отношениям. Шульц обратил внимание на
необходимость принимать во внимание людей, действующих за кулисами математических формул экономистов. В своих работах [Schultz, 1958, 1963,1971,1981] он показал, что образовательный уровень населения предопределяет его способность использовать информацию и технологию для экономического развития. Он считал, что
образование делает труд более производительным, а качественное здравоохранение
сохраняет инвестиции в образование и даёт возможность людям участвовать в производстве. Г. Беккер развил эти идеи, обосновав эффективность вложений в человеческий капитал и сформулировав экономический подход к человеческому поведению.
Он поставил вопрос об инвестициях в человека и отдаче от использования человеческого ресурса на протяжении всей его жизни [Becker, 1964]. Благодаря этому подходу
политики все больше стали рассматривать образование как источник экономического
роста. Беккер первым осуществил статистически корректный подсчет экономической
эффективности образования.
Существенное приращение теория нематериального капитала получила в работах П. Бурдье, который посчитал правомерным выделить три основных вида капитала – экономический, культурный, социальный. Четвертый вид – символический – это
капитал в любой его форме, предполагающий влияние хабитуса как социально сконструированной когнитивной способности. П. Бурдье первым отмечает взаимосвязь
социального и символического капиталов. По его мнению, социальный капитал настолько подчинен логике знания и признания, что всегда функционирует как символический капитал. “Символический капитал – это кредит, но только в самом широком
значении слова, т. е. своего рода аванс, задаток, ссуда, которые одна лишь вера всей
группы может предоставить давшему ей материально-символические гарантии, легко
понять, что демонстрация символического капитала (всегда весьма дорогостоящая в
экономическом плане) составляет, вероятно повсеместно, один из механизмов, благодаря которым капитал идет к капиталу” [Бурдье, 2001: 235].
38
Основоположники теории нематериального капитала выходили далеко за пределы анализа экономических его эффектов, они видели прежде всего социальное
содержание в этом феномене. Так, Бурдье говорит о влиянии трех форм капитала
на условия существования человека, которые “обоснованы общим объемом капитала
[volume global du capital], понимаемым как совокупность ресурсов и власти, которыми
можно реально воспользоваться: экономический капитал, культурный капитал, социальный капитал. Так, различные классы (и группы внутри класса) выстраиваются от
тех, кто лучше всего обеспечен одновременно экономическим и культурным капиталом, к тем, кто более всего обделен в этих двух отношениях” [Бурдье 2005: 25].
Концепция культурного капитала, активно используемая в современном социально-философском и социологическом дискурсе, имеет много точек соприкосновения
с концепцией человеческого капитала, развитой Дж. Коулманом. “Человеческий капитал создается путем внутренней трансформации самих индивидов, вызываемой их
навыками и способностями” [Коулман, 2001: 126]. В иерархии понятий “человеческий
капитал” шире “культурного” и включает его в себя на правах наиболее важной части.
Культурный капитал – наиболее активный фактор, способный влиять на процессы
модернизации изнури общества – через культурные институты и развитие человека, избегая при этом “имитации” модернизации, чем грешат политические решения
[Беляева, 2011: 13–24].
Не углубляясь далее в историю возникновения, обоснования и предполагаемые
области использования понятий человеческого и культурного капиталов, по которым
имеется обширная зарубежная и отечественная литература, отмечу возникновение
традиций изучения еще одного вида нематериального капитала – социального.
Это понятие одним из первых сформулировал П. Бурдье, отметивший, что социальный капитал – это ресурсы, основанные на отношениях родственных и в группе членства. Такой капитал дает преимущества, выгоды членам группы, является основой
групповых солидарностей [Bourdieu, 1986: 21]. Он воплощается в социальных сетях,
нормах поведения, поддержках и кооперациях ради получения взаимной выгоды. Бурдье показывает, что социальный капитал может быть использован для производства
и воспроизводства неравенства путем доступа к занятию более высокого места в
иерархии через использование социальных связей.
Дж. Коулман отметил, что в “отличие от иных форм капитала, социальный капитал свойствен структуре связей между акторами и среди них. Организации, преследующие определенные цели, могут быть акторами (так называемый корпоративный
актор), так же как и индивид. Связи внутри корпоративных акторов также могут создавать для них социальный капитал” [Коулман, 2001: 124]. Он определил сущность
этой формы капитала как способность создавать общественное благо, поскольку
акторы, создающие социальный капитал, обычно получают только малую его часть.
