Приказы общественного призрения — первые губернские банки
advertisement
Банкаўскi веснiк, КРАСАВIК 2006 àëíéêàü èË͇Á˚ Ó·˘ÂÒÚ‚ÂÌÌÓ„Ó ÔËÁÂÌËfl — Ô‚˚ „Û·ÂÌÒÍË ·‡ÌÍË Å·ÛÒË ûËÈ Éêìáàñäàâ èÓÙÂÒÒÓ ÅÉùì, ͇̉ˉ‡Ú ËÒÚÓ˘ÂÒÍËı ̇ÛÍ С поэтапным вхождением (1772, 1793 и 1795 годы) Беларуси в состав России на ее территории стала осуществляться деятельность наиболее крупных общеимперских докапиталистических казенных кредитных учреждений: Государственного заемного банка, Санкт-Петербургской сохранной казны и Московской сохранной казны. Отдельное место в структуре феодального кредита заняли приказы общественного призрения — специфические ипотечные банки, название которых свидетельствует об их социальной направленности. Особенность этих финансовых институтов состояла в том, что они являлись местными государственными кредитными учреждениями феодального периода, занимавшими свою нишу на рынке ипотечного кредита более 80 лет. Приказы общественного призрения были учреждены в России указом Екатерины II от 7 ноября 1774 года для попечения и “надзидания” за школами, богадельнями, больницами, приютами. С це- лью формирования средств по финансированию благотворительной деятельности им разрешалось проводить и некоторые кредитные операции. Приказы получили право принимать вклады, а также “отдавать деньги в узаконенные проценты на верные заклады” при условии, чтобы заложенная недвижимость находилась в тех же губерниях, где функционировали эти банковские учреждения [1]. Приказы при образовании получали по 15 тысяч рублей от казны и находились в ведении Министерства внутренних дел. Как и в столичных банках, в них начали принимать вклады, однако только срочные, а также выдавать кредиты, условия получения которых с 1802 года были такими же, как и в Сохранной казне. Первоначально ссуды предоставлялись на год с возможностью отсрочки, не более 1 тысячи рублей одному лицу. Часть свободных средств приказов, не нашедших применения, должна была направляться в Государственный заемный банк для “приращения процентами”. После первого раздела Речи Посполитой в восточной Беларуси был создан Полоцкий приказ общественного призрения, затем — Могилевский. С объединением в 1796 году этих губерний в единую административную единицу некоторое время действовал Белорусский приказ. С окончательным административно-территориальным делением с 1802 года такие кредитные учреждения функционировали в каждом губернском городе: Витебске, Вильно, Гродно, Минске и Могилеве. Приказы общественного призрения являлись единственными провинциальными местными банками и постоянно находились под неустанным контролем со стороны губернской администрации. Дошедшие до нас архивные документы свидетельствуют, что отечественные приказы развернули свои кредитные операции лишь в самом конце XVIII века. Обратившись к материалам Белорусского приказа общественного призрения, читаем: “20 января 1798 г. Слушали прошение полоцкого помещика Гаспера Снарского по доверенности жены его Софии Снарской о выдаче им заимообразно на 1 год денег 500 рублей под заклад 13 мужских душ за вычетом процентов 25 рублей”. Далее смотрим протокол: “о предоставлении доказательства при займе помещиком Францем Малиновским 500 рублей, заложившим 13 душ, состоящим в Рогачевском уезде” об отсутствии запрета на залог его имения [2]. Из отчетов Могилевского приказа следует, что первая ссуда в размере 2 тысяч рублей ассигнациями была выделена помещику Адаму Сильвановичу в 1799 году [3]. Операции этих и других банковских учреждений подобного типа продолжались почти до отмены крепостного права. Как видно, размер кредита определялся количеством крепостных крестьян мужского пола (“ревизских душ”), а плата за ссуженную стоимость взималась сразу при ее выдаче. Однако действительным обеспечением ссуды являлись не души, а поместья с прикрепленными к ним крестьянами, которые в случае невозврата кредита подлежали продаже с торгов. Подобный порядок открывал дворянству путь к дешевому кредиту, порождал авантюристов, подобных гоголевскому Чичикову, стремившихся получить ссуду и под “мертвые души”. В советской историографии