Document 2185175

одну ситуацию» [1, 300], является основным принципом переноса значений в древнейших текстах, при этом языковые механизмы
создания метонимии в древнерусском языке отличаются от современных принципов образования метонимического значения.
Основным механизмом создания метонимии в древнерусском тексте можно считать синтагматический – принцип семантикосинтаксического соединения слов в синтаксической конструкции, реализующей метонимическое значение. Этот принцип обусловлен
содержательно-структурным синкретизмом формул-синтагм, являющихся минимальными единицами семантического и структурного
членения древнерусского текста.
Содержательно-структурный синкретизм формул-синтагм древнерусского текста находит отражение в структурносинтагматической синкретсемии – явлении, при котором «одно значение (одна семема) выражается узуально закрепленными в языке
формами нескольких лексико-грамматически связанных слов (несколькими лексемами)» [5, 50].
Одним из видов древнерусских синкретичных единиц синтагматического типа, значение которых организовано по принципу метонимии, являются парные именования. По наблюдениям В.В. Колесова, первоначальная связь компонентов в парных именованиях – это
«связь подобия на метонимической основе», метонимическое уподобление в анализируемых единицах «обеспечивает принцип
отвлеченности от конкретного (то есть создает образ) и одновременно – представление частного в собирательности (то есть приближает
к символу)» [4, 223]. Парные именования построены как «номинационная синтагма-парадигма» [2, 114], реализующая собирательное
значение.
Собирательность, реализованная в оппозиции, на основе которой образованы парные именования, держится на объединении
рядоположенных и смежных понятий. Соединение однородных, рядоположенных сущностей в парных именованиях – самый
распространенный способ семантической организации анализируемых сочетаний, при котором образуется бинарная оппозиция,
имеющая в качестве членов семантически неравноправные, несимметричные единицы, обозначающие неравновеликие части целого
понятия.
Направление в развитии собирательности в парных именованиях может быть различным: например, можно выделить следующие
семантические оппозиции, созданные на основе синтагматического соединения метонимически связанных компонентов сочетания:
‘часть целого ~ часть целого’, ‘целое ~ часть целого’, ‘причина ~ следствие’, ‘индивидуальное ~ коллективное’. Синкретичное значение
‘часть целого ~ часть целого’ реализуется в парных именованиях, компоненты которых обозначают составные элементы единого целого
(одного предмета, признака и т.д.). В парных именованиях с данным значением соединяются понятия об однородных, рядоположенных
предметах, например, в сочетании злато и сребро компоненты представлены существительными, связанными семантикосинтаксическими отношениями часть целого и часть целого (злато – ‘деньги из золота’, сребро – ‘деньги из серебра’, злато и сребро –
‘деньги, богатство’). Обобщенное значение ‘деньги, богатство’ является результатом метонимического переноса названия с материала на
предмет, изготовленный из этого материала, но при этом значение выражается не отдельной лексической единицей, а устойчивым
сочетанием, семантика которого отражает неделимую совокупность предметов из функционально сходных материалов (равно и золото, и
серебро в качестве материала могут использоваться для производства монет).
Это обобщенное значение, основанное на метонимии, возникает благодаря синтагматической устойчивой связи компонентов
парного именования злато и сребро, которая поддерживается самой спецификой сочинительной связи, объединяющей два компонента,
значения которых включаются в семантику третьего компонента (гиперонима): «Фрязи же и вси воеводы ихъ възлюбиша злато и
сребро...» (Повесть о взятии Царьграда); «Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслию смыслити..., а злата и сребра ни мало того
потрепати!» (Слово о полку Игореве); «... ты, княже, не въздержи злата, ни сребра, но раздаваи людем» (Моление Даниила
Заточника); «Егда възмужаетъ сынъ мой, дай же ему злато и сребро» (Киево-Печерский патерик).
