политическая элита ближнего востока
advertisement
ИНСТИТУТ ИЗУЧЕНИЯ ИЗРАИЛЯ И БЛИЖНЕГО ВОСТОКА ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ РАН ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА БЛИЖНЕГО ВОСТОКА Москва 2000 Лицензия ЛР № 030697 от 29.07.1996 г. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА БЛИЖНЕГО ВОСТОКА Подписано в печать 25.07.2000 г. Формат 60х90/16. Печать офсетная Бумага офсетная №1 Объем 11,0 уч. изд. л. Тираж 800 экз. Тип. Зак. № 202 Типография ГНЦ РФ «НИОПИК» 103031 Москва, Нижний Кисельный пер. 5 НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА БЛИЖНЕГО ВОСТОКА М., 2000. – 176 с. Предлагаемая книга представляет собой сборник материалов, озвученных авторами на конференции по проблемам политической элиты в арабском мире. На большой фактологической базе рассматриваются особенности политической обстановки в разных частях ближневосточного региона, подаваемые через призму деятельности вождей и лидеров, олицетворяющих разные подходы и реализующих разные идеологические установки, но в одинаковой степени активно влияющих на процессы развития в обществах, где их роль и авторитет превращены в реальный фактор, влияющий на функционирование общественно-политических и социально-экономических систем. ISBN 5-89394-039-Х ISBN 5-89394-039-Х © Институт изучения Израиля и Ближнего Востока, 2000 2 ПРЕДИСЛОВИЕ Кто будет править государствами Ближнего Востока в XXI веке? Какими будут региональные элиты, какие цели будут они преследовать, какие задачи ставить перед собой? Тема эта, которой была посвящена и очередная ежегодная конференция Института изучения Израиля и Ближнего Востока, и предлагаемая вниманию читателя книга, построенная на основе прозвучавших на конференции докладов, имеют для современной России отнюдь не теоретическое значение. В течение 90-х годов приоритетами №1 в российской внешней политике считались отношения с США, странами ЕЭС и АТР. Однако Чеченские войны, другие конфликты на Северном Кавказе и в Закавказье, интересы России в Средней Азии, проблема Каспия, распространение, в том числе и в российских регионах, исламского фундаментализма и его хасидского «близнеца», оказывающих заметное влияние на внутреннюю ситуацию в нашей стране, теракты в Москве и на юге России, наконец, ситуация на мировых рынках нефти, газа и вооружения, когда внешнеполитическое соперничество за влияние в той или иной стране региона становится вопросом, жизненно важным для укрепления собственной экономики, – все это вновь делает Ближний Восток «востребованным» для определения ближайшего будущего России. Как нарочно, рубеж XX и XXI веков стал временем, когда в большинстве стран региона назрел (а в некоторых разразился) кризис элит. Где-то, как в арабских монархиях и странах с авторитарным правлением, он олицетворяется сменой первого лица: новые короли в Марокко и Иордании, новые президенты в Тунисе и Алжире, вопрос о «престолонаследнике» и самой системе власти в Ливии, Египте, Сирии, Палестине, Объединенных Арабских Эмиратах… Где-то, как это происходит в Иране, Турции, Израиле, подвергаются критическому пересмотру сами ценностные основы политической и идеологической системы. Соперничество фундаментализма и модернизации, армии и гражданского общества, политических партий, этнических групп, семейных кланов, раздирающее регион, заставляет вновь вспомнить о том, что Ближний Восток не вписывается ни в систему западных либерально-демократических ценностей, ни в классово-идеологические догмы традиционных советских определений. Бессмысленно подходить к оценке этого региона и происходящих в нем процессов с точки зрения соблюдения прав человека (последнее, что интересует лидеров стран региона). Бессмысленно вгонять эти процессы в теорию классовой борьбы и прокрустово ложе «социалистической ориентации». 3 История стран региона, в том числе новейшая, как нельзя более ярко демонстрирует «роль личности в истории». Трудно представить себе Египет второй половины XX века без президентов Насера, Садата и Мубарака, Ливию – без Муамара Каддафи, Сирию – без Хафеза Асада, а Ирак – без Саддама Хуссейна. Существовала бы Иордания, если бы не правил ею король Хуссейн? Чем были бы палестинцы, если бы не Ясир Арафат? Состоялся бы Израиль без Бен-Гуриона, а ОАЭ без шейха Зайеда? История не терпит сослагательного наклонения, но одно очевидно: лидер на Ближнем Востоке – фигура в государственном строительстве и по сей день ключевая. Анализ современного состояния и возможных путей эволюции ближневосточных элит тем более важен, что при всей харизматичности политических и религиозных лидеров их режим правления постоянно «испытывается на прочность» соперниками. Государственный переворот или ограничение полномочий правительства армией для стран региона до сих пор являются нормой политической жизни в отличие от стран Запада, да и не только Запада. Рубеж веков стал по иронии судьбы временем, когда многое должно измениться и в российской действительности. Десятилетие «постсоветского романтизма» со всем хорошим и плохим, что в нем было, отошло в прошлое. Будущее нашей страны видится в прагматичном понимании ее реальных интересов и готовности их отстаивать. Работы, включенные в настоящий сборник, могут служить базой для первого и инструментом для второго. В конечном счете именно этому посвящена была с самого начала деятельность Института, его руководства и коллектива. Евгений Сатановский Президент Института изучения Израиля и Ближнего Востока 4 В.В.Андреев ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ЭВОЛЮЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРСТВА В ПАЛЕСТИНСКОМ НАЦИОНАЛЬНООСВОБОДИТЕЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ Статус Палестины в качестве виллайета Османской империи, трансформировавшийся затем сначала в систему мандата Великобритании, а после 1948 г. – территории, управляемой де-факто Иорданией (на Западном берегу р. Иордан) и Египтом (в секторе Газа), обусловили «неполноценность» («незавершенность») процесса формирования палестинской политэкономической элиты. Структура Османского (турецкого) управления подчиненными ей территориями, в иерархии которой одним из главных элементов был сбор налогов, тем не менее, допускала до определенной степени самоуправление, по крайней мере, на уровне отдельно взятых местных общин (племен, родов, деревень). Это означало сохранение в рамках общины статуса и позиций традиционной знати при условии ее лояльности султану и его наместникам в Палестине. В руках последней, таким образом, оставались рычаги внутриобщинного управления, в том числе и духовно-религиозной власти. В их распоряжении находился и важнейший экономический ресурс этой власти – земельный. Введение института частной собственности на землю в ходе реформ, проведенных в Османской империи в 50-е годы XIX века, закрепило де-юре земельную собственность за общинно-племенной знатью. В условиях неразвитости промышленности это предопределило трансформацию традиционной знати (класса крупных землевладельцев) в основную экономическую элиту Палестины. Естественно, что это давало ее представителям возможность занятия торговлей, доступа к образованию, работы в аппарате турецкой администрации. Однако превращение экономической элиты в политическую было заблокировано действовавшей структурой турецкого политико-административного управления, где собственно наместник и его аппарат формировались прежде всего из числа присылаемых Стамбулом чиновников. Это не мешало отдельным представителям местной родовой знати занимать посты, иногда довольно высокие, в иерархии местной власти. Однако это не решало кардинально главной проблемы – формирования местной элитой своего политического представительства во властных структурах. При сохранении в социальной структуре Палестины родо-племенных и общинных отношений процесс формирования экономической элиты не представлял собой некоего единого целого, а носил фрагментарный ха- 5 рактер. Это обусловило ее разобщенность на отдельные группы, представляющие различные, нередко враждующие между собой общины и кланы, не говоря уже о крупных земельных собственниках сирийсколиванского происхождения, населяющих преимущественно север Палестины. Ситуация не претерпела существенных изменений и с установлением статуса подмандатной территории. Поскольку британские власти в значительной мере унаследовали турецкую систему управления Палестиной, заменив лишь турецких чиновников на британских. Сочетание этих факторов объясняет, с одной стороны, слабость и неспособность в дальнейшем закрепить роль политического лидерства в палестинском национальном движении за созданными в 20-30-е годы Арабским Палестинским Конгрессом (АПК) и Высшим Арабским Комитетом (ВАК), а, с другой, – опору последних преимущественно на исламские лозунги и выдвижение в руководство ими видных религиозных деятелей, одновременно представляющих наиболее влиятельные местные общины 1 (Великий муфтий хадж Амин аль-Хусейни, хадж Иззедин аль-Кассам) . Ибо именно ислам выступал на данном этапе наиболее сильным объединяющим мотивом разделенного на общинно-клановые группы палестинского общества. В этой связи следует отметить заметно выросшее в 30-е годы влияние в палестинской среде исламистов, представляющих основанную в 1928 г. в Египте Хасаном аль-Банной организацию «Братья – мусульмане». Активисты последней и, в частности, брат Хасана Абдель Рахман аль-Банна играли активную роль в деятельности палестинского национально-освободительного движения, в том числе в поддержке А.альХусейни, мобилизации ресурсов для оказания ему финансовой помощи, приобретении и переправке оружия, направлении исламистских боевиков. Создание государства Израиль в мае 1948 г. и начавшаяся вслед за этим первая арабо-израильская война привели к перерастанию палестино-израильского конфликта в арабо-израильский. Следствием этого стала прямая вовлеченность в него (а на этой основе и во внутрипалестинские проблемы) арабских стран, в первую очередь, Египта, Иордании, Сирии, Ливана и Ирака. Реальностью стал фактически еще один «раздел» Палестины: переход Западного берега р. Иордан вместе с Восточным Иерусалимом де-факто под управление Иордании, а сектора Газа – Египта. В этих условиях наметившаяся было тенденция совместной политической организации местной элиты обернулась еще большей разобщенностью последней. В октябре 1948 г. муфтий хадж А.аль-Хусейни созвал встречу 150 представителей от различных общин Палестины, на которой было объявлено о создании Всепалестинского правительства. Его возглавил Ахмед Халами аль-Баки, министром иностранных дел был назначен Джамаль аль-Хусейни, а генеральным секретарем – Анвар Нуссейба (впоследствии министр обороны Иордании). Сам А.аль-Хусейни был избран Президентом. Сформированное правительство было поддержано Египтом, который тем самым пытался противостоять стремлению Иордании к аннексии Западного берега. О его признании заявили также Сирия, Ливан и Сау- 6 довская Аравия. Правительство А.аль-Хусейни приняло конституцию и даже начало выдавать гражданские паспорта. В ответ на это король Иордании Абдалла (прадед нынешнего иорданского монарха Абдаллы) в декабре того же года инспирировал в Иерихоне собрание местной (с Западного берега и Иерусалима) палестинской знати, которая обратилась к Иордании с воззванием о включении Западного берега вместе с Восточным Иерусалимом в состав хашемитского королевства. Это стало началом конца «правительства Газы», как его тогда называли. Через несколько месяцев оно практически распалось. Большинство его членов, включая и муфтия, перебралось в Каир. Другие, обратившись за «помилованием» к иорданскому монарху, в дальнейшем, как и вышеупомянутый А.Нуссейба, оказались у него на службе. Вместе с тем результатом раздела Палестины и последовавшей за ним первой арабо-израильской войны стал ряд новых реалий. Прежде всего, появление густонаселенных лагерей палестинских беженцев на Западном берегу и в секторе Газа, а также на территории ряда сопредельных стран – Иордании, Ливана, Сирии и Ирака. В числе этих беженцев, хотя и не непосредственно в лагерях, оказались многие представители традиционной знати, класса крупных землевладельцев, особенно с территорий, отошедших к Израилю по резолюции ООН № 81 о разделе Палестины, но также и захваченных Израилем в ходе войны. Массовая волна беженцев и их статус предопределили их стремление к решительным действиям против Израиля, а на этой основе – политизацию палестинских масс, в первую очередь лагерей, потребность в самоорганизации. Поскольку лагеря палестинских беженцев оказались распределены между территориями различных стран, постольку первые национальные партии и движения создавались при поддержке и ориентации на те арабские страны и режимы, где они располагались. Отсюда проистекали множественность и различия в политико-страновой ориентации создаваемых палестинских партий и движений, что нашло свое отражение в идеологических платформах последних. Таким образом, результатом развития событий в Палестине в конце 40-х – начале 50-х годов стало постепенное и неуклонное «разведение» во времени и пространстве процессов эволюции местной экономической элиты, с одной стороны, и формирования политического руководства палестинским национально-освободительным движением, с другой. Средой генерации последнего во все большей степени становилась палестинская диаспора, прежде всего палестинские беженцы. При этом поскольку политизация населения лагерей палестинских беженцев приобретала все более массовый характер, постольку рекрутирование кадрового состава политического руководства не ограничивалось выходцами из традиционной знати. В значительной мере он начал пополняться за счет самых активных и способных, вместе с тем и самых амбициозных и честолюбивых представителей более низких социальных слоев палестинского общества. Это во многом обусловило растущий радикализм вновь создан- 7 ных партий и движений, чему в дальнейшем способствовала радикализация арабских режимов, на которые они были ориентированы изначально. Характерной чертой стал и преимущественно светский характер их идеологических платформ. Отчасти это можно объяснить определенным разочарованием деятельностью ранее (в 20-30-е годы) действовавших под исламскими лозунгами палестинских движений, в том числе во главе с муфтием А.аль-Хусейни. С другой стороны, деятельность исламистов, в частности, организации «Братья-мусульмане», вызывала опасения практически у всех арабских режимов, где происходило становление отрядов палестинского движения сопротивления. К тому же после якобы имевшего место покушения активистами организации на Г.А. Насера весной 1954 г. на последних обрушились массовые репрессии, что на длительный период ослабило центр этой организации в Египте и оказало негативное воздействие на позиции исламистов в арабском мире в целом. Следствием этого стало и уменьшение влияния созданной в 1946 г. (по другим источникам, в 1948 г.) организации «Братья-мусульмане» в секторе Газа и на Западном берегу р. Иордан. Закономерными и логичными по мере эволюции политического руководства различными палестинскими партиями и движениями становились попытки расширить свою опору не только в палестинской диаспоре, но и внутри Палестины. Естественной «почвой» такой опоры являлась в первую очередь среда компактного проживания на Западном берегу и в секторе Газа палестинских беженцев, объективно явившаяся источником и катализатором роста национального палестинского самосознания в противовес общинно-клановому. Мощным импульсом для дальнейшего роста палестинского самосознания стало поражение арабских стран в июньской войне 1967 г., сопровождавшееся оккупацией израильскими войсками палестинских территорий – Западного берега р. Иордан вместе с Восточным Иерусалимом и сектора Газа. Это привело к дополнительному массовому увеличению числа палестинских беженцев и их лагерей как внутри, так и за пределами Палестины. Проявившаяся в ходе войны неспособность арабских армий противостоять Израилю, а также оккупация палестинских территорий обусловили стремление и попытки палестинских партий и движений, среди которых следует в первую очередь выделить движение «Фатх» во главе с Я.Арафатом, организовать вооруженное партизанское сопротивление режиму оккупации с территорий сопредельных государств. Поначалу успешное для палестинцев развитие событий в осуществлении тактики партизанской борьбы привлекло симпатии палестинских масс к «внешнему» руководству, особенно движению «Фатх», стимулировало объединительные мотивы в национальном палестинском движении. Эта тенденция получила поддержку Египта, все еще остающегося лидером арабского мира. Результатом стало объединение в 1969 г. в рамках Организации Освобождения Палестины (ООП), созданной в 1964 г. при поддержке Г.А. Насера, ранее разрозненно действовавших партий и движений, выдвижение в ее руководство «фатховцев» во главе с избранным тогда же Председателем Исполкома ООП Я.Арафатом. 8 Таким образом, состоялось закрепление определяющего статуса в разработке тактики и стратегии палестинского национального движения за «внешним» руководством и Я.Арафатом в качестве его бессменного лидера. Одновременно это способствовало постепенному и все большему укреплению позиций палестинского движения в отношениях со странами арабского мира. Этому не помешали даже успехи Израиля, которому удалось практически свести на «нет» к началу 1970 г. эффективность партизанской тактики, а также трагические события сентября того же года в Иордании, вынудившие ООП к переводу своей штаб-квартиры в Ливан. Признание ООП на общеарабском совещании в Рабате в 1974 г. «единственным законным представителем народа Палестины», за что так долго боролся Я.Арафат, повлекло за собой возрастающее международное признание ООП: со стороны СССР, стран Западной Европы, ООН (предоставление статуса наблюдателя), не говоря уже о развивающемся мире (в том числе – Движение неприсоединения, Организация Исламская Конференция, Организация Африканского Единства и т.д.). Отражением этого явилось усиливающееся влияние структур ООП на оккупированных территориях и на этой основе привлечение в ее ряды представителей различных социальных слоев. Этому отчасти способствовала и проводимая израильскими властями с начала 70-х годов политика «освоения» палестинских территорий, экономического интегрирования последних в экономические связи с Израилем. Результатом этого стал прежде всего подрыв позиций традиционной экономической элиты – класса крупных землевладельцев. Ибо осуществляемая израильскими оккупационными властями политика на территориях вела к сокращению их основного ресурса власти – землевладения за счет различного рода конфискаций земли на строительство дорог, военных укреплений и поселений. Наряду с этим еще одним ударом по их позициям и влиянию стал курс пришедшего к власти в Израиле в 1977 году «ликудовского» правительства на создание и поддержку так называемой Лиги деревенских старост как альтернативного представительства интересов местного населения. Одновременно с этим все большие масштабы стало приобретать привлечение к работе сначала на израильских объектах на территориях, а затем и в самом Израиле палестинской рабочей силы. По имеющимся оценочным данным, в начале 90-х годов около 180 тыс. палестинских рабочих из сектора Газа и Западного берега имели официальное разрешение на работу в поселениях и Израиле. Считается, что еще около 60 тыс. палестинских рабочих имели тот или иной вид заработка на израильских предприятиях нелегально. Иными словами, около 38% (50% – в секторе Газа) палестинской рабочей силы получили альтернативный традиционному (работа на земле крупных землевладельцев) источник существования, причем гораздо более доходный. Расширение экономических связей Израиля с территориями сопровождалось и появлением слоя палестинских торговцев, специализирующихся на импорте товаров из Израиля и в силу этого независимых от существующей экономической элиты. С другой стороны, практикой растущей израильско- 9 палестинской экономической интеграции становилось и постепенное вынесение ряда производств легкой, пищевой, кожевенно-обувной промышленности, работающих по заказам израильских предпринимателей, на палестинские территории. Особенно бурное развитие после 1967 г. получила текстильная промышленность. По имеющимся данным, в 1996 г. на территориях насчитывалось 1533 текстильные фабрики, которые давали работу от 13 тыс. до 25 тыс. чел. (в зависимости от экономической ситуации), обеспечивая в лучшие периоды до 25% ВНП. Меньшую группу составляли палестинские предприниматели, сумевшие создать завершенный цикл производства. Наиболее крупные среди них – Хасуна в Рамалле (стройматериалы), Хаддад в Дженине (сельхозоборудование), Масруджи в Иерусалиме (фармацевтика), Джунейда в Хевроне (пищевая). Хотя далеко не все из вышеперечисленных предприятий являлись столь крупными по своим размерам (на 90% предприятий численность наемных рабочих не превышала 10 чел.), однако они обеспечивали занятость значительной части палестинской рабочей силы (по имеющимся оценкам, более 10%). Совокупность указанных факторов неизбежно ослабляла вес и влияние в обществе традиционной экономической элиты, вызывая ее растущее недовольство. Это мотивировало ее представителей, особенно молодое поколение, к пополнению рядов политических структур ООП, что, учитывая их образовательный уровень, принадлежность к традиционно влиятельным общинам и кланам, позволяло им постепенно продвигаться в руководящие органы как на местах, так и нередко в диаспоре. Однако рекрутирование политических активистов не ограничивалось только этим. Все более набирающим силу стало выдвижение в руководство местными ячейками ООП наиболее способных и активных представителей социальных низов, в том числе за счет увеличения их образованной части. Этому способствовало открытие в 70-е годы – при не противодействии со стороны израильских властей – университетов в БирЗейте, Наблусе, Хевроне, Вифлееме, Газе. Доступность же образования для них обеспечивалась появлением уже отмеченных выше альтернативных источников существования, определенным повышением доходов значительного числа семей, ранее относящихся к разряду малообеспеченных. Другим каналом роста образованной части палестинского общества являлся проводимый «внешним» руководством ООП (в чем немалая заслуга принадлежала Я.Арафату) курс на массовую подготовку национальных кадров при содействии Египта, арабских государств, СССР, Китая, других социалистических стран, Западной Европы, международных организаций. Таким образом, закономерным итогом всех этих «слагаемых» стало дальнейшее укрепление позиций ООП на Западном берегу и в секторе Газа, а параллельно этому – так называемого «внутреннего» руководства. Тем не менее, деятельность последнего все еще продолжала оставаться «производным» от указаний и установок «внешнего» руководства. Сложившаяся в 70-е годы схема взаимоотношений между «внутренним» и «внешним» руководством начала претерпевать существенные изменения 10 с началом 80-х годов. Подписание Египтом в 1979 г. мирного договора с Израилем вызвало глубокий раскол в арабском мире. В этой ситуации задачей ООП стало усиление вооруженных акций против Израиля с территории Ливана, последнего оплота палестинцев после событий «черного» сентября 1970 г., непосредственно соприкасающегося с Израилем. Изменившееся соотношение сил после подписания Кэмп-Дэвидского соглашения и слабость Ливана, раздираемого межконфессиональными противоречиями, позволили Израилю в 1982 г. развязать против него войну, целью которой было если не уничтожение инфраструктуры ООП, то, по крайней мере, «выдавливание» последней с ливанской территории. Вынужденное перенесение основных структур ООП в Тунис и потеря таким образом «плацдарма» в Ливане явились сильнейшим ударом по ее способности оказывать давление на Израиль извне, компенсировать последствия которого не могло даже дальнейшее растущее международное признание Палестинского движения сопротивления. Поиск руководством ООП альтернативных путей, средств и методов продолжения борьбы – при ограниченности их выбора – неизбежно вел к перенесению ее центра тяжести из диаспоры на внутренние территории. Это объективно «работало» на повышение роли и статуса политического руководства, представляющего ООП на Западном берегу и в секторе Газа. Кроме того, начавшее формироваться с конца 60-х годов поколение лидеров на территориях к этому времени уже накопило достаточный опыт ведения политической и организационной работы, анализа текущей ситуации, выработки наиболее оптимальной программы тактических действий. Примером тому стало инициированное в 1976 г. «внутренним» руководством участие представителей ООП в муниципальных выборах. Их убедительная победа на них позволила местным структурам ООП гораздо свободнее вести работу в массах и тем самым контролировать ситуацию. С конца 70-х годов все большее распространение стала получать практика создания партиями и движениями, входящими в состав ООП (одним из инициаторов этого являлась Палестинская компартия), различного рода неправительственных организаций, нередко имеющих тесные связи и поддержку международных организаций, в том числе в странах Запада. Появление таких НГО открывало возможности для ведения легальной работы с массами в условиях оккупации. Одновременно это позволяло также легально привлекать новые кадры из числа местной интеллигенции, студенчества, активных и способных выходцев из различных социальных слоев. В этой связи следует отметить, что с некоторого момента деятельность местных политических структур ООП при условии, что она не носила вооруженно-террористического характера, не испытывала слишком сильного противодействия со стороны израильских властей, рассматривающих их на том этапе в качестве возможного альтернативного «внешнему» руководству ООП национального палестинского представительства. «Интифада», начавшаяся в декабре 1987 г. как выражение массового стихийного протеста палестинского населения Западного берега и сектора 11 Газа против сохранения и укрепления израильского оккупационного режима, явилась закономерным результатом окончательного перенесения центра тяжести национально-освободительной борьбы на территории в условиях, когда возможности организации ее извне в силу совокупности объективных причин и факторов исчерпали себя. Несмотря на то, что стихийность и массовость «восстания» явились в определенной степени неожиданными для «внутреннего» и в еще большей мере – «внешнего» руководства ООП, первому удалось очень быстро не только оценить и осознать силу этого явления, но и через образованные им так называемые «народные комитеты» в короткий срок поставить его под свой контроль и возглавить его организацию. При этом очевидно, что масштабность и длительность «интифады», перетекание ее в различные, нередко весьма неожиданные формы применительно к ежедневно изменяющейся ситуации неизбежно повышали роль и статус местного политического руководства по отношению к «внешнему», в том числе в принятии конкретных практических решений по большинству вопросов тактики и даже стратегии развивающеюся движения протеста, которые в дальнейшем лишь утверждались «центром» в Тунисе. Вместе с тем начало «интифады» сопровождалось появлением и активизацией альтернативной действующим на территориях структурам ООП политической силы – исламистов во главе с движением «Хамас» (аббревиатура от арабского названия «Харакат Аль-Мукавама АльИслямийя» – «Исламское движение сопротивления»). Исторические корни движения восходят к организации «Братья – мусульмане». Ее первые группы, как уже отмечалось выше, были образованы в Палестине (прежде всего – в секторе Газа) в конце 40-х годов при поддержке и содействии ее центра в Египте. В определенной степени «зеленый свет» легализации и расширению их деятельности в Палестине в этот период открыл А.альХусейни в знак своего рода благодарности за ту поддержку, которую он получил от исламистов в 30-е годы. Однако из-за репрессий, которым подверглись «Братья – мусульмане» в Египте в 50-е годы, палестинские исламисты, будучи малочисленными и лишившись значительной поддержки извне, очень скоро сошли на «нет», потеряли свой особый «голос», превратившись в политических «маргиналов». Лишь в 1973 г. с созданием шейхом Ахмедом Ясином, к тому времени уже видным лидером организации «Братья – мусульмане» в Газе, «Исламского конгресса», представляющего собой сеть благотворительных обществ и социально значимых институтов (в секторе Газа и на Западном берегу), влияние исламистов вновь начало постепенно возрастать. Впервые в деятельности этой организации проявила себя тенденция к политизации движения. Этот процесс был прерван арестом израильскими властями в 1984 г. большинства руководителей «Конгресса», включая и шейха А.Ясина. Следующий этап в развитии движения исламистов на палестинских территориях начался с середины 80-х годов. Начиная с 1985-1986 гг. исламисты под напором и давлением молодого поколения, являвшегося сторонниками бо- 12 лее радикальных действий, выступили инициаторами тактики проведения актов гражданского неповиновения израильским оккупационным властям. В этих целях было создано дополнительно несколько организаций, в том числе и «Исламское движение сопротивления» («Хамас») во главе с шейхом А.Ясином, освобожденным из израильской тюрьмы в 1985 г. Следует признать, что нарастание в среде палестинского населения территорий чувства отчаяния и безысходности, вызванного, с одной стороны, укоренением статус-кво, а с другой – неспособностью ООП в этот период предложить более действенные формы противодействия и борьбы с оккупационным израильским режимом, привлекло симпатии масс к исламистам, особенно к движению «Хамас», оказавшемуся наиболее радикальным, а потому и жизнеспособным. Превращению «Хамас» в политически значимую силу наряду с этим способствовал и ряд других факторов. Вопервых, общая тенденция политизации ислама в арабо-мусульманском мире, укрепление позиций течения исламского фундаментализма в качестве политической силы, мощный толчок которому придала исламская революция в Иране. Растущая поддержка исламистских движений как стороны последнего, так и некоторых арабских государств, в частности, Саудовской Аравии. Во-вторых, место и роль ислама как религии большинства палестинского населения, наличие разветвленной сети религиозных исламских институтов (мечетей, религиозных школ и т.д.), что обеспечивало легальность деятельности исламистов наряду с широким охватом населения. Втретьих, опора исламистов в пропаганде своих лозунгов и установок на укоренившиеся религиозно-культурные традиции и ценности, оперирование устоявшимися, а потому более простыми и доступными понятиями и терминами, чем в большинстве более светских национальных и националрадикальных идеологических концепциях. В-четвертых, общепризнанно, что свою роль в укреплении позиций исламистов в Палестине сыграли как Иордания, так и израильские власти, стремившиеся на первых этапах становления «Хамас» использовать его для противопоставления действовавшим структурам ООП. Социальной средой поддержки исламистов и рекрутирования политических кадров в отличие от «ооновских» структур, в состав которых после 1967 г. влились представители наиболее сильных общин Западного берега и сектора Газа, а нередко и традиционной знати, стали преимущественно выходцы из менее престижных и авторитетных племен и родов, семей духовенства, образованной части средних слоев, сформировавшихся в 70-е годы, лагерей палестинских беженцев, как правило, беднейшей, наиболее малограмотной и забитой их части. Нарастающий радикализм деятельности исламистов в конце 80-х – начале 90-х годов, переход созданного в рамках «Хамас» на основе разгромленных израильскими властями во второй половине 80-х годов боевых организаций («Аль-Мадж» и «Аль-Муджахидун») военного крыла – «Брига2 ды Иззеддина Аль-Кассама» к антиизраильским террористическим акциям позволили исламистам добиться значительной популярности в начале 90-х годов. Все это превращало движение «Хамас» в реальную политическую 13 силу, способную заявить о себе на Западном берегу и особенно в секторе Газа в борьбе со структурами ООП за контроль над массами. Именно поэтому создание Палестинской Национальной Администрации, официальной датой которого принято считать возвращение большинства членов Исполкома ООП во главе с Я.Арафатом 1 июля 1994 г., с самого начала выявило ряд противоречий между отдельными группами палестинской политической элиты, сформировавшейся в рамках национального движения. Несмотря на закрепление в результате выборов в Палестинский Со3 вет и при расстановке кадров в основные структуры ПНА господствующих политических позиций за ООП и в первую очередь – движением «Фатх», лично возглавляемым Я.Арафатом, что обеспечило организации «Фатх» фактически статус правящей партии, становление системы политической власти сопровождалась нарастанием противоречий внутри созданной правящей политической группы. Назначение Я.Арафатом на ключевые политические посты на уровне законодательной и исполнительной власти представителей преимущественно «внешнего» руководства противопоставило ему более молодое поколение «внутренних» лидеров ООП, в том числе и из «Фатх». Ибо такое положение вещей породило недовольство последних, с их точки зрения, вынесших основную тяжесть борьбы в период «интифады» и незаслуженно отодвинутых на «вторые роли» в реальном участии в создаваемой системе политической власти. С другой стороны, идеологическая несовместимость, а главное, проявившаяся уже в годы «интифады» претензия исламистов на власть в про4 тивовес контролируемым ООП структурам предопределили изначально переход возглавляемого «хамасовцами» движения исламистов в политическую оппозицию ПНА. По сути дела, именно исламисты, даже несмотря на репрессии против них со стороны ПНА в 1998-1999 гг. и ликвидацию их политического центра в Иордании осенью 1999 г., продолжают оставаться наиболее организованной и политически весомой силой, оппозиционной режиму власти Я.Арафата. С этой точки зрения, оппозиционность ряда палестинских движений, в том числе базирующихся в Дамаске – НФОП (Народный Фронт Освобождения Палестины), ДФОП (Демократический Фронт Освобождения Палестины) и других более мелких организаций, – представляется не столь существенной. Тем более, что согласие руководства двух первых под давлением объективных обстоятельств на открытие «диалога» с «Фатх» и его развитие в 1999 г. свидетельствует скорее всего в пользу их последующего постепенного «растворения» во властных структурах ПНА. Вместе с тем укрепление формирующегося в рамках ПНА режима политической власти обнажило и некоторые другие явления противоречивого характера, все более дающие о себе знать по мере его эволюции. Сложность протекания палестино-израильского мирного урегулирования выявила прямую зависимость состояния позиций власти от ситуации в мирном процессе и, напротив, его продвижения от способности палестинского 14 руководства противостоять растущей оппозиции, в том числе и внутри того же движения «Фатх», проводимому Я.Арафатом курсу «уступок и компромиссов» в переговорах с Израилем. В этих условиях потребность в обеспечении сохранения власти в руках правящей группы политической элиты проявила себя в придании режиму черт авторитарности, усилении места и роли аппарата насилия, в частности, спецслужб, как правило, подчиненных и подконтрольных лично Я.Арафату. Усиливающаяся объективно роль институтов ПНА в реализации насущных общественных потребностей социально-экономического развития, в мобилизации – наряду с программой международной помощи – внутренних ресурсов обусловила превращение ПНА в основного распорядителя экономическими ресурсами и основного работодателя. Согласно данным на конец 1998 г., из бюджета ПНА выплачивалась заработная плата около 115 тыс. служащих, или 30% рабочей силы в секторе Газа, а в целом, с учетом и Западного берега, – 17%. Эта тенденция столь же объективно совпала с потребностью правящей политической элиты обеспечить себе адекватную экономическую базу. Это нашло свое отражение в уже открыто подвергающимся критике монополизации значительной (причем наиболее прибыльной) части внутреннего рынка созданными почти сразу после провозглашения ПНА околовластными коммерческими структурами в ущерб интересам частного сектора, установлении некоторыми руководителями спецслужб (зачастую далеко не в бескорыстных целях) тотального контроля за экспортноимпортными операциями, прежде всего с Израилем, осуществляемыми частными предпринимателями. И это не говоря уже о существенных потерях той части экономической элиты, которая взросла здесь в 70 – 80-е годы в рамках экономической интеграции с Израилем, от разделения сложившейся системы торгово-коммерческих связей между палестинскими и израильскими компаниями и фирмами после создания ПНА, от периодических кризисов в палестино-израильских отношениях, сопровождающихся введением Израилем экономической блокады территорий. Другим объективно закономерным результатом складывающейся политической системы и формируемого адекватного ей экономического базиса является процесс усиливающегося социально-классового расслоения. Все большее недовольство масс вызывают предоставленные высшим и средним чиновникам различного рода привилегии и сопровождающие деятельность административно-бюрократического аппарата такие явления, как коррупция, взяточничество, блат, протекционизм и т.д. Реалии, с которыми ежедневно сталкивается простой человек с «палестинской улицы», постепенно начинают «размывать» миф о национальном единстве. А эйфория и вера в наступление в скором будущем «золотого века», ассоциировавшиеся ранее с созданием ПНА, сменяются разочарованием, осознанием реальности социального противостояния власти и простого человека. В той мере, в какой «коррозии» подвергаются национальная идея и ее лозунги, прямо пропорционально этому все заметнее 15 проявляет себя тенденция формирования в палестинском обществе различных групп и группировок местной элиты в борьбе за доступ к ресурсам власти. На этом фоне все более ощутимой становится регенерация различных общинно-племенных и клановых отношений и связей. В этой ситуации крайнее своеобразие политическому раскладу сил придает в последние годы появление элементов того, что можно охарактеризовать как «гражданское общество». Проводимый ООП, а затем и исламистами на протяжении длительного периода времени курс на подготовку национальных кадров обусловил образование в палестинском обществе необычно и непропорционально широкой и относительно молодой (по возрасту) прослойки интеллектуальной элиты. В период с 60-х по 80-е годы последняя являлась источником рекрутирования активистов и кадров для различных политических движений. Начало мирного процесса, особенно после провозглашения ПНА, открыло территории Западного берега и сектора Газа для проникновения и создания здесь (при содействии стран Западной Европы, США, а также международных организаций) растущего числа неправительственных организаций (НГО), различных по своему характеру и не зависимых по своему статусу ни от власти, ни от действующих партий и движений. Привлечение к их работе и деятельности в массе своей прежде всего представителей образованной части палестинского населения объективно вело и ведет к концентрации вокруг этих НГО местной интеллектуальной элиты. Это, в свою очередь, стимулирует постепенное осознание ею своего потенциала, что не исключает в перспективе ее, организационного оформления на этой основе в качестве самостоятельной политической силы, способной через какое-то время противостоять традиционным политическим партиям и движениям, а также исламистам. Проведенный выше анализ, таким образом, позволяет придти к заключению, что становление ПНА создало условия для самореализации сформировавшейся в рамках палестинского национально-освободительного движения политической элиты, а также основу для завершения процесса ее постепенной трансформации в политэкономическую элиту палестинского общества. Своеобразие процесса ее эволюции состоит в обратном классическому варианту направлении ее становления, т.е. не превращение в политическую на базе экономической, а наоборот. Результатом этого стало не только лишение сложившихся здесь до провозглашения ПНА экономических элит своего политического представительства во власти, но и существенное ущемление их интересов. Учитывая существующие противоречия внутри находящегося все еще на этапе становления политического режима власти и палестинского общества, можно предположить самые неожиданные, своеобразные и, вероятно, даже кажущиеся противоестественными варианты союзов, объединений, коалиций политических сил в их дальнейшей борьбе за власть. В этой связи анализ не исключает возрастающей роли в этой борьбе традиционных – общинно-племенных – отношений и связей. 16 1.Подробнее см.: Звягельская И.Д., Носенко В.И. Истоки арабского национально-освободительного движения в Палестине // Народы Азии и Африки. – 1986 г. – № 3. 2 Название военного крыла движения «Хамас» происходит от имени известного национального религиозного деятеля и одного из лидеров палестинского национального движения шейха Иззеддина Аль-Кассама, казненного британскими мандатными властями в 30-е годы. 3 Палестинский Совет (в палестинской политической лексике – Палестинский Законодательный Совет) фактически представляет собой местный парламент. По итогам выборов в январе 1996 г. (одновременно с выборами Главы ПНА, абсолютное большинство на которых получил Я.Арафат) 66 из 88 избранных депутатов представляют движение «Фатх». 4 Это подтверждает факт выдвижения шейхом А.Ясином в конце 80-х годов в ответ на предложение Я.Арафата о вхождении «Хамас» в состав ООП предоставить движению 40% мест в Национальном Совете Палестине, высшем органе ООП, что, несомненно, встретило отказ со стороны руководства ООП. 1 17 В.М.Ахмедов О РОЛИ ПРАВЯЩИХ ЭЛИТ АРАБСКИХ ГОСУДАРСТВ В ВОПРОСАХ УСТОЙЧИВОСТИ И КАЧЕСТВА РЕГИОНАЛЬНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОРЯДКА (на примере Сирии) Последнее десятилетие XX века являет собой важную веху в историческом развитии арабских стран и довольно органично совпадает с формированием элементов нового миропорядка, новой структуры международных отношений. Послевоенное устройство межгосударственных отношений уходит в прошлое. Одни из созданных этим временем институтов отмирают. Другие пока сохраняются, с трудом приспосабливаясь к новым реалиям. За последние сто лет арабский мир пережил крупные потрясения, сопровождавшиеся многочисленными восстаниями, революциями, войнами, реформами. Да и сегодня Арабский Восток являет собой весьма лабильный в политическом и экономическом отношениях регион, где идет ожесточенная борьба мнений на региональном и внерегиональном уровнях по поводу будущего устройства государств, отработки подходов к решению наиболее актуальных проблем политики, хозяйственного возрождения и социального прогресса. При этом фактически отсутствует согласованное мнение о том, что в конечном итоге будет представлять собой новое мироустройство в этом регионе. Процесс экономических и политических реформ затронул многие страны, которые прежде подвергались грабежу и эксплуатации. Однако значительная часть арабского мира оказалась слабо восприимчивой к основным мировым тенденциям исторического развития, а по ряду позиций отторгала их. Постепенно регион становился все беднее, а в политических дискуссиях зазвучала нота отчаяния в связи с «исключительным положением» арабского мира на данном этапе его истории. Особенно явно подобная ситуация проявилась в арабском мире в начале 90-х годов, когда в арабской политике встал вопрос о преемственности власти. Правящая элита состарилась, среди населения явно преобладала молодежь, и вопрос о преемственности превратился и в монархических государствах, и в республиках в своего рода метафору, с помощью которой арабы выражали недовольство своим положением в современном мире, имиджем своих государств, их неспособностью модернизировать политические структуры общества. В Иордании умирающий король в последнюю минуту изменил завещание, отодвинув в сторону своего «дублера» – младшего брата крон- 18 принца Хасана, назначил 25 января 1999 г. своим преемником сына Абдаллу, молодого офицера, прежде неизвестного большинству иорданцев. Таким образом, почивший ныне король восстановил измененный им же в 1965 г. первоначальный вариант конституции королевства, согласно которому «хашимитская корона передается старшему сыну монарха, затем старшему из его сыновей и т.д. в порядке первородства». Вновь назначенный престолонаследником принц Абдалла был не только бесспорным первенцем короля, рожденным в законном браке между родителями – мусульманами, но также имел другие, подчас более весомые преимущества по сравнению со своим дядей Хасаном. У Абдаллы сложились, несомненно, сильные позиции в армии. Он всегда свободно ориентировался в военной среде и легко находил там себе политических сторонников. С другой стороны, у Абдаллы как у человека в целом аполитичного, не было в иорданском обществе непримиримых оппозиционеров. Кроме того его английское происхождение по материнской линии, англоязычное образование, военная подготовка в Сандхерсте и в Форт-Ноксе могли успокоить сомнения влиятельных финансовых кругов на Западе относительно его идеологической ориентации. Совокупность объективных и субъективных признаков «идеального» кандидата в монархи в данной конкретной стране и в условиях складывающейся в регионе обстановки обеспечили в целом безболезненное восхождение на иорданский престол принца Абдаллы. Тем не менее вся эта история с преемником носила оттенок политиканства и придворных интриг, в ней нашла свое выражение непреложная истина современной арабской политики. Несмотря на все перемены в обществе – Интернет, идущие с Запада новые культурные веяния, расширение духовного горизонта, – власть в иорданской монархии, связавшей свои надежды и ожидания с модернизацией и развитием, осталась единоличной и абсолютной. В Саудовской Аравии вопрос преемственности возник в связи с болезнью монарха и особенно обострился со второй половины 90-х годов после резкого ухудшения состояния здоровья короля Фахда и изменений в социально-экономическом положении королевства. Некогда сказочно богатая страна, настоящее Эльдорадо, беднела, постепенно превращаясь во многих отношениях в «нормальную» страну, где среднедушевой доход, составлявший в 1981 г. 14 тыс. долл., снизился в следующем поколении до 6 тыс. долл. Не имевшее прежде долгов саудовское государство теперь имеет дефицит госбюджета в размере годового ВНП, а монарх, доход которого от продажи нефти в 1981 году составил 110 млрд. долл. США, получил в 1998 г. всего 30 млрд. долл. [International Politik № 7, 07.1999, с. 35-36]. Простые правила общественного договора, по которому король получал власть, а население – субсидии, теперь ушли в прошлое. В Саудовской Аравии назревает конфликт – в равной степени культурный и обусловленный сменой поколений – между так называемыми «бэбибумерами», «секуляристами», сформировавшимися в 60-е и 70-е годы в американских университетах, в современной, открытой среде Техаса и 19 Калифорнии и занявшими руководящие позиции в эпоху богатств и изобилия, с одной стороны, и их детьми и младшими братьями, т.е. тем молодым поколением саудовских арабов, которые учились в саудовских университетах, воспитывались на основе теократических учебных программ и выдвинулись вперед, достигли влияния сейчас, в период новой «бедности», экономических трудностей, – с другой. Борьба между «модернистами» и «консерваторами» по глобальным вопросам будущего развития страны лежит сегодня в основе тех подчас жестких разногласий и противоречий, которые раздирают правящий дом Саудитов. Сохранять прежнее равновесие становится все труднее, т.к. сокращение денежных доходов ограничивает возможность удовлетворять и тех и других. Даже такой осторожный и взвешенный политик, как наследный принц Абдалла (неформальный властитель страны) вынужден был заявить в конце 1998 г., обращаясь к собственному населению и жителям других арабских стран Персидского Залива, что эпоха богатства и больших претензий прошла и больше не вернется. «Все мы должны привыкнуть к иному стилю жизни, основой которого не является тотальная зависимость от государства», – подчеркнул он [International Politik № 7, 07.1999, с. 35]. Для арабских монархий Персидского Залива, судя по всему, действительно настают трудные времена. Ежегодный рост численности населения на 3,8% сделал эти страны беднее и моложе, но политическое развитие не шло в ногу с этими тенденциями. Традиционные правящие режимы начинают испытывать и растущее давление нового поколения технократов, представителей крупной национальной торгово-финансовой буржуазии, которые активно ищут пути к реальному контролю за государственными механизмами политического и экономического управления. Конечно, пример эмирата Катар, где его теперешний эмир Шейх Хамад бен Халифа сверг своего отца во имя «модернизации» государства, создал систему отчетности, привел государственные финансы в порядок и сбалансировал бюджет, представляет собой весьма редкую политическую альтернативу для арабского мира, где отцеубийство, пусть и политическое, противоречит самой ментальности арабов. Однако данный факт, несомненно, свидетельствует о том, что эпоха политического штиля подошла к концу. Устойчивый на протяжении более чем десяти последних лет бюджетный дефицит, сокращение в расчете на душу населения ВИЛ нефтедобывающих государств Персидского Залива в период с 1980 по 1991 гг. на 4% ежегодно [International Politik № 7, 07. 1999, с. 36], – такой кризис нельзя преодолеть благодаря одномудвум годам хорошей конъюнктуры на рынках нефти или за счет небольшого экономического роста. Конечно, монархии Персидского Залива вряд ли ждет будущее по типу «следующего Ирана» или «нового Алжира». Однако совершенно очевидно, что сегодня уже не приходится рассчитывать на привычное согласие и доброжелательность. В Египте с его традициями правления фараонов вопрос о преемственности власти стоит не менее остро и является поводом для выражения недовольства политическим строем. На заре своего правления Муба- 20 рак обещал умеренное президентство, заявлял, что будет оставаться в должности не более двух шестилетних сроков. Действительно, в 80-е годы в Египте был сделан первый шаг к улучшению экономического положения страны, к увеличению египетских валютных резервов, к открытию и приватизации экономики. Однако надежды на политические реформы, все движения и страстные дискуссии эпохи Насера, ожесточенная борьба между распространившимися на Египет панарабскими течениями и новыми проамериканскими веяниями, характерными для эры Садата, – все это закончилось господством армейского офицера, который пока отказывается назвать своего преемника или хотя бы намекнуть на то, что его занимает вопрос собственного скорого ухода с политической арены. Устояв в борьбе с исламистами, преемник павшего жертвой покушения А.Садата отбросил в сторону прежнюю осторожность и нерешительность в стремлении к политическому господству. Сегодня без преувеличения можно сказать, что Мубарак – еще более «имперский» президент, чем легендарный Г.А. Насер. Яркой иллюстрацией этого могут служить плакаты, установленные на центральных автомагистралях Египта накануне октябрьских 1999 г. президентских выборов, надпись на некоторых из которых гласила: «Мубарак – пожизненный президент» [International Politik № 7, 07.1999, с. 33]. В этом, судя по всему, нашли свое воплощение истинные амбиции абсолютного властителя, с одной стороны, и патовая ситуация в политической жизни Египта, с другой. На деле в Египте нет реальной политической жизни. Имея подавляющее большинство мест в парламенте, правящая Национал-демократическая партия фактически уступила все полномочия парламента правительству. Не лучше обстоят дела и в стане легальной оппозиции. Ни одна партия, обладающая определенным весом – будь то «Братья-мусульмане», партия Левого центра или «Вахд», – не имеет лидера моложе 70 лет. На этом фоне вполне реальными являются перспективы создания партии предпринимателей, представляющей несколько десятков семей Египта, пользующихся поддержкой армии и бюрократии. Ожидается, что во главе этого нового движения может встать один из сыновей Мубарака – Гамаль. Действительно, складывающаяся система управления страной все больше напоминает режим предпринимателей и становится исключительным достоянием власти. Некоторые в Египте полагают, что Мубарак прочит себе в преемники одного из сыновей. Однако сам факт возникновения подобной дискуссии в стране, где стремление к модернизации насчитывает уже два столетия, является болезненным комментарием политического тупика в Египте. Как и Египет, Сирия является в высшей степени проблемной страной: трудности в экономике, опасные внутренние враги, теракты, понесенные в прошлом военные поражения с последующей утратой суверенитета над частью территории. Расположены эти страны по обе стороны от своего исконного врага Израиля в регионе, который сам по себе прослыл «зоной нестабильности». У Каира и Дамаска нарастает проблемный потенциал во 21 взаимоотношениях с США и Турцией. Привлекает внимание гармоничный тандем, что с некоторых пор образован двумя крупными политиками Асадом и Мубараком, глубину которого и тот, и другой не стремятся афишировать. Их связывает по жизни очень многое, и оттого объяснение этой «смычки» только узко политическими интересами не исчерпывает всей сути альянса. Оба – выходцы из небогатых семей, прошли армию, одно время даже вместе служили. У обоих накоплены связи и уникальный опыт общения «в высоких сферах». Как и в Египте, в Сирии вопрос преемственности власти стоит особенно остро и является «особой статьей». До настоящего времени эта проблема остается большим, но малопредсказуемым вопросом сирийской политики. Начавший формироваться с 70-х годов современный механизм власти в САР предусматривал сильное президентское правление с преимущественной опорой на армию и спецслужбы при сохранении чрезвычайного положения, установленного в начале 60-х годов. Под X.Асада были приспособлены основные реальные механизмы управления, которые с течением времени приобрели устойчивый характер. Его предшественники на властном поприще в 50-е годы умудрились за считанные месяцы продемонстрировать неспособность к управлению государством, а он руководит вот уже почти 30 лет, и достойной альтернативы ему пока что не видно. По своим политическим взглядам и убеждениям X.Асад скорее арабский сирийский националист и консерватор, нежели революционерсоциалист. В то же время он привержен демократии, но чужд либерализма. Впрочем, в восточном обществе понятия «демократ» «консерватор», «социалист» – чаще не более чем этикетки для наружного пользования, тогда как в решающие моменты срабатывают традиционные механизмы. Одним из важнейших таких рычагов является плановая общность, о поддержании которой Асад ревностно печется. На протяжении последних лет основной целью стратегии президента Асада было установление последовательной серии равновесий и дисбалансов, способных укрепить положение его семьи и алавитского меньшинства в целом. В тоже время слабостью нынешнего режима в Сирии является хрупкость возведенной X.Асадом конструкции, основу которой составляют сложные сочленения межобщинных, клановых, семейных равновесий, в свою очередь, построенных на межличностных взаимных обязательствах. На протяжении более двадцати лет только недюжинные воля и ум президента Асада, его упорство и одновременно гибкость, способность к маневрированию позволили сохранить найденный баланс сил, укрепить в целом позиции алавитов в сирийском обществе и упрочить власть своей собственной семьи [Arab Press Servis Revieu Diplomat 18.03.1996, vol. 31. № 3]. Поэтому решение Асада о выдвижении на очередной, пятый по счету срок своей кандидатуры на пост президента Сирии на прошедших в начале 1999 г. выборах, где он одержал убедительную победу, несмотря на его солидный возраст (69 лет) и периодическое обострение ряда хронических заболеваний, вполне логично и объяснимо. В то же время в са- 22 мой Сирии и за ее пределами все чаще стали проявлять тревогу в связи с тем, что режим, который держит в узде стареющий глава государства, был ориентирован только на него, а после него случится потоп, который сметет сирийское общество со всеми его заглушенными сектантскими антагонизмами. Сирия же в этом случае в будущем может превратиться в некое подобие Югославии, где Асад подобно Иосипу Броз Тито, умевшему сохранить единство страны, унесет свой политический талант с собой в небытие. Ныне действующие в Сирии реалии таковы, что выбор своего преемника может сделать только сам Асад. Разочаровавшись в предпринимавшихся им в 80-е годы попытках усилить свою «партию власти» за счет привлечения родных братьев Рифаата и Джамиля, Асад с начала 90-х годов делает ставку на второе поколение своего семейного клана – сыновей Баселя, а после его трагической гибели в 1994 г. – Башара. Весть о смерти брата застала 29-летнего Башара в Лондоне, где он учился в ординатуре по специальности врачофтальмолог. Подчиняясь воле отца, Башар возвращается в 1994 г. в Дамаск, чтобы продолжить начатое братом дело. Несмотря на активное подключение Башара к участию в решении ряда ключевых вопросов внутренней и внешней политики Сирии, его продвижение идет нелегко. Сложность момента заключается в том, что тщательно подготовленную базу под покойного Баселя непросто автоматически перенести на Башара, который ранее никогда не занимался политикой и был далек от важных звеньев аппаратного управления. Личность Башара как вероятного кандидата на высший государственный пост воспринимается в иерархических звеньях власти без явного сопротивления, пока жив сам X.