7 - Юность

литературно-художественный и общественно-политический журнал
выходит с июня 1955 г.
№ 7 (690) • 2013
«ЮНОСТЬ» © С. Красаускас. 1962 г.
Главный редактор
Валерий ДУДАРЕВ
Редакционный совет:
Редакционная коллегия:
Анатолий АЛЕКСИН
заведующая отделом
образования и молодежной
политики
Славяна БАКУНИНА
Лев АННИНСКИЙ
Зоя БОГУСЛАВСКАЯ
Тамара Жирмунская
Елена ИСАЕВА
Кирилл КОВАЛЬДЖИ
Учредитель — трудовой
коллектив редакции журнала
«Юность».
Валерий КОЗЛОВ
«ЮНОСТЬ» —
зарегистрированный
товарный знак, являющийся
собственностью трудового
коллектива редакции журнала
«Юность».
Нина КРАСНОВА
Выпуск издания осуществляется
при финансовой поддержке
Федерального агентства
по печати и массовым
коммуникациям.
подписной индекс 71120
ISSN 0132-2036
E-mail: unost-contact@mail. ru
http://unost. org
Владимир КОСТРОВ
Татьяна КУЗОВЛЕВА
Евгений ЛЕСИН
Георгий Пряхин
Владимир РАДЧЕНКО
Ольга рычкова
Елена Сазанович
Александр СОКОЛОВ
Борис ТАРАСОВ
Елена ТАХО-ГОДИ
Олег ТОЛКАЧЕВ
Игорь ШАЙТАНОВ
Андрей ШАЦКОВ
© Михаил Пак, «Тихая ночь»
на первой стр. обложки, 2013
главный художник
Дмитрий ГОРЯЧЕНКОВ
заведующая отделом критики
Анна КОЗЛОВА
ответственный секретарь
Ярослав ЛИТВИНЕНКО
заведующий отделом культуры
Александр МАХОВ
заместитель главного редактора,
заведующий отделом
прозы и поэзии
Игорь МИХАЙЛОВ
главный консультант
Эмилия ПРОСКУРНИНА
заведующая отделом
публицистики
Екатерина САЖНЕВА
консультант главного редактора
Евгений САФРОНОВ
директор по развитию
Светлана ШИПИЦИНА
ТЕМа НОМЕРА: Йотирлинг олега михайлова. Известный литературовед, адресат Бунина сгорел заживо в Переделкине
Поэзия
Евгений Каминский................................................................................3
Борис Рябухин....................................................................................... 74
Владимир Макаренков........................................................................106
Проза
Ильдар Абузяров
Ритуальное убийство Рассказ...................................................... 20
Наталия Терентьева
ЛИКА БОРГА,
похожая на человека и удивительная Роман. ................... 36
Арина Каледина
Бразильский карнавал Роман. Продолжение................................ 93
Светлана Воскресенская
Радужное счастье Сентиментальная повесть. Продолжение................110
разнообразие слога / тема номера
Маргарита Сосницкая
ЙОТИРЛИНГ Олега Михайлова.........................................................12
Заметки неисторика
Лев Аннинский
Диссертант Синявский. Жгут в руке.....................................18
Заметки нетеатрала
Лев Аннинский
Под грохот скрипки.......................................................................19
100 книг, которые потрясли мир
Елена Сазанович
Михаил Юрьевич Лермонтов.
Герой нашего времени.................................................................... 34
Как беден наш язык!
// Пожалуйста, говорите по-русски! //
Марианна ТАРАСЕНКО
Прыгающие предлоги..................................................................61
// Беседы в беседке //
Петр ПУСТОВАЛОВ ’
Шинэль… Позв оним… По-русски ли это?........................... 62
Наследие
Нина Краснова
Путь Валерия Золотухина
из Быстрого Истока в Быстрый Исток
и в Вечность Летопись. Продолжение.................................................. 67
Женские веды
Светлана КАЙДАШ-ЛАКШИНА
Дети индиго..................................................................................... 72
Иноземный сюжет
Маргарет Бемистер
Кото и птичка Рубрику ведет Евгений Никитин.....................................80
Былое и думы
Михаил Моргулис
Сны моей жизни,
или Полузабытые сны Воспоминания. Продолжение...................... 82
Тамара Жирмунская
«От прошлого жизнь просторней…»
Сентиментальный дневник. Продолжение. ..................................................... 87
Творческий конкурс
Анна михайловская г. Минск (123), Ирина КОПАЕНКО г. Москва (124),
Евгений агеенков Московская область (127), Зулкар Хасанов г. Калуга (131)
в конце концов
// Детектив на ночь //
Валерий ИЛЬИЧЕВ
Кармическое погружение....................................................... 134
// Зеленый портфель //
Рафаэль Соколовский
Шутка Воланда?.......................................................................... 141
// «До востребования» //
Галка галкина
Главное, не перепутать,
где выход, а где вход................................................................ 143
// Veriora veris //
Шалун Гео, человек-купаты
вести из зоосада......................................................................... 144
Заведующая редакцией
Лидия Зябкина
Заведующий отделом информации
Игорь Рутковский
Специальный корреспондент
по Белгородской области
Нила Лычак
Редактор-корректор
Юлия Сысоева
Верстка и оформление
Елизавета Горяченкова
Главный бухгалтер
Алла Матюхина
Финансовая группа
Лариса Мельникова
Заведующая отделом рукописей
Ирина УШАКОВА
Интернет-версия
Наталья Сысоева
Заведующая отделом распространения
Ульяна Ткаченко
Дежурные по редакции
Людмила Логачева
Татьяна Семенова
Татьяна Черыгова
Администратор
Зинаида потапова
Лиц. Минпечати № 112.
Адрес редакции:
Москва, ул. 1-я Тверская-Ямская,
д. 8, стр. 1.
Для почтовых отправлений:
125047, Москва, а/я 182, «Юность».
Тел.: +7 (499) 251-31-22,
+7 (499) 250-83-98,
+7 (499) 250-40-72,
тел./факс: +7 (499) 250-40-60
Рукописи не рецензируются
и не возвращаются.
Авторы несут ответственность
за достоверность предоставленных
материалов.
Мнения автора
и редакции могут не совпадать.
При перепечатке материалов ссылка
на журнал «Юность» обязательна.
Отпечатано в ГУП Академиздатцентр
«Наука» РАН,
ОП «ПИК «ВИНИТИ»-«Наука»
140014, Люберцы, Московская обл.,
Октябрьский пр., 403
Тел. +7 (495) 974-69-76
Тираж 6 500 экз. Формат: 60x84/8
Заказ №
Поэзия
Евгений Каминский
Евгений Каминский — поэт, прозаик, член
СП СССР (ныне Cоюза писателей СПб.).
Родился в Ленинграде в 1957 году. Окончил Ленинградский
государственный университет в 1980 году. В журнальной периодике
публикуется с 1986 года. Автор многочисленных (более шестидесяти)
журнальных публикаций, в том числе в журналах «Звезда»,
«Нева», «Аврора», «Октябрь», «Волга», «Урал», «Литературная
учеба», «Северная Аврора», «Литерарус» (Хельсинки) и других.
Автор семи поэтических сборников: «Естественный отбор» (1989),
«Толпа» (1991), «Исход» (1992), «Процесс» (1994), «Командированный»
(1998), «Память смертная» (2002), «Из мрамора» (2007).
Гамлет
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Спал народ, воды набравши в рот.
Только волновались отморозки,
тыча в меня пальцами — «Не тот!».
Я был тот. Да только это время,
видно, было больше не мое.
Шло, мыча, в тираж младое племя,
гнало их с мигалками ворье.
Под напором лютым фарисея,
молча отрекаясь от Отца,
зверю на поклон ползла Расея —
зверем недобитым на ловца.
Я был тот. Но был уже не нужен
здесь ни гнев мой правый, ни восторг
с ножницами в левой… Обнаружив
связь времен, я сам ее расторг.
Террорист и висельник отпетый,
так ответил я на свой вопрос,
лишь бы скорый поезд жизни этой
шел уже скорее под откос.
Только б не увидеть как, по-датски
выучившись горя не видать,
жизнь шагает, правя строй солдатский,
чтобы Богу бой последний дать.
№ 7 • июль
3
ПОЭЗИЯ
* * *
Все меньше страха на земле, все больше смеха.
Сидит Емеля на игле — идет потеха:
то сумку вырвет у мадам, то перл из уха —
за дурь, мол, родину продам, не вой, старуха!
Ему давно на хвост менты бригадой сели.
Ах, мама, если бы не ты — хана Емеле.
Пока ведешь с ментами бой здесь, у порога,
там вены вскрыл себе твой бой, мол, нету Бога!
Нет лучше средства, чем, поверь, лежать в нирване,
пока выламывают дверь и руки маме.
Ах, им бы только заковать и сдать сыночка
туда, где кум — родная мать, а друг — заточка.
Нет, ты им сына не отдашь, покуда в ванной
в кровавом мареве мираж он видит странный:
средь багровеющей зари, вдруг мельком, мелко
все, чем он бредил — пузыри, фуфло, подделка…
И то, что жизнью будет впредь, не дурь, а драма.
Куда себя от правды деть?! Дай руку, мама!
Ведь приоткрывшаяся та душе без тела
страшней заточки и мента из райотдела.
* * *
Мне б по уму — надеть чалму
и — мчаться в Мекку.
Ведь там понятно, что к чему,
и чебуреку,
Ведь там известно, кто есть кто
в своих халатах,
а здесь у лысых жизнь — ничто
и у патлатых…
А может, мне пойти в народ?
В народе проще
в густой толпе, разинув рот,
валить на площадь.
Над головой нести плакат,
в петлицах — банты,
смотреть, как ражий адвокат
полез в гаранты…
4
юность • 2013
ЕВГЕНИЙ КАМИНСКИЙ
Не верь, не бойся, не проси,
не жди тем паче.
Те были с виду караси,
а этот — мачо.
А этот, если воплотит
свои исканья,
то Фролу тут устроит Тит
кровопусканье…
Свобода… Разве там она,
где кипеж сходки,
где балом правит сатана
и ящик водки?
В истошных криках тех, кто прав,
когда шутиха
летит, как шлюха, хвост задрав?
Иль там, где тихо,
от ражих толп и площадей
шальных подальше,
где нету маленьких людей
и прочей фальши?
* * *
Лижет прошлое Лета,
и проходит молва.
Только полные света
остаются слова.
Остаются караты
только чистой воды
из рожденных когда-то
слов несметной орды.
Остаются лишь эти,
да и то, может быть,
чтоб не столько ответить,
сколько просто светить.
Есть в них тайная сила.
Потому-то когда
вдруг погаснут светила
и падут города,
№ 7 • июль
5
ПОЭЗИЯ
и ни слезы, ни речи
из ведомых на суд
никого, человече,
здесь уже не спасут,
средь притихшей вселенной
в оглушительной тьме
неземной и нетленный
из какого-то вне
хлынет гласом четвертым,
как последний завет,
в утешенье всем мертвым
только слов этих свет.
Серега
Серега продал свою почку — лег, сказкам поверив, под нож!
Платить обещали в рассрочку. И почку уже не вернешь…
Теперь у Сереги забота: в костюм наряжаясь такой,
в каком стать счастливым охота, заглядывать в банк городской.
Там нет его денег покуда, но цель, уверяют, близка.
Глядят на него, как на чудо, и крутят ногтем у виска…
На рынке кто кормится даром? — Тот, кто и от солнца румян,
кто возит тележку с товаром для греков, татар и армян,
кто, как тракторист в посевную, селянам кричит: «Берегись!»
и просто не знает иную, чем эта никчемная жись,
кто после бутылки араки спит между бездомных собак,
и вздорные лижут собаки со скул его горький табак.
Что в жизни Сереге подмога? Горилка да с таком пирог…
Забыл, скажешь, Бога, Серега? Зато не забыл его Бог,
все видит: как червь его точит, как жадный торгаш его жмет…
Ему б на лечение в Сочи, ведь кровью мочиться — не мед.
А эти дельцы из столицы, беспечных младенцев ловцы —
им лучше б на свет не родиться, не то чтобы строить дворцы…
А Гарики, Марики эти (я только конкретным в упрек,
что заняты тем лишь на свете, как им объегорить Серег),
что дружбу заводят с верхами, чтоб выведать, как без греха
скупать здесь Серег с потрохами, покуда в цене потроха, —
уж лучше б им в рот полотенце и мельничный жернов на грудь,
чем, так вот, зарезав младенца, лететь в Вифлеем отдохнуть.
Поскольку вон там, возле баков, уставшие мир обличать
стоят Авраам и Иаков, вскрывая седьмую печать.
Поскольку над встречным теченьем товаров и денежных масс
парят уже ангелы мщенья, поскольку приблизился час….
6
юность • 2013
ЕВГЕНИЙ КАМИНСКИЙ
Мой Цезарь с ухмылкой хазара, ты думаешь, выпятил грудь
и можешь Серегу с базара как шапку за пояс заткнуть?
Я ведаю, что ты за птица: и горе тебе — не беда…
Но зрел ли ты ангелов лица, налитые краской стыда?
Их конницы бледной порядки, животный несущие страх
двуручных мечей рукоятки в дрожащих от гнева руках?
Ты думал, живот за Серегу никто не положит? Гляди:
с востока и с запада к Богу с огромным крестом на груди
слетаются в небе закатном те, что на расправу быстры`,
те, лютые в подвиге ратном, и жгут все багровей костры.
Есть время еще на закате признать, что для нас твоя роль
гаранта, вменявшая, кстати, любить перекатную голь,
не больше Серегиной боли. Ведь люди для Бога — не жмых:
нет менее любых и боле из всех боле-мене живых.
Что здесь даже грузчик поганый с лиловым от горя лицом
льет слезы не в землю, а в раны Его раскаленным свинцом,
что боль и любовь здесь в Нем каждый… И, может, та правда тогда
сюда не ворвется однажды, чтоб кровью залить города.
* * *
Когда еще мрак… А пока
смотреть бы, ленясь на припеке,
туда, где плывут облака
невольно, как первые строки,
где правит не сила ума,
не крыльев подъемная сила,
но — тайно — свобода сама
железной рукой, как Аттила.
Где участь уже — не печать.
Где стоит тебе очутиться —
и можешь в себе ощущать
для счастья рожденную птицу,
из жизни изъятый как «ять»,
среди беспредельного света
себя не боясь потерять,
поскольку нашел в себе это.
Где мог бы, наверно, любой,
шальной от любви близорукой,
век этот принять за другой,
еще не грозящий разлукой,
№ 7 • июль
7
ПОЭЗИЯ
еще не познавший тщету,
черту не подведший итога,
под коей не встретишь ни ту
свободу дыханья, ни Бога…
* * *
Признаться, жажды нет давно
на жизнь такую
смотреть, уставившись в окно.
Как я тоскую
по голубятням и дворам,
по красным датам,
по тем столовским поварам,
слегка поддатым.
По ожиданью перемен
и по кримплену,
что возвышал здесь до Элен
любую Лену…
По нам, с бутылкой «Солнцев бряг»
от счастья пьяным,
предпочитавшим парадняк
всем ресторанам,
Не знавшим ража дележа,
клевавшим крохи
и жившим, правде здесь служа,
а не эпохе…
Пока эпоха входит в раж,
без эпатажа
выходят лучшие в тираж,
уходят даже.
И ничего уж не вернуть,
и все — не рады
не оттого, что пройден путь
вдали от правды,
что дележом сожжен дотла
восторг служенья,
а потому что жизнь была
как заблужденье…
8
юность • 2013
ЕВГЕНИЙ КАМИНСКИЙ
* * *
Зябнет на холоде шкура,
и все равно не дрожу,
вижу: уходит натура…
а может, я ухожу.
Этой нещадной зимою,
ясно предчувствую я,
что-то случится со мною
или с планетой Земля.
Что-то должно ведь случиться
с этой породой людской…
Ужаса черная птица
в сердце стучится с тоской.
Выжить торопятся люди,
жизнь попирая вокруг…
Если меня вдруг не будет,
мир не исчезнет ли вдруг?
Если меня вдруг не станет,
то остается кому
все это, божье местами,
и для чего? — Не пойму…
Кто еще выразит это
невыразимое, как
может лишь сердце поэта,
знавшее ужаса мрак?
* * *
Батюшка Лев Николаич Толстой — грозный анатом души,
вот он я, русский писатель простой, сколько меня ни души —
ищущий истины проблеск во мгле, видящий то, что пророк,
если еще не сидит на игле, лишь и увидеть бы смог.
Пишущий, как записной каллиграф, в иске к любой запятой —
истовый! Разве что родом не граф и не вконец испитой…
Вот он я — русской земли нищеброд — всякой копеечке рад.
(Кесарь указом мне выписал МРОТ и успокоился, гад.)
Мне б деревеньку, лошадок, быков, баб удалых в молотьбе,
хватких с сохою в полях мужиков! Ну и спасибо судьбе.
Мне бы деньжат, а хороших манер я нахвататься могу,
в городе Вечном живя, например, иль на Лазурном брегу.
№ 7 • июль
9
ПОЭЗИЯ
Разве нельзя от России вдали стать ей живою водой,
где-то на Бали (да хоть на Бали!) сивой тряся бородой?
Разве зазорно оттуда узреть и с содроганием вскрыть
язвы отчизны измученной средь жизни безвкусной, как сныть?
Или, бутылку «Бордо» прихватив для равновесья в душе,
тихого ужаса здешний мотив там и не вспомнить уже?
* * *
Выдохлась эра костров и веселых гитар,
в клетках загнулись орлы, в парках вымерзли песни.
Даже не стоит загадывать: ах, вот бы если…
Вниз, простынею накрыв, отвезет санитар.
Правил кавычки, привычного дела тюрьма,
жизнь — словно крик электрички полуночной, встречной…
Не было вечности — был лишь билет до «конечной»
с жалкой надеждой на свет, где была только тьма.
* * *
Думать о хлебе насущном
да о бутылке вина
все-таки подло и скучно
в парке сыром дотемна.
Чистого творчества муки
вот ведь куда завели —
зябнут под мышками руки…
Скверно сидеть на мели.
Кормятся голуби рядом,
бродят дворняги опричь,
трубы фабричные ядом
травят беспечную дичь.
Жизнь — это счастье, понятно…
Но почему все ясней,
словно родимые пятна,
смерть проступает на ней?
Но почему все трагичней
и все чернее вдали
кажутся корпус фабричный
и без имен корабли?
10
юность • 2013
ЕВГЕНИЙ КАМИНСКИЙ
Быть… но не быть все же легче.
Кто тогда выгонит прочь?!
Вон как фабричные печи
трудятся с жаром всю ночь.
Тайная смерти работа,
и, словно дым из трубы,
жизнь, что была для чего-то,
кроме обычной судьбы…
* * *
Я ходил на дорогу и, смущенный слегка,
все сверлил недотрогу взглядом издалека.
Не красотка, не краля, но милей всех Елен
для меня была Валя — ледяной цикламен.
Недотрога не знала, что я там, вдалеке,
губы красила ало, в парк спеша налегке.
Распустив свои косы, бросив свой институт,
все ждала, что матросы в парк матросить придут.
А матросы блевали на своих крейсера`х.
Если снились им Вали, то — на первых порах.
А потом — просто тело имярек и жратва,
и на Валю глазела как на жертву братва…
Хорошо, что матросить не являлся матрос…
Вот уж поздняя осень остро ставит вопрос
о двубортном жакете, сапогах до колен,
чтобы частности эти сберегли цикламен
от голодного взгляда, от отчаянных рук…
Валя, лучше не надо в парк ходить без подруг.
Разве этого мало?! — Я готов хоть под суд,
лишь бы ты не бухала с матросней. — Не спасут
ни застежек торосы, ни мольба на устах!
Поматросят матросы и оставят в кустах.
Чтоб на утро без дрожи, лент атласных взамен,
мент прикрыл бы рогожей ледяной цикламен.
№ 7 • июль
11
разнообразие слога / тема номера
Маргарита Сосницкая
Маргарита Сосницкая — автор книг, очерков, статей.
Ее Константиново — село Рудовка Луганской области.
В 1985 году окончила Литинститут. В самиздате вышли два
поэтических сборника «Опиум отечества» и просто «Поэзия». Дебют
прозы произошел в Италии: в издательстве «Фелтринелли» в переводе
вышла повесть «Званый обед». В Москве в «АСТ-Астрель» изданы
роман «София и жизнь» (2003) и сборник прозы «Четки фортуны»
(2008), в издательстве «Совпис» — сборник рассказов «Записки
на обочине» (2002), публицистических работ «Трава под
снегом» (2004) и «Книга Притч» (2008). Участвовала в сборнике
«Русские в Италии». Многочисленные статьи, эссе, рассказы,
поэтические подборки появлялись на страницах различных
газет, журналов и в сети Рунета. Сборник поэзии хайку «Стихи
на веере», «Книга Притч» и роман «Битва розы» опубликованы
на сайте http://software.xoom.it. Член Союза писателей России.
Маргарита Сосницкая — последняя аспирантка доктора
филологических наук, главного сотрудника Института
мировой литературы Олега Николаевича Михайлова.
От редакции
Еще лет пятнадцать тому назад учебники по литературе лихого периода путались в датах смерти
Ивана Бунина. Одни хоронили великого писателя в
1953 году, другие чуть раньше. А вот Олег Михайлов
переписывался с Буниным. Для него он был собеседником на этом мрачном жизненном пиру.
Олег Николаевич Михайлов — целая эпоха, цепочка, связывающая нас с Серебряным веком. Девятого мая, в День Победы, эта цепочка оборвалась.
Распалась связь времен.
Жаль, что Олега Николаевича больше нет в живых. И, увы, так и не состоялось интервью с ним для
журнала «Юность».
Его ученица, писатель, поэт, литературовед Маргарита Сосницкая дала его переделкинский телефон
еще год тому назад. Я думал, что успею. Казалось,
что Олег Николаевич всегда был, есть и будет, как
воздух, как рассказы Бунина.
А теперь вот мы словно осиротели. Иван Шмелев, Борис Зайцев, Иван Бунин на том берегу, мы на
этом, а перевозчик через Лету исчез.
Или я не прав?
Олег Николаевич был и теперь будет всегда в нашей благодарной памяти.
Игорь Михайлов
12
юность • 2013
МАРГАРИТА СОСНИЦКАЯ
Йотирлинг Олега Михайлова
Известный литературовед, адресат Бунина сгорел заживо в Переделкине
«В
ночь на 9 мая при пожаре на даче в Переделкине погиб видный российский писатель, известный
литературовед Олег Михайлов. Ему был 81 год. Кроме того, огнем уничтожены его уникальный архив и
библиотека. Олег Михайлов — автор исследований о
литературе белой эмиграции. Он был лично знаком с
философом Иваном Шмелевым, переписывался с Иваном Буниным».
«Вести», телеканал «Россия 24»
«Олег Михайлов был одним из тех, кто еще в
1950-е годы начал открывать пути изучения в нашей
стране литературы русского зарубежья. Во многом
ему мы обязаны появлением первого в СССР собрания
сочинений Бунина; он осуществил первые советские
издания Шмелева, Аверченко, Тэффи, Замятина, Набокова, Мережковского. Многим читателям в нашей
стране известны его книги, посвященные жизни и
творчеству Бунина, Куприна, Шмелева, М. Булгакова.
Не одно поколение хранило на своих книжных полках
исторические романы О. Михайлова — биографии Суворова, Кутузова, Ермолова, Державина, Александра
III. О. Н. Михайлов состоял в долгой переписке с эмигрантами первой волны: с Б. К. Зайцевым, В. В. Шульгиным, В. Н. Муромцевой-Буниной, с архиепископом
Иоанном Сан-Францисским (Д. А. Шаховским), с племянницей и душеприказчицей Шмелева Ю. А. Кутыриной. Были в его домашнем архиве и письма замечательных русских писателей: Л. Леонова, В. Шаламова,
многих других».
Из некролога ИМЛИ им. А. М. Горького РАН
1
Картинки из жизни
Тему диссертации мне предложил научный руководитель. Она посвящалась творчеству Ивана Созонтовича Лукаша (1892—1940), поэта, прозаикa,
почти неизвестного в России несмотря на то, что
№ 7 • июль
двухтомник его сочинений издавался в Москве в
2000 году.
Олег Николаевич безвыездно жил в Переделкине, машины у него не было, на транспорте он уже не
мог ездить, поэтому все друзья, знакомые, бывшие
аспиранты, ставшие докторами и кандидатами наук,
издатели, журналисты совершали паломничество к
«старцу-переделкинцу» в его медвежий, заросший
лопухами угол, и все беседы происходили в дачно-деревенской обстановке. Такими, наверное, и
должны быть встречи с патриархом. Впервые мы
общались с ним в ИМЛИ лет пятнадцать назад, поэтому это была встреча старых знакомых.
Олег Николаевич со средины ХХ века осваивал
«огромный материк литературы русского зарубежья», и его задачей являлось возвращение или водворение наследия этого отколовшегося от родной
почвы материка. Он, по существу, являлся душеприказчиком всех и каждого из писателей, смытых
революционным цунами с родных берегов, потому
что вся литературная эмиграция писала на одну­
единственную тему — родина (за редким исключением Сержа Голона (Голубинова), соавтора романов
об Анжелике), жила одной мечтой — возвращение и
желала одного: чтобы их книги дошли до русского
народа. В том, что сейчас на Поварской стоит памятник И. А. Бунину, есть и тернистая заслуга О. Н. Михайлова. А если вспомнить, что В. Т. Шаламов за
слова «Бунин — это классик» отмучился на Колыме
семнадцать лет, то можно понять, насколько непростой была задача Михайлова. И сейчас Олег Николаевич радел за то, чтобы страна узнала своего классика, замечательного писателя и патриота — Ивана
Созонтовича Лукаша, соавторa и друга В. В. Набокова. Олег Николаевич поначалу был моим Вергилием
по теме: подсказал, с чего начинать поиски, то есть с
вышеупомянутого двухтомника, выходившего в издательстве «Интелвак», к тому времени, 2009 году,
закрывшемся. Один том был найден в магазине при
издательстве «Русский путь» на Таганке, а потом чудом все издание полностью — на книжной ярмарке
13
РАЗНООБРАЗИЕ СЛОГА / ТЕМА НОМЕРА
Титульный лист книги Олега Михайлова с дарственной надписью Маргарите Сосницкой
в Москве. Помнится, продавец был крайне удивлен
моим интересом к Лукашу. Тираж как в банановой
республике — 3000 экземпляров.
Темы наших переделкинских бесед шли по двум
рельсам: один из них — это жизнь Олега Николаевича, другой — литературная жизнь. О первой он
говорил хронологически сумбурно, с наивностью
и иронией по правилу «повинную голову меч не
сечет»; примерно с третьей беседы я начала ориентироваться в лицах и периодах его повести, а позже
последовательное изложение прочитала в автобиографическом очерке «Вещая клюка судьбы». О литературе он говорил то с нежностью, то с пафосом,
порой с негодованием, болью, нередко эти чувства
смешивались в один коктейль. Показывал редкие
фотографии И. А. Бунина; впрочем, их видел всякий
из его гостей — они стояли на книжной полке. «Бедный Иван Алексеевич! — сокрушался Михайлов. —
Он все боялся, что Галину Кузнецову у него уведет
молодой человек, а… увела женщина!» Потом резко
менял минорные ноты на мажорные и вспоминал
14
времена учения в аспирантуре ИМЛИ, капустники с участием Бориса Слуцкого, молодых Евгения
Евтушенко, Беллы Ахмадулиной. «Впрочем, — возвращался он в сегодняшний день, — вы тогда еще не
родились».
На стенах его ветхой лачужки висели иконы,
портрет генерал-лейтенанта С. Л. Маркова. И это
было два из столпов, на которых стоял внутренний
мир Олега Николаевича: вера и меч. Или, как сказал
питерский поэт К. Шикин, кадило и кистень. Никто,
вероятно, не приходит к Богу, Он живет в каждом,
Его нужно только увидеть, а вот вечным солдатом,
а значит, воином Олег Николаевич стал благодаря
выправке и закалке, полученным в Курском суворовском училище. И книгу о Суворове он написал,
и роман А. И. Куприна «Юнкера» любил преданно,
цитировал, как молитву, наизусть: «...красивая, ловкая и легкая отчетливость во всех воинских движениях не дается простым подражанием, а приобретается долгой практикой, которая наконец становится
бессознательным инстинктом». Такая приверженюность • 2013
МАРГАРИТА СОСНИЦКАЯ
ность не случайна — Александровское юнкерское
училище в Москве, где разворачиваются события
купринского романа, составляло часть семейной
хроники Олега Николаевича: здесь учился его отец
Николай Георгиевич Михайлов, который в германской войне «воевал храбро, стал Георгиевским
кавалером»1. Олег Николаевич передал мне пожелтевшие страницы со своими выписками из статьи
И. С. Лукаша «”Юнкера” — новый роман Куприна».
Он любил людей, всех своих друзей любил, тех,
с кем общался, любил; о тех же, кто причинил ему
страдания, говорил с участием, негодяев не называл
негодяями, а рассказывал об их деяниях. Слушающий восклицал: «Какой мерзавец! Гад! Почему ж
его не засудили?!» Рассказчик смиренно замолкал,
как будто пожинал плоды своего искусства, — ждал
взрыва брошенной гранаты, и далее как ни в чем
не бывало продолжал свою повесть или переходил
на другое. Одной из таких страшных историй был
рассказ о судьбе двух его братьев, погибших детьми
из-за ошибочного, на деле умышленного диагноза
одного и того же врача. История по сути своей аналогична истории предательства полковника Барнса
Мейнрада — члена Американской миссии при Союзнической контрольной комиссии, в дальнейшем посла США в Болгарии, получившего огромную сумму
за предоставление проводника при бегстве через
горы князя Дмитрия Лобанова-Ростовского. Деньги
Барнс присвоил, князь был задержан болгарскими
пограничниками и в дальнейшем расстрелян2.
Беседовали мы не только о его предках, принадлежавших «к трудовой интеллигенции. Совсем
не к той, что метала бомбы, устраивала подполье,
разрушала устои. А к тому большинству, чьими руками — руками учителей, врачей, инженеров, музыкантов, литераторов, офицерства — созидались
мощь и благополучие России. Далеко не все были
чеховскими Ионычами; преобладал другой тип —
работяги, трудоголики, преданные без остатка своему делу...»3. В числе этих предков был один расстрелянный адмирал Юрий Алякрицкий. Беседовали не
только о музыке, а Олег Николаевич был страстным
меломаном, мать его, Гертруда Васильевна Карпицкая, окончила консерваторию, брала уроки пения
у бывшего солиста Ла Скалы профессора Е. К. Ряднова, уроками музыки спасала семью от голода в
годы гражданской, а народная артистка СССР Ольга Воронец доводилась ему родственницей. Можно
писать отдельный очерк на тему «Олег Михайлов
Михайлов О. Н. Вещая клюка судьбы.
М.: Прогресс-Плеяда, 2007. С. 17.
1
2
Лобанов-Ростовский Н. Д. Эпоха. Судьба.
Коллекция. М.: Русский путь, 2010. С. 14.
ЙОТИРЛИНГ ОЛЕГА МИХАЙЛОВА
и музыка». А наши беседы, с чего бы ни начались,
всегда выходили на литературную стезю.
М. С.: Скажите, Олег Николаевич, как вы относитесь к этим брендовым дамам, чьи книжки в попугайских обложках продаются в каждом переходе? —
Был мой вопрос о наболевшем.
О. М.: Что вы! Мы такого даже в руки не берем! —
отвечал он.
М. С.: Мы? Кто мы?
О. М.: Люди моего круга.
Я достала сотовый и показала фотографию, которую сделала по дороге к нему: газетно-книжный
отсек в торговом центре, а над стеллажом надпись:
«Российская литература».
— Э-э-этого я и боялся! — поник Олег Николаевич.
М. С.: Когда я навела камеру, продавщица мне
сделала замечание: «Здесь нельзя фотографировать!» Я щелкнула и сказала: «А “Российская литература” писать можно?»
О. М.: Дожили.
М. С.: Это раньше «писатель» звучало гордо. А теперь ты и писатель, и сам у себя редактор,
корректор, агент, референт, посыльный, секретарь,
переводчик и прочая! Это помимо того, что кусок
хлеба должен добывать и с него себя, пардон, спонсировать! Я вот намерена затеять тяжбу с «Астрелью» за нарушение авторских прав. Книжки мои
пиратски скачивают, счетчики уже зафиксировали
более ста пятидесяти тысяч скачиваний. Спасибо,
веб-мастер глаза открыл!
— В-в-вот, — подвел черту Олег Николаевич. —
Сон разума порождает чудовищ. Российская литература — подпольных знаменитостей.
М. С.: Спасибо за «чудовище».
О. М.: Ну-у-у, не вы же чудовище. Явление — чудовище.
Олег Николаевич всегда был подтянут, бодр, искрословен. Молодой старик с ребяческим лицом.
Читаю этикетку: «Водка, очищенная молоком».
О. М.: Волчицы. Молоком волчицы. Той, что выкормила основателей Рима.
Я даже в блокнот занесла: эдакая вольная гипотеза преподносила историю совсем в ином свете.
Однажды он встретил меня искрометно бравым:
— Прочитал ваш труд. Увлекся, как романом. — Говорил он рублено, будто шашкой отсекал
фразы. — Давно со мной такого не было. Э-э-это
народное литературоведение. Если бы так писали,
народ бы читал. Правда, вы тут по ходу надавали тумаков всему советскому литературоведению. Смело.
Но э-этого не простят.
Сразу тогда не попросила объяснить, что он имел
в виду, а теперь уж никогда не узнать. Диссертацию
Михайлов О. Н. Там же. С. 10.
3
№ 7 • июль
15
РАЗНООБРАЗИЕ СЛОГА / ТЕМА НОМЕРА
«Медленное возвращение классика» посоветовал
выпустить отдельным изданием.
Он пожаловал мне ксерокопию повести И. С. Лукаша «Голое поле» из Тургеневской библиотеки Парижа и свои книги «Кутузов» (ИТРК. М., 2003), «Зловещая клюка судьбы», «И. А. Бунин в жизни и
творчестве» из серии «Помощь школе» («Русское
слово». М., 2010). Последняя, учитывая миниатюрный тираж 1000 экземпляров, была воистину бесценным подарком. В ней ничего лишнего, только
глубокое знание темы, и написана со страстностью,
не свойственной патриархальному возрасту автора.
Она сослужила мне верную службу в преподавательской деятельности. На даты Олег Николаевич уже
смотрел с высоты небожителя: то ставил посвящение от 1001 года, то подписывал официальный документ 1911-м. Как будто уже принадлежал вечности, когда столетием раньше, тысячелетием позже
не имеет значения.
В надежде быть услышанной, со своей стороны я
вручила Олегу Николаевичу свои романы, повести
и поэтический сборник. О стихах он потом сказал:
«Так сейчас не пишут». Последний наш разговор по
телефону состоялся в конце марта сего года. Он читал наизусть стихи своего приятеля «русского Вийона» С. Чудакова, я же с его позволения прочла свои
из цикла «Молоко Жаръ-птицы». Начала с эпиграфа. Он остановил: «Стойте. Я не готов к такому. Это
другое измерение. Попрошу еще раз. Одну секундочку». По ее истечении я повторила:
Из раковины перламутра
Пьет Афродита молоко Жаръ-птицы,
Растворившее жемчужину.
Потом продекламировала одно стихотворение.
Олег Николаевич заключил: «Э-э-это надо читать!» — и мы договорились о встрече в июне.
Последняя прижизненная книга Олега Михайлова «Вещая мелодия судьбы» была выпущена издательством Н. С. Михалкова «Сибирский цирюльник». Это не только мемуары, но и панорамный
срез литературной жизни нескольких эпох. Название книги оказалось провидческим: в нем заложена информационная мина об участи, которая была
уготована судьбой ее автору, писателю-меломану.
Посмертно книгу можно было бы, расшифровывая,
переименовать в «Зловещую мелодию судьбы». А над
всей жизнью автора довлела зловещая клюка судьбы.
Или, по его словам, «За всем происходящим мне видится некая вещая Клюка Судьбы, подчиняющая...»1
Там же. С. 28.
1
16
2
Cимволы, аналогии, аллегории смерти
Йотирлинг — огненный столп, в виде которого Шива
вознесся в небеса. Йотирлингвам — символ неиссякаемой божественной энергии, явился в двенадцати
священных местах в Индии, одно из них — Джавала
Мукти («мукти» — жизнь, свободная от рождения и
смерти). В России он являлся и на Мезени, где сожгли Аввакума, и на всех старообрядческих гарях, и на
сей раз в Переделкине, на улице Довженко весной
2013 года, если допустить, что наш мир, которому
миллионы лет, родился полтысячелетия спустя после Пифагора Самосского, который тоже, согласно
одной из легенд, в девяносто с лишним лет погиб в
пламени собственной школы, подожженной отвергнутыми учениками.
Йотирлинг Михайлова произошел на 9 Мая, в
День Победы — идеальный для суворовского курсанта. На Красной площади состоялся военный парад. Но 9 мая — это еще и день Николая Чудотворца. А Олег Николаевич был человеком верующим,
все иконы тоже сгорели.
Олег Николаевич жил в одиночестве. В древней
Индии на костер с умершим отправляли его вдову.
Вдовой Михайлова стала его библиотека, куда входили рукописи, архив, переписка с Буниным, редкие
фотографии и книги, например «Един Державин»
Петра Паламарчука (1955–1998) с посвящением
Олегу Николаевичу, тоже автору книги о Державине,
и автографом. Фараону в погребальную камеру пирамиды ставили всевозможную утварь, чтобы он не
испытывал нужды в иной жизни. Михайлову тоже
может пригодится его библиотека в иной жизни, он
забрал ее с собой. Сгорела с ним и богатая фонотека
классических композиторов: Моцарта, Чайковского,
Свиридова... Пусть среди райских кущей звучит ему
музыка, украшавшая пребывание на земле.
Роман А. В. Ларионова «Лидина гарь» построен
на легенде северной старины о том, что лесной пожар, уничтожающий все живое, может остановить
человек, который добровольно войдет в бушующее пламя. И когда лесной массив горел в очередной раз, огонь приняла на себя хрупкая женщина
Лида, после чего хлынул дождь и пожар сошел на
нет. А происходило это на Мезени, где леса вековые и где люди помнят протопопа Аввакума: там
он заживо был предан огню в деревянном срубе с
тремя сотоварищами. Такая «смерть с чьей из Святых сравниться может...». Дух Лиды становится
хранителем мест, является в трудную минуту отвести беду. Дача Олега Михайлова тоже, как Аввакумовский сруб, была деревянною, он пребывал в
юность • 2013
МАРГАРИТА СОСНИЦКАЯ
Олег Михайлов и Маргарита Сосницкая
ясном уме, за несколько часов до своего аутодафе
говорил по телефону с коллегой и другом А. И. Чагиным. В личном плане его гибель является безусловно искупительной, но он был общественным
деятелем, и все личное становится либо общественным достоянием, либо знаком или символом.
Творчество и деятельность его — богатая тема для
будущих диссертаций и докторских. Что во всенародном плане искупил своей гибелью Михайлов —
старообрядцы позавидуют, — покажет время. Станет ли новоявленный переделкинский Аввакум
хранителем места? Ясновидчески называл он себя
«старцем-переделкинцем». Отведет ли сие человеческое жертвоприношение какую беду от этого перегруженного сложными харизмами места? И неужели пробудит совесть общества? Или превратится
в точку Архимеда для оздоровления литературы?
Не верится, что такая трагедия не возымеет резонанса. Но это — капля, переполняющая чашу, а
чаша с краями полна. Можно составлять список
Михайлова, куда попадает тот же любимый и почитаемый им Сергей Чудаков, пропавший без вести
в Москве правозащитник русской водки В. В. По-
№ 7 • июль
ЙОТИРЛИНГ ОЛЕГА МИХАЙЛОВА
хлебкин (убит в Подольске), поэт Б. Т. Примеров
(покончил собой в Переделкине), А. А. Андреева,
хранительница наследия мужа Даниила Андреева
(погибла дома при пожаре в Москве). Пополняют
этот постсоветский мартиролог Юрий Доброскокин (пропал без вести), Евгений Журавлев (пропал
в Твери), Александр Бардодым (погиб в Абхазии),
Борис Рыжий (наложил на себя руки), Софья Русинова, хайкистка (убита в Москве), из дикороссов
Николай Бурашников (Пермь, забит насмерть) и
Валерий Абанькин (Пермь, погиб в пожаре; прямо костры инквизиции полыхают по стране!), да
и Игоря Талькова можно вписывать сюда — тоже
ведь поэт-песенник. В романе Ю. Андруховича
«Москвиада» описана гибель поэта, сорвавшегося с окна общежития Литинститута; потом дух его
является герою. К сему неполному перечню потерь
можно делать приложение из имен целой армии
служителей пера, покинувших пределы страны и
обреченных за ее рубежами на литературное прозябание, — ведь Западу больше не нужны диссиденты: СССР повержен. Более того, ситуация перевернулась: в РФ еще иногда удается опубликовать
то, что на Западе немыслимо. Впрочем, русское
зарубежье было профилем деятельности О. Н. Михайлова. Новое время вписывает в него новую главу. А когда же будет поставлена точка?
Молодые люди из случившегося должны вынести
урок, что нельзя бросать стариков одних. Старое —
что малое. На Западе закон запрещает оставлять без
присмотра детей до двенадцати лет. Такой же закон
надо ввести по отношению к старикам. И неужели
после такой фактически обрядовой смерти кто-то
осмелится поселиться на месте Михайловой гари?
Не побоится тени протопопа современной литературы, символом которой он становится? Не постесняется стать поруганием теперь уже харизматического места? На это может пойти либо человек
беспринципный, либо выходец из иной культуры,
который, как Дантес, не способен ценить нашей славы. А из уважения к ней и к русской голгофе на той
пяди земли наших бескрайних просторов, где стояла
ветхая лачужка Михайлова, следовало бы разбить
памятный сквер с мемориальным камнем или стелой. И высадить голубую ель. Светлая память тебе,
ой ты гой еси, Олег Николаевич!
17
Заметки неисторика
Лев Аннинский
Диссертант Синявский. Жгут в руке
О
кончив четвертый курс и соображая, у кого
мне писать дипломную работу, я понял, что надо
сменить руководителя. Вернее, почувствовал — по
неуловимым оттенкам интонации в разговорах —
что Лев Григорьевич Якименко не прочь меня отпустить.
Куда?
А к кому мне хочется?
Да к Синявскому же! Из двух диссертаций по
«Жизни Клима Самгина» в университетской библиотеке одна — Иосифа Вайнберга — была защищена
давно где-то в провинции, а другая недавно, и автор
этой недавней и блестящей, как я, читая, понял, диссертации — не кто иной, как Синявский!
В деканате я узнал его адрес, взял с собой курсовую работу и отправился в Хлебный переулок.
18
Дверь на первом этаже на звонок открылась, и на
лестничную площадку вышел сам Синявский:
— Вы ко мне?
«В дом не приглашает», — мелькнуло в моем сознании. Преодолевая смущение, я залепетал:
— К вам… Андрей Донатович… В дипломники хочу
напроситься… Диплом — по «Самгину» Горького…
Читал вашу диссертацию… Я с четвертого курса…
— Я вас помню, — сказал он.
«Ничего себе!» — У меня отлегло от сердца.
— Курсовая работа при вас? — спросил он.
— Вот она! — Я протянул свернутое в трубочку
мое сочинение.
— Зайдите через неделю, я прочту и решу.
Он взвесил в руке мой жгут:
— Хм-хм…
юность • 2013
Заметки нетеатрала
Лев Аннинский
Под грохот скрипки
К
то уж так продумал звуковую дорожку: режиссер ли Кама Гинкас или композитор Леонид Десятников, — но ожидаемая по Чехову «Скрипка Ротшильда» немеет, а воздух спектакля раскалывается
от грохота падающих гробов; в ожидании этого грохота реплики рвутся на куски: скрипичная мелодия
визжит, извлекаемая из плотничьей пилы; в паузах
этого грохота и визга слышно бульканье спиртного,
да еще яростный стук конторских счётов, суммирующих убытки.
Девять лет назад, когда в Соединенных Штатах
состоялась триумфальная премьера этого спектакля
и двадцать шесть раз московские тюзовцы собирали полные залы, показывая американцам русского
мужика, делающего эти гробы и не умеющего свести концы с концами, — Россия балансировала на
острие перехода из эпохи Ельцина в эпоху Путина и
не знала, конец ли это эпохи или конец света. Пресса
проницательно ликовала: «Чехова вогнали в гроб»,
«Смертельная музыка»! «Горы гробов»! «Крышка
над головой»…
Мужик наш с загадочным прозвищем Бронза не
знал, куда податься. Сосед-еврей с дразнящей фамилией Ротшильд, отвернувшись, молился своему
богу. Фельдшер, опорожнив бутылку, отключался.
Жена гробовщика помирала, заглушая ужас песней
№ 7 • июль
про то, как летят утки и два гуся. Гробовщик снимал
мерку для ее гроба и орал:
— Зачем?! Зачем?!
И яростно щелкал на счётах, перечисляя праздники, запрещающие работать.
С той же яростью он щелкает счётами на сцене Театра юного зрителя, собирая и теперь полные залы.
Я полез в Чехова. Там помянуты два праздника:
Иоанн Богослов и Николай Чудотворец. Валерий
Баринов, который тащит на своем горбу весь спектакль, добавляет от себя в перечень праздных дней
еще с полдюжины. На «очередной Пасхе» в публике
раздается смех.
Баринов обрывает яростный перечень, на мгновенье выпадает из роли, берет иронически-успокоительный тон:
— День независимости.
А потом, переждав паузу, продолжает метанье
между падающими гробами.
Я не думаю, что этот нюанс подстроен и срепетирован.
Я думаю: это вам не 2005 год, когда держава собирала обломки под овации йельских зрителей. Овации
сегодняшних москвичей звучат иначе: живем, братцы! Независимость с нами! Похороны откладываются!
Загадочно живучий Чехов встает из гроба.
19
Проза
Ильдар Абузяров
Ильдар Абузяров — российский литератор. Автор книг
«Мутабор», «Агробление по-олбански», «ХУШ». Лауреат
Пушкинской премии и премии Валентина Катаева.
Ритуальное убийство
Рассказ
Рисунки Эдуарда Дудина
1.
Это не передать словами: тысячи разобранных на
разные части людей собрались на одной площади,
чтобы объединиться в одно тело. Кого-то привели
сюда живот и чувство голода, кого-то лоб — морщил
кожу, тер кость, варил щи из смыслов и пришел к
выводу, что другого выхода нет, кого-то ухо — гдето что-то слышал, кого-то рот — ты пойдешь на
площадь сегодня, я-то да, а ты? Кого-то ненависть
во всем сердце. Кого-то сон, кого-то дух. А кто-то не
сном и не духом.
Это тело, которое хоронили в 1952-м и сжигали
в 1919-м, собиралось по частицам и воскресало из
пепла. Ноги шли по улице, руки махали каким-то
плакатом, грузное туловище вывалилось из лавки.
Глаза увидели, волосы на голове зашевелились от
восторга, пальцы сжались в кулак, выпустив лопатку, душа кликнула сокола, губы издали резкий свист.
Сокол должен найти другие части тела и собрать их
воедино.
— Мубарак яскут! Мубарак яскут! — кричит бедуин из бедных. — Мубарак да будет низвергнут! Мубарак да будет низложен!
20
Со мной рядом и копт, и ассириец, и три волхва,
и четыре вола в упряжке. Щук, рак и лебедь. Крокодил, павиан и ибис. Коммунисты, насеристы, братья-мусульмане. Хорошо, что нами руководит коллективный разум или дух. Хорошо, что он разлился,
как море, — коллективный разум, гражданский бог.
Они брали то, что валялось под ногами, разбирали на мелкие части то, что создавал Осирис — дороги, мостовые, тротуары, — и кидали это высоко в
небо, создавая хаос, гору из пирамид, гимны небу.
А тут еще фараоны, переодевшись в простых
смертных, пытались вытеснить их с площади, вытолкнуть с майдана.
Небо застлала каменная саранча. Она летела и
крушила своими каменными челюстями все в округе.
Каменной саранче противостоят обитатели города
мертвых, мелкие клерки офисов мертвых, менеджеры и чиновники, перебирающие бумажки на столе, и
жители квартала мусорщиков. Кругом полный хаос.
Мусорщики и блоггеры тут же налетают на прилетевшие камни, сортируют и выкидывают их обратно.
Мы тоже мусорщики. Мы подносим камни на
передовую. Благо власти затеяли реконструкцию
юность • 2013
ИЛЬДАР АБУЗЯРОВ
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
площади Тахрир. Это нас спасает. В яме за насыпью,
словно на братской могиле, сидят раненые.
щипцами и ножом. Я надеюсь, что в тюрьме, в случае чего, мы окажемся в одной камере.
2.
3.
Простые смертные, мы стоим плечом к плечу на
площади Тахрир, а где-то там, в кварталах Замалик
и Маади, живут небожители. Они жуют мясо жертвенных животных на халяву и едят пахлаву каждый
день. Они получают похвалу от своих привратников
и не забывают хвалить и подбадривать друг друга.
Они танцуют на столах с едой, пьют божественный
напиток — виски — и вкушают другие неземные
яства.
— Эти боги тоже смертны, — говорит мне мой
друг Абан, — я читал, как на них охотились и пожирали их другие боги.
Абан — специалист по древнему Египту. А еще
он выучился на стоматолога, потому что в Каирском университете мало платят младшим преподавателям. Диссертацию он, скрипя зубами, написал
по кариесу древнего Египта. Он собаку съел на том,
что ели в среднем и древнем царстве и что застревало между зубами в новом царстве. Ему нельзя не
верить, и если он говорит, что одни боги пожирали
других, значит, так оно и было.
— Не бойся, — говорит Абан, — есть сила выше
этих богов. Есть сила, которую древние египтяне называли «тарикон» (это слово он перевести затрудняется). Тарикон нами руководит, он нас защищает
и сейчас. Это высшая божественная сила, которая
стоит над всеми богами.
— Значит, и мы можем скинуть силовиков и коррупционеров из министерств и ведомств? — заканчиваю я мысль Абана. — Ты уверен, что нам это под
силу?
— Да, мы сможем оттахририть всех местных мубараков, начальников и олигархов.
Но нам еще нужно дожить до этого счастливого момента. Толпа переодетых полицейских-фараонов снова идет в атаку. У них в руках ножи
и ружья. У нас — строганые палки. Справа от
меня — желтолицый, измученный жизнью и тюрьмами худощавый пожилой мужчина. Абу Навас
пятнадцать лет провел в тюрьме. Там его заразили
гепатитом С. Скоро Абу Навас должен умереть от
цирроза печени. Его черная шевелюра болтается на
ветру, будто старая кора на заструганном черепе.
Я же больше всего боюсь не быть убитым, а оказаться калекой в тюрьме. Но я знаю, что если мне в
этой катавасии выбьют зубы или сломают челюсть,
я обращусь к Абану. Абан написал несколько работ
по лечению зубов в древнем Египте. Он сможет вылечить и меня подручными средствами — скребком,
№ 7 • июль
— Не бойся, — говорит Абан, когда эта атака отбита, — это рождение новой цивилизации, новой эры
и династии. Мир уже не будет прежним. Воды Нила
разливаются. Наша революция, наша арабская весна несет всем облегчение, она шепчет мне: грядет
апокалипсис, а за ним — рождение новой жизни.
Рождение новых ростков и побегов.
Я киваю, стараясь преодолеть чувство голода.
Скоро уже сутки, как мы почти ничего не ели. Тренируя пальцы альпиниста, я постоянно сжимаю массу
в каучуковой обертке. В магазине мне сказали, что
эта искусственная масса похожа на муку или крупу.
Из-за засухи цены на крупу и муку этой зимой резко поползли вверх. Обезумевшие от страха и голода
люди вышли с кастрюлями на улицы. Женщины хотят теста, чтобы лепить свою жизнь, как и прежде.
— Апокалипсис, всемирная катастрофа, всеобщий
коллапс нужны, — продолжает Абан, — чтобы человечество перестало нещадно эксплуатировать землю
и пожирать само себя ради удовольствия.
Своими сильными пальцами я леплю из гибкого, растяжимого шарика любые фигурки. Если бы я
сейчас был не на Тахрире, а сидел бы на Замалике за
столом с небожителями, я бы тренировался, пытаясь
то и дело отщипнуть кусок стола. Мыслями я бы был
с бедняками, готовыми есть сандаловое дерево. Я бы
тренировал пальцы до такой степени, чтоб уж если
вцепиться кому-нибудь в горло, то их можно было
бы разжать только клещами. Для альпиниста важна
не масса мышц, а их качество и эластичность. Пальцы оставляют рельефный след на шарике из каучука.
— Апокалипсис нужен, чтобы новое поколение
смело старое по вечному закону обновления, —
твердит Абан, — чтобы взошли новые ростки жизни.
Чтобы новое поколение устроило жизнь по-своему.
Мы греемся у костра прямо на площади Тахрир,
прижавшись спинами друг к другу. А где-то за всполохами пламени шушукается ночь, разносит на своих крыльях слухи о том, что силы тьмы собираются
новыми полчищами. Что фараоны повыпускали отморозков-рецидивистов из тюрем, что новая кровь,
черная кипящая кровь шакалов и гиен с запада, смешивается с темными илистыми потоками Нила…
Ночь прохладная и надежная, утро красное, как
восточная пустыня, липкое и теплое. Утро несет нам
новую угрозу.
