институциональные основания справедливой рыночной
advertisement
М.А. ВАХТИНА ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ СПРАВЕДЛИВОЙ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ г. Самара 2013 1 УДК 330.1 ББК 65.011.3 Рецензенты: доктор экономических наук, профессор Р.М. Нуреев доктор экономических наук, профессор О.С. Белокрылова М.А. Вахтина. Институциональные основания справедливой рыночной экономики / М.А. Вахтина. – Самара: Изд-во СамНЦ РАН, 2013. – 255 c. ISBN 978-5-93424-685-4 В книге излагаются теоретические и практические подходы к обеспечению социальной справедливости в рыночной экономике, которые имеют важное значение в условиях рыночной трансформации экономических отношений в современной России. Фокусируя внимание на роли институтов в обеспечении равенства прав доступа к рынку и преодолении избыточного неравенства, автор рассматривает, обобщает и развивает результаты исследований в области поведенческой и эволюционной экономической теории, этической экономии и хозяйственной этики, экономической истории и социальной философии. Для научных работников, преподавателей и аспирантов, студентов, специализирующихся в области экономики, а также всех, кто интересуется актуальными проблемами социально-экономического развития современной России. ISBN 978-5-93424-685-4 © М.А. Вахтина, 2013 2 СОДЕРЖАНИЕ Предисловие Глава 1. Рыночная экономика с точки зрения социальной справедливости 1.1. Принципы социальной справедливости в рыночной экономике: содержание и правила приоритета 1.2. Критерии и показатели социальной справедливости в экономике: общие подходы и российские особенности Глава 2. Институциональные предпосылки формирования концепции социальной справедливости в российской экономике 2.1. Роль института власти-собственности в поддержании социальной справедливости 2.2. Роль общинных форм хозяйствования в российской институциональной конструкции 2.3. Влияние неформальных этических норм на российский тип хозяйственного рационализма 3. Взаимосвязь институтов и императива справедливости 3.1. Нормативная природа принципов социальной справедливости в рыночной экономике 3.2. Институционализация справедливости 3.3. Социальная справедливость как условие легитимности институтов: виды институциональных режимов легитимности и особенности в российской экономике 4. Влияние институтов на экономическое поведение: от homo oeconomicus до этического человека 4.1. Индифферентность классической модели экономического поведения к институциональной среде 4.2. Переход от классической к институциональностратегической модели экономического поведения 4.3. Расширительная модель экономического поведения: этический экономический человек 5. Доверие как институциональный инструмент поддержания социальной справедливости в рыночной системе 5.1. Взаимосвязь социальной справедливости, доверия и социального капитала 5.2. Влияние доверия на реализацию функций институтов государства и гражданского общества в обеспечении социальной справедливости 5.3. Влияние доверия на выбор способов координации 5 6 6 16 44 44 50 57 63 63 72 84 93 93 99 105 114 114 127 141 3 хозяйственной деятельности 5.4. Влияние доверия на выбор инструментов корпоративного управления и формирование корпоративных отношений 6. Негативные проявления институционализации хозяйственной деятельности в условиях нарушения принципов социальной справедливости в российской экономике 6.1. Оппортунизм как негативно-институциональная модель поведения рыночных субъектов 6.2. Негативные неформальные хозяйственные практики в России 6.3. Негативная локализация трансакций в современной российской экономике 7.Направления преодоления негативной институционализации и обеспечения социальной справедливости в российской экономике 7.1. Институциональные меры по обеспечению равенства экономических возможностей 7.2.Институциональные меры по обеспечению справедливости в распределении 7.3. Развитие государственно-частного партнерства как институционального инструмента повышения уровня социальной справедливости в экономике России Список используемых источников 156 169 169 181 193 202 202 215 222 232 4 ПРЕДИСЛОВИЕ Проблема обеспечения справедливости в современной рыночной экономике имеет особое значение. Высокие социальные издержки рыночной трансформации в России подтвердили исходную характеристику рынка как социально нейтрального механизма, требующего этико-ориентированной институциональной поддержки. Только в этом случае можно рассчитывать на повышение эффективности производства, реализацию долгосрочных стратегических программ, ориентированных на инновационный путь развития и повышение общественного благосостояния. В этой связи обоснование институциональных механизмов обеспечения социальной справедливости в современной рыночной системе России стало важнейшей задачей экономической науки. Было бы неправильно ограничиваться только социально-политической или нравственной стороной этой важной народнохозяйственной проблемы, переводя вопрос об обеспечении социальной справедливости в сферу морали, а экономику сводить только эффективному распределению материальных ресурсов. Узко-прагматические подходы провоцируют поиск и реализацию простых и неэффективных решений, приводят к дополнительным общественным издержкам, препятствует выработке и реализации комплексных и эффективных мер, направленных на предотвращение негативных явлений в российской экономике. Исследование институциональных оснований справедливой рыночной экономики помогут обеспечить необходимую теоретическую базу для разработки и практической реализации конкретных мер, направленных на поддержание равенства экономических прав, добросовестной конкуренции, преодоление избыточного неравенства доходов и бедности. 5 Глава 1. Рыночная экономика с точки зрения социальной справедливости 1.1. Принципы социальной справедливости в рыночной экономике: содержание и правила приоритета Экономика является неотъемлемой частью социокультурной системы, создающей материальные условия для жизни не только отдельным индивидуумам, но и всему обществу. Так как она ориентирована на человека, то не может абстрагироваться от реальных человеческих потребностей, желаний и представлений, которые являются обязательными условиями и предпосылками хозяйствования. Лишь в той мере, в какой экономическая система служит удовлетворению человеческих потребностей, она оказывается человечной, достигает своей главной цели и не теряет смысла. Имея дело с ограниченными ресурсами, экономическая система не может предотвратить конфликтов интересов, связанных с их присвоением. Поэтому вопрос об обеспечении справедливости в экономике и определении приемлемого баланса интересов субъектов хозяйствования никогда потеряет своей актуальности, и позицию о том, что рыночная экономика разрешает проблему справедливости и делает ее излишней нельзя признать правильным1. Рыночная экономика, которая в отличие от экономики централизованного управления является децентрализованной экономической системой, обусловливает многообразие самостоятельных, состоящих друг с другом в отношениях товарного обмена субъектов хозяйства, обладающих правом и возможностью принятия самостоятельных, рациональных решений в процессе экономической деятельности. Для любой формы рынка характерно, что координация осуществляется преимущественно посредством самого рынка, в силу присущих ему механизмов саморегулирования. Ведущим упорядочивающим принципом рыночной экономики, через который осуществляется координация, выступает конкуренция, которая способствует наиболее эффективному использованию ограниченных ресурсов, обеспечивает большую прибыльность хозяйства и служит, тем самым, достижению всеобщего блага. В своем идеальном виде чистая (или совершенная) конкуренция обеспечивает классическую идеально-гармоничную модель рыночной экономики. Однако такая идеальная модель существует только в 1 У сторонников совершенного рынка нормы справедливости замещаются нормами эффективности, а представители марксистской экономической теории придают решающее значение созданию изобилия общественного продукта как средству разрешения проблемы справедливости. 6 теории, а система координации современной рыночной экономики мало удовлетворяет требованиям совершенной конкуренции. Догматизировать идеальную модель конкуренции и полагать, что она снимает вопрос о справедливости и делает излишней этику (а в своей крайней позиции – даже вредной) было бы неразумно. Как правильно отмечает в этой связи Петер Козловски, конкурентный рынок – это не этически нейтральная, а «этически проблемная зона», поэтому не следует чрезмерно полагаться на механику и автоматизм конкурентной системы [122, с.226]. Сама конкуренция остается явлением амбивалентным, нуждающимся в постоянном упорядочивании и поддержке. И это особенно актуально в условиях современной рыночной экономики, когда влияние монополий и олигополий становится все более значимым фактором, искажающим механизм рыночных отношений и нарушающим ключевой принцип справедливости «каждому свое». Современные экономисты указывают на ограниченность механизма конкуренции и координации рыночной экономики в условиях конвергенции личных и общественных интересов. Это проявляется, прежде всего, в недопроизводстве общественных благ и удовлетворении коллективных потребностей общества, по причине того, что эти блага не относятся к категории чистых частных благ (безопасность, общественная инфраструктура, образование, здравоохранение и т.д.). Другой предел возможностей классической рыночной экономики усматривают в невозможности нейтрализации отрицательных внешних эффектов, под которыми понимаются побочные последствия негативного характера, распространяющихся на «непричастных» субъектов. Если бремя расходов по устранению причиненного вреда не несут непосредственные виновники, то затраты (в той или иной форме) ложатся на общество в целом. Еще одна слабость рыночной экономики и свойственной ей системы координации связана с ориентацией на короткий период времени, так как основной упор в рынке делается на соблюдение личных интересов. Это в конечном итоге вредит общему благу, так как негативно отражается на долгосрочных целях и последствиях2. Можно назвать еще несколько дополнительных аргументов, указывающих на ограниченность классической модели рыночных отношений и актуальность поддержания норм справедливости. Первый касается объективно повторяющихся в условиях современного научнотехнического прогресса циклических колебаний конъюнктуры, обостряющих проблемы занятости и препятствующих справедливому распределению труда. Второй - на несовершенство 2 На эту сторону ограниченности рыночных отношений экономисты обращают меньше внимания. Данный аспект нашел достойное отражение в работах по этической экономии и хозяйственной этике [247, с.479]. 7 рыночной системы распределения доходов, поэтому вопрос о том, как должен распределяться произведенный общественный продукт становится вопросом не только экономическим, но и этическим. При том что конкуренция остается наиболее эффективным средством, обеспечивающим через механизм рынка связь между затратами ресурсов (вкладом работника) и получаемыми доходами (например, заработной платой, процентом на капитал, прибылью), остается открытым вопрос о распределении общественного продукта между экономически активной частью населения и той, которая еще или уже не может трудиться. Все те, кто не в состоянии обеспечить себе средства к существованию за счет собственных ресурсов, будучи членами общества, должны иметь возможность вести нормальный образ жизни и обеспечивать свои насущные потребности в той степени, в какой это возможно применительно к данным конкретным условиям. Поэтому в условиях ограниченности и несовершенства рыночной конкуренции, следует направлять усилия на поддержание общественной координации, позволяющей учитывать интересы всех задействованных в экономическом процессе сторон, проводить эффективную интернализацию внешних эффектов и обеспечивать удовлетворение материальных и нематериальных потребностей людей. В противном случае будет поставлена под вопрос фундаментальная цель экономики, связанная с обеспечением общественного благосостояния и сохранением культурной общности. В распределении произведенного продукта между собственниками факторов производства современная рыночная экономика также проявляет свою ограниченность. Явления монополии и олигополии, свойственные состоянию современного рынка, приводят к диспропорциям в распределении и экономически необоснованной дифференциации доходов. Обеспечение этико-социальной направленности экономики, предотвращающей избыточное неравенство доходов, предполагает ограничительные меры, исключающие контроль сравнительно небольшой части общества над производственными ресурсами и произведенным продуктом. Таким образом, механизм координации современной рыночной экономики вследствие своей ограниченности нуждается в институциональных рамках, которые побуждали бы хозяйствующих субъектов действовать в нужном направлении. Чтобы добиться большей справедливости недостаточно только личностно-этического компонента, делающего основной упор на индивидуальную мораль (от этого она не теряет своего значения), а следует предпринимать усилия к устроению таких институтов, 8 которые вносят справедливость в рыночную систему, чего нельзя добиться без участия государства и поддерживающих его общественных сил. Пригодность критериев человечности (гуманности), в конечном счете, определяется посредством конкретизации практически применимых институциональных условий обеспечения социальной (общественной) справедливости3. Как правильно в этой связи отмечает Дж. Ролз, справедливость есть «первая и главная добродетель общественных институтов, точно также как истина – первая добродетель систем мысли». Если законы и институты, какими бы эффективными они не были, являются несправедливыми, то они должны быть реформированы или ликвидированы [251, с.19]. Поэтому современная рыночная экономика нуждается в этикосоциальных ориентирах (принципах социальной справедливости), руководствуясь которыми можно в значительной степени устранить вышеназванные недостатки. Принципы социальной справедливости - исходные правила и установки, которыми следует руководствоваться при создании условий и механизмов достижения социальной справедливости4. Эти основополагающие этико-социальные установки не определяют конкретных значений результирующих показателей, но они направляют (регулируют) состояние и развитие экономики в сторону достижения большей справедливости, оказывая существенное воздействие как на процесс, так и на его результат. Поэтому состояние экономической системы и уровень реальной социальной справедливости будут в значительной степени зависеть от принципов, согласно которым устроены социальные институты. Справедливая экономическая система, устроенная на рыночных началах, в первую очередь, должна обеспечивать каждому равные экономические права, поэтому содержание первого принципа социальной справедливости заключается в обеспечении равенства экономических возможностей или равенства прав участия в рыночном процессе. Данный принцип предполагает наличие возможностей для равного доступа к ограниченным ресурсам, включая рабочие места5. Создание равных прав участия в рынке обеспечивает сохранение априорных признаков рыночного механизма – конкуренции и эквивалентного обмена, поэтому жесткой дилеммы между социальной 3 Понятие социальной справедливости в отличие от человеческой справедливости имеет свой специфический субъект – институты. 4 Подобное определение, соответствующее философскому пониманию принципа как руководящего положения, основного правила или установки для какой-либо деятельности, дается в работах Д.С.Петросяна [216, с.18-27]. 5 Дж. Ролз, говоря о равенстве политических и гражданских прав, особо отмечает важность такого элемента социального равенства, как равный доступ к ответственным должностям. Эта позиция сохраняет свою актуальность применительно в экономической системе. 9 справедливостью и экономической эффективностью в этом случае не возникает. О политическом значении принципа равенства возможностей в экономике со всей определенностью говорилось еще в Президентском Послании 2005 г 6. Социологические исследования также подтверждают высокую актуальность для россиян становления «общества равных возможностей». Если в результате рыночной координации происходят нарушения принципа равных экономических возможностей, то государство и поддерживающие его общественные институты должны предпринимать регулирующие действия для устранения вышеназванного несоответствия и поддержания добросовестной конкуренции между участниками рыночного процесса. Создание равных прав доступа к рынку облегчает эквивалентный обмен и рыночное ценообразование, приближая общество к состоянию «соответствия деяния и воздаяния», что с давних пор считается признаком справедливости. Со времен Аристотеля понятие справедливости прочно связывается с воздержанием от получения преимуществ, которые можно приобрести путем захвата того, что принадлежит другому (другим) - собственности, дохода, заслуг и т.п., нарушающего принцип эквивалентного обмена [298]. Тот факт, что из-за неизбежных индивидуальных различий, распределение производительных способностей и покупательной силы между участниками рыночного процесса будет оставаться неравномерным, не является несправедливым. При этом всегда будут оставаться те, кто еще или уже не могут трудиться, или те, кто по причине случайных (природных, экономических, социальных или политических) обстоятельств не в состоянии в данный момент обеспечить себе материальный доход. Поэтому первый принцип социальной справедливости следует дополнить вторым – принципом справедливого распределения, который можно по-другому определить как принцип «справедливого неравенства». Этот принцип непосредственно касается сферы распределения и затрагивает важнейшую проблему, связанную с дилеммой равенства-неравенства, которая восходит к истокам европейского христианского понятия справедливости. Если рыночная координация, опирающаяся на механизм спроса и предложения, не обеспечивает выполнение фундаментальной цели экономики, а экономический рост оборачивается ухудшением благосостояния отдельных индивидов или их групп (то есть, обеспечивается за счет них), то необходимо 6 «В свободном обществе каждый трудоспособный гражданин имеет право на равных участвовать в конкурентной борьбе и свободно выбирать себе партнеров. Достаток каждого должен определяться его трудом и способностями, квалификацией и затраченными усилиями… Таким образом, соблюдение принципов справедливости прямо связано с равенством возможностей» [375]. 10 предпринять соответствующие институциональные меры, чтобы не допускать вышеназванных несоответствий. Социальная справедливость исключает дискриминацию отдельных индивидов или групп в распределении произведенного продукта, даже если это соответствует краткосрочным требованиям обеспечения экономической эффективности в условиях рынка. В соответствии со вторым принципом неравенство, являющееся необходимым следствием обеспечения равного доступа к рынку, должно быть устроено таким образом, чтобы каждый член общества имел возможность обеспечить свое существование и получать определенную долю материальных и нематериальных благ. Второй принцип социальной справедливости в рыночной экономике имеет отношение к двум составляющим – пропорции распределения доходов между основными участниками рынка и урегулированию проблемы бедности наименее преуспевающих – тех, кто по каким-то причинам не может работать и обеспечивать себе доход самостоятельно. Как можно заметить, нарушение принципа справедливого распределения, выраженного в экономически необоснованной дифференциации доходов и богатства, является элементом искаженной рыночной системы, когда прибыли обеспечиваются не за счет предпринимательских усилий, а за счет обладания монопольным ресурсом, противоправных или аморальных действий. Содержание вышеназванных принципов социальной справедливости в экономике предопределяет их приоритетность. Принцип приоритетности впервые использовал Дж. Ролз применительно к политике и социальной сфере [251, с.267], в экономике предложенный им подход может быть также оказаться плодотворным. Правила приоритета принципов социальной справедливости в рыночной системе диктуются, на наш взгляд, значимостью поддержания преимуществ рыночного механизма (конкуренции и эквивалентного обмена) и ведущей ролью сферы производства по отношению к сфере распределения. Исходя из этих основополагающих установок, следует вести речь о первичности принципа равенства экономических возможностей по отношению к принципу, регулирующему распределение общественного продукта. Если первый принцип выполняется, то проблем, связанных с чрезмерными диспропорциями в распределении доходов и богатства будет значительно меньше. Как показывает опыт стран с социально ориентированным рынком, сохраняя и поддерживая равенство в доступе к ограниченным ресурсам и социально значимым благам, общество в меньшей степени страдает от несправедливого неравенства и бедности. Кроме того, нарушение вышеназванного принципа 11 приоритетности может приводить к обострению противоречия между социальной справедливостью и экономической эффективностью, которая в этом случае будет снижаться из-за тенденции к уравнительности и сокращения экономических стимулов к производительному труду. Первый принцип приоритета следует дополнить вторым, который имеет отношение ко второму принципу социальной справедливости. Он связан с первичностью решения проблемы чрезмерной дифференциации доходов по отношению к проблеме бедности. Так как избыточные неравенства возникают только в искаженной рыночной системе, можно заключить, что второе правило приоритета также диктуется необходимостью сохранения преимуществ рыночного механизма. Как и в предыдущем случае, это не умаляет значимости вопроса о преодолении бедности, а лишь означает, что движение в сторону снижения необоснованной дифференциации доходов и богатства может благоприятно сказаться на повышении уровня общественного благосостояния, в том числе «наиболее ущемленных слоев населения». При этом вышеназванная иерархия принципов не отменяет обратных зависимостей: первое правило приоритета не исключает того, что чрезмерная дифференциация доходов со временем может способствовать появлению неравенства в области экономических (политических или гражданских) прав, нарушающих принцип равенства возможностей. По нашему мнению, равные возможности участия в рынке обеспечиваются за счет: - равного доступа к ресурсам (природным, производственным, финансовым, информационным), рабочим местам и руководящим должностям; - поддержания конкуренции и контроля за деятельностью естественных монополий; - равного доступа к социально значимым благам (образованию, здравоохранению, культурным ценностям), которые создают принципиальную возможность увеличения человеческого капитала; - социальной поддержки в случае наступления рисков временного характера, связанных с воспитанием детей, приобретением жилья, уходом за пожилыми и больными людьми, временной потерей работы. Вышеназванные условия не только дают равные возможности каждому участвовать в рынке, но и способствуют установлению конкурентной природы неравенства, максимально обеспечивающей соответствие полученных доходов реальному вкладу и потребления, соответствующего реально обоснованной 12 покупательной способности каждого. Именно применительно к таким условиям П. Козловски строит свою оригинальную концепцию справедливости цен, которая касается справедливости обмена и справедливости распределения. Справедливая цена - это такая цена, которая возникает в рыночном процессе, соответствующем требованиям справедливости, так как с самого начала исходит из равенства основных прав доступа к рынку. Рыночное ценообразование, таким образом, становится не только отражением механического процесса соответствия спроса и предложения, но и удовлетворяет определенным социально-этическим нормам и минимальным условиям справедливости, так как не является независимым от социальных условий, норм и ценностей. Эквивалентность в обмене, отвечающая необходимым этическим требованиям, становится конкретной экономической интерпретацией общего правила справедливости – «дать каждому свое». Именно поэтому П. Козловски отнес принцип справедливости обмена не к экономическому закону, а к «хозяйственно-этическому императиву», и определил его как частный случай справедливости цен [144,с.240,270]. Второй принцип социальной справедливости (в его различных интерпретациях) достаточно широко представлен в научной литературе по экономике, философии и хозяйственной этике. Наиболее популярную интерпретацию он получил в работе Дж. Ролза «Теория справедливости» [251, с.77-84]. Согласно роулзианской концепции социально-экономическое неравенство, выраженное в доходе, богатстве и социальном статусе, справедливо только в том случае, когда оно приводит к компенсирующим преимуществам для каждого, и в частности, для наименее преуспевающих членов общества7. Данная теоретическая позиция получила большое количество последователей среди ученых и практиков, так как наполняя цель экономики социальной и гуманной составляющей, роулзианский подход не предполагает уравнительности. Принципиальный посыл заключается в том, что следует исключать такое положение, когда трудности одних людей компенсируются большими благами «для всех» или когда благосостояние одних возрастает за счет обнищания других. При этом если кто-то получает большие преимущества, при условии что другие от этого не проигрывают, 7 Наименее преуспевающая группа выделялась по действию трех основных видов случайностей: семейное и классовое положение, природные дарования и удача. То есть, принцип, регулирующий социальные и экономические неравенства, направлен на предотвращение использования случайных природных дарований и социальных обстоятельств (произвольных с моральной точки зрения) в поиске политических и экономических преимуществ. 13 такое положение может быть признано справедливым8. Такая трактовка равенства имеет существенные отличия от простого равенства эгалитарно-уравнительного типа, которое не ведет к реальному равенству и порождает авторитаризм. При этом подлинное комплексное равенство устанавливается не только за счет обеспечения базовых потребностей всех членов общества (на условиях, сформулированных в либеральной концепции Дж.Ролза), но и за счет обеспечения эквивалентного обмена и «заслуженности» социальных благ, что отвечает признакам дистрибутивного понимания справедливости, развиваемого М. Уолзером и Ю. Хабермасом [304, с.36-47,185-195]; [305, с.26-110] в ракурсе либерально-коммунитаристской концепции социальной справедливости. Подлинное комплексное равенство в рыночной системе оказывается совместимым с демократическим общественным устройством, обеспечивающим социальную природу общественных благ в процессе коммуникативного взаимодействия между людьми. Так как оба принципа социальной справедливости обеспечивают каждому равные права участника рынка и права потребления причитающейся доли общественного продукта, они охватывают две стороны теории справедливости – процессуальную, ориентирующуюся на процесс, и структурную, ориентирующуюся на результат и конечное состояние. П. Козловски правильно заостряет внимание на том, что для теории справедливости неразрывность процесса и конечного состояния имеет решающее значение, в таком случае следование формальным правилам и материальные требования объединяются [122, с.286]. Справедливость должна быть определена как формальными, так и содержательными (материальными) принципами, как процессуальными, так и структурными условиями. Она не может быть привнесена в уже завершившийся процесс создания экономических ценностей в виде «справедливого» (часто по чьему-то усмотрению) распределения дохода, а должна быть соблюдена как при создании общественного продукта, так и при его распределении. В этом заключается неразрывность принципов социальной справедливости в экономике, которые задают одновременно основные предпосылки процесса и его результата. В своем идеальном состоянии, соответствующем условиям свободной конкуренции и ценообразования, рынок способен обеспечить больший объем общественного продукта, позволяет 8 Данный подход отличается от концепции утилитаризма, согласно которой в интересах достижения большего суммарного экономического благосостояния можно пожертвовать ущемлением интересов каких-то групп населения. 14 произвести наиболее эффективную аллокацию ресурсов и распределить полученный результат по продуктивному вкладу факторов производства. Именно поэтому рыночный механизм является необходимым условием достижения социальной справедливости, а принцип оптимальности, выражающий желание человека производить продукт наиболее эффективным способом, чтобы получить лучший результат при наименьших затратах, остается важнейшим принципом хозяйствования. Однако для достижения социальной справедливости этого оказывается не достаточно, если не опираться на нормы этики. Уже на входе рыночный механизм не исключает неравенство экономических субъектов из-за различий в собственности, богатстве, способностях и доходах, которое в дальнейшем может возрастать или сглаживаться. Приоритет в обеспечении справедливости процесса, требующего равных возможностей для каждого участника рынка (первый принцип социальной справедливости), способствует конкуренции и установлению оптимальных рыночных цен. Это, в свою очередь, предотвращает незаслуженное обогащение и сохраняет ресурсы необходимы для поддержания жизненного уровня тех, кто еще или уже не может трудиться. Приоритетность принципа равенства экономических возможностей позволяет сохранить за рыночным механизмом (в лице конкуренции, рыночного ценообразования и эквивалентного обмена) ведущую роль, делая его определяющим фактором в системе, а регулирующие институты – дополняющими. В таком случае создание регулируемого этико-ориентированного рыночного механизма будет отвечать как принципам оптимизации и целесообразности, так и принципам гуманизма и человеколюбия, что способствует сглаживанию противоречий между социальной справедливостью и экономической эффективностью. Определяющая роль рыночного механизма позволяет поддерживать экономическую эффективность на уровне достаточном для того, чтобы обеспечивать должный уровень благосостояния для всех членов общества, включая наименее преуспевающих. Такой подход исключает позицию, связанную с жестким механистическим противопоставлением экономического и социального, эффективности и справедливости, которая попрежнему широко представлена в российской экономической литературе. Согласно ей этические ценности, которые могут характеризовать социальную модель общества, «никак не вытекают из способа производства, ориентирующегося на достижение максимальной экономической эффективности», так как «социальность возникает лишь после рынка, после достижения 15 экономической эффективности». Из такой позиции следует вывод, что социальность и рыночная экономическая эффективность – «взаимообратные категории, что нельзя одновременно ставить задачу углубления и развития экономических реформ,… и в то же время расширения социальной политики, усиления социальности в обществе», что «нельзя одновременно решить две взаимоисключающие задачи: повышение экономической эффективности и социальную проблему». Получается, что в теории социальные ценности и принципы экономической эффективности следует разводить по разным разделам, ограничивая социальную справедливость сферой морали [52,c.55,57,67,168]. Значительно более правильными представляются иные подходы, согласно которым при расчете экономической эффективности следует ориентироваться на более широкий показатель качества жизни людей, включающий в себя, помимо уровня доходов, учет степени социальной и материальной дифференциации, сохранение природной среды, состояние основных производственных фондов, неэкономических связей и финансовых ресурсов, что требует обеспечения необходимого баланса между эффективностью и справедливостью [1, c.25]; [64, c.18-38]; [66, c.347-423]; [116, c.100-103]; [114,c.20-22]. Поэтому принципы оптимизации и конкуренции (к ним можно добавить также принцип планирования) не теряют своей значимости: их соблюдение помогает успешнее достигать желаемых целей, положительно сказывается на людях, а значит и справедливо по отношению к ним. При этом вышеназванные экономические принципы, обусловленные рациональной природой человека и хозяйственной деятельности, не должны противопоставляться принципам гуманизма и справедливости. 1.2. Критерии и показатели социальной справедливости в рыночной экономике: общие подходы и российские особенности Критерии социальной справедливости, согласно философской традиции, трактуются как признаки, на основании которых производится оценка меры социальной справедливости и последствий от несоблюдения ее принципов9. Поэтому определение и систематизацию критериев и конкретных показателей социальной справедливости в рыночной экономике целесообразно проводить исходя из основополагающих принципов и с учетом их 9 Такое определение критериев социальной справедливости содержится, в частности, у Д. Петросяна [216,c.1827]. 16 приоритетов. На основании первой группы критериев, которые можно назвать «процессными», производится оценка соблюдения принципа равенства экономических возможностей. Вторая группа критериев, которые применительно к содержанию второго принципа социальной справедливости можно назвать «результирующими», позволяет судить об обеспечении справедливости в распределении, предотвращающей по образному выражению А. Риха «худшие стороны рабства и выгоды». Так как первый принцип социальной справедливости имеет приоритет над вторым, то первую группу критериев следует рассматривать как приоритетную, это положение распространяется и на второе правило приоритета. Принцип равенства экономических возможностей обеспечивается, в первую очередь, равным доступом к ресурсам и правам собственности, поэтому механизм и условия приватизации можно считать первостепенным критерием поддержания социальной справедливости в экономике. В идеальной рыночной системе унаследованные имущественные права являются результатом экономического вклада, внесенного в прошлом, этические проблемы возникают только тогда, когда состояние нажито противоправным или безнравственным способом. В России данный критерий имеет особую актуальность, так как процесс приватизации практически стопроцентной государственной собственности произошел по историческим меркам недавно и в очень короткие сроки. Нарушение принципа равенства экономических возможностей в процессе российской приватизации проявилось в сверхконцентрации бывшей государственной собственности, отчуждении значительной части хозяйственных субъектов от собственности и управления, нарушении условий конкуренции и рыночных цен. Исходя из правил приоритета, искажения, допущенные в процессе приватизации, отрицательно сказались не только на конечном распределении, выразившимся в необоснованной дифференциации доходов и богатства и проблеме бедности, но и нарушили механизм обеспечения равных условий хозяйствования. Анализ процесса российской приватизации показывает, что она не обеспечила равенства прав доступа к рынку, хотя эти цели были формально продекларированы. Государственная программа приватизации (в частности, Закон РФ от 3.07.91 «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР») теоретически открывала каждому доступ к государственной собственности, однако идея приватизационных счетов не была реализована, а приватизационные чеки оказались безымянными, что привело к их быстрой распродаже нуждающимися и превращению в объект 17 спекуляции и обогащения. Другая часть приватизируемой собственности распределялась в соответствии с программой приватизации между работниками приватизируемых предприятий, в разряд которых попадала только часть из них. Поэтому одни получили право на приобретение своей доли собственности, а другие – нет. Кроме того, приватизация с правом выкупа арендованного имущества позволяла отдельным коллективам арендаторов приобретать имущество на более выгодных условиях, чем те, которые были на преобразуемых в акционерные общества предприятиях. Распределение собственности между работниками приватизируемых предприятий также произошло с нарушением принципа равенства экономических возможностей. Во-первых, приватизируемые предприятия существенно различались по уровню развития. Вовторых, использовались три различных варианта приватизации, среди которых наиболее востребованными (по понятным причинам) оказались те, которые были наиболее предпочтительны для организаторов процесса. При этом рядовые работники не могли оценить преимущества и недостатки каждого из них, особенно в условиях использования административного ресурса. В результате доля работника в общей стоимости приватизируемого имущества мало зависела от его участия в создании этого богатства, а в дальнейшем ставилась в зависимость от несовершенного рынка. Другие способы разгосударствления, которые были связаны с продажей предприятий по инвестиционному или коммерческому конкурсу, на аукционах, сопровождались значительными нарушениями законодательства и серией уголовный преступлений, достаточно подробно описанных в литературе. В результате этого субъектами собственности зачастую становились неэффективные криминальные структуры [64, c.47-56]. Помимо проблем распределения ресурсов между действующими субъектами, приватизация связана с переходом богатства, созданного предыдущими поколениями, к ныне живущим. В процессе российской приватизации не были соблюдены пропорции распределения богатства между поколениями, в результате значимая часть населения, которая трудилась на приватизируемых предприятиях ранее, оказалась вне прав собственности. Условия и процедура российской приватизации были таковы, что они не расширили доступ основной части работников к управлению собственностью. Принятый в 1998 г. по инициативе Российского союза народных предприятий ФЗ «Об особенностях правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий)» [376] не получил практической реализации, хотя в 18 нем содержался целый ряд положений, предотвращающих возможные противоречия внутри АО, которые возникли при реализации англосаксонской схемы акционирования. Миноритарные акционеры и наемные работники на российских АО оказались, по большей части, отстраненными и от собственности, и от управления. Получилось так, что на обычном государственном предприятии работники обладали даже большими правами, чем во вновь созданных акционерных обществах. Изменения законодательства об АО, призванные урегулировать права участников, не привели к каким-либо заметным положительным результатам на протяжении всего последующего периода. Нарушение принципа равенства экономических возможностей в период приватизации проявилось также в том, что плата за передаваемые активы была неадекватной ни предполагаемым доходам, ни понесенным вкладам. Очевидно, в этом случае был нарушен принцип эквивалентности обмена: он оказался не взаимовыгодным, так как приводил к убыткам одной из сторон (в данном случае это было государство и большинство российского населения), а фактическая цена не соответствовала преобладающей рыночной цене. Российская собственность перешла к частным лицам по ценам, которые были значительно ниже их реальной стоимости10. После принятия в 1997 г. нового Федерального закона о приватизации, в котором была предпринята попытка изменить условия приватизации с целью повышения эффективности, ситуация практически не изменилась. Продажи активов не были достаточно эффективными с финансовой точки зрения, поэтому не привели к значительному увеличению доходов бюджетов. Учитывая, что процесс приватизации проходил достаточно интенсивно (уже к 2003 г. на долю государственной и муниципальной собственности приходилось только 10% в структуре собственности, а государственно-частную – 13%), можно вести речь о нарушении установленных законом процедур о недопущении искусственного занижения цены продаваемых государственных и муниципальных активов. Это соответствующим образом отразилось на объеме средств, поступивших в бюджеты всех уровней за период с 1993 по 2003 гг. (по данным Росстата, в частности, ежегодная доля доходов от приватизации в бюджетах субъектов РФ составляла только несколько процентных пунктов). Особого внимания заслуживает вопрос о присвоении природных ресурсов. Так как применительно к ним невозможно 10 500 крупнейших предприятий со стоимостью основных фондов в 200 млрд. долл. были проданы соответственно за 7,2 млрд., цена активов отдельных предприятий была занижена в 300-400 раз. [235, c.64]. 19 выявить зависимости по критерию вклада, отношение к природным ресурсам в России всегда было особое, не как к частному товару, а как к продукту нерукотворного труда, «дару земли», а передача прав частной собственности на них рассматривается большинством россиян как несправедливая. Немаловажным аргументом в пользу такой позиции является то, что ценность природных ресурсов в России остается очень высокой из-за необходимости решения большого количества общественных задач и большой территории. В процессе приватизации этими аргументами практически пренебрегли, что особенно отрицательно сказалось на соблюдении первого принципа социальной справедливости. Следующим критерием, на основании которого можно судить об обеспечении равного доступа к рынку, является экономическая структура населения, в частности, функциональная структура денежных доходов, величина среднего класса, удельный вес заработной платы в структуре ВВП. В период рыночной трансформации в России увеличилась значимость таких источников доходов, как предпринимательский доход и доходы от собственности, однако в целом они остаются незначительными. За период с 2000 по 2011 гг. доходы от собственности (проценты по вкладам, ценным бумагам и др. выплаты) в структуре денежных доходов населения даже уменьшились с 6,8 до 5,2%, доля доходов от предпринимательской деятельности также сократилась с 15,4 до 8,9%11. По данным социологических исследований, выполненных в ГУ ВШЭ, среди россиян, имеющих текущие доходы на уровне среднего класса, доля доходов от собственности составляет всего 3%, а среди домохозяйств, отнесенных к этой категории, доходит до 4%, в то время как в развитых странах доходы от собственности являются наиболее характерным источником доходов среднего класса [157]. Формально в предпринимательскую деятельность вовлечено до 45% российских домохозяйств (как известно, к получателям предпринимательского дохода наряду с индивидуальными предпринимателями относятся также нотариусы, адвокаты, крестьянские, фермерские и индивидуальные хозяйства граждан), но основным каналом включения продолжает оставаться личное подсобное хозяйство, с которым связана деятельность 40% российских семей. При этом только 10,7% из них указывают на имеющиеся предпринимательские доходы от личного подсобного хозяйства. Аналогично и у индивидуальных предпринимателей: только 60% из них имеют доходы выше уровня, максимально 11 Источник: Росстат. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.gks.ru, 2013. 20 приемлемого для стандартов жизни среднего класса. Поэтому только 4-5% российских семей могут рассчитывать на включение в средний класс за счет доступа к предпринимательским доходам, а новые источники денежных поступлений остаются доступными не более чем для 10% российского населения (в развитых странах доходы от собственности и предпринимательской деятельности остаются значимым ресурсом для 20-25% населения) [157]. Основным источником доходов занятого населения в нашей стране остается заработная плата (что в целом соответствует стандартам потребления), ее величина (включая скрытую) составляет 65,6% доходов12. Это отрицательно влияет на динамику и величину среднего класса, который по своим статусным позициям (образованию, профессиональному уровню и уровню благосостояния) занимает положение между высшим и низшим классом13, к нему помимо мелких собственников и независимых предпринимателей относят также высококвалифицированных работников наемного труда. Считается, что уровень доходов представителя среднего класса должен обеспечивать, как минимум, простое воспроизводство его самого и его человеческого капитала, как основного актива, приносящего доход14. Различия в подходах к выделению среднего класса предопределяют различия в оценке его пороговых значений, которые варьируются по России от 19,7% до 33% 15. В США средний класс составляет около 50%, в Германии – 75%, Швеции и Швейцарии – 80%, а в Японии себя относят к среднему классу до 89% населения. Как видно, российский показатель значительно ниже, при этом согласно Концепции долгосрочного социально-экономического развития России на период до 2020 г. доля среднего класса к концу расчетного периода должна составить не менее 50% [368]. В настоящее время его уровень остается, как минимум, в два раза ниже предельно возможной 12 Источник: Росстат. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.gks.ru, 2013. Так как единого подхода к выделению среднего класса не существует, чаще всего в качестве основных объективных критериев называют уровень образования и доходов, стандарты потребления, владение материальной и интеллектуальной собственностью, а также способность к высококвалифицированному труду. Немалое значение (особенно для нашей страны) имеет субъективное восприятие человеком своего положения – статусная самоидентификация. 14 Данный критерий не может быть определен однозначно, поэтому оценки российского среднего класса могут существенно различаться от европейских. По данным исследований Института социологии РАН, разделившим российское общество на 10 страт, первые 2 страты – это люди, находящиеся за чертой бедности (16%), третья и четвертая страты – малообеспеченные россияне, к ним относится еще 43% населения, при этом для четвертой страты характерен наиболее типичный уровень жизни россиян, В общей сложности четыре страты составляют 59% населения. С пятой по восьмую страты входит 33% населения. «Благополучные россияне» (термин исследователей) составляют только 6-8% населения [69]. 15 В работах Т. Малеевой и Л. Овчаровой «Социальная модернизация и средний класс», Н. Тихоновой и С.Мареевой «Российский средний класс как экономический субъект: характеристика и перспективы» в кн. «Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ): десять лет спустя». Часть I. Гл. 4 /Под ред. Р.М. Нуреева, М., 2010. 13 21 численности, по большей части из-за относительно низких уровней дохода и профессионального статуса работников. Кроме того, после 2008 г. качественный состав среднего класса ухудшился за счет сокращения возможностей получения качественного образования и работы. По данным Росстата оплата труда российских наемных работников, без скрытой, но с учетом страховых взносов и НДФЛ, составляет сейчас 35,7% ВВП (величина скрытой достигает 14,1% ВВП). Этот показатель, по мнению макроэкономистов, имеет ключевое значение, так как рост потребительского спроса обеспечивает в России наибольший вклад в формирование итоговой динамики ВВП (и будет им оставаться в ближайшей перспективе). При этом оплата труда наемных работников в нашей стране значительно ниже, чем в странах Европы и США16. Нельзя отрицать того, что фискальная нагрузка на заработную плату в России существенно ниже, кроме того, достигнутый уровень ВВП на душу населения также отстает от развитых стран. Однако это не может служить оправданием низкого уровня заработной платы, сложившегося в нашей стране17, так как противоречит доктринам качества трудовой жизни, социального и правового государства, которые отражают и развивают систему международных правовых норм, важнейшими среди которых являются Европейская социальная хартия (в ред. 1996 г.); конвенции и рекомендации МОТ, которые отличаются системным подходом в определении текущих и долгосрочных потребностей не только самих работников, но и членов их семей; унифицированными показателями затрат на рабочую силу (доли заработной платы и расходов на обязательное социальное страхование – пенсионное, медицинское, от несчастных случае на производстве, по безработице). «Достойная заработная плата», согласно концепции МОТ, позволяет обеспечивать широкий круг потребностей работника и его семьи с позиции расширенного (качественного) воспроизводства рабочей силы [288,с.5]. В рекомендациях (2004 г.) Европейского комитета по вопросам социальной сплоченности (РКСС) важное значение придается комплексному подходу при определении цены труда с помощью договорных и государственных (нормативных и налогово-бюджетных) методов регулирования оплаты труда; социальная сплоченность провозглашается базовым условием повышения ответственности 16 По данным Института народнохозяйственного прогнозирования РАН в США, Германии, Великобритании, Швеции относительная величина оплаты труда наемных работников (без учета скрытой оплаты труда и смешанных доходов) в 2010 г. находилась в пределах 51-55% ВВП. В большей части стран Восточной Европы значение данного показателя также выше [295,с.4]. 17 Такой подход содержится в Бюллетене «Проблемы социальной политики». Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, 2012. Выпуск №4. С.1-9. 22 государства, работодателей и работников за обеспечение благосостояния всех членов общества и уменьшение неравенства. [249]. Среди важнейших индикаторов, рекомендуемых МОТ, наряду с уровнем безработицы и государственными расходами на социальное обеспечение и социальное страхование, доля расходов на заработную плату в структуре ВВП. В качестве важнейших характеристик достойного труда выделяют не только расходы на заработную плату в структуре ВВП не ниже 40 до 60%, и социальное страхование не ниже 12-25% (в качестве зарезервированной части заработной платы на случай социальных рисков)18, но и значительные государственные расходы на здравоохранение, образование, социальное обеспечение; государственную деятельность по созданию рабочих мест и переподготовки кадров [249]. Хотя «чистая» заработная плата в России (за вычетом отчислений на социальное страхование и НДФЛ) в меньшей степени отстает от Европейских стран (в 2010 г. она равнялась 25,1% ВВП, в Германии – 28,2%, Франции – 28,3%, в странах Восточной Европы на уровне 24-27%) [295,с.4], нельзя не учитывать относительно низкий уровень фискальной составляющей, которая может играть значимую роль в качественном воспроизводстве рабочей силы. При таком комплексном подходе можно давать более объективные оценки уровня официальной оплаты труда наемных работников, сложившейся в нашей стране. Другим процессным критерием, на основании которого можно судить об обеспечении равенства экономических возможностей, является уровень развития малого и среднего бизнеса19. О нем обычно судят по таким показателям, как количество предприятий и работников занятых в этом секторе, удельному весу добавленной стоимости МСП в ВВП и количеству малых и средних предприятий на 1000 человек населения. В странах Евросоюза малый бизнес обеспечивает от 50 до 80% занятости и формирует 40-50% ВВП (в некоторых отраслях до 80%). В России по данным Росстата в 2012 г. в малом бизнесе занято 22% населения, если с 2009 по 2011 гг. количество малых и микропредприятий несколько увеличилось, то средних – сократилось, среднесписочная численность работников за этот же период изменилась незначительно. По данным Общероссийской общественной организации предпринимателей «Опора России» самое большое количество предприятий 18 По данным Росстата величина отчислений в фонды социального страхования сократилась с 11-12% ВВП в конце 1990 гг. до 6,6% ВВП в 2010 г. 19 Границы малого предпринимательства зависят от законодательно установленных критериев (показателей), конституирующих сущность этого понятия. В зарубежной практике, где малое предпринимательство от среднего не отделяется, этот сектор экономики определяется в законодательстве и в научной литературе как «малое предпринимательство» или «малый бизнес». 23 зарегистрировано в Санкт-Петербурге – 25, в Москве – 17 на 1000 чел. населения (для сравнения в Ингушетии и Дагестане этот показатель 1:1000). Средний показатель по стране - 6 предприятий на 1000 чел. населения. В развитых странах он находится в диапазоне от 35 до 70 предприятий на 1000 чел. Доля малого и среднего бизнеса в ВВП России не превышает 13-17%, что в 3-4 р. ниже, чем в развитых странах, кроме того, по разным оценкам до 50% российских малых предприятий связаны с теневым сектором [296]. В обеспечении равенства экономических возможностей многое зависит от доступа к социально значимым благам, прежде всего, образованию и здравоохранению. Государственные расходы на эти цели в структуре ВВП следует рассматривать в качестве важнейшего критерия обеспечения первого принципа социальной справедливости, так как эти блага могут существенным образом повлиять на величину человеческого капитала. В настоящее время их уровень в России значительно отстает от развитых стран, а также от критериальных характеристик «социального государства», в соответствии с которыми уровень расходов на здравоохранение должен составлять не менее 7-8%, а на образование – 4-6% ВВП. Концепция долгосрочного социально-экономического развития РФ до 2020 г. содержит целевые показатели, в соответствии с которыми расходы на образование за счет государственных и частных источников к 2020 г. должны составить 6,5 – 7% ВВП (в том числе расходы бюджетной системы 5,6 – 6% ВВП), на здравоохранение – 6,7-7% ВВП (в том числе расходы бюджетной системы 5,2 – 5,5% ВВП). С учетом различий в паритете покупательной способности рубля и валют других стран доли расходов на образование и здравоохранение в ВВП должны к 2020 г. составлять в нашей стране до 13-14%, это будет сопоставимо с показателями экономически развитых стран. Однако содержащиеся в Концепции целевые макроэкономические индикаторы уже значительно отстают от фактических расходов консолидированного бюджета 2012 г.: на образование 4% ВВП, на здравоохранение - 3,6% ВВП (включая все уровни бюджетов и государственные внебюджетные фонды). Благодаря улучшению финансовой ситуации в 2005-2008 гг. расходы на социальные отрасли в абсолютном выражении увеличились, при этом лидером роста среди социальных отраслей была социальная защита, после 2009 г. наметилась тенденция к снижению расходов20 [68]. В таблице 1.1. содержатся сравнительные данные по расходам на 20 Государственные расходы на социальную защиту с 2009 по 2011 гг. из всех источников не изменились, в том числе, пенсионные расходы и расходы на социальную помощь незначительно возросли, соответственно на 0,7% и 0,3%, но сократились расходы на образование, здравоохранение, культуру. 24 образование и здравоохранение в различных странах по данным Росстата. Табл. 1.1 - Государственные расходы на образование и здравоохранение (межстрановое сравнение), в % к ВВП Годы Россия Европа Беларусь Германия Латвия Норвегия Республика Молдова Соединенное Королевство (Великобритания) Украина Швеция Азия Азербайджан Казахстан Япония Америка Аргентина Бразилия Годы Расходы на Годы Расходы на образование здравоохранение 2010 4,2 2010 3,8 2011 4,1 2011 3,5 2011 2008 2009 2009 2011 2009 5,0 4,6 5,6 7,3 8,4 5,6 2011 2009 2009 2009 2011 2009 3,8 8,6 3,9 7,6 5,2 7,8 2011 2009 6,6 7,3 2011 2009 3,7 7,8 2011 2011 2010 2,5 3,6 3,8 2011 2011 2010 1,0 2,3 7,8 2009 2009 6,0 5,7 2010 2010 4,4 4,2 Следующим критерием, на основании которого можно судить об обеспечении равенства возможностей, выступают государственные расходы на социальную поддержку в случае наступления социальных рисков временного характера. К такого рода рискам следует отнести рождение и воспитание детей, приобретение жилья, осуществление ухода за пожилыми людьми и временную потерю работы из-за болезни или сокращения рабочих мест. Согласно исследованиям ученых, рост численности представителей среднего класса в развитых странах произошел именно тогда, когда заработали государственные и коллективные внесемейные институты, выравнивающие материальные и экономические возможности людей на различных этапах жизненного цикла21 [157]. Важную роль в вопросах сокращения 21 Показательной, в этой связи, является система оплаты труда в Японии, которая выстраивается в зависимости от «жизненных пиков», где предусмотрена покупка квартиры, рождение ребенка, достижение пожилого возраста. 25 рисков, связанных с болезнью, могут сыграть программы государственного социального страхования. Для нашей страны актуальность вопроса возрастает из-за того, что происходит увеличение количества инвалидов: их число прирастает каждый год на 1 млн. чел, численность детей-инвалидов с 1993 по 2003 гг. выросла в 4,6 р. [246,с.29-30]. Социальные трансферты на поддержку семей с детьми являются одной из важных статей государственных расходов во всех экономически развитых странах. В России большую часть функций по поддержанию социальной устойчивости в связи с рождением детей берет на себя семья, размер помощи которой в 4 раза превышает ресурсы, поступающие через систему государственных пособий [157]. При этом значимость материнских и детских пособий в доходе домохозяйств с 1995 по 2006 гг. сократилась с 54,4% до 12,4%. В 2007 г. государство предприняло беспрецедентные меры (по сравнению с проводимой ранее политикой) по поддержке семей с детьми: вступил в силу новый пакет мер, включающий «материнский капитал», повысились страховые пособия по уходу за ребенком до 1,5 лет и др. Однако, начиная с 2009 г., из-за последствий экономического кризиса, акценты вновь были смещены в сторону решения пенсионных проблем. Специалисты отмечают неравномерность государственной социальной поддержки семей с детьми на разных этапах жизненного цикла, а также невысокий уровень адресности региональных пособий, в плане их направленности на поддержку наименее обеспеченных семей с детьми. Прямые государственные расходы на социальную поддержку детей и семей с детьми составили в 2011 г. 1,2% ВВП. Они доходят до 2%, включая социальное обслуживание семьи и детей, дошкольное образование, молодежную политику и оздоровление детей. Среди этих мер доминируют меры поддержки, обусловленные рождением и содержанием детей до 1,5 лет (включая материнский капитал), при этом доля расходов на пособия для детей и семей с детьми отдельных категорий, а также пособия на детей наиболее «уязвимых» категорий (инвалидов и сирот) составили в 2011 г. в общей доле прямых государственных расходов на поддержку семьи, материнства и детства только 35,3% [68].22 Во многом из-за этого, согласно выводам ЮНИСЕФ, реформа детских и материнских выплат, проведенная в 2007 г., оказала слабое 22 При подсчетах использовались данные Росстата о государственных расходах на выплату пособий и социальную помощь, Законы об исполнении бюджета Фонда социального страхования России, региональные законы об исполнении бюджетов субъектов РФ 26 влияние на уровень жизни таких семей [11]23. Ситуация в этом направлении хотя и улучшилась, но кардинально не изменилась, высокие риски бедности для российских семей с двумя и более детьми по-прежнему сохраняются, величина затрат на государственную поддержку такого рода семей по-прежнему остается более низкой, чем в развитых странах. По данным исследований Института социологии РАН семьи, где несовершеннолетних детей трое и больше, имеют 50-процентную вероятность попасть в число самых низкообеспеченных слоев24 [17]. Высокий стандарт текущего потребления пожилых людей в развитых странах поддерживается, во-первых, за счет накопленных ими активов, включая накопительную часть пенсии, во-вторых, за счет мер социального обеспечения. В период экономического кризиса 2008-2009 гг. и на начало 2010 г. в нашей стране отмечается повышение уровня жизни пенсионеров. Пенсионные выплаты в 2010 г. достигли почти 9% ВВП и стали самой крупной статьей совокупных государственных социальных расходов, отчасти блокировав выделение средств на здравоохранение, образование и культуру [68]. Однако, принимая во внимание положительные тенденции в пенсионном обеспечении последних лет, следует отметить, что средняя пенсия по старости составляла на первый квартал 2013 г. только около 35% от средней заработной платы и 161,5% - к величине прожиточного минимума для пенсионеров, что не может обеспечить должный уровень жизни пенсионеров. По данным Общероссийского социологического исследования «Бедность и неравенства в современной России: 10 лет спустя», проведенного Институтом социологии РАН в 2013 г., пенсионеры испытывают постоянные лишения из-за высокой стоимости лекарств, медуслуг и ЖКХ [17]. Поэтому участие семьи в содержании и уходе за пенсионерами остается очень значительным и ограничивает профессиональный рост российских женщин. Важную роль в этой связи имеет вопрос о доле накопительной части пенсии, от которой во многом зависит учет реального вклада и квалификации работника, понесенного в прошлом. Современная пенсионная реформа лишь «высветила» эту проблему, но пока не смогла ее решить. Острая дискуссия по вопросу о накопительной части пенсии, которую предлагалось первоначально увеличить с января 2013 г. с 2 до 6%, показывает, 23 Аудиторы Счетной палаты РФ, выявляющие расходы консолидированного бюджета России на все денежные пособия и услуги для детей, заявляют о нетранспарентности некоторых из них, из-за чего можно определить только приблизительный их уровень. 24 Социологи вывели формулу согласно которой критичным в России становится ситуация, когда в семье на одного работающего приходится три иждивенца. Вероятность попасть в число бедных или хронически бедных возрастает в этом случае в три раза. 27 что на этом пути (который можно рассматривать как принципиально верный) по-прежнему существует много препятствий. Если учесть переход на новую пенсионную систему, которая предполагает финансовое участие самого работника в пенсионных накоплениях, то в среднесрочной перспективе при сложившемся уровне заработной платы большая часть работников сможет заработать себе страховую пенсию, размер которой окажется ниже прожиточного минимума для пенсионера. В табл. 1.2. представлена сравнительная динамика реальных доходов на душу населения по данным Росстата, как видно, темп роста реальных доходов населения значительно отставал от динамики роста ВВП. Табл. 1.2 - Сравнительная динамика реальных доходов и валового внутреннего продукта на душу населения Реальные располагаемые денежные доходы (1995 =100) Реальный размер назначенных пенсий (1995 =100) Реальная начисленная заработная плата (1995 =100) Валовой внутренний продукт на душу населения по паритету покупательной способности (1996 =100) 2000 87.9 2002 2005 151.7 2008 197.6 2010 2011 2012 215.5 217.6 75.9 129.4 186.3 251.1 254.1 91.1 175.2 259.3 263.2 270.6 220.2 530.0 1014.0 1958.1 2320.5 Источник: Росстат Об обеспечении доступных возможностей для приобретения жилья (особенно для молодых семей) можно судить по ряду показателей25, в том числе, по средневзвешенной ставке ипотечного кредитования, которая остается в России достаточно высокой - на уровне 12%. По сравнению с 2011 г. она снизилась 25 Можно, в частности, вести речь о государственных целевых программах по предоставлению социального жилья. 28 только на 0,3 процентного пункта26, хотя о необходимости ее снижения в последнее время говорится немало. Государственный меры по обеспечению материальных и нематериальных потребностей в случае потери работы позволяют безработным быстрее выйти из трудной жизненной ситуации, вызванной сбоями рынка, поддержать уровень благосостояния, приобрести дополнительные компетенции, чтобы вернуться к работе. Государственные социальные выплаты, программы трудоустройства и профессиональной переподготовки приобретают существенное значение для выхода из трудной жизненной ситуации. Это тем более важно, что отсутствие работы в России является серьезной угрозой для перехода людей в группу бедных или хронически бедных. По данным Росстата минимальный размер пособия по безработице составлял в 2011 г. только 12,2% от величины прожиточного минимума (в 2005 г. – 16,4%). Его минимальная и максимальная величины в текущем году по сравнению с 2012 г. не изменились и составили соответственно 850 руб. и 4900 руб. Принцип МОТ о «социальной сплоченности» между государством, работодателем и работником, имеющий прямое отношение в этой проблеме, должной реализации в нашей стране пока не получил. Равенство прав доступа к рынку обеспечивает условия для реализации принципа эквивалентного обмена, согласно которому полученные доходы (и произведенные расходы) должны отражать реальный вклад работника, понесенный в настоящем или прошлом периоде, что предотвращает чрезмерную дифференциацию доходов и богатства. В этой связи, в первую очередь, следует вести речь о соответствии заработной платы наемных работников реальному трудовому вкладу. Согласно оценкам Института народнохозяйственного прогнозирования РАН на период 2012 г. физический объем заработной платы в России примерно соответствовал достигнутому уровню ВВП на душу населения [295,с.5]. Однако данные выводы не являются однозначными. Достаточно заметить, что при росте заработной платы во многих видах деятельности за период с 2005 по 2010 гг., ее доля в структуре себестоимости большей части обрабатывающих производств остается невысокой. Реальные издержки заработной платы в расчете на единицу выпускаемой продукции уменьшились за последние годы в России приблизительно в 2 р.27 Это позволяет 26 Страны Евросоюза, в связи с сверхдоступными ипотечными кредитами, сейчас решают другие проблемы, связанные с ужесточением требований к заемщику и кредитору. 27 Эти выводы подтверждаются исследованиями Института народнохозяйственного прогнозирования РАН: доля расходов на заработную плату, единый социальный налог и страховые взносы к общей величине затрат с 2005 по 2010 гг. для большинства видов деятельности не только не увеличилась, но и уменьшилась. Положительная динамика наблюдалась только в торговле, гостиничном и ресторанном бизнесе [295, с.8]. 29 вести речь об изменении структуры стоимости продукции в реальном измерении - перемещении той ее части, которая ранее приходилась на заработную плату, в материальные затраты и прибыль, что в немалой степени способствует утрате ее трудовой природы [52, c.82-83]. В различных отраслях (и регионах) ситуация может значительно различаться из-за высокой дифференциации. Правильность такой позиции косвенно подтверждается исследованиями Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в соответствии с которыми опережающий рост реальной заработной платы по сравнению с ростом производительности труда в последние годы не привел к увеличению удельных издержек на труд [295, с.1]. В целом же можно констатировать, что нарушение принципа равенства экономических возможностей и конкуренции будет нарушать условия справедливого рыночного обмена, а значит будет препятствовать соответствию заработной платы работников их реальному вкладу посредством рыночного механизма. Анализ заработной платы показывает устойчивость иерархии отраслей с самым высоким ее уровнем (превышение средней по экономике в 1,2 раза)28, в которую входят финансовая сфера, добыча полезных ископаемых. В среднюю группу попадают отрасли обрабатывающей промышленности, транспорт, связь, строительство, госуправление. В «низшей» находятся отрасли, в которых средняя зарплата составляет примерно 2/3 среднероссийской – это практически весь бюджетный сектор, торговля, общественное питание, гостиничный и ресторанный бизнес. Оплата труда в образовании, здравоохранении и предоставлении прочих коммунальных и социальных услуг составляет только 28-32% от средней заработной платы в финансовой сфере, при том что этими видами деятельности заняты 24,7% работников, а финансовой занимается только 6,2%. Особенно низким статусом обладает сельское хозяйство, где средняя заработная плата составляет чуть более 40% от среднероссийской29. Этим объясняется большое количество бедных среди работающего населения, в том числе с высшим образованием. По данным исследований отечественных ученых работникам российской бюджетной сферы существенно недоплачивают по сравнению с аналогичными работниками альтернативного сектора [87, с.241]. 28 Межотраслевая дифференциация имеет место и в экономически развитых странах, однако различается структура отраслей. 29 Социальное положение и уровень жизни населения России. Статсборник, 2011.[Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.gks.ru 30 Можно вести речь и о чрезмерной внутриотраслевой дифференциации заработной платы. В видах деятельности с наибольшей средней заработной платой наблюдается и ее наибольшая дифференциация: в таких секторах, как финансовый, добыча полезных ископаемых по официальным данным она достигает более 20 раз [287]. До последнего времени дифференциация в отраслях с низким уровнем заработной платы (включая здравоохранение и образование) оставалась невелика, однако следует полагать, что в ближайшее время, в связи с принятыми правительственными мерами по повышению самостоятельности учреждений в вопросах материального поощрения работников, уровень дифференциации заработной платы в этих отраслях возрастет из-за высокой зарплаты десятых децильных групп работников30. Исходя из вышеизложенного, можно констатировать, что критерии и показатели социальной справедливости, связанные с оценкой реализации первого принципа, направленного на обеспечение равенства экономических возможностей, фиксируют отклонения от социально приемлемой нормы. При этом значимость первого принципа социальной справедливости в современной российской экономике в связи с необходимостью наращивания человеческого капитала все более возрастает. Следующая группа критериев и показателей отражает реализацию второго принципа социальной справедливости, связанного с распределением доходов и богатства. Ее мы разделим на две группы, согласно второму правилу приоритета: первая характеризует уровень дифференциации доходов в обществе, а вторая - уровень бедности. При этом следует отметить, что современная российская социальная политика нацелена, прежде всего, на борьбу с бедностью. Такое смещение акцентов, по нашему мнению (независимо от намеченного на этот счет результата) не способно снять социального напряжения в обществе и разрешить накопившиеся проблемы. До начала рыночных преобразований в России наблюдалась ярко выраженная тенденция уравнительности доходов. С начала рыночных реформ ситуация существенно изменилась: усилилась межличностная, межфирменная, межотраслевая и межрегиональная дифференциация. При этом (по данным социологических исследований) именно эту проблему большинство россиян (вне зависимости от того, богатые они или бедные) связывает с несправедливостью сегодняшнего общества и считает, 30 При подсчете коэффициента фондов выделяется 10 децильных групп: первая с самыми низкими доходами, десятая – с самыми высокими. 31 что государство должно взять курс на сокращение избыточных неравенств31 [17]. В качестве конкретных показателей, характеризующих уровень дифференциации доходов, целесообразно использовать три известных в экономике измерителя неравенства: децильные коэффициенты дифференциации (по доходам и зарплате), которые чувствительны к изменению неравенства на краях распределения (отношение доходов 10% самых богатых граждан к 10% самых бедных); коэффициент концентрации доходов Джини и распределение объема доходов по 20% доходным группам – кривая Лоренца. Следует отметить, что каждое общество обладает собственным (выработанным за период исторического развития) понятием о допустимом и недопустимом уровнях имущественного неравенства, однако, как показывает мировая практика, чрезмерная дифференциация доходов существенно обостряет социальные и экономические проблемы. Предельным разрывом коэффициента фондов принято считать 10-12 (этот критериальный признак положен в основу определения «социального государства»). Что касается России, то здесь всегда с особым вниманием следили за несправедливыми неравенствами, отклонения от этого правила по большей части лежат в основе понятия справедливости. Данные Росстата свидетельствуют о высокой степени расслоения российского населения по доходам. С 2003 г. по 2008 г. коэффициент фондов вырос с 14,5 до 16,8, с 2009 г. началось незначительное снижение этого показателя: в 2009 г. он был на уровне 16,7, в 2010 г. – 16,5, в 2011 г. – 16,3 раза. Безусловно, это незначимое снижение, особенно в условиях наличия скрытых доходов и действующей методики расчета этого показателя, исключающей из расчета свехбогатых, тем более что процесс роста избыточных неравенств происходил на фоне статистического роста бедности. Положительные изменения, по большей части, были связаны с увеличением в последние годы государственных расходов на социальную помощь, благодаря чему часть граждан вышла из наиболее бедной группы. Для сравнения, в странах Евросоюза значение децильного коэффициента по доходам составляет 6-8, а в Японии – только 4-5. По степени экономического неравенства Россия впереди многих развитых стран и вполне сравнима с США (однако в этой стране абсолютный уровень доходов значительно выше российского). Для наглядного отражения степени неравенства в распределении доходов в мировой практике используется кривая Лоренца (чем более равномерно распределен объем дохода по 20% 31 Ситуация немногим отличается от других стран: в Германии и Великобритании так считают 66% населения, в Китае – 71%. 32 доходным группам, тем ближе кривая находится к линии абсолютного равенства, чем неравномернее – наоборот32). Пределом натяжения кривой Лоренца по экспертным оценкам считается момент, когда на долю беднейших 40% населения приходится 12-13% общей суммы доходов семей страны. В России эти показатели выглядят следующим образом. Самые беднейшие 20% населения России получили в 2000 г. 6,1% национального дохода, в 2005 г. – 5,4%, в 2010г. – 5,2%, в 2011 г. – 5,4% (для сравнения в 1990 г. – 9,8%). 40% населения с низкими доходами (первая и вторая группы) получили в 2000 г. 16,7% дохода, в 2005 г. – 15,5%, в 2010 г. – 15,5%, в 2011 г. – 15% (в 1990 г. – 14,9%). Пятая, самая высокодоходная группа получила в 2000 г. 47,6%, в 2005 г. – 46,7%, в 2009 г. - 47,7%, в 2010 г. произошло снижение до уровня 47,5% , в 2012 г. – 47,4% (в 1990 г. – 32,7%)33. Для измерения величины неравенства в международных оценках чаще всего используется коэффициент (индекс) Джини, который измеряется в пределах от 0 до 1 (чем он ближе к 1, тем сильнее неравенство34). Значение индекса Джини в развитых странах колеблется между 0,2 - 0,26 (в скандинавских и некоторых восточноевропейских странах) до 0,45 в США. В развивающихся и других странах его величина доходит до 0,5 - 0,7 (последнее значение было зафиксировано в Намибии и латиноамериканских государствах). Из этих данных видно, что европейский и японский капитализм существенно отличается от североамериканского, тем более южноамериканского или африканского. Россия в этом отношении ближе к последним. Если к началу 1990 г. индекс Джини составлял в нашей стране 0,26 и находился на уровне скандинавских стран, но к концу того же года он достиг уровня 0,399. Экономический подъем в конце 1990-х гг. замедлил его рост: в 2000 г. по данным Росстата его значение составило 0,394, в 2010 г. коэффициент достиг уровня 0,421, в 2011 г. – 0,417, в 2012 г. – 0,42. Тенденция такова, что неравенство растет за счет более высоких темпов роста доходов 20% наиболее обеспеченных, это косвенно свидетельствует о том, что увеличения среднего класса не происходит, так как эта группа примыкает к пятому доходному барьеру. Кроме того, немалую роль играют скрытые источники дифференциации. Так децильный коэффициент по зарплате с 2000 г., когда он составлял 34,0, уменьшился к 2011 г. до 16,135, при этом общий уровень дифференциации доходов в 32 При равномерном распределении доходов каждая 20%-ная группа населения имела бы 1/5 доходов общества. Кривая Лоренца строится по номинальным доходам. Выплата налогов сглаживает равенство и приближает кривую к линии абсолютного равенства (степень зависит от характера и величины налогов). 