МОМЕНТ ОКОНЧАНИЯ ХИЩЕНИЯ: ПРАКТИКА

Веснік БДУ. Сер. 3. 2010. № 3
В.В. ХИЛЮТА
МОМЕНТ ОКОНЧАНИЯ ХИЩЕНИЯ:
ПРАКТИКА ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ
Рассматриваются проблемы определения окончания хищений в русле историко-правового анализа теоретических концепций и сложившейся правоприменительной практики.
Problems of definition of the termination of plunders in the tideway of the istoriko-legal analysis of theoretical concepts and the developed right practice are considered.
В теории уголовного права общепринятым является положение, согласно которому преступление считается оконченным, если в совершенном лицом деянии присутствуют все признаки
состава преступления, предусмотренного статьей Уголовного кодекса, устанавливающей ответственность за задуманное преступление1. Вопрос
о том, имело ли место оконченное преступление
или было покушение на него, играет огромное
практическое значение, поскольку в большинстве
случаев неоконченный состав представляет
меньшую общественную опасность по сравнению
с оконченным. Однако как ни парадоксально, но
при кажущейся простоте наибольшую трудность
в определении момента окончания преступления
вызывают деяния, посягающие на отношения
собственности. Прежде всего это объясняется не
только отсутствием характерных признаков, позволяющих четко разграничивать стадии совершения преступлений, но и трудностью установления границы неоконченного преступления.
Действительно, судебно-следственная практика испытывает немало сложностей в данном
вопросе. И прежде чем дать ответ на поставленную проблему, необходимо проанализировать в
исторической ретроспективе решение указанных
дилемм как теорией, так и практикой. Например, если предложить правоприменителю 1960–1970-х гг.
обозначить свою позицию на данную тему, то его
решение никоим образом не будет вписываться в
рамки существующей судебной практики.
Определение момента окончания совершения
хищения можно найти в ч. 1 п. 33 постановления
Пленума Верховного Суда Республики Беларусь
от 21 декабря 2001 г. № 15 «О применении судами уголовного законодательства по делам о хищениях имущества», где сказано: «Хищение, за
исключением разбоя и вымогательства, следует
считать оконченным, если имущество изъято и
виновный имеет реальную возможность им распоряжаться по своему усмотрению или пользоваться им». Однако повторимся, данное определение момента окончания хищения существовало не всегда и ранее оно имело совсем иное
разрешение. Наверное, в первую очередь этим и
можно объяснить несоответствие решений судов
различных инстанций в однотипных ситуациях.
Первая концепция исходит из того, что хищение признается оконченным с момента изъятия
имущества из фондов собственника, причем не
имеет значения, приобрел ли субъект реальную
возможность распоряжаться этим имуществом
90
как своим собственным или нет, т. е. хищение
окончено с момента причинения реального имущественного ущерба собственнику2.
Так, шофер Г. в обеденный перерыв похитил
со склада завода бочку цинковых белил, погрузил ее в автобус и пытался вывезти с территории
завода, но у проходной был задержан. Действия
его были квалифицированы в конце 1960-х гг.
нарсудом Октябрьского района г. Минска по ч. 1
ст. 87 УК БССР как оконченная кража3.
Таким образом, хищение предлагалось считать оконченным уже в момент изъятия имущества из чужого владения независимо от того, состоялось ли завладение имуществом похитителем. Если следовать данной теории «изъятия»,
то оконченным хищение пришлось бы признавать и в случаях, когда имущество из владения
потерпевшего хотя и изъято, но в обладание виновного еще не перешло. Например, незаметное
выбрасывание лицом вещи из окна квартиры потерпевшего с намерением подобрать ее после
ухода или выбивание вещи из рук потерпевшего
и удержание ее до момента, когда эту вещь подберет и унесет соучастник4.
Суть второй концепции состоит в том, что хищение надлежит рассматривать как оконченное
преступление с момента перехода имущества во
владение виновного или другого лица. Еще русская дореволюционная доктрина уголовного права исходила из того, что для совершения хищения необходимы: а) потеря владения вещью ее
собственником и б) завладение чужим имуществом виновным лицом5. Причем завладение трактовалось лишь как получение господства над
вещью, успел ли виновный приобрести какуюлибо выгоду из взятого имущества или не успел,
смог ли он уже распорядиться ею по своему желанию или нет, это для понятия завладения было
безразличным6.