традиционно отмечалось, что организованный самодержавным государством ипотечный кредит изна- 61 Банкаўскi веснiк, КРАСАВIК 2006 àëíéêàü чально направлялся на увеличение потребления помещиков, и полученная ссуда давала возможность крепостнику проматывать не только текущую феодальную ренту, но и будущую [4]. Однако закон не запрещал выдачу кредитов и под “незаселенные земли”, а также под залог “каменных домов”. Особого внимания заслуживают ссуды под залог жилых кирпичных (каменных) домов, которые представляли собой едва ли не единственную активную операцию, затрагивавшую и представителей недворянского сословия. В материалах Витебского приказа за 1800 год имеется удовлетворенное “прошение” витебского мещанина И. Боруховича о выдаче ссуды в размере 100 рублей на покупку кирпича для строительства под залог дома, оцененного в 9 тысяч рублей. В том же Витебске подобная операция получила распространение, когда в мае 1797 года “обывателям города” было “всемилостливейше” выделено 100 тысяч рублей, огромной по тем временам суммы, на строительство домов сроком на 8 лет. С 1798 до 1812 года этот губернский приказ активно работал с клиентами по выдаче таких кредитов [5]. Но операции с городской недвижимостью не получили распространения. Обеспечением кредита до конца существования приказов выступали прежде всего “заселенные” помещичьи имения. К концу 50-х годов XIX века в белорусских приказах находилось в залоге лишь 7 каменных домов с общей суммой долга в 12,2 тысячи рублей [6]. При этом отметим весьма незначительные размеры таких ссуд по сравнению с традиционным залогом поместий с крепостными крестьянами. Вскоре обнаружилось, что продолжительность ссуд, ограниченная одним годом, явно не устраивала заемщиков приказов, вызывала проблемы с их возвратом и порождала, как свидетельствуют протоколы приказов, постоянные отсрочки. Поэтому с 1802 года ссуды стали выдаваться на срок от 1 до 5 лет, несколько позже — до 8 лет, а с 1820 года — до 12 лет. В 1824 году МВД, согласовав с Министерством финансов новые правила кредитования для приказов, определило продолжительность ссуд уже в 24 года. 62 Приказу определялся максимальный размер кредита на одного заемщика. Если принадлежавший ему капитал не достигал 500 тысяч рублей, то дозволялись ссуды до 15 тысяч рублей, а если превышал полумиллионную сумму — до 30 тысяч рублей. Четко стал регламентироваться и размер ссуды на одну душу. В 1816 году для великорусских губерний он составлял 100 рублей ассигнациями, а для белорусских — 70 рублей [7]. Это расхождение объясняли тем, что в северо-западных губерниях еще не получило распространения обращение инфляционных бумажных денег — ассигнаций, и сделки заключались преимущественно полноценной серебряной монетой. В начале 1830 года был обнародован “высочайший” манифест “О вкладах и ссудах в банковских установлениях”, в котором пересматривались условия выдачи ссуд и приема вкладов, определенные в 1824 году. Плата по займам была снижена с 6 до 5 процентов, а их сроки для приказов увеличивались с 24 до 26 лет. Нововведение объяснялось тем, что прежняя ставка ссудного процента была достаточно высокой и вела “к сокращению доходов с недвижимых имуществ, упадку цен на сельскохозяйственную продукцию”. Соответственно на один пункт понижалась и норма депозитного процента — с 5 до 4 процентов из-за “скопления вкладов без всяких употреблений” [8]. Кредиты теперь выдавались в размере 150—200 рублей на одну “ревизскую душу” в зависимости от класса губернии. Виленская, Витебская, Гродненская, Минская и Могилевская губернии относились ко второму классу, по которому разрешалась ссуда в расчете на одну душу в 150 рублей. В 20— 50-е годы XIX века в Беларуси, как свидетельствует анализ архивных материалов, выдавались ипотечные ссуды под залог населенных крепостными крестьянами имений преимущественно на 26 лет в среднем в размерах 6—9 тысяч рублей [9]. Формирование пассивов осуществлялось из различных источников, в первую очередь путем привлечения вкладов физических лиц и организаций. Условия депозитных операций того времени были весьма выгодными. Ведь деньги пе- редавались государству, а проценты начислялись по полугодиям, и на них тоже начислялись проценты. Известный советский историк банковского дела И.