34 Геометрически он равен отношению площади фигуры, ограниченной кривой Лоренца, и площади треугольника под этой же кривой. 35 В основе методики лежат «полевые» исследования – выборочные обследования организаций. 33 33 стране не снижался, из чего можно сделать вывод, что рост неравенства обеспечивался, в том числе, скрытой заработной платой, которая составляет более трети общей величины заработной платы наемных работников. Для сравнения в таких странах, как Швеция и Япония средняя дифференциация в оплате труда составляет 1 : 3 и 1 : 4 соответственно (это самый низкий уровень) [235,c.126,127]. Если зарплата руководителя крупного американского предприятия в среднем в 100 раз выше, чем зарплата служащих, то в Японии или Германии в аналогичном случае вознаграждение руководителей превышает среднюю заработную плату сотрудников не более чем в 20 раз. В табл. 1.3. представлены межстрановые сравнения по степени социальноэкономического расслоения населения. Табл.1.3- Степень социально-экономического расслоения населения и уровень бедности, в % (межстрановые сравнения) Год Россия Беларусь Латвия Польша Республика Молдова Украина Азербайджа н Бангладеш Таиланд Турция 2010 Доля доходов (потребительских расходов), приходящаяся на каждую из 20-процентных групп населения перва втор треть четверт пята я ая я ая я 5,2 9,8 14,8 22,5 47,7 Коэфф ициент Джини Коэффи циент фондов в разах 42,1 16,6 2011 5,2 9,9 14,9 22,6 47,4 41,7 16,6 2011 2008 2009 2011 9,2 6,6 7,7 9,0 13,8 11,4 12,0 13,1 17,4 16,1 16,2 17,0 22,6 22,3 22,0 22,4 37,0 43,6 42,1 38,5 28,4 36,6 34,1 28,7 6,0 10,8 8,2 6,4 2011 2011 10,5 14,2 14,5 16,3 17,6 18,4 21,8 21,2 35,6 29,9 24,3 4,9 2,6 2010 2009 2008 8,9 6,7 5,7 12,4 10,3 10,9 16,1 14,5 15,9 21,3 21,4 22,4 41,4 47,2 45,1 32,1 40,0 39,0 6,8 11,3 14,0 Источник: Росстат По мнению большинства ученых, выделяются две границы в распределении доходов – верхняя и нижняя, за пределами которых экономическая динамика ослабевает, а темпы роста производства падают. Несмотря на то, что сложно провести точный эконометрический расчет величины этих пределов, так как они не имеют точечного значения, а находятся в определенных 34 диапазонах и в разные периоды времени могут различаться, общий вывод не вызывает сомнений - чрезмерное неравенство доходов имеет отрицательные последствия для экономики и социальной сферы. Уменьшение коэффициента Джини ниже значения 0,25 и выше значения 0,35 сдерживает экономический рост, так как уравнительное распределение или ослабляет мотивацию роста производительности труда, или порождает социальное напряжение, усиливая стремление возвратить утраченные доходы [125, c.53]. Избыточная дифференциация доходов в России происходит на фоне высокого уровня бедности, хотя доля бедного населения формально (по доходам) за десять последних лет сократилась. В группу показателей, позволяющих судить об уровне бедности, следует включать показатели, ориентированные на обеспечение минимальных социальных гарантий. Определяющую роль среди них играет уровень прожиточного минимума (исходя из размера которого рассчитываются льготы, размеры пособий, формируются расходные статьи бюджетов различных уровней)36, минимальный размер заработной платы (МРОТ)37 и коэффициент Кейтца (соотношение средней заработной платы к ее минимальному уровню). Кроме того, об уровне бедности можно судить по ставке первого разряда тарифной сетки, минимальному размеру пенсий и ряда социальных пособий, нормативам социального обслуживания инвалидов, детей, оставшихся без попечения родителей и др. По оценкам ученых, в социально-ориентированной рыночной экономике очень бедных людей быть не должно, «относительно бедные» должны составлять не более 20%, среднеобеспеченные – до 60%, а 20% должно приходится на высокообеспеченных граждан. МРОТ помимо России применяется в более чем в ста странах, при этом однозначных подходов к ее установлению нет. В нашей стране используется нормативно-заданный размер МРОТ в расчете за определенный период отработанного времени, базой которого служит прожиточный минимум работника и его семьи (уровень бедности), являющийся минимальной критической нормой жизнеобеспечения человека. Он характеризует степень удовлетворения физиологически важных жизненных потребностей 36 Речь в данном случае не идет о его конкретной величине, которая может иметь существенные межстрановые различия. В конце 2012 прожиточный минимум по данным Росстата составлял в среднем 6705 руб. в месяц, из которых 2412 руб. предусматривалось на продукты питания, 1057 руб. – на все непродовольственные товары (включая лекарства), 2754 руб. – на все услуги (включая ЖКХ и транспорт), а остальные – на налоги и другие обязательные платежи и сборы. Вне зависимости от конкретной величины прожиточного минимума, бедными могут считаться те, чей доход на одного члена семьи не превышает его уровень. 37 Основной целью установления минимальной заработной платы (по определению Международной организации труда) должно быть предоставление лицам, работающим по найму, необходимой социальной защиты с позиции прожиточного минимума работника и его семьи. 35 в продуктах питания, одежде, жилище и основных услугах. Как показывает практика, нормативный метод используют страны с низким уровнем заработной платы, где продукты питания составляют основную часть семейного бюджета (в структуре российской потребительской корзины расходы на питание приближаются к половине ее стоимости). Вышеназванный метод не позволяет учитывать таких важных элементов расходов, как расходы на содержание детей, возможности участия в пенсионном и других видах социального страхования, и не включает современный комплекс услуг38. Низкий уровень минимальной заработной платы можно рассматривать в качестве фактора бедности, так как ее размер оказывает значимое влияние на величину социальных пособий и пенсий. С 1 января 2013 г. МРОТ, официально установленный в России на предприятиях любой формы собственности в виде наименьшей месячной ставки или почасовой оплаты, составляет 5,2 тыс. руб. Несмотря на рост, покупательная способность минимальной заработной платы сохраняется в диапазоне «кризисная черта - уровень бедности» в зависимости от региона. С таким уровнем Россия попала на нижнюю границу стран с диапазоном МЗП от 100 до 499 долл., куда входят страны Восточной Европы, Турция, Алжир и др. В группу стран с диапазоном от 500 до 1000 долл. входят Канада, США, Япония, а с уровнем МЗП от 1000 долл. - большинство странчленов Евросоюза. При этом к 2010 г. только в 27 из 83 субъектов РФ был установлен региональный МРОТ, санкционированный государством с 2003 г. с целью учета региональных особенностей39. Согласно большинству экспертных оценок, уровень минимальной заработной платы в стране не отвечает современным потребностям работников. Если по данным Минтруда России в 1990 г. прожиточный минимум составлял примерно 60 руб., а МРОТ превышал его на 17%, то в последующие годы соотношение изменилось: на протяжении 1990-х годов минимальная заработная плата составляла немногим более 20% от величины прожиточного минимума. В 2013 г. официально установленная минимальная заработная плата не обеспечивает прожиточного минимума и составляет 73,4% его величины (в среднем по стране с начала 2013 г. величина прожиточного минимума составила 7,095 тыс. руб.). В последние годы динамика величины прожиточного минимума остается положительной, однако для определения интегрального 38 В России МРОТ стал применяться с начала реформ в 1990 г. и был рассчитан на временный период не более двух лет. В тот период времени по покупательной способности он составлял 150% от прожиточного минимума трудоспособного, кроме того, социальная поддержка малоимущих составляла практически равную с заработной платой величину. 39 Наиболее высокий показатель МРОТ оказался в Москве, где он составил в 2010 г. 10,1 тыс. руб. 36 показателя уровня бедности Федеральная служба статистики обследует чуть более 50 тыс. домохозяйств, а регионы России существенно различаются по условиям жизни40. Очевидно, минимальные размеры заработной платы, пенсии, минимальный среднедушевой доход и др. не должны быть ниже прожиточного минимума, если этот уровень не достигается, то физическое существование человека становится невозможным. По данным Росстата с 2000 по 2012 г. доля населения с доходами ниже прожиточного минимума сократилась в стране с 29% до 11%. Субъективные оценки данных социологических исследований отличаются от официальных данных. Исследования «Левадацентра» (осень 2012 г.) показывают, что бедных в России около 31% (на нехватку денег на продукты питания жалуются 9%, говорят о нехватке денег на одежду – 22%, в возможности покупать товары длительного пользования, без учета «действительно дорогих» до сих пор признаются только 19% россиян). При этом наибольшая часть граждан с доходами ниже прожиточного минимума - среди неполных и многодетных семей, семей с инвалидами, отмечается сильная территориальная дифференциация, среди бедных увеличивается доля лиц активного и трудоспособного возраста41, появился феномен «работающей бедности» (число бедных среди лиц с высшим и неоконченным высшим образованием составляет более 25%) [69]. Сопоставление данных дифференциации оплаты труда внутри и между отдельными видами экономической деятельности с динамикой численности занятых и средним размером заработной платы, показывает, что основной прирост численности занятых приходится на низкооплачиваемые слои [157]. Хотя для того чтобы зарплата могла служить социальной гарантией воспроизводства рабочей силы в России (с учетом типичной для работников иждивенческой нагрузки), численность низкооплачиваемых работников не должна превышать 7% занятых [285, c.64]. В развитых странах применяется оценочный способ определения размера МЗП, использующий сопоставление минимальной и средней заработной платы по стране - индекс Кейтца, который служит одним из критериев, свидетельствующих об уровне социальной справедливости в области регулирования доходов и о степени регулирования заработной платы. Этот подход не предусматривает установления единого размера МЗП. Фиксированная минимальная планка заработной платы устанавливается на уровне отдельных сегментов экономики и 40 Для Москвы, например, прожиточный минимум определен в размере 9,1 тыс. руб., а для Орловской области только 5 тыс. руб. 41 Средний возраст российского бедняка социологи определяют на уровне 40,9 лет [20]. 37 профессий работающих42. Как правило, в промышленно развитых странах величина индекса Кейтца колеблется в диапазоне от 40 до 60%. Рекомендованные пропорции данного соотношения Международной организацией труда – 50%, Европейским Союзом – 60% (за вычетом налогов)43. Хотя Россия подписала Европейскую социальную хартию, которая в целях создания сбалансированной рыночной модели заработной платы допускает соотношение на уровне не менее 50%, индекс Кейтца в нашей стране в составляет чуть более 17%44. В таблицах 1.4, показано соотношение минимальной заработной платы с основными видами доходов в РФ. Табл. 1.4 - Соотношение минимальной заработной платы с величиной денежных доходов, пенсий, прожиточного минимума, ВВП на душу населения, в % Соотношение МРОТ со среднедушевым денежным доходом, в мес., % Соотношение МРОТ со среднемесячной номинальной начисленной заработной платой работающих в экономике, % Соотношение МРОТ со средним назначенным уровнем пенсии, в мес., % величиной прожиточного минимума, в мес., % Соотношение МРОТ с размером ВВП на душу населения (по паритету покупательной способности, в долл. США, на начало года), % 2000 2005 2008 2009 2011 2012 5.8 8.9 15.4 25.6 22.2 20.2 5.9 8.4 13.3 23.2 19.7 22.4 19.0 30.5 54.8 63.4 56.2 51.0 10.9 23.9 48,4 78,8 62 67,5 11,4 23,0 20,5 Источник: Росстат С конца ХХ в. мировая концепция социального обеспечения стала включать понятие социальной защиты, «которая предоставляет всеобщую базовую социальную поддержку всем 42 При этом важное значение придается возмещению потерь от инфляции, уровню производительности труда, размеру душевого дохода в стране. 43 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.nitruda.ru/analytics/publications/post_207.html 44 Для сравнения в 1985 г. в СССР МРОТ составлял около 37% от средней заработной платы по народному хозяйству. Наиболее высокие индексы Кейтца в некоторых европейских странах, где они превышают 60% от средней заработной платы, в ряде латиноамериканских стран этот показатель еще выше. 38 гражданам, независимо от взносов или трудового стажа» (хотя эти факторы по-прежнему играют роль при определении пособий). При этом Парламентская Ассамблея Совета Европы отмечает высокую роль государства в сохранении стабильности системы социального обеспечения, которое не должно делегировать другим субъектам эти важные обязанности. Развитая система социальной защиты предполагает расходы на эти цели в ВВП на уровне не ниже 2025%. Как уже было сказано ранее, расходы на социальную политику в России с периода 2008 по 2012 гг. возрастали, при этом расходы на социальную защиту оставались приоритетной статьей (их уровень в 2011 г. составил 12% ВВП). Однако следует отметить чрезмерную запутанность мер социальной помощи в российской социальной политике, многочисленность используемых понятий, каждый из которых продолжает применяться на практике (социальная защита, социальная поддержка, социальная помощь, льготы, компенсации), и самое главное – не налажен в должной степени адресный характер предоставления социальных выплат45. Отмечается предоставление социальной поддержки без учета нуждаемости. Ученые, исследующие этот вопрос, отмечают, что с периода 2008 до 2011 гг. темпы роста расходов на адресные программы для малообеспеченных отставали от других компонентов социальной защиты населения [68]. В табл. 1.5 показано соотношение денежных доходов населения и основных социальных гарантий в РФ. Табл.1.5 - Соотношение денежных доходов населения и основных социальных гарантий, установленных законодательством Российской Федерации, с величиной прожиточного минимума, в % Среднедушевой денежный доход Среднемесячная номинальная начисленная заработная плата Размер базовой части трудовой пенсии по старости (в 2010 г. - по состоянию на конец 2009 г.) Ежемесячное пособие на период отпуска по уходу за ребенком до достижения возраста полутора лет по уходу за первым ребенком по уходу за вторым и последующими детьми Минимальный размер пособия по 45 2000 2005 2008 2010 2011 2012 189 268 324 326 351.5 168 263 348 340 359 35.3 14.2 44,5 62,6 38,6 77,2 38,8 77,6 35,0 70,1 16,4 14,3 12,2 21.6 35,7 76,6 Именно этот термин является общепринятым в мировой практике. 39 безработице Минимальный размер стипендии студентов, обучающихся по очной форме обучения в Федеральных государственных вузах, имеющих государственную аккредитацию 16,5 18,9 18,5 15,7 16,1 Источник: Росстат Обобщающим критерием уровня социальной справедливости, на наш взгляд, выступает степень конвертирования богатства в возможности развития человека. Высокий уровень ВВП на душу населения, который часто используется в качестве классического показателя эффективного хозяйствования, не всегда обеспечивает возможности реализации человеческого потенциала, так как его рост является неравномерным или он не используется в интересах большинства населения. Важно также, в какой степени ВВП (или прибыль) повышает качество жизни населения и производство тех благ, которые обеспечивают всеобщее благосостояние и 46 экономическое развитие . Показатели такого рода должны отражать связь между материальным доходом, с одной стороны, и вкладом в развитие человека - с другой. Этим качествам (хотя и не в полной мере) отвечает ряд интегральных показателей, используемых в межстрановых сравнениях. Индекс качества жизни, который используется с 2005 г. - комбинированный показатель, основанный на данных статистики и результатах социологических опросов. Он рассчитывается на основе 9 факторов, включающих, наряду с ВВП, ожидаемую продолжительность жизни, рейтинги политической стабильности и безопасности, семейную жизнь (число разводов на тысячу человек в год), активность добровольных сообществ, климат и географию, уровень безработицы, индексы политической и гражданской свободы, соотношение доходов мужчин и женщин. По этому показателю Россия оказалась на 105 месте из 111 стран с коэффициентом 4,796. (при максимальном значении 10 баллов). Такой показатель, как «истинный показатель прогресса» учитывает еще и такие факторы, как экологическая обстановка, социальное напряжение и здоровье нации. При расчете «показателя благосостояния Вандерфорда-Райли» в США учитывают рабочие часы в неделю, ценность собственного 46 Это отвечает современным подходам теории благосостояния, появившимся вместе с утверждением идеи регулируемого развития и социального контроля, согласно которым понятие «благосостояние» включает совокупность условий, определяющих качество жизни индивида (единый, общечеловеческий критерий благосостояния). В отличие от других вариантов, экономический рост становится функцией благосостояния [359, р.565-566]. 40 имущества физических лиц, отношение числа собственников имущества к числу несобственников, отношение числа работающих на себя к числу всех трудоустроенных, процент населения, способного удовлетворять свои первичные нужды. Наиболее доступным и принятым в межстрановых сравнениях является интегральный показатель – Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), который рассчитывается и используется ООН с 1990 г. для межстранового сравнения и измерения уровня жизни, грамотности, образованности и долголетия. Он оценивает возможность здоровой жизни (по показателю средней ожидаемой продолжительности жизни), получения образования (по уровню грамотности взрослого населения и охвата населения начальным, средним и высшим образованием), поддержания достойного жизненного уровня (по величине ВВП на душу населения в долл. США по паритету покупательной способности). ИРЧП позволяет проследить связь между доходом, с одной стороны, и обеспечением условий равенства возможностей - с другой. Считается, что в тех странах, где государство активно участвует в социальном развитии, рейтинги показателей ВВП и ИРЧП близки. Значение показателя указывает на высокую степень неравенства в сфере развития человека (за которым стоит неравенство жизненных возможностей и ситуаций, связанных с распределением дохода) и служит совокупным индикатором благосостояния. РФ в рейтинге 2013 г. занимает 55 место. Основные показатели по России таковы: средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении – 69,1 лет, средняя продолжительность получения образования – 11,7 лет, валовый национальный доход на душу населения - 14 461 долл. в год. В целом на показатели России негативно влияет социальное неравенство, экологические проблемы, низкая продолжительность жизни (как не в благополучных странах)47. В настоящее время на основе ИРЧП разработана система показателей, отражающая количественные и качественные характеристики социально-экономической дифференциации различных стран, регионов внутри стран и социальных групп. ИРЧП небезуспешно используют для оценки неравенства в сфере развития человека в рамках отдельно взятой страны (хотя эта методика и имеет определенные технические ограничения). 47 Фиксированные значения, определенные Программой развития ООН: индекс ожидаемой продолжительности жизни – максимальный 85 (минимальный - 25), индекс совокупной доли учащихся в численности населения соответствующей возрастной группы населения (6-24 года), охват образование – 100%; индекс реального ВВП на душу населения (по ППС в долл.США) – максимальный 40 тыс.долл. (минимальный 100 долл.). Электронный ресурс. Режим доступа: http://gtmarket.ru/nevs/2013/03/14/5622 41 Все вышеназванные критерии и показатели (не претендуя на их полный перечень) следует располагать в порядке приоритетности в соответствии с принципами социальной справедливости: сначала критерии, отражающие обеспечение равенства экономических возможностей, затем критерии, связанные с поддержанием справедливости в распределении, – уровень дифференциации доходов и уровень бедности. Комплексные показатели могут быть использованы как обобщающие. В таблице 1.6 критерии и показатели социальной справедливости в экономике распределены по группам и приоритетам - слева направо, сверху вниз. Табл. 1.6 Критерии и 48 справедливости в экономике Принцип обеспечения равенства экономических возможностей. Процессные критерии. Механизм и условия приватизации. Показатели Количество участников приватизационного процесса Доля инвестиционных конкурсов и аукционов в общем объеме приватизируемого имущества Степень соответствие цены приватизируемого имущества рыночной оценке Доля крупных промышленных и добывающих предприятий в структуре приватизируемого имущества Степень концентрации частной собственности в процессе приватизации Изменение экономической структуры населения. Показатели Функциональная структура денежных доходов населения Доля среднего класса в структуре населения (%) Удельный вес зарплаты в структуре ВВП, % Развитие малого и среднего 48 показатели социальной Принцип справедливого неравенства. Результирующие критерии. Уровень дифференциации доходов. Показатели Децильные коэффициенты (по общим доходам и по зарплате) Коэффициент Джини Кривая Лоренца Зависимости зарплаты от квалификации и трудового вклада работника Доля накопительной части пенсионных отчислениях Зависимость пособия безработице от квалификации в по Составлена автором по результатам исследования 42 предпринимательства. Показатели Количество предприятий малого и среднего бизнеса на 1000 чел. Количество занятых в малом и среднем бизнесе (% к общему кол. занятых) Доля малого и среднего бизнеса в структуре ВВП, % Государственные расходы на социально значимые блага. Показатели Доля расходов на образование в структуре ВВП, % Доля расходов на здравоохранение в структуре ВВП, % Уровень государственных расходов на социальную поддержку в случае наступления рисков временного характера. Показатели Доля расходов на социальную поддержку в структуре ВВП, % Доля расходов на социальную поддержку детей и семей с детьми в структуре ВВП, % Средний размер пенсии по старости (руб.) Величина пособия по безработице и срок его выплаты (руб.) Уровень бедности. Показатели Уровень МРОТ Уровень прожиточного минимума Соотношение МРОТ прожиточного минимума Коэффициент Кейтца и Доля государственных расходов на социальную помощь (адресные пособия для малоимущих, льготы, ЕДВ, денежные компенсации) в структуре ВВП. Степень «конвертирования» богатства в возможности развития человека. Показатели Индекс качества жизни населения по версии The Economist Intelligence Unit Истинный показатель прогресса Индекс развития человеческого потенциала 43 Глава 2. Институциональные предпосылки формирования концепции социальной справедливости в российской экономике 2.1. Роль института власти-собственности в поддержании социальной справедливости На формирование российской концепции социальной справедливости оказал влияние целый ряд факторов, среди которых важная роль принадлежит институту «власти-собственности», характеризующемуся нерасчлененным единством властных и собственнических функций. Институт власти-собственности, достаточно подробно описанный Р.М. Нуреевым, отличает высокая концентрация государственной власти, централизация большинства хозяйственных функций (прежде всего касающихся распределения ресурсов, назначения налогов и сборов), ограничение прав других субъектов на собственность и управление. Права собственности оказываются разделены между субъектами хозяйствования так, что они не обладают всей полнотой этих права, а верховная власть остается, по сути, абсолютным собственником [190, с.58-64]. Эти отношения имели под собой объективные основания, так как для поддержания общественного благополучия требовались значительные ресурсы и усилия всего общества. Исторически в Западной Европе развитие частной собственности и предпринимательства происходило иным путем. Постепенный исход крестьян с земли формировал новые связи и систему отношений, основанную на разделении труда, формализованных межличностных контактах, основанных на законе, а не на личных отношениях. Основными формами собственности были индивидуальная или коллективная, а основными субъектами прав собственности – индивидуальные владельцы ресурсов и домохозяйства, которые непосредственно осуществляли основные правомочия по владению, пользованию и распоряжению благами. В Англии, например, наличие полных прав собственности на землю у знати и свободных крестьян было установлено за 200 лет до того, как это произошло на Руси [209, c.181]. В большей части стран Западной Европы, как и в античных государствах, частная собственность либо лежала в основе становления государств, либо развивалась наряду с ними. Отношения власти-собственности в России носили общественнослужебный характер49, который выражался в способах распределения дохода, в правилах и нормах обращения с 49 Вопрос об общественно-служебном характере собственности в России обстоятельно изложен в работе О. Э. Бессоновой [28]. 44 собственностью и распределении прав по ее использованию, а также в особом типе трудовых отношений, который получил название служебного труда50. Служебный труд (производительный, управленческий или ратный) носил обязательный характер, и хотя был вызван внешними по отношению к человеку обстоятельствами, приобретал внутреннюю мотивацию, связанную с идеей служения общему делу, причем, не столько семье или общине, сколько обществу, государству. Идея служения, которая выполняла роль стимула и оправдания затрат на благо всех, сохранилась и после октябрьской революции, правда, в измененном виде как идеология борьбы за достижение целей социалистического строительства. Служебный труд, с одной стороны, предполагал выполнение определенных общественнополезных функций, а с другой, предписывал обеспечивать необходимые условия для выполнения служебных обязанностей. Участники процесса должны были передавать обществу необходимые материальные блага, услуги и ресурсы в виде натуральных и (или) денежных сборов, выполнения «повинностей» (обязательный труд на общество), государственной или военной службы, а в обмен получали то, что им причиталось. Уже с XIV в. связь между землей и службой стала в России неразрывной. К XVII в. общественно-служебная собственность стала делиться на виды по объему прав, выдаваемых вместе с земельными пожалованиями: срочные - на определенный срок, поместные - пожизненно, а вотчинные владения - с правом наследования и купли-продажи51. Право наследования на поместья, а также право их мены развивалось медленно, при этом большинство сделок проводилось с разрешения правительства. Вне зависимости от того, была ли земля вотчинной или поместной, ее обладатели должны были нести повинности - служить князю, государю, в противном случае могли последовать наказания, вплоть до изъятия земли. Право изъятия земель сохранялось в России долгие годы, и эта практика была достаточно распространена, землю изымали за недоимки, долги и за другие виды вины, связанные с ненадлежащим несением службы. Только в 1762 г. согласно Указу Петра III российское дворянство было освобождено от обязательной государственной службы и образовало класс свободных подданных. Права же дворянской собственности на землю были формально подтверждены еще 50 Как правильно отмечает О.Бессонова исследованию вопросов, связанных с природой служебного труда, который начал формироваться еще с периода древней Руси, в современной российской экономической литературе не уделяют должного внимания [28, c.17]. 51 Условное держание, называемое «поместьем», стало преобладающим с периода правления Ивана IV (Грозного), а окончательно уничтожил остатки правовых различий между вотчиной и поместьем, преобразовав все земельные владения в «недвижимое имущество», Петр I. 45 позднее, уже Екатериной II (в это же время собственность проникла в словарь официальных российских документов). То есть, формальные права собственности на землю, отдельные гражданские права, право строить предприятия и вести торговлю, обзаводиться недвижимостью и др. появилось у российских дворян примерно через шестьсот лет после того, как такие права дала своим подданным английская монархия [189, c.340,341; 209, c.249]. Так же, как и собственность помещиков, собственность крестьянского двора на землю не была полной частной собственностью в том виде, в каком она являлась условием и фактором капиталистического развития. У крестьян, составлявших до Октябрьской революции до 90 процентов населения страны, в большинстве своем не было полной частной собственности и каких-либо признанных законом прав. Земли, на которых они работали, нельзя было продавать, а передача по наследству сыновьям имела свои ограничения, налагаемые крестьянской общиной. Хотя факты экономической жизни общинных крестьян свидетельствовали об определенном развитии индивидуального начала в хозяйствах, усиление фискального гнета, прикрепление государственных крестьян к повинностям, а частновладельческих к помещику приводило к смещению индивидуального начала в пользу общинного. Аналогичная ситуация сложилась в промышленности и торговле. В России в течение долгих лет не происходило юридического отделения города от земли - того, что с античных времен стало отличительной чертой европейской истории. Города относились к «черным» землям и входили либо в состав вотчины, либо поместья со всеми вытекающими отсюда последствиями: налогами, повинностями, ограничением свободы передвижения. Не было полной собственности и на городскую недвижимость. Не имея ни экономических, ни правовых привилегий, российские города развивались очень медленно. К середине XVIII века в городах России жило примерно 7% населения страны, в то время как Англии – 50%. А когда по Указу Петра I дворянам и купцам разрешили покупать населенные поместья, то это вплоть до XIX века закрепило их обитателей за фабриками, так же как и крестьян-земледельцев за землей. Только при Екатерине II города формально получили самоуправление, была введена частная собственность на городскую недвижимость, а все российские горожане были объединены в единую корпорацию с равными обязанностями и одинаковым подчинением. Однако и после этого города развивались очень медленно. 46 В связи с тем что реально правами заниматься промышленным производством и коммерцией (без всяких на то государственных ограничений) могли воспользоваться дворяне, большая часть промышленных производств в России с XVIII века сосредоточилась в деревне и в дворянских имениях, поэтому выгода от этого доставалась не городскому среднему классу, а помещикам и только в некоторой степени - крестьянам. Во многом поэтому промышленный и торговый капитал стали играть заметную роль в России только во второй половине XIХ в. До этого времени практически не было акционерных коммерческих банков (первым в 1864 г. был открыт Петербургский Частный банк), а большинство кредитных операций составляли монополию государственных институтов. Определенное изменение ситуации произошло только к концу XIX в. [67]. После революционных преобразований начала ХХ в. общественно-служебная собственность приобрела характер государственной, с этого периода была полностью прекращена раздача объектов собственности в условное владение (оно сохранилось за отдельными гражданами только на жилье и земельные участки для личного подсобного хозяйства). В этих условиях государство взяло на себя полную ответственность за использование основных ресурсов, закрепив часть государственной собственности за хозяйствующими субъектами, экономическая самостоятельность которых была сильно ограничена. По завершении массовой экспроприации доля государственного сектора в национальном доходе СССР составила, без малого, сто процентов. Оптовая и розничная торговля, крупные, средние и малые предприятия стали государственной монополией, были ликвидированы частные банки и заменены государственным «Народным банком». Служебная организация труда в этот период не потеряла своего значения и была подкреплена законодательной обязанностью трудиться для каждого гражданина. Универсальное правило «каждому по чину» также не потеряло своего регулирующего значения, была выработана сложная нормативная база натуральных раздач и тарифная сетка денежных должностных окладов. Вознаграждение должно было соответствовать положению по службе (имущественному статусу, заслугам, вкладу), а сданная государству продукция должна была быть пропорциональна основным и оборотным фондам, которыми располагала хозяйственная организация. Отношения, характерные для общественно-служебной собственности, в значительной степени повлияли на формирование 47 концепции социальной справедливости52. В первую очередь, это было связано со спецификой субъекта собственности в лице государства и государственных чиновников. Роль государства оказалась очень весомой, в то время как роль негосударственных институтов (некоммерческих организаций, бизнеса) напротив, оставалась незначительной53. Вплоть до сегодняшнего времени формирование гражданского общества в России остается одной из сложнореализуемых задач, декларируемых властью. В то же время страны Западной Европы активно развивались по пути диалога и ограничения государственной власти, что закономерно привело к развитию у них основ гражданского общества. Там постепенно сформировалась система социальных связей, обеспечивающих жизнедеятельность институтов, независимых от государства, призванных обеспечить условия для самореализации людей и способных организовать эффективный общественный контроль. В условиях примата государства частное богатство также во многом становилось следствием милости правительства. Нарождающиеся российские предприниматели постоянно искали защиты у государства, как от наступления рабочего класса, так и от иностранной конкуренции. Так как предпринимательство развивалось под покровительством государства, то устойчивость бизнеса во многом зависела именно от него, а конкуренция развивалась не на поле деловой активности. В табл. 2.1 показаны основные параметры, характеризующие роль института власти-собственности в поддержании социальной справедливости в российской экономике. Табл. 2.1 – Роль института власти-собственности реализации принципов социальной справедливости 54 российской экономике в в Первый принцип социальной справедливости: принцип равенства возможностей Нормативные установки Особенности интерпретации и реализации принципов в российских условиях Доступ к ресурсам и получению Верховным распорядителем ответственных должностей. собственности является государство. Правомочия собственности размыты между субъектами хозяйствования. 52 Следует подчеркнуть, что доминирующая роль общественно-служебной собственности в России имела объективную природу и не являлась конструкцией сознательной политической программы. 53 Большинство ученых сходятся во мнении, что там, где нет классической частной собственности, гражданское общество не может возникнуть и сохраняться, а там, где нет гражданского общества, не могут существовать классические рыночные отношения [208, c.104. 252]. 54 Таблица составлена автором по материалам исследования 48 Доступ к собственности осуществляется в форме службы. Существует приоритет общественнослужебных функций над личными. Доступ к должностям осуществляется посредством иерархической системы государственного управления. Обеспечение равных условий Конкуренция существует хозяйствования, поддержание преимущественно в сфере отношений конкуренции. предпринимателей с государством. Субъектами гарантами прав собственности выступают контрольные подразделения центральной и региональной власти. Среди механизмов гарантий прав собственности преимущественную роль выполняют административные жалобы. Доступ к социально значимым благам Доступ к социально значимым благам осуществляется посредством участия в иерархической системе государственного управления в форме службы. Поддержка в случае наступления Поддержка осуществлялась или рисков временного характера непосредственно, или опосредованно – через общинные формы хозяйствования, которые выполняли, в том числе, социальные функции. Принцип эквивалентного обмена Принцип эквивалентного обмена основывался на механизме «сдачраздач». Преобладал служебный источник раздач (плата за службу). Второй принцип социальной справедливости: принцип справедливого неравенства Предотвращение избыточного Неравенства определялись неравенства заслуженностью перед государством и местом в служебной иерархии Поддержка наименее преуспевающих Поддержка осуществлялась или непосредственно, или опосредованно – через общинные формы хозяйствования, которые выполняли, в том числе, социальные функции. Институт власти-собственности позволял решать общественные задачи, но приводил к чрезмерному патернализму, недооценке личного участия, отчуждению работника от собственности и управления, сдерживал развитие неправительственных организаций. Так как данный институт не обеспечивал должных сдержек и противовесов, значительно усиливалась роль неформальных этических установок, которые выполняли 49 компенсаторную роль и должны были сдерживать возможные злоупотребления. Таковыми были идея служения на общее благо (национальная идея), которая в значительной мере поддерживала всю российскую институциональную конструкцию, установка о нравственности власти, граничащая с ее сакрализаций55. При этом идея о богоустановленности государственной власти и ее практическом назначении неразрывно связывались с ответственностью государства перед людьми и высокой нравственностью правителей и чиновников. Идеалом России всегда оставалось «государство правды», и эта идея достаточно последовательно была отражена в русской научной мысли 56. Ослабление этих позиций грозило распадом самих основ правосознания и возможным разрушением государственности. Это хорошо понимали не только российские ученые, но и государственные деятели. Учитывая значимую роль института власти-собственности в России, следует отметить, что он в значительной степени дополнялся общинными формами хозяйствования, о которых речь пойдет в следующем разделе. 2.2. Роль общинных форм хозяйствования в российской институциональной конструкции Исследователи русской истории хозяйства отмечали57, что весь общественный строй дореволюционной России был общинным по типу и характеру. Сельские общины, артели, сословно-общинные структуры дворян, купцов, мещан, казаков выполняли роль своеобразных «микромиров», которые входили в федерацию надобщинных структур - земств. Дореволюционная сельская община (а крестьянство составляло до революции 9/10 населения страны) была институтом землепользования, производственноэкономической структурой, важнейшей формой социальной организации и самоуправления российского крестьянства. Под воздействием внешних условий - государственной политики, состояния экономики, аграрных реформ - сельская община 55 Царь рассматривался как «помазанник Божий». Отчасти такое отношение переносилось на уровень губерний (областей), но только потому, что они рассматривались в качестве непосредственных проводников линии высших структур. В еще меньшей степени это касалось местной власти, которая к людям была ближе всего. 56 О государстве «правды», предполагающем свободное подчинение, писал Владимир Соловьев, Лев Тихомиров, Сергей Булгаков, Иван Ильин. Последний, в частности, отмечал, что высшая цель государства заключается отнюдь не в том, чтобы держать своих граждан в трепетной покорности, подавлять частную инициативу и завоевывать земли других народов, а в том, чтобы организовывать и защищать родину на основе права и справедливости [93, c.273, 274, 275]. 57 Изучением экономики сельской общины занимались известные российские и зарубежные исследователи - Б.Н. Чичерин, М.М. Ковалевский, А.А. Кауфман, П.Н. Милюков, А.Я. Ефименко, Дж. Скотт, Р. Редфилд и другие. 50 видоизменялась, разрушалась, и каждый раз вновь возрождалась, даже в ходе Октябрьской революции и сразу после нее. Причины живучести общины заключались в том, что семейное хозяйство не могло в течение столетий обойтись без посторонней помощи и коллективных усилий. Кроме того, к объединению семей подталкивало сильное давление со стороны государства и крупных землевладельцев. Третья причина была связана с высокой степью эксплуатации крестьянских хозяйств, постоянным усилением фискального гнета, ростом повинностей. В этих условиях в поддержке общины был заинтересован и землевладелец, так как она брала на себя коллективную ответственность и обеспечивала сбор подушной подати, и само государство, так как община помогала в гарантированном сборе повинностей и платежей [310, c.600-601]. Община распределяла налоговое бремя между отдельными хозяйствами согласно числу работающих мужчин, реагируя на происходящие изменения в хозяйствах, занимались (в случае необходимости) перераспределением выделяемых каждой семье земельных полос и тем самым обеспечивала ее физическое выживание. В силу этих причин у крестьян сформировалось устойчивое представление о двухуровневом предназначении собственности и вытекающих из нее правоотношений семейно-потребительском и тягловом, причем второму 58 отдавался приоритет [140, c.94]. Крестьяне, прежде всего, считали необходимым рассчитаться по налогам, поэтому всякие требования власти, подрывающие воспроизводственный потенциал хозяйств, они воспринимали очень болезненно. В период столыпинской реформы община, получившая статус юридического лица, стала своего рода поручителем государства. При том что Манифест 1861 г. об отмене крепостного права дал поместным крестьянам гражданские (хотя и ограниченные) права, а также возможность приобретать любую собственность, многие полномочия и земля были переданы общине. Это было сделано, главным образом для того, чтобы обеспечить исполнение крестьянами их налоговых обязательств перед государством и выплату «выкупных платежей». Однако воспользоваться возможностью образования отдельного семейного хозяйства из-за тяжести выплат в период реформы смогли немногие, а надежды создать многочисленный класс самостоятельных сельских хозяев не оправдались (таких оказалось только около 30%). Планы по замене собственности семейно-трудового коллектива (она должна была исчезнуть вместе с общинной) собственностью домохозяина потерпели почти полный провал, все известные материалы говорят о 58 В действиях общины в большей степени и непосредственнее, нежели в действиях крестьянского двора, выражались господствующие крестьянские представления о должном. 51 том, что в этом пункте крестьянство оказало наиболее широкое и решительное сопротивление. Частная собственность домохозяина на землю означала быстрое измельчание земельных наделов и приводила к необходимости введения единонаследия, что вело к нарушению привычного равенства членов семьи и обеднению отдельных ее членов. Поэтому важнейшей чертой сельской общины на долгие годы осталось верховенство коллективной общинной собственности над собственностью индивидуальной. Другой особенностью общинного землевладения являлась связь последнего с трудовым принципом, так как это обеспечивало реальное осуществление права каждой крестьянской семьи на труд а, следовательно, на физическое выживание. Так как труд рассматривался в качестве первоисточника имущественных прав, то собственность на землю связывалась только с вложенным трудом. Получалось, что если земля никем не создана, то собственностью в настоящем смысле она быть не может. Таким было отношение не только к земле, но и к ее недрам: лесу, углю и другим полезным ископаемым. «Нерукотворные» объекты собственности присваивались работниками в меру хозяйственных потребностей и трудовых усилий и приобретали в глазах людей определенную неприкосновенность. При этом крестьянское самосознание отвергало мысль о том, что земля может быть «ничейной», она «Божья, государственная, мирская». Именно этот тезис помогал крестьянину удерживать землю и оберегать ее от хищнического использования со стороны феодалов и нарождающихся капиталистов. Следствием массовых представлений о труде как о первоисточнике имущественных прав стало отрицательное отношение к использованию земли в качестве капитала, источника обогащения и эксплуатации наемного труда. (Эти качества явились в дальнейшем индикаторами для определения кулака). Труд на земле и присвоение земли для осуществления трудовой деятельности оставались для крестьянина «высшей правдой и справедливостью», а собственность была не капиталом, приносящим доход или прибыль, а средством пропитания, средством исполнения обязанностей перед государством59. Отношение к собственности, ее связь с трудовым принципом стали благоприятной почвой для реализации принципа уравнительности, который хотя и замедлял развитие товарнокапиталистических отношений, смягчал нищету и обеспечивал физическое выживание работников в рамках сельской общины 59 С тягловой обязанностью перед государством связывалось происхождение крестьянского права на землю, а со служилой обязанностью перед государством - происхождение помещичьего права в отношении крестьян и земли [184]. 52 [108, c.28-69]. Уравнительно-передельный механизм сельской общины набирал обороты по мере роста населения, сокращения фонда пригодных для обработки земель и сложностью их обработки. Немаловажным фактором явилось то, что община была не только экономическим институтом, но и социальным. Она брала на себя функции «социального обеспечения»: призрение малолетних крестьянских сирот, содержание одиноких калек и престарелых. Крестьянская этика не допускала отказа со стороны какого-либо из членов общины от участия в коллективной помощи односельчанину, оказавшемуся в тяжелой ситуации. Кроме того, община оставалась важнейшей ячейкой самоуправления на селе. Эти факторы предопределили то положение, что крестьянская община стала своеобразным «миром», который обладал всеми функциями, сходными с государственными и мог выживать в самых неблагоприятных условиях. Сразу после Октябрьской революции крестьянская община оказалась полезной как самой власти (так как она обрела роль революционно-демократической организации в борьбе против самодержавно-помещичьего режима и могла обеспечить тягловые обязанности за счет привычного механизма коллективной координации), так и для крестьян, так как отражала их представления о должном. Приоритетность собственности двора и отрицание частной собственности домохозяина было одной из главных идей революционного правосознания, нашедших выражение во всех основных земельных законах Советской власти, начиная с Декрета о земле. Общинные корни проявлялись в привычной ценности прямого самоуправления села, в абсолютном приоритете трудового пользования землей - равенстве прав на землю всех тех, кто ее обрабатывает своим трудом. Однако, несмотря на то, что работы по «усовершенствованию» общины велись после революции довольно широко, должной поддержки со стороны советского государства они не получили. Внимание новой власти было целиком устремлено в коллективистское будущее, противостоящее старой общине с ее мирским самоуправлением и семейно-трудовым хозяйством. В советский период община была заменена колхозами, которые сохранили у многих работников ощущение коллективной защищенности. Уже к концу 20-х годов были национализированы все сельскохозяйственные угодья, общинные наделы также были объединены, а десятью годами позже законодательно были закреплены отработочная, натуральнопродуктовая и денежная повинности. Свобода личности в колхозном хозяйстве была сильно ограничена, характерно, что 53 Примерный устав сельхозартели (1935 г.) позволял государству юридически «правомерно» регулировать колхозную жизнь. Признаки общинных форм хозяйствования имели место не только на селе, но и в промышленности. Одной из форм хозяйственной промышленной организации в России была артель, которую Герцен называл «передвижной общиной». Артель была союзом лиц, имеющих равные обязанности, пользующихся одинаковыми правами, участвующих в общем ведении промысла своим трудом, она стала одной из первых сугубо российских форм рабочего самоуправления на предприятиях, где присутствовали взаимопомощь и солидарность. В то же время такая более характерная для капитализма форма объединения работников, как кооперация, широкого распространения в России не получила, хотя кооперативы и начали повсеместно возникать (особенно на свободных землях). Вопрос о соотношении крестьянской общины и кооперации до сих пор в среде ученых остается спорным, но большинство придерживаются мнения о том, что кооперация имела безусловные особенности по сравнению с общинной формой организации. В отличие от нее кооперация не возникала органически, в нее вступали сознательно и добровольно для достижения определенных, прежде всего, хозяйственных целей (совместного производства, переработки, приобретения, сбыта продукции, сырья, дешевого кредита), поэтому она давала большую степень экономической свободы и больше отвечала духу классического капиталистического производства. И хотя формально многие стороны деятельности кооперации и общины не различались, в сущности, коллективизм и взаимопомощь, способы управления, характер членства и другие параметры этих организационно-хозяйственных форм имели значительные различия. Господство общинных форм хозяйствования сопровождалось приоритетом коллективной хозяйственной этики над индивидуальной. Если непосредственным носителем совести и морали выступает отдельный человек, то субъект деятельности и носитель совести совпадают в одном лице. Такое единение было характерно для западной традиции, которая видела в индивиде «центр морально-политического устройства, источник деятельности, трансцендентального субъекта, наделенного 60 трансцендентными правами» [260,c.145,148]. Высокая оценка индивидуальной идентичности, большое внимание к индивидуальной деятельности и сознанию способствовали 60 Наиболее последовательно вопросы становления индивида как носителя нравственной (совестливой) деятельности в процессе развития современного капитализма были исследованы М. Вебером применительно к протестантской этике. Подробнее об этом речь пойдет в третьей части главы. 54 формированию там новой системы обязанностей, основанной на индивидуальной совести, новому типу сотрудничества, имеющего консенсуальный характер. Следом за пересмотром системы взаимоотношений в Европе начался пересмотр организационных структур, опосредующих межличностные взаимодействия (в частности, получили развитие договорные отношения). При этом для России оставалась характерной сильная приверженность к коллективным ценностям, основанная на слабой функциональной дифференциации и институционализации функций, а также высокая оценка коллективной солидарности и общности61. Как и в случае с институтом власти-собственности, общинная форма хозяйствования в России нуждалась в прочной нравственной опоре, идеалом которой стала идея соборности62. Все теоретические подходы к объяснению специфики соборности объединяет главное - она означает не просто механическое объединение людей во имя исполнения той или иной задачи (механистический коллективизм), а органическое нравственное единение [120, c.67], [26, c.234, 245]. в котором присутствовала активная сторона совместного взаимодействия, соседская взаимопомощь, самоуправление, служение. Хотя конкретные формы общинных отношений, которые имели место в дореволюционной России, сохраняли коллективное принуждение и притеснение индивидуального начала, они не позволяли выйти наружу негативным сторонам, выражающимся в антиобщественном поведении, способствовали сохранению коллективных ценностей, выражающихся в сопричастности индивида к делам и интересам коллектива, солидарности, сотрудничестве, взаимопомощи. Это позволяло многим ученым и общественным деятелям XIX и начала XX в. рассматривать общину как способ переустройства российского общества на началах коллективизма и социальной справедливости63. Коллектив с его групповой ответственностью (будь-то сельская община, артель, ремесленная или торговая гильдия, семья или трудовой коллектив советского предприятия) были способны повысить результаты труда, ассимилировать слабых членов, нейтрализовать их или позаботиться о них. Правильное сочетание индивидуальных стимулов и коллективных устремлений по-прежнему 61 Коллективный характер этических норм отнюдь не покушается на индивидуальное в этике. Освоение этих норм, превращение их в систему внутренних, запретов и требований оставалось делом индивидуальным, основанным на личной совести самого человека-христианина. 62 Понятие соборности, применительно к русской крестьянской общине, впервые было введено русским философом А. С. Хомяковым и развито впоследствии славянофилами, хотя и по-разному ими интерпретировалось. 63 Особенно последовательно эти идеи отстаивали славянофилы – К.С. Аксаков, А.С. Хомяков и др. 55 демонстрирует поразительные примеры экономической эффективности. В таблице 2.2 показана обобщенная картина роли общинных форм хозяйствования в поддержании социальной справедливости в российской экономике. Табл. 2.2 – Роль общинных форм хозяйствования в реализации принципов социальной справедливости в российской экономике64 Первый принцип социальной справедливости: принцип равенства возможностей Нормативные установки Особенности интерпретации и реализации принципов в российских условиях Доступ к ресурсам Приоритет общинной (коллективной) собственности над собственностью двора. Приоритет собственности двора над частной собственностью домохозяина. Создание равных условий Приоритетность коллективных форм хозяйствования, поддержание хозяйствования относительно добросовестной конкуренции. индивидуальных. Двухчленная социальная структура – «семья – община». Приоритет тягловых обязанностей над семейно-потребительскими. Доступ к социально значимым благам Доступ к социально значимым благам осуществляется посредством членства в общине и выполнения тягловых обязанностей. Поддержка в случае наступления Приоритетная роль общины в рисков временного характера поддержке своих членов. Принцип эквивалентного обмена Связь общинного землевладения с трудовым принципом. Приоритетность уравнительного принципа во владении землей и распоряжении результатами труда. Второй принцип социальной справедливости: принцип справедливого неравенства Предотвращение необоснованного Ведущая роль общины в неравенства выравнивании доходов. Отрицательное отношение к использованию земли в качестве капитала и источника обогащения. 64 Составлена автором по материалам исследования 56 Сдачи на общие нужды устанавливались пропорционально возможностям каждого. Поддержка наименее преуспевающих Неразрывное единство решения (предотвращение бедности) экономических и социальных задач в общине. Коллективная поддержка наименее преуспевающих. Таким образом, община (в послереволюционный период ее функции в значительной части взяло на себя советское предприятие) органично вписывалась в систему институтов, выполняя как экономические, так и социальные функции, была источником социального капитала. Обратной стороной было то, что общинные формы хозяйствования в российских условиях таили в себе угрозу локализма, которая при неблагоприятных обстоятельствах могла обостряться. Как и институт властисобственности, общинные формы хозяйствования подкреплялись неформальными нормами этики, которые обеспечивали устойчивость формальных норм и организаций. В следующем разделе речь пойдет об основных этических установках, которые предопределили российский (расширительный) тип хозяйственного рационализма. 2.3. Влияние неформальных этических норм на российский тип хозяйственного рационализма В свое время Макс Вебер показал как протестантский дух породил новую разновидность капиталистического хозяйства [46]. В российской экономической мысли важность ценностного подхода к анализу экономической жизни обосновывали С. Н. Булгаков, М.И. Туган-Барановский, И.И. Янжул и другие ученые, идеи которых получили дальнейшее развитие65. Влияние православной религиозной традиции в России предопределило особое отношение к «духовному» труду, способствовало сосредоточению больше на внутреннем состоянии, чем на внешней форме. Это отрицательно повлияло на развитие прагматической стороны хозяйственного рационализма. Католические, и в особенности протестантские подходы к труду и хозяйственной деятельности, оказывались более «приземленными» и в большей мере располагали к оптимизирующему хозяйственному поведению. Это развивало интерес к правовой стороне вопроса, экономическому учеты и отчетности, предопределило 65 При написании данного раздела использовались, в частности, работы современных ученых Ю. Осипова, Т. Коваль. 57 уважительное отношение к разуму, способствовало более внимательному отношению к обустройству формальных институтов. Добро и справедливость - моральные ценности, высоко стоящие в российской ценностной шкале, не всегда связывались с законностью и правом, а порой и противопоставлялись им, если между ними виделось несоответствие. В правовой культуре России (соответствующей греко-византийской идее правового порядка) законодательная практика была связана с установлением предела, который бы не нарушал существующих традиций и представлений. [120, c.59]; [290, c.40-50; 114-118] Так как труд рассматривался, прежде всего, как проявление духовной жизни и творческих сил человека, а не как совокупность действий или конкретных навыков, это сдерживало профессиональную специализацию, тормозило развитие инфраструктуры хозяйственной деятельности. В России не получила должного развития идея о верности своему сословию или профессии как высшей добродетели и связанное с этим учение о профессиональном долге как призвании, так как главными в ценностной шкале оставались нравственнее совершенство, мотивация и цель, ради которой совершается труд [120, c.62]. Это несколько видоизменяло существующую в реальности социальную иерархию, диктовало терпимое отношение к неудачникам, бедным и обездоленным, помощь которым становилась важнейшей обязанностью тех, кто был материально обеспечен. Среди других характерных черт отмечалось более равнодушное отношение к внешне-организационным задачам, которые казались механистичными и формальными, происходило снижение ценности времени труда. Меньший интерес к внешней форме, чем к внутреннему содержанию, проявлялся в самых различных аспектах. Это касалось внутренних качеств человека, его внешних характеристик, качества вещей. В то же время в католическом и протестантском религиозном сознании преобразование человека осуществлялось в значительной мере через внешнее воздействие – образование, культуру¸ дисциплину, а время труда приобретало высшую ценность как фактор обогащения [121, c.59,60]. Наиболее наглядно ценности российского хозяйственного деятеля и его представления о справедливости проявлялись в отношении к собственности, которые основывались на положении о том, что собственность дана человеку даром Божьим, поэтому наиболее важным было то, как она приобретается, и как ею распоряжаются, остальным аспектам придавалось меньшее значение. При строгом регулировании права собственности 58 последняя была дисциплинирующим институтом, позволяющим сдерживать порочные наклонности человека и противодействовать им, давала возможность человеку выполнять свой христианский долг66, при этом существовали определенные моральные ограничения, касающиеся злоупотребления ею и чрезмерного обогащения. Основатели протестантизма пошли дальше проявленной православной и католической церковью терпимости в отношении собственности. Ж. Кальвин одобрительно отзывался о промышленности, торговле и больших прибылях, которые они приносят отдельным людям, отвергал средневековые запреты на ростовщичество и признавал благотворность денег и кредита. При этом в российской хозяйственной культуре особый упор делался на то, что единственным справедливым источником приобретения имущественных прав является труд, поэтому справедливая собственность мыслилась исключительно как функция труда. Именно трудовой фактор в обретении собственности позволял обеспечить духовное и материальное благополучие человека. Собственность, таким образом, становилась необходимым связующим звеном, который соединял труд человека и его достаток, а богатство результатом единства труда и собственности, формулой не только чисто имущественной, но и социальной гармонии. Отношение к прибыли также оставалось сдерживающим. Важным был тезис о том, что необходимо добиваться поддержания определенного, (достаточного для нормального проживания) уровня жизни, в то время как западная доктрина значительно благосклоннее относилась к прибыли, благодаря протестантскому учению о спасении, она становилась показателем успешности и даже богоугодности человека. Порицание богатых в кальвинизме было, прежде всего, порицанием пороков, связанных с богатством, превращением богатства в предмет поклонения и удовлетворения низменных желаний. Во многом благодаря протестантской Реформации успехи в хозяйственной деятельности, приумножение капитала стали считаться показателем «божественной благодати», признаком «избранности». При этом протестантизму удалось разорвать укоренившуюся связь между богатством и удовольствием и представить достижение богатства нравственно обязательной целью. Речь шла о самообуздании капиталистов в потреблении, непрерывном добывании прибыли в рамках рационально организованного 66 И. Ильин по этому поводу писал: «Кто отвергает частную собственность, тот отвергает и начало личного духа, а этим он подорвет и общество, и государство, и хозяйственную жизнь всей страны» [90, c.298, 241]. Другой русский экономист этого периода П.Б. Струве также отмечал, что без собственности, разлитой в народных массах, не может быть отечества, которое люди готовы защищать до последнего, и которое связывается с великим именем патриотизма. 59 выверенного хозяйства, где потребление не ставилось во главу угла, а среди важнейших функций провозглашалось совершенствование процесса производства и инвестирование. [46, c.89-90]. В рамках этой духовной доктрины богатство перестало рассматриваться только в качестве показателя социального статуса и предпосылки «благородной праздности», оно все больше становилось условием роста производства и требовало от своего обладателя самоотверженного труда. Из высшей духовной мотивации предпринимательской прибыли проистекала ее нравственная легитимность, оправданность предпринимательской деятельности обществом. Так как предприниматель строил свою деятельность на развитом материальном интересе, который был неведом предшествующим этапам развития хозяйства, то это служило серьезным стимулом для развития рациональных подходов к делу, роста эффективности производства. Происходила последовательная рационализация структуры права, институтов государственного и хозяйственного управления, без чего мог спокойно обойтись авантюристический, спекулятивно-торговый и политически обусловленный капитализм всевозможных видов [46, c.50, 54]. В отличие от западного подхода, российские мыслители (С. Булгаков, Н. Бердяев, В. Соловьев, П. Флоренский, С. Франк и др.) на первое место в ряду добродетелей ставили служение высшим духовным и этическим ценностям, соответствие нравственным критериям. В российской хозяйственной культуре успех предпринятого дела, величина полученной прибыли еще не являлись доказательством его нравственной оправданности и богоугодности. Важнейшими доказательствами такого рода деятельности являлись социальное служение и социальная ответственность, которые становились главными моральными обязательствами российских предпринимателей 67. Идея служения выполняла мотивационную и интеграционную функцию, оправдывала в глазах большинства успехи активного меньшинства. Самыми ранними и простыми формами социального служения в России являлись благотворительность и меценатство, которые демонстрировали приверженность предпринимателей этическим ценностям. 67 При этом история свидетельствует, что нарождающееся в конце XIX - начале ХХ в. российское предпринимательство старалось четко следовать нормам деловой этики: «неустойка, опоздание, невыполнение слова, как считали многие деловые люди, «прекращают доверие и расстраивают обороты дела» [320, c.14]. В 1912 г. появился кодекс деловой этики - «Принципы ведения дела», который большинство российских деловых людей неуклонно соблюдали. Документ представлял собой публичное выражение годами сформировавшихся норм и прав, среди которых были такие: «Будь честен и правдив,… Люби и уважай человека,… Будь верен слову,… Успех дела во многом зависит от того, в какой степени окружающие доверяют тебе» и другие положения [206, c.220-221]. 60 Из вышеназванного отношения к прибыли вытекало сдержанное отношение к вознаграждению за труд, которое, в конечном итоге, оборачивалось уравнительностью в распределении. Такой подход значительно отличался от западного, в соответствии с которым имело большое значение соблюдение принципа адекватности между затраченным трудом и его вознаграждением. Католические богословы, включая Св. Фому Аквинского, Антонина Флорентийского и др., посвящали свои труды именно проблеме справедливого вознаграждения за сделанную работу, вопросам обеспечения «справедливой» и «законной» цены. Благодаря этим трудам получила развитие классическая политэкономия Нового времени, сформировались представления о нормах экономического поведения [119, c.91]; [120,c.68]. Таким образом, тип хозяйственного рационализма имел свои особенности в православной (восточной) и западной (католической и протестантской) хозяйственной традициях. Сравнительные характеристики представлений о справедливости, повлиявших на типы хозяйственного рационализма, представлены в таблице 2.3. Таблица 2.3 - Отличительные особенности российского типа хозяйственного рационализма (восточный и западный подходы)68 Характерные черты «восточной» традиции Характерные черты «западной» традиции Приоритетное внимание к абсолютным нормам справедливости в ущерб относительным. Особое внимание к относительным нормам справедливости, реализующимся через «земные» институты. Внимательное отношение, как к содержательной, так и к процессуальной справедливости. Приоритетное внимание к содержательной (материальной) стороне справедливости в ущерб процессуальной. Приоритетное внимание к социальнополитическим аспектам справедливости в ущерб экономическим. Приоритетное внимание к содержательной (материальной) стороне норм в ущерб формальной. Приоритетное внимание к вопросу о происхождении собственности, 68 Внимательное отношение, как к социально-политическим, так и к экономическим аспектам справедливости. Внимательное отношение, как к содержательной (материальной) стороне норм, так и к формальной, связанной с их исполнением. Приоритетное внимание к частной собственности и ее Составлена автором по материалам исследования 61 одинаковое отношение ко всем формам собственности. Приоритетное внимание к трудовому характеру собственности. Приоритет распределения над производством, склонность к уравнительности. Ослабленное внимание к адекватной оценке результатов труда. Отношение к прибыли как к источнику поддержания нормального уровня жизни. Сомнительное отношение к богатству и благожелательное отношение к бедности Ослабленное внимание к организаторской деятельности, формальным результатам, большее сосредоточение на внутреннем содержании труда. Самообуздание капиталистов за счет благотворительности и идеала служения. санкционированности. Признание всех источников собственности, не нарушающих права других. Приоритетное внимание к производству, стремление к получению большего дохода. Стремление к адекватной оценке результатов труда, полностью компенсирующей затраты работника. Отношение к прибыли как к показателю успешности и Богоугодности. Сомнительное отношение к бедности. Повышенное внимание к организаторской деятельности, достижению формальных результатов, высокая оценка значимости времени труда. Внутреннее самообуздание капиталистов. Таким образом, можно сделать вывод, что российскому хозяйственному деятелю был больше характерен расширительный тип хозяйственного рационализма, который не замыкался узко материальным интересом и охватывал более длительную перспективу, выходя за границы земной жизни. Это, в конечном итоге, сдерживало развитие прагматической стороны хозяйственного рационализма, отрицательно сказывалось на экономической эффективности. Нормы этики в российском хозяйстве существовали как бы параллельно с формальными нормами, служили мерилом их эффективности, поддерживали формальную институциональную конструкцию, но не сливались с ними. Это отразилось на характере российских институтов, замедлило развитие социального рыночного хозяйства. Так как западная традиция за «точку отчета» брала человека в его реальном положении дел, то она оказалась с самого начала более приближена к жизненным реалиям, большее внимание уделяла институциональному обустройству [121, c.39]. Христианская интерпретация социальной рыночной экономики получила научное обоснование в работах теоретиков ордо-либерализма, а ее социальнополитическое воплощение появилось благодаря усилиям А. Мюллера62 Армака и Л. Эрхарда69. Учитывая общую христианскую традицию европейской культуры, можно полагать, что легитимация рыночной экономики в России возможна в форме социальной рыночной экономики [271, c.81]. Об этом можно судить по основным тезисам «Социальной концепции Русской Православной Церкви», принятой в 2000 г., и этическому кодексу «Христианские принципы хозяйствования», который был озвучен в 2004 г. [205]. Глава 3. Взаимосвязь институтов и императива справедливости 3.1. Нормативная природа принципов социальной справедливости в рыночной экономике Так как экономика целеориентирована не только на обеспечение людей материальными благами и услугами, но и на эффективную реализацию концепции справедливости, 70 хозяйственный порядок предполагает идентификацию принципов справедливости, наличие этикоориентирвоанных социальных институтов и систему мотивации субъектов хозяйствования, включающую не только внешние, но внутренние стимулы подчинения нормам. Такой хозяйственный порядок в наибольшей мере обеспечивает устойчивость форм организации хозяйственной деятельности, скоординированность и эффективность поведения хозяйствующих субъектов. Институты играют важнейшую роль в обеспечении целостности экономической системы и ее адекватности императивам справедливости. Справедливость, как отмечает автор одноименной книги Дж. Ролз, есть «первая и главная добродетель общественных институтов, точно также как истина – первая добродетель систем мысли». Если законы и институты, какими бы эффективными они не были, являются несправедливыми, то они должны быть реформированы или ликвидированы [251, с.19]. Категорией «институт» в научной литературе отражаются порядки, устройства, установления, созданные человеком и регулирующие социальные взаимодействия. Так как институты обеспечивают прогнозируемость отношений между экономическими субъектами (индивидами, организациями), создают необходимую для выживания общества меру подчинения 69 Специалисты отмечают преимущественное влияние католиков на партии христианских демократов, а протестантов – на социал-демократические партии, проводят аналогии между конфуцианской философией и позицией Церквей по вопросам общественного устройства [318; 193, c.74, 82; 200; 13, c.126]. 70 См.: Хозяйственный порядок в концепции немецкого ордолиберализма трактуется как устойчивая институциональная организация экономики, позволяющая экономическим агентам формировать свои поведенческие стратегии для эффективной адаптации к существующим правилам и ограничениям [195]; [281]. 63 частных интересов групповым и общественным, их часто определяют как способы обеспечения координации между людьми, между людьми и обществом [188, с.14]; [247, c.62]. Институты выполняют различные функции, для выявления которых целесообразно определиться с входящими в их состав элементами, их взаимосвязью между собой и с экономической системой в целом. При исследовании институтов обычно говорят о «ценностях», «правилах», «нормах», «привычках», «обычаях», «рутинах», «традициях», «организациях» и др. В экономической литературе институты чаще всего определяются как нормы и правила поведения, включая устройства, обеспечивающие их соблюдение, которые структурируют и организуют человеческое взаимодействие. Наиболее известное определение принадлежит Д. Норту [185, c.17]. Любое правило базируется на явных и неявных нормах, побуждающих участников к тем или иным действиям. Как отмечает в этой связи А. Рих, «нормы суть правила, в соответствии с которыми строится деятельность людей, но не в причиннодетерминистском смысле, а как конечный, обязывающий и определяющий цели поступков фактор» [247, c.35]. Акцент на нормативности характерен и для российских ученых, которые определяют институт как систему взаимосвязанных относительно устойчивых, а также продолжающих действовать в течение значительного периода времени формальных и неформальных норм, регулирующих принятие решений, деятельность и взаимодействие социально-экономических субъектов и их групп [114, c.410]. При этом между нормами и правилами следует выделить несколько принципиальных различий. Во-первых, нормы не ориентированы на достижение конкретного результата, они лишь в общем виде предписывают какие-либо действия, в то время как правила определяют поведение агентов в конкретных ситуациях выбора или дают возможность заранее оценить эффект от следования той или иной стратегии [343, р.99-110]. Во-вторых, нормы в большей степени обладают мотивационной составляющей, включающей желание человека им следовать, а правила в большей мере объективированы. Нормы задают предписания по широким классам действий в форме правил, разрешающих (или запрещающих) тот или иной тип поведения в конкретных ситуациях. Поэтому если предписание по классам действий касается позиции: «Что делать – что не делать», то к предписанию по конкретным действиям можно отнести позицию: «Если выполняется условие А, следовать стратегии В» [137, c.68]. Из вышеизложенного следует вывод о том, что нормы и правила выполняют важные универсальные функции по обеспечению и 64 поддержанию хозяйственного порядка71. Во-первых, они выступают своего рода ограничителями, оказывающими влияние на набор альтернатив как в ситуации частного выбора, так и в более сложной ситуации общественного выбора (ограничительная функция). Во-вторых, они являются носителями информации, обеспечивают предсказуемость поведения других (информационная функция). В-третьих, не позволяют людям мешать друг другу своими действиями и предотвращают возможный вред от случайного и беспорядочного поведения, указывают на существование взаимности, согласованности и непротиворечивости действий (координационная функция). Впятых, они создают устойчивость и позволяют успешнее реализовывать долгосрочные цели (плановая функция). И наконец, выполняют важную трансакционную функцию, связанную с минимизацией затрат на достижение соглашений и защиту от агрессивной внешней среды. Таким образом, нормы и правила, а также механизмы, обеспечивающие их соблюдение, не только ограничивают деятельность, но и во многом помогают ей, обеспечивая социальное равновесие, консенсус и эволюцию экономической системы. Необходимой предпосылкой анализа способов функционирования институтов является решение вопроса о происхождении норм и правил. На этот счет в экономической литературе нет однозначного мнения, однако намечается сближение позиций. Неоинституционалисты, базирующие свои исследования на принципах рациональной оптимизации и методологическом индивидуализме, особый акцент делают на то, что правила появляются вследствие институциональных договоренностей. В этой связи важнейшей функцией институциональной экономической теории считается исследование способов, которыми экономические агенты, преследующие свои цели, развивают институты как средство их достижения. Вышеназванные приоритеты стали причиной того, что поначалу преимущественное внимание в литературе по неоинституционализму (Р. Коуз, О. Уильямсон и их последователи) уделялось изучению институциональных соглашений. При этом институциональная среда (которая трактуется как совокупность «правил игры», то есть комплекс правил, норм и санкций, образующих политические, социальные и юридические рамки взаимодействия между субъектами) рассматривалась, по большей 71 Под функцией понимается совокупность задач, которую выполняет институт по поддержанию и закреплению определенного социально-экономического порядка, хозяйственных практик и отношений. Функция выступает (впервые эту теоретическую позицию обосновал Р. Мертон в рамках структурно-функционального анализа) как объективное следствие, благоприятное для приспособленности и интегрированности экономической системы. 