Асад. Особую обеспокоенность президента в этой связи вызывает тщательно маскируемое, но вполне реальное неприятие планов X.Асада по продвижению Башара в армейской среде определенной частью сирийского генералитета. В постасадовский период нельзя исключать возможность попыток влиятельных офицеров-алавитов в армии и спецслужбах отодвинуть Башара в сторону от высшей государственной власти с тем, чтобы захватить ее самим. В Сирии, как и в подавляющем числе стран Ближнего и Среднего Востока, военные всегда считались одной из наиболее политически активных категорий населения, а армия играла и продолжает играть решающую роль в вопросах государственного строительства. Учитывая это обстоятельство, президент предпринимает активные шаги для укрепления позиций своего сына в армии и органах безопасности. Одновременно проводятся мероприятия по расширению базы поддержки режима в верхнем эшелоне чиновничества, местной администрации, деловых кругах. Однако было бы преждевременным сегодня говорить о том, что предпринимавшиеся Асадом в течение последних лет усилия по продвижению Башара во властные структуры государства привели к однозначному утверждению в военно-политической верхушке и – шире – в обществе его статуса как признанного преемника нынешнего сирийского лидера [APS Diplomat 18.03.1996, vol 31, № 3]. И дело здесь не только в мо- 23 лодости Башара – ему 36 лет, – который, согласно конституции, может претендовать на высший пост в стране только по достижении 40 лет. В случае «неудобства» конституционных рамок действие Основного закона на стабилизационный период вполне вероятно, может быть приостановлено. Несмотря на то, что президент сумел устранить с политической арены явных оппонентов Башара и существенно ослабить их позиции, это не смогло до конца снять потенциальную угрозу выступления конкурентов Башара в случае возникновения в стране чрезвычайной обстановки ∗. Вопросы преемственности власти стоят в сегодняшней Сирии настолько остро, что «царство политики» – государство силы и приказа, обеспечение порядка и нейтрализация оппозиции – имеет на деле гораздо большее значение для режима, чем бюджеты, экономические реформы и все прочие атрибуты новой политэкономии и экономической политики. Сегодня экономика страны стоит перед лицом самой серьезной за последние 25 лет угрозы. Страна стала беднее, и население, ежегодно растущее более чем на 3%, находится в ситуации тяжелой экономической депрессии. Только в 1998 г. спад производства составил 1,5% [Economist 24.04.1999, с. 48]. Асаду приходится платить высокую цену за решение двух судьбоносных для режима задач: заключение мира с Израилем и обеспечение преемственности власти. Однако если в вопросах урегулирования не все зависит от воли Асада, то в случае успешной реализации его планов по продвижению Башара на высший пост в государстве, последний может столкнуться с угрозой своей власти не столько в лице обиженных аппаратчиков, сколько серьезных упущений в экономике. В сложившихся условиях президент Асад проводит сбалансированную и тщательно просчитанную линию на изменение «формулы власти». Однако с учетом лабильной ситуации в сфере ближневосточного урегулирования до выхода на ощутимые результаты в переговорном процессе с Израилем и общими неблагоприятными для Сирии тенденциями возможного изменения регионального баланса сил в результате усиления турецко-израильского альянса, Асад пока не намерен форсировать события. Президент вынужден ограничиваться половинчатыми, в значительной мере популистскими мерами по кадровым вопросам особенно в отношении представителей ведущих сирийских правящих элит. Без их лояльности Асаду вряд ли удастся осуществить свои стратегические планы в вопросах ∗ В целом в Сирии имел место бесконфликтный переход власти к Башару Асаду, что, однако, не означает окончательного и безусловного утверждения его у властных рычагов. Это связано с тем, что существуют силы, которые могут при определенных обстоятельствах выступить с претензией на власть подобно тому, как это было в случае с братом покойного президента Рифаатом Асадом или как это может быть вследствие выступления каких-либо иных сил, считающих себя способными конкурировать с властью, используя возможные ошибки или просчеты этой власти. 24 преемственности власти, что для него исключительно важно [Азия и Африка сегодня. – 1999. – № 8. – С. 10-11]. Сегодня арабский мир находится на переломном этапе своей трудной и богатой истории. Для того чтобы осуществить необходимые политические и экономические преобразования, арабские правящие элиты должны отказаться от идеологических моделей и политических традиций, сформировавшихся в 50-е и 60-е годы и по-прежнему играющих доминирующую роль. В этом плане много ценного времени упущено в связи с «религиозными войнами» между господствующими режимами и фанатиками исламистами, исход которых в настоящее время уже становится, повидимому, известным. В арабских странах не произошло революций в иранском духе. А, как свидетельствуют последние события в Алжире и Судане, исламистское движение как политическая альтернатива постепенно сдает свои позиции. Сегодня главные задачи арабского мира – это хозяйственное строительство и политические реформы при согласовании интересов правящих элит и народа. Такие масштабные задачи вряд ли удастся решить только с помощью вмешательства из-за границы. Тем более что арабы имеют все необходимые возможности и собственный потенциал для того, чтобы самостоятельно провести усовершенствования по типу государств Восточной Азии и Латинской Америки, где когда-то тоже происходили ожесточенные и разрушительные конфликты. 25 А.Б.Борисов ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА ЕГИПТА: ПУТИ ЭВОЛЮЦИИ Начало формированию современной политической элиты Египта было положено революцией 23 июля 1952 г., когда к власти в стране пришли младшие и средние офицеры – соратники возглавившего антимонархическое выступление подполковника Гамаля Абдель Насера. Большинство из них было выходцами из малообеспеченных слоев и провело свою юность в деревне. Воспользовавшись тем, что после отвода в 1936 г. английских войск в Зону Суэцкого канала Египет начал увеличивать численность своей армии, они смогли поступить в военные училища и стать военнослу1 жащими . В 1938 г. ими была создана организация Свободные офицеры, через 14 лет свергнувшая короля Фарука. При этом в глазах народа легитимность ставшего президентом Египта Г.А.Насера обеспечивалось его 2 ролью в революции, а также харизмой . С укреплением авторитарного режима, установленного Г.А.Насером, который с течением времени перестал терпеть даже малейшие возражения, из Свободных офицеров в руководстве страны остались лишь А.Садат и Х.Шафи. Прежние соратники замещались, в основном, деятелями из числа военных либо гражданских лиц, продемонстрировавших преданность президенту, или выпускниками высших учебных заведений, завершившими учебу после революции. К первой категории можно отнести, например, Х.Исмаила, ставшего в 1960 г. первым заместителем министра иностранных дел, ко второй – Х.Мубарака, назначенного в 1962 г. 3 начальником штаба ВВС . Одновременно внутри администрации и рядом с ней на подрядах и спекуляции, воровстве и взяточничестве вырастала «паразитическая буржуазия». Одним из ее типичных представителей стал А. Осман. Компания «Арабские подрядчики», которую он возглавлял, сумела обеспечить себе большинство заказов на поставки оборудования для Асуанской плотины. Пост министра сельского хозяйства занял С.Марей – выходец из «старой буржуазии» и сохранивший значительную часть своего состояния. Система принятия решений при Г.А.Насере отличалась чрезмерной централизацией, замыкаясь лично на президенте. Ситуация при этом усугублялась профессиональной некомпетентностью офицеров, назначенных на высшие государственные должности, что порождало импровизацию как стиль руководства, вело к неправильной оценке ситуации и, как следствие, к серьезным просчетам. Хронический характер приобрело завышение оценки реальных возможностей Египта, как это произошло при объ- 26 единении с Сирией, вмешательстве в гражданскую войну в Йемене, действиях Каира накануне и во время «шестидневной войны» с Израилем. «У меня, – писал позже Х.Исмаил, – было постоянное ощущение, что наши устремления намного превосходят наши ресурсы и что мы принимаем 4 вызовы, намного превосходящие нашу способность противостоять им» . После смерти Г.А.Насера сменивший его на посту президента А.Садат также был выходцем из бедной семьи, жившей в деревне Мит абу-ль-Кум в дельте Нила. С будущим руководителем организации Свободные офицеры он познакомился в военной академии. Не претендующий на самостоятельную роль А.Садат длительное время оставался в тени Г.А.Насера, занимая почетные, но не самые влиятельные должности в египетском руководстве – министра информации, председателя Народного собрания, генерального секретаря Арабского социалистического союза. В 1969 г. Г.А. Насер назначил А.Садата, которого он не рассматривал как соперника, на пост вице-президента, стремясь таким образом восстановить баланс в руководстве, где в это время обострился конфликт между 5 правым и левым крылом . А.Садат, известный своими происламистскими взглядами и одно время тесно сотрудничавший с «Братьямимусульманами», должен был выступить в роли «третьей силы», играющей роль противовеса по отношению к враждующим группировкам. После смерти Г.А.Насера соперничающие группы поддержали кандидатуру А.Садата на пост президента как бесцветного и не пользующегося авторитетом политика. Каждая из группировок при этом полагала, что ей легко удастся подчинить нового главу государства своему влиянию. Далее события развивались в русле, достаточно банальном для политической жизни не только Египта, но и других стран. А.Садат сумел, используя оказавшиеся в его руках рычаги власти, утвердиться в качестве единоличного правителя. Пытавшиеся сопротивляться ему вице-президент А.Сабри и ряд поддерживавших его министров были смещены со своих постов и отданы под суд. Бόльшая же часть истеблишмента, как это обычно и бывает в подобных случаях, приняла новое руководство и установленные им «правила игры». Легитимность А.Садата в глазах населения предопределялась, как и легитимность его предшественника, активным участием в революции 1952 г., а также харизмой. Проводившаяся А.Садатом политика "инфитаха" повлекла за собою укрепление экономических позиций финансово-торговой буржуазии. Если до революции 1952 г. в Египте было всего четыре миллионера, то в 1975 г. 6 их насчитывалось уже 500 . Заметно активизировались процессы сращивания политической элиты с частным бизнесом. А.Осман был назначен министром жилищного строительства и восстановления, возглавляя одновременно крупнейшую строительную компанию (50 тыс. работающих), на 7 долю которой приходилась львиная доля государственных заказов . Его сын женился на одной из дочерей А.Садата. С.Марей стал председателем Народного собрания и одной из влиятельнейших теневых фигур режима. Его сын был женат на другой дочери президента АРЕ. 27 Если при Г.А.Насере негласно проводилась линия на дискриминацию коптов, которых, как правило, не допускали к занятию высших государственных должностей, то при А.Садате госминистром по иностранным делам стал Б.Бутрос-Гали, происходивший из знатной коптской семьи. Его назначение объяснялось, впрочем, не соображениями поддержания конфессионального баланса, а негативным отношением министров иностранных дел - мусульман к курсу президента на нормализацию отношений с Израилем, проводить который в жизнь и было поручено Б.Бутрос-Гали. При А.Садате была предпринята попытка придать режиму более демократический фасад. Однако фактическая власть по-прежнему была полностью сосредоточена в руках президента. Главной опорой режима оставалась армия. Кроме того, А.Садат лично контролировал органы безопасности, а также пропагандистский аппарат. Все важнейшие решения, такие, как, например, о форсировании Суэцкого канала, принимались им единолично. Была разрешена деятельность оппозиционных партий, однако их точка зрения открыто игнорировалась. Полная поддержка линии президента Народным собранием обеспечивалась тем, что подавляющее большинство мест в нем принадлежало проправительственной Арабской социалистической партии, которая на выборах 1976 г. провела в парламент 280 депутатов, в то время как оппозиционные Либерально-социалистическая партия и Нацио8 нально-прогрессивная (левая) партия – соответственно 12 и 2 . Хотя и была формально отменена цензура, реальной свободой пресса не пользовалась. «Газеты и телевидение, – провозгласил А.Садат, – день за днем снабжают народ информацией, и масс-медиа могут стать весьма опасным оружием, если попадут не в те руки. Поэтому я против того, чтобы газеты находились 9 в частной собственности» . Так же, как и при Г.А.Насере, крайняя централизация власти повлекла за собою серьезные просчеты в оценке ситуации и, следовательно, в реакции египетского руководства на происходившие события. Курс на экономическую либерализацию, проводившийся без учета ее социальных последствий, привел к резкому имущественному расслоению общества, результатами чего стало обнищание значительной части населения. Сопровождавшая «политику открытых дверей» ускоренная вестернизация вошла в противоречие с многовековой традицией приверженности египтян неизменной системе ценностей, отторжения всего чужеродного, следования устоявшимся жизненным ориентирам. Все это создало питательную среду для активизации подпольных исламистских группировок, делавших в борьбе с режимом ставку на насилие. Параллельно нарастало недовольство существующим положением со стороны широких слоев населения. Египетское руководство не смогло, однако, сделать продуманных выводов ни из прокатившейся по стране волны терактов, ни из вспыхнувших в январе 1977 г. массовых беспорядков, вызванных отменой дотаций на основные продукты питания, посчитав, что восстановить контроль над положением можно при помощи одних лишь репрессий. Результатом стало дальнейшее обострение ситуации в стране. Почувствовав, что он теря- 28 ет почву под ногами, А.Садат стал наносить удары по всем направлениям, 10 прибегнув в 1981 г. к массовым арестам . Вскоре после этого он был убит боевиками подпольной группировки «Джихад». После его гибели президентом АРЕ стал Х.Мубарак. Он выдвинулся в состав высшего руководящего эшелона в связи с заинтересованностью А.Садата в обеспечении поддержки со стороны армии. Выбор Х.Мубарака, объяснялся, с одной стороны, его высоким авторитетом в вооруженных силах и в стране в целом, приобретенным в результате успешных действий египетской авиации в ходе "октябрьской войны" 1973 г., а с другой, – представлением о нем А.Садата как о политически нейтральной фигуре, которая будет оставаться в тени президента. Х.Мубарак быстро вошел в узкий круг лиц, причастных к выработке решений, и за шесть лет пребывания на посту вице-президента приобрел 11 немалый политический опыт . В результате он оказался неплохо подготовлен к исполнению обязанностей главы государства, и страна после гибели А.Садата не оказалась ввергнутой в состояние хаоса, на что рассчитывали фундаменталисты. В течение всех лет пребывания на посту президента Х.Мубарак проявил себя как государственный деятель, способный правильно оценивать ситуацию и принимать продуманные решения. Его сильная черта – склонность к перспективному, стратегическому мышлению. В противоположность А.Садату, занимавшемуся текущими делами лишь несколько часов в день, Х.Мубарак пользуется репутацией интенсивно работающего администратора. В отличие от Г.А.Насера и А.Садата, он не является блестящим трибуном. Его авторитет зиждется на эффективности проводимого им курса, личной честности и бескорыстности, а также скромности в личной жизни. Хотя 12 Х.Мубараку уже более 70 лет, он отличается завидным здоровьем . В подборе руководящих кадров основной упор президент делает на профессионалов, шаг за шагом продвигавшихся по служебной лестнице и приобретавших необходимый опыт. Все они получили солидное образование: премьер-министр А.Обейд окончил Каирский университет по специальности «торговля и менеджмент» и защитил в Иллинойском университете диссертацию по менеджменту; бывший министром иностранных дел АРЕ в 1984-1991 гг. И.Абдель-Магид – выпускник юридического факультета Александрийского университета, защитивший в Сорбонне диссертацию по тематике «Международное право»; нынешний министр иностранных дел А.Муса учился на юридическом факультете Каирского университета; Б.Бутрос-Гали получил высшее образование на юридическом факультете Каирского университета и защитил в Сорбонне диссертацию по специальности «Международное право»; министр нефтяной промышленности И.Фахми окончил химическое отделение Инженерного института в Каире и защитился в Военной академии Насера по тематике «Национальное планирование». До назначения на пост премьера А.Обейд был министром по делам Кабинета министров, государственным министром административного развития и министром по делам госсектора; И.Абдель- 29 Магид и О.Муса – карьерные дипломаты; С.Фахми занимал должности заместителя председателя Госкомитета по нефти, а затем – президента Ближневосточной компании по переработке нефти. Вместе с тем остается вакантным пост вице-президента. Объясняется это, судя по всему, не опасениями Х.Мубарака относительно возможности появления конкурента, ибо позиции президента в истеблишменте весьма прочны, а среди населения он пользуется несомненным авторитетом, а тем, что он стоит перед необходимостью сделать выбор между представителем армии, продолжающей играть важную роль в политической жизни страны, и кандидатурой от набирающей силу и настаивающей на расширении своей представленности в элите национальной буржуазии. При Х.Мубараке стали уделять должное внимание соблюдению в руководстве страны конфессионального баланса. В правительство входит, по меньшей мере, один министр – копт (в нынешнем составе кабинета – Б.Бутрос-Гали, занимающий один из ключевых постов – министра экономики и внешней торговли). В Народном собрании и в правящей Народнодемократической партии (НДП) де-факто выделена квота для христиан. Из 77 членов Политбюро и Генсекретариата НДП 6 являются коптами. Решения по важнейшим вопросам по-прежнему остаются прерогативой лично президента, и к их выработке допущен узкий круг лиц. Так, в сфере внешней политики в их число в разное время входили политический советник президента У.эль-Баз, И.Абдель-Магид, О.Муса, Б.БутросГали, премьер-министры Ф.Мохи эд-Дин и К.Али. В то же время, в противоположность Г.А.Насеру и А.Садату, Х.Мубарак не стремится замкнуть на себе принятие всех относительно значимых решений, ограничиваясь, как правило, вмешательством в вопросы стратегического характера, и в большей степени, чем его предшественники, доверяя профессионалам. Серьезной проблемой продолжает оставаться негативно сказывающаяся на деятельности госаппарата так называемая шилля – система неформальных связей, основанных на патронаже либо личных взаимоот13 ношениях . Другую крупную проблему представляет коррупция. По оценке английского журналиста М.Хьюбенда, половина египетских чиновников 14 берет взятки либо имеет дополнительные незаконные источники дохода . Кроме того, как отмечает «Аль-Гумхурийя», для египетской бюрократии характерны слабость менеджмента, самонадеянность, равнодушие, пара15 лич и самовлюбленность . Важная роль в государственной системе отводится парламенту. Народное собрание – для оппозиции это трибуна, используя которую, она может публично выражать свои взгляды, а участие в выборах поддерживает у нее иллюзию возможности прихода на каком-то этапе к власти в стране легальным путем. В реальности же контроль над Народным собранием находится в руках истеблишмента и обеспечивается подавляющим преобладанием в нем депутатов от проправительственной НДП, председателем которой является Х.Мубарак. В нынешнем составе парламента 30 НДП принадлежит 95% мест . Один из недостатков этой системы – у руководства страны возникает соблазн игнорировать общественное мнение вместо того, чтобы завоевывать его симпатии. В целом же администрация при Х.Мубараке работает более эффективно, чем при его предшественниках. Ей удалось решить главную из стоящих перед страной задач – обеспечить превышение роста производства над приростом населения. Темпы увеличения валового внутреннего про17 дукта возросли с 1,9% в 1990 г. до 5,7% в 1998 г. И хотя в 1999 г. они несколько упали – до 5%, тем не менее продолжают существенно превы18 шать прирост населения, составляющий 1,6% в год . Как ожидается, в течение ближайших пяти лет Египту удастся сохранить уровень роста ВВП 19 в пределах 6% . Кроме того, налицо заметное снижение инфляции, составившей 4% (1999 г.), и сокращение дефицита платежного баланса до 20 3% ВВП (1998 г.) . Весьма важное значение имеет то, что курс на экономическую либерализацию, обеспечивающую повышение эффективности производства, проводится с учетом ее социальных последствий. Приватизация предприятий госсектора осуществляется постепенно, сопровождаясь комплексными мерами по поощрению частного предпринимательства и созданию новых рабочих мест. Поддерживается низкий уровень цен на основные продукты питания и медикаменты. Все это дает возможность избежать социальных потрясений и обеспечивает политическую стабильность. Вместе с тем уже в обозримом будущем египетской политической элите придется столкнуться с качественно новыми вызовами, и ее способность адекватно отреагировать на них будет во многом предопределять перспективы развития страны. Состоявшийся в сентябре 1999 г. общенациональный референдум по выборам президента (в ходе которого Х.Мубарак получил 94% голосов «за») показал, что на политической сцене Египта начинают звучать голоса 21 новых социальных сил . Впервые в избирательную кампанию наряду с официальными СМИ широко и по собственной инициативе включились представители деловых кругов, организовавшие выступления в поддержку Х.Мубарака. Можно ожидать, что сохранение высоких темпов народнохозяйственного развития будет вести к увеличению численности, укреплению экономических позиций и росту политического влияния национальной буржуазии и среднего класса. Это, скорее всего, повлечет за собою нарастание с их стороны требований дальнейшей либерализации, повышения роли легальных оппозиционных партий, отхода от нынешней практики «дозированной демократии». В то же время предоставление оппозиции большей свободы действий будет сопровождаться нарастанием критики и диссидентских настроений, что может негативно сказаться на политической стабильности. Тем не менее, дальнейшая демократизация отвечает интересам и самого режима, который по мере продвижения по пути реформ и снижения государственного вмешательства в экономику будет все больше терять в 16 31 глазах населения легитимность, связанную с патернированнием системы распределения. В повестку дня встанет вопрос об изменении «общественного договора» через ассоциирование реформ с демократизацией и подмену экономических обязательств государства обязательствами политическими. Этому, однако, будет препятствовать свойственное любой бюрократии стремление к сохранению структур, обеспечивающих ей власть и доходы, а не к внедрению новых форм политической жизни и экономической деятель22 ности . Это, естественно, не значит, что бюрократия вообще не способна принимать новые взгляды, но она готова это делать лишь постольку, поскольку их реализация окажется для нее безболезненной. Кроме того, в политической элите Египта назревает смена поколений. В настоящее время у власти в стране находятся деятели, получившие образование в 50-60-е годы. В силу как подготовки, так и жизненного опыта их экономическое мышление остается ориентированным на развитие непосредственно промышленности и сельского хозяйства. Им не так-то просто в полном объеме оценить стремительно возрастающее значение высоких технологий, инфраструктуры, информации. Но и перед молодым поколением встанет, хотя и в ином ракурсе, проблема адаптации мышления к современным реалиям, включая отказ от традиционных стереотипов отношения к профессиональным обязанностям. Египтянам, как отмечает египетский исследователь А.абу Зейд, в том случае, если какая-либо работа не сделана или сделана плохо, свойственно не винить в этом себя и не пытаться отыскать причины проис23 шедшего, а считать, что неудача произошла по воле Аллаха . Без преодоления подобного подхода идущая на смену нынешней элите молодежь едва ли сможет эффективно справляться со своими обязанностями. В конечном счете процессы глобализации в сфере высшего образования и информации повлекут за собою восприятие ею новых систем ценностей, что приведет к появлению у нее социокультурной «матрицы» современного типа. Но это, в свою очередь, приведет к разрыву с существующими традициями, следование которым до сих пор было константой политической жизни Египта. В результате может возникнуть проблема не только конфликта поколений внутри «правящего класса», но и возникновение культурного и психологического отрыва пришедшей к власти молодежи от основной массы населения. С необходимостью адаптации к современности столкнется, впрочем, не только политическая элита, но и египетское общество в целом. Однозначного ответа на вопрос, насколько мировоззрение, традиции, религиозные взгляды египтян окажутся способны к пластике, объяснению происходящих перемен и их восприятию, на данный момент не просматривается. Во всяком случае, многое здесь будет зависеть от осознания египетскими политическими институтами необходимости сосредоточиться в сфере идеологии и культуры на нескольких основополагающих принципах, оставив свободным остальное пространство для беспрепятственного развития творческих сил. 32 Тем не менее, как показывает опыт становления в XX в. современного Египта, его политическая элита и общество в целом способны к адаптации к новым реалиям и связанной с этим эволюции. И это, несмотря на всю сложность стоящих перед страной проблем, позволяет достаточно оптимистично смотреть на ее будущее. См.: Schulze H. Sadat der Ägypter. München, 1982, с. 45. См.: Дираса фи-ль-акаид ва-с-сияса аль-хариджийя. Бейрут, 1983, с. 23-51, 305-315. 3 См.: Ад-Диблумаси. Июнь 1999, с. 28. 4 Там же, с. 30. 5 См.: Political Encyclopedia of the Middle East. Jerusalem, 1999, с. 648. 6 Рамадан А.А. Мыср фи аср Ас-Садат. Каир-Бейрут, 1986, с. 145. 7 Hirst L., Beeson I. Sadat. L., 1982, с. 217. 8 The Middle East and North Africa. 1977-1978. L., 1977, с. 298. 9 Blaisse M. Anwar El Sadat. Letzte Bilder und Gespräche. Wien-MünchenZürich-New York, 1981, с. 13. 10 Там же, с. 75. 11 См.: Schulze H. Sadat der Ägypter, с. 275. 12 См.: Взгляд на Израиль. – 1999. – № 8. – С. 5. 13 Подробнее см.: Political ELITESin the Middle East. Wash., 1975, с. 83-108; Leonard B. In a Moment of Enthusiasm. Political Power and the Second Stratum in Egypt. Chicago, 1978, с. 65-88, 109-162; Ayubi N. Bureaucracy and Politics in Contemporary Egypt. L., 1980, с. 462-470; Comparative Studies in Society and History. Vol. 22. 1980, с. 42-77; Springborg R. Family, Power and Politics in Egypt. Sayed Marey-His Clan, Clients and Cohorts. Philadelphia, 1982, с. XXV-XXVIII, 49-114. 14 Financial Times. 11.05.1999. 15 Аль-Гумхурийя. 04.10.1999. 16 Financial Times. 11.05.1999. 17 A New Buiseness Environment for a Great Country. Cairo, б.г., с. 7; Независимая газета. 19.03.1999. 18 PM Communications Reporting. 14.11.1999, с. 2; Ближний Восток и современность. Вып. 6. – М., 1999. – С. 25-26. 19 РМ Communications Reporting. 14.11.1999, с. 2. 20 Там же. 21 Le Monde. 28.09.1999. 22 См.: Behrendt R. Soziale Strategie für Entwicklungsländer. Frankfurt, 1965, с. 78; International Journal of Middle East Studies. 1972, vol. 8, №1, с. 26. 23 См.: Time and the Scieince. P., 1979, с. 119-120. 1 2 33 В.А.Гранде ПРАВЯЩИЕ ЭЛИТЫ ОАЭ И КАТАРА: ПУТИ РАЗВИТИЯ В эпоху раннего средневековья на территории современной Аравии существовала весьма разветвленная общинно-родовая структура, которая скреплялась союзами родовых семейств (кланов), временами объединявшихся в крупные племенные союзы, а иногда, напротив, распадавшихся на отдельные «ветви», вступавшие время от времени в кровавую вражду друг с другом. Следует отметить, что в условиях сурового климата аравийских пустынь, кочевые племена беспрестанно мигрировали в поисках источников пресной воды, пастбищ для скота, других источников существования. Эти миграционные процессы, сопровождавшиеся частыми войнами между племенами, постепенным проникновением в эти районы турецких завоевателей, европейских колониальных экспедиций и т.п., привели к тому, что кочевники-бедуины со временем стали тяготеть к восточному побережью Аравийского полуострова, выходящему к Персидскому заливу. Часть из них перешла к оседлому образу жизни, превратившись в рыболовов, мореходов, ловцов жемчуга, купцов и т.д. В ходе этого процесса племена и объединения стали превращаться в те демографические структуры, которые в дальнейшем послужили основой для последующих государственных образований, возникавших в этом районе мира. К числу переселившихся на восток наиболее крупных племенных союзов Аравии относились Утуб, Бени Яс и Кавасим. С соперничеством этих племен, отпочкованием от них и выделением в самостоятельные общины отдельных племенных семейств исторически было связано появление в XVIII-XIX вв. эмиратов и княжеств Персидского залива на востоке Аравийского полуострова. Наиболее устойчивыми оказались 10 семейств, составляющих ныне основу государственной структуры современных Кувейта, Бахрейна, Катара и семи эмиратов, образовавших в 1971 г. федеративное государство Объединенные Арабские Эмираты. Продолжительность их правления – более двух столетий – беспрецедентна в истории Аравии. Из племен объединения Утуб вышли династии Аль Сабах (нынешние правители Кувейта) и Аль Халифа (правители Бахрейна), которые, согласно арабским и западным источникам, находились в отдаленном родстве с семейством Аль Сауд из Неджда (современная Саудовская 1 Аравия) . 34 Шейхи семейства Аль Сабах сумели к середине XVIII в. создать в районе своего проживания весьма сильную по тем временам власть, а возглавленный ими союз племен оказался настолько жизнеспособным, что смог успешно противостоять всем вызовам того времени (борьба с другими племенными союзами, притязания ваххабитов, попытки турок и др. захватить места проживания Аль Сабахов). Во второй половине XVIII в. родственная семейству Аль Сабах ветвь племенного союза Утуб – семейство Аль Халифа – откололась от него и переселилась на п-ов Катар. С семейством Аль Халифа связано образование государства Бахрейн. Имея крупный флот, в 1783 г. оно с помощью своих союзников по племенному объединению Утуб, в том числе Аль Сабах, нанесло поражение персам и захватило бахрейнские острова. Таким образом, правящие семейства нынешних государств Катара и ОАЭ происходят из племенных союзов Бени Яс и Кавасим, обосновавшихся с середины XVIII в. в южной части Персидского залива. Самыми влиятельными из 15 племен, входивших в Бени Яс, считались Бу Фалях и Бу Фаляса, которые образовались на территории нынешних ОАЭ. В 1833 г. племя Бу Фаляса во главе с родовым кланом Мактум выделилось из Бани Яс в самостоятельный эмират Дубай. Этот второй по значению эмират ОАЭ и по настоящее время возглавляется шейхами-выходцами из этого рода. Что касается нынешних правителей самого крупного эмирата, Абу-Даби – Нахаянов, то они ведут свою родословную от племени Бу Фалях, насчитывавшего к середине 70-х го2 дов 12 тыс. членов . Племенное объединение Кавасим – одно из самых многочисленных и воинственных на южном и юго-восточном побережьях Аравийского полуострова. Оно имело самый крупный флот в Персидском заливе и в XVIII в. пользовалось большим влиянием в этом районе. Однако изза расселения племен Кавасим на большой территории и частых войн, в том числе с англичанами, это объединение не сыграло столь важной роли, как союзы Утуб и Бани Яс, в более позднем процессе складывания обособленных политических образований в виде эмиратов и шейхств восточной оконечности Аравии. Выходцы из Кавасим сохранили свое положение правящего семейства только в эмиратах Шарджа и Рас-эль-Хайма, занимают видные позиции в Омане и отчасти в Катаре. Племена, входившие в союз Бани Яс, обосновались в тогда еще небольшом населенном пункте Абу-Даби, в районах оазисов Лива и Бурайми; племена, входившие в союз аль-манасир, расселились в районе оазиса Лива и на пастбищах Эд-Дафры; племена, входившие в союз ад-давахер, заняли часть оазиса Бурайми с поселком Эль-Айн; наконец, племена, входившие в союз аль-авамер, расселились вдоль границы с Оманом, а частично в районе оазиса Бурайми и Эд-Дафры (и несколько южнее). Часть племен из союза Бени Яс (например, аль-буфалах) обосновалась на территории Дубая; здесь они (после прихода сюда племен 35 судан, аль-мура и др.) заняли господствующее положение. В Шардже наряду с некоторыми племенами из союза Бани Яс прочное место заняли члены племени Кавасим; здесь же нашли себе место племена из союза ан-наим (аль-бушамис, аль-бухрейбат и аль-хаватер) и независимые племена – аль-али, бани-кутб, аш-шауми, аль-авамель и др. В Рас-эль-Хайме наряду с племенем Кавасим видную роль стали играть отдельные племена из союза Бени Яс (судан, аль-бумахейр и др.), а также племя аль-али. Последнее заняло прочные позиции в Аджмане, соседствуя с племенем ан-наим. В Фуджайре господствующее положение заняло племя шаркийин, а в Умм-эль-Кайвайне – племена судан (из союза Бени Яс) и аль-али. С течением времени в процессе разложения традиционной родоплеменной организации многие племена стали переходить из одного союза в другой, территориально перемешались и потеряли свою обособленность. В результате этого их группировки начали все более отчетливо принимать характер политических и религиозных объединений, чему во многом способствовало то обстоятельство, что члены одних племен исповедовали ибадизм, другие – ваххабизм и т.д. В дальнейшем подобного рода смешение повлекло за собой для многих племен прямую потерю членов и даже целых родов, ушедших из насиженных мест на жительство в крупные населенные пункты; правда, формально они продолжали оставаться членами конкретных племен. И в настоящее время большая часть коренного населения ОАЭ считает необходимым хотя бы номинально числиться за теми или иными племенами, хотя бы формально считаться с их обычаями и нравами. Особенно это относится к верхушке местного общества – к правящим фамилиям, ближайшему их окружению, видным представителям родовой аристократии. Пережитки минувших веков и патриархальных традиций еще настолько прочны, что местной демографической статистике удалось собрать данные о численности отдельных племен, расселенных на территории ОАЭ. Согласно этим данным, в семи эмиратах в 1968 г. насчитывалось немногим более 70 тыс. членов различных племен (примерно 40% коренного населения), в 1978 г. – 100 тыс. (32%), в 1996 г. – 80 тыс. чел. (43%) (см. табл.). Нынешние правители Катара из семейства Аль Тани, вышедшего из племени Тамим, проживавшего в южных районах Неджда, переселились на полуостров в начале XVIII в. и постепенно установили здесь свое верховенство в борьбе с другими племенами, в том числе с Джа3 ляхими, входившим в объединение Утуб . Таким образом, в условиях заторможенности государственнополитических процессов на Аравийском полуострове сохранялась традиционная общественная структура, при которой такая категория, как племя/семья, играла решающую роль в производственных отношениях. 36 Эта же категория определяла и дальнейшее политическое развитие аравийского общества от племенного строя к государственности. Племена, роды ахбаб аль-али Всего 347 5118 аль-авамир бидуват даханима лахабабиа давахир гафала хамус, дахурия бани-джабир бани-кааб 1892 499 7333 19 3102 296 6177 81 717 мухариза манасир масафара мазари 351 3607 72 3044 ан-наим 2334 наджадат нагбийин кавасим 793 1905 4881 бани китаб кувайд шахаира аль-бушамис 2370 195 84 2438 шаркийин бани яс зааб прочие 8809 10465 3225 6294 В том числе В Абу-Даби В Умм-эль-Кайвайне В Рас-эль-Хайме В Абу-Даби В Дубае В Рас-эль-Хайме В Фуджайре В Абу-Даби В Умм-эль-Кайвайне В Рас-эль-Хайме В Абу-Даби В Абу-Даби В Шардже В Рас-эль-Хайме В Абу-Даби В Шардже В Абу-Даби В Рас-эль-Хайме В Аджмане В Рас-эль-Хайме В Абу-Даби В Шардже В Шардже В Рас-эль-Хайме В Шардже В Шардже В Рас-эль-Хайме В Дубае В Шардже В Фуджайре В Абу-Даби В Дубае В Шардже В Рас-эль-Хайме В Рас-эль-Хайме В Шардже В Дубае Таблица 319 2862 1445 1721 450 551 8 2844 127 5845 49 217 197 312 3224 39 1287 1062 616 968 662 1345 3592 1055 1458 162 69 769 689 8372 4597 3913 1424 2455 2366 1280 1194 Всего 76448 Источник: Егорин А.З., Исаев В.А. Объединенные арабские эмираты. – М., 1997. – С. 89. 37 Основу общественного строя эмиратов залива составляли тогда две традиционные категории – семья и племя. Вокруг этих же категорий строились и производственные отношения. Главными занятиями населения были добыча жемчуга, торговля, скотоводство и в меньшей степени земледелие. Вплоть до начала экспорта нефти и вызванных ею бурных социальных процессов в среднем около 70% населения района Персидского залива составляло кочевое и полукочевое бедуинское население, которое преобладало во внутренних, в основном пустынных, территориях АбуДаби, Дубая, Катара и других эмиратов. Даже оседлые городские и сельские жители прибрежных районов в той или иной мере сохраняли прежние племенные связи. Место семьи как основной хозяйственной ячейки общества определялось ее положением как владельца средств производства. Это особенно проявлялось в такой ведущей отрасли, как добыча жемчуга – промысел, которым семьи занимались коллективно. Глава семьи отдельно или на паях со своими братьями владел лодками, а остальные ее члены, ближайшие или дальние родственники, занимались собственно промыслом. Такая система обеспечивала, с одной стороны, монолитность семейства с точки зрения экономической взаимозависимости его членов, а с другой – абсолютную власть его старейшины. При всей своей архаичности такая система основывалась как на экономических, так и на внеэкономических методах – кровном родстве, обычаях, традициях и т.п. К числу сравнительно состоятельных слоев общества относились городские торговцы-ростовщики, в руках которых находилась монополия на финансирование практически всех видов трудовой деятельности. Они владели недвижимостью, в том числе сельскохозяйственными участками, приобретенными или же полученными в дар от правителей и шейхов. Особенно сильное влияние торговая прослойка оказывала на экономическую жизнь более оседлых обществ Дубая, Аджмана и Катара, правители которых традиционно были тесно связаны с торговлей. Самое могущественное племя признавалось носителем власти в общине, представителем ее суверенитета. Верховный шейх такого племени являлся правителем того или иного княжества, получив на это полномочия от своих родственников и приближенных. Понятие законности власти было связано не столько с личностью самого правителя, сколько с авторитетом и богатством правящего племени или рода, из которого он происходил. Поэтому здесь можно говорить скорее о традиционной преданности власти избранного племени, чем о личной лояльности правителю. Об этом свидетельствуют нередко имевшие место случаи убийств правителей членами их же семей и дворцовые перевороты, в результате которых власть в княжествах переходила от одной ветви правящего семейства к другой. Верховный шейх господствующего племени или союза племен был полновластным правителем на территории своего княжества. По своему 38 усмотрению или после консультации с другими шейхами он распоряжался землей и природными богатствами, формально считавшимися коллективной собственностью племенной общины. Администрации как таковой долгое время не существовало – ни центрального правительства, ни местных органов. Практически единственным органом был коллективный совет (маджлис) при правителе, состоявший из родовитых шейхов племен, их ближайших родственников и советников. Маджлис по традиции собирался на заседания раз в неделю, в то время как правитель принимал своих соплеменников ежедневно, в чем заключался принцип племенной демократии, известный в исламе под названи4 ем «шура» . Во внутренних районах эмиратов власть принадлежала назначавшимся правителями местным шейхам, которые не являлись государственными чиновниками, существуя за счет части налогов, собираемых с населения. Правители княжеств в городах и шейхи на местах считались высшей судебной инстанцией при рассмотрении всех гражданских споров и уголовных дел. Существовали также шариатские суды, в компетенцию которых входило в основном решение гражданских дел, связанных с заключением брака, разводами и наследованием имущества, а также так называемые профессиональные суды для рассмотрения ремесленных конфликтов, например, между ловцами жемчуга и владельцами лодок. Внутренняя трансформация арабских обществ Персидского залива началась неодновременно, но этот процесс имел один общий катализатор. Таким мощным катализатором явилась нефть, вызвавшая скоротечные социально-экономические сдвиги и породившая потребность перестройки всей системы общественных отношений. Правда, некоторая модернизация средневековой системы правления проводилась в преднефтяную эпоху, но эти процессы протекали крайне медленно. Эволюция эмиратов и княжеств Персидского залива шла вначале по пути административных реформ. С конца 20-х-начала 30-х годов такие реформы стали проводиться на Бахрейне, затем на рубеже 30-40-х 5 годов – в Кувейте и только в 60-х годах – в княжествах Катар и Абу-Даби . Развитие администрации в княжествах Персидского залива шло по линии создания неизвестного им ранее аппарата государственных финансов, а также департаментов по социальным вопросам. Вместо назначавшихся правителями чиновников (мухтаров) в городах создавалась система муниципальных органов. Особое распространение они получили в княжествах Дубай, Шарджа и на Бахрейне. Многовековой социально-экономический застой, характерный для Катара и ОАЭ в донефтяную эпоху, сменился в послевоенные годы чрезвычайно быстрой ломкой традиционной экономической, а вслед за ней и социальной структур под влиянием капиталистического развития. Тем не менее, оформление государственности и переход к государственному управлению на основе конституций или уподобляемых им документов не смогли коренным образом изменить основы политического 39 строя Катара и ОАЭ, с помощью которых правящие семейства обеспечивали свое привилегированное положение в обществе. На вершине правящей иерархии стоят и поныне наследственные династии шейхов – правителей эмиратов, которые разрослись в 60-90-е годы, образовав устойчивые и разветвленные семейные кланы, прямо или косвенно контролирующие практически все сферы жизни аравийских государств. Скрепленные общностью корпоративных интересов, члены семейных элит представляют в своих странах довольно монолитное ядро всей государственно-политической структуры. Уникальность этого явления состоит не только в многочисленности правящих семейств Аравийского полуострова, особенно на фоне сравнительно малочисленного населения, но и в том, что в их руках оказались огромные нефтяные богатства. Правящие семейства Аравии, имеющие широкие связи во всех социально активных слоях общества, представляют собой своего рода надгосударственную политическую систему в миниатюре, механизм действия которой целиком подчинен главной цели – сохранить контроль за социально-политическими процессами, одновременно приспосабливаясь к ним. Каждая из аравийских династий имеет свой теневой семейный совет, на заседания которого выносятся наиболее важные государственные вопросы. Решения принимаются, как правило, путем консенсуса, поскольку неурегулированные разногласия грозят вылиться за рамки правящих семейств и превратиться во внутриполитический конфликт, представляющий угрозу всей системе. Осознание этого факта членами аравийских династий лежит в основе внутрисемейных компромиссов и предопределяет стремление к сохранению, по крайней мере, внешней солидарности при принятии крупных политических решений. В основе влияния отдельных представителей правящих кланов и их ответвлений в вопросах выработки внутренней и внешней политики этих стран, как и большинства других правящих династий Аравии, лежит племенной признак, т.е. знатность или почетность того или иного племени, к которому он принадлежит. Бедуинская опора продолжает иметь для них решающее значение, несмотря на то, что сама племенная структура аравийских обществ подверглась заметной эрозии в процессе модернизации 6 экономического базиса . Бурная урбанизация, развернувшаяся в странах Аравийского полуострова в 70-90-е годы, сопровождалась постепенным разложением племенной общины. Однако это не означало исчезновения самих племенных связей, которые сохраняли свою живучесть и продолжали оставаться на практике одним из социальных критериев общественных отношений. Персонифицированная форма правления, основанная на племенной структуре, отчетливо проявляется в эмиратах и княжествах Аравийского полуострова, за исключением Кувейта и Бахрейна. В Абу-Даби и особенно в Шардже, Рас-эль-Хайме, Аджмане, Умм-эль-Кайвайне и Эль-Фуджайре 40 оседлые сельскохозяйственные и кочевые пастушеские племена сохранялись до середины текущего столетия в почти первозданном виде. Однако, несмотря на то, что в течение 70-90-х годов патриархально-племенной уклад перестал быть господствующим в экономике, правители этих княжеств, объединенных в федерацию арабских эмиратов, оставались не номинальными, а фактическими главами ведущих племен. В условиях запрета на деятельность любых политических партий и общественных организаций функционирование аравийских эмиратов осуществлялось не только путем сосредоточения всей полноты принятия государственных решений в рамках семейных советов при поддержке традиционных бедуинской и шариатской элит. Видные члены правящих семейств были широко представлены в правительстве, занимали руководящие посты во всех высших и средних звеньях государственного аппарата, в армии, в силах безопасности, в различного рода подконтрольных властям социально-благотворительных организациях и клубах. Таким образом поддерживался прямой надзор за исполнением принимаемых решений, а также обеспечивалась действенность развитого репрессивного аппарата. Простой анализ поименного состава правительств ОАЭ и Катара показывает, что ключевые посты (премьер-министра, министров обороны, иностранных дел, внутренних дел и др.) сосредоточены в руках ближайших родственников верховных правителей. В наиболее откровенном виде семейная монополия на высшие государственные органы существует в Катаре, где из 24 членов правительства 14 являются членами династии Аль Тани. В ОАЭ и Бахрейне на представителей правящих семейств при7 ходилось около половины правительственных постов . В ОАЭ в конце 80-х годов из 22 министерских постов 12 принадлежали членам семейств Аль 8 Мактум, Аль Нахаян, Аль Мааля и Аль Касими . В целом племенная аристократия уже превратилась в привилегированную, наделенную политической властью часть крупной местной буржуазии. К ней примыкает и постепенно экономически сливается крупная буржуазия, сформировавшаяся за счет выходцев из традиционной купеческо-ростовщической прослойки. Эта часть традиционного правящего класса, подвергшаяся значительной капиталистической трансформации, уже не препятствует становлению новых экономических отношений, хотя и не борется за уничтожение устаревших, отживших. Она выступает за сохранение старой идеологии, надстроечных учреждений, норм, которые призваны сохранить за ней освященные традицией социальные привилегии в новых условиях рыночных отношений. Верхушка правящего класса пополняется, кроме того, за счет представителей непривилегированных сословий, а также натурализовав-шихся (получивших подданство) выходцев из других арабских стран и Ирана. Эта часть крупной буржуазии занимает подчиненное положение и вынуждена, как правило, искать опоры у представителей правящей элиты, привлекая 41 их в качестве акционеров-учредителей, неофициальных патроновпокровителей. В то же время личная уния путем заключения брака между представителями элиты и низших сословий до сих пор практически исключается. Так, в ОАЭ местная крупная буржуазия ведет свое начало из Дубая, который еще до начала «нефтяного процветания» ОАЭ был одним из главных торгово-транзитных центров района Персидского залива. Именно здесь нашли прибежище местные и приезжие крупные дельцы-учредители первых в стране торговых домов и кредитно-финансовых контор; впоследствии они влились в состав местной и федеральной бюрократии. К их числу принадлежат бахрейнец Мухаммед Махай ат-Таджир (мультимиллионер, дипломат, глава департамента по нефти, директор «Дубай Петролеум Компани», «Нэшнл Петролеум Компани», «Нэшнл Банк оф Дубай» и т.д.), суданец Камаль Хамза (миллионер, владелец недвижимости в Дубае), палестинец Ахмед Атти Битар (миллионер, дипломат, крупный чиновник), Мухаммед аль-Муалла (миллионер, глава Торговой палаты Дубая), Салех Пса Гург (миллионер, крупный чиновник), Сейф аль-Гураир, Маджид аль-Гураир, Абдаллах аль-Гураир, Джума аль-Маджид, Мухаммед Салех Заравани и др. В 1971 г. в эмирате Дубай насчитывалось 60 миллионеров, в конце 70-х годов – более 100, в середине 90-х – более 200. После открытия нефти в Абу-Даби также начала быстро расти собственная крупная буржуазия. Число миллионеров, из которых многие вскоре заняли высокие государственные посты, в начале 70-х годов определялось в два-три десятка, а в середине 90-х годов их было уже две-три сотни. Среди них наиболее видное место занимали финансист и предприниматель Мана Сайд аль-Утейба (ставший министром нефти и природных ресурсов ОАЭ), не менее крупный коммерсант Ахмад Халифа ас-Сувейди (министр по делам президентства, а затем министр иностранных дел ОАЭ), Мухаммед Хабруш, Мухаммед аль-Кинди и др. В 80-х годах крупная буржуазия появилась также в эмиратах Шарджа, Аджман, Умм-эль-Кайвайн, Рас-эль-Хайма и Фуджайра. В Шардже, например, заметную роль в экономической и политической жизни играют многочисленные представители двух семейств – аль-Мадфа и Тариам. И здесь миллионеры-предприниматели стали крупными чиновниками. Так, Ибрагим бен Мухаммед аль-Мадфа стал руководителем канцелярии эмира, Касем бен Сейф аль-Мадфа – секретарем Совета при эмире, Иса альМадфа возглавил местное таможенное управление, Абд аль-Азиз бен Хасаи аль-Мадфа – местный департамент нефти и природных ресурсов, Хамад бен Абд ар-Рахман аль Мадфа стал послом ОАЭ в США, Омран Тариам возглавил местный департамент труда и социального обеспечения, а его брат Абдаллах занялся делами местного департамента образова9 ния, а затем стал министром образования ОАЭ . В целом верхушка бюрократической буржуазии и связанные с ней тесными деловыми и родственными узами представители местной круп- 42 ной олигархии играют роль главной социальной опоры господствующего в ОАЭ режима. Национальная статистика ОАЭ не включает в состав местного самодеятельного населения представителей родоплеменной аристократии, в том числе тех из них, которые возглавляют правящую элиту федерации и оказывают огромное влияние на всю экономическую, политическую и духовную жизнь ОАЭ. К ним относятся представители семейств (родов), занявших ведущее место в Абу-Даби – Аль Нахаян (из племени аль – буфалах), в Дубае – Аль Мактум (из племени аль-буфаласа), в Шардже – Аль Касими (из племени кавасим), в Аджмане – Аль Найми (из племени аннаим), в Умм-эль-Кайвайне – Аль Маалла (из племени ан-наим), в Расэль-Хайме – Аль Касими (из племени кавасим), в Фуджайре – Аль Шарки (из племени шаркийин). Сюда же следует включить представителей таких семейств (родов), как Аль Маанэ (из племени аль – бумендер), Аль Хну (из племени аль-бадер), Аль Хамис (из племени лез). Известно более или менее точно несколько сот шейхов из этих семейств (родов), но общее число членов старой родоплеменной аристократии составляет несколько тысяч. В резко изменившихся под влиянием «нефтяного процветания» социально-экономических условиях родоплеменная аристократия продемонстрировала большую жизнеспособность и ныне является основной 10 силой «эмиратизации» когда-то пиратского края . В Катаре большое влияние на принятие правительственных решений по финансовым и экономическим вопросам оказывали лидер торговых кругов Абдалла Дервиш, сколотивший себе колоссальное состояние на посредничестве между нефтяными компаниями и правящим семейством, семейства Манна, Сувейди и другие, имевшие своих представителей в правительстве на постах министров транспорта и коммуникаций, труда и социальных дел, здравоохранения. Тем не менее, в ОАЭ и Катаре (в гораздо меньшей степени) отличительной чертой 80-90-х годов стала тенденция к уменьшению числа выходцев из правящих семейств в высшем звене бюрократического аппарата. Очевидно, что монархи, принцы и шейхи, сохраняя за собой важные места в правительствах, все-таки вынуждены сегодня вручать часть министерских портфелей представителям крупной и средней буржуазии и, более того, технократам, способным и опытным специалистам – выходцам из новых групп средних слоев городского общества, получившим хорошее образование и доказавшим свою лояльность. Другая важная тенденция заключается в том, что и сами правящие элиты, включающие и членов монархических семей, и высших государственных чиновников из других социальных слоев, также переживают сейчас своеобразное переходное состояние. Не только высшие чиновники – представители буржуазных кругов, но и члены монархических кланов активно занимаются предпринимательской деятельностью. Они используют свое положение, несмотря на то, что в аравийских монархиях государственным чиновникам, занимающим высокие посты, официально запре- 43 щено заниматься частным бизнесом, связанным как-либо с государственной службой. В этом бизнесе активно участвуют также члены правящих семей, не занимающие государственные посты, но обладающие влиянием. Они могут быть партнерами крупных национальных бизнесменов, могут устраивать государственные заказы иностранным фирмам, могут иметь свое собственное дело. Особое место занимают крупные местные и иностранные чиновники. Эта категория составляет 8-12% самодеятельного населения (3-5% всего населения). Вместе с наиболее значительными предпринимателями и торговцами они образуют верхушку средней буржуазии и крупную буржуазию. Средние слои местной буржуазии – часть торговцев, крепнущая сельская буржуазия, владельцы небольших предприятий и мастерских в сфере услуг – также получают немалые выгоды от правительственных мероприятий по регулированию экономического развития, направленных на создание максимально благоприятных условий для частного предпринимательства. Несмотря на все более проявляющуюся тенденцию проникновения этих слоев в кабинеты министров ОАЭ и Катара, характер власти в обеих странах к исходу XX в. практически не претерпел каких-то коренных изменений. Все дело в том, что, во-первых, представители правящих семей сохраняют за собой важнейшие министерства, а также осуществляют губернаторскую власть. Во-вторых, включение представителей буржуазии и средних слоев городского общества в бюрократическую элиту рассматриваемых стран не являлось результатом политического давления со стороны этих слоев населения, а было лишь практической необходимостью привлечения компетентных специалистов для руководства современными отраслями экономики. В-третьих, было бы неверно преувеличивать значение появления в правящей прослойке выходцев из средних слоев городского общества или чиновничества. История знает достаточно фактов выдвижения представителей низов в ряды служилой аристократии в феодальной монархии и в буржуазном государстве, что никак не свидетельствовало об изменении характера этих режимов. В-четвертых, эти новые представители верхушки государственного аппарата не принимают политических решений в условиях неограниченной монархической власти, а являются только высокопоставленными исполнителями решений, приня11 тых монархом и его неофициальным окружением . Во многом сохранению такой ситуации способствуют положения конституций Катара и ОАЭ, которые утверждают неравноправные отношения между исполнительной властью и действующими институтами сословного представительства. Сложившиеся в Катаре и ОАЭ механизм осуществления государственной власти и политический режим не подлежат регулированию законодательным путем как ввиду неразвитости законодательства по вопросам государственного строя, так и по причине глубоко укоренившихся религиозных и племенных традиций. Именно этот механизм функциониро- 44 вания и поддержания такого уникального в своем роде патерналистского типа монархий определяет застойность внутриполитических процессов в этих странах, их особое положение среди развивающихся государств. Совокупность методов сохранения верховной власти, входящая в понятие политического механизма функционирования монархий, в той или иной степени характерна для всех нефтяных государств Аравии и цементирует их правящие семейства в единый господствующий слой. Установленный им политический режим по-прежнему строится на жестких иерархических принципах, в основе которых остаются исторические, племенные и религиозные устои. Поэтому для каждой из правящих семей Аравии особо важное значение имеет династическая солидарность, которая особенно ярко проявляется во время тех или иных кризисных ситуаций либо при необходимости решения вопросов престолонаследия. Например, в Катаре исторически в династии Аль Тани сложились три линии престолонаследия – Бени Хамад (ведущая ветвь), Бени Али и Бени Халед. Представителями этих трех ветвей являются: пришедший к власти в 1972 г. в результате дворцового переворота глава государства шейх Халифа ибн Хамад, бывший правитель Катара, его двоюродный брат шейх Ахмед ибн Али и министр экономики и торговли шейх Насер ибн Халед. Многолетнее соперничество между этими тремя ветвями воздействует на ситуацию в правящей элите страны как дестабилизирующий фактор, вынуждающий членов семейства постоянно заботиться о сохранении установившихся внутренних династических балансов. Поэтому когда сын шейха Катара Хамад бин Халифа в июне 1995 г. произвел дворцовый пе12 реворот, отстранив от власти своего отца шейха Халифу бин Хамада , это не вызвало серьезных разногласий не только в правящей семье Катара, но и среди правителей других монархических домов Аравии. По всей видимости, такое развитие событий было связано и с тем, что шейх Халифа в начале 90-х годов стал предпринимать некоторые внешнеполитические шаги (фактическое признание Израиля, пограничные конфликты с Саудовской Аравией и др.), предварительно их не согласовав с мощным кланом Саудидов. Остро стоит вопрос о передаче власти в ОАЭ, где глава Абу-Даби шейх Заид бен Султан Аль Нахаян уже 5 раз был переизбран на пост этого федеративного государства. Возможный уход шейха Заида, который 13 родился, по разным источникам, в 1916 г., 1918 г. и даже в 1924 г. , способен повлечь за собой серьезную дестабилизацию в ОАЭ. Вследствие преклонного возраста президента государства, усилилась борьба между сыновьями шейха Заида Халифой, Мухаммедом и Султаном, которая чревата возникновением в стране острой конфликтной ситуации в связи с тем, что первый из претендентов является наследным принцем и занимает пост заместителя главнокомандующего вооруженными силами страны, второй – начальник генерального штаба, а третий – вице-премьер. Помимо этих трех принцев, вокруг которых группируются 19 приближенных к власти сыновей шейха Заида (из 40 детей президента ОАЭ), в 45 политической игре участвует «дубайская партия» во главе с министром обороны ОАЭ шейхом Мухаммедом Аль Мактумом – племянником шейха Заида. Весьма активны также госминистр иностранных дел шейх Хамдан бен Заид и министр информации и культуры шейх Абдалла бен Заид, поддерживающие шейха Мухаммеда бен Заида. Этой группировке противостоит наследный принц Дубая Мухаммед бен Рашид, поддерживающий шейха Халифу бен Заида, позиции которого ослаблены из-за его проегипетской ориентации. Не сказал своего последнего слова и шейх Султан бен Заид – сильный политик и, по некоторым данным, самый богатый принц в клане Нахаянов. В тени остается еще одно действующее лицо – глава общей разведки шейх Хиза бен Заид. До недавнего времени он формально подчинялся правительству. Но в последнее время получил прямой выход на президента. Поддержка Хизы может сыграть решающую 14 роль в приходе к власти любого из претендентов на престол . Представляется, однако, что до раскола ОАЭ дело не дойдет, т.