— Как-нибудь, как-нибудь обойдется, — успокаиваю себя я.
21
ПРОЗА
— Чтобы кампания была успешной, нам нужно
совершить один обрядец, — предлагает Абан. — Видишь розовые стены египетского музея? Если нам
удастся в него проникнуть и там мы совершим определенный ритуал, то все образуется.
— Что за ритуал? — поеживаюсь я в предутренних
сумерках.
— Обряд проклятия. А возможно, и обряд воскрешения. Для этого нам нужно залезть на крышу и спуститься в музей через вентиляционный
люк. С хранителем я уже договорился. Хранитель —
наш друг. — Слова «наш друг» Абан произносит с
каким-то особым нажимом и намеком.
Я залипаю в утренних сумерках. Проникновение
в национальный музей — это преступление не на
пятнадцать суток, а на пятнадцать лет! Сквозь шум
в ушах я вспоминаю историю Абу Наваса, который
греет свои худые дрожащие руки над самым костром.
Он как раз пятнадцать лет провел в тюрьме. Кожа
даже в красных всполохах кажется желтушной.
— А разве ты не за этим сюда прикатил? Не за
драйвом и приключениями? — осторожно спрашивает Абан.
4.
Я знаю, на что он намекает. Я клерк клининговой
компании. Одиннадцать месяцев в году я принимаю
заказы на чистку ковров. Одиннадцать месяцев я
плоский одномерный человек, что лазает по плоскости полированного стола и пола, собирая рукавами
всякую пыль. Один месяц в году я альпинист высокого полета и дайвер глубокого погружения. Я погружаюсь в настоящий, неофисный планктон. В общем, я турист-экстремал. Я приехал в Египет, чтобы
покупаться в самом теплом и колоритном Красном
море и полазить по Синайским горам. Пусть Синайские горы невысоки, зато отсюда сорок лет не мог
выбраться Моисей и компания. С собой я привез
кучу снаряжения. В голове у меня роилась масса
планов. И тут бац — революция. Это закон подлости: возьмешь сорок кило снастей — и не будет ни
одной рыбы, закупишь сорок пачек презервативов —
и ни одной рыбалки.
В Каир я, кстати, тоже ехал, чтобы культурно отдохнуть — посетить музей и пирамиды. К тому же в
Суэце начались жаркие деньки, и нам рекомендовали покинуть страну.
— У тебя в рюкзаке, должно быть, есть оборудование? — интересуется Абан. Он читает лекции по
всему миру и знает, что европейцы не катаются без
страховки. А еще я опять вспоминаю настоящего
коммуниста Абу Наваса, который не сегодня­-завтра
умрет от цирроза. У него одна мечта — увидеть по22
беду революции. У него одна цель — дожить до рассвета.
— У тебя же есть с собой все необходимое, правильно? — спрашивает меня Абан еще раз.
— Есть, — неохотно соглашаюсь я
А раз я подвизался на это дело, мне как альпинисту по закону товарищества ничего не остается, как
бежать в отель за рюкзаком и страховочными креплениями. Сначала я поселился в Happy City Hotel, но
когда понял, что быть в отеле мне почти не придется,
переехал в хостел Wake Up! Cairo Hostel. Благо «Вставай, проклятьем заклейменный», как и «Счастливый
город», тоже находится в самом центре, а номера в
нем совсем дешевые. В это смутное время туристов
в Каире можно пересчитать по пальцам одной руки.
Только спецкоры из Италии и Германии выходят на
балкон поснимать исподтишка площадь с безопасного расстояния. Техника позволяет.
Мы тоже действуем исподтишка. Ночью, под
покровом темноты, мы перелезаем через решетку.
Действуем быстро, выстраивая лесенку. Абу Навас
и копт Шенуд держат одну палку на уровне бедра,
а вторую кладут на плечи. Когда мы взбираемся на
второй уровень, они поднимают палку уже двумя
руками на высоту вытянутых рук. Далее нам предстоит перемахнуть через ограждение и самостоятельно вскарабкаться на здание музея. Мы планируем сделать это со стороны сожженного здания
пропрезидентской правящей Национал-демократической партии. Потому что если мы полезем со стороны отеля, то можем угодить в кадр папарацци.
5.
Сколько раз я проделывал это в Москве! Идешь,
идешь себе по ночной улице, жуя жвачку и тренируя
пальцы каучуковым эспандером, и вдруг видишь какой-нибудь красивый дом или интересную крышу,
скидываешь рюкзак с плеч, достаешь снаряжение —
присоски, крепежи, веревку, а через пять минут уже
любуешься ярко освещенным городом с голубиной
высоты.
Впрочем, Каиром любоваться не приходится.
Кругом стоит непроглядная мгла, помноженная на
смог и ветер из пустыни с мелкой крошкой. Во время хамсина даже днем становится темно. Все попрятались по домам и выключили свет домашних солнц.
Осириса разрубили на сорок частей-осколков. Все
боятся, что к ним заявятся мародеры или камнем
вышибут окно.
«Вот они, ночи египетские!» — думаю я, затаскивая наверх грузного Абана. Первая веревка в этом
восхождении была самой легкой, потому что своя
ноша не тянет. А вот Абан почти мне не помогал и
юность • 2013
ИЛЬДАР АБУЗЯРОВ
не пользовался закрепленными веревочными перилами. Но мои крепкие пальцы нам и тут помогли.
— Фу, — словно пытаясь остановить сорвавшийся
с цепи хамсин, отряхивал со штанов и куртки песок
Абан, — наконец-то мы на вершине дюны.
— Да, отсюда виден конец нашего пути, — киваю
я на разверстую, как могила, дыру на плоской крыше. Через уже открытый люк мы легко проникаем в
музей. Включив фонарик, словно опытный дайвер,
Абан погружается в поиски каких-то нужных артефактов. Я, пока он шарится с планом, разглядываю очередную коллекцию. Собственно, я приехал
в Каир ради этого музея. Я свечу на мумии, пока
меня не ослепляет отсвет маски Тутанхамона. Такого сильного впечатления я давно не получал. Маска
смотрела на меня, словно живая. Она буквально не
отводила от меня прорези-пустоты. Кажется, я был
в состоянии шока и пылал изнутри. Масла в огонь
подбавили масляные фаюмские портреты. Я, словно зачарованный, медленно плыл по залам, но тут,
найдя нужный сосуд, Абан начал подгонять меня им
вниз.
— Скорее, скорее, — торопил он, — пока Осирис
не взошел, пока на часах время Марса и Луна стоит
высоко.
Перескакивая через ступеньки, мы несемся с
верхних этажей вниз. Мы бежим так быстро, словно пожар восхода грозит уничтожить фараоновы
гробницы и стереть-слизать все письмена. Однако
сердце еще быстрее мчится в пятки, словно его, как
в детских пятнашках, надо опустить на нижний уровень. Мне кажется, мы все вот-вот попадем в Аид, в
пустоту.
— Есть! — останавливается Абан у каменной стелы. — Вот он, наш каменный алтарь! Помоги его перетащить к вон той статуе, — указывает он на мужика с львиной головой.
— Ух, — прикладываю я все силы, упираясь пятками в скользкий пол.
— Нет, так не пойдет, — говорит Абан, — ты цепляй плиту веревками, а я буду орудовать палкой
как рычагом.
И вот мы уже двигаем каменный алтарь, как
рабы в свое время тащили огромные каменные блоки для сооружения пирамид. Пол — как скользкий
илистый Нил, осушенный страшной жарой. Внутри
горла все пересохло. Но сила внутреннего течения
помогает выдавить из желез слюну и, сглотнув ее,
подтащить камень к статуе.
6.
— А вот и вода подоспела, — открыв свой рюкзак,
Абан достает из него бутыли с водой. Я принимаю
№ 7 • июль
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
из рук Абана тару. Теперь я понимаю, почему его
рюкзак был такой тяжелый.
Кроме бутилированной воды Абан достает пачку
соды, кусок материи, пузырьки с маслом, свечи, моток нити, глиняную чашу, лист бумаги, ручку и перо.
Все это богатство бедного ребенка Абан вынимает
из многочисленных карманов и кармашков рюкзака. В темноте и перо, и свечи, и тряпки кажутся
черными. Только лист бумаги выдает свою белизну,
когда Абан зажигает курительницу — свечу с благовониями.
— Иди сюда, — требует Абан. При этом он скидывает с себя одежду и остается голым, — на, возьми
эту тряпку и обтирай меня.
По указанию Абана я выливаю воду в найденный им в музее сосуд. Я макаю протянутую тряпку и протираю куском влажного полотна голову и
тело. Я словно на площади Тахрир, которая образовалась так: сначала волосы, что зашевелились на голове, затем зубы, что заскрежетали от злобы, язык,
что защелкивал в возмущении, ноздри, что вздохнули запах свободы и сладкий дым пороха.
Когда я влажной тряпкой натираю Абану язык,
он говорит: «Язык мой омыт водами пустыни. Бог
скалы, бог горы — мои слова чисты пред тобой». Он
произносит эти заклинания так, будто набрал воды,
или ему отрезали язык, или заткнули рот кляпом.
— А теперь три ноги. — Абан вытягивает ноги,
словно язык.
Я опускаюсь на одно колено и, как самый презренный из касты чистильщиков обуви, низко-низко склоняя голову, мою и вытираю ноги. И пока я
выковыриваю катышки грязи меж пальцев своему
господину, Абан произносит: «Ноги мои омыты на
каменной скале. Бог скалы, бог горы — прими мою
чистоту».
— Тщательнее, — требует Абан, будто я должен
выскрести еще и черноту из-под ногтей. И пока я
стараюсь изо всех сил, Абан выливает немного масла на свою лысую голову, которая тут же будто загорается от свечей и блестит воском. После чего Абан
старательно смазывает маслом свой лоб, грудь, живот, руки и ступни. Далее маг насыпает небольшие
щепотки соды себе за уши и на язык.
— Оберни меня, — просит Абан, и я оборачиваю
его куском черной ткани, повернув при этом на сто
восемьдесят градусов лицом к алтарю и божеству с
головой льва.
7.
— А теперь стой и молчи, — просит шепотом Абан, —
можешь смотреть, но главное, не делай лишних телодвижений и не произноси ни единого звука. Я впа23
ПРОЗА
ду в транс и буду твердить заклинания, а твое дело
молчать, что бы ни произошло.
Я киваю, я соглашаюсь, я даю понять, что уже начал молчать. Мне страшно что-либо пикнуть в ответ.
— Зажги алтарные свечи, — приказывает Абан, —
чтобы сила света присутствовала на ритуале.
Я достаю из кармана зажигалку и зажигаю толстые свечи, а Абан в это время, обращаясь уже не ко
мне, а то ли к свету, то ли к Сету, начинает страстно
шептать непонятные слова.
— О великий Сет, — воздевает руки к потолку
каирского музея Абан, — бог-убийца, бог-разрушитель! Я — Величайший, я — семя, рожденное
богом. У меня много имен и много воплощений, и
каждому богу присуща моя ипостась. К тебе взываю, Сет неистовый, Сет — властелин бурь! Услышь
меня! С тобой говорю не я, не мои уста говорят слова,
но черная сила, призванная покарать врага. Услышь
его имя, Сет Величайший, и войди в меня, исполни
месть мою! Не моя рука, но твоя. Не моя воля, но
твоя. Не я, но ты. Я — Сет! Я — Сет! Я — Сет! Я — тот,
кто разделил единое. Я — тот, кто исполнен силы и
наделен великой властью. Я — Сет! Я — Сет! Я — Сет!
— Я — свет, я — свет, я — свет, — повторяю я про
себя, потому что здесь, в мрачном темном египетском музее, полном мумий и теней, мне больше всего хочется увидеть свет и быть светом.
А между тем Абан уже сам зажигает черную рабочую свечу, помещая ее на алтарь между алтарными свечами, и лепит фигурку главного врага революции. Я завороженно смотрю, как у Абана это
ловко получается. Абану не привыкать лепить. Он
часто снимал с зубов восковые слепки, когда делал
протезы. К тому же фигурка, насколько я понимаю,
не обязательно должна подчеркивать личные черты,
а может лишь передавать общие сходства.
Да уж, — рассматриваю вылепленный Абаном
шедевр, — это не фаюмские портреты, не маска Тута,
но все же я бы и так не смог. Я не могу отвести глаз от
чудной, призванной что-то изменить фигуры, пока
Абан пишет на бумаге имя главного врага перемен, а
также имена его родителей-предков, братьев-сестер
и детей-отпрысков. Все имена, какие ему известны.
— Мубарак яскут, — видится мне на бумаге в
сполохах свечи, и за танцующей рукой Абана я наблюдаю тени на стенах, а за ними там, на главной
площади Каира, тысячи теней, а в простенках и застенках — сотни тысяч и миллионы посаженных и
убитых без суда и следствия.
— Это будет способствовать разрушению естественной, кровной защиты врага, — поясняет мне
Абан, почему он продолжает писать танцующей рукой все новые и новые неизвестные мне имена, — и
поможет передавать проклятие по роду. «Мубарак
24
и его род яскут». Вся династия должна быть низложена.
8.
Но на этом Абан не успокаивается. Жертвенным
трехгранным ножом атамом, словно первобытным
бором на зубе, Абан вырезает имя врага на его фигурке. Он работает так стремительно и ловко, словно срезает налет зубного камня. Еще бы, ведь Абан
дантист. Кажется, я это уже говорил.
Но я не сказал, что у многих народов сон о выпадающих зубах означает гибель кого-то из близких.
Однажды мне приснилось, что у меня выпал зуб, и
тут же моя сестра погибла в автокатастрофе.
Словно собираясь вырвать зуб рода, Абан туго
перевязывает фигурку из воска черной нитью. Так
он символически прерывает жизненный цикл жертвы. Поместив перетянутую ниткой фигурку на бумагу, Абан читает заклинание, которое я не слышу или
не понимаю, потому что он переходит на скоростное
бормотание или жужжание бормашины.
Порой мне даже кажется, что Абан перешел на
коптский язык, но иногда до меня долетают фразы
вроде «Но голова врага моего да будет отсечена на
веки вечные. Ей никогда не соединиться с телом, ибо
так говорю я — Сет, властелин его страданий». Или:
«Мой враг подвергнется тлению, его раздувшееся
смрадное тело сожрут черви. Он сгниет и обратится
в прах. Он не будет больше сущностью, он лишится силы, его внутренности обратятся в прах, глаза
сгниют в глазницах, уши утратят слух, язык замолчит навсегда, волосы выпадут. Его мертвое тело не
будет покоиться вечно. Он погибнет, погребенный
в земле, ибо это говорю я — Сет, повелитель богов. Я — Сет, и моя месть праведна. Я отнимаю имя
у врага моего. Я лишаю врага моего помощи и защиты. Я меняю имя его на Сет-его-сжигающий, Сет­его-ненавидящий, Сет-налагающий-проклятье. Я —
Сет, приношу тебе смерть. Умри! Умри! Умри!»
Абан так разошелся в своей злобе и ненависти,
что из его рта уже брызжут мелкие слюни. В заключение он и вовсе плюет на фигурку своего врага, восклицая «Проклинаю! Проклинаю! Проклинаю!». Но
и этого ему мало. Он хватает жертвенный атам за
серебряную рукоятку и бьет в истерическом трансе
по фигурке, словно дантист-изверг в полете своих
садистских фантазий вырывает пациенту все зубы-древа один за другим.
— Проклинаю! Проклинаю! — неистово кричит
Абан. Он так рассвирепел, что разорвал острым атамом даже листок бумаги со всеми именами, что на
нем написал. А чтобы не осталось никаких следов,
юность • 2013
ИЛЬДАР АБУЗЯРОВ
Абан помещает все им сокрушенное в ритуальную
чашу и поджигает.
9.
— Все! — отряхивает ладони Абан. — Дело сделано.
Обряд завершен.
Он произносит это с таким видом и таким тоном,
каким, должно быть, сотни раз говорил своим пациентам, что они могут сплюнуть кровь и осколки
зубов в урну.
— Теперь смерть Мубарака будет насильственной
и очень-очень болезненной, — продолжает злорадствовать Абан.
Я же в ответ лишь стираю пот с шеи. До выхода
из музея я все еще боюсь произнести хоть слово, а
Абан поясняет, что данным ритуалом древние жрецы отнимали не только физическую жизнь жертвы,
но и ее посмертное существование.
— Проще говоря, — смеется Абан, — даже имя
Мубарака все скоро забудут, ибо мы сожгли его
душу и тело дотла, без возможности перерождения. — Осталось, — подводит черту Абан, — когда
Мубарак будет низвергнут, разрушить все его памятники и скульптуры и сжечь все портреты.
На улицу мы выходим с первыми лучами солнца, и на моих глазах разгорается жертвенный
костер восхода, который уже подкрадывается ко
многим памятникам и портретам. Я вижу, как изза холмов выползает красный паук, карабкаясь,
цепляясь за крыши домов своими длинными лапами-лучами. Ибо он пришел сюда за обещанной
добычей.
— Начинается новый светлый день, но что теперь делать нам? — спрашиваю я Абана.
— Ты должен исчезнуть, — советует Абан, —
тебе нужно куда-то спрятаться. Уносить ноги из
Каира. Нас видело несколько человек, среди которых могут быть и шпионы. Любой нас может
сдать властям. Ты слишком приметный, и тебя тут
же отыщут и арестуют.
Ну конечно. Я настолько приметный, что за
несколько дней на Тахрире успел стать локальной
звездой. Со мной, должно быть, уже сфоткалось
несколько сот протестующих. Все хотели постоять с белым братом перед объективом «потехи» и
дотронуться, будто прикосновение ко мне давало
им некую силу.
«Но куда я могу сбежать?» — хотел было я поинтересоваться у Абана, но он уже без моего вопроса звонит своему другу-миллионеру.
— Алло, Зейд, — кричит он в трубку, — хочу обратиться к тебе за помощью.
№ 7 • июль
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
— Жду его сегодня в двенадцать часов у
Абу-Вульфа, — передает мне Зейд через Абана, —
пусть доберется до Абу-Вульфа.
— Что такое Абу-Вульф? — спрашиваю я.
— Это сфинкс!
— О, сфинкс, — потираю руки в предвкушении,
а я уже и не надеялся его увидеть. — Но как мне
вырваться к Абу-Вульфу?
10.
— Куда ты поедешь? Тебя там убьют! Кругом революция, кругом мародеры и разбойники! — отчаянно
запугивает меня хозяин хостела, будто я не провел
эти ночи черт знает где. — Все улицы перекрыты, за
тебя никто не заступится, потому что ты чужак. —
Хозяин гостиницы не желает отпускать одного из
последних постояльцев. Он из Wake Up уже готов
переименовать свой отель в Stay hear. Я же молча
и настырно продолжаю собирать свои вещи, хотя
мне очень хочется дать в морду этому агитатору, как
дали в морду одному из мулл, который призывал
сидеть дома и не ходить на площадь Тахрир, ибо к
каждому могут прийти воры.
— Это мое путешествие! — нахожу я разумный аргумент. — И я приехал сюда попутешествовать, посмотреть на пирамиды и сфинксов, а не на все это
безобразие, что творится сейчас на улице.
— Где ты найдешь такси? Какое такси? Если хочешь, я вызову тебе такси за пять тысяч фунтов.
— Спасибо, я сам. — И дело даже не в том, что мне
жаль денег. Просто я не хотел, чтобы хозяин гостиницы знал, куда и с кем я отправляюсь.
Распрощавшись, я выхожу на бурлящую улицу и
тут — о чудо! — расталкивая бампером митингующих и слоняющихся, на меня движется зеленоглазое чудовище. Чудовище, потому что машиной эту
рухлядь назвать сложно.
— Говорите по-английски? — спрашиваю я таксиста.
— Швая-швая, — отвечает он мне по-немецки или
еще на каком языке, что означает пятьдесят на пятьдесят.
Кинув на заднее сиденье рюкзак и дорожную
сумку, я прошу отвезти меня к Абу-Вульфу. Но не
успел я махнуть клейкой ловушкой-банкнотой, как
тут же оказался облепленным толпой, словно тот
неподготовленный чужеземец термитами. Здесь,
на площади Тахрир, мне нравилось чувство локтя,
нравилась толпа из липких тел, будто колышущееся тесто в бадье. И мне даже сейчас нравится, что
до меня пытаются дотянуться, прикоснуться и поздороваться сотни руки, тысячи пальцев, миллионы
микрогранул, миллиарды молекул.
25
ПРОЗА
Мне нравятся эти рукопожатия. Нравится разгоряченная плоть революций.
Правда, глядя на то, как расплющиваются тела и
лица о стекло, я не мог представить, как мы выкарабкаемся. И даже подумать не мог, что такое положение дел — нормальное для местных водителей, и
мы выберемся из толпы и поедем по третьестепенным дорогам Каира, объезжая переполненные центральные улицы и армейские блокпосты. И поедем
даже очень хорошо, если не учитывать качество узких и пыльных дорог в бедняцких кварталах.
11.
Там, в настоящем, а не в показном Каире, он воочию
убедился в нищете египтян и понял, почему они так
яростно поддерживают идеи равенства и братства.
Там он столкнулся с подлинной жизнью, там он увидел Каир трущоб, которые вырастают непонятно из
чего, из мусора и грязи, из эмоциональных наслоений человеческой памяти и тут же стремятся с землей и грязью сравняться в плоскости и пространстве.
Кирпич-сырец, саманный чирей, земляной сырник,
трещины на стенах, серые простыни на веревках.
Или эти простыни — стены и простенки? Он ехал
мимо людей, которые ели на могильных плитах и
спали на них. Он ехал по кварталу сортировщиков
мусора, для которых мусор был не бытовыми отбросами и отходами, а смыслом и целью существования. И все это липкое и вонючее месиво и кусачие,
колючие плоские частицы пыли липли к его лицу,
словно крылышки мух.
У площади Тахрир он только однажды столкнулся с вопиющей нищетой. Выйдя вечером из отеля за
хлебом, он увидел длиннющую очередь и встал в эту
очередь. Солнце зашло за дырявые крыши, а он наблюдал, как женщины, завернутые в черную грубую
ткань, со счастливыми лицами хватают ячменные
лепешки из муки грубого помола и убегают с этими
маленькими солнцами к своим очагам. Только позже он догадался, что этот хлеб за несколько пиастр
был специально испечен для переполнявших Каир
бедняков, а он отобрал у кого-то ужин. Не всем стоявшим в очереди хватило от мерила богов. И солнце, заходящее за мавзолеи, было словно та лепешка
грубого помола, которую подают беднякам, и зерна
ячменя кололи глаза.
В этих районах считалось нормальным подбежать и запрыгнуть в проезжающую мимо машину,
потому что жили здесь все свои. И водитель такси —
бородатый мужчина в галабее и чёботах — тоже считал это нормальным и, по-видимому, был свой. Он
поощрял запрыгнувших в машину щедрой улыбкой
и начинал общаться с ними. И по их разговору я
26
понимал, что с той минуты, как я сел в эту машину
и оплатил бензин, она стала бесплатным такси для
«братьев-мусульман». В какой-то момент у меня
даже закралось подозрение, что шофер специально
выбирает маршрут через бедные районы. С другой
стороны, это могло быть всего лишь совпадением, а
щедрость таксиста — революционным братством.
Поначалу меня раздражало, что ко мне подсаживаются посторонние люди, тем более что каждый считал своим долгом спросить меня, откуда я,
попутно произнеся пару неумелых фраз на английском, немецком и русском. В городе мертвых ко мне
и вовсе набилась целая машина. И мне показалось,
что люди даже бегут, чтобы сменять друг друга вахтовым методом, зажимая меня в машине. Но постепенно я привык, и это даже стало меня забавлять,
тем более все пассажиры выходили на своих остановках, вплоть до того момента, когда наперерез
машине, чуть не угодив под колеса, бросилась толпа
босоногой детворы. Мы уже подъехали к Абу-Вульфу, и это были мальчишки, оказывающие услуги
гидов. А поскольку я был первым туристом за последние дни, цена моя сильно возрастала. Я заметил,
что чем ближе мы подъезжали к сфинксу, тем развязнее и навязчивее становились попрошайки, пока
сразу несколько бегущих не запрыгнуло в машину,
отодвинув меня в самый угол.
Но их как ветром сдуло, когда они увидели Зейда
и его могучих охранников. По каким внешним признакам Зейд узнал меня? Неужели я был единственным белым, проехавшим на такси мимо этого кафе
за последние часы и сутки? Зейд сидел на низеньком
стульчике и запивал горьким кофе сладкий яблочный дым из кальяна. И уже не солнечная лепешка,
а солнечное яблоко мягко и гладко катилось мне в
глаза.
12.
Зейд прекрасен. Его белоснежные зубы контрастируют с загорелым лицом и черной благородной
бородкой, как фарфоровая чашка с молоком контрастирует с засушливой пустыней. Зейд — один из
богатейших людей Египта, поэтому он может себе
позволить разбрасываться молоком из-под подбрюшья верблюдицы — такое впечатление создавало его лицо в лучах игривого рыжего солнца.
Зейд — единоутробный брат Абу Наваса. Только Абу Навас пожертвовал своим состоянием, отдал
все коммунистической партии. А Зейд поставил себе
другую задачу — попасть на прием к английской
королеве. Он добился своей цели, став поставщиком плиток английского шоколада в Египет. Теперь
Зейд владеет несколькими заводами по производюность • 2013
ИЛЬДАР АБУЗЯРОВ
ству кирпича и блоков и керамической плитки, отелями и целыми курортными поселками, на которых
можно отлежать и спрессовать бока. Сам Зейд, мягко говоря, не обрадовался революции и согласился нам помочь лишь из-за любви к старшему, а не
младшему брату.
Обо всем этом я узнал от Абана. Когда Абу Навас познакомил Зейда с Абаном, Зейд признался, что
ненавидит зубных врачей.
— Оно и видно, — рассмеялся Абан.
И вот теперь Зейд улыбался мне лучезарной фарфоровой улыбкой.
— Сейчас допьем кофе и поедем? — предложил он,
и мне ничего не оставалось, как согласиться. Я уже
знал, что мы отправимся в Сохно, в один из курортных, но пустующих сейчас поселков, принадлежащих Зейду.
— Или ты хочешь пока спуститься в пирамиду? —
сжалился надо мной Зейд, вероятно, услышав мой
печальный вздох.
— А почему бы и нет?! — Мне очень хочется спросить у Зейда как у специалиста по производству
прессованных блоков, могли ли древние египтяне
построить такие пирамиды из известняка сами, но я
боюсь прослыть глупцом. И, опасаясь им показаться, я уже спустя пять минут оказываюсь в гробнице
матери Хеопса — Хетепхерес. Впрочем, я немногое
выиграл. Погребальная камера там была такой же
душной и маленькой, как кафе, в котором остался
Зейд. При входе мне так же пришлось согнуться в
три погибели.
— А ты не боишься умереть? — спросил остроумный Зейд, когда я вернулся.
— А что, от этого можно умереть?
— В Египте верят, что посетителей пирамид ждет
проклятие. Что фараоны и их жрецы обязательно
рано или поздно отомстят стервятникам, покусившимся на их вечную загробную жизнь.
Слова Зейда меня напрягли. Нет, я был напуган
и ошеломлен этим откровением, особенно после
того, что мы устроили в музее. Но Зейд о проведенном ночью обряде не знал. Считая себя образованным европейцем, он с иронией относился ко всяким поверьям. А я от страха почти не заметил, как
мы вылетели из Каира, обогнув его по окружной
дороге и минуя многочисленные блокпосты.
13.
Во время пути я узнал, что Зейд сильно раздосадован и удручен тем, что творится на Тахрир.
— У меня один вопрос: кто за все это будет платить? За чей счет этот праздник?
№ 7 • июль
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
— Я не знаю, что ответить, Зейд. Я, как и все,
просто наслаждаюсь жизнью.
— Все мои заводы по производству кирпича и
керамической плитки стоят, строительство заморожено до лучших времен, люди бастуют, требуя повышения зарплаты. Но как я могу поднять
им зарплату, если мы ничего не производим и не
продаем?
Я молчу, я любуюсь в окно на экзотические
пейзажи. На бедуинов с автоматами, вызвавшихся
в это смутное время охранять заводы и склады от
собственного нападения.
— У меня вопрос: что они будут кушать, когда
набастуются? Никто не хочет работать. Все хотят
прохлаждаться в оазисах и лежать на пляжах, но я
один не смогу всех прокормить. Праздник не вечен,
и народные гулянья закончатся. А что потом? Кто
оплатит эти гулянья? Кто заплатит за пляжи, сафари, разоренные стервятниками-мародерами музеи и прочие ритуалы жрецов туризма? Даже гиды
уже месяц не работают и собираются бастовать, —
вздыхает Зейд. — А они всегда считались у нас состоятельной прослойкой.
Я не знаю, зачем Зейд мне это все рассказывает.
Если его брат Абу Навас отдал все свое наследство
на дело партии, на коммунистические прокламации
и листовки, то у Зейда помимо заводов на содержании еще и респектабельная газета. Он бы мог обо
всем рассказать с ее страниц, но газета из осторожности заняла выжидательную позицию. Газету могут и закрыть революционным трибуналом.
Я тоже в разговоре с Зейдом занял выжидательную позицию. Лишь киваю и продолжаю пялиться
в окно. Но постепенно, я это ощущаю своей кожей
сквозь броню стекла и дверей, слова Зейда сеют во
мне зерна сомнений. А правильно ли мы все делаем?
Может, все должно двигаться как движется — естественным путем? Без скачков, ухабов и резких поворотов в истории?
Едем мы до Сохно очень быстро по гладкой военной дороге, заплатив какие-то копейки на пропускном пункте. Машина с водителем и охранниками вывозит нас прямо к линии моря, к подножью
вздымающегося на берегу, как скала, серо-желтого
шале. Огромный трехэтажный дом с несколькими
ванными отныне предоставлен в мое полное распоряжение. Более того, водитель Мухаммед, передав
мне ключи, занес в дом полные пакеты еды. В дальнейшем он привозил еду два раза в день — утром и
вечером.
Зейд после приезда поспешил распрощаться и
удалился. Глядя на эту поспешность, чувствуя холодное рукопожатие, я понял, что он не будет меня
баловать своим вниманием и разговорами. Оно и
27
ПРОЗА
понятно — занятой деловой человек. Человек, который должен спасать свой бизнес.
14.
Я, в отличие от Зейда, наоборот, могу расслабиться.
Вот уже несколько дней я прохлаждаюсь в Сохно.
Здесь и жарче, и холоднее. Ветер с гор треплет песчаные загривки. Я лежу на золотом пляже и любуюсь
самым красивым Красным морем, и самым красным
солнцем, и красною луною над красной пустыней.
Я всегда мечтал так жить. Вставать рано утром,
брать подушку и соломенную лежанку и выходить
на безлюдный берег, и там, устроившись поудобнее
на песке, вновь засыпать под шум прибоя.
Ровным счетом ничего не делать, а просто лежать и лениво о чем-нибудь мечтать, пока море,
солнце, легкий ветерок делают за тебя твое дело.
Лепят из твоего еще сонного тела человека нового
дня. Я говорю «лениво», ибо что может быть лучше, чем фешенебельный и абсолютно безлюдный
курорт в полном твоем распоряжении. И ты под
жаркими лучами солнца постепенно размягчаешься
и превращаешься в полип, и из тебя, как из мякиша
или воска, силы природы лепят фигуру нового Адама в новом раю.
А на закате эта фигурка засыхает и застывает в
вечерней прохладе, и заходящее солнце с помощью
теней пишет на нем имена. У этой фигуры не обязательно должно быть абсолютное сходство со мной
прежним, ибо загар и время неизбежно накладывают свой оттенок. И мне уже никогда не быть тем
наивным романтиком и любителем путешествий,
который приехал в жаркую страну посмотреть на
пирамиды.
Каждое утро изо дня в день мы просыпаемся
мятыми и сырыми, и вылезаем из постели, и несем
свое изнеженное тело закаляться в мир. А я мечтал
жить так, чтобы давать ему дозревать и видеть сны
до того самого момента, пока вечерние насекомые,
почувствовав свое время, не облепят тело, образуя
причудливые узоры и буквы.
В Сохно, борясь с комарами, окуривают кусты
роз и жимолости дымом из выхлопных труб тракторов, а я, открыв окна, даю возможность насекомым
спастись. И потом долго смотрю, как они кружатся
под потолком. Насладившись геометрическими картинами, я иду на пляж, к морю, которое плещется,
как вода в ритуальной чаше. Там я выбираю новое
место, чтобы иметь новый угол зрения, — на этот
раз на гальке, возле самой кромки моря, с кучей водорослей и ракушками, вгрызшимися в песок.
Ракушки царапают мне спину, словно комары, а
я безвольно вытягиваю руки и жду момента, когда
28
восходящее солнце сплетет свою паутину из лучей,
и в нее, стремясь в Суэцкий канал, неизбежно попадут сухогрузы и баржи с индийскими пряностями и
цейлонским крупнолистовым чаем и даже военный
корабль из Ирана со смертоносными боеголовками.
15.
«Сколько мы имеем ипостасей?» — думаю я, чувствуя, как прибой и ветер волнами отшелушивает, отслаивает одно мое «я» от другого. Я, Ка, Ба.
Приподнявшись на одном локте, я освобождаю для
проветривания пространство между мокрой спиной
и глиной, а на глине остается слепок с моего тела,
еще одна моя ипостась, которая тут же заполняется
солено-зеленым морским раствором. Пена пляшет,
рисует барашками имя Афродиты. Если же отпечаток остается в золотистом песке, то он напоминает
золотой саркофаг фараона или даже маску. Вновь
переродившийся, я протягиваю руки к Осирису.
Кто я? Зачем? Звать меня никак, и сам я ничто. И никто из нас сейчас с уверенностью не сможет
сказать, кто он и из какого теста слеплен. Никто не
знает, зачем он живет, и к чему ведут все его мысли,
чувства и поступки. И где его начальное, и каково
его конечное, не проходящее в мирах, имя.
Тогда к чему вся слава и сила мира, если одного
заклинания достаточно, чтобы сбить с ног и смешать с прахом? И любой камень, и пуля на Тахрире
могли легко оборвать мою жизнь для того, чтобы
родился новый человек. Только сейчас я понимаю,
насколько сильно рисковал, но ради чего? А может,
я подсознательно хочу, чтобы родился новый человек, а тот, старый, умер?
Я лежу и вспоминаю девочек, с которыми я крутил романы и которые суть мое отражение. И они
мечтают заполучить меня живым или мертвым, вернуть хоть одну из моих ипостасей. Я так же вдавливался в их мягкую плоть всем своим телом, оставляя
на них свою печать. Так почему бы им не прибегнуть
к магии, имея мои волосы и капли моего пота?
Время от времени я засыпаю и погружаюсь в
подводный мир подсознания, где присутствуют и
рыбы-прилипалы, и белые киты, за которыми я
слежу, и тигровые акулы, что тоже ведут охоту за
тенями прошлого и фантомами будущего. Никого
из людей за несколько верст в округе нет. И теперь
я один на один с той акулой-людоедом, что навела
столько шороху накануне революции. Мало-помалу
я воссоздаю мир своих детских страхов и желаний.
Или создаю их с чистого листа для нового человека.
Належавшись вдоволь, я встаю и бреду вдоль берега по щиколотки в воде. Море в январе холодное,
и замерзающими, почти онемевшими ногами я чувюность • 2013
ИЛЬДАР АБУЗЯРОВ
ствую неровность дна. Где-то галька плоская, гдето острая, и она впивается в мои ахиллесовы пятки,
словно жертвенный нож — атам.
Мои ноги в воде временами погружаются в нечто
мягкое, прохладное и густое одновременно. В другую, чем море и песок, субстанцию.
На пляж я беру с собой засахаренный арахис и
соленые фисташки и, погружая их в полость рта, я
понимаю, что сам в полости пляжа, как засахаренное лакомство для насекомых, нацелившихся на
меня со всех концов ойкумены. А мои ноги, зарываясь в илисто-гнилистое дно, окрашивают голубую
воду в коричнево-красно-зеленый цвет. Это вместе с
комьями грязи лопаются мелкие зеленые и красные
водоросли. Они как кровеносные сосуды в подкорке, что вот-вот тоже лопнут под тяжелыми ступнями
солнца, и, схлопотав инсульт, я погружусь в иную
реальность Баб-эль-Мандебского пролива, а мои
кости плавно опустятся на дно — прямиком к окаменелостям коралловых рифов.
16.
В пустыне, расстилающейся по обе стороны от нильской долины, почва красного цвета. Там властвует
рыжеволосый бог-разрушитель Сет, извечный враг
упорядоченного, божественно правильного хода
вещей.
Если синее утро нежно целует в губы, рыжий
ветер хлещет по щекам. Если рыжий ветер, прощаясь, гладит по голове, то красное солнце заходит за
тучи. Иссиня-черное и все оттенки серого охватывают меня с головой. Словно губы покойного целуют
в подбородок и в лоб, как целовало море когда-то
всех погибших из армии фараона. Сначала море расступилось, потом сомкнулось над головой сводом.
Искупавшись, я лежу в Сохно и сохну, крупные
соленые капли моря испаряются под холодным
солнцем. Прилив-отлив, снова прилив чувств. Неужели этот рай будет разрушен? Разрушен красным
звездами-родинками на теле космоса, испепеляющими стягами морского восхода, разводами-метастазами на небосводе?
Египет — рай на земле. Рай для богатых. Море —
ступень между землей и небом. Море — другая материя, другая реальность. Жиже, чем твердь, плотнее,
чем воздух. Кто сможет ступать по морю, тот поднимется на небо. Остальные не спасутся.
Я понимаю, интуитивно понимаю, что какой-то
ритуал свершился и надо мной.
Красное море — как большая чернильница, в которой сокрыт весь мир со всеми его бурями и стра№ 7 • июль
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
стями. Красными чернилами на мне написано имя,
затем я обернут нитями полотенца, и мое тело испещрено проклятиями.
Луна — как огарок жертвенной свечи вокруг созвездий рабочих свечей. У дальнего берега сверкают огни больших кораблей и сухогрузов. Ко мне
прижимается горячая щека ночи. Глаза-сурьма, я
чувствую дыхание смерти. Я еще не знаю, почему я
умираю и в каком качестве рожусь, но я чувствую,
что обряд уже совершен.
Я бреду назад в уединенное шале и думаю об
именах. У древних народов, если кому-то грозила
смертельная опасность, первым делом собирались
старцы, чтобы поменять больному имя. А может, и
мне сменить имя и остаться после революции жить
в обновленном Египте? Выкинуть документы в море
или подбросить их с окровавленной одеждой на
площадь Тахрир. А друзья помогут мне начать новую жизнь в новом виде. Имя можно взять приближающее не только к высоте фараонов, но и к высоте
Бога. Например, Владеющий Сиянием Ра. Или Живое Отображение Атона.
17.
Так думал я, глядя на появившийся на предплечьях
и ногах загар. Так наслаждался я изъедающей меня
солью в Сохно, проживая каждый день как первый и
последний, во всю полноту легких. Впрочем, любой
рай, как все хорошее, рано или поздно заканчивается. И я, наверное, мог бы еще какое-нибудь время
проваляться на пляже, вкушая все прелести жизни,
но тут появился Абан.
С порога, обняв меня, Абан уверенно заявил, что
заклинание подействовало, что революция победила, что Мубарак сложил с себя полномочия и даже
пытался бежать из страны, но ему не дали, и потому
у него случился приступ какой-то болезни. Или наоборот, сначала он плохо себя почувствовал и, будучи тяжело больным, не смог собраться с силами и
оказать сопротивление.
— А может, — предположил я, — он прикидывается больным, чтобы его выпустили из страны?
— Как бы там ни было, Мубарак свален, а сейчас
революция идет на запад, в Ливию. Осирис хочет
победить зло, и мы должны ему помочь.
— Как? — не понял я. — Как мы можем ему помочь? Что мы можем сделать?
— Мы должны отправиться в Ливию. Теперь мы
держатели судьбы. Я по работе в экспедициях знаю
несколько вождей туарегов. Они помогут нам перей­
ти границу. К тому же у туарегов существуют свои
колдовские обряды! — подмигнул мне Абан.
29
ПРОЗА
«О, черт!» — подумал я.
— Может, лучше поедем в Каир и выступим против этого лжеца Захи Хавасса? — По телевизору я
видел, как главный по тарелочкам утверждал, будто
ворвавшиеся в египетский музей под покровом ночи
мародеры похитили несколько важных экспонатов,
уничтожили две мумии и сняли всю кассу.
— С ним потом разберемся, — отверг мое предложение Абан, — поверь, у меня с ним, как у археолога-египтолога, личные счеты. Сначала мы должны
помочь Осирису победить смерть и холод и помочь
нашим братьям с запада раскрыть творческие способности.
Убеждая меня, Абан еще долго объяснял мне, что
революция благодаря нам движется на запад, что
Осирис возродился и хочет победить силы тьмы и
тиранов, захвативших землю, и что нам надо ехать
на запад выполнять волю Осириса.
18.
И мы поехали на запад, хотя у меня с первых минут
нашего путешествия возникло жуткое ощущение,
30
что на этот раз охотимся не мы, а сафари идет на нас.
Мы двигались очень быстро, стараясь не отстать от
солнца, этого кровожадного гигантского паука, что
лучами-лапками отталкивался от вершин самых высоких холмов и перепрыгивал с горы на гору. К тому
же хранители и стражи восточного и западного горизонтов — солнечные львы — норовили опустить
свои тяжелые ворсистые лапы нам на голову.
Возможно, поэтому далеко мы не уехали. Где-то
к западу от Каира и плодородной долины Нила, которую в Египте называли Кемет — «черная», где-то
в трехстах километрах к западу, когда пейзаж стал
уныло однообразным и пустынным, а солнце уже
скользило по паутинам тонких перистых облаков,
Абану стало плохо. Лицо его побледнело, и руки
как-то скрючились. Если бы Абан не нажал на тормоз, мы бы точно улетели в кювет и застряли в безжизненных песках.
— Что с тобой стряслось? — спросил я.
— Все нормально! — сказал Абан. — Просто давление чуть подскочило, скоро наладится. Мне просто надо упокоиться. Можешь немного порулить?
юность • 2013
ИЛЬДАР АБУЗЯРОВ
Мы поменялись местами. Абан сел сзади на место
пассажира, откинул голову и закрыл глаза. Но чем
дальше мы ехали, тем бледнее, нет, желтее, становилось лицо Абана. А тело его скрючивалось так, будто он угодил в паутину лучей и солнце своим жалом
выкачивало из него последние силы, как отбирает
их паук у угодившего в тончайшие прожилки-сети
небесного янтаря обезумевшего насекомого.
— С тобой точно все нормально? — заглядывал
я с тревогой в желтевшие с каждой минутой глаза
Абана.
— Слушай, у тебя нет чего-нибудь сладенького? — По его затравленному высохшему взгляду я
понял, что случилось что-то очень неприятное. —
Может быть, конфетка или леденец?
— Нет, — похлопал я себя по карманам. Обычно
я беру из самолета леденцы — так, на всякий случай,
чтобы уши не закладывало, — и они у меня лежат в
карманах по полгода, пока не почернеют, но сейчас,
как назло, в карманах ничего нет.
— Понятно, — криво ухмыльнулся Абан, — ладно,
как-нибудь прорвемся. Ты езжай побыстрей, и давай остановимся у первой заправки.
№ 7 • июль
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
Я погнал во всю прыть машины, время от времени бросая в зеркало заднего вида взгляд на Абана. Но когда его тело стало оплывать и принимать
вид кривой улыбки, когда руки мелко затряслись,
я понял, что мы не прорвемся. Из-за революции и
опасения мародерства ближайшая, через двадцать
километров, заправка оказалась наглухо закрыта. А может, их все позакрывали, потому что все
топливо и запасы еды на всякий случай раскупили
бедуинские племена. Экономическое положение
Египта все более ухудшалось, и за это вынужден
был платить Абан.
19.
— Зачем тебе сладкое? — посмотрел я пристально
в глаза Абана, которые словно отражали жертвенную печень гепатитника Абу Наваса. — У тебя что,
диабет?
— Да, — признался он.
— Давай я тебе сделаю укол инсулина из аптечки.
— Ни в коем случае, — замотал товарищ головой, — не надо никакого укола.
31
ПРОЗА
— Почему? — спросил я. — Я умею делать уколы
не хуже скорпиона.
— Потому что у меня не увеличение, а падение сахара. Останови машину! — истерично прикрикнув,
приказал он. — Останови машину!
Видимо, мои расспросы и советы достали Абана,
и он решил все бросить к черту.
— Давай я помогу тебя выйти, — отстегнул я
ремень.
— Не надо, я сам справлюсь. — Эти слова Абан
произнес уже шепотом, еле слышно, словно отдал
последние силы в истеричном крике.
Скрюченный, он кое-как вылез из машины, держась за дверцу, сделал шаг, и тут его сильно качнуло.
Он упал бы, если бы я не бросился ему на помощь и
не поддержал. За то время, что Абан стоял у дверцы
и примеривался сделать первый шаг, я успел вскочить с водительского места и обежать машину.
— Чем тебе помочь? — я едва сам не забился в накатившей истерике.
— Мне нужен сахар, — еле открывая пересохшие
губы, прохрипел Абан, — хотя бы немного сахара.
— Но где его взять?! — чуть не взвыл я. Кругом
была Сахара с большими таящими в дымке белыми
скалами и тоннами песка — и ни капли, ни кусочка
сахара. Ни грамма сахарной глазури.
— Помоги мне прилечь! — попросил Абан.
Я сорвал с верхов сидений подушки и пытался
подложить их под голову распластавшегося друга,
но Абан лег на вытянутую руку. Он лежал, и в его
стекленеющих глазах отражалось чайного цвета
небо Сахары. Кажется, он терял связь с реальностью.
Беспомощно я уселся рядом, сложил ноги по-турецки. Гнать машину на полной скорости я не мог.
От машины Абану становилось только хуже. Я сидел, вдавливая с силой свои колени в песок. С таким
же успехом мы могли бы просто сидеть у обочины и
ожидать, когда кто-нибудь появится. В этот вечерний час, скорее, кто-то поедет из Каира, чем в Каир.
Тем более в провинции все знали о беспорядках в
столице.
— Дай мне руку, — протянул свою ладонь Абан.
Мы сцепились в крепком рукопожатии, и я почувствовал, будто не от меня, обновленного после
Сохно, к нему, а, наоборот, от него ко мне переливается какая-то энергия. Будто он отдает мне остатки
своих сил.
20.
Абан тяжело, прерывисто дышал и смотрел на горизонт, как затравленный пес. В какой-то момент
показалось, что Абан превращается в собаку. В ту
собаку, которая сторожит подземные города мерт32
вых. Фортификационные сооружения мертвых с потайными ходами и лазами.
— Я не рассчитал силу отката, — собирая по крупицам в себе последние силы, признался Абан, — я
не рассчитал всю мощь отката от совершенного
заклинания и обряда. Меня предупреждали, что этот
обряд могут делать только подготовленные и защищенные жрецы, но я надеялся, что нам поможет
тарикон. Некая высшая сила. Коллективный дух и
разум. Но Мубарак нанес ответный удар, потому что
ему прислуживают настоящие оккультные жрецы.
— Ты не умрешь! — заявил я Абану. — Ты не можешь умереть. Я не верю в это.
— Я умру. И весь мой род тоже погибнет. Мои детишки, которых я не видел уже две недели. Жена, с
которой я развелся, хотя по-прежнему все еще люб­
лю ее.
— Нет, — покачал я головой, а что мне еще оставалось?
— Как ты думаешь, может, мы зря это затеяли?
Может, нам надлежало смириться с нашей участью
и судьбой?
На сомневающегося Абана смотреть не было
никаких сил. Его тело врылось в песок, формируя
форму для новой жизни, для нового Абана или
того, кто займет его место. В лучах заката переливающийся песок походил на янтарь, в который
залипало все живое, на «солнечную ладью», на которой Абан вот-вот готов был отправиться в потусторонний мир.
— А может, мне поесть это? — высунул он язык
и начал лизать Сахару. Теперь он походил не просто на собаку. На павиана из павианьего народа
псоглавцев. А я вспомнил, как в детстве в сосновом
бору пытался слизнуть янтарную смолу, как брал у
сварщиков карбонат, и совал его в рот, и пускал волшебный дым. Чего только не придумаешь в детстве,
чтобы стать магом и совершить нечто значимое. Но
вот времена изменились, а мы с Абаном с помощью
архаичных заклятий превращаемся в новых существ, питающихся черт знает чем. Мы повзрослели, но остались прежними, а завтра мы уже не будем
меняться. Завтра мы умрем.
Глядя на измученное, иссохшее тело Абана, становилось понятно, что могущественная сила отката
и в самом деле сработала. Абан слизывал последние
крохи с ворсистых лап хранителей пустынь, а там,
в кварталах Маади и Замалик, в это время небожители по-прежнему танцевали на столах и вкушали
божественный напиток виски.
Они наверняка говорили, что революция — это
напрасная затея. Что она ничего не даст беднякам, а только ухудшит ситуацию. Они улыбались и
выспрашивали друг у друга, кто за все это будет плаюность • 2013
ИЛЬДАР АБУЗЯРОВ
тить и за чей счет весь этот банкет. Они были правы,
нам действительно становилось хуже. Мы вот-вот
готовы были своими телами оплодородить эту почву, чтобы столы в районах Замалик и Маади всегда
трескались от еды.
21.
— Нет, так не может больше продолжаться! — вскочил я в ярости и стал рыться в поклаже, выкидывая
из своего рюкзака одну шмотку за другой. Я рылся в
карманах и складках в поисках хоть чего-то сладкого. Безрезультатно. Я выкидывал все подряд прямо
на песок — и вдруг...
— Есть, — нащупал я в кармане вельветовых брюк,
между складками, раскрошенное печенье с кунжутом. Даже не печенье, а полпеченюшечки.
Ветер хлестал меня по рукам, а я даже не мог отмахнуться от колючего песка. Хамсин особенно неприятен в пустыне, здесь он напоминает нашу зимнюю пургу и от его порывов леденеют руки.
— Есть! — завопил я. — Сахар, я нашел сахар!
Я стал сыпать крошки печенья прямо в рот Абану. Хорошо, что у него так помутнело в глазах, что
он почти ничего не чувствовал и не видел. Сила
веры и самовнушения — великая вещь! Пусть он будет уверен, что съел настоящий сахар. Может, ему от
этого станет легче. Высыпав все до последней крохи
под язык Абану, я стал лить ему в рот воду из бутылки, чтобы Абан смог проглотить превратившуюся в
желтый песок печенюшку. Вода стекала с лица Аба-
№ 7 • июль
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО
на на землю, моментально впитывалась в растрескавшуюся почву и бесследно исчезала.
— Я прошу, — произнес еле слышно Абан, сильно
вдавливаясь своими пальцами мне в кисть, — я прошу, чтобы ты не останавливался и довершил начатое, как бы плохо нам ни было…
— Хорошо, — пообещал я.
Он улыбнулся, как улыбалось мне солнце, наполняя меня энергией дня грядущего, а у Абана эту
силу забирая, как неизбежно ее отнимает день прошедший. Я держал его на одних своих пальцах над
черной пропастью из последних сил. Сколько у нас
еще их осталось?
— Помни, они не бессмертны, — взяв паузу, оскалился Абан. — Небожителей тоже можно отловить и
съесть. И ты сожрешь их!
Скрюченные руки Абана впились в мое предплечье, словно острые зубы, оставляя там след. Благо мы по-прежнему держались за руки, сцепившись в
нечто большее, чем он и я по отдельности, переплетя
наши длинные корявые тени. Четыре руки, четыре
ноги, четыре глаза и двадцать следов от подушечек,
личных, неповторимых отпечатков. Большой, указательный, средний, безымянный, мизинец. А высоко в небе, под толщей космоса и небесной кожей,
планета Осирис. Думаю, я не смогу описать словами
наше с Абаном и Осирисом единство. Я лишь могу
сказать, что ощущал биение Осириса в точке нашего
слияния большим, указательным, средним, безы­
мянным и маленьким «я».
33
100 книг, которые потрясли мир
«Юность» продолжает развивать новую рубрику — «100 книг, которые потрясли
мир». Не только потому, что продолжаются споры вокруг предложения Владимира
Путина о списке 100 книг, которые должен прочитать каждый выпускник школы. Не
только потому, чтобы выявить свои вкусы или чье-то безвкусие. И не потому, что
в мире существует всего 100 книг, которые почитать еще как стоит. Конечно, их
гораздо, гораздо больше. Но на эту сотню книг обратить внимание стоит — чтобы
отблагодарить и время, и планету, которые породили великих писателей.
Уважаемые читатели! Редакция предлагает всем вместе составить список 100 книг,
которые потрясли мир и которые необходимо прочитать каждому выпускнику. Ждем
ваших писем и всем спасибо за первые отклики.
Елена Сазанович
Елена Сазанович — писатель, драматург, сценарист, член Союза
писателей России, член Высшего творческого совета Московской
городской организации Союза писателей России, главный редактор
международного аналитического журнала «Геополитика».