65 части, как экзогенно заданная, поэтому не привлекала внимания экономистов. Впоследствии ситуация существенным образом изменилась, в чем немалая заслуга Д. Норта [188]. Если неоинституционалисты в своих исследованиях предпочитают идти от субъектов к институтам, то представители старого институционализма и их последователи в рамках новейшего институционализма или эволюционной экономической теории, наоборот - от институтов к субъекту. При этом они обосновывают усиление влияния факторов стабильности и преемственности. Благодаря этим исследованиям в категориальный аппарат институционального анализа прочно вошли такие понятия, как «привычки», «обычаи», «рутины» и «традиции». Следует отметить, что о значимости роли привычек и обычаев первыми заговорили основоположники старого институционализма. Т. Веблен, например, характеризовал институты как отобранные в эволюционном процессе «привычные способы осуществления общественной жизни в ее связи с материальным окружением, в котором живет общество» [49, c.7382, 203]. Развивая эти идеи, У. Гамильтон говорил об институте как о распространенном способе мышления или действия, запечатленном в привычках групп и обычаев народа [347, p.84]. Таким образом, институты рассматривались представителями старой институциональной школы, прежде всего, как социальнопсихологические феномены, которые формировались под воздействием предшествующей деятельности и обладали способностью к самосохранению. Сторонники современной эволюционной экономической теории также проявляют повышенное внимание к роли психологии в объяснении социальных явлений, которую они считают более подходящим механизмом, чем принуждение или ограничение применительно к человеческому поведению. Аналогии с дарвиновской эволюционной теорией придают привычкам и рутинам инертность и постоянство, благодаря которым образцы поведения могут передаваться во времени от одного института к другому [308, c.216-218]; [180, c.186-189]. При этом современные последователи Т. Веблена стараются уйти от ортодоксального детерминизма в оценке роли привычного (рутинизированного) поведения, так как акцентируют внимание на том, что привычки, выступающие в роли своеобразных носителей информации, под влиянием целого ряда обстоятельств могут меняться [5, c.113]. Обычно о привычках говорят, когда хотят подчеркнуть невозможность осуществления человеком непрерывного рационального расчета и обдумывания всех аспектов поведения, связанного с совершением конкретных текущих действий. Именно 66 с этих позиций обосновывает значимость привычек для формирования человеческого поведения и институтов представитель эволюционной экономической теории Д.Ходжсон. [308, c.192]. Важную роль в конкретизации терминологии старой институциональной школы сыграло проведенное Дж. Коммонсом разграничение между привычкой и обычаем (коллективным действием). В отличие от привычки, которая остается укорененной в личном опыте каждого, обычай – это вид социального принуждения, которое осуществляет по отношению к индивидам коллективное мнение тех, кто поступает одинаково [5, c.195]. В этом смысле можно считать, что термин «обычай» более тесно связан с понятием института, чем «привычка». Последние могут не иметь прямого отношения к институтам, если речь идет об индивидуальном поведении, об отношении человека к самому себе, так как не касаются отношения человека с другими людьми или с окружающим миром. Рутины, о которых часто говорят представители эволюционной экономической теории (С. Уинтер, Р. Нельсон, Д. Ходжсон и другие), и связанное с ними «рутинизированное поведение», также относятся к диалогическому типу отношений. Понятие «рутина», которое стало базовым в эволюционной теории фирм, имеет сходство с обычаем, но только на уровне организации (при этом нельзя упускать из виду, что рутинизированные схемы поведения могут формироваться не только посредством традиции, но и правовых ограничений) [94, c.9]. Этот термин может относиться к постоянно повторяющемуся шаблону деятельности всей организации или к индивидуальному умению. Главная миссия этой категории, как и предыдущих, состоит в том, чтобы подчеркнуть относительную стабильность и преемственность в поведении субъекта, в данном случае организации. По мнению представителей новейшего институционализма, эволюция организаций (фирм) включает в себя развитие и воспроизводство рутин и соответствующих индивидуальных привычек. В связи с их существованием внутри организации всегда будут иметь место факторы, ослабляющие воздействие на нее внешних сил. Причины устойчивости рутин, помимо фактора бессознательности, заключаются в том, что они являются своеобразными активами фирм, поэтому их замена новыми требует определенных затрат. Кроме того, смена рутин может привести к ухудшению (или даже разрыву) отношений данной фирмы с ее партнерами и персоналом. Наиболее комплексно все, что связано с нормами, унаследованными обществом от предыдущих поколений (будь то 67 привычки, обычаи или рутины), агрегирует категория «традиция», которая представляет собой один из важнейших механизмов поддержания, сохранения и устойчивости норм и ценностей. Благодаря ей происходит трансляция специфических культурных форм во времени, обеспечивается социокультурная идентификация. В этом смысле понятие «традиция» включает в себя привычки (определяющие индивидуальное поведение), обычаи (объединяющие привычки групп субъектов), рутины (относящиеся к внутрифирменным отношениям), но не идентично им по содержанию. Поэтому в случае, когда нет необходимости детализировать отношения, унаследованные обществом, можно ограничиться этим термином72. На рисунке 3.1 показана взаимосвязь вышеназванных категорий. Обычаи - нормы, определяющие привычки группы субъектов Привычки- нормы, определяющие индивидуальное поведение Рутины- нормы, определяющие привычки внутри организации (во внутрифирменных отношениях) Диалогический тип отношений ТРАДИЦИИ Рис.3.1 - Взаимосвязь между нормами, обществом от предыдущих поколений73 унаследованными Современные последователи старой институциональной школы (Р. Нельсон, С. Уинтер, Д. Ходжсон) и представители философии прагматизма, придающие ключевое значение привычкам в человеческой деятельности, стремятся не вступать в противоречие с распространенной в экономической науке теорией деятельности, 72 XX века понятие «традиция» определялось довольно односторонне за счет ее противопоставления рациональному. Так как интерес исследователей того времени сосредоточился на проблемах модернизации, то традиционные черты определялись как рудимент, который должен был постепенно исчезнуть за счет возрастающей активности модернизационных процессов. Сама традиция как феномен связывалась с докапиталистическими общественными структурами и не соотносилась с современными обществами. 73 Составлен автором по результатам исследования 68 отводящей приоритетную роль разуму. С их точки зрения мотивы рационального поведения сами зависят от привычек, которые появляются при наличии соответствующих стимулов и контекста [308, c.204]. Происходит своего рода воспроизводство правилосообразного поведения: привычки, обычаи и рутины непосредственно участвуют в формировании правил, а те, в свою очередь, обеспечивая регулярность в поведении, способствуют тому, что индивиды вырабатывают и руководствуются привычками. Наличие этой обратной связи способствует еще большему укреплению тех и других. Таким образом, введя в анализ институтов категории, отражающие традиционное, представители новейшего институционализма пытались отойти от упрощенного неоклассического представления об институтах, как о простых «ограничителях»74. Это позволило им представить институты и как субъективные пружины человеческой деятельности, и как объективные экзогенные структуры, с которыми людям приходится сталкиваться в своей деятельности. Такое понимание института налаживало большую взаимосвязь между индивидуальным действием и институциональной средой. Поскольку институты обладают большей устойчивостью в долгосрочном периоде и могут функционировать дольше, чем индивидуумы, представители современной эволюционной экономической теории выбрали институты в качестве равноценной единицы анализа. Таким образом, современные последователи старой институциональной школы и неоинституционалисты рассматривают процесс отбора институтов с разных сторон, каждая из которых имеет самостоятельное значение и по-своему важна и полезна, но в отдельности недостаточна для формирования завершенной институциональной системы. Различие заключается в том, что у неоинституционалистов правила представляются как объекты выбора, подлежащие изменению и пересмотру в соответствии с теми состояниями общества, которые они отражают [36, c.35], а у представителей новейшего институционализма объяснение процесса отбора институтов носит в большей степени холистический функциональный характер [5,c.196]. Оценивая вышеназванные подходы, следует признать, что при выработке норм и правил приходится полагаться не только на рациональное обдумывание и расчет, но и на традиции, обычаи или рутины, которые не всегда имеют логический исход. Поэтому институты выступают и как структуры, существующие вне 74 Неоклассикам свойственен дуализм, согласно которому экономические агенты являются носителями позитивной свободы, а привычки, обычаи и рутины – это ограничения, сдерживающие их свободу. 69 человека (описание близкое Д. Норту), и как субъективные факторы человеческого действия (позиция, близкая трактовке Т. Веблена). Этот подход представляется наиболее оправданным в контексте прикладной теории социальной справедливости, где роль индивидов и субъектов коллективного действия имеет непреходящее значение в функционировании социально упорядоченной рыночной системы. В контексте той роли, которую играют привычки, обычаи и рутины в экономической системе, следует отметить их сходные с правилами и нормами функции, которые носят универсальный характер. В частности, последние выражаются в снабжении информацией одних субъектов о действиях других, причем, чем более распространен тот или иной тип поведения, чем более оно устойчиво и укоренено, тем более значимой становится информация, тем более четко выражен институциональный аспект. Устанавливая относительно устойчивые модели человеческого взаимодействия, привычки, обычаи или рутины определяют предсказуемость поведения даже в том случае, когда формальных правил не существует. Все это позволяет сделать вывод, что они так же способны выполнять универсальные функции по обеспечению и подержанию общественного порядка. Однако полагаться только на универсальные функции институтов в вопросе об обеспечении социальной справедливости в экономике не следует. Помимо них, на наш взгляд, институты должны выполнять специальные функции, содержание которых определяется концепцией социальной справедливости (ее основными принципами), а также местом и ролью, которую выполняют институты в конкретной экономической системе, что находит выражение в содержательной (ценностной стороне) норм и правил, приобретающих в этой связи определенную этикосоциальную направленность. Следует отметить, что вышеназванный подход к разделению функций (и норм) не означает их изолированности друг от друга, речь в данном случае идет о двух сторонах одного и того же нормативного процесса, одна из которых содержательная (материальная), а другая формальная, которые взаимосвязаны между собой. Исходя из содержания основных принципов социальной справедливости в экономике, специальные функции, а также институты, которые их выполняют, следует разделить на две группы (при этом в состав институтов могут входить основные и неосновные, постоянно действующие и кратковременные, формальные и неформальные). Первая группа институтов (в соответствии с первым принципом социальной справедливости) призвана выполнять функции, связанные со сдерживанием и 70 выравниванием несовершенства рыночного механизма с целью обеспечения равенства возможностей: поддерживать конкуренцию, производить общественные товары, интернализировать внешние эффекты и смягчать социальные риски участников рыночного процесса. Другая группа институтов (в соответствии со вторым принципом социальной справедливости) призвана выполнять функции по выравниванию социального и экономического неравенства с целью предотвращения необоснованной дифференциации доходов и обеспечивать компенсирующие преимущества для каждого, предоставляя определенную часть общественного продукта всем участникам экономического процесса. Во вторую группу входят институты, выполняющие функции по поддержанию социальных стандартов жизненного уровня населения, сохранению справедливости в долевом распределении с помощью налогообложения и необходимых изменений в правах собственности на этапе вторичного распределения. Таким образом, специальные функции определяются той ролью, которую играют институты в ценностнонормативной экономической системе, нацеленной на обеспечение социальной справедливости, и теми способами, которыми они соотносятся друг с другом. Применительно к вопросу о природе норм, обеспечивающих этико-социальную ориентацию рыночного механизма, следует сказать, что они могут появляться вследствие институциональных договоренностей между субъектами, а могут быть следствием традиционных, уже сложившихся представлений людей о справедливом хозяйственном устройстве. В этом смысле привычки и обычаи выступают не только как ограничители поведения экономических субъектов, но и формируют социальность индивидов, становятся их «социально-экономической плотью и кровью» [308, c.66]. В этом вопросе, как видно, обе вышеназванные концепции о происхождение норм смыкаются. На рисунке 3.2 отражены виды функций, выполняемых институтами в этико-ориентированной рыночной системе. 71 Универсальные Специальные Первый принцип социальной справедливости Функции по сдерживанию и выравниванию рыночного механизма с целью обеспечения равенства возможностей Функции по выравниванию экономического и социального неравенства с целью предотвращения необоснованной дифференциации доходов и борьбы с бедностью Второй принцип социальной справедливости Виды институтов: - Основные и не основные - Постоянно действующие и краткосрочные - Формальные и неформальные Рис.3.2 - Функции институтов по справедливости в рыночной системе75 обеспечению социальной Все вышеизложенное позволяет перейти к исследованию процесса институционализации социальной справедливости в экономике, связанного с закреплением соответствующих принципов и образцов хозяйственного поведения. 3.2. Институционализация справедливости Институционализация представляет собой процесс определения и закрепления норм, правил и образцов поведения, разделяемых большинством, приведение их в систему, которая способна действовать в направлении достижения определенной цели. Институционализация принципов справедливости, включающая несколько этапов, позволяет идентифицировать ее функционал, оказывающий определяющее влияние на социальноэкономические отношения. На первом этапе происходит осознание и принятие концепции социальной справедливости, выраженной в конкретных нормативных требованиях и установках, имеющих ценностно-смысловую направленность, что придает системе этикосоциальную ориентацию, упорядочивает действия различных участников экономического процесса, обеспечивает солидарность и согласованность действий. Это тем более важно, что концепция социальной справедливости всегда конкретна и должна соответствовать конкретному культурному и институциональному контексту, характерному для той или иной страны. На втором этапе происходит выработка и принятие норм и правил, 75 Составлен автором по результатам исследования 72 содержание которых отвечает общей цели обеспечения социальной справедливости в конкретной экономической системе. Оба этапа имеют определяющее значение для развития мотивации хозяйствующих субъектов к добровольному выполнению правил. В случае признания и принятия принципов справедливости субъекты хозяйствования могут успешно интернализировать потребность подчинения нормам, став органической частью целого. Третий этап институционализации заключается в налаживании конкретного механизма, связанного с практическим применением и поддержанием норм и правил, становлением институциональных инструментов, позволяющих успешно справляться с нарушениями этого механизма теми или иными формами поощрения или принуждения. Институты призваны поощрять действия субъектов в случае, если они согласуются с соответствующими стандартами поведения, и предотвращать отклонения от требований этих стандартов, то есть упорядочивать и направлять общественный процесс в нужном направлении, если такое отклонение происходит. На рис. 3.3 представлен процесс институционализации принципов социальной справедливости. Формирование мотивации хозяйствующих субъектов к выполнению норм Создание инструментов, позволяющих воздействовать на хозяйствующих субъектов в нужном направлении (механизмы поощрения и принуждения) Цель – обеспечение социальной справедливости в конкретной экономической системе Осознание и принятие концепции справедливости Выработка и принятие норм и правил, отвечающих общей цели обеспечения социальной справедливости Налаживание механизма практического применения и поддержания норм Рис. 3.3 Институционализация справедливости в экономике76. 76 принципов Первый этап Второй этап Третий этап социальной Составлен автором по результатам исследования 73 Остановимся более подробно на отдельных этапах институционализации социальной справедливости в экономике, акцентировав внимание на наиболее принципиальных и дискуссионных сторонах этого вопроса. Внимание к ценностям, как ведущему звену обеспечения согласованности и солидарности, прочно закрепилось в общественных науках со времен основателей структурно-функционального анализа – Т. Парсонса и Р. Мертона [165]. В экономике эта теоретическая позиция выдающихся социологов была продолжена Й. Шумпетером [323], [324]. Современные институционалисты признают факт неоднородности норм, который имеет решающее значение в вопросе об обеспечении социальной справедливости в экономике. Так Я.И. Кузьминов, В.В. Радаев, А.А. Яковлев и Е.Г. Ясин выделяют в качестве фундаментального уровень культурных традиций и ценностей. Культурные традиции, по их мнению, обладают достаточной устойчивостью, так как их воспроизводство связано множеством нитей со специфическими стилями жизни, способами восприятия информации, доверием между людьми. При этом ценности как «высшие стандарты поведения» являются еще более прочным инструментом, регулирующим широкие области поведения данного сообщества. В ракурсе вышеназванной теоретической позиции Я.И. Кузьминов, К.А. Бендукидзе и М.М. Юдкевич дают сравнительную характеристику категорий «ценность» и «норма». Они отмечают, что от ценностей зависят оценки «классов действий», то есть ответ на вопрос: «Что хорошо, а что плохо». Эти оценки, в свою очередь, определяют предписания «по классам действий» (нормы), которые помогают ответить на вопрос «Что делать, а что не делать», в то время как правила означают предписания «по конкретным действиям»77. [138, c.10, 68]. Такую позицию разделяют и другие российские экономисты [86, c. 60, 63]. На наш взгляд, использование многоуровневого подхода при анализе норм и правил является наиболее продуктивным в решении вопроса о взаимосвязи этики и экономики в процессе институционализации справедливости. В этом вопросе следует, прежде всего, исходить из приоритетности общечеловеческих норм справедливости, основанных на требованиях человечности и подлинной 77 Выдающийся русский ученый Б. Вышеславцев в рамках исследования диалектики духовной свободы по этому поводу подчеркивал, что незыблемые ценности оказываются лучшим подспорьем при осуществлении произвольных действий. «Ценности «определяют направление», но не «дают направления», они действуют как компас, но не как руль. И только тогда, когда человек, принимающий решение, снабжен «духовным компасом», можно надеяться, что его решение не будет иметь негативных последствий для общества и отдельного человека. [55, c. 21, 99-100]. 74 гуманности78. Общечеловеческие нормы справедливости можно рассматривать как общепринятые, безусловные (абсолютные) этические требованиями, истинность которых остается несомненной независимо от того, соблюдаются они или нет. По своей сути они сходны с нормами предписательного (прескриптивного) типа и отвечают на вопрос о том, чего нужно придерживаться, чтобы утвердить подлинную человечность во взаимоотношениях в обществе. При этом природа общечеловеческих норм справедливости может пониматься поразному: они могут трактоваться как внутренние установки, воспринимаемые разумом и совестью, или как правила надисторического порядка, заветы Бога (в этой связи их можно определить как сверхрациональные нормы). Суть от этого не меняется, так как они связаны с нерушимыми моральными законами79 и лежат в основе обеспечения требований человечности и подлинной гуманности. Однако понятие общечеловеческой справедливости в должной мере не раскрывает содержание принципов социальной справедливости, главным элементом которой выступают институты, локализованные во времени и пространстве. Критерии общечеловеческой справедливости только фиксируют те условия, которые должны выполняться, чтобы положение человека в хозяйственной системе было истинно человеческим, поэтому они должны получать доступную интерпретацию и конкретизацию, отражающуюся в устройстве институтов. Недостаточно просто объявить человечность условием достижения социальной справедливости в экономике, нужно определить основные принципы ее достижения в институциональном устройстве, в противном случае общегуманные установки останутся нереализованными. Так как принципы социальной справедливости определяются с учетом конкретного состояния общественной системы, их нельзя отнести только к прескриптивным нормам. Они также сочетают в 78 В вопросе о принципах человеческой справедливости, мы будем полагаться на компетенцию специалистов и не претендуем на позитивный вклад в этой области исследования. А. Рих выделяет, в частности, семь критериев человеческой справедливости: «критерий тварности», составными элементами которого являютс я онтологическое различие и личное соответствие человека с Богом; «критерий критической дистанции», подчеркивающий, что не следует чему-либо придавать непререкаемое значение идеального типа; «критерий относительного признания», призывающий подходить ко всему человеческому с присущей ему мерой; «критерий соотносительности», не допускающий абсолютизации одной ценности в ущерб другой (свободы служению, равенство – неравенству и т.д.); «критерий солидарности», отрицающий грубый индивидуализм и стадный коллективизм; «критерий со-тварности», подчеркивающий ответственность человека перед природой; и «критерий соучастия». [247, c.189-215]. Все эти критерии исходят из подлинного гуманизма и человечности. 79 Антропологи утверждают, что тяга к справедливости сформировалась на генном уровне в процессе племенного развития человека, поскольку предоставляла более «справедливым» племенам преимущества для выживания. 75 себе признаки дескриптивных норм, так как распространяются на реальные обстоятельства и факты80. Если нормы общечеловеческой справедливости выступают наиболее фундаментальными нормативными ориентирами, которые задают основные параметры для устройства институтов, организации процесса хозяйственной деятельности и получения конечного результата, то для того чтобы процесс институционализации социальной справедливости состоялся, они должны быть конкретизированы. А. Рих, на наш взгляд, адекватно определил такого рода нормы как «этико-экономические максимы»81, так как наряду с этическими установками они вбирают в себя конкретные социально-экономические условия и обстоятельства, выделив максимы «принципиального» характера и максимы «опытно-прагматического типа». К первым относятся те нормы, которые регулируют отношения, связанные с собственностью и властью, а ко вторым - те, которые регулируют более локальные порядки и устройства и обладают более приближенным к реальным обстоятельствам содержанием [247,c.254-255]. Как видно, концепция социальной справедливости в экономике по мере движения к конкретному реализуется в целом ряде нормативных установок, которые, в свою очередь, получают интерпретацию в предписаниях по осуществлению конкретных действий – правилах. Таким образом, вся система норм оказывается этически целостной и направленной на то, чтобы трансформировать экономику в истинно человеческую, получить оптимальный результат наиболее гуманным способом. При этом дескриптивные нормы в лице этико-экономических максим не предполагают завершенной, раз и навсегда данной системы установок, так как они вырабатываются с учетом реальных обстоятельств и фактов, могут и должны пересматриваться, перепроверяться, чтобы обеспечить наиболее эффективное выполнение поставленных целей. В этом прослеживается неразрывная связь этико-экономических максим с этикой ответственности. Действительно, адекватная оценка последствий принимаемого решения или предполагаемого действия объективно предполагает знание конкретной ситуации, а готовность принятия на себя ответственности требует обращения к определяющим нормам и установкам. 80 Дескриптивная норма определяет, как правильно сделать в данной ситуации. Понятие этико-экономических максим чаще можно встретить в философской литературе, чем экономической, хотя они ближе к «чистой» экономике, чем принципиальные критерии справедливости, о которых часто пишут экономисты. Об этико-экономических максимах см.работы А. Риха [247, c.245-247, 254256] 81 76 На рис. 3.4 показаны взаимосвязи, характеризующие соотношение различных типов норм, обеспечивающих упорядоченность институциональной системы в направлении обеспечения большей справедливости. КРИТЕРИИ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ - ПРЕСКРИПТИВНЫЕ НОРМЫ ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ ЭТИКО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ МАКСИМЫ - ПРЕСКРИПТИВНЫЕ И ДЕСКРИПТИВНЫЕ НОРМЫ МАКСИМЫ ОПЫТНО-ПРАГМАТИЧЕСКОГО ТИПА – ДЕСКРИПТИВНЫЕ НОРМЫ ПРАВИЛА – ПРЕДПИСАНИЯ ПО КОНКРЕТНЫМ ДЕЙСТВИЯМ Рис. 3.4 - Типы норм, обеспечивающих интеграцию этики и экономики82 Таким образом, концепция социальной справедливости определяющим образом влияет на содержание норм и правил, создает прочную базу для этико-экономической координации, ограничивает преследование участниками иных целей и, в конечном счете, делает ее более эффективной и стабильной. В отсутствии меры согласования относительно того, что справедливо, а что несправедливо, хозяйствующим субъектам труднее координировать свои действия для достижения взаимной выгоды. Второй этап институционализации принципов справедливости связан с выработкой и принятием норм и правил. Применительно к нему принципиальное значение приобретает вопрос о природе этико-экономических нормативных ориентиров, упирающийся в проблему соотношения формальных и неформальных норм, норм этики и традиций. Дело в том, что в современном институционализме произошла прочная привязка норм этики к неформальным нормам, что фактически лишает (хотят авторы этого или нет) формальные нормы этического содержания, 82 Составлен автором по результатам исследования 77 разделяет этику, экономику и право, относя первую только к области традиционного и морали. На наш взгляд, данная теоретическая установка проистекает из того обстоятельства, что в разряд неформальных норм попадают привычки и обычаи, которые не получают формального закрепления в законах или иных письменных предписаниях, но с которыми чаще всего связываются нормы морали. Неформальные нормы, которые, по мнению Д. Норта, образуются «на основе комплекса идей, обычаев, догм, ценностей, этических стандартов и т.д., составляют наше понимание окружающего мира, определяют нормативные стандарты и помогают нам делать выбор» [186, c.77], в последние годы привлекают повышенное внимание экономистов, в том числе отечественных. Актуальность возрастает в связи с многочисленными проблемами, порождаемыми неформальной хозяйственной деятельностью, которая получила широкое распространение в современном российском обществе (теневая экономика, закрытые сети бизнеса и власти, коррупция). Казалось бы, простое, на первый взгляд, разделение формальных и неформальных норм порождает на деле немалые сложности, тем более что способы их взаимодействия являются специфичными для каждого хозяйственного порядка. В силу неоднозначности терминов «формальный» и «неформальный» Дж. Ходжсон, в частности, предлагает применительно к институтам и нормам либо вовсе отказаться от этих терминов, либо применять их с большей осторожностью. Наилучшим решением, по его мнению, является использование более точных категорий - «законодательный» - «не зафиксированный законодательно» и «явный» - «эксплицитный» [306, c.42]. Это предложение можно считать обоснованным, по крайней мере, в той степени, чтобы исключить вольное употребление вышеназванных терминов. Принципиальное различие между формальными и неформальными нормами следует искать в способах их утверждения. Формальные нормы закрепляются в законах и других письменных предписаниях обязательных для исполнения и претендуют на всеобщность, открытость и публичность, а неформальные являются, по большей части, непубличными и скрытыми. При этом, однако, не следует утверждать, что неформальные нормы имеют только локальное распространение (хотя они и не претендуют на универсальность), а формальные, в свою очередь, всегда выступают как всеобщие. Классификация институтов по типу связей (общие и индивидуальные) и характеру ограничений (формальные и неформальные) довольно удачно представлена В. Радаевым. В соответствии с этой классификацией 78 законы и другие регулирующие нормативные акты относятся к типу формальных общих институтов, а социальные нормы - к неформальным общим. Письменные деловые контракты - к формальным индивидуальным, а скрытые контракты – к неформальным индивидуальным [241, c. 43]. Хотя разница между формальными и неформальными нормами принципиальна, и те, и другие тесно взаимосвязаны между собой. Во-первых, формальные нормы (правила) могут выступать в качестве ограничителей, сдерживающих развитие неформальных норм. Во-вторых, формальные нормы могут стимулировать развитие новых неформальных отношений, в условиях, когда формальные нормы не могут «прижиться» в том виде, который изначально предполагался устроителями. В-третьих, неформальные нормы могут со временем становиться формальными, если они получают всеобщее распространение и признание. В-четвертых, формальные нормы могут камуфлировать неформальные действия. Как видно, взаимосвязи оказываются достаточно сложными и неоднозначными. В частности, следует преодолеть одностороннюю позицию относительно того, что неформальные нормы (правила) существуют из-за наличия формальных «пустот» в законодательной и нормативной базе и что появление новых законов и других регулирующих нормативных актов приводит к ограничению сферы распространения неформального права. Такое мнение основано на «правовом централизме», из которого следует, что неформальные нормы постепенно заменяются формальными, и в этом видится прогресс общества. Однако практика показывает, что неформальные нормы продолжают действовать даже в самых развитых экономиках, в условиях, когда формальные институциональные рамки уже возникли, неформальные правила продолжают действовать, а иногда получают еще большее распространение. В постсоветской России чаще всего можно наблюдать тенденцию, когда формальные нормы не выполняются, а неформальные получают все большее распространение. В этой связи В. Радаев справедливо отмечает, что главное заключается не в недостатке формальных установлений, а в их структуре и способе взаимосвязи формальных и неформальных норм [241, c.46]. Таким образом, отнесение норм этики исключительно к разряду неформальных норм является односторонним по нескольким причинам. Во-первых, среди неформальных норм есть много таких, которые никак не соответствуют нормам морали, более того являются просто аморальными. В частности, сторонники вышеназванной позиции вынуждены были признать высокий моральный статус неформальной «теневой» экономики в 79 постсоветских странах и в современной России. Этот вывод оказывается логически непротиворечивым, однако резко контрастирует с реальной российской практикой хозяйствования, что подтверждает его неверность. Во-вторых, отождествление неформальных норм и норм морали фактически лишает формальные нормы и правила этического содержания, и это является наиболее важным аргументом против такого подхода. И, наконец, третье - нормы этики или иные этические установления в виде различных корпоративных кодексов этики могут, как видно, быть формализованными. Поэтому вопрос о делении норм на формальные и неформальные имеет самостоятельное от этического значение. Привязка норм этики к неформальным нормам, а последних к привычкам, обычаям, традициям имеет свои слабые стороны. Во-первых, возникает опасность сведения неформальности исключительно к нормам, унаследованным обществом от предков (в определенной степени это следует из работ Д. Норта). Однако среди неформальных норм и правил, как известно, можно найти достаточно новационные, которые не следуют из привычного поведения, а как раз наоборот. Кроме того, привязка норм этики исключительно к традиционному может навести на мысль о некоторой регрессивности этих норм в противоположность общественному прогрессу, который, в таком случае, теряет с ними связь. Другой слабой стороной отождествления неформальных норм с нормами этики является то, что следование принципам справедливости могут приписывать исключительно традициям, привычкам и т.п. В результате о правилах, соответствующих требованиям социальной справедливости, может идти речь только в том случае, когда традиционному отводится определенное место в экономической системе, в то время как процесс выработки справедливых правил субъектами уходит на второй план. Безусловно, истоки моральных поступков, которыми руководствуются хозяйствующие субъекты в конкурентном мире экономики, во многом проистекают из привычек, обычаев, традиций. Однако ими нельзя объяснить постоянного стремления человека к добродетелям, его желание поступать по справедливости даже тогда, когда сложившиеся нормы морали, унаследованные от предшествующих поколений, уже не отвечают изменившимся условиям и не соответствуют требованиям социальной справедливости. Сводить этическое только к привычкам и традициям (при том что отрицать эту связь не следует) означало бы приоритет только одной стороне основного вопроса этики (вопроса о добре и справедливости). С одной стороны (и это традиционный подход), этика понимается как 80 поведение, соответствующее обычаям, ставшее нормой или законом благодаря привычке, традиции и принятым формам приличия [247, c.29]. Поэтому этос в смысле привычки, обычая и традиции («этос условного») выступает совокупностью социально наследуемых и передаваемых от поколения к поколению норм, которые определяют поступки человека. Если смотреть на нормы этики с этой стороны, то они выглядят как внешние, пассивные, «которым субъекты подчиняются как внешнему основанию действия в силу принуждения или добровольно». Таким нормам экономисты, как правило, не отказывают в институционализации, так как институты по большей части связываются ими с «внешними нормами», а под институционализацией понимается закрепление такой внешней нормы в общественной практике [47, c.78, 79]. Но нельзя упускать из виду другой стороны основного вопроса этики (на который акцентировал внимание Сократ), где речь идет не о традиционном поведении, а о том, как человеку должно поступать, сообразуясь с внутренними убеждениями и доводами разума в соответствии со своей совестью. Этос, ведущим мотивом которого становится императив «я должен», порождает действия, которые делаются человеком не столько по привычке, сколько из постоянного стремления к справедливому общественному устройству. По сравнению с условными требованиями морали, основанными на обычаях и исторически утвердившихся законах, в которых выражаются признанные представления и право, речь в данном случае идет об «этосе совести и разума», который может вступить в противоречие с этосом условного, если находит, что утвердившиеся нормы не соответствуют требованиям человечности [247, c.32]. Таким образом, нормы этики могут иметь два источника, каждый из которых оказывает самостоятельное влияние на содержание формальных и неформальных норм. Взаимосвязи между нормами этики, формальными и неформальными нормами, представлены на рис. 3.5. 81 Нормы этики, основанные на традициях Неформальные нормы Формальные нормы Нормы этики, порожденные внутренним стремлением к справедливости Рис. 3.5 Взаимосвязи между нормами этики, формальными и неформальными нормами83 Из рисунка видно, что формальные нормы в такой же степени, как и неформальные могут формироваться под влиянием привычек и обычаев людей (традиционного), содержащих истоки моральных поступков. В равной степени на содержание формальных и неформальных норм могут влиять нормы этики, порожденные внутренним стремлением людей к справедливости. Поэтому неформальные нормы не обладают монополией на мораль, а формальные могут и должны отвечать требованиям справедливости. Такой подход меняет распространенное в институциональноэкономической литературе представление о нормах этики как о некоем неформальном приложении к формальным нормам и правилам. На самом деле сами формальные нормы, по своему внутреннему содержанию, должны отвечать принципам справедливости. Как справедливо отмечает по этому поводу А. Рих, важно не принцип человеческой справедливости «подгонять» к возникшим ранее или вновь создаваемым институтам, а, напротив, сделать справедливость исходным принципом построения институтов [247, c.450]. При таком подходе требования справедливости не выступают только инструментом внешнего влияния на поведение хозяйственных субъектов, а становятся важнейшим фактором устройства самих формальных и неформальных институтов. В этом случае не происходит механистического разделения конструктивного и человеческого, этически-нормативного и экономически-рационального, которое характерно для технократической или утопической позиции в вопросах экономики. Отличительной особенностью стран с 83 Составлен автором по результатам исследования 82 социальной рыночной экономикой как раз является то, что экономическая жизнь там «питается социальной справедливостью», когда нравственные правила входят в сам формальный закон и обеспечивают общественную солидарность и дух единства84 [10, c.9,180]. Институционализация принципов справедливости путем интеракции формальных и неформальных норм предполагает выработку субъективных мотиваций подчинения конкретным нормам, либо некую общую потребность в этом. Поэтому анализ процесса институционализации принципов справедливости объективно предполагает учет той роли, которую играют отдельные субъекты в данном процессе. Это обусловливает введение принципа многоступенчатого системного рассмотрения, в соответствии с которым можно выделить три уровня анализа: уровень индивидов, микроуровень и макроуровень – институциональную среду85. Уровень индивидов оказывается ведущей ступенью по принятию и укоренению норм. В процессе институциональных преобразований, основанных на общей этикоэкономической ориентации действий, индивиды осознают потребность в тех или иных институтах, участвуют в их создании, исполняют условия, диктуемые институтами, поддерживают их функционирование. Происходит своего рода интернализация ценностей и мотивов поведения, в процессе которой вся экономическая система начинает работать как единое целое. Формы взаимных ожиданий постепенно становятся нормами, которые определяют права и обязанности сторон в процессе взаимодействия. Тем самым четко идентифицируются роли индивидов по отношению друг к другу и всему обществу, а устойчивость норм обеспечивается различными механизмами поддержки. Если интернализации не происходит, то экономическая система остается разбалансированной и малоэффективной, что отрицательно сказывается на общем экономическом результате. На микроуровне институциональной системы субъектами отношений выступают уже не индивиды, а организации, основным видом которой применительно к экономике является фирма. Это своеобразный «инкубатор» институтов, где происходит вовлечение индивидов в состав носителей норм и реализация ими определенных функциональных ролей. Помимо двуместных 84 Л. Эрхард, как известно, целеориентацию социального рыночного хозяйства видел в том, что «любой успех экономики идет на благо всему народу», а глубинным признаком этой модели считал «соединение на рынке принципа свободы с социальной сбалансированностью и нравственной ответственностью каждого человека перед сообществом» [329]; [330, c.360-361,379]. 85 Такой подход представлен в экономической литературе [365, p.595-613]; [232, c.411]. 83 (диалогических или бинарных) здесь возникают групповые отношения. В свою очередь, макроуровень институциональной системы характеризует взаимодействия и изменения институтов, которые определяют «правила игры» (институциональную среду) в экономике, влияющую на функционирование организаций и индивидов. Все вышеназванные уровни институциональной системы неразрывно связаны между собой и взаимодействуют друг с другом. Для того чтобы институциональная система выполняла возложенные на нее задачи, нормативный порядок, который она отражает, должен быть легитимным. Поэтому следующим шагом в исследовании станет выявление механизма обеспечения легитимности институтов, непосредственным образом связанного с нормами справедливости. 3.3. Социальная справедливость как условие легитимности институтов: виды институциональных режимов легитимности и их особенности в российской экономике Несмотря на то, что термин «легитимность» применительно к институтам широко используется, аналитическая составляющая «уходит на второй план либо полностью игнорируется». Чаще всего проблема политизируется или остается на уровне общественных дебатов, а аналитические исследования в этой области в российской экономической литературе практически не представлены [52, c.85106]. При этом в экономической социологии легитимность институтов анализируется более глубоко, хотя в основном применительно к аспектам «коллективного признания». В юридической литературе, напротив, акцент делается преимущественно на легитимность как синоним законности (легальности). В целом, с учетом специфики предметного поля исследований представители разных общественных наук исследуют преимущественно одну сторону вопроса о легитимности институтов. Действительно, социологам ближе сфера «коллективного признания», а юристы акцентируют внимание на формальной стороне прав. В экономической литературе под легитимностью чаще всего понимают легальность, из чего следует, что легитимный институт должен быть формально признан и зафиксирован в правовых актах или деловых контрактах. Не отрицая особой значимости формальной стороны, ее, на наш взгляд, следует рассматривать лишь как один аспект легитимности институтов. Другая ее сторона 84 связана с их «коллективным признанием», которое является следствием коллективного принятия статусных индикаторов, порождающих полномочия, права, обязанности и сферы ответственности, причем этот статус обладает функциями, которые не могут выполняться при отсутствии такого коллективного принятия. Именно эти отличительные особенности Дж. Серл положил в основу конститутивных правил, которые, в отличие от регулятивных, конструируют человеческое взаимодействие и приводят к институционализации86. Институциональные факты обычно предполагают наличие конститутивного правила «Х считается Y в контексте С» (в отличие от регулятивного правила, которое имеет вид: «делай Х») и существуют только в силу коллективного принятия факта наличия у кого-либо (или чего-либо) определенного статуса, причем этот статус обладает функциями, которые не могут выполняться при отсутствии такого коллективного принятия. [262, c.75-76]; [260, c.11-12, 14]. Из конститутивного правила «Х считается Y в контексте С» следует оператор создания особого типа властных полномочий в обществе: «Мы принимаем, что S обладает полномочиями делать А». В данном случае не просто принимается, что кто-то обладает полномочиями, правами, обязанностями, сферами ответственности и т.д., но и то, что этот актор обладает полномочиями в силу своего институционального статуса87. Таким образом, только соглашение между людьми по поводу определенного статуса и его коллективное признание придают правилам институциональную завершенность. Как только институт состоялся, он порождает структуры, отвечающие за создание институциональных фактов. Тем самым институциональную завершенность и коллективное признание правилам обеспечивают явные и неявные соглашения между людьми по поводу определенного статуса. Такой подход к качественному разделению правил, актуализированный Дж. Серлом, позволяет достроить концепцию легитимности институтов. Между формальным наличием статусных индикаторов и их коллективным признанием существуют зависимости. Так, перуанский экономист Э. де Сото показал, что в развивающихся странах, хотя статусная функция собственников имуществом коллективно признана и распознана, они не владеют имуществом юридически, т.е. не обладают статусными индикаторами [270, c.28-46]. Это обусловлено тем, что юридическое оформление прав 86 Об отличиях конститутивных и регулятивных правил речь шла в первом разделе главы. Этот фактор имеет ключевое значение при определении природы властных отношений, в частности, их разделения на «навязанные» и «добровольные» [197, c. 415-416]. 87 85 собственности требует высоких затрат хозяйствующих субъектов, что обусловливает ряд отрицательных последствий, прежде всего, снижение налогов и невозможность использования собственности в качестве капитала, залога и в инвестировании. Неформального коллективного признания в данном случае оказывается недостаточно, так как отсутствует официальное (формальное) признание прав собственности, обеспечивающее статусные полномочия. Может иметь место и противоположная ситуация, когда официальный статус имеется, а его коллективное признание отсутствует. Такой институциональный порядок также нельзя признать легитимным и эффективным, поскольку он также влечет за собой отрицательные социально-экономические последствия. Анализируя историю экономического развития разных стран с точки зрения институциональных изменений, Д. Норт обосновал необходимость соответствия между формальными и неформальными нормами как условия обеспечения коллективного признания институтов88. Отстаивая значимость принципа «конгруэнтности институтов», он доказал, что кумулятивность и эволюционность институциональных изменений выступают необходимыми условиями принятия институтов большинством89. Однако, если вновь принятые нормы заимствуются и вступают в противоречие с неформальными представлениями людей, то не обеспечивается успех институционального процесса во многом потому, что институты не признаются, отторгаются или перерождаются. Нормы должны соотноситься друг с другом, как и их изменения90 [188, c.59]; [185, с.56]. Таким образом, формальные статусные индикаторы должны дополняться их коллективным признанием, основанным на поддержке большинством экономических субъектов. Когда выполняются оба условия, то системных противоречий, связанных с функционированием институтов, не возникает, что детерминирует их легитимность. Таким образом, легитимность институтов обусловлена двумя составляющими: их формальным установлением, с одной стороны, и коллективным признанием – с другой. Обеспечение легитимности институтов делает их в релевантными особенностям развития конкретной страны и 88 Именно неформальным нормам ученый придает определяющее значение в обеспечении коллективного признания. 89 Под кумулятивностью понимается зависимость институциональных изменений от прошлой траектории развития, а эволюционность изменений указывает на их постепенность и медлительность. 90 Экономисты в последние годы все увереннее поднимают вопросы о значении верований, взаимосвязи верований и институтов, которые проливают свет на объяснение широкого разнообразия образцов функционирования экономик и государств, а также на механизм коллективного признания институтов. В российских экономических исследованиях также есть образцы, отличающиеся культурологическим и историческим контекстом [189]; [190, c.448]; [193]. 86 создает прочную основу для реализации эффективной стратегии экономического развития. Но если дилемма «законный – незаконный» (формально признанный или непризнанный) в институциональноэкономической литературе в достаточно мере описана, то понятие «коллективное признание» нуждается в более глубокой содержательной характеристике с точки зрения того, что его обеспечивает. Как правило, этот вопрос как чужеродный остается вне поля зрения представителей экономической науки, что требует выхода за узкие рамки отдельных научных подходов, чтобы добиться прогресса научного знания91. По нашему мнению, та сторона легитимности институтов, которая отражает факт их коллективного признания, непосредственно связана с соответствием институтов нормам справедливости. Легитимность предполагает «высшее обоснование», а не просто законное принятие решений или действенность права. Проникая в глубины человеческого сознания и воли, институты порождают нравственный элемент, который дает основание выделять и принимать те из них, которые «служат справедливости». В свою очередь, коллективное признание и принятие институтов «как своих» порождает прочные внутренние обязательства по выполнению правил. Как отмечал по этому поводу Дж. Ролз, сила требований справедливости, связанных с беспристрастным и последовательным выполнением правил, в наибольшей мере зависит от реальной справедливости самих институтов [251, c. 65]. Таким образом, формальная сторона справедливости, связанная с выполнением правил («справедливость в рамках правил», по Дж. Бреннану и Дж. Бьюкенену), неразрывно связана с содержательной (материальной) стороной справедливости, но не подменяет ее92. Справедливые институты становятся важнейшим условием того, что индивиды следуют правилам, которые они сами добровольно приняли и одобрили. В этой связи «процессуальная сторона» социальной справедливости, связанная с тем, как правила вырабатывались и принимались, также приобретает значение. Дж. Бреннан и Дж. Бьюкенен обращают особое внимание на такие важные аспекты «процессуальной справедливости, как обеспечение определенной договоренности (консенсуса) по поводу правил и факта добровольности их 91 Экономисты признают, что «современные социальные науки вообще и экономическая теория в частности имеют преимущественно «монологическую» природу: сторонники разных теорий зачастую просто не слышат аргументов друг друга» [199, c. 41-51]. 92 У П. Козловски в понятие справедливости включает как соответствие правилам, так и саму добродетель справедливости. Эта позиция близка русской философско-экономической мысли И. Ильина, С. Булгакова, Б. Вышеславцева и др. гуманистов дореволюционного периода. 87 принятия [36, c.180-187]. В вопросе об обеспечении легитимности институтов сила формальных требований и повиновения должна дополняться реальной (материальной) справедливостью институтов. Только в том случае, если люди соглашаются с формальными условиями и принимают их как свои (имеется в виду как содержательная, так и процессуальная сторона), возникающие обязательства становятся основой для законных ожиданий и обеспечивают координацию, эффективность и стабильность действий. Сочетание легальности и нелегальности, с одной стороны, и коллективного признания (или непризнания), связанного с соответствием нормам справедливости - с другой, порождает различные институциональные режимы (порядки), характеризующие состояние институтов в аспекте их легитимности. На рисунке 3.6 по одной оси откладывается степень соответствия институтов принципам справедливости (ось Y), а по другой - степень законодательного закрепления норм (ось Х). Пусть срединные значения достигаются в точке b на оси X и в точке a на оси Y. Вся координатная плоскость условно разделяется на четыре квадранта, соответствующих различным институциональным режимам легитимности. Эти поля - А, В, С и D, на наш взгляд, представляют полный перечень состояний легитимности или нелегитимности институтов, включая переходные (промежуточные) состояния. 88 Справедливость институтов A B Частичная легитимность Полная легитимность а C D Полная нелегитимность Частичная легитимность 0 в Легальность институтов Рис. 3.6 - Институциональные режимы легитимности93 Как видно из рисунка, для поля А характерна полная легитимность институтов: расположенные в этом квадранте институты установлены законодательно (легальны) и в наибольшей степени отвечают критериям справедливости. Это позволяет уточнить понятие легитимности применительно к институтам, которая характеризуется сочетанием легальности и справедливости. Легитимными институты можно считать в том случае, когда они, с одной стороны, формально узаконены в правовых актах или деловых контрактах, а с другой, получают коллективное признание из-за соответствия принципам справедливости. В свою очередь, полная нелегитимность характеризуется противоположной ситуацией: в этом случае институты не получают формального признания и поддержки большинства (поле С на диаграмме). В области полей В и D институты остаются только частично легитимными, но, как видно, по-разному. В поле В они в наибольшей степени соответствуют принципам справедливости, но законодательно (формально) не установлены. В поле D наоборот - законные (формально установленные) институты не отвечают принципам справедливости. То есть, в случае неполной легитимности либо имеющиеся формальные права не получают коллективного 93 Составлен автором по результатам исследования 89 признания, либо наоборот – коллективное признание не подкрепляется формальными правами. Можно предположить, что в случае, если властные государственные рычаги выражены сильнее, вероятнее наступление институционального режима D, а там, где они выражены слабее - режима В. Исходя из этого, приоритетным российским типом нелегитимности институтов следует считать тип D - институты формально установлены, но не пользуются поддержкой большинства. Оба варианта частичной нелегитимности, несмотря на их различие, имеют много общего в плане негативных последствий для экономики, так как в обоих случаях правомочия, которыми располагают хозяйствующие субъекты, оказываются усеченными по сравнению с их «оптимальным» состоянием. Режим частичной нелегитимности, который отличается нелегальными формами деятельности, поддерживаемыми большинством (квадрат В на рис. 3.6), на наш взгляд, адекватно описан в работах Э. де Сото [269]; [270]. Что касается институционального режима D, то наиболее последовательно причинно-следственные связи, относящиеся к этому типу отношений, охарактеризованы Д. Нортом, который одним из первых указал, что стимулы и санкции, направленные на выполнение правил, оказываются недостаточными, так как индивиды могут по-разному их оценивать, что, в свою очередь, влияет на их социальное поведение. Российские ученые исследуют негативные процессы, выраженные в отторжении чужеродных институтов и их перерождении в связи с неприятием вновь вводимых институтов [232, c.381-386]; [138, c.6,7]. При этом, на наш взгляд, деформация институтов в условиях частичной нелегитимности типа D отличается большим разнообразием, чем в случае с режимом типа В, который выражается, прежде всего, в активизации параллельных или альтернативных неформальных институтов. Исследователи отмечают, что экономические институты, которые внедрялись в стране, начиная с 90-х годов XX в., работали плохо в основном не потому, что не были развиты соответствующие механизмы принуждения, а потому, что они не соответствовали верованиям и привычкам людей [86, c.61]; [138, c.7]. При этом из успешного опыта реформ в отдельных «традиционных» странах, который напрямую не вписывается в каноны традиционной экономической теории, можно извлечь полезные уроки, чтобы затем, опираясь на анализ российской институциональной среды, найти те прагматические решения, которые помогли бы провести успешные экономические преобразования в России. Конфликт, связанный с нелегитимностью, может проистекать также из того, что в определенный момент не только 90 существующие официально порядки, но и неформальные нормы вступают в противоречие с принципами справедливости. На этот фактор экономисты обращают значительно меньше внимания, хотя он имеет ту же природу, что и в случае противоречия между формальными и традиционными представлениями. Если накопившиеся в институциональной системе противоречия не разрешаются и «консервируются», то формируется институциональная «ловушка» или неэффективный институт, имеющий самоподдерживающий характер [223], который искусственно обеспечивается выгодами от перераспределительных эффектов. Способы «блокировки» (термин Д. Норта) потенциально эффективных институциональных изменений могут быть весьма разнообразными: от ссылок на менталитет и традиции народа до прямого подкупа законодателей и руководителей исполнительной власти, от которых зависит принятие тех или иных решений в сфере институциональных изменений. Чтобы избежать негативных последствий, вызванных поспешной «трансплантацией» институтов, российские ученые предлагают заменить радикальный подход, свойственный начальному этапу российских реформ, стратегией «выращивания» институтов (в отличие от «внедрения» или «насаждения») или стратегией сочетания преимуществ выращивания с возможностями управления темпом институционального строительства [138, c.3-20]. Обеспечение процессуальной справедливости становится возможным, на наш взгляд, только в условиях институционального порядка, соответствующего полной легитимности. Достижение определенной степени неформального консенсуса в «институциональном поле» В теоретически возможно, но для обеспечения полноты процессуальной справедливости этого оказывается недостаточно, так как отсутствуют необходимые гарантии выполнения правил большинством. В условиях полной нелегитимности все три составляющие (достижение консенсуса относительно правил, обеспечение добровольности соглашения и соблюдение правил большинством) оказываются невыполнимыми. Что касается режима частичной нелегитимности D, то в этом случае может нарушаться принцип консенсуса и добровольности в выработке правил (хотя их выполнения можно добиться посредством принуждения). Несмотря на острую актуальность вопроса об укреплении России на траектории социально ориентированного развития, исследование проблем и последствий нелегитимности институтов, по мнению российских ученых, осложняется методологическими, инструментальными и информационными факторами [100, c.88]. Р. 91 Капелюшников, который исследовал проблему легитимности применительно в вопросу о собственности, приводит типологию альтернативных институциональных режимов, включающих четыре возможные комбинации формального и неформального признания прав собственности, которая имеет некоторые общие черты с типологией легитимности институтов, представленной в работе, однако между ними имеются значимые отличия. Соединение двух параметров, которые использует Р. Капелюшников, в частности «легальности» и «легитимности», мешает ему, на наш взгляд, выстроить цельную концепцию легитимности институтов и осложняет анализ. При этом справедливо подчеркивается, что легальность – «это соответствие конкретным нормам позитивного права (писаного закона)», в то время как легитимность трактуется как «соответствие более общим метаправовым принципам, из которых в конечном счете вырастает само формальное право и которые оно призвано воплощать и выражать». На основе сочетания параметров легальности и легитимности Р. Капелюшников проводит типологию альтернативных институциональных режимов, включающую четыре возможные комбинации признания прав собственности, которая представлена в таблице 3.1. Таблица 3.3 - Альтернативные институциональные режимы Легальность есть нет Легитимность Есть нет Режим А (институциональный «оптимум») Режим В (состояние «внелегальности») Режим D (состояние «безлегитимности») Режим С (состояние «чистой криминальности») Источник: [100, c.87, 89]. Как следует из таблицы, если режим А соответствует оптимальному состоянию институциональной системы, когда требования легальности и легитимности совпадают, то режим В такой ситуации, когда формальная правовая система отказывается признать существующие де-факто права, которые, несмотря на это, признаются неформально. Режим D обеспечивает состояние «безлегитимности», когда формальное признание прав собственности не сопровождается легитимностью, а режим С автор характеризует 92 как полную криминальность. При этом делается справедливый вывод о том, что одним из главных условий, от которого зависит поддержание институционального равновесия, является согласованность между формальной и неформальной санкционированностью (легитимностью по Р.Капелюшникову). Однако представленная теоретическая позиция является непоследовательной и противоречивой, поскольку из таблицы видно, что режим В, хотя и «внелегальный», но все же остается легитимным. Кроме того, нуждается в более углубленной характеристике режим D, соответствующий состоянию «безлегитимности», а вывод о «чистой криминальности» режима С, на наш взгляд, требует дополнительной аргументации. Таким образом, легитимность институтов правильнее рассматривать с двух сторон: правовой и этической, связанной с соответствием институтов нормам справедливости. От степени этого соответствия в значительной мере зависит экономический результат. Чем более справедливо устроены институты, тем выше вероятность того, что формальные нормы будут коллективно признаны и легитимны, тем сильнее выражены мотивации экономических субъектов к соблюдению правил, поддержанных большинством. В этой связи следующим итерационным шагом исследования будет выявление факторов институциональной среды, которые лежат в основе преобразования модели экономического человека из homo оeсonomiсus в homo etiсus и основных чертах этой модели. Глава 4. Влияние институтов на экономическое поведение: от homo оeconomicus до этического человека 4.1. Индифферентность классической модели экономического поведения к институциональной среде В этой главе предстоит доказать, что принципы социальной справедливости задают нормы поведения субъектов хозяйствования, которые становятся совместимыми со справедливым обществом. Классический подход к экономическому человеку был обоснован А. Смитом, который в двух своих работах по-разному расставил акценты в основах экономического поведения. В более ранней работе «Теория нравственных чувств» они определяются моральными и нравственными основаниями самого рынка, а в другом, более известном труде «Исследование о природе и причинах богатства народов», внимание акцентировалось на 93 эгоизме и природной склонности человека к обмену [266]; [267]. Как отмечает А. Сен, современная экономическая теория после А. Смита все более отходит от нормативного анализа, что выражается в пренебрежении учета влияния факторов этики при описании и анализе реального экономического поведения [261, c.23]. Хотя единого, общепринятого определения модели экономического поведения в современной экономической науке не сложилось, в основном течении экономической теории неоклассике разработана определенная поведенческая гипотеза. В ней фиксируются наиболее характерные черты экономического человека, которые, в конечном итоге, легли в основу обособления экономической теории от моральных оценок. Эта гипотеза, так или иначе, признается большинством современных исследователей [5, c.9]. В соответствии с ней главная характеристика экономического человека заключается в его оптимизирующем поведении, возможности максимизировать данную (любую) целевую функцию при данных ограничениях (без каких-либо требований к содержанию цели). Это свойство, идентифицируемое как экономическая рациональность, составляет ядро мэйнстрима. При этом категория «рациональное», которая значительно активнее изучалась в рамках других общественных дисциплин, содержательно трактуется также неоднозначно. Главная особенность классического подхода к характеристике рациональности заключается в исключении содержательного аспекта и акценте внимания, прежде всего, на оптимизирующем поведении. Критерий рациональности вследствие этого становится формальным: он выражается в максимизации целевой функции при данных ограничениях, а рациональность рассматривается как внутренняя согласованность выбора в условиях ограниченных ресурсов или функция полезности [6, c.11,13]. Такая экономическая задача относится к классу задач на условный экстремум или задач оптимизации при ограничениях. Ее решением является альтернатива, которая при заданных предпочтениях оказывается наиболее предпочтительной из всех возможных (удовлетворяющих ограничениям) альтернатив. Математические методы решения таких задач (и статистических, и динамических) со временем совершенствовались: от вариационных исчислений, линейного и нелинейного программирования до методов динамического программирования и теории оптимального управления. Поэтому экономистами теория оптимизации рассматривается скорее как особый раздел математики или как набор прикладных средств, необходимых решения определенных прикладных задач [268]. 94 Упорядочение предпочтений в рамках представлений об оптимизации и максимизации предполагает допущение о полном знании, несложности самой функции предпочтений и неограниченной информации. Подобные аксиоматичные допущения со временем были поставлены под сомнение, так как являлись трудновыполнимым. Г. Саймон подверг критике модель рационального выбора homo оeconomicus как совершенного калькулятора и предложил менее жесткую модель «ограниченной рациональности», которая имела институциональные корни и стала активно использоваться в институциональной экономической теории [257, c.54-72]. Если совершенная, или полная рациональность, предполагает использование субъектами всей доступной информации для максимизации своей полезности, то ограниченная рациональность означает рациональный выбор, не предполагающий учета всех возможных вариантов действий из-за большого объема информации и ограниченных когнитивных способностей субъектов, которые являются редким ресурсом. Применяя концепцию ограниченной рациональности, Г.Саймон доказал, что она приводит к ориентации не на оптимальный, а на «удовлетворительный» результат. Диапазон критических аргументов со временем расширялся и приобрел системный характер. Предпосылка об асимметрии информации Дж. Стиглица была дополнена концепцией неопределенности, базирующейся на работах Ф. Хайека и других ученых. Теория ограниченной рациональности открыла дорогу другим теоретическим концепциям, которые в условиях допущения о полной информации просто не могли возникнуть. В частности, в условиях неполной и асимметричной информации появляется теоретическая и практическая возможность обмана, которую О. Ульямсон квалифицировал как «оппортунизм» и впервые применил эту категорию в рамках экономических исследований [294]. В результате вышеназванных корректировок была поставлена под сомнение сама ортодоксальная дилемма и ключевой для неоклассики равновесный анализ94. 94 Хотя теория ограниченной рациональности явилась шагом в направлении менее абстрактной модели экономического человека, в большинстве своем она все же остается в рамках неоклассического подхода, так как коснулась только формального максимизационного критерия. Большинство экономистов, которые усвоили и приняли теорию неполной рациональности, не покушались на содержательный аспект, именно поэтому принцип оптимизации стал практически универсальной максимизационной моделью человека. Упрощенная модель экономического поведения создала возможность экспансии экономического анализа на все области человеческой деятельности. Тезис Саймона о том, что человек постоянно максимизирует полезность, оказался довольно продуктивным при выявлении тенденций развития событий, связанных с человеческой деятельностью вообще. Столкнувшись с проблемой ограниченной информации, экономисты неоклассического направления направили усилия на разрешение вышеназванных проблем в рамках традиционных подходов. Результатом стала теория поиска Дж. Стиглера [276], теория ожидаемой полезности, которые по большей части относились к классу параметрических ситуаций, соответствующих модели совершенной конкуренции. 95 Другая ключевая идея неоклассиков о том, что поведением человека управляет узко понятый рациональный расчет, который и диктует большую часть его поступков, также была подвергнута учеными критике. А. Сен, например, подчеркивает, что взгляд на рациональность с позиции эгоистического интереса полностью отбрасывает этически-ориентированный взгляд на мотивацию [261, c.29], который, по мнению Дж. Серля есть «более сложный вариант рациональности обезьян» [262, c.20]. Человек может действовать либо на основе субъективных догадок, либо по привычной схеме, основываясь на опыте других людей, полагаясь на привычки и традиции. И, наконец, он может руководствоваться в своих действиях какими-то, признанными им, нормами и правилами. Оба последних варианта близки институциональному подходу. При таком подходе цели, предпочтения и ценности индивидов выводятся за пределы сферы экономического поведения и трактуются как экзогенно заданные. Основное внимание уделяется средствам, которые в этом случае рассматриваются независимо от целей95. Как отмечает с этой связи Д. Норт, некритическое принятие допущения о рациональности разрушительно для большинства проблем, стоящих перед гуманитариями, и является серьезным препятствием на пути дальнейшего развития науки. Принимая во внимание позитивный смысл рациональности, его принятие в классическом ограниченном виде с самого начала закрывает возможность более глубокого понимания процесса принятия решения в сложном мире, созданном нами [188, c.20]. При этом следует иметь в виду, что подвергая критике вышеназванный узкий рациональный подход, нельзя ставить под сомнение тезис о том, что именно разум служит мотивацией и руководством для поступков человека. Можно согласиться с С.Автономовым, что в классической концепции экономического человека критерий рациональности является формальным, так как рациональность в большинстве случаев означает максимизацию целевой функции при заданных ограничениях, то есть речь идет о выборе оптимальных средств без каких-либо требований к содержанию самой цели [5, c.13]. Классическая концепция рациональности модели homo оeconomicus тесно связана с интерпретацией принципа методологического индивидуализма. Хотя проблема 95 Следует отметить, что в среде неоклассиков также высказываются сомнения по поводу гипотезы заданности целей и индифферентности индивида к внешнему окружению [163, c.56, 152]. Анализ «провалов рынка» в теории «экономики благосостояния» явился своего рода отходом от классической традиции игнорирования влияния внешней среды. Однако нормативный напор теоретиков «экономики благосостояния» сосредоточился в основном на обеспечении аргументации в пользу государственного вмешательства в работу рынков. 