к. страна за время своего почти 30-летнего существования уже выработала инструменты разрешения острых внутренних ситуаций, грозивших негативными последствиями. Достаточно вспомнить в этой связи выход из конфликтного положения в 1976 г., когда шейх Заид, недовольный медленными темпами централизации, угрожал отказом от продолжения исполнения обязанностей президента страны, или предпринятую в июне 1987 г. в Шардже попытку переворота, когда Совет правителей ОАЭ сумел разрешить конфликт между главой Шарджи шейхом Абдель-Азизом и его 15 братом шейхом Султаном . К тому же никому из правителей ОАЭ не выгодно «раскачивать лодку», а коренные жители, привыкшие к социальным благам, поступающим от правящих семей, могут просто не понять частую смену политического лидера федерации, привыкнув за многие десятилетия отождествлять власть с определенными представителями правящих семейств. Такая персонифицированная форма правления, основанная на племенной структуре, особенно проявляется в эмиратах и княжествах Аравийского полуострова, за исключением Кувейта и Бахрейна. Опорой главы государства ОАЭ шейха Абу-Даби Заида по-прежнему является союз племен Бени Яс, хотя сам правящий клан, возглавляемый им, сравнительно небольшой. Он насчитывает около 1 тыс. членов. Примерно такой же численности и правящий дом в княжествах Шарджа и Расэль-Хайма, которые возглавляют шейхи группы племен Кавасим. Что касается Аджмана, Умм-эль-Кайвайна и Эль-Фуджайры, то их правители возглавляют доминирующие племена ан-нуайми, аль-али и аш-шаркийин, 16 каждое численностью от 2 тыс. до 8 тыс. человек . Бедуинская прослойка аравийских обществ, выступающая за сохранение в неприкосновенности вековых устоев жителей пустыни и всего общества, остается не только политической, но и военной опорой правящих династий. Гвардия, силы внутренней безопасности составлены в этих странах, как правило, из хорошо обученных и оснащенных оружием само- 46 го современного типа членов различных бедуинских племен. Так, в Катаре национальные силы безопасности – опора правящего режима – составлены из наиболее воинственных племен инонационального (саудовского, йеменского, белуджийского) происхождения и возглавляются наследным принцем. Аналогичная ситуация прослеживается в различных княжествах ОАЭ. В целом можно сказать, что развитие правящих элит нефтяных монархий пошло по пути сращивания правящей традиционной элиты с крепнущей местной буржуазией. От своего имени, а чаще всего через подставных лиц или посредников члены правящих аравийских семейств скупают внутри своих стран контрольные пакеты акций крупнейших банков, национальных и смешанных с иностранным капиталом компаний. Таким образом они многими видимыми и невидимыми нитями связаны с крупной местной буржуазией, а через нее – с международным капиталом. Несмотря на постепенное подключение к правящим элитам Катара и ОАЭ представителей современной технократии, отражающих интересы верхних слоев крепнущей торгово-финансовой буржуазии, действия политического механизма этих стран, как и их надстроечные институты, мало изменились. Система правления в своей основе остается патерналистской, основанной на союзе правящих семейств с наиболее консервативными силами общества. Этот союз подкрепляется своеобразной закрытостью местного общества, отличающегося строгостью религиозных предписаний, устойчивостью вековых традиций, поддерживаемых к тому же правящими элитами. Понятно, что в такого рода общества с большим трудом могут проникнуть идеи парламентаризма западного типа, не говоря уже о каких-либо революционизирующих идеях. Стремление к поддержанию такой ситуации заметно по многочисленным официальным документам, включая даже планы социальноэкономического развития обеих стран, в которых многократно встречается термин «социальный мир», под которым априори понимается стремление властей решать почти исключительно проблемы коренных жителей, а не всего населения. В специфических условиях этих стран, где иностранцы, не имеющие местного гражданства, составляют большинство всего населения, такая политика неизбежно ведет к превращению граждан нефтяных монархий в привилегированную элиту. Она безусловно снимает значительную часть социальной напряженности внутри местной общины, но одновременно обостряет противоречия между нею и иностранцами, тем самым противопоставляя их друг другу. Объективно, со временем прямым следствием этого процесса может стать дестабилизация внутри политической ситуации в Катаре и ОАЭ. Кроме того, социальная дифференциация и вся совокупность общественных процессов, происходящих под сильным воздействием современных товарно-денежных отношений, заставляют правящую элиту все чаще задумываться о будущем государственно-политического развития, поскольку самое острое противоречие заключается в необходимости 47 включения Катара и ОАЭ в современное общество XXI в. при сохранении архаичной монополии правящих семейств этих стран на политическую власть и конституционное право. Георгиев А.Г., Озолинг В.В. Нефтяные монархии Аравии. Проблемы развития. – М., 1983. – С. 11. 2 Там же, с. 12- 13. 3 Исаев В.А., Филоник А.О. Государство Катар: Проблемы развития. – М., 1999. – С. 9. 4 Георгиев А.Г., Озолинг В.В., указ. соч., с. 31. 5 Там же, с. 32. 6 Страны Ближнего Востока. – М., 1998. – С. 131. 7 Там же, с. 133. 8 Родригес А.М. Нефть и эволюция социальных структур аравийских монархий. – М., 1989. – С. 178-179. 9 Егорин А.З., Исаев В.А., указ. соч., с. 98-99. 10 Там же, с.99. 11 Родригес А.М., указ. соч., с. 180. 12 The Middle East and North Africa, 1997, London, 1997, с. 347. 13 Егорин А.З., Исаев В.А., указ. соч., с. 8. 14 Пульс планеты, 27.01.2000, с. СВ-7. 15 Егорин А.З., Исаев В.А., указ. соч., с. 52,56. 16 Георгиев А.Г., Озолинг В.В., указ. соч., с.94. 1 48 Е.А.Захаров ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ ЛИВИИ Судьба определила так, что в XX веке, как и в предыдущих четырех столетиях, ливийцам пришлось упорно бороться за свою свободу и независимость и нести неисчислимые жертвы. Причем перелистывать страницы своей летописи века суждено было лишь горстке великих сынов пустыни, из которых история выделила Ахмеда аш-Шерифа, Омар аль-Мухтара, Идриса ас-Сенуси и Муаммара аль-Каддафи. Все они были одинаково непреклонными в своей политической деятельности и фактически в течение всего века находились в фокусе мировой прессы, под пристальным вниманием международной общественности. Вместе с тем эти великие ливийцы, делавшие на полях политических и военных сражений историю своей родины, были похожими и непохожими, упрямыми и уступчивыми, сильными и бессильными перед судьбой, людьми, перед самими собой. В заслуги Ахмеду аш-Шерифу благодарные соотечественники справедливо ставят то, что он первым из лидеров сенуситского движения глубоко осознал суть националистическо-религиозной модели сенусизма как синтеза суффизма и ваххабизма, пригодного для ливийской действительности в качестве основы для объединения разношерстных внутренних группировок под знаменем ливийского патриотизма для борьбы против всякого иностранного влияния. Став главой сенуситов и объявив себя «ответственным перед Аллахом и людьми», Ахмед аш-Шериф сплотил патриотические силы и одержал ряд блистательных побед над зарубежными агрессорами, претендовавшими на господство в Ливии. Однако Ахмед аш-Шериф, по-видимому, переоценил себя и свои возможности. Он так и не сумел преодолеть трайбалистских тенденций и сепаратизма местных кланов, не проявил гибкости в вооруженной и особенно в политической борьбе с «сильными мира сего» и явно упустил имевшуюся возможность добиться независимости своей страны в годы первой мировой войны, когда этому способствовала благоприятная для ливийского освободительного движения международная обстановка. Отстраненный в 1918 г. от власти, Ахмед аш-Шериф прожил 15 лет в эмиграции в Турции и Саудовской Аравии и умер в 1933 г., не повидав больше своей родины. Непримиримым борцом и фактическим продолжателем дела Ахмеда аш-Шерифа стал Омар аль-Мухтар, герой партизанской войны 20-х годов в Киренаике. Его дерзкое противодействие итальянской оккупации стало 49 легендой и снискало ему славу великого защитника отечества. Омар альМухтар был бескомпромиссен с врагами и коллаборационистами, сочетал военные операции с политической передышкой и по существу заставил не только Италию, но и весь Запад серьезно относиться к тому, что происходило в 20-х годах в Ливии. Но громкие военные победы, чередовавшиеся с не менее громкими поражениями отрядов Омара аль-Мухтара, экономическая блокада, фактическая изоляция от остальных районов Ливии и общая усталость населения сделали свое дело: в конце 20-х годов стало ясно, что в партизанских операциях ливийцам не одержать победы. Это особенно стало очевидным после трагической гибели Омара аль-Мухтара, когда восстание бедуинов, словно догоравший костер, в начале 30-х годов пошло на убыль. Как указывает американская исследовательница Лайза Андерсон, итальянцы, получив решительный отпор от ливийцев в 1911-1931 гг., заморозили политическое и экономическое развитие создававшейся ими колониальной структуры в Ливии, а разрозненные ливийские лидеры, не сумевшие преодолеть трайбализма, хотели вдохнуть новую жизнь в рассыпавшуюся оттоманскую административную структуру, не зная, чем заменить ее [1]. Конечно, длительное колониальное прошлое отражалось, как в зеркале, на условиях, в которые были поставлены ливийские руководители, столкнувшиеся лицом к лицу с европейским экспансионизмом. Они успешно боролись с ним на полях сражений, но предложить или совместно выработать структуру новой власти, отличную от колониальной, они не могли, да и опыта у них в этом отношении не было. И самое главное – разрозненность племен, территорий, междоусобицы были той раковой опухолью, вылечить которую мог бы выдающийся лидер, но такого тогда еще не было в Ливии. В то время Запад и местные кланы повернулись к двоюродному брату Ахмеда аш-Шерифа эмиру Идрису ас-Сенуси, признанному главой сенуситов еще в 1915 г., но формально ставшему им в 1918 г. Идрис осуждал военные действия, которые вели Ахмед аш-Шериф, Омар аль-Мухтар и другие сторонники «священной войны», и это не могли не заметить и те, кто стремился покорить Ливию, и те, кто устал от бесконечных походов и сражений. Возможно, поэтому Идрису ас-Сенуси удалось дольше всех (19181969 гг.) продержаться на ливийском Олимпе власти и дольше всех (14 лет) прожить в эмиграции после отстранения от трона. Он был мастером политических компромиссов как с западными, так и с местными претендентами на власть в Ливии, никогда не ввязывался в открытую борьбу, никогда не шел на риск, предпочитая заключать закулисные сделки. Его излюбленной манерой было наблюдение за событиями из безопасного места, каким он неизменно выбирал Каир. Так было, когда патриоты во главе с Омаром аль-Мухтаром остались наедине с итальянскими агрессо- 50 рами в 20-х годах. Так было в период итальянской оккупации Ливии в 30-х годах. Так продолжалось и в период второй мировой войны вплоть до 50-х годов, до получения Ливией независимости, незадолго до провозглашения которой Идрис вернулся на родину. И несмотря, однако, на такой «эмиграционный синдром», эмир Идрис никогда не упускал нитей руководства, неизменно держал руку на «политическом пульсе», изворачивался, хитрил, шел на сделки с местными феодалами и западными оккупантами и благодаря политической изворотливости сумел получить для Ливии независимость, сумел стать первым монархом государства бедуинов. Во времена правления Идриса в Ливии случилось непредвиденное: в недрах королевства была обнаружена нефть, потоки которой, хлынувшие на экспорт, и миллиардные долларовые прибыли, свалившиеся на эту нищую страну, начали быстро разрушать феодальные дамбы, отгораживавшие Ливию от внешнего мира. Идрис не был готов к такому повороту судьбы, а местные кланы – к быстрому развитию капиталистических отношений, к сотрудничеству с внешним миром, к кооперации с капиталистическим рынком. И престарелый король перестал устраивать и молодую ливийскую буржуазию, страдавшую от пут изоляционизма, и тем более западных попечителей режима, для которых Идрис уже сыграл свою роль. И почти в одночасье, без единого выстрела, он был свергнут молодыми ливийскими офицерами, которые назвали себя социалистами, но на самом деле хотели помочь найти свой специфический путь новой, переполненной нефтью и нефтедолларами Ливии. История Ливии после свержения монархического режима – это не только история становления и укрепления национально-патриотических сил, объединившихся вокруг своего лидера – полковника Муаммара Каддафи, но и история сложной идейно-политической эволюции революционного руководства. Ломка старых устоев, средневековых традиций и религиозных пут не могла не проходить болезненно в этой отсталой стране и требовала последовательного усиления социальных сторон национально-демократической революции, создания благоприятных условий для позитивных перемен. Это проходило в острой борьбе за овладение природными ресурсами страны, находившимися в руках иностранных транснациональных корпораций, перераспределение и применение нефтяной ренты в интересах подъема социального благополучия и расширения опоры режима. В этой борьбе решительное наступление на позиции западного капитала и сросшихся с ним феодально-аристократических групп при одновременном сохранении интересов местной буржуазии, обеспечило революционному руководству поддержку со стороны большинства населения. Эта опора на местную буржуазию, в основном мелкую и среднюю, дала возможность закрепиться у власти, а затем выработать собственную модель политического и социально-экономического обновления общества, альтернативную его прежней элитарной и бюрократической организации. 51 Новая модель, сформулированная Каддафи в трех частях его «Зеленой книги», радикально отличалась от насеровской, примененной ливийскими революционерами на этапе становления республиканского строя. Основным принципам насеризма была противопоставлена концепция коллективной социальной организации, названная «третьей мировой теорией», которая, по крайней мере на словах, характеризовалась контролем масс над принятием решений, их осуществлением и управлением. По утверждению Каддафи, она представляла собой форму социализма, соответствующую «умме» пророка Мухаммеда. Эта концепция была предложена ливийцам как «единственный социализм», основанный на естественных законах, существовавших до возникновения классового общества. В «Зеленой книге» естественные законы как бы были восстановлены, а социализм приравнен к социальному равновесию. Каддафи не скрывал, что имеются очевидные и фундаментальные различия между его концепцией социализма и марксистским пониманием развития общества. В области экономики эта разница и не была абсолютной, поскольку автор «Зеленой книги» высказался за «антикапиталистическое» развитие, за обобществление средств производства, за замену сотрудничества с частным сектором концепцией экономической организации, исключающей капиталистическую собственность. В рамках новой модели Каддафи, действительно, сделал немало. В ответ на призыв в 1973 г. к учреждению народной демократии сторонники Каддафи, в особенности молодежь, начали создавать местные народные собрания вместо органов Арабского социалистического союза – единственной политической партии, к тому времени уже сыгравшей свою роль. Этот призыв Каддафи и означал начало отхода от насеровской модели. В январе 1976 г. всеобщий съезд АСС был преобразован под руководством Каддафи и Джеллуда во Всеобщий народный конгресс, а 2 марта 1977 г. была провозглашена «Декларация о власти народа», в соответствии с которой Ливийская Арабская Республика была переименована в Социалистическую Народную Ливийскую Арабскую Джамахирию. Фактически за восемь лет после свержения монархии благодаря радикалистским усилиям революционного руководства ливийская политическая структура претерпела невиданную в арабском мире эволюцию от элитарной клановофеодальной системы через республику к «прямому народовластию». И наряду с этим, несмотря на активное формирование институтов джамахирийской системы и широкие социально-экономические преобразования, нельзя было не обратить внимания на признаки относительной устойчивости ряда ливийских традиционных общественных структур, что значительно сдерживало процессы национальной консолидации, к которой призывали лидеры революции. На первых порах они явно недооценили живучесть региональных (провинциальных) кланово-племенных и этнических особенностей, стойкость пережитков кровнородственных отношений на всех уровнях и в большинстве сфер социальной организации страны. Эти признаки в основном существовали в скрытых формах, и, видимо, 52 поэтому их роль была мало изучена и исследователями новейшей истории Ливии. Между тем, и в этом можно согласиться с британскими учеными Д.Бланди и Э.Лайсеттом, влияние местных традиций проявилось уже на начальных этапах разработки М.Каддафи своей «третьей» теории. «Очевидно, сознавая, что режим нуждался в поддержке племен, – писали Д.Бланди и Э.Лайсетт, – Каддафи учел анахроническое самосознание бедуинов и заложил его в основу своей политической теории» [2]. Социально-экономическая структура Ливии подвергалась двойному изменению: сначала на основе «Национальной хартии» Г.А.Насера, затем уже в свете установок «третьей теории» Каддафи. Относительно быстрая замена насеризма, по нашему мнению, была связана с тем неоспоримым фактом, что ливийское общество значительно отличалось от египетского: для него были характерны внутренняя сегментация (уклад жизни населения прибрежной полосы отличался от уклада жизни берберов пустыни); почти независимо друг от друга развивались исторически сложившиеся области, объединенные названием «Ливия» – Триполитания, Киренаика, Феззан; шла непримиримая борьба кланов за власть, и страна нуждалась в «сильной руке», чтобы покончить с местничеством; общество испытывало нараставшее давление иностранцев (европейцев и арабовнеливийцев) в экономической области и находилось под сильнейшим влиянием исламских фундаменталистов. По существу, Каддафи начал с главного: он объявил себя сторонником продолжения «перманентной революции» пророка Мухаммеда в новых условиях, когда «рутинному», по меткому выражению Р.Ферст, традиционализму, изжившему себя, требовалось вдохнуть «новый импульс» [З]. На этой основе Каддафи объявил сенуситские завии главными виновниками социально-экономического застоя и в течение 70-х годов распустил их. «Поскольку Коран, – заявил он 19 февраля 1978 г. на праздновании дня рождения пророка Мухаммеда, – написан по-арабски, то каждый ливиец имеет право на собственную интерпретацию этого Священного писания, независимо от имамов, точка зрения которых не лишена субъективизма». «Исламской улице», по которой призывали идти фундаменталисты, Каддафи противопоставил социальный партикуляризм, к чему исторически были склонны ливийцы, и это в какой-то степени импонировало им в создавшейся для них новой ситуации после свержения монархии. Особенно значительно отличалось от египетского ливийское городское общество, что весьма предметно доказали американские исследователи М.К.Диб и М.Д.Диб, проведшие полевые испытания в Ливии. По их данным, только 6,25% всего населения страны можно было в 1973 г. отнести к классу эксплуататоров. Да и то это были в основном мелкие собственники или лавочники, среди которых 3470 семей из общего числа 55450 использовали наемный труд пяти и менее ливийцев [4]. В сельском хозяйстве, где сенуситы десятилетиями поощряли коллективное землепользование и где сложившуюся структуру начали ломать только итальянские колонизаторы с 30-х годов, передав часть земель в 53 частное владение и создав таким образом группу крупных латифундистов, только 3% всех сельскохозяйственных угодий занимали крупные собственники, владевшие от 50 до 100 га земли. Это означало, что и в городе, и в деревне только незначительная часть ливийцев была эксплуататорской по отношению к своим согражданам, зато около 30% экономически активного населения страны составляли арабынеливийцы, причем две трети рабочих нефтяной промышленности и 40% занятых в других отраслях экономики не были ливийцами, только 10% самих ливийцев являлись служащими в административном аппарате [5]. Фактически ливийское общество в 70-х годах почти не имело своей крупной финансовой или промышленной буржуазии, так же как малочисленна была и прослойка средней буржуазии, занимавшейся в основном внутренней коммерцией. По численности все вместе они не превышали 1% населения, большинство же частного сектора составляли иностранцы-неливийцы. В результате принятых мер по национализации уже к 1973 г. соотношение государственного и частного секторов составило (в %) 76,9-21,1, и это ущемило в основном частных предпринимателей-неливийцев, а не граждан страны. Этими мерами революционное руководство, по существу, расчищало дорогу национальной буржуазии, но оно мало влияло на качественные изменения внутри самого ливийского общества, особенно на его социализацию или пролетаризацию: скорее расчищались завалы на пути развития национального капитализма в стране. Короткий республиканский период Ливии (1969-1977 гг.) стал, таким образом, периодом активной стимуляции развития национального капитализма—сначала с платформы насеризма, а затем под провозглашенными Каддафи лозунгами «натурального социализма». Эти социально-экономические процессы были характерны для очень узкой, но наиболее развитой прибрежной полосы, где сосредоточено более 90% всего населения страны. Остальная территория находилась в руках тех, кто жил в бедуинских шатрах, хотя число берберов и сокращалось (с 320 тыс. чел. в 1964 г. до 200 тыс. чел. в 1973 г. и 150 тыс. чел. в 1991 г. [6]). На необъятных просторах пустыни и в оазисах пропагандировался лозунг Каддафи о том, что вся земля принадлежит Богу и никому другому, и потому каждый верующий в Бога может обрабатывать столько земли, сколько ему это под силу. На языке жителей пустыни это переводилось как обещание не трогать бедуинских обычаев, а значит, не трогать и берберскую элиту, что устраивало и центральные власти, и местные бедуинские кланы, и племенных вождей. На начальном этапе существования нового режима бедуинские лидеры поэтому заняли нейтральную позицию, пристально наблюдая, как Каддафи и его сторонники расчищали себе путь к власти, расправившись сначала с представителями «старой» королевской знати, поднявшими бунт в Феззане, а затем и с военными группировками республиканцев, попытавшимися заменить леворадикальную часть СРК у руля управления страной (А.Хавваз, О.Мохейши и др.). 54 Сила кровнородственных связей и этнических коллективов отчетливо проявилась позже, когда радикализация процесса формирования государственно-политических институтов Джамахирии стала задевать их. Расследование февральского (1978 г.) заговора и мартовской (1978 г.) попытки покушения на жизнь ливийского лидера показало, что во главе заговорщиков стояли начальник военной разведки капитан М.И.Шериф и его двоюродный брат – капитан ВВС М.аль-Саид, выходцы из племени, враждовавшего с племенем Каддафи. Только после этого лидеры Ливии повернулись лицом к проблеме соотношения племенных связей и, несмотря на постулаты своей же теории, отвергавшие руководящую роль партий или племен, начали активно выдвигать на ключевые посты в армии и в ревкомах преданных лиц из своих кланов. Видные представители племени Каддафи, например, были назначены: полковник Х.Ишкал – командующим ливийскими войсками на юге страны, полковник М.А.Хафиз – командующим округом в Феззане, двоюродные братья Каддафи, Сайд и Ахмед, вошли в руководство военной разведки, М.Магбуб – в состав ЦК ревкомов. Туда же были введены С.Рашид из племени Мегаа, откуда родом Джеллуд, и А.С.Задми из племени ауляд Сулейман, союзного Мегаа, и т.д. Расстановка своих людей на ключевых постах «власти народа» определила коалицию племен, поддержка которых стала важным фактором сохранения всего режима Каддафи. Неудивительно, что племенные шейхи сумели использовать местные собрания в своих интересах. Посредством родственных связей и системы покровительства они оказались способными, хотя и неформально, оказывать влияние на выборы и решения в народных собраниях и комитетах в своих областях. Серьезное сопротивление Каддафи встретил со стороны исламских фундаменталистов, включая суннитских улемов, враждебно воспринявших «Зеленую книгу». Они, например, заявили, что перемены в имущественных отношениях, которые отстаивал Каддафи, не оправданы ни с точки зрения Корана, ни учения пророка. Более того, лидера Ливии обвинили в поддержке «коммунистических тенденций», и тогда в мае 1978 г. он ответил призывом к массам «захватить мечети» и арестовать недовольных представителей духовенства, после чего конфронтация с исламскими фундаменталистами приняла широкие масштабы. Важной составной частью джамахирийской системы стала сеть революционных комитетов. Основанное в 1978 г. и состоявшее в основном из молодежи, разделившей идеологию Каддафи, движение революционных комитетов обеспечивало лидера необходимыми кадрами. Первоначально революционным комитетам отводилась пропагандистская и просветительская роль, но постепенно они стали выполнять функцию органов принуждения и безопасности. В 1979 г. эти комитеты были наделены полномочиями по наблюдению за выборами в местные народные собрания, отбору кандидатов на работу в народных комитетах и отправлению «революционного правосудия». Действовавшие в областях и муниципалитетах, на 55 предприятиях, в учебных заведениях и в вооруженных силах, революционные комитеты к началу 80-х годов стали для Каддафи основным средством поддержки режима и борьбы с внутренней оппозицией. За десять лет со дня образования первого революционного комитета эта «молодая поросль эпохи масс» превратилась в элиту джамахирии, потеснив во многом «старую гвардию» революции, а по существу, пополнив ряды «новой» буржуазии. Ливия стала называться «великой», о гражданском обществе почти не упоминалось, население стало «военизироваться» и противопоставляться армии, представлявшей потенциальную угрозу режиму. Начало периода джамахиризации страны совпало по времени с переломным этапом выдвижения из буржуазных слоев элитарной части, которая постепенно становилась в оппозицию к режиму. С ней смыкалась часть офицерства, недовольная всевластием ревкомов, племенная элита, другие противники социоцентризма Каддафи. В этой обстановке ливийский лидер сумел определить «правую опасность» для режима и не без влияния ревкомов принял ряд радикальных мер, приведших в 1981 г. к запрещению частного сектора. Борьба с представителями национального частного капитала вылилась, однако, не в борьбу сторонников капиталистического и некапиталистического путей развития, а в борьбу между собой «новых» кланов за перераспределение высших этажей власти. Радикалы из ревкомов, как наиболее воинственные представители мелкобуржуазных слоев, претендовавшие на безраздельное руководство, увидели в быстро «созревшей» крупно-буржуазной элите своих конкурентов. Не хотели уступать своих позиций и вожди племен, представители которых составляли революционное руководство. «Вожди племени Каддафи, которые наблюдали, как ревкомы расправлялись с купцами и со старшими армейскими офицерами, – подметили Д.Бланди и Э.Лайсетт, – начали опасаться за свои собственные позиции и привилегии… Они почувствовали, что «средние» ливийцы возлагали на них ответственность за политическую линию режима Каддафи как на наиболее явных бенефициариев» [7]. Элита из племени Каддафи увидела в ревкомах силу, опиравшуюся на гораздо более обширную клановоплеменную основу, чем другие центры власти, и, естественно, забеспокоилась, решила нанести «предупредительный удар» прежде всего против возможной консолидации оппозиционных элементов внутри ведущего племени. Жертвой такой оценки стал, в частности, выдвинутый в верхние эшелоны власти полковник Х.Ишкал, «сильная личность», замахнувшаяся на место Каддафи. В ноябре 1985 г. он погиб при невыясненных обстоятельствах (врач нашел в его теле шесть пуль), но был похоронен как национальный герой. «Племенная» оппозиция таким образом была уничтожена, другой организованной оппозиции внутри страны уже не было, а внешняя, находившаяся за рубежом, хотя и беспокоила, но не представляла реальной 56 угрозы: после объявления всеобщей амнистии в марте 1988 г. она практически распалась. Верхушечные, надстроечные, оторванные от действительности мотивы борьбы за власть не находили поддержки масс, но и не вызвали сомнений относительно намерений ее участников. Падение цен на нефть дало импульс более серьезным процессам базисного характера, что не замедлило сказаться на всем характере процесса новой социальной интеграции, так ярко проявившегося в развитии капитализма в Ливии после 1969 г. Несмотря на имевшиеся достижения, экономика Ливии оказалась в тупиковом положении буквально через пять лет после «нефтяного бума». В условиях сокращения валютных поступлений и импорта, когда основной упор был сделан на внутренние силы, государственный сектор, монопольно владевший средствами производства и распределения, воочию продемонстрировал свои ограниченные потенции. На примере Ливии, осуществившей в 1981-1987 гг. радикальными средствами монополизацию государственного сектора в ущерб всем остальным, была доказана невозможность эффективного строительства не только социализма каддафиевского, но и капитализма, даже такого периферийного, как ливийский. В добавление к этому так и не был создан демократический механизм управления страной, в результате чего всевластие Каддафи с годами стало неоспоримым. О ротации, сменяемости, отчетности, контроле масс за деятельностью руководителя много говорилось, но на практике ничего не делалось. Конечно, этому способствовали специфические условия ливийского общества, по существу, застывшего в кланово-племенной структуре, культовых аномалиях, и вождизм в условиях отсутствия глубоких демократических традиций и замкнутого образа жизни местного населения. Каддафи исключительно умело использовал эту ливийскую специфику, а его политическая демагогия превратилась в одно из крайних проявлений авторитаризма, фактически подорвавшего в народных массах веру в возможность построения справедливого социалистического общества. Достигнув апогея власти, Каддафи начал трансформировать свой «субъективный социализм» сначала в сторону радикального обобществления средств производства с перспективой «антикапиталистического» развития, как это наблюдалось в годы «нефтяного бума», затем вспять – в концепцию многоукладности, восстановившую капиталистическую собственность в условиях тупиковой ситуации, сложившейся после «нефтяного бума» к 1987 г. Такая амплитуда идейных колебаний была связана с тем, что «ливийское государство выступало как капиталистическое в рамках международного разделения труда, но как некапиталистическое с точки зрения социально-экономического развития», как подметил Дж.Бирман [8]. Это свидетельствует, на наш взгляд, не столько о понимании ливийским руководством разрыва между теорией и практикой, сколько о его повышенном 57 внимании к складывавшейся в стране политической и социально-экономической конъюнктуре, которую оно весьма оперативно и прагматично учитывало. Это дает основание ожидать еще более радикальной трансформации каддафиевской теории «естественного социализма» теперь уже в пользу отрицаемого им капиталистического пути развития, с которого ливийское руководство сходило больше в теории, чем на практике, заботясь о главном – о сохранении своей власти. К началу 90-х годов революционное руководство добилось своих первоочередных целей: было ликвидировано засилье феодалов, финансистов, иностранного капитала, сломаны во многом социальные стены, создана модель общества, опирающегося на государственный капитализм, на привилегированные группы – бюрократию, офицерство, ревкомы, знать лояльных племен. Но дело в том, что «самостоятельность и самодеятельность» масс так и остались иллюзорными надеждами на «новое отношение к труду». После свержения монархии был проведен целый ряд «революций сверху», но даже радикальные мероприятия не препятствовали обогащению отдельных личностей и целых социальных групп, то есть они, эти «революции», не прервали развитие капитализма в стране, а, значит, и не способствовали развитию Ливии в каком-то «третьем» направлении, отличном от капиталистического или социалистического. С принятием в 1987 г. решения о восстановлении частного сектора лидеры СНЛАД несколько изменили стратегию внутреннего развития: они окончательно пресекли развитие капитализма на неоколониалистской основе и развили его на национальной основе с помощью государства. Ливийские власти, маневрируя, продолжали искать для страны «свой» путь движения вперед. Джамахирийская система прямой демократии как форма власти явно не соответствовала содержанию многих процессов, происходивших в Ливии с марта 1987 г., что поставило революционное руководство перед объективной необходимостью принять новые принципиальные решения для корректировки пути развития страны. В тесной связи с внутренними процессами проводилась и внешняя политика. Она была антиимпериалистической, поскольку защищала общие интересы всех слоев национальной буржуазии, в большей или меньшей степени зависевших от иностранного капитала и стремившихся ослабить эту зависимость. Радикализм Каддафи позволял оказывать давление на международные капиталистические центры, влиявшие на развитие периферийной Ливии, и подавать пример в борьбе против них другим странам третьего мира. Однако перехлесты в этом радикализме, синтезировавшиеся в 1981-1987 гг. в политический экстремизм, хотя и заставили заговорить о Ливии во всем мире, привели к тяжелым последствиям для страны – к международной блокаде в 90-х годах, что вернуло ливийский народ в позицию, на которой он находился в начале XX века. Став жертвой Европы в первой половине уходящего века и жертвой США во второй его половине, ливийцы, конечно же, не смирятся с политической и экономической резервацией, отведенной им Западом, и рано или 58 поздно захотят, как на это уже обращала внимание американская исследовательница Л.К.Харрис, «отомстить злодеям» [9]. На финише XX века это намерение «прорвать блокаду» все больше и все отчетливее проявлялось у ливийцев. Значит, грядущее предвещает не только смену поколений в Ливии, но и появление нового Ахмеда аш-Шерифа или Омара аль-Мухтара, нового Идриса ас-Сенуси или Муаммара аль-Каддафи, которым суждено будет делать историю своей страны в XXI веке и перелистывать ее беспокойные страницы. 1. Anderson L. The State and Social Transformation in Tunisia and Libya. 18301980, Princeton, 1986, p. 45. 2. Blundy D., Lycett A. Qaddafi and the Libyan revolution. L., 1987, p. 99-100. 3. First R. Libya: The Elusive Revolution. London, 1974, p. 181. 4. Deeb M.K., Deeb M.J. Libya since the Revolution. N.Y., 1982, p. 111. 5. Ibid, 112. 6. Principle and Practice of Government in Qaddafi's Libya. Beirut, 1982, p. 14. 7. Blundy D., Lycett A. Qaddafi and the Libyan revolution. L., 1987, p. 103. 8. Bearman J. The Formation and Character of the Contemporary Libyan State. Exeter, 1987, p. 7. 9. Harris L.C. Qaddafi's revolution and the modem state. Boulder, Colorado, 1986, p. 83. 59 Т.А.Карасова ПРАВЯЩАЯ ЭЛИТА ИЗРАИЛЯ Правящая элита обычно характеризуется как узкий слой общества, некая отдельная группа, в руках которой находится реальная власть в стране. Традиционно считается, что ее формируют верхушечные группы различных слоев общества, которые составляют в совокупности господствующую силу, осуществляющую контроль над экономической, социальной и политической жизнью. Израильская правящая элита не представляет собой единого организма и не имеет четкой структуры. Однако ей присущи те же специфические черты и характеристики, что и элите вообще, позволяющие выделить ее в отдельную общественную группу. Так, ядро правящей элиты Израиля, как и везде, состоит из узкого, замкнутого круга людей, которые более или менее свободно переходят от командных ролей из одной господствующей иерархии в другую. Представители этой элиты хорошо знают друг друга, они в основном происходят из одних социальных слоев, получают одинаковое образование, разделяют одинаковые общечеловеческие ценности, хотя при этом могут иметь существенные отличия во мнениях по различным политическим вопросам, а их личные амбиции приводят к серьезным 1 противоречиям друг с другом . По своему происхождению израильская элита относительно однородна и состоит в основном из евреев западного происхождения (ашкенази). Представители восточных евреев (сефарды) все еще с трудом прокладывают себе дорогу в израильский истеблишмент, хотя их доля в крупном частном бизнесе, военном руководстве и политике все время возрастает. К правящей элите, как правило, относят руководителей крупнейших корпораций финансовых и экономических институтов страны, военную верхушку и виднейших политических деятелей. Отсюда само понятие правящей элиты условно делится на экономическую элиту, военную и политическую. С точки зрения структуры власти экономическая и военная элита оказывает влияние на процесс принятия государственных решений, а политическая элита формулирует и принимает основные государственные решения. Влияние политической элиты в Израиле чрезвычайно велико. Ее состав и условия функционирования тесно связаны с партийным руководством страны, что зависит от уникальной роли израильских политических партий и партийной элиты. Особая роль политической элиты объясняется прежде всего спецификой исторического развития страны, где традиционно отсутствовала 60 земельная, светская и духовная аристократия, крупная торговая и денежная буржуазия. В догосударственный период богатые евреи не поехали в Палестину, а затем в Израиль, ограничившись политической поддержкой и денежной помощью государству «всех евреев». Освоение Палестины и создание там государства находилось в руках социалистически настроенных беднейших слоев еврейской иммиграции. Сионистские социалистические партии, возглавившие развитие еврейского ишува (общины), а затем ставшие во главе нового Государства Израиль, опирались на создаваемый ими же пролетариат в промышленности и сельском хозяйстве в рамках профсоюзного центра Гистадрут (создан в 1920 г.) и киббуцианского движения. Те партийные функционеры, которые занимали руководящие посты в экономических институтах ишува – в Еврейском Агентстве, Гистадруте, общественных банках, Еврейском Национальном Фонде и так далее, во-первых, не были профессиональными предпринимателями или менеджерами (хотя зачастую добивались больших финансовых и экономических успехов), а, во-вторых, считали свою работу частью политической карьеры и охотно меняли свои позиции на значительные места в партийном аппарате. В подмандатной Палестине, правда, существовала небольшая группа высоко профессиональных служащих, которые занимали руководящие посты в экономических институтах, связанных с администрацией Британского мандата. Они считали бизнес своей карьерой, достигали высокого благосостояния и считались финансовой аристократией ишува. Они же (те, кто не уехал и предпочел остаться в Палестине после окончания Британского мандата и образования Государства Израиль) стали первыми состоятельными людьми нового государства. Долгое время, особенно в первые десятилетия существования государства, в Израиле «собственных богачей» в частном секторе почти не было. Единственным крупным объединением в частном секторе была Ассоциация производителей. А.Шенкар, возглавлявший ее в течение 30 лет, всегда держался в стороне от политики. Известно письмо Бен-Гуриона, писавшего Шенкару в 1958 году: «Я не знаю, всегда ли мы имеем одинаковое мнение по всем вопросам, или за кого вы голосуете на муниципальных выборах или выборах в 2 кнессет, но я знаю, что вы верный сын основателей отчизны» . Аполитичность первых предпринимателей была общеизвестным фактом. Поэтому по своему влиянию на общество они сильно уступали руководителям сионистских государственных и национальных финансовых институтов киббуцианского движения, Гистадрута, которые постепенно из «кузницы пролетариата» превратились в экономические корпорации. Между этими группами, однако, никогда не возникало тесного сотрудничества или личных связей. Они в прошлом не объединялись общими политическими интересами или карьерными устремлениями. По тем же причинам в Палестине практически не было наследственных промышленников и землевладельцев, которые с развитием государства традиционно становятся основой экономической элиты. 61 В настоящее время в Израиле уже существует бурно развивающийся класс крупной и средней буржуазии, вершиной которого является экономическая элита. Ее образуют директора и управляющие крупными частными и государственными компаниями, крупные собственники, владельцы монополий. Но они все еще немногочисленны и недостаточно могущественны, чтобы выступать по отношению к политической элите в роли доминирующей силы. Экономическая элита, хотя и принимает участие в субсидировании политических партий и политических кампаний, не в состоянии управлять этими партиями и навязывать свои политические решения кнессету и правительству. Однако процессы, проходящие в настоящее время в израильской экономике, очевидно, скоро приведут к формированию этой элиты в одну из ведущих групп в правящей элите страны. Уже появились известные кланы израильтян-миллионеров, имена которых известны всей стране и чье мнение по политическим вопросам играет все большую роль в процессе выработки тех или иных правительственных решений, особенно по внутриполитическим вопросам. В их числе семья Реканати – владельцы банка Дисконт, Сахаровы – в области страхования, Мейеры – строительства, а также семьи крупнейших промышленников – Мошевич, Пропер и другие. Гораздо большим влиянием на процесс принятия государственных решений в Израиле обладает военная элита. Причины этого – неурегулированность арабо-израильского конфликта, высокая степень милитаризации и особо важное значение обеспечения безопасности страны и ее граждан. Военная элита осуществляет политическое влияние в качестве группы давления на правительство и кнессет. Однако военное ведомство Израиля, получающее львиную долю необходимых средств от США, не может превратиться в крупнейшего государственного заказчика, способного к превращению руководства военно-промышленного комплекса в диктаторов своей воли в основных эшелонах власти в Израиле. Это существенно снижает роль военной элиты в стране. Влияние этой элиты реализуется именно в политической сфере. Престиж военных командиров в Израиле так высок, что после отставки они быстро выходят на вершину политической элиты страны. Военная 3 элита служит «поставщиком» кадров для политической элиты . Особенно активно представители военной элиты вошли в руководящие слои партийной бюрократии с середины 60-х годов. Это были представители одного и того же поколения высших военных руководителей Израиля, начавшие свою карьеру еще во времена ишува в подпольной армии Пальмах, контролировавшейся партией МАПАЙ. Все начальники Генерального штаба израильских вооруженных сил, один за другим выходя в отставку, пополняли ряды партийного руководства МАПАЙ-ПТИ. Это были генералы: И.Ядин, ставший влиятельным членом руководства этой партии; М.Даян, один из самых известных лидеров МАПАЙ, затем РАФИ, затем снова МАПАЙ-ПТИ, министр обороны в правительстве «националь- 62 ного единства» в 1967-1968 гг.; X. Ласков, Ц.Цур; И.Рабин – министр обороны в правительствах ПТИ, премьер-министр с 1992 по 1995 год в правительстве Аводы; X.Барлев – в последние годы своей жизни был послом Израиля в Москве; Д.Элазар, М.Гур. Ведущие министерские посты, а также пост премьер-министра в кабинетах Аводы занимал и занимает бывший генерал Перес. В середине 70-х годов некоторые военачальники, вышедшие в отставку, пополнили ряды правых партий. В 1978 году начальником Генерального штаба стал Р.Эйтан, в последствии основавший свою партию Цомет. Из военного ведомства на руководящие посты в ведущие партии вошли Э. Вейцман – в Ликуд, сейчас он занимает пост президента Израиля, А.Шарон, в различное время бывший министром в правительствах Ликуда, а ныне – глава партии Ликуд и многие другие. В настоящее время правительство возглавляет Э.Барак, также бывший начальник генштаба, обладатель самого большого числа боевых наград за всю историю битв Государства Израиль. *** Наибольшее политическое влияние и контроль в современном Израиле зависит не столько от состояния и размеров собственности, сколько от места, занимаемого в государственной, партийной и административной иерархии. Политическое руководство страной осуществляется в правительстве и кнессете и значение того или иного политика определяется его влиянием в этих государственных институтах. Однако его политическая судьба и карьера полностью зависит от партийной принадлежности и того места в партийной иерархии, которое он занимает. Партия, выдвинувшая того или иного представителя своего руководства в важнейшие органы государственной власти, прежде всего контролирует его лояльность и считает его проводником своей политической линии. Таким образом, любой политик является ставленником той или иной группы партийной элиты. Именно на этом в основном базируется неослабевающая роль политических партий в управлении государством. «Группы давления», массовые движения, рост других сильных лоббистских организаций в Израиле еще не достигли такой стадии развития, которая позволила бы говорить о некотором упадке роли партий, как это наблюдается во многих западных странах. Не может поставить партийную элиту под свой контроль и президентская власть, так как в Израиле президент играет чисто символическую роль, выполняет представительские функции и удален от реальной политической власти в стране. В Израиле сменилось 7 президентов – X.Вейцман, И.Бен-Цви, 3.Шазар, Э.Кацир, И.Навон, X.Герцог, Э.Вейцман. Все они были крупными фигурами в истории государства – выдающимися интеллектуалами и известными учеными, дипломатами и опытными политиками. Но только последний президент – военный герой и видный политик Э.Вейцман – попытался сформулировать свой независимый подход к некоторым вопросам государственной политики и позволил себе критико- 63 вать правительственную политику. В ответ на это он был немедленно обвинен в превышении своих полномочий. Руководство ведущих партий, их выдвиженцы в правительстве и парламенте, образуя узкие круги государственного руководства, вовлечены в процесс принятия важнейших государственных решений. Лидеры основных партий правящей коалиции, сформировав свой кабинет министров и получив большинство в кнессете, осуществляют все основные государственные функции: формулируют общие цели государственной политики; контролируют исполнительную и законодательную (кнессет) власти и формируют высший слой политической (правящей) элиты. Таким образом, именно партийная верхушка образует ядро партийно-политической элиты Израиля, которая, в свою очередь, является основной частью правящей элиты и концентрирует в своих руках власть в государстве. В Израиле политическая власть кабинета министров чрезвычайно велика. Все наиболее важные решения для жизни страны – от проблем общенационального уровня (войны и мира) до вопросов общественного содержания (переход на летнее время) принимаются правительством. 90% законодательных инициатив, представленных на обсуждение в кнес4 сет, исходит от правительства . К настоящему моменту в стране сменилось 25 правительств и 15 составов кнессета. Партийной принадлежностью обусловлено распределение министерских портфелей по степени их важности между участниками правящей коалиции. В Израиле основная политическая власть находится прежде всего в руках премьер-министра, власть которого близка к диктаторской. Он обладает традиционными президентскими полномочиями и в то же время является лидером правящей партии, которая имеет большинство в парламенте. До 1995 года руководство партий еще до выборов избирало свою кандидатуру на пост премьера. После проведенной реформы (о ней будет сказано ниже) премьерминистр Израиля стал выбираться путем прямого голосования всего электората страны. Это еще больше усилило власть премьера, так как он теперь существенно меньше зависит от своей партийной машины. Он может самостоятельно формировать правительство, не заботясь о том, какими министерскими постами «вознаградить» того или иного соратника по партии. Зачастую министры играют подчиненную роль и не часто являются реальными советниками премьера. Они также не являются экспертами в той области, которой занимается их министерство, и занимают тот или иной пост только в соответствии со своей политической ролью и местом в партийной элите, которая вошла в правительственную коалицию, а главное, своими личными отношениями с премьер-министром. Поэтому наибольшим влиянием обладает ближайшее окружение премьера в кабинете министров, приближенные лица в его канцелярии, председатели основных парламентских фракций и главы важнейших комитетов кнессета. 64 Кнессет – израильский парламент – основная арена политической борьбы партий в период между выборами. Партийные фракции в кнессете играют главную роль в процессе подготовки парламентских решений. Избрание того или иного партийного деятеля в кнессет означает, что он уже сделал хорошую политическую карьеру. За небольшим исключением членство в кнессете является чем-то вроде награды за хорошую службу, которую раздает высшая партийная элита. При существующей системе партийных списков депутат полностью зависит от руководства своей партии, которая поместила его на «реальное» место в списке. Депутату не нужно контактировать со своими избирателями, так как его деятельность направляется и контролируется непосредственно руководством партийной фракции в кнессете, которая, в свою очередь, подчиняется партийному аппарату. Партийные фракции являются основным компонентом кнессета и играют главную роль в процессе подготовки всех его решений. Пока в стране доминировала МАПАЙ-ПТИ, кнессет был «карманным» парламентом этой партии и автоматически утверждал все законопроекты ее прави5 тельства . Ситуация резко изменилась после 1977 года. Не имея твердого, стабильного парламентского большинства, правительство Ликуда не могло рассчитывать на автоматическую поддержку своих законопроектов. Ушедшая в отставку Авода сформировала сильную и опытную парламентскую оппозицию. Это неизбежно привело к упрочению парламента как самостоятельного звена в системе государственно-правовых институтов. Усиление роли малых партий в условиях многопартийной системы также идет на пользу парламенту, так как происходящая там конкурентная борьба и ее исход определяет политику страны и способствует постепенной трансформации партийной силы во властно-государственную. Политическая роль кнессета все время усиливается, так как в его руках формально находятся важные рычаги власти в стране. Партийной элите в современном Израиле присуща определенная двойственность. Внешне эта элита выглядит вполне демократично: ее деятельность лежит как бы на поверхности и открыта для общества; она, по крайней мере формально, сама формируется демократическими методами. По существу же, она олигархична и действует в отрыве от основной массы рядовых членов и сторонников партии фактически бесконтрольно. В партиях постепенно сложилась своеобразная каста профессиональных партийных функционеров, практически не сменяемая и столь же замкнутая, как и каста высших слоев правящей элиты, частью которой она является. Замкнутость партийной элиты усиливается в результате чрезмерной бюрократизации партийного аппарата, хотя это также проявляется не в прямой, а в скрытой форме. Существует хорошо отработанный механизм давления высших партийных органов на более низкие уровни руководства и рядовых членов партии. Затрудненность продвижения молодых кадров в партийное руководство, недостаточное проникновение «свежей крови» в 65 несменяемый, стареющий круг партийных лидеров мешает поменять существующий порядок. Партийная элита рекрутируется в основном из трех категорий партийной верхушки: 1) высших партийных функционеров, избранных или назначенных в соответствии с принятыми в данной партии процедурами, и представителей партийного руководства (обычно правящих партий), поставленных во главе крупнейших общественных, профсоюзных и национальных организаций (Гистадрут, Еврейское Агентство и др.); 2) руководителей крупнейших местных организаций партии, солидных предпринимателей, банкиров, высокопоставленных чиновников – кадровых членов данной партии; 3) представителей академических кругов, лиц свободных профессий, журналистов, известных адвокатов и других, работающих на партию. Эти группы отличаются друг от друга не только по составу, но и по степени зависимости от партии, по тем выгодам, которые приносит им победа их партии на выборах, по тому способу, которым они оказывают влияние на линию действий. В наибольшей степени от финансового состояния и роли в политической системе страны зависит первая группа. Вторая группа сама способна оказать партии серьезную финансовую поддержку, она же получает максимальные выгоды от победы своей партии – заказы, назначения, государственные проекты и так далее. Канал влияния третьей группы – участие в выработке политических платформ и решений партии, а также прямые контакты с партийным аппаратом. Все перечисленные группировки или относятся непосредственно к партийной элите, или служат для нее «поставщиками кадров». Руководство всех партий можно отнести к партийной элите. Однако только лидеры ведущих партий, способные в результате выборов сформировать правящую коалицию или войти в нее, являются частью политической элиты. В Израильской партийной системе исторически сложились два политических лагеря, которые, сменяя друг друга на верхушке израильского истэблишмента, ведут борьбу за власть в обществе, контроль над правительством и за решающее представительство в кнессете. Первый возглавляет партия Авода (возникла в 1930 г. в Палестине как партия МАПАЙ – акроним «Израильская рабочая партия»; в 1968 г. объединилась с партиями Агудат Исраэль и Рафи, приняв название «Партия труда Израиля» – ПТИ). Накануне выборов 1999 г. ПТИ объединилась с партиями «Гешер» и «Меймад» и изменила свое название на «Единый Израиль», однако в стране ее по-прежнему принято называть «Авода». Во главе второго лагеря стоит партия Ликуд «Единство». Ядро Ликуда – партия Херут – создана в 1948 г. В 1973 г. Херут объединился с Либеральной партией, приняв название Ликуд, а в 1988 г. к нему присоединилась партия Лаам. Во времена доминирования МАПАЙ-ПТИ государственные проблемы решались не в ЦК, правительстве или кнессете, а в узком кругу партийных 66 лидеров премьер-министра и его ближайшего окружения. Существовали, например, «кружок Д.