Это объясняет ту неохоту, с которой вкладываются в него инвестиции. Коулман считал, что социальный капитал – только потенциал взаимного доверия и взаимопомощи,
целерационально формируемый в межличностных отношениях: обязательства и ожидания, которые зависят от надежности социальной среды, информационные каналы
социальной структуры и их способность к передаче информации и социальные нормы,
нарушение которых сопровождается санкциями. Социальный капитал – то, что облегчает индивидуальные или коллективные действия, генерирует сети отношений,
взаимности, доверия и социальные нормы [Коулман, 2001: 138].
Социальный капитал как характеристику взаимоотношений довольно сложно оценить и измерить, поскольку он имеет сложную структуру и вследствие этого
разную результативность, к тому же действует в неодинаковых социальных контекстах. И все же социальный капитал оказывает воздействие на экономическое развитие, что продемонстрировали межстрановые и региональные исследования. Так,
Р. Патнэм определяет социальный капитал как “уходящие в глубь истории традиции
социального взаимодействия, предполагающие нормы взаимности и доверия между
людьми, широкое распространение различного рода добровольных ассоциаций и во-
39
влечение граждан в политику ради решения стоящих перед сообществом проблем”
[Патнэм, 1996: 224]. Он изучает социальный капитал и горизонтальные связи людей
и организаций преимущественно в позитивном ключе – как стимулы и условия для
утверждения демократии, отмечая, что они являются мерой общественного здоровья. Он связывает экономическое развитие с наличием разных объемов этой формы
капитала. Р. Патнэм разработал трехфакторную модель социального капитала: нормы взаимности, доверие и социальные сети. Она позволяет измерять его с помощью
индивидуальных индикаторов: посредством их агрегации получаются групповые или
территориальные показатели. Возникло такое понятие, как “группы Патнэма” – те
группы, которые работают на улучшение жизни других людей и всего общества. В отличие от них существуют группы М. Олсона [Olson, 19651], преследующие собственные
цели и вступающие с другими группами в конкурентную борьбу за обладание ограниченными ресурсами, используя свой социальный капитал для получения ренты, но не
для развития, что сдерживает экономический рост.
Ф. Фукуяма определяет социальный капитал как набор неформальных норм
взаимодействия, которые способствуют сотрудничеству между двумя и более лицами
[Fykuyama, 1999]. Потенциально эти нормы существуют для всех людей, но актуализируются только в реальных человеческих отношениях. Согласно его определению,
доверие, сети, гражданское общество возникают в результате функционирования
социального капитала, но не являются его составляющими. Он обратил внимание,
что внешнее влияние социального капитала группы может быть и положительным, и
отрицательным. Такие группы, как Ку-Клукс-Клан или мафиозные структуры, имеют
определенные нормы, которые позволяют им достигать групповых целей. Но воздействие их социального капитала на общество негативно.
Социальный капитал существует и функционирует на микроуровне (индивид, малая группа, семья), мезоуровне (предприятия, организации) и макроуровне (общество).
При этом его можно рассматривать, по меньшей мере, в двух измеряемых масштабах.
Первый – это капитал общностей, которые дают импульсы совершенствованию тех
или иных сторон жизни ближайшего или дальнего окружения. Такой капитал имеет
“большие круги” влияния, способствующие формированию в обществе гражданских
институтов, норм, ценностей.
Второй масштаб – это социальный капитал небольших общностей (семья, этническая община, землячество, предприятие, корпорация и т.д.). Круги влияния этого капитала невелики, но способствуют выживанию группы, мобилизуют ресурсы
для коллективной защиты и развития. Важно изучать и учитывать в модернизации
России такую разновидность, как капитал традиционных сообществ, особенно Юга.
Он ориентирован на воспроизводство накопленного исторического и бытового опыта,
нравов, обрядов, технологий жизнеобеспечения и социальной активности. Для этих
общностей характерна множественность неформальных сетей, пронизывающих хозяйственную и культурную жизнь, которая отчасти служит фактором стабилизации и
выживания [Лебедева, Ломовцева, 2006: 109–117].
Структура, качественные особенности и количественные показатели нематериального капитала в России, как можно представить по имеющимся публикациям,
изучены недостаточно. Особенно это очевидно в отношении социального капитала.
Попробую восполнить этот пробел, используя данные эмпирических исследований2.
1
Обращу внимание на работу М. Олсона “Логика коллективных действий. Общественные
блага и теория групп” (М.: ФЭИ, 1995), где он анализирует экономические мотивы и эффективность действий разных групп: больших и малых, привилегированных и не имеющих привилегий,
политических и профессиональных, а также индивидуальную социальную мотивацию членов
группы разного размера, структуры и направленности. Олсон обосновывает мысль, что возникновение и существование групп, отстаивающих свои или делегированные интересы, их борьба
между собой в конечном итоге и образуют целостность и определенность общества.