Подобного рода суждений придерживалась и
судебная практика бывшего СССР и союзных
республик (приблизительно до начала 1970-х гг.).
Например, в постановлении Пленума Верховного
Суда БССР от 10 марта 1964 г. № 1 «Об усилении борьбы с хищениями, разбазариванием и
порчей зерна, хлеба, муки, крупы и других хлебопродуктов, а также со скупкой для скармливания
и скармливанием хлебопродуктов скоту и птице»
было сказано, что «хищение считается оконченным с момента перехода изымаемого имущества
во владение виновного, хотя бы виновный и не
успел унести или увезти похищенное, поскольку
Права
для квалификации оконченного хищения не имеет значения, мог ли преступник воспользоваться
похищенным имуществом».
Содержание данной теории хорошо отразил
В.А. Владимиров, который, так же как и дореволюционные криминалисты, полагал, что хищение
должно признаваться оконченным при стечении
двух моментов: изъятии имущества из чужого
владения и поступлении его в неправомерное
обладание виновного, т. е. при условии, если законный владелец неправомерно замещен владельцем незаконным7. В такой ситуации «завладение» не рассматривается как акт, равнозначный по своему содержанию и значению гражданско-правовому акту возникновения владения.
Здесь достаточно того, чтобы похищенное имущество перешло в физическое обладание похитителя, несмотря на то, что он еще и не получил
реальной возможности распорядиться им, а
лишь осознавал такую возможность на будущее.
В данном случае хищение надлежит расценивать как оконченный состав, когда, например,
уборщица магазина отрезала от тюка несколько
метров шерстяной ткани и спрятала ее под прилавок или когда рабочий спрятал в ящик ценные
детали, чтобы незаметно вынести их с территории предприятия.
В настоящее же время господствующей является третья концепция, содержание которой сводится к тому, что для оконченного хищения характерен переход имущества в обладание субъекта, получающего возможность распоряжаться
или пользоваться им как своим собственным8.
Наиболее отчетливо эта позиция отражена в работах Г.А. Кригера, полагавшего, что хищение
следует считать оконченным не в момент установления преступником фактического обладания
вещью, а в момент, когда виновный действительно завладевает имуществом, получая при
этом возможность распорядиться им по своему
усмотрению9.
Собственно с подачи данного ученого этот постулат нашел свое закрепление в п. 10 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 11
июля 1972 г. № 4 «О судебной практике по делам
о хищениях государственного и общественного
имущества»: «Хищение следует считать оконченным, если имущество изъято и виновный
имеет реальную возможность им распоряжаться
по своему усмотрению или пользоваться им».
Как видно, это положение полностью совпадает с
приведенным пунктом постановления Пленума
Верховного Суда Республики Беларусь № 15.
Смысл же закрепления данной дефиниции в основном предопределялся хищениями имущества
с охраняемых территорий. Дело в том, что на
предприятиях, стройках и иных охраняемых объектах преступникам было несложно завладеть
имуществом. Труднее было его вынести с охраняемой территории, к чему в подавляющем
большинстве случаев и стремились расхитители,
пытаясь или заранее установить преступную
связь с лицами, охраняющими данный объект,
или договориться о беспрепятственном выходе и
выносе похищаемого имущества.
В такой ситуации указывалось, что имущество
действительно утрачивалось организацией, но
вместе с тем виновный еще не получал возможность обратить его в свою пользу (потребить, передать третьим лицам и т. п.), а раз так, то преступное обогащение виновного (второе обязательное последствие хищения) практически
исключается. Поэтому и было предложено считать хищение оконченным с момента изъятия
имущества виновным и получения последним
возможности распоряжаться имуществом по своему усмотрению или пользоваться им10. И в самом деле, данная концепция практически идеально подходит к хищениям с охраняемых территорий, но так ли она безупречна в иных ситуациях?
В настоящее время во многих ситуациях перед
работниками прокурорско-следственных и судебных органов встает вопрос: имело ли лицо реальную возможность распоряжаться или пользоваться похищенным имуществом? Так как это понятие
не отличается ясной конкретностью и определенностью, то в различных случаях проблематично
установить момент реальной возможности.
Зачастую в юридической литературе по этому
поводу отмечается, что вопрос о том, с какого
момента у похитителя появляется реальная возможность пользоваться или распоряжаться изъятым имуществом, – вопрос факта, решаемый с
учетом обстоятельств конкретного уголовного
дела11. Однако в ряде случаев не так и просто
определить момент окончания хищения, т. е. на
какое расстояние следует отъехать или отойти от
забора либо объекта кражи и т. п., с тем, чтобы
хищение стало оконченным.