Ф. Гиндин подсчитал, что при такой организации сберегательного дела вклад из 5 процентов годовых удваивался менее чем за 15 лет, а из 4 процентов — менее чем за 18 лет [10]. В итоге довольно скоро возникла проблема размещения привлеченных таким образом средств. Для ее разрешения получила распространение передача средств в Государственный заемный банк для “приращения процентами”, откуда они поступали в казначейство для пополнения бюджета. Кроме того, пассивы приказов складывались и за счет различных казенных и других частных сумм: из безвозвратно вносимых капиталов с использованием на определенные благотворительные нужды только процентов (“вечных вкладов”), спорных сумм, находившихся в судебных органах до вынесения исковых решений, штрафов. В Могилевском приказе даже велась специальная книга о взысканиях, присужденных в его пользу: штрафах за бродяжничество, нарушения продажи спиртного, хулиганство, даже “за бранные слова в присутственном месте” и др. [11]. В начале XIX века надежным источником поступлений дополнительных средств в приказы общественного призрения стал карточный откуп. Указом Правительствующего Сената от 30 апреля 1806 года была введена монополия на продажу игральных карт — необходимого атрибута популярной тогда игры. К реализации этой продукции были подключены и приказы, которым полагалось 5 процентов от выручки. В 20-е годы правительство разрешило этим кредитным учреждениям продажу рекрутских квитанций, которые тогда практиковались вместо поставки в армию новобранцев [12]. В отчетах и статистических материалах все вклады приказов делились на три категории: частные, судебные и казенные. Ряд губернских, в том числе и белорусских, приказов к концу 20-х годов уверенно набирали обороты, расширяя свои операции. Поэтому в 1829 году на содержание штатов канцелярий Минского и Могилевского приказов в числе Банкаўскi веснiк, КРАСАВIК 2006 àëíéêàü 17 других таких губернских учреждений, “в связи с умножившимися занятиями и капиталами” было дополнительно выделено по 1 тысяче рублей [13]. Вместе с тем капиталы и прибыль Витебского и Гродненского приказов, как свидетельствуют источники, в это время были “ограничены”. По мере развития товарно-денежных отношений при оформлении залога на получение ссуды все большее внимание стало уделяться оценке недвижимости. К тому же немало получателей ипотечных ссуд оказывались не в состоянии своевременно погасить кредит и над ними висела угроза продажи залога с аукциона в погашение долга. В 1829 году предписанием министра внутренних дел определялась подробная форма описи имений с их экономической оценкой “о доходах и выгодах” [14]. Для западных губерний эта процедура была несколько проще, так как на белорусских землях составлялись так называемые “инвентари” — описание помещичьих имений и земельных наделов крестьян с их повинностями. К середине XIX века на губернские приказы общественного призрения была возложена еще одна важная функция — организация сберегательных касс. В октябре 1846 года распоряжением Государственного Совета было разрешено открывать сберегательные кассы при приказах, где имелись в них необходимость и надлежащие условия. С 1849 года приступили к операциям сберкассы 38 приказов, в том числе и белорусских. В целом по империи в 1852 году сумма вкладов в них по сравнению с 1849 годом почти утроилась, составив 490,5 тысячи рублей при среднем размере вклада около 41 рубля. В Виленской сберкассе оказалось почти 52 тысячи рубей, однако в Витебскую, “несмотря на сделанные местным начальством распоряжения”, пока вкладов не поступило [15]. Так приказы способствовали становлению сберегательного дела. К концу 50-х годов XIX века казенные банки, концентрировавшие почти все накопления денежных капиталов, вошли в полосу глубокого кризиса, вызванного прежде всего нарушением сбалансированности относительно краткосрочных пассивов с долгосрочными активами как по срокам, так и по суммам: заемные средства