Лауреат литературных премий: журнала «Юность» имени Бориса
Полевого; имени Михаила Ломоносова; имени Н. В. Гоголя в конкурсе
Московской городской организации Союза писателей России и Союза
писателей-переводчиков «Лучшая книга 2008–2010 годов»; Союза
писателей России «Светить всегда» имени В. В. Маяковского;
международного литературного журнала TRAFIKA (Прага — Нью-Йорк).
Наряду с другими известными писателями и деятелями
культуры в 2006 и 2007 годах была представлена в альбомеежегоднике «Женщины Москвы».
В
Михаил Юрьевич Лермонтов.
Герой нашего времени
июле 1841 года в семь часов вечера на небольшой
поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северо-западного склона горы
Машук, два русских офицера, два бывших товарища
сошлись на дуэли. Небо почернело. Вот-вот должен
был пойти дождь. Один из офицеров демонстративно поднял руку вверх и разрядил пистолет в воздух.
Он дал понять, что убивать не собирается. Второй не
стал медлить и выстрелил в своего приятеля — в упор,
в грудь. Пуля прошла навылет. Смерть наступила
мгновенно… Хлынул ливень, словно желая поскорее
смыть пролитую кровь. И гремел гром. И суровые
горы гневно молчали… Так был подло расстрелян великий русский поэт, прозаик, драматург, художник,
автор первого русского психологического романа
«Герой нашего времени» Михаил Юрьевич Лермонтов. Так в очередной раз была расстреляна русская
культура.
34
Самое удивительное не то, что Лермонтов был гением, — на гениев Россия щедра. Самое удивительное — сколько гениального он сделал за неполные
двадцать семь лет. А сколько бы еще мог!
Вся его такая короткая долгая жизнь — это протест и мятеж. «Прощай, немытая Россия! / Страна
рабов, страна господ…» Так еще в поэзии никто не
кричал… Безусловно, своей откровенностью Лермонтов не мог не подписать себе приговор. Точно так же
несколько лет назад подписал себе приговор гениальный Пушкин.
Лермонтов «на второй день» занял место Пушкина. Как говорится, по велению Божию. И по аналогичному сценарию был убит. По велению безбожной
группки людей…
Хотя на фоне дуэли Пушкина с Дантесом дуэль
Лермонтова с Мартыновым выглядела гораздо некрасивее, непорядочнее, бесчестнее. В первой дуэли
юность • 2013
ЕЛЕНА САЗАНОВИЧ
хоть внешние правила приличия были соблюдены.
Во второй — просто игра без правил. Без экипажа,
без врача, без договора — кто первый. На расстоянии
четырех-шести шагов. В упор. Когда расстрел неизбежен. Причем в первой истории русского поэта убил
иностранец. А здесь — наш, однокашник, товарищ…
Еще накануне Лермонтов со свойственной ему
задиристостью и черным юмором заявил: «Стану я
стрелять в такого дурака». Он в товарищей не стрелял.
Накануне дуэли он был весел и даже распил бутылку
шампанского.
Впрочем, он всегда вел себя вызывающе. Еще будучи студентом Благородного пансиона при Московском
университете, принимал активное участие в столкновениях с реакционной профессурой, из-за чего вынужден был оставить учебу, поступить в Петербургскую
школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских
юнкеров. Там он и познакомился с Мартыновым. Там
Мартынов и стал его если не другом, то приятелем
точно. Знал бы Лермонтов, что его товарищ станет его
убийцей! Как любил повторять Наполеон: «Господи,
избавь меня от друзей, а с врагами я и сам разберусь!»
А пока великий поэт «ищет бури». Добровольно.
Смерть Пушкина его потрясла. Это был кумир. И Лермонтов честно напишет: «Погиб поэт, невольник чести, / Пал, оклеветанный молвой…» И обвинит в том
власть. И власть ему этого не простит. Лермонтов, как
и Пушкин, станет личным врагом царя Николая I…
За год до гибели Михаил Юрьевич напишет «Героя
нашего времени». Это абсолютно точное попадание во
время. В бесконечное время, где есть несправедливость
и от этого — мучительная тоска и бессмысленность мучительной жизни. Лермонтов был по натуре мученик.
Возможно, история подобных мыслителей-мучеников
еще не рождала. Или родила гораздо позже. «Герой нашего времени» — это герой и одновременно не герой
потерянного поколения… Это немцы думали, что их Ремарк первым описал «потерянное поколение». Это американцы полагали, что их Хэмингуэй первым сожалел
№ 7 • июль
МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ. ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
о «потерянном поколении». А все случилось гораздо
раньше. И о «потерянном поколении» первым написал русский поэт. В прозе. Правда, назвали их «лишние
люди». Потерянные и лишние. Может быть, и не синонимы в лексике. Но в философии очень даже.
Лишний человек от рождения духовен, но духовность
прикрывает
бездушием.
Нравственность — цинизмом. Образованность и ум — леностью.
Чувства — равнодушием. Он обязательно политичен,
но прикрывается презрением к политике. Он способен на большую любовь, но довольствуется малой. Он
полон надежд, но живет лишь разочарованием. Он
красноречив и обаятелен, но одинок. Он ненавидит
общество, равно как общество ненавидит его. И общество считает, что он идет против него. Но это не
так. Он идет против собственной жизни, собственной судьбы. И, конечно, против себя. Он всю жизнь в
маске. И от этого задыхается. По сути, у него вполне
могла быть благополучная жизнь, но он от нее отказался. Он предпочел оказаться в стороне от жизни и
от себя. И наблюдать за жизнью и за собой со стороны. Иначе он был бы не он. И про него не написали бы
классики разных веков и разных стран...
Разрешения на достойные похороны Лермонтова
получить так и не удалось. Духовенство боялось! Без
разрешения властей! Ведь погибший на дуэли — как
самоубийца. Прах для земли? Нет, не достоин. Зато гораздо позже, спустя тридцать четыре года, без всяких
проволочек будет достоин погребения по церковным
канонам его убийца. Который, впрочем, и при жизни
не был наказан. Вот такое безнаказанное убийство
русской культуры.
Творчество Лермонтова — это призыв к борьбе и
подвигу. Может быть поэтому (по словам князя Васильчикова) в Петербурге в высшем «благородном»
обществе смерть поэта встретили отзывом: «Туда
ему и дорога…» А «добрый» царь Николай I вообще
был категоричен, цинично заявив: «Собаке — собачья смерть…» Прав был генерал Граббе: «Несчастная
судьба нас, русских. Только явится между нами человек с талантом — десять пошляков преследуют его до
смерти».
И все же талант — от Бога, а не наоборот. Талант от
Пушкина, а не от Дантеса. От Моцарта, а не от Сальери.
От Лермонтова, а не от Мартынова.
«Жизнь — вечность, смерть — лишь миг», — однажды написал Михаил Юрьевич. Но, увы, его жизнь
обернулась мигом. Зато смерть — вечностью. И он
остался где-то там. «Где белеет парус одинокий». Где
«хрустальные есть города». И «лесов безбрежных колыханье». Где нет «позора мелочных обид». И где не
убивают поэтов. Он где-то там. «И вечностью, и званием наказан…» Как и еще 99 писателей, которые потрясли мир.
35
Как беден наш язык! / Пожалуйста, говорите по-русски!
Марианна ТАРАСЕНКО
Марианна Тарасенко родилась в Новосибирске. Окончила
филологический факультет Тартуского университета
(специальность «филолог-русист, преподаватель»).
Работала учителем в школе, затем на кафедре
русского языка Таллинского политехнического
института. После ликвидации кафедры еще пять
лет проработала в школе. В настоящее время
работает редактором (в том числе и литературным)
выходящего в Эстонии на русском языке
еженедельника «День за днем».
Прыгающие предлоги
В
№ 5 «Юности» за 2013 год мы начали беседу о
предлогах, но не упомянули еще об одном их свойстве: предлоги умеют прыгать. Правда, не у всех, а
только у людей, небрежно относящихся к своей
речи. И они довольно часто допускают выражения
вроде «я позвоню тебе через минут двадцать», «они
очень привыкли к друг другу»... И, увы, не всем это
режет ухо. А глаз не режет?
То, что в русском языке не существует определенного порядка слов в предложении, — сказки для
самых маленьких. Он существует, пусть и часто нарушается. Но нарушается не просто так, а с определенной целью. Рассмотрим первую фразу, а точнее,
ее часть — «через минут двадцать», состоящую из
предлога, существительного и числительного. Мы
знаем, что предлог должен находиться перед существительным. Но и числительное должно находиться перед существительным, когда оно обозначает
точное количество предметов, которые обозначает
существительное. (Последнее предложение, если его
тонкий смысл был понят не сразу, можно прочитать
раза три.)
А в переводе на нормальный язык это значит,
что если у нас есть, допустим, поросята в количестве
пяти штук (голов, пятачков), то мы обычно говорим
«у нас пять поросят», а не «у нас поросят пять» (так
мы скажем, если в точном количестве животных
не уверены). И если потребуется привлечь еще и
предлог, то мы поместим его на первое место — «к
пяти поросятам». Стало быть, правильный порядок
слов — «через двадцать минут».
№ 7 • июль
Но опять же, в том случае, если время определено точно: например, через двадцать минут начнется
сеанс, прибудет поезд и так далее. А если мы имеем
в виду не точное время, а приблизительное, то порядок слов меняется и существительное в конструкции
перемещается на первое место: минут через двадцать. И тогда наш собеседник будет знать, что наступления долгожданного момента следует ожидать
с одинаковой вероятностью как через восемнадцать
минут, так и через двадцать пять. Тот же оттенок
приблизительности будет и в конструкции без предлога — «минут двадцать».
Предлог здесь вообще ни при чем, он остается на
своем законном месте, перед числительным, и никуда прыгать не должен. Поэтому страшного ужаса
«через денька два» и «через часа четыре» в природе
не существует вообще: только «денька через два»,
«часа через четыре». И, естественно, «минут через
двадцать».
Вторая конструкция, в которой предлог пытается
заниматься легкой атлетикой, — это «друг к другу»,
превращенная нашими умельцами в уродца «к друг
другу». Это вообще абсурд. «Друг к другу» означает «один к другому». Если мальчик по имени Саша
отправляется в гости к девочке по имени Маша, никому не придет в голову заявить, что пошел «к Саша
Маше». Или, если вы настаиваете на существительных второго склонения, то про ковбоя Билла, спешащего на встречу с приятелем Ником, вряд ли скажут
«к Билл Нику поскакал»... Вам смешно? Но «к друг
другу» смешно точно так же, и так же бессмысленно.
61
Как беден наш язык! / беседы в беседке
Петр ПУСТОВАЛОВ
Петр Семенович Пустовалов — преподаватель русского
языка и литературы с шестидесятилетним стажем (МГПИ им. Ленина,
Полиграфический институт, московские школы), кандидат
педагогических наук, доцент, методист. Отличник народного
образования СССР, отличник народного просвещения РСФСР.
Автор более пятидесяти литературных статей, восьми
учебных пособий для вузов, школ и техникумов. Его работы
публиковались в ГДР и Польше. Под руководством П. С. Пустовалова
защищено восемь кандидатских диссертаций.
’ ним… По-русски ли это?
Шинэль… Позво
В
очередной беседе с читателями журнала мы хотим поделиться своими наблюдениями за состоянием культуры русской речи в наши дни, потому что
по-прежнему считаем, что искажение устоявшихся и
принятых носителями родного языка норм есть позорнейшее свидетельство падения речевой культуры
в стране. Говоря об этом, мы не можем не согласиться, на наш взгляд, с мнением писателя, публициста
Бориса Шергина (г. Архангельск): «…весь народ
русский на Севере, на Волге, в срединной России, в
Сибири читает и слушает эту речь и находит, что все
сказанное статно и внятно (выделено нами. — П. П.).
Неблагополучие с речевой культурой в обществе
признает и президент. В начале этого года, выступая перед общественностью по проблеме укрепления межнациональных отношений в государстве, он
призвал «к сбережению русского языка», видя в нем
надежный и чуть ли не единственный фундамент, на
котором и может быть выстроено единое, мощное
здание государства.
Уместно в связи с этим напомнить читателям и
слова известного общественного деятеля начала XIX
века А. С. Шишкова, считавшего, что процветание
государства невозможно «без чистоты и разума языка» (выделено нами. — П. П.).
В последнее время много, порой слишком много
говорят о власти, о путях реформирования полити62
Владыки и те исчезали
Мгновенно и наверняка,
Когда невзначай посягали
На русскую суть языка.
Ярослав Смеляков. Русский язык
ческой системы в стране, но вот о том конкретном,
что сделано для «сбережения языка», его сохранения и умножения, говорится и делается, к сожалению, очень и очень мало (об этом мы опубликовали
в течение 2008–2013 годов ряд статей в журналах
«Литературная учеба» и «Юность»).
Чтобы читатель не обвинил нас в субъективизме и пуризме, приведем ряд примеров, фактически
совпадающих с нашими взглядами на эту проблему. Так, лингвист Василий Ирзабеков («Тайны русского слова», М., 2008) делает, по нашему мнению,
очень важный вывод: «…весьма прискорбный факт,
что серьезные дефекты в произношении первого (и
последнего) президента Советского Союза больно отдаются и поныне, когда то и дело слышишь
от должностных лиц, что работу надо “углу´бить”,
что некое уголовное дело “возбу´ждено”, что кто-то
“осу´жден” — и все это с совершенно диким ударением на втором слоге». Повторяюсь, но не могу вновь
не привести слова гениального Чехова: «Какая гадость чиновничий язык!»
В один ряд с мнением ученого-лингвиста можно
поставить и мнение популярного актера театра и
кино Леонида Ярмольника: «У нас даже политики
говорят на плохом русском. Нужно запретить показывать по телевизору депутатов, которые не умеют
говорить грамотно» («МК», 16.02.2013).
юность • 2013
ПЕТР ПУСТОВАЛОВ
В этом же номере газеты продолжает эту мысль
и Евгений Ройзман: «У молодежи утеряно чувство
языка, люди с высшим образованием не читают и не
умеют грамотно писать». Убежден, что он говорит
не о нарушениях орфографических и пунктуационных норм, а о нарушениях прежде всего речевых
норм литературного языка…
Нам бы не хотелось перегружать статью аналогичными примерами, тем не менее возьмем еще
один любопытный факт, свидетельствующий как
раз о том, как «сберегается и умножается наш язык».
Пятого марта на одном из новостных каналов шел
репортаж с Арбата. Камера оператора сумела запечатлеть удивительный слоган: «Сударь, хватит
топать, пора блины лопать!» Любопытно было бы
узнать, как иностранные туристы (а их на Арбате
всегда немало!) реагируют на этот образец «меткости и выразительности» нашего языка? Репортер же,
профессия которого как раз и обязывает его бороться «за сохранение и умножение» нашего языка, даже
не заметил его. Поразительно, что такой «шедевр»
мы увидели на Арбате, который всегда был и остается своеобразной Меккой для всех приезжающих в
Москву…
А. И. Ефимов, профессор МГУ им. Ломоносова, в
свое время напоминал: «Образцовая речь, конечно,
немыслима без соблюдения грамматических и произносительных норм языка» («Стилистика русского
языка», М., 1969).
Считаем, что в рамках журнальной статьи нет
необходимости включаться в дискуссию о том, что
такое нормы в языке, насколько они обязательны
и возможна ли их демократизация, под которой в
наши дни все отчетливее проводится и отстаивается
стремление потеснить традиционно сложившиеся и
научно обоснованные нормы в языке и «узаконить»
как норму произношение, принятое не только в среде людей, недостаточно подготовленных к пониманию внутренних законов языка, но и в среде так называемой продвинутой молодежи, представителей
нового современного искусства (актеров, режиссеров, художников) и т. д.
Причем чаще всего в этих спорах в качестве
«судьи» выступают не лингвисты, не исследователи проблем стилистики речи, а субъективное «я»:
«Я так говорю, так говорят мои знакомые, мои друзья, значит, это и есть норма». В одной из статей
нами приводилось мнение ведущего «Открытой
студии» на 5-м канале: «А я никогда и не склоняю
слово “Пулково”»! Следовательно, раз я не склоняю
слово, так для меня это и есть норма. Зачем спорить!
Удивило меня и заявление преподавателя филологического факультета МГУ им. Ломоносова: «Нужно ли спорить о том, как произносить “звони́т” или
№ 7 • июль
`
ШИНЭЛЬ… ПОЗВОНИМ…
ПО-РУССКИ ЛИ ЭТО?
“зво́нит”. Все равно последний вариант произношения скоро станет нормой».
А ведь еще в 1948 году Е. С. Истрина писала:
«Норма определяется степенью употребления при
условии авторитетности источников («Нормы русского литературного языка и культуры речи», М.-Л.,
1948). Как видим, исследователь в качестве «судьи»
называет не субъективное «я» говорящего, а «авторитетность источников».
Повторяем: рассмотреть все нормы в одной статье практически невозможно, поэтому в дальнейшем
изложении материала мы ограничимся лишь произносительными нормами, поговорим о наиболее часто
встречающихся нарушениях орфоэпических норм
в речи тех, кто по роду своей профессии должен бороться, повторяем, за «сбережение и умножение родного языка». К. С. Горбачевич («Нормы современного русского литературного языка», М., 1981, 2-е изд.)
пишет: «Трудно переоценить роль литературного
произношения — одного из важных показателей
общего культурного уровня современного человека. У нас еще наблюдается если не безразличное, то
чересчур снисходительное отношение к нарушениям
орфоэпических (т. е. произносительных) норм».
Обоснованно утверждаю, что работа над повышением произносительной культуры учащихся до
сих пор не занимает соответствующего места и в
преподавании русского языка и литературы в школе. С горечью приходится признать, что нередко
словесники даже не слышали такого слова, как «орфоэпия» (автор проработал в школе свыше пятидесяти лет).
В наше время роль правильного произношения
особенно возросла. Общественные и государственные деятели, писатели, деятели театра и кино выступают по телевидению, их слышат (а часто и им
подражают) тысячи и тысячи людей. Конечно, не
следует забывать, что звуковая сторона речи влияет
и на восприятие текста. Академик Л. В. Щерба всегда подчеркивал, что нормальным языком можно
считать лишь то, что «произносится вслух хотя бы
мысленно».
В публицистическом стиле произносительные
нормы играют особую роль, потому что для радиои телепередач звуковая сторона речи имеет не только смысловое, но и эстетическое значение. Хорошее
выступление всегда представляет собой единство
смысловой и образной стороны речи. Часто небрежность в звуковом подборе слов лишает выступление
ясности и точности, что в конечном счете мешает
слушателям глубоко и правильно воспринимать
сказанное.
Нам кажется, что ни одна другая область русского языка не вызывает сейчас столько споров,
63
КАК БЕДЕН НАШ ЯЗЫК! / БЕСЕДЫ В БЕСЕДКЕ
недоумений, как нормы ударения. К. С. Горбачевич
справедливо считает, что «правильная постановка
ударения является необходимым признаком культурной, грамотной речи. Есть немало слов, произношение которых служит как бы лакмусовой бумажкой уровня речевой культуры».
Вряд ли нужно доказывать, как важно помочь
овладеть правильным ударением. Уровень знаний в
этой области у школьников, студентов, репортеров,
телеведущих назвать удовлетворительным можно
лишь с большой осторожностью. К сожалению, говорящий часто забывает о смыслоразличительной
функции ударения. К примеру: «Судно вынуждено
было заходить в некоторые иностранные порты` для
мелкого ремонта» (из телевизионного репортажа).
Между тем слово с таким ударением (порты`) обозначает в русском языке известную часть мужской
одежды (порты` — брюки, штаны, отсюда и слово
«портки»). Та же ошибка и в следующих фразах:
«Погруже́нные на платформу вертолеты были отправлены в воинскую часть» (надо: «Погру´женные
на платформу…»), «Погру´женные в воду изделия
приобрели красноватый оттенок» (надо: «Погруже́нные в воду изделия…»). Аналогична роль ударения и в следующих парах слов: мука` — му´ка, казачки́ — каза`чки. Уже этих примеров достаточно
для того, чтобы понять: при постановке ударения в
слове нельзя руководствоваться субъективным «я»,
нужно исходить из сложившихся внутренних законов языка. Правда, в русском языке ударение разноместное и подвижное, что, естественно, создает
определенные трудности для его усвоения. Так, довольно часто ударение выступает способом выражения грамматических значений слова: сделать анализ
крóви (родительный падеж) — в крови́ обнаружено…
(предложный падеж); воспользоваться кру´гом (творительный падеж) — заполыхало кругóм (наречие).
Говоря о колебаниях русского ударения, напомним, что в языке существует группа слов, в которых
ударение закрепилось в речи в связи с социально-профессиональной деятельностью отдельных
групп людей. Число этих слов невелико: компа`с, рапóрт (у моряков), ша`сси (у летчиков), атóмный (у
физиков), искра` (у шоферов). Называем эту группу
слов лишь для того, чтобы подобные ударения не
считались нарушением принятых норм литературного языка.
При выяснении причин колебания ударения необходимо остановиться и на причинах внутреннего
характера, в частности, к ним лингвисты относят
ассоциации по смежности и по сходству. Влияние
аналогии обычно наблюдается «при перестройке
ударения «внутри» слова, т. е. между отдельными
формами слова» (К. С. Горбачевич). В современном
64
языке, считает он, заметно, например, стремление
к выравниванию ударения у кратких форм страдательных причастий. Традиционная норма обособляет ударение в форме женского рода: прóдан,
прóдано, прóданы, но продана`; взя`т, взя`то, взя`ты, но
взята`; скло́нен, скло́нно, скло́нны, но склонна`. Правда, словарь «Трудности словоупотребления» (1973)
допускает как сниженный вариант литературной
нормы ударения «про́дана», «взя`та», «скло́нна».
Следует признать, что на практике, в процессе
«живого» говорения форма женского рода все же
подстраивается к остальным и теряет свой различительный признак (скло́нна).
Стремление к обособлению ударения в форме женского рода мы наблюдаем и у некоторых
кратких прилагательных: (костюм) ма`л — (шапка)
мала` — (платье) мало́.
Исследователи отмечают, что при выборе ударения в современном языке наблюдается постоянная
борьба между ассоциациями по смежности (стремление сохранить словообразовательную зависимость) и ассоциациями по сходству. Так, К. С. Горбачевич приводит характерный пример такой борьбы:
в глаголе «ви́хриться» старое ударение от существительного «ви́хрь» уступает место глаголу «вихри́ться» по аналогии с глаголами «кружи́ться», «ви́ться»,
«носи́ться».
Особого внимания потребует и постановка ударения в устойчивых словосочетаниях и фразеологических оборотах. В них оно, как правило, закрепленное: «терпеливое ожидание у´тра», но «с утра`
полил дождь»; «повесить на сте́ну», но «лезть на`
стену от боли»; «поехать за` город», но «вынести
предприятие за гóрод». Общеизвестно, что понятие
нормы словесного ударения чаще всего индивидуально, рассмотреть все случаи и дать какие-то общие рекомендации в одной статье фактически невозможно. Поэтому в дальнейшем мы постараемся
акцентировать внимание читателя на тех группах
слов, в которых говорящий чаще всего допускает
ошибки или колеблется в выборе ударения. Так, в
паре слов «договóр — дóговор» второе слово с ударением на первом слоге относится к числу речевых
ошибок, однако в последнее время в ряде словарей
(«Малый академический словарь», «Орфоэпический словарь», «Трудности словоупотребления»)
отношение к нему несколько смягчилось, и оно
дается с пометкой «разг.». Следовательно, такое
произношение (дóговор) нормой не является. Станет ли такое произношение слова нормативным в
дальнейшем, сказать определенно нельзя. Нормативным и эстетически приемлемым считается сейчас произношение «договóр» с ударением на последнем слоге.
юность • 2013
ПЕТР ПУСТОВАЛОВ
Не менее популярно и слово «кварта`л». Хотя
словари, пособия по культуре речи единодушно отвергают произношение этого слова с ударением на
первом слоге (ква`ртал), тем не менее оно (это слово) чрезвычайно распространено, и этот факт не может оставить нас равнодушными. Надо решительнее
бороться с подобной ошибкой в речи репортеров,
телеведущих, в речи государственных и общественных деятелей, так как у них перенимают такое произношение люди, не изучавшие в свое время по-настоящему законов родного языка.
К. С. Горбачевич приводит любопытный пример, подтверждающий, какую роль играет в повседневной речевой практике «образец» ошибочного
произношения. Известные лингвисты В. Г. Костомаров и А. А. Леонтьев рассказывают: «Покойный
вице-президент АН СССР И. П. Бородин, крупнейший металлург и человек высокой культуры, на вопрос, как он говорит: киломе́тр или килóметр, дал
такой ответ: “Когда как. На заседании президента
Академии — киломе́тр, иначе академик Виноградов морщиться будет. Ну а на Новотульском заводе, конечно, килóметр, а то подумают, что зазнался
Бородин”» («Вопросы языкознания», 1980). Понятно, так рассуждает образованнейший человек, а
рядовой инженер, станочник, услышав «килóметр»
в выступлении академика, вне всякого сомнения,
возьмет это на свое речевое «вооружение», и переубедить его будет крайне сложно (ведь так говорил у
нас на заводе сам академик!).
Хочется привлечь внимание и еще к одной группе
слов, которая также вызывает не меньшую «головную боль» у говорящих. Мы имеем в виду существительные на -ия: индустри́я, металлурги́я, логопеди́я,
драматурги́я и др., в произношении которых наблюдается постоянный разнобой: нередко слышим
в речи даже специалистов «инду´стрия», «металлу´ргия» и т. д. Какое же произношение следует считать
соответствующим литературной норме? По мнению
К. С. Горбачевича, «больше шансов на победу имеют варианты с ударением по греческой модели на
-и́я (индустри́я, металлурги́я и т. п.).
По его мнению, в настоящее время мы наблюдаем и «экспансию» наконечного ударения у прилагательных в кратких формах множественного числа
(близки́, верны`, просты` и т. п.). Правило, согласно
которому ударение в кратких прилагательных множественного числа должно строго соответствовать
форме среднего рода (например, бли́зко — бли́зки,
ве́рно — ве́рны, про́сто — прóсты и т. п.) безнадежно
устарело.
Поскольку мы говорим об ударении и его роли
в сохранении норм языка в повседневном речевом
общении, то не можем пройти мимо постоянных и
№ 7 • июль
`
ШИНЭЛЬ… ПОЗВОНИМ…
ПО-РУССКИ ЛИ ЭТО?
порой горячих споров по поводу привычных нам
глаголов «зво́нит» и «звони́т», «повтóрит» и «повтори́т». К счастью, большинство интеллигенции,
студентов осуждает ударение «зво́нит», «повто́рит»,
хотя, по словам писателя Б. Тимофеева, «приходится, однако, признать, что это ударение — увы! —
весьма прочно вошло в нашу бытовую разговорную
речь. Так говорят и школьники, следовательно, ни
дома, ни в школе их никто не поправляет. Печально…» («Правильно ли мы говорим?», Л., 1961).
Общеизвестно, что звучащая речь — основная
форма существования языка. Важнейшим требованием, предъявляемым к ней, является и требование благозвучия. Оно было сформулировано еще
в античных риториках. Как утверждал Аристотель,
«написанное должно быть удобно читаемо и удобно
произносимо».
«Благозвучие, — утверждает И. Б. Голуб, — предполагает наиболее совершенное с точки зрения говорящих на данном языке сочетание звуков, удобное
для произношения и приятное для слуха» («Стилистика современного русского языка», М., 1976).
Конечно, орфоэпическая система претерпела и
продолжает претерпевать изменения в настоящее
время. Поэтому вполне объяснимо, что за ними следят не только специалисты, но и рядовые, если можно так сказать, носители языка, для которых мысли
«о сбережении языка» не являются пустой, дежурной фразой.
Понятие благозвучия неразрывно связано
прежде всего и с эстетической оценкой звуков
речи. «Русский язык, — пишет В. Г. Костомаров, — особый, животворящий, “животворный”,
полный разума. В нем столько музыки и столько
красоты!» («Жизнь языка», М., 1994). В нем, продолжает ученый, отразились «печаль и нежность
природы, тысячелетний опыт предков, голос вещего
Болна и извечное хоровое начало на равнинных и
лесных просторах, радость и напевы матери, звонкая чистота рассветов, широта морей и пашен». Ярким, ни с чем не сравнимым образцом благозвучия,
музыкальности речи могут служить замечательные
строки М. Ю. Лермонтова:
Русалка плыла по реке голубой,
Озаряема полной луной…
М. Горький, беседуя с молодыми писателями,
советовал внимательнее относиться к благозвучию
речи, избегать «скопления» в языке «шипящих словосочетаний: вши, вша, вшу, ща, щей» (слишком
много «вшей»!).
Раз уж мы заговорили о благозвучии речи, необходимо обратиться и к вопросу о произношении
65
КАК БЕДЕН НАШ ЯЗЫК! / БЕСЕДЫ В БЕСЕДКЕ
заимствованных слов. За последние десять-пятнадцать лет иноязычная лексика мутным потоком хлынула в нашу разговорную (устную и письменную)
речь. С одной стороны, это оправдано: укрепляются и развиваются политические, экономические и
культурные связи нашей страны с государствами
Европы, Азии и Америки, «открылись двери» и для
наших граждан, которые без особых затруднений
едут в эти страны на работу, учебу, едут и как туристы. С другой стороны, употребление иностранных
слов становится своего рода модой, желанием подчеркнуть свою некую «избранность» в обществе.
Вне всякого сомнения, никто не отменял и не
отменяет общий закон освоения (русификации) заимствованных слов: в большинстве своем они постепенно подчиняются и будут подчиняться произносительным нормам нашего языка. Однако
устоявшиеся нормы, чаще всего из-за незнания законов развития языка, грубо нарушаются, что и приводит к серьезным орфоэпическим ошибкам. Так, сейчас мы столкнулись с агрессивным проникновением в
нашу речь слов со звуком «э», серьезно нарушающих
благозвучие, музыкальность языка: прэсса, музэй,
сэссия, Одэсса, тэрмин и т. д. В школе учащиеся без
труда усваивают один из законов фонетики: твердые
и мягкие согласные — это разные звуки, они выполняют смыслоразличительную функцию (был — бил).
Р. И. Аванесов, крупнейший специалист в области орфоэпии, в особую группу объединяет произношение трех слов: поэт, поэзия, поэма. Он считает,
что в научных выступлениях, в чтении актеров со
сцены эти слова должны произноситься с безударным гласным «о», в обиходной, разговорной речи
допускается безударный гласный «а» (паэт, паэма,
паэзия). Безударный гласный «о» сохраняется и в
некоторых книжных словах (досье, сонет, бомонд).
До сих пор продолжается своего рода борьба
при произношении слов, в которых есть сочетание
согласных звуков -чн- и -шн- (скучно — скушно).
По мнению многих исследователей, -чн- под влиянием графического написания все сильнее вытесняет -шн-, считавшееся признаком московской орфоэпической нормы. Орфографическое произношение
-чн- в настоящее время не считается нарушением
нормы. Тем не менее словарями и справочниками
по орфоэпии узаконено -шн- в словах «конечно»,
«что», «скучно», «нарочно», «яичница», «скворечник». Колеблется произношение слов «булочная—
булошная»; «прачечная — прачешная». Вне всякого
66
сомнения, к этой группе нельзя относить следующие
пары слов: молочница (с -шн-) — женщина, продающая молоко, и молочница — медицинский термин;
друг сердечный (с -шн-) и сердечные капли (медицинский термин). Нормой считается и произношение некоторых женских отчеств: Никитична (с -шн),
Ильинична (с -шн-).
Понятно, орфоэпическую систему нельзя рассматривать как нечто застывшее, своего рода свод законов для говорящих. Меняется общество, меняются
люди и их взаимоотношения, поэтому закономерно желание как-то изменить нормы, приспособить
их к «пожеланиям» нового поколения. Конечно,
этот процесс медленный, длительный, часто новая
произносительная тенденция в языке уживается с
традиционной, и выбор нужной произносительной
нормы решается человеком индивидуально в соответствии с уровнем своего интеллектуального развития, с речевыми пристрастиями своей семьи, ее
окружения и т. д.
Мы говорим о том, что допустимы различные
варианты произношения, однако вряд ли можно
принимать как норму агрессивное наступление на
нашу речь так называемого «гаканья», когда взрывное «г» в словах произносится как «г» фрикативное
(например, в словах «берег», «горячий). Нас, студентов, специально предупреждали не смешивать
произношение слов «бок» и «Бог» («Бох»). Сейчас
же даже в речи священников часто слышишь «Бог —
Бок». Прогнозировать, по какому пути пойдет наша
орфоэпическая система, крайне трудно. Главное,
предупреждал акад. А. А. Потебня, понять «основной вопрос всякого знания: откуда и, поскольку
можно судить по этому, куда мы идем…». Только
такой подход позволит обеспечить обоснованное,
благоразум­ное отношение к современной речи и ее
нормам.
«Не засорять язык вовсе не значит держать его
в неприкосновенности, — пишет проф. В. Г. Костомаров, — чего испокон веку не бывало и быть не
может. Но всякое новшество, всякое изменение
должно иметь смысл, должно оцениваться эстетически. Экология языка не менее важна, чем забота и
сохранность природы, окружающей среды». И, как
завещал Пушкин, «не должно мешать свободе нашего богатого и прекрасного языка». Прислушаемся к
его словам: дать ему «поболе воли, чтобы развивался сообразно законам своим».
юность • 2013
Наследие
Нина Краснова
Нина Краснова — известная поэтесса «потерянного
поколения». Родилась в Рязани в многодетной семье,
росла с мамой, братьями и сестрой, без отца. C первого по
восьмой класс училась в рязанской школе-интернате № 1,
потом — в средней школе № 17, по окончании которой работала
пионервожатой и руководительницей кукольного кружка в пионерлагере
«Комета», литсотрудником в газете «Ленинский путь» Рязанского
района в отделе искусства, культуры и спорта, потом (по
лимиту) — пекарем-выборщиком на Московском хлебозаводе № 6.
С 1972 по 1977 год училась в Литературном институте им. Максима
Горького на очном отделении поэзии, куда поступила по
рекомендации Владимира Солоухина, занималась на семинаре Евгения
Долматовского и работала при институте дворником, кладовщиком,
дежурной на сигнализации, машинисткой в машбюро.
В 1978 году вернулась в Рязань. Работала там руководителем
литобъединения «Рязанские родники», состояла в редколлегии
литературной газеты «Рязанское узорочье».
В 1979 году в издательстве «Советский писатель» вышла
первая книга стихов Нины Красновой «Разбег», с которой
поэтесса в 1980 году была принята в Союз писателей СССР.
Стихи пишет с семи лет (а сочинять их начала с трех лет).
Печаталась в журналах «Юность», «Москва», «Новый
мир», «Дружба народов», «Октябрь», «Студенческий
меридиан», «Крокодил» и т. д. Дважды — Принцесса
поэзии «Московского комсомольца» 1995 и 1996 годов,
Королева любовно-эротической поэзии России.
Лауреат Седьмой артиады народов России. Лауреат
конкурса им. Николая Рубцова «Звезда полей». Лауреат
премии им. Анны Ахматовой (от журнала «Юность», 2011).
С 2009 года — основатель и главный редактор
литературного альманаха «Эолова арфа».
Автор шестнадцати книг стихов и прозы. Печаталась не
только в своей стране, но и за рубежом — в Болгарии, Венгрии, Румынии,
Польше, Чехословакии, Германии, Норвегии, Италии, Франции, США,
Израиле, Индии, Китае, на Кубе, в Алжире, Сирии, Эфиопии и т. д.
№ 7 • июль
67
НАСЛЕДИЕ
Продолжение. Начало в № 6 за 2013 г.
Путь Валерия Золотухина
из Быстрого Истока в Быстрый Исток
и в Вечность
Предсказание гадалки
Цыганка гадала, за ручку брала…
Из русской народной песни
«По Дону гуляет казак молодой…»
В спектакле «Владимир Высоцкий» на Таганке Валерий Золотухин, выступая в роли друга Высоцкого,
кем и был в жизни, а не только в спектакле, говорит
словами Высоцкого, но от своего лица:
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти называли мне они.
Ты этот день возьми и измени
В своем календаре и — зачеркни!
Когда-то одна гадалка (правда, не из цыганок?)
и в самом деле затеяла гадать Валерию Золотухину
по ладони и назвала ему не день, а год его смерти,
сказала: «Ты умрешь в 72 года. Ты находишься в зависимости от цифр Лермонтова. Он родился в 14-м
году, а умер в 41-м. А ты родился в 41-м, а умрешь
в 14-м». И Золотухин все время думал и никогда не
забывал об этом.
В своей книге-дневнике «Медея» он написал в
1996 году, в свои 47 лет: я прожил уже около двух
третей своей жизни, осталась одна треть.
Если 47 разделись на два, получится 23 с половиной года. Если к 47 прибавить 23 с половиной года,
получится около 71 года.
Золотухин умер в 71 год, почти в 72, без трех месяцев, не в 2014-м, а в 2013 году, 30 марта. Гадалка ошиблась на 1 год. А может быть, и не ошиблась,
если возраст человека, как это делают китайцы, считать не с того момента, когда ты родился, а с того
момента, когда ты зачался.
Мать Валерия Золотухина, правда, когда-то
предсказала Валерию, что он будет жить 86 лет. Но
она ошиблась на целых 14 лет. А может быть, он и
68
дожил бы до 86, если бы сумел исхитриться и обмануть судьбу и проскочить сквозь роковой для него
период, сквозь 2013-2014 годы в 2015-й, но, увы, не
исхитрился и не проскочил.
2.
Болезнь и смерть Валерия Золотухина
Еще в декабре 2012 года Валерий Золотухин был
в нормальной физической форме, хотя симптомы
страшной болезни уже накладывали на него свой
отпечаток: Золотухин временами (но вообще-то
для творческого человека, занятого своими творческими мыслями, в этом ничего особенного нет, и
это никого не настораживало) не сразу врубался в
то, что ему говорят, был рассеянным, самоотстраненным, углубленным в себя, молчаливым, даже и
каким-то угрюмым, каким люди не привыкли видеть его, а иногда (но вообще-то не только он один
из артистов, с кем этого не бывает) подзабывал
тексты (какие-то слова и строчки) своих ролей в
спектаклях, даже и не новые, а старые, которые он
читал наизусть сорок лет подряд и забыть которые
не смог даже если бы захотел, а он забывал их… Его
друзья и коллеги списывали все это на то, что он
живет в слишком напряженном ритме и режиме, в
разных часовых поясах, ездит с гастролями по России и по заграницам, летает на самолете то в Барнаул, в Молодежный театр, то в Киев и еще куда-то,
на киносъемки, возвращается оттуда в Москву и с
места в карьер, с корабля на бал приходит на Таганку и играет в спектаклях, и еще играет в Театре
Луны, в «Модерне», в «Театриуме» на Серпуховке, и еще в ЦДКЖ, в антрепризных спектаклях, и
мало спит, и никогда не высыпается, и никогда не
отдыхает («ем на ходу, сплю стоя», как он пишет в
своем дневнике), а в последние полтора года он раюность • 2013
НИНА КРАСНОВА
ПУТЬ ВАЛЕРИЯ ЗОЛОТУХИНА ИЗ БЫСТРОГО ИСТОКА В БЫСТРЫЙ ИСТОК И В ВЕЧНОСТЬ
Живаго в гримерке Таганки
ботает не только артистом, но еще и директором и
худруком Театра на Таганке, да еще когда-то успевает писать свои книги-дневники и издавать их, то
есть, значит, и готовить их для печати и вычитывать верстки… и еще продает свои книги в фойе Театра перед спектаклями и после спектаклей… чтобы прокормить свою разветвленную семью, своих
жен, женщин, детей, внуков, одиннадцать ртов, и
обеспечить им сытую, безбедную жизнь… чтобы им
всего хватало. То есть он очень устает, хотя никогда никому и не жалуется на это.
Помню, когда-то я сказала ему:
— Ты тащишь на своих плечах такой тяжелый
воз… И как только ты выдерживаешь все это? Все
эти свои страшные нагрузки и перегрузки, которых
ни один человек не выдержит?
Он ответил:
— Буду тянуть (свою) лямку, пока (мне) не выроют ямку…
— Ой!
№ 7 • июль
— Что — ой? Когда-нибудь мне, как и всем, придется умирать.
— Ой…
Когда-нибудь — разумеется, да. «Мы все умрем когда-нибудь…1 Но и ему, и всем его родным и близким,
и всем его друзьям и коллегам, и мне тоже казалось,
что это «когда-нибудь» наступит еще не скоро… что
это «когда-нибудь» — еще очень далеко, за высокими горами, за дремучими лесами времени.
В январе 2013 года Золотухин почувствовал, что с
ним творится что-то неладное, что-то не то… то он
говорит-говорит с кем-то да и заговаривается, то
сидит у себя дома и не понимает, где он находится…
то приезжает в Киев на съемки «Ефросиньи», уже
в двести какой-то раз, и спрашивает артиста Юрия
Смирнова, своего партнера по фильму: «А где я?» —
1
Это цитата из стихотворения моей сестры Татьяны
Красновой, уже покойной. Царствие ей небесное.
69
НАСЛЕДИЕ
не поймет, куда приехал. И когда он почувствовал,
что с ним творится что-то не то, он сдался в руки
врачей научной клиники на «Калужской», приехал
туда на обследование и думал, что через день-другой выпишется оттуда и вернется домой как ни в чем
не бывало. В результате этого обследования врачи
поставили ему диагноз «токсическое разрушение
мозга», или болезнь Альцгеймера, а потом еще один
страшный диагноз, о котором, правда, пациенту не
сказали из гуманности: рак мозга, опухоль мозга,
которая появилась у него год назад и за год разрослась на три четверти головы… и очень удивились,
что с такой опухолью человек мог жить в таком напряженном ритме и режиме, в каком он жил, и активно работать и выдерживать свои непосильные
нагрузки и перегрузки…
Люди потом старались понять, из-за чего у него
появилась опухоль мозга, если не считать физических и моральных перегрузок? Из-за его зарядки,
которую он делал по утрам в течение пятидесяти
лет? — стоял по системе йогов на голове от трех до
пятнадцати минут? Или из-за мобильного телефона,
по которому Золотухин все время говорил со своими абонентами и все время держал этот телефон то
около одного своего уха, то около другого… и не расставался с этим изобретением века ни на минуту.
Кто-то считает, что Золотухина сглазили нечистые силы, навели на него порчу… По ТВ даже прошла телепередача «Дело Х…», в которой говорилось
о том, что на Золотухине лежало три проклятья:
первое — за своего отца, который когда-то разрушил церковь в селе Быстрый Исток (как говорится,
«сын за отца не отвечает», но Золотухин ответил за
своего отца); второе — за Высоцкого, вместо которого Золотухин хотел сыграть, но даже и не сыграл
Гамлета (за это кто-то грозился облить Золотухина
соляной кислотой и сжечь его дом и его детей); и за
свою любвеобильность, которая не нравилась его
женщинам, которые претендовали на него и которые тянули его каждая к себе и разорвали тонкую
защитную ауру артиста…
А еще кто-то считает, что его заколдовала колдунья, владеющая искусством черной магии… У меня
на эту тему есть своя версия, но я не буду излагать
ее здесь.
Кроме того, кто-то считает, и я тоже так считаю,
что Золотухину не надо было играть в роковом для
него спектакле Кшиштофа Занусси «Король умирает», где Золотухин полтора часа умирает на сцене
в роли короля Беранже, у которого постепенно —
одна за другой — отключаются все жизненно важные функции, двигательный аппарат, память, зрение, слух… Артист так серьезно входил в эту роль,
что это не могло не сказаться на его здоровье, на его
70
психике и не запрограммировать его на летальный
исход…
Когда-то Золотухин играл Моцарта. И к Моцарту пришел черный человек и заказал ему написать
реквием, и этот реквием оказался реквиемом самому Моцарту. Мне кажется, что и спектакль «Король
умирает», который Мельпомена заказала Золотухину сыграть на сцене Таганки, оказался таким реквиемом Золотухину, «песней панихидною по его головушке», которую он спел самому себе, когда сыграл
роль короля Беранже (а играл он его почти целый
год).
В феврале 2013 года Золотухина разбил паралич,
артист потерял речь, и не мог двигаться, и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Кто-то считает, что у
него был инсульт, но врачи утверждают, что ничего
этого у него не было.
В марте Золотухин по милости врачей, которые
хотели избавить его от мучений, впал в медикаментозный сон и в кому, откуда уже не выкарабкался.
Никто не знает, что на самом деле случилось с Золотухиным и почему и чем таким он неожиданно для
всех заболел, какою такою болезнью? Отчего и почему у него ни с того ни с сего обнаружилась в голове какая-то опухоль мозга… откуда она там взялась?
28 марта в Театре на Таганке я дала Ирине Линдт
свое новое стихотворение, посвященное Валерию
Золотухину, которое я написала 10–11 марта, «Не
умирай, Король», и дала ей новый платок, который
я вышила на этот раз Золотухину не Доктору Живаго, а Золотухину Королю Беранже. И попросила
Ирину, чтобы она прочитала Валере мое стихотворение и обтерла ему его лицо моим платком.
Она потом сказала мне, что сделала все, как я
просила ее.
Не умирай, король!
Валерию Золотухину — исполнителю роли
короля Беранже
в спектакле «Король умирает»
режиссера К. Занусси по пьесе
Э. Ионеско в Театре на Таганке
Ни ад в загробии не светит нам, ни рай,
И это все не новости ЮНЕСКО.
Не умирай, Король! Король, не умирай,
Творение Занусси с Ионеско.
юность • 2013
НИНА КРАСНОВА
ПУТЬ ВАЛЕРИЯ ЗОЛОТУХИНА ИЗ БЫСТРОГО ИСТОКА В БЫСТРЫЙ ИСТОК И В ВЕЧНОСТЬ
Умри в спектакле, а не в жизни Ты умри,
И смертью не такой — не настоящей,
Глубо́ко тайну тайн от нас таящей.
И успокой честно́й народ и умири.
Роль Беранже на сцене века нам играй,
Жарко́е с аппетитом ешь на ужин.
Не умирай, Король! Живи! Не умирай!
Ты и стране, и Королеве нужен.
10–11 марта 2013 года, Москва, воскресенье-понедельник (Валерий Золотухин в реанимации в Научном
центре рентгенорадиологии на «Калужской»)
Вещий сон
29 марта Валерий Золотухин мне приснился. В Театре на Таганке, который был во сне не таким, как
в реальности: это был Театр-вокзал… Кто-то сказал
мне: «Золотухин здесь!» — «Он выписался из больницы? Где, где он? — спросила я, всколыхиваясь душой. — Где Золотухин?»
Золотухин стоял на высокой лестнице, на самом
верху, и был очень слаб, еле держался на ногах, и
ему было не на кого опереться. Я поднялась к нему.
Он сказал мне: «Нина, проводи меня до конца…»
Я не стала спрашивать, куда это такое — до конца? Просто взяла его под руку и пошла с ним рядом…
туда, куда пошел он. Он покачивался из стороны в
сторону и едва не падал, но я поддерживала его и не
давала ему упасть.
Через какое-то время на горизонте показались
высокие ворота сине-лазурного небесного цвета… Небесные Врата Рая… К ним вела дорога бежево-дымчатого цвета с голубоватыми обочинами.
Я остановилась, я знала, что дальше Золотухин
сейчас пойдет один, как в спектакле «Король умирает», где король Беранже идет через трещину в стене
своего дворца в мир иной, по руинам своей жизни…
на «свет неугасимый»… под звуки очень грустной и
очень красивой мелодии… и под звуки женского голоса, исполняющего вокализ…
…Когда я проснулась, я поняла, что Валерий Золотухин уходит и вот-вот уйдет в мир иной.
«Вот и все… Это конец…» — подумала я.
А 30 марта, когда я ехала на автобусе выступать
в город Электросталь, средства массовой информации сообщили, что Валерий Сергеевич Золотухин
умер.
Как сказала мне Ирина Линдт, последняя запись,
которую Золотухин сделал в своем дневнике, когда
еще мог брать авторучку в руку и писать, звучит так:
«Кажется, я пошел на поправку…» (Или: «Кажется, я
иду на поправку», «Кажется, я выкарабкиваюсь (из
своей болезни)…»)
Окончание следует.
№ 7 • июль
71
Женские веды
Светлана КАЙДАШ-ЛАКШИНА
Светлана Кайдаш-Лакшина окончила
филологический факультет МГУ. Много
лет работала редактором в издательстве,
преподавала в вузе древнерусскую
литературу и фольклор.
Член Союза писателей и член
Союза журналистов СССР.
Автор книг: «Сильнее бедствия земного. Очерки о женщинах русской
истории» (1983), «Сила слабых. Женщины в истории России XI—XIX вв.» (1989),
«Судьбы русских женщин сквозь века. Любовь и долг» (1990, на французском
языке), «Великие женщины России» (2001), исторического романа «Княгиня
Ольга» (2002), «Судьбы великих русских женщин» (2005), детской книжки
«Где блины, там и мы в радости и горе. Все любят пряники» (2008).
Автор телевизионных фильмов о поэтессе Елизавете КузьминойКараваевой (матери Марии) — «Четыре жизни матери Марии» и великой
княгине Елизавете Федоровне Романовой — Silentcium.
Автор филологических исследований о «Слове о полку
Игореве», творчестве Чехова, Гаршина.
Дети индиго
М
ного лет моя подруга досаждала мне с вопросом, что такое дети индиго. Ее сын и невестка уверяли ее, что родившийся у них мальчик и, следовательно, внук ее подрастает индиго: он плохо ест — то
есть питается солнечной энергией, мало спит, ну и
аура у него другого цвета, не как у нас. Насчет ауры
было все неизвестно, а вот со сном и едой проблемы
были нескончаемые. Моя подруга, бабушка индиго,
настаивала на том, что ребенка нужно кормить как
следует и спать он должен сколько положено детям
в его возрасте. Однако родители так уверовали, что
ребенок — новой солнечной расы, что ни о чем не
хлопотали.
И вот все-таки настало время, когда мама с папой
собрались уехать на несколько дней и оставить внука бабушке. Она была в сильном волнении, справится ли, и держала меня в курсе событий.
Итак, Индиго сразу же категорически отказался
есть куриный суп, откусил по кусочку огурчика и помидорчика — и был таков.
Подруга позвонила мне почти в трансе:
— Но ведь и солнца на улице нет!
72
Я поняла, что дело плохо уже и с ней, и посоветовала ей приготовить внуку на ужин блинчики. Блинчики с вареньем.
— У тебя есть варенье?
— Есть, варю все-таки, хотя меня и ругают за это.
Эффект превзошел все ожидания. Индиго уплетал блинчики с вишневым вареньем и приговаривал:
— Бабушка, я никогда таких блинчиков не
ел! А завтра ты сделаешь такие же?
Ужин был выигран, но впереди была ночь, и я
посоветовала подруге коварный план:
— Ты обязательно помой ему ножки сначала в теплой, а потом в прохладной воде. «Конек-Горбунок»
есть? Уложи в постель и начни читать ему «Конька-Горбунка», а потом спой колыбельную Моцарта,
ну, как все мы пели своим детям:
Спи, моя радость, усни!
В доме погасли огни.
Дверь уж давно не скрипит,
Мышка под печкою спит.
Глазки скорее сомкни,
Спи, моя радость, усни.
юность • 2013
СВЕТЛАНА КАЙДАШ-ЛАКШИНА
Только укладывай пораньше и не включай телевизор.
В десять часов вечера раздался звонок: моя подруга то смеялась, то всхлипывала в трубку:
— Слушай, я не могу опомниться. Наташа говорила мне, что он не спит до двух часов ночи и ей спать
не дает. Он заснул, — она хохотнула, — в девять часов тридцать минут.
Все последующие дни мы разрабатывали меню
для Индиго как для царских детей: он уже ел по
утрам манную кашу, политую вареньем, в обед
нахваливал борщ и домашние котлетки то с картофельным, то из зеленого горошка пюре, в ужин
№ 7 • июль
ДЕТИ ИНДИГО
требовал блинчики или творожники. И неизменно
засыпал вовремя под «Конька-Горбунка», постоянно удивляясь бабушке:
— А мама мне ножки не моет!
Однако все кончилось печально. Вернувшиеся
родители совсем не обрадовались сложному ассортименту блюд, которые поглощал у бабушки Индиго
и которые она выложила им списком.
— Это сколько же времени нужно тратить на приготовление еды! — сказала невестка недовольно.
Кроме того, бабушка рассказала внуку, что у каждого, даже самого маленького человечка за плечами
стоят ангел и бесенок. Справа — ангел удерживает
от плохого и записывает в книгу все его хорошие
поступки, слева — бесенок подталкивает совершать
дурное: не слушаться старших, врать, красть, бить
младших.
Сын позвонил моей подруге спустя два дня и выразил крайнее недовольство матери: зачем она забила голову сынишке такой ерундой?
— Мы будем сами воспитывать своего ребенка, —
отрезал он ледяным тоном.
И сын, и невестка окончили университет и были
крещеными.
Подруга плакала от такой неблагодарности и повторяла:
— Ну и при чем же тут индиго?
Я ей ответила:
— Индиго — это те, кто растут без манной каши с
вареньем, без домашних борщей и котлет. Блинчиков, творожников. Мытья ножек перед сном. И колыбельной. А про ангела и бесенка твой внук запомнит навсегда.
73
Поэзия
Борис Рябухин
Борис Рябухин — поэт, драматург, прозаик, критик.