2
Используются данные Всероссийского мониторинга Центра изучения социокультурных
изменений Института философии РАН – ЦИСИ ИФ РАН (рук. Н.И. Лапин); опросов в регионах
России, проведенных по методике ЦИСИ ИФ РАН; Европейского социального исследования
(ESS, рук. А.Г. Андреенкова), других исследований.
40
Состояние социального капитала в России. Социальный капитал внутри групп
людей, коллективов предприятий и организаций, а также в масштабах всего общества осуществляет интегрирующую функцию, опирается на единые нормы взаимодействия, социальные сети (связи) и доверие. На макроуровне – уровне всего общества
или больших территориальных образований – социальный капитал может возникать в
результате высокой степени идентификации людей с этой общностью – как взаимная
поддержка, солидарность, взаимопомощь, организация взаимных действий. В современной России наблюдается активизация акций поддержки, прежде всего в ситуациях чрезвычайных, когда требуется помощь в экстренных, катастрофических случаях.
В российском обществе велик уровень отчужденности не только от власти, но и между людьми. Россия здесь не одинока. Эта тенденция широко распространена в мире
и была отмечена, например, Р. Патнэмом при исследовании социального капитала в
Америке. За последние 2–3 десятилетия здесь произошло сокращение “социального
капитала” по индексу доверия и членству в общественных объединениях. Так, число
членов добровольных ассоциаций за минувшие два-три десятилетия сократилось в
США в пределах 25–50%; время, затрачиваемое на неформальное общение вне работы, с 1965 г. уменьшилось на четверть, а на деятельность в общественных организациях – чуть ли не наполовину; наконец, индекс доверия с 1972 г. снизился примерно
на треть [Putnam, 2000].
В нашей стране два последних десятилетия также отмечены ослаблением социальных и человеческих связей, изменениями в самоидентификации людей. Это неизбежное следствие радикальных изменений экономических и политических структур,
кризисов развития, особенностей социальной политики государства. В таких условиях
усиливаются связи внутри малых контактных групп, дающих непосредственную поддержку в повседневной жизни. Другие группы непосредственного общения – друзья,
сослуживцы становятся менее близкими для современного россиянина. Возможно,
дружеские связи ослабляются в связи с сокращением свободного времени и конкурентными отношениями на работе. Разобщенность и атомизация общества в России
достигли высокого уровня.
Особенно настораживает в самоидентификации значительная утрата чувства
близости со своими соотечественниками. Всего за 4 года – с 2006 по 2010 на 16%
сократилось число тех, кто ощущает близость с жителями России. Таких людей теперь менее 40%. Еще меньше их в группах с высшим образованием, среди жителей
больших городов, Москвы и в возрастной группе 25–35 лет. Не последнюю роль здесь
сыграло резкое усиление материальной дифференциации в обществе по сравнению с
советским периодом и ощущение несправедливости такой дифференциации.
Ядром социального капитала в обществе является доверие. Компаративистский
анализ социального доверия по данным ESS показал, что среди 23 европейских стран
Россия занимает только 16-е место с индексом 4,47 по 10-балльной шкале (рис.).
Между тем консолидация и психологическое благополучие, защищенность в обществе
невозможны без доверия людей друг к другу. Ослабление и разрушение социальной
интеграции может провоцировать критические ситуации недоверия, которые могут не
выливаться в массовые акции. Скорее это личное самоощущение, которое влияет на
индивидуальное настроение и поведение.
Отсутствие напряжения в ментальных и психологических состояниях по поводу
социального окружения и взаимодействия с институтами общества служит необходимым социальным фоном, для того чтобы низкоресурсные группы не чувствовали
себя маргиналами, а образованные и активные не стремились покинуть Россию, могли
использовать свои способности и знания в своей стране.
Сравнение настроений населения России и стран, участвовавших в ESS, показало,
что в России один из самых низких уровней доверия судебно-правовой системе, очень
низкий – полиции, вообще широко распространено недоверие к окружающим людям.
По всем этим показателям Россия находится в последней пятерке стран, участвовавших в исследовании. Кроме того, в России высок уровень коррупции, в частности
41
Рис. Индекс доверия (средний балл по 10-балльной шкале) ESS-2010
Индекс составлен как среднее арифметическое по трем вопросам о доверии между людьми.