Из смысла содержания цитируемого ранее
постановления Пленума Верховного Суда Республики Беларусь № 15 вытекает, что отсутствие
у субъекта реальной возможности распоряжаться или пользоваться похищенным исключает состав оконченного хищения. Вместе с тем не стоит
забывать, что в данном случае речь идет только
о возможности пользоваться или распоряжаться
похищенным имуществом, а не о фактической
реализации этой возможности, находящейся за
рамками объективной стороны хищения. В этой
части мы не можем согласиться с мнением
И.С. Тишкевича и С.И. Тишкевича, предлагавших
хищение считать оконченным, когда сразу после
изъятия имущества виновный тут же хотя бы
частично распорядился им12. Дело в том, что
фактическое распоряжение и пользование похищенным имуществом лежит за пределами состава хищения.
Нередко суды, мотивируя квалификацию неоконченного хищения, указывают, что за винов91
Веснік БДУ. Сер. 3. 2010. № 3
ными наблюдали работники правоохранительных
органов. Вряд ли можно согласиться с такой аргументацией, поскольку данный факт не имеет
никакого уголовно-правового значения и не может служить определяющим обстоятельством
при отграничении покушения от оконченного
деяния. Ведь те же работники правоохранительных органов могут наблюдать за похитителями
до тех пор, пока похищенное имущество не будет
доставлено к месту назначения (а это уже может
исчисляться не метрами, а часами, сутками и
т. д.). Наличие же реальной возможности характеризуется тем, что для пользования или распоряжения похищенным имуществом каких-либо
существенных препятствий не существует.
Концепция «реальной возможности распоряжения или пользования» похищенным имуществом предполагает также учитывать несколько
обстоятельств, влияющих на квалификацию
оконченного хищения: а) обстановка совершения
преступления; б) свойства предмета хищения;
в) преследуемые цели виновным относительно
похищаемого имущества.
В настоящее время хищение не считается
оконченным, пока имущество не вынесено с территории охраняемого объекта, даже если оно
было обособлено и подготовлено для последующего выноса. Например, совершаемое поваром столовой присвоение продуктов будет оконченным не тогда, когда лицо сложит в сумку подготовленные для хищения продукты, а тогда,
когда оно сумеет вынести их из столовой. Также
не является оконченным хищением перебрасывание имущества через забор, ограду и т. д. соучастнику, который сразу же задерживается на
месте совершения преступления.
Судебная практика исходит из того, что при
совершении хищений с охраняемых территорий
преступление считается оконченным с момента
вывоза (выноса) похищенного имущества за пределы территории объекта. Задержание с похищенным на проходной организации (или сразу за
пределами охраняемой территории) обычно расценивается как покушение на кражу. В случае,
когда работник охраны умышленно содействовал
лицу, совершающему хищение в выносе имущества, похищаемого с охраняемой территории,
или иным образом устранял препятствия для
хищения имущества, он должен нести ответственность за соучастие в хищении.
При решении вопроса о том, имелась ли у
субъекта реальная возможность пользоваться
или распоряжаться похищенным имуществом,
также необходимо учитывать особенности похищаемого имущества. Например, деньгами, спиртными напитками, продуктами питания и иными
предметами виновное лицо может распорядиться или использовать сразу же после завладения
ими. Как правило, в таких случаях имеет место
оконченное хищение, независимо от того, уда92
лось ли лицу, похитившему имущество, унести
или увезти его.
Здесь также необходимо заметить, что, согласно разъяснению Пленума Верховного Суда
Республики Беларусь от 21 декабря 2001 г. № 15
«О применении судами уголовного законодательства по делам о хищениях имущества», «если при совершении хищения умысел виновного
был направлен на завладение имуществом в
крупном или особо крупном размере и он не был
осуществлен по независящим от виновного обстоятельствам, содеянное надлежит квалифицировать как покушение на хищение в крупном или
особо крупном размере независимо от размера
фактически похищенного». И с этим нельзя не
считаться. Однако в связи с изложенным возникает и иной вопрос – если лицо, намереваясь совершить хищение, уже часть имущества похитило, а вторую часть еще не успело, и общий размер не достигает крупного или особо крупного.