Бен-Гуриона» и «кухонный кабинет» Г.Меир, факти6 чески правившие страной . Как уже отмечалось, правящая верхушка во времена МАПАЙ принадлежала к поколению «отцов-основателей» Израиля. Это были представители первой и второй волн алии, прибывшие в Палестину в начале XX века и возглавившие основные партии (например, Ахдут Гаавода, 1919 г.) и важнейшие организации палестинского ишува (профсоюзный центр Гистадрут). Правящая элита первых десятилетий, будучи социалистически ориентированной, придерживалась идеалов эгалитаризма и почти не отличалась от остального общества на бытовом уровне. Большинство первых руководителей Израиля были членами киббуцев и жили очень скромно. Однако это ничуть не преуменьшало их влияния на израильское общество. Власть первого премьер-министра Д. Бен-Гуриона, правившего страной с небольшим интервалом с 1948 по 1963 год, была близка к диктаторской. Его ближайшие соратники в основном были его личными друзьями и представителями одного поколения. Только в середине 60-х годов, как уже отмечалось, на политической арене появились «молодые» лидеры партии, в основном недавно вышедшие в отставку высшие военные чины – представители третьей алии (1919-1923 гг.), которые вскоре уже имели большоннойияние на партийную машину, но не занимали государственных постов и были вполне лояльны старшему поколению политических лидеров, прежде всего самому Д.Бен-Гуриону. К ним относились М.Даян, И.Рабин, Ш.Перес, И.Галили, А.Ядлин и другие. После раскола МАПАЙ в 1965 году Бен-Гурион вместе с этими молодыми политиками («младотурками», как их называли в партии) 7 покинули МАПАЙ и основали партию Рафи . Эти политики, пришедшие из армии, не связанные исторически с МАПАЙ и не зависевшие в своей карьере от партийной бюрократии, позднее возглавили государственную машину Израиля и стали ведущими фигурами правящей элиты страны. К середине 70-х годов эта группа «молодых» занимала основные министерские посты, отвечающие за безопасность и внешнюю политику Израиля. В то же время вопросы внутренней политики правительства оставались в ведении традиционных партийных лидеров МАПАЙ – И.Рабиновича, А.Офера, М.Барама и других, чья карьера была связана непосредственно с партией и зависела от партийной машины. Примечательно, что общие интересы никогда не связывали эти две группы политических деятелей МАПАЙ, что постепенно приводило к обострению противоречий внутри ее руководства. Кроме того, начавшееся соперничество между Рабином и Пересом также подрывало единство партии. Это породило кризис руководства МАПАЙ. В 1977 г. Рабин победил Переса и стал лидером МАПАЙ-ПТИ, возглавив ее предвыборный список, но вследствие скандала, связанного с его женой, ушел в отставку. Перес возглавил партийный список за месяц до выборов, но уже не смог спра- 67 виться с внутрипартийными противоречиями, растущими противоречиями в стране и усиливающимся давлением со стороны оппозиционных сил. Лейбористы потерпели поражение на выборах 1977 года. Закончилась эпоха политического доминирования партии МАПАЙ ПТИ, и ее лидеры на длительное время выпали из правящей элиты, которую теперь формировало руководство пришедшего к власти блока Ликуд. По мнению известного израильского социолога Ашера Ариана, «не удивительно, что военные герои не преуспели в управлении своей партией. Они были жертвами, а не виновниками кризиса партийного руководства, приведшего к окончанию 8 периода доминирования Аводы» . Основной проблемой партии было ее «устаревание», связанное не только с преклонным возрастом лидеров, но и их неумением приспособиться к быстро изменяющимся политическим реалиям израильского общества. «Старая гвардия» МАПАЙ-ПТИ так крепко и так долго держалась за власть, не позволяя ни новым веяниям, ни новым лицам проникнуть в ее ряды, что следующие поколения партийных деятелей не смогли занять какие-либо места в партийной элите. Когда же по объективным причинам старое руководство отошло от власти, их наследники, выросшие в «тени гигантов», не имели ни опыта, ни влияния в партийной машине, достаточного для того, чтобы стать полноправными и квалифицированными членами партийной элиты, способной выработать свое видение будущей судьбы государства и знающей пути такой организации партийной деятельности, которая бы привела к достижению этих целей. Рабин и Перес, а также узкий круг их сверстников-соратников стали основными наследниками ушедшего поколения ветеранов МАПАЙ-ПТИ и до самого последнего времени определяли не только стратегию и тактику своей партии, но во времена ее правления и государственную политику в целом. За годы оппозиции (1977-1992 г.), когда партию возглавлял Перес, появилось довольно много новых кандидатов «третьего поколения» на руководящие посты. Среди них особенно выделялась группа молодых политиков, которые потенциально могли бы стать членами правящей политической элиты страны. К ним относились X.Рамон, в последствии недолго занимавший пост Генерального секретаря Гистадрута; А.Бург – будущий глава Еврейского Агентства; И.Бейлин – «архитектор» соглашений с ООП в Осло; Я.Даян – дочь прославленного генерала М.Даяна; А.Перец, возглавивший Гистадрут после отставки Рамона; депутаты X.Мером, X.Масалха, М.Абухацейра. Все они уже были активными политиками в течение многих лет; они были молоды, разделяли «голубиную» позицию по вопросам мирного урегулирования арабо-израильского конфликта, – т.е. являлись сторонниками мирных соглашений с палестинцами на основе формулы «мир в обмен на территории», которых называли в Израиле «голубями» (их оппоненты, выступающие против территориальных уступок, – «ястребы»). Они, как и все прежнее руководство лейбористскими партиями, были в основном ашкеназийского (западного) происхождения, воспитывались в одних и тех же школах, жили по соседству, рано вошли в 68 политику и активно стремились к власти в партии. Однако их способность действовать как единая группа и сила всегда оставалась под вопросом. По многим партийным и персональным вопросам их разделяли и разделяют достаточно глубокие противоречия, что значительно снижает их общий потенциал. В последующий период и особенно после возвращения Аводы к власти в 1992 году, в условиях начавшегося на мадридской конференции мирного процесса Перес и Рабин стали достойными лидерами страны и возглавили путь к миру. Молодые лидеры Аводы, объединившись в различные группы (например, кружок МАШОВ), стали проводниками политики партии на государственном уровне и вошли в верхние эшелоны политической элиты. В настоящее время это поколение является господствующим в партийной верхушке правящей партии Авода, и его представители занимают важнейшие посты в правительстве и кнессете. Проиграв на выборах 1996 года Ликуду, руководство Аводы решило укрепить свою элиту за счет сближения с лидерами восточных общин Израиля. Во внутреннем партийном списке кандидатов в преддверии внеочередных выборов 1999 года на третье и четвертое места были помещены политики восточного происхождения Д.Леви – руководитель партии «Гешер» и Ш.Бен-Али. После выборов 1999 года, когда к власти вновь пришли лейбористы (на сей раз Авода, объединившись с партиями «Гешер» и «Меймад», приняла новое название – «Единый Израиль»), а лидером партии и премьерминистром страны стал генерал Э.Барак, обстановка в партийном и государственном руководстве несколько изменилась. Барак пришел в Аводу только в 1994 году и всегда стоял несколько особняком в ее высших партийных сферах, во-первых, из-за службы в армии, а во-вторых, из-за своих политических взглядов, не укладывающихся в рамки какой-либо одной партийной программы. Барака связывали и связывают дружеские отношения со многими лидерами как Аводы, так и Ликуда. Сразу же после своего вхождения в Аводу его популярность в партии стала очень высока, и Рабин не скрывал, что склонен рассматривать бывшего начальника Генерального Штаба как своего преемника. После сформирования Бараком своего кабинета министров, многие представители высшего партийного руководства стали жаловаться, что их оттеснили от многих ключевых постов в администрации премьер-министра и правительстве в пользу «генеральской команды». Как и прежде, вопросы внешней политики и безопасности контролируются непосредственно премьер-министром. Его ближайшие советники по данным вопросам – бывшие коллеги по армии. Еще до избрания на пост Барак организовал так называемый форум экспертов из числа бывших представителей генералитета израильской армии. В их числе, например, бригадный генерал Ц.Штраубер, добившийся командных высот в военной разведке; И.Пелед, бывший командующий Северным округом; У.Саги, бывший руководитель военной разведки; О.Ор, один из ведущих 69 командиров бронетанковых войск; М.Вильнаи, бывший заместитель начальника генштаба, а ныне министр в правительстве Барака; Д.Ятом, бывший руководитель «Моссада» и другие. В новом правительстве Д.Ятом стал главой офиса премьера; Ц.Штаубер занял место основного политического советника; а И. Герцог, юрист, сын бывшего президента Израиля X.Герцога был назначен секретарем кабинета премьер-министра. Эти назначения были призваны также продемонстрировать преемственность политической линии нового премьера политике Рабина – Переса. Барак учитывал, что Ятом в свое время служил военным советником Рабина, а младший Герцог был близок к кружку Переса. Однако в то же время он отдалил от ключевых направлений политики молодых лидеров прошлого правительства Аводы. Так, ближайший сподвижник Переса в мирном процессе – И. Бейлин был фактически отстранен от внешнеполитической тематики и назначен министром юстиции. X.Рамон получил пост министра без портфеля, а сам Ш.Перес стал министром регионального сотрудничества. Важнейшие же места в правительстве получили «политические» назначенцы: Д. Леви (глава партии «Гешер») занял пост министра иностранных дел, Ш.Бен-Али (лидер партии «Меймад») – внутренней безопасности. В целом можно сказать, что у руля партии Аводы в настоящее время стоят политики трех поколений: те, кто еще и сегодня находятся в первых рядах партийного аппарата, но чье поколение, некогда сменившее «отцовоснователей», уже отстало от времени (Перес): те, кто еще сравнительно молод, но имеет уже большой политический опыт (МАШОВ, например), и эта группа имеет все шансы, чтобы уже в скором времени сформировать свою партийную элиту; и, наконец, четвертое поколение израильских политиков – та молодая партийная «поросль», которая только выбивается в руководящие партийные кадры, но кто энергичен и полон амбиций выдвинуться вперед уже на следующих выборах. Сегодня все еще в полную силу работает принцип преемственности, и та часть партийнополитической элиты, которая представляет правящую партию Авода на государственном уровне, проводит ту же единую политическую линию (особенно в области внешней политики), которая началась при Пересе – Рабине. Руководство Ликуда, как и МАПАЙ-ПТИ, строилось и строится по законам строгой партийной иерархии. Авторитет его первого лидера и премьер-министра М. Бегина (1977-1983 годы) – представителя того же поколения, что и ветераны МАПАЙ, – также был непререкаем в партии. Вплоть до его ухода с политической арены Бегин и узкая группа его ближайших сторонников безоговорочно правили партией, а с 1977 года и страной. Лояльность Бегину базировалась на сложившихся отношениях в партии еще в догосударственный период и уходила в эпоху подполья. Преемник Бегина – И.Шамир был также представителем ветеранов Ликуда. Хотя он и не пользовался таким же авторитетом в партии, но возглавлял ее и был 70 премьер-министром Израиля в течение 10 лет, (некоторые из них в составе правительств «национального единства» в коалиции с ПТИ). Именно поэтому таким популярным, но более молодым политикам, как Э. Вейцман и А. Шарон, имевшим славное военное прошлое, но не связанным корня9 ми с партией, не удалось потеснить Бегина и Шамира и занять их место . Только в 1992 году в Ликуде произошла смена руководства – на смену ветеранам пришли политики следующего поколения: Д.Меридор, Б.Бегин (сын бывшего премьера), Д.Леви, Б.Нетаньаху, У.Ландау, Э.Ольмерт и другие. В результате выборов 1996 года, когда к власти вновь пришел Ликуд, премьер-министром стал Б.Нетаньаху. Однако в Ликуде, как и в Аводе, новые политики не смогли добиться контроля над партийным аппаратом, не стали его основной двигательной силой. Правление Нетаньяху только обострило растущие противоречия в руководстве Ликуда. Его безапелляционный стиль, серьезные политические промахи и бесконечные скандалы, связанные с личной жизнью премьера, подорвали авторитет нового руководства. После проведения внеочередных выборов (за смещение Нетаньаху выступали многие руководители Ликуда) и последовавшего поражения этой партии молодые ликудовские политики проиграли и внутрипартийные выборы нового лидера Ликуда, уступив власть «старой гвардии». Пост главы этой партии занял А.Шарон. Многие израильские аналитики считают, что свержение Нетаньаху и последовавшее затем поражение «молодых» стало отражением серьезного кризиса партийной элиты Ликуда. В настоящее время эта партия потеряла значительную часть политического влияния на государственном уровне, хотя она довольно широко представлена в парламенте страны. *** Особое место в партийной и государственной системе Израиля занимают религиозные партии, чьи лидеры, безусловно, оказывают большое влияние на израильское общество. Религиозные лидеры пользуются огромным авторитетом и почти абсолютной властью не только в своих партиях, но и в среде верующих – последователей тех религиозных течений, которые эти партии представляют. Они активно участвуют в политической жизни страны и широко представлены во всех ее властных структурах. Традиционно лидеры религиозных партий входят во все правительства и все составы парламента. Их влияние на израильское общество усиливается за счет деятельности различных религиозных институтов, созданных еще в догосударственный период. Начав свою деятельность в исторических условиях, принципиально отличающихся от современных реалий быстро развивающегося современного государства, религиозная элита намеренно не желает адаптироваться к новым условиям. Религиозники располагают своей системой правящих органов в государстве. Верховный Раввинат, созданный в 1920 году и призванный представлять в то время интересы религиозной общины Палестины перед лицом британской администрации, стал затем высшим органом религиозных сионистов. 71 Однако он не признается ортодоксальными иудаистами. В то же время он официально признается государством как главный религиозный институт. Религиозные советы были созданы в 1949 году для обеспечения религиозных служб на местах. В настоящее время они располагают солидной финансовой поддержкой и политическим влиянием. Они финансируются министерством по религиозным делам, местными органами власти и местным раввинатом. Статус члена религиозного совета приравнен к статусу члена местного государственного административного совета, и лидеры религиозных советов получают государственную зарплату, равную зарплате местного мэра. В 1950 году были созданы раввинатские суды. Тогдашний министр по религиозным делам раввин И.Лейб Фишман-Меймад, который внес в кнессет предложение об их создании, обещал членам парламента, что раввинатские суды будут особенно привлекательными для израильтян и не только религиозных из-за того, что их решения «будут наиболее спра11 ведливыми и гуманными» . Однако его планы не осуществились. С каждым днем увеличивается пропасть между секулярным и религиозным секторами израильского общества. Несмотря на то, что религиозный лагерь находится в явном меньшинстве, его политическое влияние не ослабевает. Перечень и анализ всех причин такого явления не входит в задачи данной статьи. Между тем необходимо подчеркнуть, что многие израильские политики, общественные деятели, политологи, ученые и простые граждане страны с нарастающим беспокойством следят за растущим расколом общества и усиливающейся враждебностью между секулярной и религиозной частью политической элиты. Религиозные лидеры сегодня занимают важные министерские посты, заседают в кнессете и возглавляют парламентские комиссии. Они принимают активное участие в процессе принятия решений по основным вопросам внутренней политики, а также все более упорно пытаются влиять на внешнюю политику, прежде всего в вопросах, касающихся процесса урегулирования арабо-израильского конфликта. Религиозный лагерь Израиля делится на три основные части: религиозные сионисты, представленные старейшей Национально религиозной партией – НРП, и два направления ультраортодоксии – хасидское и нехасидское («литовское»). Хасидское направление ультраортодоксии возглавляет старейшая парламентская партия Агудат Исраэль – АИ (создана в 1912 году), а «литовское» направление – партия ШАС (создана в 1984 году). Политическое руководство НРП всегда являлось частью израильской политической элиты. Такие лидеры партии, как З.Хамер, Й.Бург, И.Рафаэль и другие активно влияли на деятельность израильских правительств и кнессета всех составов. Верховная и беспрекословная власть над лагерем израильских ультраортодоксов, численность которых составляет 200 тыс. человек, нахо- 72 дится в руках десятка наиболее влиятельных раввинов. Они управляют не только электоральным поведением своей паствы, но и жизнью и судьбами этих людей, употребляя свое абсолютное влияние на верующих для политического давления на правительство и лоббирования своих интересов. Клерикалы умело используют демократический характер государства и возможности пропорционального представительства, чтобы усилить свое влияние путем активного участия в предвыборной борьбе. Духовным вождем хасидского движения долгое время являлся Любавический Реббе Менахем-Мендель Шнеерсон. Он, однако, жил в Бруклине (Нью-Йорк), и хотя его авторитет был абсолютным для всех хасидов Израиля, он не мог непосредственно играть активную роль в политической жизни страны. Во главе партии Агудат Исраэль стоят высшие раввины, образующие «Совет мудрецов Торы», которые в течение многих лет составляли высшую элиту израильской ультраортодоксии. С 1988 года «Совет» стал одной из наиболее влиятельных организаций в Израиле. Президиум Совета состоит из 4 раввинов, которые занимают свой пост пожизненно. Они возглавляют основные хасидские суды, решениям которых должны беспрекословно подчиняться все верующие. Почти все они выходцы из Восточной Европы и прибыли в Палестину в 1940-е годы. Многие «Мудрецы Торы» весьма преклонного возраста, практически оторваны от жизни светского израильского общества, предпочитают говорить и вести заседания «Совета» на идиш. Между тем от их решения зачастую зависят судьбы правительства и всей страны. Наиболее могущественной фигурой, возглавлявшей долгое время израильскую ультраортодоксию, является раввин Елизер–Менахем Шах, который активно боролся с всесильным Любавическим Реббе за сферы влияния среди ультраортодоксов в Израиле. Его основным соперником, но и подчас соратником был наиболее влиятельный лидер сефардских (т.е. восточного происхождения) ультраортодоксов раввин Овадия Йосеф. В 1983 году раввин Шах вышел из «Совета мудрецов Торы» и основал свой собственный, не менее влиятельный элитарный круг духовных лидеров ультраортодоксов нехасидского направления. Использовав возрастающие противоречия между ультраортодоксами западного и восточного происхождения, раввин Шах, объединившись с раввином Овадией Йосефом, образовал партию «Последователей Торы» – ШАС. Раввин Йосеф возглавил руководящий орган новой партии – «Совет мудрецов», но идейное руководство по-прежнему осталось в руках раввина Шаха. Под его руководством новая, никому не известная партия ШАС на выборах 1984 года получила 4 депутатских мандата, в то время как политический ветеран религиозных партий, сторонников Любавического Реббе – 12 Агудат Исраэль потеряла 50% своего электората . Борьба двух «великих раввинов» достигла своего пика осенью 1988 года, когда накануне выборов раввин Шах основал новую ультраортодоксальную партию литовских ашкенази (евреев западного происхождения) – Дегель ХаТора, вошедшую в парламент. 73 Продолжая тактику временных объединений по политическим соображениям, раввины Шах и Йосеф, абсолютно контролирующие «Советы», активно влияли на правительственную политику и даже на исход выборов. В 1988 году, например, «Совет» предписал депутатам кнессета от партии Агудат Исраэль проголосовать за ликудовское правительство, однако, год спустя, после того как И.Шамир (премьер-министр от Ликуда) не выполнил свои предвыборные обещания, данные этой религиозной партии, «Совет» постановил покинуть правительство «национального единства», что привело к правительственному кризису. В 1990 году вновь два главных раввина – Овадия Йосеф и Шах (обоим в то время уже было около 90 лет) – определили судьбу будущей коалиции. Они провели решение «Совета» снова поддержать Ликуд, что привело к поражению лейбористов и смене правительства. Не в последнюю очередь победу Нетаньаху на выборах 1996 года принесло решение руководства религиозного лагеря голосовать за него. Влияние высшей раввинатской элиты распространяется на правительства и кнессет всех составов. Обычно лидеры религиозных партий добиваются и занимают такие важнейшие посты, как министерства внутренних дел, образования, иммиграции и абсорбции, связи, труда и социального обеспечения. Эти правительственные посты позволят им «выбивать» из государственного бюджета дополнительные средства на развитие и расширение сети религиозного образования, на многочисленные религиозные институты и т.д. В целом очевидно, что трения между религиозниками и неверующими израильтянами все усиливаются. В девяностые годы стало ясно, что влияние, которое оказывает религиозная элита на общественную и политическую жизнь страны, входит во все растущее противоречие с развивающимся демократическим обществом. Трудно предсказать, будут ли преемники «великих раввинов» в состоянии удерживать такую же духовную власть и беспрекословный авторитет среди своей паствы, а также оказывать столь сильное давление на политическую жизнь израильского общества. Светские лидеры страны уже в течение многих лет пытались найти политическое решение, которое ослабило бы влияние мелких, в первую очередь, религиозных партий на результаты выборов и, таким образом, на состав коалиционного правительства, распределение министерских постов и депутатских мест в кнессете. По инициативе Аводы накануне выборов 1996 года была проведена реформа избирательной системы и принят закон о прямых выборах премьер-министра страны, а также о «праймериз» – новом порядке отбора 13 кандидатов в партийные списки на парламентских выборах . Последнее было принято под давлением рядовых членов партий, которые выступали за демократизацию процесса формирования партийного руководства. По новым правилам каждый избиратель на выборах имеет два бюллетеня: один за кандидата в премьеры, другой за партийный список, состав которого уже определен на внутрипартийных выборах – «праймериз». 74 Реформа не дала ожидаемых результатов. Прямые выборы премьера не привели к уменьшению представительства религиозных партий в правительстве и парламенте, а наоборот, даже увеличили его – вместо 14 депутатских мандатов религиозники получили 25. «Праймериз» хотя и позволили отойти от старой практики отбора кандидатов на замкнутых узких партийных комитетах, где олигархи бесконечно «само выдвигались» на депутатские места, но они не смогли ослабить влияния партийных боссов, которые все равно диктовали свою волю как в местных партийных 14 организациях, так и на общенациональном партийном съезде . Избранный по новым правилам премьер-министр теперь гораздо меньше зависит от партийного аппарата. Он теоретически может почти бесконтрольно 4 года править страной. Партийная элита как бы становится заложником его доброй воли, так как именно премьер формирует свою команду и правительство. Однако практика показала, что это не так просто сделать. На примере правления Нетаньаху стало понятно, что даже самый независимый премьер не сможет удержаться на вершине политического Олимпа без поддержки руководства своей партии. Для большинства политиков его деятельность не только определяет стиль жизни, но и является основным средством существования. Это дает возможность партийному аппарату сохранять механизм контроля за жизнью и деятельностью своих лидеров. В то же время политическая лояльность партийной элиты в отношении своих лидеров, вырвавшихся на высшие правительственные посты, и боязнь скандала, который может повредить свой партии, как правило, удерживает их от открытой критики того или иного политического персонажа. Кроме того, в Израиле существует значительное ограничение персональной власти того или иного политика высшего ранга в виде общественного мнения. Хотя власть правящей партийной элиты в Израиле попрежнему непоколебима, она все же действует не бесконтрольно. Политическая и персональная жизнь высших партийных бюрократов – «аппаратчиков», как их называют в Израиле, – постоянно подвергается пристальному вниманию общества, особенно если данный политик возглавляет партию или кабинет министров. Давно прошли те времена, когда честность партийных лидеров типа Д.Бен-Гуриона и Г.Меир не ставилась под сомнение и их образ жизни ничем не отличался от условий жизни простых киббуцников. Времена идеалов равенства и демократизма давно канули в Лету. Представители политического истэблишмента хотят жить не хуже крупных бизнесменов и банкиров. Израильтяне уже привыкли к тому, что высшие раввины живут в фешенебельных квартирах и особняках, а дети политиков отказываются продолжать карьеру родителей и, получив отличное экономическое или юридическое образование за рубежом, предпочитают уходить в частный бизнес, который бурно развивается в стране. Все чаще и чаще израильское общество сотрясают крупные скандалы, связанные с коррупцией в высших эшелонах власти. В последнее десятилетие внимание общества 75 постоянно приковано к судебным процессам, связанным с именами виднейших политических фигур страны – С.Диница – бывшего главы Еврейского Агентства, который был смещен со своего поста и осужден за растрату; А.Дери, лидера религиозной партии ШАС, осужденного за взятки; скандалы, связанные с личной жизнью Нетаньаху и, наконец, скандал вокруг самого президента Э.Вейцмана, также обвиняемого во взятках и присвоении официальных подарков. Подводя итоги, отметим, что в целом элита израильского общества, в которую входят высшие слои политической, военной, экономической, культурной и академической пирамид, составляет всего 400-500 человек. Каждый житель страны знает их в лицо. Они часто собираются вместе на неформальных встречах высшего уровня и на официальных приемах, устраиваемых правительством по случаю приема важнейших политических деятелей из-за рубежа. По шутливому замечанию Бейлина, «всех их можно встретить на ежегодном праздничном приеме 4 июля на лужайке у 15 дома американского посла» . Пресса неотступно следит за каждым их шагом в политической и личной жизни. Пока еще степень открытости общественной жизни Израиля не позволяет своему истэблишменту безнаказанно нарушать законы страны. Высшие судебные органы все еще пользуются доверием граждан и в силах призвать к порядку даже самых могущественных политиков Израиля. В данном случае «молодость» израильской демократии при всех ее типичных недостатках все еще позволяет соблюдать некую прозрачность политической власти. См.: Asher Arian. The Second Republic Politics in Israel. Chatham, New Jersey, 1998, с. 73. 2 Цит. по: Yossi Beilin. Israel. A Concise Political History. London, 1992, с. 211. 3 См.: Yossi Beilin. Israel. A Concise Political History. Weidenfeld and Nicolson, London, 1992, с. 210. 4 Jerry Diamond and Ehud Sprinzak. Directions for Reform. In: Israeli Democracy under stress. Boulder and London, 1993, с. 361-362. 5 Peter Medding. Mapai in Israel.Cambridge, England, с. 158. 6 См.: Yonathan Shapiro. The end of a Dominant Party System. ln: The Election in Israel – 1977. Ed. A. Asher, Jerusalem, 1980, с. 23-24. 7 Peter Medding, op. cit. С. 122-123. 8 Asher Arian. The Second Republic Politics in Israel. Chatman, New Jersey, 1998, с. 78. 9 Efraim Torgovnik. Likud 1977-81: The Consolidation of Power. In: Israel in the Begin Era, ed. Robert Freedman, New York, 1982, с. 11-17. 10 Asher Arian, op. cit., 1998, с. 92. 11 См.: Yossi Beilin. Touching Peace. From the Oslo Accord to a Final Agreement. Weidenfeld and Nicolson, London, 1999, с. 265. 12 Там же, с. 33. 13 Избирательная система страны, основанная на принципе пропорционального представительства, была принята в соответствии с Законом о выборах 1951 г., 1 76 который был подтвержден в Своде Основных Законов Государства Израиль в 1958 г. (См.: Samuel Sager, op. cit. с. 45. Asher Arian. Politics… op. cit. с. 133-146.) Основы современной избирательной системы Израиля были заложены еще в 1918 г., когда в Яффе в документе, регулировавшем порядок будущих выборов в Собрание депутатов, был предложен принцип пропорционального представительства. Выработанная в период ишува избирательная система почти в неизменном виде была принята постановлением Временного государственного совета в 1948 г. и затем с годами почти не изменилась. (См.: Samuel Sager. op. cit. с. 45.) С 1948 г. порядок выборов определялся Постановлением Временного государственного Совета Израиля. Четвертый раздел Закона о кнессете гласит, что выборы в Израиле «всеобщие, прямые, равные, тайные и пропорциональные». Каждый гражданин, достигший 21 года, имеет право голоса, каждый избиратель имеет один и только один голос. Выборы «прямые», так как голосующий опускает свой бюллетень прямо за избранную им партию. Голосование тайное. Выборы «пропорциональные» – гражданин голосует не за каждого кандидата в отдельности, а за партию в целом, за ее особую платформу. (Amnon Rubenstein. The Constitutional Law of Israel, 3-ed, Basic Law, sec. IV, Jerusalem: 1980, с. 237-255). В Израиле действует наиболее жесткая пропорциональная система, при которой вся страна рассматривается как один избирательный округ. Такое представительство обеспечивает избрание партий пропорционально тому влиянию, которое имеет эта партия в электорате. Голоса избирателей при такой системе должны были подаваться за партийный список в целом, в котором партийное руководство само определяло кандидата на пост премьер-министра и список кандидатов в правительство и кнессет. 14 Yossi Beilin, op. cit. 1998, с. 226-227. 15 Yossi Beilin, Israel. A Concise Political History. London, 1992, с. 225. 77 Н.Г.Киреев МЕТАМОРФОЗЫ ПРАВЯЩЕЙ ЭЛИТЫ ТУРЦИИ Стремление в начале 20 века социологов и философов дать оценку структуре социума по дихотомическому принципу «элита – неэлита» – безусловно, знамение времени, результат исторической трансформации известного деления общества на «верхи» и «низы». До того, как в интеллектуальной среде появилось понятие элита, ученые и другая мыслящая публика традиционного общества в течение долгого времени спокойно обходились уточняющими понятиями сословного значения: аристократия, бояре, эмиры, ханы, крепостные, простолюдины и т.п. Сословность подразумевала и определенное экономическое, политическое положение, принадлежность к культуре, науке, религиозным институтам. Наиболее влиятельная верхушка общества составляла его знать: городскую, церковную, чиновничью и т.д. Формальными и реальными свидетельствами принадлежности к верхам были такие, например, определения, как «дворянство». Если при оценке привилегированных социальных меньшинств в традиционном обществе можно было обходиться назваными или другими аналогичными понятиями, и это в большинстве случаев совпадало с нынешним понятием элита, то становление современного общества сопровождалось диверсификацией понятия «верхи», создавало уже предпосылки для зачисления в него не просто отдельных выходцев, а целых прослоек недавних низов. Для идентификации новых «верхов» и потребовалось новое понятие. В появившемся как раз кстати понятии элита все менее важны элементы наследования, все более выделяются отличительные качества самого индивида, хотя еще сохраняют свою значимость представители традиционной элиты в силу «остаточных» преимуществ происхождения. Т.е. элитарность формируется в современном обществе как совокупность проявления многих факторов, генерирующих элитного человека – то, что мы называем средой, – но все более решающими оказываются определенные индивидуальные свойства, достоинства человека элиты. Как система взглядов элитаристские теории были сформулированы в европейской науке на рубеже 19 и 20 веков. В это время на Западе уже почти заглушены речи о сословиях высших и низших, о предопределенности судеб их представителей, наследовании элитарных признаков: власти, собственности. Утверждение законов рынка, конкуренции, догоняющего развития требуют интенсивной социальной диффузии, и чем эффективнее такая диффузия, тем стремительнее совершенствуется, зарабатывает себе очки в глобальной гонке «кто – кого» само общество. Наиболее наглядно воз- 78 можность (или невозможность) расширения социальной активности, стремительно ускоряющейся социальной диффузии выявляется в системе образования, особенно высшего. Этот институт, а за ним и научная стезя стали основным исходным пунктом, даже условием успешного формирования элиты в ее подлинном смысле слова. Невозможность талантливой молодежи из низов попасть в элиту через высшую школу – свидетельство несовременности какого-либо общества, его слаборазвитости, периферийности, а то и маргинализации в глобальных масштабах. Даже Билл Гейтс признает в своих мемуарах, что только благодаря материальному благополучию семьи он мог учиться в престижном вузе США. Правда, там же он пишет о своей одержимости в познании неведомого. Что касается самого термина «элита», то в научной литературе его появление связывают с именем французско-швейцарского социолога Вильфреда Парето (1848-1923). Отмечая гетерогенность, разнородность любого социума, а тем более современного, он объяснял эту закономерность изначальным психологическим неравенством индивидов в любой социальной группе. Структуризация в каждой такой группе зависит от природных способностей и талантов ее членов, а это, в свою очередь, определяет положение группы на той или иной ступени общественной лестницы. Т.е. открыто отвергается предопределенность наследственного пребывания как в элите, так и в неэлите. Тем, кто имеет «высший показатель в своей области деятельности, мы даем название элиты», писал Парето. Для него именно деятельность – тот тигель, который выплавляет элиту из исходного качественного материала. Элита – это избранная часть населения, остальная его часть лишь «приспосабливается к полученным от нее стимулам». Элита и неэлита образуют, соответственно, высший и низший слои общества. Представители низов, наиболее одаренные из них, «поднимаются вверх», пополняя ряды правящей элиты; те же члены её, которые подвержены деградации, «опускаются вниз», в массы. Происходит циркуляция, или круговорот элит – процесс взаимодействия между членами гетерогенного, многообразного общества, которое представляется Па1 рето в виде пирамиды с элитой на ее вершине . У Парето речь идет главным образом об элите в политической жизни общества, причем сама элита подразделяется на две части: одна – активная, ведущая – прямо или косвенно принимает участие в управлении обществом («правящая элита», или «правящий класс»), а другая – не участвует в управлении и подвизается в художественной или научной сферах («неуправляющая элита»). Стремление социологов и политологов обозначить в социуме прежде всего правящую элиту объяснимо: без этого трудно оценить должным образом состояние самого общества, его структуру, цивилизационный уровень и прогнозировать его поведение. Такой подход характерен и для большинства исследователей современного турецкого общества: и турецкие, и иностранные ученые, анализируя элиту этой страны, имеют в виду главным образом правящую элиту в целом либо ее наиболее активные составные – военную, партийную, предприни- 79 мательскую, происламскую, и т.д. В 60-е годы, например, большой интерес туркологов вызвала объемная работа Фредерика Фрея «Турецкая политическая элита», в которой оценивались политическая власть совре2 менной Турции, ее социальные корни . Недостаток места вынуждает нас сделать максимально обобщенную оценку правящей элиты Турции и ее эволюции, не вдаваясь в детали. В 30 – 40-е годы наступил период стабилизации победившего кемалистского режима, когда уже можно говорить о сформировавшейся властной элите новой Турции. Это была гражданская и военная бюрократическая верхушка, приверженная официально кемалистской идеологии (светскость, национализм, революционность, реформаторство, народность, республиканизм, европеизация, этатизм, и др.), контролирующая исполнительную, законодательную, судебную власти, экономику (госсектор), культуру, образование, идеологию (тюркизм). Её материальная опора – госсобственность, казна, в меньшей степени – помещичье землевладение, в еще меньшей – торговый капитал. Навыки, опыт, знания унаследованы от младотурок, в Турции эту правящую бюрократическую элиту называют издавна капыкулу. Третье сословие, предприниматели-турки еще только пытаются встать на ноги, их верхнюю прослойку – несколько крупных купцов – легко пересчитать по пальцам, все их надежды нацелены на опытную сильную бюрократию, на государство, которое создаст им благоприятный климат для развития, поможет преодолеть в чрезвычайно неразвитом частном секторе монополию нетурок – армянских, греческих, еврейских коммерсантов и иностранного капитала. Религиозное сословие – улема – было фактически ликвидировано и не представлено во властной элите. Лишь пост руководителя Управления по делам религии занимал представитель узкого круга тогдашних богословов. Велось жестокое преследование тарикатов, исламистских концептуалов типа Сайда Нурси, проповедовавшего мусульманское братство на основе шариата, без различия рас и наций. Преследуются также и коммунисты, социалисты – как раскольники единого общества, единого народа; выдавливаются из страны или ассимилируются греки, армяне, евреи; курдам внушается, что они – горные турки, да к тому же мусульмане. Любопытно, например, что один из идеологов пантюркизма еще при младотурках, Текинальп, был евреем. Реализация правящей элитой всех этих задач во имя европеизации «в короткие исторические сроки» требовала сохранения авторитарного, полицейского режима. Элита была организована, «мобилизована» в единую правящую политическую партию – Народнореспубликанскую, программа которой покоилась на упомянутых кемалистских принципах. Руководство партии – оно же верхушка исполнительной и законодательной власти – президент, премьер, председатель парламента. Активисты партии – губернаторы, министры, директора государственных предприятий, причем в этой среде было много отставных военных. «Приводные ремни» партии – народные дома, «турецкие очаги» и т.п. Кемаль Ататюрк предпринял две попытки создать легальную оппозицию НРП из 80 своих же соратников, и обе кончились неудачно: оппозиционная партия, как магнит, собирала не только кемалистскую фронду, но и самых ярых противников нового режима – тех, кто был даже готов к вооруженным выступлениям против власти. Метаморфоза правящей элиты началась с вынужденным отказом кемалистов от однопартийного режима и приходом к власти на целое десятилетие 1950-1960 гг. оппозиции в виде режима Баяра-Мендереса, который представлял собою альянс отколовшихся капыкулу, помещиков и окрепшей верхушки третьего сословия. Первые попытки либерализации, деэтатизации режима, по крайней мере в сфере экономики, были предприняты в это десятилетие. Однако в 1960 г. военная хунта выступила за восстановление чистоты кемалистских принципов, предав суду все руководство упомянутого режима. Они были осуждены как коррупционеры, аферисты, некоторые, включая премьер-министра Аднана Мендереса, оказались на виселице. Но даже такая мера уже не могла остановить начавшийся раскол прежде единой правящей элиты. Он стал необратимым, отражая объективные процессы социальной стратификации, прежде всего становления предпринимательской элиты, получавшей всемерное содействие от западных союзников Турции. На протяжении десятилетий, вплоть до окончания «холодной войны» одной из главных забот всех группировок правящей элиты было уберечь общество, прежде всего нищие низы, от воздействия социалистической и коммунистической утопии. Наиболее эффективным идеологическим оружием для защиты от этой опасности (также как и от исламизма), стал тюркизм. Официальная кемалистская оборонительная доктрина, устанавливала, что все население страны представляет собой одну нацию – турок, а границы Турции, определенные Лозанским договором, нерушимы. В идеологических запасниках правящей элиты после смерти Ататюрка (1938) окончательно утвердился и другой вариант тюркизма – с приставкой «пан», который с тех пор, сообразно внутренним и внешним обстоятельствам, периодически и весьма агрессивно заявляет о себе, игнорируя уже такой принцип кемалистского тюркизма, как неизменность границ. В годы фашистской агрессии против СССР, особенно на начальном периоде, правящая элита Турции, если судить по заявлениям ее лидеров, твердо уверовала в разгром СССР и даже продемонстрировала единство взглядов с пантюркистами, когда ее некоторые представители при содействии германских оккупационных властей, посетив, например, Крым, общались с марионеточными крымско-татарскими властями. Многие годы, вплоть до своей смерти в 1997 г. эту влиятельную силу, оформившуюся в политическую партию, возглавлял А.Тюркеш. На исходе 70-х годов тюркешисты, участвуя в правительственных коалициях, были близки «во имя ликвидации коммунистической опасности» к установлению своего режима в стране, который даже в Турции представлялся многим фашистским. Очередной военный переворот 1980 г. под кемалистскими лозунгами упредил такое развитие событий, однако повернуть политическую элиту к 81 кемализму военные были уже не в состоянии, да и сама военная верхушка заметно отличалась от прежних кемалистских генералов-чиновников. Возрожденную в середине 80-х годов гражданскую власть, наиболее ярким и авторитетным представителем которой стал Тургут Озал, никак нельзя назвать кемалистской, ее идеологией становится представленная в различных нюансах концепция турецко-исламского синтеза. Этот термин – изобретение турецких интеллектуалов 70-х годов, впоследствии он был принят на вооружение как некая идеологема в дополнение к кемализму по инициативе Высшего общества культуры, языка и истории имени Ататюрка, учрежденного военным режимом и ставшего влиятельным идеологическим конституционным органом при правительстве. Статья 134 действующей конституции определяет общие задачи этого идеологического органа власти: исследования и публикации по проблемам кемализма, реформ Ататюрка, турецкой культуры, турецкой истории, языка. Такая деятельность призвана способствовать «развитию национальной культуры на уровне современной цивилизации», «укреплять национальное самосознание и единство», «пресекать с помощью науки всевозможные чуждые и сепаратистские течения» и т.д. Обществу подчинены четыре научных общества – Турецкое историческое общество, Турецкое лингвистическое общество, Исследовательский Центр по Ататюрку, Центр культуры имени Ататюрка. Высший совет Ататюрка на своем заседании 20 июня 1986 г. под председательством президента Турции Эврена и с участием премьерминистра Т.Озала, начальника Генштаба и многих других высших должностных лиц «одобрил доклад на предмет принятия всей нацией понятия культуры, которое составляет основу Турецко-исламского синтеза». Подчеркивалось, что «источниками национальной культуры Турции являются и тюркская культура, и исламская культура. Эти две культуры пришли в Анатолии к синтезу при сельджуках и окончательно при османах. Однако синтез не привел к растворению и исчезновению одного в другом, каждый из элементов был продолжен в другом, укрепляя его, в результате возник зрелый синтез. Он придал Османской империи – одной из самых крупных и жизнеспособных империй в мировой цивилизации – идеологию, форму и силу…Кемализм направил этот синтез культуры, утративший к тому времени способность обновления, поверженный, к новому синтезу с его современным содержанием… Сегодняшнее поколение имеет дело с культурным наследием, основанным на трех тенденциях – тюркизме, исла3 мизме и вестернизации» . Один из современных защитников кемализма М.Шахинлер пишет: «Тургут Озал особенно преуспел в ориентации на тюркско-исламский синтез. Он придерживался пути, аналогичного тому, по которому следовало правительство Мендереса, открыл страну либеральной экономике. После достигнутых в экономике успехов он проигнорировал фундаментальное табу, которое не посмел нарушить даже Мендерес, – объявил кемализм идеологией, исчерпавшей свой срок. Новое понимание светскости по Озалу воодушевило тарикаты и фундаменталистов. Действуя как правовер- 82 ный мусульманин, он выступал с заявлениями типа «полностью отдайте себя Аллаху» и на посту премьер-министра осуществил большой демон4 страционный хадж в Мекку» . Другой турецкий автор, политолог Токтамыш Атеш также убежден, что после восстановления гражданской власти Озалом ее политическая структура стала иной, «озализм заполнил пустоту по-своему», «все демократические гражданские общественные организации оказались под невероятным давлением». Намекая на ослабление позиций прежней бюрократии, опорой которой была, как уже отмечено, государственная собственность, отныне подлежащая приватизации, он пишет, что «управляющая Турцией гражданская власть – это власть коалиции, составленной из тех, кто контролирует производство бытовой техники, автосборку и строительные подряды». Безусловно, речь идет о наиболее влиятельной прозападной верхушке окрепшего на сотрудничестве с иностранным капиталом крупного местного бизнеса, идеология которого, по его мнению, не кемализм, а тюркско-исламский синтез. «Если даже военные, взяв власть, отодвинут этих людей в сторону, то какие другие кадры они смогут привести к 5 власти? Прошлый опыт 12 сентября (1980 г.) не вдохновляет» . …Одной из причин живучести концепций турецко-исламского (или тюрко-исламского) синтеза является возрождение, полное обновление исламизма в Турции. Если тюркешисты никогда открыто не противопоставляли себя идеям Ататюрка, то исламисты не просто от них открещиваются, они их ненавидят и эту ненависть распространяют на военную верхушку, на Совет национальной безопасности, через который военные руководители страны уже без переворотов, «демократически», не раздражая Запад, могут успешно проводить правительственные меры по защите светского режима. Окончание холодной войны, распад СССР возродил идеи пантюркизма и панисламизма в правящей элите страны, «обогатил» содержание концепции синтеза, поколебал традиционные позиции кемалистов по проблемам национальных границ Турции. В первой половине 90-х годов громко звучат лозунги великой Турции от Адриатики до китайской стены, лозунги исторического реванша ислама в противостоянии христианству. Во второй половине 90-х лидер исламистской партии, «ходжа» Н.Эрбакан становится главой правительства, происходит проникновение в исполнительную власть исламистов и подготовка к смене режима. Это уже итоги деятельности оформившейся зримо исламистской элиты, кстати связанной прочно с мировой исламистской торгово-финансовой верхушкой, которая противопоставляет Западу свой вариант глобализации, используя его же технологические достижения, – информационные технологии и т.п. Совершенно очевидно, что традиционный кемалистский элемент тает на глазах в правящей элите, он перестал быть основным элементом власти; даже военные, заявляя о своей приверженности идеям Ататюрка, светскости, умеренному национализму, уже и сами не прочь отказаться от некоторых прежних заветов, ссылаясь на новые реалии, на глобализацию, на превращение Турции во влиятельное региональное государство, ак- 83 тивно поддерживаемое США. Немало военных ежегодно изгоняется из армии за принадлежность к исламистским кругам. Что касается предпринимательской прослойки и ее верхушки, широко представленной ныне несколькими весьма влиятельными союзами предпринимателей (ТЮСИАД прежде всего), торговыми и промышленными палатами Стамбула, Измира, Анкары и других крупных городов страны, отраслевыми союзами работодателей (МЕСС, например), то как кажется, ее вовлеченность в крайности синтеза преувеличена. Нельзя отрицать ее заинтересованность в торгово-экономической экспансии в ближневосточном регионе и на просторах Евразии, однако движущей силой этой экспансии является не столько националистическая идеология, сколько возросший рыночный прагматизм, законы которого вынуждают корректировать крайности пантюркизма, с тем, чтобы не оказаться на обочине глобализации. Решая, поддерживать какую-либо идеологическую инициативу активистов синтеза или нет, они оценивают ее целесообразность для своего бизнеса и готовы выступить против радикализма как националистического, так и исламского, приводящих к конфликтам и дестабилизации в евразийском регионе, угрожающим интеграции с ЕС. Они отваживаются ныне давать советы, даже требовать от властной бюрократической элиты, от МИД соответствующего поведения. Не следует забывать, что первые крупные частные холдинги (Коч, Эдзажджыбашы и другие), возникли благодаря сотрудничеству с западным капиталом, прежде всего в сборочной промышленности, они были далеки от исламистской идеологии, считали себя кемалистами. Более привержен синтезу набравший в 90-е годы силу происламский капитал, тесно связанный с тарикатами внутри страны и мусульманскими фондами в арабских странах, но даже он заинтересован в стабильности отношений не только с ЕС, но и с Евразией, прежде всего – с Россией. Военным удалось в 1997 г. отодвинуть угрозу исламизации правящего режима, добившись запрета исламистской партии Эрбакана. Они получили при этом поддержку практически всех группировок светской элиты страны. Крупнейший писатель Турции Октай Акбаль летом 1998 года писал: «Считается, что только военные выступают против сторонников реакции… Активные силы страны, ее различные организации, ее рабочие, предприниматели, преподаватели, все просвещенные народные массы являются защитниками республиканских реформ. Не будь этих гражданских сил, что могли бы сделать военные?.. Разве не благодаря постоянным уступкам отсталости, дикости, фанатизму мы пришли к тому, что имеем сегодня..? Появилась теперь и обманутая молодежь, размахивающая шариатскими знаменами перед университетами, во дворах мечетей, превратившая в символ невежества кусок ткани, покрывающий голову… Сделать оружием ношение платка!…Не это ли символ отсталости, тоски по прошлому, враждебности республике! И при этом еще раздаются слова о демократии, о том, что в демократических странах якобы такое давление невозможно – не принимать в университеты девушек с покрытой голо- 84 вой… К этому присоединяется еще и Общество прав человека, обещает поддержку девушкам с платком на голове. И все во имя демократии… Когда-то говорили – свобода, сколько преступлений совершено во имя тебя. Теперь то же – во имя демократии… Как только команда сторонников шариата должным образом укрепится, свобода во имя прав человека будет стерта с лица земли, неужели это так трудно представить?» Вызывает удивление у писателя и позиция президента Демиреля, который заявляет: «Я договорюсь со всеми». Действительно, соглашается Акбаль, политика – это искусство компромисса: по позициям, взглядам, принимаемым людьми как подлежащие компромиссам, договариваться можно. «Но попробуйте договориться с Эрбаканом, с прежней Рефах и с нынешней Фазилет. По каким пунктам, каким положениям? Только если согласиться с их взглядами на мир, т.е. если принять их шариатское мышление, склонить перед ними голову!… Воистину, на Западе конфликт, начавшись несколько веков назад, ныне решен; у нас он начинается зано6 во, правильнее сказать, еще более разгорается» . В Турции отправку правительства Эрбакана в отставку, запрет его партии называют «процессом 28 февраля», имея в виду, что решение об отстранении, по сути, от власти Рефах и открытии против нее судебного процесса было принято под давлением военной верхушки на заседании Совета национальной безопасности 28 февраля 1997 года. Что касается национализма, светские власти в этом вопросе намного единодушнее, они продолжают прибегать к националистической риторике постоянно, активно используют ее и для внутреннего, и для внешнего употребления, особенно на встречах, посвященных тюркскому единству. На 6-м Курултае дружбы, братства и сотрудничества тюркских государств и сообществ, состоявшемся весной 1998 года в Бурсе, были представлены Турция, 7 тюркских республик, 10 автономных федеративных республик, 2 автономных района (какого государства не уточняется!), представители тюркских сообществ из 26 стран. Всего было приглашено 550 гостей. Организатором курултая стал Вакуф дружбы, братства и сотрудничества тюркских государств и сообществ (Türk Devlet ve Toplulukları Dostluk Kardeşlik ve İşbirliği Vakfi). Сообщая обо всем этом, турецкая печать подчеркивала, что президент Турции С.Демирель был провозглашен отцом тюркского мира. Турцию представляли лидеры политической элиты страны – С.Демирель, Т.Чиллер, Девлет Бахчели и другие, а также председатель меджлиса Северного Кипра Хаккы Атун. Единство тюркских корней, исход тюрок из Эргенекона символизировал барельеф Бозкурта, а также ритуал ковки железа, который совершили С.Демирель, Т.Чиллер, Д.Бахчели и главы делегаций Азербайджана, Казахстана, Киргизстана, Туркменистана. С.Демирель говорил на курултае о «великом тюркском мире», его древней истории, о «сокровищах великолепной культуры», о «пришедшем из глубины веков осознании безграничного терпения», об опыте государственного строительства, ставшем достоянием мировой истории, о реши- 85 мости и воле также и в 21 веке выполнять должным образом миссию гармонизации культур и в международном плане. «У нас – блестящее завтра». Хаккы Атун (Северный Кипр) вручил Демирелю меч с рукояткой, изображающей фигуру волка. Новый лидер тюркешевской партии Девлет Бахчели заявил на курултае: «Если турецкие/тюркские государства и сообщества возьмутся за руки, они смогут занять достойное место в новых глобальных структурах, присущих 21 веку». Тансу Чиллер продолжила тему тюркской глобализации: «Для турецкого варианта происходящей глобализации нет никаких препятствий. 21 век станет веком тюркско7 го/турецкого глобализма. Мы должны учредить Совет Тюркского Мира» . Успех турецкого национализма был засвидетельствован по итогам парламентских выборов в апреле 1999 г., показавших, что происламистская партия – ныне это Фазилет («добродетель»), наследница Рефах – лишилась положения лидирующей партии в парламенте, переместившись в нем с первого места на третье. Однако эти же итоги свидетельствуют, что тюрко-исламистская группировка политической элиты не утратила своего влияния – маятник качнулся в сторону другого элемента этого синтеза – националистов, правых и левых. Ранее не сумевшая попасть в парламент партия тюркешистов, уже с новым лидером Д.Бахчели, стала второй по величине партией в новом меджлисе. В своих предвыборных выступлениях Д.