96 методологического индивидуализма касается, прежде всего, техники научного анализа, единых подходов к содержанию этого понятия в экономической науке не сложилось. Классический подход к экономическому человеку отличается тем, что индивид оказывается полностью изолированным от институциональной среды, процедура исследования исключает из рассмотрения широкую сферу социальной реальности. Как справедливо отмечал по этому поводу Р. Коуз, главный недостаток неоклассической парадигмы экономического поведения заключается в ее «институциональной стерильности»: «реальная институциональная среда, в которой действуют люди, не находит в неоклассических моделях адекватного отражения. В то время как без соприкосновения с живой деловой практикой экономическая наука обречена на бесплодие» [339, p.230]. Объяснение общественных явлений, свойственное неоклассическому подходу, идет исключительно от индивида к социуму, а механизмам обратной связи не придается должного значения. Этим обусловлена склонность неоклассической теории к жестким допущениям по поводу человеческого поведения, и ее вневременной характер. Классический подход к экономическому человеку практически не оставляет места для анализа факторов развития, исходящих из прошлого, и основанных на этом тенденций будущего. Современные ученые отмечают, что методологический индивидуализм в узком смысле наталкивается на серьезные противоречия, так как все равно приходится постоянно обращаться к анализу институтов и правил, но такое вынужденное обращение замалчивается или замаскировывается [306, c.47]. Следует отметить, что такой же односторонностью отличается крайний методологический коллективизм, пытающийся объяснять экономическое поведение исключительно в терминах структур, культур и институтов. В таких методологических и теоретических концепциях не принимаются во внимание индивидуальные действия, упускаются из виду различия в характеристиках индивидов. Оценивая социологию Дюркгейма, Дж. Ходжсон, в частности, отмечает, что ей недостает развитой микротеории, того, каким образом цели, намерения и склонности индивидов влияют на социальные структуры и подвергаются обратному влиянию с их стороны. Если классический методологический индивидуализм пытается объяснять общество только с точки зрения индивида, теряя из виду ключевые механизмы социального влияния, то методологический коллективизм, в свою очередь, пытается объяснить поведение индивида исключительно через общество. Представляется, что для построения более реалистичной 97 модели экономического поведения следует уходить от крайностей методологического индивидуализма и коллективизма и находить компромисс между ними, чтобы индивидуальная деятельность и социальная структура рассматривались как взаимно и симметрично дополняющие друг друга [306, c.48, 49, 51]. Модель homo оeсonomiсus ученые рассматривают как полезную абстракцию, являющуюся универсальным инструментом для экономических исследований96. Именно с периода выделения поведенческой гипотезы homo оeсonomiсus у экономической науки появился свой предмет, отличный от других общественных наук. А. Сен называет модель homo оeсonomiсus «инженерным» подходом, который, как считает ученый, касается первичных вопросов распределения материальных ресурсов на основе простых и легко характеризуемых мотивов. Инженерный подход, истоки которого А. Сен усматривает в техническиориентированном анализе искусства государственного управления, позволяет решить важные экономические проблемы логистического характера, касающиеся, например, общей теории равновесия [261, c.83]. При этом следует признать, что высокая степень абстрактности модели homo oeconomicus представляет серьезную проблему из-за ее расхождения с реальными фактами хозяйственного поведения, поэтому существуют границы, за рамками которых она теряет полезность. Нomo oeconomicus оказывается изолированным и замкнутым на вопросах личного благосостояния, что дает основания для критики этой модели с моральных позиций. Признание homo oeconomicus как единственной и ключевой модели экономического поведения, которая является индифферентной к принятым в обществе нормам и правилам, может являться основанием для заблуждения, что мотив экономической выгоды есть норма рыночных отношений единственно разумная. Но если человек эгоист, то значит ли это, что ему так должно поступать? Об ошибочности такого подхода предупреждает А. Рих: «Из фактического, то есть того, что имеет место нельзя выводить то, что должно иметь место, то есть этическую норму» [247, c. 71]. Экономическая независимость и нейтральность по отношению к нормам этики – шаг к тому, чтобы признать неэтическое поведение полезным (или, по крайней мере, не вредным) для общего блага в условиях 96 Как чисто эгоистическое поведение homo оeconomicus используется в качестве «уникально подходящей карикатуры» человеческого поведения можно увидеть в книге Дж. Бреннана и Дж. Бьюкенена «Причина правил. Конституционная политическая экономия». Ученые используют эту модель, по их собственному утверждению, не в силу ее эмпирической правильности, а благодаря ее аналитической пригодности и уникальной полезности для целей сравнительного институционального анализа [36, с.100,103]. 98 свободного рынка. Такие представления, в частности «парадокс Мендевиля», имели влияние на экономическую науку еще со времен А. Смита. Однако, способы, которыми человек добивается своих целей, в немалой степени продиктованы его ценностными представлениями, которые остаются неотъемлемым элементом его сознательного выбора. Идеальный тип целерационального действия играет у М. Вебера роль, сравнимую с ролью экономического человека в экономической науке, не случайно веберовскую социологию называли «думающей», и в этом плане создание «думающей» экономики можно считать хорошей перспективой. Вебер справедливо выступал против обособления экономической теории от общественных явлений, призывал к созданию «социальной экономии», которая включала бы в себя также исследование «экономически релевантных» и «экономически обусловленных» явлений, так чтобы область социальноэкономического исследования «охватывала всю совокупность культурных процессов» [48, c.361]. Такой же позиции придерживался продолжатель его идей экономист и социолог Й. Шумпетер [323,c.264,267], ведь меньшая степень абстракции всегда позволяет выявить большее разнообразие факторов, воздействующих на экономическое поведение, правда, в отличие от упрощенных моделей она не может давать точных прогнозов. Таким образом, классическая модель экономического поведения представляет серьезную проблему из-за ее изолированности от институциональной среды, поэтому ею нельзя ограничиваться, когда речь заходит о реализации концепции социальной справедливости. 4.2. Переход от классической к институциональностратегической модели экономического поведения Противоречия модели поведения homo оeconomicus обусловили актуальность поиска гарантий, обеспечивающих устойчивость взаимодействия индивидов и предсказуемость их поведения. Модель стратегического экономического человека институциональной экономики выходит за рамки homo оeconomicus, так как в этом случае мы имеем дело с субъектом, который строит свое поведение с учетом поведения и реакций партнеров по сделке, учитывает действия других как простых участников кооперации или как фактор собственной функции 99 полезности. В этой связи стратегический человек становится более реалистичной моделью экономического человека97. Анализ «стратегических» ситуаций (когда субъект действует уже не как одиночка, а с учетом внешнего окружения) стал важной составляющей метода новой институциональной экономической теории в рамках теории игр98. В теории игр исходы определяются не абстрактной средой, а взаимодействием участников, где место благ занимают стратегии, напрямую связанные с предпочтениями. Теория игр (у ее истоков стояли Дж. фон Нейман и О. Моргенштерн), которая из раздела прикладной математики стала неотъемлемой частью экономической теории, описывает типы стратегического поведения экономических субъектов (фирм, отдельных предпринимателей), с помощью которых они намереваются достичь сравнительных преимуществ и обеспечить соотношение сил в свою пользу. Построение моделей экономического поведения с помощью теории игр обусловливается интересом институциональной экономической теории к ситуациям взаимозависимости, проблемам координации и согласования действий участников взаимодействия. В этих моделях поведение субъектов взаимообусловлено: решение каждого из них оказывает влияние на результаты взаимодействия и поведение других. Теория игр, таким образом, вышла за пределы узкой концепции рациональности классической экономической теории и преобразовала ее в теорию стратегической рациональной деятельности, в которой деятельность индивидов и изменения среды становятся переменными величинами. Уже теория простых игр позволила уточнить характеристику равновесия, выработанную в рамках неоклассической экономической теории, которое стало связываться, в том числе, с поведением участников процесса, а не только со спросом и предложением 99. Значимым достижением теории игр стала наглядная демонстрация того, что некооперативное поведение может нанести ущерб экономической эффективности и привести к 97 В монографии «Человек институциональный» на базе междисциплинарного синтеза предпринята попытка комплексно осмыслить статус человека в институциональной экономической теории, определить направления интеграции наук в исследовании этого объекта. Модель человека институционального позволяет инкорпорировать в модель неоклассиков «неэкономические» мотивы, важность которых является несомненной. При этом концепция человека институционального, представленная в работе, более «широкая», чем модель стратегического экономического человека, рассматриваемая в рамках данного раздела, так как включает «знание норм, правил, ритуалов, обычаев, процедур института, определившего этот статус» [348, c.17, 50, 81, 102-103]. 98 Как известно, основной смысл стратегии как раз и заключается в признании того факта, что субъект действует не в одиночку, а строит свое поведение с учетом действий других. 99 Сложные взаимосвязи получили отражение в равновесии по Нэшу, которое возникает, когда ни один из игроков не может улучшить своего положения, если его противники не изменят своих стратегий. 100 прямым потерям и угрозам обществу 100. Это хорошо видно уже на примере простых игр - «дилеммы заключенного» и «задачи о сделках». Обе модели интересны тем, что конфликт между индивидуальными и общими интересами, несогласие между индивидами по поводу выбора стратегии порождают проблемы кооперации, приводят к необходимости согласования своих действий или принуждают к соблюдению правил. С помощью «дилеммы заключенного» описываются многие случаи несостоятельности рынка, которые наглядно демонстрируют ограниченную дееспособность «невидимой руки» и оправдывают существование институтов, правил и обязательных норм, предотвращающих поведение, которое ухудшает лучший результат. Ситуации со многими участниками оказались еще более содержательными, поскольку в таком случае появляются дополнительные возможности для сговора и создания коалиций с целью извлечения выгоды от сотрудничества или подкупа, так как сумма выигрышей, соответствующая одному набору выбранных альтернатив, оказывается больше суммы, соответствующей другому набору. Однако уже в этих задачах возникают ситуации, когда применение инструментария теории игр не позволяет найти приемлемый исход. В последнее время при анализе сложных социальноэкономических систем все чаще применяют методы динамических игр с несколькими участниками, которые, действуя в собственных интересах, влияют на развитие системы. Причем решение одного игрока не является единственно определяющим, поэтому актуальной является проблема выработки общезначимых решений. Но, как и следует ожидать, нахождение такого принципа оптимальности, который оказался бы в равной степени пригодным для конфликтных управляемых процессов, имеющих различную природу, оказывается труднодостижимым. Широкое применение принципов оптимальности, которые удовлетворяют различным игровым ситуациям (в частности, ситуация равновесия по Нэшу), не разрешает всех проблем, которые продолжают сохраняться [153, c.26-44]. Кроме того, применение теории игр предполагает, что субъект разрабатывает стратегию, при которой выигрыши известны заранее. Однако вряд ли можно учесть степень сложности, присущую реальному миру, и число «стратегических» ситуаций, которые могут 100 Только на совершенно конкурентном рынке, существование которого, чаще всего, является простой абстракцией, некооперативное поведение не оказывает влияния на экономическую эффективность, так как любые попытки отойти от сложившегося равновесия и смошенничать в этих условиях оказываются временными. 101 иметь место в том или ином случае, не менее проблематично провести аналитические расчеты сравнительных выигрышей и потерь. Ограниченность попыток найти разрешение проблемы с помощью традиционной теории игр особенно проявляется в более реалистичных вариантах игровых моделей, где заложена асимметричность информации, которая допускает вероятность оппортунистического поведения партнеров и использования одной из сторон своего информационного преимущества, что в конечном итоге ставит под сомнение само теоретико-игровое объяснение. Однако при всех вышеперечисленных ограничениях, теория игр, породившая модель институционально-стратегического экономического человека, стала важным инструментом, позволяющим делать прогнозы относительно исходов событий, выявлять противоречия и источники конфликтов между участниками. И самое главное – она продемонстрировала ограниченность узко рациональных, эгоистических подходов отдельных индивидов в условиях кооперации. Поскольку, как доказано выше, стратегический экономический человек действует не как одиночка, а учитывает в своих действиях реакции партнеров, его можно отнести к типу этического субъекта. В поле зрения этики всегда остается вопрос ответственности человека перед самим собой и перед другими людьми. Готовность к выполнению правил, к учету положения партнеров выходит за рамки эгоистических установок отдельных индивидов и простой максимизации пользы 101. Достижение договорного согласия между участниками требует иного поведения, чем в случае с homo оeconomicus. Оно является результатом не чисто индивидуалистического, а стратегического поведения, когда каждый действует уже не сам по себе, а с учетом возможного поведения окружающих. В таком случае участники взаимодействия могут формировать верные ожидания относительно действий других, правильно интерпретировать их намерения и планы, облегчать понимание другими собственных действий. А. Сен справедливо усматривает моральность решений субъектов, вступающих в кооперативные игры [261, c.116]. Налаживание взаимоотношений между ними основывается на интерпретации действий, на умении поставить себя на место партнера, то о чем писал А. Смит в «Теории нравственных 101 Так как человек никогда не бывает личностью для самого себя, вне связи с другими людьми, то homo oeconomicus правильнее квалифицировать не как экономического человека, а как экономического индивида, для которого характерна изоляция от личностных связей. В то время как применительно к модели институционально-стратегического экономического человека целесообразно использовать термин «экономический человек». 102 чувств102. Так как в модели стратегического экономического человека присутствует этический элемент, который включает рынок в систему нравственного порядка, позволяя гармонизировать интересы экономических субъектов, П. Козловски правильно отмечает, что концепция экономического человека выходит за рамки homo oeconomicus и стремится к некоей теории homo strategus, для которой жесткие границы между чистой экономикой и социальной сферой стираются. Базируясь на подходе П. Козловски, такое поведение идентифицируется не просто как рациональное, в смысле рациональной максимизации целевой функции по типу неоклассиков, а как «стратегически рациональное» в его более широкой интерпретации [122, c. 54,55]. Оставаясь в целом в рамках целерационального подхода103 к поведению экономических субъектов, институциональная теория расширила и модифицировала традиционную неоклассику, отказавшись от некоторых наиболее одиозных предпосылок, включив в анализ учет поведения участников взаимодействия и вероятность оппортунистического поведения партнеров. В модели стратегической рациональной деятельности действия других субъектов (и в определенной степени изменения среды) становятся переменными величинами. При этом посылку о том, что поведение стратегического экономического человека также является рациональным, не следует характеризовать как эгоизм. Безусловно, она не противоречит понятию собственного интереса в широком понимании данного термина, но нарушает безоговорочность эгоизма, который продолжает играть роль ключевой исходной мотивационной предпосылки экономического анализа в традиционной неоклассической парадигме. Однако следует признать, что в модели стратегического экономического человека, с точки зрения ее принадлежности к этическим нормам, есть свои ограничения. Хотя homo strategus действует с учетом поведения других, содержанию максимизируемой им функции по-прежнему не уделяется существенного значения. Выполнение договоренностей в рамках общей стратегии поведения является единственно значимым аргументом. Это позволяет сделать вывод о том, что стратегический экономический человек действует по большей 102 Однако в концепции А. Смита есть спорный момент, на который справедливо указывает А. Рих. Он связан с идеализацией Смитом рыночных отношений: гармонизацию интересов он считал простым следствием естественной природы человека, а поэтому полагал, что ее не надо устанавливать посредством институтов, ее нужно просто найти в этой естественной природе [247, c.524]. 103 Под целерациональным поведением понимается «ожидание определенного поведения предметов внешнего мира и других людей и использование этого ожидания в качестве «условий» и «средств» для достижения своей рационально поставленной цели» [46, c.628]. 103 части в рамках формальной этики104. При этом его способность к сосуществованию со стратегиями других участников обеспечивает «этическую предкоординацию» экономического процесса (термин П. Козловски), благодаря чему достигается определенная степень согласования действий [122, c.90]. Этическая предкоординация может проявляться, с одной стороны, в виде простой стратегии, когда субъект учитывает действия и реакции другого (или других) только как средство или препятствие для достижения собственных целей. С другой стороны, она может выражаться в более сложной, кооперативной стратегии, когда действия другого (или других) рассматриваются уже как фактор, который необходимо учитывать в собственной функции полезности, чтобы достичь лучшего совокупного результата. В обоих случаях действия, даже если они не предусмотрены какими-либо специальными соглашениями, координируются не «после», а «до» самого процесса, без применения контроля и санкций. Следовательно, субъект принимает решение поступать определенным образом сознательно, без внешнего принуждения и лишних затрат на согласование, так как он морально готов к этому. Действенность и обязательность намерений побуждает одних доверять обещаниям других и повышает предсказуемость поведения, сокращая диапазон вариантов действия до определенного, этически оправданного набора. Это этическое самоограничение в выборе альтернативных вариантов действия, выполняющее функцию «этической предкоординации», оказывает и специфически экономическое действие. Однако в случае с формальным этическим поведением сохраняется определенная индифферентность к вопросу о ценностных предпочтениях, которые непосредственно связаны с этической оценкой правил в рамках материальной («всеобъемлющей») этики. Таким образом, несмотря на продвинутость модели стратегического экономического человека в плане ее реалистичности и этической наполняемости, многие ограничения в ней продолжают сохраняться. Чтобы модель институционально-стратегического экономического человека получила завершение, факторы формальной этики следует дополнить факторами материальной этики (этики Добродетели). 104 Заслуга проработки вопроса о формальной этике, этике долга принадлежит, как известно, И. Канту. Под влиянием Канта дискуссия об этике была сконцентрирована на этике формальной всеобщности, проблеме установления правил и их распространения на всех. Как отмечает самый авторитетный современный исследователь в области этической экономии П. Козловски, этика категорического императива И. Канта остается этикой долга, нацеленной на всеобщность нравственной максимы, в чем состоит безусловная заслуга ученого, в то время как материальную сторону она затрагивает в значительно меньшей степени [122, c.23]. 104 4.3. Расширительная модель экономического поведения: этический экономический человек Применительно к вопросу об анализе этического поведения экономического человека ученые констатируют, что «испытывают величайшие трудности, выходя за пределы довольно упрощенных, хотя и эффективных, моделей человеческого поведения, основанных на эгоистической мотивации» [36, c.255]. А. Сен указывает, по меньшей мере, на два источника, которые являются основополагающими для экономической теории при изучении более широких, чем homo oeconomicus, моделей человеческого поведения. Во-первых - это существование проблемы мотивации, связанной с этически-ориентированным вопросом «как жить?», вовторых, это то, что оценка явлений всегда происходит исходя из более широкого взгляда на «благо» [261, c.18]. В отличие от этической предкоординации, основанной на понимании того, что правила должны соблюдаться, «этическая координация» (термин П. Козловски) экономического процесса включает в себя содержательный (материальный) аспект правил. Простое требование выполнять правила и соблюдать договоренности дополняется в этом случае связью с моральным обобщением и принятием норм105. В этом случае повышается роль содержательного компонента, который выступает необходимым условием обоснования мотивов человеческого поведения. Выполняя роль, определяемую правилами некоторого института, индивид должен заранее планировать и оценивать свои действия с точки зрения имеющихся у него представлений о должном и последствий своих действий для других. В этом случае процесс координации происходит не просто благодаря учету интересов непосредственных партнеров, а строится исходя из моральноэтических позиций, с учетом понимания каждым смысла происходящего и ответственности за свои поступки. Как отмечает П. Козловски, в этом случае субъекты одновременно выступают и элементами экономической системы, и участниками социального целого, взаимодействующими друг с другом, и членами некоторого единства, проявляющими солидарность с целым и воплощающими его в себе [122, c.198]. Если рассмотреть этот процесс на примере типичной игровой ситуации, то устойчивая позиция может быть связана с всеобщей 105 При этом подчеркивается невозможность разрыва этической предкоординации и этической координации, так как они взаимосвязаны и взаимообусловливают друг друга. Без понимания того, что правила должны соблюдаться, материальная этика может впасть в субъективизм, что сделает правила невыполнимыми. С другой стороны, формальная этика сама нуждается в учении о добродетели для мотивации и восприятия ценностей, для того чтобы направлять действия человека на путь справедливости и созидания, а не на путь бездействия или разрушения [122, c.108]. 105 уверенностью в том, что все готовы соблюдать правила и действовать этически. Действительно, когда субъект (понимая, что будет достигнуто лучшее состояние, если все будут соблюдать правила, включая его самого) все же выбирает такую стратегию, когда все, кроме него, будут соблюдать правила, то по теории игр ситуация будет идентична «дилемме заключенного». Желание выиграть за счет других может перевесить понимание того, что лучшее состояние для всех будет достигнуто, когда все будут придерживаться правил. Однако в случае с дилеммой заключенного субъект не может быть до конца уверен в том, что другие будут соблюдать правила. Таким образом, с точки зрения теории игр, поведение, связанное с односторонним несоблюдением правил, не приведет к стабильной ситуации, и правило прекратит свое существование. Его соблюдение может быть обеспечено либо внешним контролем и санкциями, или же (в случае, когда участники будут вести себя нравственно) перейдет в этические варианты. Один из таких вариантов П. Козловски назвал «этическим с оговорками», когда субъект готов соблюдать правила только при условии, что их будут соблюдать другие или большинство, но нарушит их в том случае, если останется в меньшинстве [122, c.40]. Если выбор в пользу несоблюдения правил представляет пример несостоятельности «чистой» экономики, то вариант «этический с оговорками» становится примером несостоятельности формальной этики. Для него характерна ситуация, когда в условиях изоляции и неуверенности в отношении поведения других экономический субъект не будет соблюдать правила, поскольку опасается остаться в меньшинстве, хотя и готов в принципе их выполнять. Дополнительные стимулы могут появиться у него только тогда, когда стремление вести себя этично будет признано другими. В этой связи ситуация «этическая с оговорками» становится промежуточной, так как всеобщая действенность этических правил может перевести ее в стабильное состояние. Устойчивая ситуация, как видно, может быть связана с всеобщей уверенностью в том, что все готовы соблюдать правила. Случай этического поведения отличается тем, что субъект понимает общую полезность всеобщего соблюдения правил, принимает их и поступает сообразно этому мотиву. В этом случае он делает общий интерес своим собственным независимо от того, как поступают другие. Если соблюдение правила становится всеобщим законом, то дилемма заключенного не будет существовать, так как выполнение правила всеми является ее разрешением [122, c.106-107]. Экономический субъект предпочтет состояние всеобщего соблюдения правил тому состоянию, когда он сам может их 106 нарушать только в том случае, если он будет уверен, что диктуемые институтом правила, во-первых, не ухудшат его положение, а во-вторых, приведут к всеобщей пользе. Это свидетельствует о прямой связи между обязательствами по выполнению правил со стороны индивидов (как одним из видов моральных требований) и принципами социальной справедливости. Другими словами, обязательства по добровольному выполнению правил возникают у человека только в том случае, если институты соответствуют принципам справедливости. При этом обязательства являются не только и не столько моральные обязанностями, которые могут иметь место всегда и действуют между людьми независимо от институциональных отношений, а, прежде всего - задачами и ответственностью, которые определены институтами 106. Дж. Ролз, в частности, принцип честности (из которого, в конечном итоге, возникают все обязательства) связывает с двумя ключевыми условиями: институты должны быть справедливыми; человек добровольно принимает правила, которые ему предстоит выполнять. Согласно принципу честного поведения, как считает Дж. Ролз, невозможно быть ограниченным несправедливыми институтами, или, по крайней мере, институтами, которые превышают терпимый уровень несправедливости: «…Невозможно иметь обязательства по отношению к авторитарной форме правления, или такой форме правления, где царит произвол». Взаимные обязательства предполагают справедливые институты, или же разумно справедливые в свете обстоятельств [251,c.106]. В свою очередь, существование несправедливых институтов не ведет к возникновению обязательств. Институционализм в модели этического человека анализирует именно обязательства, которые отличаются от других видов моральных требований, предъявляемых к индивиду, тем, что они всегда определяются институтами или практиками, а также тем, что обычно принадлежат тем индивидам, которые сотрудничают в рамках института. Обязательства, ведомые чувством справедливости, следует отличать от естественных обязанностей (например, оказывать взаимную помощь и уважение, не вредить другим и т.д.), а также действий, выходящих далеко за пределы долга. Однако следует принимать в расчет, что, несмотря на вышеназванные различия, чувство справедливости и обязательства, с одной стороны, и человеческую любовь (выходящая за пределы долга) - с другой, бывает трудно 106 Содержание обязательств, которые обычно принадлежат тем индивидам, которые сотрудничают в рамках института, в отличие от других моральных требований, всегда определяется инс титутами или практиками. Это более обстоятельно описано Дж. Ролзом [251, c.105]. 107 разделить, и они оказываются неразрывно связанными, когда речь заходит о характеристике этического человека. Таким образом, в условиях внутренней мотивированности, обусловленной справедливостью правил, опасение этического субъекта остаться «крайним» в случае невыполнения правил другими теряет свою остроту. Этика оказывается в состоянии трансформировать эгоизм или вариант «этический с оговорками» в ситуацию всеобщего выполнения правил, когда человек совершает должное не по принуждению, а по доброй воле, о чем писал, в частности, И. Ильин [93, c.178]. Если человек намерен поступать только нравственно, поскольку этически правильные действия имеют для него ценность и делаются им сознательно и добровольно, то он вновь становится индифферентным к внешней среде, но на качественно ином уровне, чем homo oeconomicus. Используя аналогию с «дилеммой заключенного», ситуация выглядит следующим образом. Нomo oeconomicus предпочитает ситуацию, в которой партнеры соблюдают правила, а он нет, той ситуации, когда все (включая его самого) соблюдают правила. «Условно-этический» человек, движимый только одним мотивом - правила должны соблюдаться, предпочтет ситуацию выполнения правил всеми только в том случае, когда он не останется в меньшинстве. Что касается «этического» человека, то для него не существует альтернативы между тем, выполняют ли правила другие или нет, он в любом случае будет их выполнять, так как внутренне принимает их как свои. Учитывая вышеназванные взаимозависимости, П. Козловски отмечает тесную связь экономической (в ее традиционном «узком» понимании), формально-этической и материально-этической ориентациями деятельности хозяйственных субъектов. На основании этих взаимосвязей он обосновывает вывод о том, что этическое поведение становится выгодным и вполне рациональным аргументом, в то время как классическая узкая модель рациональности остается абстрактным набором логических качеств. В соответствии с расширительной моделью экономического поведения рациональный человек действует в соответствии со своими убеждениями, а истина оказывается встроенной в убеждения [262, c.112-113], что отнюдь не свидетельствует об иррациональности его поступков. На триединстве «чистой» экономики, формальной и материальной этики П. Козловски построил теорию рациональной деятельности субъекта как индивидуальной стратегии «глобальной максимизации» [142, c.47, 48, 57-58]. Этический субъект уже не является простым «локальным максимизатором», он выступает как «глобальный максимизатор» (термин П. Козловски), следуя логике 108 максимизации и координации максимизации, но уже с учетом понимания смысла происходящего107 [327, c.57]. Превращая соблюдение правил в мотив своей собственной деятельности, этический человек преследует не только свои собственные цели, но и цели, лежащие в основе всеобщих правил. Вследствие того, что общие цели рассматриваются как свои, происходит расширение субъективной рациональности. Действуя в соответствии с правилами, индивид реализует свою долгосрочную стратегию и одновременно обеспечивает достижение цели экономики в целом. В отличие от классической модели рациональности, которая оказывается неприменимой к долгосрочным обоснованиям, с помощью расширительной концепции рациональности можно объяснить смысл долгосрочных действий субъектов. Рациональность недопущения неэтических моделей хозяйственного поведения наиболее убедительно проявляется именно в рамках широкой этически ориентированной стратегии. Более широкий горизонт действий позволяет увидеть и адекватно оценить негативные последствия от нарушения требований социальной справедливости и неэтического поведения, выражающиеся, прежде всего, в нерациональном и неэффективном распределении и использовании производственных ресурсов и доходов. Этическое поведение, выходя за границу человеческой жизни, может стать для хозяйственного субъекта долгосрочно выгодной, непрямой глобальной стратегией. Непрямая глобальная стратегия (в отличие от простой стратегии) означает, что человек может совершать действие, от которого в дальнейшем он получит лучший результат, при том что другим от этого не станет хуже. Только этический экономический человек, выбирая долговременно выгодную стратегию, может отказывать себе в краткосрочной выгоде, преодолеть рассогласование краткосрочных и долгосрочных интересов, чтобы в конечном итоге реализовать лучшее решение. А долгосрочная стратегия, как известно, в большей степени, чем какая-либо другая предполагает ответственность за свои действия. Как утверждает Дж. Серль, вводя понятие времени в рассуждения, личность обязана быть и средоточием ответственности за прошлые действия, и субъектом 107 В этом контексте характеризует рациональность американский философ Дж. Серль, подчеркивая, что в большинстве случаев в рациональной деятельности человека существует разрыв м ежду мотивирующим желанием и реальным принятием решений. Этому разрыву человек обязан «свободной воле», которую всякая рациональность предполагает. Ставя под сомнение основания «классической» модели рациональности (Серль выделил шесть таких оснований), он обосновывает, что рациональность не сводится к простому набору правил, так как не существует особой способности к рациональности как простому набору логических постулатов. Рациональность оказывается встроенной в структуру интенциональности, то есть в то, что находится вне самого человека [262, c.28, 40]. 109 планирования настоящих и будущих действий. Например, в том случае, когда хозяйствующий субъект инвестирует или сберегает, имеет место непрямая стратегия, рассчитанная на будущее. Она заключается в том, что он не тратит деньги только на текущее потребление, а, напротив, думая о будущем результате, вкладывает ресурсы в развитие и сберегает с целью инвестирования. Эти предпочтения можно измерить размерами налогов, процентной ставки и нормой прибыли. В этой связи этику справедливо относят к особому виду капиталообразования, а сбережения и инвестиции рассматривают не как чисто экономические, но и как этические феномены. Высокий уровень предпочтения сегодняшней полезности, высокая норма процента и прибыли, напротив, являются выражением неспособности ждать и более характерны для поведения homo oeconomicus108. При этом ценностные предпочтения этического экономического человека становятся основой для описания его поведение в настоящем. Предполагаемые последствия становятся одним из важных факторов, которые определяют реальные действия человека. Концепция «расширительной» рациональной деятельности, классически исследованная П. Козловски, демонстрирует увеличение числа лиц, подвергающихся воздействию, и растущую интернализацию внешних эффектов, что является убедительным доказательством того, что добродетели попадают в разряд общественных благ. Экономика и этика оказываются неразрывно связанными на различных уровнях координации социальноэкономической деятельности: формальная этика выступает коррективом и компенсацией несостоятельности «чистого» рынка, а материальная этика - коррективом и компенсацией несостоятельности формальной этики. [122, c.67-68; c.97-99]. Этические цели в этом случае «экономизируются» и осуществляются с помощью принципа рациональности, суть которого от этого не меняется: он состоит в поиске наиболее оптимального варианта достижения намеченной цели заданными средствами. При этом расширительная концепция рациональности учитывает, что понятие полезности при любом рациональном расчете может принимать самое различное материальное содержание (содержание индивидуальных целей, как известно, не предопределяется концепцией 108 По мнению Мишеля Альбера, граница, которая отделяет страны, находящиеся на стадии прогресса, от стран, находящихся в упадке, - это в большей степени, с одной стороны, предпочтение, отдаваемое строительству будущего, а с другой – стремление получить удовольствие от настоящего [10, c.51]. 110 рациональности)109, а период действия не ограничивается короткими рамками. Таким образом, для рациональных индивидов, которые принимают определяющие принципы справедливости и осознают потребность в наличии общей концепции справедливости, ключевым условием этического поведения становится то, являются ли институты справедливыми. Если последние отвечают принципам справедливости, то человек добровольно принимает на себя обязательства выполнять свою роль, определяемую правилами того или иного института, принимает выгоды этой схемы и пользуется предлагаемыми ею возможностями для продвижения своих интересов. Если институты несправедливы, то обязательства по выполнению правил могут не возникать. Высокие моральные принципы отдельных людей при отсутствии социальной справедливости не могут сохраняться долго, так как следование им окажется трудноосуществимым и невыгодным. Насильственные действия оказываются в этом случае сопряженными с высокими издержками. Обосновывая это положение, Дж. Бреннан и Дж. Бьюкенен описывают механизмы «эрозии морали», которая может произойти в обществе, в случае, если его институциональное устройство этому способствует. Преследование сугубо эгоистических целей некоторым подмножеством участников взаимодействия побуждает остальных вести себя аналогичным образом даже ради того, чтобы защитить себя от членов этого подмножества. Аргументация ученых усиливается интерпретацией эгоистического поведения как разновидности закона Грэшема («плохие» деньги вытесняют «хорошие») в социальных взаимодействиях, когда плохое поведение вытесняет хорошее, поэтому присутствие хотя бы немногих искателей собственной выгоды вынуждает остальных вести себя аналогичным образом. На этом основании формулируется вывод о том, что даже если число «добродетельных» людей и больше числа «порочных», все люди могут оказаться вынужденными вести себя «недобродетельно» с непредсказуемыми последствиями [36, c.114-115, 118-120]. В случае если эгоисты (даже если их меньшинство) из-за полученных ими преимуществ приобретают непропорционально большие выгоды, то естественное ощущение несправедливости и монопольно высокая прибыль могут побудить (или вынудить) других к отказу от этического поведения. Теорию «социального альтруизма» Г. 109 Такой подход близок к позиции М. Вебера, который, как известно, различал формальную (или целерациональную) и материальную (субстантивную или ценностную) рациональности, которые, являясь разновидностями этического поведения, выступают различными, но взаимосвязанными формами социально экономической интеграции и координации субъектов [46, c.628-629]. 111 Беккера Дж. Бреннан и Дж. Бьюкенен оригинально интерпретируют в теорию «заразительности злодеяний». Согласно теории социального альтруизма, если индивид А совершает поступки, благоприятные для индивида В, а В в дальнейшем имеет возможность предпринять какие-то действия, которые принесут, в свою очередь, выгоду А, то В может предпринять такие действия, руководствуясь при этом собственным интересом. Первоначальный альтруизм А по отношению к В порождает ответный альтруизм В , несмотря на то, что В на самом деле безразличен к А. Однако если предположить, что количество людей, действующих этически, снижается, то стимулы действовать этически могут быстро рассеяться, а основание для ожидаемой взаимности разрушиться. Более того, если А захочет причинить вред В, нанеся ему ущерб, то В, даже будучи равнодушным к А, также способен своими действиями нанести ему ущерб, чтобы в дальнейшем избавить себя от возможных негативных последствий действий А. Дурной пример, как видно, становится заразительным. Особенно актуально это в случае, когда речь идет о поведении субъектов, облаченных властью. При отсутствии институциональных условий, предотвращающих неэтическое поведение, вероятность того, что к власти придут люди, которые будут из этого извлекать только личную выгоду, остается очень высокой. В результате процесса политических торгов, связанных с «поиском рент» (а это могут быть не только политические должности, но и любые другие), ответственные должности будут доставаться тем, кто наиболее высоко ценит дополнительные возможности, предоставляемые властью для продвижения своих личных целей и получения материальных выгод. В этих условиях те претенденты, для которых удовлетворение общественных (или коллективных) интересов является приоритетным, неизбежно будут оттеснены на второй план [36, c.120-122]. В таблице 4.1 обобщены содержательные характеристики моделей экономического поведения. Табл. 4.1- Характерные поведения110 Характерные черты Критерий рациональности 110 черты Homo oeconomicus Формальный: максимизация моделей экономического Институционально -стратегический человек Условноформальный: Этический человек Этический: общие цели Составлена автором по результатам исследования 112 Оптимизирующ ее поведение Масштаб максимизации Влияние институциональ ной среды на индивида Тип координации Метод исследования собственной функции полезности. «Узкая» концепция рациональности. Присутствует, за исключением содержательного аспекта поведение партнеров по сделке учитывается как фактор собственной функции полезности. Присутствует. Специфика определяется учетом предполагаемого поведения других участников сделки. рассматривают ся как свои. «Расширительна я» концепция рациональности Ограничен собственным интересом. Институциональ ная стерильность Локальный максимизатор. Глобальный максимизатор. Ограниченный учет влияния среды Чисто экономическая координация (нет места этике). Равновесие определяется взаимодействие м спроса и предложения. Ограниченный методологическ ий индивидуализм: движение исключительно от индивида к среде Этикоэкономическая предкоординация. Равновесие возникает во взаимодействии с партнерами по сделке. Полноценное взаимодействие индивида со средой Этикоэкономическая координация. Равновесие определяется гармонизацией частных и общих интересов. Теория игр. Присутствует. Содержательны й аспект выходит за рамки учета поведения непосредственн ых партнеров по сделке. Расширительны й тип методологическ ого индивидуализм а: взаимовлияние индивида и среды. Таким образом, добровольные обязательства по выполнению правил возникают только в условиях легитимного общественного порядка. В этом случае индивиды принимают правила не как внешние, навязанные им ограничения, а как добровольно возложенные на себя обязанности. Действия согласно правилам предотвращают эрозию морали в обществе и сокращают 113 необходимость принудительных мер по их выполнению (хотя и не отменяют их, так как всегда сохраняется необходимость стимулов и санкций, восстанавливающих этическое равновесие). Поведение согласно правилам, сопутствующее легитимной базисной структуре общества – ее основным институтам, повышает степень предсказуемости действий и создает основу доверия, которое воплощается в чисто экономических результатах. Это обусловливает переход на следующий этап исследования – к анализу взаимовлияния социальной справедливости, доверия и социального капитала. Глава 5. Доверие как институциональный инструмент поддержания социальной справедливости в рыночной системе 5.1. Взаимосвязь социальной справедливости, доверия и социального капитала В современной экономической литературе высокий уровень доверия рассматривается в качестве важнейшей предпосылки успешных институциональных преобразований и экономического роста [349]; [152]; [127, c.4-6]. Недостаток доверия и разрушение социального капитала в России ученые относят к числу важных причин, повлекших за собой неудачи российских экономических реформ [377]. При этом часто упускается из виду, что доверие само сильно зависит от состояния институтов. Исследования показывают, что в процессе российских реформ доверие сильно падало [143; 233]. На эти зависимости следует, на наш взгляд, обратить более пристальное внимание. Обратимся к определению понятия доверия. Практически все исследователи сходятся во мнении, что секрет доверия коренится в соответствии действительного развития событий тем ожиданиям, которые имели субъекты. Часто доверие ассоциируется с ожиданиями благоприятного или, по крайней мере, недискриминационного поведения со стороны других, при том что такое поведение формально никак не контролируется111 [197, c.404]. В таком аспекте доверие предполагает добросовестность партнеров, исключающую поиск только личной выгоды, и их готовность к взаимным уступкам и выгодам. С точки зрения институциональной экономической теории доверие – это ожидание 111 В том же духе трактует доверие Я. Корнаи, когда пишет, что «чем честнее стороны, тем глубже доверие между ними и ниже трансакционные издержки» [127, c.5]. 114 поведения, соответствующего нормам, правилам и ограничениям. Исходя из этого, можно утверждать, что оно выполняет важную роль в процессе институционализации, так как является частью механизма, обеспечивающего применение и поддержание норм112. Доверие между участниками совместной деятельности не может отменить властных отношений, которые присутствуют в любом обществе, но оно может существенным образом повлиять на их интенсивность и характер. Низкий уровень доверия увеличивает интенсивность властных отношений и придает им черты «навязанных», отличительной чертой которых является односторонняя зависимость экономических субъектов и отсутствие ограничений со стороны тех, кто подчинен113. В этих условиях в значительной степени возрастает острота проблемы оппортунистического поведения. Не случайно, появление этого понятия в ряду экономических категорий произошло именно в недрах институциональной экономической теории (первым о нем заговорили О.Уильямсон, а затем Р. Коуз и Д. Норт). Оппортунизм, который проявляется в уклонении от выполнения правил и принятых на себя обязательств, делает поведение хозяйствующих субъектов нестабильным и плохо прогнозируемым, то есть сопутствует недоверию. Поэтому доверие можно определить также как ожидание неоппортунистического поведения со стороны других, как честное поведение, лишенное коварства и обмана. Из этого следует, что высокий уровень доверия способен в значительной мере снизить трансакционные издержки за счет сокращения затрат на мониторинг и контроль, а также за счет устранения потерь, вызванных последствиями оппортунистического поведения. Если высокий уровень доверия улучшает координацию и облегчает трансакции, то какие условия необходимы для того, чтобы оно стало неотъемлемой частью институционального механизма? Исходя из понимания процесса институционализации принципов справедливости, для этого необходимо как минимум два условия. Первое связано с существованием внутри сообщества совместно разделяемых ценностей, а второе – с желанием 112 Доверие можно сравнить со смазкой, которая значительно облегчает трение отдельных частей механизма. Властные отношения, являющиеся неотъемлемым элементом всех типов трансакций, определяются правомочиями по контролю и целеполаганию в совместной деятельности, нацеленными на то, чтобы лицо, наделенное властью – принципал, направляло другое лицо – агента на выполнение правил и контролировало этот процесс [15, c.82]; [201, c.254—256]. Деление властных отношений на согласованную, рассогласованную и навязанную власть принадлежит Дж. Коулмену [340, р.69-82]. В случае с согласованными властными отношениями речь идет о добровольной передаче одним субъектом другому права управления и контроля над ним с целью улучшения своего положения в определенной сфере. В рассогласованных властных отношениях совпадения интересов субъектов не требуется, но отношения, как и в предыдущем случае, носят добровольный характер. Навязанные властные отношения отличает односторонняя зависимость от нее экономических субъектов, отсутствие ограничений со стороны тех, кто подчинен. В крайних вариантах навязанная власть может перерождаться в тотальную, основанную на насилии. 113 115 добровольно им следовать (если нормы и правила отвечают общей цели, то второе условие будет выполняться). Такой подход согласуется с позицией Ф. Фукуямы, который является признанным специалистом по вопросу о доверии. По мнению ученого, наличие доверия (которое он связывает с возникающим внутри сообщества ожиданием постоянного, честного, ориентированного на совместно разделяемые ценности поведения со стороны других членов) зависит во-первых, от существования внутри сообщества норм и ценностей, разделяемых всеми ее членами, а, во-вторых, от готовности последних по своему внутреннему убеждению следовать этим нормам [303, c.52]. Таким образом, содержательная (материальная) сторона доверия, связанная с взаимным признанием ценностей114, выполняет в теории доверия первостепенную роль. Коллективам, которые объединены общими ценностями, не требуется детальная регламентация деятельности (хотя без определенной контрактноправовой регламентации нельзя обойтись). На основе групповых ценностей возникает доверие внутри группы, и только тогда, когда общие ценности объединяют всех членов общества (а это могут быть только этические ценности), можно вести речь о межличностном деперсонифицированном доверии, возникающем между людьми вне зависимости от того, являются ли они лично знакомыми (родственниками) или нет115.. Морально-ассоциативная сторона доверия, связанная с взаимным признанием ценностей, приобретает особую актуальность, когда речь заходит о социальном капитале, который в научных исследованиях получил тесную привязку к доверию. В разрабатываемых такими учеными как П. Бурдье, Дж. Коулмен, Р. Патнэм, Г. Лоури, Л. Хэнифэн, Ф. Фукуяма, Дж. Джакобс концепциях социального капитала, доверию отводится одна из ключевых ролей116. В трактовке П. Бурдье социальный капитал выступает как совокупность ресурсов, которые накапливаются благодаря наличию институционализированных связей или отношений, основанных на взаимном признании, под которыми понимается доверие. Дж. Коулмен рассматривается социальный 114 Не следует применительно к материальному доверию использовать термин неформальное доверие, так как это не идентичные понятия, и на этом основании относить доверие к разряду «досовременных» культурных устоев, как это делают отдельные авторы [47, c.500].) 115 Особое внимание ученых привлекает вопрос о доверии между лично незнакомыми людьми. Этот вид доверия в работе мы будем определять как межличностное «деперсонифицированное» доверие или просто как «межличностное» доверие в отличие от доверия к институтам - «институционального» доверия. В литературе используются и другие термины. Считается, что «персонифицированное» межличностное доверие (доверие между знакомыми или родственниками) имеет место практически всегда 116 Среди российских ученых исследованию различных аспектов и характеристик доверия и социального капитала, способам его измерения и оценки посвящены работы Л.И. Полищука, М.В. Курбатовой, М.В. Левина, Р.Ш. Меняшева, Н.Я. Калюжновой и других авторов. 116 капитал как потенциал взаимного доверия и взаимопомощи, который целенаправленно сформирован в виде обязательств и ожиданий, информационных каналов и социальных норм [134, c.124-126]. В таком же ракурсе говорит о социальном капитале другой признанный специалист в этом вопросе – Р. Патнэм. По его мнению, социальный капитал содержится в таких элементах общественной организации, как социальные сети, социальные нормы и доверие, которые создают условия для координации и кооперации ради взаимной выгоды [212, с.78]. Ф.Фукуяма, исходя из вышеназванных теоретических установок, делает особый упор на то, что социальный капитал основан на способности людей образовывать общности, действовать сообща ради достижения совместной цели. Таким образом, доверие выступает необходимой предпосылкой социального капитала, который экономисты справедливо рассматривают как ресурс особого рода – «коллективный ресурс», который вносит вклад в производство стоимости посредством повышения отдачи от других производственных ресурсов [301, c.129-130]; [127, c.12]. Высокую отдачу от социального капитала связывают с дополнительными возможностями от «социализированности», то есть способности лично не знакомых людей объединяться в разного рода сообщества [303, с.52]. Уже Дж. Коулман и Р. Патнэм находили в социальном капитале признаки общественного блага, обладающего положительными внешними эффектами, оборачивающимися значительными экономическими преимуществами для его обладателей. Однако когда ученые заводят речь о социальном капитале, им бывает сложно объяснить тот факт, что можно достичь доверия в рамках отдельной кооперации, но при этом оставаться в атмосфере общества недоверия, причем, актуальность этой проблемы оказывается особенно значимой для экономистов117. Интересы отдельных сообществ, выстроивших свою деятельность на основе доверительных отношений между своими членами, могут вступать в конфликт с интересами других сообществ (или общества в целом), что, в конечном итоге, оборачивается значительными экономическими потерями. В российской экономической литературе, в этой связи, говорят о «позитивном» и «негативном» доверии, об «исключающем» доверии, которое препятствует включению в замкнутые группы других участников. При этом большинство исследователей не спешат отказываться от 117 Экономисты часто ограничиваются структурным анализом социального капитала, связанным с изучением конфигурации социальных сетей, и меньше внимания уделяют содержательной его стороне. Поэтому вопрос о социальном капитале замыкается выявлением структуры связей, облегчающих совершение сделок и создающих условия для координации и кооперации ради взаимной выгоды [197, c.410]. 117 использования категории «социальный капитал» даже тогда, когда речь идет о доверительных отношениях внутри отдельных «закрытых» локальных сообществ с отрицающими признаками (негативных локальных сообществ, ориентированных на групповой интерес в ущерб общему), которые нарушают общую экономическую координацию и отрицательно влияют на экономический рост. В этом случае предпочитают вести речь о двух типах социального капитала: «открытом» или «закрытом», имея в виду, что первый обладает большим «радиусом доверия» (термин Ф. Фукуямы) и основан на универсальной морали, а второй опирается на «ограниченную мораль», когда «с различными мерками подходят к людям близким и чужим» [151, c.49]; [222]. Такой подход, на наш взгляд, нельзя признать правильным, так как в этом случае ставится под сомнение позитивное значение самого социального капитала. Экономические преимущества, которые получают отдельные локальные сообщества (или отдельные индивиды), строящие свое экономическое благополучие за счет других, будут ограниченными. В лучшем случае дополнительные выгоды и доходы будут нивелироваться потерями других участников, в худшем экономические потери станут всеобщими. Поэтому доверие, порождающее социальный капитал как общественное благо, не может быть основано на ценностях «ограниченной» морали, когда «с разными мерками подходят к людям близким и чужим». Оно может базироваться только на общечеловеческих этических ценностях, которым созвучны нормы и заповеди мировых религий. Именно такие ценности и порождаемые ими нормы лежат в основе принципов социальной справедливости. Осознание и принятие концепции справедливости, выработка норм и правил, отвечающих ее основным принципам, способны порождать социальный капитал, базирующийся на всеобщем доверии118. Правильным следует считать то положение, что социальный капитал проистекает из способности к этикоэкономической координации, что только нравственное экономическое сообщество повышает уровень деперсонифицированного доверия, потому что все его члены разделяют и добровольно принимают общие «правила игры»119. 118 Следует полагать, что именно такого рода доверие имел в виду О. Богомолов когда писал, что оно возникает всегда, когда соблюдаются нравственные каноны, но если агенты рынка и власть имущие прибегают к обману, преследуют собственную выгоду в ущерб другим субъектам или злоупотребляют своей властью, то оно разрушается [30, c.56]. 119 Различные культурные и этические навыки способствуют образованию различных типов институционального устройства. В этой связи следует считаться с тем, что значительно сложнее обеспечить доверие внутри сообщества там, где существует культурное и этническое разнообразие. Эти проблемы стоят менее остро, например, в таких государствах как Япония, Германия, Южная Корея, Китай, которые принято считать 118 Таким образом, можно сделать вывод, что в основе социального капитала лежит именно «деперсонифицированное» межличностное доверие (доверие между всеми людьми, вне зависимости от родства или личного знакомства), которое предотвращает распад единого экономического пространства на отдельные локальные сообщества, каждое по-своему решающие свои задачи, пользуясь общим ресурсом и не отдавая ничего взамен. В этой связи вывод М. Вебера о том, что важность протестантской Реформации заключается не только в том, что она поощряла честность отдельных предпринимателей, но и потому, что добродетели вышли за пределы семейной жизни и стали относиться ко всем людям, представляется особенно актуальным. По мнению Ф. Фукуямы, нормы, созидающие социальный капитал, должны включать в себя такие добродетели, как правдивость, обязательность, взаимность, в чем он видел созвучие с теми пуританскими ценностями, которые, по мнению М. Вебера, сыграли немалую роль в становлении современного капитализма. Сам по себе факт наличия общих ценностей и норм в рамках отдельных локальных сообществ еще не производит социальный капитал, поскольку такие ценности вполне могут оказаться ложными. Фукуяма, в частности, описывает поведенческий кодекс мафии (как крайний, но достаточно убедительный случай), который действует только в пределах узкого круга лиц, принадлежащих к мафиозной группе. Поведенческие нормы, основанные на принципе, «используй любого человека, не принадлежащего к твоим родственникам, иначе он использует тебя», не способствуют социальному сотрудничеству и имеют негативные последствия для экономического развития и государственного управления [302, c.129-130]. Поэтому когда Р. Патнэм обращается к информации о количестве различных общественных объединений, чтобы определить уровень социального капитала в обществе, он сталкивается с необходимостью учета качественных параметров, связанных с особенностями совместных действий, на которые способна группа, и понимания природы ценностей, разделяемых ее членами [237, c.133]. Российские экономисты также отмечают преграды для развития в обществе социального капитала в случае преобладания эгоистических мотивов в деятельности ассоциаций. Однако в российской экономической литературе по вопросу о природе социального капитала по-прежнему нет должной ясности. О нем часто судят только по факту наличия взаимного доверия вовлеченных в определенное групповое сообщество членов, при этом не акцентируется внимание на том, какого рода нормы и ценности исповедуют участники объединения. Например, о «блате» в советской мононациональными, прочно сохраняющими общие культурные ценности. Им удается значительно быстрее достичь доверия и повысить ресурс социального капитала. 119 системе (понимаемом как «обход формальных процедур регулирования») говорит как об одной из «наиболее распространенных форм социального капитала в обществе», то же – о советской бюрократической системе [166, c.120, 125]. Подобной позиции придерживаются и те ученые, которые усматривают в локальных групповых сообществах важный «дополняющий» фактор, который в условиях дефицита социального капитала «первого вида» «повышает гибкость экономической системы, корректирует результаты ее функционирования, замещает социальный капитал первого вида, еще не вышедший на должный уровень развития». При этом под социальным капиталом «первого вида» понимается объединение, организующее коллективное действие хозяйствующих субъектов, «преследующих частные интересы, в интересах достижения общих для всех целей», а в случае с социальным капиталом «второго вида» речь идет о локальном сообществе, которое «облегчает реализацию частных интересов в режиме преференций и частного обмена услугами» [139,c.102-104]. Как видно, в последнем случае речь идет об экономических субъектах, нарушающих эффективную координацию и нацеленных на получение локальной выгоды в ущерб другим участникам взаимодействия. Такой подход препятствует плодотворным поискам путей роста социального капитала, с одной стороны, а с другой - ставит под сомнение его позитивный смысл. Общепризнано, что такие страны как Япония, Германия, США, отличающиеся высокой степенью межличностного доверия между людьми, стали мировыми промышленными державами во многом благодаря тому, что в достаточном количестве обладали социальным капиталом. В то время как применительно к современной России говорят о нехватке социального капитала в условиях, когда забота о личном благополучии, снижение солидарности и доверия выдвинулись на первый план. Можно с уверенностью утверждать, что в случае преобладания групповых норм и ценностей, не отвечающих принципам социальной справедливости, доверие, возникающее внутри локальных сообществ, не может выступать источником социального капитала, а потому не может рассматриваться как гарант стабильности институциональной системы. Как раз наоборот, это свидетельствует о низком уровне социального капитала и неэффективном институциональном механизме. Межличностного доверия, позволяющего объединяться в отдельные локальные сообщества, оказывается недостаточно для того, чтобы утверждать о наличии в обществе социального капитала. Запас социальных контактов в рамках локального взаимодействия, если они противоречат принципам социальной справедливости, будет ограничиваться 120 только его рамками. При этом риски оппортунистического поведения и недобросовестной конкуренции вне его рамок значительно возрастают, так как такие сообщества даже друг с другом взаимодействуют с трудом. Потенциал персонифицированного межличностного доверия и основанного на нем локального (а не социального) капитала остается «клубным» благом, предназначенным для ограниченного круга субъектов, так как ценности, разделяемые его членами, остаются локальными. Клубное благо в отличие от общественного, каким является социальный капитал, отличается не только исключаемостью из потребления (не исключаются только члены клуба), но и избирательностью в потреблении, так как с ростом числа потребителей отдача от него уменьшается, поэтому сообщества такого рода являются закрытыми [139, с.102-104]. Такие локальные сообщества могут легко перерождаться в «теневые» и даже криминальные объединения, в рамках которых вырабатываются свои «правила игры». Если взаимоотношения в рамках локальных сообществ выстраиваются на основе норм и правил, соответствующих принципам социальной справедливости (это могут быть традиционные хозяйственные сообщества, имеющие эволюционную природу, или современные стратегические альянсы и проектные объединения), то они остаются позитивными и открытыми для других членов, легко «вписываются» в институциональную систему, способствуют повышению экономической эффективности. Как отмечают исследователи, причина успешного развития экономик современных стран ЮгоВосточной Азии заключается как раз в сохранении ими традиционных локальных позитивных сообществ и примате интересов общины. В качестве основных черт позитивных локальных сообществ можно назвать то, что они строят свою деятельность на общечеловеческих ценностях и принципах социальной справедливости, поэтому лаконично встраиваются в новые и действующие институты, гармонично сочетают локальные и универсальные нормы, открыты для новых членов, основаны на равноправии и доверии и в значительно меньшей степени подвержены оппортунизму. Негативные локальные сообщества отличаются противоположными признаками. Исходя из вышеизложенного, целесообразно разделять понятия «социального» и «локального» (или группового) капитала. Если цели локального сообщества направлены на решение частных вопросов в ущерб интересов других, то ресурс группового капитала не приведет к росту общественного благосостояния и выполнению основной цели экономики. Капитал такого рода способен улучшить экономические результаты деятельности отдельного сообщества в 121 краткосрочном периоде, но отрицательно повлияет на общие экономические результаты, так как нарушит эффективную аллокацию ресурсов и приведет к чрезмерным растратам общественного продукта. Социальный капитал, напротив, является ценным ресурсом экономического развития и положительно влияет на экономический рост и общественное благосостояние, так как доверие позволяет в значительной степени снизить риск и неопределенность. Исследователи правильно указывают на принцип замещения различных видов капитала, когда социальный капитал может компенсировать недостаток других видов капитала (физического, финансового) [139, c.149-150, 156], позволяет более эффективно использовать имеющиеся ресурсы. В этом, на наш взгляд, наглядно проявляется экономический эффект социальной справедливости. Так как условием возникновения деперсонифицированного межличностного доверия является соответствие институтов принципам справедливости, из этого следует вывод, что социальным капиталом может обладать только легитимный институциональный режим, а в условиях нелегитимности на него не следует рассчитывать. В институциональных режимах, отличающихся частичной легитимностью, получает распространение локальный капитал различных видов. В таблице 5.1, составленной с использованием матрицы легитимности, показаны тенденции образования различных видов капитала в зависимости от степени легитимности институтов. Таблица 5.1 - Социальный и групповой капитал в условиях различных институциональных режимов легитимности120 Справедливость институтов Легальность институтов 120 Есть Нет Нет Преобладает групповой капитал с признаками социального капитала (позитивные локальные сообщества) В обществе отсутствует социальный капитал Есть Общество значительным капиталом. обладает социальным Преобладает групповой капитал закрытого типа (негативные локальные сообщества) Составлена автором по результатам исследования 122 Из таблицы видно, что в условиях легитимности институтов имеет место тенденция к высокому уровню социального капитала, в то время как в условиях институционального режима полной нелегитимности – к его отсутствию. Промежуточные состояния, отличающиеся частичной нелегитимностью, отличаются характером группового капитала. При этом в условиях, когда действующие и формально урегулированные институты не соответствуют принципам справедливости, получают распространение негативные локальные сообщества и групповой капитал закрытого типа. При том что эконометрический анализ социального капитала остается значительной проблемой, экономисты стараются количественно подтверждать теоретические положения о высокой отдаче от социального капитала и доверия. В последние годы появились исследования, в которых проверяются связи между доверием и экономическими показателями121. Исследования в рамках WVS и ESS, а также другие, демонстрируют наличие положительной взаимосвязи между уровнем доверия и размерами ВВП. Количественные оценки о влиянии доверия на индикаторы экономического развития в больших организациях подтверждают положение, что доверие позитивно и значительно воздействует на экономический рост [362]. Российскими исследователями также подтверждается позитивная корреляция между уровнем доверия и базовыми экономическими индикаторами. В исследованиях Н.Я. Калюжновой с использованием данных международных опросов World Values Survey, где в качестве зависимых переменных использовались индекс глобальной конкурентоспособности и индексы его составляющих (институтов, инфраструктуры, уровней здоровья и образования, развитости рынка, эффективности рынка труда, развитости финансового рынка, технологического уровня, размера рынка, развитости бизнеса, инновационности), подтверждается связь между низким уровнем межличностного доверия, социального капитала и социальной сплоченностью, с одной стороны, и конкурентоспособностью российской экономики, с другой. При повышении индекса доверия122 на единицу общая конкурентоспособность может возрасти на 0,02, а по институтам еще выше – на 0,43 п.123. Положительные статистические связи 121 Особенно подвинулись в этом направлении зарубежные исследователи Zak P., Knack S., La Porta R., Lopez-DeSilanez.F., Shleifer.A. и др. [362, с.295-321]. 122 Расчет индексов доверия и недоверия представлен Н. Калюжновой в статье «Экономика недоверия: роль социального капитала в России» в Journal of Institutional Studies. 2012. Т.4. №2 . 123 При этом учеными не подтверждается наличие связи между показателями межличностного доверия по регионам и экономическими показателями. Отсутствие зависимостей справедливо связывается с тем, что в настоящее время региональные сообщества практически никак не влияют на поведение и экономические решения лиц, принимающих решения в регионах, и эффективность работы последних не отражает уровень социальной сплоченности регионального сообщества. 123 между доверием и экономическим ростом, доверием и бедностью выявлены и в других исследованиях [197, c.434]; [351]. В значительной степени это является следствием экономии на затратах, но не только, немалую роль играет высокая мотивация участников к достижению лучших результатов. Дополнительные затраты, вызванные недоверием, которые несут либо отдельные участники процесса, либо все общество, могут также возрастать из-за «стереотипа недоверия», который был описан Д. Канеманом и А. Тверски в «теории перспективы». Согласно выводам ученых, потеря от оказания доверия ненадежному партнеру воспринимается острее, и вызывает желание ее предотвратить даже тогда, когда реальных оснований для недоверия новым контрагентам нет. Для предотвращения возможных потерь индивиды предпринимают опережающие меры, еще более увеличивая затраты [104, с.31-42]. В последние годы в российских компаниях входит в повсеместную практику применение локальных антикоррупционных стратегий. Дабы предотвратить риск оппортунизма со стороны работников, работодатели начинают заниматься излишней регламентацией и контролем. Среди наиболее часто используемых механизмов антикоррупционных корпоративных стратегий - внутренний аудит, направленный на выявление нарушений; создание и распространение внутренних политик и процедур, устанавливающих подробные правила взаимодействия с контрагентами (например, проведение тендеров среди поставщиков и подрядчиков); использование службы безопасности для выявления и пресечения внутренних злоупотреблений и воровства. В условиях усиления внутрифирменного контроля и детальной регламентации на второй план уходят вопросы повышения мотивации, улучшения условий труда, привлечение работников к управлению предприятием, работа со стейкхолдерами, что отрицательно влияет на эффективность работы компаний, особенно их филиалов и отделений. Как показывает практика, вышеназванные действия не становятся эффективным инструментом противодействия оппортунизму, часто приводят к перекосам и злоупотреблениям властью, так как менеджмент компаний сам не застрахован от этого недуга. Также обстоят дела и применительно к контролю и мониторингу со стороны государства. При этом сам по себе факт усиления внутрифирменных и государственных механизмов контроля не может быть признан опасным, опасность заключается по большей части в том, что ни государство, ни другие административные органы не могут стать полноценными заменителями доверия. Однако, в условиях неопределенности и неуверенности, сопутствующих низкому доверию, возрастает запрос со стороны 124 общества и отдельных его членов на усиление контроля, так как он оказывается практически единственным действенным средством от оппортунизма. При этом возможности для злоупотреблений и падения доверия могут еще более повышаться124. Не случайно ученые выявили прямую зависимость между государственным регулированием и отсутствием доверия. Оказывается, страны с высоким уровнем доверия не регулируют деятельность предпринимателей так активно, как страны с низким уровнем доверия. [337]. Прикладные исследования в рамках проекта «ГеоРейтинг» (Л.И. Полищук и Р.Ш. Меняшева) подтверждают положительная связь между социальным капиталом, подотчетностью власти и удовлетворенностью населения. Ученые выявили положительные зависимости между эффективностью работы городских администраций и социальным капиталом 125. В случае высокого уровня социального капитала общественные институты готовы защищать свои интересы от возможных злоупотреблений властей, поэтому их становится меньше, что положительно влияет на состояние производственной и социальной сферы. В случае с локальными сообществами закрытого типа с замкнутыми групповыми интересами вышеназванные взаимосвязи, напротив, оказываются отрицательными. Такого рода сообщества мобилизуются, прежде всего, для того, чтобы организовать свою частную защиту или добиваться привилегий. Факторный анализ, проведенный учеными в рамках проекта «ГеоРейтинг», свидетельствует об отличиях показателей социального капитала «открытого типа» и локального капитала «закрытого типа» (термины Л. Полищук). Данные факторного анализа представлены в таблице 5.2. Таблица 5.2 - Факторный анализ социального капитала Нормы и взгляды Готовность помочь Склонность к созданию групп Готовность совместно решать проблемы Согласие и солидарность среди окружающих Готовность участвовать в совместной деятельности Социальный капитал «открытого типа» 0,7 0,7 0,6 0,5 Локальный капитал «закрытого типа» 0,2 -0,3 -0,3 -0,4 0,5 0,3 124 Ситуация, которую Л. Полтерович определил как «институциональная ловушка» когда плохой институт носит самоподдерживающий характер. 125 Ученые признают, что связь, отражающая влияние социального капитала на подотчетность органов власти, лучше поддается оценке, чем его влияние на качество управления и трансакционные издержки [222]. 125 Много общего с окружающими Добровольная помощь окружающим Ответственность за семью Ответственность за происходящее во дворе Ответственность за происходящее в городе Доверяю таким как я Доверяю людям вообще 0,4 0,3 0,2 0,2 0,3 0,3 0,4 0,4 0,3 0,2 0,3 0,3 0,4 -0,1 [222] Как следует из таблицы, нормы и взгляды респондентов в первом и во втором случае значительно различаются. При этом нельзя исключать того, что «локальный капитал» способен обеспечить определенную защиту от злоупотребления властью и соблюдения законных интересов за счет решения частных проблем своими силами. Но все же, снижение экономических и политических издержек ненадлежащего исполнения государством своих обязанностей (из-за компенсационного эффекта деятельности локальных сообществ), в целом отрицательно сказывается на эффективности государственного управления. Кроме того, временной период «положительных последствий» от локального капитала будет краткосрочным, а положительный эффект неустойчивым. Здесь возникает дилемма: с одной стороны капитал локальных сообществ дает возможность частным порядком скомпенсировать недостатки государственного управления, а с другой – он увеличивает масштабы злоупотреблений властью. В этой связи доводы Л. Полищук о полезности «социального капитала локального вида», который «в случае, если в обществе ничтожно мало социального капитала обеспечивает локальным сообществам хотя бы какую-нибудь защиту», на наш взгляд, недостаточно убедительны. При этом ученый не отрицает, что «закрытый социальный капитал» может поддерживать и воспроизводить неэффективное государство, препятствовать утверждению современных институтов на прочной общественной основе, сокращать инвестиции в человеческий капитал, необходимые для его поддержания. Учитывая вышеперечисленные отрицательные эффекты, определить и отграничить некое промежуточное состояние, «когда социального капитала недостаточно, но он есть» попросту невозможно. 