Родился в 1941 году в с. Зимник Фрунзенского района Волгоградской
области. Стихи начал писать с ранних лет. В 1959 году опубликовал
первое свое литературное произведение — басню в газете «Волга».
В 1963 году окончил Астраханский технический институт рыбной
промышленности и хозяйства по специальности «инженермеханик холодильных и компрессорных машин и установок». По
распределению института поехал на Алтай. Работал инженеромхолодильщиком гормолзаводов в гг. Рубцовск и Барнаул.
В 1966 году переехал в Москву. В Москве работал сначала по
специальности в институте «Гипрохолод», ЦПКБ «Главтехмонтаж»,
ЦНИИЭП зрелищных зданий и спортивных сооружений.
С 1969 года работал: старшим редактором и ответственным
секретарем — членом редколлегии журнала Минмонтажспецстроя
СССР «Монтажные и специальные работы в строительстве»
(в Стройиздате), научным редактором книжной редакции
издательства «Молодая гвардия», разъездным корреспондентом
журнала «Смена», литературным консультантом «Москвы»,
старшим редактором и редактором отдела — членом редколлегии
журнала «Молодая гвардия», возглавлял Библиотечку журнала
«Молодая гвардия», работал обозревателем отдела русской
литературы «Литературный газеты», менеджером и заведующим
отделом газеты ИТАР-ТАСС «Двадцать четыре», заведующим
отделом и ответственным секретарем — членом редколлегии
журнала «Юность», заместителем заведующего книжной редакцией —
членом дирекции издательства «Современник», заместителем
главного редактора журнала «Мир транспорта», начальником
отдела информационно-методических изданий в Московском доме
общественных организаций Правительства Москвы, заведующим
редакцией издательства «Художественная литература».
Более восьми лет Борис Рябухин был на
государственной службе в Миннаце России.
В 1979 году окончил сценарный факультет Всесоюзного
государственного института кинематографии по
специальности «литературный работник кино и телевидения
(кинодраматург)». В 1986 году Борис Рябухин принят в Союз
писателей (к настоящему имени прибавился и псевдоним Борис Карин).
Рябухин — автор шестнадцати книг поэзии, прозы и драматургии.
В переводе Бориса Рябухина увидели свет стихи балкарского поэта
Салиха Гуртуева, ингушского поэта Али Хашагульгова, киргизского
поэта Барктабаса Абакирова, абхазского поэта Вячеслава Читанаа,
азербайджанского поэта Лятифа Вели-заде, туркменского поэта
Ильяса Амангельды, эстонского поэта Сулева Кюбарсеппа, белорусских
74
юность • 2013
БОРИС РЯБУХИН
поэтов Ивана Каренды, Максима Боглановича, Геннадия Буравкина,
Тишки Гартного, Ларисы Генюш, Кастуся Жука, Якуба Коласа, Янки
Купалы, Алеся Писарыка, Петра Приходько, Олеся Рязанова, турецкого
поэта Оздемира Индже, словацкого поэта Петера Штилиха, чешского
поэта Ивана Скалы, французских поэтов Поля Верлена, Артюра
Рембо, Тристана Корбьера, Мориса Роллина, итальянского поэта
Миколе Совенте и других; произведения эстонских прозаиков Юло
Маттхеуса и Хелью Ребане, белорусского прозаика Владислава Рубанова.
Особое место в творчестве Бориса Рябухина занимает его
трилогия исторических хроник в стихах «Степан Разин», «Кондрат
Булавин», «Император Иван». В 2002 году Государственный
Донской казачий театр в г. Волгограде поставил по мотивам
драмы Бориса Рябухина спектакль «Кондрат Булавин».
Международное сообщество писательских союзов присудило Борису
Рябухину за исторические хроники в стихах «Кондрат Булавин»,
«Степан Разин» и сборник стихов «Мятежный круг» Международную
литературную премию имени Николая Тихонова за 1999 год. За
драматическую поэму «Император Иван» журнал «Юность» присудил
литературную премию имени Владимира Максимова в 2005 году. За
поэтические книги «Избранное» и «Силы весенние» Астраханский
государственный технический университет присудил Борису
Рябухину премию имени Бориса Шаховского в 2008 году.
Борис Рябухин живет в Москве.
Цветаевский подснежник Чуть отогрело душу потепленье —
Цветаевский подснежник вновь расцвел.
Как проволоки хвойной загражденье,
Руками вроде я беду развел.
И вот — Казань, строительство КамАЗа,
Навстречу мне шли ватники толпой.
Соленых помидоров лупоглазых —
Полки сошлись на стройке даровой.
Я чудом до Елабуги добрался.
«Пивная правда» била по глазам:
Цветаевский подснежник не остался? Бульдозер срыл могилу в котлован?..
№ 7 • июль
75
ПОЭЗИЯ
На кладбище пришел я поклониться
Надгробью, под которым праха нет?..
«Хозяйка вам покажет дом жилицы, — Мне подсказали, — за кулек конфет».
Ерик ледяной
Черные деревья
На снегу зимой.
Замер на деревне
Ерик ледяной.
В окнах колготятся
По домам деды.
А из труб клубятся
До небес дымы.
Сколько же под старость
Брошенных дедов?
Сколько же осталось
Неживых домов?
В центре — лишь высотки,
Словно в небо нож.
Только вот бесовской
Стала молодежь.
Кто же будет строить
Хоть какую жизнь?
На деревне — трое.
Жить бы им да жить.
Волга
Всегда на любом расстоянии
Со мною родные края.
Возлюбленной при расставании
Мне чудится Волга моя.
Она разметавшейся женщиной
Лежит на песке золотом
У синего моря, увенчанной
Из лотосов алым венком.
76
юность • 2013
БОРИС РЯБУХИН
Без отчеств
Когда в минуты одиночеств Склоняюсь над своей судьбой,
Жалею тех, кто шел без отчеств
По стогнам жизни молодой.
Не потому, что не касался
Мужского теплого плеча,
А потому, что оказался
Так ненадежен мой причал.
От жен — лишь крики, не иначе…
За что же? В чем я виноват?
Да не кричат они, а плачут — Что к счастью нет пути назад.
Я кровью матери достался.
Лишь знаю, как любимым быть.
Но от любви не исстрадался,
Да и не знаю, как любить.
И вот очнулся я с годами —
Потеряна с природой связь:
Стол не украсил сыновьями,
И внуков мать не дождалась.
Семью и дом я не построил.
Хотел — да строить не умел.
И дело не в судьбе, не в строе.
А не было отца в пример.
Когда в минуты одиночеств Склоняюсь над своей судьбой,
Жалею тех, кто шел без отчеств
По стогнам жизни молодой.
Только шаг
Только шаг до заветной цели...
Что же скулы твои остры,
Что же птицы все улетели,
Что же гаснут твои костры?
Этот шаг, роковой, быть может,
Уведет тебя от любви?
Подожди лучше дней погожих
С дорогими тебе людьми.
№ 7 • июль
77
ПОЭЗИЯ
Повстречайся опять с друзьями
Отшумевших, пропевших лет —
И слетятся они с вестями
Стаей птиц на солнечный свет.
Сирой грусти сухие сучья
Побросай в притихший костер.
Чем несбыточней цель — тем круче.
Только шаг — все наперекор!..
Оля
Я купил сегодня краски.
Разведу их на меду.
Нарисую мир прекрасный — Красоваться на виду.
Вот село под небом мая
По названию Оля.
И под солнцем — золотая
От полыни степь-земля.
На крылечке — тетя Даша,
Кудри белые вразлет.
Ей, учительнице, даже
Не положен огород.
Самовар шумит-играет.
К чаю — сахар с ноготок.
Бабе Ане подпевает
Мой высокий голосок.
Спелся наш дуэт подчайный.
Степь притихла, как во сне.
Прячут головы сельчане,
Словно крынки на плетне.
А подальше, за задами, —
Пятьдесят не лье, а лет —
Порт Оля поет гудками…
Хоть его пока что нет.
78
юность • 2013
БОРИС РЯБУХИН
Лубяная Россия
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
А. С. Пушкин
Лубяная Россия,
Тыща лет — произвол.
Вся дрожишь, как осина, —
То на крест, то на кол.
Триста лет — под норманном,
Триста — мучил монгол,
Триста — правил Романов, —
То на крест, то на кол.
Сотня лет — произвола
Под Лубянской пятой…
Жив — горбушкой размола
Да водою святой.
Любим землю и воду —
Нас считают за скот,
Поголовьем, приплодом…
Мол, народ — это счет.
Нет свободы и воли, Тыщу лет — все тюрьма.
Господам лишь раздолье —
Вселубянская тьма.
№ 7 • июль
79
Иноземный сюжет
Маргарет Бемистер
Рубрику ведет Евгений Никитин
Маргарет Бемистер (1877– 1984) — известная канадская
писательница. За свою долгую жизнь она собрала и записала
множество историй и преданий. Ее сборник индейских легенд,
выпущенный в 1914 году, оставался популярным даже десятилетия
спустя.
Евгений Никитин
Рисунок Елизаветы Горяченковой
Кото и птичка
К
огда-то давно в племени кри жил да был маленький мальчик по имени Кото. Его отец — вождь
племени — был великим охотником, и Кото мечтал
о том дне, когда он сможет охотиться не хуже отца
и приносить в вигвам богатую добычу. Однажды
летом все мужчины племени отправились на охоту. В лагере не осталось никого, кроме нескольких
женщин и детей. Кото слонялся, не зная, чем заняться, когда ему на ум пришла смелая идея. Одного
хромого пони1 на охоту брать не стали, и мальчик
вознамерился проскакать на нем галопом по прерии.
Он знал, что нога пони почти здорова, и думал, что
небольшой пробег не причинит никакого вреда.
Кото вскочил на спину пони и пустил его в галоп.
Длинные темные волосы мальчика развевались на
ветру, как грива. И лошадь, и человек наслаждались
скачкой. Однако внезапно копыто застряло в барсучьей норе, и пони рухнул, как подкошенный. Сила
удара была такой, что Кото взлетел в воздух и упал
рядом. Его нога подломилась.
Два несчастных создания долго неподвижно лежали под палящим солнцем прерии, пока их не нашла мать Кото. Она отнесла сына в вигвам и уложила на покрытую шкурами кровать. Она сказала, что
его нога сломана, равно как и нога пони; поэтому
когда охотники вернутся домой, им придется убить
травмированное животное. Бедный Кото разрыдался. Он не слишком волновался из-за своей сломан1
Индейские пони — коренастые лошадки пятнистой расцветки,
водившиеся в изобилии на Великих Равнинах. Потомки коней,
завезенных в Америку испанцами (примечание переводчика).
80
ной ноги, но одна мысль о том, что он фактически
убил маленького пони, разрывала его сердце.
Много дней подряд мальчик неподвижно лежал
на кровати; затем начал понемногу ходить с помощью костылей, которые смастерил ему отец.
С приближением зимы индейцы стали готовиться к
кочевью в леса у берегов реки Ассинибойн. Состояние ноги Кото все еще оставляло желать лучшего.
Отец не перенес его в новый лагерь — надежное
укрытие от холодных ветров с севера.
— Сын мой, — сказал однажды вождь, — у меня
есть для тебя сюрприз. Этой зимой тебе не придется
жить в вигваме.
— Почему? — спросил Кото. — Мне нравится
вигвам. Он теплый, он хорошо защищает от холодного ветра.
— Подожди, и все увидишь сам, — ответил отец. —
Тебе придется по душе новый дом.
В новом лагере Кото понял, что имел в виду вождь.
Летом у реки жили белые люди, построившие себе
бревенчатую хижину. Потом они ушли, а брошенный
домик достался вождю кри. Кото очень обрадовался
новому жилищу и очень удивился открывающейся
двери на петлях. Всю долгую зиму мальчик провел
там. Впрочем, он совсем не страдал от одиночества:
в первый же день ночлега на новом месте его посетил необычный гость. Маленькая птичка, брошенная
пернатым супругом, прилетела в хижину в поисках
спасения от холодов. Три зимних месяца она жила
рядом с Кото; питалась остатками его обедов, весеюность • 2013
МАРГАРЕТ БЕМИСТЕР
ло прыгала по комнате и подбадривала мальчика за
работой. Ночью птичка спала на маленькой дощечке,
прибитой гвоздями к стене над кроватью Кото.
С наступлением весны вернулся супруг птички.
Пернатый уселся в кустах рядом с хижиной и начал звать жену. Однако она не выходила. В конце
концов муж осторожно влетел в дверной проем. Он
снова запел, и на сей раз птичка вылетела навстречу; впрочем, к обеду она вернулась и провела ночь
в доме Кото. День за днем она улетала с утра и прилетала обратно три-четыре раза за день; ее супруг
никогда не пересекал порог. Наконец настал день,
когда птичка не вернулась. Мальчик сидел и ждал
ее возвращения. Наступил вечер, но ее все не было.
На следующее утро маленькая гостья по-прежнему
отсутствовала — и послеследующее, и послепослеследующее… Кото по-прежнему сидел у двери и печально озирал окрестности.
Но однажды мальчик решительно поднялся и,
прихрамывая, пошел в сторону леса. Несколько минут спустя он направился к домику, его лицо сияло
от радости. Войдя в хижину, Кото нетерпеливо огляделся и снова погрустнел.
— Моей птички здесь нет, — вздохнул он.
— Нет, — согласилась его мать, — а ты думал, что
она здесь?
— Да, я видел, как она прилетела… Но не захотела
остаться.
Кото снова вышел наружу и уселся под деревьями. Но в тот день пернатая гостья больше не появилась. Наутро мальчик опять занял свой наблюдательный пункт и вскоре, радостный, захромал к
домику. Однако, оглядев хижину, снова погрустнел:
птичка и не думала возвращаться туда.
Это повторялось вновь и вновь. Птичка мелькала перед хижиной, залетала внутрь, но когда мальчик заходил внутрь, загадочным образом пропадала.
Кото впал в депрессию и похудел; даже вождь забеспокоился.
— Сын мой, — сказал он, — тебе следует забыть о
птице. Она улетела и не вернется. В хижине ты видишь ее дух. Постарайся думать о другом...
Однако мальчик лишь покачал головой:
— Я видел собственными глазами, как она влетела
внутрь. Она не вылетала, но в домике ее нет. Где же
она? Где моя птичка?
Тогда вождь решил сам понаблюдать и понять,
действительно ли птичка влетает в помещение. На
КОТО И ПТИЧКА
следующий день он уселся рядом с Кото под деревьями. Прошло несколько минут. Мальчик схватил
отца за руку:
— Смотри, вот она, моя птичка!
На соседнем дереве сидели две пташки, одна из
которых еще недавно жила у Кото. Они взлетели
одновременно, устремились наперегонки к хижине
и внезапно пропали из виду. Кото с отцом вбежали
в домик. Они осмотрели комнату — каждый уголок,
но не нашли никаких следов. Уже выходя наружу,
вождь оглянулся и увидел дырку между бревнами, куда могла бы протиснуться птица. Мужчина
поспешно вернулся в домик, стал искать отверстие
изнутри и вскоре заметил, что оставленная белыми
людьми потрепанная серая куртка висит как раз на
том месте, где должна быть дыра.
Он снял куртку. Кото издал восхищенный вопль;
из кармана куртки высунулась голова птички, а
между бревнами, где висела куртка, обнаружилось
отверстие с гнездом. Пернатая, казалось, весьма обрадовалась долгожданной встрече и вскоре слетела
с гнездышка, чтобы склевать еду с ладони мальчика.
Спустя несколько дней из яиц вылупились птенчики; тогда их отец наконец осмелился появиться в
хижине, чтобы помочь кормить молодняк. Птенцы
подросли и улетели вместе с отцом, но их мать — маленький друг Кото — провела с ним все лето и выглядела очень обрадованной, когда мальчик наконец встал на ноги уже без костылей.
Осенью она улетела вместе с сородичами, но на
этот раз Кото не печалился. Она знал, что она счастлива, и он тоже был счастлив, потому что теперь
снова мог ходить.
Перевод с английского Евгения Никитина.
Евгений Никитин — выпускник Института
лингвистики и межкультурной коммуникации Московского
государственного областного университета. Как
переводчик публикуется в «Юности» с 2010 года.
№ 7 • июль
81
Былое и думы
Михаил Моргулис
Продолжение. Начало в № 4–12 за 2012 г., № 1–6 за 2013 г.
Сны моей жизни,
или Полузабытые сны
(Воспоминания Михаила Моргулиса. Начаты в 2008 году, в августе)
С
нова приплыл по реке памяти добрый поэт Кенжеев Бахыт. Вспоминаю: штат Вермонт, он выходит
из горной речки, худой, печальный, с длинными волосами, пиши с него Христа. Очень хороший поэт.
Мы дали переводить ему несколько детских книжек
британца Клайва Льюиса, который написал серию
«Приключения в Нарнии», выдуманной им стране. В 2009 году по его детским книжкам поставили
популярный фильм «Нарния». Гарри Поттера не переплюнул, но популярным стал и вошел в киноклассику. Бахыт блестяще перевел на русский несколько
книг из этой серии: «Принц Каспиан», «Серебряное
кресло». Эти же книги перевела прекрасная переводчица Наталья Трауберг, но она писала в стол, а
мы напечатали в Америке и завезли в СССР.
Кстати, у Клайва Льюиса удивительная судьба.
Профессор Оксфордского университета, обожаемый
студентами писатель, до пятидесяти трех лет старый
холостяк. Влюбляется в американскую женщину,
больную раком, по имени Джой (Радость). Женится
на ней. Через три года она умирает. Он, физически
и духовно крепкий, здоровый мужчина, долго не
выдерживает разлуку и через год тоже умирает. Он
написал около шестидесяти книг. Бахыт здорово перевел его сложный текст. Придумал героям точные
и смешные имена. Профессор Сергей Аверинцев говорил, что эти детские книги спасли часть детей того
времени. Во время работы над переводами Бахыт
присылает мне милое стихотворение, которое сейчас для вас перепечатываю с оригинала:
82
Добрейший мой Моргулис, высылаю
курьерской почтой рукопись в надежде,
что ты меня еще не проклял. Долго
я с ней возился, и в конце концов,
с женой и сыном в декабре на воды
отправившись, забрал ее с собою,
на пляже, под прибой и крики чаек,
корпел над этим текстом, исправляя
где — перевод, где — автора, который
(признаюсь по секрету) простоват,
к тому же, право, склонен в дверь ломиться
открытую. Ведь мы с тобой и так,
мой славный Михаил, прекрасно знаем,
что Иисус есть Бог, и этот тезис
доказывать нелепо — если ты
уверовал, то книг тебе не нужно,
а коли не поверил — никакая
брошюрка в сто страниц не обратит
язычника в спасительную веру...
Ну, не сердись. Ты знаю, убежден,
Что там, в атеистических краях,
колеблется народ и ожидает
уверенных речей заокеанских,
которые мы в меру слабых сил
перелагаем на язык отчизны...
Вернулись с юга. Труд мой завершен,
И вот в сочельник еду я со службы
в омнибусе, купив жене в подарок
настольный канделябр, а сумку с текстом
засунув под сиденье. Зачитавшись
юность • 2013
МИХАИЛ МОРГУЛИС
газеткой либеральной из Москвы
(там смягчена цензура, вольнодумцев
освобождают, вводят суд присяжных,
купцам дают дворянство и едва ли
не отменяют крепостное право),
я выхожу — а сумка и останься
в омнибусе! Стою и чуть не плачу —
омнибус укатил, ни одного
извозчика в округе, жаль не сумки —
работы жаль, набросков пьесы, планов
романа об Америке... Не стану
описывать отчаянья, надежды,
молитв своих. Проходит две недели.
Работа снова сделана — не так
старательно, сквозь зубы, но, однако,
завершена. И вдруг, представь, письмо
прислал мне стол находок. Отыскался
мой долгий труд! Уже в четвертый раз
я просмотрел его, добавил новые
поправки и опять вложил в конверт —
теперь не потеряется. Быть может,
я был неправ в своем высокомерье
и будет с благодарностью прочитан
в Отечестве заморский проповедник?
Прощай же, Михаил. Я возвращаюсь
к своим надеждам — ветреная муза
не балует вниманием меня,
уж больше года дикая Канада
не слышала моей угрюмой лиры.
Тут можно повторить восклицание библейского
царя Давида: «Жив Господь!»
Видимо, Бог услышал отчаянные молитвы Кенжеева.
Бахыту Льюис показался простоват, Бахыт писал
«мы с тобой прекрасно знаем, что Иисус есть Бог».
Но в том то и дело, что Льюис детские книги писал
для тех, кто этого не знает или в это не верит. Ты не
прав, Бахыт!
Я уже вспоминал его, когда он приезжал к нам
в Норвичский университет в Вермонт, когда, славный и талантливый, выходил из горных водопадов, где мы купались, и был он своей худобой,
длинными волосами, бородой и смиренным лицом похож на придуманный людьми образ Иисуса
Христа. И еще вспоминаю Монреаль, где он тогда
жил. Я был там и гулял с ним и его первой французской женой, преотлично говорившей по-русски.
Мы ходили по мощеным камнями улицам старого
Монреаля, заходили в сумрачные церкви, смотрели на саркофаги с мощами святых, рассматривали
их запечатленные лики, пахло ладаном, от святых
№ 7 • июль
СНЫ МОЕЙ ЖИЗНИ, ИЛИ ПОЛУЗАБЫТЫЕ СНЫ
исходили благость, добро и почему-то, мне так казалось, немного ревности к нам. И глядя на все это,
мы болтали с мудрым видом о литературе и любви,
о предательстве и жизни поэтов. Потом мы заходили в маленькие кофейни, ели круассаны с эспрессо
или капучино. Мне казалось, что я во Франции, и
от этого был дополнительно счастлив. Да, мы говорим, что французы проститутки, эгоисты и слабаки.
Как бы там ни было, но почему-то пребывание во
Франции или в ее тени — Мон­реале — делает большинство людей счастливыми.
Бахыт представлял тогда новое поколение литературы, его представители жаждали смещения
внимания общества к ним. Была такая дружная
тройка: Саша Соколов, прозаик, Алексей Цветков,
поэт, и Бахыт Кенжеев. Потом они стали достаточно известными, но не достигли того, чего хотели
достичь, т. е. общего признания. Любое поколение,
намечая, желая и стремясь, не включает в свой план
коэффициент поправки на время. Время подводит
всех. Незаметно выскальзывает из-за угла жизни
и останавливает людей. И обстоятельства жизни
останавливают. Сваливаются обстоятельства, и все.
Даже когда счастье летит сверху, на всякий случай
надо отскочить в сторону, а вдруг убьет. И Пушкин,
и Лермонтов жили без учета коэффициента поправки на время. И все мы так живем, поэтому те, кто
доживают до старости, вздыхают. Всем кажется, что
самое главное они совершить не успели. Недавно я
услышал по Интернету выступление Бахыта в какой-то почти культурной телевизионной программе,
кажется, из Киева. Это был уже другой человек, не
потому что он постарел, а по другому отношению к
жизни и людям. Пропало восхищение этой грязной,
но прекрасной жизнью, пропала радость бытия, и
был он уже составлен из замысловатых и немудрых
изречений, внутренне пустых, каких-то неуместных
грубостей, да многого чужого. Какая-то частушка
стала вертеться у меня в голове: был жизнью бит,
и стал другим Бахыт. Сейчас это был другой человек. И не было уже в нем отражения Христа. А вот
голос был тот же, как много лет назад. И вдруг изза этого мне стало ужасно обидно. И я взмолился:
Господи, не дай мне становиться другим, и пусть
Бахыт станет прежним!
Стоит возле моего дома скамеечка. Обычная, без
выкрутасов. Ночами выхожу, сажусь на нее, и иногда что-то вспомнится. Вот недавно появилось в памяти студенческое лето, когда мне было семнадцать
лет. И послали нас в колхоз собирать на полях картошку. Жили мы в сельском клубе, человек пятьдесят-шестьдесят. Работали, играли в футбол, пили
самогон. Ушел я как-то вечером на сердечную встре83
БЫЛОЕ И ДУМЫ
Бахыт Кенжеев
чу, а возвращался ночью. Дорогу плохо знал, плутал.
Завело куда-то в сторону, и тут на меня напала свора
собак. Верховодила ими сучка, кривоногая, злая. Наверное, была у нее течка, а в этот период они особо
агрессивны. Я какую-то палку ухватил, отбивался,
пока она не сломалась. Не знаю как, но оказался возле единственного столба с лампочкой. И свет от нее
желтый, мертвенный, безнадежный. С тех пор я всю
жизнь видеть не могу столбов с таким светом лампочек. Бр-р! Полукругом передо мной псы, и сучка во
главе. Рычат. Я рычу в ответ. Вижу, возле меня торчит из земли какая-то тракторная деталь. Наклонился и, громко зарычав, вырвал ее из земли. Оказалась
большой шестерней. Я понял, кто-то должен из нас
умереть — сучка или я. Смотрю, слюни текут у них,
глаза горят, больше на волков похожи. Сделал шаг
вперед, а она навстречу мне в прыжке взметнулась,
и я успел обрушить на нее шестерню. Взвизг — и тишина. Лежит она, а псы успокоились, облизывают
ее. Я понял, пронесло, и побрел дальше. К утру пришел, но всю жизнь помню мертвенный свет лампы и
слюни ненависти, текущие с псиных морд.
А то вот вспомнил чудеса. Как-то умер я, ни с того ни
с сего. Вот так, просто умер. Отвезли меня в больницу американскую, прекрасную, но и там не помогли.
Не работали печень, почки, сердце. Искусственными
машинами поддерживали во мне физическую жизнь.
Так было четыре дня. Наконец врачи сказали Татья84
не Николаевне, моей жене: мол, он умер. Зачем машинам работать. Надо отключить их и похоронить
мужа. Татьяна попросила два часа на молитвенное
размышление. Пошла в молитвенную комнату при
больнице и стала там обращаться к Господу. И, как
я понимаю, смысл молитвы был простой: верни
его мне, Господи, или забери к Себе. И ждала она
в молитве ответа. А в это время в мою палату проникли две приезжие верующие женщины. Одна из
них стала по-украински причитать: вот, Господи, я
всю жизнь хотела его увидеть, наконец приехала с
Украины и вижу его мертвым! И слеза ее упала на
мой глаз, правый. И я его открыл. В тот же момент
обе женщины упали в обморок. Кто-то стал кричать.
Прибежали медсестры, позвали Татьяну Николаевну. Она мне говорит: «Если слышишь меня, моргни
ресницами». Я и моргнул. Через десять дней гуляю
по коридору, навстречу идет медсестра, напевает. Увидела меня и упала посреди песни. Оказалась
медсестрой, что подписала акт о моей смерти десять
дней тому назад. В общем, врачи говорили, что после чуда возвращения я все равно останусь на всю
жизнь, как говорят, овощем в коляске, без соображения и без движения. Но, видите, Господь решил
по-другому. Видимо, тогда я еще не все сделал на
земле.
А в эти четыре дня смерти я путешествовал по
неизвестному мне месту. Коротко изложу, что я там
видел. Вначале лежу лицом вниз на грунте, похожем
на нашу землю, но это не земля. Рядом со мной глубокая колея от огромного колеса. Как будто недавно
здесь была авария. Справа от меня, в одном месте,
грунт-земля колышется, как будто снизу что-то пробивается. Далеко, но не очень, фасад какого-то города. И впереди стоят люди, лиц которых я не вижу,
но знаю, кто они. И все они стоят в прозрачном свете. Но это не свет, не цвет, это живое, и в этом живом
свете стоят люди, их много. Первый ряд — это мои
друзья, родственники и знакомые, которые ушли с
земли. Чувствую Виктора Платоновича Некрасова,
отца Александра Меня, маму, отца, дядьев ушедших
чувствую, силуэты всех вижу, а лиц не вижу, далеко
вроде. И хочется мне туда идти, очень хочется, но не
могу сдвинуться с места, стараюсь — и не могу. В это
время грунт там, где он колыхался, прорывается, на
том месте образовывается воронка, меня поднимает
сила вверх, вносит в эту воронку, и следующее, что
я вижу, — палату и женщину, плачущую надо мной.
Пришел полностью в себя через десять дней, все заработало, и уж теперь машины отключили от живого человека. Что все это было, не знаю. Мне напомнили, что в Новом Завете Библии Христос оживил
своего друга Лазаря, тоже на четвертый день. Вот
еще и такое чудо случилось на моем веку.
юность • 2013
МИХАИЛ МОРГУЛИС
С Владимиром Жириновским мы встретились в его
кабинете в 2002 году. Он, видимо, к встрече немного
готовился. Сидел, обложенный газетами, почему-то
напомнил картину «Ленин в Шушенском». Стал
говорить с растяжкой, со значением, смотрел в потолок. Я попросил: «Владимир Вольфович, может
быть, мы в этой жизни больше не увидимся, давайте
поговорим просто, по-человечески». Он изучающее
посмотрел на меня, согласился: давайте. Как будто
из себя пар выпустил. И мы стали говорить. Конечно, он отличный актер и режиссер, создавший себя
образ, публично поднимающий вопросы, которые
обсуждают люди в курилках заводов и на базарах.
Лет восемь назад до этого я был с ним на каком-то
правительственном вечере в Москве, куда пригласили народ. Народ сидел за столами, время было
голодное, безденежное. Я опоздал, смотрю, он в пустом коридоре с помощником в уголке стоит, туфли
дорогие с себя снимает и надевает стоптанные, запыленные. Помощнику бросает: «Народ должен видеть: я ношу то, что и они».
В этот раз он время от времени выходил из образа, вспоминал семью, предателей из членов своей
семьи, жадных, глупых людей. Я говорю: «Владимир Вольфович, семью и родину не выбирают. Что
есть, то есть!» Он посмотрел на меня с некоторым
уважением. Рассказал, как бабушка его ослепла и
просила читать ей Библию. И он стал вспоминать
псалмы, которые он читал, и мы вместе вспоминали слова. Когда я по памяти прочитал 22-й псалом,
даже за руку нежно взял.
Политик, игрок, не попавший на самый верх,
но знающий, чего этот самый вверх хочет. Чутье у
него звериное, шибко умный, смесь такая, в которой
вольница, ум и хитрость сплелись вместе. Это люди
нашего века. Но по форме, конечно, чисто российского разлива: невероятная наглость, необъятное
лицемерие и природная российская смекалка.
Вспоминаю Бишкек, столицу Киргизии. Президентом этой страны тогда был Аскар Акаев. Перед
встречей с ним нам устроили грандиозный пир, угощали на славу, с бараньими курдюками, с тостами и
прочим. Нас было восемь человек, в том числе Пол
Эшелмен из Калифорнии, продюсер знаменитого
фильма «Иисус». Потом предоставили кораблик, на
котором мы славно поплавали на озере Иссык-Куль,
кстати, это второе по прозрачности воды озеро в
мире после озера Байкал. Воды поражали чистотой
в синеве или синевой в чистоте. Казалось, от этой
воды исходит здоровое дыхание. Узнав, что мы христиане из Америки, нам рассказали, что неподалеку затоплен старый армянский монастырь, где, по
слухам, захоронены мощи святого Матфея, первого
№ 7 • июль
СНЫ МОЕЙ ЖИЗНИ, ИЛИ ПОЛУЗАБЫТЫЕ СНЫ
в Библии евангелиста, апостола, ходившего с Христом по земле Израиля.
Встреча с президентом страны. Сразу видно, человек из приличных. Работал с академиком Сахаровым, и сам настоящий ученый, физик, получивший звания не за чиновничью службу, а за заслуги
перед наукой. Долго говорим. Президент Акаев
касается любимой темы, рассказывает о Великом
шелковом пути, по-киргизски — Жибек жолу. Говорит и восхищается своими словами, глаза горят,
он смотрит вдаль и видит замечательное будущее
своего, как он говорит, «смиренного народа». Не
знал он тогда, что массовые бунты превращают
любой народ в убийц. Так потом и было, киргизы
убивали друг друга, узбеков и русских. Убили бы,
наверное, и Акаева, если бы не убежал в Москву.
Сын его Айдар был женат на дочери президента
Казахстана Алии Назарбаевой, но звездный брак
был недолгим. Возвращаемся к встрече. Долго говорим, я немного говорю об Америке, он согласно
кивает головой, потом дарит свою книгу о Великом шелковом пути, где рассказывается о его современном возрождении. Подписывает мне книгу,
смотрит: где мог вас видеть? Я ему не скажу. Давно,
еще до избрания его президентом, мы были в одном московском доме, он говорил тогда о другом,
о желании стать счастливым. Вспомнил его слова
о Китае: «Нас только горы разделяют, но если китайцы перейдут их и придут к нам, мы погибнем».
Человек, сотканный из Востока и идей позднего советского социализма, не утерявший эту сущность
до конца правления. Все эти люди бывшего социалистического Востока быстро перетрансформировались в ханов с коммунистической закваской.
Потому так свободно, легко и радостно искушались
они на роскошь и абсолютную власть. Две тоталитарные идеи в них гармонично слились в одну. Не
избежали ханы влияния арабских революций, советско-восточным чутьем поняли, что это может
ворваться к ним в дом и железным обручем задушить их власть. И стали играть в мусульманский
национализм, гнать другие церкви, поддерживать
идеи мусульманского плебса. Каримов, Назарбаев,
Эмомали Рахмон, Сапармурат Ниязов, провозглашенный Туркменбаши, после него Бердымухамедов сразу сумели стать диктаторами. А вот интеллигент Акаев не смог, сохранившиеся в нем остатки
сахаровского либерализма помешали. И поэтому
был изгнан, а вместо него пришли те, для кого насилие и смерть были единственной формой новой
жизни. Они все похожи между собой, революционеры прошлого и настоящего, их всех лепит из
одного материала дьявол, они счастливы убивать
других, для них смерть — это праздник. Они те же,
85
БЫЛОЕ И ДУМЫ
нигилисты, как их называли до большевистской революции в России, по-современному, террористы.
Они одинаковы — и те, кто бросал бомбы в царей,
и те, кто сейчас убивает детей и разрушает города.
Мир с ужасом понял, что для них желание смерти
стало жизнью. И какой же выход? Только один:
трусливый мир должен начать жертвовать жизнью
своих лучших людей и уничтожать убийц, которые
нацепили на себя романтические имена «революционеры». Да, кимвал звенящий! Но и убивающий!
Новые люди, новое поколение, наверное, не
знают имена тех людей, которых я описываю. А в
наше время их знал каждый ребенок в СССР, потом
в России и других странах рухнувшей советской империи. В нас они отзывались тысячами ассоциаций,
а новое поколение этих ассоциаций не знает. Ну,
например, Горбачев — разрушитель СССР, Жириновский — демагог, болтун, ловкий политик, Женя
Петросян — юморист с низким уровнем шуток, мать
Тереза — святая женщина, помогавшая сиротам,
Александр Солженицын, Василий Аксенов, Виктор
Некрасов, Наум Коржавин, Иосиф Бродский — прекрасные русские писатели, Полунин — великий клоун и т. д. Политики, актеры, писатели моего времени ушли, уходят и уйдут в невидимую сторону этого
времени. Но, может, не все. А может, и мои строчки
когда-то привлекут внимание. Дал бы Бог!
Клоун-философ Слава Полунин. Почему когда он
на манеже или сцене, тысячи людей становятся нежней и добрей? И вдруг — р-раз! — становятся детьми. Почему? Мы записали с ним две телепрограммы. Я часто повторяю: единственная возможность
вернуться в детство — это впасть в него. А Слава живет в детстве постоянно. Ему не надо возвращаться
в детство, он из него не уходил. Он всегда изо всех
сил не хотел становиться взрослым. Но в обычной
жизни приходилось быть взрослым. Вот так он и вел
двойную жизнь — ребенка и взрослого. И я, кстати,
понял, что и сам веду подобную жизнь, и когда никто не подглядывает, становлюсь ребенком. А может,
такое состояние у многих? Вообще, в каждом из нас
живут несколько людей. В одних два, в других пять,
в некоторых, самых способных, до двадцати. И при
различных обстоятельствах жизни выходит на подмостки жизни и говорит тот, кто больше всего к данной ситуации подходит. В телепрограмме со Славой я вытащил буханку хлеба и плитку шоколада и
спросил: «Чем отличается хлеб от шоколада?» Слава
ответил: «Хлеб — это жизнь, а шоколад — это удовольствие». Я возразил, что для многих удовольствие
и есть жизнь. Он ответил: «Для настоящих людей
удовольствие не может стать жизнью. А вот любимая
работа в жизни может стать удовольствием».
Он построил в предместье Парижа дом, в котором
живут фантазии, и клоуны, и гномы, и другие добрые
существа, обитающие на нашей планете. Его так и
расписали — как дом детской мечты, этот дом-сказку.
Между нами, хотя об этом некоторые люди знают, преданно люблю клоунов. В тринадцать лет выколол на руке татуировку — клоунскую маску. Для
меня клоун и есть ребенок, только повзрослевший.
Теперь у меня дома коллекция клоунов, триста, со
всех стран мира. Иногда ночами я смотрю на них, а
они на меня. И мы как-то понимаем друг друга. Потому что похожи. Славу я очень полюбил, в нем легкий дух, когда он рядом, заплаканная жизнь начинает улыбаться. Я сидел в зале на его представлении
в Нью-Йорке. Он сошел со сцены и сел возле меня,
на спинку соседнего стула. Играла музыка, запускали шары, клоуны дурачились, обливали детей водой,
дети пищали от восторга и бежали к Славе. Он напомнил мне роденовского Мыслителя, только смешного,
тоже мудрого, но думающего не о смысле жизни, а
как рассмешить мир.
В Америке многие люди клоунов боятся. В разное
время в кинопрокат выпускали фильмы про клоунов-убийц, монстров, ненавистников людей. Вот и
возникло в стране такое отношение к самой доброй
профессии — к клоунам. Вспоминаю российских
клоунов Карандаша, Олега Попова («Солнечный
клоун»), Юрия Никулина, Ротмана и Маковского,
Михаила Шуйдина, Андрея Николаева. А сколько
есть замечательных европейских и американских
клоунов! Но массовая культурная пропаганда изменила отношение целого народа к великому, доброму
и смешному явлению в культуре — к клоунам. Вот
таким же образом меняют отношение целых народов
к отдельным национальностям, прививают людям
страх, который переходит в ненависть. Искусство,
используемое в политике, — страшное дело, ибо обладает талантом убеждения, который гораздо сильнее речей политических вождей. Недаром Сталин
и Гитлер придавали такое значение кино, которое
внушало людям ложь, выдаваемую за правду. Еще до
них Ленин почувствовал силу искусства, в частности
кино, как средства массовой пропаганды. Вот что он
говорил своему министру образования и культуры
А. Луначарскому: «…из всех искусств для нас важнейшим является кино» (фраза была сказана в беседе с
Луначарским в феврале 1922 г. — М. М.).
Продолжение следует.
86
юность • 2013
Былое и думы
Тамара Жирмунская
Тамара Жирмунская — современная писательница, автор
двенадцати книг стихов и прозы, вышедших в Москве.
С журналом «Юность» была тесно связана с 1960 года. Здесь
неоднократно печатались ее стихи, среди которых «Бессонница»,
«Шаги», «Снегурочка», «Я продаю свою библиотеку…» и др.
Именно в «Юности» она дебютировала как прозаик (повесть
«Вместе со светом», рассказ «Дорога через Корабельную рощу»).
Одно время вела устные консультации для начинающих авторов.
Недавняя работа Тамары Жирмунской — беседы о Библии и русской
поэзии за три века: «Я — сын эфира, Человек» (2009).
Публикуется в России и за рубежом (журналы «Новый мир»,
«Континент», «Грани», «Дружба народов», «Мосты», «Крещатик»,
«Партнер Норд», газета «Новое русское слово» и пр.).
Член Союза писателей Москвы и Русского ПЕН‑центра.
Член редколлегии журнала «Грани».
Лауреат премии Союза писателей «Венец» в номинации «Поэзия» (2002).
Живет в Мюнхене (Германия).
Продолжение. Начало в № 2, 4, 5, 6 за 2013 г.
«От прошлого жизнь просторней…»
Сентиментальный дневник
Глава 5
Красота нормы. Дмитрий Сухарев
Укор нам всем. Тем, которые начинали в давно
ушедшие за горизонт 50-е, дерзко спуская бумажные кораблики своих стихов на воду, надеясь на
попутное течение. И поплыли они, поплыли, у кого
из газетной бумаги — эти быстро намокали и потонули, у кого из более стойких материалов — держались подольше. Некоторые держатся до сих пор,
как булатовский бумажный солдат. Попали в мейнстрим — главный литературный поток (впрочем, в
стране, недавно отвоевавшей с «космополитизмом»,
такого понятия не существовало).
Дмитрий Сахаров, будущий действительный
член РАЕН (Российской академии естественных
наук), недовольный, как видно, оснасткой своего
№ 7 • июль
суденышка, в беспечные аспирантские годы взял да
и скрылся под псевдонимом. Изменил две гласные
своей фамилии. Так родился поэт Дмитрий Сухарев. Фонетическому родственнику Д. Сахарову он
оставил необозримое поле современной биологии, а
если сузить, нейробиологии. Его изыскания в области нервных клеток — нейронов — получили отечественное и мировое признание.
«Не важно, есть ли у тебя исследователи, / А важно,
есть ли у тебя последователи», — сказал, как врезал,
пятидесятник № 1 Евгений Евтушенко. У Мити — так
друзья его зовут уже полсотни лет — есть и те и другие.
В интервью Татьяне Бек Д. С. скромно признается, имея в виду свою научную деятельность: «На это,
87
БЫЛОЕ И ДУМЫ
собственно, и ушла жизнь». А стихи? А песни? А мюзиклы, в которых слова так по-сухаревски отчетливы, складны, калейдоскопически поворачиваются
всеми своими смыслами, что никакая музыка переиграть их не в силах? Давно и повсеместно признанный поэт, утомленный избытком дарований, как
бы сбрасывает их со счетов. Коллегам-ровесникам
из поэтического цеха — обидно. Они над микроскопом, как ивушка, не клонились. К Белому морю за
моллюском «морской ангел» не ездили. В суровых
северных лабораториях до костей не промерзали.
Их-то жизни на что ушли? Непонятно!
Не знаю, как сейчас, но в то зябко-оттепельное,
все официозные скрепы расшатавшее время имело
место соперничество между поэтами университетскими, к которым принадлежал Дмитрий Сухарев, и
литинститутскими, к которым относилась я. Приемное сито было и тут и там. Но у нас свирепствовал
творческий конкурс: пятьдесят человек на одно место, а у них был поменьше — обыкновенный, учебный. Золотого медалиста Сахарова приняли вообще
без экзаменов, после собеседования. Какие вопросы
задавали — не знаю. Над медалистами-гуманитариями куражились вволю. Меня, например, спросили:
«Кем вы хотите стать после университета?» Я пролепетала: «Писателем». Объяснили семнадцатилетней
дурочке, что в МГУ не готовят писателей — только
преподавателей литературы. Он и она переглянулись, усмехнулись, что-то черкнули в ведомости и
помахали ручкой: гуляй, Вася!
Считалось, что в университете дают более широкое образование. Зато в Литинституте атмосфера была пронизана стихами и флюидами избранничества. Широкие подоконники герценовского
дома казались площадками при подъеме на Парнас. С 1953-го, года смерти Сталина, готовилось
новое восхождение. Его начали «двое в одной связке» — Евтушенко и Рождественский (их дороги скоро разойдутся); хорошо воспитанный, так и не разгаданный влюбленными в него студентками аспирант
Владимир Соколов; очень авторитетный в то время
Владимир Гнеушев; рано погибший Володя Морозов, с вызывающе-есенинской шевелюрой и почти
есенинскими стихами... В 1955 году на первый курс
поступили сразу две девушки-вундеркиндши: Белла
Ахмадулина и Юнна Мориц; если первой все давалось с ходу и мужские улыбки, как цветы, падали к
ее ногам, то ее однокурснице с «тяжелокованой косой» (по-моему, именно про Юнну так выразился в
стихах один наш поэт) предстояло, при несомненной талантливости, признание брать с боем…
Полузапрещенные поэты — Гумилев, Ходасевич, Ахматова, Цветаева, Хлебников, погибшие не
за нюх табаку Павел Васильев и Борис Корнилов,
88
только что вернувшийся из Инты после четвертого
срока Ярослав Смеляков, дитя сердцем — мудрец
умом Николай Глазков, долго не печатавшийся Борис Слуцкий читались (как правило, в самиздате) на
ура. Приехал из ссылки и снова оказался студентом
Наум Коржавин.
У нас дома была небольшая полка с изданиями
«Малой серии поэта». Мой отец выискивал в букинистических магазинах томики Веневитинова и
А. К. Толстого, Апухтина и Фофанова.
Лишь недавно, из названного выше интервью, я
узнала, что потомственный интеллигент Дмитрий
Сухарев с отроческих лет отлично был знаком с русской поэзией, далеко не только «хрестоматийной».
Мог бы дать несколько очков вперед нашим книгочеям и книгоношам. Еще его дед декламировал
наизусть «Сумасшедшего» Апухтина, которого мне
читал мой отец. Кто-нибудь хмыкнет: фи, Апухтин!
Дурной вкус! Не сказала бы! В набоковском кругу
Апухтин тоже был читаем и почитаем...
Волна новой и возвращенной поэзии захлестнула Москву. И университет, и «педы», и технические
вузы, и НИИ, включая «почтовые ящики», читали,
слушали и по-школярски переписывали в тетрадь
любимые строки любимых авторов. Многосторонне одаренный вчерашний студент биофака знал не
меньше нашего, открывал для себя те же и другие
имена, но не тушевался перед ними, сочинял стихи
без натуги, без явного желания понравиться мэтрам,
и стихи эти пользовались все растущим успехом в
своем кругу. Современная авторская песня в мгновение ока стала массовой, но о ее фантастической миграции никто и помыслить не мог. Глашатаем спорных истин, созидателем дерзких форм Д. С. себя не
мнил. Зарабатывать строчками деньгу не собирался.
Просто оказался поэтом.
Было еще что-то трудноуловимое, но существенное в различии наших высших учебных заведений.
Мы рано догадались, что работа в поэзии — смертельный риск. Над студентами горьковского детища нависал рок. Кто-то из литинститутских бросал
занятия, спивался, тонул, вешался, становился шизофреником. Жизнь не баловала никого. Горестные
ноты проникали в поэтические тетради даже самых
юных. А что такое высокая поэзия, как не жизненная трагедия, положенная на стихи? «Университетские» казались нам более застрахованными, что ли.
Учебной рутиной защищенными от ударов судьбы.
Хорошо помню, как впервые встретила в журнале это имя: Дмитрий Сахаров (он еще подписывался настоящей своей фамилией). И стихи помню,
где лирический герой плывет по реке, спокойной, не
бурной, наслаждаясь гармонией и красотой мира.
Автор спокойно рифмовал «байдарке» — «подарюность • 2013
ТАМАРА ЖИРМУНСКАЯ
«ОТ ПРОШЛОГО ЖИЗНЬ ПРОСТОРНЕЙ…»
ленный / он розоват от рассвета. / Сяду — поеду на
Дальний Восток».
В начале шестидесятых нас свел на одном вечере поэзии уверенно входивший тогда в силу журнал
«Юность». К этому не то чтобы тонкому, но ведь и
не толстому журналу, с девичьим лицом на обложке (волосы растрепал ветер, а в зубах не сигарета,
а длинная травинка), я до сих пор питаю нежность
и благодарность. Сухарев не только «питает», но и
пишет об этом. Вот его стихи из подборки в «Знамени»:
Журналы, где принял крещенье!
На ваших страницах гощу.
Мне ваших страниц угощенье
Подобно густому борщу.
Не вечноувечная лира,
А старого «Нового мира»
И «Юности» древней тома
Сойти не позволят с ума.
ки». А я уже была «испорчена» так называемой
корневой рифмой типа «лозунги» — «слезыньки»
(из стихотворения Евтушенко «Свадьбы»). Но те
сухаревские стихи чем-то остановили мое внимание. В них легко дышалось. В них было то, что Фазиль Искандер, даром что тоже выпускник Литинститута, впоследствии вынесет в название одной из
своих книг: красота нормы.
Все мы в молодости (и много позже) ездили, летали, плавали, удивляясь нескончаемости родных
просторов, бесчисленности людских судеб, таинственности ночи и крупности звезд. Но Сухарев
написал об этом так, что прочтешь — и сразу воскресает все тобой недооцененное, пропущенное,
профуканное. Лучшая часть твоей единственной
жизни. Оставленная в тех местах, в том времени:
«Не тает ночь и не проходит, / А на Оке, а над Окой
/ Кричит случайный пароходик — /Надрывный, жалостный такой. / Никак тоски не переборет, / Кричит в мерцающую тьму. / До слез, до боли в переборках / Черно под звездами ему...»
«Выберу самое синее море, / Белый-пребелый
возьму пароход, / Сяду — поеду дорогой прямою /
Все на восход, на восход, на восход...» Сухарева весело цитировать, потому что многие стихи его стали песнями, их знают наизусть, начнешь — будут
продолжать, подсказывать, подпевать про себя. Но
не грозит ли такое «подпевание» небрежным проглатыванием главного в них: свежести, горячности
чувства, неожиданности образа, а в сумме — поэзии?
Как там дальше? «Мой пароход — / Он лепесток /
Вишни, отцветшей над Клязьмою где-то, / Мед№ 7 • июль
Той, первой редколлегии, в основном из пожилых, много знавших и переживших журналистов, с
Валентином Катаевым во главе, было безразлично,
кто твоя альма-матер: МГУ, Горьковский институт или вуз попроще, подальше от центра столицы,
пусть даже вообще на задворках цивилизации; печатались там и рабочие, и школьники, Инна Кашежева, например. Главным пропуском на его страницы служил природный дар. А среди талантливых
предпочтение отдавалось жадным до жизни, очарованным ею, какие бы неприятные сюрпризы она
порой ни подкидывала. Искренность пишущего не
подвергалась сомнению. Люди молодые, непуганые,
все мы были тогда искренни. Дмитрий Антонович
сразу попал в авторский актив. Говорится, часто с
укором, что «Юность» хранила верность революционным идеалам. Да, это было. А могло ли быть иначе на сломе времен, когда возвращались с лесоповала и рудников ни в чем неповинные, истощенные,
беззубые «сидельцы» — жертвы, как думалось нам,
извращенных, попранных, но прекрасных идеалов?
Большинству читателей журнала потребовались
годы и десятилетия, чтобы излечиться от сделанной
в младенчестве «коммунистической прививки», не
остаться с «черной дырой» внутри и хотя бы приблизиться к истине.
Не знаю ни одного сухаревского стихотворения,
написанного с конформистской целью на потребу
исторического момента. Малолетка во время Отечественной войны, он не мог быть призван в армию,
но отец его, тоже ученый, воевал бесстрашно, с не
меньшим бесстрашием принимал скудную до- и по89
БЫЛОЕ И ДУМЫ
слевоенную жизнь. И сын с внутренним трепетом и
пониманием написал об этом: «Когда пошел я в первый класс, / В тот самый год, в ту пору / Костюмчик
был в семье у нас, / И был отцу он впору. / Отец к
нему, отец к нему / Проникнут был заботой, / С потертых сгибов бахрому / Он стриг перед работой...»
Когда вчерашние старшеклассники уходили на
фронт, Митя стоял в завистливой мальчишеской
толпе и десятилетия спустя создал единственные в
своем роде стихи, недаром ставшие популярной песней («Вспомните, ребята... Это только мы видали с
вами…»). Те его горчайшие строки, знакомые теперь
многим, проходили в печать и на эстраду без торможения, ибо были освящены Священной войной.
Куда драматичнее история создания оставшихся в ящике письменного стола сухаревских стихов,
известных только самым близким. В 1968-м наши
танки вошли в свободолюбивую Чехословакию — и
поэт, сгорая от стыда, доверился своей лире, просто
выплеснул душу. Ведь опубликовать подобное не
было ни малейшей надежды. Впервые крамольные
стихи были напечатаны в книге Д. С. «Холмы» (Иерусалим, «Скопус», 2001 г.): «Мы не рабы. Рабы не
мы. / Мы ниже, / Мы — рыбы, скользкие сомы / Из
жижи. / Рабу тоска, сому покой, / Мы немы, / Зарыться в ил, и никакой / Проблемы. / Мы не рабы,
не убежим — / Убудем. / Рабовладельческий режим/Уютен...»
Догадываюсь, что такой Сухарев, с такими «антисоветскими» вещами, — полная неожиданность
для распевающих на родине и на всех континентах
земли вполне «невинные» песни на его слова: «Альма-матер» и «Брич-Мулла», «Прекрасная волна» и
«Александра». Для меня никакой мимикрии, никакого раздвоения тут нет. Есть единая личность, единый поэт, защитник красоты нормы. Когда на нее
посягают, прикрываясь политическими или любыми другими лозунгами, здоровое, трезвое, человеколюбивое начало в нем страстно протестует.
Еще тогда, в шестидесятых, мы крепко подружились. Семьями. Вместе встречали не один Новый
год. Вместе, прихватив детей, отдыхали летом в
деревне Красногоры, что под Переславлем-Залесским... «Подружились» — не означает ослепли по
отношению друг к другу. Наоборот, коллега-друг —
твой первый, неподкупный судья, когда написались
новые стихи, вышли новая публикация или сборник.
Не было такого, чтобы Митя «расчихвостил» меня,
но его сдержанность в оценке подборки или книги,
его тактичное молчание заставляли задуматься...