Синкретичное значение ‘часть целого ~ часть целого’ выражается также парными именованиями града и села, леси и поля, широта
и долгота, компоненты которых обозначают отдельные части одного предмета: «И нача ставити по градом церкви и попы, и люди на
крещенье приводити по всемъ градомъ и селом» (Повесть временных лет); «…божиимь повеленьемь да наполнятся леси и поля …» (Поучение Владимира Мономаха); «Въ третий же день, ставше на месте том, помольшеся и благословивъ место, и измериша златымъ
поясомъ широту и долготу» (Киево-Печерский патерик).
Синкретичное значение ‘часть целого ~ целое’ реализуется парными именованиями, семантическое содержание одного компонента
которых включает в себя семантическое содержание другого компонента. В парном именовании времена и лета объединились два имени
существительных со значением времени, реализуя отношения целого и его составной части: время как ‘форма материального
существования, протекающего в определенный временной отрезок’ и лето как ‘время, год’. Парное именование времена и лета
является часто употребляемым устойчивым сочетанием, использующимся в древнерусском тексте для обозначения временного периода,
эпохи: «...глаголю же господина преподобнаго Сергиа... в дни наша, въ последняя времена и лета»; «...некогда въ грядущаа времена и
лета въ постном житии просиати ему...» (Житие Сергия Радонежского); «Яко же изволися человеколюбцю богу о своей твари, на вся
времена и лета промышляа роду человечскому и полезнаа даруя» (Киево-Печерский патерик).
Употребление парного именования времена и лета в указанном значении в древнерусском тексте есть проявление синкретичного
понимания времени средневековым человеком: время – это длительность бытия, не распадающаяся на временные отрезки (например,
год, день, час), время представляет собой непрерывную последовательность явлений и состояний материи, объединенных в одно целое. В
древнерусском тексте употребление парного именования времена и лета есть отражение восприятия времени как единства, являющегося
образом вечного, образом «абсолютного присутствия Бога», с точки зрения средневековой философии.
К парным именованиям, компоненты которых семантически связаны как причина ~ следствие, можно отнести формулу-синтагму
кроткий и съмереный. Компоненты парного именования кроткий и съмереный соотносятся друг с другом как причина и следствие:
наличие у человека такого признака, как съмереный, есть результат приобретения признака кроткий. Синтагматическое соединение двух
синонимичных прилагательных необходимо с целью усиления качества, возведения признака, названного сочетанием, в наивысшую
степень его проявления: человек, наделенный признаком «кроткий и съмереный», – нравственный, праведный человек, исполненный
покорности, поэтому определение, выраженное парным именованием «кроткий и съмереный», чаще всего согласуется в древнерусском
тексте со словами, называющими различных святых, блаженных, почитаемых и прославленных князей: «Бысть же Иоанъ смеренъ же и
кротокъ, ... речистъ же, книгами святыми утешая печалныя...» (Повесть временных лет); «Преставися Пиньский князь Юрьи, сынъ Володимировъ, кроткый, смиреный...» (Галицко-Волынская летопись); «Кто таковъ есть въ васъ, яко же есть блаженный Феодосие,
...кроткый и смиренный?» (Киево-Печерский патерик).
В парных именованиях древнерусского текста могут совмещаться семантические признаки индивидуальное и коллективное. Так,
синкретичное значение ‘индивидуальное ~ коллективное’ выражается в следующих сочетаниях: безаконие и греси (безаконие – общие,
коллективные грехи, грехъ – личный безнравственный поступок); радость и веселье (радость – личное, индивидуальное чувство, веселье
– коллективное чувство); постыдиться и посрамиться (постыдиться – переживать личное чувство стыда, посрамиться – испытывать
коллективное чувство); страхъ и трепетъ (компоненты данного парного именования обозначают индивидуальное и коллективное
состояние) [3, 28].
Парное именование безаконие и греси представляет собой семантическую оппозицию синонимичных существительных (второй
компонент данного сочетания имеет форму множественного числа), характеризующихся наличием общего компонента в значении –
‘нарушение религиозных законов’: безаконье – ‘нарушение догматов христианства, всеобщая безнравственность’; грехъ – ‘личный
безнравственный поступок’.