5.2. Влияние доверия на реализацию функций институтов государства и гражданского общества в обеспечении социальной справедливости 126 Чтобы получить комплексную картину влияния доверия на реализацию функций институтов по обеспечению социальной справедливости необходимо дополнить анализ еще одним видом доверия – институциональным. Под институциональным доверием следует понимать обезличенное доверие в отношении официально установленных правил, норм и предписаний, неформальных норм, которые им сопутствуют, а также организаций, которые их обеспечивают. В случае с доверием к институтам происходит переход от личностно-непосредственных отношений к сфере опосредованных, институционализированных отношений, но это не должно ставить под сомнение саму постановку вопроса о доверии к ним. Институты выступают результатом человеческой деятельности, и со временем сами становятся самостоятельными источниками и полноправными участниками взаимодействий. Они воздействуют и качественно определяют не только взаимоотношения между экономическими субъектами, но и влияют на человеческую индивидуальность. Кроме того, институциональное доверие обязательно содержит в себе личностную компоненту, так как приходиться доверять не только законам, организациям или неперсонифицированным контрактам, но и конкретным лицам, которые руководят организациями, отвечают за разработку и реализацию правил и установлений. Поскольку ключевую роль среди всех институтов выполняют государственные институты, то наиболее важной составляющей институционального доверия можно считать доверие к государству, и, прежде всего, к правительству126. На доверие к институтам оказывают влияние две группы факторов. К первой группе относятся формальные, связанные с наличием формальных норм, процедурой нормотворчества и мерами регулирования, которые создают необходимые, но не достаточные условия для высокого уровня доверия к институтам. Вторая группа факторов связана с коллективным признанием институтов, которая зависит от их соответствия требованиям справедливости127. Если институты являются работоспособными и согласуются с представлениями людей о социальной справедливости, то уровень доверия к ним будет высоким, в таком случае законы, принимаемые государством, будут отвечать всем необходимым 126 В экономической литературе чаще всего под институциональным доверием понимается именно доверие к государству и государственным организациям. О доверии к неправительственным организациям как элементам гражданского общества экономисты говорят значительно реже и в самом общем плане. 127 Янош Корнаи, например, действия, связанные с разработкой законодательства и других мер государственного регулирования в постсоветских странах, касающиеся становления рыночной экономики и частной собственности, рассматривает только как необходимые, но не достаточные условия для возникновения доверия к государству, так как многое зависит от честности и доверия [127, c.14]. 127 требованиям: эффективности, результативности и действенности. Эти выводы подтверждаются российскими экономистами [47, c.495, 520]. При этом оценочные критерии распространяются также и на лиц, которые осуществляют руководство организациями, отвечают за разработку и реализацию норм и правил (можно говорить и об обратной зависимости: доверие к личности, облаченной доверием, может поддерживать в определенной мере доверие к нормам и организациям). Так как на уровень доверия к институтам оказывают влияние факторы, лежащие на стороне легальности и справедливости, то целесообразно проанализировать состояние институционального доверия в условиях различных режимов легитимности. Для этого вновь обратимся к институциональной матрице. В таблице 5.3 представлена общая предварительная оценка уровня доверия к институтам в условиях различных режимов легитимности. Таблица 5.3 - Доверие к институтам в условиях различных режимов легитимности128 Легальность институтов Есть Нет Справедливос ть институтов Нет Неполное доверие к институтам Критически низкий уровень доверия к институтам Есть Высокий уровень доверия к институтам Неполное доверие к институтам Как видно из таблицы, в условиях легитимного институционального режима доверие к институтам будет наиболее высоким, это является следствием того, что институты, с одной стороны, легальны, а с другой соответствуют принципам социальной справедливости. Противоположная ситуация – в квадрате, соответствующем нелегитимности, который характеризуется критически низким уровнем доверия к институтам. В квадратах со смешанными режимами легитимности доверие к институтам остается «неполным», то есть частичным (что не равнозначно низкому уровню)129. Такая оценка проистекает из того факта, что в состав институтов, помимо государственных, входит совокупность 128 Составлена автором по результатам исследования Так как институциональный режим современной России по большей части отвечает состоянию частичной нелегитимности, когда законодательно установленные институты не получают поддержки большинства, то можно сделать предварительный вывод о том, что институциональное доверие в России будет неполным. 129 128 неправительственных организаций, служащих посредующим звеном между индивидами и государством – структуры гражданского общества. Поэтому понятие институционального доверия оказывается шире, чем просто доверие к государству (важность которого сложно переоценить). Оно включает в себя также доверие к независимым от государства организациям (институтам гражданского общества), а также реализуемым ими нормам и правилам. Если, например, в США исследователи отмечают традиционно низкое доверие к государству, то из этого не следует вывод о низком уровне институционального доверия, так как в США по-прежнему велико значение добровольных организаций и разного рода ассоциаций, которые берут на себя решение многих общественных задач. В этой стране изначально был высокий уровень социального капитала и деперсонифицированного доверия, поэтому добровольные сообщества (в том числе хозяйственного толка) руководствовались в своей деятельности правилами, которые они вырабатывали сами, без участия государства. В России ситуация иная: уровень доверия к неправительственным организациям оказывается на порядок ниже, чем к государственным. С учетом внутренней структуры институтов, уровень доверия к ним в условиях различных режимов легитимности будет выглядеть так, как это представлено в таблице 5.4. Таблица 5.4 - Доверие к институтам в условиях различных режимов легитимности (уточненная характеристика)130 Легальность институтов 130 Есть Есть Относительно высокий уровень доверия к институтам гражданского общества и низкий уровень доверия к государственным институтам Высокий уровень доверия к государственным институтам и институтам гражданского общества Нет Справедливость институтов Нет Критически низкий уровень доверия к государственным институтам и институтам гражданского общества Относительно высокий уровень доверия к государственным институтам и низкий уровень доверия институтам гражданского общества. Составлена автором по результатам исследования 129 В таблице 5.5 представлена комплексная характеристика обеих видов доверия (имеется в виду доверие к институтам и межличностное деперсонифицированное доверие) в условиях различных режимов легитимности. Таблица 5.5 - Соотношение видов доверия различных режимов легитимности институтов131 в условиях Есть Нет Справедливость институтов Легальность институтов Нет Относительно высокий уровень межличностного деперсонифицированного доверия, общество обладает социальным капиталом. Относительно высокий уровень доверия к институтам гражданского общества и низкий уровень доверия к государственным институтам. Критически низкий уровень межличностного деперсонифированного доверия, общество не обладает социальным капиталом. Критически низкий уровень доверия к государственным институтам и институтам гражданского общества Есть Высокий уровень межличностного деперсонифицированного доверия, общество обладает значительным социальным капиталом. Высокий уровень доверия к государственным институтам и институтам гражданского общества. Относительно низкий уровень межличностного деперсонифицированного доверия, низкий уровень социального капитала. Относительно высокий уровень доверия к государственным институтам и низкий уровень доверия институтам гражданского общества. Вышеназванные соотношения между видами доверия позволяют понять, почему деперсонифицированное и институциональное доверие не являются простыми заменителями, низкий уровень одного не удается полностью компенсировать высоким уровнем другого. Ученые отмечают достаточно сильную положительную корреляцию между этими двумя видами доверия [258,c.98,c.100]; [233], однако должного объяснения зависимостей между этими двумя видами доверия в экономической литературе не содержится. Оценка уровней доверия в условиях четырех различных режимов легитимности институтов позволяет подвести необходимую теоретическую и методологическую базу под 131 Составлена автором по результатам исследования 130 характеристику функций социальных институтов в каждом конкретном случае132. В первую очередь, рассмотрим легитимный институциональный режим, отличающийся высоким уровнем обоих видов доверия и наличием значительного объема социального капитала. Обеспечение принципов социальной справедливости в условиях полной легитимности происходит посредством государства и институтов гражданского общества. При этом функции по обеспечению социальной справедливости разделяются между государственными и негосударственными институтами наиболее оптимальным образом, за счет чего обеспечивается эффективная система сдержек и противовесов. Государство функционально оказывается связанным с наиболее универсальным, нелокальным набором норм и правил, которые применяются ко всем без исключения категориям субъектов. Насилие в реализации властных полномочий применяется в этих условиях выборочно к тем, кто нарушает общепринятые нормы и правила. Приоритет универсальных норм способствует снижению трансакционных издержек, при этом, чем более действенными являются универсальные правила, тем ниже оказываются трансакционные издержки. Приемлемые границы, в которых государство осуществляет свои функции, обеспечиваются за счет функционирования совокупности независимых от него институтов. При этом функции институтов гражданского общества могут быть связаны с общественным контролем за деятельностью государственных органов (начиная от разработки норм, до их практической реализации) и с вовлечением общественности в правотворческий и правоприменительный процесс. Институты гражданского общества в этом случае могут успешно справляться с теми функциями, которые в ином случае выполняли бы государственные организации. В условиях легитимного институционального режима целевая функция государства направлена на достижение максимальной отдачи от имеющихся в обществе ресурсов и сокращение трансакционных издержек в ракурсе реализации требований социальной справедливости. Такое распределение функций и институтов их обеспечивающих делает легитимный институциональный режим в максимальной степени стабильным. Противоположная ситуация складывается в условиях нелегитимности. Отсутствие социального капитала, низкий уровень межличностного деперсонифицированного доверия и доверия к институтам всех видов затрудняет координацию в 132 Отдельные аспекты состояния общественных отношений и достижения согласия с учетом соотношения различных видов доверия (межличностного и институционального) содержатся в работах А.Н. Олейника [198, c.44]; [197, c.408]. 131 обществе. Взаимоотношения между экономическими субъектами в этом случае парализованы, государственные институты не могут контролировать ситуацию, взаимное недоверие мешает реализации позитивного потенциала негосударственных институтов. Взаимосвязи поддерживаются во многом благодаря высокому уровню межличностного персонифицированного доверия. В этом случае государство не может в полной мере использовать свою власть и утрачивает рычаги универсального регулирования, любые субъекты и организации, вне зависимости от их первоначальной природы, берут власти столько, сколько смогут захватить. Универсальные нормы и правила сменяются локальными и групповыми, что приводит к значительному росту трансакционных издержек. В условиях нелегитимного институционального режима ни универсальные, ни тем более специальные функции по обеспечению социальной справедливости не могут реализоваться, а взаимоотношения между экономическими субъектами чреваты многочисленными конфликтами, в том числе с использованием частного насилия. Состояние общественных отношений в условиях институциональных режимов неполной легитимности нельзя отнести к разряду стабильных. Хотя они оба имеют существенные отличительные признаки, каждый из них стремится перейти в более стабильное состояние – легитимное или нелегитимное. В условиях, когда уровень деперсонифицированного доверия остается высоким и сохраняется доверие к институтам гражданского общества, имеет место высокая активность независимых от государства организаций. Возрастают риски, когда негосударственные институты начинают существовать автономно от государственных. При этом недоверие к государству может приводить к переводу части универсальных функций на локальный уровень к неправительственным организациям, что приводит к подмене их сути. Такая тенденция грозит перерождением гражданских институтов в связи с применением ими несвойственных властных полномочий (с сохранением угрозы насилия). Такое распределение функциональных ролей между социальными институтами не способствует оптимизации трансакционных издержек, а напротив, может привести к их росту, соответственно ухудшатся и общие экономические показатели. Вышеописанный институциональный режим неполной легитимности и соответствующие ему общественные отношения, не могут быть стабильным, они с большей вероятностью стремятся к состоянию полной легитимности, если происходит рост доверия к государственным институтам. 132 В условиях режима неполной легитимности с «сильным» государством, когда уровень деперсонифицированного доверия и доверия к неправительственным организациям остается низким, общество начинает сильно зависеть от государства. Независимые гражданские институты, выступающие посредующим звеном между индивидами и государственными организациями, остаются в этом случае малодейственными или носят подчиненный характер. В условиях низкого уровня деперсонифицированного доверия они теряют свойственные им от природы общественные функции, могут вырождаться в лоббистские структуры, направленные на решение узкогрупповых задач. С другой стороны, само государство помимо универсальных норм и правил начинает генерировать локальные, что приводит к их подмене, а также замене универсальной справедливости групповой. Вследствие действия правила, отражающего зависимость трансакционных издержек от действенности универсальных норм, издержки возрастают, соответственно снижается эффективность, замедляется экономический рост. В условиях слабого контроля со стороны гражданского общества у государства ослабляются стимулы к выполнению функций от лица общества, возрастают риски использования государственных институтов в целях максимизации выгоды и укрепления власти тех, кто осуществляет функции от его лица. В этих условиях государство может само постепенно становиться генератором и инициатором образования локальных сетевых сообществ закрытого типа. Низкий уровень деперсонифицированного доверия замещается властными отношениями, которые могут перерождаться в навязанные и использоваться в качестве механизма достижения узкогрупповых целей. Институциональный режим неполной легитимности, отличительным признаком которого является низкий уровень деперсонифицированного доверия и социального капитала, также является нестабильным, но, в отличие от предыдущего, он имеет тенденцию (при отсутствии внутренних и внешних стимулов к сохранению нравственности власти) к переходу в институциональный режим полной нелегитимности. В этих условиях решающее значение приобретает нравственность самой власти, причем значение этого фактора возрастает с переходом от более низких уровней иерархии к более высоким (неправильно уповать на нравственность «слабых звеньев»). Если «слабое» гражданское общество, что остается характерным для России (в этой оценке сходятся практически все специалисты) соседствует с высоким уровнем доверия к государственным институтам, то можно вести речь о наиболее приемлемых формах 133 общественного участия в решении общих задач. С.Г. Кирдина предлагает применительно к России использовать термин «гражданское участие» вместо термина «гражданское общество», подчеркнув при этом процесс «соучастия» индивидов (или негосударственных некоммерческих организаций) в государственном управлении, их «содействие» в защите общих интересов [112]. В качестве наиболее эффективных форм такого соучастия автор обоснованно предлагает использовать «институт обращений по инстанциям», который способен обеспечить передачу сигналов в систему политических властных институтов, чтобы вовремя скорректировать, модифицировать или изменить правила таким образом, чтобы они соответствовали интересам населения. Этот механизм можно наладить, в том числе, через деятельность общественных палат, консультативных общественных советов. Еще одной формой гражданской «включенности» может выступать непосредственное участие индивидов и их организаций в деятельности государства на всех стадиях государственно-правового регулирования общественных отношений, в том числе, посредством делегирования осуществления государственно-властных полномочий общественным организациям и объединениям. Успешность гражданского участия в условиях слабого гражданского общества, на наш взгляд, напрямую зависит от доверия к государственным институтам. Теоретические выводы об уровне доверия в условиях различных институциональных режимов легитимности, можно подтвердить данными социологических исследований. Оценки деперсонифицированного межличностного доверия в разных странах (включая Россию) делаются на основе базы данных международного проекта «Всемирный обзор ценностей» (WVS), в рамках которого в 1990-2000-е гг. производился мониторинг показателей доверия в нескольких десятках стран. (Определялась доля респондентов, полагающих, что «большинству людей можно доверять»). Что касается исследования уровня институционального доверия, то они во многом базируются на исследованиях международного американского PR-агентства «Edelman PR Worldwide», которое в 2009 г. провело десятое социологическое исследование по программе «Trust Barometr», в рамках которого опрашиваются представители элитных групп. (Россия включилась в это исследование с 2007 г.). В последние годы в нашей стране проводились независимые исследования, в частности общероссийский социологический опрос ВЦИОМ, направленный на сравнение характеристик межличностного (имеется в виду деперсонифицированное) и институционального доверия (2009 г.), 134 опрос в рамках проекта «ГеоРейтинг» в 1800 городах и населенных пунктах России (2012 г.) [222]; [233]. По данным опросов в рамках международного проекта «Всемирный обзор ценностей» (WVS) уровень межличностного доверия оказывается выше в развитых странах и ниже в странах догоняющего развития. В основном все данные опросов постсоветского периода дают показатель по России в интервале от 20 до 30%. В табл. 5.6. страны упорядочены по данным 5-й волны опроса. Таблица 5.6 - Доля респондентов, полагающих, что «большинству людей можно доверять»: Россия на фоне других стран в проекте WVS, % Волны проекта Швеция 1 19811984 гг. 52,1 2 19891993 гг. 59,6 Дания 45,9 55,5 Китай Нет данных 59,4 Нидерланды 38,1 50,3 США Япония Германия Великобритани я Ю. Корея 39,2 37,4 25,9 50,0 37,6 26,8 Нет данных 35,9 43,3 32,1 42,5 42,1 36,0 33,6 Италия 24,5 32,8 Страны 3 19951998 гг. 56,6 Нет данных 4 19992001 гг. 63,7 50,4 52,5 52,3 59,4 42,6 35,5 39,6 35,9 39,1 36,6 33,8 30,4 28,5 30,0 30,3 Нет данных 27,3 28,0 31,8 27,5 34,7 23,2 22,9 24,6 33,5 32,8 38,9 20,7 32,1 34,5 19,8 21,4 18,7 37,5 18,5 15,0 17,4 49,6 10,5 Нет данных 9,2 Испания Нет данных Нет данных 32,2 Франция 22,3 21,4 Нет данных 24,5 Нет данных Нет данных Нет данных 22,4 Нет данных 28,7 Нет данных Нет данных 17,1 Нет данных 6,6 2,8 Россия Индия Египет Аргентина Иран Бразилия 64,1 5 20052008 гг. 65,2 Нет данных 135 Источник: [142, c.51] Хотя показатель 5-й волны по России несколько выше двух предыдущих (вторая волна приходилась еще на последние годы существования СССР), в целом он остается низким. В этой связи вряд ли можно разделять оптимизм в оценках некоторых авторов, которые считают Россию по показателю межличностного доверия относительно нормальной страной [258,c.94]. Данные исследования «ГеоРейтинг», Левада-Центра подтверждают невысокий уровень доверия, а также низкую ответственность респондентов [222]. Об уровне доверия можно судить не только по данным социологических опросов, но и по состоянию общественных отношений. Как справедливо отмечает Ф. Фукуяма, понять цену доверия можно в случае, если представить себе общество без доверия, в котором царит всеобщая подозрительность, юридические разбирательства, насилие и т.п. Согласно исследованиям отечественных ученых 1/3 опрошенных россиян считают, что в защите своих прав можно полагаться на себя и собственные силы. При этом на практике 79% опрошенных соотечественников сталкиваются с теми или иными нарушениями своих прав [125, c.510]. В этой связи «горизонтальные» формы контроля за выработкой соглашений и выполнением обязательств могут заменять «вертикальные» - государственные. В свою очередь «горизонтальное» принуждение подталкивает экономических субъектов к образованию устойчивых неформальных и формальных сетей, которые используют самые разнообразные средства [237, c.109, 130]. Может происходить ситуация «разрушительного замещения», когда в отношениях между субъектами ключевую роль начинает играть механизм насилия, который институционализируется. Рынок частной защиты является производным от уровня доверия: чем оно ниже, тем больше субъекты становятся потребителями этого специфического рынка. А так как рынок частной защиты по определению является субститутом официального правосудия, то это обусловливает тенденцию к его криминализации [197, c.413]. При этом, чем больше экономические субъекты полагаются на насилие, тем ниже авторитет закона и меньше доверия друг другу, то есть, разрушительные процессы взаимно усиливаются. В этих условиях единственно надежной (относительно других) формой доверия остается доверие между близкими и лично знакомыми людьми персонифицированное доверие. Поэтому в таких обществах распространенными явлениями становится кумовство, непотизм, 136 землячество, которые отрицательно сказываются на престиже профессионального труда, нарушают принцип равного доступа к должностям. По данным опроса Левада-Центра отмечается, что несмотря на постепенное улучшение ситуации, в российском обществе распространено чувство несправедливости – лишь треть (34%) в той или иной степени ожидают честного и справедливого отношения к себе. Еще меньше тех, кто полагает, что всего можно добиться, не нарушая принятых в обществе правил (29%). С 2012 по 2013 гг. в среднем с 53% до 59% увеличилась доля тех, кто считает связи и знакомства непременным условием продвижения по жизни, чаще стали указывать на важность родственных связей – с 38% до 45%, среди факторов, связанных с индивидуальными усилиями и качествами, только профессиональная квалификация стала упоминаться чаще (роста с 19% до 24%) [233]. Проект «Trust Barometer-2007» определяет уровень доверия к социальным (государственным и негосударственным) институтам, в частности: правительству, СМИ, бизнесу, некоммерческим организациям. Результаты большинством специалистов были восприняты как низкая оценка институционального доверия в России. Средний показатель доверия россиян к государственным и негосударственным институтам составил 32% (к правительству – 32%, СМИ – 35%, бизнесу – 39%, НКО – 27%), в то время как в странах ЕС его величина составляет в среднем 41%, а в США – 48%. Более подробная информация в книге «Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ): десять лет спустя» [142, c.55]. Данные общероссийского опроса ВЦИОМ также свидетельствуют, что уровень доверия к институтам в современной России остается невысоким. Индексы, характеризующие уровень институционального доверия представлены в табл. 5.7 Таблица 5.7 -Показатели институционального доверия в России, 2009 г. не очень совсем не доверяю Федеральному правительству Прессе Местному Медианный индекс доверия в чем-то доверяю Насколько Вы доверяете полностью доверия Ответы респондентов, % 2,44 12,1 39,6 29,6 11,5 2,58 2,65 6,9 8,5 40,5 35,4 36,3 32,3 13,7 19,1 137 правительству Милиции Государственной Думе (Российской Федерации) Некоммерческим организациям 2,70 8,7 33,3 33,7 21,6 2,73 8,1 28,1 33,6 20,4 2,95 3,1 20,6 32,6 22,8 Источник: [142, c.57] Как показал опрос, уровень доверия к федеральным властям – им полностью или частично доверяют чуть более половины россиян (51,7%) - выше, чем к местным властям (43,9%), милиции (42,0%), Государственной Думе (36,2%). Наименьший уровень доверия – к институтам гражданского общества, в частности – к некоммерческим организациям, что подтверждает сделанные ранее выводы. Усредненный показатель доверия федеральному и местному правительству по данным Общероссийского опроса, респондентами которого были все слои населения России, составил 47,8%133. В этой связи следует с осторожностью относиться к выводам некоторых российских исследователей о том, что России (как и другим цивилизациям Востока) свойственно стабильное сочетание высокого уровня институционального доверия и низкого уровня деперсонифицированного межличностного доверия, в то время как для Западных обществ превышение деперсонифицированного доверия над институциональным является типичным [142, с.59]. Учитывая сложные соотношения двух видов доверия, о которых речь шла ранее, такие выводы нельзя признать однозначными. Об уровне доверия к бизнесу можно судить по данным последнего опроса Левада-Центра. В 2012 г. о том, что крупный бизнес, деловые и промышленные круги заслуживают доверия заявили 16% респондентов («совсем не заслуживают» - 24%), к малому и среднему бизнесу отношение иное: что он «вполне заслуживает» доверия ответили 24%, а «совсем не заслуживает» 18%. В том, и в другом случае – динамика положительная [233]. Об уровне доверия к государственным институтам можно судить не только по результатам соцопросов, но и по отношению экономических субъектов к действующим нормам, правилам и 133 Результаты опросов требуют дополнительного осмысления. Оценка уровня доверия к институтам – непростая задача, связанная со сложностью самого феномена институционального доверия. Существует риск смещения акцентов на правовую или силовую составляющую; отношение к институтам может подменяться отношением к конкретным личностям, с которыми персонифицируется институт; могут оказывать влияние ментальные установки различных социальных групп граждан и др. В этой связи привлечение элит в качестве респондентов по вопросу о доверии к институтам можно считать более оправданным, чем опрос широкого круга разнородных участников, как это было в случае с общероссийским опросом. В силу сложности понятия институционального доверия, оценку его уровня путем прямой постановки вопроса по типу «Насколько Вы доверяете (тому или иному институту)?» нельзя безоговорочно признать правильной. 138 организациям. Ученые предлагают использовать для этого показатели налоговой дисциплины, объема вывоза из страны капитала, инвестиционной и сберегательной активности хозяйствующих субъектов и домохозяйств [197, c.573]. Действительно, если принять во внимание, что инвестирование связано с переносом ресурсов и доходов из настоящего в будущее, то при высокой степени недоверия к институтам процесс инвестирования будет замедляться или принимать извращенные формы (вывоз капитала, омертвление денег, финансовые спекуляции и др.). Проблема оттока из нашей страны капитала, как известно, все последние годы стоит очень остро, и его рост не удается пока остановить. В январе 2012 г. величина оттока оказалась второй по масштабу за историю публикаций Центробанком РФ помесячной статистики динамики капитала, начиная с 2007 г. Чистый отток капитала в первый месяц 2012 г. составил около 17 млрд. долларов (крупнейший отток в январе кризисного 2009 г. оценивался в размере 24,3 млрд. долларов). Налоговая дисциплина также остается острой российской проблемой. Хотя на нее оказывают влияние многие факторы, неуплату налогов можно рассматривать не только как нежелание людей отдавать часть средств на решение общих проблем, но и как недоверие к государству, осуществляющему расходование этих средств. Проводимая в России налоговая реформа, направленная на установление баланса между интересами государства и налогоплательщиков, несмотря на сокращение налоговой нагрузки с 2001 по 2006 гг. с 34-35% до 27,5% и снижение количества налогов более чем в 3 р., не привела к ожидаемым улучшениям налоговой дисциплины. По данным федеральной налоговой службы (ФНС) с 2000 по 2010 гг. доля сбора налога на доходы физических лиц в ВВП станы так и не поднялась выше 4%. Это гораздо ниже международных показателей: в США, например, на протяжении многих лет доля подоходного налога в ВВП составляет около 10%, в том числе поступления от налога в федеральный бюджет - 8% от ВВП. В развитых странах Западной Европы поступления от подоходного налога составляют от 8 до 10% ВВП. Поэтому факт сохранения плоской шкалы налогообложения в России можно рассматривать, в том числе, как неуверенность государства в эффективном сборе налогов. Все вышеперечисленные направления влияния низкого доверия к институтам самым непосредственным образом сказываются на экономическом росте и благосостоянии населения. Об эффективном выполнении государством возложенных на него функций в условиях современного российского рынка можно судить по данным общероссийского социологического исследования «Двадцать лет 139 реформ глазами россиян» (2011 г.), проведенного Институтом социологии РАН, представленным в таблице 5.8 . Таблица 5.8 - Явления и процессы в вызывающие у россиян наибольшую тревогу жизни страны, (допускалось до 5-ти ответов, отранжировано в порядке убывания распространенности) Явления и процессы Кризис системы ЖКХ, рост жилищно-коммунальных платежей Низкий уровень жизни значительной части населения Сокращение доступа к бесплатному образованию, медицинскому обеспечению Коррупция, засилье бюрократии Рост цен на товары и услуги Рост алкоголизма, наркомании Рост преступности, в том числе среди детей и подростков Быстрое вымирание населения России Безработица Низкая гражданская и правовая культура людей, неумение бороться за свои права Снижение морали и нравственности, падение семейных ценностей Возможность новых терактов Наличие межнациональных противоречий в обществе Рост числа детей-сирот, большое количество беспризорных и безнадзорных детей Реформирование пенсионной системы, системы льгот Ограничение свободы слова в центральных и региональных СМИ Охлаждение отношений России с Западом Затруднившиеся с ответом % 57 50 45 44 40 34 30 29 28 24 16 14 9 9 7 4 3 2 Источник: [77] Как видно, безусловным лидером выступает кризис системы ЖКХ и рост жилищно-коммунальных платежей, непосредственно затрагивающих абсолютное большинство домохозяйств. Это единственный пункт, набравший более половины ответов. При этом ЖКХ до последнего времени остается приоритетным направлением деятельности государства в социальной сфере, попытки перераспределить жилищно-коммунальную нагрузку на население в процессе реформ ЖКХ не дают желаемого результата. Позиции, набравшие от трети до половины голосов респондентов – это низкий уровень жизни значительной части населения, который остается бесспорным лидером среди проблем; сокращение доступа к бесплатному образованию и медицинскому обеспечению, коррупция 140 и засилье бюрократии, рост цен на товары и услуги и рост алкоголизма и наркомании. Эти позиции находятся по большей своей части в сфере ответственности государства и входят в состав критериев социальной справедливости. Согласно исследованиям, плохое материальное положение и сокращение доступа к бесплатной медицине – проблемы, которые прибавили в весе в последние три года и вызывают у россиян особую тревогу. Причем проблемы приобретают в последние годы ярко выраженный региональный аспект, который отражает сильную дифференциацию в удовлетворении базовых социальных потребностей и различий в «правилах игры» в различных регионах. Таким образом, уровень доверия существенным образом влияет на реализацию функций государства и гражданского общества по обеспечению социальной справедливости. Однако этим его роль не исчерпывается, анализ следует дополнить влиянием доверия на выбор способов координации хозяйственной деятельности, значимый для микроуровня институциональной системы, и характеристикой отношений доверия в рамках внутрифирменной кооперации. 5.3. Влияние доверия на выбор способов координации хозяйственной деятельности В неоклассической теории при ответе на вопрос о том, какие факторы влияют на выбор способа координации хозяйственной деятельности, акцент делается на технологические составляющие, при этом речь идет, как правило, только о фирме (предприятии) как основной единице микроэкономического анализа. Среди причин укрупнения фирм неоклассики чаще всего называют рост специализации, отдачу от масштаба, наличие барьеров для входа на рынок, обеспечение непрерывности процесса производства, экономию на постоянных издержках. Институциональный подход приблизил ученых к поиску причин выбора способа координации хозяйственной деятельности в зависимости от человеческого поведения и социального взаимодействия. Опираясь на ключевые положения Р. Коуза, институционалисты обратилась к трансакционным издержкам как основанию модели выбора. Согласно принципу, изложенному в последствии Уильямсоном, для осуществления трансакций выбирается та управленческая структура, которая обеспечивает наименьшие трансакционные издержки (при 141 заданной величине производственных издержек). Исходя из этого, оптимальный размер фирмы достигается тогда, когда трансакционные издержки совершения тех или иных действий внутри фирмы соответствуют трансакционным издержкам осуществления этих же действий через рыночный механизм. Иными словами, соотношение иерархических и рыночных типов координации, а также их промежуточных форм, определяется на основании критерия минимизации трансакционных издержек [292, c.117]. Однако приоритетное внимание ученые попрежнему продолжают уделять технологическим или правовым составляющим трансакционных издержек, при этом мотивационные уходят на второй план. Если же акцентировать внимание на мотивационных предпосылках и связанных с ними проблемах социального взаимодействия, то появляются дополнительные аргументы для предметного анализа. Например, создание корпораций может оказаться целесообразным по причине разработанности правового механизма, доступности и специфичности ресурсов, однако низкий уровень деперсонифицированного доверия не позволит сделать данную форму организации эффективной. За ожидаемым снижением трансформационных и трансакционных издержек последует их рост, который будет обеспечен теми факторами, которые с самого начала в расчет не принимались. Всеобщая подозрительность и недоверие, принцип неравенства и давления на хозяйственных партнеров, положенные в основу взаимоотношений экономических субъектов, могут полностью парализовать эффект от, казалось бы, лучших и перспективных форм организаций и объединений. В то же время, в условиях дефицита доверия к объединению может подталкивать недоверие, базирующееся на навязанных властных отношениях, так как выстраивать взаимодействие с неизвестными и самостоятельными экономическими субъектами намного сложнее, чем с теми, кто подконтролен. Такого рода организации основывают свою деятельность на детализированных жестких контрактах и страдают от внутренних социальных противоречий. Эффективность государственного участия, которое в этом случае становится одним из наиболее простых и удобных способов их разрешения, зависит от возможностей государства эффективно выполнять функцию собственника и управляющего субъекта и от доверия к самому государству. Получается, что стимулы к выбору тех или иных способов хозяйственной координации заложены внутри самой институциональной системы, поэтому характер и результативность их деятельности зависят во многом именно от 142 нее. Попытки простого копирования или переноса каких-либо форм организаций из одной институциональной среды в другую не могут привести к желаемому результату. В этой связи подход В. Полтеровича к процессу трансплантации институтов правомерно распространить и на выбор способов хозяйственной координации, которые должны быть адекватны состоянию институциональной среды, чтобы успешно вживаться в нее. Высокий уровень доверия и социального капитала способен повысить адаптивность любой формы организации или объединения и обеспечить высокий результат деятельности. Кроме того, общества с высоким уровнем доверия по мере развития технологии и рынков способны скорее воспринять новые организационные формы, нежели те, в которых ощущается его недостаток [301, c.140]. В этой связи можно считать правильной позицию, что стоит расширять спектр ориентиров образования эффективных иерархических и сетевых структур по сравнению с тем, что уже достаточно исследован и внимательнее присмотреться к влиянию на этот процесс доверия. Для проведения более углубленного исследования необходимо определиться с основными понятиями, которыми придется оперировать. Следует отметить, что идентификации и характеристика различных форм хозяйственной координации, построенных по принципу вертикальной и горизонтальной интеграции («квазиинтеграции»), альтернативных рынку, прочно вошли в экономическую науку только в 70, 80-е годы ХХ в. Вертикальная интеграция определяет способы, с помощью которых предприятия (фирмы) устанавливают границы своей деятельности. При этом трансакции могут осуществляться в рамках одной организации, которая имеет единый управленческий центр и централизует финансовые потоки, а могут распространяться на хозяйственную структуру, представляющую из себя объединение взаимосвязанных фирм, действующих в различных сферах деятельности и реализующих целостную деловую стратегию под единым руководством. И те, и другие, согласно типологизации Уильямсона, можно отнести к «иерархиям», в рамках которых происходит координация и комбинация активов с помощью административных процедур. Правила, принятые внутри формально интегрированных организаций, предполагают достижение согласия между работниками, а совместные решения ориентированы на заранее определенные цели [366, р.3-37]. Если в состав иерархии входят несколько фирм в одной или нескольких сферах деятельности, то в экономической литературе их обычно называют интегрированными бизнесгруппами [210]; [73, c.4-6]. В интегрированной бизнес-группе имеется действующий на регулярной основе координационный 143 центр, а участники связаны между собой кооперационными и акционерными отношениями. Группирование предприятий в последние годы часто происходит без опоры на интеграцию и акционерные связи. Речь идет о «деловых сетях» (учеными используются и другие термины, в частности «симбиозные формы», «цепные системы», «локальные сети»), в рамках которых предприятия хотя и связаны между собой устойчивыми связями, но продолжают вести самостоятельную деятельность, оставаясь независимыми в финансовом и управленческом отношении [197, c.203-206]. Особый механизм координации, затрагивающий отдельные стороны деятельности, позволяет избежать ослабления мотиваций группирующихся компаний, оптимизировать масштабы производства без выстраивания жесткой кооперации, сохранив при этом идентичность участников. Деловые сети знаменуют переход от обезличенных контрактных отношений в рамках иерархий (предприятий) и интегрированных бизнес-групп к отношенческим контрактам, в которых характеристика сторон начинает играть значимую роль. Согласно типологии О. Ульямсона объединения предприятий, отличных от фирмы и рынка, относятся к категории «гибридных соглашений» (в данном случае делается акцент на некую комбинацию признаков того и другого) [366, р.3-37]. Хотя ученые признают, что все термины, которыми определяют семейство способов координации, расположенных между иерархией и рынком, имеют свои недостатки, все же сам факт выделения таких форм остается очень важным для научных исследований. Экономисты описали состояние рынка и структуру производства с учетом соотношения различных видов доверия. Качественные характеристики представлены в табл. 5.9, составленной по материалам А. Олейника. Таблица 5.9 - Состояние рынка и структура производства с учетом соотношения доверия в различных формах Межличностное (деперсонифицированное) доверие Высокое Инстит уциона льное довери е Высокое Оптимальный рынок, включающий весь спектр организаций: малых, средних крупных, в том числе, Низкое Сетевой рынок, в котором преобладают крупные предприятия с государственным участием. 144 Низкое корпораций (частных и с государственным участием). Сетевой рынок с преобладанием крупных и средних предприятий, в том числе частных корпораций с минимальным участием государства. Отсутствие единого национального рынка (или рынок, основанный на только личном доверии) с преобладанием мелкого бизнеса. Источник:[197, c.408, 412]. С несколько иных позиций, но в той же логической последовательности подходит к вопросу о выборе способов хозяйственной координации Ф. Фукуяма. В зависимости от преобладающих в том или ином обществе видов доверия, наличие которых ученый связывает со спецификой культур разных народов (прежде всего, религий и этических систем), он выделил три главных пути объединения субъектов в организации [303, c.55-63]. Первый основан на семье и родстве. Тип хозяйственной организации, свойственный ему, – это семейный бизнес (в зависимости от типа культуры в бизнесе может участвовать и другая родня). В основе сплоченности такого вида организаций лежит система взаимосвязей, основанная на персонифицированном доверии, поэтому, как показывает опыт, семейные предприятия могут довольно успешно работать в отсутствии коммерческого права и стабильного института прав собственности. В таких фирмах функции собственности и управления, как правило, не разделены или разделяются медленно. Если на принципах родства строится акционерное общество, то семья не теряет контроль над акциями, если часть акций принадлежит финансовой структуре, то последняя, как правило, тоже подконтрольна семье. Второй путь основан на создании добровольных организаций внеродственного типа, которые при этом могут действовать автономно и независимо от государства. Как показывает история, становление социальных институтов в хозяйственной сфере в виде профессиональных ассоциаций, союзов, цехов создало действенную основу для развития большинства организационно-правовых форм частного предпринимательства, в том числе корпораций. В основе таких организаций лежит деперсонифицированное доверие, которое не опирается на родственные узы, этнические связи или дружеские отношения. Именно этому виду доверия принадлежит ключевая роль в создании эффективно работающих крупных корпораций с профессиональной системой управления, для которых характерно разделение труда и профессионального управления, определенная 145 децентрализация, многопрофильная форма деятельности. Третий путь проявления социализированности основан на государстве. Тип организации, характерный для него, – это предприятие, собственником или сособственником которого выступает государство. Для эффективной работы такого рода предприятий необходимым условием является доверие к государству и его способность выполнять функции собственника и управляющего. Опыт показывает, что в странах с высоким уровнем доверия и социального капитала, например в Германии (в Европе), Японии (в Азии) США (в Северной Америке) давно и успешно работают корпорации134. В каждой из этих стран получили распространение различные модели корпоративного управления: немецкая, японская и англо-американская, которые имеют определенные отличительные свойства. Но в целом их отличают следующие признаки: отделение права собственности (владения) от хозяйственного распоряжения (управления), возможность передачи акций другим лицам, самостоятельность и правовая ответственность, урегулированность «агентской» проблемы. Те же трудности возникают и в случае, когда речь идет о более сложных способах хозяйственной координации, в частности интегрированных бизнес-группах. К ним в мировой практике относят холдинги (в классическом холдинге контрольный пакет формальных прав собственности сосредоточен в рамках материнской компании), крупные компании, имеющие дивизиональную структуру и финансово-промышленные группы. В отечественной экономической науке представлено несколько подходов к пониманию интегрированных бизнес-групп. Впервые это понятие было использовано С. Авдашевой, В. Дементьевым, Я. Паппэ. Миссией холдинга является осуществление функций контроля за деятельностью филиалов и дочерних фирм. Среди экономических целей создания холдингов называют проведение единой политики и единого контроля над соблюдением общих интересов больших корпораций, централизацию участия в капитале других компаний, консолидацию различных предприятий в отношении налогов, создание дополнительных производственных мощностей, ускорение процесса диверсификации и другие. В так называемых смешанных холдингах, помимо контрольных функций осуществляется также стратегическое руководство производственной деятельностью подконтрольных фирм. Финансово-промышленная группа считается частным случаем интегрированной бизнес-группы, 134 В данном случае имеет в виду акционерное общество. 146 среди участников которой, наряду с промышленными предприятиями есть кредитно-финансовые организации. Что касается объединений, имеющих дивизиональную структуру, то повышенный интерес к ним и в теории, и на практике совпал по времени с распространением трансакционной концепции, изложенной в трудах Р. Коуза в 30-х годах XX века. Поводом для организационных инноваций стало стремление к повышению эффективности деятельности предприятий в новых рыночных условиях, поэтому новая организационная форма подразумевала создание полуавтономных в экономическом плане производственных отделений. Кроме того, она позволяла освобождать высших управляющих от операционных обязанностей для того, чтобы сосредоточиться на стратегических вопросах развития компании. В 20-х годах XX века многие холдинги трансформировались в мультидивизиональные структуры. При этом опыт показал, что последние могут принести эффективный результат только в условиях высокого уровня доверия при низком риске оппортунизма. В противном случае преимущества, предоставляемые децентрализованными технологиями, не получают реализации, а, напротив, могут привести к отрицательному результату. Кроме того, административное подчинение в рамках холдингов и компаний с дивизиональной структурой может стать одним из средств приспособления к ситуации низкого доверия, наиболее удобным способом обеспечения совместных действий и распределения ресурсов. Для того чтобы наглядно проиллюстрировать влияние доверия на образование интегрированных бизнес-групп в российской экономике и их основные характеристики, можно выбрать один из используемых учеными способов их классификации, основанный на разделении механизмов регулирования совместной деятельности: бизнес-группы, регулируемые на основе имущественных связей (участие в капитале); бизнес-группы, регулируемые на основе концентрации контроля над ресурсами и услугами и бизнес-группы, регулируемые на основе добровольной централизации некоторых властных полномочий участниками группы. Эмпирические исследования показывают, что среди типов механизмов регулирования совместной деятельности в условиях низкого уровня доверия преобладающим будет тот, который использует возможности контроля, сопряженные с обладанием титулами собственности объединяемых предприятий. Вторым по значимости - тип, где рычаги координации совместной деятельности связаны с доступом к отдельным ресурсам или услугам. И наименее востребованным останется механизм, 147 основанный на добровольной централизации ряда властных полномочий участниками группы. Кроме того, каждый из механизмов регулирования совместной деятельности приобретает свои особенности в условиях высокого или низкого уровня доверия. Обладание титулами собственности, когда контрольный пакет формальных прав собственности сосредоточен в руках материнской компании или в руках нескольких фирм, объединенных принадлежностью или аффилированностью одному лицу или группе совместно действующих физических лиц, более характерен для обществ с низким уровнем доверия. Распространенной российской практикой бизнес-групп стала пирамидальная структура собственности и перекрестное владение акциями, которые рассматриваются специалистами как одно из средств укрепления позиций контролирующих акционеров. Попытки решить эти проблемы посредством правовых механизмов наталкиваются на серьезные трудности. Примером тому могут служить длительные попытки ввести законодательное ограничение на перекрестное владение акциями открытых акционерных обществ, чьи акции котируются на биржах (в развитых странах имеются существенные ограничения, связанные с перекрестными схемами) в РФ. Только в 2011 г. отдельные поправки в ФЗ «О рынке ценных бумаг», предусматривающие раскрытие эмитентами сведений о внутрикорпоративном управлении, контролирующих и подконтрольных лицах, были приняты. Сосредоточение контрольных пакетов акций в руках отдельных ключевых участников бизнес-группы, с одной стороны, позволяет увеличить объем личного капитала за счет повышения рыночной капитализации, а с другой, ослабляет влияние миноритарных акционеров, внешних по отношению к интегрированной бизнесгруппе партнеров, создает барьеры для других возможных участников, снижает привлекательность предприятий для внешних инвесторов. Опыт таких стран, как Япония, которая отличается высоким уровнем деперсонифицированного и институционального доверия, показывает, что можно успешно хозяйствовать в рамках объединений за счет эффективного регулирования ресурсных потоков без объединения собственности, когда имущественные права не фетишизируются и не рассматриваются в отрыве от обслуживаемых ими задач экономического развития [144,c.149-151]; [13]; [174,c.72-99]. Однако имущественный (акционерный) аспект интеграции попрежнему продолжает играть в теории трансакционных издержек одну из ключевых ролей. В российской экономической литературе имущественные связи между предприятиями часто 148 сводятся только к вопросам общей собственности в виде дивизиональной или холдинговой структур, в то время как более мягкие формы имущественных отношений до сих пор не стали объектом детального анализа. Интегрированные бизнес-группы, регулируемые на основе концентрации контроля над ресурсами, включая выстраивание бартерных цепочек и вексельно-зачетных и давальческих схем, в условиях низкого уровня доверия также являются востребованными (широкое распространение бартера в российской экономике было обусловлено, наряду с другими причинами, недоверием между деловыми партнерами). Что касается бизнес-групп, основанных на регулировании доступа к услугам, прежде всего, финансово-инвестиционного характера (кредитных, страховых, лизинговых), то в условиях низкого уровня доверия их деятельность приобретает существенную специфику. Отношения внутри группы строятся на доминировании интересов одного участника над другим, чаще всего доминирующим субъектом становится финансово-кредитное учреждение. Происходит ориентация на предоставление крупных кредитов только тем заемщикам, контрольный пакет акций которых находится в руках банка, возрастает централизация финансовоинвестиционных услуг на подконтрольных предприятиях. Это существенно отличается от равноправных (или «оберегающих») взаимоотношений между участниками в рамках немецкой или японской модели корпоративного управления, которые ориентируются на банки как основной источник финансирования, а не на фондовый рынок. В то же время интеграция на основе регулирования доступа к информационным, инновационным ресурсам и новейшим технологиям, которая играет существенное значение в развитии НТП, не получает в условиях низкого доверия должного распространения. Что касается механизма интеграции, основанного на добровольной централизации ряда властных полномочий участниками группы, то в обществах с низким уровнем доверия такие объединения являются нестабильными, так как отсутствуют доверительные, равноправные отношения между партнерами. Объединения такого рода создаются для решения краткосрочных задач или под влиянием каких-либо внешних обстоятельств, например, в случае, когда не достает необходимых навыков для работы на рынке или отсутствуют необходимые для хозяйственной деятельности структуры (торговые, лизинговые и другие организации), существует надежда на государственную поддержку. 149 Часто (не без оснований) примерами успешной работы объединенных компаний называют японские кейрецу. Кейрецу – это объединение компаний, в состав которых входят производители, подрядчики, поставщики, банки, которые могут вступать между собой в доверительные отношения и предпочитают заключать контракты между собой. Компании, входящие в кейрецу, хотя и не являются полностью независимыми, далеки от слияния. Они делятся между собой капиталом, технологиями, персоналом. Так как участники доверяют друг другу и совместно, на взаимовыгодных условиях, решают многие проблемы, то эффективность их деятельности от этого повышается. Как отмечают исследователи, отказ от одностороннего извлечения выгод, взаимная поддержка в процессе хозяйственной деятельности становятся надежной основой успешных межкорпоративных отношений в Японии, обеспечивающих адаптивность экономики к структурным сдвигам. Такие принципы как распределение рисков, признание важности каждого партнера, отказ от извлечения односторонних выгод и позиционного неравенства являются основными в межкорпоративных отношениях в Японии. При этом издержки модели распределения рисков перекрываются долгосрочными выгодами, обеспечивающими преимущества японской экономики. Когда между участниками бизнес-группы существуют доверительные отношения, то обеспечивается доступность информации для всех, кто способен извлечь из нее максимум пользы, создаются благоприятные возможности для обучения и распространения передовых технических решений [152, c.33]. Интеграция в рамках межкорпоративных отношений, основанная на предсказуемости будущего, позволяет решать стратегические задачи, стимулирует долгосрочные усилия в области модернизации производства, снижает инновационный риск. Долгосрочное сотрудничество обеспечивает ряд стратегических преимуществ за счет технической и технологической кооперации, реализации накопленных знаний и опыта, оперативного доступа к информации. Поэтому, несмотря на то, что в Японии недостаточно развит рынок венчурного капитала, там сохраняется потенциал, обеспечивающий экономике высокую степень инновационного динамизма [53, c.255]; [162, c.334]; [136, c.11-19]; [178, c.15-20]. Так как в кейрецу нет единого источника власти и никто, кроме самих участников, не может урегулировать хозяйственные споры, то трудно представить, чтобы такая модель организаций могла быть приемлема в обществе с низким уровнем доверия. Взаимодействие участников кейрецу держится не на родстве и не 150 только на юридически оформленных контрактах, она обеспечивается, в том числе, высокой степенью взаимных моральных обязательств, следованию этическим ценностям японского общества и государства. Участники японских кейрецу (будь-то предприятия, банки или обслуживающие структуры) отдают предпочтение японским организациям, оказывают друг другу финансовое и другое содействие в кризисные периоды развития (это делает в случае необходимости и японское правительство). Как показывает практика, даже небольшие предприятия, находящиеся в составе бизнес-групп, могут сыграть немалую роль в сохранении устойчивости позиций группы. Однако они, в таком случае, не должны подвергаться угрозе притеснения со стороны партнеров. Такие опасения часто возникают в российской практике бизнес-групп, в то время как опыт Японии показывает иную картину, там устойчивое положение обеспечивается для всех участников группы, поэтому среди субподрядчиков много мелких и средних фирм, которые остаются партнерами крупных компаний в течение очень долгого времени, хотя берут на себя значительную долю риска в процессе апробации технологических нововведений. Вследствие этого сроки освоения новой продукции уменьшаются, что позволяет добиваться хороших результатов, стимулирует инновации. При этом фирма-инноватор получает разностороннюю поддержку от других участников объединения, партнеры в лице крупных фирм находят различные позитивные способы сохранить подобные отношения [34, c.195, 198]. Ориентация на долговременную кооперацию меняет критерии оценки фирмами своих поставщиков: критерий дешевизны продукции в известной мере уступает место инновационному потенциалу. Значительно уменьшается неопределенность спроса на новую продукцию (как и на традиционные категории товаров) за счет того, что сами партнеры могут обеспечить массовый и устойчивый спрос на нее в период критического освоения или спада производства, когда это является особенно важным. И если, вследствие каких-либо причин, все же происходит поглощение, то в условиях высокого доверия это не будет недружественное поглощение, которое разрушает одного из партнеров, часто в ущерб общему делу. Такое обоюдовыгодное поведение ослабляет угрозу рыночного давления на предприятия, которая может привести к необоснованному банкротству. В японской практике поглощение фирм вообще является редким явлением, так как довольно эффективно работает механизм взаимострахования участников. Если добавить к этим преимуществам возможность согласования действий членов бизнес-группы с долговременной 151 экономической стратегией государства, то мы получим целый комплекс причин, по которым деятельность бизнес-групп, построенных по такому принципу, будет иметь положительный эффект как для самих участников объединения, так и для всего общества. В качестве позитивного примера образования бизнес-групп называют также германские финансово-промышленные группы. В этой стране традиционно существует высокий уровень деперсонифицированного и институционального доверия, в том числе к государству. Банки, входившие в состав ФПГ, во многом способствовали промышленному росту страны за счет стабильного финансирования, доступных кредитов, вложений в долгосрочные проекты, предотвращения скупки и продажи акций промышленных предприятий сторонними лицами и организациями. Вхождение в финансово-промышленные группы банков и других финансовых организаций оказывается значительным фактором стратегических выгод, связанным с повышением мобильности и реализацией технологического и инновационного потенциала группы. Достижения корпоративных объединений в Германии (как в и Японии) ученые связывают использованием в большем объеме заемных банковских средств, так как инновационные возможности современных фирм нельзя использовать только за счет самофинансирования. При этом зарубежный опыт индустриальных стран свидетельствует, что за счет выпуска акций и облигаций финансируется относительно меньшая доля капиталовложений, банковские кредиты перекрывают средства, полученные за счет выпуска облигаций или дополнительных эмиссий акций [254,c.19,33]; [23,c.143]; [173,c.329]; [65,c.41]. При прочих равных условиях, внутригрупповые кредиты оказываются дешевле и надежнее. Такая финансовая политика в условиях инновационного развития оказывается более оправданной: использование средств, предоставляемых банками-партнерами, позволяет сконцентрировать ресурсы на приоритетных направлениях. Другой пример успешной деятельности бизнес-объединений демонстрируют южно-корейские чэболь, объединяющие несколько корпораций. Этот опыт интересен потому, что в этой стране (это аргументированно обосновывает Ф. Фукуяма) успешная работа бизнес-объединений была обеспечена высоким уровнем доверия к государству [303, c.203]. Чэболь, благодаря постоянной поддержке государства, которое сыграло важнейшую роль в становлении 152 «корейского чуда»135, довольно успешно действуют в капиталоемких отраслях. Южнокорейским корпорациям, где деперсоницифированное доверие было низким, а фамилистические традиции имели большой вес, не удалось миновать проблем корпоративного управления, базирующегося на родстве. Однако высокий уровень доверия к государству позволил корейскому государству во второй половине ХХ в. начать масштабный процесс макроэкономического планирования, стимулирования создания конгломератов по типу довоенных японских дзайбацу136 и преодолеть тенденцию преобладания мелкого и среднего бизнеса. Значимая роль государства проявилась в банковской сфере (существовал запрет на приобретение промышленными компаниями значительного пакета акций любого банка), в регулировании доступа к внешним рынкам, контроле за кредитами, в прямом государственном инвестировании промышленности, контроле над коррупцией (действовал закон о мерах по предотвращению незаконного обогащения). Этим был обеспечен целый ряд преимуществ и появились дополнительные возможности для развития. Южнокорейский опыт может быть полезным для России, если государство сможет обеспечить поддержку общества, встанет на защиту общих интересов и избавится от коррупции, заручившись доверием большинства. Системы германского или японского образца, основанные на банковских и промышленно-финансовых группах, особенно при поддержке государства, могли бы больше подойти для успешного развития экономики переходного периода в России. Обе последние модели отличает коллективизм, который являлся характерной чертой российской хозяйственной практики. Государственное участие также отвечает российским историческим традициям, где казенный сектор выступал опорой частного капитала. В еще большей степени, чем в случае с гибридными организациями доверие необходимо для образования эффективных открытых деловых сетей, которые создаются с целью повышения инновационного и информационного начал в хозяйственной деятельности. Среди важнейших функций такого рода, которые призваны обеспечить долгосрочную жизнедеятельность партнеров - распространение общедоступной и конфиденциальной информации; уменьшение неопределенности; оказание различных видов взаимопомощи; что приводит к 135 По крайней мере, других весомых причин для образования крупных корпораций, основанных на частном капитале, в стране не было. 136 В период японской оккупации и позднее произошел масштабный обмен опытом в сфере организации хозяйствования. 153 снижению трансакционных издержек. Считается, что деловые сети, независимо от степени их формализации, поддерживаются соблюдением неконтрактных обязательств и оказанием взаимных неформальных услуг. Они обеспечивают формальным контрактам большую гибкость и долговременные преимущества. К открытым сетевым объединениям можно отнести стратегические альянсы и консорциумы, формируемые для совместного создания дефицитных активов. В рамках стратегических альянсов несколько независимых предприятий могут реализовывать совместный проект, используя при этом знания и ресурсы друг друга. Это могут быть как альянсы, в рамках которых партнеры осуществляют текущую совместную научно-исследовательскую работу, так и альянсы, осуществляющие комплексные проекты - от конструкторской разработки до реализации - на основе объединения части ресурсов, без которого проект не смог бы состоятся [59, c.5]. Так как комплексные инновации нуждаются не в жесткой интеграции, а в различных формах нестандартных контактов равноправных участников объединения, то только в этих условиях может возникать инновационный режим функционирования. Это подчеркивает роль стратегического аспекта в деятельности сетевых организаций инновационного типа. Акценты смещаются от максимизирующего прибыль поведения к подчиняющемуся стратегии поведению. Нахождение предприятия в составе сети становится важным ресурсом, и текущая прибыль уже не может дать исчерпывающего представления о потенциале предприятия, так как расширение временного горизонта целей и долгосрочные приоритеты снижают достоверность финансовых характеристик. Поэтому для образования эффективного открытого сетевого объединения доверие является важным ресурсом. Во-первых, потому, что отношения между предприятиями в этих условиях значительно меньше формализованы в контрактах, а акционерные связи выражены значительно слабее. Во-вторых, технологические прорывы могут быть обеспечены только при условии доверия между участниками (в том числе конкурирующими между собой) [59,c.5,109-110]. К факторам, сдерживающим инновационное развитие, традиционно относят сложности взаимодействия со смежниками, угрозу поглощения в случае временных неудач, высокий риск инвестирования, проблемы с финансированием, неопределенность спроса на продукцию, низкий человеческий капитал, которые могут быть значительно смягчены, если между хозяйственными партнерами есть доверие. Сетевые объединения, возникающие в условиях низкого доверия, имеют другие цели и иные характеристики. Они закрыты для других членов, неустойчивы и часто не являются 154 добровольными. Как показывает российская практика, в условиях низкого доверия рынок начинает распадаться на сегменты даже там, где обычные экономические индикаторы не показывают существенных отклонений от конкурентной нормы, где нет видимых препятствий, связанных с формальными ограничениями или технологическими особенностями. Учитывая соотношение различных видов доверия в условиях институциональных режимов легитимности, в таблице 5.10. с использованием институциональной матрицы представлено состояние рынка и структура производства применительно к каждому из них. Таблица 5.10 - Состояние рынка и структура производства в условиях различных режимов легитимности институтов137 Есть Нет Справедливость институтов Легальность институтов Нет Сетевой рынок без государственного участия. Преобладают крупные и средние предприятия с минимальным участием государства. Отсутствие единого национального рынка (или рынок, основанный только на личном доверии) с преобладанием мелкого бизнеса. Есть Оптимальный рынок, включающий весь спектр организаций: малых, средних, крупных холдингов, компаний имеющих дивизиональную структуру и финансово-промышленных групп (частных и с государственным участием). Открытые деловые сети с государственным участием и без. Сетевой рынок, состоящий из закрытых сетей, в том числе сетей бизнеса и власти. Преобладают крупные предприятия, преимущественно с государственным участием. Таким образом, в условиях легитимного институционального режима, отличающегося высоким уровнем обоих видов доверия, одинаково эффективно действуют все виды организаций - малые, средние и крупные, которые могут принимать любую организационно-правовую форму и выстраивать свою деятельность с участием или без участия государства в зависимости от того, насколько это может быть более эффективно в данный конкретный 137 Составлена автором по результатам исследования 155 период времени. Картину влияния доверия на состояние институтов довершает анализ доверия в рамках внутрифирменной кооперации. 5.4. Влияние доверия на выбор инструментов корпоративного управления и формирование корпоративных отношений Деперсонифицированное доверие и доверие к институтам оказывает существенное влияние на механизм согласования внутрикорпоративных интересов (собственников, менеджеров, наемных работников) и интересов компании со стейкхолдерами138. Это находит отражение в механизмах (инструментах) корпоративного управления (приоритетах, способах использования тех или иных инструментов). К внутренним механизмам в экономической литературе относят деятельность собрания акционеров, совета директоров, других органов управления компанией, стимулирующие контракты менеджеров. К внешним фондовый рынок, рынок корпоративного контроля, институт несостоятельности (банкротства), рынок менеджеров, партнерские отношения со стейкхолдерами (социальное инвестирование бизнеса и др.) [335, c.18-19]. Внутренние инструменты корпоративного управления в российских компаниях выдвинулись в разряд приоритетных, что в немалой степени произошло вследствие низкого уровня 139 деперсонифицированного доверия , опору на личные контакты, а также недостаточного развития рыночных регуляторов в условиях ориентации на инсайдерскую англо-американскую модель корпорации. При этом главным способом обеспечения прав собственности стало непосредственное влияние и контроль над принятием решений в акционерных обществах со стороны ключевого собственника. Отсюда – стремление к высокой концентрации акционерного капитала компаний, непосредственному участию собственников в управлении АО в ущерб привлечению наемных менеджеров, к снижению роли собраний акционеров и органов рабочего самоуправления в управлении компанией. Во многом поэтому среди внешних инструментов корпоративного управления приоритетную роль в российских компаниях выполняет рынок контроля [335, c.22-25]. 138 Корпоративное управление понимается в широком смысле, как процесс, в соответствии с которым устанавливается баланс между экономическими и социальными целями. 139 Как отмечают исследователи, в тех случаях, когда контролирующий собственник не обладает возможностью непосредственно участвовать в принятии всех оперативных решений, он начинает опираться на внутренние инструменты. 156 Своеобразным ответом на низкий уровень доверия становится расширение государственного участия в управлении компаниями. Уже в процессе российской приватизации предпочтение было отдано тем процедурам, которые обеспечивали контроль ключевых субъектов в будущих АО140. Становление современных форм корпораций в России пришлось на конец ХХ в., связанный с периодом приватизации госсобственности, в результате чего были образованы 3/5 нынешних АО, производящих 4/5 всей промышленной продукции [60]. Наиболее востребованными оказались способы приватизации, которые позволяли довольно быстро и безболезненно осуществить передачу акций ключевым субъектам. На большинстве российских предприятий сразу после приватизации сложился довольно высокий уровень концентрации собственности, причем большая ее часть находилась в руках руководителей предприятий, что в свою очередь, блокировало перераспределение акций между другими собственниками. Тенденция, связанная с высоким уровнем концентрации капитала, прочно закрепилась в стране и в дальнейшем. Эту же особенность исследователи отмечают и в других переходных экономиках, в которых имели место сходные характеристики институциональной среды [101, c.3-28]. В течение последующих лет уровень концентрации капитала в России ежегодно возрастал. Если в начале 2000-го года удельный вес АО, в которых акционер владел основным пакетом акций, составлял от 40 до 65%, а доля АО с держателем более 50% акций – от 30 до 40%, то к середине первого десятилетия доля компаний с единственным владельцем контрольного пакета достигала уже ¾. Всего 8% составляли предприятия со средним уровнем концентрации и 16% - с низким. И хотя к концу 2009 г. концентрация капитала в руках одного собственника несколько снизилась, существенной роли это сыграть не могло. Как показывает опыт, в процессе выхода из кризиса 2008 г. российские корпорации практически не прибегали к возможностям рынка акций для спасения от банкротства (в то время как практика IPO в этих целях достаточно широко распространена в других странах), они охотнее шли на смену мажоритарного собственника. По данным Национального доклада по корпоративному управлению на 2012 г. текущие котировки акций компаний в целом не оправдывают ожиданий. Ожидавшаяся в 2010 г. массовая волна российских IPO не стала реальностью, качество эмитентов также не было высоким. И хотя размещение в 2011 г. несколько увеличилось, однако объемы все 140 Законы «Об акционерных обществах», «О рынке ценных бумаг» были приняты только в конце 1995 г., отсутствовала судебная практика. 