Безусловно, мы имеем дело со смешанной
ситуацией: лицо еще не осуществило общую
цель, не возникли условия, когда оно могло бы
реально распорядиться всем украденным имуществом, но вместе с тем это лицо уже распорядилось частью украденного имущества. Наряду с
этим для отграничения покушения на преступление от оконченного состава важно определить
структуру преступного деяния, т. е. мы имеем
дело с единым, составным, продолжаемым или
длящимся преступлением. И позиция, занимаемая сегодня судами, в большинстве случаев выглядит следующим образом: действия виновного
в таких случаях надлежит квалифицировать как
оконченный состав хищения (ч. 1 ст. 205 УК). В то
же время, если представить себе, что виновный
употребил напитки и продукты питания и просто
вышел из магазина, то его действия надлежит
рассматривать как оконченную кражу (ч. 1 ст. 205
УК), а если еще взял с собой баночку сметаны и
буханку хлеба и был задержан при выходе –
покушение на кражу. Иначе говоря, если во втором случае действия виновного содержат сами
по себе большую опасность, чем в первом, то
почему же тогда квалифицируются они в обратном порядке?
Конечно, в подобных ситуациях следует учитывать положения, содержащиеся в п. 25 постановления Пленума Верховного Суда Республики
Беларусь № 15. Вместе с тем следовало бы, наверное, закрепить вопросы квалификации деяний, аналогичных изложенным, в руководящих
разъяснениях высшего судебного органа страны.
Таким образом, подход, который используется
сегодня правоприменителем при решении вопроса о моменте окончания хищения, основывается на позиции виновного (а не потерпевшего),
принимая во внимание его возможность распоряжения или пользования изъятым имуществом.
В такой ситуации необходимо также сказать о
Права
том, что ущерб собственнику причиняется уже в
момент изъятия у него имущества, и если имущество вышло из обладания одного субъекта, то
оно непременно должно поступить во владение
другого.
Однако в этой ситуации возможен разрыв во
времени между изъятием имущества у собственника и поступлением его в пользу виновного, при
котором виновный хотя и обладает похищенными ценностями, но не имеет возможности использовать их в своих корыстных целях или интересах отдельных лиц13. Именно поэтому момент окончания хищения не совпадает точно с
моментом изъятия имущества, а наступает чуть
позднее, тогда, когда похититель может посчитать изъятое имущество своим собственным14.
Сопряженность изъятия чужого имущества и
обретение фактического обладания им заставляют исследователей и правоприменителя искать
логику в определении момента окончания хищения, а точнее, признаков реальной возможности
пользоваться или распоряжаться похищенным
имуществом. Например, В. Курченко полагает,
что, надев похищенное кольцо на свою руку, виновный уже распорядился им, или же, спрятав
деньги в одежде, он также распорядился похищенным имуществом, поскольку обрел реальную
возможность пользоваться и распоряжаться изъятым имуществом как своим собственным15. Однако в большей степени данные признаки носят
оценочный характер и разрешение вопроса о
моменте окончания хищения действительно вопрос факта, и ответ на него зависит от материалов конкретного уголовного дела.
Характеризуя фабулу, заложенную в п. 33 постановления Пленума Верховного Суда Республики Беларусь № 15, важно также указать на последовательность определения момента окончания хищения: 1) имущество должно быть изъято,
2) лицо должно обладать реальной возможностью им распоряжаться или пользоваться. Вместе с тем почему-то момент обособления имущества виновным остался вне поля момента окончания хищения. Ведь с точки зрения грамматического толкования «изъятие» может пониматься
и как процесс извлечения чужого имущества из
фонда собственника, и как результат этого процесса, выразившийся в переходе этого имущества в фонд похитителя16. В такой ситуации наиболее подходящим для момента определения
окончания хищения являлся бы термин «завладение». Однако в этом случае (впрочем, как и во
многих других) завладение не стоило бы отождествлять с термином «владение», используемым в
гражданском законодательстве. Как мы уже упоминали, завладение в предлагаемом аспекте
больше указывает на сам акт захвата чужого
имущества, перевод его в свое обладание помимо воли и согласия владельца, а также установ-
ления полного контроля, господства над этим
имуществом.
Сопоставление же термина «завладение» в
уголовно-правовом смысле с правомерным владением в гражданско-правовом значении необоснованно расширяет объективные признаки
похищения, отодвигая момент его окончания до
наступления крайне неопределенного условия –
получения реальной возможности пользоваться
или распоряжаться похищенным имуществом по
усмотрению виновного лица. Необходимо помнить также и то, что лицо, похитившее имущество, не может стать его собственником, а тем более законным владельцем.