индекс взяточничества со стороны полиции (6,7 балла по 10-балльной шкале). Только
в одной стране из 26 – в Украине – индекс равнялся 7,47 баллам.
Отношение к институтам правопорядка – один из маркеров состояния социального капитала общества. Данные по регионам подтверждают общероссийскую тенденцию – бóльшее недоверие полиции, чем другим органам правопорядка. В среднем по 19 регионам, где проводилось исследование по единой методике, около 50%
взрослого населения не доверяют полиции в России. Можно оценить этот уровень как
критический.
Многие параметры социального капитала общества производны от действующих
в экономике отношений. К настоящему времени экономические отношения в России
характеризуются такими правила и нормами, “которые не устанавливаются формально действующими в стране законами и отличаются от описываемых ими” [Явлинский,
Космынин, 2011: 11]. В этих условиях отношения между предприятиями, предприятиями и государством складываются в широком диапазоне от неограниченного кредита
доверия и использования ресурсов государства до недоверия и противодействия в их
деятельности. В экономике действует огромный теневой и серый сектор, где созданы
неофициальные нормы взаимодействия, социальные сети и договорные отношения,
зачастую не оформленные или лишь частично отраженные в юридически заверенных
обязательствах. В эти отношения вплетены также предприятия, легально и официально действующие в экономике, но и они имеют двойной слой социального капитала.
Косвенно оценить значимость неформальных отношений и связей в образовании
социального капитала предприятия можно с использованием комплексных репрезентативных исследований, проведенных Всемирным банком в 2011 г. в 37 российских
регионах. Обследованные предприятия представляют большинство видов экономической деятельности3. Со времени предыдущего исследования, проведенного в
3
Обследовано 4223 предприятия, в большинстве отобранных регионов было проведено примерно по 120 интервью. См.: http://documents.worldbank.org/curated/en/2013/02/17385483/russianfederation-national-regional-trendsregulatory-burden-corruption (дата обращения: 14.04.2014).
42
2008 г., Россия добилась большого прогресса в снижении административного бремени для предприятий, связанного с соблюдением законодательства, процедурами
налогового и судебного администрирования и т.д. Средний уровень затрат времени,
или “налог на время”, за этот период значительно снизился: в 2011 г. он составлял
17% по сравнению с 22% в 2008 г. Что касается коррупции, то доля предприятий,
сообщивших, что коррупция является серьезной или очень серьезной проблемой,
в 2011 г. также уменьшилась по сравнению с 2008 г. (33,5 и 50% соответственно).
В то время как в 2008 г. в каждом пятом случае предполагалась взятка, в 2011 г.
взятка давалась в каждом 12-м случае. Однако среди предприятий, сообщивших,
что они прибегали к неофициальным платежам, доля взяток в годовой выручке выросла с 4,5% в 2008 г. до 7,3% в 2011 г. Таким образом, взятка со временем
стала более весомой: меньше предприятий сообщают об уплате взяток, но те, кто
сообщают, платят больше. Несмотря на отмеченное сокращение административной коррупции в России, она все еще более частое явление по сравнению с другими странами. В 2011 г. в среднем по 10 странам Восточной Европы взятка давалась только в каждом 20-м случае (в Словении в каждом 60-м, и в каждом 100-м
в Венгрии).
Региональная принадлежность предприятия гораздо сильнее влияет на уровень
административного регулирования, чем другие характеристики. Не подтвердилось
распространенное мнение, что в России более высокий уровень коррупции и более
обременительное государственное регулирование в относительно бедных регионах
(по уровню валового регионального продукта на душу населения), а также в регионах, экономика которых в большей степени зависит от добычи полезных ископаемых.
Южные регионы не отличаются более высоким уровнем коррупции и более обременительным регулированием по сравнению с северными. Повсеместно чрезмерный
уровень бюрократии дает чиновникам больше возможностей для намеренного замедления административных процедур с целью стимулировать предприятие дать взятку.
В результате коррупционные отношения стали системным элементом в экономике
России. Социальный капитал, формируемый на этих принципах, является сильным
препятствием для развития экономики на конкурентной основе.
Таким образом, социальный капитал на уровне малых групп скрепляет общество,
выступает в роли своеобразного “клея”, образуя “отношения взаимного утверждения”
как “реальная и органическая жизнь”, если использовать терминологию Ф. Тенниса
[Теннис, 2002: 9]. Но на уровне общества, отношений населения с институтами, качества социального капитала в российской экономике трудно говорить о развитом,
современном его состоянии. Здесь вступают в силу другие отношения, которые не
отрегулированы общественными нормами и существуют вне сетей гражданской активности. Эти отношения не только препятствует модернизации, но и архаизируют
общество, отбрасывают его в прошлое.