157 же были далеки от докризисных [286]. Тем самым подтверждается теорема Коуза, в соответствии с которой при положительных трансакционных издержках, неполной спецификации прав собственности и преимуществах одной из сторон (в данном случае руководителей предприятий) первоначальное наделение правами собственности существенно повлияло на ее перераспределение. Своеобразной формой упрочения позиций доминирующих собственников стало совмещение функций собственности и управления в российских акционерных обществах, хотя по общим оценкам в случае с наемными менеджерами органы управления обществом функционируют лучше, в них активнее и результативнее действуют механизмы внутрикорпоративного контроля, они демонстрируют большую открытость. Совмещение функций собственности и управления в российских компаниях проявляется как непосредственно, когда собственник сам берет на себя функции менеджера, так и в опосредованной форме, путем создания подконтрольных управляющих компаний, включения в процедуру согласования корпоративных решений сторонних лиц, формального и неформального давления на исполнительную дирекцию, частой смены менеджеров. В разгар приватизации в 90-х гг. доля менеджеров в акционерном капитале российских предприятий составляла 60-65%, внешних собственников – 1822%, государства – до 17% [61]. Несмотря на то, что исполнение доминирующими акционерами обязанностей топ-менеджеров с начала 2000-х гг. пошло на спад, контроль над предприятием и финансовыми потоками с их стороны существенно не изменился. Позитивные сдвиги получили большее распространение не в головных, а в дочерних структурах групп компаний или холдингов [333, c.71]. Среди дочерних фирм доля предприятий с наемным менеджментом составляет до 70%, в группе независимых предприятий – 32%, а в головных компаниях – только 23% [318, c.115]. По другим данным на большинстве российских АО удельный вес голосов независимых директоров в среднем не превышает 5% [83, c.89]. При этом функции, которые передавались наемным менеджерам, в основном касались производственно-технологических и оперативных вопросов сбыта и снабжения и значительно реже – финансовых вопросов. Российские ученые признают, что определенные перемены, которые произошли в корпоративном управлении в первой половине 2000-х годов, по большей части не затрагивали принятия ключевых решений в АО и касались в основном рядовых членов бизнес-групп [333, c.71]. В условиях низкого доверия концентрация собственности, совмещение в одном лице функций собственности и управления 158 остаются одними из самых действенных способов влияния на конкурентоспособность предприятия. Это происходит потому, что концентрированная собственность позволяет лучше защитить права на нее, контролировать финансовые потоки, ставить заслоны оппортунизму. Происходит своеобразная замена доверительных отношений навязанными властными отношениями. Подтверждают вышеназванные выводы данные опроса (2000 г.) руководителей 822 АО, где сложившийся высокий уровень концентрации капитала почти 70% респондентов посчитали оптимальным для развития бизнеса, около 18% даже считают нужным его повысить и только 13% - снизить [335, c.27]. В большинстве российских компаний такой важный инструмент корпоративного управления как собрание акционеров, призванный урегулировать широкий круг интересов мажоритарных и миноритарных акционеров, оказывается малодейственным. У ключевых субъектов управления остается немало способов (не только формальных, но и неформальных) так организовать процедуры проведения собраний, чтобы принимать только «нужные» решения. Совет директоров, который призван осуществлять контроль за текущей деятельностью исполнительного менеджмента в интересах акционеров, может эффективно выполнять свои функции только в случае обеспечения должной степени независимости его членов. И хотя по действующему в РФ законодательству об акционерных обществах исполнительный менеджмент не может занимать в совете долю более 25%, а должности руководителей исполнительной дирекции и совета директоров не должны совмещаться, обеспечить должного эффекта удается далеко не всегда. С одной стороны, исполнительный менеджмент заинтересован в создании «доверенного» совета, с другой - сами члены совета проявляют заинтересованность в послушной исполнительной дирекции. «Агентская проблема» (когда исполнительный менеджмент стремится получить выигрыш за счет акционеров) хотя и не является чисто российской, приобрела в нашей стране особую остроту. Исследователи отмечают различные проявления оппортунистического поведения менеджеров по отношению к акционерам, начиная с 90-х гг. [16, c.42-46]. Они выражаются в неэффективном использовании производственных мощностей и денежных средств предприятий, в выводе активов, трансфертном ценообразовании, неэффективных вложениях, низком уровне инноваций и др. В результате предприятие недополучает положенный доход, а менеджер приобретает квазиренту от использования своего административного ресурса. Стимулирующие контракты менеджеров, которые призваны 159 повышать мотивацию управленцев к достижению хороших результатов в руководстве предприятием, оказываются менее действенными по сравнению с другими факторами, связанными с несовершенством индикаторов экономического или финансового положения компании, их низкой приоритетностью в оценке деятельности менеджеров, большими выигрышами от альтернативных оппортунистических стратегий. Особенно сложным оказалось использование механизма правовой ответственности менеджмента перед акционерами, если их деятельность сознательно была направлена на снижение доходов акционеров и стоимости компании. Доказать подобные факты в российских АО оказывается особенно непросто (при этом менеджеры могут достаточно успешно применять личные контакты и использовать административный ресурс для своей защиты). Правовая ответственность может возникать только в самых крайних одиозных случаях и при наличии особых санкций на эти действия со стороны заинтересованных лиц. Эффективность использования такого внешнего инструмента корпоративного управления, как рынок менеджеров, может быть обеспечена уровнем предложения и заработной платы управленцев. Но этот механизм действует в России достаточно слабо из-за того, что успешное руководство любой компанией требует от российского менеджера не только (и не столько) профессиональных знаний и умений, сколько личных контактов и личностного доверия (в том числе, с представителями органов государственного управления). Отличительной российской особенностью остается непубличность требований к топменеджерам и непрозрачность механизмов их замены. Процедура снятия и назначения на должность независимых директоров (будьто частное акционерное общество или компания со 100% государственным участием) остается простой и необременительной для собственников, так как критерии оценки работы менеджеров недостаточно детализированы и формализованы. Такие негативные явления, как гипертрофированная дифференциация доходов менеджеров по ступеням управления, слабая увязка стимулов с результатами реализации текущих и стратегических планов компании, преимущественное использование индивидуальных договоренностей о размере вознаграждения являются типичными для российской практики управления бизнесом [51, c.72-73]. Как показывают опросы, проводимые «Интерфаксом»141, самым слабо раскрываемым компонентом в российских компаниях остается информация о вознаграждении 141 Информационное агентство «Интерфакс» с 2005 г. входит в число уполномоченных ФСФР лиц, получающих определенные объемы информации из любого открытого акционерного общества. 160 топ-менеджмента, несмотря на то, что требования о предоставлении таких данных в том или ином виде действует с 1998 г. Имеют место слабый контроль за раскрытием информации, используются разного рода «обходные» схемы. Наиболее слабым местом является то, что ни в действующих, ни в будущих стандартах раскрытия не предполагается отдельно выделять ту часть вознаграждения, которая выплачивается за достижением результатов в рамках определенного отчетного периода, не сложился единый механизм определения размера вознаграждения [286]. Обратной стороной описанной ситуации становится то, что руководители исполнительных органов АО (и члены совета директоров) остаются недостаточно защищенными соответствующими правовыми процедурами. Например, в странах, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), используется практика фиксированного – и достаточно длительного (от 3 до 5 лет) срока пребывания в должности независимого директора. Во многих из этих стран задачи и ответственность руководителей компаний достаточно формализованы [318, c.115]. В российских компаниях наемные менеджеры часто не могут в полной мере использовать весь набор мер по повышению эффективности работы предприятия из-за необходимости постоянно объяснять свои действия собственникам. Нельзя сбрасывать со счетов и того, что в условиях дефицита морали позиция самих акционеров часто не может создать должных противовесов оппортунизму менеджеров в условиях стремления получить быстрый и как можно больший материальный результат. Ставка часто делается на ускоренный рост цены активов компании, который проще и быстрее обеспечить не за счет развития производства, а путем слияний и поглощений, использования заемных финансовых ресурсов. У миноритариев, в свою очередь, преобладает другая, но похожая мотивация: для них перспективы развития компании оказываются более актуальными в пределах 2-3 лет и не более, поэтому они чаще заинтересованы продать свой пакет подороже [130, c.153]. Среди внешних инструментов корпоративного управления в российских условиях только один из них – внешний контроль – получил особое распространение, да и то в своеобразных, присущих российской практике, формах. Такой важный инструмент как рынок ценных бумаг по-прежнему мало затрагивает деятельность подавляющего большинства российских компаний. По данным Национального доклада по корпоративному управлению на Фондовой бирже ММВБ, на которую приходится 161 основной оборот российского организованного рынка ценных бумаг в 2011 г. к торгам были допущены ценные бумаги только 692 компаний из 40000 компаний, которые имеют организационноправовую форму открытого акционерного общества [286]. Поэтому гипотеза о том, что неэффективные действия менеджеров с неизбежностью влекут за собой смену исполнительного менеджмента из-за снижения курсовой стоимости акций и повышения риска поглощения, в российских условиях не находит должного проявления. По данным на 2008 г. Россия находилась на 36 месте в кумулятивном рейтинге уровня финансового развития [83, c.84]. Российские компании не активно идут на IPO даже в условиях кризиса, когда им нужно рефинансировать долги, во многом потому, что регулярное использование IPO может приводить к размыванию пакетов крупнейших акционеров и постепенному превращению их в миноритариев, кроме того, выход на IPO предполагает должную степень открытости и прозрачности в деятельности АО. На защиту прав кредиторов и акционеров и вывод с рынка неэффективных предприятии направлен такой механизм корпоративного управления, как институт несостоятельности (банкротства). В России институт банкротства не успев стать действенным инструментом защиты прав акционеров, начал выполнять роль инструмента по недобросовестному корпоративному захвату, которому часто подвергались не худшие, а лучшие предприятия. До 1998 г. формальная процедура банкротства (в 1998 г. она была изменена) вообще была построена так, что кредитор должен был доказывать не просто факт неуплаты долга, но и то, что должник «не в состоянии» его оплатить. Это служило серьезной преградой на пути использования института банкротства, так как было связано с высокими трансакционными издержками. После изменения ключевых норм законодательства в 1998 и в 2002 гг., когда были введены в действие новая редакция закона об акционерных обществах и второй закон о несостоятельности (банкротстве), добиться особых изменений в сложившейся практике банкротства не удалось. На этом фоне механизм корпоративного контроля, который в российских условиях осуществляется по большей части вне фондового рынка, оказался наиболее развитым инструментом внешнего корпоративного управления и главным инструментом обеспечения прав собственности (включая АО с государственным участием). При этом приобретение контроля над предприятием могло принимать крайние формы рейдерства и других видов захватов, вследствие чего переход прав происходит не всегда к более эффективному собственнику, а часто - наоборот. В качестве 162 рейдеров выступают разные субъекты: сами контролирующие собственники (в случае конфликта между ними), сторонние субъекты или миноритарные акционеры. Рынок корпоративного контроля в идеале должен обеспечивать смену неэффективных менеджеров и собственников потому, что ценность плохо управляемой компании снижается, однако в российских условиях смена собственников, как правило, становилась следствием конфликтов между акционерами. Рейдерство превратилось в незаконную деятельность по захвату акций или их долей, получению доступа к управлению предприятием с целью его последующей перепродажи или разделения активов для продажи по частям. Следует отметить, что эти явления получили распространение в России на почве нарушения основных принципов эффективного управления компанией, противоречивого законодательства, нарушения принципов справедливости в управлении компанией [32]. Тот факт, что до 90% организаций, функционирующих на российском рынке, были либо образованы с нарушением законодательства, либо на протяжении своего существования были вынуждены нарушать правовые и морально-этические нормы, сделало их мишенью для рейдеров [279, c.8]. В период приватизации (и позднее) произошло значительное занижение стоимости активов, отстранение работников от собственности и управления, усилилась экономически необоснованная дифференциация доходов, что стало благоприятной почвой для рейдерских захватов. Несправедливость приватизации в глазах россиян также связывается с тем, что в частной собственности оказались крупнейшие предприятия сырьевых отраслей, эксплуатирующие природные ресурсы. Согласно данным исследований Института социологии РАН за 2011 г. более 60% респондентов считают, что экономические структуры, связанные с природными ресурсами страны (добывающие отрасли, электростанции), транспорт, пенсионные фонды, должны управляться исключительно государством. От половины до 2/3 россиян поддерживают государственный контроль в сфере строительства, тяжелой промышленности (машиностроение, металлургия), медицины и образования [77]. Так как российское рейдерство оказалось неразрывно связано с коррупцией, то незаконные (и криминальные) действия, применение административного ресурса, основанного на навязанных властных отношениях, стали его неотъемлемыми признаками. Такие действия, как «государственное рейдерство», выражающееся в манипулировании судебной системой, захвате контроля через процедуру банкротства и конвертирования 163 долгов, размывании долей акционеров без их согласия, остаются специфическим российским явлением [80, c.73], [146]. Даже само понимание враждебного поглощения в России имеет свои отличая - из способа получения контроля над финансовохозяйственной деятельностью или активами компании-цели, оно превращается в поглощения, базирующиеся на пробелах в законодательстве, в обход закона и с использованием административного ресурса в жесткой форме. Поэтому большинство используемых в России механизмов перехода корпоративного контроля имеют нерыночный характер (только такой инструмент, как приобретение долей в уставном капитале компании, можно с полным правом назвать рыночным) [106, c.86]; [115, c.37]. Исследователи отмечают суммарный рост слияний и поглощений все последние годы. С начала 2000-х годов и вплоть до 2008 г. наблюдался неуклонный рост количества рейдерских захватов и объема вовлеченных активов. Если в 2006 г. стоимость российских бизнес-активов, попавших под рейдерские захваты, составила по различным оценкам около 4-5 млрд. долл., то уже в конце следующего 2007 г. общая стоимость конфликтных бизнес-активов достигла 7 млрд. долл. И хотя в 2008 г. их размер снизился до 2,5 млрд. долл., специалисты объясняют это кризисным состоянием российской экономики [279, c.5]; [80, c.72,73]. Слияния и поглощения превалируют, прежде всего, в прибыльных отраслях, связанных с добычей природных ресурсов142. По данным экспертов, прибыль рейдеров соизмерима с доходами от торговли наркотиками. Выгода от рейдерства в промышленности оценивается в 500%, а в сельском хозяйстве – в 1000% [204]. Односторонний контроль и влияние собственников на принятие решений в АО не стали препятствием на пути перераспределения капитала. Как показывают исследования российских авторов, процессы смены реальных собственников вместе с концентрацией капитала не замедлились, а ускорились. Ежегодно 6-8% российских АО переходят от одного собственника к другому [335, c.25]. Такая частая смена собственников (в том числе с применением насилия) отрицательно влияет на долгосрочное развитие предприятия, сокращает капитализацию дохода, ведет к ухудшению ситуации на рынке труда. Так, по оценкам экспертов, только из-за волны захватов в лесопромышленной отрасли с 2000 по 2005 гг. были сорваны инвестиционные соглашения с иностранными инвесторами на более чем 20 млрд. евро [78]. 142 В 2003 г. они составили 63% от общего объема слияний и поглощений, в то время как мировой показатель не превышает 5%, в 2006 г. произошли некоторые изменения, однако лидирующие позиции добывающих отраслей сохранились – до 36%. 164 В этих условиях одной из самых ущемленных категорий субъектов российских акционерных обществ остаются рядовые наемные работники. Их подчиненное положение выражается в первую очередь, в низкой оплате труда (в крайней форме – ее невыплате), отстранении от участия в управлении предприятием. Вместе с падением заработной платы за последние годы произошло значительное уменьшение дополнительных затрат предприятий в пользу работников. Недостаточная действенность таких рычагов регулирования, как минимальная заработная плата, единая тарифная система, а также профсоюзного движения и производственного самоуправления, привели к существенным перекосам в отношении к наемным работникам. В советский период лояльность коллектива и невысокая зарплата обменивалась на разнообразные гарантии и льготы, что в целом отвечало ментальности россиян. Доля социальных расходов в общих затратах предприятий на рабочую силу достигала во второй половине 90-х гг. 10-15%, что было эквивалентно 20—25% денежной оплаты труда. Отказ от такой практики в период рыночных реформ привел к целому ряду негативных последствий [99, c.20]; [167]. Отрицательную роль сыграл подрыв основ производственного самоуправления на российских АО, который в первые годы перестройки осуществлялся посредством советов трудовых коллективов и даже выборов руководителей предприятий. В то же время практика производственного самоуправления получила широкое распространение в европейских странах. Рабочие советы на предприятиях Германии, участие наемных работников в наблюдательных советах компаний; принятие социального законодательства создали благоприятную почву для социализации отношений собственности, проявляющейся в усилении общественного контроля за ее использованием со стороны наемных работников, профсоюзов, ассоциаций потребителей и других объединений [47, c.543]. В Швеции, например, вопросы экономической демократии и вовлечения работников в процессы управления собственностью решались за счет создания фонда работополучателей (механизм был предложен шведскими профсоюзами), который обеспечивал коллективное участие работников в акционерном капитале, делегирование им соответствующих прав и косвенное получение дивидендов. Неотъемлемым элементом общества недоверия является недостаток и сокрытие информации. Аудиторские фирмы, рейтинговые агентства и другие независимые организации практически не получают доступа к внутренней информации большинства российских АО и пользуются только той, которую 165 инсайдеры готовы раскрывать в публичной отчетности, это подтверждается выводами Национального доклада по корпоративному управлению. Число компаний, заинтересованных в раскрытии информации (в основном это компании, имеющие ценные бумаги в биржевом обращении, либо планирующие выход на биржу) не превышает 300 (из 40000), остальные не заинтересованы в полном раскрытии информации. При этом примерно 70% из оставшихся частично информацию раскрывают, а 30% не раскрывают никакой143[286]. В условиях низкого уровня деперсонифицированного доверия происходит усиление государственного участия в управлении АО. Сохранение за государством функций собственника и управляющего субъекта может быть эффективным только при определенных условиях, вместе с тем практика рыночного реформирования в России показала, что государство оказалось неэффективным собственником, что, в свою очередь, деформировало мотивацию других субъектов хозяйствования. В условиях государственного участия требуется детально регламентированный механизм управления и контроля за государственной собственностью, не допускающий коррупции и основанный на доверии к государству. Это относится к качественному подбору государственных представителей в советах директоров или руководителей ГК (до сих пор отсутствуют объективные и эффективные принципы и критерии их выдвижения)144[130]; к спецификации правомочий публичного собственника в зависимости от доли в капитале компании; в четком определении целей и задач, связанных с государственным участием и защитой общего интереса. Низкий уровень социального капитала становится решающим в выстраивании отношений со стейкхолдерами (заинтересованными лицами) – важном внешнем инструменте корпоративного управления. В состав стейкхолдеров, помимо органов власти, относят бизнес-структуры, инвесторов, общественность. В условиях низкого уровня социального капитала такой важный механизм корпоративного управления как социальное инвестирование имеет высокий риск превратиться в простую благотворительность. Как правильно отмечает по этому 143 До принятия изменений в ФЗ «О рынке ценных бумаг» с апреля 2011 г. ни срок, ни обязанность публиковать отчетность на уровне федеральных законов вообще не была установлена. При этом законом не устанавливаются конкретные способы раскрытия информации. Переход к финансовой отчетности по МСФО предусмотрен федеральными нормами начиная с отчетности по итогам 2012 г. Российский национальный стандарт имеет ряд серьезных недостатков [130, c.154]. 144 При этом в зарубежных странах применяются ограничения на участие государственных служащих в работе советов директоров АО, независимые директора, которые вместо госслужащих могут привлекаться к работе в совете директоров в компаниях с госучастием, в развитых странах ограничены целым рядом формальных признаков [57]; [318, c.112, 116]. 166 поводу Л. Полищук, выбор между корпоративной социальной ответственностью и государственным регулированием социальной сферы является одним из характерных примеров институционального выбора. При этом важнейшим фактором, от которого он зависит, является наличие социального капитала и доверия: в случае его недостатка выбор может быть сделан в пользу государственного регулирования [221, c.13]. При этом общество может стать серьезным партнером по диалогу с бизнесом в только в случае укорененности социальных ценностей, должной информированности о деятельности компаний и, самое главное, готовности и способности граждан осознать общественные интересы и принимать участие в общественных начинаниях. Слабость российского гражданских институтов, их неспособность выступать в качестве реальных партнеров бизнеса в вопросах социальной ответственности делает реализацию этого механизма трудноосуществимой. В этом случае на первое место выходят интересы организованных бизнес-групп, которые берут на себя решение проблемы коллективных действий, и выгоды от этого достаются именно им. Таким образом, дефицит социального капитала и доверия создает реальную угрозу перерождения института корпоративной социальной ответственности в средство сговора компаний и отдельных групп за общественный счет. Но этот инструмент не следует сводить к простой благотворительности, корпоративная социальная ответственность может и должна расцениваться как полноценный институт, который позволяет решать многие социальные вопросы, не доведя ситуацию до социальных потрясений из-за нарушения принципов социальной справедливости. Социально ответственные действия отличаются тем, что они связываются не только и не столько с краткосрочными выгодами, сколько с долгосрочными целями, поэтому они могут приносить лучшие результаты по истечении определенного времени и в этом проявляется принцип расширительной рациональности и глобальной максимизации. Кроме социального инвестирования, взаимодействие со стейкхолдерами охватывает целый круг задач: регулирование целей производственной и коммерческой деятельности компании; использование ресурсов и технологий; политику занятости; качество и потребительские свойства товаров; выбор партнеров и др. Из-за недостатка социального капитала основным источником воздействия на бизнес и ведущим инструментом контроля экстерналий в российских условиях выступает государство. Смещение акцентов приводит к тому, что корпоративная социальная ответственность утрачивает 167 природу частной альтернативы государственному регулированию экономики. Такое положение ко многому обязывает государство, так как в этом случае возрастают риски злоупотреблений и субъективизма, применения неформальных, не урегулированных официальными правилами действий во взаимоотношениях с бизнесом. С учетом качественных признаков различных режимов легитимности, наиболее благоприятные условия для эффективной деятельности открытых акционерных обществ с разделением функций собственности и управления возникают в легитимном институциональном режиме. В этом случае возникают благоприятные условия выполнения принципов надлежащего корпоративного управления, выраженные в защите прав акционеров, в равном к ним отношении, соблюдении интересов заинтересованных лиц, прозрачности и контроле за менеджерами. Внутрифирменную кооперацию отличают равноправные отношения между мажоритарными и миноритарными акционерами, умеренный контроль менеджеров, развитые формы производственного самоуправления, отношения социального партнерства между инсайдерами и стейкхолдерами, гармоничное сочетание внутренних и внешних инструментов корпоративного управления с участием или без участия государства. И напротив, нарушение требований социальной справедливости и низкий уровень доверия провоцирует совмещение функций собственности и управления; обострение противоречий между акционерами; препятствует привлечению наемных работников к собственности и управлению, приводит к рассогласованию интересов инсайдеров и стейкхолдеров, что снижает экономическую эффективность корпораций. Таким образом, низкий уровень деперсонифицированного доверия и доверия к институтам затрудняет создание эффективного механизма рынка и отрицательно сказывается на состоянии институциональной системе в целом. Нарушение этикоориентированной взаимосвязи элементов рыночной системы, видоизменяет функции, которые призваны выполнять государственные и негосударственные институты, а также способы, которыми они должны соотноситься друг с другом. Это приводит к негативной институционализации, об основных проявлениях которой речь пойдет в следующей главе. Глава 6. Негативные проявления институционализации хозяйственной деятельности в условиях нарушения принципов справедливости в российской экономике 168 6.1. Оппортунизм как негативно-институциональная модель поведения рыночных субъектов Оппортунизм в институциональном анализе агрегирует различные случаи невыполнения субъектами взятых на себя обязательств; игнорирование норм закона и неформальных установлений; обман и другие формы недобросовестного поведения в целях реализации личных интересов, ухудшающим положение других. Если ограниченную рациональность (которая является еще одним, помимо оппортунизма, допущением институционалистов относительно экономического поведения) можно объяснить несовершенством когнитивных способностей людей, что приводит к использованию ими лишь части полезной информации, то отличие оппортунистического поведения связано с преднамеренными действиями, нарушающими эффективную координацию. В этом заключается его принципиальное отличие от ограниченной рациональности. В этой связи оппортунизм идентифицируется нами как этический феномен, в то время как ограниченная рациональность является чисто экономической категорией. Рациональный субъект или готов по своему внутреннему убеждению действовать честно в соответствии с правилами или не готов, тогда он будет эти правила нарушать145. В этой связи некорректно введение понятия «естественный оппортунизм», который связывается с «непреднамеренным отступлением от условий контракта ввиду изменения обстоятельств и неопределенности» [16, c.39]. При таком подходе оппортунистическое поведение представляется как следствие неопределенности, неполноты и асимметричности информации и становится простым производным от способности человека к адаптации и обучению. В других случаях оппортунизм связывают с «ментальными и психологическими особенностями поведения субъекта (ложь, мошенничество, воровство, шпионаж)», ставя его в полную зависимость от личных психологических характеристик, что также нельзя признать определяющим мотивом [21]. (При этом отрицать влияние вышеперечисленных факторов на оппортунистическое поведение также не следует). Оппортунизм с институциональной точки зрения является следствием сбоев в институциональной системе, он фиксирует возникающие в ней противоречия, обусловленные, в значительной своей части, нарушением принципов социальной справедливости и недоверием, поэтому он всегда сопутствует нелегитимным институциональным 145 С. Автономов отмечает, что в соответствии с имеющимся опытом, низкие оппортунистические мотивы соседствуют в сознании людей с высокими моральными, и наоборот [5, c.134-135]. 169 режимам и выражается в нежелании выполнять общепринятые правила. Так как оппортунистическое поведение нарушает эффективную координацию и рыночный обмен, то его влияние на рост трансакционных издержек следует признать очевидным. В теории трансакционных издержек оппортунизму отводится немалая роль, хотя именно это направление исследований связано с наиболее острыми дискуссиями среди экономистов. В классификации трансакционных издержек П. Милгрома – Дж. Робертса оппортунизм (наряду с неполнотой и несовершенством информации) отнесен к издержкам мотивации. К. Менар, разделивший трансакционные издержки на издержки вычленения, издержки масштаба, информационные издержки и издержки поведения, относит оппортунизм (наряду с ограниченной рациональностью) к последней группе – издержкам поведения [170]; [164,c.29]. В обеих классификациях оппортунизм выделяется как специфический источник трансакционных издержек наряду с ограниченной рациональностью. Так как в определении оппортунизма, данного впервые О. Уильямсоном, акцент делался на информационном преимуществе одного из партнеров в условиях действительной или мнимой 146 информационной асимметрии , обе модели экономического поведения оказались тесно взаимосвязанными. Данная предпосылка стала ключевым элементом в понимании оппортунизма и его последующей интерпретации применительно к российской практике [293, c.43]. В работах российских экономистов достаточно часто информационная ограниченность рассматривается как приоритетное условие оппортунистического поведения [181,c.323]. Однако информационная асимметрия не имеет применительно к оппортунизму аксиоматического значения. В работах зарубежных и российских экономистов содержится более широкий взгляд на проблему, связывающий оппортунизм с нацеленностью (в условиях асимметрии информации) на получение односторонних выгод в ущерб партнеру, не ограниченный нормами морали [356]; [313,c.47]; [103]. Последние аргументы позволяют рассматривать оппортунизм не просто как следствие несовершенных когнитивных способностей индивидов, а как следствие нарушения норм этики. Исходя из вышеназванных аргументов, не следует такие атрибуты трансакции, как «неопределенность», «частота совершения сделки», «специфичность активов», или «особенности 146 Одной из наиболее характерных типов ситуаций, связанных с оппортунистическим поведением, является «отбор худших». Эту ситуацию достаточно полно описал Дж. Акерлоф на примере рынка подержанных автомобилей [8]. 170 внешней среды трансакций» (их связывают с размерами рынка), «характеристики товаров и услуг», «правоприменение», которые в литературе по институциональной экономике относят к атрибутам трансакции, рассматривать в качестве непосредственных причин оппортунистического поведения. Они способны создавать «благоприятные условия» для проявления оппортунизма, но сами по себе не могут его порождать147. Действительно, угроза оппортунистического поведения может усиливаться из-за того, что все хозяйственные действия и сделки содержат момент неопределенности и неуверенности в исполнении договоренностей. В той же мере обладание специфическими активами может усиливать негативный эффект от оппортунизма, так как их обладатель оказывается «заперт» в сделку со своими партнерами. В свою очередь, использование гибких контрактов с многочисленными открытыми позициями может послужить благоприятной почвой для оппортунизма в случае, если партнеры единолично посчитают условия невыгодными для себя. Достаточно возможностей для оппортунизма возникает и при обмене товаров и услуг, количество и качество которых трудно поддается измерению (в случае со сложными товарами). Однако следует признать, что все эти факторы, лежащие на стороне технологий, экономики или права, могут стать благоприятной почвой для проявления оппортунистических действий, повлиять на величину трансакционных издержек, но рассматривать их в качестве непосредственных причин оппортунистических действий, как это делает ряд авторов, не следует [16,с.39]. Подобная теоретическая позиция отличается логическими несоответствиями и может приводить к неадекватным практическим рекомендациям. Еще один концептуальный момент, из которого исходил О. Уильямсон, характеризуя оппортунизм, заключался в том, что субъекты находятся в равном положении. Предполагалось, что любой из них в случае обнаружения недобросовестного поведения может расторгнуть соглашение или потребовать компенсаций. Однако может иметь место и иная ситуация, основанная на зависимости одного контрагента от другого (по аналогии с «навязанными» властными отношениями), когда прекращение контактов между ними или невозможно, или нецелесообразно. На это справедливо указывают Е.В. Попов и В.Л. Симонова в работе «Оппортунизм экономических агентов» [229, c.56-57]. При этом ограниченность совершения активных действий не может предотвратить оппортунистического поведения, если его мотивы 147 Как правильно замечает в этой связи В. Радаев, «за хитросплетениями прав собственности и контрактных отношений, за расчетами трансакционных издержек важно не потерять главное – активного и мотивированного хозяйственного агента» [237, c.17]. 171 по-прежнему сохраняются. В таком случае один из партнеров превращается в своего рода «пассивного» оппортуниста, который не намерен соблюдать правила, но вынужден делать вид, что соблюдает их. Ситуация, как видно, характерна для институциональных режимов частичной нелегитимности, когда формальные правила не соответствуют требованиям справедливости, в то время как у участников взаимодействия не возникает добровольных стимулов к их выполнению. Властные отношения, которые в этом случае приобретают черты «навязанных», препятствуют расторжению обязательств. Таким образом, неравенство в положении взаимодействующих сторон порождает специфический тип оппортунистического поведения, вызванный несоответствием институтов требованиям справедливости, который можно квалифицировать как «пассивный». Такое понимание «пассивного» оппортунизма имеет отличия от интерпретации О. Уильямсона, согласно которой под пассивным оппортунизмом понимается постконтрактный 148 оппортунизм . В отличие от «активного» оппортунизма, который мы связываем, прежде всего, с рентоориентированным 149 поведением , «пассивный» становится следствием непринятия норм и правил в условиях, когда «выйти из игры» и активно проявить свою позицию для одной из сторон не представляется возможным. В этой связи пассивный оппортунизм по большей части является не причиной, а следствием нарушения принципов справедливости в базисной структуре общества. Не имея возможности расторгнуть обязательства, человек находит многочисленные способы их не выполнять. Однако, хотя основной целью пассивных оппортунистов не является присвоение квазиренты, их действия приводят к нарушению экономической координации и отрицательно влияют на экономические показатели. В табл. 6.1 представлены структурные элементы пассивного и активного оппортунизма. Табл. 6.1 - структурные элементы пассивного и активного оппортунизма150 Признаки Виды оппортунистического поведения 148 В экономической литературе распространена трактовка активного и пассивного оппортунизма как оппортунизма до (ex ante) и после (ex post) заключения контракта. 149 Рентоискательством в неоинституциональной теории обозначают любые виды деятельности, направленные на получение дополнительной выгоды (искусственного создаваемого трансферта) методами, не связанными с конкурентной борьбой. 150 Составлена автором по материалам исследования 172 Положение агентов Активный Равное Пассивный Зависимое Мотивация Поиск квазиренты Отказ от подчинения несправедливым правилам Характер проявления Скорее скрытое, явное поведение чем Скорее явное, чем скрытое поведение Таким образом, наряду с традиционными видами оппортунистического поведения «отлыниванием» и «вымогательством», которые связываются с предконтрактным и постконтрактным оппортунизмом151, применительно к проблеме социальной справедливости следует вести речь о двух других видах оппортунистического поведения - активном и пассивном. Оба вида получали широкое распространение в условиях современного российского рынка, как во внутрифирменных, так и в межфирменных отношениях. Отсутствие должной экономической самостоятельности наемных работников, вызванное неразвитостью рынка труда, удерживает их от формального расторжения контракта в случае, когда менеджеры нарушают их права (например, использование испытательного срока без оплаты, манипулирование заработной платой, поручение большего объема работ без адекватного вознаграждения, нарушение условий труда и др.). С 2004 по 2010 гг. в экономике произошло увеличение доли работников, занятых в условиях, не отвечающих гигиеническим нормативам, на 18%, удельный вес таких рабочих мест в России за этот период времени вырос с 21 до 29% [236]. Пассивный оппортунизм со стороны наемных работников российских предприятий находит проявление в выполнении работ с меньшей отдачей, невыходах на работу по формальным причинам, посторонних делах во время рабочего дня, нарушениях количественных и качественных производственных стандартов (непроизводительном расходе ресурсов или снижении темпа работы), несанкционированном присвоении или разрушении собственности, плохом отношении к клиентам и т.п. Как отмечают специалисты, попытки предметно классифицировать типы такого рода отклонений от нормы сталкиваются с объективными сложностями, так как обычно в поле зрения попадают только примеры криминального поведения [97,c.210,211]; [154]. В 151 Классификация трансакционных издержек, соответствующая реализации этапов контрактных отношений, принадлежит Норту и Эггертссону. Самой известной отечественной типологией, выполненной в этом ключе, является классификация, предложенная Р. Капелюшниковым [103]. 173 российской экономической литературе немного исследований, касающихся измерения масштабов потерь от оппортунистического поведения наемных работников на предприятиях. Е.В. Попов и В.Л. Симонова предлагают измерять такого рода потери посредством сравнения реального и потенциально возможного объемов выпуска продукции, а также реального и потенциально возможного уровня затрат152. В этом случае суммарное снижение эффективности работы предприятия проявляется в снижении объемов выпуска продукции и росте затрат относительно потенциально возможного уровня. Согласно проведенным исследованиям в середине первого десятилетия 2000-х годов проблема постконтрактного оппортунизма оказывается актуальной для 73% предприятий региона. При этом оценка уровня различных его видов показала, что отлынивание от работы приводит к снижению результативности деятельности работников в среднем на 27%, небрежность – к росту затрат в среднем на 25%, использование служебного положения в личных целях – к росту затрат в среднем на 14% [228]. Характерно, что среди причин такого поведения называют несправедливость в оплате труда и оценке заслуг сотрудников, неясность в правах собственности, несправедливую систему отбора и аттестации персонала, а также неэффективную структуру управления и систему учета. Очевидно, причины, лежащие на стороне нарушения требований справедливости, занимают значительную место, хотя конкретную дифференциацию провести сложно. Оппортунистические действия менеджеров стали не менее распространенным явлением на российских предприятиях. С одной стороны, их можно квалифицировать как активное рентоориентированное поведение. Но с другой, нельзя не признать, что преграды на пути оппортунизма менеджеров были в значительной степени ослаблены из-за того, что многие собственники крупных компаний присваивали активы в первые годы рыночных реформ со значительными нарушениями. Это могло послужить своего рода оправданием оппортунизма наемных менеджеров. Хотя эта категория работников обладает большей степенью экономической самостоятельности, чем рядовые наемные работники, ее также нельзя признать достаточной с точки зрения выбора сферы приложения труда, а измерить отклонения в поведении оказывается еще сложнее. В определенной 152 Первый показатель определяется как отношение разницы между реальным и потенциально возможным объемом выпуска продукции к потенциально возможному результату. Второй как отношение общего уровня затрат (явившихся следствием оппортунистического поведения работников) к потенциально возможному его уровню [229, c.68-69]. Дополнительные потери могут быть связаны с неэффективным использованием оборудования, использованием его в личных целях, мелким воровством, небрежностью в работе и т.д. 174 степени об этом можно судить по результатам соцопросов. Например, согласно данным Французского Института Международных отношений, проводившего в 2010 г. опрос среди руководителей нескольких десятков крупных российских компаний, более половины респондентов подтвердили, что каждая из перечисленных ниже практик используется в их организациях. Среди них: получение сотрудниками комиссионных или другого неформального вознаграждения (например, дорогих подарков) от поставщиков или покупателей; выбор победителей открытых тендеров по принципу неформальных связей и договоренностей; использование средств компании для решения частных проблем и т.д. [145]. Наиболее выраженной формой активного оппортунистического поведения следует считать коррупцию153. Коррупционное поведение – это явление институциональное, истоки которого следует искать в институциональной системе, именно поэтому ученые рассматривают ее в качестве важнейшего социального индикатора неэффективности институтов [259, c.10]. Коррупция является проявлением оппортунистического поведения, целью которого является максимизация полезности посредством извлечения дополнительного дохода за счет использования и перераспределения ресурсов, подконтрольных отдельным лицам. Поэтому коррупцию правомерно относят к форме нелегального рентоориентированного поведения [31, c.23-45]. В качестве основных условий коррупции выступают: отклонение от правилообразующего поведения, монопольный доступ к общественным или коллективным ресурсам и одновременное отсутствие контроля со стороны общества. Последние два фактора положены в основу возникновения коррупционной сделки в «уравнении коррупции» Клитгаарда, в котором коррупция определяется степенью монопольной власти и правом принимать монопольные решения отдельными лицами и мерой их ответственности за свои действия (коррупция = монополия + свобода действий – подотчетность) [350]. При этом коррупция сама негативно воздействует на институты, предопределяя возможные направления, скорость и виды их изменений. Эти изменения являются явными или неявными (в последнем случае существующее институциональное устройство не меняется), могут происходить на частном или на публичном рынке. Если реализация коррупционных трансакций на частном рынке институтов обеспечивает выгоды и преимущества отдельным субъектам в условиях действующих правил, то 153 Позиция о том, что коррупция является разновидностью оппортунистического поведения, высказывается российскими и зарубежными учеными [71, c.45]. 175 коррупционные трансакции, реализуемые на политическом рынке институтов, обеспечивают выгоды за счет преднамеренного изменения существующего институционального устройства для перераспределения экономических возможностей и преимуществ. (По классификации Всемирного банка этот тип коррупции определяется как коррупция с «захватом государства») [71]. Среди наиболее часто встречающихся форм институциональных изменений, получивших распространение в условиях современного российского рынка, ученые называют сокрытие деятельности, противоречащей «духу закона и замыслу соответствующего института» («манипулирование институтами») [220, c.33]; [97, c.42-43]. Предпосылкой таких действий становится то, что в контрактах (или законах) сложно (а чаще всего невозможно) предусмотреть все конкретные ситуации, поэтому простор для «манипулирования» всегда остается. Сюда относятся случаи необоснованного использования налоговых льгот, фиктивные процедуры банкротства, когда вместо защиты интересов кредиторов и финансового оздоровления предприятий оно превращалось в удобный способ захвата бизнеса и передела собственности. На вышеназванные негативные явления, а также на их конкретные схемы неоднократно указывали российские ученые [243,c.49];[264,c.50-61]. Так «ложное банкротство» чаще всего заканчивались скупкой акций предприятия за бесценок и их дальнейшей перепродажей; дополнительная эмиссия акций, осуществляемая посредством сомнительных процедур, позволяет стороннему инвестору получать контроль над должником; консолидация акций ведет к принудительному сокращению числа акционеров; процедуры «освобождения от долгов» завершались передачей имущества должника новому собственнику за бесценок или передачей ликвидных активов и дебиторской задолженности эффективно работающих подразделений под контроль вновь созданных компаний [279]; [97, c.25]. Другой формой институциональных изменений может быть сокрытие под видом легального института деятельности, которая компрометирует сам институт и препятствует его нормальной работе. Сюда относят случаи, когда легальные институты используются для получения каких-либо особых льгот и привилегий или выполнения посреднических функций, связанных с передачей взяток и выполнением других противоправных функций [220, c.33]. Институт корпоративной социальной ответственности, например, может подменяться его видимостью, когда непрозрачный и непредсказуемый «социальный оброк» обменивается на эксклюзивные привилегии и субсидии отдельным хозяйствующим субъектам со стороны государственных органов. 176 Долгосрочный отрицательный эффект от передачи взяток и выполнения других противоправных действий, в свою очередь, способствует стабилизации и институционализации процесса коррупции [97, c.49-50]. Наиболее опасным проявлением оппортунизма становится практика использования институтов, предназначенных для создания общественных благ, для извлечения личной выгоды отдельных лиц или их групп. Заинтересованность влиятельных экономических и политических группировок может приводить к «нецелевому» использованию важнейших универсальных институтов собственности (речь идет об институтах, обеспечивающих экономические права, свободу конкуренции, доступ к рынкам, справедливое разрешение споров и др.) и других ключевых общественных институтах, их трансформации в институты изъятия ренты. Как видно, в этом случае институциональные функции в значительной степени модифицируются по сравнению с их нормальным состоянием. Отдельные группы субъектов могут лоббировать (и часто весьма успешно) развитие только тех институтов, которые интересны им самим, и при этом тормозить развитие тех, которые имеют непреходящее значение для решения общественных задач. В этом случае общественное благосостояние снижается за счет недопроизводства общественных благ и высоких цен на товары изза оппортунистических трансакций. Интересы крупного бизнеса и власти могут пересекаться, по оценкам, акценты в современной российской экономике смещаются в сторону подчинения бизнеса власти, что подтверждает устойчивость отношений властисобственности в России [190, c.6]. Коррупция с «захватом государства» значительно ухудшает действие механизмов регулирования, снижает конкуренцию и способствует установлению административных барьеров для бизнеса, увеличивает монопольные доходы, а в долгосрочном плане приводит к сокращению инвестиций в социальную сферу и снижению отдачи от них. Развитие политической коррупции, со своей стороны, подталкивает рост административной и коммерческой коррупции. Поэтому последнюю неправильно связывать только со злоупотреблениями в сфере государственного (или муниципального) управления, как это чаще всего и происходит, экономистов не менее интересует вопрос о коррупции в сфере экономики – коммерческой коррупции. Наряду с взяточничеством, подкупом, получением незаконных доходов путем вымогательства и «откатов» со стороны работников государственных и муниципальных органов, коррупция выражается в непотизме и фаворитизме (назначение на 177 должности родственников и друзей), сговоре, манипуляции государственным регулированием (принятие решений в пользу отдельных групп, фальсификация выборов), клиентелизме и патронаже (предоставление материальных услуг в обмен на поддержку), защите и покровительстве и др. Сложность учета всего комплекса издержек, связанных с коррупцией, можно оценить, если представить негативные эффекты от нее в различных сферах жизни общества [176]. Различными исследованиями фиксируется высокий уровень коррупции в России. Опросы показывают, что представители иностранного бизнеса проблему коррупции считают одним из основных барьеров, препятствующих притоку иностранных инвестиций. Несмотря на предпринимаемые в последние годы меры, коррупция остается острой российской проблемой, которая тормозит эффективное государственное управление и социальноэкономические преобразования, повышает недоверие к власти, создает негативный имидж страны за рубежом. фиксируют резкий взлет деловой коррупции в России в последние годы. Данные фонда ИНДЕМ представлены в табл. 6.2. Таблица 6.2 - Сопоставление показателей деловой коррупции и основных макроэкономических показателей России Показатели ВВП (млрд. долл. США) Выпуск (млрд. долл. США) Интенсивность коррупции Средний размер взятки (тыс. долл. США) Объем рынка деловой коррупции (млрд.долл. США) Рынок деловой коррупции относительно ВВП (%) Рынок деловой коррупции относительно выпуска (%) 2001 229,8 530,8 2,24 10,2 33,8 14,7 6,4 2004/2005 588,7 1024,5 1,795 135,8 318,0 54,0 31,0 Источник: [259, c.6] По другим данным до 30% дохода от выпуска продукции российский бизнес тратит на взятки [259, c.7]. Среди самих предпринимателей более 50% считают, что коррупция забирает от 25 до 50% прибыли и 5-10% от оборота бизнеса. Согласно рейтингу Transparency International, которая ведет расчеты Индекса восприятия коррупции154, в 2012 г. Россия заняла 133-е место из 174 возможных (значение индекса от 0 – высокая коррупция, до 10 – отсутствие коррупции). Для сравнения, в 2000 г. Россия 154 Индекс восприятия коррупции в госсекторе является составным индексом, основанным на данных опросов, проведенных среди экспертов и в деловых кругах. 178 занимала 82-е место, в 2005 г. – 128-е, в последующие годы индекс снижался. Индекс коррупции WGI (Worldwide Governance Indicators) мирового банка, также подтверждает рост коррупции в России практически все последние годы [75,c.12,13]. Это актуализирует проблему «институционализации коррупции» в российской экономике и ее укоренения как стандартной модели поведения. Социологические опросы показывают, что 55% россиян считают, что искоренить коррупцию в нашей стране невозможно, 34% полагают, что это реально, а 11% респондентов затрудняются с ответом. По данным большинства опросов наиболее коррумпированными сферами являются ЖКХ, здравоохранение, образование, правоохранительные органы, налоговая и таможенная службы, государственная исполнительная и законодательная власти [279, c.34]. Как видно, все эти сферы играют значительную роль в обеспечении благосостояния российского населения и реализации принципов социальной справедливости. Проведенные различными учеными исследования демонстрируют негативное влияние оппортунизма и коррупции на экономический рост, трансакционные издержки, накопление и социальные программы [75, c. 11]; [71, c.49]. Однако оценить количественно масштаб ущерба от оппортунистического поведения довольно сложно, так как потери могут быть как прямыми, так и косвенными, причем некоторые из них поддаются измерению, а некоторые нет155. Исходя из того, что целью оппортунистического поведения является присвоение квазиренты, ее величина, на наш взгляд, позволяет судить о прямых общественных потерях156 от коррупции. Зафиксированная учеными положительная связь между уровнем взяток и сокращением инвестиций указывает на скрытые потери от недоинвестирования в значимые отрасли экономики [71,c.49]. Полученные незаконно средства чаще всего используются на личное потребление, подкуп, способствует углублению дифференциации доходов. Удорожание и завышение стоимости инвестиционных проектов меняет экономически обоснованную структуру государственных и частных инвестиций, искажая ее. Рентоориентированное коррупционное поведение приводит к ослаблению стимулов к инвестированию в реальный сектор экономики и ориентирует на краткосрочные проекты в ущерб долгосрочным. Кроме того, к потерям приводит снижение мотивации к качественному и производительному труду, 155 На эти сложности особо обращал внимание Д. Норт, указывая на такие трудно поддающиеся измерению параметры, как дача взяток, потери от недостаточного надзора и контроля [185, c.93]. 156 Под квазирентой, о которой первым в научной литературе по экономике заговорил О. Уильямсон, понимают превышение ценности актива над доходом от его наилучшего альтернативного использования. 179 отлынивание, ослабление роли закона. Так как исследованиями подтверждается отрицательная зависимость между уровнем «захвата государства» и социальными расходами, то в социальной сфере оппортунизм оборачивается сокращением социальных программ [71, c.51]. Вследствие того, что причины оппортунистического поведения кроются в устройстве институтов, сократить потери от него возможно, прежде всего, за счет их улучшения. Правовые меры должны рассматриваться только в комплексе с мерами, восстанавливающими социальную справедливость. Действия, связанные с ужесточением государственного контроля и правового регулирования при сохранении существующих правил игры, могут оказаться малодейственными, кроме того, дорогостоящими. Однако в основном продолжают применяться меры государственного противодействия коррупции, которые, безусловно, необходимы, однако при этом значительно меньше внимания уделяется восстановлению принципов социальной справедливости157. В ответ на ужесточение мер контроля и усиление ответственности за противоправные действия экономические субъекты находят многообразные способы их обойти. Усиление мер государственного регулирования и контроля (включая консолидацию активов в государственных корпорациях) не может выступать гарантом предотвращения оппортунистического (и коррупционного, в том числе) поведения, так как эффективность этих мер во многом зависит от способности самого государства эффективно, с учетом требований социальной справедливости осуществлять эти действия, от «нравственности» самого государства158. Таким образом, массовая практика реализации экономическими субъектами модели оппортунистического 157 В последние годы Россия присоединилась к Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию (2006 г.) [369], Конвенции ООН против коррупции (2006 г.) [370], и Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности (2004 г.) [371]. При этом Федеральный закон «О противодействии коррупции» принимался достаточно долго и вступил в законную силу только в начале 2009 г. [372]. В соответствии с национальным планом противодействия коррупции был принят проект антикоррупционных законов, последовали изменения в федеральное законодательство, касающиеся работы правоохранительных органов, таможни, военнослужащих. В документе определены основные сферы и направления противодействия коррупции, среди которых особо выделяются меры по законодательному обеспечению: антикоррупционная экспертиза действующего законодательства, административная и уголовная ответственность за нецелевое использование бюджетных средств, учреждение некоторых новых федеральных надзорных структур. Предусмотрены дополнительные меры по совершенствованию государственного управления, меры по повышению профессионального уровня юридических кадров и правовому просвещению граждан. 158 Эти рычаги смогли эффективно использовать в Южной Корее, Гонконге, Китае, Сингапуре. Последний, в частности, за счет честных административных и правовых мер из страны с высочайшим уровнем коррупции за период с 1968 г. смог переместиться на одно из первых мест среди наименее коррумпированных современных государств. В то же время в Швеции, также отличающейся низким уровнем коррупции, меры противодействия были иными, они, прежде всего, были направлены на повышение экономического благосостояния населения, достижение социального равенства, борьбу с бедностью и восприятием честности как нормы поведения [38]. Швеция обладает также один из самых высоких уровней социального капитала. 180 поведения дополняется другими проявлениями негативной институционализации, которые отражаются в распространении неформальных экономических отношений, а на этапе налаживания механизма практического применения норм – в локализации трансакций, нарушающих этико-экономическую координацию. 6.2. Негативные неформальные хозяйственные практики в России Характеризуя повсеместное распространение неформальных отношений в хозяйственной сфере России как проявлении негативной институционализации, следует, прежде всего, обеспечить терминологическую однозначность. В современной экономической литературе при анализе неформальных отношений используются различные понятия: «теневая» экономика, «скрытая», «подпольная», «нелегальная», «черная», «серая», «нерегулируемая», «вторая» и другие. Различия в категориальной характеристике объекта исследования, его природы и структуры зачастую обусловливают неоднозначность качественной и количественной оценки неформальной экономики. В зарубежных исследованиях, когда речь идет о неформальных экономических отношениях, объектом, чаще всего, выступает неформальный сектор (или неформальное производство) как часть «теневой» экономики. Понятие «неформальное производство», появившееся в 70-х гг. ХХ в., охватывает неформальные предприятия, работающие за свой счет, и предприятия неформальных работодателей. Хотя до сих пор не выработаны общепринятые характеристики объектов неформального сектора, но два критерия остаются ключевыми: небольшой размер предприятия и (или) отсутствие регистрации предприятия или его работников [85, c.11]. Такая трактовка неформального производства близка версии Росстата, частично включающего его в систему национальных счетов и согласуется с Резолюцией ХV-й Международной конференции по статистике труда (1993 г.). Среди трех составляющих теневой («ненаблюдаемой») экономической деятельности Федеральной службой государственной статистики выделяется, в том числе, неформальная ее часть, которая осуществляется (в большинстве случаев) на законном основании индивидуальными предпринимателями или некорпоративными предприятиями, основывается на неформальных отношениях между участниками производства и оформляется не в соответствии с установленным порядком. Так, в Резолюции ХV-й Международной конференции по статистике труда неформальный 181 сектор определен как совокупность производственных единиц, которые обладают следующими чертами: низкий уровень организации и малым масштабом деятельности, юридическая несамостоятельность, сложность вступления в договорные отношения с другими производственными единицами, отсутствие ответственности, занятость без оформления договоров, деятельность (как правило) вне доступа к организованным рынкам, реальная угроза нарушения норм законодательства. К неформальному сектору также традиционно относят домашнюю экономику – неоплачиваемую деятельность, предназначенную для членов домохозяйства, а также коммунальную экономику – добровольную, бесплатную деятельность на благо общества или отдельных его членов. Как видно, оба вышеперечисленных вида деятельности отличает отсутствие трансакций159. Однако простым двухсекторальным подходом, в соответствии с которым неформальная экономика рассматривается как синоним «неформального сектора», нельзя ограничиваться, если речь идет о негативной институционализации в условиях нарушения требований социальной справедливости. Отказ от использования узкого понятия «неформальный сектор» применительно к проблеме неформальности приводит к расширительной трактовке неформальной экономики. В этом случае она определяется как синоним «теневой», то есть, «многообразие качественно разнородных видов деятельности, объединенных дистанцией, полной или частичной, от государственного регулирования или статического учета» [20, c.26]. В состав теневой экономики (первое такого рода определение было дано американским экономистом Э. Файгом) включают две составляющие: экономическую деятельность, являющуюся вполне легальной, но выведенную из под налогообложения и по разным причинам не учитываемую официальной статистикой, а также противозаконную, преднамеренно скрываемую экономическую деятельность. Э. Файг, в частности, выделил четыре типа «подпольных» (термин Э Файга) экономических действий: нелегальную, неучтенную, незарегистрированную и неформальную экономическую деятельность. К «нелегальной» экономике он отнес экономическую деятельность, нарушающую юридические нормы, определяющие 159 Такого рода неформальная деятельность, связанная с выживанием человека в сложных условиях, получила широкое распространение в современной России. Модель поведения, ей свойственную, английский экономист и социолог Т. Шанин определил как «человек приспосабливающийся» Основными характеристиками неформальной (эксполярной по Т. Шанину) экономики являются: нацеленность людей на выживание, а не на накопление капитала; желание обеспечить себе хоть какую-то занятость, а не максимизировать прибыль; большое количество способов заработка и быстрая их смена; семейный, а не наемный труд; взаимная поддержка и кредитование, основанные в большей степени на личном доверии и родстве, нежели на формальных контрактных соглашениях; родство, соседство, этничность и принадлежность одной и той же местности как к базе взаимодействия; быт, близкий к культуре нищеты» [311]. 182 границы законных форм деятельности. В состав «неучтенной» вошла та экономическая деятельность, которая обходит институционально установленные фискальные правила, зафиксированные в налоговом законодательстве, или уклоняется от них. «Незарегистрированная» экономика (компонентом которой является домашнее хозяйство) - деятельность, которая обходит институциональные правила, установленные требованиями правительственных статистических органов. Что касается неформальной экономики, то к ней Э. Файг отнес деятельность, которая экономит частные издержки, нарушая общественные выгоды и права, определяемые законами. Он предложил измерять ее доходами, полученными от неформально действующих экономических агентов [397]; [85, c.8]; [346]. Согласно вышеназванного подхода, к неформальной экономике (помимо домашнего сектора и мелкого производства) относится также экономическая деятельность, которая скрывается от властей в целях ухода от налогов или по причине использования других противоправных действий. При этом в одном случае производство легальной продукции сопровождается нарушениями норм хозяйственного права (уход от налогов и контрольных механизмов (нарушение правил регистрации, лицензирования, сертификации и др., несоблюдение установленных социальных гарантий), а во втором, связанном с криминальной экономикой, речь идет о деятельности по созданию нелегальной продукции [282, c.18]. С.Ю. Барсукова, в этой связи, достаточно удачно классифицирует неформальную экономику на основании использования тезисов «вне» и «вопреки» норм законодательного регулирования. Тезис «вне» определяет виды экономической деятельности, которые связаны с самообеспечением и не предполагают рыночных трансакций, в то время как тезис «вопреки» определяет деятельность субъектов в сфере рыночных трансакций, которая выполняется с нарушением законодательных норм. При этом отличия между экономикой, укрываемой от налогов, и криминальной ее частью (обе соответствуют тезису «вопреки»), заключается в том, что в первом случае продукция как цель деятельности вполне приемлема, а средства ее достижения частично или полностью противоречат формальным правилам, а во втором - неприемлемыми оказываются и цель, и средства ее достижения, так как деятельность связана с производством нелегального продукта или услуги [282, c.20]; [20, c.448]; Хотя отделить криминальную экономику от других ее частей достаточно сложно, общее мнение по этому вопросу в научной литературе в основном достигнуто. Криминальная экономика охватывает те виды деятельности, которые являются 183 запрещенными действующим законодательством, например, производство и продажа наркотиков, контрабанда, незаконная продажа оружия и другие; а также те виды деятельности, которые являются законными, но осуществляются без соответствующих разрешений. Остальная часть теневой экономики в большинстве случаев является законной экономической деятельностью, которая скрывается или преуменьшается экономическими субъектами с целью уклонения от уплаты налогов, социальных взносов или выполнения определенных административных обязанностей. К ней чаще всего относят фиктивную экономику, которая включает непродуктивную, непроизводительную деятельность по неправомерному перераспределению доходов и активов в рамках официальной экономики (спекулятивные сделки, приписки, взяточничество, фиктивные операции др.) [255, c.144]; [42]. Подчеркивая различие между криминальной экономикой и другими видами теневой деятельности, ученые, прежде всего, указывают на различие целей сокрытия деятельности от государства: в криминальной экономике скрывается сам факт ведения деятельности, в других случаях – только доходы (или расходы). Государственные санкции за сокрытие деятельности также имеют различия: в первом случае они определяются уголовным законодательством (хотя этот критерий не столь однозначен), а во втором - административным и гражданским законодательством. Так как вся криминальная деятельность сопровождается уклонением от налогообложения, то криминальный сектор, так или иначе, входит в состав теневой экономики160. Несмотря на многообразие подходов, общим для них является рассмотрение неформальной экономики как деятельности, находящейся в определенном противоречии с формальными требованиями, предъявляемыми со стороны государства. Различия внутри нее касаются характера и масштабов этого противоречия: 160 В.Радаев, исходя из степени легальности рыночных трансакций, проводит следующую классификацию неформальной экономики. Легальная (неформальная) экономика («белые рынки»), когда действия осуществляются вне законодательного регулирования, но не нарушают действующих законодательных норм и прав других хозяйственных субъектов (например, натуральное производство домашних хозяйств). Внеправовая (неформальная) экономика («розовые рынки»), когда действия осуществляются вне законодательного регулирования по причине его отсутствия (зоны, не регламентированные действующим законодательством), но вопреки интересам других рыночных агентов. Например, действия в условиях отсутствия антимонопольного законодательства, финансовые пирамиды, нарушение экологической безопасности, лоббирование, предоставление индивидуальных льгот и субсидий и др. К полуправовой (неформальной) экономике («серые рынки») ученый относит создание легального продукта, но с использованием нелегальных средств. Эта деятельность связана с различными способами уклонения от налогов, включая бартерные обмены, «черный нал», работу без патентов и лицензий и т.п. И наконец, нелегальная, криминальная экономика («черные рынки»), в рамках которой достижение нелегальных целей осуществляется нелегальными средствами - экономическая деятельность, напрямую запрещенная законом (в том числе, изготовление и продажа спиртных напитков домашней выработки, нелегальные азартные игры и другие виды деятельности, проносящие вред окружающим и прибегающие к насилию в достижении своих целей) [240]. 184 в одном случае они возникают вследствие осуществления хозяйственной деятельности за пределами тех сфер, которые контролируются и регулируются государством, в другом - из-за нарушения отдельных положений законодательства, а в третьем речь идет о нарушениях, которые носят критический для существования социально-экономической системы характер. При этом наиболее сложной является идентификация той части экономической деятельности, в рамках которой хозяйствующие субъекты действуют с нарушением определенных законодательных норм и стремятся уйти из-под государственного контроля и регулирования. В связи с пересечением сфер интересов различных наук, применительно к вопросу о теневой экономике, в России и за рубежом сложилось три подхода к ее классификации: юридический, экономический и статистический, каждый из которых имеет свою специфику, зависящую от границ анализа [85, c.14,15]. Формально-правовой (юридический) подход акцентирует внимание, прежде всего, на тех видах деятельности, которые нарушают закон. Те же ее виды, которые существуют вне рамок закона (но относятся к неформальному сектору) оказываются вне зоны внимания. Кроме того, в соответствии с формальноправовым подходом в состав нелегальной экономики часто включается не только нелегальная экономическая, но и неэкономическая деятельность: грабежи, отмывание денег и утечка капитала [35, c.173-174]. В рамках экономического подхода акцент делается на определение теневой экономики как скрываемого от налогов производства. При этом из нее выпадает деятельность, связанная с уходом от налогов вследствие «провалов» в существующей налоговой системе (использование оффшорных зон, перемещение имущества, регистрация по фиктивным адресам и т.