Определяющим фактором установления момента окончания хищения является не время,
прошедшее с момента выноса имущества, не
расстояние, на которое оно было перемещено, а
получение реальной возможности пользоваться
или распоряжаться похищенным. Вопрос только
в том, как определить эту возможность. При отсутствии ясных и четких критериев такая возможность зачастую определяется тем, какой орган принимает решение по делу. На наш взгляд,
чем труднее ситуация возникала перед правоприменителем, чем глубже обусловливалась необходимость аргументации принимаемого решения, тем настоятельнее правоприменителю приходилось искать ответ в теории.
Однако в данном случае ситуация усугубилась тем, что как и ранее, так и сейчас ответы на
поставленные вопросы зависели от позиции конкретных авторов и ученых, отстаивающих свои
взгляды и доктринальные положения. Поэтому,
пожалуй, неудивительно, почему в однотипных
ситуациях принимаются неодинаковые решения.
Но только в этом ли вопрос? Очевидно, что нет.
Скорее высший судебный орган страны должен
ориентировать судебную практику на принятие
тождественных решений в однотипных ситуациях
либо предложить недвусмысленные критерии
определения реальной возможности пользования или распоряжения похищенным имуществом.
Конечно, п. 33 постановления Пленума Верховного Суда Республики Беларусь № 15 практически идеально подходит к моменту установления
окончания хищения с охраняемых объектов, но в
иных случаях стоит ли ждать, чтобы после изъятия чужого имущества виновный еще и получил
возможность распоряжаться или пользоваться
похищенным по своему усмотрению. В этом плане стоит согласиться с С.М. Кочои, что такая позиция больше соответствует интересам виновного, чем интересам борьбы с посягательствами на
собственность17.
1
См.: Б а б и й Н . А . Уголовное право Республики Беларусь. Общая часть: Конспект лекций. Мн., 2000. С. 109;
Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР / Под ред.
Ю.Д. Северина. М., 1985. С. 32–34.
93
Веснік БДУ. Сер. 3. 2010. № 3
2
См.: С и р о т а С . И . Преступления против социалистической собственности и борьба с ними. Воронеж, 1968.
С. 66.
3
См.: Ш и к у н о в В . С . Кража и ответственность. Мн.,
1971. С. 32–33.
4
См.: В л а д и м и р о в В . А . Квалификация похищений
личного имущества. М., 1974. С. 37.
5
См.: Курс правоведения по Народной энциклопедии
изд. 1911 г. Т. 1. Общественно-юридические науки //
http://www.allpravo.ru/library/doc542p/instrum2269/
6
См.: Ф о й н и ц к и й И . Я . Мошенничество по действующему русскому праву. СПб., 1871. С. 257.
7
См.: В л а д и м и р о в В . А . Указ. соч. С. 38.
8
См.: Т е н ч о в Э . С . Уголовно-правовая охрана социалистической собственности. Иваново, 1980. С. 69.
9
См.: К р и г е р Г . А . Квалификация хищений социалистического имущества. М., 1971. С. 71.
10
См.: П и н а е в А . А . Основные вопросы квалификации
хищений. Харьков, 1974. С. 26–32; Ф и л а т о в А . М . Ответ-
94
ственность за посягательства на личную собственность. М.,
1988. С. 7–8.
11
См.: Б о й ц о в А . И . Преступления против собственности. СПб., 2002. С. 268.
12
См.: Т и ш к е в и ч И . С . , Т и ш к е в и ч С . И . Квалификация хищений имущества. Мн., 1996. С. 34.
13
См.: П и н а е в А . А . Указ. соч. С. 27.
14
См.: Л о п а ш е н к о Н . А . Преступления против собственности: теоретико-прикладное исследование. М., 2005. С. 222.
15
См.: К у р ч е н к о В . Оконченное преступление или покушение? // Законность. 2005. № 11. С. 48.
16
См.: Б о й ц о в А . И . Указ. соч. С. 267.
17
См.: К о ч о и С . М . Ответственность за корыстные
преступления против собственности. М., 2000. С. 133.
Поступила в редакцию 09.06.09.
Вадим Владимирович Хилюта – кандидат юридических
наук, доцент кафедры уголовного права и криминологии
ГрГУ им. Янки Купалы.