Занятый выше головы своей наукой, да и просто
службой, он успевал делать друзьям подарки. Так,
он познакомил меня с Виктором Берковским и Сергеем Никитиным. Оказалось, что они уже положили
90
на музыку несколько моих стихотворений из «Района моей любви». Их пели дома и на концертах, в
Москве и далеко от Москвы, а недавно... звучит, конечно, фантастично... они прозвучали в моем присутствии во Франкфурте, причем на родине Гете их
исполнило трио Ольги Муратовой, Дмитрия Богданова и самого Дмитрия Сухарева, а в Мюнхене спустя несколько лет — приехавшая на гастроли Галина
Хомчик...
Давно стало трюизмом, что Муза поэта — камертон, по которому настраивает он свою лиру. Много
лет смотрю я на Аллочку Сухареву и не вижу примет
старения; она все такая же миловидная, сердечная,
энергичная, всегда занятая — своей неврологией,
домоустройством, огородничеством, вождением машины. Палочка-выручалочка для мужа, взрослых
детей и внуков. Но это же быт, каждодневность, а
быт и каждодневность убивают поэзию. Как сохранил Сухарев лиризм в своем чувстве к воплощенной
Музе, пусть останется его и ее тайной. «Строжайшей
женщине в мире» (первая строка одного из сухаревских стихотворений) посвящены тонкие, вибрирующие от страсти строки.
Если собрать всю интимную лирику поэта, не
в порядке написания, а следуя внутренним законам роста, развертывания и плодоношения самого
живого чувства на свете, получится целая поэма о
любви, не безоблачная, отнюдь. Солнечная и грозовая. Счастливая и трагическая. Помню, как ударило
меня в сердце когда-то, в зените его жизни, написанное Д. С. признание-страдание, сотканное как будто,
особенно поначалу, из всем знакомого житейского
материала. Еще проще: из ширпотреба, из материи,
что продается в магазине «Ткани»: «Куплю тебе
платье такое, / Какие до нас не дошли, / — Оно неземного покроя, / Цветастое, недорогое, / С оборкой у самой земли...» Даже эпитет «неземной» не
заставил меня сразу насторожиться; есть же выражение «неземная красота», и оно обычно относится не к ангелу, а к земной женщине. Но дальше шли
слова-ключи, целая связка ключей, которые открывали в стихах потаенный и неожиданно горький, все
шире и шире расходящийся смысл: «Зачем я тебя и
детей / Так тяжко люблю и жалею? / Какою печалью болею? / Каких содрогаюсь вестей? / И холод
зачем неземной / Меня неизменно пронзает, / И что
мою душу терзает — / Скажи мне, что это со мной?..»
Финал стихов аукался с началом, но вовлекал, втягивал в себя все то пространное и престранное действо, что именуется «жизнь человеческая»:
...С оборкой у самой травы,
С оборкой у палой листвы,
С оборкой у снега седого.
юность • 2013
ТАМАРА ЖИРМУНСКАЯ
С оборкой у черного льда.
Откуда нависла беда?
Скажи мне хоть слово, хоть слово.
Уже названная выше книга стихов «Холмы»; блестяще составленная и великолепно изданная антология «Авторская песня» (Екатеринбург, «У-Фактория», 2002 г.); написанная давно и только спустя годы
напечатанная статья «Скрытопись Бориса Слуцкого»
(журнал «Вопросы литературы», № 1, 2003 г.) — вот
с какой разнообразной поклажей въехал Дмитрий
Сухарев на своей поэтической «арбе» в ХХI век.
Узнав, что я получила по почте от общих друзей
и прочла его новую книгу, Митя, естественно, поинтересовался: «И как она тебе?» А на мое дружественно-одобрительное вяканье отреагировал довольно
резко: «Там многие стихи не должны были тебе
понравиться!» И, вправду, не все понравилось. Но
«понравиться» — «не понравиться» — эта категория
оценки больше подходит для школьных стишат, переписанных в альбом подружки, чем для отзыва о
работе досточтимого коллеги.
«Холмы» вышли из печати через двенадцать лет
после собрания стихотворений Д. С. «При вечернем и утреннем свете», которое он считал итоговым. В предисловии автор объясняет, почему: «Издать сборник стихов стало слишком простым делом.
Фонтаном из нечищеной скважины вдруг забила
литпродукция, не прошедшая профессиональной
экспертизы. Те, кому это было на руку, подверстали
экспертный отбор к советской политической цензуре, а свое беспомощное стихотворство представили
как жертву таковой».
Надо было бы сказать в той не удовлетворившей
его беседе: «Суров ты, отец, суров! Знать не хочешь,
сколько стихотворно одаренных людей всю жизнь
ждали исторического момента, когда, пусть за свои,
пусть за последние или одолженные, можно издать
давно вымечтанную книгу собственных стихов».
Но Сухарев и к себе донельзя суров: «По пятнышку
всю грязь / Вытравливаю, / По вошке свою мразь
/ Вылавливаю, / По капле из себя / Выдавливаю /
Советского простого человека <...> Повыбью своих гнид, / Повыколочу блох, / Содвину гнет беды,
/ Повыпрямлюсь, даст бог, / Сотру со щек следы, /
Повыправлю свой слог, / Даст бог. / Дай срок».
Вообще трезвая суровость, вроде бы не очень
показанная интуитивному лирическому поэту, уже
в новые времена вошла и требовательной хозяйкой
расположилась в его поэтическом хозяйстве:
Вслед за родиной спесивой,
За словесностью красивой
Я и сам иду на дно.
№ 7 • июль
«ОТ ПРОШЛОГО ЖИЗНЬ ПРОСТОРНЕЙ…»
Мне буквально все равно.
Не держите меня, я хочу, я хочу утопиться!
Поднесите мне чашу напиться крысиного яда!
Хорошо бы еще оскопиться, но поздно, не надо.
А на закусь хочу, чтобы пицца, с грибочками пицца!
Стихи бьют наотмашь, но, очевидно, не только у
меня, но и у других подсознательно вызывают чувство отталкивания. Кто же из нас в последние десятилетия не переживал за свою родину, за попрание
того, чем гордились лучшие из лучших, за вытесненную на задворки изящную словесность, за пришибленную культуру, но чтоб до такого дойти! Чтоб
современным Сократом согласиться выпить чашу
со смертоносной гадостью? Бр-р-р! Несчастные существа — поэты! Не отгородить их от высокого болевого порога ни ежедневной служебной повинностью, ни почетными званиями... Ободряет в стихах
«пицца», да еще с грибочками. Вот это по-сухаревски! Согнать с лица и души мрачность, затянуть душепронзительную песню юности-зрелости, неторопливо оглядеться по сторонам — красота-то какая:
«Я вас люблю, мои холмы, / Здесь непременны только мы, / Здесь резок свет на фоне тьмы / И мысли
резки. / Друзья придут, друзья уйдут, / А дебри нас
не предадут, / В шипах и блеске наш редут, / В шипах и блеске».
Есть, есть противовес печалям и надрыву в поэзии Сухарева. Есть не джентльменский, а свой, сугубо сухаревский, набор любимых поэтов, иные из
которых еще и барды. Слуцкий, Коржавин, Владимир Корнилов, Леонович, Чухонцев, Визбор, Юлий
Ким — всем им посвящены благодарные, патетические или юмористические стихи. То, как хватко, с полемической любовью, внедряясь в самое тело стиха,
перстами микробиолога вскрывая их рукотворную
структуру, написал Д. С. о Борисе Слуцком, должно
вразумить и одернуть всех нас, дерзающих публично размышлять о самом воздушно-вещественном
жанре литературы. Исследователей поэзии можно
грубо разделить на две группы: одни пишут о стихах
с упором на «что» (о чем хотел сообщить имярек), а
другие — на «как» (как, какими средствами он это
делает). Статья Сухарева в «Вопросах литературы»
имеет шанс положить конец этому искусственному размежеванию, ибо «что» и «как» в его анализе,
как и в словесности, неразрывны. Только многие
ли прочтут эту статью, все ли намотают ее себе на
ус? Не иначе как метя в слишком расплодившихся
ныне в поэзии «формалистов», автор «Скрытописи»
приводит слова Ахматовой о том, что смещение интереса со «что» на «как» характерно для периодов
«развития снобистского графоманства вокруг литературы».
91
БЫЛОЕ И ДУМЫ
В заключение несколько слов об «Авторской
песне». На второй странице этого увесистого тома
сообщается, что Д. А. Сухарев отвечает за «концепцию, состав, редактирование» шестисотстраничной
антологии. Но это далеко не все! Он присутствует в
ней своими стихами-песнями, любимыми без преувеличения неисчислимым количеством людей. Ему
принадлежат горячие и всегда на свой манер, с неожиданными поворотами мысли, с поддразниванием
даже, написанные эссе из «Введения в субъективную бардистику» и не менее личные персоналии
ряда поэтов. Его отношение к предмету исследования выражено в четырех строках: «Песни — расколдованные дети / Страшных наших, нежных наших
лет. / — Господи, продли минуты эти! — / Выдохну
за Межировым вслед...»
Боже мой! Двести авторов! Нашла и университетских, и литинститутских (с одного нашего курса
три поэтессы; ау! где вы, сильный пол?), и от «Махачкалы до Баку» загубленного Бориса Корнилова
обнаружила, и песенка «Подари на прощанье мне
билет», которую пел мне когда-то любимый, тут как
тут. Все подобрала, всех объединила «Авторская
песня». Можно ли сомневаться после этого, что бардистика — самое демократическое, самое народное
художественное явление наших лет?..
Не великий знаток авторской песни, во всем ее
временно́м и пространственном объеме, я только
из антологии узнала, почему под сухаревским стихотворением «Прощание с родиной» (если бы был
обычай присуждать гран-при лучшей вещи в книге,
я бы выдвинула именно его) стоит малоприятное
словечко «плагиат». Оказывается, поэт с генетическим чувством порядочности указал таким оригинальным образом на то, что толчком для него
послужила одноименная песня Евгения Клячкина
«Я прощаюсь со страной, / где / прожил жизнь, не
разберу / — чью. / И в последний раз, пока / здесь,
/ этот воздух, как вино, / пью». Но покойный ныне
бард собирался тогда в эмиграцию, а Дмитрий Сухарев, укорененный, как мало кто, в России, не только
на ее земле — плотью, но и в небе над ней — духом,
пишет совершенно о другом:
Я прощаюсь со страной,
где
Проживают в основном
те,
Кто не рвется никуда
из
И не ждет в очередях
виз.
А прощаюсь потому
днесь,
Что я выработан вдрызг
весь,
И покуда не вполне
стих,
Я скажу своей стране
стих.
Я и слякоти твоей
рад,
А уж снега-то вкусней
нет.
Государство это да,
смрад,
Но страна-то навсегда
свет.
Я и голодом твоим
сыт,
И под бременем, как ты,
гнусь.
А что гложет за тебя
стыд,
Так и сам ведь я хорош
гусь.
И покуда не совсем
смолк,
Я скажу, что в жизни есть
толк,
Если только в жизни есть
честь
И хотя бы небольшой
долг.
Государство небольших
прав
Отучило проявлять
спесь.
Оставляю небольшой
прах,
Он поместится в кульке
весь.
Все хорошо — концовка грустная. Я-то другого
мнения об итоге человеческой жизни. Я считаю, что
люди большого масштаба оставляют по себе большую память, благотворно влияют на ноосферу Земли. К тому же как ни люблю автора, не могу считать
«прах» чем-то существенным, достойным поэзии,
ибо упорно верю в личное бессмертие. Но наш спор
с Митей Сухаревым на эту тему стар, насчитывает
десятилетия, и надежды на его «перевоспитание» я,
увы, не имею.
Продолжение следует.
92
юность • 2013
проза
Арина Каледина
Продолжение. Начало в № 2, 3, 4, 5, 6 за 2013 г.
Рисунки Натальи Болотских
Бразильский карнавал
Роман
Глава четвертая. Deсeption1
1.
Самолет слегка тряхнуло, и он мягко заскользил
по посадочной полосе. В иллюминаторах побежала
смазанная картинка: море, горы, солнечная дорожка
в водном отражении.
«Saint-Tropez» — прочитала Элен на здании одноэтажного аэровокзала. Странно, она всегда считала,
что на Лазурном берегу лишь один аэропорт — Nice
Côte d’Azur. Они с Орландо несколько раз отдыхали
в Каннах, Монако, Вильфранш-сюр-Мер, объездили все побережье от Генуи до Тулона, и Элен неплохо здесь ориентировалась. Но, видимо, до недавнего
времени этот маленький аэропорт использовался
исключительно в военных целях, и лишь во время
курортного сезона он принимал самолеты с туристами.
Их встречали. Минут через сорок, совершив морскую прогулку на катере, летящем на воздушных
крыльях, они причалили возле невысокого белого
дома с веселой оранжевой крышей, террасой, бассейном и джакузи под открытым небом. Маленькая,
точно игрушечная, изумрудная лужайка спускалась
прямо к причалу, где помимо катера была пришвартована яхта метров двенадцать длиной. Вглубь по
каналу убегала целая вереница таких же небольших
причалов, возле которых выстроились в ряд моторные, парусные и весельные лодки всевозможных
форм, цветов и размеров, деревянные рыболовные
Déception (фр.) — разочарование.
1
№ 7 • июль
суденышки и элегантные, уверенные в себе парусники с бортовыми флажками разных стран.
Огромный золотистый ретривер выбежал навстречу, приветливо виляя хвостом.
— Познакомься, Самба, — потрепал пса по холке хозяин — седовласый благообразный мужчина
лет пятидесяти, что встречал их в аэропорту. — Это
наши гости. Они поживут с тобой какое-то время,
ты не против?
Самба радостно лизнула руку Элен, всем своим
видом показывая, что она вовсе не против, а только за.
Лоран — хозяин дома, Орландо представил его
как своего адвоката, — в шортах, футболке и босиком был мало похож на профессионального юриста. Скорее, на прожженного солнцем морского
волка, чьи руки ласкают штурвал, как они ласкают женщину. Но спокойствие и уверенность, читаемые в его глазах, плавность и свободное скольжение речи вполне соответствовали заявленному
статусу.
«Откуда у Орландо французский адвокат и зачем? — думала Элен, разглядывая небольшую уютную комнату, куда их проводил хозяин. — Хотя с
чего я взяла, что Лоран — француз? Мало ли в мире
франкоязычных стран?»
— Холодильник пуст, — виновато сообщил адвокат. — Не желаете составить мне компанию и прогуляться до ближайшего супермаркета?
93
ПРОЗА
Элен желала. Орландо, сославшись на головную
боль, предпочел остаться дома.
При слове «супермаркет» Самба направилась к
причалу, спрыгнула на катер и привычно устроилась
на корме.
— Не удивляйтесь, — улыбнулся Лоран, подавая
Элен руку и помогая спуститься на борт. — Для
того чтобы отправиться в магазин, на почту или в
кино, мы пользуемся исключительно водным транспортом.
Если бы Элен не знала, что они находятся рядом
с излюбленным местом отдыха звезд всего мира —
Сен-Тропе, она бы решила, что попала в Венецию.
Только очень маленькую, игрушечную.
— Порт Гримо1 — одна из самых колоритных
и очаровательных марин, — рассказывал адвокат,
пока они плыли узкими улицами-каналами, едва
не касаясь бортами пришвартованных по берегам
яхт. — В шестидесятые годы для строительства новой гавани неугомонные французы выбрали это
заболоченное место в пяти километрах от средневековой деревни Гримо. Островки соединили мостами,
каналы углубили, берега укрепили и построили на
Порт Гримо (Port Grimaud) — небольшая
деревушка на Лазурном берегу Франции.
1
94
них дома и причалы. Залив превратился в настоящий город на воде. Здесь около двух тысяч домов и
примерно столько же кораблей и корабликов. А вот
постоянных жителей всего человек пятьсот. Остальные, имея дом в собственности или снимая апартаменты, приезжают лишь на время сезона.
— Неужели каждый дом имеет свой причал?
— Причал, пешеходный подход и подъезд для машин, — кивнул Лоран. — Гениальная идея Франсуа
Сперри — эльзасского архитектора, который спроектировал и построил чудо-город, продумав все до
малейших деталей вплоть до цвета каждого дома.
Это дело всей его жизни. На первом этапе строительства дома` не имели ни садов, ни бассейнов.
Земли́ здесь слишком мало. Домики совсем крошечные, видите? Лодки причаливают прямо к террасам.
Здешние жители оставляют яхты возле дверей, у
крыльца. Дома с небольшими двориками появились
позже. А не так давно здесь выросли хоромы в романо-голливудском стиле с колоннами, портиками
и бассейнами, окруженные пальмами и понтонами.
Элен любовалась голубоватыми колоннами,
словно сделанными не из мрамора, а из воды, отчего
они казались огромными застывшими струями молчаливых фонтанов.
— Изначально никто даже не мог вообразить,
что это место станет столь популярным. Напуганные опытом венецианских застойных вод, комарами, ветром, возможными наводнениями, сыростью
нижних этажей, люди не верили в успех проекта, и
друзья архитектора покупали по четыре-пять домов
за бесценок, чтобы помочь бедняге в его безумном
предприятии. Сегодня цены на недвижимость здесь
растут, как на дрожжах.
Элен разглядывала уютные зеленые дворики
размером с детскую песочницу, отделенные друг
от друга невысокими цветочными изгородями, веселые радужные зонтики и гамаки, мирно покачивающиеся в тени деревьев. Разноцветные домики
в два-три этажа с распахнутыми ставенками и цветочными балкончиками тесно прижимались друг к
другу боками, плотной стеной защищая своих утонченных и грациозных парусных красавиц от порывов морского ветра.
— Рядом — порт Коголен2 — огромный порт с судостроительной верфью и городок — блочные пятиэтажки — les cage à poule3. Разумеется, любители
моря и тишины всех национальностей предпочитают шарм порта Гримо, а их шикарные парусники и
ультрасовременные быстроходные «фантомы» эпо-
2
Порт Коголен — Port Cogolin.
3
Les cage à poule (фр.) — курятники.
юность • 2013
АРИНА КАЛЕДИНА
хи Джеймса Бонда с корпусами из карбона ночуют в
соседнем порту.
— Но ведь невозможно каждый раз надувать паруса, чтобы отправиться в булочную? — не переставала удивляться Элен.
— У нас есть маршрутные лодки.
Действительно, навстречу попадались местные
плавучие «автобусы», переполненные возвращающимися с базара пассажирами. Частные катера и
надувные лодки с моторчиками, как у Карлсона,
циркулировали по всем правилам уличного движения. Все, как на обычной дороге, только транспорт специ­фический — плавучий, и единственный
дорожный знак — максимальная скорость три
узла.
Лоран легко и умело управлялся с катером, деликатно притормаживая на поворотах, пропуская
встречные лодки.
Они проплывали под крошечными арочными
мостиками, этакими мини-виадуками, настолько
низкими, что Элен инстинктивно наклоняла голову. Самбе, видимо, не нравилась высота мостов. Она
нервничала, бегая с кормы на нос и обратно.
№ 7 • июль
БРАЗИЛЬСКИЙ КАРНАВАЛ
— Видите тот дом с башенкой? — показывал вдаль
Лоран. — В нем жил сам архитектор. Он умер не так
давно. А вот это дом Джоан Коллинз.
— Сколько же может стоить такой дом? — полюбопытствовала Элен.
— Владельцы этих домов больше чем просто богатые люди… — усмехнулся Лоран.
***
Жизнь в этом райском уголке могла показаться сказкой — уютный дом с камином, собака… Не хватало
только босоногих детей, резвящихся на лужайке.
Не ее ли это мечта? Но томительная неизвестность
тяготила, не позволяя расслабиться и насладиться
моментом.
Несколько раз Элен пыталась поговорить с Орландо, выяснить, что же все-таки произошло там, в
его мастерских? От кого они бежали так поспешно,
от кого прячутся и как долго будет продолжаться
их добровольное затворничество? В ответ Орландо бормотал что-то невнятное и только злился. Ей
же хотелось хоть как-то утешить своего мужчину.
95
ПРОЗА
Но он вовсе не искал у нее поддержки и не желал
делиться проблемами. Элен не оставалось другого
выбора, как абстрагироваться и принять ситуацию.
Не нуждается Орландо в помощи? Что ж, она просто тихонечко побудет рядом, постарается использовать неожиданный и незапланированный отдых
с пользой. Кажется, именно так поступают героини
криминальных детективов, попадая в подобные заварушки?
Оставалось вообразить себя Анжелиной Джоли,
Софи Марсо и всеми их отважными героинями, вместе взятыми, не думать о причинах бегства, упрятав
зародившийся в разгромленном доме страх в дальние уголки напуганной души. Радоваться солнцу,
морю и размеренной жизни, когда не нужно никуда
торопиться и нет необходимости вскакивать утром
по звонку ненавистного будильника.
Первую неделю Элен целыми днями плавала в
бассейне и валялась с книжкой под зонтиком. Загорела, похорошела на морском воздухе без стресса и
вечной суеты. По вечерам с удовольствием готовила
что-нибудь вкусное, оттачивая кулинарное мастерство. Накрывала стол со свечами, сама разливала
белое вино из запотевшей бутылки в огромные фужеры на высоких ножках. Но Орландо странным
образом ничего не радовало. С тех пор, как они поселились здесь, он пребывал в состоянии апатии,
обнаруживая полное равнодушие абсолютно ко
всему. Дни напролет лежал на диване, уставившись
в потолок, или играл на компьютере в карты. Почти совсем не разговаривал, ничем не интересовался,
отрезав себя и Элен от внешнего мира. Ей было запрещено выходить в Интернет, мобильный телефон
Орландо конфисковал. Нельзя было пользоваться
кредитными картами, и, раз в неделю набивая продуктами тележку в супермаркете, он расплачивался
только наличкой.
Откуда, кстати, у него наличные?
Кроме супермаркета, они нигде не появлялись.
Чудесная яхта и катер стояли возле причала, но Орландо не было никакого дела ни до морских прогулок, ни до солнечных ванн, ни, кажется, до самой
Элен с ее кулинарными изысками. Он совсем сник,
потух, будто его обесточили, выдернув из розетки
блок питания.
Четвертую неделю они жили в доме Лорана, и
непонятно, как долго еще должны были здесь оставаться. Хозяин, доверив охрану гостей верной Самбе, появлялся нечасто. В один из приездов он пригласил затворников на морскую прогулку. Орландо
снова отказался, но Элен поехать не запретил.
Стоя на носу летящего катера, она жадно вдыхала морской ветер, любуясь видом Сан-Рафаэля и
Приморских Альп, радуясь хоть какому-то разно­
96
образию. Попросила у хозяина разрешения встать к
штурвалу. Вцепившись мертвой хваткой в кожаные
дуги, на протяжении всей прогулки самостоятельно
выбирала дорогу, лавируя между огромными парусниками и кораблями. Лоран оказался прекрасным
учителем и терпеливо объяснял ей правила навигации, лишь изредка помогая ученице совершить какой-либо маневр.
Элен так захватило необыкновенное чувство
свободы, когда в бесконечном морском пространстве ты наедине с кораблем и мощная машина подчиняется тебе, что в следующий приезд уговорила
Лорана продолжить обучение. Уступив напору гостьи, адвокат согласился.
В течение нескольких дней под его чутким руководством она осваивала морскую науку. К концу
короткой, но интенсивной стажировки довольно
уверенно управляла катером, могла пришвартоваться без помощи наставника, лихо выбросив кранцы и
закрутив канат морским узлом.
— Только не советую выходить в море в одиночку, — предостерег Лоран. — Во-первых, несмотря
на то, что вы неплохо справляетесь с машиной, у
вас все-таки нет прав. Во-вторых, море не прощает
ошибок, а новичкам свойственно их совершать.
— Но в магазин-то можно? — взмолилась Элен. —
Здесь даже дети плавают в одиночку!
Лоран покачал головой.
— Зачем вам куда-то плавать одной, если ваш
мужчина имеет и права, и опыт вождения катера?
Действительно, Орландо водил любой вид
транспорта от мотоцикла до грузовика, имел права
на вождение яхты и других маломерных судов. Элен
всегда гордилась подобным мастерством своего героя, считая это проявлением мужества. Вот только
сейчас все это ему было не нужно, не интересно.
Отдых постепенно превращался в кошмар, переживаемый рядом с любимым… в одиночестве.
Книги, найденные среди справочников и энциклопедий в небольшой библиотеке хозяина, были
давно прочитаны, журналы и прессу покупали
всего раз в неделю вместе с продуктами, а ее мужчина все молчал или спал, отвернувшись к стене.
Солнце утомляло, бассейн наскучил, телевизор
раздражал до невозможности. Элен вообще не
привыкла его смотреть, на это занятие никогда не
оставалось времени. Теперь же она часами сидела
перед экраном, тупо щелкая кнопками на пульте,
или играла с Самбой, за что собака была ей благодарна. Желание быть похожей на Анжелину Джоли растворилось в прозе бытия. Хотелось просто
жить и дышать свободно.
Мрачно слоняясь по дому, Элен снова и снова
возвращалась мыслями в разгромленные мастерюность • 2013
АРИНА КАЛЕДИНА
ские, ища хоть какое-то объяснение случившемуся,
и не находила.
Кто устроил погром? Что послужило причиной?
Месть? Зависть?
Несмотря на вспыльчивость и репутацию скандалиста, Орландо в общем-то был безобиден. Дальше словесных перепалок и мелких скандалов, раздутых прессой до неправдоподобных размеров, дело
никогда не заходило. Может быть, всему виной
деньги? Кто финансировал его последние коллекции? О каких долгах обмолвился Орландо? Какие
«другие долги» могут быть у простого дизайнера?
Он же не мафиози какой-нибудь. А если долги не
финансовые? Тогда какие? Моральные? Он что, кому-то обещал жениться и не сдержал слова джентльмена?..
Вопросы роились в голове, ответов не было. Восстанавливая в памяти день за днем события последних месяцев, Элен снова и снова пыталась проанализировать ситуацию.
Кажется, в его поведении она не заметила ничего необычного… Хотя были странные звонки… Сняв
трубку, Орландо спешил выйти в другую комнату,
чего никогда не делал прежде. У них не было секретов друг от друга. По крайней мере, Элен так считала.
Звонки были поздние, разговоры — долгие. А ведь
совсем недавно они вот так же часами разговаривали по ночам… Вели те самые разговоры, подслушав
которые посторонний сказал бы: «Бред!» Любовный бред, когда только двое слышат и понимают
друг друга, когда паузы и молчание красноречивее
слов, когда нет необходимости заканчивать предложение, едва начав, потому что мысли считываются
на лету, когда время скользит незаметно и не имеет
никакого значения...
Элен на минуту погрузилась в приятные воспоминания, улыбаясь вертящейся рядом Самбе. Взъерошила смешной хохолок на собачей макушке,
закинула палку в дальний угол сада. Через минуту
счастливая Самба уже клала палку к ее ногам, приглашая поиграть.
С кем же Орландо вел столь продолжительные
разговоры? Рабочие вопросы обычно решались
днем. В этой стране вообще не принято звонить
после девяти вечера, если только… Если только оппонентов не связывает интимная дружба. Значит,
звонил кто-то близкий. Всех друзей-приятелей Орландо Элен прекрасно знала. Вряд ли с кем-то из
них у Орландо могла возникнуть необходимость вести переговоры втайне от нее. Не мама же ему звонила по ночам!
Не мама…
Тогда кто? Почему она сразу не обратила внимания на эти поздние вторжения? Закончив бесе№ 7 • июль
БРАЗИЛЬСКИЙ КАРНАВАЛ
ду, Орландо возвращался в спальню напряженный,
явно чем-то озадаченный. Чмокал ее в щеку и… засыпал. Близости не было. Какая же она наивная
дура! Почему только сейчас удосужилась сопоставить очевидные факты! Ведь получается, что у
него…
Элен с такой силой швырнула палку собаке, что,
перелетев через цветочный забор, та плюхнулась в
соседский бассейн. Самба, кинувшись было вдогонку, резко затормозила перед стеной кустарника, не
решаясь перепрыгнуть на чужую территорию, и теперь удивленно смотрела на Элен: «Ну что же ты?
Знаешь ведь, что мне туда нельзя…»
— Хватит! — зло крикнула Элен собаке. — Тебе бы
только играть!
Самба обиженно поджала хвост и, понуро опустив морду, отправилась в дом, исподлобья поглядывая на Элен: «Вот и пойми вас, людей. За что?..»
Но Элен сейчас было не до собаки. Чувствуя, как
все закипает внутри, она взлетела на второй этаж и
рванула дверь спальни, где средь бела дня спал Орландо.
— Ты… — Она задыхалась в приливе неуправляемой ярости. — …у тебя…
Он, едва приподняв голову, смотрел холодно и
отстраненно.
— Мы… Мы прячемся здесь от твоей… любовницы! — Это слово далось с трудом. — Она наняла мордоворотов, чтобы угробить твои коллекции? Знала,
что этим уничтожит тебя!
— Любовница? — сдвинул брови Орландо.
— Кто же еще? Других кандидатов не вижу! У тебя
были единственные враги — те, что украли эскиз
полицейской формы, твою идею! Но они выиграли
судебный процесс. Победили. И это ты должен был
мстить, а не они.
— У меня всю жизнь были завистники, — равнодушно возразил Орландо.
— Тогда расскажи мне про них. Расскажи! Что ты
молчишь? Ты все время молчишь, а я не могу так
больше, не могу!
Элен кричала, не в силах сдерживать накопившуюся за последние недели обиду, и ненавидела
себя в этот момент. Неизвестность, одиночество,
страх выплескивались слезами. Орландо всегда был
вспыльчив и неуравновешен, но оба они старались
избегать ссор. На первых порах влюбленность сглаживала углы, смягчала пыл, обуздывала темперамент. Будничные невзгоды казались мелкими и незначительными. В последнее время все изменилось.
Пространство вокруг наполнилось невидимым, но
очень ощутимым равнодушием.
Орландо безучастно смотрел на разбушевавшуюся подругу, глаза оставались непроницаемыми. Не
97
ПРОЗА
произнеся ни слова, он отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.
В бешенстве Элен выскочила из комнаты, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Схватив ключи от катера, бросилась к причалу.
Верная Самба бежала рядом. У самой воды Элен
на секунду остановилась, присела на корточки, обхватила собаку за шею, шепнула: «Прости, друг, ты
остаешься» и прыгнула на корму. Через пару минут,
набирая скорость, катер выходил в открытое море.
Большая лохматая собака на деревянном понтоне
тревожно лаяла вслед исчезающему вдалеке крошечному суденышку.
2.
Кинжальное солнце палило беспощадно. Элен шла
по набережной Круазет и плакала. Вокруг по расплавленному асфальту расхлябанно шлепали сланцами обуглившиеся на пляже туристы в майках и
купальных трусах, спасаясь от зноя мороженым и
ледяной водой. Смотреть на их довольные физиономии было тошно. Чувство одиночества оказалось куда страшней жары. Оно вцепилось в горло
мертвой хваткой, лишая и без того разряженного
воздуха. Жалость к себе только усиливала слезный
поток.
— Лелька, ты?! — неожиданный возглас вернул
ее в раскаленную реальность. Незнакомая девушка в пляжном наряде кинулась на шею. — Неужели
правда ты?!
— Танька? — Элен с трудом узнавала в высокой
интересной брюнетке давнюю подругу, которую не
видела с момента совместной жизни в лесном кемпинге. — Откуда?
— Да мы здесь почти каждый год отдыхаем. Надоело уже, — беспечно махнула рукой Танька. — Как
ты? Почему одна? Где Генрих? — она сыпала вопросами без остановки. — Господи! Сколько же лет прошло?..
Элен обнимала сильно изменившуюся Таньку,
украдкой смахивая слезы, и была действительно
рада встрече.
— А мы вот с Андреем оставили детей на попечение бабушек-дедушек и отдыхаем одни! Кстати,
познакомься, мой муж, — представила она топчущегося за спиной крепкого мужчину в бейсболке и
темных очках, которые он деликатно снял, пожимая
руку Элен. — А это, Андрюха, моя старинная подруга. — Танька сияла, как крошечное солнце с человеческим лицом. — На заре нашей молодости мы
вместе танцевали в… хм… театре оперы и балета. На
гастроли ездили… Я тебе рассказывала. Какой же это
был год?
98
— Девяностые… — не стала вдаваться в подробности Элен, подозревая, что Андрею вряд ли известна
вся подноготная гастрольных приключений жены.
— Слушай, — тараторила Танька, — ты где остановилась? Мы перекусить собирались, пойдем с
нами, поговорим спокойно. Или ты кого-то ждешь?
— Не жду, — покачала головой Элен, глядя в сторону старого порта, где она пришвартовала катер.
Вздохнув, невесело улыбнулась: — До пятницы я совершенно свободна.
— Вот и чудненько! — обрадовалась Танька. —
Андрюха, веди девушек обедать, а то умрем от голодного и эмоционального истощения!
— Подожди, — растерялась Элен, глядя на свои
пустые руки: ни сумки, ни денег. — Я на минутку выбежала, кошелек не взяла…
— Ерунда! — улыбнулась Танька. — Идем. — Она
подхватила подругу под руку и потащила по набережной.
***
Они сидели в пляжном ресторанчике под пыхтящими струями водораспылителей, спасающих от жары.
— Ну так вот, я как с тех гастролей вернулась, —
рассказывала Танька, ловко разделываясь с огромной розовой скампией, — буквально сразу с Андреем
познакомилась. В театр больше не вернулась. — Она
макнула морской деликатес в соус-коктейль и отправила в рот, жмурясь от удовольствия. — У нас с
мужем свой бизнес. Точнее, я при нем… — Она улыбнулась, погладила Андрея по плечу холеными пальцами, и стало совершенно очевидно, что быть при
муже ей очень нравится. — Детьми занимаюсь. Лешку во французский лицей и на теннис вожу, а Костик
у нас в следующем году едет учиться в Англию…
Элен слушала веселый щебет подруги и грелась
душой рядом с этой симпатичной парой. Андрей ей
определенно нравился. Надежный, спокойный, уверенный.
«Надо же, столько лет люди вместе прожили, — думала Элен, уныло ковыряя вилкой в тарелке, украдкой наблюдая за Татьяной и Андреем, —
сыновей вырастили, а смотрят друг на друга, будто
вчера познакомились. Танька расцвела — не узнаешь! Раньше была просто хорошенькая, а сейчас —
королева. Еще бы, при таком-то муже… Почему же
у меня все так сложно? Мыкаюсь неприкаянная. Ни
семьи, ни детей. Стоило ли тогда цепляться за эту
заграницу, замуж выходить? Вернулась бы домой
вместе с Танькой, была бы сейчас женой какого-нибудь хорошего русского парня — сильного, умного,
в меру амбициозного. Воспитывала бы деток, так же
отдыхала на Лазурном берегу. И Генрих, возможно,
юность • 2013
АРИНА КАЛЕДИНА
был бы жив… — При мысли о Генрихе сердце тоскливо всхлипнуло. — Но кто мог предположить, что
нищая коммунистическая Россия за столь короткий
срок превратится в страну, где вот такие молодые,
красивые люди получат возможность развивать
бизнес, обучать детей в лучших университетах мира,
путешествовать?..» Элен совсем загрустила.
— …слушай, давай с нами! Потанцуем, молодость
вспомним, — «старушка» Танька кокетливо подмигнула подруге.
— Куда? — не поняла Элен.
— Я же говорю — на вечеринку. Ты меня не слышишь? — Татьяна смотрела внимательно и участливо, будто врач, пытаясь поставить диагноз пациенту. — По-моему, тебе надо развеяться.
— Что за вечеринка?
— Ну, ты точно где-то не здесь. Я же объясняю:
«Русские сезоны» во Дворце фестивалей. Ты что, и
афишу не видела? Балет для всех желающих, потом
ужин в «Мажестик» и дефиле. Вход по пригласительным, но это не проблема, правда, Андрюш? Ну и
продолжение банкета в Gotha-клубе. Исключительно для своих.
При упоминании «Русских сезонов» и «дефиле»
Элен напряглась.
— Дефиле, говоришь?
— Ага, известный московский дизайнер привез
коллекцию вместе с целым выводком манекенщиц, — принялась объяснять Танька.
— И манекенщиков, — вставил Андрей.
— Эти дылды в нашем отеле живут. Как на завтрак
выйдут — баскетбольная команда, да и только!
— Не согласен, — лукаво улыбнулся муж. — Мальчики, действительно, немного странные, а вот девочки очень даже ничего! — Он, кажется, намеренно
дразнил жену.
— Ишь, старый развратник! — Татьяна шутливо
хлопнула мужа по спине растопыренной ладошкой. —
На молоденьких манекенщиц глаз положил. А мне,
может, модельер этот приглянулся! — Она кокетливо поправила волосы. Похоже, подобная игра была
у них в порядке вещей. Эти взрослые люди в общении друг с другом могли позволить себе оставаться
детьми. «Счастливые», — по-доброму позавидовала
Элен.
— У него богатый папочка, — продолжала Татьяна, — который, между прочим, все это мероприятие
спонсирует. И ужин, и артистов, и дискотеку в лучшем на побережье ночном клубе.
— Так это, кажется, его клуб. И вечеринка, между прочим, вовсе не бесплатная, — ухмыльнулся
Андрей.
— Ах ты жмот этакий! — притворно возмутилась
Танька, уперев для пущей важности руки в бока,
№ 7 • июль
БРАЗИЛЬСКИЙ КАРНАВАЛ
как настоящая деревенская баба, бранящая мужа. —
Бесплатный сыр… Ну, ты в курсе.
— В курсе, в курсе, — заверил Андрей. — Может,
тебе лучше не к дизайнеру, а к папочке повнимательнее присмотреться?
— Фу, — скривилась Татьяна, — старый, страшный… Вот сыночек… — Она приложила к груди руки,
притворно закатив глаза. — Элегантный, импозантный…
— Субти-ильный… — с придыханием пропел
Андрей.
— Экстравагантный, — не сдавалась Татьяна.
— Экзальтированный, — не уступал муж. — И удивительно женственный…
— В смысле?
— В самом прямом.
— Думаешь? — Танька нахмурила идеальной формы брови.
— За километр видно.
— У тебя если стилист-дизайнер — обязательно
голубой! Как, собственно, и все парикмахеры, визажисты, артисты балета…
— Так и есть, — кивнул Андрей.
— Прямо уж все до одного?
— Не все! — неожиданно резко вмешалась в разговор молчавшая до сих пор Элен. Таня и Андрей
взглянули удивленно, но промолчали.
— Так что, идем? — спросила Танька. — Будет
здорово.
— Нет, не могу, — Элен лихорадочно придумывала, как бы отказаться без объяснений. — У меня
вещи на том берегу, — она неопределенно махнула
в сторону моря. — Не пойду же я в «Мажестик» без
штанов? — Элен улыбнулась, глядя на свои джинсовые шорты и резиновые сланцы.
— На том берегу — это в Сен-Тропе, что ли? — моментально сообразила Татьяна. — Ты там живешь? —
Она откинулась на спинку плетеного стула и теперь
говорила, не глядя на подругу, будто просто размышляла вслух: — Ага, это ты, значит, с того берега
«на минутку выскочила»… Без сумки и кошелька…
Далековато, однако. Ну ладно, платье — не проблема. — Она доверительно наклонилась к подруге. — У меня их столько! Подберем что-нибудь.
— Как же у тебя все просто, — вздохнула Элен.
— Жизнь, Ленка, и без того штука непростая. Если
еще усложнять ее подобными мелочами — жить-то
как? Кстати, у тебя какой размер обуви?
3.
К ступеням Каннского Дворца фестивалей одна за
другой подъезжали Mazеrati, Bentley и Ferrari с российскими номерами. Из машин выходили элегант99
ПРОЗА
ные дамы в вечерних туалетах и мужчины в подозрительно новых смокингах. Небрежно бросив ключи
дежурившим у подъезда шустрым мальчикам-валетам, господа вели своих дам вверх по лестнице,
останавливаясь и давая возможность фотографам и
прочим желающим увековечить себя в фотографическом бессмертии. Известная всему миру красная
ковровая дорожка мерцала вспышками фотокамер.
Любопытные туристы все в тех же пляжных трусах
и пропотевших за день футболках с неприязненной завистью рассматривали гостей сегодняшнего
вечера — наряды, прически, украшения, — надеясь
увидеть какую-нибудь знаменитость, чтобы потом
рассказывать приятелям за кружкой пива: «Знаешь,
с кем я отдыхал в Каннах?..» Подпирая заграждения
и охрану, курортники изо всех сил тянули шеи, стараясь попасть в кадр вместе с предполагаемой звездой: «Маша, левее бери и снизу, снизу, будто я на
дорожке стою». Казалось, что в этот вечер Канны
целиком оккупированы русскими.
Элен и Татьяна в длинных открытых платьях
поднимались по ступеням под руку с Андреем, который в смокинге был просто неотразим.
В фойе толпились проточенные молью французы.
Средний возраст тех, кого заинтересовал русский
классический балет, приближался к семидесяти.
— Держи, — Татьяна протянула подруге глянцевую картонку.
«”Благотворительный вечер”, — прочитала Элен
на приглашении. — “В программе: гала-концерт…”»
Далее перечислялись самые известные рas de deux и
сольные вариации из лучших балетов мировой сокровищницы хореографического искусства в исполнении народных и заслуженных артистов «Кремлевского балета», Большого и Мариинского театров.
«Продолжением вечера, — гласила программа, —
станет грандиозный прием и торжественный ужин в
ресторане отеля Majestiс, на который приглашены
представители мировой культурной и бизнес-элиты,
а также члены российских и европейских аристократических фамилий. Во время ужина — дефиле мод
от известного российского кутюрье Вани Бриана.
Окажитесь свидетелем исторической встречи
русского искусства с европейской публикой в момент, столь важный для самосознания России!
Стоимость участия в вечере…»
— Тань, а вы какая элита, — поинтересовалась
Элен, с улыбкой глядя на подругу, — культурная,
аристократическая или бизнес?
— А мы еще не придумали, — легко отозвалась
Татьяна. — Андрюш, какой элитой сегодня будем?
— Хм, — задумался Андрей, почесывая гладковыбритый подбородок. — «Бизнес» сразу отпадает — я
столько «не вешу»… Пока. Для аристократов, пожа100
луй, рожей не вышли. А чтобы быть культурной, да
еще и элитой, нужно по меньшей мере выучить еще
пару языков, разобраться с французскими винами и
сырами, научиться курить сигары, как мистер Смит,
и знать наизусть все балетные партии, перечисленные в этой программе.
— Я знаю, я знаю! — по-детски радостно захлопала в ладоши Татьяна. — Нам все это еще в институте
на истории балета рассказывали! Хочешь, спою?
— Балет споешь?
— Ага, — кивнула Танька и запела музыкальную
тему из «Дон Кихота»: — Трррам-там-там-там-тара… Минкус, между прочим.
— Может, станцуешь заодно? — предложил муж.
— Запросто, — не возражала Татьяна. — Только
придется в Москву за пуантами слетать. У меня гдето на чердаке валяются старенькие раздолбанные.
Еще с училища.
Зрители с соседних рядов принялись оглядываться, шипя, словно beurre fondu1 на раскаленной
сковородке.
— Все, Татьяна, решено! — подытожил Андрей,
сделав серьезное лицо солидного джентльмена. —
Ты у нас будешь элитой культурной, а мы с Леной —
всеми остальными. Чего уж мелочиться! Не возражаешь?
Гала-концерт их порадовал, что, собственно,
естественно при столь звездном составе исполнителей. Танцовщики были на высоте и действительно
блистали на черном бархатном небосводе каннской
сцены, еще раз доказав, что где-где, а уж в области
балета мы точно впереди планеты! Солист «Мариинки» — красивый и мужественный, — играя рельефными мускулами, так смело и высоко подбрасывал невесомую партнершу, что публика в испуге
замирала: вдруг не поймает?!
По окончании концерта сливки общества отправились в Majestiс. Идти было метров двести. Элен,
Татьяна и Андрей краем глаза понаблюдали церемонию разбора машин у Дворца фестивалей и повторное автодефиле у входа в отель.
— Не царское это дело — культурной, аристократической и бизнес-элите великой державы смешиваться с толпой современных санкюлотов на набережной, — саркастично заметил Андрей. — Даже
если путь недалек!
— Не комильфо! — согласилась Татьяна.
Ужин в шикарном ресторане отеля прошел в теплой дружественной обстановке, несмотря на изрядно затянутую торжественную часть. Представитель
какого-то культурного фонда, Элен не расслышала,
какого именно, долго и нудно расшифровывал по бу Beurre fondu (фр.) — растопленное сливочное масло.
1
юность • 2013
АРИНА КАЛЕДИНА
мажке трудновоспроизводимые французские слова,
доказывая публике, что вот он-то уж точно обойдется без всяких там переводчиков-дармоедов! Наконец,
плюнув и нарочито растерев невидимый плевок носком лакированного ботинка, он скомкал свою бесполезную шпаргалку и пробасил в микрофон:
— Ну, мы, короче, тут это… Приехали на ваш
Лазурный берег. И ниче так, нам тут у вас понравилось! — Он вытянул вперед большой палец. —
Ништяк! Лангусты, кальмары, омары, все такое! Вы,
короче, французы — клевые ребята! Наши люди!
Предлагаю культурный обмен: мы вам — наш балет,
а вы нам — пару цистерн вашего бургундского!
Он захохотал, похлопывая по плечу одного из
представителей французской стороны — сухонького седовласого месье в монокле. Француз, очевидно,
русского языка не знал, поэтому из приличия натужно заулыбался, явно не понимая причин подобной радости.
— Ну, ты это, переведи ему, — распорядился оратор, обращаясь к переводчику, — что это шутка,
блин. Прикол!
Серьезные мужчины за соседним столиком переглянулись, едва заметно поморщились.
К счастью, остальные выступающие — как хозяева, так и гости, — вели себя вполне прилично, говорили как подобает, грамотно и культурно.
Публика за столом, где сидели Элен, Татьяна и
Андрей, подобралась весьма разношерстная. Француженка неопределенного возраста с лицом, истерзанным неудачными пластическими операциями, ее
муж — точная копия Исаака Ньютона, пара российских бизнесменов со странно молчаливыми женами
и милейшая старушка в бриллиантах из плеяды эмигрантов первой волны с молодым холеным любовником — мадам Марго. В ходе застольной беседы выяснилось, что любимое хобби мадам Марго — игра
«Скрабл», известная в России под названием «Эрудит» — игра в слова по принципу кроссворда, предполагающая углубленное знание языка. Причем играла
мадам на любом из шести доступных ей языков.
Гастрономические блюда французской кухни,
предложенные русским гостям, выглядели полинявшими от времени унылыми натюрмортами, намалеванными на огромных тарелках тончайшего фарфора. Вино, пролитое на белоснежную хрустящую
скатерть, чуть было не прожгло кислотную дыру.
Очевидно, деньги, заплаченные за ужин, процентов
на девяносто были (или будут) потрачены на… благотворительность.
Наконец объявили долгожданное дефиле. Элен
замерла.
Манекенщицы поплыли по паркету, выписывая ногами замысловатые узоры, останавливаясь и
№ 7 • июль
БРАЗИЛЬСКИЙ КАРНАВАЛ
позируя перед столиком, за которым в окружении
хорошеньких девушек в дорогих стильных платьях
сидел надменный сухопарый господин с птичьим
лицом: близко посаженные острые глаза, упрямый
лоб, широкие монгольские скулы, почти просвечивающий нос-клюв. Во всем его облике чувствовалась скрытая завораживающая сила.
— Видишь, — зашептала Татьяна, проследив за
взглядом подруги, — это и есть папаша стилиста Ванечки.
«Такого лучше иметь в друзьях, чем в недругах, —
подумала Элен. — Птица-ворон, да и только».
Вспомнилось, как однажды в детстве у бабушки в
деревне ей пришлось идти домой со станции по железнодорожным путям. Возле очередного электрического столба на насыпь вышли две черные птицы.
Тогда-то Леля убедилась воочию, что ворон — вовсе
не муж вороны, наглой и глупой задиры. Эти птицы были огромные, ей тогда показалось — не меньше метра. Величественные и очень грозные. Чужое
вторжение на свою территорию они явно не одобряли. Тот, что крупнее, выступил вперед и вдруг, распахнув крылья, пошел на Лелю тараном. Зрелище
было настолько устрашающим, что у Лели от испуга
отнялись ноги.
Она замерла, глядя вытаращенными от ужаса глазами на приближающуюся могучую птицу.
Ворон, похоже, не ожидал столь странной столбняковой реакции и тоже остановился. Его большой круглый глаз удивленно уставился на девочку. И тут она заговорила. Видимо, детская психика
так отреагировала на испуг. Говорила она быстро,
громко и эмоционально, упрашивая птицу-ворона — красивую и умную, умудренную опытом
долгожителя, достойнейшую из достойных, — отпустить ее с миром, обещая больше никогда не нарушать их покоя. Ворон, внимательно выслушав
монолог маленького человека, подпрыгнул и одним взмахом крыльев поднял свое грузное тело на
провисшие, низко болтающиеся провода. За ним
последовала его жена (это была именно она, Леля
точно знала). И еще девочка могла поклясться —
птицы ее поняли!
— Которая из этих див его жена? — спросила Элен
у Татьяны, разглядывая спутниц Ворона.
— Кажется, у него нет жены. Это долгая история,
потом как-нибудь расскажу.
— А ты откуда знаешь?
— Пересекались мы с ним в прошлой жизни…
Правда, только косвенно…
Папаша-ворон пристально следил за движением
манекенщиц, но лицо оставалось непроницаемым,
и было невозможно понять его отношение к работе
сына.
101
ПРОЗА
Элен сосредоточилась на показе. Через несколько
минут с удивлением констатировала, что коллекция,
представленная на суд публики господином Брианом, ей определенно нравится. Манекенщицы легко
и уверенно шагали по залу, не реагируя на беспрестанно жующую, чокающуюся и громко разговаривающую публику. Вместе с Орландо Элен побывала
на сотнях дефиле и могла достаточно компетентно
оценить уровень профессионализма дизайнера и его
моделей. Представленная коллекция заслуживала
самых высоких похвал.
В какой-то момент возникло странное ощущение
déjà vu. Вместе с ним в душу закралась непонятная
пульсирующая тревога. Силуэты, покрой, нетрадиционная форма рукава, плечи-баллоны… Все это
вдруг показалось знакомым. «Плечи — самая чувствительная часть тела», — всегда говорил Орландо
и относился к их покрою особенно бережно. И сочетание цветов… Она определенно уже видела нечто
подобное… Слишком необычно и неожиданно…
Элен помотала головой, стараясь избавиться от
тревожного чувства. Но с каждой новой моделью,
выплывающей на подиум, ощущение повтора становилось сильнее, она все отчетливее узнавала своеобразный авторский стиль и особую манеру… Орландо. Слишком уж самобытен и неповторим, слишком
узнаваем был ее друг, чтобы можно было его с кемто спутать.
Однако именно этих моделей Элен не видела ни
реализованными, ни даже в эскизах. Подозревать
русского кутюрье в краже коллекции, не знакомой
Элен, — по меньшей мере абсурдно. Но было в работе русского кутюрье нечто большее, чем простое
подражание. Создавалось впечатление, что идеи,
эскизы, выкройки просто-напросто скопированы, и
102
только ткани иные, и детали изменены. Нет, нет, ей,
наверное, просто кажется…
На подиум одинаково рваной походкой вышли
мальчики.
Зал как по команде перестал жевать и, дружно
повернув головы, замер в оцепенении. От удивления Элен вытаращила глаза, рот открылся самопроизвольно.
Мужская часть коллекции Вани Бриана не имела
ничего общего с тем, что демонстрировали девушки.
Плотно обтянутые чешуйчатыми комбинезонами,
чрезвычайно худые юноши блестели и переливались
с головы до ног, и лишь босые стопы контрастно выделялись розовой детской беспомощностью. Инопланетные двуногие рептилии передвигались, как
на шарнирах, сверкая тысячами искрящихся камней.
Бледные лица в вырезах капюшонов — утонченные
и женственные — не выражали ровным счетом ничего. Бесполый отряд неодушевленных космических воинов.
Элен сдвинула брови, пытаясь сообразить, зачем
кутюрье понадобилась целая армия клонов, ведь
даже неопытный стилист знает: главный принцип
любой коллекции — неповторимость каждого изделия в общей гармонии и единстве. Наряды клонов
могли бы стать костюмами для театрального шоу
«Гости из будущего», где ни в коем случае никто не
должен выделяться.
Действие достигло апофеоза, когда по невидимому сигналу мальчики вдруг резко повернулись к
зрителям спинами. Зал ахнул. Задняя часть комбинезонов просто-напросто отсутствовала. Напрочь!
Космические пришельцы удалялись голые и босые,
и лишь змеиные капюшоны скрывали головы и шеи.
— Блестящ-щ-ще! — прошипел Андрей.
— Эпатажненько, — захихикала бриллиантовая
старушка.
Элен взглянула на папашу-ворона. Он выглядел
так, словно по нему только что потоптались неприятельские полчища. Глаза чернели свинцовыми пулями, готовыми немедленно найти и прикончить собственное чадо. Но искать виновника не пришлось.
Ваня Бриан выскочил на сцену взволнованный и
счастливый. Зал засвистел, заулюлюкал, словно на
стадионе во время футбольного матча кубка UEFA,
вмиг забыв о крахмальных столах, посудном серебре, фрачной солидности и чопорной манерности.