81
Беззаконие и грех в христианской этике – это душевное осквернение, все безнравственное, аморальное. Выражая общее значение
‘нарушение религиозных законов’, парное именование безаконие и греси характеризуется высокой степенью слитности близких по
значению компонентов.
Приведем несколько примеров употребления парного именования безаконие и греси в древнерусском тексте: «Се бо въ безаконии
зачатъ есмь, и въ гресехъ роди мя мати моя» (Житие Сергия Радонежского); «Страшьно есть, чада, впасти въ гневъ божий! Какыя
казни от бога не въсприяхом? Не пленена ли бысть земля наша? Не възяти ли быша гради наши?… Кто же ны сего доведе? Наше
безаконье и наши греси…» (Слова Серапиона Владимирского).
С синтагматически выраженным метонимическим значением ‘индивидуальное ~ коллективное’ употребляются в древнерусском тексте и
парные именования радость и веселье, постыдиться и посрамиться, страхъ и трепетъ: «И да постыдяться и посрамяться, и познают, яко
имя тебе господь, яко ты еси единъ вышний по всей земли!» (Летописная повесть о Куликовской битве); «Бысть убо тогда и страха и
трепета от всех злых, находящих на ны» (Повесть о разорении Рязани Батыем).
Таким образом, можно заключить, что древнерусская метонимия выступает одним из когнитивных механизмов концептуализации
знания о денотате и способом выражения особенностей средневекового мышления, при этом в средневековую эпоху метонимия не
является тропом, «украшением» текста: в древнерусском тексте она представляет собой один из способов семантико-структурной
организации текста, поэтому синтагматические механизмы становятся ведущим в создании самой метонимии.
Литература
1. Арутюнова Н.Д. Метонимия // Лингвистический энциклопедический словарь: Языкознание / гл. ред. В.Н. Ярцева. – М., 1998. – С. 300.
2. Жолобов О.Ф. К теории и истории гендиадиса // Русская историческая лексикология и лексикография. Вып. 5: межвуз. сб. – Спб.,
2000. – С 11-116.
3. Колесов В.В. Общие понятия исторической стилистики // Историческая стилистика русского языка: межвуз. сб. науч. тр. –
Петрозаводск: ПГУ, 1990. – С. 16-36.
4. Колесов В.В. Философия русского слова. – СПб., 2002. – 448 с.
5. Пименова М.В. Красотою украси: выражение эстетической оценки в древнерусском тексте. – СПб.: СПбГУ; Владимир: ВГПУ,
2007. – 415 с.
Маркова В.В.
Кандидат филологических наук Тюменский государственный университет
ОПЫТ ИЗУЧЕНИЯ РАННЕГО ПЕРИОДА ТВОРЧЕСТВА К.Я. ЛАГУНОВА
Аннотация
В статье обозначаются хронологические вехи внутри «таджикского» периода в творчестве К.Я. Лагунова, намечаются основные
направления в исследовании публицистического и журналистского наследия писателя.
Ключевые слова: Лагунов, публицистика, Таджикистан, хрестоматия.
Keywords: Lagunov, journalism, Tajikistan, reader.
Имя Константина Яковлевича Лагунова, несомненно, значимо и символично для культурного пространства Тюмени. Почетный
гражданин города, он являлся автором многих начинаний в области литературы и журналистики нашего региона: создатель и
ответственный секретарь Тюменской областной писательской организации, первый заведующий кафедрой журналистики ТюмГУ. И,
конечно же, не одно поколение сибиряков выросло на детских книгах К.Я. Лагунова.
В последние годы интерес к творчеству К.Я. Лагунова значительно возрос. Пишутся курсовые и дипломные работы. В печати
широко освещаются мероприятия, посвященные его памяти, особенно в юбилейные даты. Проводятся ежегодные «Лагуновские чтения»
для детей. Издаются «книги памяти»: «Константин Лагунов: Книга памяти» (2005) и «Константин Лагунов: В диалоге с Сибирью»
(2010), подготовленные профессорами Тюменского университета С.А. Комаровым и О.К. Лагуновой. Однако ранний период его
творчества пока остается совершенно неизученным.