Бахчели следующим образом убеждал избирателей отдать голоса за его партию: «Идея тюркского национализма является источником тюркско-исламской концепции. Эту идею ПНД приняло в качестве фундамента своей программы… Чтобы добиться подъема страны, достигнуть уровня современного государства, необходимо покончить с инфляцией, нищетой и беззаконием… Турция сможет стать лидирующей державой лишь с приходом к власти ПНД. Нынешние депутаты, пришедшие в парламент в 1995 году, не могли служить народу, потому что были заняты манипуляциями с кассетами, коррупцией, связывались с уголовниками, мафией, нарушали торги… Нам недостаточно иметь 30-40 депутатов, мы стремимся получить власть. В столетнюю годовщину республики мы меч8 таем увидеть нашу страну как одну из ведущих держав мира» . Тревога демократических кругов страны по итогам выборов отчетливо выражена в пространной статье Орала Чалышлара «Если допросить национализм» в газете Джумхуриет: «Мы переживаем период, когда правительственную коалицию составляют те, кто пришел в политику во имя сохранения «последнего турецкого государства». По сути Турцией уже давно руководит не только такая партия, ею управляют силы националистов и святош. Родина! Нация! Сакарья! Эти лозунги стали наиболее часто употребляться именно сейчас, и именно те, кто произносит эти поистине самые святые слова – сейчас у власти. Они убивали, воровали, они получали поддержку от самых авторитетных инстанций государства – и все во имя родины. Их преступления признавались законными и не осуждались, а если и осуждались, то потом прощались… Пока мы с удивлением за ними наблюдаем, Турцию охватила паранойя национализма и 86 слева, и справа. Крепкие парни-националисты, олицетворяющие «последнее турецкое/тюркское государство» теперь у власти. Истина предстала перед нами во всей своей наготе… Для нас это не стало сюрпризом. Фашизм и диктатура породили систему, в которой происходили самые подлые преступления и покрывались самые аморальные поступки. Мы знали об этом по событиям прошлого. Общественный контроль невозможен там, где царит насилие. Получило распространение разложение и доносительство… На авансцену вышли самые бессовестные и слабохарактерные. Реалии истории аналогичным образом проявились и в нашей стране. Турция представляется страной, в которой давно уже невозможно предъявить счет убийцам и ворам. Усилившиеся после 12 сентября разложение, насилие и беззаконие продолжаются и в наши дни. В такие периоды опасно выступать в защиту демократии. В то же время можно и должно прибегать к силе, власти, насилию. Во времена, когда национализм скатывается до такого рода ценностей, когда вырисовывается столь мрачная картина, не следует ли и левых спросить о причинах их, по меньшей мере, благосклонности к национализму. Пребывание в одной упряжке тех, кто защищает режим и фетишизирует государство, и тех, кто исповедует национализм, заставляет думать о необходимости более углубленного подхода к проблеме. В той мере, в какой растет национализм, в той же степени утаивается коррупция. Чем больше национализма, тем больше преступлений. Мы знаем, что в период становления национального государства националистическая идеология выполняла реформаторскую роль, разрушая феодальное государство. Однако эти времена остались позади. Национализм стал демагогией, используемой во имя того, чтобы держащая власть в своих руках консервирующаяся буржуазия смогла и далее сохранять за собой общество и укреплять статус-кво. Одновременно это и спасательный круг, позволяющий власти создавать атмосферу своей правоты в региональных конфликтах, в отношении окружающего мира и в отношении других. Посмотрите на диктатуру Франко, на нацизм Гитлера, на фашизм Муссолини; все они националисты для своих наций… Я убежден, что нашим склонным к национализму интеллигентам следует оценить должным образом опыт нынешней власти. Можно сказать, они – плохие националисты. После установления в любой стране национального государства и ликвидации феодализма национализм со временем превращается даже не в буржуазный, а в первобытный национализм. Мы сталкивались лицом к лицу с таким явлением у себя в Турции. И то, что мы вновь переживаем сейчас, представляется нам такими событиями, которые должны стать уроком для забывчивых. По меньшей мере, только поэтому оказалось полезным участие нашей националистической партии в правительственной коалиции. Точно так же, как способствовало пробуждению пребывание в коалиционном правительстве нашей партии политического ислама. Пора этот национализм вновь, по 9 меньшей мере, обсудить» . 87 Эрдоган Айдын в недавно вышедшей книге, посвященной национализму и исламизму в сегодняшней Турции, пишет: «Выборы 18 апреля 1999 г. завершились победой национализма. Они показали, что тенденция постепенного поправения общества завершилась тем, что ныне политическая ось Турции повернута в крайне правом направлении. Самым очевидным итогом этого станет тенденция к еще большей закрытости и тоталитаризму… «Процесс 28 февраля» не ограничился светским посредничеством во имя того, чтобы остановить шариатизацию. Это было вмешательством, преследующим цель воспользоваться кризисом и перестроить заново, сверху донизу, саму Турцию. Чтобы обеспечить режиму стабильность, капитализму – приватизацию, чтобы расширить гегемонию на Ближнем Востоке и на Кавказе, обществу потребовалась националистическая альтернатива… Очевидно, что завершение выборов победой одновременно и правых и левых националистов не следует объяснять успехом двух этих националистических партий без всякой связи с реальной обстановкой. Такое стало возможным в результате навязывания государством обществу своей политики националистических приоритетов… Общество живет в тисках такого рода манипуляций, как: «вокруг нас – внешние и внутренние враги», «все наши соседи – враги», «Европа стремится оживить Севр»….Такое постоянное нагнетание атмосферы враждебности обрекает общество на состояние постоянной чрезвычайщины, в которой не может быть решен ни один внутренний кризис, будь то переворот, гражданская война или требования шариата… Последний пример – общество ввергнуто в националистическую паранойю, чтобы свести решение курдского вопроса лишь к военным методам… Претензии на бывшие османские территории после распада Советского Союза превратилась в государственную политику, подходы государства к внешнеполитическим проблемам перекликаются с туранизмом, исповедуемым Партией националистического движения… Позиция по Кипру, Эгейскому морю, Кавказу, Ближнему Востоку и Балканам несет в себе возможность новой войны и порождает большую потребность в укреплении массовой базы шовиниз10 ма» . Высказываемые автором опасения непосредственно касаются также и российско-турецких отношений. Многочисленные свидетельства «укрепления массовой базы шовинизма» легко обнаружить сегодня в турецких СМИ, когда, например, заходит речь о Чечне. Если по этим свидетельствам судить о том, в каком направлении давно и целеустремленно формируется общественное мнение страны, то вывод один – в этом направлении просматривается немало антироссийского. Тенденция эта проявляется давно. Уместно вспомнить, что еще во времена первого вооруженного конфликта в этой российской республике в солидной турецкой газете можно было встретить такой репортаж корреспондента из Турции: «Самое главное отличие Чеченистана от других кавказских федеративных государств – враждебность к русским. В чеченском парламенте нет ни одного русского. На вопрос 88 – сколько в парламенте русских, чеченцы, улыбаясь из-под усов, отвечают – 11 «Много. Большинство уборщиков в туалетах там – русские» . Таким образом, ныне тремя ведущими партиями в турецком парламенте являются Демократическая левая партия Эджевита (136 мест), считающаяся в стране партией левых националистов, патриотов, Партия националистического движения (129 мест) и уже упомянутая наследница запрещенной партии Эрбакана – партия Фазилет (111 мест). Две до недавнего времени ведущие светские партии-соперницы правоцентристского толка (Партия справедливости во главе c Йылмазом и Партия верного пути во главе с Т.Чиллер) оказались отодвинутыми на четвертое и пятое места (соответственно 86 и 85 мест). Правда, одной из них, ПС, удалось попасть в созданное после выборов правительство в качестве младшего партнера националистов. Примечательно, что при такой «реструктуризации» в политических верхах в результате выборов под тюрко-исламистской символикой в новом парламенте не нашлось места для Народно-республиканской партии, считающейся в Турции социалистической – она не преодолела 10%-й барьер, набрав около 9% голосов. Сохраняющаяся в светских кругах правящей элиты аллергия на исламистов после упомянутого «процесса 28 февраля» исключила возможность участия их в правительственной коалиции. Что касается другой составляющей синтеза, исламизма, некоторые высказывания исламских авторитетов страны свидетельствуют, что верующая интеллектуальная элита встревожена средневековым мракобесием крайних радикалов от религии. Известный ученый-богослов, профессор Стамбульского университета Яшар Нури Озтюрк призывает соотечественников изучать ислам хотя бы для того, чтобы разоблачать политиканов от религии: «Овладевайте религией. Мы говорим тем, кто утверждает, что они не относятся к религии как к вере, как к метафизической реальности, – усвойте ислам как социологическую реальность этой страны. Ислам верой для вас может и не быть, но эта религия, эта страна безусловно для всех ее детей является социо-культурным феноменом. Вот уже годы я продолжаю утверждать: в новом столетии самым горьким огорчением для нашей страны и для нашего народа будет ситуация, при которой закрывают глаза на тех, кто со своим первобытным средневековым, мстительным мировоззрением грабит нашу религию, становится в позу адвоката Аллаха. Это большой грех. Это сегодня самый главный совершаемый в Турции грех… Народ должен на деле выступить против тех, кто эксплуатирует религию, кто под религиозным обличьем нарушает права человека. Нужно не охать, 12 а разоблачать, осуждать, противодействовать» . Можно предсказать дальнейшие попытки активизации скрытой и открытой пропаганды и пантюркизма, и исламизма в евразийском регионе, на Кавказе, в Центральной Азии, на Балканах. В то время как многие здравомыслящие турки, предприниматели, деятели культуры, политики осознают и соответственно требуют от новой власти расширения сотрудничества с Россией, другие стремятся свернуть это сотрудничество, например, провалить реализацию проекта «Голубой поток», ссылаясь на то, что этот проект 89 ущемляет интересы «братьев-тюрок» Азербайджана и Туркменистана, ко13 торые также намерены поставлять природный газ в Турцию . *** Как очевидно из предыдущего, в литературе ныне понятие правящая элита, политическая элита сведено все к тому же понятию верхи, правящие круги, власть. Оно не адекватно тому истинному смыслу, который призван отразить термин элита. Обратимся к мнению нашего современника Арнольда Дж.Тойнби о функциях элиты на этапах цивилизационного развития обществ. По Тойнби элита – это прежде всего «творческие личности», «творческое меньшинство», «первооткрыватели», которые подтягивают «нетворческое большинство», «арьергарды» до своего уровня. Творческие личности «при любых условиях составляют в обществе меньшинство, но именно это меньшинство и вдыхает в социальную систему новую жизнь… В растущем обществе в любой данный момент представители этого типа всегда находятся в меньшинстве. Они лишь дрожжи в общем котле человечества». Требуется усилие «прежде всего со стороны отдельных личностей, нацеленных на новаторский путь, и наряду с этим – всех остальных, готовых воспринять эту новацию и приспособиться к ней. Цивилизованным можно назвать лишь то общество, в котором эти встреч14 ные усилия слились воедино» . Если согласиться с Тойнби, то дихотомию «элиты – неэлиты» следует воспринимать не просто как верхи и низы, или как власть и народ, эксплуататоры и эксплуатируемые, а как творческое меньшинство (т.е. развивающее цивилизацию в каждой сфере своей деятельности) и нетворческое большинство, которое в лучшем случае поддерживает, воспринимает, способствует реализации творческих, новаторских инициатив меньшинства. Поэтому, когда речь заходит о том, что политическая верхушка и есть политическая элита общества, конечно, сразу же возникает вопрос – обязательно ли представитель элиты – это лишь тот, кто отмечен позитивным зарядом. Ведь в нашем понимании он может оказывать и негативное воздействие на развитие социума, государства. Достаточно вспомнить фашистские «элиты» Германии, Италии, Испании. Одну из глав своей работы «Дорога рабству» Ф.А.Гайек назвал: «Почему к власти приходят худшие», причем эпиграфом к главе он избрал слова лорда Эктона «всякая власть раз15 вращает, но абсолютная власть развращает абсолютно» . Конечно, мы должны признать, что выделить в чистом виде, дистиллировать творцов, новаторов из различных социальных групп, представляющих верхи по определению, очень трудно статистически. Только небольшая их часть на виду, далеко не все их имена известны обществу. Их совокупная положительная, созидательная роль становится очевидной по различным косвенным итоговым показателям, характеризующим достижения (или провалы) данной страны в экономике, политике, науке, культуре. Самым главным, обобщающим положительным показателем будет успех данного общества в догоняющем развитии, в достижении уровня развитого демократического общества. 90 Если исходить из тех итогов деятельности элиты, которые способствуют прогрессу общества, его динамизации, то мы вынуждены констатировать, что по Турции такой работы почти не ведется – соответствующих готовых, статистических индикаторов нет (или мной просто не обнаружено), а обработка имеющейся социальной статистики на предмет выявления элиты мне не встречалась. Да и возможно ли это? Сам же я готов лишь к беглой оценке этих данных на предмет выявления элиты и распределения ее по сферам социальной структуры. Такие данные представлены в некоторых разделах статистического ежегодника Турции, который основывается на методологии ООН. Например, в разделе «Население» представлены таблицы по уровню образования в Турции, виду занятости, должностному положению и т.д. В разделе «Доход и потребление» приводятся данные о том, что в 1994 г. в Турции насчитывалось 13 342 тыс. с лишним хозяйств, в том числе 7 487,7 тыс. в городе. Суммарные потребительские расходы всех хозяйств составили в среднем в месяц 123 363 774 млн. лир, в том числе в городе – 81 844 936 млн. лир. Если разделить хозяйства на традиционные пять групп расходов от самых низко расходных до самых высокорасходных (каждая группа – 20% хозяйств, представлена 2 668 411 хозяйствами), оказывается, что на самую низшую группу приходится 6% суммарных расходов всех хозяйств, а на самую высшую – 48%, причем и в том и другом случае две трети таких расходов приходятся на городские хозяйства. Расходы самой низшей группы достигают лишь 12,8% тех же расходов высшей группы, т.е. меньше почти в 8 раз. Любопытна разница в расходах по некоторым видам потребления. На питание самая низшая потребительская группа расходует примерно треть этих же расходов высшей группы. Расходы на одежду самой низшей группы составляют 5,3% расходов самой высшей группы, на жилье –16%, на здравоохранение – 7,6%, на «развлечения и культуру» – 1,6%. На образование же (вспомним слова Тойнби!) самая низшая группа тратит 1,2 % соот16 ветствующих расходов высшей группы . Конечно, этот подсчет следовало бы продолжить и дальше, т.е. пересчитать на доллары и сравнить траты высшей группы Турции на образование с аналогичными тратами по развитым странам и представить мощь условной турецкой интеллектуальной элиты на глобальном уровне, но это вопрос будущих поисков и расчетов. Вот еще косвенные показатели предполагаемой степени участия элитных групп в хозяйственной жизни Турции по признаку уровня образования. В 1990 г. экономической деятельностью во всех отраслях было занято лиц с высшим образованием 1 224 043 человека (5% экономически активного населения). Их участие по всем отраслям (100%), а также их занятость в каждой отрасли (100%) представлены следующим образом: государственные, и общественные службы, социальные и индивидуальные услуги – 60 и 22%, сектор финансовых, страховых и аналогичных услуг – 14 и 31%, обрабатывающая промышленность – 8,7 и 3,8%, торговля, питание, отели – 8,6 и 5,7%, транспортные, информационные, складские услуги – 2,4 и 3,8%, строительство – 2,1 и 2,2%, – агросфера – 1,9 и 1,9%, энергетика – 0,7 и 10,1%, добы- 91 вающая промышленность – 0,4 и 3,6%, прочие, в том числе неустановленные – 1,2 и 10%. Как видим, по формальным показателям наибольшим интеллектуальным «зарядом» располагали в Турции государственные, общественные и частные финансовые и страховые учреждения и организации, прежде всего высшего уровня. Менее всего в интеллектуальном потенциале страны представлена агросфера, хотя надо учитывать, что значительная часть ее квалифицированных кадров зарегистрирована во властных управленческих структурах. В известной мере это относится и к промышленной инфраструктуре, где еще сильны позиции государства, и управление ею осуществляется госу17 дарственными чиновниками . Здесь уместно отметить, что глобализация в сфере кадров высасывает из Турции самые лучшие, наиболее пригодные к участию в модернизации и европеизации страны кадры ученых, технократов, бизнесменов. Особенно много турок-ученых оседает в США, Германии, Франции, Англии. Итак, очевидно, что прибегая к политическому анализу эволюции верхушки социума по методу элита-неэлита, можно получить дополнительные качественные характеристики общества и власти. Особенно ценные выводы ожидают исследователя, если привлечь к научному анализу статистические материалы по социальной структуре занятого населения, его доходам, уровню образования, участию в развитии национальной науки и технологии, и другим параметрам. Только такой подход, сам по себе весьма трудоемкий, может помочь определить подлинное место и значимость элиты в изучаемом обществе, ее структуру, «качество» и степень эффективности ее деятельности. В конечном же счете, перед исследователем предстанет подлинное «лицо» самого общества. «История буржуазной социологии ХIХ – начала XX века. – М., 1979. – С. 323-324. 2 Frey, Frederick W. The Turkish political elite. Cambridge, M.T.T.Press, 1965. 483 с. 3 Àteş, Toktamış. Türk – Islam Sentezi. –İstanbul: 1991, с. 11-12, 39, 40, 69, 75, 250, 253. 4 Şahinler, Menter. Atatürkçülüğün kökeni, etkisi ve güncelliği. 2-nci bası. İstanbul, 1998, c. 335. 5 Cumhuriyet, 21.09.1999. 6 Milliyet, 16.06. 1998. 7 Radikal, 21,03.1998. 8 Hürriyet, 4.04.1999; Hürriyet, 7.04.1999. 9 Cumhuriyet, 21.09.1999. 10 Erdoğan Aydın. Kabustan demokrasiye. Milliyetçilik, şeriat ve alevilik. Jstanbul, Gendaş: 1999. c. 15, 16, 17, 19, 23. 11 Milliyet, 13.12. 1994. 12 Hürriyet, 27.12.1999. 13 İntermedya ekonomi, 31.10.1999. c. 38; Milliyet, 9.11.1999. 14 Тойнби, А.Дж. Постижение истории. – М., 1996. – С. 213-214. 15 Гайек Ф. Дорога к рабству. – М.: Экономика. – 1992. – С. 104. 1 92 16 17 Подсчитано no: Türkiye istatistik yıllığı 1996. Ankara, 1997, c. 638. Подсчитано no: Türkiye istatistik yıllığı 1996. Ankara, 1997, с. 95. 93 В.В.Куделев МАРОККО: ШАГ ВПЕРЕД ИЛИ СМЕНА ФАСАДА? Изменилось ли Марокко со смертью короля Хасана II (09.07.1929 – 23.07.1999) и восшествием на Алауитский престол его старшего сына Сиди Мохаммеда, принявшего после состоявшейся 30 июля 1999 года интронизации имя Мохаммеда VI? Да, ответят оптимисты, верящие в искренность стремления 36-летнего монарха придать новый динамизм социально-экономическому развитию его страны, способствовать дальнейшему развертыванию в ней демократических процессов, решить многочисленные внутренние проблемы. Они могут привести немало подтверждений своей правоты, которые дало им не такое уж и продолжительное по времени правление Мохаммеда VI. Однако пессимисты дадут негативный ответ на поставленный выше вопрос и приведут немало аргументов, подтверждающих их точку зрения. Для того чтобы разобраться, кто действительно прав из них, обратимся к событиям, происшедшим в Марокко за последние шесть месяцев. Прежде всего вернемся к самому трагичному дню в истории Марокко последней четверти ХХ века – 23 июля 1999 года. В этот день скончался король Хасан II, в течение долгих 38 лет правивший Марокко. В ночь на 24 июля в королевском дворце состоялась церемония представления верноподданнических чувств новому королю Марокко, который на одну неделю стал именоваться Мохаммедом ибн Хасаном. В ходе церемонии акт «байя» – присяги новому правителю страны – подписали принцы Мулай Рашид (младший брат Мохаммеда ибн Хасана, в настоящее время – наследный принц), Мулай Хишам, Мулай Исмаил, премьер-министр Марокко Абдеррахман Юсуфи, спикеры обеих палат марокканского парламента, министры, советники короля, председатели региональных советов улемов, председатели Верховного суда и Конституционного совета Марокко, королевский прокурор, представители командования вооруженных сил страны и сил безопасности, руководители политпартий и другие официальные лица. Марокканское телевидение почти каждый час повторяло кадры, на которых в верности новому монарху клялись его братья, подчеркивая тем самым отсутствие самой проблемы преемственности власти. Новый марокканский монарх родился 21 августа 1963 года. С четырех лет обучался в керамической школе при королевском дворце. В 1981 году завершил среднее образование и получил диплом бакалавра. С 1981 по 1985 г. обучался на факультете юридических, экономических и соци- 94 альных наук Рабатского университета «Мохаммед V» по специальности юриспруденция. В дальнейшем совершенствовал образование во Франции. В 1985 году наследный принц назначен на пост координатора бюро и служб генштаба марокканских вооруженных сил. В 1994 году ему присвоено воинское звание «дивизионный генерал». В октябре 1998 г. по указанию короля Марокко Хасана II при его старшем сыне наследном принце Сиди Мохаммеде создан личный кабинет и секретариат. Неоднократно он представлял Марокко на важных международных встречах. Будучи наследным принцем, пользовался репутацией весьма скромного и осторожного человека. Любитель гольфа и культуризма. Заядлый курильщик. Утверждают, что его основными устремлениями являются сближение с Европой, уважение правового государства, борьба против бедности. Хасан II лично следил за учебой наследного принца, его политическим и религиозным образованием. У короля Мохаммеда VI три сестры – принцесса Лалла Мерием 1962 года рождения, принцесса Лалла Асмаа (1965) и принцесса Лалла Хасна (1967), а также младший брат принц Мулай Рашид (1970). Король Хасан II так охарактеризовал своего старшего сына в 1995 г.: «0н – не я, я – не он. Достаточно того, что я привил ему две важные вещи: быть патриотом вплоть до высшего самопожертвования и держать удар, откуда бы он не наносился». Наблюдатели сразу же сошлись во мнении, что Мохаммеду VI досталось достаточно солидное внешнеполитическое наследие. Впрочем, пессимисты не преминут напомнить о неурегулированности западносахарской проблемы, весьма щепетильного вопроса об испанских анклавах Сеута и Мелилья, постоянной напряженности в отношениях с соседним Алжиром. Что касается внутриполитического положения, то оно не виделось таким же однозначным. Да, неоспоримой является высокая внутренняя стабильность страны. Но она во многом – следствие личного авторитета покойного монарха, сумевшего за последние десять лет улучшить отношения между Марокко и международным сообществом, железной рукой насадившего атмосферу социального мира, ничего не уступив при этом из своих прерогатив. Причем, говоря о внутренней стабильности Марокко в недавнем прошлом, необходимо говорить не столько о монархе, сколько о дуэте король – Дрис Басри (до 9 ноября 1999 года – бессменный в течение 21 года госминистр внутренних дел). Наличие же острейших социальноэкономических проблем в стране – и это признается всеми вне зависимости от принадлежности к «оптимистам» или «пессимистам» - рискует в любой момент подорвать эту стабильность. Приведем несколько цифр: всего лишь за 7 лет, с 1991 по 1998 гг., число лиц, находящихся за чертой бедности, выросло в стране на 56% и достигло 5,3 млн. человек (официальные данные); 82% женщин в сельской местности неграмотны; безработица среди городского населения достигла 19%. По оценке аналитиков, на момент передачи власти в Марокко существовали как минимум три «группы риска», которые были способны негативным образом повлиять на внутреннюю стабильность страны. Это – 95 исламисты, военные, а также те, кого здесь принято называть «махзеном» (старое название правительства Марокко, олицетворяемое в настоящее время с поборниками феодальных пережитков, и в первую очередь, с ближайшим окружением покойного монарха – прим. авт.). Противостоять указанным источникам нестабильности монарху предстояло в условиях, когда из-за сопротивления все тех же групп риска не было никакой уверенности в том, что левоцентристскому правительству А.Юсуфи удастся довести до конца начатые им демократические реформы. Впрочем, это же сделало Мохаммеда VI и Юсуфи потенциальными союзниками. При более тщательном рассмотрении не таким уж безоблачным выглядит и международное положение Марокко. Мохаммед VI унаследовал неурегулированной застарелую проблему Западной Сахары, съедающую значительную часть бюджета. В связи с отказом Марокко заключать новое соглашение с Евросоюзом взамен истекшего 30 ноября 1999 года и ответным «ударом» европейцев, потребовавших сертифицировать экспортные поставки марокканских томатов, в любой момент может вспыхнуть «торговая война» между Брюсселем и Рабатом, в которой силы «противников» заведомо не равны. То, что марокканского монарха не ждет безоблачное будущее, подтвердилось буквально через несколько дней после смерти Хасана II. Тогда некоторые зарубежные СМИ распространили информацию о том, что сразу после церемонии «байя» молодой монарх… женился. Сразу же последовали официальные опровержения, но дело было сделано – Рабату пришлось «отмываться». Тем не менее, в этом вопросе немало неясного. Дело в том, что, с одной стороны, согласно принятым в Марокко нормам, наследный принц не имеет права жениться до восхождения на престол, так как в противном случае появление у него детей мужского пола может привести к борьбе за престолонаследие. С другой стороны, согласно тем же нормам, монарх не может короноваться, не будучи женатым. Возможно, все эти сложные процедурные тонкости были обойдены тайным обручением монарха, что повлекло за собой соответствующие слухи о женитьбе… Как бы там ни было, согласно слухам, у Мохаммеда VI есть претендентка на его руку и сердце. Это – дочь главы МИД Марокко Мохаммеда Бенаиссы, женатого на американке. Впрочем, вряд ли стоит развивать эту тему. Тем более, если вспомнить предупреждение еженедельника «Жен Африк» о том, что монарх не терпит «вмешательства в его личную жизнь» [3, 14.12.99]. Подобная позиция достойна только уважения. Какими шагами марокканский монарх укрепил веру в него «оптимистов»? Первым и главным шагом Мохаммеда VI они называют сохранение левоцентристского правительства во главе с социалистом Абдеррахманом Юсуфи. Тем самым монарх дал очень мощный сигнал о том, кого он считает если не своими союзниками, то, по крайней мере, спутниками. Другой знаковый момент этого шага – король дал понять, что он намерен продолжать начатый еще его покойным отцом Хасаном II уникальный для 96 арабского мира, да и не только для него, эксперимент сосуществования монархии и достаточно левого кабинета. Вторым, не менее, а может быть, и более важным шагом стало удаление 9 ноября 1999 года от дел всесильного госминистра внутренних дел Дриса Басри, бессменно находившегося на этом посту 21 год. Действительно, надо было отважиться убрать этого незаурядного человека, с именем которого одни олицетворяли стабильность и способность решить самые трудные проблемы, другие – многочисленные интриги, грязные делишки и нарушения прав человека [2, 12.99]. Незаурядность в совокупности с именем Басри – это далеко не пустые слова. Тем более что они звучат из уст человека, никогда не являвшегося его почитателем или подчиненным. В самом деле, как можно иначе говорить о выходце из простой крестьянской семьи, сумевшем в условиях самой традиционалистской страны региона, накрепко пропитанной пережитками феодализма, стать человеком, долгое время определявшим современную историю Марокко. Именно он обеспечил «мягкий» переход от эпохи Хасана II к эпохе Мохаммеда VI. Именно ему (?) приписывают принятие решения о применении силы для разгона выступлений населения Эдь-Аюна в сентябре прошлого года, целью которого было показать монарху свою необходимость. До объявления отставки Басри монарх предпринял ряд шагов, которые были призваны обеспечить ему «тылы» в решающий момент. Со дня прихода к власти Мохаммед VI и его окружение повели планомерное наступление на позиции Басри. Наиболее наглядным шагом в данном направлении стало возвращение 30 сентября в Марокко после восьми лет изгнания во Франции Абрахама Серфати – некогда старейшего в Африке после Нельсона Манделы политзаключенного. Ведомство Басри оказалось вне подготовки его приезда, которым занимался один из советников монарха. Утверждалось, что госминистр был поставлен в известность о прибытии экс-оппозиционера в момент, когда самолет с Серфати на борту уже вылетел из Парижа в направлении Марокко. В марокканской столице ему была устроена довольно торжественная встреча с участием нескольких министров и представителей окружения Мохаммеда VI. Однако два более важных шага по постепенному лишению госминистра его традиционных прерогатив были совершены несколькими днями ранее. 28 сентября Мохаммед VI отстранил доверенное лицо Басри – Мохаммеда Азми – с поста представителя Марокко при Миссии ООН по организации референдума в Западной Сахаре (МИНУРСО). Ранее вопросы западносахарского урегулирования находились целиком и полностью в ведении госминистра. День спустя из подчинения главе МВД была выведена основная марокканская спецслужба – «Дирексьон де ля сюрте дю территуар» (ДСТ), ведающая вопросами контрразведки и политического сыска. ДСТ возглавил полковник Лаанигри, до этого служивший в другой спецслужбе – «Дирексьон женераль д'этюд э де докюмантасьон». 97 Явилась ли отставка Басри следствием неких трений между ним и монархом? Сказать трудно. До интронизации Мохаммеда VI в Рабате циркулировало немало слухов о том, что на этом месте Басри хотел бы видеть его младшего брата Мулая Рашида. Вряд ли Басри помогло и то обстоятельство, что у него было и есть немало врагов в команде Юсуфи. Более того, в последнее время стало модным во всех проблемах кабинета Юсуфи обвинять именно Басри. Ряд журналистов и политиков поторопился повернуться спиной к экс-госминистру и отмежеваться от него. Тем не менее, очень многозначительным выглядит небольшое резюме информированного парижского журнала «Араби»: «… Басри, возможно, удовлетворится положением отставника, который остается в распоряжении государства, в его резерве» [2, 12.99]. В этой связи очевидно, что Мохаммед VI был уверен в себе, в поддержке со стороны армии и народа, когда он шел на определенный и очевидный риск, убирая преданного и всесильного слугу. В то же время нельзя исключать наличия определенной договоренности между королем и Басри. Подтверждение тому – едва ли без высочайшего соизволения Юсуфи пошел на организацию небольшой церемонии проводов Басри, шаг, раскритикованный как ПИ, так и многими министрами-социалистами. Как писал еженедельник «Журналь», «проводы Басри имели большую политическую нагрузку» [7, 04.12.99], они символизировали собой «мир с системой, прошлое которой является неподсудным». Безусловно, Басри был символом прежней эпохи, однако его необходимо было принести в «жертву на алтарь изменений». Утверждают, что решение об отставке Басри принималось монархом в глубокой тайне. Подтверждение тому – всего за две недели до этого эксгосминистр был назначен на ответственный пост в Комиссию по сахарским делам. Подобный стиль принятия решений, когда никто не должен сомневаться в чем-либо до указания монарха, похоже, стал характерным для его государственной деятельности. Он же еще больше уменьшил и без того невысокий авторитет правительства. Произошли перестановки и в еще одной «вотчине» экс-госминистра внутренних дел – министерстве информации, где на основных командных постах оставались люди, занявшие их в период, когда ведомство Басри именовалось «министерство внутренних дел и информации». Позиции этих людей до прихода к власти Мохаммеда VI никак не пошатнулись, несмотря на то, что их главным противником был министр информации, представитель Партии Истикляль Ларби Мессари. И только после того, как монарх стал подминать под себя реальные рычаги управления страной, были смещены со своих постов генеральный директор официального информационного агентства МАП Абдельджалиль Фенджиро и генеральный директор государственной радио- и телевизионной компании РТМ. Как писал, комментируя стиль принятия решения монархом еженедельник «Журналь», «отныне мы будем иметь махзен, конечно просвещенный, но тем не менее махзен», что, по его мнению, предполагает «авторитарный выбор». Эти решения «ослабили правительство, в опреде- 98 ленной степени дискредитировали процесс альтернативы, и они контрастировали с неоднократно высказывавшимися сувереном словами поддержки» правительству А.Юсуфи [7, 08,01.2000]. Произведенные монархом действия в ряде марокканских СМИ назвали «тихой революцией» [5, 02.12.99]. К этой революции оказались не готовы как махзен, так и оказавшиеся при власти левые, именующие себя «демократами», которые «в течение десятилетий привыкли к компромиссам, тщательно выверенному балансированию и сделкам, к существованию власти и контрвласти, с которыми надо договариваться, разделять власть и взаимодействовать». Были и другие чисто внешние признаки (пока трудно говорить, насколько они были искренни), показавшие стремление нового монарха порвать с традициями прошлого. Один из них – неприятие Мохаммедом VI церемонии лобызания руки, культивировавшейся при его отце как знак преданности слуги его повелителю. Другой – внезапные появления монарха там, куда он давал деньги, предназначавшиеся для нуждающихся (например, сиротский дом в Фесе). Третий – максимальное облегчение жестких правил протокола, чрезмерно раздувшихся за время правления Хасана II. Мохаммед VI сам управляет своим лимузином. Он отказался от длиннейшего кортежа автомашин, всегда сопровождавших его отца и надолго перекрывавших движение остального автотранспорта. Король показывает личный пример своим подданным (и не только им!!!), тормозя на красный свет светофора. Королевский дворец в Рабате из резиденции постепенно трансформировался в административное здание: монарх предпочитает жить в достаточно скромной вилле близ Рабата. Только приход к власти Мохаммеда VI позволил после многолетнего отсутствия вернуться на театральные подмостки популярному марокканскому юмористу Ахмеду Санусси, больше известному публике под псевдонимом «Бзиз». Выступления на публике были запрещены ему после того, как он неоднократно высмеивал Д.Басри. Сначала артиста заметили в салоне для близких друзей монарха, а затем король появился вместе с пародистом на первой полосе марокканской официальной газеты «Матэн дю Саара э дю Магреб». Такое высочайшее внимание тут же изменило настрой Бзиза. Несколько недель спустя он принял активное участие в начатой Мохаммедом VI кампании по борьбе против бедности. Еще один символический жест монарха – он разрешил посетить историческую родину семье Мехди бен Барки. В 1965 году самого известного марокканского оппозиционера средь бела дня похитили в Париже. После этого о его судьбе ничего неизвестно. Марокканцы обратили внимание и на то, что свою первую поездку по стране в качестве монарха Мохаммед VI совершил в район Рифа. Горцы, не забывшие репрессии, в свое время обрушенные на них Хасаном II в эпоху, когда тот был еще наследным принцем, оказали королю восторженную встречу. Для них Мохаммед VI оказался скорее внуком Мохаммеда V, нежели сыном Хасана II [6, 15.12.99]. Примечательно, что Хасан II, 99 подавивший в крови голодный бунт рифаев в конце 50-х годов, за 38 лет своего правления не разу не посещал этот район. Мохаммед V в последний раз был там в 1956 году. То есть, только через 43 года марокканский суверен вновь оказался в Рифе. Теперь перечислим аргументы, которые могут привести «пессимисты». Первый из них дал им новый глава МВД Мидауи, как во времена Басри, «порекомендовавший» министру информации Ларби Мессари не привлекать журналистов к освещению прибытия 27 ноября 1999 года в Марокко семьи Мехди бен Барки – некогда самого известного марокканского оппозиционера, похищенного марокканскими спецслужбами в Париже в 1965 году, а затем бесследно пропавшего. Тех же из представителей марокканских и зарубежных СМИ, кто все же прибыл в столичный аэропорт, ждал неласковый в физическом смысле – в «стиле Басри» – прием стражей порядка. Полицейские арестовали фотографа арабского телеканала «mbc», повредили камеру оператора французского телеканала «Франс-3», попытались захватить камеру фотографа марокканской газеты «Аль-Иттихад аль-Иштираки» (орган формально правящей партии Социалистический союз народных сил – ССНС). Стражи порядка пресекли все попытки журналистов приблизиться к семье Бен Барки. И это совершалось при том, что в составе официальной «команды», встречавшей семью Бен Барки, были министр юстиции Омар Аззиман и госсекретарь при МВД страны Фуад Али мь-Химма (оба - назначенцы монарха в правительстве), представитель ССНС, министр по делам оборудования территории, охраны окружающей среды, городов и строительства Мохаммед эль-Язги, а также генеральный директор спецслужбы «Сюрте насьональ»! Другой непременный аргумент «пессимистов» – сохранение в структуре министерства информации цензуры в лице Службы иностранных публикаций. Именно по ее командам дальше таможни в Марокко не проникнет ни одна книга или газета, содержание которой будет признано «вредным» для общественной морали или государственных институтов. И это – в современный век, когда «Интернет» давно стер информационные границы? На руку «пессимистам» сыграло и то, как власти поступили с капитаном марокканской армии Мустафой Абидом. Тот осмелился «вынести сор из избы», обвинив через прессу своих командиров в коррумпированности. Однако армия в Марокко – один из инструментов власти, который находится вне зоны критики. Вот почему строптивый капитан в начале января оказался за решеткой, где в настоящее время ожидает суда. Кстати, военный бюджет Марокко не обсуждается в парламенте, что ставит оборонное ведомство вне демократических рамок. Отвечая «оптимистам» по поводу их надежд на сохранение и в дальнейшем левоцентристского кабинета, «пессимисты» указывают на сохранение в составе правительства «всей королевской рати» – пяти министров, прерогатива назначения которых принадлежит монарху. А значит – сохраняется ранее существовавшая ситуация, когда, кроме премьера, в 100 правительстве имеется «премьер номер два» – эту роль играл и играет глава МВД, обладающий большей и более реальной властью, чем глава кабинета. Согласно пессимистам, левые в кабинете нужны монарху ради достижения двух целей – благоприятного внешнего имиджа перед западными партнерами и создания хоть какого-нибудь противовеса быстро набирающим силу исламистам, справляться с которыми в условиях острейшего социального неравенства одним только авторитетом «предводителя верующих», похоже, становится все труднее. Еженедельник «Журналь» считает, что левые «оказались узниками правительства, слепого идеологически, хрупкого политически и беспомощного практически» [7, 15.01.2000]. «Стремление к демократии, заставляет ли оно составлять коалицию с врагами демократии? Можно ли спасти страну, объединяясь с теми, кто ее разрушил? Марокканские левые сейчас сами убивают себя, стремясь реализовать демократию, которая поставила слишком много ограничительных условий, – полагает «Журналь». – Левые – мотор этого конъюнктурного большинства-гибрида, управляют рыночной экономикой, не имея власти для того, чтобы превратить ее в социальную экономику». Примечательно, что отведенной левым ролью в кабинете недовольны и сами левые. Вот почему в Марокко заговорили о «новых левых» партиях, не скомпрометировавших себя участием в правительстве – экране [1, 02.01.2000]. Кстати, сами «новые левые» относят себя к «пессимистам». Так, один из их представителей активист Национального комитета за действия в поддержку демократии Омар Заиди считает, что все значительные изменения, происшедшие в Марокко за последнее время, были сделаны лишь для того, чтобы «привлечь иностранные капиталы и срубить дерево, на котором сидят исламисты». Основная цель новых левых – через изменение конституции добиться реального разделения властей, трансформации к парламентской монархии, «которая позволит самовыражаться народной воле». Как писал марокканский еженедельник «Нувель Трибюн», «восхождение на трон Мохаммеда VI, … глубоко убежденного в необходимости реформ и желающего их реализовать как можно быстрее, прекратило квазипатологическую робость правительства» [5, 02.12.99]. Однако так ли это? Ведь главный тормоз в лице махзена, в котором произошла смена поколений, но отнюдь не имен и не слоя, который они представляют, остался на месте. Даже об отставке Д.Басри находившийся вне Марокко А.Юсуфи узнал за несколько десятков минут до того, как это было объявлено самому госминистру [5, 02.12.99]. Так же вне сферы принятия решений оказались А.Юсуфи и даже министр информации Ларби Мессари при назначении новых руководителей РТМ и МАП. По аналогичной схеме дворец принимал решение и о назначении госсекретаря при министерстве иностранных дел Тайеба Фасси Фихри. Одним словом, как и раньше, решения принимаются отнюдь не исполнительной властью, но «стрелочником» в случае чего окажется только она. 101 Еще одна причина слабости кабинета Юсуфи – его неоднородность. У того же премьера больше неприятностей от его «соратников» по коалиции из правонационалистической Партии Истикляль (ПИ) и левого крыла в самом ССНС, нежели от так называемой оппозиции. Именно эта неоднородность не позволила кабинету Юсуфи достичь каких-либо осязаемых результатов в решении хотя бы одной проблемы. Она же заставляет все чаще говорить о возможности проведения досрочных парламентских выборов, тем более что, как утверждают, благодаря вмешательству все того же всемогущего Д.Басри результаты парламентских выборов 1997 года не отражают истинной расстановки сил на марокканской политической арене. С другой стороны, как считает еженедельник «Журналь», было бы «преувеличением сваливать на Басри инертность, которая характерна для команды Юсуфи» [7, 11.12.99]. Примечательно, что премьер-министр ни разу не позволил себе какой-либо критики в адрес махзена. Скорее всего, между ним и покойным монархом в свое время был заключен договор «не трогать трупы в их могилах». [7, 04.12.99]. Другая причина несовместимости кабинета Юсуфи и монарха – неспособность ряда министров следовать ритму изменений, предложенному королем [3, 14.12.99]. Именно поэтому по ряду вопросов монарх предпочел иметь дело с назначенными им независимыми комиссиями, нежели с министрами – везде, где было необходимо срочное вмешательство, были учреждены подконтрольные королю структуры, параллельные правительству. Как отмечал еженедельник «Жен Африк», «возможно, эта процедура не совсем демократична, однако она может быть более эффективной» [3, 14.12.99]. С другой стороны, Марокко постоянно живет, по сути дела, в чрезвычайной ситуации, когда правительство и законодатели практически отстранены от принятия важных решений [4, 05.01.2000]. Возвращаясь к государственным СМИ, необходимо заметить, что «деревянный язык» МАР и РТМ уже давно был предметом острых насмешек со стороны независимых марокканских СМИ. Тем не менее, приход новых людей в их руководство, похоже, ничего не изменил. Как писала газета «Аль-Баян» (принадлежит входящей в правительственную коалицию левой Партии прогресса и социализма – ППС), ряд сообщений МАП заставил засомневаться в «независимости авторов и редакционной демократии, на которую претендует агентство» [1, 05.12.99]. Причем это замечание относилось к ретранслированному МАП заявлению представителя по печати правительства Халида Алиуа (ССНС). Про последнего марокканский еженедельник «Журналь» написал так: «Всякий раз, когда Халид Алиуа пытается играть роль представителя по печати правительства, от смешного до нелепого – один шаг» [7, 04.12.99]. В самом деле, марокканцев могло только рассмешить громкое заявление Алиуа о том, что мароккано-алжирская граница «на замке», когда ни для кого не является секретом существование контрабандной торговли по обе стороны границы, большая часть которой даже не демаркирована. 102 «Пессимисты» приводят и еще один пример того, что, на их взгляд, ничего не изменилось. Происшедшая смена на высшей ступеньке государственной власти никак не отразилась на принятой практике, когда при поездках монарха по стране работники местных администраций собирают женщин и детей (по этому поводу в школах прекращаются занятия) вдоль маршрутов следования короля, дабы продемонстрировать ему любовь его подданных. Впрочем, здесь уместно привести высказывание бывшего министра иностранных дел Франции и большого знатока Марокко Мишеля Жобера: «Если все эти демонстрации культа личности на самом деле являются уступкой махзену с тем, чтобы лучше справиться с ним позднее, мы с удовольствием примем их». [3, 14.12.99]. Еще один аргумент «пессимистов» – монарх пока прямо и однозначно не высказал своего отношения к предлагаемому социалистами и другими левыми проекту Плана интеграции женщин в процессы развития. С яростной критикой этого документа выступили не только исламисты, но и консерваторы всех мастей. А возглавил «Движение сопротивления» доставшийся Мохаммеду VI в наследство от отца ставленник Хасана II министр по делам хабусов и ислама Абделькебир Алаун М'Дагри. Если монарх поддержит социалистов, ему придется избавляться от этого министра. Если нет – тогда все высказанные в его адрес слова о его стремлении к прогрессу останутся только словами. Еще одной лакмусовой бумажкой общего настроя власти станет то, как она решит «проблему Басри», а именно: получил ли бывший госминистр при уходе высочайшие гарантии безопасности? В самом деле, в Марокко быстро поднимается движение жертв пыток, похищений и других злоупотреблений махзена. И не обязательно быть провидцем, чтобы предсказать, что уже очень скоро вошедшие в это движение люди потребуют отдать на заклание Басри. Труднее всего оказалось определить, в актив оптимистам или пессимистам необходимо занести действо, произведенное Мохаммедом VI в последний день 1999 года. Тогда решениями монарха были сделаны значительные перестановки в центральном аппарате МВД страны, а также в местных администрациях. В частности, было заменено свыше 30 вали (губернаторов) префектур и провинций королевства, в том числе губернаторы шести из восьми префектур, составляющих вилайю Большая Касабланка. Все эти должности находятся в штате МВД, и до 31 декабря на них формально находились ставленники Басри. Однако все их преемники, за исключением одного, также были из все того же ведомства! В этой связи еженедельник «Газетт дю Марок» даже задался вопросом: «Можно ли делать что-либо новое, ограничившись людьми системы?» [4, 05.01.2000]. Он же продолжает: «В нормальной ситуации, губернаторы должны подбираться из территориальной администрации. Точно так же, как послы – из карьерных дипломатов. Однако мы не живем в нормальной ситуации… Статус этих людей не изменился… На этих людей опирался Басри. Ничего не изменилось в данном вопросе». Губернаторы в 103 условиях Марокко являются ключевыми фигурами, которые зависят от главы МВД, а значит – монарха, и никоим образом – от главы правительства. Поэтому вряд ли в этих условиях можно серьезно говорить о выдвинутом властями тезисе новой концепции власти, тем более что новые назначения на провинциальном уровне были произведены в полном соответствии с логикой махзена без учета мнения правительства. При всех различиях общим как у «оптимистов», так и «пессимистов» является наличие у них понимания необходимости перемен. В то же время все перечисленные выше шаги марокканского монарха осуществлялись на фоне всевозможных слухов и иных действий, вызванных некоей «третьей» силой. Ее, судя по всему, составили противники каких-либо перемен в лице представителей всесильной администрации. Все это время они вели свою игру, цель которой пока однозначно назвать нельзя. Если верить одному из слухов, в середине ноября на пути в Ифран на короля было совершено покушение. По одной версии, монарх даже получил ранение. Согласно другой, король не пострадал, однако погиб один из его телохранителей. Некоторые утверждали, что весьма популярный в Марокко катарский телеканал «Аль-Джазира» даже сообщил о смерти монарха. Тем не менее, слух остался слухом и не получил какого-либо официального подтверждения. Однако само его циркулирование и скорость распространения (за один день он распространился по всей территории страны) как нельзя лучше отразили общую атмосферу психоза и неуверенности, овладевшую минувшей осенью страной. Почему так случилось? «Жен Африк» цитирует психиатра из Касабланки Хашема Тиала, согласно которому «вчера марокканцы боялись Хасана II, сегодня они боятся за Мохаммеда VI, поскольку он добрый смелый и… окружен злоумышленниками» [3, 14.12.99]. Некоторые в Марокко олицетворяют эту «третью» силу с министрами, прерогатива назначения которых принадлежит монарху. И, похоже, эта сила не потеряла вес. Многие в Марокко сейчас ожидают, как будут развиваться отношения между главой МВД Мохаммедом Бенаиссой и представителем по печати короля Хасаном Ауридом. Последний в свое время под надуманным предлогом был отозван с дипломатического поста в Вашингтоне не без участия М.Бенаиссы, ранее занимавшего пост посла Марокко в США. Не так давно еженедельник «Журналь», а также ряд других СМИ выступили с утверждением, что в бытность послом в Вашингтоне Бенаисса якобы обманул МИД и под выдуманным предлогом настоял на смене резиденции марокканского посла. Эта операция обошлась королевству в 4,8 млн. долларов при том, что рыночная стоимость этого здания была всего около 2 млн. долларов [7, 01.01.2000]. В любой другой стране подобное разоблачение повлекло за собой по меньшей мере назначение служебного или парламентского расследования. Однако никаких мер в отношении Бенаиссы принято не было. Почему? - Неизвестно. Более того, вопреки циркуляру премьер-министра № 29-99 от ноября прошлого года, обязавшего всех госслужащих, включая министров, обязательно публично 104 отвечать на любую критику в прессе в адрес их ведомств, глава марокканского МИД решил, что это указание его не касается. Он ответил на критику по-другому, подав в суд на скомпрометировавшие его издания. Другой слух, усиленно муссировавшийся в гостиных, касался составления некоего списка высокопоставленных чиновников МВД, которым после отставки Басри запретили покидать территорию страны. Газеты даже сообщили, что на пункты пограничного контроля был передан список из 30 фамилий высших госслужащих, которых предписывалось не выпускать за пределы национальной территории. Как и в «старые времена», официальные СМИ и лица, имена которых употребляются с эпитетом «официальные», своими заявлениями еще больше напустили «тень на плетень». Только через неделю «официальный марокканский источник» (под ним в Марокко подразумевается дворец) через агентство МАП опроверг слухи о существовании некоего списка высших госслужащих, которым якобы запрещено выезжать за пределы страны. Он утверждал, что в появлении соответствующих «необоснованных слухов» в некоторых СМИ виновны «малоделикатные и недоброжелательные чиновники». Самое смешное, что тут же «источник» опроверг и «самое себя», признав существование «простой бумаги со списком имен, часть которых отредактирована от руки» [10, 23.11.99]. По его словам, эту бумагу нельзя рассматривать как официальный документ, поскольку на ней «нет ни печати, ни официального штампа». Подобное словоблудие лишний раз показало, за кого держат марокканцев те, кто составляют подобные заявления. Тем более что они «задержались» ровно на неделю, в то время как такого рода информация или дезинформация теоретически должна опровергаться немедленно. Самое смешное, что ответственность за появление таинственных списков свалили на двух офицеров ДСТ международного аэропорта Касабланки и директора этого аэропорта. Немедленно возникает вопрос, каким образом эти довольно низко стоящие в служебной иерархии агенты «осмелились» поднять руку на самых высокопоставленных чиновников? Возможно, очень многое в отношении происхождения этих слухов откроется уже в ближайшее время в связи с произведенными во Франции арестами по обвинению в отмывании денег нескольких марокканских предпринимателей еврейского происхождения, близость которых к королевской семье в период правления Хасана II тут же попытался опровергнуть дворец. Еще одна тайная операция «третьей» силы была совершена 23 ноября. В тот день близ центрального столичного почтамта неизвестные начали распространять бланки по цене 5 дирхамов за штуку. Марокканцам предлагалось заполнить бланк своими анкетными данными и послать их заказным письмом по … месту жительства короля: 8-й километр дороги на Мекнес. Всем подателям гарантировалось получение работы на государственной службе, иначе говоря – в махзене. Неудивительно, что в тот день сотни безработных жителей столицы штурмом брали приемные окошки центральной почты… 105 Так или иначе, благодаря действиям «третьей» силы существует вероятность возникновения ситуации, которой будут недовольны как «оптимисты», так и пессимисты». В этой ситуации, предупреждает еженедельник «Журналь», «исламистские движения окажутся на более удобных позициях, с которых они смогут поглотить недовольных» из обоих лагерей [7, 04.12.99]. В целом представляется, что во многом успех движения Марокко вперед (чего автор ему желал бы от всего сердца) будет во многом зависеть от того, сумеет ли пришедшая во власть в этой стране молодежь отойти от самолюбования, долгие годы характерного для правящей элиты, и взглянуть на себя хотя бы с минимальной долей самокритики. Вряд ли ей здесь помогут те «перья», которые в лучших традициях прежних времен начали славословить по поводу каждого шага монарха. Их услуга – скорее, медвежья. И здесь автор хотел бы предоставить слово простому марокканцу, давшему со страниц еженедельника «Жен Африк» блестящую по своей объективности оценку своей стране: «Марокко – поднимающийся дракон? Но поднимающийся из чего, скажите мне, если не из океана ложных иллюзий, слабости, ошибок и глупости? Когда мы прекратим наши громогласные и единодушные концерты дебильной самоудовлетворенности и лжи? Когда мы отдадим себе отчет в наших объективных реалиях с тем, чтобы более эффективно бороться с ними при том, если у нас есть воля и смелость сделать это? Наша администрация и наше общество поражены гангреной коррупции, халатного исполнения обязанностей, взяточничества, злоупотреблений, лихоимства и нарушения законов, которая отравляет жизнь граждан, гасит в зародыше любую честную инициативу и удаляет от нас возможных иностранных инвесторов. Давайте прекратим рассказывать друг другу сказки и закрывать себе лицо вуалью. Мы являемся частью третьего мира и даже, в некоторых сферах, частью четвертого. Проведенная топорно арабизация нашей системы образования лишила нас как арабского языка, так и французского. Мы оказались далеко позади например, Туниса, в вопросах народного образования и школьной инфраструктуры, борьбы с неграмотностью, несуществующих прав женщины (напротив, мы, кажется, впереди его в вопросах соблюдения прав человека), общественного здравоохранения и медицинской инфраструктуры, по числу врачей на тысячу жителей, электрификации и обеспечения водой сельских районов, а также в других вопросах. Существующий у нас уровень безработицы – один из самых высоких на планете, наша молодежь в отсутствие идеалов растеряла все свои иллюзии, нас душит марширующий из темноты исламизм, наша экономическая ситуация близка к катастрофе, наша слабосильная промышленность отравляет нашу экологию, бесконтрольно и безнаказанно выкидывая токсичные отходы в сельской местности, в реки и океан, мы сами превращаем нашу прекрасную природу в помойку, бесстыдно загаживая наши улицы, наши леса, наши долины, наши горы и наши пляжи пластиковыми мешками и всевозможными отбросами. И, как высшая точ- 106 ка, уровень культурного и гражданского сознания наших элит и наших народных масс находится в плачевном состоянии», – считает Хабиб альАмрани из Касабланки [3, 07.12.99]. Кто они, новая «королевская рать», от которых во многом зависит будущее Марокко? Первым среди них «Жен Африк» называет госсекретаря при МВД Марокко Фуада Али аль-Химму. Судя по всему, его должность, учрежденная специально под него, лишь «стажировка» перед более высокими постами. Затем следуют представитель по печати монарха Хасан Аурид, личный секретарь Рошди Шрайби, близкий к монарху Халид альКоха и возглавивший МАП Ясин Мансури. Всех их объединяет одно - в свое время они были однокашниками наследного принца в королевском лицее. Кстати, это учебное заведение в свое время было создано дедом Мохаммеда VI – Мохаммедом V с одной целью: чтобы обучение и воспитание принцев проходило не при закрытых дверях, а в компании с их сверстниками, пусть и подобранными из особого круга людей [8, 01.2000]. Отдельно стоит остановиться на фигуре нового генерального директора МАП. До этого назначения Я.Мансури – близкий друг детства монарха – довольствовался скромной должностью советника при вали административного центра сахарских провинций города ЭльАюн [З, 14.12.99], т.