Кутюрье — милый красивый мальчик с розовыми
губками обиженной девочки — алел идеально скроенным фраком. Манишка, манжеты и лакированные
штиблеты контрастно оттеняли это огненное великолепие цветом воронова крыла.
юность • 2013
АРИНА КАЛЕДИНА
4.
Примостившись на мягком диване ночного клуба,
Элен потягивала через соломинку приторный коктейль и мечтала о берушах. Музыка трубно гремела, безжалостно насилуя барабанные перепонки.
Таня и Андрей танцевали где-то в глубине зала в
компании дылд-манекенщиц и всей остальной русско-французской элитной публики. Элен танцевать
не хотелось. Да она бы и не смогла — Танины туфли
были велики размера на полтора, пришлось напихать в носы ваты. Веселый привет из советской юности. Андрей не отказал себе в удовольствии и весь
вечер шутил на этот счет. Остроумно и беззлобно.
Купить новую обувь на деньги друзей Элен наотрез
отказалась. Неудобно. А зря. Хлюпающие задники
натерли водяные мозоли, дополнительный дискомфорт только ухудшил настроение.
В бешено-ритмичном мерцании стробоскопов,
размахивая руками и тряся головами, рвано двигалась ошалелая толпа, похожая на мятущегося осьминога. Извиваясь множеством конечностей, этот
пелагический головоногий моллюск то появлялся,
то исчезал в темноте, чтобы в следующее мгновение
снова появиться и исчезнуть.
Закрытая вечеринка была в самом разгаре. От
грохота и беспрестанного мигания у Элен разболелась голова. Перед глазами словно в густом тумане
плавали фиолетовые круги. Сталкиваясь и разлетаясь, они видоизменялись, превращаясь в размытые текучие формы, постепенно приобретающие
определенные очертания, превращаясь во вполне
узнаваемые, хаотично разбросанные во времени и
пространстве картинки, рисуемые усталым мозгом.
Истерзанная куча тряпья на полу в доме Орландо…
Море в круглом иллюминаторе крошечного самолета, похожее на темное драповое полотно в белую
крапинку… Загорелые руки адвоката Лорана, крепко
лежащие на штурвале… Равнодушная спина Орландо, спящего лицом к стене…
Видения сменяли друг друга, набирая скорость,
разгоняясь, и вот уже стремительно неслись вперед,
закручиваясь в неудержимый водоворот воспоминаний. Красная дорожка Дворца фестивалей. Балет.
Сверкающие мальчики-рептилии. Вспышки фотокамер. Платья Орландо в чужом исполнении. Ваня
Бриан с надутыми губками…
Стоп. Модели Орландо, представленные Ваней
Брианом… Элен была почти уверенна, что это именно работы Орландо, каким абсурдным бы ни казался сей факт. Ваня и Орландо. Как и где они могли
пересечься? Не в Интернете же, в самом деле, изучал молодой русский модельер стиль признанного западного мэтра? Орландо никогда не работал в
№ 7 • июль
БРАЗИЛЬСКИЙ КАРНАВАЛ
партнерстве с кем бы то ни было, предпочитая оставаться единственным автором собственных творений. Мог ли он продать эскизы молодому русскому
стилисту? С какой стати? Да, его душили долги, это
не причина торговать идеями. Элен слишком хорошо знала своего друга, чтобы в это поверить. Тем
более соседство с мужской частью коллекции, скорее всего, действительно выполненной самим Ваней,
было весьма сомнительным. Что же могло заставить
Орландо сотрудничать с самозванцем, заявляющим
о себе как о креативном Кутюрье с большой буквы,
при этом выдающим чужую работу за свою?
Голова шла кругом. Не в силах вынести музыкальных истязаний, Элен вышла на воздух.
В баре под открытым небом было значительно
тише, хотя и сюда проникали вездесущие неистовые
басы: «бум, бум, бум». На легких плетеных столиках, утопающих бамбуковыми ножками в прогретом за день песке, горели свечи. Гости негромко разговаривали, наслаждаясь относительной тишиной и
вечерней прохладой. Уединившиеся парочки уютно
расположились на мягких подушках огромных круглых кресел-лежанок.
Сонное море накатывало с шумным шуршанием,
следуя своему вечному внутреннему ритму. Вдо-ох…
Выдох… Вдо-ох… Сделав несколько шагов и мгновенно увязнув каблуками в песке, Элен скинула,
наконец, злополучные чужие туфли и, блаженно
ощутив прикосновение теплых песчинок, пошла навстречу морю-великану…
5.
Что же, кажется, гости довольны, веселятся на полную катушку. Все идет по плану… Если не считать
непредусмотренной никаким регламентом выходки
сына, явившего миру помимо оговоренной и ожидаемой женской коллекции так называемую мужскую, незапланированную часть. А ведь все было
под контролем. Если бы не тщеславие и самонадеянность этого недоросля, все могло пройти хорошо.
Эх, Ваня, Ваня…
Рассеянным взглядом Игорь смотрел на танцующих... Он не любил толпу — беспозвоночный спрут,
не понимал и трескучей примитивной музыки. Современный бизнес-мир, принявший слово «тусовка» в значении «часть профессии», был ему чужд и
безразличен. Светиться, соответствовать, общаться
с целью «порешать вопросы в неформальной обстановке» необходимостью или обязанностью не
считал, тусовщиков игнорировал. Хотя ему-то что?
Нравится людям — пусть тусуются, только его не
трогают. Положение обязывало выделять средства
на корпоративы для подчиненных — он исправно
103
ПРОЗА
выделял. Нужно было отметиться на званых обедах
и юбилеях друзей — уважаемых людей, — отмечался. Но предпочитал как можно быстрее откланяться,
всегда находя вескую причину. Сегодняшнее мероприятие было организовано ради сына, а это совсем
иная ситуация.
Игорь вышел из душного зала дискотеки и направился в казино. Время от времени он любил пощекотать себе нервы, однако играл нечасто, только
на отдыхе. В России было не до того. Да и позакрывали казино власти.
Три силуэта неожиданно возникли из темноты,
преграждая дорогу.
— Привет. Торопишься? — Этот голос, когда-то
такой родной и знакомый, Игорь узнал бы из тысячи. Сейчас он показался скрипучим и неприятным.
Уличный фонарь осветил ее лицо. Да, она сильно
изменилась за эти годы. Перед ним стояла не смазливая девочка-студентка — будущая актриса, а уверенная в себе, зрелая женщина. Ее спутников Игорь
не видел, они по-прежнему оставались в тени.
— Я — нет. — Ему с трудом удалось сохранить спокойствие. — А вот тебе, кажется, пора начинать, — в
его интонациях звучали повелительные нотки.
— Да знаю я, — огрызнулась она. — Тут с тобой
поговорить хотят…
— А ты — посредник? — усмехнулся Игорь. — Кто?
— Сам увидишь. Слушай, пойди с ними, а? Пожалуйста. Только знай — я здесь ни при чем. Они меня
вычислили.
— Интересно, как?
— Не знаю. — Она тяжело вздохнула. — Я твое
слабое звено…
Слабое звено… Да, она всегда была его слабым
звеном. Пожалуй, самым слабым звеном его жизни.
— Прости… — сказала она совсем тихо.
— Кто они? — Сейчас было не до сентиментальностей.
— Колумбийцы.
При слове «колумбийцы» парни, молчавшие до
сих пор, недовольно забубнили.
— Ишь, — хмыкнула она, — не нравится, что
про них говорят! — И вдруг зарычала: — Doit j`lui
expliquer ce que vous voulez de lui?!1
От неожиданности парни притихли.
— Вооружены? — как можно равнодушнее спросил Игорь.
— По стволу у каждого. Но разговор все равно
должен состояться. Их шеф ждет тебя внизу в баре.
— В чем вопрос?
— Не объяснили. Похоже, у них к тебе претензии.
Doit j`lui expliquer ce que vous voulez de lui? (фр.) —
Должна я ему объяснить, чего вы от него хотите?
1
104
— Я догадался, что меня не на дружеские посиделки приглашают. Скажи, буду через полчаса.
Она перевела.
Игорь собрался уходить.
— En este momento2, — запротестовали парни.
— Десять минут, — подвел он черту и, не дожидаясь согласия, направился в казино, сухо бросив через плечо: — А ты постарайся не сорвать программу.
— Ваша встреча — единственная гарантия моего
выступления, — снова вздохнула она.
Игорь сделал вид, что не услышал.
Колумбийцы последовали за ним.
Он не любил неожиданностей. Сейчас его застали врасплох, нужно было как-то выиграть время.
Распахнув дверь казино, он со всего маху налетел на незнакомую девушку, задержанную охранниками. Мокрая с головы до ног, в прилипшем к
телу длинном платье, она растерянно смотрела на
Игоря широко открытыми глазами с черными кругами расплывшейся туши, сжимая в руках одну­
единственную туфлю. Золушка, да и только. Он едва
сдержал улыбку, краем глаза отметив точеную фигуру под соблазнительно облегающим мокрым платьем. С длинных волос на ее маленькие босые ступни
капала вода.
Это был шанс.
— This is my guest, — сообщил он охраннику и,
крепко ухватив девушку под локоток, зашагал вверх
по лестнице, увлекая за собой незнакомку.
Колумбийцы ринулись следом.
— I must accompany this lady, — притормозил
Игорь. — Wait at the bar3, — бросил он преследователям тоном, не терпящим возражений.
— The bar is on the ground floor, — незамедлительно отреагировал охранник, преграждая колумбийцам путь. — Here please gentlemen4. — Он указал рукой в направлении бара.
Откровенно нарываться на скандал колумбийцы
не решились и, вынужденные повиноваться, спустились в бар.
Игорь вел свою Наяду-спасительницу длинными коридорами, время от времени оглядываясь, но
так и не обнаружив преследования. Эта девушка,
случайно оказавшись в нужном месте в нужный
момент, позволила осуществить задуманное, выиграть несколько коротких, но жизненно важных
минут.
2
En este momento (исп.) — немедленно, прямо сейчас.
I must accompany this lady. Wait at the bar (англ.)
— Я должен проводить даму. Подождите в баре.
3
4
The bar is on the ground floor. Нere please, gentlemens
(англ.) — Бар внизу. Вам сюда, господа.
юность • 2013
АРИНА КАЛЕДИНА
БРАЗИЛЬСКИЙ КАРНАВАЛ
Закрыв за незнакомкой дверь костюмерной,
где после сегодняшнего дефиле висела коллекция
сына, он еще раз оглянулся и, убедившись, что
слежки нет, спустился на лифте на минус третий
этаж. Здесь в сейфе личного кабинета Игорь хранил то, что перед непредвиденной встречей могло
вернуть уверенность в себе. Кому и зачем он понадобился и чего ожидать от неизвестных противников, он не знал. Врагов у него было достаточно, но
откровенные наезды и разборки давно остались в
беспокойных призрачных девяностых. Последние
годы все конфликты удавалось регулировать в ходе
дипломатических переговоров, вполне цивилизо-
ванно. Приглашение, переданное таким странным
образом, было открытым вызовом. Кто-то действительно нащупал его слабое звено… Некогда
слабое звено…
Через несколько минут, сделав два телефонных
звонка, твердым шагом победителя Игорь Воронович входил в бар, ощущая на боку под пиджаком
приятную холодную тяжесть.
Первым звонком он распорядился доставить
обувь тридцать седьмого размера для своей Наяды-спасительницы, вторым — дал некоторые указания охране...
Продолжение следует.
По адресу arinakaledina@mail.ru вы можете присылать отзывы о прозе Арины Калединой.
№ 7 • июль
105
Поэзия
Владимир Макаренков
Я родился в Смоленске в 1960 году, где и прожил жизнь до
настоящего времени, исключая службу в армии. По образованию —
инженер-конструктор-технолог ЭВА, работал в НИИ, на заводе,
служил в УИС России, полковник внутренней службы в отставке.
Стихи пишу с двенадцати лет. Первая публикация — в 1980 году,
первая всероссийская — в 1988 году в журнале «Советский
воин». Автор шести сборников стихотворений. Поэзия для меня
всегда «...как чувство первое любви», есть и другое: «Все, что
поэтично / В жизни — единично…», а также «…слова томят,
гнетут, лишают сна / И подтверждают, как перед голгофой, /
Что жизнь и есть Поэзия сама». Наше поколение так называемых
новых шестидесятников (термин Бориса Лукина), несмотря ни
на что, состоялось в литературе. Желаю журналу творческого
долголетия и, самое главное, открытий новых имен в литературе.
Надеюсь на тесное сотрудничество «Юности» со смолянами.
С любовью к журналу, Владимир Макаренков, г. Смоленск
Беседка
В прохладные морские вечера,
Пока в эфире не пробьют куранты,
Беседку у крыльца в два топора
Мы строили с соседом-лейтенантом.
На берег в шторм прибитые волной,
Пропитанные плотно солью доски
Стелились под рукой одна к другой,
Как по тельняшке новенькой полоски.
Но не хватало досок и гвоздей —
Покрыли крышу мы фанерой тонкой,
Зато на петли посадили дверь
С пружиною упругою и звонкой.
Квадратный стол, удобная скамья,
Оплавлена свеча — источник света.
Семья соседа, рядышком моя.
Зеленый чай, горячая беседа.
Шептались ветер с морем за стеной
О предстоящем штормовом ненастье.
Но мир царил повсюду над страной,
И нам хватало этого для счастья.
106
юность • 2013
ВЛАДИМИР МАКАРЕНКОВ
Божья коровка
Приложишь к уху — и неловко
За детской страсти волшебство.
Шуршит плененная коровка —
Как все мы — божье существо.
Настырно: раз-два, раз-два, раз-два…
Запрограммирована цель —
В безбрежность синего пространства
Пошире расцарапать щель.
Какую же, должно быть, муку
Там, в галактической тиши
Несет Творец, вот так же к уху
Коробку с миром приложив?!
* * *
Мирозданье — как сеть Интернет,
В нем живая душа виртуальна.
Лишь у Бога в нем адреса нет,
Он один существует реально.
Я в пространство кричу и стучу
Глыбой сердца, как будто по раме.
Я до Бога добраться хочу.
И увидеть весь мир на экране.
Но боюсь, что экран этот чист,
Как затертый веками папирус,
Что вселенский компьютер завис,
Распознав человеческий вирус.
* * *
Хотя и привиделся мир мне пустыней,
Я буду любить безрассудно родных,
Пока откипевшая кровь не остынет,
Пока не иссякнет запас накладных
В портфеле судьбы, выдающей по списку
Несчастье за счастьем и зло за добром,
Готовящей душу к посмертному иску,
К расплате за все, что озвучил пером.
№ 7 • июль
107
ПОЭЗИЯ
Все кажется, еду в небесной маршрутке,
О чем-то терзаясь с утра допоздна.
Душа как бы здесь и не здесь, в промежутке…
В иллюзиях мира, в реальностях сна.
На старость осталась великая малость —
Любить самых близких родных и друзей.
А если отнимут последнюю радость?
…Никчемное сердце на счастье разбей…
* * *
А в Новоспасском снег идет,
Как будто музыка плывет
Над возрожденною усадьбой,
И сладко грезится: село,
Не зная горя, весело
Гремит крестьянской поздней свадьбой.
И вековой церковный крест,
И красота дубрав окрест
Хранят истоки прежней силы.
И высится дуплистый дуб,
Связавший времена, как пуп
Былинной матушки-России.
Какие были времена!
Все золотые имена;
Вселенский Пушкин, горний Глинка.
Священный русский долг — беречь
Родную музыку и речь,
Не омрачив Христова лика.
Во всходах
Пение птиц — старины отголоски.
В горькую думу уводит большак.
Вижу, по Всходам идет Исаковский.
Рядом Твардовский.
Ровен их шаг.
Слышу, толкуют о доле крестьянской.
Скорбь неземная сквозит в голосах.
— Сколько сельчан полегло на гражданской!
— Да… а потом и в сибирских лесах.
108
юность • 2013
ВЛАДИМИР МАКАРЕНКОВ
Ветром гудит старый дом у дороги.
Речкой Угрой небосвод полонен.
— Саша, да что же случилось в итоге?!
— Слышишь, Михвась, грозный рокот времен?
— Разве напрасен был подвиг солдата,
Кровь проливавшего за Будапешт?..
— Даль, что за далью светилась когда-то,
В людях померкла — мало надежд…
— Нового времени я не приемлю.
Где тут угодья? А где сельсовет?..
— Теркин с Небес не вернулся на землю.
Может, и лучше устроен тот свет…
— В грязь нас давили немецкие танки.
Жгли деревнями, в печах — как дрова…
— Да… победили торговцы и банки…
Да… покорили обманом слова…
Стало чуть слышно... Колышутся души,
Преображаются в белый огонь.
А в облаках льется песня Катюши.
Теркин Василий поет под гармонь.
* * *
Когда спекусь и стану стареньким,
Скупой остаток на земле
Я проведу, обувши валенки,
В глухом заброшенном селе.
Забудь меня, цивилизация!
Пекусь о вечном, но простом.
Моя космическая станция
Еще качнет тебе крестом.
Мне подготовит старт завалинка.
Согреют душу в облаках
Воспоминания о валенках,
Внизу забытых впопыхах.
№ 7 • июль
109
проза
Светлана Воскресенская
Радужное счастье
Сентиментальная повесть
Рисунок автора
Продолжение. Начало в № 5 за 2004 г. и в № 5, 6 за 2013 г.
36. Родители
В конце августа Лиза привезла в дом Антошку. Для
него приготовили маленькую, но уютную комнатку. В ней было все, что нужно для жизни. С одной
стороны стояли кровать и два шкафчика, а с другой — письменный стол. Напротив кровати повесили небольшой телевизор. Лиза привезла его из
Эмиратов вместе с подставкой, которая крепится на
стену. На полочки она поставила какие-то Антошкины безделушки, фотографии и голову в очках. Эту
голову нужно поливать, и у нее вырастают волосы в
виде настоящей травки. Траву можно стричь. Получается очень смешно.
Все было бы хорошо, если бы на столе был
компьютер. Но его не было. Лиза уже несколько
раз напоминала об этом Евгению Ивановичу. Он
отвечал что-то невнятное. В очередной приезд
Жанны она напомнила ему, чтобы он спросил про
компьютер.
— Жанночка, что ты мне говорила про компьютер, я не помню, — начал он.
— Папа, ну почему ты ко мне так относишься? —
запричитала Жанна.
— Как, Жанночка?
— Ну почему у тебя все как по плану? Где компьютер? Как учеба? Не кури! Веди себя хорошо! Нельзя
просто поговорить?! — Она состроила такое обиженное личико, что ее стало жалко. Если не Лизе, то
папе уж точно.
110
— Прости, дорогая, если я тебя обидел! Хорошо,
давай просто поговорим!
Они поговорили немного. Потом еще немного.
Пока в доме ничего вкусного не осталось. О компьютере так ничего узнать и не удалось.
В следующий раз она сказала, что сама живет без
компьютера.
— Как без компьютера? У тебя же было два? — не
выдержал папа.
— Один забрала мама, а другой сломался, — пожала она плечиками.
— С какой стати мама забрала мой компьютер? —
возмутился папа.
— А ее тоже сломался, — она говорила это с таким
«сожалением» и смотрела на папу такими «честными» глазами, что он не мог ей не поверить.
Лиза тоже готова была поверить в это, если бы не
поймала на себе совсем другой Жаннин взгляд. Он
был одновременно радостным, злым, высокомерным и наглым.
«Шиш ты получишь, а не компьютер!» — говорил
ей этот взгляд.
Родители Евгения Ивановича невзлюбили Лизу с
первого взгляда. И со второго — тоже.
Они часто приезжали в дом, а потом совсем переселились сюда. Но больше их интересовала прилегающая к дому территория. Евгений Иванович уговоюность • 2013
СВЕТЛАНА ВОСКРЕСЕНСКАЯ
рил их не ездить на дачу. Она была очень далеко от
города. «Ковыряйтесь в земле здесь, а свою — продавайте», — сказал он. И они ковырялись и обижались, что кроме них никто не хочет этим заниматься.
Всем своим видом они давали понять, что не считают Лизу избранницей сына. Они не обращали на
нее никакого внимания, не разговаривали с ней и не
смотрели в ее сторону. Лиза пыталась найти с ними
общий язык, но ничего не получалось. Больше всего
ее беспокоило то, что их недружелюбие отразится
на Антошке.
Так и случилось. Когда привезли Антона, они не
обращали внимания ни на Лизу, ни на ребенка.
Накануне 1 сентября Лиза с Евгением стояли на
крылечке и мирно беседовали.
— Все же здесь классно! Да? Тебе нравится? — Он
обнял ее за талию.
— Да! — ответила она. Но нравилось ей только то,
что было тепло, что он был рядом и обнимал ее. Все
остальное ей нравилось меньше и меньше.
— Посмотри, какие красивые гладиолусы расцвели. Как будто специально к 1 сентября!
— Мы лучше купим, а то родители расстроятся.
— Еще чего придумаешь? Для чего тогда цветы
выращивать?
— Наверное, для красоты.
— Обязательно срежь завтра самые красивые цветы. Сделай огромный букет, поняла?
— Поняла, — тихо сказала Лиза, подумав про себя,
что лучше было бы купить.
Наступило завтра. Они с Антоном собрались в
школу.
Евгений Иванович уже уехал на работу. Нарядные и счастливые, они вышли из дома. Лиза прихватила с собой ножницы, чтобы срезать цветы. Но не
тут-то было. На улице стояли Женины родители.
— Можно, мы срежем три гладиолуса?! — Лиза не
решилась сделать это без разрешения.
— Ишь, чего захотели, — возмутился отец, — а вы
их хоть раз полили? Подвязали? Пропололи?
— Нам нужно всего три цветочка! — Лиза не верила, что они пожалеют для ребенка три цветка, особенно 1 сентября.
— Нет, гладиолусы не трогайте, мы их не для вас
выращиваем! У нас тоже внучка имеется. Хватит с
вас и астрочек.
Антон стоял около машины. Он как-то ссутулился и виновато смотрел на происходящее. Лиза рванулась к нему.
— Не волнуйся, зайчик, мы купим тебе букет
лучше!
— А может, хоть астры сорвем? Где мы сегодня купим? Уже все цветы разобрали, — прошептал зайчик.
№ 7 • июль
РАДУЖНОЕ СЧАСТЬЕ
— Не надо нам эти астры, не переживай, все будет
хорошо!
— Видала? Астры им не нужны! — обратился дед к
своей жене. Она закивала.
Об этом Евгений Иванович узнал совершенно
случайно. Дед сам ему пожаловался, что «ей астры
уже не нужны». Лиза не хотела обострять отношения. Нужно научиться сосуществовать с этими стариками. Выяснения отношений до добра не доведут.
Но чем больше она молчала, тем больше они садились ей на голову.
— Почему, пока мы не переехали жить в этот дом, в
нем никто не жил? — спросила она однажды. — А теперь здесь каждые выходные твоя дочь с друзьями. И родители поселились, видимо, насовсем.
— Нет, родители соберут урожай и уедут. Потерпи
немного, они у меня с характером. Немного повыделываются и привыкнут.
— Хорошо, я потерплю, Антошку жалко.
— А что Антошка? Живет в шикарном доме, имеет свою комнату. Насчет компьютера вопрос почти
решен.
— Правда?!
— Конечно. Ты же знаешь, как только Жанна отремонтирует компьютер, она отдаст его нам.
— А сама останется без компьютера?
— Почему без компьютера? У нее есть какой-то.
— Она сказала, что один в ремонте, а другой мама
забрала.
— Может быть, мама вернула, я не знаю, успокойся, скоро у Антона будет компьютер.
— Мне кажется, она никогда не даст нам компьютер.
— Почему ты так плохо думаешь о моей дочери?!
— Потому что эти обещания длятся уже почти год.
— Обещанного три года ждут, а ты — год! Завтра
же заберу у нее компьютер.
Но ни завтра, ни послезавтра, ни через год компьютер у них не появился. Жанна рассказывала о нем
какие-то жуткие бесконечные истории. Через несколько месяцев она сказала, что компьютер не подлежит восстановлению и ей предложили продать
его на запчасти. Она с удовольствием это сделала,
получила «сущие копейки», которые с нее никто не
спросил.
37. Катино замужество
Наконец-то прошли три долгих месяца, и Катькино
замужество грозило стать реальностью.
К свадьбе почти все было готово. Может быть, и
совсем все было готово, но никто не мог этого ска111
ПРОЗА
зать с полной уверенностью. Во всяком случае, платье для невесты и костюм для жениха были куплены.
Ресторан и машины заказаны. Меню обговорено.
Гости приглашены. Ведущие оплачены. Но были
три вещи, которые очень смущали Лизу.
Во-первых, свадьба была назначена на тринадцатое число. Это было не просто тринадцатое число,
это была «пятница, 13».
Во-вторых, рейс в Турцию, который ей поставили накануне планируемой свадьбы дочери. Если
рейс состоится по расписанию, то она должна будет
вернуться рано утром. После бессонной ночи ей не
удастся поспать даже часик. Останется время только
на то, чтобы привести себя в порядок. Это в лучшем
случае! В худшем (если случится задержка рейса)
она может просто не успеть на свадьбу к собственной дочери.
В-третьих, свадьбу наметили проводить в кафе,
расположенном на территории онкологического
центра. Это кафе совсем недавно открыли, но оно
уже пользовалось успехом у жителей города. Сюда
ездили на обед со всего города. Готовили здесь очень
вкусно, а цены были просто смешные. Лиза с детьми тоже не раз приезжала туда пообедать. Близкий
родственник жениха работал в этом центре заведующим хирургическим отделением. Он и посоветовал проводить торжество у них. «Чистый, светлый,
уютный зал с отличной и недорогой кухней! Что еще
нужно?!» Так и решили, но сама идея праздника на
территории онкологической больницы как-то не
укладывалась в голове.
Рейс прилетел с задержкой! Задержались на два
часа. Вроде немного, но этого хватило, чтобы Катька поругалась с Димой. Она заявила ему, что не будет выходить замуж без мамы. А он сказал, что мама
знала, на что идет, вернее, летит! Поэтому она сделала свой выбор!
Примчавшись домой, Лиза приняла душ, накрутила бигуди. Нужно хорошо выглядеть! А как можно выглядеть после бессонной ночи? Катюша стояла в подвенечном наряде и ждала Ирину. Соседка
обещала сделать ей прическу. Она отличный мастер,
преподает в школе парикмахерского искусства.
— Кать, сядь, настоишься еще сегодня!
— Не могу! Платье помну.
— А ты аккуратно.
— Не-а!
Лиза бегала по квартире в нижнем белье и бигуди.
Ей казалось, что Катя все время стоит у нее на пути.
Она постоянно ходила вокруг дочери, а та снова
оказывалась рядом! Мама остановилась и посмотрела на дочь.
112
— А-а-а!!! Что ты делаешь!? — тут же закричала
Лиза.
— Я тебя снимаю! Это моя мама, посмотрите, какая фигура! Как она собирается! А как волнуется,
будто это она замуж выходит, а не я!
— Прекрати сейчас же!
Лиза хватала что-то и пыталась этим прикрыться. Но у нее ничего не получалось. Вещи попадались
очень мелкие. Катькины чулки, Антошкин галстук,
носки, Катькина подвязка. Все это она брала не глядя, так как не сводила глаз с камеры, пытаясь определить, снимает ее дочь или нет. Потом, увидев, что
этим нельзя прикрыться, бросала прямо в камеру.
— Да расслабься ты, я шучу! — сквозь смех выдавила Катька.
— А почему горит красный огонек? — спросила
недоверчиво Лиза, но немного успокоилась и, увидев в своих руках кружевную подвязку, стала пританцовывать и прикладывать подвязку то к одной
ноге, то к другой. — И где ты взяла эту камеру?
— Где взяла, там больше нет! — Катя продолжала
смотреть на маму через камеру.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что такими кадрами не может начинаться твой свадебный
фильм? — Мама вошла в роль. Она поднимала только что раскиданные вещи, примеряла их к себе, кружилась и складывала на место.
— Ну почему же не может?! Мы с тобой всегда отличались оригинальностью!
Мужественно преодолев последний этап предсвадебной подготовки, включающий в себя выкуп невесты, виновники торжества появились во Дворце
бракосочетания. Все приглашенные уже собрались.
Не было только Жанны с другом.
— Где же Жанночка? — волновался Евгений Иванович.
— Позвони и узнай, — посоветовала Лиза.
— Да, сейчас, сейчас. Жанночка, привет, моя дорогая, ты где? Зачем вы туда поехали? Вы что, забыли? Свадьба! У кого, у кого… у Кати! Почему? Что
случилось? Когда? Как? Какой ужас! Как ты себя
чувствуешь?
Лиза подумала, что случилось что-то серьезное.
Евгений был просто в шоке. Он страшно расстроился. Он покраснел и вытирал испарину со лба. Что
могло произойти? Да еще в такой день? У нас праздник, а у Жанны — горе? Скорее бы он сказал, что
случилось. Наверное, он сейчас уедет. Главное, чтобы все обошлось…
— Что случилось? — Она еле дождалась, когда он
выключил трубку.
— Жанна отравилась, — сказал он убитым тоном.
юность • 2013
СВЕТЛАНА ВОСКРЕСЕНСКАЯ
— Как отравилась? Почему? С кем ты сейчас разговаривал? Она жива? — тормошила его Лиза.
— Да, да, успокойся, она жива, они даже поехали
сейчас в Протасы с Павликом. Они отравились вчера в ресторане. Плохо себя чувствуют.
— Зачем в Протасы? — не поняла Лиза. — Там же
нет ни врачей, ни аптеки!
— На свежий воздух!
— А-а-а. — Это все, что она смогла произнести, но
подумала гораздо больше.
Основная мысль была та, что Жанночка просто
не захотела прийти на свадьбу к Кате. Если бы ей
было так плохо, то она бы сидела дома и боялась далеко отойти от унитаза. А она поехала за город на
свежий воздух! А у нее что, есть ключ?
— Да, это ведь и ее дом. Хорошо, что Жанна не
пришла сюда. Что тут интересного? Казенная тетка
будет поздравлять всех казенным языком! Все так
наигранно и ненатурально.
Ничего не ответила Лиза. Только ей показалось
неприличным ехать в дом, где живет папа с новой
женой, в то время, когда ни папы, ни жены дома нет.
«Пожалуй, и спать улягутся в нашей спальне. С нее
станется… а где же еще ложиться? В кабинете? В комнате для гостей? Ха-ха! В каминном зале? Если Жанна хотела испортить нам праздник, то у нее немного
получилось...»
Хоть была и пятница, тринадцатое, желающих
зарегистрироваться в этот день не убавилось. Но
Катя с Димой были самой красивой парой! Он —
высокий, стройный тридцатилетний брюнет. Она —
юная, тоненькая, светловолосая и очень красивая.
Но основным украшением, отличавшим их от
остальных пар, было истинное и сильное чувство.
Оно угадывалось во всем. Во взглядах, движениях,
голосах. Оно пронизывало их насквозь и распространялось на всех окружающих. Рядом с ними становилось тепло, радостно и спокойно. Было очевидно,
что настоящая любовь не сказка — она жива! Да, она
встречается крайне редко, но встречается! И они — те
редкие счастливчики, которым дано познать ее…
Подошла их очередь заходить в зал. Вышла «казенная тетка» и стала объяснять, что гости должны
быть отдельно, а родители и бабушки с дедушками — отдельно. Лиза не знала, как поступить с Евгением. К гостям его отнести было трудно, к родителям — тоже. В последний момент Лиза уговорила
его оказаться на стороне родителей.
«Казенная тетка» так душевно заговорила «казенным языком», что к горлу подкатил ком. И не только у Лизы. Катюшка не сдержала слез. Вытирать их
было неудобно, поэтому она старалась не обращать
на них внимания. Слезы текли по щекам, капали на
платье, на цветы. «Бедная девочка, как она волнует№ 7 • июль
РАДУЖНОЕ СЧАСТЬЕ
ся», — думала Лиза. Она вспомнила, как выходила
замуж за Сашу, тогда прослезились все, даже некоторые мужчины. А вот когда она выходила замуж за
Андрея, почему-то никто не плакал, кроме нее. И то
не от волнения, а от того, что ее туфли были размера
на два меньше, чем ноги. Если у нее и выкатились
несколько слезинок, то только по этой причине.
После загса молодежь поехала возлагать цветы,
а старшее поколение двинулось в сторону кафе. Посмотреть, все ли там готово, хорошо ли украшен зал,
расплатиться за предстоящий ужин, приготовиться
к встрече молодых.
Зал стал еще уютнее и красивее. Столы ломились
от разных закусок и яств. Каждое блюдо напоминало произведение искусства. Насчет их вкусовых качеств Лиза даже не сомневалась.
Самое главное, чтобы на этом сказка не закончилась, а продолжалась как можно дольше!
Свадьба прошла по накатанному сценарию. Все шло
замечательно: ведущие, тосты, танцы, веселье… Единственное, что было необычным, это кидание невестой
букета. Вернее, кидание было обычным, необычной
была ловля этого букета! Как гласит народный обычай, та, кто поймает букет, следующей выходит замуж.
Все знают, что подружки невесты наперебой кидаются
за этим букетом. Некоторые проявляют при этом такую прыть, что позавидовал бы сам Майкл Джордан.
Все хотят поймать букет! Но это был не тот случай!
Когда букет был брошен, Катя оглянулась и увидела
следующую картину: все девушки стояли, сложив руки
на груди! Букет валялся на полу. Ни одна из них даже
не пыталась его поймать.
— Вы что?! — возмутилась она.
— Нет, нет, это не для нас. Сначала карьера, а уж
потом… Ну а мальчики, а мальчики потом! — хором
закончили они.
38. День рождения или день
решения проблем?
В прошлом году Евгений Иванович подарил Лизе на
день рождения сразу два подарка. Оба — очень дорогие. Говорят, что важен не подарок, а внимание.
Почему же все без исключения больше радуются дорогим подаркам?
Это был самый лучший Лизин день рождения. Но
совсем не из-за подарков, а из-за атмосферы праздника. Еще потому, что Катя с Димой взяли на себя
роль ведущих. Придумали кучу смешных конкурсов
и аттракционов. Продумали музыкальное оформление. Гости выпили немного, но веселились на всю катушку! Лиза не помнит, когда ей было так весело. Может, все-таки этот кураж был у всех из-за подарков?!
113
ПРОЗА
Есть возможность проверить это. Снова наступал ее день рождения. Снова соберутся те же гости,
за исключением Жанны. В прошлый раз ее не было.
Наверное, опять отравилась...
В этом году решили отмечать день рождения в
Протасах.
Во-первых, потому что теперь это был их дом.
Во-вторых, все хотели посмотреть на дом, где живет
Лиза. А она и ее избранник, в свою очередь, хотели
этот дом показать. Но подарок от Евгения Ивановича уже не будет таким дорогим. Вот и проверим, влияет ли стоимость подарков на радость восприятия!
Когда все гости были в сборе, стол накрыт и ожидание становилось утомительным, решили начать
праздновать. Те, кто опоздал, пусть потом наверстывают упущенное! Кстати, опоздавших было не
так уж много. А вернее, только один — Жанна! Гости
переглядывались.
— Кого мы ждем? — спросила Лена, двоюродная
сестра Лизы.
Лене с дочкой нужно было поздравить Лизу и
успеть на автобус. Они жили в другом городе, недалеко от Перми, и не собирались оставаться ночевать.
— Жанну! — шепнула им Тамара.
— А-а-а! — многозначительно протянула Лена.
Жанну все хотели увидеть не меньше, чем дом,
который построил «Джек». Конечно, для Евгения
Ивановича присутствие всех гостей не заменяло
отсутствия дочери. Для него было бы лучше, если
бы вместо половины, нет, вместо всех гостей была
бы одна Жанна. Но ожидание затянулось, томить
гостей дальше становилось неприлично, и ему пришлось смириться.
Сели за стол. Тамара стала говорить тост в честь
именинницы. Она говорила долго, красиво и трогательно. О том, что Лиза самая замечательная,
самая красивая, самая добрая, о том, как повезло
Евгению Ивановичу, что он встретил ее. О том, что
Лиза заслужила это счастье — жить в таком доме
и с таким замечательным человеком, и еще много­
много хороших слов. Лиза любила свою подругу и с
радостью принимала поздравления. Тома подарила красивый чайный сервиз. Он был синий в белый
горошек. Подарок был так кстати. Посуды в доме
не хватало.
Гости весело переговаривались, выпили, приступили к закуске.
Лиза очень хотела, чтобы в этом году была та же
атмосфера, и она почувствовала, что праздник потихоньку возвращается!
Вторым тостующим был ее любимый. Все томились в ожидании. Всем было интересно, что же получит Лиза в этом году. Только он начал говорить ей
всякие приятности, раздался звонок в дверь. Потом
114
еще и еще. Лиза на правах хозяйки и именинницы
извинилась и пошла открывать дверь.
— Кто это так названивает?!
— Кому это так хочется быстрее за стол? — раздавались реплики гостей.
— Это Жанночка пришла! — обрадовался Евгений
Иванович.
Пока Лиза шла к дверям, звонок не умолкал.
— Оглохли, что ли? Где папа? — Жанна влетела,
чуть не сбив именинницу с ног.
В грязных кроссовках она помчалась туда, где
сидели гости.
— Эти козлы отобрали у меня права! Поехали
быстрее, покажешь им свои документы! Они еще
узнают, кто я такая! Они еще пожалеют! Ну что ты
сидишь, папка? Поехали! — После этой тирады она
оглядела гостей. — Ой, как вас много! — закончила
она, ничуть не смутившись.
— Жанночка, успокойся, расскажи, что случилось? Садись, дорогая. — Он усадил дочь на Лизино
место.
Лиза стояла в замешательстве. Куда она зовет
отца? Что случилось? Неужели нельзя решить эти
проблемы попозже, не в день рождения?
За столом стояла тишина. Видимо, то, как ворвалась Жанна, произвело на гостей неизгладимое впечатление. Она видела всех впервые, но извиниться
и поздороваться ей и в голову не пришло. Она не
обращала внимания ни на гостей, ни на Лизу. Казалось, что они с папой сейчас решают какую-то
глобальную проблему, от которой зависит судьба
человечества. А если кто-нибудь сейчас скажет хоть
слово или пошевелится, то человечество погибнет!
Лиза поставила перед Жанной чистую тарелку. И этим все испортила!
— Неужели не понятно? Я не буду есть! У меня
проблемы! Вы что, такие непробиваемые? — Она
говорила очень грубо и очень громко, глядя Лизе
прямо в глаза. Ее взгляд доставал как минимум до
печенки. А печенка была уязвимым Лизиным местом с самого детства.
— Жанночка, успокойся, сейчас мы решим твои
проблемы! Девочка моя! — папа успел пропустить
несколько рюмок еще до начала застолья и был действительно непробиваем.
— Эти козлы отобрали у меня права!
— Что, просто так? Взяли и отобрали? Действительно, козлы! — Папа пытался шутить.
— Сказали, что за превышение скорости! Но я же
торопилась к тебе, папочка! Вставай, поехали, ты
покажешь им, с кем они связались, они узнают, кто
ты такой, и вернут мне права!
— Хорошо, хорошо, поехали, только успокойся! —
Он встал и окинул всех извиняющимся взглядом.
юность • 2013
СВЕТЛАНА ВОСКРЕСЕНСКАЯ
— Поедем на твоей машине! Возьми ключи! —
скомандовала она.
— Как на папиной, он уже выпил! Ты что, хочешь, чтобы у него тоже права отобрали? — Лиза
пыталась отговорить Жанну от этого безумия.
— Я посмотрю, как у него захотят отобрать права! Это очень хорошо, что он выпил! — парировала
дочь.
— Не волнуйся, Лиза, Жанна еще не пила! — сказал папа.
— Нет, папочка, весь смысл в том, чтобы ты ехал
за рулем!
— Это невозможно! Поезжайте на «ауди», — отговаривала ее Лиза.
— Мы поедем на «гранд-чероки-лимитед»! —
Жанна многозначительным взглядом окинула всю
компанию и удалилась.
После нее улетучилось ощущение праздника, а
на полу остались жуткие куски грязи.
Папа направился за ней.
Лиза хотела пойти за ними, но понимала, что он
сделает так, как хочет дочка. Она села на стул и рассеянно улыбнулась.
Гости притихли и подбадривали Лизу взглядами.
— С падчерицей тебе явно не повезло! — сказал
кто-то из гостей, остальные закивали.
— Ну, на этом наш день рождения не закончился, а только начинается! Поэтому постараемся в
случившемся увидеть только положительные моменты! Сейчас всем стало гораздо лучше, чем пять
минут назад, не так ли?! Значит, все в наших руках!
Пусть через пять минут станет еще лучше! Наливаем бокалы, говорим тосты, веселее, веселее! — Тамара решила взять бразды правления в свои руки.
Нужно было спасать ситуацию.
№ 7 • июль
РАДУЖНОЕ СЧАСТЬЕ
— Она тебя хоть поздравила? — тихонько спросила Тамара, когда наступило всеобщее оживление и
застолье вошло в свое прежнее русло.
— Да ты что? Конечно, нет! Хорошо, хоть не затоптала! — улыбнулась Лиза.
— И ничего не подарила? — не унималась подруга.
— Нет, она считает, что ее присутствие — самый
ценный подарок. Я и так слишком много имею. На
Катину свадьбу она не пошла, а мне — оказана такая
честь!
— Она что, не могла завтра забрать свои права?
Устроила тут истерику. Специально, чтобы испортить твой день рождения!
Лиза кивнула.
— Но у нее ничего не получится! Сейчас мы еще
немного выпьем и к их приходу устроим танцы! Да,
Лизок?!
— Попробуем.
— Что значит «попробуем»?! Где у нас музыка?!
Включайте музыку, хватит сидеть за столом! Пора
протрястись! Катя, Дима! Организуйте нам танцы!
Как только все развеселились, раздался звонок. Лиза
боялась, что не услышит его, поэтому была начеку.
Папа с дочкой сели за стол. Она снова не разулась.
Лиза не настаивала, чтобы она ходила босиком, но
почему-то все остальные гости были в чистых туфлях, а от ее кроссовок грязь летела во все стороны.
Казалось, что и этим она хотела подчеркнуть: Лизин
день рождения — не есть праздник! Поэтому она в
кроссовках, джинсах и свитере. Она прочно заняла все папино внимание и место рядом с ним. Лиза
никогда не претендовала на первую роль в присутствии Жанны. Папа был ослеплен своей дочерью
и любовью к ней. Он имел на это право, и было бы
глупо его оспаривать.
Но с некоторыми моментами Лиза не была согласна. Например, когда им приходилось ехать в
машине втроем, Лиза считала, что ее место должно быть рядом с Евгением Ивановичем, но Жанна
думала по-другому. Папа на такие мелочи просто
не обращал внимания. Когда они заходили втроем
в магазин или находились в другом месте, Жанна
всегда оказывалась между папой и Лизой. Причем
она вставала к Лизе спиной. А так как Жанна была
огромного роста, то кроме ее широкой спины Лизе
ничего не было видно. Ей приходилось обходить
падчерицу, что улучшало ее положение лишь на несколько секунд. Либо приходилось срочно «интересоваться» чем-нибудь другим. Этого папик тоже не
замечал.
Жанна взяла со стола Лизин телефон и стала
названивать своему другу. По ее надменному, но
довольному виду было понятно, что все прошло
115
ПРОЗА
именно так, как она хотела. Пока она уговаривала
Пашу приехать, папа начал суетиться вокруг нее.
Пододвигал все самое вкусненькое и складывал на
ее тарелку.
— Как вы съездили? Все в порядке? — попыталась
выяснить Лиза.
— А ты сомневалась в наших способностях?! Хаха-ха! — надменно заявила Жанна.
— Я не сомневалась, а переживала. — Лиза подала чистые приборы, фужер для вина. — Ну ладно, не
буду вам мешать.
Она ушла танцевать.
Жанна несколько раз позвонила своему другу, и
он приехал. Хорошо, что один, а не привез с собой
всю тусовку.
Когда кушать стало не интересно, падчерица
зашла в комнату, где танцевали гости. Освещение
в комнате было приглушено, чтобы никто не стеснялся. Оценив обстановку, она потащила Павлика
в самый центр образовавшегося круга. Они стали
так танцевать, что даже в полумраке было видно
удивление окружающих. Танец был слишком развязный. Может быть, им казалось, что никто ничего
не видит. Но, скорее всего, они хотели шокировать
публику. Публика быстро поняла это и не стала
обращать на них никакого внимания. Тогда Жанна включила свет, и они продолжили. Она стояла к
Павлику спиной, производя неприличные движения с поднятыми вверх руками. Он обнимал ее, производя такие же движения. Его руки скользили по ее
плоской груди. Ниже, ниже, и, когда они оказались у
нее в джинсах, выключился свет. Кто-то из присутствующих решил прекратить этот беспредел. Жанна
с Пашей громко расхохотались. Но из-за музыки их
почти никто не слышал, а из-за полумрака почти
никто не видел.
— Включите свет! — закричала Жанна.
А в ответ — тишина.
— Включите свет!!! — заорала она изо всех сил.
Снова, тот же результат.
Жанна рванула к выключателю. Щелкнула и начала извиваться, не отходя от него. Потом протянула руки к Паше, и снова начался «отрыв». Танцующие стали расходиться, хотя музыка продолжалась.
Когда Жанна оттанцевала от выключателя, кто-то
снова выключил свет. Все вздохнули с облегчением.
Все, кроме Жанны. Она помчалась к выключателю.
Потом к музыкальному центру.
— Не смейте больше выключать свет! Вам понятно? Вы что, тараканы, что ли? Кто не хочет танцевать, может покинуть помещение! — прокричала
она, включив свет и выключив музыку.
Паша улыбался и пытался успокоить свою избранницу. Все были в замешательстве. Она специ116
ально провоцировала скандал. Но скандалить никому не хотелось, все таки — день рождения!
Лизе не хотелось скандалить больше других.
Она надеялась на помощь Евгения Ивановича. Но
его рядом не было. При нем Жанна бы себя так не
вела.
Жанна тем временем включила музыку и как ни
в чем не бывало стала отплясывать со своим партнером. Все остальные смотрели на нее с удивлением.
Ей это нравилось. Она получала удовольствие. Тут
опять выключился свет. Но даже в полумраке засверкали глаза и улыбки гостей. Жанна побежала к
выключателю.
— Дорогой, пойдем потанцуем! — Лиза хотела
привлечь мужа к возникшей проблеме.
— Сейчас, сейчас! Вот выпью с твоим отцом за твое
здоровье и приду. А ты с нами выпьешь? Ну, Лизок,
сядь, я тебя сегодня еще толком не поздравил!
— Хорошо, хорошо! — Лиза присела рядом.
— Дорогая моя, я так счастлив, что ты у меня
есть! Я поздравляю тебя с днем рождения! Желаю,
чтобы твой дом был всегда полной чашей! Наш
дом! — Он говорил ей много хороших слов, а потом
вспомнил про подарок. — Извини, дорогая, я забыл
тебе кое-что подарить!
Он пошел в прихожую и вытащил из шкафа большую коробку.
— Что это?!
— Это, конечно, не машина и даже не телефон, но
я надеюсь, что тебе понравится!
Лиза раскрыла коробку. Там были сапоги. Сапоги были черные, замшевые, высокие, на очень
стройные ноги. Лиза померила. Они были сшиты
специально для нее! Ни одни сапоги в жизни так не
сидели на ее ногах! Раньше она всегда стеснялась
своих ног. Они казались ей худыми. Зато теперь она
поняла, какое преимущество имеют худые ноги!
Женщины с полными ногами никогда не смогут носить такую красоту.
Она завизжала от удовольствия и стала целовать
Евгения Ивановича.
Потом они пошли к танцующим. Он хотел, чтобы
все оценили его подарок.
Как только в комнату зашел папа, Жанна отпрянула от Павлика и стала танцевать так скромно, как
может позволить себе только самая верующая монахиня, отмечая великий православный праздник
Святой Пасхи. Увидев доченьку, Евгений забыл, зачем пришел.
— Дорогие гости! Я хочу вам представить мою
дочь! Она у меня скромница, умница, красавица, отличница, в совершенстве знает английский, плавает
как, рыбка! Что еще я не сказал?! Жанночка, помогай! Прекрасно танцует, как вы смогли убедиться!
юность • 2013
СВЕТЛАНА ВОСКРЕСЕНСКАЯ
Она еще очень хорошо поет! — сказал папа, выключив музыку.
— Ну-у па-апа, ну переста-ань! Я не бу-уду! — тихо
сказала дочь, приняв такое милое выражение личика, какое только могла.
— Она любит, когда ее уговаривают, она такая
скромная! Поуговаривайте ее, поуговаривайте, и
она вам споет! — продолжал папа.
— Я сегодня не в духе. Не надо меня уговаривать!
— Ну Жанночка, хоть одну песенку! Из «Титаника»! — умолял папа.
— Хорошо. Только попрошу, чтобы была тишина.
— Тихо! Тихо! Все замрите! — попросил Евгений
Иванович.
Жанна попросила поставить ей кресло на середину комнаты. Села в него, поджав ноги под себя, и
запела песню, которую исполнила Селин Дион в кинофильме «Титаник».
Гости расселись где успели, те, кто не успел, замерли на своих местах.
Лиза в новых сапогах чувствовала себя по-идиотски, но выйти из комнаты постеснялась, дабы не
отвлекать внимание от солистки.
Жанна пела довольно приятным голосом. Она совершенно преобразилась. Теперь она действительно
была похожа на умницу, отличницу и кого-то еще.
Теперь действительно было видно, что она знает
английский. У нее было прекрасное произношение.
Она превратилась в пай-девочку, нет, в ту самую монахиню, у нее даже нимб засиял над головой, но, к
сожалению, видно его было только с того места, где
сидел папа…
Гости стояли в оцепенении. Им не верилось в то,
что вытворяла эта девочка пять минут назад.
Папа был в восторге. В его глазах заблестели слезы умиления. Он не мог сдержать улыбку. Не мог
отвести взгляд от своей умницы. А когда у него это
получалось, он с такой гордостью смотрел на всех
присутствующих, что все невольно кивали ему в ответ. Дескать, да, тут есть чем гордиться!
После нескольких песен Жанну попросили спеть
на русском языке. Она категорически отказалась.
Английские песни гостям быстро надоели. Все
хотели каких-либо действий! Либо пить, либо петь,
либо танцевать. Но было неудобно свергнуть с пьедестала певицу.
Кто-то стал собираться домой, большая часть
стала потихоньку удаляться из комнаты. Вскоре там
остались самые ярые почитатели таланта. Это были
два папы (Жаннин и Лизин) и Павел.
Остальные гости с удовольствием встретились
за столом. Они оживились, ели, пили и веселились,
остались самые близкие и любимые подруги. Им
было хорошо и радостно.
№ 7 • июль
РАДУЖНОЕ СЧАСТЬЕ
Но продлилась эта радость недолго, на кухню
пришла Жанна… и совсем не в образе монахини и
даже не в образе умницы-красавицы…
39. Мелочи жизни
Чтобы поехать с мужем в командировку, нужно
было отвезти Антона родителям. Чтобы отвезти
Антона родителям, нужно сначала его уговорить, а
потом выбрать два выходных, чтобы успеть отвезти.
Хотя на это раньше нужно было два дня. Теперь, на
крутом джипе, можно успеть и за один!
Если бы родители Жени относились к Антону
чуть-чуть лучше, можно было оставить его с ними.
Поехать в Питер собирались всего на три дня. Но
оставить его с родителями мужа не пришло в голову
ни Лизе, ни Евгению Ивановичу.
Жанна забрала на выходные папин джип. Теперь, если она не приезжала к ним на выходные, то
забирала папин джип, хотя у нее была своя машина, но «гранд-чероки-лимитед» гораздо круче, чем
«ауди-4»! Еще она забирала Лизин мобильный телефон. Своего у нее еще не было. Это же были 90-е
годы!
Поехали на Лизиной машине. Обернулись за
один день. Успели даже в баньку сходить. Правда,
в бане Лиза упала в обморок. Она сама не поняла,
почему ей стало плохо. Все было как всегда, не жарче обычного. Евгений Иванович ее напарил, помог
ей помыться. Если быть более точной — помыл ей
голову, потом тело, потом ополоснул чистой водичкой. И после всего этого ей вдруг стало плохо. Какая-то черная неблагодарность. Но она ничего не
могла с собой поделать. Руки, ноги затряслись, в
глазах потемнело, в ушах зашумело. Она еле успела
сесть на лавку в предбаннике. Это не помогло. Руки
и ноги повисли, как плети, и она повалилась. И тишина…
Потом она сидела на лавке и дрожащими руками
держала кружку с квасом. Пыталась пить. Кружка
стучала о зубы. Евгений Иванович стоял перед ней
на корточках и помогал держать кружку. Он то и
дело приговаривал: «Что это ты сегодня, Лизонька?
Тебе уже лучше? Сейчас попьешь — и все пройдет!»
— Я так хотела тебя попарить сегодня, — извиняющимся тоном сказала она.
— Да уж, я тоже хотел попариться, эта простуда
так некстати! Но не судьба!
— Почему «не судьба»? Ты парься, а я пойду.
— А ты сможешь дойти без меня?
— Конечно, не беспокойся, мне уже хорошо.
Он помог ей одеться и ушел париться.
Вернулись в город поздно вечером. Лиза вышла
из гаража в прихожую и встретилась с дедом.