п.), а также домашняя экономика [85]. В соответствии с учетно-статистическим подходом неформальная экономика рассматривается как экономическая деятельность по каким-либо причинам неучтенная официальной статистикой. Само понятие теневой экономики в рамках этого подхода определяется исходя из основной цели системы национальных счетов – максимально точного учета всех видов экономической деятельности, обеспечивающих реальный вклад в производство ВВП. В рамках учетно-статистического подхода теряется разница между теми предприятиями, которые соответствуют законодательству и теми, кто его сознательно нарушает. Кроме того, такие неправовые действия как отмывание денег или бегство капитала, которые, не увеличивая ВВП, ведут к его 185 перераспределению, не попадают в категорию теневой экономики [85, c.18]. На рисунке 6.1 представлено авторское понимание структуры неформальной экономики. Рис. 6.1 - Структура неформальной экономики161 Представленная на рисунке структура неформальной экономики не отражает связи неформальных экономических отношений с деформацией институциональной системы в условиях нарушения требований социальной справедливости. На наш взгляд, такого понимания можно достичь на основе использования методологии и категориального аппарата институциональной экономической теории. Институционалистам удалось переориентировать интерес исследователей с проблем определения границ и масштабов распространения неформальной экономики на причины ее возникновения и особенности. С нашей точки зрения, к проявлению нарушений требований социальной справедливости в условиях нелегитимности институтов относится только та часть неформальной экономики, которая связана с преднамеренными действиями хозяйственных субъектов по нарушению действующих правил и норм (на рис. 6.1 эта область заштрихована). На эту сторону проблемы обращает внимание, в частности, В. Радаев, проводя классификацию теневой экономики по критерию мотивов отношения хозяйственных агентов к отчетности. Он выделяет «скрытую» экономику – экономическую деятельность, сознательно укрываемую хозяйственными субъектами от статистических и 161 Составлен автором по результатам исследования 186 налоговых органов, и «потерянную» экономику – экономическую деятельность, не попадающую в отчеты из-за неполного охвата обследуемых единиц наблюдения, неосведомленности и непроизвольных ошибок экономических субъектов [240]. Модель поведения хозяйственных субъектов теневой и особенно криминальной экономики, приближается к модели поведения homo оeсonomiсus, занятого исключительно поисками личной выгоды и игнорирующего нормы этики. По одним оценкам, в конце 90-х гг. предпринимателей, которые тяготели к криминальной экономике, было около 15% [237, c.223], по другим распределение российских предпринимателей между легальной, внелегальной и криминальной экономикой в тот же период было примерно таким: 5 – 90 – 5% [61, c.39-40]. Таким образом, отличительной чертой неформальных экономических отношений, сопровождающих процесс нелегитимности институтов, являются преднамеренные действия субъектов по игнорированию или прямому нарушению норм и правил. Крайней формой таких действий является нелегальная криминальная деятельность, следствием которой является распространение насилия, из детерминантов поведения превращающегося в важнейший ресурс для достижения целей. Косвенно криминализацию экономики России подтверждает тот факт, что большая часть экономической преступности в стране носит организованный характер. Причем темпы роста организованной преступности высоки: если в Италии на это понадобилось 150 лет, то в России хватило 20-25 [76]. Существенной чертой, отличающей неформальные отношения в нелегитимной институциональной системе типа D, является вовлечение в них государства. При этом стимулы к неформальности могут создаваться самим государством. В России получили широкое распространение неформальные практики взаимодействия, которые исследователи по вопросам крупного бизнеса называют в качестве одной из заметных российских тенденций последнего времени. Это касается как частных компаний, так и обществ с государственным участием. При этом неформальные контакты с государством позволяют отдельным предприятиям более уверенно и рискованно вести себя на рынках внешнего заимствования, подталкивают их к проведению сверхагрессивной политики по скупке активов, обременяют дополнительными «социальными обязательствами» в обмен на господдержку. Неформальные контакты бизнеса и власти в период кризиса 2008-2009 гг. затруднили эффективную реструктуризацию компаний, блокировали выделение ресурсов господдержки более эффективным производителям (в 187 соответствии с перечнем «системообразующих» предприятий, утвержденным Правительственной комиссией по повышению устойчивости развития российской экономики, были поддержаны отдельные из них по непрозрачным критериям). Что касается государственных корпораций, то сам факт их создания сделал неформальность особым способом реализация государственной экономической политики по сравнению с альтернативными инструментами распоряжения ресурсами, имеющимися в распоряжении государства. Создание ГК стало своеобразным механизмом наделения отдельных компаний полномочиями и функциями органов государственного управления вне рамок стандартных процедур [3, c.103, 106]. Как и большинство частных российских компаний, государственные корпорации являются по большей части закрытыми компаниями с высокой концентрацией контроля и отличаются как внешней, так и внутренней непрозрачностью. Безусловно, неформальные механизмы взаимодействия в рамках ГК способствует более оперативному и дисциплинированному выполнению единоличных решений контролирующего владельца (в данном случае государства), большей гибкости в использовании государственных ресурсов, передача существенной части хозяйственных функций государству в условиях несправедливости базисной структуры общества чревата высокими рисками оппортунизма. Уже появляются исследования, подтверждающие, что госкомпании довольно успешно используют схемы налоговой оптимизации [75, c.18]. В таблице 6.3 с использованием матрицы легитимности представлены основные характеристики неформальной экономики в условиях различных институциональных режимов. В каждой из ячеек таблицы выделены приоритетные характеристики применительно к той или иной степени нелегитимности институтов. Таблица 6.3 - Неформальные экономические отношения в условиях различных режимов легитимности институтов162 Легальность институтов Нет 162 Есть Составлена автором по результатам исследования 188 есть нет Справедливость институтов Неформальная легальная хозяйственная деятельность. Неформальная нелегальная хозяйственная деятельность, связанная с созданием легального продукта, но использованием нелегальных средств – «теневая» экономика. Криминальная экономика, связанная с созданием нелегального продукта, осуществляемая различными хозяйственными субъектами. Неформальная нелегальная хозяйственная деятельность – «теневая экономика». Криминальная хозяйственная деятельность. Неформальная легальная хозяйственная деятельность, осуществляемая за пределами тех сфер, которые контролируются и регулируются государством, но не нарушающая действующих законодательных норм и прав других хозяйственных субъектов Неформальная легальная хозяйственная деятельность. Неформальная нелегальная хозяйственная деятельность, связанная с созданием легального продукта, но использованием нелегальных средств – «теневая» экономика, осуществляемая, в том числе, под патронажем государственных структур. Криминальная экономика, связанная с созданием нелегального продукта. Парадигму неформальной экономики, акцентирующую преимущественное внимание на трансакционных издержках, предложил перуанский экономист Э. де Сото. Ранее высокие налоги и количество регулируемых ограничений как важный фактор при переходе в «тень» рассматривались и другими учеными, в частности С. Джонсоном, Д. Каузманом, А. Шифером. Согласно этим подходам неформальная экономика является следствием чрезмерно высокого давления со стороны государственного аппарата на предпринимателей. Стремление регламентировать все стороны экономической жизни приводит к разрастанию неформального сектора. Э. де Сото рассчитал «цену законопослушания» (или цену подчинения закону) и получил убедительные доказательства того, что в Перу она высока. Цена послушания закону образуется из единовременных «издержек доступа», которые связаны с приобретением права заниматься бизнесом в легальных условиях, а также из «издержек продолжения деятельности в рамках закона», куда включается выплата налогов и платежей, подчинение административным правилам и др. Помимо непосредственных денежных затрат она включает затраты времени на осуществление вышеперечисленных действий, которые 189 могут рассчитываться в денежном эквиваленте путем умножения затрат времени на почасовую ставку заработной платы. Цена подчинения закону в Перу для мелких фирм, по расчетам Э. де Сото, оказалась на уровне почти 350% посленалоговой прибыли, тогда как непосредственно налоги составляли только чуть более 20% затрат на законопослушание. Статистика неформального сектора, проведенная ученым, подтвердила значительный удельный вес неформального сектора в ВВП [269,c.51,178-188]; [270,c.28-35]. В России политика по снижению издержек «подчинения закону», проводимая с 2000 г., включает упрощение процедуры регистрации («одно окно»), налогообложения («упрощенка» для предприятий малого и среднего бизнеса), а также принятие пакета специальных законов по снижению административных барьеров. Как показывает практика, несмотря на предпринятые меры, неподчинение закону по-прежнему экономит участникам теневого сектора издержки и создает конкурентные преимущества по сравнению с теми, кто работает легально. На «цену внелегальности», в отличие от «цены законопослушания», оказывает влияние цена уклонения от наказаний и санкций, ограничение видов деятельности, дополнительные расходы на теневом рынке капиталов, слабая защищенность прав собственности, низкая эффективность внеконтрактного права, издержки, связанные с незаконными способами разрешения конфликтов и др. Согласно концепции, предложенной Э. де Сото, масштабы развития неформального сектора зависят от соотношения двух видов цен: если первая выше, чем вторая, то создаются стимулы для развития неформального сектора, если ниже, то наоборот. При всей своей логической стройности и завершенности вышеназванная концепция не является безупречной из-за чрезмерной привязанности к либеральной политической традиции. Нам она также представляется недостаточно убедительной для объяснения причин распространения неформальных экономических отношений в условиях нелегитимности институтов. По нашему мнению, подход к неформальной экономике со стороны трансакционных издержек нельзя недооценивать, но вышеназванная логика строится, по большей части, от следствия, а не от причины. Эмпирические исследования свидетельствуют, что краткосрочные издержки теневого бизнеса в современной России, как правило, ниже краткосрочных издержек подчинения закону, однако в долгосрочном периоде однозначные оценки становятся менее очевидными [239, c.76-77]. Что касается оценки деятельности государства по снижению «цены подчинения закону», 190 то здесь ситуация также неоднозначна. Государственная политика по снижению «цены подчинения закону» не даст ожидаемого результата, если государство не способно выполнять ее эффективно. И наоборот, нередко меркантилистская политика способствовала созданию достаточно эффективной экономической системы, в том числе в странах Европы XVII-XVIII вв., Японии, Китая и других развитых стран Азии, если государство было способно ее честно выполнять. Кроме того, результативность государственной политики по снижению трансакционных издержек может оказаться низкой из-за формирования у экономических акторов устойчивых установок на неуважение закона в среднесрочной и долгосрочной перспективе. В этой связи при оценке препятствий, мешающих государству проводить эффективную экономическую политику, определяющим критерием является соответствие институтов принципам социальной справедливости. Качественно оценить негативные последствия неформальных отношений достаточно сложно, особенно если речь идет о теневой и криминальной экономике. Во-первых, в совокупных показателях нелегальной экономики значительную долю может занимать неформальный сектор. Во-вторых, отсутствуют многие виды официальных данных о нелегальных сделках. Несмотря на то, что учет теневой экономики признан необходимым системой национальных счетов ООН (в 1993 г.) и Европейской системой национального счетоводства (в 1995 г.), в России (как и во многих других странах мира) криминальная составляющая нелегальной экономической деятельности при построении национальных счетов в расчет не принимается. При этом в ряде стран такие расчеты все же проводятся - Нидерланды, Австралия, Чехия, Белорусь и др. Так, в Беларуси производятся экспериментальные оценки только незаконного производства алкоголя [132, c.3-6]; [89, c.7-9]. Наряду с прямыми могут быть использованы также специальные методы обработки официальных данных. В частности, сравнение национального дохода, рассчитанного двумя методами: по расходам и по доходам, может дать определенное представление о размерах нелегальной экономики (если расходная часть окажется больше доходной). Монетарный метод позволяет оценить размеры нелегального сектора по доле наличных денег в обслуживании трансакций, так как безналичные расчеты в нелегальных сделках практически не используются. В определенной степени о масштабах нелегальной экономики можно судить по уровню официально зарегистрированной безработицы, так как сохранение ее долгое время (при условии сохранения потребительских расходов) может косвенно свидетельствовать о наличии доходов от 191 нелегальной деятельности. Стабильный спрос на импортные товары и услуги в условиях низких официально зарегистрированных доходов также может быть обусловлен доходами от нелегальной деятельности (такой анализ можно проводить по данным платежного баланса страны, налоговых деклараций). Определенные оценки можно получить, сравнивая налоговую базу, оцениваемую по ВВП с налоговой базой фактически взимаемых налогов [341]; [198, c.161-162]. Использование вышеописанных, а также других статистических методов позволяет оценить уровень теневой экономики в стране. По общему мнению в современной России сформировалась уникальная по международным меркам нелегальная экономика, основными чертами которой является уклонение от уплаты налогов, незаконный вывоз капитала, двойная бухгалтерия, скрытая безработица, бартер, коррупция и другие формы. По оценке Росстата, которая проводится вместе с международными экспертами по программе изучения ненаблюдаемой экономики, в настоящее время доля теневой экономики в субъектах РФ составляет 20-25% ВРП. Оценки теневой экономики согласно данным МВД России оказываются выше данных Росстата и достигают 48,7% ВВП. По оценкам мировых финансовых институтов объем теневой экономики России превышает 40% ВВП. Экспертные оценки доли теневой экономики в российском ВВП варьируются в диапазоне от 20 до 80%. Для сравнения, в США сегодня на теневую экономику приходится 8,4%, в Германии – 16,8%, в Италии – 25,7% ВВП. В странах СНГ она выше – в Украине – 54,7%, Грузии – 68% ВВП [279, c.25, 96]. По некоторым оценкам удельный вес теневой экономики в латиноамериканских странах составляет до 90% [96, c.4-5]. Легализация доходов, которая становится заключительным этапом превращения преступности в высокодоходный вид незаконного предпринимательства, также приобрела в России значительные масштабы, в чем немалую роль играют российские кредитно-финансовые организации. Несмотря на предпринятые в последние годы ограничивающие меры, эта сфера деятельности остается одной из наиболее пораженных экономической преступностью. Данные социологических опросов показывают, что для организации теневой деятельности 14,8% предприятий продолжают использовать финансово-банковскую систему (37,1% предприятий используют для этих целей правоохранительные органы, а 38,5% - неформальные группировки) [177]. Устранение факторов, способствующих переходу экономических субъектов к неформальным отношениям, 192 нарушающим оптимальное с точки зрения интересов общества функционирование институтов, является для современного российского рынка актуальной задачей, так как последствия этих явлений носят разрушительный характер. Поэтому нельзя считать современные неформальные отношения в экономике лишь пережитком прошлого, полагая, что от них можно избавиться по мере продвижения рыночных реформ [141]. Таким образом, уход в нелегальность препятствует социальноэкономической эффективности, разрушает систему государственного управления, ставит под угрозу национальную безопасность, что позволяет адекватно оценить последствия нарушения принципов социальной справедливости в экономике. Вследствие того, что распространение неформальных отношений теневого и криминального характера отражает проблему легитимности институтов, то и решать ее необходимо путем их совершенствования. 6.3. Негативная локализация трансакций в современной российской экономике Негативная институционализация определяет специфику процесса локализации трансакций, которая является следствием преднамеренных действий хозяйствующих субъектов по отграничению пространства экономической деятельности, в отличие от локализации, которая происходит спонтанным или эволюционным образом163. Несмотря на достаточный уровень автономности экономической деятельности, отсутствие объективных причин для объединения экономические субъекты все же предпочитают замыкаться в локальном пространстве. Применение структурного анализа показывает, что характерным признаком локализации, возникающей в условиях нелегитимности институтов, является «закрытость». Если доступ в открытую сеть гарантирован любому заинтересованному экономическому субъекту, то закрытые для других локальные сообщества исключают (или существенно затрудняют) участие тех экономических субъектов, которые склонны и способны взаимодействовать. Это переводит локальное сообщество в разряд «клубных благ», выгоды от которого достаются только его участникам. Другой важный признак заключается в том, что локальные хозяйственные сообщества, возникающие в условиях нарушения 163 О такой локализации достаточно обстоятельно пишет А. Олейник в книге «Институциональная экономика». [197, c.358-378]. 193 принципов социальной справедливости, не могут полноценно выполнять функции, связанные с этико-экономической координацией. Даже если они остаются носителями общечеловеческих норм и ценностей, а локализацию используют в качествесредства защиты от агрессивности институциональной среды или негативного воздействия других участников взаимодействия, они не могут длительное время оставаться устойчивыми. Когда Э. Файг говорит о положительном воздействии на экономику «хороших» правил, которые сохраняются в рамках локального сообщества как в анклавах, он признает, что в долгосрочной перспективе противостояние «плохим» правилам не способствует созданию эффективной экономики. Эффект от «плохих» правил может усиливаться, а «широко распространенная рассогласованность может разрывать общественную ткань, подвергая опасности фундаментальный принцип первенства закона» [297, c.143]. Однако чаще всего локальные хозяйственные сообщества в условиях «несправедливой» экономики и массового оппортунизма становятся носителями групповой антиморали, отрицающей принципы социальной справедливости, и исповедуют психологию фрирайдера, действующего в обход общих правил. Приоритет отрицающих признаков (отрицание общечеловеческих ценностей и принципов справедливости, универсальных правовых норм и экономической целесообразности) придает им «негативные» черты и отличает от локальных хозяйственных сообществ, которые играют позитивную роль в экономике. Последние характеризуются горизонтальными связями и взаимоконтролем, низким уровнем барьеров для входа и выхода, открытостью для любого, кто хочет и способен присоединиться к взаимодействиям, следованием универсальным нормам и распределением дохода согласно вкладу с учетом общенациональных приоритетов. Такого рода локальные хозяйственные сообщества могут возникать как спонтанным эволюционным образом, так и вследствие современных экономических тенденций, связанных с объединением хозяйственных субъектов для решения совместных задач (например, объединения в форме проектного союза или более длительные по времени стратегические альянсы). В тех странах где экономическая деятельность не приобрела достаточной автономности от других сфер жизнедеятельности (в первую очередь от семейно-родственных отношений), но при этом основывается на концепциях социальной справедливости, локальные сообщества (обязанные общинным и семейнородственным узам, соседской и личной симпатии) выполняют позитивную роль. Успех стран Юго-Восточной Азии и Японии многие исследователи связывают именно с тем, что там смогли 194 сохранить примат интересов общины в условиях социально ориентированного рынка. «Вписывание» традиционных сообществ в новые институты в этих странах позволило им успешно адаптироваться в среде и продемонстрировать свою высокую эффективность. Следует предположить, что локализация трансакций на постсоветском экономическом пространстве, основанная на лучших образцах общинной организации социума, также могла принести свои положительные плоды. В условиях нелегитимности институтов локальные сообщества (вне зависимости от того как они образовались)164, отличаются преобладанием не позитивных, а негативных сторон солидарности, которые возникают на фоне конфликта локальных и универсальных норм и стремления субъектов извлекать выгоду за счет других. Такие сообщества отличаются недоверием и закрытостью для других участников, иерархичностью взаимоотношений, высоким уровнем персонифицированных барьеров для входа и выхода, распределением полученного общими усилиями результата в зависимости от роли и конкретного места внутри сети. Со временем они обрастают специальными институтами, обслуживающими этот процесс (фирмы по обналичиванию денег, преступные группировки по «отбору» собственности и др.) Распространение негативных сторон солидарности и соответствующих хозяйственных практик подрывают позитивный потенциал традиционных сообществ и ставит традиционные социальные связи на службу новым задачам. Сообщества с негативными сторонами солидарности объединяют людей на основе межличностного персонифицированного доверия и готовности пренебречь моральными и правовыми нормами по отношению к другим. При этом если в основе вышеназванных союзов лежат семейно-родственные связи, то они идентифицируются как «клановые» отношения. Если акцент делается на степень неравномерности распределения ресурсов между участниками сообщества, то устанавливаются неформальные персональные связи по типу «патрон-клиент» в рамках «клиентелы» («патрон», обладающий большими ресурсами, способен предложить защиту и покровительство «клиенту» в обмен на его лояльность или подчинение)165 [15, c.11, 24]. 164 Вопрос о специфике и роли локальных сообществ, которые образовались эволюционным способом, и тех, которые появились в процессе сознательного отграничения пространства экономической деятельности в «несправедливой» экономике, требует дополнительного исследования. 165 Понятие «клиентела» имеет конкретное историческое содержание, свойственное европейскому феодализму. Несмотря на то, что в отечественной истории отсутствовали контрактные отношения сходные с теми, которые заключались в эпоху феодализма между сеньором и вассалом в Европе, специалисты отмечают, что они характерны для российских локальных сообществ и воспроизводятся в современных институтах эволюционным образом [197, c.368, 369]. 195 Локальные и универсальные нормы и правила в условиях нелегитимности институтов приобретают независимое существование, поэтому негативные локальные сообщества, с одной стороны, становятся самодостаточными, а с другой – слабо подверженными воздействию извне. О масштабности процесса можно судить по тому, что при столкновении требований локальных норм и претендующих на универсальность законов примерно 2/3 россиян выбор делают в пользу первых [197, c.562]. Транслирование локальных правил другим группам и в другие рыночные сегменты происходит со значительными ограничениями. Автаркия сети серьезно влияет на отношения с другими субъектами, не являющимися членами данного локального сообщества, создает барьеры, которые значительно затрудняют формирование общероссийского рынка и нормальную работу институтов, приводит к общему росту трансакционных издержек. Причем барьеры возникают по всему спектру взаимодействия: в экономике, в решении социальных вопросов, в области нормативно-ценностных ориентиров. Закрытость сетевых взаимодействий (независимо от того, распространяются они на индивидов или организации), обусловливает ограничение доступа в локальное сообщество сторонних членов. Последние не могут стать полноправными участниками локального сообщества из-за того, что партикулярные требования, распространяемые на ее членов, не обосновываются универсальным образом. Ценой такой солидарности, в конечном счете, становится взаимная зависимость участников, подчинение личных интересов каждого интересам сообщества, неуверенность. По оценкам, сетевые каналы, на неформальной основе перераспределяющие значительные объемы разнообразных ресурсов, основаны не на вере в индивидуальную честность, а на способности сетевого мира вынудить индивида соблюдать условия взаимодействия [20, c.53]. Локальные сообщества, в которых преобладают негативные стороны солидарности, оказываются бесчеловечны внутри и враждебны к внешнему миру, а экономическое пространство, состоящее из такого рода сетей, является архаичным и жестким по отношению к своим и чужим участникам. Отличительной особенностью локализации трансакций в условиях нелегитимности институтов, сопровождающейся низким уровнем деперсонифицированного доверия (тип D), является то, что государство само становится участником локальных сообществ. При этом отсутствие надежных институциональных гарантий гражданского общества, а вместе с этим действенных механизмов общественного контроля, способных эффективно ограничивать действия власти, оставляют широкий простор для 196 злоупотреблений. В этих условиях представители государства могут становиться инициаторами и активными участниками локальных сетей бизнеса и власти, нарушая принцип универсализации своих действий. В результате к вышеназванным сетевым барьерам добавляется еще один - административный, а в связи с включением в сеть конкретных чиновников и возникновением отношений личной унии, появляется дополнительный – личный. Таким образом, сетевые барьеры, начиная с более общих, доходят до конкретных фигурантов в лице чиновников и политиков, которые становятся своеобразными гарантами успешности деятельности тех или иных локальных сообществ. Вследствие вышеназванных процессов формируются и укрепляются закрытые смешанные сети власти и бизнеса. Как справедливо подчеркивается, в отличие от общности целевой функции в открытых сетях, которая связана с сохранением и накоплением социального капитала и направлена на представительство коллективных интересов бизнеса во взаимодействии с властью, общность целевой функции в закрытых смешанных сетях власти и бизнеса определяется ориентацией на контроль над ресурсами и совместную стратегию защиты от конкуренции со стороны других сетей и предпринимателей [139,c.107,109]. Такого рода локальные сообщества возникают как вариант корректировки правил государственнопатерналистского типа в новых рыночных условиях для сохранения контроля над ресурсами. При этом деятельность в рамках смешанной сети оказывается выгодной не только власти, но и бизнесу166. Государство, имея непосредственный доступ к ресурсам и рычагам государственного регулирования и контроля, использует их локальным образом, за это представители властных структур могут получать часть квазиренты. В свою очередь бизнес приобретает ряд существенных преимуществ за счет обеспечения доступа к редким ресурсам, подкрепленного дополнительными административными преимуществами (льготным кредитованием, приоритетным бюджетным финансированием, неформальными преференциями). Те предприниматели, которые продолжают действовать «в одиночку», остаются в этих условиях более слабыми и незащищенными по сравнению с теми, кто работает в смешанных сетях, что отрицательно сказывается на уровне их конкурентоспособности. 166 Эти тенденции В. Ойкен отмечал применительно к Германии еще во второй половине XIX в. Отечественные ученые также отмечают активность российского бизнеса в установлении неформальных отношений с представителями государства [237, c.59] 197 Своеобразной платой за локальное взаимодействие со стороны бизнеса становятся разнообразные, формально неурегулированные платежи в виде взяток или вложений в создание общественных благ (например, создание инфраструктуры, социальные проекты и программы). Как показывает российская практика, власти (как на местах, так и центральные) активно используют бизнес для решения локальных проблем, предлагая за это соответствующие преференции. В результате вместо нормальной модели взаимодействия публичного и частного партнера в процессе выработки правил происходит постоянный неформальный «торг» о правилах. Характерной чертой такого механизма является неравноправие сторон, неформальность, недоверие между участниками. Как отмечают российские ученые, неформальные торги власти и бизнеса становятся «ядром институциональной модели их взаимодействия в постсоветской экономике России», а внелегальные платежи – одной из распространенных форм деловой коррупции [139,c.94,117]. При этом в системе локальных взаимосвязей власти и бизнеса исследователи выделяют «черную» и «серую» зоны («белая» зона представляет формально урегулированные взаимоотношения). Отношения в «серой» зоне основаны на интересе выполнения властью своих публичных функций и на взаимной заинтересованности сторон в выживании в условиях неопределенности деловой среды, так как власти заинтересованы в поддержании деятельности управляемого ими объекта (будь то отрасль или территория). По расчетам ученых, годовые объемы фондов развития регионов (это могут быть инвестиционные фонды, фонды развития территории, фонды поддержки ЖКХ и др.) оцениваются в размере 10-13% от суммы собираемых в РФ налогов [221, c.19]. Организованным спонсорством называют участие бизнеса в финансировании различных проектов, которые носят целевой характер и предоставляются преимущественно в натуральной форме. Хотя подобная практика дополнительных платежей частично покрывает недостаток налоговых поступлений, предназначенных для решения насущных проблем территорий, в целом она имеет ряд существенных недостатков. Во-первых, непрозрачность и непредсказуемость сбора платежей нарушает принцип целостности бюджета, подконтрольность его планирования и исполнения. Во-вторых, произвольное налогообложение противоречит смыслу налоговой реформы, направленной на сокращение нагрузки на бизнес и ее предсказуемости. В-третьих, сокращаются стимулы к осуществлению структурных и институциональных 198 преобразований, а бизнес превращается в «вынужденного» поставщика социальной защиты. Среди основных характеристик взаимоотношений власти и бизнеса в рамках «серой» зоны можно назвать закрытую локализацию взаимоотношений, переплетение формальных и неформальных отношений, при определяющей роли последних; теневой характер деятельности, направленный на решение локальных задач. Отношения власти и бизнеса в рамках «серых» схем легко трансформируются в зону коррупционных взаимодействий – «черную» зону, связанную с удовлетворением индивидуальных корыстных интересов представителей власти и бизнеса, обладающих сравнимым влиянием и ресурсами. Обзоры характеристик деловой и предпринимательской среды, проводимые Всемирным банком и Европейским банком реконструкции и развития (BEEPS 1999, 2002, 2005, 2009) отражают эволюцию коррупционных практик. С 2000 г. уровень попыток прямого вымогательства организованными криминальными группировками значительно снизился, а выплата крупных сумм наличными уступила место более сложным легализованным формам дохода, таким как доля в бизнесе и другие формы долгосрочного участия. По данным исследований ИФРИ (Французского Института Международных отношений) за 2010 г., респондентами которого стали руководители и владельцы российских и международных компаний, в вопросе о распространении неформальных практик на региональном уровне, складывается следующая картина. Наиболее частой практикой является вымогательство (или предложение оплаты услуг) со стороны представителей контролирующих органов – налоговой и пожарной инспекции, милиции, таможни и т.д. Далее, по мере убывания, – использование «телефонного права» (неформальное давление со стороны представителей федеральных и региональных властей); давление представителей региональных властей с целью получения средств на финансирование региональных программ и проектов; и, наконец, оплата организации налоговых проверок и других инспекций с заранее обговоренными результатами [145]. Клиентально организованные локальные сетевые сообщества, с одной стороны, могут частично подменить государство, но с другой, подрывают публичные институты, которые в этом случае действуют неэффективно. Получает распространение практика использования неформальных контрактов для получения правительственных заказов, займов и других видов государственного финансирования. По данным ИФРИ из 33 опрошенных компаний использование неформальных связей и 199 сетей для получения государственных заказов, контрактов и кредитов от государственных банков имело место в 20-ти из них «иногда» или «систематически» и только в 13-ти – никогда. В связи с целенаправленной дифференциацией бизнеса по степени его близости к власти, закрытая локализация клиентального типа сдерживает конкурентные отношения. Взаимоотношения власти и бизнеса осуществляются в этом случае не по горизонтали, как при рыночной состязательности, а по вертикали, что приводит к утрате потенциала эффективности в обоих сегментах и формирует вертикальную политическую интеграцию. Если участниками сети становятся представители властных структур и крупные предприятия, то такая сеть получает целый ряд дополнительных экономических и внеэкономических преимуществ. Крупнейшие российские компании оказываются заинтересованными в ограничении конкуренции. Причем на уровне отдельных рынков на конкуренцию оказывают негативное влияние не только действия предприятий-монополистов, но и решения органов государственной власти и местного самоуправления. Сама структура правил в российском обществе, как правильно отмечают в этой связи С. Авдашева и А. Шаститко, не способствует развитию конкуренции, о чем свидетельствуют многочисленные международные рейтинги качества предпринимательской среды [4, c.129-143]. Вертикальная экономическая и политическая интеграция предполагает небольшое количество участников с обеих сторон, поскольку базируется на личных отношениях и непосредственной координации, которая получила называние «ручного управления». В условиях дефицита эффективной публичной власти и невозможности обеспечить равные для всех субъектов условия, горизонт уверенности российских предпринимателей, как показывают исследования, ограничивается 3-5 годами, не менее 80% из них боятся, что бизнес будет утрачен. Произвол «коротких правил» позволяет обеспечивать раздел имущества и доходов не в соответствии с вкладом каждого в общественное благосостояние, а в соответствии с властью (денежной, политической, административной, криминальной), которой обладают отдельные участники процесса. На основе таких подходов, как отмечают ученые, формируется «асимметрия экономической власти», означающая ее избыток у одних индивидов и хозяйственных структур и недостаток – у других [83, c.84]. В этом случае бизнесу, для того чтобы обеспечить получение прибыли, необходимо либо обладать властью, либо купить ее за деньги. Инвестиции во власть в условиях современного российского рынка принимают самые разнообразные формы: финансирование деятельности 200 политических партий, помощь в финансировании проектов, взятки, поглощение и захват предприятий, создание системы частного насилия и др. Следствием этого, чаще всего, становится еще большая концентрация власти. Состав участвующих в закрытых сетевых взаимодействиях субъектов (представителей государства или бизнеса) оказывает влияние на структуру производства, которая в этом случае не всегда отвечает требованиям эффективности. Она во многом становится следствием приоритетов в развитии тех отраслей, которые способны приносить быстрые сверхдоходы отдельным группам заинтересованных участников (в России к числу таких отраслей относится, прежде всего, добыча сырьевых ресурсов). Соответственно этому выстраивается и структура инвестиционных потоков. В последние годы производства, концентрирующие основной инновационный потенциал экономики страны, значительно утратили свои позиции в абсолютном значении вместе с большей частью кадрового состава. При этом приоритетными стали добывающие отрасли и производство услуг, охватывающих сырьевую инфраструктуру и финансово-кредитное посредничество. Такая структура экономики не может обеспечить общенациональную эффективность и воспроизводство трудовых ресурсов страны. Так, все последние годы степень использования потенциала инновационного ядра в промышленности остается низкой, доля производства инновационной продукции в общем объеме отгруженной продукции в течение многих лет – незначительной. Степень использования экспортного потенциала ядра тоже является невысокой: в 2007 г. доля инновационной продукции в экспорте составляла только 8,2%, число инновационно активных предприятий (осуществлявших технологические инновации в промышленности) - 9,4% (против 9,7% в 2005 г.). В качестве еще одного последствия государственного влияния в закрытых сетях выступает чрезмерная концентрация и централизация бизнеса. Согласно данных Всемирного банка уровень концентрации промышленности в России является очень высоким по количеству занятой рабочей силы и величине активов. Вместе с концентрацией промышленного производства возрастает централизация административных и налогово-бюджетных полномочий. Хотя региональные и местные власти остаются во многом ответственными за благосостояние управляемых ими территорий, их бюджеты и официальные регуляторные функции из года в год урезаются в пользу центральных властей. Большинство устойчивых налогов в последние годы перешли в бюджет федерации, доля региональных и местных бюджетов в 201 консолидированном бюджете за этот период значительно снизилась. В России нет регионов, которые бы не получали финансовых средств из федерального бюджета в виде дотаций, субвенций и субсидий (в бюджете Чечни их доля составляет до 90%, даже в Ямало-Ненецком автономном округе, по данным Федерального казначейства, перечисления из центра составляют до 2%). Дотационными в России является 98% муниципальных образований. Распределяемая ежегодно между регионами сумма межбюджетных трансфертов превышает 1 трлн. руб. (в 2010 г. по данным Федерального казначейства она составила почти 1,4 трлн. руб.) Из них только 397 млрд. руб. из общей суммы межбюджетных трансфертов составляют дотации на выравнивание бюджетной обеспеченности, методика которых относительна доступна для анализа и понимания. При этом различных видов субсидий сейчас в стране насчитывается более 180. Все большее количество сфер деятельности передается с местного уровня на уровень регионов и федерации с одновременным сокращением объема финансирования муниципалитетов (с 2012 г. вопросы здравоохранения, финансирования полиции были переданы на федеральный уровень вместе с 200 млрд. руб. дополнительных расходов, хотя эти сферы напрямую касаются местных жителей). Локализация сопровождается необоснованной дифференциацией доходов по направлениям деятельности, отраслям и в территориальном разрезе. При этом неравномерное распределение доходов приводит к целому ряду негативных последствий: ухудшается инвестиционный климат отдельных территорий и отраслей; формируются группы давления, противодействующие масштабным структурным реформам и макростабилизации; нарастает макроэкономический популизм, связанный с перераспределением доходов; нарушается принцип справедливого вознаграждения, все это отрицательно сказывается на экономическом росте. В тенденции к негативной локализации, которая стала характерной чертой российской экономики, ученые справедливо усматривают признаки внутренней нестабильности [197, c.382-383]. Таким образом, негативная институционализация влечет за собой многочисленные отрицательные экономические и социальные последствия, поэтому необходимо вырабатывать систему институциональных мер, направленных на ее преодоление. Глава 7. 202 Направления преодоления явлений негативной институционализации и обеспечения социальной справедливости в российской экономике 7.1. Институциональные меры по обеспечению равенства экономических возможностей Не претендуя на детальный анализ, автор ставит своей целью выявление наиболее значимых институциональных мер, отвечающих сложившимся экономическим условиям. При этом предполагается, что реализация принципов социальной справедливости в экономике неразрывно связана с поддержанием конкурентности и справедливости в политической системе. Как отмечает по этому поводу Дж. Ролз, последствия несправедливостей в обеспечении политических и гражданских прав гораздо более серьезные и долговременные, чем несовершенства рынка, так как тем, кто имеет политические преимущества значительно легче обеспечить себе привилегированное положение [251, с.203]. Для обеспечения равных прав доступа к рынку особое значение имеет вопрос о правах собственности и их общественной легитимности. Степень легитимации собственности на крупные производственные активы, приобретенные в ходе залоговых аукционов 1990-х годов, в российском обществе по-прежнему остается низкой, что оказывает существенное влияние на реализацию прав частной собственности167. В этой связи меры, направленные повышение легитимности прав на имущество, приобретенное на первом этапе приватизации, могут быть признаны целесообразными. Наименее радикальные среди них связаны с выплатой выгодополучателями адекватной денежной компенсации общественных потерь на основе предварительно выработанных и принятых критериев под непосредственным контролем государства. Учеными предлагаются различные варианты: в виде единовременного налога, определенных ограничений в отношении права распоряжаться активами (вплоть до передачи в государственную собственность активов ресурсодобывающих предприятий), формализованных требований к ведению бизнеса и инвестированию в развитие производства, 167 Из предвыборной статьи Президента РФ В.В. Путина «Строительство справедливости. Социальная политика для России»: «Многие наши граждане все еще нередко считают всякую крупную собственность несправедливо приобретенной и воспринимают крупных предпринимателей скорее как светских персонажей, чем как творцов, чья деятельность служит двигателем развития страны. (Отчасти доводы к этому дают и некоторые предприниматели). В предвыборных заявлениях Президент РФ В.В. Путин предлагал вернуться к урегулированию вопроса о нечестной приватизации. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://premier.gov.ru/events/news/18052 203 социальных обременений и т.п. [331, с.4-26]. Актуальность задачи легитимации крупной собственности усиливается неэффективным управлением большей частью переданных бизнесу активов, монопольным диктатом над потребителями, включая средние и мелкие промышленные предприятия, который в современной российской экономике принял форму «тарифного прессинга». При этом следует согласиться с Г. Явлинским, что решение проблемы легитимации крупной собственности должно проводиться открыто (с участием организаций предпринимателей, независимых профсоюзов, авторитетных неправительственных организаций), законно, с применением необходимые в этом случае правовых процедур, чтобы исключить волюнтаризм и кулуарные сделки, результатом которых может стать очередной передел собственности. Вышеназванные действия могли бы снизить степень монополизации, сгладить негативное влияние крупного бизнеса на государственные институты, средний и малый бизнес и гражданское общество. Если механизм и условия приватизации в дальнейшем выстраивать на основе открытой стратегии, соблюдения публичных и частных интересов, посредством конкурсной системы и рыночной оценки приватизируемого имущества, то можно избежать негативных последствий, связанных с нелегитимностью собственности и неэффективным управлением. В любом случае, собственность на крупные производственные активы, имеющие общественную значимость, налагает на собственника определенные социальные обязательства, которые должны соблюдаться под контролем государства и институтов гражданского общества. Развитие современного рыночного хозяйства основано на прочных гарантиях прав частной собственности, с одной стороны, и поддержании публично-правовой собственности, призванной представлять и защищать общественные интересы и потребности с другой. Поэтому роль государственных институтов в лице исполнительной и судебной власти по разработке эффективных норм гражданского и публичного права является основополагающей. Так как судебно-исполнительная система в сложившихся российских условиях остается слабой и подверженной воздействию извне, то сохраняется значимость государственного и общественного (гражданского) контроля168. Среди функций по реализации прав собственности в рамках обеспечения первого принципа социальной справедливости в 168 В существующих условиях даже третейские суды, основное предназначение которых связано с независимой защитой интересов предпринимателей, включая представителей малого и среднего бизнеса, превратились в придатки крупных промышленных корпораций, что актуализировало вопрос о разработке нового Федерального закона о третейских судах. 204 российских условиях следует особое внимание уделить мерам по развитию коллективной собственности и привлечению работников к управлению (в том числе, в традиционных АО). В период приватизации исторический шанс развития акционерных обществ работников (народных предприятий) во многом был упущен169. Принятый в 1998 г. по инициативе Российского союза народных предприятий и не реализованный ФЗ «Об особенностях правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий)» содержал целый ряд позиций, предотвращающих возможные противоречия внутри акционерных обществ. Согласно норм вышеназванного закона, доля акций НП, которыми мог владеть работник на момент создания предприятия, определялась величиной его заработной платы и не могла превышать установленных размеров, условия выкупа дополнительного количества акций для работников предприятия были льготными, а их распределение должно было осуществляться пропорционально оплате труда. Таким образом, закон предусматривал приоритет работников предприятия в правах собственности, предотвращал необоснованную дифференциацию доходов и распыление акций (предусматривалась не более чем 10-кратная разница в заработных платах). Величина выпуска дополнительных акций строго регулировалась величиной прибыли предприятия, устанавливалась подотчетность руководителей в проведении финансово-хозяйственных сделок, обеспечивались права работников предприятия в управлении. В этой связи коллективные (народные) предприятия можно рассматривать в качестве одной из оптимальных форм нахождения баланса между экономической эффективностью и социальной справедливостью в условиях переходной российской экономики. В традиционных акционерных обществах на реализацию принципов социальной справедливости могут быть направлены любые нормы, основанные на солидарности и соучастии: предоставление работникам права участвовать в принятии и реализации решений, касающихся условий и оплаты труда, социальных программ на случай закрытия производств, стратегии и перспектив развития предприятия и т.д. Такие инструменты 169 Идея создания коллективных предприятий в России продвигалась академиком Св. Федоровым, который возглавлял в то время Международную ассоциацию предприятий с собственностью работников. При этом даже в такой стране как США разработан специальный план развития акционерной собственности работников (Employce Stock Owership Plan), который предусматривает определенный порядок создания коллективных предприятий, основанный на поддержке государства. Начиная с 70-х годов в США был принят ряд законодательных актов, которые обеспечивали трасту наемных работников льготный государственный кредит для выкупа акций предприятия, отсрочку выплаты налогов, снижение ставок по кредиту и др. В качестве встречных требований со стороны правительства были полный охват работников, выполнение соотношения между зарплатой менеджеров и рядовых сотрудников на уровне 6:1 и др. [235, с.87,142]. 205 корпоративного управления как производственные советы, советы рабочего самоуправления, участие наемных работников в наблюдательных советах компаний, усиление общественного контроля за расходованием корпоративных средств, которые довольно успешно используются в странах с социально ориентированной рыночной экономикой, позволяют избежать негативных последствий, связанных с нарушением принципов справедливости [170, c.543]. Фактически речь идет о становлении предприятия не только как производственной, но и как социальной организации (в настоящее время в России тенденция противоположная). Такая модель способна в значительной степени повысить уровень доверия и снизить риск внутрикорпоративного оппортунизма. На мезоуровне применительно к вопросу об обеспечении прав собственности значимую роль играет определение оптимального баланса между интересами федерального центра, субъектов федерации и муниципальных образований. В настоящее время чрезмерная централизация финансовых и человеческих ресурсов, полномочий и ответственности привела к существенному дисбалансу во взаимоотношениях между вышеназванными субъектами, тормозящему реализацию принципа равных прав доступа к рынку. Доходные источники и полномочия оказались смещены в пользу федерального центра, расходные – в сторону субъектов федерации (муниципалитеты преимущественно обеспечиваются за счет федеральных трансфертов, передаваемых через региональные бюджеты.). В исследовании «Growth in Regions» National Bureau of Economic Research проанализировано экономическое положение 1503 регионов в 82 странах мира [345]. Если в среднем самый богатый регион страны оказывается в 5,2 раза состоятельнее самого бедного, то в России разрыв доходит до 25-кратного размера (по данным Росстата - 19-20 раз), даже в Индии и Индонезии, которые отличаются высоким региональным неравенством, разрыв существенно ниже. Намного опережают остальные регионы в доходах Москва: в сумме ВРП всех субъектов РФ ее доля составляет 23% (в меньшей степени – Сахалин, Тюменская область, Чукотка). Выравнивание дисбалансов в настоящее время обеспечивается за счет трансфертов из федерального бюджета бюджетам нижестоящих уровней (в виде дотаций, субсидий, субвенций и бюджетных кредитов), а регулирующим налогом, фактически, остался только НДФЛ. При этом негативные последствия от дисбаланса усиливаются тем, что на федеральном уровне концентрируются обязательства концептуального характера, а на уровне субъектов федерации и муниципалитетов – социальные 206 обязательства. Как отмечается в исследовании «Бюджеты регионов в 2012 г.» Независимого института социальной политики; доходы консолидированных бюджетов регионов выросли только на 5%, а расходы на 9% (в 2013 г. ситуация еще более ухудшается) поэтому резко сократились расходы на ЖКХ, социальные выплаты населению росли медленнее темпов инфляции [43]. Основные принципы, в соответствии с которыми следует осуществить перестройку сложившихся отношений, заключаются в сосредоточении деятельности федеральных властей на решении стратегических задач, повышении экономической самостоятельности регионов и муниципалитетов, росте их мотивации к формированию новых источников доходов за счет повышения экономической конкуренции. Следует активнее продвигать начатую в 2011 г. реформу в рамках закона о консолидированных группах налогоплательщиков, в соответствии с которой налог на прибыль в большей степени распределяется между регионами, в которых находится персонал и производственные мощности крупных корпораций170. Рекомендации Минфину о сборе НДФЛ по месту проживания налогоплательщиков (со стороны главы Правительства РФ в 2012 г.) пока остаются нереализованными, поэтому налог выплачивается по месту работы и остается в бюджете региона, в котором зарегистрировано предприятие. При этом передача части полномочий и средств от центральной к региональной власти, а далее на места, должна проходить в сочетании с общественным контролем и соблюдением федеральных законов. Эти меры способны создать условия для равенства экономических возможностей и предотвращать экономически необоснованную дифференциацию доходов и бедность, в то же время они способны реально улучшить благосостояние населения, так как региональные, и в особенности муниципальные власти, в большей степени подвержены контролю на местах. В части первой таблицы 7.1 обобщены первоочередные институциональные меры по обеспечению легитимных прав собственности в рамках реализации первого принципа социальной справедливости в условиях российской экономики, а также организации их обеспечивающие. Во второй колонке таблице 170 В настоящее время практика по размещению офисов крупных компаний (в том числе, с государственным участием) в столичных городах получила широкое распространение, что приводит к значительным потерям региональных бюджетов. Однако корректировка законодательства, направленного на изменение ситуации, носит селективный характер. Из-за неизбежных потерь доходов в бюджет г. Москвы от «Газпрома» в 2012 г. была принята поправка к ст. 288 главы НК о налоге на прибыль, где вводится особый порядок расчета этого платежа для группы, в состав которой входят «организации, являющиеся собственниками объектов единой системы газоснабжения». Предусмотрено, что только с 2016 г. особый порядок перестанет действовать. 207 указаны только ведущие субъекты (этот принцип соблюдается и в дальнейшем изложении), так как список может быть расширен. Табл. 7.1 -Институциональные меры по обеспечению легитимных прав собственности (часть первая)171 Нормы по обеспечению прав легитимной собственности Нормы, регулирующие механизм и условия приватизации в направлении равенства прав участников. Нормы, регулирующие защиту прав частной собственности и выполнение условий договоров. Нормы, регулирующие публичноправовые имущественные отношения. Нормы, стимулирующие развитие коллективной собственности и участие работников в управлении. Нормы, регулирующие отношения между центральной, региональной и местной властью по стимулированию многоуровневой конкуренции между центром и регионами, регионами, муниципалитетами. Государственные органы, негосударственные объединения и организации Законодательные (представительные) органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Органы местного самоуправления. Общественный (гражданский) контроль (субъекты общественного контроля). Исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Органы местного самоуправления. Судебная власть и прокуратура. Некоммерческие организации предпринимателей, в т.ч. ТПП, СРО. Третейские суды. Институт уполномоченного по защите прав предпринимателей. Законодательные (представительные) органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Законодательные (представительные) органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Представительные органы местного самоуправления. Профсоюзные организации. Законодательные (представительные) органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Представительные и исполнительные органы местного самоуправления. В реализации принципа обеспечения равных прав доступа к рынку важная роль принадлежит институциональным мерам по поддержке экономической конкуренции. В порядке 171 Составлена автором по результатам исследования 208 приоритетности они включают нормы, регулирующие деятельность монополий, в особенности естественных монополий; нормы в области налоговой политики, обеспечивающие уход от избирательного преференциального режима сбора налогов; а также нормы, направленные на поддержку малого и среднего предпринимательства. Как известно, российская экономика на протяжении всего современного периода отличалась высокой степенью монополизма. С начала рыночных реформ акценты были смещены в сторону приватизации крупных промышленных предприятий, в то время как средние и мелкие предприятия в промышленности, строительстве, торговле и общественном питании, сфере услуг и транспорте оказались неконкурентоспособными. Показательным, в этой связи, является ситуация, сложившаяся в малом бизнесе, который выступает важнейшим дополнением крупного производства в промышленности и социальной сфере. Несмотря на предпринятые в 2000-х годах позитивные меры по изменению режимов налогообложения и государственной поддержке малого предпринимательства, она по-прежнему остается недостаточной. Источником стартового капитала малого бизнеса в большинстве случаев (более 70%) выступают «средства основателей», в то время как в странах Европейского Союза доля банковского финансирования в формировании капитала малых предприятий составляет почти 80%, а средства частных инвесторов - не более 8%172. В этой связи эффективная поддержка малого бизнеса в России (в форме займов и дотаций) сохраняет свою актуальность. Учитывая, что малое предпринимательство в силу своей специфики характеризуется высокой степенью региональной локализации, то основную роль в его поддержке должны сыграть субъекты федерации и муниципалитеты. К сожалению, в настоящее время из-за чрезмерной централизации возможности и тех, и других значительно урезаны. В условиях повышения экономической самостоятельности регионов именно малый и средний бизнес должны стать основным фактором оптимизации структуры региональной экономики. В этой связи на федеральном уровне следует сосредоточиться на разработке законодательства (в том числе налогового), создании инфраструктуры и федеральных целевых программ по поддержке МСБ, в то время как на региональном и местном целесообразно осуществлять его непосредственную поддержку. В настоящее время дифференциация доходов в регионах страны существенно сказывается на размещении малого и среднего бизнеса: большая 172 Данные приводит Ц.В. Шварцбурд в кн. Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ): десять лет спустя. Часть II /Под ред Р.М. Нуреева, 2010. С. 130 209 его часть сосредоточена в крупных городах - Санкт-Петербурге, Москве, Ярославской и Калиниградской областях, в то время как в других количество МСП в десятки раз ниже. Во второй части таблицы 7.1 обобщены первоочередные институциональные меры по поддержанию экономической конкуренции в рамках реализации первого принципа социальной справедливости в условиях российской экономики и ведущие организации их поддерживающие. Табл. 7.1 - Институциональные меры по экономической конкуренции (часть вторая)173 поддержанию Нормы по поддержанию экономической конкуренции Государственные органы, негосударственные объединения и организации Нормы, ограничивающие Законодательные (представительные) деятельность естественных органы государственной власти РФ и монополий и обеспечивающие субъектов РФ. тарифное регулирование. Представительные органы местного самоуправления. Федеральная антимонопольная служба. Судебная власть и прокуратура. Субъекты общественного контроля: общественные наблюдательные комиссии, ТСЖ, ТОСы. Третейские суды. Нормы антимонопольного Законодательные (представительные) регулирования органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Федеральная антимонопольная служба. Судебная власть и прокуратура. Некоммерческие организации предпринимателей, в т.ч. ТПП, СРО. Организации защиты прав потребителей. Нормы, обеспечивающие уход от Законодательные и исполнительные избирательного преференциального органы государственной власти РФ и режима сбора налогов. субъектов РФ. Представительные органы местного самоуправления. Нормы, содействующие развитию Исполнительные органы малого и среднего бизнеса. государственной власти РФ и субъектов РФ. Органы местного самоуправления. Некоммерческие организации предпринимателей, в т.ч. ТПП, СРО. 173 Составлена автором по результатам исследования 210 Коммерческие банки и др. финансовые организации. Для равенства экономических возможностей значимую роль имеет высокий уровень обеспеченности общественными товарами в сфере образования, здравоохранения, культуры174. В 2013 г. по сравнению с 2012 г. расходы консолидированного бюджета на эти цели увеличатся незначительно: на образование с 4% до 4,2%, на здравоохранение – с 3,6% до 3,7% ВВП. При этом с 2013 по 2015 гг. планируется перераспределение бюджетных расходов из федерального бюджета в бюджеты субъектов РФ так, что расходы федерального бюджета на эти цели даже понизятся. Но встает вопрос о достаточности средств у субъектов федерации, чтобы выполнить обязательства перед населением в условиях, когда принципы распределения налоговых платежей останутся прежними, а в качестве государственных приоритетов, помимо мер социальной поддержки, на 2013 г. выдвинуты национальная оборона и безопасность. В этих условиях объем средств, направляемых на производство социально значимых благ, в значительной степени будет зависеть от эффективности налоговой системы. Значимую роль могут сыграть преобразования в управлении социальной сферой: следует вместе с изменением движения финансовых потоков откорректировать механизм управления ею в направлении меньшей централизации, приближения к потребителю, привлечению некоммерческого сектора к решению социальных задач. Следует обеспечить связь (видов и ставок налогов) с существующими в стране условиями, промышленной политикой и экономической стратегией государства; не допускать практики уменьшения налогового бремени за счет урезания государственных расходов на обеспечение населения социально значимыми благами, перейти к налоговому стимулированию обрабатывающей, а не добывающей промышленности. С учетом сложившейся структуры производства важным средством пополнения бюджета остается рост платежей за пользование природными ресурсами175. Речь, прежде всего, идет о ставках налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ) нефти и газа, решение о поэтапном 174 Из статьи Президента РФ Путина В.В. «Строительство справедливости. Социальная политика для России»: «Многие граждане не могут реализовать свои профессиональные знания, найти такую работу, которая позволила бы иметь достойную зарплату и развиваться, строить карьеру. Плохо, с перебоями работают социальные лифты, начиная с системы образования. Эта проблема значительно обострилась в последние годы, когда большинство молодых работников, входящих на рынок труда, окончило вузы» [236]. 175 Недостаток средств может возникать также из-за смещения приоритетов, связанных с направлением сырьевой ренты в стабилизационный фонд и зарубежные обязательства различных видов (валюту, ценные бумаги, акции). Доходы можно было использовать для собственного инфраструктурного, производственного и институционального развития, где они могли бы со временем обернуться реальными, доходами. 211 повышении которых продвигается на практике с большими затруднениями. Ставки НДПИ на газ на 2013-2015 гг. в рамках «Основных направлений налоговой политики» оказались ниже, чем предполагалось ранее - 1,5% в 2013 г. и 19,1% в 2015 г. Но даже при таком расчете дополнительные поступления в бюджет от повышения ставок НДПИ на газ в 2013 г. могли бы составить 17 млрд. руб., в 2014 г. – 60 млрд. руб., а в 2015 г. – 99 млрд. руб.176 Недооценка доходов от эксплуатации ограниченных природных ресурсов приводит к значительным диспропорциям в вознаграждении основных факторов производства, возрастанию нагрузки на доходы бизнеса и населения, получению квазиренты от природных ресурсов узкой группой лиц177. Это тем более актуально, что страна обладает 40% мировых природных богатств, а на ее территории проживает только 2% от жителей Земли. Увеличения сбора налогов также следует добиваться за счет повышения эффективности самой налоговой системы: поощрения добросовестных плательщиков и, наоборот, введения санкций (государственных и негосударственных) для неплательщиков; повышения эффективности работы налоговых служб; улучшения налогового администрирования. В третьей части таблицы 7.1 обобщены первоочередные институциональные меры по обеспечению производства социально значимых благ в рамках реализации первого принципа социальной справедливости в условиях российской экономики. Табл. 7.1 -Институциональные меры по обеспечению производства социально значимых благ (часть третья)178 Нормы по обеспечению производства социально значимых благ Нормы, направленные на повышение эффективности налоговой системы. Государственные органы, негосударственные объединения и организации Законодательные и исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Представительные органы местного самоуправления. Государственные налоговые органы. Судебные органы и прокуратура. 176 Для сравнения - по итогам 2011 г. прибыль компании «Газпром» по РСБУ составила 879,6 млрд.руб., из них 25% было направлено на выплату дивидендов, а вознаграждения членов совета директоров возросли в 2011 г. от 4,3 до 3,6%. При этом «Газпром»также выдвинул условие о дифференцированной ставке налога, что может привести к уменьшению планируемых поступлений от НДПИ в среднесрочной перспективе. 177 На решение задач восстановления справедливости в вопросах использования доходов от эксплуатации природных ресурсов и получение дополнительных средств, которые могли быть использованы на удовлетворение коллективных потребностей, была направлена идея, выдвинутая в свое время Д. Львовым и С. Глазьевым, о создании фонда национального достояния. Суть предложенной меры заключалась в оценке и изъятии природной ренты у частных лиц, эксплуатирующих месторождения природных ресурсов, которая в качестве социального дивиденда должна направляться на общественные расходы. Идея была поддержана многими российскими учеными, однако практической реализации не получила [95]; [271, с.401], [148]. 178 Составлена автором по результатам исследования 212 Нормы, регулирующие взаимоотношения между центральной, региональной и местной властью по финансированию и управлению социальной сферой. Нормы, содействующие развитию предпринимательства в социальной сфере. Некоммерческие организации предпринимателей, в т.ч. ТПП, СРО. Третейские суды. Законодательные и исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Органы местного самоуправления. Общественные палаты РФ и субъектов РФ. Исполнительные органы субъектов РФ. Органы местного самоуправления. Негосударственные некоммерческие организации социальной сферы. Последний блок институциональных мер направлен на сокращение социальных рисков временного характера, среди которых в России важную роль играют меры, направленные на поддержку лиц, временно лишившихся работы. Государственное временное пособие по безработице остается низким и мало зависит от прежнего заработка и квалификации работника, при этом роль фондов работодателей остается незначительной. Минимальный размер государственных пособий по безработице в 2012 г. составил 850 руб. в месяц, максимальный – 4,9 тыс. руб. сроком до 12 месяцев179. Для сравнения в странах Евросоюза (в меньшей степени в США и Японии) степень поддержки безработных значительно весомее, в том числе за счет средств работодателей, которые обязаны делать взносы в фонды страхования по безработице180. С учетом российских реалий государство должно гарантировать обязательное пособие на уровне не ниже прожиточного минимума, повысить эффективность переподготовки и повышения квалификации безработных граждан, предпринять меры по обеспечению участия работодателей в поддержке безработных, в том числе, за счет активизации деятельности профсоюзов. Из этих же позиций следует исходить при реализации программ по социальному страхованию. Что касается поддержки семей с детьми, то государственные программы поддержки должны носить более адресный и равномерный по периоду жизни ребенка характер. Применительно к вопросу о пенсионном обеспечении 179 Условием выплат на указанный срок является наличие стажа работы не менее 26 недель. При этих условиях срок может быть продлен еще на 12 месяцев после полугодового перерыва. 180 В Германии, например, пособие, финансируемое из страховых выплат трудящихся, составляет примерно 60% (для бессемейных) и 67% (для семейных) от величины последнего заработка и выплачивается на срок от 6 до 24 месяцев (минимальный и максимальный размер не устанавливается). Другой вид пособия, которое специально предусмотрено для гарантирования прожиточного минимума, финансируется из налогов и платится государством без ограничения времени. 213 целесообразна ориентация на увеличение накопительной части пенсии, большей привязке пенсионных выплат к стажу работы и прошлому заработку, что в целом соответствует стратегии развития пенсионной реформы в РФ, однако продвигается с большим трудом. В четвертой части таблицы 7.1 обобщены первоочередные институциональные меры по сокращению социальных рисков временного характера в рамках реализации первого принципа социальной справедливости в условиях российской экономики. Табл. 7.1 - Институциональные меры по сокращению рисков временного характера (часть четвертая)181 Нормы по сокращению рисков временного характера Нормы, регулирующие социальную поддержку при потере работы. Нормы, обеспечивающие социальную поддержку семей с детьми, социальное страхование. Нормы, направленные на повышение эффективности пенсионной системы. 181 Государственные органы, негосударственные объединения и организации Государственная служба занятости населения. Работодатели. Профсоюзы. Государственные и негосударственные учебные заведения. Общественная палата РФ, общественные палаты субъектов РФ. Законодательные и исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Фонд социального страхования РФ. Федеральный фонд обязательного медицинского страхования. Профсоюзы. Фонды добровольного медицинского страхования. Общественная палата РФ, общественные палаты субъектов РФ. Неправительственные негосударственные организации. Законодательные и исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Пенсионный фонд РФ. Негосударственные пенсионные фонды. Профсоюзы. Общественные палаты РФ и субъектов РФ. Составлена автором по результатам исследования 214 Проведенный анализ первоочередных институциональных мер, направленных на обеспечение первого принципа социальной справедливости, связанного с обеспечением справедливости позволяет перейти к разработке аналогичной системы мер в рамках повышения степени реализации второго принципа социальной справедливости, связанного с обеспечением справедливости в распределении. 7.2. Институциональные меры по обеспечению справедливости в распределении Среди институциональных мер, направленных на обеспечение социальной справедливости в сфере распределения, приоритетными являются те, которые предотвращают экономически необоснованную дифференциацию доходов в соответствии со вторым правилом приоритета. Процесс выравнивания доходов начинается на этапе первичного распределения, который в значительной степени зависит от уровня цен и их соответствия преобладающей рыночной цене. Преимущество рыночного конкурентного ценообразования заключается в том, что оно позволяет лучше учитывать интересы всех затронутых сторон и исключает монопольно высокой прибыли. Однако современный рынок автоматически не приводит к справедливой цене, так как наряду с субъективным спросом и редкостью ресурсов на цены оказывают влияние другие факторы, прежде всего, отношения собственности и структура рынка, который может быть монополизирован. В свою очередь, эти факторы испытывают влияние общих социально-экономических условий и правовой системы, которые определяются нормам этики. Поэтому процесс ценообразования в условиях современной рыночной системы должен быть регулируемым (в той мере, в которой это необходимо с учетом структуры рынков), а вектор такого регулирования определяется принципами социальной справедливости. Как правильно отмечает по этому поводу П. Козловски, справедливая цена может быть только рыночной, однако не всякая фактическая рыночная цена является справедливой [122, с.282]. В российской экономике, отличающейся высокой степенью монополизма, институциональные меры, направленные на предотвращение экономически необоснованной дифференциации доходов должны включать нормы, направленные на регулирование цен на этапе первичного распределения. Среди них важная роль принадлежит тем, которые оказывают влияние на формирование 215 доходов фактора «труд»: ограничение влияния монополий (особенно сырьевых) на цены потребительских товаров и услуг, большая привязка заработной платы работников любого уровня к реальному вкладу в общий результат. В странах с социально ориентированной рыночной экономикой (особенно в странах Евросоюза и Японии) система оплаты труда в значительной степени зависит от результатов труда отдельного работника и предприятия в целом. Базовые ставки менеджеров привязываются к динамике себестоимости продукции, объемам производства и другим показателям, за которые отвечает высший менеджмент. Заработная плата рядовых работников выстраивается с учетом фактического трудового вклада и реальной результативности работы, кроме того, на нее влияет стаж, возраст работника, непрерывность его работы в компании, повышение квалификации, что поддерживается широкой шкалой различных материальных и моральных поощрений. Так как оплата труда менеджеров российских компаний (вне зависимости от формы собственности), которая в значительной степени превышает оплату рядовых работников, слабо связана с эффективностью работы предприятия, необходимо устанавливать четкие показатели ее результативности, а также вырабатывать прозрачные правила назначения менеджеров в компаниях с государственным участием. Кроме того, на уровень реальных доходов работающего российского населения в значительной степени оказывает влияние инфляция, при этом имеет место постоянное отставание роста заработной платы от инфляции из-за неопределенности в сроках и размерах индексации [91, с.29], Этап вторичного распределения доходов призван урегулировать диспропорции, которые не удалось сгладить на этапе первичного распределения за счет налогов и трансфертных платежей, от эффективности этой работы также зависит обеспечение необходимой частью материального продукта всех тех участников экономического процесса, кто не может быть включен в трудовой процесс. Масштабы перераспределения, которые обеспечиваются за счет системы прямых налогов и государственных социальных выплат, могут быть различными и зависят от объемов национального производства, размеров перераспределяемой доли и эффективности перераспределительного процесса. На наш взгляд, первоочередные институциональные меры следует направить на установление оптимальной структуры прямых и косвенных налогов, переход к понятным и неизбегаемым формам налогообложения с акцентом на налоги на потребительские расходы (прежде всего, предметов роскоши) и рентные доходы за использование природных 216 ресурсов, а также обеспечить переход к прогрессивной шкале налогообложения доходов физических лиц. Реализация этих мер обеспечит осуществление принципа публичности налогообложения, который предполагает поиск баланса интересов отдельных лиц – налогоплательщиков и общества в целом, который в российском законодательстве никак не представлен182. Перемещение налоговой нагрузки на физических лиц, обладающих сверхвысокими доходами, помимо компенсационной функции183 способно повысить мотивацию к инвестированию в производство. Введение налога на роскошь остается нерешенной в России задачей. Еще с 2000-х годов в российскую концепцию реформирования имущественных налогов была включена задача: «Более дорогое имущество должно облагаться большими налогами», а на законодательном уровне инициатива была выдвинута впервые 2007 г.184. В настоящее время в России предметы роскоши дополнительным налогом не облагаются, не работает и принцип прогрессивной шкалы подоходного налога185. Недавние инициативы Президента РФ В.В. Путина коснулись лишь самого дискуссионного объекта обложения – автомобилей, но в меньшей мере затрагивают дорогую недвижимость и земельные участки. Следует разработать оптимальные критерии объекта обложения с учетом мнения граждан, определении приемлемой величины ставок. Лишь в этом случае налог может сыграть положительную роль186, которую не следует ограничивать только величиной дополнительных поступлений в бюджет, так как эта мера выполняет важные социальные функции. Переход на систему прогрессивного налогообложения физических лиц (она применялась в России до 2001 г., а затем была отменена), стоит не менее остро. Основными формальными аргументами для введения плоской шкалы со ставкой 13% явились опасения, связанные с отрицательным влиянием на экономическую эффективность и процессом поступления доходов бюджет. При этом большинство развитых стран мира, которые в 182 Принцип публичности налогообложения обосновывается доктриной финансового (в Японии, Корее), налогового (в США), экономического (во Франции) права. 183 По некоторым оценкам дополнительные доходы от введения налога на роскошь могут составить от 300 до 500 млрд. руб. в год, что сопоставимо со сборами с малых предпринимателей. Обоснованность такого рода мер можно подтвердить тем фактом, что по экспертным оценкам годовых продаж предметов класса «люкс» Россия в настоящее время находятся в диапазоне от 5-7 до 12-13 млрд. евро [252]. 184 В законодательной инициативе, поступившей от партии «Справедливая Россия» в 2010 г., предлагалось взимать дополнительный налог с элитного жилья и земельных участков стоимостью более 15 млн. руб., автомобилей, яхт и катеров стоимостью дороже 2 млн. руб., а также драгоценных металлов, ювелирных украшений и произведений искусства дороже 300 тыс. руб. Законопроект был отклонен по причине «размытости критериев и предметов налогообложения». 185 В постсоветской России такой налог был введен законом РСФР «Об акцизах» от 6.12.1991 г. – как косвенный налог, включаемый в цену товаров. 186 Проведенные в настоящее время опросы общественного мнения уже позволяют это сделать. 217 отличие от России имеют более низкий уровень дифференциации доходов, остаются последовательными сторонниками прогрессивного налогообложения доходов физических лиц, что может служить весомым аргументом для применения тех же подходов в нашей стране. Выбор конкретных вариантов применения прогрессивной школы может быть разнообразным (она могла быть применена только для лиц, которые имеют доходы выше социально обоснованного предела, малообеспеченных можно вовсе от него освободить). Система НДФЛ в большинстве европейских стран направлена на облегчение налогового бремени населения с меньшими доходами за счет усиления этого бремени для наиболее обеспеченных граждан, то есть значение придается не только уровню обязательных отчислений, но и их структуре. Немаловажным аргументом для перехода на прогрессивную шкалу налогообложения служит требование реализации этой меры основной частью российского населения, считающего ее в сложившихся условиях наиболее справедливой. Кроме того, исследования ученых показывают, что переход на плоскую шкалу в начале 2000-х годов (до перехода 95% населения платили доход по минимальной ставке, в то время как она варьировалась в диапазоне от 12 до 35%) не привело к ожидаемым результатам детеневизации доходов, но усилило и обострило социальные противоречия. Рост поступлений от НДФЛ после перехода на плоскую шкалу (по различным оценкам на 0,1% ВВП) был обусловлен рядом других факторов, в частности, расширением налоговой базы, ростом доходов населения в этот период, а также частичной легализацией доходов187. Таким образом, переход на прогрессивную шкалу налогообложения, наряду с налогом на роскошь может способствовать уменьшению экономически необоснованного неравенства доходов и богатства. В первой части таблицы 7.2 обобщены первоочередные институциональные меры по предотвращению избыточной дифференциации доходов. Таблица 7.2 - Институциональные меры по предотвращению экономически необоснованной дифференциации доходов (часть первая)188 Нормы по предотвращению экономически необоснованной Государственные органы, негосударственные объединения 187 Данные приводятся Г.П. Литвинцевой, О.В. Воронковой, Е.А.Стукаленко в кн. Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ): десять лет спустя. Часть III, 2010. С.167,168 188 Составлена автором по результатам исследования 218 дифференциации доходов и организации Нормы, устанавливающие контроль Законодательные и исполнительные над ценами. органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Федеральная антимонопольная служба. Нормы, обеспечивающие связь Исполнительные органы заработной платы с трудовым государственной власти РФ и вкладом работников и их субъектов РФ. квалификацией. Работодатели. Нормы, регулирующие Профсоюзы. своевременную индексацию заработной платы. Нормы, устанавливающие контроль Законодательные органы над менеджерами. государственной власти РФ и субъектов РФ. Банки. Профсоюзы. Стейхолдеры. Нормы, устанавливающие Законодательные органы оптимальное соотношение между государственной власти РФ и различными видами налогов для субъектов РФ. установления оптимальной Представительные органы местного налоговой нагрузки, самоуправления. перенос налоговой нагрузки с Общественные палаты РФ и низкооплачиваемых на субъектов РФ. высокооплачиваемые слои населения Эффективная политика перераспределения доходов снижает остроту проблемы бедности и нищеты. Если каждый индивид будет иметь равные условия доступа к рынку и при этом надежно защищен от «давления» на рынок рентных доходов, то количество лиц, пользующихся государственными выплатами и льготами, уменьшится (сейчас в России таких около 60% семей). Правила в области социальной защиты должны ориентироваться на установление величины государственных денежных выплат на социальные нужды, а также минимальной заработной платы, на уровне не ниже прожиточного минимума (уровень пенсии сейчас отвечает этим требованиям, другие платежи, а также минимальная заработная плата – нет). Частичное переложение этой задачи на регионы требует соответствующего финансирования, так как у региональных властей на эти цели чаще всего недостаточно средств189. 