е. состоял в штате МВД страны. Получается, что в случае МАП произошла простая «смена слагаемых при неизменности суммы». Как считает «Жен Африк», именно этой «пятерке» монарх «может слепо верить, поскольку у него еще не было времени изучить реальные намерения других» чиновников. Функции каждого из них четко не определены и каждый работает над одним или несколькими вопросами в зависимости от степени их важности. Считается, что они еще не достигли того веса, который имели при Хасане II его советники типа Андре Азулая, Ахмеда Реды Гедиры и другие. Представители «новой волны» еще не стали по-настоящему советниками, но монарх усиленно ищет их. Кроме того, в резерве у Мохаммеда VI еще примерно 12 его бывших однокашников по королевскому колледжу. Тем временем старые советники, равно как созданный Хасаном II еще в 1996 году так называемый теневой кабинет (другое название – Группа 14-ти) из числа экспертов-экономистов, судя по всему, постепенно отходят на второй план. Другой резерв короля составляют его близкие друзья, которых в свое время Хасан II назначил на ответственные посты в экономике. Среди них стоит назвать директора департамента внешних инвестиций Минфина Хасана Бернусси и директора налоговой службы Нуреддина Бенсуду. К этой же категории друзей относят уже назначенных на высокие посты генерального директора государственного радио и телевидения Фейсала Лаараши и госсекретаря при министерстве иностранных дел Тайеба Фасси Фихри. Эти люди выполняют услуги советников монарха от случая к случаю. 107 И, наконец, будучи долгое время координатором служб генерального штаба марокканских вооруженных сил, Мохаммед VI мог взять на примету кого-то из военных, жандармерии и спецслужб в качестве будущих выдвиженцев на ответственные госпосты. Именно так получилось, когда он «выдернул» старшего полковника Хамиду Лаанигри, поставив его во главе ДСТ. В Рабате заметили, что бывший наследный принц, став королем, не изменил своей привычке ежедневно работать в своем кабинете в генштабе марокканской армии. Работающие в марокканской столице иностранные дипломаты даже заговорили о новом тандеме, образовавшемся между монархом и военным командованием. На месте остаются и другие «столпы» монархии, например, командующий жандармерией дивизионный генерал Хусни Бенслиман. Именно ему поручено решать вопрос общей безопасности короля, и именно он, судя по всему, сменил Д.Басри на негласном посту «сильного человека» режима. Утверждают, что одно время он всерьез рассматривался как возможный преемник Басри на его официальном посту – главы МВД [3, 14.12.99]. Возложение на Х.Бенслимана обязанностей по охране короля сразу же отодвинуло на второй план ранее исполнявшего эту роль командующего королевской гвардией Мохаммеда Медиури. Пока, впрочем, он остается на своей должности. Еще один силовой «столп» страны – командующий марокканскими войсками в Южной зоне, т.е. в сахарских провинциях, исполняющий обязанности генерального инспектора королевских вооруженных сил дивизионный генерал Абдельазиз Беннани. В его подчинении находятся наиболее боеспособные марокканские соединения и части. Ожидается, что приставка и.о. перед его должностью генерального инспектора очень скоро исчезнет, что сделает его вторым человеком в военной иерархии после короля – верховного главнокомандующего. После первых шести месяцев нахождения Мохаммеда VI у власти в целом определился его стиль руководства: во всем, где необходимо срочное вмешательство, он больше полагается на создаваемые им структуры, параллельные правительству. И теперь только время покажет, станут ли эти многочисленные комиссии и фонды (например, королевская комиссия по реформе систем образования, Фонд Хасана II в поддержку развития) неким «неомахзеном», останется ли у дел «старый» махзен, либо в конце концов осознание накладности для казны содержания нескольких параллельных структур вынудит короля больше доверять правительству (возможно, новому, или кардинально отличающемуся от действующего). Как считает журнал «Араби», король «не сможет подменять собой коллективные и индивидуальные действия министров в повседневной жизни нации» [2, 01.2000]. Тем не менее, пока он пытается делать именно так. Как писал еженедельник «Репортер», в тот же январский день, когда премьерминистр подводил «удивительно радостные» итоги работы его правительства в Палате представителей в части, касающейся привлечения иностранных инвестиций, король создал специальный комитет из 9 экспертов, 108 которым поручил разработать срочный план привлечения зарубежных капиталов [9, 20.01.2000]. Тем самым он реализовал высказанное 12 октября прошлого года обещание лично заняться решением вопроса привлечения инвестиций. Однако кто ответит за то, если капиталы все же не потекут в Марокко: вновь созданный комитет, специализированная межминистерская комиссия или национальная комиссия по содействию привлечению инвестиций? Что касается упоминавшегося выше ура-выступления премьера, то оно на самом деле не обмануло никого. Как отмечает марокканский футуролог Махди Эльманджира, одним из столпов современной системы власти в Марокко была и остается «лжекратия», т.е. «когда ложь становится формой правления». «Ложь, – считает он, – опасна потому, что тот, кто лжет, начинает верить в то, что он прав и на самом деле не лжет» [7, 22.01.2000]. Отсюда – другое непременное условие поступательного развития Марокко: ответственность должностных лиц за принимаемые ими решения. Понятно, что в условиях нескольких исполнительных инстанций найти «крайнего» невозможно, причем – и это бывало уже не раз при прежнем монархе – если совершает ошибку кто-то из «ближнего окружения», он сразу ссылается на указание «свыше», а критиковать коронованную особу запрещено конституцией. Как считает все тот же «Араби», каждый марокканец «должен уважать законы, равно как их должно уважать государство и его слуги, администрация и судьи» [2, 01.2000]. В целом пока что трудно говорить о том, какую смысловую нагрузку несли действия Мохаммеда VI в первые полгода его правления. Как считает в этой связи еженедельник «Жен Африк», они были больше похожи на «знаки», нежели на дела [З, 14.12.99]. Интерпретировать их можно и в ту, и в другую сторону. И только после их материализации можно будет однозначно говорить, в какую сторону дует ветер над Марокко. Со своей стороны алжирская газета «Трибюн» считает, что сделанное к настоящему моменту королем – самое легкое из того, что ему предстоит сделать в случае, если он действительно хочет изменений [6, 15.12.99]. Тем не менее, несомненно, что обаяние молодости уже привлекло на сторону Мохаммеда VI таких критиков прежнего режима, как Серфати, Бзиза и многих других. Они даже закрыли глаза на многие выше перечисленные явления, давшие аргументы «пессимистам». В то же время, считает журнал «Араби», «не стоит впадать в преувеличение и верить, что Марокко сегодня стоит накануне изменения режима, что оно – накануне изменения монархии» [2, 01.2000]. У простых марокканцев молодой монарх не вызывает страха. Более того, он уже получил в народе имя «султан Центральных карьеров» (такое название носит гигантский бидонвиль в Касабланке – прим. авт.). Подобная любовь понятна – монарх предпочитает завоевать любовь своих подданных, нежели добиться их подчинения. Очевидное преимущество короля и в том, что он не учился ни в Гарварде, ни в Сорбонне, ни в каком- 109 либо другом иностранном университете. Он – выпускник юридического факультета столичного университета, и поэтому не понаслышке знает о проблемах своего народа. Еще один объективный плюс монарха – его молодость, что весьма немаловажно в стране, свыше 75% населения которой моложе 40 лет. Чтобы дополнить «портрет» Мохаммеда VI, приведем его слова, высказанные при аудиенции, данной Фкиху Басри – ветерану борьбы за национальное освобождение, известному деятелю левой оппозиции, долгое время в период правления Хасана II проживавшему в изгнании: «Считайте меня прежде всего патриотом. Вы отдали самого себя без остатка борьбе за свободу этой страны. Это вам дает право говорить все, что вы хотите». Однако старая сказка про «доброго царя» рискует остаться сказкой, если монарху не удастся сделать главного – добиться изменения менталитета марокканцев, вырвать их из подчинения всесильному и всеподавляющему махзену – исторически сложившемуся государственному аппарату, получателю «теплых мест» и всевозможных привилегий, не на основе личных заслуг, а на мере преданности составляющих его чиновников. Вот почему как предупреждение звучат слова лидера близкого к левому крылу ССНС профсоюза Демократическая конфедерация труда Нубира Амауи: «Не верьте, что даже с возвращением Абрахама Серфати, возвращением семьи Бен Барки, возможной отменой охраняемой резиденции (домашний арест – прим. авт.) для шейха Абдессаляма Ясина (лидер запрещенной исламистской организации «Аль-Адль валь-Ихсан» - прим. авт.) все будет урегулировано» [2, 01.2000]. И не случайно молодежное крыло все чаще начинает критиковать методы дворца. «Он откровенно пытается присвоить себе авторство всех значимых решений, все больше и больше маргинализируя премьер-министра и других членов правительства», – цитирует «Араби» одного из представителей этого крыла ССНС. Более того, активисты молодежной организации ССНС «Шабиба Иттихадия» называют «отравленным подарком» сделанное в свое время предложение Хасана II А.Юсуфи возглавить правительство. Молодежи есть к чему апеллировать. Ведь А.Юсуфи фактически парализовал внутрипартийную демократию и ячейки партии на местах, безуспешно добивающиеся созыва съезда ССНС. И это при том, что последний конгресс социалистов созывался аж в 1989 году, а согласно уставу партии, очередные съезды должны проводиться один раз в четыре года. Она же ясно видит, что министерство внутренних дел было и остается основным посредническим институтом между королем и нацией. В этих условиях, считает марокканский политолог Наджиб Бенсбиа, «на самом деле бесполезно говорить о демократии, всенародных выборах, парламентском представительстве, независимости правосудия» [7, 15.01.2000]. Ему вторит марокканский футуролог Махди Эльманджира: «Невозможно управлять обществом XXI века с помощью институтов ХIХ века, пусть и переделан- 110 ных, скорректированных и интерпретированных со времени средневековья, т.е. с помощью махзена» [7, 22.01.2000]. Удастся ли монарху вырваться из железных объятий этого создававшегося десятилетиями аппарата? Сможет ли он при этом избежать потрясений, которые неизбежно постараются спровоцировать те, кто привык пожинать ниспосланное им благополучие как вечное и кто едва ли откажется без борьбы от своих привилегий? Все эти вопросы королю придется решать в условиях, когда необходимо разрядить как минимум десяток своеобразных «бомб замедленного действия», каковыми являются западносахарская проблема, исламисты, вопиющее социальное неравенство, нарушения гражданских и политических прав, коррупция. А тем временем растет число сторонников новоявленной теории, согласно которой в условиях, когда марокканское общество якобы недостаточно созрело для демократического волеизъявления в ходе выборов, будущий плебисцит может привести к худшему – приходу к власти исламистов. Подобная теория, считает еженедельник «Журналь», является «едва скрытым оправданием тоталитаризма» [7, 11.12.99]. Тем не менее, считает «Араби», пока «слишком рано требовать отчета, подводить итоги или оценивать действия» нового хозяина Марокко (2, 01.2000). Однако и он согласен с «Журналь» во мнении, что «некоторые решения, принятые недавно молодым сувереном, и в частности, в отсутствие премьер-министра, вызывают вопросы относительно будущего демократии в Марокко». Это – мнение «пессимистов». Отвечая им, «оптимисты» со страниц еженедельника «Жен Африк» полагают: «Решения суверена доказывают, что изменения возможны, что надежда еще не умерла» [3, 01.02.2000]. 1. Al-Bаyane, Casablanca. 2. Arabies, Paris. 3. Jeune Afrique, Paris. 4. La Gazette du Maroc, Casablanca. 5. La Nouvelle Tribune, Casablanca. 6. La Tribune, Alger. 7. Le Journal, Casablanca. 8. Le Nouvel Afirique Asie, Paris. 9. Le Reporter, Casablanca. 10. MAP, Rabat. 111 В.В.Львов СОВРЕМЕННАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА ИРАКА: А ЕСТЬ ЛИ БУДУЩЕЕ? Современная политическая элита Ирака представляет собой своеобразное и не совсем привычное для современного мира явление. Являя собой органический результат новейшей эволюции страны, она вместе с тем далеко отошла в своей практике, взглядах на страну и окружающий мир, привычках и мировоззрении от тех основных тенденций, которые определяют магистральное направление мирового развития. Но эта ее фундаментальная особенность делает иракскую политическую элиту очень интересным объектом исследования. Банальное утверждение о том, что элита в Багдаде является результатом именно революционного этапа истории Ирака, вместе со своей очевидностью требует повторения именно потому, что в революционности необходимо искать целый ряд ее существенных черт. Революционность в данном контексте следует понимать как принципиальный разрыв с традицией, архаикой и глубоко традиционалистскими корнями страны. Одновременно с этим вся ее революционность на самом деле так же имеет глубинные традиционные корни. Она как бы является традиционностью наоборот. Иракское общество имеет очень сложную и неоднородную структуру. Ирак не был консолидирован как единое целое. Сразу после развала Османской империи он был механически собран из совершенно не связанных друг с другом, этнических, племенных, религиозных и локальных элементов. Известная формула трехчленной структуры страны, включающая суннитский центр, шиитский юг и курдский север, не отражает всей сложности картины. Эти три группы разделены внутри себя не менее сложными и глубокими границами. Попытки британских властей использовать традиционные основы общества для консолидации и консервативной модернизации потерпели крах по целому ряду причин. Очень упрощенно на этот вопрос можно ответить так, что для такой консолидации и эволюции иракское общество было не готово именно в силу своей сложности и неоднородности. В Ираке не было такой универсальной структуры, какой была структура племени-общины для стран аравийского полуострова. Монарх в Саудии или Кувейте был шейхом шейхов, и он олицетворял собой власть глубоко традиционную, принятую и вообще семейную. В Ираке монарх при всех его ге- 112 неалогических преимуществах все-таки был хоть и уважаемым, но всетаки чужеродным элементом для большинства иракцев. Правление монарха при сильном британском влиянии не могло медленно привести к планомерной и эволюционной трансформации общества в сторону модернизации. Скорее наоборот, традиционный глубокий внутренний раскол общества был воспроизведен на новом витке истории с еще большей сложностью. Современная политическая элита Ирака – это прежде всего баасисты. И баасизим наложил особый отпечаток на всех ведущих деятелей Ирака. Баас, родившаяся в Сирии, нашла в Ираке поддержку в конце 40-х годов в среде студентов и учащихся учебных заведений. Первыми включились в новое движение студенты Адамийи, известного шиитского района Багдада. Затем оно распространилось в Насирийи, Рамади, Басре, Наджефе и других местах. Среди баасистов преобладали студенты юридических колледжей. Очень значительна была численность выходцев из Сирии, особенно алавитов. Баасистами становились молодые амбициозные люди из средних классов самого различного социального и конфессионального происхождения: от детей религиозных деятелей до мелких землевладельцев. Их объединило нежелание смириться со скромной карьерой врача, адвоката или офицера. Молодым баасистам хотелось большего, власть с ее неизведанным доселе образом жизни подспудно объединила эту партию. Но уже сам процентный состав очень приблизительно отражал реальное процентное соотношение между этноконфессиональными группами страны. Сунниты на первых этапах составляли свыше 45% от всего состава партии. Партия, которая ставила целью разрыв с обособленностью отдельных групп населения и проповедующая панарабское единство, на самом деле несла в себе такую же обособленность и раздробленность. Все ее молодые основатели разрывали с традицией замкнутости традиционных групп. Они хотели воплотить в жизнь новые идеальные цели единства, равенства и свободы, баасисты хотели сломать монополию на власть традиционной элиты, куда входили старые признанные благородные семейства Багдада и старые националисты. В течение длительного времени Баас вела жестокую борьбу с коммунистами. В ходе этой борьбы баасисты овладели самыми изощренными методами воздействия на массы и самыми жесткими методами борьбы с политическими противниками. Временная победа в 1963 году показала одну очень важную черту баасистской партии. Как оказалось, оппозиционность и неудовлетворенные политические амбиции представляли собой основную консолидирующую силу партии. Социальная гетерогенность членов партии естественным образом вылилась в разные импульсы поведения во время очень динамичной ситуации, когда решения принимались в экстремальных условиях, таких как события в Мосуле или Киркуке, или известные багдадские события. Сразу после победы над Касемом баасисты обнаружили 113 себя в ситуации, когда внутреннее единство партии было подвергнуто серьезным испытаниям. Тогда баасисты не получили монополии на власть и должны были действовать в условиях конкуренции различных сил внутри режима. Как оказалось, они были за объединение только в общем, а также и социалистами они были в целом. Этот урок Баас усвоила очень хорошо. В будущем она решила поддерживать единство путем вообще исключения конкуренции. Идеологическая размытость и преследование личных карьерных целей членами руководства партии привели к тому, что внутренние группировки стали формироваться на земляческой или религиозно-племенной основе. Например, возникла группа выходцев из одного города – Тикрита. Некоторые объединялись по профессии и так далее. Но естественным образом внутри партии воспроизводилась традиционная структура общества, которую баасисты хотели отдать в жертву арабскому единству. Во время первого прихода Баас во власть сформировался костяк нового клана, которому суждено было стать ядром современной иракской элиты. Среди соперничающих групп выделилась военная группировка, состоящая из лидера заместителя главнокомандующего вооруженными силами и министра обороны Хардана ат-Тикрити, премьера Тахера Яхья, бригадира Рашида Муслиха, министра внутренних дел и военного генерал-губернатора и вице-президента Республики Ахмеда Хасана альБакра. Все они состояли в Военном бюро Баас и происходили из племени аш-Шияша, за исключением аль-Бакра, который был родом из благородного тиркитского рода аль-Бегат. Эта группа сыграла решающую роль позже, когда тактика Баас помогла ей второй раз захватить власть. В июле 1967 года баасисты сумели сделать своими сторонниками начальника военной разведки Абд арРаззака ан-Наифа (из племени адж-Джумейла, племени главы государства Арефа) и Абд ар-Рахмана ад-Дауда, командующего Республиканской Гвардией. Объединившись с группой представителей военного крыла Баас, они сумели организовать успешный военный переворот. Решающую роль сыграли офицеры – выходцы из Тикрита. Они и заложили фундамент, ядро современной политической элиты. Партия Баас очень изменилась к 1968 году. Она превратилась из элитарной группы в массовую политическую организацию с очень жесткой структурой и иерархией «активных членов», сочувствующих и т.д., с системой обучения и посвящения. Вместе с этим к 1968 году в партии, особенно в руководящем звене наметилась очень важная с точки зрения характеристики режима тенденция вытеснения шиитов суннитами (к 1970 году в руководстве сунниты составляли более 80 %). Другой чертой новых баасистов стало преобладание армейских офицеров, особенно выходцев из Тикрита. Благодаря тому, что лидерство в партии с 1964 года перешло к Ахмеду Хасану аль-Бакру, тикритизация офицерского корпуса шла рука об руку с тикритизацией партии. Это произошло во многом благодаря тому, что шииты-баасисты подвергались 114 чаще репрессиям во время правления Абд ар-Саляма Арефа и Абд арРахмана Арефа. Практически весь корпус министерства внутренних дел и служб безопасности укомплектовывался выходцами из племен и групп арРамади и провинций, расположенных к северу от Багдада. Суннитыбаасисты также были выходцами из этих мест и менее всего подвергались репрессиям со стороны своих соплеменников. Такое положение имело своим основанием еще старую монархическую традицию, когда командующие полицейскими силами Абд ад-Жабар ар-Рауи и Биджат ад-Дулейми, оба из Рамади, практически полностью укомплектовали силы безопасности своими соплеменниками. Новый президент Ирака Ахмед Хасан аль-Бакр был не столько крупным политическим лидером страны, сколько политическим ментором, фигурой, имеющей огромный авторитет среди баасистов в армии и госаппарате. Он стремился занять позицию надо всеми, как патриарх не ввязывался во внутрипартийную борьбу, а стремился сглаживать противоречия и разногласия. Но за патриархом 1914 года рождения стоял его соплеменник и близкий человек Саддам Хусейн. Рожденный в 1937 году, он происходил, как и аль-Бакр, из группы аль-Бегат аширы Альбу Насер. Саддам женился на дочери своего дяди и двоюродного брата аль-Бакра губернатора Багдада Херуллы аль-Туффаха. Саддам маленьким ребенком лишился отца и с детства отличался особой жестокостью. Говорят, что в молодости он убил в драке своего соплеменника, а также некоего Саадуна ат-Тиктрити, который был главой местной ячейки коммунистической партии. Далее Саддам еще студентом прославился своим участием в покушении на жизнь Касема в 1959 году. В Багдаде говорят, что он был ранен шальной пулей, выпущенной другим баасистом. Скрывшись с места происшествия, Саддам самостоятельно вынул пулю из своей ноги ножом. Скрываясь в Сирии и Египте, он отличился тем, что угрожал убить своего соотечественника за то, что он был насеристом. Саддам был задержан на некоторое время египетской полицией. Только личное вмешательство президента Насера спасло его от тюрьмы. Тонкий тактик, Саддам поддержал на шестом национальном конгрессе Баас Мишеля Афляка против Али Салеха ас-Саади и был выдвинут на вторые роли после аль-Бакра. С июля 1967 года по сентябрь 1977 года членами Совета Революционного Командования были преимущественно сунниты. Их происхождение очень разное, но всегда это выходцы из среднего или нижнего среднего класса. Саддам – из крестьян, Ахмед Хасан аль-Бакр – из слоя мелких земельных собственников, верхушки группы племен. А вообще все баасистское руководство происходит из нижнего среднего класса. Это, как правило, либо сыновья мелких земельных собственников, либо мелких чиновников или городской интеллигенции. Эта общая черта очень характерна. Смесь неудовлетворенности положением семьи, замкнутостью обывательского мира, личного честолюбия, дикой жажды власти и ненависти к аристократии и правящему классу стала благоприятной средой для разного рода идей революции, переустройства мира и т.д. И совсем 115 неважно содержание этих идей. Все равно, – коммунизм, арабизм или национализм. Самое главное, что все они открывали дорогу наверх, к власти, столь желаемой. Просто сложилось так, что у баасистов лучше обстояли дела с тактикой и организацией. Именно поэтому они победили. Второй баасистский режим отличали суннитский и тикритский характер правящего клана и полная опора на баасистов-офицеров. Начиная с 30 июля 1968 года, был создан новый орган верховной власти – Совет Революционного Командования. Вначале он состоял из пяти членов, затем в 1969 году был увеличен до пятнадцати, в 1970 уменьшен до 7, в 1971 до 9, в 1974 до 6 и опять до 5 в 1977. Количество армейских офицеров в Совете Революционного Командования вначале было очень значительным, но постепенно сократилось, и гражданский компонент стал играть существенную роль, но даже протокольный момент, когда все министры носят военную форму, свидетельствует о сильной традиции привлечения офицеров для осуществления властных функций. Другой важной чертой режима стало полное доминирование тикритцев. Они занимали традиционно такие важные посты, как министерство обороны, большинство губернаторских мест, службы безопасности, руководили военно-воздушными силами, базой в Хаббаннии и Республиканской гвардией. Все государственные органы Ирака попали под тотальный контроль партии Баас, а все органы Баас попали под полный контроль тикритского клана. Так получилось, что традиционное производство в Тикрите было разрушено с вовлечением Ирака в международный обмен товарами и модернизацией. Значительная часть тикритцев переселилась в Багдад. Они компактно проживали в квартале ат-Такарта. Многие нашли работу в качестве строителей, но значительная часть поступила в бесплатную Королевскую Военную Академию. Так случилось, что Маулюд Мухлис, доверенное лицо Фейсала I и очень влиятельный человек королевского режима происходил из Мосула, из семьи связанной с Тикритом, женился на женщине из Тикрита и имел там свои земли. Именно он способствовал военной карьере многочисленных офицеров-тикритцев. Кроме того, ряд событий привел к уменьшению значения других кланов в армии. Военные роялисты ушли вместе с монархией, а затем с уходом Касема выходцы из Мосула потеряли свое влияние вместе с неудачной попыткой захвата президентской власти генералом Абд аль-Азизом аль-Укейли в 1966 году, офицеры из Рамади пострадали после ухода братьев Арефов после 1968 года. Тикритцы стали доминировать в офицерском корпусе. Социальная опора режима с самого начала была очень узкой. Враждебная конкуренция со стороны идеологически сходных политических сил (таких как коммунисты) постоянная угроза заговоров, в которых так преуспели баасисты, стремление к неограниченной власти на фоне тяжелого положения основных масс населения заставили баасистское руководство обратиться к методу раскрытия заговоров врагов Ирака, шпионским скандалам, массовым казням. Вся история режима изобилует примерами раскрытия шпионских сетей, заговоров и покушений. 116 Угрозы режиму существовали (да и существуют) реальные, поэтому борьба с ними заставила выработать очень эффективные меры по обеспечению безопасности. Курды, Сирия, шах Ирана – режим, действительно, находился в окружении достаточно враждебном. Самое главное, что через партию БААС режим провел тотальную баасизацию армии и аппарата спецслужб. Режим сделал многое для удовлетворения элементарных нужд населения. Национализация нефтяной промышленности и установление тотального государственного контроля над всей крупной промышленностью дали правящей элите мощные ресурсы не только для реализации своих амбиций, но и для повышения уровня жизни населения. Была проведена аграрная реформа, давшая массам крестьян возможность развивать хозяйство. Широко предоставлялись доступ к новой технике и технологиям, рынку сбыта. Повышались зарплаты на предприятиях. Очень существенно выросло благосостояние служащих, чиновников и особенно военных и сотрудников спецслужб. Но самое главное, узкий круг революционных вождей был раздираем самым принципиальным противоречием, кто будет лидировать, кто и какие отрасли жизни контролировать. 117 Е.С.Мелкумян ПРАВЯЩАЯ ЭЛИТА КУВЕЙТА НА ПОРОГЕ XXI ВЕКА Различия в трактовке понятия «правящая элита» современными политологическими школами, предлагающими собственные подходы к анализу его содержания, заставляет автора прежде всего определить свою позицию в отношении используемой им терминологии. По мнению известного американского политолога Дж.Сартори, содержание понятия «правящая элита» включает в себя представление о существовании «политического класса, правящего (господствующего) класса, властвующей элиты», выступающей в роли «руководящего меньшинства, руководства и т.д.». Он утверждает, что «различными наименованиями пользуются для обозначения одного и того же концепта, и различные концепты обозначаются 1 одним и тем же названием». Определение понятия «правящая элита» тесно связано, с другой стороны, с тем, что представители различных политологических школ рассматривают в качестве системообразующих параметров – ценностных, качественных или же структурнофункциональных и институциональных. Сегодня некоторые специалисты пытаются использовать наиболее рациональные идеи, содержащиеся в различных политологических концепциях, и в своем понимании явления «правящая элита» учитывают как занимаемые представителями этого социального слоя позиции в обществе, так и качества, которыми эти представители обладают. Скорее всего, этот подход отражает современные политические реалии и является наиболее конструктивным. В силу этого определение, предложенное российской исследовательницей Я.Н.Ионидис, считающей, что «правящая элита предстает как группа лиц, обладающих политической властью или непосредственно влияющих на нее, а также, в большей или меньшей степени, качествами, необходимы2 ми для выполнения руководящих функций» , кажется адекватным и приемлемым. Более того, приведенное выше определение отвечает политической реальности Кувейта, где правящая элита определяет политику государства, а ее обновление происходит на основе включения в ее состав лиц, обладающих качествами, необходимыми для осуществления политического руководства страной. 118 1. Кувейтская правящая элита: роль и место традиционно влиятельных семейств Элита Кувейта представлена, прежде всего, членами правящего семейства. В этом, в первую очередь, состоит ее специфика, связанная с характером политического устройства этой страны. Кувейтская конституция определяет его как эмират, власть в котором передается по наследству потомкам Мубарака ас-Сабаха, рассматриваемого официальной историографией в качестве основателя современного кувейтского государ3 ства. При нем (в 1899 г.) был заключен договор с Великобританией, заложивший основы будущих взаимоотношений с этой державой, на протяжении длительного периода времени осуществлявшей опеку над Кувейтом. Нахождение у власти представителей правящей семьи ас-Сабах является с официальной точки зрения главным фактором легитимации государства Кувейт. Это государство возникло тогда, когда семья ас-Сабах вместе с другими семьями, входившими в род Утейба крупного племенного союза Анейза, переселилась из Неджда (центральная часть Аравийского полуострова) на берега Персидского залива, где уже существовало поселение Эль-Кувейт. Жители этого поселения избрали представителя семьи асСабах своим правителем (хаким) и заключили с ним договор о взаимных обязательствах – мубаяъа. В сегодняшнем Кувейте это обстоятельство дает основание утверждать, что форма правления в Кувейте основана на 4 демократии. Институт мубаяъа является важной составляющей государственно-политической системы, сложившейся в Кувейте и сохранившейся, несмотря на последующие эволюционные изменения, связанные как с социально-экономическим развитием страны, так и с повышением ее значимости на международной арене. В дальнейшем договор мубаяъа был трансформирован в клятву (алъ-ямин ад-дустурий), даваемую каждым из эмиров при вступлении в должность. Эта клятва зафиксирована в конституции страны в разделе, посвященном главе государства. Статья 60 этого раздела гласит: «Прежде чем приступить к выполнению своих обязанностей, эмир произносит на специальном заседании Национального собрания следующую клятву: «Клянусь Всемогущим Аллахом, что буду уважать конституцию и законы государства, заботиться о соблюдении свобод народа, его интересах и имущественных правах, гарантировать независимость родины и неприкосновенность ее территории». Традиционное представление об обязанностях эмира, который должен заботиться о нуждах граждан своей страны, включая и их защиту от вооруженного нападения извне (кувейтская конституция, что отражено в 5 ее 68-й статье, запрещает ведение наступательных войн ), наложилось на современные представления о нормативно-правовых основах государственной власти. В официальной кувейтской идеологии отсутствует идея сакрализации верховной власти. Право эмира и правящей семьи ас-Сабах на власть 119 основываются лишь на исторической традиции. Иными словами, эта группа национальной правящей элиты выполняет, главным образом, представительские и управленческие функции. В соответствии с конституцией источником власти является кувейтская нация. Эмир же – глава государ7 ства и его личность неприкосновенна. В соответствии с 67-й и 68-й статьями конституции эмир занимает пост верховного главнокомандующего и имеет право объявлять оборонительную войну. Нынешний правитель Кувейта – шейх Джабер аль-Ахмед аль-Джабер ас-Сабах является тринадцатым эмиром правящего семейства. В официальном издании кувейтского министерства информации упоминается, что он возглавляет многие общественные организации, в первую очередь, Кувейтскую организацию научного развития, созданную по его инициати8 ве. По сути дела, речь идет о коренных изменениях, которые произошли в подходе к функциям эмира в современных условиях. Хотя эмир и сохраняет по-прежнему традиционные патерналистские отношения с гражданами государства, он в то же время должен соответствовать современным представлениям о руководителе страны, проявляющем заботу о ее прогрессивном развитии. Избрание преемника осуществляется на основе 4-й статьи конституции. В ней говорится, что наследный принц – вали аль-ахд, назначается приступившим к исполнению своих обязанностей эмиром в течение срока, не превышающего одного года после смерти предшествующего правителя страны. Назначение наследника престола осуществляется на основе эмирского указа, которому предшествует принимаемое правителем страны решение. При этом, кандидатура наследного принца предварительно обсуждается членами правящей семьи для того, чтобы убедиться в том, что личные качества, способности и компетентность кандидата соответствуют предъявляемым к будущему правителю страны требованиям. При этом в расчет принимается традиция, согласно которой эмирами становятся поочередно потомки двух сыновей Мубарака ас-Сабаха – Джабера и 9 Салима. Однако кандидатура наследника престола должна быть одобрена большинством депутатов Национального собрания в ходе специального заседания парламента. В том случае, если кандидатура, предложенная эмиром, не получает одобрения парламента, эмир должен внести на рассмотрение депутатов три новых кандидатуры, из числа которых Национальное собрание должно выбрать того, кто станет наследным принцем. Таким образом, в процедуре избрания преемника участвуют две стороны – эмир и Национальное собрание. Это способствует консолидации кувейтского общества и соответствует его основным постулатам, нашедшим отражение в идее аль-мубаяъа, то есть взаимного обязательства между правящей семьей и гражданами страны. Шейх Саад Абдалла ас-Салим ас-Сабах был назначен наследным принцем в 1978 году. Он – старший сын эмира Абдаллы ас-Салима асСабаха. В то же время действующий эмир – шейх Джабер аль-Ахмед аль- 120 Джабер ас-Сабах – третий сын Ахмеда аль-Джабера ас-Сабаха, который был правителем страны с 1921 по 1950 гг. Служебная карьера обоих руководителей во многом совпадала. Они отдали несколько лет службе в полиции или системе безопасности, возглавляли ключевые министерства, такие как министерство внутренних дел или министерство финансов. Их опыт в государственном управлении послужил необходимым основанием для их избрания на высшие посты в государстве. Представители правящей семьи составляют костяк политической элиты Кувейта. Они занимают многие ключевые государственные должности. Наследный принц – шейх Саад Абдалла ас-Сабах является одновременно и премьер-министром страны. В данном качестве он возглавляет Высший совет обороны, Высший совет по нефти, Совет гражданской службы, Высший жилищный совет. Назначение премьер-министра и министров является прерогативой эмира. Они ответственны перед эмиром за проводимую ими государ10 ственную политику. Эмир же имеет право отстранить их от должности. Кабинет министров и министры являются основным элементом руководимой эмиром вертикали исполнительной власти в государстве. В состав кабинета министров, утвержденного 12 июля 1999 г., входит 19 министров, 5 из них являются представителями правящей семьи асСабах. Им отданы важнейшие посты – министра обороны, министра внутренних дел, министра иностранных дел, министра финансов и министра нефти. В предшествующем составе правительства, сформированного в сентябре 1998 г., номенклатура министерских портфелей, отданных представителям правящей семьи, была идентичной. Лишь пост министра финансов вместо шейха Али Салима ас-Сабаха занимал шейх Ахмед Абдалла аль-Ахмед ас-Сабах. Таким образом, правящая семья контролирует основные сферы жизнедеятельности государства и несет ответственность за его стабильное развитие. Однако консенсус в обществе в отношении долевого участия представителей правящей семьи в правительстве был достигнут не сразу. Первый кабинет министров, сформированный в январе 1962 г. после обретения страной независимости (1961 г.), в своем подавляющем большинстве состоял из представителей семьи ас-Сабах (12 из 15 министров). Кувейтская оппозиция в то время активно эксплуатировала это обстоятельство, подчеркивая некомпетентность большинства министров или их нежелание выполнять возложенные на них функции. В январе 1963 г. несколько министровчленов правящей семьи подали в отставку, и был сформирован новый кабинет министров, в котором представительство правящей семьи было резко снижено (5 из 15 министерских постов). В дальнейшем это соотношение стало постоянным. Исключение составил лишь кабинет министров, утвержденный в октябре 1992 года после освобождения Кувейта от иракской оккупации и проведения новых выборов в Национальное собрание. В нем число министерских портфелей, полученных ас-Сабахами, было снижено до четырех. Причем представители правящего семейства лишились важней- 121 ших постов – министра финансов и министра нефти. Вместе с тем один из ас-Сабахов занял пост министра информации. Изменения в составе правительства были связаны, по всей вероятности, с тем, что общественное мнение страны выражало недовольство в отношении того, что правящая семья не смогла предотвратить захват Кувейта Ираком, а также высказывало сомнения в правильности решения правительства немедленно покинуть страну и действовать в условиях эмиграции. Тем не менее, правящая семья смогла укрепить свои позиции, вернувшись к прежнему своему представительству в правительстве. Помимо правящей семьи, к традиционной кувейтской элите относят также представителей других семейств, которые вместе с ас-Сабахами, переселились на территорию Кувейта. По данным кувейтских исследователей Абд ар-Рида Асыри и Кемаля аль-Мануфи, к ним принадлежат семьи ас-Сакр, ан-Насыф, аль-Ганем, аль-Халед, аль-Мудаф и аль11 Харафи. В первых кабинетах министров представители этих семей были широко представлены. Однако по мере трансформации социальноэкономических основ государственного развития происхождение утрачивало значение важного фактора, способствующего продвижению на государственной службе. Все большее значение приобретали личностные качества руководителей, включая их уровень образования, компетентность, организаторские способности. Не случайно, что в составе правительства, сформированном летом 1999 г., шесть министров имеют ученую степень. Они возглавляют, как правило, отраслевые министерства, такие как министерство энергетики и водных ресурсов, министерство образования, министерство планирования и т.д. Для первых лет независимого развития Кувейта была характерна частая смена правительств. В 70-е годы положение стабилизировалось, и смена кабинета министров становилась лишь следствием очередных выборов в парламент или кончины эмира. Для кувейтского правительства характерной чертой является постоянное обновление его состава. Если сравнить составы кабинетов министров, сформированных в 1992, 1998 и 1999 гг., то более половины их членов составляли вновь назначенные министры. Стабильным элементом являются лишь представители правящей семьи. Таким образом, члены правительства не воспринимаются в обществе, как представители привилегированного слоя. Их включение в состав правящей элиты происходит на временной основе в силу выполняемых ими функций государственного управления. Помимо центрального правительства, существуют региональные и местные органы власти. В настоящее время территория Кувейта разделена на пять губерний – мухафаза: Эль-Кувейт, Хавалли, аль-Ахмеди, альДжахра и аль-Фарванийя. Губернии возглавляются губернаторами, при которых создаются Губернские советы – Маджлис мухафаза, каждый из которых состоит из 16 членов. Губернатору приданы девять представителей отраслевых министерств, которые осуществляют связь между центральной и губернской властью. Их выбирают среди служащих соответ- 122 ствующих министерств, должности которых не ниже поста начальника департамента. Совет министров придает губернатору на четырехлетний период и пять своих представителей, которые проживают в пределах терри12 тории каждой из губерний. Полномочиями губернатора и его аппарата являются осуществление контроля за исполнением государственной политики и реализацией экономических проектов, осуществляемых в губернии. Губернатор имеет право напрямую обращаться к министрам по во13 просам, затрагивающим интересы губернии. Таким образом, региональные органы управления находятся в полном подчинении центральной власти и не имеют самостоятельного значения. Поэтому их представителей вряд ли правомерно относить к правящей элите. Высшие офицеры, занимающие командные должности в вооруженных силах страны, не играют достаточно заметной самостоятельной роли. Это определяется тем, что армия находится в подчинении правительства и эмира. Кроме того, она численно и организационно слаба и не имеет опыта ведения боевых действий. Ее полная неспособность противостоять иракской агрессии нанесла серьезный удар по ее авторитету и возможностям активного воздействия на политику государства. Поэтому высшие офицеры не представляют самостоятельную группу правящей элиты Кувейта. 2. Национальное собрание: реальность практической деятельности парламентских институтов Реальным политическим органом, влияющим на политический курс страны, является Национальное собрание – Маджлис аль-умма. В соответствии с конституцией Национальное собрание совместно с эмиром 14 осуществляет законодательную власть. Так, 79-я статья конституции гласит, что «ни один закон не может быть издан без его утверждения Национальным собранием и одобрения эмиром». Эмир может отправить на повторное рассмотрение законопроект, одобренный Национальным собранием и отправленный ему для ратификации. В то же время законопроект автоматически приобретает силу закона, если он получает одобрение двух третей состава Национального собрания на его следующей сес15 сии или же одобрение простого большинства на последующей сессии. Национальное собрание может заявить о своем недоверии любому министру, и в этом случае министр обязан подать в отставку. Кувейтский парламент не обладает, тем не менее, полномочиями отправить в отставку премьер-министра, однако, имеет право обратиться с запросом к эмиру, который должен в этом случае отправить в отставку премьер-министра 16 или же распустить парламент. Национальное собрание состоит из 50 членов, избранных на основе прямого тайного голосования в соответствии с законом о порядке проведения выборов. Министры, которые не избраны в Национальное собра17 ние, считаются его членами на основании занимаемой ими должности. Депутаты парламента участвуют в общественном договоре, заключаемом между правящей семьей и гражданами страны – мубаяьа. Перед тем, как 123 приступить к исполнению своих обязанностей, каждый из депутатов приносит зафиксированную в конституции клятву (аль-ямин), текст которой гласит: «Клянусь Всемогущим Аллахом быть искренне преданным родине и эмиру, уважать конституцию и законы государства, заботиться о соблюдении свобод народа, о его интересах и имущественных правах, а также 18 честно выполнять мои обязанности». Традиция принесения клятвы депутатами Национального собрания подтверждает сохранение принципа мубаяъа и его значимость в современной структуре разделения властей. Это дает возможность, с точки зрения официальной идеологии страны, консолидировать кувейтское общество. Кувейтский парламент начал свою работу в 1963 году. Его создание должно было обеспечить консенсус в обществе и содействовать дальнейшей легитимации правящей семьи ас-Сабах, что было крайне необходимо в тех условиях, когда Ирак после провозглашения независимости Кувейта выдвинул претензии на всю его территорию. Число избирателей, участвующих в выборах в Национальное собрание ограничено. В них участвуют лишь кувейтские граждане мужского 19 пола старше 21 года. Женщины лишены избирательных прав. Ограничены в правах и натурализованные кувейтцы, хотя в 1995 году Национальное собрание одобрило внесение изменений в закон о гражданстве от 1959 года. Теперь согласно закону, дети натурализованных кувейтцев получили право участвовать в выборах, сами же натурализованные кувейтцы получают это право через двадцать, а не через тридцать лет после получения кувейтского гражданства как это было ранее. Национальное собрание является реальной политической силой, выдвигающей для обсуждения общественно значимые проблемы, а также контролирующее политику правительства. В 90-е годы парламент уделял большое внимание проблеме финансовых злоупотреблений и коррупции, ответственность за которые несло правительство. В конституции содержатся положения, призванные не допустить финансовых злоупотреблений со стороны высших должностных лиц. Так, статья 131-я запрещает лицам, занимающим министерские посты, получать какие-либо дополнительные доходы. Используемые ими средства должны строго контролироваться. В то же время факты коррупции не являются исключительным явлением, поэтому парламент принимает законы, призванные ограничить возможности финансовых нарушений со стороны правительственных чиновников. В январе 1993 г. Национальное собрание приняло закон, обязывающий все государственные компании и инвестиционные организации проводить свои счета через единую аудиторскую компанию, которая, в свою очередь, должна была отчитываться перед соответствующей парламентской комиссией. Одновременно Национальное собрание предложило усилить наказания в отношении тех государственных чиновников, которые допускают нарушения в расходовании общественных фондов. В феврале 1993 г. члены Национального собрания совершили поездку в Лондон, для того чтобы проверить обвинения в отношении некото- 124 рых высших служащих государственного аппарата, которые якобы растратили значительные финансовые средства через государственную кувейтскую инвестиционную компанию, штаб-квартира которой находится в Великобритании. В марте 1993 г. парламент проголосовал за отмену закона о секретности, который рассматривался им как легальная возможность укрывания коррупции. В том же месяце на заседаниях парламента прозвучала резкая критика в отношении бюджета министерства обороны на 1992-1998 гг. В отчете комиссии по финансам и экономике содержались обвинения в адрес правительства в том, что оно недостаточно умело управляет кувейтскими вкладами за рубежом. В начале 1994 г. парламент поднял вопрос о растрате государственных средств бывшим министром финансов и нефти, представителем правящей семьи Али аль-Халифой ас-Сабахом. Подчеркивалось, что растрата была осуществлена с помощью операций с акциями кувейтской танкерной компании. Против бывшего министра и еще четырех государственных чиновников высшего ранга было начато судебное расследование. Трое из них были признаны виновными и приговорены к заключению на срок от 15 до 40 лет. Виновность бывшего министра не была доказана, и все обвинения с него были сняты. Обвинения в коррупции против министров, в том числе членов правящей семьи, имели место и ранее. Так, в 1986 г. министр юстиции – представитель правящей семьи был отправлен в отставку в результате кампании, развернутой парламентом, депутаты которого обвиняли его в использовании служебного положения для того, чтобы не пострадали его личные вклады в результате краха фондовой биржи «аль-Манах». В апреле 1995 года отчет парламентской комиссии о расследовании фактов коррупции в ходе закупок вооружения стал основанием для начала очередного судебного разбирательства. Национальное собрание настояло на том, чтобы ему было разрешено контролировать оборонные контракты и использование общественных фондов. В мае 1998 г. оно одобрило законопроект, требующий от государственных служащих декларировать свои доходы с тем, чтобы в условиях прозрачности легче было бороться с коррупцией в аппарате правительства. Проблемы, вызывающие расхождения или даже прямые столкновения между правительством и парламентом, в значительной степени зависят от состава парламента. Депутаты парламента представляют различные существующие в стране политические силы. Деятельность политических партий в Кувейте запрещена, однако, в стране существует несколько общественно-политических организаций различной направленности. По данным «The Middle East and North Africa», в 90-х в парламенте были представлены Исламское конституционное движение – умеренные мусульмане-сунниты, «Салафиун» – радикальные мусульмане-сунниты, Национальная коалиция – мусульмане-шииты, Конституционная группа – поддерживается предпринимателями, Кувейтский демократический форум – националисты либерального толка, а также организация, созданная в 1997 году Ахмедом Бишара, – Национально-демократическое объедине- 125 ние, в которое вошли демократически настроенные либералы. Однако многие депутаты Национального собрания не являются членами этих политических группировок, предпочитая объявлять себя независимыми, даже если те или иные политические группировки становятся на их сторону. Позиции правительства поддерживают, как правило, депутаты, которых называют «бедуинами», так как они являются сторонниками сохранения традиционных бедуинских ценностей, с одной стороны, а с другой, их поддерживают представители того же племени, к которому они принадлежат по своему происхождению. Депутаты, избранные от демократических организаций, неоднократно поднимали вопрос о свободе прессы и о нарушениях закона о печати, допускаемых правительством. В 1995 г. Национальное собрание отказалось утвердить законопроект правительства, который позволял ему временно приостанавливать издание любого печатного органа. В июне 1998 г. в парламенте обсуждались попытки властей ограничить свободу прессы. В то время правительство начало судебное преследование газеты «АльКабас», обвиняя ее в нападках на религию. Острые разногласия между правительством и парламентом вызывали и вопросы экономической политики. В 1998 г. резко упали цены на нефть, и правительство поставило вопрос о необходимости проведения экономических реформ, в том числе и приватизации. Однако баланс сил в парламенте был таков, что он не позволил правительству провести решение о приватизации сектора связи. Сильные позиции, занимаемые в парламенте созыва 1996 г. представителями исламских группировок, сыграли свою роль в том, что в начале 1998 г. парламент выразил недоверие министру информации Саадуну Насыру ас-Сабаху за то, что он якобы не противодействовал распространению антиисламских публикаций на книжной ярмарке, организованной в Кувейте в 1997 г. Несмотря на столкновения между правительством и Национальным собранием, которые были причинами его роспуска в 1976, 1982, 1986 гг. и в мае 1999 г., взаимодействие этих двух институтов позволяет осуществлять поступательное движение Кувейта вперед, содействовать позитивным изменениям в его внутренней и внешней политике и укреплять позиции страны на международной арене. Члены вновь избранного парламента нередко назначаются в состав кабинета министров, как это имело место в 1992 г., когда шесть депутатов, представляющих оппозицию, получили портфели министров во вновь созданном правительстве. Нередко именно правительство предлагает наиболее радикальные реформы в экономике или политической жизни, которые не сразу же получают одобрение Национального собрания, поскольку не отвечают интересам отдельных групп правящей элиты, представленных в парламенте. Это относится, в частности, к законопроекту правительства, обнародованному в июле 1998 г., о том, что иностранные корпорации могут иметь контрольный пакет акций в кувейтских компаниях, действующих в основ- 126 ном для экономики страны нефтяном секторе. Этот законопроект не был поддержан парламентом. Парламент также не одобрил указ эмира, изданный в мае 1999 г., в тот период, когда предшествующий парламент был распущен, о предоставлении избирательных прав женщинам. В то же время многие позитивные изменения в жизни Кувейта происходили по инициативе парламента. Это касается как идеи о национализации нефтяной промышленности, которую парламентская оппозиция выдвигала в 70-е годы, так и к настойчивым требованиям со стороны Национального собрания соблюдать конституцию, которые правительство должно было учитывать. Несмотря на активную оппозицию, представленную в парламенте страны, в Кувейте не существует оформленной контрэлиты, тех сил, которые бы боролись за свержение существующей формы правления. Время от времени в кувейтской прессе появляются сообщения о судебных расследованиях в отношении лиц, обвиняемых в заговорах против правительства. Например, в июне 1989 г. 22 человека были приговорены по этой причине к различным срокам заключения. В то же время в период иракской оккупации ни одна из оппозиционных правительству политических группировок не попыталась воспользоваться ситуацией и выступить за свержение существующей власти. Консолидация кувейтского общества, поддержавшего в тот период эмира и правительство, подтвердила стабильность власти в Кувейте. *** Правящую элиту Кувейта отличает, с одной стороны, сохранение преемственности благодаря незыблемости позиций правящей семьи. С другой же, состав этой элиты постоянно обновляется на основе пополнения ее как новыми членами правительства, так и в результате выборов в парламент. Иными словами, занятие властных позиций в обществе является важнейшим фактором, определяющим принадлежность к кувейтской правящей элите. Несмотря на противоречия, существующие между представителями различных групп, составляющих правящую элиту, она достаточно монолитна, и ее деятельность направлена, главным образом, на соблюдение интересов государства и его граждан. В силу этого она пользуется поддержкой большинства граждан страны. Правящая элита Кувейта в целом выполняет конструктивную роль, содействуя поступательному развитию экономики и модернизации общественно-политической структуры государства. 1 Сартори Дж. Вертикальная демократия. // ПОЛИС (Политические исследования). – 1993. – № 2. – С. 80. 2 Ионидис Я.Н. Политическая элита в демократическом обществе. – М., 1994. – С. 28-27. 127 Дустур давлят аль-Кувейт (Конституция Государства Кувейт), мадда 4 (ст. 4) // Маджмуат аль-каванин ва ат-ташриат ли давлят аль-Кувейт (Сборник законов и законодательных актов Государства Кувейт). – Эль-Кувейт, 1963. С. 5. 4 Там же, с.6. 5 Там же, с. 7. 6 Там же. 7 Там же, с. 54. 8 Аль-Кувейт. Хакаик ва аркам. Визарат аль-иалям. (Кувейт. Факты и цифры. Министерство информации). Эль-Кувейт, б/г. – С. 45. 9 Rosemarie Said Zahlan The Making of the Modern Gulf States, L., 1998, с. 43. 10 Конституция Государства Кувейт, с. 56. 11 The Middle East Journal. – 1988. – № 12. – С. 50. 12 Кувейт. Факты и цифры, цит. произв., с.61. 13 Там же. 14 Конституция Государства Кувейт, с. 51. 15 The Middle East and North Africa 1999, L., 1998, с. 723. 16 Там же. 17 Конституция Государства Кувейт, с. 80. 18 Там же, с. 91 19 Канун ракм 35 ли санат 1962 фи шаан интихабат аада Маджлис аль-умма (Закон № 35 от 1962 г. о выборах депутатов Национального собрания), мадда 1 (с. 1) // Маджмуат аль-каванин ва ат-ташриат ли давлят аль-Кувейт, с. 39. 3 128 М.А.Молодцова ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ВЛАСТИ И ЕЕ РЕШЕНИЕ В ГОСУДАРСТВАХ АРАБСКОГО ВОСТОКА I. ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ВЛАСТИ И ЕЕ РЕШЕНИЕ В АРАБСКИХ РЕСПУБЛИКАХ Одной из наиболее актуальных проблем, стоящих перед арабскими республиками в настоящее время, является проблема преемственности власти в случае длительной нетрудоспособности или внезапного ухода с политической арены лидеров арабских республик. Такая проблема возникла не случайно и обусловлена тем фактом, что лидеры ряда арабских государств, пришедшие к власти в 70-80 годах, в настоящее время являются людьми преклонного возраста. Так, президенту Египта Хосни Мубараку – 71 год, президенту Сирии Хафезу Асаду – 69 лет. Как известно, для эффективного функционирования государственного механизма необходимым условием является непрерывность, бесперебойность власти, отсутствие ее вакуума. Однако это только один аспект проблемы преемственности власти. Другой аспект заключается в том, что характерной особенностью политических режимов арабских республик является их клановость. В качестве примеров можно привести Сирию и Ирак, где, соответственно, являются правящими алавитский и тикритский кланы. Нет сомнения в том, что лидеры правящих режимов арабских республик заинтересованы в сохранении власти представителями правящих кланов. Претендентами на роль преемников сегодняшних лидеров называются те лица, которых прочат себе в преемники сами лидеры. Однако необходимо отметить, что в настоящей статье речь идет о республиках, в которых приняты и действуют конституции, содержащие положения, регулирующие процедуру перехода власти, а также предусматривающие требования к кандидатам на пост главы государства. Все арабские республики, кроме Ливана, – это президентские республики, характеризующиеся сосредоточением основных властных полномочий в руках главы государства. Тем не менее, в отличие от арабских монархий, в которых власть является наследственной, главы арабских республик избираются в соответствии с процедурой, установленной в конституциях соответствующих государств. Целью настоящей работы является обзор конституционных положений араб- 129 ских республик для ответа на следующие вопросы: 1) каковы конституционные требования, предъявляемые к кандидатам на пост главы государства; 2) каковы срок полномочий главы государства и допустимость переизбрания на следующий срок (сроки); 3) каков порядок замещения поста главы государства в зависимости от вида вакансии. 