Известно, что с 1952 по 1961 год Константин Яковлевич жил и работал в Таджикистане. Воспоминания и размышления об этой поре
жизни писателя вошли в его очерк-исповедь «Пред Богом и людьми» (глава «Точикистон»). Именно в Таджикистане началась
литературная и журналистская карьера К.Я. Лагунова, что дает нам основание говорить о «таджикском» периоде его творчества.
Основной проблемой при изучении этого этапа творчества является, конечно же, отсутствие доступа к большинству интересующих нас
текстов. Если художественные произведения, выходившие отдельными изданиями, еще можно найти в библиотеках, то газеты и
журналы той поры, да еще изданные в другой на сегодняшний день стране, – практически невозможно.
На данный момент вышли два выпуска библиографического указателя: «Константин Яковлевич Лагунов: Рекомендательный
указатель литературы» (2003, 2004), подготовленные сотрудниками Центральной городской библиотеки г. Тюмени – П.С. Шиловой,
А.Ю. Марковой и Н.П. Опариной. В них содержится наиболее полный перечень всех публикаций писателя, в том числе и за 1956–1961
годы. А с 2012 года с некоторыми текстами можно познакомиться в полном объеме. Вдова писателя, Полина Семеновна Шилова,
предоставила в наше распоряжение имеющиеся у нее таджикские газеты и журналы с публикациями К.Я. Лагунова и посвященными его
творчеству материалами. Все тексты были переведены в цифровой формат, отредактированы, составлены в хрестоматию «Константин
Яковлевич Лагунов: «таджикский» период творчества (1956–1961)» и помещены на сайте отделения журналистики Института
гуманитарных наук (media.utmn.ru). Хрестоматия разбита на пять разделов: «Публикации в газетах и журналах»; «Публикации под
псевдонимом К. Головань»; «Публикации в газетах и журналах на таджикском языке»; «Рецензии на произведения К.Я. Лагунова»;
«Приложение». Внутри каждого раздела выбран хронологический принцип размещения материалов. Интересные факты о том, где и как
был расположен материал, некоторые сведения об издании (газете или журнале), – вынесены в примечания. Известно, что многие
материалы этого периода были подписаны псевдонимом «К. Головань» – это обусловило наличие второго раздела.
В Приложении помещены имеющиеся в нашем распоряжении документы, относящиеся к этому периоду (например, информация о
наградах и поощрениях; документы о вступлении в Союз писателей СССР); отсканированные «шапки» и обложки газет и журналов, где
печатался К.Я. Лагунов. Также нам показалось необходимым поместить в Приложение Указатель произведений писателя за 1956–1961
годы, так как непосредственное изучение публикаций позволило устранить некоторые фактические неточности в изданных ранее
библиографических перечнях.
Анализ газетных и журнальных публикаций – дело отдельного исследования. Здесь мы лишь наметим основные направления, по
которым может пойти исследование, и обозначим некоторые выводы, которые напрашиваются после знакомства с вошедшими в
хрестоматию текстами.
Изучение биографических материалов о К.Я Лагунове позволяет выделить несколько этапов внутри «таджикского» периода его
творчества.
1952–1956 годы. В этот период К.Я. Лагунов занимает пост второго секретаря ЦК комсомола Таджикистана. Несмотря на то что в
эти годы Константин Яковлевич еще не печатается, административная работа, да еще на таком высоком посту, позволяет будущему
писателю и журналисту с головой окунуться в быт и культуру неизвестного ему народа, набраться опыта, а главное – получить
неповторимый фактический материал для последующих произведений. Внутренняя, скрытая от простых обывателей, жизнь партийных и
комсомольских организаций, бесправное положение женщин – как местных, так и приезжающих по распределению молодых русских
девушек-учительниц, – самодурство и безнаказанность наделенных властью «баев», нравственные и религиозные конфликты – все это
82