Сегодня проблемы модернизации российского общества, перехода в так называемую информационную стадию развития находятся на первом месте среди актуальных и стратегических проблем развития страны. Можно с уверенностью сказать,
что решение этих проблем безотлагательно требует комплексного развития таких
элементов нематериального капитала, как человеческий, культурный, социальный. Эти виды капитала составляют основу для инновационного типа экономики,
стимулирования инновационной деятельности. Однако вложения в человеческий
капитал в России не отвечают задаче его расширенного воспроизводства. К сожалению, в России эти вложения явно затормозились. По данным, опубликованным в
Докладе о развитии человека (2013 г.), Россия занимает 55-е место в рейтинге стран
мира по Индексу человеческого развития, поднявшись на 3 позиции по сравнению
с 2007/2008 гг., но само значение индекса при этом сократилось с 0,802 до 0,788
[Доклад о человеческом..., 2013].
Мировой опыт показывает, что инновации рождаются преимущественно в конкурентной среде, когда большинство людей могут свободно реализовать свои мотива-
43
ции. А для этого необходима соответствующая институциональная среда, доверие и
безопасность в обществе. Подводя итог, можно сказать, что модернизация экономики, переход к инновационному развитию возможны только с ростом и совершенствованием нематериального капитала.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бурдье П. Различение: социальная критика суждения // Экономическая социология. 2005. Т. 6.
№ 3. С. 25–48. URL: http://ecsoc.msses.ru (дата обращения: 7.02.2014).
Беляева Л.А. Образование в России и модернизация экономики (по результатам Европейского
социального исследования) // Социологические исследования. 2011. № 12. С. 13–24.
Брацило А.Н. Нематериальный капитал корпораций: структура и механизмы воспроизводства в
системе приоритетов инновационного развития / Диссертация на соискание ученой степени
кандидата экономических наук. Таганрог, 2010.
Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2001.
Доклад о человеческом развитии. 2013. Возвышение Юга: человеческий прогресс в многообразном мире. NY, 2013.
Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий // Общественные науки и современность.
2001. № 3. С. 122–139.
Лебедева Н.Н., Ломовцева О.А. Социальный капитал и модернизация этноэкономики Юга России // Общественные науки и современность. 2006. № 2. С. 109–117.
Доклад Всемирного банка “Где находятся богатства народов”. URL: www.worldbank.org (дата
обращения: 2.03.2014).
Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. Гражданские традиции в современной Италии. М.:
Ad Marginem, 1996.
Рефлексивные процессы и управление: Сб. материалов IX Международн. симп. (17–18 окт.
2013 г.) / Отв. ред. В.Е. Лепский). М.: ИФ РАН, 2013.
Россия и страны-члены Европейского союза. Статистический сборник. 2013. М., 2013.
Россия и страны мира. 2012. Стат сб. М., 2012.
Теннис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии. СПб.: Владимир Даль,
2002.
Явлинский Г. Периферийный капитализм. М., 2004.
Явлинский Г.А., Космынин А.В. Двадцать лет реформ – промежуточные итоги? (российское общество как процесс) // Мир России. 2011. № 2. С. 3–32.
Вескеr G. Human Capital. A theoretical and empirical analysis. N.Y., 1964.
Bourdieu P. The forms of capital // Handbook of theory and research for sociology of Education / Ed. by
J. Richardson. New York: Greenwood Press, 1986.
Fykuyama F. Social Capital and Civil Society. Prepared for delivery at the IMF Conference on Second
generation reforms. URL: http://www.imf.org/external/pubs/ft/seminar/1999/reforms/fukuyama.htm
(дата обращения: 8.09.2013).
Olson M. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1965.
Putnam R. Bowling alone: the collapse and revival of American community. New York: Simon Schuster,
2000.
Schultz T.W. The Emerging Economic Scene and its Relation to High School Education // The High
School in a New Era. University of Chicago Press, 1958.
Schultz T.W. The Economic Value of Education. New York: Colambia University Press, 1963.
Schultz T.W. Investing in People: The Economics of Population Quality. University of California Press,
1981.
Schultz T.W. Investment in Human Capital: The Role of Education and of Research. New York: Free
Press, 1971.
The Changing Wealth of Nations: Measuring Sustainable Development in the New Millennium, Environmental and development, World Bank, 2011. URL: worldbank.org (дата обращения: 9.02.2014).
44