1. Требования, предъявляемые к кандидатам на пост главы государства Конституция Алжирской народно-демократической республики 1996 года предусматривает: ст. 73. На пост Президента может быть выдвинут только кандидат, который: 1) обладает только гражданством АНДР по рождению; 2) исповедует ислам; 3) достиг полных 40 лет к моменту выборов; 4) обладает всеми гражданскими и политическими правами; 5) докажет наличие гражданства АНДР у супруга; 6) докажет свое участие в революции 1 ноября 1954 года, если родился до июля 1942 года; 7) докажет непричастность своих родителей к действиям, направленным против революции 1 ноября 1954 года, если родился до июля 1942 года; 8) представит публичные сведения о своем движимом и недвижимом имуществе в АНДР и за рубежом. Другие условия определены законом. Конституция Арабской республики Египет 1971 года предусматривает следующие квалификации (цензы), которым должен соответствовать кандидат на пост Президента АРЕ: ст. 75 Президент Республики должен быть египтянином, рожденным от родителей египтян, и обладать гражданскими и политическими правами, кандидат на пост президента АРЕ должен быть не моложе 40 лет по григорианскому календарю. Временная конституция Ирака 1970 года не содержит отдельного положения о критериях, предъявляемых к кандидату на пост президента Иракской республики. Однако, анализируя положения ст. 38 и ст. 62, можно установить такие критерии. Так, ст. 38 предусматривает: «Совет Революционного Командования (СРК) большинством 2/3 своих членов выполняет следующие функции: а) из числа своих членов избирает председателя СРК, который в силу своего положения становится президентом республики». Ст. 62: «а) Членом СРК, вице-президентом республики и министром может быть только иракец по рождению, оба родителя которого также являются иракцами по рождению». Конституция Йеменской республики 1994 года содержит следующие положения относительно требований, предъявляемых к кандидатам на 130 пост президента республики. Ст. 106 предусматривает: «Любой гражданин Йеменской республики, который отвечает следующим определенным условиям, может быть кандидатом на пост президента республики. Кандидат на пост президента республики должен: а) быть не моложе 40 лет; б) быть рожденным от родителей йеменцев; в) свободно пользоваться гражданскими и политическими правами; г) быть добропорядочным человеком, осуществлять обязанности мусульманина, не иметь позорящего уголовного приговора; д) не состоять в браке с иностранцем и не вступать в такой брак во время осуществления обязанностей главы государства». Конституция Ливанской республики предусматривает в ст. 49: «Кандидат на пост президента республики должен отвечать требованиям, предъявляемым к кандидатам в члены палаты депутатов. Кандидатами на пост президента республики не могут являться судьи, государственные служащие первого класса, находящиеся в должности, а также в течение двух лет после отставки». Согласно конституции Исламской республики Мавритания 1991 года, «президент республики должен быть мусульманином» (ст. 23). Ст. 26 гласит: «любой гражданин, являющийся гражданином Исламской республики Мавритания по рождению, пользующийся гражданскими и политическими правами, достигший 40 лет, может быть избран на пост президента республики». Конституция САР 1973 года содержит следующие постановления. Ст. 83: «Президент республики должен быть арабом, гражданином Сирии, пользоваться гражданскими и политическими правами и быть не моложе 40 лет». Однако после смерти Х.Асада в июне 2000 года Парламент Сирии принял поправку к данной статье, снизив возрастной ценз кандидата в Президенты до 34 лет. Конституция Республики Судан 1998 года устанавливает в ст. З7: «При выдвижении кандидатуры на пост президента республики кандидат должен: а) быть гражданином Судана; б) быть психически здоровым; в) быть не моложе 40 лет; г) в течение 7 предыдущих лет не обвиняться в преступлении, бросающем тень на его честь и подрывающем доверие к нему». Согласно конституции Туниса 1991 года, «президент республики должен быть мусульманином» (ст. 38). Ст. 40 содержит следующие критерии, предъявляемые к кандидату на пост президента республики: «Любой гражданин Туниса, не имеющий другого гражданства, мусульманин, чьи отец, мать, дед по отцовской и материнской линиям являются гражданами Туниса без перерыва, может выдвинуть свою кандидатуру на пост президента республики. Кандидат на пост президента республики должен быть не моложе 40 лет и не старше 70 лет ко дню выдвижения кандидатуры и должен обладать всеми гражданскими и политическими правами». 131 2. Срок полномочий главы государства и допустимость переизбрания на следующий срок (сроки) Что касается срока полномочий президента и возможности переизбрания одного и того же лица на пост президента, то ст. 74 Конституции Алжира устанавливает следующее: «Срок полномочий Президента – 6 лет. Допускается переизбрание одного и того же лица на пост Президента еще на один срок». Что касается срока полномочий главы государства и возможности переизбрания на второй срок, то ст. 71 Конституции Египта, в которую были внесены изменения в ходе референдума 22 мая 1980 года, устанавливает: «Срок полномочий Президента – 6 лет по григорианскому календарю, начиная с оглашения результатов плебисцита. Президент Республики может быть переизбран на другие последующие сроки». Временная конституция Ирака не содержит положений относительно срока полномочий президента и возможности его переизбрания на следующий срок (сроки). Согласно ст. 111 конституции Йеменской республики, «срок полномочий президента республики – 5 календарных лет, начиная с даты принесения президентом конституционной присяги. Никто не может занимать пост президента республики более двух сроков». Конституция Ливанской республики в ст. 49 устанавливает: «Срок полномочий президента республики – 6 лет. Он может быть переизбран только после перерыва в 6 лет с момента окончания его последнего мандата». Конституция Исламской республики Мавритания содержит следующие положения: ст. 26. «Президент республики избирается на шестилетний срок всеобщим и прямым голосованием». Ст. 28: «Президент республики может быть переизбран». Ст. 85 конституции САР устанавливает: «Президент республики избирается на срок 7 календарных лет, исчисляемый с момента окончания полномочий предыдущего президента». Однако конституция Сирии не содержит положений относительно возможности переизбрания на следующий срок (сроки). Конституция Республики Судан устанавливает: «Срок полномочий президента республики – 5 лет, начиная с момента вступления его в должность. Допускается переизбрание президента еще только на один срок» (ст. 41). Согласно конституции Туниса, «президент республики избирается на пятилетний срок. (п. 1 ст. З9). Президент республики может выдвигать свою кандидатуру на два срока подряд». (п. 2 ст. 39). 3. Порядок замещения поста главы государства в случае его вакансии (временной и постоянной) В конституции Алжира содержатся положения, подробно регулирующие ситуацию, когда пост Президента становится вакантным. При этом необходимо отметить, что конституционные положения охватывают как временную, так и постоянную вакансию поста Президента. Ст. 88 предусматривает, что «если Президент республики не может выполнять свои 132 обязанности по причине серьезной продолжительной болезни, то в этом случае незамедлительно собирается Конституционный Совет. После того как Конституционный Совет удостоверится в истинности обстоятельства, препятствующего Президенту исполнять свои обязанности, всеми подходящими средствами, Конституционный Совет единогласно представляет Парламенту заявление о достоверности обстоятельства, препятствующего Президенту исполнять свои обязанности. Парламент, собравшийся двумя палатами, объявляет о достоверности обстоятельства, препятствующего Президенту исполнять свои обязанности, большинством в две трети голосов членов и поручает временное исполнение обязанностей Президента на срок, не превышающий 45 дней, председателю Совета Нации, который исполняет обязанности президента с соблюдением положений ст. 90 Конституции. В случае, если обстоятельство, препятствующее Президенту исполнять свои обязанности, длится более 45 дней, объявляется вакансия вследствие отставки Президента в соответствии с процедурой, описанной в предыдущих параграфах и в соответствии с положениями следующих параграфов этой статьи. В случае отставки Президента Республики или его смерти незамедлительно собирается Конституционный Совет и подтверждает окончательную вакансию поста Президента Республики. Заключение об окончательной вакансии поста Президента Республики доводится до сведения Парламента, который в этом случае обязательно проводит заседание, председатель Совета Нации исполняет обязанности главы государства в течение периода, не превышающего 30 дней, в течение которого проводятся выборы президента Республики. Глава государства, назначенный на этот пост таким образом, не имеет права выставлять свою кандидатуру на пост Президента Республики. Если отставка Президента Республики или его смерть сочетаются с вакансией поста председателя Совета Нации по какой бы то ни было причине, то незамедлительно собирается Конституционный Совет и единогласно подтверждает окончательную вакансию поста президента республики, вакансию поста председателя Совета Нации. В этом случае обязанности главы государства исполняет председатель конституционного Совета. Глава государства, назначенный таким образом, исполняет обязанности главы государства в соответствии с положениями ст. 30 Конституции. Он не может выдвигать свою кандидатуру на пост Президента Республики». Конституция АРЕ содержит положения на случай как временной, так и постоянной вакансии поста Президента Республики. При этом установлен различный порядок замещения поста Президента в зависимости от вида вакансии. Так, ст. 82 устанавливает: «В случае, если Президент Республики временно не способен исполнять свои обязанности, он делегирует их исполнение вице-президенту». Ст. 83 гласит: «В случае отставки Президент Республики обращается с заявлением об отставке к народному собранию». Ст. 84: «В случае вакансии поста Президента Республики или длительной неспособности Президента исполнять свои обязанности председатель Народного собрания временно исполняет обязанности президента. В слу- 133 чае, если Народное собрание распущено, председатель Верховного конституционного суда временно исполняет обязанности Президента Республики. При этом ни председатель Народного собрания, ни председатель Верховного конституционного суда, временно исполняющие обязанности Президента Республики, не могут выдвигать свои кандидатуры на пост Президента Республики. Президент Республики должен быть избран не позднее 60 дней с момента открытия вакансии поста Президента». Временная конституция Ирака предусматривает положения только относительно временной вакансии поста председателя Совета Революционного Командования. Ст. 38 гласит: «СРК большинством 2/3 своих членов выполняет следующие функции: б) избирает из числа своих членов заместителя председателя, который называется заместителем председателя СРК; в) в соответствии с положением предыдущего абзаца он замещает председателя в случае официального отсутствия последнего или в случае невозможности последнего выполнять свои конституционные обязанности по каким-либо законным причинам». Конституция Йеменской республики содержит следующие положения относительно вопроса замещения поста президента в случае его вакансии. Ст. 115: «Если пост президента республики становится вакантным или если президент в течение длительного периода не способен исполнять свои обязанности, функции президента временно исполняет вице-президент в течение периода, не превышающего 60 дней, в течение которого проводятся выборы нового президента. Если вакансия поста президента республики совпадет с вакансией поста вицепрезидента республики, президиум Палаты представителей временно осуществляет функции главы государства. Если Палата представителей распущена, правительство временно исполняет функции главы государства, в этом случае выборы президента состоятся в течение периода, не превышающего 60 дней с начала первой сессии вновь избранной Палаты представителей». Конституция Ливана содержит следующие положения относительно вакансии поста президента. Так, ст. 62 предусматривает: «Когда пост президента республики является вакантным по какой бы то ни было причине, полномочия президента республики исполняет Совет министров». Ст. 69: «Если пост президента республики становится вакантным в результате смерти, отставки или по любой другой причине, Палата депутатов немедленно собирается и избирает президента. Если в то время, когда пост президента оказался вакантным, Палата депутатов распущена, то избирательный орган собирается немедленно. Палата, созываемая для избрания президента, образует избирательный орган, а не совещательное собрание и должна непосредственно без промедления приступить к выборам главы государства». Конституция Мавритании содержит положения как относительно временной, так и постоянной вакансии поста президента республики. Ст. 40 предусматривает: «В случае вакансии поста президента или неспособ- 134 ности президента исполнять свои обязанности, объявленной Конституционным советом в качестве абсолютной, председатель Сената становится временным главой государства и решает текущие дела». Ст. 41: Для того чтобы «Конституционный совет объявил вакансию поста президента республики или абсолютную неспособность главы государства, он информируется об этом: 1) президентом республики, 2) председателем Национального собрания, 3) премьер-министром». Конституция САР предусматривает в ст. 86: «Если президент временно не может исполнять свои функции, обязанности президента может исполнять вице-президент». Далее, ст. 88 гласит: «Первый вице-президент или вице-президент, назначенный президентом, исполняет обязанности президента, когда последний не может это сделать. В случае смерти или отставки президента проводится в соответствии со ст. 34 референдум по выборам президента в течение не более 90 дней. Если же Народный совет распущен, или до окончания срока его полномочий осталось менее 90 дней, то обязанности президента исполняет первый вицепрезидент до созыва нового Совета». Ст. 89: «В случае освобождения поста президента и отсутствия вице-президента обязанности президента исполняет председатель Совета министров до референдума по избранию президента, который проводится в течение 90 дней». Согласно п. 2 ст. 42 конституции Судана, «в случае отсутствия президента или освобождения его от должности обязанности президента республики временно возлагаются на первого вице-президента до возвращения президента или избрания нового президента». Конституция Туниса предусматривает как временную, так и постоянную вакансию поста президента республики. Ст. 56 п. 1 гласит: «В случае временной неспособности исполнять обязанности президент республики может декретом делегировать свои полномочия премьер-министру, за исключением права роспуска Национального парламента». Ст. 57 предусматривает положения относительно постоянной вакансии поста президента республики: «В случае, если пост президента республики становится вакантным по причине смерти, отставки или абсолютной неспособности исполнять свои обязанности, председатель Национального парламента временно исполняет обязанности президента сроком от 45 до 60 дней. Он приносит конституционную присягу перед Национальным парламентом, а в случае его отсутствия перед бюро Национального парламента. Временный глава государства не может быть кандидатом на пост президента даже в случае отставки». В предыдущей части работы были рассмотрены арабские республики, в которых приняты конституции, содержащие положения, в той или иной степени затрагивающие вопросы перехода власти в случае вакансии поста главы государства и предусматривающие требования к кандидатам на пост главы государства. Тем не менее, существуют страны, в которых данные вопросы регулируются иным образом в силу различных причин. Это Ливия и Палестина. 135 При рассмотрении вопроса о главе ливийского государства необходимо отметить «многообразие взглядов в этом вопросе». Как отмечает А.Н. Козырин, «исследователи (преимущественно ливийцы), анализируя механизм государственной власти в Ливии, рассматривают только систему народных конгрессов и не касаются вопроса о главе государства как носителе верховной власти. В ливийских официальных изданиях встречается утверждение о том, что главой джамахирийского государства является ВНК, поскольку именно этот орган занимает формально высшую ступень в иерархии государственных институтов. В исследованиях западных юристов и политологов часто встречается мнение, согласно которому ВНК разделяет функции главы государства с генеральным секретариатом и Высшим народным комитетом, которым делегировал часть своих полномочий. Другая, достаточно распространенная точка зрения сводится к признанию главой ливийского государства Генерального секретариата ВНК. Ее сторонники обычно проводят аналогию с существующим в ряде стран институтом коллегиального главы государства. Получило распространение и признание главой государства генерального секретаря ВНК. Изложенным позициям свойственен существенный недостаток: они отличаются исторической ограниченностью и недостаточным учетом реального государственного политического механизма. Анализ государственнополитического механизма Ливии на протяжении двух последних десятилетий позволяет сделать вывод о том, что основные функции главы ливийского государства в одни периоды де-факто, в другие – де-факто и де-юре единолично выполнял М.Каддафи. Существенной особенностью института лидера революции в государственно-политическом механизме СНЛАД является то обстоятельство, что, официально заявив об уходе со всех государственных постов и выполняя в рамках ливийской политической системы функции политического и духовного руководителя, носителя высшей политической власти, М.Каддафи продолжает осуществлять фактически, а в ряде случаев и де-юре, традиционные полномочия главы гос1 ударства» . Глава Ливийской Джамахирии полковник М.Каддафи именуется как «лидер революции 1 сентября». Он же является Верховным Главнокомандующим вооруженными силами страны. Фактически М.Каддафи поставлен как бы над госструктурами, он не избирается и никому не под2 контролен, обладает неограниченными полномочиями . Что касается Палестины, то в настоящее время независимое государство Палестина не провозглашено, конституция отсутствует (существуют лишь ее проекты). Документом, регулирующим организацию политической системы палестинского общества, является Временное палестино-израильское соглашение от 28 сентября 1995 года, согласно которому Палестинский совет и Глава исполнительной власти составляют Временную Палестинскую Администрацию Самоуправления. Исполнительная власть Совета иначе именуется Палестинской Национальной Администрацией – ПНА. Глава ПНА – Ясир Арафат, одновременно сохраняющий за собой пост Председателя Исполкома Организации освобождения Па- 136 лестины. Что касается вопроса о вакансии поста главы ПНА, то на этот счет в ПНА существует следующее положение: в случае «ухода» лидера ПНА с политической арены власть временно (на два месяца) переходит к председателю национального законодательного собрания. В течение этих двух месяцев должны состояться выборы нового президента ПНА. II. ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ВЛАСТИ В АРАБСКИХ МОНАРХИЯХ И ЕЕ РЕШЕНИЕ Как уже отмечалось, отличительной особенностью монархической формы правления является наследственность власти. В монархических государствах Арабского Востока порядок престолонаследия определен в конституциях соответствующих государств, либо в актах конституционного характера. Так, одна из новейших конституций арабских стран – конституция султаната Оман 1998 г. – содержит следующие положения в ст. 5: «Форма правления – наследственный Султанат, в котором наследование престола осуществляется потомком мужского пола Саида Турки бен Саида бен Султана. Глава государства должен отвечать следующим условиям: 1) должен быть совершеннолетним; 2) мусульманином; 3) психически здоровым; 4) законным сыном родителей-мусульман оманцев». Ст. 6 гласит: «В течение трех дней с того момента, как пост главы государства становится вакантным, Совет правящей семьи определяет преемника. Если Совет правящей семьи не придет к согласию относительно кандидатуры преемника, Совет обороны подтверждает назначение лица, определенного Султаном в письме Совету правящей семьи». Конституция Бахрейна 1973 г. закрепляет следующие положения относительно порядка престолонаследия. Ст. 1: «Форма правления Бахрейна – монархия, престол передается от его высочества шейха Исы бен Салмана аль-Халифы его старшему сыну, затем старшему сыну этого сына и так далее из поколения в поколение, если только эмир в течение своей жизни не назначит наследником престола не старшего, а другого сына в соответствии с положениями Декрета о престолонаследовании, предусмотренного в следующем пункте. Положения, связанные с престолонаследованием, регулируются специальным декретом эмира, который является актом конституционного характера и может быть изменен только в соответствии со статьей 104 Конституции». В ряде государств Арабского Востока присутствуют некоторые элементы выборности в процедуре замещения поста главы государства. Так, конституция Кувейта в ст. 4 закрепляет следующие положения: «Кувейт – наследственный эмират по линии потомков покойного Мубарака асСабаха. Наследник престола должен быть назначен не позднее чем через год с момента вступления на престол эмира. Назначение наследника престола осуществляется указом эмира на основе его рекомендации и с одобрения Национального собрания, принятым на специальном заседа- 137 нии. Для утверждения наследника престола требуется одобрение его кандидатуры большинством членов парламента. Если наследник престола не будет назначен в результате вышеизложенной процедуры, то эмир выдвигает в качестве наследника престола по меньшей мере трех кандидатов из указанной выше династии, и Национальное собрание утверждает одного из них. Наследник престола должен отвечать следующим условиям: быть совершеннолетним, интеллектуально развитым и происходить от родителей-мусульман. Остальные положения, связанные с престолонаследием в эмирате, регулируются специальным законом, который будет издан в течение одного года с даты вступления в силу настоящей конституции. Этот закон будет иметь конституционную силу. Его можно изменить лишь путем процедуры, установленной для изменения конституции». Весьма своеобразна процедура замещения поста главы государства в такой выборной монархии как ОАЭ. Данное государство является федерацией. Каждое из входящих в ее состав княжеств представляет собой абсолютную монархию, сохраняет значительную самостоятельность. Согласно временной конституции ОАЭ 1971 г. ст. 51, «Высший Совет федерации избирает из числа своих членов президента Федерации и вицепрезидента Федерации. Вице-президент Федерации исполняет обязанности президента Федерации в случае его отсутствия по какой бы то ни было причине». Ст. 52 определяет, что «срок полномочий президента Федерации и вице-президента – 5 лет. Допускается повторное избрание на эти посты». В конституции установлены следующие положения на случай вакансии постов президента и вице-президента Федерации: «в случае вакансии поста президента Федерации или вице-президента Федерации по причине смерти или отставки или окончания срока его правления в его эмирате по какой бы то ни было причине, в течение месяца после наступления этого события собирается Высший Совет Федерации и избирает преемника для занятия соответствующего поста». Согласно Основам системы власти (одного из документов конституционного характера, принятых королем Саудовской Аравии в марте 1992 г.) ст. 5, «правление государством осуществляют сыновья короля – основателя страны – Абдель Азиза Абдеррахмана Аль-Фейсала Аль-Сауда, а также сыновья его сыновей. Король избирает наследного принца и освобождает его королевским указом. Наследный принц в случае смерти короля берет власть в свои руки и исполняет королевские обязанности до церемонии присяги». При этом необходимо отметить, что кандидатура наследника престола должна быть одобрена своеобразной коллегией, состоящей из представителей дома саудидов, которые имеют титул принцев. Конституция Иордании подробно регламентирует порядок престолонаследия в ст. 28: «Престол Хашимитского королевства Иордании наследуется потомками мужского пола короля Абдаллы ибн аль-Хусейна по прямой линии в соответствии со следующими положениями: 1) Королевский титул переходит от обладателя престола к его старшему сыну, к старшему сыну этого сына и так далее из поколения в поколение. Если 138 старший сын умрет до того момента, как трон перейдет к нему, то трон наследует его старший сын, несмотря на наличие у умершего сына братьев. Однако король может избрать одного из своих братьев в качестве наследника. В этом случае королевский титул переходит к нему. 2) Если лицо, получившее право на наследование престола, умрет, не оставив наследника мужского пола, престол переходит к его старшему брату. В случае, если обладатель престола не имеет братьев, престол переходит к старшему сыну старшего брата. Если старший брат не имеет сына, престол переходит к старшему сыну его другого брата в соответствии со старшинством. 3) В случае отсутствия братьев или племянников, престол переходит к дядям и их потомкам. 4) Если король умрет, не оставив наследника, в соответствии с вышеуказанными положениями престол перейдет к лицу, которое изберет Национальное собрание из числа потомков короля Хусейна ибн Али. 5) Лицо может наследовать престол, только если является мусульманином, психически здоровым, происходит от родителей-мусульман. 6) Лицо не может наследовать престол, если отстранено от наследования королевским декретом по причине несоответствия условиям, предъявляемым к наследникам престола. Такое отстранение от наследования само по себе не отстраняет от наследования потомков этого лица. Королевский декрет об отстранении от наследования подлежит контрасигнации премьер-министром и четырьмя министрами, двое из которых являются министрами внутренних дел и юстиции. 7) Король становится совершеннолетним по достижении им 18-летнего возраста по лунному календарю. Если престол переходит к лицу, которое моложе этого возраста, обязанности короля исполняет Регентский совет, который назначается королевским декретом правящего короля. Если король умер, не назначив Регентский совет, то Совет министров назначает Регента или Регентский Совет. 8) Если король не в состоянии исполнять свои обязанности по причине болезни, то совет вице-регентов исполняет королевские обязанности. Вице-регент или Совет вице-регентов назначается королевским декретом. Если король не в состоянии сделать распоряжение о назначении вице-регента или Регентского совета, то это распоряжение делает Совет министров. 9) Если король покидает страну, перед отъездом он королевским декретом назначает вице-регента или Совет вицерегентов для исполнения королевских обязанностей во время своего отсутствия. Вице-регент или Совет вице-регентов должен соблюдать все условия, изложенные в королевском декрете. Если отсутствие короля длится более 4 месяцев, а Национальное собрание не заседает, то Национальное собрание немедленно собирается для обсуждения сложившейся ситуации. В случае недееспособности короля по причине психического заболевания Совет министров по подтверждении этого факта немедленно Созывает Национальное собрание. В случае подтверждения Факта психического заболевания короля Национальное собрание отрешает короля от престола и передает престол лицу, имеющему право на наследование престола в соответствии с конституционными положениями. Если в дан- 139 ный момент Палата депутатов распущена или срок ее полномочий истек, а новый состав Палаты не избран, то собирается прежний состав Палаты». Статья 20 конституции Марокко 1992 года устанавливает следующие положения: «Королевская власть в Марокко является наследственной и передается от отца к сыну, к потомкам мужского пола Его Величества короля Хасана II по прямой линии, если только король не назначит в течение своей жизни наследником престола не старшего, а своего другого сына. Если не существует потомков мужского пола по прямой линии, престол переходит к потомкам мужского пола по боковой линии в соответствии с теми же условиями». Статья 21 определяет, что король является несовершеннолетним до достижения им шестнадцатилетнего возраста. До достижения королем 16 лет конституционные права Короны осуществляет Регентский совет, кроме права пересмотра конституции. Регентский совет осуществляет совещательные функции при короле до достижения им 20 лет. Регентский совет возглавляет первый президент Верховного суда. Также состав Регентского совета включает председателя Палаты представителей, председателя Регионального Совета улемов, а также 10 членов, назначенных лично королем. Правила, регулирующие деятельность Регентского Совета, устанавливаются органическим законом». 1. А.Н.Козырин. Джамахирийская политическая концепция и государственный механизм Ливии М. – 1992. – С. 40-42. 2. А.З.Егорин. Современная Ливия. – М; 1996. – С. 173. 140 К.И.Поляков ИСЛАМСКИЕ ФУНДАМЕНТАЛИСТЫ КАК ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА СУДАНА В 90-х ГОДАХ Конец 90-х годов ознаменовал собой окончание очередного этапа развития исламского фундаменталистского движения в Судане. Заявив о своем существовании наряду с другими политическими силами в 40-50-х годах, группа исламистов-«разночинцев» в середине 60-х годов начала вхождение в большую политику. Для этого они использовали возможности национальной ассоциации «Братья-мусульмане», противопоставив свой «радикальный» ислам колоссальному влиянию лидеров «традиционного» ислама (тарикатов аль-Хатмийя, аль-Ансар, аль-Кадирийя и др.), а также идеологической и организационной сплоченности (за некоторыми исключениями) самой крупной в то время на Африканском континенте Суданской коммунистической партии. Приход исламистов во власть осуществлялся в Судане постепенно, с использованием ставших уже традиционными для Судана методов политических изменений, предполагающих участие армии, передающей затем власть гражданским политикам. Осуществив в 70-х годах завоевание идейно-политических позиций в суданском обществе, исламские фундаменталисты в первой половине 80-х годов предприняли первые попытки применения своих взглядов на практике («сентябрьские законы» 1983 г.). После того как в апреле 1985 года министр обороны генерал-полковник Абдуррахман Сивар ад-Дахаб совершил государственный переворот, свергнув Дж.Нимейри, фундаменталисты добились значительных успехов на парламентских выборах 1986 года. Кроме того, уже в начале 1988 г. они не только победоносно вступили в коалиционное правительство «национального единства», но и провели решение о скорейшем восстановлении исламских законов. Закрепившись у власти в 1989 г. в ходе совершенной военными во главе с генерал-лейтенантом Омаром аль-Баширом «Революции национального спасения», исламисты получили более широкие возможности для проведения в жизнь своей линии. Однако очень скоро они столкнулись с широкой антисуданской кампанией, развернутой странами Запада на международной арене, а также недостаточной для полномасштабных реформ поддержкой в самом суданском обществе. Достаточно серьезное противодействие планам фундаменталистов было оказано также со стороны «традиционных» политических сил, сохраняющих свое положение и влияние благодаря глубокой интегрированности в социальноэкономическую структуру суданского общества. 141 Наметившийся во второй половине 90-х годов кризис предложенной фундаменталистами исламской модели социально-экономического и политического устройства потребовал очередного этапа реформ, в который исламисты вступили уже как часть правящей элиты суданского общества. Добившись определенных успехов в экономике, к концу столетия фундаменталисты столкнулась с главной проблемой Судана – достижением национального единства. Для ее решения была предпринята так называемая «третья в истории Судана попытка демократизации» общественно-политической жизни страны (первая – 1956-1958 гг., вторая – 1964-1969 гг.). После принятия в 1998 г. новой конституции Судана (предусматривающей многопартийность) и в том же году Закона о политических объединениях часть руководства фундаменталистского движения во главе с признанным лидером Хасаном ат-Тураби пошла на проведение рискованного в условиях Судана эксперимента по реформированию политической системы страны. При этом предполагалось сделать опору на новые социальные слои, выросшие в рамках проводившейся в 90-е годы умеренной экономической либерализации. Теоретическое обоснование этого эксперимента было предложено ат-Тураби, выдвинувшим концепцию межконфессионального сосуществования на базе идеи обновления ислама и его приспособления к новшествам современности через возврат к фундаментальным религиозным ценностям. Однако на практическом уровне атТураби так и не смог до конца умерить свою гипертрофированную приверженность принципу «исламской солидарности» на международной арене. Внутри страны исламский модернизм и политический прагматизм атТураби стали основой для попытки создания политической системы по типу «прямой народной демократии». Эта система должна была состоять из новой общесуданской многонациональной и многоконфессиональной «партии власти» - Национального конгресса и местных конгрессов различного уровня, дополняемых конгрессами, сформированными по видам трудовой деятельности, молодежными, женскими и т.п., а также соответствующими «народными» консультативными органами по всему спектру внутренней и внешней политики. Участие членов Конгресса и «беспартийных» должно было регулироваться, исходя из принципа так называемого «справедливого представительства». Тем самым фактически закладывалась основа для возможности установления параллельной структуры власти в стране. Учредительный съезд этой «суперпартии» состоялся в октябре 1999 г. и продемонстрировал широкую поддержку ее программы со стороны представителей нового поколения суданской политической и экономической элиты, заинтересованных в достижении стабильности в соответствии с новой для Судана концепцией национального развития (мирное сосуществование в рамках множественного этноплеменного и конфессионального сообщества). Вместе с тем планировавшаяся политическая структура, по замыслу части фундаменталистов во главе с ат-Тураби, должна была обеспечить их 142 главенство на переходный период, который завершался бы в конечном счете «растворением государства в обществе» путем создания общесуданского «блока партийных и беспартийных». Однако на пути реализации этого плана встали прежде всего представители второго участника кондоминиума – «фундаменталистывоенные». Несмотря на то что президент страны генерал Омар аль-Башир председательствовал на учредительном съезде НКС, а часть высших армейских офицеров была кооптирована в высшие руководящие органы этой партии, возможное коренное изменение традиционных правил политической жизни страны ставило под сомнение необходимость участия военных во власти. Кроме того, нестандартные шаги ат-Тураби снова могли привлечь нежелательное внимание к Судану, как это произошло, например, в начале 1998 г. в отношении создававшейся шейхом ат-Тураби международной общественной организации «Исламский арабский народный конгресс» (своего рода скомпрометированный в свое время США суданский Национальный исламский фронт). Тогда аль-Баширу удалось нейтрализовать деятельность ат-Тураби по формированию этого нового «исламского интернационала» и успокоить общественное мнение соседних государств и стран Запада. Другим серьезным противником политической реформы выступили традиционные» партии, корни и влияние которых оказались гораздо глубже, чем предполагали фундаменталисты. Несмотря на колоссальную политическую работу, проделанную ат-Тураби по привлечению этих партий для участия в КС, ему реально удалось лишь расколоть некоторые из них, в результате чего образовались «зарегистрированные» и «незарегистрированные» в соответствии с новым Законом о политических объединениях 1998 г. аль-Умма, Национально-юнионистская партия и др. Более того, сохранившие свою социальную базу в виде мощных тарикатов аль-Ансар и аль-Хатмийя «незарегистрированные» партии вступили в союз с южносуданскими повстанцами из Народно-освободительной армии Судана (НОАС) и другими группировками на Севере и Юге, образовав Национальный демократический альянс (НДА), выступивший за свержение режима ат-Тураби – аль-Башира. Еще одним важным противником планов ат-Тураби оказалась часть этноплеменных региональных элит, издавна, еще со времен англоегипетского правления, составлявшая местные центры власти. Суть этой проблемы заключалась в том, что задуманная структура Национального конгресса в перспективе практически подрывала основы суданского парламентаризма, конструктивные возможности которого в плане представительства интересов периферии, как ошибочно полагали фундаменталисты, были уже исчерпаны. Дело в том, что привнесенные и постепенно привитые еще в первой половине XX века англичанами формы представительной демократии западного образца и соответствующие политические институты (парламент, политические партии, организованная оппозиция, плюралистичная пресса и т.п.) использовались суданцами на протя- 143 жении последней половины XX века. Эти формы задействовались суданскими политическими силами частично или в более полном объеме, а также с учетом текущей политической ситуации в стране и характера очередного правящего режима. Постоянная востребованность форм демократического управления, вероятно, определяется существом баланса реальных отношений между истинными центрами власти в традиционном суданском обществе, а также необходимостью демонстрации мировому сообществу в качестве подтверждения «легитимности» имеющейся общественной системы. Вместе с тем введение президентом Омаром аль-Баширом в декабре 1999 г. чрезвычайного положения и приостановление деятельности парламента во главе с Хасаном ат-Тураби нельзя рассматривать ни как полный крах «третьей попытки демократизации», ни как серьезный удар по суданскому фундаменталистскому движению. Развитие внутриполитической ситуации в этой стране во второй половине XX века все же демонстрирует тенденцию к созданию демократического правления, исходя из специфики самого суданского общества. При таком подходе участие исламских фундаменталистов в процессе социально-экономической и политической эволюции Судана выглядит как одна, причем небезальтернативная, но, тем не менее, заслуживающая внимания попытка развития переходного общества. Каковы бы ни были варианты дальнейшего изменения политической ситуации в Судане, при ее анализе следует учитывать сохраняющиеся возможности и потенциал исламского фундаменталистского движения в целом. В этой связи определение дальнейших перспектив развития исламского фундаментализма как идеологии и политического движения в этой стране должно строиться, исходя из следующих обстоятельств. Во-первых, в течение 90-х годов исламское фундаменталистское движение в Судане стало самостоятельной политической силой, наработав достаточный теоретический ресурс и приобретя необходимый опыт практической деятельности в области внедрения исламской модели государственного и общественного устройства с учетом суданской специфики. Совершив ряд просчетов и ошибок во внутренней и внешней политике, которые привели к международной изоляции и консолидации внутренней оппозиции, исламские фундаменталисты продемонстрировали способность в рамках своих основных идеологических установок к учету изменившихся реалий и выработке новых путей решения проблем. Во-вторых, не вызывает сомнения, что в обозримой перспективе на стабильность государственного и общественного устройства Судана будет оказывать внутренний потенциал организационно-политических объединений исламистов. Практика показала, что за последние полстолетия эти структуры динамично развивались: Исламское движение за освобождение (1949 г.), Исламский фронт за принятие исламской конституции (1957 г.), Фронт исламской хартии (1964 г.), Национальный исламский фронт (1985 г.), Исламская арабская народная конференция (1998 г.). При этом доминиру- 144 ющей в идеологическом отношении организацией в стране оставалась суданская ассоциация движения «Братьев-мусульман», которая постепенно оформилась в самодостаточное политическое объединение со своей идейной платформой, а главное – по-своему уникальным опытом реализации исламских фундаменталистских принципов на суданской национальной почве. В-третьих, немаловажное значение для оценки политического будущего суданского фундаменталистского движения (или его составных частей) будут иметь конкретные программы по решению наиболее острых проблем общенационального масштаба, главной из которых остается вооруженный конфликт на юге страны, населенном, в отличие от арабо-мусульманского севера, негроидными племенами, где начиная с середины 50-х годов при поддержке США, Англии и Ватикана, развернулось сепаратистское движение под флагом защиты христианского меньшинства и племен, исповедующих местные традиционные верования и культы. Другой крупной проблемой для суданских исламистов будет вопрос налаживания диалога с северосуданской оппозицией, влияние которой на некоторые слои электората продолжает оставаться весьма значительным. Достижение национального согласия вынуждает фундаменталистов считаться с устойчивостью наиболее авторитетных суданских «традиционных» политических партий, которая основывается на их изначальной интегрированности в суфийские ордены. Тарикатизм в Судане – оппозиционное фундаменталистской идеологии явление, но дервишеские тарикаты, число которых в стране составляет не менее 20, пользуются традиционной народной поддержкой и влиянием. В-четвертых, внешнеполитический аспект деятельности суданских фундаменталистов несет в себе как негативную, так и позитивную для их политического будущего составляющую. С одной стороны, на международной арене Судан известен как проводник исламской фундаменталистской идеологии, основанной на принципах «социальной справедливости» во всех областях, возвращения к нормам первоначального ислама, практиковавшимся во времена пророка Мухаммеда и первых после него четырех правителей раннего мусульманского государства («праведных халифов»). Эти идеологические установки предполагают поддержку Суданом своих идейных союзников, прежде всего, зарубежных неправительственных религиозно-политических организаций, стоящих на позициях движения «Братьев-мусульман». Это обстоятельство создает трудности в нормализации отношений с западными странами. С другой стороны, суданцы достаточно умело пользуются имиджем «фундаменталистского» государства в целях пропагандистского обеспечения своих внешнеполитических акций. Обвинения со стороны западных стран Судана в поддержке международного терроризма не достигают предполагаемого эффекта хотя бы на уровне социальной психологии мусульман в других странах (в том числе, и в испытывающей воздействие вестернизации России), которые считают «суданских братьев» стойкими «исламскими борцами с империализ- 145 мом и сионизмом», продолжающими борьбу за национальную (а шире – религиозную) независимость. В-пятых, существует немаловажное обстоятельство, которое в среднесрочной перспективе будет способствовать поддержке населением деятельности суданских фундаменталистов. Речь идет о беспроигрышной на уровне национальной традиции риторике фундаменталистов в отношении курса на независимость страны и решимости выдерживать оказываемое экономическое и политическое давление со стороны западного мира. Одновременно такая политика обеспечивает помощь со стороны нефтедобывающих исламских государств, подданные которых в силу неизменности принципа «исламской солидарности» ощущают свой долг перед «суданскими братьями». Кроме того, в моральном плане противостояние «греховному» Западу формирует чувство востребованности самих суданцев в контексте проводимой ими внешней политики. Таким образом, идеологии и практике суданских фундаменталистов, построенных на концепциях видных исламских теоретиков Хасана альБанны, Сейида Кутба и адаптированных к национальным условиям Хасаном Абдуллой ат-Тураби, предстоит в будущем нелегкая проверка на пригодность для решения стоящих перед суданским обществом проблем. Прежде всего, это вопрос адекватности фундаменталистской доктрины многоконфессиональным условиям Судана, осложненным наличием социально-экономических противоречий на уровне самой мусульманской общины этой страны. 146 К.И.Поляков, А.Ж.Хасянов ПАЛЕСТИНА: ПЕРСПЕКТИВЫ НЕЗАВИСИМОСТИ И ПРОБЛЕМА ЛИДЕРСТВА Одной из центральных проблем второй половины XX века являлся арабо-израильский конфликт, сопровождавшийся шестью крупномасштабными войнами и принесший нескончаемые беды для народов региона. В течение всего этого времени сердцевина данной проблемы заключалась в неурегулированности вопроса о судьбе палестинского народа, его неоспоримом праве на создание своего независимого государства. В сентябре 1993 года произошли сколь долгожданные, столь и неожиданные события. После тайных многомесячных переговоров, которые велись в Осло, представители Израиля и Организации освобождения Палестины (ООП) официально заявили о взаимном признании друг друга. Спустя три дня, 13 сентября 1993 года на лужайке перед Белым домом в Вашингтоне состоялась историческая церемония подписания мирного Соглашения о предоставлении палестинцам ограниченной автономии в секторе Газа и городе Иерихон (Ариха) между ООП и Израилем, включавшего Декларацию о принципах промежуточного соглашения о самоопределении и несколько приложений. Тем самым был сделан крутой поворот в палестино-израильских отношениях, который не только открыл дорогу для полномасштабного мирного процесса на всем Ближнем Востоке, предложив альтернативу диалога не оправдавшей себя политике конфронтации, но и породил у многих палестинцев надежду на скорое осуществление их сокровенной мечты – создание независимого палестинского государства. В последующие два года первоначальные двухсторонние договоренности наполнялись конкретным содержанием и подкреплялись новыми соглашениями. Бесспорным результатом этого трудного диалога стало создание Палестинской Национальной Автономии (ПНА) на части ранее оккупированных Израилем территорий сектора Газа и Западного берега реки Иордан. Впервые в современной истории палестинцы получили возможность формирования собственных органов самоуправления. В 1994 году руководящие структуры ООП во главе с председателем ее исполкома Я.Арафатом переехали из Туниса на территорию ПНА. Однако с самого начала этот процесс столкнулся с мощной оппозицией как со стороны некоторых палестинских группировок, так и со стороны значительной части израильского общества. Достаточно отметить, что 10 палестинских организаций и движений, входящих в структуру ООП, 147 категорически отвергли сепаратную сделку с «сионистским агрессором». Более того, пять членов ЦК ООП подали в отставку, включая Фарука альКаддуми, отказавшегося подписывать это Соглашение в качестве «мини1 стра иностранных дел Палестины» и ушедшего в отставку с этого поста . Одновременно с этим произошел раскол в израильском обществе, хотя следует признать, что даже один из «архитекторов» мирного процесса Ицхак Рабин так и оставался вплоть до своей гибели противником создания палестинского государства. Приход в мае 1996 года к власти в ТельАвиве блока правых партий, возглавляемого Беньямином Нетаньяху, не только подтвердил эти настроения, но и завел ближневосточный мирный процесс в тупик. Период деятельности правительства во главе с Б.Нетаньяху ознаменовался резким усилением реваншистских настроений в израильском обществе. Палестино-израильские отношения, которые так и не успели пропитаться духом взаимного доверия, вновь стали скатываться к конфронтационности. У обеих сторон восторжествовала тенденция к абсолютизации фактора силового давления, но не логика поиска компромисса. При этом следует отметить бесспорное лидерство в этом вопросе Тель-Авива, пошедшего даже на беспрецедентное в истории американо-израильских отношений столкновение интересов с Вашингтоном. Лишь спустя три года, в мае 1999 года, в результате досрочных выборов кнессета и премьерминистра страны, на которых победу одержал блок, возглавляемый Эхудом Бараком, возникли объективные условия для возобновления палестино-израильского диалога. Однако, даже учитывая мощнейшее давление со стороны США, переговорный процесс идет очень медленно и встречает на своем пути многочисленные препятствия, в том числе субъективного характера. 4 мая 1999 года истек срок определения окончательного статуса Палестины, предусмотренный палестино-израильским Соглашением о введении палестинского самоуправления в секторе Газа и районе Иерихон, которое было подписано более пяти лет назад в Каире. В этих условиях палестинские лидеры, как, впрочем, и весь палестинский народ, оказались перед выбором между немедленным провозглашением независимости Палестины и, следовательно, созданием на территории, контролируемой администрацией Палестинской Национальной Автономии, своего суверенного государства и между отказом от форсирования этого процесса, соглашаясь на продление переговоров относительно всего комплекса вопросов палестино-израильских отношений, включая уточнение сроков проведения официальной церемонии провозглашения Государства Палестина. Используя благоприятную ситуацию, лидеры ПНА и, прежде всего, ее президент Я.Арафат заявили о своей решимости бороться за точное соблюдение ранее подписанных соглашений и достигнутых договоренностей, что стало бы не только воплощением чаяний палестинского народа, но и торжеством курса ООН на образование двух (палестинского и израильского) самостоятельных государств на древней земле Палестины. Од- 148 нако жесткая позиция Тель-Авива, настаивающего на неприемлемости односторонних шагов со стороны своего «палестинского партнера» по переговорам, породила дилемму, разрешение которой является куда более сложным, чем просто заявление о независимости. В условиях многовариантности разрешения возникшей дилеммы администрация ПНА выбрала оптимальный вариант своего поведения, который не только усилил симпатии мирового общественного мнения к борьбе палестинского народа за свое право на создание независимого государства, но и помог ей заручиться поддержкой «сильных миро сего» в благоприятном для себя решении вопроса о палестинской государственности. Воздержавшись от скатывания к жесткой конфронтации, палестинцы в лице руководства ПНА одержали важную политическую победу. Отказавшись от односторонних действий и тем самым пойдя навстречу мировому сообществу, прежде всего США и другим западным странам, президент ПНА Я.Арафат не только сохранил открытыми каналы будущих зарубежных инвестиций в Палестину, которые будут жизненно необходимыми для молодого палестинского государства после его создания, но смог избежать в столь сложной ситуации обвинений со стороны набирающей силу внутренней оппозиции в недальновидности ранее проводимой политики, опровергнув слухи о своем неизбежном вынужденном уходе с политической арены. Тем не менее, было бы преждевременным говорить о том, что нынешняя палестинская администрация избежала самой опасности столкновения с мощнейшим противодействием внутри палестинского народа как со стороны оппозиционной его части, характеризующейся светским видением будущего палестинского государства, так и со стороны исламских радикалов. Признавая немалые заслуги председателя исполкома ООП и президента ПНА и его ближайшего окружения, как, впрочем, и их ошибки в деле борьбы за решение проблемы палестинской государственности, следует констатировать, что «эра Я.Арафата» в палестинском национальном движении подходит к концу. Учитывая складывающуюся ситуацию с отложенным статусом Палестинской Национальной Автономии и преклонный возраст нынешнего президента ПНА и председателя исполкома ООП Я.Арафата, вопрос о преемственности власти в палестинском национальном движении становится более чем актуальным. Формальным преемником Я.Арафата на посту президента ПНА, а, следовательно, лидера всего палестинского национального движения является нынешний председатель Палестинского законодательного совета Ахмед Корей, более известный под именем Абу 2 Аля . Тем не менее, этот палестинский экономист, бесспорно обладающий определенной поддержкой в ООП, вряд ли может надеяться на симпатии большинства населения автономии, что значительно осложняет его шансы на общенациональное лидерство, особенно учитывая его прочные связи с Я.Арафатом. В условиях возможной кризисной передачи полномочий президента ПНА или провозглашенной к тому времени независимой «Республики Па- 149 лестина» новому лицу проблема следования «протокольным формальностям» может отойти на второй план, создавая благоприятную ситуацию для других претендентов. К их числу по праву относится еще один член руководства ООП Махмуд Аббас, он же Абу Мазен, пользующийся значительным влиянием в палестинском национальном движении как один из основателей организации «Фатх», вот уже многие десятилетия являющей3 ся основой доминирования Я.