117
ПРОЗА
— Ты что, его возила к своим родителям? — возмутился он.
— Да.
— Бессовестная! Человек болеет, ему нужно отлежаться, а ты его тащишь! — Дед кричал, выпучив
глаза.
Лиза поняла, что ее безмолвие ни к чему хорошему не приведет. Видимо, придется учиться за себя
стоять. Хотя ей этого совсем не хотелось. Она надеялась, что отношения с родителями постепенно наладятся сами, главное — терпение. Но отношения и не
думали налаживаться, а терпению приходил конец!
— А с ребенком вы будете сидеть? — спросила она,
делая упор на слово «вы».
— Ишь ты, чего захотела! Мы еще с твоими детьми будем сидеть?! Потащила больного человека в
такую даль. Машину портить по колдобинам.
— Мы ездили на моей машине.
— На твоей? Здесь нет ничего твоего! Эта машина
куплена на деньги моего сына!
Лиза ушла в ванную. От обиды она еле сдерживала слезы. Она включила воду, чтобы заглушить
ворчания деда. Сквозь журчание воды было слышно, как к репликам деда добавился голос матери Евгения Ивановича. А немного погодя и самого Евгения Ивановича. Голоса всех троих становились все
громче и громче. Они кричали так, что ни закрытая
дверь, ни журчание воды не могли заглушить крики.
Лиза не знала, что делать. Участвовать в скандале
ей не хотелось. Она подождала немного. Ругань не
прекращалась. Она вышла из ванной и направилась
в сторону кухни.
Евгений Иванович сидел за пустым столом. Его
мать стояла в дверном проеме. Они жутко ругались.
Деда нигде не было видно. Лиза подошла сзади
к матери и думала, как пройти. Мать в это время кричала, что Лиза тварь, которая совершенно
не любит ее сына, иначе она бы не потащила его
больного к своим родителям. Лиза наивно полагала, что мать не знает о том, что она уже подошла и
все слышит. Евгений думал то же самое. Они оба
ошибались. Увидев Лизу, она начала кричать еще
громче, а выражения подбирала как можно оскорбительнее. Евгений Иванович соскочил с места,
мать развернулась и направилась к лестнице. По
пути одарила Лизу уничтожающим взглядом. Он
взял Лизу за руку и посадил за стол. Мать, пока
шла до своей комнаты, все продолжала оскорблять
невестку. Лиза сидела в оцепенении. Она пыталась
держать себя в руках, но у нее это совсем не получалось. Чтобы не слышать крики матери, Евгений
закрыл кухонную дверь.
Он сел напротив, взял Лизины руки и молча смотрел в глаза.
118
Она не понимала, за что ее так невзлюбили его
родители и дочь. Что она им сделала плохого? По ее
щекам потекли слезы.
В это время мать выскочила из своей комнаты и
снова начала кричать что-то обидное в адрес Лизы.
Евгений соскочил с места и поднялся наверх.
Вернувшись, он сказал, что «завтра же их не будет в доме», что он «не намерен больше это терпеть»
и что у него «нет больше родителей!».
Лизе стало еще хуже. Она совсем не хотела быть
причиной раздора.
Хотя если их больше не будет в доме, ей будет
спокойнее. А то в последнее время у стариков нет
больше забот, как обсуждать ее. Они делают это в
своей комнате, на кухне, в огороде. Говорят громко.
Лиза прекрасно слышит, что они постоянно перемывают ей кости. А эти косые взгляды, поджимание губ, молчание в ответ на ее утреннее приветствие или ответы типа «не такое уж оно доброе» и
«вряд ли это можно назвать утром, скорее день».
Так же они ведут себя с ее ребенком. С маленьким зайчиком, который уж точно никому ничего не
сделал плохого.
— Завтра их не будет в доме! — повторил он.
— Завтра мы будем в Санкт-Петербурге! — она
подняла заплаканные глаза.
— Я обещаю тебе, что сделаю все, чтобы нашу
жизнь не омрачали никакие мелочи. Я удалю все,
что будет мешать нашему счастью!
— Спасибо, — сказала она вслух, а про себя подумала: «Ничего себе мелочи! Ну конечно, если сравнивать с мировой революцией…»
— Что будем брать с собой?! Курочку гриль, что
еще?!
— Ничего! Никакой курочки! Бутылку водки, крабовые палки и майонез!
— Уверена?!
— Да!
— А апельсины?!
— И апельсины! — кивнула Лиза.
40. Питер
Питер встретил сырым, прохладным утром и серыми улицами.
Может быть, это показалось после романтической ночи, проведенной в СВ? Для Лизы наличие
крабовых палочек и апельсинов было уже праздником: в те времена крабовые палочки были очень
вкусные, не то что сейчас. А тут еще и водки хлебнула. Ночь любви в поезде тоже оставила яркие и
необычные впечатления.
И вдруг такая серость, монументальность и сдержанность.
юность • 2013
СВЕТЛАНА ВОСКРЕСЕНСКАЯ
Лиза давно мечтала побывать в этом городе. Она
летала в разные страны и города, но ни разу не была
в Питере. Особенно ей захотелось увидеть этот город после того, как в Париже на экскурсии она услышала, что Париж и Питер очень похожи. В Париже
она побывала два раза, а в Санкт-Петербурге — ни
разу! Несправедливо!
Вот наконец-то выпал случай это исправить, и
поэтому когда Евгений Иванович предложил ей поехать с ним в командировку, она с удовольствием
согласилась. Правда, он сразу сказал, что все время
не сможет быть с ней. Ее эта перспектива нисколько
не пугала. Она с радостью побродит по городу одна.
Поселили их в хороший отель на берегу
Невы. У берега стоял легендарный крейсер «Аврора». На другом берегу виднелся Зимний дворец.
Взошло солнце. Город совершенно преобразился. Он действительно похож на Париж! Нет, он даже
лучше. Он роднее! Поэтому красивее!
Лизе хотелось быстрее пойти посмотреть его музеи, выставки, улицы и все-все-все, что попадется на
пути.
— Ну что ты, дорогая, у нас все по плану. Сначала — завтрак, потом — встреча с коллегами, потом —
обед. После обеда нас повезут в Русский музей. Все
расписано, — ответил Евгений на ее предложение
прогуляться.
— А свободное время? Чтобы просто походить,
посмотреть?
— Зачем ходить, если нас будут возить? Но у тебя
будет свободное время, когда я буду на конференции.
— Когда это случится?
— Завтра.
— А послезавтра?
— А послезавтра мы сходим в Эрмитаж и погуляем.
— Ура! А послепослезавтра?
— А послепослезавтра прощальный ужин! Банкет!
Планы на день я пока не знаю.
— Почему ты мне не сказал, что может быть банкет? Я не взяла с собой туфли!
— Запомни, банкеты в нашей работе — обязательный атрибут. Но можно пойти и в сапогах! Особенно
в твоих!
— А ты в чем пойдешь?
— Я взял смокинг, на всякий случай.
— Как ты себе представляешь? Ты в смокинге, а я
в вечернем платье и в сапогах?! Ладно хоть платье
взяла.
— Хорошо, хорошо, не расстраивайся, я дам тебе
денег, когда будешь гулять по Невскому, купишь
себе туфли. Но лучше бы ты шла в сапогах.
— Нет, лучше в туфлях! — Лиза обняла его и поцеловала в щеку.
№ 7 • июль
РАДУЖНОЕ СЧАСТЬЕ
Дни в Питере пролетели, как один. Лизе очень
понравилось. Красивейший город, замечательные
люди, много церквей, мостов, каналов и разных достопримечательностей. Они побывали в Эрмитаже,
в Русском музее. Она просто гуляла по городу.
Все эти дни она была в приподнятом настроении.
Ей нравилось все! Погода, природа, осенние улицы.
Это была ранняя осень. Сухая и теплая. Желтеющие
листья добавляли красоты и солнца. Лиза заметила,
что последнее время ее все чаще радует красота природы. А может, красота природы зависит от внутреннего
состояния? Ну конечно! Когда она осталась одна с двумя детьми, разве было до природы? Значит, она оправилась после такого удара судьбы?! Она снова умеет
радоваться! Мысли ее стали кружить вокруг Евгения
Ивановича. Она думала о том, какой он хороший и
благородный. Зачем она бегала от него целый год? Не
понимала своего счастья! Она была благодарна ему за
все! Как хорошо, что он взял ее в эту поездку!
Все бы прекрасно, вот только с его коллегами она
чувствовала себя не очень хорошо.
Начнем с того, что нотариусы в большинстве своем женщины. Но это не просто женщины, а многозарабатывающие женщины. Отсюда — надменный
взгляд, завышенная самооценка, много украшений
и как на подбор — пышные формы. Это форменное
безобразие украшали шикарный маникюр, усиленная декоративная косметика, дорогой и обильный
парфюм, золото и бриллианты.
Лиза постоянно ловила на себе их взгляды. Но
если бы просто взгляды! Взгляды злые, откровенно
любопытные, высокомерные, добрых взглядов среди них не встречалось, только неискренние, с натянутыми улыбками. Трудно было переносить мощный поток отрицательной энергии, направленной
против нее.
Чтобы облегчить свое самочувствие, Лиза представила, что в холле стоит стайка пингвинов. Всклокоченные и раскрашенные пингвины действительно
толпились в черных костюмах и платьях. Лиза же —
яркая блондинка в светлом костюме. «Вылитая белая ворона», — думала она про себя. Но эта мысль
ее нисколько не расстроила. Бывают и такие случаи,
когда лучше быть белой вороной!
Кстати, на банкете она оказалась в открытом вечернем платье и сапогах. Хорошо, что платье было
длинное, но с разрезом. Конечно, она одна была в
сапогах. В тех самых, которые ей подарил Евгений
на день рождения. Точно, белая ворона! Купить
туфли не получилось. На те деньги, которые ей дал
Евгений Иванович, она не смогла бы себе купить и
один туфель. Цены в магазинах на Невском — просто космические. А может, ей дали слишком мало
119
ПРОЗА
денег? Но ни косые взгляды, ни некупленные туфли
не могли омрачить радость от поездки.
Когда они ходили в Русский музей, произошел
очень смешной случай. Но это только Лизе он показался смешным, а Евгений Иванович ничего не
заметил. И слава богу!
Во-первых, Лизе все хотелось рассмотреть, потрогать и заглянуть туда, куда не надо. Это Евгений
считал, что туда не надо, а ей очень хотелось! Евгений Иванович ей этого делать не давал. Постоянно цыкал на нее, отдергивал от стендов, закрытых
чехлами. Ее это еще больше заводило. Она разбаловалась. Ей нравилось чувствовать себя непослушным ребенком. Конечно, она не позволяла себе лишнего. Понятно, что если каждый посетитель будет
трогать руками полотна, то от произведений искусства останутся одни дырки. Но что может случиться с огромной мраморной вазой, если ее легонечко
задеть мизинчиком?! Лиза считала, что ничего. Но
Евгений Иванович думал иначе.
Во-вторых, когда они подошли к бюсту Павла I,
Лиза не могла не заметить поразительного сходства
Евгения с Павлом. Какое счастье, что она не успела
ему об этом сказать!
— Посмотри, Лизонька, на эту морду, что ты можешь о ней сказать? — начал он.
— Могу сказать, что эта «морда» несколько лет
правила нашей страной, а еще эту «морду» звали
Павел Первый! А почему, собственно, «морда»? —
Лиза удивилась такому грубому выражению.
— О, какая ты грамотная. Откуда ты это знаешь?!
— Наверное, из школьной программы… а еще я
умею читать! Это кажется удивительным?! — Лиза
расхохоталась и хотела пойти дальше.
— Нет, ты посмотри внимательно! — настаивал он.
Чем больше она смотрела на черты лица Павла,
тем больше ей хотелось сказать, что Евгений и Павел похожи как две капли воды. Неужели он этого
не видит?! Она смотрела то на Павла, то на Евгения
и еле сдерживалась. Она не говорила только потому,
что он назвал это — «мордой»!
— Я смотрю, смотрю! — весело отвечала она.
— Видишь, какой у него короткий и вздернутый
нос, огромный, выпуклый лоб, мощные надбровные
дуги, огромный подбородок, все в его облике говорит о том, что он самодур! Разве нет? Он похож на
человекообразную обезьяну. Даже его взгляд говорит о том, что он взбалмошный и капризный. Тебе
так не кажется? Как мог такой человек управлять
государством?!
Лиза оказалась в замешательстве, так как это напоминало розыгрыш. Подошедший молодой человек
стал невольным свидетелем этой сцены. Он с таким
восторгом и удивлением смотрел то на Евгения, то на
120
Павла, то на Лизу, слушал, что они говорят, и улыбался. Потом он начал оглядываться по сторонам. Он,
наверное, подумал, что его снимают скрытой камерой. Лиза поняла, что нужно уходить, пока не поздно,
пока парень не начал говорить. Она взяла Евгения
Ивановича под руку и повела его дальше. Он начал
сопротивляться, продолжал обсуждать внешность
бедного Павла. Молодой человек увязался за ними,
он качал головой, смеялся и вытирал слезы. «Только
бы он не начал разговаривать с нами», — подумала
она. Парень улыбался, он очень хотел поговорить на
эту тему и какое-то время шел за ними. Лиза старалась не встречаться с ним глазами, так как он сразу
открывал рот, чтобы начать говорить.
41. Куда палку ни кинь — попадешь в юриста!
Катя с Лизой виделись теперь не так часто, как хотелось. Очень скучали друг по другу. Зато когда встречались, не могли наговориться. У них всегда были
дружеские отношения, теперь они стали еще ближе.
— Мам, обязательно прочитай! Это про тебя! —
сказала Катя, протягивая Лизе книгу.
— Что там читать? Про себя я и так все знаю!
— Ты же не знаешь, что будет дальше! — настаивала дочка.
— А там и про мое будущее написано?! — засмеялась мама.
— Да! Да! Честное слово!
Читать было совсем некогда, но по настоянию
дочери, да еще когда героиня повторяет твою судьбу, прочитать очень хотелось.
Лиза увлеклась книгой неизвестного автора о
женщине сорока лет, которая одна воспитывала двоих детей. Она была несчастной и замученной до тех
пор, пока случайно не познакомилась с мужчиной.
Мужчина, конечно, был молодой, богатый и очень
порядочный. Познакомились они, когда она шла с
тяжелыми сумками, а он ехал мимо на «мерседесе».
Он, естественно, захотел ей помочь. Хотя это, скорее, не естественно. Сколько Лиза ходила с этими
сумками? Сколько мимо проезжало «мерседесов»?
Что-то ни разу никто не предложил ей свою помощь.
Героиня вышла замуж за этого красавца. Да, ко всему прочему он был еще и красавцем. Теперь они все
жили в шикарном доме с охраной и домработницей.
И, конечно, молодой муж захотел третьего ребенка и уговорил свою жену на этот подвиг. Все было
как в сказке: и настоящая любовь, и дружба, и достаток. А когда героиня забеременела, он буквально
стал носить ее на руках. Заботу о ее детях полностью
взял на себя. Она только соблюдала режим. Правильно питалась, гуляла и отдыхала. Потом родился
ребеночек, муж был счастлив и на радостях подарил
юность • 2013
СВЕТЛАНА ВОСКРЕСЕНСКАЯ
жене салон красоты. Чтобы она всегда оставалась
такой красивой, молодой и имела любимое дело.
— Про меня здесь только первая часть, — сказала
Лиза, отдавая книгу, — вернее, только то, что у героини двое детей.
— Ну почему же? Все в твоих руках!
— Ты что, намекаешь на то, что я могу родить
третьего ребенка? — она искренне удивилась.
— Конечно, даже обязательно! — Катька запрыгала.
— Ну уж нет! Хватит с меня! Ты даже не представляешь, как это тяжело! Только Антон подрос, стало немного легче! Нет, нет, даже думать об этом не
хочу!
— Мамочка, сейчас все будет по-другому, у тебя
такой мужчина — «настоящий полковник»! И настоящий нотариус!
— С Сашей у нас тоже было все по-другому и все
супер, а что получилось?
— Мамочка, два раза в одну воронку снаряд не попадает! Сейчас должно быть по-другому!
— Хорошо, пусть будет! Только без детей! Мне бы
вас на ноги поставить!
— Меня ставить не надо! Я уже замужем, ты не забыла?! А вот Антона действительно нужно еще ставить и ставить!
После ухода дочери Лиза задумалась о своей
жизни. До этого она ставила перед собой реальные
и выполнимые цели, которые касались воспитания
детей. Цели сменяли друг друга по мере выполнения,
появлялись новые и новые. Она устала от этой гонки,
и вот настал момент, когда она будто остановилась
отдышаться. Стала задумываться о будущем. Раньше
она думала только о детях. Как сделать так, чтобы у
них было все необходимое и чтобы они выросли настоящими людьми? Сейчас она задумалась о себе. Ей
через несколько лет будет сорок! На пенсию она сможет пойти в сорок пять. Но на одну пенсию не проживешь. А что она будет делать на пенсии? Не будет же
летать до тех пор, пока ее не выгонят! Нужно что-то
придумать! Какое-то занятие, которое будет второй
профессией! Хотя сейчас, когда у нее есть Евгений
Иванович, этот вопрос не актуален. Но ей будет неудобно находиться рядом с успешным мужчиной и не
соответствовать его уровню. Она вдруг поняла, что к
сорока годам нужно подводить итоги.
Чего она добилась? Нарожала детей? А карьера?
Почему она не думала о карьере? Находясь на должности бортпроводника, невозможно сделать карьеру. Да, она летает уже не пятым номером и не четвертым, которые отвечают за груз и пассажирский
багаж и в любую погоду по два часа торчат под самолетом. Они стоят там перед рейсом, чтобы все принять, после рейса — чтобы все сдать. Потом на базе,
№ 7 • июль
РАДУЖНОЕ СЧАСТЬЕ
чтобы все сдать. Она летает бригадиром. Бригадир
бригады бортпроводников — это звучит гордо! Несуразно как-то звучит. Придумал же кто-то — бригадир бригады! Масло масляное! Сейчас бригадами
называют совсем другие подразделения. Бригадир —
это все! Вершина карьеры? Ну даже если она станет
инструктором и будет летать с проверками, куда захочет и сколько захочет, это все! Потолок!
Нужно срочно что-то менять! Получать второе
высшее! «Так, кем я хотела быть, если бы не пошла
летать? Юристом! Я всегда хотела быть юристом!
Но я даже не пыталась туда поступить. Узнала, что
огромный конкурс, и испугалась. А поехать в Москву и поступать в единственный в стране полиграфический институт с не меньшим конкурсом — это
пожалуйста!
Может, правда пойти на юриста? В сорок лет я
уже буду дипломированным юристом! Уже! Ну и
что! В сорок лет жизнь только начинается! Зато Женечка мне поможет устроиться на работу! Нужно будет с ним поговорить на эту тему».
— Кем, кем ты хочешь стать? — Почти муж широко улыбался.
— Юристом, а что, думаешь, поздно?
— Да сейчас столько юристов! Куда палку ни
кинь — в юриста попадешь!
— А если кидать не палку, а что-нибудь другое?
— Все равно попадешь в юриста!
— Сейчас проверим! — Лиза хитро улыбалась.
Она варила спагетти, а он сидел за столом. Она
вспомнила передачу про американских домохозяек.
Там рассказывали смешные истории о том, как из-за
макарон расходились семейные пары. Оказывается, есть такой способ проверки готовности спагетти. Нужно их подкинуть к потолку, если прилипнут,
значит сварились. Одна домохозяйка жаловалась,
что из-за этого у нее были проблемы с мамой мужа.
Маме, видите ли, не нравилось, что на потолке висят
прилипшие спагетти! В конце концов они развелись.
Лизе это показалось забавно. Какой маме понравится, если у нее с потолка будет свисать засохшая
лапша?
Лиза посмотрела на потолок. Он был из металлических панелей. Ей так захотелось испытать этот
способ, что она не удержалась. Подцепив вилкой
несколько вермишелин, она запустила их к потолку.
Они долетели до потолка и вернулись обратно. Лиза
еле увернулась от них и расхохоталась.
Увидев реакцию Евгения Ивановича, она засмеялась еще больше.
— Что ты делаешь? — спросил он, оправившись
после небольшого шока.
— Я хочу тебе доказать, что если что-нибудь куда-нибудь кинешь, то совсем не факт, что попадешь
121
ПРОЗА
в юриста! — она снова закинула спагетти на потолок. — Убедись сам!
На этот раз они прилипли, постепенно отрываясь разными частями, они шевелились как длинные,
живые червяки.
Лиза веселилась, и ее радость передалась Евгению Ивановичу. Она рассказала ему про бедную
американскую домохозяйку, которая из-за этого разошлась с мужем.
Они стали придумывать разные небылицы про
эту домохозяйку, ее мужа, его маму и их кухню,
которая выглядит, как макаронная фабрика после
взрыва. Они так смеялись, что не сразу услышали
звонок в дверь.
Евгений Иванович пошел открывать, а Лиза слила воду и стала тереть сыр.
Пришел сосед и давний Женин знакомый.
Николай Иванович, так звали соседа, занимал
большую должность. Какую именно, Лиза уже не
помнила, да это и неважно.
Хозяева переглядывались между собой и поглядывали на потолок. Там остались висеть еще две
вермишелины. Постарались посадить соседа так,
чтобы ему не было видно этого безобразия.
Он чувствовал, что-то не так, но был человеком
тактичным и ничего не спрашивал.
Когда ели спагетти, сосед стал нахваливать и
спрашивать рецепт приготовления. Лиза с Женей
опять развеселились.
— О, это особый рецепт, и важно здесь все: какая
вермишель, какая вода, а главное, как проверяли готовность! — начал Евгений Иванович.
Лиза захохотала.
Хозяин вспомнил о наличии прекрасного итальянского вина. Все решили, что к спагетти это будет очень кстати. Евгений Иванович полез за бокалами. Когда он их доставал, то по закону подлости
одна макаронина на потолке предательски вытянулась. Она словно примерялась, прицеливалась ему
на голову, но видела это только Лиза.
Конечно, вермишелина плюхнулась ему прямо
на… самую умную часть широкого лба. Второй конец откинулся на левую бровь. Так как руки у него
были уже заняты, он попытался стряхнуть наглую
спагеттину. Он потряс головой, потом дунул на ту
часть, которая висела над глазом. Лиза чуть не упала со стула. Николай Иванович оглянулся и увидел
следующую картину: Женя несет бокалы и бутылку,
а с лысины его свисает длинная, светлая спагеттина,
которую он безуспешно пытается сдуть. На потолке
повисла еще одна!
— Я же говорил, куда ни кинь палку — попадешь в
юриста! А если кидать чем-нибудь съедобным — попадешь в заслуженного юриста! — серьезно сказал
Евгений.
Они рассказали соседу все с самого начала и хо­
хотали до колик в животе.
Вечер прошел весело и непринужденно, но юристом становиться Лиза передумала. Нужно придумать что-то другое!
Продолжение следует.
122
юность • 2013
Творческий конкурс
Анна Михайловская
Учусь я в городе Минске, в БГУ на филологическом, родилась в Могилеве,
мне семнадцать лет — вот основное, что могу о себе сказать.
***
К Блоку
Мне грустно, когда умирают поэты…
Когда их тела засыпают землей…
Пусть песни написаны, признаны, спеты —
Печальный творец их навеки немой…
Нехитрое дело — попрать его гений,
Разбить его мысли на рифму и слог…
Безумцы!.. Весь мир его свят и бесценен,
Цветет на кресте похоронный венок…
Поэту свобода и смелость присущи,
Страданье, удушье обыденных дней,
Он — жизни пророк, он — творец всемогущий,
Такой беззащитный в могиле своей…
Не скажет мертвец вдохновенного слова,
Ни пошлость, ни глупость вновь не обличит…
И разум его мрачной вечностью скован,
Его упокоенный гений молчит…
Мне грустно… Но разве бывало иначе?..
Затихнут устало святые сердца…
А верная муза, рыдая и плача,
Пойдет за хозяином вслед. До конца…
Бардак в душе и в мыслях хлам,
Пред провиденьем мы бессильны,
Но, как когда-то пел Васильев,
Любовь идет по проводам…
По нервам бьет искристый ток,
И сердце корчится от боли,
Мое — в тебе, твое — в неволе,
Но крик страдания — порок…
Круговорот цепей и схем
Съедает наш безумный разум,
Давай, не мучаясь и сразу,
С тобой исчезнем насовсем?..
Мы потеряем счет годам,
Они с годами нам приелись…
Но тише… Слышишь этот шелест?..
Любовь идет по проводам…
Предательство
Предательства порочен круг,
Предательство есть лишь искусство,
Старо, как мир, как идол пусто —
Искусство не марает рук.
Предательство — лишь россыпь слов,
Самообман и уверенье
Нас в том, что в небе есть терпенье,
И в том, что в небе нет богов.
Предательство — надежды грань,
Предательство — легко и зыбко,
Предательство — лишь тень, улыбка
И свет мечты, бегущий вдаль…
Предательство — судьбы оскал,
Раствор из желчи в хрупком теле,
Но как же холодно смертельно,
Когда ты знаешь, что предал…
г. Минск
№ 7 • июль
123
Ирина Копаенко
Ирина Копаенко родилась в Москве, где по сей день живет и работает.
По образованию инженер-радиотехник. С детства пишет
стихи. А с некоторых пор — еще и рассказы. Считает, что
действительность становится ярче, интереснее с каждой созданной
строкой. Герои ее произведений — самые обычные люди. Они живут
среди нас, ходят по столичным улицам. Работают и отдыхают,
любят и страдают. Не чудо ли это, не волшебство? Ирина
пишет рассказы именно ради этого ощущения чуда.
Подарок «Ангела»
Мягкий овал лица, словно сошедший с гравюры XVIII века. Нежный
локон легкой спиралькой чуть
дрожит у виска. Пушистые длинные ресницы старательно охраняют взгляд, в котором и отчаянное
ожидание счастья, и восторг раннего
летнего утра. И обреченность. Ну
просто выпускница Смольного
института начала прошлого столетия. Неужели прошлого? Тонкая
изящная фигурка, слегка потертые
джинсы и свободная блузка из шифона в мелкий цветочек. Вот такая
она — Варя, Варенька, наш Ангел.
Приехала в Москву вместе с подружкой поступать в институт, зашла в гости к родственникам, да
так у них и осталась. И ведь не
просила ничего. Кузнецовы сами
обрадовались, что могут помочь
Вареньке. Ну не жить же милой
девочке в съемной комнате, в пригороде, где дешевле, когда у Кузнецовых квартира — просто хоромы в центре столицы. А как же
иначе, если глава семейства собственное предприятие имеет, весьма
процветающее притом, и супруга его
раньше кафедрой заведовала. Да не
где-нибудь, а в самом МГУ. Татьяна
Петровна приходилась Вареньке
родной тетей. Правда, сейчас она
уже не работала, поскольку млад124
Вареньке, ни Николаю Борисовичу
шей дочери Кузнецовых, Ксюше,
ничего такого и в голову не приховсего лишь пять годиков минувшей
весной исполнилось. И Николай
дило! Он называл ее нашим АнгеБорисович, и Татьяна Петровлом, а она его — дядей Колей. И ни
намека на флирт. Ах, верно, все
на приняли Варю в свой дом как
верно! Подобная идиллия редко
родную. Но больше всех Ксюша
встречается в жизни, особенно в нырадовалась. Буквально не отходила
от нежданно обретенной сестры,
нешнее время. Но, оказывается,
целовала и обнимала ее бурно,
вполне возможно и такое.
ласково, с непосредственностью,
на которую способны, наверное,
***
только дети, еще не научившиеся
лгать и притворяться. А что думала
— Варенька, не понимаю, почему
обо всем этом Катя, старшая дочь
ты отказываешься. Почти месяц на
Кузнецовых, никто не знал. Катя
море! Коля первый раз за столько
училась на журфаке МГУ, к будущей
лет отпуск большой взял. А Ксюпрофессии готовилась основательно, шенька! Она же без тебя ехать
дома появлялась поздно, а эмоции
не захочет. Да и Кате с тобой
свои и чувства выражала гораздо
веселее будет. — Татьяна Петровболее сдержанно, чем маленькая
на внимательно посмотрела на
Ксюнечка. «Вот такие у нас дела», —
Варю. — Я кажется, догадываюсь.
говаривал частенько глава семьи за
Не хочешь к началу занятий опазужином, глядя на «своих девочек»,
дывать? Так вернешься раньше,
улыбался и ощущал себя при этом
вместе с Катей. А можно и с деканаабсолютно счастливым человеком.
том договориться. В твоем институте
Вот такие дела, дорогие читатакой... гибкий... подход к каждому
студенту. Позанимаешься немного
тели. И если кто из вас подумал
по индивидуальному плану. Обязаневзначай, прочитав первые строки, что рассказ этот о бессовестной
тельно разрешат. А если ты думаешь,
юной соблазнительнице, вскручто нам это дорого, то ведь у нас
свой коттедж. Скромненький, конечжившей голову немолодому (но
ведь и не старому еще) состоятельно, но свой. Какая разница, четыре
ному мужчине и попутно опустошив- человека отдыхать приедут или
пять? И по поводу билетов на самошей его кошелек, то он ошибся. Ни
юность • 2013
ИРИНА КОПАЕНКО
лет не беспокойся. Неужели мы не
можем подарить тебе отдых на море?
— Тетя Танечка, миленькая! Если
бы вы знали, как я вас всех люблю!
Мы за этот год настоящей семьей
стали. Если бы вы знали, как я благодарна вам всем. — Варенька подняла на Татьяну Петровну глаза,
полные слез. — Тетя Танечка, можно
открыть вам один секрет? Только
никому, пожалуйста, никому! Вдруг
это все пустое окажется... — Варя
вздохнула и совсем тихо продолжила: — Мне очень нравится один
молодой человек. Правда, он уже
на пятый курс перешел, и мы пока
просто дружим. Славная у нас компания получилась. Одна моя подруга
со своим парнем, он и я... И представляете, какое совпадение, именно в конце августа мы тоже решили поехать на море. В Испанию.
Конечно, не на месяц, а на неделю.
Последние дни лета... А я деньги
копила весь год, откладывала из тех,
что дядя Коля мне давал.
— Варенька, девочка моя хорошая, а ты уверена, что...
— Да! Да, я... — Варя вдруг замолчала, а потом продолжила уже спокойно, без слез: — Мне бы очень хотелось отдохнуть вместе с ребятами.
Всего неделю, а потом — к вам. У нас
даже вылет в тот же день, что и у вас.
Еще одно совпадение. Я и в аэропорт
вместе с вами поеду, провожу, а чуть
позже и друзья подоспеют. Хорошо?
И Варенька улыбнулась так солнечно и бесхитростно, что у Татьяны
Петровны защемило сердце: «Ангел.
Ну просто Ангел, не обманул бы
кто...»
***
— Марьяна, ты обещала рассказать
мне про эти бусы.
— Зачем тебе? Варя, они ведь точно
несчастье приносят! — Марьяна, однокурсница Вареньки, томная брюнетка, немного полноватая для своих
лет, вальяжно расположилась на
шелковых подушках, разбросанных
по всей комнате. Впрочем, беспоряд№ 7 • июль
ПОДАРОК «АНГЕЛА»
ком это никак не являлось. Марьяна
изображала восточную красавицу:
— Так зачем же тебе нужны бусы,
приносящие беду?
— Беду? Несчастье? Раньше ты
говорила, что они убивают. А мне
просто интересно, хоть и не верится.
— Ладно, я расскажу, а ты уж
решай, верить или нет. Ну, короче,
обычные бусы. Разноцветные деревянные шарики на нитке. Дешевенькая бижутерия, не более. Хотя
довольно симпатичные. Но с ними
колдун какой-то поработал.
Варя, откинувшись на спинку
дивана, расхохоталась:
— Ага! Так я тебе и поверила! Сказки о колдунах, как и о добрых феях,
да и прочей подобной глупости,
закончились в детском саду.
— А Кузнецовы? Чем не добрые
волшебники? Приютили тебя, за
институт платят, живешь у них вроде
родной дочери.
— Вроде... — Варенька посмотрела
на «Шахерезаду» и рассеянно улыбнулась, немного опустив голову. —
Впрочем, наверное, ты права. Но
пойми, они ведь счастливы, что я у
них живу. Платить за меня их тоже
никто не просил. Сами так решили.
Возможно, мои родственники просто
очень добрые люди. Я им благодарна. Но ты не отвлекайся, рассказывай, что же это за бусы особенные
такие?
— Ох! Благодарна она очень! Я же
тебя насквозь вижу, но почему-то
люблю. И ты моя лучшая подруга,
поэтому расскажу тебе все. Можешь
не верить. О колдунах, конечно,
сказки, но эти бусы действуют. Те,
кто их носил, обязательно погибали! — Марьяна сделала паузу,
театрально сложила ладони возле
лба и назвала имя известного в светской тусовке юноши, недавно
разбившегося на своей машине. —
Помнишь, ведь с ним тогда была
девушка. Это ее бусы. Я подружку
этого парня хорошо знала, потому и забрала бусики. Вроде бы на
память. И это не единственный
случай. Знающие люди такое расска-
зывали! Но самое интересное, что
уничтожить эту вещь можно только в воздухе.
— Как это? Разорвать их, что
ли? И выбросить из окна. Вот и окажутся в воздухе.
— Не так просто. Они должны
чувствовать тепло человека. Лучше, конечно, прямо на шее. Но
можно где-нибудь рядом, например в кармане или в сумочке. На
земле их сила слабее. Та девушка,
про которую я тебе рассказала,
целый месяц их носила. И только
потом... А вот в воздухе они сразу
«звереют», понимают, что им тоже
конец придет. Если бы их прежняя
хозяйка прыгнула с парашютом или
полетела куда-нибудь на самолете,
то смерть она нашла бы немедленно,
не через месяц. И вместе со своим
украшением. А так — ее нет, а бусы
ждут следующую жертву.
— Фантазерка ты, подружка. О бусах говоришь как о живых.
— А они живые и есть. Не смейся.
Ты даже не представляешь, что это
за страх. Ведь я же уничтожить их
хотела, для того и взяла.
— Ну и уничтожила бы.
— А как ты себе это представляешь?! Отдать «игрушку» кому-нибудь, зная, что обрекаешь его на
верную смерть! Ну нет у меня
таких врагов! Бывает, что сильно
на кого-либо рассержусь, бывает,
что очень-очень рассержусь! Но не
убивать же...
— Ну отправь багажом, авиапочтой.
На придуманный адрес.
— Нет, так тоже нельзя. Хозяйка должна быть рядом. Я же тебе
говорила, им необходимо ощущать
жертву, слышать биение ее сердца.
Да и людей в самолетах много. Жалко. В чем они виноваты?
— А ты отдай их мне. На один
день. А? Ну пожалуйста, Марьянушка! Я честное слово даю, что никуда
не полечу! Пожалуйста. А то жизнь
последнее время слишком пресной
кажется. Миленькая моя, подружка
единственная! Слово даю, что носить
не буду. Просто дома полежат. Даже
125
ТВОРЧЕСКИЙ КОНКУРС
перед зеркалом примерять не стану,
даже не прикоснусь ни разу! И ты
отдохнешь от них немного, и я после
этой страшилки на жизнь иначе
смотреть стану. А после мы вместе
придумаем, как от них избавиться.
Пожалуйста, Марьянушка, ты же
мне не откажешь?!
***
Теперь Вареньке казалось, что
разговор этот происходил так давно,
что и вспомнить трудно. А на самом
деле прошли сутки. Всего лишь
сутки. Она нашла свое место, сверила номер с посадочным талоном и села, сразу пристегнув ремни.
Хотелось спать. Как же она устала.
Даже и сама не представляла, до чего
тяжело все окажется.
Конечно, летела она совсем
не в Испанию. Да и приятелей, в компании с которыми ей
вроде бы предстояло провести
неделю на море, не существовало. «Ах, милые мои Кузнецовы, до
чего же вы доверчивые... были...»
Варенька вдруг поняла, что сейчас
заплачет, и удивилась собственной чувствительности. «Усталость.
Это все усталость. А ведь не хотела я так. Правда, не хотела. Но что
еще оставалось делать? О! Хорошо
учиться, найти достойную работу, а лучше — мужа! Конечно, не по
любви, а с квартирой и прочими благами. А чем это лучше? А если я вообще не хочу пока замуж?» Варя попробовала сесть удобнее, но мешал
ее собственный саквояжик, который
она по всем правилам поставила под
впереди стоящим креслом. «Как же
тесно. Надо потерпеть, буду потом только в бизнес-классе летать.
Немного осталось. Впрочем, наверное, уже... Главное, узнать обо
всем вместе с мамой, она самая
близкая родственница, других точно
нет. И завещания нет, это мне тоже
удалось незаметно выведать у Татьяны Петровны. А то ведь мама
может и не сообразить сразу, что
делать надо. Какая Испания?! Какое
126
море? Быстрее бы к маме, а там уже
но ведь этот старикан давно уже
можно включать телефон, слушать
умер. А я? Я хочу сейчас все иметь.
новости и действовать, действоСейчас, а не когда-нибудь. А у меня
нет ничего, а у них есть. Почему?
вать...» Варенька посмотрела в илПочему?!»
люминатор. Самолет уже выруливал
Перед тем, как снова попытаться
на взлетную полосу.
уснуть, Варя оглядела салон. Пас«Мамочка! Смотри, какие бусики
чудесные! Ну смотри же! Это мне
сажиров совсем мало. Все-таки
Варенька подарила! Ну смотри,
внутренний рейс, не междунасмотри!» Варя вздрогнула и неродный. Мелькнула мысль, что
там, в другом самолете, людей
вольно оглянулась. «Господи, что
гораздо больше. И всех она приже я наделала? Неужели мне теперь
до конца жизни их не забыть?» Она
несла в жертву ради своей цели.
снова стала смотреть в иллюминатор, «Забыть, все забыть. Я смогу. Эти
чувствуя, как напрягся самолет. Дви- люди — невольное препятствие на
пути к вершине. Случайные жертвы.
гатели заревели громче, и огромная
Так бывает. Достаточно представить
железная птица побежала по бетону,
стихийное бедствие или эпидемию.
быстрее, быстрее... Вот и аэропорт
Многие гибнут, но никто ведь не
остался внизу, крошечные машинки
думает, за что? Кто виноват в трагена ниточках дорог. Варя закрыла
глаза. Надо все-таки уснуть. Уснуть... дии?» Варенька поежилась. ПредМаленькая девочка, раскинув руки, ставлять себя в виде смертоносной
бегала по залу аэропорта. «Я лечу!
бактерии, вызвавшей эпидемию,
Смотрите же, я лечу!» А уже объяви- любому неприятно. «Надо просто
не думать о них. Случайные жертвы.
ли посадку... И тут расшалившаяся
Немного подождать, и все... Скоро
Ксюша торжественно объявила, что
все станет моим. И забыть. Просто
ей немедленно требуется в туалет.
забыть. И для Марьяны придумать
Николай Борисович отругал Катю,
историю, что Ксюша эти бусики сама
что не смотрит за сестрой, а Варя
взяла. Марьяна слишком глупа, она
схватила девчушку за руку, и они
поверит...»
побежали к заветной двери. Когда вернулись, их все ждали, дядя
Коля схватил Ксюшу на руки, тетя
***
Таня бросилась целовать Варю,
А несколькими часами ранее в салочто-то говорила. Вот в такой суете
они и распрощались. «Я не хотела, — не бизнес-класса огромного боинга
вновь подумала Варенька.— Не хоте- совершенно расстроенная Катя тоже
смотрела в иллюминатор, задавая
ла. Но почему так устроена жизнь?
себе тот же вопрос: «Почему?» И не
Почему у них есть все, а у меня
находила никакого утешительного
ничего? В такой квартире, как у них,
ответа: «Почему?! Почему ее все так
замечательно жить одной. Ведь все
любят? Ах, Варенька! Ах, наш Ангел!
люди разные. Я, например, просто
Неужели никто не чувствует, что
ненавидела эти наши вечерние
сама Варя совсем никого не любит,
чаепития целой оравой. А приходичто думает только о себе, а все ее долось выходить к столу и улыбаться.
Почему? Один раз сказала, что гостоинство — очаровательная улыбка,
что она великолепная актриса,
лова болит, осталась в комнате, так
вернее, притворщица? А может
тетя Таня с таблетками прибежала.
быть, это я — завистница? Да. Все
Почему у них такая квартира, денег
как раз наоборот, это я — жалкая
много, машина у дяди Коли шикарная? Почему у них есть, а у меня нет? ревнивица. Варя — скромная и очень
красивая, гораздо красивее меня, а я
Почему? О да! У дяди Коли отец заей завидую. Но до чего обидно, если
нимал какую-то важную должность.
даже родная сестренка, маленькая
Вот ему и дали квартиру в высотке,
юность • 2013
Ксюша, обожает Вареньку. И ее
она ждет вечером, а не меня. А я?
Неужели я больше никому не нужна?» И совсем сразило Катю поведение сестры в аэропорту. Ксюша так
безудержно радовалась Вариному
подарку, словно лучших вещей
ей никто и никогда не дарил. Она
бегала, шумела от восторга, даже
пару раз падала, налетая на чьи-то
вещи, и вся растрепалась. А когда
Катя решила переодеть сестренке
кофточку и причесать ее, Ксюша сразу заявила, что ей срочно
надо в туалет, и пойдет она туда
только с Варенькой. Исключи-
тельно с ней одной! Подумаешь,
великая честь! Вот и осталась Катя
стоять с Ксюшиной футболочкой в руках и бусами, которые тоже
пришлось снять, чтобы случайно не
порвать расческой. А папа как на нее
рассердился! Плохо, мол, за сестрой
она смотрит! И стало ей вдруг так
обидно, так горько от творящейся
несправедливости, что совершила
Катя совсем несвойственный ей
поступок. Осторожно приоткрыла Варин саквояжик, который та
оставила рядом с сумками Кузнецовых, побежав с Ксюшей в туалетную комнату, и опустила туда
нитку с разноцветными бусинками.
«Получай обратно свой подарок,
Ангел, обойдемся. Не нужно нам от
тебя ничего!» Конечно, Катя сразу
опомнилась, но бусики уже пропали.
Пестрая змейка юркнула в саквояж и притаилась где-то в глубине,
словно обрела свое пристанище,
свой дом. Показываться глазу не
желала. Ну невозможно же было
открыто рыться в чужих вещах, пытаясь вернуть бусы обратно! «Значит, так тому и быть, — подумала
Катя. — А Ксюшеньке я как-нибудь
объясню. И Варе тоже объясню.
Потом. После...»
г. Москва
Евгений АГЕЕНКОВ
Евгений Агеенков — уроженец Подмосковья. Окончил
МПУ имени Крупской. Работал в сфере образования.
Стихи и прозу пишет с детства. Печатался в университетской
газете «Народный учитель», в газете «Центр плюс».
Автор сборника «Последний шаг из черной бездны».
В электричке
Век минувший. Начало восьмидесятых. Лето. Около
шести часов вечера. В электричке со своей матерью
и дедом едут двое детей лет пяти-шести — мальчик
и девочка. Естественно, что дети, как и большинство
детей этого возраста, ведут себя неспокойно: балуются, резвятся, затевают игру между собой... Поэтому от своей матери и от деда время от времени получают серьезные замечания, ненадолго затихают, но
забываются и вскоре снова начинают возню.
№ 7 • июль
И вот в очередной раз дед дважды грозно осаживает ребят уже избитой фразой:
— Вы будете баловаться или нет?! Вы будете баловаться или нет?!
— Будут, — тихо, с легкой иронической улыбкой
поверх газеты произносит средних лет мужчина интеллигентного вида, сидящий на соседней лавке и
наблюдающий за детскими шалостями.
127
ТВОРЧЕСКИЙ КОНКУРС
Роликовые коньки
Век минувший. Середина восьмидесятых. Серое
зимнее утро. На улице тепло, но неуютно. Мимо
первого подъезда проходит компания подростков —
трое ребят и две девушки, о чем-то оживленно разговаривают. И вдруг один из парней, самый высокий, приостанавливается и, глядя сверху на одну из
подруг, с крайним недоумением и с крайним удивлением вопрошает:
— Ты даешь Толстому?
Девушка, в обычном дружеском разговоре невзначай подавшая повод для такой правильной догадки, смутилась, растерялась и не нашла, что ответить. Однако шедшая рядом с ней другая девушка
моментально пришла на выручку своей подружке,
оказавшейся в столь пикантном затруднительном
положении, и с нескрываемым вызовом бойко парировала:
— Но ведь она же не за просто так, а за роликовые
коньки!
Красивая
Век минувший. Начало второй половины восьмидесятых. Середина теплого мая. На улице возле
метро «Алексеевская» стоят напротив друг друга
две девушки, каждой лет по восемнадцать, и о своем, о чем-то женском разговаривают. Одна девушка
красивая, блондинистая, самоуверенная, с хорошей
фигурой и развитыми формами, другая же девушка
чуть ниже ростом, симпатичная брюнетка, внешне
скромная и сдержанная. Красивая, блондинистая,
самоуверенная девушка с циничной, высокомерной
и в то же время бравурной улыбкой рассказывает:
— Утром он проснулся, смотрит на меня так и
дрожащим таким голосом спрашивает: «Так ты моя
девушка или его?» А я ему: «Да долбала я в рот и
тебя, и его!»
Безысходность
Век минувший. Конец второй половины восьмидесятых.
Дочь: «Он уже открыто гуляет. Приходит с работы, ужинает и уходит. Потом приходит в двенадцать
часов ночи — и сразу спать. Со мной уже совсем не
разговаривает. А на выходные так и вообще пропадает. Говорит, что я устарела».
Мать: «Но ведь ты же так молодо выглядишь!»
Дочь: «А говорит, что устарела! И я сделать ничего не могу! Я ведь в его доме живу! Куда я денусь?
Куда я от него уеду? Обратно в наш Мухосранск, что
ли, уеду?»
Мать: «Тогда терпи!»
Дочь: «Тебе легко там говорить!.. А я люблю
его! Хотя… Хотя теперь уже, наверное, нет… Теперь
уже — нет».
Облом
Век минувший. Начало девяностых. Разгар лета.
На железобетонной плите автобусной остановки у
Московской окружной дороги кроме меня — другие молодые люди, пожилые мужчина и женщина,
бабушка с двумя маленькими внуками. Все молча
ждем автобус. На удивление, никто не курит. Через
некоторое время к остановке со стороны новостроек
128
подходит высокий тощий мужичок в длинном грязно-желтом плаще с помятым лицом и с непреодолимым внутренним желанием в страдальческих глазах.
Он с просьбой дать ему закурить поочередно подходит к каждому стоящему на остановке человеку, за
исключением, конечно же, маленьких детей. Однако
закурить ему не дали. И не дали не потому, что ктоюность • 2013
ЕВГЕНИЙ АГЕЕНКОВ
то пожалел для него сигареты или папиросы, а потому, что вообще ни у кого их не было. А не было их
по той простой причине, что никто из находящихся
на остановке людей не курил вообще, не курил по
жизни в принципе.
Раздосадованный мужик, еле держась на ногах, соскочил с железобетонной плиты остановки
на притоптанную землю, сделал несколько шагов,
остановился, повернулся и громко произнес:
— Что ж вы сволочи такие — все не курите?!
Жалоба
Век нынешний. Середина двухтысячных. Начало жаркого июня. На пустой площадке автобусной
остановки начинает вырастать очередь. Третьими
подошли две девушки-подружки, наверное, студентки-старшекурсницы — одна высокая, другая чуть
пониже. Та, что чуть пониже, рассказывает:
— Поехали мы с ним в клуб. До часу ночи там
погуляли, потом поехали к нему на работу, в офис.
Там он попросил меня сделать его отчет. Представляешь? Я ему отчет его делаю, а он — рядом в кресле
сидит, ноги на стол положил, детектив читает!..
Жизненный выбор
Она: «Я долго думала и решила…»
Он: «Что ты решила?»
Она: «Я выбрала тебя, мой милый!»
Он: «Ты выбрала меня?»
Она: «Да, тебя, дорогой!..»
Он: «Гм… И как давно?»
Она: «А только что!»
Он: «И что же… ты меня любишь?»
Она: «Люблю!»
Он: «И как давно?»
Она: «А сразу же, как выбрала!»
Он: «Гм… Отличный выбор, дорогая! Поздравляю!»
Она: «Спасибо, дорогой! Я старалась!»
Он: «Тогда пошли на диван! Там еще постараешься! Да и пива прихвати!»
Она: «Пива? Ладно. А где оно?»
Он: «А в холодильнике!»
Она: «Ладно, хорошо! Ой! Но в нашем холодильнике нет пива!..»
Он: «Нет пива?! Ну и что ты смотришь? Беги в
магазин!»
Дамочка в авто
Середина двухтысячных. Морозная и снежная зима.
Подработка после первого обильного снегопада.
Мы с Андреем чистим крышу. Точнее, Андрей с
лопатой наверху, на самой крыше, а я внизу, за дорогой, предупреждаю невнимательных прохожих и
невнимательных водителей о возможной опасности
и возможных неприятных последствиях при падении снега на их головы.
К тротуару подъехала небольшая дамская машина, не очень яркого, приятно-траурного цвета. Я немедля направился к машине, тем временем Андрей
отбирал снег от конька крыши. Дверца машины
приоткрылась, находящаяся в салоне дама, видимо,
собиралась выйти.
№ 7 • июль
— Сударыня! — вежливо обратился я к сидящей
в машине модной, самоуверенной женщине лет так
тридцати. — Не останавливайтесь здесь, проезжайте
дальше! Мы тут с крыши снег убираем!
Дама никак не отреагировала на сказанное, даже
не посмотрела в мою сторону, а вдруг, будто вспомнив о чем-то, демонстративно достала свой дамский,
яркого цвета мобильный телефон и принялась деловито, но и неторопливо нажимать на кнопочки с
цифрами.
Терпеливо и не менее вежливо я повторил свою
просьбу. Никакой соответствующей обстоятельствам реакции со стороны дамочки не последовало. Как будто возле машины вообще никого не
129
ТВОРЧЕСКИЙ КОНКУРС
было. В это время Андрей уже подогнал снежную
кучу к краю крыши, и на тротуар рядом с машиной
дамочки с тихим ужасающим шелестом посыпалась
снежно-ледяной крошкой густая белая завеса. Дамочка вздрогнула, бросила телефон и неистово завопила.
— Мать твою! Мать твою! — кричала она, хватаясь за руль и в отчаянии заглядывая за стекла правой дверцы.
«Вот тебе и “мать твою!”» — подумал я, наблюдая, как небольшой автомобильчик шустро проехал
метров шесть вдоль тротуара и остановился там, где
парковка пока что была безопасной.
Завтрак за рулем
Конец двухтысячных. Солнечное зимнее утро приближается к полудню. На дорогах ясно и светло. Лев
Борисович по своим делам едет в своей новенькой
недорогой иномарке. И вот понадобилось ему свернуть с дороги, и невдалеке возле высотного белого
дома последней постройки Лев Борисович замечает
небольшую автостоянку. Однако ближайшие места
на стоянке заняты другими машинами. Чтобы добраться до свободных мест, надо проехать еще немного вперед, что Лев Борисович незамедлительно
и сделал. Вот только препятствием на пути к свободным местам стоянки оказалась небольшая дамская
машина. Она стояла так, что объехать ее невозможно было ни при каком старании. К счастью, в машине кто-то находился. Лев Борисович посигналил,
но машина с места не стронулась. Тогда Лев Борисович вышел из машины и прямиком направился к
дамскому авто. Подойдя к машине, Лев Борисович
нагнулся к окну боковой дверцы и увидел сидящую
за рулем девушку со стаканом популярного газированного напитка, из которого торчала трубочка, и
гамбургером в руках. Девушка откусывала от гамбургера и запивала напитком через трубочку.
— Извините, девушка! — обратился Лев Борисович. — Вы не могли бы проехать немного вперед,
чтобы я свою машину на стоянку мог поставить?
Девушка перестала жевать, с упрямым отчаянием в глазах посмотрела на склонившегося за стеклом
незнакомого мужчину и недовольно воскликнула:
— Вы что, не видите, что я — кушаю?!
Причуды любви
Они одинаково искренне, трогательно, по-настоящему любили друг друга! И каждый из них стремился сделать друг другу как можно больше хорошего,
каждый из них стремился хоть как-то угодить друг
другу! И это у них прекрасно получалось! И получалось абсолютно во всем! Например, переходили ли
они по узкому мостку через речку во время утренней
пробежки, ехали ли в трамвае, где было много народу, сидели ли за домашним столом рядышком в своей крохотной, но чистой, уютной кухоньке… В результате — оба непременно сваливались с берега в
речку по обе стороны мостка при утренней пробеж-
ке; оба непременно стояли, уступив место в трамвае
любому, кто оказывался рядом, если вдруг кому-то
из них двоих не хватило места; оба непременно
оставались чуть больше, чем полуголодными, когда каждый старался оставить другому, любимому,
что-либо самое вкусное, что со временем портилось,
или что-либо, что невозможно уже было разделить
поровну, в любое время года выносилось на улицу
и доставалось осторожным воронам, прожорливым
голубям, юрким трясогузкам и вороватым сереньким воробышкам…
Московская область
130
юность • 2013
Зулкар Хасанов
Я, Зулкар Хасанов, родился в 1931 году в татарской деревне
Султанмуратово, что на Южном Урале, в Башкирии. Военного
лихолетья хлебнул сполна, как и многие мои сверстники. В 1949 году
поступил в Саратовский нефтяной техникум на отделение
«Транспорт и хранение нефти и газа». Со второго курса
призвали в армию. Прослужил в морских пограничных частях
на Тихом океане пять лет. После службы окончил техникум,
работал на Салаватской нефтебазе механиком. В 1966 году
меня назначили главным инженером Калужской нефтебазы,
где проработал около десяти лет, затем трудился в СКБ и в
ОАСУП Калужского турбинного завода.