привлекались преимущественно на непродолжительный срок, а размещались в долгосрочные ссуды. К тому же две трети поместий уже были заложены в банках, и ссудная операция стала сокращаться. Прирост вкладов, обусловленный развитием частного предпринимательства, бумажно-денежной эмиссией, обгонял кредитные операции. Возможность казенных банков выплачивать проценты по заемным средствам стала проблематичной. Срочно принятые меры: снижение процента по депозитам, попытки их обращения в долгосрочные займы через выпуск “непрерывно-доходных” билетов вызвали массовый отток вкладов и переход многих вкладчиков со своими сбережениями в сферу акционерного капитала. Так, в Витебском приказе в 1859 году остаток частных вкладов составлял более 900 тысяч рублей, и на их частичную выдачу пришлось заимствовать в местной казенной палате 10 тысяч рублей [16]. Судьба крепостнических банков была предрешена. В апреле 1859 года “высочайшим” повелением запрещался залог имений в государственных кредитных учреждениях [17]. В 1859 году, накануне отмены крепостного права, в белорусских приказах общественного призрения оказалась в залоге половина помещичьих имений из всех заложенных в ипотечных банках — 1499 из 3070, а также около 20 процентов “ревизских душ”. Из 43,2 миллиона рублей долга помещиков белорусских губерний всем ипотечным банкам 7,2 миллиона рублей (16 процентов) приходилось на приказы общественного призрения, то есть каждый шестой рубль, тогда как в целом по империи этот показатель составил 12,7 процента [18]. Такой размер задолженности белорусским приказам свидетельствует о значительной роли этих кредитных учреждений в северо-западных губерниях. В 1859 году приказы были подчинены Министерству финансов, а через год передали свои дела только что учрежденному Государственному банку Российской империи. Однако с прекращением активных операций они еще около тридцати лет продолжали принимать платежи в погашение ссуд от своих заемщиков. В 1891 году капиталы приказов передавались в финансовое ведомство империи в виде депозитов [19]. Так завершилась довольно продолжительная история первых местных белорусских банков. Источникки: 1. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Собр. 1-е. Т. XX. 1775— 1780. СПб., 1830, с. 271. 2. Национальный исторический архив Беларуси (НИАБ). Ф. 3348, оп. 1, д. 1, л. 4, 9. 3. Там же. Ф. 2292, оп. 1, д. 1, л. 9. 4. Боровой С.Я. Кредит и банки России (середина XVII в. — 1861 г.). М., 1958. 5. НИАБ. Ф. 2638, оп. 1, д. 6, л. 1; Д. 1, л. 1—23. 6. Труды комиссии, Высочайше учрежденной для устройства земских банков. Т. 1. СПб., 1860. Приложение I. 7. НИАБ. Ф. 2638, оп. 1, д. 237, л. 15 об. 8. ПСЗРИ. Собр. 2-е. Т. V. 1830. Отд. 1. СПб., 1831, с. 4. 9. НИАБ. Ф. 2, оп. 1, д. 365. 10. Книга об исчислении процентов по биле- там банков и сохранной казны. СПб., 1844, с. 165—167; Гиндин И.Ф. Банки и экономическая политика в России (XIX — начало XX в.). Избранное. Очерки истории типологии русских банков. М., 1997, с. 488. 11. НИАБ. Ф. 2292, оп. 1, д. 197, л. 1 —35. 12. Там же. Ф. 2638, оп. 1, д. 32, л. 228—231; Дополнения к своду Законов приказов общественного призрения, составляющему вторую часть сочинения об общественном призрении, изданного при Министерстве полиции в 1818 году. Ч. 3. Отд. 2-е. СПб., 1827, с. 530—532. 13. Продолжение дополнения к своду законов Приказов общественного призрения, составляющему вторую часть сочинения об общественном призрении, изданного при Министерстве полиции в 1818 г. Отд. 1. СПб., 1831, с. 3, 211. 14. Там же, с. 190, 191. 15. Ламанский Е.И. Статистический обзор операций Государственных кредитных установлений с 1817 г. до настоящего времени // Сборник статистических сведений о России, издаваемый статистическим отделением Императорского русского географического общества. Кн. 2. СПб., 1854, с. 302, 303. 16. НИАБ. Ф. 2638. оп. 1, д. 1428, л. 62 об. 17. ПСЗРИ. Собр. 2-е. Т. XXIV. 1859. Отд. 1-е. СПб., 1861, с. 360. 18. Труды комиссии, Высочайше учрежденной для устройства земских банков. Т. 1. Приложение I. Подсчеты автора. 19. НИАБ. Ф. 333, оп. 4, д. 6330, л. 1. 63