Арафата в ООП . Тем не менее, широкая известность Абу Мазена в мире и его активное участие в процессе мирного урегулирования палестино-израильского конфликта, снискавшие ему симпатии со стороны США и некоторых кругов в Израиле, могут сослужить ему плохую службу в самом палестинском национальном движении. При этом следует учитывать весьма натянутые отношения между Абу Мазеном и палестинскими радикально-исламскими группами, прежде всего, движением ХАМАС и организацией «Исламский джихад», позиции которых в границах ПНА продолжают усиливаться. В связи с возможными кардинальными изменениями внутри высшего руководства ООП и, следовательно, ПНА большое значение приобретает проблема лояльности новому лидеру (или кандидату в лидеры) со стороны палестинских сил безопасности. Палестинская полиция автономии, насчитывающая несколько десятков тысяч человек, представляет довольно внушительную силу, поддержка которой будет весьма полезна в борьбе за лидерство. Учитывая тот факт, что основу сил безопасности ПНА составили отряды движения «Фатх», можно предположить, что это укрепит позицию Абу Мазена. Однако было бы, вероятно, ошибочным недооценивать возможность попытки руководителей палестинских сил безопасности полковников Джибрила Раджуба, в зону ответственности кото4 рого входит Западный берег реки Иордан, и Мухаммеда Дахлана , отвечающего за ситуацию в секторе Газа, сыграть самостоятельную роль в намечающейся «гонке на выживание». Хотя следует признать, что более вероятным может оказаться сценарий, по которому «силовики» ПНА окажут «услугу» какому-либо кандидату в этой «гонке», получив возможность последующего влияния на него. Вместе с тем уже сейчас на политической арене в Палестинской Национальной Автономии появились новые фигуры, которым, возможно, уготована особая роль в преобразовании палестинского национального движения. Речь идет о новой поросли молодых политиков, заявивших о себе не столько в вооруженной борьбе, сколько в планомерном формировании демократических институтов автономии. Создается впечатление, что именно на них в перспективе сделают ставку Вашингтон и Тель-Авив. Несмотря на то что им будет крайне тяжело, если это вообще будет реально для их сегодняшнего политического веса, вмешаться в борьбу за передел власти внутри общепалестинского движения, у этих политиков появится хороший шанс заявить о себе и своих долгосрочных претензиях на выражение и реализацию национальных интересов палестинского народа. К их числу следует, прежде всего, отнести Фейсала Хусейни, от- 150 вечающего в ООП за вопросы Иерусалима. При этом обращают на себя внимание его контакты с представителями традиционных правящих и предпринимательских кругов палестинского общества. Еще одним представителем молодого поколения палестинских демократов является генеральный секретарь движения «Фатх» на Западном берегу реки Иордан Марван Баргути. К этой же плеяде демократически настроенных молодых палестинцев относится руководитель движения «Фатх» в эль-Халиле (Хевроне) Мухаммед Хурани. В отличие от Фейсала Хусейни, молодые выдвиженцы «Фатх» могут рассчитывать на мощную поддержку сторонников этого движения как на территории автономии, так и среди многочисленных палестинских беженцев за пределами ПНА. Кроме того, необходимо отметить, что на выборах в Палестинский законодательный совет (ПЗС), прошедших в январе 1996 года, в его состав вошли многие молодые палестинцы с территории автономии, готовые использовать представившийся их народу шанс мирного пути создания своего независимого государства. Однако, отмечая их появление в спектре политических сил общепалестинского движения как весьма устойчивую тенденцию, приходится признать, что в настоящее время они не могут представлять собой альтернативу в борьбе за власть. Как бы ни развивались палестино-израильские отношения после смены правительства в Израиле, на первый план в автономии все сильнее будут выдвигаться радикальные движения под исламскими лозунгами. Однако их радикализм не столько является перманентно присущей им чертой, сколько представляет собой реакцию на объективно складывающуюся ситуацию в деле урегулирования проблемы Палестины. Кроме того, рост религиозных настроений в палестинском обществе стал в какой-то степени альтернативой светской трактовке борьбы за независимое государство палестинцев. При этом исламу отводится роль мощного консолидирующего фактора, призванного не только преодолеть разобщенность палестинского общества, но и сплотить его вокруг идеи построения исламского государства, основанной на своеобразно трактуемых традициях раннего периода арабского халифата, воплотившего принципы социальной справедливости. Основными выразителями этой идеи стали исламское движение ХАМАС, которому, бесспорно, принадлежит лидерство среди прочих группировок исламского толка на оккупированных территориях и в границах ПНА, и организация «Исламский джихад». Организация «Исламский джихад» сыграла, пожалуй, решающую роль в мобилизации палестинских масс в ходе так называемой «интифады», невооруженного восстания палестинского населения против израильских оккупационных властей, охватившего в конце 80-х – начале 90-х годов захваченные Тель-Авивом арабские территории. Однако постепенно организация «Исламский джихад» стала утрачивать инициативу, чему, вероятно, в определенной степени способствовала вынужденная смена ее руководства. Место ее многолет- 151 него руководителя Фатхи Шиккаки, убитого агентами израильской развед6 ки Моссад, занял Абд аль-Азиз Оде . В этих условиях на первые позиции выдвинулось исламское движение ХАМАС (арабская аббревиатура «Движения исламского сопротивления»), возникшее в 1987 году в секторе Газа в качестве военного крыла местной ассоциации «Братьев-мусульман». Тем не менее, вскоре оно переросло установленные рамки, превратившись в самостоятельную религиозно-политическую организацию, располагающую собственными военными возможностями. Признавая тотальную военизированность этого движения, важно отметить, что главной боевой силой ХАМАС является его военное крыло – «Бригада Изз ад-Дина аль-Кассема». Духовным лидером движения ХАМАС считается полуслепой шейх Ахмед Яссин, про7 ведший около десяти лет в израильских тюрьмах . Говоря об этих палестинских исламских группировках, следует указать на отсутствие между ними каких-либо принципиальных программных разногласий. Несмотря на это, между исламским движением ХАМАС и организацией «Исламский джихад» сложились весьма противоречивые отношения, которые неоднократно перерастали в открытые столкновения их сторонников, как это имело место в конце 1994 года в секторе Газа и на Западном берегу реки Иордан. Вместе с тем многие обстоятельства объективно способствуют их сближению, прежде всего их непримиримая вражда к Израилю. Кроме того, обе группировки, ХАМАС и «Исламский джихад», пользуются в своей антиизраильской борьбе одинаковым арсеналом средств и методов, включая террористические акты, направленные как против Израиля, так и против палестинцев, идущих на сотрудничество с Тель-Авивом. В силу этого обстоятельства между исламским движением ХАМАС и организацией «Исламский джихад», с одной стороны, и ООП и администрацией ПНА, с другой – сложились напряженные отношения, характеризующиеся принципиальными расхождениями как в тактических, так и стратегических вопросах. Наконец, отметим широкие международные контакты исламских группировок, действующих на территории ПНА, прежде всего, с арабскими государствами, занимающими жесткие позиции в отношении возможности мирного урегулирования с Израилем. К их числу традиционно относят некоторые монархии Персидского залива, включая Саудовскую Аравию и Кувейт, а также Сирию и Иран. Подтверждением этого факта могут служить финансовая помощь и морально-политическая поддержка, оказываемые этими странами исламским группировкам в Палестинской Национальной Автономии. Так, по некоторым сведениям, в ходе прошлогодней поездки шейха А.Яссина по государствам зоны Персидского залива, ему удалось собрать около 300 млн. «частных» пожертвований в фонд борьбы «исламского движения Палестины». Даже официальный Дамаск, несмотря на сложную экономическую ситуацию в своей стране, поддерживает тесные контакты с исламским движением ХАМАС и организацией «Исламский джихад», о чем свидетельствует встреча 152 лидеров этих исламских группировок с руководством Сирии, состоявшаяся в ноябре 1998 года. Все эти факты и события красноречиво свидетельствуют о том, что палестинский народ, как, впрочем, и израильское общество, объективно оказался не готов к мирному урегулированию ближневосточного конфликта. Боль прошлых обид и потерь и укоренившееся чувство взаимного недоверия стали существенным препятствием на пути мирного диалога на Ближнем Востоке. Тем не менее, предпринимаемые в последнее время усилия по возобновлению переговорного процесса, поддерживаемые мировым сообществом и, прежде всего, США и другими западными странами, сохраняют вероятность благоприятного для палестинского народа решения вопроса о создании своего независимого государства уже в самое ближайшее время. При этом отсчет времени может идти не на годы, но на месяцы. 1 Даюб Ш. Ближний Восток. Новый этап мирного урегулирования конфликта. // Азия и Африка сегодня. – 1996. – № 12. – С. 22. 2 The Economist, 1998, vol. 346, № 8049, с. 43; The Economist, 1998, vol. 347, № 8052, с. 52. 3 The Economist, 1998, vol. 346, № 8049, с. 43. 4 The Economist, 1998, vol. 346, № 8049, с. 43; The Economist, 1998, vol. 347, № 8064, с. 41. 5 The Economist, 1998, vol. 346, № 8049, с. 43; The Economist, 1997, vol. 344, № 8026, с. 42. 6 Rekhess Elie. The Resurgence of Palestinian Islamic Fundamentalism in the West Bank and Gaza. // Jewish Fundamentalism in Comparative Perspective: Religion, Ideology, and the Crisis of Modernity. – New York, 1993, сс. 96-97; Волков А. Религиозный экстремизм и палестинская проблема. // Азия и Африка сегодня. – 1998. – № 5. – С. 73. 7 The Economist, 1997, vol. 345, № 8038, сс. 51-52; The Economist, 1998, vol. 347, № 8068, с. 48. 153 М.А.Сапронова ПРОБЛЕМЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ ПРАВЯЩЕЙ ВОЕННОЙ ЭЛИТЫ АЛЖИРА В настоящее время чрезвычайный интерес представляют собой последние события в Алжире, где после семи лет вооруженного противостояния военных властей и экстремистских исламских группировок наступил мир. 16 сентября 1999 года в Алжире состоялся референдум, на который был вынесен всего один вопрос: «Вы «за» или «против» инициативы президента о национальном примирении и гражданском согласии?» Результаты референдума (98,6% высказались «за», при том что в голосовании приняли участие 85% населения) оказались ошеломляющими и означали, что поражение потерпели не только исламские экстремисты, но и светские. Стало ясно, что все попытки навязать Алжиру модель развития в духе радикального ислама, равно как и дальнейшее развитие в русле военного руководства, потерпели полный крах. Страна, избрав нового президента на досрочных выборах в апреле 1999 года, пошла по своему собственному пути развития, перейдя на стезю политического примирения военной элиты и исламского руководства при обоюдном стремлении создать условия для дальнейшей совместной деятельности и нахождения общих целей дальнейшего развития в рамках национально-исламского государства, учитывающего традиционные ценности ислама, с одной стороны, и отдающего дань алжирской национальной идее, с другой. Таким образом, Алжир представил миру свой собственный вариант сосуществования в высших эшелонах власти светских националистов и исламистов. С 1992 года страна жила в условиях непрекращающихся столкновений между силами правопорядка и вооруженными исламскими группировками, причем со временем эта война постепенно вышла за рамки противостояния двух лагерей и превратилась в междоусобную борьбу отдельных партий, кланов, религиозных течений, экстремистских группировок и просто бандитских групп, хотя внешнему миру события в Алжире представлялись гражданской войной в ее исламско-фундаменталистском варианте. Между тем за эти годы в Алжире появилось множество других политических, клановых, этнических и иных противоречий, усиливших и усложнивших первоначальный внутриполитический конфликт, в результате чего период идейного противостояния сменился периодом массового террора и насилия. Партия Исламский Фронт Спасения, начавшая в 1992 г. борьбу против «незаконных властей», никогда не была монолитным движением, а 154 представляла собой совокупность умеренных и радикальных групп. В 1995 г. ИФС переживал серьезный внутренний кризис, который окончательно расколол его на множество группировок. Наиболее значимой, самой радикальной и непримиримой стала Вооруженная исламская группа (ВИГ), но и она в свою очередь в 1996 г. распалась на несколько региональных группировок после длительной войны региональных эмиров за верховенство в организации. В рамках ВИГ начали действовать сравнительно автономные структуры – Движение за исламское государство (ДИГ), «Эскадрон зеленой смерти» и др. Кроме того, уже с 1995 г. ВИГ вела беспрерывную междоусобную войну, борясь за лидерство в вооруженном движении исламских экстремистов, с другой группировкой, также вышедшей из рядов ИФС – Исламской армией спасения (ИАС). Таким образом, в конце 90-х годов властям пришлось иметь дело с целой армией анархо-террористических банд, так называемых «несистемной оппозицией», для которой не существует правил компромиссной борьбы. Тем не менее, властям удалось наладить политический диалог с исламистами и начать новый мирный процесс. Новый президент Алжира Абдельазиз Бутефлика призвал общество к гражданскому миру и согласию, представив в парламент проект закона об амнистии, который должен был коснуться 9000 человек. Вслед за этим появилось обращение исторического вождя алжирских исламистов Аббаси Мадани, который призвал всех «братьев по оружию» прекратить междоусобицу и поддержать президента. А уже к середине сентября 1999 г. в Алжире добровольно сдали оружие 3 тысячи членов ИАС и даже многие другие вооруженные исламские группы. Чтобы понять суть произошедших за это время изменений как в социально-политической сфере, так и в эволюции правящей военной элиты, следует обратиться к особенностям исторического развития этой страны. В силу специфики национально-освободительной революции (19541962) в Алжире именно армия сразу после достижения независимости стала играть особую роль в политической жизни, выступая гарантом внутренней стабильности. Реальная власть на местах чаще всего концентрировалась в руках армейских командиров, решавших не только военные, но и все важные общественно-государственные вопросы. Участие армии во всех значительных мероприятиях – в кампаниях лесопосадок, полевых работах, создании сети общеобразовательных школ, народных стройках и в других видах общественных работ – было традицией. Уже с самых первых дней независимости армия Алжира располагала значительным влиянием в руководстве страны, явившись к тому же единственным поставщиком кадров в государственно-административный аппарат. Так, в частности, из 196 кандидатов в Национальное народное собрание страны в августе 1962 г. 69 были офицерами Армии национального освобождения (АНО). Вскоре офицеры АНО оказались в ключевых звеньях экономического и политического аппарата молодого государства. В 1963 г. 34477 военных были приняты на службу: в государственный аппарат – 155 15682, в государственный сектор экономики – 10105, в частный сектор – 1 4130. Из 15 префектов 7, а из 83 супрефектов 25 были раньше офицерами . Практически армия обладала хозяйственно-экономической автономией, создав на землях колонистов образцовые фермы и кооперативы, предприятия по переработке их продукции и сеть магазинов для ее реализации. Кроме того, армия стала собственником и крупных капиталов в промышленности (в частности, мебельной и машиностроении), а также располагала запасами одежды и продовольствия на огромную сумму. Если средний годовой доход на душу населения равнялся в 70-х годах 800 динаров, то доход офицеров был в несколько раз выше, достигая нередко 4000 динаров. Иными словами, армия в Алжире с момента достижения страной независимости всегда имела ключевые позиции в руководстве и почти во всех организациях и учреждениях экономического и политического аппарата государства. Главное, что оправдывало ее место и роль в обществе, заключалось в том, что шаткость и неустойчивый характер социальной базы правящего режима в условиях незавершенной государственной структуры делали ее единственной организованной силой, обладающей к тому же монополией на применение оружия. К этому добавлялась историческая роль руководителя освободительной борьбы, внушавшая уважение к военным и объективно способствовавшая их продвижению во властные структуры. Исторически роль армии выражалась в том, что на всех этапах государственного развития она выступала в качестве самостоятельной политической силы. Действовал отработанный десятилетиями принцип: «Если армия сама не стоит у власти, она определяет, кто стоит». Алжирский историк М.Харби отмечал, что «если каждое государство имеет свою армию, то в Алжире армия имеет свое государство». Все алжирские президенты были представителями военных кругов, а основные экономические преобразования сначала просоциалистического характера, а затем рыночного, капиталистического содержания также проводились под «присмотром» военных. Таким образом, позиция военных оказывала сильное влияние на становление алжирской национальной государственности, формирование властных структур и проведение социально-экономической политики, поэтому роль военных и армии как руководящей силы исторически присутствует и в народном менталитете. Первый президент независимого Алжира Ахмед Бен Белла (1962-1965) не раз утверждал, что в Алжире «нет опасности милитаризма», что «напа2 дать на АНО – значит хотеть разрушить одну из основ алжирской революции» и что «если опасность милитаризма возникнет», то он немедленно выступит против нее. Однако Бен Белла не в силах был предотвратить процесс превращения армии в своеобразное «государство в государстве». Только формально признавая главенство правящей партии Фронт национального освобождения, армия на деле имела свою собственную политику и идеологию, которые стремилась навязать всей стране, пре- 156 вращаясь постепенно в самодовлеющий фактор, который в дальнейшем будет определять все политическое развитие Алжира. Со временем росла изолированность армии по мере ее превращения из революционной в профессиональную и из орудия борьбы за независимость в орудие репрессий против внутренней оппозиции, хотя однопартийная система способствовала монополизации власти, при которой существование оппозиции практически не допускалось. Наличие богатых запасов нефти и газа позволяло правительству Алжира не только контролировать общество и обеспечивать собственную стабильность, но и проводить активную социально-экономическую политику и вырабатывать стратегию развития в виде проведения индустриальной, аграрной или культурной революций. Президент Алжира Хуари Бумедьен (1965-1978) отмечал: «Мы тоже были за партию ФНО, но мы не хотели, чтобы она противостояла армии и служила противовесом ей». Поэтому партия ФНО за все годы своего существования так и не смогла превратиться в эффективную правящую партию. Политическая элита страны выражала свои корпоративные интересы через причастность к офицерству армии – становому хребту алжирской элиты после 1962 года; к госаппарату, к местной администрации, к бюрократии профсоюзов. Партия же ФНО всегда была не орудием власти, а своего рода пропагандистским придатком к подлинной машине управления – армии и госаппарату. Используя слабость и неорганизованность ФНО, армия совершила 19 июня 1965 г. военный переворот, отстранив от власти президента Бон Беллу, образовав Революционный совет, провозгласив при этом курс на «выправление линии революционного развития». В 70-е годы усилиями президента Х.Бумедьена, придававшего большое значение вопросам профессионализации военных, роль армии еще более окрепла и возросла. Командиры военных округов иногда значили больше, чем министры. Армия постоянно стремилась к еще большему увеличению своих позиций и престижа, практически контролируя все серьезные мероприятия в стране, включая проведение аграрной реформы. «Вооруженные силы, – подчеркивал в одном из своих выступлений Х.Бумедьен, – это могущественный щит и меч, которые защищают революцию от ее внутренних и внешних врагов. Вооруженные силы либо всей душой стоят на стороне революции и тем самым усиливают партию, либо изолированы от революции, и тогда какие-либо усилия построить социализм будут тщетны. Кто может помешать армии открыто выступить против данного режима?». В 1962 году армия привела к власти Бен-Беллу, в 1965 – Хуари Бумедьена, после его смерти – Шадли Бенджедида. Роль армии была официально закреплена в новой конституции Алжира, принятой в 1976 году. Этому господствующему в стране институту была посвящена целая глава («О национальной народной армии»), согласно которой на армию возлагалась обязанность не только «защиты единства и территориальной целостности страны», но и «участия в развитии страны и построении социализма» (статья 92). 157 Не изменилась ситуация и после смерти Х.Бумедьена в 1978 г. Материалы о составе делегатов IV съезда партии ФНО (январь 1979 г.) показывают, что делегаты от армии насчитывали 640 человек, представляя в общей сложности 115 тысяч человек, в то время как лишь 52 делегата представляли Всеобщий союз алжирских трудящихся (профсоюзы), 3 насчитывавший в конце 70-х годов более 1 млн. человек . Новый президент Алжира Шадли Бенджедид (1979-1992), также вышедший из военной среды, подчеркивал: «Национальная народная армия, ведущая свой род от Армии национального освобождения, не живет замкнутой на самой себе в казармах, а является одной из основных сил революции. Она, осуществляя свою роль в защите отечества, одновременно содействует развитию страны, вместе с другими силами участвует в построении Алжира, как материальном – в прокладке дорог, строительстве деревень, в лесонасаждении, так и в воспитании молодого поколения в рамках Национальной службы, в подготовке его в духе верности и преданности. Ко всему этому надо добавить активную роль армии в рамках 4 политического руководства» . В 70-е годы в Алжире сформировалась правящая элита, фактически представляющая собой военный партийно-правительственный аппарат, а характерной чертой алжирского общества по-прежнему оставалась тесная взаимосвязь власти и армии. Однако в конце 80-х годов ситуация несколько изменилась. К этому времени в Алжире оформилась своеобразная система бюрократического капитализма, выражавшаяся, с одной стороны, во всемерном поощрении частного сектора, а с другой, – в жесткой централизации и этатизации ключевых сфер экономики (фактически их приватизации). Доминирующей силой в этой системе была не частнопредпринимательская буржуазия, а крупные государственные чиновники и технократы. Формально не владея государственной собственностью, госбуржуазия фактически ею распоряжалась и пользовалась, получая высокие оклады, машины, виллы и значительные привилегии во всех областях. К этому добавлялась возможность незаконного обогащения путем казнокрадства, а также фактического рэкета частных предприятий, на которых чиновники числились «консультантами», «акционерами», «почетными председателями» и т.д. Президент Шадли Бенджедид, например, официально был хозяином самого крупного в г. Оране отеля и ресторана. Ранее, возглавляя 2-й военный округ с центром в этом городе, он обзавелся кирпичным заводом и огромной земельной собственностью, вследствие чего оттягивал всеми силами проведение 5 там аграрной реформы . Поэтому произошел серьезный раскол между партийным аппаратом (сформировавшимся к этому времени, в основном, из представителей новой буржуазии, разбогатевшей на нефтедолларах и стремящейся к экономической независимости) и армейским руководством страны. Партийное руководство отрицательно отнеслось к первым попыткам реформирования алжирского общества, предпринятым в конце 1987 года. А после октябрьских событий 1988 года, когда армия стреляла по 158 молодым безработным, окончательно нарушилось единство государства, армии и партии. В 1989 г. начальник Генерального штаба вооруженных сил Халед Неззар уволил из армии всех военных – членов ЦК правившей партии ФНО, стремясь тем самым отделить армию от партии и дистанцироваться от ошибок в социально-экономической политике ФНО. Всем военнослужащим было приказано покинуть государственные посты. Противоречия между президентом и военным руководством страны еще более усилились. В свою очередь, президент Ш.Бенджедид после октябрьских событий 1988 г. начал проводить коренную военную реформу, лишив армию большей части всех ее исторических прерогатив и оставив за ней чисто технические функции. Идея о «возвращении армии в казармы» была официально закреплена и в новой редакции конституции 1989 года. Вскоре после этого все военные вышли из руководящих органов ФНО. Более того, Ш.Бенджедид устранил слишком политизированных, на его взгляд, военачальников, заменив их офицерами с узкопрофессиональной подготовкой. В июле 1990 г. генерал Х.Неззар был назначен министром обороны, заняв пост, традиционно занимаемый президентом с 1965 г. С этого момента Ш.Бенджедид уже не имел прямого отношения к армии, которая получила возможность сама принимать решения и выступать в качестве отдельной самостоятельной силы. Военная директория стала формироваться вокруг министра обороны. Судьба президента Шадли Бенджедида была решена, когда в январе 1992 года военные фактически совершили переворот, вынудив объявить его о своей отставке. С уходом президента приостанавливался, согласно конституции 1989 г., избирательный процесс и возникала возможность ее интерпретировать, используя различные толкования, создавать новые органы якобы на основе конституционных процедур. Результаты первого тура выборов, в которых сокрушительную победу одержала исламская партия, были аннулированы, парламент распущен. В соответствии с конституцией в условиях отставки президента и роспуска парламента функции главы государства временно перешли к председателю Конституционного совета. По решению правительства 12 января собрался Высший Совет Безопасности, конституционный орган (принявший решение о признании недействительными результатов парламентских выборов), который, констатировав невозможность продолжения избирательного процесса до тех пор, «пока не будут созданы условия для нормальной деятельности государственных институтов», объявил о создании коллективного руководящего органа – Высшего государственного совета (ВГС). 14 января было объявлено о приостановлении действия отдельных положений конституции. При этом ВГС, внеконституционный орган, наделялся властью, предоставленной Основным законом президенту Алжира. В связи с роспуском парламента ВГС был временно наделен и законодательными полномочиями. Он мог издавать декреты, имеющие силу зако- 159 на, вступающие в силу после их подписания председателем ВГС. Срок полномочий этого органа государственной власти был установлен в два года – до 31 января 1994 года. Военный режим, отменив таким образом все законы, под покровом чрезвычайного положения в стране продолжал, тем не менее, осуществлять приватизацию государственного сектора экономики, постепенно перекачивая колоссальные общественные средства в личные состояния. Ведь именно после 1992 года, несмотря на начавшуюся гражданскую войну в стране, зарубежные компании с разрешения властей начинают все глубже проникать в алжирский нефтегазодобывающий комплекс. В настоящее время в Алжире действуют уже 25 зарубежных нефтедобывающих компаний из 19 стран. Они заключили с алжирской стороной в общей сложности 42 контракта. При этом доля американцев в общем объеме зарубежных инвестиций в нефтедобывающий сектор составляет 50%. Всего с 1992 г. США инвестировали в алжирскую экономику более 4 млрд. долл., причем вся сумма была 6 вложена только в нефтедобывающую отрасль. В 1994 г. президентом Алжира стал генерал Ламин Зеруаль. В условиях ухудшения экономической обстановки и непрекращающегося террора меняется тактика властей по отношению к исламским группировкам, особенно партиям умеренного толка, таким как «Ан-Нахда» и Хамас. Основным направлением деятельности нового президента в 1994-1995 гг. была организация диалога практически со всеми политическими силами страны, включая лидеров Исламского фронта спасения, при одновременном жестком подавлении всех проявлений экстремизма. Тем самым он давал понять, что согласен на сосуществование в кругах власти исламистов и вооруженных сил, но при преобладании военных на ключевых должностях. В проведении подобной политики Л.3еруалю пришлось противостоять довольно влиятельной непримиримой группировке в алжирском генералитете, выступающей против любых контактов с исламистами (так называемые «ястребы»). Эту группировку возглавлял новый начальник Генерального штаба армии – генерал Мохамед Ламари, которого поддерживали многие командующие военных округов Алжира. Следует отметить, что именно эта группировка (выходцы из Ореса – восточного горного района Алжира) составляет костяк правящей военной элиты и серьезно влияет на формирование политической линии руководства. Став всенародно избранным президентом, Л.3еруаль закрепил свою победу и на армейском уровне, заменив своим президентским указом всех командующих военными округами, которые проводили жесткий курс М.Ламари и выступали с критикой политики президента, направленной на союз с умеренными исламистами. Среди высшего военного руководства никогда не было единства ни относительно путей решения проблемы радикального исламизма в Алжире, ни относительно роли ислама в жизни общества. А семилетняя гражданская война окончательно расколола военную среду сверху донизу, причем характер раскола был схож с тем, который переживала исламская 160 партия. Одни требовали полностью искоренить все исламистские течения и даже умеренным исламистам заблокировать какую бы то ни было возможность влиять на политический процесс; другие, напротив, выступали за многосторонний диалог с исламистами, включая самые крайние течения (многие обозреватели считали, что именно этот раскол и вынудил в 1999 году Ламина Зеруаля добровольно уйти с поста президента до официального окончания срока его полномочий). На досрочных президентских выборах в апреле 1999 года алжирская армия впервые за тридцать семь лет не смогла выставить своего кандидата. Раскол произошел не только в высших военных эшелонах, но и в самой армии, которая, сражаясь на внутреннем фронте, начала политизироваться. А политические симпатии рядового совершенно не обязательно соответствуют политическим симпатиям генералитета (так, за время войны около 10 тысяч рядовых алжирской армии дезертировали к тем или иным исламским группировкам). С середины 1994 года шли активные контакты между властями и руководством ИФС. Тогда другие оппозиционные партии впервые высказали опасение, что Ламин Зеруаль параллельно с «официальными» переговорами осуществляет тайные контакты с исламистами с целью создания военно-исламистского режима на подобие суданского. Два представителя умеренного исламского движения ХАМАС вошли в состав правительства, утвержденного президентом Л.3еруалем в январе 1996 года. Один из них получил портфель министра малых и средних предприятий, другой – государственного секретаря (в ранге министра) по рыболовству. При этом определенную гибкость продемонстрировало руководство этого движения во главе с М.Нахнахом, который стремился представить себя в глазах властей и общественного мнения в качестве единственного, кто способен политически разоружить радикалов и сблизить их с государством, включая действующее руководство. В августе 1996 года лидер ХАМАС посетил США, где был принят заместителем госсекретаря Р.Пеллетро, а также советником президента Робертом Шифтером. В 1997 году исламисты также вошли в состав нового коалиционного правительства. Таким образом, в конце 90-х годов в Алжире выявилось четко выраженное изменение отношения государства к движению исламских фундаменталистов. Военные, дистанцируясь от радикальных исламистов, начинают активное сближение с наиболее влиятельной фракцией политического руководства исламского движения – «технократами», приверженцами исламского «модернизаторства». Признавая необходимость светских государственных учреждений, современной экономики и науки, они готовы ради политической власти не настаивать на обязательности установления чисто исламского государства, живущего по законам шариата. Новый президент Алжира Абдельазиз Бутефлика продолжил курс своего предшественника. Еще в своей предвыборной программе он дал понять, что решение основных государственных и политических проблем страны лежит на путях политического примирения государства с ислам- 161 ским движением, даже самым радикальным. Переход от политики военного неприятия и прямого вооруженного подавления исламской оппозиции в начале 90-х годов к четко выраженному стремлению создать условия для политического согласия с нею может на практике привести к совершенно новой политической ситуации в стране. Ясно, что исламский фактор будет и в дальнейшем оказывать сильное влияние на все происходящие в стране политические процессы, равно как и армия будет оставаться активным субъектом алжирского общества. 1 Algerie 19 juin 1965, 1965. АНО – Армия национального освобождения. 3 El-Moudjahid, 31.01.1979. 4 Речи и выступления Бенджедида Шадли (на ар. яз.). – Алжир, 1980. 5 Ланда Р.Г. История Алжира. – М., 1999. – С. 191-192. 6 БИКИ, 08.01.1998. 2 162 А.М.Яковлев О СОВРЕМЕННОЙ ЭЛИТЕ В САУДОВСКОЙ АРАВИИ Прежде рассмотрения положения в саудовском королевстве и анализа происходящих там социально-политических процессов имеет смысл оговорить используемую терминологию. Так, согласно языковому словарю, элита (от французского elite – лучший, отборный) означает лучших представителей общества или какой-либо его части. Но в своем наиболее распространенном употреблении, нашедшем утверждение в мировой социологии, элита означает лиц, принадлежащих к высшему классу, лиц, осуществляющих власть в обществе. Реальная важность элит в жизни самых разных обществ вызвала к жизни немалое число теорий элит, но они в основном были построены на анализе европейской действительности и лишь в 70-е годы пополнены опытом ряда восточных стран. В странах Востока элиты приходят к власти насильственно или настолько давно захватили власть, что их правление ныне воспринимается в качестве единственно законного. Средство удержания власти элитой – прежде всего контроль за основными законодательными и исполнительными органами власти и силовыми структурами государственности, а также средствами массовой информации. Принятое в социологии деление элиты на правящую и господствующую группы во многих восточных странах неприменимо, так как правящая элита принимает все возможные меры для того, чтобы захватить контроль или обеспечить свое влияние в важных и выгодных сферах хозяйственной жизни, тем самым принимая на себя функции группы, господствующей в социальной жизни. При рассмотрении современного развития в Саудовской Аравии и возможных его перспектив невозможно не принимать во внимание элиту саудовского общества. Это тем более просто, что она с очевидностью воплощена в правящей семье Саудидов. Это тем более важно, что в настоящее время, по всей очевидности, следует ожидать смены поколений внутри саудовской элиты. Однако было бы неверным ограничивать явление саудовской элиты жесткими рамками происхождения внутри семьи Аль Сауд. Представляется, что анализ ситуации возможен по следующим направлениям: 1) реальное соотношение сил внутри самой семьи Аль Сауд; 163 2) роль Саудидов в социально-политической жизни страны как «лучшей части» общества в традиционном смысле, как легитимной династии в системе власти; 3) состав и соотношение правящих и господствующих групп внутри всей саудовской элиты; 4) перспективы изменений внутри саудовской элиты и перемен в стратегии развития королевства. 1) О численности и составе семьи Саудидов известно достаточно много. Структура семьи определяется сугубо традиционным принципом – принадлежностью к роду основателя саудовского государства короля Абдель Азиза ибн Абдель Рахмана Ибн Сауда (1882-1953) и степенью родства с ним. Помимо Саудидов, к элите могут быть причислены клан Джилюви – наследственные правители нефтяной Восточной провинции, занимающие и сейчас там важные посты, и клан Сунайянов, ведущих свой род от брата основателя династии в XVIII в. Необходимо назвать и род Аль Шейх, основателем которого был основатель течения ваххабизма в исламе. К контрэлите можно отнести те рода племенной аристократии, которые оказались оттесненными от власти, – это «араифы», потомки правителя государства Саудидов в конце XIX в. Сауда ибн Фейсала. Ранее, в 70-80-е годы внутри семьи Аль Сауд выделялись следующие слои: родные братья короля Абдель Азиза, сыновья короля Абдель Азиза, внуки короля Абдель Азиза и т.д. Однако возрастной принцип не был однозначно решающим при структурировании реальной правящей структуры. При необходимости соблюдения возрастной иерархии, реальные отношения определялись иным – близостью того или иного эмира к королю и личными интересами эмира. Например, эмир Мусаид был дядей короля Фейсала, хотя был моложе короля на 15 лет. Фейсал назначил его министром финансов в своем кабинете, хотя двое других дядей не получили министерских постов. Точно так же при короле Халеде один из важнейших министерских постов – главы МИД занял не его брат, а племянник – эмир Сауд ибн Фейсал. Нынешний король Фахд также отдал некоторые важные посты своим сыновьям: председатель комитета по делам молодежи – эмир Фейсал ибн Фахд, заместитель главы разведки – эмир Сауд ибн Фахд, губернатор Восточной провинции – эмир Мухамед ибн Фахд. Таким образом, можно сузить понятие элиты, отнеся его не ко всей господствующей в королевстве семье Саудидов (и примыкающим к ней родам), а к реально правящей группе эмиров, которую составляют оставшиеся родные сыновья короля Абдель Азиза и сыновья правивших после него сыновей – Сауда, Фейсала, Халеда и правящего Фахда, а также сыновья нынешних наследников престола эмира Абдаллаха и эмира Султана. Численно это достаточно большая группа (Сауд имел 46 сыновей, его братья от 6 до 8 сыновей), составляющая около 80 человек, но из них 164 лишь половина активно участвует в государственной жизни, а остальные заняты в бизнесе. Роль и значение так называемой «семерки Судейри», столь превозносимой недавно в средствах массовой информации, не стоит преувеличивать. Да, фактор крови имеет значение в сегодняшней Аравии, и единоутробные братья Фахд, Султан, Турки, Наиф, Салман, Ахмед и Саттам представляют собой единую группу, но только по отношению к иным группам. А внутри «семерки Судейри» единства нет. Показателем этого стало снятие в 1992 г. с поста главнокомандующего сухопутными войсками сорокалетнего, энергичного сына министра обороны эмира Султана – генерала Халеда ибн Султана за предложение присоединить к армии войска Национальной гвардии, находящиеся под командованием первого наследника престола эмира Абдаллаха. Король Фахд не пошел на предлагаемое ослабление позиций Абдаллаха, так как это явно привело бы к усилению позиций его брата, министра обороны. Таким образом, семья Аль Сауд представляет собой основу саудовской элиты, в ней можно выделить господствующую и более узкую правящую группу. Внутри самой семьи постоянно сохраняется противостояние различных группировок, которое может перерасти и в открытое противоборство. 2) Роль Саудидов в общественной жизни Саудовской Аравии не имеет буквальных аналогов в европейских монархиях. Семья настолько многочисленна (от 5 до 7 тысяч эмиров), что ее представители пронизали всю государственную и экономическую жизнь страны. Правящая группа Саудидов осуществляет властные функции, определяет направление и решает встающие проблемы во внутренней и внешней политике, в развитии экономики, распоряжается государственным сектором национальной экономики, основу которого составляет нефтегазовое хозяйство. Несколько сыновей короля Абдель Азиза стали миллиардерами, десятки Саудидов активно занимаются бизнесом в международном масштабе в сферах финансов, недвижимости, промышленности, строительства и торговли. Прочие эмиры занимают различные посты и на местах реализуют предлагаемый сверху курс, а также информируют верхи о ходе дел в той или иной сфере. Например, в ВВС молодые эмиры служат командирами эскадрилий. Представители поколения внуков и правнуков короля Абдель Азиза благодаря наличию хорошего западного образования получают тем большее основание на пребывание в высшем управленческом слое. Благодаря семейным связям Саудиды породнились с наиболее могущественными племенными кланами, значение которых в социальной жизни не стоит недооценивать. Тем самым, семья Аль Сауд стала не только важной частью государственного аппарата и деловой верхушки, но и пустила корни в саудовском обществе. Любой саудовец может обратиться с просьбой к эмиру, т.е. к члену правящей династии, и это психологическое обстоятельство работает на авторитет Саудидов. 165 Таким образом, в саудовском королевстве семья Аль Сауд выполняет различные функции: с формальной точки зрения – это правящая семья, контролирующая политическую власть в стране, и группа, господствующая в экономической жизни страны. С неформальной точки зрения, – это фактически несколько фракций внутри правящей политической партии и несколько десятков финансово-промышленных конгломератов международного масштаба, действующих в рамках одного государства, а также важная часть госаппарата и национальной буржуазии, обладающая средствами, знаниями и опытом. 3) В то же время сведение понятия «саудовская элита» до понятия Саудидов и ограничение элиты семейными рамками было бы неверно. При очевидном господстве многих традиционных принципов и ценностей в саудовском обществе достаточно давно и прочно укоренились современные ценности и подходы. Династия Аль Сауд смогла выжить в XX в., в котором произошло так много антимонархических революций, в частности благодаря своей гибкости и умению привлекать в свои ряды полезных людей-чужаков. Примеры сирийца Хафеза Вахбы или англичанина Джона Филби здесь не показательны, хотя оба они, не принадлежа не только к роду Аль Сауд, но даже к коренным бедуинам, смогли сыграть важную роль в развитии Саудовской Аравии. Тем не менее, они, будучи личными и близкими друзьями короля Абдель Азиза, по своему социальному статусу оставались слугами короля. Чужаки приходят в саудовскую элиту лишь в годы коренных реформ, которые начал и успешно провел король Фейсал в 60-70-е годы. Это первый нефтяной министр Абдалла Тарики и международный делец Абдалла Хашогги, второй нефтяной министр Ахмед Заки Ямани и министр экономики Гази аль-Гусейби и др. При всех различиях в социальном происхождении и степени близости к королевской семье, этих лиц объединяют такие общие качества, как отличное современное образование или опыт практической деятельности, смелость и готовность действовать в национальных интересах, пренебрегая некоторыми традиционными ценностями или понятиями. Они положили начало формированию «второго эшелона» саудовской элиты. В 60-е годы начинается процесс вытеснения из состава Совета министров эмиров правящей семьи, и ныне эмиры сохранили лишь ключевые посты: главы правительства и его заместителей, министров обороны, иностранных дел и внутренних дел, по делам жилищного строительства и по делам муниципалитетов. Семье аш-Шейх также традиционно предоставляются один-два поста. Все остальные вакансии заполнены новым поколением саудовских технократов – выходцев из самых разных слоев. На более низком уровне происходили сходные процессы социальной трансформации традиционной верхушки в современный управленческий или деловой слой и пополнение его выходцами из неблагородных слоев. 166 Представлять себе развитие внутри правящего и господствующего слоя бесконфликтным нельзя, слишком разные цели и интересы имеются у различных группировок внутри слоя. Тем не менее, с 70-х годов до настоящего времени конфликты как внутри «первого эшелона» элиты, так и между первым и вторым «эшелонами» не принимали открытой формы. Выделить один какой-либо принцип формирования группировок внутри саудовской элиты затруднительно, так как там уже действуют в большей степени законы бизнеса и интереса, нежели верности семье и роду. Так объединяются дяди и племянники внутри семьи Саудидов против других своих родичей, или в экономической жизни конкурируют различные семейные кланы Саудидов, сотрудничая в то же время с различными деловыми группами. Стоит обратить внимание и на то обстоятельство, что в общественной жизни королевства региональные элиты имеют меньшее значение, чем в других восточных странах. Причина этого видится в той жестокой борьбе, которую всего несколько десятилетий назад вел король Абдель Азиз Ибн Сауд с вождями различных племен, подавляя их амбиции и сепаратистские устремления. Саудиды сознают существование потенциальной возможности раскола страны на самостоятельную восточную часть, на исторически тяготеющую к Иордании северо-западную часть, на югозападную часть, имеющие давние связи с Йеменом. Поэтому попытки не только сепаратизма, но и регионализма не приветствуются, центральной властью поощряется формирование мышления в национальных рамках. Таким образом, к концу XX в. понятие элита лишилось в Саудовской Аравии своего традиционного ограничения – рамок нескольких «благородных» бедуинских родов и приблизилось к европейскому аналогу, имея в то же время некоторые отличия от ряда восточных стран. 4) В 80-90-е годы Саудовская Аравия пережила глубокий экономический спад и последствия войны в Заливе. Колебания цен на нефть сильно сказались на темпах социально-экономического развития страны, хотя и не изменили его характера и направления. Страна остается в ряду богатых арабских государств, но в ней нарастают проблемы. Внешнее благополучие подчас скрывает немалые проблемы в сферах экономической и социальной. Например, не в полную проектную мощность действует немалое число промышленных предприятий в промышленных зонах Джубайль и Янбо, которые по планам саудовской элиты должны были стать мировыми центрами нефтехимии. Требуется все больше средств для обустройства старых нефтяных месторождений. С каждым годом возрастает острота проблемы нехватки воды. Значительная часть выпускников саудовских вузов и средних учебных заведений не может найти работу, так как в стране переизбыток гуманитарных специалистов, а на технические специальности саудовцы идти не хотят. Это привело к присутствию миллионов (в 1998 г. 7,5 млн. чел.) иностранных работников на постоянной основе и нарастанию безработицы среди саудовцев. 167 В социально-политической жизни нарастает классовая дифференциация, увеличивается имущественный разрыв между богатыми или очень богатыми и малоимущими. Подспудно присутствует тенденция недовольства засильем Саудидов в хозяйственной жизни. Все более широкую поддержку в обществе обретает тенденция к смягчению таких традиционных норм жизни, как ислам и положение женщины. В религиозной жизни можно ожидать новых проявлений экстремистских явлений как реакции на углубление модернизации. Объективной задачей правящей элиты становится продолжение курса реформ и завершение преобразований в политической сфере, проведение перемен для устранения или смягчения трудностей в экономике и социальной жизни. Для всех стало ясно, что период нефтяного бума больше не вернется. Вопрос в том, сможет ли правящая элита решиться на проведение серьезных преобразований и сумеет ли их провести безболезненно для себя? В этих условиях семья Аль Сауд столкнулась с проблемой смены поколений в узкой правящей элите. Король Фахд перенес несколько операций на сердце, ему 79 лет. Его родным братья, первому наследнику престола эмиру Абдалле и второму наследнику эмиру Султану – по 77 лет. Даже если они и взойдут на трон, их правление не может быть продолжительным. Имеются и более молодые сыновья Абдель Азиза – эмир Наиф (родился в 1933 г.), эмир Салман (род. в 1938 г.), Микрин (род. в 1942 г.) и несколько других, но они не обладают широкой поддержкой внутри семьи. Видимо, исходя из интересов династии, в конституционном по характеру законе 1992 г. король Фахд утвердил положение о том, что трон должен переходить не по принципу старшинства, а к «наиболее достойному» из числа эмиров семьи Аль Сауд. Правда, эмиры – сыновья королей Фейсала и Халеда обеспокоились, не стремится ли Фахд основать собственную династию. Исходя из этого предположения, сыновья Фейсала по имеющейся информации встали на сторону эмира Абдаллаха в надежде, что он назначит одного из них наследником престола. При любом развороте событий можно ожидать, что семья Саудидов сумеет сохранить свои позиции в стране и обеспечить политическую, социальную и экономическую стабильность, вопрос лишь – на какой срок? Без проведения перемен этот срок может быть очень и очень ограничен. Элита «второго эшелона» по всей вероятности не допустит перерастания нынешних социально-экономических проблем в кризис национального масштаба. Но вероятнее, как это случалось не раз в саудовской истории, Саудиды проявят благоразумие и в интересах самосохранения уступят часть своей власти в политике и экономике. Однако не менее вероятно и продолжение плавной эволюции саудовской элиты обоих эшелонов в русле нынешнего развития, т.е. развития по саудовской, а не западной модели, при жестко дозированной вестернизации, но активной внешнеполитической и внешнеэкономической роли Саудовской Аравии в мире. 168 СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ В.В.АНДРЕЕВ 3 ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ЭВОЛЮЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРСТВА В ПАЛЕСТИНСКОМ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ В.М.АХМЕДОВ О РОЛИ ПРАВЯЩИХ ЭЛИТ АРАБСКИХ ГОСУДАРСТВ В ВОПРОСАХ УСТОЙЧИВОСТИ И КАЧЕСТВА РЕГИОНАЛЬНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОРЯДКА (на примере Сирии) А.Б.БОРИСОВ 5 18 ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА ЕГИПТА: ПУТИ ЭВОЛЮЦИИ В.А.ГРАНДЕ 26 ПРАВЯЩИЕ ЭЛИТЫ ОАЭ И КАТАРА: ПУТИ РАЗВИТИЯ Е.А.ЗАХАРОВ 34 ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ ЛИВИИ Т.А.КАРАСОВА 49 ПРАВЯЩАЯ ЭЛИТА ИЗРАИЛЯ Н.Г.КИРЕЕВ 60 МЕТАМОРФОЗЫ ПРАВЯЩЕЙ ЭЛИТЫ ТУРЦИИ В.В.КУДЕЛЕВ 78 МАРОККО: ШАГ ВПЕРЕД ИЛИ СМЕНА ФАСАДА? В.В.ЛЬВОВ 93 СОВРЕМЕННАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА ИРАКА: А ЕСТЬ ЛИ БУДУЩЕЕ? Е.С.МЕЛКУМЯН 111 ПРАВЯЩАЯ ЭЛИТА КУВЕЙТА НА ПОРОГЕ XXI ВЕКА М.А.МОЛОДЦОВА 117 ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ВЛАСТИ И ЕЕ РЕШЕНИЕ В ГОСУДАРСТВАХ АРАБСКОГО ВОСТОКА К.И.ПОЛЯКОВ 128 ИСЛАМСКИЕ ФУНДАМЕНТАЛИСТЫ КАК ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА СУДАНА В 90-Х ГОДАХ К.И.ПОЛЯКОВ, А.Ж.ХАСЯНОВ 140 ПАЛЕСТИНА: ПЕРСПЕКТИВЫ НЕЗАВИСИМОСТИ И ПРОБЛЕМА ЛИДЕРСТВА М.А.САПРОНОВА 146 ПРОБЛЕМЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ ПРАВЯЩЕЙ ВОЕННОЙ ЭЛИТЫ АЛЖИРА А.М.ЯКОВЛЕВ 153 О СОВРЕМЕННОЙ ЭЛИТЕ В САУДОВСКОЙ АРАВИИ 162 169 CONTENTS 3 FOREWORD V.ANDREEV MAIN STAGES OF EVOLUTION OF POLITICAL LEADERSHIP IN PALESTINIAN NATIONAL-LIBERATIONAL MOVEMENT V.AHMEDOV ON A ROLE OF RULING ELITES IN THE ARAB STATES IN THE STABILITY AND QUALITY OF REGIONAL POLITICAL ORDER (a case of Syria) A.BORISOV 5 18 POLITICAL ELITE IN EGYPT: WAYS OF EVOLUTION V.GRANDE 26 RULING ELITES IN UAE AND QATAR: WAYS OF DEVELOPMENT E.ZAHAROV 34 POLITICAL ELITES IN LIBYA T.KARASOVA 49 RULING ELITE IN ISRAEL N.KIREEV 60 METAMORPHOSES OF RULING ELITE IN TURKEY V.KUDELEV 78 MOROCCO: STEP FORWARD OR CHANGE OF FACADE? V.LVOV 93 CONTEMPORARY POLITICAL ELITE IN IRAQ: IS THERE A FUTURE FOR IT? E.MELKUMYAN 111 RULING ELITE IN KUWAIT ON A THRESHOLD OF THE XXIst CENTURY M.MOLODTSOVA 117 PROBLEM OF POWER SUCCESSION IN THE ARAB WORLD AND THE WAYS OF ITS SOLUTION K.POLYAKOV 128 ISLAMIC FUNDAMENTALISTS AS A POLITICAL ELITE IN THE SUDAN IN THE 90’S K.POLYAKOV, A.HASYANOV 140 PALESTINE: PERSPECTIVES OF INDEPENDENCE AND PROBLEM OF LEADERSHIP M.SAPRONOVA 146 PROBLEMS OF POLITICAL EVOLUTION OF THE RULING MILITARY ELITE IN ALGERIA A.YAKOVLEV 153 ON THE CONTEMPORARY ELITE IN SAUDI ARABIA 162 170 КНИГИ, ИЗДАННЫЕ ИНСТИТУТОМ ИЗУЧЕНИЯ ИЗРАИЛЯ И БЛИЖНЕГО ВОСТОКА 1995 г. 1. А.З.Егорин "Война за мир на Ближнем Востоке". 2. А.В.Федорченко "Сельское хозяйство Израиля". 3. "Арабские страны: проблемы социально–экономического и общественно–политического развития" (Совместно с ИВ РАН). 4. "Ближний Восток и современность". Сборник. 1996 г. 5. Абу Мазен (Махмуд Аббас) "Путь в Осло". 6. С.М.Гасратян "Религиозные партии Государства Израиль". 7. А.З.Егорин "Современная Ливия". 8. Л.Н.Руденко "Регулирование внешнеэкономической деятельности в странах Персидского Залива". 9. А.В.Федорченко "Израиль накануне XXI века". 10. А.О.Филоник, В.А.Исаев, А.В.Федорченко "Финансовые структуры Ближнего Востока". 11. А.О.Филоник, Н.Г.Рогожина "Юго-Западная и Юго-Восточная Азия: проблемы водных ресурсов". 12. "Арабский мир в конце XX века". Сборник статей (совместно с ИВ РАН). 13. "Ближний Восток и современность". Сборник, вып. 2. 1997 г. 14. А.З.Егорин, В.А.Исаев "Объединенные Арабские Эмираты". 15. "Арабские страны Западной Азии и Северной Африки". Сборник статей (совместно с ИВ РАН). 16. "Ближний Восток и современность". Сборник, вып.3. 17. Н.М.Мамедова "Иран в XX веке. Роль государства в экономическом развитии". 18. "Сирийская Арабская Республика". 19. А.О.Филоник, В.М.Ахмедов, Л.Н.Руденко, З.А.Соловьева, Н.Ю.Ульченко "Рынки Ближнего Востока". 20. "Ближний Восток и современность". Сборник, вып. 4. 21. "Турция: современные проблемы экономики и политики". Сборник статей (совместно с ИВ РАН). 171 1998 г. 22. А.Г.Ковтунов "Проблемы интеграции стран Магриба". 23. "Страны Ближнего Востока" Сборник статей (совместно с ИВ РАН). 24. А.В.Федорченко "Экономика переселенческого общества (израильская модель)". 25. Л.И.Данилов "Кто есть кто в Иорданском Хашимитском Королевстве". 26. С.Б.Багдасаров и А.Н.Чавушьян "Военный и военно-экономический потенциал стран Ближнего и Среднего Востока" (совместно с ИВ РАН). 27. "Ближний Восток и современность". Сборник, вып. 5. 28. "Актуальные проблемы Ближнего Востока". 29. К.А.Капитонов "Ближний Восток в лицах". 30. "Современная Саудовская Аравия". 31. К.З.Хамзин "Водные ресурсы бассейна реки Иордан и арабо-израильский конфликт". 32. М.Г.Закария, А.И.Яковлев "Нефтяные монархии Аравии на пороге XXI в." 33. "Афганистан: Война и проблемы мира". Сборник статей (совместно с ИВ РАН). 34. "Иран: Эволюция исламского правления". Сборник статей (совместно с ИВ РАН). 1999 г. 35. "Арабские страны Западной Азии и Северной Африки". Сборник статей вып. 3 (совместно с ИВ РАН). 36. "Ближний Восток и современность". Сборник, вып. 6. 37. Г.И.Гучетль "Демократизация в Арабском мире: опыт Туниса и Сирии". 38. В.А.Исаев, А.О.Филоник "Государство Катар: проблемы развития". 39. "Национализм и фундаментализм на Ближнем Востоке" (Совместно с ИВ РАН). 40. "Окружающая среда и развитие в Арабском мире ". Сборник статей (совместно с ИВ РАН). 41. "Ближний Восток и современность". Сборник, вып. 7. 42. В.А.Ушаков "Иран и Мусульманский мир (1979–1998 гг.)". 43. Е.Я. Сатановский "Экономика Израиля в 90-е годы". 44. "Эволюция политических систем на Востоке" (Совместно с ИВ РАН). 172 45. Е.С.Мелкумян "ССАГПЗ в глобальных и региональных процессах". 46. В.В.Кунаков "Турция и ЕС: проблемы экономической интеграции". 47. А.И.Яковлев "Саудовская Аравия: пути эволюции". 48. М.А.Сапронова "Политика и конституционный процесс в Алжире (1989-1999)". 49. "Ближний Восток и современность". Сборник, вып. 8. 50. "Востоковедный сборник". 2000 г. 51. "Турецкая Республика". Справочник. 52. М.Р.Арунова "Афганская политика США в 1945-1999 гг.". 53. С.Э.Бабкин "Движения политического ислама в Северной Африке". 173 PUBLICATIONS OF THE INSTITUTE OF ISRAELI AND MIDDLE EASTERN STUDIES 1995 1. "War for peace in the Middle East" by A.Egorin 2. "Agriculture in Israel" by A.Fedorchenko 3. "The socio–economic and political development in the Arab World". In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 4. "The contemporary Middle East", (collection of essays) 1996 5. "The road to Oslo" by Abu Mazen (Mahmud Abbas) 6. "Religious parties in the State of Israel" by S.Gasratian 7. "Contemporary Libya" by A.Egorin 8. "Regulation of external economic activity in the Persian Gulf countries" by L.Rudenko 9. "Israel on the eve of the XXI–th century" by A.Fedorchenko 10. "Financial Institutions in the Middle East" by A.Filonik, V.Isaev and A.Fedorchenko 11. "Water resources in the South West and South East Asia" by A.Filonik and N.Rogozhina 12. "The Arab World in the end of the XX–th century", (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 13. "The contemporary Middle East" № 2, (collection of essays) 1997 14. "United Arab Emirates" by A.Egorin and V.Isaev 15. "Arab countries of Western Asia and Northern Africa", (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 16. "The contemporary Middle East" № 3, (collection of essays) 17. "Iran in the XX–th Century. The Role of State in Economic Development" by N.Mamedova 18. "The Syrian Arab Republic" 19. "Markets in the Middle East" by A.Filonik, V.Ahmedov, L.Rudenko, Z.Solovieva, N.Ultchenko 174 20. "The contemporary Middle East" № 4, (collection of essays) 21. "Turkey: Problems of modern Economy and Policy", (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 1998 22. "Problems of integration among the Arab Magrib countries" by A.Kovtunov 23. "Countries of the Middle East", (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 24. "Settler Society Economy: Israeli Model" by A.Fedorchenko 25. "Who is Who in the Hashemite Kingdom of Jordan" by L.Danilov 26. "Military and military – economic Potential of the Middle Eastern Countries" by S.Bagdasarov and A.Chavushian In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 27. "The contemporary Middle East" № 5, (collection of essays) 28. "Actual Problems of the Middle East" 29. "Political Portraits of the Middle East" by K.Kapitonov 30. "The contemporary Saudi Arabia" 31. "Water Resources of the Jordan River Basin and the Arab–Israeli Conflict" by K.Khamzin 32. "Oil Monarchies of Arabian peninsula on the edge of XXI century" by M.Zakaria and A.Yakovlev 33. "Afghanistan: War and Problems of Peace", (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 34. "Iran: Evolution of Islamic Rule", (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 1999 35. "Arab countries of Western Asia and Northern Africa" № 3, (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 36. "The contemporary Middle East" № 6, (collection of essays) 37. "Democratization in the Arab World: the case of Tunisia and Syria" by G.Guchetl 38. "The State of Qatar: problems of development" by A.Filonik and V.Isaev 175 39. "Nationalism and Fundamentalism in the Middle East". (In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences) 40. "The Environment and Development in the Arab World", (collection of essays). In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences 41. "The contemporary Middle East" № 7, (collection of essays) 42. "Iran and the Muslim World" by V.Ushakov 43. "Israeli Economy in the 90’s" by Eu.Satanovsky 44. "Evolution of political Systems in the East". (In cooperation with the Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences) 45. "GCC in global and regional processes" by E.Melkumian 46. "Turkey: Problems of economic integration" by V.Kunakov 47. "Saudi Arabia in Evolution" by A.Yakovlev 48. "Policy and constitutional Process in Algeria (1989-1999)" by M.Sapronova 49. "The contemporary Middle East" № 8, (collection of essays) 50. "Oriental Records" (collection of essays) 2000 51. "Republic of Turkey" 52. "U.S. Policy in Afghanistan in 1945-1999" by M.Arunova 53. "The Movements of Political Islam in Northern Africa" by S.Babkin 176