Брюшной тиф
(По волнам моей памяти)
В годы военного лихолетья, осенью
1944 года, наше семейство переехало в небольшой провинциальный
городок Давлеканово. Наше жилище — полуподвальное помещение с земляным полом.
Сырость, холод… Поначалу заболел мой старший брат Зуфар, а потом заболел и я. Отец, конечно,
расстроился: оба сына, его помощники, разболелись. Сначала он думал, что я простудился, так, немного
подкашливал. Ругался, что я много
бегаю, прихожу иногда с мокрыми
ногами. Однако мое самочувствие
резко ухудшалось: заболела голова, я ничего не хотел есть, поднялась
температура.
Я для того, чтобы хоть как-то
погасить жар, улегся на земляном
полу, постелив под себя старые
мешки и не менее старое одеяло. Но
это не помогло, я впал в беспамятство и бредил: «Мощный горный
поток несет меня неведомо куда, —
кричу, — папа!»
№ 7 • июль
Сколько это продолжалось, не
знаю. Но вот я открываю глаза и вижу, что на полке стоит
семилинейная керосиновая лампа с закопченным стеклом. Отец
лежит рядом со мной на нарах, не
спит. «Как, сынок, самочувствие?» —
спрашивает он. Я ничего не ответил,
только попросил попить.
Отец понял, что я серьезно болен,
но отвести меня в больницу все же
не решился. Надеялся, что я мальчишка крепкий и все обойдется.
А я не сплю. Перед глазами опять
возникает какое-то наваждение:
опрокидывается прямо на меня
раскаленная печка-буржуйка. Этот
бред проходит, а нетопленая печка-буржуйка стоит на месте. Отец
обеспокоен и говорит, что завтра
пойдем в больницу. Ночь прошла
тяжело, я все так же бредил, сгорал в огне, температура заоблачная.
Утром отец меня стал собирать в больницу. Помог одеть штаны,
рубашку, лапти, завязать оборки.
Направились в больницу через весь
город, на улице очень холодно и ветрено, местами дорогу сильно занесло снегом. С большим трудом, но все
же добрались, я отморозил ноги.
В приемном покое больницы
очень много народу, суета. Отец
куда-то ушел, вскоре за мной
пришла медсестра, поставила под
мышку градусник и минут через пять
повела к врачу. Женщина-врач долго
ощупывает мой живот, взяв за кисть
руки, проверяет пульс, заставляет
открыть рот.
Диагноз неутешительный… Врач,
обращаясь к медсестре, говорит, что
надо мальчишку подстричь наголо,
пусть нянечка его искупает, переоденет, и положите в палату инфекционных больных.
Нянечка, уже довольно пожилая и усталая женщина, привела
меня в ванную комнату, там же ручной машинкой для стрижки волос
обрила наголо, затем заставила меня
намылить мочалку и мыться. Она
131
ТВОРЧЕСКИЙ КОНКУРС
поливала меня тоненькой струйкой
воды, я размазывал мыло мочалкой. Насухо обтерся полотенцем и,
переодевшись в больничную одежду,
поплелся за ней в палату, где она же
уложила меня в чистую постель.
В палате никого, тишина, только
блестит чайник, стоящий на тумбочке.
Няня осталась дежурить у моей
постели. В палате я тоже, как и дома,
периодически впадал в беспамятство.
Периодически на мою голову няня
накладывала влажное полотенце,
чтобы хотя бы немного снизилась
температура. Но температура не
снижалась. Помню, когда приходил в себя, я спрашивал няню:
— Что, я умру, да?
— Выздоровеешь, Зулкар, обязательно выздоровеешь! Ты очень
крепкий мальчик, все будет хорошо!
А дальше, помню, брали анализы крови. Три раза в день давали
какие-то порошки. Женщины
менялись около моей постели,
раз в неделю приходила новенькая,
потом я остался один.
Жар постепенно понизился, я стал
лучше есть, появился аппетит. Отец
принес мне жареных окуней, не
знаю, где он их взял. Мне передали
сверток через окно. Няня, увидев,
что я ем рыбу, стала меня ругать,
сказав, что мне пока нельзя рыбу
жареную.
В общем, врачи, медсестры, нянечки вырвали меня из цепких лап
смерти, которая уже стояла у моего
изголовья.
Я боролся за жизнь, они — за мое
здоровье. Но отца по-прежнему ко
мне не пускали. Потом он и Зуфар,
который выписался уже из больницы, приходили ко мне, и я с ними
говорил через окошко. За окном
падал крупными хлопьями снег, шла
война… Где-то через месяц меня
выписали из больницы.
Я очень ослабевшим шел домой и качался, как осенний лист.
Наш подвал посетил брюшной
тиф. Но мы с Зуфаром показали ему
кукиш!
Арест
Дело было зимой 1944 года. Мне
исполнилось только тринадцать лет. Я был дома один. Стучат в дверь. Открываю дверь, и заходят к нам в квартиру четыре человека,
среди них один милиционер в форме.
Лица у них суровые. Человек в гражданской одежде показывает
мне бумагу. Это ордер на производство обыска в нашей квартире.
Позже выяснилось, что человек в гражданке, с бумагой и милиционер — из милиции, а двое гражданских лиц — понятые.
Начали производить
обыск. А что у нас искать-то? Вошь
на аркане повесилась. Одежды нет,
мебели нет, только кое-какая посуда,
да один или два старых холщовых и совершенно пустых мешка, да
рукавицы брезентовые.
Милиционеры составили протокол
обыска, забрали старые мешки и одну
или две пары, не помню, рукавиц.
Потом мне приказали подписать
протокол обыска и велели собираться и следовать с милиционером в милицию.
132
Студеный зимний день. Холодно, как на том свете. Одет я, мягко говоря, неважно. Зимой, как
правило, я носил одежду взрослых,
детской одежды у меня просто не
было. Иду по улице, как пугало
огородное.
И вот те на — арест! Привели
меня в милицию, находящуюся в районном центре Давлеканово.
Закрыли в камере предварительного
заключения.
Камера пуста, окон не было, на
потолке тускнеет, как надежда, одна-­
единственная лампа. Я сник и даже
скис немного. За что меня, полуголодного оборвыша, арестовали?
Через некоторое время вызвали
на допрос и повели под охраной на
второй этаж. На допросе строгий
милиционер с холодным взглядом
спрашивал мою фамилию, имя, отчество, сколько мне лет, где я вчера
был и что делал.
Я, запинаясь от страха, ответил на все вопросы. И потом
спросил: «За что меня посадили в КПЗ, в чем я провинился?» —
«Завтра все узнаешь» — ответил следователь.
Меня отвели обратно в камеру, и стал я преступником, хотя никак
не мог взять в толк, в чем же я провинился. В камере уже сидел на полу
мужчина. Он был неопрятен, хмур,
зол и весь обросший.
Я тоже сел на пол напротив него.
Разговорились, он меня спрашивает:
«За что тебя посадили»? Я отвечаю,
что не знаю и пока ничего не понимаю. Он рассказал про себя, про то,
что торговал стеклами к керосиновым лампам.
Словом, спекулянт. Но тут хоть
понятно, за что. А меня за что упекли в КПЗ?
Кто даст ответ…
Вскоре постучали в камеру, вошел
милиционер и передал мне сверток.
Оказалось, что отец узнал о моем
аресте и принес картофельный
суп с лапшой.
Я был очень рад, поскольку
проголодался. Но радость моя была
преждевременная. Как только я собрался было поесть, ко мне подошел
юность • 2013
ЗУЛКАР ХАСАНОВ
спекулянт, спокойно вырвал у меня
ложку и мою передачу.
А что поделаешь? Он — здоровый
детина, а я — хилый подросток!
Так мы просидели на полу всю
ночь в состоянии полудремы, полубреда.
А утром опять вызвали
меня к следователю. Один из них
сидел за столом, другой — на подоконнике, как большая серая птица.
Мне опять стали задавать давешние вопросы: как зовут, сколько
мне лет, где я был вчера целый
день. Я отвечал все подробно, чин
по чину.
Взяв со стола висячий замок, следователь, который сидел за столом,
подошел ко мне и строгим голосом
спросил: «Это ты сломал вот этот
замок и совершил кражу? Отвечай!»
Я сказал, что ничего не ломал и не
совершал никакую кражу. А замок
впервые вижу.
Птица, которая сидела на подоконнике, изображая на лице
какую-то непонятную гримасу, то
ли угрожающую, то ли брезгливую,
подошла ко мне и, ухватив мой
пионерский значок, сквозь зубы
процедила: «Еще пионер, а врешь!»
Громко и скороговоркой выпалил:
«Ты обокрал квартиру, признавайся?!»
Я опять, впрочем, уже не так
убедительно говорю, что это не
АРЕСТ
я. А он мне: «Как дам тебе по башке
этим замком, так сразу ты и признаешься!»
Но по башке не дал, а лишь крепко выругался по матушке. Я, конечно, ни в чем не признался. Потом
меня отвели опять в камеру и к
вечеру опять вызвали на допрос.
В комнате, где меня допрашивали, было холодно, следователи
сами грелись у батареи. Меня опять
заставили раздеться и разуться.
Я стоял босиком на полу. И опять
посыпались вопросы: кто, что, зачем обокрал? А мне и сказать-то им
нечего. Я все сказал, что знал.
И опять камера, хмурый спекулянт напротив. На другой день меня
вызвали в кабинет следователя
на очную ставку. На стуле у стены
сидела пожилая женщина в стареньком пальто, в сером поношенном
платке с очень приятным и добрым
лицом. Следователь стал показывать этой женщине мешки и брезентовые рукавицы, которые забрали в нашей квартире во время
обыска. Женщина недолго рассматривала показанные вещи и твердо
сказала: «Уважаемые, это не мои
вещи».
Она заплакала, высморкалась в скомканный платочек и ушла.
И, о чудо, меня тут же отпустили…
Так завершился мой арест.
Когда я вернулся домой, то узнал,
что арестовали заодно и Зуфара, а потом за компанию и отца.
Мир не без «добрых людей».
Кто-то, наверное, донес, что мы —
потенциальные воры по жизни,
поскольку — бедные и нищие. Стало
быть — семейство воров.
Оказывается, что какое-то время
мы почти всей семьей в полном
составе сидели в милиции, только в разных камерах. Затем моих
родных освободили, но мы отсидели по трое суток ни за что и ни про
что.
А был ли пойман настоящий
жулик, обокравший женщину, мы
так и не узнали. Никто не извинился, что невинных людей держали в камере предварительного
заключения. Но мы и не роптали.
Уже хорошо, что выпустили и мы
вновь на свободе.
Но случай этот запомнился
нам надолго. Спустя десятилетия я узнал, что невиновных
сажали и давали им сроки. Много
невиновных людей было осуждено по ложным доносам. Но моя
вера в справедливость все же не
поколебалась. Я верю в то, что хороших людей больше, чем подлецов.
Просто такие были времена…
г. Калуга
№ 7 • июль
133
в конце концов / детектив на ночь
Валерий ИЛЬИЧЕВ
Валерий Ильичев родился в Москве в 1939 году. В 1956 году
поступил на службу в органы милиции, в которых проработал
до 1996 года. Значительный опыт работы в уголовном
розыске позволил В. Ильичеву детально изучить психологию
представителей криминального мира и тайные механизмы
подготовки и совершения преступлений. Литературную деятельность
В. Ильичев начал в 1966 году. Его рассказы печатались в журналах
«Советская милиция», «Социалистическая законность», «Сыщик
России», «Человек и закон», газетах «Щит и меч», «Петровка,
38», «Вечерняя Москва», «Московская правда». В издательствах
«Эксмо», «Вагриус», «Олимп» опубликованы его повести
«Перстень с печаткой», «Элегантный убийца», «Псих против
мафии», «Гильотина для палача» и ряд других. На страницах
журнала «Юность» в последние годы печатались такие произведения
Ильичева, как «Ставка на зеро», «Тайна “Семи грехов”», «Страсти
сыщика Перова», «Похождения “Подмигивающего призрака”»,
«Агентурный роман», «Схватка бульдогов под ковром».
Надеемся, что новая загадочная история от Валерия
Ильичева вас не разочарует, уважаемые читатели.
Кармическое погружение
Избегай и того, что приносит малый вред: сейчас он
невелик, но со временем сделается значительным.
Советы христианину святителя Григория Богослова
Глава 1. Визит к Звездочету
День начался неудачно. Набрав номер телефона редакции, Думов услышал очередной отказ в приеме
на работу и в отчаянии заметался по комнате. После
развода с женой он уже три года жил один и довольствовался малым. Но прошедшие после увольнения
месяцы значительно опустошили его кредитную
карту, и надо было срочно устраиваться на работу.
Заглянув в пустой холодильник, Думов осознал
неизбежность похода в магазин. Едва он вышел из
подъезда на раскаленную палящим солнцем улицу,
его атаковал со злобным лаем огромный доберман.
Хозяин пса даже и не подумал вмешаться и с насмешкой наблюдал за испугом соседа по дому. Это
еще больше вывело Думова из себя:
— Уйми своего раскормленного кобеля! Сам недавно вылез из грязи в князи, а уже дерьмо за сво134
ей собакой убирать ленишься. Во двор скоро не
вый­дешь.
— А зачем мне этим заниматься, если ты за пятьсот целковых за моим псом все тут подчистишь? Я не
шучу: бери деньги и приступай к делу.
«Сбить бы его сейчас с ног и попинать, ломая
кости!» — мелькнуло в затуманенном злобой мозгу.
Но, благоразумно отказавшись от схватки с разбогатевшим на продаже мебели здоровяком, Думов в
бессильном гневе покинул двор.
Зайдя в магазин, он купил свой обычный холостяцкий набор: сыр, колбасу, хлеб. Немного подумав, направился в винный отдел. Купив бутылку
водки, Думов вышел на улицу. Но идти домой и
пить одному не хотелось. Оглядевшись по сторонам,
Думов направился в видневшийся неподалеку сквер
юность • 2013
ВАЛЕРИЙ ИЛЬИЧЕВ
и присел на скамейку. Внезапно из-за ствола старого тополя вывернулся мужчина лет сорока в серых
брюках, зеленой армейской рубашке и с перекинутой через плечо спортивной сумкой. Он вполне мог
сойти за собравшегося за город дачника, если бы
не темно-синие татуировки на крепких загорелых
пальцах. Незнакомец приветливо улыбнулся:
— Чего пригорюнился, земляк? Жизнь наша — как
зебра. Сегодня у тебя темная полоса, а завтра в светлую с головой окунешься. Я лучше любой цыганки
предскажу, что скоро тебе масть попрет, и сорвешь
крупный банк. Меня, кстати, Георгием кличут, а
тебя? Ну вот, Петя, и познакомились. У тебя случайно выпить не найдется? А то со вчерашнего вечера
трубы горят. Есть? Я так и думал. Только пить будем
в другом, более укромном месте. Шагай за мной и
не отставай.
Невольно подчинившись властному тону, Думов послушно последовал за подвернувшимся собу­
тыльником. Подойдя к бетонному забору, бродяга
раздвинул кусты и нырнул в открывшийся пролом.
Чуть поколебавшись, Думов последовал за ним и
очутился в заброшенном садике с заросшим тиной
небольшим прудом. Указав на груду деревянных
ящиков, бродяга приветливо пригласил:
— Прошу в наш отель. Доставай свое угощение.
Да и я напросился не на халяву.
Георгий извлек из сумки два пластиковых стаканчика и кусок сала, который начал резать ножом с
наборной рукояткой. Заметив направление взгляда
Думова, усмехнулся.
— Вижу, тебе финочка приглянулась? Это зря:
таким слабонервным, как ты, таскать с собой опасно. Я в зоне насмотрелся: один жене в ссоре живот
проткнул, а другой приятеля по пьяному делу до
сердца лезвием достал. Ну, разливай, Петя, а то разговор на сухую плохо идет. Так за что выпьем?
— Есть у меня один тост еще со студенческих времен. Когда с однокурсниками встречаемся, то всегда
под него пьем: «Ты и я одной крови».
— Знаю, читал в детстве о Маугли, выросшем в
джунглях. Решив сказать мне приятные слова, ты не
ошибся. Я ведь тоже вырос в интеллигентной семье
и сам в школе отличником был. Только однажды
поехали после выпускных экзаменов в лес на пикничок с девчатами. А тут гроза, ливень. В поисках
укрытия забрели в дачный поселок. Взломали дверь
в большом доме, чтобы переночевать. Продукты из
холодильника съели. А рано утром нас милиция повязала. Ради высоких показателей уголовное дело за
кражу со взломом завели и осудили. Пока на зоне
парился, родители от горя умерли. Освободился, а
идти некуда. С тех пор еще четыре раза в зону приземлялся, но уже за более серьезные дела. О детстве
№ 7 • июль
КАРМИЧЕСКОЕ ПОГРУЖЕНИЕ
своем благополучном уже и не вспоминаю, словно
не со мной было. А вот за то, что мы с тобой одной
крови, с удовольствием выпью.
Думов свою порцию проглотил с желанием и сразу почувствовал, как на душе стало легче. Внезапно
из пролома в бетонной стене вынырнула худенькая,
явно уже подвыпившая женщина лет тридцати, одетая, несмотря на жару, в сатиновые шаровары, цветастую юбку и красный вязаный свитер.
— А меня, мальчики, в долю возьмете? Я сегодня
не пустая: одного приезжего лоха развести удалось.
И женщина горделиво поставила на ящик завернутую в газету начатую бутылку дешевого порт­
вейна.
Георгий одобрительно кивнул головой:
— Ну что ж, гостям всегда рады. Тебя как кличут?
— Зови сегодня Ольгой. А завтра видно будет.
Только мне больше плесните: догонять буду.
— Мы не против. Вот Петя предлагает выпить за
то, что мы тут все одной крови. Как считаешь?
Девица с готовностью кивнула:
— Он прав: в бане и во время выпивки мы все
равны. А то, что наш друг в костюмчике приличном, еще ничего не значит. Иногда подобные типы
со мной такое вытворяют, что и в голову обычному
нормальному мужику не придет. Ладно, не обижайся: я же вижу, что ты не из таких извращенцев. Давай начнем.
Новая доза пошла тяжелее, и Думов с непривычки почувствовал головокружение и тошноту. Он
словно в тумане наблюдал, как опьяневшая женщина, кокетничая, перекидывалась незамысловатыми шутками с Георгием. Наконец, решившись, она
поднялась и присела на колени к приглянувшемуся
ей мужчине. И тут внезапно Георгий, крепко сдавив
захрипевшее горло женщины, начал наносить ей
удары ладонью по голове и туловищу.
Думов вскочил и попытался вмешаться. Но бродяга легко отбросил его в сторону. На миг получившая свободу Ольга успела сдавленно прохрипеть:
— У тебя что, крыша поехала, придурок? Если есть
претензии, то скажи!
— А ты не помнишь, стерва, откуда ветер дует? Год
назад меня клофелином на этом самом месте угостила и обчистила, как липку. На деньги мне наплевать.
Как пришли, так и ушли. Только вот доктора меня
тогда еле откачали. Больше месяца в больнице провалялся. За эту подлянку дал клятву рассчитаться.
Только найти не мог. А сегодня ты сама на меня
выплыла и не узнала. Да и немудрено: каждый день
по несколько мужиков охмуряешь. Каждого ведь не
запомнишь.
— Да зачем мне клофелином баловаться? Я баба
добрая. Меня и так мужики балуют, угощением не
135
В КОНЦЕ КОНЦОВ / ДЕТЕКТИВ НА НОЧЬ
обносят. Обознался ты. Я на этой точке всего три
месяца кручусь. Небось мозги свои с того раза подрастерял и собрать назад не можешь.
Думов, потирая ушибленный при падении бок,
поспешил вмешаться:
— Ты, Георгий, горячку не пори. Вполне мог обознаться. Мало ли здесь возле вокзала девиц, похожих на нее, болтаются.
— Ты, Петя, в наш разговор не встревай. Без тебя
разберемся.
Постепенно побелевшие от ярости глаза бродяги приняли осмысленное выражение. Он шагнул к
ящику и, взяв нож, протянул его Думову:
— Возьми и порубай еще сальца. Пока я эту кралю
буду учить уму-разуму.
Думов поспешно схватил нож. В его голове промелькнуло: «Сейчас он убьет эту несчастную девку,
а потом возьмется за меня. Живой свидетель преступления ему не нужен. Надо его опередить и всадить
лезвие в ямку чуть пониже прыгающего при разговоре вверх и вниз кадыка».
Заметив его взгляд, бродяга, оценив ситуацию,
предупредил:
— Даже не думай, Петр. Сломаю руку, прежде чем
приблизишь «перышко» к моей глотке. Да и ни к
чему это. Раз ты ей сочувствуешь, то отпущу бабу без
возмездия. Дай-ка сюда ножичек. А то еще от перевозбуждения сам порезаться можешь.
Думов нехотя отдал финку хозяину и, все еще
опасаясь нападения, сделал шаг назад. Бродяга усмехнулся и, желая успокоить собутыльника, повернулся к нему спиной и начал резать закуску. Обрадованная затишьем Ольга медленно, боясь спугнуть
удачу, стала продвигаться к дырке в заборе:
— Вы тут, мальчики, без меня теперь отдыхайте,
а я пойду от греха подальше, а то еще прибьете по
ошибке.
После того как женщина скрылась, Георгий медленно допил водку и задумчиво стал жевать сало.
Затем, словно очнувшись, кивнул Думову:
— Все, пора отсюда делать ноги. Эта курва сейчас
сюда своих дружков с вокзала приведет либо по злобе полицию натравит. Уходим.
Выбравшись на оживленную улицу, Думов вслед
за Георгием направился в сквер.
Возле скамейки Георгий остановился:
— Все, братан, здесь разбегаемся. Не знаю, куда
тебе, а я двину отсюда подальше. Чую: здешний климат становится вредным для моего здоровья. Вот,
возьми нож себе на память. Может, и пригодится.
Не смея ослушаться, Думов послушно взял протянутый ему подарок. Бродяга поспешно зашагал
прочь. Перед тем как завернуть за угол, повернулся
и, подняв вверх руку, насмешливо крикнул:
136
— Ты и я одной крови!
И это приветствие жестокого типа с синими от
татуировок пальцами заставило Думова внутренне
содрогнуться. Он с отвращением выбросил в кусты
опасный подарок бомжа, провожая взглядом сверкнувшую в лучах солнца разноцветную рукоятку
ножа.
Едва добравшись до дома, рухнул в постель и
погрузился в яркие красочные видения. В своем воображении он плавно кружил над хорошо знакомой
ему старой московской улицей, то взмывая вверх к
башне, напоминающей голову средневекового рыцаря, то пролетая в самом низу впритирку к разноцветной брусчатке мостовой между рядами теснящихся кафе и магазинов. В этом районе он родился
и вырос. И всегда, попадая на Арбат, испытывал
тоску по беззаботному детству, когда от будущего
ждешь только счастья.
Пробуждение ото сна не разрушило ожидания
радостного события, способного круто изменить его
жизнь. И восприняв видение как подсказку судьбы,
Думов поехал на место своего воображаемого полета. В ожидании чуда прошел всю улицу. Но ничего
вокруг не менялось. И вновь безысходность закралась в душу Думова: «Здесь давно уже все не так, как
в далеком детстве. В те годы мечталось стать великим и известным. Но мне уже далеко за тридцать, а
мало кто знает об авторе многочисленных газетных
статей-однодневок. Прошлое полно неудач, а будущее и совсем непредсказуемо».
Внезапно тяжелая рука опустилась на его плечо:
— Ну что, брат Петруччио, попался с поличным
в момент ностальгического путешествия по местам
безоблачного детства?!
Думов резко повернулся. Увидев перед собой
жизнерадостно улыбающегося школьного приятеля
Кольку Дугина, радостно заключил того в объятия:
— Привет, Алтын. Вот уж кого не ожидал встретить тут одного и без надежной охраны. Я слышал,
ты стал известным бизнесменом, большими делами
ворочаешь.
— Преувеличивают завистники. Кое-что, конечно,
имею, но с криком «жизнь удалась» в миску с черной
икрой лицом не утыкаюсь. Бабло есть, но девать его
некуда: больше бутылки водки не выпьешь и двух
шашлыков не проглотишь. Даже красивую телку в
постель за деньги затащить и то не в радость. Так
что завидовать особенно нечему. А вот ты выглядишь совсем уныло. Слушай, у меня в этих местах
деловое свидание назначено. Из осторожности мы с
компаньоном договорились встретиться с глазу на
глаз на этой пешеходной улице, где на тачке незаметно не подъедешь и откуда быстро не оторвешься. Я немного раньше на стрелку подъехал, чтобы
юность • 2013
ВАЛЕРИЙ ИЛЬИЧЕВ
осмотреться. Так что минут двадцать у нас с тобой
есть. Зайдем в ближайшую кафешку, и за чашкой
кофе ты мне расскажешь о своих бедах.
Идя вслед за приятелем, Думов скептически подумал: «Неужели встреча с грозой нашего двора, хулиганом Алтыном, промышлявшим в детстве мелким воровством, и есть ожидаемое мною чудо?»
Сделав заказ, Дугин строго приказал:
— Ты, Петя, вокруг да около не ходи: излагай свои
дела четко и кратко. Сразу предупреждаю — деньги
не проси, не дам, ибо убежден: голодному надо давать не рыбу, а удочку. Человек сам должен уметь
выкручиваться. Я тебя внимательно слушаю.
— Если кратко, то жизнь совсем не заладилась.
Два раза женился. Но через пару лет уходили от
меня бабы. Алименты обеим на детей плачу исправно. Любовницы тоже подолгу не задерживаются. И в
профессии не везет. Вроде бы хвалят мои публикации, а как сокращения — так первым меня из редакции за дверь выставляют. Ты, говорят, холостяк, и
легче без работы перекантуешься. Сейчас опять на
свободных хлебах.
— Все, можешь не продолжать, я тебя услышал.
Могу предложить работу тысяч на сорок в месяц.
Назовем твою должность «референт». Я люблю живую работу с людьми, а с бумагами мне возиться нет
желания. Для начала приведешь в порядок мой архив, подготовишь красочный буклет к двадцатилетию создания моей фирмы. В общем, будешь оправдывать свой оклад.
— Хорошо, я согласен. Спасибо тебе. Только не верю я, что надолго у тебя задержусь. Опять
что-нибудь да помешает! И почему я такой невезучий?! Я понимаю, когда человек за свои грехи страдает, а ведь я за собой никакой тяжкой вины не
знаю. По крайней мере, не воровал, не брал взяток,
не убивал!
— Стоп! Не зли меня, братец. Значит, я, по-твоему,
жулик и проходимец, а ты белый и пушистый, сама
невинность в белом подвенечном платье? Помолчи, не возражай! Нашел чем гордиться! Он, видите
ли, не грабил никого на улице, поскольку страх не
давал рискнуть свободой. И взяток ты не брал, поскольку не давали. И человека не убивал, так как подобной необходимости не возникало для спасения
собственной жизни. Но если в твоей жизни не было
соблазна крупно согрешить, то и хвастаться нечего.
— Ладно, не сердись. Я не хотел тебя обидеть. О себе лишь говорил.
— Ты меня не обидел, а задел за живое. Но запомни, я тебе больше не Алтын, а Николай Семенович,
поскольку я — босс, а ты мой мелкий служащий.
Ладно, обижаться на друга детства долго не буду.
Но в дальнейшем за базаром следи. Что же касается
№ 7 • июль
КАРМИЧЕСКОЕ ПОГРУЖЕНИЕ
твоего хронического невезения, то это не по моей
части. Но есть один человечек, способный тебе помочь. Мне он сильно обязан, и если попрошу заняться тобой, то не откажет.
Дугин набрал номер телефона:
— Привет, Звездочет. Это я, Алтын. Придет от
меня человек. Попробуй ему помочь. Деньги с него
не бери. В счет твоего долга мне отработаешь. Когда
его удобно принять? Хорошо, завтра в восемь часов
утра он будет у тебя. Все, до связи.
Взяв бумажную салфетку, Дугин написал адрес
Звездочета и протянул приятелю:
— Вот возьми. Ты разговор слышал. Специалист
отработает бесплатно. Он тут рядом, в одном из арбатских переулков остаток дней коротает. Завтра
с утра тебя ждет. А мне пора. Ты тут еще немного
посиди. Попей кофе с пирожным. За все уже заплачено. Держи мою визитку и звони, только не затягивай. В нашем мире судьба переменчива. Так что
постарайся не опоздать.
Алтын поднялся и направился к выходу. Думов
внезапно заметил, как сидящие за угловым столиком в глубине кафе двое молодых мужчин, оставив
на столике деньги за недопитый кофе, поспешили
вслед за Алтыном. Думов встревожился: «Похоже,
за Дугиным следят. Непонятно только кто: полиция
или бандиты. А может, мне только показалось, и два
обычных посетителя, внезапно вспомнив о важном
и неотложном деле, покинули кафе? Нечего зря шум
поднимать. Алтын человек опытный и сам разберется, кого сумел так сильно заинтересовать. А мне надо
в своих делах порядок наводить. Завтра отправлюсь
к Звездочету. Интересно, что он мне скажет?»
Предстоящая встреча внушала ему страх и одновременно давала надежду на лучшее будущее.
На следующее утро точно в назначенное время Думов подошел к старому невысокому зданию. С трудом потянул на себя массивную дверь.
Толстая ржавая пружина недовольно заскрежетала и растянулась, давая возможность посетителю
протиснуться боком в полутемный подъезд. Думов
зашагал вверх по желтым каменным ступеням, покрытым трещинами, словно причудливо сотканной паутиной. На третьем этаже перед нужной ему
квартирой Думов остановился, восстанавливая
дыхание. Едва он успел крутануть механизм старого звонка, как дверь распахнулась, словно хозяин
уже прозорливо предугадал приход визитера. В полутьме прихожей Думов не успел разглядеть лица
Звездочета и послушно последовал за высокой худощавой фигурой, одетой в длинный, до пола, красный халат. Открыв дверь в последнюю по коридору
комнату, хозяин повелительно указал Думову на
кресло, стоящее в углу возле узкого окна. В пол137
В КОНЦЕ КОНЦОВ / ДЕТЕКТИВ НА НОЧЬ
ном безмолвии он пристально разглядывал лицо
присланного ему посетителя. Думов замер в напряженном ожидании: «Этот тип одет довольно нелепо: ярко-красный халат накинут поверх дорогого
костюма, на голове едва держится иудейская кипа,
с шеи свисает массивный православный крест, а в
руках восточные четки. Готов угодить поклонникам любой веры. Но мне совсем не смешно от этого немигающего взгляда, словно вытягивающего
наружу мою душу и мысли для всеобщего обозрения и осмеяния. Крючковатый нос и увеличенные
толстыми стеклами очков глаза придают ему сходство со старым и голодным филином. Так и кажется, что его обвислая от морщин под кадыком шея
сейчас свободно закрутится, как у хищной птицы,
вокруг своей оси. Непонятно, чего ждать от этого
типа, который пугает и в то же время завораживающе притягивает к себе предчувствием колдовского
успеха».
Наконец Звездочет облегченно перевел дыхание,
словно ему удалось поставить посетителю точный
диагноз:
— Петр Павлович, насколько я понимаю, речь
идет о серии неудач, преследующих вас на протяжении всей пока еще не очень длинной жизни.
— Откуда вы знаете?
— Существует золотое правило: если экстрасенс
или колдун задает вопрос, зачем вы к нему пришли,
то немедленно бегите от него прочь. Это шарлатан.
Поэтому ваше недоумение относительно моих возможностей проникнуть во внутренний мир человека довольно обидно. Вас прислал весьма уважаемый
человек, и я обязан оказать помощь. Но прежде
всего нам надо решить несколько принципиальных
вопросов. Почему вы решили, что неудачи в личной
судьбе — это плохо?
— А кто станет утверждать обратное?
— Скажите, вы человек верующий?
— Я агностик: в церковь молиться не хожу, но и
существование Бога не отрицаю.
— Ваша логика понятна: окружающий мир не познаваем, а значит, и доказать существование, как
и отсутствие Высшего Разума, невозможно. Очень
удобная позиция. Но если вы пришли ко мне, значит, верите в предопределенность личной судьбы и
чудо. А это уже не материализм. А вот для истинно
верующего православного христианина страдания и
несчастья здесь, на земле, — это благо.
— Каким же это образом?
— Все просто: жизнь — это подготовка к вечности,
а смиренное терпение страданий и лишений и есть
прямой путь к радостям Царства Небесного. А вы не
желаете страдать и пришли ко мне с просьбой наладить судьбу и освободить от житейских напастей.
138
— Да я обычный человек и хочу простых людских
удовольствий здесь, на земле, а не в мифической
загробной жизни, которая, скорее всего, и не существует.
— Но я не Хозяин Вселенной, а всего лишь дипломированный психотерапевт и врач-гипнолог, способный помочь пациенту в мобилизации его подсознания. Моя методика достаточно эффективна,
но стопроцентной гарантии не дает. Все зависит от
вашей собственной воли.
— Я согласен на эксперимент. Но в чем он будет
состоять?
— Наши житейские невзгоды обусловлены не
только собственными грехами, мы еще вынуждены
расплачиваться за нераскаянные ошибки предков.
— Но я не слышал о кошмарных преступлениях
в нашей семье. И лично за собой серьезных грехов
не числю.
— Ну что же, давайте для уяснения истины приступим к делу немедленно. Я погружу вас в гипнотический сон, и вы сами узнаете горькую правду о своих предках. За несколько сеансов мы перенесемся из
прошлого в наши дни. Глубокое погружение в карму
доступно многим медиумам, но точно и правильно
истолковать прошлое, увиденное в гипнотическом
сне, могут единицы. В том числе и ваш покорный
слуга. Я жду вашего решения.
— Я же сказал, что готов попробовать.
— Тогда еще одно последнее, но крайне важное
предупреждение. В дни проведения наших сеансов
с вами и вокруг вас будут интенсивно происходить
различные крайне неприятные происшествия. Для
познания истины надо будет потерпеть страдания.
Если вас это не смущает, то сядьте в кресле удобнее
и закройте глаза. Мы начинаем.
Думов послушно выполнил указания, и тут же
в ушах зазвучал ритмичный звук метронома. И он
ощутил, как его полностью расслабленное тело стремительно, словно на скоростном лифте, погружается в темную бездну времени.
…По парковой аллее неторопливо двигалась молоденькая девушка в длинном белом платье. Вокруг
распространялся аромат расцветшей акации. Духовой оркестр вдохновенно играл только вошедший в
моду грустный вальс «Мокшанский полк на сопках
Маньчжурии». По рукам молодежи ходило несколько списков текста популярной мелодии, но Дарье Колесовой больше по душе пришлись строки, где автор
обещал жестоко отомстить япошкам за почти полностью уничтоженный при прорыве из окружения
героический полк. При ее нетерпимости и неудержимом стремлении к всеобщей справедливости Дарья
считала единственным достойным возмездием физическое уничтожение врагов. Она бы ушла добровольюность • 2013
ВАЛЕРИЙ ИЛЬИЧЕВ
но на фронт сестрой милосердия, если бы не ее яростная решимость посвятить себя борьбе с ненавистным
самодержавием. «Эти сатрапы не хотят добровольно
дать нам свободу. Так пусть страдают их сановники.
Умоются кровью и вынуждены будут пойти навстречу нашим справедливым и разумным требованиям».
Людям, заполнившим аллеи городского сада, не
могло даже прийти в голову, что девушка, похожая
на курсистку, пришла сюда по заданию организации эсеров. Время приближалось к полудню. Дарья
направилась к крайней скамеечке в конце аллеи.
Едва она присела и раскрыла новый томик книги
госпожи Чарской «Записки институтки», как к ней
приблизился подросток лет пятнадцати, одетый в
косоворотку, пиджак и фуражку с лакированным
козырьком. Запинаясь от волнения, он старательно
произнес условную фразу:
— Барышня, а вам кавалер, пожелавший остаться
инкогнито, просил передать презент.
— Я от незнакомых ухажеров подарков не принимаю.
— Тогда открою по секрету. Его Ильей Громовержцем друзья называют.
Пароль был назван правильно, и Дарья протянула руку за перевязанным лентой пакетом, напоминающим упаковку дорогих конфет из французской
кондитерской. Ощутив тяжесть изготовленной по
заказу боевиков бомбы, Дарья строго приказала
явно напуганному секретным поручением юнцу:
— Уходите отсюда быстрее. Незачем вам здесь
оставаться.
Внезапно духовой оркестр прекратил играть, и
гуляющие люди устремились к эстраде в центре сада.
Дарья поняла: прибыл городской голова, и надо поспешить.
Она направилась к боковой аллее, где должна
была встретиться с исполнителем теракта Вороном.
Недалеко от угла эстрады у беседки она заметила
высокого худого человека в очках. Приблизившись
к ней, Ворон сделал вид, что ухаживает за девушкой,
и взял у нее из рук увесистый пакет:
— Что так долго возилась? Нельзя было доставить
посылку раньше?
— Не злись, Ворон. Я не опоздала и все сделала
своевременно. Успокойся сам, а то нервничаешь
слишком заметно для окружающих.
— Есть основания. Городской голова приехал
на празднество не один. Его сопровождают жена и
сын-гимназист. Вынося смертный приговор, мы такой ситуации не предусмотрели. Может быть, отменить операцию?
— Я не знаю. Мне только велели передать тебе
«гостинец». Ведь не побежишь сейчас к Грому за советом.
№ 7 • июль
КАРМИЧЕСКОЕ ПОГРУЖЕНИЕ
— Ладно. Возьму решение на себя. Мы не щадим
себя, почему же должны думать о других? Прощай,
Дарья. Живи долго и вспоминай меня чаще. Сама
знаешь, почему.
Дарья отвела глаза от бледного лица идущего
на смерть товарища. Она знала, что этот студент в
нее давно и безнадежно влюблен. Ее раздражало
чувство невольной вины перед этим нескладным
человеком, словно она вероломно обманула его радужные ожидания. Резко повернувшись, Ворон направился в сторону эстрады. Оркестр заиграл «Боже,
царя храни», и она поняла, что торжественное произнесение патриотических речей закончилось и сейчас свершится возмездие.
В нарушение приказа покинуть сад после передачи бомбы она осталась стоять возле входа в беседку. Казалось, время приостановило свой бег. Когда
наконец до нее донесся глухой звук взрыва, Дарья
вопреки всем инструкциям поспешила к эстраде.
Эсерка смогла протиснуться к месту теракта
сквозь поредевшую толпу зевак. Среди множества
трупов она заметила подорвавшего себя вместе с
жертвами Ворона. Но она смотрела, не отрываясь,
на десятилетнего сына городского головы, корчащегося от боли на земле рядом с разорванными телами
своего отца и лежащей ничком матери. Взгляд подростка, наполненный болью, был обращен именно к
Дарье, стоявшей к нему ближе всех. Глаза мальчишки выражали мольбу о помощи, словно она могла
облегчить страдания безвинной жертвы. Не в силах
дальше выносить зрелище кровавого месива, Дарья
поспешила к выходу. Она обреченно знала, что никогда до конца жизни не сможет забыть этот беспомощный, направленный на нее взгляд погубленного
вместе с родителями мальчишки.
Недалеко от выхода из сада Дарья увидела подмастерья, передавшего ей сверток с бомбой. Его испуганные глаза заставили ее понять: «Этот паренек
тоже ослушался приказа и не ушел отсюда. Если он
был просто посыльным, не знающим о содержимом
свертка, то теперь ему ясна моя роль в этом взрыве.
Надо предупредить Грома».
Дарья ускорила шаг, но при выходе из сада остановилась от внезапной догадки: «Если я сообщу Грому об опасности моего разоблачения этим подростком, это приведет к неминуемой его ликвидации.
Гром не допустит провала всей организаций. Нет, я
лучше умолчу: две смерти юных подростков — слишком высокая цена даже для блага революции. А если
меня все же арестуют по доносу посыльного, буду
на допросах молчать, несмотря на физические пытки. А все из-за этого Грома, затеявшего излишнюю
конспирацию при проведении теракта. Мог бы этот
курьер передать бомбу непосредственно Ворону.
139
В КОНЦЕ КОНЦОВ / ДЕТЕКТИВ НА НОЧЬ
Так нет, по мнению Грома, прилично одетая барышня подозрений не вызовет. Это, конечно, правильно, но, скорее всего, руководитель решил привязать
меня кровью к делу революции. Теперь у меня действительно нет обратного пути. Но о мальчишке-курьере я умолчу. Хватит на сегодня невинных жертв».
…Внезапно в воображении погруженного в сон
Думова замелькали, как в комиксах, отдельные
картины из дальнейшей жизни Дарьи Колесовой: работа медсестрой, революция, замужество за
офицером Красной армии, арест вместе с супругом
в 1937 году и наконец смерть от голода в лагере в
1942 году. В отличие от окружающих ее подруг по
несчастью, Колесова легче переносила мучительные
лишения, уверенная, что всю свою жизнь справедливо расплачивается за невинную смерть сына городского головы.
И Думов остро ощутил стремление террористки пострадать за свое участие в убийстве подростка. В этот момент его сознание неудержимо устремилось вверх, пронзая плотные слои времени и
пространства. И он очнулся в широком кресле в
квартире старинного дома, расположенного в одном
из арбатских переулков.
Стоящий рядом с ним старик с крючковатым носом требовательно произнес:
— Рассказывайте все увиденное вами в мельчайших подробностях.
Думов начал говорить. Вспоминать было легко:
сознание четко запечатлело малейшие детали чрезвычайного происшествия, имевшего место в далеком 1905 году. Думов даже явственно ощущал запах
цветущей акации и тонкий аромат женских духов, а
в ушах продолжала звучать выдуваемая оркестром
грустная мелодия. Окончив рассказ, Думов подвел
итог:
— Ума не приложу, что может означать это видение. У нас в роду не было женщин-революционерок,
участвующих в метании бомб в царских сановников.
Это абсолютно исключено.
— Охотно верю. Но ваше погружение в прошлое
нельзя трактовать прямолинейно и однозначно. Давайте минут пять помолчим. Мне надо подумать.
И Звездочет, сев напротив гостя, направил свой
взгляд в дальний угол комнаты, где на комоде стояло высокое зеркало в узорчатой металлической
оправе. Казалось, что хозяин хочет в отражающем
действительность посеребренном стекле найти от-
вет на заданный клиентом вопрос. Затем, словно очнувшись, Звездочет объявил:
— Как я и ожидал, на основании одного сеанса невозможно поставить диагноз, хотя у меня уже появилась предварительная гипотеза. Для дальнейшей
работы мне понадобится колода карт. Попробуем
сыграть с потусторонними силами в покер. И в качестве исходной, так называемой базовой карты я
предлагаю избрать шестерку бубен. В гадании она
означает ближнюю дорогу. К тому же бубновая
масть привычно в России изображалась на спине
каторжников. Увиденный вами сюжет точно подпадает под этот вид наказания. А сейчас попробуем
убедиться в правильности моей догадки.
Звездочет достал из кармана колоду карт, ловко
ее перетасовал и, положив перед Думовым, предложил вскрыть верхнюю. Думов быстро перевернул
карту: это была шестерка бубен. Звездочет довольно
улыбнулся:
— Ну что же, это подтверждает, что мы на верном
пути.
Затем, подойдя к зеркалу, обрамленному металлической оправой, показал «волшебному» стеклу
вытянутую из колоды шестерку бубен и, словно бросая вызов судьбе, произнес:
— Мы вступаем в игру. Ждите нашего следующего хода. — Затем Звездочет повернулся к Думову: — А теперь идите домой и избегайте людных
мест, памятуя о возросшей опасности последствий
проникновения в потусторонний мир. А потому
возьмите с собой в качестве хранящего вас талисмана вытянутую из колоды базовую карту.
Выйдя на улицу, Думов зажмурился от яркого
солнечного света. Обернувшись, он увидел грязные
облезлые стены предназначенного на слом отслужившего людям дома. В этот момент Думову показалось, что чудаковатый Звездочет с его странными
атрибутами, картами и зеркалом в кружевной металлической оправе — лишь плод его излишне разыгравшегося воображения. Но лежащая в кармане
игральная карта отвергала любую возможность усомниться в реальности имевшего места визита к Звездочету и глубинного погружения в карму.
Подчиняясь строгому указанию Звездочета избегать рискованных ситуаций, Думов направился
к станции метро, продолжая оставаться под тревожащим впечатлением от совершенного более века
назад теракта.
Продолжение следует.
140
юность • 2013
в конце концов / зеленый портфель
Рафаэль Соколовский
Несколько слов о себе
Мне самому, как и в прошлом году, не верится, что мне теперь
84 года и я, пережив культ личности Сталина, волюнтаризм Хрущева,
застойные времена Брежнева, перестройку Горбачева, попал в мир
рыночных приключений и притом не потерял чувства самоиронии.
Как мне это удалось, ответ в моем интервью «Юмор помогает
выжить». В 1950 году я окончил отделение журналистики Казахского
госуниверситета, работал в газетах и журналах Узбекистана и Казахстана.
Выпустил книжки «Бархатный баритон», «Встреча с…»,
«Фиг вам!». С журналом «Юность» дружу со дня его рождения.
Шутка Воланда?
А
х, Одесса… Одно ее упоминание настраивает на
веселый лад. И если бы Алма-Атинский драматический театр, находясь на гастролях на Украине, не
продолжил бы свое турне в Киев, где я тогда гостил
у родственников, вряд ли бы мне стукнуло в голову
разыграть своего давнего приятеля актера Геннадия Б. Но театр приехал в Киев именно из Одессы,
а Одесса — это Одесса, одно упоминание которой…
Смотрите выше!
Как легче всего купить актера? Только сыграть
на его тщеславии — такова уж натура у лицедеев. И я позвонил в гостиницу, где квартировался театр. Первый звонок — к главному администратору:
не у них ли остановился актер Геннадий Б.? «Да», —
подтвердил администратор и дал его номер телефона. Заодно я попросил и телефон дежурной по этажу
на случай, если, мол, не дозвонюсь до жильца. На
самом деле этот финт был необходим, чтобы исключить прямой звонок в номер, так как он отличался
от междугороднего.
№ 7 • июль
Я попросил дежурную по этажу пригласить Геннадия Б., так как не могу якобы дозвониться к нему
в номер. Через пару минут он взял трубку.
— С вами говорят из Одесской киностудии, — сказал
я придушенным голосом, что имитировало разговор
издалека. — Сергей Федорович видел вас в спектаклях,
когда вы гастролировали в Одессе, и вы ему очень понравились. Он хочет пригласить вас сниматься.
— Какой Сергей Федорович? — спросил обалдевший от неожиданного предложения Геннадий Б.
— Как кто? У нас в кино есть только один Сергей
Федорович. (Пауза.) Бондарчук. Вы разве о нем не
слышали?
— Что вы, что вы! — принялся оправдываться
Геннадий Б. — Кто его не знает!
— Так вот. Он готовится к съемкам «Мастера и
Маргариты» и ищет актера на роль Воланда. Вы, конечно, читали Булгакова?
— О чем речь? Моя любимая книга! (Черта с два
он читал Булгакова — в город пришло всего шесть
141
В КОНЦЕ КОНЦОВ / ЗЕЛЕНЫЙ ПОРТФЕЛЬ
экземпляров книги, а в библиотеках за журналом
«Москва» запись читателей приближалась к сотне.)
— Тогда вы представляете сложность этой роли:
придется скакать на мустанге, выпрыгивать из горящего здания и тонуть в океане, полном акул.
При упоминании об акулах Геннадий Б. как-то
притих, наверное, раздумывая, стоит ли рисковать
жизнью ради посмертной славы.
— Да вы не беспокойтесь, — ободрил его, — мы
подберем вам дублера. — Кстати, акула дрессированная — из цирка. Братьев Запашных. Впрочем,
наверное, вы знаете нашу кухню?
— Конечно, — подтвердил Геннадий Б., словно
Голливуд и «Мосфильм» были вторым его домом.
— Я чувствую, что роль вас заинтересовала? Остается получить ваше согласие.
— Согласен, — выдохнул Геннадий Б.
— Тогда пробежимся по анкете: фамилия, имя,
отчество, так, год рождения, национальность — все
подходит. Партийность?
— Беспартийный.
— Да-а… Как же тут быть? Воланда должен играть
надежный, проверенный товарищ. Ни в коем случае — не из этих, вы понимаете? Впрочем, запишем:
член ВЛКСМ.
— Но я по возрасту не подхожу…
— Подумаешь, запишем: почетный комсомолец. А под судом не находились?
— Что вы! Никогда.
— Есть ли родственники за границей?
— Нет, нет, нет!
— Это хорошо. Не возникнут проблемы с выездом
туда. В общем, у вас анкета подходящая: Сергей Федорович будет доволен. Продиктуйте свой адрес и
телефон, чтобы мы могли вызвать вас на пробы.
142
Геннадий Б. диктовал свои данные ликующим
голосом.
Возвратившись в Алма-Ату, Геннадий Б. ходил
по театру с загадочным видом авгура, хранящего
тайну, которую не имел права разгласить. Если ктото получал предложение сниматься на местной киностудии, он изображал полное равнодушие к чужому успеху и намекал, что ждет предложение, узнав о
котором все ахнут. Больше он ничего не имел права
говорить, так как с него была взята клятва: о съемках молчок, потому что там, в Москве, если узнают,
что роль поручена кому-то из периферийных актеров, ее уведет из-под носа кто-нибудь из корифеев.
Это было нелегкое испытание — не иметь возможности похвалиться удачей, свалившейся на Геннадия Б.
Прошло немало лет. Как-то на казахском радио
готовилась передача ко Дню театра, и записывали
капустник — с байками и хохмами. Ну, как было
тут не подключиться и не рассказать о давнем розыгрыше?
— Представляете Генку в роли Воланда? — закончил я рассказ о розыгрыше.
— Представляю, — сказала мне редактор передачи Людмила Енисеева. — Геннадий сыграл эту роль
в театре…
— Не может быть! — возразил ей. (Картина состоялась намного позднее, и мы ее так и не увидели изза каких-то интриг.)
— Да не в кино, а в нашем театре.
У меня был вид одного из гоголевских персонажей в немой сцене финала «Ревизора».
Интересно, этот случай подтверждает поговорку
«Смеется тот, кто смеется последним», или же это
все-таки шутка Воланда?
юность • 2013
в конце концов / до востребования
Галка галкина
Есть ли выход? Выход есть. Возьмите Туркменистан.
Страна в пустыне. Но там природный газ, вода из
подземных источников, соль — все населению бесплатно.
Они считают это народным достоянием. Услуги за ЖКХ
стоят копейки. А что вы делаете в России? Думаете, как
за воду из реки гражданам повесить на шею счетчики?
Озабочены тем, как зажать в угол народ штрафами,
как сделать жизнь людей совсем невыносимой?
Владимир Гарматюк, Россия, г. Вологда
Галка ГАЛКИНА:
Владимир, выход есть всегда. Но не всегда там, где
мы его ищем!
Возможно, выход — это Туркменистан. Не спорю. Двинем все в Туркменистан к Туркменбаши. Газ,
вода, соль, спички есть, а что еще надо для счастья?
Глава туркмен всего мира нам покажет правильное направление, куда идти, чтобы не заблудиться в
пустыне!
Главное, не перепутать, где выход, а где вход.
№ 7 • июль
Вот в чем вопрос!
Будем туркменами. И вынесем все. И нас не задушишь, не убьешь!
А тут пусть «люди с песьими головами» живут со
счетчиками на шее.
А с нас хватит!
Доколе?!
Камо грядеши?!
143
В конце концов / Veriora veris*
Шалун Гео, человек-купаты
* Чистая правда
Мечты и глюки
VV Мечтаю сбиться в стаю и во сне летаю!
VV Мечтаю жениться на Лене
Морковкиной и выращивать морковку!
VV И теща у меня тоже будет Морковкиной!
VV Я свою ятровку дергал за морковку!
VV Я свою морковку поставлю на парковку!
VV Я свою золовку поцелую ловко!
VV Посажу на дерево, чтобы вырос — деверя!
VV Ох, сноха, довела до греха!
Фаза месяца:
Соболе
к на но
вый ср
VV И свекровь грызет морковь!
VV Идет зять, чтобы на грудь взять!
Photostop
ок?
Вести из зоосада
-- В зоосаде нет сурка, мы
танцуем гопака!
-- Узок круг мирка сурка!
-- Начал есть медведь сурка,
лев глядел издалека!
-- Приходил дворецкий, грыз
орешек грецкий!
-- В банке спряталась гюрза,
угольком горят глаза!
-- Засечем зверей московских, будут
помнить нас таковских!
-- Кабана-сердюка доедает лев пока!
-- Сторож Алкоголикова
набралась до кроликов!
-- Воробей чирик-чирик — и его
медведь настиг!
©Фото Игоря МИХАЙЛОВА
-- Соболек — в нору всю Москву уволок!
144
ная
н
SMS ’ка, отправле
Прохору:
!
и
г
ж
,
а
б
у
л
о
Г
юность • 2013