189 В 2013 г. федеральный бюджет обещает поддержку до 90% необходимых средств регионам, которые увеличат социальное пособие семьям при рождении третьего и последующего детей до достижения ими трехлетнего возраста в размере прожиточного минимума ребенка. 219 Немаловажным фактором является то, что принципы предоставления мер социальной помощи населению, сложившиеся в России, являются сложными, непрозрачными, слабо связанными с уровнем обеспеченности конкретного гражданина, так как предоставляются по большей части не конкретным нуждающимся, а категориям. В условиях высокого уровня бедности в нашей стране, а также загруженности социальных служб переход к «субсидиарному» принципу может привести к росту трансакционных издержек, связанных с выявлением нуждающихся, поэтому задача не является простой. Однако то «на что» и «как» тратятся государственные средства, полученные за счет налоговых поступлений, является не менее значимой проблемой, от которой в значительной степени зависит эффективность сбора налоговых платежей. Многие исследователи сходятся во мнении, что современная российская политика в области регулирования доходов и борьбы с бедностью сводится к подтягиванию беднейших слоев населения до уровня бедных и практически игнорирует проблему дифференциации доходов населения. Ключевые программные документы по развитию экономики практически не содержат конкретных показателей уровня дифференциации. Что касается вопроса о государственном регулировании бедности, то несмотря на прогресс в этом отношении после 2004 г., когда правительство приступило к реализации мер по преодолению бедности и совершенствованию пенсионной системы, бедность остается одной из серьезных российских проблем. Важную роль в этой связи может сыграть введение социальных стандартов, соотносимых с нормами социального благополучия. В настоящее время Правительство РФ применительно к вопросу о социальных стандартах обходится среднестатистическими техническими показателями, ориентированными на обеспечение минимальных социальных гарантий. В российском законодательстве до сих пор отсутствует ФЗ «О государственных социальных стандартах», который был принят в первом чтении ГД РФ еще в 2003 г. и с тех пор находится на доработке. Для социально ориентированной рыночной системы имеют значение не только стандарты, ориентированные на обеспечение минимальных гарантий, достаточных для простого выживания (прожиточный минимум различных категорий населения, минимальный размер оплаты труда, ставка первого разряда единой тарифной сетки, минимальный размер пенсий, минимальные значения ряда социальных пособий, нормативы социального обслуживания инвалидов, престарелых, детей, оставшихся без попечения родителей, нормы обеспечения бесплатными образовательными и 220 медицинскими услугами), но и средние стандарты, соотносимые с нормами социального благополучия. Последние можно рассматривать в качестве количественных индикаторов, которые задают нормативы социальной политики, позволяют гражданскому обществу контролировать их исполнение и проводить сравнительный анализ, в том числе с другими странами. К их числу целесообразно отнести среднюю заработную плату и средний размер пенсий, среднюю обеспеченность жильем и среднедушевой доход, а также средние значения показателей качества жизни населения. Во второй части таблицы 7.2 обобщены первоочередные институциональные меры по предотвращению бедности. Таблица 7.2 - Институциональные меры по предотвращению бедности (часть вторая)190 Нормы, направленные на предотвращение бедности Нормы, направленные на доведение минимальной заработной платы и государственных денежных выплат на социальные нужды до уровня не ниже прожиточного минимума. Нормы, направленные на повышение эффективности системы социальной помощи (большей адресности, пропорционального распределения государственных денежных выплат по жизненным циклам). Разработка социальных стандартов и принятие соответствующего законодательства на уровне РФ. 190 Государственные органы, негосударственные объединения и организации Законодательные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Представительные органы местного самоуправления. Общественные палаты РФ и субъектов РФ. Институт по защите прав человека. Институтов по защите прав ребенка. Исполнительные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Органы местного самоуправления. Общественные палаты РФ и субъектов РФ. Неправительственные некоммерческие организации социальной сферы. Законодательные органы государственной власти РФ и субъектов РФ. Общественные палаты РФ и субъектов РФ. Неправительственные некоммерческие организации. Институт по защите прав человека. Составлена автором по результатам исследования 221 Институт по защите прав ребенка. Все вышеназванные меры предполагают участие не только государственных органов, но и негосударственных организаций – бизнеса и некоммерческого сектора. Это требует организации межсекторного взаимодействия в процессе реализации принципов социальной справедливости в современной рыночной системе России. 7.3. Развитие государственно-частного партнерства как институционального инструмента повышения уровня социальной справедливости в экономике России Рыночная система, целеориентированная на поддержание социальной справедливости, отличается различными формами сотрудничества экономических субъектов в решении общих задач. Речь идет о межсекторном социальном партнерстве, под которым понимается конструктивное взаимодействие организаций трех секторов: государства, бизнеса и некоммерческого сектора (участниками государственно-частного партнерства могут быть государственные и местные органы власти, коммерческие и некоммерческие организации). Широкий спектр участников обеспечивается за счет приоритета норм этики, высокого уровня межперсонифицированного и институционального доверия, добровольной мотивации к выполнению совместно выработанных правил. Система партнерских отношений государства с частным сектором является характерной чертой современной социально ориентированной рыночной экономики. Мировыми лидерами в области государственно-частного партнерства признаны США, Великобритания, Германия, Франция, в последние годы ГЧП активно развивается в Азии, где доминирует Китай (аккумулирует более 10% всех мировых инвестиций в эти проекты). Посредством государственно-частного партнерства, которое представляет собой институциональный и организационный альянс государственной власти и частного бизнеса, могут реализовываться общественно значимые проекты в широком спектре сфер деятельности – от развития стратегически важных отраслей экономики до предоставления общественных услуг в масштабах всей страны или отдельных территорий (особую значимость вопрос приобретает на уровне местного самоуправления). Типичные проекты ГЧП, отличающиеся длительными сроками, относятся к строительству, реконструкции и управлению общественной инфраструктурой, включая широкий 222 круг объектов – транспорт, жилищно-коммунальное хозяйство, недвижимость, экологию, благоустройство, телекоммуникации, финансовый сектор и др. В странах с социально ориентированной рыночной экономикой к традиционной сфере производственной инфраструктуры добавляются проекты в социальной области: здравоохранении, образовании, социальной поддержке. Участники партнерства разделяют полномочия, ответственность, риски и выгоды на основе соглашений или иных правоустанавливающих документов. Государство, которое устанавливает универсальные правила, качественные и количественные параметры соглашений с позиции общественных интересов, передает часть функций по управлению собственностью частному сектору. Экономический эффект для общества в этом случае достигается за счет снижения издержек и рисков предпринимательской деятельности, роста качества услуг, инноваций и инвестиций в социально значимые сферы. Коммерческие и некоммерческие организации также получают выгоды за счет стабильного спроса, пользования государственными и муниципальными активами, гарантированного уровня рентабельности. Государственно-частное партнерство базируется на отличных от административных и чисто рыночных отношений моделях распределения правомочий собственности, финансирования, управления и институционально преобразует сферы деятельности, традиционно относящиеся к ведению государства. Речь идет о перераспределении и делегировании государством частному сектору части правомочий, касающихся права контроля над активами, права на доход, управление, переуступку и изменение капитальной стоимости активов. При этом государство, будучи одной из сторон партнерства, выступает в роли носителя общественно значимых интересов и целей, выполняет целеполагающую, регулирующую и контрольную функции, оставаясь заинтересованным в обеспечении коммерческого эффекта. Это сочетание и переплетение интересов предполагает разделение правомочий, рисков и ответственности в рамках кооперации государственных и частных структур для более эффективного достижения общественно значимых целей, при этом каждая из договаривающихся сторон участвует в цепочке по созданию добавленной стоимости. Применительно к российской экономике и российской интерпретации концепции социальной справедливости важно, что механизм государственно-частного партнерства позволяет при имеющейся возможности привлечения ресурсов частного сектора, сохранять за государством, как ключевым субъектом, отвечающим 223 за бесперебойное снабжение общественными (публичными) благами, права собственности на важнейшие национальные объекты без проведения процедуры приватизации. Государство, выступая одновременно как единый и единственный субъект публично-правовых (носитель власти), и гражданско-правовых (участник гражданского оборота) отношений, не может рассматриваться в качестве рядового субъекта гражданских прав в ГЧП. Обладая суверенными правами, государство (в лице профильных организаций или специальных уполномоченных органов) сохраняет необходимый в каждом конкретном случае объем властных функций, определяет правила, в рамках которых происходит взаимодействие (формы, методы, конкретные механизмы); может изменять их, руководствуясь при этом интересами производства общественных благ. Одновременно государство выступает субъектом гражданских прав, руководствуясь принципами равенства сторон, нерушимости условий контракта и ответственности191. Условия участия государства и частного бизнеса в ГЧП могут быть различными в зависимости от избранной формы партнерства и масштабов передачи правомочий собственника частному предприятию - от наиболее простых, когда права собственности сохраняются за каждой из сторон в рамках контракта или окончательно передаются частной стороне в процессе приватизации, до наиболее сложных вариантов интеграции капитала в совместных частно-государственных предприятиях (АО, предприятия с долевым участием сторон). В качестве промежуточных выступают варианты с разделенными правами собственности в соглашениях о разделе продукции, лизинговых и арендных соглашениях, интегрированном проектном финансировании или в концессиональных соглашениях, где происходит частичная передача правомочий собственности (пользования, владения, управления) от государства к частному партнеру. В российской экономике применение механизмов ГЧП становится все более актуальной задачей192, однако его введение в правовой и хозяйственный оборот. В 2012 г. в России под ГЧП было ориентированы проекты на сумму до 60 млрд. руб., однако 191 М. Дерябина в этой связи правильно указывает на то, что в отличие от европейского в российском праве отсутствует корректное разделение публично-правовых и гражданско-правовых отношений, не устанавливается связь между публичными отношениями и публичной собственностью, что мешает надлежащим образом определять правомочия государства в ГЧП и актуализирует вопрос о корректировке соответствующего законодательства [81]. 192 Планы развития эффективных механизмов взаимодействия общества, бизнеса и государства при выработке и проведении социально-экономической политики нашли отражение в Концепции долгосрочного социальноэкономического развития Российской Федерации на период до 2020 года [368,с.16]. 224 далеко не все доходят до реализации [148]. Федеральный закон «Об основах государственно-частного партнерства в Российской Федерации» обсуждается в ГД РФ с 2000 г., а его первая редакция была подготовлена только в 2012 г.193 В социальной сфере, где привлечение частных ресурсов не менее востребовано, чем в других, процесс создания государственно-частных партнерств продвигается еще более медленно, так как предполагает тесное сотрудничество с государством, выполнение законодательно гарантированного минимума оказания социальных услуг 194 населению, тарифные ограничения . Помимо низких масштабов партнерских отношений в современной российской экономике есть особенности в выборе конкретных их форм и механизмов. Приоритет отдается более простым формам с неразделенными правами собственности контрактам на поставку товаров и услуг для государственных и муниципальных нужд, договорам аренды или передаче прав государственной (муниципальной) собственности частному бизнесу в процессе приватизации. Из инвестиционных соглашений используются, преимущественно, простые виды. Те же формы, которые предполагают сложные механизмы перераспределения правомочий собственника (концессии, соглашения о разделе продукции, долгосрочные инвестиционные контракты, совместные предприятия), обеспечивающие значительный прогресс в развитии экономики, внедряются с большим трудом и построены преимущественно на «ручном управлении». Такое положение, на наш взгляд, является следствием низкой легитимности институтов. Основой государственного участия в ГЧП должно служить выполнение функций, связанных с разработкой правил, конкурсных процедур, гарантий долгосрочного финансирования, механизма разрешения споров и др., а главным критерием – удовлетворение общественного интереса наиболее эффективным способом. Бизнес в этом случае подключается к выполнению совместных целей, ориентируясь на просчитанную экономическую выгоду. Если каждая из сторон ГЧП 193 Становление ГЧП в России началось с транспортного комплекса, затем постепенно распространилось на другие отрасли производственной инфраструктуры, промышленность и энергетику. Российское законодательство по ГЧП, которое не покрывает все возможные его формы, в настоящее время включает Федеральные законы «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» (2005 г.), «О концессионных соглашениях» (2005 г.) [377], «О соглашениях о разделе продукции» (1995 г.) [378], «Об автомобильных дорогах и о дорожной деятельности в РФ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (2007 г.), «Об особых экономических зонах в Российской Федерации» (2005г.) [379]. К настоящему времени законы о государственночастном партнерстве приняты более чем в шестидесяти субъектах РФ, однако многие из них остаются декларативными документами. 194 ФЗ «О концессионных соглашениях» предусматривает в качестве объектов партнерства объекты здравоохранения, образования, культуры, спорта и иные объекты социально-культурного назначения. 225 будет преследовать свои ограниченные цели и искать одностороннюю выгоду, забывая при этом об общем интересе, то легитимная система отношений в этой сфере будет утрачена. В сложившихся условиях бизнес предпочитает работать только на условиях собственности, не принимая и не понимая другие варианты сотрудничества; государство, в свою очередь, пока не выработало четких правил игры и стратегии развития, на которую можно было реально ориентироваться, отклоняется от решения общих задач в сторону удовлетворения отдельных частных интересов. Варианты сотрудничества в таких условиях сопровождаются высокими рисками, которые для государства могут обернуться обманом со стороны частного партнера, а для частного бизнеса – отказом государства выполнять соглашения, а общий интерес останется нереализованным. Таким образом, государственно-частное партнерство, основанное на привлечении бизнеса к решению социально значимых задач и сохраняющее при этом за государством ключевые правомочия собственника, может выступать достойной альтернативной приватизации. Это позволяет сделать вывод о том, что механизм ГЧП следует активно применять в условиях современной российской рыночной системы. Он в большей степени отвечает сложившимся в стране условиям, представлениям россиян о природе собственности и власти, но государство должно обеспечить защиту публичных интересов, что, в свою очередь, гарантирует поддержку населения, бизнеса и некоммерческого сектора. Развитие форм ГЧП с разделенными правомочиями собственности в современных российских условиях требует прогресса в выполнении государством публичных функций, связанных с реализацией общественных интересов и удовлетворением общественных потребностей. Переход к рыночной системе, целеориентированной на обеспечение социальной справедливости, является необходимым условием повышения легитимности институтов, роста доверия к государству, что позволит механизму ГЧП заработать в полную силу. Открытые и универсальные механизмы взаимодействия в этом случае будут замещать личные договоренности и избавят от сложных и перегруженных деталями юридических схем, которые осложняют реализацию проектов. Особое место занимает вопрос о государственном партнерстве с некоммерческими организациями во всех сферах деятельности, в том числе в социальной, где оно может стать достойной заменой государственному патернализму в постановке и решении 226 социальных проблем195. В странах с социально ориентированной рыночной экономикой некоммерческий негосударственный сектор играет существенную роль в предоставлении социальных услуг, но государственные бюджеты и системы социального страхования сохраняют за собой функцию основных источников финансирования. В последние годы в нашей стране был принят ряд важных законодательных актов, направленных на развитие общественногосударственного партнерства: ФЗ «О саморегулируемых организациях» (2007 г.) [380], Концепция содействия развитию благотворительной деятельности и добровольчества в РФ (2009 г.) [381], ФЗ о поддержке социально ориентированных некоммерческих организаций (2010 г.) [382], в котором НКО были уравнены по льготам с предприятиями малого и среднего бизнеса, а также соответствующая Программа. Однако уровень развития новых институциональных форм сотрудничества между гражданским обществом и государством в нашей стране остается достаточно низким. Хотя российские НКО участвуют в решении многих социальных проблем, они остаются малочисленными и экономически слабыми, пока не обрели четкого институционального оформления, уровень доверия к ним со стороны общества по-прежнему низок. Исходя из концептуальных положений, содержащихся в диссертационном исследовании концептуальные положения позволяют сделать вывод о том, что эффективная реализация механизма общественногосударственного партнерства как гибкого институционального инструмента решения общественных задач, возможна в условиях рыночной системы, целеориентированной на обеспечение социальной справедливости, так как в этом случае обеспечивается взаимная готовность государственных и общественных институтов к последовательному сотрудничеству. Безусловно, это требует активной государственной поддержки действующих и развития новых институтов общественно-государственного партнерства; обеспечения интеграции общественности в процесс решения общих задач (особенно на муниципальном уровне); внедрения мер налогового регулирования для НКО (в частности, введения льгот по налогам на доходы физических лиц для благотворителей, 195 Несмотря на то, что расходы бюджетов всех уровней, а также количество средств, поступающих из внебюджетных фондов на социальные цели в России, в последние годы растут, удовлетворенность населения состоянием социальной сферы среди россиян остается низкой. По данным Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора НИУ-ВШЭ только каждый одиннадцатый опрошенный полагает, что отрасли социальной сферы – образование, здравоохранение, наука, культура и социальное обеспечение – находятся в хорошем состоянии. Поэтому преобразование институтов социальной политики на основе гибких институциональных форм совместного участия может помочь государству справиться с возросшими задачами [168]. 227 освобождение от НДС НКО, оказывающих социальные услуги); поощрения регионов в создании благоприятного климата общественного участия. Эта система мер формирует необходимую инфраструктуру общественно-государственного партнерства, позволят некоммерческим организациям повысить эффективность своей деятельности. Особенности состояния рыночной системы современного типа отражаются на характере форм взаимодействия органов государственной власти и местного самоуправления с общественными объединениями и иными негосударственными некоммерческими организациями. Помимо участия в реализации социальной политики к ним можно отнести: участие НКО в подготовке общественно значимых решений органов власти; мониторинг (контроль) структурами гражданского общества процесса и результатов реализации общественно значимых решений; общественное обсуждение проектов нормативных правовых актов; общественная экспертиза проектов нормативных правовых актов. По данным Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора НИУ-ВШЭ среди форм взаимодействия, получивших большее распространение в современной России – участие в совместных общественных советах, получение информации, но предложения по выработке рекомендаций, участие в работах по выполнению муниципального заказа занимает значительно меньшую долю [168]. До настоящего времени институциональная база для реализации конституционного права россиян на осуществление общественного (гражданского) контроля не структурирована в должной мере, так как системообразующий ФЗ «Об общественном контроле в Российской Федерации», который позволил бы закрепить наиболее важные принципы его организации и осуществления на всех уровнях и в различных формах, не принят196. Таким образом, обеспечение институционально-экономических оснований социальной справедливости в современной рыночной системе России позволит сделать механизм общественного государственного партнерства по-настоящему действенным и реальным. В соответствии с этико-ориентированным подходом, на стадии разработки законодательства необходимо активнее подключать этические регуляторы, основанные на принципах социальной справедливости. Принятие ФЗ «Об общественном 196 При этом в РФ действует целый ряд законов, которые в той или иной степени регулируют осуществление общественного контроля: ФЗ «Об общественной палате Российской Федерации (2005 г.) [383], «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и содействия лицам, находящимся в местах принудительного содержания» (2008 г.), Указ Президента РФ «Об общественных советах при МВД РФ и его территориальных подразделениях» (2011 г.), нормы, закрепляющие механизма общественного контроля, содержатся и в других законах РФ и субъектов Федерации РФ. 228 контроле в Российской Федерации» облегчит и придаст легитимность процедурам независимой экспертизы законопроектов, затрагивающих важные социальные вопросы, оценки масштабов потерь или выгод от их принятия197, активизирует процессы общественного обсуждения законопроектов. На стадии реализации выработанных норм от административных, правоохранительных и судебных органов требуется беспристрастность в решении вопросов и независимость; от негосударственных организаций и объединений – соучастие и контроль за реализацией намеченных мероприятий и планов в общественных интересах; при этом все граждане должны неукоснительно следовать совместно выработанным правилам. Особая роль принадлежит тем из них, кто занимает ведущие позиции в политической и хозяйственной иерархии, так как в этом случае срабатывает эффект положительного примера, который способен значительно повысить предельный уровень морали в обществе. При этом мотивация к выполнению правил со стороны рядовых участников процесса усиливается, когда институты устроены справедливо. Если все будут выполнять правила, то этическое поведение станет выгодным и экономически эффективным, будет содействовать укреплению деловой репутации конкретных хозяйствующих субъектов, повышению их конкурентоспособности, а нарушение - наоборот. Таким образом, можно констатировать, что реализация институциональных мер по обеспечению принципов социальной справедливости с участием государства и институтов гражданского общества приблизит российское общество к стандартам этико-оринтированной рыночной экономики. При этом при разработке конкретных мер по реализации принципов социальной справедливости требуется принимать во внимание реальные социально-экономические условия, ценности людей, а также отдавать себе отчет в том, что речь не может идти о создании идеального механизма, а скорее - о выборе лучшего варианта среди возможных, как наименее несправедливого. 197 На необходимость этой меры правильно указывают Петросян Д. и Фаткина Н. в статье «Этические принципы в социально-экономической политике России» и других работах [217]. 229 230 Список используемых источников: 1. Абалкин Л.И. Российская школа экономической самоопределения. - М.: Институт Экономики РАН, 2000 мысли: поиск 2. Абалкин Л.И. Взгляд в завтрашний день. - М.: Институт экономики РАН, 2005 3. Авдашева С., Симачев Ю. Государственные корпорации: можно ли оценить корпоративное управление? // Вопросы экономики.- 2009. - № 6.- С. 97-110 4. Авдашева С., Шаститко А. Экономика уголовных санкций за нарушение антимонопольного законодательства // Вопросы экономики. - 2010.- № 1.- С. 129-142 5. Автономов В. Модель человека Экономическая школа, 1998 в экономической науке. - СПб.: 6. Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. - М.: Наука, 1988 7. Агапова И.И. Экономика и этика: аспекты взаимодействия. - М.: Юристъ, 2002 8. Акерлоф Дж. Рынок «лимонов»: неопределенность качества и рыночный механизм // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. - М., 1994. Вып. 5 9. Алчиан А., Демсец Г. Производство, информационные экономическая организация. - М.: ГУ-ВШЭ, 2004 издержки и 10. Александров В. А. Обычное право крепостной деревни России. XVII - начало XIX в. - М.: Наука, 1984 11. Альбер М. Капитализм против капитализма. - СПб.: Экономическая школа, 1998 12. Антология современной философии хозяйства. В 2-х т. /Под ред. Ю.М. Осипова. – М.: Магистр, 2010 13. Анализ положения детей в Российской Федерации: на пути к обществу равных возможностей (Совместный доклад Независимого института социальной политики и Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ), 2011. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.unicef.ru/upload/iblock/b6e/b6e95c80c100fe40629a3024b2a59018.pdf 12. Аоки М. Фирма в японской экономике. - СПб.: Лениздат, 1995 13. Корпоративное управление в переходных экономиках: Инсайдерский контроль и роль банков. /Под ред. М. Аоки, Х. Ким. - СПб.: Лениздат, 1997 14. Архипов А.И., Нестеренко А.Н., Большаков А.К. Экономика: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Проспект: Захаров М.А., 2001 15. Афанасьев М. Клиентелизм и российская государственность. - Москва: МОНФ, 2-е изд., доп., 2000 231 16. Общество, государство, личность: проблемы взаимодействия в условиях рыночной экономики // Материалы IX международной научно-практической конференции. - Казань: Академия управления «ТИСБИ», 2008 17. Бедность и неравенства в современной России: 10 лет спустя. Общероссийское социологическое исследование. Институт социологии РАН, 2013. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.rg.ru/2013/06/21/bednost.html 18. Бальсевич А.А., Подколзина, Е.А. Структуры управления в органах исполнительной власти: иерархия, корпорация или сеть? - М.: ГУ ВШЭ, 2008 19. Баранов Г.С., Баранова, Н.А. Рынок и этика: к проблеме интерактивности рыночно-экономического и этического сознания.- Кемерово: Кузбассвузиздат, 2001 20. Барсукова С.Ю. Неформальная экономика: экономико-социологический анализ. - М.: Изд. Дом ГУ-ВШЭ, 2004 21. Бас А.В. Экономические и институциональные ограничения оппортунистического поведения экономических субъектов. Диссертация на соиск. уч. степени канд. эк. наук. - Саратов, 2009 22. Беккер Г.С. Человеческое поведение: экономический подход. Избранные труды по экономической теории. – М.: ГУ ВШЭ, 2003 23. Беляева И.Ю., Эскиндаров М.А. Капитал финансово-промышленных корпоративных структур: теория и практика. - М.: Прогресс, 1998 24. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - М.: Медиум, 1995 25. Бердяев Н.А. О назначении человека. - М.: Республика, 1993 26. Бердяев Н.А. Философия неравенства. - М.: ИМА-Пресс, 1990 27. Бердяев Н.А. История и смысл русского коммунизма. - М.: Наука, 1990 28. Бессонова О.Э. Раздаточная экономика России: Эволюция через трансформации. - М.: Российская политическая экциклопедия (РОССПЭН), 2006 29. Бовыкин В.И. Зарождение финансового капитала в России. - М.: Изд-во Московского университета, 1967 30. Богомолов О. Нравственный фактор социально-экономического прогресса // Вопросы экономики.- 2007. - №11. – С.55-62 31. Бондаренко И.А. Коррупция: экономический анализ на региональном уровне. - СПб: Петрополис, 2001 32. Борисов Ю. Штрихи к портрету российского рейдера // Акционерный вестник.- 2007. - №3 33. Борисов Ю.Д. Рейдерские захваты. Узаконенный разбой. - СПб.: Питер, 2008 232 34. Брагинский А.В. Японская экономика в преддверии ХХI века. - М.: Наука, 1991 35. Бренделева Е.А. Неоинституциональная экономическая теория: Учеб. пособие. - М.: Дело и Сервис, 2006 36. Бреннан Дж., Бьюкенен Дж. Причина правил. Конституционная политическая экономия. - СПб.: Экономическая школа, 2005 37. Бриттан С. Капитализм с человеческим лицом. – СПб.: Экономическая школа, 1998 38. Бродман Г., Риканатини Ф. институты?, World Bank, 2008 Корни коррупции. Важны ли рыночные 39. Будущее институциональной теории (круглый стол ГУ-ВШЭ) // Вопросы экономики. - 2009 - № 1.- С.139-151 40. Булгаков С. Н. Два града. Изд-во: Астрель, 2008 41. Булгаков С.Н. Философия хозяйства. - М.: Наука, 1990 42. Бурова Н.В. Нелегальная теневая деятельность: подходы к определению и классификации: Препринт. - СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2005 43. Бюджеты регионов в 2012 г. Исследование НИСП. [Электронный ресурс]. Режим доступа:http:// www.socpol.ru/atlas/overviews/social_sphere/kris.shtml 44. Васильев Л.С. История религий Востока (религиозно-культурные традиции и общество): Учеб. пособие. - М.: Высшая школа, 1983 45. Вебер М. История хозяйства. Город.- М.: «Канон-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001 46. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. - М.: РОССПЭН, 2006 47. Введение в институциональную экономику: Учеб. пособие /Под ред. Д.С. Львова. - М.: «Изд-во «Экономика», 2005 48. Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Избранные произведения / М. Вебер. - М., 1990 49. Веблен Т. Теория праздного класса. - М.: Прогресс, 1984 50. Вильямс Д. Дж. Совершенный стратег или букварь стратегических игр. - М.: Изд-во «Советское радио», 1960 по теории 51. Винслав Ю. Интегрированные корпоративные структуры: стимулирование топ-менеджмента штаб-квартир и бизнес-единиц // Российский экономический журнал.- 2010 - № 3.- С.72-81 52. Социальная справедливость и экономическая эффективность. Опыт, проблемы, теория. Материалы научной конференции / Под ред. М.И. Воейкова. - М.: Ленанд, 2007 53. Волгин Н.А. Японский опыт решения экономических и социальнотрудовых проблем. - М.: Экономика, 2007 233 54. Вольчик В.В. Нейтральные рынки, ненейтральные институты и экономическая эволюция: Учебное пособие.- Ростов-н/Д.: Изд-во ЮФУ, 2011 55. Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. - М.: Республика, 1994 56. Вюнше Х.Ф. Социальный аспект социального рыночного хозяйства // Хозяйство и общество в процессе перехода от плана к рынку /Под общ. ред. А.Ю. Чепуренко, В.П. Гутника. - М.: ВлаДар, 1995 57. Газетов А., Дитрих Е., Котлярова А., Скрипичников Д. Доклад по корпоративному управлению государственными предприятиями в России. Круглый стол России по корпоративному управлению, 2005. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://safbd.ru/sites/default/files/rcmser.pdf 58. Гальперин В.М., Игнатьев С.М., Моргунов В.И. Микроэкономика. В 3-х т. Т.2- СПб: Экономическая школа, 1999 59. Гарретт Б., Дюссож П. Стратегические альянсы. - М.: Инфра-М, 2002 60. Гацалов Э.Т. Развитие российской модели корпоративного управления: государственное регулирование и участие. - Диссертация на соик. уч. степени канд. эк. наук. - Владикавказ, 2007 61. Гвоздева Е., Каштуров А., Олейник А., Патрушев С. Междисциплинарный подход к анализу вывоза капитала из России // Вопросы экономики. - 2000.№2.- С. 15-45 62. Гельман В.А. Социокультурные факторы развития предпринимательской деятельности в трансформирующемся российском обществе (на материалах Бурятии). - Дисс. на соиск. уч. степени канд. соц. наук, М., 2003 63. Глазьев С.Ю. Благосостояние и справедливость: Как победить бедность в богатой стране. - М.: Б.С.Г.-Пресс, 2003 64. Глазьев С.Ю. Геноцид. - М.: ТЕРРА, 1998 65. Глазьев С.Ю. Стратегия опережающего развития России в условиях глобального кризиса. – М.: Экономика, 2010 66. Глазьев С.Ю. Я просто выполняю свой долг. - М.: Алгоритм, 2007 67. Гиндин И.Ф. Русские коммерческие банки: Из истории финансового капитала в России. - М.: Госфиниздат, 1948 68. Горина Е.А. Государственные расходы и приоритеты социальной политики России. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2013/05/22/1299070122/Презентация Горина Е.А.pdf 69. Горшков М.К. Российское общество как оно есть. – М.: Изд-во Новый хронограф, 2011 70. Григорьева И.А. Социальная политика: основные понятия //Журнал исследований социальной политики. - 2003. - №1 71. Григорьев Л., Овчинников М. Коррупция как препятствие модернизации // Вопросы экономики. - 2008. - № 2. – С. 44-60 234 72. Грэттон Л. Демократическое предприятие. - СПб: Изд-во: Стокгольмская школа экономики в Санкт-Петербурге, 2005 73. Губанов С. Вертикальная интеграция магистральный путь развития // Экономист. - 2001. - № 1. – С.35-49 74. Гутник В.П. Политика хозяйственного порядка в Германии. - М.: Экономика, 2002 75. Гуриев С. Что известно о коррупции в России и можно ли с ней бороться? // Вопросы экономики. - 2007. - № 1.- С. 11-18 76. Гуров А.И. Организованная преступность в России, 2002. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.aferizm.ru/criminal/ops/op_gurov/op_gurov.html 77. Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). Аналитический доклад Института социологии РАН, 2010. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:// www.isras.ru/analytical_report_twenty_years_reforms.html 78. Делягин М. Рейдерство: «черный бизнес» России. Краткое изложение аналитического доклада, 2006. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://forum-msk.org/imges/2007/03/06/1173137198_92913.doc 79. Дементьев В. Е. Финансово-промышленные группы в российской экономике (Спецкурс) // Российский экономический журнал. - 1999. - № 5-6 80. Демидова Е. Враждебные поглощения и защита от них в условиях корпоративного рынка России // Вопросы экономики. – 2007. - № 4. – С.70-84 81. Дерябина М. Государственно-частное партнерство: теория и практика. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://institutions.com/general/1079gosudarstvenno-chastnoe-partnerstvo.html 82. Доббин Ф. Формирование промышленной политики. Заключение // Экономическая социология. -2012. -Т.13. -№ 5.- С.34-56 83. Долгопятова Т. Корпоративное управление в российских компаниях: роль глобализации и кризиса // Вопросы экономики. - 2009. - № 6.- С.83-96 84. Долгопятова Т.Г. и др. Неформальный сектор в российской экономике. М.: Институт стратегического анализа и развития предпринимательства, 1998 85. Елисеева И.И., Щирина А.Н. Измерение деятельности. - СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2003 теневой экономической 86. Ефимов В. Предмет и метод интерпретативной институциональной экономики // Вопросы экономики. - 2007. - №8. – С.49-67 87. Заработная плата в России: эволюция и дифференциация / Под ред. В.Е. Гимпельсона, Р.И. Капелюшникова. - М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2007 88. Зарицкий Б.Е. Людвиг Эрхард: секреты «экономического чуда». - М.: Издво БЕК, 1997 235 89. Зиновский В.И. Проблемы оценки ненаблюдаемой экономики республике Беларусь //Вопросы статистики. – 2004.- №11. – С. 7-9 в 90. Зомбарт В. Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека. - М.: Наука, 1998 91. Зименкова Е.Р. Политика перераспределения доходов в России //ЭКО. 2003. - №6. –С.21-35 92. Ивашковская И.В. Финансовые аспекты слияний и поглощений. Обзор международного опыта. - М.: EDI of the World Bank, 1999 93. Ильин И.А. Путь к очевидности: Сочинения. - М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1998 94. Иншаков О.В., Степочкина Е.А. Рутина и новация: институциональный, организационный и эволюционный аспекты взаимодействия. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2003 95. Иншаков О.В., Лебедева, Н.Н. Институциональная теория в современной России: достижения и задачи развития. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2001 96. Исправников В. «Теневые» параметры реформируемой экономики и антикризисный потенциал среднего класса // Российский экономический журнал. - 2001. - № 3. – С.3-11 97. Исправникова Н.В. Коррупционные формы использования социальноэкономических институтов // Институциональные формы и методы борьбы с девиантным поведением в экономике: Межфакультетский сборник научных трудов /Под общ. ред. А.П. Сысоева, М.В. Романенко – М.: МАКС Пресс, 2010 98. Капелюшников Р., Демина Н. Влияние характеристик собственности на результаты экономической деятельности российских промышленных предприятий //Вопросы экономики. - 2005. - № 2.- С.53-68 99. Какой рынок труда нужен российской экономике? Перспективы реформирования трудовых отношений: Сборник статей. - Москва: ОГИ, 2003 100. Капелюшников Р. Собственность без легитимности? // Вопросы экономики. -2008. - №. 3. – С.85-105 101. Капелюшников Р. Концентрация собственности в системе корпоративного управления: эволюция представлений // Российский журнал менеджмента, - 2006. - Том 4. - № 1.- С. 3-28 102. Капелюшников Р.И. Экономическая теория прав собственности. - М.: ИМЭМО, 1990 103. Капелюшников Р.И. Категория трансакционных издержек. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.libertarium.ru/l_libsb3_1-2 104. Канеман Д., Тверски А. Рациональный выбор, ценности и фреймы // Психологический журнал. - 2003.- Т.24. - № 4. – С.31-43 105. Карелин А.А. Общинное владение в России. Изд-во: ЕЕМедиа, 2012 236 106. Каспарова И. Финансирование сделок по слияниям и поглощениям: российская специфика // Вопросы экономики. - 2007. - № 4. – С.85-96 107. Касьянова К. О русском национальном характере. - М.: Институт национальной модели экономики, 1994 108. Кауфман А.А. Русская община в процессе ее зарождения и роста. - М.: Книжный дом «Либроком», 2011 109. Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. - М.: Гелиос АРВ, 2002 110. Киндзерский Ю. Деформация института собственности на Украине и проблемы формирования эффективного собственника // Вопросы экономики. - 2010. - №7. – 123-134 111. Кирдина С.Г. Постсоветский институционализм в России: попытка обзора // Экономический вестник Ростовского гос. ун-та. - 2004. - Т. 2. - № 2.С.40-54 112. Кирдина С.Г. «Гражданское общество»: уход от идеологемы. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kirdina.ru/doc/news/04may12/1.pdf 113. Кирилюк А.С. Частно-государственное партнерство как институт модернизации экономики.- Диссертация на соиск. уч. степени канд.эк.наук.Саратов, 2012 114. Клейнер Г. Б. Эволюция институциональных систем. - М.: Наука, 2004 115. Клейнер В. Корпоративное управление и эффективность деятельности компаний // Вопросы экономики. - 2008. - № 10. – С.32-48 116. Клейнер Г.Б., Беченов А.Г., Петросян Д.С. Национальная безопасность России (экономические и управленческие аспекты) / Под ред. Д.С. Львова. – М.: Прима-Пресс-М, 2005 117. Клейнер Г.Б. Экономика России и кризис взаимных //Общественные науки и современность. - 1999. - № 2.- С.5-19 ожиданий 118. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. - М., 2003 119. Коваль Т.Б. Православная этика труда // Мир России. - 1994. - № 2. – С.54-96 120. Коваль Т.Б. Этика труда в православной традиции // Общественные науки и современность. - 1994. - № 6.- С.55-70 121. Коваль Т.Б. Личность и собственность. Христианство и другие религии мира // Мир России. - 2003. - № 2.- С.3-45 122. Козловски П. Принципы этической экономии. - СПб.: Экономическая школа, 1999 237 123. Козловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом: О логике перехода от развитого социализма к этическому и демократическому капитализму: Очерки персоналистской философии. - СПб.: Экономическая школа, 1997 124. Козловски П. Этика капитализма. Эволюция и общество: Критика социобиологии. - СПб.: Экономическая школа, 1996 125. Коленникова О.А. Кто нарушает и кто защищает права граждан – мнение жителей страны. Справедливые и несправедливые социальные неравенства в современной России. - М.: Референдум, 2003 126. Колодко Дж. В. Этика в бизнесе, экономике и политике // Вопросы экономики. – 2007.- № 11. – С.44-54 127. Корнаи Я. Честность и доверие в переходной экономике // Вопросы экономики. - 2003. - № 9.- С.4-17 128. Корнаи Я. Социалистическая система. Политическая экономия коммунизма. - М.: НП «Журнал Вопросы экономики», 2000 129. Корнаи Я. Дефицит. - М.: Наука, 1990 130. Корпоративное управление в условиях кризиса (Круглый стол в институте современного развития – ИНСОР) // Вопросы экономики. – 2010.- № 3. – С.150-156 131. Корпоративное управление в переходных экономиках: Инсайдерский контроль и роль банков. /Под ред. М. Аоки, Х. Ким. - СПб.: Лениздат, 1997 132. Королев М.А., Иванов Ю.Н., Карасева В.Л. Опыт стран СНГ в измерении ненаблюдаемой экономики //Вопросы статистики.- 2004. - № 11.- С.3-7 133. Котов Д.В. Определение инвестиционного потенциала интегрированной бизнес группы нефтяного комплекса России // Российское предпринимательство. - 2006. - № 2.- С.51-57 134. Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий // Общественные науки и современность. - 2001. - № 3.- С.121-139 135. Коуз Р. Фирма, рынок и право. - М.: Дело ЛТД, 1993 136. Краснов А.И. Государственное регулирование научно-технического развития Японии на современном этапе // Российский внешнеэкономический вестник. – 2007. - № 7.- С.11-19 137. Кузьминов Я.И., Бендукидзе К.А., Юдкевич М.М. Курс институциональной экономики: институты, сети, трансакционные издержки, контракты: Учебник. - М.: Изд.дом ГУ ВШЭ, 2006 138. Кузьминов Я.И., Радаев В.В., Яковлев А.А., Ясин Е.Г. Институты: от заимствования к выращиванию (опыт российских реформ и возможное культивирование институциональных изменений) // Вопросы экономики. 2005. - № 5.- С.5-27 139. Курбатова М.В., Левин С.Н. Сетевые взаимосвязи российского бизнеса // Экономические субъекты постсоветской России (институциональный 238 анализ): десять лет спустя. Часть II. /Под ред. Р.М. Нуреева. Московский общественный научный фонд, 2010 М.: 140. Кучумова Л. И. Сельская община в России (вторая половина XIX в.). – М.: Знание, 1992 141. Латов Ю., Нестик Т. Плохие законы или культурные традиции? // Общественные науки и современность, - 2002. - № 5.- С.35-47 142. Латов Ю.В. Межличностное и институциональное доверие как социальный капитал современной России //Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ): десять лет спустя. Часть I. /Под ред. Р.М. Нуреева.- М.: Московский общественный научный фонд, 2010 143. Левада Ю. Человек лукавый: двоемыслие по-российски //Мониторинг общественного мнения (ВЦИОМ). - 2000. - №1.- С.19-27 144. Лебедева И.П. Японские корпорации: стратегия развития (финансовоорганизационные аспекты).- М.: Издат. Фирма «Восточная литература», 1995 145. Леденева А., Шекшня Л. Бизнес в России: неформальные практики и антикоррупционные стратегии // Russie Nei.Visions № 58, 2011. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ifri.org/downloads/ifriledenevashekshniaruscorruptionmarch2011.pdf 146. Леонов Р. Способы защиты от захватов предприятий // Управление компанией. - 2001. - № 1.- С.70-76 147. Лосский Н.О. Характер русского народа. - М.: Политиздат, 1991 148. Львов Д.С., Макаров В.Л., Клейнер Г.Б. Экономика России на перепутье веков. - М.: «Управление мэра Москвы», 2000 149. Львов Д.С. Развитие экономики России и задачи экономической науки. – М.: ОАО Изд-во Экономика, 1999 150. Львов Д.С. Экономика развития.- М.: Экзамен, 2002 151. Ляско А., Доверие и трансакционные издержки //Вопросы экономики. 2003. - № 1.- С.42-58 152. Ляско А. Межфирменное доверие и шумпетерские инновации // Вопросы экономики. - 2003. - № 11.- С.27-40 153. Майерсон Р. Равновесие на Нэшу и история экономической науки // Вопросы экономики.– 2010. - № 6. – С.26-43 154. Макаров А.М. Ответственное взаимодействие групп интересов как условие развития предприятия //Вестник Удмуртского университета. Серия «Экономика», 2003. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.vestnik.udsu.ru/2003/eco/eco10.pdf 155. Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы, политика. М.: ИНФРА-М, 2006 156. Макашев Н.А. Экономические и социальные проблемы России: Сборник научных трудов /Ред. колл. Н.А. Макашева и др. - М.: ИНИОН, 2008 239 157. Малева Т., Овчарова Л. Социальная модернизация и средний класс. Электронная версия бюллетеня «Население и общество». - 2009. - № 381-382. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.demoscope.ru/weekly/2009/0381/indexphp 158. Малерб М. Религии человечества. - Москва - СПб.: Университетская книга, 1997 159. Малкина М.Ю. Три основных подхода к проблеме эквивалентности в распределении доходов в современной рыночной экономике: сравнительный анализ //Jornal of Institutional Studies. Журнал институциональных исследований. - 2013.- Том 5.- №1. 160. Малых мало // Российская газета, 2012, 14 июня 161. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Избранные произведения в 3 т. / К. Маркс, М. Энгельс. - М., 1980. Т.1. 162. Масанори М. Современная технология и экономическое развитие Японии. - М.: Экономика, 2006 163. Маршалл А. Принципы экономической науки. В 3-х т.- М.: Прогресс, 1993. – Т.1 164. Менар К. Экономика организаций. - М.: Инфра-М, 1996 165. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура.- М.: Хранитель, 2006. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2010/09/03/1220648996/Мертон Социальная теория и социальная структура.doc 166. Меркулов Д.В. Социальный капитал и его роль в развитии экономики: Вопросы теории. Дисс. на соиск. уч. степени канд.эк. наук. - Москва, 2005 167. Мерсиянова И.В., Якобсон Л.И. Общественная активность населения и восприятием гражданами условий развития гражданского общества. - М.: Издательский дом ГУ-ВШЭ, 2007 168. Мерсиянова И.В., Якобсон Л.И. Сотрудничество государства и структур гражданского общества в решении социальных проблем, 2011. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.civisbook.ru/files/File/vgimu.pdf 169. Мизес Л. Фон. Теория и история: Интерпретация экономической эволюции. - М.: Изд-во ЮНИТИ-ДАНА, 2001 социально- 170. Мингром П., Робертс Дж. Экономика, организация и менеджмент. В 2-х т. СПб: Экономическая школа, 1999 171. Мильнер Б.З. Фактор доверия при проведении экономических реформ // Вопросы экономики. - 1998. - № 4.- С.27-38 172. Михалкина Е.В. Неравенство и бедность как эффекты реализации квазирыночной версии социоэкономики. – Ростов-н/Д: Изд-во ЮФУ, 2007 240 173. Мовсесян А.Г. Интеграция банковского и промышленного капитала: современные мировые тенденции и проблемы развития в России. - М.: Финансы и статистика, 1997 174. Молодякова Э.В. Мировой кризис и Япония. - М.: АИРО-XXI, 2009 175. Анализ социально-экономических проблем моногородов в контексте финансово-экономического кризиса, влияющего на состояние градообразующих корпораций. - М.: Институт региональной политики, 2008. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://modernmach.ru/media/pics/data/24_06.08.10_monogoroda/institut_re gion_politiki_monogoroda_krisis.doc 176. Наумов А. Коррупция: причины возникновения, влияние и методы борьбы // Мировое и национальное хозяйство. - 2009. - № 1.- С.25-30 177. Научные подходы к оценке масштабов теневой экономики (По материалам круглого стола, проведенного в Финансовой академии при Правительстве РФ) //Банковское дело. - 2005. - № 5.- С.21-26 178. Нашитой А. Необходимость роста на базе развития // Экономист.2008. - № 2 179. Нейман Дж. Фон, Моргенштерн О. Теория игр и экономическое поведение. М.: Изд-во «Наука», 1970 180. Нельсон Р.Р., Уинтер С. Д. Эволюционная теория экономических изменений. - М.: Дело, 2002 182. Нестеренко А.Н. Эдиториал УРСС, 2002 Экономика и институциональная теория. - М.: 182. Новиков А.В. Об особенностях развития отношений собственности в России // Проблемы современной экономики. - 2007. - № 1. - С.329-333 183. Нойманн Э. Глубинная психология и новая этика. Человек мистический. СПб.: Азбука, 2008 184. Новиков А.В. Об особенностях развития отношений собственности в России // Проблемы современной экономики. - 2007. - № 1 185. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М.: ФЭК «Начала», 1997 186. Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение //THESIS, 1993. - Том. 1.- Вып.2. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://igiti.hse.ru/data/149/314/1234/2_1_4North.pdf 187. Норт Д. Пять тезисов об институциональных изменениях // Квартальный бюллетень клуба экономистов. - Вып.4.- Минск: ИПМ, 2000.- С.18-31 188. Норт Д. Понимание процесса институциональных изменений. - М.: Изд-во Дом ГУ- ВШЭ, 2010 241 189. Нуреев Р.М., Латов Ю.В. Россия и Европа: Эффект колеи (опыт институционального анализа истории экономического развития). Калининград: Изд-во РГУ им. И.Канта, 2010 190. Нуреев Р.М. Россия: особенности институционального развития. - М.: Норма, 2009 191. Нуреев Р.М. Очерки по истории институционализма. - Ростов н/Д: Изд-во «Содействие – XXI век»; Гуманитарные перспективы, 2010 192. Нуреев Р.М. Торстейн Веблен: взгляд из XXI века // Вопросы экономики.2007.- № 7. – С.73-85 193. Нуреев Р.М. Экономика развития: модели становления рыночной экономики: Учебник. Изд. 2-е, перераб. и доп. - М.: Норма, 2008. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://rustem-nureev.ru/wpcontent/uploads/2011/01/309.pdf 194. Общество, государство, личность: проблемы взаимодействия в условиях рыночной экономики: Материалы IX межвузовской научно-практической конференции. - Казань: Академия управления «ТИСБИ», 2008 195. Ойкен В. Основные принципы экономической политики. - М.: Прогресс, 1995 196. Олбрайт М. Религия и мировая политика. - М.: Альпина Бизнес Букс, 2007 197. Олейник А. Институциональная экономика: Учебник /Под общ. ред. А. Олейника. – М.: ИНФРА-М, 2005 198. Олейник А.Н. Институциональная экономика: Учебное пособие/ - М.: ИНФРА-М, 2002 199. Олейник А. Дефицит общения в науке: институциональное объяснение //Общественные науки и современность. - 2004. - № 1.- С.41-51 200. Олейник А. «Институциональные ловушки» постприватизационного периода в России //Вопросы экономики. – 2004 - № 6.- С.79-94 201. Олейник А. Н. Тюремная субкультура в России: от поведенческой жизни до государственной власти.- М.: ИНФРА-М, 2001 202. Олейник А.Н. «Жизнь по понятиям»: институциональный анализ повседневной жизни «российского простого человека» // Политические исследования. - 2001. - № 2.- С.40-51 203. Осипов Ю.М. Экономистъ, 2005 Курс философии хозяйства: Учеб. пособие. - М.: 204. Китлацкий О.А. О состоянии борьбы с коррупцией в Российской Федерации // Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ, 2008.№16 (361). – С.45-58 242 205. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, 2005. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.patriarchia.ru/db/print/141422.html 206. Паблик рилейшнз. Связи с общественностью в сфере бизнеса. - М.: Ассоциация авторов и издателей «Тандем». Изд-во: ЭКМОС, 1999 207. Павленко Ю. Современное гражданское экономики. - 2008. - № 10. – С.96-107 общество // Вопросы 208. Пайпс Р. Струве: правый либерал, 1905-1944. В 2 т.- Т.2. - М.: Московская школа политических исследований, 2002 209. Пайпс Р. Собственность и свобода. - М.: Московская школа политических исследований, 2001 210. Паппэ Я.Ш. Олигархи. Экономическая хроника, 1992-2000. - М.: ГУ-ВШЭ, 2000 211. Паппэ Я.Ш. Российский крупный бизнес как экономический феномен 1991-2001 гг.: институциональный аспект. - Дисс. на соиск. степени докт. эк. наук. - М., 2002 212. Патнэм Р. Процветающая комьюнити, социальный общественная жизнь // МЭ и МО. - 1995. - № 4.- С.80-82 капитал и 213. Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. - М.: «Ad Marginem», 1996 214. Парсонс Т. О структуре социального действия. - М.: Академический проспект, 2000 215. Петросян Л.А., Зенкевич Н.А., Семина Е.А. Теория игр: Учеб. пособие. 1-е изд. - М.: Высшая школа, Книжный дом «Университет», 1998 216. Петросян Д.С. Гуманистическая экономика и социальная справедливость // Общественные науки и современность. – 2007.- № 5.- С.18-27 217. Петросян Д., Фаткина Н. Этические принципы в социальноэкономической политике России // Вопросы экономики. - 2008 - № 2. – С.122132 218. Пигу А. Экономическая теория благосостояния. В 2-х т. - М.: Прогресс, 1985 219. Плешанова О.А. Затраты на враждебное поглощение в десятки раз ниже стоимости объекта // Коммерсантъ. - 2004. - № 12.- С.20 220. Полищук Л. Нецелевое использование институтов: причины и следствия // Вопросы экономики. - 2008. - № 8. – С.28-44 221. Полищук Л. Корпоративная социальная ответственность или государственное регулирование: анализ институционального выбора // Вопросы экономики. - 2009. - № 10. – С.4-22 243 222. Полищук Л.И. Доклад на научном семинаре «Социальный капитал в России: измерение, анализ, оценка влияния», 2011. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://gsen.pi.sfedu.ru/articles2013/issue1/1-3а.pdf 223. Полтерович В.М. Институциональные ловушки и экономические реформы // Экономика и математические методы. - 1999. - Т.35. - Вып.2.- С.2-37 224. Полтерович В.М. Факторы коррупции // Экономика и математические методы. – Т.34. - 1998. - Вып. 3.- С.30-39 225. Полтерович В.М. Институциональные ловушки реформы. - М.: Российская экономическая школа, 1998 и экономические 226. Полтерович В.М. Трансплантация экономических институтов Экономическая наука современной России. - 2001. - № 3. – С. 24-50 // 227. Полунов А.Ю. К.П. Победоносцев: Великая ложь нашего времени // Вопросы философии. - 1993. - № 8.- С.187-190 228. Попов Е.В, Симонова В.Л. Эффекты снижения уровня оппортунизма в системе принципал-агент // Журнал экономической теории. – Екатеринбург. Институт экономики УрО РАН. - 2006. - № 1.- С.27-50 229. Попов Е.В, Симонова В.Л. Оппортунизм экономических агентов. Екатеринбург: ИЭ УрО РАН, 2007 230. Попов Е., Сергеев А. Современный российский институционализм: к продолжению дискуссии // Вопросы экономики. – 2010.- № 2 231. Постсоветский институционализм – 2006: Власть и бизнес. Монография / Под ред. Р.М. Нуреева. - Ростов-н/Д: Наука-Пресс, 2006. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://razdatok.narod.ru/users/pages/s072/p072.pdf 232. Постсоветский институционализм / Под ред. Р.М. Нуреева, В.В. Дементьева. – Донецк: «Каштан», 2005 233. Потребительское поведение через призму доверия и ответственности. Исследование Левада-Центра по заказу ЦМИ Сбербанка, 2013. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://sberbank.ru/common/img/uploaded/files/pdf/press_center/2013/Levada _potreblenie_doverie_i_otvetstvennost_.pdf 234. Природа фирмы: Пер. с анг.- М.: Дело, 2001 235. Проблемы социальной справедливости в зеркале современной экономической теории /Общ. ред. Д.Д. Москвина. - М.: Эдиториал УРСС, 2002 236. Путин В.В. Строительство справедливости. Социальная политика для России. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.putin2012.ru, 13 февраля 2012 237. Радаев В.В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. - М.: Центр политических технологий, 1998 238. Радаев В.В. Социология рынков: к формированию нового направления. М.: ГУ ВШЭ, 2003 244 239. Радаев В. Российский бизнес: на пути к легализации? // Вопросы экономики, - 2002. - № 1.- С.68-87 240. Радаев В. В. Теневая экономика в России: изменение контуров. // Pro et Сontra. - 1999.- Т.4.- № 1. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://uisrussia.msu.ru/docs/nov/pec/1999/1/ProEtContra_1999_1_01.pdf 241. Радаев В.В. Новый институциональный подход и деформация правил в российской экономике: Препринт WP/12001/01. - М.: ГУ ВШЭ, 2001 242. Радыгин А., Энтов Р. Инфорсмент прав собственности и контрактных обязательств // Вопросы экономики. - 2003. - № 5.- С.83-100 243. Радыгин А., Симачев Ю. Институт банкротства в России: особенности эволюции, проблемы и перспективы // Российский журнал менеджмента. 2005. - Т.3. - № 2.- С.43-70 244. Радыгин А., Энтов Р. В поисках институциональных характеристик экономического роста (новые подходы на рубеже XX-XXI вв. ) // Вопросы экономики. - 2008. - № 8. – С.4-27 245. Ренессанс философии хозяйства / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. – М.: ТЕИС, 2011 246. Римашевская Н.М. Человеческий потенциал России и проблемы «сбережения населения» //Российский экономический журнал. – 2004.- № 910. – С. 22-40 247. Рих А. Хозяйственная этика.- М.: Посев, 1996 248. Роик В.Д. Социальная модель государства: опыт стран Европы и выбор современной России //Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ. 2006. № 6 (294).- С.54-82 249. Роик В.Д. Достойные заработная плата и пенсия: отечественный и зарубежный опыт // Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ.2007.- №11 (328). – С.56-78 250. Ролз Дж. Справедливость как честность // Логос. – 2006. - № 1 (52). [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/logos/number/52/03.pdf 251. Ролз Дж. Теория справедливости.- М.: Изд-во ЛКИ, 2010 252. Россия вошла в число самых быстрорастущих рынков роскоши, 2012. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://lenta.ru/news/2012/05/18/back1/ 253. Российская корпорация: внутренняя организация, внешние взаимодействия, перспективы развития / Под ред. Т.Г. Долгопятовой, И. Ивасаки, А.А. Яковлева. - М.: Изд. Дом ГУ-ВШЭ, 2007 254. Рубцов Б.Б. Зарубежные фондовые рынки: инструменты, структура, механизмы функционирования. М.: ИНФРА-М. 1996 245 255. Рябушкин Б.Т., Чурилова Э.Ю. Методы оценки теневого и неформального секторов экономики. - М.: Финансы и статистика, 2003 256. Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. - М., 1993. Вып. 3 257. Саймон Г. Теория фирмы. - СПб.: Экономическая школа, 1995 258. Сасаки М., Латов Ю., Ромашкина Г., Давыденко В. Доверие в современной России // Вопросы экономики, - 2010. - № 2 259. Сатаров Г. Как измерять и контролировать коррупцию // Вопросы экономики. - 2007. - № 1. – С. 4-10 260. Селигмен А.Б. Проблема доверия. - М.: Идея-Пресс, 2002 261. Сен А. Об этике и экономике. - М.: Наука, 1996 262. Серль Дж. Рациональность в действии.- М.: Прогресс-Традиция, 2004 263. Серл Дж. Что такое институт // Вопросы экономики. - 2007.- № 8. – С.527 264. Симачев Ю. Институт несостоятельности в России: спрос, основные тенденции и проблемы развития // Вопросы экономики. - 2003. - № 4. – С.6282 265. Скоробогатько Н.В. Историко-философские очерки о ранних славянофилах // Философское образование. - 2007. - № 16.- С.11-22; №17.С.3-13; 2008. - №18. – С.3-12 266. Смит А. Теория нравственных чувств. - М.: Республика, 1997 267. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. - М.: ЭКСМО, 2007 268. Современная экономическая мысль /Под ред. С. Вайнтрауба. - М.: Прогресс, 1995 269. Сото Э. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. - М.: Catallaxy, 1995 270. Сото Э. Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. – М.: ЗАО «Олимп-Бизнес, 2004 271. Социальное рыночное хозяйство: концепции, практический опыт и перспективы применения в России: (Сборник) / Под. общ. ред. Р.М. Нуреева. М.: ТЕИС, 2007 272. Социальное рыночное хозяйство. Теория и этика экономического порядка в России и Германии. - СПб.: Экономическая школа, 1999 273. Статистический бюллетень. Периодическое издание. Информационноиздательский центр «Статистика России», октябрь 1996. - № 12 246 274. Статистический бюллетень. Периодическое издание. Информационноиздательский центр «Статистика России», январь 1998. - № 10 275. Степун Ф.А. Мысли о России //Русская философия собственности. СПб.: 1993 276. Стиглер Дж.Дж. Экономическая теория информации // Теория фирмы / Под ред. В.М. Гальперина. - СПб., 1995 277. Стиглиц Дж. Quis costodiet ipsos custodies? Неудачи корпоративного управления при переходе к рынку // Экономическая наука современной России. - 2001. - № 4 278. Структура корпоративного управления публичных российских компаний. Исследование Центра корпоративного управления компании «Делойт» в СНГ, 2012. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://finassembly.org/wpcontent/uploads/2013/04/Deloitte-issledovanie-struktur-korporativnogoupravleniya.pdf 279. Сысоева А.П., Романенко М.В. Институциональные формы и методы борьбы с девиантным поведением в экономике: Межфакультетский сборник научных трудов / Под общ. ред. А.П. Сысоева, М.В. Романенко. - М.: МАКС Пресс, 2010 280. Русская философия собственности (XVII-XX вв.). - СПб.: СП Ганза, 1993 281. Теория хозяйственного порядка: «Фрайбургская школа» и немецкий неолиберализм / Под ред. В.П. Гутник. - М.: ЗАО «Издательство «Экономика», 2005 282. Титов В.Н. Неформальная экономика как подсистема рыночного хозяйства. - М.: М-Студио, 2008 283. Тихомиров Л.А. Единоличная власть как принцип государственного строения. - М.: Трим, 1993 384. Тойнби А. Дж. Постижение истории. - М.: Пресс, 1991 285. Токсанбаева М.С. Социальные интересы работников и использование трудового потенциала. - М.: Наука, 2006 286. Требования регулятора и инвесторов повышают информационную прозрачность российских компаний (Национальный доклад по корпоративному управлению. Выпуск IV), 2012. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.e-disclosure.ru/Index.aspx?anons=1462 287. Труд и занятость в России. Статистический сборник. Росстат.- М., 2011 288. Труд как средство борьбы с нищетой. Международная конференция труда, 91 сессия, 2003 // Человек и труд. – 2003.- № 3. – С.5 289. Туган - Барановский М.И. К лучшему будущему. – М.: РОССПЭН, 1996 290. Тюгашев Е.А. Православное отношение к труду в зеркале нравственного богословия // Человек. Труд. Занятость. - Вып.2. - Новосибирск, 1998 247 291. Уильямсон О.И. Фирмы и рынки. - М.: Прогресс, 1981 292. Уильямсон О. Экономические институты капитализма: фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация. - СПб.: Лениздат, 1996 293.Уильямсон О.И. Поведенческие предпосылки современного экономического анализа // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. - М., 1993. - Вып. 3. – С.39-49 294. Уильямсон О. И. Экономические институты капитализма. Фирмы, рынки и отношенческая контрактация. - СПб.: Лениздат, 1996 295. Уровень оплаты труда в экономике России //Бюллетень «Проблемы социальной политики». Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН, октябрь 2012.- Выпуск № 4. – С.1-9 296. Фадеева О.В. Малый и средний бизнес в системе внешнеэкономических связей России. - Дисс. на соиск. уч. степени канд.эк. наук.- Москва, 2011 297. Файг Э. Определение и оценка подпольной и неформальной экономики: неоинституциональный подход // Экономическая теория преступлений и наказаний. Реферативный журнал. - Вып. 2.- М.: РГГУ, 2000 398. Философский словарь. - М.: Наука, 2009 299. Флоренский П. Сочинение в 4-х т. - М.: Изд-во Мысль, 1994. - Т.1. 300. Франк С.Л. Духовные основы общества: Сборник /С.А. Франк. – М.: Республика, 1992. 301. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. / Под ред. В.Л. Иноземцева. - М.: Academia, 1999 302. Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. - М.: Московская школа политических исследований, 2002 303. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Ф. Фукуяма. – М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2004 304. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность.- М.: Наука, 1992 305. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. – СПб.: Наука, 2000 306. Ходжсон Дж. Институты и индивиды: взаимодействие и эволюция // Вопросы экономики. - 2008. - № 8. – С.45-60 307. Ходжсон Дж. Что такое институты? // Вопросы экономики. - 2007. - №8. – С. 28-48 308. Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты: Манифест современной институциональной экономической теории. - М.: Дело, 2003 248 309. Храброва И.А. Корпоративное управление: вопросы интеграции, аффилированные лица, организационное проектирование, интеграционная динамика. – М.: Изд-кий дом «Альпина», 2000 310. Чичерин Б.Н. Обзор исторического развития сельской общины в России. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://az.lib.ru/с/chicherin_b_n/text_1856_obzor.shtml 311. Шанин Т. Почему до сих пор не умер русский народ // Эксперт, № 1-2 (213) от 17 января 2000. С.27-31 312. Неформальная экономика: Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. - М.: Логос, 1999 313. Шаститко А.Е. Новая теория фирмы. - М.: ТЭИС, 1996 314. Шаститко А., Афонцев С., Плаксин С. Структурные альтернативы социально-экономического развития России // Вопросы экономики.- 2008.№1. – С.71-85 315. Шаститко А.Е. Новая институциональная экономическая теория. - М.: Теис, 2002 316.Шаститко А. Предметно-методологические особенности новой институциональной экономической теории // Вопросы экономики. - 2003. №1.- С.24-41 317. Шаститко А.Е. Национальный доклад по корпоративному управлению. Выпуск I. - М.: Национальный совет по корпоративному управлению, 2008 318. Шаститко А., Авдашева С. Независимый директор в компаниях с государственным участием: Кассандра или Ариадна?// Вопросы экономики. – 2009. - №6. – С.111-124 320. Шикирев П.Н. Этические принципы ведения дел в России. - М.: Финансы и статистика, 1999 321. Шлехт О. Этическое содержание социального рыночного хозяйства. СПб.: Экономическая школа, 1999 322. Шкаратан О.И. Социально-экономическое неравенство и его воспроизводство в современной России. – М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2009. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/2010/05/22/1213730899/Socio_Economic_Jne quality_in_Contemporary_Russia.pdf 323. Шумпетер Й. История экономического анализа. Гл. 1 // Истоки: вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли. - Вып. 1. - М., 1989 324. Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. - М.: Экономика, 1995 325. Шухов Н.С., Щербаков В.Н. Нравственно-психологические основы политической экономии. - М.: Бизнес-Пресс, 2005 326. Эггертссон Т. Экономическое поведение и институты.- М.: Дело, 2001 249 327. Эльстер Ю. Социальные нормы и экономическая теория // THESIS: теория и история экономических и социальных институтов и систем. - М., 1993. - Вып. 3.- С.73-91 328. Эрроу К. Дж. Коллективный выбор и индивидуальные ценности. - М.: ГУВШЭ, 2004 329. Эрхард Л. Благосостояние для всех. - М.: Начала-Пресс, 1991 330. Эрхард Л. Полвека размышлений. Речи и статьи. - М.: Руссико: «Ордынка», 1993 331. Явлинский Г. Необходимость и способы легитимации крупной частной собственности в России: постановка проблемы // Вопросы экономики. - 2007. № 9.- С. 4-26 332. Явлинский Г.А. Социально-экономическая система России и проблемы ее модернизации. – Дисс. на соиск. уч. степени докт. эк. наук. – М., 2005 333. Яковлев А., Симачев Ю., Данилов Ю. Российская корпорация: модели поведения в условиях кризиса // Вопросы экономики. - 2009. - № 6 334. Яковлев А.Н. Россия в начале ХХ века. - М.: Новый хронограф, 2002 335.Авдашева С.Б., Долгопятова Т.Г. Эволюция российской фирмы и корпоративного управления: в поисках эффективного собственника // Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ): десять лет спустя. Часть II. / Под редакцией Р.М. Нуреева. – Москва: Московский общественный научный фонд, 2010 336. Ярская В.Н. Социальная политика. Социальное государство и социальный менеджмент: проблемы анализа //Журнал исследований социальной политики. - 2003.- №1 337. Aghion, P., Algan, Y., Cahuc, P. and Shleifer, A. (2009). The Regulation and distrust. September 24. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.economics.harvard.edu/faculty/shleifer/files/distrust_gje2.pdf 338. Bromley R. The Urban Informal Sektor: Why Is It Worth Discussing? Introduction - World Development, 1978 339. Coase R. Comment //Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1984, v.140, No.1. 340. Coleman James S. Foundation of Social Theory, Cambridge, London: The Belknap Press of Harvard University Press, 1990 341. Dallago Bruno. The Underground Economy and the Black Labour Market, Aldershot: Dartmouth, 1990 342. Demsetz H. The Cost of Transacting //Quarterly Journal of Economics. 82 (1), 1968, р. 33-53 343. Elster J. Social Norms and Economic Teory //Journal of Economic Perspectives. 1989. Vol.3, No 4 250 344. Employee Ownership Fact Sheet National Centre for Employee Ownership Oakland, 1994 345. Growth in Regions //National Bureau of Economic Research. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kommersant.ru/doc/2198885 346. Gutmann P. The subterranean economy //Financial Analysis Journal, 1977. No33 347. Hamiton W. Institution. Encyclopedia of the Social Sciences. N.Y., 1932 V. VIII 348. Homo institutius – Человек институциональный /Под ред. О.В. Иншакова. – Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2005 349. Keefer P., Knack S. Why Dont Poor Countries Catch-Up? A Cross National Test of institutional Explanations //Economic Inquiry, 1997 Vol. 35 350. Klitgaard R. Adjusting to reality: Beyond «State Versus Market» in Economic Development. San Francisco: ICS Press, 1991 351. Knack S., Keefer P. Does Social Capinal have an Economic Pay off //A cross-country investigation. Quarterly Journal of Economics,1997. Vol. 112 352. Kreps D. Corporate Culture and Eсonomic Theory. In J.E. Alt and K.A. Shepsle, ens., Perspectives on Positive Political Economy. Cambridge: Cambridge University Press, 1990 353. Nozick R. Anarchy, State and Utopia. New York: Basic Books, 1974 354. La Porta R., Lopez-De-Silanez F., Shleifer A. and Vishny, R.W.Trust in Large Organizations // American Economic Review, 1997 355. Ovcharova L., Popova D., Pishnyak A. New Measures Supporting Families with Children: Improving living Standards and Raising Birthrates? An Analysis of the Maternity and Child Support Measures Introduced in 2007 in the Russian Federation. UNICEF, 2007 356. Oxford Advanced Learners Dictionary of Current English //by A. S. Hurn.Oxford University Press, 1988 357. Samuelson P. Foundations of Economic Analysis. Cambridge, 1947 358. Sen A. Isolation, Assurance, and the Social Rate of Discounte // Quart. Journal Economy, 1967. Vol.81 359. Price C. Welfare Economics in Theory and Practice. L., 1977. P.4; Journal of Economics, 1978. No 4 360. Hellmann J., Jones G. and Kaufmann D. Seize the State, Seize the Day: State Capture, Corrupption and Influence in Transition Economies. - World Bank Policy Research Working, September 2000. рр. 24-44 361. Simon Herbert A. Rationality as Process and as Produkt of Thought. American Economic Review, 1978. No 68 (2), pp. 1-16 251 362. Zak P.J. and Knack S. Trust and Growth // The Economic Journal, 2001, No11 363. Wallis J., North D. Measuring the Transactional Sector in American Economy, 1870-1970. In Long-term Factors in American Economic Growth. Chicago, 1986 364. Weber M. Politik als Beruf //Weber M. Gesammelte Politische Schriften. Tubingen, 1988. S. 550 365. Williamson O.E. The New Institutional Economies: Taking Stock Looking Ahead // Journal of Economic Literature, 2000. Vol. 38. No.3 366. Williamson O. Comporative Economic Organization: The Analysis of Discrete Structural Alternatives // Administrative Science Quarterly.1991. No. 36 (June) 367. Wettstein, Harri. Uber die Ausbaufahigkeit von Rawls Theorie der Gerechtigkeit, vol. 13 der Social Strategies Monographien zur Soziologie und Gesellschaftspolitik. S. 55 368. Концепция долгосрочного социально-экономического положения в Российской Федерации. Распоряжение Правительства Российской Федерации от 17 ноября 2008 г. № 1662-р 369. Федеральный закон 25 июля 2006 года № 125-ФЗ «О ратификации Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию» 370. Федеральный закон от 8 марта 2006 года № 40-ФЗ «О ратификации конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции» 371. Федеральный закон от 26 апреля 2004 г. № 26-ФЗ «О ратификации Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности» 372. Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» 373. Федеральный закон от 7 августа 2001 № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступных путем, и финансированию терроризма». 374. Федеральный закон от 11 января 1995 г. № 4-ФЗ «О счетной палате Российской Федерации» (с изменениями и дополнениями) 375. Послание Президента Федеральному Собранию Российской Федерации // Российская газета, 24.04.2005 376. Федеральный закон от 19 июля 1998 г. № 115-ФЗ «Об особенностях правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий) (с изменениями и дополнениями) 377. Федеральные закон от 21 июля 2005 г. № 115-ФЗ «О концессионных соглашениях» 378. Федеральный закон от 30 декабря 1995 г. № 225-ФЗ «О соглашениях о разделе продукции» (с изменениями и дополнениями) 379. Федеральный закон от 22 июля 2005 г. № 116-ФЗ «Об особых экономических зонах в Российской Федерации» 252 380. Федеральный закон от 1 декабря 2007 г. № 315-ФЗ «О саморегулируемых организациях» (с изменениями и дополнениями) 381. Концепция содействия развитию благотворительной деятельности и добровольчества в Российской Федерации, 2009 г. 382. Федеральный закон от 5 апреля 2010 г. № 40-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросу поддержки социально ориентированных некоммерческих организаций» 383. Федеральный закон от 4 апреля 2005 г. № 32-ФЗ «Об общественной палате Российской Федерации» 253 Подписано в печать 24.10.2013 г. Формат 60х84/16 Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. Печ. Л. 15,4 Тираж 500 экз. Заказ № 602 Отпечатано в типографии АНО «Издательство СНЦ РАН» 443001, г. Самара, Студенческий пер., 3А Тел. (846) 242-37-07 254
